"Русские не сдают своих городов. Таганрог не крепость; орудий у нас нет. Вы можете бомбардировать город безнаказанно, не опасаясь получить в ответ хотя бы единый выстрел. Но таково ли призвание воина? Выходите на берег, мы померяемся силами, и если ваша возьмет, то ляжем до последнего, исполнив свой долг."
Санкт-Петербургские ведомости. N 134 от 16 июня 1855 года.
Давно замолчали соловьи. Над морем появилась робкая розовая дымка. На крутом обрыве, под цветущей акацией, жарко целовались двое.
- Макар, Макарка, да пусти же! Бечь надобно. Гляди-ка - солнышко встает, - девушка легонько толкнула парня. - Матушка увидит, что меня ночью не было, заругает. Она - строгая. Побить может.
- Нюр, пойдешь за меня? - вдруг спросил парень.
- Не, не пойду, - подплетая русую косу и укладывая ее короной, ответила девушка. - Твой отец меня погонит. Что я, - она передернула плечами, - бесприданница. В монастырь уйду.
- Нюр, ты что? Белены объелась? Какая из тебя монашка? - парень рассмеялся, заглянул в серые, с темными крапинками глаза. - Ты вон какая! Кровь с молоком, как матушка гуторит. И отец о нас знает. Сказал: "Бери, Макар, ладна дивчина! Работяща". Он мне обещался лодку отдать и флигель дедов. Он же пустой стоит, полгода как уж.
- Ох, Макарка! Война недалече. Как до нас дойдет? Страшно мне.
- Не боись! Война вона где, а мы тут! Иди за меня. Я не злой, драться не буду, как твой дядька.
Но Нюра уже не слушала уговоры. Она внимательно всматривалась в даль, где тонкий солнечный ободок отделил голубизну неба от синевы воды.
- Что там, Макарка?! Глянь-ка.
В розово-сиреневой мгле горизонта клубились маленькие серые комочки.
- Не знаю, может, шторм? Нет, смотри: их много. Расходятся. Нюра, это корабли. Это флот! Бежим на площадь!
Они помчались по Полуротному переулку к Генераловой площади мимо Троицкой церкви, и в это время раздался набат. От церкви к церкви тревожно звонили колокола. Из мазанок и домишек, домов и дворцов выскакивали мужчины молодые, не очень молодые и уже пожилые, на ходу застегивая рубахи и косоворотки, приглаживая волосы, натягивая картузы. Все бежали в одну сторону - к бывшей крепости. Любовники расстались на площади: Нюра - домой, в слободку, что за Рыбным базаром, Макар к бурмистровой палате. Там уже раздавали ополченцам ружья. Вышел генерал-губернатор.
- Здорово, казаки, служивые и ополченцы! - зычно, перекрикивая возбужденный гомон мужчин, обратился к собравшимся. - Не знаем мы, с чем пожаловали гости, но, судя по количеству кораблей и флагам над ними, нехорошие дела они задумали! Не отдадим город на поругание! Будем стоять до последнего!
Через полчаса Макар вместе с такими же, как и он, ополченцами - мальчишками, еще вчера игравшими в чехарду на заднем дворе церковно-приходской школы, и степенными мужиками, прошедшими не одну войну, с удивлением считал выстроившиеся на рейде вражеские корабли. Небольшой отряд ополченцев находился на самом высоком месте - сразу у стен греческой церкви. Обзор - великолепный. Голубое, пронизанное солнцем, щедрое рыбой море, окружавшее город, ощерилось пушками семнадцати кораблей и двадцати канонерок. С одного из фрегатов спустили шлюпку под белым флагом. По рядам пронесся шепоток: "Парламентеры". Макар смотрел, как дружно гребут матросы, видел, что у представителей лица каменные, думал, что солнышко уже высоко, вот-вот пойдет щука, флигель бы подмазать да побелить и вообще, хорошо бы свадьбу сыграть сразу после поста... Занятый своими мыслями, удивился, что шлюпка уже возвращается. А еще через час томительного ожидания, когда воображение Макара рисовало свадьбу, он знал - Нюра его любит и пойдет за него, увидел отчалившую от причала лодку.
- Что это, Семеныч? - спросил он соседа - полноватого мужичка лет пятидесяти.
- Это наши. Ответ везут.
- Какой ответ?
- Макарка, да ты где? Спишь? Ультимат какой-то нам поставили. Войскам велено уйти за полторы мили, склады и боеприпасы сжечь. Не слыхал? Только об этом и шепчутся.
