Иней : другие произведения.

Дом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками


Дом

  
   ...Он знал, что обречен. Смерть придет. Но не она его пугала. Он почел бы за счастье, приди она прямо сейчас. Нет. Его страшило ожидание, именно ожидание, агония, которая будет продолжаться многие годы, и все эти годы он будет жить, а значит, думать и вспоминать. Он бессилен! Ему не подвластно ни ускорить свой конец, ни избавиться от мучительных, бичующих разум нескончаемых дум...
  
   Как злая собака, воет ветер, врывается, не спросясь, в самое сердце мое, метет снег в проемы окон - мои ослепшие глаза. Страх, страх пропитал мне все нутро - я одинок и надежды нет. Из всех нас лишь один остался живой, вот он, стоит через дорогу, бывший мой друг. В темную пору, когда ожидание смерти страхом и болью начинает терзать меня, смотрю я с жадностью обреченного в его золотые окна, но он не отвечает, а окна скоро гаснут. Да и не ответит он, мой бывший друг, последний, оставшийся в живых, ибо его страх не менее силен: скоро ему самому придется стать таким. Да, его окна гаснут, и все равно я тянусь к нему, ведь он еще живой! А он, если б мог, отшатнулся бы от меня, выдрался бы из фундамента - и прочь отсюда, чтоб не видеть нас, выстроившихся вдоль дороги мертвяков с раззявленными проемами дверей и пустыми, незрячими окнами.
  
   Кругом пусто и тихо, давно в деревне не смеются дети, качель сгнила, ее убрали, и маленькие лавочки вокруг превратились в труху. Липы у колодца спилили - высокие, раскидистые красавицы, а раньше в их тени вся деревня сиживать любила... Да и колодец не колодец больше, а так, трубка железная, засыпанная опилками, и в чистые темные воды больше не поглядишься. Коров, овец нет, да и куры почти повывелись. Сады вот дичают...
  
   Дети выросли, но своих детей сюда не привезли. Ну чем же тут плохо? Я каждой жилкой своего деревянного тела берег их, помогал, защищал. Растил. Отдавал тепло свое, наставлял, горевал с ними и радовался. Делился всем, что имею. Эх... Да что на свете сравнится с моим окном, распахнутым в сад, когда идет дождь? Вот шумит он в листве, по крыше дробью рассыпается, а в комнате пахнет яблонями, смородиной и мокрой травой, век бы дышать - не надышаться! Где солнце может ласковее греть, как не на моей завалинке? Соседушки сидят, скотину с поля ждут, разговоры говорят, речь - что песня, так и льется, заслушаешься, бывало, задремлешь, а они все говорят: бабы про свое, мужики про свое... А гармошка заиграет, да так, что держите меня семеро! Сердце защемит, и ноги в пляс запросятся - от подвала до трубы - сам бы колена ломал!.. А хлеба затворят - так по всей деревне дух пойдет, а я тем духом, бывало, сыт делаюсь, куда как хорошо! Чего еще надо? Но, стало быть, надо, потому как дети выросли, а своих детей сюда так и не привезли... Остались старики, но разве людской век долог? Вот и посчитай. По моей стороне, с правого краю, четыре дома пустые, никого уж нет - баба Дарья, баба Мотя, баба Рая, баба Нина и муж ее, дед Вася, - все померли. Людской век не дольше людской памяти.
  
   И я не углядел, не учуял, когда мои решили в город перебраться, к дочке, а потому и не понял сразу, зачем вещи собирают, а они уже образа с красного угла снимают. Не верил, не хотел верить, а потом... В мое тело ударили гвозди, холодное железо вгонялось мне в сердце умелой рукой - родной рукой!.. И от каждого удара я кричал, потому что это была рука, от которой я не видел прежде ничего, кроме заботы и ласки. Я кричал, когда скрепляли мне ребра железными скобами, кричал, когда заколачивали наглухо мои глаза и когда промасленный ключ крепко наматывал на себя мои жилы - замок закрывал, мой могильный крест. Задыхаясь от боли и унижения, спеленатый досками, я уже никого не мог видеть - прощались они со мной? плакали? молились?.. Я не мог, не мог даже слова сказать, меня точно в гроб положили. Да ведь живого!.. И только в наступившей вдруг тишине, невыносимо звенящей тишине и скорбном молчании, исходившем от моих соседей, меня обожгло: это конец.
  
