Ильиных Светослав Иванович : другие произведения.

Эржебет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это часть 6-й книга "Эржебет" девятитомного филсофско-фантастического романа "Право выбора"
  Глава 1
  
  ...-Ангелы, - бурчал, вздымая носками кед песок, Бродяга. - Надо же, явились! Спрашивается - зачем? Теперь думай, зачем они приходили?
  
  -Меньше думай, - рассмеялась я, - и жизнь будет спокойнее.
  
  Мы давно покинули мертвый город и теперь двигались вперед, ведомые то ли внутренним компасом моего товарища, то ли силами, которые знали о нас все, и направляли стопы двух путников в нужном им направлении.
  
  Несмотря на внешнюю веселость, я внутренне была иной. Как постепенно накапливается статистическое напряжение, так невидимая, но хорошо ощутимая внутренняя струна, сигналящая о том, что грядет нечто, натягивалась все туже и туже. Иногда от этого внутреннего дискомфорта у меня звенело в ушах, а затылок ломило так, словно в него вогнали гвоздь.
  
  -Ангелы, - размышляла я про себя. Пустыня вокруг казалось бесконечной. Выбеленная ярким солнцем до ощущения стерильности, она давно перестала пугать меня, привыкшую к пескам. - Зачем они являлись на самом деле. Их было два. Может быть, один - Бродяги, другой - мой? Тогда - какой?
  
  Их появление навело на мою душу сомнения. Если бы ангел был один, все казалось бы простым: черный - к беде, белый - к добру. Но их было двое!
  
  -Скоро остановимся на отдых, - донесся до меня голос Бродяги. - Солнце скоро окажется в зените, и жару лучше всего переждать где-нибудь в теньке. Вдали виднеется какое-то строение, было бы неплохо найти прибежище под его стенами...
  
  Товарищ говорил что-то еще, но я, углубленная в размышления, автоматически шагала за ним, думая о своем. И не заметила, как померкло сиявшее солнце...
  
  ...В мои планы не входило повторять подобные экзекуции за рекой, где я была бы уже слишком далеко от Биче, а во владениях Турзо выставлять напоказ свои кровавые развлечения было даже опасно.
  
  Девушка, замороженная у реки, была не единственной, умерщвленной таким способом. Такие пытки время от времени я повторяла в обледенелых купальнях и во дворах замков, принадлежащих моему роду, в Лека, стоящем высоко на горных склонах, в Керечуре, в Чейте.
  
  Праздник продолжался. Гости ели и пили, входили и выходили из зала или танцевали, когда играла музыка.
  
  Несомненно, дядя Турзо подозревал о моих склонностях к мучениям и его подозрения подкармливали слухи, распускаемые обо мне по всей Венгрии, в которых правды было столько же, сколько и вымысла. И слух о произошедшем у Илавы, по дороге в Бичевар, наверняка уже распространился среди соседей со скоростью лесного пожара и достиг ушей моего родственника.
  
  Мой мажордом Бенедик Дезео был надежен, как и вся дьявольская троица слуг. Но остальные слуги, каждый день пьянствовавшие под лестницей вместе с прислугой замка Биче, плели самые жуткие истории, чтобы скоротать долгие зимние вечера. Это происходило каждую ночь, когда Йо Илона и Дорка были заняты моими приготовлениями ко сну.
  
  Так вокруг моего имени стягивалось невидимое кольцо ужаса...
  
  Когда, спустя несколько месяцев, я вернулась в свой замок в верхней Венгрии, соседние деревни одна за другой отказывались предоставлять девушек для моей свиты. Не помогали даже те надежные уловки, на которые обычно шли Дорка и Йо Илона. Их везенье отвернулось от них. Напрасно они сулили новую одежду, тщетно расхваливали выпавшую на долю девушек честь состоять при такой знатной семье. Стало ясно, что пора начинать поиски жертв в областях, еще не уплативших свою страшную дань, и в таких отдаленных краях, откуда бы девушки добирались до замка целый месяц. Теперь старухи уже не отваживались дважды заезжать в одну и ту же деревню. Слухи бежали впереди них. Говорили, что я ухитрялась совершать убийства даже в тех домах, куда меня приглашали в гости. Но я мало прислушивалась к шепоту, скребущему подобно мыши под полом. Я была полностью поглощена страшной охотой. Кровавые жертвоприношения стали неотъемлемой частью жизни, частью меня самой, и прерывать их было мучительно. Тогда начинала страшно болеть голова и подкрадывалась болезнь, ставшая бичом моего рода.
  
  Я, подчиняясь этому, уже не ощущаемому, сросшемуся со мной зловещему зову к немедленному исполнению желаний, теперь требовала, чтобы в трех или четырех замках, стоявших в моих владениях, постоянно были наготове по нескольку девушек. Для поиска "служанок" наняли множество женщин самого разного возраста. Занимавшиеся этим делом Отваш и Барзоня, например, знали все. А было ли известно остальным женщинам, например, жене пекаря Чабо, какая страшная участь ожидала молодых крестьянок? Меня это совершенно не волновало, важен был лишь итог работы.
  
  Те, кто занимался поисками девушек, завидовали друг дружке из-за подарков, которыми с ними расплачивались за грязную работу. Одни завидовали новой накидке и юбке своей товарки, другие - нескольким серебряным монетам, на которые можно было купить хорошую одежду или вставить их в украшение. Некоторые из девушек видели меня только издалека, во дворе. Когда я отправлялась на охоту, они оставались на кухне или в прачечной, пока не приходил день, когда их вызывали в мою комнату.
  
  Был ли жребий для них, определяющий, кто раньше, а кто позже будет принесен в жертву? Не было такового. Все зависело от моего настроения, но наружная привлекательность играла большое значение, поэтому красивые девушки, в которых я как бы видела себя, уходили из жизни первыми. Их пытки и истязания я делала особенно жестокими, потому что каждая из них должна была не просто умереть, а умереть медленно, по капле крови отдавая мне свои жизненную энергию и молодость.
  
  После каждой такой ночи я вглядывалась в зеркало, страшась увидеть признаки надвигающейся старости - морщины и подряблевшую кожу. Но этого не было! С годами я становилась величавее, но не старее!
  
  Когда во время путешествия мой взгляд падал на одну их красивых девушек, попавшихся мне по пути, Йо Илона делала все возможное, чтобы уговорить ту оставить свою деревню и присоединиться к ним. Зачастую это срабатывало. Длинный кортеж, множество прислуги, гайдуки, охранявшие свою хозяйку - все это производило неизгладимое впечатление на деревенскую молодежь. Поэтому Йо Илона даже отправлялась в деревни, чтобы уговорить матерей отпустить девушек в услужение ко мне.
  
  Я не любила летнюю жару и легко переносила венгерские зимы, в которые мне дышалось свободней, чем в зной. И вот теперь, находясь в гостях, участвуя в свадебных празднествах, я откровенно скучала, мечтая скорее вернуться в свои владения, в свой замок, где нет посторонних людей, где никто не шепчется за спиной, где есть все, чтобы наслаждаться жизнью одинокой и гордой женщины.
  
  Никто не знал обо мне всего. Для многих я была "лесной ведьмой". Во многом это была правда. После того, как умер мой муж, силы, требующие поклонения им и службы, полностью одержали верх над моими сознанием и душой. Понимая это, я иногда пыталась сопротивляться им. И тогда заглохшая, сморщенная, подобно усохшему грибу, совесть, начинала взывать к разуму, рисуя страшные картины ада, в который мне суждено было попасть. Но эти проблески человечности быстро гасли, как гаснут угли костра, на которые плеснули водой.
  
  Когда в такие минуты мне становилось не по себе, когда что-то внутри, подобно дрожащему на ветру листу, готово было сорваться и унестись прочь, путая мысли и крадя у разума волю и жестокость, я уходила в лесную чащу. Это всегда случалось ночью. Теперь мне не нужны были лошадь и служанка, я прекрасно знала свои владения и, ощущая безграничность страха, который давно впитали в свою кровь все крестьяне, живущие окрест, могла по ночам делать все, что угодно, не опасаясь, что кто-то подсмотрит за мной.
  
  Уходя в леса, я утрачивала человеческий облик, становясь частью мира, погруженного во мрак, где под волчьим солнцем - луной все было иным. В такие лунные дни тени становились настолько густыми, что, прикасаясь к ним, я ощущала упругую пульсирующую плотность. И такими глубокими, что брошенный в тень оврага камень достигал дна через десятки минут, когда слышалось его глухое падение, казавшееся в безмолвном лесу громким.
  
  Уходя в ночную лесную чащу, я выла на луну, как делают это волки в зимние месяцы, тоскуя по лету. Раздевшись до нага, я купалась в росе, пропитанной лунным светом, как в глубокие омуты, окуналась в тени, в которых не было ни верха, ни низа, где гасли звуки, а прикосновения невидимых сил ласкали обнаженную кожу. После таких прикосновений она становилась еще белей, еще моложе. Я проводила в чаще, залитой лунным светом среди переплетения и узоров теней, несколько часов, а когда возвращалась в замок обратно, меня неизбежно сопровождали верные друзья - черные кошки. Уже в замке я надевала на голову корону из черных и серебряных листьев шалфея и белены и танцевала со своей тенью, вызывая в воображении образ древнего божества.
  
  По соседству с Шарваром жила старая колдунья, которая часто наблюдала за тем, как я скачу верхом, вытаптывая крестьянские посевы. Ее звали Анна, но по никому не ведомой причине она называла себя Дарвуля. Эта желчная и совершенно бессердечная старуха была настоящим исчадьем ада.
  
  У этого кладезя колдовских познаний и набиралась я своей дьявольской силы, навсегда повенчавшись со всем тем, что было ядовитым и смертельным. Благодаря Дарвуле мое безумие принесло вскоре спелые плоды. Дарвуля добилась этого посредством колдовства, заботливо очищая с помощью самых низких средств избранный ею для меня путь от препятствий, опасаясь, что я не смогу их преодолеть.
  
  В подвальной комнате, похожей на склеп, Дарвуля терпеливо чертила тайные знаки, подсказанные ей колдовским чутьем. Я зачарованно смотрела, как, пробуждая силы зла, колдунья творит собственное волшебство.
  
  Появившись в замке, Дарвуля внесла в него атмосферу бесконечных слез и страданий. Как-то раз Каталина, а может быть, и Йо Илона внезапно почувствовала жалость к узницам, в ожидании своей участи запертым в клетках, и покормила их. Приболевшая в тот день, я узнала через Дарвулю об этом и вызвала виновную к себе в спальню, где та на себе испытала мой звериный укус.
  
  Люди боялись меня. А пастор из Чейте Поникенус, не отличавшийся большой смелостью, смертельно боялся Дарвулю и особенно ее черных котов. Черная кошка, перебежавшая дорогу, считалась плохой приметой. Между тем, замок был переполнен этими тварями, и, увидав, как они во все стороны снуют перед ним на лестнице, пастор всякий раз пугался до умопомрачения и позже свидетельствовал, что кошки и коты не раз кусали его за ноги...
  
  -Ну, вот и пришли, - вернул меня к действительности голос Бродяги. Мысленно перенесшись в облик Графини, я не заметила, как мы прошли несколько километров и подошли к развалинам. Солнце жгло немилосердно, и от его лучей можно было спастись только в тени зданий.
  
  Судя по всему, раньше это была небольшая военная база, так как десяток одноэтажных щитовых домиков, наполовину разрушенных по периметру, окружал забор из металлической сетки, ранее, судя по изоляторам, находившийся под напряжением. Кроме домиков внутри периметра располагались три больших металлических ангара. Бетонированные дорожки, местами похороненные под песчаными холмами, разбивали территорию на аккуратные сектора.
  
  Мы прошли распахнутые настежь легкие металлические ворота и подошли к первому уцелевшему строению. Бродяга толкнул двери, те скрипнули и отворились, впустив нас в спасительную прохладу.
  
  Внутри было тихо и царил приятный полумрак.
  
  -Здесь и переждем жару, а потом все обследуем, - выбирая, где бы лучше расположиться, скомандовал товарищ. - Нам все равно торопиться некуда.
  
  Здание, в которое мы попали, раньше было лабораторией. Вдоль его стен шли многочисленные полки с приборами, ретортами, стеклянными пузырьками. Несколько больших столов были заставлены аппаратурой. Повсюду лежали стопки книг, рулоны бумаги со всяческими диаграммами, и царил беспорядок, указывающий на то, что люди лабораторию покидали в большой спешке.
  
  Найдя уголок почище, Бродяга с удовлетворением растянулся на полу. Я же, влекомая любопытством, начала бродить вдоль полок, рассматривая все, что вызывало интерес. А интересного было много.
  
  -Посмотри, - взяла я с полки толстенную книгу и указала на рисунок, вытесненный на обложке: что-то вроде прямоугольного золотого ларца, на крышке которого на коленях стояли два склоненных ангела. Поднятые кверху крылья соприкасались над их головами, образуя полукруг. - Тебе это ничего не напоминает?
  
  Бродяга махнул рукой, и я подала ему книгу, весившую не меньше пяти килограммов.
  
  -Древнее издание, - погладил он рукой обложку. - Переплет-то кожаный.
  
  Товарищ раскрыл книгу посредине, немного полистал и глубокомысленно хмыкнул.
  
  -В твоем мире за нее дали бы бо-о-льшие деньги! Не берусь утверждать, но тебе попалось очень редкое издание, созданное... - и товарищ с видом знатока перевернул еще страницу, - как минимум за несколько веков до рождения Христа. Я пару раз натыкался на букинистические магазины, а однажды нашел в библиотеке одного мертвого города отдел со старинными книгами, видел такие издания в музеях, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что ты здесь обнаружила. Эта книга написана... - и Бродяга внимательно вгляделся в текст, - на древнееврейском языке. Я не знаю его, но видел подобные записи на свитках пергамента.
  
  Он покачал в руках книгу, как бы взвешивая ее, и с сожалением вернул мне.
  
  -Мы не можем ее взять с собой. Лишний груз в дороге не нужен, но в другом случае я бы не оставил ее здесь.
  
  -Интересно, о чем в ней написано? - Присела я на пол подле товарища и стала перелистывать необычно толстые, желтоватого цвета страницы, заполненные незнакомыми буквами.
  
  -Нам бы волшебный шар из подземного мира лемуров, с которыми столкнулся Стас, - вспомнила я рассказ одного из своих товарищей. - Тогда бы мы могли ее прочесть!
  
  Бродяга тем временем удобно расположился на полу, положив под голову вещевой мешок. Ему, привыкшему к подобным условиям, везде было комфортно, тогда как я начала уставать от отсутствия быта и временами с грустью вспоминала о нем.
  
  -Что написано в книге, неизвестно. Но могу предположить одно. - Бродяга закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Ему было хорошо. - Скорее всего, там говорится о Ковчеге Завета. Если хочешь, я кое-что расскажу о нем.
  
  Я прислонилась спиной к стене, за которой пылала зноем полуденная пустыня, и приготовилась слушать. Меня удивляли познания товарища, которыми он каждый раз поражал воображение.
  
  -Так вот, - начал тот. - Согласно Ветхому завету, на вершине горы Синай Моисей получил от Яхве ряд законов и литургических предписаний, которые должны были стать основой коллективной жизни израильтян после выхода этого народа из Египта. Яхве вручил Моисею две каменные скрижали, на которых были высечены десять заповедей.
  
  Голос Бродяги был тихим, монотонным, словно он читал лекцию, и я, убаюканная им, невероятно быстро соскользнула в сон, вернувший меня в тело Графини...
  
  Глава 2
  
  ...Для крестьян было обычным надрываться на работе, уподобляясь тягловому скоту. Они носили в деревянных бадьях воду из реки высоко на холм, в замок, чистили дворы и пропалывали клумбы с фиалками и розовыми кустами, ухаживали за обвивавшими стены диким виноградом, зеленоватые соцветья которого наполняли воздух тяжелым ароматом, стирали многочисленные скатерти и постельное белье. Из этих людей, живущих хуже деревенской скотины, грубых дома, но боязливых в замке, способных руками удержать волка, но падавших ниц при моем виде, я истребила не менее шести с половиной сотен.
  
  Они, крестьяне, нанимаясь на службу в замок, не могли и предполагать, какие страшные наказания будут нести даже за самые небольшие проступки. Они поступали как кошки или сороки, не упуская случая стащить все, что плохо лежит или выглядит съедобным. Они не придавали значения тому, что болтали о многих вещах. Между тем обо всем этом без промедления доносилось Дорке и Йо Илоне.
  
  Если я была в хорошем настроении и мирно дремала на воздухе, хмельном от запаха фиолетовых лилий, специально привезенных с горных склонов для украшения моей спальни, то все проходило гладко: Дорка всего лишь срывала с провинившейся одежду, и та под моим пристальным взглядом продолжала работать обнаженной, пунцовея от стыда, либо в таком виде стояла в углу. В своем неведении о настоящих страшных забавах, так любимых мной, они должны были бы предпочитать всем остальным наказаниям, о которых им пока еще ничего не было известно, эти, почитаемые за самые неприличные и тяжелые.
  
  Но если у меня выдавался тяжелый день или я была чем-то раздражена, то как же плохо приходилось какой-нибудь девушке, стащившей пару монет! Йо Илона разжимала ей пальцы рук и держала их так, а Дорка или я сама щипцами доставали из пламени камина раскаленную до красна монету и клали ее в раскрытую ладонь девушки. Если вдруг обнаруживалось плохо выглаженное белье, то в дело шел нагретый утюг, который я собственноручно прижимала к лицу нерадивой прачки. Был случай, когда Дорка обеими руками насильно открыла рот девушки, а я сунула конец утюга прямо в горло несчастной жертвы.
  
  Если в такой черный день какая-нибудь неосторожная девушка, занятая шитьем, произносила несколько слов, я тут же бралась за иголку и накрепко зашивала рот болтушке...
  
  -...Графиня не зря вошла в историю, - кто-то прошептал мне на ухо, - ее было за что вспомнить. Хотя история знавала злодеев и почище ее!..
  
  От этого голоса я вздрогнула, как от пощечины. Подле меня сидел Князь! Над головами шумели листвой вековые дубы, птичий щебет заполнял мир. А теплые лучи солнца, переплетаясь в немыслимо красивые узоры, ложились на землю, словно сплетенные пяльцами.
  
  -А что, - улыбнулся мне старый знакомый, - разве не так? Как много подобных имен занесено на ее страницы! И если жертвы Графини исчислялись сотней-другой, то мир знавал тех, кто уничтожал людей гекатомбами. Так что Графиня на фоне их всего лишь пятнышко. Скажи спасибо, что я не перенес тебя в тело,... и Князь хитро улыбнулся, - какого-нибудь Полпота или Троцкого. Но я сделал для тебя исключение.
  
  -Идем, - поднялся он и подал мне руку, - нас, наверное, уже заждались. Нельзя пропускать такое событие!
  
  Дубовая роща оказалась не рощей, а огромным кладбищем, засаженным деревьями и с сотнями, тысячами ухоженных могилок. Одни были огорожены, другие располагались рядами. Одни были скромными земляными холмиками, другие украшали тяжелые мраморные надгробия. Изредка среди дубов виднелись "домики" склепов, где большие, где маленькие, почти вросшие в землю.
  
  Мы не спеша шли по отсыпанной мелким белым щебнем дорожке. Князь в этот раз был во всем черном. Черный костюм, золотые запонки на рукавах пиджака, черные брюки, вправленные в черные, начищенные до блеска хромовые сапоги, черная шляпа - все это делало его похожим на джентльмена восемнадцатого века - покорителя необъятных просторов Америки, решившего в праздничный день выбраться на природу со своим многочисленным семейством.
  
  -Графиня выглядела не такой уж злодейкой на фоне других ей подобных, - вышагивая подле меня, продолжил свой рассказ Князь. - На чердаке замка Мишкуль, одно время принадлежавшего виконту Рене де ля Сюз, который предательски отобрал его у своего брата Жиля дэ Рэ, под сеном были спрятаны черные высохшие трупы сорока мальчиков. Их как раз собирались сжечь, когда этому помешало неожиданное появление виконта. Поэтому их в спешке затащили наверх и забросали сеном. Когда Жиль дэ Рэ снова завладел замком, служанка его жены однажды случайно забрела в это помещение на чердаке и в ужасе, спотыкаясь и крича, бросилась вниз. Роже дэ Бриквилль схватил ее за руку и привел к Жилю. Они не сочли происшествие достаточно серьезным, чтобы убить любопытную девушку, но так ее запугали, что она до самого суда над маршалом хранила молчание...
  
  Под ногами похрустывал щебень, меж ветвей дубов просвечивало солнце, и, если бы не птичий щебет, вокруг стояла бы тишина.
  
  -Ты не хочешь знать, кто такой был Жиль дэ Рэ? - Нарушил мое молчание, Князь. - Ведь это тоже была интереснейшая личность!
  
  -Не хочу, - прошептала я. - Ведь ты ничего хорошего не предложишь...
  
  -Но ты должна уметь сравнивать! - Настоятельно посоветовал Князь. - Чтобы даже между плохим выбрать менее худшее. И я тебе еще расскажу об этом страшном человеке, жившем за пару столетий до Графини. После смерти которой на чердаке принадлежавшего ей замка Пиштян нашли пусть не сорок, но по меньше мере дюжину останков молодых служанок: старая ведьма Дарвуля в тщетных попытках уничтожить тела, залила их целыми ведрами негашеной извести.
  
  Дорожка вывела нас к краю странного кладбища, где могучие дубы уступали место бесконечному зеленому лугу. Здесь, у края свежевыкопанной могилы стоял богато украшенный гроб. По обе стороны от него расположились слуги Князя - Сенжели и Соламан. Усталые, они вытирали со лбов пот. Подле них лежали лопаты.
  
  -Мои могильщики, - жестом хозяина указал Князь на слуг. - Если бы ты знала, сколько они похоронили на этом кладбище людских несбывшихся надежд и тщетных попыток стать лучше! Но сегодня у нас особенный случай, не догадываешься, какой?
  
  Гроб был закрытый, и я в недоумении покачала головой - не знаю...
  
  -Сегодня мы хороним часть тебя самой!
  
  Я невольно вздрогнула и взглянула на Князя - не шутит ли он?
  
  -Здесь не хоронят людей, - удовлетворенный моим испугом, расплылся тот в улыбке. - Это место упокоения того, что присуще каждому человеку: любви к близким, сострадания, веры в Создателя, честности и прочих положительных качеств.
  
  На этом кладбище захоронены лучшие побуждения человечества, его несбывшиеся мечты. Оно растет и будет расти, пока люди живут на земле!
  
  -Но при чем тут я? - Мой испуганный шепот был схож с шепотом листвы под ветром.
  
  -При том, что ты человек. В этом гробу твоя по-детски наивная вера в то, что все люди хорошие. Ты стала взрослее и начинаешь разубеждаться в таких идеалах. Один из них сегодня мы и предадим земле.
  
  Князь взмахнул рукой.
  
  Застучали молотки, вбивающие гвозди в край крышки гроба. Где-то по соседству траурно "вздохнул" невидимый духовой оркестр. Птичий гомон замолк.
  
  Сенжели и Соламан опустили гроб на две широкие черные ленты, ухватили те за края и, приподняв, перенесли деревянный ящик к яме.
  
  Скорбно звякнули медные тарелки невидимого оркестра. Плачевно "выдохнула" мелодию похоронного марша большая труба. Гроб, плавно покачивая, опустили в яму, туда же сбросили и концы черных лент. Взявшись за лопаты, слуги Князя, перешучиваясь и смеясь, что совершенно не вязалось с траурным моментом, стали закидывать яму землей. Через полчаса на месте захоронения вырос земляной холмик.
  
  -Какую бы эпитафию ты хотела увидеть на надгробии? - Обернулся ко мне Князь. - Обещаю, могилка будет хорошо ухожена, и за ней будут постоянно присматривать.
  
  -Зачем? - Недоуменно пожала я плечами. - Ведь на этом кладбище нет посетителей, только могилы, кто ее прочтет?
  
  -Зря ты так, - покачал головой Князь. - Поверь, здесь порой бывает много посетителей. И тебе еще не раз придется наведываться сюда даже без моего разрешения. Отныне твой допуск сюда свободен! Будет достаточно только представить, что ты здесь, и вмиг окажешься среди этих вековых дубов. Можешь беспрепятственно бродить по дорожкам и рассматривать чужие могилы. Возможно, случай сведет тебя с кем-нибудь, кто расскажет тебе многое, чего ты не знаешь, ведь здесь бывают довольно странные личности.
  
  -Впрочем, - разрешив слугам удалиться, продолжил Князь, - тебе придется побывать здесь не по своей воле еще несколько раз. Сейчас мы похоронили твою веру в человечество. Придет время, земляные холмики возникнут над твоими честностью, любовью к близким, верой...
  
  -Ни за что! - сжав губы до побеления, возразила я.
  
  -Не будем загадывать, - рассмеялся Князь. - Время все расставит на свои места. Думаю, с очередным идеалом ты расстанешься после того, как я познакомлю тебя с Жилем дэ Рэ.
  
  -Я не хочу больше никаких знакомств!
  
  -В твоем случае, желание не играет никакой роли. Ты всего лишь часть моей игры, и не можешь влиять на сценарий.
  
  В кронах могучих дубов шумел ветер. Пахло свежей землей. Грусть бродила по притихшим кладбищенским аллеям. Яркие краски не радовали, все было какое-то искусственное, неживое.
  
  -Для чего ты хочешь познакомить меня с Жилем дэ Рэ?
  
  -Чтобы ты поняла, что нет окончательного зла. Зло - это змея, проглатывающая свой хвост, оно бесконечно и разнообразно.
  
  -Как и добро, - сделала свой вывод я.
  
  -В моем мире этому понятию нет места, - нахмурился Князь. - Да и зачем оно, если то, что вы, люди, называете злом, бесконечно и многообразно?
  
  -Ты умеешь настаивать на своем, - вздохнула я, понимая, что Князя надо воспринимать таким, какой он есть, и стойко переносить все его нравоучения и примеры. Жизнь, действительно, не может состоять из одних белых полос. - Поэтому рассказывай о своем герое, я буду внимательно слушать.
  
  -Он не мой герой, - поправил меня Князь. - Мой герой - это я сам, а Жиль дэ Рэ - что-то вроде картины, написанной масляными красками, в которой мало белого, и много черного цвета.
  
  -Идем, - предложил собеседник, - прогуляемся по тенистым аллеям. И поговорим, - добавил он. - На ходу лучше думается и слушается.
  
  Князь снял шляпу, взял ее в руки и, чуть склонив голову, неспешно зашагал по белому щебню, похрустывающему под подошвами его сапог. Я, грустно вздохнув, поплелась следом...
  
  ...В 1440 году дворянин из знаменитой рыцарской семьи, привлекательный собой и обладающий яркой индивидуальностью ума и характера, сын Ги де Монморанси-Лаваля и Мари де Краон, баронессы де Рэ, редко покидал свой замок Машкуль, башни которого до сих пор высятся недалеко от Пуату во Франции. Мосты перед крепостью были подняты, решетки ворот опущены. Никто кроме самых преданных домочадцев владельца замка не входил туда. По ночам в одном из башенных окон горел таинственный свет, и оттуда доносились ужасные и пронзительные крики. Замок Жиля де Лаваль, барона де Рэ располагался не в лесистой или горной местности, а среди огромных камней, из которых как бы вырастали его стены, зловеще вздымаясь в полупрозрачной дымке.
  
  Жиль де Рэ родился около 1404 года в замке Машкуль, на границе Бретани и Анжу. В неполных семнадцать лет он женился на Катрин де Туар. Этот брачный союз сделал его одним из самых состоятельных дворян Франции, а возможно, и богатейших людей в Европе...
  
  Аллея, по которой мы шли, была прямой и терялась вдали, где вековые дубы соприкасались своими кронами столь плотно, что на земле царил густой полумрак. Слева, за ажурной чугунной оградкой, на ухоженной могилке лежали цветы - черные гвоздики. На мраморной плите, вытесанной в виде склонившегося цветка, была выгравирована эпитафия. Невольно я прочла ее.
  
  "Остановись, путник. Жизнь слишком коротка, чтобы успеть понять, в чем ее ценность. Под этой плитой покоится любовь к близким, с которой человек расстался лишь потому, что спешил жить. Поэтому никогда не торопись".
  
  ...Положение во Франции в это время было крайне сложным. По стране, уже пережившей сильные военные потрясения и эпидемию чумы, бродили вооруженные шайки англичан. Даже Орлеан был наводнен захватчиками, которые сжигали деревни, оставляя после себя кровь, голод, разруху. Карл VII, дофин, от которого отреклись родители - отец был сумасшедшим, мать - шлюхой, - был наречен в обществе выродком, над ним насмехались, забыв про его отвагу в ратных делах. Он завел что-то вроде двора в Шиноне, где в пьянстве и распутстве пытался найти забвение. Время от времени он предпринимал попытки добыть хотя бы немного денег. В 1425 году ему на помощь пришел Жиль дэ Рэ, который ссудил огромные суммы, "поднял армию". Это произошло, когда на сцене появилась Святая Жанна - спасительница Франции, и король поручил ее Жилю де Рэ, который всегда был рядом с ней. Он стал ее другом, и защитником, сражаясь бок о бок с ней, охраняя ее, пока под самыми стенами Парижа, она не была ранена. Опекая Жанну,. Жиль был честен и справедлив с ней. Он был поглощен мистицизмом и, несомненно, крепко верил в божественную миссию Святой, за которую храбро сражался. Он видел, что она выполнила все свои обещания, и, когда король Карл был коронован в Реймсе в 1429 году, Жиль де Рэ был произведен в маршалы Франции, удостоившись носить королевский герб на своем щите...
  
  -Пока не вижу ничего плохого в этом человеке, - прервала я Князя. Слушая его, я с любопытством рассматривала могилки по обе стороны аллеи, каждая из которых была неповторима как эпитафией, так и украшением.
  
  -Действительно, - согласился со мной спутник. Он подошел к одной из могилок и положил на холодный мрамор две алые розы, невесть каким образом материализовавшиеся в его руке. - Начинал он очень хорошо и, возможно, вошел бы в историю Франции как величайший политический деятель, обладающий тонким проницательным умом, как меценат. Но, видишь ли, искусство совращать с праведного пути является искусством высшего класса. Поэтому моим слугам пришлось немало потрудиться, чтобы превратить этого благородного человека в того, чье имя оказалось навеки проклято потомками.
  
  -Давай остановимся вот у этой могилки, - вдруг потянул меня в сторону Князь. - Под ней захоронено нечто ценное. Люди глупы и не понимают, что, отказываясь от этого, лишают себя возможности жить лучше и счастливее.
  
  Надгробие сразу привлекло мое внимание. Выполненное из кроваво-красного камня с розовыми прожилками, оно представляло разбитое на две половинки сердце. А эпитафия гласила: "Научись любить жизнь, и она ответит взаимностью. Если этого нет, на что ты надеешься, человек?"
  
  -Под ней погребена любовь? - тихо промолвила я.
  
  -Не вся, - уточнил Князь, - а лишь ее часть. Но, если у целого не хватает какой-то части, оно уже не целое, не так ли?
  
  Я молча кивнула, соглашаясь с ним.
  
  
  Глава 3
  
  -Но не будем о грустном, - улыбнулся Князь.- Разреши я продолжу свой рассказ о Жиле де Рэ?
  
  -Так вот, устав от дворца и походных лагерей, он возвратился в свой замок Тиффож, где стал вести поистине королевский образ жизни. Блеск и роскошь, сопутствующие ему, затмили бы хроники времен цезарей и султанов. Он содержал более двухсот телохранителей, причем это были не простые солдаты, а рыцари, дворяне, пажи высокого ранга, каждый из которых был разодет в парчу и бархат и имел собственную свиту. Помпезная церковь в его замке, напоминавшая величием Ватикан, где праздную мессу пели каждый день, а служба велась с соблюдением всех церемоний и ритуалов, походила на римские базилики. В Тиффоже "штат" церкви включал в основном прелатов, викариев, казначеев, каноников, священников и дьяконов, старост, чиновников, певцов, при ней действовала хоровая школа. Мантии, омофоры, стихари, антиминсы, полотенца были сшиты из прекраснейшего льна. Церковные одеяния блистали золотом и драгоценными каменьями; по слухам, среди них были хитоны изумрудно-зеленого шелка, прошитые золотыми нитями, тяжелые малиновые и фиолетовые ризы, усеянные жемчугом, балдахины из желтого и белого дамаста, далматики из шелка янтарного, голубого и серебряного цветов, одежды, украшенные сценами Рождества и крестных мук, Благовещения и успения Богородицы. По праздникам церковь убиралась в алый цвет. На Пасху, Троицу, в праздник Девы Марии, день всех святых и в день святого - покровителя местности алтарь украшался гобеленами с изображением сцен из жизни святых. На алтаре стояли массивные золотые подсвечники, золотыми были чаши для причащения и омовения, дароносицы, купели, сосуды для мира; гробницы, из которых самая роскошная - святого Оноре, были усыпаны драгоценными камнями. Это были поистине бесценные сокровища, и они были выполнены умелым ремесленником, живущим в замке...
  
  -Богато жил человек, - приравниваясь к широкому шагу Князя, - выразила я свое мнение. - Но при этом его религиозность граничила с богатством. Так заботиться о церкви можно только в двух случаях: если человек искренне верит в Бога или пытается достичь положения в обществе путем религиозной видимости. Жилю де Рэ видимость была не нужна, у него и так все было.
  
  -Верно подмечено, - одобрил собеседник, - ты продолжаешь радовать.
  
  Мы шли по аллее, вдоль которой, заслоняя голубое безоблачное небо, росли могучие дубы. Их большие темно-зеленые листья тихо шумели в такт нашим шагам.
  
  ...-Дом Жиля де Рэ был открыт для гостей днем и ночью, столы ломились от яств: запеченного мяса и жаркого, огромных корзин с белым хлебом, пирогов; он кормил не только охрану и служащих, но и путешественников, проезжавших мимо замка. Сам он любил редкие пряные блюда и дорогие вина с Кипра или с Востока, в которых были растворены кусочки янтаря...
  
  -Действительно, достойный сын своей страны, - замедлила я шаг у кованой оградки, густо "оплетенной" изящно сработанными из железа виноградными гроздьями и листвой. Могильный камень из черного мрамора был предельно прост, как слегка обтесанная глыба. Но эпитафия была непроста. Серебряные буквы несли короткую откровенность, и эта откровенность была так же тяжела, как камень. "Не всякая власть от Бога", гласила она.
  
  -Да, - нахмурился Князь. - Тут похоронена вера человека в справедливость. А, там где нет справедливости, властвует сила.
  
  -То есть - ты!
  
  Мой спутник перешагнул через оградку и прикоснулся к камню. От этого прикосновения холодный мрамор стал белым от покрывших его поверхность кристаллов льда, под которыми исчезла надпись.
  
  -Справедливость и сила - равнозначные понятия. Если бы человечество это понимало, то войн в мире было куда меньше.
  
  -Впрочем, мы отвлеклись от темы, - и Князь, перешагнув обратно, зашагал дальше, похрустывая щебнем, усыпавшим дорожку.
  
  ...-Жиль был заядлым библиофилом и в огромных сундуках держал ценные манускрипты, которые иллюстрировал для него известный художник Томас, изготовивший для них переплеты из бархата и ярких восточных материй. Де Рэ восторгался трудами Овидия, Валерия Максима, но больше всего любил исторические сочинения Светония - этот манускрипт имел переплет из тисненой красной кожи с золотым замком и пряжкой...
  
  -Он был начитанной личностью, - не утерпела я, встряв в монолог Князя. - Такие люди чаще всего оставляют свой след в истории мира.
  
  -Следы бывают разные, - сыронизировал спутник.
  
  ...-Однако было очевидно, что и годовой доход всего королевства не смог бы обеспечить такой экстравагантный образ жизни, и постепенно поместья, луга, парки и леса продавались, пока наконец в 1436 году его семья, обеспокоенная судьбой наследства, не обратилась к королю Карлу, который, узнав о положении дел, запретил Жилю де Рэ распоряжаться своей собственностью.
  
  Долгое время Жиль де Рэ занимался алхимией, искал философский камень, но теперь он занялся этим с особым рвением под руководством известного оккультиста, своего кузена Жиля де Силе, священника из церкви святого Мало. Были потрачены огромные суммы, много золота и серебра переплавлено в тигле, но безрезультатно. Один из капелланов маршала, священник из епархии Сен-Ло Эсташ Бланш, отправился в Италию, чтобы разыскать знатока алхимии. Между тем Жилем де Рэ определенно стали завладевать демонические силы...
  
  -Я понимаю так, - выдержав паузу между словами, сказала я. - Твои слуги начали плотно с ним работать, и плоды их труда не замедлили явиться.
  
