Расслабленно сидя на унитазе, смотрю в стену моего туалета. Обои запечатаны маленькими квадратиками правильной формы. Не вызывающими ассоциаций. Медленно взгляд опускается на пол. Линолиум сделан поинтересней: поверхность опутали случайные линии. Бездумно глядя в мешанину контуров замечаю, как мозг мой выхватывает оттуда фигуры. Вот здесь проступило лицо, вроде бы женское. А тут вырасла мужская фигурка... На самом деле никакие они не человечек и не лицо. Когда в прошлый раз сидел я в туалете, мозг в тех же участках узора находил высокий утёс и скачущего коня.
Всё дело в том, что мой мозг и зрительная система натренированы в распознавании контуров знакомых предметов. Мозг и зрение учились этому долгие годы взросления.
То же самое происходит, когда сидишь у костра: в пляшущем пламени возникают и распадаются образы. Глаз схватывает несколько линий, напоминающих какую-нибудь сохранённую в память картинку, и отыскивает, где-нибудь рядом, недостающие точки, чтоб достроить неполные контуры до знакомого вида. А если и не отыщет - дорисует воображением.
Эта интерпретация-дорисовка не ограничивается лишь зрением. Мир воспринимается и с помощью слуха, и с помощью нюха... И у нас есть система общения - это язык. И он подчиняется тем же правилам, что и зрительная система: схватив неполную информацию, мозг попытается достроить её - чтоб получилась полная информация и мы смогли бы её интерпретировать. Я часто ловил себя на том, что в потоке иноязычной речи слышал якобы русские слова, но приблизившись понимал, что мне показалось. То есть мозг, найдя мнимое соответствие незнакомой лексеме в своей фонетической матрице, попытался интерпретировать значение слова.
Это общее наблюдение - оно справедливо для всех. Однако, оно не ограничивается одиночными словами или простыми контурами. Что определяет меня, как человека? Это, скорее всего, набор некоторых понятий, выстроенных в моей голове в процессе обучения и взаимодействия с внешней средой.
Тут стоит подумать о том, какой же была моя внешняя среда и что могла она в меня встроить. Моя внешняя среда была основана, практически, одним человеком - или людьми, которых нашёл и назначил этот один человек. Владимир Ильич Ленин.
Но откуда этот Владимир Ильич взялся? Владимир Ильич был прислан в Россию во время её войны с Германией. Он был прислан немцами. Прислан врагом. И этот Владимир Ильич, с его компанией, практически создал весь набор понятий и предметов, которые я впитал в себя с детства. С помощью этих понятий я интерпретирую мир и определяю, кто для меня свой, а кто чужой. С помощью этих понятий анализирую, что я могу принять и чего не могу принять, кто мой друг и кто недруг. Целая система координат, существующая в моей голове и определяющая меня как русского человека, создана моим супостатом.
Может ли человек, подосланый тем, кто меня ненавидит, стараться построить в моей голове чёткое логическое мышление, способное приводить к успеху меня и мою страну? Сомневаюсь, что такое возможно. Я думаю, заложенное в меня и в остальных русских с детства - тикающая бомба. И я не могу выбросить эту бомбу. Я ношу её в собственной голове. И могу лишь попытаться найти методы очистить себя от некоторых элементов, что встроил в меня враг.
...
И вот, из спонтанного узора линолиума, глаз выхватывает знакомый образ, тут же достраивая его недостающими деталями. Я вижу портрет человека в потёртой шинельке, мятых кирзовых сапогах, пилотке и с висящим на груди ППШ. Да это он. Это герой. Герой Второй мировой войны. Тот, кто спас нас всех.
Моё сознание постепенно достраивает облик героя. И вот, из плоской схематичной фигурки в полу, он поднимается, обрастая красками, во весь рост. Вот он, герой Великой Отечественной - Иван, Николай, Олег... Собирательный портрет победителя великой войны.
И вот, мы начинаем неспешный разговор с героем. И я обращаюсь к нему:
-Иван, полушай... Мне приходится сейчас переосмыслить многое. Потому что, если я не сделаю этого - не смогу быть счастливым. Не смогу адекватно реагировать на обстоятельства.
Я всегда тебя героем считал. Но теперь решил поразмыслить над этим. И решить: герой ты на самом деле, или может быть всё, что я знаю о тебе, это дикий вымысел и ложь. Так что давай немного поговорим о том, что же тогда случилось, и кто ты такой.
