ФИЛИПП КУЗЬМИЧ МИРОНОВ

Филипп Кузьмич Миронов был одним из самых замечательных борцов и самых талантливых идеологов крестьянской революции в России. В его личности органически соединялось несколько сторон.

Во-первых, и по профессии, и по призванию он был прежде всего военным, полевым командиром, одним из самых талантливых полководцев Красной армии.

Во-вторых, вопреки расхожим стереотипам  о красных командирах, он умел не только рубиться шашкой, но и глубоко осмысливать происходящее - осмысливать с точки зрения многомиллионного российского крестьянства, сражавшегося против старых и новых господ за землю и волю. Идеология крестьянской революции была продумана и сформулирована Мироновым едва ли не с наибольшей полнотой и последовательностью.

Член Казачьего отдела ВЦИК Ф.Т. Кузюбердин напишет о нем в 1919году так:

"Как личность, т. Миронов в настоящее время пользуется огромной популярностью на Южном фронте, как красном, так и белом. Также среди мирной трудовой массы  крестьянства в тех местах, где был и соприкасался Миронов, имя его чрезвычайно популярно в самом лучшем смысле: его имя окружено ореолом честности и глубокой преданности делу социальной революции и интересам трудящегося народа... За Мироновым идут и могут пойти массы трудящегося народа, потому что Миронов впитал в себя все мысли, настроения и желания народной и крестьянской массы в текущий момент революции, и потому в его открытых требованиях и желаниях невольно чувствуется, что Миронов  есть тревожно мятущаяся душа огромной численности среднего крестьянства и казачества...".

Еще резче выразит ту же мысль комдив К.Ф. Булаткин:

"Тов. Миронов -...это не только великий стратег и полководец, но и великий пророк... за ним идет вся исстрадавшаяся, измученная душа народа...".

Наконец, в-третьих, Миронов поневоле занимался жестоким делом - войной, но не был жесток. Вопреки расхожему мифу о революционере и революционном полководце как бездушной машине убийства, он все время помнил, что убивать нужно не тогда, когда можно убить, а тогда, когда нельзя не убить, и все время старался минимизировать неизбежные жертвы. Ему в высшей степени была присуща этика революционера.

Судьба Миронова была трагичной. Одержав победу над врагами, он был убит теми, кого считал своими. Такой была судьба и всей крестьянской революции, с гибелью которой обречен был на гибель и Миронов.

Трагизм судьбы Миронова не только в его гибели. Он не сделал всего, что мог сделать. По своим способностям и талантам, Миронов вполне мог стать таким же вождем крестьянской революции на Дону и в Поволжье, каким на Юго-Восточной Украине был Махно. Этого не произошло. Почему?

Во-первых, Миронов - выходец из малоземельного казачества Верхнего Дона, был упорным сторонником казацко-крестьянского союза, но старый антагонизм крестьянства и казачества привел к тому, что когда в августе 1919г. Миронов поднял восстание за восстановление Советской власти, крестьяне Поволжья не признали в нем и его казаках своих.

Во-вторых, Миронов оставался одиночкой, лишенным равных ему товарищей и единомышленников. Он не получил ни от кого так необходимой ему моральной и политической помощи. Он был чужим для большевиков - а свои о нем так и не узнали.

Судьба Миронова не должна быть забыта. Она помогает понять историю Великой русской революции - и в то же время служит моральным примером для будущего. Он смотрел в глаза винтовке - он погиб, как надо...    

Зачин.

Член Казачьего отдела ВЦИК Ф.Т. Кузюбердин, 1919год:

"Как личность, т. Миронов в настоящее время пользуется огромной популярностью на Южном фронте, как красном, так и белом. Также среди мирной трудовой массы  крестьянства в тех местах, где был и соприкасался Миронов, имя его чрезвычайно популярно в самом лучшем смысле: его имя окружено ореолом честности и глубокой преданности делу социальной революции и интересам трудящегося народа... За Мироновым идут и могут пойти массы трудящегося народа, потому что Миронов впитал в себя все мысли, настроения и желания народной и крестьянской массы в текущий момент революции, и потому в его открытых требованиях и желаниях невольно чувствуется, что Миронов  есть тревожно мятущаяся душа огромной численности среднего крестьянства и казачества...".

Комдив К.Ф. Булаткин, 1919год:

"Тов. Миронов -...это не только великий стратег и полководец, но и великий пророк... Если он восстанет, то за правду, за истину, за трудовой народ, за волю и землю... за ним идет вся исстрадавшаяся, измученная душа народа...Миронов - истинный вождь революции и никогда изменником ее не был".

Наркомвоенмор Л.Д. Троцкий:

"...Что явилось причиной временного присоединения Миронова к революции?

Теперь это совершенно ясно: личное честолюбие, карьеризм, стремление подняться вверх на спине трудовых масс...

Он считал, что если разбить Краснова да посадить на Дону атаманом его, бывшего полковника Миронова, то этим все вопросы будут разрешены. Народную революцию он понимал как смену лиц на верхушке, т.е. видел в восстании и борьбе трудящихся лишь средство для собственной политической карьеры".

Ф.К. Миронов, 1919 - 1921гг.:

"Все несчастье моей жизни заключается в том, что для меня - когда нужно сказать чистую правду - не существует ни генерала царской армии, ни генерала Красной Армии. Правда, как всем нам известно, есть общественная необходимость. Без нее жизнь немыслима.

Правда, являясь двигателем лучших, возвышенных сторон человеческой души, должна чутко оберегаться от захватывания ее грязными руками. Она в своем голом виде - тяжела, и кто с ней подружится - завидовать такому человеку не рекомендуется. Для нее нет ни личных, ни политических соображений - она беспристрастна, но жить без нее немыслимо. Правда, как говорит наш народ, ни в огне не горит, ни в воде не тонет. И всю жизнь я тянусь к этому идеалу, падаю, снова поднимаюсь, снова падаю, больно ушибаюсь, но тянусь...

Совершенства нет на земле, но к нему мы обязаны идти, если живем не во имя личного эгоизма...

Вся моя многострадальная жизнь и 18-летняя революционная борьба говорят за неутомимую жажду справедливости, глубокую любовь к трудящимся, за мое бескорыстие и честность тех средств борьбы, к которым я прибегал, чтобы увидеть равенство и братство между людьми...".

Бывший шифровальщик штаба 2-й Конной А.И. Боярчиков, 1960-1970е годы:

"Филипп Кузьмич Миронов был прямым, честным человеком и преданным солдатом революции...Его появление во 2-й Конной армии явилось счастливым историческим событием для судеб Советской республики, а для его личной судьбы - роковым концом. Он был, безусловно, сильной личностью, способной и талантливой...".

Историки В.П. Данилов и Н.С. Тархова, 1997год:

"Документы Ф.К. Миронова принадлежат перу человека, излагающего свои мысли и переживания с полной откровенностью, с широким использованием фактического материала и с самостоятельными политическими выводами. Пожалуй, это единственный более или менее сохранившийся комплекс документов, убедительно раскрывающий внутренний мир, характер, способность защищать и представлять интересы и стремления крестьянства в России в начале 20 века. В этом состоит исключительный, поистине уникальный характер мироновских архивных документов...

...Так оборвалась жизнь Ф.К. Миронова - талантливого военачальника, революционера - идеалиста, одного из вождей крестьянской революции в России".

Ранняя биография.

Филипп Кузьмич Миронов родился 27 октября 1872г. на хуторе Буерак- Сенюткином Усть-Медведицкого округа в бедной казачьей семье. Он окончил церковно-приходскую школу и два класса Усть-Медведицкой гимназии. Проявив большое стремление к знаниям, он затем самостоятельно проштудировал остальной гимназический курс.

Казаки были военным сословием. Военная служба у них начиналась в 18 лет и продолжалась 20 лет. Молодой Филипп Миронов проявлял большой интерес и способности к военному делу, благодаря чему смог поступить в Новочеркасское юнкерское казачье училище, которое успешно закончил в 1898г. В 1902г. он имел уже титул хорунжего, а в 1903г. был избран станичным атаманом в станице Распопинская.

Во время русско-японской войны 1904-1905гг. Миронов участвовал в боевых действиях в Маньчжурии. За храбрость и военное искусство он был награжден четырьмя орденами и повышен в чине - стал подъесаулом.

Миронов не был карьеристом. Его сердце болело за правду, что постоянно приводило его к столкновениям с начальством. Еще в 1895г., когда его начальник присвоил себе 6 из 9 рублей мироновского жалованья, нижний чин Филипп Миронов заявил, что пристрелит вора-начальника как собаку. В русско-японскую войну, когда командир 4-й казачьей дивизии Телешов за свои перешедшие всякую меру бесчинства был посажен в арестантское отделение, Миронов публично сказал своему командиру полка, что это давно пора было сделать, поскольку невозможно терпеть дольше те безобразия, которые совершаются в нашей армии.

Когда казачьи полки возвращались после японской войны домой, произошел следующий эпизод. Железнодорожный состав с полком, где служил Миронов, застрял в Уфе, где железнодорожные рабочие забастовали, требуя отменить смертный приговор участнику революции 1905г. инженеру Соколову. Казаки, истосковавшиеся по родным станицам, требовали скорейшей отправки поездов, однако Миронов стал объяснять им, что не годится быть шкурниками, когда речь идет о жизни человека, в результате казаки присоединились к требованию бастующих железнодорожников и перепуганная царская администрация Уфы помиловала Соколова, после чего поезд с казаками поехал дальше.

Казаки использовались самодержавием не только для борьбы с "врагом внешним", но и для борьбы с "врагом внутренним", то есть для несения полицейской службы против бастующих рабочих, митингующих студентов и бунтующих крестьян. Казачество, особенно малоземельное и вообще ближе стоявшее по условиям жизни к крестьянству Великороссии казачество Верхнего, Северного Дона было недовольно тяжелыми условиями своей службы вообще и морально невыносимым несением полицейской службы в особенности. 18 июня 1906г. собравшееся на сбор в станице Усть-Медведицкой казачество Усть-Медведицкого округа отказалось от выполнения полицейской службы, отказалось быть цепным псом ссамодержавия. С энергичной речью в пользу такого решения выступил Миронов. После этого усть-медведицкие казаки поручили ему вместе со студентом Агеевым и дьяконом Бурыкиным отвести свое решение в I Думу. По обратной дороге из Петербурга Миронов был арестован в казачьей столице - в Новочеркасске. Тогда новый сход усть-медведицких казаков объявил заложником окружного атамана и потребовал освобождения Миронова, Агеева и Бурыкина. Власти оказались вынуждены пойти на уступки, мобилизация усть-медведицких казаков на полицейскую службу была отменена, а арестованные Миронов, Агеев и Бурыкин освобождены.

Царские власти припомнили, однако, всю эту историю Миронову при первом удобном случае - и он вскоре был лишен офицерского звания и отчислен из Войска Донского "за действия, порочащие звание офицера". После этого Миронов вернулся в родную станицу, занялся сельским хозяйством, а затем, как некогда его отец, стал работать водовозом.

В 1910г., во время волнений собранных на лагерные сборы казаков Хоперского, Усть-Медведицкого и Верхне-Донского округов донские власти, опасаясь влияния Миронова на малоземельное казачество Верхнего Дона, вызвали его в Новочеркасск, где попытались подкупить его, назначив начальником земельного стола областного управления. Миронов, однако был неисправимым идеалистом, для которого, по его позднейшим словам, "богом была совесть", и вместо делания карьеры разработал проект о уравнении земельных паев казаков Верхнего и Нижнего Дона (на Нижнем Дону казачий пай составлял 25-30 десятин, на Верхнем Дону - 2-4 десятины) и о наделении землей иногородних крестьян. Ясное дело, что при царской власти этот проект не мог быть реализован, а Миронов в 1912г. получил новое назначение - помощником смотрителя заповедных рыбных ловель.  

С началом Первой мировой войны Миронов подал заявление с просьбой послать его на фронт хотя бы рядовым. В октябре 1914г. ему сообщили о возвращении офицерского чина подъесаула и о зачислении в действующую армию. Уже через месяц за храбрость в бою он получил высшую офицерскую награду - Георгиевское оружие. В дальнейшем он получил еще 4 ордена и получил чин войскового старшины (подполковника), став помощником командира 32-го Донского казачьего полка.

В Первую мировую на фронте погиб старший сын Ф.К. Миронова Никодим. Сам Филипп Кузьмич был ранен в декабре 1916г. и после короткого пребывания в госпитале поехал долечиваться в родную станицу. Там его и застала Февральская революция.

В 1917г.

Узнав о свержении царизма, Ф.К. Миронов организовал в Усть-Медведицкой станице демонстрацию в поддержку революции и нового Временного правительства, в революционности которого он имел тогда вполне понятные иллюзии. После этого монархически настроенный станичный атаман потребовал от врачей, чтобы они признали Миронова годным к немедленному возвращению на военную службу, и уже через 3 дня Миронов выехал из Усть-Медведицкой в свой 32-й казачий полк.

Командиром полка был завзятый монархист полковник Ружейников, с которым Миронов немедленно оказался вынужден вступить в конфликт, кончившийся вскоре тем, что Ружейников должен был покинуть полк, но и Миронова отправили долечивать свои раны обратно на Дон.

Чтобы понять дальнейшие события на Дону, следует рассмотреть социальную структуру донского общества.

На Дону насчитывалось более 1,5 млн казаков, более 900 тыс. коренных крестьян и более 700 тыс. иногородних. Казаки на Дону составляли 47% сельского населения, но владели 77,3% земли. В обмен на землю, царское жалованье, право внутреннего самоуправления и налоговые льготы казаки должны были прежде всего нести военную службу. Военная служба казака начиналась с 18 лет и продолжалась 20 лет, из которых казак первые 3 года проходил военную подготовку в родной станице, затем 12 лет был на действительной службе, а последние 5 лет возвращался в станицу, но должен был готов к мобилизации в любую минуту. В условиях войны на фронт мобилизовывались и казаки, давно ушедшие в запас.

Что очень важно, казак должен был приходить на военную службу с собственными конем и вооружением. Этот расход был весьма обременителен для основной части казачества. По подсчетам созданной в конце 19 века специальной комиссии только 21% казаков могли снаряжаться на военную службу за свой счет без проблем для хозяйства, 45% делало это со скрипом и лишениями, наконец, 34% не могло снаряжаться за свой счет и было вынуждено просить о помощи станичный сход - что обыкновенно сопровождалось страшными унижениями (вплоть до того, что был обычай, по которому попросившему о помощи бедному казаку участники схода, прежде чем выделить средства из общественной кассы, плевали в лицо).

Казачья земля не была частной собственностью. Ее верховным собственником считалось Войско Донское, которое перераспределяло землю между казаками. В 1835г. была установлена норма, что пай, приходящийся на каждого казака, должен составлять 30 десятин, однако к началу 20 века эта норма во многих станицах сократилась в несколько раз.

Говоря о донском казачестве, следует помнить об отличии казаков Верхнего и Нижнего Дона. На плодородном, изобилующем рыбой и дичью Нижнем Дону казачество жило гораздо зажиточнее, чем на прилегающих к русским губерниям округах Верхнего Дона. Это естественное географическое различии усугублялось тем, что во главе управления Войском Донским традиционно стояло богатое казачество Нижнего Дона, которое при переделах земли соблюдало собственные интересы, в результате чего надел казака на Нижнем Дону накануне 1917г. составлял 20-25 десятин, тогда как на Верхнем Дону - всего лишь 2-4 десятины.

Уже в 17 веке экономическая противоположность низовских и верховых казаков вела к тому, что в ходе общественных конфликтов они с оружием в руках выступали друг против друга. За восставшими против царской власти Разиным и Булавиным пошла казачья голытьба Верхнего Дона, тогда как богатые казаки низовья поддержали самодержавие и нанесли смертельные удары по повстанцам. В начале 20 века на Нижнем Дону скопилось много не имевших собственной земли иногородних крестьян, которые либо арендовали землю у богатых казаков либо работали в их хозяйствах батраками. Равный передел земли между всеми, работающими на Дону, бил по интересам богатых казаков Нижнего Дона, малоземельное казачество Верхнего Дона могло только выиграть от него. Это и объясняет тот факт, что Нижний Дон стал оплотом белогвардейщины, тогда как основную массу  красных казаков  дали северные, Хоперский и Усть-Медведицкий округа.

