Уже подходил к концу декабрь, но по-прежнему моросил мелкий осенний дождь, а небо целыми днями было затянуто вязкой серой пеленой.
Сбросив намокший капюшон, Аленка стряхнула капельки влаги с золотистых кудряшек, поправила сумочку на узеньком, почти детском плече и нырнула в теплую глубину шумного супермаркета.
Живое течение тут же подхватило легонькую Аленкину фигурку, поволокло в людской водоворот, оглушило звонким жужжанием касс.
Сияло, переливаясь, то тут то там разноцветье огней, искрились мягким светом пушистые лапы искусственных елок, дети тянули мам и пап к ярким новогодним игрушкам, и сжималось Аленкино сердце, не в силах радоваться этой веселой предпраздничной суете...
- Господи, - молилась с утра Аленка, в полумраке маленькой кухоньки - Если бы муж мой стал прежним, добрым, отзывчивым, ласковым...
И по лицу ее текли слезы, едкие и жгучие слезы обиды, тоски, разочарования...
- Динь-дон, - пропел под ногами у Аленки маленький серебряный колокольчик. Аленка наклонилась и подняла выпавшего из гнезда музыкального кроху.
- Динь-дон, - радужно и печально отозвалось Аленкино сердце...
...Он так хотел, чтобы жили они мирно и счастливо, любили друг друга, растили дочку, и, кто знает, может быть, когда-нибудь зазвенел бы в стенах ее квартирки еще один тоненький детский голосок...
- Если случится чудо, и мы все втроем будем вместе, - говорил он Аленке, спустя пять лет после их разрыва, - ты будешь самой счастливой женщиной на свете... Пожалуйста, поверь мне...
Она лишь улыбалась, качала головой, а потом вдруг действительно случилось чудо, и она - поверила... Поверила, несмотря на то, что уходила от него бессчетное число раз, и последний ее уход закончился самым настоящим разводом.
... Если когда-нибудь мы все втроем будем вместе...
Неужели он обманывал ее тогда?
Когда встречал уставшую после работы, бережно принимая из ее рук сумки, и она видела на его безымянном пальце старенькое обручальное кольцо, которое они вместе покупали сто лет назад, перед тем как пойти в ЗАГС...
- Батюшка благословил носить, - смущенно пробормотал он в ответ на Аленкин взгляд. А вот ты свое не носишь, а мы ведь венчаны. Ты знаешь, что значит "венчаны"? Это - на всю жизнь...
Обманывал ли он ее, когда их троих окатил весенней грязью промчавшийся мимо автомобиль, да еще и фыркнул насмешливо, словно радуясь весело брызнувшим коричневым фонтанчикам из под колес. Они с дочкой почти сухими оказались, а по его кожаной куртке стекали мутные струйки воды. И лицо его тоже было все перепачканное. А он только улыбался и говорил:
- Знаешь, я даже очень рад, что так вышло, потому что раньше бы я разозлился и на чем свет стоит обматерил водителя, а сейчас - ну ни капли злости, сам начинаю верить, что стал другим. И вода эта - самая чистая вода в мире. Правда, не смейся! Потому что этой водой Господь меня только что окрестил, и теперь я как будто действительно новым человеком сделался!...
Аленка вытерла ему носовым платком щеки и лоб и поцеловала в добрые смеющиеся губы...
... Если когда-нибудь мы все втроем будем вместе...
Родители были в шоке, подруги недоумевали, мужья подруг констатировали факт: дуры вы бабы, дуры!..
А Аленка знала: дочке нужен отец. И не чужой дядя, а самый что ни на есть настоящий, родной отец, который возился бы с ней на огороде, стругал доски для скворечника и сажал огурцы, а зимой мчался на лыжах со снежной горы и рассказывал длинными вечерами забавные истории про животных и птиц.
Да и сама она истомилась, издергалась, устала от новой работы, от метро, электричек, чужого шумного города, от разлук с дочерью и какой-то постоянной смутной тоски.
К тому же, по непонятным причинам, ничего не выходило у Аленки с противоположным полом. Острое чувство греха моментально охлаждало любовный жар вроде бы так удачно завязывающихся отношений...
Вот если бы... Твердое и надежное плечо. Плечо мужа... Теплое и родное... Единственного. Богом данного. На всю жизнь...
И она поверила....
...Если когда-нибудь мы все втроем будем вместе...
Обманывал ли он ее?
Аленка помнила его глаза, она смотрела в них и видела его душу. Нет, не мог он ей врать, и пусть Ирка-соседка рассказывает всем теперь, что добивался он просто любыми способами чтобы бы Аленка жить его к себе пустила, пусть злорадствует, ухмыляясь: говорили же мы тебе! Го-во-ри-ли! Не верила... не верит им Аленка. Не верит...
А может быть... просто не хочет верить?
Верить в то, что и не было его никогда, любящего и доброго, заботливого и внимательного, а только властный, эгоистичный, жестокий, постоянно всем недовольный, покрикивающий на жену бывший охранник зэков...