  -Все верно, - согласился Князь. - И Соламану, и Сенжели пришлось проявить изрядно смекалки, чтобы совратить с истинного пути такого человека, ведь религиозность пустила в нем глубокие корни. Эти корни пришлось "удалить".
  
  ...-Он обратился к Жану де ла Ривьеру, колдуну, который прибыл из Пуатье, но чары и заклинания оказались бесполезными. Второй колдун по имени Месниль убедил Жиля подписать кровью бумагу, где говорилось, что он клянется отдать все, что потребуется, в том числе жизнь и душу, и, чтобы усилить заклинание, в полночь накануне праздника всех святых в церкви была отслужена специальная черная месса...
  
  -Чем взяли его твои слуги, что он решился на крайний шаг, подписав хартию? Что можно было предложить богатому и пресыщенному жизнью человеку?
  
  -Ты правильно делаешь, что задаешь вопросы, - похвалил меня Князь. Мы свернули на другую аллею и зашагали по ней. На этой аллее щебень был красного цвета. - Поэтому отвечу. Таким людям обычно не хватает остроты ощущений. У них есть все: слава, деньги, женщины, власть. Но все это быстро надоедает. Тогда человек начинает искать то, что будоражило бы его больше, чем мирские утехи. Такое ощущения дарят две вещи: колдовство и убийство другого человека. Убийство изощренное, жестокое, которое совершается не ради лишения самой жизни, а ради мучений, сопутствующих ему. Все это и было предложено маршалу, который подобно рыбе, заглотившей крючок, уже не в силах был вернуться к прежней жизни.
  
  ...Вскоре Бланш вернулся из Италии с флорентийским монахом Франческо Прелати, магистром черной магии, алхимиком и сатанистом. Человек большого обаяния, Прелати обрел власть над Жилем де Рэ, и тогда-то началась серия страшный убийств, богохульства и другие отвратительные деяния, почерпнутые из недр черной магии...
  
  -Этот монах был Сенжели?
  
  -Нет, Соламан. Рядиться служителем веры - его конек. В роли монаха он был неповторим!
  
  ...-Темные силы, - говорил Прелати, - надо услаждать кровью детей. Только тогда эти силы будут благосклонны к своим слугам и осыплют их богатством.
  
  Имя первой жертвы Жиля де Рэ неизвестно. Говорили, что это был мальчик, которого однажды вечером заманили в замок, и которого в потайной комнате эти двое задушили, а потом, вырвав из еще теплого тела еще теплое трепещущее в агонии сердце, принесли его в жертву демону, которого они вызывали с помощью заклинаний. Потом Прелати завернул труп в материю и под покровом темноты захоронил на священной земле - на кладбище рядом с церковью святого Винсента. Кровь они поместили в стеклянные бутылки и писали ею на тонком пергаменте колдовские тексты и литургии темной силе...
  
  -Я не хочу больше слышать об этом человеке! - Остановилась я. - Я ненавижу Графиню, но этого, - и я топнула ногой, - ненавижу в сотню раз сильнее и не хочу знать о его дальнейшей судьбе ничего!
  
  -Чтобы искренне любить жизнь, надо почаще заглядывать за ее изнанку, - усмехнулся Князь. - Ты лишь чуть-чуть обмакнула пальчик в грязь и уже плачешь. Но разве можно понять, насколько хорошо быть чистым, не испачкавшись в ней по уши? Поэтому тебе придется потерпеть. Сегодня я отпускаю тебя, но завтра мы вновь встретимся на этих аллеях, ведь мой рассказ еще далек до завершения.
  
  Не попрощавшись, Князь круто обернулся на каблуках и пошел прочь от меня. На небо набежали темные облака. Аллея погрузилась в густой полумрак, подул холодный пронизывающий ветер и я, ощутив головокружение, бессильно опустилась на землю...
  
  ...-Кроме того, - донесся откуда-то издалека голос Бродяги. Сначала тихий, словно шорох листвы в кроне дерева, он с каждой секундой обретал твердость. И с радостной уверенностью, что все закончилось, я открыла глаза в пыльном, полутемном помещении подле своего товарища, который, лежа на спине, рассказывал мне о рисунке на обложке книги. Я вновь вернулась в привычную для меня обстановку! - Яхве дал Моисею указания относительно того, как построить Ковчег Завета и скинию - святилище, в котором должен храниться ковчег. Он также вручил Моисею свод законов и религиозных правил. Моисей также получил в дар двенадцать священных драгоценных камней по числу колен Израилевых, и, наконец, Яхве сообщил Моисею, что удостоил его брата Аарона звания первосвященника и закрепил это звание за его родом...
  
  -Бродяга! - прервала я монотонный речитатив товарища. - Если бы ты знал, как мне с тобой хорошо!
  
  -Странная ты, - обернулся он ко мне. - То ругаешь меня, то признаешься чуть ли не в любви. Выбери что-нибудь одно. А пока ты думаешь, я продолжу...
  
  ...-Все эти сверхъестественные события изложены в первых книгах Ветхого завета, в частности, в книге Исхода. Именно в ней идет речь о строительстве таинственного "переносного" алтаря - Ковчега Завета. Бог дал Моисею наставления относительно того, как с ним обращаться. Силы Ковчега могли быть призваны только тогда, когда первосвященник оденет сакральный наперсник.
  
  Книга Исхода дает подробное описание наперсника - нагрудного украшения первосвященника. Он должен был иметь квадратную форму и состоять из двух золотых пластин, украшенных двенадцатью драгоценными камнями, расставленными в четыре ряда:
  
  "Рядом: рубин, топаз, изумруд - это один ряд, - поразил меня своей памятью товарищ. - Второй ряд: карбункул, сапфир и алмаз. Третий ряд: яхонт, агат и аметист. Четвертый ряд: хризолит, оникс и яспис. В золотых гнездах должны быть вставлены они"...
  
  -Странно, - перебила я товарища, озаренная внезапной догадкой. - Драгоценные камни обязательно присутствуют и в магии. Видимо, они на самом деле обладают какой-то неведомой нам силой.
  
  -Любой камень - это кристаллическая структура, - хмыкнул Бродяга, не удивленный моими "познаниями". - И чем ценнее камень, тем сложнее эта структура. Я не могу понять, как действовали все эти драгоценности, но могу предположить, что под воздействием определенного излучения, исходящего от Ковчега Завета, каждый из камней как бы "включался" в общую цепь взаимодействия и срабатывал как единое целое, а не частность. По отдельности это просто были камни. Просто камнями они были и вне действия Ковчега. Но при приближении к нему кристаллическая структура каждого срабатывала в той "тональности", которая "звучала" в унисон другим. Получалась этакая "симфония" кристаллических структур двенадцати камней, которая и защищала первосвященника. Эта "палитра" была единым целым только в том случае, если все камни присутствовали на наперснике. Будь на нем на камень больше или меньше, "музыки" бы не получилось.
  
  ...-Драгоценный нагрудник, - прервал размышления Бродяга, - крепился искусно выполненными золотыми цепями к одежде первосвященника Аарона, и, кроме того, в нагрудник помещался "Урим и Тумим", и "они будут на сердце Аарона, когда он предстанет перед Господом..."
  
  Много догадок строилось относительно происхождения нагрудника с таинственным "Уримом и Тумимом" на нем. Возможно, он имеет египетские корни. Нагрудное украшение верховного жреца Мемфиса, изображенного на египетском барельефе, состоит из двенадцати маленьких шариков или крестиков, предназначенных для нанесения на них египетских иероглифов. Памятники показывают, что верховные жрецы Мемфиса носили это украшение с древнейших времен, примерно с 4000 года до нашей эры.
  
  -Что же это было на самом деле, есть предположения?
  
  -Масса! Но ни одно из них не претендует на истину. Могу сказать только одно. Египет получил знания от исчезнувшей цивилизации атлантов. Не все, конечно, а дозированные, но жрецы Древнего Египта умели многое из того, чего не могут твои современники. Они могли словом убить или вылечить. Слово поднимало и перемещало на расстояния огромные тяжести. Их медицина была развитее медицины твоего мира. Но все знания аккумулировались в узком кругу избранных, с которыми большей частью и сгинули, когда Египет потерял независимость, когда угасла его мощь.
  
  На мой взгляд, Урим и Тумим - это некий накопитель энергии, своего рода "вечный двигатель" того времени, который как бы подпитывал двенадцать драгоценных камней своей энергией, позволяя им при приближении к Ковчегу Завета срабатывать синхронно. Скорее всего, чтобы камни "зазвучали" в унисон, им требовалась своеобразная "батарея". Но что она из себя представляла, угадать невозможно. Вот если бы посмотреть!..
  
  ...-Ковчег Завета также заимствован у египтян, - продолжил свой рассказ товарищ. - Священники в Гелиополисе и в Фивах несли во время процессии маленькие ларцы, содержавшие какой-нибудь предмет культа. И, что любопытно, ларцы эти осеняли своими крыльями резные фигуры двух гениев или духов-покровителей. Таким образом, херувимы, украшавшие ковчег Моисея, тоже египетского происхождения.
  
  Скорее всего из земли фараонов происходит "Урим и Тумим" - название нагрудника, в котором за подкладкой был размещен пергамент с начертанным именем Всевышнего, состоявшим из 72 букв. Этот нагрудник обладал следующим свойством: если кто-то задавал первосвященнику вопрос, ответ на который был важен всему еврейскому народу или какому-то из колен Израилевых, отдельные буквы нагрудника начинали светиться и священник составлял ответ из этих букв. "Урим-вэ-тумим" в переводе с древнееврейского языка значит "свечение и полнота", ибо, по преданию, светящиеся буквы всегда давали полный ответ.
  
  Таким образом, нагрудник обладал свойствами информационных носителей. Те же функции приписывались драгоценным камням, носимым первосвященниками, о которых древнееврейский историк Флавий писал: "От камней, которые носил первосвященник, исходил свет, когда при жертвоприношении присутствовал Бог. Те камни, что носили на правом плече, а не на пряжке, излучали сияние, достаточное, чтобы освещать даже отдаленные предметы, хотя прежде они не обладали подобным блеском. И, естественно, это само по себе вызывает удивление у всех тех, кто, не призирая религии, не позволяет увлечь себя ложной мудростью. Однако мне хочется рассказать нечто еще более удивительное, а именно, что Бог провозглашал победу в битве с помощью двенадцати камней, носимых первосвященниками на груди в нагруднике. Пока армия еще не сдвинулась с места, от них исходило такое сияние, что все поняли: сам Бог помогает им. По этой причине греки, глубоко чтившие наши церемониалы, потому что не могли оспаривать их, называли нагрудник "логином", или оракулом. Однако нагрудник и ониксы перестали излучать это сияние за двести лет до того, как я это пишу, поскольку Бог был разгневан нарушением заповедей"...
  
  Глава 4
  
  -Получается, что "Урим и Тумим" были свитком?
  
  Солнце за стенами дома, перевалив свой пик, стало клониться к закату. Через час можно было выходить в путь и идти до тех пор, пока не устанем.
  
  -Свиток - это скорее всего образ того, что древние евреи не смогли по иному описать. Свиток мог быть чем угодно.
  
  -Но как же тогда буквы, загорающиеся на нем?
  
  -Ты помнишь, с чего начинается Ветхий Завет? - Иронично спросил Бродяга. - С того, что вначале было слово, и слово было все. Звуковые колебания действительно имеют определенную силу, которую ты бы назвала волшебной, хотя волшебства в законах природы нет, есть закономерность. Следовательно, буквы - отражение слов, тоже имеют определенную волновую энергию. Современное человечество слишком закостенело в своем техногенном развитии и забыло многое, что умели предки. Возможно, буквы древнееврейского алфавита, подобранные определенным образом, играли роль "ключа" в церемониальном обряде ответов на вопросы, а так же, как я уже говорил, аккумулировали энергию. А камни были своеобразными "чипами", несущими и принимающими информацию. Отправь в прошлое человека с карманным персональным компьютером, что бы о его "игрушке" сказали наши предки? Подобным же образом передавались из поколения в поколение устные легенды о волшебном "переднике", который бы ты, современница 21 века, восприняла бы по-своему. Это, конечно, образность.
  
  -Эх, - мечтательно вздохнула я, - вот бы найти этот "Урим и Тумим"! Как было бы интересно!
  
  -Как знать, быть может, когда-нибудь человечество и узнает тайну Ковчега Завета, - поддержал меня Бродяга.
  
  За разговором время пролетело незаметно, и вскоре мы вышли в путь. Дневной зной стал меньше.
  
  Бродяга шагал как обычно на пару шагов впереди меня. Мы шли и не разговаривали, каждый думал о чем-то своем. Монотонность ходьбы успокаивала, наводила на размышления. Невольно я мысленно перенеслась в замок Графини...
  
  ...Что бы я ни предпринимала для того, чтобы мои молодость и красота оставались неизменными, прожитые годы все равно давали о себе знать. В уголках глаз появились мелкие предательские морщины, чаще стали возвращаться головные боли. Больше надеясь на магию и заклинания, я все же нередко наведывалась на целебные воды и горячие грязи Пиштяна. Отправляясь туда, я брала с собой свою обычную, тщательно подобранную компанию, с помощью которой скрашивала монотонность процедур. Здесь, посреди заросшей по обеим сторонам лесом долины, на берегу реки Ваг стоял мой замок, и жилось в нем весьма комфортно.
  
  Каждое утро я в сопровождении прислуги в бричках перебиралась на противоположный берег. Там, рядом с бившими струями горячих источников, на лужайке рядом с лесом выстраивались в ряд красные и зеленые тенты, под которыми находили защиту от солнечных лучей я и мои приближенные. Защищенная от ярких бликов на воде, я, желая сохранить фигуру, погружала тело в целебную грязь, укрываясь от посторонних взглядов плотными занавесками. Так же как и остальные дамы и господа, чья кровь была испорчена обильными возлияниями за праздничным столом, я приезжала сюда в поисках облегчения от досаждавших мне болезненных приступов подагры и ревматизма, но не только за этим: первой моей заботой было сохранить красоту лица и тела.
  
  Благодаря магии, заклинаниям, приносимым в жертву девушкам и грязям Пиштяна мне удалось избежать предательских признаков старения, появления которых я боялась больше всего. В Чейте, страдая, я прикладывала припарки из ядовитых листьев; но сюда я приехала в поисках тепла, чтобы погрузиться в мягкую, прогретую солнечными лучами грязь. Погрузившись в нее я оставалась в ней продолжительное время, безмолвная и недвижимая, всеми порами кожи стараясь впитать тайные силы, рожденные при гниении корней в черной земле, удобренной плесенью и мертвой растительностью.
  
  Моя старшая дочь Анна, решив, что ей тоже будут полезны воды Пиштяна, объявила, что скоро приедет с мужем, Миклошем Зриньи. Я была слишком занята, чтобы думать о детях, которых, кроме младшей дочери Кате, не очень-то любила. Несмотря на это я заверила Анну и Миклоша, что буду рада их видеть. Заверила, но сама была раздражена предстоящим визитом. От членов этой семьи всегда можно было ожидать неожиданного появления в самый неподходящий момент. Предвкушая фантазии, которые не могли во мне не возбудить пары серных источников, я позаботилась о том, чтобы меня сопровождали Дорка и несколько тщательно отобранных девушек, хлопотавших сейчас вокруг меня, исполняя свои ежедневные обязанности.
  
  Как только было получено известие о прибытии в Пиштян дочери и зятя, я собрала всех, кто мне прислуживал и под надзором Дорко отправила их в потайную часть замка, приказав верной надсмотрщице наказать девушек, потому что ярость от вторжения дочери в свои планы оказалась безмерной...
  
  -Ты что молчишь? - Вернул меня в реальность голос товарища. - Опять про графиню думаешь? Да брось ты забивать ею голову!
  
  -Но она все время проникает в мои мысли, в сердце! Я свыклась с ней, как привыкают к одежде, и перестаю видеть зло, невольно подменяя его какими-то объяснениями. Это пугает.
  
  -А ты полюби ее!
  
  -Полюбить?! - Я даже остановилась и недоуменно взглянула на Бродягу. Он не улыбался своей неудачной шутке.
  
  -А как ты еще хочешь избавиться от этой вампирши?
  
  Ответа у меня не было.
  
  -Я ведь предлагаю тебе полюбить ее не как человека, а как заблудшую, совращенную с добродетельного пути душу. Возлюби ее, как ближнего!
  
  -Ты предлагаешь невозможное.
  
  -Зло нельзя победить ненавистью, - это аксиома. - Бродяга был серьезен. - Как лед побеждается пламенем, так и от Графини можно избавиться духовным подвигом - молитвой. Молись о ее заблудшей душе, молись искренне, не видя в ней врага, только в этом случае этот образ перестанет преследовать тебя.
  
  -Но я не могу переступить через себя!
  
  -Тогда переступи через нее!..
  
  Я задумалась. В словах Бродяги была логика. Мне не хотелось постоянно мучиться этим образом, и его предложение казалось выходом из тупиковой ситуации.
  
  -Пошли, - махнул товарищ. - Дело близится к вечеру. По ночной пустыне мы будем идти до тех пор, пока не найдем какое-либо убежище, чтобы в нем отдохнуть и переждать дневную жару.
  
  Мы двинулись дальше, а Бродяга продолжил рассказ о Ковчеге Завета.
  
  ...-Иосиф Флавий, должно быть, видевший первосвященника в торжественном облачении, пишет, что нагрудник был украшен "двенадцатью камнями исключительного размера и красоты, которые не так-то легко приобрести по причине их огромной ценности". Эти слова у историков вызывают сомнение ибо настоящие драгоценности - кристаллы сапфира, рубина, алмаза и прочих - к тому же большой величины, были известны лишь в странах Юго-Восточной Азии, стоили баснословных денег и вряд ли были "по карману" пастухам Моисея. К тому же ни один ученый-минералог не смог доказать идентичность библейских камней с известными науке.
  
  В связи с этим некоторые исследователи полагают, что на самом деле камни нагрудника были чем-то иным. В ветхозаветной Книге пророка Иезекииля они названы "огнистыми камнями" и некогда принадлежали Люциферу. После его отпадения от благодати они были отобраны у него Богом и затем переданы Моисею, поскольку без их защиты было смертельно опасно открывать Ковчег. В Первой книге Царств сообщается, что по этой причине погибли любопытные жители целого города:
  
  "И поразил он, - вновь удивил меня Бродяга своей памятью, наизусть цитируя выдержку из Библии, - жителей Вефсамиса за то, что они заглядывали в Ковчег Господа, и убил из народа пятьдесят тысяч семьдесят человек; и заплакал народ, ибо поразил Господь народ поражением великим"...
  
  -Если это были не камни, тогда что? - не прерывая шага, задала я вопрос товарищу.
  
  -На мой взгляд, это все же были камни, - ответил он. - И пастухи Моисея не покупали их, они были дарованы им, как действительно бесценные.
  
  -А что ты скажешь об их прежнем владельце Люцифере?
  
  -Ничего. Но, если хочешь, выскажу свою догадку. Камни на самом деле могли принадлежать ангелу света, как принадлежат очень знатному и богатому человеку сокровища Только время от времени даже короли теряют свои троны и власть, а вместе с ними - богатства. Так и ангел света после низвержения его на землю был лишен чего-то очень ценного, возможно, самого главного, что могло бы ему помочь и дальше сражаться за свою беспредельную власть во вселенной.
  
  -Тогда он всегда будет хотеть вернуть это обратно!
  
  -Логика тебя не подводит, - ободряюще улыбнулся Бродяга и похлопал меня по плечу. - Твой знакомый Князь вряд ли смирился с потерей возможности взять реванш, и столетие за столетием "прочесывает" мир в поисках утраченных ценностей, которые скорее всего остались на Земле. Смею предположить, но мне кажется что ты - одно из звеньев этого поиска.
  
  -Не говори так! - Я остановилась как вкопанная, напуганная предположением своего товарища. - Какое отношение к этим камням могу иметь я?
  
  -Тогда скажи, почему Князь не оставляет тебя в покое? Вряд ли из-за того, что ты ему как-то особенно нравишься. Твой влиятельный знакомый материалист чистой воды и эгоист, каких не видывал свет, поэтому если он что-то и делает, то лишь для извлечения собственной выгоды.
  
  -Но я никогда от него не слышала ни о Ковчеге Завета, ни о камнях...
  
  -Это не означает, что этого не слышал Князь. Он - сущность очень высокого интеллекта. Ему не нужно видеть всю цепь, достаточно ухватить одно звено, потянуть, не торопясь, за него, чтобы вытащить на белый свет все сразу.
  
  -И это звено я?
  
  -Возможно, не ты одна.
  
  -Это твои предположения! - Не выдержала я. - Ни во что это я не верю!
  
  -Поверишь, когда первый камень благодаря тебе будет найден, - "успокоил" меня Бродяга. - Чует сердце, это событие не заставит себя долго ждать.
  
  Ни о чем мы дальше не разговаривали, "переваривая" услышанное и домыслы. Я не хотела видеть в словах товарища логику, но сомнения, подобно крохотным насекомым, скреблись в моем сердце, не переставая. Ночь нас застала в пути.
  
  Никаких строений или развалин к утру мы не наши, но зато вышли к невысоким горам, скалистыми гребнями цепью вспарывавшими пустыню. Идти в обход было бессмысленно, преодолевать горы уставшими - тоже, поэтому, пройдя вдоль хребта пару километров, мы остановились на дневку под небольшим скальным козырьком, скрывавшим небольшую пещеру. Прежде чем расположиться на отдых, Бродяга сделал из травы веник и тщательно подмел пол пещеры.
  
  -Тут могут быть клещи или блохи, занесенные зверями. Это укромное и удобное место, и его мог кто-либо из животных занимать под логово. Хорошо то, что пещера неглубока, поэтому крупного зверя в гости ожидать не придется.
  
  Когда солнце достигло своего зенита, мы уже отдыхали в тени. Времени впереди было много, и Бродяга решил продолжить рассказ о Ковчеге Завета...
  
  ...-Люцифер, как полагали древние евреи, поначалу был главным ангелом. Он восседал на горе Синай, откуда руководил другими божьими посланцами, но прогневил Бога и был низвергнут. Его место заняли два ангела, Михаил и Гавриил, которых стали называть "царями небесными"...
  
  -Совсем как у людей, - пораженная услышанным, прошептала я. - Борьба за власть присуща и высшим мирам.
  
  -Там она еще острее и глобальнее, - согласился со мной товарищ. - Если на земле, стремясь к господству, люди стремятся порабощать страны или народы, то там - другие измерения, и счет идет на целые миры.
  
  ...-Именно они, - продолжил Бродяга, - изображены на Ковчеге в виде херувимов. Эпизод с падением Люцифера не вошел в Ветхий Завет, но он включен в древнееврейский Танах, на основе которого был создан Ветхий Завет.
  
  При жизни многих поколений Ковчег оставался закрытым, пока его наконец не раскрыли по приказу царя Соломона приблизительно через три с половиной тысячелетия после Моисея. Несомненно, что внутри него не было ничего, кроме двух каменных скрижалей с начертанными словами Десяти Заповедей. Поскольку Ковчег был открыт, высвободились его божественные силы: "Когда священники вышли из святилища, - процитировал Бродяга из третьей книги Царств, - облако заполнило дом Господень. И не могли священники стоять на служении по причине облака; ибо слава господня заполнила Храм Господень"...
  
  -Как думаешь, - вновь прервала я рассказ Бродяги, - что это было за облако?
  
  -Здесь легче нафантазировать, чем догадаться. Впрочем, выскажу свое предположение, к разъяснению которого вернусь позже. На мой взгляд, облако было чем-то вроде..., - и он задумался, видимо, подбирая определение, - энергии времени, - наконец определился он. И продолжил...
  
  ...-К тому времени сам нагрудник скорее всего был утрачен, а камни, согласно Писанию, хранились в ящике или шкатулке. В Библии не сообщается о дальнейшей судьбе этих священных камней, но ясно, что они оставались при Ковчеге вплоть до его таинственного исчезновения.
  
  Согласно библейским свидетельствам, Ковчег все еще оставался в Иерусалимском храме во время правления Иосии. И если достоверны сведения иудейского историка Иосифа Флавия о том, что его уже не было в Храме во время его перестройки Иродом, то остаются, по-видимому, лишь два исторических эпизода, когда он мог быть утрачен - в период вавилонского нашествия или четырьмя веками позднее, во времена разграбления Храма римлянами.
  
  Некоторые исследователи пришли к заключению, что ессеи - авторы свитков Мертвого моря - были последними хранителями Ковчега Завета, и именно они забрали его из Иерусалимского храма перед тем, как он был разграблен римлянами, и уже никогда не был возвращен на свое почетное место. Камни были переданы ессеям, как адептам Михаила и Гавриила. Если у них были камни, то они должны были владеть и самим Ковчегом...
  
  -Слушай, Бродяга, а если Ковчег все еще цел и хранится где-нибудь в тайном месте?
  
  -Почему если? Такие вещи не утрачиваются. Если образно - они имеют и небесную проекцию, то есть принадлежат больше высшим светлым силам, чем человечеству. Естественно, до поры до времени он где-то сохраняется, а люди, сберегающие его, ждут момента, когда он займет свое место в Храме.
  
  -Но Иерусалимский храм давно разрушен и на его месте мечеть Скалы! Не хочешь ли ты сказать, что она будет разрушена?
  
  -Не путай земное и небесное! Чтобы вернуть Ковчег Завета обратно в Храм, не обязательно христианам начинать войну с мусульманами. Иерусалимский храм был больше небесным, чем земным воплощением. На земле была лишь его копия. Поэтому Ковчег будет водружен в Храме небесном, но лицезреть его и это событие смогут все люди Земли!
  
  Я с подозрением взглянула на Бродягу.
  
  -Не узнаю тебя. Ты говоришь, словно глубоко верующий человек. Нет, - поправилась я, - как священнослужитель! Но ты же атеист!
  
  -Атеизм - та же самая вера. Между прочим, именно из атеистов получаются самые искренне верующие люди.
  
  
  Глава 5
  
  Под каменным козырьком было хорошо. Большую часть дня мы проспали, а ближе к вечеру Бродяга предложил:
  
  -Если я верно помню карту этой местности, километрах в двадцати эти горы должен прорезать тоннель. Нам нужно до него добраться. В противном случае переход через хребты может затянуться на несколько дней или неделю.
  
  В путь мы вышли, когда солнце медленно скатывалось к горизонту.
  
  ...-Когда римляне уничтожили Кумран, - скрашивая монотонность пути, продолжил рассказ Бродяга, - они перебили всех членов общины ессеев. Последние в ожидании такого исхода решили спрятать свитки и укрыть в тайниках остальные ценные предметы, включая камни и Ковчег. Времени для этого было достаточно. Поскольку рукописи Мертвого моря так и остались в этих пещерах, надо полагать, что погибли все ессеи. Камни и Ковчег Завета должны быть где-то в пещерах безжизненных холмов Иудейской пустыни. Но пещер тысячи, и многие из них разрушены временем.
  
  После захвата Иерусалима императором Титом сокровища Храма были перевезены в Рим, и Иосиф Флавий сообщает, что нагрудник хранился в храме Согласия, воздвигнутого Веспасианом, отцом Тита. Следовательно, здесь он находился во время разграбления Рима вандалами.
  
  В свою очередь вандалов разгромила византийская армия под командованием Велизария. По случаю этой победы Прокопий, историк VI века, утверждает будто "еврейские сосуды" были пронесены по улицам Константинополя. Однако Прокопий не упоминает о нагруднике, и еще вопрос, был ли он в числе "еврейских сосудов"? Известно лишь одно, что часть трофеев Велизария, пронесенных по улицам Константинополя, византийский император Юстиниан отправил впоследствии в Иерусалим, где они были помещены в церковь Гроба Господня.
  
  В последний раз Иерусали был разграблен персами. По этому поводу сирийская несторианская хроника сообщает: "Шахр-Вараз поймал епископа и глав города и пытал их, чтобы они открыли ему древо креста и сокровища хранилища... Открыл он им и древо креста, которое было упрятано в огороде, и все другие тайные места. Тогда они положили его в ящики и отправились вместе с многими другими принадлежностями и драгоценными вещами царю Хосрову".
  
  Позже арабы разгромили персидскую империю и ее столицу Ктесифон. Если допустить, что Хосров увез в Персию священные реликвии Иерусалимского храма, можно не сомневаться, что арабские завоеватели захватили их в качестве трофеев. Возможно, они до сих пор спрятаны в какой-нибудь неизвестной сокровищнице одного из древних восточных городов.
  
  -В восточных городах, наверное, спрятано много ценностей, ведь Восток многие века был местом сосредоточения не только культуры и знаний ряда народов, но и их богатств, которые то и дело прятались, если возникала угроза гибели какого-либо царства или захват города?
  
  -Ты совершенно права, - согласился со мной Бродяга. Горы закрыли от нас солнце, и мы шли в их спасительной тени. - Восток всегда был загадочен и непредсказуем. И его богатства до сих пор лежат в земле, не востребованные погибшей человеческой цивилизацией.
  
  К тоннелю мы пришли уже в темноте. Автодорога, неожиданно выныривавшая из-под песков и уходящая в него, скрывалась в темном зеве, из которого ощущалось легкое дуновение прохладного ветерка.
  
  -Думаю, правильнее будет переждать ночь рядом и войти в тоннель утром, - высказал мысль Бродяга. - Будь это метро, в котором я чувствую себя как дома, мы бы вошли в тоннель прямо сейчас, но меня что-то настораживает.
  
  Нюх у моего товарища на опасности был отменный, и мы, наскоро обустроив бивак на песке у скал, развели небольшой костерок из сухой травы и кустарника, росших в изобилии вокруг. Огромное небо в этот раз было разделено на две половинки: сияющую звездами и чернильно-черную громадину гор. Скалы, нагретые за день на солнце, хранили тепло, и мы, устроившись вплотную к ним, были защищены от ночного холода, который в пустыне нередко бывает очень ощутимым. Поговорив о разном, мы уснули, убаюканные первозданной тишиной, которую ничего не нарушало.
  
  ...Определенно, моя дочь Анна и ее муж чувствовали себя неловко в этой атмосфере; особенно это касалось Миклоша, который не мог понять моих образа мыслей и жизни, мои привычки злоупотреблять косметикой и пугался мрачного блеска в моих глазах. А когда дочь пыталась говорить с ним об этом, он лишь молчал в ответ.
  
  Ванны, обеды и танцы между тем шли своим чередом. Лечебные процедуры были слишком утомительны, чтобы еще выезжать на охоту, и после обеда, когда на замок опускалась горячая полуденная тишина, все подолгу отдыхали в спальнях.
  
  Но все это была внешняя сторона моей жизни, цветной налет обыденности, за которым жило совсем другое существо - хищник, требовавший кровавой пищи. И это чувство можно было утолить только в подземелье замка.
  
  Там, внизу, куда никто кроме своих не мог проникнуть, за толстыми стенами несколько молодых служанок плакали от голода. Вот уже восемь дней Дорка не кормила их, и в придачу к этому каждую ночь вытаскивала их наружу и подолгу держала в ледяной воде. Скоро умерла первая из девушек; остальные остекленелыми глазами смотрели через решетку узкого окна, как пышные подсолнухи в саду качают своими головами, полными семян, и их привкус, пусть даже горьковатый, мучил воображение несчастных узниц. Они уже не были способны самостоятельно передвигаться. Из узкой комнаты, в которой они лежали сбившись в кучу, они могли слышать беззаботные голоса, доносящиеся из полей и садов, и приглушенные, неясные звуки музыки и танцев из другой части замка.
  
  Первых умерших Дорка спрятала под кроватью в одной из спален и закрыла их шкурами. Тем не менее, держа это втайне, старалась делать это так, чтобы видели, как она носит туда пищу, будто пленницы еще живы. Но вскоре запах разложения сделался невыносимым, и Дорке с трудом удалось убедить меня закопать тела.
  
  Я давно привыкла к этому сладковатому, липкому как туман, запаху. Он давно стал частью моей жизни. Обычно он присутствовал везде в замке Чейте, и я даже не ощущала его. И теперь мне его не хватало.
  
  Когда пришло время покидать замок и возвращаться в Чейте, я послала за девушками, но выжившие были слишком слабы, чтобы идти. Это вывело меня из себя, и я отругала Дорку за то, что она превысила свои полномочия, так как не хотела уезжать без их сопровождения и по дороге скучать, не имея возможности развлечься. Тогда наименее слабую из девушек все-таки затащили в карету. Она умерла по дороге. Об остальных никто не беспокоился; их оставили умирать под присмотром Дорки, и последующие несколько дней стали самыми неприятными в ее жизни.
  
  Позже я узнала о том, как, не зная, что делать с мертвыми телами, служанка сбросила их в канал, окружавший замок. Трупы потом всплыли на поверхность, их пришлось вылавливать и искать более подходящее укрытие. Дорка решили их спрятать на маленьком клочке земли, где она уговорила кого-то из слуг захоронить их. Но длинноносая гончая Миклоша Зриньи разрыла их однажды во время прогулки с хозяином и прибежала к нему, неся в зубах гниющие части трупов.
  
  Миклош боялся меня, хотя и догадывался о страшной склонности своей родственницы. В этот раз он промолчал, но стал смотреть на свою тещу с нескрываемым ужасом, ибо факты, в которых он прежде только подозревал меня, теперь уже не подлежали сомненью.
  
  Открытие, сделанное собакой, потрясло и лакеев, да так, что они наотрез отказались помогать Дорке. Теперь она не осмеливалась закапывать тела, пока в доме были гости. Поэтому те трупы, которые оставались на чердаке и издавали сильный запах, она облила известью. Но все равно остальные слуги не решались приближаться к этой части замка.
  
  Оставшись после отъезда гостей в одиночестве, Дорка пять ночей провела в саду, копая могилы, и возвращалась, принося один за другим зловещие свертки.
  
  -Проклинаю все это! - Громко шептала она, широко шагая по дороге и жадно вдыхая осенний освежающий воздух, помогавший избавиться от запаха, которым она пропиталась насквозь. - Будь я моложе, навсегда бы ушла от своей хозяйки куда-нибудь на край земли...
  
  ...-Не пойму, почему ты так не любишь Графиню? - Своды замка сменились уже знакомой аллеей, дорожка которой была отсыпана красным щебнем. Подле меня стоял Князь, ничуть не изменившийся после минувшей встречи. - В твоем мире куда больше плохих людей, боле кровожадных и жестоких. Твой мир полон обмана! Олигархи, президенты, депутаты - большинство из них достигли своего богатства путем хищничества, лжи, коррупции. На каждого из них можно "повесить" миллионы исковерканных судеб, сотни тысяч умерших от безысходности, голода и обмана. Это они монстры, которым в прежних веках не было равных. Но вы не замечаете их, разукрашенных, словно елочные игрушки, верите их лжи и мрете как мухи в нищете и безысходности, тогда как они давно создали райские условия для себя и множества своих разжирелых потомков. Чем же Графиня хуже их? В чем? На ее совести несколько сот загубленных душ всего лишь.
  
  -Не могу судить о других, - зябко поежилась я. Не от прохлады - под сводами дубовой аллеи царили полумрак и тепло, а от того, что вновь вернулась на нее. - Графиню я изучила как саму себя, "благодаря" тебе "сроднилась" с ней и проживаю ее жизнь, как свою. А своя рубашка, как говорят, ближе к телу.
  
  -Тогда тебе придется прожить ее жизнь до конца, - усмехнулся Князь. - Впрочем, большая ее часть уже прожита, осталась малость, но эта малость навсегда останется в твоем сердце.
  
  -А что мы стоим? - Словно спохватился Князь. - От этого кладбища нужно получать наслаждение, а не топтаться на одном месте. Идем, здесь есть много интересного и поучительного. А по пути я продолжу свой рассказ про Жиля де Рэ, надеюсь, ты не против?
  
  Я лишь глубоко вздохнула. Как показывал опыт общения, сопротивляться желаниям Князя было бесполезно.
  
  ...-Мы еще вернемся к тем садистским делам, которые творились в замке; но, пожалуй, не имеет смысла описывать все черные мессы, которые служились в нем, считать изнасилования, пытки и убийства детей. С 1432 по 1440 год продолжались оргии, на которых умерщвлялись дети из разных концов страны. Когда настал суд над Рэ, на нем был зачитан список с именами жертв - мальчиков и девочек: пропавший в Рошебернар сын вдовы Перонне, который "ходил в школу и учился весьма хорошо"; пропавший в Сен-Этьен-де-Монтлюке сын бедняка Гийома Бриса; пропавший в Машкуле сын Жоржа ле Барбье; пропавший в Туайе сын Матлина Туари, "тот самый ребенок в возрасте 12 лет", и так далее. Список был бесконечным, всего были убиты 800 детей. Их тела были сожжены или свалены в подвалы и подсобные помещения замка. Жиль де Рэ приходил в экстаз при виде страданий своих жертв; как он сам однажды сказал: "Мне доставляет наибольшее удовольствие наслаждаться пытками, слезами, страхом, кровью". Но все же его во сне мучили кошмары. Он строил колледж в Машкуле и посвятил его святым невинным. Он часто говорил об уходе в монастырь, о паломничестве в Иерусалим, куда ушел бы босым, питаясь по пути подаянием...
  
