На даче завтракают поздно, но по всем правилам. Завтрак тут любят серьезный: с разносолами, с закусочками, с горячим, как же иначе. Графинчик уже в центре стола, а Варвара Дмитриевна, управляющая хозяйством, строго наблюдает , чтоб на скатерти ни пятнышка, чтоб тарелки - из одного сервиза, чтоб ничего не упустили.
Саша качается в гамаке с книжкой, помахивая босой ногой и краем глаза наблюдая за приготовлениями на террасе. В небе облачко, но день теплый, хоть и лето только начинается, значит, можно будет уговорить дядю идти купаться на пруд. Если, конечно, не вернется к себе в кабинет после завтрака.
Дядя Алеша - знаменитый писатель, с ним интересно. Говорит - заслушаешься, и рассказы у него никогда не кончаются. И кого он только в жизни не встречал. А как здорово просто сидеть с ним рядом в открытом ЗИЛе, когда люди узнают его, а он в ответ приподымает шляпу! А бывают и совсем замечательные минуты - как давеча, в кукольном театре, когда после спектакля все хлопали дяде, а он стоял в ложе и кланялся, прикладывая руку к груди. Однокласнники Саше завидовали.
Ну вот, все вроде готово, и дядя Алеша уже садится за стол. Саша выскакивает из гамака и вприпрыжку бежит к дому.
- Э, нет, Александра, книгу извольте оставить, - рокочет дядя, заправляя за ворот уголок крахмальной салфетки. - Или завтракать, или читать.
Саша отвешивает шутливый поклон, оставляет раскрытую книгу на перилах и усаживается напротив дяди, с шутовской важностью так же заправляя салфетку за вырез сарафана.
- Что читаем, пионерия?
- Конан Дойля.
- Интересно?, - спрашивает дядя, наливая рюмочку. - А ведь я был с ним знаком в Лондоне...
У Саши приоткрывается рот. Скажи дядя Алеша, что был знаком с летописцем Нестором, - поверит.
- Он увлекался тогда оккультизмом, - продолжает дядя, - и далеко зашел. Эксперименты ставил удивительнейшие. Я даже не во всем ему верил... Обещал явиться мне после смерти.
- Ааа? - говорит она с набитым ртом и таращит глаза.
Дядя многозначительно молчит. Саша ждет, замерев.
- Надул, каналья, не по-джентельменски! - вдруг громовым голосом говорит он. Саша успевает глотнуть, и оба хохочут.
- А ты и поверил? - смеется Саша и тянется вилкой за соленым огурчиком.
И тут же ее смех переходит в визг, - на тарелку падает огромная летучая мышь.
- А вот и он, легок на помине...- говорит дядя Алеша.
Он еще смеется, но вдруг бледнеет. К Сашиному визгу присоединяется заливистый лай, и он, привстав, видит, как в ворота дачи медленно въезжает закрытый черный автомобиль.
Телеграмма.
"Донесение начальнику особого отдела ГПУ тов. Галкину Совершенно секретно.
Вчера, 12 мая в районе в зоне лагеря # 12-3211 Норильлага рядовые Сергеев и Никитский, совершая обход, заметили на дне оврага за оградой присыпанную снегом небольшую дверь. Дверь была приоткрыта и от нее по снегу шли следы в соседний лес.
По поднятой красноармейцами тревоге, группа бойцов со сторожевыми собаками была послана в погоню. Обувь преследуемых озадачивала - в снегу были легко различимы следы трех человек и собаки, причем одна пара следов была оставлена женскими туфлями на высоких каблуках, а две другие - остроносыми башмаками.
К семи утра погоня наткнулась на костровище на окраине деревни вольнонаемных Угрово Норильской области. Вокруг костра валялись разноцветные лохмотья одежды. Там же лежал в луже крови большой черный пудель с торчащей в боку финкой.
Несколько собак бросились в кусты и вскоре приволокли две растерзанные обнаженные куклы почти в человеческий рост. Одна из кукол выглядела как миловидная девочка с голубыми волосами, вторая имела вид худощавого черноволосого подростка.
Вдруг одна из собак бросилась с яростным лаем к дереву на краю поляны. Красноармейцы подбежали к дереву, и им представилось еще более странное зрелище.
На одной из веток, скрючившись, сидело существо с лицом и руками, как будто сделанными из дерева, и смотрело вниз на красноармейцев глазами-бусинами. Деревянная кукла ползла по ветке. На приказ спускаться она отрицательно покачала головой и полезла вверх по дереву. Был дан приказ стрелять. Было видно, что пули превратили тело куклы в решето, но не причинили ей видимого вреда. С помощью связки гранат дерево удалось повалить, охрана набросилась на куклу, которая, впрочем, не оказала серьезного сопротивления.
