Аннотация: Встречи в дороге, порой, случаются запоминающиеся.
Часть 1
От таких встреч остаются самые яркие впечатления. Может быть потому, что они мимолетные: соприкоснулись два человека какими-то общими интересами: в разговоре ли о детях, семьях, и - разлетелись в стороны. Словно пылинки ветром разнесло. Но у каждой из них своя история и судьба. Только позже, в иной обстановке, осмыслив мимолетное знакомство, осознаешь, что оно - знаковое ...
Перрон небольшого провинциального городка был практически пуст. Скорые поезда здесь не останавливались, а местный должен был подойти только через час.
Май баловал теплом и солнцем. Цвели сады и ветви цветущих черемух склонялись почти до земли, осыпая белым цветом серый асфальт и крашеные скамейки. На одной из них сидел молодой мужчина.
Чтобы скоротать время в ожидании своего поезда, я присел подле, и мы разговорились. Говорили о погоде, о планах на урожай, о политике. Обычный треп в ожидании отъезда . И вряд ли отложился бы он в памяти, сколько бывает подобных мимолетных встреч, если бы наш разговор невзначай не свернул в иную колею, в иное русло.
-А Вы крещеный, - заметив у меня крестик, спросил Михаил, так звали собеседника, - или носите его ради приличия, как дань моде?
Я ответил, что крещен. А после уже по иному потекла наша беседа, словно ручеек тек-тек, да и свернул в сторонку. Мой собеседник говорил легко, мягко, слушать его было приятно и интересно. И не проскальзывало в его рассказе ничего такого, что оттолкнуло бы, что заставило бы усомниться в искренности повествуемого. Обо всем он говорил просто, доходчиво, искренне. Словно общался не с посторонним человеком, а... исповедовался самому себе.
-Я к вере пришел не сразу. И крестился, и в церковь стал ходить лишь несколько лет тому назад.
Молодость моя была бурная. Жил, любил как все вокруг. Работал. Обычный сын своей эпохи. Но пришло время, и я стал задумываться о своем месте в этом мире.
Странное это было ощущение, схожее с пробуждением ото сна. Вокруг в стране рушились символы прежнего могущества, щедро сыпалась мишура нового великолепия. А я прозревал. Медленно, с сомнением, с толчками сознания, но приходило понимание себя как человека.
До сих пор помню, как первый раз вошел в православный храм. Я, ведь, по большому счету в Бога не верил, и сюда заглянул так, ради обычного любопытства. Будь там люди, не задержался бы, ушел, как-то стыдно было мне, молодому стоять среди молящихся старушек. Но храм пустовал в этот час и я, переходя от иконы к иконе, обошел церковь, и остановился пред одной из них, знакомой мне с детства. Такая, только меньше и потемневшая от времени, была в доме моих родителей. А эта сияла красками, серебряным окладом, и, казалось, излучала свет. И радостно стало на душе, как-то ново, словно омылась она этой непостижимой чистотой. Никогда я раньше такого чувства не испытывал. Захотелось даже перекреститься.
Майский день несет в себе многое: запахи пробуждающейся от зимнего сна земли, яркость синего неба, щебет первых, прилетевших из далеких краев птиц. Май наполняет все вокруг ощущением новой жизни. Его воздух хочется пить глотками, утоляя истосковавшуюся после зимы душу.
-Замотала меня жизнь, заигралась мною. Я взялся за бизнес, женился. Все складывалось как нельзя удачно. В руки пошли большие деньги. Появилось чувство уверенности, вседозволенности. Деньги решали буквально все. И - все разрешали. Но ставили условие - перешагивать через свою совесть, предавать людей. Так и поступал, бизнес есть бизнес, и чем крупнее он, тем больше в нем грязи, тем жестче правила.
Но однажды все рухнуло: карьера, здоровье. Рухнуло в одночасье. Я оказался в долгах, попал в больницу с диагнозом, словно приговор суда. Жена с сыном уехали в другой город. Думал, это конец жизни, да и жить, честно говоря, не хотелось. После всего что имел, оказаться у такой пропасти без огонька надежды впереди! И решил, напившись до невменяемости, забравшись на крышу многоэтажного дома, шагнуть вниз. Так бы все и случилось, но, идя по городу, оказался возле православного храма, в который когда-то уже заходил. Зашел в него и в этот раз, даже не понимая - зачем? И случилось, чего прежде и быть не могло. Я - заплакал. Словно вся скопившаяся за последнее время тяжесть хлынула наружу. Плакал взахлеб у той же иконы.
