Гарднер Эрл Стенли : другие произведения.

Лэм 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  Пройдоха
  Глава 1
  Я протиснулся сквозь толпу, вошел в офис и встал у двери, держа шляпу в руке. Впереди было шестеро. Объявление в газете гласило, что требуются мужчины от двадцати пяти до тридцати лет.
  Некоторые из ожидающих, судя по внешности, уже перешагнули верхний рубеж. Говоря откровенно, все семеро, считая и меня, имели весьма потертый вид.
  Секретарша с соломенными волосами барабанила по клавишам машинки. Она посмотрела на меня. Выражение ее лица было таким же участливым, как накрахмаленная простыня.
  — Вам чего? — спросила она.
  — Хотелось бы увидеть мистера Кула.
  — Зачем?
  Я кивнул головой в сторону полудюжины парней, которые смотрели на меня довольно враждебно.
  — Я по вашему объявлению.
  — Я так и подумала. Садитесь!
  — Однако сесть-то негде, — заметил я.
  — Через секундочку будет где. Можете подождать здесь. Или уйти и потом прийти. Как хотите…
  — Ничего, я постою, — сказал я.
  Она снова принялась стучать. Послышался зуммер. Секретарша подняла трубку, послушала, сказала: «Добро» — и посмотрела на дверь с вывеской: «Б.Л. Кул. Без приглашения не входить».
  Дверь открылась. Оттуда выскочил человек, он словно спешил на свежий воздух.
  Соломенная блондинка объявила:
  — Можете войти, мистер Смит.
  Сутуловатый худой юноша встал, поправил галстук и жилетку, сотворил на лице улыбку, открыл дверь и вошел к Кулу. Обратившись ко мне, блондинка спросила:
  — Как зовут?
  — Дональд Лэм.
  Она быстро записала и, продолжая разглядывать меня, начала что-то выводить стенографическими значками. Я понял, что она описывает мою внешность.
  — Все? — спросил я, когда она с головы до ног оглядела меня.
  — Все, садитесь и ждите.
  Я сел и стал ждать. Смит выскочил через пару минут с таким же видом, как и предыдущий. За ним пошел второй и тоже вылетел, как мячик. Третий, правда, подзадержался в кабинете Б.Л. Кула, но вышел несколько ошарашенным. В этот момент открылась входная дверь и вошли еще трое. Блондинка записала их имена, оглядела и сделала свои заметки. После того как они сели, она подняла трубку и сказала кратко:
  — Еще четверо.
  Когда из кабинета выскочил четвертый, туда вошла секретарша. Минут через пять она вернулась и кивнула мне:
  — Можете войти, мистер Лэм.
  Те двое, что были впереди меня, нахмурились, но промолчали. Секретарше, как и мне, было наплевать на них. Я открыл дверь и вошел в большую комнату. Тут было несколько канцелярских шкафов с выдвижными картотечными ящиками, два кресла, столик и довольно большой письменный стол.
  Я растянул рот в улыбке и начал:
  — Мистер Кул, я… — И тут же оборвал себя. Потому что за письменным столом сидел вовсе не мистер.
  Ей было около шестидесяти. Седые волосы, улыбающиеся серые глаза… Облик доброй бабушки. На вид в ней было килограммов сто веса.
  — Садитесь, мистер Лэм, — сказала она и продолжила: — Нет, не там. Подойдите поближе. Хочу на вас посмотреть. Вот так. Так-то лучше. И давайте, ради бога, не вешать мне лапшу на уши.
  Она так испытующе смотрела на меня, как будто ее любимый внук пришел за конфеткой.
  — Где живешь?
  — У меня нет постоянного адреса, — ответил я. — В данный момент снимаю комнату.
  — Какое образование?
  — Образование мое без пользы. Меня научили ценить искусство, литературу и жизнь, но не научили, как зарабатывать деньги. А я обнаружил, что не могу ценить ни искусство, ни литературу, ни жизнь без денег.
  — Сколько тебе лет?
  — Двадцать восемь.
  — Родители живы?
  — Нет.
  — Женат?
  — Нет.
  — Какой худой, — сказала она. — В тебе, наверное, весу не больше пятидесяти?
  — Пятьдесят один.
  — Драться умеешь?
  — Нет, хотя приходится. Но обычно меня бьют.
  — Мне нужен настоящий мужчина.
  — А я что, не мужчина? — сказал я обиженно.
  — Ты малыш, тебя затолкают.
  — Когда я был студентом, некоторые пытались меня оттирать, но потом бросили. Не люблю, когда меня оттирают. Защищать себя можно по-разному. У меня собственная методика, и я владею ею довольно неплохо.
  — Ты внимательно прочел объявление?
  — Как будто да.
  — Что, считаешь себя подходящим?
  — Я одинок. Думаю, в храбрости мне не откажешь. Энергичен. Надеюсь, довольно умен. Ежели это не так, то некто зря потратился на мое образование.
  — Кто этот некто?
  — Отец.
  — Когда он умер?
  — Пару лет назад.
  — А что ты делал с тех пор?
  — Всякое разное.
  Продолжая смотреть на меня с доброй улыбкой, она сказала:
  — Ну ты и враль!
  Я вскочил.
  — Поскольку вы дама, то можете позволить себе говорить это. Но поскольку я мужчина, мне не обязательно это слушать. — И я пошел к двери.
  — Подожди, — окликнула она меня. — Мне кажется, ты подойдешь.
  — Да уже не хочу.
  — Не будь маменькиным сынком, повернись и посмотри мне в глаза. Признайся, врал-таки?
  «Какого черта, все равно не возьмет», — подумал я и посмотрел на нее.
  — Да, врал. Это у меня привычка такая. Однако, как ни странно, я предпочитаю, чтобы к моим недостаткам относились с бо́льшим тактом.
  — В тюрьме не сидел?
  — Нет.
  — Иди сюда и сядь.
  Не мог я не подойти. У меня в кармане было всего десять центов, и я не ел целые сутки. Получить что-то на бирже труда оказалось невозможно. В конце концов я решил пойти по объявлениям, даже по тем, которые выглядят сомнительными. Другого выхода у меня не было.
  — Давай начистоту, — сказала она.
  — Мне двадцать девять, родители умерли. Окончил колледж, достаточно сообразителен, готов делать все, что угодно. Нужны деньги. Если возьмете меня, попытаюсь быть лояльным.
  — Все? — спросила она.
  — Все.
  — А как же все-таки тебя зовут?
  Я улыбнулся.
  — Что, Лэм — это не настоящее?
  — Я выложил вам правду. Если хотите, могу трепаться дальше. Это у меня получается.
  — Думаю, что да! Скажи, что ты вообще изучал в колледже?
  — Какая разница?
  — Не знаю, — сказала она, — но я поняла, что ты врешь, по тому, как ты отвечал на вопросы относительно колледжа. Ты, наверное, никогда не был студентом, а?
  — Был.
  — Но не окончил?
  — Нет, окончил.
  — И не отчислили?
  — Нет, этого не было.
  Вытянув губы, она спросила:
  — Об анатомии человека что-нибудь знаешь?
  — Не особенно.
  — Что изучал?
  — Хотите, чтобы я импровизировал?
  — Да нет. А впрочем, можешь. Мне нужен человек, который умеет убедительно врать или говорить убежденно. Мне не понравилось, как ты врал вначале. Неубедительно!
  — Я сейчас говорю правду, — подчеркнул я.
  — Больше не надо. Поври немножко.
  — О чем?
  — О чем хочешь, только поубедительней и позаковыристей. Так что же ты изучал в колледже?
  — Половую жизнь микробов. Пока ученые рассматривают размножение микробов только с точки зрения лабораторного анализа. Но никто не рассматривал этот вопрос с точки зрения самого микроба. Однако, когда я об этом рассказываю, вы наверняка склонны смотреть на это с точки зрения вашего собственного…
  — Нет у меня…
  — Взгляда на жизнь, — продолжал я, не обращая внимания на то, что она перебила меня. — Так вот, при стабильной температуре и обильном калорийном питании микробы возбуждаются, и тогда…
  Она подняла руку, как будто хотела, чтобы я замолчал.
  — Хватит этой дурацкой болтовни, — заявила она. — Заковыристо, но не годится, потому что никому до этого дела нет. Скажи мне по правде: знаешь ты хоть что-нибудь о микробах?
  — Нет.
  Глаза ее блеснули.
  — А как тебе удавалось, чтобы тебя не оттирали в колледже?
  — Я предпочел бы об этом не говорить, если хотите по правде.
  — Но как раз это я и хочу знать.
  — Умело применял свою голову. Да, меня называли пройдохой, даже подлюгой. Но надо же было защищать себя! Если слаб физически, надо брать другим. Я соображал — и у меня всегда получалось. Когда кто-то пытался меня задеть, я придумывал, как заставить его прекратить. В конце концов он сам начинал жалеть об этом. При необходимости я мог наносить удары, как говорится, ниже пояса. Это даже доставляло мне некоторое удовольствие. Будешь шкетом, будешь и пройдохой. Так вот, если вам не надоело забавляться на мой счет, я пойду. Не люблю, когда надо мной насмехаются. Когда-нибудь поймете, что это дорого стоит… Я что-нибудь придумаю, чтобы с вами расквитаться…
  Она вздохнула. Однако это не был печальный вздох уставшей толстой бабы. Скорее это был вздох облегчения. Она подняла трубку и сказала секретарше:
  — Элси, я беру Дональда Лэма. Выгони остальных лоботрясов и повесь объявление, что место занято. С меня на сегодня хватило всяких бродяг.
  Толстуха бросила трубку, выдвинула ящик стола, достала какие-то бумаги и начала читать. Я слышал, как в приемной заскрипели стулья и послышались шаги уходящих. Я был ошарашен и не мог выдавить из себя ни слова.
  — Деньги у тебя есть? — спросила она вдруг.
  — Да, — сказал я и добавил: — Немного.
  — Сколько?
  — Достаточно на некоторое время.
  Она глянула на меня поверх бифокальных очков и сказала:
  — Опять лжешь, как мальчишка. Еще хуже, чем рассказ о микробах. Рубашка у тебя плохая. Можно купить за восемьдесят пять центов. Галстук выкинь. Купишь хороший центов за тридцать пять. Почисти обувь, постригись. Носки-то небось дырявые? Ты голоден?
  — Нет, я в порядке.
  — Не выдумывай, посмотри на себя в зеркало. Вид у тебя как у рыбы — щеки впалые, под глазами круги. Наверное, не ел целую неделю? Сходи хорошенько поешь. Допустим, это центов двадцать. И костюм надо бы поменять, но не сегодня: ты уже нанят, и не стоит привыкать шляться по магазинам во время работы. Костюм купишь после. Я дам тебе аванс. И смотри не пытайся меня надуть. Вот тебе двадцать долларов.
  Я взял деньги.
  — Итак, возвращайся к одиннадцати. Давай топай.
  Когда я открывал дверь, она сказала громко:
  — Не забудь, Дональд, сразу всю двадцатку не трать, и на жратву двадцати центов вполне достаточно.
  Глава 2
  Когда я снова оказался в приемной, секретарша все еще барабанила на машинке.
  — Приветик, — сказал я.
  Она кивнула.
  — Скажи, хозяйка миссис или мисс?
  — Миссис.
  — Она на месте?
  — Нет.
  — Можно называть тебя как-то иначе, кроме как «Эй»?
  — Мисс Бранд.
  — Рад познакомиться, мисс Бранд, — сказал я. — А я Дональд Лэм. Миссис Кул наняла меня. — Она продолжала стучать. — Я буду здесь работать, — продолжал я, — и мы будем часто видеться. Похоже, я тебе не нравлюсь, и ты мне тоже. Если хочешь, можем так все и оставить.
  Она перестала печатать, чтобы перевернуть страничку стенографического отчета, а заодно посмотреть на меня.
  — Хорошо, пусть будет так. — И снова забарабанила. Я сел.
  — Что, мне ждать здесь? — спросил я через несколько минут.
  Она покачала головой.
  — Миссис Кул велела мне вернуться к десяти часам, — соврал я.
  — Ну вот ты и пришел. — Мисс Бранд продолжала стучать.
  Я вытащил из кармана пачку сигарет. Целую неделю я не курил — не потому, что хотел бросить, а потому, что было не на что.
  В эту минуту открылась входная дверь и ввалилась миссис Кул. Сзади нее шла довольно изящная шатенка.
  Посмотрев на своего нового шефа, я решил, что она весит не сто, а все сто десять килограммов. Очевидно, не любит тесную одежду, потому что болталась, как желе на тарелке, внутри огромной хламиды. Однако она не задыхалась и не переваливалась как утка, а шла плавной походкой, словно плыла.
  Я посмотрел на стройную шатенку, та посмотрела на меня. Мне показалось, что она чем-то напугана. Я подумал: если я крикну на нее, она тут же в испуге выбежит. У нее были темно-карие глаза, загорелая кожа, кажется, без пудры. Костюм скроен так ладно, что выявлял фигуру. Фигура была стоящая.
  Между тем Элси Бранд только успевала переводить каретку. Миссис Кул открыла дверь кабинета.
  — Войдите, мисс Хантер. — Затем, посмотрев на меня, продолжила тем же тоном: — Подожди, понадобишься через пяток минут.
  Дверь закрылась. Я уселся поудобнее.
  Через некоторое время послышался зуммер. Мисс Бранд подняла трубку и сказала:
  — Хорошо. — Затем кивнула мне: — Входи.
  Я еще со стула не поднялся, а она уже печатала.
  Я открыл дверь кабинета. Миссис Кул восседала на вертящемся стуле, опираясь локтями на письменный стол. Когда я вошел, она говорила:
  — Нет, дорогуша, мне наплевать. Ври сколько хочешь. Рано или поздно мы доберемся до правды. Чем позже, тем больше заработаем. А это Дональд Лэм. Мистер Лэм, знакомьтесь — мисс Хантер. Мистер Лэм недавно у меня, но ему можно довериться. Он будет заниматься вашим делом, а я буду контролировать его.
  Я поклонился мисс Хантер. Она безучастно улыбнулась. Казалось, она никак не могла решиться на что-то важное. Тем временем миссис Кул продолжала локтями попирать письменный стол. Как и все толстые люди, она была совершенно статична. Худые всегда дергаются, чтобы успокаивать свои нервы. А миссис Кул торжественно восседала с видом горы под снеговой шапкой и с уверенностью парового катка.
  — Садись, Дональд, — кивнула она.
  Я сел и с профессиональным интересом стал изучать профиль мисс Хантер. Длинный прямой нос, красивый подбородок, гладкий нежный лоб в обрамлении блестящих волнистых каштановых волос. Она сидела в задумчивости, не обращая внимания на происходившее вокруг нее.
  — Ты газеты читаешь, Дональд? — спросила хозяйка. Я кивнул. — О Моргане Берксе слышал?
  — Немного, — ответил я, продолжая удивляться абсолютному безразличию мисс Хантер. — Это его, кажется, засекли в скандальной афере с игральными автоматами?
  — Ну уж и в скандальной, — спокойно заметила миссис Кул. — Всего лишь незаконно установили автоматы в таких местах, где можно загрести побольше. Естественно, надо было давать взятки полиции. Как раз этим и занимался Морган. Но его не изобличили: недостаточно улик. Его хотели использовать как свидетеля. Но он не явился. И теперь его ищут. Вот и все. Если найдут, можно будет провести чистку среди полиции. А если нет, так нет. Какого черта называют это скандалом, не пойму. Обычный бизнес.
  — Я всего лишь передал, что писали в газетах.
  — А этого, Дональд, делать не надо. Плохая привычка.
  — Так что насчет Моргана Беркса? — Я видел, что мисс Хантер словно отключилась.
  — У Моргана Беркса есть жена. Ее зовут… — Хозяйка обратилась к мисс Хантер: — Дайте мне эти бумаги, дорогуша. — Ей пришлось повторить просьбу, прежде чем мисс Хантер пришла в себя, щелкнула ридикюлем, вытащила какие-то бумаги и передала их миссис Кул. Та спокойно продолжала: — Итак, ее зовут Сандра Беркс. Она требует развода. И начала думать об этом не сейчас. А Морган сыграл ей на руку. Самое подходящее время, чтобы получить развод. Одно мешает: его не могут найти, чтобы вызвать в суд.
  — Он что, скрывается от справедливого суда? — спросил я.
  — Что тут справедливого, не знаю, — ответила миссис Кул, — но то, что он беглец и скрывается, это уж точно. Найти его не могут.
  — А я что должен делать?
  — Найти его! — Хозяйка перекинула мне бумаги.
  Я ознакомился с ними. Первичный вызов по бракоразводному делу, а также дубликат его и копия жалобы истицы.
  — Чтобы вручить повестку, не обязательно быть судебным исполнителем, — наставительно сказала миссис Кул. — Любой гражданин США старше двадцати одного года, если он не участвует напрямую в деле, может это сделать. Тебе надо найти Беркса, показать ему повестку, отдать ее, а также дубликат и копию жалобы истицы. Затем ты вернешься в контору и сделаешь письменное заявление под присягой.
  — А как мне его найти?
  Мисс Хантер вдруг сказала:
  — Мне кажется, я могу помочь.
  — И когда я его найду, — спросил я у миссис Кул, — не будет ли он возражать?
  Мисс Хантер перебила меня:
  — Это уж точно, я знаю. Этого я и боюсь. Мистеру Лэму может достаться. Мистер Морган…
  Миссис Кул спокойненько сказала, обращаясь ко мне:
  — Дональд, это твоя забота. Тебе же для этого от нас ничего не надо? Не надо, чтобы мы пошли с тобой, а ты спрятался бы за нашими юбками, вручая ему повестку?
  Я подумал, что рано или поздно она меня все равно выгонит. Это может произойти и сию минуту.
  — Я просто хотел получить сведения, — ответил я.
  — Сведения ты уже получил, — заметила миссис Кул.
  — Да нет, мне так не кажется. Если вас это интересует, то мне не понравилось, как они были мне сообщены.
  Миссис Кул не удостоила меня даже взглядом.
  — Меня это не беспокоит! — Она открыла коробку с сигаретами: — Не хотите ли закурить, мисс… Черт, как вас зовут, кстати? Хантер? Не люблю называть людей по фамилии.
  — Альма.
  — Курить хотите, Альма?
  — Нет, благодарю, сейчас не хочу.
  Миссис Кул взяла спичку, весьма энергично чиркнула под столом, зажгла сигарету и сказала:
  — Так, Дональд! Ты находишь Беркса и предъявляешь ему повестку. Альма тебе поможет. Да, ты, наверное, хочешь понять, при чем здесь Альма? Она подруга его жены. А может быть, родственница, дорогуша?
  — Нет, просто подруга, — ответила Альма Хантер. — Мы с Сандрой жили вместе до ее замужества.
  — Как давно? — спросила миссис Кул.
  — Два года назад.
  — А где живете сейчас?
  — У Сандры. У нее квартира с двумя спальнями. Я остановилась у нее. К ней приезжает брат. А Морган просто собрал вещи и ушел.
  — Вы, конечно, знаете Моргана? — спросила миссис Кул.
  — Нет, — ответила Альма Хантер несколько поспешно. — Я никогда не одобряла всего этого. Сандра кое-что рассказывала о нем. Если не возражаете, я предпочла бы не говорить об этом.
  — Не возражаю, — подтвердила миссис Кул. — Если это не относится к делу, на черта мне это нужно! Но если это имеет отношение к делу, лучше я все выясню сама из расчета скольких-то долларов в день, чем вы будете рассказывать. В общем, как хотите, дорогуша.
  Альма Хантер слегка улыбнулась.
  — Пожалуйста, не обращайте внимания на то, что я чертыхаюсь! — продолжала миссис Кул. — Мне нравится чертыхаться, и мне нравится свободная одежда, потому что я хочу чувствовать себя удобно. Я рождена быть толстой бабой. Десять лет я ела только одну зелень, пила отцеженное молоко и жевала сухой хлеб! Носила жутко тесные пояса и такие же тесные лифчики! И все время следила за весом. И за каким чертом все это было?! Чтобы выйти замуж.
  — И вышли? — Глаза Альмы Хантер заблестели.
  — Да уж, заполучила.
  Мисс Хантер вежливо промолчала. Однако миссис Кул это не понравилось.
  — Все совсем не так. Но, черт возьми, в данный момент не время заниматься диссертацией на тему моей частной жизни.
  — Простите меня, — сказала мисс Хантер. — Я не хотела совать свой нос в вашу частную жизнь. Мне действительно это интересно. У меня свои проблемы. Но мне не нравится, когда так цинично говорят о браке. Мне кажется, когда жена действительно старается наладить семейную жизнь, когда в доме хорошо и приятно, тогда муж ни на минутку не захочет отвлечься, после двух…
  — За каким чертом баба должна стараться для мужика? — спокойненько возразила Берта Кул. — В конце концов, не они хозяева мира.
  — Такова женская доля, — заметила Альма Хантер. — Биология.
  Берта Кул посмотрела на нее поверх очков:
  — Если вы хотите поговорить о биологии, поговорите с Дональдом. Он знает все о брачной жизни микробов.
  — Но мужчины же не микробы.
  Берта Кул вздохнула: грудь и живот заколыхались.
  — Послушай, мне не хотелось бы говорить о своем браке. Мне это неприятно. Придет день, и кто-нибудь расскажет Дональду, какой я была стервой по отношению к мужу. А может, я расскажу ему сама. Но сделаю это, черт побери, не в рабочее время или, может быть, когда ты со мной расплатишься, дорогуша. Но, ради бога, не выходи замуж с желанием поставить мужика на пьедестал. Тогда ты будешь ползать на коленях, выгребая из углов паутинки. И будешь делать это до тех пор, пока какая-нибудь маленькая штучка не начнет смотреть на твоего мужа снизу вверх большими голубыми глазами, а ты осознаешь, что ты всего лишь уборщица с грубыми руками и мозолями на коленях. Знаю, ты думаешь, что у тебя муж будет не такой, но все мужья такие, поверь мне.
  — Но, миссис Кул…
  — Ладно, если хочешь все по порядку, послушай, что со мной было. И ты, Дональд, вникни, тебе полезно будет.
  — Да мне что, — сказал я, — мне безразлично, вы могли бы…
  — Я твой босс, заткнись и не перебивай, когда я говорю. — Она повернулась к Альме Хантер и продолжила: — Забудь, что такие мужья бывают, иначе всю жизнь будешь несчастливой. Мой муж был довольно заурядным, я продолжала диету, но в одно прекрасное утро глаза мои открылись. Я смотрела на него и думала: «Какого черта я получаю за мои жертвы?» Он за завтраком на моих глазах мог сожрать персики со сливками, огромную тарелку геркулеса с маслом, ветчину с омлетом, кофе со сливками и парой ложек сахара — и не прибавлял ни грамма. А я сидела напротив, и мой желудок на коленях умолял дать ему хотя бы ложечку геркулеса. А я что делала? Брала ломтик сухого хлеба, размельчала его на кусочки и медленно грызла их, пока муж не закончит завтрак. В конце концов настал день, когда он сказал, что ему нужно в Чикаго по делам. У меня возникли подозрения, и я наняла детектива. Оказалось, что он со своей секретаршей поехал в Атлантик-Сити, и в понедельник, как раз во время завтрака, детектив позвонил и сказал, как идут дела.
  Глаза Альмы Хантер искрились.
  — Ну, и вы развелись?
  — Черта с два, — ответила миссис Кул, — зачем мне разводиться с червяком. Он же все-таки меня содержал. Я ему просто сказала: черт с тобой, Генри Кул! Если тебе хочется, чтобы я терпела твои уик-энды с крашеной шлюхой, то ты будешь терпеть то, что я буду есть все, что захочу. И тут же положила себе огромную тарелку геркулеса с маслом и залила все это сливками. Да еще добавила несколько ложек сахара. И все это слопала до того, как муж набрался храбрости, чтобы начать врать о своих похождениях.
  — А затем? — допытывалась Альма.
  — Ну, — продолжила миссис Кул живо, — он все врал и врал, а я все ела и ела. Потом мы пришли к соглашению. Он продолжал разъезжать с крашеной девкой, пока она не начала его шантажировать. Уж этого-то терпеть я не захотела, выгнала маленькую стерву к чертовой матери и сама выбрала ему секретаршу.
  — Которая бы не соблазнила его?
  — Да нет, — ответила миссис Кул. — К тому времени я здорово растолстела и решила: пусть Генри иногда развлекается. Я нашла симпатичную девицу, которую знала года три до того и которая не смогла бы его шантажировать. Уверяю тебя, дорогуша, до сегодняшнего дня я не знаю, спал ли он с ней или нет. Наверное, сумел. Я-то знаю, что она была не прочь погулять. Ну а Генри? Бабник он был. Однако она была чертовски хорошая секретарша. Генри казался мне счастливым, а я ела, что хотела. Все было замечательно, но пришел день — и Генри умер.
  Она зажмурила глаза, но я не был уверен: просто так или у нее блеснула слеза? Тут же она заговорила о деле:
  — Вы обе хотите, чтобы ему вручили повестку? Я это организую. Что еще?
  — Ничего, — ответила Альма Хантер. — Остается только вопрос о гонораре. Сколько?
  — У Сандры Беркс есть деньги?
  — Она не очень богата, но у нее…
  — Выпиши чек на имя Берты Кул на сто пятьдесят долларов. Я отправлю его в банк, и если его не завернут, мы поищем Моргана Беркса. Когда найдем, вручим повестку. Если это произойдет завтра, ста пятидесяти долларов достаточно, а если поиски продлятся больше недели, двадцать долларов за каждый лишний день. Каков бы ни был результат, деньги назад не возвращаем. Откровенно говоря, если мы его не найдем в течение семи дней, значит, вообще не найдем. Так что тратиться незачем, просто потеря денег.
  — Но его обязательно нужно найти! — воскликнула Альма. — Иначе просто беда!
  — Послушай, дорогуша, вся полиция на ногах! Я не говорю, что мы не сможем найти его, но я и не говорю, что мы сможем найти его. Я просто советую не тратить больше, чем нужно.
  — Что касается полиции… Сандра им не помогает. Она может…
  — Это значит, Сандра знает, где он находится?
  — Нет, она не знает, но ее брат знает.
  — Ее брат? А кто он?
  — Его зовут Томс. Б.Л. Томс. Он хочет помочь Сандре. Сейчас она встречает его на вокзале. Он знает подружку Моргана. Вы, наверное, сумеете найти его через нее.
  — Хорошо, — заметила Берта Кул, — как только мы получим деньги, начнем.
  Альма Хантер открыла ридикюль.
  — Я вам дам наличными.
  — Отлично. Позвольте полюбопытствовать, почему вы пришли именно ко мне?
  — Адвокат Сандры сказал, что у вас многое получается; вы занимаетесь делами, от которых другие сыскные бюро отказываются. Бракоразводные дела и тому подобное…
  — А кто этот тип? — перебила Берта Кул. — Я забыла посмотреть. Дональд, подай мне бумаги. Нет, пожалуй, не надо. Только скажи, как его зовут.
  Я посмотрел.
  — Сидней Колтас. Его контора в Темпл-Билдинг.
  — Не знаю такого, но, похоже, он меня знает. Конечно, я всем занимаюсь — бракоразводные процессы, политика, что хотите… Мой моральный принцип в этих делах — это чистоган, и точка.
  — Вы сделали кое-что для его друга, — сказала Альма.
  — Пойми меня правильно, дорогуша, я не собираюсь вручать лично вашу повестку. Я лично не шастаю по улицам и переулкам с разными бумагами. Я нанимаю для этого других. Вот Дональд Лэм, он и будет бегать.
  Вдруг зазвонил телефон. Берта Кул нахмурилась.
  — Почему еще не придумали глушилку на телефон, чтобы эта чертова штука не звонила посреди дела? Да, да, что там? Что тебе нужно, Элси? Хорошо, передам ей трубку. — Она подвинула телефон: — Это вас, Альма. Женщина говорит, что вы срочно нужны.
  Альма Хантер быстро подошла, схватила трубку, вздохнула и сказала:
  — Алло!
  В трубке послышались какие-то звуки. Лицо Альмы съежилось.
  — Боже мой, — прошептала она, еще немного послушала и спросила: — А где ты сейчас? Да… да… да… Едешь домой?.. Встречу тебя там. Потороплюсь… Да… она выделила сыщика… Нет, сама не будет… Она сама не выходит… Вряд ли она…
  — Не стесняйся, — сказала Берта Кул, — скажи, что я толстая.
  — Понимаешь, она толстая. Понимаешь? Да, да, она толстая. Нет, он молодой. Хорошо, я приду с ним. Когда? Ну, подожди минуточку. — Она обратилась ко мне: — Можете вы сейчас пойти со мной? То есть я хотела сказать: миссис Кул позволит вам пойти?
  Ответил не я, а сама Берта Кул:
  — Да, можешь делать с ним что хочешь, дорогуша. Можешь надеть на него ошейник и вести на поводке. Мне все равно. Вы его взяли напрокат, и он ваш.
  — Да, я приду с ним. — Альма повесила трубку.
  Она посмотрела на миссис Кул. Голос ее слегка дрожал.
  — Это звонила Сандра. Она встретила брата на вокзале, но кто-то врезался в ее машину, и брат вылетел через ветровое стекло. Они сейчас в больнице. По ее словам, он знает подружку Моргана, но почему-то не хочет сказать, кто она. Сандра говорит, что придется нажать на него.
  — Ну, теперь дело за Дональдом. Он знает, как действовать. Сообразит. Только помни: если мы найдем его завтра, все равно сто пятьдесят.
  — Понятно, — заявила мисс Хантер. — Заплачу вам сейчас, если не возражаете.
  — Не возражаю, — спокойно ответила Берта Кул.
  Альма Хантер достала несколько банкнотов, пересчитала их. Тем временем я быстренько пробежал текст жалобы. Обычные формальности: где живут, когда заключен брак, анкетные данные, причина развода и соображения по поводу алиментов.
  Я проглядел все и сосредоточился на причинах. Было указано: «жестокое обращение». Муж ударил ее, вытолкнул из машины, когда она замешкалась, обозвал сукой и шлюхой в присутствии других. В результате она очень пострадала: и физически, и морально.
  Закончив чтение, я увидел, что Берта Кул уставилась на меня, при этом зрачки ее серых глаз сократились до размера черных точек. Банкноты лежали перед ней на столе.
  — Пересчитывать не будете? — спросила мисс Хантер.
  — Нет. — Движением руки миссис Кул бросила деньги в ящик стола, подняла трубку и приказала Элси Бранд дать Альме Хантер квитанцию на сто пятьдесят долларов на имя Сандры Беркс.
  Повесив трубку, она сказала:
  — Ну, можете отправляться.
  Альма Хантер встала и взглянула на меня. Я вышел вместе с ней; квитанция у Элси Бранд была уже готова. Она подала ее мисс Хантер и снова принялась барабанить.
  Когда мы шли к лифту, Альма Хантер посмотрела на меня и сказала:
  — Я хотела бы с вами поговорить.
  Я кивнул.
  — Пожалуйста, постарайтесь меня понять. Я знаю, что у вас на душе после того, как миссис Кул сказала, что вас взяли напрокат. Вы, наверное, считаете, что на вас смотрят как на жиголо, собачку или что-нибудь подобное.
  — Вот спасибо! — ответил я.
  — Сандра сказала, что врачи будут заниматься ее братом около часа. И чтобы мы раньше не появлялись.
  — И вы решили убить этот час в беседе со мной?
  — Да.
  Пришел лифт.
  — Для обеда вам не слишком рано?
  Я подумал о том, что уже позавтракал на двадцать пять центов, и вошел вслед за ней в лифт.
  — Нет, не рано.
  Глава 3
  Мы сидели в тихом ресторанчике, где хозяйкой была крупная немка. Раньше я здесь не бывал.
  Альма Хантер сказала, что Сандра регулярно посещает этот ресторан последние полгода. Действительно, готовили здесь замечательно.
  — Как долго вы там работаете? — спросила Альма.
  — В сыскном бюро?
  — Да.
  — Около трех часов.
  — Так я и думала.
  — Почему?
  — Да так… И долго были безработным?
  — Долго.
  — Как вы с вашим ростом и комплекцией решились стать… Какой у вас жизненный опыт? Или, может, я не должна об этом спрашивать?
  — Не должны, — ответил я.
  Помолчав немножко, она продолжала:
  — Я дам вам денег, чтобы вы заплатили за обед. Кстати, я буду делать это всегда, когда мы будем обедать вместе. Неудобно, чтобы вы ожидали, пока я расплачусь по счету. Как мужчине, вам это, конечно, будет неприятно…
  — Не беспокойтесь… — хмыкнул я. — Всю мою гордость давным-давно вышибли. Да вы и сами могли в этом убедиться.
  — Не будьте таким, — попросила она. В глазах у нее промелькнула боль.
  — А вам приходилось когда-нибудь болтаться по улицам голодной, одинокой, когда друзья делают вид, что не замечают вас, а незнакомые принимают за попрошайку? Вас когда-нибудь выгоняли, не дав возможности объясниться?
  — Да нет вроде бы.
  — Что ж, как-нибудь попробуйте. Посмотрим, что тогда будет с вашей гордостью.
  — Зачем вы унижаетесь?
  — Да нет, я на плаву, — вежливо ответил я.
  — Не надо ершиться. По-моему, мистер… Нет, я буду называть вас по имени. И вы меня тоже. Короче говоря, перейдем на «ты». Когда люди заняты такими делами, как мы, глупо соблюдать формальности этикета.
  — Тогда расскажи мне о том деле, которым мы заняты, — попросил я.
  В ее глазах появилось странное выражение мольбы, может быть, одиночества и, как мне показалось, чуточку страха.
  — Скажи мне, Дональд, честно, ты действительно не работал раньше сыщиком?
  Я выжал последние капли из кофейника и заметил:
  — Замечательная погода нынче.
  — Так я и думала.
  — Что именно?
  — Что нынче замечательная погода, — улыбнулась она.
  — Значит, мы достигли согласия?
  — Я не хотела тебя обидеть, Дональд.
  — А я вообще не обижаюсь.
  Она перегнулась через стол.
  — Я хочу, чтобы ты мне помог.
  — Ты помнишь, что сказала миссис Кул? Что ты можешь надеть на меня ошейник с поводком, если хочешь.
  — Дональд, ради бога, не надо. Я понимаю твои чувства, но я-то тут при чем?
  — Да нет, я просто объясняю тебе, что это деловое предприятие.
  — Я хочу, чтобы ты вник в суть. Мы тебя наняли, чтобы вручить повестку Моргану Берксу. Но есть очень много деталей, которые тебе следовало понять. Мне бы хотелось также, чтобы ты немного помог и мне.
  — Валяй, ты хозяйка, — согласился я.
  — Морган по уши увяз в этом деле с игральными автоматами. Грязное это дело. Тут и взятки, и подкуп. Эти автоматы поставили в таких местах, где они давали немалую выручку. Морган согласовывал с полицией, чтобы она кое-чего не замечала. Большой процент отдавали боссам, которые сдавали эти машины в аренду.
  — Обычное дело, не так ли?
  — Я не знаю. Первый раз сталкиваюсь с этим. Я была просто шокирована. К тому же Сандра здорово изменилась.
  — С каких пор?
  — За последние два года.
  — С тех пор как вышла замуж? Другими словами, после бракосочетания? А ты знала Моргана Беркса раньше?
  — Нет, я его никогда не видела. Я ему не нравилась.
  — Почему?
  — Мне кажется, Сандра меня использовала. Выйдя замуж, писала мне длинные письма. Она ведь познакомилась с Морганом во время отпуска. Три года она откладывала деньги, чтобы поехать в Гонолулу. Моргана она встретила на корабле. Они поженились в Гонолулу, и Сандра прислала телеграмму с просьбой уволить ее.
  — Ты сказала, она использовала тебя?
  — Да много чего было! — Альма избегала прямого ответа.
  — Что за дела она устраивала?
  — Да… это все мужчины. Мне кажется, Морган старомоден и, наверное, страшно ревнив. Он говорил Сандре, что она уж слишком вольно и открыто выставляет себя напоказ.
  — Это действительно так?
  — Конечно нет. Она просто очень современная!
  — А разве Морган Беркс не знал этого до брака?
  — Мужчинам нравится, когда женщины по-современному раскованны с ними. Но беда, если они так же раскованны с другими мужчинами. — Она улыбнулась.
  — Что, Сандра обвиняла в этом тебя?
  — Сандра — нет, а вот Морган — да. Думаю, ему казалось, что кто-то повлиял на Сандру. А из-за того, что мы жили вместе, он думал, что этот кто-то — я.
  — А как Сандра изменилась?
  — Не совсем понимаю. Но она стала какая-то жесткая, расчетливая, всегда начеку, хитрит. Смотрит на тебя — и впечатление, что глаза ее лгут.
  — Когда ты это заметила?
  — Как только мы снова встретились.
  — Когда?
  — Примерно с неделю назад. Она предложила, чтобы я пожила у нее некоторое время.
  — Работаешь?
  — Сейчас нет. Я бросила работу, чтобы побыть с ней.
  — Разумно поступила, как думаешь?
  — Она сказала, что работа здесь для меня найдется.
  — А где ты жила?
  — В Канзас-Сити.
  — И в этом городе ты впервые встретила Сандру? Там вы жили вместе?
  — Нет, мы с Сандрой познакомились в Солт-Лейк-Сити. Когда она встретила Моргана во время поездки в Гонолулу, то даже не удосужилась приехать за вещами. Я отослала их в Канзас-Сити. Через некоторое время Морган приехал сюда, а я — в Канзас-Сити на работу. Но их там уже не было… Мне так кажется. Я просто не могла уследить за их переездами. Понимаешь, Морган переезжал то туда, то сюда. Побудет некоторое время, а когда становится небезопасно, его вытуривают. Но такого, как сейчас, еще не было.
  В этот момент крупная немка — хозяйка ресторана — подошла и спросила, не хотим ли мы еще кофе. Альма отказалась, а я попросил еще.
  — Ты мне не все рассказываешь, — заметил я. — Почему?
  — А что ты хочешь знать?
  — Все.
  — Было время, я просто с ума сходила по Сандре. И видимо, до сих пор так и есть. Но брак очень изменил ее, и не только это. Виновата и ее дальнейшая жизнь с Морганом. — Она разразилась нервным смехом и добавила: — Наверное, ты думаешь, я горожу чепуху, когда утверждаю, будто Морган считает меня причиной зла. Уверяю, Морган виноват в том, что Сандра так изменилась.
  — Ради бога, выложи мне всю правду. В чем дело? Что, у нее были любовники?
  — Да разве можно было бы винить ее в этом? — с жаром возразила Альма. — Морган изменял ей. Прошло всего два месяца после бракосочетания, и она узнала, что у него есть любовница. И так происходило регулярно.
  — Одна и та же?
  — Нет, он и любовнице изменял.
  — Ну, послушаешь тебя, — заметил я, — так это все из-за того, что Сандра не создавала ему домашний уют…
  — Дональд, — перебила она, — не будь таким. Прекрати.
  В это время немка принесла мне кофе.
  — Ладно, прекращаю. А ты не считаешь, что обе стороны виноваты?
  — Морган ввел Сандру в свою компанию: картежники, гуляки, иногда политиканы. Он хотел, чтобы Сандра их очаровывала, и все время говорил ей: «Не будь такой недотрогой, пококетничай с ним. Мне хочется, чтобы ты ему понравилась, так надо для дела». Он хотел, чтобы Сандра была похожа на одну из роскошных девиц с обложек журналов.
  — Она твоя подруга, и ты против нее выступать не хочешь. Спорить об этом — пустая трата времени. Скажи мне о другом.
  — О чем другом?
  — О том, что тебя беспокоит.
  — Мне кажется, у нее есть деньги, которые принадлежат Моргану.
  — Какие?
  — Предназначенные для взяток. Мне кажется, были банковские ячейки на ее имя, или, может, она взяла себе вымышленное имя. Морган давал ей деньги, чтобы она клала их в банк. Деньги шли на подкупы. В общем, точно не знаю. Во всяком случае, Сандра эти деньги отдавать не собирается.
  — Как я понимаю, играя в покер, она хочет все взятки заграбастать себе?
  — Разве ее можно винить?
  — Пока не знаю.
  — Знаешь, Дональд, я боюсь.
  — Чего?
  — Всего.
  — И Моргана Беркса тоже?
  — Да, и его тоже.
  — А Сандра его боится?
  — Нет. Это меня как раз и настораживает. Почему она не боится его?
  — А ты читала ее заявление о разводе?
  — Да.
  — Заметила, что она хочет заграбастать все, что можно? И страховку, и алименты, и гонорар на оплату адвокатов, и общую собственность, и все другое.
  — Это адвокатские штучки. Ведь адвокаты всегда так формулируют.
  — Это Сандра тебе так сказала?
  — Да.
  — А что ты хочешь от меня?
  — Ты прав насчет Сандры. Она все доводит до конца. Она всегда была такой. Помню, как-то вечером один из ее приятелей не хотел уходить и стал хулиганить. Сандра решила стукнуть его клюшкой для гольфа. И сделала бы это.
  — А почему не сделала?
  — Я вмешалась.
  — А что было с приятелем?
  — Испугался. Я уговорила его уйти. Мы его плохо знали.
  — Ладно, продолжай.
  — Понимаешь, я думаю, Сандра что-то скрывает. Мне кажется, она хочет облапошить Моргана, но каким образом — не знаю. Я хочу, чтобы ты выяснил это и смог бы убедить ее быть более благоразумной.
  — И это все?
  — Да.
  — А ты? Тебе ничего не нужно?
  Она оценивающе взглянула на меня, медленно покачала головой и сказала:
  — Нет.
  Я допил кофе.
  — Ну-ну, — сказал я ей. — Все думают, что я маленький ребеночек, которого нельзя выпускать вечером на темную улицу. Ты прекрасно знаешь: если бы я сказал, что работаю сыщиком два или три года, ты бы выложила мне все как на духу. А пока ты думаешь, что мне нельзя доверять.
  Она хотела что-то сказать, но раздумала.
  — Ну, давай плати по счету, и пойдем встречаться с братцем Сандры. Узнаем, что у него на душе. Ты никому не скажешь, что я тебе тут наговорила?
  — Ты мне ничего и не рассказывала. Кстати, как его зовут?
  — Томс.
  — А имя?
  — Никогда не слышала. Б.Л. Томс — так он расписывается. А Сандра всегда называет его Биэлти, по первым буквам. Как овца блеет.
  Я подозвал хозяйку, чтобы расплатиться, и сказал:
  — Ну, пойдем поговорим с Биэлти.
  Глава 4
  Был ли у Альмы ключ от квартиры, не знаю. Во всяком случае, стоя в коридоре, она большим пальцем перчатки нажала на звонок. Молодухе, которая открыла нам дверь, было лет двадцать семь — двадцать восемь. Ее платье подчеркивало узкую талию и пышные формы. Черные волосы, большие выразительные темные глаза, скуластое лицо, ярко-красные полные губы. Она смотрела на меня изучающе, как на коня, купленного на ярмарке.
  — Сандра, — сказала Альма, — это Дональд Лэм. Он работает в сыскном бюро Берты Кул. Он собирается найти Моргана и вручить ему повестку. А теперь расскажи об аварии.
  Сандра Беркс смотрела на меня удивленно.
  — Вы не похожи на сыщика, — сказала она, подавая руку. Она не просто подала мне руку, а вручила ее, как будто отдавала часть себя.
  Сжимая ее руку, я промолвил:
  — Я стараюсь выглядеть агнцем.
  — Как я рада, что вы пришли, мистер Лэм. — Она нервно засмеялась. — Очень нужно найти Моргана как можно скорее. Думаю, вы понимаете, почему это важно. Входите.
  Я отодвинулся, чтобы пропустить Альму. Комната, куда мы вошли, была большая; темные деревянные балки на потолке, тяжелые драпировки на окнах, толстые мягкие ковры на полу, несколько кресел со столиками, на которых лежали пачки сигарет и стояли пепельницы. Короче говоря, это была уютная комната с налетом чувственности.
  — Арчи здесь, — сказала Сандра. — Мне повезло. Ты, кажется, знакома с ним, Альма?
  — Арчи? — переспросила Альма.
  — Да, Арчи Холоман; ну знаешь, доктор Холоман. Он заканчивал медицинский колледж, когда я вышла замуж. Работает в больнице и по правилам не должен заниматься частной практикой. Но тут все дело в Биэлти.
  По тому, как Альма улыбнулась и кивнула, я понял, что Арчи ей незнаком и что Сандра шутя могла представлять близких ей мужчин с легкостью фокусника, вынимающего из своей шляпы кролика.
  — Садитесь, пожалуйста, — предложила мне Сандра. — Пойду узнаю, может ли Биэлти говорить. Это было ужасно! Автомобиль выехал из-за угла и стукнул мою машину, прежде чем я смогла хоть что-то сообразить. Биэлти уверяет, что все было подстроено. Машина тут же скрылась. Я успела уцепиться за руль, а Биэлти вылетел через лобовое стекло. Врач говорит, что у него разбит нос. Этого я еще не знала, когда звонила тебе, Альма. Садитесь же, мистер Лэм. Найдите удобное кресло, расслабьтесь, закурите, а я тем временем поговорю с Альмой.
  Я плюхнулся в кресло, вытянул ноги, закурил и начал пускать кольца вверх. В конце концов, Берте Кул платили двадцать долларов в день за аренду меня, и у меня был полный желудок.
  Из спальни доносились различные звуки: глубокий мужской голос, треск разрываемого лейкопластыря, низкий монотонный голос Сандры, изредка прерываемый вопросами Альмы. Вскоре они вернулись, и Сандра сказала:
  — Я хочу, чтобы вы поговорили с моим братом.
  Я притушил сигарету и последовал за подругами в спальню. Молодой человек с треугольным лицом, широким лбом и слабо выраженным подбородком профессиональными движениями бинтовал мужчину, лежавшего на постели. Тот иногда негромко ругался. На его носу возвышалась конструкция из шин, бинтов и лейкопластыря. Черные волосы с пробором посередине висели по обеим сторонам покатого лба. На макушке уже определилась лысина. Из-за лейкопластыря казалось, что его глаза смотрят на мир через грубую белую паутину. Глядя на лицо, можно было подумать, что у него грузное тело. И точно: живот под жилетом выдавался вперед. А руки были маленькие, зато пальцы длинные и узкие. Очевидно, он был старше сестры на пять-шесть лет.
  — Вот, — сказала Сандра, — это тот человек, который будет вручать повестку Моргану.
  Братец Сандры удосужился глянуть на меня. Взгляд его зеленых кошачьих глаз был неприятным. Когда он спросил, как меня зовут, голос из-за бинтов был гнусав, как при глубоком насморке.
  Я назвался.
  — Хочу с вами поговорить, — сказал пострадавший.
  — Постарайся, — добавила Сандра. — Время не ждет. Морган может выехать из страны в любой момент.
  — Я буду об этом знать, — прогундосил Биэлти. — Доктор, у вас все?
  Молодой врач запрокинул голову и посмотрел на него, как смотрит скульптор на свое творение.
  — Все в порядке. Но предупреждаю: избегайте неосторожных движений, чтобы не началось кровотечение. Три или четыре дня принимайте успокоительное. Измеряйте температуру каждые четыре часа. Если начнет лихорадить, немедленно свяжитесь со мной.
  — Хорошо, — проворчал Биэлти. — А теперь все убирайтесь. Я хочу поговорить с Лэмом. Иди, Сандра, и ты, Альма, уходи. Пойдите выпейте чего-нибудь. В общем, убирайтесь все.
  Они вышли с видом куриц, изгнанных из сада. Под властным окриком пациента исчез и врач. Когда дверь закрылась, Биэлти снова посмотрел на меня зелеными кошачьими глазами.
  — Вы служите у юриста? — спросил он.
  Я с трудом разобрал, что он сказал. Звучало так, будто его нос был зажат бельевой прищепкой.
  — Нет. Я служу в сыскном бюро.
  — Хорошо знаете Сандру? — Его глаза презрительно блеснули. Почему, я сначала не понял.
  — Первый раз вижу.
  — Что вам известно о ней?
  — Только то, что мне сказала мисс Хантер.
  — А что она сказала?
  — По сути ничего.
  — Конечно, она моя сестра, — продолжал Биэлти, — и я должен был бы принять ее сторону. Но она порочна, а в этой заварушке это кое-что значит. Скажу вам откровенно, по отношению к мужу она вела себя чертовски безобразно. Ей нельзя доверять, она бывает довольна только тогда, когда за ней бегает с полдюжины мужиков, а она сталкивает их между собой. Она замужем, но ей на это наплевать, она все равно делает что хочет.
  — Все они теперь такие, — заметил я.
  — Вот-вот, вы уже начали ее защищать, а говорите, что видите первый раз.
  Я промолчал.
  — А вы не пудрите мне мозги?
  — У меня это не принято, и мне не нравится, когда люди с разбитыми носами обвиняют меня в этом.
  Он хмыкнул, и я увидел, как у него заходили желваки и сузились глаза.
  — Мы говорим с вами не на равных.
  — Конечно. Нельзя же дать по роже человеку с разбитым носом.
  — А почему бы и нет, — хмыкнул Биэлти. — Я бы не задумался.
  Я всмотрелся в зеленые кошачьи глаза и, поразмыслив, добавил:
  — Вы-то, наверное, нет.
  — Когда у мужика разбит нос, он слабак. Когда я дерусь, мне нужно унизить противника. И чем жестче, тем лучше. Ты же такой шкет, а петушишься.
  Наверное, ему хотелось, чтобы я отреагировал на это. Но я воздержался.
  — Так, значит, Сандра хочет развестись? — спросил он.
  — Насколько я понимаю, именно так и есть.
  — Понимаешь, чертовски много в пользу Моргана. Это тебе в голову приходило?
  — Я просто вручу повестку. А у него будет возможность защищать себя в суде.
  — Черта с два, — нетерпеливо проскрипел Биэлти. — Как же он попадет в суд, когда он в бегах? Да они у него там кишки вытащат. Зачем такая спешка? Почему бы Сандре не сделать это через публикацию?
  — Слишком долго, и потом, алименты таким образом не получишь.
  — Так она хочет получить еще и содержание? — спросил он и тут же добавил: — Вроде ты говорил, что не юрист?
  — Относительно алиментов вам придется спросить у сестры или у ее адвоката. Меня наняли, чтобы предъявить бумаги.
  — Они с тобой?
  — Да.
  — Дай посмотреть.
  Я передал ему бумаги. Он чуть приподнялся и попросил:
  — Помоги мне… Вот так-то лучше, а подушку туда. Наверное, думаешь, что я паршивый братец. Но у нас особых традиций в семье нет, и, вообще говоря, мне абсолютно наплевать, что ты можешь подумать.
  — А мне за это не платят. Мне платят за то, чтобы я вручил повестку. А если хотите свести это на личности, то мне тоже наплевать, что вы думаете.
  — Приятно слышать. Мне нравится твой задор. Сиди там и не мешай.
  Он взял бумаги, рассмотрел повестку и стал читать заявление о разводе так внимательно, как читает человек, незнакомый с юридической терминологией. Закончив чтение, он вернул мне бумаги. Глаза его сузились, выдавая работу мысли.
  — Значит, она хотела бы, чтобы суд дал ей права на все банковские вклады? Так?
  — Я знаю только то, что там написано. Вы прочитали и теперь знаете столько же, сколько и я.
  — Осторожничаешь?
  — Мне платят за то, чтобы я предъявил бумаги. Почему бы вам не поговорить с сестрой, если вы хотите знать о ее намерениях?
  — Не беспокойся, — отрезал он. — Как раз это я и собираюсь сделать.
  — А вы знаете, где ее муж?
  — Я знаю любовницу Моргана. Чертовски приятная девица.
  — Миссис Беркс могла бы вызвать ее в суд, но она этого не сделала, — заметил я.
  Он недобро усмехнулся.
  — Ну да, — сказал Биэлти, — плохо же ты знаешь баб, если с первого взгляда не понял, что за штучка Сандра.
  Я промолчал, поскольку он говорил о своей сестре.
  — Если ты окажешься с ней один на один с десяток минут, она полезет на тебя. И не делай вид, что шокирован.
  — А я и не делаю.
  — Но предупреждаю: в нашем семействе нет морали. Черт возьми, я ничего не имею против в этом отношении. У нее своя жизнь, у меня своя. Но она эгоистичная лиса с кошачьей моралью. Она красива и сообразительна. И часто пользуется и умом, и красотой, чтобы заполучить то, чего хочет. Мне с тобой нечего обсуждать. Скажи ей, чтобы вошла.
  Я подошел к двери, высунулся и позвал:
  — Миссис Беркс, ваш брат хочет с вами поговорить. А мне уйти?
  — Нет, ни в коем случае. Я хочу, чтобы ты остался.
  Я подошел к постели. Вошла Сандра и спросила заботливо:
  — Что тебе, Биэлти? Как себя чувствуешь? Врач оставил для тебя успокоительное…
  — Прекрати свое щебетанье. Ты всегда представляешь себя заботливой, когда тебе что-то нужно. Я-то вижу тебя насквозь. Я знаю, что тебе нужно. Ты хочешь, чтобы я назвал имя любовницы Моргана. Ты хочешь, чтобы ему предъявили повестку. Ты хочешь получить развод. Ты хочешь получить возможность выйти замуж за своего теперешнего хахаля. А кто он? Этот докторишка? Что-то он мне подозрительным показался.
  — Биэлти, не надо. — Она боязливо взглянула на меня. — Ты попал в аварию, расстроен…
  — Расстроен? Какого черта расстроен! Когда тебе не удается манипулировать мужиком, говоришь: «Он расстроен, сам не свой». Однако я тебя не виню. Так вот, Сандра, мы с тобой будем играть в открытую, выложим все карты на стол. Конечно, ты моя сестра, и мне следовало бы принять твою сторону. Но Морган — мой друг. Он сейчас в нокдауне, и не надо топтать его обеими ногами.
  — А кто тебе сказал, что я хочу это сделать? — Она взглянула на меня с хитринкой в глазах. — Да я ему в этом заявлении дала такую фору, а могла бы рассказать о нем такие вещи, что…
  — Которые тебе будут абсолютно не на пользу, — продолжил Биэлти. — А что про тебя Морган мог бы рассказать? А как ты себя сейчас повела? Баба ты, баба. Я тут лежу с разбитым носом, а ты заманила хахаля или одного из них, чтобы он практиковался на мне. У этого докторишки еще молоко на губах не обсохло. А ты его…
  — Перестань, Биэлти. Арчи Холоман — замечательный парень, и Морган его знает. Он друг нашей семьи, и между нами ничегошеньки нет.
  — Значит, Морган его знает? — цинично хмыкнул брат. — Значит, он друг семьи? Я-то знаю, что это значит. Он приходит сюда, здоровается с твоим мужем, выкуривает его сигары… А как часто ты его видишь, когда Морган отсутствует?
  — Хватит, — прервала Сандра, — а то я выскажусь. Ты сам не ангелочек, и мне претит твое ханжество. Если ты собираешься мазать меня грязью, то ведь и я не буду молчать.
  Биэлти поднял руку:
  — Не разоряйся, беби, не надо. Я просто кое-что хочу довести до твоего ума.
  — Так доводи.
  — Я дам тебе возможность расквитаться с Морганом. Можешь вручить повестку, можешь ускорить развод, но я хочу, чтобы Морган получил свое по справедливости.
  — Что тебе нужно?
  — Да вот все, что говорится о собственности. Ты сама себе зарабатывала на жизнь, когда встретилась с Морганом. С тех пор ты много приобрела. Сколько — не знаю, но порядочно. Благодаря своему щебетанью… У тебя хорошая квартирка, наверняка оплаченная надолго вперед, полный гардероб шмоток и порядочно сбережений. С такими шмотками да с твоей фигурой и уменьем превращать мужиков в воск ты можешь захомутать парочку лордов в Европе.
  — Вы что, показали ему бумаги? Вы что, разрешили ему прочитать мое заявление о разводе? — спросила Сандра сердито.
  — Вы ведь хотели, чтобы я с ним поговорил?
  — Как это глупо! — раздраженно воскликнула Сандра и, повернувшись к брату, добавила: — Не хочу больше иметь дела ни с одним мужчиной.
  Он хохотнул.
  Ее глаза зло сверкнули, но голос был ровным:
  — Что тебе нужно? Из-за чего спор?
  — Мне нужно, чтобы ты попросила своего адвоката составить новое заявление о разводе и чтобы там ничего не говорилось об имуществе. Таким образом, ты получишь развод и пойдешь своей дорогой, а Морган — своей. И это будет справедливо.
  — Что значит имущество?
  — Банковские вклады и тому подобное. Ты…
  — Все вы виноваты. — Она резко повернулась ко мне. — Зачем показали ему документы?
  — Это я его заставил, — вмешался Биэлти. — В общем, об этом не разоряйся. Я не собираюсь быть козлом отпущения. Когда-нибудь Морган вывернется и найдет меня. Он не дурак. Он поймет, кто рассказал о его любовнице. Запомни: Морган Беркс далеко не дурак.
  — Уже нет времени просить адвоката составить другое заявление, — сказала Сандра. — Это заявление уже зарегистрировано, и выписаны повестки.
  — А что, изменить нельзя?
  — Не думаю.
  — Так вот, сядь и напиши письмо. Укажи, что в заявлении о разводе ты претендуешь на имущество, но на самом деле это не так. Когда дело дойдет до суда, твой адвокат заявит, что ты не настаиваешь на алиментах, что за тобой остается квартира, пока не кончится срок платы, шмотки и твои собственные сбережения, а все остальное принадлежит Моргану.
  — А что ты будешь делать с этим письмом? — спросила Сандра.
  — Я хочу, чтобы Морган получил по справедливости.
  Сандра крепко сжала губы, глаза ее снова зло сверкнули. Тот, кто лежал на постели, встретил ее взгляд со спокойной уверенностью человека, сознающего свое превосходство в том, что его воле непременно подчинятся. И действительно, она подошла к столу, резко выдвинула ящик, так же резко вытащила лист бумаги и начала писать.
  — Хочется закурить, хотя не представляю, как смогу держать сигарету, — сказал Биэлти. — У тебя есть сигарета?
  Я кивнул.
  — Вставь мне в рот и зажги. Из-за дурацкой повязки могу сжечь щеку.
  Я дал ему сигарету и зажег ее. Он пару раз глубоко затянулся и воскликнул:
  — Довольно странный вкус.
  Сандра же за столом писала требуемое письмо. У Биэлти осталось еще полсигареты, а она уже закончила писанину, промокнула лист, перечитала и подала брату.
  — Ну, надеюсь, теперь доволен? Да ты бы голой пустил по миру собственную сестру, лишь бы угодить своему вшивому дружку.
  Биэлти прочитал письмо два раза и сказал:
  — Кажется, то, что нужно.
  Он сложил листок, поискал карман брюк и сунул письмо туда.
  Посмотрел на меня.
  — Лады, приятель. Теперь твоя очередь. Девицу зовут Салли Дерк. Она живет в многоквартирном доме «Майлстоун». Поговори с ней пожестче. Напугай ее так, чтобы она затряслась. Скажи, что ее арестуют за то, что она скрывает Моргана, на которого объявлен розыск. Или еще что-нибудь, что захочешь. Затем скажи, что Сандра подала на развод, собирается привлечь ее к ответственности и хочет грабануть все имущество Моргана. Но ни слова об этом письме, что написала Сандра. Сделай вид, что ты из полиции. Хотя ты не сумеешь… Во всяком случае, будь пожестче.
  — А затем? — поинтересовался я.
  — А затем проследи за ней. Она выведет тебя на Моргана.
  — Морган не придет туда?
  — Конечно нет. Он слишком хитер, не такой дурак, чтобы сунуть голову в капкан. Он знает, что на него объявлен розыск.
  — Есть у вас приличные фотографии мужа? — спросил я Сандру.
  — Есть.
  — Вы найдете его изображение в газетах, — вставил Биэлти.
  — Знаю, — согласился я, — но они никуда не годятся. Я их уже посмотрел.
  — У меня есть два снимка и хороший фотопортрет, — сказала Сандра.
  — Лучше снимки.
  — Пожалуйста, пойдемте со мной.
  Я кивнул Биэлти.
  — Удачи тебе, Лэм, — сказал он, вытянувшись на постели. Казалось, он хотел улыбнуться, но не смог. — Когда закончишь с этим, Сандра, придешь и дашь мне успокоительное. Думаю, через полчаса нос будет жутко болеть. И вообще странно, что ты не смотришь, куда ведешь машину.
  — Как это похоже на тебя! Сейчас ты говоришь, что я не смотрю, куда веду машину. А чуть раньше заявлял, что другая машина нарочно стукнула мою. Что ты болтаешь? То так, то этак!
  — Заткнись! Лэму неинтересно, что думают друг о друге брат и сестра в семье Томс.
  Она смотрела на него, как будто хотела убить взглядом.
  — И долго ты соображал? — сказала Сандра и выбежала из комнаты.
  Я последовал за ней, закрыв за собой дверь. Альма Хантер смотрела на нас настороженно.
  — Ну, узнала? — спросила она, затаив дыхание.
  Сандра зло кивнула:
  — Еще бы! — И добавила тихо: — Только бы добраться до этой шлюхи!
  Она прошла через гостиную и вошла в спальню.
  — Идите сюда, мистер Лэм, — поманила она меня пальцем.
  Мебель была дорогой. Много зеркал. Две одинаковые постели. На стенах картины.
  — Альбом у меня в комоде. Сядьте там, — предложила Сандра, — нет, лучше на постели. Я сяду рядом. Мы посмотрим снимки, и вы выберете, какие вам подходят.
  Я сел на постель. Она вытащила альбом из комода и села рядом со мной.
  — Что брат говорил вам обо мне? — спросила она.
  — Ничего особенного.
  — Нет, он вредный. Мне наплевать на то, что он мой брат.
  — Мы, — напомнил я ей, — хотели найти снимок вашего мужа. Он здесь?
  Она скорчила рожу.
  — Не забывайте, пожалуйста, кто вас нанял.
  — Не забуду, — ответил я.
  — Хочу знать, что Биэлти говорил обо мне.
  — Ничего особенного.
  — Сказал, что я эгоистка?
  — Я не помню точно его слов.
  — А говорил он, что я сексуально озабочена?
  — Нет.
  — Значит, он стал лучше, — произнесла она с горечью. — Обычно он говорит, что я такая, боже мой! Он наверняка сказал, что доктор Холоман — мой любовник.
  Я не ответил.
  Глаза Сандры сверкнули из-под опущенных век.
  — Ну, говорил он это?
  — Вы это хотите знать?
  — Конечно!
  — А ради чего?
  — Какие у него подозрения? Не говорил ли он, что я дружна с доктором Холоманом?
  — Не помню.
  — Что-то память у вас слабовата.
  — Видимо.
  — Наверняка вы неважный сыщик.
  — Возможно.
  — Это я вас наняла.
  — Я работаю у Берты Кул и отчитываюсь непосредственно перед ней. Насколько я понимаю, меня наняли, чтобы вручить бумаги Моргану Берксу, и мне кажется, что вы пригласили меня сюда, чтобы показать его снимки.
  — Ну и нахал вы.
  — Прошу прощения.
  — Ладно. Мне и не нужен ваш ответ, я сама знаю, что он говорил. Конечно, он обругал меня. Мы никогда не любили друг друга как родственники, но мне казалось, что он не станет вмешивать в это доктора Холомана.
  — Предпочтительнее будут снимки, на которых Морган смеется или улыбается.
  Она швырнула альбом мне на колени и открыла его. Я начал смотреть. На первом снимке была Сандра Беркс. Она сидела на деревенской скамейке на фоне водопада, сосен, речки. За плечи ее обнимал мужчина. Она смотрела ему в глаза.
  — Это Морган?
  — Нет! — Она быстро перевернула страницу. — Не знаю точно, где его фотографии. Я вставила их кое-как. Мы были в отпуске вместе.
  Она перевернула еще несколько страниц.
  — Вот он. — Она наклонилась ко мне, чтобы показать пальцем. Это был хороший четкий снимок высокого худого мужчины с узким лицом и блестящими черными волосами, зачесанными с высокого лба назад.
  — Вот такое мне и нужно. Четкий снимок. Еще есть?
  — Возможно.
  Она поддела фотографию острыми ярко-красными ногтями, чтобы вытащить из альбома. Перевернула еще две-три страницы, заполненные обычными снимками, запечатлевшими в машинах, на верандах или на природе разных людей, смотрящих в объектив с глупыми улыбками.
  — А вот тут несколько фото, — указала Сандра, — снятых во время отпуска. Мы с подругами купались вместе, но вам это видеть не надо.
  Взглянув, она хихикнула, перевернула сразу несколько страниц и нашла еще один снимок мужа.
  — Этот хуже, чем предыдущий, но зато в профиль.
  Сравнив их, я заметил:
  — Отлично, спасибо.
  — Больше не нужно?
  — Нет.
  Она все еще сидела на постели: губы слегка приоткрыты, взор устремлен вдаль, как будто она задумалась о чем-то. Вдруг она сказала:
  — Извините, покину вас на минуточку, хочу кое-что спросить у Альмы.
  Она соскочила с постели и вышла в другую комнату. Я кинул альбом на подушки. Вскоре она вернулась вместе с Альмой.
  — Мне подумалось, что, может быть, вам нужно изображение из газеты. Вот оно, я его вырезала.
  Под снимком было написано: «Морган Беркс, подозреваемый в даче взяток от имени синдиката игральных автоматов. Объявлен розыск». Я сравнил газетный снимок с фотографиями. Он не был особенно четким, но было ясно, что это один человек.
  Тут Сандра пискнула и схватила альбом:
  — Совсем забыла.
  Альма Хантер вопросительно посмотрела на нее.
  — Там снимки, где мы купаемся. — Она засмеялась.
  — А я и не смотрел. Так вот, я возьму снимки вашего мужа, отчитаюсь перед миссис Кул и найду Салли Дерк. Дайте, пожалуйста, ваш телефон, я позвоню вам, как только что-нибудь узнаю.
  — Вот что, мистер Лэм! Я хочу точно знать, когда Моргану Берксу будут предъявлены бумаги.
  — Я сообщу миссис Кул, как только это сделаю.
  — Нет, я хочу знать за час до того, как вы предъявите бумаги.
  — Зачем?
  — У меня есть причины.
  — Какие?
  — Мне кажется, что Биэлти хочет меня обмануть.
  — Миссис Кул скажет вам, что и как. Вам придется согласовать это с ней.
  — А вы будете ждать?
  — Я пойду в бюро, чтобы сдать отчет.
  — Хорошо. Вот мой телефон. А ты, Альма, возьми мою машину и поезжай с ним. Отвезешь, куда ему нужно. Это сэкономит время. Вам, мистер Лэм, чтобы следить за этой девкой, наверняка понадобится машина. У меня есть еще одна. Вы умеете водить?
  — Предпочитаю, чтобы был водитель. — Я посмотрел на Альму.
  — Сядешь за руль с ним, Альма? Пожалуйста.
  — Да я что угодно сделаю, чтобы помочь тебе, и ты это знаешь, Сандра.
  Альма подошла к трюмо, пригладила волосы, напудрилась и запрокинула голову, чтобы подкрасить губы. Под высоким воротником обнажилась часть шеи. Сначала мне показалось, что это тени, отброшенные отражением от зеркала. А потом я разглядел: это были синяки.
  — Выйдем, — сказала Сандра, — пусть Альма переоденется.
  — Мне не надо переодеваться.
  — Я дам вам что-нибудь выпить, мистер Лэм.
  — Спасибо, но я не пью на работе.
  — Ну и нравственный вы тип! — ехидно воскликнула Сандра. — У вас нет пороков?
  — Вы меня наняли и платите мне за работу.
  — Правильно, правильно. Наверное, вас надо похвалить за это.
  По ее тону я понял, что это было не совсем искренне.
  — Ваш брат, — напомнил я ей, — хотел, чтобы вы принесли ему успокоительное.
  — Ребенок может подождать. Скажите, что он все-таки говорил обо мне? — Она кокетничала, сознавая, что может добиваться успеха. — Что же он говорил об Арчи?
  Альма повернулась и кинула на меня предупреждающий взгляд.
  — Он сказал, что считает доктора Холомана хорошим врачом, а о вас он сказал, что вы импульсивны, своенравны, но золотце, что он не всегда соглашается с вами по мелочам, но в серьезных делах вы действовали сообща. А если вам не повезет, вы можете рассчитывать на его помощь.
  — Именно так он сказал?
  — Так, по крайней мере, я понял.
  Глаза ее округлились. Тогда я не понял, что они выражали. Подумалось: может, страх?
  — Ах так, — сказала Сандра.
  Альма Хантер кивнула мне:
  — Пойдем!
  Глава 5
  Было без пяти двенадцать, когда я вернулся в бюро. На двери висела табличка, что служащих больше не требуется. Тем не менее желающие все прибывали. Когда я появился, двое еще стояли у дверей и читали объявление. Увидев меня, они прошли мимо твердой механической походкой солдат, отступающих после поражения с поля боя.
  Элси Бранд больше не печатала. Левый ящик стола был открыт. Когда я вошел, она быстро задвинула его.
  — Что? Неужели нельзя читать журнальчик, когда нечего делать?
  Она оглядела меня с головы до ног, затем медленно приоткрыла тот же ящик и продолжила читать. Я приметил, что это «Синема ревю».
  — Может, позвонишь шефу и скажешь, что оперативный работник номер тринадцать находится в предбаннике с отчетом?
  Она оторвалась от журнала.
  — Миссис Кул на ленче.
  — Когда вернется?
  — В полдень.
  Я нагнулся к ней через стол.
  — У меня еще пять минут. Может, поговорим или будешь читать свой журнал?
  — О чем-нибудь серьезном?
  Я посмотрел ей в глаза.
  — Нет.
  В глазах у нее появилась смешинка.
  — Ненавижу говорить о серьезном. У меня в ящике журнал о кино. Хочу сказать, что я не читала «Унесенные ветром» и другие серьезные книги и не собираюсь. Так о чем же ты хотел поговорить?
  — Для начала, может быть, обсудим миссис Кул? Когда она уходит на ленч?
  — В одиннадцать.
  — И возвращается к двенадцати? А ты уходишь в двенадцать и возвращаешься в час?
  — Да.
  Я увидел, что она постарше, чем я решил вначале. Тогда мне показалось, что ей двадцать семь — двадцать восемь, а теперь понял, что ей хорошо за тридцать. Она, конечно, следила за лицом и фигурой, но явные признаки возраста уже появились.
  — Альма Хантер ждет меня в машине. Что, если миссис Кул не вернется вовремя? Может быть, предупредить мисс Хантер?
  — Она вернется вовремя, в крайнем случае может задержаться на две-три минуты. Понимаешь, у нее принцип. Она считает, что человеку нужно обедать, но не будет заставлять другого ждать себя.
  — Она, как я понял, весьма своеобразна?
  — Так оно и есть.
  — А как получилось, что у нее сыскное бюро?
  — Муж умер.
  — Чтобы заработать на жизнь, женщина может заниматься многим другим.
  — Чем, например?
  — Стать манекенщицей. А ты с ней давно?
  — С тех пор как она открыла офис.
  — Давно?
  — Три года.
  — А раньше ты знала ее, до того, как она овдовела?
  — Я служила секретаршей у ее мужа. Это Берта меня туда устроила. Она…
  Элси Бранд оборвала себя, услыхав шаги в коридоре. На матовом стекле входной двери появилась тень, и Берта Кул по-королевски вплыла в комнату.
  — Ладно, Элси, — сказала она, — можешь идти. А тебе что нужно, Дональд?
  — Я с отчетом.
  — Входи.
  Она вошла в свой кабинет. Плечи назад, груди и бедра раскачивались под просторным платьем из тонкой ткани. На улице было жарко, но она словно бы не обращала на это внимания.
  — Садись. Нашел его?
  — Мужа — нет. Но говорил с братом.
  — Так потрудись и найди его.
  — Это я как раз и собираюсь сделать.
  — Разумеется. У тебя как с арифметикой?
  — А что за задача?
  — Я получила гонорар за семь дней работы. Если ты будешь заниматься этим делом все семь дней, я получу сто пятьдесят долларов. Если ты закончишь все за один день, то я тоже получу сто пятьдесят. Но тогда у меня будет шесть дней лишних, и я смогу продать тебя другому клиенту. Подсчитай и выдай ответ. Если будешь торчать здесь, ты, конечно, не вручишь повестку. Так что вали отсюда и займись делом.
  — Да я пришел отчитаться.
  — Мне не нужно слов — мне нужно дело.
  — Может быть, мне понадобится помощь.
  — Почему?
  — Мне надо следить за любовницей Моргана Беркса. Я узнал, где она живет. Мне надо заставить ее смыться к Моргану и проследить за ней.
  — Ну и в чем загвоздка?
  — Машина есть, мисс Хантер ведет ее.
  — Хорошо, пусть ведет! Как только найдешь Моргана Беркса, позвони Сандре.
  — Это может затормозить дело.
  — А ты не беспокойся, — она улыбнулась, — за все уже заплачено.
  — Я могу влипнуть. Семья странная. Брат дал понять, что он больше за Беркса, чем за Сандру.
  — А нам за это не заплатили. Нам заплатили за то, чтобы мы вручили повестку.
  — Это я понимаю, но могут быть неприятности. Может быть, дадите мне какой-нибудь документик?
  Она взглянула на меня, открыла ящик, вытащила бланк и вписала туда мое имя, возраст и внешние данные. Подписав, промокнула бланк и подала его мне.
  — А как насчет пистолета?
  — Не будет.
  — Есть шанс попасть в потасовку.
  — Все равно не получишь.
  — А если такое все-таки случится?
  — Выбирайся как сможешь.
  — С пистолетом легче будет.
  — Можешь переборщить, слишком много читаешь детективов.
  — Вы — шеф!
  Я пошел к двери. Она остановила меня:
  — Вернись. Я тебе кое-что скажу.
  Я подошел к ней.
  — Теперь я знаю о тебе все, Дональд, — сказала она по-матерински. — Ты сам себя выдал, когда рассматривал бумаги. Я сразу поняла, что ты учился на юриста. Да? Ты молод, и у тебя были неприятности. Ты не собирался работать юристом и, когда я спросила, где ты учился, не посмел сказать правду.
  Я постарался не показывать ей, что у меня на душе.
  — Дональд, я знаю твое настоящее имя и знаю, что с тобой произошло. Тебя приняли в адвокатуру, но выгнали за нарушение этических норм.
  — Этого не было.
  — У Комиссии по расследованию жалоб другое мнение.
  — В этой комиссии сплошные бюрократы. Я проболтался, вот и все.
  — О чем, Дональд?
  — У меня был клиент. Мы обсуждали с ним разные аспекты юриспруденции. Я сказал, что можно нарушить любой закон и не поплатиться, если это правильно обставить.
  — И что из этого? Это все знают.
  — Вся беда в том, что я пошел дальше, — признался я. — Я вам уже говорил, что люблю размышлять и соображать. Я считаю, что без практического применения знания бесполезны. Я изучил довольно много уловок и знаю, как ими пользоваться.
  — Ну, говори, говори. — В глазах у нее появился интерес. — Так что же случилось?
  — Я сказал клиенту, что можно совершить убийство и никто не подкопается. Он сказал, что я не прав. Я взъерепенился и поспорил с ним на пятьсот долларов. Он был готов сделать ставку в любое время. Я попросил его прийти на следующий день. А ночью его арестовали. Оказалось, он был гангстером мелкого пошиба. В полиции он полностью раскололся и между прочим рассказал им, что я согласился научить его, как можно совершить убийство и не попасться. Он сказал им, что готов был заплатить мне пятьсот долларов, если ему понравится мой план, так как он хотел убрать соперника.
  — И что потом случилось?
  — Комиссия по расследованию жалоб насела на меня. Меня на год отстранили от юридической деятельности как прохиндея. Я сказал, что это был только спор, но они не поверили. Конечно, они заявили, что человек не может совершить преднамеренное убийство и избежать наказания.
  — Это действительно можно сделать?
  — Да.
  — И ты знаешь способ?
  — Я же сказал, что у меня есть недостаток. Мне нравится придумывать разные штучки.
  — Ты хочешь сказать, что у тебя есть план, по которому я могла бы убить и наплевать на закон?
  — Да.
  — Ты хочешь сказать, что, если бы я была достаточно умна, меня бы не сцапали?
  — Да нет. Вам просто надо было бы поступать так, как я скажу.
  — Что? Это не та старая уловка, когда устраиваешь так, что тело убитого не находят?!
  — Чепуха. Я имею в виду совсем другое. Изъян в законе, которым можно воспользоваться, чтобы совершить убийство.
  — Расскажи, Дональд.
  — Не хочу попадаться второй раз, — заметил я со смехом.
  — И когда этот год закончился?
  — Два месяца назад.
  — Почему же ты не занимаешься адвокатурой?
  — Нужны деньги, чтобы открыть офис и ждать клиентов.
  — А большие конторы тебе не доверяют?
  — Нет. После того, как мне запретили заниматься адвокатской деятельностью.
  — И ни один юрист не хотел дать тебе работу?
  — Ни один.
  — И что же ты собираешься делать со своей юриспруденцией?
  — Вручать повестки. — Я повернулся и вышел.
  Элси Бранд уже не было. Альма Хантер ждала меня в машине. Она объяснила, что ей пришлось полюбезничать с полицейским.
  — Молодчина! Ну а теперь поедем туда, где живет Салли Дерк!
  Альма повернула голову, чтобы посмотреть через заднее стекло на движение. Из-под воротника ее блузки я снова увидел зловещие синяки. Явный результат того, что ее хватали за горло крепкие пальцы. Я ничего не сказал. Призадумался. Альма ловко внедрилась в поток машин и довезла меня до цели.
  — Иду, — сказал я, открывая дверцу.
  — Удачи тебе! — Она улыбнулась.
  — Спасибо.
  Я перешел улицу, просмотрел список фамилий у подъезда. И нажал кнопку рядом с надписью: «С.Л. Дерк. № 314».
  Я подумал о том, что сделал бы хороший сыщик, если бы ее не оказалось дома. Но прежде чем я сообразил, как ответить на этот вопрос, зуммер дал понять, что она готова принять гостя, даже не поинтересовавшись через переговорное устройство, кто он.
  Я толкнул дверь, прошел по вонючему полутемному коридору к лифту, вошел в него и нажал кнопку третьего этажа.
  Только я собрался постучать в дверь квартиры номер 314, девица, одетая в темно-синюю шелковую пижаму, открыла дверь и спросила, что нужно.
  Передо мной стояла блондинка. Насколько я мог понять, ее волосы были покрашены перекисью. «Ей еще нет тридцати», — подумал я. Шелковая пижама облегала ее фигуру.
  Она снова нетерпеливо спросила:
  — В чем дело?
  В отличие от фигуры голос ее был резким.
  — Хочу войти.
  — Зачем?
  — Поговорить.
  — Ладно, входите.
  Перед моим приходом она, очевидно, полировала ногти. Замшевая подушечка лежала на кофейном столике возле кушетки. Блондинка села на кушетку, взялась за подушечку, внимательно посмотрела на ногти и, не удостаивая меня взглядом, спросила:
  — Так в чем же дело?
  — Я сыщик, — объяснил я.
  Глаза ее сверкнули. Она казалась озадаченной. Засмеялась, но тут же осеклась, увидев выражение моего лица.
  — Неужели в самом деле сыщик?
  Я кивнул.
  — Не верится, — заметила она извиняющимся тоном. — Скорее похожи на симпатичного парня с идеалами и с мамочкой. Надеюсь, не обидела вас?
  — Да я привык.
  — Ладно, значит, вы сыщик. Так что?
  — Меня наняла Сандра Беркс. Вам это о чем-нибудь говорит?
  Она сосредоточилась на полировке ногтей, очевидно страстно желая, чтобы они блестели как лакированные. Наконец она оторвалась:
  — А при чем тут Сандра Беркс?
  — Весьма при чем.
  — Я ее не знаю.
  — Она жена Моргана Беркса.
  — А кто такой Морган Беркс?
  — А вы что, газет не читаете?
  — А если и читаю, то при чем тут я?
  — Сандра Беркс могла бы вас прижать, если бы захотела.
  — Неужели?
  — Знаете вы это?
  — Каким же образом?
  — Спросите у своей совести.
  Она посмотрела на меня и отрывисто хмыкнула.
  — Нет у меня совести, я давным-давно избавилась от нее.
  — Сандра Беркс могла бы вас привлечь к суду, если бы захотела.
  — На каком основании?
  — На том основании, что вы в интимных отношениях с ее мужем.
  — Вы позволяете себе слишком много!
  — Неужели?
  — Ну, продолжайте, а я пока послушаю.
  — Я просто делаю то, ради чего меня наняли.
  — И что это, позвольте спросить?
  — Я должен предъявить бумаги Моргану Берксу.
  — Какие бумаги?
  — Бракоразводные.
  — А зачем сюда пришли?
  — Думаю, вы мне скажете, где он находится.
  — Не скажу.
  — Если бы вы это сделали, то получили бы кое-какие денежки.
  — А сколько? — заинтересовалась она.
  — Может быть, весьма прилично. Все зависит от обстоятельств.
  — Каких?
  — Ну, от того, сколько Сандра Беркс сумеет заполучить.
  — Спасибочки. Я надеюсь, что эта старуха не получит ни цента.
  — Вы бы так не говорили, если бы прочитали ее заявление о разводе.
  — Одним заявлением развода не получишь. Это суд решает. Сандра Беркс — сучка с невинным личиком, которая выставляет себя респектабельной дамой. Она обманывала Моргана с самого начала. Если бы он захотел рассказать даже половину того, что он имеет против нее… Ну, я слушаю, что вы еще хотите сказать?
  — Сандра Беркс сумеет заполучить развод.
  — Неужели?
  — Вы же знаете, что сможет. И если бы она захотела вас прижать, то привлекла бы к суду. У нее есть свидетели. Ее отношение к вам зависит от вашего отношения к ней.
  — Ах так! — воскликнула она, отложила замшевую подушечку и посмотрела на меня.
  — Да, так!
  Она вздохнула.
  — А выглядели таким милашкой. Впрочем, не хотите ли выпить?
  — Благодарю, на работе не пью.
  — А вы сейчас на работе?
  — Да.
  — Мне вас жаль.
  — Незачем жалеть меня.
  — Так чем она угрожает?
  — Угрожает?
  — Да.
  — Да ничем не угрожает. Я просто вам говорю, как обстоят дела.
  — По-дружески, что ли?
  — Да, по-дружески.
  — Так что же вы хотите от меня?
  — Заставить Моргана Беркса признать, что ему вручили повестку, или устроить так, чтобы я смог это сделать. В ваших интересах, чтобы развод состоялся, не так ли?
  — Не знаю, — уклончиво ответила она. Лицо ее было озабоченным. — Хотела бы знать…
  Я промолчал.
  — А как устроить, чтобы вы смогли вручить повестку?
  — Назначьте свидание с Морганом Берксом, затем позвоните по телефону 6-93-21, я приду и вручу.
  — А когда я получу компенсацию?
  — Компенсации не будет.
  Она запрокинула голову и засмеялась. По-моему, все происходившее ее действительно забавляло.
  — Ладно, сладенький мой. Мне хотелось узнать, что ты за тип. Теперь я знаю. Можешь убираться к черту! Скажи Сандре Беркс, чтобы она катилась куда подальше. Если ей хочется привлечь меня, напомни ей о милом Арчи Холомане и спроси: неужели она думает, что ее муж такой дурак?
  Спускаясь, я все еще слышал ее смех. Альма Хантер ждала меня в машине.
  — Ну, повидались?
  — Ага.
  — Что она за птичка? — полюбопытствовала моя спутница.
  — Пергидролевая блондинка. Приятно смотреть, но противно слушать.
  — Что она сказала?
  — Чтобы я катился.
  — Но ты же этого хотел?
  — В общем, да.
  — Мне так казалось. Я думала, что по твоему плану ты хотел, чтобы она тебя вытурила и побежала к Моргану?
  — По плану так.
  — А что тебе не понравилось?
  — Есть кое-что неприятное в обязанностях сыщика. Наверное, любой сыщик должен быть немножечко подонком. По крайней мере, она так считает.
  Помолчав некоторое время, Альма Хантер спросила:
  — Значит, она заставила тебя так подумать?
  — Да, — ответил я, влез в машину и сел рядом с Альмой. — Лучше поставь машину в переулок, оттуда можно незаметно вести наблюдение.
  Изящной туфелькой она нажала на стартер, выехала в переулок, нашла тень и припарковалась.
  — Ты вовсе не подонок. Ты симпатичный.
  — Спасибо на добром слове. Но мне нужно большее, чтобы забыть об этом.
  — А чего ты ожидал от такой работы?
  — Я не знал, что будет так.
  — Тебя что, привлекли приключения, романтика?
  — Меня привлекла возможность двухразового питания, крыша над головой. Я не знал, что это за работа, когда пришел по объявлению, да мне было безразлично.
  — Не расстраивайся так, Дон. — Она положила руку мне на плечо. — Ведь все не так уж и плохо. Эта Дерк — самая настоящая аферистка. Ей плевать на Моргана. Ей нужны его денежки.
  — Знаю. Просто мне не нравится, когда на меня смотрят как на подонка. Я не жалуюсь… Просто не нравится.
  — Дело-то сделал?
  — Да, и чертовски здорово.
  Она засмеялась с надрывом.
  — Никогда заранее не знаешь, что ты скажешь. Почему так кисло смотришь на мир? Что с тобой случилось?
  — Бог ты мой, неужели я произвожу такое впечатление?
  — В общем, да.
  — Постараюсь исправиться.
  — Разве я не права?
  — Понимаешь, со мной поступили несправедливо. Когда ты потратил столько лет, чтобы достичь желаемого, когда ты преодолел много препятствий и наконец добился этого, вот тут-то у тебя и вышибают все из рук. Приходится перестраиваться.
  — Бабенка?
  — Нет.
  — Хочешь поделиться?
  — Не хочу.
  Она задумчиво глядела через ветровое стекло. Ее пальцы барабанили по рукаву моего пиджака.
  — Ты была разочарована, когда узнала, что я новичок в сыскном деле?
  — Почему тебе так показалось?
  Я повернулся и посмотрел на ее профиль.
  — Может быть, потому, что кто-то пытался тебя задушить и ты нуждалась в совете более опытного человека?
  Лицо ее передернулось. В глазах промелькнуло изумление. Непроизвольно она закрыла шею, чтобы я не видел ее синяков.
  — Кто хотел тебя задушить, Альма?
  Губы ее дрогнули. Из глаз брызнули слезы, и она вцепилась в мое плечо. Я обнял ее и прижал к себе. Она положила голову на мою грудь и горько зарыдала. Нервы у нее были на пределе… Левой рукой я приподнял ее подбородок, а правой пытался отогнуть воротник ее блузки.
  — Не надо, не надо. — Плача навзрыд, она схватила мое запястье обеими руками.
  Я посмотрел в ее заплаканные испуганные глаза. Ее дрожащие губы слегка раздвинулись.
  Повинуясь неосознанному порыву, я начал ее целовать. Губы наши сомкнулись, и я ощутил соленость ее слез. Она отпустила мою руку, притянула к себе и прижалась. Мы перестали целоваться. Я поднял правую руку и отогнул ее шелковый воротничок. Она безвольно полулежала, не оказывая никакого сопротивления. Больше не плакала.
  — Когда это случилось, Альма?
  — Вчера вечером.
  — Как и кто?
  Прижавшись ко мне, она задрожала.
  — Бедняжка! — Я снова начал ее целовать. Мы сидели в машине, прижав губы к губам, и я чувствовал теплоту ее тела. Горечь и настороженность ушли. Я больше не испытывал ненависти к миру. Чувство умиротворенности охватило меня. Это была не страсть — не такие это были поцелуи. Я никогда раньше этого не ощущал. Она пробудила во мне какие-то неведомые чувства.
  Альма перестала целовать меня, чуть слышно охнула, открыла сумочку, вытащила платок и принялась вытирать слезы.
  — Ну и видок у меня, — сказала она, вглядываясь в зеркальце. — А Салли Дерк не выходила?
  Тут я вспомнил, где я нахожусь и зачем. Через лобовое стекло посмотрел на подъезд. Ни души. Салли Дерк десять раз могла выйти, а я бы и не заметил.
  — Она еще не ушла? — спросила Альма.
  — Не знаю. Надеюсь, нет.
  — Я тоже надеюсь.
  Она засмеялась грудным смехом.
  — Я сейчас гораздо лучше себя чувствую. Мне… нравится, когда ты меня целуешь, Дональд.
  Мне хотелось ей что-то сказать, но я не мог, как будто увидел и услышал ее впервые. Впервые я заметил новые интонации в ее голосе, изменившееся выражение ее лица.
  Боже мой, каким же я был обозленным. Несколько часов она была рядом со мной, и только сейчас я по-настоящему обратил на нее внимание. Я целиком был поглощен ею, ни о чем другом и думать не мог. Я чувствовал тепло ее тела.
  Казалось, она окончательно пришла в себя. Напудрилась и намазала губы кончиком пальца. Я опять попытался что-то сказать — и не смог. Я даже не знал, что хотел сказать. Мне казалось, что я мог бы запеть…
  Я перевел взгляд на дом Салли Дерк. Не пропустил ли я ее? Может быть, пойти и позвонить ей в дверь? По крайней мере, узнаю, дома ли она. Но что я скажу ей? Она поймет, что я за ней слежу. А может быть, нет? Во всяком случае, поймет, что я поблизости.
  Альма начала застегивать воротник блузки.
  — Хочешь рассказать мне об этом сейчас?
  — Да! — И затем добавила: — Я боюсь, Дональд.
  — Чего?
  — Не знаю.
  — Ты думаешь, появление брата Сандры изменит ситуацию?
  — Нет… Я не должна была это говорить. Просто не знаю.
  — А что ты вообще о нем знаешь, Альма?
  — Немного. Когда Сандра говорит о нем, она всегда замечает, что отношения у них весьма прохладные.
  — С недавних времен, ты хочешь сказать?
  — В общем, да.
  — Но что же все-таки она говорит о нем?
  — Что он странный и очень независимый человек… А то, что Сандра — его сестра, для него ничего не значит.
  — Но ведь обратилась же она к нему, когда ей понадобилась помощь?
  — Не знаю, но мне кажется, что он обратился к ней, что именно он связался с ней по междугородному телефону. А в общем, не знаю. Но у меня есть сомнения. Скажи мне, Дональд, не кажется ли тебе, что он связан с Морганом?
  — Что ты имеешь в виду? Дело с игральными автоматами?
  — Да.
  — Все возможно. А почему ты спрашиваешь?
  — Ну не знаю. Просто у него такая манера. Да и Сандра что-то говорила. И когда ты был с ним, я кое-что услышала, не все, конечно, но отдельные фразы и слова. Все это и навело меня на такую мысль.
  — Морган — муж, ответчик в бракоразводном процессе. Я вручу ему бумаги. Либо он предстанет перед судом, либо нет. Не нравится, его разведут в его отсутствие. Что тебя беспокоит?
  — Мне кажется, так просто с ним не разделаешься. Мне кажется, он опасный человек.
  — Вот мы и дошли до того факта, о котором я хотел поговорить.
  — О чем?
  — Об этих синяках на твоей шее.
  — Да он ни при чем.
  — Вот и расскажи, кто это сделал?
  — Это был вор…
  — Где?
  — Кто-то вломился в квартиру.
  — Когда?
  — Ночью.
  — Ты была в квартире только с Сандрой?
  — Да.
  — А где спала Сандра?
  — В другой спальне.
  — Значит, ты спала в ее комнате, там, где две кровати?
  — Да.
  — А Сандра, значит, спала в той комнате, где сейчас лежит ее брат?
  — Да.
  — И что, собственно, произошло?
  — Не знаю даже, как сказать. И не должна я говорить об этом. Обещала Сандре, что не буду.
  — Почему такая таинственность?
  — Потому что у нее и так достаточно неприятностей с полицией. Они ищут Моргана и заявляются когда им угодно — днем и ночью, пристают с разными вопросами. Все это очень неприятно.
  — Наверное! Но это не значит, что тебя должны душить.
  — Я его отпихнула.
  — Как это случилось?
  — Ночью было жарко. Я спала почти голая. Проснулась, почувствовав, что кто-то наклонился надо мной. Я встрепенулась и закричала. Он схватил меня за горло, а я начала бить его ногами. Попала в живот и оттолкнула коленями со всей силой. Еще секунда — и он бы задушил меня. Но когда я пихнула его коленями, он был вынужден меня отпустить.
  — А затем?
  — Он убежал.
  — Куда?
  — В другую комнату.
  — А потом?
  — Я разбудила Сандру. Мы зажгли свет и осмотрели квартиру. Ничего не было тронуто.
  — А узнали, как он влез?
  — Наверное, через пожарную лестницу, потому что дверь в квартиру была заперта.
  — Во что он был одет?
  — Не знаю. Не видела. Было темно.
  — Но на ощупь могла определить?
  — В общем, да.
  — Ты так и не видела его? Ты узнала бы его, если бы снова увидела?
  — Нет, было слишком темно.
  — Послушай, Альма, ты очень нервничаешь, не все рассказываешь мне. Ведь я хочу тебе помочь.
  — Я тебе все рассказала.
  Мы замолчали. Я закурил.
  — Ты действительно сыщик? — спросила она через некоторое время. — Законным образом?
  — Да.
  — И имеешь право носить при себе пистолет?
  — Пожалуй, да.
  — Ты бы мог… достать мне пистолет, если я дам тебе денег? Я стала бы его носить.
  — Зачем?
  — Чтобы защитить себя.
  — Оружием?
  — Почему бы и нет?! Боже мой, если бы ты проснулся посреди ночи и почувствовал, что кто-то наклонился и хватает тебя за горло, то…
  — Думаешь, это может повториться?
  — Не знаю, но я хочу быть с Сандрой. Мне кажется, что ей угрожает опасность.
  — Какая?
  — Не знаю. Но думаю, что ее хотят прикончить.
  — Почему именно ее?
  — Понимаешь, я спала в ее кровати.
  — Может быть, это ее муженек?
  — Не думаю, но может быть.
  — Уйди оттуда. Сними комнату где-нибудь и…
  — Нет, этого я не могу сделать. Я ее подруга и хочу быть с ней, хочу помочь, ведь она в свое время помогла мне.
  — Неужели?
  — Действительно помогла.
  — Из разговора с ее братом я понял, что она большая эгоистка, которая…
  — Нет, это не так. И вообще, что он знает о ней? Ему было на нее наплевать, по-моему. За пять лет он не написал ей ни одной строчки.
  — Тем не менее мне показалось, что он знает о ней довольно много.
  — Вот поэтому я и предполагаю, что он с Морганом заодно. Я думаю, Морган заморочил ему голову рассказами о Сандре, что она не может без мужика, что у нее все время новые любовники. Ни один мужчина не должен так говорить о женщине, тем более о жене.
  — Насколько я понимаю, их семейная жизнь была совсем не безоблачной.
  — Но это не дает мужу права говорить о жене всякие пакости. Ведь он давал слово любить и защищать ее. Иногда меня воротит от мужчин.
  — Однако давай выясним: почему тебя так интересовало замужество Берты Кул?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Мне показалось, что ты проявила необычайный интерес.
  — Было любопытно слушать ее.
  — Очевидно, особенно тому, кто хочет вступить в брак?
  — Или хочет избежать его, — заметила Альма с улыбкой.
  — И ты именно это и делаешь?
  Она кивнула.
  — Хочешь рассказать?
  Она замялась, потом сказала:
  — Нет, Дональд, лучше не надо, по крайней мере сейчас.
  — Так он что, из Канзас-Сити?
  — Да, он из тех безумных ревнивцев, которым всегда нужна причина, чтобы назюзюкаться и потом бить все подряд.
  — Да не возись ты с ним. Я таких хорошо знаю, — начал рассуждать я, — все они одинаковы. Они страстно хотят владеть телом и душой женщины. Он, наверное, говорил тебе, что ревнует только потому, что у него нет законных прав любить тебя, как он хотел бы? Будь ты его женой, этого бы не было, все было бы в порядке, а из-за того, что ты ему отказываешь, он напьется, устроит сцену, побьет стекла и…
  — Такое впечатление, что ты его лично знаешь.
  — Нет, не лично, но как тип мужчины.
  — И ты советуешь отказаться от него?
  — Без всякого сомнения. Когда мужчина не может быть мужчиной и подавлять свои недостатки, такой мужчина пытается самоутвердиться битьем посуды. От него бежать надо.
  — Он любил разбивать рюмки в баре, — заметила она.
  — Так ты не хочешь выйти за него замуж?
  — Нет.
  — И он в Канзас-Сити?
  — Да, то есть был там, когда я уехала оттуда. Знай он, что я здесь, то заявился бы.
  — И затем?
  — Не знаю. Опять бил бы посуду, наверное!
  — Такие мужчины никуда не годятся. Они пойдут на что угодно, лишь бы утвердить себя.
  — Знаю. О таких каждый день читаешь в газетах. Это они находят ушедших жен, убивают их и затем… как окончательное проявление своеволия и ничтожества кончают с собой. Я это ненавижу и боюсь этого.
  Я посмотрел на нее внимательно.
  — И потому хочешь иметь пистолет?
  Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
  — Да.
  — Хочешь купить пистолет?
  — Конечно.
  — Деньги есть?
  — Да.
  — Это будет стоить долларов двадцать пять.
  Альма открыла ридикюль и дала мне деньги.
  — Но не сейчас: мы должны следить за Дерк. Интересно, почему Биэлти так уверен, что она пойдет куда-то, чтобы связаться с Морганом? Неужели она не может воспользоваться телефоном?
  — Наверное, прослушивается?
  — Нет, полиция ничего о ней не знает, иначе бы они следили за ней.
  — Может быть, она думает, что телефон прослушивается? Или Морган так думает?
  — Не логично. Но бывает… Да вот она идет.
  Салли Дерк вышла из дому с дорожной сумкой в руках. Она была одета в роскошный голубой костюм: юбка по моде короткая, а ножки привлекательные. Голову украшала надетая набекрень голубая шапочка с бархатным бантиком. На фоне голубого ее белесые волосы казались золотистыми.
  — Почему ты думаешь, что она красит волосы? — спросила Альма, нажимая на педаль.
  — Да есть нечто в оттенках цвета.
  — Отсюда она кажется естественной блондинкой. Красивая.
  — Не буду спорить с экспертом в вопросах женской красоты. Пожалуйста, не слишком быстро, она направляется в сторону бульвара. Пусть она отойдет достаточно далеко, чтобы, оглянувшись, не увидела, как мы ползем за ней.
  — Я бы вышла из машины и посмотрела, куда она идет.
  — Не стоит. Хочешь, чтобы я вел машину?
  — Ой, пожалуйста. Я очень волнуюсь.
  — Хорошо. Приподнимись, а я подлезу под тебя.
  Мы так и сделали, я перевел рычаг на первую скорость и медленно тронулся вдоль тротуара.
  Салли Дерк дошла до угла и остановила такси. Я увеличил скорость и завернул за угол, чтобы следовать за ней. Затем я замедлил ход, чтобы Салли не заметила нас через заднее стекло. Но она не обернулась. Ее голова была хорошо видна, и смотрела она только вперед.
  — Порядочек, — сказал я и приблизился к такси, которое вовсе не старалось оторваться от кого-либо.
  Доехав до Шестнадцатой улицы, такси повернуло налево и остановилось у гостиницы Перкинса. Припарковаться мне было негде, и я сказал Альме:
  — Вот сейчас ты поможешь мне. Сядь за руль и поезжай вокруг гостиницы. Я тем временем заскочу туда, чтобы узнать, какой номер она себе закажет. Конечно, буду стараться, чтобы она не узрела меня.
  — Послушай, — сказала Альма просяще, — я тоже хочу участвовать.
  — Да ты и участвуешь.
  — Не так. Я хочу знать все, что происходит. А что ты собираешься делать?
  — Узнать, какой ее номер, и самому получить номер напротив.
  — Я хочу быть с тобой.
  — Извини, но не выйдет. В гостиницах такого класса не принято, чтобы мужчина приводил женщину к себе в номер. Тебя могут начать шантажировать и…
  — Ладно, запишемся как муж и жена. Только под какой фамилией?
  — Под фамилией Дональд Хелфорт.
  — Хорошо, я буду миссис Хелфорт, присоединюсь попозже, начинай.
  Я вошел в гостиницу. Салли Дерк не было видно. Я попросил портье вызвать администратора.
  — Две минуты назад сюда вошла блондинка в голубом костюме, — начал я. — Я хочу знать, под какой фамилией она записалась. Какой номер получила и какие номера поблизости свободны. Я бы хотел получить номер напротив.
  — В чем дело?
  Я вытащил пять долларов и, помяв их в руках, заявил:
  — Я от самого себя и от имени правительства заверяю, что хочу, чтобы наиболее заслуженные администраторы получали бы больше денег, чтобы мы могли содрать с них побольше налогов.
  — О, я всегда сотрудничал с правительством. — Он хмыкнул и добавил: — Минуточку!
  Я ждал в холле. Через некоторое время он сообщил, что женщина в голубом костюме зарегистрировалась как миссис Морган и заняла номер 618. Он добавил, что она ждет мужа. Единственный свободный номер на этом этаже 620-й. Миссис Морган забронировала два номера по телефону — 618-й и 620-й. Но, придя сюда, она отказалась от номера 620.
  — Меня зовут Дональд Хелфорт. Через пять-десять минут придет моя жена. На вид ей лет двадцать пять. У нее каштановые волосы и карие глаза. Когда она явится, пожалуйста, проводите ее в мой номер.
  — Ваша жена?
  — Да, моя жена.
  — Ах так.
  — И вот еще. Мне нужен пистолет.
  Он посмотрел на меня не очень дружелюбно.
  — Какого типа?
  — Небольшой, чтобы можно было положить в карман. Лучше автоматический. И еще коробку патронов.
  — Для покупки оружия надо иметь разрешение полиции.
  — Правильно. Но когда есть разрешение полиции, можно купить пистолет всего за пятнадцать долларов, а я собираюсь заплатить двадцать пять.
  — Ах, вы собираетесь заплатить двадцать пять?!
  — Да, именно.
  — Посмотрим, что сможем для вас сделать.
  У конторки мне выдали регистрационную карточку. Я вписал себя и Альму под именем мистера и миссис Хелфорт и указал фиктивный адрес.
  — Хотите за семь долларов в сутки? — спросил клерк.
  — Что у вас на шестом этаже? Я не хочу жить слишком высоко, но желательно потише.
  — Могу предложить вам номер 675, — сказал он, посмотрев на доску с ключами.
  — В какой стороне?
  — Восток.
  — Что у вас есть на западной стороне?
  — Могу предложить 605-й и 620-й.
  — Что за номер 620-й?
  — Две кровати и ванная. Семь с половиной долларов в сутки.
  — А скостить полдоллара?!
  Он оглядел меня и сказал, что сделает это специально для меня.
  — Хорошо. Чуть позже придет жена с вещами. Но заплачу я сейчас.
  Я дал ему сколько надо, взял квитанцию и поднялся в свой номер вместе с администратором.
  — Невозможно купить новый пистолет за двадцать пять долларов, — сказал он.
  — А разве я говорил, что мне нужен новый? Загляни в комиссионку. Только за двадцать пять долларов, и ни цента больше. И не старайся слишком много заработать на этом. Достань оружие, которое стоит не меньше пятнадцати.
  — Это противозаконно.
  — Нет, нет!
  — Почему?
  Я вытащил из кармана бланк, подписанный миссис Кул.
  — Я частный сыщик, — объяснил я.
  Он взглянул на документ и сказал уже спокойно:
  — Хорошо, постараюсь.
  — Но побыстрее. Не уходи, пока не придет моя жена. Я хочу, чтобы ее проводили сюда.
  — Хорошо, — сказал он еще раз и ушел.
  Я осмотрел номер. Это была обычная комната с двумя кроватями, как в заурядной гостинице. Затем я вошел в ванную, в ней была дверь в 618-й номер. Я осторожно взялся за ручку общей двери и понял, что она заперта. Я прислушался: там явно кто-то был. Я вернулся в номер и позвонил Сандре Беркс.
  Когда она взяла трубку, я сказал:
  — Все в порядке. Я проследил за ней до гостиницы Перкинса. Она в номере 618 под фамилией Морган и сообщила портье, что ждет мужа. Альма и я тоже здесь, в номере 620, как мистер и миссис Дональд Хелфорт.
  — Что, как супруги? — Сандра недоумевала.
  — Да, Альма хотела присутствовать.
  — При чем?
  — При вручении бумаг.
  — Я тоже хочу присутствовать. Хотя мне и не хотелось бы мешать вашему медовому месяцу, но я приду, и вместе с братом.
  — Послушайте, — возразил я, — если Морган паче чаяния появится и увидит вас двоих, это может испортить все дело и у нас уже никогда не будет возможности предъявить ему бумаги.
  — Понимаю, приму меры предосторожности.
  — Не выйдет! Можете с ним столкнуться в холле, лифте, коридоре. Возможно, он уже наблюдает за гостиницей. Он…
  — Вам не надо было позволять Альме быть с вами в номере, — назидательно сказала Сандра, — это может всплыть в суде.
  — Ерунда. Я ведь только вручу повестку.
  — Боюсь, что вы не понимаете, — прощебетала она. — Альма не вынесет, если о ней напишут в газетах. Мы с братом сейчас приедем. Пока.
  Я повесил трубку, снял пиджак, умылся, сел и закурил. Раздался стук в дверь. Прежде чем я успел подняться, дверь открылась и появился администратор с Альмой.
  Стараясь не проявлять волнения, Альма сказала:
  — Привет, дорогой. Я поставила машину на стоянку. Позже доставят кое-какие покупки.
  Я подошел к администратору. Он, не скрывая, усмехался над словами Альмы.
  — Скоро придут еще двое, — сказал я ему. — Принесите оружие до их появления.
  — Мне нужны деньги.
  Я вручил ему деньги, которые мне дала Альма.
  — Побыстрее, да не забудьте патроны. Пусть все завяжут в пакет, и вы вручите его только мне. Ну, идите.
  Он буквально выскочил из номера.
  — Что за оружие? — поинтересовалась Альма. — Это то, что ты хотел достать для меня?
  — Да. Сандра с братцем сейчас заявятся. Твоей подруге кажется, что я подмочил твою репутацию, сняв для нас номер.
  Альма засмеялась.
  — Моя закадычная подруга так печется о моей репутации? Однако она сама…
  — «Однако она сама» что? — спросил я, когда голос ее затих, как исчезающий звук далекой радиостанции.
  — Ничего.
  — Признайся, что она сама?
  — Да ничего. Ей-богу, я не собиралась ничего говорить.
  — Тем не менее ты должна мне рассказать о Сандре.
  — Это не имеет значения.
  — Скоро она прибудет. А до того я хочу посмотреть на твою шею.
  — На мою шею?
  — Да, на твои синяки. Хочу рассмотреть их поближе.
  Я подошел к ней и, обняв ее левой рукой, пальцами правой стал расстегивать воротник блузки.
  — Пожалуйста, не надо, не надо.
  Альма хотела оттолкнуть меня, но я успел расстегнуть воротник. Она запрокинула голову, и губы ее приблизились к моим. Она обняла меня, и я притянул ее к себе. Губы ее были теплые, льнущие. На сей раз без вкуса соленых слез.
  Через несколько мгновений она сказала:
  — Дональд, что ты думаешь обо мне?
  — Что ты замечательная женщина.
  — Я обычно так себя не веду. Но я чувствовала себя такой одинокой и сразу, как увидела тебя…
  Я закрыл ей рот поцелуем. Отвернув воротник блузки, я рассматривал синяки. Она стояла как вкопанная. Я чувствовал ее ровное дыхание. Но на шее сильно пульсировал сосуд.
  — Этот человек, который пытался тебя задушить, был крупный?
  — Не знаю. Было темно.
  — Толстый или худой?
  — Не толстый.
  — У него что, маленькие руки?
  — Не знаю!
  — Понимаешь, есть небольшие царапинки, оставшиеся от ногтей. Ты уверена, что это не женщина?
  Альма судорожно вздохнула и переспросила:
  — Царапины?
  — Да, царапины от ногтей. У того, кто пытался тебя задушить, длинные и острые ногти. Ведь это могла быть женщина? Не так ли?
  — Не думаю. Все же полагаю, это был мужчина.
  — Ты абсолютно ничего не видела?
  — Ничего.
  — Было совсем темно?
  — Да.
  — И ничего не было слышно?
  — Не было.
  — Этот человек начал душить, а ты сумела вырваться?
  — Да, я его оттолкнула.
  — И не поняла, кто это был?
  — Нет.
  — Совсем?
  — Да.
  Я похлопал ее по спине.
  — Хорошо, дорогая, я просто хотел узнать… Вот и все.
  — Я, пожалуй, сяду. Меня дрожь бьет, как вспомню.
  Она подошла к мягкому креслу и села.
  — Расскажи-ка мне лучше о своем приятеле.
  — Он в Канзас-Сити.
  — Ты думаешь, он там не останется?
  — Если узнает, где я нахожусь, то может явиться сюда.
  — Может, он уже знает?
  — Нет, этого не может быть.
  — Тем не менее в глубине души ты думаешь, что он мог…
  — Пожалуйста, не продолжай, я не выдержу.
  — Хорошо. Застегни-ка лучше воротник блузки. Сандра с братом могут появиться в любую секунду.
  Она подняла руки к воротнику, и я увидел, как дрожали ее пальцы, когда она застегивала пуговицы. Солнце нагрело комнату. Стало жарко и душно. Не было и намека на ветер. Открытые окна, казалось, всасывали горячий воздух, пропитавший стены здания. В этот момент раздался стук в дверь, вошел администратор и сунул мне пакет в руку.
  — Послушай, приятель, — сказал он, — постарайся не вляпаться с этой штукой. Она неплохая, но мне пришлось врать до хрипоты, чтобы старый еврей ее продал.
  — Спасибо.
  Я прихлопнул ногой дверь, сорвал бечевку и бумагу и вытащил вороненый автоматический пистолет. Он был местами затерт, но дуло было нормальное. Я вытащил патроны из пакета, вогнал их в магазин и спросил Альму:
  — Знаешь, как с этим обращаться?
  — Нет.
  — Вот тут предохранитель, который открывают большим пальцем. На рукоятке скоба, а внутри курок, который надо спустить. Все, что тебе нужно делать, это крепко взять пистолет в правую руку, нажать большим пальцем на рычажок и потом на курок, понятно?
  — Вроде да.
  — Ну, давай проверим.
  Я вытащил магазин, поставил предохранитель в правильное положение, отдал ей пистолет и сказал:
  — Выстрели в меня.
  Взяв пистолет, она промолвила:
  — Ради бога, Дональд, не говори такие вещи.
  — Прицелься и выстрели в меня. Ты должна это сделать. Представь, что я собираюсь тебя душить. Альма, сосредоточься, и мы посмотрим, можешь ли ты целиться и нажать на спуск.
  Она стала целиться и попыталась нажать на спуск. От напряжения кожа на суставах побелела. Но ничего не получилось.
  — Ты забыла о предохранителе.
  Она нажала на предохранитель большим пальцем. Я услышал щелчок бойка. Уронив пистолет на ковер, Альма упала на постель как подкошенная.
  Я поднял пистолет, вставил патроны в магазин, один патрон вогнал в ствол, проверил предохранитель, вытащил обойму и добавил недостающий патрон. Затем положил пистолет в ее ридикюль.
  Она смотрела на меня со страхом и восхищением. Я завернул коробку с патронами снова в бумагу и бросил в ящик комода. Затем сел с ней рядом на постель.
  — Послушай, Альма, пистолет заряжен. Не стреляй, если не будет крайней необходимости. Но если кто-нибудь попытается тебя душить, выстрели. Не обязательно стрелять точно в него. Достаточно шума от выстрела. Он привлечет внимание.
  Ее гибкое тело игривым котенком вытянулось на постели. Она обняла меня и потянула к себе. И я почувствовал кончик ее языка на своих губах…
  Примерно через час в дверь резко постучали. Я понял, что прибыли Сандра и ее брат. Открыл дверь.
  — Где Альма? — вызывающе спросила Сандра.
  — В ванной. Умывается. Она расстроена и плакала.
  — Очевидно, вы ее утешали? — Сандра взглянула на мятую постель.
  Ее брат, изучив подушку, заметил:
  — Черт побери, все бабы одинаковы…
  — Заткнись, Биэлти, — прервала его Сандра. — Ты со своими грязными мыслишками считаешь, что все женщины — кошки.
  — А ты как думала?
  — Случайно Моргана не видели? — спросил я.
  — Нет. — Сандра, очевидно, хотела переменить тему. — Мы вошли через черный ход и уговорили портье поднять нас на грузовом лифте.
  Альма вышла из ванной.
  — Она вовсе и не плакала, — заметил Биэлти.
  Не обращая на него внимания, Сандра спросила:
  — А что происходит рядом?
  — Она теперь не мисс Дерк, а миссис Морган. Ждет Моргана. Наверное, к ужину. Возможно, они закажут его в номер.
  — Тогда мы можем открыть дверь и послушать разговор.
  — Вы, очевидно, не считаете своего мужа сообразительным? — спросил я Сандру.
  — Почему?
  — Он же увидит открытую дверь еще в коридоре. Нет, нам, очевидно, придется по очереди подслушивать через дверь в ванной. Мы услышим, когда он войдет.
  — Я придумал самый лучший вариант, — заявил Биэлти.
  Он вытащил из кармана небольшую дрель. На цыпочках вошел в ванную, послушал и объяснил:
  — В самом углу двери надо просверлить пару дырок.
  — Уберите дрель, — сказал я. — Ведь будут опилки, и она все поймет.
  — А у вас какие планы? — спросил он.
  — Предостаточно. Мы будем, как я говорил, по очереди подслушивать… У двери в ванной. Когда услышим, что кто-то вошел, я постучусь в их номер. Если это окажется Морган, то я вручу повестку.
  — Вы узнаете его по фотографиям, которые я вам дала, — отозвалась Сандра.
  — Да, я их внимательно изучил.
  — Как вы собираетесь войти в номер? — поинтересовался Биэлти.
  — А вот как. Я позвоню и скажу, что это портье, что получена телеграмма на имя мистера Моргана, и спрошу, можно ли доставить ее в номер.
  — Старо! У них возникнут подозрения, и они скажут, чтобы вы подсунули ее под дверь.
  — Не беспокойтесь. У меня будут и телеграмма, и книга доставки для росписи. Ее-то уж никак не сунешь под дверь. А телеграмма будет настоящая.
  — Они чуть приоткроют дверь и, увидев вас, тут же ее захлопнут.
  — Меня они не узнают. Я сейчас пойду преображаться. А вы останетесь здесь. Никуда не уходите, даже если Морган заявится. Я вернусь через полчаса. Он пробудет там не меньше. Ведь Салли взяла с собой дорожную сумку.
  — Что-то не нравится мне все это, очень примитивно, — сказал Биэлти.
  — Все кажется примитивным, когда речь идет о деталях. Дело все в подаче. Читали, наверно, в газетах о всяческих фокусах, которые устраивают мошенники. Они кажутся такими примитивными, что не можешь себе представить, как люди попадаются на их удочку. Однако это происходит как часы, все триста шестьдесят пять дней в году. Дело все в подаче.
  — Тем не менее, я считаю, это очень примитивно. Я…
  Не было смысла обсуждать с ним этот вопрос. Я вышел в коридор. Пусть он другим объясняет, как это примитивно.
  Глава 6
  Я вернулся через час. За это время я взял напрокат костюм посыльного, телеграфный бланк, заполненный на имя Моргана, и тетрадь в линейку с подписями несуществующих получателей.
  Я тихонько постучал в дверь своего номера. Открыла Альма Хантер. Через ее плечо я увидел Берту Кул. Ее масса с трудом умещалась в мягком кресле. Возле нее на столике стояли бутылка виски, сифон с содовой и блюдце с кусочками льда. Она не торопясь отпивала по глоточку из высокого стакана. Сандра Беркс скользнула мне навстречу как тень.
  — Какой ты идиот, ты все испортил.
  — Почему такие обвинения? — спросил я, с опаской взглянув на шефа сыскного бюро.
  — Ради бога, закрой дверь, — обратилась к Сандре Берта Кул. — Если хочешь жаловаться, валяй, но зачем об этом должна знать вся гостиница?! Входи, Дональд.
  Я вошел, и Альма Хантер закрыла дверь. Биэлти не было видно. Дверь в ванную была закрыта, но я слышал оттуда голоса.
  — В чем дело?
  — Вы ушли, никому ничего не сказав. Куда вы пошли? У вас все бумаги, а Морган там уже целый час. Он пришел вскоре после того, как вы ушли. Ну и сглупили же вы…
  — А где он сейчас?
  — Еще там, я надеюсь.
  — А ваш брат?
  — У него началось носовое кровотечение, и я вызвала врача. Это весьма серьезно. Он с врачом в ванной.
  — Ты явно что-то замутил, — вставила Берта Кул. — Миссис Беркс позвонила, чтобы узнать, где ты, почему не связался со мной?
  — Потому что вы сказали, что вам не нужны мои отчеты. Я должен предъявить бумаги. И сделаю это, если мне не будут мешать. Прошу прощения за то, что вас потревожили. Это потому, что вы хотели, чтобы я сообщал миссис Беркс о происходящем, хотя с самого начала мне не хотелось, чтобы они с братом пришли сюда.
  — Чепуха, — ледяным тоном изрекла Сандра Беркс. — Вы пытаетесь свою вину свалить на нас.
  — Никого я не виню. Я не буду тревожить вашего брата в ванной, а надену костюм посыльного здесь. Прошу отвернуться.
  — Но нам нужны эти бумаги, — заявила Сандра. — Мы сидим здесь на телефоне…
  — Спокойно! Это я должен вручить повестку, и я это сделаю. Вы уверены, что там именно Морган?
  — Да. Мы слышали его голос через дверь в ванной.
  Я взглянул на Берту Кул:
  — Давно вы здесь?
  — Минут десять. О боже мой! По их звонкам можно было подумать, что здесь пожар. Ну, Дональд, если Морган смоется, я буду страшно сердиться.
  Я промолчал. Влез во встроенный шкаф, развернул пакет и переоделся в костюм посыльного. В шкафу было темно. Мне пришлось оставить дверцу открытой, и я услышал голос Альмы Хантер:
  — Несправедлива ты к нему, Сандра, он поступил неплохо.
  — Неплохо? — переспросила Сандра. — Очень плохо.
  Потом я услышал, как наливали виски в стакан, шип сифона и спокойный голос Берты Кул:
  — Он ведь дал вам знать, миссис Беркс. Если бы он не позвонил, вы бы черта с два знали что-либо. Вы нас наняли, чтобы предъявить бумаги. Если мы упустили Моргана и Дональд не сможет этого сделать, я отвечу. Но если он еще там и Дональд предъявит повестку, тогда вам придется заплатить за то, что вы заставили меня бросить все и приехать сюда на такси.
  — По правде говоря, — заявила Сандра, — мне кажется, что мой адвокат ошибся, рекомендовав ваше бюро. Жаль, что я связалась с вами.
  — В самом деле жаль, дорогая, — сказала миссис Кул, подражая голосу светской дамы, обсуждающей последние литературные новинки.
  Я вышел из шкафа, застегивая форму посыльного. Взяв тетрадь и копию телеграммы, я позвонил на коммутатор и попросил номер 618. Мне ответил женский голос.
  — Телеграмма на имя миссис Морган, — сказал я.
  — Не жду никаких телеграмм. Никто не знает, что я здесь.
  — Понимаю, миссис Морган. Но у этой телеграммы довольно странный адрес: «Для миссис Морган, гостиница Перкинса, или для Салли Дерк». Но у нас нет среди постояльцев Салли Дерк.
  — Я уверена, что… Не знаю, какая телеграмма, — сказала она уже не так уверенно.
  — Так мы доставим ее вам наверх, и вы посмотрите. Если это адресовано вам, вы имеете право посмотреть. Посыльный, доставь телеграмму в номер 618! — крикнул я в трубку.
  Берта Кул добавила льда в свой стакан и заметила:
  — Поторопись, Дональд: она может позвонить вниз.
  Я засунул тетрадь под мышку, открыл дверь и вышел в коридор под взглядами трех женщин. Затем подошел к номеру 618 и постучал в дверь. Был слышен женский голос, разговаривающий по телефону.
  — Телеграмма, — сказал я.
  Разговор оборвался, и я услышал голос Салли:
  — Сунь под дверь.
  Я чуть просунул тетрадь под дверь, чтобы она увидела кончик телеграммы.
  — Не влезает. Вам необходимо расписаться, а тетрадь не влезает.
  — Минуточку, я отопру.
  Она слегка приоткрыла дверь и подозрительно уставилась на меня. Но я низко наклонил голову. Увидев костюм посыльного и телеграмму, она раскрыла дверь шире.
  — Где расписаться?
  — Вот здесь. — Я подал ей тетрадь с карандашом.
  На ней был розовый халатик и больше ничего. Я распахнул дверь и вошел. Сначала она не поняла, в чем дело, но, когда свет упал на мое лицо, узнала меня и крикнула:
  — Морган, это же тот самый сыщик!
  Морган, одетый в двубортный серый костюм, лежал на постели нога за ногу и курил. Я подошел к нему и сказал:
  — Вот тут повестка в суд, мистер Беркс, а вот тут второй экземпляр повестки и второй экземпляр заявления миссис Беркс о разводе, которые я вручаю вам.
  Он спокойно вынул сигарету изо рта, пустил кольцо дыма в потолок и сказал:
  — Ну и умник ты, приятель.
  Салли Дерк подбежала. Халат ее распахнулся. Она порвала телеграмму, бросила тетрадь на пол и заорала:
  — Чертов стукач!
  — Что еще? — спросил Беркс.
  — Ничего.
  — Ордера на арест нет?
  — Нет, это дело гражданское.
  — Ладно, приятель, желаю удачи.
  — Спасибо, и позови свою собачку. Мне не нравится, как она лает.
  Я только собрался выйти, как дверь распахнулась и влетела Сандра. За ней бежала Альма, очевидно стремясь удержать ее. А сзади них колыхалась огромная масса Берты Кул с сигаретой в зубах.
  — Ну и ну! — воскликнул с постели Беркс.
  — Подонок, зараза! — орала Сандра на мужа. — Так вот как ты себя ведешь, так вот та шлюха, на которую ты тратишься! Так вот каковы твои брачные клятвы!
  Морган вытащил сигарету изо рта, зевнул и изрек:
  — Да, дорогая, это и есть Салли Дерк. Прости, что она тебе не нравится. А почему ты не притащила своего дружка врача, чтобы все были на месте?
  — Да ты, да ты… — яростно шипела Сандра.
  Морган приподнялся, и я увидел острые черты его лица, длинное худое тело и тонкие пальцы. Блестели черные волосы, зачесанные назад с высокого лба.
  — Заткни фонтан, Сандра. Ты хочешь развестись? И я хочу. Так убирайся отсюда к черту.
  Сандра обратилась к Берте Кул:
  — Вот, посмотрите на моего муженька. Валандается с вшивой блондинкой, которая шлендрает здесь в голом виде. — Она ухватилась за конец розового халата и подняла его почти до пояса.
  Салли ударила Сандру ногой и обругала. Берта Кул обхватила Сандру за талию и оттянула от блондинки.
  — Спасибо, — сказал Морган, так и не встав с постели. — Теперь мне не придется давать ей в рожу. Ты на себя посмотри, Сандра, ты же мне на глазах изменяла.
  — Вранье! — кричала Сандра, пытаясь вырваться из крепких рук Берты Кул.
  — Ладно, Сандра, — сказала Альма, — не спорь. Ведь повестка вручена.
  Морган наклонился, поискал на полу пепельницу и бросил туда окурок. Затем сказал Салли:
  — Извини, дорогая, но моя жена — стерва. Такая она есть, и ничего нельзя с этим поделать.
  — На твоем месте я отлупила бы ее как следует, — сказала Салли.
  — Ну, я предъявил бумаги и готов сделать заявление под присягой, — сказал я Берте Кул и вышел.
  Вслед за мной Берта Кул вытолкнула в коридор Сандру, ласково увещевая ее. Дверь за нами захлопнулась, было слышно, как повернули ключ. Мы пошли в наш номер.
  — Не ожидал, что будет такой концерт, — промолвил я.
  — Я не смогла себя удержать: хотела доказать, как он мне изменяет, — пролепетала Сандра.
  Из ванной вышел доктор Холоман, без пиджака, с закатанными рукавами. На рубашке были подтеки крови и воды.
  — Что за шум был? Я не ослышался, упоминали врача?
  — Вот именно, — включилась Берта Кул. — Думаю, что адвокату миссис Беркс не понравилось бы, что вы здесь.
  — Да его пришлось вызвать из-за Биэлти. Как он, Арчи? — спросила Сандра.
  — Все будет в порядке, — ответил доктор, — но я с трудом остановил кровотечение. Он слишком разволновался. Я настаиваю, чтобы в течение трех дней он соблюдал полный покой. — Доктор вернулся в ванную.
  — Животное! — воскликнула Сандра. — Он всегда говорит обо мне пакости, хотя я верна ему: с тех пор как вышла замуж, даже не смотрела на других. А он настроил родного брата против меня.
  Я снова залез в шкаф, переоделся и завернул костюм посыльного. Сандра подошла к ванной и громко крикнула:
  — Биэлти, все в порядке! Бумаги вручены!
  Было слышно, как Биэлти сказал:
  — Да потише ты, он услышит.
  А затем из другого номера, как издалека, я отчетливо услышал издевающийся голос Моргана:
  — А, Биэлти! Так это ты? Мне следовало догадаться.
  — Все совсем не так, Морган! — крикнул Биэлти своим гундосым голосом. — Я на твоей стороне, и у меня кое-что есть для тебя. Открой дверь.
  Наступило короткое молчание. Дверь распахнулась, и Биэлти ворвался к нам. Кровавые подтеки испачкали его рубашку и пиджак.
  — Дура! — крикнул он сестре приглушенным голосом. — Что, у тебя башка не варит, чтобы так орать?! Разве ты не понимаешь, что он все слышит?!
  — Прости меня, Биэлти.
  — Простить ее, черт возьми! Да ты в жизни никогда не просила прошения. А теперь, когда предъявлены бумаги, тебе на меня наплевать. Я нарочно сделаю так, чтобы Морган заплатил тебе поменьше алиментов.
  Биэлти пробежал мимо нас, резко открыл дверь в коридор, подбежал к соседнему номеру и забарабанил в дверь. Не дождавшись ответа, он сказал просительно:
  — Морган, впусти. Это я, Биэлти. Впусти. Мне надо тебе кое-что сказать.
  Берта Кул допила виски и улыбнулась, доброжелательно глядя на взволнованных женщин. Через секунду Сандра вышла в коридор и стала наблюдать за Биэлти, который все еще стучал и громко умолял Моргана впустить его.
  — Идем, Дональд, — спокойно сказала Берта Кул. — Мы поедем в бюро.
  Я взглянул на Альму Хантер, и по ее глазам было видно то, чего я хотел.
  — Я договорился поужинать кое с кем. Надо бы обсудить кое-что.
  — Ты будешь ужинать со мной, Дональд, — безоговорочно заявила Берта Кул. — У нас есть одно дело, которое надо обсудить, и ты работаешь у меня. Конечно, если Альма Хантер желает нанять нас по другому делу, я с удовольствием соглашусь и назначу тебя. А с этим делом мы закончили. Пойдем.
  Вытащив из кармана бумажку, я нацарапал телефон пансиона, где жил, и передал Альме Хантер:
  — Она мой босс. Если понадоблюсь, позвони.
  — Виски и содовая — это часть накладных расходов, — обратилась Берта Кул к Сандре, — и я скажу внизу, что вы заплатите по счету. Пойдем, Дональд.
  Доктор Холоман выскочил в коридор, обогнал нас, подергал Биэлти за рукав и тихо сказал:
  — У вас снова начнется кровотечение, вернитесь.
  Тот оттолкнул его, продолжая барабанить в дверь.
  — Открой, Морган, глупец, у меня есть кое-что, что поможет тебе выиграть процесс, я все время был на твоей стороне.
  Холоман повернулся и столкнулся с Бертой Кул, чинно шествовавшей к лифту. С отчаянием схватил ее за руку и стал умолять:
  — Постойте, может быть, вы поможете. У него же снова начнется кровотечение! Пожалуйста, верните его обратно в номер.
  — Нет, — ответила миссис Кул и, обратившись ко мне, добавила: — Пойдем, Дональд.
  Я пошел за ней. Уже внизу, на тротуаре, спросил:
  — Это новое дело я должен начать уже сегодня вечером?
  — Какое дело?
  — То, что вы хотели обсудить за ужином.
  — Да нет никакого дела, и ужина тоже не будет. — Увидев мою гримасу, она продолжила: — По-моему, ты втюрился в эту Хантер, а мне это не нравится. Она замешана в деле, которое мы уже закончили. Забудь ее и, между прочим, Дональд, поймай такси для меня. Пусть оно встанет около гидранта. Из-за своей комплекции я не могу влезать в машину на мостовой.
  Я вышел на край тротуара и помахал рукой такси. Увидев комплекцию Берты Кул, таксист весьма справедливо решил, что лучше погрузить ее у тротуара. Он включил мигалку поворота и встал возле гидранта. Я помог ей влезть и поднял шляпу.
  — А ты разве не едешь со мной, Дональд?
  — Нет, у меня другие планы.
  — Какие?
  — Вернусь к Альме Хантер договориться насчет ужина.
  — Боюсь, — сказала моя шефиня, взглянув мне прямо в глаза, — ты не очень восприимчив к добрым советам. — У нее был тон любящей матери, выговаривающей ребенку за шалость.
  — Нет, не восприимчив.
  Она уселась поудобнее на сиденье и попросила:
  — Выдвинь откидное сиденье, чтобы я положила ноги. И не делай такую серьезную рожу. Прощай.
  Я высоко приподнял шляпу, наблюдая, как такси вливалось в поток машин. Я повернулся и натолкнулся на человека, который стоял у меня за спиной.
  — Извините, — промолвил я.
  — Куда спешишь?
  — А вам какое дело?
  Я попытался пройти, но другой мужчина, который стоял сзади него, преградил мне дорогу:
  — Полегче на поворотах, шкет.
  — Послушайте, что вам надо?
  — С тобой хочет познакомиться босс, — сказал один из них.
  — Что вашему боссу до меня?
  Один из них был высок, худощав, с ястребиным носом и жесткими глазами. Другой — плечистый, с бычьей шеей, расплющенным носом, разорванным правым ухом. Он был разговорчив, и ему, очевидно, нравилось слушать собственный голос.
  — Ну и ну! Наш приятель хочет отговориться?! Уверяет, наш босс ничего против него не имеет. Ну, приятель, познакомишься с боссом. Или нам сказать ему, что тебе не хочется потолковать с ним?
  — Зачем я ему нужен?
  — Кое-какие вопросы надо провентилировать.
  — О чем?
  — Насчет Моргана Беркса.
  Я взглянул на одного, затем на другого и постарался незаметно сделать шажок, чтобы видеть вход в гостиницу. Сейчас с минуты на минуту выйдут Сандра с братом. Увидев происходящее, могут подумать, что я их продал. Я хмыкнул и ответил высокому, что согласен.
  — Вот и хорошо. Мы так и думали, — кивнул плечистый и посмотрел в сторону улицы.
  Тут же выплыл довольно большой лимузин, и они, взяв меня под руки, подтолкнули к дверце. Открыв ее, вместе со мной протиснулись внутрь. Высокий приказал водителю трогаться.
  Мы тронулись. Когда мы въехали в жилой квартал, я засомневался:
  — Послушайте, что это за фокусы?
  — Теперь, шкет, нам придется надеть тебе повязку на глаза, чтобы ты не слишком много знал. Иначе тебе хана, — заявил плечистый, который отзывался на имя Фред.
  Я стукнул ему кулаком по челюсти, но это не произвело на него никакого впечатления. Он вытащил повязку и накинул ее мне на глаза. Я сопротивлялся, пытался орать. Чьи-то пальцы вцепились в мои руки, а на запястьях защелкнулись наручники. Тем временем водитель несколько раз менял направление, чтобы я потерял ориентацию. Вскоре я понял, что машина въезжает во двор. Я слышал, как открывают и закрывают гараж. И действительно, когда сняли повязку, я увидел, что мы в гараже. Через боковую дверь вышли на лестницу. Поднялись, прошли через кухню, столовую и оказались в гостиной.
  — В чем дело? — Я пытался играть под дурачка. — Я-то думал, вы везете меня в участок.
  — В какой участок?
  — Чтобы познакомиться с боссом.
  — Так ты и познакомишься с ним.
  — Разве он находится здесь?
  — Да, он тут живет.
  — А вы разве не из полиции?
  — Из полиции? — Они взглянули на меня с притворным удивлением. — Откуда, приятель, такие мысли? Мы же не говорили, что мы из полиции. Мы просто сказали, что тебя хочет видеть наш босс.
  Я промолчал, подумав, что незачем дальше играть в простака.
  — Садись, — предложил плечистый, — сейчас придет босс и задаст тебе несколько вопросов. Затем мы отвезем тебя обратно, и все будет отлично.
  Я сел и стал ждать. Наконец за дверью раздались быстрые шажки, и вошел губастый и щекастый коротышка с потным лицом. Он был очень жирный, но стоял прямо, как часовой, выпятив живот. Короткие ножки не мешали ему довольно бойко передвигаться.
  — Вот и босс, — промолвил высокий.
  Босс улыбнулся и кивнул. Его лысая голова дергалась на жирной шее, как пробка на воде.
  — Фред, кто это?
  — Он работает с одной бабой по имени Кул; у нее сыскное бюро. Их наняли, чтобы вручить повестку Моргану Берксу по бракоразводному процессу. Ошивался у гостиницы Перкинса.
  — Так, так, — выстрелил из себя толстяк с улыбочкой. Голова его продолжала дергаться. — В самом деле, прошу прощения, что я вас не узнал. И как вас зовут?
  — Лэм, Дональд Лэм.
  — Так, так, мистер Лэм. Очень рад с вами познакомиться. Очень любезно с вашей стороны, что вы удосужились приехать сюда. Теперь скажите мне, мистер Лэм, вы работаете у… как это, Фред?
  — Э-э, сыскное бюро Кул.
  — Так, так. Вы работаете в сыскном бюро Кул?
  Я кивнул.
  — И давно вы там?
  — Не очень.
  — И приятное это занятие?
  — Пока да.
  — Так, так. Полагаю, это хорошее начало для молодого человека. Уйма возможностей приложить ум, проявить себя. Я бы сказал, очень серьезная возможность подняться по служебной лестнице. Думаю, вы проявили достойное благоразумие, выбрав именно такую работу. У вас вид интеллигентного, рассудительного человека.
  — Благодарю вас.
  Голова его танцевала, на шее переливался жир, жесткие волосы колыхались на затылке, как на резиновой щетке.
  — Так, так. Когда вы в последний раз видели Моргана Беркса? — бульбулькал он.
  — Я отчитываюсь перед миссис Кул.
  — Так, так, конечно. Как неблагоразумно с моей стороны!
  Открылась дверь, и вошла крупная женщина. Нельзя сказать, что она была толста. Просто крупная, широкоплечая, широкобедрая, высокая. Вырез ее платья обнажал блестящую кожу мускулистых плеч, рук и тяжелую шею.
  — Так, так, так, — снова проговорил толстяк. — Вот и моя маленькая. Рад, что ты смогла зайти, Медж. Я только что расспрашивал мистера Лэма о Моргане Берксе. Лапочка, это Дональд Лэм. Он сыщик. Работает… как это называется, Фред?
  — Сыскное бюро Кул.
  — Так, так. В сыскном бюро Кул. И как зовут даму, которая руководит этим бюро, Фред?
  — Берта Кул.
  — Так, так. Берта Кул. Сядь, голубушка. И выскажи свое мнение. Мистер Лэм, познакомьтесь, это моя супруга.
  Я понял, что попал в переплет и что иногда стоит быть повежливее, даже если твои дела никуда не годятся. Я встал и поклонился.
  — Очень рад с вами познакомиться, — сказал я значительно. Она промолчала.
  — Садитесь, Лэм, садитесь, — суетился толстяк. — Наверное, у вас был тяжелый день. Вы, сыщики, все время на ногах. Так, так, на чем же мы остановились? Ах да, вам дали документы, чтобы предъявить их Моргану Берксу, не так ли?
  — Было бы лучше, если бы вы связались с миссис Кул, если вы хотите все это выяснить.
  — Кул? Ах да, дама, которая руководит сыскным бюро? Замечательная мысль, мистер Лэм. Но понимаете, мы в некотором цейтноте. И в данное время не знаем, где находится эта дама. Однако вы здесь. И несомненно, имеете необходимые сведения.
  Я промолчал.
  — Так, так. Надеюсь, вы не будете проявлять упорство, мистер Лэм, определенно надеюсь.
  Я продолжал молчать. Плечистый придвинулся ближе.
  — Минуточку, Фред, не надо быть таким импульсивным. Пусть мистер Лэм расскажет все сам. Не стоит ему мешать, не стоит его торопить. Давайте, мистер Лэм, начнем с самого начала.
  — Будьте так любезны, скажите мне, что вы хотите знать и почему? — спросил я вежливо.
  — Правильно мыслите, — ответил босс. Его лицо сияло, и маленькие выпученные серые глазки утопали в прослойке жира на щеках. — Именно так. Мы расскажем все, что вы хотите знать, а вы расскажете все, что мы хотим знать. Дело в том, мистер Лэм, что мы деловые люди, бизнесмены. Морган Беркс был нашим компаньоном. За ним числятся некоторые обязательства, долги. Мы не хотим, чтобы он забыл об этом. Нам очень хочется, чтобы ему напомнили об этих долгах. Вас наняли, чтобы вручить бумаги. Мы не вмешивались в это. Не так ли, Фред? Не так ли, Джон? Так, так, парни со мной согласны. Мы никоим образом не препятствовали вашей работе. Но после того, как работа ваша завершена, мы хотели бы знать, где находится мистер Беркс.
  — Я не вижу никаких причин, почему бы я не мог вам помочь. Но только если миссис Кул скажет, что я поступаю правильно. Видите ли, она мой босс, и я не хотел бы ничего делать без ее согласия.
  — Пусть Фред потрясет его немножко, — сказал высокий. — Насколько можно понять, становится жарко. Нам кажется, он думал, что Морган Беркс придет в гостиницу Перкинса. Во всяком случае, туда прибыла вся шайка Сандры Беркс: ее братец, который разбил свой нос в автомобильной аварии; еще один тип, который представился портье как Холоман — думается, он тут ни при чем, — Берта Кул и этот тип. Он вышел с Бертой Кул из гостиницы и посадил ее в такси. Собирался вернуться в гостиницу, когда мы его перехватили.
  — Вам бы, мистер Лэм, лучше все рассказать, потому что это очень важно для нас. Иногда мои парни становятся импульсивными. Об этом я сожалею больше всех. Но вы должны понимать, что это за парни и какой у них характер.
  — Полагаю, миссис Кул с удовольствием поможет вам, как только вы с ней свяжетесь. Полагаю, у нее есть сведения, которые она вам охотно даст. Ведь это ее дело — добывать сведения и продавать их клиентам.
  — Так, так, а это мысль. В самом деле! Придется мне обсудить с моей маленькой. Каково твое мнение, голубушка?
  Выражение лица крупной женщины ни на йоту не изменилось. Она рассматривала меня своими ледяными глазами, как микроба под микроскопом.
  — Потрясите его, — сказала она.
  Плечистый кивнул и выкинул руку со скоростью змеи, нападающей на жертву. Он схватил меня за галстук и начал душить. Затем дернул, и я взлетел со стула как пушинка.
  — Встань. — Правой рукой он вдавил мой нос так, что у меня брызнули слезы. — Сядь!
  Я упал как подкошенный.
  — Встань, — сказал он, снова подтягивая меня вверх.
  Я попытался остановить его правую руку, но он опередил мое движение.
  — Сядь, — сказал он.
  У меня было ощущение, что лицо отделяется от меня.
  — Встань… Сядь… Встань… Сядь… Встань… Сядь… Ну а теперь говори! — Он опустил руки и отошел на шаг. — Говори, — повторил он, — и не медли. — Лицо его ничего не выражало, как и голос, как будто для него потрясти человека — дело обычное. Единственное, что ему не нравилось, так это то, что ему приходилось вкалывать после окончания рабочего дня.
  — Так, так, — закивал толстяк, улыбаясь. — Как видите, мистер Лэм, Фред всегда прав. Когда он говорит «встань», вы встаете, когда говорит «сядь», вы садитесь. А когда он говорит «говори», вы говорите.
  Я пошарил в кармане в поисках платка. Кровь текла из носа по губам.
  — Не обращайте на это внимания, — промолвил толстяк, — это просто небольшая протечка. Как только вы нам расскажете то, что мы хотим знать, вы пойдете в ванную и приведете себя в порядок. И Фред вам поможет. Так, значит, когда вы в последний раз видели Моргана Беркса?
  Я незаметно уперся ногой в ножку стула.
  — Идите вы все к черту!
  — Минуточку, Фред, — сказал толстяк, приподняв руку, — не будь таким импульсивным. У молодого человека свой характер. Так, так. Что скажет моя маленькая? Что делать, голубушка?
  — Продолжай, — велела она Фреду.
  Он потянулся, чтобы схватить меня за галстук. Я напрягся и со всей силой со скоростью поршня ударил ему кулаком в живот. С моей правой рукой что-то случилось. Она потеряла чувствительность. Я получил жуткий удар в челюсть. Было ощущение парения в воздухе. Перед глазами блеснули слепящие молнии. Я почувствовал приступ тошноты. Напряг глаза и увидел направленный на меня кулак, который в мгновение ока расквасил мне лицо.
  Издалека я слышал голос женщины. Она говорила:
  — Еще по ребрам, Фред.
  Сильный удар по животу подкосил меня, я рухнул, почувствовав, что моя голова стукнулась об пол.
  Сквозь туман доносился голос толстяка:
  — Полегче, Фред, не переборщи. Ведь мы хотим, чтобы он говорил.
  Стоя надо мной, высокий сказал:
  — Плевать на него. Мы теряем драгоценное время. У него бумаги. И по идее он должен был их предъявить. Во внутреннем кармане.
  — Посмотри.
  Фред схватил меня за ворот, приподнял так резко, что моя шея, болтавшаяся мокрой тряпкой, дернулась назад и голова чуть не слетела с плеч.
  Чьи-то руки обшарили мои карманы.
  — У него только оригинал повестки. Вторых экземпляров нет.
  — Идиоты вы, он их уже вручил, — сказала женщина.
  — Да не мог он их вручить, — вмешался Фред.
  — Почему ты так думаешь?
  — Мне известно, что бумаги были у него, когда он вошел в гостиницу. Он был там около пяти минут, потом появилась Альма Хантер, и они записались как супруги. Затем появилась Сандра Беркс с братом. После этого он вышел. На улице вытащил бумаги, чтобы убедиться, что они готовы для предъявления, и снова засунул их во внутренний карман. Пошел на телеграф и отправил кому-то телеграмму. Но кому, нам неизвестно, поскольку телеграфистка отказалась сообщить, хотя мы предлагали ей деньги. Мы настаивали, но она пригрозила, что вызовет полицию. Потом взял напрокат костюм посыльного и вернулся в гостиницу. Минут через двадцать он вышел вместе с миссис Кул.
  — А когда она появилась в гостинице? — поинтересовался толстяк.
  — За этим мы не следили. Занимался этим Джерри. Но он сказал, что она прибыла минут за двадцать до того, как этот тип вернулся.
  Я лежал на полу, чувствуя приступы тошноты вперемежку с жуткой болью. Мне хотелось вызвать рвоту, но я не мог. Когда пытался дышать, бока нестерпимо ныли. Я понимал, что теплая струя, сбегающая с лица на воротник, это моя собственная кровь. Но я не мог шевельнуть и пальцем.
  — Позвоните Джерри. Скажите, чтобы он тщательно прочесал гостиницу. Морган Беркс там.
  — Моргана Беркса там просто не может быть, — настаивал Фред. — Нам дали туда наводку, и Джерри наблюдает за гостиницей с прошлой недели. Поэтому мы и знаем, что его там не было. Пока не было. Он должен был встретиться там со своей красоткой.
  — А за этим типом вы следили или же перехватили у гостиницы? — спросила женщина.
  — Перехватили у гостиницы.
  — Гостиница под колпаком?
  — На все сто.
  — Значит, бумаги он предъявил прямо в гостинице.
  Кто-то поднял меня с пола за мой больной нос. И когда пальцы, державшие нос, сжались, мне показалось, что нос вырвали с мясом. До меня донесся голос Фреда, произнесший безразличным тоном:
  — Говори.
  — Оставь его рожу в покое, Фред, — приказала женщина. Фред ударил меня ногой под копчик, и боль пронзила все мое тело — до макушки.
  — Выкладывай, ты! — повторил он. — Бумаги отдал?
  Зазвонил телефон, и они все замолчали. Кто-то затопал по полу.
  Звонки прекратились. И я услышал, как высокий ответил:
  — Алло, кто это? А, Джерри!.. Да, Джерри… послушай-ка, Джерри, мы думаем, что он там, в гостинице… Да они у него, это как пить дать… Конечно, под вымышленной фамилией, и он, наверное, лег на дно… Прочеши это стойло. Да там он, это точно. Должен быть там. — Повесив трубку, высокий сказал: — Через пару минут после того, как мы уехали, вышли Сандра Беркс, ее братец и Альма Хантер. Все трое вместе. За ними шел этот тип, который нам ни к чему. Джерри сказал, что кто-то назвал его доктором. Он думает, что этот доктор был вызван к брату, у которого кровотечение. Это все, что наши могли узнать.
  Я начал приходить в себя. Женщина заметила:
  — Так вот что. Он предъявил бумаги, отдал вторые экземпляры и сохранил оригиналы, чтобы сделать заявление под присягой.
  — А, мистер Лэм, ты не хочешь, чтобы тебе отвалили кое-что? — спросил плечистый.
  Я молчал. Легче было не отвечать.
  — Если ты хочешь, чтобы тебе отвалили пять или даже шесть сотен, то это можно устроить, я думаю. Сделай так, чтобы мы доставили мистера Беркса сюда. Может, ты…
  — Заткнись, — произнесла женщина ровным голосом, — с ним не поладишь. Не будь дураком!
  — Вы все слышали, что говорит моя маленькая, — сказал толстяк. — Думаю, она права. А вы, Лэм, чувствуете себя неважнецки? Не так ли?
  Я действительно чувствовал себя неважно. Мне становилось то лучше, то хуже. Теперь, когда я начал оправляться от первой встряски, пришла боль от второй.
  Снова зазвонил телефон.
  — Послушай, Фред, — сказал босс.
  Фред снял трубку и довольно долго молчал. Потом сказал:
  — Это чертовски здорово! — И снова замолчал, затем продолжил: — Не вешай! — И подошел к хозяину: — Есть кое-какие известия. Давай уединимся.
  — А ты, Джон, проследи за ним, — приказал толстяк.
  Я услыхал удаляющиеся шаги и лежал тихо. Бок здорово ныл. Через какое-то время я услышал, как Фред сказал в телефон:
  — Порядок, все сходится. Я сам займусь этим. Пока.
  Когда они вернулись, толстяк распорядился:
  — Забери его в ванную и приведи в порядок.
  Фред поднял меня, словно малое дитя, и поволок в ванную.
  — Повезло тебе, шкет, — сказал он, — нос у тебя не разбит, скажу я. Просто поноет некоторое время, и все. Давай обмою его холодной водой.
  Он посадил меня на стульчик, открыл холодную воду, снял с меня пиджак и стал прикладывать ко лбу мокрое полотенце. Мои мозги потихоньку возвращались к жизни, и я даже начал кое-что различать.
  — Галстук твой пропал, — заметил Фред. — Одолжим у босса. Да и рубашку заменить надо. А кровь с пиджака холодной водичкой смоем. Сиди спокойно и не рыпайся.
  Он снял с меня рубашку и губкой протер до пояса холодной водой. Я сразу почувствовал облегчение. Женщина вошла в ванную и сказала:
  — Кажется, эта рубашка сойдет.
  — Нам нужен еще и галстук.
  — Сейчас принесу.
  — И еще принесите спирт и нюхательную соль, — добавил Фред. — Минут пять — и он будет в полном порядке.
  Вскоре женщина вернулась. Она принесла нюхательную соль, спирт, полотенце и галстук.
  Фред ухаживал за мной, как тренер за боксером между раундами. Он не умолкал ни на минуту.
  — Очень удачно, что у тебя нет особых синяков. Правда, нос будет красным и будет ныть, но ты его не трогай и не сморкайся. Теперь добавим спиртику на затылок и еще малость на грудь. Ах, болит грудь? Ну что поделаешь? Однако трещин нет. Только синяк. Не надо было, Лэм, меня заводить. Дам тебе пару советов, как наносить удары. Если ты собираешься ударить правой рукой, не делай это сбоку и не отдергивай кулак преждевременно. Жаль, что у тебя пока все болит и тебе неинтересно, а то бы я показал тебе, как наносить удары, как должен двигаться твой кулак. В общем, в течение каких-нибудь десяти минут я мог бы процентов на восемьдесят увеличить твою боеспособность. Ты, конечно, выдержишь, у тебя есть что надо, но ты слишком легок и не выстоишь против удара. Тебе надо учиться увиливать. А для этого надо работать ножками. Так. Теперь еще немного спиртику вот здесь. Отлично. Кровотечение остановилось. Холодная водичка — это сила. Конечно, волосы будут мокроватые, но это пройдет. Теперь давай наденем рубаху, вот так, и завяжем галстук. Немного ярковат для твоего костюма, но сойдет.
  — Дай ему рюмашку виски, Фред, — сказала женщина.
  — Лучше коньяк. Он приведет его в норму. Дайте ему тот семидесятипятилетний, да побольше. Не жалейте. Его малость поколотили, и надо поставить его на ноги. Он чуть легковат, чтобы выдерживать такие тяжелые удары, особенно тот, по челюсти. Ну как, приятель, зубы все на месте? Это хорошо. Конечно, челюсть будет ныть какое-то время.
