Иней : другие произведения.

6. Горечь дикого меда

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Текст выложен не до конца. Шестая книга цикла. Ни к Махагаве, ни к Ветеру главный герой Марио Далин никакого отношения не имеет. Ну, это он сам так думал...

  Цветень, кряхтя, полол в огороде сорняки, хотя огород-то, по правде говоря, так, одно название: грядка лука и пять борозд картошки. В Холодной Низине все плохо росло - местность сплошь открытая сердитым морским ветрам, особенно летом они свирепствуют, спасу нет. Люди запираются по домам, закрывают ставни, и рыбаки в море не ходят, ждут хорошей погоды.
  А сейчас как раз было затишье, лето доживало последние деньки, вот Цветень, превозмогая боль в развороченных старостью суставах, и пополз в огород, хоть что-нибудь спасти от буйных сорняков, которым и зима нипочем, и холодные ветры, знай себе прут. Он как раз лук окапывать взялся, а тут крики донеслись от околицы. Крики не сполошные - озорные, знать, детвора у околичного столба собралась, и визжат, какую-то забаву придумали. Цветень поднял голову - вроде как плач услыхал. Нет, видать, нехорошая забава, раз кого-то до слез довели. Он застыл, все еще сжимая в руках пучки лебеды и мокрицы, весь в слух обратившись, слух не то что зрение, пока не подводил. И среди визга и смеха разобрал тоненький, взахлеб, плач - прозвенел и оборвался. Так и у Цветеня сердце оборвалось, он бросил сорняки, поднялся с колен и как мог быстро побежал к околице.
  А там деревенская ребятня, как стайка сердитых гусят, у околичного столба на парнишку набросилась. Он, бедный, сидит на земле, голову в коленки прячет и руками сверху прикрывает, а деревенские мальчишки в него шишками еловыми и речной галькой кидаются - на спор, кто больше попадет. Ахнул Цветень, сук с земли подхватил - и на них.
  - Вот я вас! - крикнул грозно.
  Мальчишки с визгом бросились врассыпную, но не далеко, знали, что Цветеню все равно не догнать. Остановились на расстоянии и гримасничают, дразнятся:
  - Волчонок! Волчонок!
  - Черный глаз! Черный глаз!
  - Ты у нас попомнишь, ведьменыш!
  - Пошли прочь! - прикрикнул на них Цветень, сгреб парнишку в охапку и поставил на ноги. На него обратилось заплаканное лицо с кровившим носом и разбитыми губами. Грязная тряпица, один глаз закрывавшая, на ухо съехала, и теперь было видно, что у этого мальчишки глаза разные - один синий, как небо над Лескинскими Возвышенностями, а другой черный, как море в самый жестокий шторм.
  - Пошли, сынок, давай, - сказал Цветень, не обращая внимания на обидчиков, что все еще дразнились, хоть уже и потише - боялись палки.
  Он повел мальчонку к своему дому, им вслед бросили несколько шишек и камней, но не попали, и ребята уныло разбрелись кто по домам, а кто другую забаву искать.
  
  - Ишь нашли дело - над человеком измываться!.. - приговаривал Цветень, смывая бедолаге кровь с лица. - Терпи, сынок, сейчас все поправим.
  Парнишку звали Марио Далин, шел он как раз к Цветеню, когда ребятня его у околицы подкараулила. Он и шел-то нарочно тихо, не по деревне - задами, чтоб не увидел никто. По деревне уже давно не ходил, знал, что не любят его там, а все из-за разных глаз. Его прозвали ведьменышем, бабки говорили, что своим черным глазом он порчу навести может. За это и камнями в него кидались, и собак спускали. Вот Марио и ходил к Цветеню задворками.
  Было ему почти двенадцать лет, а на вид больше восьми никто бы и не дал. Рос, можно сказать, сиротой - мать давно умерла, он и помнил-то ее смутно, а отец часто и надолго уходил в море рыбачить. Да в деревне все мужчины рыбаками были, а чем еще промышлять, если земля под ногами - сплошь камень и скалы? Хлеба не вырастишь, так, яблоки кой-где зрели, ну и огороды под окнами немного овощей давали. Вот и уходили мужчины в море на неделю, а то и на две, если артелью. Потом с уловом в Брумк или Ферк заворачивали и там улов сбывали, а домой уже возвращались с мукой, солью, одеждой и прочими продуктами и вещами, что во всяком хозяйстве необходимы.
  Вот и отец Марио, Ясень Далин, таким же путем на жизнь зарабатывал, им пока хватало, да и Цветень, старинный друг Ясенева отца, их не бросал, за что ему доля небольшая полагалась. В отсутствие Ясеня Цветень за Марио приглядывал, хоть и тяжело ему было ходить на другой конец деревни, на Чайкин мыс. Марио и сам не часто захаживал, а когда выбирался к Цветеню, то все больше поздно вечером, по темноте. Бывало, и ночевать у него оставался, если засиживался долго. Цветень-то истории всякие рассказывать большой мастер был. Уляжется на печке, овчиной укроется, трубку раскурит и про доблестных рыцарей начнет вещать, да про чудовищ морских и лесных, да про чудеса разные. Марио слушал его, рот раскрыв и глаза распахнув (в Цветеневом доме ему черный глаз можно было и не завязывать), долго мог слушать, хоть до утра. Все спрашивал, отчего в их края рыцари не захаживают, на это Цветень обыкновенно отвечал, что далеко и камни кругом, рыцарские кони себе все копыта собьют. И то правда: Холодная Низина во всем королевстве - как отрезанный ломоть, Лескинскими Возвышенностями ото всех укрыта, сюда дорога-то одна, через Кривое Ущелье. Король в Лете заседает, что ему кроме увеселений да балов? А уж рыцарям до этого ломтя тем более дела нету - не наешься.
  - Вот сейчас хоть одного бы сюда, - бормотал Цветень, вытаскивая из волос Марио колючки и одновременно полой рубахи вытирая нос и щеки. - А то творится беззаконие, ровно среди разбойников живем, а не средь порядочных людей...
  Так что ни одного рыцаря еще не видел Марио, а очень хотелось. Цветень больше обыкновенного его сказками да историями всякими баловал - отец-то уже восьмой день с моря не возвращался, на восьмой день жены рыбаков-одиночек плакать начинают. Беспокоился Цветень, но все ж надежда была, что в Брумке или Ферке Ясень задержался или к каравану какому пристал. Марио что - дитя, для него время свой ход имеет и восемь дней ему как три, вот он и не понимает беды. А Цветень сам рыбак, всю жизнь в море отходил, ему ли не знать, когда плакать начинать, а когда молиться?..
  Марио - черноволосый, взъерошенный галчонок - сидел у печки, грелся. Его колотило всего, но не столько от холода, сколько от пережитого. Больно было - побили мальчишки - плакать хотелось. Носом хлюпал - кровил еще, языком разбитую губу ощупывал. Цветень на стол собирал, поглядывал на Марио и думал, что не в один день беда к Далину в дом пришла. Парнишка и не понимал сперва, что это косятся на него, за спиной шепчутся и в сторону шарахаются, как от зачумленного, да и лет-то ему тогда всего ничего было. Он всего лишь с ребятами поиграть хотел - ребенок, что возьмешь, едва пять годков стукнуло, а ребята, родительских разговоров наслушавшись, не приняли его, а еще и тумаков надавали. Марио домой явился зареванный и в синяках, отец увидел - ничего не сказал, одного его оставил, а сам куда-то ушел. Вернулся нескоро, ночью, лицом черный, долго комнату шагами мерял, к окну подходил, в темноту глядел, потом к столу сел, голову на руки уронил и оставался так до самого утра.
  Горевал Ясень Далин, что не мог совладать с той дурной славой, которая по окрестностям за его сыном ходила. Что с того, что глаза разные? Да мало ли таких людей встречается? Нет, слава эта еще до рождения была Марио обещана - из-за матери.
  Ясень Далин был завидным женихом, много девичьих красивых глаз на него смотрело, много улыбок было ему подарено, а все напрасно: привез Ясень жену издалека, с той стороны гор, из Солнечных Холмов, что в Колдовском Краю волей случая находились, да такую красавицу - разом всех затмила. И позавидовал кто-то, пустил шепоток, что, мол, зналась красавица Валиана с колдунами, от них и красоту свою получила и Ясеня приворожила, напустила чары на него. А когда Ясеню сына родила, тут уж следов не скроешь - родился мальчонка с разными глазами, самый что ни на есть ведьменыш. И стали люди их дом стороной обходить да при встрече чураться, а Ясеню и невдомек - и так забот полон рот. А потом тихо угасла его жена (в деревне говорили, что не иначе колдуны ее душу призвали), и он мальчонку сам поднимал, не до слухов было. Это Цветень как-то посоветовал ему по сторонам глядеть и пореже Марио без присмотра оставлять. Удивился и огорчился Ясень Далин, когда понял, что боятся сына его и проклинают, и не поправишь уже никак случившегося. Он в деревню сходил, двум-трем особо языкастым бока намял, но только хуже сделал - разговоры еще больше поползли. С той поры Ясень на своем хуторе совсем бирюком сделался, сына от себя не отпускал, а когда в море уходил, поручал Цветеню за ним приглядывать.
  Вот когда Марио помаленьку трястись перестал, спрашивает у него Цветень:
  - Что за нужда тебя к дому моему средь бела дня погнала?
  Знал ведь: не ходит к нему Марио при свете, только если на ночь глядя - боится деревенских. Стало быть, дело какое-то неотложное.
  - Злые духи ко мне в дом стучались, - говорит Марио негромко, а сам оглядывается, точно те самые духи за спиной у него стоят.
  - Злые духи? - удивленно поднял бровь Цветень. - Никогда не слыхал, чтоб они так безобразничали.
  И спросил, ставя на стол кувшин молока:
  - А какие они из себя-то?
  - Кто? - не понял Марио и икнул.
  - Да как кто? Духи эти самые.
  - Да я не видел их совсем, - отвечал Марио, продолжая икать.
  Старый Цветень почесал бороду.
  - Ладно, - решил. - На ночь глядя не пойдем, а с утра сходим посмотрим на ту нечисть, что в дом к тебе напрашивалась. Ты до светла у меня побудь, не то мальчишки опять подкараулят.
  Марио шмыгнул носом и налил себе в кружку молока. Отпил, белым хлебом закусил и говорит:
  - Грозились связать и в море бросить. Не в этот раз, в следующий.
  "С них станется", - подумал Цветень, а вслух сказал:
  - Не боись, врут они. Чтоб человека беспомощного в воду бросить, это смелость надо иметь, чай, не котенка. Ничего, подрастешь, будешь им сдачи давать, не станут больше приставать.
  А сам опять думает: эта ребятня деревенская не своим умом такую шалость придумала - большие научили. Сам на днях у молочниковой ограды разговор слышал, мол, из-за ведьменыша в огородах картофельная ботва пожухла. Дескать, он прошел, посмотрел и сглазил. Хотя Цветень знал - мальчонка и носа в деревню не кажет, что ему чья-то картошка. Однако же что его слово против речей всех деревенских сплетников?..
  - Да когда же я вырасту? - спрашивает Марио, вытирая губы рукавом - наелся досыта. - В прошлый четверг ты говорил: подрастешь - узнаешь. Нынче среда, а что-то я совсем не вырос!
  - Быстро ты хочешь, за неделю-то! - Цветень спрятал улыбку в бороду. - Сперва спину распрями да глаза от земли подымать научись.
  И то правда, растет мальчишка, постоянно побоев ожидаючи, вот голову в плечи, как цыпленок, и прячет, скукоживается весь, лишь бы не заметили. Разве это дело? Цветень как мог старался от страха его отучить, говорил:
  - Дразнят - отвечай, нападают - отбивайся, бей всем что под руку попадется, не то самому быть битым.
  Но Марио был мал ростом и худой, его ветер с ног свалить мог, куда уж ему против ватаги деревенских мальчишек. Но все равно храбрился:
  - Вот к следующему месяцу вырасту, они у меня попомнят!
  Месяц - это куда как больше недели, он думал, месяц - срок большой.
  - Ну-ну, - посмеивался себе Цветень. - Ложись-ка спать, как раз за ночь еще подрастешь.
  Марио охотно перебрался на постель, застеленную штопанным, но чистым бельем, и через минуту уже спал. Цветень же еще долго не ложился, все сидел на своей печке, плел начатую корзину и тянул под нос рыбацкую песню:
  
   Эх вы, мачты, весла, сети,
   Не сломайтесь, не порвитесь.
   Ждут нас дома малы дети,
   Жены просят: возвернитесь...
  
  Лишь поздно ночью загасил он лучину и забрался под овчину - поспать, если сон придет, а то и просто утра дождаться, как все чаще бывало.
  
  С утречка, чуть свет, проснулись оба: Цветень и так, считай, не спал, а Марио привык вставать с первыми петухами. Поели на завтрак кислого молока с остатками белого хлеба, Марио умылся, заправил постель, и они вышли на улицу.
  С моря веяло всегдашней сырой прохладой, но ни старик, ни мальчик ее не замечали - свыклись уже. Над Лескинскими Возвышенностями разливался неясный свет - там заря занималась.
  - Через деревню пойдем, - сказал Цветень, нашаривая впотьмах прогулочную палку, - к пекарю завернем, возьмем тебе хлеба. В доме, небось, шаром покати?
  Марио смолчал. Врать не умел, а в доме действительно еды почти никакой не осталось. Он завязал потуже тряпицу, что закрывала глаз, и ухватился за Цветеневу руку - авось рядом с ним в него не будут кидаться камнями мальчишки и злые старухи.
  Жители Чайкиного Мыса по обыкновению поднимались с восходом и ложились с закатом - дел хватало, а потому в домах и на улице закипела жизнь: замычали в стойлах коровы, просясь на выгон, застучали топоры, рубившие хворост в утренние очаги, заскрипели колодезные вороты, запахло дымом и сдобными лепешками.
  Марио крепко держал Цветеня за руку и старался не подымать глаз от дороги. В такие минуты ему всегда хотелось сделаться невидимым и неслышимым, подобно какому-нибудь жучку или маленькой пичужке. И съежился еще больше, услыхав из-за плетня молочникова дома:
  - Глянь-ка, ведьменыша за каким-то делом в деревню принесло! Да ты прячь подойник-то, прячь, не то молоко скиснет!
  - Водит с ним дружбу Цветень, вот раньше времени и состарился, того и гляди, из ума вскорости выживет! - неслось из-за другого плетня.
  - Мать сгубил, отца сгубил, попомните мое слово, и нас погубит колдовское отродье!.. - прошипели из-за третьего.
  Марио все слышал и все глубже втягивал голову в плечи. Однако Цветень шагал как ни в чем не бывало, медленно, правда, но зато твердо, и никто не решился выйти и плохое сказать ему в лицо. Только мальчишки по обыкновению повисли на заборах и принялись кричать дразнилки, но камнями не швырялись, и собаки не гавкали и близко не подходили.
  Так прошествовали они через всю деревню в девятнадцать домов, поднялись по узкой заросшей тропе на высокий берег, попетляли меж дубов и буков и оказались около дома Марио.
  Дом казался необитаемым. Остановившись на некотором расстоянии, Цветень долго его разглядывал. Марио решил, что он высматривает, не поселились ли в нем злые духи, и затрясся от страха. Но на самом деле Цветень с грустью смотрел на перемены, случившиеся с домом за это лето, а в духов всяких он не очень верил, а если и верил, то уж точно знал, что в доме Марио им делать нечего. Дом словно бы чуял беду - он погибал. Стены почернели, и рассохлись ставни, покосилось крыльцо, из трубы выпало несколько кирпичей. Старый Цветень еле слышно вздохнул.
  - Ладно, - говорит. - Давай искать духов тех бесприютных.
  Но Марио нипочем не захотел идти к дому близко.
  - Не робей, Далин, - Цветень взял его за шиворот и вперед подтолкнул. - В какое окно стучались-то?..
  Говоря по правде, окон всего-то было два, Марио ткнул пальцем в то, что ближе к крыльцу. Цветень подошел ближе, поглядел и рассмеялся.
  - Смотри-ка, что за духи к тебе стучались!
  Марио с опаской приблизился. Цветень палкой под самый верх тычет, а там, над самой рамой на шнурке картофелина болтается, а от нее веревка длинная в кусты, за сарай, тянется, за нее подергаешь - картофелина в окно-то и стучит.
  - Поймать бы этих духов и хворостиной выпороть, - говорит Цветень, снимая хитроумное устройство, именуемое в народе "стукачом", - чтоб неповадно было.
  Марио стоял насупившись, он понял, чьи это проделки. Вот погодите, отец вернется... В горле у него закипели слезы.
  - Пошли-ка поглядим, вдруг из дома стащили чего, пока тебя не было.
  Тащить-то было нечего, но могли найти тайник с монетами, и Марио перепугался - это ж на новый парус! Он даже когда голодал, денег оттуда не брал, хотя отец, в море уходя, и разрешил.
  Цветень оставил палочку на крыльце и степенно вошел.
  В доме было прохладно и чуть сыро - со вчерашнего дня очаг не топился. А ветер с моря дул каждое утро нешуточный и к осени становился все холодней и суровей и тут, на скалах гулял весьма привольно.
  - Ну что, будешь еще про духов думать? - спросил Цветень.
  Марио помотал головой.
  - Может, у меня поживешь, покуда отец не воротится?
  Марио опять помотал головой.
  - Он сегодня причалить должен, - сказал уверенно, - а у меня дома не прибрано и печь не топлена. И сеть я еще не дочинил.
  Цветень поглядел на него и говорит:
  - Ну, тогда бывай, пошел я. У меня тоже дел невпроворот.
  Он пожал мальчику руку, как полагается, по-взрослому, и отправился восвояси.
  К вечеру Ясень Далин не явился. К утру следующего дня - тоже. У Марио кончились запасы в кладовке, но монеты он не трогал.
  Он просидел целый день на скале, глядя в беспокойное море, но отца так и не дождался. Не дождался его ни через два дня, ни через три. И тогда Марио узнал другой страх, оказавшийся куда сильнее прежнего: страх, что отец не вернется совсем. Как только страх пришел, он тут же прогнал его, но тот был хитрее: вернулся, пробрался внутрь, затаился в глубине, не давая есть и спать. Он превратил Марио в зверька, что сидит в норе и прислушивается к каждому шороху. В конце концов страх ослабил его дух, а голод ослабил тело.
  
  Цветеню, считай, не под силу было его навещать - путь до мыса долог, через всю деревню, да к тому же все вверх. Он к колодцу за водой еле шел и вдруг услыхал, как кузнецов сын, подбегая к дому сыровара, кричит издалека:
  - Ведьменыш преставился! Ведьменыш преставился! Дома неживой лежит!..
  Цветень охнул, бросил ведро и поспешил к утесу. Дорогу выбирал покороче, где шел, где бежал, у дома Далина стайкой вилась ребятня и при виде старика бросилась врассыпную. Цветень, запыхавшись, распахнул дверь.
  Марио лежал на постели, и на первый взгляд казалось, что он действительно умер, но старик, приложив ухо к груди, услыхал живое сердце. Он поднял мальчонку и вынес на солнце. Ребятня притихла. Они хоть и дразнили Марио, обижали, потому что сдачи дать не мог, но увидев худое неподвижное тело, перепугались.
  - Что, доигрались, стервецы? - Цветень так зыркнул на них глазами, что те в страхе бросились в разные стороны.
  На почтительном расстоянии остановились только мельниковы сыновья, и старший, держа за руку меньшого, спросил:
  - Дедушка, а дедушка, нешто вправду помер?
  Меньшой всхлипнул.
  - Нет еще, - сурово ответил Цветень, кладя бездвижного Марио на дровяную тележку - домой везти, на руках бы не донес. - Заприте дом, ставни, а ключи мне принесите. Возьмете что - уши оборву.
  Мальчишки кинулись исполнять порученное.
  Цветень упарился, везя Марио в тележке, сам-то Марио легкий, а тележка - не очень, но ни один человек не вызвался ему помочь. За ним глядели из окон да поверх плетней, перешептывались вслед, но ни одна калитка не скрипнула и ни одного доброго слова не услышал Цветень, пока брел по деревенской улице и не мог даже пот вытереть, что застил глаза.
  Наконец дошел он до дома, поднял Марио и на кровать отнес. Следом прибежали мельниковы сыновья и бросили в огород через забор ключи.
  Марио пролежал в беспамятстве три дня. Цветень все эти дни шаркал по избе, вроде бы по надобности, а на самом деле ни к чему рука не лежала - прислушивался, дышит мальчонка, нет ли? Хорошей еды в доме давно не водилось, но в этот раз Цветень расстарался и мяса добыл, и картошки, и даже меду, чтоб Марио выхаживать. Думу тяжелую думал: что с мальчишкой будет, коли Далин не вернется? В деревне из-за черного глаза ни одна семья Марио к себе не возьмет, а Цветень стар, не сегодня-завтра - в могилу, ему парнишку никак не поднять. Видать, пришло время завет Ясеня исполнять, на такой случай им оставленный.
  Марио на третий день от беспамятства очнулся, не увидел отца и заплакал. Плакал долго и горько, а старый Цветень сидел у постели, курил трубку и приговаривал:
  - Плачь, сынок, плачь, от этого, бывает, легче делается. Плачь, но умирать не вздумай. Ты еще только жить начал, не отступай, и тебя судьба вознаградит. Жизнь, она ведь для того и дана, чтоб - хорошо иль плохо, - но прожить ее, окаянную...
  
  А еще через неделю, когда Марио уже вставал и ходил, за ним приехала повозка, запряженная статной гнедой лошадью, и не откуда-нибудь, а из Солнечных Холмов, с той стороны Лескинских Возвышенностей. Старый Цветень исполнил-таки давний наказ Ясеня: если случится с ним беда, отыскать родню его жены и просить их взять Марио к себе. У Марио в Солнечных Холмах жила тетка, сестра матери, и хоть она ни разу племянника в глаза не видела, все же согласилась взять его к себе.
  Для Марио это был удар. Он кричал, как раненое животное, когда Цветень вел его до повозки, крепко держа за руку. Старик посадил Марио на телегу, сунул в руки узелок с нехитрой снедью и кое-какой одежонкой, повесил на шею мешочек с монетами, что копились на новый парус, неуклюже ткнулся губами в макушку и поковылял к дому, не оглядываясь. Знал, если обернется и в глаза мальчишке глянет, - замертво упадет.
  Тележные колеса заскрипели по деревенской улице, и все высыпали посмотреть, как наконец ведьменыша спроваживают туда, где ему и место: в Колдовской край, вон и человека за ним прислали лицом черного, не иначе оборотня какого. Потому и молчали все, и Марио, сжавшийся в комок, в узелок вцепившийся, не услыхал ни единого слова - ни доброго, ни худого. Он не плакал, но все его тело терзалось жестокой болью. Ослепший и оглохший, он не видел дороги, которой ехал, будто ехал темной безлунной ночью.
  
  Смотреть-то, по правде говоря, было особо не на что, однако же Марио нигде, кроме Чайкиного Мыса, не хаживал, и места кругом были незнакомые. Ехали они почти по самому берегу Глубокого Залива, что разделял собой Холодную Низину и Дальнюю Долину, где было несравненно теплее. Ехали мимо деревень и деревушек, а городов не встречали, потому что город в Холодной Низине был один - Брумк, и стоял он на берегу моря.
  Ближе к Лескинским Возвышенностям дорога сделалась тряской, потому что опять начались камни да ухабы. Возница поругивался сквозь зубы, понукая лошадь, и опасливо поглядывал на мальчишку: в деревне нашелся добрый человек, успел шепнуть, что у того глаз дурной, а ну как порчу нашлет? Вон, сидит ровно как неживой, ни дать ни взять - из замогильного мира выходец. А Марио сидел-сидел и вдруг с повозки сиганул да как задаст стрекача!
  - Куда?! - заорал возница, натягивая вожжи. - Стой! Стой, кому говорю!..
  Хоть и боялся он черного глаза, а за мальчишкой припустил со всей прытью, на какую только способен был, потому как хозяйки своей, что Марио, значит, теткой приходилась, боялся еще пуще. Какое там! У госпожи Шашер глаза хоть и не черные, но как глянет - хоть сквозь землю проваливайся. Потому нагнал он мальчонку, когда тот в кусты кинулся, да и слаб мальчонка, куда ему наперегонки бегать. Поймал, схватил в охапку и не отпускал, пока тот не перестал брыкаться. А как перестал - так в повозку обратно усадил и для верности за ногу веревкой привязал.
  Так Марио, привязанный, точно волчонок, трясся в повозке до самой темноты. А когда стемнело, возница распряг лошадь, стреножил и отпустил пастись. Марио же, в отличие от лошади, остался привязанным, только веревка удлинилась.
  Возница развел небольшой костер, подвесил над огнем закопченный котелок и вскипятил чай. Марио сидел на земле на охапке соломы и молча следил за ним одним глазом.
  - Как тебя звать-то? - спросил возница, чтоб разрушить гнетущую тишину - все-таки путешествие выдалось непростым.
  - Марио, - нехотя буркнул Марио.
  - А меня - Печкинс, - сообщил возница, радуясь, что мальчишка заговорил - так все ж спокойнее, мало ли что у него на уме. - Мой дед был трубочистом, и отец тоже, потому я и есть такой черный.
  У Марио отлегло от сердца. Он-то хоть и рос отшельником, а тоже слыхал разговоры про колдовской край, откуда его матушка родом. Называли его колдовским потому, что колдунов там водилось больше, чем простых людей, и все они ликом были темные, будто сажей измазанные. Вот Марио и подумал, что Печкинс тоже колдун, и притом злой. Так они целый день в повозке на ухабах тряслись, а еще и от страха - один одного, значит, боялись. А когда поближе друг на друга глянули, оказалось, что бояться-то и нечего.
  - На, поешь, - сказал Печкинс, доставая из корзины копченое мясо, хлеб и огурцы. - Чай еще нескоро приедем...
  Марио отказываться не стал, тем более что в последнее время его каждодневная еда была куда хуже этой.
  - Ты особливо не переживай, - говорил ему меж тем Печкинс, незаметно дергая веревку - не развязалась ли? - В дом едешь хороший, большой. Богатый, опять же. Будешь как сыр в масле кататься. У тетушки твоей сынок есть, Тиблем звать, годков ему как тебе, будет для игр товарищ. Работать не надо, ешь да спи - красота!..
  Марио его слушал-слушал и тряпицу с глаза потихоньку-то и стянул - авось здесь, от Чайкиного Мыса далеко, люди другие, не посмотрят, что у него глаза разные, поди, и не такое видывали. Но возница как только сей маневр узрел - в лице переменился.
  - Ты... это... - заикаясь, проговорил он и оглянулся по сторонам, словно бежать собрался и не знал, в какую сторону лучше, - ты тряпицу-то... это... обратно...
  Марио тяжело вздохнул и завязал глаз. Стало быть, везде люди одинаковы и ходить ему всю жизнь одноглазым при обоих здоровых! Ведь никто не знает, как ему надоело наполовину видеть. Не усмотришь, как мальчишки с левого бока подберутся и каверзу какую-нибудь учинят. Вот и вознице этому, человеку чужедальнему, про него небылиц наговорили, стало быть, дурная слава, куда ни пойди, всюду за ним потянется. Марио еще раз вздохнул, заполз в повозку и в солому зарылся, как зверек. А Печкинс-возница еще долго говорил не переставая, главным образом для того, чтоб себя успокоить, - а вдруг мальчишка его уже сглазил? Вдруг не доехать ему теперь до дома? А ну как скрутит его, да прямо сейчас?.. Но ночь медленно убывала, а его все не скручивало, и Печкинс понемногу успокоился. Скоро рассвет, а за ним день, а к вечеру они уже дома будут. Он еще раз проверил веревку, постелил около костерка одеяло, завернулся в него и крепко уснул.
  Чуть свет отъевшаяся за ночь лошадь резво покатила повозку дальше. День занимался и обещал быть жарким. В Заморье ведь как? Что лето, что зима - все одно тепло, только зимой дождей выпадало больше, холодных, а снег или град бывали редко.
  Но нынешним утром небо сияло чистой синевой, вот только чайки в нем почти не кружили - море оставалось все дальше и дальше, и воздух сменился: из него исчезла соленая тревожность вольного ветра, он больше не манил неизвестностью, горьковатым запахом чужих берегов. Перед Марио вставали горы, лесистые скалы с лысыми верхушками, протянувшиеся цепью от Дальней Долины до Изломанной Бухты. Впервые в жизни Марио видел горы так близко, они были огромны и весьма походили на хребет окаменевшего дракона. Марио позабыл обо всем и смотрел, как заколдованный, на приближающуюся громадину. Смотрел, когда она закрыла собой полнеба, и потом, когда повозку стало немилосердно трясти - они выехали на каменную дорогу, проложенную по дну Кривого Ущелья. Вцепившись обеими руками в боковину повозки, Марио глазел по сторонам весь день, пока они подпрыгивали на колдобинах, а потом дорога пошла под уклон. Навстречу стали попадаться деревья, которые потихоньку собирались в леса, и стало теплее, отсюда как раз начинался Теплый Край.
  Край этот потому так и звался, что его грело дыхание Золотой Пустыни, лежащей далеко на востоке, а от холодных ветров с запада укрывали Лескинские Возвышенности. Печкинс понукал лошадь, и на исходе дня они добрались-таки до Солнечных Холмов. Дорога плавными изгибами спускалась с гор в холмистую долину и заворачивала в село со стороны мельницы Вересеня. Мельница стояла на большой заводи, где брал, считай, начало Аамир, в этом течении звавшийся Ниткой (мал еще был да тонок).
  Мельник Вересень степенно приподнял шляпу на бодрое приветствие Печкинса и настороженно окинул взглядом одноглазого парнишку, что сидел ухватившись за поручень, маленький и тщедушный, - откуда такой заморыш? Повозка покатила дальше, а мельник, приложив ладонь к глазам, еще долго смотрел ей вслед, гадая, не встречал ли он этого мальчонку прежде... Так и не догадался, махнул рукой и пошел домой ужинать - вечерело уже.
  Солнечные Холмы - село большое, тут и домов много, и садов, и лугов, и дороги хорошие, крепкие, все ухоженное, ладное. Печкинс лошадь не гнал, чтоб не передавить кур и гусей, которые паслись где надо и не надо и могли под колесо попасть. Марио, жадный до новых впечатлений, смотрел вокруг, позабыв о своих горестях. Тоска по отцу, по Чайкиному Мысу на время оставила его, ему не было страшно, ведь он ехал в дом, где выросла его мать, а такой дом не может быть плохим.
  Возница Печкинс махал хворостиной и покрикивал "н-но!", хотя лошадь и не думала быстрее бежать, зато на дорогу высыпала ребятня поглядеть, кто это пожаловал в Холмы, даже взрослые оторвались от дел и подошли к плетням и заборам полюбопытствовать, кого Печкинс везет. Марио потихоньку за его спину спрятался и одним глазом выглядывал - не кинет ли кто камнем? - до того привык, что как увидят его, так обиду учинят. Но его никто не тронул, и повозка подкатила к стоящему аккурат посередине села большому дому. Дом был низкий и продолговатый, вокруг него - ни кустика, ни травинки, земля чисто выметена, а на углу возвышалась колокольня с единственным колоколом, к языку которого была привязана длинная веревка. По двору лениво расхаживали - Марио даже рот открыл - самые настоящие королевские гвардейцы, в красных с синей окантовкой мундирах и синих штанах, подпоясанные алыми бархатными кушаками с золотыми кистями, а на голове у каждого красовалась черная шапка с роскошным плюмажем. В жизни Марио не видывал столь богатых нарядов, наверняка они могли сравниться по красоте даже с рыцарскими!
  - Ну, сынок, слезай, - сказал Печкинс, развязывая веревку, - надобно тебя занести в Книгу.
  - В какую такую книгу? - насторожился Марио, а у самого от волнения в горле пересохло.
  - В Книгу всех жителей Солнечных Холмов, - ответил Печкинс, привязывая лошадь к колокольне. - Идем.
  Он взял вконец оробевшего Марио за руку и повел в этот большой дом, на двери которого сияли нарисованные серебряной краской королевские корона и скипетр. Гвардейцы, присланные на подмогу местным охранниками границ, мало обратили внимания на Печкинса и мальчика, что шел с ним, а те, что обратили, смотрели скучающе и высокомерно.  Марио весь съежился и уставился на пыльные носки своих единственных башмаков. Аккуратно переступив порог, он вслед за Печкинсом тщательно вытер ноги и только после этого поднял голову.
   Он попал в оружейную, где по всем стенам висели кинжалы и легкие мечи, по углам стояли щиты и алебарды - все начищенное до блеска. У Марио глаза разбежались - какой мальчишка не мечтает о боевом мече?! Но здесь, к его великому сожалению, задержаться не пришлось, Печкинс потащил его в другую комнату, поменьше, где из всей обстановки были только стол и стул. За столом сидел человек в зеленом мундире, поверх которого красовался алый бархатный плащ, расшитый по краю золотом. Человек этот был седой, в морщинах, и взглядом обладал проницательным и колючим, под которым Марио съежился еще больше.  Среди морщин угадывался старый шрам - от брови до щеки, что придавало лицу выражение одновременно свирепое и недовольное.
  - С чем пожаловали? Какие жалобы? - стальным голосом спросил он, для пущей важности грозно сведя кустистые брови на переносице.
  - Здравствовать желаю, господин Хватень, начальник королевских гвардейцев и охранников границ! - затараторил Печкинс, подталкивая вперед Марио. - Вот, надобно мальчонку записать.
  - Этого?
  Седой начальник гвардейцев по имени Хватень уставился на Марио, слегка повернув голову влево, потому что правый глаз видел лучше.
  - Этого, этого, - закивал Печкинс.
  - Как звать? - господин Хватень говорил отрывисто, как и положено начальнику.
  - Печкинс! - вытянулся в струну Печкинс.
  - Да не тебя! - нахмурился начальник гвардейцев. - Мне хоть и восьмой десяток, но на память пока не жалуюсь! Я всех жителей Солнечных Холмов наперечет знаю, тебя Печкинс звать, а его?
  И он ткнул пальцем, украшенным золотым перстнем, в Марио.
  - Марио... э-э... Искамар Ясень Далин, - отрапортовал Печкинс.
  - А у самого что ли языка нет? - недовольно поинтересовался господин со шрамом.
  Марио молчал, будто воды в рот набрал.
  - Робеет парнишка, - отвечал за него Печкинс. - Вы уж извиняйте.
  - Ладно.
  Начальник гвардейцев полез в стол, достал оттуда большую толстую книгу в кожаном переплете, смахнул с нее пыль и открыл где-то посередине.
  - Чей будешь? - спросил он, аккуратно записывая имя Марио в конце страницы.
  - Отец мой звался Плук, а мать... - начал Печкинс, но, натолкнувшись на ледяной взгляд господина Хватеня, быстро сообразил: - Сын Валианы Шашер, племянник госпожи Хламеры Шашер, сирота, прибыл на житье.
  - Я не сирота! - вскинулся Марио, но его не услышали.
  - Сын Валианы Шашер? - в голосе начальника прозвучало удивление, и посмотрел он на Марио настороженно, с неприязнью, словно тот, не успев появиться, уже совершил какой-то проступок.
  - Если бы не славное имя госпожи Шашер, - сурово произнес он, - я бы не пустил сына Валианы Шашер в Солнечные Холмы.
  Он колебался еще несколько мгновений, потом дописал начатое и поставил печать. После этого закрыл книгу, убрал ее и встал во весь рост - величественный и грозный.
  - Если я узнаю о малейшем твоем проступке, Искамар Далин, - отчеканил он, - если ты неподобающе будешь вести себя - я, не терзаясь сомнениями, отправлю тебя на Невольничий остров.
  Марио почувствовал, как дрогнули руки Печкинса, что лежали у него на плечах, а потом услыхал, как тот говорит, запинаясь:
  - Не извольте беспокоиться, господин начальник гвардейцев, ничего худого не случится... Все будет в лучшем виде, не держите зла...
  И он, пятясь, вытолкал Марио за дверь и бросился к лошади, которая уже зацепилась хомутом за веревку и норовила позвонить в сигнальный колокол.
  - Н-но! Пошла! - Печкинс свистнул прутом, и повозка, поднимая клубы пыли, быстро выкатила на дорогу.
  Длинный приземистый дом вместе с роскошно одетыми скучающими и высокомерными гвардейцами остался позади. Марио подергал Печкинса за рукав.
  - Господин Печкинс, а господин Печкинс! А что это за Невольничий остров такой, куда господин Хватень меня отослать грозился?
  - Нечего тебе там делать и забудь про это! - Печкинс отчего-то был сердит и прутом размахивал сердито. Лошадь давала сдачи хвостом.
  - А матушку за что он так невзлюбил? - снова спросил Марио.
  Печкинс резко натянул поводья, и повозка остановилась, Марио чуть не вывалился. Лошадь недовольно грызла удила и укоризненно косила черным глазом на Печкинса. А тот глядел на мальчишку и раздумывал, что ему ответить. Ну как ему сказать, что имя Валианы Шашер проклято в Солнечных Холмах? Проклята ее красота, сама память о ней? За то, что с колдунами дружбу водила, в колдовском лесу пропадала, опасных знаний от них набиралась? Что из-за нее, как думали, урожаи гибли и скотина дохла? Как можно сказать такое этому мальчонке, ее сыну?.. А не сказать - другие скажут...
  - Вон, видишь тот лес? - Печкинс указал прутом на пятно ясеневых рощ на крутом боку Лескинских Возвышенностей. Посреди темных еловых лесов оно было особенно заметным.
  - Вижу, - кивнул Марио. - А что там?
  - Никогда не ходи туда, - сказал Печкинс, - никогда!
  И огрел лошадь по крупу.
  Пока они тряслись в повозке по деревне, Марио все глядел на то загадочное пятно. Лес как лес, но, может, там полно диких зверей? Волков-людоедов? Марио слыхал про таких, их еще оборотнями прозывали. Или большие двуногие птицы гнездились там, которые по воздуху не летали, а по земле ходили и по ночам, рассказывают, воровали людских детей из люлек. Или колючие кусты под названием хнюх там росли, а в такой куст попадешь, колючки в тело вопьются и кровь высосут. Или, может...
  Видения, одно ужаснее другого, проносящиеся в мозгу Марио, прервал возглас Печкинса:
  - Готово! Приехали.
  И Печкинс незаметно поцеловал амулет в виде рыбьей головы, что на шее висел. Марио спрыгнул с повозки и огляделся. Приехали они в большой яблоневый сад, и кругом витал яблочный дух. Аллея меж деревьев, аккуратная и ровная, посыпанная желтым песком, привела их к огромному дому. Ах, что это был за дом! Высокий, белый, с колоннами и башенками, балконами и балкончиками, с широким ажурным крыльцом, а возле крыльца журчал и плескался самый что ни на есть настоящий фонтан! Каменная пышнотелая русалка, окруженная дельфинами, держала в руках раковину, из которой лилась вода. А с другой стороны крыльца, ближе к хозяйственным постройкам, росла высоченная береза, бросая длинную тень на двор и на дом со всеми его колоннами и башенками. До чего же этот дом отличался от того, который стоял на Чайкином мысу, - сложенного из серого камня, с каменным полом, летом покрытым циновками, а зимой - овечьими шкурами. Нет, этот дом был точно из сказки, весь похожий на белое облако или на морскую пену на зеленой волне. Марио глядел на него в оба глаза, стянув повязку на шею, - должно быть, этот дом не хуже королевского дворца! И тут скрипнула дверь.
  Печкинс перестал улыбаться и отступил назад. На широкое ажурное крыльцо вышла женщина. Она была невысокой, даже, скорее, маленькой, и весьма дородной. У нее были жилистые, как у мужчины, руки, сильные плечи и совсем некрасивое лицо, к тому же припечатанное большой родинкой на щеке. Однако, несмотря на это, женщина держала голову в накрахмаленном чепце очень высоко. Марио подумал было, что это экономка, но ошибся.
  - Госпожа Хламера Шашер, - Печкинс почтительно поклонился. - Прибыл ваш племянник.
  Марио воззрился на нее, удивленный: он не такой представлял себе тетушку, ведь его мать, как говорят, была красавицей, неужто яблочко от яблочка так далеко падает?..
  У госпожи Хламеры Шашер была железная воля, стальные нервы и металлический голос.
  - Искамар Ясень Далин, - отчеканила она, - у меня уже есть сын, и ты вторым сыном мне не станешь. Я не желала видеть тебя в своем доме, но я дала слово и сдержу его.
  Марио не понимал, про что она говорит, но, как всякий ребенок, отчетливо понимал, как ему это говорят. От холода, звучавшего в ее голосе, у него перехватило дыхание.
  - Я велю тебе надеть повязку и никогда не снимать ее, - голос тетушки не повысился и не понизился ни на чуть-чуть.
  Когда Марио не пошевелился, оглушенный, растерянный, к нему подошел Печкинс и неловко, дрожащими руками, нацепил съехавшую повязку обратно на глаз.
  - Я велю тебе, - продолжала тетушка Хламера, - не покидать пределы этого двора, иначе ты будешь наказан розгами.
  Марио вздрогнул - еще никто и никогда не наказывал его розгами.
  - Ты будешь жить на кухне и там же зарабатывать себе пропитание. Бездельников в моем доме нет. Тебе есть что сказать мне, Марио Далин? - тетушка Хламера с нажимом выговаривала имя Далин, словно оно было ей ненавистно и жгло язык. - Все, что хочешь сказать, можешь сказать сейчас. Потом я тебя слушать не стану.
  Но Марио молчал, весь сжавшись, втянув голову в плечи. В животе тихонько завывало от отчаяния, подступая слезами.
  - Тогда иди, - велела госпожа Хламера Шашер. - На кухню.
  И дверь красивого дома, похожего на облако или на пену на гребне морской волны, с сухим щелчком закрылась, чтобы Марио никогда не смог войти туда.
  Печкинс безмолвствовал, а что он мог сказать? Даже зная крутой нрав хозяйки и то, как не ладили они с сестрой, матерью Марио, все же он не ожидал, что она обойдется с мальчонкой столь сурово, как-никак он ее кровь да к тому же мал еще. Потом вздохнул и преувеличенно бодро провозгласил:
  - Не горюй, малыш! Пошли, покажу тебе новое жилище, увидишь, там не так уж и худо...
  Он взял Марио за руку и повел на задний двор, где располагались домики для слуг, баня, сараи и кухня. Кругом все было чистым и ухоженным, госпожа Хламера была строгой хозяйкой, и потому все в ее доме работали от светла до темна.
  Кухня представляла собой просторную комнату с большим очагом посередине, а все стены были увешаны полками со всякой посудой - начищенной до блеска. Заправляла кухонными делами повариха Параса - тучная дама в накрахмаленном переднике - и несмотря на свою тучность, резво перемещалась от огромного стола, на котором происходило кулинарное действо, до очага и обратно. Повариха взглянула искоса на вошедшего с Печкинсом Марио, ничего не сказала и отвернулась. Ничего не сказала и молодая горничная Мела, наливавшая чай в изящный фарфоровый чайничек, и экономка Пляса - весьма чопорная особа, считавшая себя выше остальных и потому державшаяся высокомерно и всегда чуть в стороне. Промолчал и дворник Мятлик, обвязывавший шпагатом свою метлу, чтоб не развалилась. При виде Марио он быстро отвел глаза и незаметно сложил пальцы в охранный знак, отгоняющий злые чары. Марио поднял глаза на Печкинса, Печкинс не смог выдержать его взгляд - зверька, потерявшего тропу домой, к своим, - и тоже отвернулся.
  - Ну-ка, Параса, дай мальчонке поесть, его звать Марио, - сказал он громко, чтоб все слышали.
  Все слышали, но смолчали. Горничная Мела подхватила чайный поднос и выпорхнула из кухни. Повариха налила Марио чашку супа, до самых краев, и хлеба не пожалела тоже. Печкинс усадил Марио за стол и сидел рядом, пока тот ел. Потом велел ему помыть чашку и ложку и отвел в чуланчик, где Марио предстояло жить. Чуланчик этот находился рядом с другим чуланчиком, где были составлены кастрюли, тазы и ведра и всякие другие вещи, которые нужны не так часто, чтоб держать их на полках в кухне. В чуланчике Марио вместо кровати на полу лежал тюфячок, а более ничего не было, даже окошка.
  - Поспи, коли хочешь, - сказал Печкинс и вышел.
  "Пусть попривыкнет, - подумал он. - Эх, судьба..."
  
  Марио привыкал к новой жизни долго и тяжело. Он поднимался чуть свет и начинал работать на кухне: носил дрова, чистил котлы и кастрюли, мыл посуду и полы. Еды хватало, но он ел скудно - разве полезет кусок в горло, если постоянно ждешь наказания? Одежку свою стирал сам, со двора не выпускали - тетка Хламера боялась дурной славы по деревне. Прислуга его сторонилась: и не жаловали, и обидеть боялись - глаз-то черный. Вот так Марио вроде и был на белом свете, а вроде его и не было.
  - Сдается мне, - говорил шепотом Печкинс вечером поварихе Парасе, когда они садились к столу пропустить по рюмочке яблочной наливки, - желает хозяйка сгубить мальчишку. Не вынести ему такой жизни!
  - А зачем он ей? - тоже шепотом отвечала повариха и по сторонам оглядывалась - не подслушивает ли кто. - Не любила хозяйка младшую-то, Валиану, та красавицей была, а на Хламеру никто и глядеть не хотел. Уж наверняка думала, что из-за нее в девках засиделась. Сжила ее со свету и мальчонку ейного сживет, помяни мое слово. Ты что ж думаешь, за просто так она его к себе взять согласилась? Нет, она через него с Валианой счеты сведет, чтоб ничего сестриного на этом свете не осталось. Да ты и сам все знаешь.
  - Да ведь грех это, Параса, великий! - ужасался Печкинс.
  - Знамо дело - грех, - соглашалась Параса, - да только супротив никто не встанет. Ты пойдешь супротив хозяйки?
  У Печкинса было трое детей и больная жена. Он вздохнул.
  - То-то же, - повариха налила еще по рюмочке, - тогда не пошел и теперь не пойдешь. И я тоже. И сдается мне, кто в это дело влезет, тому худо придется.
  
  А через неделю, как раз на выходные, явился Тибль. Марио как раз во дворе фонтан чистил - соскребал зеленую слизь с дельфинов и дородной русалки. Тетка Хламера наказала, чтоб рыбы и девица блестели, вот Марио и старался, по колено в воде, сам весь облепленный противной зеленью.
  - А это что еще за чучело такое? - услыхал вдруг за спиной.
  Марио оглянулся и ахнул: стоит перед ним мальчишка в новеньком костюмчике оруженосца - в красном мундире с белыми обшлагами и в красных же штанах с белыми лампасами, а на голове - щегольская шапочка с перепелиным пером. Да еще на поясе кинжал настоящий. У Марио дух захватило - вот бы ему такой наряд! Тибль стоял перед ним в заносчивой позе: расставив ноги, задрав нос, а руки демонстративно положив на рукоять кинжала.
  - Ты кто таков, заморыш? - презрительно оттопырив губу, спросил он.
  Марио молчал. На него всегда нападала немота, когда чувствовал, что может получить взбучку.
  - Чего молчишь? - Тибль грозно шагнул к нему, но Марио-то был в воде, а этот щегольской мальчик в воду бы нипочем не полез, побоялся бы мундир испачкать.
  - Ну погоди, - процедил он и сжал кулаки. - Я до тебя доберусь!
  И быстро ушел.
  Марио, у которого из мыслей не выветривался роскошный костюм, дочистил русалку и дельфинов, выловил из воды мусор и уже собирался его выносить, как что-то просвистело около и булькнулось в воду. Камень! Вз-з-з, бульк! Рядом булькнул другой. Марио оглянулся по сторонам - никого нет. И вдруг промеж лопаток как стукнет больно! И сразу по ноге, ниже коленки. Марио кинулся к русалке, чтоб спрятаться, упал, хлебнул взбаламученной воды, закашлялся и опять получил камнем по спине. Он уже сообразил, что это Тибль сидит где-то в укрытии и упражняется в меткости стрельбы из рогатки - как-никак будущий королевский гвардеец. Спрятаться Марио не удалось, видимо, Тибль засел в таком месте, из которого можно стрелять куда угодно. Марио закрылся руками, два камня просвистели мимо, один попал в русалку, отколов ей кусок уха, а еще один попал Марио в макушку. Марио взвыл, выскочил из фонтана, прикрываясь руками, и кинулся к березе. Вз-з-з! Вз-з-з! - жужжали камешки, врезаясь в песок, сбивая листики с яблонь и стукаясь в ограду цветника. Марио, как дикий котенок, за которым гонится свора собак, взлетел на березу, на самый верх.
  На верхушке вцепился в тонкую ветку, которая, несмотря даже на его хрупкий вес, грозилась надломиться. Выше залезть было уже нельзя, а вот свалиться - запросто. Марио спустился пониже, уселся на ветку потолще и отдышался. Здесь гадкий Тибль его достать не мог, ни из рогатки, ни каким другим способом. Места, куда он попал в него камнем, - макушка, спина, под коленкой - ломило, словно по ним прошлись молотком. Марио вытер слезы, размазав по щекам зелень от фонтанной воды, и потрогал макушку. Он не мог дать сдачи Тиблю, он вообще никому не мог дать сдачи, потому что природа, когда раздавала силу и крепкие кулаки, обошла его стороной. Вот он и вынужден был убегать при всякой опасности, прятаться и шепотом ругать своих обидчиков, надеясь, очень надеясь, что придет время, когда он вырастет и станет таким, как отец, - сильным и смелым - и уже не даст себя в обиду.
  А пока сидел на верхушке березы и тихонько выл от боли и невозможности просить защиты. А когда перестал выть, стал смотреть по сторонам - у него дух захватило. Береза-то высокой была, далеко с нее виднелось, тут тебе и Солнечные Холмы как на ладони, и Лескинские Возвышенности под самым носом, и набирающий силу Аамир в долине синеет. Засмотрелся Марио, забыл о горестях, пожалел, что не пичужка, полететь не может.
  Сверху Солнечные Холмы большими ему показались, одна часть как раз на холмах лежала - красивые усадьбы, белые, желтые, зеленые, утопали в садах, сразу видно - людей зажиточных, вроде тетушки Хламеры. А ниже, среди лугов и больших возделанных полей теснились дома попроще, некоторые и вовсе неказистые, там бедняки жили, те, кто на полях богатых соседей кусок хлеба зарабатывали. На краю деревни, ближе к горам, стояла мельница, мимо которой Марио в повозке приехал. Там как всегда людно было, много телег, груженых мешками, ехали к мельнице и обратно, Вересень - хозяин - от нее большой доход имел. А посреди деревни возвышалась колокольня с сигнальным колоколом, Марио весь передернулся, вспомнив седовласого господина со шрамом.
  - Марио! Эй, Марио! Ты куда запропастился, зверок? - донесся снизу приглушенный голос Печкинса.
  Он обнаружил корзину с мусором, выловленным из фонтана, а самого Марио и след простыл. Печкинс и окликал его негромко, знал, попадет мальчонке, ежели хватятся.
  - Здесь я, - Марио ответил так же тихо, но Печкинс услышал.
  - На кой нелегкая тебя туда понесла? - задрав голову, Печкинс высматривал его среди зеленой листвы, которая и не думала к осени желтеть, потому как в Теплом Краю деревья стояли в листве, считай, круглый год.
  - От Тибля прячусь, - ответил Марио, осторожно спускаясь вниз - уж Печкинс его в обиду не даст.
  - А что сделал тебе Тибль-то?
  - Из рогатки стрелял.
  Печкинс выругался про себя. Этой напасти еще не хватало. Хозяйскому сыну в доме все позволялось, ежели он вознамерится Марио извести, то уж непременно изведет. По счастью, Тибль являлся домой только на выходные, остальное время он проводил в школе гвардейцев в Мряке. После смерти мужа госпожа Шашер определила сына в лучшее учебное заведение в округе, истратив едва ли не все денежные запасы, но зато у Тибля теперь имелись блестящие перспективы. Марио же, обитая на кухне, блестящих перспектив не имел, он не имел вообще никаких.
  Вдруг из сгущающихся сумерек со стороны сада донесся пронзительный визг Мятликовой свистульки - Мятлик по ночам сад сторожил. Свистулька с перерывами верещала минуты три, потом смолкла.
  - Не иначе Скрынник с Брюквинсом за грушами влезли, - покачал головой Печкинс, - житья от них нет.
  - А кто это такие - Скрынник с Брюквинсом? - Марио легко спрыгнул с нижней ветки, хоть она и была высоко.
  - Шпана, - ответил Печкинс коротко.
  А уже к ночи, когда дела были сделаны и все разошлись спать, Печкинс с Парасой присели пропустить как обычно по рюмочке "для пущего отдыху". Печкинс опрокинул свою, закусил малосольным огурчиком и говорит:
  - Вот, значит, свел знакомство нынче Марио с братцем своим, Тиблем.
  - Ну и как? Поладили? - Параса утерла губы и тоже захрустела огурцом.
  - А то как же, - Печкинс налил еще по одной. - Этот стервец обстрелял мальчонку из рогатки. Видала, небось, какая у него шишка на голове?
  - Видала, - вздохнула Параса. - Будь здоров, Печкинс.
  - Твое здоровье, Параса.
  - То-то он сегодня за весь вечер ни разу на глаза не попался, - после рюмочки сказала Параса. - Где хоронился-то?
  - На березе.
  Параса распахнула глаза, что при ее пухлых щеках должно было выражать крайнюю степень удивления.
  - Ах, Печкинс, Печкинс, как в жизни все повторяется-то! Ты помнишь, как госпожа Валиана любила на макушке это самой-то березы сиживать?..
  - Помню, - мрачно кивнул Печкинс, глядя в рюмку. - Налей-ка ты мне еще одну, Параса.
  Повариха искоса глянула на него и наполнила рюмку.
  - Достанется тебе, Печкинс, от жены-то!
  Печкинс молча выпил.
  - Вижу, прикипел ты к мальчонке, - покачала головой Параса, а Печкинс ей в глаза не смотрит. - Худо это, Печкинс, к беде. Знаю, почему за ним смотришь, да только прошлого не вернешь, нет его уже, прошлого-то! Умерло все, прахом пошло. А кто его тревожить будет - тому страдания назначены.
  Конюх ничего не ответил, встал из-за стола, шапку надел и за дверь вышел. Он один из всех слуг не при усадьбе жил, а в низине. Уже поздно было, а его дома ждали жена и трое детей.
  - Вот ведь дурья голова, никак молодую госпожу не забудет, - Параса потянулась к бутылке, чтоб убрать в чулан, потом махнула рукой, налила себе еще рюмку, глотком выпила. И пошла спать.
  
  Следующий день начался для Марио с чистки кастрюль. Он драил их во дворе песком, а кастрюли-то были - он в них сам целиком уместиться мог. Сажей весь измазался, а тут как раз Тибль является, уже не в мундире, правда, но в не менее красивой домашней одежде. Остановился в двух шагах, смотрит. Марио от работы не отрывается, думает, может, мимо пройдет. Не тут-то было, Тибль продолжал стоять, а за кушак у него вместо кинжала была заткнута рогатка.
  - Ну что, заморыш? Жив еще? - насмешливо спрашивает Тибль.
  Марио молчал.
  - Давай-давай, чисть хорошенько, в этой кастрюле тебя и сварят! - продолжал насмехаться Тибль.
  Марио молчал.
  - Может, хочешь еще камушков попробовать? - Тибль потянул рогатку из-за пояса.
  Марио почувствовал, как у него зазудели спина, макушка и под коленкой, и Печкинса поблизости не было, защитить некому. Он вскочил, подгоняемый страхом получить камнем из рогатки, и схватил скребок на длинной палке, которым чистил днище.
  - Давай, Тибль! - звенящим голосом воскликнул он. - Только нагнись за камушком, и я протяну тебе палкой вдоль спины!..
  Тибль сперва вроде как опешил - что это такое, заморыш посмел ему дерзить! А потом рассмеялся дерзко и высокомерно.
  - Да у тебя силенок не хватит эту палку даже с земли поднять, не то что ударить! Ну давай, давай, попробуй!
  Марио стоял перед ним, сжимая скребок, но решимости огреть Тибля ему не хватало, а тот еще и говорит:
  - Только стукни меня, волчонок, и я все матушке расскажу, она тебе задаст!..
  И он так и не стукнул, замер перед Тиблем и вправду на волчонка похожий: маленький, ощерившийся, готовый вцепиться в обидчика. И, верно, до того он при этом выглядел ужасно, что Тибль боком-боком и - домой.
  - Еще поквитаемся, - пообещал с крыльца.
  Марио на всякий случай убрался на кухню, чистил кастрюли сидя на пороге. А когда вычистил, пошел на конюшню, к Печкинсу, уж туда Тибль за ним не придет, там пахнет навозом и какая-нибудь лошадь все норовит лягнуть копытом.
  Марио готов был жить на конюшне, он, как зверек, чувствовал, где безопасно, Печкинс так и звал его: зверок.
  - Ну что, зверок, - говорил он, - давай буланой корма зададим.
  И они вместе шли в сад косить траву (косил, правда, Печкинс, Марио обычно в сторонке стоял), потом грузили ее в большую корзину, корзину Печкинс закидывал на спину, а Марио нес косу.
  - Эй, зверок, ты с косой поосторожнее, ручку-то на плечо клади, не то сухожилия себе подрежешь, - учил Печкинс.
  Но скоро житье Марио совсем ухудшилось. Мало того, что он работал не покладая рук, ел чуть-чуть, а отдыхал и того меньше, так случилась другая напасть: Тибль явился домой на каникулы, полагающиеся ученикам оруженосцев три раза в год.
  Невзлюбив брата как только увидел, Тибль ходил за Марио по пятам и измышлял различные пакости, на какие только был способен. То подкараулит, когда он выносит ведро с помоями, подставит ногу, и Марио летит вперед носом, весь в картофельных очистках, капустных листах, яичной скорлупе и прочих отбросах. То подсыплет горсть соли в суп или нарочно смешает с мусором только что перебранную крупу. Но больше всего он любил обстреливать Марио из рогатки: наберет камешков или крупного гороха, сядет где-нибудь в укромном месте, откуда все видно, и бесчинствует.
  Пожаловаться Марио было некому, разве что Печкинсу, а что мог Печкинс? Если бы он только слово сказал Тиблю, госпожа Хламера выгнала бы его со двора взашей, а детей тогда чем кормить? Вот Марио и отсиживался на березе и слезы глотал, но все равно однажды случилось неизбежное: они подрались.
  Марио с утра был отправлен в огород полоть грядки. Огород находился за домом, около сада, куда как раз смотрели окна Тиблевой комнаты. До самого обеда Марио не разгибал спины, хотел успеть все сделать, пока Тибль не проснулся, а просыпался тот за полдень. Но не успел. Ему оставалось дополоть лук, и тут началось. Тибль проснулся, выглянул в окно, а там - сидит его мишень, в сорняках копается. Как упустить такой момент? Тибль сбегал за горохом - хороший горох нынче уродился, крупный - открыл окно и крикнул:
  - Эй, волчонок! Беги, не то попадет!
  Марио только успел юркнуть в междурядье, как над головой засвистел горох. Но прячься не прячься, сколько-то мимо пролетит, а сколько-то и попадет. Он взвыл от боли. Тибль, довольный, торжествующе засмеялся.
   - Что, прихватило? - язвит. - Сейчас добавлю!
  В Марио начала закипать ярость, да такая, что белый свет в глазах потемнел. А Тибль знай из рогатки постреливает и дразнится:
  - Заморыш! Заморыш! Дохляк!
  Марио вытянул луковицу из земли - хорошую, ядреную, лук тоже нынче уродился.
  - Покажись, заморыш! - дразнился Тибль, высунувшись из окна.
  Он в очередной раз прицелился и попал Марио как раз пониже спины. Марио охнул, подскочил и почти не глядя метнул луковицу. Луковица туго свистнула и прилетела Тиблю аккурат промеж глаз. Тибль с грохотом исчез из окна, повалившись вместе с геранью, что на подоконнике стояла. Из комнаты донеслись приглушенные ругательства, Марио, не долго думая, выдернул другую луковицу и швырнул в окно, из комнаты опять понеслась ругань, пуще прежнего, - посещая школу оруженосцев, Тибль, похоже, многому научился. Третья луковица неудачно изменила направление и врезалась в соседнее окно, разнеся стекло вдребезги. Наступила тишина. Тибль притих - ждал следующей луковицы, и Марио притих - ждал незамедлительного наказания за разбитое стекло. Потом подскочил и со всех ног бросился к спасительной березе.
  - Заморыш одноглазый! - донеслось вслед. - Я все маменьке расскажу! Она тебя велит выпороть!..
  
  Марио просидел на березе до самого вечера. Приходил Тибль с большой шишкой на лбу и грозился спилить березу, чтоб достать его. Приходил Печкинс и просил спуститься и повиниться перед тетушкой, но Марио сидел, вцепившись в ветки, полный решимости тут, на дереве, умереть, потому что знал: тетка не простит. Ему очень хотелось есть, а к ночи стало холодно. Печкинс еще поуговаривал его, потом плюнул и ушел. Больше никто не появлялся. Марио остался один. Солнце село, на небе расцвели звезды, над горизонтом повис тонкий серпик месяца. Марио отчаянно терзал страх: что с ним сделают? Какое наказание ждет его? Ведь с дерева когда-то все равно слезть придется, решимости умереть на березе сильно поубавилось. В который раз, глядя на Лескинские Возвышенности, темнеющие в ночи изломанной линией, он звал отца, просил его о помощи, но в ответ слышал лишь ветер, шуршащий в листве. И Лескинские Возвышенности мирно спали, только ясеневый лес светлел неровной заплаткой, и там будто бы вспыхивали огоньки, словно кто-то зажигал и гасил костры. Марио засмотрелся на эти огоньки, но они скоро погасли, и страх снова вернулся к нему с прежней силой. Страх не дал заснуть, и за это ему спасибо - не то свалился бы Марио с ветки и зашибся бы насмерть. Так просидел он на макушке до самого рассвета, до первых петухов, голодный и замерзший. А утром пришел Печкинс и сказал, задрав голову:
  - Эй, зверок, жив еще там? Слезай!
  - Жив, - ответил Марио сиплым голосом. - Не слезу.
  - Слезай, - говорит Печкинс. - Хозяйка тебя в школу отдает.
  - В школу оруженосцев?! - сердце Марио подпрыгнуло от радости.
  - Нет. В школу целительства и врачевания господина Свиткинса.
  
  Школа эта располагалась за деревней на холме, Марио видел ее с березы - зеленый дом с красной крышей. Место было выбрано специально - на отшибе, высоко, чтоб издалека, со всех дорог на нее взгляд натыкался. Учебное заведение, именуемое частной школой целительства и врачевания (чем отличалось одно от другого - неизвестно) слыла весьма солидной и имела неплохую репутацию по эту сторону Лескинских Возвышенностей. Прежде чем отдать в нее Марио, тетка Хламера лично явилась на кухню и сказала, сверкая глазами из-под оборок накрахмаленного чепца:
  - Если ты не будешь вести себя подобающим образом, Марио Далин, я приму соответствующие меры.
  Что означает - подобающим образом и какие такие соответствующие меры, она не уточнила, лишь красноречиво указала в угол, где в деревянной кадке вымачивались розги.
  - Печкинс будет провожать тебя в школу и из школы домой. Не вздумай бежать. Господина Хватеня, начальника королевских охранников границ, я уже предупредила. Если ты попадешь на Невольничий остров, за твою судьбу я уже не в ответе.
  Марио так до сих пор и не знал, что это за остров такой, а тетка не объяснила. Никто из присутствующих на него не смотрел, все делали вид, что заняты делами.
  Надо думать, тетка Хламера оказала Марио большую честь (заплатив, правда, за это деньгами, которые Ясень Далин копил на новый парус), так как выпускники этого заведения успешно практиковали по всей стране, а один из них по имени Мурк Туфлень даже удостоился места домашнего лекаря лорда Скручинса, хранителя королевских тапочек. Случилась таковая радость четыре года назад, и с тех пор парадный портрет господина Туфленя, исполненный местным маляром и по совместительству живописцем Мешняком, висел над дверью в заведение, и каждый входящий портрету кланялся: преподаватели благоговейно, ученики - немного небрежно. А поскольку преподавателей было всего двое, то уважаемый господин Мурк Туфлень благоговейных поклонов получал значительно меньше.
  Каждое утро в школе начиналось с переклички, которую проводили по очереди господин Свиткинс и второй учитель - господин Занавесник:
  - Шляпс!
  - Плюм!
  - Бряквень!
  - Ухинс!
  - Мухинс!
  - Креслень!
  - Ручкинс!
  - Оконник!
  - Ухватень!
  - Мышкетон!
  - Скрынник!
  - Брюквинс!
  Всего учеников в школе было двенадцать, и Марио оказался тринадцатым. Нетрудно представить, как отнеслись к новенькому - маленькому, тщедушному, с повязкой на глазу да еще под номером тринадцать. Его невзлюбили сразу и все: ученики, учителя и даже старая Куса при встрече каждый раз ему совала в нос кукиш - верное средство от сглаза - и плевалась вслед. Из-за повязки на левом глазу его дразнили и одновременно боялись и чем больше боялись, тем больше дразнили. Если бы Марио мог догадаться, что припугни он кого-нибудь той же порчей - его бы сразу оставили в покое, но он не способен был наслать порчу, а потому терпеливо сносил нападки, втягивал голову в плечи, отходил в сторонку, в уголок и там отсиживался. Не задирали его только двое: Тин Скрынник и Рем Брюквинс, те самые, которых Печкинс называл шпаной.
  Антуан Скрынник, или Тин, был заводилой, его веснушчатое лицо приобретало устрашающе-свирепое выражение, когда он лез в драку (а в драку он лез постоянно), или озарялось улыбкой, лукавой, насмешливой, озорной, веселой - в зависимости от настроения. Тин был рыжим, словно изнутри огнем подсвеченный, словно в нем горел и не угасал костер, зажигая волосы, уши и веснушки. Отец и четверо старших братьев работали в штольне Мухинса, уголь рубили. Тина с собой не брали - мал еще, а дома от него помощи было меньше, чем хлопот, уж больно беспокойным уродился, мать устала разбираться с соседями по поводу обчищенных огородов и садов, а ругать его не могла. За что ругать? Мальчишка голодный, достатка в семье не водилось - угольщики много не зарабатывали. Отец думал-думал, взял денег из тех, что откладывали на новый дом, и отнес господину Свиткинсу с просьбой взять сына в ученье. Господин Свиткинс вначале упирался, ведь в его школе учились дети только из зажиточных семей и он не хотел подмочить себе репутацию. Но в конце концов поддался на уговоры, вовремя сообразив, что, посещая школу, Тин Скрынник не будет посещать его сад и огород, чем тот нередко занимался, несмотря ни на каких сторожевых собак.
  Ну а лучшим другом Тина был почтенный Димирель Брюквинс, проще - Рем, они жили по соседству и во всех проказах участвовали поровну. Если в чужих грядках с клубникой мелькала рыжая шевелюра Тина, то можно было не сомневаться: где-то рядом прячется белобрысый Рем, и наоборот. Потому, когда Тин пошел в школу на холме, Рем посчитал несправедливым, что он будет ходить туда без него, и целую неделю упрашивал отца отдать его в ученье. Он ныл, канючил, приводил в пример знаменитого Мурка Туфленя, который был всего лишь сыном пастуха, а добился вон каких высот. В конце концов родители, не нашедшие от него спасения, пошли на поклон к господину Свиткинсу. И снова господин Свиткинс упирался до последнего, но деньги решили все. К тому же в огороде у него росла редкого сорта морковка, которую он хотел все же собрать сам, без участия вездесущего Рема.
  И вот настал день, когда господин Занавесник объявил:
  - С сего дня, восемнадцатого зимника, первого месяца после осени, семьсот восемьдесят пятого года после кончины славного Короля Больборона, отроки, именуемые Антуан Скрынник и Димирель Брюквинс, принимаются учениками в школу лекаря и известного мудреца Извельдина Свиткинса, о чем внесена соответствующая запись в Книгу регистрации.
  Так Тин и Рем пришли из бедных семей заниматься науками.
  А науки, к слову сказать, были самые что ни на есть важные и нужные. Ведь в королевстве и дня не проходило, чтоб у кого-то зубы не заболели, чтоб жена мужа ужином не отравила, а то, бывает, зароет глава семейства перед смертью все фамильные сокровища - где прикажете их искать? И живот без заклинаний болеть не перестанет, и капуста не завяжется, и в трех соснах дорогу не найдешь. Храмы храмами, и Кет и Мошь, конечно, боги всесильные, но они больше Королю помогают и знати, а простому люду с заклинаниями все же надежней. Потому школы, подобные заведению господина Свиткинса, могли себе позволить брать за ученье хорошие деньги и процветали. А тут - неслыханное дело! Явились двое из низины, голытьба, как презрительно звали их Оконник и Ручкинс, а их-то семьи владели большими земельными угодьями да угольными шахтами. Но только голытьба эта, не чета Марио-заморышу, сами задиристыми оказались. Пришли, перед остальными учениками пол шапками не метут, а совсем наоборот, норовят им самим по шапке дать! Марио частенько за их спинами прятался - Ручкинсу с Оконником не до него было, с Тином и Ремом разобраться бы. Печкинс каждый день по велению госпожи Шашер отводил его в школу, а из школы - домой, чтоб Марио по деревне не шатался, народ не пугал.
  За вечерней рюмочкой яблочной наливки Печкинс сказал Парасе:
  - Не вижу я добра от этой школы никакого. Чем лучше мальчишке стало? Одежку на него новую надели, а работы меньше не сделалось. С утра - ученье, после ученья - на кухне, в огороде, в коровнике, а силенок-то у него - что у воробья...
  - Неча охать, - буркнула Параса. - Лебедю летать, а курице по земле бегать.
  - Не тронь ты его, Параса, - Печкинс против обыкновения едва пригубил из рюмки. - Мальчонка и так на свете не жилец. Догорает, как свечка тонкая.
  - Да не трогаю я его, - отвечала Параса, оглядываясь - не слышит ли Марио из чуланчика, - а в деревне, слыхал, что говорят? - она понизила голос до шепота: - Что беда за ним по пятам ходит.
  - Да какая от него беда, Параса? Кому он худого сделал?
  - А зачем он не как все? Вот это и есть его беда. Да еще мать... Яблочко от яблони, сам знаешь...
  Печкинс посмурнел, но ничего не сказал.
  - Еще говорят, что по его приезде половины урожая не досчитались, и на капусту тля напала, да куры с тех пор яйца мелкие несут.
  Печкинс помрачнел еще больше - он, в низине живя, еще и не такие разговоры слыхал. Слыхал, как люди ропщут, что дела плохо делаются, недужится ни с того ни с сего, ропщут и в сторону шашеровского дома все чаще с неудовольствием поглядывают. А когда Марио в школу ведет? Волками смотрят! Вот так и с Валианой было...
  - Помяни мое слово, - сказала Параса к его мыслям кстати, - заберут его колдуны. Заберут.
  
