Мой дедушка рассказывал мне это. Про Советский Союз. Про пятидесятые. Он служил в армии водителем - в Крыму. У одного полковника: молодой, очень умный, чуткий и честный человек, занятый на... Ну, в общем, многие ведь знают, что в Крыму в пятидесятые годы делали молодые и очень умные полковники, которым по штату полагался личный шофер. Впрочем, этот был еще и на одной ноге - вторая у него была деревянная. По горам, даже крымским, на одной ноге с ядерной бомбой под мышкой не очень-то поскачешь, верно? Только все это было большим секретом. Тсс!..
Выходя из машины, полковник хромал по улицам Севастополя, Феодосии, Судака и Коктебеля, но всегда старался держаться очень твердо и потому всегда выглядел как бы немного танцующим. Он это понимал и, будь он матросом, наверняка постарался бы усилить эффект. Но полковник был летчиком, так что ему приходилось лишь бороться со своим стеснением. В чем ему редко помогали восхищенные взгляды большежопых с толстыми икрами, перетекавшими в точеные треугольники туфель, девиц, которые приезжали с другими полковниками, незанятыми непосредственным укреплением атомной безопасности нашей родины, из Москвы и осаждали центральные улицы и набережные. Наш полковник таких девиц побаивался. К тому же, служебное положение не позволяло ему на это размениваться.
Зато он сделал исключение для Сони - худой, тонконогой и тонкорукой, большеглазой, лишь с чуть-чуть пухлыми щеками брюнетки, дочери хорошо знакомого ему архитектора, который в Судаке строил лагерь для пионеров. Если бы полковник видел фильмы с Одри Хепберн, он поразился бы сходству между Соней и знаменитой актрисой. Но в СССР фильмы с Хепберн выходили с опозданием после премьеры, да и полковник редко бывал в кино. До одной сцены рядом с дощатым туалетом в саду в доме архитектора.
Это был первый раз, когда полковник, по воспоминаниям дедушки, воспользовался служебным положением в своих целях. Накануне они ехали по горной дороге, на минуту прыгнувшей вниз к морю. Вид прекрасный, ветер с морскими брызгами заставляет почувствовать жизнь вкусной и легкой, в планшете пара документов довольно высокой степени секретности. Наслаждаясь всем этим, дедушка и полковник сбросили скорость, чтобы, честно говоря, кайфануть еще больше - закурить голландские сигареты, которые черт-знает-каким образом оказались у них от капитана, встречавшегося с... Это все тоже большой секрет. Они ехали вдоль пляжа, как внезапно перед их машиной на дорогу вылетела какая-то тряпка, потом подпрыгнула и набросилась на лицо дедушки. Они быстро затормозили, избежав аварии, хоть полковник треснулся с громким стуком деревянной ногой о дверь, и, ругаясь матом, стали рассматривать тряпку - легкое женское платье. Тогда полковник оглянулся, не забыв подумать о шпионах, охотящихся за его документами, но вскоре увидел за кустом около скалы огромные глаза. Он узнал Соню. За ветками куста виднелось голое тело. Естественно, полковник "вспыхнул". Затем вышел из машины и, отвернув голову вниз и вбок, подошел к кусту, на вытянутой руке, протягивая платье.
- Здравствуйте, Соня, - сказал он, смущаясь.
Она долго не отвечала, но через полминуты сказала:
- Пожалуйста, положите платье на куст.
Полковник пробормотал "извините", не глядя, положил платье и быстро пошел к машине. Они с дедушкой уехали.
На следующий день погода была отвратительная, дул очень сильный ветер и у полковника всю время ныла отрезанная нога. Он ходил хмур и сер, а вечером приказал дедушке ехать к архитектору. По дороге он не говорил ни слова и даже не курил. Дедушка попросил сигарету - полковник отдал всю пачку. Правда, сделал это очень вежливо. У ворот он попросил дедушку не дожидаться его. Видно было, что полковник переживает, что взял машину по личному делу. На возражение, что очень поздно, он сказал о прояснившейся погоде. Это была правда.