  Принесли коньяк, и Фред снова заговорил:
  — Это любимый напиток босса. Ему нравится сосать его мелкими глотками после обеда. Но ты проглоти все с ходу. Босс, правда, говорит, что это неуважение к напитку, но тебе это нужно. Итак, давай.
  Я глотнул коньяку. В мое нутро он вошел как горячий бархатный сироп, из желудка пошел разливаться по всем моим нервам.
  — Поехали, — поторопил Фред, — наденем пиджак — и в машину. Куда везти, приятель?
  Я чувствовал себя разбитым и слабым. Однако назвал ему адрес моего пансиона.
  — Что это за место?
  — Я там снял комнату.
  — Хорошо, поехали туда.
  Я видел, как он и женщина переглянулись. Фред помог мне встать, и мы пошли в другую комнату. Навстречу шел босс, улыбаясь во все лицо.
  — Ну и ну, — сказал он, — вы определенно выглядите на тысячу процентов лучше, а галстук просто шик и блеск. Моя супруга подарила мне его на прошлое Рождество. — Запрокинув голову, он засмеялся. Затем схватил мою руку и, тряся ее, сказал: — Лэм, вы были замечательны. Сильный вы, с характерцем. В вас есть нечто правильное. Хотелось бы мне побольше таких, как вы. Так не хотите что-нибудь нам рассказать?
  — Нет.
  — Не виню, не виню нисколько. Вези его, Фред, куда он хочет. — Он все еще тряс мою руку. — И будь осторожен, не веди машину слишком быстро. Помни, что у него все ноет. Ладно, Лэм. Может, когда-нибудь увидимся, кто знает? Не сердитесь? Скажите мне, что не сердитесь.
  — Нет, не сержусь. Вы меня поколотили? Но, черт побери, если у меня будет возможность сквитаться, я вам поддам жару.
  На секунду глаза босса сузились, но он тут же рассмеялся:
  — Так, так, приятель. Дух у вас боевой. Побит, а не сдался. И все такое. Жаль, Фред, что у него мясца маловато, а то бы он тебе показал, это факт. Он вылетел из кресла, как пуля из ружья.
  — Да, хотя он неуклюж и не мог бы муху обидеть, однако у него есть стержень, — похвалил меня Фред.
  — Хорошо! Отвези его в город и смотри, чтобы он не запомнил это место. Вы знаете, Лэм, это был весьма приятный визит. И хотя мы гостеприимны, будет лучше, если вы будете появляться здесь с нами, а не с кем-нибудь еще. — И он захохотал, довольный собой.
  — Ну, пойдем, друг. Наденем повязку на глаза, и порядок.
  Фред завязал мне глаза. Он поддерживал меня с одной стороны, а босс — с другой, так они доставили меня в гараж и усадили в машину. Ворота открылись, и мы выехали на улицу. Я с удовольствием вдыхал свежий воздух. Через пять минут повязку с меня сняли и предложили поудобней устроиться на сиденье.
  Фред хорошо вел машину, и мы быстро доехали до пансиона. Я видел, как он рассматривал это заведение, прежде чем притормозить. Помог мне подняться по ступенькам. Дверь открыла хозяйка миссис Смит.
  Она взглянула на меня презрительно. Еще бы — привезли домой пьяного! К тому же не платит за комнату уже больше месяца.
  — Мадам, не следует так смотреть на него, — сказал Фред, — с ним ничего особенного не случилось. Просто попал в автомобильную аварию. Ему надо подняться в свою комнату и лечь отдохнуть.
  Миссис Смит подошла ко мне поближе и понюхала.
  — Ничего себе автомобильная авария. Да он, наверное, налетел на грузовик с виски?
  — Нет, мадам, не виски, а коньяк, самый лучший, выдержки в семьдесят пять лет, — заметил Фред. — Мы дали ему из винного подвала самого босса, чтобы привести в чувство.
  — Я сегодня устроился на работу, — объяснил я миссис Смит. Она перестала смотреть на меня презрительно.
  — А как насчет оплаты?
  — Вот получу жалованье на следующей неделе — сразу же заплачу.
  Она еще раз принюхалась и сказала:
  — Отмечали, наверное?
  Я пошарил в кармане и предъявил ей документ, который выписала мне Берта Кул. Она посмотрела и сказала:
  — Теперь вы частный сыщик?
  — Да.
  — На мой взгляд, вы не очень-то подходите.
  — Мадам, — вставил Фред, — не говорите «гоп». Он силен и успешно справится с чем угодно. Нутро у него что надо. Ну, доброй ночи, Лэм. Увидимся когда-нибудь.
  Я сказал миссис Смит:
  — Посмотрите номер его машины, быстрее!
  Она замешкалась, и я добавил:
  — Он мне должен кое-что. Я смогу оплатить комнату, если получу от него должок.
  Она вышла на веранду, но Фред уже рванул с места. Возвратившись, она сказала:
  — Не то 5N-1525, не то 5M-1525.
  Я нашел карандаш, нацарапал оба номера на листке и кое-как добрался до комнаты.
  Глядя мне вслед, она напомнила:
  — Не забудьте, мистер Лэм. Как только сможете, заплатите. Деньги мне нужны.
  — Нет, этого я никогда не забуду.
  Глава 7
  Из забытья меня вывел беспрерывный настойчивый стук в дверь. Я услышал голос хозяйки:
  — Мистер Лэм, мистер Лэм, вставайте!
  Я протянул руку, чтобы включить свет, и подумал, что мое тело расколется надвое. Нащупав выключатель, заковылял к двери моей спальни в мансарде.
  Хозяйка была в полинявшем зеленом халате, что делало ее похожей на мешок картошки. Из-под халата торчал край фланелевой ночной рубашки. Возмущенным голосом она орала:
  — Не знаю, что у вас за новая работа, но с меня достаточно. Уже несколько недель вы не платите за комнату, а теперь…
  — В чем дело? — прервал я ее.
  Из-за распухшего носа и губ лицо мое одеревенело.
  — Баба на телефоне, кричит, что обязательно должна с вами поговорить. Орет благим матом, что дело идет о жизни или смерти. Телефон звонил без конца. Разбудил всех моих постояльцев. А мне пришлось лезть на третий этаж и барабанить в дверь до тех…
  — Очень вам благодарен, миссис Смит.
  — Благодарен, говорит. — Она потянула носом. — Ничего себе, всех разбудить…
  Я заставил свое разбитое тело вернуться в комнату, схватить халат, накинуть его на пижаму и сунуть ноги в шлепанцы. Расстояние до телефона показалось мне бесконечным. Я опасался, что это Альма, но надеялся на новое задание Берты Кул. Понимал, что она способна выкидывать подобные штучки. Я схватил трубку, поднес ее к уху и услышал Альму:
  — Дональд, как я рада, что застала тебя. Случилось нечто ужасное.
  — Что именно?
  — Это не телефонный разговор. Ты должен прийти ко мне.
  — Где ты?
  — В телефонной будке в подъезде дома Сандры.
  — А где я тебя найду?
  — Как раз там.
  — В квартире, что ли?
  — Нет, в телефонной будке. Нечто ужасное случилось, приезжай побыстрее.
  — Сейчас буду.
  Я повесил трубку и поднялся к себе, превозмогая боль в теле. По дороге встретил миссис Смит.
  Астматическим кислым голосом она произнесла:
  — Тут все же есть люди, мистер Лэм, которые хотят снова уснуть.
  В комнате я скинул халат и пижаму, оделся и уже на ходу завязал галстук. На улице застегнул пиджак и побежал к ближайшему углу. Казалось, прошла вечность, прежде чем запоздалое такси медленно проехало мимо тротуара. Я поднял руку и назвал адрес. В машине я спросил:
  — Который час?
  — Половина третьего.
  Мои наручные часы, которые хозяин близлежащего ломбарда не захотел взять, остались на тумбочке около моей постели. Пошарив по карманам, я убедился, что документ от Берты Кул на месте. Я выгреб всю мелочь и, держа ее в руке, думал, хватит ли мне, чтобы расплатиться по счетчику. Когда машина остановилась у подъезда, я понял, что у меня всего на пять центов больше. Я сунул все монеты водителю и побежал к двери. Она была заперта. В вестибюле горел свет, но никого не было. Я стал стучать ногой, надеясь, что Альма услышит. Через некоторое время она вылезла из телефонной будки и подошла к двери. К моему удивлению, на ней были всего лишь блестящая шелковая пижама и прозрачный пеньюар. Когда она открыла дверь, я спросил:
  — Альма, что приключилось?
  — Я застрелила кого-то, — прохрипела она.
  — Кого?
  — Не знаю.
  — Насмерть, что ли?
  — Нет.
  — Полицию вызвала?
  — Нет.
  — Хорошо. Сейчас же это сделаем.
  — Но Сандра не захочет, а ее брат говорит…
  — К черту Сандру и ее брата. Немедленно позвони в полицию. — Я потянул ее в телефонную будку. — Если ты кого-то застрелила, надо связаться с полицией и все рассказать.
  — Мне придется попросить у тебя монетку для автомата.
  Я порылся в карманах, но ничего не нашел. Все отдал таксисту. Попробовал позвонить без монеты, но аппарат не сработал.
  — А как ты мне позвонила?
  — Вошел пьяный мужчина. Я ему наврала, что муж выгнал из дому, и попросила монетку для автомата.
  — Тогда пойдем в квартиру.
  — Мы не сможем войти. У меня нет с собой ключей. Дверь захлопнулась.
  — Разбуди сторожа! Так что же случилось?
  — Я спала. Проснулась от того, что почувствовала: кто-то в комнате! Он нагнулся надо мной и начал душить. После ужаса прошлой ночи я от страха не могла пошевелиться. Но ты объяснил мне, что надо делать. Помнишь, ты говорил, что это не главное — попаду я в него или нет. В общем, выхватила из-под подушки пистолет и потянула за спусковой крючок. Я так перепугалась. Был такой ужасный грохот. Думала, что лопнут перепонки. Я уронила пистолет и закричала.
  — Затем что?
  — Затем… не помню точно. Видимо, схватила халат, потому что я держала его в руках, когда очутилась в другой комнате.
  — Значит, ты вбежала в другую комнату?
  — Да. И потом в коридор.
  — Наверное, он еще там, если не вылез через окно, хотя вряд ли ты в него попала.
  — Нет, я попала в него. Был характерный звук… И он упал.
  — Откуда ты знаешь, что он упал?
  — Я слышала.
  — А после этого он шевелился?
  — По-моему, да. Я потеряла контроль над собой, выскочила на лестницу к лифту, а дверь захлопнулась. Стоя в лифте, я вдруг поняла, в каком я ужасном положении. Посмотри, я даже выбежала босиком.
  Взглянув на ее напедикюренные ногти, я сказал:
  — Придется разбудить сторожа. Не пугайся, это, наверное, вор. Может быть, кто-то искал записи Моргана Беркса, а может быть, деньги. А где была Сандра все это время?
  — Ее нет дома.
  — А где братец Биэлти?
  — Не знаю. Наверное, спит в соседней комнате.
  — И не слышал выстрела?
  — Понятия не имею.
  — Послушай-ка, Альма. Не кажется ли тебе, что это был Биэлти?
  — А что он забыл у меня в комнате?
  Ответ на этот вопрос не приходил в голову, и поэтому я опять предложил:
  — Давай найдем сторожа.
  В этот момент у подъезда остановился большой автомобиль. Я втолкнул Альму в телефонную будку.
  — Кто-то идет. Я одолжу монетку, позвоню в полицию. Это лучше, чем будить сторожа.
  — Да у меня есть деньги в ридикюле. Только бы попасть в квартиру.
  — Но посмотрим, кто это.
  Я увидел смутные очертания водителя машины. Какая-то девица жарко прощалась с ним, загораживая обзор. Он не открыл дверцу машины и не проводил ее до подъезда. Как только она вышла, он быстро уехал, и машина исчезла в темноте. Я хотел подойти к двери, но увидел, что женщина вытащила ключ. Через стекло я узрел Сандру Беркс. Подойдя к телефонной будке, сказал:
  — Пришла Сандра, и ты можешь вернуться с ней в квартиру. Однако странно, что никто не услышал выстрела.
  — Не представляю себе.
  — Но думаешь, никто не слышал?
  — Да.
  Быстрыми шагами вошла Сандра Беркс. Щеки ее горели, а глаза блестели.
  Я вышел из будки и сказал:
  — Минуточку.
  Увидев меня, она охнула и посмотрела на Альму:
  — Что случилось?
  — Если у вас есть монетка, мы позвоним в полицию. Альма кого-то застрелила в вашей квартире.
  — Кого?
  — Вора, — быстро ответила Альма.
  — Того самого, который?!. — взглянула на нее Сандра. Альма кивнула.
  — А откуда у тебя пистолет?
  Я хотел объяснить, но Альма перебила:
  — У меня был пистолет еще в Канзас-Сити. Он лежал на дне чемодана.
  — Давайте же поднимемся, — предложила Сандра, — посмотрим, в чем там дело, прежде чем…
  — Нет, — твердо сказал я, — и так много времени упущено.
  — А что, у вас нет монетки для автомата?
  — Нет, — ответил я и посмотрел Сандре в глаза.
  Она достала из кошелька монетку и дала мне. Я вошел в кабину. Сандра и Альма шепотом переговаривались у дверей лифта. В этот момент я услышал вблизи полицейскую сирену. Около дома остановилась патрульная машина. Я начал крутить диск просто так, чтобы не вызвать подозрения. Один из полицейских подошел к двери и попытался ее открыть. Сандра впустила его, и я услышал, как он сказал:
  — Кто-то позвонил и сказал, что в 419-й квартире был слышен выстрел. Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?
  — Это я там живу, — промолвила Сандра.
  — Ах так!
  — Да.
  — Так был ли выстрел?
  — Я только что пришла.
  — А это что за женщина?
  — Она живет у меня. Наверное, выстрел был, и она могла слышать его.
  — Ну, пойдем наверх.
  Он подтолкнул их обеих в лифт, дверь с шумом захлопнулась, и лифт пошел наверх. Тем временем я услышал в трубке телефона звук зуммера и сонный мужской голос что-то буркнул. Я постоял минуточку в раздумье и положил трубку на рычаг. Очевидно, ни Альма, ни Сандра не сказали о моем присутствии.
  Я посмотрел на табло и увидел, что лифт остановился на четвертом этаже. Подождал, думая, что лифт вернется. Однако он не возвращался. Я нажал кнопку, чтобы вызвать его, но напрасно. Очевидно, они не закрыли за собой дверь. Поздно ночью работал лишь один лифт.
  Я пошел на четвертый этаж пешком и дошел по коридору до квартиры 419.
  Дверь была открыта, и я услышал голоса, идущие из правой спальни. Горел свет. Я вошел и заглянул в спальню. Альма и Сандра стояли лицом к полицейскому. Губы у Альмы побелели, лицо Сандры было каменным. На полу было распростерто тело Моргана Беркса. Он лежал на спине. Рука была откинута. Остекленевшие глаза отражали электрический свет.
  — Откуда у вас оружие? — спросил полицейский у Альмы.
  — У меня оно было всегда.
  — Когда купили?
  — Я не покупала его.
  — Кто дал вам пистолет?
  — Один знакомый джентльмен.
  — Где и когда?
  — В Канзас-Сити, разумеется. Прошло довольно много времени, и я не помню.
  Сандра взглянула через плечо полицейского, увидела меня, и глаза ее сузились. Она поднесла руку к губам, затем опустила ее и махнула, как бы прося меня удалиться.
  Полицейский узрел либо это движение, либо выражение глаз — он быстро обернулся и, увидев меня, спросил:
  — А это кто?
  — Что случилось? — спросил я, рассматривая тело на полу.
  — По-моему, он где-то тут живет, — ответила Сандра ровным голосом.
  — Убирайся отсюда! — потребовал полицейский, направляясь в мою сторону. — Произошло убийство, и не надо, чтобы тут собралась толпа. Кто ты и что…
  — Повесили бы табличку на двери: «Не входить», — предложил я. — Мне показалось, здесь что-то произошло. Ведь дверь нараспашку и…
  — Ну ладно, двигайся, а дверь мы сейчас закроем.
  — Зачем так сурово? Я имею полное право взглянуть, когда дверь открыта, а вы не имеете права меня выставлять. Я вам не…
  — Черта с два! — рявкнул он, вдавил свою лапищу мне между лопатками, сграбастал мой пиджак и вытолкнул. Я вылетел так быстро, что чуть головой не ударился о стенку. Дверь с шумом захлопнулась, и я услышал щелканье замка.
  Фараоны — они такие. Если бы я сам попытался уйти, он бы нарочно втащил меня и допросил с пристрастием. Но когда я стал настаивать, что имею право остаться, он вышвырнул меня безо всяких вопросов. Он, полицейский, важнее несчастного, бессловесного налогоплательщика.
  Хотя я не знал точно, как все произошло, намек Сандры был достаточен. Мне долго объяснять не надо было. Я подошел к лифту и спустился. Ребра ныли при каждом вдохе.
  У обочины стояла патрульная машина. Внутри полицейский слушал радио и что-то записывал. Когда я вышел, он взглянул на меня внимательно. Но в это время передавали приметы какого-то подозреваемого, и он не стал меня задерживать.
  С деланым спокойствием я дошел до угла, время от времени делая вид, что ловлю такси. Сзади был слышен монотонный голос, доносившийся из полицейского приемника: «…примерно тридцать семь или тридцать восемь лет, ростом пять футов десять дюймов, весом сто восемьдесят фунтов. Серая шляпа, рубашка с галстуком в красную крапинку. В последний раз видели, когда бежал с места преступления».
  Я повернул за угол и, увидев такси, остановил его.
  — Куда? — спросил таксист.
  — Прямо. Я скажу, когда остановиться.
  Вдруг я вспомнил, что у меня в кармане нет ни цента. Я подсчитал, что до Берты Кул будет стоить примерно шестьдесят центов, назвал номер ее дома и удобно устроился на сиденье.
  — Подождите здесь, — сказал я, когда мы подъехали.
  Я вылез и подошел к дому. Поискал фамилию Кул на указателе и нажал на кнопку. «Вдруг ее нет дома? — подумал я. — Будет страшно неловко перед таксистом».
  К моему удивлению, дверь тут же открылась, и я вошел в темный холл. Нащупав выключатель, зажег свет и подошел к лифту. Берта Кул жила на пятом этаже. Квартиру ее нашел без труда. Она открыла дверь, как только я постучал. Ее волосы были растрепаны и висели клочьями. Хотя лицо казалось распухшим, глаза были холодные и жесткие. Они сверкали как бриллианты из глубин мясистых щек. Шелковый халат был перевязан на талии. В разрезе халата были видны массивное горло и огромные груди.
  — Страшно выглядишь. Кто тебя избил? Входи.
  Я вошел, и она закрыла за мной дверь. Квартира была двухкомнатной, с открытой кухней в задней части гостиной. Через полуоткрытую дверь в спальню я увидел кровать с откинутым одеялом, телефон на тумбочке вблизи подушки, пару чулок, наброшенных на спинку стула, и кучу одежды, свернутой в комок на сиденье другого стула. В гостиной было душно от запаха застоявшегося табачного дыма. Она подошла к окнам, раскрыла их и, внимательно рассматривая меня, спросила:
  — Что случилось? Грузовик, что ли, наехал?
  — Да меня потрясли громилы, и фараон поддал жару.
  — Даже так?
  — Да.
  — Хорошо. Но сначала я найду курево. Потом расскажешь. Куда я, к черту, дела сигареты? У меня была полная пачка…
  — Они на тумбочке возле постели, — заметил я.
  — Наблюдательный парень! — Она сверкнула глазами, плюхнулась в мягкое кресло и продолжила ровным голосом: — Принеси их, Дональд, и ни слова, пока я не сделаю пару хороших затяжек.
  Я принес ей пачку, поднес спичку и, когда она указала мне на пуфик, подвинул его к ней.
  Она подняла ноги, сбросила шлепанцы, удобно устроилась в кресле и сказала:
  — Валяй.
  Я рассказал ей все, что мне было известно.
  — Тебе надо было позвонить мне, прежде чем лечь спать. Ты должен был сообщить мне все сразу.
  — Но тогда он еще не был убит. Мне только позвонили…
  — К черту убийство! — вставила она. — Об этом позаботится полиция. А вот то, что шайка тебя похитила и хотела найти Моргана Беркса, пахнет денежками. Ты кое-что упустил. Ты…
  В этот момент зазвонил телефон.
  — Дональд, пойди принеси телефон, — вздохнула она. — Ты можешь вытащить длинный шнур там и всунуть его здесь. Давай быстрей, пока там трубку не повесили.
  Я вбежал в спальню, вытащил шнур, подал телефон Берте Кул и всунул шнур в розетку в гостиной. Она взяла трубку и сказала:
  — Говорит Берта Кул.
  Послышался чей-то голос, и по блестящим глазам Берты Кул я понял: ей нравится то, что ей говорили.
  — И что вы хотите, чтобы я сделала? — спросила она наконец. В трубке что-то буркнули, и Берта Кул произнесла: — Сейчас даете пятьсот, а затем, возможно, и еще. Ничего не могу гарантировать. Придется тебе, дорогуша, достать денег… Банковские вклады ничего для меня не значат. Все равно сейчас сейфы закрыты… Хорошо, дорогуша, пятьдесят устроит, до завтра… Да я его не выпущу. Мне не следует приходить туда сейчас. Подождем, когда полицейские уйдут. Незачем гладить их против шерсти. Который сейчас час?.. Хорошо. Скажем, через часок или полтора. Ждите там, если они не заберут вас в участок, но я думаю, что этого не произойдет.
  Она повесила трубку, и губы ее растянулись в довольной улыбке.
  — Это Сандра!
  — Хочет, чтобы вы расследовали убийство ее мужа?
  — Нет, хочет, чтобы я позаботилась об Альме Хантер. Они ее арестовали.
  — Ну и наглость! Он же хотел ее задушить и…
  — Не будь таким уверенным. В него выстрелили со спины.
  — Со спины? — воскликнул я.
  — Ага. Очевидно, его застрелили, когда он хотел выйти. Пуля прошла насквозь и застряла в двери. Полиция рассчитала положение тела и направление пули и пришла к выводу, что его застрелили, когда он взялся за дверную ручку.
  — За каким чертом он зашел в ее комнату? Что он там искал?
  — Наверное, водичку. Но полицейским не нравится, когда девицы стреляют мужчинам в спину, а потом заявляют, что на них напали.
  — Но там было темно.
  — Он же хотел выйти.
  — Он пытался ее задушить предыдущей ночью.
  — Именно он?
  — Да.
  — Расскажи-ка, Дональд.
  Я рассказал. Она внимательно выслушала и спросила:
  — Откуда она знает, что ее пытался задушить именно Морган Беркс?
  — Логично же, — настаивал я.
  — Для полиции этого недостаточно. Дональд, будь паинькой, позвони в отдел регистрации автомобилей, скажи, что ты из моего сыскного бюро, и пусть они тебе назовут, на чье имя зарегистрированы машины 5N-1525 и 5M-1525, а я пока оденусь.
  Она потушила сигарету, с удовольствием выпустив изо рта последнюю струю дыма, поднялась с кресла и пошла в спальню, скидывая на ходу шелковый халат. Она не удосужилась закрыть дверь. Правда, я не смотрел, когда она одевалась, но слышал, как она шебуршала. Позвонил в отдел регистрации автомобилей и узнал, что машина 5N-1525 была зарегистрирована на имя Джорджа Солсбери по адресу: Мейн-стрит, 938, а машина с номером 5M-1525 была записана за Уильямом Кануэдером по адресу: Уиллоби-драйв, 907.
  Записав имена и адреса, я повесил трубку.
  Миссис Кул крикнула из спальни:
  — По-моему, Солсбери не подойдет. А вот адрес на Уиллоби-драйв, может быть, что надо. А ты как думаешь, Дональд?
  — Очень возможно. Мне показалось, что дом находится в этом районе.
  — Вызови такси.
  — Такси ждет внизу.
  — Ты что, нанял такси для своего удовольствия или думаешь, что это входит в накладные расходы?
  — Я думал, что это именно так, — разозлился я.
  Она замолчала, а я раздумывал: что она будет делать? Обозлится и выгонит меня с работы?
  — Хорошо, — сказала она материнским тоном, — спустимся и сядем в такси, дорогуша. Однако я запишу, сколько там сейчас нащелкало, и вычту из твоего жалованья. Пойдем.
  Глава 8
  Такси свернуло на Уиллоби-драйв, и миссис Кул сказала водителю:
  — Доезжайте до номера 907, но не останавливайтесь. Медленно проезжайте мимо дома и дайте нам возможность осмотреть его.
  Таксист вопросов не задавал, потому что пассажиры, выражающие подобные желания в столь ранний час, склонны к проявлению странностей. А будешь спорить, чаевых не получишь. Лучше поговорить дома с женой.
  — Посмотри-ка хорошенько, Дональд, — сказала миссис Кул, когда таксист показал на дом.
  Я внимательно разглядывал дорожку, ведущую в гараж, соображая, какова может быть планировка дома, и наконец вымолвил:
  — Может, и тот дом.
  — Что, не уверен?
  — Нет, не уверен.
  — Ладно, черт побери. Была не была. Водитель, пожалуйста, остановитесь у обочины на углу.
  — Мне ждать? — спросил таксист после того, как остановил машину.
  — Да, ждите.
  Я открыл дверцу, и миссис Кул с трудом выползла, пренебрегая моей помощью. Таксист смотрел, как мы шли по дорожке к дому, который казался вымершим. Я поискал звонок, нажал и услышал его дребезжание.
  — Кто начнет: вы или я? — спросил я.
  — Если откроет один из тех, кого ты узнаешь, дай мне знак, и я начну разговор.
  — Лады. Но если откроет незнакомый тип, нам надо проникнуть в дом, чтобы я убедился, что мы пришли по адресу.
  — Хорошо. Скажи им, что я заболела и ты хочешь войти, чтобы вызвать по телефону врача. Ты же помнишь комнату, где находится телефон?
  — Один из телефонов, по крайней мере.
  — Ну, этого нам достаточно. И не дави долго на кнопку. Лучше нажми еще раз через некоторое время.
  На втором этаже послышался шум. Окно открылось, и мужской голос спросил:
  — Кто там?
  — Похоже, голос босса, — шепнул я.
  — У меня важное сообщение для вас, — громко сказала Берта Кул.
  — Суньте под дверь.
  — Не получится.
  — А кто вы такая?
  — Скажу, когда сойдете вниз.
  Человек на секунду задумался и захлопнул окно. Щелкнул выключатель, окно засветилось. Затем задернули занавески. Я услышал шаги на лестнице.
  — Отойди в сторону, — велела миссис Кул. — А я встану перед дверью.
  На веранде зажегся свет, выхватывая нас из темноты. Берта Кул стояла прямо против двери с овальным окном зеркального стекла. Шаги стихли, и я почувствовал, что кто-то внимательно смотрит на нее через стекло.
  Дверь слегка приоткрылась, и мужской голос спросил:
  — В чем дело?
  Я подвинулся, чтобы посмотреть, кто это. Это был босс. Он был в легкой шелковой пижаме и шлепанцах, но без халата.
  — Привет, босс, — сказал я.
  На секунду он замер, напряженно и зловеще. Затем его пухлые губы выдавили улыбку.
  — Ну и ну, смотрите-ка, это Лэм. Не ожидал увидеть вас так скоро. Не думал, что вы найдете дорогу назад так быстро. А кто это с вами?
  — Это Берта Кул, шеф сыскного бюро.
  — Так, так, так. — Лицо его сияло. — Очень, очень приятно. Хотелось бы поздравить вас… Простите, вы мисс или миссис?
  — Миссис. Миссис Берта Кул.
  — Какое удовольствие видеть вас! — И он поклонился. — Вас надо поздравить: у вас работает такой храбрый и сообразительный парень, как Лэм. Молодчина он. Очень наблюдателен. А его храбрость я могу лично засвидетельствовать. Входите, пожалуйста.
  Он посторонился, я замешкался, но миссис Кул проплыла мимо меня в холл, и я последовал за ней. Босс захлопнул дверь и защелкнул замок.
  — Это вы нашли дорогу назад, Лэм?
  Я кивнул.
  — Придется разобраться с Фредом на сей счет. Это он прошляпил и дал вам возможность заполучить адрес. Не возражали бы вы, мистер Лэм, сказать мне, каким образом вы это сделали?
  — Он возражает, — ответила Берта Кул за меня.
  — Так, так, так. Обижаться не будем. Пожалуйста, проходите и садитесь, и извините, что не предлагаю вам выпить.
  Он зажег свет в гостиной, мы вошли и сели.
  — Кто это, дорогой? — услышали мы сверху женский голос.
  — Сойди вниз, дорогая. Оденься и приходи. У нас двое посетителей. Одного ты знаешь, но мне очень хотелось бы, чтобы ты познакомилась с другим.
  Сияя в сторону миссис Кул, он добавил:
  — Всегда предпочитаю, чтобы маленькая присутствовала на наших совещаниях. Знаете, я рассматриваю брак как партнерство. Ведь одна голова — хорошо, а две — лучше. Действительно, когда положение становится щекотливым, я всегда обращаюсь к моей маленькой.
  Было слышно, как на втором этаже захлопнулась дверь и заскрипела лестница. В комнату беззвучно вошла высокая женщина в шлепанцах. Я встал. Но толстяк не последовал моему примеру. Не обращая на меня никакого внимания, она вперилась в Берту Кул.
  — Миссис Кануэдер, не так ли? — спросил я.
  — Сойдет пока что, — поспешил ответить толстяк. — Ведь имя — это всего лишь пустой звук. Пусть будет Кануэдер. Это моя супруга миссис Кануэдер, а это миссис Кул. Хочу, чтобы вы подружились.
  — Здравствуйте, миссис Кул, — промолвила высокая, смотря сверху вниз на Берту.
  — Здравствуй, — ответила миссис Кул, — обойдемся без формальностей, если не возражаешь?
  Миссис Кануэдер села. Глаза ее были настороженны.
  — Что именно вы хотите, миссис Кул? — спросил босс.
  — Деньги, — последовал ответ.
  Босс улыбнулся во все лицо.
  — Так, так, так, вот это напрямик, вот эта дама по мне. Ведь я, голубушка, всегда говорил — не так ли? Мне нравится, когда все карты на стол, без утайки.
  Он не повернулся в сторону жены, очевидно не ожидая от нее каких-либо замечаний. И они действительно не последовали.
  — Мне бы хотелось с вами договориться, — сказала миссис Кул.
  — Пожалуйста, поймите меня правильно. Что вам говорил мистер Лэм, я не знаю. Но если он намекал на то, что его встретили здесь не слишком вежливо, то он…
  — Чепуха, — оборвала его миссис Кул, — не будем тратить время. Вы его поколотили, что для него неплохо, так как прибавит ему твердости. Можете потрясти его еще разок, но только чтоб он смог приступить к работе в восемь тридцать утра. Мне абсолютно безразлично, как он проводит нерабочее время.
  — Так, так, так, — захохотал босс, — если не возражаете, я скажу, что вы весьма оригинальный и своеобразный человек, до приятности открытый. Теперь скажите мне, миссис Кул, что вы имеете в виду?
  — Вы, кажется, хотите знать о Моргане Берксе. Может быть, я смогу вам кое-что сообщить на этот счет.
  — Как приятно с вашей стороны, миссис Кул! Мы с женой определенно это ценим. Очень любезно с вашей стороны, что вы приехали сюда так рано, чтобы поговорить с нами. Ведь вы знаете, что иногда в делах решают секунды, и нам очень неприятно тратить их. Так что именно вы хотели предложить?
  — Мы предъявили бумаги Моргану Берксу.
  — Так, так, значит, вы предъявили их?
  — Конечно, мы предъявили их.
  — А вы знаете, я был убежден, что Дональд сделал это. И моя маленькая соглашалась со мной. Ведь ты, Дональд, предъявил их каким-то образом в гостинице?
  — Не отвечай, Дональд.
  — Не собираюсь.
  — Вот видишь, дорогая моя, — обратился босс к супруге, — вот что значит идеальная согласованность, вот что бывает, когда имеешь дело с людьми, которые ценят все возможности, открываемые ситуацией. Так, так, так, миссис Кул. Я просто не знаю, что и сказать. Вы говорите, что мы хотим заполучить Моргана Беркса. Это вовсе не так. Но, очевидно, именно такой картина будет представляться человеку, возглавляющему сыскное бюро. Однако допустим ради интереса, что мы хотели бы перекинуться парой слов с Морганом Берксом. Что с того?
  — Сколько заплатите?
  — Так, так! — Толстяк поглаживал подбородок. — Это довольно неожиданное предложение.
  — И довольно неожиданные обстоятельства, — напомнила Берта Кул.
  — Так, так, вы правы. Это факт. Но я никак не могу втемяшить себе в голову, каким образом Дональд так быстро узнал мой адрес. Знаете, это почти сверхъестественно. Мне казалось, что были приняты все меры предосторожности.
  — Я знаю, где можно найти Моргана Беркса, — сказала Берта Кул. — Но не поговорить. Заплатите за такие сведения?
  На лице босса застыла улыбка. Глаза его смотрели настороженно.
  — Хотите сказать, что он в тюрьме?
  — Я имею в виду только то, что с ним не поговоришь.
  — Снова в запое?
  — Я могу сказать вам, где он находится.
  — Сколько хотите?
  — Сколько заплатите.
  — А почему я не смогу с ним поговорить?
  — Я не собираюсь вас надувать.
  — Хотите сказать, он умер?
  — Могу сказать, где он находится.
  Толстяк посмотрел на жену. Она почти незаметно мотнула головой.
  Босс снова обратился к Берте Кул, но теперь казался более спокойным.
  — Нет, мне эти сведения ни к чему. Так что простите, миссис Кул. Я считаю вас очень способной. И мне определенно нравится Лэм. Истинно скажу. Может быть, когда-нибудь я воспользуюсь услугами вашего бюро. Может быть, будут нужны какие-нибудь сведения, которые вы добудете для нас. А ты что думаешь, любовь моя? — обратился он к жене. — Не считаешь ли ты, что мистер Лэм — очень сообразительный молодой человек?
  — Фред вел машину, это он отвозил Лэма домой, — сказала она равнодушно. — Лэм увидел номер.
  — Не думаю, любовь моя. — Он энергично мотнул головой. — Когда я приказал Фреду отвезти его назад, я предупредил его и велел отключить подфарники, когда он остановит машину, а также довести Лэма до его комнаты. И не зажигать подфарники до тех пор, пока не уверится, что Лэм ничего не сможет увидеть.
  — Однако именно таким путем Лэм обнаружил этот адрес, — сказала миссис Кануэдер тоном, не допускающим возражений.
  Босс зажал между большим и указательным пальцами висевшую книзу губу.
  — Надеюсь, Фред не становится беспечным. В самом деле, надеюсь. Мне бы очень не хотелось потерять Фреда. Это самая слабая черта человека, который наделен физической силой. Он недооценивает людей, которые не обладают его силой. Мне кажется, любовь моя, Фред всегда недооценивал умственные способности других.
  — Мы поговорим насчет Фреда позже. Сейчас у нас разговор о найме миссис Кул и мистера Лэма.
  — Без меня, — вставил я.
  — Не обращайте внимания на Дональда, — заметила миссис Кул. — Он мой, и я говорю ему, что надо делать. Что вы хотите предложить?
  — Мне кажется, нам нечего предложить, — сказал толстяк весьма неопределенно.
  Берта Кул не приняла это за окончательный ответ. Она продолжала сидеть и ждать.
  Кануэдер еще раз взглянул на жену, замысловато свернув нижнюю губу.
  — Буду с вами откровенен, миссис Кул, — сказал он, — в данный момент нам очень дорого время. Счет идет даже на секунды. Нам нужна помощь, чтобы добыть некоторые сведения, и я думаю, что вы располагаете кое-какими из необходимых нам. Можно было бы поговорить.
  — Вот вы и говорите, а я послушаю.
  — Нет, так не пойдет. Нам надо обменяться сведениями.
  — Мне ваши сведения не нужны. Если вы хотите от меня что-то получить, надо заплатить.
  — Так, так, понятно. Однако, чтобы определить, насколько ценны ваши сведения и сколько это будет стоить, необходимо переговорить.
  — Ну, говори, — сказала Берта Кул, передвигая свою массу в кресле.
  — Сейчас нам не нужен Морган Беркс. Что нам нужно, так это сведения о его любовнице. Мои люди ее прошляпили. Я знал, что в гостинице что-то готовится. Я знал, что Морган должен был встретиться там с кем-то. Но не знал, когда и с кем. Очевидно, женщина, которая была нам нужна, зарегистрировалась как миссис Морган. Но мои люди так были заняты поисками Моргана Беркса, что не обратили на нее внимания. И мы ее проморгали.
  Толстяк сделал паузу, чтобы послушать миссис Кул, но она молчала.
  — Мы бы очень хотели знать побольше о миссис Морган, — сказал он.
  — Что вы хотите знать и какова цена?
  — Мы бы хотели знать ее местонахождение.
  — Я могла бы помочь.
  — Можете навести на нее?
  — Да.
  Толстяк снова взглянул на жену, но она продолжала сидеть с каменным лицом, молча внимая происходящему. Не получив от нее никаких намеков, босс обратился к миссис Кул:
  — Ну, в общем-то в этом и будет состоять помощь. Однако, миссис Кул, я буду с вами совсем откровенен. Одна из причин, почему мы против посторонней помощи, это то, что люди иногда пытаются надуть. Вот это нам не нравится. Полагаю, мистер Лэм говорил вам, что это не пойдет на пользу вашему здоровью.
  — Не пугай. У меня очень хорошее здоровье. У меня очень крепкое сложение.
  — Ха-ха! Это здорово! — Босс хохотнул. — Крепкое сложение, говорите? Да, миссис Кул, я доволен вашим сложением. И вообще мне нравится, как вы себя ведете. Думаю, мы можем предложить вам работу.
  — Отсюда я пойду к Сандре Беркс. Если вы хотите дать мне работу и хорошо заплатите, я буду работать на вас. Но если Сандра Беркс предложит мне работу и хорошо заплатит, я буду работать на нее. Короче, я хочу выбрать, где заплатят больше.
  — Это значит, вы хотите, чтобы я назвал сумму?
  — Да.
  — А затем вы хотите пойти к миссис Беркс и узнать, что у нее на уме?
  — Да.
  — И примете более выгодное предложение?
  — Да.
  — Мне это не очень нравится. Определенно не нравится. Неэтично это, я считаю.
  — Пусть моя этика вас не беспокоит. Я кладу карты на стол.
  — Это видно, миссис Кул. А вы собираетесь рассказать Сандре Беркс о нашем разговоре?
  — Это зависит от обстоятельств.
  — Каких именно?
  — От того, что Сандра Беркс желает и сколько заплатит.
  — Нам бы не хотелось, чтобы вы упоминали о вашем визите к нам. Мы бы считали это нарушением доверительности.
  — А я бы не считала. Вы меня сюда не приглашали. Я сама нашла дорогу, — парировала миссис Кул.
  — Усложняете дело.
  — Что-то мы чертовски много говорим, и без толку, — вздохнула Берта Кул.
  — Послушайте, миссис Кул, — сказал толстяк успокаивающе, — я заинтересован в вашем предложении. Но мне надо знать кое-что еще, прежде чем я назначу цену. Не могу же я действовать вслепую.
  — Что же вы хотите знать?
  — Хочу знать, действительно ли вы можете навести на моргановскую любовницу? Хочу знать, действительно ли вы предъявили бумаги Моргану, а не попались на удочку?
  — Что вы имеете в виду?
  — Сандре Беркс нужен развод. Ей нужно, чтобы Моргану предъявили повестку. Поскольку она не могла его найти, может быть, стоило выставить кого-нибудь под Моргана. Вы считаете, что Морган был в гостинице. А мы уверены, что нет.
  Миссис Кул открыла сумочку, вытащила пачку сигарет, поискала спички и закурила.
  — Расскажи ему, Дональд, — велела она.
  — Что именно?
  — О том, как ты предъявлял бумаги Моргану Берксу. Ты говори, а я скажу, когда остановиться.
  — Сандра Беркс наняла нас. Я пошел к ней домой и достал фотографии Моргана Беркса. Они были очень неплохие, и я их сверил с газетой, чтобы быть уверенным, что она не подложила в альбом другие.
  — Да, это мне известно. Тут ты прав. Эти фотографии были в твоем кармане вместе с оригиналом повестки, — подтвердил толстяк.
  — Брат Сандры Б.Л. Томс, которого она зовет Биэлти, приехал из Канзас-Сити, чтобы…
  — Откуда? — спросила миссис Кануэдер.
  — Из Канзас-Сити.
  Босс молниеносно посмотрел на жену.
  — Продолжай, Лэм, — попросил он.
  — Биэлти приехал, чтобы помочь Сандре. Он хорошо знаком с Морганом Берксом. Думаю даже, что более дружен с ним, чем с собственной сестрой. Он сказал, что поможет навести нас на Моргана Беркса, если будет уверен в том, что его сестрица не попытается надуть мужа. Как мне показалось, он не очень высокого мнения о ее нравственности и честности.
  Глаза толстяка блестели. Миссис Кул сказала невзначай:
  — Достаточно, Дональд. За продолжение надо платить.
  — Что значит платить? — спросил босс.
  — Кое-что! За то хотя бы, что мы встали в такую рань и прибыли сюда. Я возглавляю сыскное бюро. Мне надо платить за аренду, выплачивать жалованье сотрудникам. А налоги? Федеральный подоходный налог, городской налог на профессию, затем подоходный налог штату за то, что остается после того, как федеральные власти разберутся с моими доходами. После всего я должна еще оплачивать налог на продажу за всю одежду, которую я приобретаю, и…
  — Так, так, — перебил Кануэдер с улыбкой, механически покачивая головой. Взгляд его бирюзово-зеленых глаз был нацелен на миссис Кул. — Мне это понятно. У меня, миссис Кул, свои проблемы.
  — Я занимаюсь тем, что добываю сведения, и этим зарабатываю. У меня есть кое-какие сведения, которые вы хотите получить. Вы пытались выколотить их из моего сотрудника. Это мне не нравится.
  — Мы действительно были несколько грубоваты, это факт, — согласился босс.
  — Вы должны платить, чтобы добыть сведения. Я не занимаюсь благотворительностью.
  — Меня очень интересует то, что произошло в гостинице. — Обратившись к жене, он спросил: — Как ты считаешь, голубушка, здесь нет обмана?
  — Попахивает слегка.
  — Заплатим мы сотню миссис Кул, как ты считаешь, моя маленькая?
  Она кивнула.
  — Двести.
  — Полторы сотни, — сказала мужу миссис Кануэдер, — и если она не согласна, то не давай ничего.
  — Хорошо, — согласилась Берта Кул, — полтораста.
  — Случайно не имеешь ли при себе полтораста? — спросил жену толстяк.
  — Нет.
  — Мое портмоне наверху. Не возражаешь сбегать туда?
  — Вытащи из пояса.
  Он снова чмокнул губами и обратился к миссис Кул:
  — Рассказывайте, и я гарантирую вам сто пятьдесят. Это я обещаю.
  — Давай сюда.
  Он вздохнул, нехотя встал и расстегнул пижаму. Его огромный белый живот колыхался. Перехватывающий его замшевый пояс для денег был мокрым от пота. Кануэдер расстегнул кармашек и вытащил две банкноты по сто долларов.
  — Меньше, что ли, нет? — спросила Берта Кул.
  — Нет. Меньше не держу.
  — У меня нет сдачи.
  — Простите, других нет.
  Берта Кул пошарила в сумочке и затем с надеждой посмотрела на меня.
  — Есть у тебя деньги?
  — Ни гроша.
  Она посчитала свои наличные и заметила:
  — У меня с собой сорок долларов, но пятерка мне понадобится на такси. Так что я дам вам тридцать пять. Либо мы на этом сойдемся, либо вы подниметесь и возьмете свое портмоне.
  — Сойдемся. Не хочу подниматься по лестнице ради пятнадцати долларов.
  — Возьми деньги, Дональд, и дай мне.
  Толстяк дал мне двести долларов, я передал их миссис Кул. Она дала сдачу мелкими купюрами. Я отдал их боссу, а он протянул жене, сказав:
  — Положи куда-нибудь. Не хочу класть такую мелочь в свой пояс.
  Он закрыл пояс, застегнул пижаму, посмотрел на меня и спросил:
  — Что, Лэм будет говорить?
  — Да, Лэм будет говорить.
  — Сандра дала Моргану Берксу…
  — Этого не надо, Дональд, это нарушает интересы другого клиента. Расскажи, как мы его нашли и как вручили повестку. Но… Не называй ни имени, ни адреса моргановской любовницы.
  — Биэлти сообщил мне имя и адрес подружки Моргана. Я пошел к ней и сделал вид, что мы собираемся втянуть ее в бракоразводный процесс. Затем стал наблюдать за ней. Она и привела меня в гостиницу Перкинса, где зарегистрировалась под фамилией миссис Морган. Заполучила номер 618. Я сунул администратору деньги, чтобы узнать о свободных номерах поблизости. Он…
  — Так, так, об этом мы все знаем. Мы знаем все, что ты делал после того, как прибыл в гостиницу.
  — Значит, вы знаете, что я предъявил бумаги Моргану Берксу?
  — Это был не Морган Беркс, а кто-то другой.
  — Черта с два! — закричала Берта Кул. — Он предъявил бумаги Моргану Берксу.
  — Где именно?
  — В номере девицы, в 618-м.
  Босс обменялся взглядом с женой.
  — Тут какая-то ошибка.
  — Никакой ошибки.
  — Морган Беркс не входил в этот номер. Это мы точно знаем.
  — Нет, он там был. Я сама его видела.
  — Ну что, голубушка, — обратился толстяк к жене, — что нам…
  — Пусть Дональд закончит рассказ, — сказала миссис Кануэдер.
  — Продолжай, Дональд.
  — Я заплатил за номер. Со мной было несколько человек — Альма Хантер, потом, Сандра и Биэлти. Я оставил их на некоторое время, чтобы достать костюм посыльного. Отправил телеграмму на имя миссис Морган, подождал, пока телеграмма поступила. Расписался и написал карандашом: «Доставить в гостиницу Перкинса». Затем купил тетрадь, подделал несколько росписей якобы получателей телеграмм. И вернулся в гостиницу. Оставшиеся в моем номере ругались, потому что вскоре после того, как я ушел за костюмом, заявился сам Морган Беркс.
  Я переоделся в костюм посыльного, вышел в коридор и постучал в их номер. Объяснил, что это телеграмма. Они предложили подсунуть ее под дверь. Я подсунул достаточно далеко, чтобы они видели, кому она адресована. Но предварительно я засунул ее в тетрадь, которая под дверь не пролезла, и сказал, что за телеграмму надо расписаться. Они на это клюнули и открыли дверь. Я вошел и увидел Моргана Беркса, лежавшего на постели. Предъявил ему бумаги. Тем временем ворвалась взволнованная Сандра. И они устроили перепалку. Вне всякого сомнения, это был именно Морган Беркс.
  Толстяк посмотрел на Берту Кул, ожидая подтверждения моего рассказа.
  — Так точно. Я его видела. А до этого я видела его фотографии в газетах. Это был тот же самый человек.
  Толстяк сильно раскачивал кресло.
  Берта Кул заметила:
  — В следующий раз, когда вы захотите получить от меня сведения, не пытайтесь выколачивать их из моих людей. Вот таким образом, как сейчас, справочная будет работать лучше.
  — Мы не думали, что мистер Лэм будет упорствовать.
  — Все мои сотрудники — крепыши. Я специально выбираю таких.
  — Разрешите мне побеседовать с женой, миссис Кул. Я думаю, мы могли бы предложить вам кое-что. — Обернувшись к жене, он добавил: — Голубушка моя, не хочешь ли ты пройти на минуточку в другую комнату?
  — Продолжай здесь, — сказала миссис Кануэдер, — у тебя все идет как по маслу.
  — В наших интересах нанять ваших людей для одной определенной цели, — сказал босс миссис Кул. — Мы хотим знать, где находится любовница Моргана. Мы хотим знать, сколько банковских вкладов в сейфах на ее имя. Мы хотим знать, где эти сейфы находятся. Мы хотим получить эти сведения возможно быстрее.
  — Сколько заплатите?
  — Скажем, двести пятьдесят за каждый сейф.
  — А сколько их?
  — Не знаю. И это факт. Откровенно говоря, не уверен, что вообще есть хоть один сейф. Но подозреваю, что могут быть.
  — Не пойдет. Мне кажется, я не заработаю на этом.
  — Будьте сговорчивее, миссис Кул. Вы знаете, где эта бабенка. На это вам время не придется тратить. А Морган Беркс скрылся, и довольно здорово. Он поумнее, чем полиция. Он велел своей любовнице абонировать в банках несколько сейфов. Их может быть пять, а может быть два.
  — А может быть и ни одного?
  — Вы опять за свое, — хихикнул он. — Опять проявляется ваш уникальный характер. Это, конечно, впечатляет, но дело не делается, и секунды исчезают. Вот Лэм — умница. Он мог бы пойти к этой девице и получить сведения в один момент.
  — На меня не рассчитывайте, — вставил я.
  — Ну, Лэм, не надо так. Ты симпатичный парень и мог бы быть более снисходительным. То, что случилось ночью, это всего лишь бизнес.
  — Забудьте о Дональде, — сказала миссис Кул. — Договариваться надо со мной. О Дональде я позабочусь сама.
  — Можно было бы заплатить триста за сейф.
  — Нет.
  — Это потолок.
  — После того как я поговорю с Сандрой, я вам позвоню и дам знать.
  — Мы хотим услышать ваш ответ сейчас.
  — А вы его уже получили.
  Босс снова раскачивал кресло.
  — Узнай у нее, где сейчас Морган Беркс! — оживилась миссис Кануэдер.
  — Так, так, миссис Кул. Вы получили сто шестьдесят пять моих долларов. Вы знаете, где находится Морган Беркс, и, думаю, должны сказать нам.
  — Может быть, эти сведения не пойдут вам на пользу, а может быть, это чего-то и стоит, — задумчиво произнесла миссис Кул. — Во всяком случае, не собираюсь сообщать сведения за ничто.
  Пока толстяк, раздумывая, качался в кресле, зазвонил телефон.
  — Ты не подойдешь, голубушка? — обратился он к жене.
  — Сам подходи. — Она не шелохнулась.
  Босс вздохнул, схватился за подлокотники качалки, с трудом поднялся и, переваливаясь, прошел в соседнюю комнату.
  — В чем дело? — спросил он кого-то осторожно. Выслушав ответ, сказал: — Ты уверен? В таком случае приезжай сюда, и я скажу тебе, что надо делать. Это все меняет.
  Он повесил трубку и, переваливаясь по-утиному, вернулся в кресло. Сияя, он обратился к миссис Кул:
  — Мне вполне понятно ваше настроение. — Затем обернулся к жене и добавил: — Голубушка, Морган Беркс мертв. Девица по имени Альма Хантер застрелила его на квартире у Сандры Беркс сегодня рано утром. Она выстрелила ему в спину, когда он пытался покинуть квартиру.
  — Так он мертв? — спросила жена.
  — Ему крышка.
  — Это меняет дело.
  — Пойдем, Дональд, — сказала миссис Кул.
  Я встал. Она закрыла сумочку, засунула ноги под кресло, оперлась о подлокотники и поднялась. Мы направились к двери. Толстяк перешептывался с женой.
  Когда мы были почти на пороге, он крикнул:
  — Одну минуточку, миссис Кул, хочу задать вам один вопрос. Вы полагаете, что Морган Беркс был в номере 618 уже заранее? Другими словами, был ли он там, когда его любовница получала ключи?
  — Не знаю, а ты что скажешь, Дональд?
  — Никоим образом. Если, конечно, она заранее не договорилась с администратором и Морган Беркс уже был там. Ей дали этот номер как свободный. Ведь она предварительно заказала по телефону два номера с ванной комнатой посередине. Ей забронировали 618-й и 620-й. Но когда она регистрировалась, то от 620-го отказалась, говоря, что другой человек не… — И тут у меня мелькнула мысль.
  — «Не» что? — заинтересованно спросил толстяк.
  — Не появился. Ее провели в номер 618. Так мне сказал администратор. А я взял номер 620.
  — А ванная комната у кого была?
  — У меня.
  — Значит, номер 618 без ванны?
  — Наверное, если нет ванны между 618-м и 616-м.
  — Отпусти ее! — крикнула миссис Кануэдер из комнаты. — Сведений достаточно, чтобы мы сами этим занимались.
  — Так, так, миссис Кул. Было очень приятно, что вы зашли. Заходите еще. Я вас не забуду. Это факт. А ты, Лэм, не держи на меня зуб. Ты вел себя великолепно, и нос твой вовсе не так плохо выглядит. По твоей походке я вижу, что бока у тебя до сих пор ноют. Но это пройдет за сутки.
  Переваливаясь с боку на бок, он подошел и открыл нам дверь. Я прошел мимо в темноту. Он вышел за мной на веранду.
  — Так, так, Лэм. Пожмем друг другу руки.
  — Пожми ему руку, Дональд, — сказала Берта Кул.
  Он протянул мне руку. Как будто вытащил кусок холодного мяса из кастрюли. Посмотрел мне в глаза.
  — Все еще обижаешься, Лэм? Пусть будет по-твоему. — Он выпустил мою руку и вошел в дом, захлопнув дверь.
  — Он ведь клиент, Дональд, — заметила Берта Кул. — Не следует ссориться с клиентами.
  Я промолчал.
  Глава 9
  Таксист ждал нас. Когда он приоткрыл дверцу, Берта Кул с трудом забралась внутрь и велела ехать к ней домой. Я забрался вслед за ней и спросил:
  — Разве вы не хотели поехать к Сандре?
  — Пока нет.
  Такси тронулось.
  — У меня идея, — сказал я, — и безумная.
  — Насколько безумная?
  — Страшно безумная.
  — Выкладывай, Дональд.
  — В этом деле есть что-то странное. Мне кажется, толстяк связан с делом игральных автоматов. Он, наверное, большой босс, а Морган Беркс был связным. Ему отстегивали деньги для взяток, ну а теперь, когда дело о взятках всплыло, выяснилось, что Морган хапанул бабло. Другими словами, каждый раз, когда он говорил боссу, что заплатил, на самом деле отдавал полиции всего лишь половину. Другую откладывал в банковские сейфы.
  — Что же тут безумного? — возразила Берта Кул, отыскивая свои сигареты в сумке. — Ничего тут нет оригинального. Не впервые это. И ты, наверное, прав.
  — Подождите, я еще не все сказал.
  — Тогда продолжай.
  Она затянулась.
  — До нас толстяк был уверен, что Морган Беркс не появлялся в гостинице. Он откуда-то знал все, что я делал там, а я общался в гостинице только с одним типом. Это был администратор. Очевидно, он из их шайки.
  — Логично.
  — Значит, они внедрили его туда до моего появления.
  — Правильно.
  — Наверное, эта операция потребовала денег и некоторых усилий. Они, вероятно, готовились за день или два до нашего появления.
  — Правильно.
  — Но ведь с гостиницей ничего не было связано до тех пор, пока туда не пришла Салли Дерк. А я следовал за ней по пятам. Тем не менее этот самый администратор уже был на месте.
  — Это значит, что у них хорошие источники.
  — Более того. Откуда они знали, что Салли Дерк придет именно в эту гостиницу? У нее не было никаких причин встречаться с Морганом Берксом до тех пор, пока я не посетил ее. Только это заставило ее искать Моргана.
  — Так. Все-таки какое же у тебя предположение, Дональд?
  — Толстяк знал, что Морган встречался со своей подружкой в этой гостинице. Но не знал, кто она. Тем не менее он предвидел, что рано или поздно Морган придет туда на свидание с ней. Толстяк — довольно ловкий тип, можно побиться об заклад, что он держал гостиницу под колпаком. Морган не мог бы войти или выйти незамеченным. Тем не менее Морган вошел и вышел.
  — Что за чертовщину ты несешь, Дональд? Ты говоришь, что он не мог войти или выйти. И тем не менее он и вошел, и вышел. Что-то ты запутался, что-то не то получается.
  — Давайте подойдем к делу с другой стороны. Заметьте, они нам дали номер 620. Я хотел получить номер через коридор, как обычно делают сыщики для того, чтобы держать под наблюдением нужную дверь. Однако все эти номера были заняты. Конечно, не исключена случайность. И так бы я и думал — однако не сомневаюсь, что Салли Дерк забронировала номер 620 для меня.
  — Для тебя, Дональд?
  — Да.
  — Как же это получается?
  — Она по телефону забронировала два номера, между которыми ванная комната, 618-й и 620-й. Но когда она пришла в гостиницу, то предпочла номер 618. Если не было другой ванной рядом с этим номером, выходит, она взяла номер без ванной. А это значит, что она оставила номер 620 с ванной для меня. Что ни говори, со стороны Салли это чертовски любезно по отношению ко мне.
  — А почему ты думаешь, что она оставила номер специально для тебя?
  — Потому что она хотела, чтобы у меня был номер с ванной. Именно для того, чтобы я ею воспользовался.
  — Но ты-то этого не сделал. Там же был Биэлти?
  — Как вы не понимаете! В этом-то все и дело. Биэлти следовало войти в ванную, потому что он не брат Сандры, а ее муж. Он и есть Морган Беркс.
  — Не будь ослом чертовским, Дональд! — Она холодно посмотрела на меня.
  — Да все указывает на это. Надо было мне это понять раньше.
  — Неужели Сандра не знает собственного брата?
  — Конечно, знает, если таковой существует. Но она была замешана с самого начала. Это и объясняет, почему Биэлти все время защищал Моргана и также почему он заставил Сандру написать заявление об отказе от ценностей, находящихся в банковских сейфах. В общем, это объясняет все. Сандра хотела развода. Морган был согласен. Может быть, так же горячо жаждал его. Но ей было необходимо вручить повестку. Он был в бегах. Однако кто-то должен был это сделать. Тот, кто мог бы заявить под присягой перед судом, что это было сделано. Тогда нас и ввели в дело как подставных дураков.
  — Ну, она же встретила Биэлти на вокзале, потом была эта авария и…
  — Если мы заинтересуемся этой аварией, то узнаем, что ее не было. Это инсценировка. Они специально наняли врача, чтобы налепить «братцу» шину на нос. Это была солидная штука — по всему носу до самого лба. К этому добавили лейкопластырь, который при натягивании изменил очертания рта и глаз. Разве можно было разглядеть его, когда все лицо в бинтах? Это единственно возможное объяснение всему происшедшему. Толстяк держал гостиницу под колпаком, и неплохо. Он абсолютно уверен, что Морган там вообще не показывался. А его одурачили так же, как и нас. И этот доктор Холоман тоже замешан. Нас провели. Все это было инсценировано. У меня еще тогда мелькнула мысль, что эта Дерк была слишком беспечна. Она отправилась прямо в гостиницу и ни разу не оглянулась. Все было подстроено. Я позвонил Сандре и сказал, где нахожусь. Она и Биэлти настояли на том, чтобы прийти, несмотря на то что я был против. С этого момента все у них шло по плану. Биэлти сделал вид, что у него кровотечение. Доктор Холоман потащил его в ванную. Но как только они туда вошли и закрыли дверь, Салли открыла дверь со своей стороны. Биэлти переоделся, снял бинты и лег на постель. Это шикарно придуманное сочетание шины, лейкопластыря и бинтов на самом деле было маской, чтобы скрыть его лицо. Лейкопластырь на лбу и на щеках, натягивая кожу, изменил разрез глаз. У Биэлти были черные волосы с пробором посередине, зачесанные по бокам. Однако на макушке была залысина. Так вот. Ни один человек, у которого густые черные волосы спереди, никогда не сделает пробор посередине с начесом по бокам, чтобы оставить явно видимую залысину на макушке. А у Моргана была залысина и черные волосы, которые он зачесывал назад без пробора.
  — Вот почему они разозлились, когда ты так долго отсутствовал. — Глаза Берты Кул сузились. — Им было нелегко столько времени разыгрывать этот спектакль в ванной. Однако как насчет крови на полотенце и одежде?
  — Это была вовсе не кровь. Хромат ртути или нечто подобное, похожее на кровь. Уж Холоман-то специалист. Бог ты мой, я не знаю всех деталей. Просто предлагаю общий сценарий. Хочу сказать, что они могли так сделать. Все сходится, если смотреть под таким углом. Ведь под другим ничто не стыкуется. Только так они могли действовать. Далее. Биэлти вошел в ванную, снял все, что было налеплено на лице, и стал Морганом Берксом. Он вошел в номер 618 и подождал, когда я предъявлю бумаги. Как только мы вышли из 618-го номера, он соскочил с постели, вернулся в ванную, переоделся в обрызганную чем-то одежду, прилепил все, что нужно, на нос и снова стал Биэлти. Заключительную сцену он сыграл запросто: находясь в ванной, выдавал себя за Моргана, говорящего из соседнего номера, и за Биэлти. Голоса различались, потому что голос Биэлти звучал так, как будто он говорил с бельевой прищепкой на носу. А все эти причиндалы на лице служили великолепной маской. Таким образом он смог войти и выйти из гостиницы прямо под носом у шайки. Точно так же он смог избежать полицейских ищеек. Он все время находился там, где его меньше всего ожидали, — в собственной квартире вместе с собственной женой. Она покрывает его, чтобы заполучить развод. И вот почему он так зол на Холомана.
  — Что-то это не укладывается. Ведь врач должен быть сообщником.
  — Конечно. Но только Холомана позвал не Морган, а Сандра, потому что он ее дружок. Когда Морган и Сандра решили разойтись, Морган признал, что у него есть любовница, а она рассказала о своем дружке. Они договорились о разводе. Но когда нужен был врач, чтобы устроить эту маскировку, позвали любовника.
  Такси остановилось у дома Берты Кул.
  — Сколько нащелкало, дорогой Дональд?
  — Четыре доллара пятнадцать центов.
  Она дала таксисту пятерку и сказала:
  — Дайте сдачу семьдесят пять центов и оставьте себе остальное. — Она повернулась ко мне: — Дональд, ну ты и пройдоха! Молодчина! В этом деле надо соображать, а ты умница. Я тебя обожаю. — И она обняла меня. — Ты все это раскрутил, а сейчас в бой вступает Берта Кул. Я их выведу на чистую воду, дорогой. Но все равно ты должен мне девяносто пять центов за такси. Я их вычту из твоего жалованья.
  Стоя на тротуаре, она вытащила из сумки тетрадку и в графе «Расходы на такси» отметила три доллара тридцать центов. Перевернув страницу, написала: «В счет Д.Л. 95 центов за такси как аванс».
  — Спасибо за похвалу, миссис Кул. Я постараюсь сделать для вас что-нибудь такое, что будет стоить ровно один доллар.
  — Не хами, Дональд! — Она закрыла свою тетрадку.
  Как только такси отъехало, Берта Кул схватила меня за рукав и повернула к себе:
  — Ладно, Дональд, дорогой, пойдем. Мы еще наживемся на этом деле.
  — Что, едем к Сандре?
  — Нет, к доктору Холоману. Мы заставим его поплясать.
  Глава 10
  Рассветало. Где-то за громадой серых безликих зданий показалась светлая полоса утра. Но еще не достигла нашей улицы. На фоне неба серые дома казались призрачными.
  Мы прошагали три квартала, прежде чем увидели свободное такси. Пока Берта Кул запихивала свою массу внутрь, я попросил водителя довезти нас до ближайшего места, где может быть телефонная книга. Он хотел ехать на почтамт, но Берта Кул заметила ночной ресторан.
  — Отодвинь стеклянную перегородку, дорогой. Я хочу сказать кое-что этому сукиному сыну.
  Я сделал, что она просила.
  — Куда, черт возьми, ты едешь? Поверни к ресторану. Когда я говорю, что мне нужен ближайший телефон, я имею в виду именно ближайший телефон.
  Таксист пробормотал в ответ, что не так просто сделать разворот, но подъехал к ресторану.
  — Посмотри по профессиям. Найди Холомана — врача. И помни, что простой такси стоит денег, так что не торчи там вечность.
  — Думаю, он не частнопрактикующий врач. Мне придется обзвонить больницы. Понадобятся монетки.
  Она вздохнула, наскребла в сумке четыре монеты и сказала:
  — Ради бога, Дональд, действуй побыстрей. Я не могу записать это как накладные расходы. Приходится тратить собственные средствами. А даст ли это эффект — не знаю.
  Я взял монетки и пошел в ресторан. Начал звонить по больницам. На второй звонок взявшая трубку девушка сообщила, что у них есть ординатор по имени Арчи Холоман. Поблагодарив ее, я повесил трубку и велел недовольному таксисту везти нас в эту больницу.
  Больница была недалеко. И мы быстро доехали.
  — Может быть, он сейчас не дежурит? — предположила миссис Кул. — Тогда возьми его домашний адрес. Я подожду здесь.
  Я взбежал по мраморной лестнице и вошел в больницу. Быстро светало. В отличие от свежего запаха утра на улице, атмосфера внутри казалась насыщенной миазмами болезней и смертей.
  Из-за перегородки на меня смотрела дежурная медсестра. Лицо ее казалось белесым от дневного света, проникавшего через окно, и отблеска электрической лампы.
  — Есть у вас в штате доктор Холоман? — спросил я.
  — Да.
  — Мне очень нужно его увидеть.
  — Он дежурит. Подождите минутку. Я позвоню узнаю. Скажите, пожалуйста, как вас зовут?
  — Я — Лэм, Дональд Лэм.
  — Вы с ним знакомы?
  — Да.
  Медсестра вызвала коммутатор. Через некоторое время она показала мне на телефонную будку.
  — Можете поговорить с ним там, если угодно, мистер Лэм. Или здесь.
  Я предпочел будку. Я понимал, что должен проявлять осторожность. Не хотелось, чтобы он подумал, что я беру его на пушку. Мне казалось, будет лучше дать ему знать, что я в курсе.
  — Доктор Холоман, говорит Дональд Лэм. Я хотел бы обсудить с вами то, что случилось, когда вручали повестку мистеру Берксу вчера днем. И еще я хотел проверить ваш диагноз по поводу разбитого носа. Может быть, вы спуститесь? Миссис Кул тут же, ждет в такси.
  — Как, вы сказали, вас зовут?
  — Я — Лэм, Дональд Лэм, сыщик.
  — Не припоминаю…
  — Разве вы не помните… — Я терпеливо объяснил. — Вы еще бинтовали расквашенный нос Биэлти на квартире у Сандры.
  — Вы определенно ошибаетесь. Путаете меня с кем-то другим. Я не практикую самостоятельно.
  Я понял, в чем дело. Он не хотел, чтобы в больнице знали, что он врачует на стороне.
  — Прошу прошения. Наверное, я действительно ошибся, тем не менее, доктор, я хотел бы с вами переговорить. Не могли бы вы спуститься? Мы не будем разговаривать тут, на месте, — тут же добавил я, уловив его смущение. — Миссис Кул на улице, в такси. Мы бы там и побеседовали.
  — Я сейчас спущусь. Хочу разобраться, что это за чертовщина.
  Я поблагодарил его и повесил трубку. Через огромные окна холла я наблюдал рождение дня. Спустя некоторое время лифт спустился. Я повернулся, чтобы поприветствовать доктора Холомана. Но это был не он. Из лифта вышел молодой человек и подошел к столу медсестры. Я отвернулся к окну. Услышал шепот. Они тихо разговаривали.
  Молодой человек подошел ко мне, и я обернулся.
  — Это вы хотели меня видеть?
  — Нет, я жду доктора Холомана.
  — Но я и есть доктор Холоман.
  — Наверное, вы правы, и я ошибся. Мне нужен доктор Арчи Холоман.
  — Но я и есть доктор Арчи Холоман.
  Я осмотрел его с ног до головы. Ему было около тридцати. Бледное лицо честного, искреннего человека. Высокие скулы. Выразительные темные глаза. Черные волнистые волосы.
  — Вы не будете возражать, если я попрошу вас выйти на улицу? Мне хотелось бы, чтобы вы объяснили миссис, что вы не… тот доктор Холоман, которого она разыскивает.
  Видно было, что у него появились смутные подозрения. Он взглянул на медсестру, а затем через окно — на такси у обочины. Потом еще раз внимательно оглядел меня, очевидно решив, что при необходимости он сможет со мной справиться. И сказал отрывисто:
  — Хорошо. Идемте.
  Когда мы подошли к такси, я сказал:
  — Миссис Кул. Это доктор Холоман, доктор Арчи Холоман.
  Она осмотрела его и воскликнула:
  — Чертовщина!
  Наступило молчание. Затем он произнес извиняюще:
  — Рад с вами познакомиться, миссис Кул. Чем могу помочь?
  — Ни черта! Влезай в такси, Дональд.
  — Огромное вам спасибо, доктор, — сказал ему я.
  Видимо, он подумал, что мы слегка чокнутые. Я впрыгнул в машину. Миссис Кул назвала таксисту адрес Сандры. Такси уже отъехало, а доктор Холоман все еще стоял на тротуаре с видом человека, с которым сыграли первоапрельскую шутку.
  — Итак, наша каша густеет.
  — Черта с два. Это как подлива, куда добавили слишком много муки. Слишком много сгустков. Ты уверен, что этот человек — доктор Холоман?
  — Он сказал, что он доктор Холоман, и в больнице сказали то же самое.
  — Дональд, у меня сигареты кончились, — заявила Берта Кул, пошуровав в сумке.
  Я протянул ей свою почти пустую пачку и сам закурил от той же спички.
  — Чертовски остроумно, Дональд, мальчик мой! Для темных делишек им нужно было имя врача, под которого не подкопаешься. Они, очевидно, не могли подкупить настоящего врача и подсунули нам имя действительно существующего ординатора. Если бы мы захотели навести справки по телефону, нам бы дали полное подтверждение. Они не предполагали, что мы поедем в больницу, чтобы лично удостовериться.
  — Таким образом, остается вопрос: кто этот тип, который выдавал себя за доктора Холомана?
  — Наверняка ее дружок. Где так много дыма, должен быть и огонь.
  Некоторое время мы молчали. Затем она промолвила:
  — Послушай, Дональд, не глупи.
  — В каком смысле?
  — Ты уже наполовину влюблен в эту Хантер.
  — Пусть будет на две трети, раз уж вы занялись дробями.
  — Пусть будет на две трети, мне наплевать. Пусть будет на все сто. Она в ужасном положении. А ты ее хочешь спасти. Спокойно! Не волнуйся. Посмотрим на факты. Она наврала тебе насчет стрельбы.
  — Я не уверен, что она врала.
  — Естественно, — сухо заметила миссис Кул.
  Мы опять помолчали.
  — У вас созрел план?
  — Да.
  — Какой именно?
  — Мы навесим убийство на Биэлти, — сказала миссис Кул.
  — Не очень-то это мне нравится. Мы только что установили, что Биэлти не существует.
  — Да это же замечательно. Для полиции это жутко крепкий орешек. Ведь пока что есть двое — Биэлти и Морган. Мы с тобой единственные, кто знает, что Морган и Биэлти — один и тот же человек, конечно, не считая прочих. Итак, Морган мертв. Посему Биэлти тоже мертв. Но этого не знают и доказать это не смогут, потому что его тело никогда не найдут. Мы все навешаем на Биэлти, если Хантер нам хорошо заплатит. Так вот, если ты придешь и все выложишь, все скажут: «Это правильно, ты умница!» Но мы уже сами почти до всего докопались. Нам только не хватило полчасика. Если мы начнем расспрашивать о Биэлти и выяснять, где он может быть, вскоре какой-нибудь чертов фараон втемяшит себе в башку, что Биэлти убийца. Вот так мы разыграем неплохой спектакль.
  — Но как может какой-нибудь фараон подумать, что Биэлти — убийца, когда сама Альма призналась, что нажала на спусковой крючок?
  — Вот когда мы и покажем настоящий высший класс! Если Сандра хочет, чтобы мы доказали ее невиновность — а я думаю, она этого хочет, — и хорошенько заплатит — во всяком случае, я надеюсь, что заплатит, — то мы притянем Биэлти за уши. У Альмы была истерика, и она точно не знает, что произошло. Она услышала выстрел и подумала, что это выстрелил ее пистолет. Но на самом деле все было не так. Выстрелил Биэлти, он находился в это время в ее комнате.
  — А что он там делал, в ее комнате?
  — Рассматривал ее гравюры, как говорят в таких случаях.
  — И Альма не знала, что он там?
  — Нет.
  — И что, Альма вообще не стреляла?
  — Конечно нет.
  — Предположим, что ее пистолет был на полу…
  — Нет, это не ее пистолет. Она закричала, уронила пистолет и убежала. А Биэлти поднял ее пистолет, оставил свое оружие, которым совершил убийство, и исчез во тьме ночной.
  — Ну и насочиняли вы.
  — Но мы сумеем преподнести им это как правдоподобную версию.
  — Мне что-то ваш вариант не очень нравится. Я предпочитаю свой. А еще я скажу, что ваш вариант не понравится полиции.
  — У полицейских такие же руки, уши, глаза, ноги, носы и рты, как у нас. Они могут подобрать факты и сделать такие же выводы, как и мы. Это не мы должны доказать, что Альма невиновна. Это дело полиции доказать, что она виновна. Если мы сумеем объяснить факты другим образом, не оставляющим никаких сомнений, то это все, что нужно, чтобы представить суду. Таков закон.
  — Это не совсем так, но достаточно близко к тому, что говорит закон.
  — Итак, хочешь ты вызволить Альму или нет?
  — Хочу.
  — Тогда набери в рот воды, и пусть говорит тетя Берта.
  Мы подъехали к дому Сандры. В холле стоял полицейский. Очевидно, никто из редких прохожих на улице не догадывался, в чем дело. Ничто не намекало на то, что в доме произошло убийство.
  Берта Кул заплатила водителю и буквально ввалилась в подъезд.
  — Минуточку! — окликнул нас полицейский. — Вы тут живете?
  — Нет.
  — А куда идете?
  — К Сандре Беркс.
  — Кто вы?
  — Я Берта Кул, шеф частного сыскного бюро. А это один из моих сотрудников.
  — Что вам там нужно?
  — Повидаться с Сандрой Беркс.
  — По какому поводу?
  — Не знаю. Это она хочет видеть меня. А в чем дело? Она что, под арестом?
  — Нет, она не под арестом.
  — Квартира принадлежит ей, не так ли?
  — Ладно, поднимайтесь.
  — Спасибо! Именно это я и собираюсь сделать.
  Я хотел открыть дверь, но она опередила меня, схватилась за ручку и открыла массивную дверь из холла, как картонную. Она маршировала впереди, а я за ней, в фарватере. Мы поднялись на лифте на четвертый этаж. Я тихонько постучал, и Сандра Беркс тут же резко распахнула дверь.
  — Ну и долго же вы добирались! — сказала Сандра.
  — Мы хотели избежать встречи с полицией.
  — Но ведь внизу полицейский!
  — Знаю.
  — Он не пытался вас остановить?
  — Пытался.
  — Как же вы тогда вошли?
  — Прошагали мимо.
  — Сказали ему, что вы сыщики?
  — Да.
  — А пустил бы он кого-нибудь другого, не сыщика?
  — А я откуда знаю, дорогуша. Он фараон. Никогда не знаешь, как поступит фараон.
  Сандра прикусила губу и нахмурилась.
  — Знаете, я жду молодого человека, нашего приятеля. Может быть, они его арестуют?
  — Тогда позвоните ему и скажите, чтобы не приходил.
  — Мне кажется, они прослушивают мой телефон. Мне кажется, меня оставили как приманку, чтобы устроить здесь ловушку…
  — Что за ловушка?
  — Не знаю.
  — Давайте, — предложила Берта Кул, — осмотрим спальню и затем поговорим.
  Сандра открыла дверь спальни. На ковре мелом было очерчено то место, где ранее лежало тело. Кроме того, небольшой квадратик был вырезан из двери.
  — А это что такое? — поинтересовалась Берта Кул. — Туда вошла пуля?
  — Да.
  — Они уверены, что пуля именно из того пистолета?
  — Вот это они и собираются выяснить.
  — Где Альма достала оружие?
  — Этого я никак понять не могу. Я абсолютно уверена, что еще вчера утром у нее не было пистолета.
  Берта Кул посмотрела на меня. Взгляд ее был прямым, задумчивым и выражал упрек.
  — Где ваш брат? — спросила она Сандру.
  — Точно не знаю. — Ее глаза забегали.
  — А где он был, когда стреляли?
  — В своей комнате, думаю. Должен был быть там.
  — А где он сейчас?
  — Не знаю.
  — Спал он в своей постели?
  — Нет. Думаю, он не ложился спать.
  — Поздновато, не так ли?
  — Не знаю, — запальчиво ответила Сандра. — Меня дома не было. Конечно, если бы я знала заранее, что подстрелят моего мужа, я бы по-другому спланировала свой вечер. Но меня никто не оповещал, и я не сидела у постели брата, чтобы выяснить, когда он ляжет и вообще какие у него планы.
  — А что еще?
  — Что вы имеете в виду?
  — Что-нибудь хотите добавить?
  — А зачем?
  — Затем, — сказала миссис Кул спокойно, — что разговор со мной стоит денег. Конечно, мне все равно, хотите вы тратить деньги, чтобы защитить вашего брата от последствий его действий, или нет. Во всяком случае, дорогуша, говорите сколько угодно, я буду слушать.
  До сих пор Сандра говорила быстро, запальчивым тоном, которым женщины ее типа пользуются, когда пытаются напасть или скрыть что-то. Сейчас ее глаза выражали недоумение.
  — Что вы имеете в виду, говоря о защите брата от последствий его действий?
  — Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, дорогуша. Ваш брат убил вашего мужа.
  Сандра хотела что-то сказать, но Берта Кул не обратила на это внимания.
  — Дональд, давай осмотрим другие комнаты, — предложила она мне. — Хотя полиция, наверное, устроила здесь тарарам, но мы все же посмотрим, что и как.
  Все это она высказала мне на ходу, когда всей массой по-царски проплывала через дверь. Я последовал за ней. Сандра осталась стоять посреди комнаты. Вид у нее был задумчивый.
  — Дональд, ты разговаривал с Биэлти в другой спальне?
  — Да.
  — Покажи.
  Я обогнул свою начальницу и пошел впереди. Сандра осталась в спальне с двумя кроватями.
  Когда я открыл дверь в комнату Биэлти, Берта Кул сказала:
  — Конечно, мне абсолютно наплевать на то, что здесь есть, голубчик мой. Я просто даю ей возможность понять, что к чему.
  — Полагаете, она захочет защитить Альму?
  — Разумеется. Ведь она хотела привлечь нас к этому.
  — Может быть, она слишком много наболтала полиции? Ведь они наверняка расспрашивали ее о брате?
  — Будем надеяться, что она сможет потом вывернуться. Она не кажется мне открытым человеком. Она скрытная и хитрая. Если спросить ее о погоде, она сумеет очень ловко уйти от ответа и никогда не скажет: дождь ли, солнце ли, жарко ли, холодно ли. Значит, это комната Биэлти? Давай посмотрим, Дональд.
  Берта Кул начала открывать ящики комода, запоминая их содержимое. Вдруг она нацелилась и быстро выхватила из одного ящика нечто объемное.
  — А это что такое? — спросила она. — Похоже на пояс. А сзади еще и ремни. Ах, поняла. Вот в чем дело! Действительно, было что-то странное в его фигуре. Живот, похожий на дыню. Морган был худощавый, с втянутым животом. А вот эту штуку он надевал, когда играл в Биэлти.
  Я посмотрел на эту штуку внимательно. Берта Кул была права. Она спокойненько свернула пояс и сказала:
  — Найди мне, пожалуйста, газету, Дональд. Возьмем эту чертову штуковину с собой. Пусть не фигурирует в деле.
  Газет поблизости не было. И я пошел в гостиную, где столкнулся с Сандрой. Она спросила:
  — Где миссис Кул?
  Я указал ей на спальню брата, и Сандра вошла туда. Я нашел газету поверх кучи журналов, развернул ее на столе и подождал несколько минут, прежде чем вернуться в спальню Биэлти. Сандра и миссис Кул стояли лицом к лицу.
  — Не говорите ничего, дорогуша, пока вы не сообразили, что к чему. Вы сейчас расстроены, нервничаете. Поэтому помолчите, пока хорошенько все не обдумаете. А затем мы поговорим о гонораре.
  — Я уже все обдумала.
  Миссис Кул подала мне свернутый пояс и попросила завернуть его как следует.
  Я не торопился. Аккуратно завернул его, порыскал в кухне, нашел бечевку и завязал сверток несколькими узлами. Когда я заканчивал, раздался властный стук в дверь и кто-то велел открыть.
  Я прикрыл пакет шляпой и позвал Сандру:
  — Кто-то стучит.
  Она вышла из комнаты Биэлти и открыла дверь. Два детектива вошли в квартиру. Один из них сказал:
  — Ну, сестричка, все. Дело швах.
  — Что вы имеете в виду?
  — Пистолет, которым прихлопнули Моргана Беркса, тот же самый, из которого убили Джонни Мейера. Который, чтобы ты знала, был сыщиком в Канзас-Сити. Занимался там организованной преступностью. Он собирался представить в прокуратуру и суд документы, раскрывающие подоплеку одного вымогательства. Но ему не подфартило. В последний раз его видели с одной красоткой, а на следующее утро нашли мертвым с тремя пулями в груди. Местная полиция разослала увеличенную фотографию пули, чтобы обнаружить пистолет. Так что, сестрица, выкладывай.
  Сандра стояла как вкопанная. Она побелела от испуга. В это время Берта Кул вышла из спальни Биэлти.
  — А это что за типы? — спросил у Сандры второй.
  — Мы — сыщики, — сказала Берта Кул.
  — Что-о-о?!
  — Сыщики.
  Он захохотал.
  — Мы — частные сыщики. Расследуем это дело по поручению миссис Беркс.
  — Убирайтесь!
  — Можете меня выставить! — Берта Кул стала удобно устраиваться в кресле.
  — А я все-таки уйду, — сказал я и посмотрел со значением на шляпу, под которой лежал пакет. Берта Кул взглянула на меня, когда я забрал и то и другое.
  — Я имею все законные права, — изрекла миссис Кул. — Если вы хотите задержать миссис Беркс, пожалуйста. Если вы хотите с ней поговорить, пожалуйста. Но я нахожусь здесь и здесь останусь.
  — Это ты так думаешь, что останешься! — рявкнул воинственно настроенный полицейский, надвигаясь на нее.
  Сандра молча открыла дверь, чтобы выпустить меня. В тот момент, когда оба оперативника набросились на Берту Кул, я выскользнул на этаж. Я не стал ждать лифта и сбежал по лестнице. Внизу замедлил шаг и пошел спокойно, как будто нес сверток белья. У тротуара стояла патрульная машина.
  В это время служащий выводил машины жильцов из подземного гаража на улицу. Я выбрал автомобиль пошикарнее, решив, что его владелец наверняка выйдет позже, и залез внутрь, положив пакет на сиденье.
  Вскоре я увидел, как Берта Кул выплыла из подъезда, огляделась и направилась к углу. Меня она не видела. А я не стал ее окликать. Пройдя метров двадцать, она остановилась, очевидно раздумывая о моем исчезновении. Не дойдя до угла, она остановилась еще раз, недоуменно озираясь. Она свернула налево, но я не понял, куда она направлялась — искать такси или меня. Я сидел в машине, смотря то в зеркало заднего вида, то на подъезд. Вскоре вышли детективы.
  Сандры с ними не было. Они о чем-то поговорили, потом сели в машину и уехали.
  Я взял пакет, вылез из машины и быстро пошел к подъезду. Около него стоял большой мусорный бак. Я приоткрыл его и бросил туда пакет. Затем поднялся в квартиру Сандры. Мне пришлось дважды постучать, прежде чем она открыла. Слез не было видно, но глаза и щеки ее казались впалыми, а рот сжатым.
  — Это ты! — воскликнула она.
  Я быстренько вошел, закрыл дверь и щелкнул задвижкой.
  — Как насчет пакета? Сумел избавиться?
  Я кивнул.
  — Тебе не надо было возвращаться сюда.
  — Мне надо с тобой поговорить.
  — Ах, я так перепугалась. — Она положила руку мне на плечо. — Никак не пойму, что происходит? Что ты думаешь насчет Моргана, насчет Альмы…
  — Не волнуйся, Сандра, — сказал я, обнимая ее за талию. Казалось, она ждала этого. Прильнув ко мне и глядя мне прямо в глаза, сказала:
  — Дональд, ты должен мне помочь.
  Потом она поцеловала меня. Может быть, у нее было много проблем, но поцелуй этот никак нельзя было назвать ни платоническим, ни предназначенным родственникам.
  — Я так полагаюсь на тебя, Дональд, — сказала она, запрокинув голову. Не дав мне ответить, добавила: — Какой ты, дорогой Дональд! Как мне хорошо! Я знаю, что могу положиться на тебя.
  — Может быть, все-таки займемся делом?
  — Ах, Дональд, ты, конечно, мне поможешь?
  — А зачем, по-твоему, я вернулся?
  — Я уже чувствую себя гораздо лучше. — Кончиками пальцев она гладила мои волосы. — Я чувствую, что могу тебе довериться, Дональд. Я чувствовала это с самого начала. Для тебя, Дональд, я сделаю все, что угодно. Что-то в тебе есть, что…
  — Мне нужны деньги.
  — Что? — Она опешила.
  — Деньги!
  — Какие деньги?
  — Доллары. Много долларов.
  — Ну, Дональд, я же дала миссис Кул аванс.
  — К сожалению, миссис Кул не присоединилась к каким-либо общественным движениям о разделе богатства. Во всяком случае, на сегодняшний день.
  — Ты же у нее работаешь?
  — Мне казалось, ты хотела, чтобы я на тебя работал? Может быть, я не так понял?
  — Но, Дональд, она же работает на меня, а ты работаешь на нее.
  — Ну, хорошо, пусть будет по-твоему.
  Она медленно отодвинулась. Я уже не чувствовал больше тепла ее тела.
  — Я что-то тебя, Дональд, не понимаю.
  — Ладно. А я думал, поймешь. Но ошибся. Пойду поищу Берту Кул.
  — А сколько денег ты хочешь?
  — Много.
  — Но все-таки сколько?
  — Когда я скажу, упадешь.
  — Зачем тебе?
  — Накладные расходы.
  — Что ты собираешься делать?
  — Собираюсь взять на себя ответственность.
  — Что ты имеешь в виду, Дональд?
  — У Берты Кул странные мысли. Она думает, что сможет воспользоваться Биэлти и навесить это дело на него. Просто потому, что он исчез. Может быть, и получилось бы, если бы было только это. А вот сейчас никак не выйдет. В Канзас-Сити был убит полицейский. А ты знаешь, как фараоны смотрят на убийц своих товарищей. Они их ненавидят.
  — Значит, ты собираешься принять на себя вину? — Она смотрела на меня оценивающим взглядом.
  — Это значит, что я приму всю вину на себя. Вы обе окажетесь ни при чем. Скажу, что я его застрелил. Но я должен все сделать по-своему.
  — Но, Дональд, тебя повесят!
  — Не повесят.
  — Как ты можешь? Неужели ты…
  — Ну что, будем спорить или делать что-то? Фараоны тебя не взяли, потому что решили, что против тебя мало улик и хороший адвокат сумеет тебя вызволить. Вот поэтому они и дали тебе возможность самой сломать себе шею. И заодно поймать еще кого-нибудь. Как только они отчитаются в участке, твоя квартира будет под таким колпаком, что даже таракан не выползет. Ты что, этого хочешь дождаться?
  — Конечно нет.
  — И я не хочу. А это значит, что я должен сейчас же уходить.
  Я было пошел к двери.
  — Сколько тебе нужно, Дональд?
  — Три косых.
  — Три чего?
  — Тысячи. Три косых, и сейчас же.
  — Ты, наверное, чокнулся?
  — Скорее ты. Это твой единственный шанс отвертеться. И я тебе его даю. Хочешь или нет?
  — Могу ли я доверять тебе?
  — А почем я знаю! — сказал я, вытирая губы от ее помады.
  — Сколько раз меня обманывали мужчины, которым я доверяла!
  — Сколько Морган оставил в сейфах?
  — У него не было никаких сейфов.
  — Это потому, что они были на твое имя. Скоро полиция и этим займется.
  — Ты что думаешь, мама меня уронила с третьего этажа? — захохотала она.
  — Видимо, ты опустошила сейфы и думала, что поступила очень мудро? Однако в глазах прокурора это шикарный повод для убийства.
  Она вздрогнула, поняв, в чем дело.
  — А если эти деньги при тебе, то ты просто чокнутая. За тобой будут следить, и раньше или позже полиция заберет тебя в тюрьму и огромная широкобедрая фараонша сдерет с тебя модные шмотки и ощупает каждый дюйм твоего красивого тела. А тем временем сыщики будут обыскивать квартиру. Ну как, мыслишь?
  — Неужели они это сделают?
  — Сделают.
  — Деньги в поясе на мне.
  — Сколько?
  — Много.
  — От всего не избавляйся, оставь парочку сотен, чтобы они не подумали, что ты их надула. Большую часть можешь доверить мне, хотя ты мне и не доверяешь, или распихай по конвертам и отправь самой себе по почте до востребования. Действовать надо незамедлительно.
  Ей понадобилось всего пять секунд, чтобы решиться. Она в упор смотрела мне в глаза, слегка наклонив голову. Я стоял не двигаясь. Не отводя глаз, она опустила юбку, трясущимися руками расстегнула пояс и протянула его мне. Я сунул его за ремень брюк сзади под пиджаком.
  — Черт его знает, почему я это делаю. Теперь я полностью завишу от тебя. У меня ничего не осталось.
  — Вот что, Сандра, поступи с Альмой справедливо, и я буду с тобой справедлив. Я делаю это ради нее.
  — Не для меня? — надула она губы.
  — Нет, для Альмы.
  — Ах, Дональд, я думала, что…
  — Думай, думай.
  Я вышел и захлопнул дверь квартиры. Когда я уже дошел до лестницы, она распахнула дверь и заорала:
  — Дональд, вернись!
  Я стремглав бросился вниз. Она, продолжая кричать, кинулась за мной. Я оказался в холле раньше ее. На улице я увидел машину, в которой сидели двое. Но это были не те детективы. По тому, как они взглянули на меня, я понял, что они из той же породы. Я сделал вид, что не заметил их. Подошел к какой-то машине, влез и нажал на стартер. Затем наклонился, чтобы меня не было видно.
  Сандра выбежала на улицу, осмотрелась и побежала вдоль дома к углу. Люди в машине переглянулись, и один из них лениво вылез.
  — Что ищете? — спросил он.
  Она повернулась в его сторону, поняв, кто он.
  — Мне показалось, кто-то кричал: «Пожар!» Это так?
  — Приснилось тебе, что ли?
  К моему удивлению, стартер свое дело сделал и мотор заурчал. Я выпрямился. Она увидела меня, но под взглядом этих двоих не могла сдвинуться с места. Тем не менее актриса она была отменная. Сыграла великолепно. Губы у нее дрожали.
  Она сказала:
  — Я в шоке. Сегодня убили моего мужа.
  — Это ужасно! — посочувствовали они, смягчаясь. Один из них даже сказал:
  — Разрешите проводить вас домой.
  Я отъехал.
  Глава 11
  Я поехал в гостиницу Перкинса и снял номер на имя Ринтона Уотсона из Орегона. Получив номер с ванной, попросил посыльного вызвать администратора. Он пришел. На его лице застыла ухмылка показной любезности, характерная для сутенеров и подобных типов во всем мире. Я еще ничего не сказал, но он уже решил, что знает, чего я хочу.
  — Вы не тот, кто мне нужен.
  — Но я смогу сделать все, что вам надо.
  — Не то. Мне хотелось бы увидеться с приятелем.
  — Как его зовут?
  — Он, возможно, изменил фамилию.
  — Так скажите прежнюю. Может быть, я знаю, — рассмеялся он.
  — Вы наверняка узнаете, если я скажу.
  Он перестал смеяться.
  — Нас дежурит трое.
  — Вы все живете в гостинице?
  — Я — да, в подвале. Другие живут вне гостиницы.
  — Этому примерно лет двадцать пять, прямые черные волосы спускаются на лоб, нос короткий, приплюснутый, глаза мутно-серые.
  — Откуда вы его знаете?
  Я подумал и сказал:
  — Познакомился с ним в Канзас-Сити.
  Администратор кивнул.
  — Это Джерри Уэгли. Он будет дежурить с четырех дня до полуночи.
  — Ах, Уэгли, — произнес я задумчиво.
  — Вы его знали под этой фамилией? — спросил администратор с любопытством.
  Я замялся, прежде чем сказать «да».
  — Ах вот как.
  — Где мне его застать?
  — Здесь после четырех.
  — Я бы хотел сейчас.
  — Могу узнать его адрес. Может быть, хотите поговорить с ним по телефону?
  — Нет, я должен повидаться с ним: у меня была другая фамилия, когда он меня знал.
  — Я постараюсь вам помочь.
  — Постарайтесь.
  Он вышел, и я запер за ним дверь номера. Затем вытащил пояс и пересчитал деньги. Банкноты были по пятьдесят и сто долларов. Всего было восемь тысяч четыреста пятьдесят долларов. Я разложил их на четыре части, рассовал по карманам брюк и аккуратно закатал пояс.
  Не успел я закончить, как в дверь постучали. Это был администратор.
  — Он живет в пансионате «Бринмор»; если он не обрадуется вам, не говорите, от кого узнали адрес.
  Я дал ему пятидесятидолларовую бумажку.
  — Можете ли вы обменять это на сорок пять долларов?
  Он радостно заулыбался.
  — Вне всякого сомнения. Вернусь через пять минут.
  — И газету принесите, пожалуйста.
  После того как он принес деньги и газету, я завернул в нее пояс и вышел из гостиницы. Я отправился на почтамт. Присел на лавку, посидел и, уходя, оставил пакет на сиденье. В другом почтовом отделении я купил конверт с маркой и уведомление о доставке. На конверте написал адрес Джерри Уэгли. Затем разорвал газетную полосу на несколько частей, засунул их в конверт, запечатал и поехал на такси в пансионат «Бринмор».
  Вход в пансионат был прямо с улицы. Я вошел, поднялся по лестнице и на этаже обнаружил маленькую регистратуру. На двери был звонок. Лежала книга для записи. Еще висела обгаженная мухами картонная табличка: «Вызов администратора». Я нажал кнопку. Ответа не было. Позвонил еще раз. Вскоре показалась худосочная женщина, улыбавшаяся золотыми коронками. Она спросила, что мне нужно.
  — У меня тут письмо с уведомлением для Джерри Уэгли. Мне доставить или вы передадите?
  — Нет, идите сами. Он в номере 18, прямо по коридору, — объяснила она. Коронки больше не сверкали. Она вернулась в свою комнату и захлопнула дверь.
  Я нашел 18-й номер и три раза тихонько постучал. Ответа не было. Я попытался открыть замок лезвием перочинного ножа, но после нескольких безуспешных попыток решил, что из меня квартирного вора не получится. По истертой ковровой дорожке я вернулся к регистратуре, открыл дверцу и осмотрелся. Там лежали узлы с бельем, несколько журналов и картонный чемодан. Наконец я нашел, что мне было нужно, — гвоздь, на котором висело массивное проволочное кольцо с ключом-отмычкой. Осторожно сняв ключ, я вернулся к номеру 18 и без труда открыл дверь.
  Птичка упорхнула. В шкафчике я нашел только грязное нижнее белье, дырявый носок, ржавые бритвенные лезвия и огрызок карандаша. В ящиках комода валялись измятый галстук, пустая бутылка из-под джина и смятая сигаретная пачка. Кровать была застелена, но, судя по всему, постельное белье давно не меняли. Вся комната была противная, вонючая и запущенная. А зеркало над дешевым комодом давно облупилось.
  Я вытащил грязное белье и начал искать метки прачечной. Номер был сильно истерт, но разобрать было можно: «Х-В 391». Эта же метка, но более яркая, была пришита к поясу трусов. Я записал номер, вышел из комнаты и закрыл ее. Ключ-отмычку повесил на место и ушел.
  Джерри надул меня. Я заплатил ему двадцать пять долларов за пистолет, который был в розыске. Его дежурство, как мне сказали, начиналось в четыре и кончалось в полночь. Так что он, наверное, ложился в два или три часа ночи. На сей раз его не было. Почему? Может быть, он узнал, что произошло с оружием, которое он мне подсунул? Ответа я не знал и не мог в данный момент узнать.
  На улице я взял такси и поехал в аэропорт. Пилот маленького самолета, который обычно перевозил новобрачных, согласился взять меня до Юмы в штате Аризона. Он несколько удивился, узнав, что я без невесты.
  В Юме я начал осуществлять план операции, который уже так много раз прокручивал в уме, что сейчас мне казалось, я участвую в спектакле.
  Первым делом я отправился в Первый национальный банк. Там подошел к окошку, где открывали новые счета.
  — Меня зовут Питер Б. Смит. Меня интересуют дела, в которые я могу вложить деньги.
  — Что именно вас интересует, мистер Смит?
  — Что угодно, но чтобы быстро получить прибыль.
  — Многие сегодня ищут такие возможности, мистер Смит, — ответил кассир с улыбкой.
  — Правда ваша. Конечно, я не жду от вас исчерпывающей информации, но с благодарностью приму ваш совет.
  — Так вы хотите открыть счет у нас?
  — Да. — Я вытащил из кармана две тысячи долларов наличными.
  — Где будете жить, мистер Смит? — поинтересовался кассир.
  — Еще не определился.
  — Вы из восточных штатов?
  — Нет, из Калифорнии.
  — Только что прибыли?
  — Да.
  — У вас был свой бизнес в Калифорнии?
  — Нет, я просто искал приложение своим деньгам, но думаю, что в Калифорнии вкладывать уже не во что. А здесь, в Аризоне, думаю, еще есть возможности.
  Для него этого собеседования оказалось достаточно. Он заполнил листок вкладчика, дал мне расписаться в листке о выдаче вклада, пересчитал деньги и записал сумму в кассовую книгу.
  — Какую чековую книжку вам дать? Плоскую или карманную?
  — Пожалуй, карманную.
  Он взял блок пустых чеков, вложил в обложку из искусственной кожи, на которой было вытиснено название банка, и вручил мне. Я засунул чековую книжку в карман, пожал ему руку и вышел.
  После этого я пошел в Коммерческий банк, где повторил проделанную ранее операцию под тем же именем Питера Б. Смита. Я также абонировал там сейф, куда вложил большую часть денег, полученных от Сандры.
  Вечером снял комнату, заплатив за месяц вперед, и объяснил хозяйке, что вещи прибудут позднее.
  Я вышел пройтись по городу, чтобы разузнать об агентствах по продаже и прокату автомобилей. Выбрал агентство, которое показалось мне более надежным. Объяснил, что хочу купить легкий седан, и немедленно, причем предпочту новой машине демонстрационный образец. Продавец сказал, что такая машина будет готова через тридцать минут. И поинтересовался: хочу ли я купить в рассрочку? Я ответил, что заплачу всю сумму сразу, вытащил чековую книжку, выписал чек на тысячу шестьсот семьдесят два доллара и расписался.
  — Только что приехал в Юму и хочу открыть здесь дело, — пояснил я. — Может быть, знаете, чем лучше заняться?
  — Чем именно?
  — Ну, какое-нибудь дело, куда можно вложить немного и без риска быстро и прилично заработать.
  Он, видимо, поверил моим россказням. Задумался, потом нерешительно покачал головой:
  — С ходу затрудняюсь ответить. Но буду иметь вас в виду, мистер Смит. Скажите, пожалуйста, где вы остановились?
  Я сделал вид, что пытаюсь вспомнить адрес, и, ссылаясь на забывчивость, вытащил из кармана квитанцию об оплате за комнату и показал ему.
  — Да, да, я знаю это заведение. И буду держать с вами связь, мистер Смит.
  — Пожалуйста. Я вернусь через полчаса и хочу тут же уехать.
  Я пошел в ресторан. Заказал самую большую отбивную, яблочный пирог с мороженым. Затем вернулся в агентство.
  — Вам надо несколько раз расписаться, — сказал продавец.
  Я заметил, что кто-то поставил свою подпись химическим карандашом в верхнем левом углу моего чека. Я расписался как Питер Б. Смит, пожал руку продавцу, влез в седан и уехал.
  В Первый национальный банк я прибыл за пятнадцать минут до закрытия. Выписал срочный переводной вексель на имя Х.С. Хелмингфорда на общую сумму пять тысяч шестьсот девяносто два доллара и пятьдесят центов. Затем заполнил чек на выдачу тысячи восьмисот долларов, подошел к кассиру и сказал:
  — Я Питер Смит. Сегодня открыл у вас счет. Я искал дело, куда можно было бы вложить деньги. И нашел его. Но должен внести наличными, и немедленно. Вот здесь у меня вексель на имя Х.С. Хелмингфорда. Я хотел бы, чтобы его предъявили через Национальный банк Лос-Анджелеса. Как только он будет предъявлен, его оплатят. Сделайте это побыстрее.
  — Одну минуточку, мистер Смит… — Кассир взял вексель.
  — Необходимости в том, чтобы я получил деньги под этот вексель, нет. Просто обработайте его, и пусть ваше отделение в Лос-Анджелесе протелеграфирует вам ответ за мой счет.
  Он отдал мне квитанцию на получение векселя.
  — Вы хотите получить наличными?
  Я подал ему чек на тысячу восемьсот долларов и взглянул на часы. Кассир попросил подождать минуточку, чтобы проверить наличие денег на моем счету и подпись, и спросил, какими банкнотами я возьму. Я сказал, что сотнями, и он отсчитал мне их. Поблагодарив его, я покинул банк.
  Затем я направился в Коммерческий банк, открыл свой сейф и положил туда взятые деньги. Выехав из города и переехав мост над Колорадо, я въехал в штат Калифорния. Остановив седан, минут тридцать я переваривал обед и курил. Затем двинулся вперед и остановил машину у карантинной службы. Я знал, что власти штата Калифорния под видом сельскохозяйственной инспекции останавливают при въезде все машины, роются в них, заставляют распаковывать чемоданы, обрабатывают одеяла, задают всяческие вопросы и вообще доставляют кучу неудобств.
  Я подъехал к посту, откуда вышел служащий, чтобы произвести досмотр. Я закричал громко, чтобы он не мог ничего услышать, кроме звука голоса, и нажал на педаль. Он просигналил мне, чтобы я въехал на площадку. Но я прибавил газу. В зеркало заднего вида я увидел, как полицейский заводит мотоцикл. Я увеличил скорость. Полицейский на мотоцикле преследовал меня. Загудела сирена. Я дал ему возможность приблизиться, но только для того, чтобы звук сирены освобождал мне дорогу впереди. Но когда дорога пошла среди дюн, полицейский вытащил свой пистолет. Увидев, что он собирается стрелять, я съехал на обочину и остановился.
  Полицейский подъехал ко мне.
  — Руки вверх! — приказал он.
  Я поднял руки.
  — Что за штучки?! — сказал фараон.
  — Какие штучки?
  — Не пудри мозги.
  — Ладно, ты меня застукал. Это новая машина, которую я только что купил в Юме. Хотел проверить, какова ее предельная скорость. На сколько меня судья оштрафует? На доллар за каждую милю сверх дозволенной скорости?
  — Почему не остановился у карантинного поста?
  — Я остановился, но служащий велел мне ехать дальше.
  — Черта с два! Он велел въехать тебе на площадку.
  — Видимо, я его неправильно понял.
  — Ты говоришь, что купил эту машину в Юме? Где именно?
  Я ответил.
  — Когда?
  Я ответил.
  — Разворачивайся. Мы едем назад.
  — Куда назад?
  — Назад, к посту досмотра.
  — Черта с два. У меня дела в Эль-Сентро.
  — Ты арестован.
  — Хорошо. Тогда едем к ближайшему мировому судье.
  — Как ты оплатил машину?
  — Чеком.
  — Знаешь, какое наказание бывает за расплату необеспеченными чеками?
  — Нет.
  — Тогда, приятель, ты сейчас поедешь прямо назад через мост в Юму. Тот, кто продал тебе эту машину, хочет задать тебе несколько вопросов относительно того самого чека. Ты думал, что схитрил, но ты ошибся на четверть часа. Они успели привезти чек в банк до закрытия.
  — Ну и что?
  — Тебе разъяснят, когда ты вернешься.
  — Куда вернусь?
  — В Юму.
  — Зачем?
  — Затем, что ты использовал необеспеченный чек и завладел имуществом обманным путем. Возможна еще пара обвинений.
  — Не поеду я обратно в Юму.
  — Поедешь.
  Я повернул ключ зажигания.
  — Я знаю свои права. Я нахожусь в Калифорнии. И отвезти меня в Аризону без санкции на выдачу нельзя.
  — Ах так!
  — Да, так, если хочешь.
  — Ладно, браток. Хочешь ехать в Эль-Сентро, езжай. Мы туда и поедем. И не превышай дозволенной скорости. Я поеду сзади. Положено сорок пять миль в час, но я разрешу тебе все пятьдесят. Но как только ты их превысишь, я прострелю тебе шины. Понял?
  — Меня нельзя арестовать без ордера.
  — Умный какой! Вылезай. Прошмонаю.
  Я продолжал сидеть за рулем. Он поставил ногу на подножку, а левой рукой схватил меня за воротник рубашки.
  — Вылезай, — приказал он, угрожая оружием.
  Я вылез. Он ощупал меня, ища оружие, а затем осмотрел машину.
  — Помни. Держи руль обеими руками, и никаких шуток. Хочешь, чтобы власти дали санкцию на твою выдачу? Как пить дать дадут.
  — Мне не нравится ваше обращение, и я возражаю против наглого нарушения моих прав, я…
  — Двигайся!
  Я двинулся. Мы доехали до Эль-Сентро, и он повел меня к шерифу. Пока он говорил с шерифом, меня держали под охраной. Затем они куда-то позвонили. После чего меня отвели в тюрьму.
  По дороге шериф сказал:
  — Послушай, Смит, ты симпатичный парень. Ничего не выиграешь таким образом. Почему бы тебе не вернуться назад и не разобраться? Может быть, тебе удастся вывернуться.
  — И говорить не хочу.
  — Умничаешь? Ну что ж, — предупредил он.
  — Да, умничаю.
  Они сунули меня в изолятор, где уже было четверо или пятеро. Я ни с кем не разговаривал. Когда принесли ужин, я отказался. Пришел шериф и спросил, откажусь ли я от санкции на выдачу из Аризоны. После того как я послал его к черту, он ушел.
  Два дня я просидел в изоляторе. Ел не много. Жара была страшнейшая. Газет не приносили, и я не знал, что происходит на белом свете. Затем меня отправили в одиночку.
  На третий день шериф пришел ко мне вместе с крупным мужчиной в черном сомбреро.
  — Ты Питер Б. Смит? — спросил тот.
  — Да.
  — Я из Юмы. Поедешь со мной!
  — Без санкции на выдачу не поеду.
  — У меня есть санкция.
  — Но я не признаю ваших санкций и останусь здесь.
  Крупный мужчина в черном сомбреро ухмыльнулся. Я ухватился за кровать и заорал:
  — Останусь здесь!
  — Послушай, — сказал он, — слишком жарко, чтобы заниматься гимнастикой. Выходи и садись в машину.
  — Я останусь здесь! — орал я во все горло.
  Он подтолкнул меня, а местный полицейский защелкнул наручники на моих запястьях. Я отказался говорить, они вытащили меня на улицу и засунули в машину.
  — Сам на это напоролся, — сказал человек в сомбреро, надевая цепь мне на ноги. Он вытер пот со лба и добавил: — Что ты так? Жарко ведь.
  — Будете сожалеть об этом всю жизнь. Я никаких преступлений не совершал. И вам нечего навесить на меня. Я…
  — Заткнись. Мне предстоит ехать с тобой обратно через пустыню, да по такой жаре, и я не хочу слышать твой голос.
  — И не услышите.
  Воздух, казалось, дрожал от зноя. Линия горизонта танцевала под лучами обжигающего солнца. Было так жарко, что зрачки мои буквально варились в глазницах, как яйца в кипятке. Шины прилипали к асфальту.
  — И надо же вам было приехать в самое жаркое время дня! — сказал я.
  — Заткнись!
  Я заткнулся.
  Мы въехали в Юму и остановились около здания суда. Там заместитель прокурора сказал:
  — Из-за тебя, Смит, столько беспокойства! Какая же у тебя цель?
  — А зачем надо было беспокоиться? И вообще, это разве беспокойство? Еще не то будет!
  — А что еще будет?
  — Я собираюсь предъявить в суд иск за злонамеренное преследование, незаконный арест и клевету на личность.
  — Не выйдет, — ответил он, зевая. — Смешно, конечно. Если бы машина была совсем новая, был бы другой разговор. А это демонстрационная модель. Ты просто проехал несколько лишних миль. Машине это не повредило. Но зато им пришлось поиздержаться на санкцию о твоей выдаче. А за это тебе придется ответить.
  — Какого черта они не получили деньги по моему чеку?
  — Потому что ты посетил банк раньше и все снял со счета. — Он хмыкнул.
  — Чепуха, это был второй банк.
  — Что значит второй банк?
  — Вы знаете, что я имею в виду.
  — Еще бы. Старый мошеннический трюк. Ты пошел, напел песенку, положил две тысячи долларов в банк. Затем в агентстве оставил чек, хорошо зная, что они проверят его платежеспособность. Но ты также знал, что они не пойдут в банк до тех пор, пока ты не подпишешь документы о продаже и не уедешь. Ты думал, что получишь машину прямо перед закрытием банка и успеешь взять свой вклад, оставив там всего двести долларов. Ты думал, у тебя будет часов восемнадцать в запасе, прежде чем они обнаружат, что чек не обеспечен. Но ты просчитался со временем. Чек был предъявлен через пять минут после того, как ты взял деньги. Каждый день агентство сдает выручку в банк.
  Я вылупил на него глаза и откинул челюсть.
  — Боже мой, неужели они хотели получить деньги по моему чеку в Первом национальном банке?
  — Конечно же. Чек ведь был выписан туда.
  — Ничего подобного. Чек выдан Коммерческим банком.
  Он показал мне мой чек, перечеркнутый красными чернилами.
  — Тогда, значит, я взял тысячу восемьсот долларов из Коммерческого банка?
  — Что за треп о Коммерческом банке?
  — Да у меня есть там счет.
  — Черта с два!
  — Есть же!
  — У тебя нет никаких доказательств.
  — Все дело в том, что я собирался ехать ночью довольно далеко и не хотел иметь при себе чековые книжки. Я их запечатал в конверт и отправил на почтамт на свое имя до востребования. Да вы можете поехать туда и проверить, если не верите.
  — Ты хочешь сказать, что это не мошенничество? — спросил заместитель прокурора.
  — Конечно нет. Правда, признаю, что я выписал переводной вексель на Х.С. Хелмингфорда. Это несуществующая личность. Я просто собирался поехать в Лос-Анджелес и под этой фамилией забрать вексель. Но я не собирался воспользоваться им, чтобы кого-то надуть.
  — А зачем тебе это было надо?
  — Я просто хотел, чтобы в банке думали, что у меня достаточно денег. Ведь это не противозаконно?
  — Однако ты выписал этот чек в автомобильном агентстве, а затем снял почти все деньги.
  — Нет. Этого я не делал. Чек был выписан на второй банк. Я был уверен, что это так.
  Заместитель прокурора позвонил в Коммерческий банк.
  — Скажите, имеет ли у вас Питер Б. Смит счет?
  Я слышал, по телефону что-то заговорили в ответ. Он подумал и сказал, что перезвонит им через несколько минут.
  — Напиши свои имя и фамилию, — попросил он.
  Я написал: «Питер Б. Смит».
  — Теперь пиши заявление на почтамт, чтобы мне выдали все, что адресовано тебе до востребования.
  Я написал.
  — Подожди здесь!
  Я ждал примерно час.
  Вернулся он вместе с человеком, который продал мне машину.
  — Привет, Смит, — поприветствовал он меня.
  — Привет.
  — Вы доставили нам массу хлопот.
  — Вы сами себе доставили массу хлопот. Неужели вы не поняли, что это ошибка? Почему вы со мной не связались? Ведь если бы я действительно был мошенником, то вряд ли оставил бы двести долларов на счете?
  — А что мы должны были думать в такой ситуации?
  — Откуда мне знать!
  — Послушайте, вам нужна эта машина? Мы хотели бы получить за нее наличными.
  — Да я на вас подам иск за незаконный арест и клевету.
  — Ерунда, — вмешался прокурор. — Это у тебя не выйдет, и ты прекрасно это знаешь. Конечно, это ошибка, но твоя, а не их.
  — Валяйте, защищайте своих налогоплательщиков. Я вызову адвоката из Калифорнии, из Лос-Анджелеса.
  Он рассмеялся мне в лицо.
  — Ну, тогда местного, можно из Финикса.
  Они посмотрели друг на друга.
  — Послушайте, — сказал продавец автомобилей, — тут ошибка на ошибке, и все ваши. Вы и деньги взяли не из того банка, и чек выдали не туда, куда надо. Как это получилось, я не знаю.
  — Я все перепутал, — признался я.
  — Ладно. У вас были неприятности, и у нас были неприятности. Губернатор согласился дать санкцию на выдачу, когда мы пообещали оплатить все накладные расходы. В общем, нам пришлось выложиться. Вот что мы сделаем, Смит. Дайте нам чек на сумму тысяча шестьсот семьдесят два доллара в Коммерческий банк, и мы пожмем друг другу руки и разбежимся. Как вы на это смотрите?
  — Я выдам вам чек, потому что я всегда оплачиваю счета. Я сожалею об ошибке. Но вы не должны были так спешить и обращаться в полицию. Это вам обойдется в некоторую сумму.
  — С иском к судье, — вставил прокурор, — у тебя, Смит, ничего не получится. Между прочим, по закону ты виноват. Если бы агентство захотело, оно могло преследовать тебя в уголовном порядке.
  — Пусть попробуют. За каждый день, проведенный мною в тюрьме, им придется выложить кругленькую сумму.
  — Послушайте, ребята, — вмешался шериф, — была совершена ошибка. Давайте придем к согласию.
  — Мне нужна была машина. Нужна и сейчас. Я считаю, это хорошая машина. Я заплачу за нее тысячу шестьсот семьдесят два доллара. Я совершил ошибку, когда снял деньги не с того счета. Вот и все.
  — И больше ничего? — справился шериф.
  — Я этого не говорил.
  — Не делайте ничего, пока не получите от него отказ от претензий в письменной форме, — сказал прокурор продавцу из автомобильного агентства.
  — Ладно, — сдался я. — Оформите этот документ и раздайте сигары.
  Прокурор напечатал бумажку, и я внимательно ее прочитал. Все обвинения против меня отметались, а я в свою очередь соглашался не предъявлять никаких претензий к агентству, а также полностью отказывался от любых действий, которые мог бы предпринять против них из-за незаконного ареста.
  — Требую, чтобы вы и шериф подписали этот документ.
  — Почему?
  — Потому что не знаю ваших порядков и не хочу, чтобы что-нибудь произошло после того, как откажусь от своих прав. Тут говорится, что агентство отказывается от своих обвинений. Но откуда мне знать, что вы можете предъявить мне в суде.
  — Чепуха, — сказал прокурор.
  — Хорошо. Вы говорите, что чепуха, вот и подпишите. Не подпишете — и я не буду.
  Все подписались. Я сложил документ вдвое и положил его в карман. Прокурор дал мне чек в Коммерческий банк, я вписал туда требуемую сумму стоимости машины. Мы пожали друг другу руки, и представитель автомобильного агентства уехал.
  — Ну и жара была, — сказал человек в сомбреро, — особенно по дороге через пустыню.
  Я встал и начал ходить туда и обратно по комнате с очень озабоченным и хмурым видом.
  — В чем дело, Смит? — спросил шериф.
  — Меня кое-что тяготит.
  Наступило молчание. Шериф, его помощник и заместитель прокурора рассматривали меня в упор.
  — В чем дело? Мы тебе можем помочь? — спросил шериф.
  — Я убил человека.
  В наступившем молчании можно было услышать полет мухи.
  — Что ты сделал, Смит? — переспросил прокурор.
  — Я убил человека. И, кстати, я не Смит, а Лэм. Дональд Лэм.
  — Слишком много у тебя выкрутасов, — заметил шериф.
  — Никакие это не выкрутасы. Я приехал сюда и сменил фамилию, чтобы начать все сначала. Это не кличка. Я хотел начать с нуля, как говорится, но это невозможно, если у тебя на совести чужая душа.
  — Кого это ты убил? — спросил шериф.
  — Человека по имени Морган Беркс. Может быть, вы читали о нем? Так этого типа убил я.
  Они переглянулись так, как бывает на игровом поле при передаче мяча от игрока к игроку. Затем шериф сказал доверительно:
  — Может быть, ты, Лэм, почувствуешь облегчение, если расскажешь, как это все получилось?
  — Я работал сыщиком в частном бюро Берты Кул. У Моргана была жена Сандра. У нее остановилась подруга Альма Хантер, очень симпатичная особа. В общем, меня наняли вручить повестку Моргану Берксу. Я узнал, что кто-то хотел задушить Альму Хантер. Я расспросил ее. И она рассказала, что неожиданно проснулась в спальне подруги в тот момент, когда кто-то начал ее душить. Она сумела вырваться, но была напугана до смерти. Она хорошенькая, и я влюбился. В машине мы с ней целовались и обнимались, и я подумал, что она то, что мне надо. Я был готов сделать для нее все, что угодно. Я не хотел, чтобы она впредь оставалась одна, особенно после этого случая. Поэтому предложил ей, что незаметно проберусь в ее спальню и спрячусь в гардеробной. Она сказала, это не выйдет, потому что ее подруга Сандра спит в этой же комнате. Тогда я решил оставаться в гардеробной до тех пор, пока Сандра не вернется домой. В общем, я пошел туда. Мы поговорили о том о сем. Когда я понял, что Сандра запаздывает, то велел Альме погасить свет и лечь. Я спрятался в гардеробной с пистолетом. Старался не заснуть, но, видимо, задремал. Проснулся среди ночи, услышав крик Альмы. Зажег фонарик и увидел, что какой-то мужчина наклонился над кроватью и собрался схватить Альму за горло. Когда луч фонарика высветил его, он повернулся и побежал. Я был очень взволнован и выстрелил. Он упал замертво. Я бросил пистолет и выбежал в коридор. Альма побежала за мной. Из-за сквозняка дверь захлопнулась, и Альма не могла вернуться, чтобы одеться. Она решила спрятаться где-нибудь и дождаться Сандры. Мы подумали, что вызывать полицию бесполезно, понадеялись, что Сандра что-нибудь придумает. Альма сказала, что она меня не выдаст, и я решил смыться. Потом узнал, что она взяла вину на себя, и подумал, что, может быть, она сумеет избежать наказания, сославшись на вынужденную самооборону. Но теперь я знаю, что дела у нее неважные.
  — Садись, Лэм, и успокойся, — сказал шериф. — Да не волнуйся ты так! Почувствуешь облегчение после того, как все выложишь. Теперь такой вопрос: откуда у тебя пистолет?
  — Это другая история.
  — Понимаю, Дональд. Если ты собираешься рассказать все, так не тяни, выкладывай. Плохо, если не покаешься до конца. Подумай о том, что спать будешь лучше, если очистишь свою душу.
  — Кануэдер. Билл Кануэдер дал мне этот пистолет.
  — А кто он такой, этот Билл Кануэдер?
  — Когда-то мы познакомились в восточных штатах.
  — Где именно?
  — В Канзас-Сити.
  Наступила тишина. Прокурор вздохнул и спросил:
  — А где ты в последний раз видел этого Кануэдера?
  — У него дом на Уиллоби-драйв.
  — Помнишь номер дома?
  — По-моему, 907. Там у него целая шайка.
  — А кто в шайке?
  — Да все — Фред и прочие.
  — Значит, он дал тебе этот пистолет?
  — Видите ли, когда я решил защитить Альму, я понял, что мне нужно вооружиться: я слишком хил, чтобы действовать одними кулаками. Пытался выудить пистолет у миссис Кул, но она только посмеялась надо мной. Пришлось поехать к Кануэдеру и рассказать ему о моей проблеме. Он ответил, что я могу положиться на него в этом вопросе на все сто.
  — А где Кануэдер взял этот пистолет?
  — Там была его жена. Он ее называет «моя маленькая». И он ей сказал… А впрочем, не стоит рассказывать вам о Кануэдере. Какая разница, где я заимел этот пистолет?
  — Так ты знал Кануэдера в Канзас-Сити? — переспросил шериф.
  — Точно.
  — А что он там делал?
  — Но я уже сказал, что не собираюсь рассказывать о Кануэдере. Говорю и буду говорить только о себе и Моргане Берксе. Я думаю, что вы все сами об этом знаете. А если нет, то можете узнать, связавшись с тамошней полицией.
  — Да, мы все знаем об этом. Это дело подробно расписали в газетах. Там говорится, что его якобы застрелила девица.
  — Я знаю. Она взяла на себя вину. Но мне не надо было позволять ей этого.
  — Нас очень интересует этот пистолет, — вставил шериф.
  — Почему?
  — Когда ты получил его?
  — В день убийства.
  — А где именно?
  — В общем, я сказал Кануэдеру, что мне нужен пистолет, и он обещал достать его. Затем спросил, где меня найти. И я объяснил ему, что собираюсь снять номер в гостинице Перкинса на имя Дональда Хелфорта. Он обещал все устроить так, чтобы пистолет доставили туда.
  — Значит, именно там ты и получил этот пистолет?
  — Да.
  — Кто был с тобой в гостинице?
  — Альма Хантер. Она зарегистрировалась у портье вместе со мной, кажется, в номере 620.
  — А кто передал тебе пистолет?
  — Один тип по имени Джерри Уэгли. Он служит там администратором. Но я думаю, что он человек Кануэдера и ошивается там специально.
  — Ты поможешь себе, если сможешь все это доказать, Лэм, — заметил шериф.
  — А что я должен доказать?
  — То, что ты говоришь насчет пистолета. Этим оружием воспользовались, чтобы совершить убийство в Канзас-Сити.
  — Где? В Канзас-Сити?
  — Да.
  — А когда это случилось?
  — Месяца два назад.
  — Боже мой!
  — Ты можешь доказать, что получил оружие из рук Джерри Уэгли?
  — Конечно. Ведь Кануэдер не будет отрицать это. Хотя, может быть, и откажется… если он знал, что из этого оружия было совершено убийство. А может, и не знал.
  — Наверняка знал, если пистолет его, — заметил шериф.
  — Он же велел Джерри Уэгли доставить мне это оружие.
  — Подобное заявление не хотелось бы принимать чисто на веру.
  — Не надо этого делать. Я могу доказать, где находился два месяца назад. Во всяком случае, был далеко от Канзас-Сити. И еще скажу: когда Уэгли принес пистолет, он также принес мне и коробку патронов. Я зарядил пистолет, а коробку с остальными патронами засунул в ящик комода в номере 620 в гостинице Перкинса. Если вы их поищете хорошенько, то найдете там.
  — Так ты говоришь, что зарегистрировался в гостинице под именем Дональда Хелфорта?
  — Да.
  — И еще ты говоришь, что не отдавал пистолет Альме Хантер?
  — Ни за что. Мне он самому был нужен. А ей нет. Она должна была спать, а я сторожить, чтобы с ней ничего не случилось.
  — Ну, Лэм, ты попал из огня да в полымя. Мне придется тебя запереть и известить калифорнийскую полицию, что ты у нас.
  — Это была самооборона.
  — Так он же побежал?
  — Наверное, так. Но вы же знаете, как это получается: я был взволнован, увидел, что он бежит, подумал, что он может вытащить свой пистолет. В общем, не знаю. Наверное, разволновался очень.
  — Ладно, Лэм. Отвезу тебя в тюрьму. Постараюсь подобрать местечко поудобнее. Потом позвоню в Калифорнию, чтобы за тобой приехали.
  — Так, значит, мне придется снова ехать в Калифорнию?
  — Конечно.
  — Мне очень не хочется опять трястись по пустыне в такую жару.
  — Сочувствую. Но они, наверное, приедут ночью.
  — А как насчет адвоката?
  — Не знаю.
  — Но мне бы хотелось поговорить с ним.
  — Знаешь что, Лэм, мне кажется, было бы лучше, если бы ты подписал бумагу о том, что не настаиваешь на обязательной санкции о выдаче, и вернулся в Калифорнию. Так будет выглядеть лучше, — сказал мне шериф.
  Я покачал головой:
  — Ничего я не подпишу.
  — Хорошо, Лэм, дело твое. Тем не менее мне придется тебя задержать. Понимаешь, это очень серьезно.
  Глава 12
  Тюремная койка оказалась жесткой, матрац — тонким. Ночью стало очень холодно, это часто бывает в пустыне ранней весной. Я трясся и ждал, что будет.
  Где-то пьяный разговаривал сам с собой. Его бормотанье было бесцельным и непонятным. В соседней камере спокойно храпел угонщик автомобиля. Я решил, что уже полночь. Попытался вспомнить о жаре в пустыне, но эти мысли не согревали. Потом представил Альму. Вдруг услышал, как открывают засов тюремных ворот. Раздались тихие голоса и шарканье ног где-то внизу, в канцелярии. По цементному полу двигали стулья. Какие-то люди зажигали спички и разговаривали. Потом дверь закрыли, все стихло. Через некоторое время я услыхал шаги по коридору.
  — Вставай, Лэм, — начал тормошить меня надзиратель, — тебя хотят видеть!
  — Я спать хочу.
  — Тем не менее придется идти.
  Я встал. Мне незачем было одеваться: из-за холода я лежал одетым.
  — Пошевеливайся. Не заставляй их ждать.
  Я последовал за ним вниз, в канцелярию. Там были прокурор, его заместитель, шериф, стенографист и два полицейских из Лос-Анджелеса. Мне предназначался стул, на который была направлена яркая лампа.
  — Садись там, Лэм, — велел шериф.
  — Глазам больно от света.
  — Ничего, привыкнешь быстро. Мы хотим тебя видеть.
  — Не надо ради этого ослеплять меня.
  — Если ты будешь говорить правду, нам не придется смотреть на твое лицо, чтобы узнать, когда ты врешь. Но если ты будешь врать, нам придется рассматривать тебя вблизи.
  — Почему вы думаете, что я врал?
  — Ты был достаточно правдив, — он усмехнулся, — чтобы убедить нас, что знаешь то, что мы хотим знать. Однако ты сказал далеко не всю правду.
  Он слегка передвинул лампу так, что она не светила мне прямо в глаза.
  — Так вот, Лэм, — продолжил он, — эти господа из Лос-Анджелеса. Они специально ехали через пустыню, чтобы выслушать тебя. Они достаточно знают, чтобы разобраться, где ты врал и где говорил правду. А нам нужна вся правда.
  Он говорил со мной тем отеческим тоном, каким обращаются к полуидиоту. Фараоны обычно так и поступают по отношению к уголовникам. И те обычно попадаются на такой трюк. Я тоже сделал вид, что попался на этот крючок.
  — То, что я говорил сегодня, — это все, что я знаю, — буркнул я мрачно.
  В этот момент лампу передвинули так, что свет бил прямо в мои слезившиеся глаза.
  — Видимо, Лэм, — сказал шериф, — мне придется изучать твое лицо вблизи и по частям.
  — Уберите лампу. Это старо! Допрос с пристрастием третьей степени.
  — Мы не допрашиваем тебя таким образом, во всяком случае я, но это дело очень серьезное, и нам надо все знать.
  — А что вам не нравится в моем признании?
  — Да все. Во-первых, тебя в комнате не было. Кое-что из твоего рассказа о Кануэдере — правда, но не все. Не ты застрелил Моргана, а девица. Ты дал ей пистолет. Она уронила его и выбежала. Потом позвонила тебе из телефонной будки в холле, внизу. Монетку для автомата ей дал один из жильцов. Хозяйке твоего пансионата пришлось вытаскивать тебя из постели, чтобы ты подошел к телефону. Так вот. Нам нужна правда и только правда.
  — Хорошо. Уберите этот чертов свет, и я все расскажу.
  Прокурор прокашлялся и сказал стенографисту:
  — Записывайте. Так вот, Лэм, — обратился он ко мне, — насколько я понимаю, ты собираешься сделать добровольное заявление или признание. Это твое собственное желание. Мы не давали тебе никаких обещаний или заверений, ничем не угрожали. Ты собираешься сделать это заявление просто потому, что хочешь говорить только правду и чистосердечно выложить все, что знаешь. Правильно?
  — Пусть будет по-вашему.
  — Это не ответ.
  — Ах, черт, вы меня зацапали, так что же мне еще делать?
  — Он ответил «да», — сказал прокурор стенографисту, — так и запишите. Правильно, Лэм?
  — Да.
  — Продолжай, — сказал шериф, — мы хотим знать правду. Но больше не ври — нам это не нужно!
  Он повернул лампу, и я с облегчением протер глаза.
  — Я его убил, но Альма Хантер об этом не знает. Это произошло не потому, что я сторожил ее, а потому, что мне приказали убить его.
  — Кто приказал?
  — Кануэдер.
  — Опять врешь, — сказал шериф.
  — Нет. Теперь говорю все как есть.
  — Хорошо, продолжай.
  — Хотите с самого начала?
  — Да, с самого начала.
  — Ну, я знал банду Кануэдера в Канзас-Сити. Не буду говорить, кто я. Мои родители еще живы, и я не хочу причинять им огорчений. Я, конечно, кое в чем замешан, но не имею ничего общего с тем, что произошло в Канзас-Сити. В то время я был в Калифорнии и могу доказать это. Истинная правда заключается в следующем: Кануэдер — босс этого дела с игральными автоматами. Они давали взятки. Все перипетии этого дела не знаю. Но знаю, что это была кругленькая сумма. Занимался этим Морган Беркс. Все шло как по маслу до тех пор, пока у прокуратуры не возникли подозрения. Тайным агентам поручили выяснить, что к чему, и они сумели раскрутить это дело. Они выяснили, кто брал взятки, но не знали, кто давал их. Они узнали все про связных и сколько им платят. Тут и начинается интересный поворот. Кто-то стукнул, что агенты выяснили: сумма взяток составляла половину тех денег, которые Кануэдер выделял на эти цели. Короче говоря, Моргану Берксу давали десять косых для больших людей из полиции, а он отдавал только половину. Другую прикарманивал. В Лос-Анджелесе непросто вести такие дела, и Морган Беркс оговорил условие, что будет заниматься этим один. Он довольно долго был сообщником Кануэдера. И босс думал, что ему можно полностью доверять. Когда все это выплыло наружу, Морган Беркс смылся. И все решили, что он прячется от прокуратуры. А он прятался от босса; боялся, что люди Кануэдера пришьют его. Он поступил довольно умненько. Деньги положил в банковские сейфы, абонированные на имя своей жены. Но получилось так, что в это самое время она решила начать бракоразводный процесс. Она понимала, что ему от этого никуда не деться, и давно искала такую возможность, потому что Морган знал о ее любовных историях. Это застало Моргана врасплох. Он не мог появиться в суде, чтобы опротестовать заявление о разводе. А все его денежки были в ее руках. Ему пришлось вступить с ней в переговоры. Они договорились, но не в его пользу. Конечно, у него было кое-что против нее. Но воспользоваться этим он не мог. Он и носа высунуть не смел, потому что люди босса сразу же прикончили бы его.
  — А где скрывался Морган Беркс в это время?
  — Сейчас дойду и до этого. Вы же хотели с самого начала.
  — Хорошо, продолжай.
  — В общем, босс узнал, что Сандра Беркс собирается обратиться в сыскное бюро Кул, чтобы мужу предъявили повестку. Босс устроил так, чтобы меня взяли в штат этого бюро, рассчитывая, что таким образом мы обнаружим Моргана. Там мне и поручили предъявить ему бумаги. Естественно, Сандра хотела, чтобы все поскорее было в ажуре. Она была заодно с Морганом, хотя мы этого не знали. У нее в квартире жил человек, она выдавала его за брата. А это был вовсе не ее брат, это был Морган. И он зорко следил за ней. Он боялся, что она обведет его вокруг пальца и смоется, захватив все деньги. Я же передавал боссу все сведения, которые мне удавалось получить от Сандры Беркс и Альмы Хантер. Таким образом мы узнали, где скрывается Морган, то есть я хочу сказать, мы обнаружили его под личиной мнимого брата Сандры.
  — Каким же образом он мог выдавать себя за ее брата, если вы знали его в лицо? — спросил шериф.
  — Он сделал вид, что попал в автомобильную аварию. Ему на носу устроили целую пирамиду из бинтов и при помощи лейкопластыря изменили контуры лица. Вдобавок он переменил прическу и сделал фальшивый живот, надев набитый пояс. Пришив Моргана, я завернул пояс в бумагу и бросил в мусорный ящик. Это можно проверить.
  — Ну а дальше что? — спросил шериф.
  — Дальше я хочу сказать, что было позже. А до этого босс послал верзилу по имени Фред. Его фамилии я не знаю. Он должен был схватить Моргана. Но Сандра изъяла все из сейфов, и Морган прознал об этом. Он решил прикончить ее, забрать бабки и смыться. У Сандры был любовник, которого она хотела скрыть от Моргана, поэтому уговорила Альму спать в ее постели, чтобы муж думал, что она дома. Посреди ночи Морган пробрался в комнату жены и начал душить Альму Хантер, думая, что душит Сандру. Альма сумела отбиться. Он убежал. Все это случилось за день до того, как я его прикончил. Вечером этого же дня Морган признался боссу, что прикарманил половину денег, и пообещал вернуть их. Сказал, что деньги у Сандры. И босс приказал ему забрать их у нее. Но, поймите, босс уже не доверял Моргану. Для него Морган представлял, поскольку был в бегах, большую опасность — он слишком много знал, был на подозрении, и еще Сандра со своим бракоразводным процессом…
  Я познакомился с Альмой Хантер. И она мне невероятно понравилась. Когда я узнал, что кто-то пытался ее задушить, я дал ей пистолет, полученный от босса, чтобы она смогла защитить себя. Вечером Морган встретился со мной по указанию босса. Он сказал, что Альма Хантер ушла на весь вечер с каким-то приятелем. Вы поняли, в чем дело? Итак, у Сандры были деньги босса, которые мы хотели заполучить. Было понятно, что разразится скандал, возможно с мордобоем. Сандра, как вы теперь знаете, провела Моргана, а он попался на удочку и заодно, не желая этого, подвел меня. По идее, так считал Морган, я должен был шандарахнуть Сандре по башке и забрать деньги, которые якобы находились у нее на поясе под ночной рубашкой. Я согласился. Мы пошли. Морган открыл квартиру своим ключом, и мы вошли в спальню. Было темным-темно. У меня был фонарик, но Морган сказал, что жена просыпается от малейшего света и поэтому мне надо действовать в темноте. Прежде чем мы вошли в квартиру, я спросил его, есть ли там кто еще. Он уверил меня, что никого. В общем, я пробрался в спальню и услышал чье-то дыхание. Я решил закрыть ей рот рукой, а другой рукой схватить пояс. Где-то в комнате был Морган. Точно не знаю где, но я слышал и его дыхание. Я нащупал рукой лицо и нос, и в этот момент она проснулась. Ничего у меня не вышло. Она действовала очень ловко, как кошка… И выстрелила из этого пистолета. Потом соскочила с постели, подбежала к двери и закричала. И тогда я понял, что это не Сандра, а Альма. Услышав, как захлопнулась входная дверь, я зажег фонарик. Морган заорал на меня, что я все испортил, и начал ругаться. Я молча рассматривал пистолет, лежавший на полу. Она бросила его после выстрела. Я поднял его и, перекричав все еще бесновавшегося Моргана, обвинил его в том, что он нарочно подставил Альму вместо Сандры. Сообразив, что я собираюсь сделать с ним, он попытался бежать, но я застрелил его сзади. Затем бросил пистолет на пол. Мне пришлось передвинуть тело, чтобы открыть дверь. Я вышел через черный ход, поймал такси и поехал домой спать.
  — Вы сообщили все это Кануэдеру?
  — Тогда нет. Я подумал, он не будет возражать против того, что произошло, и потому незачем было торопиться.
  — Ну и что, сумели заснуть?
  — Только собрался, как мне позвонила Альма, чего я не ожидал. Остальное вы знаете. Я сделал вид, что сонный, и хозяйке пришлось меня тормошить.
  — Пожалуй, я тебе верю, — промолвил шериф.
  — Подождите, — сказал прокурор, — это значит, что из пистолета стреляли дважды?
  — Так точно, дважды.
  — А куда делась первая пуля?
  — Откуда мне знать, черт побери! Застряла где-нибудь.
  — Да не могли стрелять дважды из этого пистолета, — сказал полицейский из Лос-Анджелеса. — Там было шесть из семи патронов, когда его подняли наши парни из отдела убийств.
  — Я вам говорю истинную правду и могу все доказать. Я сам заряжал пистолет. Вставил семь патронов в обойму и один из них загнал в ствол. Затем вынул обойму и добавил один. В результате в пистолете оказалось восемь патронов. Если вы достанете коробку с патронами из комода номера 620 в гостинице Перкинса, то увидите, что там как раз недостает восьми патронов.
  — Он прав, — сказал шериф. — В комнате нашли еще одну гильзу.
  — Ну, Лэм, — сказал один из калифорнийских полицейских, — поедешь с нами. Собирай свои манатки, и отчаливаем.
  — Не собираюсь отчаливать ни сейчас, ни потом.
  — Что это значит?
  — Я нахожусь в Аризоне, а в Калифорнию меня вовсе не тянет. Во-первых, слишком жарко ехать через пустыню. А во-вторых, мне нравятся и тюрьма, и обращение. Пусть меня судят тут. Я согласен с тем, что мне присудят.
  — Значит, хочешь, чтобы мы помучились с получением санкции на твою выдачу, что ли?
  — Отсюда я не тронусь.
  — Ну и сукин ты… — Один из фараонов пошел на меня.
  Однако шериф преградил ему дорогу.
  — Только не здесь, друг, — властно сказал он.
  — Забери его обратно в камеру, — обратился прокурор к надзирателю. — Нам надо кое с кем созвониться.
  — Мне необходимы бумага и ручка.
  — Надзиратель принесет, — ответил шериф, обменявшись взглядом с прокурором.
  Меня повели обратно в камеру. Было так холодно, что у меня сводило все члены и стучали зубы. Но я смог настрочить, что мне было нужно, под тусклым желтым светом пятнадцативаттной лампы.
  Прошло около часа. За мной снова пришли.
  — Стенографист отпечатал твое признание, — сказал шериф. — Мы тебе его зачитаем. Если ты согласен, то мы хотим, чтобы ты подписал его.
  — Подпишу, подпишу. Но тут у меня есть заявление, которое я требую приобщить к делу.
  — Что за заявление? — спросил он, рассматривая исписанный лист бумаги.
  — Это заявление, в котором я, Дональд Лэм, известный также как Питер Б. Смит, требую, чтобы ко мне применили закон о защите личности от произвольного ареста.
  — Лэм, ты, наверное, совсем свихнулся? — заявил шериф. — Ведь ты же признался, что совершил злостное преднамеренное убийство?!
  — Точно. Но я пришил подонка. Вы собираетесь приобщить к делу мое заявление? Иначе я откажусь подписать признание.
  — Хорошо! Приложу к делу. Раньше я думал, что ты просто придурок, которому почему-то нравится находиться за решеткой. Теперь — что ты совсем слетел с катушек.
  Глава 13
  Асфальт закипал под палящими лучами солнца. Зал суда переполняла потеющая публика. Было всего лишь десять утра, но уже страшно пекло. Правда, на воздухе переносить сухую жару сравнительно легко. Но в самом зале от наплыва любопытных получилась буквально парная. Судья Раймонд Олифант занял свое место. Судебный пристав призвал всех к порядку. С высоты своего кресла судья поглядывал на мою персону с доброжелательным любопытством.
  — Этот час назначен нами для слушания заявления, представленного Дональдом Лэмом, известным также как Питер Б. Смит, о применении закона о защите личности от произвольного ареста. Вы готовы, мистер Лэм?
  — Да, ваша честь.
  — Вас представляет адвокат?
  — Нет.
  — Собираетесь ли вы пригласить адвоката?
  — Нет.
  — У вас есть средства?
  — Есть.
  — Вы могли бы пригласить адвоката, если бы хотели?
  — Да.
  — Но не хотите?
  — Нет, ваша честь.
  Судья кивнул в сторону прокурора.
  — Мы готовы выступать от имени штата, — заявил прокурор.
  — Вы зарегистрировали ответ на заявление Лэма? — спросил судья.
  — Да, ваша честь. Мы заявляем, что обвиняемый содержится под стражей согласно ордеру, выданному в штате Калифорния по обвинению в тяжком убийстве первой степени. Решается вопрос о санкции на выдачу, и мы ожидаем, что в ближайшее время формальное требование о выдаче будет выслано авиапочтой в Финикс из Лос-Анджелеса. У нас уже есть санкция на выдачу от губернатора штата Аризона. Полагаю, все займет несколько часов.
  — И только этим объясняется, почему обвиняемый содержится под стражей?
  — Да, ваша честь.
  — Нет никаких сомнений относительно личности обвиняемого?
  — Нет, ваша честь.
  — Хорошо. Выслушаем ваши свидетельства.
  Прокурор вызвал шерифа, и тот изложил обстоятельства моего ареста. Потом он вызвал судебного стенографиста, и тот прочитал мое признание.
  — Полагаю, — заявил судья, продолжая рассматривать меня тем же доброжелательным взглядом, — что доказательств достаточно. Вы, мистер Лэм, похоже, признались в том, что может быть обозначено — теоретически — как тяжкое убийство первой степени. Во всяком случае, это убийство, хотя степень преступления и злонамеренность умысла должны быть рассмотрены и установлены в суде штата Калифорния. Но для данного суда очевидно, что вы виновны в тяжком убийстве либо первой, либо второй степени. Посему…
  Ранее, когда я работал адвокатом и имел дела с Комиссией по расследованию жалоб, мой опыт в юриспруденции ограничивался изучением запутанных законотворческих теорий. Опыт появления в судах был мизерный.
  Должен сказать, что у меня ноги дрожали, когда я встал, чтобы перебить судью. Тем не менее я набрался наглости и голос мой не дрожал, когда я спросил его:
  — Разве это справедливо, ваша честь, выносить решения, прежде чем заявитель выскажется?
  — Я хотел сделать вам снисхождение, — нахмурился судья, — но, пожалуйста, если хотите, можете изложить свое дело. Вы только создадите лишние трудности калифорнийским властям. Считаю, мистер Лэм, что вам следует пригласить адвоката.
  — Мне не требуется адвокат.
  Я вызвал в качестве моего первого свидетеля зашиты того полицейского, который привез меня в Юму.
  — Как вас зовут? — спросил я.
  — Клод Флинтон.
  — Вы служите полицейским в этом штате?
  — Да.
  — Это вы привезли меня в Юму?
  — Так точно.
  — И откуда?
  — Из Эль-Сентро.
  — Я добровольно поехал с вами из Эль-Сентро?
  — Вовсе нет, — засмеялся он. — Шериф и я буквально тащили вас в машину. Должен сказать, нам пришлось попотеть.
  — По какому праву вы это делали?
  — У меня были санкции о выдаче и ордер на арест по обвинению в незаконном присвоении имущества и в получении имущества мошенническим образом.
  — Что вы со мной тогда сделали?
  — Привез вас обратно в штат Аризона и поместил в тюрьму Юмы.
  — Я по собственной воле вас сопровождал?
  — Вовсе нет! — ухмыльнулся он.
  — Будете вызывать еще каких-нибудь свидетелей, мистер Лэм? — спросил судья ледяным тоном.
  — Нет, ваша честь.
  — Хорошо. Сейчас я вынесу определение. По моему мнению, вы вряд ли сможете сказать что-либо, что повлияло бы на судебное решение.
  — Нет, можно многое сказать, ваша честь. Штат Калифорния хочет заполучить меня назад. Но всего несколько дней назад тот же штат пожелал меня вытурить. Штат Калифорния отдал меня штату Аризона вопреки моему желанию и волеизъявлению. Меня волокли силком в штат Аризона. Это бесспорно.
  — Но какое это имеет отношение к данному делу? — спросил судья. — Ведь вы признались в том, что убили человека в Калифорнии.
  — Не отрицаю. Я его убил. Он заслуживал смерти. Он был подонком и обманщиком. Но не в этом суть вопроса, стоящего перед этим судом. Вопрос, который стоит перед этим судом: можно ли выдать меня штату Калифорния? Но делать это нет повода. По закону можно забрать содержащегося под стражей в одном суверенном штате и передать в другой штат лишь в единственном случае: если данное лицо скрывалось от правосудия. А я не являюсь лицом, скрывавшимся от правосудия.
  — Кто же вы тогда, если не лицо, скрывавшееся от правосудия? — спросил судья.
  — Есть две причины, по которым я не вижу необходимости вступать в спор. Одна — это то, что вы, ваша честь, очевидно, мысленно уже приняли решение. Другая — то, что умы, более сведущие в юриспруденции, чем я, уже сталкивались с аналогичной проблемой. Тем не менее остается фактом, что человек не является лицом, скрывающимся от правосудия, если он не бежит из штата, где совершил преступление. Человека можно признать скрывающимся от правосудия только в том случае, если он сам покидает пределы штата, чтобы избежать ареста. Я лично не бежал из Калифорнии. Меня выволокли из Калифорнии согласно процедуре, установленной законом, чтобы отвечать за преступление, которого я не совершал. Я заявлял, что невиновен. И, прибыв в Аризону, доказал это. Итак, только тогда, когда мне самому захочется возвратиться в Калифорнию, власти штата смогут арестовать меня за убийство. Но до тех пор, пока я не проявлю такого желания, я имею право находиться здесь и никакая сила на белом свете не сможет меня вытурить.
  — Когда вы сказали, — спросил судья уже заинтересованно, — что юристы, более сведущие, чем вы, сталкивались с этой проблемой, вы имели в виду какие-то определенные прецеденты?
  — Именно так, ваша честь. Я могу сослаться на дело Уинтингтона и Джонса. Что касается законов штата Калифорния, то этот вопрос весьма четко освещен на странице 398 двенадцатого тома «Юридической практики Калифорнии». Там говорится следующее: «Когда присутствие обвиняемого в укрывающем его штате не является результатом его собственных добровольных действий, но есть результат принуждения — законного или незаконного, то он не является лицом, скрывающимся от правосудия, и посему как таковой не может быть выдан; когда доказано, что его присутствие в укрывающем штате есть результат процедуры его выдачи этому штату за ранее совершенное преступление и эта выдача была произведена штатом, который сейчас требует его возврата, он не может быть выдан последнему потому, что он не бежал из этого штата, а также потому, что этот штат, соглашаясь на предыдущую выдачу, отказался от каких-либо прав на судебное преследование данного лица за преступление, совершенное против его законов».
  С искренним недоверием судья выпучил на меня глаза, а прокурор встал и заявил:
  — Неужели, ваша честь, так гласит закон? Ибо, если так гласит закон, любой человек может совершить злонамеренное убийство. Он может хладнокровно, сознательно и преступно лишить жизни другого человека и затем, воспользовавшись лазейкой в законе, избежать наказания?
  — Очевидно, — медленно процедил судья, — именно это и сделал заявитель в данном случае. Не требуется большого воображения, чтобы понять, что этот человек шаг за шагом с дьявольской изобретательностью осуществил тщательно спланированное убийство. Если закон трактовать так, то придется признать, что этого человека невозможно наказать за это почти гениальное преступление. Его изобретательность проявилась совсем в другой плоскости, чем обычно, когда тщательно скрывают все улики. Необходимо отметить, что заявитель прочитал наизусть тот раздел из «Юридической практики Калифорнии», на котором он строит свою защиту. Поэтому вполне ясно, что он заранее тщательно проанализировал все аспекты данной ситуации. Все это дело показывает, что заявитель обладает острым умом и блестяще знает законы. Но, к сожалению, он полностью лишен моральных принципов. Наш суд может только сожалеть об этом, но он не может игнорировать блестящий талант, с которым заявитель, тщедушный и кажущийся неопытным, поставил власти двух штатов в такое положение, что они бессильны наказать его за хладнокровное предумышленное убийство, в чем он так нагло сознался. Удивительная, парадоксальная ситуация. Правда, его аморальность и презрение к закону до некоторой степени сглаживаются его добровольным признанием, в результате которого калифорнийские власти смогли арестовать его сообщников. Тем не менее остается фактом, что, несмотря на молодость и кажущуюся неопытность, заявитель проявил недюжинные способности и хитроумно провел власти двух суверенных штатов. Суд объявляет перерыв на тридцать минут. В течение этого времени мы рассмотрим ситуацию со всей объективностью. Однако мы не можем скинуть со счетов всю серьезность существования такой лазейки в наших законах. Мы не будем интерпретировать ту часть базового закона, которую заявитель процитировал, если не станет очевидным, что штат Калифорния сам лишил себя возможности выработать другую интерпретацию, не допускающую двусмысленного толкования.
  Судья поднялся и с серьезным видом удалился. Я остался ждать в зале суда. Через несколько минут шериф предложил мне пройти в его кабинет. Вошел прокурор и посмотрел на меня взглядом, который ясно давал понять, что он не относит меня к нормальным представителям рода человеческого.
  После перерыва шериф препроводил меня снова в зал суда. Вошел судья. Он сел, и плечи его как-то по-стариковски обвисли. С высоты своего судейского места он посмотрел на прокурора.
