Термин "алгоритм" означает (я не беру математическую трактовку) "формализованное описание процедуры получения некоего результата" - безотносительно к тому, каков этот результат: правилен он, или неправилен, полезен зачем-то, или нет: каков алгоритм, таков и результат. Данный - как мне представляется - дает результат следующий: норма. Добротная, подтвержденная; причем дает гарантированно и, так сказать, "поточно", "профессионально". И сразу стали наплывать ассоциации с преподавательством литературы... Но это я, извините, отвлекся.

       Словом, это очень хорошо и, без сомнения, полезно: - я бы сказал "рекомендую" - имей я такое право - тем, кто хочет найти хороший, нормальный продукт, в том числе и с учетом экономических соображений - что, точно - немаловажно. Вот, пожалуй и все об этом.

  Далее я бы хотел просто поделиться своими мыслями, отчасти связанными с первоначальной темой, но во многом и выходящими за эти рамки, в общем-то, довольно личными, совсем не претендующими на оригинальность и, поэтому не всем интересными. Фактически, я стану размышлять вслух о своем собственном мировоззрении - причем касаясь не только литературы - просто потому, что вне всякого сомнения - я - подобно многим современным людям - эгоцентрик: глупо лицемерить и скрывать это. Именно поэтому я и убираю этот текст в свой раздел. И именно поэтому я далее так часто буду повторять "мне кажется", "возможно", "если не ошибаюсь".

       Мне кажется, что конфликт - если это можно назвать конфликтом - который обозначился в нашей общей дискуссии - это конфликт именно мировоззренческий. Меня, персонально меня, в искусстве вообще больше притягивает не столько норма, сколько выход за ее пределы - желательно конечно вверх, но сгодится и - в сторону, ту или иную; в крайнем случае, могу пережить и - вниз, если не чрезмерно глубоко (Мамлеева, например, не люблю). Норма прекрасна, бесконечно интересна, полезна, но - видимо я уж так устроен - мне жгуче любопытно: а что там, за ее прекрасными мраморными стенами.

       Ну... когда я размышляю об этом, мне часто рисуется картина: люди идут через первобытный лес, переживая все связанные с этим невзгоды; те, кто идут первыми- принимают на себя их главную тяжесть, валят деревья, прорубая дорогу для остальных; первые гибнут в трясинах. Последним - значительно легче идти по уже расчищенной и утоптанной тропе, но и у них свои неприятности - их выхватывают и утаскивают в чащу хищники, а кто заболел или просто отстал, могут уже никогда не догнать своих; теми же пропажа может замечена быть слишком поздно, если вообще до отставшего есть кому дело, да и кто захочет возвращаться и подбирать кого-то, опаздывая сам, подвергая себя той же опасности?..
     Но вот, наконец найдена благодатная долина: река, заливные луга, ласковый ветер высушивает и шевелит взмокшие от пота волосы... Начали обустроиваться, ладить дома (намеренно не говорю "рубить избы", чтобы те терять общности), храм, осваивать и благоустроивать окрестные пастбища, делянки, ставить ульи... Климат и природа благоприятствует - и спустя время, можно наблюдать на том месте совершенный рай на земле, царство благополучия, красоты, гармонии - нормы. Кто шел первым - занял по справедливости лучшие места: на пригорке, над речкой - и более никому уже тех мест не занять - навеки они за теми, что первыми шли, да за их семьями, потомками, учениками. Заметьте при этом, что люди не перестают совсем, например, болеть, умирать, в том числе и при трагических обстоятельствах, никуда не исчезают ссоры, обиды, порою трагедии, о которых через десятилетия слагают легенды, да и поют о них на немудреных праздниках и просто так - потому что душа просит. Словом - это не конфетно-лубочный фальшивый мир, воспетый некоторыми нашими художниками слова и, особенно, кисти, а мир совершенно реальный, живой, нормальный. (Собственно говоря, если кто-то уже перестал понимать, к чему я плету все это - бросьте сейчас, не читайте: и дальше все будет в этом же созерцательном духе - я ведь предупредил. Сам бы, признаться - не выдержал.)
     Ну, народятся, конечное дело - дети, зачирикают, запроказят, как воробьи: затем подрастут, остепенятся, сами нарожают детей, так и пойдет - славно же! красиво же! разнообразно - но при том правильно все, хорошо - чего же еще желать! Хватит и на наш век, и детям, и далеким потомкам, только сберегите, делайте так же, ничего не трогайте! И в этом - мудрость.

