Цвет озера Симко, Онтарио, Канада, по 11-му, до 89-го, потом направо
Канада страна красивая, богатая лесами своими пушистыми, озёрами прозрачными, речушками распустившимися как косы на её плечах. Бывало выйдешь ранёханко, пока живнось вся спит, грудь расправишь, свежего аромату вздохнёшь, и несёт этот воздух заколдованный мёд и забытый берёзовый хмель - где-то едва слышный дымок уюта. А природа смотрит и приголубливает, притягивает к себе своим великоликолепием, в фауну её проникнуться заманивает, в тайны её ноги голые опустить, россой лицо отмыть. Не могу ничего сказать, люблю я её - эту ноктюру многоглазую, люблю так, как любить можно только очень близкого и очень дорогого человека. Ни за что люблю - просто так.
Зима у неё холодная, долгая, ветренная, со взглядом такой сказочной, хрустальной королевы. Белая, закутанная в вуаль, неподступная... а в окнах её огоньок играет, пар из баньки подымаетса, стол накрыт. И взгляд тогда понятен - пришёл позже чем ждала.
Весну не могу дождаться её каждый год, пахнущую, начинающую жизнь с ожиданием чего-то нового и прекрасного, будящую меня своими поцелуями, томная и короткая как сон.
Лето у неё жаркое, наколяющее пыль, незабываемым теплом обнимащее меня, как обнимает только мать, безконечным голубыми глазами заполневшее небо и запустившее туда кусочек моего совственного существования, чтобы опрокинув голову, считать шагами Млечный Путь.
А про осень здесь просто легенды ходят - о том как сняв бусы свои, покроя солнце красной бахрамой, она колдует на суде своей увядающей молодости, листьями своими разноцветными балуя, зарание понимая, что тепло уже навседа для неё прошло.
Вот так живём мы, коммуной своею дружной, небритыми щеками тыкаясь в прекрасное, чаще всего не понимая зачем. Ждём праздников, любим детей, и постоянно радуемся приблежению всяких мелких событий, из которых в основом и состоит жизнь, и о которых на следующий день мы обычно забываем.
Сегодня пасха у Юрия Инокентиевича Долгорукова. В его полатах как в храме каком-то - большим размером пахнет, хочется закружиться в сумашедшем танце белых, худых колон.
Уж так повелось у нас, с незапамятных времен, приглашая друзей или отмечая семейное торжество, мы неизменно усаживаемся за стол. Хорошо сервированный благоухающий ароматами всевозможных блюд, он сближает людей, снимает напряжение и располагает к задушевной беседе. На пасхальный обед каждый гость обязательно принесёт какое-то необычное блюдо приготовленное по собственному рецепту.
Граф Валдемар Иннокентивич Строганов принёс говядину. Большой гурман, но старый и несчасный человек, он любит вкусно поесть и держит у себя только самых лучших поваров. Один из них придумал блюдо из скобленого мяса говядины, изрезанное поперечными ломтями и легко изжаренное в своем соку, которое пришлось по вкусу графу и стало впоследствии носить его имя. Правда злые языки утверждали, что это кушанье было специально придумано для старика потерявшего зубы и неспособного прожевать обыкновенный бифштекс.
Граф Орлов как всегда пожалует с новим вегатарианским кушаньем и настойками на травах и пряностях. После того как Ерофеич вылечил его этими снадебьями от тяжелого желудочного заболевания граф без трав за стол не сядет.
Этот француз Оливье как всегда притащится со своим салатом, который навёл фурор в Москве при открытие престижного ресторана "Эрмитаж", но с того времени всем уже достаточно надоевший.
Разрумярянные бабы выносят из кухни свеже приготовленные лакомсва и растовляют их на столах, пока первые звезды проявляются в сгущающихся сумерках. Но для собравшихся в этот вечер в доме Юрия Инокентиевича, эти звезды не имеют ровным счетом никакого значения. Ночь впереди длинная, спиртных напитков вполне достаточно, места в саду сколько угодно. Самое веселье сейчас происходит рядом с невысоким xудощавым сороколетним мужчиной, пока он рассказывает свою неверятную иссторию.
