Ильичев Александр Сергеевич : другие произведения.

Учитель святости

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тайна русской души, русский менталитет и русская национальная идея - суть три понятия, которые подвигли меня на написание этого религиозно-порнографического сценария.

УЧИТЕЛЬ СВЯТОСТИ

киносценарий

***

  
   Во дворе монастыря у поленницы Чернец точит топор. С его руки кровь капает на снег. Кто-то легонько толкает его в плечо.
   Игумен: Будет тебе готовиться, кабы дела не делать.
   Чернец встаёт, поворачивается к чурке, на которой сидит игумен, крестится.
   Чернец: Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое.
   Он высоко поднимает топор и с выдохом бьет им в голову игумена.
  

***

  
   Небо взрывается от колокольного звона стаей птиц. Два звонаря, как пауки, дёргаются в паутине верёвок на колокольне. Пока идут титры, камера летит рядом с птицами над утопающим в тумане монастырём. Колокола отбивают очень уж затейливую мелодию, а птицы, видимо, уже знают её наизусть, они как раз успевают описать круг и с последним ударом колокола опять влетают в арку колокольни...
  

***

  
   Чернец подглядывает в приоткрытую дверь иконописной мастерской. Там три спины монахов-живописцев и голоса.
   Живописец: Попрошу отца Питирима отпустить меня к Трифону Чёрному учиться.
   2 Живописец: Вот кому Бог дал! Что ни образ - то чудо. Иные исцеляют, иные мироточат, аж льётся с их.
   Живописец: Сошла же на него благодать Божья! Избрал ведь Господь...
   2 Живописец: Далеко только, это ж в Сибири где-то?
   3 Живописец: А мы творим, чего нам дадено.
   2 Живописец: Вот именно, чё мучаешься? Чего Господь позволяет, то и можем. Чё мы сами-то можем?
   Живописец: И учиться, скажешь, не надо?
   2 Живописец: Может и не надо. Помолился и делай, не получается - молись. Хуже - лучше, нам что-ли судить?
   Чернец роняет топор, тот падает и кувыркаясь ударяет в дверь. Живописцы оборачиваются. Смущённый Чернец извиняясь поднимает топор. Его рука перевязана тряпкой.
   2 Живописец: Ты так и ноги себе пообрубаешь. Вот хоть давай его спросим - посторонний человек.
   Они расступаются - у стены на просмотр выставлены три иконы.
   Живописец: Вот, чё ты скажешь?
   Чернец, увидев иконы, встаёт на колени и, держа топор в левой руке, троекратно крестится.
   3 Живописец: Вот тебе и ответ!
  

***

   Ночью в своей келье Чернец прислушивается к звукам. Это крысиный писк. Он берёт со стола свечу и ставит её на пол. Две крысы в углу затевают драку и, когда их охватывает азарт, Чернец швыряет в них топор. С грохотом обваливается штукатурка, обнажая в стене маленькую нишу, заделанную досками. Чернец выламывает одну доску и светит туда свечой.
   Чернец: Хуже - лучше, нам что-ли судить?
   Это какой-то лаз, кишащий крысами, издающими странный звук, похожий на стрекотание кузнечиков. Чернец вглядывается в темноту.
   Чернец: Завитушки, узоры там разные, красиво, конечно, и чё?
  

***

  
   Игумен идёт по тропе мимо поленницы. Там Чернец точит свой топор. Вокруг чурки смешанный с кровью истоптанный снег.
   Игумен: Что у тебя с топором сим? Не рубит, а тупится.
   Чернец вздыхает, подходит к чурке и останавливается в нерешительности. Подумав он зажимает топор между ног и разматывает тряпку на руке.
   Игумен: Тьфу, прости Господи.
   Игумен идёт дальше, а Чернец провожает его взглядом, пока не натыкается на здорового конопатого детину, который сидит на чурке и зевая крестит свой открытый рот. В его бороде запуталась капуста.
   Чернец: Щи?
   Он плюёт в руки и поднимает топор.
  

***

  
   2 Живописец: Красную глину надо лучше перетирать. В ней ржа прямо крупицами.
   Живописец: То-то её крысы не едят.
   В иконописной мастерской потолок вдоль стен увешан мешочками. Монахи-живописцы заняты своим таинственным делом: один перемешивает что-то белое в большом ведре, другой ножницами режет лён, а третий, высыпав на стекло немного глины, разбивает яйцо и, удерживая желток между скорлупками, выливает белок в стакан.
   3 Живописец: Заходи, чего подслушиваешь.
   В мастерскую входит Чернец и заворожённо смотрит, как живописец кладёт желток на кучку глины и ловко перетирает его ножом. Потом подвигает к стакану солонку и показывает Чернецу. Тот берёт щепотку соли, кладет на край стакана и опрокидывает его в рот.
   Чернец: Вы чё глиной изукрашиваете?
   3 Живописец: Глиной да камнями.
   Чернец: Да ладно.
   2 Живописец: Вот, в ступке мелем.
   Чернец: Мелете вы.
   Живописцы посмеиваются над Чернецом. Один подаёт ему доску, приготовленную для иконы.
   3 Живописец: Вот, возьми - на дрова порубишь.
   Чернец не берёт, он не верит.
   3 Живописец: Смолистая больно, левкас отскочит. Или приспособишь куда.
  

***

  
   Заканчивается вечерняя служба, монахи гуськом покидают Храм. Из темноты беззвучно появляется Чернец. Он озираясь подходит к иконостасу, берёт горсть горящих свечей и, не потрудясь их потушить, кладёт запазуху.
   В иконописной мастерской темно и тихо, только качаются мешочки, подвешенные к потолку, да еле заметно мелькает тень Чернеца.
  

***

  
   В келье полно горящих свечей. Они натыканы везде по стенам. Чернец отковыривает замазку в окне, вынимает стекло, кладёт его на стол. Разворачивает тряпку и кладёт рядом кисти. Потом ставит на колени доску и посмотрев нюхает её. Из дыры в окне клубится пар.
   Чернец высыпает немного глины на стекло и пытается перетереть её с водой. Но его нож не гнется, и ничего не получается. Тогда он кистью перемешивает глину и рисует на доске Святого с огромной шевелюрой, держащего в руках икону с изображением самого себя. Краска сразу трескается и местами облупляется, а когда он покрывает готовое изображение олифой, оно слегка размазывается.
  

***

  
   Утром игумен, проходя мимо поленницы, вздыхает и поворачивает к келье Чернеца. Открывает дверь и изумлённо замирает.
   Игумен: Это что за святотатство? Что это за смехотворный образ?
   Чернец, весь в краске, просыпается, пугаясь прячет икону и бормочет.
   Чернец: Ничего, научусь ещё...
   Игумен: Чему? Чему ты научишься, скоморох, прости Господи, если ты и простую работу делать не можешь?
   Чернец торопливо собирает кисти и небольшие свёртки с глиной в суму.
   Игумен: Ты сам подумай, грешная ты плоть, кому писать образа, а кому колоть дрова.
   Чернец, вдруг, нахально садится с гордым видом на лавку.
   Чернец: Ты сам подумай, грешная ты плоть...
   Игумен: Ты что это удумал, попугай бусурманский? Откуда у тебя кисти и свечи сии? И оконце он выломал.
   Чернец: Некогда мне тут с тобою рядиться, идти мне надо.
   Игумен: Уж поторопись!
   Игумен, хлопнув дверью, уходит, а Чернец открывает лаз, светит туда свечой и, послушав странный звук, ставит поглубже свою икону.
   Чернец: В Сибирь...
   Потом он прикладывает на место оторванную доску, замазывает щель глиной и придвигает сундуком.
  

***

   На деревянных мостках две девки полощут бельё в реке.
   Девка: Как это, кто тебя возьмёт? Ты кого говоришь, Параска?
   Параска: Так ить нету никого.
   Девка: Найдётся кто! Ходи гулять, как мы, на заимку. Там парешки, что лес рубят. Очень даже нахальные.
   Параска: Дак не в чем.
   Девка: А мне есть? Хватит, пошли отсюда.
   Она, побросав скрученное бельё в таз, встаёт. Стайка птиц кружит над камышами недалеко от берега.
   Параска: Чё это там?
   Девка: Дохлая рыба, кажись, идёшь?
   Параска: У меня молодого барина бельё, надо ладом пополоскать, а то они такие душки.
   Девка уходит, держа таз на бедре, а Параска полощет и поглядывает на птиц. Они странным образом кружат хороводом низко над водой, задевая камыши.
   Параска кладёт бельё и ступает в воду. Оглянувшись, она задирает юбку и скомкав держит у груди. Когда вода касается лобка, судорога пробегает по её телу. Параска идёт, раздвигая камыши плечами, птицы, испугавшись, улетают, она ничего не может найти, озирается, вдруг бросает юбку и крестится.
   В воде покачивается икона: Божья матерь с младенцем, и у Богоматери три руки.
  

***

  
   Юродивый нервно топчется на берегу, наблюдая, как в болоте тонет человек. Это Чернец. Он так глубоко увяз, что едва может дышать. Юродивый смотрит то на Чернеца, то на очищенную от веток жердь. Она будто нарочно приготовлена и лежит у его ног. Чернец боится захлебнуться и даже не просит помощи. Его понемногу засасывает всё глубже. Наконец Юродивый решается: хватает жердь и суёт тонким её концом прямо в открытый рот Чернеца. Тот дёргается, хлебает воды, его скрывает с головой, он бьёт по воде руками наощупь, пока не натыкается на спасительную палку. Палка пропадает под водой, потом, чуть в стороне вздымается ком тины. Задыхаясь и кашляя, весь в гнилой зелени он выбирается на твёрдое место и ложится.
   Юродивый: Охота было посмотреть, как ты потонешь. Правда. Ты бы щас уж пред Богом ниц стоял, а то тута корячишься.
   Отдышавшись Чернец берёт жердь и лезет опять в то же место. Непонятно, что он хочет, пока он не достаёт из грязи суму. Там много слипшихся мешочков. Чернец раскладывает их на солнце.
   Юродивый: Это ты в самый засос попал. Ты чё, не местный? Пошёл на гумна, нашёл кучу говна?
   Чернец: Пожрать чего-нибудь есть? Ты кто вообще?
   Юродивый прикладывает палец к губам, выдерживает паузу и громко пердит. Чернец кивает.
   Чернец: Понятно.
  

***

  
   Юродивый тащит суму, за ним идёт Чернец. Видна уже и деревня.
   Юродивый: Это тебя бесы закружили, живой человек туда не пошлёт. А Трифона Чёрного я давным знаю, истинного, мы с ним, почитай, сколь начудили.
   Чернец: Так он тоже в этой деревне?
   Юродивый: Ну да, в Ебенях. То тут, то там, веришь, нет? Мы же с им вместе по свету маемся. Ноги бьём. Знаешь, сколь намухрячили?
   Чернец: Вот и веди меня.
   Юродивый: Конечно уведу. Одним моргом. Постой-ка здесь пока, я скоро.
   Чернец: Суму оставь.
   Юродивый ставит суму у ворот ближайшего дома. Створки ворот совсем новые, видно, недавно навешены. Юродивый наклоняется, тычет пальцем в мокрую полосу на земле под ними и пачкает лоб Чернеца жирной грязью.
   Юродивый: Вот, святым мирром тебя помажу!
   Чернец отмахивается от него, кутается в одежду от ветра. Юродивый торопливо уходит.
   Чернец: Тьфу на тебя, мудило.
  

***

  
   Рыжий мужик с обгоревшими шеей и ухом стоит на коленях во дворе дома, положив вилы между ног, и молится на ворота. Луч солнца бьёт между створками ему в глаза. В щель просовывается голова Чернеца. Мужик вздрагивает.
   Чернец: Небось грех это - на ворота молиться.
   Рыжий: Так сгорело всё. Вон, Товдушка у речки, где она? Одни головешки. Так вспыхнула - вся разом, не поймёшь, откуда зачала. Вся деревня вместе с образами, а я, вот, перебрался к этой суке в половину дома, а здесь же нету ничё.
   Чернец: Давай я тебе Троицу нарисую прямо на воротах. А ты мне хлеба дашь.
   Рыжий: У тебя и краски есть?
   Чернец: Надо только яичных желтков.
   Рыжий: Сырых яиц? У меня нету, а эта прась не даст.
   Мужик идёт к другому концу дома, из-за которого уже выглядывает баба.
   Рыжий: Соседка, дай для богоугодного дела...
   Соседка: Ну ты удумал, чёрт рыжий, я - баба, тебе яиц дам! А твои-то где? Всё пропил, убийца, ты погляди на свой огород: всё вытоптал, ничё не копано, сейчас какой месяц, знаешь? Ты зимой чего жрать собрался, картошку чужую пойдёшь копать? Ты вор и бездельник, и жену свою довёл, царство ей небесное, яиц ему дай! Вот теперь надумал. Про Бога вспомнил. Чего ты молишься, чего выпрашиваешь, ничего ты не выпросишь, теперь уж поздно, раньше надо было думать. А этот - тоже. Ты видел, кто его привёл?
   Она, выпучив глаза и открыв рот, стучит себя кулаком по голове.
   Соседка: Рассупонился. Этот, небось, такой же.
   Мужик, махнув рукой, возвращается к воротам.
   Рыжий: Её надо на цепи приковать, прямо за горло. Или я видал тебя уже?
   Чернец: Где, говоришь, деревня, что сгорела?
   Рыжий показывает вилами.
   Чернец: Ладно, а правда, знаешь, кто меня привёл?
   Мужик выпучивает глаза, открывает рот и стучит себя кулаком по голове.
  

***

  
   Чернец в сгоревшем доме смотрит в окно. Во дворе стоит спасённый от огня шкаф. С печи взлетает сова, он пугается, лезет на печь посмотреть - там гнездо. Идёт к шкафу и находит в нём уцелевшие черепки. Чернец вытаскивает из гнезда птичьи яйца, разбивает их в принесённые черепки, сыплет туда пигменты из мешочков. Идёт во двор и отрывает от шкафа дверцу.
   Из зарослей за ним следят близнецы - брат и сестра. Дети стоят в кустах на четвереньках. Он засовывает ей руку под юбку, она время от времени, потряхивает задом, как бы пытаясь выгнать его руку, оба, однако, не перестают наблюдать за Чернецом.
   Издалека слышен звук топоров и мат.
  

***

  
   На берегу мужики рубят плот, багрят брёвна, ловко перебегая с одного на другое. Потом заканчивают работу и лезут в реку смыть пот. Среди них - Лысый, но он не идёт в воду, а садится на берегу. Мужики брызгаются и матерятся.
   Борода: Давай сюда, Лысый!
   Лысый улыбается и качает головой.
   Борода: Я как с тобой поплыву, с таким вонючим? Иди окупнись!
   Все хохочут и пристают к Лысому. Борода им объясняет.
   Борода: Он воды боится, как огня. У него голова каменная - сразу на дно, а жопа всплывает - потому, что там полно говна!
   Под весёлый смех купающихся мужиков камера летит вдоль реки, повторяя её изгибы, над порогами и песчаными косами, постепенно снижаясь, она падает в воду и медленно останавливается: на дне, вниз головой с растопыренными вверх ногами - одна в обувке, другая босая - Лысый. Его рот и глаза открыты, он весь покрыт мельчайшими пузырьками воздуха, а вокруг еле шевелятся рыбы, они трогают его губами. Сверху медленно падает горлышко от разбитого горшка.
   Смех мужиков стихает. Лысый, сидя на берегу, завязывает на обувке шнурок, тот рвётся, Лысый хихикает.
   Лысый: Что-то не нравится мне переднее весло, надо бы их местами поменять.
   Его обожжённая солнцем голова с фактурной шелушащейся кожей, вправду, выглядит как камень. Смеркается.
  

***

  
   Ночь. На чёрном полу сгоревшего дома на коленях стоит Чернец. Перед ним в углу образ - Спас, написанный на дверце шкафа. Икона больше напоминает лубок. Чернец не молится, просто молчит. Лицо его в слезах, непонятно, то ли это отчаяние от неудачного творения, то ли религиозный транс.
   В окно влетает сова, но её гнездо разорено, и она не находит себе места. Кружит в тесной комнате и громко хлопает крыльями.
   Сюда же примешивается сначала звук горящего дома, а потом и огонь охватывает его. Вспыхивает и сова, она бьёт Чернеца горящими крыльями по лицу, роняя перья, а он так и стоит, ничего не видя.
  