  Но через сколько-то времени, раньше или позже, кто-то непременно начнет - сначала задумываться, а там - и затосковывать вечерами, тревожимый закатными сполохами, и все глядеть, не отводя глаз, все глядеть на сине-сизый, неровный, неряшливый, таящий неведомую угрозу гребень дикого леса, тонущий в предвечернем тумане - вдали. Не милы ему больше красота и благолепие места, где он родился и вырос - уйдет он, уйдет в дальний бесприютный и таящий позабытые уже давно опасности лес, терпеть новые лишения, прокладывать новую тропу, да так, может, и сгинет там без вести, так что и памяти о нем не останется.

       Люди в благодатном том земном раю - здоровые, крепкие, красивые. Чисты телом и душою, добры, великодушны - добра-то, благолепия, счастья на всех хватит. Кто в леса подался - мошкой искусанные, ветками исхлестанные, голодные, злые, больные, грязные из трясин-то выбираючись; когда поделятся куском, а когда и зарежут, последний отнимая... Но идут, всё идут, назад не глядят.

       ЗАЧЕМ?!

       Дык... - интересно же, что там вдали: никто же не видал никогда - может чудеса, каких и представить себе невозможно... Да и в родных-то местах все уж - не то: хорошо, благодатно, но... не то что-то... да и лучшие все места уже позаняты, достойными людьми - не поспоришь, как можно... (если, конечно, не вовсе выродок какой).
     Так вот и пропадают, да и увязавшиеся за ними спутники-товарищи вместе.

  А может - найдут где новое место?.. да и начнут обживать-обустроивать уже его, и начнется вся сказка сначала... Пока снова кто не затоскует на закате, глядя на далекую сизую кромку леса... И в этом - жизнь.

       Понимаете, к чему я это? Нет, я не путешественник, в своей одержимости жаждой познания непреклонно идущей по своему пути, совершающий великие подвиги ради раскрытия тайн мироздания к своей славе и гибели. Я - тот, кто сидит у края его дороги и поддерживает огонь в костре; я, быть может, недостоин развязать ремень обуви у идущего, но лишь храню маленький колеблющийся круг тепла и света для того, кто, как и я, не может, или уже не хочет идти, для того, кто просто устал (привет тем, кто помнит - о чем речь:).

       Так вот я, собственно, про что. История эта, которую я в несколько поэтической форме изложил - на мой взгляд, вечна, как смена времен года, неотвратима, как воздвижение гор и разлив океанов, как сама жизнь. Какого, спрашивается, хрена было таскать яблоки с дерева, с которого - сказали: не брать? И быть изгнанными из родного благодатного края, и в поте лица добывать хлеб свой, и в муках рождать детей своих? Для чего было ходить в походы к новым землям и гибнуть от лишений, болезней, ножей своих же спутников? Злато? слава? Так ведь этого добра-то можно было иметь много и не прибегая к таким сложностям, и многие - имели. Кто заставлял алхимиков просиживать года в своих кельях, не видя солнечного света, не отрывая глаз от плавящихся в тиглях составов, а их потомков - губить здоровье и жизнь, изучая радиоактивные вещества?

       Для меня - ответ на этот вопрос прост: жажда познания; именно она - а не скабрезности, какие обычно принято усматривать - есть первородный грех, проклятие, но и по-прежнему самый сладкий из запретных для человека плодов. И об этом-то я и пытаюсь говорить - разными средствами и на разные лады - всю свою, уже давно перевалившую на вторую половину, жизнь.

       Но - в отличие от многих пишущих - совсем мало даю ответов, больше задаю вопросов...

       Что заставляет художника нарушать веками известные законы гармонии и красоты, разрушать прекрасные и также веками отточенные формы, даже порою сквернить, ругаться над ними? - художественную оценку оставим в стороне, поговорим о мотивах, - что? - делая себя изгоем? вызывая непонимание и насмешки, ответное поругание тех, кто понимает "как нужно" и тех, кто не понимает? временами пуская в мир терпеливо дожидающихся этого часа демонов, пожирающих своих освободителей и приносящих многие беды остальным? временами обрекая себя на нищету, озлобление, часто - забвение?..

