Ближе к концу лета Шабтай, как обычно, в столицу засобирался - в храм сходить, отца, умершего три года назад, помянуть, с Юсуфом Черным встретиться. Подарков - платьев, женщинами вышитых, украшений, мяса вяленого в мешки сложил, грибов - в отдельный мешочек. На коня мешки взгромоздил, с женой, красавицей Мелечхан попрощался, и отправился в дорогу.
Юсуф Черный - друг детства. Выросли на соседних стойбищах, вместе мальцами по степи бегали. Сейчас тот в столице - один из первых мудрецов, и ему, низкородному, даже изнеженные столичные робичичи в пояс кланяются. Пару лет назад старого кагана удавили - слаб стал, заговариваться начал, страшную засуху, испеплившую итильские степи не предотвратил - молодой каган шагу без Юсуфа ступить не может, во всех делах советуется. Приежал Юсуф в свое стойбище часто, родителей навестить, пировал с Шабтаем, на его жену Мелечхан заглядывался - честь особая.
До Итиля неспешной рысью суток трое. Сразу же повезло - по дороге нагнал большой обоз с русами - человек тридцать, с женами, детьми и девками-бранками, под предводительством старого ярла Стослава. Везли русы в Итиль мед, шкуры, янтарь. Порадовался Шабтай удаче - времена смутные, с булгарами война, повсюду ватаги разбойников шляются, с большим обозом безопаснее, хотя русов и прочих варягов он и недолюбливал. Жены и девы варяжские яснолики и светлоглазы, воины высоки и статны, но нравом дики - на стоянке свистнет рус девке, и нет, чтобы в лес подальше от глаз уйти - закинет ее на ворох сена на телеге и у всех на виду, не стесняясь чужих жен и детей малых, учиняет над ней непотребство. Потом, как ни в чем ни бывало встанут, оправятся, и не омывшись даже, разойдутся по своим делам. По вечерам у костра пиво пьют, хвастаются подвигами своего конунга Карла или горланят свои дикие песни. Перепьются, валятся и засыпают, кто где сидел. В телегах у них идолы страшные, пучеглазые - русы им поклоны бьют, губы медом и кровью жертвенной мажут - Шабтай в это время отворачивался и шептал про себя "Шма Исраель".
С русами поездка заняла на день больше. Обоз раскинул шатры на берегу Итиля за крепостным валом. Наутро Шабтай пошел в храм. В купели от скверны омылся, жертву в память отца принес. По базару многолюдному походил, подарков домой купил, с купцами-арабами в белых чалмах до хрипоты торговался. Молился два для до субботы, а утром спозаранку взял подарков, грибов, миску для настоя с собой прихватил и отправился к Юсуфу.
У Юсуфа дом большой, с яблоневым садом за высокой каменной оградой. Возле ворот уже сидело несколько человек, все с мисками и подарками. Настой его - один из самых лучших в городе, сам каган употребляет. Сидели молча, ждали когда хозяин из храма после утренней молитвы вернется. Наконец появился он в клубе дорожной пыли, за ним горстка робичичей - прихлебателей; тонкими ручонками в золотых перстнях размахивают, спорят яростно о чем то...Ждавшие у ворот поднялись, упали в ноги, и Шабтай с ними. Увидев земляка, Юсуф направился к нему. Коснулся плеча, поднял с колен, прищурил взор, спросил недобро:
"Опять явился? Как дела, как поживает жена твоя, красавица Мелечхан?"
"Хорошо поживает, мудрый Юсуф, шлет тебе привет и подарки!" - скороговоркой отвечал Шабтай, снова поклонившись - " Аккурат через девять месяцев после твоего приезда в стойбище
мальчишка родился- богатырь! Ждет опять не дождется тебя в гости..."
Взгяд Юсуфа этал еще жестче, рука сжала плечо. "Опять за настоем приехал? Собрался путешествовать по другим мирам, а все ли понял в этом? А ведь потому забор высок и сторож грозен, что плод сладок, да чтобы мальцы несмышленые его раньше времени не сорвали...Торопишся, в рай на чужом горбу раньше времени вьехать хочешь?" Поднял голову Шабтай, смело взглянул в налитые кровью Юсуфовы глаза, выдержал тяжелый взгляд. - "Не могу больше. Устал ждать..."