***

  
   Рыжий мужик просыпается от того, что полуденное солнце бьёт ему в глаза. Он испуганно крестится, встаёт и торопливо выбегает на крыльцо. На ступенях спиной к нему сидит Чернец и смотрит на ворота. На воротах роспись - Троица Ветхозаветная. Две фигуры и в центре - голубь, как бы в огне, с распростёртыми крыльями. Рыжий опять крестится и молчит.
   Рыжий: Где же ты взял столько яиц?
   Чернец показывает ободранные окровавленные руки.
   Чернец: Гнёзда разорял. Хлеба дай?
   Рыжий: А не грех ли это?
   Чернец: Хлеба дать - не грех, гнёзда разорять - грех. А образа на воротах? Ты ведь молился на них, значит образ там незримо был. Получается так: и раньше это стало не грех, и теперь будет подавно не грех. Тут ведь три вещи: ... А в общем - хер его знает!
   Рыжий снова крестится.
   Рыжий: Хлеба-то и нету.
   Чернец: А ты поищи. На окошке.
   Рыжий идёт и приносит ему каравай. Чернец берёт хлеб, отворяет ворота и проходит сквозь икону. Ветер треплет его волосы и одежду. Рыжий хочет пойти за ним, но что-то его останавливает. Он закрывает ворота и перегибается рядом с ними через забор.
   Рыжий: Ты, это, ночевать приходи.
  

***

   Брат с сестрой воровато оглядываются на пороге сгоревшего дома. Она входит в дверь, но, увидев сову на печи, в ужасе выбегает.
   Брат: Да они днём спят.
   Он смеётся над сестрой, но дожидается, когда сова отвернётся. Брат тихонько проскальзывает мимо печи и хватает в углу икону.
   Дети бегут к кустам, из которых наблюдали за Чернецом. Оба в саже, они смеясь падают в траву. Потом сестра замечает, что рука его в крови - поранился об железки на иконе.
   Сестра: Облизни. А если не хочешь, то давай я.
   Брат протягивает грязный палец, сестра лижет кровь, берёт палец в рот, а он двигает им туда - сюда. Потом наваливается на сестру и овладевает ей.
  

***

  
   Внурти сарая на деревянной балке под потолком прикреплен мясной крюк, на котором висит голый по пояс Чернец. Крюк воткнут в изуродованную спину и держит его за рёбра. Лицо Чернеца синее от побоев, он висит без признаков жизни немного боком, и его нога едва не касается вбитого в пол загнутого гвоздя, которым прибит обрывок ткани. Нога чёрная от крови.
   Камера медленно поворачивается внутри сарая, стены которого обугливаются.
   Чернец сидит в сгоревшем доме, прислонившись к стене, и смотрит в угол. Под нижней дверцей печи, которая криво висит на одной петле, на полу лежит каравай. Сквозь худую крышу на Чернеца и на хлеб льются чёрные струи дождя.
  

***

  
   Брат с сестрой стоят по колено в реке и моют свои гениталии, повернувшись задами к стоящей на берегу дверце шкафа с изображённым на ней спокойным Ликом, по которому стекают прозрачные капли. Птицы будто сошли с ума - они кружат над разорёнными гнёздами и орут изо всех сил.
  

***

  
   Во дворе Рыжего полно народу, который продолжает подходить. Кто-то перелезает через забор у ворот, бабы идут через огород соседки.
   Соседка: Куда прёте, на грядки не наступай!
   Мужик: Смешно как-то сделано.
   Рыжий: Шапку сыми.
   Юродивый снимает с мужика шапку. Тот крестится. Бабы повязывают платки.
   Соседка: Чё рты пораскрывали, дури не видели? Пособиралися... Ты, рыжий чёрт, домолился до греха. Думаешь, смешно это - икона на воротах? Тьфу.
   Рыжий: Заткнись, сука.
   Мужик: Ничё не смешно, нормально сделано.
   Лысый: Водой может повредить. Дождём.
   Борода: Надо олифой покрасить или лаком каким.
   Все начинают суетиться: снимают с себя одежду, лезут на забор, накрывают ворота своим тряпьём, приносят половики из дома Рыжего. Бегут за лаком, олифой, брагой, самогоном, кистями, закуской. Кто-то сооружает навес над воротами, кто-то уже красит лаком.
   Когда дождь перестаёт, во дворе уже накрыты сдвинутые столы, а по соседскому огороду все кому не лень тащут табуретки, доски, топоры и ещё бог знает что. На крыльце дети - брат с сестрой, они сидят рядом и не участвуют в общем веселье.
   Когда все усаживаются и затихают перед тостом, створки ворот открываются - там Чернец. Он весь чёрный от мокрой копоти. Юродивый подскакивает.
   Юродивый: А вот и мой друг заявился, я его нашёл. Доднесь небыло. Слыхали про Трифона Чёрного? Ты в эти ворота больше не ходи. Он в каршеватом болоте тонул, чуть не помер, а я же не могу смотреть, как человече мрёт, веришь, нет? Здеся больше не ходят. А теперя я его главный помошник, и мы сам-брат по свету маемся. Потому как нельзя. Вот, пожалуй-ста за стол, а то помнишь, ты спрашивал?
   Чернеца усаживают за стол, а Борода и Лысый уже принесли инструменты и сколачивают вместе створки ворот.
  

***

   Плот готов к отплытию. Сплавщики - Лысый и Борода собирают вещи. Здесь же, в толпе - Рыжий.
   Лысый: Покажи подарок, что домой везёшь.
   Борода показывает. Это икона Пресвятой Богородицы.
   Лысый: Чёрт, мне тоже надо было заказать для своих.
   Рыжий: Ты её лаком не крась, а то мои ворота уже сколь не сохнут. И воняют страшно.
   Двое сплавщиков переносят пожитки на плот и отчаливают, сзади тянется огромная кишка брёвен. Мужики с берега помогают баграми. Едва они выгребают на стремнину, как ломается переднее весло. И на плоту и на берегу все начинают орать. Плот разворачивает боком, он становится неуправляемым, и стремнина с удовольствием подхватывает эту процессию. Когда она скрывается за поворотом реки, все затихают и крестятся.
  

***

   Чернец идёт по лесной дороге, поднимает ком красной глины и останавливается положить его в туго набитую суму. Там у него места нет - полно досок, покрытых левкасом и приготовленных для письма. Его догоняет Юродивый с огромным мешком.
   Юродивый: Может, трапезы перекусим?
   Чернец открывает его мешок - там полно еды, это дары благодарных сельчан. Он вытаскивает глиняный горшок. В нём солонина: капуста и огурцы. Чернец вываливает это на дорогу.
   Чернец: На вот, поешь.
   Он кладёт в горшок ком глины, прячет его в мешок Юродивого и идёт дальше. Тот, покачав головой, пинает огурцы, а потом и свой мешок.
   Юродивый: Траву косить, ебать просить, железо куть и в жопу дуть... Шарабару твою таскать... Землю я тебе не нанимался.
   Юродивый останавливается, но не надолго. Чернец машет ему рукой. Дорога сворачивает к реке.
  

***

   Сплавщики на карачках замирают на плоту, он несётся прямо на торчащие из-под воды камни. В тот момент, когда они прыгают в воду по разные стороны порога, плот разлетается в щепу, и над их головами кувыркаются бесчисленные брёвна. Они пробивают воду до дна с такой силой, что над водой взлетают камни. Брёвна бьются друг о друга, летают, другие упираются в порог, собираются в кучу, вздымаются горой и разлетаются от нового удара. Всё это превращается в ревущее месиво, вода становится серой, а в воздухе, как стая птиц, разрастается облако щепок.
  

***

   На берегу костерок, Чернец молча сидит и смотрит на плывущие по реке брёвна, а Юродивый разгружает свой мешок.
   Юродивый: Ну найдём мы Трифона твоего Чёрного, и чё? Я тебе вот что скажу: иконы у тебя конешно - дрянь. Изображения ты вовсе не имеешь.
   Чернец: Ты чё за мной увязался?
   Юродивый: А кончилася проскомидия.
   Юродивый вытаскивает горлышко от разбившегося горшка, подходит к берегу и бросает его в тихую воду заводи.
   Юродивый: И вокруг головы надо красить золотом, а у тебя и золота-то нету. А вот у меня полно золота припрятано кое-где, веришь, нет? Куда ты теперя без меня, я оглашенный твой буду. Он тебе не поможет, спомни. А без меня ты жить привыкнешь. Коли не дашь креста - заболит пизда. И забудешь всё.
   Чернец наблюдает, как в окружающих заводь камнях застревают и скапливаются брёвна. Он встаёт и подходит к самой воде. Брёвна как бы срастаются в монолит, и вся эта пробка медленно поворачивается и замирает.
   Из воды на крайнее бревно вылазит Борода, спокойно и неторопясь он идёт по ним к берегу. Стоит ему перешагнуть с одного бревна на другое, как первое за его спиной сразу уносит течением. Подойдя к Чернецу, он оборачивается - брёвен уже нет, их снесло.
   Юродивый: Нет, вы видали? Ты знал! Ты нарошно ближе подошёл.
   Борода: Лысый потонул... Лысый наверно потонул!
   Борода озирается и бросается бегом вдоль берега.
  

***

  
   Молодой барин показывает гостям чудесную икону Пресвятой Богородицы Троеручницы. Она под стеклом вставлена в богатую раму и оправлена серебряным окладом.
   Молодой барин: Мама пожертвовала своё изумрудное колье - камнями украсить. Да ещё кое-какие колечки.
   Гостья: Это благодать сошла на вашу семью. Божественная красота!
   Гость: А где ж та избранная Господом девица, покажите её?
   Открывается двустворчатая дверь, и в зал входит Параска. Она одета как барыня, но выглядит глупо. Платье шито не по её фигуре, парча и шелка сковывают всё тело, а причёска не даёт ей повернуть голову.
   Гостья: Какая красавица! Как же тебя звать, милая?
   Параска: Параша.
   Молодой барин: Спасибо, Прасковья, иди.
  

***

  
   Иван, сидя за гончарным станком, примазывает сверху глиной деревянный круг, бросает на него валюшку глины размером с ведро. Обстукивает её, поворачивая круг ногой. Центрует, протыкает в середине дыру, суёт в неё руку и тянет. Когда получается большая труба с толстым кольцом наверху, он берёт инструмент - квадратный кусок фанеры. Потом Иван суёт одну руку внутрь, а кусок фанеры прикладывает снаружи и труба превращается в пузатую бочку такого размера, что Иван уже не смог бы достать рукой до дна. Он берёт проволоку, срезает с деревянного круга этот горшок, вытирает руки о мокрые насквозь штаны и сгибаясь несёт его к стеллажам. Все стены уставлены свежевыкрученными бочками. Потом он открывает дверь и робко выглядывает.
   В соседнем цеху пятеро рабочих крутятся вокруг формовочного станка. Один бросает кусочек глины в форму и нажимает на приклад, форма крутится и останавливается. Горшочек внутри порван и смят. Мужики матерятся, рабочий вытаскивает его и бросает как шкурку на кучу таких же мятых шкурок на полу. Иван смотрит на стеллажи вокруг - они пустые.
   В цех входит начальник и прямиком идёт к Ивану.
   Начальник: Если ещё раз запьёшь, сучонок - точно уволю к чёртовой матери! Помяни мои слова, пьянь...
   Иван испуганно кивает и тихонько закрывает дверь.
  

***

  
   Белокурый трёхлетний мальчик Андрей, увидев в тени забора у сараев таких же как он малышей, идёт к ним. Они поспешно натягивают штаны.
   1 Малыш: Испугал. Мы тут письки показываем.
   Они снова спускают штаны.
   2 Малыш: Видал? Теперь ты.
   Андрей, сначала засомневавшись, всё-таки показывает и озирается по сторонам.
   1 Малыш: Нет, не так.
   2 Малыш: Шкурку потяни.
   Андрей делает, как они говорят: отодвигает крайнюю плоть. Неожиданно у него возникает эрекция.
   1 Малыш: Ого! Это чё?
   2 Малыш: Чё это с ней?
   Андрей пугается, закрывает торчащий членик ладошками и начинает реветь. Малыши суетятся вокруг него, он натягивает штаны и стоит, согнувшись. Они тоже начинают орать. Один бежит к детям повзрослее и возвращается с целой оравой ребят и девчонок. Те хотят помочь или хотя бы понять, что с ним случилось, но Андрей вырывается, забивается в угол и орёт что есть силы. Они какое-то время совещаются, перекрикивая друг друга, и хохочут. Потом девчонка, что постарше, подходит к нему и берёт его за руку.
   Девчонка: Пойдём к Матрёне.
  

***

  
   Юродивый подходит к группе нищих в ожидании милостыни у ворот Храма, широко, как священник, крестится и кланяется иконе над дверями.
   Юродивый: Вот я и пришёл явить вам чрезъестественное чудо. Вы тут сидите, чтобы ждать милости Господа в виде денег случайных, а я вам щас покажу, как Он являет сущих денег верующим в Его.
   Нищие, услышав что речь о деньгах, подходят поближе.
   Косая старуха: Порадуй, прямо слово.
   Юродивый: Это будет искреннее чудо. Ты, калека безногий, сымай шапку и держи вот так вперёд. Кладите в ея свою убогую медь. И да воздастся верующим в Его!
   Нищие недоверчиво кладут в шапку калеки понемногу денег, на всякий случай не отходя от него, слепливаются в кучу.
   Юродивый: Чё вы щемите плоть свою из-за полушек. Неверие ваше не меня погубит, но вас!
   Юродивый пальцем считает всех присутствующих, но сбивается.
   Юродивый: Коликратно воздаст Господь ходящим стезями Его напродор! Истинно боящимся в страсе Его. Понеже страшен Господь наш и велик. И вот я, раб Твой, притенетился сегодня без гроша с голой, голой головой и вопиял, и вот ублажаюсь милостью Господской.
   Старуха: Господней.
   Юродивый: Поспори мне, Господи, ибо я чудоточивый твой.
   Он низко кланяется, берёт шапку из рук калеки и надевает её на свою голову.
   Юродивый: Слава тебе, Господи, узвездившему небеса и явившему чудо Твоё по вере моей. Аминь.
   Юродивый поворачивается уходить, но ропот нищих останавливает его.
   Калека: Шапку хотя отдай.
   Старуха: Накажет тебя Господи за богохульство, вор.
   Юродивый: Откройте глаза, убогие, не было у меня денег, и вот есть, и шапка у меня опять стала. А вы того не видите, что есть. Пошевыряйте мозгою своей: это вас Он наказал за полуверу вашу.
   Юродивый берёт огромной рукой калеку за горло.
   Юродивый: Скажи, чё это щас было?
   Калека: Чудо.
   Юродивый: Вот она, правда! И если истинно уверуешь - отрастут цирла твои опять, бо Господь ещё не то может. Знаешь, почему ты - Фома? Потому, что всех вас, блядей неверных, так звать!
  

***

   Иконописная мастерская. Юродивый сидит у двери, а Чернец, как заворожённый, разглядывает иконы. Чёрный Трифон недовольно хмурится за своим столом.
   Чернец: Как только Господь позволяет такую красоту делать... В Ростове Великом говорят, что иконы твои исцеляют.
   Трифон Чёрный: Не слыхал такого.
   Чернец: Как не слыхал? Иные в огне не сгорали, иные мироточат. Я прямо чувствую благодать от их. Где, говорят, Чёрный Трифон прикоснулся - там сразу чудо.
   Трифон Чёрный: Неправда. Врут, значит, люди. Да и не от того иконы чудотворными делаются, что красиво нарисованы.
   Юродивый: Слышишь?
   Трифон Чёрный: Чудо творится от страданий людских и веры людской. От безысходности и упования. Иная икона через тысячу лет только чудесами прославится, пока силу накопит. Слёз человеческих.
   Юродивый: За такие слове-ста пырил сам себя в уста.
   Чернец: А ты тихо там.
   Трифон Чёрный: А если ты чудотворности учиться пришёл, то зря, глупость это. Такого никто не умеет, и уметь не может, кроме единого Господа, да и стар ты уже учиться.
   Юродивый: Это ж пустодей, видишь, куда шёл?
  

***

  
   Юродивый в шапке подходит к сваленным у крыльца шмоткам, рядом с которыми на коленях стоит Чернец.
   Юродивый: На вот, поешь.
   Он кладёт перед Чернецом бумажный свёрток. Там хлеб и селёдка.
   Чернец: Где взял?
   Юродивый: Да почудил там с нищими погощанами.
   Чернец: А шапка?
   Юродивый: Почуди-ил...
   Чернец ест, как собака, развернув бумагу прямо на земле.
   Юродивый: Он сам в заблуде. Ересигарх твой. Спит - гуляет, ни хуя не знает. Веру твою порушил...
   Юродивый оглянувшись быстро встаёт на колени. К крыльцу подходит Трифон.
   Юродивый: Ты так добра-то не добьёшься. Ты христианин, или ты не Трифон никакой не Чёрный, затязал нас...
   Трифон Чёрный: Упёртые, однако. Ладно, дам тебе на пробу - сделаешь список с иконы одной. А то позорите меня перед людями.
  