- Да, - Макар растерянно оглядывался, - а что отвечаем?
- Что города не отдаем. Биться будем. Эх, жаль, артиллерии у нас нет! А то бы мы их! Да! Держись, Макар. И не суйся вперед без надобности, по-первох оглянись, понял? Я дело говорю. Не зря живой после стольких битв!
Макар почувствовал, что где-то внутри тонко завибрировала неведомая струнка, засосало под ложечкой. "Матери не видел", - с тоской вспомнил он. Парламентеры вернулись и началось! Стреляли из всех орудий, палили по городу, который не мог ответить. То дальше, то ближе раздавались взрывы. У Макара голова пошла кругом. Казалось, каждый выпущенный врагом снаряд летит к нему. Парень прижался к земле и зажмурился, не переставая, молился и думал: "Неужели Господь допустит? Неужели попадут?" И Господь не допустил, ни один снаряд за шесть часов непрерывной пальбы не долетел до их отряда. Когда смолкла канонада, Макару показалось, что тишина зазвенела самыми высокими нотами. "Как в церкви на клиросе", - подумал он, вспоминая тонкий нежный голос слепой певчей девочки из церковного хора. Когда, стоя у алтаря при причастии, он слышал ее пение, то точно знал - Господь с ним, не оставит. Макарка приподнялся на локтях, оглянулся. Рядом, отряхивались от земли, поднимались ополченцы, из-за церковной стены звучало высокое сопрано.
- Слышь, Семеныч?
- Слышу, - Семеныч грубо дернул за рукав рубахи Макарку. - Смотри вон вперед! Сейчас палить начнут. Говорил тебе - не скачи поперед дела, не суйся.
От канонерок отплывали весельные лодки, полные матросов. Сзади по цепи пробежал обер-офицер.
- Ребятки, проверь оружие, готовьсь к ближнему бою, - повторял он скороговоркой.
Но лодки направились к Таможенному спуску и депальдовской лестнице. Макар со слезами на глазах смотрел в ту сторону: зарево пожара не позволяло видеть: уцелел ли родной дом с уютным двориком за таможенными складами? Так хотелось побежать, проверить, посмотреть. Он наблюдал, как по Таможенному спуску и депальдовской лестнице поднимались вверх враги, но из-за дыма, расстилающегося от пожара, рассмотреть сам бой не удалось. Понял, что атака отбита по тому, как бежали вниз и вскакивали в свои лодки французы и англичане.
- Семеныч, не пустили их!
- Да уж вижу, не совсем слеп еще, - проворчал старый служака.
Вражеский десант был сброшен в море. По рядам передавали глиняные глечики с вареной картошкой и мясом. Откуда что взялось, Макар сразу не понял, повертел головой во все стороны и увидел Нюру с младшей сестренкой - Аришкой. Старшая раскладывала еду, младшая подносила ополченцам. Попробовал. Оказалось вкусно, сразу почувствовал, как голоден. Поев, хотел подойти к девушкам, но не успел - они убежали, а по рядам снова пронесся приказ: "К бою!" Взглянув на залив, понял - теперь это к ним! Лодок показалось еще больше, чем прошлый раз, и направлялись они как раз к тому обрыву над Воронцовской набережной, на котором засела их группа ополчения. Снова пробежал унтер-офицер, подбадривая взявших в руки ружья мужчин.
Французов и англичан оказалось и, правда, больше: около трех сотен хорошо вооруженных солдат взбирались по крутому склону, видимо, надеясь не встретить здесь особого сопротивления. У Макара затек палец, приклад врос в плечо. Наконец раздалась команда: "Пли!" Дружный залп сбил с ног первый ряд, но противников было много. Гораздо больше, чем защитников. И вот, перескакивая через раненых и трупы, враги оказались наверху. Макар вскочил вместе со всеми. Куда-то делся страх, перед глазами встало зарево пожара, там, где родные хаты. Шагнув вперед, выставив перед собой штык, сделал выпад и ткнул в грудь целившегося в него матроса. На лице противника появилось недоумение, он бросил ружье, схватился за штык и удивленно рассматривал струйку крови, стекавшую по матроске, и медленно оседал. Макар замер. Он не видел нацеленное ему в грудь дуло, смотрел, как у его ног умирает мальчишка, который мог бы быть ему другом. Если бы не война. Как из-под земли перед ним вырос Семеныч, оттолкнул с криком: "Говорил, не лезь, смотри в оба!", и упал к его ногам. К Макару вернулась способность мыслить и действовать. Выдернув штык из тела поверженного матроса, он пошел на другого. Того, кто только что стрелял в Семеныча. Шел, как мужики с рогатиной идут на медведя: не успеешь - пропал. Сколько продолжался этот бой, Макар не помнил. Скольких он проткнул штыком, в скольких стрелял, не знал. Когда и откуда пришла подмога - полубатальон внутренней стражи, не заметил. Враги покатились вниз по склону, даже не забрав раненых. Макар нашел Семеныча. К счастью, старик был жив. Ранен. Подхватывая на руки своего спасителя, Макар шептал:
- Прости, Семеныч, виноват я. Виноват. Сейчас я тя в госпиталь снесу.