Кроме казаков, сельское население Дона составляли так называемые коренные крестьяне и иногородние. Коренные крестьяне были потомками крестьян, оказавшихся на территории Войска Донского до 1861г. Они составляли 28,5% населения и владели 3,8% земли (в среднем по 1,25 десятин на душу). Жили они в основном в пограничных округах Дона.

Самая неимущая часть донского населения - иногородние - были крестьянами, подавшимися на Дон в поисках заработков после 1861г. Они не имели собственной земли и не считались полноправными жителями. Они либо арендовали землю у казаков, либо нанимались батрачить в казачьи хозяйства. И собственной, и арендованной земли приходилось у них по 0,06 десятин на душу.

Из 15 миллионов десятин земли на Дону 12 миллионов десятин были собственностью Войска Донского, около 1 млн - собственностью помещиков (преимущественно в Таганрогском и Донецком округах), чуть больше полмиллиона десятин - собственностью коренных крестьян, еще полтора миллиона приходилось на все остальные категории.

Сравнительно незначительные помещичьего землевладения на Дону означали, что равный передел земли, которого требовали и иногородние, и коренные крестьяне, и малоземельные казаки Верхнего Дона неизбежно заденет богатое казачество Нижнего Дона. На Дону крестьянская борьба за землю с роковой неизбежностью была борьбой крестьян против казаков. Какие формы примет эта борьба - зависело от казаков Нижнего Дона, от их готовности идти на неизбежные уступки.

14-24 мая 1917г. в Новочеркасске состоялся Первый областной Донской крестьянский съезд. Позицию казацких верхов на нем ярче всего изложил идеолог этих верхов "донской соловей" М.П. Богаевский, который вскоре станет замом войскового атамана Каледина:   

"В отношении земли я должен сказать, что мы потянем свое полотенце, а вы, крестьяне, свое...превыше всего - интересы казачества. Мы... всеми мерами будем добиваться отстаивания своих кровных интересов".

После речи Богаевского один из крестьян - делегатов съезда сказал, что у него "на душе... после слов господина Богаевского о том, что не нужно говорить о братстве между крестьянами и казаками, стало так темно, что кругом все так, как в тумане". Как пишут современные историки В.П. Данилов и Н.С. Тархова, "из "тумана", оставленного в душах крестьян заявлениями казачьих лидеров весной 1917г., с неизбежностью вытекала крестьянская поддержка рассказачивания весной 1919г. Альтернативой кровавой борьбе за землю могло быть только братство казаков и крестьян".

Борцом за такое братство и выступил Филипп Кузьмич Миронов. Вернувшись на Дон, он сказал на митинге в начале мая 1917г. в станице Усть-Медведицкая: "Нет теперь на Дону ни казака, ни мужика, а есть только граждане, равные во всем".

 26 мая в Новочеркасске начал свою работу Большой Казачий Круг. Миронов не был избран его делегатом, однако приехал в Новочеркасск, чтобы изложить Кругу пожелания своего 32-го казачьего полка. Он предложил конфисковать большие земельные владения чиновников и офицеров и поделить эту землю между малоземельным казачеством. Поскольку большинство делегатов Круга были представителями богатого казачества Нижнего Дона, это предложение не прошло.

Круг избрал войсковым атаманом генерала Каледина, а его заместителем - уже известного нам М.П. Богаевского, по основной профессии - директора гимназии.

Из Новочеркасска Миронов вернулся в Усть-Медведицкую, где продолжал вести революционную агитацию и создал партячейку Трудовой народно-социалистической партии. Энесы были самой правой из существовавших в России народнических организаций, однако Миронов с 1906г. сохранял о них некоторые иллюзии.

Иллюзии эти, однако, не могли длиться долго.

В начале августа 1917г. Каледин и его окружение от имени казачества постановили поддерживать на выборах в Учредительное собрание партию кадетов - сильнейшую буржуазную партию России, после чего, не доверяя результатам выборов, принялись в союзе с генералом Корниловым готовить военный переворот. Миронов и его единомышленники из Усть-Медведицкой заявили, что Каледин не имел права от имени всего казачества поддерживать кадетов на выборах.

30 августа Каледин приехал в Усть-Медведицкую, чтобы агитировать казаков за уже провалившееся выступление Корнилова. Миронов и поддерживающие его молодые казаки - фронтовики пришли на сбор и назвали Каледина контрреволюционером. Началась драка. Калединский сотник Игумнов бросился на Миронова с шашкой, но у Миронова был револьвер, благодаря чему Игумнов был обезоружен. Миронов потребовал перехода власти Советам рабочих, крестьян и казаков.

Внезапно в помещение, где проходил сбор, вбежали писари, размахивая телеграммой от военного министра, требовавшего ареста Каледина как соучастника заговора Корнилова. Миронов и его товарищи хотели выполнить это, однако выяснилось, что во время потасовки Миронова с Игумновым Каледин успел сбежать и ускакал из станицы.

В сентябре 1917г. Временное правительство отменило свой приказ об аресте Каледина, а Миронову пришло время возвращаться в свой 32-й полк, стоявший на Румынском фронте.

Молодые казаки - фронтовики, уставшие от бессмысленной войны и хотевшие вернуться домой, были настроены в 1917г. куда более революционно, чем пожилые казаки, остававшиеся в своих станицах. Другой вопрос, что у значительной части фронтовиков, кроме малоземельных казаков с Верхнего Дона, их революционность испарилась через несколько недель после возвращения в родные станицы. Однако все это произойдет потом.

Пока же казаки 32-го полка, получив в декабре 1917г. приказ от командования Румынского фронта захватить город Александровск, где власть перешла в руки Совета рабочих депутатов, отказались выполнять этот приказ, сняли командира полка Моргунова и избрали на его место Миронова, после чего приехали в Александровск, где побратались с местными рабочими, помогли им отбить наступавшие на город белоказачьи полки, после чего вернулись в родной Усть-Медведицкий округ.

А незадолго до этого, 15 декабря, Миронов написал открытое письмо своему старому соратнику по событиям 1906г. П.М. Агееву.  Пути - дороги бывших соратников разошлись в 1917г. Агеев решил поддерживать Каледина и в период гражданской войны представлял собой бессильную "социалистическую" оппозицию в белоказачьем движении.

Начало письма Миронова заслуживает того, чтобы его привести:

"Гражданин Павел Михайлович!

Джон Стюарт Милль в своем учении о свободе говорит:

"Если бы все человечество, за исключением одного лица, придерживалось одного определенного убеждения, а это одно лицо - противоположного, то человечество было настолько же неправо, если бы заставило этого одного человека замолчать, как был бы неправ этот один человек, если бы, имея на то власть, заставил бы замолчать человечество..."

Военным положением, объявленным над Донской республикой, Вы, как член Войскового правительства, заставили замолчать миллионы людей.

Я хочу Вам сообщить, что из этих миллионов людей, которым военным положением заткнули рот, имеется один, и он с создавшимся положением вещей на берегах родного Дона не согласен. Имеете ли Вы и все Войсковое правительство право утверждать, что вы правы с точки зрения Джона Стюарта Милля?!".

Дальше Миронов описывает, к каким зверствам и к какому произволу ведет введенное белым Казачьим Кругом военное положение и требует "Дорогу свободному слову, свету и правде!... Дон не для авантюр помещиков, капиталистов и генералов, а для свободных граждан казаков!", причем "чтобы мне не был приложен эпитет большевика, как пугала в глазах казачества, заявляю свою политическую платформу: демократическая республика на федеративных началах; право народного референдума; право народной инициативы и т.д.".

В середине декабря 1917г. Миронов, выступая против белых, еще не солидаризируется с большевиками. В письме к Агееву он цитирует безо всяких поправок собственную статью, написанную в начале сентября:

"Большевизм и реакционные силы - союзники. Союзники неестественные, поневоле, но союзники страшные!".

Однако подобный подход был следствием почти полного незнания Мироновым реального характера большевизма, который на Дону представляли обыкновенно в виде чудища обла, огромна, стозевна и лаяй. Когда это знание сменится вскоре частичным знанием, Миронов без труда увидит, что между его программой "демократической республики на федеративных началах" с "правом народного референдума и народной инициативы" и большевизмом 1917г. с его республикой Советов нет, на первый взгляд, никаких противоречий. Поэтому Миронов пойдет вместе с большевиками, до тех пор, пока не увидит в 1919г., что большевизм становится совершенно не тем, каким был в 1917г. и вместо республики Советов возникает нечто, куда более похожее на прежнее самодержавие, чем на Советскую власть.

Однако это будет потом. А в воззвании к казакам Усть-Медведицкого округа, написанном 25 января 1918г., Миронов, объясняя разницу всевозможных партий, скажет, что в то время, как все остальные обещают землю и волю кто через 50, а кто через 20 лет, "партия социал-демократов - большевиков говорит: убирайтесь все вы со своими посулами ко всем чертям. И земля, и воля, и права, и власть народу - ныне же, но не завтра и не через 10, 20, 35 и 50 лет!...

Все - трудовому народу, и все теперь же!..."

Проблема состояла в том, что Миронов и большевики, встретившись в одной точки, шли в разных направлениях: Миронов, одаренный самоучка и правдоискатель, станет крупнейшим идеологом и борцом Третьей революции в России, тогда как большевики, революционная передовая часть пролетариата, овладев властью и превратившись в управляющих экономики, неизбежно сохранявшей капиталистический характер, чем дальше, тем больше отрывались от пролетариата и превращались в вождей буржуазной революции и ядро эксплуататорского класса. Поэтому союз Миронова и большевиков обречен был распасться.

Но очевидно, что это не могло произойти сразу.

В 1918г.

В Ростове-на-Дону Советская власть была провозглашена уже 26 октября 1917г. Была она провозглашена и в Таганроге, углепромышленных районах Дона и в некоторых крестьянских селах. Однако из казачьих станиц власть Каледина не признали только Урюпинская и Морозовская. На Дон из столиц и центральной России бежали помещики, капиталисты, чиновники и, что важнее всего - офицеры царской армии. Здесь начала формироваться белая Добровольческая армия. Белые офицеры и калединские казаки, захватывая шахтерские поселки на территории Войска Донского, проводили здесь политику пыток и расстрелов. В начале декабря Советская власть в Ростове и Таганроге была свергнута калединцами. Контрреволюция торжествовала. Однако непосредственный результат борьбы за власть на Дону зависел прежде всего от того, чью сторону примут возвращающиеся с фронтов молодые казаки - фронтовики, а фронтовики, как уже было сказано, были настроены гораздо радикальнее пожилых станичников.

10 января в станице Каменской начал работу съезд представителей казачьих фронтовых частей. Этот съезд избрал объявил себя высшим органом власти на Дону и избрал Военно-революционный комитет во главе с левыми эсерами подхорунжим Подтелковым и прапорщиком Кривошлыковым. В поддержку решений съезда начались восстания в казачьих станицах, где пришедшие с войны фронтовики отстраняли от власти богатых стариков и провозглашали Советскую власть. Вслед за станицами снова восстали рабочие Таганрога и рудников Донбасса. Для обороны остававшихся под властью Каледина Ростова и Новочеркасска у Каледина не было сил. Поняв это, он застрелился 29 января.

24 февраля красные отряды вошли в Ростов, на следующий день - в Новочеркасск. Еще до этого, 19 февраля избранный в Каменке казачий ВРК слился с созданным в ноябре 1917г. ВРК неказачьего населения области. Председателем объединенного ВРК стал казак, левый эсер Подтелков, его заместителем - иногородний,  ростовский большевик Сырцов. 23 марта областной ВРК провозгласил создание Донской советской республики. 9-14 апреля состоялся ее Первый съезд Советов. Председателем ЦИК был избран казак-большевик, политкаторжанин Ковалев (к нему с большим уважением относился Миронов, считая его лучшим из большевиков), председателем Донского Совнаркома - Подтелков.

Миронов между тем занимался организацией Советской власти в родном Усть-Медведицком округе, военным комиссаром которого он стал.

Советская власть победила на Дону в январе-феврале 1918г. благодаря позиции, занятой казаками - фронтовиками, которым надоела империалистическая война, которые поддерживали большевиков как партию мира и не собирались влезать в новую ненужную для себя войну,  разжигавшуюся Калединым и бежавшими на Дон царскими генералами. Однако вернувшись в родные станицы, молодые казаки-фронтовики попадали под влияние своих отцов, стариков-станичников, и, за исключением малоземельных казаков северных округов, либо были готовы по их приказу идти воевать с Советами и Красной гвардией, либо, во всяком случае, начинали думать, что наша хата с краю и не собирались ни воевать вместе с белыми против Советов, ни отстаивать Советскую власть против белых. Уже к концу марта никакой самостоятельной воинской силы у правительства Донской советской республики не осталось, т.к. почти все красные казаки-фронтовики разошлись по домам. Так распался в том числе и мироновский 32-й казачий полк.

Военной силой, которая оставалась у Советской власти на Дону, были красногвардейские отряды, пришедшие из других губерний. С марта 1918г. Дон заполонили отступавшие с Советской Украины под натиском кайзеровских войск красногвардейские части. Красногвардейцы были людьми очень разного морального качества, наряду с самоотверженными бойцами хватало среди них и всяких проходимцев, но даже самые самоотверженные бойцы должны были иногда что-нибудь есть, а еду приходилось так или иначе забирать у местного населения, платя ему обесцененными бумажками. Кроме всего прочего, они были пришлыми, не знающими донских нравов и обычаев, и для донских шахтеров или саратовских мужиков казаки, вследствие их полицейской роли при царизме, нередко априори были врагами. Все это приводило к частым конфликтам и лило воду на мельницу белых, которые после февральского разгрома бежали в степи, но с конца марта начали резко усиливаться.

Для полного счастья в большинстве станиц Советская власть либо была фикцией, за которой скрывалась сохранившаяся в нетронутом виде власть казацких богатеев, либо фикцией, за которой скрывалась власть группы чужих для казацкого населения пришельцев, которые иногда оказывались даже проходимцами и уголовниками (судя по воспоминаниям Миронова, так обстояло дело в станице Михайловка). В первом случае свергать Советскую власть и не нужно было, по причине ее отсутствия, достаточно было переименовать липовый Совет в станичное управление, во втором случае "Советская власть" не пользовалась поддержкой трудового казачества, а потому была обречена в случае первого серьезного удара.

Донская Советская республика к апрелю 1918г. была очень слаба сама по себе. В апреле антисоветские восстания охватили большинство станиц. В отличие от того, что будет через год при Вешенском восстании, они не были спонтанным выступлением широких масс казачества, но делом активного меньшинства богатых казаков и белых офицеров при невмешательстве уставших от войны основных масс казачества и при слабости советских сил. В станицах и хуторах, где побеждали белые, устанавливался беспощадный террор. Кайзеровская армия между тем продолжала наступление и в конце апреля вторглась в границы Донской области. Возглавивший белоказаков после гибели Каледина Краснов заключил с ней союз - показав, что все разглогольствования против "продавших Родину немцам большевиков" были со стороны русских эксплуататорских классов простым лицемерием.

Для агитации и мобилизации казаков северных округов на борьбу против белых и кайзеровцев была создана специальная комиссия во главе с Подтелковым и Кривошлыковым. Эта комиссия во главе отряда из 120 красногвардейцев выехала 1 мая из Ростова - на - Дону на север, однако была окружена вражескими силами. Поверив словам о казачьем братстве, Подтелков и Кривошлыков приказали без боя сдать оружие, однако после этого все участники экспедиции были казнены белыми. Казнью подтелковской экспедиции белые казаки преподали красным казакам и  иногородним такой урок гуманности, человеколюбия и прощения побежденных, который те не забудут, когда придут в начале 1919г. на Дон победителями.

Еще до казни Подтелкова и его товарищей, 8 мая 1918г. белые и немцы заняли Ростов. Советская власть на Дону продолжала держаться только в северных округах.

Однако и там дело обстояло туго. 12 мая под натиском превосходящих сил белых Миронов со своим отрядом должен был оставить Усть-Медведицкую и отступить в Михайловку. В Михайловке скопилось большое количество отступавших красногвардейских отрядов, но единого военного руководства не было. Окружной исполком поручил Миронову возглавить оборону Михайловки, и он энергично принялся за дело.