  А Марио меж тем усердно зубрил заклинания, хотя ничего в них не понимал. Самый первый опыт применения их на практике оказался неудачным: когда он произнес заклинание от блох, у собаки (специально для опытов подобранной где-то на улице) вместо ожидаемого излечения вдруг пропал хвост. Хохот стоял такой, что господин Занавесник с трудом сумел водворить в классе тишину. А когда Марио велели исправить ошибку, он, напуганный, оглушенный насмешками, произнес другое заклинание, опять что-то напутал, и собака - с блохами и без хвоста - и вовсе куда-то исчезла. Вот только что была здесь, черная, с белыми ушами, и вдруг - р-раз! - ее уже нет. Смех сразу прекратился. Дело в том, что заклинания для исчезновения находились под строжайшим запретом, им учили только в последнем, старшем классе, да и то не всех, а только самых способных, которым впоследствии выдавались лицензии на право пользования подобными заклинаниями. А Марио взял и запросто отправил в небытие целую собаку! Занавесник побелел. Марио затрясся, отчасти от свирепого лица Занавесника, отчасти от того, что натворил.
  - Марио Далин, - стараясь сохранить самообладание и не уронить свой авторитет среди учеников, произнес Занавесник, - повтори, что ты сказал, вот над этой чернильницей.
  И он поставил перед ним маленькую серебряную чернильницу. Марио в ужасе уставился на нее.
  - Повтори! - велел Занавесник.
  Но у Марио от страха повылетали из головы все заклинания, какие знал, а уж тем более он не мог вспомнить то, что сказал по случайности. Занавесник потерял терпение и стукнул кулаком по столу. Марио подпрыгнул и выпалил первое, что пришло в голову: какую-то мешанину из столь старательно выученного ранее. Результат превзошел все ожидания. Чернильница плавно поднялась над столом, резко дернулась, и содержимое смачным шлепком с брызгами впечаталось в лицо Занавесника. Что было дальше, Марио помнил смутно. Сначала посреди всеобщего молчания прыснул Тин, а может, это был Рем, а за ними загоготали остальные, Марио был за ухо выдворен из класса на улицу, где он и просидел до окончания урока, забившись в угол забора. Через некоторое время бренчание жестяного колокольчика в руках старой Кусы оглушило его и привело в чувство. Ученики высыпали во двор.
  Марио думал отсидеться в своем укрытии, пока не придет Печкинс. Не получилось, его увидел Оконник. Оконник был весьма упитанным, видно, кормили его хорошо, и вот он громко так и заносчиво сказал:
  - Эй, заморыш! Тут бесхвостая собака приходила!
  - Ага! - подхватил Ручкинс, менее упитанный, но не менее заносчивый. - Тебя искала, ругалась!
  Раздался дружный хохот. Марио съежился и боком-боком принялся отползать к калитке, чтобы в случае чего удрать. Обычно, как только он прятался или сидел где-нибудь не шевелясь, про него забывали и больше не трогали. Но сегодня день выдался преотвратный, Оконник и Ручкинс вознамерились его довести. Как же, надо ведь было показать Скрыннику и Брюквинсу, кто в школе верховодит. Скрынник и Брюквинс сидели на заборе, на верхней жерди, и щелкали тыквенные семечки. Все остальные сгрудились у крыльца - им хотелось посмотреть чем дело кончится. А Марио был тем козленком, из которого собирались сделать козла отпущения.
   - Ступай сюда, одноглазый! - хорохорился Оконник. - Потолковать надо!
  Марио не пошевелился, отчаянно надеясь, что Оконник к нему не подойдет. Но сын почтенных землевладельцев подошел-таки к нему и схватил за шиворот.
  - Ты оглох что ли, заморыш? - проорал он ему в ухо.
  Марио не сопротивлялся, вися, словно тряпичная кукла, и с ужасом понял: на сей раз будут бить. Помощь пришла неожиданно.
  - Эй ты, маменькин сынок, - сплевывая на землю семечковую шелуху, лениво произнес Тин Скрынник, - а ну отвяжись от него!
  - А тебе какое дело? - огрызнулся Ручкинс. - Щелкай свои семечки да помалкивай!
  Но сам на всякий случай отошел за спину Оконника.
  - Я сказал: отвяжись от этого тощака! - повторил Тин, и в его голосе послышалась нешуточная угроза. - Хочешь подраться? Давай подеремся!
  И он спрыгнул с забора и вышел на середину двора. Оконник сердито засопел: драться он не хотел, но у него не было выбора, все на него смотрели, и отступить означало уронить авторитет. Он оттолкнул Марио, нарочно сильно, тот шмякнулся о забор и сполз на землю. Оконник был старше Тина на год и выше на целую голову, остальные одобрительно загудели, они решили, что Скрыннику сейчас достанется.
  - Щас мы тебе зададим! - завопил воспрянувший духом Ручкинс, бросился на Тина, но споткнулся об удачно подставленную ногу Рема и растянулся во весь рост.
  - Не мы, - нравоучительно заметил ему Брюквинс, - а он. В очередь, Ручкинс. И еще поглядим, чья возьмет. А ты или дерись со мной, или лежи спокойно.
  Надо заметить, что в жизни мальчишки частенько расквашивали друг другу носы и правила честной драки знали хорошо, хоть не всегда и соблюдали. Ручкинс предпочел полежать.
  - А чего ты встреваешь, Скрынник? - подбоченившись, спрашивает Оконник.
  - А на что он тебе сдался? - сплевывает шелуху Тин.
  - А тебя забыл спросить! - хорохорится Оконник.
  - А вот и забыли! - дразнится Тин.
  - С кем хочу, с тем и буду драться! - топает ногой Оконник.
  - А вот и не будешь! - топает ногой Тин.
  - А вот и буду!
  - А вот и нет!
  - А вот и да!
  Вцепившись в забор, Марио смотрел на них и не мог поверить своему единственному смотрящему синему глазу: за него заступались! Впервые в жизни кто-то встал на его сторону да еще за просто так! А словесная баталия меж тем перешла в настоящую: Оконник двинул Скрынника в плечо, а Скрынник Оконника - в живот.
  - Наших бьют! - в один голос заорали Оконник и лежащий на земле Ручкинс. - Вали их, ребята!
  И остальные с воплями навалились на Тина и Рема, началась потасовка без всяких правил - все на одного или все на двух, разницы никакой. Худо пришлось бы Скрыннику и Брюквинсу, но тут случилось доселе небывалое. Марио Далин - одноглазый, тихоня, задохлик, тощак, заморыш - вдруг распрямился, точно пружина, выскочил на середину двора, сорвал с глаза повязку и, размахивая ею над головой как флагом, заверещал тонким пронзительным голосом:
  - Порчу наведу! Порчу наведу! На Ручкинса, на Оконника! На Шляпса! На Ухинса, на Мухинса! Прекратить! Прекратить!!!
  Ну как же, ведь Тин и Рем спасли его, и Марио, мгновенно проникшись к ним благодарностью и уважением, бросился на выручку, превратившись из тихони в разъяренного тигра. Все шарахнулись от него как от зачумленного, включая Тина и Рема, и, повалив ползабора, кинулись врассыпную. Марио, сжимая в кулаке повязку, остался один посередине двора. Вокруг оседала пыль, и в душе у него так же оседала ярость. В окне мелькнула отмытая от чернил физиономия Занавесника, но сам он показаться не рискнул.
  - Эй! - раздалось за спиной приглушенное. - Эй, заморыш! То есть... как тебя там...
  Марио обернулся. Из-за поваленного забора, из лопухов, показались две головы - рыжая и белая.
  - Ты как, успокоился? - спросил Рем.
  Марио надел повязку на глаз и присел на жердину, ноги у него противно тряслись и подгибались.
  - Здорово ты всех напугал, - сказал Тин, - толстый Оконник все кочки задом пересчитал, пока с холма скатывался.
  Они с Ремом прыснули.
  - И с чернильницей ты тоже здорово придумал, - покатываются под лопухами со смеху. - Ненавистник долго, небось, отмывался! Ты где этому научился? А, Далин?
  - Да нигде, - отмахнулся Марио. - Случайно вышло.
  - Да ладно, ври больше! Скажешь тоже, случайно!.. - не поверили Тин и Рем.
  - Да говорю же, - Марио повернулся к ним, - случайно вышло! Я не собирался ни собаку исчезать, ни в Занавесника чернильницей кидаться!
  - Да ладно, ладно, - быстро согласился Тин, - случайно так случайно... Бывает. А чего тебя вообще в эту школу занесло?
  Они взаправду считали, как и многие в деревне, что Марио умеет колдовать, только своего умения не показывает. А зачем колдуну, который все умеет, такая дурацкая школа?
  - А сами-то вы здесь чего забыли? - спросил Марио. - Вот и я за тем же.
  - Мы-то? - Тин почесал рыжую макушку. - Да мы так. Мы тут зиму переждем, а по весне странствовать подадимся. Хотим к какому-нибудь рыцарю в оруженосцы поступить, денег заработать, а потом и самим рыцарствовать. Верно, Рем?
  Рем важно кивнул.
  - Вот только деньжат заработаем на оружие и обмундирование, - добавил он.
  Марио только хотел сказать: "И я с вами в рыцари!" - как услыхал знакомый голос:
  - Батюшки! Это что же, ураган тут был?
  Запыхавшийся Печкинс взобрался на холм встречать Марио и остановился в замешательстве.
  - Кто забор-то повалил? - он оглянулся по сторонам.
  - Я, - сказал Марио.
  Тин и Рем скрылись в лопухах.
  - Не лги, Марио, это нехорошо, - Печкинс погрозил ему пальцем.
  - Да я правду говорю, я... - принялся объяснять Марио, но его самым безжалостным образом прервали:
  - Это в действительности так, господин Печкинс, и даже более того.
  На крыльце, под парадным портретом Мурка Туфленя, стояли Свиткинс и Занавесник. Взгляд Свиткинса был ледяным, взгляд Занавесника - колючим, Марио стоял перед ними как мышонок перед голодными котами.
  - Теперь вы понимаете, господин Печкинс, что дело слишком серьезное, - проскрежетал Свиткинс, не спускаясь с крыльца ни на шаг, будто парадный портрет Мурка Туфленя хранил его от злых чар.
  Печкинс истово закивал, еще бы, до этого господином его ни разу не величали, хотя и не понимал ничего в происходящем.
  - Неученый отрок вознамерился применить черное колдовство во вред ближнему! - голос Занавесника был так же колюч, как и взгляд, словно он проглотил ежа.
  - Мы исключаем его из школы, так и передайте госпоже Шашер. Он не способен ни к каким наукам, - Свиткинс незаметно сложил за спиной кукиш, как это делала старая Куса.
  - Но... - робко запротестовал Печкинс, теперь до него дошло, в чем дело.
  - И еще передайте, господин Печкинс, чтобы госпожа Шашер пореже выпускала его на улицу, это может быть весьма опасно.
  Плечи Марио поникли, подбородок задрожал. Печкинс хотел еще что-то сказать, но Свиткинс высокомерно подытожил:
  - Желаю здравствовать.
  И шмыгнул за дверь - достаточно быстро, чтобы не схватить сглаз, и не показать, что боится.
  - Да, - добавил Занавесник менее высокомерно, но более сварливо. - Прощайте!
  И столь же быстро удалился.
  Печкинс подошел к Марио, поглядел на него.
  - Эх, зверок ты, зверок...
  Марио уткнулся ему в куртку и зарыдал.
  
  Молва о случившемся разнеслась быстро, и к тому времени, когда Печкинс привел зареванного Марио домой, тетка Хламера знала все. Она самолично вышла им навстречу, сложив руки поверх накрахмаленного передника, похожая на изваяние с застывшим навеки суровым лицом.
  Печкинс остановился на безопасном расстоянии, по-прежнему держа Марио за руку, и почтительно произнес:
  - Госпожа Шашер, позвольте мне, вашему верному...
  Но госпожа Шашер так взглянула на него, что у бедняги Печкинса слова застряли в горле. Сегодня никто не хотел его слушать.
  - Я не велела тебе говорить, Печкинс, - сказала она - будто статуя заговорила. - Я велю тебе слушать. Я назначаю Марио Далину наказание розгами, после которого ты запрешь его в чулане на три дня без еды и питья. Я предупреждала.
  - Но, госпожа Шашер! - Печкинс был так поражен жестокостью предстоящего, что позволил себе воззвать к ее сердечности. - Ведь мальчонке нипочем не выдержать подобного! Вы взгляните на него, в нем и так душа еле теплится!
  - Тем хуже для него! - госпожа Хламера Шашер впервые потеряла самообладание от злости, и ее всю перекосило. - Как грозиться порчей, так у него силы нашлись!
  Потом взяла себя в руки, лицо ее опять стало каменным.
  - Для сестры я сделала все, что могла: приняла его, кормила, отдала в школу. Моя совесть чиста, душа моя спокойна. Уведи его, Печкинс, и исполни порученное.
  Страх отобрал у Марио последние силы, потому он совершенно не сопротивлялся, когда Печкинс отвел его в чулан и запер там, впервые ослушавшись хозяйского приказа и отложив наказание розгами на потом.
  Чулан находился в дальнем углу кухни, был он тесным, в нем хранились швабры, ведра и тряпки для помывки полов, чаны для кипячения белья, большие кастрюли и прочая утварь. В чулане было темно, единственное закопченное оконце находилось высоко, дотянуться до него Марио не мог.
  Сотрясаемый неутихающей дрожью, он стоял на крошечном кусочке пола, который не был захламлен, и боялся шевельнуться. Никогда в жизни его не наказывали розгами, но он видел, как наказывают других. Марио всхлипнул. Да, он боялся боли, но еще больше его страшило унижение - он хорошо знал, что это такое, но свыкнуться не мог, как не мог свыкнуться с незаслуженными обидами. Дом в Солнечных Холмах, дом его матери так и не стал родным. Знал ли старый мудрый Цветень, куда отправлял мальчишку? Думается, нет. Он хотел ему лучшей доли, да только вышло все не так. Марио все ждал, что вернется отец, заберет его отсюда, всем обидчикам даст по заслугам, но отец все не возвращался, а больше за него заступиться было некому.
  Вечерело. В чулане становилось все темнее. Марио нашарил у стены перевернутую вверх дном кастрюлю, сел на нее и с тоской поглядел на высокое оконце. Ну почему он не убежал? Почему дал посадить себя под замок? Да лучше скитаться уйти - все ж на воле, и умереть лучше там, где солнце и ветер, а не от голода и порки. Марио сглотнул слезы и прислушался: на кухне звенели тарелками - собирали хозяевам на стол, пришло время ужина. А он сегодня с утра только кусок хлеба съел. Живот у него завыл, взывая о пище. Но пищи не было. Потом, через некоторое время, опять послышался звон посуды - это Параса начала ее мыть.
  И вдруг - Марио насторожился - в оконную створку как будто стук раздался. Марио решил сперва, что показалось, ему ли не знать, как в окна-то стучат, сколько на Чайкином Мысу страха от этого натерпелся. А тут - нет, не стук, а поскребывание какое-то. Марио тихонько встал, стараясь ничего не задеть и не опрокинуть, не то на грохот весь дом сбежится, и подошел к стене. Так стоял он, задрав голову, минут пять, а за стеной кто-то копошился, как будто барсук или ежик в траве искал что-то. Потом глядит, в щель между рамой и створкой просовывается рогатая палка, а к палке камушек прицеплен. Палка-то сразу исчезла, а камушек в чулан упал, о ведро стукнулся. Марио на дверь обернулся - а ну как услыхали с кухни? Но дверь не отворилась, и он поднял камень. К нему была привязана веревка, конец которой уходил наверх, в окно. Марио за веревку потащил - она натянулась. Тогда он подергал за нее, и кто-то - с другого конца - подергал в ответ. Марио подергал еще - ему ответили. Тогда он задумался, что бы это значило. А пока он думал, веревка в руке опять задергалась, да так, будто другой ее конец был привязан к рогам дикого барана. Веревка словно говорила ему: давай, лезь, зря я что ли тут дожидаюсь? И Марио решился. Он ухватился за нее покрепче, и - о, чудо! - веревка, точно повинуясь волшебному слову, сама потащила его наверх! Марио ухватился за край рамы, поднял створку, вылез, пыхтя, на другую сторону и повис на вытянутых руках. Вниз поглядеть он не мог, к тому же было темно, а потому непонятно - высоко ли лететь и куда угодишь. Вот висит он, а снизу, из темноты, раздается свистящий шепот:
  - Прыгай! Прыгай давай!
  И еще:
  - Отпускай руки! Отпускай, кому говорю!
  И хором:
  - Мятлик идет!!!
  Марио с испугу руки разжал и плюхнулся на землю. Падать оказалось низко и даже относительно мягко. Правда, в крапиву.
  - Ну наконец-то!
  Перед ним стояли рыжий Тин Скрынник и белобрысый Рем Брюквинс - как два фонаря, их даже в темноте невозможно было не разглядеть. Оба переводили дух.
  - А тяжеловат ты, тоща... то есть Марио Далин, - вовремя спохватился Тин, наматывая на руку освободившуюся веревку. - Мы вдвоем тебя еле вытащили.
   - Спасибо не скажешь? - осведомился Рем, суя узелок в руки спасенному узнику. - Это тебе от Печкинса.
  Марио был так ошарашен, что забыл о вежливости.
  - Спасибо, - смутился он и успел спросить: - А как вам удалось...
  Он хотел узнать, как им удалось пробраться к чуланчику, но ответа не дождался по причине стремительно приближающегося с другого конца сада лая сторожевых собак.
  - Деру! - скомандовал Тин и ринулся в лопухи.
  Рем, не мешкая ни мгновения, - за ним. Марио сначала заколебался, но за овощесушильней уже раздался голос сторожа Мятлика, и Марио быстро юркнул в заросли - отведать Мятликовой хворостины ему не хотелось.
  - Стервецы! Оборванцы! - неслось из сада. - Поймаю, в штаны крапивы напихаю!..
  От Рема и Тина Марио сразу отстал, куда ему поспеть за ними, они в Холмах каждую лазейку знали. Посему Марио несся, скрываясь в тени кустов, заборов и домов, куда глаза глядят, а глядели они у него, как у волка, в одну сторону - в лес. Он и обернуться не успел, как Вересеневу мельницу миновал и уже в отроги Лескинских Возвышенностей карабкается. И страшно ему, ведь из дома сбежал, а сердце ликует, до того по вкусу пришлась ему свобода! Порки опять же миновал благополучно и тетушке Хламере истинную радость доставил - больше она его не увидит, как того и желала.
  Марио шел, шел и шел с узелком под мышкой, все выше и дальше, сколько хватило мочи, а как обессилел - так на кучу валежника лег, уснул и спал крепко, как дома, на мысу.
  Проснулся на рассвете от того, что замерз, - зима в Заморье хоть и бесснежная, но по-над землей, у корней деревьев и трав тянется холод, земля стынет, будешь на ней спать - сам застынешь. А в горах и подавно. Насмерть, конечно, вряд ли, погода не гибельная, но простудиться можно запросто и скончаться потом от лихорадки. Проснулся Марио, зубами дробь выбивает - одежонка на нем худая, изношенная, он ее еще по ту сторону гор носил, новой-то ему не дали. Проснулся - что делать, куда идти? Ясно, что не в Холмы, там его прибьют, как зловредного комара, который если не жалит, то жужжаньем изводит. Нет, у Марио была одна дорога - на Чайкин мыс, туда он всем сердцем тянулся, там у него дом, там Цветень, отец... Об отце Марио старался думать насколько возможно меньше, а то тяжко становилось, тоскливо и одиноко.
  Однако неплохо было подкрепиться. Марио развязал узелок и обрадовался, оказалось, узелок - это большой шерстяной платок, а в нем половина хлеба, несколько вареных яиц, чуток сыра и кусок колбасы. Съел все это в один присест, не забыв поблагодарить Печкинса за заботу, бросил скорлупу и крошки птицам, платок вокруг поясницы обвязал и зашагал дальше.
  Марио хотел выйти на каменную дорогу, по которой из Холодной Низины приехал, и по ней обратно вернуться. Знал, что она где-то здесь, невысоко в горах. Но он шел и шел, ельник все не кончался и не кончался, а дороги как не было, так и нет. День перевалил за половину, потом вечер подоспел, темнело, елки все не редели, а на дорогу он так и не набрел. Тут Марио понял, что заплутал. Ему уже снова хотелось есть, но еды не было, он неосмотрительно расправился за раз со всем, что собрал ему Печкинс. Теперь жалел, проклинал себя за глупость, за обжорство, но что сделано, то сделано. Он опять начал мерзнуть и закутался в платок, дальше идти по темноте не было смысла, разве что заблудиться еще больше. Марио втиснулся под корни старой сосны, в ямку, выстланную опавшими иголками, и попробовал уснуть. На этот раз глубокий сон к нему прийти нипочем не захотел, оставалось довольствоваться дремой, из которой его постоянно вырывали то хруст ветки в отдалении, то порыв ветра в кроне, то шишка, впившаяся в бок. Да и голод напоминал о себе резью и воем в животе. Кое-как Марио переждал темноту и с первыми лучами солнца выбрался из своего укрытия. Руки-ноги затекли, не слушались, голова кружилась от голода, мутило - ничего себе отдохнул. Марио снял с глаза повязку, закинул ее подальше - двумя глазами все же видеть намного лучше - и пошел вперед, ему показалось, что там, среди темных елей, пробивается свет.
  Он не ошибся, там действительно было светлее, потому что ельник кончился, сменившись лиственным - ясеневым - лесом. Марио пошел дальше, оглядываясь в надежде отыскать рябину, орешину или, на худой конец, дуб и поживиться опадышами. И вдруг замер на месте, не шевелясь.
  Сидела под деревом, в стороне, та самая злополучная собака, черная с белым ушами, с него глаз не сводила, не рычала и не лаяла. Марио оторопел: чего, думает, ей надо? Что за мысли у нее в собачьей голове вьются? Может, она тоже голодная? Или прикидывает, как лучше поквитаться с тем, кто лишил ее хвоста? Долго так друг на друга смотрели: Марио с испугом, собака вроде как с интересом. Потом собаке, видно, надоело, она широко зевнула и в лес подалась, раздвинув мордой заросли молодого черемушника, Марио так и не понял, чего ей надо было. Хвост у нее оказался на месте, и не заметно, чтоб от блох чесалась. Когда она из глаз скрылась, он вздохнул облегченно и пошел себе пропитание искать.
  Под башмаками листья шуршали да мелкие камешки, над головой, над ясеневыми кронами разгоралась заря, небо синело. По всему лесу живность проснулась, туда-сюда засновала. Распевались с ночи птицы, с ветки на ветку порхали играючи, и всяк солнцу радовался. Не радовался только Марио: съедобных кореньев он так и не нашел, опадышей - тоже, а в животе урчало, ныло и болело. Как прикажете через горы на пустой желудок идти? Дорога неблизкая, а еды никакой, какая в горах еда? Марио сел отдышаться и горько задумался. В Холмы, к тетке ему возврата не было, так неужто тут, на камнях, смертью голодной помирать?..
  Он завязал потуже на поясе платок и побрел, спотыкаясь, дальше. И набрел-таки на молодой дубок, что рос, пустив корни в расщелине, меж плоских замшелых камней, а камни были сплошь усыпаны желудями. Марио от радости наелся ими до отвала и карманы все набил, за пазуху насыпал. Ну вот, теперь можно было смело через горы шагать - провиантом он запасся, не пропадет. И Марио бодро зашагал в ту сторону, где, как ему казалось, была каменная дорога, что в Холодную Низину выведет. И все ничего - солнце грело, идти было легко, а вдруг почуял Марио, что все нутро жгутом скручивается, да так больно, что взвыл он, схватился за живот и за ближайший куст кинулся.
  Не помогло. Болел живот все сильнее, все резче, в глазах потемнело, Марио завыл тоненьким жалобным голосом и по земле покатился, желуди из карманов рассыпал. А потом белый свет померк, и мальчишка ввергся в беспамятство.
  
  Сколько времени в лесу пролежал - не вспомнил, а когда в голове прояснилось, понял: не болит живот больше. Только он обрадовался, встал, глядит, прилегла возле пенька давешняя собака, а на пеньке том сидит мужичок вида весьма неопрятного: волосы всклокочены, нечесаны, на лице щетина; на теле рубаха длинная, в заплатах, веревкой подпоясанная, из-под рубахи торчат линялые штаны, на коленках вытертые, штаны заканчиваются лаптями, лапти разношенные. А глаза-то у мужичка - Марио аж в дрожь бросило - оба черные, как уголья! И не прячет их мужичок, а смотрит прямо да сурово, будто этот лес - его и ходить по нему без спросу запрещается.
  - Ты кто таков? - спросил мужичок, не гляди, что маленький, голос вон какой сильный, деревья валить можно.
  - Как звать? - начал сердиться мужичок, потому как Марио молчал, словно язык проглотил. - Да немой ты что ли?
  - Я не немой, - ответил Марио. - Я Марио Далин.
  - Далин? Какой такой Далин? - оскалился мужичок - все зубы у него были на месте. - Нету в Холмах никаких Далинов. Не вздумай мне врать!
  - Я не вру, - обиделся Марио. - В Холмах Далинов, может, и нету, а в Холодной Низине, на Чайкином Мысу, очень даже есть.
  - Ты эту собаку лечил? - спросил мужичок про другое и опять сердито.
  Марио покраснел.
  - Я заклинание не то, какое надо, прочитал, - признался. - Сначала у нее хвост пропал, а потом она сама пропала, а блохи...
  - Это не ты заклинание не так прочитал, - бесцеремонно перебил его мужичок, - а хозяин собаки подоспел вовремя, прочитал заклинание, какое надо, и животину свою вызволил, не то залечили бы до смерти. А блох у нее отродясь не было. Даром, что ли, у нее хозяин Мухоморинс.
  Мужичок закинул ногу на ногу, в лаптях дыры виднеются, а лапти в королевстве разве что самые бедные бедняки носят, потому что другой обуви у них нет. Сидит, значит, щетину почесывает, Марио черными глазами сверлит, шапка смешно на затылок сдвинута. Марио ни про какого Мухоморинса слыхом не слыхивал.
  - Куда это ты, чудо расчудесное, путь держишь? - поинтересовался мужичок. - Не в данный момент - в данный момент ты животом мучаешься, а вообще?
  - Я не мучаюсь животом, - возразил Марио.
  - Ага. Так.
  Мужичок воздел глаза к небу и произвел в уме какие-то расчеты, сосредоточенно морща лоб и шевеля губами. Потом достал из-за пазухи кусочек бересты (бумаги, видимо, он не признавал) и что-то нацарапал на ней острой палочкой, извлеченной из-за отворота шапки.
  - Все верно, - сказал мужичок. - Животом ты больше не страдаешь.
  И перевел взгляд на Марио:
  - Ты бы еще волчьих ягод наелся, дурень. Даже кабаны столько желудей зараз не съедают, сколько ты съел.
  Потер нос и добавил:
  - Вот твои кишки и закрутились, еле распутал.
  И поглядел на свои руки - с обломанными ногтями, перепачканные не то землей, не то еще чем. А Марио в ужасе уставился на свой живот - как это он их распутывал?! Но следов вскрытия не увидел, а нутро словно и не болело вовсе.
  - А я и не просил, - сказал он.
  - А ты бы и не смог, - охотно откликнулся мужичок, засовывая острую палочку обратно в шапку, - в беспамятстве валялся. Я тебя днем нашел, а к вечеру ты бы помер. Пошли, еды дам. Всамделишной.
  - Куда? - насторожился Марио, вовремя вспомнив, что мужичок даже имени своего не назвал, а ну как к тетке его сведет?
  - Ну, чего к земле прирос? - бросил мужичок через плечо. - Меня Клявзень звать, слыхал небось? Силком не тащу, иди своей дорогой. Только желуди из-за пазухи вытряхни, ты их не под тем деревом собирал. Они ядовитые.
  Марио подумал-подумал, вытряс несъедобные желуди и поплелся следом. Ничего про Клявзеня он никогда не слыхал, но очень хотел есть, а голод не тетка, от него не убежишь. А если б Марио знал, какая слава про Клявзеня ходит, при одном только его имени бежал бы прочь без оглядки.
  А все потому, что забрел Марио не куда-нибудь, а в Ясеневый лес, тот самый, к которому Печкинс наказывал близко не подходить, тот самый, где обитали колдуны, почему Лескинские Возвышенности и звались Колдовским краем. А про колдунов сроду ничего хорошего не говорили. Дескать, сумасшедшие они и опасные для общества, давно пора изгнать их куда-нибудь в пустыню, а то и вовсе прибить. Но разговоры разговорами, а колдуны продолжали себе жить в Ясеневом лесу, никто не знал, сколько их, и никто не трогал. Объяснялся сей парадокс просто: когда никакие средства не помогали, за помощью шли к ним. Тайно, под покровом ночи приходили к раскидистому ясеню, что рос на границе колдовского леса, и клали в дупло записку с просьбой о помощи, и колдуны всегда помогали. Славы о них доброй не ходило - кто признается, отчего вдруг хворь отступила и померзлые яблони зацвели? Зато хулы возводили много, потому что боялись колдунов больше всего на свете. Но не трогали, знали - без них пропадут.
  Вот хулы-то Марио наслушался - от кухарки Парасы, сторожа Мятлика и особенно от Свиткинса с Занавесником, что заклинаниям его учили. "Невежество опасно, - говорили они, - а колдуны дики и невежественны. Они не учились в школе и живут в стороне от прогресса. Не будете прилежными - станете изгоями, будете жить в лесу, бедствовать и питаться ягодами". К слову сказать, почтенные господа Свиткинс и Занавесник насчет бедствовать и питаться ягодами сильно преувеличили - колдуны отнюдь не бедствовали, платили им хорошо, а если и питались они ягодами, то исключительно вдобавок к основному рациону.
  Но Марио и не понял, кого встретил. Мужичок ни с какого боку на колдуна похож не был - ни росту, ни стати, разве что голос раскатистый. И потом, есть очень хотелось, тут не до разбирательств.
  Мужичок недолго вел Марио по светлому лесу, тропинки под ногами никакой не было, значит, решил Марио, лес нехоженый. Пришли они к высоченной липе, которая среди ясеней выделялась темной листвой и почти черным стволом. Под ветвями этой липы виднелась избушка - прямо как из сказки, маленькая, неказистая, с виду больше на шалаш похожая, вся из разных досок сколоченная, перекошенная, крытая щепой, которая давно почернела, и на ней гнили упавшие сверху листья и сучья.
  Крыльца никакого не было, а дверь до того скособочилась, что Клявзень, открывая ее, ухватился обеими руками за кольцо да еще для верности ногой в косяк уперся. Дверь открылась лишь с третьей попытки, Марио, как зверек в чужое логово, с опаской вошел.
  Внутри было темно, но сыростью не пахло. Хозяин засветил лучину. Никаких превращений не случилось, в дворец хижина не обернулась и внутри оказалась не лучше, чем снаружи: у дальней стены громоздился очаг, сложенный из камней величиной с конскую голову; камни были черными от копоти, как и котелок, что висел над ними. Потолок отсутствовал, и сквозь дырки в щепе кое-где сочился свет. Из мебели были только стол, кровать, две табуретки и сундук - большой, украшенный затейливой резьбой. Сразу около двери примостилась кадка с водой, а рядом - рукомойник. Но самое примечательное располагалось на полу: по всей хижине стояли разные диковинные приборы, приспособления и конструкции, а еще кругом лежали книги, и на всем этом не было ни единой пылинки. Марио решил, что Клявзень промышляет фокусами на ярмарках. А Клявзень, собирая на стол, вполглаза наблюдал за гостем, однако должного восхищения на его лице так и не увидел. Какое там восхищение, Марио думал, как бы перехватить обещанной еды и поскорее сбежать!
  Клявзень тем временем поставил на стол чашку и из котелка деревянным половником налил щей. Усадил Марио на хлипкий табурет, дал в одну руку деревянную ложку, а в другую - ломоть хлеба.
  - Щи вечерние, - сказал он. - Сам варил. Ешь.
  Щи оказались весьма недурны, и Марио быстро опорожнил чашку. Клявзень налил ему еще, до краев. Марио съел все до капли. А после третьей чашки понял, что сыт. И так ему после этого спать захотелось, что глаза сами собой закрылись, и он ткнулся лбом в стол.
  Спал Марио долго и крепко, за все те долгие недели, когда жил как цепной пес в шашеровском доме. Проснулся - глаза открывать не хотел, до того ему было хорошо, словно в родном доме очутился, с матерью и с отцом, и печка топится... А открыл глаза - так и сел сразу, в темной хижине оказавшись. Встреченный им в лесу Клявзень сидел на пороге и курил толстую самокрутку.
  - Я эту хижину нашел, - сказал, - когда мне было столько годов, сколько тебе сейчас. Любил я по лесам бродить, деревья изучать, а липа эта тогда еще над избушкой едва возвышалась. Видно, какой-то колдун тут до меня обретался.
  Марио уставился на него, а самому страшновато - только колдунов ему не доставало.
  - А что за колдун? - спросил он. - Куда делся?
  - А кто его знает, - попыхивал самокруткой Клявзень. - Я его не видел ни разу, и мне он не докладывался.
  - А книжки его, стало быть?
  Марио страсть как любил книги, но только у него их никогда не было. А тут, на полках, всякие разные - большие и маленькие, толстые и худые, в деревянных окладах, кожаных и в потемневших серебряных, некоторые даже какими-то камнями сверкали.
  - А чьи же еще? Его. Я эти книжки как взялся читать, а их много, так, считай, сюда жить перебрался. Оченно матушка твоя сюда любила хаживать и книжки эти изучать.
  - Моя матушка?.. - воскликнул Марио и ойкнул.
  Теперь все встало на свои места. До него дошло, что это за лес, в котором он оказался, кто в нем обитает и кто есть этот мужичок в драных лаптях, веревкой подпоясанный. А есть он из себя самый настоящий колдун, каких на свете не много и не мало, и неизвестно, чего от них больше - добра или худа.
  Клявзень молчал, поглядывая на мальчонку, и дымок от самокрутки тянулся сизой струйкой за дверь.
  - Я ведь в твои годы таким же заморышем был, - сощурившись, затянулся. - Обиды всякие сносил, насмешки, тумаки. А как колдуном сделался - у-у-у! - так сразу все отстали от меня.
  Марио глядел на него испуганно и гадал, как бы удрать.
  - Я и тебя могу колдовству обучить, - сообщил Клявзень. - Я столько всего знаю - о-го-го! Не то что эти шарлатаны Свиткинс с Занавесником! - фыркнул он насмешливо, отчего из ноздрей вырвалось облачко табачного дыма.
  Но Марио затряс головой. Конечно, было бы здорово наподдать всем как следует за все обиды. Что там Оконник и Ручкинс, сама тетушка Хламера не посмела бы пикнуть в его сторону! А Тибль и вовсе обзавидовался бы, когда Марио превратился бы в богатыря... Однако Клявзень что-то на богатыря не очень был похож, но главное - море, бьющееся грудью о Чайкин мыс, звало его домой.
  - Я не могу, - ответил Марио, - меня отец ждет. И Цветень.
  Клявзень ничего не сказал и вроде как даже не обиделся.
  - Ну, как знаешь, - он потушил скуренную наполовину самокрутку и бережно упрятал в деревянную коробочку. Потом походил по хижине, хозяйским взглядом окинул накопленное добро, взял с пола один из хитроумных приборов, водрузил на стол и с преувеличенным вниманием взялся его изучать.
  - И как идти думаешь? - спросил он Марио вроде бы просто так. - Дорогу-то знаешь?
  - Конечно, знаю, - откликнулся Марио. - По Кривому Ущелью, как сюда ехал, только в обратную сторону.
  - М-м... Не выйдет, - авторитетно заявил Клявзень.
  - Почему это? - вскинулся Марио.
  - Не дойдешь.
  - Почему?!
  - Поймают.
  Клявзень ходил вокруг прибора, что-то подкручивал и откручивал, потом опять прикручивал, отходил на несколько шагов, смотрел на прибор издалека, подходил, прикладывал к нему то одно ухо, то другое и что-то там слушал.
  - Ты ведь из дома сбежал, - сказал Клявзень, - тебя королевские охранники границ ищут во главе с господином Хватенем. Ты знаешь господина Хватеня? Седой такой, со шрамом.
  Марио сник. Еще бы он не знал этого господина.
  - Он грозился отправить меня на Невольничий остров, - тихо сказал.
  Колдун Клявзень оторвался от прибора и взглянул на него.
  - Бойся человека по имени Хватень, Марио Далин, потому как Невольничий остров это не что иное как тюрьма, где содержатся в соленых пещерах очень нехорошие люди. Хватень ищет тебя, потому что ты - опасный колдун.
  - Я не колдун! - вскричал Марио.
  - Опасный черный колдун, - безжалостно повторил Клявзень.
  - Нет! Нет! - защищался Марио. - Я совсем не умею колдовать!
  - Конечно, не умеешь, дурья башка, что бы ты там о себе ни думал, - Клявзень поглядел на него. - Но люди думают иначе. Люди думают, что ты самый что ни на есть черный колдун и тебя надо извести. Так было и с твоей матушкой.
  Марио колотил озноб. Он ощущал себя попавшим в капкан.
  - Тебе, малец, чтоб попасть туда, куда желаешь, надо научиться добывать пищу, защищаться от диких зверей и становиться невидимым. Ты ведь хочешь попасть домой?
  Марио кивнул, в горле у него пересохло, говорить он не мог.
  - Я помогу тебе. Покажу заветную тропу, чтоб никто не напал на твой след, и дам еды на несколько дней. Но не за просто так. Хотя ты уже мне кое-чем обязан - я спас твои кишки.
  Марио молчал, чувствуя, как холодеет спина. Теперь перед ним был настоящий колдун - пусть в нем не хватало росту и стати, но очи его полыхали и голос был грозен. Клявзень вышел из хижины и вернулся через минуту, неся пук лозовых прутьев. Марио задрожал и отступил к стене.
  - Не трясись, - хмыкнул колдун, - бить тебя не собираюсь.
  И кинул прутья на стол.
  - Заветную тропу и еду на дорогу надо заработать, - сейчас тщедушный мужичок в поношенной одежде выглядел весьма сурово, и у Марио не было желания ему возражать. - Ты будешь читать книги и учить все, что я скажу.
  Марио кивнул.
  - Если будешь стараться и учить хорошо - каждый день я буду класть один прутик сюда, - он указал на полку, где стояло заросшее пылью чучело не то большой крысы, не то маленького зайца, разобрать было невозможно, поскольку на чучело была надета кепка с серым облезлым пером. - Как только из прутьев наберется веник, я отпущу тебя и сам покажу дорогу через горы, в этом мое тебе нерушимое слово. Станешь лениться - я буду убирать с полки по одному прутику. Понял?
  Марио кивнул.
  - Вот и ладно, - подмигнул ему колдун и задумчиво поглядел в дырявый потолок. - Я по делу пойду, Дранник звал его корову полечить. Вернусь к утру. Вот тебе книга, прочти из нее пять страниц. Вернусь - перескажешь. Запирать тебя не стану, делай что хочешь и ходи куда хочешь, но помни: к утру пять страниц. А то веник и к лету не соберешь.
  И он ушел. А Марио заплакал.
  
  Плакал он долго и казнил себя за то, что попался на удочку колдуна, соблазнившись обещанной едой. Вот он от тетки сбежал и к другому лиходею угодил, как говорится, из огня да в полымя, из лужи - в трясину.
  Всхлипывая, подошел к столу, на нем лежали прутья и оставленная книга. Марио прутья рассмотрел и даже понюхал - обыкновенные, ивовые, пахли лесом и были не слишком тонкие. Да из таких веник можно собрать в два счета! Марио приободрился - несколько дней, и колдуну придется исполнить обещанное! Потом поглядел на книгу, потрепанную, в разлохмаченном переплете, и с воодушевлением открыл - пять страниц, это он мигом!.. Сердце его дрогнуло и упало.
  Книга была написана буквами, которых он не знал.
  Несколько минут он тупо смотрел в злосчастную книжку, во всех красках представляя себе гнев колдуна за невыполненную работу. Перевернул один лист, другой, потом перевернул вверх ногами саму книгу - вдруг он не с той стороны смотрит? Ничего не изменилось, и написанное понятней не стало. Марио с тоской поглядел на высокую полку, на которой стояло чучело неведомого зверька, и закусил губу: нескоро соберутся на ней заветные прутики! Попался Марио так попался, сидит в хижине у колдуна и бежать-то ему некуда - или охранники границ схватят и на Невольничий остров отправят, а то и к тетке обратно, или же колдун по следу пустится и все одно найдет. А ему страсть как домой охота, на Чайкин мыс. Нет, нельзя ему бежать. Надо сделать так, как велит колдун: выучить все, что требуется, собрать веник (веников у него в доме не достает что ли?!) да покинуть навсегда эти края.
  Марио утер глаза и нос и решил заняться уборкой: если уж за чтение прутик не заработать, так за прилежание его колдун точно наградит. Он засучил рукава и принялся за работу, как давеча в шашеровском доме. Собрал с пола диковинные приборы, протер, некоторые водой помыл, где винтики разболтались - подкрутил. Книги тоже вытер, на которых пятна - солью посыпал. Потом все красиво по полкам расставил. Искупал в воде и чучело зайца-крысы, и шапочку с пером почистил, и чучело ворона, которое нашел в углу под каким-то ящиком. Подмел пол, мусор выбросил за порог и даже котелок, что над очагом висел, до блеска отдраил. Огляделся, довольный, - красота! Хижина вроде бы даже посветлела, больше стала. Марио все сделал как надо, он даже коробку, в которой Клявзень самокрутки держал, с мылом вымыл, чтоб табаком меньше пахло. И как раз колдун возвратился - раньше времени. Марио услыхал, как он дергает дверь, сел к столу и не шевелится, что-то вдруг ему не по себе стало. И не зря.
  Колдун Клявзень как через порог шагнул, так и остолбенел и долго стоял, не двигаясь. Марио решил, что он порядка в своем доме давно не видел, а теперь увидел и удивился. Отчасти Марио был прав. Колдун действительно очень удивился, но еще больше, намного больше, он пришел в ужас.
  Выронив из рук суковатую палку, с которой обычно ходил в дальнюю дорогу - в деревню, в поля или в лес высоко в горы, - как заорет несвоим голосом:
  - Ты что натворил, натворил ты что, тебя спрашиваю?!
  Он бросился к приборам, что на полках красовались, а перепуганный Марио одним прыжком отскочил в тот угол, где стояло на ящике отмытое до непонятного цвета чучело вороны, и там затаился.
  - Кто тебя надоумил? - свирепствовал колдун, кружа по хижине, как дикий кот, которого заперли в клетку. - Это нельзя было трогать, нельзя!
  - Они валялись на полу! - пискнул из угла Марио. - Я их прибрал, а пол подмел!
  - Валялись?! - колдун вихрем повернулся к нему, отчего все заплатки на рубахе и штанах порхнули, как бабочки. - Я сейчас тебе покажу - валялись! Да знаешь ли ты, сколько лет я потратил, чтобы для каждого из них определить свое место, чтоб они заработали?! Да знаешь ли ты...
  И вдруг умолк, словно на него вылили ушат воды.
  - Что еще, ты говоришь, сделал?
  Марио, заикаясь от страха, рассказал ему про то, как мыл книги, ворону и крысоподобного зайца, как стирал с колдовского инвентаря пыль...
  - Нет-нет-нет, - перебил его Клявзень и яростно поскреб щетину на подбородке. - Что ты говорил про пол?
  - Я его подмел, - тихо ответил Марио.
  - А мусор? - вопрошает колдун. - Мусор ты куда девал?
  - Да на улицу, за порог выбросил, - признался Марио, удивленный - что ему до мусора-то?
  Колдун Клявзень упал на стул, словно из него разом вытянули все жилы.
  - Привел... сам привел! В свой дом... лихо! - простонал он.
  Марио попытался спрятаться за ворону, но не получилось - ворона была гораздо меньше его.
  - Ты не мусор за порог выбросил, - бессильно потрясал кулаками колдун, - ты половину моей силы выбросил!..
  И вдруг - смеется. Марио ушам своим не поверил, из-за вороны выглянул. Видит - точно, сидит колдун на стуле посередине хижины и смеется.
  - Ай да я, ай да молодец! Обзавелся учеником! Так мне и надо! То-то повеселятся надо мной, дурнем этаким!
  Потом Марио из угла поманил.
  - Иди сюда, - говорит. - Не трону.
  Марио тихонько вышел и бочком-бочком к столу, по другую сторону, чтоб если и дотянулся колдун, то не сразу. А колдун сидит, руки в коленки уперев, и разношенным лаптем по полу постукивает.
  - А что я, уходя, велел - сделал? Книжку почитал?
  Марио сразу голову в плечи втянул, съежился.
  - Нет, - еле слышно ответил.
  - Отчего же? - язвительно спросил колдун. - Или другим делом занят был?
  Марио еще сильнее сгорбился, умел бы - в муравья бы обратился, не заметят - не тронут.
  - Не сумел.
  Колдун долго молчал, Марио его лица не видел и уже готовился к тому, что сейчас всеми прутьями, из которых ему веник сложить надо, его сечь будут.
  - Выпрямись.
  Марио не шелохнулся и зажмурился.
  - Выпрямись, - велел колдун. - И смотри мне в глаза.
  Марио поднял голову. Гнев колдуна почти угас.
  - Запомни, малец, - веско произнес колдун, - никогда ни перед кем не сгибай спину и глаз не отводи! Хоть передо мной, хоть перед своей теткой, хоть перед самим королем! Ты понял? Отвечай!
  - Понял, - сказал Марио, пытаясь унять дрожь в руках и коленках.
  Клявзень глядел на него, глядел, потом махнул рукой.
  - Ничего ты не понял, малец. Ну да ладно, еще поймешь.
  И потянулся за коробкой с самокрутками, начиненными мягким, душистым табаком, что растет на теплом склоне Гладкой скалы.
  От яростного вопля, донесшегося из хижины, птицы поднялись с веток и долго кружили в светлеющем небе, боясь приблизиться к гнездам.
  
  - ...Свиткинс и Занавесник - напыщенные шарлатаны, коих в нашем славном королевстве развелось великое множество, - говорил Клявзень, примериваясь, какую бы книгу снять с полки. - Можно и козу научить плясать, что уж там деревенских мальчишек - колдовству... Они грамоте не обучены, а им велят заклинания зубрить. Вот смотри.
  Он взял книгу в деревянном окладе с резными украшениями, почти почерневшими от забившейся в узоры пыли.
  - Это Травник. Тут по надобности можно найти описание всех цветов, деревьев и кустов, что в Заморье произрастают, а некоторые уже исчезли давно, и о них бы не знал никто, кабы не эта книга.
  Марио с интересом глядел через Клявзенево плечо, но картинок, к своему сожалению, почти не увидел, за исключением нескольких мелких, да и то не цветных. А он до цветных картинок жаден был, мог долго их рассматривать, как, скажем, портрет Мурка Туфленя над дверью школы.
  - А тут, - Клявзень подал ему тонкую зачитанную книжку, - про земли нашего королевства подробно изложено - где какие города, земли, кто их владелец и какой люд обитает там. Землеописание, стало быть. Ну-ка, про какой город что знаешь? - спросил вдруг.
  Марио от неожиданности выпалил слово в слово, как Цветень рассказывал:
  - Я про Лету знаю! Лета - столица королевства, и там, в дивном дворце на драгоценном троне восседает ныне здравствующий король Дорегур Второй! Огромный город, и народу там не счесть, и ярмарки там каждый год, и празднества всякие, и рыцарские турниры! Случается, поедет крестьянин туда урожай продавать, так жди его потом месяц, а то и два. Соседи только головой качают: не иначе в Лету канул!
  В этой книге картинок было гораздо больше и карт всяких не счесть, у Марио глаза загорелись. Но колдун, усмехнувшись, уже другую взял - серебром украшенную, неподъемную, она одна занимала целую полку.
  - А тут, - он бережно раскрыл книгу на коленях, держа обеими руками, до того большая была, - про весь мир: про небо, земную твердь, про ветра, моря и реки, про страны. Прежде чем учить заклинания, прочтешь эти книги, а я спрашивать буду, что запомнил. Надобно умнеть, Марио Далин.
  И Марио взялся умнеть.
  Но это оказалось делом не таким уж и простым. Если некоторые книги он худо ли бедно прочесть мог - написаны крупно, безо всяких фитюлек и загогулин (Цветень такими буквами его грамоте учил, хотя и не доучил), то с остальными была беда: мало того что язык незнаком, так к каждому значку еще и украшение прицеплено, поди разбери, где что. Марио умаялся, зубря день и ночь, а заветных прутиков на полке, считай, не прибавлялось.
  - Буквы эти - как зловредные тараканы, - пыхтел он, выводя строчки заостренной палочкой на бересте, - их в кучу собираешь, а они все одно разбегаются...
   Спал Марио у очага, на хорошем тюфяке, под шерстяным одеялом, на мягкой подушке. Ел сытно, делал всякую работу по дому, но не потому что колдун заставлял, а по собственному почину. Сор из хижины, правда, больше не выбрасывал, сметал под половицу у порога. Ходить ему Клявзень разрешал везде, но перед этим так наказывал:
  - Светлый лес имеет границы, ты за них не шибко заходи, там люди. Сюда они носа не кажут, боятся, а в ельнике тебя могут запросто сцапать. Гляди, за твою поимку награда назначена.
  Потому Марио, когда за записочками к старому ясеню бегал, сначала глядел из кустов - нет ли кого, а потом к дереву мчался, взбирался в дупло, как белка, и быстрее ветра несся обратно, всюду ему мерещился высоченный седовласый Хватень с большой алебардой, не иначе в прошлом охотник. К тому ясеню была протоптана весьма приметная дорожка, видно, пользовались ею частенько. Всяк о ней знал, хотя друг другу не докладывались, а уж тем более за руку не водили, не показывали. Марио было велено проверять дупло на предмет новых поступлений каждый день, и вот на пятый раз случилось так, что повстречал он там своего старого знакомца - Оконника.
  Марио пошарил в дупле и ничего не нашел, кроме мелких сучьев и нескольких пожухлых листьев, занесенных туда ветром. Он уже собирался спрыгнуть с ветки, большой и очень удобной, что твоя лестница, как вдруг услыхал в ельнике хруст сучьев. Бежать времени не оставалось, потому Марио, не долго думая, юркнул в дупло и там затаился на самом дне - дупло-то могло с головой его вместить, еще и место оставалось. Сидит, значит, в щелку в треснувшем от старости стволе смотрит. Плоховато видно, только деревья, и немного травы под ними, да еще то, что прямо перед носом. И вот как раз прямо перед его носом через минуту объявилась пухлая физиономия Оконникова отпрыска - вспотевшая от страха и красная, от того что в гору карабкался. На губах Марио появилась мстительная злорадная улыбка, он не забыл, сколько гадостей сделал ему толстый Оконник! Вот бы тут за компанию с ним еще Тибль оказался, он бы им задал! Они не то чтобы красными - зелеными бы сделались со страху! Но вместо Тибля неподалеку показался всегдашний спутник Оконника - Ручкинс, он остановился аккурат там, где виднелись деревья и трава, только был не красный, а белый, тоже, видать, со страху. Оконника послал сюда отец, и он пришел, оглядываясь по сторонам, как лис, который лезет в курятник днем посреди деревни. Ручкинса потащил с собой за компанию, вдвоем все же не так боязно.
  Старый ясень был так стар, что нижние ветви, толстые и корявые, опускались к самой земле, и с нижней до дупла мог дотянуться взрослый человек, а если вскарабкаться на вторую или третью - то мог дотянуться и ребенок. Оконник, пыхтя и отдуваясь, залез для верности на третью ветку, хотя мог вполне достать и с первой - здоровенный детина вымахал. За это время с него не иначе семь потов сошло, а Ручкинс все по сторонам озирался. И только Оконник протянул пухлую руку к неровному щербатому отверстию, чтоб записку положить, как оттуда, из темноты, с жутким рычанием вдруг как выскочит что-то лохматое и клыкастое и хвать его когтистой лапой по лбу! От неожиданности Оконник выпустил сучок, за который держался, и опрокинулся вниз, пересчитав задом все ветки, даже крикнуть забыл. Зато не забыл крикнуть Ручкинс, и вопль получился что надо - как будто придавили двухмесячного поросенка, и Ручкинс опрометью кинулся бежать, не удосужившись подождать приятеля, но Оконник, надо заметить, весьма быстро догнал его и даже перегнал. Марио, довольный своей проделкой, еще немного позавывал им вслед (пусть думают, что в лесу чудище какое-нибудь живет!), потом вылез из дупла, подобрал оброненную Оконником записку и понес колдуну, весело напевая детскую песенку:
  
   У меня в руке ведро,
   А в ведре рыбешка.
   На окошке кошка
   Умывает нос.
   Угадайте, кто принес
   Кошке той рыбешку
   И в чьем доме то окно,
   На котором кошка?
  
  И до того Марио был рад учиненной над Оконником расправе, до того ему понравилось, как они с Ручкинсом удирают восвояси, что стал измышлять, как бы еще над ними поиздеваться. Случай представился очень скоро. Но сперва кой-что произошло.
  Колдун по делам уходил часто и все больше вечером, а то и ночью, потому что темная ночь для колдовских дел подходит как нельзя лучше, так уж заведено. Он надевал поверх латаной рубахи поношенный серый армяк, брал из угла одну из дорожных палок и спешил окольным путем то в Солнечные Холмы, то в какую другую деревню, на хутора или в ближний городок Заречье. Однако вскоре Марио начал примечать: каждую неделю, в один и тот же день, в один и тот же час колдун Клявзень преображался. Нет, он не становился выше ростом и не обретал королевскую наружность, он выдвигал из темного угла сундук, доставал из него шелковую рубаху, полосатые штаны, новые лапти и все это на себя надевал. Бороду, правда, не брил, но волосы приглаживал деревянным гребнем и поливал специальной водой, на каких-то тайных цветках настоянной. И от всего этого менялся прямо до неузнаваемости, вроде даже красивел. На свидание собирался, в гости или еще куда - не говорил, и Марио мучился любопытством. В конце концов оно взяло над ним верх.
  Одним солнечным утром колдун, значит, облачился во все новое, причесался, душистой водой полился - и за дверь. Марио, который все это время сидел, делая вид, что читает очередную страницу из "Путешествий по пустыне" некоего Хоронипуса, подождал минуту-другую, вылез в окно (потому что дверь, если Клявзень ее хорошо запирал, ему нипочем не открыть было) и поспешил следом, стараясь не шуметь, чтоб не попало за сование носа в чужие дела.
  Погода за стенами хижины стояла светлая, радостная, не гляди, что зима, а весна-то не за горами. Клявзень шагал размашисто, только новые желтые лапти в траве мелькали. Он весело насвистывал, и с ним охотно говорили птицы. Марио пробирался следом, хоронясь по кустам и стараясь не отстать - так далеко в лесу он еще ни разу не был, заблудиться боялся. Некстати про черную собаку с белыми ушами вспомнил, давно она на глаза не показывалась, а ведь, поди, где-то по горам по долам шастает, вывернется из какого-нибудь буерака и точно лаем выдаст, а то и в ногу вцепится - есть за какие дела.
  Долго так Марио крался за колдуном, взмок весь и очутился наконец в самом сердце Ясеневого леса, на большом зеленом лугу, схороненном высоко в предгорьях. На том лугу лежал камень, похожий на лошадиную голову. Марио вовремя остановился и под молодой рябинкой залег. Глядит из травы и диву дается: возле камня того лошадиного, в тенечке, лежит другой камень, поменьше, плоский, а вокруг него на травяных холмиках, вроде как вместо стульев, сидят другие колдуны, числом четверо, и в кости играют!
  Марио глаза вытаращил - никогда не видел более странной компании! Один кривой, другой косой, третий большеухий, четвертый носатый, на кого ни глянешь - оторопь берет. Клявзень как ни в чем не бывало со всеми поздоровался:
  - Господин Сыроедень, рад встрече.
  Кривой привстал и церемонно поклонился.
  - Господин Мухоморинс, честь имею.
  Косой тоже поклонился.
  - Господин Ежень, доброго здоровьичка.
  Большеухий Ежень чинно ответствовал:
  - И вам того же.
  Клявзень повернулся к носатому - таких длинных носов Марио в жизни не видывал! - и поклонился:
  - Мое почтение, господин Пиноксень.
  Господин Пиноксень пожал ему руку, и Клявзень сел. Косой потряс кости в кулаке и бросил их на камень. Кости с сухим стуком рассыпались и легли в расклад. Марио знал, как в эту игру играть, но тут, видно, правила были особые. Колдуны сидели вокруг стола с неподвижными лицами, пока один из них бросал кости. Как только кости рассыпались, куда только девалась их невозмутимость! Все пятеро с необычайным нетерпением склонялись над камнем, стукаясь головами, дабы повнимательнее изучить расклад, и начинали наперебой галдеть, так что ни слова было не разобрать. Потом замолкали, многозначительно переглядывались и снова бросали кости. И так без конца. Марио уже надоело сидеть в кустах, и он уже собирался потихоньку отползти назад и домой податься, как вдруг услыхал в разговоре колдунов нечто весьма примечательное. Косой Мухоморинс, в двадцатый раз бросая кости, важно обратился к Клявзеню, глядя одним глазом на него, а другим - на выпавший расклад:
  - Как поживает ваш ученик, господин Клявзень?
  Клявзень не менее важно отвечал:
  - Благодарю вас, ничего.
  Марио знал только одного ученика господина Клявзеня и совсем не был уверен, что тот поживает "ничего". Колдун Сыроедень, у которого лицо было словно стянуто в сторону, отчего нос, рот и глаза собрались вместе, спросил:
  - И как продвигается ученье?
  - Весьма удачно, - поклонился в его сторону Клявзень.
  Марио хмыкнул про себя. "Весьма удачно" было так же далеко от истины, как он сейчас - от дома.
  - А мы слыхали, - шевельнул ушами размером с листья мать-и-мачехи, которая привольно растет на солнцепеке, Ежень, - что все не так гладко, как всем нам хотелось бы.
  И тоже поклонился.
  - Да, - поддакнул Пиноксень, которому носом передвинуть кости на столе ничего бы не стоило. - Слухами предгорный лес полнится.
  - Какими такими слухами? - Клявзень сощурил свои черные глаза-уголья.
  Видно было, что расспросы ему не по нраву - он весь нахохлился, ощетинился, насупился.
  - Дождевые черви рассказывали, что мальчик разрушил Круг наблюдений за Сущим.
  - Вымел волшебную пыль из хижины.
  - Разобрал прибор Гляд, которым сквозь стену смотреть можно.
  - Потерял волшебный свисток, которым можно приманивать мышей. Мыши жаловались. А так же...
  - Я уже все нашел, собрал и починил, - угрюмо буркнул Клявзень.
  - ...вымыл с мылом коробку с табаком - птицы рассказывали, - убийственным тоном закончил Пиноксень.
  Клявзеню крыть было нечем, еще бы, уж Марио-то знал, что у колдунов сведения достоверные. Оставалось защищаться, то есть нападать:
  - Зима еще не закончилась, не все сразу! А вы что думали?! Раз, два и колдун? Мальчишка весьма способный, это у него от матери, но надо подождать.
  - При всем моем уважении к вашей компетенции, господин Клявзень, - сказал Мухоморинс, глядя на него то одним, то другим глазом - двумя сразу у него никак не получалось, - следовало бы все же обучение юного Далина поручить кому-нибудь другому. Марио - сын Валианы, но отнюдь не сама...
  - Например, вам? - перебил его Сыроедень. - Уж лучше мне!
  - Почему это вам? - вскричал носатый Пиноксень. - Мне! Кто тут самый...
  - Нет, мне! - встрял Ежень и стукнул по камню кулаком.
  - Прекратите спор! - простер над ними руки Клявзень и водворил тишину. - Все вы знаете, как в наше время сложно найти ученика. Нас посетила неслыханная удача, когда в наших краях появился Марио Далин, сын Валианы Шашер.
  - Нам это известно, - нетерпеливо перебил Сыроедень. - К чему вы клоните?
  - А к тому! - Клявзень так рассердился, что глаза у него из черных сделались красными - иногда так бывало, Марио знал. - Заполучить нам его было трудно, тогда как лишиться - весьма легко! Среди вас, господа, - он обвел всех взглядом, - я полагаю, глупцов нет.
  От этих слов Сыроедень сморщился, Мухоморинс скривился, Ежень почесал ухо, а Пиноксень - нос.
  - Валиану влекло колдовство, - продолжал Клявзень, - посему ее было легко обучать. Ее же сыну знания приходится вбивать силком, нажмешь посильнее - он сбежит, вкус свободы ему знаком. Поэтому в самом начале столь затруднительной ситуации мы и бросали кости, сам я не навязывался. Расклад вы помните.
  Колдуны долго молчали, в глаза друг дружке не глядели, Марио уже решил было, что они так до скончания века просидят. Но Сыроедень сказал:
  - Ни к чему теперь-то спорить. Пусть все идет как идет. Еще неизвестно, может, мы ошиблись в выборе.
  - Да не было выбора-то, - подал голос Пиноксень. - Подвернулся малец, на него расклад и выпал, чего уж там.
  - Да, Клявзень, ты не серчай на нас, - говорит большеухий Ежень, - сам знаешь, не с жиру ведь бесимся, как говорится, быть бы живу, от безысходности гибнем. Кому ремесло передадим? Нашлись бы дельные ученики - не то что с радостью бы взяли, сами бы денег платили.
  И он вздохнул.
  - Да уж, - грустно кивнул Мухоморинс, - все бы отдали, а нам, ты знаешь, есть что отдать.
  Марио, в траве под рябиной сидючи, призадумался. Вот, оказывается, как все сложилось: он-то думал, что случайно Клявзеню на глаза попался, а выходит - он его у остальных колдунов в кости выиграл. Небось, желуди под тем злосчастным дубом он нарочно отравил, чтобы Марио скрутило в неурочный час. И что-то ни разу не обмолвился, что денег приплачивать будет. Марио уже совсем было почувствовал себя обиженным и обманутым, как вдруг услыхал в лесу собачий лай. Принесла нелегкая! - Марио быстро засобирался восвояси.
  
