Проселок был узкий, ухабистый и петлял - видать, прокладывали его подгулявшие селяне, пару раз в год возвращавшиеся с волостной ярмарки. Да и куда особо ездить жителям закинутых в лесную глушь немногочисленных хуторов и пары деревенек, наученным житейской мудростью - чем дальше от разбойничьих большаков, жадных аббатств, грязных чумных городов и замков развлекающихся рокошами баронов - тем береженого Бог бережет. Ярмарка, богомолье на Великий и Рождественский посты в близлежащем монастыре, мельница, куда по осени отправляются груженные мешками телеги - но это уже в другую сторону, к речной гати. Вот и все путешествия по этому, густо заросшему крапивой и бурьяном пути, на который вплотную подступавшие к нему деревья то и дело предъявляли свои права то упавшим стволом, то выползшим на колею корневищем. Одно хорошо - смыкавшиеся над неширокой дорогой ветви берегли от летнего солнца редких путников, которых сегодня было двое. Цокоту копыт подкованного рыцарского рысака вторили неспешный шаг трусившего рядом ослика, гудение носившихся вокруг шмелей и торжественный гекзаметр Илиады.
- Вспыхнуло сердце во мне, на свою уповаю отвагу,
С гордым сразиться, хотя между сверстниками был я и младший,
Я с ним сразился, - и мне торжество даровала Афина!
Большего всех и сильнейшего всех я убил человека!
В прахе лежал он, огромный, сюда и туда распростертый...
- И все же странно, ваше преподобие, что сцена поединка юного Нестора с Эревфалином у Гомера так разительно напоминает единоборство Давида с Голиафом в Священном Писании...
- Что же тут странного, сын мой - свои герои были всегда в любом народе, и доблесть, иногда безрассудная, чаще встречается среди юных, еще не познавших страха и боли поражения, нежели среди умудренных опытом, нередко горьким...
- Но Анхус, царь Гефский, у которого служил бежавший от Саула Давид - не тот ли это Анхис, престарелый отец Энея, бежавший вместе с ним из горящей Трои?
- Кто знает дела столь далеких дней? - Развел руками ехавший на ослике священник лет тридцати с небольшим. Четырехугольная шляпа его покоилась на серых ушах благородного животного, придавая ослику достойный вид ученого мужа, с молчаливым интересом прислушивающегося к дискуссии, при этом отгоняя хвостом надокучливых мух и шмелей. - Цари со схожими или одинаковыми именами и ныне правят различными народами... Но народ, соперничавший с Израилем, именуемый сейчас филистимлянами, в древнееврейском тексте писания именуется "пелиштим" - по крайней мере, таким правилам прочтения учит ученейший доктор Эразм из Роттердама. А народ, населявший Элладу до прихода данайцев, по свидетельству Геродота и Еврипида, именовался пеласгами...
- И куда же делся этот народ впоследствии? - Спросил дворянин в черном камзоле и шляпе с перьями.
- Туда же, куда и прочие обитатели забытых ныне веков, чей прах в поросших ковылем курганах тревожит плугом темный поселянин. Мир изменился, и весьма резко. Рухнули стены древней Трои, исчезла держава гордого Миноса, народы моря вторглись в Египет... Смутное было время, достойный кавалер.
А вот вы лучше мне скажите, о благородный знаток истории и географии, - вопросил он, объезжая очередной поваленный буреломом ствол, - куда мы милостью вашей заехали в поисках "короткого пути"?
- Мы на пути хотя ухабистом, но верном. Еще до захода солнца будем в Лужичанах, где, Бог даст, и заночуем. Тем более, обращу внимание святого отца на то, что если герцог и принимает меры предосторожности от непрошенных гостей, то скорее со стороны большака и купеческого тракта, нежели лесных проселков, хоженых лишь бородатыми землепашцами...
- Вашими бы устами, достойный кавалер... Вперед, Лютер! - подогнал он остановившегося ослика. На пригорке лес закончился, и проселок сбежал на золотившиеся в закатных лучах ржаные поля.