  -Так почему же он не сделал этого?!
  
  -Человек слабое и порочное существо, - от голоса Князя веяло могильным холодом. - Вспомни себя, как часто ты мечтала измениться к лучшему, перестать грешить, начать жизнь с начала. Менялась? Начинала? Нет! Потому что в пороке человеку живется вольготней и комфортней. Это как сменить благоустроенную квартиру со всеми удобствами на сарай, в котором в стенах щели, а на полу лишь ворох трухлой соломы. Кто решится на такой обмен, даже если будет знать, что из этого "сарая" он попадет в рай? Уж лучше в ад, но из тепла и сытости!
  
  Сенжели и Соламан не дали ему сделать этого. Не для того они столько работали с Жилем де Рэ, чтобы тот, впав в раскаяние, искупил свои грехи. Из их омута уже не выплывают на мелководье! Да, он мечтал измениться, понимал, что делает то, за что его душа навеки останется в моей власти, но как сладок был грех! Как затягивал он этого человека! Как мягко стелил! Поэтому все его раскаяния оказывались не более чем пустыми мечтаниями, которые с приходом утра гасли, подобно прогоревшим свечам.
  
  -...Бретонский герцог Яков V, за бесценок скупавший земли и имущество маршала, не вмешивался и не мешал совершению преступлений, приумножая за счет дэ Рэ свое богатство. Он сознательно пропускал мимо ушей невероятные по своей чудовищности слухи, ходившие среди окрестных крестьян. Но нашлись люди, действовавшие не из корысти, а по велению совести. О страшных оргиях прослышал Жан де Шатогирон, неподкупный прелат, епископ Нанта. Ему понадобился всего месяц, чтобы провести надлежащее расследование. В Тиффож был отправлен отряд вооруженных солдат, а второй окружил Машкуль, где находился Жил де Рэ. Сопротивление было бесполезно, бежать невозможно. 14 сентября 1440 года маршал де Рэ, убийца-садист Прелати и их помощники были арестованы, закованы в цепи и брошены в темницу. Церковное разбирательство длилось месяц и восемь дней; гражданский суд длился 48 часов...
  
  -Тогда почему же церковь и власти так долго смотрят на зверства Графини? - Прервала я рассказ Князя.
  
  -Во-первых, она женщина, - разъяснил тот. - Во-вторых, очень знатного рода, с которым считались короли и церковь. В-третьих, Графиня все же старалась не афишировать свои садистские наклонности, пытаясь сохранять все в тайне, а Жиль де Рэ вел слишком открытый образ жизни, тогда как по родословной не защищен от закона, который всегда остается мягок к тем, кто составлял элиту общества.
  
  ...В комнатах хозяина замка происходили обильные трапезы с блюдами, где было большое количество специй, возбуждающие вина, где все "приправлялось" изощренными садистскими наслаждениями, которые придавали особый вкус и остроту возлияниям.
  
  На суде слуги и сообщники де Рэ - Анриет и Пуату - поведали о клятвах, произносимых над бархатными футлярами, в которых содержались всевозможные талисманы, о трупах, брошенных в колодцы и вытащенных оттуда крюками, чтобы замести следы преступлений, о поспешных ночных перевозках по рекам сундуков, наполненных трупами убитых детей, с головами, отделенными от тела, "изъеденными червями и подпрыгивающими как мячики"; о вязанках хвороста, которые были собраны в кучу в очаге гостиницы де Ля Сюз, подпертых кочергой, и с 36 телами, положенными сверху и приготовленными к сожжению. Обвинитель с трудом верил во все это: "Только подумайте о том, как жир с кусков горящего мяса капает на угли на кухне... Пламя, постоянно помешиваемое, было достаточно сильным, и требовалось лишь несколько часов, чтобы избавиться от тел. Помучившись от угрызений совести и помолившись о милосердии Господнем, Жиль де Рэ растягивался на кровати и с большим наслаждением вдыхал запах горящего мяса и костей, пространно рассуждая о своих ощущениях"...
  
  -Я ненавижу и его тоже, даже больше, чем Графиню, - остановившись, выкрикнула я гневно, но мой восклик был тут же поглощен густотой дубовой аллеи. - Как только могла земля носить такого человека?
  
  -Если бы де Рэ был осмотрительным в поступках, возможно, он бы дожил до глубокой старости и умер в своей постели, раскаявшийся и причащенный священником. Раскаяние разрубило бы многие греховные узлы на его душе. Не все, но посмертное существование оказалось бы куда легче, чем случилось на самом деле. Кстати, не хочешь ли побывать там, где до сих пор пребывает его душа? Неприятное место..., из которого она будет взята на время лишь для того, чтобы на земле появился очередной великий злодей.
  
  -Нет, - отшатнулась я от Князя, - не хочу! Пусть каждому будет свое: мне - Графиня, ему - ад!
  
  -Дело хозяйское, - ничуть не обиделся на отказ собеседник и повел ладонью вперед, предлагая продолжать путь. Мы свернули на очередную аллею, дорожка которой была отсыпана черным щебнем.
  
  -...Жилю было необходимо золото, много золота, и в этом ему должны были помочь темные силы, которые нужно было вызывать приемами черной магии. Это де Рэ проделывал в своей знаменитой комнате, в компании с Франческо Прелати. Итальянец вычерчивал магические черные и красные круги на каменных плитах пола, а Жиль, одетый в дорогой черный камзол, наносил на стены изображения двух голов, двух оленей и двух крестов, похожие на гербы. Однажды, когда слуга Пуату, один из немногих, имевших право посещать комнату хозяина, вошел без предупреждения, Жиль вскричал: "Убирайся и не возвращайся. Он идет сюда!" Почти сразу же Пуату услышал крик совы и поступь, наводившую на мысль о том, что идет крупный зверь - собака или волк. Раздался испуганный возглас и появился маршал, белый как бумага, с кровоточащей раной на щеке. Он сказал: "Господин Франческо мог очень легко расстаться сейчас с жизнью". - "Монсеньор, дьявол действительно побывал у Вас?" - "Да, он был там в облике огромной грязной собаки, из пасти которой стекала кровь".
  
  -И это была правда?
  
  Князь расхохотался. Довольный впечатлением, произведенным от рассказа, он захлопал в ладоши.
  
  -Вот ты и попалась! Можно подумать, что именно я появляюсь всякий раз, когда кто-то пытается взывать ко мне? Что за чушь? Так мне будет некогда работать, руководить своим миром и слугами, которых насчитываются миллионы. Для таких целей есть сущности иного уровня, они и являются на подобные вызовы.
  
  За разговором мы подошли к очередной кладбищенской оградке.
  
  
  Глава 6
  
  Странное надгробие было на этой могиле. Из куска серого камня было грубо вытесано человеческое лицо. Широко раскрытые глаза, рот в крике. Посмотреть вблизи - никакого эффекта, но, если отойти чуть дальше, становилось понятно - его изваял опытный скульптор, умеющий несколькими ударами инструмента превратить безликую глыбу в произведение искусства.
  
  Примечательной оказалась и эпитафия, гласившая: "Попытки изменить существующее положение вещей губительны".
  
  -Вот видишь, - кивнул на могилу Князь. - А люди до сих пор не поняли этого, и каждый раз обжигаются, надеясь, что справедливость восторжествует.
  
  -Но иногда же она побеждает!
  
  -Редкие случаи. Но даже если такое случается, на пути к победе оказывается слишком много поражений, которые обесценивают добытую в бою справедливость. В случае с Жилем де Рэ получилось так же.
  
  -Так вот, - приглашая меня двигаться дальше, - продолжил Князь, - иногда преступная компания глубокой ночью выходила из замка, чтобы вызвать демонов спрятанных сокровищ прямо на месте кладов. На лугу Вздымающихся Камней, в стороне от Машкуля, Прелати, взывая к нечистой силе, на земле вычерчивал ножом в засохшей крови магические круги. Такие ночи обычно сопровождались грозами. Жиль, как правило, ничего не видел; но внезапно неизвестно откуда появлявшаяся огромная собака бросалась на него и сбивала с ног. Это означало, что где-то рядом зарыты сокровища...
  
  -Неужели с помощью магии можно отыскать клады? - Недоверчиво покосилась я на своего спутника.
  
  -Решись ты на это, я бы не советовал тебе заниматься кладоискательством, - нравоучительно произнес Князь. - Сокровища, спрятанные когда-то людьми, действительно охраняют темные силы, и всякий, кто пытается добыть из земли то, что принадлежит им, оказывается под угрозой гибели. И Жиль де Рэ испытал страх гибели от таких сущностей на собственной шкуре....
  
  -...Другое место, куда отправлялись вызывать демонов, называлось Лугом Надежды. Это было поле ниже Машкуля, вблизи одинокой фермы, там обычно жила Пикардийка, распутная женщина. Однажды в этих колдовских действиях участвовал мэтр Жан Англичанин, который гостил в замке. Он начертил магический круг, окружив его барьерчиком из сухой конопли и остролиста: считалось, что такая преграда непреодолима для духов, которые должны находиться внутри круга. Но духи не пришли, несмотря на приготовленные для них сердца пятерых убитых колдунами детей.
  
  Поутру магические круги исчезали вместе с росой.
  
  Но обычно вся колдовская компания встречалась в Тиффожском замке, кошмарном и притягательном одновременно. Там, в просторной комнате над склепом, с помощью книги, написанной кровью, они и производили свои магические действия. Углем на плитах пола вычерчивался огромный магический круг с крестами и знаками вокруг. Вызывающий вступал в круг, держа книгу с именами демонов, написанными кровавыми символами. Иногда он читал ее больше двух часов, но демон не спешил явиться. Прелати объяснял это тем, что Жиль отдал властителю тьмы все: богатство, власть, но не хотел принести ему в жертву свою душу, и тот не шел...
  
  -Все же выходит, что именно душа является самым ценным у человека. И за ней охотятся всерьез, - сделала я вывод и обернулась к Князю. - Но почему именно душа?
  
  -Потому что все преходяще, а душа вечна, - просто ответил он. - И если частичка вечности переходит ко мне, значит, вечность становится слабее, а я сильнее.
  
  ...-Однажды им все же был явлен знак, что хозяин тьмы требует в виде жертв руки, сердца и глаза детей. Это было выполнено, и он явился в обличье огромной змеи, в зале Тиффожа. В другой раз хозяин тьмы материализовался в своем любимом облике огромной черной собаки, убежавшей с рычанием. Одновременно Анриет и Пуату видели, как из щели под дверью в зал вползали змеи и жабы, по их словам, "казалось, что они лезут прямиком из ада".
  
  -Послушай, - прервала я рассказ, - а разве там, внизу, есть змеи и жабы? Мне ведь довелось побывать там, но их я не видела.
  
  -С таким же успехом ты могла бы сказать, что, побывав в нескольких городах, знаешь о Земле все, и все на ней уже видела. Ад огромен. Это целый мир, где кипит жизнь, своеобразная, отличная от земной, но все равно жизнь. Если бы ты дала согласие работать на меня, то смогла бы путешествовать сколько угодно по моему миру.
  
  -Нет...
  
  -Что ж, - усмехнулся Князь, - право выбора все еще действует, его никто не отменял и не отменит. Но время терпит...
  
  ...-Благодаря Прелати, - продолжил он, идя подле меня, - атмосфера Тиффожа была настолько пропитана магией, что, казалось, творить заклинания здесь было удобней всего. Он часто ссорился с Жилем, упрекая его за нетерпение и недостаток веры. Однажды, когда королевский двор находился в Бурже, Жиль в отчаянии от непрерывных неудач швырнул алый сундучок, привезенный ему итальянцем, в колодец гостиницы "Сердца Жаков". В сундучке находился мешочек из черного шелка со спрятанным в нем серебряным амулетом. Вернувшись, Прелати сказал ему, что своим поступком он уничтожил его счастье: как же хозяин темных сил теперь сможет ему открыться?
  
  Каждый день Жиль слушал по несколько месс. И даже во время великого заклинания "Дикой Охоты" он находил способы исказить слова молитвы. Однажды, в момент произнесения заклинания, сказав: "Ave", он тут же увидел черную фигуру, проходящую через круг; Прелати был полумертв от ужаса.
  
  Нормандка, пришедшая погадать Жилю на картах, сказала, что задуманное им не получится, покуда "он не отвлечет душу от своих молитв и своей часовни".
  
  Жиль все больше и больше добывал правых рук, сердец и прядей волос детей, требуемых для обрядов. Он заперся в своей мрачной комнате и, когда изредка выходил из нее, всегда был суров и печален. На суде приводился такой факт. Как-то паж, проходивший мимо, увидел через полуоткрытую дверь магические инструменты - небольшой очаг, щипцы, сосуды с красной жидкостью и засушенную руку, сжимающую кинжал. Ту кто-то вышел, и паж был вышвырнут в ров из ближайшего окна, где и утонул.
  
  Говорили на суде и о способах добывания молодых людей для садомистских и садистских целей Жиля де Рэ. Мартин, старая и безобразная женщина в сером, поставляла господину пажей. Ее видели на окраинах дальних деревень держащей за руку красивых мальчиков. В Сент-Этьен-Монтлю она встретила хорошенького пастушка, сироту Жано, и увела его в сторону Мишкуля. Ее замечали повсюду, эту "женщину с багровым лицом под черным капюшоном и в сером платье, вряд ли стоящем и су". Однажды в Нанте она нашла ребенка, которого сочла брошенным, и, полагая, что его красота придется по душе хозяину, привела его в гостиницу Сюз, где тогда находился Жиль де Рэ. Он был пленен красотой мальчика и незамедлительно отправил его в Мишкуль, где у него содержалось некоторое количество детей, так сказать "резерв"...
  
  -И все же справедливость восторжествовала, - остановилась я на пересечении аллей. - Это существо, Жиля де Рэ, судили и, как понимаю, казнили. Как казнят и Графиню. Их имена будут живы только до тех пор, пока жив этот материальный мир. Когда он прекратит свое существование, исчезнут и они.
  
  -Ты питаешься надеждами, как младенец молоком, - скривил в усмешке губы Князь. - Этому миру пребывать еще долго, и таких, как де Рэ, в нем становится не меньше, а больше, просто люди об этом мало знают. Изнеженные, зажиревшие нувориши, их отпрыски, которым приелись все прелести богатства и власти, нередко занимаются тем же, чем занимался Жиль, только без магии: они просто насилуют и убивают детей, снимая эти сцены на память и гордясь ими, как гордились раньше охотники убитыми животными, на фоне которых они фотографировались. Поверь, в твоем мире злодеев куда больше, чем было их в годы, когда жили де Рэ и Графиня. Они были "черными жемчужинами" своего времени, единичными и неповторимыми, тогда как твое время предполагает сотни, тысячи подобных кровожадных, похотливых людишек, упившихся властью и деньгами, которым надоела повседневность и обычные развлечения. Которым жестоко мучить, насиловать а потом зверски убить взрослого или ребенка, в наслаждение. И, если такие факты вскрываются, суды покупаются, а деньги скрывают злодейство от толпы.
  
  Теперь мы свернули на аллею, выложенную... изображениями людских лиц. Они были нанесены на тротуарную плитку, и ни одно не повторялось дважды: старые и молодые, разных рас, они смотрелись как живые, настолько высоко было качество этих изображений.
  
  -Миленькая аллея, - довольный произведенным впечатлением, заметил спутник. - Кстати, здесь не просто представители человечества, а те, кто своими грехами совлек себя с пути к спасению и сбросил в ад. Пройдемся, может быть, ты заметишь кого-то из своих знакомых.
  
  -Графиня и де Рэ тоже здесь?
  
  -Нет.
  
  С осторожностью я ступила на эту аллею и вздрогнула. Каждое изображение, как только моя нога наступала на него, коротко и горестно стонало. Некоторые что-то неразборчиво шептали, похоже, умоляя помочь. Другие плакали.
  
  ...-Иногда, как они сами рассказывали членам суда инквизиции, - продолжил рассказ Князь. Странно, но под его ногами изображения людей молчали, - в замок мальчиков завлекали слуги Анриет и Пуату. Однажды Жиль, когда они остановились в Ла-Рош-Бернаре, мельком в окне заметил мальчика, который ему очень понравился. Он сказал: "Этот малыш красив, как ангел". Больше слов не потребовалось. Пуату незамедлительно отправился к матери мальчика, которой объяснил, что маршал Франции желает взять его к себе оруженосцем. Были даже куплены снаряжение и маленькая лошадь, соответствующие новому положению мальчика. На постоялом дворе кто-то сказал Пуату: "Какой у маршала прелестный паж"...
  
  -Между прочим, - сам прервал свое повествование Князь. - Ты хотя бы знаешь, кто такие были пажи?
  
  -М-м, - замялась я с ответом, ожидая какого-то подвоха. - Они прислуживали своим господам.
  
  -Прислуги и так хватало в каждом дворце или замке, - насмешливо хмыкнул Князь. - У богатых того времени были свои причуды. Поэтому чаще всего пажи - мальчики от 10 до 15 лет, выполняли и другую, не связанную с хозяйственными делами работу. Они были любовниками своих хозяев. Как и юнги на парусных кораблях, на которых женщинам запрещено было появляться.
  
  ...Позднее, в Нанте видели купленную для мальчика маленькую лошадь. Но она принадлежала уже кому-то другому. Об этом стало известно в Ла-Рош-Бернаре. Перина Лоссар, мать мальчика, спросила у проезжавших людей маршала, где ее сын. Ей ответили: "Не беспокойтесь. Если он не в Машкуле, то в Тиффоже или в Шантосе".
  
  Наконец, отбросив хотя бы видимость приличия, Жиль де Рэ стал выбирать жертвы чуть ли не во дворе своего замка. Однажды вечером, заметив в соседней деревне миловидного 18-летнего ученика портного, чинившего платья, маршал пожелал видеть его у себя.
  
  В этом деле участвовали Жиль де Силе, кузен Жиля де Рэ, и другой его сообщник - Роже де Бриквилль. Когда они пришли к портному, чтобы заказать себе перчатки для соколиной охоты, то тоже увидели этого ученика - маленького прелестного Гандрона. Они тут же отослали его в замок с поручением для слуги Жиля. "Но берегись, - советовали ему, - не иди через Долину Камней. Старых и уродливых там убивают, но они хватают молодых и красивых".
  
  Даже поварята на кухне не чувствовали себя в безопасности, когда туда спускались слуги маршала. Однажды вечером привлекательного юношу, поворачивающего вертел на кухне, заметил сквозь дым очага один из господских слуг. На следующий день мальчик исчез, и его больше не видели. Из двух братьев Гамелин один был намного красивее другого. Понятно, Жиль выбрал первого, но убил обоих...
  
  Каждая тротуарная плитка с изображением человеческого лица "пела" по особенному и меня бросало в дрожь от этих скорбных звуков. И вот я остановилась как вкопанная, узнав человека, чью фотографию видела не раз в газетах и сводках новостей. Утонченные, холеные черты этого богатого, допущенного ко власти человека и политика искажала гримаса боли и страдания. Это изображение лишь глухо замычало, когда я наступила на него.
  
  -А-а, - старый знакомый, - остановился подле меня Князь. - Как не узнать такую личность! Ничтожнейшее человеческое существо, которого грехи и пороки увлекли в мой мир. Тут приготовлено место всей его семейке - жене и детям, которым мало было того достатка и положения в обществе, которое они имели. Им хотелось услаждать себя тем же, чем услаждали себя Графиня и Жиль де Рэ. Но в количестве жертв и ужасах истязаний и насилия, они превзошли обоих. К тому же вовлекли в круг своего "увлечения" других людей, которые, заразившись этой "болезнью", передали ее остальным. А ведь у них все, кроме возможности истязать и насиловать...
  
  -Идем дальше, - плюнул на изображение знакомого мне человека Князь. От этого плевка изображение запузырилось, словно раскаленная на огне кинопленка, а истошный вопль заставил содрогнуться. - Не обращай внимания, - подтолкнул меня вперед спутник. - Здесь каждому свое, поэтому не стоит переживать за отбросы общества.
  
  -Но они когда-то были людьми?
  
  -Кто им мешал оставаться таковыми дальше? Никто. Они сами избрали свой путь, и теперь я властвую над их душами, а их власть закончилась!
  
  ...-Особенно часто дети исчезали в дни раздачи милостыни, - шагая по притихшим тротуарным плиткам, продолжил Князь. Изображения действительно притихли, глухо стеная под моими ногами. - В это время мосты у замка опускались, и слуги распределяли подаяние между бедными: еду, немного денег, одежду. И если замечали среди детей особенно красивых, то уводили с собой под предлогом дать им на кухне чего-нибудь еще.
  
  Все хитрости, которые придумывали для успокоения населения, со временем потеряли всякую убедительность. С каждым годом люди видели, что все больше и больше исчезает мальчиков - даже если учитывать нападения волков, болезни, гиблые болота, уголовных убийц.
  
  Ханжески фанатичная и предусмотрительная герцогиня Анна Бретонская распорядилась, чтобы каждое мгновение суда над Жилем де Рэ было зафиксировано и сохранено в архивах Нанта...
  
  -Князь! - Приостановилась я. - Но ты же должен любить всех этих людей! Они же созданы тобой!
  
  -В моем мире нет места любви, - презрительно сжал губы спутник. - Я могу гордиться некоторыми своими произведениями, но не этим "ширпотребом", - и он сердито топнул по аллее ногой. И аллея ответила на это действие разноголосым воем, в котором читались: смертный ужас, безысходность, отчаяние. - Да, в истории человечества были и будут отдельные личности, которые я, словно скульптор, долго и терпеливо "вытесываю" из безликого куска плоти. Такими произведениями я горжусь. А эти, - и он кивнул на пошедшую рябью аллею, - всего лишь "поток", "конвейер", на который не стоит обращать особого внимания. Им занимаются мои многочисленные слуги.
  
  ...-Главные сообщники, друзья Жиля, его кузен Жиль де Силе и Роже Бриквилль, струсили сразу. При первом же намеке на опасность они вскочили на коней и умчались прочь из Машкуля. Кроме двух слуг, с Жилем никто не остался, но в последний момент они тоже стали свидетельствовать против него, "чтобы не быть против Бога и не оказаться навечно лишенными небесного милосердия".
  
  Как я уже говорил, арестовывать маршала пришли к середине сентября 1440 года. Под стенами Машкуля капитан эскорта Жан Лабе потребовал опустить мосты и впустить в замок солдат герцога Бретонского. Услышав имя Лабе, Жиль перекрестился, поцеловал талисман и сказал Жилю Де Силе: "Достойный кузен, вот момент обращения к Господу".
  
  Жан Лабе приказал маршалу следовать за ним. Анриет и Пуату пожелали сопровождать своего господина. Остальные же предпочли спасаться бегством....
  
  Глава 7
  
  Прервав свой рассказ, Князь свернул на боковую от аллеи дорожку и вывел меня, изрядно пропетляв, к очередной могиле. Скромная кованая оградка, выкрашенная в черный цвет, скромный камень и очередная короткая эпитафия на нем: "Материя иллюзорна".
  
  -Все верно, склонил голову как бы в знак уважения усопшему Князь. - Материальный мир - это иллюзия чистой воды. Увы, люди верят иллюзиям больше, чем реальности.
  
  -А ты кто, реальность?
  
  Князь рассмеялся.
  
  -Поразмышляй над этим сама. Возможно, что придешь к неожиданным выводам.
  
  ...Яков V запретил обыскивать замок, чтобы выиграть время для получения убедительных доказательств преступления. Маршал оседлал коня и последовал за бретонцами. Его губы шевелились в молитве. Когда проезжали деревни, со всех сторон дороги раздавались проклятия. В Нанте, вместо того, чтобы отправить де Рэ в замок Тур-Нев, где остановился герцог, Жиля к его удивлению препроводили в зловещий замок Буффей, место отправления правосудия в герцогстве. К счастью, там он не остался один. Кроме слуг ему позволили оставить своего органиста, хотя, конечно же, в тюрьме не было ни органа, ни архидьякона, ни певчих.
  
  Тем временем от архиепископа пришло указание запретить арестованному маршалу исповедоваться и вообще любое общение с внешним миром. Церковный трибунал, как он заявил, должен был знать обо всем происходящем в человеческой душе и судить по этому по поведению узника. Поэтому важно было знать, через какое расстройство органов чувств зло проникает в человеческое существо...
  
  -Наверное, через помыслы, - предположила я. - Грех ведь входит в человека именно так.
  
  -Помыслы, вседозволенность, распущенность нравов, безверие, богатство - таких путей проникновения в душу человека греха множество. Так ли уж важно, по какому из них грех вошел в человека и превратил его в скопище пороков и страстей? В праведную жизнь ведет одна дорога, в мой мир - множество. Но тот единственный путь тернист и малохожен, а мои пути - натоптанные и прямые. По ним идти легче...
  
  ...Чтобы умилостивить инквизиторов и "спасти свою душу", Анриет давал показания первым. Он подробно рассказал, как около восьми лет назад по указанию Жиля де Рэ, которому тогда было очень скучно, читал вслух своему хозяину труды Светония и Тацита, переводя с латыни, о преступлениях Тиберия, Калигулы и других цезарей. Именно той ночью, по его словам, быстрее заструилась кровь в жилах маршала, было найдено несколько жертв и совершены первые сексуальные преступления. После этого Жиль де Рэ доверился своему кузену де Силе и его другу Роже Бриквиллю. В тот год былио убиты 120 детей. Анриет повторил: во всем виновато чтение...
  
  -А ведь он был прав! - Озаренная догадкой, воскликнула я. - Искушение чаще всего входит в человека через глаза. В те века оно входило в человека через чтение, в мое время - через зрительные образы: телевидение и компьютеры!
  
  -Что ж, согласился Князь, грех на самом деле входит в человека через органы чувств. Но не только через зрение. Этому служат слух, вкусовые ощущения, обоняние. А еще - воображение, которое всегда играет с человеком злые шутки. Жиль де Рэ был начитанной, культурной личностью, обладающей богатым живым воображением. Нам оставалось лишь подтолкнуть его, сводя с пути праведного, чтобы он, уйдя в иллюзорный мир, перестал осознавать, что совершает.
  
  ...Чтобы осудить Жиля, инквизиция искала такое преступление, для которого не существует возможности божественного милосердия. Этот язычник, как она считала, погрязший в грехах римских цезарей, был не совсем тем объектом, который нужен был суду по делу, связанному с колдовством. Стоя под распятием, Анриет свидетельствовал, что его гоподин был человеком чувственным и не лишенным театральности. Выходя из большой комнаты после совершения преступления, он ступал величаво и торжественно, словно играл на сцене. Тем временем все, кто находился вне комнаты, кроме ближайших сообщников, вряд ли подозревали о телах, в последних судорогах бьющихся по углам комнаты де Рэ, и едва ли слышали слабые стоны, так как детям затыкали рты, чтобы не слышать их плача. И после того как Жиль в самый последний момент делал разрез на шее мальчика, чтобы тот стал "спокойней", а скорее - чтобы насладиться его предсмертными конвульсиями, слуги уносили тело, чтобы их господин мог без промедления броситься в постель и предаться молитвам...
  
  -Я не пойму, как в одном человеке могли совмещаться набожность и злодейство?
  
  -Чаще бывает, - кивнул головой Князь, - когда над человеком преобладает либо одно, либо другое. Но случаются исключения. Жиль де Рэ как раз и был таким исключением, поэтому перед нами встали определенные трудности. Невозможно идти по двум дорогам в разные стороны, но если дороги свести вместе...
  
  -...Так вот, - продолжил далее рассказ собеседник, - Еще, если верить показаниям Анриета, тела долго свисали с больших крюков на стенах покоев маршала. Даже таким способом Жиль де Рэ получал удовольствие. Когда все было кончено, слуги относили тела вниз, отделяя головы и показывая их хозяину, чтобы тот оценил, достаточно ли они хороши. Иногда его охватывала демоническая ярость и он требовал множества детей, которых вначале пытали самым чудовищным образом, а потом убивали. Жиль де Рэ привык купаться в крови, разрезая свои жертвы и ложась между ними. Иногда он опускался на колени перед горящими телами и смотрел в лица, освещенные лижущими их языками пламени; он любил созерцать головы, которые были засолены в сундуках, "самые красивые, чтобы сохранить их подольше", и целовать их в губы. Эти ужасные заготовки осуществлял Пуату...
  
  
  -Этот человек был страшнее Графини, - в ненависти выдохнула я.
  
  -Вот видишь, - обрадовался Князь, - а ты ее ругала!
  
  -Они оба ненавистны мне!
  
  -А ты бы смогла молиться за их загубленные души? - Вдруг прямо спросил Князь. - Просить искупления их грехов перед Создателем? Возлюбить их не как людей, а как несчастные жертвы моего творчества? Пожертвовать своими убеждениями во благо этих злодеев?
  
  Я поперхнулась, представив, что молюсь за изуверов, для которых и ад - не наказание.
  
  -Ни за что!
  
  -Тогда почему же ты их так ненавидишь? Чем они хуже тебя? Ты не убивала других, но каждый день убиваешь в себе милосердие, способность пожертвовать собою ради других! Молиться за близких легко. Просить у Создателя достойной посметрной доли для хороших людей - в удовольствие. Тут не надо перешагивать через себя, не надо ломать свою гордыню, ты остаешься сама собой, только приукрашенная и самовлюбленная. Это как радоваться отражению в зеркале. А кто помолится за тех, кто стал жертвою моих слуг, положив душу на алтарь моего мира? Кому нет пути к возрождению? Кто обречен на вечные муки в аду? О них ведь не молится церковь, они давно вне ее. Но ведь надежду на спасение должны иметь даже самые закоренелые в ужасных грехах души!
  
  Мне нечего было возразить, и я замолчала. В кронах вековых дубов шелестел ветер, от кладбища веяло покоем. Князь был прав. Я не могла ничего сказать ему наперекор.
  
  -Ладно, - махнул рукой мой спутник, - решай сама, а я расскажу, что было дальше с этим человеком.
  
  ...Ни во время этих оргий, ни при безумствовании в наслаждениях Жиль де Рэ не переставал бормотать молитвы, обращенные одновременно и к Господу и демонам, и убеждал свои жертвы молиться о нем в небесах. На следующий день проводилась большая месса, посвященная жертвам.
  
  Существует либо безумное, либо очень коварное письмо маршала королю, где де Рэ признавался, что удалился от его двора в свое поместье потому, что почувствовал к дофину Франции "такую страсть и нечестивое желание, что однажды убил бы его". В то же время он умолял короля позволить ему удалиться в монастырь к кармелиткам.
  
  Это привело к тому, что король, прекрасно зная, что Жиль не безумен, полностью перестал принимать участие в процессе против одного из самых высокопоставленных военных чинов королевства.
  
  -Принято считать, что Святая инквизиция хватала всех подряд по первому же доносу и подвергала казни. Все было не так. Требовалась масса весомых доказательств, чтобы человека после долгих разбирательств приговорили к смерти. Вот и с Жилем де Рэ, отъявленным преступником и садистом, поступили так же.
  
  24 октября узника ввели в зал для допросов в замке Буффей. В облачении ордена кармелиток, опустившись на колени, де Рэ начал молиться. За свисающими с потолка гобеленами были приготовлены все инструменты для допроса: дыба, клинья и веревки. Жиль полагал, что герцог Бретонский находится там же, за занавесью. Сенешаль Пьер де Л, Опиталь призвал его исповедаться. Великий сенешаль заявил, что слуги рассказали почти все. И ему зачитали показания Пуату и Анриет. Бледный как смерть, Жиль подтверждал, что они рассказали правду, что он действительно забирал детей у матерей и делал с ними вышеописанное, и иногда вскрывал трупы, чтобы изучить строение сердца и внутренностей; некоторые из таких случаев он описал на допросах, вспоминая красоту умерщвленных им детей, согласился с восьмьюстами убийствами и магическими попытками вызвать темные силы - одной в Тиффоже, другой в Бурнеф-ан-Рэ; где присходила третья, он не мог сказать, так как это было ночью и случайно. Доказательства колдовства и содомии были полностью очевидны.
  
  Надо отдать должное Жилю, он не просил правителя Бретани оспорить законность процедуры суда инквизиции. Он покорился судьбе...
  
  -Выходит, что человеческое ему все же было не чуждо, - ухватилась за спасительный аргумент я.
  
  -Такого и мы от него не ожидали, - сокрушенно вздохнул Князь. - С этим человеком была проведена слишком большая работа, и все надеялись, что он станет сопротивляться до последнего, будет выкручиваться, сбежит из-под стражи. А он сдался. Получается, мы где-то допустили слабину, и вот она аукнулась.
  
  -Тогда, может быть, и Графиня осознает, что делает?
  
  -Женщины всегда сильнее и упрямее мужчин, - не согласился Князь.- Но у тебя есть возможность проверить это самой. Как, готова? - И он, рассмеявшись, хлопнул в ладоши. Мир вокруг потерял плотность, поплыл, как плывет изображение над поверхностью земли в раскаленном воздухе, и сменился знакомыми мне каменными сводами замка Чейте. Переход из одной реальности в другую был резок и неприятен...
  
  ...Как большинству вдов мне приходилось рассчитывать в основном на себя, и свое собственное благополучие, как и благополучие моих детей, сохранность замков и других владений зависели только от меня самой. Однажды Венгрия взбунтовалась. Бокшай восстал против императора. Предлогом послужила старая вражда между католиками и протестантами. Трансильвания встала под его знамена. Остатки войск и гайдуки перешли на его сторону, когда Бакшай объявил себя князем и правителем Трансильвании - вместо семьи Батори. Подлили масла в огонь и турки, подкупив гайдуков и склонив их к мятежу против императора. Вену охватило пламя.
  
  Нойштадт был окружен. Пресбург оказался в большой опасности.
  
  Я сильно надеялась на обещания Турзо защитить мои замки в Шарваре и Чейте, находившиеся в опасной близости от Нойштадта и Пресбурга. Ведь одно мое имя вызывало ненависть у восставших: венгры слишком хорошо помнили об ужасах того времени, когда страной правил мой кузен Сигизмунд и дядя Андраш. Теперь мне, как и остальным венгерским феодалам, попрятавшимся в своих замках предстояло самим позаботиться об укреплении родовых гнезд и усилении их гарнизонов. Я полагала, что герцог Турзо успеет предупредить меня в случае возникновения крайней ситуации. Однако, полагаясь только на него, я не могла чувствовать себя по-настоящему защищенной. И я то и дело на превосходной латыни писала письма во Францию министрам императора, прося денег и покровительства. В этих письмах как бы подразумевалось, что к слабой женщине, измученной невзгодами и вдовством, вряд ли можно отнестись без внимания.
  
  Моя жизнь в Чейте была полна сложностей. Хотя феодалы по-прежнему владели крестьянами и теми ремесленниками, которые составляли часть их "имущества" , в их владениях уже стали появляться свободные жители - торговцы и ремесленники, которые подчинялись мэрам и их советникам - сельским старостам. Хотя Чейте был небольшим населенным пунктом, он имел статус "свободного города", что давало установленные для города привилегии.
  
  По этой причине я не могла делать там все, что мне хотелось. Например, я не могла бы поставить на центральной площади виселицу и вздернуть на ней преступника, что послужило бы примером всем остальным, - это противоречило бы гражданскому сознанию и доброму имени деревни. Местные же члены совета имели право изучать все инцинденты и в случае несогласия выражать протест. Тогда бы мне пришлось обратиться к властям в Пресбурге, и, если бы поднялось восстание, для восстановления порядка власти бы отправили три сотни солдат королевской армии. А они бы разграбили город, набив свои карманы и пополнив королевскую казну. Именно поэтому я предпочла замкнуться в гордом одиночестве в стенах своего замка, где все было в моей власти.
  
  Я умела создавать видимость богатства, которого как такового уже не было. Все мое великолепие - приемы, меха, драгоценности - стоило дорого. К тому же после смерти мужа часть дохода от поместья необходимо было делить между детьми, оставляя львиную долю для наследника Пала, за чем бдительно следил его опекун.
  
  Так что мне вечно не хватало денег: все, что поступало из-за границы, стоило очень дорого. И особенно дорогими были вещи, привлекавшие меня, привыкшую жить в обществе людей с изысканными вкусами, для которых синонимом прекрасного служило необычайное. Даже внутри страны меха выделывались специально приглашенными из Италии мастерами, и, конечно же, у людей знатного происхождения драгоценности должны были быть из Парижа, шелк - из Лиона, а бархат - из Венеции или Генуи...
  