***

   Матрёна, дородная деваха в полном соку, варит на примусе разобранный стеклянный шприц с иглами, как суп, помешивая ложкой. Открывается дверь, и девчонка втаскивает за руку плачущего Андрея.
   Девчонка: У него, кажись, писька болит.
   В подтверждение её слов малыш плачет громче. Матрёна кладёт ложку на стол, выпроваживает девчонку и поворачивается к нему.
   Матрёна: Не плачь, маленький.
   Андрей: Шкувку не могу назад...
   Матрёна: Сейчас, малыш. Ну, что тут у нас? Не бойся, хорошо, ложись вот здесь.
   Мальчик лежит со спущенными штанами на лавке, его членик весело торчит вверх, он понемногу затихает, но замечает кипящий шприц, выпучивает глаза и снова начинает орать.
   Матрёна: Нет, нет, нет. Какой плохой шприц! Не надо нам такой шприц. Погрози ему пальчиком, ай-яй-яй какой плохой! Уходи, шприц!
   Она убирает примус вместе с табуреткой подальше от лавки, берёт из шкафа прозрачную мазь в стеклянном флаконе и, помешивая стеклянной же лопаткой, садится рядом с малышом.
   Матрёна: Такой хороший мальчик, как же тебя звать?
   Андрей: Андвей Копейкин.
   Малыш показывает ей три пальца, перестаёт плакать, но пристально следит за мазью и держит теперь над больным местом руки лодочкой.
   Андрей: Будет щипать!
   Матрёна: Нет, Андрей, щипать совсем не будет.
   Андрей: Будет щипать!!!
   Матрёна: Нет, нет, нет! Потому, что мы эту плохую мазь убираем. Уходи, плохая мазь, в свой шкаф. Не щипай нас с Андрюшенькой. Вот видишь, и нет ничего. Вот и не плачь, всё будет хорошо.
   Матрёна гладит малыша по голове, шепчет ему что-то на ушко. Мальчик потихоньку успокаивается. Матрёна наклоняется и берёт его торчащий членик в рот. Мальчик затихает и внимательно смотрит.
   Матрёна: Вот и всё, мой хороший, видишь? Всё прошло. Зря ты испугался, сладкий, просто ты уже большой мальчик.
   Андрей стоит в дверях, а Матрёна около него на корточках. Она хлопает его по попке.
   Матрёна: Всё у тебя будет хорошо, малыш.

***

   Юродивый заглядывает в окно мастерской. Там Чернец копирует икону.
   Юродивый: Давай ладом, старайся тама. И не торопись. Может, влезу, краску тебе потру?
   Юродивый переваливается через подоконник. Подходит к Чернецу. Копия разочаровывает даже его.
   Чернец: Похоже, не получится ничё.
   Юродивый: Ты смотри, как здеся - и как у тебя. И тут надо повыше, а это куда ты задудолил... А ну дай, я сам!
   Юродивый выхватывает у него кисть и отталкивает Чернеца. Тот не уступает. Они толкаются и препираются. Завязывается возня, потом драка. Входит Трифон и наблюдает за происходящим.
   Трифон Чёрный: Вот, значит, каковы ученики. Давайте-ка кладите всё и вон отсюда!
   Юродивый: Ты дрянь ему дал! Он сам-то получше сделает.
   Трифон Чёрный: А за такие слова вам и дров колоть не доверят.
   Юродивый: Тебе зато доверят, спомни.
  

***

  
   Юродивый: Усудобили со свиньями в одну хату! А сами в палатах белых. Зачтётся вам, шныры чёрные. Я вам ещё устрою...
   Юродивый сидит на чурке, напротив него - Чернец с топором.
   Юродивый: А ты говоришь: - чё я увязался? Кто тебя теперя направит? Когда рубишь - говори: хек! Легше будет. Теперя я тебя буду учить, понял? Смех-то смехом, а пизда - она кверху мехом! Никто ему чудеса не может делать! Вероломцы. Вот я им и наделаю чудес! Валявы...
   Чернец поднимает топор и бьёт в голову Юродивого.
   Чернец: Хек!
   Полено разлетается надвое, а на чурке виден жжёный след от горячего утюга.
   Юродивый ходит спотыкаясь взад-перёд по разбросанным на земле дровам.
   Чернец втыкает топор в чурку и вытирает лоб рукавом.
   Чернец: Давай, чудила. Может, поймёшь, кому творить чудеса, а кому колоть дрова...
   Юродивый: Вот именно, совсем забыли чё к чему, Фомы неверные!
   С крыльца иконописной мастерской спускаются толпой нарядные прихожане и идут мимо дровяной кучи.
   Юродивый: Чего радуетеся? Чего мотошитесь, полоротыя, дров негде положить от вас.
   Косая старуха отличается своим невзрачным видом. Она останавливается.
   Косая старуха: Вот люди из Покровки с благой вестью: явилася им икона, Приснодева Троеручница - приглашают на праздник, чудо живое, не то, что ты нам показывал.
   Чернец: Как это Троеручница?
   Косая старуха: Так вот - Богородица с тремя руками.
   Юродивый: Мы сразу пойдём! Прибери-ка тут, а то людям ступить некуда.
  

***

   Покровка. На площади перед каменным Храмом праздник и песни. Водка и блины. Медленно кружит разодетая шумная толпа. Внутри Храма небольшая очередь, справа от царских врат устроен помост со ступенями. На него поднимаются по одному, тихо говорят коротенькую молитву, целуют икону и спускаются. Перед Чернецом всего несколько человек.
   Камера смотрит как бы изнутри иконы. На помост поднимается бабушка с костыльком, сначала она начинает плакать, потом говорить.
   Бабушка: Пресвятая Богородице! Помолись Своему Сыну и Богу за материнскую мою благодарность. Просила я за сынку свого, и вот, избавил его Господь от страданий нестерпимых. Навсегда. Сторож он при Храме етом. Был. И помер хорошо, Храм защищая и образ Твой. Да и мне довелось доброе сделать. А то уж не могу ничё: ни злого содеять, ни доброго - старая совсем. Исповедаться тоже не хожу. Нету грехов, о всех уж каялася многократно. Ну и ладно с имя. А тута грязь из Храма убрала. Убивец-то нагадил, видать, тошно ему стало оклад с образа Твоего карёжить. А мы же как: видим, куды идём, а не куды ступаем. Спать-то тоже не могу. Пришла раненько да камешки все пособирала, руками щупала по полу - не вижу же. Гляжу вот, наладили тяперь, вроде все на месте - блестят. Чего он хотел, зачем ломал, того не ведаю, только Ты прости его, заблудшего. Сынку моего не вернуть уже, а зла я равно не держу. Нету у меня зла - кончилося, ничё уж нету. Только един Бог. Аминь...
   Бабушка совершает крестное знамение, целует стекло, вытирает его платочком и спускается. За ней поднимается красивая кудрявая женщина.
   Кудрявая: Приснодева, помоги! Открой мне глаза, чтоб жизнь мою увидеть и оправдать уметь. Сбилась я и заплуталася, и не пойму никак. Деток у нас нету, беда, и в верности жила я, как во грехе, за каждый день пустой каялась. Не пойму никак, зачем жить тогда. Плохо так без деток, и зря всё. А когда согрешила, вроде как наоборот - очистилася. Ничего не пойму. И муж всё знает, сама почти сказала, знак подала, не захотела скрыть, сейчас приду домой и убьёт. А мне радостно! Может, зачалась уже жизнь во мне. А и убьёт, так что - хороший мужик, он не виноват ни в чём. В общем - дура я, никак не разумею. Смотрю на Тебя и радуюсь, как Ты младенца своего ласково так держишь. А чтоб его не отпускать - особенной рукой меня благословляешь. Вот чудеса теперь какие... Открой глаза мне, Приснодева, узнать, который из двух был мой грех, чтоб мне умереть счастливо. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
   Кудрявая женщина сходит с помоста и треплет по голове поднимающегося по ступеням мальчика. Тот подходит к иконе и встаёт на цыпочки.
   Мальчик: Пресвятая Богородица Дева, радуйся.
   Он быстро оглядывается на стоящую в сторонке мать, которая кивает ему головой.
   Мальчик: А Вовка яблоки ворует и матерится, когда взрослых нету, а самокат-то мне не даёт! Пусть у меня самокат появится ищё лучше. Двухколёсный такой, с ручками. Ага?
   За ним поднимается Чернец. Он внимательно разглядывает всё сверху донизу.
   Чернец: Прости, Пресвятая Матерь Божья, что смотрю, как образ Твой содеян, да руки Твои считаю. Может, и мне Господь позволит когда хорошее сделать. Аминь.
   Чернец не успевает ещё сойти с помоста, как Юродивый преграждает ему путь. Он хватает Чернеца за плечи, крепко держит и, даже не посмотрев на икону, говорит с помоста, как с трибуны.
   Юродивый: Посмотрите на его, который созиждел сё чудо! Это его чистая рука создала сю красоту неземную! Вот он, живописец святой и богомаз - Трифон Чёрный!
   Чернец вырывается, спрыгивает с помоста и убегает, проталкиваясь через толпу.
   Юродивый: Видитя - устыдился святости своей! Истинная правда, чудоносец!
   Юродивый так и крестится, стоя спиной к иконе, и гордо спускается с помоста. Его окружают прихожане, спрашивают о чём-то, показывают вслед убежавшему Чернецу, дают что-то в руки Юродивому, а тот чинно говорит с ними, по-отечески обнимает и благодарит за подарки.
  

***

   Чернец подглядывает из оконца сарая и часто шумно дышит, будто только что бежал.
   Трифон Чёрный идёт к себе в мастерскую по двору Храма. Увидев под ногами лужу, он с силой бьёт по ней сапогом, разбрызгивая воду, и идёт дальше, волоча теперь мокрую ногу, вытирая её о землю. Когда он поднимается по лестнице, на ступенях остаётся мокрый след.
   Чернец, дождавшись когда за Трифоном закроется дверь, прокрадывается согнувшись вдоль окон к крыльцу и наклонившись целует мокрое пятно на ступени.
  

***

  
   Параска сидит на бархатной кушетке, положив руку на подушечку. Ей делают маникюр. Слышится стук в дверь. Параска настороженно вертит головой и молчит. Стук в дверь повторяется.
   Параска: Да. Кто там?
   Входит девушка, делает реверанс.
   Гувернантка: Бонжур. Жумапэль Жюстин, комантапель тюй?
   Параска закрывает глаза, её лицо вспыхивает от стыда. Она просто не знает, что делать.
   Гувернантка: Здравствуйте, я - ваша гувернантка Жюстин. Будем учиться французскому и манерам.

***

  
   Бревенчатый сарай поделен надвое невысокой решёткой из горбыля. Одна половина для людей, другая - для животины. За деревянным заборчиком - куры, а на земле за горбылём - свиньи.
   Чернец, встав на табуретку, прикрепляет верёвку к балке на потолке. Тихо входит Юродивый и, когда Чернец одевает на шею петлю, Юродивый роняет подарки на пол и обнимает его.
   Юродивый: Вот я и пришёл избавить моего святого от смертного греха!
   Чернец в петле и объятиях Юродивого беззвучно плачет, открыв испачканный грязью рот.
   Юродивый: Потому, как я и сам свят! Глянь на благодарность людскую - еле допёр.
   Он поворачивает Чернеца посмотреть подарки.
   Чернец: Ты самозванец и гореть будешь.
   Юродивый: Надо просто в Бога верить.
   Чернец: В Бога или в твоё враньё?
   Юродивый: Так это одно и то же, ты чё? Вера есть вера!
   Чернец: Ты чокнулся совсем, какой я Чёрный Трифон, если вон он прошёл. Народ ошаломутил и меня опозорил.
   Юродивый: Они поверили, и ты поверишь.
   Чернец: Ага!
   Юродивый: А я тебе щас дам кое-чего, твою веру укрепить.
   Чернец: Подарков твоих, обманом взятых?
   Юродивый: Да нет.
   Чернец: Чего ж тогда?
   Юродивый: Пизды.
   Он выбивает табуретку и, пока Чернец дёргается в петле, разворачивает и, довольно улыбаясь, показывает ему дары. Среди разных вещей - варежки.
   Юродивый: Глянь, каки варежки тебе подарили.
   Он подносит к лицу Чернеца варежки. Чернец с выпученными глазами открывает рот и вываливает язык.
   Юродивый: Всякому воздастся по вере его. Тебе вот варежки.
   Он пытается надеть их на дёргающиеся руки Чернеца, это удаётся, только когда руки безжизненно повисают.
   Юродивый: Пойми, Фома, Господь всё может. Наврёшь с три короба, глядь, а оно так и есть. Он ведь не ходит по крыше и не пиздит в трубу. Он внутри нас, в себя и верь. И святым своим он не даст сгинуть. Я теперя чудеса буду делать и тебя научу.
   Чернец ни на что не реагирует, Юродивый хватается за верёвку поверх его головы и отрывает её. Чернец падает на пол, ударившись головой о табуретку. Юродивый тащит его за верёвку к ведру. Снимает петлю, обливает водой, хлещет по щекам.
   Когда Чернец начинает вновь дышать, Юродивый бьёт его уже по-настоящему. Чернец летает от его ударов по сараю, ломая перегородки. Кричат и летают куры, визжат и шныряют свиньи.
   Юродивый: Ну как, ну как?
   Чернец: Да что, как?
   Юродивый стоит на куриной голове, а курица бьёт крыльями и скребёт когтями его сапог.
   Юродивый: Я ж тебя учил щас. Правда ты, дурак, мёртвый был. Ничё, ещё подучка будет.
   Он замечает курицу, убирает сапог, но та с раздавленной головой затихает.
   Юродивый: Вот, Господь пищу послал, давай ощипай, а то я все руки о тебя расхристал.
  

***

  
   На столе крутится яйцо. Это Рыжий проверяет, сырое оно или варёное. Стол так и остался стоять во дворе дома. На нём хлеб, яйца, свёртки. Рыжий откидывает тряпицу с одного - там копчёное сало. Он собирает свёртки со стола и лезет в погреб. Пара мужиков строит над воротами крышу с луковкой посредине. Бабы копают две узкие грядочки от ворот к дому. Ещё мужик прикладывает наличник с тонкой деревянной резьбой к окну дома.

***

  
   За столом сидит огромный конопляный детина и хлебает щи. Перед ним свёрток, а у двери переминается Чернец. Жена наклоняется и кладёт кучку сухарей на пол, под нижнюю дверцу печи, которая криво висит на одной петле.
   Конопляный: А это зачем?
   Жена: Да мыши лазят за ними наверх, всю печку исцарапали.
   Конопляный: Теперь навряд ли полезут. Теперь сторож там.
   Через приоткрытую в комнату дверь слышно шушуканье и видны несколько пар детских глаз.
   Рябой детина откидывает тряпицу свёртка. Там икона. Он берёт её одной рукой, другой продолжает есть. На его пальце узенькое золотое кольцо.
   Конопляный: Если это Иоанн Креститель, то почему у него рожа как у скомороха?
   Чернец молчит.
   Конопляный: И чего ты ещё хочешь за такую мазню? Вот что я тебе сейчас покажу.
   Рябой детина встаёт с иконой в руке, плюёт в неё, бьёт об угол печи, пока не разбивает её надвое, и бросает в огонь. Жена вскидывает руки и трогает себя за лицо. Рябой не замечает, что в его бороде капуста, а на его руке уже нет кольца.
   Конопляный: Видал? А теперь иди отсюда, пока я тебе руки не оторвал, чтоб не позорили тебя.
   Чернец уходит, а детина снова садится есть. Жена берёт с печи ещё горсть сухарей и кладёт перед ним на стол.
   Конопляный: Умели же раньше иконы делать! А счас одну мазню норовят всучить...
   Сухари на печи шевелятся: там никак не может угнездиться ослеплённый светом маленький совёнок.

***

  
   В сарай входит служка, увидев синее распухшее лицо Чернеца и страшную рожу Юродивого, он робеет.
   Служка: Там это, послали спросить, кажись, курицы одной не хватает.
   Юродивый: Так вы ж сами ея вчера съели, спомни.
   Чернец встаёт, Юродивый показывает ему кулак, Чернец садится.
   Юродивый: Ну спомни.
   Задумавшийся служка вдруг громко рыгает.
   Юродивый: Вот видишь.
  

***

  
   Отрок подходит к воротам Храма. Там полно побирающихся нищих. Они сидят на каменной приступке у решётки ограды и тихо шепчутся между собой. Здоровой рукой отрок держит свёрток под мышкой, другая рука у него кривая и засохшая, с оттопыренными пальцами. Он говорит сухому дереву за оградой.
   Отрок: Кто-неть знает, где найти Трифона Чёрного, который образа разукрашивает? Здрасте.
   Безногий показывает во двор Храма. Отрок даёт ему монету и роняет на землю свёрток. Из-под тряпицы выпадает икона, больше похожая на лубок. Косая старуха поднимает её, смотрит, как птица, отвернув лицо, заворачивает и, перекрестившись, суёт под мышку отроку. Тот кивает и уходит, а старуха садится на своё место в этой стае. Когда слышится удар колокола, все они вскидывают крылья и, что-то шепча, крестятся.
   Через минуту отрок идёт обратно.
   Калека: Нашёл, мил человек?
   Отрок: Найти-то нашёл, только это не он вовсе.
   Калека: Как не он?
   Отрок пожимает плечами и уходит.
  