- Ничего, Макар, были б целы кости, - ответил тот, - мясо нарастет. Кто по-первох не терялся? Зато ты теперь - стреляный воробей.
Макар отнес Семеныча к подводе, куда собирали раненых, вернулся назад - помочь другим, и застыл, наблюдая, как вражеская эскадра разворачивается и покидает рейд.
***
Мать сидела на пороге дома среди цветущего яблоневого сада и смотрела на калитку. Макар, открыв, увидел, как в ее глазах полыхнул страх и тут же сменился радостью. Женщина подскочила, обняла его:
- Сыночка, - шептала, покрывая поцелуями чумазое от гари и пороха лицо, - живой, мальчик мой!
- Мам, ну что ты, от соседей стыдно.
- Что стыдиться, сынок, - произнесла она, но отпустила. - Васек, друг твой - погиб. Отец - ранен. Я так боялась, что не ты войдешь! Пойдем. Умоешься и поснедаешь.
- А что с отцом, мам?
- Картечь. Сказали - жить будет. Руку могут отнять. Но погодят пока. Посмотрют, сказали.
Макар видел, что мать скорее рада, чем печальна. Без руки-то, но жив!
- Мам, я умоюсь, но есть не буду. Пойду Нюру искать.
Любимую он нашел не скоро. Слободку их спалили почти полностью. По еще не остывшему пепелищу ходили хмурые женщины и притихшие дети. Копались в пепле. Доставали обгоревшие чугунки, уцелевшую посуду. Остальной скарб был утрачен безвозвратно. Нюрин домишко тоже не уцелел. Чудом мать успела выскочить. Соседи говорили, что Нюра, возможно, сгорела, но Макар видел ее живой во время боя. Он обошел все церкви. Поспрашивал в женском монастыре. Народу, потерявшего кров, там была тьма, Нюру с семьей никто не видел. Решил заглянуть в госпиталь - проведать отца и Семеныча. Там-то он всех и нашел. Нюра в белой косынке сестры милосердия показалась еще красивее и недоступней. Она поправляла подушку под головой раненого и поила его каким-то отваром.
- Нюр, я нашел тебя, - прошептал Макар.
- Долго искал?
- Ага, я все церкви обошел, в монастыре был. В богадельне. А ты тут.
- Да. Дом наш сгорел.
- Знаю, видел, был там.
Нюра взглянула в карие глаза черноволосого парня:
- Правда, искал?
- Конечно! Нюр, пойдем к отцу, благословения попросим. Здесь он где-то. Ранен.
- Не заблудись, сынок. Али не признал?
Только тут Макар понял, что изможденный и старый мужчина, у постели которого он нашел любимую, - его отец.
- Батя! Не признал. Прости.
- Да, что там! Любовь глаза застит! Давайте руки! И икону подайте.
Нюра забеспокоилась:
- Вы, Петрович, лежите! Вам покой прописан. Доктор велел. Он же руку вам сберечь хочет.
- Ничего, вот, благословлю вас, и пусть бережет! Ты девица ладная, он парень неплохой. А дома, приданное... Я вот мать-то его тоже бесприданницей брал. Да еще и против воли отца! Тяжко нам пришлось, слов нет. Зато какой сын у меня!
Подошел гарнизонный лекарь с иконой Николая Чудотворца. Молодые взялись за руки, встали на колени у постели. Доктор прислонил икону к груди раненого. Отец положил крестное знамение трижды:
- Лобызайте икону, - велел. - И подте вон, уморился я.