Кроме технической и непосредственно-военной стороны дела, существовала еще политическая, моральная и пропагандистская сторона. В начале гражданской войны ни красные, ни белые не имели готовых армий, которые автоматически готовы были бы воевать на их стороне. Победителем в гражданской войне станет тот, кто сможет выиграть борьбу за души людей. Хороший агитатор стоил больше, чем дивизия, поскольку мог разрушить вражескую дивизию и создать свою собственную. Миронов был хорошим агитатором, поскольку слово у него не расходилось с делом.

Рефреном выступлений Миронова летом 1918г. был призыв к казакам своими силами подавить контрреволюцию на Дону. Позднее он вспоминал:

"Я говорил, чтобы собственными силами задушить контрреволюцию на Дону и не допустить к борьбе с нею красноармейцев из России, я говорил, что придут люди, которым чужды исторические и бытовые условия Дона, люди, которые будут рассматривать казака как контрреволюционный элемент; настанут дни ужасов и насилий, и пенять придется на себя".

Опасения Миронова оправдаются в начале 1919г...

Во время боев с белыми в 1918г. Миронов строжайше не допускал мародерства со стороны подчиненных ему частей. Он запретил артиллерийские обстрелы враждебных станиц, чтобы от войны не страдало мирное население. Пленных белоказаков, проведя с ними воспитательную беседу, Миронов отпускал вместе с конем и оружием. Бесспорный моральный авторитет Миронова превращал его в политического лидера красного казачества.

В июле 1918г. мироновские части перешли в контрнаступление, которое сопровождалось большими успехами, однако захлебнулось к концу месяца, не получив своевременной поддержки от соседних частей. 30 июля Миронов должен был дать приказ об отступлении с Усть-Медведицкого округа в Саратовскую губернию. Здесь Миронов в ходе боев 9-12 августа разбил наступавшие против него красновские части, после чего произнес перед пленными речь в пользу прекращения братоубийственной войны и отпустил их, выделив подводы для убитых и раненых. Поражением кончилось и новое наступление белых в конце августа, после чего Миронов в начале сентября перешел в наступление и освободил часть потерянной прежде территории. В конце сентября командир бригады "т. Филипп Кузьмич" (именно так!) был представлен Президиумом ВЦИК к ордену Красного знамени Љ3, однако по непонятным причинам ВЦИК не утвердил награждение "т. Кузьмича".

Между тем в начале ноября 1918г. в Германии произошла революция, власть кайзера была свергнута. Поскольку режим Краснова опирался не в последнюю очередь на кайзеровские штыки, потеря этой опоры стала для него смертельным ударом. Казаки устали воевать за чуждые им интересы помещиков и офицеров. Красновский фронт рухнул. 

7 января 1919г. восстал 28-й Верхне-Донской полк красновской армии, значительная часть казаков которого незадолго до этого попала в плен мироновской дивизии и была разагитирована Мироновым. Казаки свергли командиров и офицеров, избрали комполка урядника Фомина и заключили перемирие с красными, после чего заняли станицу Вешенская и парализовали  в ней работу штаба белых. По условиям перемирия с красными частями, последние обязались не вступать на территорию Донской области, а казаки обещали разделаться с белыми сами. Красное командование не утвердило условий перемирия и ввело Красную Армию в Область Войска Донского, однако восставший против белых 28-й полк не возражал, поскольку против него Красновым был послан карательный отряд, для борьбы с которым вооруженная помощь красных была очень желательна.

В начавшемся наступлении красных Миронов, кроме своей 23-й дивизии, получил под свое командование 16-ю (после гибели 11 января ее командира Василия Киквидзе) и 15-ю дивизии. Так в составе 9-й армии была создана ударная группа войск, шедшая в авангарде наступления, громя силы противника и очищая от них левобережье Дона, Хоперский и Усть-Медведицкий округа. Но 18 февраля, когда ударная группа Миронова была всего в двух днях перехода от белой столицы - Новочеркасска, взятие которого означало бы завершение гражданской войны на юге России, пришел приказ Миронову о сдаче командования и переходе в распоряжение Ставки.

Непосредственной причиной отзыва Миронова стал его конфликт с назначенными гражданскими властями Усть-Медведицкого округа (вместо выборной советской власти после занятия донских территорий в начале 1919г. власть на ней назначалась сверху), т.е. с большевиками Савостьяновым, Рузавиным и Федорцевым. Миронов не доверял им, считая трусами, поскольку помнил как в 1918г. Савостьянов, потеряв с перепуга голову, предложил распустить большевистскую партию, по той причине, что Октябрьскую революцию будто бы не поддерживает мировой пролетариат. 

Однако спор о верховенстве между военными командирами и гражданской властью был в годы гражданской войны обычным явлением, и конфликт Миронова с Усть-Медведицкими большевиками не привел бы к его снятию с ответственного поста в самый решающий момент, если бы не было другой, более основательной причины. Большевистское руководство не доверяло Миронову, точно так же, как не доверяло многим другим крестьянским революционерам (Махно, Чапаеву и т.д). Они были чужими, непонятными, а потому казались потенциально враждебными. Командование Южного фронта опасалось от Миронова то ли восстания, то ли еще какой пакости, а потому и настояло на его удалении с Дона в те именно дни, когда начиналась политика рассказачивания.

Помытарив Миронова некоторое время в Серпухове, где находился Реввоенсовет, его назначили затем... помощником командующего Литовско-Белорусской армии. Поскольку на этом участке фронта боев в то время не велось, это назначение стало своеобразной ссылкой, имеющей целью удержать Миронова вдали от Дона.

Вскоре после отстранения Миронова советское наступление на Дону захлебнулось. Кроме политики рассказачивания и начавшегося 11 марта в тылу советских войск Вешенского восстания причиной этого стало и то обстоятельство, что вскоре после снятия Миронова командиром 9-й армии, куда входили мироновские части, был назначен оказавшийся белогвардейским шпионом полковник Всеволодов, который, дезорганизовав своими приказами работу армии, перебежал на сторону белых.

В марте 1919г. Миронов подал докладную записку в РВС Республики, в которой для привлечения казачества на сторону революции предлагал считаться историческим, бытовым и религиозным укладом жизни казачества, проводить идею коммунизма исключительно путем агитации, а не навязывать насильственно и передать власть избранным населением Советам, а не назначенным сверху посторонним лицам. Однако действительное развитие событий на Дону происходило совершенно по-иному.

"Рассказачивание".

Мы не можем здесь подробно рассматривать политику рассказачивания на Дону. Скажем только, что она не была результатом исключительно злой воли большевиков, но результатом объективно сложившегося положения дел, и воля большевиков была только одним, но не решающим фактором. Особо жестокий характер гражданской войны на Дону объяснялся в первую очередь тем, что здесь войну за землю вели не крестьяне против помещиков, а иногородние крестьяне против привилегированной части крестьянства - против казаков... Своим желанием любой ценой сохранить свое привилегированное положение, отказом от идеи казацко-крестьянского братства казачья верхушка сделала неизбежной огромную ненависть против казачества со стороны иногороднего крестьянства и поддержку иногородними политики рассказачивания.

Кроме красного террора, существовал белый террор. Белые казаки не были паиньками и заиньками. Современный ростовский историк А.В. Венков, выходец с Нижнего Дона, автор очень хорошей книги "Печать сурового исхода", пишет:

"Следует помнить, что война приняла невиданно жестокие формы. На территории Воронежской и Саратовской губерний белоказаки особенной гуманностью не отличались. Грабили, насиловали. Пленных, особенно с наступлением холодов, раздевали до исподнего, потом рубили, чтобы "не мучились от холода". И долго по белогвардейским тылам ходили телеграммы об исчезновении тысячных колонн пленных, которые из одной станицы вышли, а в другую не пришли. Теперь же озлобленные воронежские и саратовские мужики пришли на донскую землю.

Жестокая была война. Председатель Московского Совета П.Г. Смидович говорил в сентябре 1918г. с трибуны ВЦИК: "...Эта война ведется не для того, чтобы привести к соглашению или подчинить, эта война - война на уничтожение. Гражданская война другой быть не может"...

...Это была ужасная война. Война на уничтожение, когда обе стороны без видимого внешнего успеха перемалывали силы друг друга.

Единственный станичный сумасшедший, которого я застал (говорят, их раньше было больше) тронулся после того, как в сосняке между хуторами сотня казаков и "доброхоты" из местных вырубили колонну пленных красноармейцев. Он был тогда мальчишкой, пас телят как раз неподалеку и все видел.

Жители этих хуторов впоследствии вспоминали "раскулачивание", саботаж и другие чистки как нечто закономерное, как месть власти за "невинно убиенных".

Около 5 тысячи пленных было тогда уничтожено казаками в песчаных бурунах на левом берегу Дона"

В шахтерских поселках Донбасса белоказачий террор начался уже осенью 1917г. В Ясиновке белоказаки убили 20 арестованных рабочих, в Макеевке арестованным рабочим выкалывали глаза и перерезали горло. Всего в Ясиновке и Макеевке убито 118 шахтеров (в т.ч. 44 работавших на шахтах австрийских военнопленных). В Дебальцево в январе 1918г. войска Чернецова расстреляли всех арестованных командиров Красной гвардии. 

В декабре 1918г. в Юзовке по приказу генерала С.В. Денисова повесили каждого десятого арестованного рабочего. В январе 1919г. белые в Енакиево, Горловке и Щербиновке убили более 500 рабочих; других повесили на центральных улицах городов и оставили висеть несколько дней. Это повторялось все время, когда приходили белые. Всего в гражданскую войну погибло не меньше 30% донбасских шахтеров.

Поэтому нечего удивляться такому эпизоду, когда в Каменске, к востоку от Луганска, красные казаки и шахтеры - красногвардейцы жестоко убили местных офицеров и начальников, приговаривая при этом: "Они будут отхаркиваться, пока не выхаркают всю кровь, которую выпили из нас".

Ростовский правый меньшевик И.А. Виляцер писал 14 апреля 1921г. Аксельроду о событиях гражданской войны на Дону:

"...Захваченных в плен рабочих [казаки] считали коммунистами и в качестве таковых косили пулеметным огнем. Крестьян - "наделяли землей", т.е. закапывали живьем в землю по шею и набивали рот землей до тех пор, пока несчастный не задыхался. Рабочих, прятавшихся в шахтах, заставляли выходить на поверхность, прекращая доступ воздуха и ... пристреливали. В таком же приблизительно стиле были и действия иногородних, когда военное счастье переходило на их сторону: они "метили" казаков, вырезая у пленников широкие полосы кожи на ногах ("лампасы") и на плечах ("эполеты")".

Ясное дело, что пришедшие в начале 1919г. на Дон донбасские шахтеры, воронежские и саратовские мужики не были расположены относиться к донским казаками ни с кротким братолюбием, ни с научным пониманием. С еще большим озлоблением относились к казакам пережившие красновскую диктатуру донские крестьяне. 

Краснов в 1918г. сказал:

"Казачий Круг! И пусть казачьим он и останется. Руки прочь от нашего казачьего дела те, кто злобно шипел и бранил казаков, те, кто проливал нашу казачью кровь. ДОН - ДЛЯ ДОНЦОВ! Мы завоевали эту землю и утучнили ее кровью своею, и мы, только мы одни, хозяева этой земли. Вас будут смущать обиженные города и крестьяне. Не верьте им. Помните, куда завел атамана Каледина знаменитый паритет.Не верьте волкам в овечьей шкуре. Они зарятся на ваши земли и жадными руками тянутся к ним. Пусть свободно и вольно живут на Дону гостями, но хозяева - только мы, только мы одни...Казаки!...

...Демократы стремятся всех уравнять под один ранжир, чтобы одинаковыми правами и одинаковым земельным паем пользовались бывший казак, предки которого великими трудами своими и великой кровью отвоевывали для потомков обширные земли, и какой-нибудь латыш, грабящий теперь Москву, и пришелец - еврей, вносящий разложение в русскую государственность"

Понятно,  что евреев и латышей Краснов назвал лишь для пущего ужаса, поскольку представить массовую колонизацию Дона еврейскими и латышскими пахарями было трудно при самом богатом воображении. Настоящим врагом, которого надо было отсечь от претензий на равную долю в земле Донской области, были не латыши и евреи, а живущие на Дону русские и украинские иногородние крестьяне.

Крестьяне и иногородние Донской области, задавленные в период красновской диктатуры, восприняли приход советских войск в начале 1919г. как начало праведной мести и вожделенного черного передела. Проводя ту же госкапиталистическую политику сохранения панских экономий под видом совхозов, которую одновременно проводило Украинское советское правительство, большевистское руководство на Дону не отдало под черный передел помещичьи имения, провозгласив их совхозами. Тем самым возможность смягчить земельный голод донского крестьянства была упущена, и единственным источником для получения земли у донских крестьян остались казацкие земли. Поскольку значительная часть Нижнего Дона не была занята красными, и земли самой богатой части казачества оставались для крестьян по-прежнему недоступны, для крестьянских захватов оставались земли Верхнего и Среднего Дона, чье казачество либо поддерживало в основной своей массе красных (Хоперский и Усть-Медведицкий округа), либо, как в случае с Верхне-Донским округом, чьим центром была знаменитая впоследствии станица Вешенская, долгое время поддерживая белых, в конце концов подняло в январе 1919г. восстание против них и открыло фронт Красной Армии. Казачество Хоперского и Верхне-Донского округов страдало за грехи казачества Таганрогского и Ростовского округов.

Большевик Г.Я. Сокольников, принадлежавший к той группе большевистских деятелей, которая, в противоположность возглавлявшемуся Сырцовым Донскому бюро РКП(б), считала что в политике на Дону следует опираться в первую очередь не на иногородних, а на казаков Верхнего Дона, так описывал причины антибольшевистского Вешенского восстания, поднятого в марте 1919г. теми самыми казаками Верхне-Донского округа, которые за 2 месяца до этого свергли власть Краснова и приветствовали Красную Армию:

"...Восстание это, поднятое казачьими станицами,  незадолго до того отложившимися от Краснова, отчасти обусловленное ошибками советских карательных и продовольственных органов, представляло собой своеобразную попытку найти среднюю казачью линию между помещичьей и рабоче-крестьянской политической линией. Социальной основой восстания был антагонизм интересов зажиточного многоземельного и многоскотного казачества, находившегося со времени вовлечения Донской области в хлебный экспорт, на пути превращения из мелкопоместной однодворческой шляхты в капиталистическое фермерство, и малоземельного крестьянства соседних губерний; раньше работавшие по найму у казаков и кое-где осевшие на мелких участках, крестьяне после победы советских войск приступили к осуществлению земельного и имущественного поравнения. Восстание верхнедонских станиц было в известном смысле войной железных крыш против соломенных, дом казака от дома крестьянина можно было, как правило, опознать по крыше..."

Венков пишет, что "в целом казаки - середняки в 1918г. сражались в рядах белых за свои привилегии" Судя по замечательной книге Шолохова, белоказаки воспринимали гражданскую войну как свое кровное дело, как защиту принадлежащей им земли от посягательств русских мужиков:

"...И помалу Григорий начал проникаться злобой к большевикам. Они вторглись в его жизнь врагами, отняли его от земли. Он видел: такое же чувство завладевает и остальными казаками. Всем им казалось, что только по вине большевиков, напиравших на область, идет эта война. И каждый, глядя на неубранные валы пшеницы, на полегший под копытами нескошенный хлеб, на пустые гумна, вспоминал свои десятины, над которыми хрипели в непосильной работе бабы, и черствел сердцем, зверел. Григорию иногда в бою казалось, что и враги его - тамбовские, рязанские, саратовские мужики - идут, движимые таким же ревнивым чувством к земле: "Бьемся за нее, будто за любушку", - думал Григорий"

Стихийное антиказачье движение крестьянства, приступившего после победы советских войск к "земельному и имущественному поравнению", и отношение к этому движению Донбюро РКП(б) Венков описывает так:

"Несмотря на то, что стихийное движение крестьянства нарушало классовый подход к решению вопроса, носило "антиказачий" характер и иногда выражалось в неприкрытых грабежах станиц, группа работников во главе с С.И. Сырцовым считала, что крестьяне в массе (за исключением небольшого процента отъявленных кулаков) представляют такой элемент, на который партии придется опереться".