После, когда я немного успокоился, ко мне подошел местный священник. Такой же молодой, как и я. И предложил исповедаться.
Знаете, чтобы раньше кому-либо рассказать о сокровенном, не было такого! Я и себе не во всем мог признаться. Но так в этот миг в душе все перевернулось, так сдвинулось с привычного места... В общем, предложил мне отец Евгений после исповеди, так звали священника, остаться при храме. На время, чтобы окрепнуть духовно.
-И что же, остались?
-Остался. Определили мне место в небольшой, светлой комнатке. Келье по ихнему. Здесь и началась моя вторая жизнь. Вторая, потому что на многое я тех пор я стал смотреть иначе. И уже не жизнь учила меня, а я у нее учился. На своем примере, на судьбах других людей. Знаете, сколько людей замечательных повстречал я за эти годы, сколько нового узнал? Да за всю прожитую жизнь не было и сотой доли этого!
При храме я прожил год. Но прожил не просто ради еды и крыши над головой. Я, прежде всего, учился. Учился понимать православие, людей, понимать свое место в жизни, много читал. Раньше если и брал в руки книжку, то детектив. Если смотрел по телевизору, то какое-нибудь шоу. А здесь понравилось читать православную литературу. Нет, я не насиловал себя, все было по доброй воле, ведь никто не удерживал меня при храме: хочешь - иди на все четыре стороны, делай, что вздумается. Но, видимо, душа знала, чего хотела, где ей было лучше всего. По своей воле я вскоре и крестился.
-А дальше, дальше как сложилась Ваша судьба?
-Дальше? - И он на мгновение задумался. - А дальше я стал путешествовать от храма к храму. Жил даже при строящейся церкви, помогал при ее возведении и благоустройстве. И везде общался с людьми, каждый раз сталкиваясь с такими судьбами, про которые и в книгах не прочитаешь, настолько они были необычны и интересные. Пустых судеб не было.
-И сколько же лет Вы вот так путешествуете?
-Лет шесть будет.
-Вы упоминали, что врачи в свое время поставили вам приговор. Их диагноз был ошибочен?
-Стопроцентно верен! Они сказали: "Жить тебе, парень, осталось не больше полугода". И я знал, медицина в таких случаях не ошибается. Но врачеватели земные не могут знать волю свыше, приговор был отсрочен, а быть может и вовсе отменен. Я, как видите, жив и умирать не собираюсь, дел и планов впереди столько, что и двух жизней будет мало. Но, однозначно, к прежнему образу жизни не вернусь.
Легкий теплый ветерок качнул над нашими головами ветви черемухи и они, словно снегом, осыпали нас своим цветом.
-А сейчас куда, вновь под сень очередного храма?
-И да, и нет. Слышал, тут недалеко поселок есть, а там - недостроенная деревянная церковь. Туда и направляюсь. Приеду, устроюсь на работу, осмотрюсь, познакомлюсь с прихожанами, священником. Надо будет помочь чем - помогу, за эти годы столько всего своими руками переделал. А там... Остались кое-какие прежние связи, хочу бизнесом вновь заняться. Думаю, через года два-три и на ноги встану. Тогда и начну вкладывать деньги в завершение строительства храма. Главное, сдвинуть любую проблему с места, а там и свыше помощь придет, и народ потянется.
-Вновь возьметесь за бизнес? - удивленно спросил я, - но ведь Вы сами сказали, что к прежнему не вернетесь.
-Не вернусь к тому образу жизни, что вел, - уточнил Михаил. - В любом деле очень многое зависит от человека, и в бизнесе - тоже. Тем более что займусь им уже с другой, чем раньше целью.
Час в общении пролетел незаметно. И вот к перрону подошел его состав. Мой собеседник встал и попрощался. Перекинув через плечо небольшую спортивную сумку с вещами - весь свой скарб, он шагнул в вагон.
Я смотрел ему вслед, а майский ветер теребил листочек блокнота, где ровным, почти каллиграфическим подчерком было выведено: "Рад был знакомству. Приезжайте ко мне через год, побеседуем подольше, мне есть, что Вам рассказать и о ком. Быть может, мои рассказы пригодятся для Вашей будущей книги. Михаил".