Архитектор принял его очень радостно, как всегда. А вот Соня, с которой он прежде много говорил про заграницу или танцы, все время молчала. Вскоре она вышла, опустив глаза и двигаясь очень быстро. Перед самой дверью она не удержалась и посмотрела на него. При этом глаза ее улыбнулись.
Полковник заметил ее взгляд. Что-то мощное накатило на него, затронув даже деревянную ногу. Он захотел курить, но не смог найти сигарет. Затем вспомнил, что отдал их дедушке. Посмотрел на архитектора, но увидел, что тот набивает трубку, а трубок полковник почему-то не переносил.
- У вас нет сигарет? - спросил он все-таки архитектора.
- Да нет, не держим.
Они рассмеялись, и полковник почувствовал, что хочет писать. Отлично, поможет отвлечь внимание от курева.
Он "извинился" и вышел во двор. Справляя нужду в дощатом туалете, который сквозь щели и маленькое окно освещала Луна, полковник вдруг услышал какой-то шорох, потом пару раз чиркнули спичкой и в сортир стал проникать густой дым дешевых папирос. Потом в окне появился силуэт плеча. Он кашлянул и плечо очень испугано дернулось. Полковник опять вспомнил про шпионов, быстро вышел, но, догадавшись в чем дело, спросил удивленно:
- Соня, вы курите?!
Она смотрела на него с испугом, словно пытаясь сообразить, соврать ей или сказать правду. Переведя дыхание, она сказала:
- Да, только не говорите отцу. Он будет страшно ругаться.
Полковник отступил, потом неожиданно рассмеялся и сказал:
- Соня, дайте, пожалуйста, папироску - я свои забыл.
Теперь уже рассмеялась и она, протянула ему папиросу и они закурили, глядя на Луну.
Все случилось как-то очень быстро. В дом они возвращались, весело болтая, а, расставаясь, условились пойти в кино, как только это будет возможно из-за его службы.
Полковник был счастлив всю ночь и весь следующий день, и дедушка мой, страдая от изжоги, был вынужден 16 раз прослушать историю их объяснения в любви, которая, по сути, состояла из одной фразы:
- Ты, понимаешь, я так и не понял, как сказал ей это, когда поймал за курением.
Ну, кое-что дедушке все же удалось выцепить из полковника, иначе как бы мы узнали про Луну, так ведь?
На следующий день полковник немного успокоился, но все равно было видно, насколько он счастлив.
В армейской жизни полковника мало что изменилось с того вечера, как они с Соней договорились пойти в кино. Он ездил по заданиям и работал в кабинете, выезжал в часть, его все также можно было видеть пронтацовывающим куда-то на своей ноге через набережные и главные улицы городов на побережье. Пару раз, пару лишних раз, с ним беседовали сотрудники госбезопасности, из чего дедушка мог заключить, что дела у полковника и Сони, как тогда говорили, продвигаются прекрасно. Других свидетельств тому было немного - полковник, конечно, что-то рассказывал, но в личных целях своим служебным положением не пользовался и машину для себя не брал. Так что дедушка не мог узнать, как часто полковник бывает у Сони и архитектора, как часто они ходят в кино или гуляют по ночному Судаку. Учитывая ту работу, которой занимался полковник, повышенное внимание госорганов, когда ты с кем-то начинаешь встречаться, - естественно.
Потом случилась одна неприятная история, после которой полковник, Соня и архитектор вынуждены были уехать из Крыма, а дедушка стал возить уже другого полковника - двуногого и не такого скромного по части служебного положения и барышень с толстыми икрами. Эта неприятная история была похожа на красочные пляжные фотографии пятидесятых, напоминала сегодняшние фильмы о том времени и состояла почти сплошь из штампов. Там был и трофейный Опель Олимпия с открытым верхом оливкового цвета, и девушка в синем платье в горошек, элегантно севшая в него, и прекрасный офицер в белом кителе, и даже элитный партресторан с гипсовыми статуями, где танцуют танго. В общем, полный набор. Дедушка мало знал о ней лично, но про историю узнали все и все о ней говорили. Собственно он должен был лишь довезти Соню - как же в тот день она была похожа на Одри Хепберн- в синем платье, полковника в кителе и еще неожиданно нагрянувшего в Крым фронтового товарища полковника, ставшего известным писателем, в ресторан со статуями, но их оливковый автомобиль сломался. В результате все пошли в ресторан при гостинице (правда, статуи там тоже были), а дедушка остался чинить машину. О том, что произошло, он рассказывал со слов писателя и из разговоров в части.