   Отдышался, отплакался, зло затаил. Долго держал - собаки далеко меня обходили, птицы не садились, соседи, что через дорогу, взгляда поднять не смели, в землю смотрели. Понял: не придут мои. Оно и лучше. Пусть уж навсегда, чем на время: возьмут, что забыли, и обратно - только душу рвать. Простил я их. Нескоро, но простил. Согласен помирать, но где же смерть моя так долго ходит?!
  
   Иной раз думаю, может, лучше, как тот, другой, что через дорогу, мы с ним, правда, особо дружбу не водили, да и никто не водил, он ведь самый большой в деревне, что ты! На две половины, зимнюю и летнюю, а между ними большой коридор, а к нему лестница высокая - что ему наше крыльцо!- и подклеть под весь дом, до окон не дотянешься. Двери двойные, высокие, замок хитрый, где-то сбоку открывается, и ключ-то к нему огромный... Домище, одним словом. Вот я своих ждал, ждал, баба Настя тоже, видно, ждала. И дождалась. Сын приехал, жить стал. Да приехал не за тем, что в родные края потянуло, а потому, что с женой развелся, все ей оставил, а жить-то негде. И у бабы Дарьи так, и у бабы Иры... Что из того вышло? А плохо все вышло. Баба Дарья померла, сын в снегу замерз. Баба Ира померла, сын от болезни умер. Баба Настя... Баба Настя тоже померла, а сын пил, сильно пил... Сгорел он, вместе с этим самым большим домом сгорел. Глядел я, как он горит, хоть и не был он мне другом, а сердце мое от ужаса мертвело - нельзя никому такой участи и смерти такой нельзя тоже.
  
   Теперь смотрю вот каждый день и каждую ночь на крест, что на пепелище высится, да друга своего давнего, что напротив, жалею - ему мой путь еще предстоит отмерить и думы мои передумать. А я должен прожить все отпущенные мне годы со всем смирением, какое смогу найти, и со всем мужеством, на какое только способен. А пока из-за реки морозный ветер приносит запах дыма: там еще теплятся очаги, но дым их горек и тревожен.
  
   Соседа по левую руку на дрова разобрали. Старый он был, седой весь, из тех, из первых... Горевал я по нему, молодой был - он меня пестовал. В деревне ведь как? Есть дома, а есть избы. Дома - побольше, просторнее, а украшены-то как! Крыльцо, наличники, фронтон - все в резных завитушках, словно в кружевах. А избы... Когда их ставили, о красоте особо не думали - жить негде, есть нечего. Избам к чему украшения? Их красота - в мудрости, на крыше щепа, фундамент просел, но куда ни глянь - ото всех им почет и уважение. А нынче вот мудростью печки топят...
  
   Потом люди чужие приходили, замок сломали, двери вырвали, стекла выбили - многострадальные глаза мои... Они ничего не взяли, у меня же нет ничего, но раз дом пустой, значит, никому не нужный, вот теперь я это знаю... А раз не нужен - делай что хочешь. Мои чистые звонкие половицы - мои ребра, мои струны!.. Пусть давно не звонкие, пылью покрытые, но никогда до этих пор не топтали вас чужие, жестокие грязные сапоги. Что им было брать? Все мое богатство - отсыревшие обои на стенах, провисший потолок, холодная, огрузневшая печь... Брошенная старая книжка, ржавый будильник, мертвая посуда - повсюду плесень и затхлость неподвижного времени, как в могиле. Чужие люди... Они по душе моей прошлись сапогами, лишили меня последнего - самого себя, сути моей. Стою теперь на этой земле обнаженный, растерзанный, с вывернутой наизнанку душой и наготы своей стыжусь.
  
   А сколько нас таких, искалеченных, гниющих, брошенных на русских просторах, вымирающих деревень? Кто о нас помнит? Кто нас жалеет? Взять в руки старую карту, посмотреть и ужаснуться - как нас было много, а теперь только леса, поля да болота, людей нет, зверье рыщет. Тимохново, Галани, Мухи, Ульяненки, Антюшино, Паньково, Смехново, Шиловка...
   Есть кому ужаснуться-то?..
  
   ...Как бездомная собака, воет ветер, врывается, не спросясь, в самое сердце его, метет снег в проемы окон - его ослепшие глаза. Лик его ужасен, а душа чиста - он избавился от злобы, ненависти, тоски и надежды, он готов к смерти. Он будет ждать, сколько надо. И когда истлеют его усталые кости и останется лишь заросший травой круг, похожий на древнее святилище, тогда его светлая душа покинет наконец этот мир и отправится туда, куда отправляются все светлые души, - домой.


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"