Часть 2
НА РАСПУТЬЕ
С Михаилом я встретился не через год. Наша встреча произошла несколько позже. Была уже осень, и стылый дождь дробно стучал в окно небольшой квартиры в старом кирпичном пятиэтажном доме. Михаил снимал ее, и по всему было видно, что здесь он лишь ночует. Интерьер жилища поражал простотой. Старая панцирная кровать с никелированными дугами, крашеный буфет, стол, пара стульев и шифоньер, с потрескавшейся от времени лакировкой. Уют скромному быту придавали ситцевая зановесочка на окне, да древняя настольная лампа с розовым матерчатым абажуром.
Честно говоря, я и не предполагал, что окажусь в этих краях. Но то ли провидение, то ли перст Божий прочертили прямую линию по карте России, и спустя год и четыре месяца с той самой встречи на перроне городка, затерянного на просторах Дальнего Востока, я оказался в поселке, в который когда-то стремился Михаил.
-Вот она, церковь - кивнул он на улицу, подойдя к окну. - Совсем потемнела от времени.
Смахнув рукой легкую пелену испарины со стекла, я глянул вниз. С высоты пятого этажа хорошо была видна небольшая деревянная церквушечка. Даже за пеленой рясного дождя было заметно - не теплится в ней огонек людского присутствия: пустыми глазницами темнели окна, недостроенный купол сиротливо плыл посреди океана намокшей желтой листвы.
-Даже если через несколько лет взяться за окончание ее строительства, - отвлек мое внимание Михаил, - такая красавица получится! Она ведь вся деревянная, без единого гвоздика возведенная. Таких церквей в России не так уж много и наберется.
День клонился к вечеру, дождь еще сильнее захлестал по стеклам окна и забарабанил по жестяному подоконнику.
С ночлегом мы определились просто. Михаил вытащил из шифоньера свернутый в рулон запасной матрац и расстелил его в противоположном углу комнаты. Поверх кинул комплект чистого постельного белья и одеяло. Новую простынь, пододеяльник и наволочку передал и мне.
-Обойдусь без подушки, - улыбнулся он, - кладя куртку под голову. И увидев мое смущение, добавил, - да не стесняйся ты, будь как дома. Здесь у меня все просто, а к походным условиям я давно привык, была бы крыша над головой.
Когда каждый из нас улегся на свое место и был потушен свет, Михаил сказал:
-Хочешь, я расскажу тебе об одной встрече? И приняв мое молчание за согласие, продолжил. - Случилась она несколько лет назад в одном небольшом провинциальном городке, куда меня, бродягу, занесло ветром странствий...
За окном квартиры мир тонул в хаосе ветра, обрываемой им листвы и дождя. Отсвет уличных фонарей размытыми пятнами растекался по потолку и вырисовывал на занавеске причудливые, бледные дрожащие узоры.
-В тот православный приход я приехал по совету своего духовника. Приехал, чтобы пообщаться с местным батюшкой, подучиться у него духовной мудрости. Да и местному храму нужны были рабочие руки, в нем шел ремонт, и дел ожидалось невпроворот.
Со священником я сблизился сразу - прекраснейшим оказался он человеком. А вот с послушником, жившим при храме, отношения у меня сразу не заладились.
Обычно я легко схожусь с людьми, а тут, словно в невидимую стену уперся. И как ни пытался ее обойти, дотянуться до человека, ничего не получалось. Не получалось потому, что тот этого просто не хотел.
Сергею, так звали послушника, было лет за сорок. Стройный, высокий, всегда подтянутый, он скорее походил на военного в отставке, чем на человека, ищущего Бога. Сергей всегда вставал засветло, а в келью заходил уже с наступлением темноты. Весь день он был чем-то занят: что-то красил, строгал, мыл, убирал мусор. Работал, как говорится, не за страх, а на совесть. И питался так же, на ходу, наспех - кормила его жена священника. Приходя же в келью, падал на кровать и мгновенно засыпал. Но даже при мимолетных встречах, из коротких фраз, оброненных им, я понимал - он здесь чужой! От этого человека прямо веяло презрением к людям, даже какой-то слепой ненавистью к ним, особенно - прихожанам храма. И ни единожды я ловил в его взгляде осмысленное выражение пренебрежения ко всему его окружавшему.
