|
Представим себе автономный дискурс, развивающийся внутри себя самого, по своим собственным
правилам и законам, не опирающийся на авторитеты, не цитирующий единомышленников/оппонентов, -
дискурс совершенный и замкнутый сам в себе. Исключить возможность такого дискурса нельзя, но есть
что-то холодяще-одинокое, пугающее, в таком неукорененном развитии мысли. Вспоминается сразу
"Логико-философский трактат" Витгенштейна, где автор словно сознательно, в порыве аскезы, обрубает
корни референции:
"Я не хочу судить о том, в какой мере мои усилия совпадают с усилиями других философов. Ведь
написанное мною не претендует на новизну деталей, и я потому не указываю никаких источников, что мне
совершенно безразлично, думал ли до меня кто-либо другой о том, о чем думал я."
Если не считать начального Motto из Кюрнберга, и легких, вскользь ссылок на Фреге и Бертрана
Рассела - как будто в силу долга, "чтобы не обидеть умалчиванием друзей", "Логико-философский
трактат" укоренен исключительно в свою собственную мысль.
Исключительность такой аскетической попытки только оттеняет правило, а именно, что в большинстве
своем современные дискурсы являются референтными, и передвигаются на воздушной подушке утоптанной
временем чужой мысли.
Современные философские статьи скорее напоминают литобзоры, в которых авторы, следуя принципу
"publish or perish", умело жонглируют чужими концепциями, мыслями, цитатами, "исследуя" то, что уже
было сделано до них. Собственный же путь мысли при этом прослеживается, в лучшем случае, на стыке
чужих мыслей, перколирует в тесном зазоре между цитатами. Современная мысль оказывается
инвалидирована референцией, передвигается на причудливых разновеликих подпорках. Можно было бы,
взыграв от радости, отдаться непредсказуемости и колориту интертекстуальной игры, но как-то совестно
становится, когда понимаешь: все что ты делаешь, является условным, зависит от выбора точек опоры,
от подборки цитат и ссылок.
Ловко/неумело подобранная цитата может укоренить ложный взгляд на автора или радикально изменить
представление о нем. Цитата вполне может выдать частность за обобщение, антитезис за тезис,
случайную оговорку за убеждение. Однако большая часть современной критики и (страшно подумать)
философии строится на искусстве умелого жонглирования цитатами.
Первым этапом укоренения дискурса является выбор оснований, столпов, на которые удобно
опираться. Это выражается в сознательной фиксации внимания (своего и читателя) на одних
авторах/концепциях - с которыми удобно дружить или приятно полемизировать, - и умалчивания,
ретуширования, сокрытия тех концепций, которые видимо не соотносятся с дискурсом или ему
противоречат.
Цитирование позволяет еще сильнее провернуть чужую концепцию в свою пользу, превратить мышление
в текстовую игру, в перекличку текстов. Цитата создает образы мышления других авторов - емкие, не
требующие большого напряжения воображения, но при этом часто фальшивые и гротескные.
Цитирование - синекдоха на мета-уровне дискурса, с той лишь разницей, что в обычной синекдохе в
части необходимо угадывается целое, вероятность ошибки минимальна; цитирование же чаще всего уводит
в сторону от целого, создает иллюзию легкого подступа к этому целому. Ограничиваясь цитатами, мы
облегчаем себе/читателю задачу, выигрывая во времени познания. Но при этом, словно подчиняясь своего
рода правилу рычага (или принципу неопределеннности?), мы неизбежно проигрываем на уровне
интенсивностей - в охвате, кругозоре и понимании.
P.S.
И тем не менее, аскетически бесцитатный дискурс не может не чувствовать свою неукорененность. В
свою очередь, прячась от неопределенности и ранимости голословных утверждений в спасительном
цитировании, дискурс неумолимо скатывается к предвзятости. И предвзятость становится платой за покой
укорененности. Так замыкается круг. ;))
Внимание: видео-ссылка!
P.P.S.
Самая идеальная аскетичность дискурса не освобождает его от необходимости работать с чужими
мыслями, вписывать свои мысли в чужие, а чужие - в свои. Даже мой собственный текст через несколько
дней становится для меня чужим.
Сегодняшнему моему тексту приходится неявно использовать мысли вчерашние, рожденные другим
настроением, наводить мосты между мной нынешним и мной прошедшим. На стыке разных настроений
возникает конфликт - а так хочется быть последовательным, так не хочется противоречить самому себе!
Тогда приходится ирригировать поле мысли искусственными каналами построений, вводить чужие голоса,
сводить и когерировать мысль. В попытке наведения мостов текст произрастает новыми мыслями. Эти
новые мысли могут стать доминантами дискурса, - но не столько для того, чтобы снять диалектически
противоречия между исходными мыслями, а чтобы перевести дискурс на новый уровень. На новом уровне
противоречия между исходными предпосылками уже просто не имеют значения.
Наше сегодняшнее, более зрелое, настроение подсказывает, что бороться с цитатами так же наивно,
как и воевать с ветряными мельницами. Тем более, что рассмотрение цитат как точек опоры, оснований,
отправных точек дискурса грешит однобокостью. Цитирующий дискурс может быть воинствующим,
подчиняющим себе чужую мысль, замахивающимся на авторитеты именно в смысле их интериоризации,
покорения. Цитируя, мы встраиваем чужие мысли в свою экономику, даем им новое, словно только теперь
единственное и правильное звучание. Эта убежденность в правоте - показатель уместности цитаты,
возможной в случае идеальной интериоризации, когда текст сливается с цитатой...
Russian English translation services
Английский перевод
http://l10n.110mb.com/
|
|