  Весь вечер и всю ночь увиденное и услышанное у Лошадиного камня (так он окрестил тот большой валун) не давало ему покоя, и вот почему: Марио ведь не забыл, кто спас его из дома тетушки Шашер, а именно Тина и Рема, и все искал возможность их отблагодарить. А тут такой случай! Скрынник беден был, Брюквинс - еще беднее, и Марио задумал сосватать их колдунам в ученики, ведь колдуны за ученье приплачивать обещались! Задумка показалась ему стоящей, надо было лишь придумать, как ее поскладнее осуществить. Ломал голову, ломал, но так и не сообразил, как ему Скрынника и Брюквинса на разговор вызвать - днем не пойдешь, поймают, а ночью бесполезно, все спят, попробуй, никого не разбудив, их из дома выманить. Клявзень с обеда в Заречье подался, тамошнему кузнецу молот заговаривать, вернуться обещал только к завтрашнему утру. На прощанье он велел Марио прочесть половину Травника, и попробуй не прочти - на полке всего три прутика красовалось. Марио еще раз пересчитал их - ну да, ровно три. Поглядел на крысозайца, на диковинное существо, снял с него шапку, а сам все про свое думает. Дай, решил, кепку эту с пером примерю, может, Клявзень отдаст по лесу ее носить. Марио подошел к тусклому зеркалу, что красовалось в облупленной рамке около рукомойника. Повертел кепку, водрузил на голову, поправил облезлое перышко, доставшееся неизвестно от какой птицы. Эх, и красавцем же он себе показался! Как Тибль, когда в красивом мундире перед ним похвалялся, не хуже. Однако наряжайся не наряжайся, а как попасть незаметно в Солнечные Холмы, он так еще и не придумал. И решил порыться в Клявзеневом сундуке в надежде отыскать что-нибудь полезное. Поднатужившись, выволок его из темного угла, произнес слово "птак" (у колдуна подслушал, когда тот шептал), и замок сам собой отвалился. Марио с некоторым трепетом поднял тяжелую резную крышку, почерневшую от времени. Внутри было полно всякого тряпья, сверху лежали шелковая рубаха и полосатые штаны, он осторожно перебрал все, ничего примечательного не нашел, только лапти на дне да старую книжку. Лапти он уже видел, а книжка была написана тем самым незнакомым языком. Марио был разочарован. Он решил, что тут тоже надо какое-то особое слово сказать, чтоб явилось взгляду то, что скрыто. Но слов волшебных он не знал, те, которым научили его Свиткинс и Занавесник, колдун строго-настрого употреблять запретил, "чтоб хуже не было". Сказал еще раз на всякий случай слово "птак", но от него только с громким стуком захлопнулась крышка сундука - Марио с испугу вздрогнул - да замок, подпрыгнув, вцепился в железные скобы и защелкнулся.
  Ладно, делать было нечего, оставалось уповать на удачу. Марио оделся понеприметнее, кепку с пером на глаза надвинул, чтоб не сразу узнали в случае чего, и подался в деревню.
  Завечерело. Солнце село за Лескинские Возвышенности, напоследок плеснув на скалы жидкого золота. В Заморье не бывало темных ночей ни зимой, ни летом - так, сумерки. Дороги Марио не знал, но решил идти по тропинке от старого ясеня, она уж точно приведет его в деревню. Тропинка была крутая, вилась по каменному гребню, вцепившись в который, росли молодые коренастые падубы, частенько лепилась к самому краю обрывов, там, на дне, копились туман, холод и темень. Марио старался меньше глядеть туда, чтоб голова не закружилась, а по возможности останавливался и смотрел в небо - оно было темно-синим, затканным звездами, что складывались сами собой в прекрасные узоры: вот витиеватый Пояс Присельды, вот Жемчужная Россыпь, Семь Перстней Грувля - как раз над западным краем Лескинских Возвышенностей, и низко над горизонтом на севере - самый яркий Королевский Бриллиант, которому во всем мире не нашлось бы достойной оправы. Вездесущий ветер приносил с собой лай собак и дым далеких очагов, внизу замелькали огоньки Солнечных Холмов. Марио остановился, послюнявил палец, поднял его над головой, определяя направление ветра, он хотел зайти в деревню с подветренной стороны, чтоб собаки не учуяли.
  Спустился в поля и пошел с северного бока деревни, здесь лежали угодья Ручкинсов, а через дорогу, что вела прямиком в Заречье, - угодья Оконников. Сейчас, зимой, семена еще только проросли, и Марио мог не опасаться, что повстречается с околоточным и отведает плетки или хворостины, а то еще хуже - собаками потравят. Марио рысцой несся вдоль плетня, который огораживал поля от блыкучих овец и коз, норовивших попастись на молодой пшенице, овсе и овощной рассаде. Ночью лежала холодная роса, Марио по колено промок, застыл. Ему надо было успеть до первых петухов, пока не проснулись мельница, пекарня и кузницы, пока пастух не погнал скотину на выгон.
  Дома Скрынников и Брюквинсов были беднее остальных и стояли на отшибе, это играло очень даже на руку. Марио пробирался задворками к околице, вдоль дренажной канавы, по которой во время затяжных дождей избыток воды отводился в реку, и от этого улицы всегда оставались чистыми и сухими. Затяжных дождей не было, правда, со времен Великой Постройки Пяти Тысяч Храмов, но канаву тем не менее содержали в порядке: регулярно чистили и укрепляли откосы камнями.
  Часть Солнечных Холмов, та, что именовалась Низиной, или Низью, была довольно большой, и Марио упарился, на четвереньках пробираясь в высокой траве, и надо было случиться такой удаче - почти нос к носу столкнулся с самим Тином Скрынником, который полз по траве встречным курсом явно по какому-то делу. Марио сел на пятки и уже хотел было сказать: "Здорово, Тин, тебя-то я и ищу!" - как с удивлением увидел, что Тин прополз мимо него и даже головы не повернул, что было, в общем-то, не очень вежливо. Марио так и сказал, шепотом:
  - Эй, Тин Скрынник, невежливо делать вид, что кого-то не замечаешь, особенно если этот кто-то всего лишь в шаге от тебя!
  Тин Скрынник резко обернулся, мелькнули рыжие вихры, потом резко припал к земле и затаился. Марио озадаченно глядел на него. Тин не шевелился, точно мертвый.
  - Эй, Тин, - тихо позвал Марио, - ты чего?
  Не поднимая головы, Скрынник спросил свистящим шепотом куда-то в траву:
  - Рем, это ты что ли?
  Марио немного подумал и ответил:
  - Нет, это не я. Вернее, не он. Я - это Марио Далин.
  Рыжий Скрынник долго молчал и не двигался. Потом произнес угрожающе:
  - Брось свои шуточки, Брюквинс, не то я разозлюсь.
  Марио и сам уже начал злиться:
  - Да где твои глаза, Тин Скрынник? Ну-ка подними голову и посмотри вправо! Я Марио Далин, и я здесь!
  Тин послушно поднял голову, его взгляд скользнул по траве, лопухам, по Марио и дальше, в крапиву. Он явно никого не обнаружил.
  - Ну, Рем Брюквинс, - выругался Тин, - сейчас ты у меня получишь!..
  И тут до Марио наконец дошло. Все дело в кепке! Кепка волшебная, и он в ней невидим, то есть сам-то он себя видит, но другие - нет! Марио сдернул кепку с головы и засунул за пазуху, а рыжий Тин шарахнулся в сторону - рядом с ним в траве, словно из воздуха, явился Марио Далин, сидит как ни в чем не бывало, улыбается.
  - Т-ты... откуда взялся? - от неожиданности Тин даже заикаться стал.
  - Подкрался тихо, - ответил Марио.
  Про кепку не сказал, побоялся, как бы не отняли, уж Тин и Рем быстро сообразят, какие выгоды можно извлечь из такого приобретения! Тин тихонько свистнул, как свистят мыши полевки, через минуту раздался шорох, и из травы высунулась белая голова Рема.
  - Ты чего свистишь? - сердито набросился он на товарища. - Мне пришлось выгодный наблюдательный пост бросить, а они, знаешь, не на каждом шагу попадаются!
  И тут увидел Марио.
  - А ты-то откуда замо... Далин? Мы думали, ты сгинул давно! Тебя уже и тетка не оплакивает, хотя охранники границ еще ищут. Зачем ты сюда сунулся?
  - Я... это... вам деньги нужны?
  Тин и Рем переглянулись.
  - Конечно, нужны! А кому они не нужны-то? - кивнул Тин.
  - А у тебя что, есть? - оживился Рем.
  - Не, у меня нету, - Марио шмыгнул носом. - Но я знаю, у кого есть.
  - Хо-хо, - рассмеялся Рем, - это мы и без тебя знаем!
  - Я не про то, - рассердился Марио, - я знаю, где их взять.
  - Да? - прищурился Тин и на всякий случай по сторонам оглянулся - не подслушивает ли чья-нибудь собака. - И у кого же?
  - У колдунов.
  - Да ты что! - Тин и Рем ужаснулись. - Да пусть у нас руки отсохнут, если соберемся колдунов обчистить!
  - Не надо их чистить! - шепотом воскликнул Марио. - Вот послушайте.
  И он рассказал им про чародеев, которые задаром берут в ученье да сами за это приплачивают.
  - Ни за что! - все равно не согласились Тин и Рем, выслушав красочное повествование.
  - Да чего вы боитесь-то? - увещевает Марио. - Я сам у колдуна в учениках хожу, и ничего, не съели еще!
  - Потому что... - Тин хотел сказать, что у него и так одни жилы, есть нечего, но передумал. Марио уговаривал их и так и этак - ни в какую. Тогда он махнул рукой.
  - Не хотите как хотите. Только через три дня колдуны соберутся в самой середине Ясеневого леса, у Лошадиного камня, кости кидать. Достанет решимости и смелости - приходите на них поглядеть.
  - Ладно, колдуны колдунами, - Тин увел разговор от этой темы, - а дело из-за них отменять негоже. Пойдешь с нами, Далин?
  Ведь Марио их в какой момент застал? Когда они, не сказавшись домашним, собрались идти к Оконниковой овчарне и отпереть ее - овцы разбегутся, ищи их потом по всей деревне! А попадет младшему Оконнику - он их на ночь запирал. По правде говоря, Марио вовсе не улыбалось посреди ночи пробираться задворками к Оконниковой овчарне, он и так весь промок от росы и продрог, но все же согласился. Во-первых, отступать, когда сам только что укорял Скрынника и Брюквинса в отступлении, было негоже; а во-вторых, не хотелось упускать возможности еще раз досадить Оконнику. И они втроем отправились в Холмы, верхнюю часть деревни, где жили те, кто побогаче. Чтобы попасть в Холмы, взяли вправо, к пасеке Шмеленя - риск, конечно, велик, пчелы могут покусать, если проснутся, но зато там точно никого не встретишь - кому придет охота около пасеки прогуливаться?
  Согнувшись в три погибели, они прошмыгнули под окнами пустующей летней половины дома Клюквинса и юркнули в тень большой липы, которую так любили шмеленевы пчелы, и тут Рем, возглавлявший процессию, вдруг без слов повалился в траву. Тин, не медля ни секунды, тут же последовал его примеру, успев подсечь Марио, который от неожиданности опрокинулся на спину и больно стукнулся плечом о выступающий корень. Тин и Рем стали потихоньку отползать назад, и Марио волей-неволей пришлось сделать то же самое. Когда все трое укрылись за необхватным липовым стволом, Марио шепотом спросил:
  - Кто там? Пчелы?
  Тин недовольно ответил:
  - Хуже. Вон, сам погляди. Только тихо.
  Марио осторожно выглянул. В сумерках спокойно спал украшенный резными наличниками дом Шмеленя, и пчелы, похоже, тоже спали, потому что их жужжание не нарушало ночную тишину. Но что-то все-таки жужжало - тихо так, с перерывами. Марио замер.
  На крыльце, на верхней ступеньке сидела молодая женщина с распущенными волосами, закутанная поверх ночной рубашки в пуховый платок. Она сидела, натянув подол на босые ноги, и пряла - жужжало ее веретено. Марио глядел на нее и не мог глаз оторвать, потому что давно-давно, всего один раз он видел сон, в котором его мать, точно так же распустив волосы и закутавшись в пуховый платок, пряла на крыльце их дома на Чайкином мысу. Или то не сон был?.. За спиной Тин и Рем взялись ругаться.
  - Как теперь пойдем? - вопрошал Тин. - Полдеревни сегодня на крыльце с вязаньем торчит!
  Заметят!
  - А почем я знал? - возмущался Рем. - У них же определенного дня для этого нету, чтоб можно было все продумать заранее!
  - А на что ты был в разведку выслан?! - кипятился Тин.
  - А я бы и увидел, если бы... - Рем осекся.
  Он хотел сказать: "Если бы в неурочный час Далин не объявился", но не сказал, все же этот самый Далин - ученик колдуна, мало ли что.
  - Кто эта фея? - спросил Марио, с замершим сердцем разглядывая белую фигуру на крыльце, которая так напоминала ему мать.
  - Фея, вот еще! - фыркнул Тин. - Это жена Шмеленя, вбила себе в голову прясть при свете звезд, будто бы от этого нить золотой получается. Ну разве не глупо? По всей деревне тетки высчитывают каким-то тайным способом такой вечер и всю ночь торчат на улице с пряденьем, вязаньем и вышиванием. По-моему, так кроме слепоты больше ничего не заработаешь.
  - Ладно, хватит болтать, - Рем пополз в траву. - Обогнем пасеку с тыла.
  Так и сделали. Выползли у колодца, посовещались и решили до Оконниковой усадьбы добраться их же огородами. Но Марио, все еще поглощенный видением, соображал плохо и дальнейшие события помнил смутно. Кажется, их облаяли собаки, недовольные столь поздним вторжением; свистел в свисток околоточный, но больше так, на всякий случай, собакам помогал - сам-то он никого не видел. Потом Рем отвлекал сторожа, а Тин отпирал какие-то ворота, блеяли овцы, почуяв, как в загон пробирается холод. Потом все дружно удирали - Скрынник и Брюквинс домой, овцы на свободу, а Марио обратно в хижину колдуна. Если бы их всех поймали, то не всыпали бы по первое число разве что овцам. А на следующий день по деревне пошли разговоры про мальчишку - не то убиенного, не то утопленного, который, обратившись в призрака, творил в Солнечных Холмах беспорядки, появляясь в самых разных местах одновременно, как и положено призраку.
  
  Неизвестно как, но Клявзень узнал о виновниках ночной проделки и долго Марио бранил. Сбежавшие овцы (а их у Оконников было штук пятьдесят) всю ночь творили в деревне бесчинства - топтали посевы, разоряли огороды, шатались по дворам, и проснувшиеся по утру жители Солнечных Холмов долго осыпали проклятиями Оконников, забывших запереть на ночь овчарню. Колдун так ругался и топал ногами, он так осерчал, что схватил с полки тяжким трудом заработанные прутики - пять штук - и швырнул на пол.
  - Зачем тебя понесло в деревню? - кипятился он. - Чего ты там забыл?
  Марио не мог признаться Клявзеню, что ходил сватать Скрынника и Брюквинса в ученики его приятелям-колдунам, а потому сказал:
  - Оконник чересчур заносчив, и мы затеяли его проучить.
  Он думал, что Клявзень на этом успокоится, но тот взбесился еще больше.
  - Что я вбиваю в твою голову? - кричал он гневно. - К чему ты читаешь все эти книги? Ну-ка отвечай: что совершил благородный рыцарь Перекрюль сто сорок восемь лет назад близ города Муска?
  Марио наморщил лоб.
  - Он... э-э...
  - Коричневая книга с золотым тиснением, - подсказал колдун.
  - А! Ну да! - Марио обрадовался, что вспомнил. - Сей благородный рыцарь порубил полчища гадов, что вылезли единовременно из болот и угрожали городу.
  - Хорошо ли он сделал? - вопросил колдун.
  - А то как же! - Марио поддакивал в надежде его задобрить. - Рыцарю были оказаны всяческие почести, благодарные горожане отсыпали ему мешок злата, два мешка серебра и другой монеты, присвоили ему звание почетного гражданина Муска на все времена и поставили на площади его... этот.. как его там... бюст.
  Он выпалил все это с горящими глазами, одним духом - о подвигах рыцарей он был готов читать и слушать до посинения, лелея мечту пополнить когда-нибудь их ряды. Колдун же, глядя на него, был мрачнее тучи.
  - Сей рыцарь, коим ты столь бесподобно восхищаешься, - ядовито произнес он, - устроил при помощи своего меча непоправимую природную катастрофу. В результате бездумного применения оружия семейство уникальных краснобрюхих гадов, именуемых по научному свилисками, было почти полностью уничтожено и с тех пор, считай, не встречается; размножились поселения мышей-полевок и птиц, клюющих зерно, - колдун сделал паузу, - а благодарные жители славного Муска с тех пор покупают муку в Лете, поскольку себестоимость хлеба повысилась вдвое. Каково?
  Сощурившись, Клявзень глядел на притихшего Марио, который не знал, что ответить, потому что никогда не слыхал слова "себестоимость" и не понимал, означает оно "хорошо" или "плохо".
  - Отвечай! - осерчал Клявзень. - Для чего пошел в деревню? Чтобы кулаками махать?
  - Я не махал кулаками, - насупился Марио. - Даже не собирался.
  - Нет, махал, и именно кулаками, - колдун яростно почесал щетину, он всегда так делал, когда злился. - Оконник заносчив, говоришь? Проучить хотели? Ты ученик колдуна, ты словом убеждать должен! Слово, а не кулак сильнее, вот что я пытаюсь вбить в твою пустую башку!
  - Нет, не сильнее, - уперся Марио, к тому же очень ему про пустую башку не понравилось. - Оконник не стал бы меня слушать.
  - А ты заставь себя слушать!
  - Но как же? Оконник в два раза больше меня, разве мне его одолеть?
  - Да не драться тебе с ним надо, дурья голова! Убеждать!
  Марио промолчал, но на лице его читалось непомерное упрямство, почище ослиного. Он никак не представлял себе, как будет убеждать упитанного Оконника, который выше его на целую голову, а тот будет покорно слушать и прямо-таки ни разу его не стукнет. Нет, колдун нипочем не уговорил Марио и прутики на полку не вернул. И чудесную кепку в сундук спрятал.
  
  Два следующих дня прошли для Марио в беспрерывном чтении - в голове у него смешались истории о королях и гербах, гербарии и бестиарии, исторические баллады и своды примет на все случаи жизни. Еды колдун давал ровно столько, чтобы не умереть с голоду, наказание такое поставил, значит. Правда, через день снял, посчитав излишне суровым. А на пятый день, когда собрался к Лошадиному камню идти, сварил полный горшок щей.
  - Это тебе на день, - сказал Марио, - хлеба в кладовке возьмешь. Дрова жги, не жалей, не то от холода захвораешь.
  Марио молча кивнул, наблюдая за приготовлениями Клявзеня, - как он тщательно бреет щетину перед тусклым зеркалом, как причесывает волосы, как облачается в новую одежду - видно было, ждет от собратьев-колдунов непростых вопросов. Марио решился еще раз сходить к Лошадиному камню.
  На сей раз он следом за колдуном не пошел, а завернул к Бобровой плотинке - так звалось место, откуда небольшим ручьем вытекал Аамир - в предгорьях его звали Ниткой - там бобровое семейство обитало полными хозяевами, в Ясеневом лесу их никто не трогал. Оттуда вверх по Нитке поднялся, влево взял и к поляне вышел. И услыхал голоса и стук костяных пластинок о камень. Марио под свою любимую рябинку нырнул, но место оказалось занято: там уже сидели, трясясь от страха, Тин Скрынник и Рем Брюквинс.
  Разве они видывали таких колдунов? У одного нос до того долгий, что им пчелиные дупла разорять можно, у другого уши - что два лопуха, от дождя укроют наилучшим образом. У третьего физиономия не задалась, на сторону ее своротило так, что рот около уха оказался. А четвертый глазами страшно косил - если один влево глядит, то другой - вправо, если один вверх, то другой - обязательно вниз.
  - Ну, дружище Марио, тебе еще повезло, - без предисловий заявил Тин.
  - Чем же это? - удивился Марио.
  - Как это чем? Вон Клявзень, колдун как колдун, без изъянов. Подумаешь, беда какая - глаза черные.
  Марио ничего не сказал, но он-то знал, какая беда, если хотя бы один глаз черный, он от этой беды натерпелся. Родиться бы ему с большими ушами в придачу - не иначе убили бы еще в младенчестве.
  - Ну, выбирайте, - говорит он Тину и Рему.
  - Да из чего тут выбирать?! - ужаснулся Рем. - Это ж пугала какие!..
  - Тише ты! - шикнул на него Марио. - Услышат вдруг!
  Рем прикусил язык. Колдуны меж тем кидали кости и вели неспешную беседу.
  - Слыхали мы, достопочтенный Клявзень, - степенно произнес большеносый Пиноксень, - на днях в Солнечных Холмах большой переполох был.
  - Ну был, - нехотя ответствовал Клявзень, решивший упорствовать до конца, пока совсем не прижмут, - в деревнях всегда переполох. То одно, то другое, знаете ли.
  - А мы слыхали, - сказал большеухий Ежень, - что ваш ученик к этому руку приложил.
  Тин и Рем забеспокоились, в кустах сидя. Марио сделался красным, как рябиновая ягода, что в кистях алела у него над головой.
  - Да что ему там надо? - деланно удивился Клявзень. - На что ему Оконниковы овцы? Да он и в деревню совсем не ходит!
  - А мы слыхали другое, - гнул свое Пиноксень, бросая кости, - что отроки, именуемые Марио Далин, Тин Скрынник и Рем Брюквинс, нарушили хрупкое Ночное Равновесие путем выпускания из загона стада овец, которые оное равновесие и попрали.
  Клявзень недовольно засопел и сделал вид, что внимательно изучает выпавший расклад. Тин и Рем затряслись - они не поняли, что там нарушилось из-за их проделки, но уразумели: не иначе им за это ответ держать. Молодая рябинка затряслась вместе с ними.
  - Ну и что с того? - упирался меж тем Клявзень. - Ничего ведь худого не случилось, побаловались мальцы, и на том все завершилось.
  - Оно, конечно, так, - степенно произнес Сыроедень, сгребая кости в горсть. - Однако где должный присмотр? Колдун без присмотра, как костер в сухом лесу: подует ветер и спалит лес.
  - Да какой из Далина колдун? - нарочито возмутился Клявзень, но так, чтоб на правду похоже было. - Он и не научился еще ничему.
  - А нам известно, - вкрадчиво произнес косой Мухоморинс, - что отрок, именуемый Марио Далин, уже постиг заклинания напущения тумана и сокрытия следов.
  Тин и Рем, сидящие в кустах, заинтересованно переглянулись. Марио от удивления вытаращил глаза. Вот так-так! Оказывается, он уже настоящий колдун, раз умеет такое! Одного в толк взять никак не мог - почему Клявзень ему об этом не сказал.
  - ...а также, - продолжал Мухоморинс, ни на мгновение не отвлекаясь от происходящего на каменной столешнице, - заклинания превращения угля в алмазы.
  Тут Тин и Рем как подскочат, Марио едва успел их за ноги схватить, чтобы они тут же не кинулись в ученики к колдунам записываться:
  - Вы что! Ведь подумают, что не ученья для, а корысти ради! Момент надо подходящий выбрать!
  Они опять затаились. А косой Мухоморинс меж тем снова бросил кости, колдуны склонились над камнем, жадно читая расклад, и Пиноксень объявил:
  - Выпало Еженю и Сыроеденю.
  И добавил кисло:
  - Досадно однако.
  - Расклад есть расклад, - развел руками довольный Ежень, его уши так и светились от радости.
  И тут из кустов, как по мановению волшебной палочки, появились Тин Скрынник и Рем Брюквинс - не утерпели, выскочили. И у каждого в руке по венику. Остановились на почтительном расстоянии и говорят:
  - Доброго дня вам, господа! Мы тут за вениками в лес пошли, для баньки, знаете ли, наломать, да заплутали. Не подскажете дорогу?
  Марио за голову схватился: история шита белыми нитками - веники-то ясеневые, тут же наломанные! Все, думает, за вранье и за осквернение священного леса сейчас их в пни превратят (Клявзень в гневе всегда грозился в пень превратить, говорил, что хуже все равно не будет), и поминай как звали. Но колдуны ничего не делали, глядели на вооруженных метлами Тина и Рема и молчали. Прошла минута-другая, за это время Тин и Рем едва не померли от страха, потом колдуны переглянулись, и Пиноксень сказал:
  - Кости не врут. Упускать случай не след.
  Тут до Марио дошло. Понял он, что колдуны через кости эти необыкновенные еще не случившееся как-то видеть могут. Кости им шепнули, что явятся, мол, отроки Скрынник и Брюквинс в ученики проситься и их надо взять. Кости и наставников избрали, чтоб не дрались колдуны, - кривого Сыроеденя и большеухого Еженя, то-то Пиноксень с Мухоморинсом раздосадовались, а против расклада не пойдешь!
  А еще он сообразил, что раз колдуны угадали приход двух учеников к Лошадиному камню, то им уж точно известно, кто этих учеников сюда доставил - Марио Далин! А раз им это известно, то теперь ему уж точно не миновать розог! Надо было срочно спасаться. Марио решил использовать заклинание напущения тумана и сокрытия следов, раз колдуны говорят, что он его знает, значит, надо хорошенько постараться и вспомнить. Марио задумался. Что он такого говорил или делал, позволившее колдунам в этом увериться? Клявзень никаким волшебным словам его не учил ("птак" Марио подслушал), а невидимым делался благодаря чудодейственной кепке, позаимствованной (опять же без спросу) у Клявзеня. То, что в некоторых книжках было написано, Марио не понимал... Эх, была не была! Он наугад произнес слово "хиропут" - единственное из запретных, какое знал, надеясь, что из леса на поляну выползет туман, он в него нырнет и благополучно доберется до хижины незамеченным.
  И вот, значит, стоят на полянке Тин и Рем, в руках - по венику, колдуны о чем-то шепчутся, а тут вдруг Лошадиный камень ожил да как подскочит, будто ужаленный, на три метра вверх и с воем о землю как ударится! Тин и Рем вовремя по сторонам с воплями кинулись, не то быть бы им придавленными. А камень меж тем опять вверх подпрыгнул, что гигантская лягушка, песок, мох да траву с себя стряхнул и с гулом о землю грянулся. И так раз шесть, а то и больше. Тин и Рем по поляне носятся с криками, думают, колдуны их этим камнем убить хотят, а колдуны меж собой ругаются. Один Клявзень сообразил, что делать, какое-то слово повелительное крикнул, и камень в воздухе так и повис. Колдуны перестали ругаться, Тин и Рем - бегать по поляне, а Марио, не мешкая, дал деру и понесся во весь дух в хижину, пока его не обнаружили и в пень не обратили. Клявзень меж тем плавно повел рукой, и Лошадиный камень медленно, будто нехотя, опустился безо всякого шума на свое законное место и успокоился, точно не покидал его вовсе.
  
  Марио домой примчался в неописуемом страхе, знал, что за проделку с камнем Клявзень ему шею как воробью свернет. Желая загладить вину, он скоро развел огонь в очаге, поставил чугунок со щами греться, дочиста вымел пол. В хижине стало теплее, чай, Холодун-месяц заканчивался, месяц Теплень наступал.
  Клявзень застал своего ученика за чисткой кастрюль - Марио это дело лучше всего знал. Он скреб как раз самую большую, в которой колдун варил - не зелье, нет, - а самый что ни на есть обыкновенный борщ, он до него, как и до щей, большой охотник был. Накидает всякой травы туда и еще заветным шепотком приправит, отчего, бывало, во рту все горело, словно огнем схваченное. Кастрюле, однако же, заклинания никакого урона не наносили, а вот от углей и дыма коптилась она сильно. Может, и были какие там специально для этого дела очистительные заклинания, но Марио их не знал.
  Колдун остановился в дверях и окинул взглядом наведенный порядок. Сам невысокий, щуплый, хоть и ел все время много, а по виду понять, сильно он лютует или нет, было никак нельзя. "Все, - подумал Марио, - сейчас превратит". И еще усерднее взялся скрести кастрюлю. И как же он удивился, когда Клявзень спокойнехонько снял с огня закипевшие щи, налил две полные чашки, нарезал хлеб и позвал Марио ужинать. Какое там превращать, он вообще вид сделал, что знать ничего не знает и ведать не ведает. За едой слова плохого не сказал, а Марио, само собой, молчал и на рожон не лез. А когда над лесом повис тонкий месяц - драгоценная пряжка в Поясе Присельды - говорит колдун ученику:
  - Нынче со мной пойдешь, пора тебе к настоящему делу приобщаться. Коли все удачно сойдет, три прутика заработаешь.
  Марио обрадовался: три прутика к тем двум, что на полке лежат, так и веник скоро соберется! Он быстро переобулся, надел стеганую куртку - ночью в горах холод забирал - и за Клявзенем в дверь.
  Шли они споро, Марио даже взмок, сперва куда-то все по камням да по кручам, а потом все вниз и вниз. Шли долго, не иначе в Мряк, решил Марио, но оказалось - в Заречье. Нитку поверху обошли, по камням, чтоб ноги не мочить. Сразу в деревню не пошли, а свернули на выгон. Тут Марио спотыкаться начал, здешняя земля у овец и коров вся копытами разбита была - сплошь ямы да валы, точно они тут не траву щипали, а укрепления строили.
  - Ишь, запустили землю, - ворчал Клявзень, проваливаясь в яму от нескольких копыт сразу, - теперь ее и плугом не поднимешь. Вот Невольничий остров по ним плачет...
  Он не уточнил, по кому именно, - по коровам и овцам, что луг разбили, или по тем пастухам, которые допустили такое безобразие.
  - И куда только королевская власть смотрит, - продолжал ворчать колдун, оттирая башмаки от помета, что так неудачно на пути встретился.
  - Да уж, - поддакнул Марио, - никакого порядку!
  Колдун свирепо поглядел на него и зашагал дальше.
  Вскоре луга стеклись в проезжую дорогу, она-то и привела их туда, куда следовало, а именно - на кладбище. У Марио захолонуло в груди.
  - А что это, позвольте узнать, нам здесь понадобилось? - слабым голосом спросил он - страх как боялся кладбищ.
  - Дело у нас тут, - ответил колдун, петляя меж могилами - старыми и недавними, ухоженными и заброшенными. - Не отставай, заплутаешь.
  Но у Марио отставать и в мыслях не было, потихоньку-потихоньку колдуну под бок подкатил и за руку уцепился. Тот отмахиваться не стал.
  Сперва Марио думал, что они пришли мертвеца какого-нибудь из могилы подымать или дух его с того света кликать, но они так ни у одного камня и не остановились, а остановились аккурат у дверей старой одряхлевшей часовенки, что на пригорке ютилась. Желания заглянуть на огонек часовенка не вызывала, потому как ни огонька в ней не светилось, маленькие оконца были черны, а иные и вовсе заколочены, трехскатная крыша в нескольких местах просела, там вороны гнездились. Кругом стояла мертвая тишина, как и положено на кладбище.
  Клявзень постучал в дверь, и Марио зажмурился - после такого обязательно что-то должно было случиться. Оно и случилось: дверь бесшумно отворилась вовнутрь. Клявзень, а за ним дрожащий Марио вошли. Темнота кругом - хоть глаз коли. Колдун говорит:
  - Эй, Барагозень, зажги фонарь иль свечку, не то мы тут себе шею свернем.
  Раздался шорох, щелчок, и в дальнем углу вспыхнул слабый огонек. Светлее стало ненамного, Марио ничего толком не разглядел, тем более Клявзень ему на нос сразу капюшон надвинул.
  Тот, кого звали Барагозенем, был смотрителем кладбища и главным отправляющим погребальных церемоний, без него ни одни похороны не обходились. Выглядел этот Барагозень соответствующе: в черном балахоне, на широкой груди смешались длинные волосы и борода, там же тускло поблескивала медная бляха на шнурке - знак послушника ордена маклеев - мрачного, надо заметить, ордена, который ритуальными услугами занимался. Вот и Барагозень выглядел мрачно, смотрел неприветливо, особенно на Марио. А Марио, горя желанием заработать три прутика, не удрал со страху, хоть у него и чесались пятки, а наоборот напустил на себя важный вид, высовывая нос из капюшона, как будто он тут тоже не за просто так, а кой-что понимает. Клявзень остановился напротив маклея-смотрителя.
  - Ну говори, Барагозень, какая тебя беда настигла.
  Барагозень пошевелил усами, бросил на Марио неодобрительный взгляд, потом приладил свечку в маленькую чашечку, будто не знал, что ответить. Не по себе ему было от присутствия колдуна, а с ним еще мальчишка этот, на волчонка похожий, того и жди, со спины набросится. Марио, конечно, от такой мысли далек был, но за каждым движением смотрителя следил неотрывно.
  - Да вот, - пробасил нараспев Барагозень, словно бы нехотя, - ремонт мы тут затеваем, стены хотим ровнять, крышу латать, опять же. Да. Угол этот ничем не укрепить, валится, хоть ты что делай, все испробовали. Видать, сглазил кто-то.
  Марио ушам своим не поверил. Да неужто за этим колдуна зовут?! Тут плотника надо с инструментом, да хорошего! Но Клявзень оставался сосредоточенно-серьезным и Барагозеня слушал внимательно. А тот басит:
  - Пять плотников приходили, и все без толку. Несколько раз переделывали - валится угол, хоть убейся. Не иначе заклятье наложено.
  - Так-так, поглядим, - Клявзень присел на корточки, ощупал доски и даже обнюхал их. - Оченно возможно, хм. Но пока ничего не понятно.
  Он закрыл глаза и начал что-то шептать, морща лоб, будто говорил с кем. Марио стоял в сторонке и внимательно следил за ним. Барагозень в своем балахоне прятался в тени, как привидение.
  Клявзень еще немного пошептал, потом глаза открыл и молвит:
  - Мне нужны три цветка гусиного корня, чарку серебряной воды и лопату.
  Барагозень, шурша одеянием, удалился, не задав ни единого вопроса, зато много вопросов было у Марио:
  - А что это за гусиный корень такой? Он от чего помогает? А серебряная вода? Она сглаз снимает, да?
  Но колдун шикнул на него, и Марио умолк. Возвратился Барагозень, неся в одной руке требуемую чарку с серебряной водой и цветки гусиного корня, а в другой - лопату. Клявзень принял у него все это, цветки и чарку тут же передал Марио, а сам взял лопату и сказал:
  - Мы пойдем снаружи поищем следы сглаза, буде таковой имеется, с чем я еще не определился.
  И потащил Марио на улицу.
  Они опять вышли в темень, и теперь Марио не мог ухватиться за руку колдуна - у самого руки были заняты. Он старался на отстать и одновременно не расплескать воду из чарки.
  Аккуратно обходя могильные камни, они подобрались к заветному углу. Марио, сам того не замечая, громко пыхтел, до того старался хорошо исполнить порученное.
  - Постой пока, - велел ему колдун, а сам взялся простукивать угол.
  Простукивал он долго, Марио тем временем цветки рассматривал. Цветки как цветки, ничем не примечательные - крошечные, ярко-желтые, с лоснящимися, точно масляными, листьями. А потом - так, зачем-то, безо всякой причины под ноги глянул да вокруг, а тут этих цветков - бери не хочу. Марио поспешил поделиться своим открытием:
  - Господин колдун, господин колдун! Если нам вдруг этих трех цветков не хватит - тут их много!..
  Но Клявзень ничего на это не ответил - он взялся копать под углом яму. Марио вздохнул и молчал до тех пор, пока тот не вырыл яму глубиной в полчеренка.
  - Гляди вниз, - говорит колдун.
  Марио склонился над ямой.
  - Что видишь?
  От такого вопроса Марио растерялся. Что можно видеть в яме посреди ночи да еще когда капюшон на нос лезет? Все, пропали обещанные три прутика, решил он и сказал так, считай, наугад:
  - Да плавун там, наверное. Сыростью тянет.
  А Клявзень и говорит:
  - Верно. Тут и колдуном быть не надо, чтоб это заметить. Барагозень, скупая душа, на плотниках экономил, а хороший плотник с порога на глаз определил бы нелады, тут дел на час. Теперь вот на колдуна разоряется.
  - То есть как это? - Марио вспомнил, как он долго шептал, доски простукивал. - А для чего же тогда, позвольте, цветки? Вода?..
  - Кидай их сюда, - скомандовал Клявзень, - вот-вот, все три, кидай. И воду лей тоже.
  Марио послушно бросил в яму желтые цветки гусиного корня и выплеснул туда воду.
  - Это остановит плавун? - с надеждой спросил он.
  - Плавун остановит хороших размеров камень и водоотвод, - ответил Клявзень, - да пара ведер мелкого щебня, туда же высыпанного.
  Марио ничего не понял, но переспросить не успел - к ним чинно направлялся Барагозень, сам как мертвец в саване, Марио аж содрогнулся. Клявзень немедля склонился над ямой и принялся что-то нашептывать в сырую темень, отдающую заброшенным колодцем. Барагозень остановился поодаль, наблюдая за происходящим с некоторой опаской. Клявзень сперва шептал, потом тихо запел, совершая при этом пассы руками, точно гонял над ямой назойливых мух. Зрелище было впечатляющим, будто он с потусторонним миром разговаривал. Он произносил какие-то заковыристые слова и кидал вниз желтые цветки (которые срывал тут же, около себя), забрал у Марио пустую чарку и спровадил туда же. Потом поднял голову, огляделся, словно ища что бы еще похоронить в этой яме. Не нашел и поднялся с колен.
  - Ну все, Барагозень. Не будет угол больше падать. Собери плотников и вели им завтра с рассветом пойти по тропе вдоль к истоку Аамира, найти заговоренный камень с белым знаком, привезти сюда и в эту яму положить. Снизу и с боков присыпать речной галькой, а после - землей и притоптать. А мы свое дело сделали.
  
  Марио решился задать первый из мучивших его вопросов, когда они уже шли к дому и миновали Нитку.
  - А позвольте, господин учитель, поинтересоваться, не в обиде ли останется смотритель кладбища, когда угол заново обвалится?
  - А чего это он обвалится? - удивился Клявзень.
  - Ну как же... - Марио запнулся, не зная, как поудачнее сказать, что колдун смухлевал, - цветки эти да чаша... Про водоотвод вы же не сказали?
  - Что заметил - хвалю, - сказал ему Клявзень. - Но только не все ты заметил. То, что я цветки эти в яму покидал и воду вылил, ничего не стоит. Так, видимость одна. А для чего видимость? Колдуну не можно допустить, чтоб его репутация умалилась, а люди как видят наше ремесло? Вот пришел бы я к Барагозеню, глянул бы на угол вполглаза, велел бы камень под него положить да воду отвести и убрался бы восвояси. Какой толк? Никакого, кроме утраты уважения к колдовскому ремеслу. Нет, надобно напустить туману, пыли в глаза - и слава о тебе далеко пойдет.
  - Но угол-то! - не унимался Марио. - Угол-то как? Ведь все равно упадет и всю репутацию намертво придавит!
  - Э, нет, - возражает Клявзень, - разве я обманщик? Я свое дело знаю и делаю его хорошо, как всякий другой человек делает свое дело. Про камень я всю правду сказал... Вот, к слову, этот вполне подойдет.
  С этими словами он вытащил из кармана кусочек известняка и на валуне, что у тропинки лежал, нарисовал неровный круг, такой, чтоб заметно было. После нагнулся к нему и сказал что-то, по замшелому боку похлопал.
  - Я не шарлатан какой-нибудь и плавун тот заговорил честно и прочно и камень этот тоже, никакой водоотвод не понадобится. Тут заботы - два слова всего. Так что плату свою я отработал достойно.
  - И Барагозень ничего не понял? - теперь они спускались вниз, и Марио еле поспевал следом.
  - Барагозень как раз все понял наилучшим образом: колдун по его зову явился и беду сумел отвадить. Случись что - он не плотников, а меня опять позовет.
  Марио поежился - побывать еще раз на кладбище ему не хотелось. А шли они меж тем окраиной Солнечных Холмов, и Марио тихонько спросил, о своем вспомнив:
  - А что, господин учитель, если при луне пряжу прясть, станет нить серебряной?
  - Может, станет, а может, и нет, - неопределенно ответил колдун и более ничего не прибавил.
  - А еще вопрос, последний, можно?
  - Валяй, - отозвался Клявзень, хоть расспросы ему и надоели.
  - Так я заработал сегодня три прутика или нет?..
  
  
  Заработал Марио не три прутика, а целых четыре, и теперь на полке рядом с чучелом неизвестного животного лежало ну почти что полвеника. А это означало: еще чуть-чуть - и соберется целый и придется колдуну слово сдержать.
  Меж тем не мешало бы навестить Тина и Рема, узнать, что с ними сталось - три дня уже минуло. По обыкновению Марио собрался идти за Клявзенем, когда тот наладится к Лошадиному камню.
  Клявзень приоделся, полил себя душистой водой, взял любимую прогулочную палку - и за порог. А погода в этот день установилась для прогулки совсем неподходящая: западный ветер пригнал из-за гор темные низкие облака, из которых заморосил дождь. Никакой накидки у Марио не было, и он отправился в чем ходил - в лапоточках и стеганой куртке.
  Хоронясь за каждым кустом, он добрался до поляны и залег под рябиной, с этого места был обзор хороший. Выглянул Марио - все колдуны вокруг каменной столешницы сидят, и что удивительно, дождь на них не капает. Вокруг мокро, вон, Марио под деревом совсем отсырел, а колдуны сидят себе в сухости, точно над ними крыша невидимая имеется. Только Марио успел подивиться, как рядом шорох раздался, и являются его взору незабвенные Тин и Рем, еще с прошлого раза эту рябинку заприметившие.
  - Здорово, Марио, - степенно произнес Тин, тоже уже изрядно вымокший под дождем, и устроился слева от Марио.
  Марио поглядел вправо и не ошибся: из-за трухлявой коряги выполз на четвереньках белобрысый Рем и не менее степенно кивнул ему:
  - Здоров будь, Далин.
  - Здрастье вам, - отозвался Марио.
  По правде говоря, он не ожидал их тут увидеть. Сам-то не сразу решился за Клявзенем следом пойти, а эти уже тут как тут, додумались.
  А колдуны меж тем занялись привычным делом - взялись кидать кости и к беседе приступили.
  - Все ли спокойно в вотчине вашей, господин Ежень? - спрашивает большеухого колдуна большеносый Пиноксень, тряся кости в кулаке, - он всегда бросал первым.
  - Все в порядке, благодарю, - отвечал Ежень, но при этом на его челе рисовались такие усталость и озабоченность, словно он лично охранял эту самую вотчину и ни днем ни ночью не знал покоя.
  - Ежень живет на самой высокой горе, в буковой роще, - шепотом сообщил Тин. - Ничего место.
  - ...судя по тому, что перелетные птицы ни с того ни с сего с юга возвращаться начали, - продолжал Пиноксень, - и вожаки стай сообщали, что слышали клич с вершины гор, мы можем заключить: дела у вас, господин Ежень, весьма далеки от идеала.
  Рем тихонько хмыкнул - в ученики-то к Еженю поступил Тин. Тин нервно почесал ухо.
  - Ну, мы как раз изучали птичий язык, - неохотно поведал Ежень, - и отрок неудачно применил полученное знание. А кто не ошибается?
  - Конечно, не мне вас учить, господин Ежень, - продолжал Пиноксень, передавая кости Мухоморинсу, - но вам ведь известно, что в нашем ремесле ошибаться нельзя, каждая ошибка может привести к непоправимым последствиям.
  - Последствия уже устранены, - буркнул Ежень. - Я лично поговорил с каждым вожаком и объяснил ситуацию. Стаи вернулись на юг.
  Марио повернулся к Тину.
  - А что ты такого сказал птицам, что они взяли и прилетели? - спросил.
  - Вообще-то я хотел сказать им "доброго дня, что нового?", а получилось "летите сюда, здесь тепло и много еды".
  Рем опять хмыкнул.
  - А у вас, господин Сыроедень? - обратился Пиноксень к кривому колдуну. - Как продвигаются дела в ваших владениях?
  Сыроедень долго тряс кости, делая вид, что целиком поглощен этим занятием, потом с грохотом высыпал их на камень.
  - Да понемногу, благодарствую за заботу, - ответил он наконец.
  - То есть недавнее половодье в Чистом озере, что на окраине Заречья, не ваших рук дело?
  - Разумеется, не моих! - возмутился Сыроедень.
  - Я хотел сказать - поймите меня правильно, - Пиноксень слегка поклонился в его сторону, - не ваш ли это ученик сотворил?
  Теперь хмыкнул Тин, а Рем сморщился, точно наступил на ежа.
  - Не стану отрицать, мой, - вздохнул Сыроедень. - Слишком ретив отрок и к ученью ревностен, от недостатка терпения казусы и случаются.
  - Эй, Рем, - рыжеволосый Тин перегнулся через Марио, - чего это тебя в озеро понесло?
  - Да колдун сказал, что в нем рыбка какая-то чудная водится, не то золотая, не то еще какая... Любое желание, говорит, исполнить может.
  - Да? - заинтересовался Тин. - И что же?
  - Да ничего. Я ее выманить хотел, заклинание на рыбьем языке прочитал, а озеро из берегов вышло и вся рыба кверху брюхом повсплывала.
  Марио неодобрительно покачал головой - солидный урон Заречью, но в это время Сыроедень развеял его опасения:
  - Вода немедля была возвращена в прежние берега и рыба приведена в чувство и водворена на место.
  - Что ж, - Пиноксень почесал длинный нос, - выбора нет. Зато есть надежда, господа. Добрые вести слыхали мы об ученике господина Клявзеня. Сей ученик был взят на первое дело и вел себя достойно. Да, надежда есть.
  Марио Клявзенева лица не видел - тот к нему спиной сидел, но зато видел, как колдун приосанился от похвалы, хотя и не сказал ничего.
  - Как единодушно избранный глава нашего сообщества, - Пиноксень опять поклонился, теперь уже всем, - я постановляю: набраться терпения и ждать. Обучайте отроков, но не забывайте о своих прямых обязанностях. Грядет весна, и все надлежит подготовить к ее появлению. Вы, господин Ежень, проверьте еще раз, как зимуют звери и птицы, хватает ли корма, теплы ли их норы и гнезда. Вы, господин Мухоморинс, проследите, чтобы прошлогодняя трава своевременно уступила место новой, но без пала; чтоб на деревьях не осталось увядших и больных листьев. Вам, господин Сыроедень, думаю, нет нужды напоминать, что вода в озерах и реках должна быть чистой, и наказывайте ранних купальщиков, не то пойдут болезни. В вашем ведении, господин Клявзень, все нужды местных жителей, продолжайте за ними приглядывать. Ну а я как всегда буду осуществлять руководство и следить за светилами, - Пиноксень потер кончик носа и воздел глаза к небу, с которого на них по-прежнему не падало ни капли, тогда как вокруг - сколько угодно. - Где, кстати говоря, отроки-ученики в сей момент?
  - За книгами! - хором ответили Клявзень, Ежень и Сыроедень.
  - Тогда всего хорошего.
  Колдуны поклонились друг другу и разошлись в разные стороны - каждый в свою вотчину.
  Подождав немного, их ученики тихонько выбрались из укрытия и поглядели друг на друга. Им очень хотелось подойти к Лошадиному камню, но страх не пускал. Потому и переглядывались - кто решится? Наконец Тин взъерошил свою давно не стриженую шевелюру и сказал:
  - Вы как хотите, а я хоть одним глазком да гляну.
  - Домой надо, - возражает Марио, - не то колдуны возвратятся, а нас около книг нету!
  - Ничего, - отмахнулся Тин, - по короткой дороге опередим.
  И он на цыпочках стал подкрадываться к камню. Рем и Марио стояли, где стояли, и наблюдали издалека. Вот он прошел десять шагов, вот обогнул травяные холмики-сиденья, вот над камнем склонился... И вдруг как зашумят деревья, вороны как закаркают, с ними филины заухали, какие-то звери завыли.
  - Бежим! - сдавленно крикнул Рем, у него зубы от страха застучали - а ну колдуны возвратятся, что тогда будет?
  Тину и Марио повторять нужды не было, Марио вообще удирал впереди всех, не гляди что самый худой. Они так бежали до тех пор, пока шум и вой в лесу не стихли. Тогда остановились отдышаться и парой слов перекинуться.
  - Что это за место такое заговоренное? - еле вымолвил Рем. - У меня чуть сердце не выскочило от вороньего грая!
  Тин ответил ему, с трудом дух переводя:
  - Там... на камне этом... Он сам гладкий такой, точно отполированный, а на столешнице... все значки какие-то, значки... фигурки всякие...
  - Не надо было к нему ходить, - покачал головой Марио, утирая нос рукавом, - как бы худого не случилось.
  - Ничего не случится, - заверил его Тин, - Ежень вообще добрый, не гляди, что уши, как лопухи, у него звери и птицы с рук едят.
  - Да и Сыроедень вроде незлопамятный, - испуганно озираясь, добавил Рем. - Я один раз ему жабу принес со сломанной лапой, он ее вылечил.
  - А Клявзень, - Марио сделал свирепое лицо, - меня без прутика оставит!
  - Вот чудак человек! - подивился Тин. - Так это ж хорошо! Прутиком-то оно, известное дело, больновато, особенно моченым! Радуйся!
  - Да я не про то! - сердится Марио. - У нас с колдуном уговор: я у него учусь, прутики зарабатываю. Веник соберется - он меня отпустит.
  - Вот незадача! Так ты сам уйди, не спросясь! - говорит Рем.
  - Нельзя мне, - покачал головой Марио, - я дороги в Чайкин Мыс не знаю, а он показать обещался.
  - Да будто он один туда дорогу знает! - воскликнул Тин. - Ты кого хочешь спроси, всяк покажет! Вон, Орешкинс раз в полгода в Холодную Низину к родне ездит, он поможет!
  - Да? - сощурился Марио. - А тетка Хламера? А господин Хватень, начальник королевских охранников границ?
  Тин в раздумье почесал макушку. Что на это возразишь? С исчезновением Марио Хламера Шашер наняла гвардейцев для поимки и возвращения "сиротки в родной дом".
  - Н-да, тетка Химера особа лютая, она долго вопила, что спать спокойно не будет, пока тебя не сыщет. Тут подумать надо.
  - После подумаем, - перебил его Рем, - сейчас надо бежать за книжки садиться. Эх, ввязались мы! Алмазы делать так и не научились, а уйти теперь - страшно, вдруг отомстят колдуны?
  - За что же? - спрашивает Марио. - Мы ничего худого не делаем.
  - Ну, - задумался Рем, - скажут, что секреты их выпытали - и деру.
  - Да уж, секреты! - фыркнул Тин. - Никаких секретов и нет, видимость одна! Так что и выдавать нечего.
  И вдруг его осенило на очередную проказу, у него аж веснушки вспыхнули:
  - Слушай, Далин! - хлопнул он Марио по плечу, - мне тут подумалось...
  - После, Тин, после! - торопит его Рем. - Не то Сыроедень заставит меня все пруды в округе лопатой чистить!
  - Дело верное, не боись, - Тин заговорщицки ухмыльнулся. - Давайте нарядим Марио мертвяком и наведаемся к тетке Хламере - как будто бы призрак убиенного племянника к ней пожаловал.
  - Зачем это? Не собираюсь я к ней, даже мертвяком! - уперся Марио.
  - Дурья твоя голова! - Тин постучал пальцем по лбу. - Химера уверится, что ты умер и больше не станет тебя искать!
  Марио в восхищении уставился на рыжего Скрынника - как же он сам раньше не догадался? Ведь если тетка решит, что его нет уже на этом свете, тогда она отзовет гвардейцев Хватеня и они не будут рыскать по округе и в Кривом ущелье!
  - Ну как вам моя идея? - спросил Тин, довольный собой.
  - Прекрасная идея! - воскликнул Марио.
  - Бредовая идея, - буркнул Рем.
  - Значит, идем! - Тин подпрыгнул два раза на одной ножке. - Прямо сегодня, когда стемнеет!
  - Прямо завтра! - остудил его пыл Рем. - Сегодня за книжками сидеть надо.
  - Вот заладил - за книжками, за книжками! - рассердился Тин. - Сегодня поменьше посидим, завтра побольше, подумаешь!
  Рем насупился и промолчал, но Тин и сам пошел на попятную.
  - Ладно, завтра так завтра, - сдался. - Как стемнеет, у дороги против Вересеневой мельницы соберемся, в кустах.
  И вздохнул:
  - Эх, сегодня бы чем заняться!..
  - Придумай, чем от большеухого за невыученный урок откупаться будешь, - посоветовал Рем.
  
  Марио с великим трудом дождался, пока наступит завтра. Он все назначенное, как было велено, прочитал, пересказал, в хижине навел порядок, чтоб колдуну не к чему было придраться, все сделал, а колдун в назначенный час - сидит себе, с каким-то прибором возится и из хижины никуда не собирается. Как Марио сбежать? Скрыннику и Брюквинсу легче, они ночевать домой ходили, хоть по темноте и задворками, и вообще над наукой не каждый день корпели. Что ни говори, а свободы им вдвое больше привалило. Колдуны темной ночью пришли, их домашним сказались, что ребят в обучение берут, родители попричитали, а против колдовского слова не пойдешь. Да и куда деваться, если из школы господин Свиткинс мальчишек выгнал? А колдуны денег посулили и задаток оставили. И теперь Тин и Рем, если какую проказу надумывали, колдунам говорили, что дома дела, а дома сочиняли, что на учебу велено.
  Вот Марио сидел как на иголках, делал вид, будто картинки в книжке рассматривает, а сам на колдуна поглядывал - не собирается ли тот куда? Но Клявзень, по всей видимости, никуда не собирался, он повозился с прибором и зачем-то в сундук полез. Долго копался в нем, бормоча что-то под нос, достал книжицу, серую, незатертую. Марио думал, читать вслух велит, но колдун сам полистал ее, прямо на полу сидя, и обратно в сундук убрал.
  Кстати говоря, в сундук, под замок, он и кепочку ту чудодейственную упрятал. Марио совсем сник. Но вот уже ближе к ночи Клявзень отложил все дела и сказал:
  - Нынче пойду я по делам. Тебя с собой не беру, поелику опасно.
  Марио обрадовался, но постарался этого не показать.
  - Вернусь к утру, - добавил Клявзень.
  Он оделся потеплее, нахлобучил на голову шапку, палку взял, постоял в дверях, в задумчивости шевеля губами, - не забыл ли чего? Потом махнул Марио рукой, открыл пинком дверь (а по-другому она никак не открывалась) и с грохотом закрыл за собой.
  Марио как всегда пришлось лезть в окно.
  
  Как заяц, что убегает от собак, примчался он к Вересеневой мельнице - аж пыль по дороге завилась. Юркнул в придорожный куст, и оказалось, что Скрынника и Брюквинса еще нет. Марио уселся поудобнее и стал ждать.
  Ночь была лунной, посему дорога в деревню виднелась хорошо, и Марио все глядел, не идут ли Тин и Рем. Мельница мирно спала, только колесо поскрипывало да вода плескалась. Потом в Холмах залаяли собаки, лаяли долго, но не злобно, а будто бы разговор вели. Марио порядочно замерз и стал уже думать, что Скрынник с Брюквинсом проспали. Дорога по-прежнему была пустынна и прохладно серебрилась в лунном свете. Стараясь не задремать, Марио пялился на нее из кустов, как совенок из дупла, чувствуя, как ночной холод пробирается под одежду. Вдруг ему показалось - по дороге кто-то идет, но в следующий миг понял, что это тень от облака мелькнула.
  - Ну где эти рыжий с белобрысым? - осерчал Марио. - Дрыхнут небось, сурки зимние!
  - Это кто сурки зимние? - раздался слева приглушенный шепот.
  - Это кто дрыхнет? - раздался такой же справа.
  И появляются оба - рыжий Тин и белобрысый Рем, но в каком виде! Марио ошарашенно уставился на них во все глаза.
  На Тине был надет большой мешок из-под муки - как платье, до пят, и все лицо, волосы и руки поэтому белые были, в муке, он от нее чихал. А на макушке у него красовался зеленый чулок. Рем был наряжен в сестрину юбку, большую, пеструю, в которую он три раза завернулся. И на голове у него тоже был чулок, тоже зеленый.
  - Как тебе наш наряд? - спросил Тин, довольный произведенным впечатлением. - Нравится?
  - Ужас! - воскликнул Марио.
  - То-то же. Мы и тебе кое-что принесли.
  С этими словами Тин вытащил из травы узел и извлек из него вареную свеклу.
  - Это еще зачем? - удивился Марио.
  - Сейчас узнаешь.
  Тин и Рем встряхнули то, что было узлом, - это оказалась старая, но довольно белая простыня, в которую они его и замотали. Потом взяли свеклу и выкрасили Марио все лицо.
  - Слишком тебя рядить нет никакого резону, - объяснил по ходу дела Тин, - какой прок, если тетка тебя не узнает? Испугается только, да и все.
  - Надо, чтобы она тебя узнала и поверила, что ты умер, - пояснил Рем, отступая на шаг и окидывая созданный шедевр придирчивым взглядом мастера. - Разве он похож на мертвого, а, Тин?
  Тин поглядел на Марио, замотанного в белый балахон, с красным лицом, на котором отчетливее обычного выделялись разные глаза.
  - Сейчас будет похож, - заверил он приятеля. - Ну-ка, Далин, воздень очи к небу. Да нет, голову не поднимай, а наоборот, голова вниз, вот, а глаза вверх.
  Марио постарался в точности исполнить указание. Рем прыснул со смеху.
  - Так-так-так, уже почти похоже, - Тин обошел Марио кругом. - Теперь тихонечко завой, таким жалобным, что ли, голосом. Давай, Далин.
  - Зачем выть-то? - не выдержал Марио, которому надоело пялиться в небо, опуская при этом голову вниз.
  - Так надо. Вой давай.
  Марио завыл, как ему думалось, по-волчьи, а на самом деле - как помоечный кот, у которого отбирают кусок колбасы. На мельнице залаяла собака.
  - Сойдет, - похлопал его Рем по плечу, - на мертвяка вполне похоже.
  - Никогда не слыхал, чтоб мертвяки выли, - возразил Марио.
  - А много ты видел этих самых мертвяков? То-то и оно, - ответствовал Рем столь авторитетно, что можно было подумать, он видит этих самых мертвяков не меньше семерых за день.
  Марио спорить не стал.
  - Расстановка сил такова, - деловито сообщил Тин. - Мы выманим тетку Хламеру, а ты, Далин, появишься в поле ее зрения.
  - И это все? - спросил Марио после паузы.
  - А чего тебе еще? - удивился Тин.
  - Да нет, ничего, - ответил Марио, хотя надеялся услышать подробный план проникновения в шашеровские владения мимо дворника Мятлика, план выманивания тетки Хламеры, и самое главное - план эвакуации на случай: успешного завершения дела, не очень успешного завершения дела и безоговорочно провального. Ничего этого он не услышал и решил, что его посвятят в тонкости прямо на месте.
  
  В действительности оказалось, что тонкостей никаких нет, точнее, их было хоть отбавляй, но никто их и не собирался предусматривать.
  Для начала - к удивлению Марио - они не стали прятаться и пошли прямо по деревне, только Тин и Рем зеленые чулки на лицо спустили, чтобы их не узнали. Узнавать-то, правда, было некому - все давно спали, а собаки, увидев их, разбегались по подворотням.
  - Видели? - говорил Тин, когда очередная дворняга, грохоча цепью, забивалась в конуру. - Боятся!
  Еще бы им не бояться, да они за всю свою жизнь не встречали столь несуразно одетых людей, потому и связываться не хотели.
  - Эх, нам бы сейчас коней, - мечтательно проговорил Рем, - и рысью вдоль деревни, вихрем! Вот бы все забоялись!
  - А то! - подтвердил Тин.
  Наконец они добрались до дома госпожи Хламеры Шашер. Точнее, добрались пока до сада.
  - Ну, что теперь? - спросил Марио, он запыхался и вспотел, в балахоне не очень-то удобно было шагать.
  - Пойдем через сад, - скомандовал Тин.
  - А Мятлик? - не унимался Марио. - У него две собаки и плетка.
  - Чудак человек! - воскликнул Тин. - Завидев нас, собаки разбегутся, а Мятлик забудет, где плетку потерял!
  Марио очень сомневался, что шашеровские волкодавы от их вида побегут, но все же полез за Тином и Ремом через забор, надеясь, что собаки сейчас где-нибудь в другом конце сада. Надежды его были напрасны.
  Едва они спрыгнули на другую сторону, как совсем недалеко, можно даже сказать, близко, послышалось злобное рычание.
  - Рем! - громким шепотом затараторил Тин. - Ты беги туда, к пруду, и отвлекай собак на себя, а мы прорвемся к дому! - и чихнул.
  Из темноты донесся приближающийся дробный топот.
  - Давай!
  Рем даже не успел сообразить, во что ввязывается, он подхватил полы пестрой юбки и ринулся в противоположную часть сада - к пруду, откуда брали воду для поливки. Марио замешкался, но Тин схватил его за руку и потащил к белеющему среди деревьев дому.
  Запыхавшись, они выскочили к фонтану, вода в котором весело журчала и переливалась в лунном свете хрусталем.
  - Так! Э-э... куда? - Тин заметался по двору. - Где Химерины окна?
  - Не знаю, - растерялся Марио.
  - Как это не знаешь?! - набросился на него Тин. - Ты же здесь жил!
  - Я не здесь жил, - возразил Марио, - а на кухне.
  - Ладно, хорошо... так-так-так, - вертясь на месте как волчок Тин быстро соображал. - А где окна Тибля, знаешь?
  - Знаю, только с огорода.
  - Показывай!
  Марио с готовностью повел Тина в огород, где полол грядки, разве мог он забыть окна, в которые кидался луковицами?.. Далеко в саду раздался немного удивленный лай, впрочем, быстро сменившийся обычным, злобным.
  - Быстрее! - торопил Тин. - Какое окно?
  - Да вон то, с зеленым растением на подоконнике.
  - Так, - Тин еще раз оглядел Марио, поправил балахон, - становись сюда, между укропом и сельдереем. Как глаза закатывать, помнишь? А выть?
  Марио продемонстрировал свое умение. Тин удовлетворенно кивнул.
  - Начнешь по моей команде. Понял?
  Марио кивнул.
  Тин ловко и бесшумно пробрался под окно, на котором красовался не то кактус, не то фикус, как кошка, уцепился за подоконник и подтянулся. Марио стоял в белом балахоне посреди грядок и не шевелился. Тин тихонько и как бы таинственно постучал в окно. Подождал немного, осторожно заглянул в него и еще раз постучал.
  - Начинай завывать! - шепотом крикнул он Марио. - Сначала тихо, а потом громче! Да не забывай вверх смотреть!..
  Марио послушно закатил глаза и начал, как ему казалось, печально подвывать, а для пущего эффекта еще и раскачиваться взялся. Тин показал ему большой палец, что означало "молодец", и снова постучал в окошко.
  - Да что же, все спят что ли? - пробормотал он и подтянулся, чтобы еще раз заглянуть внутрь.
  В этот момент окошко распахнулось и треснуло Тина по лбу, Тин сверзился вниз, а на улицу выглянула зевающая во весь рот горничная Мела.
  - Ты же завтра обещался прийти, - сонным голосом промямлила она, решив, что к ней кавалер пожаловал.
  Под окном раздалось "апчхи!". Горничная Мела так и осталась с открытым ртом. Сначала она увидела в огороде нечто - в белом балахоне, с окровавленным лицом, это нечто, выгнув шею, таращилось белками куда-то вверх, раскачивалось из стороны в сторону и выло, как самый настоящий оборотень. А внизу, под окном, кряхтя, вставал на ноги и тер лоб самый что ни на есть преисподник - в рубище и с зеленой мордой. Мела завизжала так, что ей позавидовала бы любая пожарная сирена, она визжала, не переставая, на одной ноте, Тин даже уши заткнул, а Марио заметался по огороду, с перепугу не соображая, куда бежать. На один миг Мела перевела дыхание, чтобы издать очередной нескончаемый визг, и Тин с размаху захлопнул окно. Но тут уже проснулся весь дом, зажглись огни, загремели засовы, послышались голоса, ругань, какой-то лязг - не то ножей, не то лопат.
  - Бежим, Далин! - крикнул Тин и ринулся прочь с огорода.
  Путей отступления они, конечно, не знали, а потому попали сначала на задний двор, к коровнику, потом к помойке, потом выскочили в сад, где Марио, улепетывая, столкнулся нос к носу с Печкинсом.
  Они врезались друг в друга, и Марио, как мячик, отлетел в сторону. Тин где-то заплутал. Путаясь в балахоне, Марио кое-как поднялся, а над ним уже возвышается Печкинс, и в руках у него дубина.
  - А ну, нечистая сила!.. - загремел он и вдруг осекся. - Марио! Зверок! Ты ли это?..
  Марио стащил с себя балахон, быстро собрал его в кучу да в кусты кинул.
  - Я это, дяденька Печкинс, я. А где Мятлик?
  - Я за него нынче обретаюсь, захворал Мятлик... Какая проказа тебя сюда занесла?!
  Марио ответить не успел, со стороны дома уже бежали с фонарями.
  - Давай, живо, прыгай через забор! - Печкинс подхватил Марио и легко поднял наверх. - Я не скажу, что ты был здесь.
  - Спасибо, дяденька Печкинс, что вы такой добрый! - ответил Марио, упал на другую сторону и задал стрекача не хуже зайца.
  Печкинс только головой покачал. Жив зверок, оказывается! На сердце у него потеплело, точно не ночь кругом, а белый день, не зима, а лето красное. И он бодро заголосил:
  - Ко мне, Кусака, ко мне, Босый! Ату, собачки, хватайте разбойников!..
  И пошел себе в другую сторону, посмеиваясь.
  
   В хижину колдуна Марио примчался на рассвете и только успел скинуть одежду и юркнуть под одеяло, как возвратился Клявзень.
  Возвратился он весьма довольный, потому как удалось деньжат заработать, он принес всякой еды и тихонько собирал на стол, стараясь не разбудить ученика. Потом, когда рассвело, подошел на цыпочках к постели у очага и наклонился:
  - Эй, Марио Далин! Негоже спать так долго, пора и честь знать!
  Марио сделал вид, как будто только что проснулся и потянулся. Увидев выражение лица колдуна, застыл. Клявзень глядел на него, вытаращив глаза, и вот-вот собирался сказать "чур меня!", если б сам не был колдуном. А потом как заорет:
  - Ты что с собой сделал, паршивец?! Опять заклинания городил?!
  Марио сиганул под одеяло.
  - Какие заклинания? - пискнул оттуда.
  - Я запрещал! Запрещал! - колдун вытряхивал его наружу, думается, с намерением выпороть, а Марио, барахтаясь, нипочем не хотел вылезать на свет. - Говори! Говори, все прутья поломаю-повыкину!
  Он метнулся к полке, Марио вскочил и заверещал:
  - Не надо, не надо! Я ничего не сделал! Никакие заклинания не читал!!!
  - Тогда откуда это? - Клявзень содрал со стены мутное зеркальце и сунул ему под нос.
  На Марио смотрели округлившиеся чумовые глаза на ядовито-красном лице, точно с этого лица кожу сняли.
  - Это свекла! Свекла! - завопил Марио, видя, что Клявзень уже собирается прутики в очаг кидать. - Вот, смотрите!
  Он подбежал к умывальнику, намылил щеки и смыл почти всю краску.
  - Это мы ходили тетку Хламеру пугать, и никаких книжек я не трогал!
  Клявзень, держа пучок драгоценных прутьев над очагом, спросил ледяным голосом:
  - Зачем, позволь узнать, вам это понадобилось?
  Марио всхлипнул, представив, сколько времени уйдет, чтобы заработать прутики заново.
  - Мы думали, она поверит, что я умер, и отзовет охранников границ от моих поисков, - сказал он и заплакал.
  Клявзень долго глядел на него, не меняясь в лице и не утешая, просто смотрел, и все. Потом спросил:
  - Мы - это, вестимо, ты, Тин Скрынник и Рем Брюквинс?
  Марио кивнул и еле слышно произнес:
  - Тогда я смогу вернуться домой.
  Клявзень посмотрел на него, потом на свою руку, что держала над очагом прутики. Пошел к полке, вернул прутики на место.
  - Собирайся, - сказал. - Идем.
  - Куда? - обмер Марио.
  - К тетке твоей.
  - Нет! - закричал Марио.
  И добавил спокойнее:
  - К ней я не вернусь.
  А колдун ему ответил так же спокойно:
  - Я тебя там и не оставлю.
  
