- Молодой господин, вы здесь? - чей-то шепот заставил маленького Рейна вскинуть голову.
- Дин? - Рейн подскочил, будто ужаленный, и кинулся к запертой двери. - Дин, там справа маленькая щеколда, отодвинь ее. Да-да, справа, скорей, пока мама не прислала Торона. Тот как начнет свои нравоучения, так до утра не уймется.
Я вышагивала мерцающим призраком прямо перед открытым окном, крохотным и узким, иначе Рейн уже карабкался бы по подоконнику, чтобы удрать подобру-поздорову. Комнатка была небольшой: деревянный столик, два стула да узенькая кровать, на которой только что валялся подскочивший к двери Рейнхард. Подумать только, Рейнхард, которому на вид не больше восьми-девяти лет! Красивый, гордый и до жути упрямый ребенок.
До сих пор не могу забыть выражение его лица, когда Каурус, наконец-то поймав сорванца, притащил его в маленькую комнатушку и достал семихвостую плетку. О, округлившиеся глаза Рейна надо было видеть!
Каурус разорялся не меньше часа, мечась из угла в угол и вспоминая всех своих предков, чтобы красочно описать, как именно Рейн посыпал 'пеплом позора их славную память'. Не сказать, чтобы сын Кауруса впечатлился. То ли память предков была не такая уж славная, то ли Рейн посыпал этим пеплом почивших родичей так часто, что те должны были уже к этому и привыкнуть.
- Десять ударов, Рейн, десять ударов. Пять - за то, что взял, не спросив, пять - за то, что игрался со священным кинжалом.
- Но, па, я не собрался играть! Он мне нужен. Ты же сам говорил, что кинжалы предков слушаются только истинного хозяина. И что-то я ни разу не видел, чтобы ты доставал их из ножен.
Каурус, высокий поджарый Владыка, сперва побелел, затем покраснел, кулаки его то сжимались, то разжимались с такой силой, что я сама испугалась, как бы Правителя удар не хватил.
- Пятнадцать ударов! - наконец, взревел он.
А Рейн как-то совсем по-взрослому вздохнул и покачал головой:
- Па, ты же знаешь, я все равно его отыщу. К чему тогда эти сложности?
- Двадцать! - на шее Владыки вспухли вены, а глаза совсем побелели.
Рейн отошел от отца в самый дальний угол, подняв руки, будто признавая свое поражение.
- Двадцать так двадцать, не нужно так нервничать.
- Ты! - взревел Владыка, когда случайно щелкнул плетью по своей же коленке. - Черт, щиплет.
Вижу, как Рейн прячет улыбку, мне и самой хотелось смеяться при виде того, как бушует Владыка.
- Нет, только подумайте! За что? Чем я прогневал предков и мне в сыновья достался этот твердолобый упрямый негодник. Шельмец! Варвар! Дикарь! Сын броненосца и горного орка!
Каурус плюхнулся на мгновенно зашатавшийся стул и нетерпеливо подозвал сына. Рейн, вздохнув, неловко и непривычно лег ему на коленки попой кверху.
Я метнулась, чтобы перехватить Владыку, но мои собственные бестелесные руки не могли бы остановить даже перышко, не то что разгневанного мужчину. Но даже мысль о том, что Рейнхарду причинят боль, маленькому и беззащитному Рейнхарду, подняла во мне такую волну неконтролируемой ярости, что из горла вырвался рык. Оглушительно-громкий, звериный. Мне снова почудилось, что Рейн вздрогнул, пронзая пространство вокруг себя не верящим взглядом.
Каурус, наверное, подумав, что сын испугался, так и замер с поднятой плетью. И стоило только взглянуть на лицо Повелителя, чтобы понять - он никогда в жизни не бил Рейна. Грозился, шугал и орал, но никогда и пальцем не трогал. И сейчас грозные и величественные черты монарха выражали одно - горечь и сожаление. Рука все еще держала плетку, готовая вот-вот опуститься, но явно не для удара, когда в комнату ворвалась... демоница, так мне сперва показалось. Распущенные черные, как смоль, волосы с легкой паутинкой серебристых искорок, взметнулись вокруг нее яростным знаменем. Округлившиеся от ужаса и гнева глаза можно было принять за грозовые тучи, мечущие молнии.