Одета кукла была в остроносые туфли, камзольчик, шаровары и полосатую остроконечную шапку. Пойманное существо было немедленно доставлено в местное отделение ОГПУ для допроса...
(Пометки на полях телеграммы: "Наверх, срочно. Дело особой важности.")
Протокол
Результаты опроса гр-на Буратино в Норильском отделении ОГПУ.
ПОдследственный не владеет русским языком. Допрос велся с помощью заключенного, владеющего итальянским.
Имя: Буратино.
Отчество и фамилию подследственный назвать затруднился.
Место рождения: Тарабарское королевство.
Цель засылки в Советский Союз: подследственный утвержает, что в доме, где он был вырезан из полена, находилась потайная дверь и подземный ход. Подследственный с группой товарищей (две куклы и собака, найденные растерзанными у деревни Угрово), скрываясь от преследования полиции в своей стране, уходили по этому подземному ходу, пока не наткнулись на дверь. Это и была дверь, обнаруженная красноармейцами Сергеевым и Никитским.
Решив исследовать местность, Буратино и его спутники отправились в лес. Спустя некоторое время они увидели свет костра, вокруг которого сидела группа людей, и подошли к ним. Почти сразу пудель получил удар ножом в бок, люди схватили его спутников и стали срывать с них одежду. Буратино попробовал за них заступиться, его пытались схватить, но он увернулся, убежал в лес и залез на дерево..."
(Надпись на полях телеграммы "Экстраординарно. Будет доложено лично товарищу Сталину.
Немедленно доставить живую куклу в Москву на медицинское обследование.")
Результаты медицинского обследования подследственного Буратино.
Температура тела - комнатная.
Пульс - не прощупывается.
Изготовлен из грубо отесаного осинового полена.
Рефлексы-нормальные.
Пищеварительная система отсутствует.
К холоду и боли бесчувственен.
Не испытывает нужды ни в еде, ни в питье. Голос странный, по-видимому звуки создаются находящимся внутри несложным аппаратом вроде губной гармоники- но речь членораздельная.
Ренгеновский снимок не дал однозначных результатов.
Все участники консилиума сходятся в том, что мы имеем дело со сложным современным механизмом, изготовленным в одной из буржуазных стран, по всей видимости для проведения подрывной и разведывательной работы.
Характер импульсивный, постоянно отвлекается. Ленив и труднообучаем. Физическая сила невелика. Вероятность того, что подследственный и ему подобные аппараты аналогичного типа может найти применение в народном хозяйстве, чрезвычайно низка...Любопытен и болтлив, и поэтому может быть использован в разведывательных и диверсионных целях.
Сталин: "Арестовать и допросить, но не переусердствовать".
Из дневника Папы Карло
"...Когда Буратино и его друзья скрылись за дверью за нарисованным очагом, я бросился за ними, но споткнулся о ступеньку и подвернул ногу.
Я еще не успел подняться с пола, когда дверь отворилась, в комнату ворвались полицейские ищейки, подняли меня под мышки и усадили на кровать. За ищейками вошли Карабас-Барабас и Дуремар. Барабас уселся на табурет возле стола, Дуремар присел на полено, валяющееся на полу. Они долго смотрели на меня, ничего не говоря и угрюмо качая головами. Я корчился на кровати от боли. Когда боль немного утихла, я сел.
"Вот видите, любезнейший сосед, - печально начал Карабас, - я всегда говорил Вам, что Ваши опыты с оживлением без соответствующей лицензии принесут Вам только проблемы..."
Я молчал.
"Сколько големов Вы создали уважаемый, кроме этого деревянного чудовища? " - спросил Дуремар резко.
"Буратино один", - ответил я, - "Видите ли, я был очень одинок..."
"Но ведь Вы могли обратиться в одно из бюро" - воскликнул Дуремар. " За умеренную плату Вам бы выдали проверенного и безопасного голема...".
Я опустил голову.
" У меня не было денег...големы так дороги..."
Карабас жестко оборвал меня: "У вас были бы деньги, если бы вы не предавались неумеренному пьянству. "
Мне нечего было возразить, и снова воцарилось молчание. Наконец Карабас встал. Вслед за ним поднялся и Дуремар.