  Среди бела дня, через всю деревню, на глазах у всех Клявзень шел по дороге и вел за руку Марио, у которого даже повязки на глазах не было.
  - Смотри прямо, - велел он ему. - Ты со мной, и тебя никто не тронет. Если будешь смотреть прямо, то тебя и без меня никто не тронет.
  Марио поднял голову и тотчас натолкнулся на множество взглядов - испуганных, любопытных, злобных - и сердце у него заколотилось. Женщины с ведрами у колодца, у плетней; мужчины возле пекарни, гвардейцы у сигнального колокола - это не были деревенские мальчишки, которым что ни дело - все забава. Нет, это были взрослые, способные убить из-за страха, ненависти или выгоды, и Марио понял, что они непременно убили бы его, если б не колдун. Они боялись колдуна, а потому молчали и не двигались с места, только глядели.
  - Вот теперь ты для них умер, - сказал Клявзень. - Они знают, что ты в учениках колдуна, и больше никто не станет тебя искать.
  Когда они шли мимо гвардейской, господин Хватень самолично появился на крыльце - в своем красивом плаще поверх богатого мундира. Высокомерно подняв седую голову, он проводил их пронзительным взглядом, явно жалея, что в свое время не разглядел в мальчишке ведьменыша и не отправил его на Невольничий остров. Марио ждал, что он сейчас отдаст приказ схватить его, ведь он сам почти пришел к ним в руки! Но приказа не последовало, и они пошли дальше.
  - Ты видел, сколько у них оружия? - говорит колдун. - Однако же на нас они не напали. Знаешь, почему?
  - Почему? - спросил Марио.
  - Потому что слово сильнее любого оружия.
  - Но как такое может быть? Есть волшебное заклинание, которое стрелу может отвести или меч? Или щитом укрыть?
  - Заклинания всякие есть.
  - И даже от смерти? Вы можете сказать заклинание, и никакая сталь вас не возьмет, ни днем, ни ночью? Можно даже бессмертным стать? - зачастил Марио.
  - Не говори ерунды. Колдуна можно убить, как и всякого другого человека.
  - А-а, - разочарованно протянул Марио, - я-то думал...
  - Думал он! - фыркнул колдун. - Знаешь, в чем сила?
  - В чем?
  - В том, что меня могут убить, но я никого убивать не стану.
  - Какая же это сила?! - воскликнул Марио, но Клявзень ничего ответить не успел, потому что они уже пришли к дому Хламеры Шашер.
  Широкие ворота, замыкающие березовую аллею, были распахнуты настежь - с овощесушильни вывозили собранный урожай на продажу. От дома отъезжали груженые телеги, сновали грузчики и конюхи, на крыльце стояла тетка Хламера и зычным голосом отдавала распоряжения, а ее попробуй-ка ослушайся! Посему работа кипела, и вначале никто не обратил внимания на Клявзеня и Марио, идущих к дому. Потом их заметил один, другой, третий, и меж людей пронесся полувозглас-полувздох, волной от ворот к крыльцу, невнятное "колдун! колдун пришел!..". Прекратилась, замерла суета, люди остановились, расступились, дали дорогу, повисла тишина, стало слышно, как журчит фонтан и лошади фыркают, переступают на месте и позвякивают удилами.
  Клявзень, ведя за руку Марио, подошел к самому крыльцу. Марио решился поднять голову. Мелькнуло и пропало перепуганное лицо горничной Мелы, у двери топталась экономка Пляса, ей тоже до смерти хотелось сбежать, но не смогла, побоялась хозяйского гнева. С кухни прибежали Параса и Мятлик, но близко не подошли, остановились в отдалении, гадая, что будет. А на крыльце, в накрахмаленном чепце и белоснежном переднике, прямая, чопорная, стояла госпожа Хламера Шашер. Лишь несколько мгновений на ее лице отражалось смятение, потом оно исчезло, уступив место ледяному высокомерию. И голос ее был так же холоден, когда она сказала:
  - Полагаю, господин Клявзень, вы явились в этот дом, дабы возвратить мне сбежавшего племянника?
  Посреди всеобщей тишины Клявзень ответил ей, и не менее холодно:
  - Поверьте, госпожа Шашер, и не собираюсь. Ваш племянник жив и здоров именно по той причине, что сумел покинуть этот дом.
  К чести тетушки Хламеры следует заметить, что она хоть и боялась, как и все, но не отступила, не могла отступить, как королева в своем королевстве, посреди подданных.
  - Тогда что же привело вас сюда? - спросила она, поджав губы.
  - Я пришел сказать, что ваш племянник, о благополучии которого вы так радели, отныне в моих учениках и сюда более не вернется.
  Он обернулся и спросил громко:
  - Все слыхали, что я сказал?
  Ответом ему было молчание, да колдуну и не требовалось ответа.
  - Я забираю Марио Далина с собой, - сказал Клявзень, не отпуская руки мальчика.
  - Вы забрали мою сестру и погубили ее, - прошипела тетка Хламера, у которой злоба смогла вытеснить страх, - хотите забрать ее сына и также погубить?
  На что Клявзень ей ответил:
  - Если вы попытаетесь искать его и вернуть обратно, я от вашего дома камня на камне не оставлю и от всех Холмов тоже. Марио, хочешь что-нибудь сказать тетушке на прощание? Нет?
  Марио помотал головой.
  - Ну, тогда бывайте, люди добрые.
  И потянул Марио к воротам. Тот послушно зашагал рядом, но не выдержал, обернулся. Он не тетку искал глазами, нет, - Печкинса, увидел его около телеги, груженой капустой. Печкинс смотрел на него со смешанным чувством ужаса и жалости, поистине - как на мертвяка. Больше они никогда не виделись. Тетка Хламера в этот же день заказала в ближайшем храме заупокойную.
  
  После этого Марио, считай, два дня ничего не ел. Клявзень силком не заставлял и на ученье не напирал, ждал, когда оклемается мальчишка. В лес его отпускал, работой не неволил и даже прутиков не отобрал. И все же как ни избегал он разговоров, Марио спросил:
  - Правда ли то, что тетка Хламера про мою мать сказала? Что забрали вы ее, как меня, и тем сгубили?
  Они как раз спать собирались, Клявзень уже лучину гасить хотел. Он поглядел на него, лучину загасил, остались только неясные блики от угольев, что мерцали в очаге.
  - Нет, - ответил, - неправда. Это тетка твоя сказала сгоряча да еще потому, что много у нее к нам злобы.
  - Тогда как же по-настоящему было? - Марио закутался в одеяло и придвинулся поближе к очагу.
  - А по-настоящему, - Клявзень помолчал в задумчивости, - никто Валиану в Ясеневый лес не звал, сама пришла.
  - Разве был в ней какой-нибудь изъян? - спросил Марио.
  - С чего ты взял? - удивился колдун.
  - Ну вы же в ученики берете с изъянами и уродствами, - взялся объяснять Марио, - вот у меня - глаза разные, это самый что ни на есть изъян. У вас глаза одинаковые, но такие черные, что оторопь берет. Остальные колдуны - вы уж не серчайте, простите, но видел я их - у них такие уродства, что за версту мимо обходить надо, только б не встречаться. А что Тин и Рем без ничего, обыкновенные - вы уж меня еще раз извините, но я знаю, чем их колдуны приманили. Стало быть, правду говорят, что мать моя была страшная, а от вас красоту получила?
  - Та-ак, - протянул колдун, выслушав Марио, - наш пострел везде поспел что ли? Догадываюсь, как прознал ты про наши дела, давно уже догадываюсь, все ждал, когда признаешься. Ну вот, дождался. А про Валиану, матушку твою, ты, значит, много худого наслушался. Да, был в ней изъян. Знаешь, какой?
  - Старухи в деревне говорили, что она не то горбатой была, не то хромой, не то все вместе, - пробурчал Марио.
  - Нет, малец, - произнес Клявзень с торжеством, - единственный изъян твоей матушки - ее красота. Такая красота, которую никаким колдовством не приобретешь, хоть какую цену заплати. Такая красота ей была дарована - от рожденья, между прочим, - что все остальные в ее лике свои уродства, как в зеркале, видели. За то и невзлюбили, а первая и жесточе всех - Хламера, старшая сестра. Жизни не давала, от людей прятала, ведь все женихи на кого глядели? На Валиану. А Хламеру и не замечали вовсе. Вот матушка твоя и пришла к нам, и к слову сказать, способности к колдовскому делу у нее великие были, да вот только ясень ей роковым стал...
  - Это мой отец, да?
  - Ясеневый лес, Ясень Далин - все одна судьба, - пробормотал, колдун, о своем думая. - Подрастешь - поймешь.
  Марио насупился. Он не любил, когда ему так говорили.
  - Я и так уже подрос, - ответил сердито.
  - Да неужто? - развеселился колдун. - А ну-ка скажи, коль много знаешь, на каком языке мы сейчас говорили?
  - На каком, на каком? На заморском! Это все знают, даже распоследние неучи.
  - Ишь ты! Ну-ну. А на каком языке во времена короля Поришона говорили жители Заморья и далекого государства, откуда приплыл герой Синвер?
  - Койне! - не моргнув глазом, выпалил Марио - не зря ведь книжки читал.
  - Верно, молодец. Вот еще немного грамоте поучишься - начнем с тобой заклинания осваивать. Но не ранее! Поскольку неграмотный колдун хуже разбойника.
  - А можно еще спросить, господин Клявзень? - Марио спать совсем не хотелось, тогда как колдун уже вовсю зевал.
  - Ну давай, только последний.
  - А что же получается, из людей, у которых всякие разные изъяны, лучше всего колдуны выходят?
  Клявзень вздохнул.
  - Ну и каша у тебя в голове, Марио Далин, - покачал головой, - прямо не знаю, что с ней делать. Дались тебе эти изъяны!..
  - Ну как же, вот Сыроедень или Ежень, у одного лицо скособоченное, у другого уши, прямо скажем, великие... Значит, тех, кого награждают уродствами, еще и колдовством награждают?
  Клявзень хмыкнул.
  - И значит... - от внезапной догадки Марио даже подскочил, - у Тина от ученья скоро покосится лицо, а у Рема вырастут огромные уши!
  Колдун молчал.
  - А у меня, - не унимался Марио, - оба глаза, выходит, черными сделаются, вот это да! Господин Клявзень, а господин Клявзень!..
  Но колдун и на это ничего не ответил - он уже спал. А через три дня Марио как раз представился случай познакомиться со всеми колдунами.
  
  Началось все опять-таки со встречи с Тином Скрынником и Ремом Брюквинсом. Марио уже привык, что каждый раз, считай, случается какая-нибудь история, стоит Тину и Рему появиться на горизонте. Этот день исключением не стал.
  Марио был отправлен колдуном собирать травки, нарисованные в "Лечительном гербарии" отца Сняка, служителя храма Мароши - покровительницы врачевания и врачевателей. Он ходил с мешком по Ясеневому лесу, но насобирал пока мало, хотя день уже за половину перевалил. Уставший, присел под деревом отдохнуть. Обычно в колдовской лес никто не забредал, разве что по ошибке, а тут Марио слышит - голоса. Веселые, беззаботные, какое-то дело обсуждают. Марио вздохнул: еще издалека он признал звонкий ломающийся голос Тина и низкий хрипловатый - Рема. И точно, через минуту появляются, увидели Марио, подошли.
  - Здорово, Далин, - говорят. - Какими судьбами?
  - И вам здрасьте, - ответил Марио. - Да вот, травки собираю всякие. А вы куда путь держите?
  - Да вот идем навестить Свиткинса с Занавесником, - усмехается Тин.
  - Зачем это? - насторожился Марио. - Иль колдуны велели?
  - Колдуны ничего не знают, мы самовольно, - подмигнул Рем.
  Они перекинулись еще несколькими словами и разошлись, Марио домой, Тин и Рем - в Холмы. Марио явился аккурат к ужину, Клявзень как раз крапивные щи по чашкам разливал. Быстро умывшись, Марио сел за стол.
  - Ну, как травки? - спросил колдун. - Много нашел?
  - С двух полезных деревьев - всяких цветков и листьев, - сообщил Марио, стараясь не очень показать, что ждет прибавки прутика за это дело.
  - Маловато, - заметил Клявзень. - Еще что интересного?
  - Скрынника и Брюквинса встретил, - сообщил Марио, едой занявшись, а думая про прутики.
  - Вот как? - в голосе Клявзеня послышалась озабоченность. - И куда же направлялись беззаботные отроки?
  Спросил как бы между прочим, прихлебывая крапивные щи, - на сахарной косточке щи получились наваристые, сытные, колдун без них, думается, и жить не мог.
  - Да в школу господина Свиткинса, - простодушно ответил Марио, не замечая, что чужие секреты выдает.
  - По какому такому делу? - спросил колдун, от каравая кусок отламывая.
  - Да про соль что-то говорили.
  - Про соль? - колдун перестал жевать и уставился на ученика.
  - Ну да. Чего-то они там солить собирались...
  От грохота ложки, брошенной на стол, Марио подскочил. С колдуном произошла разительная перемена: лицо его, заросшее всегдашней щетиной, исказилось невиданной свирепостью, глаза засверкали, метая молнии, ноздри начали гневно раздуваться - словом, он сильно негодовал. Марио даже спросить не успел, что его так разозлило, а колдун уже вскочил, метнулся к полке, схватил один из своих приборов и со словами "на этот раз я им покажу" выскочил за дверь.
  - Постойте! Погодите! - в ужасе заверещал Марио и бросился за ним, представив воочию, как при помощи этого загадочного прибора Тин и Рем превращаются сначала в песок, а потом в пыль. И он был не так уж далек от истины, между прочим.
  Над лесом полыхал закат, такой же яростный, как колдун Клявзень, который шагал широким стремительным шагом вниз, в Холмы. Марио некоторое время с криками бежал за ним, потом отстал.
  Запыхавшийся, весь в слезах, он остановился, огляделся и понял, что заплутал. Лес вокруг был нехоженым, незнакомым. Птицы молчали. Деревья застыли. Может, спали, а может, просто говорить не хотели. Марио позвал, сперва тихо:
  - Господин учитель!
  Его голос едва достиг нижних ветвей.
  - Господин учитель! - позвал он громче.
  Деревья даже не пошевелились. Марио заорал что есть мочи:
  - Господин Клявзень! Господин учитель!..
  Деревья вздрогнули, трепыхнулись листья и заговорили человеческим голосом:
  - Ты чего орешь как резаный?
  Марио задрал голову, вглядываясь в зеленое переплетенье сучьев и ветвей, и произнес, заикаясь:
  - Я п-потерялся. Подскажите, п-пожалуйста, д-дорогу.
  - Дорогу куда? - спросили деревья.
  - К х-хижине господина К-клявзеня, к-колдуна.
  - Понятно. Да не смотри вверх, я за твоей спиной стою.
  Марио вздрогнул и обернулся. Около дерева сидела собака, та самая, черная с белыми ушами, и внимательно глядела на него.
  - Э-э... прошу прощения, - начал Марио, он никогда не встречался с собаками, которые умеют говорить, и потому растерялся.
  - Ты снова не туда смотришь, Марио Далин, - услыхал Марио, но говорила не собака.
  Возле кустов стоял невысокий человек, только теперь Марио заметил его: обыкновенный, одетый как все, кто жил по эту сторону Лескинских Возвышенностей, в холщовые штаны, вышитую рубаху, подпоясанную широким кушаком, на ногах полосатые гетры и мягкие башмаки, на голове высокая шапка, из шерсти свалянная. Человек как человек, лицо непримечательное, да только глаза удивительным образом смотрели в разные стороны, как у хамелеона. Марио признал колдуна Мухоморинса, того, что отвечал за деревья и травы.
  - Ты как сюда попал? - спросил Мухоморинс, а сам глядит не то на дубок, что слева от него к солнцу тянется, не то себе под ноги.
  - Я господина Клявзеня догнать хотел, чтоб попросить его не испытывать тот прибор на Тине и Реме, я бежал-бежал следом и сам не знаю, как здесь очутился, - торопливо рассказал Марио.
  - Какой такой прибор? - сощурился Мухоморинс и весь как-то подобрался. - Как называется?
  - Я не знаю, господин Клявзень про него не рассказывает. Прибор блестящий такой, на колесо от телеги похожий, только маленькое...
  Косой колдун издал возглас, похожий на "аргх", стремительно обернулся вокруг себя и топнул ногой в полосатой гетре.
  - Куда Клявзень направился? - в крайнем нетерпении воскликнул он, глядя куда-то вверх.
  - В Солнечные Холмы, - перепугался Марио.
  Мухоморинс надвинул шапку покрепче на уши и быстрым шагом посеменил, почти побежал в указанном направлении. Собака с ним не пошла, она незаметно исчезла, так же как и появилась. Марио одно мгновение глядел колдуну вслед, а потом бросился догонять.
  - Господин Мухоморинс! Погодите!..
  Косой колдун был повыше Клявзеня, потому Марио, хоть и не смог его догнать, все же видел мелькающую среди деревьев вышитую рубаху. Причем удивительно: там, где то шагал, то бежал Мухоморинс, деревья и кусты как-то незаметно в стороны расступались, а за его спиной обратно смыкались стеной, так что Марио приходилось то и дело уворачиваться, чтобы не стукнуться лбом в какую-нибудь березу.
  Как дикий козленок, Марио мчался по лесу, перепрыгивая из одного солнечного пятна, что пробивалось сквозь крону, в другое.
  Потом они выбежали из леса - Мухоморинс впереди, Марио следом - прямо на дорогу, что вела мимо мельницы в Солнечные Холмы, по этой дороге Марио приехал из Холодной Низины в Теплый Край. На мельнице, как всегда, кипела работа: шумно крутилось могучее колесо, скрежетали жернова, во дворе суетился народ - нагружали и разгружали телеги, носили мешки. Марио в ужасе подумал, что его узнают, поймают и сдадут тетке Хламере или господину Хватеню, и замешкался. Мухоморинс же даже шага не замедлил, и на него обратили внимания не больше, чем на лошадь, что тащила по дороге воз с зерном. Тогда Марио решился и припустил вслед за колдуном и тоже не был замечен вовсе. К тому же на уме у него было только одно: что там со Скрынником и Брюквинсом и живы ли они еще.
  А с Тином и Ремом было вот что.
  Натерпевшись в школе от Свиткинса с Занавесником, они разработали план, как бы им насолить. Зная пристрастие Свиткинса к хорошему табаку и жадность Занавесника, который чужим табачком запастись был не прочь, они составили собственную колдовскую смесь, использовав все имеющиеся на тот момент соответствующие знания. Взяли немного белены и болиголова, добавили размельченных волчьих ягод и сушеных муравьев, подержали все это над дымом от горящего лошадиного помета и сдобрили картофельной мукой. Они собирались проникнуть незаметно в Свиткинсов сундук, в котором хранились запасы табака, и высыпать туда приготовленную смесь. По их расчетам, Свиткинса и Занавесника, самое большее, должно было скрутить в бараний рог, а самое меньшее - их должен был хотя бы пробрать понос.
  Где стоит сундук и как он открывается, они знали: сами не раз видели, как Занавесник потихоньку отсыпает табачок себе в карман, а открывает сундук специальным словом-ключом. Слово это было конечно же "Туфлень" - имя прославленного выпускника. А раз ключ у них был, то подсыпать снадобье в табак казалось им делом чрезвычайно простым. Что они и сделали. А вот что из этого вышло, увидели и услыхали все Солнечные Холмы, да и в Заречье кое-кто тоже.
  Марио, значит, из последних сил поспевал за Мухоморинсом, благо школа целительства и врачевания находилась недалеко от мельницы, на холме. Глазастый, он еще издалека увидел Клявзеня, тот стоял перед школьной дверью и барабанил в нее кулаками. Потом вдруг отскочил, развернулся и ринулся вниз с холма. По пути схватил запыхавшегося Мухоморинса, что из последних сил ковылял наверх, и повалил его на землю. Марио как раз поравнялся с ними, когда сверху донесся оглушительный грохот и в небо повалили клубы черного дыма. Клявзень и Мухоморинс подняли головы, переглянулись и тихонько, не высовываясь, поползли на холм. Марио за ними.
  На том месте, где стояла школа господина Свиткинса, зияло пепелище. На этом пепелище друг напротив друга сидели сам господин Свиткинс и господин Занавесник - у обоих волосы дыбом, лица в саже, вместо одежды дымящиеся лохмотья, и у каждого в зубах трубка зажата. Пребывая в глубоком шоке, они не заметили ни Клявзеня, ни Мухоморинса, которые подошли заглянуть в тот самый злополучный сундук, единственный уцелевший из всей мебели, из него теперь валил черный дым.
  Клявзень был зол, чего совершенно не скрывал, он рвал, метал и ругался. Мухоморинс пытался его успокоить, но у него не очень-то получалось. Марио приблизиться не рискнул, боясь попасть под горячую руку, и наблюдал за происходящим стоя поодаль.
  - Эти двое - бедствие для Солнечных Холмов! - ругался Клявзень. - Порушу! Сгною! Камня на камне не оставлю!..
  Марио рад был бы думать, что это он про Свиткинса с Занавесником, но что-то ему подсказывало - они на сей раз ни при чем.
  - Успокойся, Клявзень, остынь, - увещевал его Мухоморинс. - Никакой беды не случилось...
  - Не случилось?! - яростно возопил Клявзень. - А это что, по-твоему? Не беда?!
  И он ткнул пальцем в пепелище, которое теперь не чадило, но тихо курилось (чадил только сундук) и на котором продолжали сидеть, не шевелясь, погорельцы Свиткинс с Занавесником.
  - С этой бедой мы управимся, - продолжал втолковывать Мухоморинс, держась за грудь - сердце после долгого бега еще не успокоилось.
  - С этой бедой мы управимся не раньше вечера, - проскрежетал Клявзень. - Но ты прав. В другом наша беда, и ее надо избывать. Но как? Как я могу исполнять свои обязанности, когда эти двое - лихо в наших краях?..
  И добавил, поглядев вниз, на дорогу:
  - Принесла нелегкая...
  Марио обернулся. Со всей деревни к школе, вернее, к тому, что от нее осталось, бежали люди, привлеченные зрелищем плывущих по небу клубов черного дыма, бежали кто с ведром, кто с багром, кто просто так, поглазеть.
  - Пошли отсюда, Клявзень, - Мухоморинс одним глазом глядел на дорогу, а другим на пепелище. - Завтра починим. Думаю, пора совет собирать.
  Клявзень отыскал среди обугленных обломков портрет Мурка Туфленя, прожженный в нескольких местах, закопченный, обтер рукавом и взял под мышку.
  - А с этими что? - кивнул на Свиткинса с Занавесником, безучастно взирающих на останки школы.
  - Ничего, пусть посидят, - махнул рукой Мухоморинс. - На свежем воздухе полезно. И знаешь что, Клявзень? Мне нисколько не жалко эту школу.
  И поморщился - сердце все еще побаливало.
  - Ладно, пошли, - Клявзень взял его под левое плечо.
  - Эй, Марио!
  Марио с опаской приблизился.
  - Помоги.
  Тот с готовностью нырнул Мухоморинсу под правую руку.
  - Ну что вы, право, - слабо запротестовал Мухоморинс, - не стоит беспокоиться!..
  - Давай-давай, пошли, - мягко подтолкнул его Клявзень. - Тебе, чай, не двадцать лет...
  Они спустились с холма, и опять же на них никто не взглянул, из чего Марио заключил, что колдуны укрыли себя, а заодно и Марио какими-то чарами. Когда они проходили мимо мельницы, Марио решился спросить:
  - Господин учитель, а где же Тин и Рем? Не случилось ли с ними худого?
  Он имел в виду - не улетели ли они в небо вместе со школой Свиткинса? На что Клявзень зловеще-загадочно ответил:
  - Что с ними и где они сейчас - не знаю. Но я знаю, где они будут ровно через полчаса и что с ними там случится.
  
  Они углубились в лес, что покрывал бока Лескинских Возвышенностей, и Мухоморинсу сразу полегчало, видно, деревья и травы с ним своей силой поделились. Потом всё куда-то шли, и Марио с удивлением обнаружил, что идут они к Лошадиному камню - ему ли не узнать дорогу? Вот она, знакомая полянка, заросли вокруг, среди них рябинка заветная алеет. Против обыкновения вокруг камня никого не было, но Марио скоро узнал, почему. Он было замешкался, вспомнил, что случается, если к камню приблизиться, но Клявзень велел ему идти. Марио пошел.
  Он аккуратно обогнул один из травяных холмиков и уже готовился на камне всякие значки да картинки углядеть - уж больно интересно ему было, сделал шаг, и вдруг - пропал камень, а вместе с ним и полянка, и очутился Марио в неизведанном месте.
  Очутился он в большой пещере, стены которой вполне ярко светились, оттого в фонарях надобности не было. Здесь полукругом стояли каменные не то кресла, не то троны, на тронах тех чинно восседали давешние колдуны, все в сборе: Сыроедень, Ежень, Мухоморинс, Клявзень, а посередине - на самом большом троне - Пиноксень. Марио вытаращился на них, и было отчего: у колдунов-то все изъяны куда-то пропали, ни тебе длинных носов и больших ушей, сидят чинные благородные мужи, красавцы, точно короли или правители больших земель. Правда, у Клявзеня глаза все равно были черные, но зато он оказался самым молодым из всех, а Пиноксень - старшим. Вот и верь после этого глазам своим!
  - Искамар Далин, сын Ясеня Далина и Валианы Шашер! - провозгласил Пиноксень, водружая на нос (вполне теперь нормальных размеров) прозрачные кругляшки в металлической оправе. - Сей момент ты призываешься к ответу!
  - За что это? - пискнул Марио и втянул голову в плечи, как черепаха. - Я школу господина Свиткинса не поджигал!
  - Не за школу, - торжественно ответствовал Пиноксень. - Вообще.
  Марио не понял, что это за вообще такое, но уточнить не успел. Пиноксень повернулся к Клявзеню, что сидел от него по правую руку, и сказал:
  - Друг мой и собрат, соизволь явить на наш совет отроков, именуемых Антуан Скрынник и Димирель Брюквинс.
  Клявзень кивнул и извлек из кармана ту самую малоразмерную модель тележного колеса. Повертел в руках, что-то бормоча, видно, настраивал, а колдуны не шевелились вовсе и даже не взглянули, что он делает. Раздался хлопок, и в воздухе заплясала белая пыль, как если бы лопнул бумажный пакет из-под муки. И из этой пыли, к изумлению Марио, явились Тин и Рем. Тин с ложкой в руке, а Рем с хворостиной и с барашком под мышкой. Барашек заблеял. Пиноксень опять повернулся к Клявзеню:
  - Животное, полагаю, можно отправить обратно.
  Клявзень покрутил колесико - барашек исчез. На лицах Тина и Рема читалось крайнее изумление, но сами они почему-то не двигались, словно заколдованные.
  - Как вы полагаете, господа колдуны, - Пиноксень поправил на носу кругляшки, - следует ли вернуть отрокам подвижность или все же поостережемся?
  Колдуны помолчали, раздумывая, но на их величественных лицах не отразилось ни тени этих раздумий. Потом сказали:
  - Отроки весьма непредсказуемы, а потому поостережемся. В данный момент мы можем вернуть им способность говорить.
  Пиноксень кивнул Клявзеню, Клявзень повернул колесико, и Тин сказал:
  - Что за такое?
  А Рем добавил:
  - Где это мы?
  У Марио отлегло от сердца, он думал, что их обездвижили навечно, в наказание за проделки.
  - Что с нами сделали? - спрашивает Тин, глядя на ложку, которую нес ко рту и никак не мог донести.
  - Не знаю, брат, - отозвался Рем, продолжающий держать в одной руке хворостину, а в другой - исчезнувшего барашка, отчего казалось, что он, подбоченившись, сейчас пустится в пляс. Однако ни рукой, ни ногой оба пошевелить не могли, они не могли даже глазами двигать, чтоб посмотреть, куда попали. Марио им шепотом сказал:
  - Стойте тихо и молчите. Мы на совете у господ колдунов.
  - Что значит "стойте тихо"? - спросил Рем, и было видно, что ему очень хочется ругаться, но он почему-то не может. - Если ты имеешь в виду не шевелиться, так я и не шевелюсь, и мне это жуть как не нравится. Если ты имеешь в виду молчать, то если я замолчу - обязательно превращусь в статую, а мне...
  - Заткнись, Рем, - перебил Тин, - не то будет намного хуже. Мы влипли на этот раз.
  - Без сомнения, - подтвердил Пиноксень. - Вам надлежит держать ответ по нескольким пунктам, после чего мы примем решение.
  - Решение по поводу чего? - уточнил Марио.
  - По поводу наказания.
  - А!.. - сник Марио. - Я так и думал.
  - Итак, - торжественно провозгласил Пиноксень, - начнем. Прошу вас, господин Мухоморинс, как лицо независимое.
  Мухоморинс, на этот раз глядя обоими глазами прямо, объявил:
  - Пункт первый. Оконниковы овцы.
  - А можно последнее желание? - тут же вклинился Рем.
  - Почему последнее? - удивился Пиноксень.
  - Он погорячился, господин колдун! - поспешно заверил его Тин. - Просто желание, а никакое не последнее.
  И добавил шепотом:
  - Думай, что говоришь, белобрысая голова!..
  - Так что вы желаете, беспокойный отрок? - спросил Пиноксень.
  - Пожалуйста, сделайте так, если можно, конечно, я ведь многого не прошу, как вы понимаете...
  - Короче, славный отрок, - поторопил Пиноксень.
  - Да-да, если уж такое дело, что бы такого пожелать, дабы пришлось впору, вы понимаете...
  - Короче! - рявкнул Пиноксень так, что у него стеклянные кругляшки с носа упали.
  Марио вздрогнул, поскольку не был обездвижен, а Рем отчеканил:
  - Если уж мы не можем сойти с места, сделайте так, чтобы голова поворачивалась. Хотя бы.
  - Тьфу ты, вот балда!.. - простонал Тин. - Ну на что тебе поворачивать голову, если она у тебя такая глупая? - если бы он мог, дал бы Рему затрещину, но он не мог.
  Колдуны склонились друг к другу и минуту совещались. Потом опять чинно расселись на своих тронах, ни дать ни взять - судьи королевского суда. Пиноксень провозгласил:
  - Желание ваше исполнено.
  Тин и Рем тотчас завертели головами, разглядывая, куда попали. Они кивнули Марио, поздоровались с колдунами, но больше всего их восхитила пещера, точнее, ее мерцающие стены, они и не знали, что такие бывают! Зашептались: вот бы такую найти и устроить в ней тайное убежище! Но тут Мухоморинс напомнил:
  - Пункт первый. Оконниковы овцы.
  Тин и Рем вернулись к действительности и тревожно переглянулись, не зная, чего ожидать после такого вступления. Марио подумал-подумал и тихонько встал около них, ведь в истории с Оконниковыми овцами он тоже поучаствовал.
  - Итак, - начал Пиноксень, - зачем вами, уважаемые отроки, были предприняты действия, в результате которых вышеназванные овцы покинули отведенное им помещение и в беспорядке разбрелись по селу, творя беззакония, приведшие пусть к незначительным, но все же убыткам отдельных жителей?
  - Каким таким убыткам? - спросил Тин, внимательно выслушав тираду Пиноксеня, но запомнив только последнюю часть.
  - Ты что, не помнишь? - шепнул ему Рем. - Они потравили огород Плесеня, не считая там всего остального по мелочам.
  - А-а, - протянул Тин и шмыгнул носом, - да, Плесень ругался. Зато на следующий день огород забором обнес, а то полгода собирался!
  - Отвечайте на вопрос, беспокойные отроки, - призвал их к порядку Пиноксень, остальные колдуны молчали и не шевелились.
  - А какой вопрос? - уточнил Рем.
  - Зачем вы открыли загон?! - начал терять терпение Пиноксень.
  - Да чтоб Оконнику досадить, - недоуменно ответил Тин. - Он задается.
  - А в чем это выражается? - вел свое Пиноксень.
  - Будто бы вы не знаете, как задаются? - искренне удивился Рем. - Важничают.
  Марио почувствовал, что собирается гроза.
  - И вместо того чтобы растолковать молодому Оконнику его неправоту, вы применили силу? - Пиноксень поддел стеклянные кругляшки с кончика носа ко лбу.
  Кажется, он злился.
  - Да, уж к нему-то применишь силу! - воскликнул Тин. - Вы Оконника видали? Он здоровее нас обоих!
  - Силу в смысле активное действие - открытие ворот загона, в котором помещались овцы.
  - А... ну да, - согласился Тин.
  Повисло молчание. Марио вздохнул - он устал стоять. Потеряв нить разговора, занялся изучением светящихся узоров на стенах пещеры.
  - Так почему вы не попытались убедить Оконника словами? - продолжал Пиноксень.
  - Его-то убедишь словами! - воскликнул Рем, совсем как Марио, когда рассказывал эту историю Клявзеню. - Он, знаете ли, дерется!
  - Вам не должно с ним драться! - возмутился Пиноксень. - На что вам речь дана?!
  - Протестую! - вдруг ожил Клявзень. - В то время, когда рассматриваемая история случилась, отроки, именуемые Скрынник и Брюквинс, еще не состояли в учениках колдунов, а потому приобщиться к колдовской мудрости не успели!
  - Можно подумать, они сейчас к ней приобщились! - вспылил Пиноксень, но тут же заставил себя успокоиться, но голос все еще дрожал от негодования, когда он сказал Клявзеню:
  - А с вами, уважаемый собрат, отдельный разговор! Вы точно так же поставили силу силы выше силы убеждения, когда ходили в Солнечные Холмы к тетке отрока, именуемого Марио Далин! Вы угрожали ей и всем жителям деревни расправой, если они не оставят мальчика в покое. Это что, по-вашему? А?!
  Клявзень не ответил, потому что этот поступок действительно было большой ошибкой с его стороны, но тут подал голос Ежень:
  - Поддерживаю. Оконниковы овцы не в счет, потому как в то время отроки были безо всякого присмотра, сами по себе.
  Пиноксень насупился, отчего стеклянные кругляшки плавно съехали со лба обратно на кончик носа, с минуту размышлял, морщился, потом провозгласил:
  - Согласен. Придраться, конечно, можно, но толку не будет. А потому продолжим.
  Тин и Рем, которые собирались вздохнуть свободно, вздохнули тяжело.
  - Замечу, однако, - сощурился Пиноксень, - что сии беспокойные отроки, которые не смогли убедить словами Оконника, весьма успешно убедили отрока Далина пойти с ними к злополучному загону.
  Марио густо покраснел, а Рем вскричал:
  - Да Марио-то чего убеждать! Ему по шее раз дашь, она и переломится!
  Марио вспыхнул, до того ему обидно стало, и сказал:
  - Не был бы ты истуканом, Рем Брюквинс, сам бы сейчас по шее получил!
  И замолчал, насупившись.
  - Рем, ты болван, - вполголоса заметил Тин.
  - Да почему это? - возмутился Рем.
  - Ни почему. Просто.
  Теперь Рем насупился и пробурчал:
  - Я всего лишь хотел сказать, что шея Оконника намного толще Далиновой, и ничего худого в виду не имел. А теперь вообще ничего говорить не буду.
  Через несколько минут Мухоморинс нарушил молчание:
  - Пункт второй. Проникновение в огород Хламеры Шашер и запугивание обитателей дома.
  - Кто явился глашатаем идеи? - спросил Пиноксень, глядя по очереди на Марио, Тина и Рема.
  - Вы имеете в виду... э-э... - замялся Рем, смутно представляя себе, что такое глашатай идеи.
  - Кто сию каверзу придумал? - другими словами спросил Пиноксень.
  Тин уже открыл рот, чтобы признаться, но его опередил Марио:
  - Это я, господа колдуны, моя идея, с меня и спрос.
  Не решаясь поднять глаз от пола, он не увидел, как колдуны переглянулись. Опять повисло молчание, словно все пошло не так, как надо. Пиноксень кашлянул и спросил:
  - Что же подвигло тебя к этому, Марио Далин?
  - Да я, я подвиг его к этому! - вмешался Тин. - Это я придумал показать тетке Химере племянника, чтобы она поверила в его смерть и оставила, в покое и больше не искала.
  - Мы как лучше хотели, - добавил Рем, - а запугивать никого не собирались. Так, постращать маленько.
  Колдуны опять переглянулись.
  - Вопрос сложный, - заметил Ежень. - Предлагаю пропустить.
  - Согласен, - сказал Мухоморинс.
  Сыроедень кивнул, а Клявзень промолчал - он в этом деле тоже в некотором роде поучаствовал.
  - Хорошо, - Пиноксень сдвинул брови. - Тогда, если не возражаете, пункт третий и последний. Сжигание школы целительства и врачевания, принадлежащей господину Свиткинсу. Объявите свои мотивы, беспокойные отроки.
  - Не буду ничего говорить, - буркнул Рем. - Вам что ни скажи - все не так.
  - Какие такие мотивы? - растерялся Тин. - Я пою плохо, а Рем еще хуже.
  - Да песни тут ни при чем, - шепнул Марио. - Он тебя спрашивает: зачем? Ну, школу подпалили зачем?
  - А-а!.. - облегченно вздохнул Тин. - Да тут несуразица какая-то вышла! Не собирались мы ее поджигать, даже в мыслях не было!
  - А что тогда? - оживился Пиноксень.
  - Да мы хотели господину Свин... то есть Свиткинсу зелья в табачок подсыпать, чтоб ядреней был. Да, видать, не рассчитали.
  - Да уж, не рассчитали, - хмыкнул Клявзень, вспомнив катастрофу, учиненную этим зельем.
  Он повернулся к Пиноксеню и разъяснил:
  - В том сундуке, где Свиткинс табак содержал, под двойным дном еще и соль хранилась, та, что для совершения некоторых заклинаний требуется. Отроки зелья туда бросили, все смешалось, вот взрыв и произошел.
  - Где взяли вы рецепт зелья? - грозно пророкотал Пиноксень, видно, терпение его совсем истощилось.
  Рем втянул голову в неподвижные плечи, а Тин просипел:
  - Так это господин Свиткинс и господин Занавесник нас еще в школе научили, а про соль мы ничего не знали!..
  Колдуны в который раз переглянулись.
  - Этого следовало ожидать, - сказал Сыроедень.
  - За что боролись, на то и напоролись, - добавил Ежень.
  - Господа учителя пострадали от собственной науки, - покачал головой Мухоморинс. - К этому все шло.
  Клявзень опять промолчал, а Пиноксень - нет:
  - Это не снимает с отроков вины за причиненный ущерб, и они не понимают главного: силой ничего нельзя решить. Значит, мы плохо объясняем. Мы не умеем учить. Значит, мы сами во всем виноваты. Это мы выпустили Оконниковых овец, напугали Хламеру Шашер, сотворили чудовищное зелье и разнесли в щепки Свиткинсову школу.
  - По первому пункту мы договорились, - поправил-напомнил Мухоморинс.
  - Первый, второй, какая разница?! - вскричал Пиноксень. - Неужели вы не видите главного? Наши труды терпят крах! Чему мы их научили? Заклинаниям сокрытия следов? Заклинаниям придания остроты пище? Заклинаниям выметания мусора? А основа, основа где? Где всесильное слово, где сила душевная? Одни кулаки!
  Тин, Рем и Марио не понимали, чего это Пиноксень так кричит, а остальные сидят, потупив взор, словно виноваты в чем. А ну как от гнева колдовского пещера сыпаться начнет, вон, пол под ногами уже трясется! И ведь не убежишь, тело-то каменное! А Марио рядом стоит, не бросает горе-друзей, хоть и дрожит от страха, как заячий хвост.
  - Успокойся, Пиноксень, остынь, - взялся увещевать собрата Ежень. - Школу мы из пепла подняли и следы пожарища убрали. Даже портрет Туфленя нарисовали заново, еще краше получился.
  - Да неужто ослепли вы все и оглохли? - не унимался Пиноксень. - Главное видеть надо!
  - Да видим мы все и слышим, - продолжал его успокаивать Ежень. - Только проблема велика, с одного боку не решишь. Тут всеобщая вина - и наша, и школы этой дурной, и власти королевской, давно прогнившей... Все мы видим. Только давай это меж собой решим, незачем отроков втравливать. Отпусти их, а мы разбираться будем.
  Пиноксень содрал с носа стеклянные кругляшки, яростно протер их носовым платком и водрузил обратно.
  - Ладно, - говорит. - Разговор не на день и не на два. Отпускаю отроков восвояси. Но коли узнаю про какие проделки!..
  Он не договорил и махнул рукой. Марио подумал - ударить хочет, зажмурился. А глаза открыл - уже в лесу, у Лошадиного камня, пещеры нет и в помине, а над лесом занимается рассвет. В сторонке Тин и Рем стоят, друг на друга пялятся.
  - Я все думаю, не растут ли у тебя уши, Тин? - озабоченно спросил Рем. - И не кривеет ли у меня лицо?
  - Сам не пойму, - так же озабоченно ответил ему Тин, осторожно ощупывая уши. - Как бы не отомстили колдуны.
  - Не бойтесь, - заверил Марио, - они не злопамятные. Главное, не болтать лишнего про то, что слышали.
  - Да уж, - подтвердил Рем. - Особенно про загнившую королевскую власть.
  - Тихо ты! - одернул его Тин. - Нас за такое Хватень в подвал посадит! Пойдемте лучше на новую школу Свиткинса поглядим. Повезло ему.
  - Да уж, - опять поддакнул Рем, - и ремонта не надо.
  И пошли они тихонько через лес, время от времени назад оглядываясь - не идут ли по пятам разъяренные колдуны? Но колдуны, видимо, важным делом заняты были, никто мальчишек не преследовал, и так они до деревни добрались. Как на дорогу выходить - остановились посовещаться.
  - Мы-то без опаски до Свинсовой школы дойдем, нам чего, - почесал макушку Тин. - А вот Марио в бегах, нельзя ему деревенским на глаза показываться.
  - Верно, - кивнул Рем, - нельзя.
  Они в последнее время прониклись к Марио некоторым уважением - за то, что на дело с ними ходил и в беде, то бишь в колдовской опале, их не бросил, плечом к плечу с ними стоял, ответ держал, не струсил. Тин и Рем хоть и были что один сорвиголова, что другой, зла не забывали, но и добро всегда помнили. Марио через них тоже многому учился: как смотреть прямо, как за обиду сдачи давать, как ходить не тихо, мышью, а открыто. Хоть и получалось у него пока плоховато да через раз, а все ж лиха беда начало.
  Вот, значит, совещаются, как бы Марио от чужих глаз укрыть, чтоб не заметили его и тетке Хламере не доложили или господину Хватеню, начальнику охранников границ. Клявзень, конечно, позаботился об этом, но осторожность все же никогда не мешает. Рем и говорит:
  - Тут бы заклинание какое специальное пригодилось бы, чтоб невидимым делаться.
  - Да уж, пригодилось бы, - согласился Тин, - да только где же его взять? Ты не знаешь подходящего? - спросил у Марио.
  Марио покачал головой. Клявзень его такому не учил, может, сам не знал, а может, боялся, что убежит, коли научит. Вон, кепку-то в сундук спрятал.
  - Постойте, погодите! - вдруг сказал Рем. - Я знаю! Это... у-у... как же его...
  Он аж на месте закрутился, до того усердно вспоминал.
  - Ну давай, говори! - потерял терпение Тин.
  - Да погоди... - забормотал Рем, - это особенное такое заклинание... Кривой Сыроедень его для прозрачности льда в реках и озерах использует...
  Но Марио, испугавшись быть превращенным в льдину, воспротивился:
  - Не хочу я! Буду как замерзший истукан!
  - Да не будешь, - успокоил его Рем. - Прозрачным сделаешься, и все.
  И не успел Марио опомниться, как он произнес торжественным голосом:
  - Вся, какая есть, вода превратись в кусочек льда!
  И дернул Марио за левое ухо. Марио рассердился и тоже хотел дернуть его за ухо, но вдруг увидел, как тело, начиная от башмаков, делается прозрачным, будто в самом деле изо льда.
  - Ух ты!.. - восхитился Тин. - Получилось!
  - Конечно, получилось! - довольный Рем потер руки и деловито спросил: - Марио, как ты себя чувствуешь? Не болит ли где?
  - Ничего особенного, - ответил Марио, сам себя разглядывая. - Как-то непривычно. А идти я смогу?
  - А ты попробуй, - сказал Рем.
  Марио сделал шаг, другой, при этом весь переливаясь под ярким предвесенним солнцем.
  - Нормально, - констатировал Тин. - Если издалека, так никто и не заметит.
  И они пошли. Мимо мельницы, вдоль реки, до самого холма. По дороге им, считай, никто не попался, две телеги с мешками навстречу ехали, так Тин и Рем локоть к локтю сцепились, а Марио за их спинами так и прошел, на него и внимания не обратили.
  Школа господина Свиткинса, как уже говорилось, нарочно была на холме построена, чтоб всяк ее издали видел и радовался. Ну издали-то еще порадоваться можно, а вот забираться на холм - тут про всякую радость забудешь и еще ругательств всяких припомнишь уместных, до того крута была тропинка.
  Карабкаются Тин, Рем и Марио, пыхтят, Марио всеми цветами радуги переливается, и следы за ним мокрые остаются - видно, таять начал.
  Наконец забрались, чай оно не в первый раз, постояли, дух переводя. Школа перед ними - новехонькая, чистенькая, черепица на солнце так и горит, окна сияют, блестит крыльцо - красота да и только. Остановились поглазеть на портрет Мурка Туфленя - слов нет, загляденье. Вроде бы все то же, ничего нового, но волосы как будто чернее, щеки как будто краснее, лицо как будто белее, стало быть, не обманул Клявзень, портрет они тоже подновили.
  - Краше Туфленя теперь, наверное, только сам король, - тихонько сказал Тин. - Ишь как размалевали.
  - А ты короля-то видел? - спросил Марио.
  - Живьем ни разу, - ответил Тин, - а так видел. На картинке. Отцовский кузен на ярмарку в Лету горшки возил, оттуда красивый листок привез, на нем про рыцарский турнир написано было.
  - Эх, - мечтательно вздохнул Рем, - вот вырасту, обязательно рыцарем сделаюсь. Печальным!..
  Тин так и прыснул.
  - Рыцарем!.. - хохочет. - Да еще печальным!.. Ой, не могу! По фамилии Брюквинс!..
  - Ну и что! - обиженно засопел Рем. - Подумаешь, фамилия! Если хочешь знать, был знатный рыцарь даже по фамилии Морковкинс, что совсем не помешало ему совершить множество подвигов, прославиться и разбогатеть! Это я в одной из Сыроеденевых книжек вычитал.
  Тин перестал смеяться и тоже мечтательно вздохнул.
  - Эх, разбогатеть бы не мешало! Чтоб красивые башмаки себе купить, когда старые стопчутся, или куртку новую, еды всякой и конфет!.. А колдуны что-то не очень хотят учить нас нужным заклинаниям, так мы и до смерти денег не заработаем. Эй, Далин, колдун и вправду научил тебя превращать уголь в алмазы?
  - Держи карман шире, - отозвался Марио, тоже весь обратившись в мечты о рыцарстве: приключения, слава, богатство, отцу больше не надо будет в море ходить, Цветень будет жить припеваючи, и никто их не то что обидеть - поглядеть в их сторону недобро не посмеет, побоятся рыцаря-то! Но где взять денег, вот вопрос. И Марио тоже вздохнул.
  - Вот и я говорю, - продолжал Тин, - погодим еще немного, если толку не окажется, точно в рыцари подадимся.
  - Да, - подхватил Рем, - это не то что Тибль Шашер - в гвардейцы метит, да любой рыцарь десять таких одним махом - бах! бах! бах! - и всех поколотит. И доспехи у рыцарей красивее, и оружие.
  - А Клявзень говорит, - вклинился Марио, - что можно научиться любой меч, любое копье или стрелу останавливать взглядом!
  - Ну это он загнул! - покачал головой Тин. - А если и правда, то такому, поди, всю жизнь учиться надо, до самой старости, так и рыцарем, чего доброго, побывать не успеешь. А в старости какая разница от чего помрешь - от стрелы, копья или простуды?
  - Да уж, - беспечно махнул рукой Рем, - нам бы сейчас денег заработать, чтоб хватило коня купить да доспехи - и на подвиги, за богатством.
  - А что, колдуны вам монет не платят за обученье? - спросил Марио.
  - Держи карман шире, - вернул слово Тин, - кормят хорошо, и на том спасибо.
  - Сыроедень обмолвился, что приплачивать денег за ученье нельзя, - сказал Рем, - это чего-то там нарушит, устои какие-то или что, правила всякие... В общем, фигу с маслом.
  - Зато с маслом, - заметил Марио.
  - Не боись, Далин, - похлопал его Тин по плечу. - Гляди в оба глаза и слушай в оба уха, авось колдун что полезное и скажет. Что скажет - ты на ус мотай, или в книжке, может, полезное встретится.
  Он еще что-то в таком же духе прибавить хотел, но Рем дернул его за рукав:
  - Эй, ребята, идет кто-то, кажется, Ненавистник!
  Они метнулись к забору и засели в лопухи. По тропинке вышагивал долговязый Занавесник, он нес какую-то коробку и постоянно спотыкался.
  - Не иначе новый табак тащит, - прошептал Тин. - Эх, жалко, зелье в прошлый раз кончилось, не то бы он у нас прикурил!..
  Марио только головой покачал - выбрались из одной передряги и уже норовят в другую влезть.
  - Пошли отсюда, - сказал Рем, - пусть новая школа хотя бы неделю постоит.
  Они тихонечко спустились с холма к речке, отряхнулись и уже собрались по домам, а Марио говорит:
  - Куда? Стойте! Вы что же думаете, я к Клявзеню в таком обличье пойду?!
  - Ой, Рем, и точно! - спохватился Тин. - Верни все назад, не то попадет ему!
  А Рем после недолгого молчания растерянно произнес:
  - Да не могу я.
  - Как так не можешь? - спросил Тин. - Отчего не можешь?
  - Так я слов обратных не знаю, - смутился Рем. - Сыроедень не говорил. Да и лед-то только в одном высоком горном пруду и есть, тонкий такой, так зима еще не кончилась, что ему таять, - оправдывается.
  - Ой-ой-ой! - забеспокоился Марио. - Как же так? Ведь прибьет меня колдун, всех прутиков лишит! Как хочешь, Брюквинс, вороти все назад.
  Но ничего не получилось. Рем произносил заклинание и так, и этак, и задом наперед, и Марио то за одно ухо дергал, то за другое - все напрасно. Марио как был прозрачным и подтаявшим, так и оставался.
  - Что же делать-то? - тут уже и Тин не на шутку перепугался. - Узнают колдуны - нам головы не сносить! Тебе, Рем, уж точно.
  Рем побелел и попятился.
  - А что я-то? Что сразу Рем?
  - А то! - огрызнулся Тин. - Колдуны еще про школу Свиткинса не забыли, и зачем только мы про нее вспомнили, ой-е-ей!.. - запричитал.
  - А кто вспомнил? - возмутился Рем. - Ты и вспомнил! Пойдемте, говорит, на школу Свиткинса на новую поглядим! Ну вот, поглядел? А так бы ничего и не было!
  Ругаются, значит, друг на друга Тин и Рем, а Марио-то от этого не легче и пользы никакой. Слушал он их, слушал, а потом и говорит:
  - Ладно. Сам разбираться буду. Клявзень не иначе еще только завтра возвратится, а у него в сундуке, я знаю, книжка заветная лежит. Думаю найти там подходящее заклинание.
  Тин и Рем конечно же увязались следом.
  - Чтоб помочь в случае чего, - заверили они.
  
  Вот пришли они к избушке колдуна, сперва остановились недалеко, смотрят, прислушиваются - а вдруг хозяин дома? Но все было тихо, и Марио сказал:
  - Не бойтесь. Говорили же колдуны, беседа не на день и не на два. А еще только полдня минуло.
  Дверь сумели открыть лишь с пятой попытки, и то когда все дружно навалились.
  - Ничего себе, - пропыхтел Рем, утирая пот со лба, а он был поздоровей Тина и уж конечно намного здоровей Марио. - Тут никакого замка не надо, все одно не войдешь.
  Марио, переливаясь на солнце, как праздничный леденец, порог переступил первым - на правах хозяина.
  - Пожалуйте, гости дорогие, в мое обиталище, - пригласил. - Тут я обретаюсь, занимаясь неустанно колдовскими науками.
   Тин и Рем, как чародеи к чародею, степенно вошли. Марио быстро притащил из кладовки сыру и половину яблочного пирога, нацедил в кружки хлебного квасу.
  - Откушайте хлеб-соль, гости, чем богаты, тем и рады, не обессудьте.
  Скрынник и Брюквинс хоть и голодные были, но угощение приняли важно, не торопясь, как полагается.
  - Стало быть, брат Далин, тут ты и живешь, - произнес Рем, откусывая из одной руки сыру, а из другой - яблочного пирога. - Не обижает ли тебя колдун, не притесняет ли?
  - А за что ему меня притеснять? - ответил Марио. - Колдун меня в ученье поступить уговаривал - еле уговорил, так он сам как шелковый, боится, чтоб я не ушел.
  - Ишь ты! - удивился Тин. - И не ругает тебя, и работой не мучает?
  - Еще чего! - Марио прошлепал к полке с приборами, оставляя на полу мокрые следы. - Попробовал бы он меня ругать, я бы ему сразу сказал: не буду учиться, хоть режь меня! А ему такого допустить нельзя.
  - Здорово! - восхитился Рем. - Надо мне такое Сыроеденю как-нибудь сказать.
  - Вот, глядите, приборы всякие и устройства, самые настоящие колдовские приспособления. Клявзень меня учит как ими пользоваться.
  - Ух ты! - у Тина и Рема глаза загорелись. - А этот, на мышеловку похожий, для чего? Там внутри шарик какой-то стеклянный.
  - Это? Это чтоб из всякого леса иль другого незнакомого места дорогу находить, - беспечно махнув прозрачной рукой, пояснил Марио.
  Тин и Рем переглянулись в немом восхищении.
  - А этот? Который на курительную трубку похожий, с дырками?
  - Этот... хм... если в дырки подуть - бурю может вызвать, да! Так что поосторожнее с ним.
  Рем поспешно вернул прибор на место.
  - И Клявзень разрешает тебе вызывать бури? - спросил Тин, у которого глаза разбегались от стольких диковинных вещей.
  - А то как же! - Марио окончательно почувствовал себя настоящим чародеем - мудрым и всемогущим.
  - А нас колдуны все больше за книжками держат, - Рем был разочарован такой несправедливостью.
  - Ну я ж все-таки в ученье дольше состою, - Марио, отхлебнув из кружки, важно утер губы тыльной стороной ладони, как Клявзень обыкновенно делал. - Придет время, и вам доведется всякие диковины изучать.
  - Скорее бы, - вздохнул Рем.
  - Эй, Далин, а это никак твои те самые веточки? - воскликнул Тин, снимая с полки пучок накопленных прутиков. - Ого, да тут уже целый веник!
  - Ну так что же? - нашелся Марио. - Я уже давно его собрал, сейчас мастерство приобретенное, как полагается, шлифую, а так бы давно ушел.
  Хотя сам знал, что прутиков еще маловато.
  - Ну ты, Далин, видать, у колдуна в большой чести, - с завистью поглядел на него Тин. - Мне бы так. А тут ты спишь что ли?
  Он показал на кровать, застеленную стеганым пестрым одеялом, с высокой подушкой.
  - Ну да, - Марио шмыгнул носом - кажется, в носу тоже что-то таяло - и потянулся.
  - А колдун где же спит? - Рем оглянулся по сторонам и не увидел ни второй кровати, ни лавки.
  - Да вон, - кивнул Марио за плечо, - около очага, на полу.
  Тин и Рем только головой покачали, дивясь такому отношению Клявзеня к ученику.
  - Ну, пора и честь знать, - сказал Тин. - Посмотрели, и будет. Давайте Марио человеческий облик возвращать, а то как бы хозяин не вернулся.
  Марио уже и забыл совсем про колдуна и хотел сказать "да я сам тут хозяин", но вовремя спохватился.
  - Где сундук-то? - поинтересовался Рем. - А, вот он. Так на нем замок! У тебя ключ-то есть, Далин?
  - А то как же, - ответил Марио. - У меня есть все ключи от всех сундуков и дверей. Вот, пожалуйста.
  Он наклонился к замку и шепнул:
  - Птак!
  Замок и отвалился, лязгнув об пол железной дужкой. Марио поднял тяжелую крышку, Тин и Рем живо свесили головы внутрь. Содержимое сундука их сильно разочаровало.
  - Подумаешь, одежда какая-то! - фыркнул Рем. - Я-то думал, тут сокровищ полно!
  - Стоило сундук на замок запирать, - поддакнул Тин.
  - Ну и что такого? - оправдывался Марио. - Тут и есть сокровище, только одно, правда, но зато очень ценное. Книга это, - и извлек на свет небольшую серую книжицу.
  Он тогда и не подозревал, насколько был близок к истине.
  - Она написана очень древним языком, - начал объяснять. - Все сплошь палочки да крючки.
  - Да это и не буквы вовсе! - воскликнул Рем. - Уж буквы-то я знаю! Сначала Свиткинс с Занавесником меня учили, а теперь Сыроедень с шеи не слезает, другие какие-то буквы зубрить велит. Замучили!
  - И что же тут написано? - Тин разглядывал значки, но смысла не понимал.
  - Это секретные буквы, - сказал Марио, - потому колдун книгу и прячет. Я их тоже не знаю пока. Но кое-что тут написано на койне. Совсем немного.
  - Ага, знаю! - в один голос вскричали Тин и Рем. - Мы его тоже учим!
  - Сейчас найду, авось что-нибудь поможет, - Марио положил книгу на колени и стал листать, выискивая знакомые буквы.
  Скрынник и Брюквинс, пока Марио бормотал, занялись содержимым сундука более обстоятельно.
  - А ничего лапти, гляди, крепкие!
  - Да почти новые!
  - И рубаха, и штаны.
  - Глянь, кепка с пером каким-то дурацким!
  - И чего такой хлам под замком держать?
  - О, а это, погляди, вот сокровище!
  - Пузырек какой-то.
  - Да ты понюхай, как пахнет!
  - У-у, и правда! Не то розами, не то ландышами...
  - А я так думаю, и тем и другим!
  Рем и Тин были так увлечены своим занятием, что на Марио и не смотрели, а тот вдруг дернулся, вскрикнул пронзительно, на спину опрокинулся - и не дышит, белый весь. Они бросились к нему, трясти стали, звать - все без толку.
  - Не иначе заклинание не то прочитал, - перепуганный Рем чуть не плакал.
  - Почему не то? Как раз то! - Тин щипал Марио, по щекам хлопал, но тот лежал, точно умер. - Прозрачность-то исчезла!
  - И что с того? - взвыл Рем. - Чего теперь делать-то?!
  И тут услыхали - кто-то в дверь ломится, она же с первого раза не открывалась.
  - Колдун возвратился!.. - в ужасе выдохнул Рем и вскочил.
  Тин быстро захлопнул крышку сундука и скомандовал:
  - В окно!
  И как раз в тот момент, когда Клявзень с проклятьями выдрал дверь из косяка, они сиганули друг за другом в оконце и опрометью кинулись бежать. Клявзень ворвался в хижину и застыл на пороге, с одного взгляда поняв все, что случилось в его отсутствие. Беззвучно выругавшись, он схватил книгу, захлопнул ее и сунул обратно в сундук, на самое дно. Потом поднял Марио, осторожно, и перенес на кровать. Марио так и не пошевелился, находясь в беспамятстве.
  - Что ж ты наделал, окаянная голова, - приговаривал Клявзень, трясущимися руками приготавливая какую-то настойку.
  Рассыпая по полу порошки и проливая эликсиры, он смешал все в одной чашке, взболтал и потихоньку влил Марио в рот. Потом сел, устало сгорбившись, и стал ждать.
  
  Марио открыл глаза. Первое, что увидел, - маленький огонь в очаге, слабо освещавший хижину, и сперва не мог вспомнить, куда попал. Потом увидел Клявзеня и вспомнил, все вспомнил - и отца, и Цветеня, и Чайкин Мыс, и Солнечные Холмы, и Тина с Ремом, и то, что приключилось с ними. Вспомнил и отчего-то совсем не испугался гнева колдуна, хотя надо было. Словно за несколько часов, что провел в беспамятстве, повзрослел на несколько лет.
  Колдун долго смотрел на него и ничего не говорил, а лицо у него было осунувшееся и серое, или так тень и свет играли меж собой?..
  - Зачем же ты полез в сундук, Марио Далин? - тихо и безо всякого выражения спросил Клявзень. - Ведь замок на нем висел - уж наверное для того, чтоб никто, кроме меня, туда не проник?
  Марио решился посмотреть ему в глаза, а посмотрев, понял, что колдун просто так спрашивает, а сам все ответы на все вопросы давно знает.
  - Вы не ругаете меня? - охрипшим голосом спросил Марио.
  - А что мне тебя ругать, - эхом отозвался колдун, неотрывно глядя в огонь. - Я уже ругал тебя, неужели помогло?
  - Я не хотел худого, - Марио слабо покачал головой.
  - Верю, что не хотел. Да только сделал, не мне - себе.
  - Я не хотел.
  - Хотел, не хотел - станет ли от этого худое хорошим?
  Марио подумал и ответил:
  - Нет. Не станет. Вы сердитесь на меня?
  - За что же мне сердиться? - Клявзень все одно не глядел на Марио, и тому все больше делалось не по себе. - Разве за то, что в чужое нос совал, да исподтишка, не совестно тебе, Марио Далин?
  - Совестно, - покаянно ответил Марио.
  - Ну так за что же еще? За то, что моих надежд не оправдал? Так это моя вина - слепая то была надежда. Что к делу колдовскому ты неспособен оказался? Так это ничья вина, за нее отвечать некому. Я не держу тебя, Марио Далин, можешь идти на все четыре стороны, и я, как и обещался, тебе всюду дорогу покажу.
  Марио давно ждал этих слов, вот и услыхал, но радости почему-то не было.
  - Что же сделал я такого? - стал допытываться. - Иль не сделал? Коль надежды на меня вы возлагали, отчего не сказали - какие? Иль мало старанья прикладывал я к ученью?
  - К ученью сердце лежать должно, одного старанья мало, - только теперь Клявзень поглядел на него. - А у тебя в сердце боль одна - как отца найти, и ничему иному места не осталось. Я ничего не слыхал про твоего отца.
  - Так вы... Вы же не бывали на Чайкином Мысу, вам и знать неоткуда, - заволновался Марио - вдруг возвратился он уже, вдруг...
  - Чтоб узнать - не обязательно руками потрогать, - перебил колдун и более ничего не прибавил.
  Марио захотелось плакать, и, чтобы удержать слезы, он спросил совсем о другом:
  - А почему, когда мы видели колдунов в той пещере, у них лица были без привычных изъянов? Или это такое колдовство?
  - В той пещере, да будет тебе известно, колдовать нельзя, а захочешь - не очень-то и получится. Это ты истинный наш облик видел, а изъяны в виде косых глаз, больших ушей - это как раз и есть колдовство. Нехитрое, к слову сказать.
  - Но зачем же? - изумился Марио. - Некоторые люди к каким только чародеям не обращаются, чтоб изъяны исправить, но никак не наоборот!
  - Эх, Марио Далин, - вздохнул колдун, - сколь многого ты еще не знаешь, о многом не догадываешься... Хотел я тебя этому научить, но силком не заставишь, а в двух словах не пересказать. Ты вот знаешь ли, какую книгу из моего сундука вынул? А что написано в ней, знаешь?
  Марио покачал головой.
  - Заклинание, которое ты по буквам на койне прочитал, - заклинанием смерти было. А не умер ты потому, что об этом не ведал, а теперь... Еще раз произнесешь - ждет тебя погибель. Век бы тебе не открывать этой книжицы, но ты открыл ее, и этого не исправишь. Век бы тебе не знать такого заклинания, но ты его уже знаешь, по глазам вижу, что запомнил, и этого я тоже исправить не в силах. Дал бы я тебе напиток, память туманящий, но боюсь, не поможет уж, да и достиг ты немалого, грех тебя этого лишать, пригодится. Но самое главное - не тот ты человек, Марио Далин, чтоб мне в твою судьбу мешаться, не то беды не оберешься... Маэр ты, и не спрашивай, что это, все равно сказать не могу. Большое лихо ты себе за плечо повесил - такое заклинание в себе носить тяжко, не выпускай его никогда, ибо оно никого не убьет, только тебя.
  Марио слушал и не спорил, чуял животом - правду колдун говорит.
  - Нас слишком мало, чтобы все исправить, - Клявзень устало потер щетинистый подбородок, - хоть и делаем все, что в наших силах. Вот Ежень, к примеру, за живностью в лесах и полях приглядывает, заботится о зверях и птицах, а то ведь люди безо всякой меры истребляют их, силки да капканы ставят - этак скоро ни одного зайца не встретим, ни одного воробья. Или вот Сыроедень. Он следит, чтоб вода в ручьях и озерах чистая была и чтоб рыба не болела и вдосталь ее было. Мухоморинс с деревьями и травами на одном языке говорит, ходит за ними, как за малыми детьми, а кто из людей древесную речь понять может?.. И даже не за спасибо, а потому что сердце так велит. Прохожий былинку придорожную затопчет и не услышит, как горько она заплачет.
  - А Пиноксень? - спросил Марио. - Он в каком деле верховодит?
  - Пиноксень среди нас главный. Он, брат, самый старший и самый умный. За всеми глядит, но больше всего - в небо, будь то светлое иль ночное. Большеносый такие законы знает, что может в прошлое глядеть беспрепятственно и даже то, что будет, видеть. С ним в этом деле тягаться некому.
  - А вы, господин учитель? Ваша забота какая?
  - Да неужто, столько времени у меня живя, ты не уразумел, в чем дело мое? - подивился Клявзень. - Я людям помогаю, избавляю их от разных бед и болезней. Или забыл, как мы ходили с тобой на кладбище угол часовни подымать?
  - Нет, не забыл, - поежился Марио, - да только вы же ничего не рассказывали, все тайно делали, откуда мне было сообразить?
  - Колдовское ремесло, - веско ответствовал Клявзень, - это тебе не балаган ярмарочный, это рискованное занятие, требующее много терпения и смелости. Разве каждый может стать колдуном? Разве каждый разберется, куда какое заклинание приложить? Нет, малец, колдовское знание - как острый нож в руках ребенка несмышленого, нерадивому обладателю может и кровь пустить, и палец оттяпать, и всю руку. А то и голову, ежели постараться. Оттого и мало нас, что учить некого.
  - Зачем же меня выбрали? - посетовал Марио. - Коли знали, что толку не будет?
  - А что ж, по-твоему, - сощурился Клявзень, - ничему я тебя не научил? Ну-ка отвечай.
  Марио замялся.
  - Ну не то чтобы совсем ничему... Читать, писать, истории всякие... Но заклинаниям-то вы меня не учили никаким! Стало быть, никакой я не колдун.
  - Само собой, не колдун, - согласился Клявзень. - А знаешь, почему? Потому что ученик, прежде чем колдуном стать, многих знаний набирается, и не за неделю, а за годы. Есть у тебя терпение годами науку постигать?
  Марио насупился - так они не договаривались. Не может он тут годами сидеть, когда отец уже, должно быть, его ищет. Клявзень прочел все по его лицу и сказал:
  - Вот и ответ. И не боись, что у тебя уши вырастут или лицо окривеет. Колдуны нарочно изъянами обзавелись, чтоб народ, их видя, посмеивался, а не зубами стучал от страха. Станут бояться - войной пойдут, со света сживут, а нас и так осталось раз, два и обчелся.
  - Но как же так? - Марио сел на постели. - Если вы сильные такие, заклинанием стрелу остановить можете и меч, отчего боитесь, что войной на вас пойдут?
  Колдун долго-долго молчал. Тихонько затухал огонь в очаге, а нового он не зажигал. За стенами хижины шумел, поскрипывал лес - ненастье с гор пришло.
  - Скажу я тебе, Марио Далин, так, - заговорил наконец Клявзень. - Ответы на вопросы тоже заслужить надо, мудрость за просто так не достается. И уж точно за один день я ею с тобой не поделюсь - не успею. Посему и говорю коротко, может, что и запомнишь. В мудрости сила, малец, а не в руке. Нельзя нам убивать и за оружие браться не велено. В колдовское ученье подаваясь, помнить надо: всяк тебя жизни лишить может, а ты такого права не имеешь.
  Марио не знал, что и сказать. Не понимал он Клявзеневых слов, ему казалось - нет в них смысла, а если и есть, то неправильный он, несправедливый. Как это так - на тебя с мечом, а ты в ответ даже заклинание не можешь сказать, даром что знаешь подходящее?.. С чего тогда колдун могучее?
  - Но ведь так головы запросто лишишься! - воскликнул Марио. - Разве можно такое допустить? Мне Цветень другое говорил. Он говорил: давай сдачи, не жди, когда повалят и тумаков навешают. А еще - сила решает все, у кого сильная рука, а в руке меч, тот богат и счастлив, никто и слова поперек не скажет. Вот рыцари, например...
  - Уволь, Марио Далин! - Клявзень умоляюще воздел руки. - Только про рыцарей не надо! Вовек не встречал более никчемных созданий. Что их жизнь? Безделье, глупые турниры и бесконечные пиры. Уж не об этом ли ты мечты лелеешь?
  Сказать по правде, подобная жизнь нравилась Марио гораздо больше, нежели одиночество в диком лесу с уродством на лице или теле - разве такое по вкусу придется? Но он ничего не сказал, боясь обидеть Клявзеня, который, как ни крути, сделал ему много доброго. Потому Марио молчал, и колдун молчал тоже, и лицо его было несчастным-несчастным, словно потерял он что-то важное, дорогое и не мог никак отыскать. Огонь в очаге сделался совсем крошечным и тихо угас, угли подернулись пеплом. В хижине стало темно. Марио начал засыпать, а Клявзень вдруг сказал:
  - Плохой я учитель, никчемный, бесславный. Бесплодно мое ученье. Умрут колдуны, знания не передав наследникам, - погибнет Заморье, нескоро, но верно. И в том будет много моей вины.
  Потом он замолчал и больше ничего не говорил. Раскурил от уголька трубку и попыхивал ею до самого рассвета, освещая короткими мгновениями осунувшееся лицо с запавшими черными глазами.
  