- Дорогая?.. - Каурус заерзал на стуле, Рейн заметно напрягся. Ему явно не понравилось вмешательство матери.
Может, он не хотел предстать перед Эей в подобном виде?
Губы женщины побелели, глаза яростно сузились, когда она заметила занесенную над сыном плеть.
'Сейчас что-то будет!' - я ожидала, что молодая Владычица кинется между мужем и сыном, будет рычать, зубами и когтями защищая дитя, но Эя меня по-настоящему удивила.
Она застыла посреди комнаты, сдерживаясь изо всех сил, натянутая, как струна. За ее спиной мелькали любопытные лица. Сколько их было? Десять, пятнадцать? Казалось, молодые женщины, вот-вот кинутся ей на подмогу, а мужчины, хмурые и суровые, явно были на стороне Повелителя. Воины одобрительно кивали, согласные, что детей надо воспитывать, особенно таких упрямых, как юный наследник.
Спина Эи, напряженна и прямая, притягивала мой взгляд. Обтянутая в черный бархат, Владычица напоминала пантеру, пойманную в капкан. А Каурус явно не знал, куда глаза деть. Рейн так и застыл в неудобной позе, почти скатившись с отцовских колен, но так и не упав на пол. Лица его не было видно, только покрасневшие уши выдавали стыд и смятение маленького наследника.
Наверное, напряжение, повисшее в комнате, можно было ножом резать. Я не заметила, как обхватила себя руками.
'Почему я ощущаю стыд и ярость Рейна, как свои собственные? Почему мне так плохо и муторно?'
За то время, как Эя сверлила своего мужа яростным взглядом, в коридоре становилось все больше и больше народа. Внезапное шипенье и рык, разделившие толпу пополам, заставили не только меня подскочить от неожиданности. Двое - жилистый смуглый блондин и рыжая невысокая девушка - едва не сцепились на пороге крошечной комнаты.
- Сера!
- Зерон! - одновременно выкрикнули Каурус и Эя.
И блондин с рыжей, только взглянув на толпившихся, заставили их скрыться из виду. Однако сами замерли двумя каменными изваяниями, готовые вот-вот кинуться: Сера - к обожаемой Владычице, Зерон - на помощь своему альфе.
Как только с губ царственной четы сорвались имена бет, напряжение постепенно начало таять. Я и не заметила, что почти не дышала.
- Лиэ? - рыжая конопатая бета всем телом потянулась к своей госпоже.
- Все нормально, Сера, расслабься, - ответила та.
Голос Эи был чувственно-грубоватым и одновременно бархатистым и властным. У меня мурашки побежали по коже, до того он напоминал голос взрослого Рейна.
'Господи, Рейн! Наверное, он жутко разозлиться, когда я очнусь в будущем. Ох, попадет же мне от него...'
Кашляющий смех Зерона ворвался в мои мысли и заставил Серу зашипеть и изогнуться в броске.
- Зерон, уймись, - бросил Каурус и вмиг стал как будто бы массивней и выше.
Это был уже не отец и не муж, а император, рожденный для того, чтобы править.
Рейн соскочил с отцовских колен и встал, гордо и неторопливо, словно не его сейчас собирались отшлепать по заднице. Лицо - непроницаемая холодная маска, ни следа от испытанного унижения, которое даже меня жгло изнутри, что уж говорить о наследном принце.
Каурус распрямился напротив жены, такой маленькой и обманчиво хрупкой на его фоне, и я уже готова была к тому, что Правитель смягчится, что Эя попросит за сына...
- Сколько ударов? - голос Эи был тих и спокоен.
- Двадцать, - не дрогнул Правитель.
Сера совсем по-кошачьи изогнула спину, переводя взбешенный взгляд с Кауруса на Рейна. Что она собиралась делать? Броситься на Правителя? Встать между ним и сыном своей госпожи?
Пока Сера думала, Зерон выпятил грудь и вскинул голову. Каурус - альфа, а настоящий альфа никогда не унизиться, особенно перед своей самкой. Уж он-то был в этом уверен. Слабый альфа - позор для всего рода!
- Мой Господин позволит присутствовать при экзекуции?