  ...-Между прочим, - выхватил меня из уже ставшего привычным миром, голос Князя, который как ни в чем не бывало воплотился возле меня на знакомой кладбищенской аллее, - в ведении домашнего хозяйства феодалы оставались типичными венграми: консервативными и медлительными; хозяйство заботило их в последнюю очередь. О комфорте никто не думал, венгерские дамы и господа просто не замечали жестких деревянных табуретов и зимних холодов. Два камина в замке не могли победить вечную промозглость, даже обогреть одну комнату. Однако предметы роскоши - совсем другое дело. Благородные венгерские дамы купались в привозных жемчугах.
  
  В своей слабо освещенной, плохо отапливаемой комнате, обстановка которой понравилась бы разве что человеку со вкусом варвара, посреди беспорядка Эржебет прохаживалась перед испанскими зеркалами, нависающими над дубовыми столами. На туалетном столике перед ней были выстроены маленькие, обтянутые парчой кувшины, в которых содержались настои, приготовленные Дарвулей из растений, купленных у местного травника...
  
  Глава 8
  
  -Получается, что и Эржебет нуждалась в деньгах? - сравнивая ее с Жилем де Рэ, спросила я.
  
  -Эржебет Батори крайне нуждалась в них, - подтвердил Князь. - Уже несколько раз она обращалась за помощью к первому министру. Наконец, ничего не добившись, несмотря на настойчивость, она решилась на единственный шаг, к которому ее подталкивали сложившиеся обстоятельства: начала продавать многочисленные замки, которыми владела лично. Однако вскоре оказалось, что потеря доходов от них достаточно весома. И вот, чтобы привлечь удачу, сделать свою красоту, поддержание которой стоило больших денег, еще более неотразимой, Эржебет обратилась к магии.
  
  -Но она же и так занималась ею!
  
  -Увлекалась, - поправил меня Князь. - А это разные понятия.
  
  В том же году, когда умер Ференц Надашди,. Дарвуля сильнее приобщила Эржебет к жестоким радостям, научила наслаждаться зрелищем человеческой смерти, помогая постигнуть тайный смысл этого наслаждения. Раньше графиня, получавшая удовольствие от мучений своих слуг, просто жестоко наказывала их за мельчайшие провинности и упущения. Однако теперь кровь лилась во имя крови и смерть вершила во имя смерти. Дарвуля спускалась в подвал и отбирала девушек, казавшихся ей наиболее здоровыми и крепкими. С помощью Дорки она тащила их вверх по ступеням и плохо освещенным переходам, ведущим в прачечную, где хозяйка уже ждала, сидя как изваяние на высоком резном стуле. Девушки были полуобнажены, с распущенными волосами. Все - прекрасны и не старше 18 лет, а некоторым не было даже и 12; Дарвуля требовала, чтобы они были совсем юными и невинными, иначе их кровь не будет иметь магической силы. Дорка вместе с Илоной крепко скручивали им руки и хлестали гибкими прутьями из молодого ясеня, оставлявшими на теле глубокие раны. Иногда графиня сама занималась этим. Когда набухшие кровью рубцы покрывали все тело девушки, Дорка полосовала их бритвой. Кровь текла рекой. Белые рукава Эржебет покрывались алыми пятнами, и, когда все платье приобретало цвет крови, графиня шла переодеваться. Стены и своды были забрызганы кровью. Наконец при проявлении близкой смерти жертвы Дорка вскрывала девушке острой бритвой вены, и последняя кровь вытекала из них. Если графиня уставала от криков и стонов терзаемых жертв, она повелевала заткнуть им рты...
  
  Аллея тем временем повернула вправо. Очередная дорожка была выложена... мраморными плитами самих надгробий. Вдоль нее росли густые кусты сирени, а могилок не было.
  
  -По сути эта дорожка - большая могила. Под плитами похоронены мечты людей в лучшее будущее, которых так много у человечества, что мне пришлось, экономя, выложить аллею самими могилами. Если бы я располагал каждую в отдельности, они бы растянулись на километры.
  
  Могильные надгробья под нашими ногами были самых разных форм и цветов, а надписи, выбитые на них, то сияли золотом, то тускло отсвечивали серебром или были черны, как сажа.
  
  -Вот, - остановился у одной из плит Князь, - как тебе нравится эта эпитафия?
  
  На совершенно белом, словно только что выпавший снег надгробии алые буквы сплетались в немыслимо красивый узор: художник, выбивший их на камне, постарался. Надпись гласила: "Если вера приобретает помпезность, она становится религией, а всякая религия тяготеет к благам, которые ослабляют веру".
  
  -Здесь похоронена вера какого-то человека? - Взглянула я на спутника.
  
  -Все правильно, - подтвердил тот. - Чем длиннее человеческая жизнь, тем больше могильных холмиков остается на ее пути. Люди теряют веру в справедливость, в добро, в царей и президентов, в то, что это их страна, а не сытых и богатых кланов, оккупировавших землю. А потом утрачивают веру в Бога, ведь защиты от несправедливости у них нет. Так было во все времена, так будет и дальше. Вот и доходит человек к концу своего жизненного пути опустошенный и выжатый, словно лимон. Нет в нем ничего: ни любви к близким, ни сострадания, ни веры. И путь такой душе один - ко мне, потому что внутренняя опустошенность тяжелее камня - с ней не взлетишь к небесам.
  
  Видела бы ты, как ужасается такая душа, попавшая в мой мир! Как страшно кричит и горько плачет! Как молит Создателя о прощении и просит забрать ее в мир горний! Но стенания эти бессмысленны. Возможно, когда-то душа и получит искупление, но за то время, что она проведет у меня, я миллионы раз заставлю ее страдать не только физически, но и духовно. И обязательно приведу сюда, на кладбище, где покажу то, чем она пожертвовала в земной жизни. Если бы ты видела, как содрогаются души, видя могилы, принадлежащие им! Человек вел бы себя совершенно иначе, хоть раз при жизни ступив сюда! Но живым здесь не место.
  
   -Тогда здесь должны быть могилы утраченных человеческих ценностей Эржебет и Жиля дэ Рэ.
  
  -У них не могилы, - покачал головой Князь. - Эти люди при жизни совершили столько всего, что заслужили в моем мире очень красивые и богатые склепы, в которых до Страшного суд покоятся их нетленные тела.
  
  -Но, нетленность - признак святости!
  
  -Или страшной греховности, - рассмеялся спутник. - Подобных Гграфине и Жилю за историю человечества было множество, и каждая такая личность оказалась удостоена чести лежать в своем именном склепе на этом кладбище. Идем, здесь недалеко целый городок, где нашли свой последний приют великие грешники Земли. Я покажу тебе склеп Эржебет.
  
  И, не дожидаясь моего согласия, Князь свернул в боковую аллею и быстро зашагал прочь. Невольно за ним поспешила и я.
  
  Городок склепов поразил меня. Это был целый город со своими улицами и перекрестками, строениями самой разнообразной формы и размеров: от скромных кубов из мрамора до чего-то более красивого, во что соревнуясь в мастерстве, каждый из неведомых мне мастеров вложил максимум фантазии и сил: такие склепы возносились порой на высоту нескольких десятков метров.
  
  -Здесь можно потеряться, - пораженная мрачной, довлеющей какой-то неземной красотой, - произнесла я. - Мне еще не приходилось видеть ничего подобного!
  
  -И не увидишь, - довольный произведенным эффектом, широко улыбнулся Князь. - В твоем мире ничего подобного этому нет и не будет. Я бы с удовольствием провел для тебя по этому городку экскурсию, но на это нет времени, поэтому покажу лишь склеп Гграфини.
  
  Уверенно ориентируясь в лабиринте улиц, он через десяток минут вывел меня к чугунной ограде в рост человека. За ней высился сам склеп, изваянный из кроваво-красного мрамора в виде крепостной башни, чья вершина скрывалась в густой листве могучего дуба, росшего рядом. Склеп окружала четверка ангелов. Черных, с распростертыми за спиной крыльями, словно готовых взлететь по первому зову "спящей" за мраморными стенами хозяйки.
  
  -Хочешь войти и посмотреть на нее? - Прошептал Князь. - Такой чести еще не удостаивался никто из смертных!
  
  Желание взглянуть на ту, с которой я против своей воли была "породнена", было огромным. Увидеть со стороны Графиню, пусть даже пребывающую в летаргическом сне, оказалось подобно громкому зову, от которого, как туго натянутая струна, зазвенела душа. Только звук этот был густой, минорный, тревожащий. Меня повлекло вперед, но, пересилив этот зов, я остановилась у ограды и до побеления пальцев вцепилась в прутья ограды. Волна внутреннего жара окатила меня с головы до ног, покрыв лоб холодной испариной. Казалось, еще минута и я, оторвав руки от нее, шагну в приоткрытую калитку внутрь аккуратного, отсыпанного желтым песком дворика.
  
  -Н-н-нет, - с трудом разлепила я вдруг ставшие сухими губы. - Не хочу. Уйдем отсюда!
  
  -Как хочешь, - ухмыльнулся Князь. - Хотя, зря. Больше такой возможности - воочию увидеть ту, кто стал частью тебя самой, уже не представится.
  
  Когда мы вышли на аллею, вымощенную могильными плитами, я вздохнула с облегчением: с моей души словно упал камень, и зов, тревожно ноющий голове, стих.
  
  -Раз ты не захотела свидеться с Эржебет, то я продолжу рассказ о Жиле де Рэ, - пожал плечами спутник.
  
  ...Суд над ним был недолгим. Судьи обнародовали предварительные результаты расследования. Обвинения были следующими: преступления против Бога и человека - убийства, изнасилования и содомия. Но страшнее всего было такое: "святотатство, отсутствие благочестия, составление дьявольских заклинаний и другая настойчивая деятельность в вызывании темных сил, магия, алхимия и колдовство".
  
  -Магия и колдовство испортили и Эржебет, - высказала я свою мысль. - Если бы не они, Графиня могла бы вырасти обычным человеком.
  
  -Бы помешало, - фыркнул Князь. - Эти вещи сильно затягивают, сильнее наркотиков, от которых еще можно отказаться. От ощущения своего причастия к запредельному не откажется никто. Но если наркотик разрушает организм человека, то магия и колдовство - душу. Хотя при умелом пользовании могут принести тому, кто владеет их секретами, ощутимую пользу. Вот только грань между "могут" и "разрушат" настолько тонка, что человек, соприкоснувшись с ними однажды, не замечает, как перешагивает ее и пускается во все тяжкие.
  
  -...Так вот, наконец, когда епископ посоветовал Жилю готовиться к смерти, он начал защищаться, заявив: "Связанный кровными узами с герцогом Бретонским, высший военный чин французской короны и первый барон Бретани, я мог предстать только перед судом равных и с разрешения короля и герцога Бретонского". На что епископ Жан де Шатогирон ответил: "Суд церкви - высший суд и осуждает преступления, а не лицо, совершившее их. Кроме того, король и герцог согласны с тем, что приговор должен быть вынесен".
  
  И Жиль де Рэ взял себя в руки. "Господа, - заявил он суду, - молитесь теперь, чтобы моя смерть была легкой и безгрешной".
  
  -И что же гласил приговор?
  
  -А он гласил: "Повесить и сжечь; после пыток, перед тем как тело будет расчленено и сожжено, оно должно быть изъято и помещено в гроб в церкви Нанта, выбранной самим осужденным. Анриет и Пуату должны быть сожжены отдельно, и их прах развеян над Луарой".
  
  -Если прах этого грешника был помещен в гроб в церкви Нанта, то кто же покоится в склепе? - Недоуменно взглянула я на Князя.
  
  -Сам Жиль де Рэ. Для таких злодеев, куда бы ни помещали их останки, уготован один путь - сюда.
  
  На следующий день, - продолжил рассказ спутник, шагая по аллее, вымощенной могильными плитами, - площадь перед замком Буффей была заполнена народом. Жиль появился во всем черном, под бархатным черным капюшоном на голове и в черном шелковом камзоле, отделанном мехом такого же цвета. Спокойно и твердо он повторил, что говорил только правду.
  
  26 октября, в 9 часов утра, по городу двинулась процессия священников, несущих святое причастие, сопровождаемая толпой, молящейся за трех преступников, останавливавшаяся у всех церквей. В 12 часов Жиль де Рэ, Пуату и Анриет были доставлены на луг в Бьессе, на окраине Нанта, выше мостов через Луару. Там же были сооружены три виселицы, одна выше, чем остальные. Внизу были расположены дрова и сухой хворост...
  
  Князь положил на мое плечо руку и посмотрел прямо в глаза. От этого взгляда я задохнулась, будто окунулась в ледяную воду, а когда очнулась, то оказалась среди праздной толпы, пришедшей посмотреть на редкое зрелище - казнь трех человек, преступивших все возможные человеческие и небесные законы...
  
  Стояла прекрасная погода. Небеса отражались в реке, тополя и ивы шелестели листьями на ветру. Вокруг виселиц было не протолкнуться. Среди этой массы людей бесновались и рвали на себе волосы и одежду матери убитых детей. Более всего матерей повергало в отчаяние то, что имя сатаны действительно было вырезано на сердце одного из их детей, а правая рука другого смазана жиром проклятых животных, чтобы Жиль де Рэ мог сделать из нее талисман, охраняющий его от боли, которая может быть причинена водой, огнем или железом.
  
  -Когда представители герцога Бретонского прибыли в Машкуль, - донесся из толпы чей-то голос, - Жиль повсюду искал этот талисман; слуга Пуату рассказывал: "Как только Жан Лабе вошел в замок, мой хозяин вскричал: "Пусть найдут скорее мой черный бархатный берет, в ни моя жизнь, честь и свобода". Это и была та самая рука ребенка, высушенная над раскаленными углями, которую однажды вечером под полой плаща Жиль де Рэ принес Франческо Прелати, когда тот беседовал с духами тьмы. Однако сколько слуги ни искали, талисман они не нашли. Видимо дьявол забрал себе то, что по праву ему принадлежало...
  
  Но вот гул над толпой стих и стало слышно, как шелестят листья ивы на берегу реки. Медленно читая "De Profundis", осужденные приблизились к месту казни. Толпа стала неистовствовать, и каждый присутствующий влил свой голос в общий хор. Эхо этих звуков должно было достигнуть слуха герцога, который остался в своем замке, чтобы в последний момент не проявить слабость и не помиловать осужденных.
  
  Трагический реквием последовал за "De Profundis". Жиль поцеловал Пуату и Анриета, сказав: "Нет такого греха, который бы Господь не мог простить, если человек, просящий об этом, действительно раскаивается. Смерть - это всего лишь немного боли". Затем он откинул капюшон, поднес к губам распятие и начал произносить слова последней молитвы. Палач набросил петлю, Жиль поднялся на помост, и палач коснулся горящим факелом хвороста. Помост просел, и Жиль де Рэ повис; языки пламени лизали его тело, раскачивающееся на крепкой веревке. После протяжного звона кафедральных колоколов толпа, наблюдавшая сцену искупления, затянула "Dies irae".
  
  Шесть женщин, закутанных в белое, и шесть сестер кармелиток двинулись через коленопреклоненную толпу, неся гроб. Одной из женщин была мадам де Рэ; остальные принадлежали к самым известным бретонским фамилиям. Палач обрезал веревку. Тело упало в железный ящик, приотовленный ранее, и это сооружение было извлечено из пламени, прежде чем тело успело загореться, согласно приговору трибунала.
  
  Шесть женщин в белом низко склонились и взялись за шесть поручней гроба. Труп, только немного обуглившийся, с рыжими волосами и черной бородой, казалось, внимательно смотрел мертвыми глазами в голубое небо. Пение затихло. Женщина, стоявшая во главе, сделала знак, и они медленно двинулись со своей ношей в монастырь кармелиток в Нанте.
  
  Пропитанное смертью дуновение ветра окутало тополя и ивы, пляшущие языки пламени и струилось по поверхности воды. Воздух был насыщен колокольным звоном и пением. Первый барон Бретани, предводитель дворянства герцогства, маршал Франции Жиль де Лаваль, барон де Рэ прекратил свое земное существование...
  
  Глава 9
  
  Меня разбудил шорох осыпающихся камней. Утро только занималось над пустыней, и слабый розовый рассвет окрасил все в оптимистические тона. Рядом, на песке, лежа на животе, мирно посапывал Бродяга. Графиня, Князь, Жиль де Рэ, странное кладбище исчезли, и волна радости накатила на меня: наконец-то я дома! О самом доме, где остались ребенок, муж, мой мир, я стала забывать. События последнего времени поглощали меня настолько полно, что все реже и реже удавалось в воспоминаниях возвращаться в прежний мир
  
  Над нашим биваком, устроенным возле скальной стены, на высоте пары десятков метров стояло прекрасное и красивое существо - небольшой олень. Изящный, грациозный, он, освещенный лучами встающего солнца, казался изваянным из золота. Просыпающийся Бродяга завозился возле меня, шевельнул вещевой мешок, служивший подушкой, и в том что-то звякнуло. Мгновенье, и олень исчез из поля зрения, скрывшись за выступом скалы. Волшебство утра растаяло.
  
  -Ну что, - потирая заспанные глаза, зевнул товарищ, - как прошла ночь?
  
  -Для меня плодотворно, - толкнула я его кулаком в плечо, раздосадованная тем, что он вспугнул оленя.
  
  -Опять встречалась с Графиней?
  
  -Не только с ней.
  
  -Ладно, как-нибудь расскажешь в пути, - и Бродяга завозился, развязывая тесемки своего вещмешка.
  
  -Между прочим, есть нам нечего, - поставила я его перед фактом. - Что будем делать дальше?
  
  -Придется заняться охотой, - ничуть не смущенный угрозой голода, отмахнулся товарищ. - А пока пару дней поживем на подножном корму.
  
  -На траве что ли? - Не поняв шутки, нахмурилась я.
  
  -Зачем на траве? На такой случай у меня есть неприкосновенный запас, им и воспользуемся.
  
  Бродяга вытащил из вещмешка железную коробочку из-под чая. Коробочка была маленькая и сильно потертая, так, что рисунок сохранился только на крышке. Внутри что-то бренчало.
  
  Подцепив ногтем невидимую выемку, Бродяга щелчком откинул крышку. На дне лежало с десяток горошин разного цвета. На вид - обычные конфеты.
  
  -Их двенадцать, - уточнил товарищ. - Тебе и мне по шесть штук на два дня. Одна горошина - на завтрак, одна - на обед, одна - на ужин. Голодные не будем, но через два дня надо начать питаться чем-нибудь поколорийнее, а то наши организмы начнут поедать сами себя.
  
  -Эти конфетки - наркотик?
  
  -Нет, - рассмеялся Бродяга. - Хотя на самый крайний случай есть у меня и это. Они - концентрат энергии, пищевая технология твоего будущего, которое, погибнув, оставило после себя много замечательных вещей.
  
  Раньше, если ты помнишь, летчикам самолетов выдавали так называемый НЗ, в большей части состоящий из шоколада, то есть углеводов, которые для нашего организма то же самое, что для печи дрова. Эти таблетки в десяток раз лучше того НЗ, так как представляют сплав углеводов, белков и жиров, спрессованных до необычайно маленького размера. Попав в желудок, они разбухнут и создадут иллюзию сытости, снабдив организм всем необходимым. Так можно продержаться два дня, потом обманывать себя станет нельзя.
  
  -А ты уверен, что через два дня ты что-нибудь добудешь?
  
  -Еще раньше, - поднялся с песка Бродяга. Он протянул одну цветную горошину мне, а другую положил в рот себе. - Идем, через десяток минут чувство голода исчезнет.
  
  Тоннель встретил нас прохладой и сумраком, сгущающимся по мере того, как мы входили в него все глубже и глубже. Вскоре пришлось привести в действие светящиеся шары, которые для удобства мы прикрепили на головы.
  
  -Ты обещал что-то рассказать о времени, - вспомнила я. Идти было скучно, тоннель был длиной несколько километров.
  
  -Обещал. Но начну с вопроса: "Какие виды энергии ты знаешь?"
  
  Я задумалась. По физике у меня всегда была твердая тройка, поэтому ответить на вопрос оказалось трудно.
  
  -Электрическая, - вспоминала я, - кинетическая...
  
  -Хватит, - рассмеялся Бродяга. - Твое воображение богаче, чем знания. Видов энергии существует множество, но все они вторичны.
  
  -А что первично?
  
  -Если бы я был верующим человеком, как ты, то сказал - Бог. Хотя, по сути дела, так оно и есть, ибо Творец первичен во всем, а все - вторично в нем. Но я материалист, и моя точка зрения далека от религии.
  
  -Ты лукавишь, - поправила я товарища. - Мне уже приходилось слышать твои суждения о вере, твои знания в вопросах религии богаче моих. Я тоже материалист, так как живу в материальном мире и во всем завишу от него. Но любая материя, и в этом ты прав, дело рук Творца. Поэтому, веря в материю, ты веришь и в Бога. Это как в биллиарде: ударил по одному шару, а задел несколько.
  
  -Может, ты и права, - не стал отрицать Бродяга. - По крайней мере к этому вопросу мне еще хотелось бы вернуться. Но не будем уходить от темы разговора. Так вот, во Вселенной существует один, первичный и главный вид энергии - время. Именно оно порождает то, что потом дробится на частности.
  
  Есть такая штука - двойные звезды. Эти образования могут состоять из звезд разных классов, но, объединившись в пару, они приобретают схожие черты - одинаковую яркость.
  
  -Почему?
  
  -Потому, что главная звезда воздействует на свой спутник и постепенно передает ему нечто, изменяющее его облик.
  
  -Что именно?
  
  -Межвездные расстояния достаточно велики, чтобы исключить влияние обычных силовых полей. На таких расстояниях работают только силы гравитации и... время. Силы гравитации удерживают небесные тела в одной системе, а время помогает им обмениваться энергией.
  
  -Выходит, время является необходимой составной частью всех процессов во Вселенной?
  
  -И следовательно - продолжил мою мысль Бродяга, - процессов, происходящих на Земле. Причем - активной составной частью, главной "движущей силой" всего происходящего, так как все процессы в природе идут либо с выделением, либо с поглощением времени.
  
  -А мы сейчас поглощаем его или выделяем?
  
  Бродяга, озадаченный таким вопросом, поскреб щеку.
  
  -Любопытный вопрос. Сразу так и не ответишь. Умеешь ты ставить в тупик. Но, давай порассуждаем. С одной стороны, мы, конечно, поглощаем время, и свидетельство тому- работа нашего организма, который нуждается в каждодневном отдыхе и еде, который стареет. Но, с другой стороны, человеческий организм является генератором разных энергий, которые выделяются в окружающую среду.
  
  -Если так, тогда человеческие возможности безграничны!
  
  -По идее да. Не зря же именно человек стал венцом божественного творения. А, если считать, что Бог - это первооснова всего, то человек стоит на втором после него месте.
  
  -А как же ангелы?
  
  -Возможно, я выскажу крамольную для тебя мысль, но, давай представим такую ситуацию. Ты - Бог, и ты создала самое лучшее в своей жизни - человека, которого сразу поместила в Рай, который не отдала даже ангелам. Ты всегда готова простить погрязшее в грехах человечество. Ты борешься и переживаешь за каждую заблудшую душу. Так искренне любить могут только родители. Поэтому человек - второе лицо после Создателя.
  
  -Никогда бы не додумалась до такой идеи, - честно призналась я. - Если ты прав, то любой из нас сильнее ангелов, как добрых, так и плохих.
  
  -Дело не в силе. Если исходить из религиозной точки зрения, человек без Бога ничто, поэтому самое важное здесь - вера. Это как батарейка в детской игрушке. Вынь ее и игрушка обездвижена.
  
  -Тогда получается, что вера - это энергия!
  
  -Естественно, но - вторичная, потому что первичной энергией является время как таковое.
  
  -А как же тогда Бог?
  
  -А он и есть то самое Время.
  
  Маячивший в начале тоннеля свет исчез вовсе, и мы бы давно шли в полной темноте, если бы не шары, пристегнутые ремешками к головам. Их свет был неярок, но вполне достаточен, чтобы видеть все вокруг себя на несколько метров.
  
  -Смотри, - придержала я товарища за руку, - там что-то есть.
  
  Впереди, словно стена, тоннель перегораживала массивная тень.
  
  Умерив шаг, мы медленно подошли к препятствию.
  
  Проход перегораживало нечто. Самым необычным было то, что от препятствия не отражался свет. Более того, излучение светящихся шаров, закрепленных на наших головах, по мере приближения к странной стене подобно металлическим опилкам на листе бумаги, под которым размещен магнит, приобретало странную форму. Оно, противореча всем законам физики, собиралось в два параллельных пучка и тянулось к стене, в которой и исчезало, ничего не высвечивая.
  
  -Странное явление, - бормотал в задумчивости Бродяга, стоя у препятствия.
  
  В конце концов он поднял с земли осколок бетона и, отступив на пару шагов, кинул его в темноту. Осколок исчез, но звука удара о препятствие или падения на землю мы не услышали. Та же участь постигла и другие предметы, брошенные нами - все они исчезали бесследно.
  
  -Если мы вернемся назад, нам придется перебираться через горы, а это затянет и затруднит наше путешествие, - взглянул на меня товарищ, словно ища совета. - Твое предложение?
  
  Возвращаться не хотелось и мне.
  
  -Остается одно - попытаться разобраться в том, что преграждает нам путь, - выразил свое мнение Бродяга. - В конечном счете, сутки на это мы потратить можем. А потом придется идти обратно.
  
  Стена была действительно необычной. Она не имела плотности. Так выглядит густая тень, если взглянуть солнечным днем вглубь помещения без окон. Но любая тень исчезала бы при освещении. Эта же преграда поглощала свет, не теряя своей угольной черноты. И еще. Чем дольше мы находились возле стены, тем явственнее становилось ощущение легкого ветерка. Казалось, впереди работает мощный вентилятор, вбирающий в себя воздух. Через несколько часов ветерок превратился в ветер, неожиданно резко перешедший в ураган.
  
  Нас буквально пригнуло к земле.
  
  Еще мгновенье, и небывалой силы порыв ветра подкинул в воздух сначала меня, затем, сразу же, Бродягу и швырнул, как теннисные мячики о стену. Будь она плотной, наши тела размазало бы по ее поверхности. Но, соприкоснувшись с границей мрака, мы оказались в невесомости.
  
  Внутри стены перестали действовать все законы. Притяжение земли исчезло, и было непонятно, где верх, где низ. Плотный мрак постепенно начал сереть, и мы увидели странную картину. Пространство вокруг заполнило переплетающимися колышущимися белыми волокнами, похожими на скрученные из нескольких нитей жгуты. Только эти жгуты были живыми. Они то сокращались, то растягивались, превращаясь из гладких в ворсистые. Казалось, они дышат, так как волокна через равные промежутки времени расширялись или сужались, словно в них пульсировала жизнь. Жгутов вокруг было такое множество, что мы невольно соприкасались с ними. Какие необычные ощущения порождали эти прикосновения! В нас будто вливалась энергия всей Вселенной. В такие минуты индивидуальное "я" переставало существовать, растворяясь в чем-то непостижимо бесконечном. Мы превращались в часть текущего времени, так как эти жгуты и были самим временем, но не в том понятии, как представляет его человек. Здесь, в паутине пульсирующей жизни, порождающей и поглощающей миры, не было одного какого-то направления. Время, как таковое, существовало везде и сразу. В одних случаях оно текло стремительно: в этом случае жгуты становились гладкими, как стекло. В других - замедляло свой бег. И чем медленнее двигалось время, тем больше ворсинок появлялось на нитях, переплетенных в одно целое. Менялся и их цвет. "Стеклянные" жгуты сияли матово-жемчужным цветом. "Ворсистые", чем пушистее они были, претерпевали своеобразную палитру, меняясь от розового до насыщенно желтого цвета. Кроме всего жгуты звучали. Точнее, пели их нити. Ах, что это были за мелодии! Нас окатывало то пение всего жгута, то звук одной нити. От каждого такого аккорда или соло наши сознания то вскипали, подобно бурлящей воде, то замирали, спаянные воедино чем-то вроде льда. В этом кажущемся хаосе цвета и звука мы были одновременно ничем и всем. Здесь не было запаха - время не пахло, но было нечто, что невозможно передать словами - ощущение индивидуальности каждой нити, а их были миллиарды, в котором присутствовало все сразу, но в такой обостренной, в такой возвышенной форме, что обычные понятия к таким восприятиям были просто неприменимы. Это касалось всего. Цвета, который, как оказалось, имел бесконечный волновой спектр. Звука, состоявшего не из семи, а тысяч нот!
  
  Прикосновения к жгутам были секундными. Потом нас отрывал от них ветер, но не в обычном понимании этого слова. Ветер был самим временем. За мгновения прикосновений мы постигали все, и не было тайн во Вселенной. А, отрываясь - утрачивали знания, как забывают прошлую жизнь дети.
  
  Как долго мы пробыли в этом загадочном пространстве, неизвестно. Но вот ветер, втянувший нас в стену, вытолкнул меня и Бродягу наружу, но уже с другой ее стороны...
  
  Глава 10
  
  До конца тоннеля мы прошагали молча. Каждый был переполнен ощущениями и думал о своем, переживая увиденное. Наши тела сразу же после вызволения из стены окутало ярко светящееся белое облако, которое ближе к выходу постепенно угасло.
  
  -Необычные переживания, - наконец нарушила молчание я. - Мне никогда не приходилось испытывать ничего подобного.
  
  -И мне, - коротко согласился Бродяга.
  
  Тоннель закончился, и мы вышли под ослепительное, выбеленное жарой небо. Автодорога нырнула под пески и исчезла под ними.
  
  -Как ты думаешь, - задала я вопрос, - может, мы видели Бога?
  
  -Велика честь, - недоверчиво покачал головой товарищ. - Но то, что мы были в близости от него, несомненно. Если предположить, что Он и есть Время, являя себя, как энергию, во всей Вселенной, я бы сказал, что мы все же прикоснулись к краю Его одежды. И это было поразительно!
  
  Пустыня, в которую вошли мы, уже не была безжизненной. То тут, то там из земли торчали кактусы, местами рос клочковатый кустарник, а вдалеке различались редкие группы деревьев.
  
  -Теперь мне стали понятнее некоторые раньше непонятные вещи. - Бродяга был задумчив и сосредоточен.
  
  -Что именно?
  
  -Хотя бы то, что позволяет окружающему нас миру не погибнуть, а продолжать жить. Я раньше никак не мог понять, почему энтропия - необратимое рассеивание энергии, до сих пор не погубила Вселенную. Ведь если верить материалистической формуле возникновения мира, все, что рождается, должно стариться, разрушаться и погибать. Разница была лишь в структуре материала. Плоть разлагалась быстро, камни разрушались столетия или тысячелетия. Но в любом случае мир, который знаем ты и я, не должен был представляться таким, каков он есть, - живым. Он должен был быть похож на дряхлого старца, еле волочащего ноги.
  
  -И что ты понял?
  
  -То, что во Вселенной существуют постоянно действующие причины, препятствующие возрастанию энтропии. Таким постоянно препятствующим повсеместно действующим фактором является время как таковое, которое в силу своей направленности может совершать работу и производить энергию.
  
  -Ты говоришь о Боге!
  
  -Скорее, о Его проявлении. Именно благодаря времени Вселенная, а, может быть, и то, чему еще не придумали название, но более огромное, чем она, похожа на колесо, у которого нет ни начала, ни конца. Нет рождения и смерти, потому что все это одно и то же.
  
  -Смерть и жизнь?
  
  -Именно так. Можно "ткнуть" в любую точку этого "колеса" и обнаружить рождение и разрушение, радость и горечь, боль и наслаждение. Все это едино, как един драгоценный камень, у которого разные лишь грани.
  
  Но самый главный вывод, объясняющий всеобъемлемость и всепроникновение времени тот, что Время не имеет четко очерченных границ, не имеет какой-то определенной скорости, как, к примеру, свет. Время появляется сразу во всей Вселенной. Оно сразу везде.
  
  -Поэтому можно предположить, что перемещение между мирами или историческими эпохами возможно?
  
  -Теоретически, да.
  
  -А практически?
  
  -Тоже, только для этого нужно кое-что понять. И еще. Следуя моим выводам, - человек бессмертен. Но если говорить с точки зрения религии, - бессмертна его душа. Именно за этим бессмертием и гонялись во все века алхимики и ученые, ища философский камень, у которых ничего не получалось.
  
  -Совсем ничего?
  
  -Нет, некоторые интуитивно находили возможность косвенно воздействовать на время, и это приносило некоторый эффект.
  
  -А если бы такой камень искал ты?
  
  -Мне следовало бы сначала понять, что любое небесное тело представляет собой машину, которая вырабатывает энергию, а "сырьем для переработки" служит время.
  
  -И, если бы ты смог "подключиться" к этой машине...
  
  -То получил бы неиссякаемый источник энергии, - продолжил мою мысль Бродяга, - который позволил бы совершать чудеса, путешествовать во времени и между мирами, создавать приборы, которым нет аналогов.
  
  -Такие люди были за историю Земли?
  
  -В твою эпоху ко времени, как источнику энергии, прикоснулись всего несколько человек, среди которых был и Тесла. Каждый из них сумел лишь нащупать одну из нитей тех жгутов, которые мы видели в тоннеле. Не более. Этого вполне хватило, чтобы удивлять современников своими знаниями. Только в подобных успехах было одно серьезное "но": кому много дано, с того много и спросится. Поэтому такие люди заканчивали свою жизнь не совсем благополучно.
  
  -Куда идем дальше? - остановилась я, взобравшись на верхушку одинокого бархана.
  
  -Туда, - указал рукой Бродяга в сторону далеких деревьев. - Нам нужно поохотится. А где есть зелень, обязательно найдется и водопой, к которому приходят животные.
  
  Представить своего товарища в роли охотника у меня никак не получалось, но провизии не стало еще до входа в тоннель, а чудесные горошины, дающие чувство сытости, должны были вот-вот закончиться.
  
  К первым группам деревьев мы выбрались к сумеркам. Бродяга натаскал на место ночевки огромную кучу хвороста и сухой травы и разжег два костра, между которыми и обустроил бивак.
  
  -Здесь следует быть осторожными. Начинается саванна, а в ней обязательно водятся хищники. Огня боится каждый зверь, поэтому костры впереди и позади нас уберегут от опасности. Только спать придется по очереди, чтобы следить за огнем.
  
  Мы потянули жребий, и первым дежурить выпало моему товарищу.
  
  С наступлением ночи мы убедились, что саванна действительно полна жизни. Отовсюду слышались вой и рык животных, вопли каких-то мелких тварей. После тишины, которая царила в пустыне, эта какофония звуков пугала и оглушала, но вскоре мы привыкли к ней и перестали обращать внимание, и только, когда рык какого-либо хищника раздавался вблизи, подкидывали в костры травы или веток, чтобы пламя вспыхнуло ярче.
  
  -Если хочешь,- предложил Бродяга, - я расскажу тебе одну легенду, в правдивости которой мне однажды пришлось убедиться самому?
  
  Уютно устроившись у костра и завернувшись в одеяло, я охотно согласилась выслушать его рассказ, так как знала: у моего товарища в запасе есть немало любопытных историй, участником которых ему пришлось быть.
  
  -Много нераскрытых тайн скрывала для твоих современников Южная Америка, - усевшись напротив меня - спиной ко второму костру, начал Бродяга. - Высокие горы и непроходимые джунгли континента, даже несмотря на высокий уровень развития цивилизации, были почти неисследованы. Слухи о подземных тоннелях, тянущихся на сотни километров, и огромных богатствах, якобы спрятанных там, - о деревьях и статуях в натуральную величину, отлитых из чистого золота и украшенных огромными драгоценными камнями, о золотых дисках с выгравированными на них письменами - распространялись еще во времена испанской конкисты. Старинные хроники и записки испанских клерикалов, дошедшие до твоих современников, сообщали о подземных проходах, существующие под многими городами. Конкистадоры под предводительством бывшего свинопаса Франсиско Писарро завладели землями инков, расположенных на территории современного Перу, в тридцатые годы шестнадцатого столетия. Писарро захватил сына Великого Инки Атауальпу в надежде получить выкуп. Площадь помещения, где держали пленника, составляла тридцать квадратных метров. Жадный испанец нарисовал на стене красную линию на высоте трех метров от пола. Чтобы освободить своего правителя, инки должны были наполнить комнату золотом до красной линии. Атауальпа приказал своим подданным выполнить требования захватчиков. Тысячи лам, служивших инкам обычным транспортным средством, нагруженные золотом, двинулись к месту заточения, но испанские солдаты, не дождавшись прибытия каравана, убили императора. Узнав об этом, инки спрятали золото. Легенда гласит, что сокровища скрыты в таинственных подземных тоннелях, о месторасположении которых знали только несколько приближенных Атауальпы.
  