Мой новый знакомый, Иван, не обрадовался этим словам. А строго взглянул на меня исподлобья:
-слушай, щенок... Если бы тогда я... мы не защитили нашу страну, ты бы сейчас здесь не сидел.
Ты не представляешь, каково вставать в атаку зная, что бОльшую часть твоего отряда убьют. Ты не представляешь, каково это - сидя в мёрзлом окопе, выкладывать коченеющие тела погибших бруствером от вражеских пуль. Ты не представляешь, каково воевать обезсиленным, в любой момент готовым потерять сознанье от голода. Ты не представляешь, через что мы прошли. Ты просто сопливый мелкий щенок, сидящий в тепле, имеющий хорошую еду, пьющий французское вино и презирающий меня, мужика, который тебе это всё подарил.
Я посмотрел на солдата:
-Иван, я абсолютно согласен с тем, что ты много страдал. Но страдание и героизм - это разные вещи.
Я не отнимаю у тебя роль страдальца. Но герой этот тот, кому я и другие хотят подражать. Это немного другое.
Для того, чтобы быть героем, мало совершить трудный поступок. Нужно, чтобы этот поступок шёл на пользу человечеству. И нужно, чтобы этот поступок был добровольным. Человек, которого принуждают совершить трудный поступок - он не герой, он мученик.
Поэтому я хочу посмотреть на то, что там произошло, проанализировать тебя и понять - герой ты или мученик, и как я должен к тебе относиться.
Ты спросишь, для чего я это делаю, почему не могу просто позволить тебе остаться в моём сознании, как герою. Я так и хотел. Но мне пришлось изменить точку зрения. Ибо вот что случилось: та война, в которой ты победил, она продолжает играть роль и сейчас. Нападение на соседнюю страну, Украину, интерпретировали как продолжение Великой Отечественной. Поэтому мне приходится разобраться в том, что же была Великая Отечественная.
Получается так, Иван, что любая ложь, любые фальшивые понятия, что остаются в нашей голове - они используются против нас. Они используются либо государственной пропагандой, либо обманщиками, либо ворами. Если у нас, в нашей голове и сознании есть слабости -места, на которые мы не хотим обратить внимание, которых мы стеняемся,- в таких местах заводятся крысы. Я не желаю иметь крыс в голове. Поэтому я должен разобраться с тем, кто жы ты такой есть, Иван.
Иван посмотрел на меня уже по-другому:
-Ты даже не представляешь, каково быть солдатом на той войне.
Знаешь... революцию сделали для того, чтоб все были равны. Но получилось иначе. Нету более жестоких господ, чем бывшие рабы... Не знаю, поверишь ли тому, что я тебе сейчас расскажу. Но в той войне мы, мужики, были расходным материалом. С нами часто так и говорили, с нами так и обращались. Генералам нужно было привезти расходный материал на позиции и истратить его. И тогда они ехали в тыл, чтобы сформировать новые части.
В одном из моих боёв нас оставалась просто горстка. Но генерал нашей армии не мог уехать в тыл, пока не истратит нас полностью. И он просто послал нас на немецкие пулемёты. Лишь для того, чтобы нас поскорее убили, и он смог бы отправиться в тыл - формировать новую часть. Мы пошли в безумную атаку... Девяносто мужиков, скошенные пулемётами, валялись в траве. А те немногие, что были лишь ранены, отползали к дороге. И вот, по этой дороге генерал со свитой ехали в тыл. Генеральская рожа лоснилась от жира. Его распирало от количества еды и водки, которые он сожрал. В кузове машины сидели его друзья и наложницы. Мы выползли на дорогу надеясь, что нас подбросят до медсанбата. Но машина ходу не сбавила, а пошла по телам раненых. Одному из наших колесо перешибло позвоночник и он задёргаться в конвульсиях. И тогда генерал приказал шофёру притормозить. Но не для того, чтобы подобрать раненного. Просто сцена с бьющимся в конвульсиях мужиком, у которого рука задиралась вверх, веселила генерала. И генерал со свитой пили водку и хохотали, тыча пальцами в сторону мужика.
Так что, видишь... ты в чём-то прав. Я в той войне, и такие как я, простые ребята с русских деревень - мы были углём... Нас на убой слали тыщами и не думали, как уменьшить потери, как сделать лучше медслужбу... А после боя по раненным ехали грузовиком - добивали. Мы были скотом... нет, хуже скота - о скотине-то хоть заботишься... Мы в той войне были чем-то, что и человеческим словом-то не обозначишь.
Я обнял Ивана. Он тихонько заплакал, соглашаясь с тем, что был жертвой в великой войне, и что ему выпала очень тяжёлая доля.