  — У суда нет альтернативы. В данном случае закон гласит именно то, что заявил подсудимый. В соответствии с тем, как этот закон сформулирован, можно хладнокровно и абсолютно безнаказанно совершить убийство. И такое действительно случилось. Изобразив перед нами молодого и не слишком умного преступника, он сумел сам закон сделать своей жертвой. Со стороны суда нет никакого сомнения в том, что в данном случае благодаря своей беспринципности и хитрости обвиняемый тщательно спланировал каждый шаг своих предумышленных действий. Однако у суда нет никаких законных доказательств этого. Те законы Калифорнии, на которые сослался обвиняемый, полностью соответствуют ситуации. Бесполезно спорить с интерпретацией закона калифорнийскими судами. Таково решение Калифорнии, и ее суды не вправе искать иного толкования. Так что Калифорния не может требовать выдачи этого человека. Хотя суд и сожалеет о необходимости принять такое решение, он освобождает Лэма из-под стражи.
  — Но, ваша честь, — заявил прокурор, — у нас нет особой необходимости верить тому, что он говорит. Вы могли бы держать его под стражей, ожидая дальнейших событий. Может быть, он…
  — Очевидно, вы не в полной мере оценили дьявольскую изобретательность подсудимого, — заявил судья. — Нельзя санкционировать его выдачу из штата Аризона. Он не является лицом, скрывающимся от правосудия. Во всяком случае, от калифорнийского правосудия. Я сомневаюсь в том, имеется ли достаточно доказательств, чтобы связать его с преступлением, совершенным в Канзас-Сити. Даже если таковые появятся, его нетрудно будет найти, поскольку он не собирается покидать штат Аризона, ибо только здесь пользуется судебным иммунитетом, фактически неприкосновенностью. В других штатах этого не будет. Он достаточно сообразителен, чтобы не только это понять, но и полностью воспользоваться этим. Я сомневаюсь даже в том, можно ли санкционировать выдачу его в Канзас-Сити. Он освобождается из-под стражи.
  Шепот публики в зале суда усилился. Но он был не враждебным, а скорее удивленным и любопытным. Если бы я защищался через адвоката, то меня, наверное, линчевали. А так я стоял перед судом беспомощный, одинокий, слабый против сильных. Я вынудил судью принять мое толкование закона и нанес полное поражение изумленному прокурору.
  Кто-то захлопал.
  Кто-то засмеялся.
  Судья приказал очистить зал и закрыл заседание.
  Глава 14
  — Миссис Кул только что прилетела из Калифорнии, — объяснил мне портье в гостинице «Феникс». — Полет у нее был не из приятных, и она прибыла в расстроенных чувствах. Просила ее не беспокоить.
  — А я именно тот человек, из-за которого она прилетела, — сказал я, показывая ему телеграмму. — Вот видите, тут она сообщает, чтобы я встретился с ней побыстрее!
  Портье помялся, затем попросил телефониста на коммутаторе позвонить в ее номер. Потом назвал номер — 319. Я поднялся на лифте на третий этаж и, постучав в дверь, услышал:
  — Входи, Дональд, и, черт побери, не шуми так.
  Я открыл дверь и увидел ее сидящей на постели, голова обмотана мокрым полотенцем, щеки и губы отвисли, еще более подчеркивая челюсть, похожую на крейсер.
  — Ты когда-нибудь летал, Дональд?
  Я кивнул.
  — И тебя тошнило?
  — Нет.
  — А меня тошнило. Боже мой, я думала, этот чертов самолет никогда не долетит. Однако, голубчик, какую чертовщину ты наворотил тут?
  — Да разную.
  — Еще бы. Во всяком случае, ты разрекламировал наше сыскное бюро.
  Я сел.
  — Нет, только не там, Дональд, мне больно поворачивать голову. Иди сюда и сядь у меня в ногах. Вот так лучше. Дональд, ты влюблен в нее?
  — Да.
  — Ты сделал это из-за любви к ней?
  — Отчасти из-за этого и отчасти из-за того, что не мог освободиться от соблазна взорвать те теории, которые защищают некоторые самодовольные замшелые юристы. Дело в том, что в Комиссии по расследованию жалоб мне было сказано, что мое заявление, что можно совершить убийство и не быть наказанным, говорит о том, что я плохо усвоил основы юриспруденции. Комиссия даже не поинтересовалась, как это можно сделать, — просто на том основании, что они считали это невозможным. Поэтому и заявили, что я не прав. А я хотел им доказать. Если бы мне не запретили заниматься адвокатской деятельностью, я давным-давно стал бы знаменитым.
  — А ты еще знаешь какие-нибудь фокусы подобного рода?
  — Массу.
  — Голубчик, зажги сигарету и сунь мне ее в рот.
  Я зажег сигарету и вставил между ее толстыми губами. Она затянулась и сказала:
  — Мы с тобой можем достичь многого. Ты умен, мой шкетик! Однако тебе нельзя быть таким импульсивным, таким благородным, черт побери! Ведь ты еще молод и будешь влюбляться и разочаровываться много раз, прежде чем остановишься на одной. Да, Дональд, я знаю это хорошо, но у тебя, голубчик, острый ум. Ты настоящий бриллиант. Каким чертовским образом ты сумел догадаться, что случилось на самом деле?
  — Это оказалось легко, когда я все проанализировал. Кто-то услышал выстрел и сообщил в участок. Но полиция прибыла не сразу. Альма успела убежать задолго до этого. И я сообразил, что услышан был второй выстрел, а не первый. Ведь в обойме было первоначально семь патронов, а в пистолете нашли только шесть. Это значит, что, когда выстрелила Альма, она в кого-то попала. Однако Моргана застрелили, как установила полиция, когда он пытался убежать. Он умер сразу и должен был упасть так, что открыть дверь, не передвинув тела, невозможно. Альма не дотрагивалась до тела, когда выбежала. Кануэдер, который со своей бандой организовал аферу с игральными автоматами, хотел найти Моргана. А тот скрывался от них, потому что утаил часть денег. Как вы помните, эти деньги лежали в банковских сейфах на имя Сандры. А она хотела прикарманить их. Я знал, что у того, кто пытался задушить Альму — она ведь спала в комнате Сандры! — были длинные ноги, как у Биэлти. Морган, играя роль Биэлти, дурачил Кануэдера. Но тот сообразил, что к чему, после нашего с вами рассказа о том, что я предъявил Моргану бумаги, и начал нажимать на него. Но все же скажите мне: кто из банды Кануэдера был ранен?
  — Как ты догадался? Это был Фред. Альма ранила его в левое предплечье.
  — Когда вы меня наняли, я признался, что физической силой никогда не отличался. Поскольку я не надеялся на кулаки, то добивался всего головой.
  — Да ты мог бы решить это дело, не впутываясь сам. Какой опасности ты подвергался! А с другой стороны, как ты разрекламировал мое бюро! Просто великолепно, миленький ты мой!
  — Мог ли я поступить иначе? Ведь пистолет, из которого убили полицейского в Канзас-Сити, попал в мои руки. И если бы я попытался объяснить полиции, что произошло на самом деле, они бы рассмеялись мне в лицо. Наплевали бы на мою версию, особенно после рассказа Альмы.
  — А как ты сумел выйти на Кануэдера?
  — Это было легко. Кануэдер знал, что что-то будет в гостинице Перкинса. У него там был свой человек. Тот самый администратор, который знал каждый мой шаг. Они хотели меня одурачить. Сначала подсунули этот пистолет, а потом Фред меня избил, чтобы я все рассказал. Но я предупредил их, что расквитаюсь с ними. И я это сделал. Конечно, если бы я просто обвел их, то ровно этим бы все и ограничилось. Для того чтобы машина заработала, мне пришлось пойти на это признание.
  — Голубчик, машина заработала, это точно. — Ее лицо расплылось в улыбке. — Если бы ты был в Калифорнии и видел все своими глазами, остался бы доволен. После твоего признания наша полиция обработала Кануэдера как следует, даже, как я слышала, резиновыми дубинками, и он раскололся, как гнилой орех. Даже если ему удастся избежать наказания за убийство Моргана, он не сумеет отвертеться от обвинения в убийстве полицейского в Канзас-Сити. В общем, полный порядок. Дональд, не поленись, пожалуйста, принеси мне бутылку виски.
  — Мне нужны деньги на расходы.
  — А что ты сделал с деньгами Сандры?
  — Спрятал.
  — Сколько там было?
  — С ходу не припомню.
  — Ну примерно?
  — Не могу сказать.
  — Десять косых или около?
  — Не могу сказать.
  — А куда ты их дел, дорогуша?
  — Они в безопасном месте.
  — Не забудь, миленький, — ее глаза сузились, — что ты работаешь на меня.
  — Это так, но что касается финансов… Мне кажется, я вам должен за такси?
  — Правильно! — Она и глазом не моргнула. — Девяносто пять центов. Их я и вычту из твоего первого жалованья. Об этом не беспокойся. Я же не беспокоюсь. Твой должок записан.
  — Между прочим, кто этот доктор Холоман? Действительно дружок Сандры?
  — Да. Моргана они загнали в угол. В роли ее брата Морган вынужден был спокойно смотреть на ее шашни с этим якобы доктором Холоманом. Если бы он настаивал на своих супружеских правах, Кануэдер приказал бы пришить его после того, как выжал из него денежки.
  — Да, Сандра предательница.
  — Что да, то да. Как же насчет виски?
  — А как насчет денежек?
  Она взяла сумку.
  — Вы прилетели одна?
  Она начала доставать из сумки банкноты.
  — Да нет же! Пойми: когда я путешествую, то всегда нахожу человека, который берет на себя накладные расходы. Я привезла с собой свою клиентку. Она в соседней комнате. Еще не знает, что ты здесь, но все время говорила о тебе, даже в самолете, когда меня тошнило черт знает как.
  — Это что, Сандра?
  — Черта с два! — Она кивнула головой на дверь в соседнюю комнату. — Сандра будет строить тебе глазки, когда ты рядом. Но как только ты выйдешь — она тут же забудет о тебе.
  Я открыл дверь: возле окна сидела Альма Хантер. Увидев меня, она вскочила. Ее глаза сияли, а яркие губы были полуоткрыты.
  — Вот тебе деньги на виски, Дональд, — напомнила миссис Кул. — Не надо разводить сантименты. Пойми, у тебя еще недостаточный заработок, чтобы жениться. И еще ты должен мне девяносто пять центов за такси.
  Я вышел в соседнюю комнату и каблуком прихлопнул за собой дверь.
  
  1939 год.
  (переводчик: О. Колесников)
  
  Отведи удар
  Глава 1
  Я открыл дверь с надписью: «Сыскное агентство Берты Кул».
  Элси Бранд на мгновение подняла голову и сказала, не переставая стучать по клавишам:
  — Входи. Она ждет.
  Сопровождаемый стаккато ее машинки, я прошел через комнату и толкнул дверь с надписью: «Берта Кул — посторонним вход воспрещен».
  За столом восседала сама Берта — огромная и неистовая, как бульдог. Ее бриллианты ярко сверкали в лучах восходящего солнца, когда она протягивала руку к папке с бумагами, сортируя и перекладывая их. Худощавый человек, сидевший в кресле для посетителей, поднял на меня испуганные глаза.
  — Ты долго добирался, Дональд, — сказала Берта Кул.
  Я ничего не ответил, внимательно разглядывая клиента — стройного человека с седеющей головой и седыми, коротко подстриженными усами. Его решительно сжатый рот совершенно не соответствовал опасливому выражению глаз и напряженной позе. На посетителе были очки, такие темные, что невозможно было различить цвет его глаз.
  Берта Кул сказала:
  — Мистер Смит, это Дональд Лэм, человек, о котором я вам говорила. Дональд, это мистер Смит.
  Я поклонился.
  Смит ответил ровным голосом человека, привыкшего сдерживать эмоции:
  — Доброе утро, мистер Лэм.
  Он не подал мне руки и вообще казался разочарованным.
  — Смотрите не ошибитесь насчет Дональда, — вмешалась Берта Кул. — Он здорово работает. Видит бог, ему не хватает бойкости, но голова у парня что надо. Правда, он молод и неуступчив, но дело свое знает хорошо.
  Смит кивнул. Кивок показался мне неуверенным, но из-за очков я не видел выражения его глаз.
  — Садись, Дональд, — пригласила Берта Кул.
  Я присел на тяжелый деревянный стул с высокой спинкой.
  — Дональд ее найдет, если это вообще возможно, — продолжала Берта. — Он не так молод, как кажется. Дональд успел поработать адвокатом, но его вышибли, когда он рассказал клиенту, как можно совершить вполне законное убийство. Дональд считал, что он просто объясняет юридические тонкости, но ассоциации адвокатов это почему-то не понравилось. Они сначала объявили, что это неэтично, а потом — что этот способ вообще не сработает. — Берта Кул довольно долго хихикала, потом снова заговорила: — После этого Дональд пришел работать ко мне. И первое же дело, которое он вел, провалилось бы, если бы ему не удалось доказать, что в нашем законе об убийствах есть огромная прореха, через которую можно проехать верхом на лошади. Сейчас закон срочно дорабатывают. Вот вам и Дональд!
  Берта Кул уставилась на меня с деланым восхищением. Смит снова кивнул.
  Теперь Берта заговорила со мной:
  — В 1919 году, Дональд, доктор Джеймс К. Линтиг с супругой жили в Оуквью, на улице Честнат, 419. После большого скандала Линтиг смылся. Но он нас не интересует — ищи миссис Линтиг.
  — Она должна быть в районе Оуквью? — спросил я.
  — Этого никто не знает.
  — Какие-нибудь родственники есть?
  — Похоже, никого.
  — Сколько лет они были женаты?
  Берта посмотрела на Смита, но тот покачал головой. Однако Берта Кул продолжала вопросительно смотреть, пока Смит наконец не сказал, как всегда ровно и спокойно:
  — Я не знаю.
  — Займись этим, Дональд, — сказала Берта Кул. — Нужно, чтобы никто не знал о расследовании. А главное, никто не должен узнать имя нашего клиента. Возьми служебную машину и берись за дело. Ты должен попасть в Оуквью сегодня вечером.
  Я посмотрел на Смита:
  — Мне придется расспрашивать о ней.
  — Конечно, — ответил Смит.
  — Будешь выдавать себя за ее дальнего родственника, — добавила Берта.
  — Сколько ей лет? — спросил я.
  Смит задумчиво нахмурился и сказал:
  — Не знаю. Это вы уточните на месте.
  — У нее есть дети?
  — Нет.
  Я перевел взгляд на Берту. Она достала из ящика стола ключ, отперла сейф и вручила мне пятьдесят долларов.
  — Это тебе на расходы, Дональд, — сказала она. — Расследование может затянуться. Постарайся, чтобы этих денег хватило на дольше.
  Смит кивнул, постукивая кончиками пальцев по лацкану своего серого двубортного пиджака.
  — Есть какие-нибудь данные о ней? — спросил я.
  — А что тебе еще нужно? — осведомилась Берта.
  — Любые сведения, — сказал я, глядя на Смита.
  Он только покачал головой.
  — Все, что о ней известно: есть ли у нее коммерческое образование, какую работу она может выполнять, кто ее друзья, были ли у нее деньги, толстая она или худая, блондинка или брюнетка, высокая или маленькая.
  — Я, к сожалению, ничем не могу вам помочь, — пожал плечами Смит.
  — Что я должен делать, когда найду ее?
  — Сообщишь мне, — ответила Берта.
  — Рад был с вами познакомиться, мистер Смит. — Я сунул в карман пятьдесят долларов, отодвинул стул и пошел к выходу.
  Когда я проходил мимо Элси Бранд, она не потрудилась даже оторвать взгляд от своей машинки.
  Автомобиль агентства был старой развалиной с покрышками, стертыми почти до корда, и прохудившимся радиатором. Стоило разогнаться до пятидесяти миль, как передние колеса начинали отчаянно отплясывать шимми и все так дребезжало, что почти не слышно было, как стучит двигатель. День был жаркий, и я намучился с машиной, пока перебирался через горы. В долине стало еще жарче, и я чувствовал, как глаза мои варятся вкрутую прямо в скорлупе черепа. Я не настолько проголодался, чтобы терять время на остановку, — просто взял гамбургер в придорожной забегаловке и сжевал его на ходу, придерживая руль свободной рукой. В половине одиннадцатого вечера я въехал в Оуквью.
  Городок был расположен в предгорьях. Здесь было не так жарко, в воздухе чувствовалась влага, и безжалостно кусались москиты.
  Сбегающая с гор речка журча извивалась вокруг Оуквью и разливалась широким плесом ниже по равнине.
  Оуквью был пришедшим в упадок центром округа. Тротуары были заполнены гуляющими. Вдоль улиц перед старыми домами стояли ряды старых тенистых деревьев. Городок рос медленно, и у отцов города не было оснований вырубать деревья и расширять улицы.
  Гостиница «Палас» была открыта. Я снял номер и сразу завалился спать.
  Разбудили меня пробивающиеся сквозь занавеси лучи утреннего солнца. Я побрился, оделся и подошел к окну полюбоваться городом с высоты птичьего полета. Внизу виднелось старомодное здание администрации округа. Под сенью мощных развесистых деревьев поблескивала река, а под самыми окнами проходила аллея, уставленная пустыми упаковочными коробками и мусорными ящиками.
  Я прошелся по улице, высматривая место, где можно хорошо позавтракать, и зашел в ресторан, неплохо выглядевший снаружи, но пропахший прогорклым жиром изнутри. После завтрака я уселся на ступеньках здания администрации дожидаться открытия.
  Чиновники лениво тащились на работу. В основном это были старики с умиротворенными лицами. Они брели по улице, время от времени останавливаясь, чтобы обменяться последними сплетнями. Шаркая по ступенькам, старики удивленно поглядывали на меня. Я был для них чужаком.
  Костлявая женщина, сидевшая в канцелярии округа, выслушала мою просьбу, глядя сквозь меня тусклыми черными глазами, и принесла большой регистр за 1918 год — слегка пожелтевший том в бумажном переплете.
  Добравшись до буквы «Л», я прочитал:
  «Линтиг — Джеймс Коллит, врач, улица Честнат, 419, возраст 33 года. Линтиг — Амелия Роза, домохозяйка, улица Честнат, 419». Возраст миссис Линтиг не указала.
  Я попросил регистр за 1919 год, но там фамилия Линтиг не значилась. Выходя, я чувствовал затылком пристальный взгляд темных глаз женщины.
  В городке выходила единственная газета — «Блейд». На табличке, висевшей на здании редакции, перед названием стоял знак «W». Это означало, что газета выходит еженедельно. Я вошел внутрь и постучал по стойке.
  Стук пишущей машинки прекратился, и из-за перегородки выглянула девушка с каштановыми волосами. Сверкнув белозубой улыбкой, она поинтересовалась, что мне угодно.
  — Две вещи, — ответил я. — Ваша подшивка за 1918 год и название места, где можно хорошо поесть.
  — Вы заходили в «Элиту»? — спросила девушка.
  — Да, я там позавтракал.
  — О, — огорчилась она. — Тогда попробуйте зайти в «Грот» или в кафе гостиницы «Палас». Вам нужна подшивка за 1918 год?
  Я кивнул.
  Больше я не увидел ее улыбки. Передо мной были только плотно сжатые губы и внимательные карие глаза. Она хотела что-то сказать, потом передумала и вышла в заднюю комнату. Вскоре девушка вернулась с папкой, плотно набитой газетами.
  — Может быть, скажете, что вам нужно найти?
  — Нет, — ответил я и развернул номер от 1 января 1918 года. Быстро просмотрев пару номеров, я обнаружил, что выпусков многовато для еженедельной газеты.
  — Теперь «Блейд» выходит раз в неделю, — объяснила девушка. — А в 1918 году газета была ежедневной.
  — Почему такие изменения? — спросил я.
  — Не знаю. Тогда я еще не работала.
  Я сел за стол и стал просматривать лежавшую передо мной кипу газет. Первые страницы заполняли военные новости — действия подводных лодок, сообщения о прорыве немцев. Комитеты безвозмездных займов наперебой собирали пожертвования. Оуквью бурлил. Проводились массовые митинги, произносились патриотические речи. Канадец, вернувшийся с войны инвалидом, выступал с воспоминаниями о войне. Деньги лились в Европу как в бездонную бочку.
  Я надеялся, что история развода Линтигов наделала достаточно шума, чтобы попасть на первые страницы. Но 1918 год подошел к концу, а я так ничего и не нашел.
  — Вы разрешите, — спросил я девушку, — временно задержать эту подшивку и взять у вас газеты за 1919 год?
  Не говоря ни слова, девушка принесла вторую папку. Я снова принялся за первые страницы. Перемирие подписано. Соединенные Штаты спасли мир. Американские деньги, американская молодежь и американские идеалы позволили Европе подняться выше мелочной зависти и эгоизма. Должна быть создана великая Лига Наций, которая будет обеспечивать порядок во всем мире и защищать слабых от произвола сильных. Война за прекращение войны выиграна! Мир спасен для развития демократии. Теперь на первую страницу начали просачиваться и другие новости.
  В одном из июльских номеров я нашел наконец то, что искал, под заголовком: «СПЕЦИАЛИСТ ИЗ ОУКВЬЮ ВОЗБУЖДАЕТ ДЕЛО О РАЗВОДЕ — ДОКТОР ЛИНТИГ ПОДАЕТ ИСК ПО МОТИВАМ ТЯЖКОГО ОСКОРБЛЕНИЯ».
  Газета осторожно обходила подробности, ограничившись сообщением о том, что подан иск. Адвокатами истца были Пост и Уорфилд. Я узнал, что доктор Линтиг имел обширную практику как глазник и отоларинголог, а миссис Линтиг была признанным лидером местной молодежи. Супруги были очень популярны в городе. Оба отказались давать комментарии представителю «Блейд». Доктор Линтиг направил репортера к своим адвокатам, а миссис Линтиг вообще отказалась что-либо обсуждать до суда.
  Через десять дней о деле Линтиг кричали аршинные заголовки на первой странице: «МИССИС ЛИНТИГ НАЗЫВАЕТ СООТВЕТЧИЦУ — ЛИДЕР НАШЕЙ МОЛОДЕЖИ ОБВИНЯЕТ МЕДСЕСТРУ МУЖА».
  Из статьи я узнал, что миссис Линтиг подала судье Гилфойлу встречный иск. В своем заявлении она назвала соответчицей Вивиан Картер, медсестру доктора Линтига.
  Линтиг отказался от комментариев. Вивиан Картер не было в городе, и найти ее нигде не смогли. В статье сообщалось, что раньше она работала медсестрой в больнице, где доктор Линтиг проходил интернатуру. А когда Линтиг открыл собственный кабинет в Оуквью, он пригласил ее медсестрой. Судя по газетному отчету, у Вивиан было много друзей, которые единодушно утверждали, что выдвинутые против нее обвинения совершенно абсурдны.
  Следующий выпуск «Блейд» сообщал, что судья Гилфойл вызвал Вивиан Картер и доктора Линтига в суд для дачи показаний, но Линтига вызвали из города по делам, и он не смог явиться, а мисс Картер еще не вернулась.
  За этим сообщением следовали противоречивые комментарии. Судья обвинил доктора Линтига и Вивиан Картер в том, что они скрываются, чтобы уклониться от дачи показаний под присягой. Адвокаты Пост и Уорфилд с негодованием отрицали это. Они заявили, что обвинение, которое выдвинул судья, — противозаконная попытка повлиять на общественное мнение, и утверждали, что их клиент в ближайшее время явится в суд.
  После этого сообщения о процессе перекочевали на внутренние страницы газеты. Через месяц суд постановил передать все имущество доктора Линтига его жене, миссис Линтиг. А еще через месяц доктор Ларкспур купил у миссис Линтиг помещение и оборудование ее мужа и открыл свой собственный кабинет. Адвокаты по этому поводу заявили только, что «доктор Линтиг скоро вернется и поможет наконец разобраться в этом деле». В следующих выпусках газеты о деле Линтиг ничего не сообщалось.
  Девушка сидела на стуле за конторкой, глядя, как я листаю газеты.
  — До второго выпуска за декабрь больше ничего не будет, — сказала она. — Вы найдете абзац в разделе местных сплетен.
  Я отодвинул в сторону подшивку:
  — А что я ищу?
  Девушка внимательно посмотрела на меня:
  — А вы не знаете?
  — Нет.
  — Тогда просто держитесь проторенной дорожки.
  — Мариан! — позвал хриплый мужской голос.
  Девушка легко вскочила со стула и скрылась за перегородкой. Оттуда послышались раскаты мужского голоса, потом два или три слова произнесла девушка. Я перелистал кипу газет и добрался до второго декабрьского номера. В одном из абзацев раздела сплетен сообщалось, что миссис Линтиг планирует провести Рождество с родственниками на Западе. Она едет поездом в Сан-Франциско, а оттуда на корабле переправится через канал. На расспросы о том, как продвигается дело о разводе, она заявила, что делом занимаются ее адвокаты, что ей ничего не известно о местонахождении мужа, и отвергла, как «нелепые и абсурдные», слухи о том, что она узнала, где находится муж, и собирается присоединиться к нему.
  Я ждал, пока вернется девушка, но она не показывалась. Я вышел и заглянул в аптеку на углу. Там посмотрел в телефонном справочнике раздел «Юристы». Ни Гилфойл, ни Пост там не значились, зато был Френк Уорфилд, который снимал офис в здании Первого национального банка.
  Я прошел два квартала по теневой стороне раскаленной солнцем улицы, взобрался по расшатанным ступенькам, прошел вниз по наклонному коридору и обнаружил Френка Уорфилда, который курил трубку, положив ноги на стол, заваленный книгами по праву.
  — Я Дональд Лэм, — представился я. — Хочу задать вам несколько вопросов. Вы помните дело «Линтиг против Линтиг», которым занимались?..
  — Помню, — перебил он.
  — Вы могли бы, — спросил я, — сказать, где сейчас находится миссис Линтиг?
  — Нет.
  Я помнил инструкции Берты Кул, но решил попытать счастья.
  — Может быть, вам что-нибудь известно о местонахождении доктора Линтига?
  — Нет, — сказал он, а через мгновение добавил: — Он до сих пор не оплатил нам гонорар и судебные издержки по тому делу.
  — Вы не знаете, у него остались другие долги? — спросил я.
  — Нет.
  — Как вы думаете, он жив?
  — Не знаю.
  — А миссис Линтиг?
  Он покачал головой.
  — Где можно найти судью Гилфойла?
  В его бледно-голубых глазах мелькнула слабая улыбка.
  — На холме, — ответил он, указывая на северо-запад.
  — На холме?
  — Да, на кладбище. Он умер в 1930 году.
  — Большое спасибо, — сказал я на прощание.
  Уорфилд ничего не ответил.
  Я зашел в канцелярию суда и сказал подозрительно глядевшей на меня женщине, что мне нужно посмотреть папку с делом «Линтиг против Линтиг». Она нашла папку за каких-нибудь десять секунд.
  Я посмотрел документы. Там были иск, ответ, встречный иск, соглашение о предоставлении истцу десятидневного дополнительного срока, в течение которого он должен дать ответ на встречный иск, еще одно соглашение — о предоставлении ему двадцати дней, потом третье соглашение — о предоставлении ему тридцати дней, а потом запись о неявке в суд. Естественно, никто не вызывал в суд Вивиан Картер, потому что процесс не состоялся, а дело так и не попало в суд и даже не было формально закрыто.
  Я вышел, чувствуя подозрительно-враждебный взгляд служащей.
  Вернувшись к себе в номер, я написал на почтовом бланке гостиницы письмо Берте Кул:
  «Б. Проверьте списки пассажиров судов, отбывавших в декабре 1919 года из Сан-Франциско на Восточное побережье через канал. Найдите, на каком из них отправилась миссис Линтиг. Посмотрите имена других пассажиров — может быть, удастся обнаружить ее попутчиков. Миссис Линтиг тогда была свободна, и не исключено, что она завела роман с кем-нибудь из пассажиров. Это давний след, но он может навести на золотую жилу. Пока у нас, кажется, шансов немного».
  В конце я нацарапал свои инициалы, положил записку в конверт с заранее написанным адресом, и клерк заверил меня, что письмо будет отправлено поездом в два тридцать.
  Я пообедал в «Гроте», а потом снова зашел в редакцию «Блейд».
  — Я хочу дать объявление, — сказал я девушке с мечтательными карими глазами.
  Она дважды внимательно прочитала текст и исчезла в задней комнате. Через несколько минут оттуда вышел массивный человек с покатыми плечами, с надвинутым на самые глаза зеленым козырьком и с табачной крошкой в углу рта.
  — Вас зовут Лэм? — спросил он.
  — Да.
  — Вы хотите поместить в газете это объявление?
  — Точно. Сколько с меня?
  — Пожалуй, читателям будет интересно узнать о вас.
  — Возможно, — ответил я. — Но этого делать не стоит.
  — Небольшая реклама может помочь вам найти то, что вы ищете.
  — А может и помешать.
  Он посмотрел на листок с объявлением и сказал:
  — Из этого можно заключить, что миссис Линтиг причитаются какие-то деньги.
  — Здесь об этом не сказано, — заметил я.
  — Ну, об этом не трудно догадаться. Здесь обещано щедрое вознаграждение тому, кто даст вам информацию о местонахождении миссис Линтиг, уехавшей в 1919 году из Оуквью, или, если она мертва, имена и места жительства ее законных наследников. Для меня это звучит так, что вы один из этих самых наследников, а это согласуется с некоторыми другими вещами.
  — С какими еще вещами? — спросил я.
  Он обернулся, поискал глазами плевательницу и выплюнул в нее желтую табачную струю. Потом сказал:
  — Я спросил первым.
  — Первый вопрос, о котором вы совсем забыли, это стоимость объявления.
  — Пять баксов за три строчки.
  Я дал ему пять долларов из денег Берты Кул и попросил квитанцию.
  — Подождите, — сказал он и ушел за перегородку.
  Через минуту вышла кареглазая девушка.
  — Вы хотели получить квитанцию, мистер Лэм?
  — Да, хотел и теперь хочу.
  Она немного поколебалась, держа ручку над квитанцией, а потом посмотрела на меня:
  — Как вам понравился «Грот»?
  — Дрянь, — сказал я. — А где у вас можно хорошо поужинать?
  — В кафе при гостинице, если вы знаете, что заказывать.
  — А откуда вы знаете, что заказывать?
  — Вы, должно быть, сыщик? — Я пропустил это мимо ушей, а когда она заметила, что я не отреагировал, то добавила: — Вы пользуетесь дедукцией и действуете методом исключения. Поэтому вам нужен дипломированный гид.
  — А у вас есть диплом? — спросил я.
  Девушка оглянулась на перегородку.
  — Вы на редкость догадливы, — сказала она.
  — А вы, случайно, не состоите членом коммерческой палаты?
  — Я — нет, а газета состоит.
  — Я приезжий. Думаю открыть у вас филиал своей фирмы. Для меня очень важно составить правильное впечатление о вашем городе.
  Человек за перегородкой кашлянул.
  — Что делают местные жители для того, чтобы хорошо питаться?
  — Это очень просто. Они женятся.
  — И живут после этого долго и счастливо?
  — Да.
  — А вы замужем? — спросил я.
  — Нет, я хожу в кафе при гостинице.
  — И знаете, что там заказывать?
  — Да.
  — Как насчет того, чтобы поужинать с прекрасным чужеземцем и показать ему, как в этом городе делают заказы?
  — Вы не совсем чужеземец, — засмеялась она.
  — Да, и не совсем прекрасный. Но мы можем поужинать и поболтать.
  — О чем будем болтать?
  — О девушке, которая работает в редакции газеты и может немножко подзаработать.
  — Сколько это немножко? — спросила девушка.
  — Не знаю, — честно признался я. — Мне это еще нужно уточнить.
  — И мне тоже.
  — Так как насчет ужина?
  Она еще раз быстро оглянулась через плечо:
  — Надо подумать.
  Я подождал, пока ее ручка порхала над бланками квитанций.
  — Я буду на работе послезавтра. Газета сейчас выходит раз в неделю.
  — Я знаю, — кивнул я. — Позвонить вам сюда?
  — Нет-нет. Сегодня около шести часов я приду в холл гостиницы. У вас есть знакомые в городе?
  — Нет.
  Мне показалось, что девушка вздохнула с облегчением.
  — Другие газеты в городе есть?
  — Нет, теперь нет. В восемнадцатом году была еще одна газета, но в двадцать третьем ее закрыли.
  — Как насчет проторенной дорожки? — спросил я.
  — Вы уже на ней, — улыбнулась девушка.
  Человек за перегородкой снова кашлянул — на этот раз, как мне показалось, предостерегающе.
  — Я хотел бы посмотреть подшивки за семнадцатый, восемнадцатый и девятнадцатый годы.
  Она принесла газеты, и я провел остаток дня, выбирая из колонки светской хроники имена людей, которые бывали на тех же вечеринках и собраниях, что и мистер и миссис Линтиг. Чтобы понять, в каких кругах вращались Линтиги, я выписал все фамилии, которые повторялись достаточно часто.
  Девушка за конторкой то сидела на стуле, поглядывая на меня, то уходила за перегородку, и оттуда доносился стук пишущей машинки. Мужского голоса я больше не слышал, но, помня о предостерегающем кашле, больше не пытался заговорить с девушкой. На квитанции я прочел ее имя — Мариан Дантон.
  Часам к пяти я вернулся в гостиницу, принял душ и вышел в холл. Девушка появилась около шести часов.
  — Коктейль-бар здесь приличный? — спросил я.
  — Очень хороший.
  — Как вы считаете, коктейли улучшат нам аппетит перед ужином?
  — Думаю, да.
  Мы взяли два «Мартини», потом я предложил повторить.
  — Вы что, хотите споить меня? — спросила Мариан.
  — Двумя коктейлями?
  — Я знаю по опыту, что это только начало.
  — А зачем мне вас спаивать?
  — Не знаю, — засмеялась она. — Так как может девушка, работающая в редакции газеты в Оуквью, заработать еще немного денег?
  — Пока точно не знаю, — ответил я. — Все зависит от проторенной дорожки.
  — Как именно зависит?
  — Важно, как далеко проложена дорожка и кто ее проложил.
  — О! — сказала девушка.
  Я показал бармену на пустые бокалы, и он начал смешивать второй коктейль.
  — Я слушаю.
  — Это превосходный жест, — сказала девушка. — Постараюсь его запомнить.
  — Вы когда-нибудь зарабатывали на поисках информации? — спросил я.
  — Нет, — ответила Мариан. И, немного помолчав, спросила: — А вы?
  — Случалось.
  — И вы думаете, что у меня получится?
  — Нет. По-моему, вы больше заработаете в газете. Как это случилось, что вы — единственная красивая девушка в этом городе?
  — Спасибо. А вы в этом разбираетесь?
  — Просто у меня есть глаза.
  — Да, это я уже заметила.
  Бармен наполнил бокалы.
  — Одна моя знакомая работает в картинной галерее. Она рассказывала, что приезжие моряки всегда спрашивают, почему она единственная красивая девушка в Оуквью. Похоже, у городских это единственный способ знакомиться.
  — Я над этим не задумывался, — сказал я. — Просто я не встречал здесь других красивых девушек.
  — Почему бы вам не поискать еще?
  — Попробую, — ответил я. — В девятнадцатом году в вашем городке процветал специалист по ухо-горло-носу. А сейчас, похоже, он бы здесь разорился.
  — Вы правы.
  — А что случилось?
  — Много всякого, — ответила девушка. — Мы никогда не рассказываем обо всем сразу. Для приезжих это звучит слишком мрачно.
  — Вы можете рассказать мне первую серию.
  — Что же, слушайте. Когда-то здесь были железнодорожные мастерские, — начала Мариан. — Но потом правление дороги решило перенести их, и в двадцать первом году начался кризис.
  — Какова политическая ориентация «Блейд»?
  — Наш редактор ориентируется на местные власти. Вы, наверное, заметили, что мы почти не пишем о политике. Давайте лучше допьем коктейли и переберемся в кафе, пока местные таланты еще не съели все самое вкусное.
  В кафе я взял в руки меню и спросил Мариан:
  — Что будем есть?
  — Так, — деловито начала девушка. — Вы не хотите рубленую солонину. Я не беру цыплячьи ножки, потому что цыплят они получили в среду. Есть пирог с телятиной, но это остатки с четверга. Ростбиф сравнительно безопасен. И они отлично готовят печеную картошку.
  — Печеная картошка, хорошо сдобренная маслом, прекрасно заменит все остальное. Как это получилось, что вы пошли со мной ужинать?
  Ее глаза округлились.
  — Но вы же меня пригласили!
  — Как это я догадался вас пригласить?
  — А как вы думаете?
  — Наверное, потому, что вы об этом заговорили.
  — Я заговорила?
  — Не прямо. Вы заговорили об этом после того, как человек, который хотел у меня что-то выпытать, шепнул вам за перегородкой, что вам стоило бы со мной поужинать.
  Ее глаза стали еще больше, и она сказала:
  — Ох, бабушка, какие у тебя большие уши!
  — Он хочет, чтобы вы у меня что-то выпытали. И мне он намекнул, что расскажет все, что меня интересует, в обмен на мою информацию.
  — В самом деле?
  — Вы это знаете не хуже меня.
  — К сожалению, я не умею читать мысли.
  Подошла официантка и приняла наш заказ. Я заметил, что Мариан осматривает зал.
  — Волнуетесь? — спросил я.
  — О чем?
  — Что Чарли увидит, как вы ужинаете со мной, прежде чем вы успеете предупредить его, что это только деловое задание, которое дал вам босс.
  — Какой еще Чарли?
  — Жених.
  — Чей жених?
  — Ваш.
  — Не знаю я никакого Чарли.
  — Конечно. Но я и не рассчитываю, что вы мне о нем расскажете, поэтому будем называть его Чарли. Это сэкономит время и упростит разговор.
  — Понятно, — сказала она. — Нет, Чарли меня не беспокоит, он очень великодушный и терпимый парень.
  — Значит, стрельбы не будет?
  — Нет, Чарли уже почти полгода ни в кого не стрелял. А в последний раз он всего лишь ранил обидчика в плечо. Тот и шести недель не пролежал в больнице.
  — Поразительная сдержанность! А я побаивался, что Чарли — парень горячий.
  — О, нет! Он очень спокойный и любит животных.
  — Чем он занимается? — спросил я. — Я имею в виду, где работает.
  — Он работает здесь.
  — Хоть не в гостинице?
  — Нет-нет, я имею в виду, что он работает в городе.
  — Ему здесь нравится?
  Веселье в глазах девушки погасло.
  — Да, — ответила она, втыкая вилку в ростбиф.
  — Я рад за него.
  Пару минут мы оба молчали.
  В кафе было довольно много народу. Я не ожидал, что кафе при гостинице пользуется такой популярностью. Похоже, что здесь собирались в основном завсегдатаи. Некоторые из них проявляли явный интерес к Мариан Дантон и ее спутнику. Было ясно, что девушку здесь хорошо знают. Я задал ей еще несколько вопросов о городе и получил короткие, точные ответы. Мариан больше не пыталась подшучивать надо мной. Настроение у нее явно испортилось. Я пытался понять, не стал ли причиной этого кто-то из тех, кто только что пришел в кафе. Если так, то можно было заподозрить двух пожилых мужчин, всецело поглощенных едой и своей беседой, или небольшую семью, по виду автотуристов, — пожилого мужчину с лысой головой и выцветшими серыми глазами, с которым сидели коренастая женщина, девочка лет девяти и мальчик лет семи.
  После десерта я предложил Мариан сигарету. Мы закурили, и я протянул ей список имен, которые выписал из газеты.
  — Кто из этих людей живет сейчас в Оуквью?
  Она несколько минут рассматривала список, а потом неохотно сказала:
  — А вы действительно хорошо соображаете.
  Я молча смотрел на нее, ожидая ответа.
  Помолчав, Мариан сказала:
  — Здесь пятнадцать имен. Из них в городе остались только четверо или пятеро.
  — А куда девались остальные?
  — Они переехали вслед за железнодорожными мастерскими. Когда здесь жил доктор Линтиг, эти люди входили в компанию «золотой молодежи». Я знала кое-кого из них. Когда дела пошли плохо, почти все разъехались. А в 1929 году у нас был еще один кризис, когда закрылась консервная фабрика.
  — Вы знакомы с теми, кто остался в городе?
  — Да.
  — Как мне их найти?
  — Отыщите имена в телефонной книге.
  — А вы не можете их назвать?
  — Могу. Но будет лучше, если вы получите информацию из телефонной книги.
  — Понятно. — Я сложил список и сунул в карман.
  Начался довольно нудный фильм, который я к тому же видел раньше. Я предложил уйти, и Мариан согласилась. По тому, как охотно она встала, я понял, что она тоже видела эту картину. Мы заказали мороженое, а потом я снова достал список.
  — Может, вы все-таки покажете мне, кто из этих людей остался в городе? Просто чтобы меньше трепать телефонную книгу.
  Она немного подумала, потом взяла список и подчеркнула четыре фамилии.
  — Это остроумный способ розыска, — сказала она. — Но я не думаю, что он вам поможет. Вряд ли кто-нибудь в городе знает, где она находится.
  — Почему вы так думаете?
  — Вы же знаете, что ее не нашли, даже когда это дело было в центре внимания.
  — Но это было еще до кризиса, — ответил я. — С тех пор многие вещи привлекали внимание.
  Она, казалось, хотела еще что-то сказать, но промолчала.
  — Сделайте одолжение, — попросил я. — Подскажите.
  — Вы же мне не подсказываете.
  — Если я найду миссис Линтиг, это может оказаться очень выгодно для нее. Возможно, она получит в наследство большое состояние.
  — А потом еще выиграет на скачках, — рассмеялась Мариан.
  Я ухмыльнулся.
  — Вы можете мне объяснить, почему такая суета вокруг миссис Линтиг?
  — Не знаю, — ответил я с самым равнодушным видом.
  — Вы работаете на кого-то или на себя самого?
  — Ну, если я смогу ее найти, то за это мне кое-что перепадет.
  — А как насчет меня, — спросила Мариан, — если я ее найду?
  — Если вы знаете, где она, и согласитесь поделиться информацией, то внакладе не останетесь.
  — Сколько?
  — Я не могу этого знать, пока не задам вам несколько вопросов. Вы знаете, где она?
  — Нет, хотя хотелось бы знать. Из этого получился бы хороший материал. Вы же знаете, я собираю новости для «Блейд».
  — И вам бы подняли зарплату?
  — Нет, — ответила она.
  — Я могу свести вас с человеком, который готов заплатить за эту информацию больше, чем ваша редакция.
  — Газета ничего бы не заплатила, — заметила Мариан.
  — Тогда, я уверен, мы назначили бы самую высокую цену.
  — Сколько?
  — Не знаю. Это надо будет выяснить. А что вы скажете насчет других?
  — О ком это вы?
  Я сделал вид, что удивлен.
  — Ну, о тех, кто искал ее до меня.
  — Наверное, зря я тогда намекнула вам насчет проторенной дорожки, — задумчиво проговорила девушка.
  — Да, — ответил я. — Человеку, который сидел в редакции за перегородкой, этот намек не понравился.
  Мариан перевела взгляд на большой стеклянный бокал с мороженым, в котором в былые времена наверняка подавали пиво.
  — Сколько вы прожили в большом городе? — спросила она, медленно поворачивая пальцами стеклянную ножку бокала.
  — Всю жизнь, — ответил я.
  — И как, нравится?
  — Не очень.
  — А я думала, что вы в восторге от городской жизни.
  — Почему?
  — Быть всегда в гуще событий вместо маленького лягушачьего пруда, где вы всех знаете и каждый знает вас. А в городе у вас действительно настоящая жизнь. Вокруг тысячи и тысячи людей, неограниченные возможности заводить новых друзей и знакомых. Витрины магазинов, вечерние шоу, настоящие салоны красоты — и рестораны.
  — Там есть еще уйма мошенников, — добавил я, — светофоры на каждом углу, суета и шум, а что до друзей — ну, если хотите почувствовать настоящее одиночество, попробуйте поживите в большом городе. Все друг другу чужие, и, если вы не заведете нужных знакомств, они так и останутся для вас чужими.
  — Лучше уж так, — убежденно сказала она, — чем видеть изо дня в день одни и те же лица, жить в городке, который гниет заживо, где соседи знают о ваших делах больше, чем вы сами.
  — А о ваших делах люди тоже знают больше, чем вы сами?
  — Во всяком случае, им так кажется.
  — Веселей! — сказал я. — У вас ведь есть Чарли.
  — Чарли? — переспросила Мариан. — Ах да, понимаю.
  — Если вы уедете в большой город, вам придется расстаться с Чарли. Не забывайте, что ему здесь нравится.
  — Вы меня дурачите или серьезно пытаетесь доказать, что здесь лучше?
  — Просто задаю вопросы. Как насчет того, чтобы поделиться со мной кое-какой информацией?
  Она краем ложечки разломала остаток мороженого на мелкие части, а потом перемешала их, пока на дне бокала не осталось ничего, кроме жидкости.
  — Давайте посмотрим, правильно ли я вас поняла, Дональд, — снова заговорила Мариан. — Вы на кого-то работаете и пытаетесь получить информацию. Если я сообщу вам что-нибудь стоящее, вы за это не заплатите — во всяком случае, пока не поговорите с кем-то.
  — Верно, — сказал я.
  — Тогда зачем я стану вам о чем-то рассказывать?
  — Просто ради дружбы и сотрудничества.
  — Послушайте. Мне не нужны деньги. Вернее, я не знаю ничего, за что стоило бы платить, но постараюсь вам помочь. Если я это сделаю, вы поможете мне найти работу в городе?
  — Откровенно говоря, я не знаю, где можно устроиться. Я мог бы познакомить вас с человеком, который поможет вам.
  — Если я помогу вам сейчас, вы… вы поможете мне, когда я приеду в город?
  — Конечно, если смогу.
  Она задумчиво помешивала ложкой остаток мороженого. Потом сказала:
  — Вы просто играете со мной. Это ваша работа. Вы приехали сюда для розыска. Вы считаете, что у меня есть какая-то информация, и пытаетесь ее получить, не объясняя, зачем это вам нужно. Так?
  — Правильно, — сказал я.
  — Ну хорошо, — продолжала Мариан. — Тогда я буду играть с вами в ту же игру. Если я смогу у вас что-то выпытать, я это использую.
  — Что ж, это справедливо.
  — Только не говорите потом, что я вас не предупреждала.
  — Конечно, не буду. Вы же только что предупредили меня.
  — Что вы хотите узнать? — спросила она.
  — Вам известно, где сейчас миссис Линтиг?
  — Нет.
  — В архиве вашей газеты есть ее фотографии?
  — Нет.
  — Вы их уже искали?
  Мариан медленно кивнула. Казалось, ее больше всего сейчас интересуют остатки мороженого на дне бокала.
  — Когда?
  — Месяца два назад.
  — Кто разыскивал ее в тот раз?
  — Человек по фамилии Кросс.
  — Вы, наверное, не помните его инициалов?
  — Он останавливался в гостинице, так что вы их без труда узнаете.
  — А что ему было нужно?
  — То же, что и вам.
  — Как он выглядел?
  — Лет сорока, коренастый, почти совсем лысый и большой любитель сигар. Дымил все время, пока сидел у нас в редакции.
  — Кто следующий?
  — Молодая женщина.
  — Молодая женщина?
  Она кивнула.
  — Кто такая?
  — Она назвалась Эвелин Делл. Вам не кажется, что это звучит как фальшивка?
  — Многие имена звучат фальшиво.
  — Но это особенно похоже на подделку.
  — Наверное, потому, что у нее и вид был фальшивый? — предположил я.
  Она немного задумалась:
  — Вы правы. В ней было что-то ненастоящее, не могу сказать что, но какая-то неестественность.
  — Как она выглядела?
  — Я думаю, вы попали в точку. Выглядела она фальшиво. Она старалась казаться шумливой и немного распутной. Но была она совсем другой. Она была тихой и очень незаметной, словно все время ходила на цыпочках. У нее была пышная фигура, и одевалась она по моде, и, уж поверьте мне, ее одежда всегда подчеркивала фигуру. Но она была чуть-чуть чересчур хорошенькая, чересчур сладкоречивая, чересчур девственная.
  — А она не производила впечатление непорочной?
  — Нет. Но вам следовало бы с большим почтением говорить об Эвелин Делл. Я думаю, что она родственница миссис Линтиг.
  — Она так сказала?
  — У меня создалось впечатление, что она ее дочь от первого брака.
  — Какого же тогда возраста должна быть миссис Линтиг?
  — Не такая уж старая, около пятидесяти. По-моему, Эвелин Делл была еще совсем ребенком — тайным ребенком, когда ее мать вышла за доктора Линтига.
  — Значит, сейчас ей должно быть двадцать восемь или около того.
  — Да, примерно. У нас никто не знал, что у миссис Линтиг была дочь.
  — Здесь она останавливалась в гостинице?
  — Да.
  — Сколько пробыла?
  — Кажется, неделю.
  — А чем она здесь занималась?
  — Пыталась найти хорошую фотографию миссис Линтиг. Я знаю по крайней мере четыре, которые она купила, — старые снимки из семейных альбомов. Она их все куда-то отправила. В гостинице мне рассказывали, как она отправляла несколько фотографий и очень беспокоилась, чтобы их уложили в гофрированный картон.
  — А адрес вам в гостинице сказали?
  — Нет. Она отправляла их из почтового отделения, но картон для упаковки доставала здесь. Служащие гостиницы видели, что там были фотографии.
  — Что-нибудь еще? — спросил я.
  — Это все.
  — Спасибо, Мариан. Не знаю, насколько это мне пригодится, но надеюсь, что польза будет. Если все будет нормально, я заплачу вам за это. Немного, но заплачу. Люди, на которых я работаю, не слишком щедры.
  — Не беспокойтесь. Давайте лучше поиграем в другую игру.
  — В какую?
  — Вы выпытали у меня все, что смогли. А теперь я попробую от вас чего-нибудь добиться. В какой-то степени я вам помогла. Если я приеду в город и стану искать работу, вы мне поможете?
  — У меня небольшие возможности.
  — Я понимаю. Вы сделаете, что сможете?
  — Да.
  — Вы долго собираетесь здесь пробыть?
  — Не знаю. По обстоятельствам.
  — У меня могут быть новости. Где вас можно будет найти, если понадобится?
  Я достал карточку, на которой было напечатано только мое имя, и написал адрес и номер комнаты, где находился офис Берты Кул; если письмо придет по этому адресу, его сразу передадут мне.
  Мариан с минуту разглядывала карточку, потом спрятала ее в сумочку и улыбнулась. Я подал ей пальто и отвез ее домой. Мариан жила в двухэтажном каркасном доме, который давно пора было покрасить. Перед дверью не было таблички, какие обычно висят на доме, где сдают меблированные комнаты, и я подумал, что она снимает комнату у какой-то семьи. Я не слишком задумывался над этим, так как не сомневался, что в любой момент смогу узнать о ней все, что захочу. Как Мариан признала, люди в городе больше знают о ее делах, чем она сама.
  Судя по тому, как девушка держалась, она надеялась, что я не стану пробовать поцеловать ее на прощание, и я не стал этого делать.
  Когда я вернулся в гостиницу, была уже почти полночь. Сигара, которую я предложил ночному дежурному, сразу сделала его более покладистым. Вскоре я уже держал в руках книгу регистрации и еще через пять минут нашел записи о Миллере Кроссе и Эвелин Делл. Я подумал, что адреса фальшивые, но на всякий случай незаметно переписал их, пока дежурный возился с коммутатором.
  Когда он вернулся к столу, мы немного поболтали, и он сказал между прочим, что мисс Делл приехала поездом, что ее чемодан был в пути поврежден и что она взяла об этом письменные показания у носильщика и у портье гостиницы. Он не знал, возместили ли ей убытки.
  Узнав, что можно отправить телеграмму из телефонной будки, я передал Берте Кул следующее:
  «Медленно двигаюсь вперед. Узнайте все об иске против Южной Тихоокеанской железнодорожной компании, о возмещении убытка за поврежденный багаж. Иск был подан в Оуквью недели три назад, возможно, от имени Эвелин Делл. Могу ли я заплатить двадцать пять баксов лицу, дающему полезную информацию?»
  Я повесил трубку и поднялся в номер. Попытался отпереть замок, но ключ не поворачивался. Пока я пробовал его вытащить, замок щелкнул и дверь открылась. Высокий человек, фигура которого смутно виднелась на фоне окна, пригласил меня:
  — Входите, Лэм.
  Он включил свет, а я продолжал стоять на пороге и смотреть на него.
  Человек был около шести футов ростом и весил фунтов двести. Он был широк в плечах, и рука, которой он молниеносно схватил меня за галстук, была, как я сразу почувствовал, здоровенной грубой лапой.
  — Я же сказал: «Входите», — сказал он и дернул за галстук.
  Я влетел в комнату. Он быстро повернулся вправо, так что я пролетел над ковром и рухнул на кровать.
  Человек захлопнул дверь и проворчал:
  — Так-то лучше!
  Он стоял между мной и дверью, между мной и телефоном. Я видел, как дежурный обращается с коммутатором, и понимал — для того чтобы куда-то позвонить, потребуется не меньше тридцати секунд. Трудно было рассчитывать, что этот тип будет стоять и смотреть, как я вызываю полицию.
  Я поправил галстук, выровнял уголки воротника и спросил:
  — Что вам угодно?
  — Так-то лучше, — повторил он и сел на стул, по-прежнему оставаясь между мной и дверью.
  Незнакомец усмехался, и его ухмылка мне не понравилась. Мне все в нем не нравилось. Он был здоровенным и самоуверенным и держался так, словно был хозяином этой гостиницы и всего городка.
  — Что вам нужно? — повторил я.
  — Я хочу, чтобы ты убрался отсюда.
  — Почему?
  — Здесь вредный климат для таких козявок, как ты.
  — Но я пока этого не почувствовал.
  — Еще нет, но скоро почувствуешь. Знаешь, что такое малярийные комары? Они искусают тебя, и ты сразу почувствуешь себя больным.
  — Куда мне перейти, — спросил я, — чтобы избежать этих укусов?
  Его лицо помрачнело.
  — Ты должен убраться отсюда, мелюзга, — сказал он.
  Я выудил из кармана сигарету и закурил. Он наблюдал, как я закуриваю, и расхохотался, заметив, что моя рука дрожит.
  Я бросил спичку, затянулся и сказал:
  — Продолжай. Твой ход.
  — Я все сказал, — ответил он. — Вот твой чемодан. Собери вещи, и я провожу тебя к машине.
  — А если я не хочу, чтобы меня провожали?
  Он ответил дружелюбно, но многозначительно:
  — Если ты уедешь сразу, то сможешь выбраться отсюда самостоятельно.
  — А если я промедлю?
  — Тогда может произойти несчастный случай.
  — Со мной не бывает несчастных случаев. Все мои друзья об этом знают.
  — Ты можешь ходить во сне и нечаянно выпасть из окна. Твоих друзей пустят по ложному следу, и они никогда ничего не узнают.
  — Я могу заорать, — предположил я. — Меня кто-нибудь услышит.
  — Наверняка услышат.
  — И вызовут полицию.
  — Правильно.
  — А что тогда?
  — Тогда здесь не окажется ни меня, ни тебя.
  — Что ж, попробую, — ответил я и истошно заорал: — Помогите! Поли…
  Он, как кошка, вскочил с кресла. Я увидел, что он угрожающе навис надо мной, и изо всей силы ударил его в живот.
  Никакого эффекта.
  В следующее мгновение я получил сокрушительный удар в подбородок, и все исчезло. Очнувшись, я увидел, что сижу в драндулете агентства, который катится вдоль тротуара. Голова моя раскалывалась на части, а нижняя челюсть так болела, что трудно было даже открыть рот. Мой противник сидел за рулем. Увидев, что я очнулся, он повернул голову.
  — Господи, что за развалина! Неужели ваше проклятое агентство не в состоянии обеспечить приличный транспорт? — как ни в чем не бывало заговорил он.
  Я высунул голову в окно, чтобы холодный воздух прочистил мне мозги. Здоровяк огромной ножищей придавил педаль акселератора, и автомобиль Берты Кул, словно протестуя, заходил по дороге из стороны в сторону.
  Мы ехали по горной дороге, извивающейся вверх по каньону. Потом начался ровный участок. По обе стороны дороги на фоне звездного неба виднелись силуэты огромных сосен. Незнакомец ехал медленно. Видно было, что он высматривает поворот на боковую дорогу.
  Я решил использовать этот шанс. Быстро привстав с сиденья, я обеими руками схватился за руль и крутанул его изо всех сил. У меня снова ничего не вышло, хотя машина съехала на одну сторону дороги, а потом на другую, когда он сильнее вцепился в руль, чтобы преодолеть мое сопротивление. Не отрывая руку от руля, незнакомец поднял вверх локоть, который словно врезался в мою несчастную челюсть. Это заставило меня отпустить руль. Потом словно кузнечный молот обрушился на мою шею. Когда я открыл глаза, вокруг была полная темнота. Я неподвижно лежал на спине и пытался сообразить, где нахожусь.
  Вскоре я начал улавливать какую-то смутную связь между моим нынешним положением и бурными событиями прошедшего дня и сунул руку в карман за спичками.
  При свете спички я обнаружил, что лежу в деревянной лачуге на подстилке из сухой хвои. Превозмогая боль, я сел на своем ложе, сколоченном из крепких сосновых досок, и чиркнул еще одну спичку. Найдя свечу, я зажег ее и посмотрел на часы. Было пятнадцать минут четвертого.
  В лачуге явно никто не жил. Здесь было грязно и пахло затхлостью. Все окна были заколочены. Вокруг шныряли крысы, таская из буфета черствые хлебные корки. Большой паук враждебно наблюдал за мной из ближнего угла. Сухие сосновые иглы застряли у меня в волосах и, когда я встал, посыпались за шиворот.
  Я чувствовал себя так, словно по мне проехал паровой каток.
  В лачуге никого не было. Я посмотрел на заколоченные окна и на всякий случай дернул дверь, не сомневаясь, что она заперта. Дверь распахнулась. Мне в ноздри ударил холодный горный воздух, пропитанный запахом сосен.
  Прямо перед дверью что-то темнело. Я поднял свечу и увидел, что это машина агентства.
  У самой хижины журчал горный ручей. Походив немного, я нашел спускающуюся к воде тропинку и вышел на берег. Намочив носовой платок в холодной как лед воде, приложил его ко лбу, глазам, а потом к шее. Порыв ветра задул свечу. Я немного посидел в темноте, чувствуя целительное действие ледяной воды.
  Через несколько минут я сунул в карман замерзшие мокрые пальцы и достал спички. Со второй попытки мне удалось зажечь свечу, и я вернулся к хижине, не имея ни малейшего представления, где нахожусь.
  Я задул свечу, закрыл дверь хижины и сел в машину. Ключ был на месте. Я завел мотор. Указатель бензина показывал полбака. Фары осветили уходящую от хижины ухабистую горную дорогу. Через четверть мили я выехал на асфальтированную трассу. Я по-прежнему не имел представления, куда ехать, и свернул направо просто потому, что эта дорога вела вниз.
  Глава 2
  Берта Кул расправилась с накопившейся к понедельнику почтой, не спеша закурила и сказала, глядя на меня через стол:
  — Боже мой, Дональд! Ты снова подрался?
  Я сел в кресло для посетителей:
  — Это была не драка.
  — А что же произошло?
  — Меня выпроводили из города.
  — Кто?
  — Он действовал как человек из местной полиции, но тактика у него чересчур хитрая для Оуквью. Я не думаю, что он местный. Кто-то еще должен был ехать за нами на второй машине, или он сам заранее оставил там вторую машину. Он оставил мне драндулет агентства и даже заправил его бензином.
  — А с чего ты взял, что он коп?
  — Он выглядел, говорил и действовал, как коп.
  Берта лучезарно улыбнулась мне:
  — Да, Дональд, тебе здорово досталось. А потом ты вернулся в Оуквью?
  — Нет, я не вернулся.
  — Почему? — Тон Берты сразу изменился.
  — Климат, — ответил я. — Там у них малярия. Много комаров.
  — Чушь!
  — К тому же я думаю, что мы больше узнаем здесь, чем в Оуквью.
  — Это как же?
  — До меня там уже побывали два человека. Они искали то же, что и я. Похоже, что они забрали все, что можно.
  — Тогда зачем им нужно было, чтобы ты убрался из города?
  — Чем-то я им досадил.
  Берта Кул внимательно посмотрела на меня сквозь голубой сигаретный дым.
  — Все это чертовски забавно, Дональд.
  — Я рад, что вы так думаете.
  — Ну, не грусти, мой милый. Ты же знаешь, такая у нас работа. Зато теперь ты получил небольшое преимущество. Они будут думать, что с тобой легко справиться. Что это был за парень?
  — Не знаю. Он сидел в моем номере, когда я вернулся. Как раз после того, как я отправил вам телеграмму. Я хотел было вернуться в Оуквью, а потом сообразил, что есть возможность добиться лучших результатов здесь.
  — Что ты имеешь в виду?
  Я вынул записную книжку и коротко рассказал ей все, что смог выяснить.
  — Черта с два мы так доберемся до миссис Линтиг, — сказала Берта Кул. — Она не плыла по каналу ни в 1919-м, ни в начале 1920 года. По крайней мере, под своим именем. А если она взяла билет на чужое имя, то нам все равно ничего не светит. Это слишком давняя история, чтобы выследить человека по описанию внешности, и мы не можем каждый раз выкладывать за информацию по двадцать баксов. Клиенты платят нам за получение информации. А мы тратим деньги на жалованье, текущие расходы, и должен еще остаться доход. Больше не отправляй телеграмм с такими вопросами.
  — Это было ночное письмо, — сказал я. — Я уложился в пятьдесят слов, так что вам не придется переплачивать.
  — Знаю, — проворчала Берта. — Я посчитала слова. Но больше этого не делай. Кто дал тебе информацию?
  — Одна девушка. Сейчас я уже не так в ней уверен. Не исключено, что парень, который вывез меня из города, и есть Чарли.
  — Какой Чарли?
  — Я не знаю. Это просто кличка. А что вы узнали о багаже?
  — Эвелин Делл Харрис подала иск о возмещении ущерба в семьдесят пять долларов за повреждение чемодана и одежды.
  — И чем кончилось дело?
  — Оно еще рассматривается. Железнодорожная компания утверждает, что чемодан был старым и потрепанным. Они считают размер иска завышенным.
  — У вас есть адрес Эвелин Делл? — спросил я.
  — Эвелин Харрис, — поправила Берта.
  — Это все равно. Но она пробыла там около недели.
  — Да, адрес есть. Сейчас посмотрю. Где же он? Черт побери, я никогда ничего не могу найти!
  Она сняла трубку и сказала Элси Бранд:
  — Найди мне адрес Эвелин Харрис. Я тебе давала его… А я говорю, что… Ах да… В правом ящике моего стола, да? Спасибо.
  Берта Кул выдвинула ящик, порылась среди бумаг и протянула мне листок. Я переписал адрес в записную книжку.
  — Хочешь с ней поговорить? — спросила Берта.
  — Да. И еще одна идея. Возможно, был сделан запрос в Медицинское бюро штата о переводе лицензии доктора Джеймса К. Линтига на какое-то другое имя.
  — Почему ты так думаешь?
  — Линтиг был специалистом по глазным болезням и отоларингологом. Он смылся, и вместе с ним его медсестра. А теперь прикиньте, станет ли человек в таких обстоятельствах отказываться от права работать по специальности.
  — А почему ты решил, что он заведет практику в этом штате?
  — Потому что он не может переехать в другой штат, не отчитавшись за то время, которое провел в этом штате. А оттуда наверняка сделают запрос. Видимо, он получил разрешение суда изменить фамилию, послал копию этого разрешения в Медицинское бюро штата и без всяких проблем получил лицензию на новое имя. Для него это был бы самый простой выход.
  Берта Кул посмотрела на меня с явным одобрением.
  — Хороший ход, Дональд, — сказала она. — Ты головастый малый.
  Немного помолчав, она добавила:
  — Правда, клиент просил нас заниматься только миссис Линтиг.
  — После того как мы найдем миссис Линтиг, никто не спросит, как мы ее искали. Мне нужно на расходы пятьдесят баксов.
  — Конечно, деньги тебе понадобятся. Держи. Но постарайся, чтобы эти были последними. Ты думаешь, он знает, где его жена?
  — Доктор Линтиг, — сказал я, — отдал ей все. Похоже, он тайно дал ей согласие на передачу собственности. — Я пересчитал деньги и положил в карман.
  — И что из этого следует?
  — Если он собирался все ей отдать, то вполне мог бы остаться в Оуквью, где у него была солидная практика. Никакой суд не забрал бы у него больше, чем он сам ей отдал. Он хотел уехать. И если действительно существовало тайное решение о передаче собственности, он, конечно, знает, где ее искать.
  Берта Кул прищурилась.
  — В этом что-то есть, — задумчиво проговорила она.
  — Вы знаете номер телефона Смита?
  — Да.
  — Ну, так позвоните ему и… — Я осекся, и Берта Кул спросила:
  — В чем дело, Дональд?
  — Давайте не сообщать Смиту о том, что сейчас предпримем. Будем искать миссис Линтиг, как сочтем нужным. Я могу зайти к Эвелин Харрис как представитель железнодорожной компании для улаживания ее жалобы. Заплачу ей семьдесят пять долларов за поврежденный чемодан и возьму расписку. А потом вернусь и начну возмущаться, что она дала расписку на вымышленное имя. Это хорошая возможность прощупать ее.
  — Господи, Дональд. — Глаза Берты Кул широко раскрылись. — Ты думаешь, наше агентство настолько богато? Мы должны тратиться на улаживание претензий к железнодорожной компании?
  — Вы можете списать эти деньги как накладные расходы, — ответил я.
  — Не будь ребенком, Дональд. Будет еще много других расходов. Чем больше мы заплатим другим, тем меньше останется Берте.
  — Если мы пойдем по давно остывшему следу, это обойдется подороже, чем семьдесят пять долларов.
  — Это отпадает, — покачала головой Берта Кул. — Придумай что-нибудь другое.
  — Ладно, я попробую. — Я взял свою шляпу.
  Когда я уже взялся за дверную ручку, Берта снова окликнула меня.
  — И берись за работу, Дональд. Не жди, пока появятся новые идеи.
  — Я уже кое-что начал. Поместил объявление в газете «Блейд» с просьбой дать информацию о миссис Джеймс Линтиг или о ее наследниках, из которого можно заключить, что кто-то умер и оставил ей наследство.
  — Сколько это стоило? — спросила Берта.
  — Пять долларов.
  Берта посмотрела на меня из-за поднимающейся спиралью струйки сигаретного дыма:
  — Это чертовски много.
  Я открыл дверь, небрежно бросив:
  — Наверное, оно того стоило, — и закрыл за собой дверь прежде, чем она успела ответить.
  На машине агентства я подъехал к дому Эвелин Харрис. Передо мной стоял обшарпанный трехэтажный многоквартирный дом. Рядом с почтовыми ящиками висел список жильцов и находились кнопки вызова. Эвелин Харрис была в 309-й квартире, и я нажал кнопку. Только после третьего звонка раздался сигнал зуммера и щелкнул замок. Я толкнул дверь и вошел в дом.
  В мрачном темном коридоре стоял отвратительный запах. Слева на двери я разглядел надпись: «Управляющий». Посредине коридора тусклая электрическая лампочка освещала дверь лифта. Я поднялся на третий этаж и нашел квартиру 309.
  Эвелин Харрис стояла в дверях, вглядываясь в полумрак коридора опухшими со сна глазами. Она не выглядела ни робкой, ни невинной.
  — Что вам нужно? — спросила она скрипучим голосом.
  — Я представитель железнодорожной компании. Пришел уладить вопрос о вашем чемодане.
  — О господи! — проскрипела она. — Зачем было приходить в такую рань? Неужели не понятно, что девушке, которая работает ночами, тоже нужно когда-то поспать.
  — Извините, — сказал я, ожидая, что Эвелин пригласит меня войти.
  Она продолжала стоять в дверях. Через ее плечо я увидел в комнате раскладушку, на которой лежала подушка в мятой наволочке и такое же мятое покрывало.
  — Мне нужен от вас только чек. — Она смотрела на меня враждебно и недоверчиво, и на лице ее была написана жадность.
  Эвелин была блондинкой, и, кажется, натуральной — я не видел и намека на темную линию у корней волос. На ней была мятая оранжевая пижама, поверх которой она набросила халат, небрежно придерживая его на груди левой рукой. Судя по коже на руке, ей было уже лет сто. Глядя на ухоженное лицо, ей можно было дать двадцать два. Оценить фигуру было трудно, но, судя по позе, она была молодая и гибкая.
  — Ну ладно, — сказала наконец Эвелин, — проходите.
  Я вошел в комнату. Она поправила одеяло и уселась на край раскладушки.
  — Стул возьмите вон там, в углу. Приходится убирать его, когда ставлю раскладушку. Что вы хотите?
  — Я хотел бы уточнить некоторые подробности по вашей жалобе.
  — Я уже рассказала вам все подробности, — раздраженно ответила она. — Я должна была запросить две сотни долларов. Потом вы оценили мой реальный ущерб в семьдесят пять долларов. Если вы опять хотите меня надуть, не тратьте зря свое и мое время. И никогда не звоните мне раньше трех часов дня.
  — Извините, — сказал я.
  На полочке у изголовья лежала пачка сигарет и пепельница. Эвелин достала сигарету и закурила.
  — Продолжайте. — Она глубоко затянулась.
  Я достал свои сигареты и тоже закурил.
  — Я думаю, что управление удовлетворит вашу жалобу после того, как мы с вами уточним пару вопросов.
  — Это уже лучше, — проворчала она. — Какие у вас вопросы? Чемодан стоит в подвале, если вам нужно на него посмотреть. Один из его углов раздавлен. Отколовшиеся щепки изорвали мои колготки и одно из платьев.
  — А у вас сохранились платье и колготки? — спросил я.
  — Нет. — Она отвела взгляд.
  — Судя по нашим записям, — продолжал я, — вы жили в Оуквью под именем Эвелин Делл.
  Она выдернула изо рта сигарету и с негодованием уставилась на меня.
  — Ну ты и ищейка! Неудивительно, что тебе глаз подбили! Какое вам дело, под каким я именем там жила? Чемодан-то вы помяли!
  — Железнодорожная компания, когда выплачивает такого рода возмещение, должна иметь надежное подтверждение.
  — Ладно, я дам вам расписку. Если хотите, могу расписаться: Эвелин Делл. Меня зовут Эвелин Делл Харрис. Я могу подписать и Эвелин Рузвельт, если это поможет.
  — Здесь вы живете под фамилией Харрис?
  — Ну конечно. Эвелин Делл — это моя девичья фамилия. А Харрис — фамилия мужа.
  — Если вы замужем, мужу придется подписаться вместе с вами.
  — Еще чего! Я уже три года не видела Билла Харриса.
  — Развелись? — спросил я.
  — Да, — ответила она после небольшого колебания.
  — Видите ли, — объяснил я, — если железнодорожная компания платит возмещение и берет расписку, там обязательно должна быть подпись владельца имущества. А без подписи обязательство считается невыполненным.
  — Вы хотите сказать, что мне не принадлежит мой собственный чемодан?
  — Начальник отдела жалоб очень пунктуален, миссис Харрис, — начал я. — Он требует…
  — Мисс Харрис, — перебила она.
  — Хорошо, мисс Харрис. Начальник отдела жалоб всегда придирается к мелочам. Он послал меня выяснить, почему вы поехали в Оуквью под именем Эвелин Делл вместо Эвелин Харрис.
  — Передайте ему мои поздравления, — угрюмо сказала она. — И пусть он удавится.
  Я вспомнил выражение жадности в ее глазах, когда она стояла в коридоре.
  — Ну что же. — Я встал со стула. — Так я ему и передам. Извините, что побеспокоил. Я не знал, что вы работаете по ночам.
  Я двинулся к двери и уже выходил в коридор, когда сзади снова раздался ее голос:
  — Подождите минуту. Вернитесь и сядьте.
  Я стряхнул пепел с сигареты в пепельницу и снова сел.
  — Вы говорили, что пытаетесь протолкнуть решение о моей компенсации?
  — Правильно.
  — Но вы же работаете на железнодорожную компанию.
  — Мы хотим, чтобы эта жалоба не висела на нашем отделе. Конечно, если мы не сможем разобраться, придется передать ваше дело в юридический отдел — пусть они занимаются с вами.
  — Мне не хотелось бы доводить дело до суда.
  — Нам тоже.
  — Я ездила в Оуквью по делам, — сказала она. — Это мое дело, к вам оно не имеет никакого отношения.
  — Нас не интересуют ваши дела. Мы хотим только знать, почему вы использовали чужое имя.
  — Оно совсем не чужое. Это мое имя.
  — Боюсь, что я не смогу это объяснить начальнику отдела.
  — Ладно, — сказала она. — Я поехала туда, чтобы получить сведения кое о ком.
  — Вы можете назвать этого человека?
  Она раздумывала так долго, что пепел с ее сигареты свалился на пол.
  — Один человек послал меня в Оуквью собрать сведения о его жене.
  — Мне придется это проверить. Вы можете дать его имя и адрес?
  — Могу, но не дам.
  Я достал блокнот и неуверенно сказал:
  — Пожалуй, я мог бы на этом остановиться, но боюсь, что отдел жалоб таким объяснением не удовлетворится. Из-за этой путаницы с именами они потребуют, чтобы я выяснил все о вашей поездке.
  — А вы можете помочь покончить с этим делом? Когда я смогу получить чек?
  — Почти сразу.
  — Мне нужны деньги, — заявила она.
  Я промолчал.
  — Информация, за которой я ездила, была очень конфиденциального характера.
  — Вы частный детектив? — спросил я.
  — Нет.
  — А чем вы занимаетесь?
  — Я работаю в ночном клубе.
  — В каком?
  — «Голубая пещера».
  — Вы певица? — спросил я.
  — Я выступаю с небольшими сценками.
  — Объясните мне еще кое-что. Муж и жена не живут вместе?
  — Нет.
  — Когда они разъехались?
  — Очень давно.
  — Вы можете назвать имя свидетеля, который мог бы все это подтвердить?
  — Какое отношение это имеет к моему чемодану?
  — Я думаю, вы выполнили свою задачу в Оуквью и добыли информацию для мужа?
  — Да.
  — Вот что. Если вы хотите, чтобы вам быстро выплатили компенсацию, дайте мне его имя и адрес. Я получу подтверждение и приложу к своему докладу. Это наверняка удовлетворит компанию.
  — Но я не могу этого сделать.
  — В таком случае мы не сдвинемся с мертвой точки.
  — Послушайте, — сказала она. — Это был мой собственный чемодан и моя собственная одежда. Жалоба тоже моя. Никто ничего не должен знать об этом. То есть человек, который меня послал, ничего не должен знать о жалобе.
  — Почему?
  — Да потому что он вычтет эти деньги из моего жало… из моей компенсации.
  — Понимаю, — сказал я, закрыл и спрятал блокнот и завинтил авторучку. — Я подумаю, что можно для вас сделать, — неуверенно сказал я. — Но боюсь, что босс потребует дополнительной информации. У нас здесь полно пробелов.
  — Если вы принесете мне чек, с меня причитается бутылка скотча.
  — Нет, спасибо, на такое я не могу пойти.
  Я встал и раздавил сигарету в ее пепельнице.
  Она немного подвинулась и сказала:
  — Садитесь сюда. Вы симпатичный парень.
  — Не возражаю, — ответил я.
  Она усмехнулась:
  — Как тебя зовут?
  — Лэм.
  — Это фамилия. А имя?
  — Дональд.
  — О’кей, Дональд Лэм. Давай будем друзьями. Я не хочу воевать с твоей проклятой компанией, но мне нужны бабки. Как ты насчет того, чтобы мне помочь?
  — Сделаю, что смогу.
  — Вот и славно, — сказала она. — Как насчет завтрака? Ты ел что-нибудь?
  — Очень давно, — ответил я.
  — Если ты голоден, я могу сделать тебе кофе и поджарить тосты.
  — Нет, спасибо, у меня еще много работы.
  — Слушай, Дональд, сделай для меня эту компенсацию, ладно? Кто тебе набил такой фонарь?
  — Меня отлупил один парень.
  — Ты можешь так написать отчет, чтобы этот старый придира наконец успокоился?
  — Ты говоришь о начальнике отдела жалоб?
  — Да.
  — А ты его когда-нибудь видела? — спросил я.
  — Нет.
  — Ему около тридцати пяти лет, у него темные глаза и длинные волнистые черные волосы. Ни одна женщина перед ним не может устоять.
  В ее глазах появился интерес.
  — Я принаряжусь и пойду к нему поговорить. Надеюсь, он сможет быстренько все решить.
  — Это хорошая мысль, — сказал я. — Только не ходи, пока я не отчитаюсь. Может быть, больше ничего и не понадобится. А если его что-нибудь не устроит, я расскажу тебе, в чем загвоздка, и тогда можешь идти выбивать свои деньги.
  — Отлично, Дональд. Спасибо.
  Мы пожали друг другу руки, и я вышел.
  На углу была бакалейная лавка, и я позвонил оттуда Берте Кул. Элси Бранд, не говоря ни слова, соединила меня с Бертой.
  — Это Дональд, — начал я.
  — Где ты был? — спросила Берта.
  — Работал. Похоже, я нащупал след.
  — Что-нибудь новое?
  — Эта девушка, Эвелин Харрис, работает в ночном клубе. Линтиг посылал ее навести справки о жене.
  — Дональд, — сказала она, — что это за дурацкая привычка отправлять телеграммы наложенным платежом?
  — Никогда так не отправлял. Я всегда плачу на почте.
  — Ну а сегодня пришла одна с доплатой в пятьдесят центов.
  — От кого она?
  — Откуда я знаю? Я ее отправила обратно. Она адресована не агентству, а лично тебе. Хватит уже считать, что я — Санта-Клаус.
  — Когда ее принесли? — спросил я.
  — Двадцать минут назад.
  — Из какого отделения?
  — Центральное отделение «Вестерн юнион».
  — Ладно. — Я повесил трубку.
  В Центральном отделении за пять минут нашли телеграмму. Я заплатил пятьдесят центов. Телеграмма оказалась из Оуквью:
  «Лицо, о котором вы расспрашивали, живет в гостинице под своим именем. Мне за это что-нибудь полагается? Мариан».
  Я достал из кармана конверт и написал прямо на телеграмме:
  «Берта, это она. Я буду в Оуквью в гостинице „Палас“. Лучше сообщите нашему клиенту».
  У меня всегда были с собой конверты с марками экспресс-почты и написанным адресом. Я запечатал телеграмму в конверт, бросил его в почтовый ящик, сел в свою колымагу и двинулся на север. По дороге я размышлял о том, что Берте Кул пора бы купить новую машину или хотя бы брать работу поближе к агентству. И еще я думал, какого черта миссис Джеймс К. Линтиг, которая исчезла на двадцать лет и которую искало полстраны, решила вдруг вернуться в Оуквью и зарегистрироваться в гостинице «Палас» под своим настоящим именем. Я ломал голову, не связано ли как-то ее появление с моим объявлением в газете. Если так, то миссис Линтиг живет где-то неподалеку от Оуквью. Отсюда можно было сделать много интересных выводов…
  Глава 3
  По дороге я на несколько часов остановился поспать в кемпинге и прибыл в Оуквью рано утром. В кафе при гостинице я съел довольно гнусный завтрак и пошел к администратору.
  — Доброе утро, мистер Лэм, — сказал дежурный. — Ваши вещи лежат здесь. Мы не знали, собираетесь ли вы выписываться, — ведь вы уехали так неожиданно. Мы уже… гм… беспокоились о вас.
  — Не стоило волноваться. Я сейчас оплачу счет.
  Когда я протянул деньги, он обратил внимание на мое лицо.
  — Попали в аварию? — спросил он.
  — Нет. Просто я сонный ходил по паровозному депо, и на меня налетел локомотив.
  — О! — ужаснулся клерк, протягивая мне квитанцию и сдачу.
  — Миссис Линтиг уже встала? — спросил я.
  — Не думаю. Она еще не спускалась.
  Я поблагодарил его и пошел по улице к редакции «Блейд».
  Мариан Дантон вышла мне навстречу.
  — Привет. Как дела? О боже! Что у вас с глазом?
  — Я споткнулся. Пытался получить для вас двадцать пять долларов, но ничего не вышло. Зачем она сюда приехала?
  — Наверное, просто проведать друзей. Не забудьте, что это я вам сообщила.
  — Проведать друзей после стольких лет? И почему в гостинице?
  — Действительно, странно.
  — Как она выглядит?
  — Очень постарела. С ней виделась миссис Пурди, мать ее старой подруги. Говорит, что она выглядит ужасно. За эти годы миссис Линтиг поседела и очень поправилась. Она рассказывала миссис Пурди, что ни разу не чувствовала себя счастливой с тех пор, как ее бросил доктор Линтиг.
  — Прошло уже больше двадцати лет, — заметил я.
  — Да, это очень большой срок, особенно для того, кто был несчастлив.
  — Конечно, — согласился я. — А зачем вы напомнили мне о своих заслугах?
  — Потому что не люблю, когда меня отодвигают в сторону.
  — Кто вас отодвигает?
  — Вы.
  — Что-то я вас не понимаю.
  — Не притворяйтесь, Дональд. С миссис Линтиг связано что-то важное. Слишком многие проявляют к ней интерес. И если вы не будете мне доверять, то — предупреждаю вас — больше вы ничего не узнаете.
  — А как насчет новой информации? — спросил я.
  — Посмотрим. Дональд, что на самом деле случилось с вашим глазом?
  — Я встретился с Чарли.
  — С Чарли?
  — Да. Вы знаете, о ком я говорю. Ваш жених был возмущен, что я пригласил вас на ужин.
  — О! — Мариан опустила глаза. В уголках ее губ заиграла улыбка. — Он ревновал?
  — Ужасно.
  — Вы ударили его первым?
  — Нет, он нанес первый удар.
  — А кто ударил последним?
  — Первый удар и был последним. Старая поговорка «Кто был первым, тот станет последним» вполне применима и к дракам.
  — Мне придется поговорить с Чарли, — сказала она. — Он не повредил руку?
  — Его рука, наверное, стала короче на пару дюймов от этого удара. Но в остальном он в порядке. Так как насчет новых сведений?
  — А о чем вы хотите услышать?
  — О вашей полиции. У вас есть сорокалетний коп ростом шесть футов, весом около двухсот двадцати фунтов, черноволосый, с серыми глазами, раздвоенным подбородком и родинкой на правой щеке? У него характер верблюда и сговорчивость мула. Его, конечно, зовут не Чарли?
  — У нас такого нет, — сказала Мариан. — Нашим копам лет по шестьдесят — шестьдесят пять. Их назначают по блату. Они все жуют табак, все очень подозрительны и главной своей задачей считают выкачать побольше штрафов с заезжих водителей, чтобы пополнить свой заработок. Дональд, это коп поставил вам синяк под глазом?
  — Точно не знаю. Я могу снять объявление в газете?
  — Уже поздно. Вот ваша почта. — Мариан протянула мне мешочек с письмами, перевязанный прочной веревкой.
  — О господи! Похоже, все местные жители сочли своим долгом мне написать.
  — Здесь всего тридцать семь писем, — возразила Мариан. — Не так уж это и много. Теперь вы понимаете, что объявления в «Блейд» приносят хороший результат?
  — Мне нужна секретарша, — сказал я. — Лет двадцати двух — двадцати трех, с карими глазами и каштановыми волосами, с приятной, искренней улыбкой.
  — И конечно, она должна быть верна своему боссу?
  — Да, разумеется.
  — Среди тех, кто ищет работу, я не знаю ни одной, соответствующей вашим требованиям, — улыбнулась Мариан. — А впрочем, я буду иметь это в виду.
  — А вы могли бы взять меня на работу на пару часов?
  — А чем вы хотите заняться?
  — Взять интервью для «Блейд».
  — Мы могли бы использовать мужчину лет двадцати шести — двадцати семи, ростом пять футов пять дюймов, с волнистыми темными волосами, умными темными глазами и синяком под глазом. Но он должен будет работать на газету, а не на себя.
  — Вы ведь родственница редактора газеты?
  — Да, он мой дядя.
  — Скажите ему, что вы наняли репортера, — сказал я, направляясь к двери.
  — Смотрите не подведите нас, Дональд.
  — Не сомневайтесь.
  — Вы хотите пойти к миссис Линтиг?
  — Да.
  — И представитесь ей как репортер «Блейд»?
  — Как раз это я и собираюсь сделать.
  — Могут быть осложнения, Дональд, — серьезно сказала она. — И я боюсь, что дяде это не понравится.
  — Это будет ужасно. Мне придется занести вашего дядю вместе с Чарли в список местных врагов.
  — Вы не хотите забрать свою почту? — спросила она.
  — Не сейчас. Я зайду к вам позже. Скажите, а человек, которого я описал, не может оказаться помощником шерифа?
  — Нет. Они все носят большие сомбреро. И вообще, это очень приличные люди.
  — У этого человека манеры столичного жителя, — сказал я и направился к двери.
  — Если вы возьмете меня в долю, — сказала она мне в спину, — я готова с вами работать.
  — Боюсь, что не смогу взять вас в долю. Я же говорил, что пробовал это сделать, но ничего не вышло.
  Мне показалось, что в ее глазах промелькнуло что-то похожее на облегчение.
  — Ладно, — сказала она, — по крайней мере вы не скажете, что я вам этого не предлагала.
  Я кивнул и закрыл за собой дверь.
  Когда я вернулся в гостиницу, миссис Линтиг в холле не было. Клерк предложил позвонить ей в номер.
  Система телефонной связи была гордостью гостиницы. Ее установили недавно, чтобы «полностью модернизировать» здание. В холле аршинными буквами было написано: «ДОМОФОН». Под этой надписью на убогом столике стоял один телефонный аппарат. Я взял трубку, и дежурный соединил меня с номером миссис Линтиг.
  — Алло. — Ее голос звучал глухо и осторожно.
  — Вас беспокоит мистер Лэм из «Блейд». Я хотел бы взять у вас интервью.
  — О чем? — спросила она.
  — Нашим читателям интересно будет узнать, как вы нашли Оуквью после долгого отсутствия.
  — И ничего о… о моих личных делах?
  — Ни слова. Я сейчас поднимусь, если вы не возражаете.
  Она явно колебалась, но я уже положил трубку и двинулся к лестнице. Миссис Линтиг ожидала меня у двери своего номера.
  Она была довольно массивной, волосы ее поседели, глаза были темными и мрачными. Лицо миссис Линтиг было напряженным, в глазах светилось тревожное ожидание. Чувствовалось, что она хочет остаться одна и вовсе не расположена принимать посетителей.
  — Это вы мне звонили? — спросила миссис Линтиг.
  — Да.
  — Как вас зовут?
  — Лэм.
  — И вы работаете в одной из газет?
  — Да, у нас всего одна газета.
  — Как, вы сказали, она называется?
  — «Блейд».
  — Ах да. Но я не хочу давать интервью.
  — Мне кажется, я вас понимаю, миссис Линтиг. Вас, естественно, возмущает мысль о том, что газета может вмешаться в ваши личные дела. Но мы только просим вас поделиться впечатлениями о городе. Ведь вы здесь так долго не были.
  — Двадцать один год.
  — Как вам понравился город?
  — Забытый богом провинциальный городишко. Страшно подумать, что я прожила здесь столько лет. Если бы можно было вернуться в прошлое, я не стала бы терять здесь время. Если бы я только могла… — Она замолчала и посмотрела мне в глаза. — Наверное, об этом не стоит говорить?
  — Да, пожалуй.
  — Я тоже считаю, что это лишнее. Так что я должна сказать?
  — Что город до сих пор сохранил свою неповторимую индивидуальность. Может быть, другие города быстрее развивались, но при этом стали безликими. А Оуквью смог сохранить свою особую прелесть.
  Близоруко прищурившись, она внимательно разглядывала меня.
  — Я вижу, вы сами знаете все ответы, — сказала она. — Перейдите, пожалуйста, к свету, здесь я буду вас лучше видеть.
  Я подошел к лампе.
  — Вы выглядите слишком молодо для репортера.
  — Да, пожалуй.
  — Я не могу разглядеть вас как следует. Эта гостиница заслуживает звания самой ужасной уже потому, что мальчик-посыльный разбил мои очки через пятнадцать минут после того, как я сюда въехала. Он уронил чемодан прямо на них, и очки разлетелись вдребезги.
  — Это ужасно, — сказал я. — У вас это была единственная пара?
  — Да. Мне пришлось послать за запасными. Сегодня их должны доставить.
  — Откуда их пришлют? — поинтересовался я.
  Ее глаза сверкнули, и она внимательно посмотрела на меня.
  — От моего окулиста.
  — Из Сан-Франциско?
  — Мой окулист, — твердо сказала миссис Линтиг, — отправил их по почте.
  — Значит, вы заметили, — я поспешил сменить тему, — как изменился наш город?
  — Еще бы!
  — Конечно, это уже не то место, которое вы помнили. Оуквью, наверное, кажется вам теперь гораздо меньше.
  — У меня такое впечатление, что я рассматриваю город через бинокль, повернутый обратной стороной. Не понимаю, что удерживает здесь людей.
  — Климат, — ответил я. — Когда-то я плохо его переносил, и мне даже пришлось уехать. А потом вернулся сюда и прекрасно себя чувствую.
  — А что с вами было? — озадаченно спросила она.
  — О, много всякого.
  — Вы выглядите немного хрупким, но вполне здоровым человеком.
  — Я действительно теперь здоров. Вы, наверное, смотрите сейчас на Оуквью, как человек, повидавший мир. Когда вы уезжали, то видели наш город как бы изнутри. А теперь вы стали гражданином мира. Скажите мне, миссис Линтиг, как вы находите Оуквью по сравнению с Лондоном?
  Она легко преодолела это препятствие.
  — Он поменьше, — сказала она и, чуть помолчав, добавила: — А кто вам сказал, что я была в Лондоне?
  Я улыбнулся самой обаятельной улыбкой, но она не подействовала на миссис Линтиг — видимо, потому, что она была без очков.
  — Ваши манеры, — сказал я. — У вас появился космополитический стиль. Вы теперь вовсе не кажетесь частью Оуквью.
  — И слава богу. Этот городок нагоняет на меня тоску.
  Я достал блокнот и сделал небольшую запись.
  — Что это? — подозрительно спросила она.
  — Я просто записал ваши слова, что городок наш не современный, но сохранил свою индивидуальность.
  — Чувствуется, что вы очень тактичный человек, — сказала она.
  — Это необходимое для репортера качество. Вы поддерживали контакт с доктором Линтигом?
  — Нет, хотя мне бы этого хотелось. Я понимаю, что он где-то заработал уйму денег. После всех неприятностей, которые он мне причинил, было бы справедливо, если бы теперь он что-нибудь сделал для меня.
  — Значит, вы что-то о нем слышали?
  — Нет.
  — Должно быть, вся эта история была для вас ужасным потрясением, миссис Линтиг?
  — Да. Она испортила всю мою жизнь. Я приняла ее очень близко к сердцу. Он значил для меня больше, чем я думала, и я пришла в неистовство, когда узнала о его неверности. Подумать только, он содержал эту женщину прямо под носом у меня!
  — Судя по записям, он перевел всю собственность на ваше имя?
  — Ну, это была капля в море. Нельзя разбить сердце женщины, разрушить ее жизнь, а потом швырнуть ей подачку и считать, что она будет вести себя, словно ничего не произошло.
  — Да, я понимаю. Наверное, эта история постоянно мучила вас. Это дело так и не было закрыто?
  — Теперь оно закрыто, — заметила миссис Линтиг.
  — Закрыто?
  — Да. Как вы думаете, для чего я приехала в Оуквью?
  — Навестить старых друзей.
  — У меня нет здесь друзей. Те, что были, давно разъехались. Такое впечатление, что все, кто чего-то стоил, уехали из города. Что произошло с Оуквью?
  — Ему постоянно не везло. Железная дорога перенесла свои мастерские, а потом произошли еще кое-какие неприятности.
  — Хм, — сказала она.
  — Я так понял, что вы все еще замужем за доктором Линтигом?
  — Ну конечно.
  — И вы не слышали о нем в течение двадцати одного года?
  — Но мы же договорились, что вы не будете задавать таких вопросов.
  — Не для печати, — попытался настаивать я. — Мне просто хочется лучше вас понять.
  — Постарайтесь понять меня без этой информации.
  — Вашу историю, — сказал я, — можно рассматривать с позиций общечеловеческих интересов — несчастье развода и все, что с этим связано. Вас и доктора Линтига все здесь признавали и были о вас самого высокого мнения. У вас было множество друзей. Потом все это началось для вас как гром среди ясного неба. Вы оказались перед необходимостью заново строить свою жизнь.
  — Я рада, что вы смогли посмотреть на все моими глазами.
  — Я пытаюсь понять вас. Хотелось бы узнать немного больше. Это сделало бы статью интереснее.
  — Вы человек тактичный, — ответила миссис Линтиг, — а я нет. Вы знаете, как нужно писать, а я нет.
  — Значит, вы разрешаете мне высказывать свои собственные суждения?
  — Да… Нет. Погодите минутку… Пожалуй, нет. Думаю, лучше вообще не касаться этого вопроса. Просто скажите, что иск отозван. Этого достаточно. Я бы не хотела, чтобы о моих чувствах распространялись в прессе ради того, чтобы удовлетворить любопытство любителей скандалов.
  — Вы ничего плохого не сделали. Это все доктор Линтиг.
  — Теперь я понимаю, что была просто маленькой дурочкой. Если бы я тогда лучше знала жизнь, то просто закрыла бы глаза на все, что происходит, и спокойно оставалась бы его женой.
  — Вы имеете в виду, остались бы жить здесь, в Оуквью?
  Она даже вздрогнула:
  — Господь с вами, нет! Этот город мертв… Он старомоден, но смог сохранить свою индивидуальность. Он совсем неплох для людей, которые к нему привыкли.
  — Наверное, странствия изменили вас. Может быть, изменились вы сами, а Оуквью остался прежним.
  — Наверное.
  — Где вы сейчас живете, миссис Линтиг?
  — Здесь, в этой гостинице.
  — Я имею в виду ваш постоянный адрес.
  — Вы хотите его опубликовать?
  — Почему бы и нет?
  Она рассмеялась:
  — И половина городских психов начнет мне писать письма. Нет, я уже не существую для Оуквью, а Оуквью не существует для меня. Это была тяжелая глава в моей жизни, и я хотела бы закрыть ее и забыть.
  — Тогда, я думаю, вы хотели бы оформить развод и обрести свободу.
  — Мне не нужна свобода.
  — Разрешите спросить, почему?
  — А это уже не ваше дело. Бог мой, неужели я не могу приехать в город и уладить свои дела без того, чтобы газетчики совали нос в мою личную жизнь!
  — Люди интересуются вами. Многие ломали голову над тем, что с вами произошло.
  — Кто?
  — О, очень многие.
  — Более конкретно, пожалуйста.
  — Практически все наши читатели.
  — Не верю. Не могут они помнить человека, который уехал сто лет назад.
  — А позже вы с кем-нибудь говорили о разводе?
  — А если и говорила, то что из этого?
  — Я просто поинтересовался.
  — Вы слишком много хотите знать, молодой человек, — сказала она. — Вы обещали, что не станете выпытывать мои личные тайны.
  — Только то, что вы сами хотели бы нам сообщить, миссис Линтиг.
  — А я ничего не хотела бы вам сообщать.
  — Имея в виду обстоятельства, можно предположить, что такая женщина, как вы, — прошу меня простить, миссис Линтиг, — такая привлекательная женщина могла встретить человека, которого она бы полюбила и снова вышла замуж.
  — Кто сказал, что я снова вышла замуж? — воскликнула она, глядя на меня горящими черными глазами.
  — Это было просто предположение.
  — Вот что, пусть лучше люди в Оуквью думают о своих делах, а я займусь своими.
  — И конечно, всех интересует, что случилось с доктором Линтигом и его медсестрой.
  — Да я бы пальцем о палец не ударила, чтобы узнать о нем! Я живу своей собственной жизнью.
  — Но если вы отзовете иск о разводе, то юридически вы останетесь замужем за доктором Линтигом. Сейчас вы его законная жена, если только не было развода в Рино или…
  — Развода не было.
  — Вы так уверенно об этом говорите.
  — Конечно. Я же знаю состояние моих дел и знаю, что я сделала.
  — Но вы не знаете, что он сделал.
  — Это не имеет значения. Дело о разводе было возбуждено здесь, в Оуквью, и подлежит юрисдикции местного суда. Пока это дело не закрыто, он нигде не мог получить свидетельства о разводе, которое стоило бы больше, чем бумага, на которой оно написано.
  — Это вам подсказали ваши адвокаты?
  — Мистер Лэм, — сказала она, — мы, кажется, уже достаточно поговорили. Я ничего не буду сообщать прессе о моих личных делах. Вы хотели узнать, какие у меня впечатления от Оуквью, и я вам об этом рассказала. Я еще не завтракала, и у меня ужасно болит голова из-за этих разбитых очков. Какой растяпа этот посыльный!
  Она встала, подошла к двери и открыла ее.
  — Вы хотите что-то написать о докторе Линтиге?
  — Я хочу написать о прекращении дела о разводе.
  — А зачем?
  — Это интересная новость.
  — Ну хорошо, напишите об этом.
  — И ваш приезд в Оуквью — это тоже интересная новость.
  — Напишите и о моем приезде.
  — Читателям будет интересно узнать и ваш комментарий.
  — Я не давала никаких комментариев. Вы просто поговорили со мной, и я не хочу, чтобы хоть одно слово из того, что я сказала, было опубликовано. До свидания, мистер Лэм.
  Я вежливо поклонился:
  — Большое спасибо за интервью, миссис Линтиг.
  Она со стуком захлопнула за мной дверь. Я вернулся в редакцию «Блейд».
  — У вас есть переписчик? — спросил я у Мариан.
  — О да, мистер Лэм, для лучших репортеров.
  — А где он?
  — Вон в том углу. Его зовут мистер Корона, мистер Смит-Корона.
  — Перед тем как идти к нему, я хочу вам сообщить, что взял интересное интервью у миссис Линтиг. Она требует, чтобы мы его не публиковали, и грозит обвинить газету в клевете. Будем мы его публиковать или нет?
  — Не будем, — быстро ответила она.
  — Я могу сделать из этого превосходный очерк, из тех, что нравятся вашим читателям.
  — И это может принести нам новых подписчиков?
  — Наверняка.
  — А откуда они возьмутся?
  — Это нечестно, удар ниже пояса! — притворно возмутился я.
  — Понимаете, мистер Лэм, мы отстали от жизни, — улыбнулась Мариан. — Мой дядя — человек старомодный, и он не захочет, чтобы газету обвинили в диффамации.
  — Но ваш дядя сказал, чтобы вы пошли со мной поужинать и выудили новости, — возразил я. — Так что он не безразличен к новостям.
  — Я рада, что вы напомнили мне о моих обязанностях. Так как насчет очерка?
  — Нет, — ответил я. — Если ваш дядя его опубликует, я подам на него в суд за диффамацию.
  — Но вы можете по крайней мере удовлетворить мое любопытство?
  — Я вас знаю, — усмехнулся я. — Как только я вам все расскажу, вы тут же бросите меня одного. Вспомните, как вы учили меня заказывать ужин.
  — Мой дядя не разрешит мне идти с вами, если я не получу интересных сведений.
  — Пожалуй, это верно, — согласился я. — Попробую что-нибудь придумать.
  — А что вы предприняли по багажу Эвелин Делл? — вдруг спросила она.
  — Подождите, давайте по порядку. Что это за багаж Эвелин Делл?
  — Вы знаете это лучше меня, Дональд. Вы человек изобретательный. Мы выяснили, что фамилии и адреса Миллера Кросса и Эвелин Делл были фальшивыми. Это все, что мы узнали. Потом, естественно, мы уточнили, что предприняли вы.
  — И что же вы узнали?
  — Что вы наводили справки относительно багажа. После этого мы написали в железнодорожную компанию. Сегодня утром я получила от них письмо и узнала, что иск был предъявлен не Эвелин Делл, а Эвелин Д. Харрис.
  — Вы получили ее адрес?
  — Да. Железнодорожная компания всегда хорошо относилась к местным газетам.
  — И вы собираетесь встретиться с ней?
  — А вы?
  — Смотря по обстоятельствам.
  — Что она вам сказала, Дональд?
  Я покачал головой.
  Девушка сердито посмотрела на меня:
  — Вы хотите играть по очень странным правилам — все брать и ничего не давать.
  — Мне очень жаль, Мариан. Вы хотите, чтобы мы были партнерами и обменивались информацией. Но я просто не могу пойти на это. Вы работаете в газете и хотите сделать очерк, а мне нужно совсем другое. Реклама может только помешать моей игре.
  Девушка задумчиво водила карандашом по лежавшему перед ней листку бумаги.
  Через минуту она сказала:
  — Ну что же, теперь мы с вами понимаем друг друга.
  — Ваш дядя дома? — спросил я.
  — Нет. Он уехал на рыбалку.
  — А когда он уехал?
  — Вчера рано утром.
  — Значит, он еще не знает?
  — О чем?
  — О приезде миссис Линтиг.
  — О, — сказала она. — Дядя не уезжал до тех пор, пока все не разузнал о ее приезде.
  — И он доверил вам описать это большое событие и выпустить газету.
  Мариан еще немного порисовала, а потом ответила:
  — Для газеты это не большая новость, Дональд. Миссис Линтиг никого особенно не интересует. Это давняя история. Люди, которые ее знали, уехали отсюда. Это были люди молодые. Когда ушел бизнес, ушли и они.
  — Что же все-таки случилось с вашим городом? — спросил я.
  — Вывалилось дно, — ответила Мариан. — Железнодорожные мастерские переехали. Проходчики в нашей шахте дошли до водяного кармана, и выработка была затоплена. Они так и не смогли откачать оттуда воду. А потом была еще целая серия неприятностей. Когда в городе такой спад, люди всегда бегут из него.
  — Но ваш дядя видел и лучшие времена?
  — О да, он уроженец Оуквью и ни за что отсюда не уедет.
  — А вы?
  В глазах девушки внезапно сверкнула ненависть.
  — Если бы я только могла отряхнуть пыль этого захолустья с моих ног, — сказала она, — я бежала бы отсюда куда глаза глядят. Мое пальто и шляпка там. — Она показала пальцем на небольшой шкаф. — Укажите мне возможность переехать в город — и я не стану тратить время даже на то, чтобы взять шляпку и пальто.
  — Почему бы вам тогда не поехать в город и не попробовать завести там знакомства?
  — Я собираюсь сделать это в ближайшие дни.
  — А что скажет Чарли?
  — Оставьте Чарли в покое!
  — Мне кажется, что ваш приятель — это не тот здоровый парень с раздвоенным подбородком и родинкой на щеке.
  Ее карандаш носился по листку с бешеной скоростью.
  — Я не люблю, когда меня дурачат, — сказала Мариан.
  — Я вас не дурачу. Я спрашиваю.
  Она швырнула карандаш на стол и посмотрела на меня.
  — Вы снова играете, Дональд Лэм. Но вам меня не обдурить. Вы очень хитры, осторожны и находчивы. Но я чувствую, что здесь пахнет каким-то большим делом. Если бы я узнала, что это, то могла бы уехать отсюда и устроиться где-нибудь в большом городе. А я только об этом и мечтаю.
  — В таком случае, — сказал я, — мне остается только пожелать вам счастья.
  — Счастья? — переспросила она.
  — Да, счастья в этом городе. — Я пошел к выходу.
  Я чувствовал, что она стоит у стола, глядя на меня с обидой и возмущением, но не оглянулся.
  Когда я вернулся в гостиницу, портье сказал, что меня вызывали по междугородной. Я зашел в номер, взял трубку и через десять минут услышал голос Берты Кул. Она говорила самым вкрадчивым голосом, на какой была способна:
  — Дональд, милый. Никогда больше так не делай.
  — Что вы имеете в виду?
  — Не уходи от Берты надутым.
  — У меня была работа, и я пошел ее выполнять. С ней и так вышла слишком большая задержка. А если на мое имя еще будут приходить телеграммы наложенным платежом, вы их, пожалуйста, оплачивайте.
  — Обязательно, Дональд, — промурлыкала она. — У Берты было ужасное настроение. Одна маленькая неприятность совершенно выбила ее из колеи.
  — Вы что, звоните мне в Оуквью, только чтобы рассказать о своем настроении?
  — Нет, милый, я хотела сказать, что ты был прав.
  — Относительно чего?
  — Относительно доктора Линтига. Я только что проверила записи в Медицинском бюро. Пришлось, конечно, посидеть, пока я разобралась в их бумагах, но я это сделала.
  — И что же вы узнали? — спросил я.
  — В 1919 году доктор Линтиг подал справку, что он изменил имя на Чарльз Лоринг Альфмонт. Так что бюро соответственно изменило свои записи, и он сейчас работает в Санта-Карлотте — специалист по глазу, уху, горлу и носу.
  — Это интересно, — сказал я, — но вы до сих пор не сказали, зачем мне звоните.
  — Слушай, Дональд, — ее голос стал прямо сахарным, — ты нужен Берте.
  — Что-нибудь случилось?
  — Кстати, Дональд, это из-за тебя.
  — Что?
  — Мы погорели.
  — Что вы имеете в виду?
  — Мистер Смит прислал мне заказное письмо. Он пишет, что нам было поручено искать миссис Линтиг и не заниматься доктором Линтигом. Он очень огорчен, что мы нарушили его инструкции, и просит нас больше не заниматься этим делом. — Через некоторое время, не дождавшись моего ответа, она сказала: — Алло, Дональд, ты где?
  — Здесь, — ответил я. — Думаю.
  Это подействовало на Берту.
  — Ради всего святого, не думай у междугородного телефона.
  — Завтра в течение дня я к вам зайду, — сказал я и повесил трубку, хотя она пыталась сказать еще что-то.
  Я выкурил две сигареты, пока все обдумал. Потом снова взялся за телефон.
  — Соедините меня, пожалуйста, с миссис Линтиг.
  — Мне очень жаль, мистер Лэм, — ответил дежурный, — но она выписалась. Получила телеграмму и сказала, что ей нужно срочно уехать.
  — Она оставила какой-нибудь адрес?
  — Нет. Она наняла машину. Сказала, что поедет в ближайшее место, где можно заказать билет на самолет.
  — Одну минутку, — сказал я. — Сейчас спущусь. Я хотел бы с вами поговорить.
  Я побросал вещи в сумку и спустился в холл.
  — Мне придется уехать. Срочные дела. Выпишите мне, пожалуйста, счет. Кстати, я слышал, что миссис Линтиг просила прислать очки?
  — Да, — сказал администратор. — Очень неприятный случай. Гостиница согласилась возместить убытки, хотя я не уверен, что это наша вина.
  — Когда придут эти очки, — сказал я, — перешлите их, пожалуйста, мне по этому адресу. — Я написал свой адрес на обороте визитки. — Они могут прийти наложенным платежом или с предварительной оплатой, — добавил я. — В любом случае сразу перешлите их мне. Если они придут наложенным платежом, я их оплачу и освобожу гостиницу от расходов. Я родственник миссис Линтиг. Она моя тетушка. Только, пожалуйста, никому не рассказывайте об этом — она очень впечатлительная женщина и когда-то жила здесь. Потом она развелась. Я заплачу за очки.
  — Конечно, мистер Лэм. Это очень любезно с вашей стороны.
  Я бросил сумку в машину и поехал в Санта-Карлотту.
  Глава 4
  Ровно в девять утра я вошел в приемную доктора Чарльза Альфмонта. Расторопная медсестра с резко очерченным продолговатым лицом записала мое имя, адрес и место работы. Я сказал, что путешествую и меня беспокоит зрение. Большие темные очки, которые я носил, подтверждали мое заявление. Я дал ей выдуманные имя и адрес и сказал, что хотел бы попасть на прием к доктору Альфмонту.
  — Одну минутку! — сказала сестра и прошла за дверь во внутреннюю комнату.
  Через несколько минут она выглянула:
  — Сюда, пожалуйста. Сейчас доктор Альфмонт вас посмотрит.
  Я прошел за ней через комнату для проверки зрения в кабинет, где за столом сидел сам доктор. Вид Альфмонта свидетельствовал о спокойном благополучии.
  Он поднял голову. Это был наш клиент — мистер Смит. Его глаза без темных очков сразу привлекали к себе внимание — темно-серые, проницательные и острые.
  — Доброе утро! — сказал он. — Чем я могу вам помочь?
  Медсестра еще возилась в комнате, и я тихо сказал:
  — Мне пришлось ночью долго вести машину, и у меня появилась резь в глазах.
  — Где вы взяли эти темные очки? — спросил он.
  — Это первое, что мне попалось в придорожной аптеке. Пришлось ехать всю ночь, и сейчас у меня болят глаза от дневного света.
  — Худшее, что вы могли сделать, — назидательно сказал доктор, — это всю ночь вести машину. Вы еще совсем молоды, но когда-нибудь вам придется за это расплачиваться. Ваши глаза не рассчитаны на то, чтобы выдерживать такое напряжение. Пройдите, пожалуйста, в другую комнату.
  Я вышел в соседнюю комнату вслед за ним. Медсестра усадила меня в кресло. Доктор Альфмонт кивнул ей, и она вышла.
  — Теперь снимите очки, — сказал доктор. Он подкатил прямо к моему лицу какой-то аппарат с большой линзой и экраном. — Поставьте подбородок вот сюда. Смотрите прямо на светлую точку. Старайтесь не водить глазами.
  Он встал за аппаратом. Я снял очки. Доктор стал поворачивать какие-то приспособления. В разных местах большого диска вспыхивали световые точки. Он медленно перемещал их, потом сказал:
  — Хорошо. Теперь давайте посмотрим второй глаз.
  Он перевел линзу на мой левый глаз и еще раз повторил всю процедуру. Потом что-то записал и сказал мне:
  — У вас довольно значительное раздражение, но серьезных нарушений зрения я не нахожу. Не понимаю, почему глаза вас так беспокоят. Наверное, это связано с усталостью. Над правым глазом сильный кровоподтек, но сам глаз не пострадал.
  Доктор отодвинул в сторону прибор.
  — А теперь мы посмотрим… — Впервые за все время он внимательно посмотрел мне в лицо. И осекся на полуслове, с отвисшей челюстью уставившись на меня.
  — Ваша жена вчера была в Оуквью, доктор, — сказал я.
  Секунд десять он молча смотрел на меня, потом заговорил своим обычным, ровным голосом:
  — А, мистер Лэм! Я должен был догадаться о вашей маленькой хитрости… Вы… давайте перейдем в мой кабинет.
  Я встал со стула и пошел за ним.
  — Мне следовало ожидать этого, — сказал он, запирая дверь кабинета.
  Я сидел молча.
  Линтиг нервно ходил по комнате. Потом спросил:
  — Сколько?
  — За что?
  — Вы знаете, — сказал он. — Ваша цена?
  — Вы имеете в виду — за оказанные услуги?
  — Называйте это как вам угодно, — раздраженно сказал он. — Скажите мне, сколько это будет стоить. Я, конечно, поступил опрометчиво. Мне говорили, что частные детективные агентства шантажируют клиентов, если только предоставляется возможность.
  — Вам неправильно говорили, — ответил я. — Мы пытаемся оказать клиентам законные услуги, когда клиенты позволяют нам это сделать.
  — Ерунда. Я лучше знаю. Вы не должны были пытаться связываться со мной. Я вполне определенно сказал вам, что вы должны найти миссис Линтиг и не пытаться искать доктора Линтига.
  — Вы не совсем так ставили задачу, доктор.
  — И вот результат. Ну хорошо. Вы меня нашли. Хватит ходить вокруг да около. Сколько вы хотите?
  Он обошел вокруг стола и сел, глядя мне прямо в глаза.
  — Вам следовало быть с нами откровенным.
  — Чушь! Я догадывался, что вы выкинете какой-нибудь номер вроде этого.
  — А теперь послушайте, что я вам скажу. Вы хотели, чтобы мы нашли миссис Линтиг, — мы нашли ее. И нашли совершенно неожиданно. Поэтому нам необходимо было связаться с вами. Вы написали, что отказываетесь от наших услуг. Вы имеете право сделать это, если пожелаете, но кое о чем вам, по-моему, следует знать. Вам, как клиенту, мы должны подготовить отчет.
  — Я вас уволил, — с чувством сказал он, — потому что вы стали соваться в мои дела.
  — Вы имеете в виду, что мы вас выследили через Медицинское бюро штата?
  — Да.
  — Ну хорошо. Это уже сделано, — сказал я. — Мы вас нашли. Вот вы, а вот я. Теперь давайте поговорим начистоту.
  — Я и хочу, чтобы вы наконец заговорили откровенно. Но поймите, молодой человек, я не дам себя ограбить. Я…
  — Хватит об этом. Есть секретная информация. В Оуквью приезжали узнать о вашей жене еще двое. Один из них — мужчина по имени Миллер Кросс. О нем я ничего не смог узнать. А три недели назад приезжала девушка по имени Эвелин Харрис. В Оуквью зарегистрировалась в гостинице как Эвелин Делл. Она выступает в кабаре «Голубая пещера». Я не проверял на месте, но думаю, что туда берут второразрядных девиц, которые выходят на сцену продемонстрировать фигуру и спеть одну-две песни. Этого достаточно, чтобы создать видимость работы. А кроме того, они получают комиссионные с проданных напитков и стараются поживиться на стороне чем только могут. Я разговаривал с этой Эвелин Харрис. Адрес у меня с собой, если он вам понадобится. Ей я сказал, что прислан от железнодорожной компании. По дороге в Оуквью ее чемодан был поврежден, поэтому она поверила, что я пришел насчет компенсации. Я сказал, что нам нужно узнать, чем она занимается и почему приезжала под вымышленным именем. Она сказала, что вела расследование — наводила справки об одной женщине — и что она действовала по поручению мужа этой женщины. А теперь скажите, почему вы вели с нами нечестную игру?
  — Мужа этой женщины? — удивленно повторил доктор Линтиг.
  Я кивнул.
  — Значит, она замужем?
  — Вам должно быть известно, что она ваша жена.
  — Нет-нет, это был кто-то другой.
  — Другого не было. Миссис Линтиг приехала в Оуквью, наняла адвоката и закрыла дело о разводе в связи с отказом от исковых требований. Я говорил с ней…
  — Вы с ней говорили? — перебил он.
  Я кивнул.
  — Как она выглядит? — спросил доктор. — Как она живет?
  — Выглядит как и положено в ее возрасте, — ответил я. — Она примерно вашего возраста?
  — На три года старше.
  — Как раз так она и выглядит. Она пополнела, волосы стали седыми. Она выглядит вполне солидным клиентом.
  Он сжал губы:
  — А где она теперь?
  — Не знаю, она уехала из Оуквью.
  — А почему вы не поехали за ней? — строго спросил Линтиг.
  У меня было хорошее оправдание.
  — Да потому, что мне позвонила Берта Кул и сообщила, что вы расторгли договор.
  — О боже! Но ведь это единственное, что мне нужно было узнать. Я хочу знать, где она. Что она делает и что собирается делать. Замужем ли она. Я хочу знать о ней все. А вы позволили ей проскользнуть у вас между пальцев.
  — Потому что мы были уволены, — терпеливо повторил я. — Я решил, что вы сгоряча поступили опрометчиво, и приехал в Санта-Карлотту, чтобы сообщить вам факты.
  Доктор оттолкнул кресло и нервно зашагал по кабинету. Потом вдруг повернулся ко мне и сказал:
  — Мне просто нужно найти ее.
  — Наше агентство могло бы вам помочь в этом.
  — Да-да, я хочу, чтобы вы ее нашли. Продолжайте вести дело. Не теряйте ни минуты.
  — Хорошо, доктор, — сказал я. — Только в следующий раз, когда мы будем идти по горячему следу, не останавливайте нас. А сейчас вы можете только самого себя благодарить за эту неудачу. Если бы вы нам доверяли и были откровенны, мы закрыли бы это дело за сорок восемь часов и с минимальными расходами. А теперь нам придется все начинать сначала.
  — Слушайте, — сказал он. — Я могу вам довериться?
  — Почему бы и нет?
  — А вы не станете меня шантажировать?
  Я пожал плечами:
  — То, что я нахожусь здесь и не требую у вас выкупа, по-моему, лучшее тому доказательство.
  — Да, это верно, — сказал он. — Мне очень жаль. Прошу прощения. Объясните все миссис Кул, хорошо?
  — Конечно. Так вы хотите, чтобы мы продолжали работу?
  — Беритесь за дело, — сказал он. — Одну минутку. Дайте мне, пожалуйста, адрес этой девушки. Это очень странно. Я никогда не слышал о таких вещах.
  Я дал ему адрес Эвелин Харрис.
  — Беритесь за дело сразу же, — повторил он.
  — Хорошо. А отчитываться вам здесь, доктор?
  — Нет-нет, вы будете отчитываться так, как я говорил миссис Кул. Отправляйте отчеты мистеру Смиту по адресу, который я ей оставил. И ни при каких обстоятельствах никому не говорите, где я нахожусь и кто я такой. Это будет ужасно.
  — Я понял.
  — Немедленно уезжайте из города. Не заводите здесь никаких знакомств. И постарайтесь, чтобы вас не видели возле моего офиса.
  — Ладно. За это можете не волноваться. Но будьте осторожны с отчетами, которые мы вам присылаем.
  — Об этом я позаботился, — сказал он.
  — И вы ничего не знаете об этой Эвелин Харрис?
  — О господи! Конечно нет.
  — Ну хорошо, — сказал я. — Предстоит трудная работа. Мы снова пойдем по остывшему следу.
  — Я понимаю. Это моя вина. Но я столько лет боялся именно того, что кто-то выследит меня по профессиональной регистрации. Вы поступили умно. Дьявольски умно. Слишком умно.
  — И еще одно, — добавил я. — Кому нужно было, чтобы мне подбили глаз за эту работу?
  — Что вы имеете в виду?
  — Сорокалетнего мужчину около шести футов ростом, весом больше двухсот фунтов, массивного, но не жирного, темноволосого и сероглазого, с родинкой на щеке и здоровенными кулачищами.
  — Я не знаю такого человека, — покачал головой доктор Альфмонт. Но при этом он старался избегать моего взгляда.
  — Он ждал меня в гостинице, в моем номере. И знал обо мне все. Этот человек подогнал машину агентства к запасному выходу из гостиницы.
  — А что ему было нужно?
  — Он хотел, чтобы я уехал из города.
  — И что вы сделали?
  — Я допустил ошибку. Попытался вызвать полицию.
  — Ну и что дальше?
  — Когда я пришел в себя, меня уже вышвырнули из города.
  Углы его губ кривились. Подбородок дважды вздрогнул, прежде чем он заговорил.
  — Это до… до… должно быть, какая-то ошибка, — сказал он.
  — Да, — сухо ответил я. — Это моя ошибка.
  — Вы не должны никому говорить, чем занимаетесь и на кого работаете. Это категорическое требование.
  — О’кей! — сказал я. — Мне просто нужно было это знать.
  Когда я выходил, в глазах его был страх.
  Медсестра удивленно посмотрела на меня. Я бы поставил десять против одного, что это была не Вивиан Картер и что ей не приходилось быть соответчицей ни в одном деле о разводе…
  
  Я безнадежно опоздал с завтраком. Город Санта-Карлотта расположен у автомагистрали, проходящей вдоль побережья. Сюда приезжает много богатых туристов. В городе три шикарных отеля, полдюжины коммерческих гостиниц и уйма кемпингов. Есть и хорошие рестораны. Я наудачу зашел в один из них.
  На окне висел яркий плакат. С него на меня смотрело лицо доктора Альфмонта, выглядевшего лет на десять моложе. Я подошел поближе и прочитал надпись на плакате:
  «ГОЛОСУЙТЕ ЗА ДОКТОРА
  ЧАРЛЬЗА Л. АЛЬФМОНТА!
  Он будет лучшим мэром!
  Он очистит Санта-Карлотту от мошенников.
  Я сел за столик и насладился роскошью настоящего апельсинового сока, грейпфрута, свежими и горячими фаршированными яйцами на тосте из настоящего пшеничного хлеба. Когда я добрался до кофе и сигареты, официантка спросила, не хочу ли я почитать газеты. Я кивнул.
  Через минуту она вернулась и сказала с извиняющимся видом:
  — К сожалению, все газеты штата сейчас на руках, но я могу вам дать местную «Леджер».
  Я поблагодарил ее и развернул газету. Это была отличная газета с броскими заголовками, хорошей печатью и вполне профессиональными статьями. Я с интересом прочел колонку редактора.
  «То, как „Курьер“ пытается опорочить доктора Чарльза Л. Альфмонта, для беспристрастного избирателя служит самым лучшим доказательством, какой страх внушает противникам кандидатура этого в высшей степени порядочного человека.
  Любому незаинтересованному обозревателю давным-давно ясно, что странное покровительство, которым пользуются в Санта-Карлотте шулера и преступники, не может существовать без соответствующей политической базы. Мы пока не выдвигаем прямых обвинений, но разумному избирателю стоило бы внимательно понаблюдать за тактикой оппозиции. Можно с уверенностью сказать, что их главным методом будет грязная клевета. Они еще не раз попытаются опорочить личность доктора Альфмонта, но не рискнут встретиться с ним в открытом диспуте. Новой администрации предстоит откровенно и беспристрастно разобраться в причинах, порождающих преступность. Вместо этого клеветники все дальше заходят по пути грязных инсинуаций. Мы предупреждаем, что, если „Курьер“ не опубликует опровержение вчерашней редакционной статьи, против редакции будет возбуждено дело о клевете. И неплохо бы „Курьеру“ запомнить, что политическая поддержка — это всего лишь кость, брошенная подхалимствующим редакторам, а возмещение ущерба по делу о клевете суд возложит на тех, кто допустил эту публикацию.
  До „Леджер“ дошли сведения, что бизнесмены, поддерживающие кандидатуру доктора Альфмонта и требующие покончить с преступностью, не намерены сносить поток грязных оскорблений и терпеливо подставлять другую щеку. Статья во вчерашнем „Курьере“ — это грубое оскорбление личности. Разумеется, проще всего избежать острых вопросов, которые будет задавать кандидат, организовав против него кампанию наветов. Однако это ни в какой мере не опровергает обвинений в политической коррупции, которые, как известно каждому жителю города, имеют под собой серьезные основания. До выборов осталось меньше десяти дней, поэтому наши противники и прибегли к гнусной клевете».
  Официантка принесла мне вторую чашку кофе, и я с сигаретой в руке снова предался размышлениям.
  Оплачивая счет, я спросил официантку:
  — Где у вас находится муниципалитет?
  — Проедете четыре квартала по этой улице, потом один квартал направо. Там увидите новое здание.
  Я поехал к муниципалитету. Здание действительно было новым. Оно выглядело так, словно взятки здесь давали на процентной основе — чем больше стоимость строительства, тем больше процент взяток. Видно было, что это здание строилось для потомков, и городская администрация Санта-Карлотты прыгала вокруг него, как мексиканские бобы на сковородке.
  Я вошел в дверь с надписью: «Начальник полиции». В приемной стучала машинистка. На стульях у стены дожидались приема двое мужчин.
  Я подошел к секретарше:
  — У кого можно получить информацию о сотрудниках вашего отдела?
  — Зачем она вам понадобилась?
  — Хочу подать жалобу на вашего офицера, — сказал я. — Я не записал его номер, но могу описать его.
  — Я не стану беспокоить шефа Уайта из-за таких жалоб, — кисло ответила секретарша.
  — Это понятно. Потому я и обращаюсь к вам.
  Она немного подумала над этим и сказала:
  — Сегодня дежурит капитан Вилбур. Он скажет, что вам делать и к кому обратиться. Его кабинет следующий по коридору.
  Я поблагодарил ее и уже повернулся к двери, когда взгляд мой случайно упал на висевшую на стене фотографию в красивой рамке. На длинном панорамном снимке офицеры полиции выстроились перед новым зданием муниципалитета. Я мельком взглянул на фотографию и вышел.
  Перед дверью капитана Вилбура висела такая же фотография.
  — Вы не знаете, кто сделал этот снимок? — спросил я сидевшего там офицера.
  — Городской фотограф. Его зовут Кловер, — ответил тот.
  — Хорошая работа.
  — Угу.
  Я подошел и стал внимательно рассматривать фотографию. Потом показал на пятого справа офицера.
  — Ну и ну! — сказал я. — Неужто Билл Крейн еще служит?
  — Кто?
  — Билл Крейн. Я познакомился с ним когда-то в Денвере.
  Он подошел поближе и посмотрел.
  — Это не Билл Крейн. Его зовут Джон Харбет. Он у нас начальник отдела борьбы с проституцией и игорными домами.
  — Смотрите-ка, — сказал я, — до чего похож на моего старого приятеля.
  Когда офицер вошел к капитану Вилбуру, я выскользнул за дверь, вскочил в свой драндулет и уехал из города.
  Берта Кул как раз собиралась идти обедать. Увидев меня, она просияла:
  — Привет-привет, Дональд. Ты как раз вовремя. Сейчас пойдем пообедаем.
  — Нет, спасибо. Я только два часа назад позавтракал.
  — Но, милый, это же домашний обед.
  — Извините, но я не смогу его оценить.
  — Все равно, пошли со мной. Нам нужно поговорить. Я хочу, чтобы ты попробовал найти Смита. Я пыталась связаться с ним после того, как получила письмо, и обнаружила, что он не живет по этому адресу. Он только получал там почту. Люди, которые там живут, сказали, что не знают его адреса.
  — Очень хорошо, — сказал я.
  — Что хорошего, черт возьми? — Берта сердито посмотрела на меня. — Этот человек был в опасности. Я в жизни не видела такого перепуганного мужчину. Он был щедрым, как Санта-Клаус. А теперь он испарился, черт бы его взял, и наши бумажники остались пустыми.
  — Ну хорошо, — сказал я. — Идемте обедать, если вы так настаиваете.
  — Вот это другое дело! Пойдем в «Позолоченный лебедь». Там можно спокойно поговорить.
  Мы вместе вышли из кабинета.
  — Привет, Элси, — сказал я, пропуская вперед Берту Кул.
  Элси Бранд кивнула, не поворачивая головы в мою сторону. Ее пальцы никогда не сбивались, безостановочно выбивая монотонную мелодию пишущей машинки.
  В «Позолоченном лебеде» Берта Кул предложила мне коктейль. Я согласился, сказав, что собираюсь пойти домой и проспать весь день, потому что я целую ночь гнал машину, а вечером пойду в «Голубую пещеру».
  — Не нужно этого делать, Дональд. Держись подальше от этого злачного места. Ты потратишь там уйму баксов, а у Берты нет денег на гулянки. Если Смит не передумает, плохи наши дела. Никогда еще Берта не была в таком положении. Она получила аванс, но ты чертовски много потратил, Дональд.
  Я подождал, пока мы допили «Мартини», потом закурил и сказал:
  — Ну, все о’кей. Смит сказал, чтобы мы продолжали дело.
  — Что сказал? — Берта удивленно мигнула своими ледяными глазами.
  — Чтобы мы продолжали дело.
  — Дональд, маленький негодяй! Неужели ты нашел Смита?
  Я скромно кивнул.
  — Как же это тебе удалось?
  — Смит — это доктор Альфмонт, а доктор Альфмонт — это доктор Линтиг.
  Берта Кул поставила свой стакан.
  — Да, здорово ты меня подколол. Ну, давай рассказывай.
  Я не горел желанием передавать информацию Берте. После ночной езды мне ужасно хотелось спать.
  — Доктор Альфмонт баллотируется в мэры Санта-Карлотты.
  — Политика? — В глазах Берты Кул появился алчный огонек.
  — Политика, — ответил я. — Много политики. Человека, который избил меня и вышвырнул из Оуквью, зовут Джон Харбет. Он работает в полиции Санта-Карлотты, начальник отдела по борьбе с проституцией и игорными домами.
  — О-хо-хо, — сказала Берта.
  — Одна из газет поливает грязью доктора Альфмонта. Другая газета угрожает, что доктор Альфмонт подаст в суд за клевету. Совет, конечно, хороший, но, по-моему, те, кто его поливает грязью, абсолютно уверены в себе. Они и дальше будут его порочить, чтобы заставить Альфмонта в конце концов возбудить дело о клевете. Если он этого не сделает, он проиграет. А если сделает, то это нанесет непоправимый ущерб его репутации. «Курьер» из Санта-Карлотты сможет тогда написать о нем очень многое. Альфмонт это понимает и не решается подавать в суд. Ему нужно узнать, выходила ли его жена еще раз замуж и оформила ли она развод.
  Глаза у Берты Кул стали как у кота, выдергивающего перышки у канарейки.
  — Разрази меня гром! — сказала она негромко. — Какая интересная ситуация. Милый, нам нужно ехать в город.
  — Я уже был в городе, — сказал я и откинулся в мягком кресле, слишком усталый, чтобы говорить.
  — Продолжай, — сказала Берта. — Шевели мозгами, Дональд. Обдумывай дела для Берты.
  Я покачал головой:
  — Я устал. Не хочу думать и не хочу разговаривать.
  — Поешь, и тебе станет лучше, — сказала Берта.
  Она подозвала официанта и заказала двойную порцию томатного супа, пирожки с почками, салат и кофе с кувшином взбитых сливок, горячие булочки с маслом. А потом кивнула в мою сторону:
  — Принесите ему то же самое. Он поест, и ему станет лучше.
  Я собрал остатки энергии, чтобы выразить протест.
  — Чашку черного кофе, — сказал я, — и сандвич с ветчиной. И все.
  — Ну что ты, милый, — настаивала Берта, — тебе нужно поесть. Ты должен восстановить энергию.
  Я только покачал головой.
  — Что-нибудь сладкое, — сказала Берта. — Сахар дает энергию. Старомодный земляничный пирог, Дональд, со взбитыми сливками, какие-нибудь пирожные и…
  Я снова покачал головой, и Берта со вздохом уступила.
  — Ничего удивительного, что ты такой заморыш, — сказала она и обратилась к официанту: — Ладно, принесите ему, чего он просит.
  Когда официант отошел, я сказал Берте:
  — Больше так не делайте.
  — Как?
  — Вы вели себя, словно я ребенок, которого вы взяли с собой пообедать. Я знаю, что себе заказать.
  — Но, Дональд, ты слишком мало ешь. У тебя же совсем нет мяса на костях.
  Спорить с ней было бесполезно, поэтому я молча закурил.
  Берта ела и поглядывала на меня. Потом она встревоженно сказала:
  — Что-то ты бледненький. Может быть, у тебя тиф или что-нибудь в этом роде?
  Я ничего не ответил. После телячьего языка моему желудку стало полегче. Черный кофе был очень хорош, но бутерброд я так и не осилил.
  — Я знаю, что с тобой, — сказала Берта. — Ты испортил себе желудок в этих грязных ресторанах в Оуквью. Боже, Дональд, ты подумай, какой будет скандал, если доктора Альфмонта разоблачат в самый разгар предвыборной кампании, когда одна партия не может допустить, чтобы он отступил, а другая порочит его как может. Мы можем назначить любую сумму.
  — Он уже сам это сделал, — сказал я.
  — Нам придется действовать быстро. Предстоит большая ночная работа.
  Я хотел было что-то сказать, но передумал.
  — Не будь таким, Дональд! Скажи Берте.
  Я допил свой кофе и вздохнул:
  — Объясняю ситуацию. Доктор Линтиг убежал со своей медсестрой. Сейчас она, видимо, миссис Альфмонт, но их брак не оформлен. Заметьте себе, что их бракосочетание было бы уголовным преступлением — доктор официально стал бы двоеженцем. Возьмите это на заметку. Но если миссис Линтиг умерла или оформила развод, то доктор Альфмонт чист. Он не виновен в двоеженстве, и его медсестра — это законная миссис Альфмонт. Возможно, у них есть дети.
  Но если миссис Линтиг не оформила развод — а она говорит, что не оформила, — если она жива и здорова, то для полноты картины остается только, чтобы она заявилась в Санта-Карлотту накануне выборов и опознала в докторе Альфмонте доктора Линтига, своего мужа, с которым никогда не разводилась. Дамское общество Санта-Карлотты с ужасом узнает, что миссис Альфмонт — это Вивиан Картер, соответчица по делу о разводе. Они жили открыто, как муж и жена. Забавная картинка, не правда ли?
  — Но, — заметила Берта, — чтобы все это можно было провернуть, им нужно иметь под рукой миссис Линтиг, которая должна быть с ними заодно.
  — Наверное, они уже с ней поладили, — ответил я. — Согласитесь, что все это уж очень подозрительно. Именно сейчас она появляется в Оуквью, распространяется о любви и уважении к мужу и отзывает свое заявление о разводе, так что все записи будут аннулированы.
  — Ну-ка, милый, расскажи мне об этом поподробнее, — скомандовала Берта.
  — Не сейчас, — покачал я головой. — Я слишком устал. Я еду домой спать.
  Берта Кул протянула через стол унизанную кольцами руку и сильно сжала мне пальцы.
  — Дональд, дорогой, у тебя совсем холодная кожа. Ты должен заботиться о себе.
  — Как раз это я и хочу сделать, — ответил я. — Вы расплатитесь, а я поехал спать.
  — Бедный малыш, ты весь в работе. — Голос Берты стал совсем материнским. — Не надо тебе самому сейчас садиться за руль. Бери такси — хотя нет, погоди минутку. Как ты думаешь, Альфмонт пришлет мне еще денег?
  — Сказал, что пришлет.
  — Мало ли что они там наобещают. Я верю клиенту, когда деньги у меня в кармане. Но все равно, дорогуша, бери такси. Ты слишком устал.
  — Ничего, все в порядке, — ответил я. — К тому же ночью мне понадобится машина.
  Когда я выходил из нашего драндулета перед домом, где снимал комнату, я чувствовал себя мерзко, как в последний день напрасно потраченной жизни. Я отхлебнул виски прямо из бутылки, нырнул в постель и через минуту провалился в теплое дремотное оцепенение.
  Казалось, я только-только заснул, когда почувствовал, как нечто упорно пытается вытащить мое сознание на поверхность. Я попробовал не обращать внимания, но не смог. Нечто снова и снова пробивалось к моему мозгу сквозь пелену времени. Мне снились обнаженные дикари, которые пляшут вокруг костра под стук тамтамов, потом наступила передышка, и я снова провалился в небытие, но тут же услышал, как плотники, стуча молотками, сколачивают для меня виселицу. Все плотники почему-то были женщинами в ярких одеждах, и они забивали гвозди в таинственном ритме: там-там-там-там, там-там-там-там, там-там-там-там. Потом они стали напевать: «Дональд, о, Дональд!» Наконец мое оцепеневшее сознание достаточно прояснилось, и до меня дошло, что кто-то осторожно, но настойчиво стучит в мою дверь и женский голос зовет: «Дональд, о, Дональд!»
  Я буркнул спросонок что-то неопределенное.
  — Дональд, впустите меня, — сказал голос. Стукнула дверная ручка.
  Шатаясь, как пьяница, я пошел к шкафу за халатом.
  — Дональд, откройте. Это Мариан.
  Я повернул ключ и толкнул дверь, все еще не понимая, что происходит.
  В комнату вошла Мариан Дантон с расширившимися от волнения глазами.
  — О, Дональд, я так боялась, что вас нет дома! Но домохозяйка сказала, что вы здесь. Она говорит, что вы всю ночь спали здесь, наверху.
  Звук ее голоса наконец разбудил меня.
  — Входите, Мариан. Садитесь. Что с вами?
  — Произошло нечто ужасное.
  Я попытался незаметно пригладить волосы.
  — Что случилось, Мариан?
  Она вошла и встала рядом со мной.
  — Я приехала, чтобы встретиться с Эвелин Харрис.
  — О’кей. Я же сам подсказал вам этот путь. Попробуйте его, а потом придумайте что-нибудь еще.
  — Дональд, она… она мертва! Убита!
  — Рассказывайте все по порядку. — Я сел на кровать.
  Мариан прошла через комнату и села возле меня.
  — Слушайте, Дональд, — заговорила она тихим, бесцветным голосом. — Мне придется уйти. Ваша домохозяйка чересчур любопытна. Она сказала, чтобы я оставила вашу дверь открытой… Только вы можете мне помочь.
  Я посмотрел на часы. Было уже пятнадцать минут шестого.
  — Так что же случилось?
  — Я нашла, где она живет, и долго звонила. Но никто не отвечал.
  — Она поздно встает, — объяснил я. — Работает в ночном клубе.
  — Я знаю. Потом я нажала звонок с надписью «Управляющий» и спросила, где я могу найти мисс Харрис.
  — Продолжайте.
  — Управляющий ответил, что не знает, что следить за жильцами не входит в его обязанности. Он показался мне очень сварливым. Я спросила, можно ли к ней подняться, и он впустил меня, сказав, что она живет в номере 309. Я поднялась лифтом на третий этаж, а когда вышла, из комнаты в дальнем конце коридора появился мужчина. Я не уверена, но, по-моему, он вышел из номера 309.
  — Тогда понятно, почему она не отозвалась на ваш звонок.
  — Слушайте меня, Дональд. Она была мертва.
  — Откуда вы знаете?
  — Я подошла к 309-й комнате. Дверь была закрыта, но не заперта. Я несколько раз постучала — никто не ответил. Тогда я повернула дверную ручку, и дверь открылась. Я увидела… она лежала на кровати. Я подумала… Ну, вы понимаете… Сказала «Извините», вышла и закрыла за собой дверь. Я думала, что удобнее будет немного подождать, а потом вернуться.
  — Продолжайте.
  — Я спустилась по лестнице и вышла из дома. Примерно через полчаса я снова ей позвонила.
  — Вы хотите сказать, что позвонили в дверной звонок Эвелин Харрис?
  — Да.
  — И что дальше?
  — Ничего. Я звонила, звонила, но ответа не было. Хотя я не сомневалась, что она не выходила, — все это время я следила за дверью. Тут подошла какая-то женщина и открыла дверь дома своим ключом. Она улыбнулась мне:
  «Хотите войти?»
  «Да, спасибо», — ответила я, и женщина пропустила меня в дом.
  — Она не спросила, к кому вы идете?
  — Нет, она была очень любезна.
  — А потом?
  — Потом я снова поднялась на третий этаж и постучала. Никакой реакции. Я открыла дверь и вошла. Она лежала на кровати в той же позе — и что-то в этой позе показалось мне странным. Я подошла к кровати и дотронулась до нее. Она была мертва! На ее шее я увидела туго закрученный шнур. Лицо женщины было ужасно. Оно было повернуто к стене. О, Дональд, мне страшно!
  — И что вы предприняли?
  — Я была в панике, — ответила она. — Потому что я уже заходила полчаса назад, и управляющий знал это. Я боялась, что они могут подумать… подумать, что я это сделала.
  — Вы просто дурочка, — сказал я. — Давно вы оттуда ушли?
  — Не очень. Я узнала, где вы живете, — позвонила в агентство и сказала, что я ваш старый друг и вы говорили, что я могу вас найти по этому телефону.
  — И вы сразу приехали ко мне?
  — Да. Сразу села в машину и примчалась сюда.
  — Садитесь в машину, — сказал я, — и гоните в полицейское управление. Скажите им, что обнаружили труп. Только не говорите, что это убийство, и не забудьте сказать, что вы приехали из Оуквью.
  — Почему из Оуквью? Зачем им об этом говорить?
  — Потому, — сказал я, — что вы должны играть роль наивной деревенской девушки.
  — Но они выяснят, что я заходила туда раньше. Управляющий сразу расскажет им об этом.
  — Об этом они в любом случае узнают. Если вы попробуете это скрыть, то наверняка попадете в неприятности. Неужели вы сами этого не понимаете?
  — Д-да, — неуверенно согласилась она. — Дональд, может быть, вы пойдете со мной в полицию?
  — Ни в коем случае. Это худшее, что мы можем придумать. Забудьте о том, что заходили сюда. Не упоминайте мое имя. Не говорите ничего о сыскном агентстве Берты Кул. Помните: вы должны строго следовать этим инструкциям. Расскажете все, как было, только скажете, что, как только обнаружили, что эта женщина мертва, сразу поехали в полицию. Не показывайте, что знаете, что она задушена. Скажете, что она мертвая и что вы ни к чему не прикасались. Вы меня понимаете?
  — Да.
  — Ведь вы ни к чему не прикасались?
  — Нет.
  — Что это за мужчина выходил из квартиры?
  — Не знаю. Я даже не уверена, что он выходил из той квартиры. Может быть, он вышел из соседней двери, но мне показалось, что из этой.
  — Как он выглядел?
  — Довольно стройный и держался очень прямо. Он показался мне очень солидным.
  — Возраст?
  — Средних лет. На вид симпатичный.
  — Во что он был одет?
  — В серый двубортный пиджак.
  — Какого роста?
  — Довольно высокий и стройный. Он был такой солидный, с седыми усами.
  — Вы узнали бы его, если бы снова увидели?
  — Да, конечно.
  — Идите. — Я подтолкнул ее к двери.
  — Когда я увижу вас, Дональд?
  — Как только дадите им показания, сразу звоните мне. Но помните: ничего не рассказывайте им ни обо мне, ни об агентстве… Подождите минутку. Они ведь спросят вас, зачем вы хотели встретиться с Эвелин Харрис.
  — Действительно, зачем?
  Я немного подумал:
  — Вы познакомились с ней, когда она была в Оуквью. Она по секрету сказала вам, что работает в ночном заведении. И помните: ни слова о миссис Линтиг. И не упоминайте, что эта девушка проводила расследование. Они не должны догадаться, что вы знаете, зачем она ездила в Оуквью. Она говорила вам, что приехала отдыхать. Вы деревенская девушка, и чем более по-деревенски будете себя вести, тем лучше для вас. Вот и держитесь соответственно. Вы хотели уехать из Оуквью. Все этого хотят. Это не место для девушки, думающей о своем будущем. Вы мечтали попасть в город. Вы не собирались работать в ночном клубе, но думали, что у Эвелин Харрис хорошие связи и она поможет вам где-нибудь устроиться. Ваш дядя знает, чем вы тут занимаетесь?
  — Нет, я сама решила сюда ехать, Дональд. Произошло много событий. Многое, о чем я хочу вам рассказать. Подозрительные обстоятельства…
  — Потом, — перебил я. — Время дорого. Если кто-нибудь найдет тело раньше, чем вы об этом сообщите, вы влипли. Помните, что вы выбрались оттуда и сразу же помчались в полицию. Вы понятия не имеете, который час. У вас есть часы?
  — Да, конечно.
  — Покажите-ка их мне.
  Она сняла часы с запястья. Я перевел стрелки на одиннадцать пятнадцать и с силой ударил часы об угол шкафа. Они остановились.
  — Наденьте их, — сказал я. — Не забудьте, что ваши часы сломались сегодня утром. Вы их уронили в туалете на станции техобслуживания. Я думаю, с этим вы справитесь. Вы хорошо все поняли?
  — Да-да, я все понимаю. Вы такой милый! Я знала, что могу на вас положиться.
  — Ладно, — сказал я. — Вам пора заняться делом. Идите и не пытайтесь звонить мне сюда. Звоните в агентство. Но, конечно, не из полиции и не раньше, чем они потеряют вас из виду. Если придется раскрыть карты, скажите, что вы меня знаете и собирались зайти ко мне позже. Вы же не назвали свое имя Элси Бранд?
  — А кто такая Элси Бранд?
  — Секретарь нашего агентства.
  — Нет, я только сказала ей, что я ваш друг.
  Я вытолкнул ее в коридор, потрепал по плечу и на прощание пожелал удачи.
  Потом я стоял у двери, слушая, как она спускается по лестнице, пока не хлопнула входная дверь, — побаивался, что хозяйка начнет задавать ей вопросы.
  Входная дверь захлопнулась. Я подошел к стоявшему в коридоре телефону и позвонил в агентство. Ответила Элси Бранд.
  — Берта еще не уехала? — спросил я.
  — Нет, она как раз собирается уходить.
  — Скажи, пусть подождет меня. Это очень важно.
  — Ладно. К тебе заходила какая-то девица?
  — Девица?
  — Да. Не назвала своего имени, сказала, что вы с ней старые друзья. Она долго меня упрашивала, и я сказала, где ты живешь.
  — Хорошо. Спасибо, Элси. Скажи Берте, что я сейчас приеду.
  Я повесил трубку и пошел одеваться. Потом сел в машину и вступил в схватку с напряженным уличным движением, стараясь побыстрее добраться до конторы. Без десяти шесть я открыл дверь агентства.
  Элси Бранд уже ушла домой.
  — В чем дело, Дональд? — спросила Берта. — Ты спишь весь день, а потом заставляешь меня допоздна сидеть в конторе? Что тебе нужно?
  — Смит не появлялся? — спросил я.
  Берта просияла:
  — Да, милый. Он был здесь. И оставил очень солидный задаток.
  — Когда это было?
  — С полчаса назад. Он был очень, очень мил, но явно чем-то встревожен.
  — Что ему надо было? — спросил я.
  — Он ничего не сказал о политической ситуации, но я могу читать между строк. Он хочет, чтобы мы продолжили поиски миссис Линтиг, что у него есть и другие проблемы и он намерен воспользоваться нашими услугами. Он хотел удостовериться, что мы согласны. Ты произвел на него хорошее впечатление, Дональд. Он хочет, чтобы именно ты занимался его делом.
  — Сколько он оставил? — спросил я.
  — Кругленькую сумму, Дональд, — осторожно ответила Берта.
  — Сколько?
  — Какого черта? — с неожиданной враждебностью сказала она. — Агентство принадлежит мне.
  — Сколько?
  Она сердито смотрела мне в глаза, выдвинув подбородок.
  — Перестаньте, Берта, — сказал я. — Это серьезнее, чем вы думаете. Он хочет, чтобы я вел дело, и у вас возникнут затруднения, если мы с вами сейчас прекратим сотрудничать.
  — Но, милый, мы же не собираемся прекращать сотрудничество.
  — Это вы так думаете.
  Она немного помолчала, а потом сказала:
  — Тысячу долларов.
  — Я так и думал. А теперь я хочу, чтобы вы поехали со мной.
  — Куда?
  — Мы с вами навестим Эвелин Харрис, — ответил я.
  — Эту девку?
  — Угу.
  — Но с ней ты лучше разберешься без меня, Дональд.
  — Нет. По-моему, сейчас понадобятся ваши прекрасные итальянские ручки.
  — Иногда моя рука бывает очень тяжелой, — сказала Берта.
  — Ладно, поехали.
  — Дональд, что происходит? К чему такая спешка и чем ты так взволнован?
  — Я кое-что обдумал.
  — Да, — неохотно признала она, — это ты умеешь делать.
  Берта встала, подошла к зеркалу и начала пудриться и красить губы. Я нетерпеливо шагал по кабинету, время от времени поглядывая на часы.
  — Доктор Альфмонт не говорил, когда он приехал в город и когда собирается уехать? — спросил я.
  — Дональд! Он очень просил, чтобы мы не называли его доктором Альфмонтом. Он сказал, что мы должны и в разговоре и в записках упоминать о нем как о мистере Смите.
  — Согласен. Он говорил, когда приехал и когда думает возвращаться?
  — Нет.
  — На нем был двубортный серый костюм?
  — Да.
  — Он сказал вам, зачем приехал?
  — Он сказал, что обдумал твой утренний визит и решил приехать, чтобы извиниться передо мной за свое письмо и оставить нам еще немного денег.
  — Ну хорошо, поехали.
  — Дональд, почему ты вдруг так заторопился?
  — Я думаю, Эвелин Харрис сможет нам кое о чем рассказать.
  — Да, но у тебя был целый день. Почему вдруг теперь такая горячка?
  — Утром я был слишком измучен, чтобы ясно мыслить. А теперь я обдумал все до конца.
  — Ну хорошо, милый. Пойдем.
  — Мне нужны еще деньги.
  — Что, снова?
  — Да.
  — О боже, Дональд! Я не могу…
  — Послушайте, это крупное дело. Может быть, одно из самых крупных, какие когда-либо попадали к вам в руки. Эта тысяча долларов — только начало.
  — Хотела бы я разделять твой оптимизм!
  — Я понимаю, что вы не разделяете моего оптимизма, но я хочу разделить ваш барыш.
  — Но ты же знаешь, Дональд, ты работаешь на меня. Агентство принадлежит мне, и ты не мой партнер.
  — Я знаю.
  — К тому же ты еще не представил полного отчета по предыдущим расходам.
  — Отчет я напишу.
  Она подошла к сейфу, вытащила двадцать долларов и со вздохом вручила мне. Я продолжал стоять с протянутой рукой, и через некоторое время она дала мне еще двадцать. Я не пошевельнулся. Берта сунула мне еще десятку, захлопнула дверцу сейфа и заперла его.
  — Ты слишком высокого мнения о своих заслугах, — сказала она.
  Я положил деньги в карман, сказал: «Пошли!» — и попытался быстро отвести Берту к машине.
  Но торопить Берту было напрасной тратой сил. Нервной энергии, которую я потратил, пока мы добрались до машины, хватило бы, чтобы съездить к дому Эвелин Харрис и обратно. Но это ни на секунду не ускорило неторопливый шаг Берты. Каждое движение она делала со строго определенной скоростью, словно грузовик, за рулем которого сидит губернатор.
  Чувствуя себя совершенно измочаленным, я уселся за руль. Когда Берта Кул протиснула свою тушу в машину и уселась на ободранное сиденье, я почувствовал, как осели рессоры. Мотор заревел, я включил скорость и выехал со стоянки.
  — У нас еще вполне приличная машина, да, милый? — спросила Берта Кул.
  Я промолчал. В деловом районе был час затишья, и мы быстро добрались до дома Эвелин Харрис. Перед домом стояло множество машин с красными полицейскими мигалками на крышах. Я сделал вид, что не обращаю на них внимания. Берта вопросительно посмотрела на меня, но тоже промолчала.
  — Я думаю, лучше всего позвонить управляющему, — сказал я, когда мы подошли к дому. — Тогда мы сможем войти, не привлекая внимания.
  Я нажал звонок управляющего. Никто не ответил. Я раз за разом нажимал кнопку.
  Неподалеку остановился автомобиль прессы. Из него выскочил фотограф с камерой и вспышкой и взбежал на крыльцо. Вслед за ним вышел худощавый мужчина — судя по измученному виду, столичный репортер. Они подергали дверь, но она была заперта.