***

  
   Юродивый с Чернецом в своём сарае. Чернец лежит, а Юродивый разрывает тряпку надвое, обмакивает в ведро, слегка выжимает и кладёт Чернецу на лицо.
   Юродивый: Как тебя не бить, еслив ты жить привыкнул. И забыл зачем. А к мукам не пообвыкнешь небось. Сразу спросишь.
   Чернец: Зачем?
   Юродивый: Придумай сам и верь. И оно так выйдет. Потому вера эта - Бог есмь. Правда, нутри тебя Бог - младенец пока. Силы в ём ищё нету.
   Чернец лёжа пожимает плечами.
   Юродивый: Пока ты тута лежишь, люди вести разносют. Тама настоящее Господское чудо.
   Чернец: Господне.
   Юродивый: Говорят тама Богородица сама на доске обрисовалася. Идём глянем?
   Чернец: Куда я пойду - людей пугать?
   Юродивый: О! Правда, иди перь суда. Вставай! Ложись!
   Юродивый хватает его за плечи, стаскивает с лежанки и укладывает Чернеца на пол. Берёт в рот гвозди и прибивает топором за штаны к полу.
   Юродивый: Тебя надо распялить.
   Чернец: Что ты опять придумал? Не насытился ещё?
   Юродивый: Пока я пойду попешему-то на чудо дивиться, ты тута полежишь.
   Чернец: Дурак ты.
   Юродивый ставит колено на руку Чернеца, прибивает его ладонь и загибает гвоздь. Слёзы текут по изуродованному лицу Чернеца.
   Юродивый: Позагибаю, чтоб наскрозь не сорвался?
   Юродивый прибивает вторую руку. Встаёт и оценивает.
   Чернец: Меня крысы сожрут.
   Юродивый: Обратно ты не понял. В крыс сразу поверил, а надо не в их. Тебе надо кой за чё пострадать. Да силу умножить.
   Чернец: За дурь твою.
   Юродивый затыкает ему рот теми тряпками, которыми делал примочки.
   Юродивый: Чтоб тебя люди не спасли.
   Пока он собирается в дорогу, курица подходит к Чернецу и клюёт лужицу крови в ладони.
   Юродивый: Вера твоя защитит тебя от крыс, и куры тебе глаза не выклюют. А я поспешу, туда два дня ходу. Тебе, брат, надо башку перечапить.
  

***

  
   У деревенского дома, где собрались верующие, в толпе - Юродивый Из дома гуськом выходят нарядные бабы.
   Юродивый: А хозяин кто?
   Баба: Да он уж помер давно, топором настучался, пришёл вечером и помер. В запрошлом годе.
   Юродивый: А он бороду носил?
   Баба: Да ты оглянись, милай, у всех борода, у меня токма нету.
   Юродивый замечает в толпе косую старуху, похожую на птицу. Он вдавливает голову в плечи, поднимает воротник и уходит.

***

  
   Чернец, весь в курином помёте, лежит и вяло дёргается, прибитый к полу. На его груди толкаются и растопыривают крылья куры. Что-то услышав, они замирают, вертят головами и разлетаются. Камера крадётся вдоль стен по полу, потом между ножками табуреток к Чернецу, к его руке, с запекшейся на ней кровью. Рука дёргается, и сквозь треснувшую корку сочится кровь. Чернец сучит ногами, отгоняя снующих крыс, но стоило ему на мгновенье прекратить, как одна из них, царапаясь коготками, протискивается ему в штанину. А когда крысы смелеют и по хозяйски располагаются на нём, он замирает и закрывает глаза.
   Крики разрывают темноту ночи огнём. Из окна горящего дома мужик выхватывает за шкирку и подаёт орущей жене полуодетых детей. Ветер задирает ей на голову тлеющий подол, она наклонившись замешкалась на мгновенье, а мужик бросает ребёнка в снег, свешивается из окна и кашляет.
   Коровы выламывают ворота горящего хлева и бегут по заснеженному огороду. Падают откуда-то сверху, роняя искры, горящие куры, кувыркаются в снегу, а ветер катит их к забору, о который бьются светящиеся головешки.
   В тёмном проёме двери Рыжий. Он часто дышит, бросает с крыльца плоское ведёрко и озирается на соседский пожар. Когда он чиркает спичкой, в сенях вспыхивает пламя. Рыжий хватается за торчащую из стены палку и вспыхивает сам.
   Камера летит вместе с ветром по горящей деревне. Орут полуодетые люди, всюду дым и обрывки пламени. Люди в панике толкаются, обнимаются, падают на четвереньки, с криком бросаются в огонь, тащат что-то, обжигаясь и задыхаясь от дыма, бросают лопатами снег в окна. Искры и блики отражаются в остекленевших глазах лежащего на полу Чернеца, а крысы неохотно слазят с него и медленно расходятся по своим углам.
  

***

  
   В доме темно, только горит лампадка у иконы под потолком. В углу кряхтит женщина в исподнем. Она усаживается над помойным ведром и затихает. Слышен звук струи, потом женщина берёт ведро, откидывает крючок на двери, открывает её и вздрагивает. За дверью весёлая лохматая рожа Юродивого.
   Юродивый: Молчи, сокруха!
   Он проходит в дом, достаёт сверху икону, мочит палец в лампадке, чертит крест себе на лбу, кладёт икону за пояс и возвращается к двери.
   Юродивый: Видение мне было - позабрать велели. Мужик твой лес егда-нибудь сплавлял?
   Женщина в страхе пожимает плечами.
   Юродивый: Мо быть пропадал на неделю, мо боле?
   Женщина энергично кивает головой.
   Юродивый: Давай вынесу.
   Он берёт из её рук ведро и пропадает в темноте. Женщина стоит с открытым ртом. Появляется Юродивый, отдаёт ей пустое ведро, берёт тремя пальцами её сосок и, как бы пожимая руку, легонько дёргает его два раза.
   Юродивый: Пока.
  

***

   Чернец стоит с голыми ногами и держит израненные руки в стоящем на столе тазу с водой. Юродивый вешает его штаны на верёвку.
   Юродивый: Не подумал, что ты весь обделаешься! Ну чё, крыс то урезонил? Я щас врать буду, а ты верь давай. Напружся и пробуй!
   Юродивый кладёт на стол икону Богородицы на Чистой Доске.
   Юродивый: Когда Лысый утоп, мы побегали по бережку и вернулися. А тама, у костерка-то, спомни: Борода чисту доску попросил взамен иконы твоей потонувшей.
   Он тычет пальцем в икону на столе.
   Юродивый: Это та твоя икона тута и образовалась. Из-за чудесного твоего спасения Бороды! Это та самая доска.
   Чернец: Она же чёрная совсем. И не спасал я никого.
   Юродивый: Обожди, она же сама обрисовалася.
   Чернец: Ну, а я причём? Скажешь, ты у него взял?
   Юродивый: У бабы его... наверно, а он помер... вроде.
   Чернец: Чего ж не узнал?
   Юродивый: Да побоялся я! Вдруг еслив не она. Да она онемела со страху! Как Бороду звали? С какой он деревни? Мы же не знаем ничё! Я к тебе бегом бежал - чтоб ты сдохнуть не успел! Но это точно так!
   Юродивый рвёт тряпку на полоски и обматывает руки Чернецу.
   Юродивый: А Троеручница, что явилася в Покровке - это та, которую Борода утопил! Тоже твоя!
   Чернец смеётся.
   Чернец: Ага, а чего они разные совсем? Троеручница когда явилась, знаешь? Я ещё в монастыре про Её слыхал. Раньше, чем ты меня убьёшь, в это не поверить. Хоть как напружься, или обсересся, или глаза лопнут! Варежки теперь одень.
   Юродивый одевает Чернецу варежки.
   Юродивый: Ты знаешь чё, Трифон, заткнися и подумай, как оно сяк сталося. От, совсем веры неймёт!
   Чернец: А за то, что грех свершил, икону чудотворную украл - добра тебе не будет.
   Юродивый: Ни хе-ра! Добра мне будет! Тако воровство - дело богоугодное. А тебя, падло, как ещё учить?
   Чернец: И не Трифон я.
   Юродивый: Заткнись! Твоё дело ушами прясть...
  

***

   В своей мастерской Чёрный Трифон пишет золотом мельчайшие буквы на иконе с множеством святых. Услышав шум в дверях, он хмурится. Юродивый втаскивает за шиворот Чернеца и ставит перед ним. Чернец весь в синяках, без штанов и в варежках, он ведёт себя как кукла. Юродивый: Посмотри на его.
   Трифон Чёрный: Что такое с ним опять?
   Юродивый: С им ничё. С тобой теперя плохо. Он теперя Чёрный Трифон и живописец, а не ты.
   Трифон Чёрный: А я кто ж теперь, позволь спросить?
   Юродивый: А ты теперя - простой бес! Безрогий...

***

  
   Дом рыжего украшен резьбой, на земле расстелены половики, бабы суетятся по хозяйству, стол во дворе ломится от явств. Рыжий спускается с крыльца, подходит к столу и морщится.
   Рыжий: Слышь, Нюра, убери половину куда-нибудь, сесть негде.
   Баба кивает, ставит неколько чугунков друг на друга, берёт эту стопку и несёт к новому амбару. Открывает ногой дверь - там стоит прибитая к стене вилами окровавленная женщина.
   На воротах висят цветные занавески. Рыжий отодвигает одну, трогает роспись и нюхает пальцы. Потом садится к столу и качает головой.
   Рыжий: Да каким-таким лаком покрасили, что никак не может высохнуть? Кто же, мать вашу, этот лак притащил? Кто икону сверху красил?
   Баба возвращается из амбара и ставит чугунки опять на стол.
   Нюра: Некуда там.
   От ворот к крыльцу дома ведут две узкие клумбы с великолепными цветами, а под окнами ровные прополотые грядки. Они тянутся до половины дома, а там, где был огород соседки - вытоптанная земля.

***

  
   У паперти Юродивый подходит к косой старухе. Она сидит рядом с безногим калекой на каменной приступке забора.
   Юродивый: Слыхали, Трифон теперя вовсе не Чёрный. Потому он простой бес переодетый. А Трифон Чёрный - это совсем мой друг и ученик. Это подавно иной человек. Приходил давеча лататуй сухорукий и его всего опознал по правде. А Трифон Чёрный оказался очень, очень простой бес.
   Юродивый поворачивает рукой голову калеки к себе.
   Юродивый: Смотри суда!
   Он снимает шапку и вываливает на подол старухи ассигнации.
   Юродивый: Просили передать, веришь нет?
   Косая старуха: Кто?
   Юродивый: Да тот парень, спомни, что всю эту бодягу начал.
   Косая старуха: Кто?
   Юродивый поднимает глаза, а потом и палец к небу.
   Юродивый: Начальник! Это сё чудо, которо я днесь вам недопоказал. И слова Он просил передать, чтоб ты этому калеке безногому подушку сшила. А то, грит, Трифон Чёрный вовсе теперя не он, а этот клубни свои застудит. Останется одна ботва.
   Юродивый меряет пальцами у калеки от живота до конца обрубка ноги.
   Юродивый: Отрастают?
   Cтаруха: Ты себе язык обрежь, а посля отращивай.
   Калека: Мне мои ноги взад не надо! Я их за хорошее дело дал. И не Фома я, а Афанасий, учить ещё будешь, сопля! Мне Господь поболе того даст! А ты мне шапку сейчас оденешь, гад!
   Юродивый удивлённо смотрит на восставшего против него калеку, потом берёт шапку и надевает ему на голову.
   Юродивый: А Трифон, запомни, Чёрный - суть бес простой, ишь, взъерихонился...

***

  
   В сарае Юродивый держит Чернеца за шиворот. Перед ними отрок, а на табуретке лежит икона, написанная на дверце шкафа.
   Юродивый: Теперя ты внял, кто настоящий, а кто бес?
   Отрок: Я-то спрашивал Чёрного Трифона, а там другой совсем был, не ты.
   Чернец: Так этот парень из Товдушки, ты сам там про меня врал, помнишь?
   Юродивый: Как блябну щас, долбань.
   Чернец: Он сам сказал про любодейство своё с сестрой, за тот грех рука и отсохла, а не за то, что икону у меня украл. Я тебя давно простил, ещё там в сгоревшем доме. Так что зря ты ко мне каяться пришёл, Господь простит.
   Юродивый: От долбань гугнивый!
   Он замахивается на Чернеца, а пугается отрок. Юродивый берёт за грудки отрока.
   Юродивый: Сымай порты! Я тебе щас покажу, пест ты конченый.
   Отрок в страхе развязывает верёвку, и его штаны падают из-под рубахи, обнажая колени. Юродивый задирает ему полу рубахи.
   Юродивый: Смотри суда.
   Чернец: Мало тебе меня одного - изгаляться.
   Юродивый: Я тебя учу, пест упрямый. Не рукой он любодейничал. Смотри, хер-то у него не отсох!

***

  
   Живописец Трифон Чёрный идёт из своей мастерской вдоль забора церкви. Его окружает стайка нищих.
   Косая старуха: Чё тако про тебя все говорят? Ты кто теперь таков оказался?
   Нищие задирают ему подрясник на спину. Трифон вырывается.
   Трифон Чёрный: Вы что, с цепи сорвалися, убогие...
   Калека: Хвост, хвост! Видали?
   Косая старуха: А ну покажи!
   Трифон кое-как отгоняет их и, вытянув руки, пятится задом. В тени дверей Храма стоит священник. Он молча смотрит на происходящее и хмурится. Косая старуха грозит Трифону пальцем.
   Косая старуха: Не стыдно тебе? Иди, давай, отсюдова.

***

   Зима. Женщина в валенках и исподнем бежит по протоптанной дорожке, гремя пустым ведром. Запинается и падает в снег. Когда она отряхиваясь встаёт, на её лице появляется улыбка. Женщина, дыша паром, крестится и берёт себя тремя пальцами за сосок.
   На заборе, прямо напротив двери дома, стоит икона - Богородица на Чистой Доске.
  

***

  
   Матрёна нагнувшись стирает штаны Чернеца, а он сидит на лавке рядом с Юродивым. Оба, как в театре, с вожделением наблюдают за ней.
   Матрёна: Вы, мужики, вроде хорошие ребята, чё шь вы такие засранцы? Сымайте всё, всё постираю.
   Юродивый быстро снимает штаны и рубаху, стягивает рубаху и с Чернеца.
   Матрёна: А тебе не в варежках надо, а в моче руки-то подержать.
   Она выпрямляется, видит двух голых мужиков и прыскает со смеху. Юродивый вскакивает, берёт со стола плошку, ставит на пол перед лавкой и улыбаясь садится.
   Юродивый: Вот и полечи его.
   Матрёна выжимает штаны, подходит к лавке и бьёт ими Юродивого по морде.
   Матрёна: Всю харю бы разбила за таки слова! Тебя щас то спасло, что вправду надо.
   Она задирает юбку и садится над плошкой. Юродивый и Чернец сидят с открытыми ртами.
   Юродивый: От звезда-девка!

***

  
   Кабинет задрапирован тяжёлыми портьерами. Барин сидит в полумраке в мягком кресле за столом. Напротив него сын - молодой барин.
   Барин: Ты даже девицу развратить не можешь, болван. А ведь это стыдно и даже неприлично. Она же ничего ещё не пробовала. Ей всё в радость. Она только этого и хочет. Её же надо... понимаешь... тьфу, дурак! Вот что я тебе скажу: к делу моему ты всё равно не пригоден, потому как ты ничтожный глист, женись, давай, глупый ты мезальянс.
   Молодой барин, широко улыбаясь, встаёт, растопыривая руки. Отец останавливает его, преграждая ладонью путь к объятиям, и тяжело вздыхает.
   Барин: Чтоб лишний раз ко мне не совался, да и мне, пардон, меньше соблазна, я-то тоже человек, чтоб ты знал. Ты пойми: она же... там такое внутри.. там такие страсти... надо только чуть-чуть... понимаешь... сначала... тьфу! Пошёл отсюда!!! Балбес!