Первые дерновые крыши села показались за поворотом проселка. На полях никого не было - до жатвы оставалось добрых два месяца. Десятка два - три беспорядочно разбросанных вдоль проселка подворий, частично деревянных, частично сложенных из известняка, проплешина, являющаяся местной центральной площадью, три пенька и колодец в центре, напротив него - хата, служащая питейным заведением, с двумя вкопанными перед ней лавками, парой пней и коновязью. На пригорке - деревянная часовня, увенчанная крестом.
Неприветливый бородатый мужик с двумя ведрами, повстречавшийся неподалеку от колодца, указал им на дом старосты, стоявший здесь же, через майдан от харчевни.
- Мир вам, добрые люди. Я - брат Бернар из Ордена Проповедников, а это - благородный кавалер Ленгевин из Ордена Святого Креста. Мы ищем ночлег. Заплатим. - Добавил священник, чтобы растопить настороженность в глазах деревенского старосты, рыжего с проседью детины.
- Добро пожаловать, ваши милости, добро пожаловать. Петер, возьми коней у их милостей. Малка! Эй, Малка, ты где? Давай на стол, благородные гости в доме! - Оживился наконец староста. Передавая повод осла подбежавшему мальчишке, Бернар не преминул указать:
- Обращайтесь с этим почтенным ослом с должным уважением. Это - ученый доктор богословия Мартин Лютер из Виттенберга, за свои еретические писания обращенный Господом в тот вид, которые ему более пристал, во искупление грехов и приобретение мудрости.
Ошарашенный мальчишка огромными глазами смотрел на осла в черной квадратной скуфье, которому только того и надо было, чтобы напустить на себя важный вид.
Вслед за тем ожила и остальная деревня, притихшая при въезде нежданных гостей. Загремел молот кузницы на околице, проехала мимо запряженная волами телега с сеном, запоздало забрехали собаки. Деревенские бабы тут же сбежались в хлев старосты смотреть на знаменитого Виттенбергского ересиарха, обнаруживали заметное сходство и ахали о великом божьем чуде.
На застеленном вышитой полотняной скатертью столе появились свиная похлебка с бобами, полголовы сельского сыра, свежий, теплый еще каравай, крынка с молоком и корзина с ягодами. От вина или браги путешественники отказались, ссылаясь на предстоящую завтра дальнюю дорогу.
- Трапеза наша простая, уже не обессудьте, ваши милости. Нечасто в наш край гости заглядывают, тем паче - господа дворяне. - Оправдывался староста. - Путь то куда держите?
- Путешествуем на Восток, по делам службы Святой Церкви. - Уклончиво ответил Бернар, не желая врать. Но староста в расспросы не вдавался. Тем более, что в путешественниках ничто не выдавало служителей грозного sanctum officium. Не было ни форменного плаща крестоносца на плечах Ленгевина, ни серебряного знака зажженного факела на груди Бернара.
- Вот только где б вам ночлег обустроить, сейчас решаем. У меня то, сами видели, детей четверо, да мать старуха - не дадут они вам покоя. Да и у других не лучше. В кабаке особам духовного звания, оно не пристало. - Бернар согласно кивнул. - Может, мы вас в часовне то на ночь и обустроим? Стенные крепкие, без щелей, крыша не течет, а тюфяки и одеяла Петер сейчас отнесет.
Переглянувшись, путешественники согласно кивнули.
- Можно и в часовне, добрый человек. Лишь бы крыша над головой.
- Относимся то мы к Бреговскому приходу, раз в неделю приезжает оттуда отец Беовульф отслужить святую мессу, кого надо - окрестить, кого надо - отпеть...
- Не нужна ли кому сейчас помощь служителя церкви? - Спросил Бернар.
- Благодарствуем, святой отец, однако все живы-здоровы, слава Богу, а пара баб на сносях еще не разродились...
- Как живется нынче? Спокойно ли на дорогах? Лихие люди не озоруют? - Поинтересовался Ленгевин.
- Бог миловал, ваша милость... да и чем в наших краях поживиться то - не телеги же с гречкой разбойникам грабить... А живется, заступничеством Богоматери и святых угодников, - не жалуемся. Урожай этим летом хороший будет, скотина плодится. Ваша обитель, брат Бернар, сыр не покупает? - оживился староста. - И отдаем то недорого... Отличный в нашей сыроварне сыр папаша Эрдивилл варит - да вы сами попробуйте...