- Какая же я дура, всю жизнь сама себе сломала, - кусала Аленка губы, направляясь к выходу из магазина.
Тяжелые пакеты оттягивали руки, на душе было муторно и противно, поэтому Аленка не сразу заметила нищенку, сидящую в уголке у выхода, с табличкой на шее.
Когда-то, года три назад, они с дочкой увидели эту нищенку на продуктовом рынке.
Хромая женщина-калека продавала потешных рябеньких цыплят, которых привезла на базар в детской коляске.
Аленка вдруг вспомнила детство, как она выпрашивала у мамы такого же рябого цыпленочка, умоляла до тех пор, пока мама не посадила в карман своего белоснежного плаща пеструю парочку. Цыплята были благополучно доставлены домой, к великому счастью Аленки, а бабушка долго потом ворчала, оттирая щеткой испачканную изнанку маминого кармана...
...Аленка с дочкой склонились над пушистыми живыми комочками и увидели, какие милые и смешные эти будущие петушки и курочки и какие маленькие у них ножки и клювики.
А когда возвращались домой, женщина по-прежнему сидела на своем раскладном стульчике, и, кажется, все цыплята были на месте, ни одного не купили...
Небо хмурилось, и вскоре чуть накрапывающий дождик так припустил, что Аленке с дочкой пришлось спрятаться под крышей ближайшего магазина. Стоя у дверей, им было видно, как торопилась бедная женщина, пытаясь поскорее укрыть от дождя перепуганных птенцов, как неловко, но заботливо ловила и укладывала каждого под клеёнчатую крышу старенькой коляски.
И Аленка заметила, как тяжело ходит нищенка, сильно припадая на уродливую, вывернутую болезнью ногу. Тогда, повинуясь какому-то внезапному порыву, выскочила Аленка ей на встречу и вложила в маленькую ладошку купюру - 50 рублей...
С тех пор, женщина узнавала ее и всегда ей улыбалась, когда Аленка видела ее на рынке, сидящей на раскладном стульчике с табличкой, какую обычно вешают себе на грудь просящие милостыню.
Аленка тоже улыбалась ей и вначале просто проходила мимо, а потом стала отдавать нищенке мелочь, которая в достаточном количестве накапливалась в ее большом хозяйственном кошельке.
...Очнулась Аленка уже на улице...
Медленно повернулась.
Через дверное стекло был все еще виден маленький скорбный силуэт, сиротливо склонившийся почти над самым полом...
Что-то гадкое и нехорошее расползалось внутри, и Аленка вся сжалась будто от холодных и склизких щупалец, жестким обручем охвативших сердце.
- Ты же сделала вид, что ее не заметила, вот и иди дальше - услышала она в себе противный голосок. Дашь что-нибудь в другой раз. Многие тут проходят, она тебя и не узнала.
Но краем глаза Аленка видела, как встрепенулся взгляд бедной женщины, узнавая и радуясь, казалось, все тельце ее дернулось, вздрогнуло, рванулось навстречу и... обмякло в горьком разочаровании...
- А ведь ты себе не простишь, если немедленно не исправишь, - тихонько проговорил какой-то другой голос в самой глубине сердца. Аленка взглянула на хрупкую сникшую фигурку, маячившую в глубине дверного проема, на выходящих с покупками из магазина мужчин и женщин, радостных и не очень, весело болтающих между собой и с озабоченными уставшими лицами, и быстро достала из сумки связку бананов и два яблока.
Когда она вернулась и протянула свой скромный подарок сидящей на стульчике женщине, то смогла лишь смущенно проговорить:
- Простите, это вам, вот возьмите...
Аленка стояла и улыбалась, искренне и изо всех сил, а женщина благодарила и говорила что-то быстро и радостно, но Аленка не могла разобрать - что, потому что у нее звенело в ушах, и подступил комок к горлу.
...Аленка шла домой, не замечая ни тяжести сумок, ни унылой промозглой сырости, заполнившей воздух белесым туманом. Она думала о муже, о том, какие они с ним разные, и что за всю их непутевую совместную жизнь так и не научились понимать друг друга, но что-то огромное, теплое и лучистое оберегает их, не давая до конца иссякнуть тоненькой ниточке света между их душами. И что надо лишь позволить этому теплу жить в себе.
И еще она думала о том, что какое это счастье, когда ты можешь обрадовать кого-то, и ей вдруг очень захотелось обрадовать мужа и дочь, и говорить им самые хорошие и добрые слова, и подарить подарки на Новый Год Рождество, и сделать еще много разных приятных вещей. Думала она и о том, что же подарит маленькой хромой нищенке. Может быть, наберет конфет и купит какой-нибудь сувенир, а может и еще что-нибудь, она пока не решила.
Но главное, Аленка теперь знала, как это здорово - быть нужной...
...Ночью, пока Аленка спала, прижавшись к теплому плечу мужа, на улице подморозило. А с утра пошел снег...