***

   Чернец несёт охапку дров к поленнице мимо своего крыльца в две ступеньки. На его руках еле заметные рубцы. Юродивый приоткрывает дверь и выглядывает наружу.
   Юродивый: Дай-ка топор.
   Чернец складывает дрова в поленницу, выдёргивает топор и поднимается на крыльцо. Юродивый хватает топор и закрывает дверь перед носом Чернеца. Тот пожимает плечами, спускается, снова набирает охапку дров и идёт к поленнице. Дойдя до крыльца, он останавливается, бросает дрова на землю и распахивает дверь.
   Юродивый прибивает топором мясной крюк к деревянной балке под потолком. Чернец садится на табуретку и молчит.
   Юродивый: Низковато вышло.
   Он встаёт у крюка и ухмыляясь примеряется - крюк на уровне его груди.
   Юродивый: Ничё, ты же маленький, ногами не достанешь...
   Чернец встаёт, зачерпывает в ведре воды ковшом, пьёт и наклонясь выливает остальное себе на затылок. Снова садится на табурет.
   Юродивый: Ты жить обратно пообвыкся. Забыл всё. Дрова таскаешь, сяк тихохонько и подохнуть хочешь. А горы переставлять?
   Чернец: Сошла же на меня благодать Божья...
   Юродивый садится на пол и снимает с Чернеца сапоги.
   Юродивый: Я люблю тебя, свет очной, агнячею любовью, сымай, полегче будешь. Где сила Божья - вся внутренняя твоя? Мне-то како, смотреть... паче творить такое...
   Он хочет снять с Чернеца рубаху через голову, но тот не даётся.
   Юродивый: Ну чё ты? Жалко рубаху рудой гадить. Ну... да и дырка будет.
   Чернец бледнеет и поднимает руки. Юродивый стягивает с него рубаху, крепко обнимает, легонько подбрасывает себе на плечо и несёт к крюку.
   Чернец: Погоди, поссу сначала...
   Юродивый морщится.
   Юродивый: Чё резину тянуть. Ещё страшнее будет.
   Надавливая грудью, он втыкает одной рукой крюк в спину Чернеца, наклоняется и отпуская выпячивается из под него. В горле Чернеца булькает, он силится что-то сказать, но не может, он даже дышать не может. Недолго он, открыв рот и растопырив руки, дёргается, смотрит сквозь Юродивого, потом, закатив глаза, теряет сознание.
   Юродивый отряхивает кровь с плеча, трогает Чернеца руками, чтоб не качался.
   Юродивый: Чёрт. Неудобно как повесил - боком.
   С босой ноги Чернеца на пол течёт струйка мочи.
   Юродивый: Чёрт. Не могу даже глядеть. Сам давай виси...
   Юродивый выбегает и хлопает дверью. В лужицу на полу сочится струйка с ноги Чернеца, только уже красного цвета.
  

***

  
   Сквозь толщу льда заметно какое-то движение, будто пляшущие тени. Они хаотично двигаются, и скоро становится понятно, что это шевелятся проплывающие под ним тряпки. На мгновенье в лёд упирается детская рука, и снова месиво тряпок. Огромные валенки дёргаются и пинают мальчика в лицо. Тот бьётся головой об лёд, открывает глаза и перестает двигаться. Только волосы еще продолжают жить, они шевелятся, как водоросли под водой. Течение медленно уносит ребенка. За ним так же медленно проплывает другой мальчик, он ещё судорожно борется за жизнь, а за его воротник держится ещё чья-то детская рука.
   Ветер присыпает искрящимся снегом прозрачный лед. По нему пробегает козлик, семеня копытцами. А подо льдом видно, как проплывает косматая мужская голова, огромная ладонь скользит по льду, будто хочет смахнуть снежную россыпь.
   Снег искрясь отражается в неподвижных глазах Чернеца. Камера облетает вокруг него. Чернец висит косо, одна нога почти касается вбитого в пол гвоздя с торчащим из-под него кусочком ткани. Она чёрная от крови. Спина превратилась во что-то ужасное. Крюк воткнут в корявую опухоль выше поясницы. Изнутри в кожу упираются неестественно изогнутые рёбра, а вниз, в прилипшие штаны, тянется багровая полоса. Чернец изредка подёргивает головой, будто отгоняя с лица мух. Тело его блестит каплями пота.
   Через деревянную решётку на него неподвижно смотрит свинья, а напротив с улицы к оконцу подходит Юродивый. Он прикладывает к стеклу руки и шарит взглядом. Потом кривит рот и убегает.
  

***

  
   Дети играют во дворе в понятные только им игры. Белокурый мальчик Андрей, весь в грязи, пряча за спиной палку, крадётся вдоль забора. Его хватает огромная рука Юродивого. Малыш орёт, вертится, как уж на сковородке, бьёт Юродивого по спине и показывает пальцем на обочину дороги.
   Андрей: Овехи! Овехи! Овехи!!!
   Юродивый не обращает внимания, он несёт малыша под мышкой к себе в сарай.
   На лежанке свесившись лежит Чернец и тупо смотрит в пустой таз прямо под своим лицом. Юродивый ставит мальчонку на пол.
   Юродивый: Будет тебе орать, малявка, поссы вот в таз.
   Мальчик, будто еле дотерпев, сразу начинает писать и рубить струйку мочи палкой. Брызги летят Чернецу в лицо, но он даже не моргает. Юродивый встаёт на колени, мочит тряпку в тазу, задирает покрывало и кладёт тряпку на изуродованную спину Чернеца.
   Юродивый: Как Матрёна научила. Совсем худо тебе? Позвать ли чё ли ея?
   Чернец: На крюке очень плохо. Я даже думать не мог. Так не получится... Ничего.
   Юродивый: Молчи, молчи, чё ты с попыхов, посля скажешь.
   Малыш, прежде чем уйти, вложив всю свою силу, бьёт палкой Юродивого по шее.
   Андрей: Овехи!
   Юродивый: Всё, всё, иди, малец.
   Малыш выбегает из сарая, проникает через дырку в заборе и оказывается у обочины дороги. Там он останавливается у кучки козьего дерьма, набирает горсть ещё тёплых шариков и кладёт по одному в рот. Немного пожевав, он замирает с открытым ртом и пытается что-то сказать носом. Оставшиеся шарики выпадают из его руки.

***

   Рыжий мужик с вилами на плече идёт по лесной тропинке. Впереди спиной к дороге сидит и курит парень.
   Парень: Намахался, мужик?
   Рыжий: А ты никак караулишь чего-то коло моей деревни?
   Парень: Точно угадал.
   Парень смеётся, встаёт, машет ему рукой и показывает пальцем в сторону кустов. Рыжий ставит вилы к дереву и идёт за ним. Парень прикладывает палец к губам и раздвигает ветви: на полянке в солнечных лучах красивая кудрявая женщина занимается сексом с молодым парнем, а ещё один стоит рядом и ждёт.
   Парень: Сочная такая бабёнка, хочешь? Пока жена не видит.
   Рыжий: А ты чего ж?
   Парень: Да у меня уж болит всё.
   Рыжий продирается назад к тропинке и уходит. У дерева так и остаются стоять забытые им вилы с замотанным тряпкой древком.
  

***

   Зима. Юродивый с Чернецом медленно идут по лесной дороге.
   Чернец: Больно бойная учебля у тебя.
   Юродивый: Ты мне вот чё скажи: Может Господь солнце пустить взад восхода на закат?
   Чернец: Конечно может.
   Юродивый: Чё Он не может?
   Чернец: Всё может.
   Юродивый: А может Он сделать, будто Богородицу Троеручницу ты разукрасил?
   Чернец: Зачем ему глупости эти?
   Юродивый: Скажи, может или нет?
   Чернец: Ну не делал я никогда Богородицу с тремя руками, как бы я посмел?
   Юродивый: Скажи, может или нет?
   Чернец: Он всё может.
   Юродивый: Вот и поучил тебя чуть-чуть. Хватит пока. Помаленьку внимай.

***

  
   В дверях подвального кабачка болтается вусмерть пьяный Иван. Рядом рабочий.
   Ваня: ... за всю фабрику норму делаю, и... самый виноватый...
   Рабочий: Начальство спрашивает: ты когда на работу придёшь?
   Ваня: Ну они не пьют, и чё? И... не могут ни хрена...
   Иван тренькает несколько раз рукой по штанам, как по балалайке.
   Ваня: Только деньги урезают! По копейке ещё... буду крутить... Куда уж меньше копейки-то? Гады...
   Иван поворачивается уходить, рабочий берёт его за рукав.
   Рабочий: Когда на работу придёшь?
   Иван тренькает рукой по штанам, потом считает что-то, закатив глаза и шевеля губами.
   Ваня: В понедельни-цу!
   Рабочий смотрит, как он встаёт на карачки и ползёт наверх по ступеням, а когда выбирается на дорогу, встаёт, бьёт себя ладошкой по голове и снова спускается к дверям кабачка.
   Ваня: -к!
   Рабочий плюёт и уходит в зал, а Иван опять выползает наверх. Мимо него семенит плачущий светловолосый мальчик, а за ним идёт его отец - молодой мужик с ремнём в руке.
   Иван встаёт из последних сил, растопыривает руки и преграждает мужику путь.
   Ваня: Маленького не обижай... изверг!
   Мужик бьёт его в морду, Иван отлетает на обочину дороги и ударяется головой о булыжник. Шапка слетает и падает рядом. Мужик останавливается, вдевает в штаны ремень. К кабачку подъезжает извозчик.
   Отец: Ладно, Андрейка, пошли, давай, домой...
   Мужик берёт мальчика за руку, и они уходят.
   Ваня: Извощик! Извощик! Извощик!
   Иван тянется рукой к шапке, но немного не достаёт. Он морщась поворачивается на спину, складывает на груди руки и улыбается.
   Извозчик: Ну, чё блажишь, пьяница?
   Ваня: До шапки довези...
   Извозчик: Садись.
   Ваня: Чё-то спина за-не-ме-ла-а...
  

***

  
   Ночь. Юродивый с Чернецом в Покровке. Они стоят в межеулке за сараями недалеко от ограды каменного Храма.
   Юродивый: Ты тута чуток постой.
   Он отходит, потом возвращается, поднимает палец.
   Юродивый: Покури папирос, я полезу хор ебать, а ты клирос.
   Юродивый перемахивает через забор и скрывается из виду. Чернец, подождав немного, идёт вдоль ограды и, увидев дыру, пролезает в неё. Издалека слышен звук упавшего пустого ведра и мат. Хлопает дверь. Чернец подходит к ступеням Храма и ждёт. Из темноты шатаясь появляется Юродивый и с разбегу блюёт Чернецу на ноги.
   Чернец вытирает сапоги о снег, а Юродивый держится за него руками.
   Чернец: Что, есть там сторож?
   Юродивый: Нету.
   Чернец: А кто гремел?
  

***

  
   В Храме горят только лампады на стенах, под куполом да несколько свечей у иконы Пресвятой Богородицы Троеручницы.
   Чернец: Ты теперь обожди.
   Не доходя до иконы, Чернец опускается на колени и шепчет молитву. Юродивый, держась за стену, вытирает рот рукавом, плюёт на пол, снова вытирает рот. Потом быстро снимает штаны.
   Чернец встаёт, троекратно крестится и кланяется. Поднимается по ступеням на помост. Смотрит на икону, почти касаясь носом стекла, и отворачивается. Подходит, завязывая кушак, Юродивый.
   Чернец: Нет, эта икона не моя.
   Юродивый его обнимает и ведёт в середину зала, туда, где светлее - под купол. Усаживает Чернеца на пол.
   Юродивый: Не спеши, я помогу. Знаешь, где спешка нужна?
   Он идёт, снимает со стены икону, приносит к Чернецу. Вытаскивает из- за пояса топор и разбивает стекло. Чернец хватается за топор и пачкает руки в крови.
   Чернец: Так был там сторож? Ты что, сторожа убил?
   Юродивый сопит, срывает раму, кладёт икону на пол ликом вниз и выламывает её топором из оклада. Серебро легко гнётся и корёжится, по полу скачут драгоценные камни, а когда изумруд падает ему на колени, Юродивый отряхивает штаны, как от грязи.
   Юродивый: Он нам помешать хотел! А ещё чудотворную икону вот ломаю... и в Храме насрал, прости Господи!
   Чернец нюхает воздух, хватается за голову и стонет. Юродивый вздыхает.
   Юродивый: Переворотило с перепугу...
   Чернец поднимает голову. С купола Храма на них смотрит Господь.
   Чернец: Боже, что мы делаем? Что происходит, Господи?
   Юродивый переворачивает икону и кладёт перед ним.
   Юродивый: Смотри.
   Из-под купола Храма камера медленно опускается вниз, мимо тёмных окон, мимо горящих по стенам лампад, туда, где двое молча стоят на коленях у изуродованной иконы, и замирает, только когда лик Пресвятой Богородицы заполняет весь экран. Слышен треск горящих свечей и тихий голос Чернеца.
   Чернец: Сначала этой руки не было. Она держала младенца двумя руками. Потом смотрю - нижняя рука слишком далеко от плеча, не красиво как-то. Длинная вышла. Не держит его, а будто просто висит. И сделал её здесь, как бы благословляющей. А эту руку закрасил, будто тут просто их одежды, видишь, чуть осталось по краям - это складки были. Но не хватило яичных желтков, и я немного сахара добавил в охру, чтоб прилипла и не пачкалась, подумал, в тепле будет стоять, в сухости. А оно видишь, в реке-то сахар размок, это место как раз и смылось...
   Юродивый: Идём отсуда.
  

***

  
   Издалека с реки доносится весёлый смех. Конопатый детина притаптывает кружком снег, ставит в середину сумку, суёт туда руку и тихонько матерится. И тут смех превращается в крик. Мужик замирает и прислушивается. Девочка бежит к нему и орёт.
   Девочка: Провалился! Малой провалился! Ваш малой провалился, скорей, ему братья помогают! Скорей! Скорей!
   Она падает и бьётся в снегу. Детина срывается с места и запинаясь несётся к реке. Там два паренька лежат у полыньи и тянут из воды малого.
   Конопляный: Назад! Отойдите!
   Дети оглядываются, но не слушают отца. Они уже почти вытащили брата. Отец бежит что есть духа к проруби, скользит по льду, роняет сумку, и, поровнявшись с детьми, падает, проламывая лёд. Дети на мгновенье взлетают вверх, и все вместе падают в воду. Крик сразу глохнет, слышен только хруст льдин, кашель да кипящая под руками ледяная вода.
   С берега к полынье смешно семенит козлик. Он добегает до брошенной сумки и останавливается. Нюхает её, пытается подцепить маленькими ещё рожками, топчет её копытцами, пока еда не выпадает на лёд. Козлёнок подбирает огурец, пугается брызг, летящих ему в морду, и роняет его рядом со скребущей лёд волосатой рукой. Немного переждав, он снова подбирает добычу и отходит подальше от этого беспокойного места.
  

***

   Чернец идёт впереди, за ним еле тащится Юродивый. Они возвращаются лесом.
   Юродивый: Я-то точно знаю! Сперва у ея было две руки, но когда она пала с плота Бороды в воду, Ей же нужно одной рукой дитя держать, а иной благославлять, и у Ея чудом, чудом появилась третья рука, веришь нет? Чтобы плыть!
   Чернец: Может это и было чудо, но теперь я знаю, как это всё получилось. Теперь мы с тобой всё испортили. Ещё хуже стало.
   Юродивый: Дурак ты. Это - смылось, тут - сахар растаял, тут - говно собачье! Доказать ищешь, а надо верить! Вера всё создаёт, а доказательства только ломают... Вот я врал, будто икона твоя, и она стала твоя, и это - чудо! А когда я вру, я хочу врать и хочу, чтобы было так, как я вру. Ибо я вру и верю! Пойми, как человек верит - сяк оно и есмь.
   Юродивый останавливается и наклоняется, держась за живот. Плюёт на снег, вытирает рот рукавом.
   Чернец: Складно говоришь! Ты во что верил, когда в Храме гадил? Ты Храм христианский осквернил. Ты этим что хотел сказать?
   Юродивый снимает штаны и садится.
   Юродивый: Ничё. Я говорю ротом, верю сердцем, а жопой я токма сру! Боле ничё не умею...
   В подтверждение своих слов Юродивый крестится, сидя со спущенными штанами.
   Чернец: Сердца у тебя вообще никакого нету, так, кишка дёргается, а ртом своим ты только врёшь!
   Юродивый: Чё я наврал, примерно?
   Чернец: А золота у тебя полно припрятано? Ну, веришь нет?
   Юродивый лезет рукой под тулуп, рвёт ворот рубахи: у него на шее висит маленький кожаный мешочек.
   Чернец: Не густо.
   Юродивый: Очень даже густо! Франсус дал, тёзка мне - Никола.
   Чернец: Ни кола и ни двора. Точно тёзки.
   Юродивый развязывает мешочек замороженными пальцами, приоткрывает его и с таинственным видом показывает Чернецу. Там крупицы пурпурного цвета.
   Чернец: И что это за хренота?
   Юродивый: Лекарство для металлов!!!
   Чернец: Тьфу на тебя, мудило...

***

  
   В углу рядом с граблями, лопатами, деревянными боронами и косами стоят вилы с замотанным тряпкой древком. Рядом на сундуке, обняв голову руками, сидит Рыжий. Всё его тело избито и ободрано. Он весь мокрый, и на полу под ним лужа. Рыжий тихо воет и покачивается. Когда входит красивая кудрявая женщина, он замолкает.
   Кудрявая: Так и будешь в сенях всё время сидеть? Чего в дом не идёшь?
   Рыжий: Ты на покос с обедом не пришла.
   Кудрявая: Так я это... заплуталася...
   Рыжий: Я бы ничего не знал. И ты бы не знала. Зачем ты вилы принесла, дура! От чё перь делать?
   Рыжий хватает вилы и трясёт ими перед лицом стоящей у стены женщины.
   Кудрявая: Ты хороший мужик. Хорошо мы с тобой жили: мирно, всё, что надо, было, ты меня не обижал, так бы и дальше... Только ты вот мне скажи: это что ли - жизнь? Это что ли и есть - вся жизнь?
   Рыжий: Все обедать сели, а я, как дурак...
   Кудрявая: Да чё тебе все? А ты сам-то чё? Ты бы не знал, я бы не знала... Ты сам-то будь кем-нибудь.
   Рыжий молчит, смотрит, как капают её слёзы с подбородка, громко набирает воздуха носом, закидывая голову назад, и бьёт вилами с такой силой, что они пробивают ей грудь и втыкаются в стену.
  