Часовня, сложенная из крепких бревен на каменном фундаменте, была старой. Очень старой. Это стало ясно, когда староста отворил двустворчатую дверь и пламя свечи выхватило из тьмы интерьер деревенского святилища.
Если быть точным, очень старым был каменный фундамент и то, что осталось с тех же времен. Выщербленные ступени вели от порога вниз - пол часовни располагался почти на метр ниже уровня земли. Четыре обломка мраморных колонн устремлялись от него верх, прерываясь на разной высоте и не доходя до ската деревянной крыши. Внутри было видно, что каменный фундамент, на котором покоился бревенчатый сруб - это не фундамент, а остатки старой каменной кладки стен.
- Господи, очисти нас грешных, и помилуй нас... - Прошептали вошедшие, склоняя колени перед алтарем, вырубленным из цельной глыбы гранита. Круглое, подобное барабану колонны основание завершалось крышкой, на внешней стене которой была вычертана надпись: "PANTOKRATOR". Северный крест с вписанным кругом возвышался за алтарем.
- А что здесь раньше было, почтеннейший? - Поинтересовался Бернар у старосты.
- Где? - не понял тот.
- Здесь, на месте часовни.
- Всегда часовня была, святый отче. - Удивленно поднял косматые брови селянин. - Дед моего деда помнил, что была. Говорят, еще и Лужичан то на этом месте не было, а она уже стояла - потому люди тут и селились...
- Аа... - Инквизитор понимающе кивнул.
- Ну, доброй ночи, ваши милости. Тут Петер воду и пару лепешек принес, на всякий случай - указал он на кувшин у основания одной из колонн. Ежели что понадобится - стучите. Кони накормлены, не извольте беспокоится. Только если захотите прогулкой сон нагулять, прошу ваши милости - на деревья лучше не лазить, стемнело то уже. По темноте не стоит.
- Звери? - Понимающе переспросил Ленгевин.
- Да зверье в наших местах не лютое, на людей не нападает. Но все же не стоит. Ежели лес наш интересует - лучше засветло, и Петера в провожатые дам. Места у нас красивые...
Когда они остались одни, и брат Бернар зажег две свечи на каменном алтаре, продолжая его задумчиво рассматривать, он проговорил:
- Очень необычно, что простая деревенская часовня посвящена не Богоматери или кому-либо из местночтимых святых, а непосредственно Вседержителю. Непривычно, я бы сказал.
- Как по вашему, кто это построил? - Ленгевин постучал носком сапога по каменным плитам пола. Бернар задумчиво улыбнулся.
- Христианские святилища часто сооружались на месте более ранних языческих храмов. А то и просто использовали старые здания. Стоит полистать деяния святых, проповедавших Слово Божье в наших краях. Тем более не удивительно, что первые миссионеры с большим почетом отнеслись к алтарю, посвященному Пантократору.
Бернар провел пальцем по выщербленной каменной грани. Над греческой надписью гладкая гранитная поверхность ломалась, как будто часть ее была уничтожена.
- XRISTOS PANTOKRATOR... - Попытался угадать он недостающие буквы. - Или ZEVSOS PANTOKRATOR? Митра, Бог легионов? Или Дий, которому поклонялись древние балты?
- Но для древних народов тоже странным было бы посвящать деревенский храм Пантократору...
- Кто сказал, что он был простым и тем более деревенским? По словам старосты, он появился задолго до нынешней деревни. И очевидно, задолго до прибытия сюда первого миссионера... А знаете, достойный кавалер, это место меня очень заинтересовало. Когда вернемся в аббатство, я пожалуй и впрямь сяду за хроники.
- Если вернемся, честный отче... Чай тоже не в Рим на богомолье...
- Жизни смертных в руках Божьих, достойный кавалер. Тем более - жизнь и смерть его служителей.
- Воистину...
- Деревья. - Вдруг произнес Ленгевин, когда путники уже дремали, накрывшись плащами.