Но какие-то сомнения зародились в моей голове: слишком уж всё получалось гладко и просто. Я чувствовал себя так, будто покупаешь машину и продавец сообщает тебе, что ты получил невероятную скидку, великолепную сделку, но сам при этом светится внутренним счастьем - и, по всей вероятности, наварил он тебя, как последнего лоха. Вот так и сейчас: я почувствовал какую-то фальшь в ситуации. И нацелился мягко разведать: чем это может быть? Почему так скоро Иван согласился сойти с пьедестала героя, почему так легко согласился он с ролью жертвы. Тогда я похлопал его по плечу:
-Иван... а как быть с депортацией народов, с тем, как уничтожали жителей Польши, Прибалтики? Ты, то есть армия же поддерживала операции НКВД? Тут, вроде как, уже и не жертва? А иная какая-то ситуация?
Иван резко переменился в лице. Враждебно взглянув на меня, прошипел:
-А-а-а... Дело хочешь, гнида, пришить?! Знал я, что тебе, гадюка, верить нельзя!
И сразу же упал на пол. Мне показалось, он забился в истерике: солдат кулаком стучал в пол:
-Мишка! Мишка, сюда!
Юркая фигурка выскочила непонятно откуда. Блестящие хромачи, синие галифе, гимнастёрка, фуражка с красным околышем и синим верхом.
-"Офицер НКВД" - пронеслось в моей голове. -"Иван настучал на меня".
Быстрой скороговоркой обратился Иван к влетевшему в комнату - которого, видимо, Мишей и звали:
-Слышь... падла гонит дерьмо - мол не герои мы уже, а преступники... пора объяснить этой гниде, кто тут преступник!
Миша суть схватил налету. Без слов, обернувшись, с силой врезал мне в лицо сапогом. А Иван, подскочив, добавил прикладом "Папаши". Всё вокруг потемнело, голова затрещала от боли.
Готовый добавить, иванов приклад дрожал у меня над лицом:
-щенок! Думал, я те щас показания буду давать? Как я в Германии тёлок... как я в Польше... Думал, колоться щас буду? Хер тебе, падла! Колоться щас будешь ты!
Стоявший правее Ивана НКВД-шник, опять ничего не сказав, внезапно и сильно врезал мне в лицо кулаком. Меня отбросило к стенке, я ударился головой. И через минуту, кроме боли в затылке, почувствовал кровь, вытекающую из разбитого носа.
...
Сидя с разбитым лицом, думал я об ошибке, что совершил. Из-за той пропаганды, что проглотил я ещё несмышлённым ребёнком, мне всё время, среди чёрного ада безумия и насилия, которым был Советский Союз, мерещилось светлое пятнышко - героическая Отечественная Война. Но ничего не может быть белого в дёгте.
Всё оно было там перемешано: герои Великой Отечественной, солдаты и офицеры, они же участвовали в переселении народов. Это они окружали и истребляли деревни, отправляли крымских татар и чечен в Казахстан, да так, что большое число погибало дорогой. У них была роль на фронте, где кого-то из них можно назвать и героями, но совокупно играли они и очень жестокую роль в судьбе населения - как внутри России, так и снаружи. Поэтому...
-Поэтому солдат Иван не встречается в чистом виде: НКВД`шник Мишка - это он же. Это оборотная его сторона. И до войны, и после войны, Иван и Миша зачастую действуют вместе. Иван стучит Мише, Иван помогает Мише, Иван обеспечивает операции, проводимые Мишей. Не вытащить из советского времени светлый образ Ивана, не запятнанный жуткими преступленьями Миши. Оба они - соучастники.
А ещё понимал я: Иван и Миша существуют исключительно в моей голове. Они не являются физическим воплощением. Они - проеции моего заражённого сознания.
-Однако, Иван и Миша бьют больно.
-Дело в том, что поселились они в моей голове, когда не умел я ещё фильтровать информацию - в моём бессознательном возрасте.
Когда я был маленьким ребёнком, мне подарили танчик с красной звёздочкой. Тогда ещё я не знал, что красная звёздочка - то же самое, что чёрная свастика. Что это символ Советской империи, по жестокости не отличавшейся от фашистского Рейха. Советской империи, что совершила чудовищные преступления внутри страны и развязала Вторую мировую войну, в которой уничтожила десятки миллионов собственных граждан.
А после, в школе и в фильмах, мне рассказывали истории, полные лжи о героизме предыдущих поколений.