***

  
   Из двери сарая выходит женщина и, поскользнувшись на крыльце, падает прямо в руки Юродивого. Он с удовольствием хватает её и держит на весу, а она болтает ногами.
   Юродивый: Кака-така красота-поспелочка к нам упала?
   Валя Дудинова: Пусти. Я Валя Дудинова.
   Юродивый ставит её на землю и улыбается, а у неё из глаз текут слёзы.
   Валя Дудинова: Я икону приходила заказать к другу твоему, а он не может.
   Юродивый: Он может.
   Валя Дудинова: Солнышко моё - барыня моя шибко болеет, в жару вся который день, ничего не помогает - ни доктора, ни бабки. Скорее надо, а то не дай бог, тьфу-тьфу-тьфу, помрёт. А он сидит там без штанов и в варежках.
   Юродивый: В два дня сделаем. Куды принесть?
   Валя Дудинова: Так в красный дом господский, Гречаниновых, на площади. Мене отдашь.

***

  
   Юродивый: Ну-ка покажи.
   Он стаскивает с руки Чернеца варежку. Ладонь опухла и превратилась в шар. Сплошная рана гноится с обеих сторон, и из неё неестественно торчат бесполезные пальцы.
   Юродивый: Заколявела!
   Чернец: Оденешь мне штаны? Хочу на двор выйти. Хоть на крыльце посидеть.
   Юродивый берёт его ладонь двумя руками и с силой сдавливает её в кулак. Чернеца прошибает пот. Кровь и гной текут сквозь ладони на штаны Юродивого.
   Юродивый: Щас перестанет, стерпи, родной.
   Чернец шумно дышит. Юродивый осторожно кладёт его руку на стол и встаёт.
   Юродивый: Не разгибай, пускай привыкнет.
   Он втыкает Чернецу между пальцев кисть и вытирает свои руки о рубаху.
   Юродивый: Тама человек помирает, помочь надо. Не смей боле отказывать людям недугующим. Еслив человек просит - это его устами Бог просит!
   Юродивый незаметно вытаскивает из-за пояса железный крюк и прячет его за печкой.
   Юродивый: Давай штаны одену, погуляем пока...

***

  
   На лавке в рядок разложены мешочки. Чернец пыхтит около доски, а Юродивый перетирает ему ножом на стекле краски.
   Юродивый: Потому нож твёрдый, что в ём земля. Понял? А гнётся потому, что и вода в ём есть. А также ветер и огонь.
   Чернец: Не обожгись, смотри.
   Юродивый: Ветер и огонь - суть душа и дух, дурак.
   Чернец: Белой глины ещё сделай: раз, два... пятый.
   Юродивый подходит к лавке, считает пальцем до пяти, открывает мешочек.
   Юродивый: Она не белая, а тёмная, серая.
   Чернец: Высохнет - побелеет.
   Юродивый: А земля и вода - суть твердота и жижесть. Пойми: у железа дух железный. У свинца...
   Чернец: Дух свинский.
   Юродивый: Ты слушай, когда тебя уму учат! Пхилософорскому. Надо связать птицу небесную и пресмыкающую жабу...
   Чернец: Ладно, хватит. Больно трудные уроки у тебя. Уроки вязания. Ты мне вот что скажи: а если не получится ни хрена с иконой этой... Ну как помрёт барыня...
   Юродивый подходит к Чернецу и берёт его за горло двумя руками.
   Юродивый: Даже звук такой в башку не пускай. Се больно будет вышибать оттеле.
  

***

  
   Светловолосый мальчик Андрей копает палкой ямку в земле. Рядом два таких же малыша. Андрей вытаскивает из кармана и бросает в ямку отрубленные толстые человеческие пальцы, они пачкаются кровью, и он вытирает руки о штаны. Малыши смотрят, выпучив глаза.
   Через дыру в заборе протискивается Матрёна и причитая идёт мимо них. Андрей показывает малышам на неё.
   Андрей: Это знаеете кто?
   1 Малыш: Кто?
   2 Малыш: Кто?
   Андрей: Это ангел!
   Все вместе они засыпают ямку. Потом строят маленькую могилку и украшают её камешками, ветками и осколками от бутылок.
   Андрей: И девчонки и тётьки. Они все ангелы...
  

***

   Юродивый заворачивает икону в чистую тряпицу.
   Юродивый: Сам попрёшь? Красный дом на площади, он тама один - Гречаниновых. Отдашь Вале Дудиновой.
   Чернец: Да знаю я. Подправить там надо было кое-что.
   Юродивый: Ты со своей культёй только размажешь ещё больше, иди, давай, с Богом.
   Чернец берёт свёрток и выходит. Юродивый вытаскивает икону Спас на Дверце, ставит её на полу у табуретки, и встаёт на колени.
   Юродивый: Ты Господь истины. Ты велик и можешь. Ты и солнцу указал его место и его восток, ибо всё рождается там, а на западе подыхает. И мне укажи моё, Господи. А то прошли годы мои, как дождь, и высохли. И вот - ничего нет. Ничего, Господи, ни хера! Пошли мне милость Твою, или порази гневом Твоим. Дай мне по вере моей. Дай мне света Твоего, чтобы освятить всю тьму мою. Дай мне смысла, смысла Твоего. Знаю, Господи, все оставят меня, и я оставлю всех, но не Ты, Господи, и не Тебя. Алилуйя! Слава тебе, Боже.
   Юродивый осеняет себя крестными знамениями, бьёт поклоны, замирает с закрытыми глазами, будто ожидая чего-то, и долго стоит. Потом появляется еле уловимый звук. Юродивый прислушивается, стараясь разобрать, что это, но слышит громкие шаги на крыльце, вскакивает и убирает икону. Входит Чернец.
   Юродивый: Ты чё вернулся?
   Чернец роняет на пол свёрток с иконой и со злостью пинает его ногой. Ложится на лавку и отворачивается к стене.
   Юродивый: Чё? ...чё?
   Чернец: Всё, что же ещё! Конец твоей сказке, сказочник...
   Юродивый: Ну-ка говори.
   Чернец: Сам послушай, слышишь, слышишь?
   Юродивый: Чё это?
   Чернец: Это она, Гречанинова и есть, барыня Софья Паловна. Несут её ногами вперёд! Весь город там. И Валя твоя Дудинова там же, за гробом. Посмотрела на меня, чуть не прожгла.
   Чего молчишь? Вот такие мы с тобой чудотворцы. Ты меня искалечил всего, тварь чокнутая. Ради чего? Ради чего ты уродовал меня? Мудаки мы безмозглые, и мудаками сдохнем!
   Чернец начинает просто выть, а Юродивый остолбенело смотрит на свёрток в углу. Потом он поднимает икону, разворачивает, смотрит. Снова заворачивает. Опять разворачивает и смотрит. Потом говорит очень тихо.
   Юродивый: Молчи. Молчи и слушай меня. Общем так: я щас беру сю икону и иду туда и, еслив надо... еслив надо... еслив надо, я их всех, блядей, из гробов подыму!!! У меня щас трупы зашевелятся! Веришь нет?
   Чернец: Давай, зарывайся.
   Юродивый: Потому как мы святым-насвяты! И творить можем всякое. По образу и подобию Его!
   Чернец: Что ты можешь, убогий?
   Юродивый подходит к Чернецу, роняет его на пол и начинает пинать.
   Юродивый: Я всё могу! Фома поганый. Всё! Всё могу! Всё!
   Чернец: Давай! Давай! Ещё. Бей! Сильней! Ещё. Убей меня.
   Когда Юродивый останавливается и, тяжело дыша, берёт в руки свёрток, Чернец плюёт кровью на пол.
   Чернец: Обожди... Я было уж верить начал. Еслив ты щас что сможешь, это будет чудо из чудес! Иначе - всё зря! Давай, учитель. Бог тебе в помощь, иди...
  

***

  
   Урядник с хрустом идёт вдоль реки и дышет набок паром. За ним женщина - жена конопляного детины. Вся одежда на ней расстёгнута и развевается. С плеча на снег падает платок. Урядник подходит к выступу берега и остановившись даёт ей пройти.
   На берегу, ногами к реке, рядком лежат четыре присыпанных снегом трупа. Сначала три маленьких, потом большой. Окоченевший труп конопляного детины будто показывает кусок льда, вмёрзший в его поднятую руку.

***

  
   Чернец говорит молитву, глядя в камеру. Огонёк свечи играет на его лице. Время от времени он крестится и кланяется, выпадая из кадра, и тогда видны свиньи. Они высунули рыла сквозь деревянную решётку, глядят в камеру и тихонько хрюкают.
   Чернец: Помилуй нас, Боже, мя и его, неразумного, нас всех, и тех, кто заплутался, и кто нуждается. По велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззакония наша. И направь нас, Господи, и исполни нас, Боже, Твоей благодати. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.
   На протяжение молитвы с улицы слышится смех, который становится всё громче. От пинка распахивается дверь сарая, и вваливаются обнявшись Юродивый и Валя Дудинова. Чернец встаёт с колен.
   Юродивый: Ага, земля так зашевелилась...
   Валя Дудинова: О... Софья Павловна.
   Юродивый: Вызывали?
   Валя Дудинова: Ползи... назад.
   Юродивый: ...Отдыхай!
   Они смеются не переставая, как в диком танце, хватаясь за животы и сгибаясь, цепляются друг за друга, еле выдавливая слова и что-то роняя на пол. Юродивый смахивает всё со стола, а Валя Дудинова выставляет на него закуски и бутыли из авосек. Наконец они обращают внимание на Чернеца.
   Валя Дудинова: Это он! Дай поцеловать! Чудо...творец, дай... поцеловать!
   Она встаёт на колени и смеясь ползёт к Чернецу. Задирает ему рубаху. Целует его в живот.
   Чернец: Вы чё?
   Валя Дудинова: В живот! В самую... плоть! Потому дух... твой велик... а плоть...
   Юродивый: Иди суда, на красно место... разговляться будем!
   Они усаживают Чернеца за стол, Юродивый ерошит ему волосы, Валя Дудинова берёт бутыль.
   Валя Дудинова: Чего желаете испить, святые?
   Юродивый закрывается локтем от бутыли, как от солнца, и чуть не падает.
   Юродивый: Прочь поминочный напиток. Чудотворцы пьют нектар...
   Валя Дудинова: Парубочки, всё... для вас.
   Юродивый: Богомазы хочут... человече молоко... верно?
   Валя Дудинова с бутылью в руке ложится на стол и вытаскивает одну грудь.
   Чернец: Дак чё? Случилось то...
   Юродивый берёт его за голову и тычет лицом в женскую грудь.
   Юродивый: Посмоктай мякотишки. А святой учитель хочет бабья сока... Где тут чё у нас?..
   Он задирает Вале Дудиновой юбку и раздвигает ноги, а она гладит Чернеца по голове.
   Юродивый: Вот это печь!
   Чернец поднимает голову и поозиравшись по сторонам снова присасывается к груди.
   Валя Дудинова: Порвите Валю Дудинову... целители мои... солнышко моё...
   Юродивый приникает лицом, смех превращается в сопение, потом в стоны и рёв. Одежда понемногу отлетает в стороны. Огонёк свечи играет на их распалившихся обнажённых телах и наблюдающих за ними свиных рылах.

***

   Сквозь открытые двери Храма видно, как народ внутри расступается, образуя коридор. От алтаря к выходу идут рука об руку жених и невеста. Это молодой барин ведёт одетую во всё белое Параску. Она с цветами в руках, гордая и счастливая, выглядит, как настоящая барыня.
   Когда молодые появляются на ступенях Храма, слышен шум восторженной толпы, скопившейся на улице. Они останавливаются. Из глаз Параски брызжут слёзы, а молодой барин глуповато улыбается.
   Молодые медленно проходят под градом летящих к их ногам цветов, мелких монет и какой-то крупы, к воротам, к которым подъезжает свадебная бричка, запряжённая двойкой украшеных белых коней.

***

  
   Иконописец Трифон Чёрный идёт к себе в мастерскую мимо сарая, на крыльце которого замечает нечто странное. Он подходит ближе и наклоняется: среди раздавленных яблок у скомканной тряпки для ног гордо стоит экзотический фрукт - ананас. Трифон непроизвольно крестится, оглядывается и, аккуратно перешагнув через него, приоткрывает дверь сарая.
   Там полный разгром. Повалены решётки, отделявшие людей от животных, перевёрнуты табуретки, на которых сидят куры. Изо рта одной свиньи торчат плетёные ручки авоськи, и она подрагивает во сне, другая лежит между ног у сидящего на полу у лавки голого Чернеца. Тот спит, положив голову на локоть, а локоть - на грудь Вали Дудиновой. Она не чувствует от этого неудобства, раскинувшись в непристойной позе на лавке, она, облитая чем-то липким, обнимает Чернеца за шею, во сне пощёлкивая носом. Кругом валяются ассигнации. Немного одет только Юродивый: у него на горле завязана её юбка, которая прикрывает ему плечи. Его голова лежит в луже на столе, а куры теребят клювами по очереди то его повисшие руки, то член, к которому прилипли деревянные стружки.
  

***

  
   Из-за угла Храма появляется степенная фигура священника, вокруг которого суетится Трифон Чёрный. Они направляются к сараю.
   Трифон Чёрный: Никак нельзя допускать такого святотатства. Надо их выгнать отсюда! Такой разврат чинят прямо около Храма.
   Он взбегает по крыльцу и торопливо распахивает дверь. Священник останавливается на пороге.
   Внутри всё прибрано. Валя Дудинова, аккуратно одетая, стоит на коленях перед мужчинами, которые в новых рубахах, умытые и даже с расчёсанными волосами, чинно сидят на лавке.
   Валя Дудинова: Благослови вас Господь за святые ваши богоугодные дела, аминь.
   Она поворачивает к священнику своё заплаканное лицо и встаёт.
   Валя Дудинова: Вот, батюшка, благодарю за исцеление от смертельного недуга доченьки моей, Лизаньки моей, солнышка - барыни моей. Вчера-то после похорон принесли они икону свою, Арханьгела. Лизанька глазки открыла, поцеловала образ и заулыбалась. А через час уже покушала и говорит: встану помолиться! Ласточка моя, барынька моя. Да хранит Господь чистую душу Трифона Чёрного. Позвольте руки ваши, израненные святым трудом, поцеловать с благодарностию.
   Она осторожно берёт руки Чернеца и целует их по очереди.
   Священник: Что же с руцами твоими?
   Чернец: Дак пострадал вот...
   Юродивый: За веру...
   Священник: За тебя там люди свечи ставят. Правда ли говорят, Пресвятая Богородица Троеручница в Покровке - твоя работа?
   Чернец: Да.
  

***

  
   Священник степенно идёт назад к углу Храма, а вокруг него растерянно суетится Трифон Чёрный.
   Трифон Чёрный: Успели всё прибрать, бесы, прикидываются. Вы слишком долго собирались, отец Алексий, они успели, там такое было, там...
   Священник: Не тебе замечания мне делать, Трифон. Или ты не Трифон никакой? Что это люди про тебя говорят, что ты не ты, а он Трифон Чёрный взамен тебя? Что это ты тут мутишь? Хвост у тебя нищие смотрели... Грех-то какой!
   Трифон Чёрный: Эти всё врут, всё врут, а те были там голые, вот так, нараскоряку...
   Священник: Тьфу! А ананас?
   Трифон Чёрный: А ананаса где-то нету...
   Священник: Да как же нету, ты сам-то кто? Ананас и есть...
  