  Репортер посмотрел на меня:
  — Вы здесь живете?
  — Нет.
  — Позвони управляющему, Пит, — предложил фотограф.
  Репортер нажал кнопку звонка. Не дождавшись ответа, он стал нажимать все кнопки подряд. Наконец раздался сигнал и замок щелкнул. Дверь приоткрылась. Они вошли внутрь, и мы с Бертой скользнули за ними.
  — Какой номер квартиры? — спросил фотограф.
  — 309, — ответил репортер.
  Я почувствовал на себе взгляд Берты Кул и подтолкнул ее локтем.
  — Вы слышали? — спросил я вполголоса.
  — Угу.
  В лифте газетчикам и мне пришлось потесниться — Берта заняла почти всю маленькую кабину. Фотограф нажал кнопку, и лифт со скрипом пополз вверх.
  На третьем этаже толпился народ. Полицейский офицер остановил репортера. Тот предъявил удостоверение прессы и прошел вместе с фотографом.
  Офицер подошел ко мне.
  — Что вы хотели? — спросил он.
  — Ничего. — Я удивленно уставился на него.
  — Тогда проходите. Не загораживайте проход.
  — Я ищу управляющего, — объяснил я. — Он здесь?
  — Откуда я знаю! Наверное, здесь.
  — Мне нужно поговорить с ним об уплате за квартиру.
  — Вам придется зайти через пару часов.
  — А что случилось? — невинно спросил я.
  — Убийство, — ответил офицер. — Девицы из 309-го. Знаете ее?
  Я озадаченно посмотрел на Берту:
  — Берта, вы здесь кого-нибудь знаете?
  Она покачала головой.
  — Ладно, — сказал офицер, — проходите.
  — А как же нам поговорить с управляющим?
  — Не сейчас. Не пойду же я его искать. Видимо, он дает показания. Проходите скорее.
  Мы вернулись к лифту.
  — Похоже, кто-то опередил нас, — сказал я.
  Берта ничего не ответила. Мы спустились вниз и сели в машину агентства.
  — Ладно, — сказал я. — Мне нужно вернуться в контору и немного подумать. А вас подбросить домой?
  — Нет, дорогой мой Дональд. Я тоже вернусь в контору и буду помогать тебе думать.
  Глава 5
  Мы молча доехали до конторы. Я поставил машину на стоянку, и мы поднялись в агентство.
  Берта Кул посмотрела на меня:
  — Милый, откуда ты знал, что ее убили?
  — С чего вы взяли, что я это знал?
  Берта Кул чиркнула спичкой об стол, закурила и посмотрела мне прямо в глаза.
  — Догадаться нетрудно. — Она затянулась и задумчиво продолжила: — Сначала ты сделал вид, что не заметил полицейские машины у входа. Потом не стал звонить в ее квартиру, а почему-то позвонил управляющему. Потом ты зашел внутрь, задал пару вопросов, развернулся и ушел. Ты знал, что произошло, и хотел только проверить, прибыла ли полиция. Так ты мне расскажешь?
  — Мне не о чем рассказывать.
  Берта Кул выдвинула ящик стола, достала карточку, посмотрела записанный на ней номер и позвонила по телефону.
  — Насколько я знаю, миссис Элдридж, — заговорила она своим обычным ледяным тоном, — мистер Дональд Лэм снимает комнату в вашем доме. Вас беспокоит миссис Кул, владелица сыскного агентства, где работает Дональд. Мне нужно срочно его найти. Вы не знаете, он у себя?
  Берта Кул выслушала ответ.
  — Да, слышу. Примерно час назад? Ладно. Скажите тогда, не заходил ли к нему кто-нибудь перед тем, как он ушел?.. Да-да, понимаю. Опишите ее, пожалуйста.
  Берта Кул внимательно слушала, временами остро поглядывая на меня из-под полуопущенных век своими серыми холодными глазами.
  — Большое спасибо, миссис Элдридж. Если он появится, передайте, пожалуйста, что я его ищу.
  Она повесила трубку, оттолкнула от себя телефон и повернулась ко мне.
  — А теперь говори, Дональд, кто она такая.
  — Кто?
  — Девушка, которая сегодня к тебе заходила.
  — А, — сказал я, — это моя бывшая соученица. Мы вместе изучали право, а потом долго не виделись. Она знала, что я у вас работаю, и сегодня позвонила в агентство. Элси дала ей мой адрес.
  Берта Кул молча курила. Потом снова сняла трубку и набрала номер.
  — Элси, это Берта. Сегодня кто-нибудь спрашивал у тебя по телефону адрес Дональда?.. Кто она такая?.. Она назвалась?.. О, он так сказал, да?.. Хорошо. Спасибо. Пока.
  Берта повесила трубку.
  — Ты сказал Элси, что не видел эту девушку.
  — Если хотите, считайте, что так и было. Я не хочу, чтобы Элси Бранд знала о моей личной жизни. Эта девушка когда-то была моей подружкой. Сегодня она ко мне зашла, и мы с ней полчасика поболтали. Обычная дружеская встреча.
  — Чисто дружеская, да? — переспросила Берта Кул.
  Я не ответил. Некоторое время она молча дымила.
  — Ладно, милый. Нам нужно поужинать. Это будет не деловой ужин — каждый платит за себя.
  — Я не голоден.
  — О, я буду щедрой, Дональд, — улыбнулась Берта. — Мы отнесем это в счет расходов.
  Я покачал головой:
  — Спасибо, но я не хочу есть.
  — Ну пойдем — просто посидишь со мной за компанию.
  — Нет, спасибо. Мне нужно подумать.
  — Думай, пока ты вместе со мной, милый.
  — Нет, я лучше останусь здесь и постараюсь все разложить по полочкам.
  — Понятно, — сказала Берта Кул. Она подтянула к себе телефон. — Говорит Берта Кул. Пришлите мне, пожалуйста, двойной сандвич «Клабхауз» и кварту пива. — Она положила трубку. — Жаль, что ты не голоден, Дональд. Берта будет сидеть здесь вместе с тобой.
  Я ничего не ответил.
  Мы сидели молча. Берта задумчиво курила, глядя на меня из-под полуприкрытых век. Через несколько минут раздался стук в дверь.
  — Открой официанту, — сказала Берта.
  Официант занес поднос с огромным сандвичем и квартой пива. Берта попросила поставить поднос на стол, расплатилась, дала ему чаевые и сказала:
  — Посуду заберете утром. Сегодня у нас много работы.
  Официант поблагодарил ее и ушел. Берта уплетала сандвич, запивая его большими глотками пива.
  — Конечно, не годится ужинать всухомятку. Но хоть немного заморю червячка, — сказала она, закончив жевать.
  Потом, когда Берта снова закурила, я посмотрел на часы.
  — Ладно, я думаю, нам больше нечего здесь сидеть.
  — Думаю, ты прав, — просияла Берта. — Кто она такая? Зачем она к тебе приходила? Почему ты ждешь ее звонка?
  — Симпатичная девушка, — ответил я. — Она должна была позвонить, чтобы договориться поужинать вместе. Неужели я не могу прогуляться со своей девушкой, не отчитываясь перед вашей проклятой конторой?
  — Ну что ты, — вкрадчиво сказала Берта. — Все в порядке. Иди, если хочешь.
  Мы спустились вниз и снова сели в машину.
  — Сейчас я хочу сходить в кино — просто, чтобы убить время. Вы пойдете со мной?
  — К черту, милый. Берта устала. Ей хочется скорее попасть домой, раздеться и спокойно почитать.
  Я подвез ее к дому. Перед тем как выйти из машины, Берта положила унизанную перстнями руку на мое левое плечо.
  — Не обижайся, — сказала она.
  — Все в порядке, — ответил я. — Девица не позвонила. Наверное, она звонила, пока нас не было, и сейчас какой-нибудь другой парень начинает с того места, на котором я остановился.
  — Ничего, Дональд. Есть много других женщин. У такого красавчика, как ты, с этим никогда не будет проблем. Спокойной ночи.
  — Спокойной ночи.
  Я развернул машину и быстро вернулся в агентство. Зайдя в офис, я посмотрел на часы — поездка заняла всего двадцать пять минут. Оставалось только надеяться, что Мариан за это время не звонила.
  Я уселся в кресло и только собирался закурить, как услышал звук поворачивающегося в замке ключа. Подумав, что это уборщик, я крикнул:
  — Мы работаем. Отложите, пожалуйста, уборку на завтра.
  Замок щелкнул, и в офис не спеша вошла Берта Кул.
  — Так я и думала, — улыбнулась она, проплыла через кабинет и уселась в свое большое вращающееся кресло. — Мы могли бы гораздо лучше работать, Дональд, если бы не пытались друг друга одурачить.
  Я собрался было ответить, но в этот момент зазвонил телефон на столе. Берта молниеносным движением толстой правой руки пододвинула к себе телефон и сняла трубку:
  — Слушаю.
  Ее устремленные на меня полуприкрытые глаза сверкали сейчас, как бриллианты. Полусогнутую левую руку она держала наготове, чтобы оттолкнуть меня, если я попытаюсь выхватить трубку. Но я продолжал спокойно курить.
  — Да, это агентство Берты Кул, — проворковала Берта. — Нет, дорогая, его сейчас нет, но он предупредил, что вы будете звонить, и просил записать, что вы скажете… Да, дорогуша. Дональд сказал, что через несколько минут вернется. Он передал, чтобы вы ехали прямо сюда… Правильно, это наш адрес. Приезжайте сразу, дорогуша. Не теряйте времени, берите такси. Он очень хочет вас видеть.
  Она повесила трубку и внимательно посмотрела на меня.
  — Пусть это будет для тебя уроком, Дональд. Когда ты в следующий раз будешь отрезать себе кусок пирога, не забудь поделиться с Бертой. А иначе жди неприятностей.
  — Вы действительно хотите в этом участвовать? — спросил я.
  — Я уже участвую, — ответила Берта.
  — Да, вы правы.
  — Вспомни, милый, как ты начал работать у меня. Коротышка, который понятия не имел о нашей работе. Я подобрала тебя, когда у тебя уже не оставалось ни цента. Ты два дня не ел, когда пришел к нам в офис. Я дала тебе работу и научила ремеслу. Мозги у тебя хорошие. Но беда в том, что ты забываешь, кто здесь босс. Ты начинаешь думать, что это твой бизнес. Это тот случай, когда хвост пытается вертеть собакой.
  — Что еще? — спросил я.
  — А разве этого мало?
  — Более чем достаточно, — ответил я. — Может быть, теперь вы захотите узнать, в какую историю влезли?
  Она улыбнулась:
  — Да, это было бы неплохо. Ты не обиделся, Дональд?
  — Не обиделся, — ответил я.
  — Я только борюсь за свои права, — сказала Берта. — Но если я вступила в борьбу, то должна победить. Я совсем не злюсь. Я только хочу достичь своей цели. Больше мне и не надо ничего.
  — Она приедет прямо сюда? — спросил я.
  — Да, и очень скоро. Она сказала, что ты ей срочно нужен. Ты явно соврал насчет любовной истории, милый. Это больше похоже на бизнес.
  — Это и есть бизнес.
  — Ну хорошо, Дональд. Надеюсь, теперь ты все расскажешь Берте. Раз уж я влезла в это дело, я должна знать, какие у меня карты и каковы ставки в этой игре. Только не забывай, что козыри у меня.
  — Хорошо, — сказал я. — Вы влезли в убийство.
  — Это я уже знаю.
  — Девушка, с которой вы говорили, это Мариан Дантон. Она живет в провинциальном городишке в предгорьях и хочет оттуда выбраться. Она заподозрила, что в деле Линтиг кроется больше, чем кажется с первого взгляда. Она пошла по моему следу, и ей показалось, что здесь можно раскопать что-то интересное.
  — Ты имеешь в виду эту Эвелин?
  — Да.
  — Обо всем этом я уже догадалась. Теперь расскажи мне то, чего я не знаю.
  — Я пока не знаю заключения экспертизы о времени смерти Эвелин Харрис. Но это, должно быть, примерно то время, когда Мариан Дантон в первый раз вошла к ней в квартиру.
  — В первый раз? — переспросила Берта.
  — Да. Она открыла дверь, увидела Эвелин лежащей в кровати и подумала, что она спит. Из ее комнаты только что вышел мужчина. Мариан решила, что это не самое подходящее время для получения информации, тихо закрыла дверь и снова села в машину. Там она просидела полчаса, наблюдая за дверью дома. После этого Мариан снова зашла. На этот раз она была смелее и любопытнее. Она увидела, что шея Эвелин Харрис перетянута шнуром и она мертва. Мариан потеряла голову, но вспомнила обо мне и примчалась в мою комнату. Я послал ее в полицию, предупредив, чтобы она ничего не рассказывала о том, что была у меня, об агентстве и о миссис Линтиг. Она должна сказать, что зашла к Эвелин, чтобы попытаться найти работу в городе. В первый раз она подумала, что Эвелин спит, и вышла посидеть в машине.
  — Сомневаюсь, что они ей поверят, — сказала Берта Кул.
  — А я думаю, получится.
  — Почему?
  — Она из деревни. Это простая симпатичная девушка. И она будет стоять на своем до конца. Это не испорченная влиянием города, хорошая, простодушная девчонка.
  — Милый, это большой недостаток для сыщика, — вздохнула Берта Кул. — Женщины тебя погубят. Ты совсем теряешь из-за них голову. То, что ты не умеешь драться, конечно, плохо. Но твоя влюбчивость гораздо хуже. Ты должен научиться держать себя в руках. Когда это у тебя получится, ты сможешь хладнокровно все обдумать.
  — Что еще? — спросил я.
  — Не надо обижаться, Дональд, — улыбнулась Берта. — Ты должен понимать, что это работа.
  — Ну хорошо, — сказал я, — теперь я доскажу вам остальное. Мариан смогла хорошо рассмотреть человека, который выходил из той квартиры. Его описание ничего не подскажет полиции — по крайней мере, я на это надеюсь, — но оно кое-что значит для меня.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Человек, который выходил из квартиры, — сказал я, — это доктор Чарльз Лоринг Альфмонт, известный также как доктор Джеймс К. Линтиг. Он предпочитает, чтобы мы называли его мистер Смит.
  Берта Кул уставилась на меня. Ее ресницы медленно ползли вверх, пока глаза не стали совсем круглыми и испуганными. Она сказала мягко, почти не дыша:
  — Ну и влезла же я в историю!
  — Но пока, — сказал я, — полиции ничего не известно об истории с Линтигом. Они ничего не знают и о делах Альфмонта. У них нет никаких оснований подозревать человека, которого мы с этой минуты будем называть Смитом. Но если Мариан Дантон увидит его или его фотографию, она его моментально опознает.
  Берта Кул тихо присвистнула.
  — Следовательно, — сказал я, — вы стоите перед выбором. Можно предоставить девушку самой себе. В этом случае полиция рано или поздно доберется до Смита, поставит его рядом с еще несколькими мужчинами и предложит Мариан опознать его — в этом случае он погорит, а вы останетесь без клиента. Второй путь — это вывести Мариан из игры, насколько это возможно, рассказать Смиту о том, что нам известно, заставить его дать свою версию событий, объяснить, что только мы можем спасти его от обвинения в убийстве, получить неограниченные средства для работы и попытаться все выяснить.
  — Милый, а не будет ли это принуждением к даче показаний?
  — Будет.
  — Ты же знаешь, что это очень серьезное дело для частного сыскного агентства. За это меня могут лишить лицензии.
  — Если бы вы об этом ничего не знали, вас не за что было бы привлечь к ответственности.
  — Ну, теперь я, кажется, все знаю, — вздохнула она.
  — Да, — ответил я. — Вы сами влезли в это дело. Мариан уже едет сюда. Начинается ваша игра, и карты вы уже знаете.
  — Извини меня, Дональд. — Берта Кул откинулась в кресле. — Я предпочла бы смыться отсюда.
  — Ну уж нет, — сказал я. — Вы говорили с ней по телефону и пригласили сюда. Я бы не стал этого делать. Я позвал бы ее в ресторан. Она, скорее всего, под наблюдением.
  Берта Кул нервно забарабанила толстыми пальцами по крышке стола.
  — Ну и дела!
  — Это вы заварили кашу, — безжалостно сказал я.
  — Извини, Дональд. Может быть, тебе лучше выйти и…
  — Ничего я не сделаю, — сказал я. — Если бы вы ничего об этом не знали, я бы продолжал действовать так, как считаю необходимым, сам оставаясь в стороне. Если бы меня стали допрашивать, они бы ничего не могли доказать, кроме того, что я тут ни при чем. Теперь, как вы понимаете, все изменилось. То, что вам известно, может всплыть.
  — Ты можешь доверять мне, милый, — сказала она.
  — Могу, но не доверяю.
  — Не доверяешь?
  — Нет. — Ее глаза сузились, и я добавил: — Не больше, чем вы доверяли мне несколько минут назад.
  Раздался осторожный стук в наружную дверь.
  — Войдите! — сказала Берта Кул.
  Никто не входил. Я прошел через приемную и открыл дверь. На пороге стояла Мариан Дантон.
  — Входите, Мариан, — пригласил я. — Я хочу познакомить вас с моим боссом. Миссис Кул, это мисс Дантон.
  Берта Кул одарила девушку лучезарной улыбкой.
  — Очень приятно, — сказала она. — Дональд рассказывал о вас много хорошего. Заходите, пожалуйста. Садитесь.
  — Большое спасибо, миссис Кул, — улыбнулась в ответ Мариан. — Очень рада с вами познакомиться. — Она подошла ко мне и быстро и незаметно сжала мою руку. Пальцы девушки дрожали.
  — Садитесь, Мариан, — сказал я.
  Она упала на стул.
  — Хотите выпить?
  — Я уже успела выпить, — засмеялась она.
  — Когда?
  — Когда меня отпустили из полиции.
  — Плохо было?
  — Не очень. — Она перевела взгляд на Берту Кул.
  — Миссис Кул обо всем знает, — сказал я. — Рассказывайте дальше.
  — Она знает о… о…
  — О том, что вы заходили ко мне домой?
  — Да.
  — Она обо всем знает. Продолжайте, Мариан. Что случилось?
  — Все прошло благополучно. Я зашла в полицейское управление и сказала им, что хочу сообщить о трупе. Дежурный направил меня в отдел дорожной полиции. Наверное, он решил, что речь идет об аварии. Мне пришлось несколько раз обо всем рассказывать. Они направили туда машину с рацией, и через полчаса полицейские сообщили, что произошло убийство. Началась суета, и молодой симпатичный помощник прокурора округа взял у меня показания.
  — Он их записывал? — спросил я.
  — Нет. Их записал стенографист, но я не видела, чтобы их печатали, и меня не просили их подписать.
  — Это прокол, — сказал я.
  — Почему? Я не ошиблась ни в одном слове.
  — Нет. Но то, что вас не заставили расписаться, доказывает, что они знают истинную цену вашему рассказу.
  — Больше всего их интересовал человек, который выходил из квартиры.
  — Еще бы!
  — Они пытались убедить меня, что я действительно видела, как он выходил именно из комнаты номер 309, и просили никому не говорить, что я в этом не уверена.
  — Понятно.
  — Молодой помощник прокурора был очень мил. Он объяснил, что, для того чтобы обвинить человека в убийстве, необходимо иметь показания, надежно доказывающие его вину. Ну, вы все это знаете, Дональд. Трудно определить, какие доказательства считаются неопровержимыми. Конечно, этот человек мог выходить из соседней квартиры, но чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь, что он вышел именно из квартиры 309. Поэтому, если я хоть как-то покажу, что не вполне уверена, пройдоха-адвокат, который будет защищать убийцу, воспользуется этим, чтобы запутать правосудие. В конце концов, Дональд, существует гражданский долг, и свидетель должен стараться рассказать все, что он видел.
  — Я вижу, это был очень милый помощник прокурора, — улыбнулся я.
  — Не будьте таким, Дональд. Ведь я действительно его видела.
  Я кивнул.
  — Полиция будет вынюхивать все об Эвелин Харрис. Они найдут всех ее приятелей, а потом вызовут меня для опознания. Наверное, сначала по фотографиям.
  — Они думают, что это ее приятель? — Я многозначительно посмотрел на Берту Кул.
  — Да. Они считают, что это убийство из ревности. Думают, что человек, который это сделал, был… ну… ее любовником. Понимаете, тело лежало в постели обнаженным, и не было никаких следов борьбы. Этот мужчина должен был надеть ей на шею петлю и туго затянуть ее раньше, чем она поняла, что происходит.
  — Что вы собираетесь делать дальше? — спросил я. — Останетесь здесь или вернетесь в Оуквью?
  — Я могу быть полезна здесь, — сказала она. — Полиция меня проверила. Позвонили шерифу в Оуквью, а шериф — мой старый друг. Он сказал, что мне можно полностью доверять.
  — А не похоже было, что они подозревают в убийстве вас?
  — Нет. Я пришла в полицию добровольно и вела себя, как вы советовали, вполне провинциально.
  — Отлично, — сказал я. — Как насчет ужина, Мариан? Вы уже поели?
  — Нет, я так проголодалась, что, наверное, съела бы целую лошадь.
  Я повернулся к Берте:
  — Как жаль, что вы уже поели, миссис Кул. Я пойду поужинаю с Мариан. Дайте мне, пожалуйста, денег на расходы.
  — Конечно, Дональд, — просияла Берта. — Отправляйтесь прямо сейчас. На сегодняшний вечер ты свободен.
  — Но мне нужны деньги на расходы.
  — Только обязательно будь завтра к девяти, Дональд. А если что-нибудь произойдет вечером, я тебе позвоню.
  — Хорошо. А деньги?
  Берта выдвинула ящик стола и достала из сумочки ключ от сейфа. Она отсчитала сотню долларов и протянула их мне. Не опуская руку, я сказал:
  — Продолжайте, я скажу вам, когда остановиться.
  Она что-то пробормотала, потом дала мне еще сто пятьдесят долларов и захлопнула дверцу.
  — Это все, что было в сейфе, — сказала Берта. — Больше в офисе денег нет.
  Она заперла дверцу и положила ключ на место.
  — Пойдемте, Мариан, — сказал я.
  — Идите вдвоем и наслаждайтесь, — ласково улыбнулась Берта Кул. — Я уже поужинала. Сегодня был тяжелый день, и сейчас мне хочется только попасть побыстрее домой, надеть пижаму и расслабиться. Кажется, я старею. Еле волочу ноги после тяжелого дня.
  — Ну что вы, — сказала Мариан. — Вы очень хорошо выглядите.
  — Мне приходится таскать весь этот жир, — объяснила Берта.
  — Это не жир, это мускулы, — настаивала Мариан. — У вас плотное телосложение, вот и все.
  — Пойдемте. — Я взял Мариан за руку.
  Берта Кул положила ключ в сумочку и встала на ноги.
  — Не нужно подвозить меня, Дональд. Я возьму такси.
  Она прошла через кабинет своей особенной походкой, плавной, как движение яхты по спокойному морю. Берта никогда не ходила вразвалку, никогда не превращала ходьбу в тяжелую работу. Она двигалась не спеша, короткими шагами и всегда сохраняла постоянный темп, независимо от того, было холодно или жарко, шла она вверх или вниз.
  В ресторане Мариан сказала:
  — Удивительная женщина, Дональд. Она кажется такой умной, такой надежной.
  — Вы не ошиблись, — сказал я.
  — Но, кажется, ей сейчас очень плохо.
  — Вы и не представляете, насколько ей сейчас плохо, — ответил я. — А теперь давайте поговорим о вас.
  — Что обо мне?
  — Зачем вы уехали из Оуквью?
  — Я же говорила — чтобы увидеть Эвелин Харрис.
  — Вы говорили об этом своему дяде?
  — Нет. Я только сказала, что хочу использовать часть отпуска.
  — А я думал, что он уехал ловить рыбу.
  — Он вернулся.
  — Когда вернулся?
  Она нахмурилась:
  — Сейчас вспомню… Это было сразу после того, как вы уехали.
  — Через сколько времени после моего отъезда?
  — Всего через пару часов.
  — И как только он вернулся, вы отправились в город?
  — Да.
  — Ладно. А теперь скажите, когда вы поняли, что к чему?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы понимаете, что я имею в виду. Вы сказали, что, если я захочу обмениваться с вами информацией, вы будете работать со мной. А если нет, то займетесь этим сами.
  — Но вы же все об этом знаете, — сказала она.
  — Все о чем?
  — О том, почему я за это взялась. Я хочу уйти из этой газеты, я хочу выбраться из Оуквью, я знала, что вы детектив…
  — Откуда вы это знали?
  — Но я же не слепая. Вы явно вели себя как детектив. Вы на кого-то работали, старались добыть информацию, а не просто оправдать затраты и выставить счет.
  — Ладно, продолжайте.
  — В общем, я знала, что вы детектив и что с миссис Линтиг связано что-то серьезное. К ней проявлялся слишком большой интерес, и я догадалась, что вы заработали синяки, когда пытались что-то о ней выведать. Вот я и решила, что если к ней такой интерес, то это хороший шанс для меня. Использовать мои знакомства в Оуквью, чтобы выяснить все подробности, а потом узнать, на кого вы работаете, прийти к вашему боссу с информацией и спросить, не возьмет ли он меня на работу.
  — На какую работу? — насмешливо спросил я.
  — Сыщиком. Разве женщина не может быть детективом?
  — Вы собирались просить Берту Кул взять вас детективом?
  — Да. Конечно, я тогда ничего не знала о Берте Кул. Я не имела понятия о том, кто ваш босс. Думала, что это большое агентство или что-нибудь вроде этого.
  — А вы имеете хоть малейшее представление о работе детектива?
  — Я же была репортером в Оуквью. И хоть это всего лишь маленькая газета в заштатном городишке, нужно иметь хороший нюх, чтобы справляться с такой работой. Я честолюбива и… Ну, в конце концов, должна же она дать мне возможность попробовать!
  — Забудьте об этом, — сказал я. — Возвращайтесь в Оуквью и выходите замуж за Чарли. Кстати, как там Чарли?
  — Нормально, — ответила она, стараясь не смотреть мне в глаза.
  — Как он смотрит на то, что вы уехали из Оуквью и ищете в городе работу детектива?
  — Он об этом ничего не знает.
  Я внимательно наблюдал за ней, и она, чувствуя мой взгляд, принялась разглядывать скатерть.
  — Надеюсь, что вы говорите правду, — сказал я.
  — Да, конечно. — Она быстро взглянула на меня и снова опустила глаза.
  Официант принял заказ и принес нам ужин. Мариан не сказала ни слова, пока не разделалась с супом. Потом отодвинула от себя тарелку.
  — Дональд, как вы думаете, она даст мне работу?
  — Кто?
  — Ну конечно, миссис Кул.
  — У нее есть секретарша, — ответил я.
  — Я имею в виду детективом.
  — Не говорите глупости, Мариан. Детектив из вас не получится.
  — Почему это?
  — Вы недостаточно знаете мир. У вас есть идеалы. Вы… Глупо даже думать об этом. Берта Кул берет самые разные дела. В частности, дела о разводе.
  — Я знаю жизнь, — твердо сказала Мариан.
  — Нет, вы ее не знаете. Это вам только кажется. И хуже всего то, что вы будете постоянно чувствовать свою никчемность. Вам придется выполнять самую черную работу. Вы будете постоянно что-то разнюхивать, подсматривать через замочную скважину, копаться в чьем-то грязном белье — заниматься вещами, о которых вы и понятия не имеете.
  — Вы похожи на поэта, Дональд, — сказала девушка и посмотрела на меня, склонив голову набок. — Да, в вас определенно есть что-то поэтическое, — продолжала она. — У вас чувственный рот и большие темные глаза.
  — Какая ерунда! — сказал я.
  Официант принес нам салат. Я по-прежнему смотрел на Мариан, она по-прежнему избегала моего взгляда. Я ждал, что она заговорит, но девушка не проявляла желания продолжать беседу.
  Наконец Мариан посмотрела на меня и сказала:
  — Дональд, вы знаете того человека, что выходил из квартиры Эвелин Харрис? — Теперь ее глаза смотрели прямо на меня.
  — Вот что значит пообщаться с полицией.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Когда вы в первый раз рассказывали мне об этом, вы сказали только, что он шел по коридору.
  — Но он же вышел из квартиры?
  — Да, но вы не знали, что из квартиры Эвелин Харрис.
  — Это должно было быть так.
  — Вы так думаете?
  — Да.
  — Вы знаете, что он вышел из ее квартиры?
  — Ну… не уверена, но, должно быть, это так, Дональд.
  — Завтра, когда там будет поспокойнее, мы с вами поедем к тому дому. Вы подниметесь лифтом, а я буду стоять у двери 309-й квартиры и выйду в коридор, как раз когда вы будете выходить из лифта. А потом мы проделаем то же самое, только я буду выходить из соседней квартиры.
  — Да, это хорошая идея. — Она задумчиво сузила глаза. — Наверное, мистер Эллис захочет провести со мной этот эксперимент.
  — Какой Эллис?
  — Ларчмонт Эллис, помощник окружного прокурора.
  — Нет, он не захочет этим заниматься, пока не побеседует с вами еще пару раз. К тому времени вы будете уверены, что мужчина выходил именно из 309-й квартиры. А потом он проведет этот эксперимент, чтобы еще лучше вбить это вам в голову.
  — Он никогда такого не сделает, — сказала она. — Он хочет добиться справедливости. Это очень приятный молодой человек.
  — Да уж, я знаю.
  Официант принес нам второе, и, когда он отошел, Мариан сказала:
  — Дональд, мне нужно снять комнату.
  — А разве окружной прокурор не сказал, где вы должны остановиться?
  — Нет, он сказал только, чтобы я пришла к десяти часам утра.
  — Послушайте, — сказал я. — Нам нужно поддерживать постоянный контакт. Я не хочу, чтобы вы выслеживали меня или приходили в агентство, и приходить к вам в гостиницу я бы тоже не хотел. Давайте пойдем ко мне и скажем домохозяйке, что вы моя родственница. Я думаю, у нее найдется свободная комната. Тогда мы сможем встречаться, не вызывая ни у кого подозрений.
  — Я думаю, Дональд, что это прекрасный выход.
  — Правда, это не гостиница, — сказал я. — Это всего лишь меблированные комнаты и…
  — Я знаю, — ответила она.
  — Мы поедем туда сразу после ужина. Мне еще предстоит поработать, а до этого я хочу поселить вас.
  — Но я думала, что вам уже не нужно работать. Ведь миссис Кул сказала…
  — Ее не интересует, когда я работаю, а когда сплю, — ответил я. — Все, что ей нужно, — это результат. Если я буду получать результаты, работая двадцать три часа в сутки, она позволит провести оставшийся час, как мне заблагорассудится.
  Мариан рассмеялась, потом резко оборвала смех и внимательно посмотрела на меня.
  — Дональд, вы работаете на того человека, который выходил из квартиры?
  — Вы не знаете, Мариан, из этой ли квартиры он выходил, — терпеливо ответил я.
  — Ладно. Послушайте, Дональд, я не собираюсь делать ничего такого, что может вам повредить. Вам не кажется, что было бы лучше, если бы вы раскрыли карты?
  — Нет.
  — Почему?
  — Тогда вы будете знать слишком много.
  — Вы мне не доверяете?
  — Не в этом дело. У вас сейчас и так забот хватает. Если вы будете помогать мне, не зная, чем вы мне помогли, никто к вам не сможет придраться. Если вы будете знать, в чем мне помогаете и я влипну, у вас будут такие же неприятности, как и у меня.
  — О, — выдохнула Мариан, — значит, вы работаете на него.
  — Ешьте. Хватит болтать, — оборвал я ее. — Мне еще сегодня работать.
  Я заставил ее быстро доесть и отвез к своему дому. Миссис Элдридж я объяснил, что ко мне совершенно неожиданно приехала кузина. Я сказал, что она побудет здесь день или два, точно неизвестно.
  Миссис Элдридж дала ей комнату на моем этаже. Недовольно глядя на меня, она заявила:
  — Когда будете заходить к вашей кузине, оставляйте дверь открытой.
  — Ладно, — сказал я и взял счет, который протянула мне миссис Элдридж.
  Когда она ушла, Мариан сказала:
  — Значит, мы должны оставлять дверь открытой?
  — Угу.
  — А насколько открытой?
  — Ну, дюйма на два или три. Все равно я сейчас уйду.
  — Дональд, я не хочу, чтобы ты уходил. Ты можешь немного побыть со мной?
  — Нет. Это может не понравиться Чарли.
  Она состроила гримаску:
  — Я хочу, чтобы ты прекратил эти шуточки.
  — А как его зовут по-настоящему? — спросил я.
  — Ты сам его придумал. Это плод твоего воображения. Если тебе не нравится Чарли, почему бы тебе не придумать другое имя?
  — Чарли меня вполне устраивает.
  — Тогда продолжай называть его Чарли.
  — Мне еще нужно поработать, — сказал я. — Так что пора отчаливать.
  — Дональд, — сказала она. — Мне страшно. У нее была такая красивая фигура. И эта веревка на шее — ее лицо распухло и почернело. И…
  — Замолчи, — сказал я. — Не думай об этом. Ложись и постарайся заснуть. Ванная в конце коридора.
  — А когда ты вернешься, Дональд?
  — Не знаю. Наверное, поздно.
  — Если я посижу, ты зайдешь ко мне перед сном?
  — Нет.
  — Почему?
  — Я не хочу, чтобы ты ждала, и к тому же вернусь очень поздно. Ложись спать.
  — Ты зайдешь ко мне утром?
  — Не могу обещать.
  — Почему?
  — Я еще не знаю, что буду делать утром.
  Она погладила меня по щеке кончиками пальцев.
  — Спасибо за ужин и… и за все, Дональд.
  Я потрепал ее по плечу:
  — Все будет хорошо. Пока.
  Она подошла к двери и смотрела, как я иду по коридору. Миссис Элдридж поджидала у двери моей комнаты.
  — Ваша кузина показалась мне очень милой девушкой, — сказала она.
  — Вы правы.
  — Понимаете, я должна знать о людях, которые снимают здесь комнату, особенно о молодых девушках.
  — Моя кузина обручена с моряком, — сказал я. — Его корабль должен прибыть завтра.
  Нос миссис Элдридж поднялся вверх на два дюйма.
  — Когда он к ней придет, скажите, чтобы она оставила дверь открытой. Или, может быть, мне сказать?
  — Он сюда не придет, — сказал я. — В городе живет его мать, и они встретятся у нее. Мариан хотела сразу там остановиться, но неожиданно приехали другие гости.
  Лицо миссис Элдридж расплылось в улыбке.
  — О, — сказала она. И через некоторое время снова: — О!
  — Это все? — спросил я.
  — При таких обстоятельствах я больше не буду о ней расспрашивать. Обычно я стараюсь выяснить о жильцах гораздо больше, но сейчас вы можете мне ничего больше не говорить о ее делах.
  Я вышел на улицу и заправил автомобиль. И бензин, и масло, и вода были уже почти на нуле.
  Глава 6
  Я поехал в «Голубую пещеру». С виду это был настоящий притон. Большинство увеселительных заведений у нас были закрыты, а те, что остались, были вычищены так, что в них теперь вообще не было спиртного. «Голубая пещера» была одним из притонов, появившихся, чтобы заполнить этот пробел.
  Заведение не было таким уж гнездом разврата, как многие себе представляли, но выглядело оно как настоящий бардак.
  Я нашел свободный столик в углу и заказал выпивку. Девушка на сцене исполняла смягченный вариант самого настоящего стриптиза. Когда она закончила выступление, на ней было больше одежды, чем на других исполнительницах, когда они начинают. Но то, как она раздевалась, захватывало зрителей. Сама обстановка заставляла посетителей чувствовать, что они участвуют в чем-то очень-очень порочном. Когда раздались громкие аплодисменты, она вопросительно посмотрела на менеджера и взялась рукой за то, что еще было на ней надето, как бы спрашивая, стоит ли продолжать. Он выскочил на сцену, отчаянно мотая головой, схватил ее за руку и потащил за кулисы. Потом, словно вспомнив о присутствии публики, пару раз поклонился, и они, взявшись за руки, ушли в раздевалку. Вскоре танцовщица снова появилась в зале, и четверо веселых мужчин за ближним столиком стали настойчиво уговаривать ее выпить, чтобы во время следующего выступления она обращала на менеджера поменьше внимания.
  Женщина лет сорока пяти с иссиня-черными волосами и глазами такими жадными, что я сразу вспомнил, как вспыхивают лампочки кассового аппарата, когда он отсчитывает деньги, подошла к моему столу.
  — Добрый вечер!
  — Привет, — ответил я.
  — Кажется, вы одиноки?
  — Вырвался на свободу.
  — Попробую для вас что-нибудь придумать, — улыбнулась она.
  Что она имеет в виду, стало понятно по ее жесту и кивку в мою сторону.
  За мой столик сразу же уселась ярко накрашенная брюнетка.
  — Привет. Как дела?
  — Отлично, — сказал я. — Выпьем?
  Она кивнула. Официант так быстро отреагировал на этот кивок, словно он прятался под столиком.
  — Чистое виски, — сказала она.
  Я заказал коктейль. Официант отошел. Девушка поставила локти на стол, подперла пальцем щеку и ласково посмотрела на меня огромными черными глазами.
  — Меня зовут Кармен.
  — А я Дональд.
  — Ты живешь здесь?
  — Нет, я коммивояжер. Здесь бываю каждые три-четыре месяца.
  — О!
  Официант принес ей бокал для виски, полный холодного чая, а мне подал рисовый хайбол и счет на доллар и двадцать пять центов.
  Я отнес полтора доллара на счет Берты Кул, отпустил его и сказал Кармен:
  — Сегодня удачный день!
  — По тебе это заметно, — сказала она и, отхлебнув холодного чая, быстро поставила стакан, морщась, как будто он ужасно крепкий. — Нет, не буду пить. Я становлюсь смешной, когда выпью.
  — Смешной? — переспросил я.
  — Ужасно смешной, — захихикала она. — Ты у нас еще не бывал?
  — Был однажды, — ответил я. — Когда в прошлый раз приезжал в город. Боже мой! Как я провел тогда время!
  Она подняла брови.
  — С девушкой по имени Эвелин, — мечтательно сказал я. — Но она здесь, кажется, уже не работает?
  — Ты знал Эвелин? — с деланым безразличием спросила она.
  — Угу.
  Кармен перегнулась ко мне через стол и тихо сказала:
  — О’кей, малыш, забудь ее.
  — Чего это я должен ее забыть?
  Она незаметно взглядом показала в дальний угол зала.
  — Те два мужика, — тихо сказала она, — ходят кругами, ищут знакомых Эвелин.
  — А из-за чего сыр-бор?
  — Кто-то ее сегодня кокнул.
  — Сегодня? — Я резко выпрямился в кресле.
  — Да. Не переживай, Дональд. Не подавай виду. Я предупредила тебя, и хватит об этом.
  Я немного подумал, потом незаметно вытащил из кармана пять долларов и сказал:
  — Спасибо, детка. Сунь руку под стол, я хочу тебе кое-что передать.
  Кончики ее пальцев коснулись моих, и я почувствовал, как она мягко вытаскивает пятидолларовую бумажку. Плечи Кармен почти коснулись стола, когда она засовывала банкнот за чулок.
  — Я тебе очень благодарен. У меня жена в Сан-Франциско, и мне совсем не хочется попасть на крючок.
  — Я так и подумала, — сказала она. — Эвелин была чудесной девочкой, и мне очень жалко, что так получилось. Она, наверное, изменила кому-то, кто этого не любит.
  — А как это вышло?
  — Кто-то проник в ее квартиру, набросил ей на шею шнурок и затянул его.
  — Нельзя так обращаться с дамами, — сказал я.
  — Это ты мне говоришь? — с чувством ответила Кармен. — Господи, как подумаешь, что такое мужчины, что они с нами делают… Ну ладно. — Кармен передернула плечами, изобразила улыбку и сказала: — С этим уже ничего не поделаешь. Нужно оставаться веселой, иначе потеряешь клиентов.
  — Я думаю, это верно, — заметил я. — Если ты начнешь себя жалеть, то ничего не заработаешь.
  — В нашем деле всегда нужно сохранять улыбку. Мужчинам нравятся девушки, которые легко плывут по жизни и плюют на весь мир. Попробуй-ка объяснить им, что ты работаешь ради того, чтобы прокормить ребенка, он сейчас лежит дома с высокой температурой и кашлем, а ты не должна показывать, что тебе совсем не весело.
  — У тебя ребенок? — спросил я.
  Ее глаза на мгновение увлажнились, но она смахнула слезы.
  — Перестань, ради бога. Сейчас из-за тебя потечет моя косметика… Как насчет того, чтобы еще выпить? Нет, подожди минутку. Не надо. Ты уже достаточно заплатил, так что я могу дать тебе передышку.
  — Официант все время на нас посматривает, — сказал я.
  — Пускай смотрит. Нам дают по двадцать минут на стакан, но можно и больше.
  — Ты получаешь комиссионные?
  — Конечно.
  — А что ты пьешь?
  — Виски. — Она вызывающе посмотрела на меня. — И не верь, если услышишь иное.
  — Ты здесь выступаешь? — спросил я.
  — Да. Пою и немного танцую.
  — Что это за женщина со смешными глазами? — спросил я.
  — Это Дора, — засмеялась Кармен. — Она у нас метрдотель. А когда ты заходил в прошлый раз, здесь, наверное, была еще Фло?
  Я кивнул.
  — Дора колется, но с ней держи ухо востро. У нее глаза на затылке, и она знает обо всем, что происходит. Насчет этого не сомневайся.
  — А что случилось с Фло? — спросил я.
  — Не знаю. Она куда-то уехала. Наверно, не поладила с боссом. Дора проработала всего неделю, но уже всех прибрала к рукам. Слушай, ты же сюда пришел не для того, чтобы поговорить о моих неприятностях и о моей работе. Может, немного потанцуем?
  Я кивнул.
  В зале гремела музыка, на маленькой эстраде толпились пары. Кармен прижалась ко мне, широко раскрыла глаза, растянула губы в улыбке, высоко подняла голову, и выражение ее лица не изменилось за все время, пока мы танцевали. Она танцевала умело и раскованно и думала о ребенке, который лежит дома с температурой и кашлем. Я не пытался отвлечь ее от этих мыслей.
  Музыка кончилась, и мы вернулись к столу.
  — Почему этот официант все время на нас смотрит? — спросил я. — Я думаю, тебе стоит получить комиссионные еще за одну выпивку.
  — Спасибо, — ответила Кармен.
  Я кивнул официанту, и он примчался еще быстрее, чем в прошлый раз.
  — Налейте нам еще, — сказал я и, когда он унес стаканы, спросил у Кармен: — Ты хорошо знала Эвелин?
  Она покачала головой.
  — Она мне рассказывала, что у нее есть родственники где-то на севере штата. Не помню, как называется этот городок.
  — Нет, — запротестовала Кармен, — в нашем штате у нее нет родственников. Она родилась на Западе.
  — А замужем она была когда-нибудь? — спросил я.
  — По-моему, нет.
  — А как она жила?
  — Да ничего я не знаю! — взорвалась вдруг Кармен и пристально посмотрела на меня. — Ты разговариваешь как паршивый коп. Откуда я могу знать о ней? Я занимаюсь своими делами.
  — Просто я очень переживаю из-за нее, — тихо сказал я.
  Кармен изучающе посмотрела на меня:
  — Не стоит. Ты слишком симпатичный парень, чтобы переживать из-за какой-то девки из бара. Не то чтобы мы были хуже других, — просто мы играем с мужчинами, чтобы побольше из них выкачать. К тому же ты женат и бегаешь от жены. Так что тебе это должно быть до лампочки. Смешные мы все люди. У тебя есть дом, а тебе хочется удрать и посидеть там, где есть музыка, выпивка и представление. А я работаю в таком месте и дала бы отрубить себе правую руку, лишь бы у меня был дом, муж и уйма домашней работы.
  — А почему бы тебе не выйти замуж? — спросил я. — По-моему, тебе это совсем не трудно.
  Кармен искренне рассмеялась:
  — Не придуривайтесь, мистер. У меня пятилетняя дочь.
  — Пятилетняя? — Я постарался изобразить удивление.
  — Ну ты же слышал! Да посмотри на Эвелин, черт возьми! Она была как ребенок — свежая и хорошенькая. Я могу накраситься как угодно и совершенно переменить внешность и… Слушай, какого черта? Хватит об этом! Если тебе тоскливо, то пойди и напейся. Начинай со мной заигрывать и рассказывать байки, только смени пластинку, а то я совсем свихнусь.
  — О’кей, Кармен!
  Официант принес нам выпивку.
  — С тобой говорили эти люди в штатском? — спросил я.
  — Еще как! — усмехнулась Кармен. — Они меня вывернули наизнанку. Но что я им могла рассказать? Боже, ты посмотри на нас! Мы играем в эту игру за проценты. За ночь я успеваю посидеть за дюжиной столиков. Если повезет, то я кому-нибудь сильно понравлюсь, и он мне накупит много выпивки. А потом, когда опьянеет, он оплатит счет на пять долларов и чаевые официанту, а сдачу бросит мне. А может, и не бросит. Здесь работает десяток девушек, и все мы зарабатываем одинаково. И Эвелин зарабатывала точно так же. Откуда же мне знать ее мужчин? У меня своих забот хватает. Подожди минутку, мне надо позвонить. Ты не возражаешь, Дональд?
  — Иди, — сказал я.
  Она зашла в телефонную будку.
  — Ну, кажется, моей девочке лучше, — сказала Кармен, когда вернулась. — Она стала меньше кашлять.
  — С ней все будет в порядке, — сказал я. — Дети легко переносят высокую температуру и быстро выздоравливают.
  — Я знаю, — кивнула она. — Но когда болеет твой ребенок, все выглядит по-другому.
  — Как ты себе представляешь ее будущее, Кармен?
  Она горько рассмеялась:
  — Я не могу предвидеть свое собственное будущее — как же я могу планировать что-то для дочки?
  — Еще один вопрос об Эвелин, — сказал я. — Что это за здоровенный парень ростом около шести футов, черноволосый, с серыми глазами, с которым она крутила? У него маленькая родинка на щеке. Она говорила, что, если он окажется здесь, когда я приеду в следующий раз, я не должен к ней подходить, а просто посидеть с какой-нибудь другой девушкой и…
  Кармен смотрела на меня неотрывно, как птица, зачарованная змеей. Она медленно отодвинула свой стул. Потом сказала тихо, почти шепотом:
  — Значит, тебе известно? Да, ты очень много знаешь.
  — Нет, честно говоря, я…
  — Думал, я не раскушу тебя? — огрызнулась Кармен. — Я узнаю копов с первого взгляда!
  — Ты ошиблась, Кармен, — сказал я. — Я не из полиции.
  Она рассматривала меня, словно причудливую рыбу в аквариуме.
  — Клянусь богом, мне не верится, что ты коп, — сказала она через минуту. — А если нет, то посиди. Я сейчас вернусь. — Она встала и вышла в дамскую комнату.
  Я видел, что, заходя внутрь, она подала какой-то знак Доре, и та вошла в дамскую комнату вслед за ней. Вскоре Дора подошла к менеджеру. Выслушав ее, он подошел к моему столику, посмотрел на два стакана и пустое место Кармен.
  — Вам уделяют внимание? — спросил он.
  — Да.
  Он стоял возле столика, глядя на меня.
  — Кто-то из наших артисток? — спросил он.
  — Да.
  — Она от вас убежала?
  — Нет. Вышла освежиться.
  — Давно она ушла?
  — Не очень.
  — Я должен присматривать за этими девушками, — сказал менеджер. — Они… Ну, вы понимаете. Я думал, что вы уже давно здесь сидите.
  — Довольно давно, — ответил я.
  — Я имею в виду, сидите один.
  Я промолчал.
  — Вы должны понять, — продолжал он, — я забочусь о ваших интересах. Проверьте, пожалуйста, на месте ли ваши часы и бумажник.
  — Они на месте, — сказал я.
  Он стоял, глядя на меня немного выпученными глазами. Это был темноволосый вертлявый человек с коротко подстриженными усами, чуть выше среднего роста. На нем был серый двубортный пиджак. Его гибкие руки с длинными тонкими пальцами непрерывно двигались.
  — Я все-таки хочу, чтобы вы удостоверились, — сказал он.
  — Я и так уверен.
  Он немного поколебался.
  — Я вас не помню, — сказал он наконец. — Вы не из наших завсегдатаев?
  — Однажды я у вас был.
  — Когда?
  — Месяца два-три назад.
  — К вам за стол садилась девушка? — спросил он.
  — Да.
  — Вы не помните, как ее звали?
  — Нет, — ответил я.
  — А сейчас с вами сидела Кармен?
  — Да.
  Он придвинул стул и сел.
  — Она замечательная девушка, Кармен. Меня зовут Бартсмут Уинтроп.
  Он через стол протянул мне руку.
  Я пожал руку и представился:
  — Меня зовут Дональд.
  — Понимаю, — улыбнулся он. — Рад с вами познакомиться, Дональд. Меня друзья называют просто Барт. Хотите еще выпить — теперь за счет заведения?
  — С удовольствием, — согласился я.
  Он кивнул официанту:
  — Джентльмен просит повторить. А мне — чистое виски. Вы довольны нашим обслуживанием, Дональд?
  — Да.
  — Я стараюсь, чтобы мое заведение не нарушало законов, — сказал он, — но мужчины, которые сюда приходят, хотят получить удовольствие, и я стараюсь дать им то, чего они хотят, но так, чтобы меня не закрыли. Вы же знаете, мы зависим от доброй воли клиентов и от устной рекламы.
  — Это верно.
  — А когда вы, говорите, были у нас?
  — Два или три месяца назад.
  — Я люблю, когда клиенты возвращаются. Но лучше бы почаще.
  — Я из Сан-Франциско, — объяснил я. — Коммивояжер.
  — А, понятно. А чем вы занимаетесь?
  — Сейфами, — сказал я.
  Он немного подумал, а потом шлепнул ладонью по столу.
  — Какое совпадение! — воскликнул он. — У меня в конторе не сейф, а старая хлебница. А наши сборы иногда бывают довольно высокими. И я как раз подумывал насчет нового сейфа. Мне всегда приятнее вести дела со своим клиентом.
  — Спасибо, — улыбнулся я.
  — Мой офис на втором этаже, — продолжал Уинтроп. — Служебная лестница за дверью позади кассы. Вы не откажетесь подняться и посмотреть сейф?
  — Но я бы не хотел убегать от Кармен, — возразил я.
  — О, я попрошу, чтобы ее предупредили.
  — Нет, лучше я сам ей скажу. Вы не возражаете, если я зайду через десять минут? Хочу взять у Кармен номер телефона.
  — Я дам вам ее телефон, — сказал он. — И скажу, когда ее можно застать дома.
  — Спасибо, но я все-таки хотел бы поговорить с ней сам. Личный контакт, вы же понимаете.
  Официант принес наши стаканы.
  — Ваше здоровье, — сказал я и поднял стакан. Но пить не стал, только немного отхлебнул из него.
  Уинтроп немного подумал, потом встал и еще раз пожал мне руку.
  — Хорошо. Жду вас через десять минут. Поднимитесь по лестнице и зайдите во вторую дверь направо.
  — Спасибо. Я приду.
  У него были цепкие, сильные пальцы.
  — Если у вас будут какие-нибудь осложнения с Кармен, дайте мне знать, — любезно улыбнулся Уинтроп.
  — Спасибо. Я не думаю, что могут быть осложнения.
  — И я не думаю. О’кей, Дональд. Скоро увидимся.
  Он начал подниматься по лестнице, но через три ступеньки повернулся и снова подошел ко мне.
  — Я бы хотел получить хороший современный сейф. Что-нибудь особенное. Надеюсь, за пару сотен можно получить действительно хорошую вещь?
  — Вы останетесь довольны, — сказал я.
  — Очень хорошо. Приходите наверх, осмотритесь и оцените мой сейф. Понимаете, я бы хотел его продать. Но я не надеюсь получить много за эту старую хлебницу.
  Он что-то сказал на ходу метрдотелю и пошел вверх по лестнице.
  Я встал и не спеша пошел в сторону кухни.
  — Мужская комната вон там, слева, — показал официант.
  — Спасибо, — сказал я и прошел мимо него на кухню.
  Повар-негр вопросительно посмотрел на меня.
  — Парень, в зал только что зашла моя жена. Как мне отсюда выбраться?
  — А счет вы оплатили? — спросил он.
  — Эти двадцать баксов подтвердят тебе, что я не рассчитался.
  — Сюда, — сказал он, пряча банкнот.
  Я пошел за ним по узкому затхлому коридору мимо зловонного туалета с надписью «Только для служащих» и вышел на заваленную отбросами аллею.
  — Будет лучше, если ты забудешь о том, что сейчас произошло, — сказал я негру.
  — Зачем такое говоришь? — обиделся он.
  Я вышел на улицу и направился к парковке, где стояла машина агентства.
  Глава 7
  Было уже далеко за полночь, когда я приехал в Санта-Карлотту. Ночь выдалась холодная, и я зашел в круглосуточный ресторан выпить чашечку горячего шоколада. Оттуда я позвонил доктору Альфмонту.
  Трубку долго не брали, потом сонный женский голос произнес:
  — Алло!
  — Здесь живет доктор Альфмонт?
  — Да.
  — Мне нужно срочно поговорить с доктором по чрезвычайно важному делу.
  — А вы звонили к нему в контору?
  — В контору? — удивленно повторил я.
  — Да. Думаю, что он там. Его вызвали в офис вскоре после полуночи, и он еще не вернулся.
  — Извините, что побеспокоил. Я просто не думал, что доктор может оказаться в офисе.
  Голос женщины был уже совсем не сонным.
  — Все в порядке. Я понимаю. Может быть, вы хотите что-нибудь передать на случай, если не застанете его в конторе?
  — Скажите, что если я не застану его, то позвоню через двадцать минут. И большое вам спасибо.
  — Не за что, — ответила она.
  Я повесил трубку и поехал в контору доктора Альфмонта. Если бы я жил в Санта-Карлотте, голос этой женщины сделал бы меня его постоянным клиентом.
  В доме горел свет. Лифт работал. Я нажал кнопку и поднялся на этаж, где размещался кабинет Альфмонта.
  Из-за двери не доносилось ни звука, но матовое прямоугольное стекло двери кабинета было освещено изнутри.
  Дверь была заперта. Я постучал и услышал, как открылась и снова закрылась дверь, ведущая из кабинета в приемную. Послышались шаги, щелкнул замок, и предо мной появился доктор Альфмонт. Удивление на его лице сменилось испугом, а потом паническим ужасом. Дверь, ведущая в кабинет, была плотно закрыта.
  — Извините, доктор, что побеспокоил, — начал я, — но меня привело к вам дело чрезвычайной важности.
  Он в явном замешательстве оглянулся на закрытую дверь кабинета.
  — Ну хорошо, — сказал я. — Мы можем поговорить здесь.
  Я подошел вплотную к нему и спросил, понизив голос:
  — Вы знаете, что сегодня произошло?
  Доктор немного поколебался, потом сказал:
  — Мы можем зайти внутрь, — и открыл дверь кабинета.
  Я заглянул в освещенную лабораторию.
  — Идите прямо в офис, — сказал он.
  Я прошел через лабораторию и открыл дверь. В большом кресле у окна сидела Берта Кул. Она удивленно взглянула на меня.
  — Берта? — только и смог выдавить я.
  Доктор Альфмонт вошел вслед за мной и закрыл дверь.
  — Ну, Дональд, ты действительно везде успеваешь… — сказала Берта.
  — Вы давно здесь? — спросил я.
  — Около часа.
  — Это ужасно, ужасно, — бормотал доктор Альфмонт, усаживаясь за стол.
  — Что вы ему рассказали? — Я внимательно смотрел на Берту.
  — Я объяснила ему ситуацию.
  — Ну ладно. Подождите минутку. — Я пошел вдоль стены, заглядывая за фотографии и книжные полки и отодвигая висящие на стене картины.
  — Что вы ище… — удивленно заговорил доктор Альфмонт. И тут же осекся, заметив, что я предупреждающим жестом поднес палец к губам.
  — О господи, Дональд! — воскликнула Берта. Она уже поняла, что я ищу.
  Я ничего не сказал, пока не закончил осмотр комнаты.
  — Не вижу ни одного, — сказал я. — Но это не значит, что их здесь нет. Вы должны быть очень осторожны, особенно с этим, — я кивнул в сторону телефона.
  Доктор Альфмонт привстал, потом снова сел. Казалось, он совершенно выбит из колеи.
  — Вы закончили ваши дела? — спросил я у Берты.
  — Да, — ответила она и добавила с улыбкой: — И вполне удовлетворительно для нас с тобой, Дональд.
  — И вы сказали все, что должны были сказать?
  — Да.
  — Хорошо, тогда пошли.
  — Боюсь, что я не все понял, — сказал доктор Альфмонт.
  — Я вернусь через десять минут, доктор, — сказал я. — Вы подождете?
  — Почему бы и нет? Конечно.
  Я кивнул Берте. Она как-то странно взглянула на меня, встала и подала руку доктору Альфмонту.
  — Не беспокойтесь, — сказала она. — Все будет хорошо.
  — Хотел бы я разделять вашу уверенность!
  — Все будет в порядке. Положитесь на нас.
  — Подождите пятнадцать минут, — сказал я Альфмонту и вышел в коридор вместе с Бертой Кул.
  Мы оба молчали, пока не вошли в лифт.
  — Как вы сюда добрались? — спросил я, когда лифт тронулся.
  — Я наняла машину с водителем.
  — Поговорим в машине агентства. Она внизу, — сказал я.
  Мы прошли по темному тротуару, и машина осела на скрипучих рессорах, когда в нее втиснулась туша Берты.
  Я завел мотор, проехал пару кварталов и остановился перед ночным ресторанчиком, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
  — Что вы ему сказали?
  — Достаточно, чтобы дать понять, что мы контролируем ситуацию.
  — А где вы оставили машину?
  — В середине следующего квартала. Я не хотела, чтобы машина стояла перед офисом.
  Я снова завел мотор.
  — Ты не хочешь со мной поговорить, Дональд? — спросила она.
  — Сейчас нам не о чем говорить, — ответил я. — Мы уже попали впросак.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Я собирался сказать ему, что свидетель видел человека, выходившего из квартиры. Я и не думал говорить, что у нас есть хоть малейшие подозрения. Он должен был сам обо всем догадаться.
  — Но если он бы и сам все понял, почему бы нам не сказать об этом?
  — Разница чисто юридическая, — объяснил я. — Если бы мы ему помогали, не имея представления, что он там был, мы бы действовали как детективы. Он, конечно, не стал бы рисковать и говорить нам об этом. А теперь, я думаю, он рассказал вам все.
  — Да, — сказала Берта. — Он решил зайти к Эвелин. Хотел узнать, кто ее послал, что она смогла разнюхать и можно ли иметь с ней дело.
  — И когда он зашел, она была уже мертвой? — спросил я.
  — Так он сказал.
  — Ладно, — сказал я Берте. — Вот ваша машина. Возвращайтесь домой. Я договорился с Мариан позавтракать в семь тридцать, но, наверное, не успею вернуться. Она остановилась в моем доме, в 32-й комнате. Возьмите ее с собой и хорошенько накормите. Пусть она заберет вещи, и помогите ей найти другую квартиру. Помощник прокурора захочет узнать, где она остановилась. А при теперешнем положении дел лучше, чтобы она жила подальше от меня.
  Самоуверенность на мгновение покинула Берту.
  — Дональд, ты должен вернуться вместе со мной, — испуганно сказала она. — Я не справлюсь с этой девушкой. Она влюблена в тебя и сделает все, о чем ты попросишь. А я не смогу. Боже, Дональд, я и не представляла, что вляпаюсь в такую историю!
  — Теперь вы это поняли?
  — Еще бы, — вздохнула она.
  — Мне придется поработать здесь.
  — Чем ты хочешь заняться?
  Я покачал головой:
  — Нет смысла вам объяснять. Чем больше вы знаете, тем больше говорите. А чем больше вы говорите, тем больше ставите нас в положение соучастников. Я был бы сейчас в гораздо лучшем положении, если бы с самого начала все от вас скрывал. Я пытался действовать самостоятельно, но вам обязательно нужно было в это вмешаться.
  — Он богат, Дональд. Я получила чек на три тысячи долларов.
  — Я бы не удивился, если бы вы получили и десять тысяч. Вы здорово влипли. Если в офисе был установлен диктофон, то вам не позавидуешь. Представьте, что вашу беседу прокручивают на заседании суда, и нетрудно будет подсчитать, на сколько лет вас лишат лицензии. К тому же вас посадят в тюрьму. А я останусь на свободе — может быть, это вас в какой-то мере утешит.
  Я видел, что она сильно напугана.
  — Дональд, давай вернемся вместе. Все равно этой ночью ты здесь ничего уже не сделаешь. Бросай машину агентства и поехали со мной в теплом, удобном автомобиле. А утром пригласишь Мариан позавтракать и снимешь ей где-нибудь уютную, тихую квартирку.
  — Нет, — ответил я. — Вы ей найдете и квартиру, и комнату в гостинице. В гостиницу она будет заходить раз в день, чтобы получить почту. А остальное время будет проводить в квартире.
  — Зачем это? — спросила Берта.
  — Чтобы до нее было трудно добраться. Поймите ситуацию. В этом городе процветает организованная преступность и коррупция. Альфмонт — человек не продажный. Сейчас он баллотируется на должность мэра, и, если его выберут, он постарается очистить город. Такая перспектива многим не улыбается, в частности людям из здешней полиции. Они могут раскопать эту историю, а потом использовать ее. Или они заставят Альфмонта сойти с дистанции и снять свою кандидатуру, или позволят ему победить на выборах и будут шантажировать его возможностью скандала. Они два месяца тайно к этому готовились. А теперь он еще угодил в историю с убийством. Учтите, что он не может сообщить в полицию, потому что газеты сразу заинтересуются, как он оказался в квартире девушки, которая работает за комиссионные в ночном клубе. Альфмонт понимает, что в этом случае сразу всплывет его поездка в Оуквью. Он сразу понял, что местная полиция постарается повесить преступление на него. Поэтому ему и пришлось незаметно улизнуть. И как раз в это время он наткнулся в коридоре на Мариан. Тут уж ему сильно не повезло. А наша задача сейчас — не допустить, чтобы группа, расследующая это убийство, заподозрила какую-то связь между этим делом и Санта-Карлоттой, и сделать так, чтобы Мариан Дантон не встретилась с доктором Альфмонтом.
  — Это будет нетрудно, — сказала Берта.
  Я усмехнулся:
  — Помните человека, который избил меня и вышвырнул из Оуквью?
  — Ты что-то узнал о нем? — спросила Берта.
  — Его зовут Джон Харбет. Он был в очень близких отношениях с Эвелин Харрис. К тому же он как-то связан с хозяином «Голубой пещеры». Он начальник отдела борьбы с проституцией и игорными домами в здешнем полицейском управлении. А теперь попробуйте все это сопоставить.
  Пока Берта размышляла, я обошел вокруг машины и открыл ей дверцу.
  — О’кей. Идите в свою машину. Не забудьте повести Мариан завтракать. И еще одно. Я сказал этой девочке, чтобы она изображала деревенскую дурочку. Она будет помалкивать, потому что знает, что так надо. Но это не должно вас обмануть. Она провинциалка, но далеко не дурочка. И она чертовски симпатичная девушка.
  — Послушай, милый, — Берта положила свою лапу мне на плечо, — поехали со мной. Ты нужен Берте.
  — В любую минуту здесь может появиться полицейский, — сказал я. — И он посветит на нас фонариком — просто чтобы увидеть, кто здесь стоит. Вы этого хотите?
  — Нет, черт возьми! — ответила Берта и выскочила из машины агентства как ошпаренная.
  Водитель ее машины вышел и открыл перед ней дверцу. Берта бросила на меня последний призывный взгляд и взгромоздилась на сиденье. Она съежилась на подушках и сейчас совсем не казалась мне огромной, сильной и всезнающей. В машине сидела толстая усталая пятидесятилетняя женщина.
  Я объехал вокруг квартала, поставил машину агентства на улице напротив офиса доктора Альфмонта и вышел. Доктор уже ждал меня.
  — Вы знаете слишком много, и мы знаем слишком много, — начал я. — Берта наговорила лишнего. Я хотел бы побеседовать с вами, но только не здесь. Давайте немного прокатимся на вашей машине.
  Не говоря ни слова, доктор выключил свет, запер офис, и мы вышли на улицу. Его машина стояла на обочине у входа.
  — Так куда мы поедем? — спросил он своим обычным ровным голосом.
  — Куда-нибудь, где мы сможем поговорить, не опасаясь, что нас увидят, — ответил я.
  Теперь стало заметно, что доктор нервничает.
  — В полиции есть группа, которая специально ездит и проверяет все припаркованные машины.
  — Тогда не будем останавливаться.
  — Я не могу разговаривать, когда веду машину.
  — А как насчет вашего дома? — спросил я.
  — Да, там мы сможем поговорить.
  — Тогда поехали, если это удобно.
  — Разумеется, удобно. Мы можем ехать. — В его голосе чувствовалось облегчение.
  — Ваша жена знает о том, что у вас неприятности?
  — Она знает об этом все.
  — Извините, что я вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но вашу жену зовут Вивиан?
  — Да, — сказал доктор.
  Мы оба замолчали. Он вел машину по главной улице, потом свернул налево, въехал на холм, и мы оказались в фешенебельном жилом районе, среди современных домов, построенных в испанском стиле. Белая лепка на стенах и красные черепичные крыши выделялись яркими пятнами среди темной зелени деревьев. В промежутках между редкими уличными фонарями деревья казались почти черными. Машина свернула на подъездную дорожку и въехала в гараж.
  — Ну вот мы и приехали. — Доктор Альфмонт выключил фары и зажигание.
  Я пошел вслед за ним к двери, за которой была лестница. Мы поднялись на второй этаж. Доктор открыл еще одну дверь, и мы оказались в холле.
  — Это ты, Чарльз? — Я узнал женский голос, который отвечал мне по телефону.
  — Да, — сказал он. — Я не один.
  — Тебе звонил какой-то человек и…
  — Я знаю. Он приехал со мной. Проходите, пожалуйста, сюда, мистер Лэм.
  Он провел меня в гостиную. Ковер, занавески и вся обстановка комнаты были выдержаны в мягких, приятных тонах.
  — Чарльз, ты не можешь на минутку зайти ко мне? — сказал женский голос.
  — Извините, я сейчас, — сказал мне доктор Альфмонт и вышел. Четыре или пять минут я слышал приглушенные голоса. Женщина о чем-то просила Альфмонта. В голосе ее слышалась мольба. Он отвечал короткими фразами. Слов я не мог разобрать, но в тоне слышался вежливый, но твердый отказ.
  В коридоре снова послышались шаги. Дверь открылась, и в гостиную вошла женщина. Я встал. Следом за ней вошел доктор Альфмонт.
  — Дорогая, разреши представить тебе мистера Лэма. Мистер Лэм, это миссис Альфмонт. — Слово «миссис» он произнес с каким-то воинственном ударением.
  Чувствовалось, что эта женщина следит за собой. Ей было уже за сорок, но двигалась она с удивительной легкостью и грацией. Ее карие глаза смотрели спокойно и искренне.
  Я поклонился:
  — Рад познакомиться с вами, миссис Альфмонт.
  Синее платье хорошо сидело на ее стройной фигуре. Почему-то она решила встать и одеться после телефонного разговора со мной. Готов поспорить, что она уже спала, когда я позвонил.
  — Садитесь, пожалуйста, мистер Лэм, — пригласила она.
  Мы сели. Доктор Альфмонт заметно нервничал.
  — Насколько я понимаю, вы детектив, мистер Лэм, — заговорила миссис Альфмонт.
  — Верно.
  Ее приятный голос звучал свободно и уверенно. В манере не чувствовалось ни малейшего напряжения — в отличие от доктора Альфмонта, который, казалось, тщательно взвешивает каждое слово. В ней была спокойная уверенность женщины, которая привыкла смотреть правде в глаза.
  — Дай мне сигарету, Чарльз, — сказала она мужу, а потом повернулась ко мне: — Говорите без обиняков, мистер Лэм. Чарльз обо всем мне рассказал.
  — Хорошо, давайте поговорим, — ответил я.
  Доктор Альфмонт подал ей сигарету и зажег спичку.
  — Вы закурите, Лэм? — спросил он.
  Я кивнул.
  Доктор Альфмонт протянул мне сигарету, еще одну взял сам, и мы с ним закурили от одной спички.
  Потом он обратился к жене:
  — Дорогая, миссис Кул была в моем офисе. Мистер Лэм приехал не с ней. Он приехал…
  — Сам по себе, — перебил я.
  Доктор Альфмонт кивнул. Женщина оценивающе посмотрела на меня.
  — Продолжайте, мистер Лэм, — сказала она.
  — Думаю, что Берта Кул уже много вам наговорила, — сказал я доктору Альфмонту.
  Он кивнул.
  — Берта старалась убедить вас, что вы крепко влипли и для того, чтобы выкрутиться, нужны деньги. Так?
  — Ну, — ответил он, — разговор свелся к этому.
  — Хорошо, — сказал я. — Значит, с этим покончено. А теперь мне предстоит вытащить вас из этой истории. Для начала нужно, чтобы вы мне обо всем рассказали.
  — О чем мы должны рассказать? — спросил доктор.
  — Я хочу знать все о вас и о тех, с кем мне предстоит иметь дело.
  Альфмонт посмотрел на жену.
  — Я Вивиан Картер, — заговорила она. — Детей у нас нет. Десять лет назад в Мехико мы оформили брак, но, как вы понимаете, он не может быть признан законным.
  — Расскажите мне о бракоразводном процессе, — обратился я к Альфмонту.
  — Что именно?
  — Все.
  Он скрестил руки на груди и заговорил:
  — Моя первая жена, миссис Линтиг, была увлечена водоворотом бурных событий и социальных изменений, наступивших после войны. Отголоски этой бури привели к ломке многих традиций и нравственных устоев…
  Я поднял руку ладонью наружу жестом уличного регулировщика, который подает сигнал «Стоп», и сказал женщине:
  — Может быть, вы мне расскажете?
  — Я была медсестрой в кабинете доктора Линтига. — Она по-прежнему говорила легко и естественно. — Я любила его, но он ничего об этом не знал. И я твердо решила, что он никогда не должен об этом узнать. Я искренне хотела, чтобы Амелия — миссис Линтиг — оставалась его женой и пользовалась любовью и уважением мужа. Мне нужно было немного — возможность быть рядом с ним, и это было для меня очень важно.
  Доктор Альфмонт энергично кивнул.
  — Я хотела служить ему, быть там, где я смогу ему помочь. Я была молодой наивной девчонкой. Теперь я смотрю на это по-другому, но это было двадцать один год назад. Оуквью тогда переживал бурный подъем. Приезжали новые люди, деньги лились рекой. Это был, как говорил тогда Чарльз, период лихорадочных изменений. Амелию подхватил этот водоворот. Она начала пить и стала лидером молодого поколения. У этой группы нормы поведения сильно отличались от общепринятых. Они пили, они целовались и… и скандалили. Чарльзу все это очень не нравилось.
  Потом Амелия стала ему изменять. Доктор об этом не знал, но и без того был уже сыт по горло. Он сообщил жене, что хочет развестись. Амелия попросила его указать причиной развода тяжкое оскорбление. Он согласился и подал иск. Но Амелия повела нечестную игру. Она дождалась, пока я по поручению доктора поехала в Сан-Франциско, и подала встречный иск, назвав меня соответчицей. Очевидно, она рассчитывала, что этот удар выбьет доктора из колеи и она сможет заполучить все его добро и выйти замуж за человека, с которым тогда связалась.
  — Кто он такой? — спросил я.
  Она вопросительно посмотрела на доктора Альфмонта. Он кивнул.
  — Стив Дантон. Молодой парень, который издавал тогда в Оуквью газету «Блейд».
  Я спросил, стараясь ничем не выдать своих чувств:
  — Он и сейчас издает газету?
  — Я думаю, да. Мы давно потеряли связь с Оуквью, но он, видимо, все еще там. Последнее, что я о нем слышал, это что его племянница работает в газете вместе с ним. Это она встретила меня в коридоре, когда я выходил из комнаты Эвелин Харрис.
  Я стряхнул пепел с сигареты:
  — Продолжайте.
  — В то время, — сказала миссис Альфмонт с легкой горечью в голосе, — я вела себя очень благоразумно, и Чарльз даже не подозревал, как я к нему отношусь. Мне казалось, что Амелия была не в себе. Ненормальный образ жизни и постоянные выпивки сделали ее психику крайне неустойчивой.
  Когда она подала встречный иск, Чарльз помчался в Сан-Франциско, чтобы все мне объяснить. Я хорошо понимала, что он попал в ужасное положение. Оуквью был переполнен сплетнями. Человек, больше всех заинтересованный в разводе миссис Линтиг, выпускал газету. Ясно было, что любые обстоятельства, свидетельствующие против Чарльза, будут представлены в самом черном свете. Его поездка в Сан-Франциско была, конечно, самым неудачным ходом, какой только можно было придумать. Но нам предстояло вернуться. И мы все равно справились бы с этой ситуацией, если бы не… — Она замолчала.
  — Неожиданно для себя я сделал открытие, — заговорил Альфмонт. — По мере того как Амелия опускалась все ниже и ниже, я все дальше отходил от нее и все сильнее влюблялся в Вивиан. Я понял это, когда встретил Вивиан в Сан-Франциско. После этого я уже не мог вернуться в Оуквью, позволить, чтобы ее имя поливали грязью, и… и мы узнали, что любим друг друга. Нам хотелось только быть вместе. Мы были молоды, я хотел уехать и начать все сначала. Наверное, это было глупо, но события обернулись так, что все оказалось к лучшему.
  Я позвонил Амелии и спросил, чего она хочет. Ее условия были просты. Она хотела получить все. А взамен предлагала мне свободу. Так я получил возможность очиститься и начать все сначала. У меня были с собой аккредитивы на несколько тысяч долларов, о которых она не знала. Я опасался происходившего в Оуквью бума и не был уверен в надежности банка.
  — А что дальше? — спросил я.
  — Ну, это практически все. Я принял ее условия. Она сказала, что будет заниматься этим делом и оформит развод, что я могу изменить имя и открыть кабинет где-нибудь в другом месте, что, как только суд вынесет решение о разводе, я смогу жениться на Вивиан. Я принял ее условия.
  — А вы знаете, что произошло дальше?
  — Нет, — ответил он. — Я понял, что Амелия и Стив Дантон поссорились. Она уехала из Оуквью и исчезла.
  — А почему вы не могли подать на развод где-нибудь в другом месте? — спросил я.
  — Она меня нашла. Я получил письмо, в котором она говорила, что никогда не позволит мне обеспечить Вивиан достойное положение в обществе, что, если я попытаюсь жениться на Вивиан, она тут же появится и устроит скандал, что, если я когда-нибудь подам иск о разводе, она откроет все. Ведь к тому времени мы уже жили с Вивиан как муж и жена, и у Амелии были все основания для скандала.
  — Она знала, где вы находитесь?
  — Да.
  — А почему вы не решились идти на скандал, чтобы покончить с этим?
  — Я не мог. За тот год, что мы прожили здесь, у меня появилась превосходная клиентура среди респектабельных консервативных людей. Если бы выяснилось, что мы с Вивиан официально не женаты, я полностью лишился бы практики.
  — А дальше?
  — Годы шли, мы больше ничего не слышали об Амелии. Я пытался ее выследить, но не смог. Я был уверен, что она или умерла, или оформила развод и снова вышла замуж. Лет десять назад мы с Вивиан ненадолго уехали в Мехико и поженились. Я хотел, чтобы у нее были законные права в случае моей смерти.
  — Все ясно, — сказал я. — А теперь расскажите мне о политической обстановке.
  — Этот город живет по собственным законам, — сказал доктор Альфмонт. — Наша полиция коррумпирована. Городская администрация продалась за взятки. У нас процветающий город, хороший бизнес и очень много туристов. Этих туристов обирают всеми возможными способами. Жителям города это надоело. Они хотят очистить Санта-Карлотту. Я активно участвовал в этой борьбе, и мне предложили баллотироваться на пост мэра. Я был уверен, что со старым скандалом давно покончено, и поэтому согласился.
  — А что же дальше?
  — И тут как гром среди ясного неба я снова получил от нее письмо. Амелия требовала, чтобы я выполнил ее условия, а иначе она «откроет всем глаза». Она утверждала, что я втоптал ее в грязь и сделал отверженной, хотя это бесстыдная ложь. Я отдал ей всю мою собственность и…
  — Чарльз, — перебила миссис Альфмонт, — это уже не поможет. Мистеру Лэму нужны факты.
  — Факты? — сказал он. — Она написала это письмо.
  — Каковы ее условия? — спросил я.
  — Она не выдвинула никаких условий.
  Я немного подумал, сделал последнюю затяжку, положил сигарету в пепельницу и спросил:
  — Она оставила вам адрес, по которому вы могли бы с ней связаться?
  — Нет.
  — А чего она хотела?
  — Прежде всего ей нужно было, чтобы я снял свою кандидатуру.
  — Вы этого не сделали?
  — Нет.
  — Почему?
  — Дело зашло слишком далеко, — сказал он. — Незадолго до того, как я получил письмо, газета оппозиции опубликовала серию порочащих меня статей, намекая, что они занимаются расследованием моего прошлого. Мои друзья потребовали, чтобы я подал на газету в суд за клевету, и я оказался в очень затруднительном положении.
  — А вы абсолютно уверены, что это письмо написала ваша жена?
  — Да, — ответил он. — Конечно, произошли небольшие изменения, но это естественно. Почерк человека не может не измениться за двадцать лет, но у меня нет никаких сомнений. Я внимательно изучил письмо.
  — А где ее письма? — спросил я.
  — У меня.
  — Я хотел бы их видеть.
  Доктор посмотрел на жену. Она кивнула.
  — Я приду через несколько минут. Извините, — сказал он, вставая.
  Я услышал, как он медленно поднимается по лестнице, и повернулся к миссис Альфмонт.
  Она внимательно смотрела на меня:
  — Что вы собираетесь делать?
  — Не знаю, — ответил я. — Мы сделаем все, что сможем.
  — Этого может оказаться недостаточно.
  — Может, — согласился я.
  — А это поможет, — спокойно спросила она, — если я выйду из игры? Если я исчезну?
  Я немного подумал и сказал:
  — Нет, это не поможет.
  — Сидеть спокойно и не падать духом? — спросила она.
  — Да. Это самое лучшее, что можно вам предложить.
  — Меня это не может коснуться, но это ужасно плохо для Чарльза.
  — Я это знаю.
  — Конечно, — сказала она. — Если станут известны факты, я представляю, как возмутятся наши респектабельные клиенты…
  — Забудьте об этом, — перебил я. — Это уже не вопрос общественного мнения, не вопрос скандала, не вопрос внебрачных отношений. Ему грозит обвинение в убийстве.
  — Понимаю, — сдержанно сказала она.
  — Я думаю, что Эвелин Харрис послал в Оуквью человек по имени Джон Харбет.
  В ее глазах ничего нельзя было прочесть.
  — Вы имеете в виду сержанта Харбета из нашей полиции?
  — Да.
  — А почему вы так думаете?
  — Он был в Оуквью. Избил меня и вышвырнул из города.
  — Почему?
  — Это я и хочу понять. Если я узнаю, почему он сделал то, что он сделал, у нас в руках окажется мощное оружие.
  Она задумчиво нахмурилась:
  — Чарльз очень тяжело переносит это. Он на грани безумия. Прячется за маской профессионального спокойствия, но я все больше боюсь того, что может случиться.
  — Не беспокойтесь, — сказал я. — Предоставьте это мне.
  На лестнице снова послышались шаги, и в комнату вошел доктор Альфмонт с двумя письмами. Первое, датированное 1921 годом, было написано на бланке гостиницы «Бикмор» в Сан-Франциско. Второе было написано две недели назад и отправлено из Лос-Анджелеса. Видно было, что оба написаны одним почерком.
  — Доктор, вы пытались разыскать ее в гостинице «Бикмор»? — спросил я.
  — Да. Я написал ей письмо, но оно вернулось с припиской, что данное лицо в гостинице не регистрировалось.
  — А какая у нее девичья фамилия? — спросил я, продолжая изучать письмо.
  — Селлар. Амелия Роза Селлар.
  — Ее родители живы?
  — Нет, у нее нет родственников. Она воспитывалась у тети в каком-то из западных штатов, но тетя умерла, когда ей было семнадцать лет. С тех пор Амелия была предоставлена самой себе.
  — Я думаю, вы не слишком старались найти ее, когда получили это первое письмо.
  — Я не нанимал детективов, если вы это имеете в виду, — ответил доктор. — Просто написал в гостиницу. А когда письмо вернулось, я посчитал, что она использовала бланк гостиницы для отвода глаз.
  — В то время она не пыталась скрыться, — объяснил я. — У нее были на руках все козыри, и она это знала. Тогда она не старалась завладеть собственностью. Просто не хотела допустить, чтобы Вивиан Картер стала миссис Альфмонт.
  — Почему тогда она не дала мне знать, где я смогу ее найти?
  Я немного подумал:
  — Потому что она тогда занималась чем-то таким, о чем вам не следовало знать. Чем-то, что сразу дало бы вам преимущество, если бы вы об этом узнали. С этого мы и начнем наше расследование.
  — По-моему, он прав, Чарльз. — В голосе миссис Альфмонт появилась нотка надежды.
  — От нее всего можно ожидать, — сказал Альфмонт. — Она стала эгоистичной истеричкой. Ей постоянно требовались комплименты. Она не чувствовала себя счастливой, пока какой-нибудь мужчина не начинал уделять ей внимание. Ей хотелось все время быть на виду. Она избегала всего повседневного, обыденного…
  — Я знаю этот тип, — сказал я. — Можете не называть это медицинскими терминами.
  — Она эгоистичная, лживая, вероломная и неуравновешенная, — сказал доктор. — Эта женщина ни перед чем не остановится.
  Я встал:
  — Я заберу эти письма. Когда от вас ночной поезд на Сан-Франциско?
  — Сегодня уже не будет, — ответил Альфмонт.
  — А автобус?
  — По-моему, скоро отправляется проходящий.
  — Доктор не рекомендовал мне водить машину ночью, — сказал я. — Так я возьму письма?
  — Только, пожалуйста, не потеряйте.
  Я кивнул.
  Миссис Альфмонт подошла ко мне и пожала руку:
  — Вы принесли тревожные новости. И все же я не теряю надежды. Мне хочется защитить Чарльза. Я считаю, что нам не в чем себя упрекнуть. Настоящая глубокая любовь значит намного больше, чем свадебная церемония. Я всегда чувствовала себя женой Чарльза. Если скандал все-таки произойдет, то у него останусь я, а у меня — он. А что касается убийства — этим придется заняться вам, мистер Лэм.
  Глава 8
  К концу субботнего дня я раскопал сведения, которые хотел получить в Сан-Франциско. Женщина, которую я разыскивал, работала когда-то метрдотелем одного из ночных клубов на побережье. Она жила в гостинице «Бикмор» под своей девичьей фамилией — Амелия Селлар. Воскресной ночью я отыскал некоего Ренигана по кличке Пусть-играют, который был владельцем заведения, а кличку получил потому, что разрешал своим клиентам играть в азартные игры.
  Рениган был добродушным человеком, который с годами набрал уйму лишних килограммов. У него были длинные седые волосы, и больше всего на свете он любил покурить сигару и поболтать о добрых старых временах.
  Рениган сидел за угловым столиком перед бокалом шампанского, которое Берте Кул предстояло оплатить как накладные расходы.
  — Ты еще молодой парень, — говорил он. — Ты не застал этого. Говорю тебе — Сан-Франциско в те времена был величайшим городом мира! Ни один город Европы не мог с ним сравниться. Даже Париж!
  И не потому, что он был открыт для всех. Главная причина — это терпимость. В этом истинный дух Сан-Франциско. Люди не совались в ваши дела, потому что у каждого на уме был свой бизнес. Такова была психология всего города и каждого человека, живущего здесь. В гавани всегда стояло множество кораблей. Здесь велась большая торговля с Востоком. Ни у кого не было времени беспокоиться из-за ерунды — все думали тогда о больших делах.
  Теперь все по-другому — Сан-Франциско мельчает. Вы слышите вой сирен, и по улице проносятся полицейские машины. Вы едете следом — посмотреть, как они будут брать вооруженную банду. И видите, как толпа копов хватает проститутку, которая пристает к мужчинам не на той стороне улицы, где это ей разрешено.
  Вы заходите в большой отель с хорошей компанией и видите, что в одной из комнат играют в покер. Но расплачиваются они не золотыми слитками, как было когда-то, — они играют на фишки. А когда вы уже выиграли все фишки, какой-нибудь скряга расплатится с вами долговой распиской. Вы выходите на набережную, но оттуда уже ушел прежний пряный аромат, былая романтика и…
  — У вас пустой стакан, Рениган, — вставил я. — Официант, пожалуйста!
  Официант наполнил наши стаканы. Рениган отпил глоточек.
  — Славное питье! — пробормотал он.
  — Кажется, в те времена вы были владельцем клуба «Спальня русалки»?
  — Верно. Вот это были денечки! Как, ты сказал, тебя зовут?
  — Лэм, Дональд Лэм.
  — А, да-да. Ну, слушай, Лэм. Если ты хочешь дать людям возможность развернуться, дай им работу и дай им деньги. Тогда они станут по-настоящему работать и по-настоящему играть. Они будут заниматься бизнесом, а не пытаться обдурить друг друга. В те времена деньги здесь лились рекой. Человеку нужно было только взять ведро, опустить его в поток и зачерпнуть, сколько надо. Теперь здесь все изменилось. Деньги перестали циркулировать. Кажется, во всем этом проклятом городе осталась последняя тысяча долларов. И все ходят кругами, пытаясь отыскать парня, у которого завалялась эта тысяча. А как только узнают, кто он такой, все вместе набрасываются на него, и он остается нищим. Но когда я вспоминаю свою «Спальню русалки»…
  — У вас прекрасная память! — сказал я. — Кстати, мне кто-то рассказывал, что у вас работала девушка, которой очень повезло. Она получила в наследство миллион долларов.
  — Миллион долларов? — Он удивленно выпрямился. — И работала у меня?
  — Угу. Она была метрдотелем в «Спальне русалки». Девушка по фамилии Селлар.
  — А, Селлар, — сказал он, нахмурившись. — Ерунда! У меня была девушка по фамилии Селлар, но она никогда не получала миллион баксов. О таком я и не слышал никогда. Селлар… Селлар… Да, все правильно. Это фамилия Амелии. Это она и есть, Амелия Селлар.
  — Может быть, она получила эти деньги, когда уже ушла от вас?
  — Это могло быть.
  — А вы не знаете, где она теперь?
  — Нет.
  — Не подскажете, где о ней можно узнать?
  — Нет. Эти девушки повертятся здесь и исчезают. У меня когда-то был самый лучший выбор ножек во всем этом городе. А что сегодня? Вы не найдете теперь красивых ножек. Есть женщины с неплохими ногами, но не того класса, из-за которого мужчины готовы сорить деньгами. Женщины хотят иметь тонкие ноги. Но по-настоящему заводят мужчин только шикарные полные ножки. Я вспоминаю…
  — Вы никогда не встречаете девочек, которые у вас раньше работали? — спросил я.
  — Нет, конечно. В основном это была разгульная компания. Они приходили и уходили. Хотя на днях я встретил одну. Эту девушку зовут Миртл. Она у меня работала в двадцатом году. Тогда она была совсем девчонкой — восемнадцать или девятнадцать лет. И представь себе — она ничуть не постарела.
  — А где вы ее встретили?
  — Она продавала билеты в кино. Здорово она выглядит, эта Миртл! Я посмотрел на нее раз-другой и сказал: «Слушайте, ваше лицо мне знакомо. Вашу маму зовут Миртл?» А она мне улыбается и говорит: «Я и есть Миртл». И я словно вернулся в прошлое. Она рассказала мне, что вышла замуж. У нее десятилетний ребенок. Конечно, в этих будочках, где продают билеты, такое освещение, что все девушки кажутся симпатичными. Но я вам говорю, мистер… Как, вы сказали, вас зовут?
  — Лэм, Дональд Лэм.
  — Да, правильно. Так вот, я вам говорю, Лэм, — эта девушка выглядит сейчас ничуть не старше, чем когда она работала у меня. И кстати, о ножках. Вот у нее ножки что надо! Слушайте, мистер. Если бы у меня была дюжина таких девушек, как Миртл, и я бы открыл заведение… Хотя нет. Из этого ничего хорошего не выйдет. В городе сейчас нет звонкой монеты. Здесь нет бизнеса. Это как раз то, о чем я вам говорил. Люди тратят все свое время на то, чтобы вырывать друг у друга гроши. Здесь уже не найдешь потока льющейся валюты, под которую можно подставить ведро и вытащить его, полное долларов.
  — А где, вы сказали, этот кинотеатр?
  — А, это на Маркет-стрит, через четыре или пять домов после гостиницы «Твинпик».
  — А как она выглядит?
  — Хорошенькая, как картинка. Ее волосы были раньше чуть порыжее, чем теперь. А сейчас у Миртл каштановые волосы, как у всех модниц. Но при этом у нее прекрасный цвет лица и ярко-голубые глаза. Господи, она выглядит совсем невинной девушкой! А ножки! В общем, я вам говорю, мистер… Как, вы сказали, вас зовут?
  — Лэм, Дональд Лэм.
  — Да-да, правильно. Я стал забывать. К тому же у вас необычное имя. Кажется, память у меня уже не та, что раньше. Да, черт возьми, все мы сдаем с годами! Но я вспоминаю времена, когда в Сан-Франциско кипела жизнь. Здесь было полно людей, которые…
  Я посмотрел на часы:
  — Мне нужно еще успеть на поезд. Было очень приятно с вами посидеть, мистер Рениган. Вы извините, что я убегаю… Официант, счет, пожалуйста! Вы не торопитесь, мистер Рениган. Спокойно допивайте свое шампанское. Мне очень жаль, что я ухожу, но вы же знаете, сейчас все время приходится суетиться.
  — Конечно, — сказал он. — Такова теперешняя жизнь. Если вы хотите сделать доллар, вам приходится бежать, чтобы успеть раньше, чем его прикарманит кто-нибудь другой. В былые времена все было иначе. Тогда денег хватало на всех. Люди не завидовали друг другу, и если вы что-то заработали, то могли спокойно положить это себе в карман. Тогда была совсем другая жизнь. А теперь везде рыщут правительственные агенты, которые суют нос в ваши книги и пытаются выкачать у вас продажи. Тогда не было ни подоходного налога, ни налога на рабочую силу. Тогда было приятно заниматься бизнесом. И если бы тогда ко мне сунулся какой-нибудь чиновник и сказал, что хочет посмотреть мои книги, его бы вынесли на носилках. В таких случаях мы говорили: «Ты что, думаешь, что здесь Россия? А ну, выметайся отсюда к чертовой матери!» И поверь мне, приятель, власти в наши дела не вмешивались. Наверное, поэтому дела тогда и шли хорошо. Вот помню, был год…
  Я пожал ему руку и поспешил уйти. В дверях я оглянулся. Он заказывал четвертый бокал шампанского и рассказывал официанту, как славно было в Сан-Франциско в былые времена.
  В кинотеатре почти никого не было. Я просунул двадцатидолларовую бумажку в полукруглое окошко. Девушка, сидевшая за кассой, быстро нажимала красивыми пальцами кнопки кассового аппарата и улыбалась, глядя на меня большими невинными голубыми глазами. По виду ей было еще далеко до тридцати.
  — Сколько вам? — спросила она. — Один?
  — Ни одного, — ответил я.
  Улыбка исчезла с ее лица.
  — Вы сказали «один»?
  — Я сказал «ни одного».
  Она убрала пальцы с кнопок аппарата и внимательно посмотрела на меня.
  — Ну?
  — Я хочу купить информацию ценой в двадцать долларов.
  — О чем?
  — О том времени, когда вы работали в «Спальне русалки».
  — Я никогда там не работала.
  — Мне нужен только маленький дружеский обмен информацией, — сказал я.
  — Вы говорили с Рениганом? Он же чокнутый. Я никогда в жизни у него не работала. Он почему-то решил, что я работала в «Русалке», а в мои обязанности входит пудрить мозги покупателям.
  Я медленно двигал взад-вперед двадцатидолларовую бумажку.
  — Вам пригодились бы двадцать баксов? — спросил я.
  — Конечно, но… Что вы хотите узнать?
  — Ничего такого, что может вам повредить, — сказал я. — Там работала некая Амелия Селлар. Вы ее помните?
  Девушка протянула длинные узкие пальцы и взялась коралловыми ноготками за край двадцатидолларового банкнота.
  — Да, — сказала она.
  — Вы хорошо ее помните?
  — Да, мы с Амелией были близко знакомы.
  — Где она жила тогда?
  — В гостинице «Бикмор». Они с Фло Мортинсон снимали комнату на двоих. Фло была посредницей у шайки бутлегеров. Она очень дружила с Амелией.
  — А где Амелия теперь?
  — Не знаю. Я много лет ее не видела.
  — Амелия когда-нибудь рассказывала вам о своем прошлом?
  Она кивнула.
  — Что она говорила?
  — Она родом из маленького городка где-то в глуши. Для провинции она была слишком шустрой. Муж как-то придрался к ней и подал на развод. Но она смогла его перехитрить, забрала себе все имущество и двинулась туда, где веселее. У нее было с собой полно денег, но все это досталось какому-то мужику.
  — Они были женаты?
  — Вряд ли.
  — А где она теперь, вы не знаете?
  — Нет.
  — А как насчет Фло Мортинсон? О ней вы что-нибудь слышали?
  — Я видела Фло года три назад. Случайно столкнулась с ней на улице в Лос-Анджелесе.
  — Чем она сейчас занимается?
  — Работает метрдотелем в каком-то ночном клубе.
  — Вы ее не спросили насчет Амелии?
  — Нет.
  — Может быть, вы знаете еще что-нибудь, что помогло бы мне разыскать Амелию Селлар? Она получит кучу денег, если сможет доказать, что никогда не разводилась со своим первым мужем.
  Глаза девушки сузились.
  — Я думаю, что она не развелась, — сказала она. — Где-то было возбуждено дело о разводе, но она оттуда улизнула. Ее муж тоже удрал со своей любовницей. Судя по тому, что рассказывала мне Амелия, у него были для этого все основания. Она, конечно, ни с чем не считалась. Они жили в провинциальном городишке, где все на виду, но это ее ничуть не сковывало.
  — Она никогда не рассказывала, где теперь живет ее муж и чем он занимается?
  — Нет. Наверное, она и сама не знала. Я думаю, что ее муж куда-то уехал.
  — О’кей. Большое спасибо, — сказал я и отпустил двадцатидолларовый банкнот.
  — Слушайте, только не проболтайтесь кому-нибудь. Я уже двенадцать лет замужем, и муж думает, что я вышла за него сразу после детского сада.
  — Понятно, — улыбнулся я. — Об этом не беспокойтесь.
  — Спасибо, — ответила она. — Слушайте, вы свой парень, и все это между нами. Если хозяин засечет меня с этой двадцаткой, он решит, что я ворую деньги у компании. Вы могли бы встать поближе к окошку? И положите руки на эту полочку.
  Я встал, как она просила. Мои плечи почти полностью загородили окно. Миртл подняла юбку и спрятала деньги за чулок.
  — Спасибо, — шепнула она.
  — Теперь я понял, что имел в виду Рениган.
  — О чем это вы?
  — Он сказал, что мог бы разбогатеть, если бы у него снова были ножки Миртл.
  Миртл покраснела, но рассмеялась и явно была довольна. Она начала было что-то говорить, но передумала, и, когда в будку вошел покупатель, на ее лице снова появилась застывшая улыбка, а большие невинные глаза смотрели куда-то повыше моего плеча. Я отошел от окошка.
  Вернувшись в свою комнату, я набрал номер администратора гостиницы «Палас» в Оуквью.
  — Что там случилось с очками, которые были заказаны для миссис Линтиг? — спросил я. — Вы должны были прислать их мне.
  — Ну и ну! А я и не знаю, мистер Лэм. У нас они не появлялись. Может быть, она сама их получила?
  — Спасибо. Это все, что я хотел узнать. — Я положил трубку.
  Утром я нанял девушку, чтобы она обзвонила всех окулистов и все мастерские, занимающиеся изготовлением линз в Сан-Франциско, и выяснила, какой врач отправлял очки в гостиницу «Палас» в Оуквью для миссис Дж. К. Линтиг или имел пациентку по имени Амелия Селлар. Я сказал, чтобы она дала телеграмму в наше агентство, как только получит нужную информацию. Потом сел на автобус и успел немного поспать по пути в Санта-Карлотту.
  Машину агентства я оставил в круглосуточном гараже, в двух кварталах от автовокзала. Я вошел в гараж и предъявил служащему квитанцию. Он прочитал ее и пошел в офис.
  — Когда вы поставили машину? — спросил он.
  Я ответил.
  — Подождите пару минут.
  Я видел, как он зашел за стеклянную перегородку и позвонил куда-то по телефону. Когда он вышел, я решил поторопить его.
  — Слушай, парень, тебе, может быть, некуда спешить, а мне некогда.
  — Иду, иду. — Он еще раз посмотрел мою квитанцию и вышел на подъездную полосу.
  Я ждал, что служащий подгонит машину, но через пару минут он вернулся.
  — Ваша машина не заводится. Вы знаете, что у вас потек аккумулятор?
  — Нет. Я не знал, что аккумулятор течет. А если это правда, значит, кто-то забыл выключить зажигание.
  — Одну минутку, — сказал он. — Мы несем полную ответственность за то, что случилось. Сейчас дадим вам сменный аккумулятор, а ваш поставим на подзарядку. Только вам придется написать заявление.
  — Лучше дайте мне новый аккумулятор, потому что я не собираюсь сюда возвращаться и никогда не пишу никаких жалоб.
  — Одну минутку, — буркнул он и убежал куда-то в глубину гаража. Я пошел за ним.
  Автомобиль агентства стоял в дальнем углу. Служащий сел за руль, послышался скрежет стартера.
  — Постой, дружище, — остановил я его. — Совсем не похоже, что аккумулятор разряжен. Но если ты будешь так работать стартером, то наверняка его посадишь.
  — Что-то мотор не заводится.
  — Скажи, сколько с меня за стоянку, и я поехал. Думаю, что тебе стоит попробовать включить зажигание. Это обычно помогает.
  Он сконфуженно улыбнулся, включил зажигание и снова нажал стартер. Мотор сразу завелся.
  — Смотри, чтобы не заглох, — сказал я ему. — Сколько я должен за стоянку?
  — Мне нужно посмотреть запись.
  — К черту ваши записи. Держи два доллара. Этого наверняка хватит. В книгу запишешь, сколько найдешь нужным. Я поехал.
  Он достал из кармана тряпочку и принялся полировать руль.
  — Вам нужно еще протереть ветровое стекло, — заботливо сказал служащий.
  — С ветровым стеклом не возись, — сказал я. — Выходи из машины, мне надо ехать.
  Еще с минуту он провозился, пока убирал подсос, и при этом все время поглядывал на ворота гаража.
  Я вышел из терпения.
  — Ты хочешь получить эти два бакса?
  — Хочу, конечно. Одну минутку, я выпишу вам квитанцию.
  — Не нужна мне квитанция. Мне нужно только сесть в машину и уехать.
  Он вылез из машины и остановился, разглядывая дверцу.
  — Лучше бы ты отошел в сторону, чтобы я мог сесть в свою машину.
  — Извините, — пробормотал он, но не пошевельнулся.
  Послышался визг тормозов. В ворота на большой скорости влетала машина, и на лице парня сразу появилось облегчение.
  — Ладно, — сказал он и отошел в сторону.
  Машина развернулась поперек гаража, загородив выезд. Я увидел, что это полицейский автомобиль. Открылась дверца, из нее вышел Джон Харбет и с деловым видом направился ко мне.
  — Я подготовлю вам квитанцию, — сказал служащий и пошел к офису.
  — Так ты продолжаешь совать свой нос куда не надо? — ухмыльнулся Харбет.
  — Далеко не уходите, — сказал я служащему. — Я хочу, чтобы при этом был свидетель.
  — Мне очень жаль, — ответил парень, — но я не могу надолго уходить из офиса. Там осталась книга учета и все остальное.
  Он пошел, не оглядываясь.
  Харбет надвигался на меня, а я отступал в угол за машину.
  — Ты сам на это напросился, — угрожающе начал он.
  Я быстро сунул правую руку за отворот пальто. Он сразу остановился.
  — Что ты там ищешь?
  — Записную книжку, — ответил я. — И авторучку.
  — Я уже однажды предупреждал тебя, что это опасно для здоровья, а ты не послушался?
  — Ты слышал когда-нибудь, что насильственный увоз человека — это уголовное преступление?
  Он засмеялся:
  — Слышал, не сомневайся. И о многих других законах тоже слышал. А как ты посмотришь, умник, если тебя упрячут за решетку?
  — Попробуй, упрячь, — сказал я. — Только я оттуда сразу выйду, а тогда посмотрим, что случится с тобой.
  — Неужели ты надеешься быстро выйти?
  — Насчет этого не сомневайся, — ответил я. — Неужели ты думаешь, что я приехал бы на твою территорию, не подготовившись заранее?
  Харбет оценивающе смотрел на меня. Его правая рука медленно ползла к кобуре.
  — Во-первых, я думаю, что это ворованная машина, — сказал он. — Во-вторых, две ночи назад какой-то водитель убил на трассе пешехода и смылся. Очень похоже, что его сбила как раз эта машина.
  — Еще что? — спросил я.
  — Человек примерно твоего сложения пристает на улицах к женщинам.
  Он наклонился ко мне и внезапно выхватил свой пистолет. Я вынул руку из-за пазухи.
  — Я сейчас заберу твою пушку, чтобы ты из-за нее не попал в неприятности, — усмехнулся Харбет.
  Он сделал еще шаг ко мне и распахнул полу моего пальто.
  — Так ты еще и обманщик! — рассмеялся он.
  Полицейский быстро ощупал меня, проверяя, нет ли оружия, потом спрятал пистолет в кобуру и схватил меня за галстук.
  — Ты знаешь, что в нашем городе делают с умниками?
  — Их берут в отдел борьбы с проституцией и игорными домами, — ответил я. — Разрешают им запугивать людей, а потом что-нибудь случается, и они попадают на скамью подсудимых.
  — Не надо себя обманывать, — ухмыльнулся Харбет. — Я не попаду ни на какую скамью подсудимых.
  Он уперся мне в нос основанием правой ладони, а левой держал за галстук.
  — У меня есть свидетель, который видел, как ты удирал на этой машине после того, как сбил человека. Он точно описал твою машину. Как это тебе нравится?
  Он сильнее надавил правой рукой, откидывая мою голову назад.
  — Убери руку от моего лица! — Мой голос звучал хрипло и глухо.
  Он засмеялся и нажал немного сильнее.
  Я резко ударил правой. Моя рука была на добрых два дюйма короче, чем его. Как раз на эти два дюйма мой удар не достиг цели.
  Полицейский отпустил мой галстук и ударил меня левой рукой. Я попытался уклониться и тут же получил удар правой. Потом он схватил меня за воротник пальто и развернул к машине.
  — Садись в свою колымагу и езжай за мной в полицейское управление. И без шуток, или мне придется тебя проучить. Ты арестован.
  — Ладно, — сказал я. — Поедем в управление. А теперь ты меня послушай. Портье в гостинице в Оуквью видел, как ты тащил меня по коридору. Не считай меня таким уж тупым. Перед тем как уехать из Оуквью, я позвонил в ФБР. Они сняли отпечатки пальцев на дверной ручке в моем номере и на руле вот этой машины. Они еще не знают, кому принадлежат отпечатки, но я могу им рассказать.
  Я понял, что попал в точку. Харбет на мгновение остолбенел. Потом он отпустил мой галстук и впился в меня глазами.
  — Ты здорово научился блефовать. И с пистолетом у тебя хорошо получилось. Твое счастье, что я тебя тогда не пристрелил.
  — Это был не блеф, — спокойно ответил я, — а психологический эксперимент. Я подумал, что ты трус, и убедился в этом.
  Его лицо потемнело. Харбет сжал кулаки, но его явно пугала моя уверенность.
  — Пожалуй, я дам тебе еще один шанс, — сказал он. — Ты не подлежишь моей юрисдикции. Копайся в своем дерьме, и у тебя не будет никаких неприятностей. А сунешься еще раз в Санта-Карлотту — надолго получишь бесплатный номер в большом доме.
  — Я не приеду, пока не придет время.
  Он затолкнул меня в машину агентства.
  — Давай-давай, умник. Езжай прямо в Лос-Анджелес. Если ты еще раз появишься в этом городе, считай, что ты сам вынес себе приговор. Усек?
  — Это все? — спросил я.
  — Все, — сказал Харбет. Он отвернулся и с важным видом направился к полицейской машине. Взревел мотор. Большой автомобиль, круто развернувшись, исчез за воротами.
  Я вытер платком разбитый нос, сел в машину и подъехал к офису, где сидел все тот же парень, делая вид, что он ужасно занят.
  Я поправил галстук и подошел к нему.
  — Я немного подумал и решил все-таки взять квитанцию.
  — Вам не понадобится квитанция. Все в порядке. — Он явно нервничал.
  — Выписывай квитанцию.
  Он мгновение поколебался, потом быстро написал и протянул мне бумагу.
  Я посмотрел на нее и спрятал в карман.
  — Спасибо. Мне нужна была только твоя подпись. Может быть, ты мне еще понадобишься.
  Я сел в машину и поехал из города, внимательно контролируя, чтобы стрелка спидометра держалась ниже пятнадцати миль, пока не выехал за городскую черту.
  Когда я приехал в Лос-Анджелес, Берта Кул была в агентстве.
  — Ради бога, Дональд, где ты был все это время?
  — Работал.
  — Никогда больше так не делай.
  — Как?
  — Не уезжай туда, где я не могу с тобой связаться.
  — Я был занят и не хотел, чтобы со мной связывались. Что случилось?
  — Здесь начался сущий ад, и я не знаю, как это остановить. Что с твоим носом? Он распух.
  — Его сильно придавил один парень.
  — Я разговаривала с Мариан, — сказала Берта.
  — Ну?
  — Она каждый день подолгу беседует с помощником областного прокурора.
  — В газетах ее имя пока не упоминалось?
  — Нет. К этому они еще не готовы, но очень похоже, что готовятся.
  — Что у нее нового?
  — Они столько разговаривали с ней, что она теперь абсолютно убеждена, что видела, как тот человек выходил из квартиры Эвелин Харрис.
  — Но он же действительно из нее выходил, разве не так?
  — Ты должен на нее повлиять. Ты знаешь не хуже меня, Дональд, что она не видела, как он выходил из этой квартиры. Она его встретила в коридоре и не знает, из какой квартиры он вышел. А теперь…
  — А теперь она уже знает?
  — Да, — невесело усмехнулась Берта Кул. — Теперь она думает, что знает.
  — Это все? — спросил я.
  — Нет. Когда Мариан разговаривала с помощником прокурора, ему позвонили из полицейского управления Санта-Карлотты. Очевидно, они сказали, что это дело имеет отношение к их городу. Помощник прокурора договорился с ними о встрече.
  Я закурил сигарету, а Берта Кул села на стол, глядя на меня:
  — Ты понимаешь, что это значит, Дональд? Они собираются подставить нашего человека. Мариан его опознает, и тогда мы погорели. Сейчас некогда копаться. Мы должны действовать быстро.
  — Я действовал быстро, — ответил я.
  — А что ты узнал?
  — Немногое. Приходили на мое имя какие-нибудь письма или телеграммы?
  — Да. Была телеграмма от кого-то из Сан-Франциско. В ней говорится, что ни один врач-глазник и ни одна оптическая мастерская в Сан-Франциско за время расследования не получала заказа на отправку очков в Оуквью. Я надеюсь, ты знаешь, о чем идет речь?
  — Знаю.
  — Ну, что это?
  — Еще одна цифра в таблице, которую я стараюсь составить. Но таблица еще не готова.
  — О чем это ты?
  — Миссис Линтиг разбила свои очки, вернее, их разбил мальчик-посыльный. Она устроила скандал в гостинице и позвонила, чтобы ей прислали новые стекла за их счет.
  — Ну?
  — Она неожиданно уехала до того, как прибыли стекла. Я сказал администратору, чтобы, когда придет посылка, они переслали очки мне. Пообещал, что мы оплатим счет.
  — Оплатим счет?
  — Да.
  — Зачем ты это сделал, милый?
  — Чтобы узнать адрес окулиста. А у него узнать ее фамилию и адрес. Ведь у нее не было рецепта. Она просто сказала, чтобы окулист прислал ей новые стекла.
  Берта Кул пристально посмотрела на меня. Ее глаза сузились.
  — Интересно, Дональд, ты сейчас подумал о том же, о чем и я?
  — О чем?
  — Что эта телеграмма, может быть, была отправлена не в Сан-Франциско, а в Санта-Карлотту, доктору Альфмонту.
  — Я давно уже об этом думаю. Это одна из причин, почему я так хотел получить эти очки вместе с упаковкой.
  — А ты головастый парень, Дональд, — восхищенно заметила Берта Кул. — Не упускаешь ни одной мелочи. Но очки еще не появились?
  — Нет.
  — Это может означать только одно, милый. Человек, который должен был выслать очки, узнал, что она не собирается оставаться в Оуквью, и не отправил посылку.
  — А где Мариан? — спросил я.
  — Мы нашли для нее чудесную маленькую квартирку. По делу об убийстве почти ничего нет, и показания Мариан — их главная улика. Она помнит, что, когда заходила в комнату в первый раз, на полу валялась утренняя газета, которую просунули под дверь. Когда пришла полиция, газета лежала там же. Это значит, что Эвелин еще не вставала, когда пришел убийца.
  — Что еще? — спросил я.
  — Ее убил мужчина. В пепельнице у кровати лежат два окурка. Следы помады только на одном из них, так что полиция считает, что этот мужчина сел на край кровати и немного поговорил с Эвелин, а потом убил ее. Они думают, что мужчина обсуждал с ней какое-то дело, но не смог с ней договориться и прикончил девушку.
  — Что-нибудь еще? — спросил я.
  — Не оказалось на месте фотографии, стоявшей возле ее зеркала. Полицейские думают, что это была фотография высокого длинноволосого молодого человека с черными усами. Горничная, как смогла, описала эту фотографию.
  — Почему ее забрали?
  — Наверное, она зачем-то понадобилась убийце. Я попыталась через Мариан осторожно подсунуть им версию, что это была фотография самого убийцы. Это заставит их искать высокого темноволосого парня.
  — А помощник прокурора знает, где живет Мариан?
  — Ну конечно. Он же установил за ней наблюдение. Он доволен, что она все больше верит в свои показания.
  — Она часто к нему ходит?
  — Каждый день.
  — Мне нужно с ней поговорить.
  — Она тоже хочет с тобой поговорить. Бог знает, что ты делаешь с женщинами, Дональд, но они в тебя влюбляются — и ты влюбляешься в них. Только будь осторожен с этой девушкой, Дональд. Она динамит.
  — Что вы имеете в виду?
  — Она сейчас часто встречается с помощником окружного прокурора. И если он завоюет ее сердце, то она заговорит.
  — Вы имеете в виду — о нас?
  — Конечно.
  — Я думаю, она нас не подведет.
  — Не нас, милый, а тебя. А ты уж постарайся, чтобы она не влюбилась в этого молодого прокурора.
  — Я хочу поговорить с Мариан. Где она?
  Берта Кул протянула мне листок бумаги с адресом.
  — Наш клиент ужасно волнуется, Дональд, но он очень тебе доверяет. Я рада, что тогда ты с ним поговорил.
  — Я тоже рад. А сейчас я поеду к Мариан.
  — Хочешь, чтобы я поехала с тобой?
  — Этого как раз я не хочу. Лучше купите новые покрышки для нашей машины, а еще лучше — новую машину.
  — Хорошо, Дональд, я это сделаю. Только никогда больше не уезжай так, чтобы Берта не знала, где ты. Наш клиент, кажется, доверяет тебе больше, чем мне.
  Я встал и положил сигарету в пепельницу.
  — Пока меня не будет, постарайтесь выяснить, работала ли Фло Мортинсон метрдотелем в «Голубой пещере». Узнайте, где она остановилась, и снимите комнату рядом с ее номером. Посмотрите ее чемоданы, если они есть.
  — Хорошо, Дональд, позвони мне после того, как поговоришь с Мариан.
  — Смотря по обстоятельствам. Я делаю все, что могу.
  — Я знаю, милый, но у нас очень мало времени. Катастрофа может случиться в любую минуту, и тогда Смит обречен.
  — Это вы мне говорите? — спросил я, выходя из кабинета.
  Элси Бранд посмотрела на меня поверх машинки:
  — Что с твоим носом, Дональд?
  — Мне сделали пластическую операцию, — ответил я. — Неудачно.
  Глава 9
  Перед тем как зайти к Мариан, я пятнадцать минут прогуливался вокруг ее дома и убедился, что наблюдения нет.
  Дверь открыла Мариан. Увидев, кто пришел, она обняла меня и закричала:
  — О, Дональд, как я рада тебя видеть!
  Я закрыл дверь и спросил:
  — Как дела?
  — Прекрасно. Все так хорошо ко мне относятся. Иногда мне так хочется им рассказать… ну, ты знаешь, о…
  — Забудь об этом. Ты же хочешь, чтобы убийца предстал перед судом?
  — Да.
  — А если ты расскажешь правду, какой-нибудь шустрый юрист запутает тебя вопросами и заставит судей поверить, что ты убийца.
  — Они не смогут этого сделать. Ведь у меня не было причин ее убивать.
  — Я знаю, — ответил я. — Они не смогут обвинить тебя в убийстве, но настоящий убийца успеет скрыться. Садись. Я хочу с тобой поговорить.
  — Где ты был? — спросила Мариан. — Я очень скучала, а миссис Кул была просто напугана. Ты же знаешь, она во многом зависит от тебя. Мне кажется, что без тебя она ничего не сможет сделать.
  — Как идет следствие, Мариан? Они показывали тебе какие-нибудь фотографии?
  — Нет. Они пытались найти ее приятелей. Мистер Эллис, помощник окружного прокурора, сказал мне, что завтра он официально откроет дело.
  — Это хорошо. Так где ты увидела этого человека? Он шел по коридору навстречу тебе?
  — Нет. Он как раз закрывал за собой дверь.
  — Ты имеешь в виду дверь одной из комнат, расположенных в конце коридора?
  — Нет. Комнаты 309, в которой нашли тело. Теперь я в этом уверена.
  — Ты уже дала прокурору письменные показания?
  — Они все подготовили, и сегодня днем я должна их подписать.
  — Подойди сюда, Мариан. Мне нужно с тобой поговорить.
  Девушка села на подлокотник кресла.
  — Ты хочешь мне помочь? — Я взял ее за руку.
  — Я все для тебя сделаю!
  — Но это будет нелегко.
  — Если тебе это нужно, я справлюсь, — ответила Мариан.
  — Тебе придется быть чертовски умной, чтобы настоять на этом. Нужно кое-что добавить к твоим показаниям.
  — Что именно?
  — Когда увидишь заместителя прокурора, скажи ему, что ты вспомнила еще об одном.
  — О чем?
  — Когда ты подъехала к дому в первый раз и запирала машину, то увидела выходившего из дверей человека. Он был ростом шесть футов, широкоплечий, с широкими черными бровями и узко посаженными серыми глазами. У него очень широкие скулы, поэтому особенно выделяются узко посаженные глаза. Лицо довольно глупое. На правой щеке родинка, раздвоенный подбородок и очень большие руки. Он шел очень быстро.
  — Но, Дональд, я не могу сказать это сейчас, после…
  — Вполне можешь, — перебил я. — Ты это вспомнила. Ты старалась постепенно восстановить в памяти всю картину. Тогда ты обратила внимание на этого человека потому, что он ужасно торопился, почти бежал, и было странно, что такой массивный человек так быстро идет. А потом потрясение, которое ты испытала, увидев Эвелин Харрис, заставило тебя забыть об этом. Только теперь ты смогла восстановить всю последовательность событий.
  — Да, помощник прокурора говорил мне об этом.
  — Ну конечно, — сказал я. — Он видел многих свидетелей, переживших подобный шок, и знает, как это бывает.
  — Я не хочу этого делать, — запротестовала Мариан. — Это нечестно. В окружной прокуратуре все так хорошо ко мне относятся, а мне придется изменить свои показания, когда я буду выступать в суде. Ты же не захочешь, чтобы я дала под присягой ложные показания?
  — Как ты не понимаешь, Мариан! Если ты им это скажешь, я смогу выиграть время. Они не хотят оформлять письменные показания, пока ты не вспомнишь все. Если ты вспомнишь что-нибудь после того, как подпишешь показания, опытный юрист сможет тебя на этом подловить. Он спросит, давала ли ты письменные показания и о чем ты тогда сообщила, а потом потребует, чтобы протокол представили суду. Именно поэтому окружная прокуратура не хочет оформлять твои показания, пока не убедится, что ты уже все обдумала.
  — Значит, они включат это заявление в мои показания и мне придется это все подписать?
  — Нет, — ответил я. — Мне нужно выиграть время, пока они будут заново готовить твои показания. Если ты подпишешь заявление сегодня днем, то к вечеру они откроют дело. Но если ты сегодня сообщишь дополнительные сведения, им придется переделывать твои показания, и они отложат оформление на завтра.
  Мариан колебалась.
  — Забудь об этом, если это так тебя беспокоит. — Я громко вздохнул. — Я попал в переделку и думал, что ты поможешь мне выкарабкаться. Просто я не ожидал, что это произведет на тебя такое впечатление. Ладно, придумаю что-нибудь другое.
  Я встал и пошел к двери. Через мгновение сзади послышались легкие быстрые шаги, и руки Мариан обвили мою шею.
  — Нет-нет, не уходи. Не нужно так. Конечно, я тебе помогу. Ты же знаешь, что я сделаю для тебя все.
  — Боюсь, что ты с этим не справишься. Тебя на чем-нибудь подловят.
  — Чепуха, — сказала она. — Я сделаю все так легко и естественно, что никто ничего не заподозрит. Я нравлюсь мистеру Эллису. По-моему, даже очень нравлюсь.
  — А он тебе нравится?
  — Он милый.
  — Если ты сможешь это сделать, Мариан, ты меня очень выручишь.
  — Когда я должна идти?
  — Прямо сейчас, — ответил я. — Одевайся, бери такси и поезжай в прокуратуру. Скажи мистеру Эллису, что ты еще кое-что вспомнила, и расскажи об этом человеке. Скажешь, что подумала, что это стоит включить в твои показания.
  — Тогда я пошла. Ты идешь со мной?
  — Нет. Мне лучше держаться в тени. Ты тоже им обо мне не говори.
  Мариан подошла к зеркалу, быстро причесалась, мазнула губы помадой и слегка припудрила щеки.
  — Я уже выхожу, — сказала она. — Ты подождешь, пока я вернусь?
  — Да.
  — Там на столике лежат журналы…
  — Не беспокойся о журналах, — ответил я. — Я хочу спать.
  — А что у тебя с носом, Дональд? Из него течет кровь!
  Я достал из кармана чистый платок.
  — Ему крепко досталось, и теперь каждый час-полтора из него сочится кровь.
  — Он распух, покраснел и, похоже, болит.
  — Да, он красный и распухший, — ответил я. — И действительно болит.
  — Тебе, наверное, нелегко приходится, — рассмеялась Мариан. — В прошлый раз тебе подбили глаз, теперь нос распух.
  Она надела шляпку, похожую на перевернутый цветочный горшок, сдвинула ее набок и натянула пальто.
  — А как насчет такси? — спросил я. — У тебя есть телефон?
  — Есть, но я могу поймать машину на бульваре.
  — Лучше позвони. Пока ты выйдешь, машина уже подъедет к дому.
  Она вызвала по телефону такси, а я пододвинул к себе стул, положил на него ноги и удобно развалился в большом мягком кресле.
  — Теперь давай уточним, — сказал я, — что ты сейчас будешь делать.
  — Ну, я скажу им все точно так, как ты меня учил.
  — А не получится, что ты собьешься на середине рассказа, смутишься, а когда они начнут задавать вопросы, расскажешь, что кое-кто просил тебя это сказать, а потом заплачешь и назовешь им мое имя?
  — Нет, конечно нет!
  — Почему ты так в себе уверена?
  — Потому что, когда надо, я умею врать.
  — Приходилось когда-нибудь? — спросил я.
  — Много раз.
  — Раньше это были маленькие шалости, а теперь тебе предстоит обмануть следователя.
  — Мистер Эллис поверит мне, — скромно улыбнулась Мариан. — Именно потому, что он мне доверяет, мне так трудно было на это пойти. Он свято верит каждому моему слову. Он ужасно милый, и, кажется, я ему нравлюсь, Дональд.
  — Может быть, он и милый, — сказал я, — но он юрист. Стоит тебе вызвать у него подозрения, и он вцепится в тебя, как терьер в крысу. Так что ты собираешься ему рассказать?
  — Что, когда я подходила к дому в первый раз, я видела, как оттуда выходил другой человек. Раньше я не считала, что это важно. Но теперь я стараюсь все подробно вспомнить. А в этом человеке, в его манере поведения было что-то подозрительное.
  — Как он выглядел?
  — Это был крупный широкоплечий мужчина с густыми черными бровями. У него были узко посаженные глаза, раздвоенный подбородок и родинка на щеке — кажется, на правой.
  — Что вызвало ваши подозрения?
  — Нет, вначале у меня не было подозрений… Тогда я заметила только, что он держится как-то необычно. А потом, когда я увидела труп, это меня так потрясло, что я начисто забыла об этой встрече. Только сейчас я вспомнила об этом человеке.
  — Тогда вы не думали, что этот человек может быть убийцей?
  — Нет, конечно нет.
  — Что заставило вас обратить на него внимание?
  — Он шел как-то необычно. Он массивный мужчина, а шел очень быстро, почти бежал. И кажется, временами оглядывался. Во всяком случае, я почему-то подумала, что он напуган или чем-то очень взволнован. И посмотрел он на меня как-то странно. Все это вызвало у меня подозрения.
  — А почему вы мне раньше об этом не говорили?
  Она невинно посмотрела мне прямо в глаза:
  — Но я же говорила вам, мистер Эллис, я была в шоке после того, как обнаружила труп.
  — Ты можешь еще что-нибудь добавить насчет напряжения во время допроса.
  — Нет, — улыбнулась Мариан, — он знает, что никакого напряжения не было.
  — Ты его соблазняешь?
  — Видишь ли, — медленно проговорила она, глядя на свои коралловые ноготки, — он оказывает мне рыцарское покровительство, а я на него полагаюсь. Я ему нравлюсь, и он мне кажется очень милым.
  — Отлично. Твоя машина уже, наверное, подъехала. Разбудишь меня, как только вернешься. И, что бы ни случилось, возвращайся прямо сюда. Постарайся, чтобы разговор в прокуратуре был как можно короче.
  — Постараюсь, — пообещала она.
  Я закрыл глаза и расслабился. Засыпая, я слышал, как Мариан тихо, чтобы не разбудить меня, ходит по комнате. Открылась и захлопнулась дверь.
  Пару раз я просыпался, устраивался поудобнее и снова засыпал. Мои ноги, опиравшиеся на край стула, сильно затекли, но во сне я этого не почувствовал.
  Я не услышал, как щелкнул замок и открылась дверь. Сквозь сон до меня донесся голос Мариан, усевшейся на подлокотник кресла:
  — Бедняжка, как же ты устал!
  Я открыл глаза, снова закрыл их и снял ноги со стула. Мягкие, прохладные кончики ее пальцев отвели с моего лба волосы и легонько погладили закрытые веки.
  Я постепенно вернулся к реальности, открыл глаза и грубовато спросил:
  — Ты это сделала?
  — Да.
  Я взял ее за руку:
  — Ну и как, прошло?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Они тебе поверили?
  — Ну конечно, поверили. Я все им сказала, как ты просил. Ты думал, что я с этим не справлюсь, а я справилась! Я говорила очень убедительно.
  — А что было потом? — спросил я. — Они не связывались с Санта-Карлоттой?
  — Да, мистер Эллис сразу туда позвонил. Он сказал, что там ждут моих письменных показаний и что их наверняка заинтересует то, что я сегодня сказала.
  — А ты не знаешь, что ответили из Санта-Карлотты?
  — Практически ничего, — сказала она. — Мистер Эллис просто передал им новую информацию. Потом он сказал мне, что в Санта-Карлотте считают, что это дело непосредственно связано с их городом.
  — А он не говорил, как именно связано?
  — Нет.
  — А он знает, как ты думаешь?
  — По-моему, знает. Он недавно что-то обсуждал с полицейскими из Санта-Карлотты.
  — Это хорошо, — сказал я. — А что делает мистер Эллис для твоей защиты?
  — Для моей защиты?
  — Да.
  — А зачем меня защищать?
  — Неужели ты не понимаешь? Кто-то убил Эвелин Харрис. Это было жестокое умышленное убийство. У полиции практически нет улик, кроме тех, которые можешь дать ты. И когда убийца почувствует, что вокруг него затягивается петля, самым естественным для него будет… — Я запнулся, увидев выражение ее лица, и сказал только: — Я хочу знать, что делает мистер Эллис, чтобы это предотвратить.
  — Ты знаешь, — испуганно сказала она, — по-моему, он об этом не подумал.
  Я посмотрел на часы:
  — Ну так сейчас подумает. Я хочу с ним поговорить. А ты оставайся здесь.
  — Но я же могу позвонить ему по телефону, — возразила она.
  — Нет, как раз этого тебе не следует делать. Посиди здесь, а я съезжу к мистеру Эллису и поговорю с ним. Я не знаю, насколько он милый, но у него хватило совести не обеспечить твою защиту — и это после той помощи, которую ты ему оказала.
  — Трудно поверить, что мне угрожает опасность, — сказала Мариан, — но я с тобой согласна.
  — Посиди тихо, — сказал я. — Ничего не делай. И обещай мне, что не выйдешь из этой комнаты, пока я не вернусь.
  — Обещаю, — ответила она.
  Я подошел к зеркалу, причесал волосы карманной расческой, надел шляпу и сказал:
  — Помни, тебе нельзя выходить, пока я не вернусь.
  Дойдя до угла, я зашел в аптеку, набрал номер полицейского управления и попросил отдел расследования убийств. Вскоре в трубке послышался монотонный голос:
  — Да, это отдел расследования убийств.
  — Это наводка. Я здорово влипну, если кто-нибудь узнает, что я с вами говорил. Не спрашивайте мое имя и не пытайтесь определить, откуда я звоню.
  Голос на другом конце провода сказал:
  — Одну минутку, сейчас я возьму карандаш и бумагу.
  — Не морочьте голову, — возмутился я. — Я же сказал, чтобы вы не пытались меня выследить. Запоминайте, что я говорю. А не хотите — вешайте трубку. Когда ваши сыщики рыскали по «Голубой пещере», они узнали обо всех, кроме здоровенного парня с узко посаженными серыми глазами и родинкой на правой щеке. Кто-то приказал не говорить о нем, и никто о нем не вспомнил. Если хотите найти убийцу, вам придется по-настоящему тряхнуть девиц из «Голубой пещеры». Попробуйте выяснить, почему им велели ничего не говорить вашим сыщикам об этом хмыре.
  Я повесил трубку и вышел из аптеки. Следующие полчаса я прогуливался, наблюдая за входом в дом Мариан. Я курил и обдумывал ситуацию. Начинало темнеть, на улицах зажглись фонари.
  Я вернулся к Мариан и энергично постучал. Мариан выбежала навстречу.
  — Наконец-то! Как я рада, что ты вернулся! Мне было страшновато здесь одной.
  — Неудивительно, — сказал я. — Прокуратура сваляла дурака.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Они упустили из виду человека, которого ты описала. Сейчас он становится центральной фигурой в расследовании. Они выяснили, что он заходил в «Голубую пещеру» и был приятелем убитой.
  — Но на самом-то деле я его не видела!
  — А может, и видела, просто тогда не обратила на него внимания.
  — Нет, не видела. Во всяком случае, я этого не помню.
  — Ну, все равно он там был, и он стал важной фигурой в расследовании. Если хочешь знать мое мнение, я не верю, что тот, второй человек, которого ты видела, как-то связан с убийством. Он ведь не похож на убийцу, правда?
  — Нет, совсем не похож. Я говорила об этом мистеру Эллису. Тот человек показался мне очень серьезным, солидным и респектабельным. Но он был явно напуган.
  — Ты, наверное, тоже была напугана, когда вышла из комнаты Эвелин. Представь себе, что кто-то увидел бы тебя в тот момент.
  — Да, — прошептала она. — Я много об этом думала.
  — Ну ладно. Я видел мистера Эллиса и раскрыл карты. Я рассказал ему, кто я, чем занимаюсь и какой у меня интерес в этом деле. Я сказал ему, что меня интересуешь ты. И он поручил мне доставить тебя в безопасное место.
  — В безопасное место?
  — Да. Они считают, что здесь небезопасно. Слишком много людей знают, где ты живешь. И не хотят ставить охрану, чтобы не привлекать внимания. Они предпочитают, чтобы ты поселилась в другом месте под чужим именем. Я сказал, что позабочусь об этом.
  — Когда едем? — спросила она.
  — Сейчас же.
  — Я соберу в сумку кое-какие вещи и…
  — Ничего не бери, — перебил я. — Я потом вернусь и заберу вещи. Нам нельзя терять ни минуты.
  — Но, Дональд, наверняка ничего не может произойти, пока ты здесь и…
  — Не успокаивай себя. Пока мы здесь, ты с каждой минутой подвергаешься все большей опасности. Я раз десять нарушил правила, чтобы быстрее сюда доехать. Пошли. Вещи заберем потом.
  Я взял Мариан под руку и слегка подтолкнул к двери.
  — Но, Дональд, я не понимаю, почему бы мне не собрать кое-что из вещей?
  — Пожалуйста, доверься мне, Мариан. Сейчас не время спорить и задавать вопросы. Это для меня очень важно.
  — Хорошо. Поехали.
  Мы спустились по лестнице, прошли через двор на улицу и подошли к тому месту, где я оставил колымагу агентства. Машина завелась не сразу. Я прогрел двигатель и поехал прямо к своему дому.
  — Посиди здесь. Никуда не выходи из машины. Я сейчас вернусь, — предупредил я девушку.
  Я быстро вошел в дом и нашел хозяйку.
  — Нам снова нужна будет комната, миссис Элдридж, — сказал я. — Жених моей кузины до сих пор не появился. Наверное, его корабль задерживается. Вы позволите ей пожить здесь еще два-три дня?
  — А почему бы ей не остановиться у матери этого молодого человека?
  — Она жила там последние два дня, но теперь приехали какие-то родственники, и у матери просто не осталось свободной комнаты.
  — Ладно, — согласилась хозяйка, — она может вернуться в ту комнату. На сколько дней она хочет поселиться?
  — На четыре или пять дней.
  — Тогда заплатите мне сразу три доллара.
  Я дал ей деньги, и она выписала квитанцию. Потом я вернулся к Мариан:
  — Тебе придется пожить здесь еще некоторое время. Здесь по крайней мере ты будешь под моим присмотром.
  — Здесь я чувствую себя в безопасности, Дональд. В большом городе, где ты никого не знаешь, становится ужасно одиноко.
  — Я знаю.
  — Я надеялась, что, когда ты вернешься, мы будем видеться почаще. Я очень скучала по тебе и чувствовала себя совершенно одинокой.
  — Мне нужно еще кое-что сделать, а потом мы вместе пойдем в город. Сходим в кино и поужинаем. Ты хочешь есть?
  — Хочу.
  — Отлично, — улыбнулся я. — Через час вернусь и сразу пойдем.
  — А как насчет моих вещей? — спросила Мариан.
  — Я зайду туда и соберу твои вещи в чемодан.
  — Нет-нет, не надо, Дональд, — запротестовала она. — Я попозже сама это сделаю. Возьми только шелковую пижаму, халат, зубную щетку и маленькую сумочку с косметикой. Больше ничего не нужно. Привези только это.
  — Ну и отлично. Давай ключ.
  — Лучше я поеду с тобой и сама упакую вещи.
  — Как ты не понимаешь, что это опасно, Мариан! Я дал слово мистеру Эллису и отвечаю за тебя. Если с тобой что-нибудь случится, он мне этого не простит.
  — Ну ладно, — неохотно согласилась она и протянула мне ключ от квартиры.
  — Вернусь через час, — бросил я, выходя. — Пока.
  — Пока.
  — Ты сразу пересчитай в комнате полотенца и убедись, что здесь все в порядке.
  — О, я и так знаю, что здесь порядок. В прошлый раз мне здесь так понравилось! Я не хотела уезжать, но миссис Кул настаивала…
  — Отлично, — прервал я девушку. — Но полотенца все-таки проверь.
  Она открыла стенной шкаф, чтобы посмотреть полотенца, и я незаметно спрятал за пазуху ее сумочку.
  — Ну, я пошел.
  Я вышел на улицу, сел в автомобиль агентства и поехал к дому Мариан.
  В ее квартире я включил свет и стал изучать содержимое сумочки. Там оказалась губная помада, пудреница, тридцать семь долларов наличными, несколько карточек, напечатанных на газетной бумаге, с надписью: «Мисс Мариан Джин Дантон».
  В сумочке лежали еще носовой платок, записная книжка, карандашик и связка ключей — видимо, от каких-то дверей в Оуквью.
  Я открыл сумочку и швырнул ее на пол. Перевернул одно из кресел, скомкал и бросил в угол ковер. Потом подошел к двери и ударил ладонью по своему бедному больному носу. Кровь, как назло, не потекла, хотя до этого капала почти весь день. На глазах у меня выступили слезы, но мой бедный нос оставался сухим, как пересохший колодец.
  Я собрался с духом и попробовал еще раз. Теперь кровь все-таки полилась, и я стал ходить по квартире, стараясь оставить следы во всех местах, где пятна крови будут выглядеть наиболее эффектно. Потом с трудом остановил кровь и пошел к дверям. Тишину комнаты разорвал телефонный звонок.
  Я мгновение подумал, потом вышел и запер дверь, не обращая внимания на непрекращающиеся звонки.
  На обратном пути я заехал в магазин, где, как я знал, была телефонная будка. Я купил себе дюжину носовых платков и позвонил в полицейское управление Санта-Карлотты.
  — Соедините меня, пожалуйста, с сержантом Харбетом, — сказал я дежурному.
  — Кто его спрашивает?
  — Детектив Смит из лос-анджелесского отдела по расследованию убийств, — ответил я.
  — Одну минутку…
  Через некоторое время дежурный снова взял трубку:
  — Послушайте, Смит, сержант Харбет должен быть у вас. Сегодня днем ему позвонили от окружного прокурора, и он сразу поехал к вам.
  — Спасибо. Наверное, он остановился где-нибудь по дороге перекусить. Мне нужно с ним поговорить. — И я повесил трубку.
  Пока все складывалось как надо.
  Я позвонил Берте Кул:
  — Я контролирую ситуацию. Вы пока сидите тихо. Не паникуйте и не пытайтесь что-то выяснить насчет меня.
  — Дональд, чем ты, черт возьми, сейчас занимаешься?
  — Жарю яичницу.
  — Ладно. Смотри не потеряй нюх. Ты парень умный, но и ты можешь промахнуться.
  — Сейчас я действую сам по себе, — ответил я. — То, о чем вы не знаете, не может вам повредить.
  — Я уже знаю так много, что вряд ли мне можно повредить еще больше.
  Я положил трубку, вернулся к себе и постучал в дверь Мариан. Она сразу открыла.
  — Привет, красавица! Я только что получил отпуск. Берта разрешила мне быть свободным до утра. Мне не придется даже докладывать ей по телефону, где я. Теперь мы можем спокойно отдыхать. Правда, с твоими вещами придется подождать. Когда я подъехал к дому, какие-то двое мужчин стояли у двери и явно наблюдали за входом. Я подожду, пока они уберутся, и попробую еще раз.
  — Дональд, я потеряла свою сумочку, — сказала она.
  Я вошел в комнату и поставил стул так, чтобы дверь не могла закрыться.
  — Куда она девалась? — спросил я.
  — Кто-то забрал ее из этой комнаты, — очень решительно сказала Мариан.
  — Чепуха.
  — Но кто-то ее взял.
  — Это вполне респектабельный дом. Миссис Элдридж никогда не поселила бы сюда человека, который…
  — И тем не менее сумочка была со мной, когда я уходила из той квартиры. И я точно помню, что входила сюда с сумочкой.
  — Плохо дело! — присвистнул я. — Боюсь, что ты забыла ее в машине, а я много раз оставлял ее прямо на улице. А что в ней было?
  — Все мои деньги до последнего цента.
  — Сколько?
  — Все, что я имела.
  — Помощник прокурора просил меня проследить, чтобы у тебя были деньги. Так что я могу сразу выдать тебе на расходы.
  Мариан решительно подошла к двери и убрала стул. Дверь захлопнулась.
  — Не делай этого, — сказал я. — Ты опорочишь свое доброе имя. Миссис Элдридж выбросит тебя отсюда. Она может устроить настоящую бурю…
  Девушка подошла ко мне вплотную:
  — Теперь ты послушай, Дональд Лэм. Я делаю для тебя все, а ты ко мне относишься как к наивной деревенской девчонке. Наверное, я такая и есть, но кое-что все-таки могу сообразить. Ты мне очень нравишься, и я тебе доверяю. Но это не значит, что ты можешь стащить мою сумочку и увезти ее куда-то.
  — Стащить твою сумочку!
  — Да, ты стащил мою сумочку. Я знаю, что ты детектив. Я знаю, что ты занимаешься делами, о которых предпочитаешь мне не рассказывать. Я знаю, что ты использовал меня, чтобы повернуть ход расследования, куда тебе хочется. Я понимаю, что у тебя были для этого серьезные основания. Сначала ты дал мне правильный совет. Но сегодня ты целый день врешь, и это мне не нравится.
  — Вру тебе? — Я удивленно поднял брови.
  — Да, врешь мне! Я даже думаю, что ты не был в прокуратуре, а просто шатался вокруг дома.
  — Почему ты так думаешь?
  — Ты мне сказал, что очень спешил и все время превышал скорость, когда возвращался за мной. Но когда мы сели в машину, мотор был холодным как лед. Тебе даже пришлось включить подсос. Я знаю, что ты не видел мистера Эллиса. А если хочешь знать, откуда мне это известно, то он позвонил мне минут за пять до твоего возвращения и спросил, не могу ли я приехать в прокуратуру сегодня в половине одиннадцатого вечера. Он ожидал приезда полицейских из Санта-Карлотты и хотел показать мне фотографии. И он ни слова не сказал мне ни о том, что ты к нему заходил, ни обо всех этих фокусах, которые ты выкидываешь. С меня хватит. Я тебе настолько доверяю, что, даже если ты не хочешь довериться мне, я все равно сделаю то, что тебе нужно. Но ты украл мою сумочку — это уже чересчур! Она была здесь, в этой комнате. А когда ты ушел, ее не стало.
  Я упал на стул и расхохотался.
  — В этом нет ничего смешного. — В глазах девушки появилось возмущение.
  — Послушай, Мариан. Мне нужно, чтобы ты сделала для меня еще кое-что.
  — Я уже много для тебя сделала.
  — Я знаю. Тебе будет трудно, но я хочу, чтобы ты это сделала.
  — Что? — спросила она.
  — Поверь каждому моему слову.
  — Ты городской детектив и, наверное, все знаешь, но тебе напрасно кажется, что в деревне живут полные тупицы. Чтобы поверить тому, что ты наговорил, я должна быть слабоумной.
  — Если ты мне поверишь, — терпеливо сказал я, — и мы попадем в неприятности, то отвечать придется мне одному. А если ты обо всем будешь знать, то подставишь и свою голову. Неужели ты этого не понимаешь?
  Возмущение в глазах девушки уступило место пониманию.
  — А что из этого может выйти?
  — Будь я проклят, если я сам понимаю, — ответил я, глядя ей в глаза.
  Она немного подумала и улыбнулась.
  — О’кей. Но я буду чувствовать себя чертовски глупо. Раз такое дело, нам нужно идти ужинать и смотреть кино. А как мне быть с деньгами?
  Я вынул из кармана кошелек и дал ей часть денег Берты Кул.
  — А как быть с вещами? — спросила Мариан.
  — Ты купишь себе новые вещи, чтобы хватило на пару дней. И еще одно, мисс Дантон. Когда я беседовал с мистером Эллисом, он сказал, что вам не следует в ближайшие несколько дней читать газеты.
  — Почему?
  — Он сказал, что там будут статьи об этом деле, а ему не хотелось бы, чтобы вас сбивали с толку досужие газетные вымыслы.
  Она посмотрела на меня большими невинными глазами:
  — Я, конечно, сделаю все, как сказал мистер Эллис. Если он не хочет, чтобы я читала газеты, я не буду их читать.
  — Очень хорошо. Я уверен, что он останется доволен.
  — А что еще просил передать мне мистер Эллис?
  — Если он и просил о чем-то еще, я сейчас не могу думать об этом. Я…
  Меня прервал возмущенный стук в дверь. Я подошел и открыл ее. С порога на меня гневно смотрела миссис Элдридж. Не говоря ни слова, она оттолкнула дверь, взяла стул и переставила его так, чтобы он не давал двери закрыться. После этого она молча удалилась.
  Мариан Дантон посмотрела на меня и весело расхохоталась.
  Глава 10
  Я постучал в квартиру Берты Кул вскоре после полуночи.
  — О господи! Откуда ты взялся?
  — Работаю. А вы не знаете, где Мариан?
  — Нет. Я звонила ей четыре или пять раз, но не могла застать. Я думала, что она с тобой.
  — Днем я с ней виделся.
  — Ну ладно, хватит заливать, — усмехнулась Берта Кул.
  — А в чем дело? — недоуменно спросил я.
  — Пока тебя не было, эта девушка с утра до вечера морочила голову Элси Бранд. Она спрашивала, нет ли от тебя известий, когда мы ожидаем твоего возвращения и как мы думаем, все ли у тебя в порядке. Я готова была поспорить на все мои бриллианты, что в первый же вечер, как ты вернешься, она добьется, чтобы ты пригласил ее на ужин и в кино, а во время сеанса держал за руку.
  — Мариан — чудесная девушка, — с чувством сказал я.
  — Конечно, она чудесная девушка, — согласилась Берта Кул, — но это не мешает ей все время поворачивать голову за тобой.
  — Глупости! Ее очаровал этот помощник окружного прокурора.
  — Кто тебе сказал? — презрительно фыркнула Берта Кул.
  — Вы.
  — Ну так не попадайся на эту удочку. Я просто тебя дразнила. Она от тебя без ума. Влюбилась по уши.
  — Ну, что нового? — спросил я. — Вы нашли Фло Мортинсон?
  — Она теперь Фло Данцер, — кивнула Берта Кул. — А раньше была Фло Мортинсон. Остановилась в гостинице «Кленовый лист», сняла комнату на месяц. Она там неделю не появлялась, но я сняла номер и поселилась в гостинице.
  — У нее там остались вещи?
  — Угу. И я взяла такой чемодан, что в него влезут все ее вещи, какими бы большими они ни были. Мои вещи хранятся в подвале. Ее тоже.
  — Замечательно. Давайте займемся небольшой переноской багажа. Под каким именем вы там зарегистрировались?
  — Берта Кул, — сказала она. — Не вижу причины прятаться, тем более что все равно меня там кто-нибудь узнает.
  — Нам придется взять с собой пару чемоданов со старыми вещами.
  — Зачем? — удивилась Берта.
  — Чтобы использовать их как прокладки, если ваш чемодан окажется слишком большим. Тогда ее чемодан не будет стучать внутри вашего.
  — А почему бы не подождать до утра? — спросила Берта. — Сейчас уже поздновато для таких фокусов.
  — Мы не сможем оттуда выбраться. Перед уходом пошлите себе телеграмму. Когда она придет, у вас будет предлог срочно собрать вещи и смыться.
  Берта Кул взяла сигарету из увлажнителя, аккуратно вставила ее в мундштук из слоновой кости и повернулась ко мне.
  — Я не хочу больше работать во мраке, Дональд.
  — Свет может ослепить вас.
  — Но если Берта не знает, где огонь, она может обжечь пальцы. Берте нужны ориентиры, милый.
  — Подождите, пока мы вынесем этот чемодан. Тогда я узнаю, прав я или нет.
  — Нет, если ты прав, это ничего не изменит. А если ты ошибся, то Берта должна знать, где спрятаться от шторма. И помни, если ты не прав, Берта выбросит тебя за борт. Это твоя игра, и ты будешь отвечать за все.
  Я равнодушно кивнул.
  — А теперь, — твердо сказала Берта, — садись и перестань дуться. Выкладывай всю подноготную. Иначе…
  — Иначе что? — спросил я.
  Берта немного подумала, потом ухмыльнулась и сказала:
  — Черт меня побери, Дональд, если я знаю. Разве что врежу тебе по больному носу. Мы оба замешаны в этом деле, но Берта хочет знать, в чем она замешана и насколько глубоко.
  — Ну, хорошо, — сказал я, — займемся теорией.
  — Ладно, пусть будет теория. Я знаю, что это болтовня, но хочу ее услышать.
  — Ну, слушайте. Амелия Линтиг и ее муж развелись двадцать один год назад. Миссис Линтиг осталась в Оуквью. В городе начался экономический спад. Деловая жизнь настолько захирела, что даже деньги в банке умирали от бездействия и одиночества.
  — А какое это имеет отношение к делу? — спросила Берта.
  — Самое прямое. Линтиги дружили с молодежью. А когда наступил спад, молодые разъехались в поисках лучших перспектив и больших возможностей. И в Оуквью у миссис Линтиг было меньше всего шансов встретить кого-нибудь из ее старой компании.
  — Правильно, — сказала Берта. — Я не совсем улавливаю, куда ты гнешь, но продолжай.
  — После этого двадцать один год никто в Оуквью не интересовался миссис Линтиг. И вдруг приехал какой-то мужчина и начал задавать вопросы. А через две или три недели появляется Эвелин Харрис и начинает собирать фотографии. Зачем ей понадобились эти снимки? Она разнюхала, у кого есть фотографии миссис Линтиг, и скупила их все.
  В глазах Берты Кул появился интерес.
  — После этого, — продолжал я, — она возвращается в город, и вскоре ее находят убитой.
  — Из-за фотографий? — перебила Берта. — Наверняка не из-за этого, милый, они не настолько важны.
  — Я приезжаю в Оуквью, чтобы изучить ситуацию, а через двадцать четыре часа коп из Санта-Карлотты уже все обо мне знает. Он приезжает, выслеживает меня, избивает и выкидывает из города. Почему?
  — Чтобы ты убрался из города? — предположила Берта.
  — Но зачем ему понадобилось, чтобы я убрался из Оуквью?
  — Чтобы ты не мог добыть информацию.
  — Нет. — Я покачал головой. — Потому что он знал, что миссис Линтиг собирается приехать в город, и не хотел, чтобы я оказался там одновременно с ней.
  Берта Кул несколько секунд задумчиво попыхивала сигаретой.
  — Знаешь, Дональд, по-моему, в этом что-то есть.
  — Я уверен, что так оно и есть, — сказал я. — Этот коп — здоровенный громила, но он трус. Если бы его кто-то отлупил и вышвырнул из города, он побоялся бы вернуться назад. Я всегда замечал, что люди считают самым страшным оружием то, чего больше всего боятся они, и не учитывают, что противник может бояться чего-то совсем другого. Такова человеческая натура. Если кто-то боится ножа, он считает, что все вокруг тоже боятся ножа. Если он боится пистолета, то уверен, что пистолет — это самое надежное средство в трудной ситуации.
  — Продолжай, милый. — Глаза Берты сверкали.
  — Итак, появляется миссис Линтиг. В этом появлении не было ничего случайного — оно было спланировано заранее. Она разбивает очки или кладет их так, что их разбивает посыльный. Она говорит, что заказала новую пару, но эта пара так и не приходит. Почему?
  — Я вчера вечером говорила тебе об этом. Видимо, человек, у которого она заказала очки, знал, что она скоро уедет и не успеет их получить.
  — Нет. Я объясняю это иначе. Она их вообще не заказывала.
  Берта Кул нахмурилась:
  — Но я не понимаю…
  — Она хотела закрыть дело о разводе. Ей было известно, что все ее близкие друзья уехали. Но в городе могли остаться люди, которые ее знали, — люди, которых и она должна была знать. Эти люди могли ее смутно помнить. Очень смутно — ведь для них миссис Линтиг была просто частью социального окружения тех времен. А двадцать один год — срок немалый!
  — Ерунда какая-то! Совершенно не вижу смысла в твоих словах, — сказала Берта.
  — В городе не осталось ни одной ее фотографии, — продолжал я, — никто не мог вспомнить ее внешность. Больше того, никто и не имел такой возможности. Она все время была в гостинице, так что ее мог видеть только обслуживающий персонал «Паласа». Она не видела никого из старых друзей. Почему? А потому, что разбила очки и не могла ничего разглядеть. По этой же причине она не стала никого разыскивать. Она вызвала юриста — кстати, довольно странного юриста — и добилась прекращения старого дела о разводе. Она дала мне интервью, которое, как она думала, будет опубликовано в местной газете, а потом запретила его публиковать. А теперь слушайте внимательно — это прольет свет на все дело. Когда доктор Линтиг поссорился с женой, масла в огонь подлил молодой парень по имени Стив Дантон, который выпускал «Блейд». В те времена Дантон был блестящим кавалером лет тридцати пяти. Сейчас ему, соответственно, под шестьдесят. Он носит зеленый козырек, растолстел и стал жевать табак. Но когда я сказал миссис Линтиг, что я репортер из «Блейд», оказалось, что она никогда не слышала названия газеты, и она ни разу не спросила меня о Стиве Дантоне.
  — А чем в это время занимался Дантон? — спросила Берта.
