Маленькая девочка, сладко потянулась в кровати и, открыв глаза, увидела, склонившейся над ней силуэт матери.
-Вставай, - повторила мать, и, укутавшись в серую шаль, отправилась в коридор. Варя неспеша встала с постели и, обувшись в стоявшие у кровати валенки, отправилась вслед за ней.
-Сейчас, - сказала мать, с трудом застёгивая на себе пальто, - сейчас пойдём.
-Не надо мама, я сама схожу, сиди дома, - произнесла Варя.
-Ну, сейчас, - воскликнула мать, - вон, сколько детей сейчас теряется. Ни в коем случае.
-Мама, - Варя ласково взяла за руку, прислонившуюся к стене женщину, - я схожу одна.
-Ничего, ничего, - ответила мама, и с трудом оторвавшись от стены, отправилась открывать дверь.
После этого, натянув на себя все тёплые вещи, которые только можно было найти в доме, они вышли из квартиры. Лифт давно не работал, и Варе, с матерью едва державшейся на ногах, пришлось пешком спускаться по лестнице.
Когда они всё-таки вышли из парадной, взору девочки открылся безжизненный Ленинградский двор. Увиденная Варей картина, сочетавшаяся с пронизывающим скрипом качелей, раскачиваемых холодным зимним ветром, производила по - настоящему жуткое впечатление.
-Ух, как "лютый качельки" раскачивает, - заговорила мать, - а помнишь Варенька, как с Митей вы тут прошлым летом качались?
-Не надо стоять, мама, - сказала Варя, осторожно потянув её за рукав, а то сил не хватит.
-Конечно доченька, - мать крепко сжала закутанные в тёплые рукавицы Варины ладошки, и они вместе направились к арке, которая выводила из двора на улицу.
Безлюдная в столь ранний час, блокадная ленинградская улица, казалась мрачной, бездонной бездной, а жуткие завывания февральской вьюги только усугубляли эту картину.
В глухой ночи почти ничего не было видно, и только мелькавшие вдали чёрные силуэты, говорили о том, что в этом городе ещё есть жизнь.
Женщина, всё - также продолжала идти с большим трудом. Периодически ей приходилось останавливаться, чтобы сделать перерыв, а спустя некоторое время суетливо приговаривая: "Сейчас у магазина народу уже - поди, собралось" она судорожно пыталась наверстать упущенное, но ничего из этого, конечно, не выходило, и вскоре они останавливались опять.
Спустя некоторое время, повернув за угол одного из домов, они, наконец - то вышли на улицу, на которой располагался один из хлебных магазинов, производивший выдачу хлеба по карточкам.
- С утра валяется, что - ли, или с вечера не убрали, - сухо промолвила мать, увидев лежащий поперёк улицы труп.
-Не знаю, - взволновано промолвила Варя.
Промозглая февральская ночь тем временем уже начала превращаться в столь же отвратительное февральское утро, и первые пробивающиеся лучи света, достаточно осветили один из ленинградских проспектов, обведя контуры ещё нескольких мертвецов. В этот момент молодые глаза Вари не могли не увидеть одну важную деталь, заметив которую она крепко - накрепко сжала материну кисть: возле одного из трупов копошились какие-то тени, причём копошились не просто, а, вооружившись ножами, и топором старательно отрезали у покойников нижнюю часть спины.
Мать это вскоре тоже заметила, и громогласно охнув, остановилась
-Товарищи, - обратилась она к извергам, - что вы делаете? Имейте совесть. Нельзя же опускаться до такого!
-Иди отсюда! - Злобно прошипела ей в ответ уродливая старуха.
-Мама, пошли, - взмолилась Варя.
-Сейчас, доченька, - произнесла мать, и, схватившись одной рукой за сердце, а другой крепко обняв девочку за шею, попыталась дальше продолжить свой путь. Но, пройдя несколько шагов, она остановилась, и, усевшись на холодный февральский снег, отпустив руку любящей дочери, произнесла: "Подожди Варя, что-то мне совсем плохо"
-Мама пойдём, - девочка изо всех сил потянула мать за рукав пальто, продолжая со страхом наблюдать за двумя здоровыми мужиками в рабочих фуфайках, и мерзкой старухой одетой в отвратительный овечий полушубок. Но, несмотря на усиленные старания дочери, мать закатила глаза и упала на холодную землю.