***
Город медленно зализывал раны. Похоронили погибших, выхаживали покалеченных, кое-где на пепелищах начинались стройки. Подтянули свежие войска донских казаков. Народ оживал. Кончился объявленный по погибшим траур. Отец Макара поправлялся медленно, раненая рука слушалась плохо. Семеныч вышел из госпиталя, но был очень слаб. Нюру с матерью и сестрой поселили во флигеле у Макара. Назначили свадьбу на конец августа. Макар промышлял рыбой. Улов приносил богатый, хватало и продать, и поесть. Жизнь налаживалась. Понемногу откладывал деньги на постройку дома для матери невесты.
Когда ранним утром седьмого июля раздался набат, Макар очень удивился. Выскакивая из дома, увидел, что и Нюра с Аришей бегут со двора. Так втроем и добежали до Генераловой площади. Макар остался там, а девушки отправились дальше - к госпиталю. Вражеский флот был уже близко. Все заняли прежние позиции. Теперь рядом с Макаром лежал Андрейка, младший брат погибшего друга, и Макар, на правах обстрелянного вояки, поучал:
- Смотри, не суйся! Под пули не лезь. За так свою жизнь отдавать негоже.
Но неприятель попыток высадить десант не повторил. Артобстрел продолжался изо дня в день. Опять горели дома, склады, вражеская эскадра обстреливала даже госпиталь, над которым развевался желтый флаг, стрелял по церквам. Попали в Успенский собор. И каждый раз после канонады высокий женский голос пел псалмы, восхваляя Бога и благодаря его за помощь в борьбе с неприятелем. Свадьбу отложили. Нюра и днем и ночью пропадала в госпитале, раненых и пострадавших на пожарах было много. Девушка стала тоньше и какой-то прозрачной. В глазах ее поселилась печаль. Макар каждое утро занимал свое место на укреплениях, а ночами тайком выходил в море на своей лодочке: кормить-то семью надо было. А теперь не одну, и даже не две - опасаясь бомбежек, переселились в дальнюю слободку, к друзьям отца. Туда снаряды не долетали. Иногда брал с собой на рыбалку Андрейку. У того мать никак оправиться не могла от потери старшего сына, а отец искалечен был еще в прошлую войну. Однажды, разглядывая с бугра корабли противника, Макар заметил странное движение за флотилией.
- Андрейка, гляди - что там они шебуршатся?
Они наблюдали за противником несколько дней. Весельная лодка отходила от одного из кораблей, выходила в залив и начиналась работа, которую сразу объяснить Макар не мог. Наконец, он понял.
- Андрей, они дно промеряют. Точно! Фарватер выстраивают к Гирлу Дона! Хотят пройти.
- А смогут?
- У них разные корабли. Смогут, наверное. Сбегай, расскажи унтер-офицеру.
Андрей вернулся и удрученно сообщил:
- Там видели. Говорят, ничего сделать не можно.
- А я думаю, можно! Этой ночью пойду.
- Куда? Я с тобой.
- Нет, ты уж останься дома. Не ровен час, заметят меня. Нет, ты у матери опорой. Я себе не прощу, коли, что с тобой приключится.
Ночь выдалась теплая, тихая. Дула низовка. Мать возмущалась:
- Какая нынче рыбалка? Ветер не тот! Сиди уж дома! Я каждый раз думаю, вернешься ли. А ну, под носом у врага под парусом идти!
- Мам, не боись! Я не под носом у них. Лодка далеко, в протоке спрятана. Что я, не понимаю? И посмотри: тучи-то какие! Все небо заполонили! К утру буду.
Выводя лодку из камышей, Макар услышал плеск позади. Притаился. По протоке вслед ему кто-то двигался. В густых камышах сразу и не разглядеть было. Увидел - Андрейка!
- Ах, шельмец, - возмущенно зашептал Макар, - я же велел дома тебе оставаться!
- Я понял, что ты задумал. Бакены тяжелые. Одному справиться трудно.
- Ладно, влезай, коль пришел! Только, цыц! Тихо!
Они вывели лодку на чистую воду, установили парус и под легким ветром заскользили вдаль от города и вражеской флотилии.
- Макар, куда ты правишь? Прямо - вон они, бакены-то!
- Да, бакены близко, да и враги рядом. И не дураки же они! Сделаем здесь крюк, поймут. Нет, мы начнем с дальних. И там я глубину сам знаю.