Сложилась ситуация, когда ведомые вели ведущих.  Деятели Донбюро прониклись антиказачьей ненавистью иногородней бедноты, что облегчалось тем обстоятельством, что сами они, революционные интеллигенты и рабочие Ростова - на - Дону, Таганрога и других донских городов, по большому счету принадлежали к иногородним.

Можно долго и бесплодно обсуждать, до какой степени опора на антиказачью ненависть иногородних была следствием политического расчета большевиков из Донбюро, а в какой степени - искренней самоидентификации с этой ненавистью. На самом деле политический расчет и антиказачья ненависть переплетались у разных людей в разных пропорциях, важно только помнить, что не большевистская политика вызвала к жизни крестьянскую ненависть к казакам, но, напротив, крестьянская ненависть к казакам имела своим следствием большевистскую политику расказачивания.

Весной 1919г. Сырцов писал:

"Ненависть против казаков, на которых крестьяне привыкли смотреть как на своих классовых врагов, только теперь находит свое выражение... Победы Красной Армии вдохнули уверенность в крестьян, и они начинают расправу с казаками".

Слишком с большим и совершенно неказенным энтузиазмом описывает Сырцов антиказацкий крестьянский террор, описывает, как крестьяне окраинных с Россией районов Донской области (Миллеровского округа) добиваются переименования станиц в села, присоединения этих сел к России, как заставляют казаков снимать лампасы и т.п., чтобы видеть в Сырцове только циничного манипулятора. Сырцов был сторонником вооружения донских крестьян, что вызвало возражения Колегаева и Сокольникова, причем Колегаев мотивировал свое возражение тем, что впоследствии придется воевать с крестьянами. Дальнейшая судьба Сырцова, выступившего в 1930г. против сталинской власти и погибшего за это, доказывает, что он был настоящий большевистский якобинец, которому ради освобождения угнетенных классов было не жалко ни свою, ни чужие жизни. В 1919г. он не манипулировал антиказачими настроениями донских иногородних, но искренне разделял эти настроения.

Масштабы антиказачей ненависти иногороднего крестьянства иногда даже пугали большевиков из Донбюро. Так, А.Френкель писал в августе 1919г. в своей докладной записке в ЦК:

"Сословную борьбу между казачеством и крестьянством (иногородними) на Дону надо вести, по-моему, в рамках классовой борьбы, а не превращать в аморфную зоологическую борьбу [Sic!!!], так как культурные методы целесообразнее в наших интересах".

Если Донбюро РКП(б) стремилось опереться на иногороднее крестьянство, то в большевистской партии существовало противостоящее ему аморфное течение (Г.Я. Сокольников, В.А. Трифонов, Казачий отдел  ВЦИК), которое считало необходимым опираться на казачество Верхнего Дона. Потенциальный лидер этого течения В.С. Ковалев, чуть ли не единственный крупный старый большевик из казаков, политкаторжанин и председатель ЦИК Донской Советской республики 1918г., умер от туберкулеза сразу после прорыва красновского фронта в январе - феврале 1919г., и все последующее происходило без него.

По подсчетам Венкова, из донских казаков четыре пятых воевало на стороне белых, одна пятая - на стороне красных. На стороне красных были прежде всего молодые казаки, прошедшие империалистическую войну, из Хоперского и Усть-Медведицкого округов. Они не могли, однако, выступить ведущей силой в блоке революционных классов Донской области. Как пишет Венков:

"Красная казачья беднота, бывшая в меньшинстве и по отношению ко всему казачеству, и по отношению ко всем революционным силам области, не имела ни достаточно политической активности, ни достаточного уровня организованности, чтобы встать во главе советского строительства".

Более того. Как ни парадоксально, красные казаки в значительной своей части были не помехой антиказачьему красному террору на Дону, но его движущей силой - ничуть не меньше, чем иногороднее крестьянство. Причину этого очень хорошо объяснил А.В. Венков:

"Красновские указы за переход к красным лишали казацкого звания и пая земли. Во время вспышки казакоманской истерии осатанелые старики нещадно пороли сочувствующих Советам на сходах, всячески издевались. Но все равно находились смельчаки и бежали в Красную Армию, и немало из них, выпоротых и обесчещенных, грозились вернуться и "поликовать" над обидчиками, с четырех сторон зажечь родимый хутор.

Уходя к большевикам, казак автоматически становился сельским пролетарием, был гораздо надежнее мобилизованных крестьян и превосходил их по боевой подготовке...

...Красновские указы за переход к красным лишали казачьего звания и пая земли. Уходя из станицы к красным,... казак автоматически становился сельским пролетарием. Борьба лично для него теперь превращалась в борьбу за землю. И вместе с помещиками и капиталистами (которых многие казаки представляли довольно абстрактно) казак - красноармеец относил теперь к врагам и богатевших станичников - стариков, фактических владельцев многопаевых хозяйств, заправил на станичном сходе, которые, собственно, и лишали бедняка пая, изгоняли из общины. В более широком смысле, борьба для казаков, изгнанных из общины, превращалась в борьбу с самой системой надельного землевладения. Таким образом, прежде чем уйти в Красную Армию и тем самым лишиться всего своего состояния, казак - бедняк колебался и уходил, если был твердо убежден в собственной правоте, или, по крайней мере, в победе Красной Армии. Но, став в ряды красноармейцев, новоявленный пролетарий был более надежен, чем мобилизованный крестьянин. Не случайны факты агитации красных казаков среди крестьян прифронтовой полосы".

В художественной литературе самым ярким образом красного казака является Михаил Кошевой из "Тихого Дона". После победы красновской контрреволюции на Дону он вместе с иногородним по фамилии Валет пытается уйти на север, в Красную Армию. Их перехватывает белоказачий дозор. Валета, как иногороднего, расстреляли на месте, Кошевого, как казака, пожалели, и, арестовав, отвели в родную станицу, где публично, при всем народе, высекли розгами. После этого Кошевой смог все-таки уйти к большевикам, и вернулся в родные места с совсем не ласковыми чувствами. Его классовая ненависть насильственно пролетаризированного казака еще более непримиримым пламенем запылала после Вешенского восстания, когда погибли его друзья - товарищи большевики Штокман и Иван Алексеевич:

"После убийства Штокмана, после того, как до Мишки дошел слух о гибели Ивана Алексеевича и еланских коммунистов, жгучей ненавистью к казакам оделось Мишкино сердце. Он уже не раздумывал, не прислушивался к невнятному голосу жалости, когда ему в руки попадал пленный казак - повстанец. Ни к одному из них с той поры он не относился со снисхождением. Голубыми и холодными, как лед, глазами, смотрел на станичника, спрашивал: "Поборолся с Советской властью?" - и, не дожидаясь ответа, не глядя на мертвеющее лицо пленного, рубил. Рубил безжалостно! И не только рубил, но и "красного кочета" пускал под крыши куреней в брошенных повстанцами хуторах. А когда, ломая плетни горящих базов, на проулки с ревом выбегали обезумевшие от страха быки и коровы, Мишка в упор расстреливал их из винтовки.

Непримиримую беспощадную войну вел он с казачьей сытостью, с казачьим вероломством, со всем тем нерушимым и косным укладом жизни, который столетиями покоился под крышами осанистых куреней. Смертью Штокмана и Ивана Алексеевича вскормилась ненависть, а слова приказа [о беспощадном подавлении Вешенского восстания] только с предельной яркостью выразили немые Мишкины чувства... В этот же день он с тремя товарищами выжег дворов полтораста станицы Каргинской. Где-то на складе купеческого магазина достал бидон керосина и пошел, по площади, зажав в черной ладони коробку спичек, а следом за ним горьким дымом и пламенем занимались ошелеванные пластинами, нарядные, крашеные купеческие и поповские дома, курени зажиточных казаков, жилье тех самых, "чьи плутни толкнули на мятеж темную казачью массу"".

После этого Кошевой направляется на родной хутор Татарский, имея целью выжечь богатые курени и в нем. Богатые казаки успели бежать за Дон, остался лишь престарелый дед Гришака Коршунов, глава контрреволюционной казачьей семьи Коршуновых. У него происходит с Кошевым следующий примечательный разговор:

"- А ты чего же это? В анчихристовы слуги подался? Красное звездо на шапку навесил? Это ты, сукин сын, поганец, значит, супротив наших казаков? Супротив своих-то хуторных?

...Ты - анчихристов слуга, его клеймо у тебя на шапке! Это про вас было сказано у пророка Еремии: "Аз напитаю их полынем и напою желчью, и изыдет из них осквернение на всю землю". Вот и подошло, что восстал сын на отца и брат на брата.

-        Ты меня, старик, не путляй! Тут не в братах дело, тут арихметика простая: мой папаша на вас до самой смерти работал [отец Мишки Кошевого, бедный казак Аким, был батраком у Коршуновых], и я перед войной вашу пшеницу молотил, молодой живот свой надрывал вашими чувалами с зерном, а зараз подошел срок поквитаться. Выходи из дому, я его зараз подпалю. Жили вы в хороших куренях, а зараз поживете так, как мы жили: в саманных хатах. Понятно тебе, старик?"

Кончается спор классовых врагов тем, что Кошевой застреливает деда Гришаку и сжигает коршуновский курень. После этого, когда вернулись белые, Митька Коршунов убивает мать Кошевого.

Гражданская война была жестокой, гражданская война на Дону, где непривилегированные, безземельные и малоземельные крестьяне боролись за землю не против сравнительно малочисленного класса помещиков, а против привилегированной крестьянской группы - казаков, гражданская война была жестока вдвойне.

Бесспорно, что красные совершали на Дону излишние жестокости, которых, абстрактно говоря, можно было бы избежать - можно было бы избежать, если бы красными были бесстрастные манекены, а не настрадавшиеся от казачьих плеток городские рабочие, воронежские и саратовские крестьяне, еврейские интеллигенты, донские иногородние и поротые и обезземеленные при красновской диктатуре красные казаки. Теперь они пришли на Дон, желая воздать кровью за кровь и муками за муки.

Избегая демонизации большевистской политики на Дону, не следует ее идеализировать и с нею солидаризоваться - не следует уже потому, что эта политика кончилась катастрофой - Вешенским восстанием марта 1919г., когда против большевиков под лозунгами подлинной советской власти восстали казаки Верхне-Донского округа, которые за два месяца до этого выступили против белых и открыли красным фронт. Вешенское восстание означало провал наступления на Новочеркасск и продление гражданской войны на юге России на год.

Крестьянская ненависть против казаков была не выдумкой большевиков, а реальным фактом. Не считаться с ее существованием большевики не могли. Однако у них был выбор - либо поддаться слепым чувством ненависти и мести и поплыть по течению, не задумываясь о результатах, либо отстаивать трудную политику крестьяно-казацкого союза, того союза, за который с 1917г. выступал Миронов. Вина большевиков заключалась именно в том, что они выбрали первый путь...Однако иной их политика быть не могла. В то время руководство партией и страной проводит целенаправленную линию ограбления крестьянства.  Одновременно, проводя ту же политику сохранения поместий под название совхозов, которую одновременно проводило Украинское советское правительство, большевистское руководство на Дону не отдало под черный передел помещичьи имения, провозгласив их совхозами. Тем самым возможность смягчить земельный голод донского крестьянства была упущена, и единственным источником для получения земли у донских крестьян и иногородних остались казацкие земли. Новый хозяин поместий - большевистское государство - разумеется не было заинтересовано в объединении угнетенных трудящихся разного происхождения. Напротив, большевики кровно нуждалось в их междоусобной войне...

Мятеж.

К началу июня 1919г. созданный большевиками для подавления Вешенского восстания Донской экспедиционный корпус был фактически разбит, а его командующий Т.В. Хвесин показал свою неспособность. 11 июня по предложению Сокольникова Троцкий назначил командующим Донским экскорпусом Миронова.

За три дня до этого, 8 июня вешенские повстанцы соединились с деникинскими белогвардейцами, в которых теперь видели меньшее зло. Белые стремительно шли в наступление. Задачей Миронова была уже не борьба с вешенским восстанием, а реорганизация истрепанного в боях Донского корпуса для борьбы с белыми.

Приехав после четырехмесячного отсутствия на Дон, Миронов энергично занимается агитацией казаков Хоперского и Усть-Медведицкого округов за вступление в Красную Армию, причем подобное вступление начинает идти куда лучше, чем до приезда Миронова. Филипп Кузьмич вскоре убеждается, что в отданном ему под командование корпусе вместо 15 тысяч бойцов с трудом можно насчитать 4 тысячи и что в данном своем состоянии корпус совершенно небоеспособен.

Одновременно Миронов узнает о том, что происходило на Дону за его отсутствие - и волосы у него встают дыбом. Он видит также, что большевистская политика отталкивает не только донских казаков, но и российское крестьянство, что ведет к массовому дезертирству из Красной Армии и грозит гибелью социальной революции. 24 июня Миронов пишет письмо Ленину:

"...Я стоял и стою не за келейное строительство социальной жизни, не по узкопартийной программе, а за строительство гласное, в котором народ бы принимал живое участие. Я тут буржуазии и кулацких элементов не имею в виду. Только такое строительство вызовет симпатии толщи крестьянских масс и части истинной интеллигенции...

Не только на Дону деятельность некоторых ревкомов, особотделов трибуналов и некоторых комиссаров вызвала поголовное восстание, но это восстание грозит разлиться широкою волною в крестьянских селах по лицу всей республики.

Если сказать, что на народных митингах в селах Новая Чигла, Верхо-Тишанка и других открыто раздавались голоса "Давай царя!", то будет понятным настроение толщи крестьянской, дающей такой большой процент дезертиров, образующих отряды зеленых. Восстание в Иловатке на реке Терсе и пока глухое, но сильное брожение в большинстве уездов Саратовской губернии грозит полным крахом делу социальной революции.  Я человек беспартийный, но слишком много отдал здоровья и сил в борьбе за социальную революцию, чтобы равнодушно смотреть, как генерал Деникин на коне "Коммуния" будет топтать красное знамя труда...

...политическое состояние страны властно требует создания народного представительства, а не одного партийного...Этот шаг возвратит симпатии народной толщи, и она охотно возьмется за винтовки спасать землю и волю. Не называйте этого представительства ни Земским собором, ни Учредительным собранием. Назовите как угодно, но созовите. Народ стонет".

В результате стремительного наступления белых стало понятно, что идея о реорганизации Донского корпуса недалеко от линии фронта нереализуема и что эту реорганизацию следует проводить в глубоком тылу. Для обсуждения вопросов, связанных с реорганизацией корпуса, Миронов был вызван в начале июля в Москву, где 8 числа беседовал с Лениным. Местом для формирования корпуса был избран захолустный город Пензенской губернии Саранск.

Большую часть казаков Донского корпуса составляли казаки из Хоперского округа, где местное большевистское руководство особо рьяно проводило политику рассказачивания - в отличие от усть-медведицких большевиков, сорвавших массовый террор в своем округе. Политическими работниками в Донской корпус были назначены как раз "хоперские коммунисты" Болдырев, Ларин, Рогачев, вызывавшие большую неприязнь или прямую ненависть у хоперских красных казаков. К Миронову хоперские большевики относились с нескрываемым недоверием - и он не мог не отвечать им тем же. Вообще формирование Донского корпуса шло с большим скрипом и скрежетом - и кроме различных объективных причин решающую роль в этом играло недоверие к Миронову со стороны большей части большевистского руководства.

А деникинцы между тем продолжали наступление, и над завоеваниями социальной революции нависала все большая угроза.

31 июля Миронов пишет новое письмо Ленину. В нем он, наряду с изложением фактов зверств во время рассказачивания, излагал свои общие взгляды:

"Я полагаю, что коммунистический строй - процесс долгого и терпеливого строительства, любовного, но не насильственного...

"Социальная революция"- это переход власти из рук одного класса в руки другого класса...Вместе с властью в руки трудящихся перешли земля, фабрики, заводы, железные дороги, пароходы, капитал и вообще все средства производства, какие были в руках капитала орудием угнетения трудящихся масс.

Вот этот-то переход всех средств производства и называется их социализацией...

Лично я и борюсь пока за социализацию средств производства за трудящимися массами, за рабочими и трудовым крестьянством. Лично я убежден, и в этом мое коренное расхождение с коммунистами, что пока мы не укрепили этих средств производства за собою - мы не можем приступать к строительству социальной жизни. Это укрепление я называю фундаментом, на котором и должен быть построен потом социальный строй, строй коммуны...