Раздуваемая холодным ветром снежная позёмка моментально накрыла тело матери, после чего и без того бледное выражение её лица обрело совершенно бесчувственный вид. Варина мать превратилась в один из бесчувственных трупов, которыми были полны в те дни Ленинградские улицы.
-Мам, мамочка вставай, - девочка обреченно, изо всех сил тормошила тело женщины. - Вставай, мамуля!
-Смотри-ка ребятки, тут совсем "свежая"!
Варя обернулась и увидела нависшее над ней скривившееся в мерзкой ухмылке лицо старухи.
-Давай быстро разделаем её Мишка! - закричала она.
В следующую секунду перед Варей опухшая физиономия мужика, который вертел окровавленным топором так, будто-бы он был игрушкой.
-Уйдите, закричала девочка, и крепко обняв мать, ипуганно уставилась на каннибалов.
-Пошла вон! - закричал на неё верзила с опухшей физиономией.
-Тихо! - воскликнул другой подонок, а потом, переведя свой леденящий взгляд на старуху, сказал: " я вот думаю, может её... ну, это..."
-А-а, - прокряхтела старуха, - можно.
В душу Вари пробрался леденящий ужас, - Не надо, - плача проговорила Варя, после чего попыталась встать.
- Иди сюда, - прошипела старуха, и шагнула навстречу Варе.
- Не пойду, - закричала девочка и бросилась бежать со всех ног.
- Держи её, - закричала старуха, и двое верзил бросились вслед за девочкой.
Когда она добежала до угла дома, за которым открывался вид на родной Варин двор, откуда-то, словно по мановению волшебной палочки появился спасительный свет, шедший от фар милицейской машины.
Варя, падая от усталости, прислонилась к стене дома, в этот момент впервые за долгое время по её лицу пробежала улыбка, когда она увидела, как парочка людоедов бросилась обратно в подворотню, чуть завидев свет фар приближающейся машины.
Но, когда она вспомнила безжизненные глаза матери, оставшейся лежать на мёрзлой февральской земле, у неё навернулись слёзы, небрежно смахнув которые она наконец-то отправилась домой.
Преследуемая паническим страхом, что проклятая семейка людоедов может вернуться, она по-быстрому добралась до квартиры.
-Варя, - окликнул девочку женский голос.
Обернувшись, она увидела свою соседку по лестничной площадке - тётю Зою.
-Где твоя мама? - Осторожно поинтересовалась та, видя скатывающиеся по девичьим щекам слёзы.
-Что поделаешь, придётся самой справляться, - тяжело вздохнула соседка. Тебе уже двенадцать лет, ты уже большая.
-Да! - воскликнула девочка, с чем я справлюсь?
-Не кричи, - тётя Зоя положила руку на Варино плечо, - я пришла предложить твоей матери отправить тебя с моим Сашкой в эвакуацию. Только сегодня такая возможность появилась.
-Не нужна мне никакая эвакуация! - зарыдала в голос Варя, - не хочу я ни в какую эвакуацию.
-Ни говори ерунды, ты ещё маленькая, тебе пожить ещё надо.
-Ничего мне не надо! Никуда я не хочу!
-Надо, надо, - быстро проговорила соседка, - сейчас Сашку возьму, и поедем.
-Вот так, без вещей? - Удивилась Варя
-Конечно, - ответила соседка, - направляясь к собственной двери, - машины по льду поедут, под огнём немцев. Водители не будут же, своей жизнью рисковать ради чьих-то, там тряпок.
Спустя некоторое время, Варя вместе с тётей Зоей и её маленьким трёхлётним сыном, прибыли на железнодорожный вокзал.
-Мама, мамочка! - по всему перрону раздавались детские взволнованные голоса, часто срывавшиеся на протяжные крики и стоны.