  Когда Марио проснулся, колдуна дома не было, и непонятно - ночью он ушел, на рассвете ли. Марио встал, заправил постель, походил по хижине из угла в угол, прибрался, съел на завтрак картофелину с солью, полистал книжку, но беспокойство - смутное, тяжелое - не оставляло, появившись, оно силилось, разрасталось, пока не заслонило собой все. Тогда Марио, не зная, как его избыть, направился к Лошадиному камню. И ничуть не удивился, когда у бобровой плотинки встретил приятелей - Тина и Рема. Вид у них был потерянный.
  - Здорово, Далин, - сказал Рем, поеживаясь от прохладного ветра, налетевшего с гор. - Как жизнь?
  Марио шмыгнул носом.
  - Да не то чтобы очень, - ответил. - А у вас? Беда какая случилась? Чего смурные?
  - Да вроде и нет никакой беды, - Тин почесал макушку, - а сердце все одно не на месте. Скажи, Далин, Клявзень в добром здравии?
  - В добром, благодарствую. Правда, какой-то странный.
  - Вот! - подтвердил Тин. - И Ежень такой, будто с неба свалился, и Сыроедень-то - словно в воду опущенный. Молчат, как бирюки, ученья никакого, может, катаклизм близится?
  - Что за клизм? - Марио такого слова никогда не слыхал.
  - Катаклизм, - поправил Рем и пояснил: - Наводнение. Катастрофа там, землетрясение или еще что.
  - Да не слыхать было ни шума, ни криков. Нет, тут другое. Вы, часом, не к Лошадиному камню идете?
  - К нему, - кивнул Рем. - И рады бы в другую сторону, да ноги сами несут.
  И они пошли вместе. Не разговаривали, чтоб не услыхали их, а как рябинку алую увидели, так ползком поползли. Не зря хоронились - вокруг камня колдуны сидели, в землю смотрели, кости не бросали, шептались о чем-то. Когда Тин, Рем и Марио поближе подползли, услыхали, про что они речь ведут.
  - Перед нами выбор, господа, - хмуро говорил большеносый Пиноксень - самый главный, как Марио теперь знал, среди колдунов. - И выбор весьма непростой. Следует ли нам признать, что мы оказались недостойными иметь учеников, или же продолжать нести нелегкое бремя преподавательства? Иными словами, оставляем ли мы отроков Тина Скрынника, Рема Брюквинса и Марио Далина в учениках?
  Ответом было сосредоточенное молчание. Колдуны усердно думали, прежде чем сказать свое слово. Рем прошептал, снимая с лица назойливую паутину:
  - Про что они толкуют? Говорят много, а ничего не понятно.
  - Думают, избавиться им от нас или подождать еще, - пояснил Тин.
  - Как это - избавиться? - занервничал Рем. - Каким способом?
  - А ты слушай, может, и услышишь.
  Но колдуны говорили про другое.
  - Собратья! - начал Клявзень. - Положение весьма непростое. Не в наших силах и не в наших правилах принуждать кого-то к ученью. Как вам известно, на такое дело добрая воля нужна. За последние двадцать лет сколько у нас было послушников?
  Колдуны кисло переглянулись.
  - Верно, - продолжал Клявзень. - Ни одного.
  - Валиана Шашер, - напомнил Пиноксень.
  - Про Валиану я не забыл, - бесстрастно сообщил Клявзень. - Но она тоже сделала выбор: повинуясь своему сердцу, ушла за мужчиной.
  - Я предупреждал ее, - мрачно произнес косой Мухоморинс. - Я говорил, что у нее способности и призвание колдовские, говорил, что любовь, если за нею отправится, погубит ее. Я ли был не прав?
  - Не слушай его, Далин, - зашептал Тин, - это он со зла говорит!..
  Но Марио, несмотря на то что голова соглашалась с Тином, душой чуял - правду говорит косой колдун.
  - Да, но мы не про то сейчас, - Пиноксень потер нос. - Что было то прошло, нынче-то как? Не ошиблись ли мы в выборе? Отрок Марио хоть и сын Валианы, но унаследовал ли он ее способности? Что скажешь, Клявзень?
  - Я скажу, что понять это практически невозможно, - ответил Клявзень. - Его душа заполонена только одной страстью и только одной болью - это горе по человеку, которого он зовет отцом. Ничего другого его душа вместить не в состоянии. Тут бессильна любая наука, и колдовская тоже, - он развел руками, - я ничего не смог сделать.
  - А что отроки Скрынник и Брюквинс? - Пиноксень взглянул на Еженя с Сыроеденем, до сих пор не проронивших ни слова.
  - Они... гхм... - Ежень кашлянул, уши у него запылали, - отроки о рыцарстве мечтают, о славе и богатстве.
  - О чем?! - Пиноксень подскочил как ужаленный. - О каком рыцарстве?! О славе?! О богатстве?! Позор, позор!..
  - Ну да, о рыцарстве, чего он так разорался? - спросил шепотом Тин. - Чем плохо рыцарем-то быть? Ведь не вором же!..
  - Успокойся, Пиноксень, - взялся увещевать большеносого Клявзень, - ты сам подумай. Что эти мальчишки в жизни видели? Ничего, кроме бедности. Они и есть-то нормально стали, только когда попали к нам! Чего ж ты хочешь от них? В их глазах рыцарь - это защитник обездоленных и радетель за справедливость, разве это плохо? Ну и богатый, конечно, разве можно запретить им мечтать о богатстве, если в семье денег на новые башмаки не хватает?..
  - Вы где видели рыцарей - защитников обездоленных и радетелей за справедливость? - ядовито проговорил Пиноксень. - Да у них на уме только деньги, кровопускание да женщины!
  - Видел, Пиноксень, видел, - заверил Клявзень. - И наша задача - если уж мы не можем сделать из них хороших колдунов - сделать из них хороших...
  - Рыцарей? - съязвил Пиноксень, всем своим видом выражая недовольство и возмущение.
  - ...хороших людей, - продолжал Клявзень, - и совесть наша будет чиста, потому что, буде сии отроки захотят стать рыцарями, то и рыцари из них выйдут хорошие.
  - Так что же? - подал голос Мухоморинс. - Дать им эликсир беспамятства? Не учить больше колдовству?
  Тин, Рем и Марио тревожно переглянулись.
  - Это что же за эликсир такой? - забеспокоился Рем. - У меня что же, память от него отшибет?
  - А ты как думал? - поддразнил его Тин. - Набрался колдовских знаний и бежать? А ну как все секреты разболтаешь? Да колдуны тебя потом из-под земли достанут и месть учинят!
  Рем побелел.
  - Позвольте, за что же месть?.. - у него даже голос сел. - Я чем угодно поклянусь, что не заикнусь и словом про колдовское ремесло!..
  Марио, видя, что он сейчас в обморок бухнется, успокоил:
  - Да ты не бойся, мне Клявзень сказал, что ничему толком еще научить и не успел, так что с нас взятки гладки.
  - Ну да, тебя, может, и не успел, - совсем растревожился Рем, - а меня, может, очень даже и научил!..
  - Прекрати завывать, белобрысый, - одернул его Тин, - не то колдуны услышат. Ну скажи, чему тебя такому научили, чего другие не знают?
  - Ну а как же!.. - воскликнул Рем, отчего колдуны вздрогнули и начали озираться по сторонам, а Тин сразу сунул его носом в опавшие листья, чтоб не орал. Рем притих. Колдуны тоже.
  - Ну все, - сказал Тин, - теперь уже точно попались. Сами выйдем или подождем, пока нас отсюда за шиворот выволокут?
  - Ни за что сами не пойдем, - зашептал Марио, - лучше давайте потихоньку обратно поползем, тем же путем.
  Они так и сделали. Ползли чуть ли не до самой бобровой плотинки, голову поднять боялись, через Нитку так же - ползком, вымокли по самую макушку, замерзли, зубами стучат, и вода в три ручья с них течет.
  - Вы как хотите, - сказал Рем, трясясь от холода, - а я больше к колдунам ни ногой. Отравят еще зельем каким. А то в дерево превратят или в рыбу - Сыроедень-то по рыбе большой специалист.
  - Да ладно, Брюквинс, не горячись, - уговаривал приятеля Тин, но было видно, что и сам боится. - Ты, Марио, по такому поводу что думаешь?
  Ему хоть и страшно было в колдовскую вотчину возвращаться, но как же отказаться от надежды узнать заклинание превращения угля в алмазы?! Поэтому рыжеволосый Тин никак не мог решиться бросить ученье. А Марио и вовсе испугался, как представил, что пойдет один-одинешенек, голодный, бесприютный, незнакомой опасной дорогой, по которой снуют бравые гвардейцы Хватеня. Как добраться ему до Чайкиного Мыса? Ведь веник-то он уже почти собрал...
  - Надо сперва осмотреться, обстановку узнать, - предложил. - Вечером я погляжу, как дела пойдут, про что Клявзень речь поведет.
  - А ну как он без церемоний тебя и заколдует сразу? Что тогда? - не успокаивался Рем. - Дело-то нешуточное!
  - Не посмеет, - уверенно ответил Марио. - Ежели он мне худое сделает, отец придет и так ему задаст и всем колдунам заодно, что только держись!
  - Ну тогда погодим, - согласился Тин. - Давайте условимся: завтра после обеда тут, у бобровой плотинки встретимся и кто что узнал - друг другу расскажем. Лады?
  - Лады, - хлюпнул носом Марио. - Бывайте.
  Махнул рукой и побежал рысью к дому Клявзеня - уж больно замерз. Тин и Рем помчались домой, в деревню.
  
  Марио бежал так быстро, что одежда на нем почти высохла. Он надеялся опередить колдуна, и надежда сбылась, даже с лихвой: Клявзеня дома не было, к ночи он не пришел, а пришел только наутро.
  Марио сидел за книжкой, как будто бы читал, а сам все прислушивался и на дверь поглядывал. Уже и солнце взошло, полдень скоро, а он так ничего и не вызнал, с чем к бобровой плотинке идти докладываться? Но вот под окном шаги прошуршали, и задергалась дверь - хозяин возвратился, войти хочет. Дверь, как обычно, раза с третьего подалась, и вот он, Клявзень, в своих изношенных лаптях, потрепанном армяке, заросший всегдашней щетиной. Марио готовился, что ругаться колдун будет - чай заприметили их у Лошадиного камня, как пить дать прутики накопленные в очаг бросит. А колдун, напротив, явился в весьма благом настроении, насвистывая веселый мотивчик.
  - Здорово, малец! - поприветствовал с порога ученика. - Чем занят? О, Кулифарову "Генеалогию" изучаешь? Похвально, похвально. А что у нас нынче на завтрак?
  Марио ни разу для колдуна еду не готовил, а потому растерялся. А Клявзень и внимания не обратил и сам стряпней занялся. Марио поверх книжки глядел незаметно, как он снует между кладовкой и очагом, и через полчаса по хижине пополз ни с чем не сравнимый аромат наваристого борща. Еще через полчаса колдун провозгласил:
  - Готово! Бери ложку, малец, садись к столу.
  Марио закрыл книжку, аккуратно поставил на полку и не торопясь сел к столу. Клявзень поставил перед ним большую чашку, борщ получился - ложку ставить можно.
  - Ешь, - говорит, щедро сдабривая борщ сметаной.
  Насчет этого Марио уговаривать нужды не было, он никогда досыта не наедался, хоть колдун для него еды и не жалел. За трапезой Марио решился спросить:
  - Как здоровье господ Пиноксеня, Сыроеденя, Мухоморинса и Еженя? Все ли у них благополучно?
  - А чего это ты их здоровьем интересуешься? - сощурился колдун.
  - Да просто так, - покраснел Марио.
  - Нормальное здоровье, помирать пока не собираются. А как нынче себя чувствуют неугомонные Скрынник и Брюквинс?
  - Да тоже ничего, - ответил Марио и на всякий случай уточнил: - Я их, правда, в последний раз вчера видел.
  - Ну, авось за день с ними ничего не приключилось, - рассмеялся колдун.
  Марио так и подмывало спросить, чему он так радуется, но это было бы невежливо, он аж на стуле заерзал, не зная, как подступиться с этим вопросом. А Клявзень и сам говорит:
  - Было у нас сегодня колдовское собрание, и мы наконец пришли к согласию.
  И замолчал. Ест - только ложка свистит. А Марио кусок в горло не полез.
  - К согласию по поводу чего, позвольте узнать? - спросил.
  - По поводу вас, конечно! - воскликнул колдун. - Решили тебя, Брюквинса и Скрынника дальше учить.
  - А-а!.. - протянул Марио.
  Ему от этих слов тоскливо сделалось - он-то надеялся, что колдун уже отпустит его и дорогу в Холодную Низину покажет, еды с собой даст, а то и кепку-невидимку чудодейственную подарит, чтоб гвардейцы Хватеня не поймали. А тут опять учись. Зима, считай, закончилась, уже весна вовсю спешит, тепло несет, сколько ему тут над книгами корпеть? Отец, поди, не сегодня-завтра, шторма переждав, домой возвратится. Марио похолодел: дома-то не топлено, не убрано, монеты на новый парус тетка Хламера забрала, как же он отцу в глаза посмотрит?..
  - Ты чего это, малец, побелел весь? - колдун перестал ложкой стучать и глянул на него внимательно. - Заболел? Или борщ получился кисловат?
  - Нет, здоров я, - буркнул Марио и склонился над чашкой. - Борщ вкусный, спасибо.
  - Добавки?
  - Угу.
  Более ничего колдун не прибавил, и Марио другого не оставалось, пришлось с этими новостями к бобровой плотинке спешить. Он сослался на то, что надо проверить дупло в старом ясене - не поступало ли каких заказов, и помчался в назначенное место, не иначе Скрынник с Брюквинсом заждались уже.
  Прибежал к бобровой плотинке, а там и нет никого, даже бобров - по хатам, видно, сидели. Марио прошелся вдоль Нитки, сначала вверх, потом вниз, никого не встретил.
  - Эй, Скрынник! Эй, Брюквинс! - позвал, думая, что они где-то в кустах сидят.
  Никто не откликнулся, кроме эха, которое тут же затихло.
  - И куда запропастились рыжий с белобрысым? - пробормотал Марио и присел на прибрежный камешек, прислушиваясь - не идут ли?
  И вдруг услыхал шум да треск, кто-то кусты ломал, сквозь лес продираясь. Марио вскочил испуганный, - верное дело, медведь, а то и два! Но не тут-то было. Вместо двух медведей выскакивают Тин и Рем, запыхавшиеся до изнеможения, стало быть, бежали долго.
  - Здоровы же вы опаздывать, - укорил их Марио. - Договорились в полдень, а солнце уже где?
  - Ты... это... погоди, - силился выговорить Тин.
  - Мы нынче утром... Плюхвинса встретили, - Рем, красный как помидор, наклонился к воде и попил из пригоршни.
  - Что мне с этого Плюхвинса? - удивился Марио. - Ты, Рем, сам сейчас Плюхвинсом сделаешься, если в воду свалишься...
  - Ты не понимаешь, - перебил нетерпеливо Тин, - Плюхвинса помнишь? У которого пасека побольше Шмеленевой?
  - Ну и что с того? - Марио сердиться начал. - Меня Клявзень ненадолго отпустил, говори быстрее!
  - Плюхвинс в Холодную Низину возил мед продавать, - сказал Рем, отходя от речки.
  Марио навострил уши.
  - Вернулся позавчера, - подхватил Тин.
  - Мы об этом дома слыхали, случайно, - вставил Рем.
  - Заезжал Плюхвинс в Чайкин Мыс, в твою, стало быть, деревню, - Тин перевел дух. - Говорит, твой отец вернулся.
  Марио глядел на него, точно окаменев, - Тин даже засомневался, понял ли он его, - а потом сорвался с места, точно его нечистая подхватила, и ринулся куда-то в лес.
  - Стой, Марио! Стой, куда ты? - Тин никак не мог его догнать. - Рем, держи его! Сбоку заходи, там же круча, он с нее свалится!
  Рем помчался наперерез, да Марио не так-то просто было поймать.
  - Стой, Далин! - кричал ему в спину Тин. - Ты куда бежишь, чумовой?!
  - Домой! - на бегу сообщил тот. - На Чайкин мыс!
  - Да он же не там, ах что б тебя! - Тин, тяжело дыша, остановился, уперся руками в коленки.
  Марио, не сбавляя ходу, развернулся и с той же прытью побежал в противоположную сторону. Тут его настиг Рем и с размаху повалил на землю, как в игре в догонялки. Тин подошел и сел рядом, утер лицо рукавом.
  - Ты чего бегаешь, как заяц, а? - спросил. - И откуда в таком дохлом теле столько силы?.. Эй, Далин, ты там живой? Я с тобой разговариваю!
  - Живой, - промямлил Марио, подымаясь, - а вот Брюквинс, кажется, зашибся.
  Они склонились над Ремом. Тот лежал ничком и признаков жизни не подавал.
  - Белобрысый, эй, белобрысый! - взялся трясти его Тин. - Ты что это удумал? Шутки шутить? А ну живо подымайся!
  И так Рема встряхнул, что у того зубы лязгнули. И тут рука Рема - Марио успел увернуться, а Тин нет, - то ли произвольно, то ли нарочно, вдруг взлетела и врезалась Скрыннику в ухо. Тот взвыл. А Рем поднялся и назидательно произнес:
  - Я тебе говорил - не называй меня белобрысым? Говорил! Вот и получай!
  - Ах ты!.. А еще мертвым прикинулся! - Тин был вне себя, но в драку не полез. - Я тебя специально так назвал, чтоб в чувство привести!
  - Ну вот и привел, мало тебе? - сварливо пробурчал Рем, потирая ушибленную коленку, но втайне был доволен - не один пострадал.
  Тут Тин вспомнил, из-за чего они все бегали, и повернулся к Марио.
  - Слушай, Далин, ты что же, всерьез домой собрался?
  - А как же! - воскликнул Марио. - Отец-то меня уж обыскался, поди!
  - А колдуну сообщить не желаешь? Для порядку?
  Марио задумался.
  - Да, надо бы. Негоже уходить, не попрощавшись, он мне много добра сделал.
  Он поклонился.
  - Спасибо и вам за хорошую весть. А теперь бывайте, нескоро увидимся.
  - Не зарекайся, мы тебя провожать придем, - сказал Рем.
  
  Марио примчался, петляя меж деревьев, к хижине колдуна и забарабанил в дверь - сам все равно бы открыть не смог. Барабанил до тех пор, пока не услыхал приглушенное:
  - Да тут я, тут! Неужто записка попалась срочная? Отойди подальше, а то как бы не зашибить.
  Марио отошел на безопасное расстояние, и Клявзень изнутри, раза два приложившись плечом, с третьего раза дверь открыл. Явился на пороге, уставившись на Марио волшебным оком - маленьким прозрачным кругляшком, как у Пиноксеня, только у того их два было, по одному на глаз. Забавно сощурившись, колдун поглядел на Марио, и тот ни мгновения не сомневался, что при помощи волшебного ока он прочел все, что в его мыслях.
  - Заходи.
  Марио вошел, остановился у рукомойника, переступил с ноги на ногу. Клявзень вернулся к прерванному занятию: он опять возился с одним из своих приборов. Марио решил, что, раз на нем волшебное око, таиться нечего - и так все знает.
  - Я, господин колдун, сказаться пришел, - произнес Марио тихо, но твердо. - Ухожу я. Домой, на Чайкин мыс.
  Клявзень выпрямился, моргнул, прозрачный кругляшок упал с глаза и повис на шнурке.
  - Ты что-то сказал? - спросил.
  - Ухожу я, - повторил Марио, глядя в пол. - Домой.
  - С чего это?! - воскликнул колдун, прилаживая кругляшок обратно на глаз. - Кто тебя надоумил? Скрынник и Брюквинс?
  Марио помотал головой.
  - Нет, они только сказали, что отец вернулся.
  - Да они-то откуда узнали?! - кругляшок опять упал, колдун нервно прижмурил его обратно.
  - Они дома слыхали, а домашние - в деревне, от господина Плюхвинса, он в Холодную Низину ездил мед продавать и оттуда весть привез.
  Колдун кашлянул в кулак, видно, заругаться хотел, да удержался.
  - Бабьи сплетни все это! А ты неужто поверил?!
  - Поверил.
  Марио произнес это одно-единственное слово так, что Клявзень понял - переубеждать мальчишку бесполезно. В ярости он содрал со своего черного глаза волшебный кругляшок, схватил прибор, грохнул его на полку, отчего соседние жалобно звякнули, и нервно заходил по хижине из угла в угол. Марио стоял все так же, вперившись взглядом в пол, и упрямо молчал.
  - А как же наш уговор? - остановившись напротив, вопросил Клявзень. - Как же ученье?
  - Вы меня извиняйте, господин колдун, но я ведь к вам в ученики не набивался, вы меня сами позвали. Прутики я честно зарабатывал, а что не успел заработать сколько надо - опять же извиняйте. Я не прошу ничего, но без еды в дороге мне будет худо.
  Клявзень долго ходил из угла в угол молча, насупившись. Потом сел к столу и сказал:
  - Нет, Марио Далин, не покажу я тебе дорогу и еды с собой тоже не дам.
  Марио вскинул голову - зная доброту колдуна, он не ожидал такого ответа.
  - Не гляди на меня так, - отрезал колдун. - Я хотел тебе помочь, но ты сам выбрал себе путь, так и иди сам - от начала и до конца. Я помог бы любому другому на твоем месте, но не тебе.
  - Почему же?! - вскричал уязвленный Марио. - Чем же я хуже других?
  - Ничем. Ты не хуже других - ты другой. Нет, не думай, не только глазами. Я, кто людские повадки знает лучше всех, и то не разглядел, спасибо, подсказали, не то я неправильное дело сделал бы. Почему не уговариваю остаться? А потому. Ты сам решаешь, что делать, куда идти и с кем, никто не возьмется тебя остановить. Вот и я не возьмусь. Можешь идти.
  - Вы злитесь, я вижу, - слезы обиды душили Марио, - ладно, я так уйду, сам управлюсь.
  - Дурья твоя голова! - не удержался, вскричал колдун. - Как была дурья, такой и осталась! Тебе учиться надобно, а не по горам по долам лазить! Я тебе знания даю - только бери, с ними ты хоть куда доберешься! А после ими с другими делиться будешь!
  - Но меня отец ждет, - твердил свое Марио.
  - Да не отец он тебе вовсе! - хлопнул колдун кулаком по столу и осекся.
  Марио всхлипнул.
  - Вы нарочно все это говорите и врете нарочно, чтобы я не ушел, а я все одно уйду!
  - Иди, - спокойно ответил Клявзень, хотя внутри весь кипел. - Вот дверь, иди. На нас, колдунах, мир держится, а мы умираем, одинокие, кто вместо нас останется? Видится мне, никто, раз даже мне, мудрому, не хватает мудрости до твоей души достучаться. Иди, Марио Далин.
  Марио взглянул на него полными слез глазами, губы дрогнули - в который раз его выставляют за дверь, как докучливого пса, - ничего не сказал и выбежал из хижины. Колдун трясущимися руками раскурил самокрутку, затянулся, потом кинул ее на стол, вскочил, бросился к двери, словно догнать хотел, остановился на пороге, схватился за голову, к косяку лбом прижался и воскликнул глухо, отчаянно:
  - Что же ты наделала, Валиана?! Что?..
  
  Долго Марио не мог оправиться от обиды, что нанес ему Клявзень. Поначалу ему до того было худо, что он дороги не видел, которой шел. Внутри ныла противная пустота, а в голове будто молотки стучали, Марио был растерян, раздавлен предательством, и тем сильнее оно было, что он его не ожидал. Колдун по-доброму к нему относился, и непонятно, откуда у него взялась такая жестокая несправедливость.
  - ...Далин! Эй, Далин, стой!
  Тин и Рем сидели в кустах недалеко от Клявзеневой хижины, караулили Марио и вдруг видят - идет он сам, бредет, точно в воду опущенный, и ничего вокруг не замечает.
  - Далин! Да погоди ты!..
  Марио вздрогнул и остановился. Скрынник и Брюквинс выбрались из укрытия и подбежали к нему.
  - Ну что? Сказал колдуну?
  - А он что? Отпустил тебя?
  - И не ругался что ли?
  - Вот повезло! - загалдели наперебой.
   Марио не отвечал, ковыряя носком башмака торчащий корешок.
  - Ты чего молчишь, Далин? - забеспокоился Тин. - Неужто обидел тебя колдун?
  Марио поднял голову.
  - Он меня выгнал. За дверь выставил.
  - Как это - выгнал? - поразился Рем. - И слова доброго не сказал?
  - Какое там слово, - горько усмехнулся Марио, - даже краюхи хлеба в дорогу не дал.
  Тин и Рем переглянулись.
  - Вот это да!.. - покачал головой рыжий Тин. - Не по-людски это, прямо скажем. Вот и верь после этого колдунам. И куда же ты теперь?
  - Как это куда? - хмуро взглянул на него Марио. - На Чайкин мыс, конечно!
  - Да как же ты туда пойдешь? - вскричали в один голос Скрынник и Брюквинс. - Дороги не знаешь, и еды у тебя нет!
  - Ничего, как-нибудь, - Марио затянул потуже поясок на старенькой куртке. - Ну, бывай, ты, господин Скрынник, и ты, господин Брюквинс. Может, когда и свидимся.
  - Погоди, погоди, - остановил его Тин. - Мы сейчас.
  Они отошли в сторонку и принялись о чем-то совещаться. Тин энергично размахивал руками, Рем кивал. Потом хлопнули друг друга по плечу.
  - Слушай сюда, Далин, - сказал Тин. - Мы с тобой пойдем.
  - Куда? - не понял Марио.
  - На Чайкин мыс.
  - Но зачем?!
   - Чтобы помочь тебе, дурья голова! - воскликнул Тин. - Втроем все же легче, мы еды из дома возьмем.
  - Ну спасибо! - обрадовался Марио, он и не ожидал такой удачи. - А дорогу-то через Кривое ущелье знаете?
  - А мы не пойдем через Кривое ущелье, - улыбнулся Рем.
  - А как же? Другой-то дороги нет! - Марио переводил взгляд с одного на другого.
  - Мы, брат Далин, - заговорщицки приобняв Марио за плечо, сообщил Тин, - пойдем вдоль отрогов Лескинских Возвышенностей, мимо Кривого ущелья в Дальнюю Долину. Найдем город Прель, а оттуда до Чайкиного Мыса рукой подать. Морем-то. Ну как тебе наш план?
  Марио задумался. С одной стороны, ему хотелось побыстрей домой, а с другой - он понимал, сколь труден путь через горы, в стороне от проезжей дороги, где никакого жилья и еды не раздобыть.
  - К тому же Хватень в Дальней Долине тебя искать не будет, - добавил Рем.
  Это решило все.
  - Ладно, - согласился Марио. - Пошли в Прель.
  И они пошли.
  Сначала, оставив Марио в укромном месте, Тин и Рем завернули домой, прихватили кое-что из одежды и кое-что из еды. Они ведь отчего пошли с Марио? Во-первых, весна наступала, во-вторых, решились-таки от колдунов сбежать, в-третьих, приключения впереди, а за ними уж и рыцарство наверняка не припозднится. И вот они, весьма довольные собой, на последней неделе зимы ночью выступили из Солнечных Холмов. У каждого в руках было по палке, у Тина и Рема по узелку за плечами, и шагалось им бодро и весело.
  - А вы дома-то сказались, чтоб вас не искали? - спросил Марио.
  - А, записку оставили, - беззаботно ответил Тин, грызя яблоко, - а то еще Хватеня в погоню снарядят.
  Так, по отрогам Лескинских Возвышенностей, петляя в дубравах, они добрались до Заречья. Там в одном из крайних домов Тин и Рем стащили курицу и цветастое одеяло, которое сушилось на плетне. Курицу ощипали и зажарили на костре, а одеялом укрылись, на ночлег устроившись. Ну разве не красота? Сытые, согретые, и никто над душой не стоит, работать не заставляет и ученья не требует.
  Проснулись, когда солнце было уже высоко, опять раскочегарили костерок, подогрели остатки курицы, поели, весело разговаривая о всякой ерунде, потом скатали одеяло, связали и уже собирались идти дальше, а Рем тут сказал:
  - Слушайте, надо же одну проблему решить, не то беда будет.
  - Какую такую проблему? - спросили Марио и Тин.
  - Да как же! Далинов глаз!
  Они совсем забыли про черный глаз Марио, привыкли уже, а ведь встречные люди могут и собак спустить. Марио сник - опять повязку надевать, одноглазым ходить? Тин смущенно переступил с ноги на ногу, он не знал, как по-другому дело сделать. А Рем, многозначительно подмигнув, полез за пазуху и извлек оттуда - вот чудеса! - два волшебных кругляшка, точь-в-точь как у Пиноксеня видели! Рем, явно гордясь своей предусмотрительностью, сказал:
  - Это я у Сыроеденя взял, у него полная коробка таких, не обеднеет. Называются очики.
  - Как? - переспросили Тин и Марио.
  - Ну, как бы очи, то есть глаза, а это очики, как маленькие глазки, что ли. Так Сыроедень объяснял.
  - А чем же они мне помогут? - Марио помнил, что один такой кругляшок совсем не скрывал Клявзенев черный глаз.
  - А ты гляди, - хитро улыбнулся Рем.
  Он поднял очики к солнцу, и Тин с Марио восхищенно ахнули: прозрачные кругляшки начали темнеть, темнеть, пока не сделались почти черными, а когда Рем спрятал их от солнца, снова посветлели, стали дымчатыми.
  - Вот так очики! И вправду волшебные! - воскликнул Тин. - Ну-ка, Марио, примерь.
  Марио нацепил кругляшки, завернув тонкие дужки за уши.
  - Ну держитесь, - пригрозил, - сейчас я ваши мысли читать буду.
  И он вперился очиками сперва в Рема, потом, погодя, в Тина. Однако мысли их отчего-то не читались. Но ведь Клявзень даже с одним кругляшком знал, что у него на уме, а тут с двумя не получается.
  - Вы думать-то думаете? - спросил подозрительно.
  - А как же! - ответил Тин.
  - Про что?
  - Так это ты нам скажи! - усмехнулся Рем.
  Марио сосредоточенно наморщил лоб.
  - Твои мысли... твои мысли... - нараспев затянул и выпалил: - Про еду!
  - Вот еще! - фыркнул Рем. - Чего мне про еду думать, я только что поел. Я думал, что побыстрее дальше идти надо, а то как бы Сыроедень очиков не хватился.
  - Ой, правда!
  И они засобирались в путь, убедившись, что волшебные кругляшки мысли читать не умеют.
  - Зато в них можно на солнце смотреть и глазам не больно, - сказал Марио.
  И подумал: "Наверное, у Клявзеня был другой очик, не такой".
  
  - По моим расчетам, - бодро разглагольствовал Тин, когда они шли гуськом по полям, раскинувшимся на окраинах Заречья, - мы должны прибыть в Прель через две недели. Как раз минуем Кривое Ущелье, обогнем горы с севера - и вот он, Глубокий залив. Останется корабль подходящий найти, ну так это проще простого.
  - А откуда ты, Тин, так хорошо дорогу знаешь? - спросил Марио. - Неужто хаживал тут?
  - Да нигде он не хаживал! - насмешливо фыркнул Рем. - Дома сидел!
  - Как же! - возмущенно воскликнул Тин. - В Заречье я был, и в Мряке тоже, и даже в Твике! Не то что ты!
  - Подумаешь, какое дело! - всхорохорился Рем. - Да в Заречье и Мряке все были! А я зато один раз чуть было до Леты не доехал с отцом и старшим братом.
  - Так ведь не доехал же!
  - А Лета все же поважнее и Мряка, и Твика!
  - Хватит вам, остановитесь, - Марио уже перестал понимать, о чем они спорят. - Вон, на горизонте уже Мряк виднеется.
  Тин приложил ладонь к глазам.
  - Нет, это еще не Мряк, - произнес убежденно, - это хутор, тут таких много.
  И точно. Сначала обошли стороной одну усадьбу, потом еще одну и еще, к жилью не заворачивали - собак боялись, те и так их издалека облаяли, ведь на хуторах собак держали больших, злобных.
  - Поесть бы, - пропыхтел Рем, он на спине свернутое одеяло тащил и упарился. - Эй, рыжий, доставай еду из мешка!
  Они уселись под кустом отдохнуть и подкрепиться. Тин полез в узелок, долго шарил в нем, потом развернул, встряхнул.
  - Ну чего ты копаешься? - недовольно спросил Рем. - И это все что ли?
  Он отложил в сторону непригодные к еде бечевку, маленький нож, запасные башмаки и жестянку, в которой на костре можно воду кипятить. Осталась краюха хлеба.
  - И это все? - повторил Рем и поглядел на Тина так, словно это он самолично съел все припасы.
  Марио перевел взгляд с одного на другого, надеясь, что все это шутка и еда отыщется в другом мешке. Надеждам сбыться в этот день было не суждено.
  - А что вы хотели? - огрызнулся Тин. - Нечего было завтракать по три раза в день, обедать по пять и ужинать по семь! Вот еда и закончилась!
  Рем насупился и замолчал.
  - Да уж, - вздохнул Марио, - не годится выступать в поход и уничтожать провизию в первый же день.
  Хотя, говоря по правде, разве могли Тин и Рем много еды из дома взять, если ее там почти не водилось?..
  - Ладно, нечего киснуть, - Тин решительно завязал узелок. - Пойдем в Мряк и попробуем там разжиться провизией.
  - А как? - спросил Марио. - Воровать будем?
  - Вовсе не обязательно. Но это тоже способ.
  Они вышли на широкую проезжую дорогу, которая, по их предположениям, должна была привести в Мряк. Однако Мряка все не было, да и хутора больше не попадались.
  - Уж не заблудились ли мы? - забеспокоился Марио.
  - Враки, - отозвался Тин. - Если есть дорога, она обязательно куда-нибудь приведет.
  - Эй, глядите, повозка! - тихо сказал Рем. - Вон, нас догоняет. Надо спросить, далеко ли до города.
  Повозку, что быстро приближалась, везли две лошади, на передке восседал бородатый дядька свирепого вида, похожий на разбойника.
  - Давай, Рем, спрашивай! - толкнул Тин Брюквинса в бок.
  - Ни за что! - замахал руками Рем. - У него, видишь, какая плетка! Пусть Далин спрашивает.
  Но Марио только головой затряс, чуть очики не потерял.
  - У-у, зайцы трусливые, - заругался Тин. - Ну так я сам спрошу.
  И он вышел на середину дороги и окликнул бородатого:
  - Дяденька, а дяденька! Далеко ли до славного города Мряка?
  - Тп-р-ру!.. - бородатый натянул вожжи, лошади покорно остановились. - Чего кричишь, малец, не слышу! Ближе подойди!
  Тин оглянулся на Рема и Марио, те всем видом говорили: ни за что не подойдем, сам давай. Тин осторожно приблизился к повозке и опять спросил:
  - Далеко ли до славного города Мряка, господин возница? А то мы с ног сбились, никак не найдем, по слухам, несомненно, достоверным, сей прекрасный город.
  Дядька взглянул на него, на Марио и Рема в сторонке, и нельзя было понять, о чем он думает.
  - Бежать надо, - шепнул Марио, - вон какая рожа свирепая!
  А бородатый и говорит:
  - Что ж, садитесь, подвезу.
  Тин обернулся на Рема, Рем кивнул. Марио еле слышно вздохнул - не по душе был ему этот разбойник. Но делать нечего, не оставаться же одному на дороге! И он следом за Скрынником и Брюквинсом залез в повозку и устроился в сене.
  - Н-но! - бородатый дернул вожжи.
  - Как вас звать-величать? - поинтересовался он. - Откуда путь держите?
  Марио открыл было рот, чтобы назваться, но Тин его опередил:
  - Идем мы, господин... э-э...
  - Куринс, - представился возница, - Морр Куринс.
  - Весьма приятно, господин Куринс, - поклонился Тин. - Да. Так вот. Путешествуем мы, так сказать, из Заречья в Мряк и дальше. Меня звать Тин Скрынник, вот этого блондина - Рем Брюквинс, а это наш компаньон Бук Грабинс.
  - Почему... - Марио, возмущенный, хотел спросить, почему это его зовут Бук Грабинс, но Тин лягнул его в коленку, и Марио замолчал.
  - Что - почему? - не понял бородатый Куринс. - Ваш компаньон, кажется, что-то сказал?
  - Он хотел спросить, почему так много хуторов в окрестностях славного города Мряка?
  - А-а... Да, вы верно подметили, Мряк действительно славный город, растет, ширится, потому и тесно людям, они на хутора и перебираются. Место выгодное - река рядом, по ней хоть до самого моря дойти можно, быстрей, чем сушей-то. Растет тут все хорошо, не голодаем. Работы хоть и хватает, а все ж на свой карман трудимся, не жмет.
  - А налоги? - важно встрял в его речь Рем.
  - А как же? - бородатый причмокивал губами, понукая лошадей. - Мы народ законопослушный, градоначальник на нас не жалуется, да и мы на него тоже. А вы, позвольте спросить, в каком деле компаньоны?
  И он покосился на Марио, у которого пол-лица скрывали темные очики - ни дать ни взять шпион на службе у короля.
  - А мы, господин Куринс, специалисты широкого профиля, - болтая ногами, врал напропалую Тин. - Тем на жизнь зарабатываем.
  - И что же вы умеете? - непонятно, верил Куринс Тиновым россказням или нет. - Насколько ваш профиль широк?
  - Да разве все перечислишь, упомнишь? - Тин принялся загибать пальцы. - Открываем замки, если ключ потерялся, выводим тараканов и мышей, это знаете какая напасть? Ежели заведутся - из дома как пить дать выживут, никакая отрава не поможет. Так. Еще изменяем неблагоприятные погодные условия на благоприятные, изгоняем нечистую силу...
  Рем и Марио, с ужасом слушавшие рассказ "компаньона", уже готовы были с повозки прыгать и бежать куда-нибудь прятаться.
  - Да что вы говорите? - удивился Куринс. - И где же вы получили такую квалификацию?
  - О, в самой лучшей школе, в школе целительства и врачевания имени Мурка Туфленя, слыхали небось?
  - Нет, не довелось. А кто таков этот Мурк Туфлень? Я правильно имя сказал?
  - Ага, правильно. Мурк Туфлень, да будет вам известно, домашний лекарь и предсказатель лорда Скручинса. Вы про лорда Скручинса-то слыхали?
  - Слыхал.
  - Так вот, господина Мурка Туфленя сам король к себе во дворец придворным астрологом приглашал, но тот отказался.
  - Это почему же?
  - А климат не подошел, - махнул рукой Тин. - Предсказатели, они ведь такие капризные.
  - Да уж, - подтвердил Морр Куринс, точно видел этих предсказателей по десять раз на дню и все их повадки досконально изучил.
  Рем и Марио сидели ни живые ни мертвые, все ждали, что вот сейчас бородатый засмеет Тиновы байки да еще хворостиной огреет напоследок. Но тот сказал вполне дружелюбно:
  - А вот и Мряк, господа предприниматели. С прибытием.
  Повозка перевезла их по каменному мосту через быструю речушку - и вот он, Мряк! Множество прилепленных друг к другу каменных домов, узкие мощеные улочки, народу кругом - тьма!
  - Я, с вашего позволения, вас тут высажу, мне через город не проехать - в этот час слишком людно. Бывайте, господа предприниматели!
  - Будьте здоровы, господин Морр Куринс! - поклонился Тин, а за ним и Марио, и Рем.
  Повозка загрохотала по булыжникам, гулко зацокали подковы.
  - Явится нужда в нашей квалификации, мы в "Семи карасях" будем! - успел крикнуть вдогонку Тин.
  И оказался нос к носу с разъяренным Ремом и негодующим Марио.
  - Ты чего наплел, рыжая голова? Что за приступ на тебя нашел?
  - Зачем меня деревом обозвал?
   - К чему Свиткинсову школу приплел? А если проверит бородатый?
  - Какая еще нечистая сила?
  - Хочешь, чтоб нас в реке за такие дела утопили?
  Тин, потрясая кулаками, вскричал:
  - Постойте! Погодите же! Я же не просто так говорил!
  - А как?!
  - Марио я обозвал Буком Грабинсом, чтоб настоящего его имени не выдать, а то Куринс градоначальнику бы доложил, мол, вот Марио Далин, в бегах, берите его и в тюрьму сажайте.
  Марио засопел - он об этом не подумал.
  - А про нечистую силу зачем наболтал, а? - не унимался Рем. - Ведь беды от этого дождемся!
  - Не беды, а денег, - поправил Тин. - Можно за деньги продать то, чему нас Свиткинс с Занавесником да колдуны научили.
  - То-то похоже было, что бородатому охота нам работу дать! Да ну!.. - Рем махнул рукой.
  - Ему, может, и не надо, зато он соседям расскажет, а соседи - соседям, и скоро весь город будет знать, что прибыли специалисты высокой квалификации, способные справиться с любым делом.
  Марио и Рем переглянулись и ничего говорить не стали.
  До самого вечера они шатались по городу, но что-то никто не предлагал им ни работы, ни поесть. Рем уже часа два как ворчал, и даже Марио, несмотря на то что с увлечением глазел по сторонам, начал ощущать неприятные завывания в животе. Тин тоже приуныл.
  - Где твои "Семь карасей"? - недовольно спросил Рем. - Пошли хоть поедим!
  - А кто тебе еду за просто так даст? - огрызнулся Тин. - С чего им нас кормить?
  Рем плюнул.
  - Я-то думал, у тебя там хозяин знакомый или еще кто!
  - Да откуда? - оправдывается Тин.
  - Ну ты же говорил, что раньше бывал здесь!
  - Прочисть уши, Брюквинс! - рассердился Тин. - Если бы я тут был, стал бы дорогу спрашивать!
  - Ага! Стало быть, наврал! - взвыл Рем. - "Я хаживал, я хаживал!.." А сам дальше Холмов нигде и не был!
  - Нет, был! - заспорил Тин. - Только мал был, дороги не помню, а в "Семи карасях" мы обедали!
  - Да где хоть они, эти "Семь карасей", помнишь?!
  - Нет. Не помню, - сник Тин.
  - Ладно, будет вам, - в который раз Марио вмешался в спор. - Чего зря стоять, пошли искать этих "Карасей", по пути спросим, ежели заплутаем.
  И они отправились дальше. День потихоньку угасал, становилось темно, и волшебные очики на носу Марио начали светлеть.
  - Вот уж колдовская вещь! - восхитился Тин. - Ты глянь, чего делается!
  - Слушайте! - осенило Рема. - Да их же продать можно! Покупатели в очередь выстроятся!
  Тин взглянул на него и покачал головой.
  - Какой же ты все-таки балда, Рем Брюквинс, спасу нет.
  - Чего это я балда? - обиделся Рем.
  - Снимешь с него очики - от нас народ шарахаться станет, а не в очередь выстроится! Где тогда едой разживемся?
  Рем почесал макушку - возразить было нечего.
  - Смотрите! - сказал Марио. - На двери рыбина нарисована! Это и есть трактир?
  Тин остановился и в сомнении стал изучать картинку.
  - Да уж мало на рыбину-то похоже, - засомневался Рем, - скорее уж на безногого поросенка.
  - Или на бесхвостую собаку, - добавил Тин. - Которая спит. Нет, не то.
  - Ладно, не то так не то.
  Они прошли еще немножко, и тут Рем остановился и повел носом.
  - Чую, рыбой пахнет! - он завертелся на месте, выбирая направление. - Там!.. Нет... вот-вот... там, точно там!
  И он ринулся в ближайшую подворотню.
  - Куда ты? - сердито закричал Тин. - Там могут быть собаки!..
  Но Рем бежал на рыбный запах, пока не отыскал источник - большую помойку, уже облюбованную собаками и бездомными котами. Собаки зарычали, коты зашипели, наметанным глазом распознав конкурентов - таких же голодных, как они сами.
  - Пошли отсюда! - Тин схватил Рема за рукав и потащил прочь.
  Марио поспешил следом, уж очень ему не понравилось, как на них смотрели обитатели помойки. Они выскочили из подворотни и повернули сначала на одну улочку, с нее на другую, а потом сверху кто-то гаркнул: "Чего спать мешаете?", и они долго неслись просто так, никуда. Два раза прибежали в тупик, два раза на них чуть не вылили помои, а один раз едва не попали под колеса кареты, которая с грохотом мчалась по улице. Остановились, когда выскочили на круглую площадь с фонтаном посередине, изображающим скульптурную композицию - здоровенного полуголого детину и какое-то морское чудище, они боролись, но детина, судя по довольному выражению лица, побеждал.
   - Ничего себе, как тут рано спать ложатся! - выговорил Рем, перегнулся через каменный парапет и побрызгал водой в лицо. - "Спать мешаете"! - передразнил он. - Ведь едва темнеть начало! А еще - помои за окно, где ж такое видано! Ну и городок...
  - Я чуть очики не потерял, - пожаловался Марио.
  - Эй, ребята, вот так удача! - удивленно протянул Тин. - Поглядите-ка вот на этот дом, зеленый, со множеством окон. Что там на вывеске написано?
  Марио и Рем по слогам прочитали:
  - Шко-ла... школа о-ру-же-со... Марио, погоди, не "со", а "но", оружено...
  - Да я и говорю! - в нетерпении вскричал Марио. - Школа оруженосцев и будущих рыцарей!
  - Вот это да! Это же то, что нам нужно! Айда запишемся! - завопил Рем.
  - Погоди, - остудил его пыл Тин. - Во-первых, сейчас уже вечер, а во-вторых, у нас нет денег. Без денег не возьмут.
  - А, нелегкая!.. - Рем рубанул рукой воздух и с тоской поглядел на зеленый дом. - Там, небось, богатенький Тибль Шашер учится... А может, возьмут нас? Мы расскажем, как мы хотим стать рыцарями и какими будем хорошими и честными! А, Тин?
  Тин поглядел на Марио - если поступить в школу, как же Далину одному до Чайкиного мыса добираться? Но Марио поддержал Рема:
  - Коли есть возможность - бедствие таковой не воспользоваться. А вдруг получится? А не получится, так зато спать потом спокойно будете - все же попытались.
  Тин в задумчивости глядел на школу, глядел, а Рем с надеждой глядел на него. Потом Тин сказал:
  - Хорошо. С утра попробуем.
  - Урра! - завопил Рем. - Вот только бы еще поесть!!!
  - Прекрати орать, Брюквинс, - Тин засунул руки в карманы, нахохлился. - "Семь карасей" еще искать надо.
  - Эй, зачем искать! - радостно подпрыгнул Марио и поправил очики на носу. - Вот же они, как раз напротив Тиблевой школы!
  Смотрят, и точно: с краю площади приютилось зданьице - невысокое, неприметное, три его окошка ярко светились, и поэтому вывеску сразу не заметили, а на ней было написано: "Семь карасей", витиевато, правда, написано, и потому прочитали тоже не сразу. Ну а когда прочитали, так и побежали туда бегом - до того есть хотелось, что шагом шагать было уже никак.
  - Вот что значит волшебные очики! - на бегу пропыхтел Рем. - Молодец, Марио!
  Они взлетели на крыльцо и забарабанили в дверь шестью кулаками.
  - Эй, отворите! Отворите!
  Двери распахнулись, и перед ними явился какой-то мальчишка, весьма заносчивый с виду. Они-то думали, их сам хозяин встретит, в парадном фартуке, а потому сперва растерялись. Потом Тин сообразил, как себя вести надо, и сказал важно:
  - Нас величать господа Тин Скрынник, Рем Брюквинс и Бук Грабинс. Мы к вам на постой. Велите доложить.
  - У вас деньги-то есть, господа? - насмешливо спросил мальчик.
  - А тебе что, кошелек показать? - Рем сделал свирепое лицо. - Ты, что ли, хозяин трактира?
  Мальчик хмыкнул и захлопнул дверь. Господа Тин Скрынник, Рем Брюквинс и Бук Грабинс остались стоять на улице.
  - Это что же такое? - произнес Марио дрожащим от возмущения голосом. - Хорошо же тут принимают!
  - Вот я им сейчас покажу! - что было сил Рем заколотил кулаками в дверь.
  И тотчас же явился хозяин трактира, а точнее, хозяйка - высокая, как пожарная каланча, и толстая, как Рем, Тин и Марио вместе взятые три раза по три, одним словом - огромная. На голове у нее был платок, сползший на глаза, что придавало ей сходство с атаманшей разбойников. В одной руке она держала половник, похожий на кастрюлю с приделанной к ней длинной ручкой, а в другой - увесистое полено.
  - Это вы Брынник, Скрюквинс и какой-то Букинс? Чего изволите? - густым басом пророкотала она, к тому же весьма неприветливо, ее "чего изволите" было больше похоже на "катитесь отсюда, пока целы". Половник в руке, а в особенности полено не оставляли в этом никаких сомнений.
  Тин, Рем и Марио так перепугались, что слова не могли сказать, а удрать не успели потому, что ноги намертво приросли к крыльцу.
  - Ну? Чего молчите? - хозяйка трактира поленом поддернула край платка, чтобы лучше видеть, руки-то были заняты.
  - Мы вообще-то не местные, - сказал наконец Тин, глядя то на полено, то на половник.
  - Вижу, - коротко пробасила хозяйка. - Дальше.
  - Ночь уже почти, - продолжал Тин в одиночку, так как его компаньоны принимать участия в разговоре, судя по всему, не собирались. - Нам бы у вас остановиться, если вы не против.
  - Деньги есть? - шумно вздохнула хозяйка и почесала поленом нос.
  - Нет, - не посмел соврать Тин.
  - Тогда я против, - отрезала хозяйка и уже готова была захлопнуть дверь, но Тин протиснулся наполовину внутрь и заверещал:
  - Мы отработаем! Отработаем!
  Тут уж и Рем, и Марио, сообразив, что могут остаться голодными, вцепились в косяк и заголосили:
  - Да-да-да! Мы способные!!!
  - А что вы умеете делать? - могучая хватка ослабла, не то Тин превратился бы в отбивную.
  - ВСЕ!!!
  - Стряпать умеете?
  - А то как же! Это же наше любимое дело! Мы ух какие повара! Мы...
  - Полы мыть?
  - Конечно! Кто же не умеет мыть полы?! Да мы в этом деле...
  - Мыть посуду? Чистить кастрюли?
  - Разумеется! Вон, Марио... то есть Бук Грабинс на этом деле собаку съел и пуд соли заодно, не извольте...
  - Ладно. Заходите. Не сюда, через черный ход. Меня звать госпожа Куриандра.
  
  Так они были допущены хоть и не в сам трактир, но на кухню, а это даже лучше - тепло и еда. Тепло давала большая печь, которую Рем сразу окрестил "печищей", она так и пыхала жаром. Остальная половина была заставлена кастрюлями, горшками, жбанами, по стенам и над головой висели связки лука, сушеных грибов и пучки трав, нужных для стряпни. А еду готовили, ни на минуту не покладая рук, три повара и четыре поваренка на подхвате. Дородная госпожа Куриандра провозгласила:
  - Это Брынник, Скрюквинс и Букинс. Дайте им работу.
  Заглянула по-хозяйски во все кастрюли, кастрюльки и сковородки и ретировалась, бросив полено к печке, а половник - в чан с грязной посудой. Три повара и четыре поваренка уставились на новых работников. А Рем, Тин и Марио с вожделением воззрились на копченое сало, колбасу и сосиски, занимающие весь стол, там же лежали зелень, помидоры и огурцы, которые крошил в салат один из поваров. Старший повар увидел, куда они смотрят, велел помощнику отрезать три ломтя хлеба и три ломтя сала.
  - Вот вам еда, остальное получите после работы.
  - Ух ты! - восхищенно прошептал Рем, получив свою порцию и впиваясь в нее зубами. - Еще и добавка намечается!
  За полминуты они все слопали и были тут же награждены работой: Рему велели наколоть дров около крыльца, Марио - помыть посуду, а Тину пришлось чистить картошку. Готовить еду им не доверили - побоялись, что одну половину съедят, а другую испортят. Так работали они до середины ночи, пока посетители в трактире не разошлись. После этого их отправили мыть полы.
  - Смотрите, чтоб все блестело! - грозно прогремела госпожа Куриандра. - Утром проверю!
  Бедные Тин, Рем и Марио до того упарились, исполняя все порученное, что Рем в конце концов взвыл, тем более когда от хлеба с салом и следа в желудке не осталось.
  - Мы что, семижильные что ли? Эй, Тин, айда отсюда, не то нас уморят за здорово живешь!
  Но какое там, двери трактира изнутри оказались запертыми на амбарный замок, а черный ход бдительно охранялся старшим поваром. На кухне работа кипела: один варил, другой жарил, третий пек, поварята носились, как ошпаренные, таскали из кладовой продукты, шинковали капусту, терли морковку, сбивали сливки; у них даже колпаки на головах пополам согнулись. Тин остановил одного из поварят, когда тот бежал мимо, таща полную корзину яблок, и вполголоса поинтересовался:
  - Слушай, эй, как тебя...
  - Усик Чесночень, - охотно представился поваренок. - Чего?
  - У вас тут каждый день столько работы?
  - Да нет! - махнул рукой поваренок и поправил колпак, постоянно сползающий на нос. - Да ты разве не знаешь?
  - Чего?
  - Завтра у школы оруженосцев важное событие - юбилей, вот и намечается праздничный обед, столько блюд заказано! И поросенок запеченный, и бараньи ножки, и индейка с яблоками, и соленая рыба, и...
  - Эй, Чесночень! - крикнул старший повар, который пробовал большой ложкой соус, булькающий в кастрюльке на краю плиты. - Ты куда запропастился?
  - В общем, много всего, - затараторил поваренок, - сколько гостей приглашено! Ну я побежал!
  Тин незаметно подкатил к Рему, тот подметал пол возле печки, и сказал тихо:
  - Есть способ поступить в школу.
  - Какой? - вскинул голову Рем.
  - Да ты подметай, не останавливайся, - Тин оглянулся по сторонам - не навострил ли кто уши? - Завтра тут будет обедать начальник школы, и ходить никуда не надо, только дождемся удобного момента.
  - Ура! - шепотом провозгласил Рем и веселее замахал веником, поднимая клубы пыли.
  К утру им наконец дали поесть, к слову сказать, еды не пожалели, хоть и не праздничная была, а голодному какая разница? Толченая картошка с грибной подливкой, да кусок мяса, да хлеб - Тин, Рем и Марио наелись до отвала, и им даже разрешили поспать часок в уголке за печкой.
  - Ну, ребята, - зевая во весь рот, пробормотал Тин, - завтра великий будет день...
  - Да уж, - подтвердил Рем, устроился поудобнее и тут же засопел.
  Марио снял очики, протер их полой куртки и убрал в карман - чтоб не стащили, а то вон как поварята и повара на них заинтересованно пялились, - и тоже быстро уснул.
  
  Великий день начался с криков старшего повара:
  - Куда подевалась коробка с приправами?! Я вас спрашиваю, всех! Она здесь стояла, на полке, где же теперь?! Отвечайте, бездельники!!!
  От этих криков Тин, Марио и Рем выскочили из-за печки, сонные, старший повар тут же налетел на них коршуном:
  - Вы взяли? Как вас там, Брукинс, Бынник и Скрябкинс! А ну признавайтесь!
  Тин, Рем и Марио попятились:
  - Нет, не мы, никак не мы!..
  Старший повар заметался по кухне, перетряхивая все банки и склянки, два других повара и поварята в страхе прижались к стене.
  - Все пропало, все пропало! Главное блюдо пропало! Блюдо для господина Кряквеня не готово!..
  В кухню с грохотом ворвалась госпожа Куриандра, как землетрясение и ураган одновременно: в белоснежном парадном переднике, с праздничной прической, похожей на утыканный цветами стог сена.
  - Что случилось? В чем дело? - пробасила она, уперев руки в бока, и наградила каждого по очереди тяжелым взглядом. - Говори, Ложкинс.
  Старший повар, заикаясь, трясясь всем телом, забормотал:
  - Главное блюдо... понимаете ли... пока еще не в кондиции, еще чуток перца и тмина, вы ведь знаете... к-как господин Кряквень уважает пуччино...
  - Хорошо, хорошо, - махнула рукой госпожа Куриандра, - остальное все готово?
  - Да-да, все! - хором вскричали повара и поварята.
  - Смотрите у меня, - пригрозила госпожа Куриандра, - я иду встречать гостей, как только хлопну в ладоши, начинайте подавать.
  И удалилась. Старший повар с ужасом поглядел на дверь, которая закрылась за ней, потом содрал с себя фартук, швырнул на пол и затопал по нему ногами. По всей видимости, господин Ложкинс так прощался со своей карьерой. Тут настал черед Тина.
  - Не стоит так убиваться, господин старший повар, - солидно произнес он. - Позвольте предложить вам услуги знатоков своего дела, решающих любые проблемы быстро и качественно...
  - Скорее, скорее! - вскричал в нетерпении повар Ложкинс. - Кто эти специалисты, где найти их? Адрес, адрес!.. Кто они?..
  - Так это мы, - ответил Тин, удивленный его непонятливостью.
  - Что?! - лицо старшего повара перекосила гримаса нешуточного гнева. - Пошутить вздумалось?!
  И он схватился за первое, что попалось под руку, а именно за скалку, и погнался за Тином по кухне. Тин, однако, был моложе и бегал быстрее, а потому ему хватило времени крикнуть:
  - Рем, Марио, читайте заклинание для остроты в пище!
  При слове "заклинание" старший повар остановился, как будто в столб врезался, скалка, вырвавшись из его руки, описала плавную дугу и шлепнулась в чан с грязной посудой. Это слово само по себе произвело на поваров и поварят магическое воздействие, они даже не шевельнулись, когда Марио и Рем подошли к заветной кастрюле и склонились над ней.
  - Давай, читай, - сказал Рем, - я помогу, если забудешь.
  Марио снял очики - запотевали от пара - и принялся шептать заветные слова, подслушанные, разумеется, у Клявзеня, когда тот стряпал свои борщи. В трактире уже слышались радостные голоса, смех, там собирались гости.
  - Ну что, получилось? - спросил Тин.
  И тут все услышали хлопок - это госпожа Куриандра подавала сигнал к началу трапезы. Повара и поварята переглянулись. Господин Ложкинс поднял с пола передник, встряхнул и опять надел.
  - Так, - со спокойствием обреченного скомандовал он, - начинаем с легких закусок. Не суетимся! Улыбаемся! И помните о вежливости и репутации "Семи карасей". Пошли!..
  На кухне вновь закипела работа.
  - Ну что, Далин? - опять спросил Тин.
  Марио подцепил ложкой кусочек кулинарного шедевра и отправил в рот. Жевал-жевал, задумчиво наморщив лоб, потом вынес вердикт:
  - Кажется, маловато.
  - Ясно, сейчас будет в самый раз, - Рем склонил белобрысую голову над кастрюлькой и повторил заклинание еще раз.
  Из кастрюли повалил пар, и содержимое активно забулькало.
  - Испробуйте, господин Ложкинс, - сказал Тин. - Хуже-то не стало.
  Старший повар взял у Марио ложку, залез ею в кастрюлю, зачерпнул фирменного блюда, понюхал, потом лизнул. Потом подул, вылил в рот и проглотил. Повара и поварята с надеждой воззрились на него. Господин Ложкинс, причмокивая, склонил голову к одному плечу, после к другому, посмотрел в потолок, вдохнул, выдохнул, и когда все уже готовились кричать "ура, получилось", он вдруг вытаращил глаза, схватился за лицо, замычал, завертелся на месте, бросился к чану с холодной водой и с громким плеском сунул туда голову.
  - Отлично, ребята, сработало, - довольный Тин потер руки. - Айда, Рем, понесли похлебку господину Кряквеню. Случай - лучше некуда.
  Они схватили кастрюлю и потащили в обеденный зал.
  - Стой!!! Куда?! - заорал, выныривая из чана, повар Ложкинс.
  Но было поздно.
  Весь зал был заполнен людьми - яблоку негде упасть. За главным столом сидели главные люди: опекуны и меценаты, учредители и преподаватели, а за остальными столами - ученики и выпускники разных лет. За порядком зорко следила госпожа Куриандра, возвышаясь над всеми подобно горе. Тин и Рем безошибочно направились к столу, во главе которого по протоколу восседал господин Кряквень.
  Господин Кряквень был первым всамделишным, не картиночным, рыцарем, которого видели в жизни Тин и Рем. И пусть он уже не мог похвастаться благородной осанкой и величием, потому что с годами отяжелел и обрюзг, но все же начищенные латы все так же неотразимо сверкали, перья на шлеме, венчающем голову, были все так же пышны, равно как и усы, торчащие из открытого забрала. Тин и Рем подошли и водрузили перед ним на стол кастрюлю. Господин Кряквень уловил аппетитный аромат любимого блюда и зашевелил усами.
  - Господа! - воскликнул он. - Имею честь предложить вам замечательнейшее творение под названием пуччино - фирменное блюдо госпожи Куриандры, хозяйки сего славного заведения!
  Почетные гости зааплодировали, ученики и выпускники засвистели и затопали. Госпожа Куриандра в этот момент выслушивала в стороне сбивчивые объяснения старшего повара, энергично кивавшего в сторону Тина и Рема. Тин понял, что надо действовать.
  - Господин Кряквень, позвольте обратиться! - гаркнул он, вытягиваясь в струнку.
  Рем тоже вытянулся, как если бы стоял в почетном карауле у королевских покоев.
  - Чего тебе? - спросил Кряквень, не поворачивая головы - в шлеме она все равно никак не поворачивалась.
  Тин хотел начать издалека, он уже и речь заготовил, но увидел краем глаза, как через весь зал, распихивая учеников и выпускников, энергично пробивается госпожа Куриандра, и заявил без предисловий:
  - Господин Кряквень, мечта всей нашей жизни - стать рыцарями и служить добру и справедливости!
  - Что-что? - господин Кряквень увлеченно избавлялся от железных нарукавников, чтобы незамедлительно приступить к любимой еде, а потому не очень внимательно слушал.
  Госпожа Куриандра неотвратимо приближалась. Тин громко и четко повторил:
  - В нашем лице ваша школа приобретет прилежных и способных учеников, а в будущем, если вы нас возьмете, мы прославимся сами и прославим ваше имя на все королевство!
  - Что, простите? - господин Кряквень снял шлем, брякнул его на стол и добрался наконец до ложки. Щедро зачерпнул пуччино, отправил в рот и смачно, со вкусом распробовал.
  Увидев это, старший повар Ложкинс без сил сполз по стене. Госпожа Куриандра подскочила к столу и одной рукой схватила кастрюлю, а другой - тарелку из-под носа господина Кряквеня. Господин же Кряквень слегка побагровел, крякнул от удовольствия и вытер усы.
  - Знатное блюдо, - причмокнул он. - Рекомендую, господа! Так, как здесь, его не готовят более нигде! Э, а где же моя тарелка? Сегодня пуччино особенно хорош! Добавки!
  Госпоже Куриандре ничего не оставалось, как трясущимися руками поставить кастрюлю и тарелку обратно на стол.
  - Я и хотела предложить вам добавки, господин Кряквень, - ровным голосом произнесла она. - Зная, как вы любите южную кухню.
  - Да-да, пожалуйста, еще, - господин Кряквень, бывший в молодости рыцарем, с возрастом не утратил манер. - Так что вы хотели, юные мастера кулинарного искусства? - обратился он к Тину и Рему.
  - Стать рыцарями! - гаркнул Рем, которому уже надоело стоять навытяжку.
  На лице господина Кряквеня отразилось удивление. В зале как-то быстро наступила тишина.
  - Но вы кто? - недоуменно спросил господин Кряквень. - Уважаемая Куриандра, это ваши повара?
  - Мы не повара! - вскричал Тин. - Мы хотим быть рыцарями!
  Господин Кряквень досадливо поморщился.
  - Позвольте! - вдруг раздался голос из зала. - Да это же Тин Скрынник и Рем Брюквинс из наших Солнечных Холмов! Один сын углекопа, а другой сын пастуха! Нищие!
  В этом насмешливом голосе Тин и Рем признали Тибля Шашера, вон он сидит, улыбается. Господин Кряквень постучал ложкой по столу.
  - Какие рыцари, вы что? Зачем это вам? Каждому надлежит заниматься своим делом! А вы приготовляете еду, вот и приготовляйте, тем более что получается у вас неплохо! Рыцари не только мечами работают, но и головой!
  И он постучал ложкой по шлему, звук, правда, получился не совсем тот, что нужно, пустоватый.
  - Здесь собрались знатные, уважаемые люди, это вам не игры в солдатиков! - господин Кряквень продолжал жестикулировать ложкой и время от времени недовольно крякал. - Мы занимаемся серьезным делом, да!
  - Мы тоже хотим заниматься серьезным делом! - возразил Тин, чуть не плача. - У нас пока нет денег, но...
  - Вот! - перебил его господин Кряквень. - Вот с чего надо начинать! У нас бюджет расписан до последней монеты, а это все деньги налогоплательщиков! Где мы возьмем лишние? Урезать содержание других?
  Ответом были свист и улюлюканье учеников и выпускников тоже - из солидарности.
  - Вот видите? Видите? Это система, мы отлаживали ее неустанно многие годы, это порядок! Упразднить порядок нельзя! Нет-нет, невозможно! Приходите года через три, мы подумаем, что можно сделать.
  Господин Кряквень сердито махнул рукой и снова принялся за пуччино. Тин, не в силах больше выносить такого унижения, схватил Рема за руку и потащил прочь, но Рем вырвался и, еле сдерживая слезы, звенящим голосом воскликнул:
  - Мы никогда не придем в вашу школу, ни через три года, ни через десять лет! А знаете почему? Потому что таким рыцарем я быть не хочу! Я буду другим, я стану благородным рыцарем, но тебя, Тибль Шашер, даже в конюхи не возьму! Идем, Тин.
  И пробормотал уже тише:
  - Чтоб его вспучило от пуччино, этого Кряквеня!..
  