- Что? - Не понял спросонок инквизитор.
- Мне с самого начала, как мы въехали в эту деревню, казалось, что здесь что-то не так. Я понял, что именно. Брат Бернар, во всей деревне не растет ни единого дерева! Только мелкие кустики и пни повсюду.
- Ну и что? Может, паразит какой древесный на деревьях завелся, и пришлось все вырубить? Или в особо холодную зиму все на дрова пустили?
- А вот от чего жители этих благословенных мест так не любят ночью по деревьям лазить, что и приезжих путников предупреждают от этой крамольной мысли? Мы с вами похожи на людей, которых хлебом не корми - дай ночью на дерево залезть?
- Да, я тоже обратил внимание на эту странность. Но мало ли какие в этих краях обычаи и что здесь на ночь непослушным детям рассказывают?
- Крестьяне, святой отец, люди практичные и незамысловатые. От этого зависит их выживание. Их знания - это нехитрый житейский опыт, проверенный практикой. То, что они рассказывают детям у очага или друг дружке за чаркой - это одно. Но если они говорят, что лезть на деревья после наступления темноты не стоит, то можете постаивать свою рясу на то, что это так и есть.
- Возможно. С точки зрения практической - полезешь на темную по деревьям - как пить дать сверзишься. Мало того что кости переломаешь, так еще и деревенским дурачком прослывешь - кто еще ночами по деревьям то шастает?
- И то правда, святой отец... Так как, не желаете ли прогуляться на сон грядущий?
- По деревьям что ли, достойный кавалер?
Ленгевин многозначительно промолчал.
- Позвольте спросить: а зачем, достойный Ленгевин?
Рыцарь задумчиво вздохнул.
- Объясняла ли вам в детстве матушка, что зимой в мороз нельзя языком железные предметы лизать?
- Вестимо объясняла, примерзнет же язык-то...
- И что вы тогда делали, святый отче?
Бернар смутился и промолчал.
- Вот и я то же самое делал, брат Бернар. А вот скажите, не будь этого запрета - пришло бы вам в голову железо на морозе языком лизать?
- Да такое, пожалуй что, и в мою голову не пришло бы... - признался священник.
- Вот с тех самых пор, святый отче, не люблю я слов "нельзя", без объяснения - почему нельзя...
- Лесными братьями вам бы с такими взглядами верховодить, а не в инквизиции служить, благородный рыцарь... - Проворчал Бернар.
- Не взяли, брат Бернар. Сказали - придури много. - Вздохнул рыцарь.
Дверь старой часовни тихо скрипнула. Деревня, похоже, уже спала.
- А нам ведь, ежели чего, еще в Раттельн ехать... - Неодобрительно вздохнул Бернар, нахлобучивая на голову уже изъятую у ослика Лютера скуфью.
- Вот уж, ежели чего, кто не расстроится нашей задержке, так это герцог Раттельнский. - Шепнул Ленгевин.
Край дороги, выходящей из деревни, в окружении нескольких трухлявых пней стоял украшенный цветами и лентами деревянный крест с распятием, отгоняющий злые силы от человеческих обиталищ. Луна светила в полную силу, звездное небо было ясным, освещая приземистые домики и окружающие их поля. Поэтому инквизиторы хорошо разглядели вышедшую из крайнего подворья девушку с кувшином в руках. Крестьянка тихо подошла к одному из дубов, возле ее двора подступавших к жилищам почти вплотную, привстав на цыпочки, примостила кувшин в разветвлении веток, и насторожено оглядевшись, заспешила обратно.
- И что интересно, здешние лешие явно живут на деревьях. Впервые вижу. Чтобы вместо миски с молоком на земле кувшин ставили на дерево... - Заметил Ленгевин.
Потревоженные шагами, из окрестных кустов с шорохом разбегались мелкие лесные жители. Пару раз со зловещим уханьем над ветвями проносился филин. Но в целом, в лесу было тихо. Очень тихо для леса, большая часть обитателей которого просыпается с заходом солнца.
- Я вот думаю, это отчего местный леший или там не леший настолько предпочитает держаться на ветвях, что, судя по всему, вовсе не любит спускаться на землю. Такая повадка характерна для... ну скажем птиц... - Размышлял вслух Бернар.