От слов Эи Каурус поежился, Рейн вперил затравленный взгляд в отца.
'Только не это!' - Рейн этого не сказал, но даже Зерону стало неловко, видя, как мучается от стыда наследник империи.
- Как пожелаете, - Правитель склонил голову, явно медля и не решаясь на что-то большее.
Эя подхватила черный подол, прошла к кровати и поистине с королевским величием опустилась на покрывало.
- Кажется, у нас еще много дел, не лучше ли побыстрее начать?
'Да что она вытворяет? Почему не закатит истерику, почему не поможет своему сыну? - умом я все понимала, но желание наброситься на Кауруса, схватить Рейна и бежать, бежать подальше от этого средневековья, не отпускало ни на минуту. - Чертово призрачное тело! Почему, когда нужно, я не могу исчезнуть, а когда должна быть - превращаюсь в бесплотный туман?'
Если бы не ахнувший Рейн, наверное, я бы не обратила внимание на слова Эи, произнесенные таким тихим шепотом, что даже оборотни не смогли расслышать ее. Или же сделали вид, что не расслышали.
- Один удар - минус одна ночь, Каурус, я на полном серьезе тебе говорю.
По тому, как дрогнули губы Зерона, и расплылась улыбка на лице Серы, стало понятно, что слух оборотней все же за гранью человеческого восприятия.
Каурус, властный, мускулистый и такой высоченный, показался мне в этот момент ребенком, у которого отобрали игрушку. Шок, неверие и возмущение так быстро сменяли друг друга, что его лицо стало выглядеть по-настоящему детским: беззащитным и трогательным. Впрочем, надо отдать ему должное, он так быстро пришел в себя, что оставалось только гадать, а не привиделось ли мне это.
Рейн, наверное, что-то смекнув, подошел к сосредоточенному отцу и подергал его за рукав, однако обращался он в первую очередь к матери:
- Ма, это я виноват, правда.
То, что в следующий миг сделал Каурус, наверное, я никогда не смогу стереть из своей памяти.
- Не подчинился своему альфе, выкрал священный кинжал, дерзил и обещал снова ослушаться! - взревел Владыка, закатил рукава и под восторженный свист Зерона со всей силы опустил кожаные плети на свою собственную руку.
- Отец!
- Господин! - одновременно взревели Зерон с Рейном.
Толстый багровый след мгновенно вспух от запястья до самого локтя на загорелой коже Правителя.
- За ослушание! За дерзость! Два, три! - хлыст так и мелькал под крик Рейна, что лучше его, что это он виноват и больше не будет, но его отец продолжал. - Вот, как ты опозорил семью. Вот, что будет напоминать тебе о позоре!
Рейн в ужасе метался возле отца в попытке остановить его, но тот все хлестал и хлестал самого себя с каким-то мрачным остервенением. Я кинулась к Эе.
Она все так же сидела на постели, все таким же спокойным взглядом сопровождала каждый удар своего мужа. И лишь на миг ее глаза, ставшие вдруг по-ястребиному желтыми, полыхнули, но тут же закрылись для того, чтобы превратиться в серебристо-холодные.
Каурус ударил в последний, двадцатый раз. Левая рука его превратилась во вспухший ожог.
Я огляделась, чтобы не смотреть на весь этот ужас. В дверях стоял один Зерон. 'Интересно, когда ушла Сера?'
Блондин, одобрительно хмыкнув, низко поклонился своему альфе:
- Я предупрежу стаю, что наказание прошло успешно.
И тут же исчез, будто сквозь землю провалился.
Рейн стоял, как в воду опущенный, то сжимая, то разжимая крошечные кулачки. Растрепанный, потерянный, но все такой же упрямый.
Эя встала одним плавным тягучим движением.
- Мам...
Но она не дала Рейну сказать, видимо, знала, что тот со всей своей бесшабашной честностью признается, что все равно выкрадет этот чертов кинжал.
- Неделя в этой келье без магии и превращений под присмотром Торона. Вызубришь все семейные хроники, и я лично, - Эя сделала паузу, - ты слышишь, лично прослежу, чтобы ты помнил каждого предка, лапа которого ступала по благословенной земле этого мира.
И, подхватив под здоровую руку ухмыляющегося супруга, направилась к выходу.