  Марио же все это время сидел на кухне и наблюдал за происходящим в замочную скважину. Повара и поварята тоже побросали работу и сгрудились у раздаточного окошка, над верхнем краем которого была щель и в нее все было видно.
  Марио не на шутку перепугался, когда старший повар Ложкинс, обезумевший от ужаса, выскочил вслед за Тином и Ремом, но поймать их не успел и побежал к госпоже Куриандре.
  - Ну все, - тихо сказал кто-то из поварят, кажется, Чесночень, - теперь им точно не жить. У госпожи Куриандры рука тяжелая и связи большие.
  - Ой, глядите! - подхватил другой. - Ложкинс в обморок упал!
  И поварята захихикали.
  - Цыц, лентяи! - заругался на них один из поваров, видимо, заместитель Ложкинса. - Не то велю задний двор выметать!
  Поварята притихли, правда, ненадолго.
  - Ой, гляньте, Скрюквинс что-то начальнику школы говорит, а сам-то, сам-то и Брынник тоже - навытяжку!
  Марио-то знал, о чем они речь ведут, но промолчал.
  - А Кряквень-то, гляньте, свои доспехи опять напялил! Им, поди, сто лет в обед! И сидит важный как индюк, а сам шевельнуться не может!..
  - Да, не может, а ложка от тарелки ко рту так и свищет!..
  - Ты у меня договоришься, Калиткинс! - прошипел заместитель старшего повара. - Самолично уши надеру!
  - Ой, смотрите, госпожа Куриандра приближается! Успеет отобрать кастрюлю у Кряквеня или он раньше попробует?
  - Успеет!
  - А я думаю, нет!
  - Да точно успеет! Ух, что будет...
  - Пробует! Пробует! Ой, караул!
  У Марио сердце в пятки ушло, когда увидел, как господин Кряквень ныряет ложкой прямо в кастрюлю и снимает пробу.
  - Щас дым из ушей повалит, - убежденно произнес один из поварят, за что и получил затрещину от заместителя старшего повара.
  - Не могу смотреть, - другой повар отскочил от окошка, - не в силах.
  И схватился за голову.
  - На моей памяти еще не случалось подобного конфуза, - простонал он. - Ну что там? Господин начальник отравился? Госпожа Куриандра придушила этих двоих негодников?
  - Нет, - ответил заместитель старшего повара слегка удивленно, - господину начальнику блюдо понравилось, он даже добавки попросил!
  - Как - понравилось?! - пораженный повар вновь прильнул к щели над окошком. - Быть того не может!
  - Понравилось! Понравилось! Понравилось! - радостные поварята заскакали, пританцовывая, по кухне.
  У Марио отлегло от сердца: двойное заклинание хоть и добавило блюду двойной остроты, но в итоге их и спасло. Однако с этого момента он решил с магическими формулами все же обращаться осторожнее.
  Повара тем временем, воспользовавшись передышкой, втащили в кухню бессознательного Ложкинса. Положили его на пол, сунули под нос уксусу, тот и очнулся. И первым делом спросил:
  - Все кончено? Господин Кряквень умер? Госпожа Куриандра покончила с собой?
  Не успели ему объяснить, что все обошлось, как дверь открылась и вошли Тин и Рем - ни на кого не смотрят, расстроенные крушением своих надежд. При виде их старший повар вскочил, словно и не лежал в обмороке, и ринулся на них с кочергой:
  - Двумя убийствами больше, двумя меньше, теперь уже все равно!
  Но стукнуть их не успел, потому что в кухню ворвалась госпожа Куриандра в крайне возбужденном состоянии, а в таком состоянии она была опасна, как проснувшийся вулкан. Она прислонилась к двери, полностью загородив ее собой, так что сбежать было невозможно, и принялась обмахиваться фартуком. Все потихоньку отошли от нее как можно дальше и в большой тревоге ждали, что же будет дальше.
  - Значит так, - шумно дыша, произнесла она, сдувая постоянно падающую на лицо выбившуюся из прически прядь. - Объявляю всем благодарность за хорошую работу.
  Она перевела дух, а у поваров и поварят появилось время, чтобы подумать: уж не сошла ли она с ума?
  - В знак моей признательности, - продолжала госпожа Куриандра, - я освобождаю вас от...
  - От занимаемой должности? - пролепетал старший повар Ложкинс, собираясь снова упасть в обморок.
  - Зачем же? - госпожа Куриандра растерянно моргнула. - От мытья посуды, я хотела сказать. У всех сегодня выходной.
  - Ура! Ура! - завопили поварята, и громкости их воплей позавидовали бы все ученики школы оруженосцев вместе с выпускниками разных лет.
  - Теперь вы, - хозяйка трактира повернулась к Тину, Рему и Марио.
  - Ну все, - шепнул Рем, - посуду мыть нам.
  Но он ошибся.
  - Я предлагаю вам работу, - заявила госпожа Куриандра. - Трактир "Семь карасей" один из лучших в городе, и мои повара - тоже одни из лучших.
  При этих словах повара приосанились и заулыбались, как будто им выплатили двойное жалованье.
  - Вы можете сделать себе неплохую карьеру и обеспечить будущее, - госпожа Куриандра посмотрела по очереди на каждого. - Через десять-двенадцать лет из поварят вы превратитесь в поваров высокой квалификации и обретете самостоятельность, обзаведетесь, если захотите, собственными трактирами.
  Тин, Рем и Марио переглянулись, подобного предложения они никак не ожидали.
  - Э-э... нам нужно посовещаться, - Тин схватил Рема и Марио и подтащил к себе.
  - Ну, что думаете? - спросил шепотом.
  - Да ты что! - Рем покрутил пальцем у виска. - Двенадцать лет сидеть на кухне среди супов и жареной картошки? А сначала лет семь поварятами вкалывать? Ну уж нет, мне этого дня хватило, я на полжизни дров наколол, и мусора навыметал, и кастрюль начистил! Ты как знаешь, а я рыцарем хочу быть, а не поваром.
  - Что скажешь ты, Далин? - обратился Тин к Марио.
  - А что мне говорить? - ответил тот. - Мне на Чайкин мыс надо, вот и весь сказ.
  - Ладно, понял.
  Тин выпрямился и сказал так:
  - Госпожа Куриандра! Мы весьма ценим вашу доброту и чрезвычайно благодарны за предоставленные кров и пищу. Но от столь заманчивого и, несомненно, выгодного предложения вынуждены отказаться - нас ждут дела в Преле. На этом позвольте откланяться.
  Госпожа Куриандра отвела непокорную прядь из растрепанной прически за ухо и нервно заломила пальцы.
  - Но тогда... быть может... вы продадите мне секрет острого соуса, столь удачно примененного к пуччино? - она волновалась, отчего все ее обширные телеса вздрагивали. - Сколько вы хотите?
  Только теперь до Марио, Тина и Рема дошло, к чему все эти разговоры про поварскую карьеру, славное будущее и море денег. Рем схватил Марио и Тина со словами "нам надо посовещаться" и притянул их головы к своей.
  - Сколько мы хотим денег? А? Это же шанс!
  - Нельзя за это брать деньги! - возмутился Марио.
  - Как так? Почему? - не понял Тин.
  - Потому что нельзя продавать заклинания за деньги! Меня так Клявзень учил.
  - У, нелегкая! - выругался Рем. - А за что же можно?
  - Даром отдают, и то в хорошие руки, - сказал Марио. - В крайнем случае на еду поменять можно.
  - Ладно, - буркнул Рем, - лучше уж так, чем ничего.
  - Ну что ж! - громко провозгласил Тин, желая привлечь всеобщее внимание.
  Госпожа Куриандра, повара и поварята воззрились на них, ожидая окончательного решения.
  - В знак нашей благодарности за оказанное гостеприимство, - Тин слегка поклонился в сторону хозяйки, - нам бы тоже хотелось поступить благородно.
  Он выдержал паузу, дабы всеобщее внимание удвоилось.
  - Секрет острого соуса, как и всякий кулинарный секрет, вы понимаете, стоит дорого. Однако мы не станем его продавать, а отдадим так, задаром.
  Госпожа Куриандра шумно вздохнула, повара переглянулись, а на лицах поварят читалось: "вот лопухи!"
  - Ну разве что немного еды попросим у вас в дорогу, - спокойно добавил Тин.
  - Конечно! Конечно! Разумеется! - вскричала госпожа Куриандра. - Говорите же скорее ваш секрет!
  - Э нет, так дела не делаются, - встрял Марио. - Секрет должен знать лишь один человек - повар, иначе это и не секрет получается. Господин Ложкинс, подайте мне бумагу и перо.
  Старший повар с готовностью метнулся к стенному шкафчику, достал оттуда огрызок пера, лист для меню с печатью, на которой были изображены семь карасей с вензелем госпожи Куриандры, и положил на краешек стола перед Марио. Марио нацарапал на листке заклинание и протянул Ложкинсу.
  - Заучите это, - сказал он ему, - а бумагу после сожгите.
  Старший повар так и сделал.
  - Вот видите, отныне только вы в трактире "Семь карасей" знаете секретный рецепт, - сказал Тин, - смотрите, не выдавайте его никому.
  - Да, и за один раз больше чем дважды старайтесь не употреблять, - добавил Рем. - Сами знаете, каков эффект получается.
  - Госпожа Куриандра, - Тин еще раз поклонился в сторону хозяйки, - только в вашем заведении работает такой высококвалифицированный повар, берегите его и цените. На этом позвольте распрощаться.
  Благодарная хозяйка трактира велела накормить Тина, Марио и Рема до отвала и собрать в дорогу всякой еды: и копченого сала, и всякого мяса, и хлеба, и круп, и картошки, а также соли, сахару и немного чая. Дала даже крепкий котелок, три ложки, три миски, а еще каждому по толстому свитеру и одеяло из овечьей шерсти на всех. Из всего этого получилось три довольно объемистых тяжелых баула.
  - Ничего, - подмигнул товарищам Рем, - своя ноша не тянет.
  Он и не ожидал, что сделка окажется столь выгодной, а потому впал в хорошее расположение духа и такая мелочь, как тяжелый мешок, не могла его испортить.
  Старший повар самолично проводил их до двери, а поварята хмыкали насмешливо, они все равно считали, что Брынник, Скрюквинс и этот очкастый Букинс продешевили.
  - Доброй дороги вам, господа, - пожелал на прощание Ложкинс, - примите еще раз мою искреннюю благодарность и пожелание счастливого пути. Будете в наших краях - удостойте посещением, тут вам рады и в помощи не откажут.
  - Прощевайте, господин Ложкинс, - ответили Рем, Тин и Марио. - Как-нибудь свидимся.
  И они пошли прочь из города, довольные, что все так удачно получилось.
  
  Шли, правда, небыстро - особо не расшагаешься, с такими-то мешками. К обеду отдохнули, закусили яблочками и блинами, полежали под деревом на одеяле - теперь у них было два, старое на землю стелили, а овечьим сверху укрывались.
  - Эх, здорово все началось! - вздохнул сытый Рем. - Пригодилось колдовское ученье.
  Правда, теперь, горьким опытом наученные, еду старались экономить, в один присест не уничтожать. Но как же можно экономить, если всю жизнь плохо ели? Посему ограничения касались только времени трапезы: завтрак стали совмещать с обедом.
  Тем временем наступила весна, потеплело, хотя по ночам с гор все равно наползал холодный туман, потому свитеров не снимали. Шагали ровной дорогой - и ног не сбивали, и с пути не сбивались.
  - Эта дорога приведет нас в Твик, - говорил Тин, - этот городок побольше Мряка, да и побогаче, там нас непременно снова ждет удача.
  Какая удача, он не уточнил, и каждый подумал о своем: Рем о рыцарстве, Марио про Чайкин Мыс, до которого останется рукой подать. По дороге их нередко обгоняли повозки и верховые, столько же попадалось навстречу, но никто не вызвался подвезти - трое мальчишек с огромными мешками не внушали доверия, а у одного, черноволосого, еще и темные стекла на глаза прицеплены были.
  - Чтоб вам не доехать до ближайшего поворота, - грозился Рем, когда очередная телега, нагруженная капустой, проскрипела мимо.
  Посему они очень удивились, когда услыхали за спиной:
  - Н-но!.. Пошла, пошла!.. Не вы ли будете господа Брынник, Букинс и Скрюквинс? Эй, постойте!
  Тин, Марио и Рем не сразу сообразили, что Брынник, Букинс и Скрюквинс - это они и есть, уже запамятовали, что их так в Мряке обозвали.
  - Нас, что ли, зовут? - приложив ладонь к глазам, Тин глядел на приближающуюся крытую повозку. Повозка, поднимая клубы пыли, остановилась рядом.
  - Тьфу ты, вот прицепились имена, - пробормотал Рем и чихнул.
  - Чем можем быть полезными? - осведомился Тин, гадая, что этому человеку могло понадобиться, может, они в Мряке кому-то дорогу нечаянно перешли?
  - Вы господа Скрюквинс, Брынник и... - возница покосился на очкастого Марио, - и Букинс?
  - Ну да, это мы, - осторожно ответил Тин. - А в чем дело?
  - Вы-то мне и нужны! - обрадовался возница. - Меня звать Скосень, я фермер, живу тут недалеко, на хуторе. Мне рекомендовали вас как больших специалистов... э-э... широкого профиля. Дескать, за определенную плату вы можете помочь в беде.
  - За плату? Конечно, можем! - воскликнул Рем.
  - Да погоди ты!.. - Тин незаметно наступил ему на ногу. - Надо сперва узнать, что за дело!
  Но Рема удержать было уже невозможно, слово "плата", как и "монеты", "деньги", "вознаграждение", оказывало на него магическое воздействие.
  - Вот и ладненько! - воскликнул фермер Скосень. - Прошу вас, садитесь в фургон, располагайтесь!
  Делать нечего: давши слово - держи, они погрузили свои мешки, погрузились сами, и повозка тронулась. Фермер Скосень болтал без умолку, его сперва слушали, а потом - сначала Рем, а за ним Марио - уснули, дольше всех держался Тин, но и его убаюкала нескончаемая речь Скосеня и мерное поскрипывание колес.
  Когда они проснулись, был уже вечер.
  - Где это мы? - сиплым голосом спросил Рем, не соображая, куда попал. - Я весь бок отлежал и ногу... Что это такое?
  - Это я, - ответил Марио, убирая свои ноги с Ремовых, - я случайно их туда сложил.
  - А где фермер? - спросил Тин, выкарабкиваясь из фургона. - Как его там... Скосень?
  - Меня больше интересует, где мы, - пробурчал Рем, - пока мы спали, он нас куда-то завез и бросил.
  Марио надел очики, проморгался после сна и увидел у Рема в рукаве кусок бумаги.
  - Э, что это у тебя? - спрашивает.
  Рем вытащил бумагу:
  - Не мое это, не знаю, как ко мне попало.
  - Тут написано что-то! - вскричал Тин. - Марио, ты в очиках, прочитай, может, какими буквами особыми написано.
  Марио взял листок, поднес к глазам.
  - Да обыкновенно написано, на всеобщем, - сказал. - Гос-по-дам... господам Брын-нику, Скрюк-вин-су и Бу-кин-су... Нам, стало быть, поняли? Брыннику, Скрюквинсу и Букинсу.
  - Поняли, дальше, - нетерпеливо кивнул Тин.
  - ...от фер-ме-ра... от фермера Ско... ну ясно, от фермера Скосеня. Так. Пы... по... А, послание! От фермера Скосеня послание!
  - Ты дальше читай, дальше, - Рем занервничал от нехороших предчувствий.
  Марио опять вгляделся в помятый листок, темнело быстро, а в темноте фермерские каракули не очень разберешь, особенно если автор с пером имел дело значительно реже, чем с косой, вилами и лопатой.
  - Так. В мои поля... по-ва... повадилось зело опа...
  - Что - опа? - не понял Тин.
  - ...зело опасное и зло...
  - Опасное зло? - подпрыгнул Рем. - Как это понимать?
  - Да не зло! - рассердился Марио. - Дайте дочитать! Зело опасное и зловредное при... при-ви-де... привидение.
  - Опасное и зловредное привидение! - побелевшими губами прошептал Рем. - Ка... ка... караул!..
  - ...вам над-ле... надлежит его изло...
  - Еще зло? - прошептал тоже не на шутку струхнувший Тин. - Его и зло - их двое?
  - Да нет, - Марио поправил очики, - изловить! Вам надлежит его изловить или из-ни-что-жить. Вот, теперь понятно: изловить или изничтожить.
  - Все? - убитым голосом спросил Рем.
  - Нет, не все. Будить вас не... не стал, очень кре... крепко спали. А оно... оно приходит в пол... полночь и топ-чет... топчет посевы. О-пла-та по до-го-во-рен-нос-ти утром.
  - Караул, караул! - заметался по кибитке Рем. - Бежать надо!
  - Куда бежать-то? - разозлился Тин. - Где мы сейчас, знаете?
  - Нет, - хором ответили Рем и Марио.
  - Вот и я не знаю! Меньше дрыхнуть надо было в дороге, а больше смотреть, куда везут!
  - Ты тоже дрыхнул! - огрызнулся Рем.
  - А я тебе говорил - подожди соглашаться! - набросился на него Тин. - А ты - конечно, конечно! Сделаем, сделаем!.. Вот и влипли из-за тебя!
  - Погодите ругаться,- осадил их Марио, - давайте подумаем.
  - Да что же тут думать? - возмутился Рем. - Бежать надо!
  - Где это поле, про которое Скосень написал? - не слушал его Марио. - Может, оно далеко и нам тогда и бояться нечего?
  - Как же, далеко! - убийственно хмыкнул Тин. - Вот оно, перед самым нашим носом!
  Они выглянули из фургона. Действительно, поле, засеянное озимыми, которые уже в полный рост пошли, серебрилось в лунном свете - более мирной картины и придумать нельзя.
  - А что этому привидению на поле-то делать? - шепотом спросил Рем. - Колос-то еще не созрел.
  - А кто его знает? - прошептал в ответ Тин, чувствуя, как руки и ноги начинают трястись. - Может, оно солому заготавливает...
  - Какую солому? И зачем же привидению солома? - не унимался Рем. - Ведь оно же привидение!..
  - А я почем знаю, Брюквинс! - разозлился Тин. - Что я, специалист по привидениям? Попадись мне тот, кто про нас такой слух пустил!..
  - Ну если мы живыми отсюда выберемся, этот фермер всю ферму продаст, и то будет мало, чтобы с нами расплатиться! - грозился Рем.
  - Тише! - вдруг сдавленно прошептал Марио. - Кажется, идет!..
  Они упали плашмя на пол фургона, задернули полог и выглянули из-под него, а у самих волосы на голове шевелятся.
  Сперва ничего не было видно - вот поле под луной серебрится, вот деревья вокруг него неподвижные стоят, ветра нет, они и не колышутся, цикады трещат... И вдруг такое негромкое глухое "топ... топ... топ..."
  - Ой, караул! - прошептал Рем. - Идет ведь, как пить дать, идет!..
  Это "топ... топ... топ..." все приближалось и приближалось, Марио со страху зажмурился, представив воочию великана - трехглазого и сорокозубого, о котором в книжке про рыцаря Сугейка читал, вот он идет, не иначе уцелел с тех времен один редкостный экземпляр...
  - Э! - вдруг сказал рядом Тин. Не шепотом, а обыкновенным голосом.
  Марио открыл глаза и увидел... лошадь с жеребенком. Она пришла на поле и принялась спокойно поедать сочные озимые, а жеребенок резвился неподалеку, вытаптывая целые куски. Конечно, полю фермера Скосеня причинялся невосполнимый ущерб.
  - Погодите, погодите, - не хотел сдаваться Рем, зря он, что ли, столько времени дрожал от страха. - А вдруг лошадь заколдованная? Откуда она взялась-то?
  - Да никакая она не заколдованная, - уверил товарища Тин, и себя заодно. - Самая что ни на есть обыкновенная.
  - Тогда откуда взялась, да еще посреди ночи? - не сдавался Рем.
  - Сбежала из конюшни, откуда ж еще? - отмахнулся Тин, но из фургона вылезать не спешил и говорил опять шепотом.
  - Давайте подождем, - предложил Марио. - Понаблюдаем. Если это не настоящая лошадь, то она себя как-нибудь выдаст.
  Они стали ждать. Ждали полночи, лошадь все паслась, жеребенок носился, довольный, сосал молоко, ложился ненадолго отдохнуть.
  - Давайте, что ли, поедим, - сказал Рем, - одно другому не мешает.
  Так и сделали. Достали из мешков провизию и знатно попировали - хорошо в фургоне, хоть жить тут оставайся - тепло, не дует, дождь не замочит.
  - А что, ребята, - придумал Рем, - запряжем эту лошадь в Скосеневу кибитку - и в дорогу, по своим делам! Только нас и видели!
  - Нельзя, - возразил Марио.
  - Отчего же нельзя? Никто и не узнает!
  - Репутацию испортим. Скажут: Скрынник, Брюквинс и Далин украли лошадь с фургоном и не исполнили обещанного. И в следующий раз вместо того чтобы помощи попросить, палкой огреют.
  - Брынник, Скрюквинс и Букинс, - мрачно поправил Рем. - Нас теперь так зовут.
  - Все равно, - Марио сдвинул очики ко лбу. - Я предлагаю узнать, чья это лошадь, и возвратить ее вместе с жеребенком. И вся недолга.
  - Глядите, она как раз домой пошла, - зашептал Тин, который все это время вел наблюдение. - Рем, айда за нею, а ты, Марио, тут посиди, мешки охраняй, чтоб не унес кто.
  - Нет! - вскричал Марио, которому вовсе не хотелось оставаться здесь одному - вдруг фермер Скосень не про всех привидений рассказал. - Я с вами пойду!
  - Послушай, Далин, следопытство - это наша работа, - веско произнес Тин. - Еще неизвестно, где опаснее. Ты вот думаешь - тут, в кибитке, а я думаю, наоборот, - там, куда мы с Ремом собираемся.
  - Нам не впервой из переделок выпутываться, - добавил Рем, - а в нашем товариществе твоя голова - ценный предмет, не будем ею рисковать.
  - Ладно, - буркнул, соглашаясь, Марио, ему польстили слова про ценную голову. - Будь по-вашему. Я остаюсь.
  - Вот и замечательно. Рем, вперед.
  И Скрынник с Брюквинсом отправились по следам лошади. Марио остался один. Сначала он сидел в фургоне и боялся, потом бояться ему наскучило, он достал из мешка еды и еще раз основательно подкрепился. А после и сам не заметил, как уснул. Во сне он снова видел Чайкин мыс, неспокойное море, свой дом на скале, а в доме светились окна. Отец вернулся!.. Марио изо всех сил рванулся к этому свету... и проснулся. И видит - сквозь матерчатые стены фургона свет пробивается.
  Марио тихонько-тихонько к краю подполз и выглянул наружу. Смотрит - глазам своим не верит: бродят по полю три большущих медведя, поедают молодые колосья, и у каждого в лапе по фонарю покачивается, дорогу себе, значит, освещают! Тут уж Марио не на шутку перепугался: разве станут обыкновенные медведи фонари в лапах носить? Нет, не станут. Значит, не обыкновенные это медведи, а самые настоящие оборотни! Вот кто повадился на фермерское поле скрытно хаживать! Глядит Марио - медведи больше топчут, чем едят, лапы-то здоровенные, на таких едоков одного поля не напасешься. Но что же делать? Ведь учуют его оборотни, фургон хоть и под деревьями стоит да в тени, но нюх-то у медведей получше собачьего будет! Вот и оставили ценную голову, лучше бы Марио с Тином и Ремом ушел! Он затаился, отчаянно надеясь, что медведи поедят и уйдут, а его и не заметят.
  Но тут один из мишек, тот, что усерднее других топтал посевы, заприметил фургон и поднял фонарь, всматриваясь в темноту. Марио аж затрясло - до того страшила! Медведь буркнул что-то приятелям, те тоже оставили свое занятие и стоят, смотрят. Потом все трое стали осторожно приближаться. Марио запаниковал: сейчас его найдут и съедят! Он заметался по фургону, фургон затрясся. Хотел было выскочить, да какое там! Он к одному выходу - а там уже медвежья голова с оскаленными клыками лезет, фонарем светит; он к другому - а там еще две. Марио прижался к матерчатой стенке и в абсолютной бессознательности заверещал:
  - Хиропут! Хиропут!..
  Слово это у него само собой выскочило, и что же оно наделало! Фургон, точно пушинка, подлетел вверх на три метра и тотчас грохнулся обратно, медведей-оборотней по сторонам расшвыряло, они покатились кто куда. Фургон меж тем второй раз в воздух подпрыгнул, тут уж Марио сообразил: надо выскакивать, иначе прибьет его взбесившееся транспортное средство. Он сиганул из него вон, шлепнулся на землю, а фургон с лязгом и скрежетом - рядом. Потом снова подпрыгнул и об землю - бряк! Чуть медведей не задавил. А что с медведями-то сделалось! Они завыли, зарычали, Марио даже показалось - человечьими голосами, и давай с себя шкуру снимать, прямо как одежду! Особо высматривать было некогда, тут фургон скачет, успевай уворачиваться, и все же Марио увидел, что под медвежьими шкурами - самые настоящие люди, они эти шкуры побросали и в ужасе бежать кинулись, даже фонари не взяли, и вопили при этом как обыкновенные напуганные люди. А фургон меж тем еще два раза о землю грохнулся и затих - от него только щепки остались да четыре колеса с отвалившимися спицами раскатились по сторонам.
  - Ух ты, вот дела, - дрожащей рукой Марио утер вспотевший лоб и огляделся.
  Вокруг него - словно поле битвы: куча хлама - то, что полчаса назад было фургоном, три медвежьих шкуры с оторванными головами, потухшие фонари.
  - И никакие это не оборотни, - сказал сам себе. - Просто завистники решили насолить фермеру Скосеню и такую шутку придумали.
  Он взялся разгребать обломки, чтобы вытащить мешки, если те уцелели, конечно.
  - И что это фургону вздумалось прыгать? - размышлял Марио вслух, чтоб самому себя успокоить - в тишине уж больно не по себе, и вдруг хлопнул себя по лбу:
  - Вспомнил!
  Он вспомнил, как от слова "хиропут" начал летать Лошадиный камень, а ведь тогда ему казалось, что он прочитал заклинание напущения тумана и сокрытия следов. Вот и теперь то же самое приключилось. В тот раз, правда, Клявзень каким-то словом камень остановил, но Марио это слово не запомнил. А фургон-то - не камень, он развалился и сам собой прыгать перестал. Марио рассмеялся, довольный, что нашел разгадку на все загадки.
  Мешки отыскались, одеяла тоже, он отволок их в сторонку и стал в порядок приводить, а то внутри все перемешалось. За этим занятием и застали его Тин, Рем и фермер Скосень, прибывший, как и обещал, к рассвету. Все трое в замешательстве остановились неподалеку, не находя объяснения тому, что увидели. Фермер Скосень, узрев медвежьи шкуры, собрался бежать.
  - Погодите, уважаемый господин Скосень, - остановил его Тин. - Сейчас мы все выясним. Постойте тут, в сторонке.
  Фермер закивал, он и так ни за какие коврижки ближе бы не подошел.
  - Марио, скажи на милость, что тут произошло? - спросили пораженные Тин и Рем. - Что ты сделал с повозкой? Чьи это шкуры? На тебя напали дикие звери?!
  - Да нет же, - Марио увязал последний мешок и выпрямился. - Тут какие-то удальцы на себя медвежьи шкуры напяливали, ну как будто они сами медведи, и Скосенево поле нещадно топтали. У них и фонари с собой были - если кто увидит, подумает, что они оборотни.
  - Ничего себе шуточки! - присвистнул Рем. - И как тебе удалось их разоблачить?
  - Да я со страху опять заклинания перепутал, сказал не то что надо, фургон и взялся вверх прыгать, чуть меня не зашиб. А оборотни эти так перепугались, что шкуры побросали и деру. Вот и вся история.
  - Н-да, - почесал макушку Тин, - как-то все прозаично получается. И лошадь обыкновенная, соседний фермер просто конюшню плохо запер, и оборотни вовсе не оборотни, а так, видимость одна. Боюсь, не даст нам Скосень никаких денег за работу.
  - Как это - не даст? - захорохорился Рем. - Мы все ноги сбили, пока за лошадью этой блудливой гонялись, Марио тут со страху едва не помер, пока медведи не разбежались, и все это задаром?!
  - Ну сам подумай, - Тин развел руками, - едва мы расскажем, как было дело, Скосень поймет, что и сам мог все это разузнать, и денег ни за что не даст!
  - А мы ему другое расскажем, - подал голос Марио. - Меня ведь Клявзень как учил? Сделал на одну монету - наговори на десять, чтоб престиж колдовского ремесла не умалить. Кто-то думал фермера разорить и медведями нарядился? Мы скажем: оборотни повадились на поле ходить. Зачем ему знать, что я заклинание не то прочитал? Мы скажем: была великая битва с оборотнями, победа за нами и больше они не вернутся. И деньги наши, и репутация на месте.
  - Ну ты силен, Далин!.. - восхитился Рем. - Говорил я: ценная твоя голова!
  - Так, ждите меня здесь, - Тин направился к фермеру, который стоял на безопасном расстоянии, переминаясь с ноги на ногу, и подойти боялся, и сбежать боялся тоже.
  - Господин Скосень, - торжественно начал Тин, - отныне вы можете спать спокойно и не тревожиться более: оборотни уничтожены.
  - Об... оборотни?.. - в неописуемом волнении пролепетал фермер. - Это были оборотни?
  - Ну да, - ответил Тин как ни в чем не бывало, - три, знаете ли, таких громадных медведя, которые днем люди, а ночью, особенно при полной луне, как вы понимаете, - звери, - Тин указал туда, где валялись бесформенные медвежьи шкуры.
  Фермер задрожал крупной дрожью.
  - Да, бой был нелегким, - Тин сделал суровое лицо, - но мы устояли. И не просто устояли, но смогли победить. К несчастью, в пылу сраженья ваша кибитка обратилась в прах.
  Рем и Марио восхищенно переглянулись: умеет же рыжий Скрынник складно сочинять!
  - Уважаемые господа Бляквинс, Мукинс и Сынник! - фермер в волнении переврал их имена до неузнаваемости.
  - Брынник, Скрюквинс и Букинс, - вежливо поправил его Тин.
  - Да-да-да! Именно так я и хотел сказать! - фермера по-прежнему трясло. - За то, что избавили мою семью от столь ужасной напасти, за то, что спасли урожай, - он повел рукой в сторону поля, на котором, правда, от урожая мало что осталось, - позвольте отблагодарить вас сердечно путем скромной оплаты услуг в размере двадцати монет.
  - Ничего себе!..
  Рем хотел воскликнуть: "Ничего себе скромной!", но Тин показал ему за спиной кулак, и Рем замолчал.
  - Вообще-то обычно мы берем в два раза больше, - сказал Тин, - но ради вашей семьи и вас лично... Мы согласны на двадцать.
  Трясущимися руками фермер отсчитал причитающееся вознаграждение.
  - Будьте любезны еще одну монету, - встрял Рем, - нас все-таки трое.
  Фермер беспрекословно прибавил монету.
  - А теперь, - произнес Тин, - придав лицу выражение глубокой таинственности, - мы вынуждены просить вас удалиться, господин Скосень, ибо нам предстоит обряд уничтожения оборотневых останков, дабы оные оборотни никогда более не воскресли.
  От этих слов фермер кинулся бежать, даже не сказав "до свидания".
  - Двадцать одна монета! Двадцать одна монета! - принялся скакать вокруг обломков фургона счастливый Рем - у него сроду столько денег не было. - По семь на брата!
  Они тут же поделили богатство на троих, весело вспоминая подробности дела.
  - А что со шкурами-то делать? - спросил Рем, упрятав монеты за пазуху. - Закопать что ли?
  - Лучше сжечь, - предложил Тин, - чтоб никто уж и не узнал, что оборотни были липовые.
  Так они и сделали. Собрали обломки фургона в кучу, сверху бросили шкуры и подпалили. Потом Тин сказал:
  - Ну что, здесь нам больше делать нечего. Пошли, ребята.
  Они водрузили на спину мешки, оглянулись еще раз на кострище и зашагали навстречу поднимающемуся над деревьями солнцу, а за ними, потихоньку набирая силу, кралась на цыпочках слава странствующих колдунов.
  
  - Еще несколько столь же выгодных дел, - рассуждал воодушевленный Рем, - и нам хватит денег и на обмундирование, и на коней, и на оружие! Верно, Тин?
  - Должно хватить, - отвечал Тин.
  - А на корабль из Преля в Чайкин Мыс хватит? - спросил Марио.
  - А то как же! - воскликнул Рем с энтузиазмом. - На несколько кораблей хватит, выбирать будешь, какой больше понравится!
  Марио вздохнул. Ему хотелось как можно скорее добраться до Преля, потому что оттуда уже недалеко до дома. А еще он боялся, что отец начнет искать его и приедет в Холмы. А там наговорят невесть чего и самое главное скажут: не ведаем, мол, куда делся, сгинул, точно сквозь землю провалился. Что тогда отцу делать?
  Так, в размышлениях поспевал он вслед за Тином и Ремом, которые без умолку обсуждали планы на будущее. Между тем мешки с провизией становились все легче, зато шагалось быстро. Отроги Лескинских Возвышенностей остались далеко слева, земля стала ровнее, легче, трава - гуще, а ветер - теплее. Свитера поснимали.
  - Тин, а ты знаешь, куда мы идем? - поинтересовался Рем.
  - В Твик, куда же еще? - пожал плечами Тин.
  - Я имею в виду, ты дорогу знаешь, которой нас ведешь? Ведь фермер Скосень завез нас неизвестно в какие края, ты бывал тут прежде?
  - Да не бывал я тут, вот привязался! - рассердился Тин. - До ближайшего жилья доберемся и дорогу спросим.
  - Может, его тут и в помине нет, - не унимался Рем, - будем бродить, пока еда не кончится.
  - Замолчи, Рем, а то вон Марио напугал. Отец мне говорил, что в Теплом Краю деревень и хуторов великое множество, на каждом шагу попадаются.
  Рем многозначительно хмыкнул. Тин в сердцах сплюнул. А Марио сказал:
  - А вон там, на холме дорога виднеется, она нас точно куда-нибудь да приведет.
  - Вот это другое дело! - обрадовался Рем. - Только больше ни в какие повозки не садиться, сплошные неприятности от них. Пешком дойдем.
  Миновав поле, они выбрались на дорогу - не достаточно широкую и ровную для Твикского тракта, но вполне подходящую для какой-нибудь деревни.
  Так и получилось. Вскоре впереди блеснуло озерцо, а вокруг него в садах виднелось полным-полно домов.
  - Вот здесь мы точно узнаем, в какой стороне Твик, - сказал Тин. - Может даже, уже близко.
  - Предлагаю в этой деревне заночевать, - ответил Рем, - найдем какой-нибудь сеновал и отоспимся. А то мы давно уже нормально не спали, ну, так, чтоб вдоволь.
  - Тогда в обход надо, - Марио поправил очики, - сеновалы-то на задних дворах, возле коровников.
  Однако в обход не получилось. Еще издали они увидели на краю деревни большую толпу - человек двадцать, они громко спорили и размахивали руками, словно собирались драться. Подойдя ближе, Тин, Марио и Рем остановились, на них никто даже не взглянул, оно и понятно: все внимание местных жителей привлекал высокий человек в пыльной дорожной одежде, по виду - точно не крестьянин, и на рыцаря не похож, и на знатного тоже. Он стоял, сложив руки на груди, и слушал, что ему говорит, по всей видимости, деревенский управляющий, позади которого топтался в нерешительности бородатый фермер с хлебом-солью на вышитом полотенце.
  - Помилуйте, господин, - говорил управляющий, - ваша цена совершенно неприемлема, у нас во всей деревне столько монет не соберется! Мы вас уважаем, вот, встречать вышли как полагается, негоже такую цену заламывать!
  - А я и не просил меня встречать, - возразил чуть насмешливо человек в пыльной одежде, - и гонцов вперед не посылал. Вы сами меня нашли, попросили прийти, а теперь заявляете, что вам не по вкусу мои условия. Так как же быть?
  - Давайте торговаться! - вскричал управляющий.
  - Я не торгую своим ремеслом, - холодно отвечал незнакомец. - Я назначаю цену, а вы либо соглашаетесь, либо нет.
  - Да, но пятьдесят монет за то, чтобы вернуть в озеро карасей - это непомерно дорого!
  - А я вам говорю, - спокойно повторил тот, - мои условия известны. У вас беда - у меня помощь.
  - Я все понял, - шепнул Марио товарищам, - это ведь колдун! Поглядите на него - самый что ни на есть колдун! Его деревенские позвали, а сами платить не хотят.
  - Слушайте, слушайте! - в крайнем возбуждении зашептал Рем. - Пятьдесят монет, вы понимаете?! Пятьдесят! Это намного больше, чем мы на оборотнях заработали!
  - Ну и что? - спросил Тин. - К чему ты клонишь?
  - Да к тому! - глаза у Рема горели. - Я знаю, как вернуть щук или, как их там, карасей в озеро, меня Сыроедень учил! Давайте цену собьем!
  - Нехорошо это, - засомневался Марио.
  Но Рема остановить уже было нельзя.
  - Эй! - громко закричал он. - Сорок монет за то же самое дело!
  Крестьяне, управляющий и несговорчивый колдун обернулись на них.
  - Тридцать! - сразу сказал управляющий.
  - Тридцать пять! - не растерялся Рем.
  - По рукам! - радостно хлопнул в ладоши управляющий и слегка поклонился в сторону колдуна. - Вы уж извиняйте, милостивый государь.
  Колдун хмыкнул.
  - Скупость совсем лишила вас рассудка, - сказал он. - Кто это? Мальчишки! А вы кто? Глупцы!
  Управляющий пригляделся к Рему и Марио с Тином, которые стояли чуть в стороне:
  - А и вправду, вы кто, мальцы?
  - Господа Брынник, Скрюквинс и Букинс к вашим услугам! - солидно произнес Рем и поклонился. - Странствующие умельцы.
  Колдун снова хмыкнул, но ничего не сказал, не имея желания вмешиваться.
  - Э, да это те самые, которые Скосеня от оборотней спасли! - крикнул кто-то. - Я сегодня к нему на хутор ездил, там только и разговоров про тот случай!
  - Вот как? - несговорчивый колдун уже с интересом взглянул на них. - И как же вам удалось победить оборотней? Кто это был? Волки?
  Рем уже набрал в грудь воздуха, чтобы рассказать, как было дело, но вмешался Тин:
  - Мы не можем ответить на ваши вопросы, господин... простите, не знаю вашего имени...
  - Коплер, - представился колдун.
  - Так вот, господин Коплер, не имею возможности удовлетворить ваше любопытство, поскольку методы нашей работы являются профессиональной тайной.
  - Да что вы говорите? - подчеркнуто удивленно воскликнул колдун Коплер. - Ну тогда мне остается только откланяться, признав - без состязания, как видите, - ваше превосходство. Победа над оборотнями - это в нашем деле как у полководца очередное звание. Желаю удачи, господа.
  Он подмигнул им и, смеясь, пошел прочь от деревни, куда-то, где еще ждали его дела. Ошеломленные крестьяне поглядели ему вслед, потом на новоприбывших колдунов - перед ними мальчишки, сопляки, однако они заставили старшего и более опытного сложить оружие.
  - Эй, там!.. - управляющий махнул рукой, из-за спины тотчас выскочил бородатый фермер и поднес Рему, Марио и Тину хлеб-соль.
  - Вот вам наше гостеприимство и пожалуйте к месту работы.
  - Благодарю вас, - сказал Тин, и каравай перекочевал в руки Марио.
  - Клади его в мешок, - шепнул Рем.
  - Да он черствый как камень! - возразил Марио. - Видно, они тут долго колдуна ждали.
  - Все равно клади, пригодится, водой размочим.
  Марио незаметно сунул хлеб в мешок.
  Управляющий привел их к озеру, к мосткам, у которых была привязана лодка. Крестьяне сгрудились на берегу и ждали, что будет.
  - Вот наше озеро, - управляющий повел рукой по-над водой. - Кличется Мокрое.
  - Вполне уместное название, - подтвердил Тин.
  - Рыбой из этого озера кормится вся деревня, - сказал управляющий, - на зиму хватает и еще на продажу остается.
  - Сетями ловите? - с видом знатока поинтересовался Рем.
  - Что вы! - замахал руками управляющий. - Мы порядок знаем. Сетями ловить - никакой рыбы не наберешься. Нет, удилами да садками промышляем. И вот что вы думаете? Нету карасей! Сгинули! И плотвы нету, и линей! Так, попадется две-три штуки, разве это улов? Боимся, - управляющий понизил голос, - не отравил ли кто специально воду? На ваших братьев-колдунов грешим. Среди них-то лихие тоже попадаются, вы уж извиняйте за такие слова.
  - Ладно, - Тин солидно кивнул, - поняли мы проблему, теперь решать будем. Вы нас оставьте, господин управляющий, и людям скажите, чтоб зря на берегу не сидели. Наше дело лишних глаз не любит.
  - Конечно, конечно! - засуетился управляющий, он и так бы нипочем тут не остался - мальчишки-то мальчишки, а с оборотнями воевали, а этот, в темных кругляшках, и вовсе не понять, куда смотрит и что на уме держит.
  - Эй, разойдись! - крикнул управляющий собравшимся на берегу. - И чтоб до утра никто глаз к озеру не показал! Начинается колдовской процесс!
  Крестьян как ветром сдуло.
  - Ну спасибо тебе, Рем, - сказал Тин, когда берег опустел, - в очередное дело нас впутал.
  - Но ведь тридцать пять монет! - Рем воздел руки над головой.
  - Вот только попробуй их не заработать, - процедил сквозь зубы Тин. - Я тебе лично все ребра пересчитаю.
  - А может, сбежим, пока суд да дело? - предложил Марио.
  - А репутация? - покачал головой Рем. - Сам ведь говорил.
  - Ладно, делать нечего. Слушаем твои соображения, Брюквинс. Заодно и поедим.
  Они расположились на мостках, достали соль, сало, порезали его аккуратно и трапезничают.
  - Эй, Марио, отломи от каравая, все с хлебом-то лучше!
  Марио достал хлеб, но отломить от него кусок удалось с большим трудом.
  - Это ж надо с таким добром встречать! - чуть не сломав зуб, Рем швырнул ломоть в озеро, тот закачался на воде.
  - Рем, не тяни давай, - поторопил Тин. - Время дорого, не успеем к утру. Ты кашу заварил, так что...
  - Ладно, ладно, - Рем сделал сосредоточенное лицо. - Мысль моя такова...
  - Одна? - не удержался, съязвил Тин.
  - Сейчас кто-то получит по шее, - в тон ответил Рем. - Я собираюсь излагать план предстоящего мероприятия, попрошу не перебивать.
  В этот момент по воде хвостом плеснула большая рыбина и в один присест заглотила плавающую краюху.
  - Видели? - веско произнес Рем. - Ну как? Что скажете?
  - А что? - не понял Тин. - Рыба поела вместе с нами, приятного ей аппетита.
  - Сразу видно, что в рыбе ты ничего не понимаешь, разве только в жареной, копченой и ухе.
  - И я не понимаю, - поддержал Тина Марио, - кроме той, что ты перечислил. Не говори загадками, и так времени мало.
  - Да все просто! В этом озере завелась крупная рыба - щука, например, и пожрала всю мелкую!
  - Ничего себе просто! - возмутился Тин. - Догадался - молодец, а что нам с этими щуками делать? На удочку ловить?
  - А может, запустить в озеро еще побольше рыбу, - предложил Марио, - чтоб она и щуку ела? Например, сома.
  - Нет, сом щук не ест, - махнул рукой Рем. - Да я и не уверен, что тут щуки безобразничают, щуки вроде бы в озерах не живут, а вроде бы живут... Эх, надо было прилежнее у Сыроеденя учиться!
  - Так что же все-таки делать, а, Рем? - забеспокоился Тин. - Может, действительно - деру, а?
  - Сейчас я подумаю, погоди.
  Белобрысый Брюквинс задумался, глядя на спокойную гладь озера, которую изредка тревожили резвящиеся рыбы. Думал долго, и Марио с Тином заподозрили, что он просто-напросто уснул. Тин нагнулся и шепнул ему в ухо:
  - Рем!
  Тот подскочил:
  - А? что?
  - Ты спишь что ли?
  - Еще чего! И не собирался даже!
  - Придумал?
  - Ну почти.
  - Так рассказывай.
  Рем вздохнул.
  - Мне Сыроедень говаривал, что рыбу надо ловить по-умному, чтоб поддерживать этот... как его... баланс! Когда всякой рыбы поровну то есть. А тут, видно, этот самый баланс испортился.
  - Ну исправить-то его как? - вскричал Тин.
  - Да не знаю я! - заорал в ответ Рем. - Надо сетями большую рыбу ловить, а удочкой - мелкую, сетями редко, а удочками - часто. Можно попытаться с рыбами поговорить, но я их язык плохо понимаю.
  - Ну ты балда, Брюквинс, - покачал головой Тин, - втянул нас в историю! Ничего из этого не получится, разве что по шее надают. Предлагаю ретироваться.
  - Погодите, погодите! - вдруг вскричал Марио. - Я, кажется, знаю! Я книжку такую у Клявзеня читал про рыцаря, который со змеями воевал...
  - А при чем тут змеи? - удивился Тин.
  - Да погоди ты! - лягнул его по ноге Рем. - Продолжай, Далин.
  - Так вот, те змеи весьма полезными оказались, в книжке про это не сказано, мне Клявзень потом объяснил.
  - А чего же тогда рыцарь с ними воевал? - спросил Рем.
  - Потому что необразованный был! От неученых рыцарей больше вреда, чем пользы. Так вот. Некий рыцарь по имени Перекрюль сто сорок восемь лет назад близ города Муск уничтожил поселение болотных краснобрюхих змей, по научному именуемых свилисками.
  - Не вижу связи между змеями и рыбой, - заметил Тин.
  - А связь такая. Свилиски - мудрые змеи и любят воду, если одного свилиска, а лучше - пару, запустить в озеро, то они за рыбным хозяйством будут следить и рыба никогда не переведется.
  - Ишь ты!.. - восхитился Рем. - А я и не знал про такое!
  - Ну и где мы возьмем пару этих краснобрюхих змей, если сто сорок восемь лет назад благородный Перекрюль всех извел?
  - А вот этого я не знаю, - сник Марио.
  - Ты же учился у Еженя, главного по всякой живности! - сказал Тину Рем. - Вспомни, как змей приманивать!
  Тин обхватил голову руками и задумался.
  - Есть одно заклинание, - наконец произнес он, - но если я его скажу, то приползут все змеи, какие только есть в округе, а нам столько не надо.
  - А нет ли особенного заклинания, специально для краснобрюхих змей? - с надеждой спросил Рем. - Или послание им какое-то передать?
  - Точно! - воскликнул Тин. - Молодец, Брюквинс!
  Он помчался по мосткам на берег и юркнул в осоку, только рыжая макушка засветилась в лучах заходящего солнца. Шуршал в осоке, шуршал, потом вылез по пояс в грязи и водорослях и говорит:
  - Я добавил к заклинанию просьбу больше двух от каждого семейства не приползать. Должно сработать.
  Они посидели на мостках минут пять, прислушиваясь, не ползут ли змеи. Но все вокруг было тихо, только собаки в деревне лаяли да коровы мычали, возвращаясь с пастбища. И вдруг - с одного края деревни, потом с другого, потом с середины - истошный визг, ругань, крики, точно все местные жители разом увидели полчище привидений. "Змеи! Змеи! - донеслось до мостков. - Спасайтесь!.."
  - О, получилось, - Тин потер руки, - сейчас сюда пожалуют.
  - А нам-то куда деваться? - забеспокоился Рем. - Нам их что, сортировать?
  - Краснобрюхие сами в воду залезут, - объяснил Тин, - а остальные нет.
  - Глядите! - произнес Марио, напряженно вглядываясь в противоположный берег. Там трава ходила ходуном, волновалась, точно под ветром, хотя ветра не было. Потом заволновался берег справа и слева возле мостков.
  - Где же краснобрюхие? - сдавленно прошептал Рем.
  И вдруг возле самых мостков в воду - плюх! И две тонкие ленты величественно проплыли рядом и скрылись в темной глубине.
  - Это краснобрюхие! Краснобрюхие! - завопил Марио, чуть очики не потеряв. - Я видел!
  - Ура! Ура! Сработало! - подхватили Тин и Рем.
  А трава-то меж тем все волновалась, и крики в деревне не стихали.
  - Надо остальных отправить обратно, - сказал Марио. - Пока они кого-нибудь не укусили. Тин, чего же ты ждешь?!
  Тин опять помчался на берег, в осоку, и читал там какие-то заклинания, чтобы по травяной волне передать их змеям.
  - Что-то непохоже на удачный исход дела, - пробормотал Рем. - Кажется, змеи не уходят.
  - Нет, уходят! Уходят! - воскликнул Марио. - Смотри, трава колышется все дальше от берега, змеи возвращаются по домам!
  - Эй, ну что там? - вопрошает из осоки Тин.
  - Все в порядке, можешь выходить! - крикнули Марио и Рем. - Получилось! Получилось!
  Они заскакали по мосткам в обнимку - и рыба цела, и змеи уползли, и денег за это дадут, как же тут не радоваться? Мостки жалобно застонали и чуть было не развалились, да не успели, Рем вдруг перестал скакать, сделал страшное лицо и прошептал:
  - Глядите, глядите, на берегу!..
  На берегу - а уже темнело - сидел колдун, тот самый, по имени Коплер, у которого они дело с карасями переманили. В той же запыленной одежде, сидел усталый, сгорбленный, руки на колени уронил, смотрит на них не то с грустью, не то с укором.
  - Вот уж никак не думал, что вам хватит смелости вызвать сюда скопища змей, - сказал колдун и покачал головой. - Каким образом вы собирались вернуть их обратно?
  - А вам что за дело? - подбоченился Рем. - Все одно не скажем!
  - Погоди, Рем, не кричи, - остановил друга Тин. - А к чему вы спрашиваете, господин Коплер?
  - Надо же, имя мое запомнили, - улыбнулся колдун, и улыбка у него была не злая, - а вот я ваши с первого раза - ну никак, хоть на память и не жалуюсь.
  - Меня звать Марио Далин, - Марио отчего-то не захотелось ему врать, - а моих товарищей - Тин Скрынник и Рем Брюквинс.
  - Приятно познакомиться, господа, - слегка поклонился колдун. - Надеюсь, мое скромное вмешательство в магический процесс не нарушило ваших замыслов. Я... э-э... слегка испугался, что все эти полчища змей вдруг не захотят возвращаться по домам.
  - Так вы... - начал Тин.
  - Прочитал контрзаклинание, - опять поклонился колдун, как бы извиняясь.
  - Ну точно! - хлопнул Тин себя по лбу. - А я-то читаю заклинание, и мне кажется, что еще какое-то слышу! Так это вы!.. Ну спасибо!
  - Рад был помочь.
  - А где вы все это время прятались? - подозрительно спросил Рем.
  - Вон под тем деревом, - колдун кивнул в сторону чахлой ветлы.
  - Что-то я вас не видел! - не унимался Рем.
  - Так на то я и колдун, господин Брюквинс! - засмеялся чародей.
  И когда он засмеялся, Марио понял, что незачем ждать от него худого.
  - Проходите, пожалуйста, - пригласил он его на мостки, - поужинайте с нами.
  - Охотно.
  Рем достал сало, отрезал ломоть, посыпал солью и протянул колдуну.
  - Ишь ты! Неплохо живете, - с удовольствием закусил колдун.
  - Это еще из кладовой "Семи карасей", не про карасей будь сказано, - ответил Тин. - Хозяйка, госпожа Куриандра, нас снабдила в дорогу.
  При каких обстоятельствах, уточнять не стал.
  - Должен заметить, господа, - жуя, промямлил колдун, - что с фантазией у вас все в порядке, со смелостью тоже, а с безрассудством и того лучше. Даже я не додумался запустить в озеро свилисков, чтоб они за порядком следили.
  - Ясное дело! - воскликнул Тин. - У вас ведь и без того не иначе список заклинаний на все случаи жизни припасен!
  - Почти правда, - опять улыбнулся колдун Коплер.
  - А нам вот выкручиваться пришлось, - сказал Рем. - Раз взялись за дело, отступать негоже.
  - Тоже верно, - кивнул колдун. - Вам повезло, что свилиски никого не тронули, они ведь смертельно ядовиты, неужели вы этого не знали?
  - Не знали, - смутился Тин.
  - Да вы много чего не знали и не знаете, - покачал головой колдун. - Вас не учили тому, что невежество опасно?
  - Учили, - виновато опустил глаза Рем. - Да мы денег заработать хотели.
  - Я так и понял, - колдун окинул взглядом спокойную гладь озера. - Позвольте мне помочь вам. Советом. Заниматься колдовским промыслом не доучившись - нарушение нашего кодекса. Вы можете навредить людям, искренне желая помочь, вы можете навредить сами себе. Оставьте это дело. Говорю так не потому, что опасаюсь конкуренции с вашей стороны - я надеюсь, вы понимаете, что конкурентами мы не являемся, - а потому...
  Колдун запнулся, словно решал - говорить или не говорить.
  - А потому, что колдуны более высокого ранга в конце концов будут вынуждены изолировать вас.
  - Как это? - вскричали хором Тин, Рем и Марио.
  - Нас отправят на Невольничий остров? - тихо спросил Марио.
  - Нет, что вы, все не так страшно, прошу прощения, если напугал. Вас просто отправят доучиваться - хотите вы того или нет - и сделают из вас настоящих колдунов.
  - Ну, это не такая уж тяжкая кара, верно, Тин? - не очень уверенно произнес Рем.
  - Согласен, не страшная, - колдун пристально взглянул на него. - Только тебя уже не спросят, кем хотел ты стать, о чем мечтал, и не оставят тебе права выбора. Полжизни ты будешь учиться, дабы стать колдуном, а, став им, еще полжизни будешь совершенствовать полученное мастерство.
  - Какая тоска! - воскликнул Рем. - Болото!
  - Тут я с тобой не соглашусь, уважаемый Брюквинс, - улыбнулся колдун немного грустно. - Колдовское ремесло, как и всякое другое, интересно и приносит пользу. А если пожелаешь - то и радость, и славу, и могущество. Вас и этому не учили?
  - Полагаю, не успели, - вздохнул Тин.
  - Ладно, ребята, мне пора, я и так задержался, - колдун поднялся на ноги, вода вокруг мостков заколыхалась, - спасибо за хлеб-соль. С озером все в порядке, скажете утром управляющему, что надо каждый день бросать в воду пучок полыни, от нее свилиски неядовитыми делаются, так что рыбачить и купаться можно без опаски.
  - А может... - робко предложил Марио, - с нами? Мы в Твик идем.
  - Мне в другую сторону, - развел руками колдун, - но, может, еще свидимся. Помните, что я вам сказал: не злоупотребляйте магией. Ну, бывайте.
  - До свидания, - сказали хором Марио, Тин и Рем. - И спасибо!
  Колдун вышел на берег, обернулся, махнул рукой и растворился в темноте, неслышно и незаметно, как и появился.
  - А ведь он из тех, - тихо произнес Марио, когда он скрылся.
  - Из каких - из тех? - не поняли Тин и Рем.
  - Кого насильно в колдуны переучили.
  Пораженные услышанным, они долго молчали, потом Тин сказал:
  - Вы как хотите, а мне поспать надо. Устал я сегодня.
  Они постелили под ветлой лоскутное одеяло, сверху укрылись овечьим и проспали в беспамятстве оставшиеся до рассвета часы.
  Утром явился управляющий. Он огляделся по сторонам, нанятых специалистов не заметил и подкрался к воде. На мостки не пошел, а зачерпнул воды с берега, понюхал, лизнул. Пожал плечами, не понимая, изменилось что-нибудь или нет. Тин, как настоящий колдун, незаметно возник за спиной.
  - Все в порядке, господин управляющий, не извольте беспокоиться.
  Управляющий подскочил как ужаленный и повернулся.
  - А, это вы, господин Брынник...
  - Скрюквинс, - поправил Тин.
  - Да, простите, господин Скрюквинс. Как обстоят дела по решению... э-э... нашей проблемы?
  - Прекрасно.
  - Да? - управляющий покосился на озеро, которое никаких разительных перемен собой не являло, и рыба на берег не выпрыгивала.
  - Позвольте объяснить, - слегка поклонился Тин.
  - Будьте так любезны.
  - Для того чтобы увеличить и упорядочить - что, заметьте, не менее важно - численность рыбы в вашем озере, нам пришлось пригласить двух свилисков.
  - Двух... кого? - деревянным голосом спросил управляющий, косясь на воду.
  - Свилиски - это краснобрюхие змеи, - принялся объяснять Тин деловым тоном, - причем змеи непростые, они обладают мудростью и способностью управлять рыбой.
  - Змеи?! - в ужасе вскричал управляющий. - Вы запустили в наше озеро змей?..
  - Прекратите трястись, - вступил в разговор Марио, протирая очики полой куртки. - Змеи не кусаются, при условии, конечно, что вы не забудете каждый день бросать в воду пучок полыни.
  Управляющий смотрел на них вытаращенными глазами и не мог произнести ни слова.
  - Теперь о деньгах, - подошел к товарищам Рем. - Мы хотим...
  - Мы хотим, - перебил его Тин, предварительно наступив ему на ногу, - немного изменить условия вознаграждения.
  - Но помилуйте! - изменился в лице управляющий. - Мы сговорились на тридцать пять монет, как же так! Мы ввергнемся в хаос, в долги, пойдем по миру!..
  - Погодите, господин управляющий, постойте! - воззвал к нему Тин. - Вы неверно нас поняли! Мы говорим не о большей сумме, а о меньшей!
  - То есть как? - в один голос вскричали управляющий и Рем, за что последний сразу получил тычок в спину.
  - Позвольте объяснить, - снова поклонился Тин.
  - Будьте так любезны, - дежурной фразой ответил управляющий.
  - Мы специалисты честные, - начал Тин, - и чужого не берем. Свою работу мы сделали и сделали на совесть, можете не сомневаться. Но вы сомневаться все равно будете, это я наблюдаю по вашему лицу. Мы оцениваем ваши сомнения в четырнадцать монет и возвращаем их. Тридцать пять минус четырнадцать получается двадцать один. Таким образом, вы должны нам за работу двадцать одну монету и не более того. Устраивает ли вас такой расклад?
  - Еще бы, конечно, устраивает! - заволновался управляющий.
  Он ничего не понял в Тиновой арифметике, но разница в четырнадцать монет так его впечатлила, что он сразу согласился.
  - Вот ваш гонорар, - он быстро полез в карман, боясь, как бы удача не упорхнула, достал горсть монет, отсчитал требуемую сумму и вручил Тину.
  - Вот и замечательно, - ответил Тин. - Через неделю увидите результат наших трудов, уверен, он вас порадует.
  - И не забудьте про пучок полыни каждый день, - напомнил Марио.
  - Да-да-да, - закивал управляющий. - Спасибо! Я могу идти?
  - И не вздумайте охотиться на свилисков! - состроил зверскую мину Рем. - Не то худо будет!
  - Нет-нет-нет! - затараторил управляющий. - Не извольте беспокоиться! Ну я пошел! До свидания!
  - Последний вопрос! - крикнул ему вслед Тин. - Как нам до Твика добраться? У нас там дела!
  - Прямо, на восход солнца идите, попадете на дорогу, через два дня будете в Твике! - не останавливаясь, выпалил управляющий и почти бегом кинулся в деревню, радуясь, что легко отделался.
  - Тин, какая муха тебя укусила? - сердито набросился на друга Рем. - Ты выбросил на ветер наши деньги!
  Тин, укладывая свой мешок, спокойно ответил:
  - Я взял ровно столько, сколько мы заработали, даже больше.
  - Но торговались на тридцать пять, а получили двадцать одну! Как же так?
  - Ты что, ничего не понял, Брюквинс? Не понял, что сказал Коплер? Нам и этих денег брать не надо было, но тогда никто бы не поверил, что работа сделана. Короче говоря, не тупи, Брюквинс, мозгами пораскинь!
  Рем обиженно засопел, принялся собирать свои пожитки и целый день ни с кем не разговаривал. И лишь к вечеру, когда они, нашагавшись за день, стали устраиваться на ночлег в брошенном шалаше на краю хлебного поля, Рем сказал:
  - Не знаю, как быть, Тин. Но если мы станем так швыряться деньгами, то никогда не сделаемся рыцарями. Нет, ты погоди, послушай, - остановил он приятеля, видя, что тот собирается возразить. - Ведь что мы умеем делать? Ничего. Мы недоучившиеся лекари и недоучившиеся колдуны. Коли применять магические заклинания нам запрещено, как мы заработаем денег хотя бы на еду? Я уж не говорю про доспехи и оружие, а про коней вообще молчу. Ну проедим мы эти четырнадцать монет, что достались на брата, а дальше?
  Тин вздохнул и ничего не ответил, потому что ответа не знал. Он и сам думал, как выбраться из сложившейся ситуации, но ничего стоящего на ум не шло. А тут Марио и говорит:
  - Я знаю, как надо поступить.
  Тин и Рем с интересом переглянулись, Марио уже не раз выручал их дельным советом.
  - В наших краях люди живут благодаря морю. Чем может торговать Холодная Низина? У нас хлеб родится плохо, самим едва хватает, все остальное так же. Потому все в море ходят. Ловят рыбу и прочую морскую живность и сбывают в Клоте, Брумке, Преле, Ферке и даже Шепле.
  - Нам ходить в море? - ужаснулся Рем. - Да я никогда его даже не видел!
  - Увидите, если пойдете со мной в Чайкин Мыс. Прибиться на рыбацкое судно - легче легкого, и начнете деньги зарабатывать. Да вот я отца попрошу, он вас с собой возьмет!
  - И долго надо в море ходить... а почему ходить-то? - удивился Тин. - Ведь в воде плавают!
  - Я не знаю, так рыбаки говорят, - пожал плечами Марио, он никогда над этим не задумывался, с этим вырос.
  - Так долго нам в море ходить, чтоб прилично монет заработать?
  - Ну, раза четыре, а то и пять, а можно и с первого раза такой редкой рыбы добыть, что на всю жизнь хватит.
  - Ух ты! - восхитился Рем и смеется: - Это что же, золотую рыбку поймать надо?
  - Можно и так, - кивнул Марио, - а можно и раковин с жемчугом наловить и подводных цветов собрать, за них очень много платят.
  - Решено! - воскликнул Рем. - Временно становимся рыбаками! Чего молчишь, Тин?
  Тин особой радости не выказывал, а точнее, наоборот - хмурился. Рем пытал его, пытал, но Тин ни за какие коврижки не признался бы, что боится этого моря, даже слова самого боится! А почему - и сам не знал, и оттого еще больше не по себе ему было. И на все восторги Рема ответил так:
  - Придем в Чайкин Мыс, там посмотрим. Может, и по пути удастся денег заработать.
  И теперь он отмалчивался, как до него Рем, а Рем полночи выспрашивал у Марио, какая рыба сколько стоит, как ловится, какими путями сбывается, и так до тех пор, пока Марио не уснул на полуслове. Рем еще поворочался под одеялом, производя какие-то расчеты себе под нос, пока Тин не рассердился на него и не велел замолчать. Рем затих и вскоре уснул.
  