-Ну, где же эта Верка, - недовольно сказала тётя Зоя, - двадцать минут стоим, а её все нет.
-Мам, пойдём домой, - заговорил молчавший весь день до этого мальчик, - я замёрз.
-Тихо тебе, - соседка резко одёрнула руку мальчика, взволнованно добавив, - где же её черти носят?
Не успела она договорить, как из-за поворота появилась невысокая черноволосая женщина, одетая в синее пальто работника железной дороги.
-Верка! - радостно воскликнула соседка, где тебя черти носят, я чуть с ума не сошла!
- Ой, - многострадально вздохнула женщина, - все плачут, все рыдают, всех надо успокоить. Железнодорожница подошла к маленькому Саше, и присев на колени легко дотронулась своей рукой до кончика Сашиного носа, - Привет, - ласково произнесла она при этом.
-Здрасьте, - стеснительно произнёс в ответ мальчик.
После этого, железнодорожница поднялась с колен и, сделав серьёзное лицо, спросила у Зои Павловны: "Что серьёзно решила отправить в эвакуацию?"
-Ой, не знаю, - тяжело вздохнула тётя Зоя, - весь день думаю отправлять, не отправлять? Отправлять страшно - мало, ли что на озере этом проклятом может случиться? И в Ленинграде оставлять страшно.
- Понятно, - сочувственно произнесла железнодорожница. Затем она обернулась и, увидев Варю, удивлённо задала вопрос "А это кто?"
-Эта соседская дочка, - сказала Зоя Павловна, - она сирота.
-Она что, тоже хочет ехать? - Ещё более удивлённо спросила женщина
- Конечно, сказала тётя, Зоя,- встревожено уставившись на железнодорожницу, - а ты думала я Сашку одного отправлю?
-Не знаю, - задумчиво помотала та головой, - она такая большая, а мы в эвакуацию совсем маленьких везём - три, четыре годика ну, в крайнем случае, лет девять-десять. А она...
Сколько ей лет?
-Двенадцать, - робко ответила девочка
-Ну вот, видишь, - грустно произнесла железнодорожница, - она уже большая, в таком возрасте дети уже работать должны.
-Ну, Вера? - взмолилась тётя Зоя - пожалуйста, я не могу Сашу совсем одного отправить неизвестно куда. Может, я его больше уже никогда не увижу.
- Ладно, - сочувственно вздохнула железнодорожница, - пойдёмте, и протянула свои руки к мальчику и Варе.
Малыш не подав руки, испуганно посмотрел на женщину.
- Не бойся, - девочка ласково посмотрела на мальчика, и, сказав это, взяла в правую руку его маленькую неокрепшую ладошку. Когда девочка потянула мальчика за руку тот, неохотно поддавшись, обернулся, и с содроганием взглянув на удаляющийся силуэт матери, испуганно пролепетал: " Мама, мамуля"
- Пойдём, Сашенька, - к Варе подошла железнодорожница и забрала к себе мальчика на руки.
Мальчик тихо застонал, наблюдая за удаляющейся матерью, а когда железнодорожница дошла до поворота, закрывавшего посадочный перрон, Саша, протянув ручки, истошно закричал, безудержно повторяя, только одно слово: "Мама, мама"
-Прощай, Сашенька, - закричала, тётя Зоя смахивая покатившуюся по щекам слёзу, - прощай, - прощай, повторила она и, закрыв лицо руками, разразилась громким плачем.
Вскоре состав полностью загрузился детьми, и, издав несколько паровозных гудков, тронулся с места, под непрекращавшийся звук детского плача и безостановочных родительских всхлипов. Окутавшись паровозным дымом, состав отправился на восток.
Наблюдая за плачущими детьми и их родителями, Варя также вспомнила свою мать. С трудом, проглатывая горькие слёзы, она закричала вслед удаляющемуся от неё перрону: "Прощай, мама", и закрыла глаза не вынеся, той нестерпимой боли, что съедала её в этот момент изнутри .