...путем долгого, терпеливого и упорного показа народ поймет преимущества общности труда и общности распределения продуктов и сам потянет в артели и коммуны, но только не тяни его силой, как это делается теперь. На это нужен не один десяток лет. Но еще раз повторяю: никакого насилия".

Иными словами, Миронов был сторонником революционного свержения власти буржуазии и создания переходного общества - трудовой республики, которая будет постепенно развиваться в направлении к социализму.

Миронов продолжал:

"Я - беспартийный.

Буду до конца идти с партией большевиков до 25 октября [по всей вероятности, Миронов хочет сказать: с такой партией большевиков, какой она была до взятия ею власти], если они будут вести политику, которая не будет расходиться ни на словах, ни на деле, как шло до сих пор...

Требую именем революции и от лица измученного казачества прекратить политику его истребления... Русский народ, по словам Льва Толстого, в опролетаризации не нуждается... В практике настоящей борьбы мы имеем возможность видеть и наблюдать подтверждение дикой теории: "Для марксизма настоящее только средство, а только будущее - цель", и если это так, то я отказываюсь принимать участие в таком строительстве, когда весь народ и все им нажитое рассматривается как средство для отдаленного будущего, абстрактного.

А разве современное человечество - не цель, не человечество, разве оно не хочет жить, разве оно лишено органов чувств, что ценой его страданий мы хотим построить счастье какому-то отдаленному человечеству? Нет, пора опыты прекратить.

Почти двухгодичный опыт народных страданий должен бы уже убедить коммунистов, что отрицание личности и человека есть безумие...

Я не могу быть в силу своих давнишних революционных и социальных убеждений ни сторонником Деникина, Колчака, Петлюры, Григорьева, ни др. контрреволюционеров, но я с одинаковым отвращением смотрю и на насилия лжекоммунистов, какое они чинят над трудовым народом, и в силу этого не могу быть и их сторонником...

Отражая этим письмом не личный взгляд на создавшееся положение, а взгляд многомиллионного трудового крестьянства и казачества - счел необходимым одновременно копии этого письма сообщить моим многочисленным верным друзьям".

На следующий день, 1 августа Миронов в записи для себя излагает свои взгляды:

"Ни с коммунистами (идейными), ни с сочувствующими не воюю.

Мой лозунг: "Долой самодержавие комиссаров и бюрократизм коммунистов и да здравствуют Советы рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, избранных на основе свободной социалистической агитации!".

Ответа от Ленина на письмо от 31 июля Миронов так и не получил. В эти дни ему случайно попала в руки программа Союза социалистов - революционеров - максималистов - небольшой самой левой народнической организации, последовательно выступавшей за Советскую власть против как Учредительного собрания, так и партийной диктатуры. Прочитав программу ССРМ, Миронов совершенно правильно осознал идентичность своих взглядов со взглядами эсеров - максималистов, и, поскольку не знал, как с ними связаться, вежливо попросил 8августа большевиков из политотдела Донского корпуса помочь ему установить контакт с максималистами. Большевики восприняли эту просьбу как изощренное издевательство.

Если бы Миронов с его убежденностью, организаторскими способностями и уважением к нему со стороны масс казачества и крестьянства вступил бы в ССРМ, это было бы чрезвычайно ценным приобретением для максимализма. Сам же Миронов после этого перестал бы быть изолированным политически одиночкой и получил бы идейную и моральную опору близких ему по взглядам товарищей. Однако организационная слабость ССРМ на тот момент имела своим следствием то, что эсеры-максималисты так никогда и не узнали, скорее всего, какой замечательный человек хотел вступить в их ряды.

В эти же дни Миронов написал "Программу Рабоче-крестьяно-казацкой партии". Этот документ, написанный одним из самых привлекательных борцов и самых сознательных идеологов крестьянской революции, чрезвычайно важен для ее понимания ее политической идеологии:
"...перед всем трудовым народом сейчас стоят такие задачи:

1). Полное уничтожение власти капитала;

2). Упразднение всех учреждений и институтов буржуазного строя;

3). Организация общества на новых трудовых началах, но не путем насилия, а путем долгого, терпеливого и любовного показа.

Отсюда политическая программа "Российской пролетарско - крестьянской республики" такова:

1). Вся власть принадлежит трудовому народу в лице подлинных Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов от трудящихся, которые должны быть исполнителями воли народа и его руководителями в созидании новой жизни. Следовательно, необходимо немедленное восстановление всеми средствами и мерами в центре и на местах доподлинной власти Советов путем перевыборов на основе свободной социальной агитации и созыва Всероссийского съезда Советов представителей перевыбранных советов.

2). Упразднение бюрократической власти, создавшей между трудовым народом и властью непроходимую преграду, переизбрание всех исполнительных органов советской власти и пересмотр всего личного состава советских сотрудников.

3). Упразднение Совнаркома с передачей всех его функций ЦИК.

4). Предоставление Советам широких полномочий на местах в хозяйственном строительстве страны.

5). Упразднение смертной казни...

6). Упразднение чрезвычайных комиссий и ревкомов.

7). Установление для революционных социалистических партий полной свободы слова, печати, собраний, союзов.

8). Неуклонное проведение в жизнь социализации земли и содействие объединению всех средств производства.

9). Социализация фабрично - заводской промышленности.

10). Пересмотр и установление справедливых налоговых ставок на Всероссийском съезде Советов.

11). В целях борьбы с голодом: упразднение системы реквизиций, восстановившей деревню против города. Упразднение всех бюрократических учреждений по выкачиванию хлеба из деревни. Борьба с мировым империализмом для осуществления продуктообмена внутри Советской республики через потребительско - трудовую рабочую и крестьянскую кооперацию на основе общероссийского плана.

12). Пока враг угрожает революции, существование Красной Армии жизненно необходимо, а потому рабочий и крестьянин должны смотреть на армию как на свое детище, без которого невозможно существование революции, а следовательно, невозможна власть трудящихся над землею.

13). Желательно полное единение всех революционных сил на общей программе для скорейшего проведения в жизнь социального строя.

14). Всеми силами остановить начавшееся коммунистами беспощадное истребление казачества, раскрыв трудовому крестьянству, чьих это рук дело и скрытый смысл этого адского плана...

...Ввиду того, что ни путем силы, ни путем декретов невозможно объединить труд многих миллионов крестьян - земледельцев, необходимо широкое содействие развитию общественного труда и объединению земледельческого производства путем организации земледельческих дружин, путем устройства на конфискованных у помещиков землях образцовых кооперативных, общинных и артельных хозяйств с машинной обработкой земли и на научных основаниях.

Полное объединение трудового и земледельческого производства можно достигнуть только путем многолетней практики, показа и сознательного творчества, а не насильственным. Только свободные люди на свободной земле могут творить красивый продуктивный труд и красивую жизнь".

Рабоче-крестьяно -казацкая партия так и не была создана. Между тем 18 августа Миронов узнал от своих друзей, что политотдел корпуса официально потребовал от РВС Южного фронта расформирования корпуса в связи с якобы подготовляемым Мироновым мятежом. В это же время Миронову стало известно, что белая конница генерала Мамонтова прорвала фронт, захватила Тамбов и Козлов, откуда спешно эвакуировался штаб Южного фронта и пошла на Москву. Никогда угроза гибели революции не была более острой.

Миронов решил самовольно выступить на фронт, не вступая в бои с красными частями, привлечь их на свою сторону, разбить Деникина и восстановить Советскую власть. Это была идея мирного восстания против "самодержавия комиссаров и бюрократизма коммунистов" за спасение революции и восстановление Советской власти.

Свое выступление Миронов начал в Саранске 23 августа. В изданной им прокламации говорилось:

"Измученный русский народ, при виде твоих страданий и мучений, надругательств над тобою и твоей совестью - никто из честных граждан, любящих правду, - больше терпеть и выносить этого насилия не должен.

Возьми всю власть, всю землю, фабрики и заводы в свои руки.

А мы, подлинные защитники твоих интересов, идем биться на фронт с злым твоим врагом генералом Деникиным, глубоко веря, что ты не хочешь возврата помещика и капиталиста, сам постараешься, как это ни тяжело, все силы приложить спасти революционный фронт, спасти завоевания революции.

Мною подана 23 августа такая телеграмма:

-        Пенза, штаб 9-й армии. Прошу передать Южному фронту, что я, видя гибель революции и открытый саботаж с формированием корпуса, не могу находиться дольше в бездействии, зная из полученных с фронта писем, что он меня ждет, - выступаю с имеющимися у меня силами на жестокую борьбу с Деникиным и буржуазией.

На красных знаменах Донского революционного корпуса написано: вся земля крестьянам, все фабрики и заводы - рабочим, вся власть трудовому народу в лице подлинных Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, избранных трудящимися на основе свободной социалистической агитации. Долой самодержавие комиссаров и бюрократизм коммунистов, погубивших революцию.

Я не одинок. Подлинная исстрадавшаяся по правде душа народа со мною, и в этом залог спасения революции.

Все так называемые дезертиры присоединятся ко мне и составят ту грозную силу, пред которой дрогнет Деникин и преклонятся коммунисты.

Командующий Донским революционным корпусом

гражданин Миронов.

Зову всех любящих ПРАВДУ и подлинную СВОБОДУ в ряды корпуса".  

Сразу после выступления Миронов был поставлен вне закона. Наркомвоенмор и председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий напечатал листовку "Полковник Миронов", где говорилось:

"...Что явилось причиной временного присоединения Миронова к революции?

Теперь это совершенно ясно: личное честолюбие, карьеризм, стремление подняться вверх на спине трудовых масс...

Он считал, что если разбить Краснова да посадить на Дону атаманом его, бывшего полковника Миронова, то этим все вопросы будут разрешены. Народную революцию он понимал как смену лиц на верхушке, т.е. видел в восстании и борьбе трудящихся лишь средство для собственной политической карьеры. Когда он стал замечать, что победа советских войск ведет не к его власти, а к власти местной бедноты, он стал возмущаться, ожесточаться. Чем дальше, тем больше он стал агитировать против Советской власти. Ведь это власть трудовых Советов, а не казацкого полковника Миронова".

Когда прошлые и настоящие сталинисты и просто обыватели говорили и говорят, что движущим мотивом самого Льва Дывыдовича была жажда личной власти, они повторяют то, что сам Троцкий говорил про Миронова, стоявшего на самом деле именно за власть трудовых Советов.

Выступление Миронова кончилось неудачей. Одной из решающих причин этого стало то, что его не поддержали крестьяне Пензенской и Саратовской губерний, через которые он шел, избегая боев с красными частями, к линии фронта.

Тот парадокс, что крестьяне не поддержали Миронова, хотя он выступил не со специфически казачьими, а с общекрестьянскими требованиями, объясняется просто. Казаки были для крестьян чужой и враждебной силой, подавлявшей в 1905г. крестьянские восстания и угрожавшей теперь вернуть власть помещиков. То, что вернуть власть помещиков хотели вражеские, белые казаки, тогда как мироновские казаки были своими, красными, крестьяне не знали.

13 сентября сильно поредевший мироновский отряд столкнулся с конницей Буденного. Миронов хотел переагитировать буденовцев на свою сторону, однако Буденный приказал его немедленно арестовать, что и было исполнено комбригом Маслаковым, который через полтора года пойдет по пути Миронова и поднимет восстание за подлинную Советскую власть, против самодержавия комиссаров и бюрократизма коммунистов.

Буденный хотел в соответствии с приказом Реввоенсовета об объявлении Миронова вне закона немедленно расстрелять Миронова и его ближайших сподвижников (Буденный видел в Миронове конкурента на роль лидера красного казачества), однако случайно проезжавший в тех краях Троцкий запретил Буденному делать это. Троцкий не испытывал ни личной симпатии, ни личной антипатии к Миронову, однако рассудил, что публичный суд над Мироновым и его товарищами будет намного полезнее с политической точки зрения, чем их немедленный расстрел.

Суд в Балашове.

Суд над мироновцами проходил 5-7 октября 1919г. в городе Балашове Саратовской губернии. Обвинителем был крупный революционер - большевик Ивар Смилга. В своей речи он сказал:

"...Имеем ли мы право судить Миронова? Может быть, он наш непосредственный классовый враг... Тогда он мог бы сказать: "Вы можете меня уничтожить, но не судить. Своего классового врага не судят". И он был бы прав. Но здесь дело другое. На скамье подсудимых сидит вовсе не кадет. Перед нами человек, который ведет начало своей политической деятельности с Октябрьского переворота. Он один из ветвей октябрьской комбинации, и поэтому мы имеем право, безусловно, судить его как изменника Советской власти...

...отделить Советскую власть от партии коммунистов нельзя. Это пустая игра словами, даже не игра, а словоблудие...

Перед нами не вождь, способный объединить массу, способный на революционные действия, перед нами развращенный политический недоносок, лишенный чувства ответственности, увлекающий за собой толпу, не отдавая себе отчета, куда и на что он ее ведет...

На Дону популярность Миронова росла вовсе не вследствие его заслуг. Эту популярность он купил дешевой демагогией, дешевым приспособлением к темному казачеству, которое он отпускал домой с конями и седлами [речь идет о пленных.] Он говорил сумбурные речи о том, что нужно сперва освободиться от Деникина и буржуазии, а потом приняться за коммунистов. При помощи таких приемов ему удалось снискать некоторую симпатию в среднем зажиточном казачестве, которое сбивалось с толку туманными обещаниями Миронова...

Советская власть обращается к казакам с манифестом, после которого казачество должно было настроиться более или менее дружелюбно к Советской власти. Миронов, вмдя, что всяким честолюбивым стремлениям его, как "главы", так сказать, донского казачества приходит конец, что все его мысли стать народным вождем падут прахом, решается на преступное выступление против Советской власти. Он не хочет дать Советской России примириться с казачеством. Он спешит на Дон, не зная сам, что там будет делать. И тут ему наплевать на судьбу русской революции. Вся узость зарвавшегося честолюбца выступает здесь с полной очевидностью. Надо было спешить, ибо завтра казаки, ознакомившись с манифестом, наверное, не пошли бы за Мироновым".

Мы уже видели, что все действия Миронова обуславливались в первую очередь тревогой за судьбу русской революции и русского трудового народа, а спешить ему надо было не потому, что казаки, ознакомившись с манифестом большевиков, сразу и безоговорочно поверили бы этому манифесту, забыв все произошедшее в 1919г., а потому, что конница Мамонтова прорвала фронт, захватила Тамбов и Козлов, и угроза гибели революции стала острой, как никогда раньше. Считая Миронова обыкновенным честолюбцем, Смилга, как и Троцкий, продемонстрировал полное непонимание крестьянской революции большевиками.

А вот что говорил Смилга по поводу террора на Дону, и слова эти чрезвычайно важны для понимания как объективного характера большевизма, так и субъективного самосознания большевиков:

"Теперь о зверствах на Дону. Из следственного материала видно, что зверства имели место. Но также видно и то, что главные виновники этих ужасов уже расстреляны. Не надо забывать, что все эти факты совершались в обстановке гражданской войны, когда страсти накаливаются до предела. Вспомните французскую революцию и борьбу Вандеи с Конвентом. Вы увидите, что войска Конвента совершали ужасные поступки, ужасные с точки зрения индивидуального человека. Поступки войск Конвента понятны лишь при свете классового анализа. Они оправданы историей, потому что их совершил новый прогрессивный класс, сметавший со своего пути пережитки феодализма и народного невежества. То же самое и теперь. Вы это также должны были понять".

Если бы Смилга ограничился ссылкой на обстановку гражданской войны, когда страсти раскалены до предела, он был бы полностью прав, хотя от этой правоты ни замученные белыми красногвардейцы и иногородние, ни расстрелянные ревкомовцами станичники не воскресли бы. Но Смилга дал общеисторическое объяснение, солидаризовавшись с буржуазными войсками Конвента, которые в интересах капиталистического прогресса давили вандейских крестьян, защищавших свои земли от алчной городской буржуазии (помещики  в 18в. на территории Бретани были лишь номинальными собственниками земли, реально она принадлежала крестьянам, платившим помещикам небольшую арендную плату. Конвент принял закон о конфискации этой земли как помещичьей собственности и о продаже ее с аукционов - это и вызвало вандейское восстание). Тем самым Смилга признал себя и свою партию - большевиков - якобинцами, наиболее последовательными и решительными буржуазными революционерами Великой русской революции.

