Аннотация: Похождения невинной девушки на "Интерпрессконе" 2001 года.
Санкт-Петербург - Интерпресскон, или туда и обратно.
(путевые заметки)
Рекомендуется для самостоятельного прочтения детям любого возраста и/или поклонникам моего искрометного стиля. Желающие узнать что-нибудь новенькое о современной фантастике и фантастах могут отдыхать. Те, кого напрягают похмельные зарисовки - тоже.
Итак, предупредив, по мере возможностей, своих читателей, я начну рассказ о моем пребывании на "Интерпрессконе-2001". Для тех, кто не помнит - в прошлом году я дебютировала в этой тусовке самым наискандальнейшим образом и обещала на прощание поколотить всех зонтиком и приехать на следующий кон с большим животом.
Мои угрозы не оправдались. Погода была отличная, зонтик не понадобился. Зато понадобилась легкая маечка, чтоб загорали руки и плечи. Живот, к счастью, тоже не оправдался, но ему загорать не пришлось (хотя хотелось).
Нынешний Интерпресскон у меня проходил под девизом "Найти и обезвредить". Один мой виртуальный знакомец должен был находиться аккурат на коне, где мы собирались поглядеть друг на друга. Сразу скажу, что поиски продолжались до самого вечера, вечером мы, разумеется, встретились, но до этого было вот что...
Со мной приехали друзья - Дрессировщик и Шершавый. И если Шершавый не внушал мне никаких опасений (как выяснилось позже - напрасно), то за Дрессировщиком я решила следить попристальнее. Чтобы не объел никакого писателя, не убил ребенка, не сломал дерево.
Писатели-фантасты, просто писатели, журналисты, издатели, фанаты и другие люди, закупившие путевки на целую неделю, уже вовсю праздновали похмеляйнен. Интерпресскон, как тусовка, длился с 4 по 7 мая, но само награждение лучших фантастов, ради которого, формально, и собралась вся эта компания, происходило 5 числа. Мы приехали именно в этот день. Бодрые, свежие, отдохнувшие. Многие смотрели на нас с ненавистью или с завистью. Но были и иные взгляды. Один сибирский писатель, к счастью, я не запомнила его фамилии и инициалов, пытался перекупить меня у Дрессировщика за бутылку коньяка (плохого). Но был отвергнут. Впоследствии ему было позволено кусить одно плечо. К сожалению, он выбрал мое.
Дрессировщик, узревший свою выгоду, попытался было продолжить выгодный бизнес, злонамеренно кося то под дурачка, то под социотип "муж-подкаблучник безропотный". Ему даже удалось снять еще один урожай алкоголя. К сожалению, все с того же сибирского писателя, фамилии и инициалов которого я не запомнила.
Люди выехали за город, встретились с друзьями, и что стали делать? Правильно. Все вокруг пили, веселились и приставали к дамам. В промежутках между рюмкой-другой заводили беседы о литературе. Издательства тихонько откочевывали в лес, по шашлыки, и возвращались сытые и пьяные. Мы тоже немножко покочевали по лесу, но на месторождение шашлыков так и не набрели.
Если в прошлом году мое общение с писателями закончилось плачевно, хоть и вполне комично, то в этом оно протекало бурно и весело, хоть и закончилось несколько печальнее, чем хотелось бы (гастрит не спит). Более того, была отмечена поразительная вещь. Меня стали узнавать. Причем, если бы меня узнавали внешне (что тоже имело место быть), я бы пожала покусанными знойными сибиряками плечами и не заморачивалась на этом, потому что девушки по кону ходили все как на подбор бледно-зеленые, кто с дип-склерозом, кто с дип-психозом, у кого вообще в голове была одна матрица. Короче говоря, виртуальные зомби. Или, например, бродили там известные авторши и чьи-нибудь не менее известные жены. Они бледно-злеными не были, но их кусать было все равно опасно. Но меня-то узнавали по имени-псевдониму! Просто не верится. Когда меня представляли почтеннейшей публике моим литературным псевдонимом, публика частенько хваталась за голову и говорила: "А мы тебя представляли так..." и уточняла, как именно она меня представляла. Публика продолжала удивляться. Но еще больше удивлялась я. Меня узнавали. Не свои друзья-жабы и даже не светлые человечки с Гончарной. Нет. Вполне серьезные, уважаемые люди. Обалдеть можно. И я обалдела.