Рука, сжимавшая плечо, ослабла, взгяд смягчился, и Юсуф, ничего не сказав, взял мешочек с мухоморами, который протянул ему Шабтай, повернулся и направился к дому, и другие мудрецы за ним. Все снова уселись у ворот. Ждали долго, - к полудню пошел дождь мелкий, холодный, но никто не шелохнулся с места. Под фиолетовой лентой туч багряное солнце уже катилось к закату, когда из ворот, пошатываясь, вышли Юсуф и его гости. "А ну, убогие, подставляй чашки!" - он неверными шагами направился к Шабтаю, тот и несколько других бросились к нему с чашей - Юсуф задрал халат, вынул хуй свой могучий и начал мочиться в нее толстой пенистой струей.. Хватило его чаш на пять; другие мудрецы отливали остальным. Осторошно, чтобы не расплескать чашу, Шабтай отошел к дереву возле ограды, уселся под ним. Губами впился в край и стал жадно пить теплый грибной настой; потом откинулся головой к стволу и закрыл глаза, ожидая монотонного жужащего звука, неизменно предваряющего Путешествие...
...Провалялся Шабтай под деревом всю ночь и весь следующий день.
Когда уже возвращался, вдруг увидел, что стоит перед ним старый ярл русов Стослав и подивился. "Что ты делаешь, рус, в царстве теней?" - спросил. "Да вот умер вчера" , - печально отвечал ярл. - "Есть у меня к тебе, хазар, великая просьба - пойди к русам моим да скажи, чтобы послали они вслед за мной черноглазую аварку, а литовку молодую, которую они в мои спутницы выбрали, не посылали..." "Да кто же мне поверит?" "Поверят, я тебе знак мой дам" - отвечал ярл и растворился во тьме.
Очнулся Шабтай - а в кулаке печать нефритовая зажата, а на той печати - медведь в короне на задних ногах. Поднялся он и поплелся к берегу, к русам.
Уже издалека услышал он монотонный стук топоров и молотков, сбивающих из досок ладью для умершего ярла. Сам ярл Стослав, почерневший, лежал в устланной душистой соломой яме; вокруг него рвали на себе волосы и причитали женщины. Рабыню, предназначенную ему племенем в спутницы, девчонку-литовку, разодетую в праздничные одежды, пьяную и веселую, водили от шатра к шатру, где мужчины племени поочередно ложились с ней. Заправляла погребением высокая седовласая старуха в черном платье, держащая в руке острый нож.
К ней и подошел Шабтай, рассказал о ярловом поручении и протянул камень. Глянула старуха на печать - кровь выступила на коронованом когтистом медведе и на траву закапала - руками всплеснула и закричала что-то громко на неведомом языке. Шум мгновенно прекратился, все головы повернулись к ней. Черноглазая рабыня схватилась за голову и завизжала, ее быстро схватили за руки и влили в рот хмельного зелья... Снова взвыли плакальщицы.
Шабтай засобирался домой. Он не видел завершения обряда - как обступили черноглазую воины, как старуха вонзила свой нож ей под ребра, как застучали воины мечи о щиты, заглушая крик, как медленно плыла вниз по течению ладья с мертвым ярлом и зарезанной жертвой, озаряя багряным пламенем серые речные воды...
Конь только поднялся на пригорок, как кто-то из кустов бросился к нему, вцепился в поводья. Шабтай обернулся - бранка-литовка, им от смерти спасенная.
"Возьми меня с собой, хазар!" - попросила она.
"Зачем? Иди к своим" - ответил.
"Возьми! Другие рабыни меня все равно со свету сживут..."
Он помог ей взобраться на коня и они двинулись раньше.
После заката остановились на поляне. Шабтай дал корма коню, девчонка разожгла костер. Он вернулся и улегся рядом, глядя на огонь.
"Это правда, что ты путешествовал по мирам?" - вдруг спросила бранка.
"Правда" - неохотно ответил он.
"А какие они? Расскажи. "
Он помолчал немного, глядя на шипяшие мерцающие угли.
"Бывают светлые и темные."
"А каковы светлые?"
"Светлые - такие, что побывав там, никогда не будешь несчастлив..."
"А темные?"
"Такие, что побывав там, никогда уже не будешь счастливым. "
Девчонка коснулась его руки.
"Ты возьмешь меня в жены?" - спросила она.
Он поднял голову, полюбовался прыгающим отсветом огня в светлых глазах литовки. Нитка простых самоцветов вилась вниз по ее русым волосам.
"Как зовут тебя?"
"Юрате".
"Стар я для тебя...Да и уходить мне скоро, знак был. Подарю тебя младшему брату. Он веселый, тебя обижать не станет. "
На третий день Шабтай заехал в стойбище брата, отдал девчонку. Вечером неспешно поехал домой. На холм невдалеке от родных юрт поднялся, окинул пастбище взглядом, в небо посмотрел - парил там в бездонной высоте ястреб...Усмехнулся, пришпорил коня и поскакал вниз.