Лезть на ветки достойным служителям Священного Трибунала не пришлось. Зловещее рычание, шипение, вой и шум борьбы раздался уже в нескольких сотнях шагов от деревни.
- А говорил староста, звери не озорничают... - Проворчал Ленгевин, вытаскивая меч.
В пылу схватки сражавшиеся на поляне даже не заметили появления людей. Лапы, снабженные когтями, блистающие в лунном свете оскаленные зубастые пасти сплелись в единый носящийся по земле, рычащий и воющий комок. В лунном свете Бернар наконец разглядел происходившее под деревьями.
Более крупной и судя по всему нападающей стороной было мохнатое создание о четырех когтистых лапах, увенчанное головой то ли волка, то ли медведя, со злым огнем в красных глазах. Пару раз создание поднималось на задние лапы, и становилось видно, что является оно чем-то средним между волком, медведем... и человеком.
- Оборотень... Старый добрый оборотень... давно они не появлялись в землях Гервенской епархии...
Второе создание было гораздо более мелким и тоже странным образом сочетало черты человека и хищника. Самым правильным было бы дождаться конца схватки, иначе дело пришлось бы иметь сразу с двумя разъяренными представителями нечисти. Но...
- Эх дал Господь попутчика... - Только и успел проворчать Бернар, глядя как его спутник срывается с места и с обнаженным мечом врубается в гущу схватки. Результат был очевидным - взмах лохматой лапы, и благородный рыцарь отлетел на несколько метров в сторону. С леденящим душу воем человековолк повернулся в сторону нового противника.
- Инквизицию вызывали? - вежливо поинтересовался брат Бернар, выходя из-за кустов с наспех подхваченной веткой сломанного буреломом бука. Но прежде чем применять это подручное средство, он плеснул в оскаленную морду противнику святой водой из висевшей на поясе фляги. Оборотень, который стоя оказался на голову выше человека, огласил окрестности гневным воем.
- Покайтесь, ибо приблизилось к вам царство Божие. - Сообщил Бернар, опуская дубину меж его лохматых ушей. Покаяться оборотень не пожелал, и увернувшемуся от стремительного броска Бернару пришлось наподдать по покрытой шерстью спине еще разок. Сделать новый прыжок он не успел. Пришедший в себя Ленгевин, увернувшись от страшных когтей, взмахнул мечом. Голова и когтистая лапа, которой оборотень пытался заслониться от удара, одновременно упали на измятую траву. На глазах у них освещенное лунными лучами звериное тело начало медленно превращаться в человеческое. Бернар медленно повернулся туда, где под деревом сидело второе создание. Огромные зеленые кошачьи глаза с вертикальными зрачками глядели с почти человеческого лица. Шерсть - гораздо более гладкая и короткая нежели у оборотня - почти полностью покрывала человеческое тело. Женское тело. Из-под густой гривы (или волос?) покрывавших голову и шею создания, виднелись увенчанные кисточками острые уши. Кошка тяжело и часто дышала, огромными глазами глядя на пришельцев. В нескольких местах ее тело было исполосовано когтями оборотня, и шерсть стала блестящей от крови. Впрочем, она еще вполне могла бы в разгар схватки с оборотнем скрыться на дереве, но она этого не сделала. И тут, проследив за ее взглядом, Бернар заметил еще одно существо, маленькое и оттого никем не замеченное в пылу боя. Покрытое вздыбленной от испуга шерстью создание едва доставало до колена Ленгевину, из-за ног которого оно сейчас опасливо выглядывало на истерзанное поле недавнего сражения. На голове создания топорщились такие же, увенчанные кисточками уши. Именно на него, и на меч в руках крестоносца смотрела сейчас большая кошка. Сверху раздался легкий шум и писк. Инквизитор поднял голову - из сплетения темных ветвей виднелись еще две маленькие головы с кисточками на ушах.
- Кто ты? - Охрипшим от волнения голосом спросил Бернар. Кошка, казалось, удивилась этому вопросу.