Вечером состав с детьми прибыл на станцию "Ладожское озеро". Ранним утром следующего дня громкий женский голос разбудил спящих детей.
-Дети вставайте, мы должны ехать
Варя, сладко зевнув, неохотно раскрыла заспанные глаза и увидела стоящую перед ней женщину.
-Дети надо ехать, - повышенным голосом повторила она, а потом, посмотрев, на Варю удивлённо спросила. - Чего разоспались то? Ночью пока ехал поезд, над дорогой фашистский бомбардировщик летал, не слышали что - ли?
- Ну и что? - равнодушно произнесла Варя, - в Ленинграде они каждую ночь летали, да в ночь по несколько раз.
- Не знаю, - несогласно произнесла женщина, я уверена, что к такому кошмару привыкнуть никак нельзя.
Потом, заметив, что на неё обращены десятки других заспанно - прищуренных глазёнок, она, виновато улыбнувшись, поспешила представиться: "Здравствуйте дети, меня зовут Степанова Мария Сергеевна. Я работник детского дома из Сибири, и должна проследить, чтобы вы доехали до своего нового дома целыми и невредимыми. Для этого сначала вы должны пойти вон туда, - она показала рукой в сторону беспорядочно расставленных грузовиков.
Вскоре машины полностью были заполнены детьми, и выехали со станции, отправившись в неизведанный полный опасностей путь по хрупкому Ладожскому льду. Их было немного - всего десять. Варя вместе с маленьким соседом оказались в предпоследнем с конца колонны грузовике, вместе с работницей детского дома и десятком таких же, как Саша малышей.
Пока колонна неспешно начала продвигаться по трещавшему и прогибавшемуся под грузом машин льду, Мария Сергеевна, задумчиво посмотрев на Варю, спросила у неё: "И почему они ночью грузовики не пустят, ночью же спокойнее"?
- Это бесполезно, - заговорил самый старший мальчик, десятилетний Витя, - ночью с выключенными фарами далеко не уедешь, а с включенными немцы сразу же прилетают и начинают бомбить.
- а, - понятно - с закравшимся испугом в глазах произнесла Мария Петровна
- А куда мы едем? - взволнованно спросила маленькая девочка, стеснительно выглядывавшая из-за белой пуховой шали.
- Далеко, очень далеко, в Сибирь, - грустно ответила женщина.
- На машине? - наивно переспросила девочка
- Нет, конечно, - Мария Петровна неловко попыталась улыбнуться, на машине мы проедем только тридцать километров до посёлка Кобона, а оттуда на поезде.
В этот момент, среди недавно окрасившегося утренней зарёй неба послышался гул моторов. С каждой секундой он становился сильнее, и уже через мгновение из белых пёристых облаков выплыли силуэты двух чёрных истребителей.
- Чьи это самолёты? - испуганно спросила закутанная в белую шаль девочка
- Наши, наверное, - настороженно ответила женщина, - немецкие должны были бы давно сбить.
Тогда почему у этих самолётов на боках чёрные кресты? - спросил кто-то из детей.
На следовавшем после колонны военном грузовике послышалась громкая брань заспанных солдат, судорожно наводящих прицел спаренного зенитного пулемёта на чёрные силуэты фашистских истребителей.
Тем временем самолёты разделились, и в сторону установки повернул левый мессершмидт, а в начало колонны правый.
Моментально послышался грохот разрывающих небо трассеров, поливавших небо из советской зенитной установки, но фашистский самолёт ловко спикировав, расстрелял находившихся в грузовике солдат, и, сделав своё "чёрное дело", направился на разворот, чтобы, вновь зайти на колонну.
В этот момент, разорванный снарядом, взлетел на воздух головной грузовик, а грузовик, следовавший за ним, стал судорожно петлять, пытаясь не угодить в образовавшуюся во льду пробоину, но, не сумев это сделать, влетел капотом в ледяную ладожскую воду, и быстро пошёл ко дну.
Тем временем самолёты, воссоединившись на востоке, развернулись, чтобы снова пойти на колонны.