  — В этот раз он вел себя совсем не как галантный кавалер. Просто отправился ловить рыбу и не возвращался, пока она не уехала.
  — Сдаюсь, Дональд. Вполне возможно, что ты прав. А если так, то это шантаж.
  — Нет, — сказал я. — Здесь игра более серьезная. Доктор Линтиг пытается стать мэром и провести реформы в богатом городке, пораженном коррупцией. Он слишком наивен и неопытен в таких делах. Не знает, что противники будут копаться в его прошлом, пытаясь найти темные пятна. Первым делом они, конечно, проверили его служебное досье. При этом обнаружили, что он сменил фамилию, и, естественно, стали искать следы доктора Линтига. Обнаружив, что он жил в Оуквью, они начали поиски там. Это было два месяца назад. Тогда в городке появился человек, который записался под фамилией Кросс. Он и провел начальный этап расследования.
  Берта Кул кивнула.
  — Им стало ясно, что в Оуквью можно найти то, что им нужно, — продолжал я, — но они не были уверены, что миссис Линтиг не умерла или не оформила развода. Можно было, конечно, скомпрометировать доктора Альфмонта старым скандалом, но это бы явно выглядело как копание в грязном белье политического соперника. Поэтому они предпочли вывести на сцену миссис Линтиг. Ее можно было использовать двумя путями. Во-первых, они могли заставить ее написать доктору письмо с требованием снять свою кандидатуру. Во-вторых, она могла появиться и сделать заявление для прессы — не в Санта-Карлотте, а в Оуквью.
  Вы понимаете, как бы это выглядело? Поскольку это произошло бы в Оуквью, никто не смог бы сказать, что Альфмонта обливают грязью политические противники. В газетах Оуквью было бы написано, что она нашла доктора Линтига, который работает теперь в Санта-Карлотте под фамилией Альфмонт и живет с соответчицей по делу о разводе как муж и жена. Перед тем как это опубликовать, газетчики из Оуквью позвонили бы в Санта-Карлотту с просьбой уточнить информацию. А потом в Санта-Карлотте подождали бы, пока газета с этим сообщением выйдет в Оуквью, и просто перепечатали бы его.
  — Тогда почему она не рассказывала тебе свою историю, когда ты встречался с ней в гостинице?
  — Потому что она еще не была к этому готова. В тот раз она не собиралась давать интервью. Первый приезд должен был просто заложить фундамент. Она хотела, чтобы люди ее увидели и привыкли к мысли, что она и есть миссис Линтиг.
  — Так ты думаешь, что это была не настоящая миссис Линтиг?
  Я покачал головой:
  — Полиция Санта-Карлотты не смогла ее найти. Они нашли Фло Данцер, которую раньше звали Фло Мортинсон. Фло когда-то жила в одной комнате с Амелией Селлар в Сан-Франциско и многое о ней знала. Но они все равно не хотели рисковать, подсылая другую женщину, пока была еще хоть какая-то надежда найти настоящую миссис Линтиг.
  — Но послушай, милый. Откуда они могли знать, что Стив Дантон поедет на рыбалку? Ведь он мог ее опознать.
  — Вот о Дантоне они как раз ничего не знали. Или потому, что миссис Линтиг никогда не рассказывала о нем Фло, или скорее потому, что Фло просто не запомнила фамилию. Она знала только, что миссис Линтиг изменяла мужу.
  Берта Кул задумчиво курила.
  — После этого, — сказал я, — доктор Альфмонт получил письмо якобы от своей жены. Он утверждает, что это ее почерк. Я его внимательно изучил, и мне кажется, что это фальшивка.
  — Прекрасно! — просияла Берта. — Нам осталось только доказать, что миссис Линтиг — самозванка.
  — Ну и что это даст?!
  — Это снимет с Альфмонта обвинения, а больше нам ничего и не надо.
  — Так было еще совсем недавно, — возразил я. — А теперь они пытаются обвинить Альфмонта в убийстве. Если мы ничего не сможем объяснить, дело будет открыто завтра в десять часов утра.
  — Но, милый, ты же можешь убедить Мариан в чем угодно. Ты можешь заставить ее посмотреть в лицо Альфмонту и сказать, что это не он выходил из комнаты.
  — Из этого ничего хорошего не выйдет.
  — Почему?
  — Да потому, что другие люди все знают об Альфмонте. Они все время за ним следили и прекрасно знают, что он и был тем человеком. Сейчас они просто дожидаются, пока пройдет опознание. Поэтому они и сказали помощнику прокурора, что считают это дело связанным с Санта-Карлоттой. Он просил их подождать, пока окончательно убедит Мариан Дантон, что человек, которого она видела, выходил из номера 309, а не из какой-нибудь соседней двери. И теперь они готовы действовать.
  Они показали Мариан фотографию доктора Альфмонта, но она его не опознала.
  — Что же случилось?
  — Просто они дали старый, неудачный снимок. Но Мариан долго не выдержит. Она становится очень нервной и вот-вот выболтает им всю историю. Во всяком случае, достаточно много, чтобы они смогли догадаться обо всем остальном. Они узнают, что, пока она была в городе, мы с вами действовали как ее хозяева. После этого они даже не станут требовать от нас объяснений или пытаться лишить вас лицензии. Просто арестуют нас обоих как участников и обвинят в подкупе и запугивании свидетеля с целью заставить его дать ложные показания. Мы пытались отвести от Альфмонта обвинение в убийстве — и теперь все вместе окажемся за решеткой.
  По глазам Берты Кул было видно, что она наслаждается логикой рассказа, но картинка, которую я нарисовал, нравится ей гораздо меньше. Через минуту она сказала:
  — Знаешь, милый, нам пора выходить из этой игры. Мы докажем, что миссис Линтиг была ненастоящая, и заставим их это признать. Наша совесть будет чиста.
  — Может быть, наша совесть и будет чиста, но это ничего не даст нашему клиенту.
  — Я предпочитаю оставить без помощи клиента, чем провести следующие двадцать лет в женской тюрьме.
  — Нам нужно не попасть в тюрьму, помочь выпутаться нашему клиенту и дать ему возможность стать мэром Санта-Карлотты. Вы же человек дела. Разве вы не понимаете, что благодарность мэра Санта-Карлотты стоит больше, чем целая куча денег?
  Берта задумалась:
  — Ты ведь ездил в Сан-Франциско на автобусе?
  — Да.
  — И оставлял машину в Санта-Карлотте?
  — Да.
  — И кто-то в Санта-Карлотте разбил тебе нос?
  — Было дело.
  — Коп? — спросила она.
  Я кивнул.
  — Тот самый, который подбил тебе глаз в Оуквью?
  — Да.
  — Милый, мне это не нравится. Мошенник-коп может пришить тебе такое дело, из которого ты потом не выпутаешься.
  — Я знаю, — улыбнулся я.
  — А чего же ты ухмыляешься?
  — Я ухмыляюсь потому, что в этой игре участвуют двое. Умный человек может так подставить копа, что у копа не останется времени подставить кого-нибудь еще. Как раз сейчас, если это вас интересует, сержант Джон Харбет очень занят. И я уверен, что ему придется давать целую кучу объяснений.
  — Почему? — подозрительно спросила Берта. — Что случилось?
  — Во-первых, он заходил в «Голубую пещеру» к Эвелин Харрис. Когда им понадобилось, чтобы кто-то съездил в Оуквью прощупать почву и собрать фотографии миссис Линтиг, они отправили туда Эвелин. Когда Эвелин убили и полиция стала разыскивать ее приятелей, Харбет сделал все, чтобы остаться в тени. Я не знаю, как это ему удалось, но всем девушкам велели не называть Харбета. А попытка спрятаться намного ухудшит его положение, когда это всплывет.
  — А это всплывет? — спросила Берта.
  Я кивнул.
  Берта задумчиво посмотрела на меня:
  — Дональд, хорошо, что не я дала тебе по носу. Ты бы нашел способ и меня засадить за решетку!
  — Наверняка нашел бы, — подтвердил я.
  — Пошли, — встала Берта, — нам еще нужно украсть чемодан.
  — Только сперва отправьте телеграмму, — напомнил я.
  Мы зашли в гостиницу «Кленовый лист».
  — Добрый вечер, миссис Кул, — сказал дежурный и подозрительно уставился на меня.
  Берта лучезарно улыбнулась:
  — Это мой сынок. Он учится в военной академии.
  — О! — восхитился портье.
  Мы поднялись в комнату Берты и посидели там минут пятнадцать, пока пришла телеграмма, которую Берта сама себе отправила, и снова спустились в холл к дежурному.
  — Очень плохие новости, — сказала Берта. — Утром мне придется лететь в Монтану. Распорядитесь, чтобы мой чемодан принесли в номер.
  — Сегодня нет дежурного носильщика, — сказал портье, — но мы что-нибудь придумаем.
  — Я могу принести чемодан к лифту, — вмешался я, — если у вас найдется тележка.
  — В подвале есть тележка, — обрадовался портье.
  — Мне придется перекладывать все вещи, — сказала Берта. — Я возьму с собой только один чемодан и одну сумочку. Дональд, ты сможешь занести этот чемодан наверх?
  — Конечно.
  Портье уже протягивал мне ключ от подвала. Мы спустились вниз и осмотрелись. Через две минуты мы нашли чемодан с инициалами «Ф.Д.» и ярлыком: «Собственность Флоренс Данцер, номер 602».
  Мы открыли чемодан Берты Кул и положили в него чемодан Фло. Свободное место заполнили старыми тряпками и газетами. Потом я запер чемодан Берты, погрузил его на тележку и повез к лифту. Через полчаса такси с огромным чемоданом на багажнике везло нас на площадь Согласия. Там мы взяли другую машину, чтобы не оставлять следов, и благополучно добрались до дома Берты.
  Мальчик-лифтер поднес чемодан, и через минуту мы уже зашли в квартиру. Я не смог справиться с замком чемодана, и пришлось срезать головки заклепок.
  То, что искали, мы нашли на дне чемодана. Это был бумажный пакет, перевязанный прочной веревкой. Я развязал веревку, и мы с Бертой быстро просмотрели бумаги.
  Там было свидетельство о браке Линтигов, письма, которые доктор Линтиг писал, когда был еще студентом колледжа и начинал ухаживать за своей будущей женой. Дальше лежали вырезки из газет и фотографии доктора Линтига и его невесты в свадебном наряде.
  Доктор Линтиг, конечно, изменился за прошедшие двадцать с лишним лет. Но не так сильно, как можно было бы ожидать. С фотографии на нас смотрел умный, серьезный парень, выглядевший лет на десять старше своего возраста.
  Я внимательно рассматривал лицо девушки в подвенечном платье.
  — Скажи, Дональд, — не вытерпела Берта, — с этой женщиной ты встречался в Оуквью?
  — Нет, — уверенно ответил я.
  — Тогда порядок. Наша взяла, Дональд.
  — Вы, кажется, забыли о такой мелочи, как убийство.
  Мы снова стали рыться в документах.
  — Что это? — воскликнула Берта.
  — Давайте посмотрим. Здесь, наверное, должен быть приложен перевод, — сказал я, перелистывая страницы. — Это похоже на мексиканское свидетельство о разводе.
  Так и оказалось.
  — Это хорошо? — спросила Берта.
  — Не очень. В свое время некоторые из мексиканских штатов уменьшили до одного дня срок проживания на своей территории, необходимый для получения развода, — при условии, что проживание будет юридически удостоверено. Целая толпа стряпчих сделала тогда хороший бизнес, оформляя разводы в Мексике. Потом Верховный суд не признавал эти разводы во всех случаях, когда ему приходилось сталкиваться с такими вопросами. Но множество браков, заключенных в Калифорнии после развода в Мексике, были признаны. Этих браков было столько, что властям пришлось закрыть глаза на то, что они в какой-то степени прикрывают двоеженство. Все молчаливо признали, что это если не юридическое, то, во всяком случае, моральное оправдание.
  — А как ты думаешь, милый, зачем она это сделала?
  — Хотела снова выйти замуж, но так, чтобы об этом не знал доктор Линтиг. Ей хотелось и дальше держать дубинку над его головой. Эту деталь я упускал из виду.
  — Что ты упустил? — спросила Берта.
  — Сейчас объясню. — Я подошел к телефону и позвонил на почтамт. Я передал ночную телеграмму в Статистическое бюро Сакраменто, штат Калифорния, с просьбой дать информацию о браке Амелии Селлар и поискать свидетельство о ее смерти по фамилии, которую она приняла после замужества.
  Когда я положил трубку и повернулся к Берте Кул, она улыбалась во весь рот.
  — Похоже, милый, что мы на верном пути.
  — У вас есть пара сыщиков, с которыми сейчас можно связаться?
  — Есть, — сказала Берта.
  — Отлично. Опишите им Джона Харбета, и пусть следят за полицейским управлением. Нам нужно знать, куда пойдет Харбет, когда выйдет оттуда.
  — Разве он не вернется в Санта-Карлотту?
  — Не думаю, — сказал я. — Во всяком случае, не сразу.
  Берта Кул подошла к письменному столу и достала тетрадь в кожаном переплете.
  — Они смогут приступить к работе не раньше чем через час.
  — Это слишком долго, — возразил я. — Найдите людей, которые доберутся туда пораньше. Наймите сыщиков из другого агентства. Они должны быть на месте не позже чем через двадцать минут.
  Берта взялась за телефон, а я вернулся к чемодану.
  То, чего нам не хватало, я нашел как раз в тот момент, когда Берта положила трубку, — несколько ярких танцевальных костюмов и афишу с рекламой кабаре, на которой была фотография женщины в трико. В углу был написан автограф: «С любовью, Фло».
  Я внимательно посмотрел на фотографию.
  — Добавьте ей двадцать лет и сорок фунтов и получится женщина, которая зарегистрировалась в Оуквью под именем миссис Джеймс К. Линтиг.
  Берта Кул ничего не сказала. Она молча вышла на кухню и вернулась с бутылкой бренди. Я посмотрел на этикетку. Там было написано: «1875 год».
  Глава 11
  Прошел час. Берта Кул допивала третий бокал бренди, когда вдруг зазвонил телефон. Она посмотрела на часы:
  — Оперативно работают ребята. Это наверняка один из детективов с докладом о Джоне Харбете.
  Берта сняла трубку и заговорила своим обычным твердым голосом:
  — Берта Кул слушает.
  Я не слышал, что ей говорили, но видел, как изменилось выражение ее лица. Губы Берты дрожали, глаза почти закрылись.
  — Сама я за руль не сажусь, — сказала она. — Можете проверить.
  Потом Берта долго слушала собеседника. В комнате было абсолютно тихо, только поблескивали бриллианты на руке, которой она сжимала телефонную трубку. На меня Берта старалась не смотреть. Наконец она заговорила:
  — Теперь слушайте. Мне придется проверить свои записи, чтобы узнать, кто из сыщиков пользовался в это время машиной и куда он ездил. Я думаю, что это какая-то ошибка, но… Нет, сейчас я не поеду в контору. Я еще в кровати. Если я туда сейчас поеду, это все равно ничего не даст. Я не смогу найти записи, они все у моей секретарши… Нет, я не стану будить ее в такое время. И хватит об этом. Это не настолько срочно. Ставлю десять против одного, что свидетели, которые записали номер машины, ошиблись… Да, к десяти часам утра… Ну ладно, тогда в девять тридцать… Нет, раньше никак. У меня работают несколько сыщиков. Из них двое или трое сейчас ведут дела… Нет, я не могу сообщить вам ни их имена, ни характер дела. Это конфиденциально. Утром я просмотрю записи по моему автомобилю и сообщу вам. До тех пор ничем не смогу вам помочь.
  Берта положила трубку и резко повернулась ко мне. Ее глаза метали молнии.
  — Дональд, они принялись за нас всерьез!
  — Что случилось? — спросил я.
  — Из полиции Санта-Карлотты сообщили, что у них есть свидетель, который видел, как машина сбила человека и умчалась. Они проверили по номерам — это машина агентства.
  — Я не думал, что он в самом деле на это пойдет.
  — Ты в ловушке, милый, — вздохнула Берта. — Они наверняка тебя упекут — это как пить дать. Берта постарается помочь, чем сможет. Но процесс будет проходить в Санта-Карлотте. Они уж постараются подобрать присяжных!
  — Когда это произошло? — спросил я.
  — Позавчера.
  — Автомобиль агентства стоял в гараже, — ухмыльнулся я. — У меня есть квитанция.
  — В гараж заходила полиция. Они искали твою машину. Служащий гаража сказал, что через двенадцать часов после того, как ты поставил машину, ты опять пришел в гараж и куда-то уехал. А меньше чем через два часа снова поставил машину и при этом явно был чем-то возбужден. Он не знает твоего имени, но описал внешность.
  — Проклятый мошенник угрожал, что сделает это, но я не думал, что он так далеко зайдет.
  — Похоже, этот тип на все способен. Он…
  Снова зазвонил телефон.
  Берта Кул поколебалась, потом сказала:
  — Какого черта, милый! Мне все равно придется ответить. — Она сняла трубку и осторожно сказала: — Хэлло! — На этот раз она не назвала своего имени.
  Услышав ответ, Берта немного расслабилась. Она взяла карандаш и что-то быстро записала на листке бумаги. Потом сказала:
  — Одну минутку, не кладите трубку! — И, прикрыв ладонью микрофон, повернулась ко мне: — Харбет ушел из управления. Сыщик шел за ним до самой гостиницы «Ки-Уэст». Это шикарное заведение, и тамошний портье спрашивает у входящих имена. Харбет назвался именем Френк Бар. Он попросил портье позвонить в номер 43-А. Женщина, которая там живет, зарегистрировалась под именем Амелии Линтиг из Оуквью, штат Калифорния. Что будем делать дальше?
  — Пусть не кладет трубку. Мне нужно подумать, — сказал я. — Это или предварительная встреча, или официальный визит. Выборы будут послезавтра, поэтому они переходят к решительным действиям по всему фронту. Скажите вашему сыщику, пусть остается там, пока мы не приедем.
  — Оставайтесь на месте, пока мы не приедем, — сказала Берта Кул в трубку. — Одну минутку… — Она посмотрела на меня: — А если Харбет уйдет раньше, чем мы туда доберемся?
  — Пусть себе уходит.
  — Пусть себе уходит, — повторила в микрофон Берта Кул и повесила трубку.
  Я надел шляпу. Берта Кул натянула пальто, надела шляпу, потом посмотрела на стоявшие на столе два стакана коньяка. Она взяла один стакан и подтолкнула меня ко второму.
  Я покачал головой:
  — Пить такой напиток второпях — это просто преступление.
  — Еще большим преступлением будет допустить, чтобы он пропал.
  Мы переглянулись и выпили обжигающую янтарную жидкость.
  — С каждым шагом мы вязнем все глубже, Дональд, — сказала Берта Кул, когда мы спускались в лифте. — Похоже, мы с тобой всерьез подставили себя под удар.
  — Отступать поздно, — ответил я.
  — Ты, конечно, головастый парень. Но беда в том, что ты не умеешь вовремя остановиться.
  Я не стал спорить. Мы взяли такси и подъехали туда, где стояла машина агентства. Отсюда к гостинице «Ки-Уэст» мы добирались уже на своей колымаге.
  Берта подозвала сыщика.
  Он кивнул мне и доложил:
  — Человек, за которым я следил, уехал. Я дал ему уйти, как вы и сказали.
  — Все правильно, — сказал я. — Оставайтесь здесь. Если будет выходить женщина лет пятидесяти пяти, седая, черноглазая, весом около ста шестидесяти фунтов, пристраивайтесь за ней. Пусть ваш напарник встанет на черный ход. Если женщина выйдет оттуда, пусть следует за ней.
  — Ясно, — сказал он.
  — У меня нет машины, — вмешался второй агент.
  — Возьмете нашу машину, — сказал я. — Станьте в таком месте, откуда можно будет наблюдать за двором гостиницы. Она вполне может выйти и оттуда. — Я повернулся к Берте: — Пойдемте. Мы закажем такси из гостиницы по телефону.
  Берта еще мгновение смотрела на меня, потом выбралась из машины. Я взял ее под руку, и мы пошли в гостиницу.
  — Вы пойдете одна, — сказал я. — Постарайтесь произвести на дежурного впечатление своими великосветскими манерами. Выясните, когда приходят на коммутатор дежурные телефонистки, и узнайте их имена и адреса.
  — Это будет выглядеть слишком подозрительно.
  — Не будет, если вы все сделаете как надо. Вы воспитываете своего племянника. Он влюбился в девушку, которая работает на коммутаторе в гостинице «Ки-Уэст», и вам нужно навести о ней справки. Если это хорошая девушка, вы дадите племяннику благословение и не будете строить ему никаких препятствий. А если окажется, что она авантюристка, вы устроите мальчику скандал. Посверкайте перед глазами дежурного своими бриллиантами, и он наверняка даст вам домашние адреса всех девушек.
  — А зачем это нам? — спросила Берта.
  — Как раз это я сейчас обдумываю.
  Берта глубоко вздохнула:
  — Господи, Дональд, до того как ты начал у меня работать, мне иногда удавалось поспать ночью. Теперь я не могу уснуть, даже если я в постели и у меня есть свободное время.
  — Ваш единственный шанс выкрутиться из этой истории — это сделать так, как я говорю.
  — Я и влипла в эту переделку из-за твоих советов.
  — Ну, как знаете, — спокойно сказал я и отвернулся от Берты.
  Она стояла возле меня со сверкающими от гнева глазами. Потом, не говоря ни слова, повернулась и величественно поплыла в гостиницу.
  Я осторожно подошел к двери и заглянул внутрь. Берта стояла у конторки портье и крутила в руках шариковую ручку. Бриллианты на ее пальцах ярко сверкали. Снисходительно-надменное выражение лица очень соответствовало всему ее облику. Я молился, чтобы она не допустила никакой промашки.
  К гостинице подъехало такси. Берта продолжала беседовать с портье, и водитель зашел внутрь. Через несколько минут Берта Кул вышла из стеклянных дверей на тротуар своей обычной величественной походкой.
  Мы с водителем помогли ей забраться в машину.
  — Куда едем, мадам? — спросил водитель.
  — Вниз по улице, — ответил я, усаживаясь в машину. — И езжайте помедленнее.
  Машина мягко тронулась с места.
  — Получилось? — спросил я у Берты.
  — Да, это оказалось очень просто.
  — Расскажите мне о той, что дежурит днем.
  — Ее зовут Фрида Тарбинг. Живет на улице Кромвеля, 119. Приходит к семи утра и работает до трех часов дня. Это очень привлекательная девушка. Вечерняя телефонистка — зануда, но очень хорошо работает. Фрида Тарбинг не такая умелая, но зато у нее веселые глаза. Портье убежден, что это в нее влюбился мой племянник. Он говорит, что вечернюю телефонистку полюбить невозможно.
  — Это упрощает дело, — улыбнулся я и сказал водителю: — Улица Кромвеля, 119.
  Берта откинулась на спинку сиденья:
  — Милый, я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.
  — Мы работаем вдвоем, — ответил я.
  Она слегка повернула голову и, скосив глаза, посмотрела на меня из-под полуприкрытых век.
  — Милый, если ты втянешь меня еще в какую-нибудь историю, я просто сверну тебе шею.
  Я промолчал.
  Машина быстро мчалась по безлюдным улицам, и вскоре мы уже стояли у двери жилого дома с отдельными звонками на общем щите. Я нашел фамилию Тарбинг и нажал кнопку.
  Продолжая звонить, я сказал Берте Кул:
  — Постарайтесь сделать так, чтобы мы попали внутрь. Намекните, что она может на этом заработать. Она наверняка побоится впустить мужчину в такое время…
  Переговорная трубка свистнула прямо в ухо Берте, а потом голос, звучавший не слишком раздосадованно, спросил:
  — Что вам угодно?
  — С вами говорит миссис Кул, — сказала Берта. — Мне нужно поговорить с вами о деле, на котором вы сможете заработать. Разговор совсем короткий. Я забегу к вам, расскажу ситуацию и сразу уйду. Это займет не больше пяти минут.
  — А какого рода дело?
  — Я не могу объяснять отсюда, это очень личное дело. Но вы на этом сможете неплохо заработать.
  — Ладно, поднимайтесь, — сказал голос в переговорной трубке.
  Электрический замок щелкнул. Я толкнул дверь и пропустил Берту Кул.
  После морозного ночного воздуха коридор казался полным запахов. Мы нашли лифт, поднялись на четвертый этаж и подошли к двери Фриды Тарбинг. Сквозь щели пробивался свет, но дверь была закрыта и заперта. Берта Кул постучала.
  — Кто там?
  — Миссис Кул.
  Голос по другую сторону двери сказал:
  — Мне нужно сначала посмотреть на вас.
  Отодвинулся засов, звякнула цепочка, и дверь приоткрылась дюйма на три — как раз достаточно, чтобы пара темных блестящих глаз смогла осмотреть мощную фигуру Берты Кул. Берта пошевелила рукой так, чтобы засверкали бриллианты, и Фрида Тарбинг сняла цепочку.
  — Входите… О боже! Я не знала, что с вами мужчина. Почему вы мне сразу не сказали?
  Берта не спеша вошла в комнату.
  — А, это только Дональд. Не обращайте на него внимания.
  Фрида Тарбинг вернулась к постели, сняла шлепанцы, набросила покрывало и сказала:
  — Возьмите себе стулья. И закройте, пожалуйста, окна.
  Волосы у нее были слишком темные для шатенки, но не совсем черные. В живых любопытных глазах искрилось веселье. Разбуженная среди ночи, она выглядела такой свежей, словно только что вернулась с утренней прогулки.
  — Ну ладно, рассказывайте.
  — Моя тетя недавно сняла номер в гостинице «Ки-Уэст», — начал я.
  — А как зовут вашу тетю?
  — Миссис Амелия Линтиг.
  — Ну а при чем тут я?
  — Моя тетушка — вдова. У нее много денег и очень мало здравого смысла. Один человек хочет прибрать к рукам ее деньги и сейчас увивается вокруг нее. Я хочу с этим покончить.
  Девушка посмотрела на меня без особого энтузиазма.
  — Я понимаю, вы родственник. И надеетесь, что в один прекрасный день тетушка умрет и оставит вам наследство. А сейчас она хочет порезвиться и использовать свои деньги, а вам это не нравится. Так?
  — Нет, не так. Мне не нужно ни цента из ее денег. Я только хочу, чтобы она знала, с кем имеет дело. Если она действительно хочет выйти замуж за этого парня, я не возражаю. Но он ее явно шантажирует. Он что-то о ней знает. Я не знаю, что это, но, наверное, дело серьезное. По-моему, он убедил тетю, что ее могут вызвать как свидетеля против него или от него потребуют показаний против нее по какому-то уголовному делу. Но я ничего об этом не знаю.
  — А что вам нужно от меня?
  — Чтобы вы завтра утром прослушали ее телефон.
  — Ни за что!
  — Вы только послушайте, когда она начнет говорить с этим парнем. Если они просто воркуют, значит, все в порядке. Я выхожу из игры. Но если он будет ей чем-то угрожать или говорить о преступлении, я должен знать об этом. За это вы получите сотню баксов.
  — Это другой разговор, — согласилась она. — А вы не обманете?
  — Вы получите сто баксов прямо сейчас. Нам легче будет потребовать с вас, чем вам потом иметь дело с нами.
  — Если об этом кто-нибудь узнает, меня выгонят с работы, — сказала она.
  — Никто никогда об этом не узнает.
  — Что я должна сделать?
  — Просто сообщить мне, когда она будет говорить с этим человеком. Если это будет любовный разговор, я выхожу из игры. А если это шантаж, то я раскрою перед ней карты и скажу: «Слушай, тетя Амелия, я раскрою тебе подноготную этого человека, пока ты еще не наделала глупостей».
  — Ловко, — расхохоталась Фрида Тарбинг, протягивая руку.
  — Дайте ей сотню, — сказал я Берте Кул.
  Берта открыла сумочку с таким видом, словно у нее полон рот уксуса, отсчитала сотню долларов и протянула деньги Фриде Тарбинг.
  — Когда увидите меня, — сказал я, — не подавайте вида, что вы меня знаете.
  — Послушай, если ты думаешь, что я такая тупая, давай лучше я тебя немного поучу, только между нами. Мне нужна сотня долларов, но я не хочу потерять работу. Не делай там никаких глупостей. Дневной дежурный пытался за мной ухаживать, но я его отшила. И теперь он только ищет, к чему бы придраться.
  — Все будет в порядке. Я зайду к тете Амелии рано утром, а когда буду выходить, дам вам записку с номером. Как только они поговорят, звоните мне по этому номеру. Если беседа будет ласковой и романтичной, просто скажите: «Вы проспорили». А если вам покажется, что речь идет о преступлении, скажите: «Вы выиграли пари».
  — Ладно, — сказала она. — Уходя, откройте окно и выключите свет. А я еще немного вздремну.
  Она сложила банкноты, сунула их в наволочку и вытянулась на кровати.
  Я открыл окно, а потом дверь. Берта Кул выключила свет, и мы вышли в коридор.
  — Подумай, как приятно было бы тебе оказаться под утро в такой компании, — сказала Берта. — Дональд, послушай совет человека, который кое-что повидал в жизни, — женись на этой девушке, пока никто тебя не опередил.
  — Мне приходилось слышать и худшие предложения, — сказал я.
  — Что мы делаем теперь? — спросила Берта.
  — Возвращаемся к такси, я еду в «Ки-Уэст» и подхожу к сыщикам, чтобы убедиться, что ничего не изменилось. А вы езжайте домой и немного поспите. Я не решаюсь показываться возле офиса, потому что меня тут же арестуют. Вы тоже пока там не появляйтесь, чтобы не встретиться с копами. Подъезжайте в «Ки-Уэст» часов в девять-полдесятого, и мы пойдем поговорим с «тетей Амелией».
  — О чем ты хочешь с ней говорить? — спросила Берта.
  — У меня такое чувство, что я знаю слова, но пока не знаю музыки. Над этим еще нужно подумать. Я смогу спокойно поразмышлять, пока буду наблюдать за гостиницей.
  Мы сели в такси, и я попросил водителя отвезти меня в «Ки-Уэст», а потом Берту к ней домой.
  — Ты думаешь, что она этой ночью попробует смыться? — спросила Берта.
  — Нет. По-моему, на это мало шансов. Но мы не можем позволить себе пренебречь даже одним шансом из тысячи.
  — И это ты говоришь мне? — Берта обиженно откинулась на подушки.
  Водитель подвез меня к гостинице. Я попрощался с Бертой и подошел к сыщику, который наблюдал за парадным входом.
  Это был мужчина лет пятидесяти пяти с лицом херувима и ясными голубыми глазами. Он знал о преступном мире и о коррупции такие подробности, по сравнению с которыми обычный рэкет кажется пикником в воскресной школе. Он пятнадцать лет работал в ФБР, и я слушал его рассказы, пока на востоке не забрезжил рассвет.
  Пальмы перед «Ки-Уэст» окрасились розовым цветом, и пересмешник запел свою песню, приветствуя зарю. Я услышал много интересного о проститутках, наркоманах, картежниках и своднях.
  — Если ты промерз так же, как и я, то не откажешься сейчас от горячего кофе.
  Я видел, что у него прямо слюнки потекли, когда он услышал о кофе.
  — Если хочешь найти круглосуточный ресторан, пройди три квартала вниз по улице, а оттуда еще два квартала влево. Это простая забегаловка, но там всегда бывает хороший кофе. А я пока посижу здесь. Не спеши. Время сейчас спокойное. Если бы она собиралась смыться, то сделала бы это пораньше.
  — Спасибо. Ты хороший парень.
  — Не за что, — ответил я.
  Он выбрался из машины и потоптался на месте, восстанавливая в ногах кровообращение. А я уселся поудобнее и перестал думать о нашем деле, об убийствах, преступниках, политике и подложных обвинениях. Я смотрел, как розовеет восток, как восходящее солнце шлет свои первые лучи, окрашивая белую штукатурку на фасаде гостиницы в золотистый цвет.
  Через некоторое время пересмешник замолчал. Я увидел, что в гостинице началось движение. Но окна оставались закрытыми, а занавески опущенными.
  Вскоре вернулся сыщик:
  — Когда я туда зашел, то решил заодно и позавтракать, так что тебе не придется еще раз меня подменять. Надеюсь, я ходил не слишком долго? Еле нашел это заведение.
  — Все в порядке, — ответил я. — Садись в машину и полчасика помолчи. Мне нужно кое-что обдумать.
  Мы сидели в машине рядом и молчали, а город за окнами постепенно просыпался.
  Часов в семь я пошел к черному ходу и отпустил позавтракать второго сыщика. Когда он вернулся, я сходил на станцию техобслуживания, зашел в туалет и немного освежился. Потом зашел в ресторан и взял там яичницу с ветчиной и чашку кофе. Теперь можно было возвращаться в «Ки-Уэст» и спокойно ждать Берту.
  Глава 12
  Берта подкатила на такси ровно в девять тридцать. Вид у нее был довольно озабоченный. Она подошла к нашей машине и обратилась к сыщику:
  — Через полчаса вас сменят. Позвоните мне перед пятью часами, и я скажу, нужно ли вам работать этой ночью.
  — Спасибо, — ответил он.
  — Пока мы будем в гостинице, вы можете сходить умыться. В это время она наверняка не уйдет.
  — Спасибо, — сказал детектив и добавил с улыбкой: — Я уже успел умыться. Лэм на время подменил меня сегодня утром.
  Берта оглядела меня с ног до головы:
  — Дональд, как ты все успеваешь?
  Я не стал тратить силы на ответ.
  Берта снова повернулась к сыщику:
  — Подъезжайте ко двору гостиницы и скажите своему напарнику, что его скоро сменят. Пусть он тоже позвонит мне часов в пять. Машину агентства оставите здесь, перед гостиницей. Как дела, милый? — спросила она меня.
  — О’кей. А что у вас нового?
  Мы пошли через улицу ко входу в гостиницу. Берта явно избегала моего взгляда.
  — Рассказывайте, не теряйте времени. Какие новости?
  — Пришла телеграмма из бюро статистики.
  — И что в ней?
  — Амелия Селлар в феврале 1922 года вышла замуж за Джона Вилмена. Она не разводилась. В бюро нет записи ни о смерти Амелии, ни о смерти Джона Вилмена. Куда это приведет нас, Дональд?
  — Прямо в гостиницу «Ки-Уэст», — ответил я. — И нам предстоит лихая работенка.
  — Что мы ей будем говорить?
  — Это будет зависеть от того, как она нас примет. Предоставьте инициативу мне, а потом постарайтесь подыграть. Я очень много думал об этом. Скорее всего, именно сегодня они хотят захлопнуть капкан. До выборов осталось ровно столько времени, чтобы новость успела распространиться по городу. А ни на какое опровержение времени уже не будет.
  — Ты завтракал? — спросила Берта.
  — Да.
  Сидевший за столом портье приветствовал нас улыбкой. Я кивнул ему и прошел к коммутатору. Фрида Тарбинг равнодушно посмотрела на меня.
  — Позвоните, пожалуйста, миссис Линтиг, — попросил я, — и скажите, что ее почтенный племянник ожидает в холле. Только, пожалуйста, звоните очень тихо. Я не хотел бы беспокоить ее, если она еще спит.
  В глазах Фриды Тарбинг мелькнуло понимание.
  — Тихо звонить? — спросила она.
  — Очень тихо.
  — Понимаю, — кивнула девушка.
  Портье скользнул по мне взглядом и отвернулся. Фрида Тарбинг, не переставая работать на коммутаторе, сказала мне уголком рта:
  — Вы действительно хотите, чтобы я позвонила?
  — Нет.
  Она снова повысила голос:
  — Миссис Линтиг сказала, чтобы вы зашли к ней. Она остановилась в номере 43-А на четвертом этаже.
  Мы с Бертой Кул зашли в лифт, и черный мальчик-лифтер поднял нас на четвертый этаж. В этой гостинице чувствовался шик. Обслуживание было бесшумным и быстрым.
  Мы подошли к номеру 43-А, и я постучал в дверь.
  Почти сразу за дверью послышались шаги. Я посмотрел на Берту:
  — Сегодня именно тот день. Она уже встала и собралась. Видимо, хочет ехать в Санта-Карлотту, чтобы быть там к обеду. Сегодня вечером они дадут делу огласку.
  Дверь открылась. На пороге стояла та самая женщина, которую я видел в Оуквью. Она, нахмурившись, рассматривала нас, потом вдруг лицо ее прояснилось. Она узнала меня. Я обратил внимание, что она не носит очков.
  — Доброе утро, миссис Линтиг, — сердечно воскликнул я. — Вы должны меня помнить. Я из редакции «Блейд», из Оуквью. Ваш приятель сержант Харбет сказал, что у вас готов для меня интересный материал.
  — Я не знала, что он хотел опубликовать это в Оуквью, — нахмурилась она. — Я не… Вы знаете сержанта Харбета?
  — Еще бы! Мы с ним старые приятели, — ухмыльнулся я.
  — Ну, входите, — неуверенно пригласила она.
  — Миссис Линтиг, это миссис Кул, — торжественно произнес я.
  Берта Кул блеснула своими бриллиантами, и миссис Линтиг расплылась в улыбке.
  — Очень рада познакомиться, миссис Кул. Заходите, пожалуйста.
  Мы вошли в номер. Я закрыл дверь и заметил, что при этом защелкнулся пружинный замок.
  — Я не знаю всех подробностей, — начал я. — Насколько я понимаю, газета Санта-Карлотты должна опубликовать этот материал одновременно с нами.
  — А кто вас послал? — спросила она.
  — Ну конечно, Джон. Джон Харбет. Он сказал, что вы все об этом знаете.
  — О да, — сказала она. — Вы простите мне излишнюю недоверчивость. Сейчас я вам расскажу. Я думаю, вы знаете начало моей истории — как мой муж удрал, оставив меня без средств к существованию.
  — Разве вы не получили какую-то собственность? — спросил я.
  Она хрустнула пальцами:
  — Жалкая подачка! Денег, которые я получила за это имущество, не хватило и на два года. А с тех пор, как он удрал с этой шлюхой, прошел уже двадцать один год. И все это время я пыталась его разыскать. На днях мне удалось наконец его обнаружить. И как вы думаете, где он оказался?
  — В Санта-Карлотте? — спросил я.
  — Это блестящая догадка или вам Джон сказал?
  — Это более чем блестящая догадка, — загадочно ответил я.
  — Ну хорошо. Значит, он в Санта-Карлотте под именем доктора Чарльза Лоринга Альфмонта. Он открыто и бесстыдно живет с этой девицей Картер, и у них хватает наглости изображать перед всеми мужа и жену. Но самое поразительное во всем этом, что он баллотируется на должность мэра. Вы можете себе представить такую наглость?
  Я тихо присвистнул.
  — Поймите меня правильно, я не хочу мстить. Но, конечно, я не могу допустить, чтобы эта тварь надела мантию респектабельности на свои порочные плечи, а потом нанесла еще одно оскорбление обществу, став супругой мэра Санта-Карлотты. Я думаю, мой муж снимет свою кандидатуру накануне выборов. Если он это сделает, то, как вы понимаете, история не должна быть опубликована.
  — Да, Джон мне все это рассказал. Я пообещал ему ничего не печатать, пока не получу разрешения.
  — Конечно, вы можете обыграть аспекты этой истории, связанные с Оуквью, — сказала она.
  — Это хорошо. Может получиться прекрасный очерк. А теперь расскажите об этой Эвелин Харрис, которая приезжала в Оуквью, а потом ее убили. Я так понимаю, что она работала на вас, пытаясь побольше узнать о вашем муже?
  Лицо женщины стало холодным и подозрительным.
  — А разве он вам ничего не рассказывал?
  — Почему же? Рассказывал. Конечно, очень мало, но по нескольким его фразам я понял все остальное.
  — Как, вы сказали, вас зовут? Я забыла.
  — Лэм, — ответил я. — Дональд Лэм.
  Глаза женщины стали еще более подозрительными.
  — Джон никогда не говорил, что у него есть друг в газете в Оуквью.
  — Он только недавно узнал, где я работаю, — засмеялся я. — Мы с Джоном знакомы уже много лет.
  — Но Джон не мог ничего говорить вам об этом, — решительно возразила она. — Потому что он не знал об этой Харрис. И я никогда в жизни ее не видела.
  — Вы в этом уверены? — спросил я.
  — Ну конечно.
  — Это очень странно. Ведь она выступала в «Голубой пещере», где вы работали метрдотелем.
  Женщина затаила дыхание.
  — Я хочу выяснить это для нашей газеты. Мне бы не хотелось допустить ошибку и написать какую-нибудь глупость.
  Ее глаза сузились.
  — Вы лжете! Вы не знаете Джона Харбета, — сказала она.
  — Ну что вы говорите, — рассмеялся я. — Мы с Джоном вот такие друзья. — Я крепко сплел пальцы рук.
  — Убирайтесь отсюда, — сказала она низким хриплым голосом. — Убирайтесь оба!
  Я сел на стул и кивнул Берте:
  — Садитесь, пожалуйста.
  — Я же сказала, чтобы вы убирались, — повторила женщина.
  — Садитесь и успокойтесь. Мы хотим задать вам несколько вопросов.
  — Кто вы такие? — взвизгнула она.
  — Мы детективы.
  Женщина упала на стул, словно у нее подкосились колени. Теперь она смотрела на меня глазами, полными отчаяния.
  — Это было довольно длинное и скучное расследование, Фло. Но мы уже распутали дело почти до конца. Вы жили в Сан-Франциско в одной комнате с Амелией. Она рассказала вам историю своей жизни, а после того, как она вышла замуж за Вилмена, вы завладели ее бумагами. Может быть, она оставила вам чемодан с документами, а может быть, вы их просто украли — во всяком случае, они оказались у вас.
  — Это ложь!
  — Недавно, — продолжал я, — политическим кругам, которые контролируют Санта-Карлотту, понадобилось найти миссис Линтиг. К делу привлекли вас, пообещав хорошо за это заплатить. Вы не смогли найти Амелию Линтиг — то ли она умерла, то ли уехала из Штатов. Но зато вы убедили этих людей, что можете сыграть ее роль. Ведь вы знали всю ее подноготную.
  Но сначала вам нужно было кое-что проверить. Вы были очень близки с Эвелин Харрис, с которой вместе работали. И вы устроили так, что ее послали в Оуквью на разведку. Вам очень хотелось, чтобы она собрала все фотографии Амелии Линтиг, которые окажутся в городе.
  — Да вы с ума сошли! — воскликнула она.
  — Продолжим. Эвелин Харрис вернулась с фотографиями, но она оказалась слишком любопытной. Она была мошенницей и к тому же очень жадной. По пути в Оуквью был поврежден ее чемодан. Она знала, что вы никогда не разрешили бы ей требовать возмещения убытков — ведь вы боялись, что ее найдут. Но она, не посоветовавшись с вами, подала иск. А потом вы узнали, что ее выследили. Это создавало массу неудобств.
  Инструкции вам давал Джон Харбет, и вы пришли к нему за советом. Он знал об Эвелин Харрис все. Когда он только начал искать Амелию, след привел его к вам. Потом он пришел на вас посмотреть и околачивался в «Голубой пещере». Он стал приятелем Эвелин. Он же ее инструктировал перед поездкой в Оуквью.
  — Это ложь, — сказала она бесцветным, словно неживым голосом.
  — Нет, не ложь. Это правда. И это можно доказать. Ну вот. Когда Эвелин Харрис сделала глупость, потребовав от железнодорожной компании возмещения убытков, Харбет взорвался. А потом Эвелин попыталась сунуть нос в дело. Она потребовала денег за то, что будет молчать, и поэтому ее нашли задушенной в постели. Теперь ваше слово, Фло Данцер.
  Она медленно пошла на меня:
  — Убирайся отсюда, проклятый ублюдок, или я выцарапаю тебе глаза. Я исцарапаю тебе лицо. Я…
  Большая рука Берты Кул мелькнула в воздухе. Она схватила Фло за волосы, рывком откинула ей голову назад и сказала:
  — Заткнись, или я вобью твои зубы в глотку! Садись на стул и не прыгай! Вот так-то лучше.
  Берта отпустила волосы женщины. Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Берта сказала:
  — Я могу быть такой же грубой, как и ты. Но у тебя только толстый живот и ничего больше. А я действительно сильная.
  — Все это проклятое вранье, — сказала Фло Данцер. — Но звучит складно. По-моему, это вымогательство. Что вам нужно?
  — Не езди в Санта-Карлотту, — сказала Берта Кул. — Не делай ничего…
  — Подождите минутку, — перебил я. — Это дело в Санта-Карлотте в любом случае окончено. Мы докажем, что она лжет, через пять минут после того, как она сделает заявление. А сейчас нам нужно, чтобы она рассказала об убийстве.
  — Что вам от меня нужно? — спросила она.
  — Факты об убийстве Харрис. Нам нужно все, что вы об этом знаете.
  Она расхохоталась, и я увидел в ее глазах явное пренебрежение.
  — Попал пальцем в небо, — сказала она. — Ты чертовски хорошо блефуешь, но ничего у тебя не выйдет. Вы добились только одного — я не собираюсь подставлять шею в Санта-Карлотте. И Джону Харбету придется уехать без меня. Что до всего остального, то вы крепко промахнулись. А если вы думаете, что я не знаю, что делаю, побудьте здесь еще, а я вызову полицию.
  — Вряд ли вам стоит вызывать копов, — усмехнулся я.
  — Это показывает, как мало вы об этом знаете. Если бы вы дождались, пока я поеду в Санта-Карлотту и сделаю заявление для «Курьера», а потом исчезну, вам было бы что повесить на меня, и…
  — Вы собирались исчезнуть? — перебил я.
  — Конечно, собиралась, — издевательски усмехнулась она. — Для толкового сыщика ты чертовски слабо разбираешься в некоторых вещах. Я же не могла допустить, чтобы меня увидел доктор Альфмонт. Он бы сразу понял, что я не Амелия. Я должна была рассказать мою историю газетчикам, добавив, что у меня назначена встреча с доктором Альфмонтом, и после этого исчезнуть. Это выглядело бы так, будто меня кокнули, а улики указывали бы на Альфмонта. Пока бы он отбивался, мы собирались повесить на него убийство Эвелин Харрис. Свидетельница опознала бы его — и дело в шляпе. Сначала общественное мнение разделилось бы в спорах, убил он меня или нет. Но когда к этому прибавилось бы дело Харрис, у него не осталось бы никаких шансов. Вот и все об этом. Альфмонт убил Эвелин. Я думаю, они будут квалифицировать это как убийство при отягчающих обстоятельствах. Он пытался получить от нее какие-то сведения, а она не признавалась. Это и привело его в ярость. Так что не обманывайте себя насчет доктора Чарльза Лоринга Альфмонта. Он убийца. Я и сама не ангел, но я не стала бы покрывать убийцу. Если бы вы подождали до середины дня, вам было бы в чем меня обвинить. А так я чиста. Ни черта вы мне не сделаете. А если вы сейчас же не уберетесь, я вызову копов.
  — Когда вы в последний раз видели Эвелин Харрис живой? — спросил я.
  — Примерно за сутки до того, как ее убили. Я предупредила, чтобы она остерегалась Альфмонта.
  — Почему?
  — Я знала, что он опасен.
  — Значит, вы знали, что Альфмонт может ее разыскать?
  Она прикрыла глаза:
  — Я знала, что на него работают какие-то детективы. Эвелин оказалась жадной маленькой сучкой и не устояла перед искушением содрать несколько баксов с железнодорожной компании. Самое худшее в Эвелин было то, что ей нельзя было доверять. Другие девушки, которые работали вместе с ней, заводили себе постоянных приятелей и регулярно получали от них деньги. Но Эвелин была слишком жадной и опустилась до шантажа. Как только ей удавалось подцепить на крючок какого-нибудь симпатичного парнишку, она старалась побольше о нем вынюхать, а потом начинала шантажировать. Это было как наркотик. Она уже сама себя не контролировала. Ей постоянно хотелось кого-то обманывать и шантажировать.
  — Когда полиция нашла ее труп, — вмешался я, — они выяснили, что она была на ночной вечеринке и легла спать очень поздно. Под дверью лежала газета. Это означает, что она еще не вставала. В пепельнице возле кровати нашли два окурка. Один из них был испачкан помадой, второй — нет.
  — У Эвелин возле кровати всегда лежали спички и пачка сигарет. Проснувшись, она сразу хваталась за сигареты. Это я знаю.
  — Из этого я заключил, что кто-то зашел к Эвелин. Человек, которого она хорошо знала. Он сел на кровать, и они о чем-то разговаривали. Но разговор этого человека не устроил, и он накинул петлю на шею Эвелин. Я думаю, вы знаете, кто был этот человек.
  — Конечно, знаю, — ухмыльнулась она. — Это был доктор Альфмонт. Он выследил Эвелин — скорее всего, по жалобе, которую она подала в железнодорожную компанию, и приехал, чтобы с ней поговорить. Доктор надеялся уговорить Эвелин, но увидел, что она была только орудием в чьей-то большой игре. Он не смог подкупить девушку и прикончил ее. А теперь убирайтесь отсюда к черту, или я вызываю копов.
  — Ну что ж, полиция сейчас работает над пачкой сигарет и окурками. — Я незаметно подмигнул Берте. — Они применяют новый способ снятия отпечатков пальцев с использованием кристаллического йода. Так что не надо себя обманывать. Они обязательно получат отпечатки пальцев человека, который заходил к Эвелин. Будет совсем неплохо, если это окажутся отпечатки сержанта Харбета из Санта-Карлотты. И будет очень забавно, когда Харбет расскажет об участии Фло Данцер в этой игре.
  — Не болтай глупостей! Что он может обо мне сказать? У меня надежное положение, и я готова признать все, что делала. Я ездила в Оуквью и выдавала себя за миссис Линтиг — ну и что из этого? Может быть, я собиралась как-то шантажировать доктора Линтига. А может быть, и нет. Я ни с кого не потребовала и пяти центов. И нечего болтать, что Джон Харбет назовет меня соучастницей. Доктор Альфмонт — вот он действительно заслуживает приговора. Он потерял контроль над собой и убил Эвелин.
  Я кивнул Берте, встал и направился к двери.
  — Пойдемте, Берта.
  Она колебалась.
  — Пойдемте. Зайдем сейчас в окружную прокуратуру и раскроем перед ними все карты. Мы обвиним Фло Данцер и Джона Харбета в преступном заговоре. Мы сможем доказать, что заговор был. А то, что она ездила в Оуквью и зарегистрировалась как миссис Линтиг, тоже доказать нетрудно. Ей только кажется, что она выйдет сухой из воды.
  — А теперь слушай. Я… — прорычала Берта Кул.
  — Пошли! — Я повысил голос. — Делайте, как я сказал!
  Но вытащить Берту Кул из комнаты было не легче, чем оттащить одну рычащую собаку от другой, которая тоже лезет в драку. Наконец Берта Кул вышла в коридор. Но идти дальше она наотрез отказалась. Вид у нее был совершенно безумный. Ей не нравилось, как я веду игру, и она хотела остаться, чтобы довести дело до конца.
  Фло Данцер стояла молча. Она уже овладела собой и смотрела на нас с холодной враждебностью.
  — Боже мой, Дональд! — заговорила Берта, когда мы шли по коридору. — Что это ты здесь устроил? Ты все ей разболтал и ушел, а теперь она смоется. Ведь ты так хорошо на нее нажал, и она уже готова была сдаться!
  — Нет, она бы не сдалась. Вы бы устроили с ней драку. У нас на руках слишком слабые карты, чтобы играть в открытую.
  — Почему ты так думаешь?
  — Потому что мы ничего не можем доказать. Остается только блеф. Не забывайте, что целью этого разговора было заставить ее позвонить Харбету. Как раз это она сейчас и сделает. От того, что она ему наговорит, у нашей телефонистки волосы встанут дыбом. Она прослушает весь их разговор. А когда мы узнаем, о чем они говорили, можно будет наконец раскрыть карты. Тогда у нас появятся доказательства. А пока мы всего лишь блефуем.
  Мы спустились в холл гостиницы. Я задержался возле коммутатора, чтобы поблагодарить девушку, и тихо добавил:
  — Позвоню вам через пятнадцать минут.
  Берта Кул задержалась у столика портье, чтобы еще раз посверкать бриллиантами.
  — У вас очень уютные номера, — сказала она с покровительственной улыбкой.
  Портье сразу сбросил маску ледяной официальности и широко улыбнулся.
  — Если хотите поселиться, мадам, у нас есть один или два свободных номера.
  — Наверное, немного позже, — снисходительно кивнула Берта Кул и величественно поплыла к двери, которую я уже распахнул перед ней. Берта выглядела сейчас как Миссис Миллион Долларов, которая позволила миру полюбоваться своими бриллиантами.
  Я двинулся было к машине агентства, но Берта остановила меня:
  — К черту эту консервную банку! Он наверняка смотрит нам вслед. Давай возьмем такси.
  — Но они здесь редко ездят.
  — Зайдем в аптеку и позвоним.
  — Может, зайдем проведаем Мариан? — предложил я, наблюдая краем глаза за выражением лица Берты Кул.
  — Нет, милый, мы не можем зайти к Мариан, — сказала она.
  — А почему нет?
  — Я тебе позже объясню. Ты еще не читал утренние газеты?
  — Нет. Я же всю ночь работал.
  — Я знаю, Дональд. Теперь слушай. Нам нельзя идти в агентство. Нельзя появляться у тебя дома и у дома Мариан. Я сейчас позвоню и вызову такси. А ты возвращайся и скажи новой смене сыщиков, чтобы они докладывали мне по телефону в гостиницу «Уэст Маунт». Мы поедем туда.
  — А что в утренних газетах? Я куплю себе по дороге.
  — Не нужно, милый, — встревоженно сказала Берта. — Сосредоточься пока на работе.
  — Ну хорошо. Вы возьмете такси и по пути заберете меня.
  Я подошел к детективам и сказал, чтобы они звонили в гостиницу «Уэст Маунт». А если телефон не ответит, звонить в агентство и докладывать мисс Бранд.
  Я уже возвращался к аптеке, когда возле меня остановилось такси. Я вскочил в машину, и мы молча поехали в гостиницу «Уэст Маунт». Берта держала в руках утреннюю газету, но отказалась показать ее мне.
  Глава 13
  В гостинице мы зарегистрировались как миссис Кул и Дональд Кул.
  — Нам с племянником нужны две смежные комнаты, — сказала Берта. — Я ожидаю телефонного звонка по важному делу. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы всех, кто будет меня спрашивать, сразу связывали с моим номером. Наш багаж привезут позже.
  Берта снова сверкнула своими бриллиантами, и через минуту вся гостиничная братия готова была вылезти из кожи, чтобы нам услужить.
  Я подождал, пока коридорный выйдет из номера, и позвонил в «Ки-Уэст». Услышав голос Фриды Тарбинг, я сказал:
  — По моему вопросу звоните Берте Кул в гостиницу «Уэст Маунт». Запишите номер: 6-21.
  — Хорошо, — сказала она. — У меня пока ничего нового. Я вам перезвоню.
  — Вы всегда так мило держитесь, когда вас будят среди ночи?
  — Разве я мило держалась?
  — Ну конечно. Миссис Кул сказала, что такие женщины, как вы, встречаются раз в сто лет. И я должен покорить ваше сердце и жениться на вас, пока меня не опередили.
  Фрида мелодично засмеялась:
  — Это интересная мысль.
  — По-моему, тоже.
  Внезапно ее смех оборвался, и она заговорила безразличным деловым голосом:
  — Я приняла ваше сообщение. Оно сейчас же будет передано. Благодарю вас.
  Фрида повесила трубку.
  Берта Кул развалилась в мягком кресле. Она сняла туфли и забросила ноги на спинку второго кресла.
  — Это дар божий. — Она смотрела на меня, покачивая головой.
  — О чем это вы?
  — О том, что все женщины в тебя влюбляются.
  — Они в меня не влюбляются, — возразил я. — Мы просто с ней пошутили. Я даже не уверен, что ей это понравилось.
  — Глупости, — засмеялась Берта и вставила сигарету в мундштук.
  Я подошел к кровати, на которую она положила утреннюю газету. Новости были напечатаны на первой странице.
  «Главный свидетель окружной прокуратуры по делу об убийстве Эвелин Харрис исчез. Некоторые обстоятельства заставляют предположить, что она стала жертвой преступников. Полиция прочесывает город».
  Дальше шла обычная газетная ерунда — у полиции есть важные улики, и уже к вечеру можно ожидать новых сообщений. Сообщалось, что свидетель исчез как раз в тот момент, когда полиция была готова «открыть» дело. Полиция намекает, что можно ожидать сенсационных разоблачений.
  — О боже! — Я посмотрел на Берту. — Неужели с ней что-то случилось? Как могли полицейские оказаться настолько тупыми, что не предусмотрели такой возможности? Господи! Ведь они же имели дело с убийцей! Эта девушка была главным свидетелем, а ее оставили совершенно беззащитной. Это самая невероятная глупость из всех, что я когда-либо слышал…
  — Выше нос, милый. С ней все в порядке.
  — Почему вы так думаете?
  — Единственный человек, которого она могла опознать, это наш клиент. А ты же прекрасно знаешь, что он не способен на убийство.
  Я еще раз перечитал статью.
  — Но в квартире нашли пятна крови!
  — Не волнуйся, Дональд, — сказала Берта Кул. — Она жива. Если бы ее хотели убить, это сделали бы прямо в квартире, и полиция нашла бы тело. А раз Мариан не нашли, значит, она жива. Полиция ее найдет. Ты же знаешь, как они стараются в таких случаях.
  — Хотелось бы верить, что вы правы! — Я взволнованно зашагал по комнате.
  — Не надо так переживать. Все равно сейчас ты ей ничем не поможешь. Мы должны справиться со своим делом. Поэтому у тебя должна быть ясная голова.
  Я немного походил по комнате, выкурил пару сигарет, еще раз перечитал газету и встал у окна, глядя на улицу.
  Берта Кул молча курила. Потом позвонила в офис и поговорила с Элси. Повесив трубку, она сказала:
  — Копы искали тебя в офисе, милый. Я думаю, что это дело тех ребят из Санта-Карлотты.
  Я сделал вид, что меня это вообще не интересует.
  Через несколько минут Берта сказала задумчиво, будто размышляя вслух:
  — Ты удивительно много на себя берешь для зеленого новичка.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я владела детективным агентством. Это было вполне заурядное агентство. Лучшие агентства стараются не брать на себя политические дела и дела о разводе. А я бралась за все. Мой бизнес никогда не был особенно приятным, но это была обычная повседневная работа. Я на этом кое-что зарабатывала. Не так уж много, но мне хватало. И вот появился ты. Я наняла тебя на работу. И первое, что ты сделал, — это втянул меня в дело об убийствах, да так глубоко, что я увязла в нем по уши. Теперь я уже не детектив, а соучастница. Хвост не просто вертит собакой — он уже вытряхивает из нее душу!
  — Не думайте об этом, — сказал я. — Вы сейчас просто делаете деньги.
  Берта Кул посмотрела на свою могучую грудь, на широкие бедра и сказала:
  — Надеюсь, что я не похудею от этих переживаний. Раньше мне так хорошо жилось! Я чувствовала себя, как нога в старом ботинке. А теперь — посмотри на меня! Ты знаешь, милый, если мы не сможем разобраться с этим делом, то оба окажемся за решеткой.
  — Есть много способов выбраться из тюрьмы, — заметил я.
  — Опиши их и пошли ребятам в Сан-Квентин, — проворчала Берта. — Их это может заинтересовать.
  Я ничего не ответил, и некоторое время мы оба сидели молча, посматривая каждый на свои часы. Потом я подошел к окну, а Берта закурила новую сигарету. На улице перед гостиницей было спокойно. Машина из пекарни привезла хлеб; какая-то женщина шла за покупками; пожилая пара, с виду туристы, несколько месяцев отдыхавшие на юге Калифорнии, вышла из гостиницы, села в автомобиль с нью-йоркским номером и не спеша укатила. Небо было синим и безоблачным. Солнце нещадно палило, и резкие черные тени деревьев начали уже становиться короче. Я вернулся к кровати, улегся на подушку и стал читать другие новости. Берта села на стул. Сейчас она казалась совершенно невозмутимой.
  Когда я отшвырнул газету и снова подошел к окну, она сказала:
  — Перестань нервничать. Это ничего не даст. Ты сейчас слишком возбужден. Сядь и расслабься. Отдохни, пока есть возможность. Ты работал над этим делом день и ночь и совсем измотался. Нервозность никогда не приносила пользы.
  Я вернулся к кровати, взбил подушки и снова улегся.
  — Попробую немного вздремнуть. Не думаю, что это получится, но впереди у нас много работы, и бог знает, когда еще удастся поспать.
  — Хорошая мысль, — сказала Берта Кул. — Страницу с финансовыми комментариями оставь мне, милый. Эти специалисты с таким снисходительным видом обо всем пишут, что кажется, будто они знают все на свете. Но попробуй-ка найти в их пророчествах хоть что-нибудь конкретное. Ты только послушай! «В случае, если ситуация в Европе останется стабильной, можно ожидать оживления торговли и предсказать возможность стабильного, устойчивого прогресса. Внутриполитическая ситуация, хотя еще далеко не стабилизировалась, обнаруживает тенденцию к улучшению, по крайней мере, тенденция к сдвигу влево сейчас находится под контролем. Однако не следует забывать, что дела обстоят еще далеко не идеально и попытки различных партий завоевать власть или удержаться у власти, несомненно, затормозят ожидаемое улучшение».
  Тьфу! — сказала Берта и швырнула газету на пол.
  Я улегся поудобнее, но знал, что все равно не смогу уснуть. Мозг бешено работал, как после лошадиной дозы кофе. В сознании прокручивались десятки вариантов развития ситуаций, из них следовали катастрофические выводы, потом они отбрасывались и заменялись новыми вариантами. Я полежал на левом боку, потом перевернулся на правый.
  — Не вертись, — сказала Берта Кул. — Ты не сможешь заснуть, если будешь вертеться с боку на бок.
  Я попробовал лежать неподвижно. Посмотрел на часы. Было уже без четверти одиннадцать.
  — Может быть, стоит еще раз позвонить в «Ки-Уэст»? — спросила Берта.
  — Не думаю, — сказал я. — Мы не должны вызывать подозрения портье. Не забудьте, что он ухаживает за Фридой Тарбинг и довольно ревнив. Может быть, ей запрещено во время дежурства звонить по личным делам.
  — Замолчи и спи, ради бога! — сказала Берта.
  Я продолжал обдумывать ситуацию. Я поставил под удар Харбета, а Харбет поставил под удар меня. Огонь разгорается все сильнее, и кто-то должен крепко обжечься. Я подумал о докторе Альфмонте, который ждет сейчас в Санта-Карлотте начала выборов, зная, что над его головой занесен меч. Я думал о женщине, известной как миссис Альфмонт, жене врача, который создал себе хорошую практику и достиг признания в высшем обществе богатого города. Интересно, о чем она сейчас думает, ожидая и не зная, что может произойти.
  Я понимал, что этим людям легче ждать, потому что они надеются на меня. Даже Берта Кул могла переложить часть ответственности на мои плечи. Только мне не на кого было переложить хотя бы часть своего груза.
  Я подумал о Мариан Дантон. Интересно, как она сейчас? Позвонить ей я не решался. В комнате была Берта Кул, и я слишком хорошо знал ее, чтобы надеяться сделать это незаметно. Я думал, каким верным другом оказалась Мариан. Она понимала, что я веду какую-то игру, в которой ей отведена роль простого орудия. Но действовала она, как хороший разведчик… Смеющиеся карие глаза… Форма ее губ… Веселая улыбка… Ее белые зубки…
  Меня разбудил телефонный звонок. Я вскочил с кровати и, шатаясь, двинулся к телефону. Комната плыла перед моими сонными глазами. Телефон звонил… Этот звонок был для меня самым важным делом… Почему?.. Кто звонит?.. Где телефон?.. Который час… Где я…
  Я услышал спокойный голос Берты Кул:
  — Да. Это миссис Кул. Мы проспорили? Спасибо, все ясно. Хорошо, спасибо… — Она повесила трубку и повернулась ко мне: — Фрида Тарбинг, — нахмурившись, сказала Берта. — Ее дежурство заканчивается через час, поэтому она и позвонила. Фрида говорит, что мы, похоже, проспорили.
  Новая информация наконец привела меня в чувство. Я подошел к умывальнику и плеснул себе в лицо холодной воды.
  — Позвоните в агентство, — сказал я Берте. — Спросите у Элси, не звонили ли сыщики. Должно быть, вышла какая-то промашка, и она уехала.
  Берта набрала номер агентства.
  — Алло, Элси, что новенького? — Она молча послушала, потом спросила: — А те сыщики не звонили?.. Ну ладно, спасибо. Позвоню попозже.
  Она положила трубку.
  — Милый, тебя продолжают искать копы. Меня они тоже спрашивали. А наши сыщики не звонили.
  Я достал расческу, зачесал волосы назад и посмотрел в зеркало на грязный и мятый воротник своей рубашки.
  — Господи, Берта, я не мог ошибиться! Мы наверняка ошеломили ее, и она должна связаться с Харбетом. Она должна…
  — Но она не связалась, — сказала Берта.
  — Ну, тогда нам осталось только одно — вернуться и сделать еще одну попытку. Это наш последний шанс. Сейчас поедем, мне нужно только позвонить.
  Я быстро набрал номер своего дома. Трубку взяла горничная.
  — Пригласите, пожалуйста, миссис Элдридж.
  Через минуту раздался голос миссис Элдридж — пренебрежительный и насмешливый.
  — Это Дональд, — сказал я. — Не могли бы вы пригласить к телефону мою кузину? Я не стал бы вас беспокоить, но это очень важно.
  — Ваша кузина, — едко сказала миссис Элдридж, — это, как выяснилось, Мариан Дантон, свидетельница, которую разыскивает полиция в связи с делом об убийстве. Ее увезли три часа назад. Думаю, что теперь они ищут вас. Если вы собираетесь использовать мой дом…
  Я бросил трубку.
  — Твоя кузина? Донни, мальчик мой. — Берта Кул смотрела мне в глаза и говорила сладко, слишком сладко.
  — Просто подружка, — спокойно сказал я. — Я выдал ее за кузину.
  — Но ты набирал свой домашний номер!
  — Я знаю.
  Берта Кул пристально смотрела на меня. Ее глаза сузились и превратились в сверкающие щелки.
  — Проклятье! — задумчиво проговорила она. — Кажется, они все в тебя влюбились! Пойдем, милый. Пора заняться делом. Может быть, это и не самое мудрое решение, но надо же нам чем-то заняться. Здесь можно просидеть целый день и не дождаться звонка. Есть один момент, которого ты не учел.
  — Какой? — спросил я.
  — Я думала об этом, пока здесь сидела. Что, если Харбет договорился заехать сегодня днем в гостиницу «Ки-Уэст», забрать Фло Данцер и отвезти ее в Санта-Карлотту?
  — Тогда сыщики доложили бы, что она уехала.
  — Да, — сказала Берта. — Но если Фло знает, что Харбет должен прийти, она будет его ждать и не станет звонить.
  — Ладно, поехали, — сказал я. — Все равно мы не можем увязнуть глубже, чем уже увязли.
  — Хотелось бы мне, чтобы ты был прав, — пробормотала Берта, открывая дверь.
  Мы вышли в коридор. Берта спокойно и неторопливо заперла комнату.
  — Как насчет машины? — спросил я.
  — Перед входом в гостиницу стоянка такси.
  Мы спустились в холл. Улыбающийся портье поднялся нам навстречу:
  — Миссис Кул, ваш багаж еще не прибыл. Может быть, вы хотите, чтобы я позвонил в компанию по перевозкам?
  — Спасибо, не надо, — сказала Берта и проплыла мимо него.
  На стоянке перед гостиницей стояла одна машина.
  — В гостиницу «Ки-Уэст», и побыстрее, — сказал я водителю.
  Мы молча проехали пару кварталов. Потом Берта Кул снова заговорила:
  — Неужели ты не в состоянии был подстроить все так, чтобы полиция решила, что ее похитили? Если уж ей захотелось переехать к тебе поближе, разве трудно было придумать что-нибудь похитрее, чтобы обдурить копов? А теперь все идет к тому, что ты угодишь за решетку. И черт его знает, как выкручиваться с этим делом об убийстве. Ты…
  — Замолчите! — перебил я. — Дайте мне спокойно подумать.
  — В конце концов, я плачу тебе деньги. Думай о деле, над которым мы работаем. Свои проблемы будешь обдумывать в свободное время.
  Я повернулся к Берте:
  — У меня уже голова от вас болит! Я думаю о работе, а вы пытаетесь отвлечь меня моими личными проблемами. Замолчите!
  — О чем ты думаешь?
  — Замолчите!
  В машине наконец воцарилась тишина.
  — Как же до нас раньше не дошло! — воскликнул я, когда впереди уже показалась гостиница «Ки-Уэст».
  — Ты о чем, Дональд?
  — Эти окурки в квартире Эвелин Харрис… На одном из них была помада, на другом не было. Отсюда полиция заключила, что в комнате был мужчина. На самом деле окурки говорят совсем о другом.
  — О чем же, по-твоему?
  — Эвелин вернулась домой поздно ночью, поэтому она наверняка еще спала, когда в дверь позвонили.
  — Ты в этом уверен?
  — Под дверью лежала газета.
  — Верно. Пойдем дальше.
  — Вы когда-нибудь красите губы перед сном?
  — Нет.
  — И Эвелин Харрис наверняка не красила. Она смыла косметику и легла спать. Когда к ней пришел гость, она еще спала и наверняка не подкрасилась. Потом они сидели на кровати, разговаривали и курили. Значит, в гостях у Эвелин была женщина, и ее помада осталась на окурке.
  Таксист въехал на стоянку перед гостиницей.
  — Вас подождать? — спросил он.
  — Не нужно. — Я протянул ему доллар.
  Берта Кул не сводила с меня внимательного взгляда.
  — Вы понимаете, что это значит? — спросил я.
  Берта кивнула.
  — Хорошо, пошли.
  Она выбралась из машины. Я заметил одного из детективов, который стоял, прислонившись к машине, и наблюдал за входом в гостиницу. Берта тоже увидела его, но не стала отвлекаться даже на то, чтобы подать ему знак.
  Я распахнул перед ней дверь и тихо сказал:
  — Отвлеките портье.
  Берта кивнула и двинулась к столу. Дежурный вскочил ей навстречу. Я прошел мимо него к коммутатору и тихо спросил Фриду Тарбинг:
  — Она не звонила?
  — Пока нет. Мне опять изобразить звонок?
  Я увидел, что портье настороженно прислушивается к нашему разговору, и громко сказал:
  — О, не беспокойтесь! Тетя Амелия меня ждет. Мы пойдем прямо к ней в номер.
  Фрида тоже заговорила громко:
  — Все-таки я должна ей позвонить. Такие у нас правила.
  — Все в порядке, мисс Тарбинг. Пусть идут, — вмешался портье, любезно улыбаясь Берте.
  Берта одарила его благосклонной улыбкой. Я подождал, пока она втиснется в лифт, и юркнул за ней. Дверь бесшумно закрылась, и мы поехали наверх.
  — Как будем действовать? — спросила Берта, когда мы шли по коридору.
  — На этот раз нам придется обойтись с ней по-настоящему круто.
  — Тогда все будет в порядке, милый. Ты только не вмешивайся. Когда нужно круто обойтись с женщиной, я могу использовать кое-что такое, что никогда не придет в голову мужчине. Если хочешь, чтобы получился серьезный разговор, стой в сторонке и смотри, как Берта будет делать свое дело.
  Я постучал в дверь. Изнутри не доносилось ни звука. Фрамуга над дверью была плотно закрыта. Я снова постучал — никакого ответа.
  — В такой шикарной гостинице должны быть звонки. — Берта провела рукой вдоль рамы и нажала кнопку.
  Некоторое время мы оба напряженно прислушивались. Из комнаты не доносилось ни звука.
  — Эти чертовы сыщики, наверное, проспали, и она смогла улизнуть! — взорвалась Берта.
  Я изо всех сил старался сохранить хладнокровие. Берта снова нажала кнопку и с минуту держала ее. Потом повернулась ко мне.
  — Пошли вниз, Дональд, — мрачно сказала она. — Послушаешь, как я сейчас буду говорить с ленивым ублюдком, который сидит в машине.
  Ничего не оставалось делать. Я молча поплелся за ней.
  Через несколько шагов Берта вдруг остановилась и стала принюхиваться. Потом обернулась ко мне.
  — Что случилось? — спросил я и тут же сам почувствовал легкий запах газа. Я бегом вернулся к двери номера и лег на ковер, пытаясь заглянуть под дверь. Мне удалось разглядеть только плотно заткнутую под дверь черную полоску материи. Я вытащил из кармана нож с длинным лезвием, раскрыл его и попытался открыть замок. Лезвие наткнулось на какое-то препятствие.
  Я вскочил на ноги и сказал, отряхивая пыль с колен:
  — Скорее, Берта. Нельзя терять ни минуты.
  Мы спустились лифтом на первый этаж. Я быстро подошел к портье.
  — Боюсь, что с тетей Амелией случилось несчастье. Она говорила, что будет меня ждать. Я пришел, стучал в дверь, но никто не ответил…
  — Она, наверное, вышла на улицу, — любезно улыбнулся портье, — и скоро вернется. Хотите подождать в холле?
  — Но она говорила, что будет ждать в номере, — возразил я.
  — Я уверена, что она не выходила из гостиницы, — вмешалась Фрида Тарбинг.
  — Тогда позвоните ей, — сказал портье.
  Фрида незаметно подмигнула мне, потом включила коммутатор и быстро заработала переключателями.
  Через несколько минут она развела руками:
  — Никто не отвечает.
  — Ну, тогда я ничего не могу… — начал портье.
  — Мне показалось, — перебил я, — что в коридоре чувствовался запах газа.
  Любезная улыбка исчезла с лица дежурного. Его глаза расширились, лицо побледнело. Он молча подошел к конторке и вытащил универсальный ключ.
  — Пойдемте. — Портье быстро зашагал к лифту.
  Мы снова поднялись наверх. Портье попытался вставить ключ в замок, но ничего не вышло.
  — Дверь заперта изнутри, — сказал он.
  — Дональд, ты у нас тощий, — сказала Берта Кул. — Попробуй выбить стекло фрамуги, забраться внутрь и открыть дверь.
  — Подставьте мне колено, — попросил я портье.
  — Но я не уверен, что мы должны применить крайние меры, — возразил он.
  — Сейчас я тебя подниму, милый, — сказала Берта.
  Легко, как перышко, она подняла меня вверх. Я вытащил из кармана носовой платок, обернул им кисть и выбил стекло. В лицо ударил сильный запах газа.
  — Снимите туфлю и подайте мне. Я пока подержусь за фрамугу, — сказал я Берте.
  Я стал ногой на планку двери и висел, пока Берта сняла туфлю и сунула мне в правую руку. Выбив из рамы остатки стекла, я бросил туфлю и проскользнул внутрь. В комнате запах газа был совсем невыносимым. Я почти ослеп, к горлу подступил ком. Все шторы и гардины были опущены. В полумраке я едва разглядел неподвижную фигуру сидящей за столом женщины. Голова ее лежала на левой руке, правая рука была вытянута вдоль стола.
  Задержав дыхание, я подбежал к ближнему окну, сдернул шторы, открыл окно, выставил голову наружу и вдохнул чистый воздух. Потом я подбежал ко второму окну и сделал то же самое. После этого я занялся кухней. Все краны газовой плиты были полностью открыты. Я слышал, как из них со зловещим шипением вырывается газ. Быстро перекрыв вентиль, я бросился к окну.
  — Открывайте! — послышался из-за двери взволнованный голос портье.
  — Наверное, ему стало плохо от газа, — отозвалась Берта. — Скорее бегите вниз, позовите полицию!
  Я услышал, как он бежит по коридору.
  Потом Берта сказала таким же спокойным голосом, каким обычно отдавала мне распоряжения по телефону:
  — Принимайся за дело, милый. Сделай там все как следует.
  Я подошел к столу.
  Смерть застигла Фло Данцер, когда она что-то писала. На столе лежало письмо в конверте, адресованное Берте Кул. Я подбежал с ним к окну, вытащил письмо и бегло просмотрел его. Это был длинный сбивчивый отчет о том, как она пыталась выдать себя за Амелию Линтиг. Я увидел имена Джона Харбета, Эвелин Харрис, а потом, к своему огорчению, имя доктора Альфмонта из Санта-Карлотты.
  Я снова вложил письмо в конверт и, мгновение поколебавшись, запечатал его. Потом вытащил из кармана конверт с написанным адресом и штампом «Экспресс-почта», который всегда носил с собой. Я вложил в него конверт Фло, запечатал и бросил через выбитое стекло в коридор.
  — Что мне с этим делать, милый? — спросила Берта.
  — Бросьте в почтовый ящик и сразу забудьте о нем.
  В коридоре послышались удаляющиеся шаги Берты. Только теперь я почувствовал сильную тошноту и головокружение. Я подбежал к окну и с наслаждением вдохнул чистый воздух, потом снова вернулся к столу.
  В руке Фло Данцер была зажата ручка. Под ее головой лежал лист бумаги. Видимо, она писала до последнего момента, пока не потеряла сознание.
  Я вытащил из-под ее головы письмо и попытался прочитать.
  «Тем, кого это касается», — с трудом разобрал я. Буквы скакали и наползали друг на друга.
  В номере был сквозняк, но запах газа все еще сильно чувствовался.
  Глаза мои слезились, и голова казалась удивительно легкой. Потом в коридоре раздался мужской голос:
  — Здесь ужасный запах газа.
  Потом послышался голос женщины и быстрые удаляющиеся шаги.
  Через минуту раздался голос портье:
  — Сейчас приедет полиция и «Скорая помощь». Ломайте эту дверь. Там человек потерял сознание.
  Я подумал, что для меня это лучший выход. Снаружи послышались удары — кто-то пытался выломать дверь. Я подбежал к окну и упал на пол. Закрыв глаза, я, словно сквозь сон, слышал, как дверь с треском распахнулась и в комнату вбежали люди. Два человека подняли меня и вынесли в коридор. Вокруг меня поднялась суета, взвизгнула какая-то женщина.
  Потом раздался уверенный голос Берты Кул:
  — Положите его сюда, на подоконник. Ноги держите повыше. И смотрите, чтобы он не выпал.
  Я почувствовал свежий воздух, сделал несколько глубоких вдохов и открыл глаза. Вокруг толпились люди.
  — Бедняга! Это была его тетушка… — произнес портье.
  Сознание мое затуманилось, и все исчезло. Я снова пришел в себя от воя сирены. Через несколько минут подъехал автомобиль полиции и следом за ним машина с красным крестом.
  Я посмотрел на Берту.
  — Не забудьте сказать им, что ее зовут Амелия Линтиг из Оуквью.
  — Это записано в книге регистрации, милый, — ответила Берта.
  — Проследите, чтобы они все записали правильно.
  Через несколько минут я попробовал встать. Меня качало, ноги были как ватные.
  — Как ты себя чувствуешь, парень? — спросил человек в белом халате. — Сможешь сам дойти до машины?
  — Я останусь здесь, с моей тетушкой, — ответил я, едва сдерживая слезы.
  — Ему плохо не только от газа, — прозвучал где-то рядом голос Берты, — он ужасно переживает из-за тетушки. Дональд знал, что она была крайне подавлена, но ничем не смог ей помочь.
  Человек в белом халате приставил к моей груди стетоскоп.
  — Его нужно сейчас же вывести на свежий воздух!
  — Сперва я должен узнать, что здесь произошло! — слабо сопротивлялся я.
  — Вы можете зайти в номер, — сказал врач.
  — Да, я обязательно должен подойти к ней!
  — Бедный мальчик! — проворковала Берта Кул. — Это была его любимая тетушка!
  Я вошел в номер. Там уже дежурили полицейские.
  — Слишком поздно! Ей уже ничем не поможешь, — сказал один из них. — К телу нельзя прикасаться, пока не придет коронер. Кто перекрыл газ?
  — Я.
  — По моей просьбе они выбили окно фрамуги, — вмешался портье. — Другого выхода у меня не было.
  Берта Кул выразительно посмотрела на меня:
  — Милый, по-моему, тебе лучше пойти в «Скорую помощь».
  — Я не могу. Здесь осталось важное письмо…
  — Я знаю, милый. Предоставь это Берте. Она обо всем позаботится.
  — Пойдем, парень. — Врач осторожно положил мне руку на плечо. — У тебя сильнейшее сердцебиение. Похоже, ты крепко надышался газом. Ты бы и сам это понял, если бы мог почувствовать запах своего дыхания. От тебя пахнет, как из открытого газового баллона.
  Я спустился к машине. Бледные, взволнованные люди, столпившиеся в холле, рассматривали меня, как какого-то диковинного зверя. Я забрался в салон «Скорой помощи» и растянулся на носилках. Тут же в мою руку вонзилась игла, и через минуту раздался вой сирены.
  Вскоре я почувствовал себя лучше и только теперь понял, что сейчас это самое безопасное для меня место — «Скорая помощь» и больница, куда меня положат. Слишком во многих местах и по слишком многим причинам меня сейчас разыскивает полиция.
  Глава 14
  Берта Кул приехала в больницу через час после меня.
  — Как ты себя чувствуешь, милый? Внизу ждет такси, и мы можем уехать, как только тебе станет получше.
  Медсестра заглянула в мою карточку.
  — У него общее истощение. К тому же он перенес нервное потрясение и надышался газа.
  — Не удивительно, — вздохнула Берта. — Бедняга! Ему приходится работать по двадцать четыре часа в сутки, а он к этому совсем не приспособлен.
  — Вы должны найти себе работу полегче, — посоветовала медсестра.
  — Мне уже лучше. Я думаю, что могу уехать уже сейчас.
  — Одну минутку, — заволновалась сестра. — Я не могу вас отпустить без разрешения доктора.
  Она вышла в коридор. Я слышал, как она набирает номер, потом тихо говорит в трубку что-то, чего я не мог разобрать.
  — Рассказывайте, — сказал я Берте.
  — Ты был прав, — сказала Берта, поглядывая в коридор. — Это она убийца.
  — А насчет признания? — спросил я. — Доктор Альфмонт там упоминается?
  — Нет. Признание не окончено и не подписано, но это ее почерк. Оно начинается со слов: «Тем, кого это касается». Фло прямо пишет, что это она убила Эвелин Харрис.
  — А имя Харбета она упоминает?
  — Нет. О нем Фло пишет в письме, на котором был написан мой адрес.
  — Вы хотите и это письмо запустить в дело?
  — Нет, вряд ли.
  — Если все-таки придется им воспользоваться, — сказал я, — помните, что мы оставили ей конверт с марками и адресом агентства, чтобы она сообщила нам сведения по другому делу. Письмо она отправила собственноручно…
  — Ради бога, Дональд! Не считай, что все вокруг тебя придурки. Я поняла, в чем дело, как только ты выбросил мне конверт. Думаю, что нам не придется его использовать. Конечно, это заманчиво, но чересчур опасно.
  — Что она пишет о Харбете?
  — Выложила все как есть. О том, как Харбет пытался прижать доктора Альфмонта.
  — Я хочу позвонить Харбету, — сказал я. — Нужно конфиденциально сообщить ему, что у нас есть…
  — Черта с два ты ему дозвонишься, — сказала Берта. — Харбет смылся. Из прокуратуры позвонили в Санта-Карлотту и сообщили о самоубийстве. Харбет встал из-за стола, вышел и не вернулся. Он уже никогда не вернется.
  — Очень жаль. Я хотел сам рассказать ему обо всем.
  — Какой же ты мстительный мальчик, Дональд!
  — Она пишет, что случилось с настоящей миссис Линтиг?
  — Она не знает. Амелия вышла замуж за Вилмена и уехала куда-то в Центральную Америку. В этих краях они больше не появлялись. Перед отъездом Амелия оставила Фло свой чемодан. Та сначала возила его с собой, потом оставила на хранение и в конце концов открыла его и вытащила все, что ей было нужно. Она считала, что Амелия умерла.
  — Но доказать этого не могла?
  — Нет.
  — Этого я и боялся. Настаивайте на том, что эта женщина и есть Амелия Линтиг. Благодаря этому мы сможем получить свидетельство о смерти.
  — Дональд, ты по-прежнему считаешь, что меня нужно водить за руку? — возмутилась Берта. — Неужели ты не можешь мне…
  В коридоре появилась медсестра. Вместе с ней в палату вошел доктор.
  — Мне очень жаль, мистер Лэм, — сочувственно сказал он. — Но мне поручили, как только вы сможете выйти из больницы, немедленно сообщить об этом прокурору.
  — Значит, я арестован?
  — Похоже на то.
  — А за что? — спросил я.
  — Не знаю, — ответил доктор. — Но я получил такое распоряжение. По-моему, в последнее время вы сильно переутомились. У вас очень крепкий организм, но даже ваша нервная система не сможет долго выдерживать такие перегрузки. Мне не хотелось бы подвергать вас еще одному испытанию, но таков приказ. За вами уже выехал детектив.
  — А миссис Кул сможет поехать со мной? — спросил я. — Мне хотелось бы, чтобы она подтвердила мои показания.
  — Не знаю, — ответил врач. — Об этом спросите у детектива.
  Он вышел, а медсестра осталась в палате. Через несколько минут вошел детектив.
  — Пойдемте, Лэм, — сказал он. — Вам придется заехать в окружную прокуратуру.
  — А кто хочет меня видеть?
  — Мистер Эллис.
  — В чем меня обвиняют? — спросил я.
  — Я не уверен, что вам хотят предъявить обвинение.
  — У него нервное истощение, — вмешалась Берта. — В таком состоянии его нельзя допрашивать и запугивать.
  Детектив пожал плечами.
  — Я поеду с тобой, Дональд. — Берта Кул успокаивающе погладила мою руку.
  — Вы можете поехать с нами в прокуратуру, — ответил детектив. — А дальше — по усмотрению мистера Эллиса.
  Мы приехали в окружную прокуратуру. Секретарша сказала, что мистер Эллис ждет меня. Я двинулся к его кабинету, Берта Кул последовала за мной.
  — Только мистер Лэм, — запротестовала секретарша, но Берта ее не слышала.
  Сейчас она заботилась обо мне, как наседка о своих цыплятах. Берта открыла дверь кабинета с табличкой «Мистер Эллис» и сказала: «Входи сюда, Дональд» — таким тоном, словно разговаривала с пятилетним ребенком.
  Я вошел в кабинет. Мистер Эллис оказался одним из тех симпатичных парней, которые всегда нравятся женщинам. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы рассказать биографию милого школьника, широкоплечего и крепко сложенного, хорошего футболиста в доброй старой Калифорнии, образцового студента университета, у которого везде много друзей, несмотря на то что им восхищаются все преподаватели. Его направили работать в окружную прокуратуру, и он от макушки до пяток наполнен абстрактной ученостью, которой его пичкали в университете.
  — Мистер Лэм, ваше участие в этом деле вызывает удивление, — начал Эллис.
  — Разве?
  Эллис покраснел.
  — Для меня было большим ударом услышать, что моя родная тетушка виновна в убийстве.
  — И по странному совпадению, — сказал он, — в деле, которое вы расследовали…
  — В деле, которое я расследовал? — Я поднял брови и недоумевающе посмотрел на Берту Кул.
  — Это какая-то ошибка, — сказала Берта. — Дональд работает у меня. А мы не занимаемся никакими убийствами.
  — А зачем он ездил в Оуквью? — спросил Эллис.
  — Я не знаю. По личному делу. Он попросил у меня отпуск на несколько дней. Это было как-то связано с поисками его тети. Они долго не виделись, а потом Дональд стал ее разыскивать. Вы же знаете, он нашел ее в Оуквью.
  — Знаю, — нахмурился Эллис. — Мистер Лэм, если вы не интересовались убийством Эвелин Харрис, будьте любезны объяснить мне, почему вы взяли на себя смелость переселить мисс Дантон в свой дом под видом кузины и…
  — Потому что я считал, что ей угрожает опасность, — перебил я. — Я подружился с мисс Дантон, когда был в Оуквью.
  — Допустим, — сказал Эллис.
  — Я беспокоился о ней, — сказал я. — Она говорила, что должна опознать человека, который выходил из комнаты убитой. Я, конечно, подумал, что это и был убийца. Вы же понимаете, тогда это показалось мне очевидным.
  — Звучит правдоподобно, — сказал он. — Но мне известно, что вы просто пытались вывести ее из игры. Вы спрятали мисс Дантон так, что мы не могли ее найти.
  — Вы не могли ее найти? — воскликнул я. — Но как же? Я не знаю… Ведь я сказал ей, чтобы она сообщила вам свой новый адрес. Нет, все правильно. Я забыл это сделать. Началась эта история с моей тетушкой, и…
  — Какая история? — перебил Эллис.
  — Она собиралась выйти замуж за человека, которого интересовали только ее деньги. Я хотел узнать, что это за человек, и сказал об этом миссис Кул, а она любезно разрешила мне использовать возможности агентства.
  Эллис снял трубку:
  — Пригласите ко мне мисс Дантон.
  В коридоре послышались быстрые шаги, и в комнату вошла Мариан. Кажется, девушка уже знала, что увидит нас. Она улыбнулась Берте и сочувственно посмотрела на меня.
  — Как ты себя чувствуешь, Дональд? — спросила она, протягивая мне руку. — Ты бледный как полотно. Я слышала, ты попал в больницу.
  Я взял Мариан за руку. Она незаметно подмигнула мне левым глазом, который был не виден Эллису.
  — Слишком многое ты пытался сделать сам и слишком волновался, Дональд. Когда ты позаботился обо мне, нужно было сразу связаться с властями, вместо того чтобы брать на себя…
  — Достаточно, мисс Дантон, — решительно перебил Эллис. — Я буду задавать вопросы, и мне нужно, чтобы отвечал мистер Лэм.
  — Какая вам нужна информация, мистер Эллис?
  — Почему в той комнате все было перевернуто вверх дном?
  — В какой комнате?
  — В той, где жила мисс Дантон.
  — Этого я не знаю.
  — А откуда там взялась кровь, вы тоже не знаете?
  — Об этом как раз я знаю, — ответил я. — Видите ли, в тот день у меня несколько раз было сильное кровотечение. И когда я поднялся наверх, чтобы собрать вещи мисс Дантон, у меня снова пошла кровь из носа. Я никак не мог ее остановить и решил вызвать врача. Конечно, я уже не стал заниматься вещами, ушел из дома и поехал к врачу. Но кровотечение прекратилось раньше, чем я до него добрался.
  — И вы уже не вернулись за вещами?
  — По правде говоря, нет. Когда я еще раз подъехал к дому, мне показалось, что кто-то наблюдает за входом. Я боялся, что он выследит меня и узнает, где остановилась мисс Дантон.
  — Значит, не вы разбросали мебель в комнате?
  — Нет, что вы, — ответил я. — Не знаю, о чем вы говорите. Помню только, как перевернул стул. Я прижимал к носу платок и ничего не видел.
  — Комната выглядела так, словно в ней происходила отчаянная борьба, — сказал Эллис. — На полу лежала открытая сумочка мисс Дантон…
  — Дональд говорил мне, что уронил сумочку, когда у него пошла кровь из носа, — вмешалась Мариан.
  Эллис нахмурился, но, встретив взгляд Мариан, не смог сохранить суровое выражение лица.
  — Не перебивайте меня, пожалуйста, мисс Дантон, — сказал он.
  — Извините, — сказала Мариан обиженным голосом.
  После этого Эллис так и не смог уже настроиться. Он был побежден.
  — Ну хорошо, — сказал он через пять минут. — Обстоятельства очень странные. В дальнейшем, мистер Лэм, если вы еще когда-нибудь решите защищать свидетелей, связанных с нашей прокуратурой, позвоните нам и не берите ответственность на себя.
  — Простите, — сказал я. — Но я сделал то, что в тот момент казалось мне самым правильным.
  Я посмотрел на Берту Кул и решил, что стоит попытаться уладить и остальные вопросы.
  — Кажется, меня пытались обвинить еще в том, что я сбил человека и уехал? — спросил я Берту.
  — Какие-то полицейские приходили прямо в офис агентства, чтобы тебя арестовать.
  — С этим все в порядке, — быстро ответил Эллис. — Нам только что позвонили из полицейского управления Санта-Карлотты и сказали, что свидетель перепутал номер машины.
  — Тогда мы, наверное, можем идти, — сказал я Берте.
  — Я тоже с вами, Дональд, если вы не возражаете, — улыбнулась Мариан.
  — Одну минутку, мисс Дантон, — торопливо сказал Эллис. — Если не возражаете, я хотел бы задать вам еще несколько вопросов, когда остальные выйдут.
  — Ладно, Мариан, мы подождем в такси возле главного входа, — сказала Берта.
  В коридоре я спросил у Берты:
  — Письмо Фло у вас с собой?
  — Неужели я похожа на дуру? Письмо спрятано в надежном месте. Как ты думаешь, стоит известить нашего клиента?
  — Нет, это опасно. Слишком влиятельные силы заинтересованы в этом деле. Пусть он сам прочтет в газетах. «Амелия Линтиг признается в убийстве девицы из ночного клуба и совершает самоубийство».
  — Похоже, милый, тебе не удастся выкрутиться из этой истории с тетушкой. Уж на этом они тебя накроют.
  — Они только зря потеряют время, — ухмыльнулся я. — Дело в том, что Амелия действительно была моей тетей.
  Берта Кул удивленно посмотрела на меня.
  — Вы ничего не знаете ни о моей семье, ни о моих предках.
  — Не знаю и знать не хочу, — быстро ответила Берта. — Тут уж выкручивайся сам.
  — Отлично. Только хорошенько запомните это.
  Минут десять мы просидели в такси, пока на крыльце появилась Мариан — раскрасневшаяся и довольная. Она сразу обняла меня.
  — Как я рада видеть тебя, Дональд! Боже мой, я так боялась, что ты поведешь неправильную игру с мистером Эллисом. Ведь я тоже сказала мистеру Эллису, что мы с тобой друзья и ты обо мне позаботился.
  — Как они тебя нашли? — спросил я.
  — Думаю, что твоя домохозяйка сообщила в полицию. Она прочитала в утренних газетах описание пропавшей свидетельницы. Похоже, Дональд, что она тебе не очень-то доверяет.
  — Кажется, милый, тебе придется искать новую квартиру, — заметила Берта Кул.
  — Об этом уже наверняка позаботилась миссис Элдридж, — ответил я. Потом обратился к Мариан: — У тебя не было никаких осложнений с мистером Эллисом?
  — Осложнений? — засмеялась Мариан. — Ну что ты! Знаешь, о чем он меня спросил, когда мы остались наедине?
  — Готова спорить на любые деньги, что он просил тебя выйти за него замуж, — уверенно заявила Берта.
  — Нет, пока нет, — улыбнулась Мариан. — Эллис очень консервативный молодой человек. Но он пригласил меня сходить с ним в кино и вместе поужинать сегодня вечером.
  Все замолчали. Мариан посматривала на меня, словно ожидая вопроса. Но его задала Берта Кул:
  — Что ты ему ответила?
  — Что у меня сегодня свидание с Дональдом.
  Берта Кул вздохнула и тихо сказала:
  — Черт побери! А я уже начала волноваться.
  Глава 15
  Дело казалось коронеру более или менее обычным. Несколько свидетелей опознали тело Фло Данцер, метрдотеля ночного клуба. Но я объяснил ему, что тетя Амелия взяла себе это имя после того, как оставила Джона Вилмена. Я рассказал ему всю тетину историю. Она уехала из Оуквью как миссис Линтиг, снова взяла себе девичью фамилию Амелия Селлар, оформила в Мексике развод и вышла замуж за Джона Вилмена. После того как тетя Амелия оставила Вилмена, она взяла имя Фло Данцер, а недавно решила вернуть себе имя Амелия Линтиг. Я рассказал ему о тетиной поездке в Оуквью. Портье и администратор гостиницы «Палас», вызванные за счет агентства, уверенно опознали труп.
  После вскрытия тело отдали мне, как ближайшему родственнику. Я решил похоронить тетушку в Оуквью. На похороны собрался почти весь город. Это было не совсем хорошо. Пришлось заранее заколотить крышку гроба. Я объяснил, что рассчитывал на искреннее соболезнование присутствующих, а на похоронах собралось множество любителей сенсаций и людей, испытывающих нездоровый интерес. Думаю, тетя Амелия одобрила бы это решение.
  Похороны прошли хорошо. Священник произнес все, что положено, и особо подчеркнул, что перед смертью Амелия покаялась в содеянном и искупила свою вину. Что свершилось божественное предначертание. Амелию Линтиг покарал господь, и не нам ее осуждать.
  Берта Кул прислала красивый венок. Был там еще огромный венок, на котором цветами была выложена надпись: «От старого друга».
  Я не пытался узнать, кто его прислал. Ясно было, что счет за этот венок оплатил дядя Мариан, редактор газеты «Блейд», Стивен Дантон. Но самого дяди Стива на похоронах не было.
  Перед отъездом я зашел в редакцию попрощаться с Мариан и услышал, что за перегородкой кто-то трудолюбиво стучит на пишущей машинке.
  — Новый репортер? — спросил я.
  — Нет. Это дядюшка Стив. Он хочет сам написать некролог. Мне показалось, что он был с ней близко знаком.
  Я удивленно поднял брови.
  — Дональд. — Мариан внимательно посмотрела на меня. — Она действительно была твоей тетей?
  — Она была моей любимой тетей.
  Мариан подошла вплотную к стойке, так что дядя не мог нас слышать, и протянула ко мне руки.
  — Когда, — спросила она, — мы теперь сможем увидеться?
  — В любое время, — ответил я. — Берта нашла для тебя работу в городе.
  — Дональд!
  — Это правда, — сказал я.
  Мариан обошла вокруг стойки.
  За перегородкой продолжала стучать машинка — Стив Дантон печатал некролог женщине, с которой молва двадцать один год назад связала его имя.
  В моем внутреннем кармане лежал конверт с удостоверенной копией свидетельства о смерти. Этот конверт, адресованный Чарльзу Лорингу Альфмонту, мэру Санта-Карлотты, сильно помялся после того, как Мариан Дантон притянула меня к себе. Я подумал, что наш клиент будет очень растроган, если я вложу в конверт еще и вырезку из «Блейд».
  — О, Дональд, какой ты милый!
  — Это сделала Берта, — сказал я. — Помогла фотография в газете — та, на которой видны твои ножки. А что скажет Чарли?
  — Чарли?
  — Ну да, твой приятель.
  Мариан посмотрела на меня и расхохоталась:
  — Я дала ему отставку. Он был чересчур прилипчивым.
  — Когда это случилось? — спросил я.
  Мариан подняла голову и посмотрела на меня:
  — Назавтра после того, как ты пригласил меня поужинать в «Палас». Он сидел в кафе позади тебя. Я даже думала, что это он подбил тебе глаз.
  — Это сделал сержант Харбет. Как ты думаешь, твой дядя Стив еще долго будет грустить о смерти моей тетушки?
  — Да. Он грустит, что у него выросло брюшко, появилась лысина, что он провинциал. А она, думает он, жила в больших городах, многое увидела и узнала и смотрела на него, как на деревенского мальчишку…
  Мариан внезапно запнулась. Стук машинки за перегородкой прекратился.
  Стив Дантон закончил некролог.
  
  1940 год.
  (переводчик: С. Лис)
  
  Золото поступает в слитках
  Глава 1
  Грузное тело Берты Кул расплылось на стуле. Она глубоко вздохнула, зажгла сигарету, и драгоценности, украшавшие ее руки, в ярком свете ламп заискрились, словно брызги морской пыли на солнце.
  Японец в светлой куртке из плотного полотна и в набедренной повязке, обхватив руками колени, оглядывал меня. Лицо его было бесстрастным.
  Мне было холодно. Куртка, которую он протянул мне, оказалась слишком велика. В одних шортах я чувствовал себя голым, кожа покрылась пупырышками. Безжалостный свет ламп, заключенных в жестяные плафоны и повешенных над матами, бил в глаза.
  — Заставь его поработать, Хашита, — сказала Берта.
  В большом, похожем на сарай спортивном зале нас было только трое. Японец улыбнулся мне одними губами, и я увидел ряд белых, сверкающих зубов. Японец хорошо сложенный, крепкий, когда он двигался, было видно, как сокращаются мускулы под словно атласной коричневой кожей.
  — Первый урок, пожалуйста, не слишком тяжелый, — обратился он к Берте.
  Берта глубоко затянулась сигаретой. Ее глаза стали твердыми как алмазы. Он хитрый, этот коротышка Хашита. Я трачу на него свои деньги и хочу получить прибыль.
  Хашита посмотрел на меня.
  — Джиу-джитсу, — произнес он монотонной скороговоркой, — это как рычаг. Противник применяет силу. А вы только меняете направление.
  Я кивнул. Кивок — вот чего от меня ждали.
  Хашита достал револьвер. Никелированный корпус потускнел, ствол заржавел. Он открыл барабан: револьвер не был заряжен.
  — Извините, пожалуйста, — сказал он. — Высокочтимый ученик берет оружие, держит его в правой руке, поднимает, спускает курок. Быстро, пожалуйста!
  Я взял револьвер.
  На физиономии Берты Кул отразилось крайнее напряжение — так испанки созерцают бой быков.
  — Быстрее, пожалуйста, — повторил Хашита.
  Я вскинул револьвер.
  Он размеренно двинулся вперед и брезгливым движением опустил мою руку.
  — Не так медленно, пожалуйста. Допустим, я очень скверный человек. Вы поднимаете оружие. Очень быстро спускаете курок — прежде, чем я сдвинусь с места.
  Я припомнил, как читал где-то, что бандит на Западе чертовски ловко обращается с оружием. Я стал нажимать на спуск, едва подняв оружие.
  Хашита стоял прямо передо мной — великолепная мишень. Я почувствовал, как опускается курок, когда я резко дернул кистью.
  Но Хашиты уже на месте не было. Он как бы растворился в движении. Я пытался держать на мушке его мелькающее в воздухе тело. Но с таким же успехом можно было поймать вспышки молнии.
  Сильные загорелые пальцы сомкнулись на моем запястье. Хашита, стоя спиной, оказался у меня под рукой. Дернув мою правую кисть вниз, он ударил меня плечом, и я почувствовал, что мои ноги отрываются от пола. Лампы и маты поменялись местами, и я вроде бы завис в воздухе, а потом — маты ринулись мне навстречу.
  От удара мне стало плохо.
  Я пытался приподняться, но тело не повиновалось. Мутило. Хашита наклонился, взял меня за кисть и за локоть и рывком поставил на ноги — я словно отскочил от матов. Зубы Хашиты сверкнули в широкой улыбке.
  — Все очень просто, — сказал он.
  Драгоценности Берты Кул сверкали, подрагивая в такт движениям аплодирующих рук.
  Хашита обнял меня за плечи и легонько толкнул назад, подняв мою правую руку.
  — Не опускайте, пожалуйста. — Он рассмеялся нервным, невеселым смехом.
  Мне казалось, что я неподвижно стою в центре комнаты, а она раскачивается, как громадный маятник.
  — Теперь будьте внимательны, пожалуйста, — сказал Хашита.
  Он двигался медленно, но в своем, очень плавном ритме. Казалось, я вижу на экране замедленную съемку. Левое колено японца согнулось. Вес его тела переместился вперед и на левое бедро. Он наклонился и повернулся на левой ноге. Правая рука двинулась вперед, пальцы сжимали мое запястье, а левое плечо устремилось вперед — на уровне моей подмышки. Напряжение в его пальцах все возрастало; я уже не мог согнуть в локте правую руку. Он еще усилил нажим, превращая мою руку в рычаг. Точкой опоры служило его плечо у меня под мышкой. Нажим сильнее, еще сильнее, до боли, — и мои ноги вновь оторвались от матов. Тогда он ослабил хватку, вернулся в исходное положение и… улыбнулся.
  — Теперь, — сказал он, — попытайтесь вы. Медленно, сначала, будьте добры, медленно.
  Он стоял, вытянув вперед правую руку.
  Я ухватился за нее. Он оттолкнул меня. Его жест выражал нетерпение.
  — Высокочтимый ученик, помните, пожалуйста, о своем левом колене. Согните левую ногу и одновременно действуйте правой рукой, затем поверните ногу и тут же скрутите мою правую руку, чтобы я не мог согнуть локоть.
  Я сделал новую попытку. На этот раз получилось лучше. Он кивнул, не проявляя, однако, большого восторга.
  — Теперь быстро, будьте добры, и с оружием.
  Он взял револьвер и, подняв руку, направил на меня дуло. Я вспомнил о левом колене и рванулся к его правому запястью, но промахнулся на добрых два дюйма и потерял равновесие.
  Он был слишком вежлив, чтобы смеяться. И это было еще обиднее.
  Я услышал звук шагов по голому полу спортивного зала.
  — Извините, пожалуйста.
  Хашита выпрямился и уставился в полумрак неосвещенной части зала.
  К нам приближался мужчина. Невысокий, средних лет, в очках. Мужчина курил сигару. Его отлично сшитый костюм подчеркивал могучую грудь и скрадывал полноту, но все равно не скрывал узких покатых плеч и округлого, как арбуз, живота.
  — Вы тренер? — обратился он к Хашите.
  Тот сверкнул зубами и поклонился.
  — Меня зовут Эшбьюри — Генри Эшбьюри. Фрэнк Гамильтон посоветовал мне заглянуть к вам. Я подожду, пока вы освободитесь.
  Хашита сильными пальцами сжал руку Эшбьюри.
  — С огромным удовольствием, — сказал он, с шипением втягивая воздух. — Не присядут ли высокочтимые джентльмены?
  Двигаясь с кошачьей грацией, он схватил сложенный деревянный стул, ловко раскрыл его и поставил рядом со стулом Берты Кул.
  — Подождете пятнадцать минут? — спросил он. — Очень сожалею, но я занят с учеником.
  — Конечно, я подожду, — откликнулся Эшбьюри.
  Хашита поклонился и извинился перед Бертой Кул. Затем он поклонился и извинился передо мной. Наконец поклонился и улыбнулся Эшбьюри. Лишь тогда сказал:
  — Теперь попытаемся снова.
  Я посмотрел туда, где восседали Эшбьюри и Берта. Глаза Эшбьюри были устремлены на меня с кротким любопытством. С меня было вполне достаточно этого спектакля, устроенного для Берты. Присутствие незнакомца делало это представление абсолютно невыносимым.
  — Валяйте, — сказал я Хашите. — Я подожду.
  — Ты простудишься, Дональд, — предупредила Берта.
  — Нет, нет, продолжайте, — вмешался Эшбьюри, кладя шляпу рядом со своим стулом. — Я не спешу. Я… я бы хотел посмотреть.
  Хашита вновь повернулся ко мне, сверкнув зубами.
  — Мы попытаемся, — произнес он, взяв револьвер.
  И снова я увидел его вытянутую руку, скрипнул зубами и сделал выпад. На этот раз я поймал его запястье. И был удивлен, как легко оказалось найти точку опоры. Мое плечо вошло ему под мышку. Я дернул. Эффект был поразительный: ноги Хашиты взлетели вверх, и их контуры обозначились в ярком свете ламп. А в следующую секунду он, как кошка, развернулся в воздухе, высвободил руки и упал на них. Револьвер остался лежать на матах. Я был уверен, что он нарочно обронил его. Но это не уменьшило впечатления, произведенного на аудиторию.
  Берта воскликнула:
  — Черт побери! Ну каково, и это сотворило маленькое ничтожество!
  Эшбьюри взглянул на Берту, затем уставился на меня, в его глазах светилось уважение.
  — Очень хорошо, — похвалил Хашита. — Очень, очень хорошо.
  Я услышал, как Берта небрежно сообщила Эшбьюри:
  — Он работает у меня. Я возглавляю детективное агентство. Этого недомерка всегда бьют. Он слишком легок, чтобы стать хорошим боксером, но я подумала, что японец сможет научить его джиу-джитсу.
  Эшбьюри повернулся и внимательно посмотрел на Берту.
  Берта не могла похвастаться женственностью. Она была большой и крупной — с толстой шеей, широкими плечами, полной грудью, большими руками и хорошим аппетитом. Ее лицо выражало ту безмятежность плотской удовлетворенности, которая присуща женщинам, переставшим заботиться о своей фигуре и позволяющим себе есть что, когда и сколько захочется.
  — Так вы сказали «детектив»? — спросил Эшбьюри.
  Хашита обратился ко мне:
  — Сейчас я покажу вам медленно, будьте добры.
  — Вот именно, — ответила Берта, продолжая смотреть на меня и японца. — Агентство «Б. Кул. Конфиденциальные расследования». Сейчас мой сотрудник Дональд Лэм практикуется в борьбе.
  А Хашита тем временем вытащил из-под набедренной повязки острый как бритва кинжал и вложил рукоятку в мою ладонь.
  — Не беда, что он ростом невелик, зато сообразителен, — продолжала Берта. — Не поверите, он был адвокатом и даже получил право практики в суде. Но его вышвырнули: наболтал кому-то, как можно, совершив убийство, уйти от наказания. Этот парень проворен и надежен, как стальной капкан…
  — Теперь нанесите удар ножом, — скомандовал Хашита.
  Я схватил нож и согнул правую руку. Хашита обхватил мое запястье и предплечье, вывернул руку, и я вновь взлетел в воздух.
  Когда я встал на ноги, Берта продолжала говорить:
  — …гарантирую удовлетворение всех запросов клиента. Многие агентства не рассматривают политических дел и дел о разводе. Я же берусь за все, что приносит хорошие деньги. Мне не важно, кто мой клиент, чего он требует, лишь бы как следует платил.
  Теперь Берта полностью завладела вниманием Эшбьюри.
  — Полагаю, я могу вам доверять? — спросил он.
  Теперь Берта, казалось, потеряла всякий интерес ко мне.
  — Черт возьми! Все, все, что вы скажете, умрет здесь. — Она постучала по своей диафрагме. — И не обращайте внимания на мою ругань.
  — Благоразумно не падать на голову, — поучал между тем Хашита. — Высокочтимый ученик должен уметь разворачиваться в воздухе так, чтобы приземляться на ноги.
  Не глядя на меня, Берта Кул бросила через плечо:
  — Одевайся, Дональд. У нас есть работа.
  Глава 2
  Я сидел в приемной, ожидая дальнейшего разворота событий. Из кабинета Берты до меня доносился гул голосов. Берта никогда не разрешала мне присутствовать при разбирательстве финансовых вопросов. Она платила мне ежемесячное жалованье, удерживая его на самом низком уровне и продавая мои услуги по такой высокой цене, какую только могла выторговать.
  Примерно минут через двадцать она позвала меня. По выражению ее лица я заключил, что финансовые проблемы разрешились положительно для нашего агентства.
  Эшбьюри сидел в кресле для клиентов. Берта — сама доброжелательность и кротость.
  — Садись, Дональд, — предложила она. Пальцы, унизанные кольцами, схватили со стола чек и бросили его в ящик прежде, чем я разглядел цифру, проставленную на нем. — Рассказать ему, — обратилась Берта к Эшбьюри, — или это сделаете вы сами?
  Эшбьюри держал во рту только что обрезанную сигару. Вытянув шею и пригнув голову, он смотрел на меня поверх очков. Пепел от выкуренной сигары припорошил его жилет.
  — Говорите вы, — буркнул он.
  — Генри Эшбьюри, — отчеканила Берта с видом аналитика, облекающего факты в краткие формулы, — женился в прошлом году. Карлотта Эшбьюри — его вторая жена. У мистера Эшбьюри есть дочь от первого брака, ее зовут Альта. После смерти первой жены наш клиент унаследовал половину ее состояния. — Берта кивком указала на Эшбьюри. — Другую половину получила его дочь Альта. — Берта взглянула на Эшбьюри. — Но, — сказала она, поворачиваясь к клиенту, — вы не назвали мне даже приблизительной суммы унаследованного состояния.
  Эшбьюри округлил глаза, переведя взгляд с меня на Берту.
  — Нет, — отрезал он, не вынимая изо рта сигары и вновь осыпая пеплом свой галстук.
  Берта оставила эту тему и продолжала:
  — Теперешняя миссис Эшбьюри ранее тоже была замужем — за человеком по имени Тиндл. От этого брака у нее есть сын Роберт. И чтобы ты смог представить себе картину взаимоотношений в семье, ты должен знать: Роберт склонен относиться к жизни беспечно, не разлучаясь с матерью и после второго ее брака. Это так, мистер Эшбьюри?
  — Верно.
  — Мистер Эшбьюри заставил его работать, — продолжала Берта, — и он обнаружил замечательные способности, его обаяние и…
  — У него нет обаяния, — прервал ее Эшбьюри, — и никакого опыта. Друзья его матери взяли его в свою корпорацию, потому что он связан со мной. Ребята собираются надуть меня. Но у них ничего не выйдет.
  — Может быть, вы сообщите все подробности? — предложила Берта.
  Эшбьюри вытащил изо рта сигару.
  — Двое, — сказал он, — Паркер Стоулд и Бернард Картер — возглавляют корпорацию «Фоклоузд фармз андерайтез компани». Моя жена была знакома с Картером еще до брака со мной. Стоулд и Картер взяли Боба к себе. Через три месяца он стал менеджером по сбыту. Еще два месяца спустя сделался президентом корпорации. Делайте выводы сами. Я — тот, за кем они охотятся.
  — «Фоклоузд фармз»?.. — переспросил я.
  — Так называется концерн.
  — Чем он владеет?
  — Приисками, горнодобывающей промышленностью.
  Мы уставились друг на друга. Вмешалась Берта:
  — Что, черт побери, общего имеет «Фоклоузд фармз андерайтез компани» с приисками и горнодобычей?
  Эшбьюри глубже уселся в кресло.
  — Откуда мне это знать! Это меньше всего меня интересует. Я ничего не хочу знать о делах Боба и не желаю, чтобы он совал нос в мои. Когда я начинаю задавать ему какие-либо вопросы, он пытается всучить мне акции.
  Я вынул записную книжку, занес в нее все названные Эшбьюри фамилии, взял на заметку «Фоклоузд фармз андерайтез компани».
  Сейчас Эшбьюри ничем не напоминал того робкого человека, который появился в спортивном зале. Он свирепо таращил глаза, поглядывая на меня поверх очков, и напоминал цепного пса, готового вот-вот вцепиться мне в ногу.
  — Что, собственно, требуется от меня? — спросил я.
  — Помимо прочего вам предстоит стать моим тренером.
  — Стать… кем?
  — Тренером.
  — Помоги ему обрести форму, Дональд, — вмешалась, жестикулируя полными руками, Берта. — Ты же знаешь: спарринг, уроки джиу-джитсу, борьба, прогулки на свежем воздухе…
  Я остолбенел. Я был так же бесполезен в спортивном зале, как член Республиканской партии США в почтовом офисе, а на турнике я не смог бы подтянуться до подбородка.
  Берта пустилась в объяснения:
  — Мистер Эшбьюри хочет, чтобы ты поселился в его доме. Никто не должен заподозрить в тебе детектива. Семья уже давно знает, что для укрепления здоровья он намеревается заняться спортом. Наш клиент хотел пригласить Хашиту, одновременно подумывал о том, чтобы нанять хорошего детектива. Увидев твои занятия в спортзале, он понял, что, если ему удастся выдать тебя за тренера, он одним выстрелом убьет сразу двух зайцев.
  — А для чего требуется детектив? — осведомился я.
  — Мне нужно выяснить, что моя дочь делает со своими деньгами, понять, кому достаются изрядные куски предназначенного ей пирога.
  — Ее шантажировали?
  — Не знаю. Если да, вам следует это установить.
  — А если нет?
  — Разузнайте в подробностях, что происходит с ее капиталом. Шантажируют ли ее, проигрывает ли она крупные суммы, или Боб вынуждает ее финансировать его предприятие. Любой вариант опасен для нее, неприятен для меня. Я имею в виду не только материальное благополучие моей дочери, я сам в очень деликатном положении. Даже какой-то намек на финансовый скандал в моей семье может повредить мне. Извините, я слишком разболтался. Давайте прекратим.
  — Ты поразил его воображение, Дональд, — вмешалась Берта, — едва он увидел, как ты подбросил японца. Не так ли, мистер Эшбьюри?
  — Нет.
  — Как?! Я полагала…
  — Мне понравилось, как он вел себя, когда японец швырнул его вверх. Но мы опять отвлекаемся. Займемся наконец делом.
  — Почему вы думаете, что ваша дочь… — спросил я.
  — Два чека за последний месяц, — прервал Эшбьюри, — оба оплачены наличными. Каждый на сумму в десять тысяч долларов, оба вложены в фонд «Этли эмьюзмент корпорейшн». Это игорное предприятие. Внизу рестораны для маскировки, наверху игра — для прибыли.
  — Она проиграла деньги там?
  — Нет, она там не бывала, я это выяснил.
  — Когда я должен появиться в вашем доме?
  — Немедленно. Я не хочу откладывать. Постарайтесь завоевать расположение Альты. Заставьте ее поверить в ваши знания, способности, спортивные данные, надежность, наконец агрессивность.
  — Едва ли она доверится обычному тренеру.
  — Ошибаетесь. На это она как раз способна. Альта совсем не сноб и презирает снобов. Не терпит поучений. Нет, все не то… Погодите немного. Возможно, вы и правы… Ол-райт, дайте мне подумать. Скажите ей вот что. Вы — не профессиональный тренер, вы — любитель, но любитель высшего класса. Я пригласил вас, так как рассчитываю на ваше участие в некоем предприятии. Я намерен открыть несколько частных закрытых спортзалов, где деловые люди могли бы обретать отличную физическую форму при соответственном обслуживании, конечно. Вы собираетесь организовать для меня все это за условленное жалованье и премиальные. Вы — не тренер. Вы деловой партнер, знающий правила игры. Состояние моего собственного здоровья — вопрос не столь существенный. Не затрагивайте его.
  — Ол-райт, — согласился я. — Распутывайте этот узел сами. Мне надлежит только разузнать о финансовых комбинациях вашей дочери. Это все?
  — Все! Дьявольщина! Увидите, это самое крупное дело, за которое вы когда-либо брались. Она, моя девочка, — стальная пружина и динамит, вместе взятые. Если она когда-либо обнаружит, что вы сыщик, я погиб, а вы — уничтожены.
  — Ясно. Теперь о вашем пасынке. Для чего вы начали рассказывать мне о его бизнесе…
  — Чтобы вы сумели удержать Альту от участия в этом его проклятом бизнесе. В торговых делах он — чванливое ничтожество. Но его мать считает своего сына гением. Боб тоже так думает. Если он заставит Альту вложить средства в его дело, это нанесет немалый ущерб и мне. Пока я в тупике. Мне нужны факты и факты. Но хватит об этом. Я говорил Бобу и его матери, что не дам ему больше ни цента. Сколько вам потребуется времени для сборов?
  — Около часа, — ответила за меня Берта.
  Эшбьюри как бы сложился в кресле пополам, что позволило ему ухватиться за подлокотники и, резко оттолкнувшись от них, встать на ноги.
  — Ол-райт, тогда приезжайте на такси ко мне. Адрес у миссис Кул. Я постараюсь подготовить почву… Только, повторяю, помните, Лэм: если узнают, что вы детектив, все погибло. — Он обернулся к Берте. — Вам тоже следует об этом помнить. Не совершите какой-либо оплошности. Альта совсем не глупа и тотчас заметит, если кто-нибудь из вас хоть разок споткнется. Один неверный шаг — и сто долларов ежедневно вылетят в окно из вашего кармана.
  Итак, Берта получала сто долларов в день плюс оплата издержек. Мне при ставке в семьдесят пять долларов, когда я самостоятельно вел дело, она платила восемь с ежемесячной гарантией.
  — Итак, приезжайте через час, Лэм, — распорядился Эшбьюри, — вы увидите всю мою семью, всех, за исключением Альты. Она где-то пропадает, появляется не ранее двух-трех часов ночи. Распорядок дня у нас прост: мы встаем в семь тридцать, завтрак — в восемь тридцать. И я не шучу по поводу джиу-джитсу. Кое-какие приемы вы мне покажете. Я хочу нарастить мускулы. Сейчас я слишком дряблый.
  Он подвигал узкими плечами, скрытыми подбитым ватином пальто. Было заметно, как основательно потрудился портной, чтобы оно сидело как следует.
  — Дональд прибудет вовремя, — заключила Берта. — Садись, — предложила она мне, когда Эшбьюри вышел.
  Я сел на подлокотник кресла.
  — У меня масса расходов, о которых ты не имеешь представления: кроме арендной платы и жалованья секретарше, деньги на социальное обеспечение, подоходный налог, стоимость бумаги и книг, освещение…
  — Уборка, — подсказал я.
  — Верно. За нее тоже надо платить…
  — И что же?
  — Нам выпало перспективное дело, Дональд. Пока ты будешь им заниматься, я решила повысить твою ставку до десяти долларов в день.
  — Успокойся, все твои расходы на меня не превысят и десяти долларов.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Срок, в течение которого я буду занят. Как я могу тренировать кого-нибудь?
  — Ах, не будь таким спорщиком, Дональд. Я договорюсь с Хашитой — он будет продолжать давать тебе уроки. Я условилась с мистером Эшбьюри о том, что тебе ежедневно придется отлучаться из его дома между двумя и четырьмя часами якобы для того, чтобы отчитаться перед агентством. Но на самом деле будешь ходить в спортзал, к Хашите, — постигать секреты джиу-джитсу. Затем ты повторишь эти уроки с мистером Эшбьюри. Не позволяй ему обучаться слишком быстро.
  — Он и не сможет. Да и я не сумею приспособиться к обстановке.
  — Перестань, Дональд, ты так быстро постигаешь любое дело.
  — Но как я буду сновать взад и вперед, ведь это далеко?
  — Да, если пользоваться общественным транспортом, но, поскольку наш клиент думает, что ты приезжаешь сюда по делам службы, я заставила его согласиться оплачивать такси.
  — На какую сумму? — поинтересовался я.
  — Об этом не беспокойся. Нам незачем тратиться на такси. Сегодня я подвезу тебя и высажу неподалеку от дома Эшбьюри. Остаток пути пройдешь пешком. И потом каждый день, начиная с двух часов, я буду ждать тебя в своей машине. Таким образом мы сможем получить приличную сверхприбыль.
  — Увидишь, твоя глупая затея прикарманить эти деньги обернется против тебя, — мрачно заключил я и отправился упаковывать чемодан.
  Глава 3
  Берта высадила меня за квартал от жилища Эшбьюри в десять двадцать пять вечера. Моросил мелкий дождь. Я преодолел этот квартал, волоча тяжелый чемодан, бивший меня по ногам, и очутился перед внушительным зданием свободной архитектуры, говорившим о солидном состоянии владельца. Дорожки в саду посыпаны гравием, повсюду множество декоративных растений.
  Дворецкий, не слышавший шума подъезжавшего такси, взглянул на водяную пыль, которая сыпалась с полей моей шляпы, и вежливо осведомился, не я ли мистер Лэм.
  Я ответил утвердительно.
  Дворецкий сказал, что отнесет чемодан наверх, в мою комнату, что мистер Эшбьюри ждет меня в библиотеке.
  Эшбьюри обменялся со мной рукопожатием и начал процедуру моего представления обитателям дома. Миссис Эшбьюри, выглядевшая значительно моложе мужа, была полногрудой, крутобедрой особой, являя собой совершенный тип чувственной красоты. Она весила фунтов на пятнадцать больше допустимого для нее — слишком много, чтобы с выгодой для себя демонстрировать свои женские достоинства. По всей видимости, она не была способна сидеть спокойно, ее тело постоянно пребывало в некоем волнообразном движении, непрерывно перемещаясь и слегка раскачиваясь. Глаза излучали жизнелюбие. Под ее пристальным взглядом я почувствовал себя не очень уютно. Протянув мне руку, миссис Эшбьюри разразилась целым потоком слов:
  — Я думаю, что у Генри родилась блестящая идея. Вероятно, я тоже должна предпринять что-нибудь подобное… За последние два года я набрала чересчур большой вес. Этого бы не случилось, не будь у меня высокого кровяного давления, приступов головокружения, болей в сердце. Доктор запретил мне заниматься спортом. Но если здоровье мое поправится и я начну тренироваться, то сброшу вес очень быстро. А вы, кажется, в превосходной форме, мистер Лэм? Вы, по-моему, вообще ничего не весите.
  Она сделала паузу, достаточно продолжительную, чтобы позволить Эшбьюри представить мне Бернарда Картера. Это был жизнерадостный толстячок лет сорока с лишним, с рыбьими глазками, пухлыми ручками и неприятной склонностью похлопывать собеседника по спине. Картер обладал тремя подбородками, дрожавшими, когда он хохотал. При этом жирные щечки собирались под глазами складками, вместо глаз виднелись только узкие щелки. Однако глаза в этих щелках не меняли своего выражения и во время бурных приступов веселья. Они оставались как бы подернутыми пеленой, холодными и настороженными. Миссис Эшбьюри смотрела на Картера одобрительно. Он был очень внимателен к ней.
  Я догадался, что Картер, вероятно, как-то по-особому связан с миссис Эшбьюри. У них было много общего — они являли собой пару, живущую с единственной целью: получать от жизни наслаждение.
  Между тем миссис Эшбьюри не отрывала от меня глаз.
  — У вас нет ни унции жира, мистер Лэм, — заметила она. — Вы невелики ростом, но превосходно сложены. Только не слишком ли вы легки для профессионального борца?
  — Тренера, — поправил я.
  — Я знаю, но вы, вероятно, и хороший борец. Генри рассказывал мне, как вы одолели в джиу-джитсу своего соперника-японца, и у него был очень бледный вид.
  Генри Эшбьюри в упор уставился на меня.
  — Боюсь, с моей стороны было бы нескромным комментировать этот эпизод.
  Ее горло, плечи и диафрагма пришли в движение — она залилась пронзительным, веселым смехом.
  — Это забавно, очень забавно! Бобу страшно бы понравилось. Он тоже скромен. Мистер Эшбьюри говорил вам о Роберте?
  — Вашем сыне?
  — Да. Он чудесный мальчик. Я так горжусь им. Он начал делать карьеру с самой нижней ступеньки и благодаря усердию и упорному труду стал президентом корпорации!
  — Я ничуть не преувеличиваю, — вмешался Бернард Картер, — когда утверждаю, что Боб — гений в бизнесе. Я никогда не видел человека, который так быстро, как он, схватывал бы суть проблемы.
  — Он поступает всегда правильно, не так ли? — спокойно констатировал Генри Эшбьюри.
  — Всегда правильно! — воскликнул Картер. — Мой бог, он… — Картер осекся, бросив взгляд на миссис Эшбьюри, всплеснул пухлыми ручками, словно говоря: «О, какой смысл продолжать?» — и медленно перевел дыхание.
  — Рад это слышать, — по-прежнему равнодушно произнес Эшбьюри.
  — Я считаю карьеру моего сына просто блестящей, и при этом, повторяю, он очень скромный. Почти никогда не говорит о своей работе. — Голос миссис Эшбьюри, глубокий, красивого низкого тембра, от возбуждения поднялся на октаву выше и сейчас стучал в барабанные перепонки, подобно граду по железной крыше. — Но Роберт чувствует, что Генри не интересуется его проблемами. Держу пари, Генри, ты даже не знаешь об их последних нововведениях или о том, что Боб…
  — У меня достаточно своих дел, — пробурчал Генри.
  — Но ты бы мог действовать заодно с Бобом. В конце концов, в качестве президента компании Боб имеет возможность узнавать о многом, происходящем в деловом мире. Некоторые из этих сведений были бы, несомненно, очень полезны и для тебя.
  — Да, моя любовь. Но я слишком устаю и, когда добираюсь до дому, не хочу говорить о бизнесе.
  Миссис Эшбьюри вздохнула:
  — О, вы дельцы! Боб, в сущности, такой же. Из него клещами не вытянешь ни слова о делах.
  — Где он сейчас? — поинтересовался я.
  — Внизу, в бильярдной, с менеджером по сбыту Паркером Стоулдом.
  Эшбьюри кивнул мне:
  — Пойдемте, Лэм. Спустимся, и вы познакомитесь с Бобом и Стоулдом.
  Прощаясь с миссис Эшбьюри, я произнес те банальности, которые говорятся в подобных случаях, а она, взяв мою руку, несколько задержала ее в своей. Когда я нагнал Генри Эшбьюри, он уже шествовал по длинному коридору. Мы спустились вниз по лестничным маршам, и вскоре я заметил комнату с длинным столом для пинг-понга. Напротив, вероятно, находилась бильярдная. Оттуда доносились стук шаров и голоса.
  Эшбьюри открыл дверь. Человек в смокинге, собиравшийся стукнуть по шару, выпрямился и положил кий:
  — Хэлло, губернатор!
  Это и был Роберт Тиндл — парень со скошенным лбом, длинным прямым носом и глазами цвета дешевого мрамора — водянисто-серыми с грязноватой радужной оболочкой. Он вяло пожал мне руку. Его партнер выглядел немного старше Боба. У него были слишком близко поставленные глаза, но густые вьющиеся волосы и хороший рот. Он явно воспринял наш визит как нежелательное вторжение и отозвался на представление невнятным «счастлив знак…ся», даже не протянув мне руки.
  Утром дворецкий поднял меня в семь часов. Я побрился, оделся и спустился в спортзал — просторную пустую комнату в полуподвальном этаже, примыкавшую к бильярдной.
  Спортзал казался заброшенным, словно им никогда не пользовались. Но тут было множество спортивного инвентаря: подвесные груши, штанги, булавы, гантели, тренажер, борцовские маты, в дальнем углу — боксерский ринг. На сетке висели боксерские перчатки. Подойдя ближе, я увидел на них пожелтевшие от времени ярлычки с ценой.
  На мне были теннисные туфли, свободные спортивные штаны, майка. Появившийся вслед за мной Генри Эшбьюри был упакован в плотный купальный халат. Он сбросил его и остался в боксерском трико.
  Выглядел он ужасно.
  — Ну, — сказал Генри, указав на свое округлое брюшко, — вот чем вам нужно прежде всего заняться. — Он побрел к тренажеру и включился в работу, пыхтя и отдуваясь. Спустя минуту он отступил и кивнул мне: — Хотите размяться?
  — Нет.
  — Мне тоже не хочется, но я должен.
  — Почему бы вам не постараться вообще сидеть прямо, добиваясь лучшей осанки?
  — Я чувствую себя особенно уютно, свернувшись в кресле. Так мне удобнее.
  — Тогда продолжайте упражняться, — распорядился я.
  Он метнул на меня быстрый взгляд, по-видимому, хотел что-то возразить, но сдержался, вернулся к тренажеру и еще немного поработал с ним. Затем взвесился на весах и подошел к матам.
  — Вы думаете, что сумеете научить меня тем приемам, которые демонстрировал вчера джеп?87 — спросил он.
  Я посмотрел ему прямо в глаза:
  — Нет.
  Он рассмеялся и надел халат. После этого мы посидели, поговорили о политике, пока не пришло время принимать душ и одеваться к завтраку.
  После завтрака Эшбьюри отправился к себе в контору. Позже, около одиннадцати, я встретился с Альтой, спускавшейся в столовую. Она, очевидно, уже слышала обо мне.
  — Пойдемте, составьте мне компанию, пока я буду завтракать, — пригласила она. — Я хочу поговорить с вами.
  Это был удобный случай познакомиться с ней поближе. Я помог ей усесться за стол и расположился напротив с чашкой кофе с сахаром и сливками, тогда как она пила черный кофе с тостами и курила сигарету.
  — Итак? — спросила она.
  Я вспомнил, как настойчиво Генри Эшбьюри советовал мне оставаться самим собой и не форсировать событий.
  — Что «итак»?
  Она расхохоталась:
  — Вы ведь тренер, инструктор по физкультуре, — так, кажется?
  — Да.
  — Вы не очень-то похожи на боксера.
  Я промолчал.
  — Моя мачеха утверждает, что значение имеет не вес, но скорость нанесения удара. Она твердит, что вы неукротимы, стремительны, как удар молнии. Я должна как-нибудь посмотреть, как вы работаете.
  — Я тренирую вашего отца. А он не увлекается боксом.
  Она критически оглядела меня и заявила:
  — Я понимаю, почему вы предпочитаете джиу-джитсу. Это, должно быть, интересно.
  — Должно быть.
  — Говорят, что вы великолепны, что вы перенимаете у японцев все лучшее и можете состязаться с любым противником…
  — Это не совсем так.
  — Но разве папа не видел сам, как вы перебросили через голову известного японского мастера по джиу-джитсу?
  — Может быть, найдем другую тему для разговора?
  — Например?
  — Поговорим о вас.
  Альта с сомнением покачала головой:
  — Я совсем неинтересный объект для беседы, особенно по утрам. Впрочем… Вы любите ходить пешком?
  — Нет.
  — А я люблю. И сейчас собираюсь на долгую прогулку.
  Данные мне инструкции были недвусмысленны. Надлежало ближе познакомиться с Альтой, завоевать ее расположение, дать почувствовать мою готовность броситься, если потребуется, в самое рискованное предприятие, заставить ее довериться мне, раскрыть свои секреты. «Куй железо, пока горячо», — мысленно произнес я и отправился на предложенную прогулку.
  Я по достоинству оценил ее внешность: отличную фигуру, карие, теплые глаза, смеявшиеся всякий раз, когда она улыбалась. Альта отличалась выносливостью марафонца, очевидной любовью к свежему воздуху, пренебрежением ко многим условностям. Спустя некоторое время мы уже сидели под деревьями. Я не раскрывал рта, зато она говорила за двоих. Она ненавидела «охотников» за богатством и мужчин «себе на уме». Она была склонна думать, что брак — это помойная яма, что ее отец свалял дурака, позволив связать себя вторым браком, что она ненавидит мачеху, что ее сводный брат в глазах миссис Эшбьюри — наливное яблочко, но она полагает, что это яблочко червивое.
  Я решил, что для одного раза сведений вполне достаточно, под каким-то предлогом покинул Альту и шмыгнул за угол, где меня уже ожидала Берта. Она отвезла меня к японцу. Хашита показал еще несколько захватов, бросков и заставил попрактиковаться. К тому времени, когда урок окончился, длинная прогулка с Альтой, тренировка с Хашитой совершенно вымотали меня. Я чувствовал себя так, будто провел бой с паровым катком, выдержал десять раундов и проиграл.
  На обратном пути я объяснил Берте, что Эшбьюри — мудрый человек и что мне нет необходимости дальше заниматься джиу-джитсу. Берта заявила, что оплачивает уроки она, что я буду продолжать их брать и она прекрасно знает для чего. Я предостерег ее относительно появления нашей машины перед домом Эшбьюри и сказал, что все-таки предпочел бы пользоваться такси. Берта оборвала меня, заявив, что отвечает за ведение дела, и доставила меня к обеду вовремя.
  Обед был ужасен. Хорошая еда, но слишком много блюд и прислуги. Я вынужден был сидеть прямо, как штык, и притворяться, что увлечен болтовней миссис Эшбьюри. Генри Эшбьюри находился в прострации и сидел за столом с видом человека, не имеющего ни малейшего представления о том, что он ест.
  Альта Эшбьюри собиралась отправиться на танцы в десять вечера. Она выбрала часок после обеда, чтобы посидеть и побеседовать со мной на застекленной веранде. Всходил месяц. Воздух был теплый, благоухающий, но что-то явно беспокоило Альту. Она старалась не показывать тревоги, однако я видел, что она нуждается в дружеском участии.
  Я сидел молча, но, заметив, что ее маленькая рука сжалась в кулачок, я, слегка дотронувшись до него, сказал: «Спокойнее, не волнуйтесь». Когда Альта расслабилась, я тут же убрал руку. Альта быстро взглянула на меня, как бы удивившись моей сдержанности. Незадолго до десяти часов она поднялась к себе переодеться для танцев. Я же попытался обобщить для себя то новое, что узнал об Альте.
  Я выяснил, что Альта любит играть в теннис, плавать, ездить на лошадях, равнодушна к бадминтону, что, если бы не «добрый старый папа», она уехала бы, бросила этот дом. Я узнал также о том, что ее мачеха губит репутацию отца, что ее сводного брата следовало бы отдать на воспитание индейцам. Внешне я оставался совершенно равнодушным к ее признаниям.
  На следующее утро Эшбьюри начал было заниматься на тренажерах, но почувствовал, что у него болят мышцы, объявил, что поспешность в этом деле вредна, облачился в свой просторный халат, пристроился возле меня на мате и закурил сигару. Он поинтересовался, удалось ли мне что-либо узнать, и, не получив ответа, задумчиво произнес:
  — Вы понравились Альте. Вы — хороший психолог.
  Мы позавтракали. Около одиннадцати часов появилась Альта. Миссис Эшбьюри завтракала в постели.
  Когда мы отправились на прогулку, Альта сообщила мне новые подробности относительно своей мачехи. У миссис Эшбьюри было высокое давление, и доктор запретил ей волноваться. Этот доктор был с ней заодно, соглашался с любыми ее требованиями, льстил и подыгрывал во всем. Альта считала, что отцу следовало бы отказать от дома и Бернарду Картеру. Она сказала также, что сама не понимает, почему так откровенна со мной. Разве что из-за моего явного дружеского расположения к ней и потому, что так беспокоится об отце, вот-вот готова расплакаться.
  Я почувствовал себя подлецом.
  В два часа Берта вновь увезла меня, а японец опять всячески мучил: массировал и «месил», словно тесто для выпечки хлеба. Освободившись от прикосновений его стальных пальцев, я ощутил себя рубашкой, прокрученной и отжатой в стиральной машине и почти побывавшей под катком для утюжки белья.
  Я прибыл к ужину. Все было точно так же, как и в предшествующий вечер, только Альта выглядела заплаканной. Она едва говорила со мной. После обеда я намеренно торчал у нее на глазах, стараясь предоставить ей возможность поговорить со мной, если она того хочет.
  Беседа состоялась, и я получил новую порцию информации.
  Альта по-прежнему не делала тайны из своего отношения к Бернарду Картеру. По ее мнению, он рассчитывал заняться бизнесом вместе с миссис Эшбьюри. Что это за бизнес, Альта не знала. И по-видимому, никто не знал… Альта сказала, что оба ненавидят ее. Альта подозревает, что мачеха опасается какой-то женщины, которую знает Картер. Однажды, внезапно войдя в библиотеку, Альта услышала слова мачехи, обращенные к Картеру: «Будьте смелее, сделайте же что-нибудь, наконец! Я устала от этих колебаний. Можете себе представить, как вела бы себя особа, будь она на моем месте. Я требую, чтобы вы…» Картер заметил Альту и предостерегающе кашлянул. Миссис Эшбьюри, увидев падчерицу, оборвала начатую фразу и заговорила о чем-то другом.
  Альта помолчала, затем с угрюмым видом добавила, что рассказывает мне о вещах, о которых не имеет права говорить. Она повторила, что я почему-то внушаю доверие. Ей кажется, что я сочувственно отношусь к ее отцу и собираюсь участвовать в его бизнесе. Но в таком случае мне обязательно следует остерегаться мачехи, Боба и Бернарда Картера. Альта просветила меня и насчет доктора Паркердейла, который, по слухам, стал сейчас одним из самых модных и преуспевающих врачей, поскольку обладает врачебным тактом и умеет обращаться с состоятельными пациентами. Постоянные жалобы миссис Эшбьюри на дурноту и головокружение доктор Паркердейл выслушивает с таким серьезным и сосредоточенным видом, словно речь идет о симптомах страшной для всего человечества болезни.
  Сообщив мне все это, Альта умолкла.
  — Продолжайте, — предложил я.
  — Что вы имеете в виду? — спросила она.
  — Все остальное.
  — То есть?
  — То, что мне еще необходимо знать.
  — Я и так рассказала вам слишком много.
  — Еще недостаточно.
  — Что вы этим хотите сказать?
  — Послушайте, я вхожу в дело с вашим отцом. Он намерен вложить туда деньги. Я должен позаботиться о том, чтобы он получил за свои капиталовложения надлежащую компенсацию. Поэтому мне хотелось бы поладить с миссис Эшбьюри. Как это сделать?
  Она поспешно пробормотала:
  — Предоставьте ее лучше самой себе. Держитесь от нее подальше и… никогда…
  — Никогда — что? — спросил я.
  — Не оставайтесь с ней наедине. Если она захочет размяться в спортзале, заручитесь присутствием кого-нибудь, пока она там.
  Я совершил ошибку, скептически усмехнувшись и заявив:
  — Не станет же она…
  Альта обернулась ко мне со свирепым видом.
  — Повторяю вам, — отчеканила она, — я знаю свою мачеху. Это существо с огромными, неутоленными аппетитами и звериной хитростью. Кроме того, она просто не способна контролировать себя. Ее высокое давление — результат переедания и потакания своим желаниям. Она прибавила добрых двадцать фунтов с тех пор, как отец женился на ней.
  — Ваш отец, — прервал я, — далеко не глуп.
  — Конечно, нет, но она в деталях разработала технику, которой не может противостоять ни один мужчина. Когда Карлотте чего-нибудь хочется, а кто-нибудь, допустим, возражает, она доводит себя до высшей степени возбуждения, затем звонит доктору Паркердейлу. Тот мчится, будто речь идет о жизни и смерти, измеряет давление, ходит по дому на цыпочках, создавая нужное впечатление. Затем отводит в сторону того, кто препятствовал желанию мачехи, и очень мягко, в манере профессионала убеждает собеседника, что миссис Эшбьюри нельзя волноваться, что, если бы он только мог гарантировать своей пациентке полное спокойствие в течение нескольких месяцев, она бы поправилась, смогла заниматься спортом, сбросить вес и вести нормальный образ жизни. Но из-за несогласий, переживаний она постоянно возбуждается, все его усилия врача терпят крах, и все приходится начинать сначала.
  — Должно быть, это трудная игра, — сказал я, рассмеявшись.
  — Конечно, трудная, — с прежней яростью подтвердила Альта. — У вас просто нет шансов выиграть. Доктор Паркердейл твердит, что ему нет дела до ее правоты, в любом случае никто не должен ей возражать. Это значит, ей всегда уступают. В результате она становится еще более эгоистичной и неуправляемой…
  — А что вы скажете еще о Бернарде Картере? — спросил я. — Он ладит с ней?
  — Бернард Картер! — фыркнула она. — Бернард Картер и его пресловутая деловая хватка! Этот тип возникает всегда, когда исчезает отец. Со своими «деловыми» разговорами она может обвести отца вокруг пальца, но меня она не проведет. Я не выношу ее.
  Я сказал, что, на мой взгляд, Генри Эшбьюри вполне способен овладеть ситуацией.
  — Нет, не может, — ответила Альта. — И ни один мужчина не смог бы. Она связала его по рукам и ногам, подрезала ему крылья. Едва только он их раскроет и воспротивится ей в чем-нибудь, она лишь стукнет кулаком — и тут же прилетает Паркердейл со своим тонометром… О, разве вы не понимаете, что она уже заложила фундамент для бракоразводного процесса. В случае необходимости отца обвинят в том, что он был несправедлив и жесток по отношению к жене, разрушил ее здоровье, и потому пришлось пригласить доктора Паркердейла. Мачеха всячески поощряет готовность доктора дать нужные показания. Единственное, что может сделать сейчас отец, — это полностью стушеваться и выжидать. И значит, пока во всем ей потакать… Послушайте, Дональд, — внезапно спросила она, — вы что, допрашиваете меня или я сама валяю дурака и слишком откровенничаю?
  Я вновь почувствовал себя скверно, еще хуже прежнего. Альта замолчала.
  Кто-то позвал ее к телефону, и ей, видимо, не понравился разговор. Я мог судить об этом по выражению ее лица. Закончив разговор, она позвонила сама и отменила какое-то свидание. Я вышел и уселся на веранде. Спустя некоторое время Альта тоже пришла туда и, встав передо мной, с презрением глядела на меня. Я кожей ощущал это, хотя было слишком темно, чтобы видеть ее глаза.
  — Так вот оно, значит, что… — произнесла она тихо, чеканя каждый слог.
  — Что вы хотите сказать?
  — Не считайте меня дурочкой, вы… тренер. Вам не пришло в голову, что я сумею записать номер машины, которая заезжает за вами каждый день, и справиться о ней в отделе регистрации. Машина принадлежит агентству «Б. Кул. Конфиденциальные расследования», не так ли? Ваше подлинное имя, вероятно, Кул?
  — Нет, — возразил я. — Меня зовут Дональд Лэм.
  — Так вот, в следующий раз, когда мой отец под видом тренера захочет нанять детектива, скажите ему, чтобы он нанял более умелого.
  Она убежала.
  В подвале находился спаренный телефонный аппарат. Я спустился туда и позвонил Берте Кул.
  — Все в порядке, — доложил я. — Ты провалила дело.
  — Что ты мелешь? Как это провалила?
  — Альта заинтересовалась, кто ежедневно приезжает за мной, спряталась за углом, записала номер машины и проверила ее принадлежность. Как тебе известно, машина зарегистрирована по нашему адресу и на имя нашего агентства.
  Я услышал тяжелое дыхание Берты.
  — Сто долларов в день выброшены в окно, и только ради того, чтобы ты могла прибрать к рукам деньги, отпущенные на такси.
  — Милый! — взмолилась она. — Ты должен найти какой-нибудь выход. Ты вполне способен это сделать, если пораскинешь мозгами. Ведь Берта и держит тебя для того, чтобы ты за нее думал.
  — Убирайся к дьяволу! — отчеканил я.
  — Умоляю тебя, Дональд! Мы не можем позволить себе потерять эти деньги.
  — Ты уже потеряла их.
  — Неужели ничего нельзя сделать?
  — Не знаю. Выводи машину, припаркуйся на том месте, где ты обычно встречала меня, и жди.
  Глава 4
  Альта вышла из дома примерно без четверти десять. Пока дворецкий открывал для нее двери гаража, я пулей выскочил на улицу и понесся вниз. Если я в чем-то и силен, то это спринт.
  Берта Кул ждала меня в машине. Я сел рядом с ней и приказал:
  — Включи мотор, пусть он работает. Когда мимо промчится двенадцатицилиндровый автомобиль, дай полный газ. Поедешь с выключенными фарами.
  — Тогда веди лучше ты, Дональд.
  — Нет времени пересаживаться. Поехали.
  Берта включила зажигание и отъехала от тротуара. Тотчас же мимо нас промелькнула, как огненная вспышка, машина Альты Эшбьюри.
  — Вперед! — скомандовал я. — Гони во всю прыть!
  Берта ощупью искала выключатель. Я ударил ее по руке, схватился за кнопку выключателя и выдернул ее совсем. Мы двигались наугад. Берта нервничала, машина дергалась, ради предосторожности я положил руку на руль, слегка поворачивая его. Наконец Альта тоже подъехала к перекрестку. Как раз зажегся красный свет. У нас появился шанс догнать Альту и пристроиться позади нее. Берта перевела дух. Я пересел на место водителя.
  Вспыхнул зеленый свет. Альта рванулась вперед так резко, словно ей угрожали пистолетом. Следом прогромыхали мы. Кто-то закричал, требуя включить фары, но я продолжал ехать вслепую, надеясь влиться в поток транспорта. Вскоре нам это удалось. Я включил фары и стал маневрировать, стараясь держаться слева от цели и позади нее.
  Берта все еще извинялась, голос ее дрожал.
  — Мне бы послушаться тебя, дорогой. Ты ведь всегда бываешь прав. О, почему ты не заставил меня слушаться!
  Я был поглощен своим делом водителя и ничего не ответил.
  Но Берта продолжала гнуть свою линию:
  — Дональд, ты вряд ли когда-нибудь поймешь меня. Много лет мне приходилось биться за существование. Считала каждый никель. Бывали времена, когда я позволяла себе тратить лишь пятнадцать центов в день на еду. Знаешь ли, Дональд, что для меня тяжелее, невыносимее всего? Тратить деньги. Когда я начала немного зарабатывать и кое-что откладывать, я снимала с банковского счета сто долларов в месяц и прикидывала, что на них куплю. Но к концу месяца у меня все равно оставалось семьдесят или восемьдесят долларов. Я просто не могла заставить себя их потратить! Если годами живешь трудно, тяжело, в нужде и деньги слишком много значат для тебя, что-то происходит с твоей психикой. И этого нельзя преодолеть.
  — Я преодолел, — возразил я.
  — Я знаю, дорогой, но ты молод и умен. У Берты нет ни того, ни другого. Ее дело — оставаться на своем месте и «подавать мячи», и, я тебе скажу, успех всегда дается мне нелегко. В тебе есть то, чего во мне никогда не было, Дональд. Ты гибкий. Надавишь на тебя, ты согнешься, но потом распрямишься снова. Положи какой-нибудь груз на меня, я его сброшу. Но если не сумею справиться с ним, я не согнусь — я сломаюсь.
  — Ладно, — сказал я. — Забудь.
  — Куда она направляется, дорогой?
  — Не знаю.
  — Что она намерена делать?
  — Не знаю и этого. Нас прогнали с позором, лишили ста долларов в день. Нам нечего делать. У нас теперь, по крайней мере, развязаны руки.
  — Дональд, ты меня раньше никогда не подводил. Ты всегда придумывал какой-нибудь фокус, который нас выручал.
  — Помолчи, — огрызнулся я. — Я пытаюсь делать это сейчас.
  Это было нелегкое занятие — следовать за Альтой в потоке транспорта. Все, что требовалось ей, — это плавно нажимать на педаль газа, и машина легко преодолевала открытое пространство, которое тотчас замыкалось за ней. Мне же приходилось, не отрывая ноги от педали, сохранять дистанцию, не упуская Альту из виду, и при этом постоянно маневрировать.
  Альта заехала на стоянку. Я не осмелился сделать то же самое. Единственное пригодное для парковки место находилось перед пожарным гидрантом.
  — Припаркуемся здесь, — сказал я Берте. — Если нас зацапают, — не удержался я от колкости, — предъявишь счет Эшбьюри: пусть оплатит расходы на такси. А теперь ступай вниз к Седьмой улице, я пойду к Восьмой. Когда Альта покинет стоянку, она неминуемо повернет либо туда, либо сюда. Если она пойдет по направлению ко мне, не пытайся ее преследовать. Если направится в твою сторону — я не пойду за ней. Тот, кто останется без дела, возвращается к машине и ждет.