Однако подобное ясное понимание самих себя неизбежно сопровождалось у большевиков неправильным пониманием своих врагов слева. В своих воспоминаниях о суде над мироновцами Смилга пишет:

"Во время перерыва кто-то из товарищей подошел ко мне и сказал: "Правда ли, они похожи на жирондистов?" "Да, но только на жирондистов Хоперского и Усть-Медведицкого округов", - ответил я, и грустные мысли о нашей Жиронде и Вандее неотразимо лезли в голову".

Подобно тому, как деятели Великой французской революции с необходимостью подражали героям римской истории, так и борцы Великой русской революции с такой же необходимостью подражали деятелям Великой Французской революции, и Смилга во время суда над мироновцами пытался брать пример с какого-нибудь Фукье-Тенвиля, не зная, что настоящий Фукье-Тенвиль был заурядным карьеристом, и что доподлинным Фукье-Тенвилем русской революции предстоит стать пока еще меньшевику Вышинскому.

Смилга провел неправильную историческую аналогию. В Балашове большевики-якобинцы, радикальные буржуазные революционеры, судили не умеренных буржуазных революционеров - жирондистов, а санкюлотов, народное антибуржузное движение, санкюлотов Хоперского и Усть-Медведицкого округов.

Впрочем, справедливость требует признать, что большевики в 1919г. были способны, хотя уже не всегда, отличаться в лучшую сторону от французских якобинцев. На процессе Миронова к расстрелу были приговорены 11 человек. Но тот же Смилга, требовавший на суде расстрельных приговоров, после вынесения их стал не менее энергично добиваться помилования осужденных. Возражений против помилования ни у кого в большевистском руководстве не оказалось, поэтому все приговоренные к расстрелу были помилованы, а в конце октября 1919г. вообще освобождены и возвращены на военную или гражданскую работу.

Через неделю после завершения суда в Балашове Смилга, выступая на собрании коммунистов Саратова, объяснил помилование осужденных так:

"Миронов и десять других были приговорены к расстрелу. Перед нами встал вопрос, выгодно ли Советской власти расстрелять представителей советской середины? И мы решили: нет, невыгодно, нецелесообразно. Вместе с трибуналом я обратился в Москву с предложением помиловать этого взбаламошенного, но истинного демократа-середняка и его соучастников. Я видел, как приговор был встречен красноармейцами, рабочими Балашова. Все угрюмо молчали, все признавали, что приговор справедлив, но всем мучительно хотелось спасти этого искреннего человека. Когда я сказал поседевшему за одну ночь Миронову, что поднят вопрос о его помиловании, он зарыдал, как ребенок, и дал торжественное обещание отдать остаток своих сил борьбе за Советскую власть. Другие приговоренные к расстрелу 10 мироновцев были совершенно ошеломлены вестью о помиловании, и только один из них вмиг ожил и высказал общее настроение: на фронт, на фронт, пойдем бить Деникина! Помилование середняка-крестьянина - вот политическое значение этого процесса".

Троцкому, Смилге и другим большевистским руководителям в тот момент нужен был не расстрел мироновцев, а политическое осуждение мироновского выступления, раскаяние мироновцев и признание ими своей неправоты и необходимости верховного руководства большевистской партии. Это и было достигнуто.

Подсудимые вели себя на процессе по разному. Совершенно утратил человеческое достоинство комдив Булаткин, во всем обвинявший Миронова. Большая часть подсудимых ссылались на свою политическую малограмотность и совершенно искренне выражали готовность умереть за Советскую власть (другой вопрос, что они и большевик Смилга понимали Советскую власть по-разному). Такой же была и линия поведения самого Миронова, который назвал себя "социалистом-эмпириком", подробно рассказал свою биографию до 1917г. и сказал:

"...я заявляю всем своим поведением, что я не против Советской власти, но что обстоятельства были такие, которые сделали из меня не человека, а вещь утратившую почти возможность отдавать себе отчет в своих действиях. Я просил бы ревтрибунал не придавать особенного значения моим воззваниям, декларациям , т.к. они были написаны мною уже в том состоянии, когда я не был человеком, а был вещью, и когда не я управлял, а обстоятельства управляли мною.

Я уже говорил, что я опытный боец, но политически отсталый человек и не в состоянии разобраться во всех тонкостях политики и в партийных вопросах. Указания на то, что я резко выражался - это конечно, могло быть, что можно объяснить моим болезненным состоянием. Я считал своим гражданским долгом, видя несправедливость и безобразия, творимые в Советской России, и видя, что это может привести к печальному концу, указать на все эти ошибки и недочеты. Делал это совершенно бескорыстно...

...Я закончил свое последнее слово... Вы видите - моя жизнь была крест, и если нужно его понести на Голгофу - я понесу, и, хотите верьте, хотите нет, я крикну: "Да здравствует социальная революция, да здравствует коммуна и коммунизм"".

Как видим, Миронов на суде над ним в октябре 1919г.объяснял свои воззвания августа - сентября 1919г. своим болезненным состоянием и просил не придавать им значения. Стоит ли объяснять эту линию самозащиты только желанием спасти жизнь свою и своих товарищей и не было ли каких-то других причин?

Во-первых, для Миронова не могло не стать сильным ударом то, что его казавшийся безупречным план мирного восстания против большевиков и восстановления подавленной ими Советской власти не удался, что поход мироновского корпуса не поддержали ни крестьяне Пензенской и Саратовской губерний, ни красные казаки Буденного.

Во-вторых, Миронов был одиночкой, гениальным самоучкой из народа, не имевшим постоянной и устойчивой связи с равными единомышленниками, от которых он мог бы получить совет и помощь.  Ему не на кого было опереться, не от кого получить моральную и политическую поддержку. В 1917г. по старой памяти о роли трудовиков в 1906-1907гг. он примыкал к Трудовой народно-социалистической партии - самой правой из народнических организаций того времени. Когда он увидел, что трудовики на Дону, возглавляемые соратником Миронова по 1906г. Петром Агеевым, играют роль левого охвостья генеральской контрреволюции, он порвал с ними и пошел на союз с большевиками, однако так и остался чужим для них. Летом 1919г. Миронову случайно попали в руки документы Союза социалистов - революционеров - максималистов, замечательно последовательной левонароднической организации, боровшейся за власть Советов, а не партий. В программе ССРМ Миронов совершенно справедливо увидел наибольшее соответствие своим собственным взглядам, однако организационной связи Миронова и ССРМ, к беде обеих сторон, так и не возникло - по причине слабости ССРМ, так и не узнавшего, по всей вероятности, какой замечательный революционер на Дону хотел примкнуть к эсеровскому максимализму. Миронов так и остался одиночкой, а не частью сплоченной группы.

Смилга в своих воспоминаниях о балашовском суде напишет, что из всех подсудимых только один Миронов "политически что-нибудь представляет. Только он знал (или, по крайней мере, ему казалось, что он знал), чего он хочет". Даже если это не совсем так, то поведение такого миронововского сподвижника, как комдив Булаткин, который накануне и во время выступления называл Миронова "пророком" и провозглашал здравицы "вождям всемирной революции товарищам Буденному, Думенко и Миронову", а после ареста писал слезные мольбы о помиловании Ленину и Троцкому, и на суде сваливал всю ответственность на Миронова, поведение Булаткина на всех, в т.ч. и на Смилгу, производило самое отвратительное впечатление. Что касается других обвиняемых товарищей Миронова то они нуждались в его моральной поддержке, и не могли быть поддержкой ему самому.

Слабостью крестьянской революции 1917-1921гг. была редкая и нерегулярная связь между ее различными центрами, отсутствие политической координации между ее борцами. Это и было причиной того, что награжденный орденом Красного знамени за арест Миронова буденновский комбриг Маслаков в начале 1921г. поднимет в союзе с махновцами восстание за подлинную Советскую власть, тогда как Миронов в конце 1920г. будет воевать с махновцами, боровшимися за цели, за которые сам Миронов выступал летом 1919г.

В-третьих, на Миронова не могло не произвести впечатление изменение политики большевиков осенью 1919г., прежде всего отказ от рассказачивания. Это изменение политики создавало впечатление, что вместо того, чтобы идти кровавым и мучительным путем бескомпромиссной борьбы за землю и волю, политику большевиков, превратившихся к тому моменту в вождей возникавшего нового эксплуататорского слоя, можно поменять изнутри, легальным путем.

Отказ от политики рассказачивания, и "поворот в сторону середняка" вызвали у Миронова надежду, что отрицательные стороны существующей власти могут быть исправлены мирным путем, благодаря чему ненужными окажутся тяжелые жертвы, которыми сопровождались все крестьянские восстания и их подавления. Это и привело его к попытке искреннего соглашения с большевистской властью. Что получится из этого соглашения дальше, мы увидим.

Далеко не все из передовых борцов крестьянской революции имели продуманную и до мозга костей впитавшуюся идеологию борьбы против всех разновидностей угнетения и эксплуатации. По общему правилу, именно те, у кого была подобная идеология и кто, в отличие от Миронова, был не одиночкой, а частью спаянной группы, хотя бы местного уровня, до конца боролись против и старого, и нового господствующего классов. Такими непримиримыми борцами за социальную революцию оказались Махно и его товарищи из Гуляйпольской группы анархо-коммунистов, а также Рогов, Новоселов и их товарищи из Федерации анархистов Алтая. Отсутствие последовательной и органически впитавшейся идеологии приводило нередко к капитуляции либо перед старыми либо перед новыми господами. Так, известное нам Вешенское восстание началось как восстание "не против власти Советов и Советской России, а только против партии коммунистов", но завершилось подчинением повстанцев деникинской контрреволюции. Аналогичную эволюцию проделало антибольшевистское восстание рабочих Ижевска и Воткинска. В то же время, немалое число деятелей крестьянской революции рано или поздно интегрировалось в новый эксплуататорский класс - хотя эта интеграция, за отдельными исключениями вроде Буденного, редко когда бывала полной и кончалась обыкновенно новым конфликтом и гибелью....

В Донисполкоме.

30 сентября 1919г., за неделю до суда в Балашове, в газете "Известия ЦК РКП(б)" были опубликованы "Тезисы о работе на Дону". В них говорилось, что критерием политики в отношении к разным группам казачества будет их отношение к Красной Армии:

"...Мы возьмем под свою защиту и вооруженное покровительство те элементы казачества, которые делом пойдут нам навстречу. Мы дадим возможность оглядеться и разобраться тем слоям и группам казачества, которые настроены выжидательно, не спуская в то же время с них глаз. Мы будем беспощадно истреблять все те элементы, которые будут прямо или косвенно оказывать поддержку врагу или чинить препятствия Красной армии...

Мы строжайше следим за тем, чтобы продвигающаяся вперед Красная Армия не производила грабежей, насилия и пр., твердо помня, что в обстановке Донской области каждое бесчинство красных войск превращается в крупный политический фактор и создает величайшие затруднения. В то же время мы требуем от населения всего, что необходимо Красной Армии, забираем организованно через продкомы и заботимся о своевременной и точной уплате...

...демонстративный характер нужно придавать расправе над теми лжекоммунистическими элементами, которые проникнут на Дон при его освобождении и попадутся в каких-то злоупотреблениях против Советской власти...

Необходимо ясное и настойчивое проведение в агитации и на практике той мысли, что мы не приневоливаем к коммуне".

Все это означало, что при новом приходе Красной Армии на Дон политика рассказачивания не повторится и что большевики сумели извлечь некоторые уроки из краха своей крестьянской политики на Украине и на Дону в первой половине 1919г. То, что новая их политика будет политикой бонапартизма, иначе говоря, сохранения за крестьянством экономических завоеваний революции при лишении крестьянства (как и городского пролетариата) политической власти - это Миронов в тот момент еще не мог предвидеть.

Вскоре после освобождения Миронов написал обращение к донским казакам, которое было одобрено Политбюро ЦК РКП(б) и большими тиражами распространялось среди казаков по ту сторону фронта:

"Донские казаки! Я хочу напомнить Вам, братья мои, о прошлом. Не стремился ли я удержать вас от того, чтобы генералы, помещики, капиталисты, вообще буржуазия втянула вас в гражданскую войну за их интересы? Я говорил вам на митингах и в воззваниях: Братья - станичники, давайте сами покончим с контрреволюцией, помещиками и генералами, сами прогоним их с родного Дона...Не допускайте того, чтобы для борьбы с контрреволюцией Российская Советская Республика послала свои войска из Саратовской, Воронежской, Пензенской и других губерний - тогда пропали ваши хозяйства, ваши хаты, ваши жизни, т.к. Дон станет ареной жестокой гражданской войны. И кто меня слышал в 1918г., тот вспоминал не раз и в 1919г., когда мое предчувствие оправдалось. Вспоминал и охал, жалел, что не послушался.

Я обращаюсь к вам, донские казаки, как бы пришедший с того света. ОСТАНОВИТЕСЬ! ОПОМНИТЕСЬ! ЗАДУМАЙТЕСЬ ПОКА НЕ ПОЗДНО, ПОКА НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО, ПОКА ЕЩЕ МОЖНО НАЙТИ ПУТЬ К МИРУ С ТРУДЯЩИМИСЯ РУССКОГО НАРОДА!...

...Я торжественно заявляю, что те ужасы, которые были на Дону, больше не повторятся...

Я не могу умолчать и перед офицерским составом деникинской армии, особенно перед теми из них, которые вышли из рядов того же трудового казачества. Опомнитесь, остановитесь и вы! Вами уже достаточно пролито крови, чтобы с ужасом отвернуться от ее луж. Вы виноваты в этой крови и всех ужасах, пережитых Доном...Граждане офицеры! Кровавое дело начинали вы. Вам же, если у вас есть еще остатки чести и совести, может принадлежать более великий почин - почин мира с Советской Россией".

В середине октября 1919г. деникинская армия потерпела поражение под Орлом. 24 октября конный корпус Буденного занял Воронеж. 17 ноября белые должны были оставить Курск. Началось стремительное отступление деникинской армии и наступление красных войск. Донские казаки устали воевать. Вешенские повстанцы, в июне 1919г. вошедшие в состав белой армии, были озлоблены на ничего не забывших и ничему не научившихся "ваших благородий" и увидев, что большевики куда более способны к обучению, хотели закончить надоевшую за 5 лет войну и вернуться в родные станицы. Призыв Миронова не прошел даром.

Сам Миронов между тем в конце октября 1919г. был введен в Донисполком - высший орган власти на Дону. В январе 1920г. он вступил в РКП(б). Его жена Надежда Суетенкова через год на допросе в ВЧК объясняла вступление Миронова в большевистскую партию так: "В партию он поступил потому, что пришел к заключению, что пользу можно принести, работая в партийной среде, но не вне ее...". Советской власти не было, суррогатом советской демократии стала партийная демократия, для людей, имевших революционно-социалистические взгляды и желание бороться за их победу, было два пути действия: либо счесть существующую власть полностью переродившейся и контрреволюционной и встать на путь повстанчества против нее, либо считать существующую власть и возглавляющую ее большевистскую партию имеющими множество недостатков, но недостатков исправимых, и попытаться исправить их изнутри. Мы уже разбирали, почему Миронов не хотел становиться на повстанческий путь. Оставалась работа изнутри.

Вообще период между освобождением Миронова из-под ареста в октябре 1919г. и назначением его командующим 2-й Конной Армией 1 сентября 1920г. не принадлежит к числу наиболее ярких периодов жизни Миронова. Он честно пытался работать вместе с донскими большевиками, однако продолжал оставаться для них чужаком, которому доверяли лишь условно и которого старались держать подальше от важных дел и решений.  Донской комитет РКП(б) в письме в ЦК так охарактеризовал деятельность Миронова:

"В вопросах советского строительства, поскольку ему приходилось с этим сталкиваться,  он оказывался совершенно беспомощным и наивным, но лояльным... В речах к красноармейцам явно сквозила тоска по военной обстановке, командованию...".

И действительно, на фронте все было яснее и проще, чем на Дону, где происходили внутренние склоки большевистского руководства (в июне 1920г. с работы на Дону были переведены Сырцов и другие деятели бывшего Донбюро).

Перед гибелью у Миронова еще последний раз будет возможность оказаться в военной обстановке и сделать то, что у него отняли возможность сделать в марте 1919г. - добить южнорусскую контрреволюцию.

Командир 2-й Конной.