       Тот же, все тот же самый вопрос: что там, за прекрасными мраморными стенами музеев и храмов, в обступившем их, диком, загадочном лесу? И не смогу ли я хотя бы там, хотя бы такой страшной ценой, выкрикнуть, вырвать наружу из души свой мучительный, но только мне принадлежащий, единственный, как голос одной из сотен, единогласных по своей природе, органных труб - крик?

       ЗАЧЕМ? Кто даст ответ? Нет его у меня...

       Подчеркну, что здесь я не имею в виду блажь от пресыщенности, скуку от безделья, дурь от бескультурья и бездарности. Астафьев в одном из давних интервью прекрасно говорил о том, что, дескать, это вы, столичные фраера, любите в блатных поиграть: блатные песни попеть, без матерка в приличной компании - никуда (пересказываю по памяти, только суть). Вроде - романтика. Высоцкого в этой связи вспомнил. А я-то, говорит, у себя в Красноярском крае, повидал, что это такое на самом деле, в жизни. Это, говорит, как если сладкого много кушал, пирожных, так хочется потом - дерьмеца. Словом, нужно различать. Прежде чем объединяться - решительно и окончательно размежеваться.

       Но увы, никаких алгоритмов я здесь не предложу - нет у меня для этого алгоритмов никаких: возможно (и даже вероятно) потому, что это не нужно мне профессионально, не нужно в массовом порядке. У меня есть, впрочем, некая концепция, мировоззрение, если хотите, которое я сформулировал для себя довольно давно, а неосознанно руководился им, наверно, вообще всегда:

  всякое произведение может быть адекватно понято и оценено только в системе координат, в которой оно создавалось.

       Или - создалось, потому что так бывает, и часто. Хотите, замените мысленно слово "координат" на слово - "ценностей", смысл от этого также не пострадает.

       Тредиаковский, вероятно, счел бы Пушкина прохвостом (кстати, вдруг представил себе Пушкина, собственноручно пишущего аннотацию... да хоть к "Евгению Онегину": "Скучающий интеллектуал Онегин..." - если не рассматривать в качестве таковой "не мысля гордый свет забавить..." - померещится же!); Толстой удивлялся "неряшливости, искусственности, выдуманности" Достоевского (намеренно привожу эту цитату, потому что в то же самое время Достоевский был высоко ценим Толстым как духовный, христианский мыслитель: "конечно, это настоящий писатель, с истинно религиозным исканием, не как какой-нибудь Гончаров"); Бунин признавал одного лишь прозаика - Чехова, да и того - лишь "равным" себе, о поэзии Блока высказывался пренебрежительно и враждебно - "немецкая"; Набоков же - Чехова "ненавидел"; Маяковский - с позиций футуризма - предлагал "сбросить Пушкина с парохода истории", а потом - с позиций "соцреализма", когда "концепция изменилась" - писал: "нам стоять почти что рядом - Вы на "П", а я - на "М""... Всё примеры из хрестоматий...
     И всё просто потому, что ну... нельзя температуру за окном измерять портновским сантиметром (по крайней мере, очень несподручно, результата точного не получишь и все равно придется где-то взять тонкую стеклянную трубку, а в качестве рабочего тела - хотя бы спирт), напряжение - аптекарскими весами, о Шагале судить с позиций классицизма, оценивать "драйв" у Чайковского, итд итп и пр.
     Другой - противоположный пример - Блок вот распознал подлинность таланта Клюева, в сущности и подарил тому его "пятнадцать минут славы", хотя, кажется - что у них могло быть общего?

       Мне бы хотелось надеяться, что мы избавим себя от банальностей, вроде "это дает оправдание любой халтуре", "сначала научитесь у мастеров (писать стихи, как Пушкин? картины, как Тропинин? романсы, как Чайковский?), а потом мы посмотрим...", "на безумства имеют право лишь гении" и проч.

       Я отнюдь не причисляю себя к страшным демократам, либералам или революционерам; скорее - к консерваторам. Но здравый смысл подсказывает мне, что все имеют право, все. И - отвечают за это право. Мой инстинкт самосохранения - будь я хоть трижды консерватор - подсказывает, что в противном случае - застой, тупик, конец. Музей восковых фигур. Мавзолей.