  А на рассвете их разбудило далекое пение серебряных труб. Первым вскочил Рем, хоть и заснул позже всех, за ним Тин, а Марио еле глаза открыл, что ему какие-то трубы, он бы еще поспал.
  - Тин, ты слышишь? Слышишь?.. - взволнованный Рем забегал вокруг шалаша, как гончая, которая ищет след.
  - Да слышу я, - Тин, наоборот, стоял, замерев, и напряженно смотрел в даль. - Это вон из-за тех деревьев доносится.
  - Да чего вам неймется? - сонно спросил Марио, закутываясь в одеяло с намерением поспать еще как минимум до полудня.
  - Вставай, Далин! - затряс его Рем. - Трубы поют, идти надо!
  - Да какие трубы? - Марио сел, окончательно проснувшись. - Ну ладно, нам-то что с того? Поспать не дадут!
  - Потом поспишь, - ответил Тин, хватая свой мешок. - Это же герольды!
  И мальчишки побежали туда, откуда слышался чистый высокий голос труб. Марио ничего не оставалось, как поспешить следом, не то отстал бы и потерялся.
  Оказывается, поле, на котором стоял шалаш, было совсем недалеко от дороги, ведущей в Твик.
  - Вон, вон просвет меж деревьев! - закричал Рем, вырвавшись вперед. - Поддайте!..
  И на свою удачу споткнулся о корень и кубарем покатился вперед. Остановился как раз на краю высокого песчаного обрыва, Тин и Марио тоже успели притормозить.
  - Дурья голова, - тяжело дыша, обругал Рема Тин. - Сейчас бы шею себе сломал.
  Но Брюквинс даже не услышал его: лежа на земле так же, как и упал, он во все глаза смотрел на происходящее внизу.
  А внизу, среди зеленых лугов, прорезанных синими ручьями, вилась дорога - широкая, крепкая, а по дороге столько люду шло, ехало и просто на обочине отдыхало! Все нарядные, веселые, и смех, и песни слышались, и скрип колес, и конское ржание, и цветов было много, и флажков разноцветных, словно в Твик направлялся большой нескончаемый балаган. Снова пропели трубы, и явились герольды на статных конях - четверо всадников в роскошных красных с золотым плащах, на которые со шляп спускались, покачиваясь в такт езде, пышные белоснежные перья. У Тина, Марио и Рема дух захватило.
  - Жители славных городов Мряк, Твик и их окрестностей! - разносились по округе голоса герольдов, не слабее серебряных труб. - Сегодня в древнем Твике состоится рыцарский турнир, открывающий ежегодное ристалищное турне по городам королевства! Вас ждут увлекательные бои в Муске, Скипе, Точке и Торо, в Шепле, Укопье и Бренке, и завершится турне в блистательной Лете - пиром, парадом и фейерверками! Спешите, спешите! Открытие и закрытие ристалищного турне почтят своим присутствием сам король и венценосная семья!.. Спешите увидеть весь цвет рыцарства в вашем городе!..
  - Что же мы сидим?! - вскричал Рем. - Сказали же - надо спешить!
  - Стой! Куда? - закричали в один голос Марио и Тин, но остановить Рема не успели, и тот с громким воплем скатился-таки с обрыва, в заросли крапивы и дикого малинника.
  - Не иначе убился, - констатировал Марио, свесив голову вниз.
  - Не шевелится, - подтвердил Тин.
  Они осторожно, боком, держась за редкие кустики травы, спустились за Ремом. Тот лежал ничком и признаков жизни не подавал.
  - Сейчас я ему хорошего пинка дам, он у меня сразу очнется, - Тин был до того сердит, что непременно исполнил бы угрозу, но Рем и так очнулся и простонал:
  - Не надо меня пинать, я сам все кости переломал.
  - Как же, рассказывай! - Тин злился, пытаясь за злостью скрыть беспокойство. - А ну вставай, а не то все лучшие места у ристалища расхватают и нам не достанется!
  Рем с оханьем и аханьем перевернулся и сел, вид у него был ужасный: лицо и руки исцарапаны, как будто он дрессировал дикого кота, одежда грязная, в волосах - песок и листья, словом, ни дать ни взять - чучело огородное, выдержавшее битву со стаей ворон.
  По счастью, ничего сломанного и вывихнутого у него не обнаружилось, но пока Тин и Марио приводили его в порядок, пока ходили обратно за пожитками, герольды уже уехали далеко, разноцветная толпа почти схлынула, и остались на дороге одинокие путники, увядшие цветы да помятые флажки.
  - Давай, Рем, вставай, опоздаем! - Тин помог товарищу подняться. - Идти-то можешь?
  - Конечно, могу! - буркнул Рем. - Еще всех вас обгоню.
  - Вот и давай, вперед.
  Рем не обманул, и до города они дошли довольно быстро, но вот войти в него оказалось делом весьма непростым: у главных ворот образовалась очередь из желающих посетить рыцарский турнир. Очередь была внушительной, в ней стояли и пешие, и верховые, и повозки; кругом шум, гам, толчея, неразбериха, споры, несколько раз уже почти перешедшие в драку, если бы не вмешательство стражников, обеспечивающих порядок.
  - Это на целый день, - убежденно произнес Марио, поправляя очики. - Хорошо, если к ночи в город попадем.
  - Должна быть какая-то лазейка, а, Тин? - Рем забеспокоился. - Ведь пропустим самое интересное!
  Тин подошел к последнему стоящему в очереди, это был толстый дядька с редкой бороденкой на лице - то ли ремесленник, то ли фермер, то ли торговец, непонятно. Ему было жарко, и он обмахивался веером.
  - Простите, уважаемый, - обратился к нему Тин, - не подскажете, отчего такая очередь в Твик и нет ли другого входа?
  Толстяк обратил на него свой взгляд, и Тин сразу понял: никакой это не ремесленник, и не фермер, и не торговец. Это колдун. Как додумался - для самого осталось загадкой, просто где-то внутри родилось четкое: колдун, и к тому же премерзкий.
  - Што фи кафарите? - колдун не то иностранцем был, не то глуховатым да еще картавым в придачу.
  - Я спрашиваю: очередь отчего? - осторожно повторил Тин. - И нет ли другого пути в Твик?
  - А-а, ошереть, - колдун действительно оказался туговат на ухо, он говорил громко, нервно обмахивался веером и напряженно прислушивался ко всему. - Это ошереть в корот.
  - А почему? - Тин придвинулся поближе к его уху.
  - Патаму, патаму! - замахал веером толстый.
  Впереди стоящий румяный фермер обернулся, ему надоел этот бессодержательный диалог, и объяснил:
  - Другие ворота есть, но только здесь продают билеты на ристалище, это очередь за лучшими местами.
  - О! Тогда понятно, благодарю вас, - вежливо ответил Тин. - А сколько стоит билет?
  - Пять монет, - хмыкнул фермер. - Надеюсь, у тебя кошелек не пустой, малец.
  - Та, та, пять монет! - закивал толстый колдун и отвернулся.
  - Пять монет!.. - разочарованно протянул Рем, когда Тин изложил ситуацию. - Почему так дорого?!
  - Открытие сезона и все такое, - Тин махнул рукой. - Ну что, будем покупать билеты или обойдемся без турнира?
  Рем запустил руки в и без того растрепанные волосы, мучительно размышляя. Ему было до смерти жалко с таким трудом заработанных монет, но как отказаться увидеть настоящий рыцарский турнир - мечту всей жизни!..
  - Была не была, Тин. Покупаем.
  Марио еле слышно вздохнул - он лучше бы отказался, но возражать не стал.
  Долго они топтались в этой очереди, вот уже и ворота видны, и караульные вдоль них прохаживаются, время от времени бросая свирепые взгляды в толпу - чтоб не расслаблялись. У ворот прямо на земле стоял стол, стул, за столом сидел главный стражник и продавал билеты. Обойти его было невозможно, стащить билет - тоже, потому что на каждый, перед тем как вручить его счастливому обладателю, ставилась печать, защищающая от подделки.
  Вот уже румяный фермер получил заветную бумажку, а пять монет из его кошелька перекочевали в объемистый мешок, который крепко держал один из охранников.
  - Следующий! - главный стражник лихо закрутил ус. - Ваше имя, уважаемый?
  - Плохх, каспатин Плохх, - нервно замахал веером толстый колдун.
  Главный стражник подозрительно уставился на него.
  - Чем занимаетесь, господин Плохх?
  - Не Плохх, а Плохх, понимаете? Парапан, парапан!
  - А, барабан! - осенило стражника. - Блохх то есть!
  - Та, та! Я лекарь, лекарь, - закивал толстый. - Я летшу трафами.
  - А, лекарь! - догадался главный стражник, - говорите непонятно, не разберу. Пять монет и проходите.
  - Та, та, канешно, канешно, - потной рукой господин Блохх отсчитал деньги и бросил в мешок, где их накопилось уже немало.
  Настал черед Тина, Рема и Марио. Они подошли к столу.
  - А вы кто такие? - грозно вопросил главный стражник.
  - Нас звать Скрюквинс, Брынник и Букинс, - Тин решил на всякий случай не выдавать настоящих имен.
  А Марио заметил, как при этом глуховатый колдун Блохх обернулся и совсем по-другому посмотрел на них - холодно и неприязненно.
  - Где ваши родители? - еще более грозно спросил меж тем главный стражник. - Вы откуда? Кто отпустил вас?
  - Мы потерялись! - быстро соврал Тин. - Родители наши уже в городе, а мы отбились! Позвольте нам пойти и поискать их!
  Тут не то что билеты на турнир купить - в город не пускают, вот Тин про деньги и не заикнулся.
  - Значит так, - главный стражник закрутил усы. - Посидите в сторонке у ворот, а мои ребята тем временем ваших родственников отыщут. Эй, в караульне! - кликнул он помощников.
  - Как в сторонке?! - ужаснулся Рем. - Нам никак нельзя в сторонке!
  - Ничего, посидите под замком, пока за вами не придут, - успокоил главный стражник, - а то в городе столпотворение, случится с вами что, а мне потом отвечай. Ваши после мне спасибо скажут.
  Бежать было некуда, кругом стражники, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы случай не помог.
  - Дорогу!.. Дорогу!.. - понеслось вдруг откуда-то, толпа у ворот заволновалась, подалась в стороны, послышались ругань, крики.
  - Дорогу королю! - в ворота влетели пятеро всадников, размахивая плетками поверх голов.
  Кто-то завизжал, люди прижались к стенам, смяли стражников, в том числе и главного, растоптав стол и стул. Тин, Рем и Марио в одно мгновение были припечатаны к каменному ограждению, Рем издал звук "блм", как лягушка, на которую нечаянно наступили, Тин оказался замотанным в чьих-то юбках, а Марио повезло: его вдавили в щель между домами, куда никто, кроме него, все равно не поместился бы. Он не видел ничего, только сплюснутые руки и ноги, и только слышал, как по мостовой прогрохотали колеса кареты. Толпа с оханьем и стенаниями схлынула. Потом чьи-то руки выдернули его из этой щели и куда-то потащили. Оказалось, Тин и Рем, удачно оставшиеся в живых, воспользовались случаем и проскочили мимо стражников в город, хоть и без билетов, но зато и под замком не остались. Правда, лишились мешков с едой и одеялами.
  - Так, ребята, мы опять налегке, - сказал Тин, когда они остановились отдышаться уже довольно далеко от ворот, - караульте карманы, а еще лучше спрячьте монеты подальше, не то можете запросто их лишиться в такой-то толчее.
  Действительно, народу в Твике - яблоку негде упасть, все шумят, толкаются, да что там - рыцари по улицам разъезжают в несметных количествах! Тин, Рем и Марио и одного-то живьем ни разу не видели, а тут столько сразу! У них глаза разбежались: и в белых латах, и в черных, и в серебристых; с круглыми щитами, прямоугольными, овальными, а гербов-то на них всяких: и со зверями, и с птицами, с цветами, с деревьями и всякими непонятными надписями. И плащи у них разные, и перья на шлемах, и даже кони - всех, какие только есть, мастей. Рыцари, полные чувства собственного превосходства, лениво ехали вроде бы никуда, просто так, осматривались. И хорошо, что медленно ехали, не то передавили бы полгорода, до того их было много.
  - Ух, ребята, - утирая пот с лица, восторженно сказал Рем, - никогда не думал о такой удаче! Их тут, как грязи!
  И тут же влез ногой в конский навоз.
  - Нет, грязи все-таки больше, - рассмеялся Марио.
  - Однако где это ристалище, мы уже полгорода прошли, да все без толку, - оттирая башмак, начал сердиться Рем. - Хоть бы указатель какой повесили, а то скоро турнир начнется, и мы не то что хорошие места не найдем, а и вообще опоздаем.
  - Надо идти куда все идут, - сказал Тин, - может, удастся проскочить и сесть поближе к арене. Держитесь вместе, чтобы не потеряться.
  И они потихоньку пошли дальше, глядя по сторонам, завороженные, оглушенные шумом большого города, то и дело уворачиваясь от телег, конских копыт и слишком ретивых прохожих, прокладывающих себе дорогу локтями и коленками.
  - Мы заблудились, - опять заворчал Рем, - точно заблудились. Я помню этот дом с водосточной трубой, мы ходим по кругу.
  - Не ной, Брюквинс, спасу от тебя нет, - одернул его Тин. - Уже почти пришли.
  - А откуда ты знаешь? Видишь сквозь стены домов? - съязвил Рем.
  - Нет, - спокойно ответил Тин, - просто лошадиный помет стал попадаться намного чаще.
  И правда: вся брусчатка под ногами оказалась в навозе.
  - Вот нагадили, ногу поставить некуда, - заругался Рем. - Слушай, Тин, а может, немного поколдовать, чтоб дорогу расчистить? И время сэкономим!
  - Я тебе поколдую, только попробуй! - зашипел на него Тин. - Забыл, о чем договаривались? Проблем захотел?
  Но Рем как в воду глядел, и в неприятную историю с колдовством они хоть и против желания, но все же угодили.
  Все началось с того, что Марио уронил очики. Вернее, сперва уронили его самого. Какая-то дородная тетка тащила тележку с яблоками и зычно кричала:
  - Па-асторонись! Па-аберегись! Куда лезете, ослепли?! Дорогу!
  Тин и Рем отскочить успели, а Марио - нет, тележка наехала на него, опрокинулась, яблоки рассыпались вокруг в радиусе двух метров, кто-то засмеялся:
  - Вот вам и яблоку негде упасть!
  А тетка завопила, словно в этой тележке было все ее состояние:
  - Держите! Держите! Ох, убили!..
  - Бежим! - Тин потащил Марио прочь, но тот вырвался - стал очики искать.
  Он по яблокам шарит, а тетка вопит:
  - Грабят! Люди добрые, грабят!
  Тут Марио наконец очики нашел - они даже не разбились - и юркнул в толпу вслед за Ремом и Тином. Как им удалось не отстать друг от друга - неизвестно, но через несколько минут они оказались в какой-то подворотне, а подворотня вывела их в огород. Кому пришло в голову насадить огород между домами, среди камней, тоже неизвестно, но он тут был и даже процветал. А еще тут был тот самый толстый колдун с веером, и пытался он объяснить хозяину огорода, почему тот нуждается в его услугах:
  - Фаш окорот, каспатин Мочалинс, на класах уфятает, чахнет, - говорил он, указывая веером на грядку клубники и несколько кустов картошки, которые, вопреки его словам, выглядели вполне достойно. - Если не претпринять срочных мер, то черес нетелю фы окашетесь с пустыми сакромами. Та и сами фы фыклятите нефашно...
  Еще бы, конечно, несчастный господин Мочалинс выглядел неважно: он напряженно вслушивался в речь толстяка, ничего не понимал и потому нервничал. Тин же, Рем и Марио вмешиваться вовсе не хотели, они хотели незаметно прошмыгнуть мимо, но толстый колдун их увидел, и его лицо сделалось злобным:
  - А, каспата Скрюкфинс, Прынник и Пукинс, если не ошипаюсь? Фы што тут шпионите, форишки?
  Можно было сделать вид, что они не поняли его слов, но их назвали воришками и шпионами, а такого оскорбления снести никак было нельзя, и прошмыгнуть незаметно не получилось.
  - Мы никакие не воришки и не шпионы, господин Блохх, если не ошибаюсь, - с достоинством произнес Тин. - И вы не имеете никакого права нас так называть.
  - Скашите пошалуйста! - толстого колдуна аж перекосило всего. - Фы шарлатаны, фот фы кто!
  - А вы!.. - несдержанный на язык Рем в который раз промолчать не смог. - А вы морочите порядочным людям голову, чтоб заработать побольше денег! Что вы прицепились к этому огороду? До вашего появления он процветал, а теперь уж точно зачахнет!
  Толстый колдун побагровел от злости, у него даже борода встопорщилась. Хозяин клубники и нескольких кустов картошки в страхе попятился.
  - Та я фас сейчас!.. Префращу!
  Размахивая сложенным веером, как палкой, колдун Блохх пошел в наступление, надвигаясь подобно грозовой туче.
  - Бежим! - скомандовал Тин. - Он толстый, ему нас не догнать!
  - И колдовать он вовсе не умеет! - добавил Рем.
  От такого нахальства колдун взревел как бык, хозяин клубники быстро юркнул в дом и запер дверь на все имеющиеся засовы. Тин, Рем и Марио удирали, а колдун, несмотря на тучность, долго за ними гнался и ругался непонятными словами.
  - Быстрее! Догонит!
  Они свернули в один переулок, в другой, перескочили через грязную канаву, чуть не запутались в развешанном белье, врезались в толпу бродячих комедиантов и остановились только тогда, когда совсем выбились из сил. И обнаружили, что их не трое, как было всегда, а четверо. Еще один мальчишка по дороге прибился. Только хотели его прогнать, а мальчишка шапку снимает...
  - Что за шутки! - воскликнул Тин.
  - Вот так дела! - добавил Рем.
  А Марио, удивленный, и слова вымолвить не мог: оказалось, это и не мальчишка вовсе, хоть и в мальчишеской одежде, а самая настоящая девчонка - невысокого росточка, вровень с Марио, тоненькая, волосы длинные и рыжие-рыжие, еще рыжее, чем у Тина, лицо симпатичное, курносое и все в веснушках, и глаза - большие, синие.
  - Ты откуда взялась-то? - спросил Тин. - Заблудилась что ли?
  - Еще чего! - фыркнула девчонка, нахлобучивая шапку и заправляя под нее волосы, - за мной гнались.
  - Это за нами гнались! - возразил Рем очень даже недружелюбно. - А тебе привиделось!
  - Самому привиделось! - дерзкая девчонка показала ему язык, и Рем покраснел. - Уж я точно знаю, что за мной гнались!
  - Не иначе папаша, чтоб ремня всыпать! - съязвил Рем.
  - Еще чего! - девчонка справилась наконец с непокорными волосами, затолкала их под шапку, и теперь шапка была больше, чем сама голова. - Мой папа меня не бьет!
  - Оно и видно, - хмыкнул Тин. - А от нас-то тебе чего надо?
  - Ничего не надо, у меня свои дела, поважнее ваших! - девчонка вздернула веснушчатый нос.
  - Это у тебя-то поважнее? Ха-ха-ха, как бы не так! - возмутился Рем. - Мы на ристалище идем, бои смотреть, девчонкам там делать нечего!
  - Скажите пожалуйста! - подбоченилась девочка. - А билеты у вас есть?
  - Билетов нету, - вздохнул Тин. - Да и опоздали уже, наверное.
  - Почему это опоздали? Ничуть не опоздали! Турнир только завтра начнется! - сообщила рыжая незнакомка с видом завсегдатая рыцарских турниров.
  - Почем тебе известно? - недоверчиво спросил Рем.
  - Потому что мой папа - приближенный короля, - важно ответила та, - я все знаю. Турнир отложили на день.
  - Вот врет, вот врет! - развеселился Рем. - Если бы твой папа был приближенным короля, стала бы так по улицам без присмотра бегать!
  - Да я!.. - как огонек, вспыхнула девочка, Марио даже показалось, что от нее жаром повеяло. - Я никогда не вру! Разве что... иногда. Но редко!
  - А сейчас как раз такой случай, да? - продолжал дразниться Рем. - Редко, да метко!
  - Нет! - от обиды в синих глазах сверкнули слезы, девочка сердито топнула ногой. - Я вас могу провести на турнир за бесплатно, чтоб вы поверили!
  Рем прикусил язык, у Тина просияло лицо.
  - Правда, можешь? - аж подобрался весь. - Не врешь?
  - Да не вру я, вот заладил! - рассердилась незнакомка. - Приходите завтра к главной конюшне, спросите главного конюха, звать его Спесень, представитесь. Как ваши имена?
  - Тин Скрынник.
  - Рем Брюквинс.
  - Марио Далин, - просипел Марио, у которого вдруг голос пропал.
  - А меня звать Матильда.
  - Как?! - в один голос вскричали Тин и Рем.
  - Ну, можно просто Тилле, - смутилась рыжая девочка.
  Тут со стороны соседней улицы послышались голоса и бряцание оружия.
  - Ну мне пора, - быстро засобиралась она. - Увидимся завтра!
  И, легкая как пушинка, скрылась.
  - Сумасшедший какой-то городишко, - пробормотал Рем.
  Оружие по соседней улице пробряцало мимо.
  - Надо бы где-то заночевать, - сказал Марио, - ночь на носу.
  - А пошли сейчас в эту конюшню! - предложил Тин. - Проберемся потихоньку внутрь и ночь скоротаем. А утром - пожалуйста, Скрынник, Брюквинс и Далин тут как тут.
  Так они и сделали. Главное, конюшня оказалась такой большой, что их никто и не заметил, они забрались в короб с овсом и проспали спокойно до самого утра.
  Разбудили их опять же трубы. Вернее, разбудили только Марио, Тин и Рем продолжали крепко спать. В конюшне слышались голоса, позвякивание уздечек и стремян и конское ржание. Марио взялся трясти Скрынника и Брюквинса:
  - Вставайте! Вставайте же, не то опоздаем!
  Тин нехотя открыл глаза, а Рем пробормотал, на другой бок переворачиваясь:
  - Отстаньте, мне снится, что король меня в рыцари посвятил...
  - А тут турнир начинается, оруженосцы уже коней взнуздывают! - трясет его Марио.
  Рем окончательно проснулся и сел.
  - Что, уже началось? - зевнул. - Ну так чего ждем, пошли главного конюха искать!
  Главного конюха они нашли у ворот конюшни отдающим распоряжения всем подряд: кузнецам, фуражирам, уборщикам, рыцарским оруженосцам и каждому, кто попадется под руку. Когда Марио, Тин и Рем подошли, он как раз пытался отправить маленького старичка в длинной мантии и шляпе с кисточкой убирать навоз.
  - Какой навоз?! - возмущался старичок. - Я к вам по делу!
  - Вот это и есть настоящее дело, - отвечал ему главный конюх, зорко следя за происходящим. - Мустинс! Ты куда понес это седло? Оно для гнедого в пятом стойле, туда неси, не то граф Чампер оторвет тебе голову!
  - Послушайте, - пытался дозваться до него старичок, - меня звать Ампари, я...
  - Отлично, отлично! - вскричал конюх, вовсе на него не глядя. - Тучень! Срочно подкуй этого мерина, да-да, вне очереди! Ему на ристалище вторым выезжать! Укша, ты коню лорда Вешеня воды дал? Сколько? Ведро? Мало! Дай еще ведро! Очинс и Кочинс, вы что там стоите, в носу ковыряете? А ну за работу! А вы, мальцы, бездельничать удумали? А ну взяли по лопате и марш навоз убирать! Кому говорю?!
  Тин, Рем и Марио не сразу поняли, что это к ним главный конюх обращается. Старичок сделал еще одну попытку сказать, зачем пришел:
  - Господин Песень, вы будете меня слушать или нет?
  - Какой я вам Песень? - заорал конюх так, что старичка чуть ветром не снесло. - Меня звать Спесень! Спесень, понятно вам?!
  - Господин Спесень, - с другого бока подрулил Тин, - наши имена Скрынник, Брюквинс и Букинс...
  - И что с того? - заревел конюх. - К чему мне ваши имена? А ну пошли навоз убирать, бездельники!
  Тин, Рем и Марио опомнится не успели, как у них в руках оказалось по лопате.
  - Мне было поручено передать вам, господин Спесень, - быстро произнес старичок в мантии, - чтобы вы разобрались с этими вот господами...
  - Да-да-да! - воскликнул Рем. - Вас должны были предупредить!
  - Вот я и предупредил, а дальше - сами, - старичок подхватил полы мантии и, пока ему тоже не дали в руки лопату, поспешил прочь, ловко перескакивая через кучи лошадиного помета.
  - Так как же, господин Спесень, насчет... - начал Тин.
  - Насчет поработать? - гаркнул конюх. - Вы это имели в виду? Так ступайте и работайте, расчет в конце дня! Марш, репейник вам в гриву!
  И он замахнулся на них первым, что попалось под руку - оглоблей. Тин, Рем и Марио остановились только на другой стороне конюшни и побросали лопаты.
  - Вот зверь, а не человек, - сказал Тин и оглянулся - не слышит ли?
  - И как только таких к работе допускают? - вторит Рем.
  - Так я не понял, - Марио поправил очики, - его предупредили насчет нас или нет?
  - Ну, этот смешной старичок вроде бы что-то про нас сказал, - начал задумчиво Тин, но звонкое пение серебряных труб положило конец его задумчивости:
  - Турнир начинается!
  Они кинулись искать ристалище, наткнулись на забор - высоченный, сколоченный из новых досок, и это из-за него слышались пение труб и нарастающий гул - народ собирался на праздник. Тин, Рем и Марио пробежали вдоль всего забора, вкруговую, но не нашли никакой мало-мальской лазейки, даже щелочки не нашли.
  - Не иначе специально для безбилетников построили, - принялся ругаться Рем. - А безбилетники - это мы. Что прикажешь делать? Неужели так уйдем, даже одним глазком не взглянув?
  Сделав круг, они добежали до ворот - широких, но, увы, перегороженных стражниками, которые сдерживали особо буйных горожан, пытавшихся взять ворота приступом, и пускали только обладателей заветных синеньких бумажек с красивыми буквами и печатью.
  - Может, попробуем? - предложил Рем. - Вон какая толкучка, нас и не заметят.
  - Стражники, возможно, и не заметят, - возразил Марио, которого очики сделали зорким. - Вы поглядите-ка туда, за их спины.
  Тин и Рем присмотрелись и к своему неудовольствию увидели толстого колдуна с веером, который свирепо вглядывался в толпу, явно кого-то выискивая.
  - Можно предположить, что ждет он приятеля, - тихо сказал Тин, - но что-то мне подсказывает, что караулит он нас.
  - Неужто мы так ему насолили? - Рем тоже невольно перешел на шепот. - Вот незадача, нажили себе во враги колдуна.
  И в этот момент толстый колдун словно услышал его и нашел их взглядом. Тут же лицо его побагровело и вспотело, телеса затряслись - он впал в крайнюю степень бешенства.
  - Сейчас будет колдовать! - пискнул Марио, закрывая голову руками.
  И точно: на глазах у всех колдун Блохх махнул своим веером, из него выскочила черная змеевидная молния и с шипением врезалась в новенький забор, проделав в нем большую дырку. Тин не придумал ничего лучше, как крикнуть:
  - Полезли!
  Под ругательства и вопли они друг за другом протиснулись в отверстие с обугленными дымящимися краями, за ними полезли другие особо находчивые горожане, а толстый колдун продолжал метать черные молнии, не обращая внимания на всеобщую панику и уносящих ноги стражников. Тин, Рем и Марио удирали в сторону ристалища в надежде смешаться со зрителями, но не тут-то было: колдун по имени Блохх мчался за ними, а с его прытью они уже имели случай познакомиться. Как назло, именно в этот момент начался парад: со стороны главной конюшни выступала пышная процессия, состоящая из закованных в сверкающие латы рыцарей, восседающих на разукрашенных конях, которых вели под уздцы важные оруженосцы. Они должны были пройти по кругу мимо зрителей, а в их числе, между прочим, на почетном месте восседал сам король со всем своим семейством.
  Так получилось, что Тин, Рем и Марио, как мыши, спасающиеся от кошки, выскочили прямо под копыта этой процессии, а толстый колдун метнул им вслед пару молний. Что тут началось! Парад тут же превратился в месиво из взбесившихся лошадей, падающих с лязгом на землю рыцарей и разбегающихся с криками оруженосцев, поднялись клубы пыли, из этих клубов слышались ругань и стоны. Зрители же решили, что представление было придумано заранее, и принялись весело свистеть и хлопать в ладоши. Тину, Рему и Марио повезло: они успели проскочить на другую сторону, к королевской ложе, а мстительный Блохх был остановлен хаосом, образовавшимся на месте парада, на колдуна повалились оруженосцы, рыцари, лошади, сделав дальнейшее продвижение невозможным.
  Тин, Рем и Марио промчались мимо королевской ложи, даже не посмотрев на короля, которого, в общем-то, в жизни можно было увидеть гораздо реже, нежели рыцаря. Не до короля им было, они забились под деревянный помост, покрытый зеленой материей, на этом помосте стоял распорядитель турнира, он только собирался объявить начало празднеств, как все пошло наперекосяк. И пока распорядитель в ужасе рвал на себе волосы, Тин, Рем и Марио сидели у него под ногами и пытались прийти в себя.
  - Он бы нас убил, если бы попал, - Рем никак не мог отдышаться, он никогда в жизни так быстро не бегал.
  - Злопамятный, зараза, - еле выговорил Тин.
  - Турнир турниром, ребята, - Марио протер запотевшие очики, - но я думаю, надо выбираться из этого города, пока живы. Толстый Блохх не успокоится, пока нас не испепелит.
  - Чтоб ему пусто было, колдуну проклятому! - Рем погрозил кулаком вверх, туда, где над головой метался по помосту распорядитель турнира. - Из-за него такое не увидели!
  Он едва не плакал от обиды.
  - Вот и место хорошее нашли, считай, под королевской ложей, так нет, из-за этого толстяка все насмарку! Нечестно это!
  И вдруг - знакомый голосок:
  - Эй, ребята, там такое творится! Кто это за вами гнался?
  Оборачиваются - их рыжеволосая знакомая по имени Тилле тут как тут, пробралась под помост, глядит на них с любопытством.
  - Этот толстяк и в прошлый раз за вами гнался? Да? - спросила.
  - Если бы кто-то предупредил главного конюха, как и обещал, - саркастически ответил Тин, - никто за нами бы не гнался!
  - Но Ампари все передал! - вспыхнула девочка. - Он не мог мне солгать!
  - Да нет, Ампари ни при чем, - вступился за старичка Марио, - просто главный конюх оказался чересчур твердолобым. Он и слушать не захотел.
  - А ты как нас тут нашла? - подозрительно осведомился Рем.
  - Смотрела с трибуны, как вы бежали, - пожала плечами Тилле.
  - Тогда толстяк, должно быть, тоже видел, куда мы спрятались! - вскричал Рем. - Нет, всё, к морю, к морю!
  - Вы идете к морю? - воскликнула Тилле. - Ах, как здорово! А зачем?
  - А тебе-то что? - огрызнулся Рем. - По делам.
  - Не знаешь, как нам отсюда выбраться? - спросил рыжую девочку Тин. - Тебе, похоже, все входы и выходы известны.
  - Пошли, покажу, - Тилле закинула за спину свои роскошные волосы, чтоб не мешали, и на четвереньках поползла в лес из балок и стропил.
  А сверху все не умолкал шум, словно на ристалище сражались все рыцари одновременно да еще зрители принимали активное участие. Извалявшись в опилках и песке, пересчитав макушками доски, Тин, Рем и Марио следом за Тилле выползли на свет по другую сторону королевской ложи, рядом с забором.
  - А через забор как? - спросил Рем.
  - Вот уж не знаю! - рассердилась Тилле. - Прямо все вам на блюдечке поднеси!
  - Вот еще, - пробурчал Рем. - Очень надо.
  - Попробуйте через ворота, - сказала Тилле, - это только впускают по билетам, а выпускают просто так.
  - Ладно, и на том спасибо, - кивнул Тин. - Пошли, ребята, только тихо и по сторонам глядите, как бы с толстяком не встретиться, чтоб ему пусто было.
  - До свидания, - сказал Марио рыжеволосой девочке.
  - Пока, - буркнул Рем, глядя куда-то поверх забора.
  - Послушайте, - сказала напоследок Тилле, - чтобы спокойно покинуть город, попросите помощи - нет, не у главного конюха, нечего на меня так смотреть! Отыщите пекаря Булкинса, он живет недалеко от ворот, скажете - Тилле просила. Поняли?
  - Поняли, спасибо, - ответил Тин. - Ну, мы пошли, а то Блохх выход перекроет.
  Однако если господин Блохх и собирался перехватить их у ворот, то у него все равно бы ничего не вышло, там творилось полное безобразие: люди бегали туда-сюда, с билетами и без, а стражники ничего поделать не могли, да и мало их было, стражников-то, зато в избытке - оруженосцев и рыцарей, а также лягающихся лошадей, все они пытались построиться в ряды, дабы начать заново парад, но пока стройности не наблюдалось. Тин, Рем и Марио нашли прожженную в заборе дыру и через нее выбрались на другую сторону, а там рысью помчались к главной конюшне, где у них в укромном уголке монеты спрятаны были, разве можно столько добра бросить? На конюшне они столкнулись с главным конюхом Спесенем, который, яростно ругаясь, тут же вручил им по лопате для уборки навоза. Лопаты они бросили, когда нашли свои монеты, и поспешили прочь, так и не увидев долгожданного праздника.
  Шли по улицам города грустные и даже забыли, что нужно искать дом пекаря Булкинса.
  - А может, ну его, этого Булкинса? - предложил Рем, лениво пиная по мостовой глиняный черепок. - Что нас, из города не выпустят?
  - Ворота в городе одни, - покачал головой Тин, - и толстяк с веером наверняка будет нас там караулить, как сторожевой пес на пороге ограбленного дома.
  - Мы ничего не грабили, - возразил Марио.
  - Жаль, толстяк думает иначе, - заметил Тин.
  
  До самого вечера они искали дом пекаря Булкинса, а он оказался рядом с городскими воротами, и от него за версту пахло сдобным тестом и горячими пирожками. Вспомнив, что сегодня ничего не ели, Тин, Рем и Марио схватились за животы.
  - На кухню больше работать не пойду, - упрямо заявил Рем, - хватит с меня трактира госпожи Куриандры.
  - Кто тут упомянул имя Куриандры? - незамедлительно раздалось сверху.
  Они задрали головы. Из высокого окошка свесился господин в накрахмаленном поварском колпаке, он разглядывал стоящих внизу мальчишек и жевал свежеиспеченный пирожок.
  - Так что вы говорили о госпоже Куриандре? - переспросил господин в колпаке.
  - Ничего мы о ней не говорили, - отрезал Рем, - хотя госпожа Куриандра заслуживает самых лестных слов в свой адрес. Мы ищем господина Булкинса.
  - Еще бы! Куриандра - моя свояченица, - обладатель накрахмаленного колпака доел пирожок, - даровитая особа!
  - Так и есть, - кивнул Тин, провожая голодными глазами остатки пирожка, судя по аромату, с мясом и луком. - Так вы не знаете, где нам найти господина Булкинса? Тилле говорила, что он живет где-то в этом районе.
  - А откуда вам известно о госпоже Куриандре? - не унимался поедатель пирожков.
  - Да в гости мы к ней заходили! - не выдержал, заорал Рем. - В трактир "Семь карасей" в городе Мряке! Вы про Булкинса скажете что-нибудь или нет?!
  - Ну заходите.
  - Что - заходите?! А как же...
  - Булкинс - это я, - сказал господин в колпаке и исчез из окна.
  - Тьфу ты!.. - в сердцах сплюнул Рем. - Целый час голову морочил!.. Пусть только попробует на кухню запереть, ни за что не пойду!
  Но на кухню их никто не запер, а даже наоборот: усадили к окошку за чистый стол, поставили по кружке компота и огромное блюдо со всякими разными пирожками. Это был настоящий пир, омрачало который только одно: пекарь Булкинс сидел рядом и задавал без конца вопросы о житье-бытье свояченицы - госпожи Куриандры. Мальчишек выручило подоспевшее тесто: пора было ставить хлеб и пекарь Булкинс с головой и руками ушел в работу. Тин, Рем и Марио вздохнули свободно и без спешки прикончили остатки пирожков. Ближе к вечеру стали собираться разносчики и продавцы с лотками, и у всех разговоров было только о рыцарском турнире. Все обсуждали случившееся на параде: какой-то могущественный колдун вознамерился сорвать празднества и, по некоторым данным, собирался даже покуситься на жизнь короля. Начало турнира было скомкано, король пребывал в бешенстве и издал специальный указ о поимке наглого колдуна и даже назначил награду за его голову.
  - Ничего себе, - шепнул Рем Тину, - стражники будут ловить Блохха, а Блохх будет ловить нас. Недурно!
  От слов "ловить Блохха" оба прыснули и долго не могли успокоиться. Марио смотрел на них укоризненно, а разносчики и лоточники - неприязненно, чего, мол, сидят тут, пирожки жуют да еще хохочут?
  Но господин Булкинс быстро всем разносчикам назначил работу:
  - Надевайте фартуки, берите лотки и ступайте за городские ворота, кормить приезжих фермеров. Подчиняться будете Квазипосту.
  Обладателем столь прекрасного имени оказался долговязый рябой парень, он сидел молча в углу и ждал, пока помощники Булкинса наполнят его тележку товаром. Булкинс подвел к нему наряженных в фартуки Марио, Тина и Рема и сказал, теперь уже тихо:
  - Возьмешь их с собой, Квазипост, выведешь за ворота. Оттуда они пойдут своей дорогой, один лоток с пирогами разрешишь взять с собой, больше им все равно не унести.
  Рем уже готов был поспорить насчет "больше не унести", но Тин вовремя толкнул его в бок, и Рем прикусил язык. Рябой Квазипост окинул ребят внимательным взглядом, ничего не сказал, кивнул и отвернулся. Тину его поведение показалось подозрительным, он отвел пекаря в сторонку и спросил:
  - Вы уверены, господин Булкинс, что этому верзиле можно доверять?
  - Конечно, - ответил ему Булкинс, - Квазипост мой зять.
  - А!.. - Тин пожалел о слове "верзила", но что сказано, то сказано. - Тогда, безусловно, все в порядке.
  Вот им дали по лотку, груженному хлебом, булками и пирогами, и они пошли следом за Квазипостом, до того длинным, что потерять его из виду было невозможно. Шагал он, правда, быстро, и на каждый его шаг Тину, Рему и Марио надо было делать три, так что они почти бежали следом, только пирожки на лотках подпрыгивали.
  Из города их выпустили беспрепятственно, видно, стражники знали долговязого зятя господина Булкинса, тем более что им всегда перепадал бесплатно свежий хлеб. На Тина, Рема и Марио даже внимания не обратили - мало, что ли, у Булкинса лоточников? За городскими воротами стояли повозки и горели костры, там расположились приехавшие на празднества, те, кому не хватило места в гостиницах, трактирах и на постоялых дворах, да и дешевле в поле-то, не надо за постой платить.
  - Можете идти куда вам надо, - сказал Квазипост, и это были первые слова, которые он произнес за все время их знакомства - одновременно и "здрасьте" и "до свидания". - Вон та дорога - в Скип, ежели вам туда.
  - А один лоток взять можно? - поспешил спросить Рем - вдруг забудет, а им есть нечего.
  - Возьмите, что хотите, со всех трех, - расщедрился Квазипост и даже мешок дал.
  Ну, Тин, Рем и Марио и собрали с лотков все пирожки с мясом, картошкой и луком - продукцию пекаря Булкинса они успели изучить хорошо. Квазипост хоть бы слово сказал, стоял спокойно и смотрел, как стремительно пустеют лотки и наполняется мешок. Правда, Тин, Рем и Марио весьма высоко оценили столь благородный поступок и долго сердечно благодарили рябого зятя Булкинса.
  - Не за что, - Квазипост собрал остатки хлеба с лотков, переложил в тележку, а лотки сложил и привязал к днищу. - Ну, мне пора, не то ассортимент зачерствеет.
  Он попрощался и потащил тележку туда, где светились огни костров.
  - Что такое ассортимент? - спросил Рем, когда темнота поглотила долговязую фигуру. - И почему он зачерствеет?
  Тин и Марио пожали плечами.
  - Это, наверное, как "за мной не заржавеет", - предположил Тин.
  - Хороший человек оказался, - сказал Марио.
  - Хоть по виду и бандит, - добавил Рем и поинтересовался: - Ну что, здесь поедим или отойдем подальше?
  Тин возмутился:
  - Ты ж недавно ел, Брюквинс! Неужто опять проголодался?!
  - Так сколько времени прошло, - обиделся Рем. - Опять же нервы, от них всегда есть хочется.
  - Тут нельзя, - сказал Марио, - ворота слишком близко, а там стражники еще заметят.
   - Ладно, отойдем, - согласился Рем и добавил: - Эх, все ничего, а одеял теперь нету, жалко...
  И только они зашагали по дороге прочь от Твика, как услыхали за спиной топот - их точно кто-то догонял.
  - Блохх! - в один голос воскликнули Тин и Рем и бросились в ближайшие кусты.
  Марио чуть задержался, ему показалось, что для толстого колдуна шаги больно легкие, и тут до него донесся знакомый звонкий голос:
  - Эй, подождите! Подождите!
  Их догнала запыхавшаяся Тилле - даже в темноте Марио увидел веснушки на раскрасневшемся лице. Тин и Рем выбрались из кустов.
  - Ты зачем прибежала? - сердито спросил Рем, а сам смотрит - нет ли кого-нибудь с ней? Но никого не увидел.
  - Я решила, - махнула рукой Тилле. - Я с вами иду.
  - Чего-о? - в один голос протянули Тин и Рем.
  - Ну вы же путешествуете, вот и я с вами, - беспечно пропела она.
  - Зачем ты нам?! - возмутился Рем. - Только девчонки нам не хватало!
  - А что девчонка? Подумаешь! - глаза Тилле воинственно засверкали. - Никто и не узнает, что я девчонка, если, конечно, не проболтаетесь!
  С этими словами она сдернула с головы шапочку, и Тин, Рем и Марио ахнули: вместо роскошных длинных волос торчали в разные стороны неровно остриженные кудряшки.
  - Ну ты даешь, - хмыкнул Тин.
  - Сама! - гордо ответила Тилле. - Маникюрными ножницами.
  - Дома, конечно, не знают, - уверенно кивнул Рем.
  - Конечно, - заговорщицки улыбнулась Тилле.
  - Вот и возвращайся, пока не хватились! - отрезал Тин.
  - Не имеешь права приказывать! - подбоченилась Тилле.
  - Ты даже не знаешь, куда мы идем! - рассердился Тин. - Далеко!
  - Вот и хорошо, мне все равно куда, лишь бы в путешествие.
  - Мы в Холодную Низину идем, там холодно! - пригрозил Рем. - Простудишься, заболеешь, кто с тобой нянчиться станет?
  - В Холодную Низину?! - ахнула Тилле, пропустив тираду Рема мимо ушей. - К морю?..
  И отчеканила:
  - Решено, я иду с вами. Не возьмете - пойду одна, но вам же хуже: я туда короткую дорогу знаю.
  - Откуда тебе знать-то? - съязвил Рем. - Ты же, небось, все время дома сидела, под присмотром нянек!
  - Ну да, сидела и при этом еще и географию учила, - Тилле показала ему язык, - ты-то, наверное, даже не знаешь, что такое география!
  Рем покраснел, радуясь, что в темноте не заметно, потому что про географию он действительно ничего не слыхал.
  - А ты что скажешь, Марио? - спросил Тин, сам не в силах принять решение. - Что ты все молчишь?
  Марио снял очики, протер их и опять надел. Все в нетерпении ждали его слова, а особенно Тилле.
  - Я думаю, - сказал Марио, - Тилле достаточно для нас сделала хорошего, мы должны пойти ей навстречу.
  Рем фыркнул, но возражать не стал - когда Далин рассуждать начинал, как взрослый, у него не находилось слов против. А Тин вздохнул. За время общения с Марио он как-то незаметно привык доверять его суждениям, которые тот высказывал редко, но всегда точно. Он был как предсказатель, чьи предсказания неизменно сбываются. Поэтому Тин не смог настоять на своем, - а он не хотел брать с собой Тилле, да и Рем был против, но Марио сказал "надо", и пришлось подчиниться.
  - Добро, - сказал он Тилле, - но предупреждаю: чтоб никакого визга, писка и нытья, и вообще забудь, что ты девчонка! Раз остригла волосы - все, теперь ты мальчишка, поняла?
  Тилле радостно закивала и запрыгала на одной ножке.
  - Смотри, - буркнул Рем, мрачный от того, что в сугубо мужскую компанию затесалась девчонка, - мы идем целый день почти без отдыха и тебя на себе не потащим.
  - Я еще быстрее вас пойду, - рассмеялась Тилле. - Не догоните!
  И тут со стороны городских ворот послышались крики, топот множества ног и лай собак, засветились факелы. Тилле без слов ринулась с дороги в кусты, только сучья затрещали. Тин, Рем и Марио бросились следом, решив, что их снова преследует колдун Блохх.
  Они долго бежали по зарослям, по какому-то полю, стараясь не упустить друг друга из виду, до тех пор, пока крики позади не утихли. Тогда они остановились и огляделись.
  - Куда это мы забрели? - спросил Рем, озираясь: ночь, никакой дороги не видно, кругом голое поле. - Эй, Тилле, где мы?
  - Откуда мне знать? - ответила девочка, отцепляя от штанов колючки.
  - То есть как это - откуда? - возмутился Рем. - Ты вызвалась нас вести! Говорила, что знаешь дорогу, а теперь на попятную?!
  - Да будет тебе известно, - встав нос к носу с Ремом, сердито сказала Тилле, - я говорила, что знаю дорогу, а это не дорога, это поле, и я никогда здесь раньше не была!
  - Прекрасно, - развел руками Рем, - так я и думал, никакой от тебя пользы!
  Тилле обиделась и отвернулась, Рем демонстративно отошел в сторону и принялся изучать горизонт. Марио вздохнул, ему не нравилось, когда кто-то рядом ссорился. Тин назидательно произнес:
  - Если будем ругаться, то путешествие станет отвратительным, понимаете вы это? Потому, когда в следующий раз вам захочется почесать языки, завяжите рты чем-нибудь! А теперь пошли дальше, пока нас не поймали.
  И они пошли, по очереди неся мешок, потихоньку поедая пирожки, - и сыты, и нести легче. Шли, правда, недолго, скоро устали, да и темно, и местность незнакомая, нехоженая, надо про ночлег думать. Опять с грустью вспомнили про одеяла, вот бы сейчас пригодились! Однако делать нечего, отыскали местечко поуютнее, развели костерок, поужинали пирожками и прямо на земле улеглись спать, поближе к огню и друг к другу.
  Разбудил их далекий собачий лай, еще даже не рассвело. Тилле вскочила как ошпаренная, с перепугу понять не может, где оказалась, потом сообразила и давай будить остальных. Растолкала кое-как Тина, тот - Рема, а Марио поднялся сам.
  - Что так рано? - недовольно протянул Рем. - Куда спешить-то?
  - Вставай, соня! - Тин быстро увязал мешок и забросал кострище землей. - Блохх у нас на хвосте! И где только собак раздобыл!..
  - Блохх на хвосте - вот здорово! - рассмеялся Рем, однако быстро поднялся, встряхнулся - хоть сейчас в путь.
  - Что вы копаетесь! - рассердилась Тилле. - Надо бежать!
  Они скорым шагом, иногда бегом поспешили через поле к лесу, что темнел впереди узкой полосой, но лес на самом деле оказался гораздо дальше, чем на глаз. Мнилось, что несколько часов прошло, прежде чем они достигли кромки деревьев, запыхались, взмокли, а назад обернулись - на краю поля, там, где остался потушенный костерок, какие-то люди мельтешат, наверное, следы изучают.
  - В лес! - скомандовал Тин и добавил, покачав головой: - Надо же, какой злопамятный колдун попался.
  Но только они вошли в лес, как тут же до них донесся вой волков. Тилле в страхе замерла, напряженно прислушиваясь, побледнела, оттого веснушки стали еще заметнее. Вой повторился, уже ближе, и звучал он как будто со всех сторон.
  - Эй, Тин, - произнес Рем прерывающимся голосом, - ты звериный язык учил, переведи, чего они там говорят?
  Тин приложил ладонь к уху и несколько минут сосредоточенно пытался понять непрекращающийся волчий разговор. Потом сообщил:
  - Они обсуждают, кому сколько достанется еды.
  Тилле ахнула и задрожала, а Марио воскликнул:
  - Надо лезть на деревья! Там нас не достанут ни волки, ни собаки!
  И они быстро забрались кто на березу, кто на осину, кто на сосну, Тилле даже подсаживать не пришлось, сама вскарабкалась. Расселись по верхушкам, переговариваются, а волчий вой все ближе, да и собачий не отстает.
  - Эй, Тин, - громко прошептал Рем, - а ты не можешь сказать волкам... ну... что им тут есть нечего? Тебя же Ежень учил звериному языку?
  - Да он учил меня совсем немного, - засомневался Тин, - я не смогу...
  - А ты попробуй, - подал голос Марио с соседнего дерева, - надо же когда-то попытаться!
  - Да-да, попробуй! - взмолилась Тилле.
  - Но ведь нельзя! - воскликнул Тин. - А как же советы колдуна Коплера? Неприятностей после не оберешься!
  - Сейчас не тот случай, Тин, неужели не понимаешь?! - Рем даже злиться начал из-за непонятливости друга. - Если нас сожрут, какая разница, что с нами колдуны сделают?
  - Ладно.
  Тин согласился, но при этом был мрачен, как грозовая туча. Он ухватился покрепче за ветку, зажмурился, набрал в грудь побольше воздуха и... как завоет тошнотворным голосом! Марио, Рем и Тилле даже уши заткнули, чтобы только его не слышать, а все равно слышно - завывает-то громко, во весь голос. Услышали его, видно, и волки с собаками, потому что и вой, и лай внезапно прекратились и больше не возобновлялись. Тин еще немного повыл для порядка и замолк. Марио, Рем и Тилле вздохнули с облегчением. Они посидели на деревьях еще примерно час, но волки и собаки молчали и не показывались.
  - Что ты им такого сказал, а, Тин? - спросил Рем.
  - Да ничего особенного, - отозвался Тин. - Я сказал, что еда здесь ядовитая и есть ее нельзя. А тот, кто их сюда послал - гнусный обманщик и его самого надо съесть. Все.
  - Ну ты молодец! - восхитился Рем. - Не зря учился! Может, они и вправду сожрут этого Блохха, вот было бы здорово!
  Они спустились вниз и пошли тихонько через лес, даже не слушая, крадутся за ними волки с собаками или нет.
  Лес оказался вовсе и не лесом, а так, лесочком, а за ним - небольшая деревушка в десяток домов, над крышами которых курился утренний дымок. Путешественники обрадовались и поспешили туда. На околице их встретил огромный лохматый пес, который сидел точно посередине дороги, ведущей в деревню, и словно бы эту дорогу охранял. Пес лаять на них не стал, но вид имел такой свирепый и неподкупный, что нечего было и думать пройти мимо него.
  - Может, обратно вернемся? - робко предложила Тилле. - Кажется, мы ему не по нраву.
  - Обратно не получится, - возразил Марио, - он нас не отпустит, по глазам видно.
  - Тин, скажи ему что-нибудь, - шепнул Рем.
  - А что я ему скажу? - недоуменно спросил Тин.
  - Ну там, разрешите пройти или еще что. Не стоять же здесь вечность.
  - Я не знаю собачьего языка, - ответил Тин. - Надо ему пирожков дать.
  Сказано - сделано. Пес с достоинством уничтожил половину всех запасов, однако доброты в его взгляде не прибавилось. Он смотрел неприязненно и при каждом движении ребят щерил клыки и рычал, ясно давая понять, что сторож он серьезный и свое дело знает.
  - Все, с места не двинемся, - сказал Тин, - пока кто-нибудь из деревни за этим волкодавом не придет. Он тут, наверное, вместо охранника.
  Пес поглядел на него и только что не кивнул. Меж тем в деревне замычали коровы, заблеяли овцы, запела дудочка пастуха и запахло завтраками.
  - Все, не могу больше! - Рем топнул ногой. - Эй, псина, дашь пройти или нет?! Не то я тебе...
  Он не успел рассказать, что именно сделает с лохматым сторожем, а тот не успел дослушать, потому что от леса послышался топот копыт, а за ним вопль:
  - Отдайте то, что вам не принадлежит!!!
  Тин, Рем, Марио и Тилле обернулись, думали, это колдун Блохх их опять настиг, но к всеобщему удивлению это оказался вовсе не колдун, а самый настоящий рыцарь на белом коне. Можно было подумать, что он мчится кого-то спасать, но и это оказалось не так: потрясая копьем, рыцарь мчался прямо на них. Тин и Рем отскочили в одну сторону, Марио и Тилле - в другую, а грозный пес и вовсе куда-то удрал. Рыцарь пронесся мимо, затормозил, развернулся и снова пришпорил коня.
  - Он что, очумел?! - Рем едва успел увернуться от копья. - Что ему от нас надо? Задавит ведь!
  Похоже, именно это рыцарь и собирался сделать. С криком "отдайте то, что вам не принадлежит" он снова ринулся на них.
  - Да чего он привязался?! - Тин вместе с остальными метался вдоль плетня, спасаясь от конских копыт. - Мы не могли у него ничего взять, я и вижу-то его впервые!
  - А вон еще один! - Марио махнул рукой, и все увидели другого рыцаря, который мчался на подмогу первому.
  - И еще! - пискнула Тилле, показав на третьего, спешащего на выручку первому и второму.
  - Да что у них тут, медом намазано?! - Рем уже не знал куда деваться и побежал прямиком в деревню, перемахнув через плетень.
  Остальные, включая рыцарей, последовали его примеру, и деревенские жители были немало удивлены, когда по главной улице, по которой обычно гуляли гуси, утки, куры и собаки, промчались четверо мальчишек, а за ними три рыцаря в полном вооружении, с воинственными криками и лязгом щитов.
  Тин, Рем, Марио и Тилле пробежали всю деревню насквозь, выбирая места позаковыристее, чтобы кони отстали, а они и отстали. Потом, выскочив на другой конец села, резко повернули обратно, задами пробрались на чей-то сеновал и там затаились. А рыцари с грохотом помчались дальше, в поля, и еще долго слышалось их "отдайте то, что вам не принадлежит", потом все стихло.
  - Как вам это нравится? - спросил Тин, выбираясь из сена. - Кажется, на нас весь свет ополчился! Тут вам и Блохх с собаками, или собаки с Блоххом, кому как нравится, а еще и рыцари!
  - Им-то что мы сделали? - покачал головой Марио.
  - А может, они нас с турнира запомнили? - предположил Рем. - Ну, как мы перед парадной процессией дорогу перебежали? Запомнили и теперь мстят.
  - Может, - согласился Тин, другого объяснения у него все равно не было.
  - Погодите, - Рем погрозил в сторону дороги, куда умчались рыцари, - вот мы сами станем рыцарями, попадитесь нам тогда!
  - Вы хотите стать рыцарями? - удивилась Тилле. - Но вы же к морю идете! Я думала, вы рыбаками хотите стать!
  - Вот еще, рыбаками! - презрительно фыркнул Рем. - Рыбаками мы так, денег на доспехи заработать, а потом в рыцари.
  - А даму сердца выбрали? - прищурилась Тилле.
  - Чего-о? - недовольно протянули Тин и Рем. - Зачем это?
  - Как это зачем? - Тилле удивленно моргнула. - Все рыцари выбирают даму сердца, так положено!
  - Вот нелегкая! - досадливо сморщился Рем. - Так я и знал, что без какого-нибудь подвоха не обойдется! Я могу заработать денег и купить доспехи, оружие и коня, но где я возьму даму сердца? А, Тин?
  Тин только плечами пожал. А Марио сказал:
  - Я у Клявзеня книжку такую читал про рыцарей, так там сказано, что те, кто не имеет дамы сердца, обычно выбирают принцессу, дочку короля есть. Традиция такая.
  - Вот и прекрасно, - согласился Тин. - И искать не надо.
  - Не советую, - фыркнула Тилле.- Видела я ее. Она уродина и сумасбродка, замучаетесь подвиги в ее честь совершать.
  - А что, еще и подвиги для нее совершать надо? - ужаснулся Рем.
  - А вы как думали, - с видом знатока произнесла Тилле. - Таков рыцарский кодекс.
  - Тьфу ты, вот напасть, - Рем не пытался скрыть раздражения, - нет, я лучше другую даму поищу, время еще есть.
  - А толку? - возразил Тин. - В ее честь тоже подвиги совершать надо, так какая разница?
  - Да в общем никакой, - уныло согласился Рем и почесал макушку: - Что поделаешь, в рыцарской судьбе свои недостатки.
  - Да уж, не повезло.
  Но тут им действительно не повезло - на сеновал пришел хозяин, и в руках у него были четырехзубые вилы. Прятаться было некуда, бежать тоже, оставалось выкручиваться. Как всегда выкручиваться поручили Тину.
  - Приветствуем вас, господин э-э... - он запнулся, ожидая, что крестьянин представится.
  Однако тот и не подумал представляться, смотрел на них молча и неприветливо, угрожающе выставив вилы впереди себя, и Тин спросил:
  - Позвольте узнать, господин крестьянин, это не ваша собака сторожит там, на околице?
  Крестьянин оценил степень опасности, решил, что она не очень высокая, и опустил вилы, но взгляд оставался колючим.
  - А позвольте мне спросить, - с некоторым сарказмом произнес он, - не за вами ли гнались трое доблестных рыцарей, что промчались по деревне подобно урагану?
  - Нет, не за нами, - быстро ответил Тин, - они просто спешили на турнир. В Твике по этому поводу празднества, слыхали наверное?
  - Ну слыхал, - ответил крестьянин, не выпуская вил, - а вам-то на моем сеновале чего надо?
  - Видите ли, - Тин выступил вперед, - мы хотели прямо в вашу деревню зайти, но нас не пустила собака.
  - Большая?
  - Большая.
  - Рыжая?
  - Ну да.
  - С большими ушами и коротким хвостом?
  - Ну да, да!
  - Не моя. Моя еще больше, черная такая, она на другом конце деревни дорогу караулит.
  - Ну и вот! - вскричал Тин. - Из-за этой собаки нам и пришлось в обход топать, а не по дороге, как порядочным людям, каковыми мы, поверьте, и являемся.
  Однако крестьянин продолжал смотреть на них с изрядной долей скептицизма, явно сомневаясь в их порядочности и других положительных качествах. Дабы вселить в него уверенность в искренности намерений, Тин предложил:
  - А нет ли у вас какой-нибудь работы, господин крестьянин? Мы могли бы вам помочь, а вы нас за это наградить. Скажем, едой. Ну как?
  Крестьянин в раздумье пожевал губами - тощеваты больно, особенно этот, с несуразными стеклами, из-за которых глаз не видно, и рыжий, коротко стриженый, как тростинка прибрежная, от ветра гнется. Но дел, видно, у крестьянина было много, поэтому, немного подумав, он согласился.
  - Вот мой сеновал, - повел рукой, - натаскайте сена и отнесите в коровник, в клеть. Свежей травы маловато, вот коровку надо подкормить. После выбросите навоз и подметете двор. Хватит пока.
  - Заставили-таки навоз кидать, - недовольно пробурчал Рем, когда хозяин ушел. - Конюшню Спесеня миновали, так нет, коровник встретили.
  Рыцари, к счастью, не возвращались, и ребята спокойно доделали свою работу. Управились только к вечеру, устали, конечно, потому что таскать утрамбованное сено из сарая и навоз из коровника - дело нелегкое. Но и хозяин оказался честным, обещанное исполнил: работу принял, повел их в дом и как следует накормил. Еды, правда, с собой не дал, но и уговора такого с самого начала не было.
  - Благодарим всецело, - поклонился Тин, когда они встали из-за стола, - но позвольте нам, убедившимся в вашей беспримерной щедрости, просить еще об одном одолжении.
  - Ну просите, - кивнул хозяин.
  - Разрешите переночевать на вашем чудесном сеновале, - снова поклонился Тин, и все остальные тоже поклонились.
  Понятное дело, идти на ночь глядя по незнакомым местам, где к тому же рыщут рыцари, им не хотелось. Хозяин противиться не стал, на сеновал пустил и даже вечером, когда коровы пришли с пастбища, принес им кувшин парного молока.
  - На ужин, - сказал, - да и вообще полезно.
  Тилле молоко пить отказалась наотрез, как ее ни уговаривали.
  - Вот глупая, - махнул рукой Рем, - оно сытное и спится от него хорошо.
  - Оно теплое, - сморщила нос Тилле, - и коровой пахнет. А сплю я и так хорошо.
  - Ну и как хочешь, нам больше достанется.
  Тин, Рем и Марио выпили молоко, сделали себе в сене по норке и уснули, уставшие и довольные.
  