  Как известно из исторических хроник испанцев, бесследно исчезли мумифицированные тела тринадцати инкских императоров вместе с золотыми тронами, на которых они восседали в Храме Солнца в Куско. Троны располагались на массивной золотой плите. Осознав, что испанцев интересуют их богатства, инки заторопились спрятать свои священные реликвии. Через 26 лет один из предводителей конкистадоров, Поло Ондегардо, случайно нашел три спрятанные мумии. Их полностью покрывали нашитые на одежду золотые пластины и украшения. Испанцы изрубили мумии в надежде, что инки, чтобы остановить святотатство, расскажут, где находятся вожделенные сокровища. Но расчет злодеев не оправдался.
  
  Старинные хроники свидетельствуют о том, что вход в тоннели находится в Кориканче, священном районе Куско. Помимо Храма Солнца в Кориканче находились храмы, посвященные луне, молнии, грому, планете Венера, радуге и созвездию Плеяды. Инки обладали познаниями в астрономии, и это отражалось в их верованиях. Основные сокровища инков скрывались за Золотой оградой в Кориканче. Инки поклонялись солнцу, как и все жители Нового света. Вокруг Храма Солнца стояла каменная стена, украшенная полосой из золота, шириной около метра. В храме находился огромный золотой диск, отлитый из чистого золота. Он крепился к алтарной стене таким образом, что по утрам встающее солнце отражалось в диске, и тот сиял нестерпимым блеском. По бокам от диска находились две золотые пластины поменьше. В противоположной стороне храма располагался другой диск, отлитый из золота, отражавший лучи заходящего солнца.
  
  Вокруг храма располагались усыпальницы с мумифицированными останками правителей инков, украшенные великолепными ювелирными изделиями из драгоценных камней. На них красовались золотые пластины, где были выгравированы сцены из жизни. Все эти сокровища не достались завоевателям.
  
  -Красивая легенда. - С наступлением ночи похолодало, и у огня было уютно и тепло. - Неужели на самом деле инки так любили золото, что оно было у них везде и в таком количестве?
  
  -Любовь инков и испанцев к золоту была совершенно разной. Для индейцев драгоценный металл был частью их культа, воплощением солнца не земле и не играл никакой экономической роли. Для испанцев же наоборот, золото являлось вожделенным аналогом счастья. За него они готовы были не только уничтожить аборигенов, но собственные души, что и успешно делали. Не далеко от захватчиков ушли и священники, прибывшие в Южную Америку с целью проповедовать свою религию: они тоже были алчны до золота, которого жаждали для своих заокеанских храмов.
  
  О фантастическом Саде Солнца европейцы узнали из записей, сделанных испанцем Сармьенто. По его свидетельствам, вблизи Храма Солнца, под землей находились помещения, где на золотых плитах располагались деревья и злаки, отлитые из чистого золота. Тут же находилиось двадцать овец с ягнятами и рядом с ними пастухи, вооруженные пращами и шестами. Все фигуры были отлиты из драгоценного металла, так же, как и вазы, и разнообразные сосуды.
  
  Здания в Кориканче сообщались подземными проходами с крепостью Саксауман. Все входы в тоннели были запечатаны, а выходы находились, возможно, на расстоянии сотен километров от Куско. Не исключено, что именно в эти подземные лабиринты жрецы унесли золото. По слухам, подземелья были устроены так, что любой вошедший, сделав пять шагов, уже не смог бы найти выход. Испанцы так и не сумели найти подземную сокровищницу.
  
  Прошли столетия, и древняя культура исчезла во тьме веков. Жители Старого света всячески насаждали на американском континенте свой образ жизни и обращали аборигенов в католичество. Но легенда о спрятанных в подземельях богатствах инкских императоров и жрецов продолжала жить. Бесчисленное число искателей сокровищ погибло, пытаясь найти вход в подземные тоннели. Индейцы неохотно выступали в роди проводников, не желая нарушать владения соседних племен, так как это могло послужить поводом для начала войны. Кроме того, по поверьям аборигенов, во многих районах, которые желали посетить европейцы, обитали злые духи.
  
  -Послушай, - прервала я Бродягу. - Если такие сокровища существуют на самом деле, и если их найти, как было бы это интересно!
  
  -В девяносто восьми процентах из ста в случае их обнаружения, - пояснил мой товарищ, - они были бы либо переплавлены на слитки, либо осели в частных коллекциях толстосумов, и любоваться красотой произведений искусства древних инков смогли бы только единицы.
  
  В 1848 году известный мистик и оккультист Елена Блаватская посетила Перу и, услышав легенду о тоннелях, постаралась узнать о тайне как можно больше. В своих воспоминаниях впоследствии она написала о том, что обнаружила вместе со своими спутниками на границе Чили и Перу таинственные знаки, начертанные на огромной скале. Знаки становились видимыми только в определенный момент дня, когда лучи заходящего солнца освещали скалу. По свидетельствам Блаватской, надпись на скале представляла собой зашифрованное сообщение о месторасположении входов в тоннели. Как удалось выяснить путешественнице, тоннели тянулись на огромные расстояния от Куско до Боливии. Древние строители устроили так, чтобы случайные посетители тоннелей никогда не вышли бы оттуда. Подземелья были оборудованы множеством секретов: промежуточных дверей, невидимых колодцев и падающих сверху камней. Таким образом, инки хотели защитить свои сокровища от грабителей.
  
  Известный путешественник, английский полковник Перси Фосетт, также пытался найти вход в тоннели. Он отправился в свою последнюю экспедицию в 1925 году на поиски легендарного города Маноа. Как предполагал полковник, в Маноа находились входы в подземные лабиринты с сокровищами. Фосетт и его спутники навсегда исчезли в джунглях...
  
  -Неужели ты веришь в эти сокровища? - Чувствуя, что начинаю клевать носом, спросила я Бродягу.
  
  -Ни за что бы не поверил в них, как и в другие легенды, которых множество. Хотя, большинство из них имеют под собой определенную историческую основу. Все дело в том, что я сам побывал в этих тоннелях!
  
  Сон окончательно сморил меня, и сильно удивиться утверждению Бродяги, не удалось. Я стремительно скатилась в мир, где реальности зачастую не было места...
  
  Глава 11
  
  ...Картина смерти никогда не пугала меня, но удивляла: я разглядывала труп, не совсем осознавая, почему человек умер. Но такое состояние проходило довольно быстро. Дальше меня интересовало, как долго могут продолжаться смертные муки, которые приводили меня в такое состояние возбуждения, которое не шло ни в какое сравнение с удовольствиями, получаемыми от пищи или близости с мужчиной.
  
  Я верила в свою безнаказанность, в свое предназначение и в глубоких подвалах Чейте полностью отдавалась этой кровавой феерии, освещаемой дрожащим пламенем факелов, что добавляло зрелищности всем этапам безумного ритуала. В такие часы меня охватывало чувство ни с чем не сравнимого счастья.
  
  Но не меньше влекло и другое - удовольствие, приносимое колдовством. Угрызения совести, когда-то пробуждавшиеся во мне, давно замолкли, сгинули, замещенные упоением ощущения власти, которую давали вызываемые духи и демоны. И это чувство полной безнаказанности постепенно стало моей собственной логикой крови. И оправдание всему было одно: грехи, совершенные под воздействием самых ужасных страстей, могут быть отпущены. И я бы попросила их отпущения... когда-нибудь...
  
  -...Во время процесса над Жилем де Рэ то, что на распятие набросили покров, явилось только данью приличия, и больше не служило ничему. - Возле меня вновь стоял Князь. Казалось, с момента нашей последней встречи прошло всего несколько минут. Мы были на том же кладбище, только теперь стояли на небольшой площади, в центре которой поднимал свои хрустальные струи изящный фонтан, выполненный в виде трех лебедей, поднявших клювы вверх. И эти лебеди были черные.
  
  -Но что можно сказать о магическом круге, этом неизвестном мире, закрытом древними ключами и ищущем входа в человеческую душу, чтобы вырвать ее из обыденности? И что можно сказать об Эржебет, суеверной и развращенной, чья линия носа прямо продолжала ту же линию ее предков, а слегка скошенный подбородок вызывал образ одновременно и черной овцы, и птицы, несущей этого черного агнца в когтях? Что можно сказать об этой женщине, которая всегда и назло всему добивалась своего? Ее наслаждения не были развлечением - они были непостижимы. Если бы когда-нибудь кто-нибудь смог полюбить одно из этих созданий, при этом хорошо понимая, что составляет духовную основу их существования, и не испытывая страха ни перед ними, ни перед силами, которые послали их миру, то, может быть, в их мире и не осталось бы больше ни жестокости, ни страха.
  
  -А ее послал в этот мир ты?! - И спрашивая, и утверждая одновременно, произнесла я.
  
  В журчание струй фонтана вплетались тихие звуки классической музыки. Вот зазвучала скрипка, вот подала голос виолончель. И вновь теперь уже несколько скрипок возвысили свои голоса, чтобы через мгновенье лишь одна из них тонко плача, слила свое пение воедино с журчанием воды.
  
  -Небольшое недоразумение, - наслаждаясь звуками невидимого оркестра, продолжавшего музыку, поправил меня Князь. - Я никого не привожу к жизни, а лишь помогаю закончить земной путь. В моем ведомстве нет такого слова - даровать жизнь, поэтому ни к одному рождению младенцев я не причастен. Моя задача, когда ребенок перерастет в юношу, а иногда и раньше, попытаться сбить его с предназначенного пути, склонить на свою сторону, ввести в грех, заменить духовные ценности пороками, всего лишь.
  
  Скрипка невидимого оркестра взяла высокую ноту. Фонтан взметнул свои струи высоко вверх.
  
  -Тогда, если бы не ты, Графиня была бы другим человеком?
  
  -Совершенно верно, - кивнул, соглашаясь, Князь и чуть качнул ладонью, призывая к тишине. Звуки симфонического оркестра, как холодное пламя, охватили все вокруг. В такт им, казалось, даже затрепетала листва на дубах, растущих неподалеку. - Если бы не я, Эржебет в истории человечества, не было бы. Была бы рядовая графиня, глубоко верующая и порядочная женщина, посвятившая свою жизнь богоугодным делам и детям. Скучно и неинтересно.
  
  -А так она стала воплощением зла!
  
  -Так она стала личностью, о которой человечество будет помнить на протяжении многих веков! Ведь благодаря ей история стала богаче!
  
  -Не на таких злодеев, как она и ее слуги! - уточнила я.
  
  -Как сказать, - простодушно улыбнулся Князь и взмахнул рукой. Невидимый симфонический оркестр стих. Струи воды опали. Черные лебеди, взмахнув крыльями, взлетели и исчезли высоко в небе. - Что касается Дарвули, колдуньи, то все происходящее для нее было просто игрой. Она играла потому, что настоящие ведьмы остаются колдуньями на протяжении веков, они вне времени. Она знала, что никто не может отобрать умение управления силами, которыми она управляла, и вся жизнь создана ими. Подобно верующим, которые, умирая, вверяют себя Создателю, ведьмы отдавались естественному течению вещей: что должно было произойти с ними дальше, их не интересовало. Какое значение имело, где развеют их пепел, и где они будут после смерти?
  
  -Они попадали в твой мир!
  
  -Конечно же. И это мир веками являлся колыбелью для них.
  
  Ведьмы не желали спасения в царстве чистоты. Они боялись ее, чистота означала их собственную смерть. Они желали всего лишь проникнуть в суть вещей, овладеть ими и сформировать до того, как войдут в жизнь людей как нечто неизменное.
  
  -Поэтому и не боялись наказания?
  
  -Для Эржебет и Дарвули в Чейте путь был свободен. Провинция была удаленной, обитатели суеверными и апатичными. Графиня могла делать здесь абсолютно все. Что же касается Дарвули, то каждый боялся, что она заколдует всю семью, поля и скот из-за малейшего недовольства. Эти люди во всем видели проявление мистического; в сущности, они не были ни в чем уверены.
  
  -Люди были просто запуганы и боялись всего. Отсюда такая безнаказанность Графини и ее слуг!
  
  -Во владениях Эржебет, действительно, опасно было поднимать голос против своей госпожи, - пригласил меня пройтись по одной из аллей князь. - Но скрывать от людей следы своих преступлений все же приходилось. Поэтому необходимость избавляться от тел стала постоянным ночным кошмаром для Каталины. Но Йо Илона и таинственная старая карга Дарвуля, всегда молчавшая, к этому давно привыкли и хоронили, не задавая вопросов. Вначале погребение происходило как обычно, через церковь. Тела приводили в порядок, обмывали, одевали и оставляли в замке до приезда родственников, чтобы те могли попрощаться с усопшими. Им давались какие-то правдоподобные объяснения и устраивались поминки. Но однажды в замок совсем неожиданно приехала мать повидать свою дочь. Эту юную девушку убили два дня назад, поэтому тело срочно спрятали, поскольку оно было сильно обезображено. Кто-то произнес: "Она умерла", но мать продолжала настаивать на своем желании увидеть хотя бы тело. Но оно было настолько страшно, что люди в замке отказали несчастной в этом, поспешив захоронить его. Мать ничего не сказала, поскольку была сильно напугана происходящим, но ее сбросили в подземелье, так как при судебном разбирательстве она была бы опасна. И вот все больше и больше убитых служанок наскоро забрасывалось землей в полях и садах. После приезда Дарвули мгновенно разнесся слух, что графиня, чтобы сохранить свою красоту, принимает изо дня в день ванны из человеческой крови.
  
  -Выходит, она все же боялась наказания! - Уверенно воскликнула я. Мы шли по аллее, "вымощенной" людскими глазами. Они были живыми, моргали и по мере нашего продвижения смотрели на нас с немой мольбой. И в каждом взгляде сквозили печаль и надежда на помощь. Идти было страшно от боязни, что я могу их повредить.
  
  -Ступай увереннее, - рассмеялся Князь. - Эти глаза заслуживают, чтобы по ним ходили. В свое время они принадлежали людям, отдавшимся греху, созерцавшие плоды этого греха и наслаждавшиеся его образами. Теперь души, лишенные возможности умереть и зрения, бесприкаянно бродят в одном из моих сумрачных миров. Им ужасно плохо там, они страдают, но ничего не могут поделать, их глаза здесь. Поэтому не надо жалеть то, по чему идешь!
  
  Графиня, конечно, боялась наказания, да ты и сама это прекрасно знаешь. Будучи выращенной в набожности, она не могла не понимать, что наказание за грех обязательно будет. Только какое раньше - людское или мое - не знала. Поэтому прятала трупы и делала пожертвования местному приходу. Слабые попытки избежать рока.
  
  В 1608 году австрийский эрцгерцог Рудольф II, правивший с 1576 года Венгрией и Богемией, отрекся от престола в пользу своего брата Матиаша и окончательно вернулся в Прагу.
  
  По своему характеру Матиаш был полной противоположностью своим предшественникам. Во времена ревностных католиков Максимилиана и Рудольфа венгерских дворян постоянно подвергали преследованиям и обвиняли в предательстве. Почти все они воспринимали власть Габсбургов лишь как меньшее зло по сравнению с гнетом турок и ненавидели первых почти так же сильно, как и вторых, преданно служа только одной Венгрии. Габсбурги, пропитанные испанским фанатизмом, с трудом терпели то, что почти все представители венгерского дворянства были протестантами. В конце XVI века члены семьи Батори были исключением из общего правила: Сигизмунд из Трансильвании был последовательным представителем католичества.
  
  -Получается, что в безнаказанности Эржебет была и заслуга приверженности ее рода католичеству?
  
  -Привычка людей делить все на "твое" и "мое" пагубнее всего сказалась на религии, - согласился Князь. - Все войны, развязанные когда-либо человечеством, имели под собой материальную подоплеку: необходимость завоевания новых земель или банальный грабеж. Но оправданием таких войн служили религиозные убеждения.
  
  Вступив на престол, первое, что сделал Матиаш после коронации, - даровал крестьянам большую свободу вероисповедания. По сравнению со своими предшественниками Матиаш был настроен достаточно прогрессивно и не был склонен к оккультизму. Для него моральным обязательством являлась борьба с темными силами. Теперь не так легко стало получить прощение за сношение с ними. Подобные действия он расценивал как угрозу собственному авторитету и искоренял их беспощадно, как только сталкивался с ними.
  
  Если бы судебное разбирательство состоялось за несколько лет до этого, то Эржебет Батори представляла бы себя сама во дворце императора Рудольфа, ее дальнего родственника. Но сначала она отправилась в Пресбург, где тогда жил император, окруженный астрологами и погруженный в свои магические книги. Она бы говорила с ним своим тягучим голосом и пристально смотрела бы ему в глаза своим тяжелым взглядом. И постаралась бы, чтобы император заметил пергамент, на котором были записаны искупительные заклинания, составленные Дарвулей. Этого было бы достаточно, чтобы смягчить Рудольфа, и наказанием для нее стал бы домашний арест и клятва заниматься в будущем только безопасным колдовством. Но это время миновало, и такого рода тайные средства улаживания конфликтов были теперь невозможны.
  
  -Если бы так все и получилось, - предугадывая дальнейшую судьбу Графини, задала я вопрос, - она бы совершила еще больше зла?
  
  -Когда кто-то впадает в грех и привыкает к нему, остановить такого человека становится практически невозможно.
  
  Мы миновали "Аллею глаз", как я уже назвала ее про себя, и перешли на другую, вымощенную обычным серым камнем. Сапоги Князя были подкованы и звонко цокали по брусчатке, но этот звук приглушался плющом, густо оплетающим невысокое ограждение по обе стороны от аллеи.
  
  - Невозможно почти так же, как набравший скорость локомотив, - продолжил свою мысль Князь. - Если бы дела Эржебет оставались безнаказанными и дальше, человеческих жертв было бы куда больше. И это погубило бы ее окончательно, без надежды на спасение души, пусть даже через продолжительное время.
  
  -Так получается, что эту душу еще можно спасти? - Ухватилась я за поданную идею.
  
  -Теоретически. Но кто будет молиться за такого, как она человека? Церковь отказалась от нее, люди прокляли. Поэтому участь Эржебет предопределена - она в полной моей власти до конца времен.
  
  Графиня действительно зашла уже слишком далеко, чтобы отступать, она была теперь неотделима от своих преступлений. Повсюду, кроме Чейте, она ощущала угрозу и чувствовала - время начинает обретать над ней свою власть, и ее красота и молодость находятся в опасности.
  
  -И это подталкивало ее к еще большим злодеяниям?
  
  Князь кивнул.
  
  -Дарвуля всецело полагалась на кровавые ванны. Этот огонь, поддерживаемый жизнями других, заставлял отступать старение. Она была недостаточно образована, чтобы вспомнить пример римского императора Тиберия и его кровавые ванны или пляшущих пифий, покрытых кровью. Но она знала и не без оснований повторяла, что, погружаясь в кровь, Эржебет будет неуязвимой и сохранит свою красоту...
  
  На какое-то мгновенье свет померк, стихли шаги Князя, а когда я открыла глаза, то ощутила себя вновь Графиней. В этот раз я стояла в подвале своего замка, обнаженная, и ждала, когда приготовления к омовению будут закончены.
  
  В подвал был внесен громадный коричневый котел; приготовлены четыре цветущие девушки, которых кормили тем, что они хотели, а их место уже заняли четыре других. В следующий раз им предстояло разделить ту же участь. Я, перешагнув через высокий край, встала на дно котла. Не тратя ни секунды, Дарвуля крепко скрутила руки девушкам и вскрыла им артерии и вены. Полилась кровь. И, когда обескровленные девушки еще бились в предсмертной агонии на полу, Дорка начала поливать меня, возвышающуюся как мраморное изваяние, кровью...
  
  -...Ты отвлеклась, - вывел меня из состояния ступора голос Князя. Мы по- прежнему шагали по аллее, по бокам которой, оплетая невысокое ограждение, рос плющ. - Что-нибудь припомнилось? - И не дожидаясь ответа, продолжил свой рассказ....
  
  -...Возможность нанести визит в замок Долна-Крупа, к герцогу Брауншвейгскому, послужила Эржебет непредвиденным развлечением. Ее слуги, всегда искавшие повод услужить суровой хозяйке, вернулись с интересными новостями из гостиницы "Три зеленых листка", которая находилась неподалеку от замка.
  
  Герцог Брауншвейгский, живший неподалеку, был влюблен во всевозможные механизмы. Особенно в модные в те времена механические приспособления, за работой которых нравилось наблюдать и Рудольфу Габсбургскому, со множеством зубчатых колесиков, цепляющихся друг за друга, обвешанных противовесами и производящими ужасный шум. Подлинным увлечением герцога были часы, которых у него было множество, главным образом немецких. Он пригласил из Германии мастера, чтобы тот изготовил огромный часовой механизм с различными фигурками и мелодией. Тот работал в замке более двух лет, а затем был назначен присматривать за этим сложным механизмом до конца своих дней.
  
  "Аллея плюща" закончилась, и мы вышли к странному сооружению, от которого в четыре стороны отходили другие аллеи...
  
  Глава 12
  
  -Не торопись, - замедлил свой шаг Князь. - Посмотри, какое дивное место!
  
  То, куда мы вышли, напоминало небольшую площадь, посреди которой стоял памятник - раскрытая ладонь, в которой лежало живое человеческое сердце. От увиденного по мне пошла дрожь.
  
  -Люди до сих пор недооценивают роль сердца, - остановился в задумчивости перед памятником спутник. Он пребывал в глубокой задумчивости и время от времени тер выбритый до синевы подбородок. Чуть выставив вперед ногу и слегка склонив голову, он походил на задумавшегося над смыслом жизни лощеного представителя высшей знати, настолько хорошо гармонировали в нем костюм, поза, высокая ладная фигура.
  
  -Очень много тайн хранит в себе человеческое сердце... - Голос Князя был полон неподдельной грусти. - Но вы ему отвели почему-то положение обычного куска мышц.
  
  -Разве это не так? - От памятника в стороны расходились четыре аллеи, и я старалась угадать, по какой мы пойдем дальше.
  
  Спутник лишь усмехнулся в ответ, а потом отошел от меня на несколько шагов в сторону, и аккуратно положил на столбик ограждения круглый стеклянный шар.
  
  -Что это по-твоему? - Поинтересовался он.
  
  -Стеклянный шар.
  
  Князь согласно кивнул.
  
  -Он пустой или полный?
  
  Шар был как шар. Через него искаженно были видны ровно подстриженные веточки желтой акации, высаженные вдоль ограждения. И я пожала плечами.
  
  Князь вновь взял шар в руку и неожиданно бросил его наземь. Шар ударился о каменные плиты, уложенные вокруг памятника, и глухо лопнул, образовав лужу, усеянную осколками стекла.
  
  -Так и сердце: на вид - одно, на деле другое. С одной стороны, кусок мышц, с другой - сосуд, наполненный человеческими страстями: любовью и ненавистью, отчаянием и вожделением.
  
  -Но разве все это вмещает в себя не душа?
  
  -Душа? - И Князь рассмеялся. Его смех меня удивлял. Он мог смеяться как ребенок - беззаботно и заливисто. Мог смеяться как старик - с покашливаением и растяжкой звуков. Его смех был многогранен. - Да что ты знаешь о душе? Уверен, ты даже не понимаешь, в чем разница между ею и сердцем!
  
  Я вновь пожала плечами.
  
  -Душу можно купить, ее можно заложить, как вещь, так как она не материальна. А сердце нет. Но именно из сердца питается душа помыслами и чувствами.
  
  -Тогда у Графини было черное сердце!
  
  -Как посмотреть, - теперь плечами пожал Князь. - Сердце - это сосуд, который можно наполнить чем угодно.
  
  -Тогда сердце Графини было наполнено тьмой!
  
  -Ты так и вправду считаешь? - Лукаво взглянул на меня спутник. - Но во власти человека исправляться, каяться, становиться лучше. Тогда почему же ты, будучи в теле Графини, не попыталась изменить ее к лучшему?
  
  -Я пробовала...
  
  -Пробовать было мало. - Голос Князя налился металлом, и каждое его слово входило в меня как гвоздь. - Знаешь, почему у тебя не получается изменить Графиню в лучшую сторону? Потому что ты пытаешься это делать не через сердце!
  
  -Идем, - увлек он меня на одну из аллей. - Мне лучше всего размышлять и разговаривать на ходу.
  
  Каменная плитка вскоре сменилась... Шагнув, я замерла, не решаясь ступить дальше: дорожка аллеи была вымощена людскими сердцами. Не таким, как на картинках про ангелочков, а самыми настоящими, пульсирующими, живыми. И от их коротких ритмичных сжатий казалось, что по дорожке волнами растекается дрожь.
  
  -Шагай смелей! - Ухмыльнулся Князь и взял меня за локоть, как бы давая понять, что надо идти вперед. - Эти сердца заслуживают, чтобы по ним ходили.
  
  -Чьи они? - Нетвердо ступила я на дорожку и почувствовала, как мягко пружинит под ногой сердце, на которое пришлось наступить.
  
  -Грешников! Тех, кто всю свою земную жизнь был скуп на добро и милостыни, кто за копейку готов был предать собственного отца, кто, очерствев, никогда не пытался измениться к лучшему.
  
  Аллея уходила вдаль и, свернув, терялась среди высаженных по обе ее стороны декоративных кустарников.
  
  -Эржебет была уникальна, - после некоторого молчания, продолжил Князь. - Мы медленно шли вперед. Каждый шаг отдавался в моей душе щемящей болью. - С ней интересно было работать. Попади она в детстве в другие руки, была бы другой. Но я сразу заметил в ней большое будущее, как замечает опытный ювелир в бесформенном камушке великолепный бриллиант. И "огранил" так, как мне было нужно. Поэтому она стала той, какую ее знаешь ты. - И он, размеренно шагая подле меня, продолжил свой рассказ о той, в чье тело я по его воле возвращалась каждый раз с содроганием.
  
   -...Часы были достопримечательностью Долина-Крупы. Отовсюду стекались люди, чтобы полюбоваться ими. И среди прочего дворянства - Эржебет. Может быть, именно тогда она разговаривала с часовщиком о своей навязчивой идее - "железной деве" Нюрнберга - знаменитом орудии пыток, о котором он, конечно же, был наслышан? Вполне естественно, что ей пришла в голову мыль обладать подобным механизмом, "живым", но бездушным - просто машиной. Железная клетка, подвешенная под сводами ее венских подвалов, к этому времени уже совершенно устарела. Именно в Германии, с помощью часовщика из Долна-Крупы, Эржебет заказала себе "железную деву"...
  
  -Зачем ты создал ее такой? - спросила я. - Ненасытной до чужой крови и боли?
  
  -Искусство бывает разным, - усмехнулся одним уголком рта Князь. - Ты ведь, - впился он в меня своим леденящим взглядом, - любишь ночь. А за что?
  
  -В ней есть некое волшебство.
  
  -Вот видишь. Красоту можно найти во всем, даже в Эржебет.
  
  -...Идол, которого она заказала у часовщика, был установлен в подземном зале Чейте. Когда в нем не было необходимости, он лежал в дубовом сундуке, бережно упакованный. Рядом с сундуком был установлен массивный пьедестал, на котором можно было устанавливать зловещую женскую фигуру, сделанную из железа и выкрашенную в телесный цвет. Она была совершенно обнажена, разрисована с соблюдением реалистических физиологических подробностей и смотрелась как привлекательная женщина. С помощью часового механизма ее губы изгибались в подобии жестокой улыбки, обнажая человеческие зубы, а глаза открывались. Вдоль ее спины, почти до земли, спадала волна густых волос, видимо, принадлежавших ранее девушке, которую Эржебет специально искала. Несмотря на то, что почти у всех девушек в округе были черные волосы, Эржебет умудрилась найти платиновую блондинку. Может быть, эти длинные, пепельные волосы принадлежали прекрасной славянке, которая попросилась в служанки к графине и была принесена ей в жертву.
  
  Шея "железной девы" была обвита ожерельем из драгоценных камней. И при прикосновении к одному из них срабатывал часовой механизм. Раздавался лязг, потом приходили в движение руки, которые грубо хватали любого, кто оказывался в пределах досягаемости. Ничто не могло разорвать эти объятия, потому что внутренняя сторона рук была усеяна загнутыми мелкими шипами, похожими на рыболовные крючки. Из груди "девы" выдвигались пять острых мечей, безжалостно вонзавшихся в тело девушки, попавшей в смертельное объятие, голова девушки запрокидывалась, и волосы падали ей на спину, подобно волосам ее "железной" мучительницы. При нажатии на другой камень объятия ослабевали, улыбка исчезала, глаза закрывались, как будто "железная дева" внезапно засыпала. Кровь заколотой девушки стекала в желоб, соединенный с нагретой ванной...
  
  От рассказанного я содрогнулась.
  
  -Не нравится? - Поинтересовался Князь. Мы шагали по аллее сердец, и каждый шаг по ней отзывался во мне болью. - Человек - любопытное существо. Иногда ему кажется, что он что-то любит, что-то нет. Но поставь его в иные условия, его ценности полярно поменяются. Эржебет привыкла к чужой крови, хотя от вида своей могла упасть в обморок.
  
  ...-Впрочем, графиня вскоре устала и от этих развлечений и перестала присутствовать при ритуале. К тому же сложный часовой механизм быстро заржавел и сломался, и никто не смог его починить. После этого сложного ритуального способа убийства последовали менее изощренные и более разнообразные пытки...
  
  -Одинокая и страшная женщина. - Сердца под ногами вздрагивали, и эта дрожь всякий раз передавалась мне. - Зачем ты ее создал такой?
  
  -Зачем люди рисуют картины, пишут стихи? - Ничуть не смутился от вопроса Князь. - Каждый выражается так, как может. Эржебет - мое самовыражение. Но наивно думать, что в мировой истории она была одинока, подобные ей имели место, но не за каждым стоял именно я. Черниговского графа, к примеру, опекал мой слуга Соламан.
  
  -Он был похож на графиню?
  
  -Как родной брат. Впрочем, расскажу о нем подробнее...
  
  -В фольклоре древней черниговской земли видное место занимают предания об упырях, так местное население называет призраков. Одна из наиболее жутких историй, вошедших в эту обойму, берет начало 4 марта 1702 года. В этот день в своем Бобровицком замке недалеко от Чернигова умер на 63 году жизни крупный земельный магнат, представитель высшего слоя украинского казачества, полковник Черниговского полка, бывший генеральный обозничий Войска Запорожского, так сказать министр финансов, Василий Касперович Дунин-Борковский..
  
  Князь был великолепным рассказчиком. Его речь, мимика, даже движения рук, которыми он иногда подкреплял сказанное, оказывали сильное впечатление на слушателя. И я с замиранием сердца, схожим с мальчишеским, внимала каждому его слову.
  
  ...-В последние годы жизни полковник много жертвовал на благотворительность. На его средства в Чернигове были отреставрированы Успенский и Спасо-Преображенский соборы, построены церкви Вознесения, Петра и Павла... Он передавал церкви богато украшенные иконостасы, драгоценную утварь, щедро раздавал милостыню нуждающимся.
  
  Но вот какая странность: публично демонстрируя свою набожность, этот влиятельный деятель очень редко посещал церковную службу. В городе не прекращались слухи, передаваемые шепотом, что своей благотворительностью полковник стремится всего лишь замолить старые грехи. Говорили, что в действительности он чернокнижник и продал душу нечистой силе.
  
  Со ссылкой на его слуг рассказывали, что в дневное время суток Борковский спит, плотно зашторив окна, так как боится солнечного света. Зато по ночам он якобы бодрствует, творя черные колдовские дела. Вспоминали, что именно после того, как Дунин-Борковский осел в своем поместье, в окрестностях Чернигова начали десятками пропадать паломники, шедшие к святым местам на богомолье. Молва склонялась к выводу, что покойник при жизни был упырем и пил человеческую кровь. Но слухи слухами, а похоронили его по православному церковному обряду, со всеми полагавшимися почестями.
  
  Гроб установили в Успенском соборе Елецкого монастыря, где, по устоявшейся традиции, хоронили лишь выдающихся личностей, в том числе потомственных черниговских князей. Однако в ходе этой торжественной церемонии бывалые люди качали головами: "Ох, не к добру все это!"...
  
  -Он, правда, был такой? - прервала я Князя.
  
  -Какой? - Недоуменно взглянул на меня собеседник.
  
  -Вел ночной образ жизни, пил людскую кровь...
  
  Князь весело рассмеялся.
  
  -Ох уж эти стереотипы! Да ты же сама раньше была "совой", помнишь? Вставала поздно, зато и ложилась далеко за полночь. И никто не видел в этом плохого. А насчет крови... Так ее "пьют" все, кто не попадя: дети из родителей, родители друг из друга. И никто никого не считает вампиром.
  
  -Но это же в переносном смысле.
  
  -Иногда переносный смысл хуже реальности. Но вернемся к полковнику.
  
  ...-Спустя примерно полгода, в тихом Чернигове начали происходить ужасные, неслыханные события. В полночь ворота Елецкого монастыря распахивались сами собой, и оттуда беззвучно вылетала черная карета, запряженная быстрыми вороными конями. На подножках мистического экипажа стояли некие рогатые и хвостатые существа, а в ее окнах четко проглядывался профиль полковника с трубкой в зубах. Карета вихрем неслась к родовому замку Борковских, что подступал к Черной круче, возвышавшейся над Десной. Здесь карета останавливалась, и из нее выходил полковник. Мерным шагом он направлялся в сад и замирал у старого заброшенного колодца, указывая на него пальцем. Но вот раздавался крик петуха, и тогда жуткое видение постепенно исчезало, словно растворялось в предутреннем воздухе.
  
  Мы шли по аллее дальше. Ровно подстриженные заросли желтой акации сменились кустами алых роз. Необычайно крупные, кроваво-красные они благоухали. В их тяжелый, сладкий аромат вплетался иной запах. Я глубоко вдохнула в себя воздух, задержала его и медленно выдохнула, пытаясь понять - чем же пахнет. Пахло тленом. Но Князь, казалось, не чувствовал этого. Напротив, вдохновленный своим рассказом, он живописал очередную черную историческую личность...
  
  
  Глава 13
  
  ...-Свою родословную этот богатейший магнат гетманской Украины вел от королевского дома Дуненов и графов Священной Римской империи. Его отец Каспер-Анджей Дунин служил польской короне, получив во владения от короля Владислава село Борковку, после чего стал добавлять к своей фамилии топонимическую приставку - Борковский.
  
  В тот период крупные земельные магнаты не подчинялись никакой власти и нередко воевали между собой, без пощады уничтожая род неприятеля. В вихре этой междоусобицы погибла почти вся семья Борковских, и только чудом спасся маленький Василий, который, однако, исчез неведомо куда.
  
  21 год не было ни слуху, ни духу, а появился он вскоре после подписания Андрусовского перемирия 1667 года, по которому Польша возвращала России Смоленские и Черниговские земли, а также признала воссоединение с Россией Левобережной Украины.
  
  Боровский принял православие, вновь вступил во владение родовыми землями и поместьями, кроме того, был назначен сотником Черниговского полка.
  
  Это был сложный период в истории Украины. Гетманы менялись часто, в один миг рушились многие судьбы, но молодой Боровский с удивительной для его лет прозорливостью успешно лавировал в этой непростой ситуации.
  
  Ему было всего 32 года, когда гетман Иван Самойлович назначил его полковником Черниговского полка и передал ему во владение множество сел на Левобережной Украине. Но вскоре Василий Борковский фактически предал своего благодетеля, подписав донос на него, а затем поддержал в борьбе за гетманскую булаву Ивана Мазепу, за что позднее получил дополнительные привилегии. Помимо всего прочего полковник был владельцем единственного на Черниговщине кирпичного завода, приносившего ему значительный доход. В отличие от большинства представителей казацкой старшины, Василий Борковский отличался широкой образованностью, имел дома большую библиотеку, знал 12 языков...
  
  -Такой образованный и предатель, - с презрением отозвалась я о полковнике. - Неужели предательство всегда стоит на пути к успеху?
  
  -Предательство и успех, как две руки одного человека. - Согласился со мной Князь. Мы шли по аллее сердец. Ступая, казалось бы, по твердой поверхности, я все равно ощущала, как реагируют на каждый мой шаг куски плоти: от них передавалась целая гамма чувств, начиная от боли и заканчивая еле ощутимым шепотом с просьбой помолиться за них. - В редких случаях можно достичь благосостояния без предательства как такового. И чаще всего предают именно тех, кто однажды уже протянул руку помощи. Этот принцип очень хорошо действует в твоем мире, когда стремящихся к обогащению в сотни, тысячи раз больше, чем было в прежние века.
  
  После появления упыря в черной карете черниговцы в массовом порядке стали обращаться к архиепископу Иоанну Максимовичу с просьбой "словом Божьим остановить видения".
  