И сейчас я оказался в ситуации, когда разумом понимаю что всё, чему учили меня об истории страны, является дикой ложью - но, и понимая это, я не могу выкинуть те представления из своей головы, поскольку они и являются кубиками, из которых моё сознание сложено. Эти символы, образы, мифы - они лежат в фундаменте моего сознания. И если я попробую выбить их всех то, скорее всего, разрушу сознание.
Я могу пытаться модифицировать эти кирпичики, изменять их... Но, на бессознательном уровне символы советской эпохи действуют на меня определяющим образом, и я не всегда успеваю их контролировать.
Другими словами, имея время подумать, я приду к тому же решению, что любой нормальный, здравомыслящий, хорошо образованный и свободный человек. Но когда я вынужден принимать решение интуитивно и быстро, без возможности привлечь рассудок, в дело вступает часть моего мышления, полностью съеденная образами, характерами, символами, представляющими ложь, и чудовищными по сути своей.
Это значит, что мне довольно трудно существовать в этом мире. Потому что Миша с Иваном бьют меня каждый день. Детсадовские нянечки-воспитальницы, школьные классручки-учительницы подсадили мне в голову монстров, теперь терзающих меня, мешающих трезво анализировать жизнь и принимать здравые решения.
Я стал заложником Ивана и Миши. И если я их убью, то уничтожу себя. Слишком глубоко они засели во мне. Я не знаю, что с ними делать. Они нещадно бьют меня внутри моего же сознания.
Я вижу также, происходящее со страной. Здесь у всех, или у большинства, в голову встроены такие же иваны и миши. И этим, наверное, объясняется успешность путинской пропаганды. Она апеллирует не к разуму человека, а к примитивным и ложным понятиям, внедрённым в сознание ещё в детском возрасте. И когда русское телевиденье бьёт в барабан с идиотскими лозунгами "Крым наш", "Укрофашисты", "Жидобендеровцы" - люди начинают отплясывать в такт, как стада деревяшек на ниточках. Деревянные марионетки принимаются голосовать и выкрикивать жуткие лозунги.
В какой-то степени мне ещё повезло: я не выкрикиваю дикие лозунги и я фильтрую информацию. Но всё равно понимаю: я взят в заложники.
...
Я лежал на полу туалета в луже собственной крови, а Миша с Иваном стояли надо мой в полный рост. Оба улыбались надменно. Миша, пхнув меня сапогом, заговорил:
-что, думал, дурак, сможешь взять, да выгнать нас попросту? Типа, уволить? Вы, мол, больше мне не герои. Мол, подите-ка прочь.
-Не-е-ет. Ничего ты, тварь, сделать не сможешь. Мы сидим глубоко-глубоко в твоём подсознании. Ты можешь отсилы чуть-чуть уменьшить наше влияние... Но в головёнку к тебе мы вбурились, когда ты был сопливым незнайкой. Все твои понятия построены с нашим участием, под нашим контролем. И ни-ку-да-шень-ки ты, кретин, от нас не сбежишь. За глотку держим тебя.
Я понял, что они абсолютно правы. Но одна мысль всё же обрадовала меня:
-да, я ничего не смогу с вами сделать... Только одно: вы, подонки, умрёте вместе со мной.
Ничего хорошего не скажу я сыну о вас. Он узнает о вас лишь одно: вы - сволочь. Вы никогда не поселетесь у него в голове.
Вы окопались в моих мозгах - но никуда из них и не вырветесь. Потому что я ненавижу вас. При жизни, существуя в истории, вы были военными и гражданскими преступниками. А теперь вы - непродуктивные идеи, застрявшие в моей голове, и в головах моих соотечественников. Но в моём роду я последний, кто имеет с вами, подонками, дело. Когда я умру - этим убью и вас. А до того постараюсь
вас подавлять.
Слова мои на Ивана и Мишу подействовали заметно. Негодяи привыкли легко перепрыгивать от старого поколения к новому, и не могли они представить себя плывущими на Титанике, с которого не сбежать. Прямо сейчас я почувствовал в Иване и Мише реальный страх уничтожения. Они зашептались:
-но мы ещё в миллионах россиян...
Я им ответил:
-да. Но с такой, как вы, порчей в голове народ жить не может. Марионетки-россияне, выкрикивая идиотские лозунги и нелепо размахивая деревяными конечностями, маршируют к собственной гибели. Вы убили русский народ. Теперешнего русского государства скоро не будет. Такая дурь в башке как вы, несовместима с нормальной жизнью и процветанием. Вам, гады, конец.