Ресторан, куда зашли полковник с Соней и писателем, писателю сразу не понравился.
- Нездоровое заведение, ух! - говорил он дедушке на обратном пути.
Вдобавок, как только они оказались внутри, на Соню сразу стал посматривать какой-то тип, "разодетый франтом аргентинским". Это опять-таки выражение писателя. Они сели, заказали вина. Отличное, тонкое вино, редкость для Крыма. Затем появился оркестр и заиграл Шульженко. "Аргентинский франт" встал и подошел к их столику. Очень мило со всеми поздоровался, затем спросил разрешения потанцевать с Соней, но получил отказ, извинился и удалился к себе на место.
Между тем, полковник и его друзья заказали горячее, попросили еще вина. Официант где-то долго бродил, после чего подошел и сказал, что то вино, которое они пили, закончилось.
- А, давайте, по шампанскому! - вскричал тогда писатель. Потом он заприметил в другом конце зала известного режиссера и не менее знаменитого сценариста и решил, что раз сюда ходят такие люди, значит место не очень плохое.
Оказалось, что шампанского тоже нет, но его можно заказать отдельно - бутылку принесут из гостиницы. Разумеется, полковник заказал, и вскоре перед ними появилась большая бутылка в серебряном ведерке со льдом. Расплачиваться за нее полковнику пришлось тут же. Он достал из внутреннего кармана кителя бумажник, отсчитал деньги с небольшими чаевыми и спрятал бумажник обратно.
- Да ты, брат, богат! - воскликнул на весь ресторан писатель, подсмотревший нечаянно, сколько денег у полковника было в кошельке. Тот только улыбнулся.
Затем заиграла песня "Два сольди" и вновь перед ними возник "аргентинский франт". Он сделал еще одну крайне учтивую попытку пригласить Соню, и вновь ему пришлось извиниться.
Подошли режиссер со сценаристом. Разговор становился веселее. Даже писатель - его фамилия была Грудин - немного расслабился и теперь просто рассказывал анекдоты, довольно смешные. Вслед за первой бутылкой шампанского появилась вторая, потом третья и четвертая. Полковник платил...
Но вот оркестр начал "Бесамэ Мучо" - "франт" не заставил себя ждать. Галантно, но более развязано, чем в прошлый и позапрошлый раз, он предложил Соне потанцевать. Ему вежливо, но чуть более жестко, отказали. Он ушел, беседа возобновилась... Вскоре официант принес от него букет дешевых голубых цветов. На него очень раздраженно посмотрели.
Опять Шульженко. Полковник с Соней встали и потоптались немного на месте. "Франт" следил за ними немигающим взором, чем заставлял Соню краснеть и оборачиваться. Вернувшись на место, Соня и Полковник выглядели немного смущенными - то ли от всей этой ситуации с "франтом", то ли просто из-за своего танца, неуклюжего и интимного для них. Писатель это заметил и решил подбодрить старого товарища, рассказав о том, как хорошо полковник танцевал раньше, и даже после ранения в госпитале они танцевали танго вместе на смех медсестрам.
- Он знаете ли, с ума сходил по тангС, - именно так и говорил Грудин, - все знал про этот танец. А вот я - ну как моя фамилия - груда прям какая-то. Со мной танцевать - что с пушкой романы крутить.
При этом Грудин изобразил пару очень неловких движений торсом и все весело засмеялись. Потом почему-то замолчали.
Тут сменилась музыка - танго "Напрасно вы мне не сказали". Все узнали Оскара Строка. Он тогда уже стал исчезать с эстрады из-за запретов, но несколько пар все равно пошли танцевать. Писатель, режиссер и сценарист с пьяным чувством запели:
Напрасно Вы мне не сказали,
Что наше чувство надо скрыть...