  — Хорошо, дорогой. — Берта была кротка, как овечка.
  Вылезать из машины — для Берты всегда тяжелый труд. Она и тут извивалась и корчилась, выталкиваясь из машины. Я не стал помогать ей. Открыл дверцу, вылез сам и быстро пошел по улице.
  Берта не отошла от машины и двадцати ярдов, как появилась Альта и направилась в мою сторону. Я нырнул в первый же дверной проем и затаился там. Альта, по-видимому, предполагала, что за ней могут следить. Она часто оглядывалась, но, завернув за угол, решила, очевидно, что путь свободен. Я осторожно пошел следом. Посреди квартала находился дешевый отель, она юркнула туда. Я выждал, пока она пройдет через вестибюль, затем тоже вошел в отель и приблизился к табачному киоску. Я наблюдал за табло над лифтом, когда высвечивало этажи. Лифт остановился на четвертом.
  Девушка за прилавком была блондинкой с жесткими вьющимися волосами. По цвету и фактуре они напомнили мне случайно виденный у одного коммивояжера кусок пеньковой веревки — ею пользовался палач в Сан-Квентине88. Светлобровая, с большими зелеными глазами, она старалась сохранять невинный облик девственницы начала века. Губки бантиком, бровки подняты, длинные ресницы скромно опущены — ни дать ни взять котенок, отважившийся вылезти из тесной кладовки в гостиную.
  — Послушай, сестренка, — обратился я к ней. — Я торговый агент. У меня с собой список товаров, которые я могу предложить «Этли эмьюзмент корпорейшн». Но прежде мне нужно получить одну информацию. Здесь, в этом отеле, проживает игрок, который должен мне эту информацию предоставить, но я не знаю его по имени.
  Отозвалась она голосом резким и хриплым, как у политика после выборов:
  — Мне-то что до этого?
  Я вытащил из кармана десять долларов — из денег на экстренные расходы.
  — Это девушке, которая знает ответы на все вопросы, — объявил я.
  Она скромно опустила глаза. Рука с алыми ногтями скользнула по прилавку к банкноту. Я прикрыл его ладонью.
  — Но ответ должен быть правильным.
  Она наклонилась ко мне.
  — Том Хайленд, вот кто вам нужен.
  — В каком номере он живет?
  — Двадцатый, на седьмом этаже, — не очень уверенно сказала она.
  — Повтори еще разок.
  Она надулась, задрав нос и подбородок.
  — Ну, что ж, в таком случае… — протянул я, свертывая банкнот и пряча его в карман. Она взглянула на лифт и вновь склонилась ко мне, прошептав:
  — Джед Рингоулд, четвертый этаж, номер девятнадцать. Только, ради бога, никому ни слова о том, что я вам сказала. И не вламывайтесь к нему без стука. Его красотка только что поднялась наверх.
  Я отдал ей десятку.
  Портье пристально смотрел на меня, поэтому я еще немного покружил вокруг киоска.
  — Что с ним такое? — поинтересовался я.
  — Ревность, — ответила она с гримаской.
  Я постучал по прилавку рукой в перчатке.
  — О’кей, — сказал я, — дайте мне парочку пачек вот этих.
  Взяв сигареты, я приблизился к конторке портье:
  — Покер вконец измотал меня. Хочу улизнуть на пару часиков и поспать, а затем вернуться к игре. У вас есть что-нибудь подходящее, скажем, на четвертом этаже?
  — Семьдесят первый номер.
  — Где он находится?
  — Угловой.
  — Не подойдет.
  — Двадцатый?
  — Братец, я немного суеверен в отношении чисел, — сказал я. — Четвертый этаж, двадцатый номер — звучит неплохо, только это четное число. Не свободны ли семнадцатый, девятнадцатый или двадцать первый?
  — Могу предложить двадцать первый.
  — Сколько?
  — Три доллара.
  — С ванной?
  — Конечно.
  Я вынул и положил на конторку три доллара. Он нажал кнопку звонка и позвал:
  — Бой!
  Из лифта вышел мальчик. Портье вручил ему ключ и обратился ко мне:
  — Вам следует зарегистрироваться, мистер… э?..
  — Смит, — представился я. — Джон Смит. Запишите. Я иду спать.
  Мальчик, заметив, что я без багажа, посмотрел на меня искоса. Я протянул ему двадцать пять центов:
  — Возьми, паренек, и улыбнись.
  Он обнажил зубы, нажал на кнопку лифта и поднял меня на четвертый этаж.
  — Работаешь всю ночь? — поинтересовался я.
  — Нет. До одиннадцати.
  — А как же лифт?
  — Переходит на автоматику.
  — Послушай, сынок, — вновь обратился я к нему, — я не хочу, чтобы меня беспокоили. Я долго просидел за картами и очень устал.
  — Повесьте табличку на дверь, и никто вас не побеспокоит.
  — Есть в отеле игроки? — осведомился я.
  — Нет, но если вы хотите хорошенькую…
  — Нет, — сказал я.
  Вероятно, он решил, что я еще передумаю, и потому несколько помедлил, вытаскивая картонку с надписью: «Прошу не беспокоить». Затем опустил тяжелые шторы и включил свет в ванной.
  Избавившись наконец от него, я повесил картонку на наружную ручку двери, запер дверь и закрыл ее на задвижку, везде выключил свет. Потом подошел к внутренней двери, ведущей в девятнадцатый номер, и, встав на колени, принялся за работу. На руках у меня были легкие перчатки.
  Самое подходящее место, для того чтобы просверлить отверстие в двери комнаты отеля, — это обычно верхний угол нижней филенки. Дверь здесь тоньше, и маленькая дырочка не привлекает к себе внимания. Нож, имеющий в комплекте серповидное лезвие, может в случае нужды использоваться как сверло.
  Вооруженный таким ножом, я сверлил дверь, чувствуя себя грязным соглядатаем. Но человек вынужден чем-то зарабатывать себе на хлеб, тем более когда он зависит от Берты Кул. Угрызения совести не помешали мне быстро просверлить дырочку и прильнуть к ней глазами.
  Альта сидела на кушетке и плакала. В большом кресле напротив нее курил мужчина. Слезы девушки, казалось, ничуть не трогали его. Я почти не видел мужчину. Виднелись только его ноги до бедер и иногда — попадавшая в поле зрения рука, двигавшаяся с зажатой в ней сигаретой вверх и вниз и ложившаяся на подлокотник.
  Наконец Альта перестала плакать. Я видел движение ее губ, но не слышал слов. Девушка не казалась рассерженной или возмущенной, скорее подавленной.
  Мужчина, по-видимому, тоже ненадолго включился в разговор. Затем дернулась рука с зажатой в ней сигаретой. Секундой позже появилась другая рука, державшая конверт. Мужчина протянул его Альте. Та взяла конверт, даже не глянув, что находится в нем. Альта, похоже, очень спешила. Она открыла сумочку, вытащила оттуда продолговатую тоновую бумагу и отдала мужчине, опустившему ее в карман пиджака.
  Альта поспешно встала, попрощалась и затем исчезла из моего поля зрения.
  Мужчина, как видно, старался побыстрее выпроводить гостью. Он поднялся, быстро пересек комнату. Дверь отворилась и захлопнулась. Она была расположена прямо напротив лифта. Я услышал дребезжание поднимающегося лифта, звук отворяющейся и закрывающейся двери. Мужчина вернулся к себе в комнату.
  Я поднялся с колен, отряхнул брюки и внезапно заметил, что дверь между номерами не заперта на задвижку. Медленно и беззвучно я стал поворачивать ручку дверного замка. Повернув ее до отказа, слегка нажал на дверь и несильно ее толкнул. Дверь чуть-чуть подалась. Следовательно, все это время она не была заперта. Это уже кое-что значило. Сначала я решил распахнуть ее и войти в соседний номер, но потом передумал. Я притворил дверь, тихонько повернув ручку так, чтобы не щелкнул замок, и запер ее на задвижку с моей стороны.
  Это был скверный отель с потертыми коврами и выцветшими кружевными занавесками. Прореха в белом покрывале на постели была заштопана. Дверь между номерами была плохо подогнана и плохо закреплена. Пока я разглядывал ее, ручка медленно повернулась. Кто-то пытался открыть дверь, но не повторил попытку.
  Я вышел в коридор, сунул ключ от двери в карман и постучал в девятнадцатый номер.
  Я услышал скрип стула, шаги.
  — Кто там? — спросил мужской голос.
  — Лэм, — ответил я.
  — Я вас не знаю.
  — Послание от шефа.
  Он открыл дверь и с порога уставился на меня.
  Это был крупный, на вид добродушный парень, уверенный в своей физической силе. Густые брови срослись на переносице. Глаза глубокой охряной окраски казались почти черными. Чтобы смотреть ему в лицо, мне приходилось слегка задирать голову.
  — Кто вы такой, черт возьми? — спросил он.
  — Скажу, когда войду.
  Он пропустил меня в комнату.
  — Садитесь, — пригласил он, устроившись в кресле, где сидел во время свидания с Альтой. Он положил ноги на стул, собрался закурить и полюбопытствовал: — Как, вы сказали, ваше имя?
  — Дональд Лэм.
  — Мне это ни о чем не говорит.
  — Конечно, мы ведь никогда не встречались, — согласился я.
  — Об этом можете не говорить. У меня прекрасная память на лица. Вы сказали, у вас поручение ко мне?
  — Да.
  — От шефа?
  — Да.
  — Кого вы имеете в виду?
  — Шефа полиции.
  В этот момент он зажигал сигарету, и спичка дрогнула. Он не смотрел на меня, пока не сделал глубокой затяжки, затем его охряные глаза повернулись в мою сторону.
  — Выкладывай.
  — Послание касается состояния вашего здоровья.
  — У меня прекрасное здоровье. И таким останется. Ну, черт возьми, что за поручение?
  — Не получайте денег по чеку.
  — По какому еще чеку?
  — Тому, который вам только что вручили.
  — Вы чертовски нахальны.
  — Дружище, — сказал я, — вы уже получили по чекам наличными двадцать тысяч долларов через посредство «Этли эмьюзмент корпорейшн». Двадцать кусков — это многовато. Сейчас в правом кармане у вас еще один чек. Как только вы отдадите его мне, я уберусь отсюда.
  Он впился в меня глазами так пристально, словно я был редкостной тропической рыбкой, плавающей в аквариуме.
  — Любопытно, — сказал он. — Да кто вы такой, черт побери?
  — Я уже говорил вам, кто я такой и чего хочу. Итак, что вы намерены предпринять?
  — Я намерен через десять секунд вышвырнуть вас отсюда.
  Он вскочил с кресла и распахнул дверь:
  — Вон!
  Я тоже поднялся и выбрал место, где мог бы использовать красивый прием — выбросить правую руку вверх, изогнуться и перебросить его через свою голову.
  Он подкрадывался ко мне очень осторожно.
  Я выжидал, двигая правой рукой.
  Однако то, что произошло затем, нисколько не походило на мои упражнения с Хашитой. Он рванулся и приблизился ко мне сбоку. Одна рука схватила меня за воротник пиджака, вторая — за бедро. Я пытался сопротивляться, но с таким же успехом мог бы стараться сдвинуть с рельсов тяжело груженный состав. Я вылетел из комнаты так стремительно, что у меня засвистело в ушах. Я выбросил вперед руку, чтобы смягчить удар тела о противоположную стену коридора, но вместо этого ухватился за край почтового ящика, находившегося возле лифта. Мой противник настиг меня здесь, оторвал от ящика, развернул и дал мне пинка левой ногой.
  Я узнал теперь, как чувствует себя футбольный мяч после хорошего удара по нему.
  Удар был так силен, что я по инерции пролетел футов двадцать, прежде чем растянулся на животе и услышал, как Рингоулд вернулся к себе и запер дверь. Я захромал по коридору, завернул за угол в поисках лестницы и, не найдя ее, побрел назад.
  До поворота оставалось еще футов двадцать, когда прогремели три выстрела. Секунду или две спустя кто-то пробежал в другой конец коридора.
  Я заковылял быстрее. Прямоугольный луч света падал на распахнутые настежь двери девятнадцатого номера. Я взглянул на часы — одиннадцать шестнадцать. Мальчик-лифтер уже закончил дежурство и ушел, включив автоматику.
  Я нажал кнопку и, как только лифт начал подниматься, на цыпочках вошел в номер.
  Тело Рингоулда было распростерто у порога ванной комнаты. Голова откинута назад, руки изогнуты под каким-то невообразимым углом. Одно колено — в ванной, левая рука протянута к двери моего номера.
  В правом кармане пиджака я нащупал плотный, продолговатый лист бумаги. Рассматривать его было некогда. Я вынул лист, засунул в карман и направился к выходу. В прихожей горел свет. Я выключил его и постоял, осторожно выглядывая в коридор. Женщина средних лет с мелкими кудряшками на голове выглянула из своего номера.
  — Вы слышали, кажется, кто-то стрелял? — окликнул я ее.
  — Да, — отозвалась она.
  Я ткнул пальцем в двадцать первый номер:
  — Думаю, это там. Пойду посмотрю.
  Женщина продолжала стоять в дверях. Я обошел лифт и прокричал оттуда:
  — Здесь висит табличка с просьбой не тревожить. Полагаю, лучше спуститься вниз, к портье.
  Лифт ждал меня. Я спустился на второй этаж, вылез и затаился. Прошло не меньше минуты, прежде чем я услышал, как кабина лифта спускается на первый этаж, а затем, раскачиваясь и кряхтя, возвращается наверх. Табло показало, что лифт остановился на четвертом. Я спустился в вестибюль. Портье отсутствовал. Девушка-блондинка в табачном киоске рассматривала журнал мод. Ее челюсти двигались в медленном ритме жующего резинку человека. Она оторвалась было от своего занятия, рассеянно взглянула на меня и вернулась к журналу.
  Когда я очутился на улице, я наконец вытащил бумагу из кармана и рассмотрел ее. Это был подписанный Альтой Эшбьюри чек на предъявителя на десять тысяч долларов.
  Положив чек в карман, я отправился туда, где Берта поставила свою машину. Там никого не было. Я подождал немного, но так и не обнаружил никаких признаков присутствия Берты. Я прошел три квартала, подхватил такси, назвал адрес железнодорожного вокзала. Добравшись туда, бросил ключ от номера в отеле в почтовый ящик, взял другое такси, назвав на этот раз адрес шикарного отеля в трех кварталах от дома Эшбьюри. Расплатившись с водителем, я побрел к дому.
  Дворецкий был еще на ногах. Он впустил меня, хотя Эшбьюри дал мне ключ от входной двери.
  — Мисс Эшбьюри вернулась?
  — Да, сэр. Она пришла минут десять назад.
  — Передайте ей, что я жду ее на веранде. У меня важное дело.
  Альта появилась минут через пять.
  — Нам не о чем говорить, — объявила она, вздернув подбородок. — И никакие объяснения неуместны.
  — Все же присядьте, — пригласил я.
  Она поколебалась, но села.
  — Я намерен предупредить вас кое о чем, — сказал я, — и хочу, чтобы вы хорошенько запомнили мои слова. Мой совет понадобится вам завтра. К вечеру вы устали и занервничали, поэтому отменили назначенное свидание. Отправились в кино, но, не дождавшись конца фильма, вернулись домой. Понятно?
  — Я пришла сюда, — волнуясь, заговорила Альта, — чтобы покончить со всем этим. Я ненавижу шпионаж и всех тех, кто сует нос в чужие дела. Вероятно, моя мачеха наняла вас, чтобы выведать мои чувства по отношению к ней. Что ж, она их узнает. Я могла бы сказать ей об этом прямо в лицо, но поскольку здесь замешаны вы…
  — Спуститесь на землю, — устало сказал я. — Я действительно детектив. Но меня наняли для того, чтобы защищать вас.
  — Защищать меня?
  — Да.
  — Я не нуждаюсь в защите.
  — Вам только это кажется. Запомните же, что я вам сказал. Вы устали и нервничали. Вы отменили встречу. Вы отправились в кино, но ушли оттуда раньше, чем закончилась картина. Вы нигде больше не были.
  Она недоуменно уставилась на меня.
  Я вынул из кармана чек.
  — Вы, вероятно, не заботитесь о том, чтобы хранить квитанции при таких мизерных выплатах, как десять тысяч долларов, не так ли?
  Ее лицо побелело. Она не отрывала глаз от чека. Я достал спичку, поджег уголок чека, удерживая его за другой угол, пока пламя не обожгло мне пальцы. Пепел я бросил в пепельницу и растер в порошок.
  — Доброй ночи. — Я направился к лестнице.
  Она молчала, пока я не вышел за дверь.
  — Дональд! — крикнула она. Это был вопль отчаяния.
  Я не обернулся, притворил за собой дверь и отправился спать. Я не хотел говорить Альте об убийстве. Она все равно узнает об этом из газет или когда полицейские пристанут к ней с расспросами. Если кто-нибудь в отеле узнал Альту и копы возьмутся за нее как следует, ей придется так или иначе выражать удивление, горе, облегчение или любые другие подходящие к данной ситуации чувства.
  Я же был полностью опустошен и отчаянно нуждался в отдыхе.
  Глава 5
  В три часа ночи взвыли полицейские сирены. Я встал и начал было одеваться, чтобы быть под рукой, когда начнут разворачиваться события. Но, вспомнив о своем положении в доме, снова улегся.
  Однако копы охотились вовсе не за Альтой. Они гремели у входной двери, пока не поднялся Генри Эшбьюри. Оказалось, им нужен Роберт Тиндл. Я натянул поверх пижамы брюки, накинул пиджак и на цыпочках выскользнул на площадку лестницы сразу же вслед за тем, как Тиндл спустился вниз, в библиотеку. Копы не старались приглушать свои голоса и не тянули резину. Они хотели знать, был ли знаком Тиндл с человеком по имени Джед Рингоулд.
  — Ну, конечно, — сказал Тиндл. — Он работает в нашей компании.
  — Вам известно его местонахождение?
  — Нет. Адрес есть в нашем офисе. А почему вы спрашиваете? Что он натворил?
  — Он ничего не натворил, — угрюмо отозвался полицейский. — Когда вы видели его в последний раз?
  — Я не видел его уже три или четыре дня.
  — Чем он у вас занимается?
  — Он торгует недвижимостью. Он, собственно, своего рода разведчик. Собирает различные сведения, составляет проспекты, устанавливает местонахождение и границы участков.
  — А какая недвижимость?
  — Участки для ведения горных работ.
  — Какая компания?
  — «Фоклоузд фармз андерайтез компани».
  — Что это за компания?
  — Для более подробной информации, — заявил Тиндл, — я должен… — он замялся, будто внезапно что-то вспомнив, — связаться с нашим юридическим отделом. Наш поверенный — Лейтон Крумвезер, его офис находится в «Фиделити-Билдинг».
  — А почему вы сами не можете ответить на этот вопрос?
  — С ним связаны разные юридические тонкости, и при моем статусе одного из руководителей корпорации я невольно могу втянуть ее в какую-нибудь судебную тяжбу. — Тон Роберта стал более дружеским, и он добавил: — Если вы сообщите мне, что, собственно, вам угодно, я предоставлю дополнительные сведения. Адвокат не раз предупреждал меня о том, чтобы я не говорил лишнего. Ведь мои слова могут обернуться против корпорации. Есть масса технических, юридических деталей, которые…
  — Хватит! — прервал его коп. — Рингоулд убит. Вам что-нибудь известно об этом?
  — Убит!
  — Да.
  — Боже мой, кто же убийца?
  — Мы пока не знаем.
  — Когда его убили?
  — Вчера вечером, около одиннадцати часов.
  — Ужасный удар для меня. Я не был с ним знаком близко, но ведь мы вместе работали. Паркер Стоулд и я говорили о нем совсем недавно — должно быть, как раз в то время, когда случилось убийство.
  — Кто такой Паркер Стоулд?
  — Один из моих помощников.
  — Где вы находились, когда происходил этот разговор?
  — У себя в офисе. Стоулд и я болтали, составляли планы по продаже недвижимости.
  — Ол-райт, были у Рингоулда враги?
  — Я не в курсе дела. Моя работа касается экономической политики корпорации. Персоналом управляет мистер Бернард Картер.
  Копы задали еще несколько вопросов и уехали.
  Я заметил, как Альта на цыпочках вышла из своей комнаты. Я мягко втолкнул ее обратно.
  — Все в порядке, — сказал я. — Идите спать. Они хотели видеть Боба.
  — Зачем?
  — Кажется, Рингоулд работал на Боба.
  — Но зачем им понадобился Боб?
  Я счел момент подходящим.
  — Рингоулда убили.
  Она стояла, словно окаменев, безмолвная и почти бездыханная, губы ее побелели.
  — Вы! — наконец произнесла она. — Боже, боже, Дональд, только не вы! Вы не…
  Я покачал головой.
  — Но вы должны были. В противном случае вы бы не смогли раздобыть…
  — Замолчите! — оборвал я.
  Она приблизилась ко мне, точно во сне. Холодные пальцы коснулись моей ладони.
  — Кем, вы думаете, он был для меня?
  — Я ничего не думаю.
  — Но почему вы, почему вы…
  — Послушайте, глупышка, — сказал я, — я сделал все возможное, чтобы выгородить вас. Понятно? Подумайте, как обстояли бы дела, найди они у Рингоулда ваш чек.
  Я видел, что она напряженно размышляет.
  — Идите спать, — повторил я. — Впрочем… подождите минутку. Спуститесь вниз. Спросите, что случилось, из-за чего весь этот шум. Вам объяснят. Все в доме взволнованы, обсуждают происшествие. Никто не заметит выражения вашего лица, не запомнит ваших слов и вообще вашей реакции. Утром к вам будут более внимательны. Кто-нибудь из домашних знает, что вы были знакомы с Рингоулдом?
  — Никто.
  — Вы и раньше встречались с ним?
  — Нет.
  — Если вас спросят об этом, обойдите вопрос. Ясно? Но не лгите — пока еще не требуется.
  — Но как же мне не ответить, если меня спросят?
  — По-прежнему задавайте вопросы сами. Это лучший способ уйти от ответа. Спросите мачеху, зачем им потребовался Тиндл в такое позднее время, ночью… Спрашивайте всех о чем угодно, но не суйте голову в петлю. Поняли?
  Она кивнула.
  Я подтолкнул Альту к лестнице.
  — Ну, ступайте вниз и не обмолвитесь случайно, что только что разговаривали со мной. Я иду спать.
  Я вновь лег в постель, но не смог уснуть. Я слышал голоса внизу, под лестницей, тихие шаги по ступеням. Кто-то прошел по коридору к моей комнате, задержался там и прислушался. Мрак уже рассеивался, так что я мог различать предметы. Дверь была не заперта. Я ждал, что она отворится. Этого не случилось.
  Рассвело, и тут я внезапно почувствовал страшную сонливость. Хотелось отдохнуть, расслабиться, сбросить напряжение. Заледеневшие от долгого стояния в коридоре ноги наконец согрелись. Я задремал. В ту же, как мне показалось, секунду постучался дворецкий. Было время давать уроки Генри Эшбьюри.
  Внизу, в спортзале, Эшбьюри даже не стал снимать свой тяжелый шерстяной халат.
  — Слышали о ночном происшествии?
  — Каком?
  — Один из людей, работавших в компании Роберта, погиб.
  — Автокатастрофа или что-нибудь в этом роде?
  — В этом роде, — промычал он и спустя мгновение пояснил: — Три выстрела из револьвера тридцать восьмого калибра.
  Я пристально посмотрел на него:
  — А где был в это время Роберт?
  Он не отвел глаз.
  — А где были вы?
  — Работал.
  — Над чем?
  — Занимался порученным мне делом.
  Он вытянул из кармана халата сигару, откусил кончик, закурил.
  — Раздобыли что-нибудь интересное?
  — Еще не знаю.
  — А что вы вообще думаете по поводу нашего дела?
  — Думаю, что понемногу продвигаюсь.
  — Нашли того, кто шантажировал мою дочь?
  — Я не уверен, что ее шантажировали.
  — Без серьезной причины она не стала бы разбрасывать чеки, как конфетти.
  — Да, конечно.
  — Я хочу, чтобы вы сумели прекратить это.
  — Думаю, что сумею.
  — Вам понадобилось порядочно времени, чтобы наметить какие-то успехи, — заметил он. — Учтите: я плачу за результаты.
  Наступившее молчание сделало эту фразу особенно весомой. Выдержав паузу, я парировал его реплику:
  — Все дела фирмы ведет Берта Кул.
  Эшбьюри расхохотался:
  — Я бы сказал, Дональд, что вы маловаты в росте, но велики в сообразительности. Я никогда не встречал ни одного высокого парня, который превосходил бы вас в находчивости.
  Он не спросил, что именно позволяет мне говорить о своих успехах. Я тоже не тревожил его никакими расспросами. Как обычно, я поднялся к себе, принял ванну и спустился к завтраку.
  Миссис Эшбьюри, по-видимому, пребывала в ужасном волнении. Горничные поминутно влетали в ее комнату и тут же выпархивали обратно. Вызвали врача. Эшбьюри объяснил, что его жена провела ужасную ночь. Роберт Тиндл выглядел так, словно он побывал в машине для отжимки белья. Сам Генри Эшбьюри помалкивал. Я наблюдал за ним украдкой и решил, что сильные мира сего — те, кто имеет деньги и умножает их, — проведут кого угодно и всегда будут владеть ситуацией.
  После завтрака Эшбьюри как ни в чем не бывало отправился к себе в контору. Тиндл уехал вместе с ним, в его машине. Я выждал некоторое время, затем вызвал такси и велел подъехать к «Фиделити-Билдинг». Это был адрес юрисконсульта, который назвал полиции Тиндл.
  Юридическая контора Лейтона Крумвезера помещалась на двадцать девятом этаже. Секретарша попыталась выведать у меня кое-что обо мне и о причине визита. Я сообщил ей, что хочу вручить мистеру Крумвезеру энную сумму денег. Меня быстро впустили.
  Крумвезер оказался костлявым субъектом с вытянутым лицом и тонким, загибающимся книзу носом, куда все время соскальзывали его очки. Щеки запали, и общая картина — крупнокостное сложение при явном недостатке плоти — дополнялась глубоким разрезом тонкого рта.
  — Ваше имя? — холодно осведомился он.
  — Лэм.
  — Вы сказали, что у вас есть для меня деньги.
  — Да.
  — Где они?
  — Я их еще не получил.
  Две глубокие морщины, обозначившиеся посреди лба, еще больше подчеркнули удлиненность носа.
  — Кто платит? — спросил он.
  — Простаки, — ответил я.
  Крумвезер внимательно оглядел меня. Его маленькие черные глазки не гармонировали с крупными чертами лица.
  — Расскажите мне об этом.
  — Я — учредитель корпорации, — представился я.
  — Вы не похожи на учредителя.
  — Именно поэтому дела мне особенно удаются.
  Он кашлянул, я увидел длинные желтоватые зубы. Он явно забавлялся нашей беседой.
  — Продолжайте.
  — Нефтяные месторождения, — сообщил я.
  — Что они собой представляют?
  — Перспективные земли, которые прямо-таки истекают нефтью.
  Он одобрительно кивнул.
  — Я пока еще никому не проболтался о них.
  — И когда вы намерены «проболтаться»?
  — Когда получу деньги за информацию.
  Он снова оглядел меня:
  — Вам должно быть известно, что в этом штате вы не можете продать недвижимость без разрешения соответствующей комиссии или корпораций.
  — А для чего, вы думаете, я пришел сюда?
  Он снова кашлянул и принялся раскачиваться на своем скрипучем вращающемся стуле.
  — А вы наглец, Лэм.
  — Правильнее назвать меня шутником.
  — Любите пошутить, а?
  — Нет, обычно я серьезен.
  Он наклонился, положил локти на стол, переплел длинные худые пальцы и захрустел костяшками. Вероятно, он делал это механически.
  — Так что же вам, собственно, нужно?
  — Я хочу обойти «Блу скай экт» и продать акции без разрешения представителей корпораций.
  — Невозможно. Легальных способов обойти закон не существует.
  — Вы ведь, кажется, поверенный «Фоклоузд фармз андерайтез компани»?
  Он разглядывал меня так, словно изучал под микроскопом.
  — Продолжайте.
  — Это все.
  Он расплел пальцы, забарабанил ими о край стола.
  — Каков ваш план действий?
  — Я собираюсь найти хорошего агента по продаже недвижимости и вызвать общественный интерес к добыче нефтяных богатств в этом штате.
  — Но вы сами не владеете недвижимостью?
  — Нет.
  — Тогда, даже если бы я сумел обойти закон, я бы не смог уберечь вас от тюрьмы. А туда вы, не имея солидных гарантий, неминуемо попадете по обвинению в обмане населения штата.
  — О себе я позабочусь сам.
  — Каким образом?
  — Это мое дело. Ваше — обойти закон и состряпать нужную мне бумагу.
  — Но вы обязательно должны владеть собственной землей.
  — У меня есть участок земли, арендуемый для горных работ.
  — И все же я не веду подобного рода дел.
  — Знаю.
  — В какой срок вы сумели бы уложиться, чтобы подготовить все необходимое?
  — В пределах месяца.
  Он сбросил маску. В глазах проглянули азарт и алчность.
  — Мой гонорар — десять процентов выручки.
  Я сделал вид, что раздумываю.
  — Семь с половиной.
  — Не смешите меня. Десять!
  — Ол-райт.
  — Ваше имя?
  — Дональд.
  Он нажал кнопку, в комнату впорхнула секретарша, держа наготове блокнот.
  — Заготовьте для мистера Дональда Лэма письмо следующего содержания, — распорядился Крумвезер. — «Дорогой сэр! В связи с вашим предложением реорганизовать корпорацию, которая лишилась права на существование в штате Калифорния, вам необходимо назвать мне имя корпорации и цель, для которой ее следует возродить. Мой гонорар составит пятьдесят долларов плюс покрытие издержек на необходимые в деле расходы». Это все, мисс Сайкс.
  Секретарша исчезла.
  — Полагаю, вы знаете, как это делается, — пробурчал Крумвезер.
  — Точно так же, как вы проворачиваете дела «Фоклоузд фармз андерайтез компани»?
  — Не будем говорить о других моих клиентах.
  — Ол-райт. Тогда о чем еще вы хотите поговорить?
  — Вы берете на себя ответственность за весь предстоящий риск. На основе наших с вами бесед я подготавливаю соответствующие деловые письма, которые вы подписываете. У меня есть данные о старых корпорациях, которые в штате Калифорния утратили все свои права из-за неуплаты налогов. Я внимательно слежу за ними, контролирую их. Естественно, для реорганизации вам понадобится такая из них, которая не замешана в грязных делах, не имеет серьезных претензий со стороны закона, но растратила свой капитал или большую его часть.
  — Какое все это имеет отношение к нашим проблемам?
  — Разве вам не понятно? — удивился мой собеседник. — Закон запрещает корпорациям продавать ценные бумаги, не имея на то соответствующего разрешения. Но если казна пуста, корпорация становится частной собственностью — такой же, как и все другие владения.
  — Ну и что?
  — Власти штата заставляют корпорации платить налоги. Если их не платят, все права корпораций аннулируются, и они не могут более вести дела, но у них есть возможность продолжать свою деятельность в случае ликвидации задолженности и уплаты штрафа.
  — Ловко, — заметил я.
  Он самодовольно усмехнулся — усмешкой старой, опытной лисы.
  — Видите ли, — объяснил он, — эти корпорации — мертвая оболочка прежнего бизнеса. Мы приобретаем лицензию, платим налоги и возрождаем корпорацию. Мы, так сказать, покупаем невыплаченные долги, растраченный капитал. Обычно нам приходится платить мизерные суммы. Конечно, лишь немногие корпорации отвечают нашим требованиям. Но я знаю корпорации, как никто другой. Я проделаю для вас предварительную работу — наведу справки.
  — Тогда для чего в письме, которое вы только что продиктовали, вы обязали меня назвать корпорацию?
  — Чтобы обезопасить себя. Вы сами указываете в письме наименование корпорации. Я же действую просто как ваш атторни89, следуя вашим пожеланиям. Я должен оставаться незапятнанным — при любых ситуациях. Ясно, мистер Лэм?
  — Когда вы назовете мне корпорацию?
  — Как только вы заплатите мне тысячу долларов.
  — В вашем письме названо пятьдесят.
  Он пристально взглянул на меня сквозь очки:
  — Означенная в письме сумма более приемлема для вас, не правда ли? Однако рецепт вам — за пятьдесят, мои услуги — за тысячу.
  — А потом?
  — Потом вы заплатите мне десять процентов от общего куша.
  — Как вы обеспечите свои права?
  — Не беспокойтесь. Это не ваша забота.
  Вновь появилась секретарша с письмом. Адвокат быстро пробежал его, подписал и вручил секретарше.
  — Отдайте это мистеру Лэму. У вас есть при себе деньги, мистер Лэм?
  — В настоящий момент нет — во всяком случае, не та сумма, которую вы определили.
  — Когда вы будете ее иметь?
  — Через день-два.
  — Приходите в любое время. Буду рад увидеться с вами.
  Крумвезер поднялся, пожал мне руку длинными, холодными пальцами.
  — Я полагал, — заметил он, — что вы лучше знакомы с неизбежными в такого рода делах юридическими требованиями. Вы казались более осведомленным, когда ворвались ко мне.
  — Так оно и есть, но я терпеть не могу разъяснять юристам содержание законов, предпочитая, чтобы юрист сам мне их растолковывал.
  Он кивнул, ухмыльнулся:
  — Вы очень способный молодой человек, мистер Лэм. А теперь, мисс Сайкс, если вы принесете мне досье с делом Хелмана, я продиктую ответ и составлю встречный иск. Когда мистер Лэм придет вновь, чтобы расплатиться со мной, я повидаюсь с ним лично. Всего доброго, мистер Лэм.
  Я попрощался с ним и вышел в приемную. Секретарша вскинула на меня глаза. Она выжидала, чтобы я удалился, прежде чем достать папку с упомянутым досье. Я отправился к себе, в агентство. Берта Кул была на месте. Элси Бранд, секретарша, барабанила по клавишам машинки.
  — Она занята с кем-нибудь? — осведомился я.
  Элси отрицательно покачала головой.
  Я подошел к двери в смежную комнату, на которой красовалась табличка с надписью: «Частная контора», и толкнул дверь.
  Берта поспешно сунула расчетную книгу в ящик стола, захлопнула его и заперла на ключ.
  — Откуда ты?
  — Я немного последил за Альтой, увидел, что она пошла в кино, а сейчас я здесь, чтобы поговорить с тобой.
  — В кино?
  Я кивнул.
  Маленькие блестящие глазки уставились на меня с любопытством.
  — Как идут дела?
  — Неплохо.
  — Тебе удалось утихомирить ее?
  Я снова кивнул, и она не удержалась от вопроса:
  — Как же тебе это удалось?
  — Да просто поболтал с ней немного. Я думаю, ей удобно иметь меня под рукой.
  Берта вздохнула:
  — Дональд, ты чертовски удачлив в отношениях с женщинами. Чем ты их привораживаешь?
  — Да я ничего специально не предпринимаю.
  Она по-прежнему внимательно смотрела на меня.
  — Может быть, это потому, что все соблазнители стараются выглядеть мужественными, агрессивными. А ты сидишь себе тихонько, будто женщины тебя совсем не интересуют. Иногда я думаю — ты пробуждаешь в нас инстинкт материнства.
  Я отмахнулся:
  — Хватит об этом, есть неотложное дело.
  Берта вздохнула.
  — Когда ты грубишь мне, Дональд, я всегда знаю, что тебе нужны деньги. Сколько?
  — Приличную сумму.
  — У меня ее нет.
  — Тогда раздобудь ее.
  — Дональд, я уже сто раз тебе говорила, что ты не должен врываться ко мне внезапно и требовать деньги. Ты беспечен, Дональд. Ты экстравагантен. Заметь, я не думаю, что ты мошенничаешь. Просто ты не умеешь обращаться с деньгами, не видишь перспективы. Главное для тебя — сиюминутная цель, которая оправдывает траты.
  Я возразил осторожно:
  — Это весьма перспективное дело, и я буду огорчен, если ты его упустишь.
  — Ведь Альта знает, что ты детектив?
  — Да. Ты же в курсе…
  — В таком случае я не упущу дело.
  — Нет? — переспросил я.
  — Нет, если ты будешь продолжать хорошо играть свою роль.
  — Для этого мне нужны средства.
  — Боже мой, вы только послушайте этого человека! Ты думаешь, мое агентство набито деньгами?
  — На рассвете в доме были полицейские, — равнодушно констатировал я.
  — Зачем приезжали копы? Что случилось?
  — Не знаю, — так же равнодушно протянул я. — Я спал. Но кажется, Роберт Тиндл — это пасынок Эшбьюри — работал с типом по имени Рингоулд. Разве ты не читала газет?
  — Рингоулд, Джед Рингоулд? — Голос ее зазвенел от волнения.
  — Он самый.
  Она не отрывала от меня глаз.
  — Ты снова за свое, Дональд?
  — О чем ты?
  — Опять увлекся женщиной. Послушай, дорогой, ты когда-нибудь попадешь из-за этого в хорошую передрягу. Ты молод, наивен и чувствителен… Женщины хитры и коварны. Им нельзя доверять. Я не говорю обо всех. Но только о тех, кто пытается использовать тебя.
  — Никто никогда не пытался меня использовать.
  — Мне следовало бы быть посообразительней. Я всегда считала эту историю неправдоподобной.
  — Какую еще историю?
  — Да с этой девицей, Альтой Эшбьюри, у которой куча денег, приятная внешность, мужчины вздыхают по ней… Ведь возможна и такая версия — ты увлекся ею, а она использует тебя как прикрытие… Пошла в кино! В кино, лопни мои глаза! В одиннадцать часов вечера!
  Я промолчал.
  Она схватила газету, нашла нужные ей строки.
  — Вот, Рингоулд убит в двух кварталах от того места, где девица поставила свою машину. Ты следил за ней… Полицейские прибыли к Эшбьюри в три часа ночи… Альта Эшбьюри знает, что ты детектив. И мы еще работаем.
  Берта откинула голову назад и расхохоталась громким саркастическим смехом.
  Я вздохнул.
  — Мне нужно триста долларов.
  — Ты их не получишь.
  Я пожал плечами и направился к двери.
  — Дональд, подожди. Разве ты не понимаешь, Дональд. Мне не хотелось бы скупиться по отношению к тебе, но…
  — Ты хочешь, чтобы я тебе рассказал все?
  Она навострила уши.
  — Конечно.
  — Тогда лучше поразмысли денек и дай мне знать о своем решении.
  Она скорчила свирепую гримасу, достала из сумочки ключ, открыла ящик стола, где хранились деньги, другим ключом отперла внутреннее отделение, вынула шесть пятидесятидолларовых банкнотов и протянула их мне.
  — Помни, Дональд, это из средств на экстренные расходы. Не трать деньги попусту.
  По пути к дому Эшбьюри я просмотрел в такси утренние газеты. В Рингоулде опознали бывшего заключенного, игрока, связанного с «влиятельной корпорацией». Репортеры писали, что руководство корпорации выразило удивление, когда ему сообщили о прошлом этого человека. Корпорация, так было заявлено репортерам, всегда тщательно отбирала своих сотрудников, даже тех, у кого, как у Рингоулда, обязанности были не слишком ответственными. В газетах высказывалось предположение, что характеристики и поручительства Рингоулда подделаны, рекомендации — фальшивы. Корпорация, как заявила пресса, занимается проверкой документов.
  Из тех же газет я выяснил, что полиция оказалась полностью мистифицированной относительно мотивов и методов убийства. Примерно минут за пятнадцать до убийства, сообщалось в газетах, молодой человек с хорошими манерами и располагающей внешностью попросил комнату, где он мог бы спокойно отдохнуть несколько часов. Уолтер Маркхем, ночной портье, не был уверен в том, что посетитель добивался именно двадцать первого номера на четвертом этаже. По его показаниям, молодой человек просто предпочитал, вероятно из суеверия, нечетные номера. Он получил двадцать первый номер, поднялся наверх, повесил на дверь картонку с надписью: «Прошу не беспокоить» и, как выяснилось позднее, занялся тем, что просверлил дырку в двери, сообщающейся с номером девятнадцатым, где проживал Рингоулд. Затем он ухитрился отодвинуть задвижку на этой двери, которая открывалась в нишу, образуемую одной из стен и дверью в ванную девятнадцатого номера.
  В газете высказывалось предположение, что Рингоулд, услышав возню за дверью, заподозрил неладное и решил выяснить, что там происходит. Он получил три пули. Смерть наступила мгновенно. Убийца не сделал попытки ни отступить в свой номер, ни ограбить жертву. Вероятно, он просто положил оружие в карман, хладнокровно переступил через тело, вышел в коридор и остановился в дверях, изображая жильца, разбуженного звуками выстрелов. Никто не видел, как он исчез из отеля.
  Преступление считалось преднамеренным и заранее спланированным. Доказательство этого — дырка, просверленная в двери для того, чтобы убийца идентифицировал свою жертву и не ошибся в выборе мишени.
  Эстер Кларди, продавщица в табачном киоске, припомнила, что загадочный молодой человек будто бы преследовал некую таинственную женщину в отеле. Она описала внешность незнакомца: возраст — на вид лет двадцати семи, чисто выбрит, тонкие черты лица, приятный голос. Рост — пять футов шесть дюймов, вес около ста двадцати пяти фунтов.
  Портье, со своей стороны, дополнил эти сведения сообщением о нервозности клиента, бегающих глазах, истощенности, сходстве с наркоманом.
  Когда я вошел в дом, дворецкий передал мне, что миссис Эшбьюри в библиотеке и хочет меня видеть.
  Она откинулась на подушки дивана, устремив на меня умоляющий взгляд.
  — Мистер Лэм, пожалуйста, не уходите. Вы должны находиться здесь, чтобы защитить Роберта.
  — От кого?
  — Не знаю. Но у меня дурные предчувствия. Я думаю, что Роберт в опасности. Я — мать, у меня интуиция матери. Вы — тренированный борец со стальными мускулами. Присмотрите за Робертом.
  — Можете на меня положиться, — ответил я и отправился разыскивать Альту.
  Я нашел ее на веранде. Альта сидела на кушетке и подвинулась, чтобы я мог сесть рядом с ней.
  — Расскажите мне все, — предложил я.
  Она сжала губы и отрицательно мотнула головой.
  — Что имел против вас Рингоулд?
  — Ничего.
  — Почему в таком случае он получил от вас три чека на десять тысяч долларов каждый? Не являлся ли Рингоулд представителем какого-нибудь благотворительного фонда?
  Я прочел в ее глазах тревогу.
  — Три чека?
  Я кивнул.
  — Откуда вы знаете?
  — Я детектив. Моя специальность — узнавать.
  — Хорошо, — сказала она раздраженно. — Разузнайте тогда, что заставило меня выдать эти чеки.
  — Обязательно, — пообещал я, собираясь встать.
  Она схватила меня за рукав:
  — Пожалуйста, не оставляйте меня.
  — В таком случае поговорим о фактах.
  Она подтянула колени, обхватив их руками.
  — Дональд, — взмолилась она, — пожалуйста, скажите мне, что вы предприняли и как выяснили… ну, вы понимаете…
  Я покачал головой:
  — Вам лучше ничего не знать насчет меня.
  — Тогда почему вы хотите знать все обо мне?
  — Чтобы помочь вам.
  — Вы уже помогли.
  — Еще даже не начал толком…
  — Дональд, вы ничего не сможете сделать.
  — Что вас связывало с Рингоулдом?
  — Ничего, я же сказала.
  Я не спускал с нее глаз. Она беспокойно задвигалась.
  — Вы не производите впечатления человека, умеющего лгать, — заметил я. — Полагаю даже, что вы терпеть не можете лжецов.
  — Так оно и есть. Но это вас не касается.
  — По всей вероятности, — сказал я, — копы скоро начнут задавать мне вопросы. Если я буду знать, что мне следует скрывать, то я утаю. В противном случае я могу ошибиться. Тогда они возьмутся за вас.
  Она вздохнула:
  — У меня ужасные неприятности.
  — Какие?
  — Прошлым летом я отправилась в круиз по южным морям. Там был один человек… Он… он мне очень понравился. И… вы же знаете, как это бывает…
  — Множество молодых женщин совершают такие круизы, встречаются с мужчинами, влюбляются, однако, вернувшись домой, не выбрасывают на ветер по тридцать тысяч долларов.
  — Этот человек был женат.
  — И как вела себя его жена?
  — Я даже не была знакома с ней. Он писал мне — это были любовные письма.
  — Не знаю, сколько у нас в запасе времени, — сказал я, — но чем дольше вы молчите, тем меньше у нас его остается.
  — Я не была влюблена в него по-настоящему. Это был обычный флирт — прогулки при луне и все такое…
  — Это был ваш первый круиз?
  — Конечно нет. Я много путешествовала. Обычно девушки, путешествуя, ищут своего избранника. Иногда встречают его, выходят замуж и живут счастливо.
  — Но вы не нашли своего избранника?
  — Нет.
  — И все-таки продолжали путешествовать?
  — Но мне надо было как-то развлекаться. Через два-три дня обычно уже видишь, с кем приятно проводить время. Но в сущности, вы флиртуете не с мужчиной. Вы флиртуете с мечтой.
  — Этот человек, вы сказали, был женат?
  — Да.
  — Он жил отдельно от жены?
  — Нет. Позже он признался, что устроил себе каникулы, решил отдохнуть от семейной жизни. Его жена тоже обзавелась поклонником. Правда, я сомневаюсь в его словах. Его жена работала в крупной нефтяной компании, связанной делами с Китаем. Когда шанхайский филиал лопнул, ей пришлось приводить в порядок счета.
  — Почему же у вашего поклонника возникли подозрения в отношении жены?
  — Ее босс тоже отправился в Шанхай — на том же пароходе, что и она, и она была мила с ним.
  — Ну и что же дальше?
  — Честно, Дональд, есть вещи, которые мне определенно не нравятся. Но есть и другие, которые привлекают меня. Он сам наслаждался путешествием и был великолепен.
  — Вернемся назад. Вы тогда еще не знали, что он женат?
  — Нет.
  — Он говорил вам, что одинок?
  — Да, определенно.
  — И что произошло?
  — Он стал писать мне письма.
  — Вы отвечали на них?
  — Нет. К тому времени я уже знала правду.
  — Как его зовут?
  — Я… я скажу немного позже.
  — Почему не сейчас?
  — Нет. Сначала вы должны представить себе всю картину в целом.
  — Это был Рингоулд?
  — Господи! Конечно нет!
  — Ол-райт.
  — Я не отвечала на письма, но мне нравилось получать их. Я уже говорила — это были любовные письма. Некоторые из них были прекрасны, полны воспоминаний… Мы приплыли на Таити поздно ночью… Все это нужно видеть, чтобы понять. Островитяне танцевали, прыгали через костры. Они заранее собрались вокруг этих небольших костров в ожидании нас. Мы видели яркие точки, мерцающие на берегу. Когда корабль причалил к берегу, все пришло в движение, начались танцы, раздался бой барабанов, знаете, это странное — та, та, ТАА! та, та, ТАА! И снова: та, та, ТАА! В костры подбросили хвороста. Кто-то на пароходе направил луч прожектора на берег, чтобы рассмотреть танцоров — на них были лишь одни юбочки из травы. Они прыгали и кружились, все убыстряя темп, изобретая новые повороты и прыжки, наслаждаясь общим весельем. В своих письмах он напомнил мне об этом и… о многих вещах. Чудесные письма. Я берегла их, перечитывала, когда взгрустнется. Такие яркие, живые…
  — Похожие на глянцевые картинки в журналах, рекламирующих путешествия, — добавил я. — Но мне все-таки непонятно, зачем вы уплатили тридцать тысяч долларов за письма, на которые не отвечали?
  — Соберитесь с духом, чтобы перенести шок.
  — Вы хотите сказать, что письма произвели на вас впечатление, на которое он не рассчитывал, что вы…
  Она покраснела.
  — Нет! Нет! Нет! Не говорите глупостей.
  — Тогда я не могу представить себе ничего, что заставило бы молодую женщину — такую, как вы, — выложить тридцать тысяч долларов.
  — Сейчас поймете.
  — Но говорите же, наконец!
  — Имя этого человека… — Она опять замолкла.
  — Господи, да какое значение имеет его имя?
  Она перевела дыхание и выпалила:
  — Хэмптон Ласстер!
  — Не лучшее имя для героя романа, — заметил я. — Но вы, кажется, вкладываете в него какой-то особый смысл. Он что… — Внезапная мысль поразила меня. Я замер, впился в нее глазами и по выражению лица понял, что моя догадка верна. — Черт возьми! — сказал я. — Это тот человек, который убил свою жену.
  Она кивнула.
  — Был судебный процесс?
  — Еще нет. Только предварительное слушание. Его обязали явиться в суд.
  Я схватил Альту за плечи, повернул к себе.
  — У вас была связь с этим человеком?
  Она отрицательно покачала головой.
  — Вы встречались с ним после возвращения из путешествия?
  — Нет.
  — И ни разу не написали ему?
  — Нет.
  — Что случилось с его письмами?
  — Я выкупила их.
  — Как раздобыл их Рингоулд?
  — К этому приложили руку некоторые чересчур ловкие детективы, работающие в офисе окружного прокурора. Они решили, что, для того чтобы состряпать против Ласстера хорошенькое дельце, им нужны факты, способные настроить против него присяжных. Они вцепились в Хэмптона, проверяли каждую мелочь. Он не смог отчитаться за те восемь недель, когда отсутствовала его жена. Детективы так и не обнаружили, где он находился. Но в своих поисках они набрели на старый сундук с этикеткой морского круиза. Они пошли по этому следу, разузнали о нашем путешествии, выудили список пассажиров и опросили их. И получили то, что искали, установив, что Ласстер проводил время со мной.
  — Однако, — прервал я, — если вы разумно себя вели, у них не было никаких серьезных улик при условии, что он тоже не болтал лишнего.
  — Неужели вы не понимаете? — с горечью спросила Альта. — У них в руках очутилась нить, которая была им необходима, чтобы вторгнуться в наш дом, рыскать во время моего отсутствия в моей комнате, и они нашли письма. Это значит, что я могу сколько угодно клясться на Библии, утверждать, что сама не писала Ласстеру никаких писем и не встречалась с ним после круиза. Никто бы мне не поверил.
  — Как получилось, что вам пришлось выкупать его письма в рассрочку?
  — Их было трое, этих детективов. Найдя улики, они немного поразмыслили. В прокуратуре им платят довольно мало, и если они отдадут письма окружному прокурору, это никак не улучшит их материальное положение. Им даже не повысят обычный заработок. Я же считалась состоятельной женщиной. Конечно, они не стали встречаться со мной, но использовали как посредника Рингоулда. Не знаю, сколько вытянул из них Рингоулд, но было решено, чтобы я выкупила письма последовательно в три этапа.
  Глубоко засунув руки в карманы и уставившись на носки своих ботинок, я пытался представить себе всю картину в ее целостности, определить те пункты, которые намеренно или невольно были оставлены Альтой в тени.
  Начав говорить, Альта уже не могла остановиться:
  — Вы не можете себе вообразить, чем все это обернулось для меня. Сначала они не могли определить, был ли это несчастный случай — жертва просто упала и ударилась головой, — или Ласстер чем-то ударил ее. Даже когда окружной прокурор установил, что ударил, адвокат вытащил на свет божий поездку в Шанхай, намекнув, что жена, вероятно, вызвала у Хэмптона что-то вроде сильнейшего эмоционального потрясения. Словом, адвокат пытался воздействовать на присяжных, убедить их, что убийство было спровоцировано самой этой женщиной. Окружной прокурор мог прекратить сумятицу, имей он сведения обо мне. Письма свидетельствовали, что Ласстер был влюблен в меня и стремился избавиться от жены, чтобы жениться на мне. Я хорошо обеспечена и не… не безобразна. — Голос Альты дрогнул. — Прокурор мог бы заставить меня дать свидетельские показания и столкнуть с присяжными… Он в порошок стер бы Хэмптона, если бы завладел письмами.
  Я никак не реагировал: ничего не ответил, по-прежнему погруженный в размышления.
  — Как только детективы раздобыли письма, — продолжала Альта, — они решили, что их мог бы выкупить адвокат Хэмптона, но Хэмптон не располагал такой суммой денег. Я думаю, что это адвокат предложил действовать через Рингоулда и постараться выудить деньги у меня. Лейтон Крумвезер. Он был адвокатом на этом процессе случайно. Обычно он работает в корпорации Боба, и я страшно боялась, что проболтается, но эти поверенные, по-видимому, научены помалкивать.
  — Вы уверены, что Крумвезер знает о письмах?
  — Рингоулд утверждал, что знает. Возможно, сам Ласстер сказал. Когда человек арестован по подозрению в убийстве, он выкладывает своему адвокату все — независимо от того, будет ли истолковано его признание в его пользу или нет.
  — Да, вероятно, — согласился я.
  — Конечно, Крумвезер хотел утаить эти письма от прокурора, это естественно, я слышала о Крумвезере как о чрезвычайно ловком адвокате, — сказала Альта. — Ведь он добивался оправдания своего клиента.
  Я поднялся и стал расхаживать по веранде. Внезапно я обернулся:
  — Вы не открывали конверт, который дал вам Рингоулд?
  Она вытаращила глаза:
  — Так вы были там, Дональд?
  — Это не важно. Почему вы не открыли конверт?
  — Потому что я видела, как Рингоулд вложил письма в конверт и заклеил его. Он поступал так же и раньше с другими письмами — сначала показывал их мне и…
  — Вы вскрыли конверт, когда пришли домой?
  — Нет, последовало так много событий и…
  — Нет! Вы сожгли его?
  — Нет еще. Я собиралась, но…
  — Откуда вы знаете, что это не ловушка, которую вам поставил прокурор?
  — Каким образом?
  — Ему нужны письма для объяснения мотива преступления. Однако от писем Ласстера не много пользы, пока не установлено, что вы отвечали ему. Но если доказать, что вы заплатили тридцать тысяч долларов, чтобы раздобыть эти письма, у обвинения появится крупный козырь.
  — Но, Дональд, разве вы не видите? У прокурора не было этих писем. Он…
  — Куда вы спрятали конверт?
  — В надежное место.
  — Достаньте его.
  — Он в надежном месте, Дональд. Слишком опасно…
  — Достаньте его, — настаивал я.
  Она взглянула на меня, пробормотав: «Вам лучше знать», и поднялась наверх. Через пять минут она вернулась с запечатанным конвертом.
  — Я знаю, что там письма, — твердила Альта. — Я сама видела, как Рингоулд вкладывал их в конверт.
  Не ожидая продолжения, я взял у Альты конверт и вскрыл его. Внутри находилось полдюжины обычных конвертов. Я вытряс их все и открыл каждый. Они были набиты чистыми бланками с изображением отеля, где убили Рингоулда. Я взглянул на Альту. Если бы ее приговорили к газовой камере в Сан-Квентине, она не выглядела бы более потрясенной.
  Глава 6
  Берта ждала в машине, чтобы, как обычно, отвезти меня к японцу. Рядом с ней на сиденье лежала газета.
  — На этот раз, Дональд, тебе не удастся улизнуть.
  — От кого?
  — Копы доберутся до тебя.
  — Нет, если не ухватятся за нужную веревочку.
  — Но все-таки раньше или позже они поймают тебя. Боже мой, зачем ты это сделал?
  — А что еще я мог сделать? Ты же знаешь, я снял соседний номер, просверлил дырку в панели сообщающейся двери, увидел, что дверь не заперта. У меня был шанс — проиграть или выиграть, получив информацию. Так уж распорядилась судьба.
  — Но зачем ты вошел в номер Рингоулда?
  — Почему бы и не войти? Но, конечно, я буду на крючке, если только они подцепят меня.
  — Дональд, ты снова пытаешься защищать эту девушку.
  Я ничего не ответил.
  — Но, Дональд, ты просто обязан предоставить в мое распоряжение все необходимые факты. Допустим, тебя арестуют. Я, конечно, постараюсь вызволить тебя, но чем я буду оперировать?
  — Тебе не следует крутить руль и одновременно болтать. Пусти меня на место водителя.
  Мы поменялись местами. Я сказал:
  — Вот тебе факт: Альту Эшбьюри шантажировали. Не важно, по какому поводу. Тип, который ее шантажировал, — адвокат Лейтон Крумвезер.
  — При чем тут он? — возразила Берта.
  — Альта встречалась с Рингоулдом. Описание полностью соответствует, и она действительно виделась с Рингоулдом, но человек, который ее шантажировал, — Крумвезер.
  — Откуда ты знаешь?
  — Он был заинтересован в том, чтобы раздобыть деньги для защиты своего клиента — человека, обвиненного в убийстве.
  — Кто это, Дональд?
  — Я не помню имени.
  Берта с сомнением посмотрела на меня.
  — Чтобы помочь Альте и снять подозрение с меня, есть один способ: налечь на Крумвезера. Он — мошенник.
  — Они все мошенники.
  — Ты преувеличиваешь. Процента два адвокатов — и впрямь мошенники, но все они чертовски хитры и держат под контролем немало дел. Ведь многие честные законники — глупцы. А мошенник и хитрец не может позволить себе поступать глупо.
  — Сражайся с адвокатами сколько хочешь, Дональд, но дай мне нужную информацию.
  — Крумвезер занимается главным образом тем, чтобы умело обходить закон «Блу скай» о продаже акций на недвижимость.
  — Его нельзя обойти. Многие уже пытались.
  — В любом законе есть лазейка.
  — Что ж, ты изучал право, а я нет.
  — Закон «Блу скай» можно обойти, — повторил я. — Крумвезер нашел путь к этому, прибирая к рукам корпорации, утратившие в штате свои права из-за невыплаты налогов, и давая им возможность заниматься другим бизнесом. Он знает множество уловок, чтобы придать своим аферам видимость частных деловых операций и получить при этом хорошую прибыль.
  — Ну?
  — Мы никогда не поймаем его на шантаже. Он слишком увертлив и сообразителен. Единственно возможный способ одолеть его — поприжать на мошенничестве с этими корпорациями. Это совсем не легко: повторяю, он умен и коварен.
  — Как тебе удалось все это выведать? — удивилась Берта, разглядывая меня с недоверием.
  — Тратил деньги, предназначенные для экстренных расходов, — выпалил я, окончательно поставив ее в тупик.
  Берта переменила тему:
  — Ты, кажется, поладил с этой девушкой?
  — Кажется.
  — Она тебе доверяет?
  — Думаю, да.
  Берта вздохнула с облегчением:
  — Значит, наше агентство по-прежнему ведет дело Эшбьюри?
  — Вероятно.
  — Дональд, ты просто чудо.
  Я использовал комплимент как благоприятную возможность изложить свои ближайшие планы.
  — Я уже представился Крумвезеру как перспективный клиент и рассчитывал, что сразу смогу управлять ситуацией, но ошибся. Он слишком опытен и предвосхищает все твои намерения. Но есть другой путь.
  — Какой?
  — Стать обычным покупателем акций одной из опекаемых им корпораций.
  — Ну а почему ты все-таки считаешь, что именно Крумвезер шантажировал Альту?
  — Продумал всю ситуацию. Поначалу я считал, что это дело рук окружного прокурора, но в таком случае ловушка уже бы захлопнулась. А с Крумвезером все сходится точка в точку. Он защищает клиента на судебном процессе. Он занимается важным делом, к которому приковано общественное внимание. Это прекрасный шанс для него выйти на широкую арену, приобрести популярность. Крумвезер, конечно, этим не ограничится. Он не таков. Он учел открывшуюся возможность оказать давление на Альту Эшбьюри и выудить у нее деньги. Он и сделал это: получил двадцать тысяч долларов, но последние десять тысяч упустил.
  — Дональд, я хочу спросить тебя кое о чем. Но ты должен сказать мне чистую правду.
  — Спрашивай.
  — Ты убил Рингоулда?
  — Не выдумывай.
  — Я не выдумываю. За такую версию у меня один шанс из десяти тысяч. Но ты же знаешь, как все это выглядит со стороны. Ты как раз из тех, кто способен, увлекшись девушкой, потерять голову и сделать ради нее что-нибудь самое отчаянное.
  Я снизил скорость перед светофором, потянулся и зевнул.
  Берта покачала головой.
  — Ты самый хладнокровный тип, которого я когда-либо видела. Если бы ты мог прибавить в весе фунтов пятьдесят, то стал бы для меня золотым дном.
  Некоторое время мы ехали молча. Я нарушил молчание, объявив, что намерен завести собственный офис и секретаршу.
  — Найму кого-нибудь или позаимствую у тебя Элси Бранд.
  — Ты спятил? Устраивать тебе офис? Для этого потребуется куча денег. Найди какой-нибудь способ осуществлять свои планы. И я не смогу отпускать Элси хотя бы на полдня.
  Я не отзывался на ее тираду, и Берта сдалась. Когда я въезжал на стоянку перед спортзалом, она сказала:
  — Ол-райт, делай как хочешь. Но не бросайся деньгами попусту.
  Мы вошли в спортзал, и японец стал расправляться со мной, швыряя под всеми мыслимыми углами. Думаю, он просто использовал меня для разминки, как это делает баскетболист, забрасывая мячи в корзину. Он и мне предоставил пару шансов, но я при всех стараниях все же не смог бросить его на маты так ловко, как делал это он. Хашита всегда ухитрялся перевернуться в воздухе и, улыбаясь, встать на ноги.
  Честно говоря, я был по горло сыт этими уроками, я ненавидел их с самого начала. Японец вежливо заметил, что отдельные приемы я усваиваю превосходно. Берта согласилась с ним.
  После душа я велел Берте снять мне офис на этой же неделе, убедиться в том, что на двери есть табличка с моей фамилией, подобрать подходящую мебель и прислать Элси в качестве секретарши.
  Она кипела и неистовствовала, но в конце концов смирилась, обещала позвонить мне попозже и сообщить, как идут дела.
  Генри Эшбьюри перед обедом отвел меня в сторону.
  — Что вы скажете о коктейле в моем логове, Лэм?
  — Превосходная мысль.
  Дворецкий принес коктейли в маленькую уютную комнату, стены которой были увешаны оружием. Здесь находились также несколько охотничьих трофеев, полка с трубками, пара мягких кресел. Никто не смел беспокоить Эшбьюри в его убежище, входить туда без специального приглашения хозяина запрещалось. В своем логове он спасался от постоянных истерик своей жены.
  Мы потягивали коктейли, говорили о всякой всячине. Затем Эшбьюри спросил:
  — Вы, кажется, подружились с моей дочерью?
  — Я должен был добиться ее доверия, разве не так?
  — И вы преуспели в этом. Альта всегда поглядывает на вас, когда вы находитесь в пределах досягаемости.
  Я сделал глоток.
  Он задумчиво помаргивал.
  — Первый чек Альты помечен первым числом, второй — десятым. Если бы имелся третий — на нем стояло бы двенадцатое число. Вчера было двенадцатое.
  — Тогда четвертый, — осторожно подсказал я, — был бы помечен тринадцатым.
  — Альты вчера вечером не было дома, — сказал он.
  — Да, она ходила в кино.
  — Вы шли следом за ней?
  — Если хотите знать — да.
  — Куда?
  — До кинотеатра.
  Одним глотком он покончил с остатками коктейля, затем схватил шейкер, наполнив до краев оба наши бокала.
  — Вы производите на меня впечатление разумного молодого человека.
  — Благодарю.
  Он поерзал на месте, как бы собираясь с духом. Я подбодрил его:
  — Не стоит ходить вокруг да около. Говорите прямо, что вас тревожит.
  Его лицо прояснилось.
  — Бернард Картер видел Альту вчера вечером.
  — Когда именно?
  — Сразу после — ну, после того, как стреляли.
  — Где он ее видел?
  — Примерно за квартал до отеля, где был убит Рингоулд. Альта очень быстро шла. Бернард заметил конверт, который она держала в руке.
  — Картер не окликнул ее?
  — Нет.
  — И Альта не заметила его?
  — Нет.
  — Картер, скорее всего, ошибся. Я незаметно следовал за ней все время. Она припарковала машину поблизости от отеля, где произошло убийство, но не входила в отель, а отправилась в кино.
  — А после кино?
  — Она пробыла там очень недолго, вышла и вернулась к машине. По пути она остановилась у почтового ящика — как я предполагаю, опустить письмо.
  Эшбьюри молча смотрел на меня.
  — Возможно, — пробубнил я, — у нее было назначено свидание с кем-то и этот кто-то не появился.
  — Не мог ли этот «кто-то» обернуться Рингоулдом?
  Я изобразил полнейшее изумление:
  — Откуда у вас такая мысль?
  — Не знаю, я просто предположил… фантазировал.
  — Оставьте свои фантазии.
  — Но это мог быть Рингоулд?
  — Но если «кто-то» так и не появился, какая разница, кто он мог быть?
  — И все же это мог быть Рингоулд!
  — Черт побери! Говорю вам, она была в кино!
  Он снова погрузился в молчание. Я набрался смелости:
  — Вам что-нибудь известно о компании вашего пасынка — той, которую он возглавляет? Чем она занимается?
  — Чем-то связанным с добычей золота и с экскаваторными работами. Я слышал, они владеют потенциально богатыми рудниками, но больше ничего не хочу о них знать.
  — Кто на самом деле занимается этим жульничеством?
  — Я бы посоветовал вам не влезать в это дело.
  — Вы знаете, что я имею в виду?
  — Да, я понимаю, но мне не нравится ваша терминология.
  — Ол-райт, используйте любые термины, но скажите мне, кто у них комплектует штаты коммерческих агентов?
  — Иногда, Лэм, — задумчиво произнес Эшбьюри, — ваша беспокойная натура вынуждает вас говорить вещи, граничащие с оскорблением.
  — Я все еще не знаю, кто там занимается коммерцией.
  — Я тоже. У них целая команда коммерсантов. Очень квалифицированных, кажется.
  — Сами партнеры не занимаются продажей акций?
  — Нет.
  — Это все, что хотелось бы мне знать.
  — Но не все, что хотелось бы знать мне.
  Я удивленно поднял брови.
  — Читали вечерние газеты?
  Я отрицательно покачал головой.
  — Пишут, что найдены отпечатки пальцев — довольно много — на двери, на дверной ручке… Судя по описаниям, я подумал, что человек, которого ищет полиция, чем-то напоминает вас.
  — У многих есть сходство со мной. Это обычно продавцы в галантерейных магазинах.
  Эшбьюри расхохотался.
  — Если бы ваш вес, Лэм, соответствовал содержимому вашей черепной коробки, вы были бы непобедимы.
  — Это комплимент или критическое замечание?
  — Комплимент.
  — Спасибо.
  Я допил свой коктейль, отказавшись от новой порции. Эшбьюри проглотил еще два коктейля.
  — Вам известно, что человек моего положения получает финансовую информацию, недоступную простым смертным?
  Я ждал продолжения, готовясь закурить.
  — Особенно важна информация, исходящая из банковских кругов.
  — И что дальше?
  — Возможно, вам интересно знать, как я раздобыл сведения о чеках в десять тысяч долларов, подписанных Альтой?
  — Вам предоставил их банк?
  — Не совсем так. Скажем, одно официальное банковское лицо, расположенное ко мне.
  — В чем тут разница?
  Эшбьюри усмехнулся.
  — Банк полагает, что разница есть.
  — Продолжайте.
  — Сегодня я получил из банка дополнительную информацию.
  — Вы хотите сказать — от того дружески расположенного к вам лица?
  — Да.
  Прервав затянувшуюся паузу, Эшбьюри проговорил внушительно:
  — Представитель «Этли эмьюзмент корпорейшн» позвонил в банк и предупредил, что из их денежного ящика украден чек на предъявителя на сумму десять тысяч долларов, подписанный Альтой Эшбьюри. Корпорация уведомляла банк, что если кто-либо представит этот чек к оплате, то предъявителю будет предъявлен иск по обвинению в воровстве.
  — Как реагировал банк?
  — Посоветовал позвонить Альте, чтобы заручиться ее согласием приостановить выплату по чеку.
  — Был телефонный звонок?
  — Да.
  — Голос мужской или женский?
  — Женский. Она назвалась бухгалтером и секретаршей.
  — Любая женщина может сказать это, пользуясь телефоном-автоматом. Все расходы — пять центов.
  Коктейли начали оказывать свое действие. Эшбьюри пришел в возбужденное состояние, отечески потрепав меня по колену, сказал:
  — Лэм, мой мальчик, вы мне определенно нравитесь. В вас есть нечто, вызывающее особое доверие. Я думаю, Альта чувствует то же самое.
  — Я рад, что моя работа удовлетворяет вас.
  — Поначалу я даже не предполагал этого. Думал, все может перемениться. Вы же знаете, Альта довольно сообразительна.
  — Да, она не глупа, — признал я и добавил, поскольку Эшбьюри явно ожидал похвалы, кроме того, был выгодным клиентом: — Она истинная дочь своего отца.
  Он продолжал озабоченно:
  — Я думаю, вы знаете, что делаете, Лэм. Но если чек в десять тысяч долларов на предъявителя украден и укравший столкнется с некоторыми трудностями, он может выступить с определенным заявлением и…
  — Не беспокойтесь. Все будет в порядке.
  Он насупился.
  — Если бы вы читали газеты, то заметили бы, что показания свидетелей относительно этого таинственного Джона Смита противоречат друг другу. Сам характер противоречий любопытен для тех, кто знает женскую натуру. В описании женщины Джон Смит выглядит более привлекательно.
  Я ничего не ответил.
  — Знаете ли, Лэм, я очень ценю вашу сдержанность в такого рода вопросах. И я, конечно, надеюсь, что вы не… не допустили никаких действий, которые породили бы зло гораздо большее, чем то, с которым вы имеете сейчас дело.
  — Это внесло бы путаницу и осложнило бы ситуацию, не так ли?
  — Чрезвычайно. Вы не очень-то откровенны со мной.
  — Я предпочитаю действовать в одиночку.
  — Я буду питать к вам поистине безграничное доверие, Дональд, если вы откровенно скажете мне, учитываете ли вы в своих планах опасность предъявителя чека на десять тысяч долларов.
  Это был прекрасный шанс «сыграть на публику».
  — Мистер Эшбьюри, — спокойно сказал я, — вчера вечером я сжег этот чек и растер пепел в порошок. Не думайте о нем больше.
  Эшбьюри вздрогнул, глаза его чуть не вылезли из орбит. Он схватил и изо всех сил потряс мою руку. Я сделал скидку на четыре коктейля, но все равно это было бурное выражение чувств.
  — Это восхитительно, просто восхитительно! Вы чудо, мой мальчик, чудо! Больше я не задаю вам никаких вопросов. Действуйте, как считаете нужным.
  — Благодарю. Однако мои действия стоят денег. Берта наводит суровую экономию, считает каждый пенни и теряет фунты.
  — Черт побери! Так объясните ей! Скажите ей, что…
  — Нет смысла спорить с ней. Так уж она устроена.
  — И что вы хотите?
  — Вам никогда не приходило в голову, что мне, возможно, придется дать кому-нибудь взятки?
  — Нет.
  — Но вероятность этого следует учитывать.
  Мои слова, казалось, не особенно обрадовали Эшбьюри.
  — Что ж, — промямлил он, — если возникнет острая необходимость, вы обратитесь ко мне… и…
  — И доложу, кого и зачем я хочу подкупить, сколько мне нужно для этого денег?
  — Конечно!
  — Но тогда в случае неудачи вы будете ее виновником.
  Краски на его лице заметно поблекли.
  — Сколько вам нужно?
  — Дайте мне тысячу долларов. Пусть они находятся у меня. Со временем я могу их вернуть… Или попросить еще.
  — Это очень большая сумма, Дональд.
  — Бесспорно, — подтвердил я. — А сколько у вас вообще денег?
  Он вспыхнул.
  — А сколько у вас дочерей?
  — Только одна, разумеется.
  Я молчал, пока Эшбьюри напряженно размышлял. Наконец вынул бумажник, отсчитал десять стодолларовых купюр.
  — Я понимаю вас, Дональд, только учтите: я не миллионер.
  — Человек, у которого есть деньги, всегда имеет преимущество перед тем, у кого их нет. Ему гораздо легче справляться с трудностями. Глупо не ходить козырями, имея их на руках.
  — Верно, — вздохнул он. — Не могли бы вы, Дональд, несколько подробнее информировать меня? Мне бы хотелось лучше представлять себе кое-какие детали.
  — Обычно, когда я разыгрываю партию, мои клиенты ничего не знают о моих ходах.
  — Мне это не совсем нравится.
  — Но, — продолжал я, — именно поэтому полиция никогда не сможет обвинить их в сообщничестве.
  Он подпрыгнул, словно наткнувшись на булавку, и поспешно поднялся.
  — Очень разумно, Дональд, действительно разумно. Что ж, я полагаю, время объявить перерыв. Я, вероятно, буду очень занят в ближайшее время, не смогу встречаться и беседовать с вами. Знайте только: я оставляю все на ваше усмотрение.
  Он оборвал нашу встречу так резко, так взволнованно, будто у меня внезапно обнаружилась оспа.
  Около восьми часов вечера позвонила Берта. Она, по ее словам, страшно утомилась, занимаясь моим офисом, но в конце концов ей удалось решить эту проблему. Офис на имя Чарльза Фишлера разместился в комнате номер двадцать два на шестом этаже в «Коммонз-Билдинг». Элси Бранд явится завтра в десять утра, откроет дверь и вручит мне ключи.
  — А визитные карточки?
  — У Элси есть несколько. Предполагается, что ты возглавляешь «Фишлер сейлз корпорейшн».
  — О’кей. — Я приготовился повесить трубку.
  — Что нового? — поинтересовалась она.
  — Ничего.
  — Держи меня в курсе.
  — Ладно. — На этот раз я повесил трубку, не дожидаясь дальнейших расспросов.
  Вечер тем временем проходил как обычно. Альта сделала мне знак, что хочет поговорить со мной. Но я рассудил, что не узнаю от нее больше, чем мне уже известно. Мне хотелось побеседовать с Бернардом Картером, который определенно мог сообщить мне что-то новенькое. Поэтому я выбрал подходящее местечко и затаился, надеясь встретить его.
  Мне повезло.
  Я катал шары в бильярдной, когда туда вошел Картер:
  — Любите бильярд?
  — Я никудышный игрок. Просто спустился вниз, чтобы скрыться от обычной болтовни.
  — Что-нибудь случилось? — спросил Картер. — Что-то не так?
  — Да ничего особенного.
  — Вы, кажется, виделись с Эшбьюри и беседовали с ним? Он славный парень, Эшбьюри.
  Я не возражал.
  — Физическая закалка и тренировка ему бы, конечно, не помешали, — рассуждал Картер, с сомнением поглядывая на туго обтягивающий его жилет. — Вот вы, например, двигаетесь легко и свободно, чувствуете себя как рыба в воде. Я наблюдал за вами.
  — Неужели?
  — Да, наблюдал. Послушайте, Лэм, вам бы следовало поближе сойтись со мной, помочь мне обрести нужную форму.
  — Это можно сделать. — Я продолжал катать шары.
  Он придвинулся ближе:
  — Есть еще кое-кто, на кого вы произвели самое благоприятное впечатление, Лэм.
  — Кто же это?
  — Миссис Эшбьюри. Она призналась мне, что хотела бы начать сбрасывать вес, как только ее давление придет в норму. — Картер понизил голос. — Мне кажется странным, Лэм, что миссис Эшбьюри начала страдать гипертонией и прибавлять в весе сразу же после того, как вышла замуж за Генри.
  — Многие женщины обычно сидят на диете и следят за собой, пока охотятся за мужчиной, но едва они выходят замуж…
  Картер побагровел.
  — Я имел в виду вовсе не это.
  — Извините.
  — Если бы вы лучше знали миссис Эшбьюри, вы бы поняли, как несправедливы относительно нее подобные предположения, как далеки они от реальных фактов.
  Мое внимание по-прежнему было занято исключительно бильярдными шарами.
  — Вы же сами констатировали эти факты. Я просто высказал откровенно свое мнение.
  — Я имел в виду совсем другое.
  — Так почему не сказать об этом прямо?
  — Хорошо, я скажу. Я был знаком с миссис Эшбьюри еще до ее второго брака, когда она была легче на двадцать пять фунтов и выглядела на двадцать лет моложе.
  — Гипертония отрицательно влияет на человека.
  — Бесспорно, но откуда она? Почему именно после замужества у миссис Эшбьюри так подскочило давление?
  — Да, почему? — повторил я и пристально посмотрел на него.
  Картер был в ярости.
  — Ответ один-единственный: постоянная, упорная враждебность к ней со стороны падчерицы.
  Я положил кий.
  — Хотите поговорить со мной об этом?
  — Да.
  — Я слушаю.
  — Карлотта — то есть миссис Эшбьюри — чудная женщина, очаровательная, бесподобная, излучающая магнетизм. Со времени своего замужества она сильно переменилась.
  — Вы уже мне это сказали.
  Его губы дрожали от бешенства.
  — И причина — ненависть к ней этой испорченной девчонки.
  — Альты?
  — Безусловно.
  — Разве миссис Эшбьюри не предполагала такой возможности, готовясь вступить в брак?
  Картер пустился в объяснения:
  — В период, предшествовавший браку, Альта не обращала никакого внимания на отца. Она носилась по всему свету, не шевельнув и пальцем ради него. Но как только Эшбьюри женился на Карлотте и она начала обустраивать дом, Альта тут же примчалась домой, разыгрывая роль преданной дочери. Постепенно, шаг за шагом, она настроила отца против миссис Эшбьюри. Карлотта — натура тонкая, восприимчивая…
  — Для чего вы мне все это рассказываете?
  — Полагаю, вам следует знать об этом.
  — Разве благодаря этим сведениям я смогу помочь Генри Эшбьюри улучшить физическое состояние?
  — Возможно.
  — Ну а чего конкретно вы хотите сейчас от меня?
  — Вы ведь в хороших отношениях с Альтой, и я подумал, что Альта, возможно, изменит свое поведение, когда узнает, что мачеха преисполнена самых дружеских чувств к ней.
  — Дальше?
  — Вы ведь только что разговаривали с Эшбьюри, и все еще не видите, куда я клоню?
  — Нет.
  — Ол-райт, если вам хочется, чтобы я рубанул напрямую… Так вот, Карлотте — миссис Эшбьюри — стоит только шепнуть на ушко полиции то, что ей известно. В ночь убийства Рингоулда Альта находилась в его номере.
  Я поднял брови.
  — Точнее, — заторопился Картер, — она была там перед убийством. Разве вы не сообразили, что неизвестная женщина в отеле, поднявшаяся наверх для встречи с Рингоулдом, по описанию свидетелей, очень напоминает Альту? Детективам не придется рыть землю носом, устанавливая тот факт, что машина мисс Эшбьюри стояла всего в двух кварталах от отеля. Свидетели же подтвердят, что видели Альту, спешившую к машине сразу после того, как произошло убийство.
  — Ну а я тут при чем?
  — В следующий раз, — сказал вкрадчиво Картер, — когда Альта будет беседовать с вами о своей мачехе, вам следует объяснить ей, что она полностью во власти миссис Эшбьюри. Карлотта уже могла бы доставить падчерице кучу неприятностей, превратить ее жизнь в ад, но она не сделала этого. Она порядочная женщина и предана своему мужу.
  — Вы, кажется, убеждены, что Альта непременно станет обсуждать со мной свои взаимоотношения с мачехой?
  — Да, я так считаю, — выпалил он и, повернувшись на каблуках, направился к двери.
  — Минутку, — сказал я. — Если Альта вышла из отеля до совершения убийства, у нее нет причины беспокоиться.
  Картер задержался у двери.
  — Есть. Ее видели на улице сразу же после совершения убийства.
  После ухода Картера я обдумал наш разговор. Очевидно, Картер не знал точно, когда произошло убийство, не заметил времени, когда встретил Альту, или вообще выдумал всю эту историю, чтобы дать козыри в руки миссис Эшбьюри.
  Принимать какие-либо меры против Картера не было смысла. Как только полиция решит, что Альта замешана в убийстве, она сразу же нажмет на педали. Свидетелей множество: ночной портье, девушка в табачном киоске, служащий на автостоянке, мальчик-лифтер. Пикантная подробность состояла в том, что все эти свидетели должны будут поклясться, что Альта вышла из отеля до того, как прогремели выстрелы. Но если миссис Эшбьюри предвкушает триумф, почему бы не оставить ее в неведении по крайней мере до тех пор, пока я не узнаю поточнее о ее планах?
  Я схватил пальто и шляпу и выскользнул из дома, стараясь не попасться на глаза Альте. Хотелось поближе познакомиться с теми заведениями, которыми владела «Этли эмьюзмент корпорейшн».
  Внизу, как и говорил Крумвезер, расположились два роскошных ресторана, наверху шла игра. Место игры было хорошо оборудовано, невелико по размерам и рассчитано на малое количество людей. Я поставил небольшую сумму и даже рискнул подойти к рулетке! Никто не обращал на меня внимания. Народу было немного. Я выдумал какой-то предлог, чтобы встретиться с менеджером, но для знакомства с ним требовались более действенные средства.
  Выходя, я столкнулся с блондинкой, которая шла под руку с молодым человеком: оба были в вечерних туалетах.
  Я уже видел эти сухие пышные волосы. Это была Эстер Кларди, продавщица из табачного киоска в отеле, где пристукнули Рингоулда.
  Мой ум лихорадочно заработал. Наша встреча была, конечно, случайной, но этот случай следовало предвидеть. Эстер, скорее всего, получает здесь комиссионные за доставку клиентов: ей, вероятно, кое-что известно о делишках корпорации. Однако если я намеревался расставить ловушку, то сам стал ее жертвой. Девушка опередила меня и первая открыла огонь.
  Эстер узнала меня, глаза ее сузились.
  — О, хэлло! Как дела? Повезло в игре?
  — Не очень.
  Она с улыбкой повернулась к своему спутнику:
  — Артур, я хочу познакомить тебя с мистером Смитом. Мистер Смит, это Артур Паркер.
  Мы пожали друг другу руки.
  — Счастлив познакомиться, — пробормотал я.
  — Вы уже уходите, мистер Смит?
  — По правде говоря, как раз собрался.
  — Не оставляйте нас. Обычно вы приносите мне удачу. Я предчувствую, что с вами мне и сегодня особенно повезет.
  Я быстро прикинул, нельзя ли выйти из положения с помощью Паркера.
  — Но ваш спутник выглядит человеком, приносящим счастье.
  — Он — мой кавалер, — возразила Эстер. — Вы — мой талисман. Пойдемте поставим.
  — Видите ли, я немного устал и…
  Она взглянула на меня в упор. При ярком свете волосы ее еще сильнее напоминали кусок пеньковой веревки — орудие палача.
  — Я не позволю вам убежать, — сказала она, улыбаясь ярко накрашенными губами. — Даже если мне придется позвать копов.
  Глаза ее оставались серьезными.
  Я усмехнулся.
  — В конце концов, все зависит от мистера Паркера. Мне лично никогда не нравились люди, вторгающиеся в чужие компании.
  — О, все в порядке, — успокоила меня Эстер. — Паркер догадывается, что вы связаны с этим заведением.
  — О! — Паркер вздрогнул и выдавил из себя улыбку. — Пожалуйста, действуйте, мистер Смит, принесите нам удачу.
  Мы с Эстер приблизились к столу с рулеткой.
  Она поставила и проиграла. Паркер, очевидно, не собирался финансировать ее. Эстер быстро проиграла все свои деньги и, надувшись, поглядывала на своего компаньона. Тот наконец ссудил ей пять долларов в двадцатипятицентовых фишках.
  Игроки постоянно перемещались вокруг стола. Когда Паркер очутился у самого дальнего его угла, Эстер придвинулась ко мне и прошептала:
  — Передайте мне под столом двести долларов.
  Я одарил ее каменным взглядом.
  — Ну, не разыгрывайте же из себя идиота. Дайте мне деньги или…
  Я зевнул.
  Эстер была так обескуражена, что, казалось, готова была заплакать. Она швырнула фишки на игорный стол и опять проиграла. Я сунул ей в руку доллар.
  — Таков размах моих вложений, детка. Поставь их на двойное зеро.
  Она поставила и тут же выиграла.
  — Продолжай в том же духе.
  — Ты с ума сошел.
  Я пожал плечами. Крупье лопаточкой придвинул к девушке выигрыш. Я никогда не смог бы объяснить, что заставило меня указать на двойное зеро. Это был безумный риск, но в подобных ситуациях порой становишься ясновидящим. Я был абсолютно уверен, что снова выиграет двойное зеро.
  Рулетка описала круг и остановилась.
  Я услышал вздох Эстер и обернулся — шарик остановился на цифре семь.
  — Видите, вы заставили меня проиграть.
  — Но вы ведь пока все равно в выигрыше, — засмеялся я.
  — Возможно, семерка повторится? — Эстер поставила на семерку. Она действительно повторилась! Эстер выиграла около пятисот долларов и прекратила игру.
  Вокруг столиков слонялась какая-то брюнетка, изящная, гибкая, с красивыми бедрами, обнаженными плечами и глазами, обещавшими романтику томных тропических ночей. Оказалось, что она знакома с Эстер, и, когда та получила свой выигрыш, девушки обменялись какими-то знаками. Потом я заметил, что они шепчутся.
  Затем брюнетка обосновалась за игорным столом, называя ставки за Артура Паркера. Вот это была игра! Брюнетка непрерывно обращалась к нему, обворожительно улыбаясь и поводя обнаженными плечами в дюйме от его губ.
  Судя по всему, произошел размен: мне подсунули блондинку.
  — Поздравляю с выигрышем, — обратился я к Эстер. — Куда мы направимся?
  — Сначала заскочу в туалет и буду ждать внизу. Не пытайтесь удрать. К вашему сведению, выход здесь всего один.
  — Зачем мне удирать от хорошенькой девушки?
  Она засмеялась и сказала кокетливо:
  — Правда, зачем?
  Я постоял еще немного у игорного стола, делая небольшие ставки. Двойное зеро больше не выпадало. Поставив на него, я не получил ни цента. Другие попытки также не принесли успеха. Паркер был, по-видимому, целиком поглощен брюнеткой. Иногда, впрочем, он как бы просыпался и с виноватым видом оглядывался вокруг. Я услышал, как брюнетка обронила что-то насчет туалета.
  Паркер расхохотался.
  Я пошел к выходу. Эстер ждала меня.
  — Вы на машине или возьмем такси?
  — Такси.
  — Отлично. Поехали.
  — Куда именно?
  — Может быть, к вам?
  — Я предпочел бы — к вам.
  Девушка задумалась, затем пожала плечами:
  — Почему бы и нет?
  — А ваш дружок, мистер Паркер, не помешает?
  — Мой дружок, мистер Паркер, — повторила она угрюмо. — О нем сегодня позаботятся.
  Эстер назвала водителю адрес, и через десять минут мы были на месте. Девушка действительно жила здесь. Ее имя можно было прочитать на дощечке над звонком, и она отперла дверь в квартиру своим ключом. «В конце концов, — подумал я, — „почему бы и нет“ — как сказала она». Газеты поместили фотографию Эстер и интервью с ней, где она обрисовала человека, спрашивавшего ее о Рингоулде. Ей нечего было опасаться подвоха с моей стороны.
  Что касается меня, то я увяз по уши.
  Квартира была неплохо обставлена. Мебель, вероятно, приобреталась не за счет прибыли от продажи сигар и сигарет во второразрядном отеле.
  Эстер скинула пальто, пригласила меня сесть, принесла сигареты, спросила, не хочу ли я выпить, и опустилась на софу рядом со мной.
  Мы закурили. Она придвинулась ближе. Я видел ее шею и плечи, призывный взгляд голубых глаз. Ее светлые локоны касались моей щеки.
  — Нам с вами лучше подружиться, — предупредила она.
  — Вы так считаете?
  — Да. Потому что девушка, поднявшаяся наверх повидаться с Джедом Рингоулдом, — та, за которой вы следили, — оказалась Альтой Эшбьюри. — Она с видимым нетерпением ожидала моей реакции.
  — Кто это — Альта Эшбьюри? — удивился я.
  — Женщина, за которой вы следили.
  Я отрицательно покачал головой.
  — Мой бизнес был связан только с Рингоулдом.
  Она прямо-таки извертелась, чтобы видеть выражение моего лица. Потом задумчиво произнесла:
  — Да. Это, собственно, не имеет значения. Имеющуюся у меня информацию я все равно не смогу использовать. Я бы скорее предпочла работать с вами, чем с кем-нибудь другим. По крайней мере, я бы заставила вас вести честную игру.
  — Но кто все-таки Альта Эшбьюри? Девочка Рингоулда?
  Блондинка напряженно размышляла, пытаясь решить, насколько откровенной она может быть со мной.
  — Так кто она такая? — настаивал я.
  — А что вам нужно было от Рингоулда? — ответила Эстер вопросом на вопрос.
  — Мне нужно было видеть его по делу.
  — По какому?
  — Не помню, кто посоветовал мне обратиться к Рингоулду за советом, как обойти «Блу скай экт». У меня было кое-что для продажи.
  — Так вы входили к нему в номер?
  — Нет, я снял соседний номер.
  — И просверлили дырку в двери?
  — Да.
  — Подглядывали и подслушивали?
  — Да.
  — И что вы видели?
  Я не ответил.
  Эстер вышла из себя.
  — Послушайте, вы либо полный идиот, либо самый хладнокровный из людей, каких я когда-либо встречала. Откуда вы знали, что я не позову копов, если вы не дадите мне двести долларов?
  — Я этого не знал.
  — Лучше будьте со мной откровенны. Вы знаете, что произойдет, если я позвоню в полицию?
  Я бесстрастно пускал кольца дыма.
  Эстер вскочила, рванулась к телефону. Глаза ее гневно сверкали.
  — Звоните, что же вы. Я сам собирался позвонить туда.
  — Ах, вот как!
  — Конечно. Разве вы еще не поняли?
  — Чего?
  — Я сидел в соседнем с Рингоулдом номере и подсматривал через дырку. Убийца проник в номер примерно за полчаса до моего появления. Он отодвинул задвижку на двери между номерами, поставил замок на предохранитель, а затем, улучив удобный момент, открыл дверь и через крошечную нишу вошел в ванную.
  — Мало ли что вы придумаете!
  — Ты забыла одну малость, сестренка!
  — Что еще?
  — Я разглядел убийцу. Я единственный человек, который видел его. Я знаю, кто это был. Рингоулд разговаривал с девушкой. Он дал ей какие-то бумаги. Она вручила ему чек. Он положил его в правый карман пиджака. Когда девушка вышла, Рингоулд отправился в ванную. В тот момент я еще не знал, что в ванной кто-то был, но обнаружил, что дверь в моем номере не заперта на задвижку. Я запер ее, когда сверлил дырку. Убийца предполагал, что Рингоулд пойдет в ванную, и намеревался убежать через соседний номер. Но дверь была уже заперта мною. Убийца очутился в ловушке.
  — И что вы сделали? — Эстер затаила дыхание.
  — Я повел себя как последний дурак. Мне нужно было сразу связаться с портье, чтобы он блокировал выход, и затем позвонить в полицию, но я был слишком взволнован и не подумал об этом. Вместо этого я снова отодвинул задвижку, открыл дверь в соседний номер и последовал за убийцей. Стоя в дверях номера, я осмотрел правую и левую стороны коридора, а затем спустился на второй этаж. Когда поднялся шум, я вышел из отеля.
  — Любопытная история, — сказала Эстер, — занимательная, но копы вам никогда не поверят.
  Я снисходительно улыбнулся:
  — Ты забыла, что я видел убийцу.
  Она подскочила, словно от удара электрическим током.
  — Кто это был?
  Я рассмеялся и пустил в воздух еще одно кольцо дыма.
  Она отошла от телефона, пересекла комнату и опять примостилась рядом со мной, положив ногу на ногу и задумчиво обхватив руками колено. Эстер определенно не знала, что ей делать дальше. Она смотрела то на меня, то на кончики своих туфель. Подол вечернего платья, задираясь, мешал ей, она поднялась, вышла в спальню, не прикрыв за собой дверь, и через минуту вернулась в черном вельветовом халате.
  — Что ж, — сказала она, — все, что вы тут наплели, ничего для меня не меняет. Мне нужен у Эшбьюри свой человек. Вы, кажется, хороший мальчик, и, думаю, вам можно доверять. Кстати, кто вы такой? Как вас в действительности зовут?
  Я молчал, склонив голову набок.
  — Послушай, ты не выйдешь отсюда, пока не назовешь мне свое настоящее имя. Я хочу узнать его во что бы то ни стало. В конце концов, я пойду следом за тобой и узнаю, где ты живешь. Так что давай начистоту!
  Я кивнул на дверь:
  — Когда захочу, я выйду отсюда.
  — Я донесу на тебя.
  — И что это тебе даст? Что станет с твоим заманчивым планом потрясти семейку Альты Эшерст?
  — Эшбьюри, — поправила она.
  — Какая разница?
  — Ну а как тебя все-таки зовут?
  — Джон Смит, — не колеблясь сказал я.
  — Врешь!
  Я расхохотался.
  Эстер изменила манеру поведения.
  — Ладно, Джон. — Она посмотрела прямо мне в лицо. — Ты умный парень. Мы могли бы объединиться и вместе придумать что-нибудь толковое. Согласен?
  — Если речь идет о шантаже, я против. Это не по моей части.
  — Фу! — фыркнула она. — Я предлагаю тебе войти в долю. Вместе мы могли бы делать хорошие деньги.
  — Чем ты располагаешь, чтобы прижать Альту Эшбьюри?
  Она было открыла рот, но я прикрыл его своей рукой.
  — Не говори. Я ничего не хочу знать.
  Она вытаращила глаза:
  — Что с тобой?
  — Я по другую сторону границы.
  — Как это понять?
  — Видишь ли, моя прелесть, я не могу принять твое предложение. Я не такой уж негодяй. И тебе не удалось меня провести. Ты замешана в этой грязной игре. Джед Рингоулд получал чеки от Альты Эшбьюри и передавал их тебе для «Этли эмьюзмент корпорейшн». Ты приводила к себе мужчин. Легкое движение пальцев освобождало их от значительной части выигрыша. Часть денег шла тебе, остаток — возвращался к Рингоулду и поступал в распоряжение выше— или нижестоящих, не важно, как их называть. А теперь я добавлю еще кое-что. Считай, что все кончено и забыто. Но шевельни только пальцем против Альты Эшбьюри, и ты очутишься за тюремной решеткой.
  Она вскочила.
  — Проклятие!
  — Ол-райт, сестренка, я тебя предупредил.
  — Ты слишком уверен в себе, проклятый болван!
  — Если разрешишь, я возьму у тебя еще одну сигарету.
  Она протянула мне портсигар.
  — Ну, ты сразил меня наповал. Может, я спятила? Я видела, как ты вошел в отель, помню, как ты выспрашивал меня, копы охотились за тобой, я выследила тебя, привезла сюда, не зная, кто ты такой, черт возьми… Наверное, ты частный сыщик, работаешь на Альту Эшбьюри, нет, ты скорее подходишь для ее старика.
  Я зажег сигарету.
  — Но зачем ты со мной разоткровенничался? Почему бы не дать мне вывернуться наизнанку, притвориться, что ты мой союзник, вытянуть из меня все, что я знаю, и затем вонзить в меня когти?
  Я взглянул на нее:
  — Детка, будь я проклят, если я понимаю. — И это была правда.
  Она, по-видимому, все же не хотела сдавать позиций.
  — Ты, однако, вполне мог быть тем, кто пристукнул Рингоулда.
  — Вероятно.
  — Я могу тебя посадить.
  — Ты так полагаешь?
  — Да, могу.
  — Вот телефон.
  Она сощурила глаза.
  — И тогда ты впутаешь меня в эту историю, покажешь, что мои побуждения корыстны и… да будь все проклято! Какой смысл?
  — Чем мы займемся сейчас? — осведомился я.
  — Хорошенько выпьем. Когда я думаю, что ты мог сотворить со мной и ничего не предпринял… Черт возьми! Я не могу тебя раскусить. Ведь ты не идиот. Ты хитер и ловок, способен управлять игрой… И вместе с тем, когда мне грозит расставленная тобой ловушка, ты не пользуешься ею… Что ж, век живи, век учись. Что тебе предложить к виски? Содовую или обычную воду?
  — У тебя есть шотландское виски?
  — Очень немного.
  — У меня есть подотчетные деньги, которые, в случае необходимости, можно отнести к непредвиденным, экстренным расходам.
  — Ну а сейчас разве не такой случай?
  — Не знаешь, кто тут поблизости торгует ночью?
  — Допустим, знаю.
  — Ол-райт, позвони ему. Пусть нам пришлют полдюжины шотландского.
  — Ты не шутишь?
  Я вынул бумажник, выудил оттуда пятидесятидолларовую купюру, положил на край стола.
  — Мой босс, правда, назвал бы это швырянием денег на ветер.
  Распорядившись по телефону насчет шотландского, Эстер предложила:
  — Давай пока разопьем мою бутылку.
  Она принесла виски, лед и содовую.
  — Не давай мне напиваться, Джон. Иначе я начну плакать, закачу истерику. Меня давно никто не угощал хорошей выпивкой. И досадно, что ты поставил ее не ради меня, а просто потому, что ты — это ты. Широкий жест… Что-то в тебе есть, перед чем невозможно устоять… Поцелуй меня.
  Я поцеловал ее.
  — К черту выпивку! Поцелуй меня крепче!
  Через четверть часа посыльный принес нам шесть бутылок виски.
  Я вернулся около двух часов ночи. Я долго еще не мог освободиться от воспоминания о белокурых женских локонах и от мысли о веревке в руках палача.
  Глава 7
  За завтраком я спросил Эшбьюри, известно ли ему что-нибудь об одной из горнорудных компаний — название было мудреное, я выговорил его не без труда. У меня есть друг, пояснил я, человек по имени Фишлер. Он богат — получил наследство, имеет офис в «Коммонз-Билдинг» и намерен вложить деньги во что-нибудь стоящее. Этот тип любит рисковать. Я хотел бы предложить ему горнорудные прииски.
  Боб прервал разговор с кем-то сидящим рядом и обратился ко мне:
  — Почему бы вам не сохранить мистера Фишлера для нашей семьи?
  — Это мысль! — воскликнул я.
  — Адрес?
  — «Коммонз-Билдинг», шестой этаж, комната двадцать два.
  — Я захвачу с собой торгового агента.
  — Превосходно.
  Эшбьюри поинтересовался у Боба, не имеет ли тот сведений, насколько успешно расследуется дело об убийстве Рингоулда. Боб ответил, что полиция пришла к выводу: это убийство — результат сведения счетов между игроками. В настоящий момент копы проверяют окружение Рингоулда: они надеются выйти на того типа, который соответствовал бы наружности парня, покинувшего номер Рингоулда сразу после убийства.
  После завтрака Боб отвел меня в сторону и попросил подробнее рассказать о Фишлере. Он хотел знать, каким капиталом тот располагает, какую сумму намерен вложить. Я сказал, что Фишлер унаследовал сразу два состояния. Одно — сравнительно небольшое — он уже получил, но еще до конца месяца у него на руках будет крупная сумма — свыше ста тысяч долларов. Я спросил Боба, как идут дела в его компании.
  — Великолепно. С каждым днем все лучше и лучше.
  Боб удалился. Эшбьюри посмотрел на меня так, словно собирался сказать что-то важное, но отказался от этого намерения. Прочистив горло, он изрек только:
  — Дональд, если вам потребуется на расходы еще несколько тысяч долларов, не стесняйтесь обратиться ко мне.
  — Благодарю. Буду иметь в виду.
  Альта спустилась вниз в халате и знаками показала, что хочет поговорить со мной. Но я вновь притворился, что ничего не замечаю, и пожелал проводить Эшбьюри до гаража.
  В гараже я попросил разрешения подъехать вместе с ним до нужного мне места.
  Он не отрывал глаз от дороги и помалкивал, хотя я видел, что вопросы так и рвутся у него с губ, но он не рискует задавать их, боясь ответа на самый главный для него вопрос. Он поминутно вздыхал, боролся с собой и наконец целиком сосредоточился на своей миссии шофера.
  Когда мы приехали в деловой центр города, он все же решился на невинный вопрос:
  — Где мне вас высадить, Дональд?
  — О, где-нибудь здесь поблизости.
  Он повернул направо, проехал еще пару кварталов и остановился перед «Коммонз-Билдинг».
  — Как все это будет организовано?
  — Не беспокойтесь, — утешил я.
  Эшбьюри поспешно укатил, а я поднялся на шестой этаж взглянуть на табличку двадцать второй комнаты. Все было в порядке. Я толкнул дверь и вошел. Элси Бранд стучала на машинке.
  — Ради бога, тебе совсем не следует притворяться, что у нас уже сейчас слишком много дел, — взмолился я. — Люди, которые должны прийти сюда, считают меня богатым наследником. Они не думают, что я сколотил состояние самостоятельно, занимаясь бизнесом. Поэтому тебе не нужно особенно стараться.
  — Берта, — возразила Элси, — велела мне напечатать несколько писем, чтобы я не бездельничала здесь.
  — На каком бланке? — спросил я, заглядывая ей через плечо, чтобы увидеть бумагу, вставленную в машинку.
  — На бланке агентства.
  Я выдернул бланк из машинки и протянул его Элси.
  — Положи письмо в ящик, чтобы его никто не видел. Убери все наши бланки. Когда пойдешь на ленч, захвати с собой всю эту канцелярию и храни ее в агентстве. Передай Берте, что я так распорядился.
  Элси смотрела на меня смеющимися глазами. Она сказала:
  — Я вспоминаю, как ты первый раз появился в нашем агентстве. Я подумала тогда, что ты продержишься у нас не более двух суток — Берта сразу заездит тебя до смерти. Все прежние детективы обычно очень скоро сбегали от нее. И вот пожалуйста, ты, а не она, отдаешь распоряжения. Я знаю, у тебя и сейчас все получится как надо. Ты не споришь с Бертой и не пресмыкаешься перед ней. Выбираешь собственную тропку и по ней идешь. Зная Берту, ты прекрасно представляешь, сколько брани и проклятий сыплется на тебя. Но при всем том ей остается только ворчать и ругаться, но все же тащиться вслед за тобой и поступать так, как хочешь ты.
  — С Бертой можно работать, если вникнуть в мотивы ее поступков.
  — Ты хочешь сказать, когда она начинает понимать твои мотивы. Пытаться дружить с Бертой — все равно что заигрывать с паровым котлом. Надежды на дружбу с ней следует оставить сразу же.
  — И ты оставила?
  — Да.
  — Но ты совсем не выглядишь разочарованной.
  — Я нашла свой собственный подход к Берте. Я выполняю работу, которую она мне поручает, и ухожу, как только ее заканчиваю. Я не пытаюсь быть с ней в добрых отношениях и не рассчитываю на ее дружеское ко мне расположение. Я — только часть пишущей машинки, деталь в клавиатуре и выполняю возложенную на меня функцию.
  — А что это за корреспонденция, которой ты сейчас занимаешься?
  — Письма, которые Берта рассылает своим адвокатам. Она советуется с ними по поводу инвестиций.
  — И много у нее вложений?
  — Порядочно. Заниматься ими — ее страсть. Она хочет таких же гарантий, как государственные акции, но вместе с тем ей нужно, чтобы они приносили вдвое больший доход. Ее второе увлечение — игра. Берта — азартный игрок.
  — Ну что ж, — сказал я, — пока этот мой офис существует, ты не будешь перегружена работой. Запасись парочкой журналов мод и пачкой жевательной резинки. Положи в верхний ящик стола, засунь жвачку за щеку и сиди себе, перелистывая журнал. Когда кто-нибудь войдет, закрой ящик, но не ранее того, как посетитель увидит, чем ты занята.
  Элси расцвела.
  — Я всегда мечтала о такой работе. Другим девушкам везло, а мне нет.
  — Прекрасно, что такая работа тебе по душе, но думаю, что она продлится не дольше нескольких дней.
  — Может вмешаться Берта. Пришлет тебе какую-нибудь девицу из конторы по найму, а меня заставит вернуться к себе.
  — Я ей не позволю. Я предупредил ее: мне нужен человек, которому можно доверять. Пусть нанимает машинисток для себя. Для Берты это даже полезно — узнает, по крайней мере, как трудно заменить тебя.
  Элси глядела на меня с обожанием.
  — Я всегда, Дональд, старалась понять, почему люди помогают тебе. Наверное, потому, что ты сам чертовски внимателен к ним, ты…
  Взволнованная, она вскочила и выбежала из комнаты.
  Я вошел в свой кабинет, отодвинул вращающееся кресло и опустился в него, водрузив ноги на стол. Я услышал, как вернулась Элси, и нажал кнопку звонка.
  — Да? — откликнулась она.
  — Возьми на заметку, Элси: Паркер Стоулд, Бернард Картер, Роберт Тиндл. Записала?
  — Да. Что дальше?
  — Если кто-нибудь из них появится здесь, скажи, что я завален делами и буду занят все утро. С ними встретиться не смогу и не хочу заставлять их ждать. Понятно?
  — Конечно.
  — Если придет кто-нибудь еще, попытайся узнать, что ему нужно. Предложи посидеть, подождать. Возьми у него визитную карточку и принеси мне.
  — Это все?
  — Да.
  — О’кей, — сказала она, и я услышал щелчок снимаемой телефонной трубки.
  У меня было чем заняться. Я курил и размышлял, стараясь постичь логику всего происходящего. Я еще не мог представить себе картину полностью. Мне не хватало фактов, но я их постепенно добывал и чувствовал, что если буду действовать хладнокровно, не делая серьезных ошибок, то добьюсь в этом запутанном деле успеха.
  Около одиннадцати дверь в приемную открылась и захлопнулась. Я услышал голоса, Элси вошла с визитной карточкой, на которой красовалось одно только имя: «Джилберт Рич».
  — Как он выглядит? — спросил я у Элси.
  — Тип торгового агента. Агрессивен. Когда я спросила, что ему нужно, он ответил, что у него есть деловые предложения по продаже недвижимости. На вид лет около сорока, но одет как двадцатисемилетний. Типичный пижон.
  — Толстый?
  — Нет, довольно стройный. На лбу залысины. Волосы темные, зачесаны назад. Глаза тоже темные, без очков. Быстрый, нервозный, бойкий на язык. Туфли так и сверкают. Запах — только что из парикмахерской. Ногти ухожены. Хотите с ним встретиться?
  — Да.
  Она удалилась. И тут же вошел Джилберт Рич. Он быстро пересек комнату, схватил меня за руку и начал разговор с такой легкостью, словно и не прекращал его, выпаливая слова и не поспевая за ними:
  — Бесспорно, мистер Фишлер, вам хотелось бы знать, какое у меня к вам дело. Я уведомил вашу секретаршу, что речь идет о недвижимости. Может, вы полагаете, что я хочу надуть вас? Наоборот: я хочу добыть вам кучу денег, мистер Фишлер. И чтобы изложить вам суть моих предложений, я намерен отнять у вас всего три минуты. — Он вытащил из кармана часы и положил их передо мной на стол. — Будьте добры, заметьте время, мистер Фишлер, и следите за стрелкой. Когда истекут три минуты, скажите мне. Эти три минуты окупятся прибылями более значительными, чем те, которые вы получили за все последние десять лет.
  — Вперед! — сказал я. — В вашем распоряжении три минуты.
  — Мистер Фишлер, вы когда-нибудь задумывались о чудесных достижениях современной науки? Не отвечайте, я вижу, что задумывались. Осознаете ли вы, мистер Фишлер, что те проблемы, которые мы решаем ежедневно, считались непреодолимыми еще несколько лет тому назад? А теперь, мистер Фишлер, чтобы показать вам, как с помощью новейших научных открытий можно делать деньги, нужно откинуть назад страничку истории нашего великого, процветающего штата. Вернемся к тому времени, когда сюда хлынули орды золотоискателей. Люди орудовали киркой и кайлом, запаслись лотками для промывки золота, добывали золото из земли. И много золота было добыто, мистер Фишлер. Обширный золотой поток устремился в денежные центры. Но еще много золота оставалось в земле. В верховьях, вокруг Валлидейла, располагались богатейшие залежи. Речка шумела в горах, вынося золотой песок, создавая россыпи на обширных сельскохозяйственных угодьях, расступающихся, чтобы принять бурлящие речные потоки, которые здесь успокаивались. Мужчины, обнаженные по пояс, терпели зимние дожди и палящее летнее солнце, добывая золото, все больше золота. Затем, когда залежи на этих землях иссякли, золотоискатели двинулись по течению реки, оседая на плодородных землях и занимаясь сельским хозяйством. Но, осваивая новые земли и докапываясь до корней травы, люди никак не могли добраться до коренной породы, находившейся под водой на глубине примерно сорока двух футов.
  Но я не хочу задерживаться на деталях, мистер Фишлер. Несомненно, вы знакомы с ними по различным историческим фильмам, мастерски воспроизводящим обстановку, условия жизни и работы золотоискателей. Перейдем к самым последним изобретениям. Человек с воображением подумал о воде не как о враге, мешающем овладеть золотом, но как о союзнике. Он изобрел драгу, и множество стальных черпаков начали опускаться в воду, достигая коренных пород. Плодородные земли были уничтожены, но их владелец получал королевские доходы, предоставляя всем желающим право на разработку недр. Общая топография местности изменилась. Технологические процессы выемки грунта привели к тому, что богатая, плодородная долина превратилась в нагромождения мусора, выбеленного солнцем.
  Шли годы. Сами золотодобытчики стали жертвами собственной алчности. Время обошлось с ними так же беспощадно, как они обходились с некогда цветущими землями. Драги дали течь, повалились набок, заржавели. И все-таки даже работавшие на драгах люди не сумели добраться до глубин коренной породы. Они поскребли только верх.
  А теперь, мистер Фишлер, мы подходим к осуществлению золотой мечты, которая становится явью. Современные наука и техника помогают в какой-то мере восстановить плодородные земли: камни вернуть на дно, разобрать завалы, ил вытащить на поверхность. Земля снова сможет родить. Об этом подумывали давно. Торговая палата в Валлидейле уже поднимала вопрос о рекультивации земель для сельского хозяйства. Но этот процесс оказался бы слишком дорогостоящим. То, что Торговая палата приняла во внимание, — это не истощившиеся еще, богатейшие залежи золота поверх коренной породы. Человек, который возьмется…
  — Три минуты истекли, — сказал я.
  Рич посмотрел на меня, потом на часы.
  — Что ж, в основном я уложился. Я закончил, мистер Фишлер. Я бы указал еще на сходство между ситуацией, с которой встречается инвестор сегодня, и с той, с которой сталкивались прежде золотодобытчики. Золото годами покоилось на своем месте. Но инженерная мысль прогрессировала, изобретательность человека волнами накатывалась на золотую долину. Это были волны успеха, выносившие все новые поколения миллионеров, стремившихся к власти. История Сан-Франциско…
  — Вы превысили свой лимит на тридцать секунд.
  — Точно, — признал он. — Я хотел только добавить, что вы, мистер Фишлер, человек, искушенный в коммерции, способны видеть перспективы и даже с ходу можете оценить положение вещей. Единственная проблема, мистер Фишлер, заключается в том, как отнесутся владельцы золотоносных земель, жаждущие и власти и богатства, к имени Чарльза Фишлера.
  Я вертел карандаш между пальцами, стараясь не встречаться с моим посетителем взглядом. Рич крутился вокруг меня, жестикулируя, барабаня пальцами по столу.
  — Я вижу, мистер Фишлер, вы человек проницательный. Человек быстрых, точных суждений, вы можете по справедливости оценить грандиозные возможности, открывающиеся перед вами. Мы не только получим прибыль от золотодобычи, но, когда завершатся осушительные работы, мы восстановим некогда цветущие земли: они покроются садами, виноградниками и будут готовы к разбивке на участки под застройку. Тогда люди, истосковавшиеся по независимости и земельной собственности, ринутся в конторы, предлагая за приобретение участков самую высокую цену.
  Кроме того, мистер Фишлер, я не упомянул о самом, пожалуй, существенном пункте во всем этом деле, поскольку убежден, что вы и без меня имеете это в виду. Вы прекрасно знаете, что цены на золото удвоились сравнительно с тем временем, когда составлялись крупные состояния. И тот, кто вкладывает свои деньги в добычу золота, может не опасаться никакой инфляции. Разработка золотых месторождений есть единственный надежный вклад. Сделав его, человек может по своему усмотрению распоряжаться плодами несбалансированного бюджета, в котором доходы намного превышают расходы.
  — Вы намного превысили установленное вами время.
  — Согласен, мистер Фишлер. Я несколько увлекся, злоупотребил вашим терпением. Но так велико мое желание, чтобы вы сами…
  — Сколько будет стоить эта затея? — осторожно спросил я.
  — Это целиком зависит от вас, мистер Фишлер. Если вы хотите заработать, например, сотню тысяч долларов, то ваш вклад может быть сравнительно небольшим. Если же вы удовольствуетесь пятьюстами тысячами, требуемая сумма будет для вас еще более приемлемой. Но если вы захотите стать мультимиллионером — это обойдется значительно дороже.
  — Во сколько же обойдется мне желание стать мультимиллионером?
  — В скромные пять тысяч долларов, — объявил он не моргнув глазом.
  — Как вы установили эту сумму?
  — Ну, начнем с того, что существуют обширные земельные угодья…
  — Не стоит повторять все сначала, — заметил я. — Перейдем к фактам.
  — Что именно вы хотите знать?
  — Какова реальная стоимость ваших акций?
  — В сто пятьдесят семь раз больше того, что мы запрашиваем за них.
  — На какие доли делится ваш капитал?
  Он достал из кармана небольшой бумажник и стукнул им по столу.
  — Мистер Фишлер, «Фоклоузд фармз андерайтез компани» начинала свою деятельность в условиях экономической депрессии. Тогда это было сельскохозяйственное предприятие, занимавшееся главным образом выкупом земель у владельцев, заложивших свои участки и лишившихся права пользования ими. Поэтому первичный капитал компании был невелик. Но сейчас, когда благодаря новым предприятиям компания переживает необычный подъем, представляется возможным тысячекратно увеличить сумму основного капитала. Другими словами, все наличные ценные бумаги нужно перевести в акции по одному доллару каждая. Это вполне достижимо. Правда, чтобы добиться этого, пришлось бы преодолеть некоторые юридические и прочие препоны, что, естественно, задержало бы выплату прибылей нашим акционерам. Впрочем, благодаря политике наших директоров — энергичных, напористых и целеустремленных — обычно удается справляться с трудностями и организовать свою деятельность так, чтобы наши акционеры могли радоваться прибылям без большого запоздания.
  — Сколько акций я получу, если вложу пятьсот долларов?
  — Одну. Это ваш пай. По номинальной стоимости в один доллар. Однако реальная стоимость акции сегодня составит, вероятно, уже пять тысяч долларов. В пределах двух месяцев вы сможете, без сомнения, получить за акцию десять тысяч пятьсот долларов. К концу года курс акции поднимется до ста тысяч долларов.
  Я прикрыл глаза, погрузившись в раздумье. Он — как опытный торговый агент — тотчас понял, что пора заканчивать, и примолк, чтобы дать мне время продумать все детали.
  — У меня сейчас нет больших денег, — сказал я, — но через месяц я надеюсь получить крупную сумму.
  — Через месяц курс акции, понятно, увеличится, но все равно это будет великолепное вложение капитала.
  — Послушайте, — сказал я, — а нельзя ли сейчас купить акцию за пятьсот долларов и получить гарантию на приобретение более крупного пакета акций после уплаты еще пятисот?
  — Мне нужно обсудить это с руководством. Ваше предложение довольно необычно. Если бы вы получили права на приобретение целого пакета акций всего лишь за пятьсот долларов, то через неделю могли бы продать пакет с приличной прибылью. А спустя месяц за свой пай вы, вероятно, смогли бы получить двадцать тысяч долларов.
  — На таких условиях я мог бы вступить в дело.
  — Но разве вы не учитываете, например, возможность обратиться в банк, мистер Фишлер, и…
  — Я сделал вам свое предложение.
  — Я понял. Но, мистер Фишлер, ситуация обязывает наш совет директоров быть скрупулезно справедливым и считаться с интересами других вкладчиков. Многие лица купили…
  — Вы с лихвой использовали отпущенное вам время, — прервал я, — я выслушал ваши рекомендации. Вы выслушали мое предложение. Не будем понапрасну тратить время.
  — Какую сумму вы могли бы все же вложить в приобретение акций на ваших условиях?
  — Через месяц я смогу инвестировать больше ста тысяч долларов. Но я не собираюсь укладывать все яйца в одну корзину. Пятьдесят тысяч долларов — тот предел, которым ограничен размер вклада в вашу компанию. А пока я вкладываю пятьсот долларов и хочу зарезервировать за собой пакет акций на общую сумму по сегодняшнему курсу в пятьдесят тысяч долларов.
  — Я посмотрю, что можно сделать, но нельзя ли учесть…
  — Нет. — Я встал со стула. — Я занятой человек, мистер Рич.
  — Понимаю, но не забывайте, пожалуйста, что я сделал вам очень выгодное предложение. Минуты, которые вы мне так щедро предоставили, обернутся золотыми дивидендами в размере…
  — Вы выслушали мое предложение. Чем быстрее вы свяжетесь с советом директоров, тем скорее передадите мне их ответ.
  Я подошел к двери и распахнул ее.
  Рич с любопытством глянул на меня, потом простер вперед руку и произнес:
  — Мистер Фишлер, позвольте поздравить вас с одним из самых важных решений в вашей деловой карьере, а также с вашей проницательностью и дальновидностью по отношению к финансовым проектам. Я позвоню вам сегодня во второй половине дня.
  Я стоял у открытой двери, наблюдая, как он проходит через приемную и исчезает за дверью.
  Элси Бранд оторвалась от своих журналов.
  — Ничего себе!
  — Ты что-нибудь слышала?
  — Главным образом его громкий голос, проникающий сквозь все щели.
  — Разыщи в телефонной книге номер Генри Эшбьюри и свяжись с ним. Позвони ему в контору, а не домой.
  Я вернулся в свой кабинет. Эшбьюри позвонил через тридцать секунд.
  Я сказал:
  — Хэлло, Эшбьюри, вы не догадываетесь, кто с вами говорит?
  — Нет. — Его голос был резок и решителен. Эшбьюри как бы давал понять, что не любит загадок и намерен повесить трубку.
  — Ваш тренер.
  — Ах вот как. — Интонация тотчас же изменилась.
  — Как вы отнесетесь к тому, что ваш пасынок отправится в тюрьму за мошенничество?
  — Если… Боже мой, Дональд, что вы такое говорите?
  — Повторяю, как вы отнесетесь к тому, что ваш пасынок сядет в тюрьму за соучастие в мошеннических операциях?
  — Это было бы катастрофой. Это было бы…
  — Возможно, — сказал я, — что вы и впрямь считали его президентом корпорации, тогда как он просто выступает в роли подставного лица.
  — Господи.
  Я повесил трубку и вышел в приемную сообщить Элси, что отправляюсь в агентство предупредить Берту насчет того, что ей придется взять себе новую секретаршу.
  Элси улыбнулась.
  — Берта выпустит когти.
  — Пусть. К двум или трем часам мне нужно приготовить деньги — мистер Рич приедет с готовым для подписи контрактом. Когда он позвонит, уточни с ним время встречи и дай мне знать. Я буду в кабинете Берты.
  — Что-нибудь еще? — спросила Элси.
  — Если заедет или позвонит мистер Эшбьюри, передай ему, что мистер Фишлер отправился по делам и ты не знаешь, когда он вернется.
  Глава 8
  Я так привык к барабанной дроби машинки Элси Бранд, что, когда я примчался в агентство, ровный ритм: клик-клак-клак-клик-клак-клак… — прозвучал для меня странными, настораживающими звуками. Я даже осмотрелся вокруг, чтобы убедиться, что не ошибся дверью.
  В приемной за машинкой Элси Бранд сидела довольно хорошенькая девушка. Она что-то стирала на листе бумаги, водя по ней ластиком, и вскинула на меня равнодушные глаза.
  — Там кто-нибудь есть? — Я указал пальцем на кабинет Берты.
  — Да. — Девушка взялась за телефонную трубку.
  — Не надо. Я подожду.
  — Не назовете ли ваше имя?
  — Это не обязательно.
  Я устроился в углу на стуле и развернул газету.
  Девушка отложила ластик и вернулась к машинке, время от времени поглядывая на меня. Я угадывал эти моменты.
  Из кабинета Берты Кул доносились голоса, но слов я не разбирал.
  Через несколько минут из офиса вышел мужчина. Я прикрылся газетой и видел только его ноги ниже колен.
  Издавна бытует мнение, что детективы носят неуклюжие туфли с широкими квадратными носами. Когда-то, может, так и было, но хорошие детективы давно перестали носить что-либо подобное.
  Мужчина был обут в легкие светло-коричневые туфли, на нем были превосходно отутюженные брюки, но что-то в нем настораживало меня. Он уже собирался уходить, но внезапно обернулся и бросил Берте несколько слов.
  Я опустил газету и вопросительно глянул на Берту.
  — Миссис Кул?
  Она затаила дыхание.
  Мужчина, высокий, широкоплечий, лет сорока с лишним, вел себя спокойно и сдержанно, но выражение его лица мне не понравилось. Я старался не встречаться с ним взглядом.
  — Что вам угодно? — обращаясь ко мне, заторопилась Берта. — Можете не рекламировать свои изделия. Я уже подписалась на все журналы и потратилась на благотворительные цели.
  Я улыбнулся.
  — Вы свободны в своем выборе, — сказал я и вновь уткнулся в газету.
  — Всего доброго, миссис Кул, — попрощался наконец мужчина.
  Берта стояла молча, пока он не исчез, затем жестом пригласила меня к себе.
  В кабинете Берта закурила, ее руки дрожали.
  — Боже мой, Дональд, как ты узнал?
  — О чем? — изумился я.
  — О том, что здесь находится детектив, разыскивает тебя.
  — Повадка выдала его. Он вел себя как ищейка.
  — Ты, конечно, не лишен интуиции, но она не доведет тебя до добра.
  — Что ему нужно от меня?
  — Ты вроде бы должен догадаться.
  — Что он говорил?
  — Сказал, что занимается своим привычным делом: разыскивает людей, которых нужно допросить в связи с одним убийством. Он хотел знать, есть ли в моем агентстве человек по имени Дональд Лэм, выполняет ли он какую-нибудь работу для мистера Эшбьюри и доволен ли им тот.
  — И что ты ему сказала?
  — Что не в состоянии судить о работе, которую выполняют мои сотрудники. Оценить ее может только сам мистер Эшбьюри.
  — Они неплохо информированы, — заметил я. — Они охотились за Альтой и обнаружили, что меня нет у Эшбьюри.
  — Они обнаружили, — сердито поправила меня Берта, — что твоя внешность соответствует описанию человека, которого они ищут в связи с убийством Рингоулда.
  — Вполне возможно.
  — Что же нам делать?
  — Я намерен на некоторое время скрыться.
  — Ты продвинулся в деле Эшбьюри?
  — Немного.
  — Дональд, ты доставляешь мне серьезные неприятности. Я уже не раз попадала с тобой в передрягу.
  — Но ты и зарабатывала прилично, — не растерялся я.
  — Ну и что? С тобой слишком много хлопот. Какая польза от денег, если ты сидишь в тюрьме?
  — Я не виноват, что убийца выбрал момент, чтобы пристукнуть Рингоулда именно тогда, когда я выполнял свои служебные обязанности.
  Но Берта, однако, не отставала от меня:
  — Я звонила Элси, спросила, как продвигается работа, которая ей поручена. Элси ответила, что ты велел ей прекратить это занятие.
  — Это верно.
  Ее лицо побагровело.
  — Я возглавляю агентство!
  — А я — главный в офисе Фишлера. Какой смысл снимать помещение, обставлять его, вешать табличку на дверь, если посетитель увидит секретаршу, печатающую письма на бланке другого учреждения: «Б. Кул. Конфиденциальные расследования».
  — Я не могу позволить Элси бездельничать. Она получает жалованье. И для нее есть работа, которую нужно выполнять.
  — Возьми другую девушку и отнеси ее жалованье к деловым издержкам.
  — Никаких издержек! Я не собираюсь торговаться с тобой. Бери ту девицу, которая сидит здесь, а мне пришли Элси.
  — О’кей, как тебе угодно.
  — Мне угодно так.
  — Ты здесь — босс.
  Она ждала моих возражений, но я не стал спорить. Берта разозлилась еще больше.
  — Что тебя не устраивает? — атаковала она меня.
  — Ничего, если ты решила действовать так. События потихоньку развиваются, но ведь все может измениться, если новая секретарша вернется домой, побеседует со своей матерью, своим дружком, расскажет, как она поменяла работу, что это за работа и прочее, и прочее.
  — Я уволю ее, возьму другую. Эта в любом случае не годится.
  — Хорошо, но прежде убедись, что у той, другой, нет ни возлюбленного, ни семьи.
  — Какое это имеет значение?
  — Большое. Девушки дома не молчат. Она расскажет об офисе в «Коммонз-Билдинг»: никакой работы там нет, это только фасад, декорация. Не требуется особого ума, чтобы раскрыть эту тайну.
  Берта схватилась за сигарету.
  — Но так вести дело нельзя.
  — Ты права.
  — Дональд, они схватят тебя, потащат в тот отель. Люди опознают тебя, ты очутишься за решеткой. Я не намерена платить тебе жалованье, пока ты сидишь в тюрьме.
  — Сегодня я собираюсь истратить тысячу долларов из средств, предназначенных на непредвиденные нужды, — сказал я.
  — Тысячу долларов!
  — Точно.
  Берта схватилась за ящик стола, где хранились деньги, и подергала кассу, чтобы убедиться, что он заперт.
  — Я уже истратил ее, — констатировал я.
  — Что-что ты сделал?
  — Истратил эту тысячу.
  Берта захлопала глазами.
  — Где же ты ее раздобыл?
  — У Эшбьюри.
  — Так ты обратился к нему сразу после того, как вытянул деньги у меня?
  — Ничего подобного. Он сам предложил мне.
  — Сколько ты получил?
  Я махнул рукой:
  — Он сказал — никаких ограничений. Сколько бы мне ни потребовалось, обращаться прямо к нему.
  — Я руковожу агентством и контролирую свой бизнес.
  — Продолжай в том же духе, но не вмешивайся в мои дела.
  Берта потянулась ко мне через стол и, насколько позволяли ее формы, приблизила свое лицо к моему.
  — Дональд, ты захватил в моем агентстве слишком большую территорию. Агентством управляю я!
  — Вне всякого сомнения.
  — Тогда почему…
  Я навострил уши, услышав быстрые шаги в приемной, голос секретарши, пытавшейся остановить кого-то рвавшегося в кабинет и сражавшегося с дверной ручкой. В кабинете появился запыхавшийся Генри Эшбьюри.
  — Вот вы где! — воскликнул он при виде меня. — Вы что, хотите, чтобы меня хватил инфаркт?!
  — Я сказал о вашем пасынке правду.
  — Нам надо поговорить наедине, посоветоваться. Уйдем отсюда.
  Берта Кул произнесла с достоинством:
  — В будущем, мистер Эшбьюри, вы будете получать отчеты лично от меня, поскольку Дональд несколько беспорядочен. Он будет представлять их мне регулярно, в напечатанном виде. Получив информацию, я стану передавать ее вам. Сейчас нормальный ход агентства нарушен, оно работает нерационально.
  Эшбьюри обернулся к ней:
  — О чем это вы толкуете?
  — Вы договаривались о ведении ваших дел со мной. И в будущем будьте добры соблюдать этот договор.
  Взглянув на Берту поверх очков, Эшбьюри очень тихо, очень вежливо заметил:
  — Если я правильно понял, меня отстраняют от дел.
  — Не вас, а Дональда.
  — Возможно, из-за недоразумений по поводу экстренных расходов?
  — Отчасти.
  — Идемте, Дональд, — позвал Эшбьюри. — Я же сказал, нам надо поговорить.
  — О, не обращайте на меня внимания, — произнесла Берта ледяным тоном. — Я всего лишь работодатель.
  Эшбьюри пристально посмотрел на нее.
  — Мой принцип, — сказал он спокойно, — защита собственных интересов. Я, как выяснилось, оказался тем, кто оплачивает все счета.
  Слова Эшбьюри точно подкосили Берту.
  — Конечно, конечно, мистер Эшбьюри, — засуетилась она. — Мы представляем ваши интересы. Мы стремимся вести дело как можно лучше для вашего блага.
  Эшбьюри схватил меня за руку:
  — Ол-райт, пошли вниз, к моей машине.
  — Будет неплохо, если ты немного попутешествуешь, — тихонько сказала мне Берта.
  — Я подумал об этом, — сказал я. — Где машина нашего агентства?
  — В гараже.
  — Увидимся позже.
  — Когда ты пришлешь Элси?
  — Не знаю.
  Берта Кул все еще старалась утихомирить свой темперамент, но Эшбьюри уже тащил меня за собой — вниз, к автостоянке, где он поставил свой седан.
  — Ол-райт, — решил он. — Поговорим здесь.
  Он проскользнул внутрь, я сел рядом с ним.
  — Что вы там обнаружили относительно Боба?
  — Подумайте сами.
  — Я думал. Я давно должен был бы об этом подумать, но ваши соображения не кажутся мне верными.
  — А каковы ваши соображения?
  — Я полагал, что все вертится вокруг того, чтобы заставить меня вложить деньги в их бизнес. Я считал мозговым центром корпорации Бернарда Картера и подозревал его в мелком мошенничестве, поощряемом миссис Эшбьюри с целью упрочить позицию Боба и хорошенько пощипать меня.
  — Нет. На самом деле речь идет о мошенничестве, в котором Боб — фигура прикрытия. Я думаю также, что роль Бернарда Картера тут невелика.
  — Но он замешан в этом деле.
  — Если и замешан, то за кулисами действует кто-то поумнее Картера. К тому же, по моим данным, Картеру вовсе не улыбается доставлять какие-либо неприятности сыну миссис Эшбьюри.
  Эшбьюри присвистнул.
  — В чем именно заключается мошенничество? — спросил он.
  — В Валлидейле покупаются обесцененные земли и распространяются слухи о том, что они богаты золотом.
  — А это не так?
  — По-видимому. Но смысл в том, что драги до сих пор не смогли добраться до коренных пород.
  — И предстоит попробовать еще раз?
  — Да.
  — Что конкретно они предпринимают?
  — Продают акции несуществующей корпорации номинальной стоимостью в один доллар за скромную цену в пятьсот долларов за акцию.
  — Боже мой! Как же им это удается?
  — С помощью хитрой организации, психологической обработки, бойких на язык агентов, которые атакуют клиента, соблазняя его золотой приманкой. Они ловко манипулируют временем, чтобы не позволить клиенту задавать лишних вопросов, и тот обычно попадается в ловушку.
  — Проклятие! И неужели все это выдумки Боба?
  — Нет, скорее адвоката Крумвезера. Он изыскивает способы обходить «Блу скай экт».
  — Его методы легальны?
  — Вероятнее всего — нет. Именно поэтому должность президента корпорации и отдана Бобу.
  — Но в самой продаже земли нет ничего противозаконного?
  — Нет. Все организовано чертовски умно.
  Эшбьюри вытер платком лоб.
  — Подумать только, каким я был болваном, когда старался уйти от доверительных разговоров о бизнесе, которым занят Боб. Я абсолютно не предполагал того, что происходит.
  Я промолчал.
  — Каковы ваши дальнейшие планы, Лэм? — с тревогой осведомился Эшбьюри.
  — Все зависит от степени вашей заинтересованности в том, чтобы Боб не попал в тюрьму.
  — Мы не должны этого допустить, — ответил он.
  — Тогда неплохо было бы съездить на денек-другой в Валлидейл.
  — Зачем?
  — Это исходная точка для мошеннических комбинаций.
  — Что вы надеетесь там обнаружить?
  — Предположим, что я мог бы отыскать старые отчеты и документы компании, проводившей там когда-то поисковые работы. Если бы я смог их раздобыть и они подтвердили бы мои подозрения, тогда следовало бы обратиться к толковому юристу. Но, скорее всего, я их не найду.
  — Почему?
  — Голова, придумавшая эту аферу с продажей земель, поразмыслила и над тем, как обойти закон, позаботилась и обо всем остальном.
  — Так что же вы будете делать?
  — Осмотрю земли и постараюсь найти уязвимое место в расчетах этих хитрецов.
  — А когда вы уедете, как будет… э… с нашим делом?
  — С ним сейчас горячо, — ответил я, — слишком горячо для меня, дотронешься — обожжешь пальцы. Мое отсутствие пойдет на пользу, возможно, станет прохладнее.
  — Я не совсем одобряю ваши планы. Альта позвонила мне, как только мы уехали из дома. Она надеялась, что, проводив меня до гаража, вы вернетесь сразу же. Она очень хочет видеть вас и тревожится… Черт возьми, Дональд, мы все так или иначе стали зависеть от вас.
  — Для этого меня и нанимали.
  — Я знаю, но это совсем другое. Когда вы уедете, Альта будет в полной растерянности.
  — Альте тоже лучше уехать.
  — Что? С вами?
  — Нет. Пусть хотя бы проведет несколько дней за городом, с друзьями. И не нужно, чтобы кто-нибудь знал о ее местопребывании. Не нужно, чтобы ей задавали вопросы, пока у меня не будет ответов по крайней мере на некоторые из них.
  — Тогда зачем вам уезжать?
  — Детективы сидят у меня на хвосте, — сказал я. — Они проверяют… Назвать вам того, за кем они охотятся?
  — Нет.
  — Ол-райт, я сказал все о своих намерениях и о том, что можете сделать вы.
  Он задумался, взяв сигару и зажигая спичку.
  — Когда вы отправляетесь?
  — Сегодня.
  — Как я смогу связаться с вами?
  — Лучше не делать этого. Если что-нибудь случится, свяжитесь с Бертой Кул.
  — Но ведь вы отправляетесь в Валлидейл? Вам придется заехать домой, упаковать вещи…
  — Никаких вещей, я пойду в гараж, возьму машину агентства — и вперед! Куплю какие-нибудь мелочи, если потребуется.
  — Так, значит, вы отправляетесь немедленно?
  — Кое-чем мне до отъезда еще нужно заняться.
  — Чем?
  — Управиться с делами мистера Фишлера.
  — Я могу подвезти вас в «Коммонз-Билдинг».
  — Только сначала я позвоню. Подождите меня здесь. Я сейчас вернусь.
  У автостоянки находилась телефонная будка. Я набрал номер телефона моего офиса.
  — Что слышно? — поинтересовался я у Элси.
  — Вы, вероятно, думаете, что этому типу не нужны ваши деньги? — спросила Элси. — Вы обещали ему, что получите их к двум часам. Он заходил уже два раза. Придет опять через десять минут. Велел передать вам, что может успешно завершить сделку, но время поджимает. Договор у него с собой.
  — Оставайся в офисе. Я хочу завершить эту сделку.
  Я вернулся к машине.
  — Если можно, подвезите меня, — обратился я к Эшбьюри, — но я могу воспользоваться и такси.
  — Нет. Я намерен держать руку на пульсе событий.
  Эшбьюри остался ждать у входа, а я поднялся к себе в контору. Рич уже был там. Он бросился ко мне, схватил за руку и начал трясти ее, восклицая:
  — Мои поздравления, мистер Фишлер! Вы самый проницательный и толковый бизнесмен из тех, с кем я подписывал контракты за последние пятнадцать лет. Вы выиграли!
  Не отпуская мою руку, он провел меня в мой кабинет, точно сам был его хозяином. Рич хлопнул по столу экземпляром договора:
  — Вот. Одна акция. Договор подписан президентом и секретарем компании.
  — Быстрая работа, — сказал я.
  — Я и должен был действовать быстро, чтобы провернуть такую сделку. Они упирались, но я объяснил, что вы в данный момент не располагаете крупной наличностью, но вы перспективный клиент, что вы…
  Он продолжал говорить, но я уже не слушал. Я читал документ. К моему изумлению, он был составлен точно по моим инструкциям. Я поставил на дубликате подпись, вручил ему тысячу долларов, положил оригинал договора и другие бумаги к себе в карман. На них красовались подписи Роберта Тиндла, президента, и Е.Е. Маттса. Я пожал руку мистеру Ричу, объяснил, что у меня деловое свидание, и освободился от его присутствия.
  — Помни, — сказал я Элси, — офис должен быть открыт во все время моего отсутствия.
  — Куда ты отправляешься?
  — В деловую поездку.
  — Ты говорил с Бертой по поводу моей работы?
  — Да.
  — Ну и как?
  — О, все в порядке.
  — Что требуется от меня? По-прежнему читать журналы?
  — Можешь немного повязать, если хочешь. Кури сигареты, запасись жвачкой. Таков стиль работы у секретарши в процветающем предприятии.
  Элси засмеялась:
  — Я чувствую себя женщиной на содержании.
  — Вот-вот. Так ты и должна выглядеть. Уловила идею?
  В ее глазах искрился смех.
  — Удачи тебе, Дональд.
  — Скрести пальцы на всякий случай, — посоветовал я и спустился вниз к Эшбьюри. Он настоял на том, чтобы подвезти меня к гаражу, где Берта Кул держала машину. Когда я выезжал из гаража, Эшбьюри проводил меня тоскливым взглядом. Я нырнул в поток транспорта.
  Глава 9
  В свое время природные богатства Валлидейла оправдывали красноречие Торговой палаты. Горы здесь были покрыты богатой растительностью — чапарелем90, соснами. Пониже, на холмах, высились величественные дубы. В долинах раскинулись плодородные земли.
  На месте всей этой роскоши ныне громоздились голые скалы с острыми зазубренными вершинами. Раньше это были круглые сияющие вершины с ледниками и горными речками. Сейчас в солнечном ярком свете они торчали, как обглоданные кости. Край, некогда благодатный и процветающий, превратился в пустыню. Только на волнистых холмах, куда не ступала нога золотоискателя, сохранились массивные дубы, укрывавшие под своими ветвями заманчивые островки тени. Речка, сбегавшая с гор, текла по окраине Валлидейла, образуя в низовьях чистые, спокойные заводи, а затем кружила вокруг безобразных голых вершин. Там и сям были срезаны ветки и побеги, расчищено пространство под огороды и виноградники. Местами весело зеленела листва подрастающих фруктовых деревьев. Кое-где были видны попытки возродить землю, посадить и фруктовые сады.
  Я нашел автостоянку и зарегистрировался, предъявив водительские права на имя Дональда Лэма. Я сделал это намеренно: позднее, в случае необходимости, я смогу отчитаться перед полицией за каждый мой шаг. Мне не хотелось прикрываться вымышленным именем, создавать впечатление, что я чего-то опасаюсь.
  Я приехал работать.
  Люди, жившие сейчас в этом городе, горькой ненавистью ненавидели золотоискателей. Те, кто раньше владел землей, получили свои денежки и отправились в большие города. Золотодобытчикам, продолжавшим свое дело, нужны были прежде всего игорные дома, магазины, торговавшие техникой, и офисы. Магазины были передвижными, офисы сейчас пустовали. Город больше напоминал кладбище. Жители выглядели удрученными, подавленными, апатичными. Казалось, они потеряли надежду на крупный выигрыш и продолжали двигаться и что-то делать только по инерции.
  Никто не мог сказать мне, где искать документы компании, занимавшейся добычей золота. Главная контора почему-то находилась совсем в другом месте. Бухгалтерские книги исчезли, точно так же, как и служащие и техническое оборудование.
  Я хотел найти кого-нибудь из старых работников компании, оставшихся в городе. Владелец бакалейной лавки сказал мне, что, кажется, старик-холостяк по имени Пит работал на эту компанию, когда земли еще не были полностью истощены. Бакалейщик не знал ни фамилии Пита, ни его точного адреса, только указал приблизительно направление: его лачуга находилась где-то за городом с милю вниз по реке, на небольшой полоске земли, где уже никто не работал. Время от времени он приезжал в город за покупками, расплачивался наличными, но обычно ни с кем не вступал в разговоры, и никто не знал подробностей его житья-бытья.
  Я выяснил, что новая компания собирается использовать самую современную технику для обследования подножий скал и переноски плодородной почвы на их вершины. Одни из старожилов утверждали, что, если даже это удастся, пройдут годы, прежде чем земля снова начнет родить. Другие придерживались более оптимистичного мнения. Слушая все эти разговоры и споры, я пришел к выводу, что не сумею выудить из жителей ничего для себя полезного, и решил повидать Пита.
  Уже темнело, когда я нашел его хижину, служившую когда-то временным жильем и конторой для золотоискателей. Половина окон в доме была забита жестью — ее Пит добывал из старых пятигаллонных канистр из-под нефти.
  Ширококостный и худой, Пит нес на своих плечах груз шестидесяти с лишним лет, собираясь вскоре перешагнуть порог следующего десятилетия. Судя по внешности и по фамилии — Диггер, — он все еще следовал ранее взятому в жизни курсу.
  — Что вам угодно? — осведомился Пит, указывая на скамью ручной работы, стоявшую у полуразрушенной плиты, по-видимому выброшенной кем-то на свалку как ненужный хлам. Однако плита топилась, и на огне закипала кастрюля с бобами.
  — Я пытаюсь разузнать кое-что об истории этого края.
  — Для чего вам это нужно?
  — Я писатель.
  — О чем вы пишете?
  — Об истории золотых промыслов.
  Пит вытащил изо рта трубку и ткнул ею в направлении Валлидейла:
  — Там вам все расскажут.
  — Нет, от них ничего толкового не добьешься.
  Пит многозначительно кашлянул.
  — Безмозглое стадо, — пробурчал он.
  Я разглядывал его хижину.
  — Уютное у вас жилище.
  — Мне подходит.
  — Как случилось, что этот кусок земли оказался нетронутым?
  — Им пришлось оставить эту землю в покое, чтобы сохранить в целостности речку, орошавшую участки, где они работали. Они хотели пройти вокруг и соорудить дамбу, чтобы позже вернуться сюда. Но так и бросили это дело.
  — Как велика эта полоска?
  — С полмили длиной и пара сотен ярдов шириной.
  — Здесь приятная местность. Она выглядела так же и до прибытия золотоискателей?
  — Совсем нет. Это была невозделанная земля, которая обрабатывалась вручную. Старые клочки земель, оставленные чинками91, все еще сохранились. Это небольшие участки — по четыре или по пять футов. Подальше, в долине, тоже была прекрасная земля до того, как за нее взялись золотодобытчики.
  — Ваш кусочек мне тоже нравится. Подъезжая, я вспугнул кроликов.
  — Кроликов здесь достаточно. Иногда употребляю в пищу. — Он кивнул на изрядно заржавевшее ружье двадцать второго калибра, висевшее на стене. — Оно неприглядно снаружи, но внутри — как зеркало.
  — Кто владеет землей?
  Глаза Пита сверкнули.
  — Я.
  — Превосходно. Жить здесь гораздо лучше, чем в городе.
  — Да, это так. Фактически город умер, а это местечко в полном порядке. Как вы его разыскали?
  — Кто-то в городе подсказал, посоветовал отыскать человека, который сможет рассказать кое-что интересное о добыче золота.
  — А что бы вам хотелось узнать?
  — О, просто самые общие факты.
  Пит снова ткнул черенком трубки в направлении Валлидейла:
  — От тамошних людей меня тошнит. Я с самого начала знал, к чему приведет этот проклятый бизнес. Земля вокруг, когда ее обрабатывали лошади, была плодородной. Страна занималась сельским хозяйством и процветала. Но позже пришли те, кто предложил работать с помощью драги. Многие коренные жители считали, что у них ничего не получится. Пришлые похоронили было эту идею, но вдруг оказалось, что она оправдывает себя. Люди словно взбесились. Земля росла в цене. Владельцы крупных поместий воздерживались от продажи, надеясь, что цена подскочит еще выше. Торговая палата по уши увязла в этих делах. Они пресмыкались перед золотодобытчиками и вывернули весь город наизнанку, поставили его на колени перед пришлыми. Все, кто хотел работать, получили работу. Кроме того, компания привезла еще кучу людей. Город был охвачен золотой лихорадкой. Торговцы взвинчивали цены на все виды товаров. Никто тогда не задавался вопросом, с чем останется город, когда компании прекратят свою деятельность.
  Ну, спустя какой-то срок все определилось. Пташки, владевшие крупными участками земли, решили, что наступило подходящее время для продажи земли. Продавались дома и участки под застройку. Но покупатели так не считали. Золотодобытчики всячески сбивали цены. Даже Торговая палата не хотела смотреть в лицо фактам. Она поддерживала общий дух стяжательства, рассчитывая, что скоро здесь пройдет железная дорога и город превратится в крупный железнодорожный центр. Власти продолжали делать ставку на разрушителей природы. Много было всякой чепухи, брехни, ажиотажа. Затем все рухнуло, покатилось под гору. Результаты вы видите. Теперь все проклинают компании, испоганившие земли, уничтожившие город.
  — Сами вы тоже работали в компании?
  — Ага.
  — Когда вы стали там работать?
  — Как только появились драги. Я проводил разведку на этом участке.
  Бобы на плите забурлили, пар приподнял крышку. Пит встал и сдвинул кастрюлю на край плиты.
  — Все, что вы рассказали, очень интересно, — похвалил я.
  — Вы писатель, кажется?
  — Да. Если вы хотите заработать несколько долларов, я охотно проведу с вами вечерок, чтобы получить еще кое-какие сведения, ощутить, так сказать, местный колорит.
  — Сколько дадите?
  — Пять долларов.
  — Согласен.
  Я вручил ему пять долларов.
  — Останетесь ужинать?
  — Я бы не против.
  — Ничего особенного у меня нет, кроме бобов, оладий и сиропа.
  — Подойдет.
  — Вы случайно не инспектор по охране дичи?
  — Нет.
  — О’кей. Тогда могу признаться, что у меня есть парочка перепелов, уже приготовленных. Они хранятся в холодном виде. Давайте закусим, а потом потолкуем.
  — Вам помочь?
  — Нет, не надо. Только пересядьте в другой угол, чтобы мне не мешать.
  Я наблюдал, как он готовил ужин, и поймал себя на том, что испытываю чувство, похожее на зависть. Хижина была бедной, но опрятной и уютной. Все здесь было аккуратно прибрано, всему находилось свое место. Шкаф и буфет были сделаны из деревянных ящиков: в каждом из них прежде находились две пятигаллонные нефтяные канистры. Пит водрузил ящики друг на друга и закрепил гвоздями.
  Ужин был без масла, но все блюда были превосходны. Бобы с чесноком, питье, издававшее приятный запах, приготовленное, как объяснил хозяин, из светлого и темного сахара с добавлением кленового сиропа. Внушительной величины оладьи шипели на огромной сковороде. Пит переворачивал их, встряхивая и подбрасывая. Перепела, испеченные на древесных углях, были разогреты на плите и поданы с аппетитной подливкой. Пит рассказал мне, что убивает дичь, когда охотничий сезон заканчивается, удаляет шкуру, голову, ноги, внутренности, готовит на огне и сохраняет впрок в таком месте, которого не обнаружит ни один пронырливый инспектор.
  — Много хлопот с инспекторами?
  Пит кашлянул:
  — Был тут в городе один тип, повадился сюда ходить, но ничего так и не нашел.
  Это был замечательный обед. Я хотел помочь Питу убрать со стола, но пока я спорил с ним, он уже управился с посудой, вымыл и высушил миски, ножи и вилки, аккуратно спрятал все в ящики стола. Потом поставил заправленную сырой нефтью лампу в центре стола и зажег ее.
  — Хотите сигарету? — предложил я.
  — Нет. Я привык к трубке. Дешевле и больше удовольствия.
  Я закурил сигарету. Пит — свою трубку. Она была так пропитана табаком, что в воздухе тотчас же распространился приятный аромат.
  — Ну, что вы хотите еще знать? — спросил Пит.
  — Вы проводили здесь разведывательные работы?
  — Да.
  — Как именно? Мне показалось, что тут уже нечего было делать, поскольку золотоносный слой находится под водой.
  — В те дни, — объяснил Пит, — у нас были буры Кейстуна, очень простые в обращении. Пробиваешь буром скважину до скалы и вынимаешь грунт землесосом. Все, что извлекается оттуда, идет в лоток, промывается и сортируется по цвету.
  — По цвету?
  — Да. Золото попало в грунт благодаря работе, проделанной речкой и ледниками. Там оно расслоилось на мельчайшие чешуйки. Иногда приходилось намывать множество таких чешуек величиной с булавочную головку, чтобы добыть хоть цент.
  — Но, наверное, из каждой просверленной скважины вы добывали много золота?
  — Ничуть. Эти компании не щадили землю и бурили ее, даже если она давала всего центов десять на кубометр. Это все равно больше, чем добывал человек старыми методами.
  — Но как они могли получить точное представление о ценностях с помощью такой разведки?
  — Инженеры обследовали каждую скважину и тщательно взвешивали золото.
  — Они получали много золота из каждой скважины?
  — Нет, мелочь.
  Я покурил немного и произнес неторопливо, как бы размышляя вслух:
  — Вероятно, было бы нетрудно фальсифицировать результаты такой разведки.
  Пит вынул трубку изо рта и посмотрел на меня, сжав губы так, что они превратились в одну прямую линию. В хижине воцарилось молчание.
  — Это единственное место, где вы работали? — спросил я после несколько затянувшейся паузы.
  — Нет. Когда я разобрался в этом деле и научился пользоваться машинами, я много поездил. Я исследовал землю в Клондайке. Там земля мерзлая, и ее нужно согревать, прежде чем сверлить скважину. Я был и в Южной Америке. В общем, проехал по всей стране. Потом вернулся сюда и работал на золотодобытчиков.
  — Скопили денег?
  — Ни цента, будь все проклято.
  — Но сейчас вы уже не работаете?
  — Нет. Поставил точку. Прожить не так уж трудно, — пояснил Пит. — То, что у меня есть из барахла, я нашел среди оставшейся рухляди. Посадил немного овощей, бобы. В городе понемногу покупаю табак, сахар, бекон, муку. Вы бы удивились, узнав, как мало нужно человеку для жизни.