  И вот, повинуясь пожеланию мирян, архиепископ собрал в одну из весенних ночей у Красного моста процессию из священников и паствы. Едва пробила полночь, как из ворот монастыря вылетел призрачный экипаж. И тогда по зову архиепископа процессия с крестами и хоругвями перекрыла дорогу, встав на пути упыря. Страшный экипаж неудержимо мчался вперед. И вот прозвучали слова молитвы, и свершилось чудо! Кони и карета превратились в серое облако, которое поплыло к реке и вскоре растворилось в ночи без следа. Но еще прежде упырь выпал из кареты в реку, скрывшись навсегда в ее глубинах.
  
  -Здесь даже ты признаешь, что молитва имеет огромную силу! - Не удержавшись, воскликнула я.
  
  -Молитва - это прежде всего оружие, - ничуть не сконфузился Князь. - Как можно отрицать явное? Свет и тьма, добро и зло, они неоднородны, они по разную сторону невидимой линии борьбы. Следовательно, есть и оружие. Со стороны добра - молитвы и благие поступки, раскаяние и праведная жизнь. С моей стороны - любые иные методы, которые оказываются эффективны. Ты не открыла ничего нового.
  
  -...Люди, - продолжил спутник свой рассказ, шагая по аллее дальше, - однако, не успокоились и не стали расходиться. Едва дождавшись утра, они пришли к Успенскому собору и достали гроб Борковского. Покойный полковник лежал в нем как живой, более того, в его крепких зубах дымилась трубка! Кто-то принес осиновый кол, которым пробил грудь покойника. Затем гроб отвезли в Борковку и закопали на берегу Десны.
  
  -И это все была правда: карета, нетленные мощи?
  
  -Карету ты видела сама, - в задумчивости погладил выбритый до синевы подбородок Князь. - А что касается нетленных мощей, так я и раньше разъяснял тебе, что такое случается не только с праведниками. Полковник, действительно, заслужил особых привилегий с моей стороны. За что - не стану вдаваться в подробности, они могут шокировать тебя. Но, положив на мой алтарь свою душу, он служил не из страха или любопытства, как делал это Жиль де Рэ, а осознанно, совершенствуясь в своем служении. Отсюда карета со "слугами" и нетленные мощи. Между прочим его склеп будет побогаче склепа Эржебет.
  
  ...Закопав гроб с телом полковника на берегу реки, люди разошлись по домам, обсуждая произошедшее. А на следующую ночь над Черниговом разразилась гроза невиданной силы. Ветвистые молнии разрывали небо на части, ливень стоял стеной, река вышла из берегов и затопила место захоронения Борковского и унесла с собой труп. Через некоторое время прихожане раскопали старый колодец, у которого обычно останавливался призрак. У самого дна имелся лаз в небольшую нишу, где на замшелом валуне покоилась книга, обтянутая черной кожей и непонятными письменами.
  
  В последующие годы несчастья обрушились на все те церкви, которые при жизни "облагодетельствовал" Дунин-Борковский. Сгорели церкви Воскресенья, Петра и Павла, исчезли драгоценные дары из других культовых зданий...
  
  -Выходит, - сделала я вывод, осторожно ступая по "бурсчатке" из сердец, - что пожертвования, сделанные церквям этим человеком, не принесли им пользы. Тогда получается, что деньги, вкладываемые в строительство храмов моими современниками - богатыми людьми, чьи богатства нажиты неправедно, тоже не принесут пользы?
  
  -Храмы твоего времени больше пустуют, чем заполнены искренне верующими людьми. - На краденые деньги нельзя возродить веру, но можно реанимировать религию. А в девяноста процентах деньги, пожертвованные на храмы, краденые. Поэтому твой мир ближе к религиозности, чем к вере.
  
  За разговором мы прошли аллею Сердец и свернули на другую, уходящую вглубь заросшего сиренью кладбища.
  
  -Но Эржебет все равно отличалась ото всех, - прервал молчание Князь. Высоко в ветвях вековых дубов порхали птицы, по обе стороны от нас стеной росли кусты цветущей сирени. Опьяняющий аромат плыл над аллеей. - Поэтому я не могу не вернуться к разговору о ней.
  
  В Майаве, крошечной горной деревеньке, жила известная лесная колдунья Майорова. После смерти Дарвули не осталось ни одного человека, с кем Эржебет могла бы советоваться, разве что с этим карликом Фицко да еще с Йо Илоной и Доркой, хорошо известными своим злобным нравом, с Катой, которая приходила в пыточную только затем, чтобы убирать трупы, да с черными кошками на лестницах.
  
  Эрже Майоровой пришлось занять место Дарвули. Она не только приготовляла зелья, предсказывала будущее сентиментальным девушкам и лечила жен крестьян; местная знать тоже прибегала к ее услугам. Она стала своей в доме Эржебет. Она отлично разбиралась в ядовитых травах, знала, как заколдовать людей и как навлечь проклятье на скот. О ней ходили темные слухи. Тем не менее к ней частенько приходили девушки из окрестных замков, так как, по слухам, она владела секретными рецептами ванн из настоев растений, которые залечивали оспины и ожоги. Майорова тоже иногда приводила девушек в замок.
  
  Раньше, когда кто-то досаждал Эржебет, она наказывала Дарвуле испечь какой-нибудь из своих знаменитых пирогов. Дарвуля тут же принималась за поиски подходящего яда. Однажды пастор Поникенус получил такой пирог, но ему было известно, какие чувства питает к нему графиня - и не мудрено, ведь он знал о ней достаточно много, - и бросил пирог собаке, которая вскоре сдохла. Для приготовления ядов ведьма использовала ядовитые растения - паслены, болиголов, аконит, собранные на горных склонах...
  
  -Без своих служанок Эржебет была бы ничто, - слушая рассказ Князя, высказала я свою мысль. - Она бы не смогла ни приводить девушек в замок, ни пытать их, ни закапывать трупы. По существу все злодеяния делали они - слуги, а Графиня лишь руководила их действиями.
  
  -Согласен, - кивнул Князь. - Но зачастую служанки все делали по собственной инициативе, что лишь усиливало их ценность в глазах хозяйки. Поэтому позже во время судебного процесса - и король Матиаш в своих письмах - указывали как на отягчающее обстоятельство на то, что все эти преступления были совершены женщинами над "лицами женского пола". Хороший слуга, это действительно, большая часть успеха своего господина. И Эржебет во многом зависела от инициативы, расторопности и "творчества" своих служанок.
  
  ...Когда умерла Дарвуля, ее обязанности переняла Майорова. Однажды вечером, в разговоре с Эржебет, которая все сожалела по поводу увядания своей красоты, Майорова заметила, что знает, почему кровавые ванны не дают желаемого результата. Графиня и в самом деле начала стареть.
  
  "Ты лгала мне! - кричала она ведьме. - Ты никуда не годишься! Твои советы не помогают, даже эти кровяные ванны - впустую! А до этого были втирания! Они не только не вернули мне молодость, но даже не отсрочили старость. Если ты не придумаешь что-нибудь, я убью тебя!"...
  
  -Графиня действительно старела, - согласилась я. - Но почему? Ведь она все делала для того, чтобы этого не допустить?
  
  -Потому что все материальное не вечно. - Князь сорвал веточку сирени и подал ее мне. Я приняла этот подарок и приблизила к ней лицо, чтобы насладиться ароматом. Но, о ужас! Вместо цветочков на меня взглянули десятки беззвучно шевелящих губами крохотных лиц: женских и мужских, старых и молодых. А то, что я поначалу приняла за лепестки, на деле оказалось колючей проволокой, которая оплетали гримасничающие от ужаса лица. На моих глазах веточка сирени стала увядать. Почернели и опали до этого зеленые листья, поблекли и стали осыпаться страшные цветы. В испуге я встряхнула рукой, и сирень, упав на песок, рассыпалась в прах.
  
  -Жизнь скоротечна, - рассмеялся моему испугу Князь. - Это только кажется, что она длинна. В кустах этой сирени заключены души тех, кто вел праздный образ жизни, кто не дорожил своим временем, откладывая на завтра то, что надо было делать сегодня. Кто лгал себе и Творцу, что скоро изменится к лучшему, и не менялся. Кто прожил дарованную ему свыше жизнь просто так, как растение.
  
  Ты спросила, почему старела Графиня? Потому что нет ничего вечного и всему определен свой срок. Она не понимала этого, а я не разубеждал в противоположном. Люди любят, когда их обманывают, и графиня не была исключением.
  
  ...На обвинения Эржебет Майорова мгновенно парировала, сказав, что засунет графиню в ад кромешный, если та хоть пальцем прикоснется к ней. "Эти ванны не помогли тебе потому, что в них была кровь простых девушек, служанок, не слишком отличающаяся от крови животных. Это не проймет твое тело. Тебе нужна голубая кровь"...
  
  -То есть - благородная?
  
  -...Точно так. На что Эржебет, задумавшись, поинтересовалась, много ли времени придется ждать результата. "Через месяц или два ты начнешь замечать перемены". Графиню удалось убедить, и тут же по окрестностям были разосланы ее помощницы для охоты на благородных девушек...
  
  -Можно понять колдовские зелья, заговоры, магию, - стала перечислять я по пальцам, пока мы шли. Возможно, от них и была какая-то польза Графине. Но чтобы от перемены крови! Она же у всех одинаковая!
  
  -Эржебет легко поддавалась убеждениям, которые не противоречили ее рассудку, а он был извращен и смещен далеко в сторону от обычной жизни. Поэтому идею с "благородной кровью" она восприняла как должное. Хотя, - и Князь лукаво взглянул на меня, - быть может ты подскажешь, в чем была разница между кровью простых и благородных девушек?
  
  Я не знала.
  
  -Крестьянские девушки работали от зари до темна, их лица, шеи и руки были загорелы, а у тех, кто жил в тепличных условиях, загар считался чем-то неприличным, кожу даже отбеливали, как делала это Графиня. Поэтому кровеносные сосуды хорошо были видны на бледном, защищаемом от лучей солнца теле. "Голубая кровь", приписываемая детям из благородных семей в революционное время в твоей стране, имеет те же корни. Дети рабочих и крестьян были грязны и загорелы, а "барчуки" - чисты и бледны. В этом и разница. А кровь, на самом деле у всех одна - красная. Но Эржебет этого знать просто не могла...
  
  ...Поэтому посланцы из Чейте бродили от деревни к деревне. Уловка, которой пользовалась Эржебет, чтобы завлечь в свой дом дочерей небогатых дворян, была проста. Слуги объявляли в приукрашенных выражениях, что графиня Чейте с приближением зимы стала чувствовать себя одиноко в замке и приглашает девушек из благородных семей скоротать с ней время, а заодно обучиться хорошим манерам и иностранным языкам. За это она не требует никакой платы и воспринимает только якобы как услугу со стороны девушек.
  
  Прочесывая деревни и селения, старухи набрали по крайней мере 25 девушек. В конце концов, чего могли опасаться дочери баронов в обществе столь благородной дамы? Едва девушки прибыли в Чейте, как две из них исчезли. Остальных увезли в Подоли, окраинные владения графини. В этой деревне у нее тоже был дом, где и разместили девушек. Оттуда их трупы увозили обратно в Чейте для похорон, не прибегая, впрочем, к услугам священника.
  
  Через две недели в Подоли остались только две из 25 девушек, причем одна уже лежала мертвой в постели. Слуги говорили, что все ее тело было усеяно маленькими проколами и нигде не было видно ни капли крови. Последняя девушка была обвинена в попытке убийства графини, так как якобы хотела завладеть ее золотым браслетом. Она пыталась бежать, но у ворот ее схватили. Она совершила самоубийство кухонным ножом. Хотя подозревали, что Эржебет прикончила ее собственноручно, ибо видели, как незадолго до этого она заходила в каморку.
  
  Йо Илона и Дорка были недовольны столь быстрой развязкой, так как им снова пришлось отправиться на поиски девиц благородных кровей. Не долго думая, они решили не утруждать себя и привести к графине простых девушек, выдав их за знатных. Они вернулись в маленький замок с пятью девушками, завели из в задние комнаты, вымыли, накрасили, привели в порядок их руки. Потом одели в одежду, оставшуюся от мертвых девушек, и ближе к ночи привели их к Эржебет. Дорка объяснила, что их нашли в Ново-Месте. На самом же деле это были деревенские пряхи, которые, чтобы не заснуть за работой, пели песни и рассказывали истории. Даже гайдуки, стоявшие на страже и видевшие девушек, заподозрили подвох, но не отважились сказать об этом Эржебет...
  
  Глава 14
  
  -Странная была эта Эржебет, - в задумчивости произнесла я. - Мать, а убивала людей. Почему? Ведь по сути своей женщина определена дарить жизнь и сохранять ее, жертвуя всем ради этого великого дела!
  
  Мы шли по новой, казалось, обычной аллее. Под ногами похрустывал мелко дробленый белый камень. Над нами шумели листвой дубы. Синее небо проглядывало в сетчатую узорчатость зеленой листвы.
  
  -Почему так получается, что плохим людям от жизни достается все лучшее, а хорошим - ничего? Почему хорошие страдают, а плохие в достатке и сытости?
  
  -А ты не догадываешься? - Удивленный этим вопросом, взглянул на меня Князь. - Ответ-то прост - хорошие унаследуют царствие небесное.
  
  -Но люди в это не верят!
  
  -Естественно, ведь туда, за грань жизни, как в туристическую поездку, не съездишь, не посмотришь на достопримечательности рая. А материальные блага, власть, они вот - только руку протяни.
  
  Мы медленно шли по аллее отсыпанной белым каменным крошевом. По обе ее стороны рос аккуратно подстриженный кустарник. А за ним, ажурно переплетаясь, тянулась красивая ограда.
  
  -Вот и тянут люди руки к тому, что ближе. Обжигаются, но тянут. А сказкам о загробном мире не верят. Хотя, нет! В ад, по трусости своей, веруют - кому же охота после смерти в котле кипеть? Только веруют как-то меленько, исподтишка: а, вдруг он на самом деле есть? Но лучше бы не было. Лучше бы после жизни - забвение. Тогда и отвечать за свои проступки не перед кем: нет Бога, нет меня, делай, что хочешь при жизни! Вот и тянут руки за благами, рвут других на части, вырывают у ближнего последний кусок изо рта.
  
  -Кстати, давай свернем к ограде, - вдруг предложил Князь. - Мне хочется, чтобы ты поближе посмотрела на нее. Кажется, она выполнена вполне оригинально.
  
  Мы прошли через кусты и через несколько метров подошли к ограде. То, что издалека я принимала за металл, оказалось человеческими руками. Только черными, иссохшими, покрытыми пятнами белесой плесени, и живых. Они цепко держались друг за друга. Время от времени какая-либо рука, видимо, устав от напряжения, перехватывалась по-другому и вновь застывала. Рук было великое множество: в конце аллеи ограда уходила в тень разросшихся кустарников.
  
  -Те самые руки, - качнувшись на каблуках вперед, и сделав вмятины на зеленой траве, сказал Князь, - которые брали взятки, забирали у ближних последний кусок хлеба, крали, подписывали ложные документы или наветы. На совести людей, чьи руки здесь, множество грехов.
  
  -А где их хозяева? - Отойдя подальше от ограды, прошептала я. Казалось, руки готовы вцепится в меня мертвой хваткой.
  
  -Правильно сделала, - цокнул языком спутник. - Хватать они не разучились до сих пор. Если бы ты подошла к ограде вплотную, десятки цепких крепких пальцев уцепились бы за тебя, и без посторонней помощи вырваться не получилось бы. Хозяева, говоришь? В моем мире одни грешники бродят в печальных долинах без глаз, другие - среди россыпей драгоценных камней и всяких богатств - без рук, третьи пожирают глазами празднично убранные столы, полные яств, но съесть ничего не могут - у них нет ртов. В моем мире каждому свое.
  
  -А есть такие...
  
  -Есть, - не дал договорить Князь. Он понял, о чем я хотела спросить. - Таких тоже великое множество. Они похожи па толстые личинки, покрытые коростой. У тех, кто когда-то был человеком на земле, но жил как животное - инстинктами еды, совокупления, наживы, в моем мире нет ни глаз, ни рук, ни ног. Есть только большой рот. Их жизнь проходит в клоаке подземного мира, где они трудятся, поедая испражнения надсмотрщиков. У них нет даже обоняния, потому, как если бы оно имелось, люди-личинки задохнулись бы от зловония. Кстати, там сейчас пребывают два последних мэра города, в котором ты живешь в своем мире. Воровством, ложью, плутовством, предательством, трусостью они заслужили существование в этой клоаке. Конечно, не вечное. Со временем за примерное поведение и добросовестную работу я переведу их в другое место, где над их воспитанием займутся мои слуги. Глядишь, когда-нибудь эти два ничтожных человека вновь объявятся в мире людей, чтобы вершить неправду.
  
  -Давай уйдем отсюда, - предложила я и сделала шаг назад: несколько рук, почувствовав мою близость, расцепились и потянулись вперед.
  
  -Ладно, - усмехнулся Князь. - Идем. - И мы вышли на аллею, отсыпанную мелким крошевом белого камня.
  
  -Как дальше сложилась судьба Эржебет? - Вернулась я к прежней теме разговора.
  
  -События развивались стремительно. - Князь сломил прутик и, щеголевато помахивая, время от времени постукивал им о голенище сапога.
  
  ...Пресбург тогда был столицей Венгрии. В последних числах 1610 года назначалось заседание парламента под председательством самого короля Матиаша. Пфальцграфы, знать и высшие чиновники тоже были приглашены на заседание. Чейте лежал на пути из северо-западных районов Венгрии в Пресбург, поэтому несколько высокопоставленных лиц из числа родственников и близких Эржебет, приглашенных на заседание, попросили у графини разрешения остановиться у нее на Рождество.
  
  Предлог семейного воссоединения не был сочтен Эржебет удовлетворительным, так как Турзо оставил свое имение один и терпел разлуку с любимой женой. Меджери в свою очередь приехал из Шарвара, где оставил Павла Надашди. Были и другие важные персоны, кроме того, ожидали самого короля Матиаша II.
  
  Эта компания, из которой практически полностью были исключены женщины, очень походила на судилище. И Эржебет не на шутку встревожилась. Она разослала приглашение всем соседям с просьбой составить им компанию за праздничным столом и хоть как-то заполнить бальные залы, чтобы отвлечь серьезных гостей от их подлинной цели. Но если и так, чего следует опасаться вдове великого Ференца Надашди? Так что она принялась готовиться к приезду гостей. В черно-белом платье, вся сверкающая из-за драгоценностей, она в толпе фрейлин будет выглядеть божественно и, как всегда, загадочно.
  
  -У нее было завышенное самомнение, - констатировала я.
  
  -Она потеряла осторожность, решившись на убийство девушек из благородных семейств, и это сыграло в ее судьбе роковую роль, - качнул головой Князь.
  
  ...Несмотря на то что Дьердь Турзо, великий пфальцграф Верхней Венгрии, был глубоко уважаемым королем за честность и отвагу, его постоянно изматывали интригами, самые серьезные из которых исходили от кардинала Форгача, который хотел видеть пфальцграфа католиком, а не протестантом. Вдобавок вокруг родственницы Турзо Эржебет Батори, вдовы его лучшего друга Надашди, ходили грязные слухи, которые стали приобретать угрожающие масштабы. Поговаривали о подземных темницах в Чейте, о "железной деве" и слугах темных сил, о кровяных ваннах. Кастелян Чейте и пастор Поникенус поведали о достоверных фактах: тела четырех девушек со следами пыток на теле были тайно выброшены в снег за укреплениями замка и оставлены на съедение волкам. Жители Чейте открыто выражали недовольство и требовали расследования. Кроме того, слухи дошли и до короля, которого проинформировали Меджери и кардинал Форгач.
  
  Парламент должен был собраться сразу же после Рождества. Эржебет не слишком волновалась, так как в Пресбурге все было в руках Турзо. Чего она боялась, так это Вены и короля. Уже долгое время гуляла молва о том, что она кровожадный убийца, и она жаждала стереть с лица земли тех, кто встал на ее пути. Любой ценой. Как многие преступники, которые начинают верить со временем, что на всю жизнь останутся безнаказанными и стоят на пороге новой прекрасной жизни, она потеряла осторожность и совершала порой довольно дерзкие и необдуманные поступки, ускорив тем самым свое разоблачение. Тем временем старуха нищенка Кардошка привела еще двух девушек, чье происхождение она даже не удосужилась выяснить...
  
  -Мир полон преступлений и преступников, - обратилась я к Князю. - Скажи, неужели каждый из них надеется на благополучный исход?
  
  -Каждый! Но лишь единицы удосуживаются дожить до конца жизни в богатстве и славе, и умереть в своей постели в окружении горюющих родственников. Таким был, например, Морган, пират и убийца, давший Америке клан богатейших людей в мире. Теперь его потомки грабят не корабли, а страны, и не силой примитивного оружия, а экономически.
  
  -И эта страна диктует условия, как жить другим!
  
  -Закон джунглей, - расплылся в улыбке Князь, - никто не отменял. По нему живут все, а суть его проста: сильный поедает слабого.
  
  -Но потом сильный попадает в ад!
  
  -Что будет потом, никто не задумывается. Люди живут одним днем. Да и что плохого для некоторых в аду? Определенные души тут получают не только продвижение по службе, но и повышение. В фильмах про войну, бывает, показывают шпионские школы, готовящие диверсантов для высадки в тыл врага. Мое ведомство занимается примерно такой же деятельностью. Для нас твой мир и есть тыл врага, к высадке в который мы готовим отличные кадры. И чем больше рвения проявляет тот или иной ученик, чем лучше совершенствуется, тем больше почета ему после такой "миссии".
  
  -Ты возвел грех в ранг доблести!
  
  -Свою оценку и вознаграждение должно иметь все в любом из миров!
  
  -Так не должно быть... - обреченно прошептала я. - Мой мир создавался не для того, чтобы его вот так разрушать.
  
  -Ты слишком серьезно все воспринимаешь, - рассмеялся Князь. Он был в хорошем настроении. - Созидание зачастую проходит именно через разрушение. Чтобы изваять скульптуру, сначала надо обтесать каменную глыбу. Для меня твой мир и есть такая глыба.
  
  -Впрочем, - пригласил он меня перейти на следующую аллею. Кладбище, казалось, не имело конца. - Давай вернемся к Эржебет...
  
  ...Малый замок внизу деревни не смог бы вместить всех приглашенных на Рождество. Он был слишком скромен, хотя его было легче обогреть, чем величественный Чейте, стоявший на скалистом выступе, со всех сторон продуваемый ветрами. Но малый замок был слишком близко к центру деревни, и вокруг было много ее жителей.
  
  Эржебет поспешно отдавала приказания: вычистить верхний замок, чтобы он был готов к тому времени, когда она должна перебраться туда, кроме того, она хочет покинуть Чейте сразу после Нового года. Хотя у нее зарождались предчувствия чего-то недоброго, серьезно об этом она не задумывалась, ее волновало только уединение в стенах замка, где никто не услышит криков ее жертв, и забота о сохранении своей красоты...
  
  -...Ее погубили три вещи, - прервала я Князя, на что он не обиделся, напротив, склонив голову, внимательно, словно учитель на ученика, взглянул на меня: "Мол, ну-ка послушаем, что ты там придумала?" - Это магия, в которую Эржебет поверила больше, чем в Библию. Желание не стареть и оставаться по-прежнему красивой. И замок, который стал ее убежищем, своеобразным логовом хищника, где можно было творить все, что угодно.
  
  -Не стану спорить с твоим мнением, - на минуту прикрыл в знак согласия глаза Князь. - Эти три фактора действительно сыграли с ней роковую роль. Стоило удалить из ее жизни хотя бы один из них, судьба графини могла бы измениться в другую сторону, хотя вряд ли в лучшую. Ей было предопределено творить зло!
  
  -Предопределение дается свыше! - Не согласилась я.
  
  -Давай представим себе такую картину, - предложил спутник. - Какой-то завод выпускает автомобили. Каждую выходящую за ворота завода машину уже ждет ее владелец. В данном случае машина - тело человека, владелец - его душа. Жизнь есть жизнь, и у каждого такого автомобиля есть свой срок службы. Одни машины ездят долго: их время от времени ремонтируют, меняют масло. Другие попадают в аварии и гибнут. Все, как у людей. Проблема в другом. Все автомобили ездят по дорогам. Эти дороги в одних случаях асфальтированные, в других - проселочные, одни прямые, другие извилистые и ухабистые. Но везде, - и Князь сделал ударение на этом слове, - на обочине дорог стоят те, кто просит их подвезти - попутчики. В одних случаях - добрые, в других - злые. Но сразу трудно различить, кто есть кто. Вот и подбирает владелец автомобиля то одного, то другого: где по доброте сердечной, где с корыстью - подзаработать. Тут и начинается самое интересное. В иную машину может набиться много народа, и каждый будет стараться порулить, тогда машина потерпит аварию. В другой автомобиль может сесть один попутчик. Если он от добрых сил, то не станет мешать езде, напротив, станет подсказывать, где притормозить, а где прибавить скорости. Но попутчик может быть и от меня! Эржебет получила в такие попутчики... Кого бы ты думала?
  
  -Соламана! - Озаренная догадкой, произнесла я.
  
  -Правильно! Но он - не куча бестолковых и жадных демонов низшего ранга, которых полно стоит на "обочине" жизни каждого человека. Те лезут в машины попроще. Эржебет я бы сравнил с очень дорогим эксклюзивным автомобилем, поэтому и попутчика к ней послал проверенного, грамотного, преданного мне как никто другой.
  
  -И он сделал свое дело!
  
  -Для этого и был послан. Но его труд - мое искусство, поэтому Соламана я бы сравнил с резцом, которым из гранитной глыбы я изваял совершенный образ.
  
  -Совершенство не бывает так ужасно!
  
  -Совершенство должно вызывать трепет. Имя графини у многих вызывало ужас, а страх - тот же трепет.
  
  Глава 15
  
  Новая аллея была ухоженной, как и прежние. Прямая, как стрела, она упиралась в небольшое здание, выполненное в форме черного треугольника. Только в этот раз ее выстилал песок, в котором сразу же начали вязнуть ноги.
  
  -По ней тяжело идти, - сделала я замечание, останавливаясь, чтобы в очередной раз вытрясти из обуви набившийся туда песок.
  
  -Золото - тяжелая штука. И по весу, и по греху, через который оно приходит к людям. Так что радуйся, что ты по нему просто идешь, а не несешь или продаешься за этот аналог счастья. Когда еще будет тебе дана такая возможность попирать ногами то, за что человечество веками платит мне дань своими душами - золото!
  
  -Так вот, - продолжил свой рассказ об Эржебет Князь. - Графиня также готовила перечень новых налогов для своих подданных и запретила хозяевам продавать пшеницу и вино прежде, чем будет распродан урожай владелицы замка. "Мне нужно много денег перед отъездом", - говорила она.
  
  Действительно, Эржебет делала необходимые приготовления для отъезда в Трансильванию. Она хотела поехать к кузену Габору, такому же жестокому, как и она сама. Там ее ждет огромный замок, там она найдет себе приют до конца дней, там она сможет предаться колдовству и убийствам.
  
  За несколько дней до Рождества она перебралась в верхний замок.
  
  Эржебет исполнилось 50 лет; и поскольку она давно жила жизнью, ей уже не принадлежащей, для нее все обезличилось и ушло в прошлое. Что касается четырех ее детей, она освободилась от них, расселив их в замках. Она выходила в свет, когда не могла найти предлога для отсутствия. Она внушала любовь, но всегда избегала этого бледного пламени, не способного зажечь ее....
  
  -Может быть, любовь бы ее спасла, - предположила я. По золотому песку идти было тяжело. С каждым шагом он становился все глубже, и мои ноги вязли в нем уже по щиколотку.
  
  -Любовь сильная вещь, - согласился Князь. Он казался невесомым. Под его сапогами песок оставался нетронутым, словно мой спутник шел по воздуху. - Она действительно могла бы увести графиню с греховного пути. Но тогда бы она ничем не отличалась от других женщин. Поэтому любовью пришлось пожертвовать.
  
  -Не удивляйся, - заметив мой взгляд, усмехнулся спутник. - Золото - мой металл, я выше его. А ты, как и любой человек, рабыня "желтого тельца", и тебе уготована зависимость от него....
  
  ...Все, что оставалось Эржебет, - это ее подземное царство, где она наслаждалась своим великолепием, где могла не притворяться, что жаждет чужой крови для того, чтобы сохранить красоту.
  
  Наступило время зимнего солнцестояния. Эржебет знала, что в эту ночь темные силы благоприятствуют ведьмам, и она намеревалась провести ее в полном одиночестве, ибо слуги были заняты перетаскиванием мебели, завешиванием стен малиновыми драпировками и украшением залов зеленью - гирляндами плюща. Честно говоря, пресбургский парламент выбрал для заседания неподходящее время. Той самой ночью Эржебет намеревалась ускакать верхом в глубь леса, туда, где курился дымок из отверстия в крыше ведьминой хижины, все время шепча заклинание, предназначенное специально для кануна Рождества.
  
  Когда в замок пришла лесная колдунья и принесла молоко, Эржебет передала, что хочет наедине побеседовать с ней в спальне. И, когда они остались одни, спросила ведьму, может ли та приготовить для нее колдовской пирог для ночного пиршества. Ведьма перечислила, какая ей необходима будет утварь, и сказала, что принесет остальное с наступлением ночи. Она рассчитала часы, которые разделяют планеты: в десятом часу Сатурн станет хозяином в небе и покровителем злых дел.
  
  ...-Мне кажется, что Эржебет решилась на отчаянный шаг - отравить высокопоставленных гостей, которых ждала. Она что, не понимала, что это ее погубит?
  
  -Все дело в том, что для графини время стало стремительно набирать темп, и трезво оценивать ситуацию она не могла. Живя в мире грез, эта женщина перестала ассоциировать себя с внешним миром, принимать его законы. Так поступает смертельно усталый человек, бредущий по краю пропасти, который уже не в состоянии ощущать опасность. Неосторожный шаг в сторону, и - гибель!
  
  -Но зачем тебе было губить ее, ведь она могла еще послужить?
  
  -Всякая вещь имеет свой срок службы, - холодно заметил Князь. - Графиня для меня была вещью, хотя и дорогой. Но я не сентиментален, чтобы хранить у себя вышедшие из употребления старые безделушки...
  
  ...В ночь перед Рождеством в 4 часа утра все было готово: разожжен огонь, глиняные и медные горшки расставлены на полу. Речная вода кипятилась в котле, рядом стояло корыто для приготовления теста.
  
  Охапки высушенного ядовитого паслена лежали на плитах. В сентябре они еще росли в лесу, эти растения с сочными стеблями, наполненными соком, прозрачным, как вода, с поникшими цветами багрово-коричневого цвета с блестящими плодами. Они росли в Карпатах с древнейших времен, их надлежало вытаскивать с корнем и готовить целиком в молоке и иногда в вине. Они использовались, чтобы усыпить женщину, страдающую при родах, или солдат, которым предстояла ампутация. Женщины белили их соком кожу лица.
  
  Эржебет подошла к чану с кипящим колдовским зельем. Кухню заполнил чад от испарений. Вдыхая запах, она сбросила меха и одежду и ступила в корыто. Стараясь не расплескать ни капли густой зеленой жидкости, ведьма, немного охладив зелье, вылила его на тело графини. Все это время она бормотала что-то на древнем диалекте. В бормотании ее отчетливо повторялось четыре имени. Графиня в свою очередь повторяла свое имя: Эржебет Батори, снова и снова. Колдунья отлила половину магической жидкости, чтобы замесить на ней тесто. Позже она отнесла оставшуюся воду в реку, стараясь не пролить ни капли, так как капля, превратившись в льдинку на камне, несла в себе частичку Эржебет Батори. Река же заберет в себя магическую воду и ее чары...
  
  -Эржебет - не первый человек, который так доверял магии. Неужели колдовство действительно имеет такую силу над людьми?
  
  Князь, как и прежде, шел над поверхностью золотого песка, и я едва поспевала за ним, с каждым шагом увязая все глубже и глубже в странной аллее.
  
  -Раньше колдовство имело больший вес, чем в твоем мире, чей признак - безверие. - Князь замедлил ход, поджидая меня. - Любая молитва без веры - ничто. Любое колдовское заклинание без нее же - пустое сотрясание воздуха. Да, отвары трав, камни имели определенную силу. Но эта сила удесятерялась, если в то, что делали, верили. Поэтому профессионально колдовством занимались единицы. В этих людях знания и вера в магию составляли единое целое. Эржебет верила в силу заговоров и трав, но не обладала знаниями...
  
  ...При свете факелов и свечей ведьма замесила тесто, призывая духов земли и Сатурна. Это тесто опытная колдунья заговаривала против короля Матиаша, Турзо, великого пфальцграфа, Чираки и Эмерика Меджери, всех тех, кто мог навредить графине.
  
  На следующий день был канун Рождества. Съезжались гости. Двор был полон повозок и саней. Повсюду слышны были песни, последние ноты которых повисали в студеном воздухе. Слышно было, как прибывают еще гости, - по звонку бубенцов и стуку копыт на вымощенной камнем дороге в Чейте. Быстро наступали сумерки.
  
  В замке играл оркестр, толпа гостей передвигалась по коридорам, освещенным факелами. Празднование должно было продолжаться три дня. В каминах сжигали целые бревна, и отблески красного пламени смешивались с мерцанием свечей, похожим на лунный свет. В блеске драгоценных камней на одеждах все выглядело даже еще более ярким и живым, чем во время летних празднеств: все казалось неземным в этой зимней суматохе. И в этом неземном свете гости немного походили на толпу красивых мертвецов.
  
  За ужином Эржебет Батори сидела во главе стола. Она была великолепна с черной повязкой на лбу - символом ее вдовства. Рождество все же было семейным праздником, и прием давался в резиденции покойного Ференца Надашди. Привыкшая жить по ею самой установленным законам, она ощущала угрозу, зависшую в воздухе. Турзо или Меджери? Кто отважится выступить против нее? А может, сам король Матиаш, известный моралист и сторонник рационального? Они, конечно, были опасны, но и тупы. Эржебет в ожидании колдовского пирога переживала события прошлой ночи, чувствуя, что все ее тело будто насквозь пропитано зельем. И насколько далеко она была от людей, сидящих за этим столом, болтающих и смеющихся. Они могут спастись или погубить себя, ибо они живые существа. Но сама она никогда не была по-настоящему собой. В чем она должна была раскаиваться, она, абсолютное ничто?
  
  -Постой, - попросила я Князя. - У меня уже нет сил идти по этой аллее. Давай передохнем!
  
  Князь обернулся.
  
  -Вот видишь, ты утомилась от роскоши, а многие люди только и мечтают, чтобы жить среди нее!
  
  -Эржебет, видимо, тоже утомилась жить среди своего страшного мира?
  
  -Да, - присел подле меня на корточки спутник, - она была сильно утомлена. От жизни, посвященной колдовству и кровавым жертвам, устают быстрее, чем от обычного земного существования. Это тяжелая ноша, поэтому и доверяется не каждому.
  
  -До пирамиды осталось совсем чуть-чуть, - ободряюще улыбнулся он. - Соберись с силой, и пойдем!
  
  Вздохнув, я поднялась - идем!
  
  Последние шаги были самые тяжелые.
  
  Пирамида оказалась большой. Ее черная поверхность совершенно не отражала света, напротив, она поглощала его. Вокруг пирамиды стоял странный полумрак, густеющий к ее поверхности и редеющий на расстоянии от нее.
  
  То, что я принимала за камни, из которых была выложена пирамида, оказалось людскими головами, плотно уложенными рядами в квадраты которые сужались по мере роста вверх, образовывая в десятке метров над землей острую верхушку, отлитую из чистого золота, мрачно светящегося в странном, колеблющемся сумраке.
  
  Каждая голова была живая. Каждая следила за нами - Князем и мной.
  
  -Давай посидим немного, - предложил спутник, указав на скамейку, выкованную из металла и выкрашенную в черный цвет. Гнутые ножки, высокая спинка, выполненная из переплетенных лоз с крупными остроконечными листьями. - Ты отдохнешь, а я расскажу тебе дальше про графиню...
  
  ...Что положила ведьма в этот заговоренный пирог, какой яд, не знал никто, даже Эржебет. Может, яд большой полосатой жабы? Это не имело значения для владелицы замка. Ее волновало лишь то, чтобы король, пфальцграф и судьи не строили ей препятствий и чтобы скрытая угроза исчезла. Если же они не поддадутся чарам, если их человеческая воля окажется сильнее духов прошлого, то они отомстят ей. С этим никто не сможет совладать. Гости поглощали съестное, те, кто отведал пирога, почувствовали себя плохо, как будто огонь ворвался в их желудки. Но ни Турзо, ни король Матиаш, ни Меджери, для кого и было выставлено это угощение, не притронулись к нему. Эржебет требовалось время, чтобы заказать другое блюдо специально для них. Но вокруг было так много людей, что она не отваживалась начинать все сначала.
  