Но это было так жестоко,
Что, не простившись, Вы ушли.
Полковник вздрогнул, взглядом попросил Соню потанцевать с ним еще и стал подниматься... В эту секунду "Франт" резко подошел к их столу. Он, улыбаясь, требовательно и без слов протянул руку Соне:
- Вам же сказали, что девушка не хочет танцевать, - твердо сказал полковник.
- Я видел, как ты танцуешь, я танцую лучше тебя! Пусть станцует со мной!
- Да, ты!. Что-о-о!. Щенок!... - зашумели на него писатель, режиссер и сценарист, вскакивая с мест. Они были в штатском, но они прошли войну. Этот молокосос просто не должен существовать! Они выкинут его сейчас из ресторана! Но у молокососа нашелся ответ:
- Я бы станцевал с тобой, будь мы на родине танго - в Аргентине. И проучил бы тебя. Там мужчины танцуют между собой, чтобы показать, кто более достоин дамы.
Парень точно спятил. По крайней мере, так выглядело дело в глазах всех собравшихся. Кроме полковника.
- Я это знаю, - неожиданно спокойно сказал он.
- Как тебе не стыдно, - упрекнула Соня парня, - ты же видишь, что у него ранение!
Внезапно полковник побледнел, сжал зубы и сказал:
- Танцуем!
Парень, казалось, опешил, но отступать было некуда:
- Танцуем, - сказал он.
Все молчали. Тогда полковник встал и, быстро проковыляв к оркестру, попросил:
- Пожалуйста, сначала.
Они заиграли. Мужчины вышли в центр и взялись за руки. С первым твердым тактом полковник сделал резкое движение, притянул к себе парня и очень жестко повел его. Однако парень удержался, сохранил равновесие и начал двигаться в ответ, чуть припадая на каждом шагу. Полковник попытался снова поймать его на резком движении, буквально впечатывая шаги в пол, но парень вывернулся и здесь. Он начал потихоньку раскачиваться, как бы повторяя переливы мелодии. Для полковника с его ногой, хоть он был гораздо сильнее парня и мог бы попытаться его остановить, это усложняло дело. Он постоянно должен был контролировать желающий завалиться назад деревянный костыль. Они танцевали очень хорошо и все это время не сводили друг с друга взгляда. К середине песни полковник научился предугадывать каждым мускулом раскачивающиеся движения своего партнера и гасить их вибрации, а тот понял, как вовремя уходить от коварных толчков полковника. Отрешенная улыбка была на их лицах. По щеке у каждого симметрично стекала струйка пота. Движения были симметричны и точны.
Для окружающих казалось, что они впали в транс. Однако это была лишь видимость: танцоры неотступно следили друг за другом, стремясь увидеть малейшую оплошность, чтобы сбросить другого на пол и унизить. Однажды полковнику почти удалось это сделать, когда очередным резким па, пока левая нога у парня была высоко, он заставил его потерять равновесие и, перебросив через свою деревяшку, почти упасть. Но парень проскользнул дальше, изогнулся и уже вновь был перед ним лицом к лицу. В другой раз парень поймал полковника на противоходе, но из-за тяжелого кителя не смог сделать нужного усилия рукой и, потеряв время, упустил возможность легко перехватить инициативу.
Оркестр начал играть сильнее и быстрее. Они танцевали, стремительно приближаясь к развязке. Полковник устал и немного сбивал дыхание. Грудь парня тоже вздымалась порывисто. И все-таки они не думали уступать. Быстрее с каждым тактом, откликаясь на каждое движение мелодии, напряженные и улыбающиеся. Ничьей быть не может. Кто-то должен быть первым. Музыка взмыла вверх и замерла. Там же явно еще несколько тактов в запасе!.. Мелодия ожила и еще быстрее пошла дальше - опять вверх. Танцоры за ней. Секунды до конца - по пальцам пересчитать. Но пальцы крепко зажаты в руке. Последние два такта - их уже не расцепить. Внезапно парень сделал последнее усилие, его рука высвободилась, мгновенно влетела под китель полковника, выхватила бумажник и испарилась.