Жуткую какофонию детских криков и стонов, разрезал звук трескавшегося под Вариным грузовиком льда, после чего из кабины показалось небритое лицо водителя: "Прыгайте немедленно", - закричал он, - они нас всех под лёд пустят!
- Да как же малыши смогут на ходу выпрыгнуть! - Закричала Мария Петровна
- Прыгайте вашу мать, - злобно крикнул на неё водитель, - разве вы не видите, что это конец! Это конец, они нас всех под лёд пустят. - И с силой пнув дверь водительской кабины, ловко вылетел на ладожский простор.
- Прыгайте де..., - отчаянно попыталась прокричать женщина, но не успела этого сделать. Подлетевший к грузовику самолёт выбросил бомбу, стараясь угодить прямо в кузов, но петляющий грузовик сумел увернуться, и бомба упала рядом с ним.
От удара взрывной волны машину перевернуло, и из перевёрнутого кузова на землю посыпались дети, словно картошка из оброненного мешка.
Самолёты опять развернувшись в небе, снова пошли на колонну, хладнокровно расстреливая уцелевшие грузовики.
- Фашистские сволочи, - обессилено пробормотала лежавшая на льду раненная Мария Петровна, - как у вас рука поднимается детей из пулемётов расстреливать!
- Вон твой мальчик, - указала на Сашу полуживая работница детского дома, после чего тяжёло вздохнув, потеряла сознание
- Саша, - закричала Варя, увидев стонущего трехлетнего малыша, у которого из правого валенка текла кровь; - Саша, тебе ножку осколком задело. Девочка сразу подбежала к малышу, и заботливо накрыла его, одетого в хлипкую и мокрую от слёз одежду своим телом.
Самолёты опять развернулись, и, спикировав низко к земле, последней очередью попытались добить бегущих по льду малышей, чудом уцелевших при бомбардировке колонны. Варя, закрыв от страха глаза, в последний раз услышала страшный звук выстрелов работавших по земле пулемётов, и сдавленные приглушенные крики детей, настигаемых внезапной смертью.
Расстреляв весь боезапас, самолёты, набрав высоту, исчезли в белой заоблачной дымке, откуда прилетели десять минут назад.
Мальчик всё это время, постоянно продолжал плакать и звать маму.
- Не кричи, Саша, - тихим голосом произнесла девочка, а то немцы вернуться.
Секундой позже Варя услышала за спиной звук, издаваемый моторами приближавшихся машин. Обернувшись, она увидела подъехавшую к ним обыкновенную советскую полуторку с красными крестами на бортах. Почти мгновенно, из грузовика стали выпрыгивать молодые девушки в белых халатах, сразу направлявшиеся к разброссаным по льду детям.
- Со мной да, - поднимаясь с колен, ответила девочка, а вот ему, - она показала рукой на мальчика, - нужна помощь.
После этого Варя подняла вверх голову и увидела поднявшееся солнце, залившее ярким оранжевым светом кровавый ладожский лёд.
Оставшихся живых детей в последний раз посадили в кузов грузовика и отправили на другой конец Ладоги, в посёлок Кобона, после чего их эвакуировали в Сибирь.
Правда, маленького Вариного соседа, после прибытия в Кобон отправили в госпиталь, где он и находился, в тот момент, а остальных увезли в Сибирь. После выздоровления мальчик был отправлен в город Волхов, где его и определили в местный детский дом. В этом городе, стоящем на великой древней реке, Саша и остался. Больше Варя его никогда не видела.
Местом назначения, для чудом спасшихся из осаждённого Ленинграда детей оказался заброшенный в далёкой Сибири маленький шахтёрский город - Прокопьевск.
В дальнейшем жизненный путь Вари, практически ничем не отличалась, от судеб тысяч других детей, оказавшихся в эвакуации, вдали от родного дома. И лишь, иногда, в минуты мимолётного забвения, она предавалась воспоминаниям и рассматривала цветные открытки с изображениями города её детства. Города, который навсегда остался в её памяти. Города, в который она не вернулась.