- ...Вы же знаете, что лочка у меня не самая большая, слава Богу купил я её по-божески, грех жаловаться. Зато только я один и могу войти в этот пролив. Дно у ней зделано из этакого мудрёного баласта, которому ни какой камень ни почём. Так я за него и зацепил этим дном. Я ринулся со страху в одну сторону, а он в другую. Посмотрел на меня так недовольно, и сразу под воду ушёл обрызгав меня с ног о головы. Ну а я за ним. То что я увидел под водой, друзья мои, там, ну просто не передать. Клянусь, просыпаюсь ночами, и стоит этот образ надо мной, стоит как страшный призрак. Я до сих пор не понимаю что-ж всё таки произошло. Сначала отражение жены своей увидел, далеко так, а кругом - темень, а она лучём таким освещенная, зовёт меня за нею, и жалобно так тянет, словно пёс. Я к ней руки свои тяну, хочу обнять, хочу прижаться к ней, а она всё дальше и дальше. И пропала она, и исчезла в мраке облик её, а когда глаза я снова открыл, я шел по длинному коридору. Шёл долго спотыкаясь, падая, не зная точно что я найду в конце этого пути. Страха у меня не было тогда, это мне сейчас страшно. И нашёл я её - милуху свою ненаглядную. Она сидела и чего-то ждала. Вроди бы даже плакала. Ну я бросился к ней, а в этот момент какая-то невероятная сила потянула меня назад, я закрыл глаза от страха, а когда открыл, оказался в своей кравати.
- Ну и Виктор, ну даёт! Где же ты так нажлюкался?
- Да чего вы, не верите?
- Да ладно тебе, потом доскажишь. Видишь, горячее несут.
Подали поросёнка. Он лежал растопырив ноги, не чувсвуя боли и голода, и его жирные бока вызывали у гостей поток слюни. В его глазах застыла последния секунда жизни - то самое мнгновение когда он осознал что он никогда не будит летать. В принципе, летать он никогда не хотел, но почему то в ту самую последнюю секунду своей жизни, он захотел подумать только о чём-то возвышенном. А возвышенное в его понятие состояло из этого маленького клочка неба над сараем в котором он прожил всю свою жизнь, этих шумных кур, которые не поняли, а если даже и поняли, то зделали вид что им безразлично, его будующее.
На три грамма мозгов которые предоставила курям природа итак была возложенна непреодолимая нагрузка - быть самой популярной птицей, и при этом не уметь летать. А тут ещё свинья с орлиными глазами.
В этом упрощенном мире не было лесов, рек и городов. Но как любой мир, этот мир был полон волнений, забот - пусть это были заботы о еде, волнения при виде других свиней, которые поворачивали свои заплывшии ноздри когда у них заканчивался корм. Самое главное - это была его жизнь, пусть не знаменательная, но жизнь. А сейчас острый нож врезается в ничто более чем гору мяса, жира и костей, и после коротких мнгновений, смешиваясь сначала с потоком вина, а потом с другими ломтями, исчезает в водовороте желудочного сока.
Насытившись, Виктор отделяется от стола, чтобы присоединиться к курильщикам, хотя сам не курит. В своей голове он пытается найти объяснние случившимуся. Но в этих лицах он не находит ни симпатии, ни сожеления, ни желание вникнуть в глубину его чувств. Эти люди разучились слушать - они поглощенны в свои собственные разглогольствия. Захлёбываясь, они перебивают друг друга, не вслушиваясь, что им пытаются сказать. И почему-то в этот раз, ему это приносит боль.
Виктор был женат уже много лет, но почему-то в глубине своиx чувств испытавал постянное недоверие к этой красивой, на много лет его моложе женщине, согласившейся когда-то стать его женой. Oн ей просто полнустью не доверял, xотя очень крепко любил, скорее всего более, как свою собственность, чем за какие-то её человеческие качества. И больше всего его раздрожало, как она кокетливо расцветала в пресудсвии другиx мужчин. У него возникло мрачное подозрение, что она вышла за него не из-за его мужских достоинств, не из-за бушевавшей в нем сексуальной неутоленности, а соблазнясь его богатстом.
Припарат, с серьёзным названием Фазитрон, был на последниx дняx завершения, и в рукаx у Виктора наxодилось свеже напечатанное пособие по его использованию. Инженерная и маркетинговая компания Реталон предоставила этот пакет для обсуждения. Виктор нашёл удобное кресло в стороне от бурлящей толпы и открыл первую страницу.