После краха деникинского похода на Москву остатки белой армии отступили в Крым, где были реорганизованы Врангелем, который 6 июня начал наступление из Крыма в Северную Таврию. Красная Армия, основные силы которой в это время действовали против Польши, терпела поражения.

Среди действовавших против Врангеля частей был 1-й конный корпус. Его первый командир, один из популярнейших лидеров красных казаков Борис Мокеевич Думенко, был расстрелян в мае 1920г. по ложному обвинению в убийстве своего комиссара и подготовке мятежа. После казни Думенко корпус возглавил его друг, бывший донбасский шахтер Дмитрий Жлоба. В конце июня 1920г. командарм 13-й армии Уборевич прислал приказ о переходе 3 июля в контрнаступление против Врангеля. Конный корпус Жлобы исполнил свою задачу, однако, как выяснилось позднее, в полученном Жлобой тексте телеграммы срок контрнаступления указывался на 2 часа раньше, чем намечал Уборевич, в результате чего 1-й Конный корпус не получил своевременной поддержки от соседних частей и попал в окружение, откуда вырвался, потеряв половину бойцов. Был ли причиной трагедии указавший неправильное время контрнаступления белогвардейский агент, произошла ли случайная путаница или все оказалось намного страшнее и 1-й Конный корпус бросили на убой сознательно, дабы избавиться от этого очага партизанщины и вольномыслия - так и осталось неизвестным. Комиссия из Москвы исключила Жлобу из армии, а остатки 1-го Конного корпуса были отведены в тыл для переформирования.

Около месяца в Москве не знали, что с ними делать дальше и планировали то ли распустить их вообще, то ли передать воевавшей в это время на польском фронте Первой Конной Буденного. Наконец, ими заинтересовался наркомвоенмор Троцкий, который совершенно справедливо решил, что неправильно оставлять врангелевский фронт без сильной конной группы и приказал, пополнив остатки 1-го Конного корпуса другими частями, создать 2-ю Конную Армию. Командующим ее был назначен Ока Городовиков.

Городовиков оказался никудышным полководцем и в конце августа 1920г. не смог ни совершить прорыв в тыл Врангеля, ни оказать поддержку пехотной дивизии Блюхера. Тогда Троцкий вспомнил о Миронове. 30 августа Реввоенсовет назначил его командующим 2-й Конной Армией.

Приехав во 2-ю Конную, Миронов занялся ее реорганизацией - и за три недели преобразилась. Спецкомиссия РВС Южфронта писала в своем докладе:

"Во Второй Конной Армии с приездом Миронова произведена огромная организационная работа...Вторая Конная армия совершенно преобразилась и превратилась в стройную, организованную, спаянную сознательной дисциплиной".

Между тем 8 октября врангелевская армия перешла в наступление, надеясь через Правобережную Украину прорваться на соединение с Польшей. Началось последнее сражение против помещичьей контрреволюции на юге.

Мироновская армия оказалась на главном направлении вражеского удара. Первоначально врангелевское наступление развивалось удачно, красные части, упорно сопротивляясь, отходили, белые взяли Никополь. Однако 13 октября 2-я Конная перешла в контрнаступление. В ожесточенном бою врангелевцы были сломлены, был убиты лучший кавалерийский командир белых генерал Бабиев. 14 октября наступление Красной Армии стало всеобщим, белые отступили за Днепр, поход Врангеля на соединение с Польшей провалился. В своих написанных через 2 месяца после этого воспоминаниях "Разгром Врангеля" Миронов с заслуженной гордостью назовет бой 11 - 14 октября "одним из красивейших эпизодов борьбы с контрреволюцией".

Во второй половине октября 1919г. врангелевские части прорывались с боями в Крым. Красная Армия не сумела окружить и уничтожить их, не допуская  в Крым, однако укрепиться в Крыму белые не сумели и не успели. 2-я Конная Армия, ведя ожесточенную борьбу с отборными белогвардейскими частями, продвигалась вперед...

Каким был и что чувствовал Филипп Кузьмич в октябре 1920г., можно составить некоторое представление по воспоминаниям Боярчикова - тогда молодого парня, работавшего шифровальщиком в штабе 2-й Конной, затем ставшего троцкистом, проведшего много лет в сталинских тюрьмах и лагерях и до конца жизни с огромных уважением относившегося как к Думенко и Миронову, так и к Троцкому:

"Это было в октябре. Дул холодный, пронизывающий ветер...Командарм лежал спиной на пожелтевшей траве и молча глядел в осеннее небо. Он был задумчив. На его тонком строгом лице была заметна печаль. Мы понимали его душевное состояние. Он нес тяжелую ответственность за исход войны на порученном участке фронта. От него ждали только разгрома Врангеля...

Комиссар 2-й Конной спросил Миронова:

-Что вы думаете про Думенко и Жлобу - своих предшественников по командованию конницей?

Тот ответил ему приблизительно следующее:

-        Они были честные боевые командиры Красной Армии. Когда-то мы все вместе вели бои против Деникина. С нами был тогда и Буденный, который потом отошел от нас. Его теперь берегут и ласкают в Москве, потому что он удобен... Его берегут для политических целей. Он не сварлив, с ним можно договориться... - И после небольшой паузы с глубоким вздохом продолжал: - А Думенко и Жлоба были - как это получше выразиться - колючие. Я тоже похож на них".

8 ноября 1920г. стрелковые дивизии Красной армии прорвали Перекопские укрепления. 11 ноября в бой вступили 1-я и 2-я Конные армии, а также махновские отряды под командой Семена Каретника. Белая кавалерия под командой генерала Барбовича совершила последнюю попытку перейти в контрнаступление. Боярчиков описывает сражение так:

"...Конница генерала Барбовича уже заходила в тыл 51-й дивизии, угрожая отсечь ее переднюю линию войск.

Но здесь опять пришел на выручку военный талант нашего командарма Миронова.

Я видел это сражение на близком расстоянии. Оно было величественным и ужасным, потрясающим и героическим. На огромной степной равнине, навстречу хваленой коннице белого генерала Барбовича, двигалась наша мироновская конница 16-й кавалерийской дивизии.

За ней тянулась скрытая от взоров врагов цепь пулеметных тачанок. В самую последнюю минуту наша конница внезапно разомкнулась пополам на обе стороны, и перед конными рядами противника выросли грозные пулеметные тачанки. Заговорили 250 пулеметов. Засверкали сабли. Степь огласилась стоном издыхающей Белой гвардии. Первые конные цепи врага были мгновенно сметены, остальные в ужасе бросились наутек, но были скошены пулями, как косой. В живых осталось очень мало. Белая пехота в панике побросала оружие, отступала и сдавалась нам в плен. Это был полный разгром врангелевской армии, и особенно хваленой конницы генерала Барбовича".

После победы над Барбовичем 12 ноября 2-я Конная взяла Джанкой, а 13 ноября Врангель объявил свою армию распущенной. В тот же день 2-я Конная вошла в Симферополь. 1-я Конная заняла Севастополь, Феодосию, Евпаторию и другие города по побережью Крыма. За разгром Врангеля Миронов был награжден орденом Красного знамени.

23 ноября командующий Южным фронтом Фрунзе потребовал от воевавших против Врангеля плечом к плечу с Красной Армией махновских отрядов сдать оружие, а после их отказа объявил их вне закона. Миронов зачитал приказ Фрунзе своим бойцам, однако приказал избегать столкновений с махновцами, открывая огонь только в случае нападений с их стороны. Большая часть махновских отрядов в Крыму была уничтожена, некоторые сумели вырваться - в том числе благодаря  непротиводействию части командиров и бойцов Красной Армии.

После победы над Врангелем 2-я Конная Армия была переименована во 2-й Конный корпус и направлена воевать против вчерашних союзников - махновцев. Миронов воевал против махновцев с очевидной неохотой (13 декабря комиссар корпуса Ефуни писал Фрунзе, что у Миронова "линия поведения к махновщине" "сначала страдала, по моему мнению, некоторой мягкостью и, пожалуй, не совсем правильной оценкой происходящего"), но тем не менее воевал, между тем как арестовывавший в свое время Миронова буденновский комбриг Маслаков начинал организовывать в 1-й Конной заговор в поддержку махновщины. Локализм и нескоординированность действий крестьянских революционеров, их медленные, извилистые и замысловатые пути развития, вели к тому, что их выступления не совпадали во времени и пространстве. Затянутые в гигантский водоворот революционных событий они, вдохновляясь лучшими побуждениями, все же оказывались неспособны вовремя осмысливать происходящее.

Большевистское руководство, однако, ожидало от Миронова всяких неожиданностей, и уже с декабря 1920г. ходили проекты о снятии его с поста командующего корпусом. Эти проекты были реализованы только 24 января, когда Миронов получил приказ о освобождении от занимаемой должности и о назначении главным инспектором кавалерии Красной Армии. Как пишут в своей биографии Миронова Р. Медведев и С. Стариков, "... в свете последующих трагических событий трудно сказать, насколько новое назначение Миронова было реальным. У всякого историка неизбежно возникает вопрос - не было ли оно только удобным поводом для удаления Миронова от непосредственного командования крупным воинским формированием с целью облегчить его арест, уже тогда, по всей вероятности, планируемый какими-то высокими инстанциями".

Боярчиков вспоминает непонятную историю, как еще до снятия Миронова во 2-ю Конную приехал некий странный человек, предъявивший документ из политотдела фронта, что он является новым комиссаром армии и заявивший, что Миронова скоро арестуют за связи с Махно. Через несколько часов этот тип был уличен как самозванец с подложными документами. Что все это значило, Боярчикову так и осталось неизвестным, но, как он пишет, "это событие напомнило нам обстановку в штабе 1-го Конного корпуса при Думенко. Что-то почудилось, как будто теперь и вокруг Миронова начала действовать тайная предательская рука.

К сожалению, это не оказалось только причудами, кажущимися симптомами надвигающегося несчастья на нашего командира".

В конце января 1921г., сдав дела новому комкору Н.Д. Томину Миронов поехал в Москву. Но по дороге он решил заехать сперва на короткое время на Дон, повидаться с семьей. Гибель его была неизбежна.

Гибель Ф.К. Миронова.

Урожай 1920г. на Дону был плохой, и хлеба было мало. Между тем на Дон была возложена совершенно невыполнимая продразверстка, для выполнения которой были посланы продотряды. Поскольку кулацкие хозяйства на Дону в основном были уничтожены в ходе гражданской войны, зерно отбиралось и у трудового казачества, и у крестьян-середняков. К декабрю 1920г. Донская область выполнила возложенную на нее разверстку по сдаче зерна только на 12%. После этого нажим на крестьян и казаков усилился, декабрь был объявлен "красным месяцем". Однако и к январю 1921г. план по продразверстке был выполнен только на 35%. Излишков хлеба у казаков и крестьян просто не было. В ряде районов начался настоящий голод, во многих хозяйствах не было запасов зерна для посева весной 1921г.

Недовольство казаков и крестьян продразверсткой и действиями продотрядов привело к восстаниям. Восставали уже не только богатые казаки Нижнего Дона, поддерживавшие прежде белых, но и красные казаки Верхнего Дона, на своих плечах вынесшие к власти большевиков.

18 декабря 1920г. поднял восстание командир гарнизона станицы Михайловка Вакулин, в прошлом - командир полка мироновской 23-й дивизии, большевик с 1918г., первым в мироновской дивизии награжденный орденом Красного Знамени.  В воззвании вакулинцев говорилось:

"Граждане! Настал тот момент, когда власть кучки коммунистов и комиссародержавцев вырвана и передана в руки трудящимся...

Поставлено все на карту - или смерть коммунистам, или трудовикам. Поэтому все, кто смел духом, кто честен и бодр, тот должен поднять знамя священной борьбы, дабы у отца с матерью, жены с детьми не отняли последний кусок хлеба, последнюю коровенку тунеядцы и вампиры коммунисты...

Итак, кто хочет увидеть настоящую свободу, равенство и братство, тот записывайся в ряды восставших для защиты своих прав".

По Дону ходили слухи, что Вакулин действует в согласии с Мироновым и что когда на Дон приедет Миронов, то начнется чистка органов власти от переродившихся элементов. Многие ждали этого с надеждой, руководители донских большевиков - с тревогой.

Сам Миронов решил перед поездкой в Москву заехать на короткое время в родную станицу. На всех станциях, через которые он проезжал, его чествовали - кто искренне, кто лицемерно - как прославленного героя гражданской войны и будущего избавителя. В Ростове - на - Дону он встретился со Смилгой.

Но уже в Ростове - на - Дону за Мироновым было установлено тайное наблюдение и вслед за ним выехали зам. начальника Донской ЧК Мышатский и осведомитель Скобиненко.

По дороге с Мироновым произошел следующий инцидент. Приехав вечером 6 февраля в станицу Аршадинская, он попросил у председателя станичного совета Барышникова лошадей. Барышников, чуявший перемену курса властей по отношению к Миронову, в наглой форме отказал. Это взбесило Филиппа Кузьмича, тем более, что он признал в Барышникове бывшего белогвардейца, которого он брал в плен в 1918г. Сказав: "Мы за революцию кровь проливали, а белогвардейская сволочь опять к власти прилезла!", Миронов избил Барышникова. Филипп Кузьмич привык действовать по совести, а не по тактическим расчетам - поэтому и шли за ним люди в великие годы революции, поэтому и обречен он был погибнуть вместе с гибелью революции.

Как бы там ни было, утром 7 февраля Миронов был в Усть-Медведицкой. На следующий день в станице состоялся митинг. Сохранился написанный Мироновым план его будущего выступления на митинге, на основании которого, а также других документов, можно понять, что и почему планировал делать политически Миронов в последние месяцы своей жизни.

Миронов записал, имея в виду ходившие по Дону слухи:

" "Придет Миронов - будет чистка".

Чистка нужна - но какая и как? Не путем восстаний".

Из всех деятелей гражданской войны, воевавших на разных сторонах, Миронов чуть ли не острее всех чувствовал, что "кровь людская - не водица", и что убивать людей можно не тогда, когда можно убить, а тогда, когда нельзя не убить. Миронов на протяжении всей своей деятельности в гражданскую войну стремился минимизировать неизбежные жертвы - делал это и тогда, когда во время боев с белыми в 1918г. запрещал стрелять из пушек по враждебным станицам и отпускал с конями и оружием пленных белоказаков, и тогда, когда в 1919г. попытался поднять мирное восстание, и тогда, когда в начале 1921г. надеялся исправить бюрократические уродства не хирургическим путем, а лекарственными травами. Миронов не врал, когда в письме Ленину 31 июля 1919г. писал: "На всех этапах гражданской войны с контрреволюцией я проводил гуманность и любовь к сдавшемуся, побежденному врагу, считая это одним из мощнейших средств прекращения кровопролития".

В своем предсмертном письме из Бутырской тюрьмы Калинину, написанном 30 марта 1921г., за три дня до гибели, Миронов скажет - и эти его слова объясняют, почему в феврале 1921г., с симпатией относясь к Вакулину, он считал политически неверной его повстанческую тактику: "я не способен ввергать народные массы на новые жертвы и цену восстаниям - знаю по Украине" и вспомнит о том, как на митинге 6 июня 1920г. в ст. Михайловке перед пленными белоказаками "исключительно звал их бояться восстаний против Соввласти как огня (ибо за это, по приказу фронта, должны были уничтожаться огнем станицы и хутора)".

Однако Миронов, считая неверной ведущую к новым жертвам повстанческую тактику, не собирался сидеть сложа руки. Что положение невыносимо, он мог убедиться на митинге 8 февраля, где среди поданных ему записок имелась следующая:

"Многоуважаемые наши старшие товарищи Миронов, Чевелев [местный руководитель] и др.!

Все вы очень хорошо нам поете. Да отчего же не петь? Морда и туша красная, жирная, выхоленная; одет тепло. Семья тоже ни в чем не нуждается...

А ты, черт возьми, совсем стоишь с пустым желудком, ноги прозябли в рваных обмотках. Дома ждет тебя куча холодных и голодных детей. Сын погиб... Сам - сотрудник, честно исполняю свой долг перед республикой. И только потому, что ты не коммунист, получаешь за свой труд 3000руб. (на полвоза дров) и через 2-3 месяца 10 фунтов просяной муки, и только на себя, на семью не полагается. Коммунисты! А сколько хлеба вывезено вами с Дона, и в частности из Усть-Медведицкого округа? Москву обеспечили хлебом на три года..., а мы страдаем без хлеба!