  Разбудили их на этот раз не трубы, а петухи - в деревне так положено. Пора было и честь знать, Рем, Тин, Марио и Тилле быстро собрались и ушли огородами, не через околицу, дабы не встречаться с псом, который был больше и страшнее встреченного накануне. Среди полей отыскали дорогу, которая вела, как сказал им крестьянин, в город Скип. В Скип им, правда, было не нужно, они собирались свернуть в подходящем месте, чтобы попасть в Прель, а оттуда морем - в Холодную Низину. Марио повеселел и распрямился, радуясь, что скоро попадет домой. Тин и Рем тоже радовались, они рассчитывали быстро заработать денег, прибавить их к тем, что уже имелись, и осуществить заветную мечту - стать рыцарями. Тилле радовалась просто так, ей очень хотелось увидеть море.
  И вот в полдень, когда солнце поднялось высоко над головой и стало ощутимо пригревать - весна как-никак уже вовсю хозяйничала в Заморье, - случилась неприятность, да такая, из которой выбраться без подмоги не удалось.
  Шли они по дороге, уже деревня далеко позади осталась, и вдруг - нате вам! - навстречу из-за поворота явился мстительный колдун Блохх и встал, свирепо вращая глазами. Ни обойти его, ни объехать. Тин, Рем, Марио и Тилле так и замерли, друг на дружку налетев, будто в стенку уперлись. Что делать? Про черные молнии хорошо помнили, потому не двигались. Да про собак не забыли, и про волков тоже, хоть их пока не видно было.
  - Яфились, - тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес колдун, - не сапылились.
  Тин молчал, Рем вопреки обыкновению - тоже.
  - Каким спосопом шелаете пыть уничтошенными? - осведомился колдун. - Скореть? Утонуть? Раслететься на куски? Выпирайте.
  - А можно мы просто дальше пойдем? - пролепетала Тилле, прячась за спину Марио.
  - Нелься, - отрезал колдун, не сводя с них выпученных, налитых кровью глаз. Похоже, у него подскочило давление.
  - Да что вы так взъелись-то? - осторожно спросил Марио, дабы не разозлить его еще больше. - Если вам нужны наши извинения, так мы извиняемся.
  - Чихал я на фаши исфинения! - прошипел колдун и действительно чихнул. - Фы мне шиснью саплатите!
  - Да за что? - не выдержал Рем. - Что мы вам сделали?
  - Фы перешли мне тороку! - веско отвечал колдун, отчаянно шепелявя, так что понять смысл его речей было непросто.
  - Да не собирались мы вам дорогу переходить! - воскликнул Тин. - Уж очень много вы о себе мните, господин Блохх!
  - Потише, Тин, - дернул его за рукав Рем, но было поздно.
  Колдун окончательно разъярился, точно бык, которому показали красную тряпку. Он заревел, затопал ногами, забрызгал слюной и принялся метать молнии. Кругом загрохотало, повалил черный дым, и Тин, Рем, Марио и Тилле бросились врассыпную. Колдун не знал, за кем из них бежать, потому метался по дороге и швырял молнии во все подряд. Тин и Рем, уворачиваясь от взрывов, столкнулись друг с другом, Тилле провалилась в одну из воронок, Марио еле ее вытащил. У колдуна же запас молний казался неиссякаемым, но тут из клубов дыма послышалось знакомое:
  - Отдайте то, что вам не принадлежит!
  И нагрянули рыцари - целый отряд - в полном боевом облачении, верхом на конях, причем половина из них погналась за Тином, Ремом, Марио и Тилле, а другая половина с дружным кличем: "От нас не уйдешь, злодей и заговорщик!" - за колдуном. Колдун при этом успешно отбивался молниями, а Тину, Рему, Марио и Тилле пришлось совсем худо - надо было спасаться ото всех. А куда бежать? Дорога - в чистом поле, они на нем как на ладони, не спрячешься.
  - Надо какое-нибудь заклинание! - крикнул Рем, не на шутку перепуганный: рыцари целились в него всамделишными мечами и копьями, что, по его представлениям, противоречило всем кодексам, какие только были, и элементарной порядочности.
  - Нельзя ведь! - крикнул в ответ Тин, перепрыгивая через воронки как кузнечик.
  - Не тот случай, Тин, не упрямься! - крикнул Марио, оттаскивая Тилле от конских копыт.
  Но пока Тин и Рем думали, один из рыцарей извернулся, схватил Тилле за шиворот и перекинул через седло. Тилле завизжала. Тин и Рем одновременно крикнули какое-то заклинание, а Марио, поскольку заклинаний знал всего два и то их постоянно путал, произнес на удачу слово "птак". Что же тут началось!
  Колдун Блохх сразу перестал метать молнии и теперь просто бегал, хотя за ним никто уже и не гонялся: все рыцарские кони поднялись на целый метр в воздух и висели там, болтая копытами и испуганно храпя. Рыцари попадали на землю, оружие с лязгом повылетало у них из рук, доспехи сами собой расшнуровались, шлемы расстегнулись, и все это со скрежетом посыпалось на землю. И рыцари - безоружные, ничем не защищенные - принялись лупить друг друга, кусать и лягать, а это больно, когда без доспехов! Тин, Рем, Марио и Тилле хотели, воспользовавшись ситуацией, сбежать, но не успели. Откуда ни возьмись явился колдун Коплер, сказал какое-то слово, и все успокоилось: кони плавно опустились на землю, рыцари перестали драться, а колдун Блохх - бегать кругами. Рыцари довольно быстро пришли в себя и снова разделились: одни бросились за колдуном Блоххом, повторяя: "От нас не уйдешь, смутьян и заговорщик!", а другие - на Тина, Рема, Марио и Тилле, требуя отдать то, что им не принадлежит. Колдун Коплер хотел бежать за колдуном Блоххом, но Марио взмолился:
  - Не оставляйте нас, помогите! Они хотят нас убить!
  И колдун Коплер, с сожалением поглядев на быстро удаляющегося Блохха, остановил рыцарей взмахом руки, от которого те застыли на месте, и кони тоже, точно окаменели.
  - Что вы на сей раз натворили? - грозно спросил колдун Коплер. - Я ведь вас предупреждал!
  - Да ничего мы не творили! - в один голос вскричали Тин и Рем. - Мы сами понять не можем, чего это за нами все гоняются! Ну ладно бы только Блохх, он обидчивый чрезвычайно, но рыцарям-то от нас что надобно?
  - Ну уж не знаю, - развел руками колдун Коплер, - это на вашей совести. Мне поручено Блохха изловить, и я порученное исполню.
  - А кем поручено? - поинтересовалась Тилле.
  - Колдовским советом, - был ответ.
  Тин, Рем и Марио переглянулись. Им-то уже было известно, какое наказание может ожидать нерадивого колдуна!
  - А вы больше не прибегали к опасным знаниям? - насторожился колдун. - Помнили мое предупреждение?
  Тин, Рем и Марио смущенно переглянулись.
  - Всего один раз, господин Коплер, - Тин переступил с ноги на ногу.
  Колдун грозно сдвинул брови.
  - Но у нас не было другого выхода! - вскричал Рем. - Блохх науськал на нас волков и собак, и они собирались нас сожрать!
  - Вот как? - покачал головой колдун. - Ну в порядке самообороны не воспрещается - но! - один раз и что-нибудь незначительное.
  - А это и было незначительное! - повеселел Рем. - Значительного-то мы и не знаем!
  - Не уверен, - пробормотал колдун и пристально взглянул на Марио. Марио отвел глаза.
   - Однако мне пора, - сказал наконец колдун, - Блохх, должно быть, уже далеко, ну да от меня ему все равно не уйти.
  - Да, вы уж приструните его, когда поймаете, - попросил Тин, - а то никакого спасу от него нет!
  - Будьте спокойны, - заверил колдун, - лучше меня это дело никто не знает. А вы бы лучше поспешили туда, куда спешите.
  У Марио от этих слов екнуло сердце, но колдун более ничего не прибавил, попрощался и зашагал в ту сторону, куда убежал зловредный Блохх.
  - Что он хотел этим сказать? - забеспокоился Марио, снимая с носа очики и нервно протирая их полой рубашки. - Неужели дома что-то случилось?
  - Не боись, Далин, - похлопал его по плечу Тин. - Он только хотел сказать, чтоб мы побыстрее убирались отсюда, пока вот эти, - он указал на застывших рыцарей, - не очнулись вместе с лошадьми или пока не вернулись те, которые побежали за Блоххом.
  - Да уж, давайте делать ноги отсюда, - поддержал друга Рем.
  Сначала они радовались, что колдун Коплер избавил их сразу от всех напастей, но радость скоро сменилась унынием: проголодаться успели, а еда кончилась. Жилья, где можно было бы пополнить запасы, за весь день так и не встретилось. И то сказать: до сих пор им везло, голодать не приходилось, а тут животы свело хуже некуда, не жевать же траву! Марио молчал, занятый беспокойными мыслями о доме, Тину и Рему хныкать не позволяла гордость (часто ли они бывали сыты, живя в Солнечных Холмах?), зато Тилле не удерживало ничто, и она по-девчачьи заныла:
  - Что же делать-то? Есть-то ой как хочется!.. Пирожки все вышли, а где еще взять? Ой, животик болит, и ножки не идут!
  - Ну и плакса же ты! - не выдержал Рем. - Обещала ведь, что канючить не будешь, не то с собой бы не взяли! Кто вызвался дорогу показывать? А? Вот и показывай!
  - Тут нету дороги! - оправдывалась Тилле. - Если была бы, я...
  - Если была бы - без тебя бы разобрались! - окончательно рассердился Рем.
  - Ладно, Брюквинс, не бушуй, - сказал Тин, - пошли лучше на охоту. Прежние навыки вспомним и авось какого-нибудь зайца словим или козленка, если повезет.
  Рем пожал плечами - на охоту так на охоту, делать нечего. Марио оставили разводить костер и присматривать за Тилле.
  - Что ты все время молчишь? - спросила Тилле у Марио, когда ей надоело в полной тишине собирать хворост.
  Марио поглядел на нее, но ничего не сказал.
  - Вот опять молчишь, - не унималась Тилле. - Хоть слово скажи, чего как бирюк-то?
  - Отстань, - ответил Марио.
  Тилле обиделась и тоже замолчала. Правда, ненадолго. Сначала она принялась напевать тихонько какую-то песенку, потом заговорила сама с собой, засмеялась чему-то. Они развели костерок и только сели поближе к огоньку, как услыхали уже знакомый стук копыт и вдалеке увидели рыцарей. Рыцари, несомненно, увидели дым от костра и пришпорили лошадей. Не дожидаясь лозунга "Отдайте то, что вам не принадлежит", Тилле вскочила, испуганная, и заметалась, не зная, куда спрятаться. Марио схватил ее за руку и крикнул:
  - В лес! Там верховые отстанут!
  Он огляделся в надежде увидеть Тина и Рема и предупредить об опасности, но их не было. Бежать до леса оказалось значительно дольше, чем скакать верхом, потому рыцари их быстро настигали, к тому же Тилле устала, и Марио почти что тащил ее на себе. Они ввалились в лесочек, как загнанные оленята, и побежали дальше, не разбирая пути, пока не затих грохот копыт за спиной. Тина и Рема так и не встретили, а кричать опасались. Ну а когда остановились совсем без сил, поняли, что лесочек превратился в лес и они окончательно заблудились.
  - Где мы? - дрожащим голосом спросила Тилле.
  Видно было, что ей очень страшно и она вот-вот заплачет. Чтобы этого не произошло, Марио, который сам был напуган, бодро сказал:
  - Не бойся. Мы пойдем вперед и куда-нибудь обязательно придем. Давай руку.
  Тилле доверчиво вложила свою ладонь в его, Марио поправил очики, и они пошли. Так уж получилось, что впервые в жизни он был в ответе за другого человека, и это придало ему уверенности. Он вел Тилле за руку, и попадись ему стая волков - сам бы всех загрыз!
  На ходу, огибая густые заросли, перелезая через поваленные деревья, он пытался придумать, что же делать дальше. Лес становился все дремучее, нечего было и надеяться, что здесь встретится человеческое жилье. Им даже тропинки никакой не попалось, зато попались в избытке звериные следы, но ни Марио, ни Тилле их читать не умели. Про голод и думать забыли, не до того, темнеть стало, а они так никуда и не пришли. Марио принял решение:
  - Все, дальше не пойдем, здесь утра дождемся.
  - Да где же?! - ужаснулась Тилле, озираясь вокруг.
  - Да хоть бы на этом дереве, вроде ничего, удобное.
  Марио указал на старую сосну, ствол которой разделялся на четыре толстых растущих вверх сука, и из них получилось этакое гнездо. Там уже скопилось веток, иголок да шишек - чем не подстилка? Марио наломал еще сосновых лапок, получилась вполне сносная постель. Он подсадил Тилле, потом сам взобрался наверх. Устраивались недолго: Марио лег поудобнее, а Тилле прижалась к его боку - удобно, неудобно, ей главное, чтобы рядом. Кругом стояла тишина. Лес молчал. Не свистели ночные птахи, не ухал филин, не шумел ветер.
  - Марио, а Марио, - шепотом спросила Тилле, - а нас волки не достанут?
  - Конечно, не достанут, - заверил ее Марио, - волки по деревьям лазать не умеют.
  А сам подумал: "Если это не те волки, которых нашлет Блохх".
  - А медведь? Я знаю, они очень даже умеют по деревьям лазать, - Тилле задрожала.
  - Да не нужны мы ни волкам, ни медведям, - как можно беспечнее отозвался Марио - он не мог себе позволить бояться. - Спи, рыжая.
  Тилле еще долго тряслась, потом уснула. За нею уснул Марио.
  А когда проснулся - ранним утром - увидел под деревом и волка, и медведя. Ахнула, проснувшись, Тилле. Звери глядели на них очень неприветливо, словно они украли у них завтрак и обед заодно и так же собирались поступить с ужином.
  - Марио, - одними губами попросила Тилле, - скажи им, что мы невиновны.
  - В чем? - спросил Марио.
  - Ни в чем.
  Но Марио ничего не мог сказать: ему было страшно, к тому же звериного языка он не знал, даже той малости, что знал Тин, да и где теперь Тин?..
  Звери долго и терпеливо смотрели на них, как догадаться, что при этом думали? Когда из чащи появились еще два медведя, Тилле заплакала, она решила, что звери сейчас залезут на сосну и съедят их. Но вновь прибывшие медведи уселись неподалеку и лезть на дерево, судя по всему, не собирались, а если и собирались, то попозже.
  Так Марио и Тилле сидели долго и тряслись от страха, а звери сидели внизу и пристально за ними наблюдали.
  - Наверное, они уже съели Тина и Рема и пока сыты, а когда проголодаются... - от такого предположения Тилле хотела зареветь в голос, но Марио крепко сжал ее руку, и она только всхлипнула.
  И вдруг в этой непролазной лесной чаще, где, казалось бы, и людей отродясь не бывало, они услыхали голос. Песню! Песня тихонько приближалась, перемежаясь ворчанием, должно быть, из-за буераков.
  - Это наверняка охотник! - встрепенулась Тилле. - Он нас освободит!
  Марио поглядел на карауливших внизу зверей, но те и не собирались убегать, наоборот, разлеглись на траве с явным удовольствием и теперь отдыхали.
  Обладателем голоса - густого, чуть хрипловатого - оказался вовсе не охотник, Тилле и Марио вытаращили глаза: бабулька, неизвестно какими судьбами забредшая в такую глушь!
  - Стойте! Куда вы! Здесь волки и медведи! - хотела крикнуть Тилле, но вместо крика получился едва слышный писк.
  Зато у Марио с голосом все было в порядке.
  - Бабушка! - заорал он. - Лезьте на дерево! Вас съедят!
  Но старушка, очевидно, была глуховата, потому что все шла и шла, таща на спине вязанку хвороста, и напевала свою песню. Тилле в ужасе зажмурилась и прижалась к Марио, а старушка, ничуть не убоявшись зверей, подошла к самой сосне и со словами: "Кто тут?" - сбросила вязанку на землю и вытерла пот со лба. Звери промолчали, а Марио ломким голосом произнес:
  - Нам не слезть с дерева, уважаемая госпожа!
  Ему сделалось совсем страшно, потому что на память сразу пришли Цветеневы ужасающие рассказы о всякой нечисти и в том числе о старушках весьма приличного вида, которые обитают в лесной глухомани и поедают заблудившихся детей.
  Старушка задрала голову, у Марио екнуло сердце: так и есть, лицо у нее вполне, можно сказать, доброе, а почему? Да потому что колдовство! И если от диких зверей спастись еще можно, то от колдовства - никак.
  - А чего вам не слезть? - спросила старушка. - Тут невысоко, прыгайте.
  - Мы не можем, - затрясла рыжими кудрями Тилле. - Внизу звери, они хотят нас съесть.
  - Они не едят людей, - отвечала старушка, - еще чего не хватало! Я им за это шкуры наизнанку повыворачиваю.
  Звери смущенно переглянулись и тихонько, по одному, стали расходиться. "Так и есть, - подумал Марио, - ведьма. От нее не сбежишь".
  - Ну, слезайте, - велела старушка.
  Делать было нечего, хоть Марио и не хотел, а все же спрыгнул и помог спуститься Тилле, которая, ничего не подозревая, воспрянула духом. "Не иначе сейчас поблизости домик объявится, который мы в темноте не заметили", - мрачно подумал Марио.
  - Вон мой дом, за деревьями, - сказала старушка, поднимая вязанку, - вы самую малость до него не дошли, а дошли бы - ночевали б не на дереве.
  "Да уж, - подумал Марио, - наверняка были бы уже съедены". Он взял Тилле за руку, а сам пошел чуть впереди, закрывая ее собой.
  Дом оказался просторным, светлым, с широкой верандой, уставленной ящиками со всякими цветами, а вовсе не избушкой на курьих ножках, что еще больше укрепило Марио в его подозрениях.
  - Ой, как красиво! - охнула Тилле, выйдя на солнечную поляну.
  - Ну мы, пожалуй, пойдем, благодарим за помощь! - выпалил Марио и потащил Тилле прочь.
  Но Тилле уперлась.
  - Ты что! - она сделала большие глаза. - Невежливо! Такой славный домик!
  - Потому что...
  Марио хотел сказать: "Потому что такие славные домики ни с того ни с сего в глухом лесу не встречаются! Это обман!", но сказать не успел, потому что старушка отворила дверь и пригласила их войти. Тилле беспечно переступила порог, Марио с тяжелым сердцем последовал за ней.
  Внутри оказалось подозрительно чисто и светло и пахло геранью, в изобилии украшающей подоконники. Большой печки, в которую можно было бы посадить на лопате целого человека, не наблюдалось, вместо нее в углу примостился очаг, а в другом углу - камин, украшенный изразцами. Возле очага, в пятне солнечного света Марио с ужасом увидел черного кота - неизменного спутника ведьм, а на каминной полке - живую ворону, которая уставилась на него очень неприязненно. Марио застыл в дверях, слыша, как гулко колотится собственное сердце, а Тилле между тем быстро освоилась и даже взялась помогать старушке собирать на стол. Бежать!.. - билось у Марио в голове, но как? Он, может, и успеет выскочить за дверь, а как же Тилле? Нельзя ее бросать!
  - Чего стоишь, мил-человек, на пороге, словно гость незваный? - спросила старушка, ставя на стол малиновое варенье и чашку с оладьями. - Милости просим к столу. Как звать-то?
  - Марио его звать, - ответила Тилле, потому что Марио молчал. - А меня Тилле. А вас, бабушка, как величать?
  - Кто меня не знает, те зовут бабкой Лесовихой, а кто знает - те бабушкой Леснянкой.
  - Вы, бабушка Леснянка, тут совсем одна живете? - полюбопытствовала Тилле.
  - Милая, - улыбнулась старушка, продолжая хлопотать, - кто в лесу обитает, тот в одиночестве быть никак не может.
  - А, ну да! - подхватила догадливая Тилле. - Тут птицы, звери, деревья! А как так получается, что звери с вами запросто?
  - Дак, почитай, сколько лет в одном лесу живем, попривыкли. Дед мой с молодых лет лесником был, так он со зверьем еще больше меня дружбу водил. Ну, садитесь к столу.
  Тилле охотно забралась на лавку, Марио тихонько сел с краю. Тилле щебетала без умолку, а Марио и еду пробовал осторожно, и по сторонам глядел на всякий случай. Пока незаметно было, что бабка Лесовиха собирается их съесть, но Марио не проведешь: он знал, что вот сейчас она их откармливает, чтоб пожирнее были, а потом... Правда все истории Цветеня заканчивались благополучно, да тут вам не сказка и как выкручиваться - непонятно.
  Поев, Марио сказал:
  - Теперь пойдем мы.
  Он не очень надеялся, что бабка Лесовиха их отпустит, она и не отпустила. Дверь, правда, заклятьем не запирала, но вежливо так произнесла:
  - Да погостите до утра, завтра мне в деревню надо, я вам дорогу покажу.
  - Вот здорово! - восхитилась Тилле, доедая оладьи. - Правда, здорово, Марио?
  Марио поглядел на нее поверх очиков самым ужасным из своих взглядов, но на Тилле это не подействовало. Она помогла хозяйке убрать со стола и помыть посуду, подмела горницу. А когда они пошли во двор рубить принесенный хворост, Марио увидел, как неподалеку прогуливаются пара волков и медведь, и понял, что сбежать не удастся.
  - Как здесь хорошо! - счастливо вздохнула Тилле, прохаживаясь по веранде среди цветов. - Марио, что с тобой? Чего ты дуешься?
  Улучив момент, когда бабка Лесовиха понесла нарубленный хворост в дом, Марио схватил Тилле за плечи и пару раз сильно встряхнул, чтобы у нее прояснилось в голове.
  - Да ты что, ослепла?! - прошипел он. - Тут все ненастоящее и к полуночи превратится в ведьминское гнездо!
  - В гнездо? - Тилле удивленно моргнула. - Ты что, блинов объелся?
  - Каких блинов?! - возмутился Марио. - Неужели ты никогда не слыхала про злых старух, которые поедают детей?! Таких, как мы, понимаешь ты или нет?! Она будет нас откармливать, а потом зажарит и съест!
  Тилле в безмолвном ужасе уставилась на него, а потом кровь медленно отхлынула у нее с лица, и она упала между левкоями и розами - в обморок.
  На шум прибежала хозяйка, подхватила Тилле, сунула ей под нос какую-то склянку и привела в чувство. Тилле открыла глаза, увидела перед собой бабку Лесовиху и наивно, как ребенок, спросила:
  - Вы нас съедите, да?
  Старушка бросила на Марио укоризненно-свирепый взгляд, отчего Марио залился краской, и ответила:
  - Глупости. Даже не собиралась.
  Она отвела Тилле во вторую половину дома, в спальню, и уложила в постель.
  - Спи, - сказала она ей, - и ничего не бойся.
  Тилле послушно уснула. Старушка взяла Марио за руку, усадила к очагу и спросила строго, а сама при этом обедом занялась:
  - Ну, мил-человек, поведай, какие там у тебя страхи водятся?
  Марио чистосердечно пересказал ей Цветеневы истории, не забыв про кота и ворону, хотя последние в данный момент и отсутствовали. Бабка Лесовиха сперва хлопотала около очага, слушала, а потом дела оставила, села напротив, голову чуть набок склонила, до того заинтересовалась.
  - И вот когда полночь наступит, превращается вдруг красивый дом в избушку на курьих ножках, всю такую, знаете ли, в паутине, неприбранную, с одним-единственным оконцем, да и то закопченным. А в избушке этой - большущая печка, в этой печке детей и приготовляют. Дети просят: отпустите нас, отпустите! Но злая бабка - нет, говорит, и в лес за хворостом идет. А за детьми в это время приглядывают, чтоб не сбежали, черный кот и ворон, и если пленники сбежать хотят, то кот их царапает, а ворон клюет. Так дети пропадают, и никому их вовек не сыскать...
  Бабка Лесовиха слушала Марио, слушала, а потом как захохочет, аж слезы из глаз потекли, она их кончиком платка вытирает, хохочет и приговаривает:
  - Ой насмешил, ох уморил!.. Слыхала я такие истории, но ты уж больно весело их рассказываешь!..
  Марио обиженно засопел. Он тут, понимаете ли, про жуть всякую говорит, а вовсе никакое не веселье, чтоб так смеяться! Он надулся и решил молчать. Бабка насмеялась, слезы вытерла и погладила Марио по голове:
  - Ох уж этот Цветень со своими историями! Никак люди не утерпят, чтоб детишек не постращать! Оно, конечно, правильно, с одной стороны, - в лес далеко ходить не станут, не то заблудятся, а с другой - нате вам, пожалуйста, что о тебе при встрече думают!
  Бабка Лесовиха опять засмеялась, и теперь Марио ее почему-то совсем не боялся.
  - Не трясись, малец, - сказала она ему, - ничего худого людям я отродясь не делала, а уж детям и подавно. У меня у самой двое, большие уж, дочка в Скипе живет, а сын за лесом, в деревне. У меня внуков четверо, вот с тебя будут. Так что детьми я не питаюсь, только зря девчонку напугал.
  Марио опять покраснел.
  - Завтра выведу вас из лесу, как и обещала, а сейчас давай-ка обед готовить. Как вас в мой лес занесло-то, потеряльцы?..
  Пока варился грибной суп и тушились овощи в горшочке, Марио успел рассказать, про свою жизнь на Чайкином мысу, про отца, про Солнечные Холмы, про мать, про Колдовской край и про то, что сейчас возвращается домой.
  - Так ты сын Валианы Шашер? - бабка Лесовиха перестала помешивать овощи и воззрилась на Марио, а Марио воззрился на нее - удивление в ее голосе было неожиданным.
  - Да, - насторожился Марио, - так звали мою мать в Солнечных Холмах, а в Холодной Низине ее звали Валиана Далин.
  - Знавала я одну Валиану Шашер, - пробормотала бабка Лесовиха и спохватилась: - А соль-то, соль! Ни суп, ни овощи не солены!.. Быстренько вон с той полки достань банку с зеленой крышкой!
  Марио метнулся к полке со всякой всячиной, схватил банку, побежал обратно, потом за дровами, потом за метлой, потом еще за чем-то, еще... А потом бабка возвестила:
  - Готово! Буди рыжую девочку, мойте руки и за стол.
  В этот раз Марио ел много и с удовольствием, потому что страх больше не мешал ему. Да и Тилле не отставала, она решила, что рассказ о злой старухе, подкарауливающей маленьких детей, ей просто приснился.
  После обеда они все пошли поливать цветы на веранде, а после там же пили чай с сухариками. На появляющихся время от времени медведей и волков уже внимания не обращали.
  Так потихоньку день и закончился, вечер подкрался. После сытного ужина бабка Лесовиха отправила Марио и Тилле в другую половину спать, а сама еще долго хлопотала: мыла посуду, подметала пол, ждала, пока очаг погаснет. Марио и Тилле так и уснули под этот легкий шум - в чистых постелях, сытые, и сны им снились светлые и спокойные.
  Но посреди ночи - а может, на рассвете - Марио проснулся. С тревогой окинул взглядом комнату - не превратился ли дом в страшную избу? Но нет, дом по-прежнему был просторен и светел - в окошки заглядывала луна. Тилле безмятежно спала в своей кровати, а вот хозяйки не было, и Марио встревожился. И тут услыхал с улицы голоса.
  Он нацепил очики и босиком, в одной рубашке, подкрался к окну и осторожно отодвинул край легкой занавески. На поляне перед домом он увидел людей.
  Один из них был колдун Блохх, и Марио сперва решил, что он, неугомонный, опять их выследил, но потом понял, что, наоборот, выследили его: колдун Блохх стоял с поникшими плечами, опущенной головой и вздрагивал всем своим крупным телом. Вокруг него прямо на траве лежало тонкое светящееся кольцо, из которого, судя по всему, он не мог выйти, потому что позади стоял колдун Коплер и широким жестом прямо по воздуху рисовал вокруг него еще одно кольцо. Когда нарисовал три, замер неподвижно и руки на груди сложил. Напротив колдуна Блохха стояла бабка Лесовиха и смотрела на него, а он не смел глаз поднять.
  Марио тихонько приоткрыл окно, и голоса стали слышны отчетливей.
  - Я ли не предупреждала тебя, Блохх, о беде? - спросила бабка Лесовиха.
  - Претупрештала, коспоша, - продолжая трястись, пролепетал спесивый колдун, только вот куда девалась его спесь?
  - Сколько раз я предупреждала тебя? - спрашивает бабка.
  - Три, коспоша.
  - Говорила ли я тебе, что третий раз будет последним?
  - Кофорила, коспоша, - еще сильнее затрясся колдун Блохх.
  - Знаешь ли ты, какая участь постигла колдуна Окиву, колдуна Валдра и могущественного Оту? - бабка Лесовиха спрашивала строго, но голоса не повышала.
  - Снаю, коспоша, - кивнул Блохх и взмолился: - Пощадите, коспоша, смилуйтесь! Клянусь, я польше не путу, не сойти мне с этого места!
  - Не клянись, - отрезала бабка, - ты клялся два раза, как мне поверить в третий? Ты просишь о милости, я не помиловала ни Окиву, ни Валдра, ни могущественного Оту, чем же ты лучше?
  - Поверьте, коспоша, поверьте! - толстый Блохх обернулся на колдуна Коплера, словно просил замолвить слово, но колдун Коплер стоял подобно каменному изваянию и молчал.
  - Я путу телать только топрые тела, я умерю кортыню! - слезно причитал колдун Блохх.
  - И алчность? - поинтересовалась бабка Лесовиха.
  - И алчность! - быстро закивал толстый Блохх.
  - И властолюбие?
  - Та, та! Я испрафлюсь! - колдун Блохх упал на колени.
  - Что ж, - бабка Лесовиха сложила руки поверх передника, который не успела снять, когда прибиралась в кухне. - Я поверю тебе на сей раз.
  Колдун Блохх встрепенулся - перед ним забрезжила надежда.
  - Я поверю тебе, - повторила бабка Лесовиха, - но главное - чтоб ты сам себе поверил. Тебе предстоят тяжелые дни, Блохх. Тебе придется начать жизнь сначала, а это очень, очень трудно.
  - Нет, нет! - завопил коленопреклоненный колдун. - Пощатите!
  - Но зато когда ты преодолеешь этот путь, тебя ждет небывалая награда - ты станешь совсем другим человеком и тогда обретешь смысл в своем бытие. Не сверни с этого пути!
  - Нет! Фы скасали, что ферите мне! - заверещал колдун. - Не прифотите прикофор в исполнение, умоляю!
  У Марио волосы на голове зашевелились от страха и даже очики вспотели - похоже, дела творились нешуточные!
  - Не будь глупцом, Блохх, - сурово остановила причитания толстого колдуна бабка Лесовиха. - Ты знаешь наш кодекс и знаешь, что я не имею права от него отступить, этого не случится. Ты был два раза предупрежден, и третий проступок - твой приговор.
  Колдун тихонько завыл.
  - Но своей властью я смягчу тебе приговор, и будет по моей воле он не столь суров.
  Колдун, продолжая подвывать, воззрился на нее. Бабка Лесовиха провозгласила:
  - Я избавляю тебя от повинности изучать колдовское ремесло заново, поскольку у тебя больше возможностей обрести душу, оставаясь простым человеком. Колдовское ремесло не вернется к тебе никогда.
  Колдун Блохх завыл в голос - как волк, попавший в капкан, и волки ответили ему из лесу. Бабка Лесовиха сделала знак колдуну Коплеру, тот кивнул и поднял руки. Марио зажмурился, он думал, сейчас Блохху голову рубить будут, но никакого топора в руках колдуна Коплера не увидел.
  - За то, что променял служение душевной мощи на служение бесполезной силе, за то, что голосу предпочел кулак, за то, что магии слова предпочел магию меча и свернул с дороги воина духа, я данной мне волей извлекаю из твоей памяти знание, полученное от учителей, которых встречал ты в пути, дабы ничто не тревожило более твой разум; но не извлекаю саму память, дабы ты помнил уроки, данные тебе жизнью.
  После этих слов под аккомпанемент Блохховых причитаний светящиеся круги на траве начали тускнеть и исчезать, и когда исчез последний, Блохх повалился на землю, как куль, и затих.
  - Благодарю тебя, Охотник, за работу, - сказала бабка Коплеру, и Коплер поклонился. Потом сказала в темноту:
  - Проводите его до дороги.
  Тотчас явились два медведя, один подошел к лежащему Блохху и носом перевернул его сначала на бок, а потом на спину. Другой лизнул Блохха в лицо, заставляя очнуться. Бывший колдун зашевелился, сел. Оглянулся вокруг пустыми глазами, встал, и Марио показалось, что Блохх похудел разом вполовину. Медведи повели его прочь, и он пошел, потому что больше не был колдуном - не мог ослушаться.
  Так вот как, оказывается, лишают колдовского сана! Марио задумался. Вроде бы ничего в этом ужасного нет, руки-ноги, голова - на месте, но однако же он видел, чувствовал, что человек лишается чего-то очень-очень важного, ценного, и эта потеря человека почти что убивает. Конечно, он не мог постичь случившегося около избушки бабки Лесовихи до конца, а спросить все равно не решился бы - теперь он еще меньше понимал, кто такая эта лесная старушка. Поэтому он тихонько затворил окно и пошлепал в постель. Тилле за все это время ни разу не проснулась, она с удовольствием смотрела сны в настоящей кровати, а не в поле, на сеновале или на дереве, как было в последнее время.
  На рассвете Марио проснулся от запаха еды, доносившегося с кухни, оделся, разбудил Тилле и побежал на улицу умываться. Бабка Лесовиха собирала на стол, и на ней был все тот же передник, словно она его и не снимала.
  На улице возле кадки с водой уже умывался Коплер, по пояс голый.
  - Доброго утречка! - поздоровался Марио.
  Колдун Коплер выпрямился и удивленно моргнул, похоже, бабка Лесовиха не предупредила, что у нее гости.
  - Вот так встреча, - протянул колдун, - уже пора бы мне попривыкнуть, что я встречаю вас в самых неожиданных местах. А сюда-то как попали?
  - Случайно, - отвечал Марио, умывая лицо. - Заблудились.
  - Да неужто?
  Прибежала Тилле.
  - Доброго утра, господин Коплер! - она-то как раз ничуть не удивилась. - Вы рыцарей расколдовали?
  - А как же!
  - Жаль, - вздохнула Тилле, смочила ладошку и поводила ею по лицу. - Бабушка завтракать зовет.
  И умчалась.
  - А остальные? - колдун Коплер оглянулся.
  - Остальные потерялись, - ответил Марио. - Мы не знаем, где они и что с ними сталось.
  - Ну эти себя в обиду не дадут, не беспокойся. Найдутся.
  И они пошли завтракать. Прибрав пирог с черникой и горку блинов, колдун Коплер и Марио пошли во двор, надо было сделать работу, требующую мужских рук, а Тилле осталась помогать по дому. Потом они все вместе обедали - и не менее сытно и вкусно, - а после обеда засобирались в дорогу.
  - Коплер, голубчик, - обратилась к колдуну бабка Лесовиха, - доведи деток до дороги, что в Прель, а то со мной им крюк давать.
  Колдун Коплер хмыкнул и сказал:
  - Доведу. Видно, мне на роду написано постоянно встречаться с этими неугомонными путешественниками.
  Бабка Лесовиха собрала им по узелку в дорогу и проводила до крыльца.
  - Ну, глядите, не балуйте, - сказала на прощанье, - что бы ни случилось, всегда сперва думайте, после делайте. В гости заходите, не забывайте. Ступайте теперь.
  - До свидания, бабушка Леснянка, - Тилле сделала реверанс, как придворная дама.
  - Доброго вам здоровья, - поклонился Марио, чуть очики не уронил.
  Коплер почтительно кивнул, и они пошли через лес еле приметной тропиночкой все дальше и дальше, пока не вышли к вечеру на широкую дорогу, что вилась затейливо среди пологих холмов да вдоль речки.
  - Эта дорога из Скипа в Прель идет, по ней доберетесь, - сказал Коплер, - я с вами до первой развилки, а там своим путем.
  И они зашагали втроем по дороге - широкой, крепкой, а впереди завиднелись Лескинские Возвышенности, их восточные отроги. На ночлег остановились в стороне от дороги, около ручейка. Когда развели огонь, Марио не удержался, спросил:
  - Господин Коплер, а кто такая эта бабушка Леснянка?
  Этот вопрос и так целый день его мучил, извел совсем. Колдун Коплер вместо ответа поглядел на него как-то странно, Марио покраснел из-за своего любопытства и принялся объяснять, чтоб не подумали про него худого:
  - Я ведь сначала ее забоялся, знаете как? Очень!
  - Он думал, она нас съесть хочет! - весело рассмеялась Тилле, доставая из узелка еду и наделяя всех.
  - А потом бояться перестал, - продолжал Марио, - но ведь все равно бабушка необыкновенной оказалась, а я не пойму, что в ней такого необыкновенного.
  Про увиденное ночью решил не говорить, нутром чуял - не понравится Коплеру, что он подсматривал. Колдун молчал-молчал, размышлял, видно, доверять ли мальчишке или лучше язык за зубами придержать. Потом заговорил, вроде как сперва сам с собой:
  - Пока я никак понять не могу, к чему все идет. Но ведь идет же. А просто так в этот лес никто не приходит, уж я-то знаю. Стало быть, все не зря.
  Марио вслушивался в его бормотание, а что толку? Тилле и вовсе это было неинтересно, она съела свой ужин, свернулась калачиком на коплеровской куртке и уснула. А Коплер сказал:
  - Бабка Лесовиха, да будет тебе известно, самая главная среди заморских колдунов.
  Марио выпучил глаза. Вот так-так! А ведь глядя на нее и не скажешь.
  - Даже главнее Пиноксеня? - на всякий случай переспросил Марио.
  - Пиноксеня? Какого Пиноксеня? Ах да!.. Конечно, главнее.
  - И она прямо так может с любым колдуном расправиться? - осторожно поинтересовался Марио.
  Коплер пристально взглянул на него, но в темноте да за очиками ничего не разглядел.
  - Прямо так и может, - подтвердил.
  Марио ждал, что он сейчас про Блохха-то и расскажет, но Коплер и не подумал, а расспросить Марио не посмел и решил зайти с другой стороны:
  - А расскажите мне про кодекс колдунов, он ведь так называется? А то господин Клявзень все собирался, да так и не успел.
  И опять Коплер не сумел понять, прикидывается мальчишка или действительно что-то знает.
  - Да, собственно, кодекса как такового и нету, так, несколько правил, - ответил нехотя. - Некоторые вы уже знаете. Нельзя, например, употреблять колдовство во зло. Нельзя применять колдовские знания, не получив официально статус колдуна, про что я вам неоднократно говорил. Ну и так далее в том же духе.
  Короче, ничего нового не сказал, а Марио страсть как хотелось знать всю подноготную.
  - Меня вот Клявзень страшно ругал, когда я помог Тину и Рему выпустить на свободу Оконниковых овец, а я так и не понял почему.
  - А зачем вы их выпустили? - спросил Коплер, думая, что умело направил разговор в другое русло, и радуясь этому.
  Но с любопытством Марио было не совладать - Коплер завтра уйдет, у кого спросить? Поэтому он и спрашивал сейчас, правда, окольными путями:
  - Мы их выпустили затем, чтобы Оконнику от родителей попало, как будто бы это он забыл запереть овчарню на ночь. А Клявзень кричал, что мы, вместо того чтобы убеждать Оконника словами, применили силу. А как Оконника убедишь словами? Он первый силу и применит.
  - Ну это совсем просто, - улыбнулся Коплер. - Согласно как раз кодексу, будь то колдун или ученик колдуна, он должен суметь побороть словами любую силу.
  - Но как же это возможно? - воскликнул Марио. - Вы Оконника видели? Он здоровый, как бык!
  - Да что ты заладил - Оконник, Оконник! - рассердился колдун. - Я имею в виду, что надо воспитывать в себе такую силу духа - духа, понимаешь? - чтобы перед ней не могли устоять ни кулак, ни меч, ни целая армия!
  - Но как же это возможно? - снова спросил Марио.
  - Очень даже возможно, - отвечал Коплер. - Этому и учатся колдуны всю жизнь, хотя не всем это и удается.
  - Как Блохху, да? - Марио прикусил язык, но поздно. Колдун понял, что мальчишка знает больше, чем говорит.
  - Что, подглядел? - спросил он, впрочем, без злости.
  Марио густо покраснел, точно его поймали в чужом огороде.
  - Я случайно, - пробормотал он, - а вовсе не нарочно.
  - Да верю, - рассмеялся колдун, - хотя думается мне, что Марио Далин и случайность - вещи весьма далекие друг от друга.
  - А почему бабка Лесовиха назвала вас охотником? Вы разве охотник?
  Колдун смеяться перестал и сказал весьма серьезно:
  - Я и есть охотник. Но не за зверями, а за такими провинившимися колдунами, как Блохх. Моя обязанность доставлять их к Высшей.
  Марио сразу понял, кто это - Высшая, и понял также, что дальше вести об этом разговор опасно. Поэтому он попросил рассказать Коплера про его странствия и под эти разговоры незаметно уснул. А когда проснулся - колдуна и след простыл.
  - Надо же, как невежливо, - фыркнула Тилле, приглаживая кудряшки и нахлобучивая на них кепку, - а ведь обещал до первой развилки с нами дойти.
  - Ничего, - успокоил ее Марио, - дорога есть - сами доберемся. У него, должно быть, дела.
  - Все равно нехорошо, - не отступилась от своего Тилле. - Но ты прав, мы сами дойдем. К тому же эту дорогу я знаю.
  - Эх, - вздохнул Марио, - где же Тин и Рем? Не случилось ли с ними плохого?
  И обернулся посмотреть, не догоняют ли они их вдруг. Но вместо Тина и Рема увидел вдалеке большое облако пыли, точно целая армия маршировала по дороге.
  - Тилле, давай-ка поищем укрытие, не нравится мне это облако.
  Предчувствие не обмануло его. Забравшись в придорожные кусты, они смотрели, как облако приближается, а впереди него движется большой отряд королевских рыцарей - разукрашенных, как на парад. Рыцари распевали веселые песни и распивали вино, шутили и балагурили, словом, ехали так, будто возвращались после удачной военной кампании с богатыми трофеями. И это оказалось не так уж далеко от истины: Тилле вдруг ойкнула, схватила Марио за рукав и указала в самую середину процессии. Там, на высокой лошади, привязанные друг к другу, ехали не кто иные, как Тин и Рем, и вид у них был совсем не веселый, а наоборот, кислый, потому что они-то как раз и были теми самыми удачными трофеями.
  - Поймали-таки, изверги, - сквозь стиснутые зубы прошептал Марио, - ну ничего, мы еще поглядим, кто кого. Тилле, за мной.
  По счастью, рыцарская процессия двигалась медленно, и Марио с Тилле могли, пусть в некотором отдалении, но зато не отставая бежать следом. Пока бежали, Марио лихорадочно пытался придумать, как вызволить друзей.
  - Давай я пойду и велю их отпустить, - запыхавшись, в который раз предложила Тилле. - Они меня послушаются.
  - Ну что за глупости, Тилле! - возмутился Марио. - С какой стати они тебя послушаются?!
  - Послушаются, вот увидишь...
  - Помолчи, пожалуйста, не мешай мне думать!
  К вечеру они совсем выбились из сил, потому что рыцари ехали почти без привалов, а на горизонте замаячил Прель.
  - Ну что же делать, ты придумал? - Тилле уже еле переставляла ноги. - Сейчас рыцари привезут их в город и посадят в тюрьму, оттуда их уже не вытащишь!
  - Ох, Тилле, не знаю я! - Марио едва не плакал. - Что тут можно придумать? Не драться же с ними всеми, а колдовать нельзя, запрещено!
  - Но ведь это крайний случай!
  - Да исчерпали мы давно все крайние случаи!
  И вдруг лицо Тилле сделалось удивленным, она ошарашенно уставилась в поле, что по другую сторону дороги. Марио повернулся и... увидел на этом поле себя - невысокого, худого, с сильно отросшими черными волосами, с очиками на носу. Рыцари тоже увидели этого другого Марио и все как один с гиканьем, точно на охоте, бросились за ним. Марио увидел себя удирающим, да так быстро, зигзагами, что рыцари вошли в азарт, и даже тот, который был оставлен присматривать за пленниками, не выдержал и тоже бросился в погоню. Тут уж Марио и Тилле не растерялись. Они выскочили из придорожной канавы, чтобы освободить Тина и Рема. А Тин и Рем, увидев Марио, уставились на него в недоумении: кто же тогда бегает по полю?
  - Да не знаю я! - отвечал Марио. - Знаю только одно: я здесь, а не там.
  Он помог Тину и Рему слезть с лошади и развязать веревки.
  - Быстрее! - торопила Тилле. - Рыцари возвращаются!
  И правда: охота бравых вояк не увенчалась успехом, и теперь они на всех парах мчались назад. Но и тут их ждало сокрушительное поражение: пленники сбежали. Вместе с лошадью.
  Пока рыцари ругались и обвиняли друг друга в неосмотрительности, Тин, Рем, Марио и Тилле убегали со всех ног прочь от дороги, но по направлению к городу, чтобы успеть туда раньше рыцарей, которые наверняка велят выставить у ворот стражу.
  - Просто ужас какой-то! - на бегу рассказывал Тин. - Они ловили нас, как зайцев, прямо на измор брали, и спрятаться было негде!
  - Они отняли у нас все монеты, - презрительно добавил Рем, до глубины души оскорбленный столь отвратительным поступком тех, чье призвание - защищать бедных и слабых.
  Пробегая мимо поля, на котором фермер убирал сено, предприимчивый Тин продал ему за восемь монет лошадь.
  - Нам она все равно ни к чему, а деньги нужны.
  Выручку поделили пополам, и Рем повеселел - хоть немного возместили убытки. Скоро прибежали к городским воротам. Издалека стражи видно не было, но на всякий случай решили сперва отправить Рема в разведку. Тот вразвалочку подошел, посвистывая, к распахнутым настежь воротам и заглянул в них. Ничего подозрительного: людей мало, к ночи все уже по домам, стражников или совсем нет, или в караулке сидят. Рем уже собрался было обратно, как вдруг увидел на воротах нечто весьма интересное.
  На створах висели три новеньких бумажных листа, а на тех листах - весьма грамотно выполненные портреты его самого, а также Тина и Марио, с надписью "Их ищут", и пониже, тоже крупно: "Скрюквинс, Брынник и Букинс - опасные преступники".
  Рем боком-боком, чтоб никто его не заметил, вышел за ворота и бегом к своим. Рассказал им про увиденное, и Тин принял решение:
  - В город заходить не будем, обогнем его и берегом доберемся до пристани.
  - Но почему нас называют преступниками? - возмутился Марио. - Что мы такого сделали?
  - Когда нас поймали рыцари, - пояснил Рем, - они сказали, что мы похитили какую-то принцессу, из-за этого везде хаос и рыцарский турнир так и не начался.
  - Но вы-то им сказали, что это чушь?! - вскричал Марио.
  - Сказали.
  - А они?
  - А они пообещали посадить нас в тюрьму, если мы не вернем принцессу.
  От негодования Марио даже под ноги забыл смотреть и угодил башмаком в кротовую нору. Выругался, вытащил башмак, обул и заметил, что с ними нет Тилле.
  - Эй, ребята, а где Тилле? - спросил он.
  Тин и Рем заозирались по сторонам.
  - Тилле! Эй, Тилле! - стали звать ее.
  - Наверное, отстала, - предположил Марио, - давайте вернемся.
  Они пошли обратно и вскоре увидели ее. Девочка сидела на травяном бугорке и плакала.
  - Ты чего? - Тин присел около нее на корточки. - Упала? Ушиблась?
  - Нет, - всхлипнула Тилле.
  - Ты чего ревешь? - занервничал Рем, он ужасно не любил, когда в его присутствии плачут девчонки.
  - Потому что я и есть та самая принцесса, - зарыдала Тилле.
  Сначала все молчали. Потом Рем сказал:
  - Ври больше.
  Но как-то не очень уверенно.
  - Меня звать Матильда, я же вам говорила, - Тилле размазала слезы по щекам. - А мой отец - король Дорегур Второй, и это из-за меня не может начаться ежегодный рыцарский турнир.
  - Ну и дела... - ошарашенно протянул Рем. - Так это за тобой, значит, рыцари гонялись? Отдайте то, что вам не принадлежит - это про тебя, что ли?
  - Так чего же ты ревешь? - спросил Тин. - Возвращайся домой, тебя даже не накажут! Вот проблем-то! Хочешь, мы тебя отведем?
  Тилле зарыдала еще громче.
  - Да чего ты?! - не выдержал, заорал Тин.
  - Я так и знала, что вы не возьмете меня с собой, когда я скажу, что я принцесса! И я так и не увижу море!
  - Почему? - спокойно возразил Марио, как взрослый, принимая решение. - Мы возьмем тебя с собой, и ты увидишь море.
  - То есть как?! - в один голос вскричали Тин и Рем.
  И шепотом:
  - Ты с ума сошел, Далин! Она же королевская дочка!
  - Ее все королевство ищет!
  - А нас считают похитителями, забыл, чьи портреты висят на воротах?!
  На что Марио твердо ответил:
  - Будем считать, что вы здесь ни при чем. Если нас поймают, я скажу, что это только моя затея, вам ничего не сделают.
  - Да уж! - фыркнул Рем. - Они-то поверят!..
  Нахмурившись, Тин долго думал. Рем кусал губу. Марио молчал. Тилле тихонько плакала. Наконец Тин сказал:
  - Ладно, чего уж там. Столько прошли вместе, негоже теперь друг друга бросать. Пошли с нами, Тилле, дочка короля.
  Тилле отняла ладони от лица и посмотрела на Марио такими сияющими глазами, что тому показалось - вокруг светлее стало.
  - А теперь быстро идемте. До рассвета нам надо найти подходящий корабль, пока не нашли нас самих.
  
  Глубокий залив, может, и был глубоким, никто не мерил, но уж совершенно точно был небольшим, и мерить не надо: другой берег - Холодная Низина - хорошо просматривался, особенно сейчас, на закате, когда дневное марево растаяло. Марио жадно впился глазами в синюю дымку, выступающую на горизонте из воды, ему мнилось, что он видит Чайкин мыс и свой дом.
  - Надеюсь, это еще не море, - немного разочарованно протянула Тилле - ее воображение рисовало гораздо большие просторы, - а то мелковато, по-моему.
  - Конечно, это еще не море, - уверенно ответил Тин, чтобы никто не заметил, что он немного нервничает вблизи великой воды, - это ведь так, почти озеро. Мы же говорили, что от Преля до Низины рукой подать.
  Хотя, признаться, ни Тин, ни Рем и не подозревали, что так близко. На спокойной воде покачивались рыбацкие лодки, старые доживали свой век на берегу - вросшие в песок, почерневшие, дырявые.
  - Может, найдем крепкую? - предложил Рем. - И сами доплывем, монеты сэкономим.
  - Ты хоть раз в лодке плавал, а, Рем? - спросил Тин, даже без сарказма.
  - Не плавал, - всхорохорился Рем, - но уж не думаю, что это такая хитрая наука!
  - Я знаю, как в лодке плавать, - сказал Марио, - только тут ни одной подходящей нету.
  - А вот эта? - не унимался Рем. - Чем тебе не подходящая?
  Он подошел к прочному с виду суденышку и два раза стукнул ногой в корму. Со второго удара в корме образовалась дыра.
  - Вот и плыви в этой лодке сам, - хмыкнул Тин. - А мы пойдем вон к тем, что на воде качаются.
  Пока они шли - постоянно оглядываясь, не покажутся ли откуда рыцари - Рем не оставлял надежды отыскать хорошую лодку и пинал все подряд, что попадались. Лучше бы он этого не делал! Потому что из седьмой по счету доживающей свой век лодки вылез, ругаясь, не кто иной как низложенный колдун Блохх! Тин, Рем, Марио и Тилле так удивились, что рты раскрыли и шагу ступить не могут. А бывший колдун - заметно похудевший и пообносившийся - тоже сперва дар речи потерял, но не надолго.
  - Фы... фы... это опять фы!.. - он чуть не захлебнулся собственной злостью. - Та как фы смеете преслетофать меня!..
  Марио, зная, какая его постигла участь, постарался быть вежливым:
  - Простите, господин Блохх, что прервали ваш отдых, но мы и не думали, что вы здесь, и идем по своим делам.
  - Лошь, наклая лошь! - зашипел Блохх, выбираясь из лодки, набитой водорослями и сам весь в водорослях, Тилле брезгливо зажала нос ладошкой. - Фы мне отфетите!..
  - Марио, бежим, - дернул его за рукав Тин, - он же сейчас молнии метать начнет, забыл?
  - Ничего он не начнет, - очень тихо ответил Марио, - он больше не может.
  Но бывший колдун услышал. Он сначала побледнел, потом побагровел, а потом завизжал тонким пронзительным голосом:
  - Страша! Страша! Лофите их! Это преступники, они украли у меня кошелек!..
  Он не крикнул: "Украли принцессу!", стало быть, не знал, но какая разница, если их поймают? Тин, Рем, Марио и Тилле бросились бежать, бывший колдун - за ними:
  - Фсе ис-са фас, ис-са фас! На остроф фас фсех, на Невольниший!..
  Обычно колдун Блохх бегал быстро, но события последних дней, видимо, подорвали его здоровье, и он скоро отстал. Зато на его вопли "украли кошелек" стал собираться народ.
  - Да что же его нелегкая все время приносит! - в отчаянии взмолился Тин. - Он всегда нам все портит!
  Вот бегут они, значит, по берегу, преследуемые пронзительным словом "кошелек", а встречные-то их не хватают, а наоборот, радостно выкрикивают:
  - Эй, мальцы, продаю конфеты и вафли!
  - А у меня вода, холодная! Пять монет!
  - На ночлег желаете? Ужин, завтрак, недорого!
  - Новые сети! Новые сети!
  И столько народу возжелало заглянуть в украденный кошелек и поживиться содержимым, что Тин, Рем, Марио и Тилле чуть не оглохли от бесконечных "купите!", которые неслись отовсюду и старались друг друга перекричать. Но беглецам снова повезло. Чуткое ухо Рема выловило из всех предложений одно весьма полезное:
  - Доставка морем грузов в любом направлении!
  Рем тотчас свернул на голос, как мышь на запах сыра, Тин по привычке, приобретенной за годы дружбы, - за ним, а Марио, схватив Тилле за руку, просто старался не отстать и не потеряться. Прямым ходом они, прошлепав по воде, вскочили в какую-то лодку, которая тотчас отчалила. Капитан, боцман, лоцман и юнга в одном лице - бородатый дядька в просоленной рубахе - быстро поднял парус, и темнеющий берег стал стремительно удаляться. Какое-то время еще слышалось "держите" и "ловите", а также "кошелек", "конфеты" и "вафли", потом народ стал расходиться и берег опустел.
  - Ну-с, господа, - без обиняков приступил к делу капитан, он же боцман, он же лоцман и юнга, - с вас двадцать монет.
  - Ско-олько?! - в один голос вскричали Тин, Рем и Марио.
  - Двадцать монет, - безжалостно повторил бородатый капитан, - или отправляйтесь на берег. Вплавь. Где, если глаза мне не врут, уже появились городские стражники.
  Глаза ему действительно не врали - мстительный злобный Блохх, потерявший колдовское знание, половину своего веса и расписной веер, успел-таки позвать подмогу.
  - Но у нас нет двадцати монет! - возмутился Тин. - Это нечестно! Если бы вы сразу назвали цену, мы бы ни за что не сели в вашу лодку!
  - Это шантаж! - поддакнул Рем.
  - А кошелек, который вы стащили у того бедняги? - сощурился капитан. - Уж он наверняка не пустой!
  - Да не тащили мы никакого кошелька! - Марио от негодования стал пунцовым. - И тот толстяк на берегу вовсе не бедняга!
  Бородатый красноречиво взялся за весло. Делать было нечего. Тин скорбно достал свои четыре монеты, Рем - свои, и Марио - семь. Больше у них все равно не было. Рем чуть не плакал - они не тратили монеты даже когда голодали, а тут отдали все и еще оказалось мало. Бородатый перекинул весло из руки в руку. Тогда Тилле - вот уж никто не ожидал! - полезла тонкими пальчиками за обшлаг куртки и вытащила оттуда перстенек дивной красоты - золотой, с красным камешком.
  - Вот, возьмите, - протянула его бородатому, - он стоит гораздо больше, чем двадцать монет. А монеты отдайте обратно.
  Бородатый капитан взял перстенек, оглядел его со всех сторон, попробовал на зуб и сунул в карман.
  - В расчете, - сказал, - к рассвету будем в Холодной Низине.
  - А монеты? - спросила-напомнила Тилле.
  - Не выйдет, - буркнул вооруженный веслом капитан, он же боцман, лоцман и юнга. - Вдруг кольцо поддельное? Меня не надуешь.
  Так Тин, Рем, Марио и Тилле лишились всех средств, что у них были.
  - Никогда не стану рыцарем, - пробурчал Рем, устраиваясь на дне лодки спать. - Отбирать деньги у бедных!.. Фу, как мерзко...
  Опустилась ночь, подул прохладный ветер. Тин, Рем и Тилле уснули, а бородач сидел у руля и пялился в темноту, Марио же полулежал на носу и не отрываясь глядел вперед горящими глазами - наконец-то, наконец-то он плывет домой! После всех скитаний и лишений он возвращается туда, где его любят и ждут два самых лучших человека на свете - отец и Цветень. Сердце Марио ликовало - он уже чуял хвойный запах холодных ветров и остывающих скал, ему чудился призывный крик не знающих сытости чаек - все, по чему тосковал он в Солнечных Холмах. Вода плескалась за кормой, убаюкивала, но Марио было не до сна. И когда пришел рассвет, дивный, сияющий, какой бывает лишь в море, проснувшиеся Тин, Рем и Тилле не узнали заморыша Далина - Марио поднял голову и распрямил плечи, он улыбался спокойно и сдержанно, потому что был хозяином, принимающим гостей на своей земле.
  - Прибыли, - объявил бородатый капитан, который за все путешествие так и не назвал своего имени. - Кратким путем из Преля в Холодную Низину. Оно, конечно, если б у вас было двадцать монет, я бы доставил вас куда пожелаете - хоть в Бренк, хоть в Брумк, хоть в Шепль, хоть в саму Лету.
  Бородатый сделал паузу, ожидая, видимо, что ему предложат вожделенные двадцать монет, но предложения не последовало, и он сказал:
  - А так - не обессудьте, короткая дорога она и есть короткая дорога, хоть сушей, хоть морем. Выгружайтесь.
  Он высадил пассажиров на крохотный кусочек суши меж скал.
  - Отчаливайте, - махнул ему рукой Тин, он не хотел даже "спасибо" говорить, да и никто не хотел, а Рем вообще пробормотал, сердитый донельзя:
  - Чтоб тебе до дому вплавь добираться, жадина.
  Бородатый поставил парус и отбыл восвояси, довольный, что неплохо заработал.
  - Ну, Марио, - Тин задрал голову, оглядывая скалистый берег, - где тут есть хоть какая-никакая дорога?
  - Надо подняться, - ответил Марио, - берегом-то до моего дома быстро дойдешь, но если никак - будем дорогу искать.
  С великим трудом вскарабкавшись наверх, они поняли, что берегом действительно не пройти - все сплошь скалы, обрывы, расщелины - убийство да и только. Пришлось идти вглубь, где земля помягче да поровнее.
  - А прохладно тут у вас, - поежился Рем, застегивая куртку, - и ветер сильный.
  - Это морской ветер, - объяснил Марио, - обычно он еще холоднее, когда теплые течения от берега удаляются. Мне так отец говорил. А сейчас еще ничего.
  - А мне тут нравится, - заявила Тилле и бодро зашагала туда, где росли деревья - не густо, правда, но зато местность была поровнее.
  Когда солнышко поднялось выше и стало теплее, возник неизбежный вопрос: где взять еды. Остатки хлеба и овощей из узелков, собранных бабкой Лесовихой, были съедены еще накануне, и теперь Тин, Рем, Марио и Тилле шагали налегке, поклажи никакой, но и в желудках тоже пусто. Никакого жилья, ведь люди селились в основном по берегу, а здесь какой берег? - камни да скалы.
  - Одно утешает: рыцарей нет, - сам себе пробормотал Рем.
  А Тин, чтобы отвлечься от мыслей о еде, спросил Тилле:
  - Слушай, и чего тебе не сиделось дома, а? Спала бы сейчас на перине, ела бы вдоволь всякой всячины, работы никакой, и чего тебя из дома погнало?
  - Вот пожил бы во дворце, сам бы сбежал, - ответила Тилле. - Скука! Балы, званые обеды, церемонии, одних платьев в день надо сменить штук десять!
  - Подумаешь, платьев! - фыркнул Рем. - Зато - богатство и ничего делать не заставляют!
  - Да, подумаешь! - возмутилась Тилле. - А по шесть причесок в день? А пойти никуда одной нельзя? А поиграть не с кем? А уроки этикета и танцев? Побывал бы на моем месте, еще не так бы взвыл!
  - Да уж, - мечтательно вздохнул Рем, - хотел бы я побывать на твоем месте!..
  Тин поежился.
  - Суровые тут края. Холодно, и людей нет. Марио, а Марио, где здесь какие-никакие люди? Ведь так с голоду умрем, не доберемся до твоего Чайкиного мыса!
  - Это все бородатый! - снова вознегодовал Рем. - Все деньги выманил, чтоб ему пусто было!
  - Да что бы ты сейчас с деньгами делал? - спросила Тилле. - Где бы еду купил? Вокруг ни души.
  - Я же говорю, надо по берегу идти, - сказал Марио. - В Холодной Низине морем промышляют, потому все поселения у воды.
  Но к берегу спуститься никак не получалось - далеко тянулись все сплошь скалы да камни.
  - Это все бородатый, - продолжал бурчать Рем, - мало того, что все деньги присвоил, так еще и высадил в самом неподходящем месте.
  - Ты же сам его, этого бородатого, нашел, - напомнил Тин, - чего теперь жалеть?
  - А кого было искать?! - возмутился Рем. - Сам видел, лодки к нам в очередь не выстраивались! Кто подвернулся - и на том спасибо.
  Так вот они и препирались, без злости и без особого азарта, лишь бы про еду не думать, а то есть уж очень хотелось. Марио чувствовал себя виноватым, как-никак его земля, ему быть и проводником, и кормильцем, да только не получалось. Какая там еда, он и дороги-то не знал, из Чайкиного Мыса в жизни никуда не хаживал! Отец ни разу его в море не брал, хоть и обещался. Но теперь - Марио приободрился - теперь уж не откажет, когда увидит, какой вырос его сын, да еще помощников привел! Отныне заживут они лучше всех, в счастье и довольстве.
  - ...Марио, эй, Марио! Ты где витаешь? - Тин подергал его за рукав. - Не дозваться до тебя!
  - А что? - Марио очнулся от грез.
  - Да ты только что едва под кручу не угодил! А вообще я хотел сказать, что вон там вроде бы пологий берег начинается, надо бы спускаться.
  Пока спускались, нашли полянку с ранней земляникой - бледной еще, но зато крупной. Съели все до ягодки, но насытились не очень.
  - А орехов у вас тут не растет? - поинтересовался Рем. - Тоже еда ничего, когда другой нет.
  - Растут орехи, - подумав, ответил Марио, вспомнил, как Цветень приносил их из лесу кошелками, - но сейчас они еще зеленые.
  - Эх, ну что за край! - вздохнул Тин. - Вот у нас круглый год - яблоки, груши, малина, коренья всякие сладкие!.. Одни кончаются - другие начинаются, все что-нибудь да найдешь. А тут днем с огнем не сыщешь, как ни старайся.
  Спустились они наконец к берегу, глянули вперед, назад - впереди песчаная коса и позади так же, с одного боку скалы, с другого - вода. От воды ветер сердитый дует, Тилле сразу съежилась, носом зашмыгала.
  - Это и есть море? - жалобно спросила она.
  Похоже, увиденное ее разочаровало. Для чего, спрашивается, из дома сбежала? Не из хижины какой-нибудь, а из дворца, столько дорог прошла от самого Твика, чтобы увидеть вот эту вот окаймленную скалами, пусть и большую - лужу? Так этого на Каменном озере сколько хочешь, далеко ходить не надо!
  - Это еще не море, - ответил ей Марио, - а только залив, хоть и зовется Глубоким.
  Они пошли по берегу в надежде набрести на какое-нибудь рыбацкое поселение, но за целый день так ничего и не встретилось, и Тилле сообразила:
  - А давайте ловить рыбу, раз все равно другой еды нет!
  - Точно! - подхватил Рем. - Эй, Тин, у тебя в кармане леска была.
  - Так мы же все время в реке ловили, а тут море, - засомневался Тин.
  - Эй, Марио, есть разница или нет? - спрашивает Рем.
  - Да нет, наверное, - пожал плечами Марио и поддернул очики. - В море только волны больше и рыба похитрее.
  Тин порылся в кармане и вытащил аккуратно свернутую леску с крючком - приспособление, которое он всегда брал с собой, шел ли он на другой край своей деревни или на край света. В воду полез тоже он, к счастью, она оказалась не холодней, чем текущий с гор Аамир. Только вот рыба на крючок попасться не торопилась, и Тин, побродив вдоль берега, скомандовал:
  - Копайте червяков!
  В этом деле специалистом был Рем, Марио ему помогал, а Тилле наотрез отказалась - она боялась червяков. Рем находил нужные камни и коряги, переворачивал их, а Марио палочкой выковыривал червей, складывал в шапку и относил Тину. Вскоре торжествующий Скрынниковский вопль возвестил о долгожданной добыче - на крючок попалась небольшая рыбешка, вся в сверкающей чешуе. Через полчаса Тин вытащил еще три таких, видимо, только этой рыбке пришлись по вкусу земляные черви. Когда Тин в азарте выдернул еще двух, к тем четырем, что уже были, Рем, не отрываясь от поиска червей, распорядился:
  - Тилле, ступай за хворостом, сейчас будем обед готовить.
  Тилле с готовностью вскочила и вдруг ахнула и замерла. Марио услышал и поднял голову, Рем вздохнул так, словно поперхнулся комаром.
  На краю Глубокого залива, на самой линии синего неба, появились шесть кораблей, огромные, с могучими мачтами, под бело-золотыми парусами, они величественно плыли, как будто в облаках, и на каждой палубе было полным-полно вооруженных до зубов рыцарей.
  - Это за мной, - упавшим голосом произнесла Тилле.
  - Скорее! - Марио схватил рубаху с завязанной в ней рыбой. - В лес, пока нас не заметили!
  Они бросились к ближайшим деревьям, которые, словно мучимые жаждой, спустились по склону к самой воде. Деревья укрыли беглецов от посторонних глаз, но положение улучшилось не намного: корабли шли не иначе к Чайкиному мысу, хотя как они могли узнать?.. Марио был за то, чтобы бежать без остановки до самого дома, и ноги так и несли его вперед, но Рем уперся почище осла и отказался и шагу ступить, пока не поест.
  - Я, конечно, понимаю, надо спешить и все такое, - сказал он, - но я не могу спешить, если у меня в животе пусто! И рыба пропадет, зря ловили, что ли?
  Тин и Тилле смущенно переглянулись. С одной стороны, им не хотелось обижать Марио и они понимали его нетерпение, но с другой - им очень хотелось есть. Марио взглянул на них и вздохнул, скрепя сердце, все-таки он не имел права морить друзей голодом.
  - Да, конечно... Извините, - произнес он. - Давайте поедим.
  Обрадованные Тин и Рем быстро насобирали хвороста и развели костерок. Потом выпотрошили улов, раздобыли глины, обмазали рыбу и закопали в угли. Тилле скромно сидела в сторонке - она не умела чистить рыбу и тем более не умела ее готовить. В другое время Рем охотно прошелся бы по поводу ее белых ручек, но только не теперь, когда все мысли были лишь о еде, вернее, о том, как побыстрее ее приготовить. Они даже не подумали о том, что дым от костра поднимается над деревьями и с кораблей его ничего не стоит заметить.
  Рыба приготовилась быстро и оказалась изумительно вкусной.
  - Жаль, соли к ней нет, - посетовал Тин.
  - Горяченькая! - дуя на каждый кусочек и с удовольствием отправляя их в рот, сказал Рем.
  - Ничего вкуснее в жизни не ела, - Тилле облизывалась, как котенок.
  Один Марио оставался безучастен, ел машинально и с тревогой поглядывал на поблескивавшие меж деревьев воды Глубокого залива.
  Но вот вся рыба была съедена до последнего хвоста, костерок потушен и присыпан землей, а тревога Марио не оказалась напрасной: от берега послышались голоса и лязг оружия. Сомнений быть не могло: привлеченные дымом костра в столь диком месте, рыцари спустили с кораблей шлюпки, чтобы проверить, не скрываются ли здесь беглецы. А беглецы меж тем удирали по лесистому берегу, надеясь, что рыцари в их доспехах и с тяжелыми мечами и алебардами их не догонят. Так и вышло. Но надолго ли?
  Они мчались по берегу что есть мочи, не останавливаясь влетели в какую-то деревушку, даже не успев обрадоваться, что они набрели-таки на обитаемые места. Впрочем, жителей в деревушке они не встретили, не встретили даже собак, никого, кроме кур и гусей, мирно копошащихся в пыли. Одного гуся Рем ухитрился прихватить, и сам не заметил как.
  А все жители в это время собрались на берегу и глазели на королевский флот, не зная, радоваться или тревожиться, все-таки представители власти нечасто удостаивали своим посещением Холодную Низину. Уж не война ли случилась? Налоги-то в казну платили исправно, лиходеев, считай, не было - а что им тут надо? Холодная Низина - земля не зажиточная, не чета Теплому Краю или Яблоневым Садам. Попадется какой-нибудь завалящий тать - люди без всяких рыцарей и гвардейцев с ним управятся. Жители деревни возбужденно обсуждали эту тему, одни говорили, что надо нести хлеб-соль для торжественной встречи, другие говорили, что надо вооружаться, так как наверняка объявят всеобщую мобилизацию. Но корабли величаво проплыли мимо, ничего не случилось, и народ постепенно разошелся по домам - война там или бунт, а дела бросать негоже. Да и лишний раз о себе напомнишь, потом бед не оберешься от заботливых властей.
  Тин, Рем, Марио и Тилле бежали, едва переводя дух, но вскоре им пришлось притормозить - места действительно начались обжитые, деревушка следовала за деревушкой, одна больше, другая меньше, и жители могли невольно заинтересоваться: а от кого это удирают четверо мальчишек? что натворили и где? Во избежание лишних вопросов по населенным пунктам пошли шагом, а то и вовсе старались их обогнуть. В одной из деревушек Рем выгодно обменял украденного гуся - им дали хлеба, масла, молока и половину черничного пирога. Путешественники повеселели: они снова были сыты и любая беда казалась сущим пустяком. В пятой по счету деревне, в которую им пришлось завернуть, потому что в обход идти было далеко и все по скалам, на них свалилась неслыханная удача - один из рыбаков согласился подвезти их почти до самого Чайкиного Мыса, только не морем, а в телеге, запряженной бело-серой лошадью. Правда, не задаром: Тин и Рем вручили ему жирную курицу и не менее жирного петуха, предусмотрительно прихваченных в третьей по счету деревне, которую они благополучно миновали на рассвете этого дня.
  - Чайкин Мыс? Бывал, бывал! - охотно поделился рыбак своими познаниями в географии. - Ничего деревенька, поширше нашей, да уж больно ветра там злые гуляют. Так и хлещут, так и хлещут! И рыба там не всегда ловится, а токмо в некоторые месяцы, но зато в один заход на год вперед обеспечиться можно. По мне, так у нас все же лучше - рыбы хоть и поменьше, но в море хоть каждый день ходи.
  - Это потому, что Глубокий залив от ветров скалами защищен, да? - спросил Тин.
  - А то как же! - рыбак не забывал помахивать длинной хворостиной над лошадиным крупом, но больше мух отгонял, нежели прибавлял лошади скорости, да и зачем, если дорога неспокойная, каменистая? - У нас тут поуютней будет, чем на окраине Низины, где и солнце-то плохо греет и море холодней.
  - А что, новости какие из Чайкиного Мыса слыхали? - поинтересовался Марио, стараясь интереса особо не выдать. - Как там улов нынче?
  Рыбак, временно переквалифицировавшийся в возницу, покосился на него - уж больно не по себе, когда вместо глаз на тебя темные стеклышки пялятся. Но ответил все так же в охотку:
  - Дак что улов? Я же говорю, они там не каждый день в море ходят, а строго по расписанию. А расписание-то еще не началось. Недели через две морская страда откроется.
  Жители Холодной Низины, на жизнь промышлявшие рыболовством, свое дело не иначе как морской страдой называли.
  - А так больше никаких известий? - допекал рыбака Марио. - Все живы-здоровы? Никто не утонул?
  - Да нет, не слыхал, - почесал макушку рыбак. - Говаривали, что одну лодку штормом три дня носило, но ничего, вернулась.
  Марио возликовал. Значит, все живы, вот только отца дома бы застать, а то, небось, отправился за ним в Солнечные Холмы, а это путь неблизкий. Ну да ладно, даже если так, он его подождет, не в первый раз. Марио, сияя, обернулся к товарищам, но те все как один мирно спали. Марио же, хоть и устал за время пути не меньше, спать никак не мог и думал о своем, вполуха слушал рассказы рыбака про морскую страду и вполглаза глядя, как он помахивает хворостиной, а лошадь в ответ взлягивает то одной ногой, то другой.
  - ...Тпр-ру! Приехали! - внезапно рыбак оборвал свою речь на полуслове, а может, и молчал он уже давно, просто Марио не слушал.
  Повозка остановилась на развилке, где дорога разделялась на две.
  - Ну, вам туда, - рыбак махнул хворостиной прямо, и лошадь нервно дернула ногой, - а мне туда, - и он махнул вбок.
  - Благодарствуем, - Марио поклонился, одновременно расталкивая спящих товарищей.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"