***

  
   Юродивый и Чернец так и сидят на лавке в новых рубахах.
   Юродивый: Слава Богу, успели, начапурилися, яко немсы, я как чуял! Ты чё скис, ему, главно дело, руки целуют, веришь нет? Ну вот, пошла руда... Давай-ка похмелимся скорей, я сижу, сам думаю: токма не упасть...
   Чернец: Это ужасный... смертный грех...
   Юродивый: Чё? Помудрушки ли чё ли опять?
   Чернец: Это страшный обман. Мы потонули в грехе и всё врём, врём...
   Юродивый: Ты чё, сука, обратно запел?
   Чернец: Вспомни, что ночью было - с бабой гулящей свальный грех, бесносвят...
   Юродивый: С кем? Она пришла себя отдать за дочь. Всю. С радостию! Это дар беспредельный. Она и во грехе непорочная осталась. Ты у меня щас спомнишь, башка незаплатанная... А Матрёна? К нашим бабам грязь не пристаёт. За грубое слово убила б, а помочь кому - всё отдаст. Любви в тебе нету.
   Юродивый наливает, они чокаются, пьют и молча смотрят друг другу в глаза. Потом снова наливают.
   Юродивый: Чё ночью было, я не помню. Правда. И ты обтряхнись и мозга похульные выкинь! Думашь, почему Христосу грешные дороже праведных? А посему, маловерный, что у их телоплоть греховная, зато помыслы праведные все! Душа для горнего готова! А те же, кто постят тело своё, только и мечтают о грехе всю свою поганую жисть. Не - забивай - башку - говном! Повтори!
   Чернец: Вы пришли - смех, веселье, я думал, правда чудо...
   Юродивый: А это чё? По сю пору не внял? Ты чё хотел, чтоб покойники гуляли? Или смысл свой обрясть? Маленько-то выбирай! Всё зря, это будет чудо из чудес, и чё? Это и называется так! А теперя взад пятки? Чё молчишь, собака? Так али не так?
   Чернец: Ой, не знаю.
   Юродивый: Коли не знаешь - спроси. Я научу.
   Чернец: Чему ты можешь научить, ты - долбаный урод! Ты хам, вор и подтасовываешь всё. Шулер! И учить меня лезешь, лжец!
   Юродивый: Я щас рукава закатаю, и ты смекнёшь: чище меня только един Бог - раз! Из говна растут цветы - два! Веришь, нет, сука?

***

  
   Рыжий не глядя прыгает со скалы спиной в пенящийся поток. Река бурлит и крутит его. Он пропадает в воде, потом обмякший всплывает. Стремительный поток подхватывает его тело и бросает на камни, потом вниз, едва оно снова касается воды, как стремнина дёргает его вперёд. Река разбита порогами на водяные ступени, по которым дёргаясь, зацепляясь и падая спускается вниз безвольное тело Рыжего.
  

***

   Юродивый: Боюсь, убью тебя. В очах аж смеркается. Не в том дело, чему я учу, а в том, чему ты научаешься. Скажи ты сам, чё те надо? Глянь, как бы хорошо! Мы бы святотворцы стали!.. От, блядь Самара. А так подохнем ни за чё!..
   Чернец: Помнишь сгоревшую деревню? Там в одном доме на печи - гнездо. Можешь узнать, что сталось с хозяином? Здоровенный такой детина, рожа коноплястая, рябая.
   Юродивый: А он причём?
   Чернец: Я ему икону Иоанна Крестителя сделал, так он её поломал о печь и сжёг.
   Юродивый встаёт, озирается и берёт топор.
   Юродивый: Считай, его больше нету.
   Чернец: Ты сядь и слушай.
   Юродивый снимает шапку и с топором в руке садится.
   Чернец: Просто хочу понять, у того рука отсохла, а у этого чё? Ничего?
   Юродивый: Как ничё, вся деревня сгорела, ты чё, совсем? Живым его точно нету, это я чутьём знаю. И помер позорно - яйца скорее отгорели. Так ты тама опосля пожара был? Ты хотя в печь глянул?
   Чернец: Зачем?
   Юродивый: Дурак! Я щас пойду в эти Ебеня, отворю печь и возьму тама твою икону, потому она сгореть не могла!
   Юродивый поднимает топор, кладёт свою руку на стол и ставит лезвие у основания пальцев.
   Юродивый: А еслив ея там нет, я свою руку от так отхерачу, веришь нет?

***

  
   Матрёна, сидя на корточках, прикручивает чистой тряпицей какие-то листья к ноге Трифона. Рядом стоят его сапоги. Один из них мокрый. Трифон смотрит ей запазуху, а когда она поднимает свои томные глаза на раскрасневшемся лице, он морщится от боли.
   Входит отрок со свёртком под мышкой, кладёт его на стол и оглядывается.
   Отрок: Сказали здеся Чёрный Трифон разукрашивает. Здрасте.
   Трифон Чёрный: Так я и есть он.
   Отрок берёт назад свёрток.
   Отрок: Так он-то мне и нужен, а не ты... Где он?
   Трифон Чёрный: Я Чёрный Трифон.
   Отрок идёт назад к двери, открывает её и оборачивается.
   Отрок: Это ты бабе своей вкручивай!
  

***

  
   Юродивый за столом держит в руке бумагу, а Чернец, задрав рубаху, осматривает в маленьком зеркале свой шрам на спине и кряхтит. Потом изогнувшись ковыряет ногтем корочку на рубце и трогает кровоподтёк. Левая сторона его спины покрыта буграми исковерканных рёбер.
   Юродивый: Спас на Дверце. Сухорукий принёс. Троица Наворотная. Это у Рыжего. Богородица Троеручница. Покровский храм. Богородица на Чистой Доске. У жены Бороды. Я спиздил.
   Чернец: Не ругайся, отдать надо. Чего ты считать их взялся?
   Юродивый: А как богомаза счесть? Бо еси ты ёбарь простой - давай баб сочтём. Я рази ругаюсь? Теперя: Архангел Валидудиновый. В красном доме. Ещё?
   Чернец: Николай Угодник. Самый первый, в монастыре ещё делал. В лазу замурован, в моей келейке, где крысы.
   Юродивый: Николай Угодник в Лазу. Ты про его не говорил. Ещё чё?
   Чернец: Так Иоанн Креститель!
   Юродивый подносит к лицу обрубок левой руки с единственным большим пальцем.
   Юродивый: Иоанн Креститель Товдушкинский. Пишу, у погорельца?
   Чернец: Нет. Если там нимб золотой, это точно не моя.
   Юродивый: Не зарекайся. Разломанная надвое и снова слиплася, очень похожа.
   Чернец: Если сам веришь, что она - зачем руку отрубил?
   Юродивый надолго замолкает.
   Юродивый: Я его с шуйцы вдарил. В чельную кость. Всю башку расчекрыжил. Не знаю почему, я же правша...
   Юродивый вытирает рот рукавом, плюёт на пол, снова вытирает рот.
   Юродивый: Видать, сразу знал: отрублю! Вот и пообещал тебе... А икона точно твоя, посмотришь потом.
   В сарай забегает запыхавшийся служка.
   Служка: Просили передать. Отец Алексий просили передать Трифону Чёрному, чтоб ты работал теперь в мастерской, если хочешь. Потому что тот отрёкся и ушёл.
   Чернец: Так и сказал: передай Трифону Чёрному?
   Служка: Да. Потому что тот, который был, сам сказал, что он не он, а ты. Оставил всё, прибрался и ушёл. Полы даже сам помыл. И учителя твоего просят помочь. Дерево там порубать сухое. А то, говорят, грех это - дерево засохло у входа в Храм.
   Юродивый показывает ему обрубок руки.
   Служка: Ух ты, можно поглядеть?
   Юродивый: Как же я порубаю, с такой культёй...
   Служка: А про курицу ты тогда наврал...
   Юродивый: Курицу? Ты вот чё передай: рубить не надо, я лучше сделаю - оно оживёт! Иди.
   Служка убегает. Они садятся, ставят локти на стол и смотрят друг на друга.
   Чернец: Если дерево оживёт и вновь зазеленеет, всё что ты говорил - правда. Всему поверю...
   Юродивый смеётся.
   Юродивый: Ты чудеса творишь и не видишь, как же ты такой малой глупости поверишь? Ты себе сам не веришь! Врёшь, дурак.
   Чернец: Это не глупость, без чуда это сделать невозможно.
   Юродивый: Тьфу! Ты-то у меня зазеленел...
  

***

  
   Матрёна нагребает из печки в утюг угольев, машет им из стороны в сторону, чтоб разгорелись и ставит на плиту.
   Матрёна: Зачем им утюг? Дрова что ли гладить собралися?
   Она берёт его и несёт на улицу. Там на дровокольне у своей чурки сидят на куче дров Чернец и Юродивый.
   Матрёна: Погорячее что ли вам?
   Едва она подходит к мужчинам, как Юродивый кладёт руку на чурку и отрубает себе пальцы топором. Они отскакивают в кучу дров.
   Чернец: Чё ты отрубил-то сразу!
   Юродивый берёт у Матрёны утюг и прижигает свою культю. Его дёргает в сторону, Матрёна подхватывает. Юродивый моргает, будто сор в глазу, его лицо белеет.
   Юродивый: Ты сказал - нет! Другой раз думай прежде неже! Я из кишок тут лезу для тебя...
   Матрёна: Пошли в дом скорей.
   Матрёна уводит Юродивого, а Чернец плюёт с досады на землю. К чурке подходит светловолосый малыш и смотрит, как из стоящего на ней утюга идёт дым. Чернец перебирает дрова в куче - ищет отрубленные пальцы.
   Андрей: Не болит больше? Пвошло? Или посикать опять?
  

***

  
   Жена коноплястого детины, сидя на стуле, смотрит сквозь стену и баюкает двух девочек на коленях. Девочки тихо переговариваются между собой и под унылую песню матери незаметно слазят и осторожно кладут её руки ей на колени. Женщина как бы не замечает этого и продолжает качаться в такт песне.
   Девочки достают из сундучка игрушки и тихонько играют в углу какими-то тряпками. Открывается дверь, за ней стоит усыпанный снегом Юродивый. Пар с улицы медленно вползает внутрь. Юродивый бросает на пол платок и закрывает дверь. Девочки подбирают его и продолжают тихо играть, а мать всё поёт и поёт им колыбельную песню.

***

  
   Матрёна: Пойду шприц помешаю, а то пригорит.
   Она выбирается из-под одеяла и голышом семенит на кухню. Гремит железками, возвращается и дёргает одеяло.
   Матрёна: Пусти.
   Трифон Чёрный: Обожди, повернись-ка задом.
   Матрёна смеясь поворачивается, виляет задом и хлопает по нему ладошками.
   Трифон Чёрный: Я вот, бывает лик святой пишу, а перед глазами, прости Господи, твой белый зад стоит. Это как болезнь какая. А как начну прядки волос писать - так, прости Господи, твой перед.
   Матрёна: А я вот сейчас тебя полечу! От всех болезней...
   Она снова залазит под одеяло. Они обнимаются, закрывают глаза и счастливо затихают.
   Трифон Чёрный: Я что-то лежу, лежу. Может, помочь чего? По хозяйству там или сделать что-то...
   Матрёна: Дров наруби.

***

  
   За воротами у Храма около самого входа стоит пышное зелёное дерево. Юродивый смеётся и тянет Чернеца за плечо.
   Юродивый: Ну, ты идёшь? Чары по полуведру.
   Чернец: Как ты это сделал?
   Юродивый: Ладно тебе... Сало растает.
   Чернец: Но как? Как?
   Юродивый: Веришь теперь, или врёшь опять?
   Чернец: Скажешь или нет?
   Юродивый: Я тебя учил, а ты доказать обратно хочешь. Сперва скажи: веришь, нет?
   Чернец: Верю! Теперь, что ни скажешь - поверю.
   Юродивый смеётся.
   Юродивый: Да? А поверишь ты, что я скоро стану Богом? А рожа моя будет в церквах на иконостасах?
   Чернец: Шутишь... ты просто балуешься, меня проверяешь...
   Они идут вдоль забора, за которым слышен стук, к реке. Юродивый приникает к щели.
   Юродивый: Ты вот куды глянь! Вот где чудо живое...
   Чернец возвращается и смотрит между досок забора рядом.
   Во дворе дома всё завалено дровами, их весело и ловко рубит и бросает в огромную кучу Чёрный Трифон.
  

***

  
   Юродивый сидит на камне у реки, рядом нарезанное сало и хлеб, а Чернец ходит вокруг него с бутылью в руке.
   Чернец: Скажешь или нет? Чего молчишь? Ты колдовал что ли как? Ну, говори!
   Юродивый вытаскивает из-под рубахи мешочек, висящий на груди.
   Юродивый: Лекарство для металлов помнишь? И людей, и прозябаемых растений, и всякой херни. Никола дал - франсус. Пхилосопорский ляпид. Я просто посыпал чуток на землю под деревом, и оно, пиздец - выздоровело! А еслив в водку щас пару крошек бросить, то никогда не умрём.
   Чернец: А ты пробовал?
   Юродивый: Никола - франсус пробовал, он давно не помирает, заебал уже всех. А еслив медь расплавить или железо, сыпнуть туда, остынет - золото будет.
   Чернец: Чего ж ты не наделал?
   Юродивый: Да... лень хернёй заниматься, веришь, нет?
   Чернец наливает водки в стакан.
   Чернец: Бросай!
   Юродивый: Нет! Мы с тобой будем помирать - мирывать. Мы под дерновое одеяльце! Нам надоти! Тебе - чтоб не испортил всё. Мене - чтоб Богом стать! А бессмертие сё я одному человеку отдам.
   Юродивый берёт у Чернеца стакан с водкой, заходит по колено в воду и шевелит там ногами.
   Чернец: Шутишь опять про Бога?
   Юродивый: С этим я не шучу. Господь меня переполняет. Я уж одна шкурка осталась, потяни и залуплюсь.
   Чернец: Но как Богом? Христосом, Святым Духом? Еговай? Кем?
   Юродивый: Мне на фамилии насрать. И размазать. Какой есть Бог истинный - таковым и бысть стану!
   Чернец: Как же ты Им станешь, если Он уже есть?
   Юродивый: Да проще пареной репы. Представь: я - эта водка. А река - Бог.
   Он выливает водку в реку и улыбается.
   Юродивый: Ну, стала эта водка рекой?
  

***

   В доме темно, только горит лампадка у чистой иконной доски в углу под потолком, да несколько тонких свечей у гроба. Гроб косо поставлен на двух табуретках в середине комнаты. В изголовье сидят и непрерывно причитают две чёрные старухи. В гробу покойник - Борода. Один глаз у него медленно приоткрывается.
   Вздыхает и подходит к гробу женщина, покрытая большой чёрной шалью, под которой видно исподнее.
   Женщина: Никак не уймётся, родимый, не нагляделси ещё...
   Она закрывает ему глаз рукой и крестится на иконную доску под потолком, которая уже слегка чем-то запачкана. Женщина берёт со стола льняную ленту и кладёт её на лоб покойнику. На ленте надпись и крест. У покойника опять медленно открывается глаз.
   Женщина: Ну зачем ты меня пугаешь? Куды ты смотришь-то всю дорогу?
   Она приседает у гроба и поворачивает голову в направлении взгляда мертвеца. Лампадка освещает тёмные пятна на иконной доске.
   Женщина: Закоптилась что ли икона твоя или чево? Протру давай тряпочкой...
   Женщина выходит в сени и гремит там ковшом в ведре. Через приоткрытую дверь в комнату вползает клубящийся пар. Женщина возвращается с тряпкой, ставит в угол стул и встаёт на него. Лампадка светит ей прямо в глаза. Женщина щурясь протирает иконную доску, придерживая одной рукой, берёт лампадку и поднимает её вверх.
   Чёрная шаль падает с неё на пол. Смолкают причитания старух. Женщина открывает рот и прижимает к нему мокрую тряпку. На иконной доске почти чёрно-белое изображение Богородицы.
  

***

   Юродивый и Чернец в мастерской Трифона Чёрного заняты своим таинственным делом. Один размешивает в ведре что-то белое, а другой, высыпав на стекло немного глины, разбивает яйцо и, удерживая желток между скорлупками, выливает белок в стакан. За дверью слышна суета.
   Чернец: Заходи, чего подслушиваешь?
   Входит монах-живописец и ставит вещи у двери. Чернец подвигает к стакану солонку.
   Чернец: Выпей вот.
   Живописец замирает перед стаканом, озирается по сторонам.
   Живописец: Чё-то не пойму...
   Потом кладёт соль на край стакана и опрокидывает его в рот.
   Живописец: Спаси, Господи. Наслышаны в Ростове Великом о святых твоих чудесных деяниях. Послали вот меня к тебе, Трифон Чёрный, мастерству твоему учиться. Не откажи в милости. Я прошёл уже по святым местам: Богоматерь Троеручницу видел - чудо живое. Иоанна Крестителя, что из огня восстал, и Богородицу на Чистой Доске чудесным образом явленную. Наворотную Троицу видел. Её просят в Храм отдать, а Рыжий говорит: пусть лак сперва высохнет, а как он высохнет? Мироточит она, аж на землю капает. Рыжий говорит, ты хлеба за икону попросил, а у него не было, захожу, говорит, в дом - заношу стыд, а на окне - каравай ещё тёплый.
   Чернец: Да он забыл с похмелья, а я видал в окне. И солнце было уже под полудень.
   Юродивый оставляет своё ведро и угрожающе подходит к Чернецу.
   Живописец: Люди говорят: где Трифон Чёрный прикоснулся, там сразу чудо.
   Юродивый: Истинная правда!
   Чернец: Отпустил-таки тебя отец Питирим?
   Живописец вздрагивает и обходит вокруг стола, вглядываясь в лицо Чернеца.
   Живописец: А ты никак дрова у нас рубил?
   Чернец: Я рубил, а у него вот пальцы отлетали.
   Он кивает на Юродивого, а тот показывает свой обрубок.
   Чернец: Я у вас тогда красок украл немного, и кистей, вот - могу отдать.
   Живописец: Мы ещё смеялись, что руки вечно замотаны, недалёкие... а у тебя раны были, как у Христа. Про тебя говорили, а ты рядом стоял. Постой, постой...
   Монах садится.
   Живописец: Ты же с малолетства моего в монастыре был. Когда же ты успел... Что-то не соображу никак.
   Монах прокручивает что-то в голове, и часто моргает. Чернец улыбается, а Юродивый вздыхает.
   Юродивый: Почала пизда мигать... ты тупой ли чё ли? В нашей школе приходской, учти, мясной крюк - посередине. Но тебя учить ровно за жабры надо, ей Богу...
   Они невесело смеются, а монах-живописец, как в забытьи, моргает глазами, глядя куда-то в стену, и шевелит губами, не слыша смеха.
   Живописец: Мы же там... обожди-ка...
   Юродивый: Слава его впереди его!!! Веришь, нет?