А обалдевши, принялась общаться, тусоваться, и пить вместе со всеми. Пока не наступила славная пора цветения последней электрички. А потом отцвели и последние автобусы, и мне пришлось остаться на коне на ночь. Большое человеческое спасибо А.Д., моему руководителю студии, доброму и честному человеку, выделившему мне одно из своих спальных мест. Таким образом, я была спасена от бессонницы, ночевки в холле на диванчике, а также от личностей, рассуждавших, а не выгнать/убить/запереть ли в туалете соседа, дабы заманить в свой номер меня. Мне было плохо, но я держалась.
К пяти часам утра в баре обнаружились лица, не появлявшиеся в коридорах и кулуарах днем. Очевидно, эти лица отсыпались после прошлой бурной ночи. Лица были незнакомые и слегка опухшие. И лишь в одном схематично угадывалась знаменитая Тетка Чарли.
Поспоривши и попрепиравшись с "Теткой" несколько минут, мы пришли к выводу, что это подложная тетка. Где в тот момент была настоящая, мне неведомо, но общение наше не закончилось мордобоем только оттого, что я сослалась на "Сороку", а лже-тетка призналась, что состоит в некотором родстве со знатной бразильянкой.
Пели в лесу птицы, когда я неуверенными шагами не наблюдающей часов Золушки брела по коридору в направлении номера, благословенно приютившего меня. В холле, на диванчиках, мелодично похрапывали те, кого сон застал по пути в номер или те, у кого номера никакого не было вовсе. Среди этих незнакомых храпунов была одна вполне осмысленная тушка. То был Шершавый, которого я так и не сумела подселить в номер ни к одному из тех вероломных авторов-тусовщиков, обещавших убить соседей, чтоб не мешали нам вместе спать.
Пока я бреду к своему номеру, открываю дверь, благодарно киваю разбуженному каким-то грохнувшимся предметом А.Д., залезаю под одеяло, вылезаю из одежды, Шершавый продолжает спать, даже и не подозревая о том, что я прошла мимо.
А дело было так. После отбытия последнего транспорта, способного доставить усталых путников в город, после того, как все наши знакомцы, и даже шумный Дрессировщик, умчались в неизвестном направлении, сделавши нам ручкой, в темном уголке остался один Шершавый. Я его не видела, а он видел меня преотлично. Я уже собиралась тут заночевать, а он надеялся на некий мифический автобус, который посулили нам фантасты, тоже остающиеся ночевать и значит, ни с каким автобусом не знакомые. Фантасты вообще оказались очень литературно одаренными и сочиняли что попало и рассказывали как придется. Одним словом, мне пришлось заботиться не только о себе, но и о больном товарище. Первичная разведка лестью подтвердила - все номера забиты под завязку, те, что не забиты - закрыты для незнакомцев навсегда, и лишь на 9 этаже существует сколько-то отменных "люксов".
В люксах стояли диванчики. Нет, в люксы нас не пустили. Но пока мы поднимались на лифте, Шершавый медленно, как только он один это умеет, изрек совершенно замечательную фразу. Нет, вам она не покажется такой замечательной. Он просто сказал: "А я только что видел в холле человека с красными волосами."