- Я это я... Жительница этих лесов и дитя таких же, как я... - Тихо ответила она.
- У тебя есть имя?
- Мы знаем друг друга и без имен... Звери вашей стаи называли меня Химерой...- Таким же шипящим голосом ответила она. Что спрашивать дальше, Бернар не знал. Не учили своих студентов ученые мужи Саламанки правилам общения с женщиной-кошкой в освещенной звездным небом лесной глухомани. В голове почему-то крутился вопрос, коим опыт монахов-мистиков учил отличать являющихся ангелов от маскирующихся под них бесов: "исповедуешь ли господа Иисуса Христа, во плоти пришедшего?" Однако ни на ангела, ни на беса кошка явно не походила, и при мысли затеять с ней дискуссию на богословскую тематику Бернару почему-то привиделись отцы-госпитальеры с кротким сострадательным взглядом и смирительной рубахой в руках.
Впрочем, вопросы задавать не пришлось. Кошка со стоном упала на измятую траву. Сверху, с дерева, раздался тихий писк. Брат Бернар отпустил дубину, которую до сих пор сжимал в руках, и склонился над упавшим созданием.
- Что с ней? - Спросил подошедший Ленгевин. Из приоткрытых губ кошки пробивалось неровное дыхание.
- Дышит... Но крови потеряла порядочно.
- Кто она?
- Существо с телом женщины, зубами, когтями и хвостом кошки, покрытое шерстью, способное говорить и воспроизводить подобных себе потомков. Я вижу то же что и вы, достойный кавалер.
- Я никогда не слышал о подобных созданиях.
- Я тоже.
- Может, это очередное сатанинское отродье?
- Ну уж о сатанинском отродье мы слышали достаточно, чтобы судить, что им не является...
Выползший из-под ног у Ленгевина пушистый комочек ткнулся носом в неподвижную руку-лапу и принялся осторожно вылизывать окровавленную рану.
- Вот что, достойный кавалер и искатель приключений на чужие задницы... - Произнес инквизитор, доставая платок и прижимая его к наиболее кровоточащей ране на теле кошки. - Помнишь, где на опушке девка кувшин с молоком оставляла?
- Помню, как не помнить. - Кивнул Глава Служителей.
- Ну тащи-ка его сюда... Пригодится. Погоди! Флягу и платок оставь...
Бернар сбросил мантию, постелив ее на землю, аккуратно перевернул бессознательную Химеру, и уложив ее на землю, принялся обрабатывать раны, стараясь отводить глаза - живот и грудь создания были не покрытыми шерстью. И вполне человеческими. Раны были многочисленными, но, кажется, не задевали жизненно важных органов - кошка защищалась весьма умело. Впрочем, двух платков не хватило, и на повязки пришлось пожертвовать рубахой вернувшегося Ленгевина. На святую воду, которой промывали ее раны, и на вино, которое влили ей в рот, создание отреагировало спокойно, что Бернара несколько успокоило.
- Обратите внимание, брат викарий. - Позвал его Ленгевин, осматривавший тем временем труп незадачливого оборотня. Тот оказался молодым сильного сложения мужчиной, как и полагалось оборотню, без всякой одежды, но с кольцом на руке. На медном или бронзовом кольце, какие носят доверенные слуги или оруженосцы, было изображение герба с двумя пересекающимися треугольниками.
- Герб герцога Раттельнского. - Не слишком удивленно констатировал инквизитор.
- Это знак зла. Не прикасайся к нему, воин. - раздалось из-за их плечей. Люди оглянулись. Кошка пришла в себя и пыталась подняться на лапы.
- Тебе пока не стоит двигаться. Ты потеряла много крови. - сказал Ленгевин.
- Мне нужно наверх. - Кошка посмотрела на дерево.
- Упадешь. - Мрачно предупредил Бернар.
- Меня ждут. - Стояла на своем кошка, нетвердо пошатываясь на стройных лапках. Напарники со вздохом переглянулись.