  Кроме того, теперь ей было известно, зачем все они решили провести Рождество в Чейте. Король, Турзо и Меджери все знали. Турзо получил письмо от Андраша Бертони, старого пастора, предшественника Поникенуса.
  
  ...-Быстрый финал, - размышляя над услышанным, вздохнула я. - Эржебет нужно было просто бежать.
  
  -Молодец! - Довольно взглянул на меня Князь. - От тебя можно было ожидать обвинений и сокрушения по поводу падения графини, но не ее защиты!
  
  -Это не защита...
  
  -Если ты не обвиняешь ее, то защищаешь, третьего не дано, - отмахнулся Князь от моего возражения. - Ты просто рационально мыслишь. Действительно, если бы она сбежала, наказание было бы не столь сурово либо вообще не применено к ней. Но она слишком верила в себя...
  
  ...По совету короля Турзо приехал, чтобы потребовать от Эржебет объяснений. Поначалу он намеревался наедине побеседовать с кузиной и замять все дело. Жадовский, личный секретарь пфальцгерцога, по традиции должен был быть свидетелем и потому расположился в соседней комнате...
  
  Как произошла смена "декораций, я не уловила, все случилось слишком быстро. Лишь мелькнуло над головой голубое небо, сменившись закопченными сводами замка графини...
  
  Турзо был в ярости, говоря о письме Бертони.
  
  "В этом письме тебя обвиняют в убийстве девяти девушек, ты похоронила их у церкви Чейте, рядом с могилой графини Оржан", - начал он, сдерживая гнев.
  
  -Гнусная ложь! - вскричала я. - Это мои враги, в первую очередь Меджери, придумали все это! Конечно, я велела Бертони похоронить этих девушек тайно, но лишь из-за опасной болезни, разразившейся в замке. Мы должны были предупредить распространение болезни любой ценой. Кроме того, пастор Бертони - старый олух, и он не знает, что говорит. - Гнев кипел и во мне. Всегда хладнокровная, я не узнавала себя. Горячая кровь прилила к голове и пульсировала у висков. Самое странное было то, что я верила в то, что говорила. Прошлое словно скрылось за дымовой завесой, а вместо него в меня вошли совершенно иные картины реальной жизни. Я даже видела, как горюю, стоя у могилы одной из девушек, погибшей от болезни.
  
  -Но о тебе везде говорят! - гневно вскричал Турзо. - Говорят, что ты мучаешь и убиваешь девушек, мало того, купаешься в их крови, чтобы навсегда сохранить красоту!
  
  -Опять ложь! - Вспыхнула гневом и я. - Так говорят завистники. Их раздражает моя красота, вот они и клевещут. А вы - прислушиваетесь!
  
  Я все отрицала, хотя Турзо сказал, что и в самом Чейте нашлось несколько свидетелей. Разговор был тяжелый, напряженный, и я то и дело срывалась на крик, чего раньше не наблюдалось, о моей хладнокровности ходили легенды.
  
  -Вы не имеете никакого права меня судить, - в конце обвинений заявила я. - Даже если бы все было правдой, ты, Турзо, не имеешь права предъявлять мне обвинения!
  
  -Ты ответишь перед Богом! - Вскричал тот, пораженный моим упрямством. - И перед законом, за уважение которого я призван следить. Если бы я не думал о твоей семье, давно бы упрятал тебя за решетку!...
  
  
  Глава 16
  
  -...Ты опять витаешь в облаках, - вернул меня на Золотую аллею голос Князя. - Нельзя же вечно о чем-то мечтать!
  
  Мой спутник то ли не догадывался, что я "выпадаю" в другую реальность против своей воли, то ли делал вид, что не знает.
  
  -Надеюсь, тебе интересно, чем закончится история про Эржебет?
  
  Я молча кивнула. Железная скамейка была теплая, словно нагрелась на солнце. Сумрачный туман окутывал пирамиду, и сквозь него размытыми очертаниями виднелись застывшие в камне лица.
  
  -...Посоветовавшись с Жадовским, - продолжил рассказ про графиню Князь, - пфальцграф решил собрать в Пресбурге всех членов семьи Батори, которые будут там, и наказать им строго следить за Эржебет, чтобы не допустить новых преступлений. В семейном совете приняли участие Георгий Драгет из Гомоны, председатель совета Земплина, и Миклош Зриньи, у которого не осталось сомнений насчет Эржебет после того, как его собака раскопала останки мертвой девушки в саду в Пиштяне. Их обоих беспокоила репутация семьи. Их жены, дочери Эржебет, умоляли пощадить мать и попытаться замять дело. Все сошлись во мнении, что пфальцграф, дабы сохранить честное имя рода, тайно препроводит Эржебет из Чейте в Варанно и продержит ее там какое-то время, а потом отправит в монастырь.
  
  Турзо рисковал своим положением пфальцграфа, но, хотя и догадывался, что Эржебет пыталась отравить даже его самого, не желал прибегать к самым суровым мерам. Родственники были удовлетворены. В глубине души Турзо считал, что кузина должна предстать перед судом, но не мог допустить публичного разоблачения.
  
  Не только Турзо владел доказательствами. Король тоже был осведомлен из своих источников. Первым обо всем прознал Эмерик Меджери, наставник сына Эржебет. А дело было так. Деревенский житель, поклонник служанки графини, попросил у своей девушки свидания, но не получил ответа. Молодой человек был не на шутку встревожен. Он был смелым крестьянином. Его девушка тоже была крестьянкой, и ее обязанностью было приносить в замок ведра с речной водой. Парень прождал ее и на следующий день, но вместо нее за водой пришла другая девушка, она и сказала ему, что его подруга исчезла. Первой мыслью молодого человека было пойти и рассказать все пфальцграфу - о слухах, которые ходят об Эржебет, о постоянных исчезновениях служанок. Возможно, он побоялся, что его не станут слушать. Тогда он поехал в Пресбург и там был принят Меджери, который после беседы, вооруженный свидетельством очевидца, отправился прямиком к королю...
  
  На аллее было как-то душно. Усталая, я слушала Князя и, разморенная, не заметила, как опять соскользнула в видение о графине...
  
  На своем потрепанном от частого использования пергаменте я написала имена тех, кого подвергала проклятию, тех, кто был способен разоблачить меня. "Ты, Маленькое Облако, защити Эржебет, ибо я в опасности... Пошли своих 90 котов, пусть они поспешат и прокусят сердце короля Матиаша, а также Мозеша Чираки, верховного судьи, и моего кузина Турзо, пфальцграфа, пусть разорвут они на части сердце Меджери Красного..."
  
  Праздники закончились, и гости разъехались. Я осталась одна. Наконец-то можно было сбросить маску гостеприимности. Гнев, который я испытала при разговоре с Турзо, все еще кипел во мне, и его нужно было выпустить...
  
  -Слуги уже знали о приближающихся приступах гнева графини и спешно прятались в темных углах здания, - донесся до меня сквозь поволоку забытья голос Князя. Он становился все отчетливее и отчетливее. - Графиня должна была дать выход накопившейся злобе, боли и страху, мучившим ее.
  
  Я открыла глаза. Все та же аллея, все та же скамейка и пирамида напротив в странной пульсирующей дымке, похожей на сумрак.
  
  -Незадолго до праздников ей рассказали о Дорице, которая приехала около месяца назад из отдаленной деревеньки. Эта красивая крестьянская девушка и представить себе не могла, сколько вкусной еды есть в замке. Она не смогла удержаться от искушения и стянула со стола грушу, вымоченную в меду. Конечно, гнев графини вызвал отнюдь не факт кражи. Что ее раздражало, так это король Матиаш, Турзо и особенно этот проклятый Меджери, которые вышли невредимыми, несмотря на расставленные для них сети, и отправились на заседание парламента в Пресбург. Наверно, духи отвернулись от нее...
  
  -А ведь действительно, - окончательно приходя в себя, проговорила я. Каждое слово давалось с трудом, - магия ей не помогла. Странно.
  
  -Ничего странного, усмехнулся Князь. И в этой усмешке сквозила надменность. - В силу магии, как и в силу молитвы, надо искренне верить. Если этой веры нет, нет и эффекта. Но гораздо хуже, если человек путает веру с уверенностью. В этом случае вместо просимого можно получить обратное. Графиня не просила, а требовала себе помощи, а такое поведение и в моем мире расценивается как кощунство.
  
  -Впрочем, - продолжил Князь, - она привыкла, что люди быстро оставляли ее. Возможно, дело было в гнетущей атмосфере, установившейся в замке. Но Эржебет не страшилась одиночества. Вся ее жизнь прошла именно в одиночестве, между ней и миром людей была огромная пропасть. Только здесь, в ее замке, ее власть была безгранична, и она упивалась ею.
  
  Дорицу привели в зловещую промозглую прачечную, едва прогреваемую жаровней. Там никто не услышит ее криков. Эржебет необходимо было немедленно впасть в экстаз, оторваться от реальности, усладить свою кровожадную душу...
  
  В этой подвальной комнате Чейте разворачивалась очередная кровавая драма. Накопившийся за последние дни гнев, начинал выплескиваться из меня, как кипяток из полного котла. Виски нестерпимо ломило, по спине волнами прокатывал озноб, но он приносил не холод, а жар и возбуждение, сравнимое с неконтролируемым восторгом. Наконец-то я была одна и могла делать все, что захочу!
  
  Закатав рукава, вся в крови, визжа и дико хохоча, я металась вдоль стен, не сводя горящих глаз с жертвы. Костер, горевший внутри меня, превратил душу в сгусток пламени, и я перестала ощущать холод каменных плит под ногами, замечать сырые, серые стены. Поле зрения сузилось до нескольких метров, и в этом свободном пространстве было то, от чего я не могла оторвать взгляда - жертва.
  
  Две старые служанки, вооруженные разнообразным инвентарем: щипцами, кочергами и раскаленными углями - продолжали пытки девушки. Дорица была обнажена, светлые волосы падали ей на лицо, руки были крепко связаны. Я уже нанесла ей более сотни ударов плетью и даже утомилась. Чувство усталости оказалось приятным. Оно подействовало на меня лишь чуть притупив ярость, превратив клокочущий гнев в осознанное наслаждение чужой болью. Но этого было мало!
  
  Я приказала привести еще двух девушек и подвергнуть их той же пытке. Полумертвая, Дорица слепо глядела на своих подруг, на меня, на кровь на стенах. В ее тускнеющем взгляде я видела свое отражение. И чем больше стекленел взгляд девушки, тем отчетливее и яснее я видела в ее глазах себя.
  
  Я была вся в крови и рукава одежды прилипли к телу. Пришлось сменить одежду и вернуться к Дорице. Девушка, несмотря ни на что, не хотела умирать.
  
  -Добей ее! - прокричала я. Но это был шепот, схожий с шипением змеи. Тем не менее Дорка уловила его и все поняла. Она подошла к девушке и большими ножницами поочередно перерезала ей вены на руках, для чего приходилось один из острых концов втыкать в руку девушки, продвигать его глубже под содрогающуюся от боли плоть, и лишь потом сводить лезвия ножниц вместе. Дорица была обессилена и обескровлена, поэтому вместо того, чтобы брызнуть из разрезанной вены фонтаном, кровь медленно стекала по рукам вниз и тонкой струйкой лилась на пол. Только после этого девушка упала замертво. Две ее подруги агонизировали, когда я покинула прачечную с пеной у рта, изрыгая проклятия...
  
  ...Счастье действительно отвернулось от Эржебет, - вновь вернул меня на аллею голос Князя. Видение подвальной комнаты исчезло, но запах крови был похож на ее привкус на губах, которые я прикусила, чтобы не закричать. - Собравшийся в Пресбурге парламент заслушал управляющего замком. Обвинение, выдвинутое против Эржебет Надашди, потрясло собравшихся. И самое ужасное во всем этом было то, что графиня Чейте, не удовлетворяясь кровью девушек-крестьянок, убивала дочерей знатных венгров. Подобную жуткую историю нельзя было придумать нарочно...
  
   -Ишь, как их зацепило, что Эржебет пролила голубую кровь, - проговорила я. Губы болели. - Если бы не это, ей наверняка простили бы простые загубленные души.
  
  -Прощения не было бы, - не согласился со мной Князь. - Но наказание назначили бы куда мягче. Возможно, ее отправили бы до конца жизни в какой-либо из монастырей, замаливать грехи. Но поднимающий руку на равного, поднимает руку и на себя!
  
  Три дня пфальцграф занимался делом Эржебет Надашди. Пфальцграф был в замешательстве. Он проконсультировался со своим секретарем и с друзьями и снова счел возможным настаивать на первоначальном решении. Но от короля прибыл посланец, и Турзо не мог более колебаться. Король предписывал ему отправиться в Чейте и на месте удостовериться в справедливости обвинений, предпринять расследование и немедленно наказать виновных.
  
  Однако, несмотря на приказ, пфальцграф медлил с поездкой в Чейте. Хотел ли он дать Эржебет время убежать в Трансильванию? Во всяком случае родственники графини и Турзо делали все, что было в их силах, чтобы отложить путешествие. Только Меджери настаивал на том, чтобы Турзо отправился немедленно. И он нагрянул внезапно. Вместе с ним в Чейте выехали граф Зриньи и граф Меджери.
  
  Турзо, хорошо понимающий, что его гордая кузина будет защищать свой замок до последнего, взял с собой вооруженных солдат. В Чейте к ним присоединился пастор Поникенус. Они беспрепятственно прошли потайными ходами и обнаружили комнаты, в которых совершались преступления. Оттуда исходил явственный трупный запах. Вскоре вошли в пыточную с окровавленными стенами. Некоторые части "железной девы" все еще валялись на полу. Они увидели высохшую кровь на дне больших чанов, маленькие клетушки, в которых держали девушек, глубокую нишу в стене, в которой их прятали от людей, два ответвления коридора, один из которых вел вниз, к деревне, и заканчивался в маленьком замке, другой уходил за стены крепости, и, наконец, лестницу, ведущую в верхние комнаты. И там, около двери, Турзо и его спутники увидели распростертое обнаженное тело мертвой девушки, которое было превращено в одну страшную рану. Кожа была разодрана в клочья, на руках и ногах обнажены кости, волосы были выдраны целыми клочьями. Ее бы не узнала даже собственная мать. Это была Дорица.
  
  -Эржебет, по-моему, сошла с ума, - не выдержала я. - Она уже не просто приносила жертвы своей неувядающей красоте и молодости, она бесновалась!
  
  -Графиня из хищника превратилась в бешеное животное. - Князь был согласен со мной. Он вальяжно расположился на скамейке возле меня. Его левая рука была закинута за витую спину скамейки, нога заложена за ногу. Он постукивал прутиком по голенищу сапога. - Я бы сказал, что она вышла из-под контроля. Так иной раз случается. Если с умом, зло можно творить всю жизнь, а после смерти остаться в умах потомков справедливым, хотя и жестоким человеком. Эржебет не хватило выдержки. Где-то она перешагнула грань, которая отделяет разум от безумия, и вот итог...
  
  ...Ошеломленный Турзо наконец получил бесспорные доказательства. Он прошел дальше и обнаружил еще двух девушек, одна еще билась в предсмертной агонии, другая, обезумевшая, все пыталась куда-то спрятаться. В глубине подвала обнаружили еще нескольких испуганных до полусмерти девушек, ожидавших своей очереди. Они рассказали Поникенусу, что их сначала морили голодом, а потом заставляли есть своих же убитых подруг. Более того, они рассказали о потайном ходе, ведущем в маленькую комнату, куда их приводили несколько раз.
  
  Оставив охрану в коридоре, пфальцграф, Меджери и Поникенус взошли по ступеням. Поникенуса при этом искусали черные коты.
  
  Эржебет Батори не нашли в замке. Едва она закончила с последними преступлениями и вышла из транса, как, бросив все, направилась в малый замок. Там и нашел ее, надменную и высокомерную, Турзо. Она уже ничего не отрицала, наоборот, заявляла, что ее принадлежность к высшей знати дает право делать это все...
  
  -Она, не прибегая к обороне, перешла в наступление. Ее сумасшествие еще носило отпечаток разума.
  
  -Лучший способ защиты - это нападение, сжал тонкие губы в подобие усмешки Князь. - Но в ее положении даже такой метод уже не мог принести удачи. Как сходит лавина от одного крика или упавшего сверху камня, так и судьба графини была предопределена, и спасти ее уже не могло ничего.
  
  -Даже ты?
  
  -Зачем? - Недоуменно взглянул на меня спутник. - Она сделала свое дело. Ну не пестовать же графиню до конца жизни! Моей задачей было дать ей "образование", а уж как она воспользовалась им, ее проблемы. Если бы мое ведомство каждого грешника лелеяло до той поры, пока старость не приведет его в этот мир, ад походил бы на приют для умалишенных стариков. - Сказав это, Князь расхохотался, так понравилось ему это сравнение...
  
   -В уложенной для поездки в Трансильванию повозке, стоявшей на заднем дворе, были найдены инструменты для пыток: утюги, иголки, ножницы для нанесения увечий и многое другое.
  
  Мир вновь "схлопнулся" вокруг меня, и я, переброшенная неведомой силой, опять оказалась в теле графини...
  
  
  Глава 17
  
  Пфальцграф, похоже, успел кое-что разнюхать или увидеть.
  
  -Был ли он в Чейте? - возникла мысль, но тут же была подавлена другой. - Даже если и был, что из этого? Замок - мои владения, и вламываться без моего разрешения в их пределы никому не позволительно, даже королю!
  
  Я зло всматривалась в лицо этого человека, приходившегося мне родственником. Слегка обрюзгшее от чрезмерных возлияний, оно носило следы порока. Оплывшие маленькие глазки, губы, потерявшие свой естественный цвет и походившие на увядшие лепестки цветов, крупный красный нос, маленький безвольный подбородок. Я хорошо разбиралась в людях, этому искусству меня научила Дарвуля. Этот человек любил развлекаться с молоденькими служанками, не отказывался и от юных пажей. И он обвинял меня в грехе?!
  
  -Эржебет, - начал пфальцграф. Он начал, а я рассмеялась своим тихим, шелестящим смехом, от которого одни приходили в восторг, другие падали в обморок. Я ненавидела и презирала этого человека, походившего не на мужчину, а на раскормленного борова. - Ты дикое животное. Твои дни сочтены, ибо ты не достойна дышать земным воздухом и жить под светом Бога. Ты больше не принадлежишь к человеческому роду. Ты должна исчезнуть с лица земли. Тени будут окружать тебя в твой остаток жизни, принуждая каяться в зверских поступках. Может, Бог и простит тебя. Госпожа Чейте, я приговариваю тебя к вечному заточению в собственном замке!
  
  Что-то происходило со мной в последнее время. Все чаще и чаще на меня стали накатывать волны приступов безумия, которых я начинала бояться, понимая, что в такие минуты и часы не принадлежу сама себе. И вот сейчас меня окатила именно такая волна безумного отчаяния и злости, когда, казалось, я могу разрушить даже мир. Вместе с тем я понимала, что определенное наказание было для меня ужасным. Одиночества я не боялась, но остаться вне мира, который подпитывал меня чужими жизнями, было страшнее всего.
  
  Потом Турзо повернулся к моим слугам:
  
  -А вас будет судить трибунал.
  
  Он приказал заковать их в цепи, а также позаботиться о двух девушках, которые еще остались в живых. Потом он проводил меня в мою комнату и ушел...
  
  -Будучи дядей Эржебет, - разорвал в клочья мое видение о графине голос Князя. И эти клочья, словно обрывки густого тумана, быстро растаяли, опустившись на золотой песок аллеи, - Турзо никак не мог оправиться от всех свалившихся на него впечатлений. Он рассказал родственникам, что вполне разделяет их опасения, что наказание вынесено не слишком суровое. "Я бы убил ее на месте, если бы не совладал с собой". Но добавил: "В интересах рода Надашди все будет сохранено в тайне, а если ее будет судить трибунал, об этом узнает вся Венгрия. Но после того, что я видел, я больше не хочу помещать ее в монастырь". Меджери и поверенный короля усомнились, что его величество удовлетворит такое решение. У них тоже было свое доказательство: маленькая книжечка, найденная в спальне графини, куда она записывала имена своих жертв с краткими характеристиками: "Она была маленькая", "У нее были черные волосы". В списке значились 610 человек.
  
  Но даже после этого Турзо отказался предавать графиню публичному суду, говоря: "Пока я являюсь пфальцграфом, этого не случится. Семья не должна быть опорочена из-за этой ведьмы. Король согласится со мной, я убежден".
  
  Эржебет привели в главный замок, в ее комнату, и оставили там без слуг, некоторые из которых были мертвы, а других увезли в другую деревню люди пфальцграфа.
  
  Вечером пастор Поникенус собрал в зале внизу деревенских жителей и вместе с ними принялся молиться об осужденной. Но с самого начала его молитве все время мешали. Вот, что он рассказывал об этом в письме своему другу:
  
  "Когда я начал молиться, я услышал вой котов. Я решил пойти и посмотреть, в чем дело, но ничего не обнаружил. Я сказал слуге: "Пошли со мной, Янош, если ты увидишь кота во дворе, поймай и убей его. Не бойся". Но мы не обнаружили ни одного кота. Слуга сказал: "Я отчетливо слышу шорох мышей в маленькой комнате". Мы тут же направились туда, но тоже ничего не нашли. Когда я начал спускаться во двор, внезапно появилось шесть котов и черная собака, которые пытались напасть на меня. "Убирайтесь к дьяволу"", - закричал я и прогнал их палкой. Они скрылись во дворе, мой слуга побежал вслед, но не смог ничего отыскать".
  
  -Эржебет стала похожа на тонущий корабль, - сравнила я, - который пытается спасти команда, но все бесполезно. Еще чуть-чуть, и он затонет.
  
  -Она сделала свое дело, - хладнокровно заметил Князь. - Поэтому на ее призывы спасти, магия смогла лишь слегка подпортить молитву пастору. Большой драки не получилось, никто не забрал графиню из замка, она не перенеслась в мир своих видений. Человек - смертное существо, и даже я не вправе лишать его привилегии умереть.
  
  ..Пастор Янош Поникенус опрометчиво решил проведать Эржебет и предложить свои услуги. Он взял с собой прислужника и,. войдя в огромную комнату, нашел колдунью в мехах и драгоценностях, которые она намеревалась увезти в Трансильванию...
  
  В этот раз я воплотилась в тело графини безболезненно, словно вдохнула в себя ледяной зимний воздух.
  
  В комнате, в которой меня оставили, было холодно. Камин не горел, и каменные стены и своды лишь усугубляли чувство одиночества и безысходности. Огонь гнева, жегший меня изнутри столько времени, стал угасать. Но когда в комнату вошли пастор и прислужник, я презрительно и надменно проговорила:
  
  -Явились, два выродка! Смотрите, что вы сделали со мной!
  
  -Мы ничего с тобой не сделали, графиня, - возразил пастор.
  
  -Если не вы, то кто-нибудь еще в вашей церкви говорит обо мне! - Огонь гнева медленно угасал, но нечто, схожее с испепеляющим пламенем, начинало выжигать меня изнутри - это были молитвы о моей загубленной душе других людей.
  
  -Подождите, - тряся указательным пальцем, пригрозила я вошедшим, - вы умрете первыми, потому что именно вы во всем виноваты! О чем вы думаете? Мой кузен Габор идет из Трансильвании спасать меня!..
  
  -...После визита к графине, пастор предположил, - качнулся в сторону реальности, если только Золотая аллея была ею, маятник моих ощущений, где Князь продолжал свой рассказ, - "Я думаю, что все это время она призывала дьявола и духов мертвых. Но мы знаем, что произошло до ее разоблачения. Она потеряла колдовское заклинание, которое сделала ей Дарвуля. Эта ведьма написала его на пергаменте в ночь, когда звезды благоприятствовали ей. Она взяла Эржебет в лес. После того, как они удостоверились, что звезды и облака расположены должным образом, женщины стали взносить молитву Маленькому Облаку. До этого другая женщина, Дорка, поведала ей секрет власти над врагами - заклинание Черной Курицы"...
  
  Реальность вновь уступила место видению...
  
  -Христос умер за тебя! - Закричал, пораженный моим поведением Поникенус. - Даже работники на полях знают об этом! - И попытался вложить в мои руки молитвенник.
  
  Я оттолкнула дар священника, презрительно скривив губы:
  
  -Мне претит поступать против своего разумения, - зло проговорила я.
  
  Видя огонь ненависти в моих глазах, пастор отшагнул назад и удивленно спросил:
  
  -Почему ты считаешь, что именно я причина твоего разоблачения?
  
  Если бы взгляд мог сжигать, этот святоша дано бы оказался испепеленным и осел на каменный плиты пола кучкой серого бесполезного пепла, в котором столько же разума, сколько его в прогоревших древесных углях в камине.
  
  -Я ничего не скажу тебе: я твоя госпожа. Как ты, чернь, можешь так со мной разговаривать?
  
  -Но это же ты буквально на куски разорвала тела бедных девушек, - обозлился моим поведением Поникенус, - и скармливала другим их мясо!..
  
  Рассеянный свет падал на скамью на Золотой аллее, на которой сидели я и Князь. Тот не замечал моего состояния и продолжал говорить, а я, то и дело переходя из реальности в видения, теперь даже не могла уследить, как это происходит...
  
  -Пфальцграф собрал судей в своем замке Биче. Суд начался 2 января 1611 года и продолжался шесть дней. Эржебет не привозили на суд. Дознание было предпринято Гашпаром Байари, Костелянцом Биче и судебным исполнителем Гашпаром Кардошем. Королевский судья - Теодос Сирмиенсис - прибыл из Пресбурга. От церкви присутствовал пастор Биче Гашпар Наги. Это было настоящее судебное разбирательство с 20 судьями и 30 свидетелями. Каждому из обвиняемых задавали по 11 вопросов. Обвиняемыми были: Уйтвари Янош по прозвищу Фицко, Йо Илона, нянька, Доротия Центес по прозвищу Дорка, Каталина Бенизки, прачка. Вопросы задавались на венгерском языке, и иногда обвиняемые не понимали, что от них хотят, ибо говорили на местном диалекте Чейте. Ответы были довольно путаными, но судьям было велено не оказывать на них давление.
  
  6 января 1611 года трибунал снова собрался в совещательной палате замка Биче. Председательствовал королевский судья. По обеим сторонам от него за столом восседали пфальцграф и королевский поверенный.
  
  В зал заседаний пригласили кастеляна замка, судебного исполнителя и писаря. Исполнителя попросили зачитать обвинение. Слушание происходило в полной тишине. Исполнитель монотонно перечислял множество страшных преступлений, совершенных на протяжении шести лет в комнатах, прачечной, каморках и подвальных помещениях замка Батори...
  
  И вновь видение перехлестнуло реальность, как перехлестывает большая волна через низкий пирс. Я вновь оказалась в теле Графини, застывшей, словно окаменевшей в своем кресле в замке Чейте. Я была бледна как мел и холодна как лед, жизнь, казалось, покинула мое тело, но через сжатые губы, так же побелевшие от напряжения, прорывалось тихое бормотание заклинания. Я хотела видеть, что делается там, вдали от меня, и, наконец, увидела...
  
  ...Исполнитель окончил читать, но никто в зале не шелохнулся - в нем стояла тишина. Первым ее нарушил королевский поверенный:
  
  -В этом деле много неясностей, - произнес он. Его спокойный голос в притихшем зале прозвучал как гром, некоторые даже охнули от неожиданности. - Есть преступления, о которых в допросах ничего не упомянуто.
  
  Кастелян вздрогнул, ведь это он вел допросы. Но пфальцграф прервал:
  
  -Все по закону, - твердо сказал он. - Я в этом не сомневаюсь!
  
  Мысли этого человека были для меня в этот момент прозрачны: я видела его прошлое и настоящее. Пфальцграф блефовал. Именно он принудил кастеляна не говорить ничего о тех преступлениях, которые совершила лично я, в частности о кровяных ваннах. С его точки зрения, и так было сделано предостаточно намеков на собственноручно мною совершенные пытки, истязания и убийства. Уголки моих губ чуть дрогнули, образовав подобие улыбки, - он все же защищал свой род, а через него и меня! Слабый человек! Даже его страшила правда! Но королевский поверенный был непреклонен. Он не был удовлетворен результатами расследования и не мог считать его законченным.
  
  -Я требую задать обвиняемым еще несколько вопросов, - сопротивлялся он. - Например, сколько знатных девушек было убито?
  
  Представитель короля также настаивал на подробном расследовании случаев с кровяными ваннами.
  
  -Во время допроса, - заявил он, - упоминались другие сообщники; необходимо внести ясность по поводу их отношения к делу, с тем, чтобы все виновные понесли справедливое наказание.
  
  -В этом нет необходимости, - ответил пфальцграф. - Это только затянет процесс, а я желаю его завершить как можно скорее!
  
  От напряжения мое тело задеревенело. Смертельный холод пробрался под меха и все ближе и ближе подступал к сердцу - так действовало заклинание. Оно было действенным, но длительное его применение грозило смертью от остановки сердца. И я собрала всю свою волю в кулак, сжав до побеления пальцев ручки кресла, чтобы мое сознание не ускользнуло, подобно льдинке из теплой руки, из зала, где шло судебное заседание...
  
  Они долго спорили. Королевский судья настаивал на том, чтобы я тоже предстала перед судом, но что пфальцграф раздраженно воскрикнул:
  
  -Я прекрасно знаю, что мне делать, и смогу убедить короля, что поступил правильно!
  
  Все-таки родовые связи были крепки и сильны. Как бы ни относился ко мне мой родственник пфальцграф, но он делал все возможное, чтобы честь рода Батори была как можно меньше запятнана. И я тихо рассмеялась. По комнате, шурша, как "сухой снег", пронесся мой еле слышимый смех...
  
  ...Затем были заслушаны показания свидетелей, - вырвал меня из ледяного тела Эржебет голос Князя. Я вновь перенеслась на скамейку, стоящую на Золотой аллее. - Слушание затянулось до ночи, а на большой площади Биче тем временем устанавливали плаху и столб для сожжения.
  
  -Графиня была лучшим из изделий, - произнес спутник. Его глаза сузились, внимательно всматриваясь в меня, потом он равнодушно отвернулся. - Но нет ничего постоянного в этом мире, поэтому ее время пришло. - Князь еще раз внимательно посмотрел на меня и, не проронив ни слова, продолжил. - Конечно, было жаль расставаться с ней, но я ведь не просто разрушаю, а еще и созидаю новое! Графиня стала вчерашним днем, а впереди ждали новые творения, и я не желал останавливаться лишь из-за того, что жалко было "ломать" свою лучшую "игрушку".
  
  На Золотой аллее царила полнейшая тишина. Ни ветерка не пробегало по ней. На вековых дубах не шевелился ни один листочек. Лишь вокруг черной пирамиды подрагивала, как жиле, густая мгла.
  Глава 18
  
  Ночь не принесла мне долгожданного отдыха. Кутаясь в меха, я впала то ли в забытье, то ли в сон, в котором, как в зеркале увидела то, что произойдет завтра...
  
  Совещательная палата замка Биче была полной. Утро проливало солнечный свет через окна. И он ложился на пол, на лица людей большими желтыми полосами и пятнами. "Облитый" солнечным "золотом", судья зачитал обвинительный акт.
  
  -Мы собрались здесь по приказанию пфальцграфа Турзо Бетлемфалви, - раздельно и громко произнес он, вглядываясь в бумаги, лежащие перед ним на столе, - главы суда Дравы, и от имени его величества короля Матиаша. Секретарь Георгий Жадовский провел расследование дела Яна Уйвари Фицко, Йо Илоны, Доры Центес и Каталины Бенизки. Его величество, по воле Бога, избрал пфальцграфа Дьердя Турзо защищать добро против зла. Поэтому пфальцграф в интересах общества собрал суд и приказал учинить расследование с тем, чтобы получить доказательства вины Эржебет Батори, вдовы уважаемого Ференца Надашди. Правдивость обвинений была доказана свидетельствами слуг. Когда пфальцграф узнал об этих преступлениях, он вместе с графом Зриньи и графом Меджери отправился в Чейте. Собственными глазами он увидел то, о чем рассказывали свидетели... Вооруженный бесспорными доказательствами, пфальцграф приговорил Эржебет Батори к пожизненному заключению в ее собственном замке. Ее помощники сознались во всем перед судом; и в отношении их пфальцграф рекомендовал применить высшую меру наказания...
  
  Ах, как жаль, что я не могла ничего сделать. Мой дух, присутствовавший в зале, лишь метался от стены к стене, пугаясь солнечного света, который причинял ему невозможную боль. Если бы я сама присутствовала на этом суде, им бы пришлось выслушать мое мнение!..
  
  -Ты постоянно отвлекаешься, - как гром среди ясного неба раздался голос Князя. Совещательный зал замка Биче рассыпался на тысячи сверкающих льдинок, я вздрогнула: Золотая аллея была на прежнем месте. - О чем думаешь?
  
  -Ни о чем, - растеряно пробормотала я, - просто разыгралось воображение.
  
  -У тебя творческая душа, - взглянул на меня Князь и улыбнулся. - Поэтому ты сопереживаешь моему рассказу. И все равно, слушай дальше...
  
  -Потом заслушали свидетелей. - Князь откинулся на спинку скамьи и посмотрел в небо, которое голубыми лоскутками проглядывало сквозь сочную листву дубов. Он вдохновлялся своим рассказом. - Георгий Кубановик, житель Чейте, видел труп убитой девушки, и как эту девушку мучили и жгли. Ян Валко, Мартин Янковик, Мартин Крацко, Андрош Ухровик, Ладислав Анталовик, все жители Чейте, лакеи. Томаш Зима подтвердил захоронение двух девушек на кладбище в Чейте и одной в Подоли. Ян Чрапманн разговаривал с девушкой, которой удалось бежать. Она видела графиню за пытками своих служанок. Сужа - эта девушка прислуживала четыре года графине и осталась невредима, поскольку была протеже кастеляна замка в Шарваре Бичиерди. Она подтвердила, что Эржебет совершила все эти страшные преступления с помощью Йо Илоны, Дорки, Дарвули и Фицко, которые исполняли ее приказы. Ката была добросердечной: если она и била девушек, то против своей воли. Она тайно приносила несчастным еду, рискуя своей жизнью. Йо Илона, вдова Ковач, прислуживала Эржебет три года. Говорила, что видела 30 мертвых девушек. Она рассказала также о приготовлении ядов и о колдовских заклинаниях. Анна - вдова Штефена Гоноци. Среди мертвых девушек была найдена ее дочь, которой было всего лишь 10 лет.
  
  Суд, заслушав свидетелей, объявил:
  
  "Суд признает, что показания свидетелей вполне доказывают вину Эржебет Батори. Она совершила страшные преступления против женщин, так же как ее помощники: Фицко, Йо Илона и Дорка. Мы осознаем, что эти преступления заслуживают наказания, и мы решили, что касается Йо Илоны и Доры Центес, к ним должно быть применено следующее наказание: у них должны быть оторваны пальцы, так как посредством их они совершали свои дикие преступления; затем их следует заживо сжечь на костре.
  
  Что касается Фицко, то суд постановил, что он должен быть сначала обезглавлен, а потом брошен в огонь. Приговор будет приведен в исполнение немедленно".
  
  Солдаты подвели преступников к палачу. Йо Илона упала в обморок, когда ей оторвали четвертый палец. Ее поволокли к огню. Дорка потеряла сознание, когда увидела Йо Илону привязанной к столбу. Фицко подвели к плахе.
  
  -А все-таки мы неплохо повеселились, - зло усмехнулся, положив на деревянный чурбан свою кучерявую голову, Фицко. - Я не в обиде на свою госпожу, она была ко мне добра, а я - предан ей. На том свете нам все равно суждено быть вместе...
  
  Огромный топор палача сверкнул в воздухе, и голова преступника упала в плетеную корзину. Даже лежа там, она еще с минуту беззвучно шевелила губами, а потом, ухмыльнувшись, замерла навек.
  
  -А ведь Графиня была действительно красавицей, - вздохнула я. Холод, передавшийся мне от Эржебет, постепенно уходил. - Неужели для этой роли нельзя было выбрать какую-либо другую, не такую привлекательную женщину?
  
  Князь расхохотался.
  
  -Ты подумала, о чем спросила? Разве графиня была бы собой, не привлекай она взгляды, а отталкивай их? Разве можно безвкусную и лишенную зачатка таланта мазню Малевича сравнить с полотнами Айвазовского? Зло, как и добро, должно привлекать людей, манить их красотой, очаровывать.
  