-Батюшка, - однажды зада я вопрос священнику, - что это за человек, почему он здесь, он же чужой православию?
-Не суди о нем поверхностно, - мягко посоветовал настоятель храма. - Его душа бьется в клетке, которую он сам же и создал. И нет пока силы, которая разрушила бы эту преграду. Вот и мечется внутри себя, как в темнице. А сюда пришел, потому что лучик света проник в его сердце, сомнение шевельнулось в правильности личной жизни. И, поверь, ему сейчас тяжелее, чем мне или тебе.
Так прошел месяц. В труде молитвах. Только вот из двух послушников в храм на службы ходил я один. Сергей на них никогда не присутствовал.
Однажды поздним вечером, придя в нашу комнату, он не заснул, как обычно, а сев на кровати, стал рассказывать о себе. Теперь я понимаю, это была его исповедь. Первая в жизни, давшаяся с огромным трудом. Да и не просто исповедь, он излил на меня все, что скопилось в нем за долгие годы. И не ждал после от меня ни осуждения, ни сочувствия. Хотя, может, в те минуты он и говорил-то больше не со мной, а с - собой.
-Завтра я ухожу отсюда, - опустив голову, коротко сказал Сергей. - Хватит. Пора. Внутри, будто ржавчина облетела, легко стало. А то болело - вот тут, - и он указал на сердце.
Немного помолчав, он поднял на меня свои серые глаза. - Знаю, не любишь ты меня. Да я к этому, как видишь, никогда не стремился. Ты ведь как все вокруг - слабый. Как все у кого-то защиты ищешь, людей ли, Бога.
-А ты нет? - удивленно спросил я.
-Нет! - выдохнул он. - Я ни у кого защиты не ищу. Я - сильный. И свою судьбу строил и строю своими руками. По камушку, по кирпичику выстроил благосостояние своей семьи, своего рода. Теперь у меня все есть! Вот этой головой осмыслив все происходящее вокруг я понял - можно брать. Безнаказанно, много. Главное, не подставляться, не давать слабину, работать с умом.
Сергей положил руки на стол и сцепил ладони. Крепкие, натруженные, они могли принадлежать только человеку, кормящему себя трудом.
-Сюда я приехал издалека. Ты и не представляешь, откуда. Почему именно сюда? Не потому, что боялся, что знакомые будут тыкать пальцем и язвить насчет искупления моих грехов. Просто когда ты чужой, легче быть самим собой, оставаться с собой наедине, размышлять, ничто не отвлекает. Сейчас я - бизнесмен. А до этого занимал руководящую должность в одном небольшом городке. За те восемь лет, что пришлось мне быть у власти, я обеспечил безбедное существование себе, своим детям и внукам.
Это дураки грабят и убивают. Это слабые нападают на более слабых. Сильные такими делами рук не пачкают. Сильные заставляют людей и законы работать на себя.
-Понимаешь, - и он глянул мне в глаза, - любой закон подобен механизму: колесики там всякие, шайбочки, шестеренки. И все крутится в одну сторону, в одном направлении. Но для того-то и нужны сила и ум, чтобы такой механизм закрутить в обратную сторону.
Я с детства знал, чего хочу и уже со школьной скамьи начал осознавать свое место в этом мире. Потом получил высшее образование. Мне сейчас сорок пять лет. Если бы прежний строй сохранился, ходить мне в больших начальниках. Но он рухнул, как рухнули морально и физически многие мои знакомые, не пережившие краха системы. Сломался бы и я, но в девяностых понял - пришло мое время! И начал свою карьеру.
Ты думаешь, к должности чиновника я стремился ради нее самой?
Что должность! Видимость одна. Самое главное - она многое разрешала, со многими нужными людьми сводила и вместо одной дорожки к обогащению, открывала еще десяток других. Да, я обогащаться за счет таких как ты и тебе подобных. Но не убивал, не грабил на улицах. Шаг за шагом я шел к тому, что сейчас имею. Рисковал, предавал тех, кто мне когда-то помог войти во власть, но шел вперед.
-И многое теперь у тебя есть? - взглянув на Сергея в упор, спросил я.
-Много, - зло улыбнувшись, ответил он. - Тебе и твоим детям за всю жизнь столько не заработать.