Первым на дерево полез Бернар, который, взгромоздившись на ветку, подал руку Химере. Ленгевин подсадил ее снизу и залез следом, с сидящим у него на плечах рыжим котенком. Гнездо, скрытое в густой кроне старого дерева, имело форму сплетенного из ветвей шара метра три в диаметре. Несмотря на свое состояние, кошка карабкалась по стволу вполне ловко и даже грациозно. Когда она юркнула небольшой, с полметра, лаз, махнув пушистым полосатым хвостом, Ленгевин подал ей рыжего котенка и кувшин с молоком.
- Заходите. Снаружи холодно. - Неожиданно пригласила их Химера.
Внутри их встретило довольное мурлыкание детенышей, которых было три. Говорить они, как догадался Бернар, еще не умели. Пол круглого гнезда был выстелен сухой травой и шкурками мелких животных. Несколько минут Химера успокаивала испуганных детенышей. Из оставленного крестьянкой кувшина она плеснула в плошку, оказавшуюся створкой большой раковины, и трое детенышей, опустившись на четыре лапы, ринялись по кошачьи лакать молоко языками. Отдышавшись, она потянула носом воздух, принюхиваясь к рясе Бернара и костюму Ленгевина.
- Вы убивали. От вас пахнет смертью. Страшной смертью и болью. Почему вы помогли мне?
- Мы убивали тех, кто несет зло нашему народу. Таких, как он. - Ленгевин кинул вниз, где лежало тело оборотня.
- А таких, как я? - Спросила Химера.
- Таких как ты мы не встречали. Ты первая.
- Это правда. Я пришла из других мест...
- Из края на восходе, который мы называем Раттельном. - То ли спросил, то ли сказал Бернар.
- Это правда. Откуда ты знаешь?
- Тот, кто пытался тебя убить, имел знак Раттельна...
- Да. Мы ушли из края, в котором жили всегда, потому что там стало опасно.
Инквизиторы переглянулись в темноте.
- Ты сказала, что герб на кольце - это знак зла. Что ты о нем знаешь?
- Это герб человека, который взял силу и власть в нашем краю. С тех пор край стал опасен для таких, как мы, и для таких, как вы тоже. Из-за него нам пришлось уйти. Его слуги убивали таких, как я.
- Зачем?
- Он ищет власти над всем. В первую очередь над тем, чего не понимает, ибо незнание страшит его. Он приказал ловить нас. Но никто из нас не давался ему живым, ибо мы знали, что наша смерть будет страшной. Тогда я решила уйти сюда, под защиту места силы.
- Чего?
- Там, где сейчас гнезда вашего народа - место силы, очень старое.
- Что тебе известно о нем? - Заинтересованно спросил Бернар.
- Ничего. Мы не храним знания о прошлом. Наш век слишком опасен и короток. Только то, что в его окрестностях силы зла бессильны.
- И тем не менее, раттельнский оборотень напал на тебя именно здесь.
- И именно здесь он нашел свою погибель. - Улыбнулась кошка, обнажив белые клыки. - Зачем ты так много спрашиваешь о зле? О нем не следует знать много. Зло входит в человека исподволь, иногда и через знание.
- Мы едем в Раттельн, благородная леди Химера. Со злом следует сражаться. Именно этим мы и занимаемся.
- Не ездите в Раттельн. - Сказала рыжая кошка. - Хотя вы и не из моей стаи, но вы спасли меня и моих детей. Мне будет жаль, если вас убьют.
- Я монах, Химера. Я еду туда, куда прикажет аббат Эльгер.
Ответа не последовало. Утомившийся за день в пути кавалер Ленгевин спал, свернувшись под стенкой круглого гнезда.
Гнездо было тесным, как на троих взрослых. Один из налакавшихся молока детенышей подполз к Бернару, и ткнувшись мокрым носом в рукав его рясы, сладко замурлыкал...
Утром староста деревни отвори резные двери часовни и сообщил:
- Завтрак готов, ваши милости. Чего-то у вас лица невыспавшиеся - нечто так жестко было на наших тюфяках?
- Нет-нет, добрый человек, просто мы, как велит монашеский устав, до полуночи бдели в молитвах и пении псалмов. - Ответствовал брат Бернар, пряча за спину край разорванной когтями мантии.