  Поразмыслив немного, я произнес:
  — Представить себе не мог, что проведу вечер в таком уютном месте, в такой приятной компании. Осталось только одно…
  — Что именно?
  — Хороший глоток спиртного. Поедем в город и раздобудем бутылку?
  Он ничего не ответил, только поглядел на меня.
  — Что вы пьете? — спросил он.
  — Все, что угодно, только хорошего качества.
  — А сколько вы обычно платите за выпивку?
  — Около трех долларов за кварту92.
  — Побудьте здесь, я сейчас вернусь.
  Пит поднялся и вышел. Я слышал его удаляющиеся шаги. Затем все стихло. Сквозь окна, не забитые жестью, я видел обширное пространство, залитое лунным светом, черные тени, протянувшиеся за соснами и дубами. Позади белели кучи отбросов и шлака, ловившие и отражавшие лунный свет. Их холодный блеск напомнил мне пустыню.
  Вернулся Пит. Я полез за бумажником. Он вернул мне один доллар из трех и добавил еще пятьдесят центов, выудив их из собственного кармана.
  — Я принес только пинту, — объяснил он.
  Он поставил на стол бутылку, достал стаканы и наполнил их, убрав бутылку в глубокий набедренный карман.
  Напиток был приятного янтарного цвета. Он оказался совсем неплохим по вкусу.
  — Хорошая штука, — похвалил я.
  — Спасибо, — скромно отозвался Пит.
  Мы пили, курили. Пит рассказывал истории о биваках золотоискателей, рудниках в пустыне, о незаконно захваченных участках, вражде и драках, о тех днях, когда весь бассейн реки обрабатывался драгами.
  После второго стакана, когда моя голова немного отяжелела, я спросил:
  — Ходят слухи, что организуется новая компания по добыче золота. Разве прежние недобрали чего-нибудь?
  — Компанию, на которую я работал, возглавлял старик Дэрниел. То, что он упустил, не больше соринки в вашем глазу.
  — Но ведь остались места, где так и не сумели добраться до коренных пород?
  — Да.
  — И немало?
  — Да.
  — Тогда почему прежние компании не могут возобновить свои работы и делать деньги?
  — Они могут.
  — А сумеют ли они возродить плодородные земли? Ведь это было бы добрым делом.
  — Они клянутся, что сделают это.
  — Мне думается, что должны были остаться какие-нибудь записи, бумаги о ваших разведках, о перспективных местах, куда бы золотодобытчики могли направиться сейчас?
  Пит наклонился ко мне:
  — Земли были давно полностью истощены, их просто «подсаливали».
  — Что вы имеете в виду?
  — Да то, что они просто подкладывали золото в пробуренные скважины, а затем намывали его. Каждый раз, проделывая такую штуку, они привозили с собой толпу бездельников, желающих поглазеть на золото. Те просто не замечали, что бурильщик не снимал одной руки с троса, а другой постоянно лазил к себе в карман и бросал в скважину крохотные золотинки. Проделывалось это ловко, не вынимая буровой керн с золотом, пока бур не опускался ниже уровня, на котором работали золотодобытчики прежней компании. И поверьте мне, братец, когда они доберутся до коренных пород, они подсыплют туда достаточно своего золота. А сколько будет пробуравлено скважин, искалечено акров земли! Да они разроют весь штат, чтобы только найти коренные глубинные породы.
  — Должно быть, требуется немало золота, чтобы «посолить» скважину?
  Пит покачал головой:
  — Нет, совсем немного. Ведь народ же совсем глупый. Люди сами хотят, чтобы их дурачили сейчас.
  — Сколько скважин уже пробурили?
  — Три. Четвертую только начали.
  — Вы знаете, кто стоит за этим?
  — Нет. Какая-то шайка из южной части штата. Она занималась здесь распродажей участков.
  — Как относятся к этому горожане?
  — О, по-разному. Когда это только началось, дела завертелись и все выглядело так, словно люди опять склонны верить новой компании. Можно сказать, что Торговая палата от радости стояла на голове и дрыгала в воздухе ногами. Но старожилы все-таки не доверились золотодобытчикам. Они ведь уже нагляделись на их дела и многое поняли. Компания не намеревается вкладывать в золотодобычу много средств. Нанятые ею люди пробуравят дырки, подкинут туда золото, чтобы привлечь простаков. Затем вынут его и положат в другие дырки… Как насчет того, чтобы выпить еще?
  — Нет, спасибо. Крепкая штука.
  — Да, сбивает с ног. Для того и предназначена.
  — Вы пейте, — сказал я. — А мне еще надо добираться до города, вести машину.
  — Я-то не увлекаюсь выпивкой. Мне просто нравится сидеть вот так и разговаривать с… с приятелем. Вы хороший человек. Вы сказали — писатель, а?
  — Угу.
  — И вы знаете кое-что о горнодобыче?
  — Ни черта не знаю.
  — Как же вы взялись писать об этом?
  — Я предполагал, что статья пойдет в обычном сельскохозяйственном журнале.
  Он молча поглядел на меня, затем вздохнул и принялся уминать табак в трубке, предвкушая привычное удовольствие от затяжки.
  Я сказал ему, что сейчас должен вернуться в город, но приеду к нему еще за дополнительной информацией. Я пообещал платить ему пять долларов за каждый вечер. Пит поблагодарил, сказал, что плата вполне достаточна, но отказался от нее.
  — И не нужно никаких долларов, приезжайте. Вы мне нравитесь. Не всякому я позволю сидеть здесь, а уж угощения дождется один из сотни. — Он кивком указал на стоявший на столе стакан.
  — Понимаю вас, — сказал я. — Ну, пока.
  — Пока.
  Я вернулся в кемпинг. Большой, сверкающий спортивный автомобиль припарковался перед забронированной мной кабиной. Я отпер свою кабину и, услышав возню в соседней кабине, захлопнул за собой дверь. Раздались легкие, быстрые шаги. В дверь постучали.
  Пришлось открыть. На пороге стояла Альта Эшбьюри.
  — Хэлло!
  — Это неподходящее место для вас, — сказал я, придерживая дверь.
  — Почему?
  — Причин много. Одна из них — меня ищут детективы.
  — Отец сказал мне.
  — Вот другая: если нас застанут здесь вдвоем, газетчики придумают хорошую историю.
  — Любовное приключение?
  — Конечно.
  — Как увлекательно! — воскликнула она и добавила: — Не беспокойтесь, все будет в порядке.
  — А я беспокоюсь.
  — О своем добром имени?
  — Нет, о вашем.
  — Сюда приезжает отец. Он будет здесь в полночь.
  — Как он доберется?
  — Самолетом.
  — Откуда вы узнали, что я нахожусь на этой стоянке?
  — Я проверила все — их только четыре. Вы оказались на второй.
  — Зачем приезжает ваш отец?
  — О, у нас становится горячо.
  — Что-нибудь случилось?
  — Мистер Крумвезер позвонил мне и пригласил встретиться с ним в его конторе завтра в два часа.
  — Не ходите. Я думаю, у него ваши пропавшие письма. Он, скорее всего, собирается действовать решительно.
  — Вы полагаете, у него все письма?
  — Думаю, да.
  — Значит, вы не верите, что детективы продали их окружному прокурору?
  Я покачал головой и сказал:
  — Не ломайте над этим голову, Альта. Вы здесь, у меня, и наслаждайтесь жизнью.
  — Дональд, вы пьяны?
  — Ну и что?
  — Какое событие отмечали?
  — Я только что от бутлегера.
  — Я и не знала, что у них бывает еще спиртное.
  — У них оно всегда было и будет.
  — Симпатичный бутлегер?
  — Ага.
  — И хорошая выпивка?
  — Довольно приятная.
  — Вы не захватили немного с собой?
  — Только то, что у меня внутри…
  — Что ж, должно быть, судя по запаху, немало. — Альта подошла ближе, принюхалась. — И чеснок!
  — Вам неприятно?
  — Боже мой, нет. Мне жаль, что меня не было с вами. Я получила бы массу удовольствия от визита. К чему подавался чеснок?
  — К бобам.
  Альта уселась на колченогий стул.
  — У вас есть сигареты, Дональд? Когда вы подъехали, я была в таком волнении, что выбежала из своей кабины, не захватив сумочку.
  Я дал ей сигарету.
  — Есть у вас с собой деньги?
  — Немного.
  — Сколько?
  — Сотен шесть или семь в сумочке. Точно не помню.
  — Лучше заберите их.
  — О, с ними ничего не случится. Скажите мне, Дональд, зачем вы приехали сюда?
  — Пытаюсь добыть оружие против Крумвезера.
  — Зачем?
  — Когда он станет угрожать вам, я постараюсь встать на защиту.
  — Вы думаете, удастся?
  — Не знаю. Он чертовски хитер.
  — Это вот тут Боб и его компания владеют землей?
  — Вам что-нибудь известно об этом?
  — Совсем немного. Только то, что мне рассказал Боб.
  — Я хочу задать вам вопрос, Альта, но боюсь, что он вам не понравится.
  — Не нужно, Дональд. Мы так ладили друг с другом. Я терпеть не могу, когда мне задают вопросы. Мне нравится быть независимой и жить своей жизнью. Но когда люди начинают задавать вопросы, я теряю ощущение этой независимости. Я отвечаю им и даже стараюсь не показывать недовольство, но мне все равно неприятно.
  — И все же я спрошу: давали ли вы деньги вашему брату?
  Альта сощурила глаза.
  — Я полагаю, ответ на это хочет получить мой отец.
  — Нет.
  — Давала, — сказала она.
  — Много?
  — Нет.
  — Деньги вкладывались в его компанию?
  — Нет. Ни цента. Просто мне хотелось, чтобы Боб мог выйти из дому, развлечься, начать какое-нибудь дело. Ведь отец лишил его всякой поддержки.
  — Сколько вы ему дали?
  — Мне не хочется отвечать, но я скажу вам.
  — Так сколько?
  — Около полутора тысяч долларов.
  — За какое время?
  — Примерно за два месяца.
  — Когда вы прекратили давать ему деньги?
  — Как только он начал работать.
  — И с тех пор больше не давали?
  — Нет.
  — Но он просил их у вас?
  — Да. И это сводит меня с ума. Поймите, Дональд, я не так уж хорошо к нему отношусь. Мне он кажется страшным занудой, но так или иначе, он вошел в нашу семью, и я должна терпеть его или бросить дом и жить самостоятельно.
  — Почему вы этого не сделали?
  — Из-за отца и всего того дерьма, что его окружает.
  — Вы говорите о его втором браке?
  — Да.
  — Как удалось поймать его в супружеские сети?
  — Будь я проклята, если знаю, Дональд! Не надо говорить об этом.
  — Вы уже начали, продолжайте.
  — Частично это была и моя вина.
  — Почему?
  — Я отправилась на юг, затем в Мексику, потом в тот самый круиз… Отец остался один. Его характер — причудливое сплетение самых разных черт. Он твердый и жестокий, но где-то внутри добрый и сентиментальный. Он был очень счастлив с мамой и со мной. Его личная жизнь была безоблачной и очень много значила для него. После смерти мамы — у нее был собственный капитал, вам это известно — состояние было поделено между мной и отцом. Я — полагаю, что должна признаться вам, — впуталась в любовную историю, которая довела меня до сердечного приступа, и я не верила, что когда-нибудь справлюсь с этим. Отец сам велел мне уехать. Я послушалась. Когда я вернулась, он уже был женат.
  — Как же это все-таки случилось?
  — Как обычно случаются такие вещи, — сказала она с горечью. — Взгляните только на нее! Мне неприятно говорить о ней. Как может эта бабища удержать кого-нибудь? Есть только один способ.
  Я уставился на нее.
  — Вы имеете в виду шантаж?
  — Нет, конечно. Просто эта женщина — превосходная актриса. Вы когда-нибудь задумывались, Дональд, почему так много интересных женщин с яркой индивидуальностью не находят себе пары, тогда как придирчивые, ворчливые, вечно ноющие персоны обычно раздобывают хороших мужей?
  — Вы собираетесь посвятить меня в тайны секса?
  — Да, если вы в этом нуждаетесь, — усмехнулась она. — Вы достаточно взрослый, чтобы кое-что узнать о жизни.
  — Так говорите.
  — Люди, обладающие индивидуальностью, обычно не прибегают к дешевым трюкам, как это делают ханжи и лицемеры. Женщины такого типа предстают перед людьми такими, каковы они есть на самом деле. И мужчины вступают в брак с ними или отказываются от него. Но есть другой тип женщин. У них нет индивидуальности, но есть великолепное умение притворяться, носить маску и скрывать это до поры до времени. И вот нынешняя жена отца находит, что он одинок, нуждается в уходе и семейном очаге, что его дочь путешествует по всему свету и, возможно, скоро выйдет замуж. Она приглашает его к себе обедать. Боб прекрасно ведет себя, создавая иллюзию мужского радушия. Ничто не дает повода видеть в ней ту особу, с которой вы встретились теперь. Отец слыхом не слыхал до женитьбы на ней о ее высоком давлении. Карлотта выглядела очаровательной, жаждущей семейного очага домашней кошечкой, которая будет гладить отца по голове, когда он устанет, и играть с ним в шахматы. Да она просто обожает шахматы! — Глаза Альты сверкнули. — Но ни разу не сыграла с отцом и партии со дня замужества. — Альта повысила голос, явно подражая мачехе: — «О, мне бы очень хотелось, Генри, я так скучаю по шахматам, но моя бедная голова, мое давление, ты же знаешь. Доктор советует спокойные, легкие занятия». — Внезапно Альта оборвала свой монолог. — Ну вот, — сказала она, — вы вынудили меня к откровенности. Я полагаю, вы давно искали такую возможность и рассчитывали подловить меня, когда я буду не в себе и расскажу вам обо всех этих проклятых вещах.
  — Вы ошибаетесь, — возразил я. — Меня не очень занимают эти «проклятые вещи». Я прежде всего хотел знать о финансовых сделках между вами и братом.
  — Вот благодарность! — засмеялась Альта. — Я раскрываю перед вами душу и слышу в ответ, что вам нет до этого дела!
  Я ухмыльнулся.
  — Вы ели что-нибудь?
  — Нет, и умираю с голоду. Я все ждала, когда вы подъедете.
  — В городе наверняка уже все закрыто, но мы могли бы поискать заведение, которое работает и ночью.
  — Знаете, Дональд, этот запах чеснока…
  — Омерзителен, — подсказал я.
  Она расхохоталась.
  — Вы очень симпатичный субъект, Дональд, но ездите на ужасающей колымаге. Вот, возьмите ключи от моей машины, поедем искать приключений.
  — Когда, вы сказали, приедет ваш отец?
  — Не раньше полуночи.
  Она открыла дверцу машины и юркнула внутрь. Я включил зажигание. Мотор заурчал, машина тронулась. Это было стремительное движение, почти беззвучное и мощное, как взлет сигнальной ракеты. Я снизил скорость, но затем нажал на газ, и машина рванула вперед так, что мы едва не попадали. Альта рассмеялась: из-за привычки к своей развалюхе?
  — Не правда ли, Дональд, она начинает двигаться, когда вы переключаетесь на вторую скорость, если только не спускаетесь под гору или не увязаете в грязи?
  — Пожалуй, — согласился я.
  Мы нашли уютный испанский ресторанчик и легко поужинали.
  — Давайте покатаемся немного при лунном свете, — предложила она, когда мы вышли из ресторана.
  Я рассчитывал на ровную, спокойную дорогу вдоль реки. Так оно и оказалось. Дорога вела к горному перевалу, откуда можно было смотреть вниз на город и его окраины. С высоты изувеченная земля, отходы и шлак не производили такого ужасного впечатления. Лунный свет смягчал всю панораму, она как бы становилась частью ночи и звездного неба, сливалась воедино с дикой природой.
  Я выключил мотор и свет. Альта прижалась ко мне. Одичавший кролик замер на тропе перед машиной. Сова ринулась на мышь. Темными провалами сгустились тени в ущельях. Вершины гор и долина внизу мирно покоились, облитые лунным светом. Я почувствовал тяжесть тела Альты, крепко прижавшейся ко мне, услышал ее дыхание. Я взглянул на нее, думая, что она задремала, но глаза Альты были широко раскрыты и жадно впитывали красоту окружающего…
  Ее рука скользнула вниз и отыскала мою. Указательным пальцем она провела по ней и, глубоко вздохнув, спросила:
  — Вам нравится все это, Дональд?
  Вместо ответа я мягко прижался губами к ее виску.
  На мгновение мне показалось, что она хочет подставить мне губы для поцелуя, но она не сделала этого. Альта сидела неподвижно, по-прежнему тесно прижавшись ко мне.
  Минуты текли.
  — Лучше поедем назад, чтобы быть в кемпинге, когда появится ваш отец, — предложил я.
  — Да, наверное, пора.
  Приближаясь к кемпингу, мы кружили по пригородам Валлидейла. Альта вздохнула:
  — Дональд, я навсегда могла бы полюбить вас за это.
  — За что именно?
  — Просто за все то, что вокруг нас.
  — Не я сотворил эти чудеса. — Я рассмеялся.
  — Нет, — согласилась она. — И есть много всего другого, к чему вы не имеете отношения. И все же, господи, Дональд, вы замечательный парень.
  — К чему это вы ведете?
  — Ни к чему. Просто хочу, чтобы вы знали. Другие мужчины на вашем месте слишком много трепались бы или приставали ко мне. С вами я отдохнула. Вы стали как бы частью всей этой панорамы, а она — частью меня.
  — Я неумел в обращении с дамами, вы это хотели сказать?
  — Дональд, прекратите!
  — Когда девушка говорит мужчине, что чувствует себя рядом с ним в безопасности, он склонен считать этот комплимент двусмысленным.
  Ее нервный смех был мне ответом.
  — Вы удивились бы, узнав, насколько небезопасно для меня общение с вами. Сейчас я просто хотела сказать о вдруг возникшей гармонии всего и вся… О, зачем я стараюсь объяснить это? Я не очень-то искусна в подобных сюжетах. Вы сможете вести машину одной рукой, Дональд?
  — Конечно.
  Она отняла от руля мою правую руку, обвила ею свои плечи. Я медленно ехал по пустынным улочкам маленького городка, населенного призраками и воспоминаниями, минуя обветшавшие дома, деревья с отполированными лунным светом листьями и темные провалы, где сгущались тени, казавшиеся чернильными пятнами, разбрызганными по земле чьей-то гигантской кистью.
  В кемпинге нас уже поджидал Генри Эшбьюри. Он зафрахтовал самолет, а затем нанял машину.
  — Поставил рекорд по времени, папа? — спросила Альта.
  Он кивнул, задумчиво оглядел нас, пожал мне руку, поцеловал Альту, затем снова оглядел меня, не разжимая губ.
  — Не будь таким серьезным, — сказала Альта. — Я надеюсь, у тебя найдется немного виски? В этом городе «сухой закон». А здесь есть кастрюльки, и я могла бы приготовить пунш.
  Мы направились в сдвоенную кабину, снятую Альтой для себя и отца. Альта подогрела виски, разлила по стаканам и присоединилась к нам.
  — Вам удалось что-нибудь разузнать? — спросил Эшбьюри.
  — Не очень много, но кое-что удалось.
  — Что же именно?
  — Они производят разведку золота, видимо, только бурением. Для грунта с низким золотым содержанием не требуется много золота, чтобы «подсолить» мнимые месторождения, причем используется одно и то же золото, которое изымается из одной скважины и подсыпается в другую.
  — Сколько же оно стоит?
  — Не знаю точно. Насколько можно судить, несколько долларов.
  — Как сильно «подсаливает» компания свои скважины?
  — Думается, достаточно сильно.
  — И как будут развиваться события?
  — Учредители выдоят компанию досуха и скроются. Они никогда не осмелятся начать промышленную добычу золота. Если они это сделают, выход золота будет так сильно отличаться от данных разведывательного бурения, что легко обнаружится мошенничество с «засолением» скважин.
  Эшбьюри откусил кончик сигары и молча закурил. Дважды я поймал его внимательный взгляд, обращенный на Альту.
  — Итак, — сказал я, — следующие шаги зависят от вас.
  — То есть?
  — Все зависит от ваших намерений.
  — Я предпочел бы предоставить инициативу вам. Меня вполне удовлетворяет то, что вы для нас сделали.
  — Не забывайте, что в самое ближайшее время меня могут арестовать по обвинению в убийстве.
  Альта вздрогнула.
  — И что вы предлагаете? — спросил Эшбьюри.
  — Вы ведь не хотите, чтобы Боб был втянут в эту скверную историю.
  — Это для меня чертовски нежелательно. Я сам участвую в организации трех ассоциаций. Если моя семья будет чем-нибудь замарана, это подорвет мой престиж, поставит меня в крайне невыгодное положение. Обо мне станут болтать, тыкать в меня пальцами. Я не смогу показаться в своем клубе. И все подробности, связанные с убийством в отеле, будут обсуждаться в моем присутствии, а мне придется делать вид, что я об этом не имею ни малейшего представления.
  — Есть только один способ убить двух зайцев одним выстрелом, — сказал я.
  — Какой способ и что это за второй заяц?
  — О, это имеет лишь косвенное отношение к делу.
  Альта сдвинула стаканы в сторону, перегнулась через стол и в упор взглянула на отца.
  — Папа, ты считаешь, что я влюблена в Дональда, и очень беспокоишься?
  Он не отвел своих глаз.
  — Да.
  — Это не так. Дональд просто помогает мне, и он — истинный джентльмен.
  — Догадываюсь, — не без яда сказал Эшбьюри, — что ты оказываешь ему доверие, которым не удостаиваешь меня.
  — Я знаю, папа, ты обижен. Мне следовало довериться тебе. Я собираюсь сделать это сейчас.
  — Не надо, — возразил Эшбьюри, — позднее. Дональд, в чем заключается ваша идея?
  Я вышел из себя:
  — Поймите, я не охочусь за вашими миллионами, или сотнями тысяч, или иными богатствами. Я старался быть вам полезным…
  Рука Генри Эшбьюри опустилась на мою руку. Пальцы сжались так, что я в полной мере ощутил силу его мужской хватки.
  — Я метил не в вас, Дональд, а в Альту. Обычно мужчины увиваются вокруг нее, она же заставляет их покорно прыгать через препятствия. Мне доставляет огорчение наблюдать, как она обращается со своими поклонниками, унижая сильный пол. — Он резко повернулся к дочери. — Ты, возможно, испытаешь сейчас некоторое удовлетворение. Перед тем как отправиться сюда, я поговорил с Карлоттой. Она может уехать в Рино, забрав с собой своего сына. Я посоветовал ей обратиться к адвокату и без всяких скандалов развестись со мной. Ну а теперь, Дональд, в чем все же заключается ваша идея?
  — Голова, придумавшая всю эту комбинацию с участками, принадлежит адвокату Крумвезеру. Я мог бы постараться всю ответственность взвалить на него. Возможно, мне это удалось бы, возможно — нет. Слишком много уже продано акций.
  — Сколько?
  — Не знаю точно, во всяком случае порядочно. Поднимется страшный шум.
  — А что предпринимает поверенный акционерной компании?
  — Крумвезер нашел лазейку в существующем законе или считает, что нашел.
  — Нельзя ли припереть его к стене?
  — Нет, он вывернется. Весь удар обрушится на официальных лиц, возглавивших корпорацию. И единственное, что можно сделать, — это найти владельцев акций и побудить их продать свои акции.
  — Впервые со времени нашего с вами знакомства, — сказал Генри Эшбьюри, — вы говорите глупости.
  Альта попыталась защитить меня:
  — Но это же вполне осуществимо. Разве ты не видишь, папа, что это единственный путь?
  — Вздор, — ответил Эшбьюри, сгорбившись на стуле и посасывая сигару. — Люди, приобретшие акции, относятся к ним как к своего рода лотерейным билетам. Они рассчитывают на получение в будущем стопроцентной, пятисотпроцентной, тысячепроцентной прибыли. Попробуйте выкупить у них акции за ту цену, которую они заплатили, — вас засмеют. Предложите им в десять раз больше — они посчитают, что открыты новые месторождения и вы владеете скрытой информацией о них.
  — Кажется, вы неправильно меня поняли, — сказал я.
  — Как так?
  — Единственный человек, который может выкупить акции, — сам Крумвезер.
  — И каким образом?
  — Допустим, он внезапно обнаружит, что все эти купли-продажи акций — незаконные операции, и заставит торговых агентов информировать акционеров, что проект неосуществим и что поверенный акционерного общества требует от них, торговых агентов, вернуть акционерам деньги, вырученные от продажи акций.
  — Сколько же это будет стоить? — мрачно осведомился Эшбьюри. — По моим прикидкам — около полумиллиона долларов.
  — Полагаю, расходы не превысят пятисот долларов.
  — Повторите цифру!
  — Пятьсот долларов.
  — Кто-то из нас двоих спятил.
  — Так вы рискнете на пятьсот долларов?
  — Я бы спокойно выложил и пятьдесят тысяч.
  — Машина Альты здесь. Проедемся немного?
  — Можно мне с вами? — спросила Альта.
  — Не стоит. Мы собираемся навестить одного удалившегося от дел холостяка.
  — Мне нравятся холостяки.
  — Тогда поехали.
  Мы втроем разместились на переднем сиденье, и я повел машину по горной дороге через заброшенные земли и шлаки, пока не показались очертания хижины Пита Диггера.
  — Побудьте в машине, — сказал я. — Мне нужно посмотреть, готов ли хозяин к приему нежданных гостей.
  Я вылез из машины и пошел к дому.
  — Руки вверх, братец, да держи их повыше, — раздался резкий голос из темноты.
  Я обернулся и поднял руки вверх. Сильный свет фары ударил мне в лицо, и Пит Диггер сказал яростно:
  — Я должен был догадаться, что ты — проклятый осведомитель, шпион! Давай ищи, ты, перевертыш, враль. Тоже мне — писатель… Ха! Эта машина в самый раз для писателя. Если у вас нет…
  — Ты неправильно меня понял, Пит, — прервал я. — Мне требуется от тебя дополнительная информация, только на этот раз я намерен заплатить за нее.
  Ответом было тяжелое дыхание Пита.
  Внезапно дверца открылась, из нее выскочила Альта и подошла к нам.
  — Клянусь вам, все в порядке, — обратилась она к Питу. — Дональд привез меня и моего отца, чтобы потолковать с вами о деле.
  — А кто вы такая?
  — Меня зовут Альта.
  — Выйдите на свет, чтобы я мог посмотреть на вас.
  Альта встала возле меня.
  — Подозреваю, я следующий, — весело сказал Генри Эшбьюри и встал рядом с нами.
  — Да кто вы такие, черт побери? — воскликнул Пит.
  — Глупец, этот человек Санта-Клаус, — ответил я и опустил руки.
  Глава 10
  Пит Диггер натянул брюки и обулся. Он был слегка взволнован тем, что ему придется принимать гостей, и, по-видимому, немного стыдился своего недавнего не очень вежливого с нами обращения. Спасла положение Альта. Она вела себя спокойно и совершенно естественно.
  Прежде чем предложить нам войти, Пит хотел застелить постель, но Альта отговорила его, и мы все скопом ввалились в хижину. Окна были открыты, и плита стояла холодная, но я нашел кучу сухого хвороста и принялся разжигать огонь. Я занимался этим, пока Пит, все еще не пришедший в себя, со смущенным видом натягивал рубашку, надевал пиджак.
  В комнате быстро потеплело. В плите весело гудел огонь. Пит отказался от предложенной ему Эшбьюри душистой сигары.
  — Это для богатых, — пояснил он. — А я бедный человек. Моя трубка — мой лучший друг, а я не отворачиваюсь от своих друзей.
  Альта и я курили сигареты. Когда всех нас окутал голубой дым и он навис над столом, а огонь разгорелся еще ярче, Пит сказал:
  — О’кей, что у вас на уме?
  — Пит, — откликнулся я, — у тебя есть шанс заработать пятьсот долларов.
  — Заработать сколько?
  — Пятьсот долларов.
  — И каким образом?
  — Тебе придется «посолить» скважину.
  — Для чего?
  — Могу я тебе доверять?
  — Думаю, что да. — Пит усмехнулся. — Я никогда не надувал друзей, приводил в ярость врагов. Выкладывайте ваши денежки и делайте свой выбор.
  Я наклонился к нему.
  — Я наплел тебе, что я писатель, — сказал я виновато.
  Пит откинул голову и громко захохотал.
  — Ну и позабавил…
  — А в чем дело? — спросил Эшбьюри.
  — Этот парень думает, что я сразу не догадался, что он набрехал мне и что он здесь что-то разнюхивает. Я решил, что он адвокат, хочет разузнать что-нибудь об этой компании. Писатель он, как же! Ха-ха-ха!
  Я тоже ухмыльнулся.
  — Ладно, забудем это. Дело в том, Пит, что я увяз с этими акциями.
  — Ты?
  — Ага. Я поддался на уговоры, размяк и купил несколько.
  Физиономия у Пита вытянулась.
  — Банда проклятых мошенников, — возмутился он. — А мы подорвем динамитом все их скважины, вываляем их в пух и перья и бросим в реку, чтобы они там поостыли.
  — Нет, — возразил я. — Есть способ получше.
  — Какой же?
  — Ты говорил мне сегодня, Пит, что можешь незаметно «посолить» скважину. Что ты имел в виду?
  — А ты сказал сейчас, — не растерялся Пит, — что я могу получить пять сотен. Что ты имел в виду?
  Тут Эшбьюри, тонкий знаток человеческих душ, вынул бумажник, отсчитал пять стодолларовых купюр, пододвинул их Питу:
  — Вот это самое, Пит.
  Пит взял банкноты, пошелестел ими и оставил лежать посередине стола.
  — Не хотите брать? — спросил Эшбьюри.
  — Нет, пока вы не выслушаете меня.
  — Вперед! Смелее! — подбодрил я его.
  — Я знаю кое-какие способы начинить золотом участки, отведенные под разработку недр, так, что сам дьявол их не раскусит.
  — Что за способы?
  — Ну, чтобы стало понятнее, расскажу вам парочку историй. В давние времена одна крупная компания рассчитывала поживиться в Клондайке. Один парень имел там земли, которые хотел продать, но компания не считала их прибыльными. Однако он их уговорил, и компания решила буравить землю.
  Как только приступили к делу — поняли, что напали на золотое дно. Они бурили все новые скважины, и каждая давала один и тот же — положительный результат. Земля повсюду была одинаковой, начиненной золотом. Компания купила участки, но, прежде чем начать добычу, кто-то догадался взять дополнительные пробы из уже пробуренных скважин. Золота оказалось так мало, что его можно было разглядеть только через лупу.
  — Что же случилось? Золото было подложено в скважины? — спросил я.
  — Конечно.
  — Но разве они не охраняли участки?
  — Конечно, охраняли, но парень проделал все это у них под носом. Я покажу вам как. Когда-нибудь видели лоток для промывки золота?
  — Нет.
  Пит схватил стоявший в комнате лоток с покатыми боками и зазубринами по краям. Присев на корточки, он зажал его между колен.
  — Вот смотрите, как добывают золото. Лоток с землей погружают в воду. Ловкими вращательными движениями землю промывают, золото оседает на дно лотка.
  Я согласно кивнул.
  — Ну вот, — продолжал Пит, — парень промывает себе лоток и покуривает. Ведь каждому позволено курить, верно? Он вытягивает из кармана мешочек с табаком, скручивает себе папироску или, допустим, у него с собой пачка фабричных сигарет. Разницы тут нет. Вот и все.
  — Я как-то не совсем уловил, в чем здесь смысл, — признался Эшбьюри.
  — Неужели не понимаете? В табаке примерно с четверть золотой пыли. Я беру с собой нужное количество табака и распределяю золото на все время промывки. Пока я курю, пепел падает вниз, в лоток, собираясь в золотую пыль. Никто ничего не подозревает.
  Эшбьюри восхищенно присвистнул.
  — Есть и другой способ. Вы взбираетесь на буровую вышку, берете свайку, разминаете жгуты бурильного каната и в образовавшийся зазор стряхиваете немного золотой пыли. Таким способом обрабатывается канат по всей его длине. Когда же начинают бурить, то при рывках каната, вызванных ударами долота о грунт, пылинки золота вытряхиваются из каната и падают в скважину.
  — Ол-райт, Пит, мы хотим, чтобы сейчас в скважинах было найдено гораздо больше золота, чем мошенники туда вложили: нужно, чтобы они решили, что и впрямь напали на золотое дно. Но золото, — предупредил я, — должно быть обнаружено только после того, как буры опустятся ниже старого уровня.
  — Ерунда! Они и не знают, где старый уровень. Эти проходимцы ничего не знают. Я наблюдал за ними. Они страшно неуклюжи и неумелы. Я еле сдержался, чтобы не сказать одному такому бурильщику: «Слушай, парень, я не хочу жаловаться на тебя твоему боссу, но если ты не умеешь как следует делать свое дело, отойди в сторонку, и кто-нибудь из нас преподаст тебе урок».
  Эшбьюри кашлянул. Альта рассмеялась. Я придвинул банкноты к Питу:
  — Это твое.
  Пит взял деньги и спрятал в карман.
  — Когда можно будет начинать? — спросил Эшбьюри.
  — Вы спешите?
  — Да.
  — У меня есть немного золотой пыли. — Пит кивком указал на буфет. — Кое-что наберется там и сям, в карманах тоже табачные крошки смешаны с золотой пылью. Полагаю, для нашей затеи достаточно.
  — Но как вы пройдете на участки? Ведь это частная собственность.
  — Все будет в порядке. Они пытаются затащить меня к ним на работу с тех пор, как все это началось. Они не очень-то сведущи в своем деле.
  — Но нельзя «солить» скважины, когда ты начинаешь работать. Это покажется слишком подозрительным совпадением, — сказал я.
  — Предоставь это мне, братец. Я отправлюсь туда ночью, при лунном свете поднимусь на буровую вышку и «посолю» канат, на котором спускается в скважину бур. Утром мы получим золотые пробы.
  — Не бросай своего занятия, пока я тебе не скажу.
  — А как ты мне сообщишь об этом?
  — Когда получишь почтовую открытку с текстом: «Прекрасно проводим время, сожалеем, что вас нет с нами» и подписью «Д.Л.» — будешь знать, что надо кончать.
  — О’кей, я приступаю через полчаса.
  Мы попрощались с Питом, и, когда забрались в машину, Эшбьюри подвел итоги:
  — Превосходная работа, Дональд.
  Глава 11
  Мы почти не разговаривали на обратном пути. Прибыв в кемпинг, я выключил мотор, потушил фары, вылез и хотел было обойти машину, чтобы открыть дверцу с другой стороны, как вдруг заметил автомобиль, которого здесь прежде не было.
  Я молча побрел к своей кабине.
  Двое мужчин вынырнули из темноты.
  — Ваше имя Лэм? — спросил один из них. — Дональд Лэм?
  — Да.
  — Входите. Мы хотим поговорить с вами. Мы получили по телеграфу инструкции о вашем задержании.
  Я надеялся, что у Альты и Эшбьюри хватит здравого смысла не вмешиваться. Лицо Альты в лунном свете казалось пепельно-бледным.
  — Кто эти люди? — осведомился один из копов.
  — Не знаю. Они нагнали меня на дороге, предложили подвезти.
  Один из говоривших был в форме полицейского автопатруля. Я догадался, что это местный коп.
  — Что вам угодно?
  — Разве вы не покинули внезапно свое местожительство?
  — Этого требует моя работа.
  — Какая работа?
  — Предпочитаю не говорить об этом.
  — Вам знаком человек по имени Рингоулд?
  — Я читал в газетах о его убийстве.
  — Вам что-нибудь известно о нем?
  — Конечно нет. А почему вы спрашиваете?
  — Разве вас не было в отеле в ночь его убийства? Не вы ли разговаривали с продавщицей табачного киоска, а затем с портье, пытаясь что-нибудь выведать о Рингоулде?
  — Господи, да нет же! — воскликнул я, отступая на шаг и глядя на копов так, будто заподозрил, что они слегка спятили. — Скажите, кто вы такие? Вы из полиции?
  — Да.
  — У вас есть ордер на мой арест?
  — Послушайте, не надо упираться и разыгрывать нас. Пока мы задаем вопросы.
  — Что вы хотите узнать?
  — По нашим сведениям, вы интересовались Рингоулдом.
  — Откуда вы это взяли?
  — Джед Рингоулд работал на «Фоклоузд фармз андерайтез компани». Эта компания владеет землями в пригородах Валлидейла. А президент этой компании — как его… что за проклятые имена, язык сломаешь! — Тиндл… Вы живете в его доме и выполняете его приказания.
  — Вы с ума сошли, — возмутился я. — Я всего лишь гость в доме Генри Эшбьюри. Роберт Тиндл — это его пасынок.
  — Так вы не работаете на Тиндла?
  — Конечно нет, черт возьми! Я «стригу» самого Эшбьюри, даю ему уроки джиу-джитсу.
  — Это всего лишь ваши слова. У Тиндла есть свои собственные интересы. Рингоулд работал на него. Кто-то пробрался в отель и пристукнул Рингоулда. По описанию парень как две капли воды походит на вас.
  — Именно это вас беспокоит?
  — Да.
  — Хорошо, когда вернусь, я зайду в полицию и докажу, что они рехнулись. Есть только два человека, видевших убийцу входящим в отель. Об этом писали газеты.
  — Верно, приятель.
  — Ол-райт, через пару дней я вернусь, и мы во всем этом разберемся.
  — Допустим, вы не тот парень, который был в отеле, но вам хотелось бы снять с себя всякие подозрения?
  — Не особенно. Это такой абсурд, что мне нечего беспокоиться.
  — Ну а если это все-таки вы? Тогда вы можете «позабыть» о возвращении.
  — Не собираетесь ли вы тащить меня силком только потому, что я случайно знаком с Тиндлом?
  — Нет, но у прокурора есть ваша фотография, Лэм. Она была предъявлена портье и опознана им. «Это тот самый тип», — признал он. Что вы на это скажете?
  Эшбьюри и Альта наконец уразумели, что им следует делать. Не входя в кабину, они вернулись в машину и развернули ее к выходу. Эшбьюри опустил стекло со стороны водителя, высунулся из окна и обратился ко мне:
  — Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, мой друг? У вас возникли какие-то проблемы?
  — Никаких, — ответил я. — Всего лишь какие-то мелочи. Прощайте, и спасибо за то, что подвезли.
  — Был рад оказаться вам полезным, — ответил Эшбьюри, и машина выехала за пределы кемпинга.
  — Ну? — спросил допрашивающий меня полицейский.
  — Существует единственный выход, — заключил я. — Мы возвращаемся, и я заставлю портье встать на колени и отказаться от собственных слов — от каждого в отдельности. Он просто сумасшедший.
  — Что ж, давайте взглянем на вещи разумно. Мы можем принудить вас поехать с нами, но это привлекло бы к себе внимание. Если это ошибка, она, естественно, пользы полиции не принесет. И чем меньше будет о ней известно, тем лучше. Вы же знаете, приятель, что опознать человека по фотографии довольно трудно. Мы устроим очную ставку, и газеты распишут, что портье определенно опознал в вас убийцу. Затем он более внимательно посмотрит на вашу физиономию и заявит, что не уверен. Через некоторое время нужная нам птичка попадется в сети, и она будет похожа на вас, но не слишком. И тогда портье скажет: «Ну конечно, вот этот парень приходил в отель». Вы знаете, что сделает дошлый прокурор? Он поставит портье на место свидетеля и будет держать его там, пока тот не выберет одно из нескольких, похожих одно на другое лиц.
  — Ну конечно, — сказал я, — глупый портье ошибается при опознании, но винить следует дошлого прокурора.
  Коп внимательно смотрел на меня с минуту.
  — Эй, приятель, вы что, потешаетесь надо мной?
  — Как мы поедем? — ушел я от ответа.
  — Мы подвезем вас до аэродрома, это около сотни миль отсюда. Полицейский будет вас сопровождать. Если все подозрения — ошибка, он вернет вас сюда самолетом, и вы доберетесь до кемпинга автобусом.
  — И я ничего не потеряю, кроме мелочи на автобус и даром пропавшего времени, — саркастично подытожил я.
  Копы промолчали.
  Я немного подумал.
  — Нет, сегодня я не полечу. Мы с вами поедем в город, и я под охраной полицейского пробуду в отеле до завтрашнего утра. У меня тут есть срочные дела, и я не могу…
  — Вы из породы независимых, а, приятель?
  Я посмотрел ему прямо в глаза:
  — Вы правы, черт возьми. И если я поеду с вами добровольно, то лишь при условии публикации в газетах заявления, что портье ошибся при опознании. Тогда можете забирать меня.
  — О’кей, мы забираем вас.
  Помощник окружного прокурора, ожидавший в аэропорту, чувствовал себя не очень уверенно. Мое поведение прибавило ему сомнений, но он был упорен и не соглашался ожидать до утра. Я приводил все новые аргументы и наконец заявил, что просто боюсь летать ночью.
  Помощник прокурора не сдавался.
  — Послушайте, Лэм, если хотите вернуться сюда на работу, я вас доставлю обратно. Самолет зафрахтован. Я бы мог просто арестовать вас…
  — Могли бы, предъявив мне обвинение.
  — Я не намереваюсь пока выдвигать обвинение против вас.
  — Ол-райт, тогда мы улетим утром.
  Устав от препирательства, он сказал доставившим меня копам:
  — Не спускайте с него глаз. Я попытаюсь дозвониться прокурору.
  Он проторчал в телефонной будке минут двадцать. Копы убеждали меня в необходимости лететь сейчас же.
  — Вы сами напросились на это, — сказал вернувшийся помощник прокурора. — Мы возвращаемся немедленно.
  — Собираетесь предъявить мне обвинение?
  — Собираюсь арестовать вас по подозрению в убийстве.
  — У вас есть ордер на арест?
  — Нет.
  — Тогда я требую адвоката.
  — Он вам ничем не поможет.
  — Не ваше дело. Я требую вызвать адвоката.
  — У нас нет времени на это. Самолет готов к вылету.
  — Я вправе вызвать адвоката, — резко сказал я и направился к телефонной будке.
  Они накинулись на меня. Один схватил меня за одно плечо, второй — за другое. Портье в вестибюле глянул на нас с удивлением. Пара, сидевшая тут же, поднялась и удалилась.
  — О’кей, ребята, — сказал помощник прокурора. — Едем!
  Они втолкнули меня в машину и примчались прямо к самолету. Он был уже готов, моторы прогревались, и меня запихнули внутрь. Помощник прокурора наклонился ко мне:
  — Вы сами настаивали на жестком варианте, приятель. Придется последить за вами, чтобы вы не выкинули какого-нибудь фокуса во время полета. — Он надел на мое запястье наручник, а другой прикрепил к ручке кресла.
  — Пристегните ремни, — объявил пилот.
  Помощник прокурора застегнул на мне ремень.
  — Вам следовало бы, — заметил он, — вести себя по-другому. Ну а когда мы приземлимся, — продолжал он, — надеюсь, не будете сопротивляться тому, чтобы вас отвезли в отель, чтобы портье мог глянуть на вас?
  Я не собирался уступать.
  — Это вы избрали не лучший способ общения. Я говорил вам, что прилечу завтра утром и пойду с вами куда угодно — в отель или в любое другое место, где портье может глядеть на меня сколько угодно. Но вы меня прижали, уволокли силком. Если вы меня арестуете и посадите в тюрьму, я расскажу свою историю журналистам. Если хотите провести опознание, ставьте меня в шеренгу с другими и проводите формальную процедуру идентификации.
  — О, значит, так?
  — Значит, так.
  — Черт побери, теперь я убежден, что именно вы приходили в отель.
  — Вы просто набиваете себе цену, — сказал я. — Газеты распишут, как портье опознал меня по фотографии и как вы отыскали меня…
  — То была предварительная идентификация, — поправил меня помощник прокурора.
  — Называйте это как угодно. Когда свидетель столкнется с живым человеком, он поплатится за свою ошибку. А вы получите нагоняй.
  Он слегка скривился и, видно, собирался стукнуть меня, но передумал, отошел и уселся в кресло.
  Пилот оглянулся, убедился, что все пристегнули ремни, и взялся за штурвал. Самолет пробежал по взлетной дорожке и оторвался от земли.
  Полет прошел гладко. Сигнальные огни летели мне навстречу, мигая красными глазами. Время от времени под нами проносились небольшие селения. Я поглядывал в окно и представлял себе, как ворочаются в постелях люди, просыпаются, заслышав рев моторов над своей крышей, не зная, что в самолете — человек, замешанный в смертельной игре, где карты ложатся против него.
  Когда мы пролетали над горами, пилот обернулся и сделал нам какой-то знак. Я догадался, что он предупреждал нас о крутых подъемах и спусках самолета. И действительно, мы поднимались и опускались, и, когда наконец приземлились на аэродроме, я чувствовал себя выжатой мокрой тряпкой.
  Самолет оказался в дальнем конце аэродрома. Помощник прокурора поднялся, подошел ко мне, снял с ручки кресла наручник.
  — Послушайте, Лэм, — сказал он, — сейчас вы сядете в машину и поедете с нами в тот самый отель. Только предупреждаю: никаких фокусов, никаких публичных заявлений.
  — Вы не имеете на это права, — парировал я. — Если я арестован, везите меня в следственную тюрьму.
  — Я не арестовывал вас.
  — Тогда вы не имели права привозить меня сюда.
  Он усмехнулся.
  — Но вы уже здесь, не так ли?
  Самолет развернулся и после рулежки остановился. Я услышал звук сирены. Подъехала машина. Красный луч поискового прожектора уперся в дверь самолета. Помощник прокурора толкнул меня в спину:
  — Не делайте никаких резких движений. Если окажете сопротивление, вам же будет хуже. До сих пор вы вели себя разумно. Выходите!
  Свет прожектора ударил мне в лицо и почти ослепил. Помощник прокурора все подталкивал меня в спину. Меня подхватили руки полицейских. Внезапно я услышал голос Берты Кул:
  — Что вы делаете с этим человеком?
  — Проходите, леди, — ответил кто-то из них. — Этот человек арестован.
  — За что?
  — Это не ваше дело, черт возьми!
  — Ол-райт, — бросила Берта маячившей за мной тени, но тут вперед выступил какой-то мужчина.
  — Это мое дело, — заявил он. — Я адвокат этого человека и защищаю его.
  — Проходите, — приказал полицейский, — а не то я не отвечаю за целость вашей физиономии.
  — Ол-райт, я уйду, но прежде позвольте вручить вам одну бумажку. Это распоряжение, сделанное на основании «Хабеас корпус экт»93, о том, что задержанный был доставлен в суд для рассмотрения вопроса о законности его ареста. Другой документ — письменное распоряжение, предписывающее немедленно доставить этого человека с целью освобождения его до суда под залог или поручительство. Судья, если вас это интересует, находится в своем офисе при исполнении обязанностей. Он готов немедленно рассмотреть вопрос о законности ареста.
  — Мы не собираемся везти его к судье, — сказал помощник прокурора.
  — А куда вы его везете?
  — В тюрьму.
  — Я не рекомендовал бы вам предпринимать какие-либо шаги, не поставив в известность судью.
  — А теперь послушайте меня, — вмешалась Берта Кул. — Этот человек работает на меня. Я возглавляю респектабельное детективное агентство. Он как раз вел расследование. Вы оторвали его от дела, насильно привезли сюда. Не думайте, что это так просто сойдет вам с рук.
  — Погодите минутку, ребята, — обратился к полицейским помощник прокурора. И, повернувшись к адвокату, сопровождавшему Берту Кул, сказал: — Давайте обсудим наши проблемы.
  — Я тоже в этом заинтересована, — снова вмешалась Берта. Она энергично размахивала руками, бриллианты на ее пальцах сверкали в красном свете прожектора.
  — Послушайте, — сказал помощник прокурора, явно встревоженный и вынужденный перейти к обороне. — Мы ни в чем его не обвиняем. По нашим сведениям, он славный малый и не сделал ничего плохого. Мы лишь пытаемся выяснить, не он ли входил в номер Джеда Рингоулда в ночь его убийства. Если нет — тогда все в порядке. А если все-таки он, придется предъявить ему обвинение в убийстве.
  — Ну так что? — рассвирепела Берта Кул, не отводившая от него взгляда.
  Вместо ответа тот тоже уставился на Берту, пытаясь заставить ее отвести глаза. Но Берта еще ближе подступила к нему, еще сильнее повысив голос:
  — Ну так что? Слышите вы меня, ничтожество, отвечайте!
  Помощник прокурора повернулся к адвокату:
  — Нет никакой необходимости применять «Хабеас корпус» и не нужно обращаться к судье. Ведь мы не предъявляем ему обвинение.
  — Тогда почему он здесь с вами, если он не арестован? — прогремела Берта.
  Помощник прокурора попытался пропустить ее вопрос мимо ушей, обращаясь преимущественно к адвокату:
  — Портье в отеле, взглянув на фотографию Лэма, узнал его. Все, что нам сейчас нужно, это отвезти его в отель. Портье еще разок посмотрит на него. Это разумное требование, не так ли?
  На какую-то долю секунды адвокат заколебался. Но Берта рванулась к нему, схватила за руку и, с силой дернув к себе, повернула его лицом к помощнику прокурора.
  — Это несправедливо, это нарушение прав личности! — произнесла она угрожающе.
  Наша маленькая группка меж тем разрасталась. К ней присоединились пилоты и несколько пассажиров, сошедших с только что приземлившегося лайнера. Красный свет сигнальных фонарей не слепил меня более, я мог оглядеться, увидеть ухмыляющиеся лица окружающих, получавших огромное наслаждение от всего спектакля и его главного действующего лица — Берты Кул.
  Берта продолжала гнуть свою линию:
  — Я прекрасно знаю наши права. Так опознание не проводят. Если уж вы обвиняете Лэма в убийстве, сажайте его под замок, ставьте в ряд с другими людьми, похожими на него лицом и телосложением. Вот тогда давайте вашего портье, пусть он проводит опознание. Если он укажет на Дональда, что ж делать. Если сделает иной выбор, это совсем другое дело.
  Помощник прокурора нахмурился.
  — Из-за чего, собственно, весь этот гвалт? — обратился он к адвокату. — Сколько раз нужно повторять, что речь идет о каких-то минутах. Если этот парень невиновен, то и конец…
  — Вы заварили всю эту кашу, — вмешался я. — Я уже сказал вам, что вы прибегли к недозволенным способам. Вопреки моим объяснениям и уговорам подождать до утра, вы без всяких на то формальных оснований приволокли меня сюда. Это насилие. Ведь я же говорил, что добровольно полечу с вами завтра утром, отправлюсь в отель и встречусь там с теми, с кем вам угодно.
  Воцарилось молчание.
  Я повернулся к Берте:
  — Ты ведь знаешь, откуда прибыл самолет. Пусть твой адвокат тотчас свяжется с местным шерифом и пусть тот выпишет ордер на арест этого молодчика по обвинению в киднеппинге.
  — Послушайте, молодчик, — вмешался один из полицейских. — Когда человека арестовывают за убийство, это не киднеппинг.
  — Как вы поступаете с тем, кого арестовываете за убийство?
  — Бросаем в тюрьму и хорошенько беремся за него.
  — Превосходно, тогда везите меня к судье, и если он подтвердит сказанное вами, бросайте меня в тюрьму, но не тащите в отель. В противном случае это и будет киднеппинг.
  — Совершенно верно, — подтвердил адвокат.
  Берта медленно отступила назад, обозревая поле битвы.
  — Все слышали, что сказал адвокат?
  — О, да заткнитесь! — бросил один из полицейских.
  Я увидел капли пота на лбу помощника прокурора. Он, кажется, был в растерянности и склонялся к компромиссу.
  — Так чего же вы все-таки хотите? — обратился он ко мне.
  — Я отправлюсь с вами в тюрьму, вы отберете пять-шесть мужчин приблизительно моей комплекции и наружности. Это будет отвечать требованиям закона. Сколько человек в отеле видели подозреваемого в убийстве мужчину?
  — Трое.
  — Кто они?
  — Ночной портье, продавщица табачного киоска и еще какая-то женщина, заметившая его стоявшим в дверях номера Рингоулда.
  — Ол-райт, пригласите всех троих и проведите перед ними отобранных вами лиц, не позволяя свидетелям обмениваться впечатлениями. А потом побеседуйте с каждым в отдельности и спросите, узнали ли они того, кто входил в отель в ночь убийства.
  — Вы говорите здравые вещи, — сказал помощник прокурора. — Пожалуй, я раскрою вам свои карты. Женщина с четвертого этажа видела этого типа стоявшим в дверях номера, где произошло убийство. Она была без очков, хотя обычно носит их, и опытный адвокат мгновенно собьет ее, не оставит камня на камне от ее показаний. Как только мы помещаем вас в каталажку, газетчики принимаются за работу. Газеты помещают вашу фотографию и текст: «Полиция арестовывает частного детектива по подозрению в убийстве». В таком случае, если опознание провалится, мы, понятно, тонем. Ну а если вас узнают, можете использовать все свои конституционные права, вам все равно не миновать газовой камеры. Но если вам повезет, мы будем рады сотрудничать с вами.
  — Знаете, — сказал я, — чтобы не доставлять лишних хлопот и неприятностей, могу предложить один выход.
  — А именно?
  — Женщина с четвертого этажа, видевшая меня в отеле, была, вы сказали, без очков, и ее показания не будут иметь силы. Портье, которому вы показывали уже мою фотографию, просто из самолюбия при виде меня будет утверждать свое. А вот девушка из табачного киоска видела мою фотографию?
  — Нет.
  — Прекрасно. Тогда едем прямо к ней. Если и она признает во мне того парня, тут же отправляемся в тюрьму. Если же не признает — вы отпускаете меня, мы забываем о киднеппинге, газетчики и вы все можете спать спокойно.
  Немного поколебавшись, помощник прокурора принял решение.
  — О’кей, — сказал он. — Ребята, есть у кого-нибудь из вас имя и адрес этой девицы?
  — Да, — отозвался один из полицейских. — Я разговаривал с ней сразу после убийства. Ее зовут Кларди. Ее описание неизвестного в точности совпадает с тем, как выглядит вот этот тип.
  Я притворно зевнул.
  — Послушайте, Лэм, — поспешно вмешался адвокат, — вы подвергаете себя опасному испытанию. Полицейские отвезут вас к ней. Ей известно, в чем вас подозревают, вы окажетесь с ней один на один…
  — Все будет в порядке, — сказал я устало. — Никогда еще не попадал в такую переделку. Надо как-то выбираться из нее.
  — А вы будете сотрудничать с нами, если все обойдется, ведь мы идем вам навстречу? — спросил помощник прокурора.
  — Боже ты мой! Мне нет никакого дела до вас! Я хочу спать! Давайте кончать со всем этим.
  — Дональд, — тихонько сказала Берта, — я думаю, прежний вариант лучше. Ты отправляйся в тюрьму и…
  — Черт возьми! — закричал я. — Вы оба ведете себя так, будто убеждены в моей виновности!
  Адвокат и Берта притихли.
  — И чтобы избежать всяких случайностей, мисс Кул и мой адвокат поедут вместе с нами, — потребовал я.
  — О’кей, — согласился помощник прокурора. — Отправляемся.
  Пока наша машина мчалась вперед, громко сигналя и не обращая внимания на светофоры, он вновь пытался заговорить со мной об опасности ошибочного опознания.
  — Мне нечего опасаться, — сказал я лениво. — Если продавщица меня опознает, я все равно представлю железное алиби. Здесь вопрос принципиальный. Будь вы посговорчивей, я бы утром поехал с вами и в отель.
  — Вы все еще злитесь, но не объясните ли вы, каким образом эта женщина и адвокат очутились на аэродроме точно в момент приземления самолета?
  — Понятия не имею.
  — Возможно, утечка информации, Билл? — осведомился помощник прокурора у одного из полицейских.
  — Не думаю, — покачал тот головой.
  — Послушайте, Лэм, — не унимался помощник прокурора, — не скажете ли, в чем заключается ваше алиби? Мы проверим его и не станем ночью вытаскивать из постели девушку. Почему вы не упомянули об этом раньше? Я мог бы просто воспользоваться телефоном и избавить вас от этой поездки.
  — По правде говоря, я сам об этом как-то не подумал. Когда ваши люди схватили меня, я немного растерялся. Вы же знаете, как это непросто — вспомнить, что вы делали и где вы были в каждую минуту даже одних суток.
  — И где вы были? В чем состоит ваше алиби?
  — Мы уже едем, — раздраженно бросил я, — и легче выудить из постели девушку, чем отыскать сейчас всех моих свидетелей.
  — И сколько их у вас?
  — Трое.
  Помощник прокурора наклонился и что-то прошептал на ухо одному из копов. Берта озабоченно поглядывала на меня. Адвокат сидел с неприступным и гордым видом, будто совершил что-нибудь действительно стоящее.
  Вскоре мы добрались до места.
  — Войдем все вместе, — сказал я Берте, — мне нужны свидетели.
  Один из копов остался в машине, другой пошел с нами. Шествие вверх по лестнице возглавлял я, Берту Кул с ее двумястами пятьюдесятью фунтами веса поддерживал помощник прокурора.
  Мы поднялись на третий этаж. Полицейский позвонил в дверь.
  — Кто там? — спросил женский голос.
  — Откройте, полиция.
  — Что вам нужно? — осведомилась Эстер Кларди.
  — Удостовериться, знаете ли вы парня, которого мы привезли с собой.
  — Подождите минуту. Я вас впущу.
  Мы ждали. Я закурил. Берта с недоумением и страхом смотрела на меня. Адвокат сохранял свою важную осанку. Копы беспокойно переминались с ноги на ногу.
  Эстер Кларди, одетая в уже знакомый мне черный вельветовый халат, отворила дверь и вышла в коридор. Вид у нее был заспанный. Увидев меня, она рывком захлопнула дверь в квартиру.
  — Что такое? В чем, собственно, дело?
  — Видели вы когда-нибудь этого человека? — ткнул в меня пальцем помощник прокурора.
  — Кого-нибудь из этих людей, — вежливо поправил адвокат.
  Эстер Кларди бесстрастно изучала мое лицо, затем указала на адвоката:
  — Вы спрашиваете вот о нем?
  Помощник прокурора взял меня за плечо и вытолкнул вперед.
  — Нет, речь идет об этом парне. Его вы видели в отеле в ночь убийства?
  Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Эстер Кларди нахмурилась, будто стараясь сосредоточиться.
  — Я бы сказала, он похож на того.
  Она скосила глаза, еще раз оглядела меня и медленно покачала головой.
  — Вы ошибаетесь. Это всего лишь внешнее сходство.
  — Вы уверены, что это — не тот самый тип?
  — Послушайте, я никогда его раньше не видела. Бесспорно, сходство есть. Он несколько смахивает на того, кто в ту ночь приходил в отель. Примерно такого же роста и почти той же комплекции. Но у того плечи пошире, рот и форма ушей — другие. Я обычно прежде всего смотрю на уши. Это мое хобби. И я припоминаю, что уши того человека вообще не имели мочек.
  — Существенная примета, — сказал полицейский. — Почему вы не сказали нам об этом прежде?
  — Просто не придала этому значения. Я бы и не вспомнила о такой мелочи, если бы не взглянула вот на этого человека. Как вас зовут?
  — Лэм, — ответил я. — Дональд Лэм.
  — Что ж, вы действительно чем-то напоминаете того парня в отеле. На расстоянии можно и ошибиться.
  — Но вы сами-то, вы уверены? — повторил полицейский.
  — Конечно, уверена. Ведь я разговаривала с тем типом. Он подходил к киоску, задавал мне вопросы. Уши у него совсем другие, и рот не такой, и сам он более плотный. Где вы работаете, Лэм?
  — Я частный детектив. Это — Берта Кул. Я работаю у нее в агентстве: «Б. Кул. Конфиденциальные расследования».
  — Знаете, вам лучше не попадаться на глаза той старой курице с четвертого этажа, которая выглядывала в ту ночь из своего номера. Она говорила мне, что без очков различает только цветовые пятна, но упорно утверждала, что может опознать убийцу. Она уверена, что это был молодой человек и…
  — Достаточно! — прервал ее полицейский.
  — А Уолтер… Уолтер Маркхем, — осторожно добавила Эстер, — это ночной портье, — толком и не видел его. Он спрашивал у меня сегодня утром, не могу ли я припомнить, какие у того человека глаза и волосы. Я единственная из троих, кто его хорошо разглядел.
  — О’кей, — сказал помощник прокурора. — Это все.
  — Как я вернусь туда, откуда вы меня привезли? — спросил я его.
  — Наймите машину, — пожал он плечами.
  — Кто оплатит расходы?
  — Это несправедливо.
  — Я думаю, вы уже достаточно урвали у меня времени ото сна, — вмешалась Эстер Кларди. Она вытащила ключи, отперла дверь и вошла в свою квартиру. Мы услышали щелчок замка.
  Вся процессия вновь промаршировала по лестнице. Теперь уже вниз. Замыкала шествие Берта Кул.
  — Мне предстоит путешествие в несколько сотен миль. Это стоит денег… — сказал я, выйдя из дома.
  Сидевший в машине полицейский открыл дверцу. Помощник прокурора влез туда, за ним уселись остальные копы. Машина плавно развернулась и исчезла в ночи. Берта обратила ко мне удивленный взгляд.
  — Это грязный мир, Дональд, — изрекла она со вздохом.
  Глава 12
  Мы дотащились до агентства, по дороге избавившись от адвоката, вошли в кабинет Берты и рухнули в кресла. Берта извлекла из нижнего ящика стола бутылку виски.
  — Боже мой, Дональд! — сказала она. — Ведь с девушкой — это чистая случайность!
  Я кивнул.
  — Этот адвокатишка оказался совсем никчемным, вроде того карточного игрока, который упускает все козыри, а потом, полностью продувшись, проползает под столом.
  — Где ты его раздобыла?
  — Я тут ни при чем. Я бы никогда не взяла такого олуха!
  — Тогда Эшбьюри?
  Она разлила виски и собралась убрать бутылку, но вдруг, как бы вспомнив что-то, остановилась.
  — Черт возьми! Я вдвое крупнее тебя, и мне требуется вдвое больше. — Берта долила виски в свой стакан. — Вот так, — сказала она с удовлетворением.
  Мы выпили.
  — Этот Эшбьюри неплохой парень. Он позвонил мне, как только копы запихнули тебя в машину. Он предвидел, что тебя увезут на самолете, и посоветовал мне связаться с этим адвокатом и встретить тебя на аэродроме, вооружившись бумагами и статьями законов.
  — Откуда же ты узнала, где приземлится самолет?
  — Но, дорогой, неужели ты считаешь меня такой тупицей? Я разузнала о чартерных рейсах, о времени вылетов зафрахтованных самолетов, пробилась в диспетчерскую и получила сведения о вылете интересовавшего меня самолета. Потом я заехала за адвокатом, и мы отправились тебе навстречу. Так ты все-таки приглянулся этой блондиночке. Господи, Дональд, как все они липнут к тебе! Никто не в силах тебе противостоять.
  — Не валяй дурака, Берта. Эстер вовсе не влюблена в меня.
  — Я женщина и могу судить об этом по выражению женских глаз.
  Я кивнул на телефон:
  — Как ты думаешь, почему я рассиживаюсь здесь?
  — Пьешь виски и стараешься расслабиться.
  — Не только. Я жду звонка, — объяснил я. — Девушка позвонит лишь тогда, когда убедится, что все вокруг нее чисто.
  — У тебя с ней дела?
  — Конечно.
  — Сколько она захочет?
  — Возможно, она потребует не денег, а чего-то другого.
  — Мне это безразлично. — Берта сосредоточенно разглядывала свой пустой стакан. — Она влюблена в тебя по уши.
  Когда Берта открыла рот, собираясь продолжить разговор на эту тему, зазвонил телефон. Берта рывком схватила трубку:
  — Хэлло… Кто говорит? Ол-райт, он сидит здесь, ждет вашего звонка.
  Она протянула мне трубку. Я сказал «хэлло» и услышал голос Эстер Кларди:
  — Узнаешь меня?
  — Конечно.
  — Мне нужно с тобой встретиться.
  — Я это предвидел.
  — Можно мне приехать к тебе?
  — Лучше не делай этого.
  — Ко мне тоже не стоит. Давай встретимся где-нибудь в городе?
  — Назови место и время.
  — На углу Десятой и Центральной улиц через пятнадцать минут.
  — О’кей. Теперь слушай. За мной могут следить. В этом случае я постараюсь отделаться от «хвоста». Если не получится, покружу немного и вернусь сюда. Если не приду в условленное место, звони мне в агентство через полчаса. Понятно?
  — Вполне.
  — Будь осторожен, — сказала Берта. — Ты теперь чист. После своих показаний она уже не откажется от них. Показания портье сейчас тоже мало чего стоят. Женщина, стоявшая в дверях, ничего не видит без очков и поэтому не представляет опасности.
  — На что ты намекаешь?
  — Посоветуй твоей блондинке не быть слишком требовательной. Если она отдает все свои козыри тебе, разыграй их по-умному.
  — Это не по мне, Берта.
  — Я знаю. Ты чертовски мягок и сентиментален. Понимаю, что ты благодарен ей. Так пусть Эшбьюри отсыплет ей сколько-то, но не позволяй девице сесть тебе на шею.
  Я поднялся, надел пальто и шляпу.
  — Я позаимствую твою машину. А ты возьми такси. Увидимся завтра.
  — Дональд, я все-таки беспокоюсь. Может, попозже подъедешь ко мне домой?
  — Возможно, в случае необходимости.
  Берта открыла ящик стола, собираясь, лишь только я исчезну, вновь приложиться к бутылке.
  Я сделал несколько кругов, убедился, что за мной нет слежки, и направился к месту, где стыкуются Десятая и Центральная улицы. И тут же увидел Эстер, которая быстро шла вдоль Центральной улицы, но не окликнул ее. Я опять дважды покружил, чтобы удостовериться, что и за ней нет «хвоста». Когда Эстер подошла к условленному месту, я встретил ее там.
  — Все чисто? — спросила она.
  — Да.
  — Хорошо. Ну, как я поработала для тебя сегодня?
  — Великолепно.
  — Благодарен мне?
  — Еще бы.
  — Какая награда?
  — Чего хочешь?
  — Может быть, ты поможешь мне убраться отсюда?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Из этого города, из штата, вообще из страны.
  — Почему вдруг?
  — У меня свои проблемы. Ты же знаешь полицию, Дональд. Теперь она вцепится в меня. Честно, Дональд, я сама не знаю, что заставило меня поступить так, как я поступила сегодня. Помнишь, ты так достойно вел себя со мной в тот вечер, — я просто не могла сдать тебя копам.
  — Ол-райт, — сказал я. — Иди домой и забудь обо всем этом.
  — Я не могу. Они будут проверять. Опять обратятся к Уолтеру.
  — К ночному портье? Ну и что из того?
  — Он тебя опознает. Он ведь помнит тебя.
  — Но ты ему не позволишь. Он, по-моему, влюблен в тебя?
  — Он страшно ревнив.
  — Но тебе не требуется выкладывать ему все как есть. Скажи просто, что я не тот человек, что он ошибся.
  — Он не поверит и заподозрит, что я увлеклась тобой или что-нибудь еще в этом роде. Будет еще хуже.
  — Сколько тебе нужно? — спросил я.
  — Это не только вопрос денег, хотя я и нуждаюсь в них, чтобы улететь, скажем, в Южную Америку, где я сумею позаботиться о себе. Мне нужен и человек, достаточно ловкий, чтобы все это организовать. Ты сумеешь это сделать?
  Я не ответил.
  Наши взгляды скрестились. На мгновение в ее глазах вспыхнула злоба.
  — После всего, что я сделала для тебя, ты не хочешь помочь мне?
  — Не в этом дело. Объясни мне еще раз, почему ты хочешь уехать?
  — Я уже сказала тебе.
  — Ты сказала неправду.
  — Повторяю. Оставаться здесь — опасно для меня.
  — Почему все-таки?
  — Они… То, что случилось с Джедом, случится и со мной.
  — Они убьют тебя?
  — Да.
  — Кто?
  — Я не могу назвать имен.
  — Но и я не могу действовать вслепую.
  — Я же действовала вслепую ради тебя.
  — Это Крумвезер? — спросил я.
  Она вздрогнула, когда услыхала это имя, затем опустила голову и уставилась на светящуюся приборную доску.
  — Что ж, — сказала она. — Допустим, это Крумвезер.
  — Что тебе известно о нем?
  — Все это дело с Альтой Эшбьюри было хитрой уловкой, прикрытием. Ей хотели продать лишь две трети писем, а последнюю треть, самую опасную для нее, передать Крумвезеру.
  — Что он собирался сделать с письмами?
  — Он хотел подставить Альту, сделать все, чтобы обелить Ласстера.
  — Ты знаешь и о нем?
  — Конечно.
  — И об Альте Эшбьюри?
  Она кивнула.
  — Продолжай.
  — Крумвезер предпринял последнюю попытку шантажа. Первые два чека попали к кому-то другому.
  — И Джед Рингоулд надул всех, отдал ей третью пачку писем?
  — Нет. Самое странное, что он этого не сделал. Джед отдал Альте конверт, в котором были пустые бланки отеля.
  — Ты знала, что он устроит этот подлог?
  — Нет, и никто не знал. Джед придумал свой собственный рэкет. Он рассчитывал прикарманить деньги и вывернуться, но… не вышло.
  — Где теперь эта последняя пачка?
  — Не знаю. И вероятно, никто не узнает. Джед одно время был заодно с ними, но потом решил играть в одиночку. Это было опасно — я предупреждала его.
  — Ты была любовницей Джеда?
  — Как ты смеешь спрашивать у меня такие вещи?
  — Говори, ты была его любовницей?
  Она встретилась со мной взглядом, отвернулась и после паузы прошептала:
  — Да.
  — Хорошо, продолжим нашу беседу. Когда полицейские явились к тебе сегодня, ты испугалась?..
  — Конечно. Каждый бы на моем месте испугался.
  — Ты уже спала?
  Она заколебалась.
  — Да, я только что заснула.
  — Ты открыла нам дверь, вышла в коридор и заперла за собой дверь. У тебя были с собой ключи?
  — Да, в кармане халата.
  — Так вот. Ты очень испугалась и не позволила полицейским войти в квартиру потому, что там кто-то был. В квартире находился Крумвезер?
  — Нет, нет! Клянусь тебе! Это был не адвокат. Это был… другой человек.
  — Когда ты хочешь уехать?
  — Как можно скорее.
  Я закурил. Эстер с тревогой наблюдала за мной.
  — Ну, как? — спросила она.
  — О’кей, сестренка, — ответил я. — Только у меня с собой маловато денег. Мне придется их раздобыть.
  — Но ты достанешь?
  — Конечно.
  — У Эшбьюри?
  — Да.
  — Когда ты их раздобудешь?
  — Как только вернется Эшбьюри. Он на севере, на горных приисках.
  — А когда он вернется?
  — Он может вернуться в любое время. Не знаю, приедет ли он на своей машине или воспользуется самолетом.
  — Слушай, Дональд. Как только он появится, ты добудешь деньги? Поможешь мне уехать?
  — Обещаю, я позабочусь о тебе.
  — А пока что мне делать?
  — Поживи в каком-нибудь отеле, зарегистрируйся под чужим именем.
  — А мои вещи?
  — Оставь их пока там, где они есть. Главное — поскорее исчезни.
  — Но у меня нет с собой ни цента.
  — Немного денег я тебе дам. Достаточно, чтобы оплатить счет, и на мелкие расходы… Купишь себе что-то из одежды.
  — Дональд, так куда мы сейчас отправляемся?
  — Я знаю один небольшой отель. Там спокойно.
  — Ты отвезешь меня туда и войдешь вместе со мной?
  — Да.
  — Знаешь ли, Дональд, женщина — одна ночью, без багажа… Зарегистрируйся вместе со мной.
  — Как твой муж?
  — Ты не хочешь?
  — Я представлю тебя как свою секретаршу. Скажу, что у тебя по вечерам много срочной работы, что тебе приходится рано вставать и я хотел бы снять для тебя комнату в отеле. Это не вызовет никаких подозрений.
  — Но тебе не позволят остаться со мной.
  — Конечно нет. Я поднимусь к тебе, а затем спущусь. Вот сотня долларов.
  Она взяла деньги, задумалась, вздохнула.
  — Наверное, это самый лучший выход. Спасибо, малыш. Ты — джентльмен. Ты мне нравишься.
  Я поехал в небольшой, расположенный поблизости отель, где портье и лифтер работали всю ночь.
  У входа в отель Эстер неожиданно остановилась.
  — Дональд, если бы я отыскала оставшиеся письма, я бы смогла получить для себя какую-то выгоду?
  — То есть?
  — Крумвезер их добивается, Альте Эшбьюри они нужны, и окружной прокурор тоже неплохо заплатит за них, чтобы выстроить обвинение против Ласстера.
  — Окружной прокурор ничего не станет платить.
  — И не пойдет на сделку?
  — На каких условиях? Гарантия неприкосновенности?
  — Можно сказать и так.
  — Гарантия для кого?
  Ответа не последовало.
  — Где, как ты думаешь, находятся письма? — спросил я.
  — Честно, не знаю. Джед пришел тогда в отель вместе со мной. Он немного опасался всяких случайностей и того, что со своим шантажом может провалиться. Ему намекнули, что Эшбьюри собирается нанять детектива и выяснить, куда уходят деньги его дочери.
  — Кто намекнул?
  — Тоже не знаю, но Джед знал. Полагаю, здесь тоже замешан Крумвезер. Во всяком случае, Джед не хотел иметь при себе писем до самой последней минуты. Мы пришли вместе, и я пронесла эти письма под своим пальто. Перед тем как встать за прилавок, я отдала их ему. Когда Джед садился в лифт, письма были у него. Ну а назад он уже не спустился. Убийца, должно быть, забрал их.
  Вместо того чтобы помочь девушке войти в отель, я стоял у машины, размышляя.
  — Джед Рингоулд — не настоящее его имя?
  — Нет.
  — Он долго пользовался им?
  — Два или три месяца.
  — Как его звали раньше?
  — Джек Уотербери.
  — Какое имя у него на водительских правах?
  — Джек Уотербери.
  — Еще одно. Когда я спросил тебя о карточных игроках, почему ты обратила мое внимание именно на Рингоулда?
  — Дональд, я просто не сообразила. Ты не был похож на детектива. Ты выглядел скорее как бездельник, искатель приключений… Понимаешь, что я имею в виду? Те, кому нужно, приходят и связываются с Джедом или Томом Хайлендом. Они играют в покер.
  — Кто такой Том Хайленд?
  — Игрок.
  — Повязан с этой корпорацией — «Этли…»?
  — Да.
  — Он живет в том же отеле?
  — Да. Комната двадцать, седьмой этаж.
  — Тогда почему не пощупать его? Если письма уехали наверх с Рингоулдом и не спустились вниз, а Хайленд живет в том же отеле, — разве это не наводит на размышления?
  — Не наводит. У Хайленда их нет.
  — Откуда ты знаешь?
  — Хайленд не осмелился бы держать письма у себя. Кроме того, у него тогда шла игра в покер. Все в один голос утверждают, что Хайленд не выходил из номера.
  — В делах такого сорта имеющий самое лучшее алиби обычно и оказывается убийцей.
  — Я знаю, но эти игроки из тех, кто не способен лгать. Один из них — бизнесмен. Он бы упал в обморок от одной мысли, что его привлекут как свидетеля. Ты шел следом за Альтой, когда появился в отеле?
  — Да.
  — Она просила тебя об этом?
  — Нет. Ее отец.
  — Ему многое было известно?
  — Он совсем ничего не знал.
  — Что толку разговаривать здесь, на улице, — сказала Эстер. — Поднимемся наверх.
  — Нет. Я только сниму тебе комнату и уеду, чтобы достать деньги.
  Я вошел в отель вместе с Эстер и обратился к портье:
  — Это Ивлин Клаксон, моя секретарша. Мы задержались за работой в офисе. У нее нет с собой багажа и денег, поэтому я заранее оплачу ее номер.
  Портье смотрел на меня с сомнением.
  Я решил тотчас же рассеять его подозрения.
  — Сейчас вы подниметесь наверх и ложитесь спать, Ивлин, — обратился я к Эстер. — Отдохните как следует. Не приходите в офис, пока я не позвоню. Постараюсь сделать это не раньше девяти или половины десятого утра.
  Портье дал мне ручку и регистрационную карточку.
  — Три доллара с ванной, — сказал он и добавил: — Номер на одного.
  Я заполнил карточку и отдал портье три доллара. Он вызвал посыльного и вручил ему ключ от номера. Я дал посыльному на чай, приподнял шляпу и вышел.
  Немного постояв у своей машины, я вернулся. Увидев меня, портье поджал губы.
  — Я хотел бы спросить вас кое о чем, — сказал я. — Меня не очень устраивает, что моя секретарша живет в захолустье. Оттуда нелегко добираться до места работы. У нее есть сестра, которая тоже работает здесь, в городе. Обе они поговаривали о том, чтобы подыскать место, где можно было бы поселиться вдвоем. Что вы скажете, если они поживут в вашем отеле месяц?
  — Только две девушки? — осведомился он.
  — Только две девушки.
  — У нас есть превосходные комнаты, которые предоставляются на длительный срок.
  — Угловые?
  — Нет, не угловые.
  — Солнечные?
  — Да, сэр. Правда, не очень большие. Но девушки ведь не будут находиться там весь день, если они работают, — только по воскресеньям и в случае отпуска.
  — Вы правы.
  — Когда девушки будут готовы въехать, мы с вами обсудим вопрос об оплате, — сказал портье.
  — У вас случайно нет плана отеля, чтобы я мог ознакомиться с расположением комнат и ценами на них? Не исключено, что придется немного повысить жалованье моей секретарше.
  Портье наклонился, вытащил план отеля и пустился в объяснения. Раздался звонок на коммутаторе, и он подошел к телефону. Я рассматривал план, не прерывая разговора.
  — Как насчет вот этого углового номера люкс?
  Он нахмурился и сказал в трубку:
  — Повторите, пожалуйста, номер?
  Портье взялся за карандаш, а я встал так, чтобы можно было следить за движениями его карандаша. Но в этом не было необходимости: портье вслух повторил номер:
  — 09-64-32. Одну минуту, пожалуйста. — Он набрал номер внешней связи, добился соединения и вспомнил обо мне: — Вы, кажется, что-то сказали?
  — Я говорил об этом вот номере люкс.
  — Он довольно дорогой.
  — Неважно. Назовите цену за три такие комнаты.
  Портье сверился с тарифной сеткой, на клочке бумаги написал мне цену и номера комнат.
  — В стоимость входит все, — объяснил портье, — свет, отопление, уборка, полная смена белья раз в неделю, свежие полотенца — ежедневно.
  Я сунул бумажку в карман, поблагодарил его и, попрощавшись, вышел. В двух кварталах от отеля я обнаружил ночной ресторан с телефоном-автоматом, вошел в будку, полистал справочник и нашел: «Лейтон Крумвезер, поверенный, офис в „Фиделити-Билдинг“, телефон 09-64-32».
  Я выяснил, что хотел.
  Глава 13
  Берта Кул, облаченная в полосатую шелковую пижаму, слишком яркую для ее возраста, и халат, раскинувшись в глубоком кресле, слушала радио.
  — Дональд, — сказала она, — почему бы тебе не поспать немного и не дать покой мне?
  — Нет. Я хочу, чтобы ты оделась и поехала со мной.
  Она задумчиво разглядывала меня, будто видела впервые.
  — Что еще на этот раз?
  — Хочу устроить шоу, — пояснил я. — Могу встретиться с сопротивлением одной из его участниц. Ты знаешь, я умею работать с женщинами. Думаю, особых трудностей не предвидится. Ты мне нужна для моральной поддержки.
  Я отметил частую пульсацию диафрагмы и учащенное дыхание Берты.
  — Наконец-то, — сказала она, — ты обретаешь здравый смысл. Это единственная причина, почему я соглашаюсь вылезти из дому, когда вот-вот собиралась лечь в постель. О ком идет речь? О той блондинке?
  — Скажу, когда выйдем отсюда.
  Берта с трудом выбралась из кресла и приняла вертикальное положение.
  — Если ты и дальше будешь командовать, тебе придется увеличить мне жалованье, — едко заметила она.
  — Обеспечь мне солидный доход, и я это сделаю.
  Берта прошествовала мимо меня в спальню, доски пола потрескивали под ее тяжестью.
  — У тебя мания величия! — фыркнула она, захлопывая за собой дверь.
  Я выключил радио, опустился на стул, вытянул ноги, прикрыл глаза. Я знал: предстоит трудная работа.
  Обстановка гостиной Берты представляла собой мешанину самых разнообразных предметов: столиков, пепельниц, бутылок, грязных стаканов, спичечных коробков, книг и журналов, множества разных безделушек и других вещей, так сильно загромоздивших комнату, что ее уборка, по-видимому, стала серьезной проблемой. Было свободно лишь небольшое пространство, где стояло внушительное кресло Берты со стопкой журналов по одну сторону и курительным столиком — по другую. Радио находилось в пределах досягаемости. Небольшой бар с прикрытыми дверцами предлагал богатый выбор напитков.
  Когда Берта устроила свою жизнь, она сосредоточилась на работе, полностью расслабляясь дома. Берта ненавидела полумеры и, приходя домой, не делала ничего, что хоть как-то утомляло бы ее, нарушало ощущение абсолютного, хотя и недолгого комфорта.
  Она появилась минут через десять, забрала портсигар, захлопнула дверцы бара, предварительно бросив на меня подозрительный взгляд.
  — Пошли, — сказала она.
  Мы забрались в машину.
  — Куда мы едем? — осведомилась Берта.
  — К Эшбьюри.
  — Кто та женщина, о которой ты говорил?
  — Альта Эшбьюри.
  — И что же произойдет?
  — Пока не знаю. Я намерен действовать круто. Альта, вероятно, попытается вмешаться. Ее мачеха во взвинченном состоянии. Генри сказал ей, что она может уезжать в Рино и подавать на развод. Давление тут же подскочило, она слегла. Доктор и пара тренированных медсестер дежурят у ее постели. Миссис Эшбьюри рассчитывает, что муж вот-вот появится в доме, чтобы упаковать свои вещи и удалиться. Она готовится встретить его.
  — Хорошенькую вечеринку ты для меня организовал, — сказала Берта.
  — А разве нет?
  — Что требуется от меня?
  — Если женщины просто выйдут из себя — ничего страшного. Но если они сцепятся, ты поможешь мне их усмирить. Альта, скорее всего, попытается вызвать лишь сочувствие к себе. От миссис Эшбьюри можно ожидать самого разного. Она непредсказуема.
  — Разумно ли ссориться с женой клиента?
  — Я же сказал, они собираются разводиться.
  — Точнее, он собирается?
  — Да.
  Берта умолкла.
  Мы подкатили к резиденции Эшбьюри. У дома стояли три машины. Во всех комнатах горел свет. У меня был ключ от входной двери, но из-за присутствия Берты я позвонил. Все более или менее обошлось. Появившийся на звонок дворецкий глянул на меня с явным неодобрением, на Берту — с любопытством.
  — Мистер Эшбьюри уже вернулся?
  — Нет, сэр, его нет дома.
  — А мисс Альта?
  — Ее тоже нет, сэр.
  — Роберт?
  — Да, сэр, Роберт здесь. Миссис Эшбьюри очень больна. Доктору помогают две медицинских сестры. Роберт у ее постели. Состояние критическое. — Дворецкий посмотрел на Берту. — И если вы позволите высказать мне свое мнение, сейчас не время для визитов.
  — Не беспокойтесь, — сказал я, — нам нужен только мистер Эшбьюри.
  Мы вошли.
  — Миссис Кул побудет в моей комнате, — предупредил я. — Когда появится мистер Эшбьюри, передайте ему, что мы с ней наверху.
  — Миссис Кул?
  — Верно, — откликнулась Берта, выдвигая вперед свою бульдожью челюсть. — Меня зовут Берта Кул. Куда идти, Дональд?
  Я проводил ее в свою комнату.
  Осмотрев ее, Берта заметила:
  — Ты, кажется, не особенный любитель комфорта, Дональд? Однако здесь у тебя уютное жилье. Хозяин, должно быть, ухлопал на него немало денег.
  — Наверное.
  — И все же богачам чертовски трудно. Не то чтобы я хотела кого-нибудь задеть… Да, Дональд, — переменила она тему, — мне нужно отправить несколько деловых писем. Когда вернется Элси?
  — Дня через два-три.
  — У меня уже побывали две девицы, и ни одна не стоит ни цента.
  — А что такое? Они не знают стенографии?
  — Знают и печатать умеют, но обе вместе не могут справиться с работой, которую делает одна Элси.
  — Верно, самые обычные, хорошие девушки, — предположил я.
  — Дональд, ты просто увлекся Элси, — накинулась на меня Берта. — Надо же быть таким чувствительным! Стоит женщине положить тебе головку на плечо и всплакнуть, как ты разрываешься от сочувствия. Догадываюсь, Элси жаловалась, что перегружена у меня работой.
  — Нет. Я сам сказал ей об этом, посоветовал расслабиться и отдохнуть в моем офисе.
  Берта кипела от негодования.
  — Платить девушке только за то, чтобы она сидела и разглядывала свои наманикюренные пальчики! Я в молодости стирала свои пальцы до костей, пытаясь свести концы с концами. Ну, может быть, не совсем до костей, — усмехнулась она. — Дональд, за каким чертом мы сюда приехали?
  — Спокойно, — сказал я, — нужно приготовиться действовать. Сиди и жди.
  — Ты куда-то идешь?
  — Спущусь взглянуть на миссис Эшбьюри. Если услышишь, что она повысит голос, спускайся тоже. Если нет, оставайся здесь, пока обстановка не накалится.
  — Но я не знаю ее голоса.
  — Тут невозможно ошибиться, — ответил я и, выскользнув из комнаты, стал на цыпочках красться по коридору. Я тихонько постучал в дверь комнаты миссис Эшбьюри и чуть-чуть приоткрыл ее.
  Миссис Эшбьюри лежала в постели с мокрым полотенцем на голове. Она тяжело дышала, глаза ее были закрыты, но, когда раздался стук в дверь, она открыла их. Очевидно, ожидала появления Генри Эшбьюри и намеревалась устроить ему сцену. Увидев меня, она вновь смежила веки и застонала.
  Доктор Паркердейл с удрученным видом сидел у постели, считая пульс пациентки. Здесь же находилась медицинская сестра. На столике стояло множество бутылочек и лежали коробки с лекарствами. Свет был затенен. У окна расположился Роберт. Он взглянул на меня, нахмурился и приложил палец к губам.
  В комнате было очень тихо. Вся атмосфера рождала мысли о смертельной болезни и близких похоронах.
  — Что случилось? — спросил я Боба, тихонько приблизившись к нему.
  — Ее нервы абсолютно вышли из строя, — вздохнул Боб.
  Услышав шепот, миссис Эшбьюри начала делать конвульсивные движения. Лицо ее исказилось.
  — Ну, ну, — ласково протянул доктор, кивнув сестре. Та подплыла к кровати, держа наготове стакан, ложку и небольшое полотенце, которым она прикрыла подбородок миссис Эшбьюри.
  Миссис Эшбьюри неловко глотнула, закашлялась, затем тяжело вздохнула и успокоилась.
  — Где Генри? — спросил Боб. — Мать все время зовет его. Бернард Картер обзвонил все клубы — и безуспешно.
  — Пойдем ко мне, — предложил я, — там мы сможем поговорить.
  — Боюсь оставлять ее, — сказал Боб, бросив обеспокоенный взгляд на постель, но поднялся со стула. Ему явно не терпелось поговорить.
  Через холл я провел Боба в свою комнату и представил его Берте.
  — Миссис Кул, — произнес он, напрягая память. — Я где-то слышал это имя… — Боб вопросительно посмотрел на меня.
  — «Б. Кул. Конфиденциальные расследования», — сообщил я. — Эта дама — сама Берта Кул, а я, как вы знаете, Дональд Лэм, детектив.
  — Детектив! — воскликнул он. — А я думал, вы тренер по джиу-джитсу. Но что же вы делаете у нас?
  — Убиваю одним выстрелом двух зайцев. Тренирую мистера Эшбьюри и одновременно веду расследование.
  — Какое расследование?
  — Присядьте, — предложил я и добавил небрежно: — Мы едва не повстречались с вами сегодня вечером.
  Он поднял брови:
  — Боюсь, что я не совсем понимаю…
  — Когда заболела миссис Эшбьюри?
  — Как только он предложил ей развод. Боже, мне бы следовало хорошенько вздуть его. За его хамство и вообще… за все.
  — Но вы не знали о болезни матери, пока не вернулись домой?
  — Нет.
  — А вы отсутствовали долго?
  — Нет, где-то около часа. Но почему вы об этом спрашиваете?
  — Я чуть было не столкнулся с вами.
  Он опять изобразил изумление:
  — Боюсь, я все-таки не понимаю. Где мы могли столкнуться?
  — В квартире Эстер Кларди. Вы, вероятно, перепугались, когда услышали, как барабанят в дверь, и узнали, что это полиция.
  Он тотчас застыл. Его лицо и глаза оставались безучастными.
  — Не знаю, о чем вы толкуете! — отозвался он спустя несколько секунд.
  Я удобно расположился на стуле, положив ноги на другой стул.
  — Поздно вечером сегодня вы были у Эстер Кларди, у той блондинки, которая работает в табачном киоске. У бывшей любовницы Джеда Рингоулда.
  — Вы лжете, — отрезал он, глядя мне прямо в глаза.
  — Обратимся к фактам, — вмешалась Берта.
  Я медленно поднялся со стула, собираясь последовать совету Берты. Боб, очевидно, не понял моего намерения. Он вспомнил о моей репутации блестящего тренера по джиу-джитсу. Ужас охватил его.
  — Подождите минуту, Лэм, — сказал он поспешно, — не горячитесь. Я не так выразился. Я не считаю вас лжецом… Просто вы ошиблись. Кто-то наговорил вам про меня.
  Я сразу оценил и использовал преимущества открывшейся ситуации. Зловеще сощурив глаза, я приблизил свое лицо к физиономии Боба.
  — Вы знаете, конечно, что я мог бы бросить вас на пол, завязать узлом и выкинуть в мусоропровод. И дай бог, чтобы вас обнаружили, прежде чем бросить в мусоросжигатель.
  — Успокойтесь, Лэм, успокойтесь. Я вовсе не хотел оскорбить вас.
  Я ужесточил допрос Боба:
  — Говорите, вы были сегодня ночью в квартире Эстер Кларди? Вы находились там, когда появилась полиция?
  Он опустил глаза.
  Я сказал:
  — Вся история с тремя детективами, раздобывшими письма Альты, — фальшивка. Специальный отдел по расследованию убийств может иметь в своей команде трех детективов, но офис окружного прокурора — никогда. Окружной прокурор участвует в расследовании, но улики ему добывает полиция. Его дело — распорядиться ими.
  Боб глядел на меня, парализованный страхом.
  — Послушайте, Лэм, — наконец произнес он, — да, я был там. Пошел, чтобы вернуть письма. Я знал, что они значат для Альты. Никто в этом доме меня не ценит, кроме, может быть, мамы, но все равно я — порядочный человек.
  — Откуда вы узнали о письмах? — спросил я.
  Он молчал, съежившись на своем стуле.
  Я услышал шум в холле, протестующие голоса. Кто-то произнес:
  — Не делайте этого!
  Миссис Эшбьюри в легком ночном одеянии дернула дверь. Медсестра пыталась удержать пациентку, но та оттолкнула ее. Доктор прыгал рядом, бормоча: «Не волнуйтесь, миссис Эшбьюри…» Вновь подступила медсестра, полная решимости схватить больную, но доктор решительно произнес:
  — Никакого насилия, сестра. Ее нельзя волновать.
  Миссис Эшбьюри уставилась на меня:
  — Что здесь происходит?
  — Присядьте, дорогая, — пропела Берта, — держите свой ротик на замке. Не вмешивайтесь.
  — Мадам, вам известно, чей это дом? — бросила Берте разъяренная миссис Эшбьюри.
  — Я еще не знаю титула его владельца, — ядовито сказала Берта, — но мне хорошо известно, кто здесь разыгрывает комедию.
  Я повернулся к Бобу:
  — Крумвезер нанял вас, чтобы вы раздобыли для него письма Альты. Вместо того чтобы отдать их ему, вы сговорились с Эстер Кларди припрятать часть писем, чтобы сорвать дополнительный куш. Вы…
  Кто-то быстро шел по коридору. Появившийся в комнате Генри Эшбьюри разглядывал нашу компанию поверх очков.
  Миссис Эшбьюри томно посмотрела на меня, на Боба, наконец — на мужа.
  — О, Генри-и-и-и! — протянула она. — Где ты был? Бедный Бернард всю ночь разыскивал тебя. Генри, это ужасно, это отвратительно! Я теряю сознание….
  Она закрыла глаза, покачнулась. Доктор и сестра подхватили ее. Доктор бормотал привычное:
  — Вам следует лечь в постель. Вам нельзя волноваться, нельзя ни в коем случае!
  В горле у миссис Эшбьюри что-то страшно булькнуло. Она откинула голову назад, чтобы наблюдать за происходящим сквозь неплотно сомкнутые веки.
  — Генри, дорогой!..
  Эшбьюри не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел на меня.
  — Я только что расколол Боба, — сказал я. — Думаю, он несет полную ответственность за участие в событиях, которые вас так беспокоили.
  — Нет! — воскликнул Боб. — Клянусь, вы не так меня поняли. Я…
  — …украл письма Альты, — закончил за него я.
  Он вскочил.
  — Слушайте, Лэм, мне плевать, что вы можете одолеть одной рукой Джо Луиса. Вы не имеете права…
  Миссис Эшбьюри заметила, как взгляд ее мужа обратился на Боба. Лицо его потемнело, на нем проступили глубокие морщины. Миссис Эшбьюри сочла за лучшее очнуться от обморока, сейчас уже для нее бесполезного. Покачиваясь, она направилась к выходу, поддерживаемая доктором и сестрой. На пороге она остановилась.
  — Так вот, значит, как обстоят дела, — сказала она. — Ты нанял детектива, ввел его в дом, чтобы он собрал и подтасовал факты и сфабриковал обвинение против моего сына. Я хочу, чтобы те, кто присутствует здесь, могли подтвердить только что сказанное. Генри, тебе придется заплатить за это, и заплатить дорого. Роберт, милый, уйдем. Не стоит тратить время на этих людей. Утром я свяжусь с адвокатом. Раньше я многого не понимала, теперь мне все стало ясно. Генри пытается оклеветать тебя, чтобы получить мое согласие на развод.
  Берта Кул медленно и величественно поднялась. Она выглядела мастером своего дела, способным справиться с любыми трудностями.
  Генри Эшбьюри, приподняв одну бровь, оглядел Берту поверх очков и махнул рукой:
  — Не надо.
  Секунды текли в молчании. Берта посматривала на меня, ожидая указаний.
  — Оставьте это, Лэм, — сказал Эшбьюри.
  — Я думаю, мне все-таки удалось продвинуться…
  — Вы так думаете, но обстоятельства — против вас.
  — Доктор засвидетельствует, — вмешалась миссис Эшбьюри, — что я не в состоянии отвечать на какие-либо вопросы.
  — Разумеется! — подтвердил Паркердейл. — Это было бы бесчеловечно.
  Боб явно обрадовался представившейся ему возможности улизнуть.
  — Пойдем, мама, я уложу тебя в постель.
  — Да, — почти шепотом произнесла она. — Все плывет вокруг меня.
  Берта отодвинула стул, подошла к двери и резко захлопнула ее.
  Эшбьюри глянул на нее и сказал:
  — Нет.
  Берта тяжело вздохнула. Она изнемогала от желания энергично взяться за дело и овладеть ситуацией. Но сто долларов в день — это сто долларов, а приказание есть приказание.
  Медсестра распахнула дверь, а доктор и Боб повели миссис Эшбьюри в ее спальню.
  — Сумасшедший дом, — пробурчала Берта.
  — Мы не можем рисковать, Дональд, — заявил Эшбьюри. — Мы могли бы использовать наш шанс и выдержать бурю, но этот доктор хорошо знает, чьим маслом он намазывает свой хлеб. Его показания произведут скверное впечатление на бракоразводном процессе.
  — Вы — мой босс, — ответил я. — Но лично я считаю, что вы спутали в игре все карты.
  Дверь в нижнем коридоре открылась и затворилась. Перед нами предстал негодующий доктор Паркердейл.
  — Вы едва не убили ее, — грозно сказал он.
  — Никто ее сюда не звал, — возразил я. — Нам нужен Боб. Пришлите его сюда.
  — Он сидит у постели больной матери. Я лично не могу отвечать за последствия, если…
  — Никто не требует, чтобы вы отвечали за что бы то ни было, — взорвалась Берта. — Эту женщину не убьешь и кувалдой, и вы это отлично знаете. Она разыгрывает спектакль.
  — Мадам, — сказал доктор Паркердейл, — как все дилетанты, вы склонны судить по внешним обманчивым признакам. Говорю вам, ее давление достигло критической точки.
  — Пусть доходит до кипения, — парировала Берта. — Это пойдет ей только на пользу.
  — Вы действительно думаете, что она в опасном положении? — спросил Эшбьюри врача.
  — В критическом.
  — Ну да, — фыркнула Берта. — Настолько критическом, что врач разрешает своей пациентке прогуляться по коридору и затем устроить представление, которое даст ей в руки выигрышные для бракоразводного процесса факты.
  Очевидная справедливость этой реплики допекла доктора Паркердейла, и он скрылся с поля боя.
  — Мне очень жаль, Дональд, — сказал Эшбьюри, — но все они заодно. Медсестра, конечно, не будет оспаривать показаний врача.
  Я потянулся за своей шляпой.
  — Пеняйте на себя, — сказал я. — Мне все равно шла выигрышная карта, пока вы не побили моего туза.
  — Виноват.
  — Извинений не требуется. Если хотите сделать доброе дело, побеспокойтесь о своей жене.
  — Но это значило бы полностью отдаться в ее руки.
  — Вы тревожитесь о ней так сильно, — продолжал я, — что настаиваете на консультациях, обращаетесь к врачу-специалисту. Пусть он еще разок измерит ей давление.
  Эшбьюри не отводил от меня суровых глаз. Затем его взгляд смягчился. Он направился к телефону.
  — Пойдем, Берта, — позвал я.
  Глава 14
  Токамура Хашита сидел на краю постели и, щурясь от света, слушал меня.
  — Знатоки утверждают, — сказал я, — что мои занятия джиу-джитсу не имеют смысла. Они говорят, что все эти приемы эффективны лишь по отношению к безоружным или почти невооруженным людям. Они клянутся, что ради интереса завяжут тебя узлом, как шнурок от ботинка. Предлагают пари на пятьдесят долларов. Я пытался продемонстрировать им свои достижения, но они запросто разделали меня и полагают, что, попадись им ты, они сделают то же и с тобой.
  В точно покрытых черным лаком зрачках Хашиты отражался свет.
  — Извините, пожалуйста, — сказал он. — Если вы посадите желудь, то через какое-то время на его месте вырастет большой дуб. Но никто не может мгновенно превратить зеленые побеги во взрослое дерево. Должно пройти время.
  — Хотелось бы, чтобы ты показал свое мастерство. Надеюсь, оно убедит сомневающихся. Я готов принять пари и поставить пятьдесят долларов.
  Хашита поднялся, сунул ноги в соломенные сандалии, прошлепал к шкафу и, скинув пижаму, оделся. Когда он молча повернулся ко мне, его глаза светились красноватым светом. В одежде Хашита выглядел совсем неплохо, правда, был немного полноват в талии. Но у него было плотное, мускулистое, без единой жиринки тело. Хашита надел пальто и шляпу, и мы спустились вниз, где нас ждало такси. Мы подъехали к игорному заведению. Я подошел к столу с рулеткой и включился в игру. Хашита, стоявший позади, глядел на меня с презрением.
  Брюнетка, подменявшая Эстер Кларди, увидела меня и поспешно отвернулась. Вскоре она покинула комнату и вошла в помещение с табличкой: «Частный офис». Я сунул в руки японцу несколько долларовых фишек и велел поставить их, предупредив, что прекращаю игру. Вернувшаяся в это мгновение брюнетка прошептала что-то крупье на ухо, делая вид, что не узнала меня.
  Японец поставил на тридцать шестой номер, и выигрыш выпал на него.
  Крупье сгреб в кучу все фишки Хашиты.
  Я обратился к крупье:
  — Мой друг поставил фишку на тридцать шестой.
  Крупье покачал головой:
  — Извините. Вы ошиблись.
  — Черт побери! — сказал я и повернулся к японцу: — Куда ты поставил свою фишку, Хашита?
  Указательный палец уткнулся в цифру тридцать шесть.
  — Вам придется обсудить это с менеджером, — не уступал крупье.
  — Пожалуйста, сюда, — пригласил какой-то человек, неожиданно очутившийся рядом со мной.
  Все было проделано безукоризненно. Никто из окружающих ничего не заподозрил. Мы остановились у двери с надписью: «Частный офис».
  — Пойдем, Хашита, — сказал я.
  Человек, сопровождавший нас, не вошел вместе с нами. Впустив нас, он плотно притворил дверь. Щелкнул замок, очевидно электрический, управляемый кнопкой, вделанной в стол менеджера.
  У менеджера, тонкогубого, с высокими скулами, серыми глазами, были красивые руки с длинными пальцами, обычно отличающими музыкантов — или игроков.
  — Присядьте, Лэм, — сказал он, с любопытством взглянув на японца.
  — Этот человек поставил фишку на тридцать шестой номер, — пояснил я. — Номер выиграл, но крупье сгреб все его фишки, сказав, что произошла ошибка.
  — Долларовые фишки? — осведомился менеджер.
  Я кивнул.
  Он вытащил из ящика стола кучку серебряных долларов, пододвинул их через стол японцу.
  — Ол-райт, — обратился к нему менеджер. — С вами я покончил. Теперь займемся вами, Лэм. Вы сядете за стол и напишете, что вы были на четвертом этаже в отеле в номере двадцать первом, когда был убит Рингоулд; что вы обыскали его карманы и взяли чек на предъявителя на сумму десять тысяч долларов.
  — Убирайтесь к дьяволу! — рявкнул я.
  Он открыл стоявший на столе увлажнитель воздуха. Когда крышка откинулась, раздался странный щелчок, но все пространство внутри увлажнителя было забито сигаретами. Менеджер взял одну из них и захлопнул крышку. Увлажнитель ни на волос не сдвинулся с места. Казалось, что он привинчен к столу. Скрытые сигнальные провода, скорее всего, проходили сквозь дно увлажнителя через письменный стол и пролегали на полу под ковром.
  Дверь распахнулась. Вошли двое.
  — Обыщите их, — приказал менеджер.
  — Стой спокойно, — бросил я Хашите.
  Мужчины тщательно ощупали нас.
  — Чисто, Сиг, — сказал один из них.
  Менеджер указал на стол:
  — Садитесь и пишите, Лэм.
  — Вы хотите, чтобы я сам сунул голову в петлю?
  — Никто не хочет причинить вам вреда, если вы не будете упорствовать.
  — Возможно, вы не в курсе самых последних новостей. Копы схватили меня и пытались обвинить в том, что произошло в отеле. Подозреваю — не без вашего участия. У них ничего не вышло. Свидетельница не опознала меня.
  Лицо менеджера поскучнело. Он обратился к Хашите:
  — Вы ведь уже получили свои деньги, не так ли? Уберите его отсюда, — кивнул он мужчинам.
  Те двое мужчин подошли к японцу. Он стоял спокойно, его мускулы казались полностью расслабленными. Но в его позе чувствовались основательность и сила.
  — Выигрывай пари, Хашита, — сказал я, когда мужчины очутились рядом с ним и один из них схватил японца за плечи, пытаясь вытолкнуть за дверь.
  Я не видел, что в точности произошло, но внезапно вокруг меня замелькали руки и ноги. Японец, собственно, не применял каких-то особых приемов. Он просто жонглировал телами, будто обычными предметами, демонстрируя свое искусство во время эстрадного представления.
  Менеджер сунул руку в ящик стола.
  В этот момент над ним пролетел мужчина вниз головой и вверх ногами — и обрушился на картину, висевшую над столом. Оба одновременно свалились на пол. Я схватил менеджера за руку.
  Другой мужчина выхватил из кармана пистолет. Уголком глаза я увидел, как Хашита, взявшись за его кисть, вывернул ему руку, развернул корпус, просунул под мышку свое плечо и, резко дернув за руку, швырнул парня в менеджера.
  Парень ударился о крышку стола, сшиб менеджера с его пистолетом. Вращающееся кресло треснуло, от ящика остались одни щепки, менеджер распростерся на полу.
  Хашита не смотрел на них. Он смотрел на меня. Красный свет в его глазах еще не погас.
  — Здорово, Хашита, твоя взяла, — громко сказал я.
  Он даже не улыбнулся, продолжая пристально и сурово смотреть на меня.
  Один из мужчин выкарабкался из-под стола. Сталь блеснула в его руке. Хашита перегнулся через стол и ребром ладони ударил парня по предплечью.
  Тот взвыл от боли. Рука упала на стол, выронив пистолет. Она лежала неподвижно — не повиновались мышцы.
  Быстрым деловым шагом Хашита обошел вокруг стола.
  Я тоже взялся за дело: тщательно обыскал стол, не упуская ни одной мелочи. Менеджер, лежа на полу, бессмысленно глядел на меня.
  — Скажи, где спрятаны письма Альты Эшбьюри? — потребовал я.
  Менеджер не ответил. Возможно, он даже не слышал меня.
  Я прошелся по всем ящикам. Я нашел договор, свидетельствующий о том, что Крумвезер был владельцем контрольного пакета акций «Этли эмьюзмент корпорейшн». Я обнаружил документы, касающиеся чистой прибыли, доходов и издержек. Но, к моей досаде, не нашел и следа писем Альты.
  Отворилась боковая дверь. Какой-то человек просунул голову, обвел комнату изумленными глазами и выскочил.
  Я сказал японцу:
  — Ол-райт, Хашита, это все.
  В комнате была еще одна боковая дверь, ведшая в отдельный туалет с умывальником, а оттуда открывалась дверь в офис, который заставил бы позеленеть президента банка. Но помещение выглядело запущенным, на мебели лежала пыль. Возможно, это был офис Крумвезера. Дверь из него выходила в коридор и на черную лестницу. Японец и я спустились по ней.
  Я пожал Хашите руку и отдал ему пятьдесят долларов из моих расходных денег. Он не хотел их брать. Искорки красного света все еще мерцали в его глазах. Но я сказал:
  — Ученик приносит глубокие извинения Высокочтимому Мастеру. Ученик ошибался.
  Он чопорно поклонился.
  — Это мастер ошибся, — сказал Хашита. — Доброй ночи. И не приходите, пожалуйста, больше никогда.
  Он поймал такси и уехал.
  Я тоже оглянулся в поисках свободной машины.
  Одна из них притормаживала, подъезжая к тротуару. Я сделал знак водителю, он кивнул, подвел такси и распахнул дверцу.
  Пассажиром, вылезшим из машины, был Лейтон Крумвезер.
  Он взглянул на меня, и его костлявое лицо расплылось в приветливой улыбке.
  — О, да ведь это мистер Лэм! — воскликнул он. — Человек, интересующийся нефтяными месторождениями. Как идут ваши дела, мистер Лэм?
  — Прекрасно.
  Продолжая улыбаться, он тряс мне руку, никак не отпуская ее.
  — Я вижу, вы завершили свои дела в «Этли эмьюзмент корпорейшн».
  — Полагаю, — ответил я, — что брюнетка позвонила вам сразу же, как только ей велел менеджер.
  — Мой дорогой молодой друг, я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Наша встреча — случайность, совпадение, так как я иногда захожу в этот ресторан…
  — И совсем случайно интересуетесь игорным заведением?
  — Каким заведением? — воскликнул Крумвезер. — Какая игра? О чем вы толкуете?
  Я не удержался от смеха.
  — Вы удивляете меня, мистер Лэм. Вы хотите сказать, что в помещении над рестораном идет азартная игра?
  — Боже упаси!
  Он все еще держал мою руку в своей.
  — Может, заглянем в ресторан, перекусим?
  — Благодарю, но мне не нравится их кофе. Перейдем через улицу. Там есть другой ресторан.
  — Их кофе отвратителен.
  Крумвезер не отпускал мою руку, оглядываясь вокруг, словно ожидая чьей-то помощи. Наконец он неохотно отпустил ее.
  — Вы так и не рассказали мне, как обстоят дела с нефтью.
  — Процветают, — заверил я.
  — Кстати, у нас, оказывается, есть общие друзья.
  — Неужели?
  — Мисс Эшбьюри. Мисс Альта Эшбьюри. Я взял на себя смелость пригласить ее на завтра в свою контору. Я знаю, она светская молодая женщина и ей вряд ли улыбается тратить свое время на посещение пожилого раздражительного адвоката. Но вы могли бы повлиять на нее, мистер Лэм. Повидаться со мной — в ее интересах.
  — Я скажу ей об этом, если встречусь с ней.
  — Что ж, все-таки выпьем по чашке кофе?
  — Нет, благодарю.
  — Вы были там? — Крумвезер кивком указал на здание, возле которого мы находились.
  — Да. И мои дела там завершились удовлетворительно во всех отношениях.
  — Ах вот как! — Его лицо сморщилось в улыбке, рот растянулся до ушей. — Вы разумно ведете себя, Лэм, мой мальчик. У вас не будет никаких хлопот, если вы проявите готовность к сотрудничеству. Я очень рад сближению наших интересов. Это принесет вам только пользу. — Он снова потянулся к моей руке. Я притворился, что не заметил этого жеста.
  — Я должен идти, — обронил я.
  — Ну что ж, я полагаю, теперь, когда мы понимаем друг друга, наши отношения будут самыми добрыми. Не забудьте, пожалуйста, что я жду мисс Эшбьюри завтра в полдень в своем офисе.
  — Доброй ночи, — сказал я, усаживаясь в машину.
  Я назвал водителю адрес Альты Эшбьюри. Крумвезер, сияя улыбкой, стоял на тротуаре, пока машина не тронулась с места.
  Глава 15
  Было восемь часов сорок минут, когда я вошел в отель, где оставил Эстер Кларди. Я попросил дежурившую на коммутаторе молодую женщину позвонить в номер мисс Клаксон и передать, что мистер Лэм ожидает ее внизу.
  — Мисс Клаксон выехала из отеля, — сказала телефонистка.
  — Давно?
  — Кажется, сегодня ночью.
  — Вы не можете назвать точное время?
  — Вам лучше поговорить с портье.
  Я подошел к регистрационному столу и задал тот же вопрос. Портье нагнулся к окошку с надписью «Касса» и ответил, что клиентка оплатила номер заранее.
  — Я знаю это. Мне хотелось бы уточнить, когда она выехала.
  Портье порылся в ящичке с карточками постояльцев.
  — Мисс Клаксон выехала около двух часов ночи, — сообщил он.
  Я поблагодарил и осведомился, не оставлена ли для меня какая-нибудь записка. Перебрав пачку конвертов, портье ответил отрицательно.
  По телефону-автомату я позвонил Берте Кул. Ни служебный, ни домашний телефон не отвечали.
  Я позавтракал в ресторане, выпил две чашки кофе, выкурил сигарету. Затем купил газету, пробежал заголовки, прочитал спортивные новости и снова позвонил в агентство. На этот раз Берта подошла к телефону.
  — Что нового? — спросил я.
  — Где ты находишься, Дональд?
  — У телефона-автомата.
  — Мне кажется, что полиция продвигается в деле об убийстве Рингоулда, — осторожно сообщила Берта. — Есть новости, которые тебе надо учесть.
  — Какие же?
  — Кто-то пробрался в номер отеля, очевидно рано утром, и разодрал там все в клочья. Обивка распорота, занавеси оборваны, ковры порезаны, картины вынуты из рам — в общем, полный разгром.
  — Есть какие-нибудь улики?
  — По-моему, никаких. Но полиция не особенно разговорчива. Я добываю информацию контрабандным путем.
  — Все идет как надо, — сказал я.
  — Что ты собираешься делать, дорогой?
  — Продолжать движение по кругу.
  — Да, звонили из офиса мистера Крумвезера. Мистер Крумвезер горит желанием увидеть тебя.
  — Сказали, что ему нужно?
  — Просто ему хотелось побеседовать с тобой.
  — Этот старый проходимец общителен.
  — Да. Пожалуйста, Дональд, не зарывайся. Я не смогу пользоваться твоими услугами, если ты попадешь за решетку.
  — Ты хочешь сказать, что перестанешь платить жалованье, если меня посадят в тюрьму?
  — Ты прав, черт побери! — взорвалась Берта. — Я перестану платить тебе жалованье, наглый, дерзкий мальчишка!
  Мне было слышно, как она с яростью швырнула трубку.
  Я вернулся в ресторан, выпил еще одну чашку кофе и отправился в офис Крумвезера.
  Мисс Сайкс, увидев меня, сразу же вскочила.
  — Минутку, — бросила она и вошла в кабинет, где немного задержалась. По-видимому, ей давали необходимые указания.
  — Проходите, мистер Лэм.
  Я вошел в кабинет. Крумвезер, как и недавно, улыбался мне во весь рот. Он протянул мне костлявую руку и держался заискивающе-доброжелательно, словно претендент на ссуду, встречающий банковского служащего, приехавшего оценить его материальное положение.
  — Лэм, мой мальчик, — сказал он, — вы очень активны, чертовски активны. Вы становитесь известным. Да, сэр, это так. Присаживайтесь. — Крумвезер сбросил очки на кончик носа, сдвинул кустистые брови и оглядел меня холодным оценивающим взглядом, плохо вязавшимся с его широкой улыбкой. — Лэм, что вы делали с тех пор, как мы виделись с вами в этом кабинете?
  — Размышлял.
  — Ваша идея относительно нефтяной компании была достаточно оригинальной. Скажите-ка, Лэм, как она пришла вам в голову?
  — Я посчитал ее удачной.
  — Она и была удачной. Слишком удачной. Хотелось бы знать, кто вас надоумил?
  — Никто.
  — Исключено. Кто-то говорил вам обо мне. Но человек в моем положении не может допустить, чтобы его профессиональная репутация подверглась сомнению. А слухи имеют свойство распространяться, извращать реальность, нарушать пропорции.
  — Вы правы.
  — Если вы слышали что-нибудь о моем опыте юриста и о том, что я изыскал способ обходить «Блу скай экт», расскажите об этом подробнее. Я буду вам весьма признателен и благодарен, понимаете?
  — Я ничего ни от кого не слышал.
  Он сощурился.
  — Значит, — заметил он саркастически, — идея возникла у вас сама по себе. «Пора пощупать Крумвезера, заставить его заговорить, — сказали вы себе. — Как лучше всего это сделать? Ага. Признаюсь-ка ему, что мне нужно обойти закон „Блу скай“». Выходит, так?
  — Точно.
  — Вздор!
  Я запыхтел сигаретой.
  Крумвезер пристально глядел на меня еще некоторое время, затем произнес:
  — Знаете, Дональд, извините, что называю просто по имени, так как вы мальчик по сравнению со мной, — я питаю к вам отеческие чувства.
  — Отеческие?
  — Да. У вас острый, даже изощренный ум. Есть в вас нечто для меня привлекательное. Я познакомился с вашим прошлым. Понимаете, чем вызван мой интерес к вам?
  — Пожалуй.
  Он было осклабился, но попытался скрыть улыбку и притворно закашлялся.
  — Нет, вы только у порога понимания, — сказал он и продолжал: — Я узнал, что вы юрист по образованию. Это чрезвычайно важно. Я считаю юридическое образование превосходным фундаментом почти в любой сфере деятельности.
  — Особенно в юридической, — съязвил я.
  Он рассмеялся.
  — Ценю ваш сдержанный, строгий юмор, мой мальчик. Знаете, человек с вашим образованием и тонкостью восприятия способен добиться многого, работая в области права, но лишь при наличии связей. Очень трудно молодому адвокату приобрести собственный офис, обставить его, оплатить рекламу, привлекающую клиентов. Но люди влиятельные, уже имеющие богатую практику, порой заинтересованы в младших партнерах, предоставляя им право самостоятельного ведения дел.
  Я сделал вид, что не понял намека.
  — Я слышал, — заметил Крумвезер, — что у вас были разногласия с комитетом по рассмотрению жалоб в области юридической этики. Вы подсказали клиенту, как совершить убийство и уйти от ответственности.
  — Ничего подобного. Мы обсуждали с ним абстрактные правовые проблемы.
  — Комитет этого не понял и посчитал ваше поведение недопустимым.
  — Знаю. Они действовали себе на пользу. Затыкали течь в лодке.
  — Да, — согласился Крумвезер. — Я привлек к этому факту внимание одного из знакомых мне членов комитета. Он назвал предмет спора и претензий к вам запутанным и не вполне проясненным.
  — Сфера вашего влияния, кажется, очень широка, — заметил я.
  — Пожалуй. Я имею в виду, конечно, не физическое воздействие. Убежден, что интеллектуальная энергия достигает своего пика именно при консервации физической энергии.
  — Ол-райт, — сказал я. — Хватит трепать языком. Где Эстер Кларди?
  Он поглаживал свою костлявую челюсть уродливыми подагрическими пальцами.
  — Я рад, что вы подняли этот вопрос. Я сам собирался перейти к этой теме. Я…
  Секретарша просунула голову в дверь.
  — Междугородный звонок, — объявила она. — Из…
  Улыбка исчезла с лица Крумвезера, ставшего еще более злобным и уродливым.
  — Я предупреждал, чтобы вы меня не беспокоили. Я сказал, что вам следует делать. Убирайтесь отсюда и…
  — Звонок из Валлидейла. Говорят, что это очень важно.
  Крумвезер задумался на мгновение.
  — Хорошо, я подойду.
  Он взял телефонную трубку. Его лицо ничего не выражало, но взгляд стал напряженным. Спустя немного времени я услышал щелчок аппарата.
  — Хэлло, — сказал Крумвезер, — да, это я. Что вам угодно?
  Я не слышал слов собеседника, но видел, как Крумвезер нахмурился, слегка приподнял брови, поджал губы. Он бросил на меня испуганный взгляд, будто я каким-то внутренним слухом мог уловить содержание разговора. Мой равнодушный вид успокоил его, но выработавшаяся у него привычка скрывать все и вся продолжала действовать. Для большей надежности он даже прикрыл трубку рукой.
  Но вот Крумвезер убрал руку.
  — Вы должны быть абсолютно уверены в том, что здесь нет никакой ошибки, — услышал я и затем после паузы: — Ол-райт, известите меня. До свидания.
  Крумвезер задумчиво смотрел на меня, сжав левую руку в кулак и поглаживая ее правой. Он вызвал секретаршу и попросил связать его с городом. Адвокат продолжал осторожничать. Он повернулся так, чтобы я не мог видеть набираемого им номера.
  — Хэлло, это Крумвезер. Я хочу, чтобы операциям был дан обратный ход. Вместо продажи вы должны покупать. Немедленно прекратите продажу и выкупите уже проданное вами. Сейчас я не могу объяснить, позже… Поймите, существуют основания более веские, нежели вы в состоянии себе представить. Правильно, нельзя терять времени. Где-то произошла утечка. Сообщите всем и действуйте.
  Адвокат повесил трубку и повернулся ко мне, подхватывая ускользнувшую от него нить разговора.
  — Эстер Кларди, — напомнил я.
  — Ах да. — Крумвезер натянуто улыбнулся. — Однако вы произвели сильное впечатление на эту молодую женщину, Дональд.
  — Разве?
  — Да. Действительно сильное.
  — Рад это слышать.
  — Вам следует радоваться. Это дало вам немалые преимущества. Но я старый человек и мудрый, и, если позволено так выразиться, старый друг. Прежде чем предпринять какие-нибудь решительные шаги, ей следовало бы посоветоваться со мной.
  — Вы с ней знакомы?
  — О да. Это очень милая женщина, очень милая молодая женщина.
  — Очень мило звучит, — согласился я.
  — Я могу оценить великодушие, проявленное ею в старании защитить вас, Дональд, но я не могу простить этого.
  — Нет?
  — Нет, ни в коем случае. Конечно, Дональд, человек в критическом положении способен на все. Но он не имеет морального права позволить женщине стать его помощницей и фактически соучастницей в таком преступлении, как убийство.
  — Ах, даже так?!
  — Именно это я и сказал Эстер Кларди. Вам, возможно, интересно узнать, что я разговаривал с ней по телефону рано утром, а в десять тридцать виделся с ней. Я убедил ее в необходимости позвонить в полицию и откровенно признаться, что она лгала, пытаясь выгородить вас.
  — Короче, она должна отказаться от своего прежнего заявления?
  — Совершенно верно.
  — Ее заявление теперь не будет иметь силы, даже если она встанет на свидетельское место и поклянется, что я — тот самый человек, который приходил в отель.
  Крумвезер улыбался, он явно был доволен.
  — Вы правы, Дональд, вы правы. У вас ясный ум юриста. Но если она скажет, что вы подкупили ее и что именно поэтому она солгала полицейским, но вскоре, получив компетентное разъяснение адвоката, осознала, что превратилась в соучастницу преступления… Тогда, Дональд, вам, как юристу, нетрудно будет умножить два на два.
  — Нетрудно, — согласился я.
  — Так я и предполагал.
  — Умный ход, — признался я.
  — Благодарю вас, — усмехнулся он. — Я тоже считаю, что это довольно искусный маневр.
  — Ол-райт, чего вы добиваетесь?
  Крумвезер посмотрел мне прямо в глаза:
  — Я хочу получить последнюю пачку писем, которую Джед Рингоулд, как предполагалось, должен был передать в конверте Альте Эшбьюри.
  — Зачем вам эти письма?
  — Как юристу, вам не следует задавать такие вопросы.
  — Тем не менее я задаю их.
  — Моего клиента обвиняют в убийстве, — сказал он. — Это один из тех случаев, когда предубеждение жюри оказывается сильнее улик. Эти письма могли бы усилить предубежденность против моего клиента, что имело бы для него катастрофические последствия.
  — Почему же вы не уничтожили эти письма, когда они были у вас в руках?
  Он обратил ко мне удивленный взгляд:
  — Я не совсем понимаю вас, Дональд.
  — У вас были эти письма, — повторил я. — Вы хотели их уничтожить, чтобы окружной прокурор не смог ими воспользоваться. Но вы слишком осторожны, чтобы сделать это самому. Вы решили позволить Альте сжечь их и уплатить вам за такую возможность тридцать тысяч долларов. Результат был бы одинаков, и, кроме того, вы стали бы обладателем солидной суммы.
  Он немного подумал и кивнул мне:
  — Это великолепная идея, Дональд, поистине великолепная. Две головы всегда лучше одной. К тому же сообразительный молодой человек видит то, что старый может и проглядеть. Обдумайте мое предложение о нашем партнерстве, мой мальчик. Оно означало бы для вас хорошую карьеру. — Внезапно глаза Крумвезера стали жесткими. — Но, Дональд, не забывайте, что в данный момент мне нужны письма. Я не тот человек, требования которого можно игнорировать, и неподходящий объект для шуток. Как бы ни привлекали меня ваши изобретательный ум и интеллигентность, я хочу получить эти письма.
  — Сколько времени в моем распоряжении?
  Он посмотрел на часы:
  — Тридцать минут.
  Я вскочил. Крумвезер хотел пожать мне руку, но я притворился, что не разглядел его лапу.
  Я отправился в агентство. Туда как раз привезли новую пишущую машинку и стол, которые Берта взяла напрокат. Обе нанятые ею девушки уже освоились с работой и бойко трещали на своих машинках. Я прошел в кабинет.
  Берта читала газету и курила сигарету, вставленную в длинный мундштук из слоновой кости.
  — Боже мой, Дональд, — встрепенулась она, — ты, конечно же, продолжаешь будоражить нас всех.
  — В чем дело?
  — Телефонные звонки. Беспрерывные телефонные звонки. Люди не называют своих имен. Они только хотят знать, когда ты появишься здесь.
  — Что ты им ответила?
  — Что я не знаю.
  — Звонили мужчины или женщины?
  — Женщины, — сказала Берта. — Судя по голосам, молодые женщины. Не знаю, дорогой, откуда у тебя их столько. Я могла бы понять, принадлежи ты к типу хладнокровных сердцеедов. Но ты не такой. И ты, безусловно, не звезда, окруженная поклонницами. Но при всем том ты так же увлекаешься женщинами, как и они тобой, только ведешь себя иначе, чем другие. Ты ставишь женщин на пьедестал, полагая, что уж если на них юбки, то они другие, нежели мужчины, — благородные и возвышенные. Ты не станешь хорошим детективом, Дональд, до тех пор, пока не поймешь, что женщина — это просто одна из разновидностей рода человеческого.
  — Что-нибудь еще? — спросил я.
  Берта бросила на меня враждебный взгляд:
  — Я не потерплю наглости, Дональд. В конце концов, ты работаешь на меня.
  — И ежедневно приношу тебе сто долларов.
  Это подействовало.
  — Садись, дорогой, — пригласила она. — Не обижайся на Берту. Берта сегодня злая, потому что не выспалась.
  Я выбрал кресло для клиентов и развалился в нем.
  Зазвонил телефон.
  — Верно, еще одна женщина, — предположила Берта.
  — Узнай, кто это, — сказал я. — Если Эстер Кларди или Альта Эшбьюри — я здесь, если еще кто-то — меня нет.
  — Сразу две женщины! — возмутилась Берта. — Увлечься сразу обеими! Эта Кларди — обычная маленькая потаскушка. Альта Эшбьюри — богатая девица, для которой ты — новая игрушка: поиграет с ней, пока не сломает, и выбросит, как ненужный хлам без…
  Телефон продолжал звонить. Берта схватила трубку и рявкнула:
  — Хэлло!
  Теперь, когда отсутствовала Элси, Берте самой приходилось отвечать на звонки, и это раздражало ее.
  По мере того как Берта вникала в то, что говорилось по телефону, менялось выражение ее лица. Глаза ее стали настороженными. Она спросила:
  — Сколько?.. Но я не понимаю, почему… не перебивайте меня, черт возьми! Послушайте, если вы не уполномочены завершить сделку, то как вы… Понимаю. Сколько? Я позвоню вам через некоторое время и дам вам знать… Нет, сегодня же… В час. Позже? Ну тогда в три? Ол-райт, в два часа.
  Берта повесила трубку. Вид у нее был ошарашенный.
  — Что-то связанное с нашими проблемами? — спросил я.
  — Нет, другое. Недавно ко мне приходил один тип, заявил, что хочет поговорить со мной ровно три минуты. Я согласилась на это. Когда он превысил время, прервала его. Он думал, что я настолько заинтересовалась, что ничего уже не замечаю. Но я его встряхнула как следует. Дональд Лэм, чему ты улыбаешься, черт возьми?
  — Да так, — вздохнул я и поинтересовался: — Сколько хотят получить люди, которые продали тебе акцию?
  — Откуда ты знаешь о них? Откуда тебе известно, что я купила акцию? Что ты суешь нос в чужие дела? Шпионишь за мной?! Ты…
  — Нет. Я читаю тебя, как открытую книгу. Да и каждый бы догадался, это старый прием в игре вымогателей.
  — Как так?
  — Ты твердо обещаешь собеседнику, что уложишься точно в три минуты. Далее говоришь все, что тебе требуется, не заботясь о времени. Тот, кого обрабатывают, старается показать, что его не одурачишь. Он следит за временем и не задает вопросов, которые непременно бы задал в другой ситуации. Это безотказный и успешный метод психологического вымогательства.
  Берта дважды судорожно глотнула, придвинула к себе телефон, набрала номер.
  — Это Берта Кул. Я взвесила все. Я… Ол-райт, приготовьте деньги. Я сказала — деньги. Мне не нужно никаких чеков — только наличные.
  — Сколько они тебе предлагали?
  — Не твое дело. Чем ты сейчас занят, черт побери?
  — Просто слоняюсь.
  — Шутишь? Тебя наняли для расследования убийства, а ты…
  — Выбрось это из головы! — перебил я. — Нас наняли для того, чтобы помочь Альте Эшбьюри.
  — Что ж, она все глубже увязает в своих проблемах.
  — Но мы все еще на работе.
  — Ну, так занимайся работой.
  — Нам ведь все равно платят за каждый день, к чему торопиться?
  Берта не ответила, но тут же бросилась в атаку:
  — Иногда, Дональд, ты доводишь меня до такого состояния, что я готова разорвать тебя на куски. Что, дьявол тебя возьми, ты сделал с Токамурой Хашитой?
  — Ничего. А что такое?
  — Он позвонил мне и сказал, что больше никаких уроков не будет.
  — Я подозреваю, что обидел его.
  — Каким образом?
  Я рассказал о моем пари с Хашитой и обо всем происшедшем в игорном заведении.
  — И какое же пари ты ему предложил?
  — Пари на пятьдесят долларов…
  — Пятьдесят долларов! — воскликнула Берта. — Чьи пятьдесят долларов?
  — Эшбьюри.
  Успокоившись, Берта опустилась на стул.
  — Так если, ты говоришь, он выиграл, тебе лучше продолжить уроки.
  — Я думаю, что обманул надежды Хашиты.
  — Дональд, откуда ты знаешь, что трехминутный регламент — это психологический прессинг для одурачивания клиентов? — переменила тему Берта. — Я никогда о нем не слышала.
  — Сколько они с тебя содрали?
  — Ничего они не содрали. Я должна была получить вдвое больше, чем заплатила…
  — Умница. Дожидайся, — сказал я.
  Берта окинула меня возмущенным взглядом.
  — Все-таки, — пригрозила она, — мне придется тебя уволить.
  — Не пугай. Крумвезер предлагает мне сотрудничать с ним.
  — Кто-кто предлагает?
  — Крумвезер, адвокат.
  Берта наклонилась через стол:
  — А теперь послушай меня, дорогой. Тебе не стоит возвращаться в юриспруденцию. Ты знаешь, чем это кончится. Всегда повторяется одно и то же. Ты успешно начнешь свою практику, но те длинноволосые бездельники, что вечно околачиваются в барах, всегда найдут к чему прицепиться, и ты снова очутишься на улице в поисках работы. В моем агентстве у тебя хорошее место и неплохие шансы. Ты можешь заработать…
  — Одну десятую того, что имел бы, работая в области права.
  — Но у тебя здесь есть будущее, дорогой, и потом, ты не можешь оставить Берту. Берта полагается на тебя.
  Я услышал быстрые шаги и взволнованные голоса в приемной. Дверь резко дернули, в кабинет ворвалась Эстер Кларди. Одна из секретарш пыталась преградить ей дорогу.
  — Что вы себе позволяете! — возмутилась Берта. — Вламываетесь ко мне без спроса. Вернитесь в приемную, подождите, мне доложат о вас и…
  — Входи, Эстер, садись вот сюда, — сказал я, поднимаясь и предлагая девушке кресло для клиентов. — В чем дело?
  Я захлопнул дверь перед любопытствующей секретаршей.
  — Этот адвокат хотел, чтобы я донесла на тебя, — сказала она. — Ты должен знать, что я не сделала этого.
  — Но ты обещала ему сделать это?
  Эстер подняла глаза:
  — Да. — И добавила: — Я вынуждена была обещать.
  — Послушай, Дональд, — опять вмешалась Берта. — Ты не имеешь права распоряжаться здесь и приглашать людей в мой офис.
  — Она хочет, чтобы ты ушла, Эстер, — сказал я.
  Эстер поднялась. Глаза ее опухли от слез.
  — Я только хотела, чтобы ты знал, Дональд.
  — Ты звонила Крумвезеру ночью?
  — Да.
  — Зачем?
  — Он был моим другом — о, не бескорыстным другом, но он…
  — Дональд, решим эту проблему раз и навсегда, — не прекращала своей атаки Берта. — Вопрос не в том, намерены ли мы вообще разговаривать с этой девушкой. Вопрос в том, кто хозяин этого агентства. Ты…
  — Нам лучше убраться отсюда, — обратился я к Эстер и направился к двери.
  Берта, упираясь изо всех сил в подлокотники своего вращающегося кресла, пыталась выбраться из него.
  — Вернись! — крикнула она мне. — Я хочу знать, что происходит, какую ловушку придумал Крумвезер? Ты слышишь меня, маленький негодяй? Ты вернешься сюда и…
  Я открыл дверь, пропуская Эстер вперед. Мы прошли через приемную мимо двух секретарш, сидевших с разинутыми ртами.
  В коридоре я сказал:
  — Слушай, Эстер, только не лги мне. Скажи, кто дал тебе эти письма?
  — Я никогда не видела этих писем, пока они не очутились у Джеда Рингоулда. А кто их ему дал — не имею понятия.
  — Боб Тиндл? — предположил я.
  — Очень возможно, но не знаю.
  Я нажал кнопку лифта.
  — А у Рингоулда было какое-нибудь обиталище, кроме отеля?
  — Нет. Он пользовался моей квартирой.
  В распахнувшейся двери появилась Берта, еще разгоряченная недавней схваткой. В этот самый момент из кабины поднявшегося лифта вышли двое мужчин. Один направился в агентство. Второй задержался, посмотрел на нас с Эстер и сказал:
  — О’кей, Билл, вот он.
  Мужчины подошли к нам вплотную. Один из них показал свой значок.
  — О’кей, приятель, — сказал он. — Вам придется отправиться со мной. С вами хочет поговорить окружной прокурор.
  — Я не собираюсь разговаривать ни с кем. Я занят.
  Детективы стали заталкивать нас в кабину спустившегося сверху лифта.
  — Подождите! — закричала Берта. — Я тоже хочу войти.
  Лифтер придержал дверь. Один из пассажиров фыркнул.
  Кабина покачнулась — вес Берты был для нее явно избыточным. Во время спуска Берта не промолвила ни слова.
  Внизу она первой вышла из лифта и пошла вдоль длинного прохода. Я стоял рядом с Эстер. Детектив — справа.
  — Не отпускай девчонку, Билл, — сказал детектив и повел меня по проходу. К нам присоединились еще трое каких-то мужчин.
  — Подождите минуту, — сказал я. — Что вы замышляете?
  Мне никто не ответил. Какой-то человек, начищавший ботинок на подставке для чистки обуви, пронзительно завопил:
  — Это он! Это он!
  Вся процессия остановилась. Человек, возившийся с ботинком, оказался ночным портье из отеля. Он показывал на меня пальцем.
  Детектив ухмыльнулся:
  — О’кей, приятель, вот тебе и опознание по инструкции, которое ты требовал. — Он обернулся к лифту: — Тащи сюда девчонку, Билл.
  Множество вещей произошло одновременно. Ухмыляющийся детектив сказал сопровождавшим меня троим мужчинам:
  — Вы можете пока идти, но не исключено, что вы еще понадобитесь.
  Другой детектив привел Эстер Кларди. Берта, не оглядываясь, втиснулась в телефонную будку, расположенную в конце холла, но не смогла закрыть за собой дверь. Я видел, как она опустила монету, набрала номер и поднесла трубку вплотную к губам, чтобы ее не было слышно снаружи. Портье снял ногу с подставки. Один его ботинок сверкал, другой явно нуждался в чистке. Он все повторял, указывая на меня пальцем:
  — Это он. Тот самый тип. Я узнал бы его повсюду. — Он увидел Эстер и кинулся к ней: — Смотри, Эстер, это тот самый парень.
  — Ты спятил, Уолтер, — резко возразила девушка. — Это не он. Похож немного, но это совсем не тот тип, который приходил в отель.
  — Как?! — воскликнул портье в изумлении. — Да это же тот самый парень. Его ни с кем не спутать. Он…
  — Да, у него примерно та же фигура, — сказала Эстер. — Но тот мужчина пошире в плечах, поплотнее и постарше, я думаю, года на два.
  Портье, по-видимому, стали одолевать сомнения. Он внимательно разглядывал меня. Вмешался детектив.
  — Не глупи, парень, — сказал он. — Девчонка с ним заодно и пытается его защитить.
  Лицо у портье стало белым как простыня.
  — Это ведь не так, Эстер, ты же знаешь, что это не так! Скажи ему, что это неправда.
  — Это неправда, — повторила девушка.
  — Я верю ей, — заговорил портье. — Эстер работает в табачном киоске и любит иногда подурачиться, но когда речь идет о…
  — Ерунда! — прервал детектив. — Она водила тебя за нос, олух! Как ты сам этого не понимаешь? Этот парень отбивает у тебя невесту. Почему, черт возьми, она оказалась здесь? Они спускались вместе в лифте. Парочка, верно, направлялась на квартиру этой девчонки, когда мы их взяли.
  Портье переводил взгляд с детектива на Эстер, потом на меня. Он смотрел на меня с ненавистью.
  — Насчет Эстер — неправда, — прохрипел он. — Но парень — тот самый. Я готов присягнуть: это он.
  Детектив осклабился:
  — Ну, что скажешь, приятель? Так ты — тот самый парень?
  — Нет, — ответил я.
  — Скверно, приятель. Конечно, возможно и ошибочное опознание. Не хочешь ли помочь полиции в этом деле?
  — Конечно.
  — Тогда поедем в отель и поглядим.
  — Нет, я не согласен. Мы обсудим проблему прямо здесь или у окружного прокурора.
  — Не пойдет, приятель, мы едем в отель.
  — Что вы надеетесь там найти?
  — Поглядим. Во-первых, проверим лезвие твоего ножа, не совпадет ли оно с той дырочкой, что просверлена в двери.
  — Нет. Если вы обвиняете меня в чем-нибудь, я намерен обратиться к адвокату.
  — Послушай, приятель, если ты виноват, сиди тихо, не рыпайся и не требуй адвоката. Но если ты невиновен и не хочешь, чтобы на тебя навесили убийство, ты обязан помочь полиции распутать это дело.
  — Я готов помочь, но не хочу, чтобы меня везли по улицам в полицейской машине. И потом, мне нужно ехать к мистеру Эшбьюри. Я работаю на него. В его доме мои личные вещи, одежда.
  Я заметил лукавый взгляд детектива.
  — Превосходно, — согласился он. — Берем такси и отправляемся к Эшбьюри.
  — А машина, на которой вы приехали?
  — Там и без нас достаточно народу.
  Детектив подошел к Эстер.
  — Ол-райт, сестренка, выбирай, — сказал он. — Опознай этого парня, или тебя привлекут как соучастницу. Что предпочитаешь?
  — Это не он.
  — Мы знаем, что это тот самый человек. А для себя имей в виду — как постелишь, так и ляжешь.
  Направлявшаяся к лифту Берта Кул остановилась и прислушалась к разговору.
  — Разве это не называется запугиванием свидетеля?
  Детектив побагровел от злости.
  — Проходите. Это дело полиции.
  Он отогнул лацкан пиджака и показал Берте свою звезду.
  Но Берту было трудно смутить.
  — Этот кусок жестянки меня ничуть не волнует, — ответила она. — Если я правильно поняла, вы требовали от этой девушки лжесвидетельства и грозили, что в противном случае привлечете к ответственности как соучастницу.
  — Пойди окунись в озере, охладись, — бросил с раздражением детектив.
  — Найди подходящее для меня, и я это сделаю, — проворковала Берта.
  Эстер Кларди стояла на своем.
  — Это не он, — твердила она.
  — Ты великолепно знаешь, что это он, Эстер, — убеждал ее портье. — Зачем ты его покрываешь? Кто он тебе?
  — Абсолютно никто. До сегодняшнего дня совершенно незнакомый человек, я его никогда в жизни не видела, так же как и ты.
  — Билл, забирай их, и едем к Эшбьюри, — сказал детектив, опекавший меня. — Мы отправимся на такси. Надо, чтобы Лэм и девушка ехали порознь. А тебе придется проследить, чтобы она не разговаривала с портье.
  — Пусть себе болтает, что ей взбредет в голову, — возразил Билл. — Она сама себе вредит.
  — Если ты хорошенько на него посмотришь, Уолтер, ты сразу поймешь, что он отличается от того типа. Ты просто не разглядел его тогда так хорошо, как я. Ты…
  — Хватит, — оборвал детектив и схватил Маркхема за руку. — Поедешь с нами.
  Мы сели в такси, остальные разместились в полицейской машине, которая шла впереди, расчищая путь и распугивая автомобили своей сиреной. Я так и не узнал, как туда пробралась Берта, но она тоже ухитрилась присоединиться к нашей компании. Детектив увидел Берту, когда мы подъехали к дому Эшбьюри и вылезли из машины. И страшно разозлился.
  — Опять вы! Что вы лезете не в свое дело! Убирайтесь отсюда!
  — Так уж получилось, что этот молодой человек работает у меня, — с достоинством возразила Берта. — Я позвонила адвокату, он будет здесь через десять минут. Мистер Эшбьюри хочет повидаться со мной. А если вы попытаетесь выставить меня из этого дома — вам будет вменен иск о нанесении ущерба.
  — Не нужно никаких адвокатов, — сказал детектив. — Мы хотим только прояснить некоторые детали. Лэм может добровольно сделать соответствующее заявление, и с этим будет покончено.
  Берта негодующе фыркнула.
  Детективы о чем-то пошептались между собой, и мы все вошли в дом.
  — Мисс Эшбьюри у себя? — осведомился один из детективов.
  — Да, сэр, — ответил дворецкий.
  — Уведомите ее. Пусть спустится к нам.
  — Да, сэр. Как прикажете доложить?
  Детектив отогнул лацкан.
  — Полиция, — сказал он.
  Я услышал быстрые, легкие шаги Альты, спускающейся по лестнице. На минуту она задержалась на ступеньке, откуда все было хорошо видно. Ей не нужно было объяснять ситуацию. Она спокойно смотрела на нас, но глаза ее немного расширились, а взгляд стал внимательнее обычного. Слегка вздернув подбородок, Альта подошла ко мне:
  — Что случилось, Дональд?
  — Прибыл к вам со специальным эскортом, — объяснил я.
  Детектив, руководивший операцией, выступил вперед и обратился к девушке:
  — Вы — Альта Эшбьюри?
  — Да.
  — Вы нанимали этого человека, чтобы он разыскал ваши письма?
  — Ничего подобного я не предпринимала.
  — Что он делает в вашем доме?
  — Он — спортивный тренер у моего отца.
  — Вздор!
  Альта выпрямилась, и было в ее позе что-то такое, от чего детективы смутились.
  — Это дом моего отца, — сказала она. — Не думаю, чтобы он вас приглашал, и я уверена, что тоже вас не приглашала.
  — Может, взять у него отпечатки пальцев, сержант? — предложил Билл.
  — Хорошая мысль.
  Они схватили меня за руки. Я сопротивлялся как мог, но безрезультатно.
  — Бросьте, Лэм, — сказал Билл. — Какой смысл ходить вокруг да около? Отпечатки пальцев полностью совпадают с теми, которые мы обнаружили в отеле.
  — Значит, кто-то сфабриковал их.
  — Чепуха! Вы одолжили кому-то на вечер свои руки?
  — Покажите мне эти отпечатки.
  Детективы начали сравнивать только что взятые отпечатки с фотографиями, захваченными ими с собой. В верхнем коридоре послышались тяжелые шаги. Миссис Эшбьюри в сопровождении Бернарда Картера спускалась по лестнице. Он был нежен и заботлив. Она, по-видимому, в зависимости от обстоятельств готовилась протестовать или разыграть какую-нибудь сцену.
  Однако ее массивная фигура была преисполнена достоинства, а ее величественные манеры произвели на полицию гораздо большее впечатление, нежели аристократические замашки Альты.
  — Что здесь происходит? — спросила миссис Эшбьюри.
  — Мы поймали убийцу, — объяснил один из детективов, указывая на меня.
  — Дональд! — изумилась миссис Эшбьюри.
  Полицейский кивнул.
  Быстрые, дробные звуки предварили появление Боба, выбежавшего из бильярдной и застывшего в дверях. Альта Эшбьюри встала рядом со мной.
  — Отец скоро будет здесь, — заявила она.
  Эшбьюри показался, когда полицейские все еще сравнивали отпечатки пальцев, — по-видимому, не очень-то удовлетворенные этим сравнением. Я был доволен, что во время посещения отеля не забыл о перчатках.
  Эшбьюри подошел ко мне.
  Сержант сейчас разговаривал с Маркхемом. Тот, убежденный в своей правоте, энергично кивал головой. Детективы шептались и с Эстер Кларди, которая, по всей видимости, с не меньшей энергией отстаивала свое мнение.
  — Дональд, почему в доме полиция? — спросил Эшбьюри.
  Берта схватила его за рукав и, оттащив в сторону, громким шепотом начала информировать о происходящем.
  Я очутился возле Бернарда Картера.
  — Почему бы и у вас не взять отпечатки пальцев? — спросил я. — А вдруг они совпадают с теми?
  — Чепуха! — вмешался сержант. — Мы ищем человека вашей комплекции и внешности. Короче говоря, мы разыскиваем вас.
  — Ол-райт. Но если вы не возьмете отпечатки пальцев у него, пеняйте на себя за упущенный шанс продвинуться в этом расследовании.
  Сознаюсь, за секунду до этого я и не думал об отпечатках пальцев Картера, пока не увидел его лица.
  Сержант подошел к нему.
  — Обычная формальность, — объяснил он.
  Картер спрятал руки за спину.
  — Что вы себе позволяете, черт возьми! Занимайтесь тем, кого подозреваете! Я не позволю так обращаться со мной!
  Полицейские переглянулись и устремились к Картеру.
  Он обрушился на детективов с угрозами, а затем попытался улизнуть, это не удалось. Отпечатки пальцев были взяты. Потребовался только один взгляд на фотографии и эти отпечатки. Детективы посовещались, и один из них вытащил пару наручников.
  — Бернард, что все это значит, что они хотят с тобой сделать? — воскликнула миссис Эшбьюри.
  — Это провокация! — завопил Картер. — Будь я проклят, если позволю втянуть себя в нее. — Он вырвался и бросился к двери.
  — Не уходите далеко, приятель! — крикнул сержант.
  Картер выскочил за дверь и побежал по коридору. Полицейский вытащил пистолет. Миссис Эшбьюри вскрикнула.
  — Стреляю! — прогремел сержант. — Клянусь, сейчас выстрелю!
  Картер остановился. Сержант подошел к нему.
  — Вот как все раскручивается, — сказал я Эшбьюри и, обернувшись, встретил взгляд Альты.
  Глава 16
  Берта обнаружила нас на веранде.
  — Не знаю, как это тебе удалось, дорогой, но ты, конечно, счастливчик, выиграл первый приз.
  — Он признался? — спросил я.
  — Нет, но отпечатки пальцев совпали. У Картера нашли пистолет, из которого, как считала полиция, были произведены выстрелы. Оружие отправили на баллистическую экспертизу.
  Альта погладила меня по руке.
  Берта, не двигаясь, смотрела на нас.
  — Ол-райт, Дональд, — наконец сказала она. — Кончай с этим. Остальное — дело полиции. Мы возвращаемся.
  — Куда? — осведомилась Альта.
  — К работе.
  — Но Дональд работает…
  — Это дело уже завершено, — холодно ответила Берта и удалилась.
  — Может, теперь поищем ваши письма? — предложил я Альте. — Для них, по-моему, есть только одно подходящее место.
  — Где?
  — Ваша машина в гараже? — спросил я.
  — Да.
  К дому непрерывно подъезжали полицейские машины с завывающими сиренами. Мы ускользнули через черный ход.
  — Дональд, скажите, как вы все это распутали?
  — Я был полным ослом!
  — Ну уж… ослом!
  — Именно так.
  Альта рассмеялась.
  — Вот коротко ход моих рассуждений. Я считал всю историю с письмами — внутренним, семейным делом. Так оно в действительности и было. Эстер Кларди знала обо всем, что касалось писем. Когда полиция ночью привезла меня к ней, она собиралась впустить блюстителей закона в квартиру, но, заметив меня, решила побеседовать с ними в коридоре. Я рассудил, что дома у нее был кто-то знакомый мне. Этим «кто-то» оказался Боб. И я во всем винил Боба, но нужная мне картина никак не складывалась. Я проглядел наиболее логически верный вариант.
  — Не хотите ли вы сказать, что Картер проник в мою комнату и…
  — Нет, — ответил я. — Ваша мачеха. Неужели не улавливаете? Ведь вы действительно были единственным близким вашему отцу человеком, создавшим для него семейный очаг. Когда вы уехали надолго, он был предоставлен сам себе, мучился от одиночества, хотя ничего не говорил вам. Он понимал, что у вас своя жизнь, рано или поздно вы выйдете замуж и покинете его. Поэтому он решил сам позаботиться о себе и обзавестись собственным домом. Когда вы вернулись и стали оказывать отцу знаки внимания, он понял, какую глупость он совершил. И миссис Эшбьюри отдавала себе отчет в том, что он это понимает. Она видела вещи в их истинном свете.
  — Так вы считаете — это она взяла письма?
  — Да. Чтобы связать вас одной веревочкой с тем вашим поклонником, который убил свою жену, и полностью дискредитировать. Она полагала, что получит хороший кнут для устрашения непокорной.
  — Но что она сделала с письмами?
  — Отдала их Картеру для передачи окружному прокурору. Картер отнес их Рингоулду, потому что нуждался в посреднике. Рингоулд увидел для себя шанс сорвать куш в двадцать тысяч долларов. И у него все еще оставалось несколько писем для прокурора. Затем он проигрался в пух и прах и решил использовать для шантажа и последнюю пачку писем.
  Ваш отец обнаружил, что вы платите крупные суммы по чекам. От него узнала об этом и миссис Эшбьюри. Картер сумел установить, что Рингоулд обманул вашу мачеху, рассчитывавшую на передачу писем окружному прокурору, который использовал бы их в качестве улики. Миссис Эшбьюри и Картер предвидели возможность некоторой задержки в осуществлении своих планов. Но Рингоулд совершил ошибку. Он зашел слишком далеко.
  — Я все еще не совсем понимаю, — сказала Альта.