-Так чего же ты такой богатый и счастливый пришел сюда, наравне со всеми работал. И - не за деньги!
-Тьфу, - сплюнул он, - деньги! Я бы мог выстлать ими двор этого храма, как листьями. Когда они есть и их много, начинаешь понимать, что ты не из этого мира. Нищета тебя не пугает, ты отстранен от нее. Ты - над всем. Ты - выше всего. И понимаешь, обратно к существованию на копейки, ты уже ни за что не вернешься!
-Так почему бы тебе не пожертвовать часть этих средств на нужды какого-либо храма? - прямо я задал ему вопрос. - Ведь ты не обеднеешь, не так ли?
-Не обеднею! Но просто так раздавать деньги не стану. Они заработаны мною и будут потрачены на благо моей семьи. Мне нет дела до чужих проблем, в этом мире каждый выживает как может.
-Тогда зачем ты пришел сюда?
Сергей задумался. Громко отсчитывал секунды старый будильник на книжной полке. О чем-то мирском, обыденном шептал установленный на минимальную громкость радиоприемник.
-Все дело в том, что я ненавижу город, в котором живу, и который меня обогатил. Я ненавижу людей живущих в нем, тех, кто когда-то доверил мне власть. Я презираю их за слабость и лень. И никогда не смогу полюбить, чтобы там не писалось в ваших мудрых книжках. Для меня люди - материал, из которого я строю свое будущее. Отработал и - в сторону, как использованную ветошь. Да и за что вас любить? Посмотри, как все живут! Плодят себе подобных, пропивают последнее, а выкарабкиваться из нищеты даже не хотят. Все ждут чуда, или подачки от более богатого человека. А дай ее - проедят, и снова будут сидеть голодными.
Я ведь и в Бога не верю, как воспитали меня в детстве материалистом, так им и остался. Поэтому на вас, верующих, смотреть грустно, лучше б вы делом каким-либо полезным занялись.
Сергей вытянул вперед руку и, разжав, вновь сжал кулак. Плотно, до побеления костяшек.
-Вот, пока не ухвачу то, к чему стремлюсь, пока не зажму, не почувствую, как в кулаке это желание трепещет, бьется, не поверю в него. А если почувствовал, то вот она моя вера - в себя, в свою силу!
Ты спросил, зачем я здесь? Да уж конечно не из-за веры. Просто с некоторых пор в груди стало что-то тоненько постанывать, словно душа всхлипывает. К врачам обращался - никакого толку. И все бы ничего, но, случалось ночью просыпаться, как от толчка. Словно кто невидимый будит И понимаешь, что все вроде хорошо, все в жизни ладно, все схвачено, а как-то саднит внутри, гонит сон.
-Быть может, это совесть? - покачал головой я. - Похоже, она беспокоит.
-Чушь! - отрезал Сергей. - Я с детства этим не страдаю. Это вы, слабые, мучаете себя ею. Она у вас как погремушка, чуть что - тарахтите на всю округу. А если человек силен, уверен в себе, в своей правоте, кого ему совеститься? Нет ее у меня, и никогда не было. Не было, потому что свое место в жизни я знаю лучше других.
-Тогда что же привело тебя сюда?
-Страх. Не за себя. Во мне силы еще не меряно. За своих детей. Они, вроде, все при делах, при местах, не бедствуют. И дальше у них должно все идти по "зеленой", но...
Тут он набрал в грудь побольше воздуха, на мгновение замер и выдохнул нечто, вновь поразившее меня...
-А если там, - и он указал пальцем вверх, в побеленный потолок, - все же есть что-то. Пусть один процент из ста, но верный, что существует Судьба, Бог, карма, называй это как хочешь Что возмездие за то, что я вот так жил, живу, постигнет моих детей. Я же понимаю, что делаю. Что тогда? Уже в этом случае стоит задуматься и попытаться опередить события. Попытаться спасти своих близких. Поэтому я и пришел в храм. Точнее к храму, - поправил он себя. Я в храме-то и не был ни разу. Молиться не умею, а учиться этому не хочу. Зато вот так, в постоянных делах мне думается легче. И о многом я размышлял, пока здесь трудился. Да и нравится мне красота православия, русский же я человек. Чистая она здесь какая-то, спокойная. Может, поэтому и перестала болеть душа, а, значит, пора уходить.