  ...Король в своем письме упрекал пфальцграфа в излишней снисходительности, но все же отдал приказ, чтобы Эржебет была тайно доставлена в Чейте из своего малого замка. Эта женщина нравилась и королю! И он не мог понять, как она, такое прелестное создание, могла принимать ванны из человеческой крови.
  
  Эржебет заточили в Чейте. Она гневно кричала и не выказывала ни признаков слабости, ни раскаяния. В последний раз ее повезли на санях по склону, ведущему к замку. Она была одна. Фрейлины покинули ее, слуги закованы в цепи. Она прошла сквозь ледяные комнаты, в каминах которых уже никто не поддерживал огонь и в которых еще были заметны следы недавнего пиршества. Солдаты препроводили графиню в комнату. Она знала, что это ее конец: ее заклинание утрачено и его не вернуть. Когда потеря магической формулы была обнаружена, Эржебет призвала ведьму, которая сразу же принялась за изготовление дубликата древней формулы. Но чернила и зелье уже нельзя было приобрести заново. Ее сила ушла от нее, а скоро уйдет и красота. Эржебет понимала все это и ничего не могла поделать. Недавние власть над людьми и умение повелевать тайными силами испарились как дым. Она была из рода Батори, которые сначала все выигрывали, а потом теряли. Ей оставалось только прислушиваться к звукам, к стукам на крыше и зубчатых стенах, к отдаленному вою волков. В комнате, куда ее заточили, было холодно: каменные стены отрезали неживой мир от живого, которому с сегодняшнего дня она уже не принадлежала...
  
  -Лучше бы ее казнили, - не выдержала я. - Для такой женщины казнь была бы лучшим выходом из положения. На костре или плахе она бы умерла графиней, а в заточении превратится в тень человека, у которого нет ни имени, ни воли. Это унизительно.
  
  -Не мое решение, - разочарованно развел руками Князь. - Мне нравятся красочные зрелища. Если бы ее судил я, то казнь Эржебет прошла бы при огромном стечении народа, и это был бы триумф ее жизни - еще раз свысока - со столба, к которому ее привязали бы для сожжения, как ведьму, - взглянуть на тех, кем она повелевала десятилетия. И презрительно усмехнуться через поднимающиеся от охапок хвороста языки пламени. Она принадлежала огню, и огонь должен был забрать ее с собой. Вместо этого - медленное угасание среди холодных каменных стен. Действительно, унизительно для такой властной натуры. Эржебет должна была умереть в расцвете сил, красивой, полной энергии, а не тая, подобно оплывающей свече, теряя свои женскую привлекательность и красоту. Не умеют все-таки люди ценить великое, даже уничтожая его.
  
  Тем временем в Пресбурге два ее родственника и Турзо делали все, пытаясь избежать огласки и скандала. Пфальцграф написал в Прагу, где в тот момент находился король Матиаш. Король ответил незамедлительно: "Эржебет немедленно казнить". Турзо послал королю второе письмо, в котором напоминал, что она вдова воина, что она из благородной семьи, а ее имя - древнейшее в Венгрии, и его нельзя осквернить. С просьбой о помиловании обратились к королю Миклош Зриньи и Пал Надашди.
  
  В марте королевская мадьярская судебная палата отправила корою свой протест против снисходительного приговора пПфальцграфа. Король ответил, что Турзо делал все в соответствии с долгом.
  
  -Тогда почему же Эржебет не казнили, раз такие влиятельные люди были именно за это решение? - невольно воскликнула я.
  
  -Настоящая причина, почему Графиню не отдали на растерзание палачу, содержалась в другом послании судебной палаты королю Матиашу: "Ваша воля, о король, выбирать между топором палача и пожизненным заключением. Но мы советуем не прибегать к казни, так как воистину от этого никто не выиграет".
  
  17 апреля король наконец уступил. Парламент в Пресбурге хотел конфисковать замки Эржебет и ее сокровища, но семья снова вступилась. Аргументы были те же: ее семья, муж, ее имя.
  
  Король даже по закону не мог взять в казну треть ее состояния, так как Эржебет все оставила сыну Палу Надашди. Первоначальное состояние было разделено между четырьмя детьми, но в конечном счете единственным наследником был объявлен Пал Надашди. После смерти отца Пал стал главным управителем графства Эйзенбург. Он был помолвлен с Юдит Форгаши из одного из самых благородных семейств Венгрии.
  
  -Получилось, что, защищая честь своей семьи, своего рода, родственники Графини обрекли ее на мучительную смерть?
  
  -Издержки "голубой крови". - Уголки тонких губ Князя чуть приподнялись вверх. - Казнить Эржебет прилюдно, означало навлечь позор на головы семейства Надашди. Приходилось жертвовать одной грешной душой, чтобы спасти другие.
  
  -Тоже грешные?
  
  -В роду Надашди не было праведников.
  
  -...Таким образом, высший судебный орган не решился приговорить Эржебет к смерти, поскольку судьи сочли, что она не была ответственна за смерть девушек из благородных семей, а только за смерть слуг и простолюдинок, что было, конечно, неправдой. Она была посажена под замок, и никому не было разрешено с ней общаться. Но графиня и не требовала для себя такого права.
  
  -Почему?
  
  -Это была гордая женщина, в чьих жилах текла благородная кровь. Требовать для себя снисхождений - унижение, которое она не могла перенести. Просьбы оставались для крестьянских девушек и прислуги, которых она уничтожила больше сотни человек. Те, предвидя смерть и страдая от мучений, молили ее о пощаде. Эржебет сейчас находилась в худшем положении: час смерти был отдален от нее на неопределенное время, а муки постоянного холода и одиночества - нескончаемы. Она привыкла повелевать людьми, но суд лишил ее и этого законного по рождению права...
  
  -...В Чейте прибыли каменщики. Они заложили камнем окна комнаты, в которой была заключена Эржебет, оставив только узкую полоску в самом верху, через которую было видно небо. Потом они начали возводить толстую стену напротив двери в ее комнату, оставив только небольшое отверстие для передачи еды и воды.
  
  -Замуровать живого человека - это ужасно! - Внутренне содрогнулась я, представив себя на месте графини, что вполне было реально.
  
  -С одной стороны - да, - согласился со мной Князь. - Но, с другой, ее не лишили титула и имени. Значит, скорую или нескорую смерть она бы приняла как Эржебет Батори! Звания и титулы тоже играют определенную роль в посмертном существовании.
  
  -...Когда эта работа была закончена, в четырех углах замка соорудили виселицы, что должно было свидетельствовать о том, что здесь находится приговоренный к смерти.
  
  Замок опустел, слуги ушли, только каменщики приходили изредка что-то доделать. Эржебет находилась в полном одиночестве. Самое необходимое ей передавали через щель в стене. Никакого огня, только узенькие полоски лучей солнца и света луны...
  
  -Она очень переживала?
  
  -Гордость не давала ей этого права: она углубилась в воспоминания и как бы выпала из своего мира, уйдя мыслями в прошлое. В мир молодости, купаний в росе под полной луной, мир колдовства. Настоящее для нее прекратило свое существование, она перестала следить за собой, да и возможности для этого теперь не было...
  
  Звук тонкой разорвавшейся струны полоснул по слуху и нервам.
  
  -Дзинь! - Тонко пропело где-то вверху, и я вновь оказалась в теле той, которую ненавидела и жалела.
  
  ...В комнате, в которой меня замуровали, были сумерки. Но за узкими щелями заложенных камнем окон властвовал день. Свежевыпавший снег лег на все белым, девственным покрывалом. В его убранство оделись деревья , окружавшего замок леса, сам замок.
  
  В углу у стены комнаты стояла кровать, к которой я не подходила вот уже несколько дней. Сон не шел ко мне, а забвение все больше и больше занимало мое время. Укутанная в меха, я неподвижно сидела на своем стуле с высокой резной спинкой, и безучастным взглядом смотрела на стену напротив. Я была вне этой холодной комнаты, вне этого мира. Бледные красивые руки, которые теперь не мылись, лежали на коленях, меха спали с плеч.
  
  -Увижу ли я когда-нибудь свое отражение в зеркале, факелы на столах, пиршества со множеством гостей, фрейлин, надевающих на меня платья? - Эта мысль промелькнула и сменилась другой. Мне вспомнилось, как я сидела в трансе в подвале созерцая, как отрывают пальцы, мучают и истязают молодые тела, вскрывая вены. Что в этом было противоестественного? Ничего. Если бы такое совершали простолюдины, они бы стали преступниками, но их госпоже разрешено было все, в том числе и казнить. Это право передавалось мне по роду. Так за что же меня заточили заживо в одной из комнат замка?
  
  Заточение замедлило бег времени, который я ощущала особенно остро, когда приносила кровавые жертвы или купалась в лунной росе. Теперь время почти перестало для меня существовать. По теплу и солнечным лучам, еле пробивавшимся сквозь маленькие отверстия над двумя окнами, я узнавала, что наступило лето. Когда дни становились короче и холодало, я понимала, что наступает зима. Ориентирами смены времен года служили также слабо доносившийся запах боярышника, мха и дождя, грустные крики улетающих птиц. Но даже это все с трудом удавалось различить...
  
  Как холодно было в замке! И как тепло на Золотой аллее. Неизвестно чья воля вновь вернула меня под сень шелестящих на тихом ветерке листьями дубов, где всегда были полдень и лето.
  
  
  Глава 19
  
  -...Она прожила в заключении два с половиной года, не надеясь ни на что и ничего не требуя, полуживая от голода. - Сидящий рядом со мной на скамье Князь курил сигару. Время от времени он подносил ее к губам, набирал дым в рот и, казалось, смаковал его, как смакуют дорогой коньяк, а затем тонкой струйкой выпускал дым вверх. Тот витиевато поднимался и таял среди листвы. - Она не призывала к себе никого, силы в ней потихоньку иссякали. Она не оставила никакой записки на решетке, через которую ей передавали хлеб и воду. Она лишь составила новое завещание за месяц до смерти, которое было подписано в присутствии двух свидетелей, которые, впрочем, не видели ее. В документах того времени было записано:
  
  "Она попросила разрешения изложить свою последнюю волю, и мы послали за двумя свидетелями. Они поклялись, что это действительно ее завещание, написанное в Чейте, и что она составила его, будучи в здравом рассудке и по своей воле. Она отдавала Каталине свой замок в Керецтуре, но только временно. Она не хотела отдавать его, пока Георгий Другет не позаботится о ней в тюрьме. Остальное ее состояние делится между детьми, возвращаясь в конечном счете к Палу Надашди"...
  
  -Какая яркая жизнь, и какая ужасная смерть - медленно угаснуть во мраке и холоде, страдая от голода и одиночества! - содрогнулась я. - Неужели даже твои слуги не навещали ее!
  
  -Чтобы лучше ценить смерть, надо помучиться при жизни, - усмехнулся Князь. - Что это было бы за наказание, вмешайся я в дела земных судей? Нет уж, пусть каждому будет свое! Сбеги она вовремя из замка, ей суждено было бы прожить долгую жизнь. Она бы уже не вернулась к пыткам и мучениям, напротив, как умная и образованная женщина, Эржебет в конечном итоге между добром и злом выбрала бы добро, и, став монахиней одного из монастырей, замолила свои грехи. И ей, как раскаявшейся, было бы даровано прожить до глубокой старости, умерев не грешницей, а как достойной лучшей посмертной жизни. Но так не стало. Мне претит такое развитие событий, ведь Графиня воспитывалась не для монастырской жизни! Ни для того, чтобы вывернуться из-под моей опеки и все испортить. А вот медленное угасание в заточении в замке - заслуженный ею исход из жизни! Казнь на костре или плахе - слишком легкая смерть для такой закоренелой грешницы, и люди поняли это, ведь в каждом судье есть частичка меня. Каждый, кто судит других людей, порочен не менее осуждаемых! Поэтому и судят они по моим, а не божьим законам! Я бы не позволил Эржебет предать меня!
  
  Князь прервал монолог, мелко вдыхая, наполнил рот сигарным дымом и, смакуя его, медленно стал выпускать тот через тонкие, плотно сжатые губы.
  
  ...-Она умерла 21 августа 1614 года, - задумчиво глядя, как тает дым от его сигары в воздухе, проговорил он, - когда Меркурий поворачивается спиной к тем, чей дух он отравил. Было два свидетельства о ее смерти: одно на латыни в журнале секретаря Турзо Георгия Жадовского и другое - Крапинаи Иштвана.
  
  Она умерла, не видя света и без отпущения грехов. И ее призрак все еще блуждает по развалинам Чейте. Даже в нижнем замке кто-то встретился с ее призраком, увешанным драгоценностями; он указывал на стену. Когда ту разломали, был обнаружен тайник, в котором Эржебет спрятала некоторые драгоценности, когда готовилась к бегству: гранаты, топазы и жемчуг...
  
  -Ее призрак действительно скитается по замкам?
  
  -Люди не верят в призраки, - встал со скамейки Князь. Ему надоело сидеть, и он стал прохаживаться по аллее. - Но они существуют на самом деле. Эржебет, лишенная возможности покаяться перед смертью, навеки осталась в моем мире. Но у меня для таких душ тоже есть привилегии: время от времени им разрешено навещать места, где при жизни происходили самые памятные для них события. Вот она и навещает свои замки. Точнее, навещала пару сотен лет. Сейчас ее душа успокоилась, да и замки разрушены временем. Все в прошлом.
  
  -Но свой след в истории человечества она оставила!
  
  -Для этого и существует история, чтобы в ней оставляли следы!
  
  Князь протянул руку вперед и, материализовавшись из воздуха, в нее опустилась книга в старом, потертом кожаном переплете.
  
  -Это выдержки из судебных записей, хочешь, прочту некоторые?
  
  Я молча кивнула. Точки в судьбе Эржебет должны быть расставлены. Для меня.
  
  Князь, перестав расхаживать, присел на скамейку вновь, раскрыл книгу и, водя ногтем по строчкам, выполненным чернилами, стал читать:
  
  Допросы от 2 января 1611 года.
  
  Бич, замок Георгия Турзо, великого пфальцграфа Верхней Венгрии. Присутствовали 20 судей и 30 свидетелей. Обвиняемым было задано по 11 вопросов.
  
  1. Уйвари Янос по прозвищу Фицко.
  
  От этого имени я вздрогнула. Тень Графини все еще была жива во мне, и она отреагировала на знакомое ей имя!
  
  -Как долго вы жили в замке графини?
  
  -16 лет, с 1594 года, меня насильственно привел Мартин Чейте.
  
  -Скольких женщин вы убили?
  
  -Я не помню, сколько всего, я убил тридцать семь девушек, госпожа пятерых из них закопала в яме, когда пфальцграф был в Пресбурге. Двух - в маленьком саду, в пещере, двух - в церкви в Подоли. Еще две были привезены из замка Чейте, и их убила Дорка.
  
  -Кого вы убивали? Откуда привозили девушек?
  
  -Не знаю.
  
  Кто привозил их?
  
  -Дорко и еще одна женщина отправлялись на их поиски. Они заверяли родителей, что девушки будут в услужении у графини, и с ними будут обращаться хорошо. Мы целый месяц ждали последнюю девушку из отдаленной деревни, и она была убита сразу же. Женщины из различных деревень соглашались поставлять девушек. Я сам ходил шесть раз на поиски вместе с Доркой. Была женщина, которая не убивала, а только хоронила. Женщина по имени Яна Барсовни также нанимала слуг из округи Тапланафальв; также женщина-хорватка из Шарвара и жена Матиаша, которая живет напротив дома Жалай. Одна женщина, Цабо, привозила девушек, даже свою дочь, хотя знала, что она будет убита. Йо Илона тоже привозила их. Ката никого не привозила, но хоронила девушек, убитых Доркой.
  
  -Какие пытки вы применяли?
  
  -Им связывали крепко руки и избивали до смерти, пока все тело не становилось черным, как уголь. Одной девушке суждено было вынести более двухсот ударов, прежде чем она испустила дух. Дорка обрезала им пальцы один за другим, а потом перерезала вены.
  
  -Кто участвовал в пытках?
  
  -Била Дорка. Йо Илона раскаляла докрасна кочергу и прижигала им лицо, засовывала в рот раскаленное железо. Когда швеи плохо выполняли свою работу, их отводили в пыточную для наказания. Однажды сама госпожа вложила одной пальцы в рот и разорвала его. Женщина по имени Илона Кочишка тоже мучила девушек. Госпожа колола их иголками, она убила девушку из Ситки за кражу груши.
  
  В Керецтуре была убита молодая знатная девушка из Вены; старуха спрятала трупы, а потом закопала их; я помогал им закапывать одну в Подоли, двух - в Керецтуре и одну - в Шарваре.
  
  Госпожа всегда награждала старух, после того как они успешно мучили девушек. Госпожа сама разрывала тела девушек щипцами и разрезала кожу между пальцами. Она выводила их обнаженных зимой на улицу и окунала в ледяную воду. Даже здесь, в Биче, когда госпожа собиралась уезжать, она заставила одну служанку стоять по шею в ледяной воде; та пыталась сбежать и за это была убита...
  
  -Послушай, - прервала я Князя. - Так кто была такая Эржебет - человек или демон?
  
  -Ты это должна знать лучше меня, - даже не повел бровью собеседник.
  
  -По-моему, человек...
  
  -По-моему, тоже...
  
  -Но человеческого в ней к концу жизни ничего не осталось!
  
  -Это был не конец жизни! - Князь развернулся ко мне. В его глазах полыхнули желтые огоньки. - Если бы не людской суд, она бы прожила долго!
  
  -В монастыре!
  
  -Да ей никто не дал бы совершить такой шаг, - расхохотался собеседник, мгновенно переходя от гнева к веселью. - Это еще ты можешь изменить свою жизнь, и уйти замаливать грехи. Ты не должна мне ничего. А Эржебет пользовалась моим покровительством на протяжении десятилетий, а долг надо отдавать!
  
  -Тогда как же ее посмертное существование?
  
  -Понимаешь, - в задумчивости поджал нижнюю губу Князь, - Расчет за услуги моего мира можно оплатить при жизни, а можно и после смерти. Но расценки при жизни значительно выше. Если, образно говоря, Эржебет была бы должна мне сто рублей при жизни, то, попав в мои владения, стала должна десять тысяч. Поэтому любому человеку с долгами лучше рассчитываться, пока он живой.
  
  -А чем же ты берешь расчет?
  
  -Исполнением моих желаний!
  
  -Плохих!
  
  -Между злом и добром очень тонкая грань. Порой невозможно уследить, что ты ее уже перешагнула.
  
  -Но, выполняя твои желания, человек все глубже увязает в грехе и, в конечном счете, душа навсегда попадает в зависимость от тебя.
  
  -Увяз коготок, попалась и птичка, - качнул головой Князь. - Мое ведомство для того и существует, чтобы бороться за людские души. Здесь все методы хороши. Люди ищут то, что проще, и я даю им эту простоту: власть, материальный достаток, всякие безделушки в виде мелких услуг и подачек.
  
  
  -Давай вернемся к этой книге, - похлопал собеседник ладонью по кожаному переплету судебных записей. - Дочитаем то, что я уже начал, тогда и поговорим на отвлеченные темы. Согласна? И, раскрыв книгу на середине, продолжил прерванное чтение показаний Фицко...
  
  -Даже если госпожа не мучила девушек сама, этот делали старухи. Иногда девушек на целую неделю оставляли без еды и питья: нам запрещалось приносить им что-либо. За любую провинность швеи должны были выполнять работу обнаженными на глазах мужчин.
  
  -Где закапывали трупы и сколько их было?
  
  -Была старуха, которая захоранивала. Они были закопаны в нескольких замках: Лезтице, Керецтуре, Шарваре и Бечко. Эти девушки были заморожены заживо, так как их облили водой и выставили на мороз. Одна из девушек сбежала, но ее поймали.
  
  -Графиня сама принимала участие в пытках?
  
  -Иногда. Но чаще она принуждала делать это других.
  
  -Где все происходило?
  
  -В Бечко - в кладовке. В Шарваре - в безлюдной части замка, в Чейте - в прачечной и подвальных каморках, в Керецтуре - в маленькой комнате для переодевания. В карете, во время путешествий, госпожа колола их иголками.
  
  -Кто видел это или знал об этом?
  
  -Мажордом Дежко Бенедек, слуги, Иезорлави Ионтек по прозвищу Железная Голова, убежавший в Нижнюю Венгрию и знавший о многом, так как развлекался с Эржебет Батори. Он похоронил многих девушек, но никто не знает где.
  
  -Сколько времени графиня занималась пытками?
  
  -Все началось, когда еще был жив ее муж, но тогда она никого не убивала. Граф знал обо всем, но не обращал особого внимания. Только с появлением Дарвули пытки стали более жестокими. У госпожи была маленькая шкатулка с зеркальцем, глядя в которое она произносила заклинания целыми ночами. Колдунья Майорова из Майавы приготовила специальное зелье, которое принесла Эржебет, и искупала ее однажды ночью в воде, которую использовала потом для приготовления теста. После она отнесла оставшуюся воду в реку. После того, как она искупала ее второй раз в оставшейся воде, она замесила в этом корыте тесто для пирога, который предназначался королю, пфальцграфу и Меджери. Те, кто съели его, заболели...
  
  -Я видела эту шкатулку с зеркальцем! - невольно воскликнула я. Оставшаяся в заточении Эржебет все время держала ее у груди. Увидеть свое изображение почти в полной темноте она не могла, да и не хотела - увядание шло слишком быстро: ее кожа старела день ото дня, редели волосы. От былой красоты через год узничества ничего не осталось. Но время от времени она открывала эту шкатулку и шептала самые различные заклинания. Некоторые срабатывали: из холодного замка она переносилась в прошлое.
  
  -Маленькая поблажка, не более того, - отмахнулся Князь. - И ничего существенного.
  
  -Так вот, продолжил он, - в судебных записях содержится допрос Йо Илоны, которая находилась в услужении у графини 10 лет. Ее взяли как няньку к трем девочкам и Палу Надашди. Она не знала, сколько девушек было замучено, но сказала, что очень много. Она не знала ни их имен, ни откуда они. Сама лично она убила около 50 девушек.
  
  Она била девушек жестоко, Дарвуля обливала их холодной водой и оставляла так на всю на ночь на холоде. Сама графиня клала им в руки раскаленные монеты или ключи.
  
  В Шарваре Эржебет на глазах своего мужа Ференца Надашди раздела молодую девушку, его родственницу, вымазала ее медом и выставила в сад на растерзание муравьев и насекомых. Ей, Йо Илоне, поручали класть масляную бумагу между ног девушек и поджигать ее.
  
  Цабо из Вены привозила много девушек в обмен на деньги и одежду. Силвачи и Даниэль Ваз видели, как госпожа раздевала и мучила девушек. Она убила даже Зитчи из Экседа. Женщинам, приводившим девушек, раздавали подарки - жакет или новую юбку. Дорко перерезала девушкам вены на руках ножницами. Было столько много крови, что надо было разбрасывать уголь вокруг кровати графини и менять ей одежду. Дорка также надрезала распухшие тела девушек, а Эржебет разрывала их щипцами. Однажды около Вранова она убила девушку, которую Йо Илоне было поручено немедленно похоронить. Иногда их закапывали на кладбище, иногда под окнами. Даже в ее замке в Вене графиня искала место, где она могла бы мучить. Постоянно приходилось мыть стены и пол. Когда Дарвулю разбил паралич, за мучения принялись ее слуги.
  
  Она не знала, где захоранивали все трупы, но в Шарваре пятерых зарыли в яму для хранения зерна. В Керецтуре школярам платили за то, чтобы они закапывали тела. Куда бы ни приезжала Эржебет, она первым делом подыскивала комнату для пыток...
  
  ЧАСТЬ 20
  
  Воображение вновь перенесло меня в замок Чейте. Была зима. Горы, огромные ели, которые росли еще до постройки замка - все было укрыто белым пушистым снегом, как и сам замок с его башней и башенками, стенами и небольшим двором: все вокруг казалось сказочным и нереальным, словно я смотрела цветную картинку. Внизу, под горой, тонкой линией белоснежное полотно долины еле заметным штрихом прочерчивала дорога, ведущая к селу, над домиками которого вились сизые дымки.
  
  Волшебство окружающей природы сменилось панорамой самого замка, к которому то ли я, то ли моя душа подлетела вплотную. Серые каменные стены, узкие окна. Нигде не теплилось ни огонька. Ни дымка не вилось над черепичными крышами каменных строений. Но зато по четырем углам двора стояли виселицы, с болтающимися на пронизывающем зимнем ветру веревками. Двор, заметенный снегом, был девственно чист за исключением одинокой узкой дорожки, протоптанной ко ступеням, ведущим в сам замок, в одной из комнат которого увядала в заточении Эржебет. По этой тропинке ей раз в сутки приносили воду и хлеб.
  
  Как в замедленном кино, образ замка стал наплывать на меня, и я беспрепятственно проникла через его стены, оказавшись в теле той, которую жалела и ненавидела.
  
  Эржебет медленно ходила по комнате. Меха за год заточения износились, но она не замечала холода, давно привыкнув к нему, как к чему-то неотъемлемому в каменном склепе, в котором зимой и летом держалась почти одинаковая температура.
  
  -Как хорошо было раньше, - хрипло рассмеялись она и я одновременно. В этот раз у меня не получилось стать Графиней всецело, наши сознания существовали раздельно. - Но все осталось в прошлом. Как дорого бы я отдала за то, чтобы все вернуть назад!
  
  -Вернуться назад? - В гневе вскричала я. - Чтобы вновь творить зло?
  
  Эржебет испуганно вздрогнула и огляделась по сторонам. Комната была совершенно пуста.
  
  -Странно, - пробормотала она, кутаясь в истертые меха. - Мне показалось, что я слышала чей-то голос.
  
  -Не показалось! - гневно проговорила я. - Ты действительно не одна!
  
  Графиня нервно вздернула плечами. В густом полумраке мрачной комнаты, чей потолок тонул во мраке, блеснули белки безумных глаз:
  
  -Тогда кто ты?
  
  -Такая же невольница, как и ты.
  
  -Невольница? - Эржебет остановилась и наклонила голову, будто прислушиваясь ко внутреннему голосу. - Ты тоже заточена в каком-то замке?
  
  -Нет, в твоем теле. Я - часть тебя, но, надеюсь, скоро мы расстанемся насовсем.
  
  -Ты не можешь быть частью меня, - сердито топнула графиня ногой. - Ты - самозванка!
  
  -Я твоя совесть!
  
  -Совесть? - Смех Эржебет, сухой и ломкий, как прошлогодняя трава, тем не менее оглушительно прозвучал в замкнутом пространстве. - Мне не известно это чувство!
  
  -Ты лжешь сама себе! Если бы ты хоть иногда прислушивалась к своему внутреннему голосу, этого заточения могло и не быть. Совесть всегда предостерегает от опрометчивых поступков.
  
  -Но я всегда поступала так, как хотела. - Голос графини перешел на шепот. - Госпожа не может считаться с мнением прислуги.
  
  -Ты родилась прекрасным ребенком, росла смышленой девочкой, и кем ты стала? Зверем в облике человека, - жестко "хлестнула" я противницу по душе. - Зачем ты убивала девушек?
  
  -Убивала? - Вновь зашагала по комнате Эржебет. - Я никого не убивала. Мне просто нужно было отвлечься от своей болезни, которая терзала тело. А мучения других людей отвлекали от боли и грустных мыслей.
  
  -Ты творила зло, и теперь пожинаешь плоды своих деяний!
  
  -О каком зле ты говоришь, совесть? - рассержено прошипела Графиня. Ее шаги стали чаще, она буквально засеменила по комнате от стены к стене. Сквозь узкую полоску над замурованным окном пробивался лучик света. - Зла нет на свете, есть люди, творящие мелкие и великие дела. Я была предназначена, чтобы властвовать, и теперь пожинаю плоды зависти подобных мне. Чернь не подняла бы руку на свою госпожу.
  
  Совесть! - Вдруг громко проговорила Эржебет. - А ведь я тебя уже когда-то слышала! Помнится, это было... и Графиня, склонив голову, замерла у окна, заложенного камнем, углубившись в воспоминания ...
  
  Вновь раздался звук лопающей струны, и я оказалась на скамейке на Золотой аллее.
  
  ...-Бальтазар Поки, Штефен Ваги, Даниэль Ваз и другие слуги знали обо всем; знал и некто Кошма. - Князь как ни в чем не бывало продолжал зачитывать свидетельские показания из судейских записей. Странная черная пирамида невдалеке по-прежнему была окружена пульсирующим полумраком. - Йо Илона не знала, сколь долго это все продолжалось, так как, когда она поступила на службу, пытки уже практиковались. Дарвуля научила Эржебет самым изощренным пыткам; они были между собой очень близки.
  
  -А вот показания Дорко, - провел пальцем по строке Князь. И стал зачитывать большой абзац, посвященный одной из служанок графини:
  
  -В услужении пять лет, служила Анне Надашди до ее замужества. Йо Илона сделала ей протекцию. Девушки поступали из различных мест. Барсовни и вдова по имени Коечи из деревни Домолк приводили многих. Она добавила, что графиня мучила девушек раскаленными ложками и прижигала им подошвы утюгом. Она рвала их плоть в наиболее чувствительных местах, например, груди, маленькими серебряными щипчиками. А когда графиня болела, девушек приводили к ее постели, и она кусала их. За одну неделю умерли пять девушек; Эржебет приказала бросить их в комнату, и, когда она уехала в Шарвар, Ката Бенизки должна была закопать их в яме для зерна. Иногда, когда трупы не удавалось скрыть, их хоронили с участием пастора. Однажды она вместе с Ката и слугой отнесли девушку на кладбище в Подоли и закопали ее.
  
  Эржебет мучила своих служанок, где бы ни находилась.
  
  -Не могу поверить, - обернулся ко мне Князь, прервав чтение, - что тебе не нравилась Графиня. Властные люди всегда притягивают чужое внимание и воображение. Им хотят подражать. Человек сам по себе жалкое и слабое существо, поэтому, встречая на своем пути более сильного, он инстинктивно склоняет перед ним голову, как перед вожаком стаи. Эржебет была человеком, который, будь она мужчиной, мог бы повести за собой армию и покорить новые страны. Не скрывай, тебе ведь понравились ее воля и целеустремленность? Ее положение и вес в обществе?
  
  -Мне ее искренне жаль, - не согласилась я. - Только и всего. Жаль, как погибшую душу. Она не являлась самим злом, а была лишь орудием в его руках. В ином случае Эржебет была бы совершенно другой и покоилась бы не на твоем кладбище.
  
  -Скучно ты мыслишь, - скривился Князь. - Что за интерес прожить жизнь в жестких рамках: жена, мать, походы в церковь по выходным дням и праздникам? Шаблон какой-то! Судьба Эржебет была совершенно другой: яркой, насыщенной, неповторимой!
  
  -Ладно, - махнул рукой собеседник, - оставим пока рассуждения на тему зла и добра, вернемся к записям, в которых есть свидетельские показания еще одной служанки Графини - Ката Бенизки.
  
  Она поступила в замок Чейте в 1605 году, после смерти графа, в качестве прачки. Она пришла из Шарвара. Не знала, сколько девушек убито, но говорит, что около 50. Она не приводила их и не знала, откуда их брали. Сама не убивала никого, даже приносила им иногда тайком еду, хотя Графиня и наказывала за это. Среди тех, кто приводил девушек, были Липтай и Кардошка. Но больше всех приводила Дорка. Ката подтвердила, что это Дарвуля научила Эржебет более жестким пыткам. Эржебет всегда кричала: "Сильнее, сильнее!" В результате девушек забили до смерти. Ката подтвердила, что Эржебет дала 14 юбок ее двум дочерям. Графиня из всех слуг предпочитала советоваться именно с Дарвулей. Однажды Эржебет отослала молодых служанок в замок, когда в Чейте приехала графиня Анна Зриньи. Дорка заперла их и оставила умирать от голода, а вдобавок облила их ледяной водой. В другой раз, когда графиня приехала в Пиштян, одна из девушек умерла в карете, а Эржебет продолжала бить бездыханное тело.
  
  Дорко убила пятерых и приказала Ката бросить их под кровать и приносить им еду, как будто они были живы. Потом Эржебет уехала в Шарвар и велела Ката сломать пол и захоронить девушек прямо в комнате. Но у Ката на это не хватило сил. Трупы остались под кроватью, и по замку распространилось зловоние, которое ощущалось даже снаружи. В конце концов их выбросили в яму для хранения зерна. Дорка закопала одну из них в канаве.
  
  Однажды Эржебет привели двух сестер, из которых она выбрала для пыток самую красивую девушку, дочь чиновника. Там были и другие молодые девушки из благородных семей, и среди замученных в Вене, и в других местах. Барсовни, которая приводила их, всегда находила различные предлоги: обычно она говорила, что за непродолжительную службу у Графини девушкам дадут приданое...
  
  -На этом все, - захлопнул книгу Князь. - Ты достаточно узнала об Эржебет, чтобы составить о ней свое мнение. Каково оно?
  
  -Такой короткий вопрос о такой длинной жизни. Даже не знаю, что ответить. Сказать, что ненавижу ее, будет неправдой: я прожила ее детство, отрочество, юность, - это были хорошие, славные годы. Мне пришлось жить вместе с ней, когда она любила своего мужа, рожала детей. Потом я стала свидетелем того, как в ней проснулась звериная жестокость. И, в конечном итоге, увидела ее падение. Я ненавижу ее и люблю одновременно. Но больше всего мне ее жаль. Если бы...
  
  -Если бы не ее слуги, - продолжил мою мысль Князь, - она могла быть другой. - Сказал и рассмеялся. - Конечно, Дарвуля сыграла свою роковую роль в судьбе графини. Она стала тем "камнем", о который, спотыкаясь, падают и уже не поднимаются. Но во власти человека выбирать! Эржебет могла сделать свой выбор в другую сторону, но пошла по той дороге, которую указал ей я. И "указателем" этого пути стала именно Дарвуля.
  
  -Послушай, Князь, - обратилась я к собеседнику, - зачем ты вообще создаешь таких людей? Зачем тебе они?
  
  -Это моя армия.
  
  -Слабая армия, которая "воюет" только из-за страха.
  
  -Страх повелевает людьми! Это самое сильное чувство до сих пор не разгаданное учеными. Ему нет равных! Наслаждение, радость, голод и жажду - все можно перетерпеть, пережить, они более продолжительны во времени, а, значит, их действие на человека ослабевает. Голодный может раскаяться и умереть прощенным. Наслаждающийся - осознать порочность своего существования. Только у человека, загнанного в угол страхом, нет времени на раздумья, потому что он должен действовать! У такого человека нет времени на раскаяние, ведь он в считанные секунды выбирает путь для спасения. И такой путь предлагаю ему я.
  
  -Все равно, - не согласилась я с Князем, - страх лишь на вид прочен, на деле же похож на хрупкий чугун: стукни по ограде, отлитой из него, молотом, расколется в нескольких местах.
  
  -Слабости есть во всем, - согласился собеседник. - Но многие идут ко мне не из-за страха: им интереснее приключения и авантюризм, власть и деньги, чем прозябание равным среди равных - нищих. Среди людей всегда были лидеры, вот они-то и составляют командование моей армии: у них есть опыт, желание не утратить своих позиций. Их уже не заставишь принять покаяние, изменить образ существования. Для них нет пути отступления, поэтому и идут такие личности до последнего, верша зло там, на земле. А в моем мире их уже ждут для дальнейшего обучения. Мы совершенствуем такие души. У нас тоже существуют учебные учреждения, разделенные на ступени. В моем мире все как у людей. Почти...
  
  -А что остается остальным - большинству, грешащим на земле и попавшим в твой мир без перспективы на "карьерный рост"?
  
  -Искупать последствия земной жизни. Для этого и существует ад. Но среди приговоренных к мукам встречаются и те, кому удается повыситься в "должности": их используют на тяжелых работах, как прислужников. Дел хватает всем, так как ад очень огромен.
  
  -Что уготовано для Эржебет?
  
  -Есть одна любопытная задумка, - побарабанил кончиками пальцев по краю скамейки Князь. - И я над ней уже работаю. В скором времени в твоем мире объявится выдающаяся личность, могущая влиять на умы людей, и добьется огромной власти, которую использует лишь для того, чтобы приносить жертвы мне. Только это уже будет не сто или шестьсот человек, а миллионы!
  
  -Ты не опасаешься, что когда-нибудь из-за тебя людской мир оскудеет настолько, что приток душ прекратится и в твой мир?
  
  -Это невозможно! В мироздании, как таковом, нет крайностей. В нем не может все быть только черным или только белым. Если бы такое случилось, мироздание прекратило бы свое существование. Может случиться, когда зла станет больше чем добра. Может произойти наоборот. Но чтобы победило что-то одно! - И Князь заливисто рассмеялся. - Основа мироздания - борьба противоположностей, поэтому ресурсы ни твоего, ни моего мира никогда не иссякнут...
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"