"Мой друг, если Вы обещате мне впредь никогда не заниматься кустарными оживлениями, - произнес Карабас, - я не буду сообщать об этом инциденте в Превентивный Комитет. Будем надеятся, что Ваше злосчастное создание исчезло навсегда, и мы никогда не услышим о нем больше. Я дам Вам немного денег, кухонной утвари и ношеной, но чистой одежды. Хотя...какое то чувство говорит мне, что эта история благополучно не кончится".
Карабас еще раз грустно вздохнул, и наклонив голову, вышел на улицу в сопровождении своих спутников. "
"...Они появились из той злосчастной двери вечером. Я сидел за столом и ужинал при свете свечи. Их было трое: низенький и рябой с трубкой в руке, высокий с холодно блестевшими стеклышками очков и худенький, который был у них переводчиком. Рябой с трубкой был у них главным, это сразу было видно по тому подобострастию, с которым остальные к нему относились. Он сел рядом со мной за стол, запыхтел трубкой, глядя на меня немигающими желтыми глазами, и что то проговорил. Когда я услышал, что Буратино жив и здоров, я подскочил от радости. Мой мальчик, мой бедный деревянный мальчик, я так беспокоился о нем!
У меня на полке стояло несколько бутылок прекрасного домашнего кьянти, я откупорил иx, налил моим посетителям, и они с удовольствием выпили, закусив горстью черных маслин.
"Приятель Карло, а не сможете ли вы изготовить еще деревянных кукол такого типа? Где то около десяти тысяч." - спросил рябой.
Я низко склонил голову.
"Превентивный Комитет никогда не позволит мне заниматься оживлением, да еще в таком количестве. Да и деревьев в волшебном лесу на границе со страной дураков хватит кукол на двести , не более"
" Двести достаточно. Мы заплатим, " - и он выложил на стол кожаный кошелек с таким количеством золотых монет, каких не приходилось в жизни видеть, вероятно, не только мне, но и самым состоятельным подданным королевства.
Соблазн был велик. Я опять покачал головой, раздумывая над ответом. Сказать по правде, я просто боялся.
Так я и сказал им.
" Зачем деньги бедному человеку и пьянице, они снова утекут, как вода сквозь пальцы? Зачем мне ненависть сограждан и изгнание в неведомые края? Я сделал себе Буратино, сыночка, и за одно только это меня уже преследуют".
Рябой нахмурился и сказал что-то высокому, тот возразил. Я не понимал ни слова в их гортанном языке, и следил только за их тоном и жестами. Гости мои, однако, перестали спорить и все подливали себе вина, и вскоре затянули одну из песен их страны, протяжную, печальную и торжественную одновременно...От выпитого вина меня стало клонить ко сну, я задремал..."
"...Наутро, очнувшись на своей кровати, я увидел в комнате множество людей, одетых в теплые шинели из зеленого сукна, лихорадочно устанавливающих какие-то машины, говорящих что-то в черные трубки и тянущих провода, концы которых уходили в дверь, найденную Буратино. На меня внимания никто не обращал, и я улизнул.
Первым делом я помчался к Карабасу. Он внимательно выслушал мой сбивчивый рассказ. "Пришла беда- открывай ворота, сосед..." - наконец проговорил он, вздыхая. - "Нападения не миновать, но, возможно, еще не поздно все поправить. Сделайте мне одолжение - сбегайте к тем членам Превентивного комитета, которые живут неподалеку и попросите собраться через полчаса у домика столяра Джузеппе, что напротив Вашего..." Я опрометью бросился исполнять поручение. Через полчаса у домика моего соседа собралось множество самых почтенных горожан города; вид у всех был мрачный и торжественный. Карабас вкратце обрисовал ситуацию и дал необходимые указания; все выстроились в ряд снаружи у стены. Воцарилось тягостное молчание. Судя по суматохе внутри моей лачуги, ждать оставалось недолго. "
"...Вскоре из моего окошка завился голубой дымок и засветились немигающие xищные желтые глаза, Из двери один за одним стали выскакивать солдаты в шинелях и железных касках; добежав до ограды, они, один за другим, вспыхивали голубым огнем и превращались в летучих мышей. Трудно сказать, как долго это продолжалось, наверное около часа. Видно было, как тяжело приходилось членам комитета,простершим руки в направлении моей хижины - по смертельной бледности их лиц, по вздувшимся жилам на шее Карабаса...все это из-за меня - стучала в голове неотвязная мысль...Стаи летучих мышей взмывали в небеса и изчезали в багровом закатном небе. Наконец в моей лачуге наступила тишина. Человек с трубкой негромко выругался на своем языке, отдал отрывистую команду кому-то внутри, и желтые глаза погасли. Среди наших прошелестел вздох облегчения. Мы победили...люди бросились пожимать друг другу руки, но Карабас вдруг покачнулся, схватился за сердце и мягко осел на пол. Несколько человек склонились над ним. Мне стало стыдно, и я, никем не замечаемый вышел из домика..."