***

  
   Клава: Несёт, несёт!
   Толстая баба с голыми от плеч руками-колбасами бросается от окна к двери, распахивает её. За дверью Валя Дудинова со свёртком в руке. Она кивает и вытирает ноги.
   Валя Дудинова: Ну как он?
   Клава: Весь в пролежнях... и с работы-то уж не приходют к ему... Это я виновата, всё молилась, чтоб не пил.
   Баба вздыхает, подходит к двери и отодвигает занавеску. На кровати с открытыми глазами лежит без движения Иван, аккуратно по горло накрытый белой простынью. Рядом с кроватью покрытая белой же тряпицей табуретка, на которой стоят пузырьки и стакан с водой. В воде навёрнутая на деревянную палочку вата.
   Баба убирает табуретку, а Валя Дудинова разворачивает принесённую икону Архангела. Они стоят в нерешительности.
   Клава: Ну как, как? Чё делать-то?
   Валя Дудинова пожимает плечами, поворачивает икону к мужику и прикладывает к его лицу.
   Валя Дудинова: Целуй Святый образ!
   Иван не шевелится под доской. Бабы переглядываются.
   Ваня: Заебали вы меня, сучары!!!
   Бабы пугаются и крестятся, а икона падает на пол.
   Клава: Заговорил! Слава тебе, Господи! Заговорил!
   Она оглядывается по сторонам, будто здесь полно народу, а Валя Дудинова обомлела и стоит с выпученными глазами.
   Клава: Соколик ты мой! Заговорил! Ванечка, родимочка моя! Это я, Клава. Клава твоя. Скажи ещё что. Скажи, Кла-ва.
   Ваня: К... к... курва, ёб твою мать!!!
   Баба вне себя от счастья смотрит на Валю Дудинову.
   Клава: Говорит! Ванечка говорит! Может, тебе надо чего? Чем тебе потачить? Скажи, я принесу. Скажи.
   Ваня: Г... г...
   Клава: Скажи, скажи... ну...
   Ваня: Г... говна сраного!!!
   Клава: Заговорил!!!
   Она бросается к Вале Дудиновой, хватает её и рыдает, сотрясаясь всем своим грузным телом, а та стоит со стеклянными глазами.
   Валя Дудинова: Разъядри меня Христос...

***

   Чернец просыпается в чужом доме, встаёт с лавки. Рядом маленький горбатый мужичонка странно прихохатывает.
   Чернец: А где он? Лохматый-то мой?
   Горбунок: Ха, дак это... ха, ушёл он...
   Чернец: Куда? Как это? Мы же с ним идём икону смотреть... Крестителя...
   Горбунок: Дак это, ха... он с бабой пошёл... обнялися, и пошли... баб же, ха, надо чреватить... ха-ха...
   Горбун хитро сощуривается и подмигивает.
   Чернец: Его чё, тут обождать?
   Горбунок: Нет, ха, я покажу дорогу...
   Чернец: Ну вот, мать его!
   Горбунок: Он, ха, сказал... будет ждать у Рыжего... коло ворот, ха, прямо...
   Чернец: Так я же не найду! Один-то...
   Горбунок: Дак, ха, я укажу... пошли, тут прямо, ха, и всё...
   Чернец с сомнением выходит вслед за горбуном. В дверной проём видно, как они стоят во дворе, горбун разрезает воздух ребром ладони указывая путь и похохатывает, а Чернец растерянно смотрит то на горбуна, то в лес, куда указывает горбатый.
   А здесь, в доме, шевелится на полу, а потом встаёт огромная корова, заслоняя собой двери, и сразу слышен звук плюхающихся на пол коровьих лепёшек.
  

***

   Юродивый нервно топчется на берегу, наблюдая, как в болоте тонет человек. Это Чернец. Он так глубоко увяз, что едва может дышать. Юродивый смотрит то на Чернеца, то себе под ноги в поисках спасительной жерди. Но у его ног ничего нет. Чернец боится захлебнуться и даже не просит помощи. Его понемногу засасывает всё глубже. Юродивый растерянно смотрит по сторонам. А Чернец набирает воздуха вместе с водой, кашляет и скрывается с головой.
   Юродивый: Ну вот... ну вот... давай, давай... Ну...
   Под густой жижей ещё чувствуется движение, но ряска уже сходится и затягивает то место, где торчала голова Чернеца. Юродивый встаёт на колени и бьётся головой об острый камень на берегу.
   Юродивый: Ну... ну... ну... всё? Всё?
   Кровь стекает ему между глаз, а он шарит ими по поверхности, но вода уже успокоилась и не найти уже то место, где был Чернец. Юродивый ложится на берегу, обнимает голову, сворачивается, как плод в утробе, и ревёт, как животное. Понемногу его рёв превращается в вой, потом в нытьё, обретает мелодию, и он поёт.
   Юродивый: Кто напьётся воды - не боится беды,
   Никакой крамолы и не дьявольшены.
   Когда Москва женилась, Казань понела,
   Понизовные города в приданыя взела:
   Иркутска, Якутска, Енисейской городок,
   А и в Нов-город был тысяцкой,
   А Уфа-та срака, сваха была,
   Кострома-город хохочет,
   В поезду ехать не хочет.
   А вздумали-взгодали по Куракина послали.
   А Куракин говорит:
   - Изопьём-ка вина, то прибудет ума!

***

  
   Соседка Рыжего копает свой огород. Ставит ногу на лопату и вытирает слёзы. С крыльца спускается Рыжий с вилами в руке. Кладёт их на землю, встаёт на колени и крестится на ворота. Створки ворот без росписи - совсем новые, а в щель между ними бьёт луч восходящего солнца. Потом он встаёт и поворачивается к соседке.
   Рыжий: Копай до конца. Вся земля теперь твоя. Тут всего полно остаётся - забери. Мне не надо... Ухожу я... как есть - голь... и вор, и убийца. Твоя правда, бабка...
   Рыжий берёт вилы на плечо, приоткрывает ворота, чуть подождав чего-то, переступает через мокрую полосу на земле под ними и протискивается туда, где сразу начинается ветер.

***

  
   Калека: Ну, на посошок, выходит? Давай я налью - руки у меня ещё есть пока. Куда идёшь-то?
   Безногий наливает и протягивает Юродивому стакан водки. Калека сидит на каком-то тряпье, прислонившись к решётке и съёжившись. За его спиной ворота Храма, а перед ними шумит на дожде зелёное дерево.
   Юродивый: Ишь, как расцвело...
   Безногий оглядывается.
   Калека: Так всю весну дожди какие, у меня вот вся подушка сгнила. Помню, когда купол этот подымали, тоже дождь хлестал. Я и оскользнулся на волглом. Лечу, лечу, чую чё-то долго лечу, аж замёрз. Слышу только - еблысь! Внуторь Храма и упал. Теперь вот ты ходишь заместо меня... Куда идёшь-то?
   Юродивый возвращает стакан и, помогая исковерканной рукой, развязывает мешочек на груди, а калека наливает себе. Юродивый бросает ему в стакан пару пурпурных кристаллов.
   Юродивый: Пей. Раз весной в дождь, раз осенью в дождь-же. Услышаны молитвы твои. Не помрёшь теперя никогда. Это Бог тебя благодарит. За веру твою.
   Калека пьёт, крякает и занюхивает рукавом. Юродивый надевает свой мешочек ему на шею.
   Юродивый: В Ростов Великий пойду...
   Калека: Далеко, однако...
   Юродивый: Далеко - помирать...
   Калека: В дождь идти - хорошая примета. Видать, получится у тебя...

***

  
   Молодой барин, хлопнув по попке дворовую деваху, со счастливым видом поднимается по лестнице и открывает дверь спальни.
   На полу в куче свалившегося с кровати белья запутались голая Параска и его отец. Барин мокрый от пота, увидев сына, делает ещё несколько движений, встаёт и, не потрудившись отвернуться, надевает штаны.
   Барин: Что ж ты... без стука, болван!
   Сын тихонько воет, Параска сидя на полу, тянет к нему руки, а барин надевает сорочку, повязывает галстук.
   Барин: Ты положительно не можешь ни черта, только напрасно портишь всё, а тут красота младая, её же надо... как тебе сказать... тьфу ты, глист! Я нуждался, чтоб ты знал!
   Отец уходит, а молодой барин со слезами падает на колени в объятия Параски.
   Параска: Ну, ну, мои хорошие, не надо плакать. Ну, ничего, ничего... Простите барина, они ведь чисто Вы, только постарше. Вот приклонитеся мене на грудь, а я Вас полелею. Вот так, мои милые... Вы такие пылкие, раскраснелися, разрумянилися, мои ласковые...
   Молодой барин прижимается щекой к груди Параски, обнимает её. Его тихий вой постепенно превращается в шумное дыхание. Параска расстёгивает ему одежду и, поглаживая его по голове, выпутывает свои ноги из простыней. Молодой барин снимает рубаху, а она спускает ему штаны и, откинувшись назад, стягивает их ногами.
   Параска: Вот так, мои милые... соколичи мои... хорошими-хорошохоньки... сизаночки-сизокрылочки мои... не плачьте, душки, я Вас пожалею...
   Молодой барин укладывается на Параску, он и вправду похож на отца, в той же позе он делает несколько движений, таких же, как делал его отец.

***

   Монахи-живописцы толпятся в дверях, наблюдая за Юродивым. Он перебрасывает хлам из одной кучи в другую, пытаясь освободить заваленную дверь.
   Живописец: А с им-то чё? С Трифоном-то Чёрным?
   Юродивый: Помер он.
   Живописец: Суда никто и не заходил, как он ушёл. В келью-то его. Уж почитай лет десять.
   2 Живописец: Больше поди.
   Живописец: А ты-то учитель вроде его? Николай? Меня на крюк хотел повесить, как рыбу. Еле ноги унёс.
   3 Живописец: Ты чё хочешь там? Взять что ли чего?
   Юродивого почти не видно в пыли. Он будто специально швыряет всё погромче да посильнее. Монахи-живописцы расступаются, давая проход. Входит игумен и морщится от пыли. Юродивый как раз добрался до двери.
   Игумен: Что вы деете тут? Сором такой чините...
   Юродивый: Видение мне было. Образ Святой явился чудотворный. Трифоном Чёрным писаный. В келье он в сей, в лазу для крыс запечатан.
   Игумен: Крыс лет около десятка как нету. А то поболее того.
   Юродивый с трудом открывает дверь и протискивается в келью. Монахи-живописцы, переступая через мусор, очищают дорогу игумену, растворяют пошире дверь.
   Они с интересом разглядывают покрытые пылью огарки свечей, натыканные везде по стенам. Юродивый, отодвинув сундук, долбит обухом стену. Под отвалившейся штукатуркой виден забитый лаз. Все наклоняются, а Юродивый выламывает доски.
   Увидев в лазу горящую свечу, они пятятся назад к двери, крестятся и шепчут что-то. Юродивый достаёт свечу, ставит на пол и роется в дыре. Свеча длинная, словно её только что зажгли, но она быстро сгорает. Прямо на глазах.
   Игумен: Огня надо чудотворного взять, померкнет сей же час. Вот чем темь-то нашу победить...
   Монахи-живописцы переглядываются и, будто подкрадываясь, делают по шагу вперёд.
   Юродивый: Вы чё, чудес ли чё ли не видали никогда, бедняги...
   Он плюёт себе на пальцы и берёт свечу за огонь. Она тухнет, а он хохочет и снова лезет культёй в лаз.
   Юродивый: А победить - значит испортить, по-русски-то...
   Потом Юродивый, нащупав-таки икону, вытаскивает её, встаёт и показывает.
   Игумен, а за ним и монахи-живописцы падают на колени и осеняют себя крестными знамениями. Юродивый даже слегка удивлён такой реакцией.
   Разлохмаченный он держит двумя руками у груди икону, на которой изображён он сам, держащий икону со своим изображением. Проступившая из доски смола повторяет шрам на его лбу и даже грязь на одежде, которую он испачкал только что, шаря в лазу. Левая рука на иконе размазана и на ней нет пальцев.
   3 Живописец: Это ж портрет твой!
   Сами собой загораются многочисленные огарки по стенам. Монахи столбенеют.
   Игумен: Али ты Николай Чудотворец?
   Юродивый: А чё ж вы присели, сами-то? Или не догадалися? Уж чего-чего, а чудов-то я начудил... Се последнее... Он смотрит икону, целует себя на ней и отдаёт игумену.
   Юродивый: Вставьте в иконостас... Вы хоть видитя, что мир-то поцарапанный? Иду теперя прямо к Богу, полно мозга ебать!

***

   В Храме малолюдно. Косая старуха несёт табуретку, ставит её перед иконой Николая Чудотворца. Потом вместе с товаркой садят на неё безногого калеку. Он крестится и говорит в камеру.
   Калека: Вот твой образ явлен, тебе и скажу через яво. Виноват я перед тобой. Дюже много просил. Не могу унесть. Уйми чудеса свои мал-мало. Теперя не надо мне вечности твоей. Паче тяжесть. Лучше верни мне всёж-таки ноги мои мне в зад. Нешто я корячиться-то буду вечно на култыгах. Виноват я, общем, прости. А ты, еслив опять придёшь, так я лучше пинка тебе налажу, заместо спасибох. Вместе и порадуемся. А мешочек твой я отдам, посмотрю, кто верует шибче, и отдам тому. Общем, заместо вечности снова ноги мои в зад, не спутай, а то я тихо говорю, простыл. Слава тебе, Господи!
   Безногий опять крестится, оглядывается, подходят старухи и снимают его с табуретки.
  

***

   Под тоскливую песню две девки дома стирают бельё. Одна выжимает, бросает в таз, подхватывает его на бедро.
   Девка: Ну, идём на речку полоскать-то, Параска?
   Параска: Погоди, надо ладом постирать, они такие душки.
   Девка: Ладно, мать пока накрою чем. Пока ходим.
   Параска трёт бельё о доску, купает его в бадье, выжимает, нюхает и кладёт в таз. Открывает дверь и стоит.
   Параска: Пошли.
   Девки уходят, а унылая песня остаётся. В углу на стуле сидит накрытая шалью старушка. Её руки лежат на её коленях, она всё поёт и поёт колыбельную песню своим дочкам, покачиваясь в такт.
  

***

   На паперти у Храма нет никого, словно перевелись все нищие. Но вот из дверей его выносят гроб. За ним тихо идут и погощане. В гробу - безногий калека. То ли гроб был слишком велик, то ли калека короток, то ли не захотели нести полупустой гроб, так или иначе, но из-под савана, которым накрыт покойник, торчат сапоги. И несут его по русскому обычаю - ногами вперёд.
  

***

  
   Небо взрывается от колокольного звона стаей птиц. Два звонаря, как пауки, дёргаются в паутине верёвок на колокольне. Камера летит рядом с птицами над утопающим в тумане монастырём. Колокола отбивают очень уж затейливую мелодию, а птицы, видимо, уже знают её наизусть, они как раз успевают описать круг, и с последним ударом колокола опять влетают в арку колокольни...
  
  
   Игумен
   Чернец
   Живописец
   2 Живописец
   3 Живописец
   Девка
   Параска
   Юродивый
   Рыжий
   Соседка
   Борода
   Лысый
   Брат
   Сестра
   Мужик
   Молодой барин
   Гостья
   Гость
   Иван
   Начальник
   Андрей
   1 Малыш
   2 Малыш
   Девчонка
   Косая старуха
   Старуха
   Калека
   Трифон Чёрный
   Матрёна
   Бабушка
   Мальчик
   Гувернантка
   Конопляный
   Жена
   Служка
   Отрок
   Баба
   Нюра
   Барин
   Парень
   Рабочий
   Отец
   Извозчик
   Девочка
   Кудрявая
   Валя Дудинова
   Священник
   Женщина
   Клава
   Горбунок
  
  

Москва 2006 год

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"