Наутро мы расстались. У меня еще были дела при храме, а Сергей, побросав в сумку свои вещи, протянул мне руку - Прощай!
-Неужели не свидимся более? - спросил я, пожимая его огрубевшую жесткую ладонь.
-Не свидимся! У нас разные пути-дороги. Тебе по моей не идти, мне - по твоей.
Когда он уже выходил из ворот церковной ограды, я окликнул его - Уверовал ли?
-Нет, молча покачал он головой. И, не перекрестись на храм, шагнул на полную суеты людную улицу.
Я долго смотрел ему во след. Улица от храма шла прямо и, поднявшись на бугор, спускалась вниз, к реке. На некоторое мгновенье мне показалось, что там, на самой высокой ее точке, повернувшись к храму, замерла одинокая высокая фигура. И - склонилась в поклоне.
Время за рассказом пролетело незаметно, радиоприемник коротко пискнул позывными радио "России" и замолк. Пошел второй час ночи. Михаил, пожелал мне спокойной ночи, повернулся к стене, и через минуту сладко засопел. А я долго размышлял над его рассказом. Потом встал и подошел к окну. Дождь и ветер стихли, уличное освещение погасло вместе с последними позывными радиостанции. Сквозь разрывы туч проглядывала полная луна. Разогнав плотный, утрамбованный ветром мрак, она высветила контуры недостроенной деревянной церкви. Застывшей, словно человек на распутье, Застывшей на мгновение, растянутое во времени...
Часть 3
БАБА ВАРЯ
С Михаилом мы попрощались утром.
-Спасибо, что навестил, - пожав крепко мою руку, сказал он. - Честно говоря, если б не твой приезд, я бы и дальше крутился как белка в колесе, утрясая дела. А так хоть отдохнул немного, пообщался с человеком близким мне по духу.
Проводив меня до автобусной остановки, он вынул из кармана куртки сложенную вдвое ученическую тетрадку на двенадцать листков в тонкой зеленой обложке и передал мне.
-Вот, набросал здесь свои воспоминания, надеюсь, они будут тебе интересны. А за грамотность, если что, извини.
Как ни хотелось прочесть эту рукопись сразу, но открыл я тетрадь только спустя несколько дней дома...
-Мое детство, - так начинался рассказ, написанный Михаилом, - пришлось на семидесятые годы, как теперь принято говорить, прошлого столетия. Наша семья тогда жила на Украине.
Почти каждое лето мама, доработав до отпуска, увозила меня к своим родственникам в небольшое село, расположенное невдалеке от города Богуслава.
Не знаю почему, но мы всегда проделывали путь в несколько километров от города до села пешком. Шли по полям, мимо рощ, по пыльной грунтовой дороге, пока не спускались с пологого холма вниз, к началу поселка, отмеченному выкопанным искусственным водоемом - ставком по-местному, и бесконечными садами, в зелени которых прятались то белоснежные глиняные мазанки с соломенными крышами, то дома побогаче.
Баба Варя, сестра маминого отца, жила вместе с сыном и снохой под одной крышей, но занимала в просторном доме всего лишь комнатку, больше похожую на прихожую. Скромным было и ее убранство: стол, пара стульев, а вместо кровати стоял у стены огромный, еще царских времен сундук - скрыня, поверх которого, постелив матрац, и спала бабушка.
Это была сухонькая пожилая женщина. Всю жизнь, проработав в колхозе, она получала мизерную пенсию в 24 рубля, но на жизнь не роптала. Согнутая в дугу от вечных непосильных трудов, она все равно хлопотала, работала на огороде, присматривая за своим, точнее общим хозяйством: десятком курей, да козой. За живностью покрупнее присматривал сын.
Баба Варя жила до крайности экономно. Свет - лампочку ватт в сорок она гасила раньше всех, но и вставала с первыми лучами солнца. Еду готовила на примусе. Мне до сих пор памятен его гул и запах керосина, который он заправлялся. Когда мы гостевали у нее, баба Варя с самого утра затевала жарить на примусе оладьи или блины, только ими она и могла побаловать меня, мальчишку.
А еще баба Варя была знахарка и к ней нередко приходили люди за помощью. Они открывали хлипкую калиточку, заходили во двор, и молча присаживались на деревянную скамейку подле забора. Человек ждал не долго, так как баба Варя, бросив все дела, приглашала его либо к себе, либо присаживалась к нему на лавочку.