После завтрака конь Ленгевина и ослик Лютер уже стояли оседланные возле дома старосты. Деревня просыпалась рано. На огородах уже копались прилежные хозяйки, из хлева слышался звон молочных струй о подойники. Девушка, вышедшая из крайнего дома, прошла к дубраве и сняла с ветви ближайшего дерева пустой кувшин из-под молока. Обернувшись, она столкнулась взглядом с выезжающими из деревни путешественники. Инквизитор пальцем подозвал ее к себе. Девушка приблизилась с красными от смущения щеками и пряча взгляд.
- Дочь моя... - Произнес брат Бернар. - подношения духам леса - суть пережиток язычества, недостойный доброй христианки, к тому же суеверие, противное разуму всякого мыслящего человека, ибо очевидно, что бесплотные духи не нуждаются в пище и питии. Апостолы и святые отцы предостерегают нас от служения идолам и вкушения идоложертвенной пищи.
Крестьянка послушно кивала, не поднимая глаз.
- И еще... Сегодня и в ближайшие несколько дней кувшин лучше поднести к большому старому дубу, что на поляне в трех сотнях шагов отсюда, и оставить на его ветвях. Так нужно. Можно делать это еще засветло, чтобы не лазить по лесу ночью, но так, чтобы никто не видел. Когда это будет больше не нужно, утром кувшин окажется на обычном месте напротив твоего дома. Уяснила?
- Поняла, святой отец.
- И не забывай: язычество - грех и суеверие. Так что в качестве епитимьи после вечерних молитв прочитаешь девять раз "Отче наш" и двенадцать раз молитву пресвятой Богородице. Да благословит тебя Господь, дочь моя.
- Пожалуй, к обеду я засну прямо на коне... - Вздохнул Ленгевин, когда деревня осталась позади.
- На кладбище выспимся с этой собачьей работой... - В тон ему ответил инквизитор. - Впрочем, ежели вам, благородный кавалер, совсем тяжко, есть тут неподалеку одно уютное гнездышко, хозяйка которого не откажет в гостеприимстве.
- Нет - Глава Служителей покачал головой. - Рыцарь не должен злоупотреблять гостеприимством незамужней дамы. Даже если эта дама имеет уши с кисточками и шерсть.
- И недостаток этой шерсти на самых неподходящих местах. Вот молишься десять лет о сублимации, и в результате... - Проворчал Бернар. - Брат Ленгевин, я пошел в Святой Трибунал, чтобы карать злодеев и защищать невиновных. Чтобы жизнь была простой и правильной... Почему же мне вечно попадаются ведьмы, которых не за что отправлять на костер, женщины-кошки и прочие напоминания о том, что все не просто и зачастую совсем даже неправильно?
- Возможно, именно затем, чтобы вы лишний раз задумывались и над теми случаями, которые кажутся вам простыми, отец инквизитор. - Улыбнулся Ленгевин. - Я вот думаю, может, староста и прав был, отговаривая нас ходить в лес ночью? Если бы там не было оборотня, встреть мы ее, задумались бы мы о том, что перед нами - не нечисть, но тоже Божье создание, прежде чем применить оружие?
- А если бы мы туда не пошли - чем бы кончилась для нее драка с оборотнем? Что случилось бы с ней и с ее детьми? - Вопросом на вопрос ответил Бернар.
- Ваша правда, отче. Тем более, что благодаря этому мы узнали кое-что новое и по нашему основному делу.
- Только если нам все же удастся притащить герцога на суд, никому не говорите, что почерпнули эту информацию, сидя на дереве и беседуя с женщиной-кошкой. - Посоветовал Бернар.
- Так и быть, отче. Кстати, возвращаясь к нашей вчерашней беседе - как вы относитесь к утверждению, что все королевские европейские династии были основаны двенадцатью сыновьями Приама после падения Трои? Его разделяет и преподобный Снорри Стурлусон в своем прологе к "Старшей Эдде"...
- Даже если бы это было и так, благородный кавалер, во всех двенадцати королевствах уже сменилась не одна династия к тому моменту, как появилась эта теория. Но вслед за римлянами, возводившими свой род к Энею, нынешним государям не хотелось уступать былым в древности своих родов...