       Словом, я - наблюдатель и, вероятно, сам порождение мира "запредельности" - смутно-прекрасных - но и несуразных порою - образов, неведомых символов, мистического косноязычия откровений, мира подсознания и интуиции, религии - все в причудливой и дикой смеси, перекатывающейся волнами хаоса, анархии, мятежей... Мира, который я первый порекомендую держать в узде, ни в каком случае не пускать его на покойные мраморные ступени музеев и храмов, и сам, если нужно, встану на их защиту, но с которым чувствую нерасторжимую связь, имя и цена которой - жизнь. Идеи миссионерства и прозелитизма, равно - в религии, или культуре, мне понятны и вызывают уважение - идеи, но не практика: я все же занимаюсь всем этим, скорее, ради себя, любимого. Культуртрегерство явно не моя стезя, хотя бы в силу уже упоминавшегося мною факта - я больше ставлю вопросов, чем даю ответов, я предпочту взвалить тяготы и славу просвещения, поднятия уровней, усовершенствования нравов на плечи тех, кому это по душе. Этим же определяется и мое поведение в культурном пространстве: я, правду сказать, не занимаюсь чем-либо систематическим, будучи верующим, надеюсь, что если мне следует увидеть, услышать или прочесть что-либо, Господь как-нибудь это устроит, а если нет - по всей вероятности это и не нужно; меня не смущает, если случится "продираться" через непривычные текст или образы, если я интуитивно чувствую, что они содержат хотя бы грамм "полезной породы", при этом мой мозг не "...занят невольной критикой того, как пишет автор, какие ляпы допускает...", а просто на ходу, совершенно машинально корректирует их так, как мне необходимо, чтобы понять его, или (если это, скажем, невозможно) - просто, как нравится. В конце концов, "Слово принадлежит наполовину тому, кто говорит, и наполовину тому, кто слушает" (это Монтень сказал).

       С этим связана одна из культурных парадигм, руководящая моим восприятием вообще любой культуры, вернее ее отличие от, ну... условно скажем - общепринятой, традиционной, что ли, по крайней мере, для европейской культуры последних веков. Эта последняя сводится к следующей схеме:

  АВТОР ==> ПРОИЗВЕДЕНИЕ ==> ЧИТАТЕЛЬ (ЗРИТЕЛЬ, СЛУШАТЕЛЬ итд).

       То отличие, о котором я говорю, касается лишь промежутков между участниками этого процесса:

  АВТОР <=> ПРОИЗВЕДЕНИЕ <=> ЧИТАТЕЛЬ.

       Я бы обозначил это здесь, как "со-творчество". Подчеркиваю двумя жирными линиями, что я опять-таки не претендую ни на какую новизну: все это старо и известно. В моем смысле это не означает, разумеется, возможность или обязанность для зрителя подойти и подрисовать что-нибудь на понравившейся (или наоборот не понравившейся) ему картине - хотя и такое практиковалось (при похожих обстоятельствах, например познакомились зритель - Джон Леннон и автор - Йоко Оно). Однако сам я осознанно или неосознанно придерживаюсь именно такой парадигмы отношений в этой тройке, причем - увы - вне зависимости от согласия или несогласия ее крайнего члена - справа или слева.

       Однако здесь необходимо обратить внимание на то, что это модель внутреннего отношения и поведения - и внутреннего глубоко. Поэтому я, например, никогда не даю советов и не вношу никаких рацпредложений - или делаю это крайне редко, когда просят или явно ожидают; когда мне нравится хоть одна строчка в стихотворении, я непременно об этом скажу, а об остальных пятнадцати неуклюжих и бездарных - никогда не скажу ничего: также за исключением гипотетического случая, если сами попросят - но люди ведь не глупее меня, поэтому никто не просит. Да это звучит - не очень, ведь я мог бы помочь кому-то что-то сделать как-то лучше, но... я, как мне кажется плохой наставник, да и мой жизненный опыт подсказывает, что лучшее - враг хорошего, а плохое улучшать - только зря потратить время. И нервы.

       Так что я, вероятно, останусь-ка там, где я есть - на узкой контрольно-следовой полосе - с одной стороны взглянешь - разделяющей, с другой - соединяющей застывшую музыку великолепных стен и подступающую совсем близко чащу причудливо сплетенных ветвей дикого леса, с тревожным и магическим хором голосов, рвущихся из нее; останусь со своим костерком - пусть маленьким, но живым. Тем более, что выбора у меня, вероятно, все равно нет.

       Дыр бул щил. Убещур.