Такие люди приходили не часто, но каждый получал от нее какую-либо помощь. Чаще - травами, но иногда и простыми советами. Баба Варя прекрасно разбиралась в травах и могла летом на целый день уходить в поля, собирая их. Она прекрасно знала, какая травка и от чего помогает, но, предлагая их посетителям, обязательно учила тех молитовкам, именно так произносила бабушка это слово.
-Будешь заваривать травку, - наставляла она, - сотвори молитовку, молитовка - главнее, без нее у травки не та сила будет. А молитовок она знала много.
-Откуда ты их знаешь, бабушка? - спросил я ее однажды.
-Я их словно камушки при дороге собираю, - улыбнувшись, ответила она. - Люди ходят, землю топчут, а я ко всему приглядываюсь, все нужное подмечаю.
Теперь с высоты прожитых лет я понимаю, что по крупиночкам собирались ею и знания по траволечению, и молитвы. Неграмотная она была, даже расписывалась в документах еле-еле.
Родившись на переломе 18 и 19-го веков, баба Варя с раннего детства батрачила на местного помещика. Когда выросла - трудилась дни и ночи в колхозе. Потом вышла замуж, родились дети, и было уже не до учебы. Так и состарилась неграмотной, доживая свой век рядом с сыном.
Но, самое главное, она очень хорошо разбиралась в людях. Сейчас те, кто обладает подобным даром, делают на этом большие деньги, баба Варя помогала всем бесплатно.
-Не я помогаю, а - Боженька, - говаривала она, - так за что ж деньги с человека брать?
Каждого, кто приходил к ней за помощью, она видела, как говорят "насквозь". Читала, словно открытую книгу. И не только давала попить травку, но и подсказывала, как жить дальше.
-Ты что же это просишь о помощи, - выговаривала она однажды дородному дядьке, - а сам как живешь? Ты уже одну жену в могилу свел своими пьянками, теперь второй житья не даешь!
-Да работа у меня такая, - оправдывался тот, - случается, перебираю
-Перебираешь, - сердилась баба Варя, - а жену, зачем бьешь, за что над детьми измываешься?
Как я, пацан понимал тогда, дядька чем-то серьезно болел, лежал по больницам, да только медицина не помогала. И вот, надеясь на чудо, приехал сюда, за сотню километров - за помощью к неграмотной деревенской женщине.
-Знаю о твоей болезни, - смягчив тон, проговорила баба Варя, - сам ты ее заработал, своей жизнью. Если хочешь выздороветь, бросай пить, бить жену и поезжай в Лавру. Найди там икону "Неупиваемая чаша" и помолись о своем выздоровлении перед ней. Потом исповедайся батюшке и поставь по свечечке за себя, жену и детушек перед Николаем Чудотворцем. Он - божий споспешник, многим помог, поможет и тебе.
-Да ты что, бабка, - вскипел посетитель, - в уме ли? Чтобы я, партийный по церквям ездил да отчет перед попом о своей жизни держал? Ни за что!
-Перед богом все равны, - тихо проговорила баба Варя. - Это ты здесь, на земле начальник, а там, на суде, на равных как все стоять будешь.
Уж и не помню, чем закончилась та встреча, а только дядька записал продиктованную бабой Варей молитву и спрятал исписанный листок глубоко в карман.
-Откуда ты, бабушка, все знаешь о людях? - удивился я.
-Да ничего я о них не знаю, - скромно ответила та. - Но если ко мне обращаются за помощью, я прошу Боженьку помочь мне, а потом уже как бы все вижу про этого человека.
Бабу Варю в селе не считали ни колдуньей, ни ворожеей. Просто уважали: за бескорыстие и человечность.
-Ах, Мишенька, - однажды прошептала она, прижав мою голову к своей груди, - добрый ты мальчик. От того и трудно тебе будет в жизни. Но придет время и тебя как тот листочек в ручейке, принесет к нужному берегу. А я на том свете буду за тебя молиться.
Баба варя ездила и в церковь. Правда - по праздникам, чаще бывать там ей не позволяло здоровье. Однажды, перед Пасхой, взяла она в храм и меня.
Мы на автобусе доехали до Киева, а там пришли в большую красивую церковь. Я до сих пор помню, как поразило меня ее убранство.