Итак, человек с красными волосами. О нем расскажу чуть подробнее. Это - один из моих любимых жабских (и не только) авторов (вообще-то у меня все авторы любимые, даже Жулин-гад, были бы нелюбимые, фиг бы я их печатала). Автора зовут Леонид Каганов. Собственно, именно с ним мы собирались встретиться еще в Москве, да так и перенесли это на Интерпресскон. С утра я поспрошала могучих сибиряков, пузатых москвичей да очкастых питерцев на предмет "а видали ли вы здесь поблизости такой предмет", и получила разрозненные и странные сведения. Один только писатель Лукьяненко не растерялся и на вопрос "А куда вы дели соседа своего, Леонида?" ответил, что просто рассказал ему про меня и тот от греха подальше уехал в Питер. Вообще-то это была шутка юмора, но я почему-то поверила и на поиски забила. И тут - надо же! Его заметил Шершавый!
Как я уже говорила, на девятом этаже нам куролесить не довелось. И, тем более, на десятом. Там был один супер-гипер шикарный номер. Кто жил в этом номере - неизвестно. Думаю, что сам Пелевин. Приехал, пожил, вниз спускаться не стал, поглядел с балкона на суету вокруг диванов, на которых собирались спать "бездомные", поплевал в потолок, и уехал. А мы остались.
Награждение прошло в теплой, дружественной обстановке. Друзья наградили друзей, друзья друзьям поаплодировали, друзья с друзьями попили водки и глинтвейну. И я там был, и так напилси!
Утром наблюдала поучительную картину. Святослав Логинов жалобно скребся в дверь своего номера. Я пригласила его "если пить, то к нам". Выяснилось, что пить знаменитый разоблачитель гр. Толстого уже не хочет, а хочет спать. И все бы ладно, да вот сосед по номеру сгинул с ключами. Посетовав на нерадивого соседа, я метнулась в номер к А.Д., с которым меня то и дело пытались знакомить его гости, и смущенно извинялись, услышав от хозяина самодовольное, что я "провела здесь сегодняшнюю ночь" (ну, не знаю, может, у писателей ночь с 5 утра и начинается, а для меня так это уже самое что ни на есть предрассветное утро). В номере А.Д. ошивался очередной сибирский писатель, которого я ласково прозвала Маньяк. Как только я рассказала о печали, постигшей Святослава Логинова, Маньяк неожиданно встрепенулся, выхватил из кармана ключи, как флаг, и с воплем "А мужики-то не знают" кинулся вызволять из беды соседа.
Данный Маньяк также заслуживает отдельного разговора. Помимо того, что он прославился удивительной запасливостью - например, имея с собой сапожный набор, даже порывался починить мои порвавшиеся в ночном лесу босоножки при условии, что я во время починки буду находиться в его номере. Босоножки придется нести в мастерскую - а жаль. Кроме того, Маньяк оказался профессиональным массажистом, и пытался массажировать всех, кто попадался под руку. Ну а оправдал он свое прозвание уже вечером второго дня, войдя в помещение, где проходил семинар, с широким ножом. По-кошачьи взглянув в мою сторону, он остановился на пороге и медленно, рассудительно, поскреб лезвием подбородок. И вышел. Семинар вздохнул.
Видели - еще с утра, в первый же день - Бориса Натановича Стругацкого. Он аккуратно, как ученая седая крыска, шел по струночке, надеясь незаметно проникнуть в помещение и там затаиться. Его мечте не суждено было осуществиться. На пути был обнаружен Дрессировщик, все еще лелеявший надежды получить за меня рюмку-другую алкоголя...
Нет, я не буду говорить, что уж в следующем-то году я непременно приеду на кон, как полноправный участник, как претендент на награду, как жена, как подруга, неважно. Может быть, приеду. Может быть - нет. Но вряд ли на всю неделю. Как верно заметил мой красноволосый друг, приезжать надо в Питер, а на коне бывать наездами.
Кстати, о наездах. Когда мне сказали, что "шофер такого-то наехал на твоего А.Д." я очень испугалась (за А.Д.? За машину?), но наезд, по счастью, был чисто вербальным... Впрочем, это уже совсем другая история.