Музыка смолкла. Официант в дверях уронил поднос с тарелками от сильного толчка, который нанес ему, выбегавший с бумажником в руке "аргентинский франт".
Но это было так жестоко,
Что, не простившись, Вы ушли.
Дедушка увозил из ресторана только писателя Грудина, режиссера и сценариста. Полковник и Соня остались в парке около гостиницы. Это был последний раз, когда дедушка видел их, - они стояли, обнявшись, около одной из гипсовых статуй. Кажется, советского виноградаря. Фонарь освещал их кругом желтого света. Все понимали, что после истории с "франтом" для полковника его служба на передовых рубежах, где требовались энергичные, умные и честные молодые офицеры, закончилась. Ему настало время исчезнуть.
Рассказывали потом всякое, о том, что произошло дальше с полковником и Соней. Говорили даже, что когда водитель, то есть мой дедушка, увез всех этих деятелей искусства во главе с Грудиным, они взяли у кого-то из знакомых мотороллер и укатили на нем в горы рядом с Орджоникидзе. Там всю ночь они занимались любовью, а когда рассвело, они спустились на берег Черного моря. В тот день в воде было много медуз. Глядя на них, она предложила ему бежать из страны или умереть. Поразмыслив, они, разумеется, отвергли это предложение, и она отвезла его к части. Стоявший у ворот часовой, наблюдал самое трогательное прощание в своей жизни: полковник и Соня улыбались, но в глазах их стояли слезы. Он развернулся и зашел в часть, чтобы пропасть навсегда. Она развернулась и уехала. Ветер поднимал с крымских дорог легкую пыль.
Прекрасно и трогательно, но совсем уже похоже на "Римские каникулы" с Одри Хепберн в главной роли. К тому же, я не очень понимаю, как со своей деревянной ногой полковник мог ехать на мотороллере. Одно правда - служебное положение обязывало полковника уехать, и с Соней они могли больше никогда не встретиться. Безусловно, ночь после ресторана много значила для них.
Но мне хотелось бы, чтобы как можно больше историй имели счастливый конец. Поэтому я приведу еще одну сплетню о Соне и полковнике.
Говорят, когда полковник уже стоял на перроне севастопольского вокзала, ожидая последнего звонка к отправлению поезда, который должен был доставить его в Москву, чтобы там перекинуть на другой - в Бийск, он вдруг увидел своего обидчика - "аргентинского франта". Полковник окрикнул его - тот заметил и попытался скрыться в толпе. Полковник пошел за "парнем". "Я тебе покажу!.. Аргентина!... Вертихвост несчастный!... Я разорву тебя!.. Твои па никуда не годятся!", - думал он, но с деревянной ногой в вокзальной толчее у него просто не было шансов. "Франт" испарился, поезд дал третий гудок и уехал. Оставалось только пойти к коменданту и сообщить о своем опоздании. Еще один "прокол", еще одно нарушение дисциплины, еще куча проблем. Но кое-что их скрасило: густой дым трубочного табака разделил его с заплакавшей в зале ожидания по своему возлюбленному и опустившей голову девушкой; когда она вновь взглянула перед собой прекрасными лучистыми глазами, которые от слез горели еще ярче, чем всегда, полковник казался ей словно в тумане из-за отцовской трубки. Беготни за "франтом" хватило для Сони и архитектора, чтобы успеть перехватить полковника.
- Я еду с тобой - вот мои билеты, - сказала Соня.
Следующий поезд уходил в ночь. Соня и полковник часто выходили в тамбур, курили и смотрели на огоньки за окном. Они знали, что где-то там время от времени должно показываться море. Наверное, в нем медузы.
Соня тихонько запела "Besame Mucho" и они стали танцевать, чуть покачиваясь вместе с раскачивающимся вагоном. Советская медицина все же достигла потрясающих успехов, если протез полковника позволял ему танцевать в движущемся поезде. Подумать только, ведь ставили его еще в сороковые!..