Бакен, который по мысли Макара был последним, нашли быстро. Но Макар снова засомневался:
- Нет, так тоже нельзя. Они промерят другой и вернутся к этому. Давай так: этот не трогаем, следующий бакен сдвинем чуток, а там больше. Так и пойдем. Здесь мель близко. Сдвинуть-то надо бакенов пять - семь всего.
Макар нырял в теплую воду, доставал якорь, перетаскивал его на нужное расстояние. Андрей был на подхвате. Работали долго. Наконец, Макар встал на дно, и его не накрыло с головой.
- Вот, то, что надо! Теперь, обратно. Чтобы не очень видно было.
Управились. Когда в камышах прятали лодку, уже серело, и запел первый жаворонок над степью.
- Бегом, Андрейка! Нам к построению успеть надо.
Тепла и коротка июльская ночь. Степь дышит покоем, запах сухой травы щекочет ноздри. Где-то крикнул коростель. Быстро бежали парни по вольной степи в предрассветной дымке. До города путь не близкий.
- Да, сейчас косить надо! - как хороший хозяин, возмущался Макар.
- Ага, - поддакивал счастливый свершенным подвигом Андрейка. - А мы расскажем, где были?
Макар задумался на минуту, потом ответил:
- Не надо бы. Понимаешь, мы же в ополчении. Не должно нам ходить за город. А мы с тобой... Понимаешь? И, вдруг, не сработает? Вдруг, они утром все поймут и сделают по-старому? Стыд будет.
К построению еле успели. Макар, устроившись на своем посту, внимательно смотрел в море. Кажется, работы по прокладке фарватера продолжались в том же порядке. Вражеские корабли по-прежнему обстреливали город. Ополченцы и внутренняя стража вместе с брандмейстерами тушили то здесь, то там возникающие пожары. Постепенно парни забыли о проведенной в море ночи, о передвинутых бакенах. Неприятель продолжал свои маневры - уходил в открытое море, маячил на горизонте, показывая всем - мы здесь! Возвращался на рейд и продолжал обстрелы.
Однажды, устроившись на своем привычном месте, Макар обратил внимание, что флотилия входит на рейд ровным строем. Впереди английский паровой корабль, за ним несколько канонерок, снова паровой корабль, опять канонерки. Пройдя некоторое расстояние, первое судно развернулось и пошло по выделенному бакенами фарватеру.
Парни заворожено вглядывались в море. Когда корабль ткнулся носом в подготовленную ловушку, показалось, что слышен скрежет металла. Эскадра встала. Засновали шлюпки между кораблями.
- Команду снимают, - решил Макар.
Потом, медленно и осторожно флотилия развернулась и ушла в открытое море. К севшему на мель кораблю уже неслись из Гирла Дона парусники. Издалека видно было плохо, но парни догадались - снимают орудия, перетаскивают на плоты и уводят в Гирло Дона.
- Вот, Андрейка, наша маленькая победа.
- Теперь-то можно рассказать?
- Зачем? Теперь уже поздно.
Ночью по булыжным мостовым тяжело катили, тарахтели подводы, а утром ополченцы помогали устанавливать артиллерийские орудия вдоль берега. Когда корабли противника очередной раз подошли к городу и начали обстрел, в ответ раздался дружный залп из всех орудий. Это была последняя попытка союзников взять город, пройти в Дон и двинуться на Ростов.
***
- Нюр, пойдем в храм, - предложил Макар в конце августа.
- Зачем?
- Венчанье назначим.
- Боязно мне, Макарка.
Макар замер. Потом встрепенулся, как щенок после сна, спросил:
- Передумала? А батя ждет, и маманя тоже.
- Да нет, не передумала. Ты вон - герой. А я что?
- Андрейка проболтался?
- Он. Аришке хвастался. Я не поверила. Но все говорят - кто-то бакены переставил.
- Ну и переставили, так что?
- А почему не признался?
- Стыдно. Скажут - за наградой пришел. Негоже это. Потребуют доказать. А как? - Макар помолчал и спросил: - Так пойдешь за меня?
Нюра ласково улыбнулась. Прижалась к любимому, ответила:
- Пойду, герой мой тайный!
Свадьбу сыграли в сентябре. Это было первое венчание после осады. Не очень весело было - много друзей Макара погибло, много ранено. Но город продолжал жить. Город должен был жить!
![[]](/img/i/ilxina_i_i/malenkaapobeda/123.jpg)
![[]](/img/i/ilxina_i_i/malenkaapobeda/125.jpg)
![[]](/img/i/ilxina_i_i/malenkaapobeda/124.jpg)