Итак, стоишь ты, несчастный советский сотрудник, смотришь на сытых коммунистов, кормящих тебя баснями, и думаешь: будьте вы все трижды прокляты...".

Перед Мироновым стоял выбор: либо действительно превратиться в "многоуважаемого старшего товарища" с "жирной выхоленной мордой", приспособиться к возникшим эксплуататорским порядкам, как это сделал, например, Буденный, либо продолжать и в новых условиях борьбу за обойденных и угнетенных. В отличие от Буденного, Миронов пошел по второму пути. Именно поэтому он был уничтожен.

Вечером того же 8 февраля на квартиру Миронова пришли несколько его бывших сослуживцев по 23-й дивизии, а вместе с ними - уже упомянутый нами и совершенно неизвестный прежде Миронову осведомитель Скобиненко, который и завязал разговор о трудностях и непорядках на Дону и о том, что с этими непорядками нужно бороться. Миронов не прошел в свое время школу революционного подполья и не догадался, что доверительные разговоры о планах на будущее нельзя вести в присутствии незнакомого и к тому же подозрительно себя ведущего человека. Поэтому он высказал идею, чтобы присутствующие образовали бы сплоченную группу, которая информировала бы его во время пребывания в Москве о реальной ситуации на Дону, боролась бы со злоупотребления властей, а в случае каких-либо потрясений образовала бы кристализационное ядро, имеющее своей задачей помешать победе открытой контрреволюции и восстановить Советскую власть. Программным документом группы была принята изданная в 1918г., в героический период революции брошюра "Республика Советов".

Можно спорить, насколько правильной и реальной по сравнению с тактикой Вакулина и Махно была тактика, сторонником которой в 1921г. был Миронов. Понятно, во-первых то, что Миронов не был сторонником немедленного восстания, а во-вторых, то, что присутствие на учредительном собрании организации провокатора Скобиненко обрекало организацию на разгром еще до начала деятельности.

По утверждению Скобиненко, для планировавшейся организации предполагалось название "Союз авантюристов", однако сам Миронов на следствии подобное название решительно отвергал и в возможность такого идиотского названия невозможно поверить.

Между тем 10 февраля в Михайловке началась окружная партийная конференция. Миронов еще 7 февраля был избран ее делегатом, хотя первоначально отказывался, поскольку полагал, что оторвался от местной жизни. Все с нетерпением ждали речь Миронова. Время этой речи наступило 12 февраля.

Миронов начал говорить о злобе дня - о ситуации на Дону и о восстании Вакулина. Он сказал, что хотя и не одобряет вакулинское восстание, но если такой старый честный коммунист, как Вакулин, был вынужден поднять восстание, то он был доведен до этого невыносимыми размерами продразверстки и злоупотреблениями властей. Он предложил ввести в области свободную торговлю хлебом, чтобы предотвратить голод, и произвести чистку негодного элемента в аппарате власти.

Речь Миронова произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Большевик Ефремов, ранее, в бытность свою комиссаром Донского корпуса, находившийся с Мироновым в хороших отношениях, заявил, что она расходится с линией партии. Возмущенный Миронов обозвал Миронова мальчишкой, и потребовал себе слово для ответа. Вместо этого президиум прервал работу  конференции. После этого Миронов и вместе с ним еще несколько человек ушли, хлопнув дверью. После их ухода конференция продолжилась и закончилась вечером 12 февраля. Делегаты признали работу окружкома неудовлетворительной. Однако это ничего не меняло. Избранный секретарем окружкома Кржевицкий собрал совещание приближенных лиц, на которое не были приглашены даже многие местные руководители, в частности тот же Ефремов, занимавший пост зам. Председателя окрисполкома. Кржевицкий заявил, что Миронов готовит восстание против Советской власти (которой уже не было) и должен быть арестован.

В Михайловке было введено военное положение. На улицы вышли патрули, было остановлено движение на местном участке железной дороги. Не знавший обо всем этом Миронов после возвращения с конференции складывал вещи, чтобы утром уехать в Москву. Тут раздался стук в дверь, и в дом, где остановился Миронов вошел начальник михайловской милиции с ордером на арест. Миронов отказался подчиняться, сказав, что его, командующего 2-й Конной армии, следующего в Москву по приказу Реввоенсовета, местные власти не имеют права арестовывать. Миронов предложил утром связаться с Москвой, обещая подчиниться ее решению. Начальник милиции побежал совещаться к Кржевицкому, но тот велел в случае дальнейшего сопротивления Миронова применить силу. Узнав об этом, Миронов подчинился приказу об аресте и сдал оружие. Под усиленным конвоем он был повезен в Москву. Вместе с Мироновым была арестована его вторая жена Надежда Суетенкова и - на всякий случай - усть-медведицкий большевик, член казачьего отдела ВЦИК Сергей Стариков, собиравшийся вместе с Мироновым ехать в Москву по своим делам.

Дальнейшая судьба Миронова была до такой степени неизвестна его близким и родным, что в 1959г., когда стало возможно поднимать вопрос о его реабилитации, его дочери в заявлении Председателю Верховного Совета Ворошилову писали: "13 февраля в два часа ночи наш отец был кем-то арестован и с тех пор мы о нем ничего не знаем, пропал без вести...До настоящего времени распространяются самые разнообразные слухи о его исчезновении", а сын Филиппа Кузьмича в аналогичном заявлении в Главную военную прокуратуру задавал вопрос: "Расстрелян он по приговору суда или убит в уголовном порядке, без суда и следствия?".

Многое из обстоятельств гибели Миронова до сих пор покрыто мраком, и скорее всего, останется покрыто мраком навсегда. Строго говоря, нет абсолютно точного ответа даже на вопрос, был ли он расстрелян по приговору суда или убит в уголовном порядке. Неясно, кто в большевистском руководстве персонально ответственен за арест и гибель Миронова (то, что он был фигурой, превышающей компетенцию донских властей, понятно).

В показаниях 27 февраля Миронов писал:

"Власть [ я] не критиковал, а критиковал отдельных лиц, указывал, что править должен трудовой народ. Строй не критиковал, а поддерживаю Советскую власть...

Насколько мне падение Советской власти нежелательно, утверждаю, что положение страны тяжелое, и если не будет восстановлена самодеятельность крестьянских и казачьих трудящихся масс, то восстания возможны...

Прежде всего, меньше опеки над трудом землепашца, особенно лиц, не компетентных в этом, а во-вторых, чтобы трудящиеся были бы уверены, что то, что добыто их трудом, принадлежит им, а если должно быть взято как государственная повинность, за это должна быть взята компенсация. Система разверсток критики не выдержала, и предполагающаяся ее замена налогом является для данного момента целесообразной".

Миронов был искренним сторонником Советской власти, но вопрос о том, что такое Советская власть он и правящая верхушка понимали совершенно по-разному. 

Следствие по делу Миронова шло не шатко, не валко, сам Миронов писал письма с требованием освобождения Фрунзе, заместителю председателя Реввоенсовета Склянскому и другим. 30 марта он написал последний в своей жизни документ - большое письмо председателю ВЦИК Калинину:

"Вся моя многострадальная жизнь и 18-летняя революционная борьба говорят за неутомимую жажду справедливости, глубокую любовь к трудящимся, за мое бескорыстие и честность тех средств борьбы, к которым я прибегал, чтобы увидеть равенство и братство между людьми...

И теперь..., когда сами вожди открыто признали..., что мы зашли дальше, чем теоретически и политически было необходимо [Миронов имеет в виду соответствующие высказывания Ленина в период перехода к нэпу], когда произнесено, чтобы отстающие успели подойти, а забежавшие вперед не оторвались от широких масс, когда сказано, что мы должны помогать везде и всюду усталым и истерзанным людям, - неужели клевета восторжествует над тем, кто искренне и честно, может быть, спотыкаясь и ошибаясь, отставая и забегая, но шел все к той же одной для коммуниста цели - делу укрепления социальной революции?!

Неужели светлая страница Крымской борьбы, какую вписала 2-я Конная армия в историю революции, должна омрачиться несколькими словами: "Командарм 2-й Конной Миронов погиб голодной смертью в Бутырской тюрьме, оклеветанный провокацией?"

Да не будет сей позорной страницы на радость битым мной генералам Краснову и Врангелю и председателю Войскового Круга Харламову.

Остаюсь с глубокой верой в Правду бывший командарм 2-й Конной коммунист Ф.К. Миронов".

При жизни Миронова это письмо не дошло ни до Калинина, ни до Ленина, Троцкого и Каменева, которым адресовались его копии. Прочитал ли кто-нибудь из них его после гибели Филиппа Кузьмича - неизвестно.

2 апреля 1921г. общая прогулка заключенных Бутырской тюрьмы была отменена. Однако Миронов был выведен на прогулку. Он гулял один по дворику тюрьмы, неожиданно один из охранников поднял винтовку и выстрелил в него.

Никакого суда и приговора Президиума ВЦИК о расстреле не было. Во всяком случае, самые активные попытки найти протокол Президиума ВЧК с приговором о расстреле до сих пор не увенчались успехом. Заключение следователя, где говорилось о состоявшемся расстреле Миронова, было написано задним числом, 13 августа 1921г.

Независимо от того, имела ли место какая-то фикция заочного суда и приговора, или убийцы обошлись даже без этого, Миронов был убит подло, предательски и из-за угла, в результате провокации. Его убийство очень ярко показывает, с какой стремительностью перерождалась большевистская власть.

В октябре 1919г. Миронова и его товарищи были помилованы после совершения ими вполне реального, с точки зрения большевиков, преступления. Суд над ними был гласный и открытый. Через полтора года Миронов был убит в результате махинации, состряпанной при помощи мерзавца Скобиненко (этот тип в 1920-е годы был исключен из партии за всякие темные дела, а в 1934г. приговорен к 10 годам тюрьмы за воровство) - убит при непонятных обстоятельствах, которые допускают всякие предположения и идеи.

Мы не станем заниматься гаданием, кто из большевистского руководства - Ленин, Сталин, Троцкий или Дзержинский - непосредственно ответственен за гибель Миронова. Этот вопрос не имеет принципиального значения и при современных данных является абсолютно не решаемым. Очевидно одно. Ни Троцкий, хорошо знавший Миронова, ни Ленин, тоже не могший забыть о нем, в последние 50 дней жизни Филиппа Кузьмича не проявили ни малейшего интереса к тому, что с ним происходит и куда и при каких обстоятельствах пропал едущий по приказу Реввоенсовета в Москву командир 2-й Конной.

Для тех, кто сводит все причины крестьянского недовольства большевиками к политике продразверстки и видит в крестьянских революционерах сторонников рыночной экономики и свободной торговли, не понятен вопрос: почему же большевистское помиловало Миронова в 1919г. в разгар военного коммунизма и уничтожило его именно в момент введения нэпа?

Ответ прост. Не за свободную торговлю и рыночную экономику боролись крестьянские революционеры - Махно, Сапожков, Миронов, Рогов и другие, - а за Советскую власть, и именно революции за восстановление Советской власти больше всего страшилось большевистское руководство, когда в 1921г. выбрало для себя роль управителей рыночной экономики и стало проводить политику бонапартизма, поощряя кулаческие тенденции в крестьянстве и беспощадно подавляя тенденции революционные. "Мы больше никогда никому ничего не дадим решать за нас" - такими словами лучше всего может быть выражен дух великой народной революции 1917 - 1921гг., и те, кто захотел стать "многоуважаемыми старшими товарищами" с "красными, жирными и выхоленными мордами и тушами", должны были истребить этот дух каленым железом...

Арестованный вместе с Мироновым казачий большевик Стариков не был привлечен по его делу. После ареста его привезли не в Москву, а в Царицын, где через два месяца освободили, не объяснив толком причин ни ареста, ни освобождения. Через 50 лет он вместе с Р. Медведевым напишет лучшую на сегодняшний день научную биографию Миронова.

Арестованные по делу Миронова участники совещания 8 февраля были освобождены в ноябре 1921г. Приблизительно тогда же была освобождена и его жена Надежда Суетенкова, родившая в тюрьме ребенка, вскоре умершего. Ее следы теряются в 1930-е годы.

Миронов правильно предвидел в своем предсмертном письме Калинину, что его гибель вызовет огромную радость белых офицеров. Уже известный нам бывший шифровальщик во 2-й Конной Боярчиков в своих воспоминаниях пишет, что в 1949г. в карагандинском лагере познакомился с белоэмигрантом Руденко, сыном врангелевского полковника:

"Когда в разговоре выяснилось, что я воевал в Крыму во 2-й Конной Миронова, а он в конном корпусе врангелевского генерала Барбовича и чудом спасся от смерти, он рассказал мне, что за границей, в Париже в 1921г. он узнал о расстреле в Москве Миронова и очень обрадовался тогда этому.

-        Миронов разбил нашу конницу, - сказал он, - и гнал нас без остановки до самого Черного моря. Он главный виновник гибели белой армии Врангеля и виновник нашей эмигрантской судьбы...

Однако затем он с напускной рыцарской доброжелательностью отозвался о Миронове как о самом талантливом русском полководце в рядах конных полков Красной Армии, затмившем своей славой многих других видных конников [т.е. Буденного и Ворошилова], которые и погубили его...".

После 1921г. Миронов если и упоминался в советских книгах о гражданской войне, то лишь как враг и предатель. Его фотография в Музее Красной Армии была снабжена подписью "Бандит, бывший полковник, изменивший Советской власти". В изданной в 1023г. книге Смилги "Военные очерки" очерк о Миронове кончается так:

"Вместе с Мироновым я боролся с Врангелем. Зимой 1921г. по сведениям, имеющимся у меня, он был организован по делу восстания на Дону и расстрелян. Балашевские дни оказались только эпизодом в карьере Миронова. Властолюбие и авантюризм сделали свое дело".

В 1937г. погибла большая часть друзей и врагов Миронова - погибли и большевистские якобинцы, такие как Смилга и Сырцов, и уцелевшие до этого времени бойцы и командиры, воевавшие под командой Миронова. Те, кто остался жив, - как Боярчиков или Стариков - прошли через сталинские лагеря. Точная судьба самого Миронова оставалась неизвестной даже его детям.

В 1960г. Миронов был реабилитирован решением Военной коллегии Верховного суда СССР. Однако правда о его борьбе и его идея не могла стать известной в полном объеме - ведь это была правда Третьей революции, существование которой отрицалось в господствующей историографии. Тем не менее в 1970-е годы о Миронове было написано две весьма хороших книги - его научная биография, авторами которой были Р. Медведев и С.П. Стариков ("Жизнь и гибель Филиппа Кузьмича Миронова") и роман Юрия Трифонова "Старик".

В конце 1980-х годов, когда в историографии наступил переходный период от старых мифов к новым, Миронов по недоразумению на какое-то время оказался любимцем русских национал-патриотов, использовавших его, чтобы совместить свою СССРовскую лояльность со своей ненавистью к большевикам, троцкистам, сионистам и просто жидам (см. роман А. Знаменского "Красные дни" и изданную в 1991г. в ЖЗЛ беллетристическую биографию Е.Ф. Лосева "Миронов"). Вскоре недоразумение прекратилось и русские патриоты - державники нашли для себя более подходящий объект поклонения, чем антигосударственник Миронов - белых генералов.

В 19997г. был издан сборник документов "Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917 - 1921гг." - важнейший источник сведений о жизни и мировоззрении Миронова...

События народной революции 1917 - 1921гг., бесспорно, были великой трагедией - но именно трагедией, а не фарсом, в котором многомиллионный народ водится за ниточку кучкой проходимцев, трагедией, когда этот народ поднялся за то, чтобы самому определять свою судьбу, чтобы своей силой добыть себе свою волю, установить свою правду. Он потерпел поражение, но лучше ли было бы, если бы он покорно нес свою рабскую судьбу? История не закончилась в 1921г., а если так, то борьба трудовых низов за свою волю и свою правду будет происходить и дальше. Прошлое дает нам уроки и вдохновляющие моральные примеры, но будущее делать нам.

Жизнь одного из самых привлекательных героев Великой революции 1917 - 1921гг. Филиппа Кузьмича Миронова была не напрасной. В борьбе за освобождение трудящихся масс он сделал, что мог - и память о нем не исчезнет.