***********
Толстой дернулся, почувствовав прикосновение к плечу.
- А вы-то как сюда сподобились, Алексей Николаевич? - участливо спросил сокамерник.
Он понял, что задремал и проспал весь рассказ соседа.
- Недоразумение, - повел он плечом. - Все должно выясниться.
В голове у него гудело, в висках стучало. Он не ел со вчерашнего утра, когда они, бесы, даже позавтракать не дали, увезли прямо с дачи, при оторопевшей от страха обслуге, на глазах остолбеневшей Сашки, которая даже про нетопыря забыла, когда увидела, как дядю из-за стола ведут к машине.
А потом был дикий, абсурдный допрос, когда он сначала орал на следователя, как барин на денщика, а потом ему быстро показали, кто тут барин, и он только головой вертел, пытаясь понять, откуда вся эта чушь и этот бред, да мы же взрослые люди, в конце концов...
А потом была очная ставка с изуродованной деревянной куклой, и он даже пытался рассмеяться, а вот дальше уже Алексей Николаевич ничего не помнил, потому что когда кукла заговорила по-итальянски скрипучим механическим голосом, писатель потерял сознание...И он уже не видел, как куклу сунули в мешок и бросили в угол, и как завертел телефон следователь, и уж конечно не знал, какая беготня началась наверху, и как следователь стоял навытяжку с орущей трубкой в руке, недоумевая: писатель? подумаешь, писателей мы, что ли, не видели...
Ему плеснули в лицо воды, и он очнулся, и даже своими ногами, поддерживаемый конвойным, добрел до камеры, но ничего это он не помнил. И сейчас вспоминал только вчерашнее светлое утро, нетопыря на тарелке и сашкин дикий визг.
Сволочь Конан Дойль, скрипел он зубами, выбрал времечко, мать его, для своих шуточек в стране победившего пролетариата... Мир, мир, смятенный дух!.. Черт с тобой, уговорил, верю... вывернусь - помолюсь за упокой души...
- Толстой А Нэ, на выход, - крикнули в окошко.
Он шагнул за дверь, где его уже поджидал конвойный.
- Слышь, браток, - сказал ему Толстой неожиданно высоким голосом, но конвойный глянул так тускло и темно, что писатель понял - говорить не стоит.
В кабинете стоял полумрак, тяжелые шторы на окнах были задернуты. За столом сидел другой, не давешний следователь. Он жестом указал на стул, и тут раздался тихий голос человека, сидевшего в углу, которого Толстой поначалу не заметил.
- Произошло легкое недоразумение, Алексей Николаевич, - сказал Сталин. - Виновники будут наказаны по всей строгости закона, а Вы... возвращайтесь домой. Продолжайте писать книги, но будьте осторожны...
Он помолчал.
- Вы писатель, мастер художественного слова, инженер человеческих душ, - заговорил он снова. - Нам ли, большевикам, не знать, что страстное, талатливое слово создает миры... Только не забывайте, что те миры, которые Вы создаете, должны служить делу построения социализма. А народу нужны не глупые деревянные куклы, а стальные богатыри...Ваш личный шофер вызван и ждет вас у входа.
- Спасибо, товарищ Сталин, - неожиданно для себя сказал Толстой, хотя хотел сказать что-то другое, - я буду стараться...
И на ватных ногах пошел к выходу.
Записка в секретариат. "Коба, как поступить с деревянной куклой? Лаврентий"
Красным карандашом: "В печку. Мы материалисты и не можем позволить кривотолков. Следователям скажи, чтобы забыли случившееся как страшный сон и держали язык за зубами."
...У машины под моросящим дождиком возился Петрович.
-Домой, ваше сиятельство? - спросил он, - на дачу?
- К Фролу и Лавру сначала... Свечку надо поставить за упокой души.
- Кого?- поинтересовался шофер, выруливая за ворота.
- Конан-Дойля, будь он неладен - устало ответил Толстой, и, не обращая внимания на вытянувшееся в удивлении лицо Петровича, откинулся на спинку в сиденья и блаженно закрыл глаза, вслушиваясь в монотонное жужжание автомобильного мотора.