  — Крумвезер, конечно, знал об этих письмах от Ласстера. Когда человек попадает в тюрьму и над ним нависает угроза смерти, он рассказывает своему адвокату все. Крумвезер хотел убедиться в том, что письма уничтожены. Он предполагал, что вы сожгли их сами, но хотел окончательно увериться в этом.
  Крумвезер был знаком с Картером — их связывали деловые отношения. Он знал, что Картер вхож в ваш дом, и рассчитывал, что Картер предоставит ему убедительные доказательства уничтожения писем. Но Картер, вероятно, шепнул словечко на ушко миссис Эшбьюри, и она тотчас ухватилась за возможность надуть Крумвезера, втянуть его в скандал и создать для вас такую невыносимую обстановку, чтобы вы сами покинули дом навсегда. Именно она в ваше отсутствие вошла к вам в комнату и украла письма, запретив отдавать их Крумвезеру и велев вернуть их окружному прокурору.
  Угождая миссис Эшбьюри, Картер охотно шел на обман Крумвезера, но решил немного поживиться и сам. Он отнес письма Рингоулду, снабдив соответствующей историей для вас. Было решено разделить письма на три части. План состоял в том, чтобы заставить вас выкупить две пачки, а третью — отправить куда следует. Картер и Рингоулд рассчитывали раздобыть двадцать тысяч долларов и — одновременно — выполнить желание миссис Эшбьюри, поскольку в третьей, предназначавшейся прокурору пачке содержались самые ценные для следствия письма.
  Но Рингоулд решил перехитрить всех. Ему не хотелось безвозмездно отдавать какие-либо письма прокурору, получив взамен лишь благодарность от того ведомства, которое он, кстати, недолюбливал.
  Понимая, что Картер, узнав об обмане, может доставить ему немало неприятностей, Рингоулд придумал, как ему казалось, беспроигрышный ход. Он совершает подлог, вкладывая в конверт чистые бланки, получает от вас чек за якобы возвращенные письма и отправляет прокурору последнюю пачку.
  Но Картер не доверял Рингоулду, а миссис Эшбьюри не могла понять, почему задерживается осуществление задуманного ею плана. Вы случайно услышали их разговор. Миссис Эшбьюри требовала от Картера быть настойчивее, действовать энергичнее, чтобы вы в результате оказались так или иначе замешанной в истории с убийством.
  — Но как все-таки был убит Рингоулд?
  — Картер не хотел никого убивать, но он знал, что вы должны встретиться с Рингоулдом. Возможно, он предвидел какой-либо обман, мистификацию. Картер снял комнату в другой части отеля, выяснил, что двадцать первый номер свободен, поставил замок на предохранитель, уловил нужный момент, проник через смежную дверь в номер Рингоулда и спрятался там в ванной. Он узнал все, что ему было нужно, и хотел улизнуть, но я занял двадцать первый номер и запер смежную дверь на задвижку. Он не мог уйти. Рингоулд застал его в ванной. Тогда Картер выстрелил, освобождая себе дорогу к выходу.
  Фактически Картер сам выдал себя. Он не переставал намекать, что вас видели у отеля именно в то время, когда произошло убийство. Картер был настойчив, так горел желанием подставить вас, что совершенно упустил из виду возможность предположения, логически вытекавшего из его настойчивых намеков: он сам находился поблизости от места преступления — в противном случае он бы вас не увидел.
  — Картер ни в чем не признается. Мачеха собирается нанять для него адвоката, и они намерены сражаться, — задумчиво сказала Альта.
  — Превосходно. Пусть себе сражаются.
  — Но не могут ли письма повлиять на события?
  — Нет, если до них не доберется окружной прокурор.
  — Так где же все-таки они?
  — Подумайте хорошенько. Картер действительно не знает, где они. Эстер Кларди, у которой одно время хранились письма, тоже сейчас не знает. И Крумвезер не знает. Номер Рингоулда обыскали, и — я хочу сказать — обыскали тщательно. Когда Джед Рингоулд вошел в отель, письма были у него при себе. Из отеля он не выходил. Письма, очевидно, тоже оставались там.
  — Куда вы клоните, Дональд? Письма спрятаны где-нибудь в другом номере?
  — Возможно. Но не думаю, что Рингоулд, если я правильно сужу о его характере, был крупным вымогателем.
  — Тогда что же он сделал с письмами?
  — Попытаемся это установить.
  Я подъехал к почтовому отделению, подошел к окошечку и сказал:
  — Джек Уотербери, пожалуйста.
  Скучающий клерк перебрал конверты и вручил мне один из них, адресованный Джеку Уотербери до востребования.
  Я вернулся к машине и отдал конверт Альте.
  — Взгляните, — сказал я, — может быть, это то, что вам нужно.
  Альта вскрыла конверт и заглянула внутрь. Я прочел ответ на ее лице.
  — Дональд, как вы догадались?
  — Почтовый ящик, который имеется на каждом этаже отеля, был единственным местом, куда Рингоулд мог положить письма. Они были у него с собой, когда он разговаривал с вами. Недолгое время спустя его застрелили, и писем у него уже не было. Ни убийца, ни Крумвезер, ни Эстер Кларди не знали, где письма. Вывод: они «ушли» на почту.
  Рингоулд не разыгрывал из себя джентльмена, но когда вы поднялись, он счел необходимым выйти в коридор и вызвать для вас лифт. Скорее всего, он сделал это именно потому, что почтовый ящик находился рядом с лифтом. Рингоулд и хотел опустить туда конверт с письмами, как только избавится от вас.
  — Я не совсем понимаю, какова во всем этом роль Крумвезера, — спросила Альта.
  — Я тоже не сразу понял, — признался я. — Как адвокат Ласстера, он подробно расспрашивал своего клиента. Ласстер рассказал ему об увлечении вами, о письмах, которые он вам писал. Крумвезер хотел их раздобыть. Он связался с Картером, который сообщил обо всем вашей мачехе. Та обещала достать письма и сделала это, намереваясь использовать их против вас, отправив окружному прокурору. Ну а остальное вы знаете. Картер и Рингоулд сначала прикарманили двадцать тысяч долларов, собираясь отдать оставшиеся письма прокурору. Вплоть до убийства Крумвезер не понимал, что он обманут вдвойне. Потом ему позвонила Эстер Кларди и доложила о происшедшем. Конечно, Крумвезер рассвирепел. Ему хотелось получить письма прежде, чем с ними ознакомится прокурор.
  — Вы прямо чародей — так искусно разгадываете все загадки.
  — Совсем нет. Меня следовало отстранить от должности за то, что увлекся и пошел по ошибочному следу, — возразил я. — Я подозревал Крумвезера, считал его инициатором аферы с письмами, которые вы должны были выкупить за тридцать тысяч долларов и сжечь. Но я ошибся. Картер и Рингоулд — каждый по-своему — надули Крумвезера.
  — Тогда почему он согласился защищать Картера на процессе?
  — Деньги, — ответил я.
  Альта задумалась.
  — А как вы догадались, кому был адресован конверт с письмами?
  — Это подлинное имя Рингоулда. Эстер Кларди рассказала мне об этом прошлой ночью.
  — Вы уже тогда предвидели возможность отправки писем на почту?
  — Да.
  — И Картер не знал о том, что Рингоулд собирался продать мне эту последнюю пачку писем?
  — Нет. Рингоулд сделал это по собственной инициативе. Картер подозревал, и только. Он не осмеливался плыть против течения. Ваша мачеха слишком много значила для него.
  Альта снова задумалась.
  — Куда вы меня везете? — спросила она.
  — В «Коммонз-Билдинг», — улыбнулся я. — Нужно поговорить с секретаршей мистера Фишлера и сказать, чтобы она оприходовала десять тысяч долларов, прежде чем возвратить акции горнодобывающей компании.
  — Вы собираетесь прижать их на большую сумму, Дональд?
  — Они выдержат, — улыбнулся я.
  Мы добрались до «Коммонз-Билдинг» и вошли в офис. Элси Бранд поспешно захлопнула ящик с раскрытым журналом и оглянулась на дверь.
  — О, это ты!.. — воскликнула она.
  Я представил ей Альту Эшбьюри. Элси была польщена.
  — Когда придет тот распространитель акций, — сказал я, — скажи, что мистер Фишлер на конференции и ты можешь с ним связаться по телефону, но никаких деловых вопросов он обсуждать не будет. Мистер Фишлер появится в офисе через два или три дня.
  Элси придвинула к себе блокнот, лежавший на столе слева от нее, и быстро набросала несколько слов.
  — Что-нибудь еще? — спросила она.
  — Он попросит тебя позвонить мне и кое-что передать. Через двадцать минут ты перезвонишь ему и сообщишь, что я хочу забыть об этом деле и забрать свой пай — десять тысяч долларов, и ни цента меньше.
  — Дальше?
  — Это все. Подчеркни, что ты хочешь получить десять тысяч долларов наличными и что мистер Фишлер подпишет необходимые бумаги. Не хотите ли пройти в мой кабинет? — предложил я Альте.
  Она кивнула.
  — Я не хочу, чтобы меня беспокоили, — предупредил я Элси, закрывая дверь.
  Альта устроилась на диване напротив стола. Я сел рядом с ней.
  — Это ваш личный офис, Дональд? Для чего вы сняли его?
  — Немного поплавал в мире бизнеса.
  — Мне кажется, вы слишком близко приняли все это к сердцу.
  — Не особенно.
  — Я никому не должна говорить об этих письмах?
  — Никому. Дайте сюда конверт.
  Она протянула мне конверт, и я сжег письма в пепельнице, одно за другим.
  Я как раз покончил с ними, когда услышал шум в приемной. Дверь с грохотом распахнулась, и в кабинете появилась Берта Кул. Генри Эшбьюри следовал за ней.
  Берта сразу же открыла огонь:
  — Дональд, дорогой, почему ты не сказал мне, куда ты поедешь? В конце концов, ты работаешь на меня, ты это прекрасно знаешь.
  — Не успел. Был занят.
  Альта вскочила и обняла отца. Эшбьюри отстранил ее, держа за руки так, чтобы видеть лицо дочери.
  — Что-нибудь прояснилось? Все хорошо?
  — Великолепно! — откликнулась Альта, оставив на его щеке след губной помады.
  Берта насупилась, подозрительно оглядывая меня.
  Эшбьюри тоже повернулся ко мне.
  — Ну и как же, молодой человек? — спросил он.
  — Никак. Я выполнил работу, которую вы мне поручили. Она благополучно завершена, если иметь в виду ее определенный аспект.
  — А то, что связано с убийством?
  — Что вы подразумеваете?
  — По всей вероятности, Картер был в номере Рингоулда, но он отрицает все, и миссис Эшбьюри взяла для него адвоката.
  — Какого адвоката? Крумвезера?
  — Именно.
  — Крумвезер — опытный боец. Им будет нелегко доказать, что Картер совершил убийство.
  — А не намереваетесь ли вы полностью очистить свое имя от всяких подозрений?
  — Зачем мне этим заниматься? Это дело полиции, и оно не должно меня интересовать.
  — Мы все заинтересованы в том, чтобы восторжествовала справедливость.
  — Конечно. Но более всего вас заботит, чтобы предстоящий бракоразводный процесс прошел тихо, не привлекая внимания, не так ли?
  Эшбьюри кивнул.
  Я подвел итоги:
  — В данной ситуации Крумвезер — вполне подходящий для Картера адвокат.
  Эшбьюри задумчиво смотрел на меня. Потом обронил:
  — Вы правы, как всегда, Лэм. Пойдемте отсюда, Берта.
  — Я хочу, чтобы Элси вернулась ко мне, — потребовала Берта.
  — Ты получишь ее через два или три дня, как только я закончу здесь свои дела.
  Берта взглянула на Альту, потом на меня и наконец на Генри Эшбьюри.
  — Ол-райт, Дональд, помни, что ты на работе. Кончай со всем этим.
  — С чем?
  Она повернулась в сторону Альты.
  Та высоко вскинула голову:
  — Извините, миссис Кул, но если вас интересует мое мнение, то я не считаю дело законченным. Есть еще кое-какие детали, которые я хочу прояснить.
  — Но у меня на руках агентство, Дональд работает у меня. Вы можете обсуждать с ним ваши проблемы после работы.
  — Да ничего подобного, — возмутилась Альта. — Вы, надеюсь, не забыли, что мы платим вам сто долларов в день, миссис Кул.
  — Вы хотите сказать… — Берта быстро оценила ситуацию и, тяжело вздохнув, обратилась ко мне: — Я отправляюсь в агентство. — Повернувшись к Альте, Берта добавила: — А вы, дорогая, можете взять его напрокат хоть на целый месяц.
  Она рывком отворила дверь в приемную.
  — Увидимся позже, Дональд, — сказал Эшбьюри и кивнул Берте: — Одну минуту, миссис Кул, я хотел бы подъехать с вами в агентство и обсудить кое-какие мелочи.
  Я услышал, как Эшбьюри кашлянул, а Берта хлопнула дверью с такой силой, что зазвенела стеклянная перегородка. Мы с Альтой остались одни.
  
  1940 год.
  (переводчик: Л. Машезерская)
  
  Сорвать банк
  Глава 1
  Медсестра мне сказала:
  — Доктор Грабтри хочет поговорить с вами… А уж потом вы увидитесь с пациенткой… Пойдемте со мной, пожалуйста.
  Она шла впереди этакой профессиональной походкой, четко постукивая каблучками, потрескивал туго накрахмаленный халат. Мы повернули по коридору направо, сестра толкнула дверь без запоров и ручек, придержала, пропуская меня следом.
  — Мистер Лэм, — объявила она и тут же плотно притворила за мной дверь, оставив нас вдвоем.
  У доктора были пронзительные глаза, маленькие, как булавочные головки, и длинный тонкий нос — перпендикуляр с точками-глазками по обе стороны.
  — Мистер Дональд Лэм?
  — Так точно.
  Длинные холодные пальцы обхватили мою ладонь.
  — Присядьте.
  Я сел, заметив, что мой самолет улетает через сорок семь минут.
  — Я постараюсь быть кратким… Вы хотите забрать из клиники миссис Кул?
  — Да.
  — Известно ли вам, в каком она состоянии?
  — Немного. У нее был грипп и воспаление легких. Доктор в Лос-Анджелесе предписал ей длительный отдых в санатории.
  — Он назвал вам причину своей рекомендации?
  — Нет.
  — Вы ее партнер?
  — Работаю по найму.
  — Она руководит детективным агентством?
  — Да.
  — И оставила вас на время заместителем?
  — Да.
  — Она о вас высокого мнения, мистер Лэм. Ее отношение к вам, скажу больше, близко к симпатии.
  — На моей оплате это не отражается.
  Грабтри улыбнулся.
  — Ну что ж, надо, чтобы вы знали… Я не хочу тревожить пациентку, но вам… и, если это станет необходимым, ее личному врачу из Лос-Анджелеса… вы ведь доставите его, верно?.. Надо бы знать…
  — Что вы думаете о ее недуге?
  — Вам известно, каков ее вес?
  — Точно? Нет, пожалуй. Она как-то сказала мне, что все, что она поглощает, даже если это чистая вода, делает ее толще и толще.
  — Ну, вряд ли так, — с сомнением протянул доктор. — Она, безусловно, имела в виду, что ее пищеварительный тракт функционирует отлично и…
  — …выжимает все, что можно, из каждого кусочка пищи?
  — Ну, что-то в этом роде.
  — Да, Берта — она такая: ни кусочка своего не упустит.
  Грабтри посмотрел на меня изучающе:
  — Я предписал ей строгую диету.
  — Она не будет ее соблюдать.
  — Это зависит и от вас, мистер Лэм, надо добиться соблюдения диеты.
  — Я не могу этим заниматься. Я по горло завален… основной работой.
  — Она доведет себя до плачевного состояния, если вес не будет нормализован.
  — Ей просто не до этого, доктор. Она пыталась сохранить какую-никакую стройность, пока не обнаружила, что ее муж в два раза тяжелей ее, тогда и она сама вернулась к любимой картошке и сладостям. Так она мне рассказывала об этом. Ну а после смерти мужа она продолжала поглощать съестное совсем уж не в меру.
  — Но здесь она сбросила вес до приемлемого уровня и должна его держаться. В конце концов, знаете ли, ее бедное сердце не обязано выдерживать на себе огромный груз плоти.
  — Говорили вы об этом с миссис Кул?
  — Да.
  — И что же она?
  В его глазах мелькнуло раздражение.
  — Она послала меня к черту — в буквальном смысле слова, мистер Лэм!
  — Я не удивлен, доктор.
  Грабтри нажал на кнопку звонка. Медсестра тут же открыла дверь.
  — Мистер Лэм заехал за миссис Кул. Она готова к отъезду?
  — Да, доктор.
  — Очень хорошо.
  — Счет оплачен? — спросил я доктора, вытаскивая из кармана письмо, которое он прислал в нашу контору.
  Он уклонился от моего прямого взгляда.
  — Все улажено. Миссис Кул возражала было, но мы в конце концов пришли к соглашению… э… относительно размеров… гонорара.
  Сестра на секунду замешкалась перед вращающейся дверью. Я ее распахнул. Мы быстро — каблучки стучат, халат потрескивает — двинулись по коридорам, лестничным маршам… И вот дверь в палату. Там — Берта Кул, и я слышу ее голос:
  — К черту! Я уже уплатила по счету и больше не желаю никаких градусников!.. О, Дональд! Как приятно видеть тебя. Входи, входи, дорогой. Ну, что ты встал, что ты глаза вытаращил? Входи! Бери-ка мою сумку и живо мотай отсюда. Со всех ног!
  — Я с трудом тебя узнал.
  — Я сама себя с трудом узнаю. Я похудела, Дональд, за время болезни, и эскулапы говорят, что такой и останусь, представляешь? Сколько я вешу, как ты думаешь? Сто шестьдесят фунтов! Вдумайся в эту цифру. Я не смогу теперь носить ничего из одежды, той, что купила.
  — Ты выглядишь замечательно.
  — Глупости! Вздор! Это мне доктор уже заявлял. Он велел тебе наблюдать за мной, не так ли, Дональд? Не нашептал ли тебе старый ворчун на ушко, что мой насос не выдержит увеличения веса?
  — Откуда ты это взяла? — в свою очередь спросил я.
  — Я была бы никудышным детективом, если бы не догадалась, что мог сказать тебе этот стручок. Ну да ладно, все это глупости! Сущий вздор!.. Ну, как ты руководишь моим агентством, дружок? Зарабатываешь хоть что-нибудь? Берта понесла большие расходы, и теперь мы просто обязаны беречь каждый цент. А ты знаешь, что сделал тот налоговый инспектор, Дональд? Хорошо быть патриотичным, но, боже мой, я не желаю платить за их проклятую программу разоружения…
  Я поднял с пола сумку:
  — Берта, самолет улетает в десять часов. На улице ждет такси.
  — Такси? Ждет?
  — Ну да.
  — Что же ты сразу не сказал? Ты тут болтаешь, а счет тем временем накручивается. Разве это способ помочь мне справиться с расходами? Ты хороший парень, Дональд, но ты, наверное, думаешь, что деньги растут на деревьях. Ты ими просто разбрасываешься…
  Когда Берта выходила из палаты, сестра у дверей попрощалась:
  — До свидания, миссис Кул, и счастливого вам пути.
  — До свидания, до свидания. — Берта даже не обернулась. Она промаршировала по коридору вниз с удвоенной скоростью.
  — Он не собирается требовать плату за ожидание, — сдержал я ее.
  — А-а, — произнесла Берта, замедляя шаг.
  — Аэропорт? — спросил таксист.
  — Аэропорт, — ответил я.
  — Что с делом Гилмана, Дональд? — Берта откинулась на спинку сиденья.
  — Оно закрыто.
  — Закрыто? Как заработать какие-то гроши, если ты закрываешь единственное приличное дело?
  — Он выплатил премиальные.
  — А-а…
  — И у нас есть другое дело…
  — Какое?
  — Не знаю. Некий мистер Уайтвелл написал в контору, что хотел бы встретиться с нами в Лас-Вегасе сегодня вечером.
  — Он выслал задаток?
  — Нет.
  — Что ты ему ответил?
  — Телеграфировал, что встречусь.
  — А насчет аванса?
  — Нет, про аванс я не телеграфировал. Мы все равно направляемся прямиком туда.
  — Но ты мог бы предварительно выжать хоть что-то на расходы из этого Уайтсайда…
  — Уайтвелла.
  — Какая разница, как его там… Так чего он от нас хочет?
  — Он не сказал. — Я достал письмо из внутреннего кармана пиджака. — Вот его письмо. Обрати внимание на бумагу. Твердая и блестящая. Можно из такой делать обшивки самолетов.
  Берта взяла письмо. Прочитала.
  — Ну что ж, я готова сделать остановку в Лас-Вегасе. Вместе с тобой.
  — Предполагалось, что ты отдохнешь недельку-другую.
  — Вздор! Я сама с ним поговорю.
  На это я ничего не сказал.
  Мы прибыли в аэропорт за четверть часа до посадки. Потом поднялись на борт, там уже находилось пять-шесть пассажиров. Берта устроилась в кресле рядом с проходом, глубоко вздохнула и сказала:
  — Я голодна, Дональд, сбегай, пожалуйста, в киоск и принеси мне плитку шоколада.
  — Уже нет времени.
  — Не будь упрямым ослом. Еще две минуты до отлета. Вон и дверь открыта.
  — Я думаю, твои часы отстают.
  Она со вздохом откинулась назад, закрыла глаза. Мужчина, сидевший в нашем ряду около окна, исподтишка бросил на нее испытующий взгляд.
  — Все в порядке, Берта? — спросил я.
  — Все хорошо, только у меня ноги подкашиваются. Нет пищи — нету сил! Эти доктора высушили меня.
  Мужчина у иллюминатора показал часы на запястье и слегка постучал по циферблату. По его часам до отлета оставалось три с половиной минуты.
  — Мои, — сказал он, — ходят с точностью до секунды.
  Берта повернула к нему голову.
  — Да, я знаю, — проговорил я, — ее часы немного отстают. Видите, мои тоже абсолютно точны. Я их сверил в аэропорту. — Я вытащил свои карманные и показал ему: они показывали то же время, что и у него. Пассажир у иллюминатора собрался что-то сказать, но передумал и отвернулся к окну.
  Взревели моторы, какой-то опоздавший тип взбежал в последний момент на борт.
  Берта Кул посмотрела на свои часы, повернулась ко мне с недоумением и закипающим гневом. Две минуты и пятнадцать секунд спустя самолет начал выруливать на взлет.
  Когда мы оторвались от земли и рев двигателей превратился в мерный укачивающий гул, Берта начала клевать носом. Мужчина наклонился ко мне, его губы чуть ли не приникли к моему уху:
  — Вы все правильно сообразили насчет времени, не так ли?
  — Да.
  Он рассмеялся.
  — Вы меня извините, но я… интересуюсь психологией.
  — Интересный предмет.
  — Вы были в санатории в Спрингсе?
  — Не я, леди.
  — Я слышал, как леди прошлась насчет докторов. Достаточно сильно было сказано.
  — О да. Леди это умеет.
  Мужчина у иллюминатора стал смотреть в окно. Потом снова повернулся ко мне:
  — Леди на диете?
  Я утвердительно кивнул.
  Устроился поудобнее в кресле. Но что-то мешало закрыть глаза. Пассажир-психолог вновь повернулся ко мне, и я ощутил на себе его взгляд. Без сомнения, он сосредоточенно разглядывал меня. Я открыл глаза. Он поспешно отвел свои.
  Я жестом попросил его пригнуться поближе и прошептал:
  — Доктор хочет, чтобы она умерила свой аппетит. У нее был грипп и воспаление легких. Она сбросила чуть ли не сотню фунтов. Доктор советует нынешний вес сохранить. Она никогда себе ни в чем не отказывала. И любит поесть. А сейчас оставьте меня в покое и дайте поспать.
  Он сначала, казалось, удивился, затем рассмеялся.
  — О’кей, — сказал он.
  Я подремал как раз до того момента, когда мы начали снижаться. Мужчина рядом со мной похлопал меня по колену.
  Двигатели уменьшили обороты, а он, понизив голос, торопливо спросил:
  — И долго она существовала со своим чудовищным весом?
  — Не знаю.
  — Вам предстоит нелегкий труд — удерживать ее в рамках…
  — Мне — нет.
  — Вы разве не родственники?
  — Нет.
  На мгновение он показался мне разочарованным. Потом я услышал от него интересное предложение:
  — Я смогу помочь вам и одновременно провести интересный психологический опыт, если вы, разумеется, согласитесь… Держу пари, давно уже ни один мужчина не обращал на нее внимания как на женщину. Я немного поухаживаю за ней… на этой стоянке… А вы понаблюдайте. Увидите, что произойдет.
  — Только не под мою ответственность.
  — Мне бы хотелось попробовать как психологу. Это будет интересно.
  — Ладно. Дерзайте.
  Самолет плавно приземлился. Стюардесса объявила: «Стоянка десять минут». Большинство пассажиров потянулось к выходу.
  — Как ты себя чувствуешь? — спросил я Берту.
  — Я слаба, как котенок.
  — Этого следовало ожидать… после болезни.
  — Я проголодалась! Хочу плитку шоколада.
  Она прошла в зал ожидания, увидела киоск, пересекла зал и купила две плитки шоколада.
  Мужчина, тот, что сидел у иллюминатора, подошел к Берте и что-то ей сказал.
  Берта устремила на него свои твердые как алмаз глаза. Он одобрительно отозвался о ее костюме, затем вроде бы собрался отойти, но передумал и что-то добавил еще — такое, от чего Берта заулыбалась.
  Я купил газету и стал изучать заголовки.
  Через несколько минут после взлета мужчина, разговаривавший с Бертой в зале ожидания, придвинулся к моему плечу и тихо предложил пари. Я отказался. Он засмеялся.
  — Дело верное, готов поспорить на все что угодно: леди не съест вторую плитку шоколада.
  Я сложил газету:
  — Она заплатила за нее?
  — Да, конечно.
  — Тогда она ее съест.
  Глава 2
  Над пустыней самолет шел все вниз и вниз, все ближе становилась рыжая земля с пятнами-островками зеленой растительности. Тень от лайнера мчалась по поверхности земли и казалась иссиня-черной.
  Колеса коснулись земли. Самолет успокоился и начал рулить к аэровокзалу.
  — Приехали, — сообщил я Берте. — Мы в Лас-Вегасе.
  Мужчина у иллюминатора спросил с некоторым удивлением:
  — Вы что, здесь выходите?
  — Да.
  — И я тоже.
  Берта улыбнулась ему:
  — Вот и чудесно. Может быть, еще увидимся.
  — Надолго сюда? — осведомился наш сосед, когда мы втроем обосновались в такси.
  — Не знаю.
  — Дела?
  — Ну да…
  Берта Кул расположилась на переднем сиденье рядом с таксистом. Спутник наклонился ко мне так, что его губы оказались на уровне с моим ухом, как тогда в самолете.
  — Полагаю, у вас нет знакомых здесь, в Лас-Вегасе?
  — Никаких.
  Некоторое время мы ехали молча, затем спутник сказал:
  — Рекомендую приятное место проживания — отель «Сал-Сагев». Трудно запомнить, пока вы не сообразите, что это «Лас-Вегас» наоборот. О, Лас-Вегас… Великий город. Я говорю серьезно. Рино достается вся невадская реклама, но… это несправедливо. Лас-Вегас столь же колоритен. Иногда мне кажется, что более колоритен, чем Рино. В большей степени обладает характером, индивидуальностью.
  — Мне приходилось бывать в обоих городах.
  — Ну, тогда вы сами знаете, что такое Лас-Вегас. Мне он, признаться, доставляет удовольствие.
  Берта Кул повернулась к нам:
  — От воздуха пустыни чувствуешь себя и впрямь хорошо.
  Мужчина тотчас подхватил тему:
  — От него или нет, но, без всяких сомнений, выглядите вы прекрасно. Воплощенное здоровье!
  — Моя боевая раскраска, — сказала Берта.
  — О нет! Этот огонек в глазах не результат посещения магазина, а если вы и пользуетесь косметикой, то… это все равно что золотить лилию. Люди с такой гладкой кожей не нуждаются в косметике.
  Давненько Берта не слышала про себя ничего подобного. Я посмотрел на нее: мол, я готов оборвать нахала, шеф. Но она не поняла меня, попыталась улыбнуться. Сбоку — когда Берта отвернулась и стала смотреть в ветровое стекло, улыбка ее выглядела жалкой и неестественной.
  В отеле «Сал-Сагев» Берта расписалась в книге регистрации. Наш спутник, не покинувший нас и в вестибюле, удивленно заметил:
  — Любопытно! А я оказался здесь, чтобы встретиться с представителем человека по имени Кул.
  — Вас зовут Уайтвотер? — неожиданно спросила его Берта.
  — Уайтвелл, — умоляюще поправил я ее.
  Спутник уставился на меня совсем уж изумленно:
  — Но… Вы… вы Лэм?
  Я кивнул.
  — Только не говорите мне, что Б. Кул — это женщина.
  — Я руковожу агентством под своим именем — Б. Кул. Это избавляет от множества объяснений, а интересующиеся потом узнают: Б — Берта, Берта Кул, — заявила Берта.
  Уайтвелл предложил подняться наверх и поговорить.
  — В вашем номере, миссис Кул?
  — Да, через десять минут.
  Номер Уайтвелла был этажом ниже наших. После того как Уайтвелл вышел из лифта, Берта задумчиво произнесла:
  — А он милый.
  — Угу.
  — Манеры изящны. Внешность кажется благородной.
  — Угу… Ты не собираешься съесть плитку шоколада?
  — Не теперь, дружок. У меня немного болит голова. Я ее приберегу… Но беги в свой номер и приходи ко мне точно через десять минут. Я не хочу заставлять мистера Уайтвелла ждать.
  — Я буду точно…
  Умытый, посвежевший, я подошел к номеру Берты через десять с половиной минут. Уайтвелл явился, когда я уже стучал в дверь.
  О, Берта благоухала туалетной водой, не обошлось и без освежающего лосьона.
  — Входите, мистер Уайтвелл, — пригласила она. — Располагайтесь поудобнее. Дональд, ты сядь вон в то кресло.
  Мы расселись. Уайтвелл вопросительно взглянул на меня, потом на Берту и сказал:
  — Вашего представителя я ожидал увидеть другим… иного типа человеком.
  Берта словно извлекла из нафталина скромную девичью улыбку, натянула ее на свою решительную физиономию и произнесла игриво:
  — И я тоже вас удивила, не так ли?
  — О, в высшей степени, миссис Кул, не могу себе представить… элегантная леди — и в бизнесе подобного рода? Вам он не кажется… ну, хоть бы страшноватым для женщины?
  — Ни в коей мере, — промолвила она высокопарно и сладкоречиво одновременно, — это очень, очень интересное дело, поверьте. Конечно, не я выполняю всю грязную работу… Ну, так что же вы от нас хотите, мистер…
  — Уайтвелл. Я хочу, чтобы вы, ваше агентство нашло одну молодую женщину.
  — Дональд с этим прекрасно справляется. Он как раз закончил такое дело… с женщиной связанное.
  — Ну, боюсь, у меня — особый случай.
  Берта осторожно спросила:
  — Вы отец этой молодой особы?
  — Нет. Я отец молодого человека, который очень обеспокоен… слишком обеспокоен, по правде сказать, тем, что… — Мы ждали продолжения. Уайтвелл отрезал кончик сигары. — Не возражаете, если я закурю?
  — Нет, нет, пожалуйста, — ответила Берта. — Мне нравится, когда мужчина курит сигару. Это выглядит… в высшей степени мужественно.
  Уайтвелл аккуратно положил обгоревшую спичку в пепельницу.
  — У меня единственный сын — Филипп. Мой бизнес — рекламное агентство. Я руковожу им, а Филипп работает со мной. Я собираюсь расширить дело. И намеревался в качестве свадебного подарка преподнести Филиппу половину прибыли.
  — Славный замысел.
  — Видите ли, Филипп не питает особого интереса к работе. Возможно, я был слишком снисходителен. Но когда он влюбился, все изменилось… Он просто с ума сходил по этой молодой женщине. Она была секретарем у руководителя одного авиационного завода. Энергичная, уверенная в себе. Любила, чтобы дело кипело, а не кисло, и накачала Филиппа идеями. Он вдруг решил, что тоже должен снять пиджак и засучить рукава. Волшебное превращение, как видите.
  — Должно быть, вам оно было приятно.
  — Да, но…
  — Вы не хотели, чтобы он на ней женился?
  — Я не хотел, чтобы он вообще женился, пока не утвердится в деле. Ему двадцать восемь, и он никогда ничем не занимался, все играл да путешествовал. Мне самому не удавалось заинтересовать его какой-то постоянной деятельностью.
  — Понятно. Что же случилось с женщиной?
  — За два дня до свадьбы она исчезла.
  — А записку или что-то в этом роде она оставила?
  — Ни клочка. Просто испарилась — по сей день.
  — Если вы не хотите, чтобы сын женился на ней, почему бы вам… не оставить все как есть? — спросила Берта. — У нее была причина для исчезновения? И почему вы стремитесь ее разыскать?
  Уайтвелл беспомощно махнул рукой:
  — Филипп — вот моя причина… Я говорил вам, что она его сделала абсолютно другим человеком… Если честно, я против свадьбы. Но ее исчезновение — свершившийся факт, так что я просто обязан найти ее — ради сына. Филипп не спит, не ест, впал в прострацию, теряет в весе.
  Берта сказала:
  — Ладно, Дональд найдет ее.
  Уайтвелл повернулся ко мне.
  — Расскажите все, что знаете об исчезнувшей девушке, — попросил я.
  — Как я уже сказал, Корла работала секретарем у одного из руководителей Авиационной компании Рэндольфа. Жила в квартире еще с одной девушкой. В день ее исчезновения выглядела угрюмой, не в себе была. Девушка, с которой она вместе проживала, говорила, что, мол, у нее, у Корлы, все в порядке… Утром десятого числа примерно без десяти девять, как обычно, появилась на работе. Ее шеф потом свидетельствовал, что выглядела Корла тоже как обычно, если не считать, что как-то притихла. Еще до этого она подала заявление, что собирается уволиться, как только найдется замена. Шеф пытался уговорить ее остаться. Молодые собирались свой медовый месяц отложить на более поздний срок. Я упоминаю об этом лишь потому, что хочу подчеркнуть, насколько добросовестно она относилась к работе. Если даже произошло нечто, что заставило ее бросить Филиппа, она не позволила бы себе, я в этом точно уверен, оставить своего шефа без помощницы…
  — Продолжайте свой рассказ о том дне — о десятом, — сказала Берта.
  — Так вот, Корла стенографировала примерно до десяти часов, затем принялась за расшифровку. Поработала и с текущей корреспонденцией — ей доверялась и первоначальная разборка конфиденциальных данных… Ее шеф вышел из офиса, закончив диктовку, ему надо было посовещаться о чем-то с другими руководителями компании. Их беседа продолжалась двадцать минут. Когда шеф возвратился, Корлы за столом не оказалось. В машинку был заправлен лист бумаги. Она прервала работу на середине предложения… Шеф подумал, что Корла пошла в комнату отдыха. Минут через пятнадцать, когда ему нужно было поправить деловое письмо, уже готовое для отправки, он нажал кнопку вызова Корлы. Она не появилась. Шеф вышел в приемную, там ничего не изменилось, все — как и четверть часа назад. В машинке оставалось недопечатанное письмо. Он вызвал к себе другую секретаршу и отправил ее в комнату отдыха выяснить, не заболела ли Корла. Корлы там не было. Вот с того момента нигде ни намека на след! Ее сумочка лежала на столе, в ней — долларов пятьдесят. Это, кстати, все, что у нее вообще имелось. Банковского счета у Корлы не было. Помада, пудра, ну, вся косметика, ключи — все находилось в сумочке.
  — Полицию известили? — спросил я.
  — Да. Они ничего не смогли до сих пор узнать.
  — Какие-нибудь улики?
  — Только одна, пожалуй.
  — Какая?
  — По словам все той же квартирантки, за сутки до исчезновения Корла сияла от счастья. Я попытался выяснить, что же, собственно, случилось за последние двадцать четыре часа. Единственное, что я нашел в какой-то степени примечательного, пожалуй… Перед исчезновением она получила письмо… От какого-то Фрамли из Лас-Вегаса, Невада.
  — Как стало известно имя автора письма?
  — Видите ли, почту по квартирам разносит домовладелица. Ее девичья фамилия была Франли. Через «н». По ее словам, ей никогда бы в голову не пришло смотреть почту своих жильцов: откуда она, кем написана… разве только удостовериться, в какие квартиры отнести.
  — Конечно, конечно, — с сарказмом заметила Берта. — У нее и мысли не могло возникнуть, чтоб посмотреть почту жильцов.
  Уайтвелл мимолетно улыбнулся.
  — Так вот, хозяйка утверждает, что фамилия Фрамли в левом верхнем углу конверта была так похожа на ее собственную девичью фамилию, что она на мгновение подумала, что это написано кем-то из ее семьи. Затем она увидела, что в фамилии стояло «м», а не «н».
  — И она заметила, что письмо из Лас-Вегаса…
  — А какой адрес в Лас-Вегасе?
  — Она не помнит.
  — А кто писал: мужчина или женщина?
  — Неизвестно. Письмо от Фрамли из Лас-Вегаса… Это, конечно, очень слабая зацепка, но единственная. Имеет ли письмо связь с исчезновением или нет, неизвестно. Других деталей, чтобы нам помочь, тоже нет.
  — А ее записная книжка? — спросил я. — Может, какие-то стенографические пометки о важном и секретном…
  — И книжка, и стенографическая тетрадь лежали на ее столе, — ответил Уайтвелл. — Там нет ничего такого, что бы указывало на связь между ее службой в фирме и исчезновением. По-видимому, причины его — исключительно частного характера.
  — И вы думаете, что действительно существует в Лас-Вегасе некто Фрамли, кто причастен к исчезновению Корлы? — спросила Берта.
  — Да, миссис Кул. Существует некая Хелен Фрамли, она живет здесь, в Лас-Вегасе. То есть, видите ли, она живет здесь уже несколько недель.
  — Вы заходили к ней? — этот вопрос задал я.
  — Что заставляет вас предполагать, что я к ней заходил? — осторожно осведомился Уайтвелл.
  — Раз вы ее обнаружили… Вряд ли стоит платить деньги сыскному агентству, если вы уже добыли информацию собственными силами. Я предполагаю, что такую попытку вы уже предприняли и потерпели неудачу.
  Уайтвелл заговорил не сразу. Вытащив сигару изо рта, он некоторое время изучал ее. Переменил позу в кресле. Наконец сказал:
  — Честно говоря, да, я предпринял такую попытку. У меня здесь есть друзья — Дирборны. Слышали о них?
  — Я никого не знаю в Лас-Вегасе.
  — Миссис Дирборн — мой друг, — продолжал Уайтвелл. — Ее дочь Элоиза девушка весьма привлекательная, кстати, долгое время в своих планах я видел ее своей снохой. Надеялся, что и Филипп наконец осознает, до какой степени привлекательна Элоиза Дирборн.
  — А он не осознал?
  — Нет, хотя в общем-то они друзья. Я же надеялся, что дружба перерастет в нечто большее. Я думаю, это и случилось бы, если бы не мисс Корла Бурк.
  — Кто еще принадлежит к семейству Дирборн?
  — Огден Дирборн, молодой человек, работает на электростанции в Боулдер-Дам. Летчик-любитель. Немного летчик-собственник. Ему на паях принадлежит четверть самолета…
  — Это все?
  — Да. Трое Дирборнов.
  — И вы кого-то из них убедили поискать для вас Хелен Фрамли?
  — Да. Огден… провел розыск. Выяснил, что в городе действительно проживает Хелен Фрамли.
  — Он разыскал ее? — спросила Берта.
  — Он нашел Хелен Фрамли — и это все, что ему удалось достичь. Мисс Фрамли, как выяснилось, не писала никакого письма, не знает, кто такая Корла, где она находится, и, она заявила это Огдену твердо, не желает, чтобы ее допрашивали ни о чем, касающемся и лично ее, и неведомой ей Корлы Бурк.
  — Была ли она искренней? — не унималась Берта.
  — Я не знаю, Огден склонен думать, что была, хотя… хотя в этой женщине, как ему показалось, есть что-то загадочное, уклончивое. Вот почему, видите ли, я хочу нанять профессионального детектива.
  — Ну а полиция? — поинтересовалась Берта. — Почему вы сказали, что они не заинтересовались этим происшествием?
  Уайтвелл пожал плечами:
  — Для них Корла — просто еще один пропавший в их штате. Они шлют запросы. Пытаются ее разыскать. Но это все. Они утверждают, что молодые женщины, исчезающие подобным образом, либо собираются где-нибудь без огласки родить, либо убегают с другим мужчиной. Они, по-видимому, считают, что Корла любила кого-то, а решила выйти замуж за Филиппа, потому что он представлялся ей хорошей партией; решила так, а потом передумала.
  — Филипп на самом деле хорошая партия?
  — Некоторые матери в хороших семействах так и считают. — Ответ Уайтвелла прозвучал сухо.
  — И вы хотите, чтобы Дональд расколол эту Фрамли?
  — Я хочу, чтобы он выяснил, что случилось с Корлой, почему она исчезла и где она сейчас.
  — Что — конкретнее — вы хотите знать? — Берта умела быть въедливой.
  — Мне нужно убедиться, что ее исчезновение было добровольным. Я надеюсь, что причина и будет таковой, и это не только успокоит моего сына, но и, видите ли, заставит его осознать преимущества укрепления дружбы с Элоизой Дирборн. Я чувствую, Корла вряд ли была бы той снохой, которую я желал. Понимаете, ее внезапное исчезновение — это… Она милая девушка, но подобные эскапады Уайтвеллы не могут терпеть.
  — Дональд вывернет вашу Хелен Фрамли наизнанку. Девицы постоянно влюбляются в него по уши, — заверила клиента Берта.
  Уайтвелл посмотрел на нее с одобрением.
  — Я очень доволен, что ваша организация оказалась именно такой, какая мне нужна, хотя… Я, признаться, не ожидал увидеть во главе сыскного агентства женщину, а тем более такую привлекательную.
  Такое фанфаронство я уже не мог стерпеть.
  — У вас есть фотография Корлы Бурк? — спросил я достаточно резко и, когда он утвердительно кивнул, сказал: — Мне понадобится фото, а также описание искомой и рекомендательное письмо к Огдену Дирборну. Вы можете позвонить ему, мистер Уайтвелл, и предупредить, что я его навещу? Попросите, пожалуйста, его рассказать мне все, что я сочту необходимым.
  Уайтвелл задумался на мгновение, потом сказал:
  — Хорошо, я полагаю, так будет лучше всего.
  — И адрес Хелен Фрамли, если он у вас есть.
  — Я вам его напишу.
  — Фотография с вами?
  Он вытащил две фотографии из внутреннего кармана пиджака и передал их мне. Одна из них, снятая в ателье, малоформатная фотография светловолосой девушки со вздернутым носиком и задумчивым взглядом. Другая — моментальный снимок, фон довольно темный — фотоаппарат был неточно сфокусирован, но можно было разглядеть девушку в купальнике и как фон — пляж. Объектив поймал Корлу перед тем, когда она хотела бросить мяч. Девушка смеялась во весь рот, демонстрируя ряд безупречных зубов. Глаза слишком затенены, чтобы можно было судить об их выражении, но фотограф сумел уловить что-то в характере «объекта» — живость, жажду деятельности, что ли. Такая девушка никогда не успокоится, пойдет по жизни, непременно совершая ошибки, но ни за что не остановится.
  Я засунул фотографии в карман со словами:
  — Так не забудьте позвонить Дирборнам и сообщить им, что я собираюсь навестить Огдена.
  — Я могу подвезти вас…
  — Нет, благодарю. Я предпочитаю добираться самостоятельно.
  — Хорошо.
  — Дональд, — заверила Берта, — работает очень быстро.
  На что Уайтвелл ответил:
  — Значит, меня можно поздравить. — И когда он это говорил, то смотрел прямо на Берту. Она — о, черт возьми, она, Берта, потупилась, и я видел это выражение на ее лице — Берта могла выглядеть застенчивой! — Сколько мне будет стоить это расследование? — спросил Уайтвелл.
  Лицо Берты изменилось.
  — Двадцать пять долларов в день плюс необходимые рабочие расходы.
  — Не много ли?
  — Отнюдь нет… учитывая качество услуг.
  — Я полагаю, что частный детектив…
  — Вы нанимаете не детектива, а агентство. Дональд будет находиться на линии огня. Я — в конторе, но тоже занимаюсь исключительно вашим делом.
  — В таком случае, мне кажется, следует гарантировать результат.
  Глаза Берты впились в него.
  — За кого вы меня принимаете, черт возьми?
  — Должен же быть какой-то предел, — пробормотал Уайтвелл.
  — Мы сократим расходы, — смилостивилась Берта.
  — И расходы на развлечения? Не забудьте, вы — в Лас-Вегасе.
  — Их не будет… Да, нам нужно двести долларов сейчас. Задаток!
  Уайтвелл принялся выписывать чек.
  — Если вы сможете либо найти ее, либо добыть доказательство, что она уехала по доброй воле, я выпишу вам премию в пятьсот долларов. А найдете — увеличу премию ровно в два раза, — пообещал он.
  Берта взглянула на меня:
  — Все понял, Дональд?
  Я кивнул утвердительно.
  — Тогда за работу! Меня могли бы упечь в санаторий на полгода. Но чтобы написать расписку, мне не нужна медицинская помощь!
  Глава 3
  Через пустыню на город наползали фиолетовые тени. Веял ветерок чистый, как джин, и сухой, как лента новой промокашки. Была ранняя весна, но никто из мужчин уже не ходил по улицам в пиджаках, разве что забредшие в Лас-Вегас туристы.
  Застройка городов в западных штатах (в Неваде тоже) одинакова для всех: одна-единственная главная улица, на которой сосредоточены только очаги развлечений. Если вы хотите отыскать магазинчики, торгующие за наличный расчет, или деловые учреждения, вам придется свернуть с главной улицы и углубиться в боковые. По обоим концам этой главной громоздятся суперважные для Лас-Вегаса районы: скопление туристических отелей и мотелей, площадью две мили на две, лучшие в штатах кондиционированные гаражи — это на одном конце, а на другом, как еще одна ветвь заглавной буквы Z, — кварталы домов, где сидят и ждут женщины… Главная улица буквально забита казино, закусочными, гостиницами разного пошиба, аптеками с непременными здесь барами.
  Я шел по тротуару, с интересом разглядывая открывающийся мне город, и отовсюду доносилось жужжание рулеток и специфический треск «Колеса Фортуны».
  Пропитавшись насквозь атмосферой города — центра Игры и Удачи, я поймал такси и назвал адрес, который написал для меня Уайтвелл.
  Дом был маленьким, но неказистым его не назовешь — он выделялся среди домов этой улицы. Тот, кто его проектировал, явно пытался оторваться от традиционно скучного контура, который тут доминировал.
  Я расплатился с шофером, поднялся по трем бетонным ступенькам на крыльцо дома-оригинала и позвонил.
  Молодой гигант-блондин открыл дверь и серьезно взглянул на меня: серые выцветшие глаза на лице цвета выдубленной кожи. Гигант сказал полуутвердительно:
  — Вы Лэм из Лос-Анджелеса. — В ответ на мой кивок пожал руку тонкими сильными пальцами. — Проходите, пожалуйста, Артур Уайтвелл звонил нам…
  Я проследовал за блондином в дом. Сразу же мои ноздри защекотал запах вкусной стряпни.
  — У меня выходной, — объяснил блондин. — В пять часов у нас обед… Войдем сюда. Присядьте вон в то кресло, около окна. Там удобно.
  В кресле и впрямь было удобно. Комфортабельное, ничего не скажешь, кресло. Весь дом, наверное, таков. Но чтобы иметь возможность выставить напоказ какую-то стоящую вещь, хозяевам приходилось, видимо, слегка экономить. Само здание ничем не выдавало бедности, но обстановка дома явственно свидетельствовала о жажде, которую испытывали хозяева по дорогим вещам, они бы костьми легли, чтобы обладать тем, что символизировало бы достаток и верх вкуса.
  Огден Дирборн (худ, как доска!) двигался быстро, даже изящно. По всем приметам, работает он где-то в пустыне, на свежем воздухе, обычно молодые мужчины охотно демонстрируют и гордятся своей бронзовой от загара и юношески свежей кожей.
  Открылась дверь. Вошла женщина. Я встал.
  — Мама, позволь представить тебе мистера Лэма из Лос-Анджелеса — того самого, о котором говорил Артур Уайтвелл, — сказал Огден.
  Дама приблизилась ко мне с любезной светской улыбкой на лице.
  Эта женщина до сих пор имела все шансы на победу в жизненной борьбе, заботясь о фигуре и о лице. Выглядела она отлично. На вид ей было лет сорок, возможно, к пятидесяти, но можно было дать и тридцать с небольшим. Женщина знала, как тяжело дается самоотречение, но ее тело, затянутое в эластичную ткань, свидетельствовало о пользе диеты. Глаза красивой брюнетки мерцали, словно полированный черный мрамор. Длинный прямой нос, тонкие, я бы сказал, трепетные ноздри говорили о благородной генеалогии миссис Дирборн.
  — Как поживаете, мистер Лэм? Для нас честь сделать все возможное, чтобы быть полезными вам и нашему другу Артуру Уайтвеллу. Если пожелаете, наш дом станет вашей квартирой, пока вы находитесь в Лас-Вегасе.
  Предложение — предостережение. Если бы я сказал «да», кому-то из них пришлось бы за мной следить. Да и не ждали тут от меня согласия. И я серьезно ответил:
  — Большое спасибо. Но, вероятно, я пробуду здесь всего несколько часов, меня ждет напряженная работа. Но за приглашение благодарен.
  И тут в комнату вошла девушка. У меня создалось такое впечатление, что она стояла за дверью, в своей очереди на выход, высчитывая свое появление на сцене. Обе женщины явно заботились о том, чтобы их образы оттеняли друг друга.
  Миссис Дирборн произнесла обычную в таких случаях фразу:
  — Элоиза, я хочу представить тебе мистера Лэма из Лос-Анджелеса — о нем нам, ты помнишь, звонил мистер Уайтвелл.
  Элоиза, вне всякого сомнения, была дочерью своей матери. Такой же длинный прямой нос. Ноздри, правда, не столь тонкие, волосы темно-каштановые, а глаза неожиданно голубые. Но в девушке чувствовалась та же жесткая самодисциплина, энергия тела и духа, знающего цель в жизни. Обе женщины — с кошачьими повадками, которыми обладают женщины-хищницы. Кошка, растянувшаяся перед пылающим камином, — вроде бы декоративное украшение, как, скажем, меховая пелерина на шее и плечах красавицы. Ноги, как бы в домашних тапочках, двигаются мягко и бесшумно. Но чувствуются когти, их не видно, а потому они особенно опасны. Пес не скрывает своих когтистых лап, они у него для того, чтобы рыть землю. Кошка втягивает коготки, но в борьбе за жизнь они сохраняют свою остроту, действуют как клинок и могут разить насмерть.
  Миссис Дирборн предложила сесть.
  Ясно, какой бы вопрос мы ни начали обсуждать, обе дамы будут играть первую скрипку. Не то чтобы они не верили в способность Огдена ясно изложить свою мысль, просто не привыкли доверять кому бы то ни было. Вся мизансцена так и была спланирована — заранее.
  — Я пришел к вам буквально на минуту. Мне нужно кое-что выяснить насчет Хелен Фрамли.
  — По сути, я ничего не знаю о ней, — сказал Огден.
  — Вот и хорошо. Тогда вам не придется из-за этой сути опускать какие-либо детали. Суть еще надо отыскать, а детали могут оказаться весьма важными.
  — Я полагаю, Огден, что мистер Лэм предпочел бы, чтобы ты начал с самого начала. — Это заявила мама.
  — Да, Огден, — сказала Элоиза, — с телефонного звонка от мистера Уайтвелла.
  Огден принял их слова как само собой разумеющееся, бесспорное «начало».
  — Мне позвонил Артур Уайтвелл из Лос-Анджелеса. Мы когда-то знавали его семью. Год назад Элоиза была в Лос-Анджелесе в обществе Филиппа. Несколько раз Филипп приезжал к нам домой. Артур, вы знаете, — отец Филиппа. Он сам… — Огден кинул быстрый взгляд на мать, — довольно часто приезжает в Лас-Вегас и заглядывает к нам вечерком…
  — Что он сообщил вам по телефону? — спросил я.
  — Сказал, что некто Фрамли прислал письмо Корле Бурк. Артур хотел, чтобы я нашел этого Фрамли и выяснил, что за этим письмом скрывается. Поскольку… поскольку оно, кажется, расстроило мисс Бурк. Никаких зацепок для розыска у меня, однако, не появилось. Полдня ушло, чтобы выяснить адрес этой особы. Да, некто Фрамли — это женщина. Она живет в меблированных комнатах в Лас-Вегасе всего две-три недели. Она сказала мне, что не посылала никакого письма, не знает никакой Корлы Бурк и, таким образом, ничем не может мне помочь.
  — А потом?
  — Это все, мистер Лэм.
  — Не выглядела ли, на ваш взгляд, мисс Фрамли испуганной? Не хитрила ли с вами?
  — Нет, она говорила спокойно. Выглядела слегка скучающей.
  — Вы лично знакомы с Корлой? — спросил я, внезапно меняя разговор.
  Взгляд Огдена метнулся на этот раз в сторону Элоизы.
  — Да, нас познакомил Филипп.
  — И, конечно, вам известно, что они с Филиппом собирались пожениться?
  Огден промолчал. Элоиза сказала:
  — Да, мы это знаем.
  — Мистер Уайтвелл снабдил меня адресом мисс Фрамли. Я предполагаю, что он получил его от вас?
  — Да, — ответил Огден.
  — Не знаете, живет ли она по этому адресу до сих пор?
  — Полагаю, что да. Я с тех пор ее не видел, но у меня создалось впечатление, что она обосновалась надолго.
  — Когда Артур… мистер Уайтвелл прибыл в город? — спросила вдруг у меня миссис Дирборн.
  — Сегодня мы вместе прилетели на самолете.
  — О!
  — А вы, мистер Лэм, не знаете, собирался ли Филипп присоединиться к отцу? — Это уже Элоиза.
  — Я ничего об этом не слышал.
  Миссис Дирборн произнесла с уверенностью:
  — Артур придет к нам после обеда.
  И на слове «обед» было сделано легкое ударение. Тему обеда я тут же снял.
  — А что вы скажете о самой Хелен Фрамли? — спросил я Огдена.
  — Она… она типичная… — И слегка усмехнулся. — Ну, я хочу сказать, она того сорта женщина, который тут, в Лас-Вегасе, вы всюду можете встретить.
  — Какого сорта, простите?
  Огден заколебался в поисках негрубого слова.
  Элоиза сказала:
  — Она — проститутка.
  — Когда я говорил с этой девушкой, вошел мужчина. Я думаю… это не был… ну, он не был похож на ее мужа.
  — Он живет с ней, — снова вмешалась Элоиза. — Это ты пытаешься сообщить мистеру Лэму, не правда ли, Огден?
  — М-м, да…
  — Знаешь, Огден, мистер Лэм должен знать факты такими, какими они предстают перед нами.
  — Ты права, Элоиза, — смущенно согласился Огден.
  Я посмотрел на часы. Эту болтовню надо заканчивать.
  — Что ж, спасибо вам всем за помощь. Теперь я поговорю с мисс Фрамли.
  И направился к двери. Огден проводил меня.
  — Вы, значит, не знаете, как долго Артур Уайтвелл намерен оставаться здесь?
  — Нет.
  — И не слышали, упоминал ли он о приезде Филиппа?
  — Нет.
  — Ну, что ж… Если вам еще раз потребуется моя помощь, надеюсь, вы обратитесь ко мне?
  — Спасибо. Непременно. Всего вам доброго.
  На часах было шестнадцать тридцать, когда я поднялся к Хелен Фрамли и позвонил. Нажал пару раз на звонок, затем постучался в соседнюю квартиру. Какая-то женщина высунулась из полуоткрывшейся двери так стремительно, что я догадался: подслушивала… Очевидно, из своей квартиры услышала звонок к Хелен Фрамли.
  — Прошу прощения, — извинился я. — Ищу Хелен Фрамли.
  — Она живет в квартире рядом.
  — Я знаю, но, по-видимому, ее нет дома.
  — Конечно. Ее и не должно быть дома.
  Женщине было где-то за сорок. Темные глаза беспокойно шарили по сторонам. Метнулись к моему лицу, к двери рядом, потом быстро обшарили коридор и вернулись снова ко мне.
  — Не знаете, где я могу найти ее?
  — А вы ее узнаете, когда увидите?
  — Нет. Меня интересует ее подоходный налог. Неуплата — несколько лет назад.
  — Кто бы мог подумать? — Женщина полуобернулась и крикнула через плечо: — Па, ты слышишь? Наша соседка платит, оказывается, подоходный налог!
  Мужской голос из недр квартиры произнес: «Ну да, ну да…»
  Женщина облизала губы и глубоко вздохнула:
  — Видит бог, я не из тех, кто сует нос в соседские дела. Сам живи и другим не мешай — вот мой девиз. Мне-то все равно, чем она занимается. До тех пор, пока ведет себя тихо. Но… я на днях говорила мужу: «Одному богу известно, куда катится мир, ежели такая девушка, как эта Фрамли, превращает ночь в день, приводит к себе мужчин и оставляет их на всю ночь». Бог знает чем она занимается! Но… она определенно нигде не работает, никогда не встает раньше одиннадцати или двенадцати. И я не думаю, что в ее жизни была ночь, когда она легла бы спать раньше двух часов. Вы понимаете, я не хочу ничего сказать плохого заранее… Видит бог, это так. И она прилично выглядит. Но…
  — Где я могу ее найти, как вы думаете?
  — Заметьте, не мне судить об этих делах. Ну, например, что до меня, то я не могу себе позволить играть на этих вот… автоматах. Мне рассказывали, они так устроены, что люди просто выбрасывают на ветер деньги. А вот три дня назад, когда я проходила мимо одного игрового зала, я заглянула внутрь и увидела там нашу соседку. Да, в зале игральных автоматов в «Кактусовой роще». Она бросала одну монетку за другой и нажимала на эти… рукоятки, только руки мелькали. Я понимаю: нет работы, и все такое, и я сомневаюсь, имела ли она когда-нибудь нормальную работу. Но… для девушки вести такой образ жизни? Симпатичная, прилично выглядит — и вы мне говорите, что она платила подоходный налог! Ну и дела! Сколько она платила? И недоплатила сколько?
  «Вот чертова тарахтелка», — подумал я, но тут за спиной раздались шаги. И появился сутуловатый мужчина в рубашке, распахнутой у ворота, в расстегнутом жилете. Он поднял очки на лоб и близоруко уставился на меня. «Чего ему надо?» — спросил он у женщины про меня.
  Между большим и указательным пальцем муж держал газету, развернутую на спортивной странице. Маленькие черные усики топорщились над уголками губ — такой умиротворенный мужчина в жилете и домашних тапочках.
  — Джентльмен хочет узнать, где можно найти эту Фрамли.
  — Так почему ты ему не скажешь?
  — Я ему и говорю.
  Он распахнул пошире дверь, отодвинув женщину плечом:
  — Попробуйте зайти в «Кактусовую рощу».
  — А где это?
  — Казино… на Главной улице… Уж его никак не пропустить… Пошли, ма, займись своим делом, а девушка пусть занимается своим.
  
  Найти «Кактусовую рощу» было очень просто. Заведение это объединило и бар и казино: два разных помещения, в каждое — свой вход прямо с улицы, широкие двери, между залами стеклянная стена-перегородка. В зале казино обращало на себя внимание расположенное прямо у входа «Колесо Фортуны», за ним — две рулетки, стол для игры в кости и столики для любителей покера. У задней стены приоткрывался вход в небольшой зал, где играли в бинго, а вдоль всей стены справа бок о бок стояли игральные автоматы — двойной ряд хитроумных машин, что-то около сотни.
  Посетителей было — на такой-то зал! — мало. Для наплыва туристов сезон еще не настал. Публика собралась смешанная, пестрая, обычная невадская: профессиональные игроки, нищие, зазывалы, несколько девушек из района красных фонарей, правда, высокого полета, судя по нарядам. Пара, похоже, шахтеров. Трое парней у «Колеса» могли сойти за инженеров из Боулдер-Дам. Группа автотуристов бесцельно слонялась по залу: некоторые были явно с Запада и держали себя более или менее пристойно, как знакомые с нравами Невады; иные, пожалуй, были в казино впервые; азарт и грубоватый дух панибратства, витавшие здесь, вызывали у них изумление, граничившее с остолбенением.
  Я разменял доллар, новую бумажку, подошел к автомату, стал бросать монетки: автомат лихо заглатывал их, и, как только колесики внутри щелкали и останавливались, в глаза мне с картинки пялился лимон. В моем ряду, на расстоянии нескольких машин, играла женщина. Ей было за тридцать, лицо тронуто годами, «закат в пустыне» — определил я ее. Явно не Хелен Фрамли. Бросала она двадцатипятицентовики.
  Не смущаясь, я приблизился к своему последнему медяку, когда две вишенки выщелкнули монеты в металлическую чашку. Тут-то и появилось новое лицо. Девушка, которую можно было принять за Хелен Фрамли. Я сказал автомату нарочито громко, чтобы девушка ясно меня расслышала: «А теперь давай-ка еще!» Она обернулась, оглядела меня и прошла мимо. Опустила монетку в автомат, на котором играли десятицентовиками. У нее тотчас выпало три апельсина, и монетки заструились в чашку с мелодичным звоном. Умеет? Но девушка стояла с озадаченным выражением лица: что, мол, дальше-то делать? Я понял, что эта в игре не ветеран.
  Девушка разыграла другую монетку.
  Бойкий парень (быстрые, беспокойные глаза, голова высоко посажена на мускулистой шее) замедлил шаг перед двадцатицентовым автоматом. Я проследил, как он бросил монету, как опустил рычаг. Ни одного лишнего движения. Изящно и уверенно, будто вместо рук у него были поршни, двигающиеся в хорошо смазанных цилиндрах. Вдруг девушка за десятицентовым автоматом воскликнула: «Ой, я, должно быть, что-то сломала!» Ее взгляд скользнул в мою сторону, но бойкий парень обскакал меня.
  — Что случилось?
  — Я бросила десятицентовик. И видно… боюсь, что-то в автомате сломалось. Монеты рассыпались… вон, по всему полу.
  Парень весело рассмеялся, подошел к ней. Широкие подвижные плечи. Прямая линия спины, тонкая талия и узкие бедра. Спортивен. Парень что надо.
  — Нет, вы не сломали автомат. Пока еще нет. Держитесь за свою удачу и, возможно, своего добьетесь! Вы только что сорвали банк!
  Он взглянул на меня и подмигнул.
  — Вот бы показала мне, как это делается, — сказал я.
  Девушка застенчиво улыбнулась. Парень присел на корточки, поднял с десяток монеток, встал, выудил оставшуюся в «выигрышной» чашке пригоршню.
  — Ну-ка, удостоверимся, что тут ничего не осталось. — И запустил пальцы в чашку. — Нет, больше нет ничего.
  Я уловил блеск какой-то монетки, застрявшей в полу. Поднял ее и вручил девушке со словами: «Не пренебрегайте ею, она может оказаться счастливой».
  Она поблагодарила меня беглой улыбкой, сказав: «Что ж, посмотрим, так ли это».
  Внезапно я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной. Обернулся. Так и есть: хмурый служитель заведения, облаченный в зеленый халат с большими карманами для размена монет, взирал на всех с плохо скрываемым подозрением.
  Девушка бросила монетку в автомат, дернула за рукоятку. Женщина с ярко накрашенным лицом отошла от двадцатипятицентового автомата и направилась мимо нас к выходу. Она поймала взгляд служителя в зеленом халате, кашлянула.
  Так, сигнал подан.
  Служитель быстро подошел к нам под музыку вертящихся дисков игрального автомата. «Клак-клик-банг-чанк-джингл!» — и звонкий поток монеток наполнил металлическую чашку, переливаясь через край в ладони девушки, которую можно было принять за Хелен Фрамли.
  Парень опять рассмеялся:
  — Давай, давай, сестренка. У тебя пошла везуха, только ты об этом не подозреваешь еще. Посмотрим, что удастся сделать мне на четверть долларовика!
  Он бросил четвертак в автомат, крутанул рукоятку.
  — Ну а как у тебя дела, медячник?
  Это он мне.
  — Я закормил машину по горло. Она просто обязана начать выплачивать мне долги. Иначе вот-вот лопнет, — отшутился я.
  Вложил монетку и взялся за рычаг.
  Три диска с картинками закрутились в бешеном калейдоскопе. Щелк — и левый остановился. Полсекунды спустя остановился средний.
  Я увидел две полоски.
  С дребезжанием остановился третий…
  Из недр машины раздался металлический щелчок, и шлюзы открылись. Медяки заструились в чашку, потом прыгнули через край, высыпались из ладоней на пол, где устроили веселую матросскую джигу — моих пригоршней явно не хватало, а поток все не прекращался. Наконец я кое-как рассовал монеты по боковым карманам пиджака, затем принялся искать медяки на полу.
  Служитель (он стоял за спиной) спросил:
  — Может, я могу помочь? — И, наклонясь надо мной, внезапно выбросил вперед руки, и его пальцы крепко сжали мои запястья.
  — Что еще за черт? — спросил я его, стараясь высвободиться.
  — Пошли, пошли, приятель. Хозяин будет рад поговорить с тобой.
  — О чем ты?
  — Так ты пойдешь сам или дождешься, чтоб тебя поволокли?
  Я пытался выдернуть руки из его клещей. Не смог. Пробормотал:
  — Я собираюсь подобрать монеты с пола. Они мои.
  — Идем, приятель.
  Его пальцы скользнули вверх по рукаву, ухватили меня за локти. Я высвободил одну руку, развернулся, дернулся и ударил его. Свинга не вышло, Зеленый Халат отвел удар, нырнул и, ухватив лацканы моего пиджака, рванул его вниз так, что пиджак оказался наполовину натянут на предплечья. Двигать руками я не мог. И он повел меня — задом наперед. Я был беспомощен. Монеты в боковых карманах превратились в тяжелый качающийся маятник, который бил по ногам — все больнее с каждым шагом.
  Затем служитель развернул меня лицом вперед, вцепившись в воротник моего пиджака, и стал подталкивать, понуждая двигаться в нужную ему сторону.
  За мной лязгали, шуршали и щелкали автоматы, доносился легкий звон монет о дно металлических чашек. Раздался громкий щелчок, и на этот раз — я услышал — зазвенели четвертаки. Да еще как!
  — Эй, приятель! — крикнул мой конвоир бойкому парню. — Дай-ка я пошарю и в твоих карманах.
  — В моих? — переспросил красавец спортсмен.
  — В твоих, в твоих.
  — Что случилось с этим малым? Глянь-ка, — поинтересовался я.
  Парень, стоявший около двадцатипятицентового автомата, качнулся с носка на пятку — взад-вперед. Он собирался драться. Девушка выкрикнула: «С меня хватит!» — и кинулась к двери.
  Служитель попытался схватить и ее. Но ведь не сто рук у него. Она ускользнула. Начали собираться любопытные.
  Служитель в зеленом халате сказал:
  — Тройка проходимцев свое получит прямо сейчас. Закон по вас плачет. А двое парней получат свое от меня.
  — Только не я.
  Сказать-то я сказал. Но, видно, поспешил. Он выдвинул правое плечо. Я уловил какое-то его не ясное мне движение. Удар сбоку в челюсть отозвался по всему моему позвоночнику.
  — Получи-ка, умник!
  И передо мной все поплыло как в тумане: я принялся размахивать кулаками и левым, кажется, угодил ему в лицо. А меня… лягнул мул! Я отлетел к автоматам и почувствовал себя в роли фундамента, когда на него давят десять этажей.
  Отключился. А когда продрал глаза — мир двоился и ехал вкось. А Зеленый выбросил вперед правую руку, но плечи спортивного парня качнулись, и он нырнул под удар. Я заметил даже, как мгновенно напряглась его согнутая спина. Тут же услышал чавкающий звук, будто мясник с маху шмякнул телячью ногу на колоду. Голова Зеленого едва не оторвалась от тела, а вот ноги точно оторвались от пола. Вот это удар! Казалось, Зеленый сейчас взлетит ракетой, и я поднял свой блуждающий взгляд вверх, чтобы посмотреть, как это он будет проходить через крышу.
  Весь ряд автоматов закачался, когда он треснулся об пол.
  Резко прозвучал полицейский свисток. И тут же какой-то здоровяк схватил меня за руку, пытаясь заломить ее за спину. Я, сопротивляясь, попытался завалить его, прижать к стенке.
  — Да, один из них, — прозвучал голос, — мы отслеживаем их две недели. Обчистили немало игротек. Но тут они переборщили. Это уже явное мошенничество!
  — Ну-ка, пошли, — сказал мне представитель закона. Могучая рука ухватилась за воротник моего пиджака. — Давай топай!
  Я хотел сказать что-то убедительное, веское, но нужные слова никак не находились… Девушка, игравшая на автоматах, та, которую можно было принять за Фрамли… и мужчина, сваливший Зеленого… куда-то исчезли. Зеленый распростерся на полу…
  Я глубоко вздохнул и собрался с силами, чтобы наконец объясниться. Но мои собственные слова звучали в ушах нелепо, будто это не я говорил, а кто-то совсем другой и не очень умный, я же был слушателем:
  — Я из Лос-Анджелеса. Всего час как в Лас-Вегасе. Никогда прежде не бывал в этой… «Роще». Ухлопал доллар на игру и сорвал банк последним медяком.
  Лишь постепенно голова моя прояснилась. Страж порядка, все еще державший меня за шиворот, вопросительно взглянул на невысокого господина — тот явно держал себя как хозяин заведения. Так и оказалось. Хозяин сказал мне: «Дешевые отговорки! У мошенников всегда наготове алиби». Но полной уверенности в его голосе все же не было.
  Служитель в зеленом халате, все еще лежавший на полу, приподнялся на локте. Он смотрел мимо нас остекленевшими глазами, словно сквозь стену. Хозяин наклонился к нему:
  — Послушай-ка, Луи, ты в порядке?
  Служитель что-то промычал в ответ.
  — Послушай-ка, Луи, на сей раз мы должны быть уверены, что ты прав! Это в самом деле один из тех? Парень, который нам нужен? — И указал на меня.
  Зеленый справился с шоком. Встал с пола.
  — Да, из тех. Голова всей шайки. Они ловкие жулики. А этот парень у них главарь. Пришел позже. А другие раньше его. Присматривались.
  Убежденный уверенным лаконизмом служителя, страж объявил мне:
  — Давай топай. Тебя ждет успех!
  Голова моя наконец прояснилась.
  — Топать-то я потопаю, — сказал я, — только это кое-кому будет стоить серьезного штрафа.
  — Ладно, пусть будет стоить. Проедемся, парень. Мы покажем тебе наш город. Коли ты впрямь прилетел нынче днем в Лас-Вегас, у тебя не было ведь возможности познакомиться с ним, не правда ли?
  Цепкая рука стража закона снова ухватила меня за пиджак, подталкивая к двери. Хозяин сказал:
  — Погоди-ка чуток! — И, обращаясь ко мне: — Так как тебя зовут?
  — Лэм, Дональд Лэм. У меня свой бизнес в Лос-Анджелесе.
  — Что за бизнес?
  — Рассказывать о нем я не собираюсь. В бумажнике, он у меня в правом брючном кармане, есть карточка. Но не читайте ее вслух, пожалуйста.
  Карточка удостоверяла, что ее владелец — частный детектив. Это отрезвило ретивых. Хозяин казино спросил:
  — Вы сказали, что прилетели… каким рейсом?
  Я ответил.
  По телефону проверили, был ли некто Дональд Лэм сегодня на самолете, рейс номер такой-то.
  — Проведи его наверх, Билл, — сказал хозяин.
  Мы вскарабкались по плоским ступенькам в расположенный над игорным залом прохладный кабинет, окна которого выходили на главную городскую артерию. Следом за нами появился и вызванный служитель по имени Луи. Бедный Луи выглядел все еще малость ударенным.
  — Хорошенько еще раз взгляни на этого парня, Луи, — приказал хозяин.
  Луи внимательно посмотрел на меня.
  — Конечно, он новенький. Но знаю точно: без него не сорвали бы такой куш. Он — мозг шайки. Высасывал автомат, как хотел.
  — Откуда ты знаешь?
  — Уж я все вижу, как он стоял. Как обращался с машиной. Как разговаривал с девушкой.
  — А где же те двое?
  Луи заморгал, закрутил головой, сморщился — видать, заломило в шейных позвонках.
  — Они скрылись…
  — Какого черта, Луи! Я нанял тебя, поверил тебе, что ты можешь справиться с любым мошенником. Что знаешь все их трюки и все шайки, и так далее, и так далее…
  В голове Луи наконец прояснилось.
  — Послушайте, босс, — сказал он. — Тот малый, ну, кто меня свалил апперкотом, — профессионал, боксер-экстра. Я сначала его недооценил. Но когда он провел еще и свой прямой, я узнал стиль. Это Сид Дженникс, чтоб мне провалиться. Когда-то он дрался за чемпионство, только его подставили. А был он хорош — просто великолепен в бою. — Луи посмотрел на полицейского, потом на меня. — Ну а этот парень бокс знает плохо. Он — мозг. Это точно. Хоть для меня он и новенький.
  Хозяин рассердился:
  — Что ты несешь, Луи? Почему ты не отнял у них чашки с монетами, которые они сняли с автомата? Была бы хоть какая-то улика.
  Служитель безмолвствовал.
  — Это самое ты и пытался сделать, когда вывернул мне кисть? — поинтересовался я, приходя ему на выручку.
  Луи безмолвствовал.
  Хозяин, туча тучей, навис над ним.
  — Давай, Луи, выметайся-ка отсюда!
  Луи поплелся из кабинета, так и не проронив больше ни слова.
  Хозяин повернулся ко мне:
  — Все перепуталось, видите ли, все нехорошо.
  — Для вас.
  — Для одного из нас, — уточнил он. — Я увяз с этим дураком Луи, но не думайте, что я собираюсь выходить из игры… Кстати, почему бы вам не рассказать о себе?
  — Что именно?
  — Кто вы, чем занимаетесь?.. Откуда мне знать, что это все-таки не мошенничество.
  — Что, собственно, не мошенничество?
  — Да вся эта канитель. — Помолчав, добавил: — Вы не сможете заставить меня раскошелиться просто так, все равно придется рассказать свою историю в суде, стало быть, можете начинать прямо сейчас.
  — Еще раз… Я — частный детектив. Здесь я по делу. Работаю в детективном агентстве Б. Кул в Лос-Анджелесе. Берта Кул вместе с клиентом в настоящее время находятся в отеле «Сал-Сагев». Хотите, можете ей позвонить. Берта Кул несколько месяцев провела в клинике. Выписалась только сегодня. Я вел все дела в конторе. Здесь я для того, чтобы попытаться найти одного человека. Этого человека не было дома, когда я зашел его проведать… Пришлось убивать время, играть на автоматах.
  И хозяин казино, и полицейский чин хотели перебить меня, но я монотонно продолжал:
  — Я рискнул долларом без всякой задней мысли. Последний никель подарил мне две вишенки. Я сгреб выигрыш, а следующим никелем сорвал банк. До этой игры не видел тех двоих, кого вы мне определяете в сообщники. И я полный профан в махинациях с игральными автоматами. А рассказываю все это потому, что не хочу допустить, чтобы вы выступали перед присяжными и укоряли, что, мол, я не стал сотрудничать с вами, скрывал информацию… Теперь ваш ход, джентльмены.
  Хозяин помолчал с минуту, затем поднял трубку со словами:
  — Меня на пушку так просто не возьмешь.
  — Действуйте, действуйте, — ободрил я его.
  Он вызвал отель «Сал-Сагев».
  — У вас зарегистрирована Берта Кул из Лос-Анджелеса? Соедините меня с ней. — Подержал трубку у уха и тут же передал ее полицейскому: — Лучше, Билл, сделаем все официально, на всякий случай.
  — Угу, — ответил полицейский.
  Трубка моментально исчезла в его громадной лапище. Билл прижал трубку к левому уху. По лицу стало видно, когда Берта ответила им.
  — Это лейтенант Уильям Клейншмидт из полиции Лас-Вегаса. У вас работает человек по имени Дональд?.. Лэм? Ясно… Можете его описать?
  Лейтенант, держа трубку, смотрел на меня, сверяя описание с оригиналом. Он ухмыльнулся, и я понял, что тут Берта ввернула одно из своих забористых выражений.
  — А вы руководите агентством в Лос-Анджелесе, так? Ну, большое спасибо, миссис Кул… Нет, он ничего не сделал. Я просто проверял его, вот и все. Да, погодите, не бросайте трубку. — Он закрыл ладонью микрофон, посмотрел на хозяина казино: — Все совпадает. Она хочет с ним поговорить.
  Хозяин устало вздохнул:
  — Соедини его, что ж тут поделаешь.
  Бравый страж порядка вручил мне трубку, горячую и влажную.
  — Хэлло, Берта.
  — Что ты на этот раз умудрился сотворить?
  — Ничего.
  — Вздор!
  — Я раздобыл сведения об интересующем нас лице.
  — Разговаривал с ней?
  — Нет.
  — Значит, пока твои сведения не приносят нам никаких дивидендов.
  — Я знаю, Берта… Ее не было дома.
  — Ну, и чем же, черт возьми, ты занимался, узнав об этом?
  — Я навестил других людей. Затем вновь отправился к нашей особе. Ее не было дома. Пережидая, заглянул в казино и сыграл с автоматом.
  — Что?! — Берта едва не завизжала в трубку. — Для чего просаживать деньги?
  — Потому что особа, которую я ищу, ошивается у автоматов в этом казино.
  — Теперь слушай меня, Дональд Лэм! — завопила Берта. — Найти женщину можно иначе. С тобой одни неприятности… И сколько ты выложил?
  — Девятнадцать монет по пять центов. Без результата. Я даже не…
  Она меня перебила:
  — Так тебе и надо, Дональд, и не вздумай рассматривать проигрыш как рабочие издержки. Всякий раз, когда захочешь сыграть, играй только за свой счет. Мне все равно…
  — А потом, — теперь я храбро перебил Берту, — я выиграл пятнадцать центов последним броском…
  — А потом, я полагаю, их же просадил…
  — А последним никелем я сорвал банк!
  И — молчание. Ласковый голос Берты прожурчал, как музыка:
  — Сколько же ты выиграл, дружок?
  — Не знаю, в тот момент на меня и свалилась полиция Лас-Вегаса. Они полагают, что я мухлевал.
  — Теперь послушай меня, Дональд Лэм! У тебя, кажется, есть мозги. Если у тебя не хватит ума избежать тюрьмы, считай себя уволенным. Ты можешь понять, что мы должны работать быстро?
  — Конечно, конечно. — И я повесил трубку.
  Лейтенант в это время рассказывал:
  — Она говорит про него, что это шашка динамита размером в пол-литровую бутылку, что у него выдержка боксера, а удар, — Клейншмидт ухмыльнулся, — не смахнет и мух с банки варенья, но подраться он всегда готов.
  Хозяин казино испустил вздох, казалось, из глубины души.
  — Ладно, Лэм, вам сколько?
  — За что?
  — За все. Полная расплата.
  — Я не могу устанавливать цену.
  — Вы что, свихнулись? Не понимаете, о чем я говорю? Вероятно, вы работаете за десять долларов в день. Пятьдесят долларов уладит дело?
  — Вы слышали, что Берта сказала обо мне полицейскому?
  — Пусть будет сотня, для ровного счета.
  Я стал разглаживать складки на своем костюме. Пиджак обвис под тяжестью медяков в боковых карманах.
  — Как вас зовут? — спросил я хозяина казино.
  — Харви Брекенридж… Я хочу, чтобы вы поняли, Лэм: в том, что случилось с вами здесь, нет ничего лично против вас. Когда заправляешь таким заведением, нередко приходится прибегать к крутым мерам.
  Я протянул ему правую руку:
  — Ладно, мистер Брекенридж, побоку обиды… В конце концов, это деловой вопрос. Мой адвокат свяжется с вашим.
  — Послушайте меня, Лэм. Будьте благоразумны. По всей стране шляются пройдохи, которые жульничают с игральными автоматами. Мы теряем из-за них тысячи долларов ежегодно. Мы продолжаем устраивать засады, но их чертовски трудно подловить. Луи, мой помощник, пришел ко мне в поисках работы неделю назад. Он утверждал, что знает все мошеннические шайки, которые сосут игровой бизнес. Луи был чемпионом по боксу на флоте и, случается, слишком рьяно пускает в ход кулаки… А тут он нарвался, по-моему, обалдел от удара, вот и все. Послушайте, почему бы вам не проявить благоразумие и…
  — Я-то благоразумен, — сказал я. — А вы — нет. Я был выставлен на посмешище. Я был унижен. Ладно бы еще это, но вы связались с моей начальницей и вынудили меня к объяснению.
  — О, черт, забирайте пятьсот долларов наличными, напишите расписку, и разойдемся с миром.
  Я повторил:
  — Никаких обид, Брекенридж. Это просто деловой вопрос.
  И направился к двери. Подойдя, обернулся:
  — Поймите, Брекенридж, не занимайся я здесь очень важным делом, я бы так не беспокоился. Но вы спросили, и мне пришлось объявить свое имя перед всей публикой… Я же следил именно за той девушкой. Теперь мне понадобится чертова уйма времени, чтоб как-то с ней разобраться.
  Заявление имело успех. Брекенридж крякнул с таким раздражением, какого я не слышал с тех пор, как республиканцы проиграли выборы.
  — Вернитесь и присядьте, Лэм.
  Я вернулся и сел. Лейтенант Клейншмидт уставился на меня. Я заметил Брекенриджу:
  — Страж порядка тоже… оказался неблагоразумным.
  — Черта с два, — сказал Клейншмидт, — я не заплачу вам ни цента.
  — Вы замешаны в деле, — сказал я.
  — Я выполнял распоряжения.
  — Чьи?
  — Его. — Кивком Клейншмидт указал на Брекенриджа.
  — Так сколько, Лэм? — гнул свое Брекенридж.
  — Десять тысяч или ничего. Но я предпочел бы второе.
  Оба смотрели на меня. Я сказал:
  — Мне, может быть, придется пробыть здесь некоторое время. Мне может понадобиться сотрудничество. Вы в самом начале создали для меня трудности.
  Брекенридж выслушал меня с бесстрастным выражением лица.
  — Вы нас дурачите?
  — Нет, честная сделка.
  Брекенридж отодвинул стул, выставил над столом свою руку:
  — Чертовски правильно, Лэм. Пожми.
  Мы пожали друг другу руки. Брекенридж отпустил мою ладонь, и я увидел перед собой лапу Клейншмидта. Я пожал и ее. Она была влажной и горячей, а по сосредоточенной в ней силе, похоже, предназначалась для дробления костей.
  — Конкретно, что вам нужно? — поинтересовался Брекенридж.
  — Прежде всего я хочу потолковать с Луи. Что он знает о девушке, которая играла на автоматах.
  Брекенридж заметил:
  — Между нами, Лэм, я думаю, Луи малость чокнутый. Он перебрался сюда из Сан-Франциско, без конца мне рассказывал, как работал на курортах, как узнавал шайки, которые жульничали с игральными автоматами. Видно, на флоте он был хорош, в боксерских перчатках. На боксе он и свихнулся. Драка для него как для иного пьяницы алкоголь.
  Я потер свою опухшую физиономию:
  — Удар у него впечатляющий, м-м-м…
  Они рассмеялись.
  Пока хозяин казино по внутреннему телефону вызывал Луи, Клейншмидт пожаловался, что ребята моей профессии обычно не желают сотрудничать с полицией.
  — Ну, и мы с ними особо не церемонимся. Ты — другой. Все, что захочешь, постараюсь сделать, только попроси.
  Вошел Луи.
  Брекенридж сказал:
  — Луи, этот парень — свой. Сообщи ему все, что его интересует. Будто служишь у него, понял? Все напитки за счет казино.
  Искорки удивления, мелькнувшие в его глазах, Луи и не скрывал. Глянул мимо меня на Брекенриджа:
  — На самом деле… все-все?
  — Все. И по первому требованию, — ответил Брекенридж.
  Луи покосился на меня.
  — Пошли, — сказал я ему. — Хочу взглянуть на внутренность игрального автомата, понять, как он устроен.
  Луи почувствовал себя уверенней.
  — Я могу показать вам всю эту кухню. На всем Западе нет никого, кто бы знал об автоматах больше, чем я. Мне известны все жульнические шайки, и ни одна из них не сумеет ускользнуть от меня. Ну а коли я замечаю, как они жульничают с машиной, я… навешиваю им пару хороших плюх. Прежде чем они попытаются избавиться от улик, и тогда…
  Брекенридж кашлянул. Эдакое сухое многозначительное саркастическое покашливание.
  Луи тут же сник.
  — Ну, пошли, — сказал я и направился к двери. Оглянувшись, увидел, как Брекенридж мне подмигнул, а потом приставил палец к виску и покрутил.
  
  — Есть машина, с которой можно поиграть без свидетелей? — спросил я у Луи. — Я хочу разобрать всю игру на части. Сейчас пять пятнадцать. У меня в запасе полчаса.
  — Внизу в подвале, — лаконично ответил Луи.
  — Отлично, двинули в подвал.
  Мы прошли по лестнице в зал, прошли через него к задней двери, спустились в холодный подвал. Луи включил свет.
  — Что вам нужно в первую очередь?
  — Хочу понять, как с ними мудрят.
  — Способов масса. Сверлят вот здесь дырочку и вставляют туда кусочек струны от пианино. В результате машина не отключается после каждой ставки: дергай ручку, пока не выдоишь досуха… Еще способ: просверлили, вставили струнку и — оттянуть собачку, ту, что высвобождает золотую призовую комбинацию… Или они умеют чашечку пропихнуть незаметно вверх по денежному желобку. Выигрыш — это когда начинают работать внутренние рычажки. Выигрыш выпал, рычажок — снова стоп. А тут их заклинивает, рычажки удерживаются в открытом положении, и можно выдоить все деньги, которые находятся в трубке, прямо через прорезь для выплаты.
  — Что такое трубка?
  — Ха, похоже, ты не очень-то разбираешься в игральных автоматах, а? — Тут он взглянул на меня и явно смутился. — Сам себе наступаю на мозоль. Не обижаешься, что я тебя ударил?
  — Моя обида на моей физиономии, а не в душе.
  — Ну, приятель, ты… ты молодец. Дай-ка я тебе кое-что покажу в машине.
  Луи взялся за верстак, на котором расположился игральный автомат. Отвинтить заднюю крышку, снять ее, открыть пару задвижек и вытащить наружу внутренний механизм машины — на все ушло у него минуты две-три.
  — Смотри, — начал он. — Бросаешь монету, так? Оттягивается вон тот маленький рычажок. Нажимаешь на рукоятку. Происходит толчок, от которого все приводится в движение. Вот там небольшой часовой механизм. Он вращается, когда встает в первое положение, останавливается первое колесико. Немного погодя — второе, а потом третье. Автомат может щелкнуть пять раз. Первые три щелчка — это колеса прокручиваются. Четвертый — блокировка. А пятый означает выплату. Нет пяти щелчков подряд, значит — просадил. Улавливаешь?
  Я посмотрел на внешние окошечки с набором рисунков различных фруктов-овощей.
  — Картинки ничего не означают, — сказал Луи. — Для отвода глаз. Ложная ориентация. Главное — зубцы. Вот то коромысло входит в прорезь на первом зубце, потом на втором, потом на третьем. Зубцы важны, а они с задней стороны, их не видно.
  — А что там с трубкой?
  — Трубка всегда набита монетами. Как она заполнится, излишек идет в «банк», это внизу, в ящичке. В машине два «банка». Как только запас в одном кончается, так в дело вступает второй.
  — Значит, как только колеса начнут вращаться, часы сзади устанавливают время, когда они должны остановиться?
  — Верно. Усек. Вопрос координации. Как во всем остальном: гольф, бейсбол, теннис, бокс — везде главное координация!
  Я вглядывался в механизм сцеплений.
  — Координация! Благодаря ей я стал чемпионом флота.
  Он вдруг вышел на середину подвала, наклонил голову, поднял левое плечо и затанцевал, нанося удары воображаемому противнику — то левой, то правой, уклоняясь, раскачиваясь на цыпочках. Кожаные подошвы его ботинок сопровождали танец своеобразной музыкой шуршания, музыкой скольжения по цементному полу. Я оставил его в покое.
  — Эй, взгляни! — крикнул Луи.
  Я взглянул.
  — Смотри… Он выходит на меня дважды левым хуком. Вот так, видишь? — И Луи выбросил вперед левую. — Понимаешь меня? А я его… видишь, понимаешь?!
  — Понимаю, но давай вернемся к машине.
  — Хорошо, хорошо, но в третий раз я уже жду его. Я ставлю блок. И что происходит? Он опережает меня. Его правая выстреливает, она как отбойный молоток. Но мне удается нырнуть и…
  — Кончай, Луи!
  Но Луи продолжал танцевать, поднимая пыль. Он покачивал плечами, наносил резкие удары и за противника, и за себя, иронически комментируя обмен ударами. Я не мог его остановить. Он был на ринге. В конце концов я сдался. В ожидании, когда он закончит бой, стоял и смотрел. Он остановился прямо передо мной.
  — Подойди сюда. Я хочу тебе показать кое-что. Я тебе не причиню вреда. Просто встань в стойку. Отлично. Теперь выходи прямым правым на мой подбородок. Давай, врежь мне как следует. Не бойся. Возьми меня в оборот!
  — Боюсь, у меня не получится.
  — Ерунда! Это легко.
  — Этот нокаут наверху, видно, никак на тебя не подействовал, Луи.
  Живой огонек в его глазах потух.
  — Э, что скажешь? То был Сид Дженникс. Я видел его как-то в деле. Он хорош, чертовски хорош. Но не слишком хорош. Я бы с ним справился, коли б знал, кто предо мной. Но, приятель, ты знаешь, как это бывает: становишься небрежным. Увлекаешься так, что не думаешь о противнике. Хочешь приготовиться, встаешь в ту стойку, которая тебе нужна, тебе, понимаешь? С Сидом Дженниксом такое не проходит. Такое не проходит ни с одним настоящим профессионалом. Он просто нанес удар, поймал меня на удар, вот и все. Давай я тебе кое-что покажу, приятель. Ты, например, прямо не бьешь. Ты просто размахиваешь руками. А так делать нельзя. Ответными ударами тебя просто измолотят. Иди сюда, я тебе покажу…
  — Луи, я хочу наконец взглянуть на машину.
  — Ну, ладно, приятель. Конечно, конечно… Я не пытаюсь вмешиваться в твои дела. Я просто думал, что мог бы тебя кое-чему научить, вот и все.
  — Спасибо, Луи, — поблагодарил я.
  — Что ты еще хочешь знать о машине, приятель?
  — Шансы на выигрыш.
  — Довольно высокие. Конечно, если ты с ходу собираешься спустить сотню долларов, то вернешь, скорей всего, только сорок. Шестьдесят уйдут в прибыль заведения. Но имея у себя ту сотню, ты мог бы скормить пять долларов машине, а вернуть пятьдесят центов. Затем ты разыграл бы пятьдесят центов, а вернул бы четыре доллара, — улавливаешь? Вот как она работает. На игральных автоматах играют не так, как на бирже. Сразу вкладывать кучу денег нельзя. Люди приходят, пробуют, смотрят, на чьей стороне удача. В ресторане им дают сдачу мелочью, так десять-пятнадцать центов они кидают в автомат. Потом, возможно, приходит азарт. И люди выгребают все монеты из карманов, играют вовсю! Несколько раз выиграют, а потом спустят выигрыши. Вот почему автоматы в ресторанах обычно работают со скрипом. Они ведь не должны позволять клиенту выигрывать.
  — Что ты подразумеваешь под скрипом?
  Луи показал.
  — Видишь ролик на первом колесе?
  Я кивнул.
  — Смотри, на первом колесе — три апельсина, на втором — четыре, а на третьем шесть. Выигрыш — три апельсина подряд. С шестью апельсинами на третьем колесе получается один шанс из трех на то, что будет третий апельсин после того, как выскочили первые два. В этом вся хитрость: получить первые два апельсина… Вот когда в игру вступает ролик. Ты никогда не играл на автомате и не видел, как выигрышная картинка вроде бы колеблется в окошечке, а затем проскакивает, и колесо с чертовски громким щелчком подкидывает тебе уже не эту, нужную, а следующую картинку. Когда такое случается, приятель, значит, тебя прокатили. Возьмем, к примеру, три апельсина на первом колесе. У тебя примерно один шанс из семи получить в первом окошке апельсин. Тут мы закрываем роликом канавку с апельсином. Значит, осталось только два апельсина. Улавливаешь? Чтобы в первом окне теперь выскочил апельсин, на это остается один шанс из десяти. Можно подумать, что между одним шансом из семи и одним шансом из десяти не бог весть какая разница, но, когда играешь на машине постоянно, это в конце концов выливается в круглую сумму.
  Я оглядел машину сверху донизу.
  — Как их расстраивают, такие машины?
  — Приносят небольшую дрель и сверлят отверстие. Вот здесь. Видишь? А теперь обрати внимание на эти заклепки… Так вот, отверстие прикрывают фальшивой заклепкой. Вроде все в порядке. Никто никогда заклепки не считает. Одна лишняя не бросается в глаза.
  — А потом?
  — А потом… уже после того, как просверлили, заклепали, они приходят опять. Обычно в шайке от трех до четырех человек. И в шайке непременно есть хорошенькая девчонка. Они притворяются выпившими, вовсю веселятся. Приходят в возбуждение, толпятся и галдят около машины. А хорошенькая девчонка незаметно вытаскивает фальшивую заклепку. У них есть кусок стальной проволоки с маленьким крючком на конце. Они вставляют ее в отверстие и поворачивают. Так вот, если они просверлили отверстие в нужном месте и правильно, умело вращают проволоку, то вон тот металлический рычаг отходит назад, и давай — принимайся за дойку… Если только в машине нет сырного ножа или он отсоединен.
  — Час от часу не легче… Что такое сырный нож? — недоумевал я.
  — Ну, это такая штуковина, которая как бы проверяет ход монет. Трубка не освободится, пока нож не скользнет по ребру монеты. Но эти ножи очень нежные, недолговечные, их постоянно заедает, потому, как правило, их снимают…
  — Ты что-то говорил о чашке.
  — Это другой прием, — ответил он. — Я же говорил об узле выдачи. Они пропихивают ее через раструб, откуда сыплются монеты, и, когда управляющие потоком монет рычажки начинают работать, чашку проталкивают вверх. Получается заклинивание. После чего монеты сыплются до тех пор, пока трубки не опустошаются.
  — А у вас в зале машины снабжены роликами? — спросил я.
  — Конечно, а как же иначе? В особенности те, что стоят в начале ряда. Понимаешь меня? Мы считаем, что клиент, который просто остановился около игрального автомата и опустил четыре или пять медяков, — это человек, который прекратит игру сразу же, как только спустит эти свои медяки. Он играет просто от нечего делать. Может, он турист, который хочет похвастаться, что побывал на Диком Западе.
  — Но почему не дать им, туристам всяким, периодически выигрывать? Разве это не будет хорошей приманкой?
  — Нет. Это невыгодно. У них в кармане для проигрыша всего двадцать — двадцать пять центов. И они не собираются как бы разменивать доллар на никели. Они играют тем, что есть в наличии. Ладно, дадим им выиграть пару вишен, а может, иногда три апельсина. Но большую сумму — нет. Невыгодно дать сорвать банк в пять долларов. Понимаешь? Зато машины задние в ряду мы не накачиваем роликами в таком количестве. Люди, которые играют сзади, — это наркоманы. У них пунктик насчет игры, прямо как виски пить или еще что-нибудь эдакое. Они продолжают думать, что при следующей подпитке машина будет щедрей. Что ж, чем чаще бросаешь (если ролика нет), тем больше шансов сорвать куш. Поэтому такие люди приходят снова и снова…
  Так все и строится. Клиент прокладывает себе дорогу в глубь игральных автоматов — на его пути сначала стоят четыре или пять машин по пять центов, затем десятицентовик, потом опять пятицентовик, дальше две по двадцать пять, за ними два пятицентовика и, наконец, еще одна по двадцать пять. Ну и когда он добрался до конца, он уже выплатил нам кучу денег. Потому что первые машины так набиты роликами, что он не может выиграть ничего особенного. Нам нечего беспокоиться. Мы уже купаемся в деньгах. И если он сорвет банк — тоже не станем беспокоиться, он положит монеты в карман и уйдет. Может, и так. Но он — наркоман игры, завтра он вернется. И так день за днем… Вот почему я и принял тебя за мошенника, когда ты сорвал банк на пятицентовой машине перед входом. Обычно для твоего банка максимум — две полоски на первом колесе. То есть у тебя один шанс из десяти. Потом на среднем колесе одна и на третьем одна. Понимаешь? Один шанс из двадцати на каждом из этих колес, и один из десяти на первом колесе. К тому же на первом колесе одну из полосок мы закрыли роликом. А теперь посчитай, сколько у тебя шансов, чтобы сорвать большой куш.
  — А что ты скажешь о той девушке? — наконец спросил я, уже изнемогая от свалившихся на меня новых знаний.
  — Эта девчонка, братишка, хитрюга. Я сразу ее приметил.
  — Давно это было?
  — Дней десять или две недели назад. Она просто впилась в игральный автомат. Сначала играла честно, как надо. Запудрила мне мозги, милая такая обманщица. На самом деле провела меня, как сосунка. Сначала я и не думал, что ей что-нибудь светит, кроме как остаться при своих. Проверяю машины после ее ухода — машины в полном порядке… Короче, она здорово меня надула. Просверлила пару машин, а я уже и проверять их за ней перестал. Девчонка доила их пару дней, а сегодня вечером со своим дружком появилась для более крупной чистки. Это как пить дать… Ну и я подготовился. Если бы ты не сорвал — нежданно-негаданно — крупный банк на машине с роликами, я бы их прищучил.
  — Откуда ты? — переменил я пластинку.
  — Родился в Новом Орлеане. Сюда приехал из Сан-Франциско. Я осмотрел тут машины и заметил, что половина из них высверлена. Я сказал Харви Брекенриджу, что он лопух. Немного с ним поговорил, показал ему приемы, он дал мне работу — охранять от жулья его заведение. Я говорил ему, что знаю все шайки, которые работают с машинами. И я на самом деле знал. А вот что Сид Дженникс ударился в игорно-машинный рэкет — не знал. И эта девчонка для меня новенькая… Да и здесь, в Лас-Вегасе, они вообще не так опасны, как в Калифорнии.
  — Почему?
  — Потому что в других штатах игра запрещена. А здесь, в Лас-Вегасе, разрешена.
  — Ну и что с того?
  — Напряги мозги, приятель, напряги мозги. Предположим, игра запрещена, а ты ловишь парня, выуживающего деньгу. Ты вышвыриваешь его из зала на улицу, орешь на него, но не можешь его арестовать, потому что он… ничего не крадет. А не крадет почему? У тебя нет игрального автомата, закон запрещает тебе его иметь. Улавливаешь?
  — Улавливаю.
  — Что-нибудь хочешь узнать еще?
  — Не знаешь, как зовут девушку?
  — Нет.
  — Как же ей удается ввязаться в игру? Кто ее подначивает? Или делает здесь… свою игру?
  — С мужчинами?
  — Да.
  Луи поскреб свою шевелюру:
  — Лас-Вегас, братишка, отличается от других городов, и Невада — от других штатов. Девчонки приезжают сюда, чтобы развестись. Они вынуждены ждать, пока устроят себе место жительства. Хорошо, если все закончится быстро, а если нет? Время тянется медленно. Девушкам становится одиноко… И когда какой-нибудь смазливый парень кладет на нее глаз, она начинает думать: «А почему бы и нет, черт возьми…» Им тут нечем больше заняться… так или иначе, почти все они делают карьеру таким образом.
  — Ты можешь вспомнить кого-нибудь, кто был вместе с той девушкой?
  — Вроде нет. Но… погоди-ка, а ведь правда… Я вспоминаю одну, была здесь вчера, вроде бы вместе с той, кто тебя интересует. Нечто сногсшибательное.
  — Можешь ее описать?
  — Еще бы! Рыжая-рыжая! Не помню, какого цвета у нее глаза, но вся-то она рыжая, клубника со сливками. Ходит, и все у нее двигается, плавно-плавно, как желе на тарелке.
  — Полная? — спросил я.
  — Нет. Точно, нет. Скорей худенькая, но не костлявая. Женщины, бывает, доводят себя диетой… руки и ноги как спички, суставы у них застывают, ходят, будто деревянные. Та… совсем все иное у нее.
  — Сколько лет?
  — За двадцать.
  — Сколько раз она сюда приходила?
  — Пару раз. И оба — с твоей девушкой… Стой, я еще кое-что припоминаю. У нее нос как у кролика.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Ты знаешь, как кролик двигает носом? Вот и у нее так, и, когда она была немного взволнована, ноздри так же подрагивали… Я это заметил. А вообще — очень привлекательная, стоило бы за ней приударить.
  Я протянул руку:
  — Спасибо, Луи.
  — Да не за что. И никаких обид из-за плюхи?
  Я отрицательно замотал головой.
  — Если честно, — сказал Луи, — ты оказался слабоват. Заметь, ты совсем не держал шею. Когда дерешься, ты должен держать шейные мускулы, понимаешь! Коль удар пройдет сквозь твою защиту и ты будешь вынужден ловить его на подбородок — ты тогда не свалишься, удар пойдет вскользь. Понимаешь?
  — Нет, Луи. И у меня сейчас нет времени вникать в такие вещи. Как-нибудь ты мне покажешь.
  Он просиял.
  — Правда, дружище? Ух ты, здорово б было. Да и хорошо б чуток потренироваться, вот тогда я кое-что тебе покажу. А для начала давай-ка попробуем старинный удар-блок.
  И он опять принял боксерскую стойку, затанцевал по цементному полу.
  — Ладно, ладно, Луи, — отмахнулся я. — Вернусь, тогда и покажешь.
  Я направился к выходу из подвала. Часы показывали без пяти шесть.
  Глава 4
  Я снова поднялся в квартиру Хелен Фрамли. Лицо у меня болело. Кончиками пальцев я нащупал желвак с правой стороны, а под левой скулой — еще один. Может быть, они не так уж были заметны, но дергали и ныли будь здоров как.
  Я позвонил и стал ждать.
  Никто не ответил.
  Позвонил снова.
  Дверь в соседней квартире распахнулась. Женщина, с которой я разговаривал недавно, протянула:
  — А, это вы, опять вы… Сейчас-то она дома. А я-то подумала: кто это звонит к нам?.. Так в чем дело? Не отвечает?
  — Дайте ей время. Она могла и не услышать звонка.
  — Хм! Я у себя слышу, а она — не слышит. Я ведь даже подумала, что вы нажали на наш звонок.
  Из глубины квартиры раздраженный мужской голос прокричал:
  — Ма, да отойди ты от двери, прекрати совать нос в чужие дела.
  — Я в чужие дела не лезу… Я просто подумала, что зазвенел наш звонок…
  — Отойди от двери!
  И дверь захлопнулась.
  Я опять позвонил к Хелен Фрамли.
  Дверь осторожно приоткрылась. На дюйм, не больше, я смог заметить медную цепочку, натянувшись, она не пускала дверь открыться пошире, а за ней — холодные темно-серые глаза. И сразу же услышал удивленный возглас. Это была та самая девушка, из зала с автоматами.
  — Как вы меня нашли?
  — Могу я войти?
  — Нет! Конечно нет… Чего вы хотите?
  — То, что я хочу узнать, не имеет никакого отношения к тому, что произошло в «Кактусовой роще». Понятно? Но дело важное.
  Девушка на мгновение заколебалась, затем сняла цепочку, не переставая изучать мое лицо.
  — Не обращайте внимания, — сказал я. — Немного погодя лицо придет в норму.
  — Он сильно вас ударил?
  — Как видите, сильно. Я почувствовал себя строем кеглей, в который запустили шаром. Раньше я это просто видел, а теперь испытал на себе.
  Девушка засмеялась и сказала:
  — Ну, проходите вот сюда.
  Я последовал за ней в маленькую гостиную. Она указала на стул.
  — Это вы тут сидели, когда я позвонил? — поинтересовался я.
  — Нет. Я сидела вон там.
  Сиденье стула было теплым.
  — Не возражаете, если я закурю?
  — Пожалуй, нет. Я и сама курила, когда вы звонили.
  И она взяла недокуренную сигарету из пепельницы, которая примостилась рядом с ее стулом, на полу.
  Я сказал:
  — Собираюсь выложить карты на стол. Начинать?
  — Мне нравятся люди, которые поступают таким образом.
  — Итак… я — частный детектив…
  Ее лицо моментально стало равнодушным, покорно-вежливым.
  — Что-нибудь не так? — спросил я.
  — Н-н-ничего.
  — Вы не любите частных детективов?
  — Это зависит от того, за чем они охотятся, — нашлась девушка.
  — Мне нужна информация…
  — Я… боюсь, ничем не смогу помочь. Я…
  Скрип дверной петли за моей спиной. Она бросила туда быстрый взгляд, отвела глаза, совсем замолкла, ожидая чего-то.
  Я сказал, не поворачивая головы:
  — Вы могли бы выйти и присоединиться к нашему обществу, Сид.
  Быстрое движение позади. Кто-то встал прямо за спинкой моего стула.
  — Ну-ка, выкладывай все карты на стол, братишка, — произнес мужской голос.
  — Те, что вас касаются, уже на столе.
  Я повернулся. Конечно, тот самый мужчина, бойкий парень в клетчатом спортивном костюме, что играл на машине по четвертаку. Теперь я заметил, что правое ухо у него слегка изуродовано. Он был явно не в своей тарелке — и потому опасен.
  Я предложил ему составить компанию и добавил:
  — Поговорим, ничего не утаивая.
  — Вы сегодня вечером оказались в «Кактусовой роще» в необычное время, для дела… или это было просто везение?
  Я предупредил:
  — Не говорите так громко: соседка очень любопытна.
  — Да, это уж точно, — подтвердила мисс Фрамли.
  Мужчина в клетчатом пиджаке присел.
  — Значит, так. Мы с ней молчим пять минут, и вам придется много чего рассказать за эти пять минут.
  — Тогда вам останется минуты три-четыре. Я уложусь быстро… Меня зовут Дональд Лэм. Я работаю в детективном агентстве Б. Кул. Пытаюсь разыскать Корлу Бурк. И подозреваю, что мисс Фрамли знает, где она находится.
  Лицо мисс Фрамли передернулось.
  — Зачем это вы хотите ее разыскать?
  — Это интерес моего клиента.
  — Ишь какой умник. Кто он, клиент?
  — Я не пытаюсь быть умником, но и не настолько туп, чтобы направо и налево разбалтывать имена наших клиентов.
  Вмешался бравый мужчина:
  — Ну так вот, мисс Фрамли не знает, где находится Корла Бурк, потому что она не знает никакой Корлы Бурк. Ясно?
  — Почему же мисс Фрамли отправила ей письмо?
  — Она не отправляла.
  — Я знаю людей, которые подтвердят, что она это сделала, и знают это наверняка.
  — Что ж, значит, они пьяны. Так вот, я говорю вам: она не посылала никакого письма.
  Мисс Фрамли решила подать свой голос:
  — Я в самом деле не знаю, кто такая Корла Бурк. Вы уже второй человек, кто спрашивает меня о ней.
  — А кто был первым? — резко спросил Сид.
  — Инженер с плотины.
  Его глаза сверкнули.
  — Почему ты мне о нем ничего не рассказала?
  — А с какой стати?.. Я даже не поняла, про что речь. Он ошибся, и все. — Тут мисс Фрамли повернулась ко мне: — И я думаю, что он вам и посоветовал спросить у меня, почему вы и здесь.
  — А как звали того человека? — спросил я.
  Она взглянула на Сида.
  — Валяй, говори, если хочешь, — процедил он.
  — Я, право, не знаю, как его зовут. Он не назвался.
  — Вы лжете, мисс Фрамли.
  Она вспыхнула:
  — С какой стати я буду тебе лгать, подумаешь, важная шишка. — И тут же иным тоном: — Вы что, хотите узнать про каждого коммивояжера, что приходит сюда и пытается продать новый пылесос?
  Мужчина гнул свое:
  — Откуда вы взяли, что именно она написала то письмо?
  — Некоторые люди сообщили мне об этом.
  — Что за люди?
  — Это те, кто обратился в наше агентство. А наше агентство послало меня.
  — Кто же эти люди? Я об этом спрашиваю.
  — Вам придется поинтересоваться в агентстве.
  Тогда он спросил Хелен Фрамли:
  — Но ты же и верно не писала никакого письма?
  — Нет, конечно же нет.
  Он вновь повернулся ко мне:
  — Как это вы там назвали меня, каким именем?
  — Не понимаю.
  — Когда я появился, вы произнесли имя.
  — А! Я назвал вас Сид. Разве вас не так зовут?
  — Нет.
  — Извините, значит, я ошибся. Как же вас зовут?
  — Гарри Биган.
  — Извините, Гарри Биган.
  — А кто вам сказал, что меня зовут Сид?
  — Я думал, это ваше имя.
  Он хмуро и медленно заявил:
  — Зарубите себе на носу: меня зовут Гарри Биган. По прозвищу Быстрый Кулак… И не желаю, чтобы меня называли как-нибудь иначе.
  — Ладно. Мне все равно, как вас называть.
  В глазах Гарри Бигана зажглись крошечные мерцающие огоньки. Он был действительно красивый парень, и огоньки-искорки делали его лицо еще красивей. Так небо отсвечивает в горном озере, когда ветер нагоняет рябь. Но лицо было и оставалось злым.
  — Ну, если бы я узнал, что ты меня обманывала…
  Она вмиг взъерошилась:
  — Выкинь из своей башки раз и навсегда, что я тебя боюсь, что ты можешь запугать меня. Я не твоя прислуга. У меня своя жизнь. И у нас… общее дело, сотрудничество, понял? И больше ничего!
  — Да ну?
  — Именно так!
  — Запомним. — Он снова обратился ко мне: — Я хочу узнать побольше про этого… вашего клиента.
  — Такие справки — у шефа агентства, Берты Кул. Звоните в «Сал-Сагев».
  — Этот клиент сейчас в городе?
  — И насчет этого вам придется узнать у Берты Кул.
  — Видно, мне придется вплотную заняться этим вашим клиентом.
  — Я бы не советовал, особенно после того, что мне о вас рассказал Клейншмидт.
  — Кто такой?
  — Здоровенный полицейский, лейтенант, который скрутил меня в два счета, когда пошла драка в «Роще».
  — Да вы-то как вляпались в нее? Зачем было соваться в чужое дело?
  — А я никуда и не совался. Просто зашел и сорвал банк.
  — А зачем доить пятицентовую машину, когда под руку просились и по десять и по двадцать пять?
  — У меня были только никели, вот я на них и играл.
  Я увидел, как внимательно он меня изучает. Озадаченное лицо жулика повеселило частного детектива.
  — Значит, вытащили фальшивую заклепку и успели выбросить ее?
  — Да ничего я не знаю ни о каких фальшивых заклепках! Бросал монетки без всякого результата, вдруг выскочила пара вишен, и следующим никелем я уцепил банк.
  — А потом?
  — Потом подошел Зеленый Халат, и мы начали… спорить.
  — Ну, и?..
  — Потом появился управляющий, или хозяин казино, вместе со стражем закона. Он и есть лейтенант Уильям Клейншмидт. Они забрали меня наверх в кабинет и вывернули наизнанку.
  — Что-нибудь нашли?
  — Медяков немало…
  — Вы знаете, что я имею в виду. Струну от пианино, дрель, что-нибудь еще в этом роде…
  Тут вмешалась мисс Фрамли:
  — Кулак! Оставь его. Он, я думаю, и вправду не из наших.
  — Не будь так самоуверенна… Так что они обнаружили?
  — Они обнаружили, — заговорил я монотонно, — что я прибыл в Лас-Вегас два часа назад на самолете. Они обнаружили, что я полгода как не был здесь, что я частный детектив, что работаю у Берты Кул и что эта Берта Кул находилась в отеле «Сал-Сагев» в ожидании донесения от меня.
  Кулак усмехнулся:
  — Вот будет потеха, если он и впрямь говорит правду.
  — Клейншмидт уверился, что я говорю правду.
  — Он осел, этот ваш Клейншмидт.
  — И Брекенридж, хозяин, тоже не усомнился, что я говорю правду.
  — Вы хотите сказать, что вы просто околачивались в «Роще» и не знали, что машины расстроены?
  — Это соседка сообщила мне, где я могу найти Хелен Фрамли.
  Мои собеседники обменялись взглядами. Кулак тихо свистнул.
  — Откуда она узнала? — спросила, будто сама у себя, девушка.
  — Она мне сказала, что видела вас там несколько раз. Проходила, мол, мимо и видела.
  — Вот бы хоть для разнообразия она не вмешивалась в чужие дела, — зло сказала девушка. — Это она рассказала вам, что и Кулак здесь?
  Я заметил:
  — Я и без нее знал, что он в стенном шкафу… — Боксер снова насмешливо присвистнул. — Стул был теплый. Мисс Фрамли говорит, что курила сигарету, а на сигаретах, ни на одной в этой пепельнице, нет никаких следов помады.
  Кулак воскликнул:
  — Клянусь богом, он в самом деле сыщик!
  — Так поделитесь со мной хоть какими-то сведениями о Корле Бурк, — вернулся я к главной своей теме.
  — Нечем делиться, честное слово, — ответила девушка. — Кроме того, что я прочла в газетах.
  — Вы прочли то, что газеты сочли нужным сообщить?
  — Да.
  — Местные газеты?
  Она взглянула на сообщника, отвела взгляд в сторону.
  И тут Кулак сказал:
  — Хватит. У вас нет прав допрашивать ее.
  — Но я не веду допрос, я задаю вопросы. На это я имею право?
  — Нет! Черт возьми, нет!
  — Послушайте меня… Я не думаю, чтоб в газетах Лас-Вегаса было что-то опубликовано о Корле Бурк. Газеты Лос-Анджелеса тоже не уделили факту ее исчезновения особого внимания, потому что человек, за которого она собиралась выйти замуж, богат, но не настолько выдающаяся личность, чтобы вызывать общий интерес. Исчезла девушка… Обыкновенное исчезновение.
  — Но она же, — кивок на мисс Фрамли, — ясно говорит тебе, что ничего об этом не знает!
  — За исключением того, что она прочла в газетах, — возразил я.
  Кулак помрачнел:
  — Послушай, парень, ты зашел слишком далеко, понимаешь?
  — Не понимаю.
  — Тогда сейчас, возможно, кое-что произойдет, чтоб улучшилась твоя сообразительность.
  — Моя работа стоит денег, Гарри. Люди, которые наняли мое агентство искать Корлу Бурк, готовы платить.
  — Прекрасно, пусть платят.
  — И если Большое судебное жюри Лос-Анджелеса решит, что за этим исчезновением кроется нечто большее, чем простое нежелание выйти замуж, будут вызваны свидетели…
  — Прекрасно. Пусть их вызывают.
  — И свидетель будет давать показания под присягой. Лжесвидетельствование, вы знаете, карается строго. Так вот, я здесь в качестве вашего друга. Вы можете рассказать мне все, что знаете, а я постараюсь найти Корлу Бурк. И тогда не будет Большого жюри, понимаете? Я могу не вмешивать вас во все это дело, если вы поможете мне выполнить задание агентства. Если же вы появитесь перед Большим жюри Лос-Анджелеса, ситуация станет другой.
  — Черт с ним! Я не желаю знать ни какое-то Большое жюри, ни какое-то агентство.
  Я закурил сигарету.
  Хелен Фрамли нерешительно произнесла:
  — Ну ладно, что ж, я расскажу вам.
  — Заткнись, — сказал Гарри Биган.
  — Я знаю, что делаю. Дай мне сказать, Кулак.
  — Ты слишком много говоришь.
  — Нет, нисколько. Даже недостаточно… Так вот, послушайте, мистер Лэм. Я, как и всякая женщина, любопытна. Ну, и после того как этот мистер Дирбор… кажется, так… этот инженер начал задавать мне вопросы, я решила уже сама, что выясню, чем он так интересуется. Я написала одному своему знакомому в Лос-Анджелес, чтобы тот прислал мне вырезки из газет.
  — Так, — одобрил я, — это уже теплее. Ну и что там в вырезках?
  — Они были присланы мне по почте.
  — Что же из них выяснилось?
  — Ничего такого, что бы вам не было известно.
  — Я не читал газет, — возразил я. — Мне только недавно поручили это дело. Эти вырезки у вас при себе?
  — Они в ящике комода.
  — Вы могли бы дать мне их посмотреть?
  — Не смей, — сказал Кулак.
  — Да перестань ты, Кулак. Не вижу причины, почему бы ему не посмотреть газетные вырезки.
  Она вскочила и ловко, я бы сказал — с изяществом, увернулась от протянутой руки Кулака, исчезла в спальне, а спустя мгновение вернулась с ворохом газетных вырезок. Я их просмотрел. Они были скреплены канцелярской скрепкой. Линия отреза была очень неровной, как если бы их вырезали в спешке.
  — Могу я их взять на несколько часов? — попросил я. — Я верну их вам утром.
  — Нет! — тут же отказал бравый Кулак.
  — Ну что ж, возьмите их обратно.
  — Я не понимаю, почему нет? — спросила мисс Фрамли.
  — Послушай, крошка! Мы не собираемся помогать закону. Если та девушка сбежала, значит, у нее были на то свои причины. Давай не будем лезть в чужие дела и останемся чистыми. — Кулак повернулся ко мне: — И все же… я не до конца вам верю… С игральными автоматами что-то у вас не гладко. Вы в самом деле не занимаетесь или раньше не занимались нашим рэкетом?
  Я отрицательно покачал головой.
  — Даже как помощник?
  — Когда дело доходит до игральных автоматов, я как ребенок в лесу. Мой опыт — это «Золотой герб» — ресторан, где я обычно питаюсь в Лос-Анджелесе и где находится в одном из отдельных кабинетов игральная машина. Берта Кул бесится, глядя, как я просаживаю деньги на этой машине. Каждый раз, когда я прихожу туда, я начинаю шарить по карманам в поисках медяков. Обычно я проигрываю пятнадцать-двадцать центов.
  — Так вам и надо, — сказал Кулак. — Машины в ресторанах охотятся за быстрой выручкой. Они не годятся для спокойных клиентов. Они ставят ролики на звездочки, так что выиграть две вишни и колокольчик там трудно, тем более сорвать банк или получить в награду за успешную игру особую медаль.
  Я возразил:
  — Похоже, некоторые выигрывают и больше, — не такие, как я, игроки. Женщина, управляющая игротекой, рассказывала мне о некоторых коммивояжерах, которым здорово везет и на той машине. Три или четыре раза срывали банк.
  — А вы сами никогда не видели, как они это делали?
  — Нет.
  Он презрительно фыркнул:
  — Сказки для детишек в коротких штанишках. Очень может быть, что коммивояжерам она рассказывает и о том, что существует некий частный детектив, который доит машину.
  Хелен Фрамли вдруг сказала:
  — А вы и впрямь крепкий орешек.
  — Я? Почему? — поинтересовался я.
  — Не пасуете перед Кулаком. Многие боятся его… Я права, Кулак? Тебя это раздражает?
  — Что?
  — То, что детектив держится так независимо.
  — Да иди ты к черту!
  — Я ничего плохого не хочу сказать о тебе, Кулак.
  — Так и надо. Только попробуй иначе — не советую.
  Мисс Фрамли снова взглянула на меня своими красивыми темно-серыми глазами.
  — Вы многое видите в жизни, — вздохнула она. — Встречаете самых разных людей…
  — Не так уж многообразны эти люди…
  — Что вы собираетесь сделать с Корлой, если найдете ее?
  — Поговорить с ней.
  — А потом? Вы собираетесь рассказать о ней человеку, за которого ей следовало выйти замуж?
  Я улыбнулся.
  — Я доложу своему шефу. Она сообщит нашему клиенту. Наш клиент использует информацию так, как ему заблагорассудится. Мне все равно, как он ее использует. Он платит Берте Кул, а Берта Кул платит мне.
  Гарри сказал:
  — Все так, как я тебе говорил, детка. Все в этом мире стремятся сорвать куш. Приходится его хватать везде, где только сможешь.
  — Кулак боится, что у меня проснется совесть. — Мисс Фрамли улыбнулась мне.
  — Из-за игорного рэкета она уснула?
  — В общем-то да.
  — Ну, — Кулак поморщился, — перестань дурачиться, детка.
  — Все машины обманывают. Очищают кошельки клиентов. Почему бы и нам не позаимствовать что-нибудь у машины? Правда, Кулак?
  — Да, это не воровство, — уверенно сказал он. — Просто возврат части денег, отобранных у общества владельцами машин. А мы ведь тоже часть общества, разве нет? По крайней мере, по отношению к игральному автомату. Владельцы используют всякие приспособления, чтобы сократить выигрыши людей у машины, а мы используем свои приспособления, чтобы заставить машины расплатиться. Это схватка на равных.
  Я предупредил:
  — Этот Клейншмидт собирается расставить вам ловушку. Учтите.
  — Да, знаю, — отмахнулся Кулак. — Придется смываться отсюда. Мне советовали: не лезь в Неваду, там охраняют машины будь здоров как, но я хотел попробовать. В Калифорнии по-другому. Возьмем, к примеру, «Горячие источники Калермо». Там всегда все получается, но это-то и плохо. Настоящая игра подразумевает соревнование, схватку с достойным противником. Вспоминаю, как мы попробовали работать на курорте, сразу после того, как уехала группа перед нами. Владельцы проверили автоматы, наняли частных детективов, чтобы те взглянули, что там происходит и кто виноват в мизерных барышах.
  Хелен Фрамли нервно засмеялась.
  — Вот тогда у меня и появился комплекс неприязни к частным детективам. Они чуть-чуть не поймали нас.
  — Вот с тех пор мне наше дело и не нравится. Кулак, я предпочла бы — и для себя, и для тебя — что-нибудь другое.
  — Замечательная мысль, детка, просто замечательная…
  Я небрежно заметил:
  — Я скоро должен буду вернуться в Лос-Анджелес…
  — Не намекаете ли вы, что и нам надо смываться? — И в ответ на мое «нет» Кулак нахмурился и вдруг скомандовал мисс Фрамли: — Собери свои вещи, детка.
  — Что ты хочешь этим сказать, Кулак?
  — Этот парень, детка… Может быть, он попытается нас задержать еще до этого… стража закона. Где у тебя монеты?
  — Ты знаешь где.
  — Ну так выгреби их оттуда и обменяй. Если станут обыскивать это местечко, не хотелось бы, чтобы они наткнулись на монетный склад… А тебе, приятель, лучше удалиться. Как ты верно заметил, у тебя еще много дел.
  — Я хотел бы только задать еще несколько вопросов.
  Кулак положил руку мне на плечо.
  — Тебе хотелось бы, но у нас нет времени. Нам предстоит еще кое-что сделать. Что бывает, когда нам мешают, ты знаешь.
  — Ну, Гарри, не надо.
  — Да я его не трогаю, детка… Собери все в кучу и обменяй на бумажки. Этот парень уходит прямо сейчас, и у тебя есть работа.
  Мисс Фрамли смотрела на своего сообщника, как мне показалось, не соглашаясь с ним. Вдруг она улыбнулась, подошла ко мне и протянула руку.
  — Ты отличный парень, — сказала она. — Мне нравятся ребята с выдержкой. У тебя ее хватает.
  — Поторопись, тебе говорят! Давай в спальню, — резко повторил Кулак.
  — Бегу, бегу.
  Кулак как бы дружелюбно подтолкнул меня к двери.
  — Пока и спасибо, — попрощался я с Хелен Фрамли. — Где я могу вас найти, если понадобится связаться с вами, мисс?
  На этот вопрос ответил мужчина, и во взгляде его ответ читался ясней ясного:
  — Тебе нельзя, приятель.
  — Нельзя — что?
  — Видеться с ней.
  — Почему?
  — По двум причинам. Во-первых, ты не будешь знать, где она находится, а во-вторых, я не хочу. Понял меня?
  Хелен сказала откуда-то из глубины квартиры:
  — Кулак, не будь таким. Помни, что я тебе сказала.
  — В спальню детка, и быстро, быстро! — И распахнул передо мной дверь. — Пока, дружище. Приятно было познакомиться. А теперь прощай. И не возвращайся!
  Дверь захлопнулась.
  Из-под двери соседней квартиры пробивалась полоска света.
  
  Я встал у входа в казино. Уже горело уличное освещение. Вскоре я заметил, что по улице идет Хелен, красивая, изящная — словом, такая, что в любом месте привлечет к себе внимание.
  Я осторожно двинулся за ней.
  Она зашла в одно казино, немного поиграла на «Колесе Фортуны», после чего подошла к столу кассира, открыла кошелек и стала вытаскивать оттуда пригоршнями центовики разного достоинства в обмен на бумажные деньги. Потом она перешла через дорогу, зашла в другое казино, где повторила операцию. Вышла оттуда и наткнулась на меня.
  — Привет, — сказал я.
  В ее глазах мелькнул страх.
  — Что ты здесь делаешь?
  — Просто стою.
  — Тебя не должны видеть вместе со мной.
  — Почему? У меня приготовлена пара вопросов, которые я хотел бы задать тебе наедине.
  — Нет-нет, пожалуйста. Тебе нельзя.
  — Почему?
  Она опасливо оглянулась:
  — Ты что, не понимаешь? Кулак ревнив. Мне пришлось выдержать настоящую бурю после того, как ты ушел. Он думает, что я… что я была с тобой слишком любезна. Упрекает, что я пыталась защитить тебя.
  Мы пошли рядом.
  — Не надо волноваться. Мы просто идем и разговариваем.
  — Нет-нет! Не здесь. Не сюда. Тебе надо пройтись? Иди по другой стороне. Вон там, на углу, поверни направо. Спустись по темной боковой улочке… Черт, мне так не хочется, чтобы ты рисковал.
  — Ты написала письмо Корле Бурк. Почему ты это сделала, Хелен, и что было в письме?
  — Да ты что?! Я в жизни ей никогда не писала.
  — Ты уверена?
  — Да.
  — И не посылала ей письма за пару дней до ее исчезновения?
  — Нет.
  — Она блондинка… Не в ее характере совершать поступки, повинуясь первому порыву. Хочешь взглянуть на ее фотографию?
  — Конечно. У тебя есть?
  Я завел Хелен в освещенный подъезд какого-то дома. Вытащил фотографии. Они немного смялись в моем пиджаке: это когда Луи натянул его мне на предплечья.
  — Видишь, она выглядит импульсивной, но у нее есть мозги.
  — Как ты можешь это определить?
  — По лицу, как же еще.
  — Вот черт! Мне бы тоже хотелось разбираться в таких вещах.
  — А ты разбираешься… Как только встречаешь человека, ты бессознательно составляешь мнение о его характере, правда? Возможно, ты знаешь кого-нибудь с тонкими ноздрями и…
  — Да, но в половине случаев я определяю характер неправильно. Черт, как вспомнишь, сколько раз меня надували. Я не люблю темнить, Дональд. Тебя зовут Дональд, верно?
  — Верно.
  — Так вот, Дональд. Я внимательно на кого-нибудь смотрю, и либо он мне нравится, либо нет. Если нравится, иду… на все… Понял? А теперь послушай, Дональд. Мы должны все это прекратить. Кулак — вредный и опасный, когда ревнует. А сегодня у него точно шило в одно место колет. Я уходила, а у него был такой вид… такой вид… Он как пить дать пойдет за нами. С Кулаком просто беда, когда он начинает нервничать.
  — Где и как я могу связаться с тобой, Хелен?
  — Ты не можешь!
  — Ну, возможно, какая-то подруга, которой я мог бы написать для тебя…
  Хелен энергично покачала головой.
  Я дал ей визитную карточку.
  — Тут мой адрес. Может, ты что-нибудь сможешь придумать, чтоб нам встретиться? Местечко, где я тебя найду на тот случай, если понадобятся твои показания…
  — Я не хочу давать никаких показаний. Я не желаю, чтоб меня вытаскивали на свет и задавали вопросы.
  — Ты можешь мне доверять. Если со мной по-честному, то и я по-честному. Со мной по-хорошему, и я — так же.
  Она положила мою карточку в кошелек.
  — Я подумаю, Дональд. Может, я пошлю тебе открытку…
  — Сделай этот маленький пустячок, пожалуйста. Для меня сделай.
  — Может быть, Дональд, может быть… Я вот мучаюсь, знаешь отчего?
  — Отчего же?
  — Я тебе дома сказала не всю правду.
  — Чего я и боялся, Хелен.
  — Надо пойти куда-нибудь, где можно поговорить спокойно. Тут Кулак может нагрянуть каждую минуту.
  — Вестибюль отеля или…
  — Нет-нет, что-нибудь поближе. Да вот пойдем-ка сюда, в подъезд этого дома, он не так заметен…
  Там мы начали вновь говорить — все о том же.
  — Хелен! — сказал я. — У меня есть доказательства, что именно ты послала письмо Корле Бурк.
  — Я тебе не лгала, Дональд. Я просто не сказала тебе всей правды. Я собираюсь помочь тебе. Я хотела сказать все еще там, но Кулак… чертов Кулак. В конце концов я решила, что, если у тебя хватит сообразительности и выдержки подождать меня, когда я вышла обменивать деньги, я тебе расскажу… возможно… все.
  — Что все?
  — На самом деле это она мне написала письмо.
  — Когда?
  — Должно быть, за день перед тем, как исчезнуть.
  — А ты ей ответила?
  — Нет, не ответила. Честное слово. Я ее в жизни никогда не видела. Мне доставили ее письмо. Оно было адресовано Хелен Фрамли, до востребования, Лас-Вегас, Невада. Так случилось, что в почтовом отделении оно попалось на глаза тем, кто знал, где я живу, и письмо было доставлено прямо мне.
  Напротив нас в бакалейном магазине на боковой улочке светилась витрина. Света достаточно. Я подвел Хелен к окну.
  — Давай взглянем на него.
  — Если Кулак когда-нибудь узнает…
  — Какое ему до этого дело?
  — В самом деле, — вспылила она, — никакого! Я ему с самого начала сказала, что у нас с ним чисто деловые отношения. Конечно, ему хочется от меня большего, он ревнив до безумия. И ненавидит закон… Он мне заявил, мол, очевидно, в Лас-Вегасе живет еще одна Хелен Фрамли и я получила письмо, предназначенное ей. Я не могу разобраться, но Кулак говорит: что я не должна высовываться.
  — Давай посмотрим письмо… И поторопись. У тебя не вся ночь впереди. И у меня тоже. Давай посмотрим.
  Она открыла кошелек, вытащила конверт и вручила его мне.
  Я опустил его в карман.
  — Нет-нет, нельзя так делать. Мне понадобится письмо. Кулак спросит меня о нем, как только я вернусь. Он захочет его сжечь. Тебе придется только взглянуть на него, Дональд… О боже!..
  Я посмотрел в ту сторону, куда был устремлен ее встревоженный взгляд.
  На углу улицы стоял Кулак, просматривая ее насквозь.
  Она схватила меня за руку.
  — Быстро! Сюда, обратно в подъезд!
  Кулак нас заметил, сделал неуверенный шаг вперед, пытаясь разглядеть получше две одинокие фигуры на фоне окна. А затем… затем он стремительно побежал к нам.
  — Что же делать? — спросила Хелен.
  — Беги. Я задержу его.
  — Нет-нет, Дональд, он опасен. Он почти невменяем. Он…
  Я взял ее за руку и шагнул ему навстречу.
  Его лица нельзя было разглядеть. Поля шляпы прикрывали глаза, да еще тусклый свет в переулке. Тут, правда, из-за противоположного угла переулка вывернула машина, и фары осветили его лицо резким белым светом — ненависть, лютая ненависть.
  Хелен Фрамли увидела это лицо и хотела выскочить вперед. Но рэкетир быстро выбросил вперед свою правую руку.
  Я поймал девушку за воротник куртки и крутанул ее волчком вдоль тротуара. Я сам нацелился для удара в челюсть.
  Не знаю, то ли плохое освещение сыграло свою роль, то ли он был настолько невменяем, что не заметил моего намерения, а возможно, считал ниже своего достоинства реагировать на слабака, во всяком случае, он и не пытался закрыться или увернуться, и мой удар достиг цели — его подбородка. Подсознательно я вспомнил, что говорил Луи о напряжении всего тела при ударе. Я ударил его с такой силой, что казалось, сломал себе руку.
  Его голова даже не качнулась. Словно я саданул по бетонной чушке.
  — Ах ты, грязный стукач! — прохрипел он и врезал мне в челюсть.
  Левый прямой ошеломил меня. Я знал, что сейчас последует правый прямой. Я попытался уйти в сторону и, споткнувшись, потерял равновесие. Плечо мое ушло вверх. Его правый прямой и угодил мне в плечо, отправив меня через тротуар в кювет.
  Фары ослепили нас. Я решил, что сейчас машина переедет меня. Я вскочил, а Кулак — спиной к машине — как-то не спеша снова двинулся на меня.
  Машина остановилась. Хлопнула дверца. Кто-то крикнул: «Эй, парень, постой!»
  Кулак не обратил на голос никакого внимания. Его глаза были прикованы ко мне, только ко мне.
  И опять он не прикрылся. Удобный случай? Я сделал выпад. Не знаю, попал ли я в него до того, как его массивное тело проскочило мимо меня. Его ударили по корпусу. Он повернулся, и какой-то гигант сцепился с ним, откинув меня в сторону своим плечом.
  Кулак отскочил, освободился от цепкого своего противника. Плечи и спина гиганта качнулись назад. Быстрый Кулак ударил, но гигант успел прыгнуть, еще раз отпихнув — это уже попутно — и меня.
  Я услышал крики. Завизжала женщина. Потом послышались шаги бегущих к нам людей.
  Тут гигант рухнул на меня. Быстрый Кулак все-таки достал его. Я извивался, пытаясь высвободиться. Фары автомобиля снова высветили нависшее над нами лицо рэкетира, налитое все той же холодной ненавистью. Он спихнул с меня неподвижное тело гиганта — так легко и просто, будто оно ничего не весило. Наклонился надо мной. Его левая рука сгребла мою рубашку и галстук. И начал было поднимать меня, но позади появился кто-то еще. Дубинка описала сверкающий полукруг, и я услышал глухой удар по затылку Быстрого Кулака. Рука, державшая меня за рубашку, разжалась. Я опрокинулся на спину.
  Я слышал чье-то тяжелое дыхание, звуки — еще и еще — ударов, шаги бегущих людей.
  Гигант, которого сбил с ног рэкетир, с трудом приподнялся. Его правая рука метнулась к бедру. Я заметил голубоватую сталь, сверкнувшую в свете автомобильных фар. Я узнал, кто этот гигант, когда он поднял револьвер. Это был лейтенант Клейншмидт.
  Сквозь редкую толпу к нему протиснулся мужчина.
  — Все в порядке, Билл? — спросил он.
  — Где он? — прохрипел Клейншмидт.
  — Он смылся, Билл. Я ему врезал, и врезал дубинкой, но его затылок, видимо, из железа.
  Клейншмидт встал на ноги.
  Я сидел в обнимку с бампером. Дополз все же до машины, чтобы подняться, оперся на бампер. Клейншмидт схватил меня, развернул к свету и изумленно воскликнул:
  — О!
  Подчиняясь нахлынувшему вдруг вдохновению, я сказал:
  — Мне, право, жаль, лейтенант. Я пытался придержать его. Для вас.
  — У вас есть характер. Это уж точно, — сообщил мне страж порядка и потер свою челюсть.
  — За что ты хотел его привлечь, Билл? — спросил полицейский с дубинкой.
  — Мошенничество с игральными автоматами, — ответил Клейншмидт, а потом, несколько запоздало, добавил: — И сопротивление полиции.
  — Что ж, мы можем его ловить.
  Клейншмидт спросил меня:
  — Знаете, где он живет?
  Я отряхнул пыль с одежды.
  — Нет.
  И захромал в темноту. В семь часов вечера в переулках Лас-Вегаса полная тьма.
  Берта ждет меня и, наверное, нервничает.
  Глава 5
  В вестибюле отеля «Апач» я нашел свободное кресло, сел, вытащил из кармана письмо, которое вручила мне Хелен Фрамли, и, прежде чем прочитать, со всех сторон его осмотрел.
  Написано оно было на хорошей бумаге, но сам листок — необычного формата. На верхнем его обрезе маленькие неровности, почти незаметные, если только не искать специально. От бумаги исходил слабый запах духов. Что за духи, определить я не смог. В почерке — неразборчивая угловатость.
  «Дорогая Хелен Фрамли!
  Я благодарна тебе за письмо, но все это теперь бесполезно. Я не могу выйти замуж. Это будет нечестно по отношению к нему. То, что ты предлагаешь, немыслимо. Я не подхожу. Прощай.
  Я еще раз осмотрел конверт. Авиа. С маркой. Адрес до востребования написан той же рукой, что и само письмо. Кто-то, видно, в почтовом отделении перечеркнул его и написал улицу и номер квартиры Хелен.
  Я вложил письмо обратно в конверт, положил в боковой карман. Передумал, снова вытащил письмо из конверта, положил его во внутренний карман пиджака, а сам конверт оставил в наружном боковом.
  Вооруженный, таким образом, до зубов, я зашагал к отелю «Сал-Сагев».
  Берта сразу закричала:
  — Чем это ты занимался, Дональд?!
  — Работал.
  — Ты опять дрался! Больше ты ничего не умеешь?.. Вот, возьми одежную щетку. Нет, расскажи сперва, что ты обнаружил.
  — Улики.
  — Ах, улики? Ну тогда не будь столь загадочен, чертенок. Расскажи мне про улики.
  — Я узнал, что эта девушка помешана на игральных автоматах. Что мне оставалось? Либо слоняться вокруг ее дома до трех или четырех утра, ожидая, когда она вернется, либо пойти и разыскать ее в игральных залах…
  — Ну, ты ведь не обязан играть сам.
  — Если там не играешь, то привлекаешь к себе внимание.
  — Иди прямо вперед и черт с ним, с этим вниманием. Кому какое дело? В конце концов, дружок, мы заняты деланием денег для агентства и вовсе не должны потрафлять вкусам в Лас-Вегасе, штат Невада. Кстати, я надеюсь, ты не подумал хоть на мгновение, что включишь свой проигрыш в счет издержек?
  — Не включу.
  — Что же произошло?
  — Драка.
  — Можешь мне не говорить. Твои сражения написаны на твоей физиономии.
  — Неужели так плохо?
  — Ужасно!
  Я подошел к большому, во весь рост, зеркалу. Впрочем, стол перед ним был сдвинут в сторону, и можно было разглядеть свое изображение и от противоположной стены. На столе лежала вторая шоколадка Берты, все еще завернутая в серебряную фольгу.
  …М-да, костюм частного детектива прилично запылился, а физиономия представляла собой нечто странно сдвинутое набок.
  — Из-за чего же произошла драка?
  — Первая — потому что кое-кто решил, что я жульничаю, занимаюсь рэкетом.
  — И ты с честью из нее вышел?
  — Нет. Меня арестовали.
  — Я так и думала. Ну а потом?
  — Я навестил девушку… А где, кстати, Уайтвелл?
  — Должен появиться здесь с минуты на минуту. Он получил телеграмму. Его сын направляется сюда, и Уайтвелл ждет его.
  — Откуда?
  — Из Лос-Анджелеса.
  — Самолетом?
  — Нет. На машине… У них произошло что-то непредвиденное в делах, и Филипп взял с собой ближайшего помощника отца, того, кто работал с ним многие годы.
  — Филипп знает, чем занимается его отец здесь?
  — Не думаю, но, видимо, отец собирается посвятить сына в свою тайну.
  — Ты имеешь в виду, что Уайтвелл собирается рассказать ему о нас и о цели нашего пребывания здесь?
  — Я думаю, собирается… Дональд, не правда ли, он очень милый человек?
  — Угу.
  — Весьма внимательный. И у него отменный вкус.
  — Угу.
  — Он вдовец, и я нисколько не удивлюсь, если окажется, что он немножко одинок. Не то чтобы он думал о женитьбе. Он слишком высоко ставит свою независимость, но он не до конца самостоятелен. Что-то в нем есть от ребенка. Все мужчины таковы. Они любят, чтобы с ними нянчились, особенно когда дела не ладятся.
  — Угу.
  — Дональд Лэм, ты меня слушаешь?
  — Угу… Да, конечно, Берта.
  — Тогда внеси хоть какой-нибудь вклад в разговор вместо этого идиотского мычания.
  — Ты хочешь, чтобы я с тобой согласился?
  — Я знаю сама, что мистер Уайтвелл приятный мужчина, но тебе следовало бы добавить что-нибудь к тому, что я говорю.
  — Я бы не смог. Никто бы не смог.
  Ее губы вытянулись в узкую прямую линию.
  — Иногда ты, чертенок, вызываешь во мне ненависть. Ты понимаешь — ненависть к себе!
  — Разве ты не собираешься съесть свою шоколадку?
  — Можешь забрать ее себе.
  — Мне не хочется… А что случилось, почему она осталась в живых?
  — Не знаю. От той, первой, у меня началось нечто вроде сердцебиения… Ты пообедал, дружок?
  — Нет. Я был занят.
  — Так вот, мистер Уайтвелл предложил, чтобы мы пообедали все вместе, если ты вернешься к этому времени, конечно. Он сказал, — Берта позволила своему рту расплыться в некое подобие улыбки, по-моему, довольно глупой, — что хочет представить мне своего сына. Мистер Уайтвелл озабочен его душевным состоянием.
  — Прекрасно.
  Послышался стук в дверь.
  — Открой ее, дружок.
  Я открыл дверь. На пороге стоял Уайтвелл. Немного позади — юноша, явно его сын. Тот же высокий лоб, длинный прямой нос, красиво очерченный рот. В глазах отца плясал веселый огонек. В глазах сына, того же цвета, ни искорки. Они принадлежали человеку, который бредет по жизни, не получая от этого никакого удовольствия. Филипп был не один. За его спиной стоял мужчина лет сорока, лысый, толстый, по сложению напоминающий гризли. На лице написана полная компетентность в делах собственных и Уайтвелла. Уайтвелл начал обряд знакомства:
  — Филипп, это — Дональд Лэм. Мистер Лэм, это мой сын, Филипп Уайтвелл.
  Высокий юноша слегка наклонил голову, протянул мне руку и вежливо, без всякого жара пожал мою.
  — Очень приятно познакомиться с вами. Прошу вас войти, — пригласил я.
  Отец продолжил обряд:
  — Миссис Кул, позвольте представить моего сына Филиппа. Филипп, это та дама, о которой я тебе рассказывал.
  — Миссис Кул, очень рад с вами познакомиться. Отец очень много о вас рассказывал.
  Толстяк, о котором, казалось, все позабыли, улыбнулся, протянул мне руку и сказал:
  — Меня зовут Эндикотт.
  — Лэм, — ответил я.
  Мы пожали друг другу руки. Уайтвелл резко обернулся:
  — О, извините! И позвольте представить вам, миссис Кул, Пола Эндикотта. Он проработал со мной многие годы. Истинный мозг нашей фирмы. Я… я, видите ли, только получаю прибыль и плачу налог. Пол делает все остальное.
  Эндикотт ухмыльнулся добродушной усмешкой мужчины, который силен, здоров как бык и у которого достаточно здравого смысла и деловых возможностей, чтобы не позволять себе волноваться в любом случае.
  Берта расплылась в улыбке. Внимательная хозяйка, она позвонила по телефону в ресторан и заказала напитки в номер.
  Уайтвелл сказал мне:
  — Когда я узнал, что приезжает мой сын, я предложил миссис Кул вместе пообедать. Вы осматривали город?
  — Да, мистер Уайтвелл.
  — Что-нибудь… обнаружили?
  — Кое-что.
  — И есть сведения о мисс Фрамли?
  — Да.
  — Вы с ней говорили?
  — Да.
  Уайтвелл-старший какое-то время смотрел на меня так, будто я сообщил ему нечто невероятное. Затем произнес с легким смешком:
  — Видите ли, я полностью посвятил Филиппа в свои секреты. Филипп знает, что миссис Кул руководит детективным агентством и оно занимается выяснением того, что произошло с Корлой Бурк. Он осведомлен также о вашей роли в этом предприятии, так что если вы обнаружили что-нибудь похожее на путеводную нить, вы не должны скрывать это от него.
  Я вытащил из кармана конверт, показал его молодому Уайтвеллу и спросил:
  — Это ее почерк?
  Он нетерпеливо выхватил у меня конверт, уставился на него, не согнав, правда, с лица отсутствующего вида.
  — Это ее почерк.
  В свою очередь Уайтвелл-старший тоже схватил конверт.
  — Вы были правы, миссис Кул, — сказал он, — мистер Лэм шустро работает.
  — Я же вам говорила.
  Уайтвелл запустил пальцы в конверт. На лице его появилось озабоченное выражение.
  — Разве там не было письма? — спросил он.
  — Думаю, что было.
  — Вот оно, несомненно, дало бы нам ключ.
  Я согласно кивнул.
  — Где же сейчас это письмо?
  — У мисс Фрамли его нет.
  — У нее его нет?
  — Нет.
  — Что же она с ним сделала?
  Я пожал плечами.
  — Она помнит его содержание?
  — Пока не знаю.
  — Почему это не знаешь? Разве ты с ней не разговаривал? — вмешалась Берта Кул.
  — Да, но ее дружку не понравился мой образ действий. Он использовал меня как боксерскую грушу.
  — Ты и выглядишь как многократно битая боксерская груша.
  — Мы добьемся его ареста, — сказал Уайтвелл.
  — Это не понадобится. Когда он наносил на мою физиономию последние мастерские мазки, вмешался полицейский. Правда, и ему перепало. Он выглядит так же, как и я.
  Берта Кул и Уайтвелл обменялись взглядами.
  — Что ж, — сказал Уайтвелл, — вы можете еще раз добраться до мисс Фрамли и выяснить, что там было в письме.
  — Да, но лучше пусть ветер немного поутихнет.
  Берта хмурилась. Что-то ее тревожило, ставило в тупик. Она отверзла уста:
  — Знаешь что, Дональд, иди-ка в свой номер и надень чистую рубашку. У тебя есть с собой другой костюм?
  — Нет.
  — Ладно, тогда попытайся этот привести в порядок.
  Вслед за Бертой отверз уста — неожиданно для меня — Эндикотт:
  — Артур, похоже, у нас появилось время отправить несколько телеграмм. Филипп, тебе тоже лучше пойти с нами. Вы нас извините, миссис Кул?
  Большую часть пыли мне все же удалось выбить из моего пиджака, но галстук был совершенно порван, а воротник рубашки оказался мятым и грязным. Я надел свежую рубашку, хитроумно повязал галстук, приложил смоченное в холодной воде полотенце к лицу и держал его до тех пор, пока желвак немного не уменьшился. Причесавшись, я вернулся в номер Берты первым из всех джентльменов, недавно его покинувших.
  — Дональд, я вижу в первый раз, что ты трусишь… Не то чтобы Берта тебя упрекала, дружок, нет. Но иначе я не могу себе объяснить, почему ты не гоняешься за тем письмом.
  Я вытащил письмо из внутреннего кармана и вручил ей.
  — Что это?
  — Письмо Корлы Бурк.
  — Где ты его взял?
  — У Хелен Фрамли.
  — Значит, ты солгал Уайтвеллу?
  — Нет. Я не сказал ему, что у меня его нет. Я сказал, что у мисс Фрамли его нет. Его у нее и нет, раз она отдала его мне.
  Берта усиленно заморгала своими глазками-бусинками.
  — Читай.
  Берта прочла письмо и подняла глаза.
  — Не понимаю. Зачем скрывать его от нашего клиента?
  — А то письмо, которое написал Уайтвелл, у тебя?
  — То, что ты дал мне?
  — Да.
  — У меня. А что?
  — Давай-ка взглянем на него.
  Берта нетерпеливо воскликнула:
  — Нет, лучше заняться немедленно этой Бурк.
  — Я полагаю, что мы можем больше узнать о нашем деле, если взглянем на письмо Уайтвелла.
  — Мы его уже знаем!
  — Посмотрим еще раз, — настаивал я, — оно написано на обтрепанной бумаге очень высокого качества, с водяными знаками. Обрати внимание на размеры листка. Взгляни… Этот листок — часть фирменного бланка. Кто-то острым ножом разрезал бланк.
  Берта заморгала еще быстрей. Спустя мгновение сказала:
  — Начинаю, кажется, понимать, продолжай, продолжай.
  — Уайтвелл, мы знаем, не в восторге от идеи женитьбы сына на Корле Бурк. Он пригласил Корлу в свою контору. Там сделал ей какое-то предложение, которое она приняла… Она согласилась выйти из игры, но при этом хотела спасти свою репутацию. Она собиралась исчезнуть при таких обстоятельствах, которые позволяли бы предполагать, что ее вынудили уехать, что она бежала от какой-то опасности.
  — Тогда при чем здесь письмо?
  — Письмо… оно все решает… вопрос о нашей оплате. Корла Бурк не знала никакой Хелен Фрамли. Хелен Фрамли не знала никакой Корлы Бурк. Но у Артура Уайтвелла здесь, в Лас-Вегасе, есть друзья. Эти друзья имели возможность осмотреться и найти какую-нибудь девушку, которая сыграла бы роль подсадной утки. Уайтвелл написал ей письмо как дополнительное средство в интриге, как якорь безопасности с наветренной стороны.
  — Не могу уразуметь.
  — Вспомни, он же отец Филиппа. Он сразу же вмешался… Он не желал смотреть, как его сын страдает… Он получит просто шок, если узнает, что любимая женщина его бросила. Но если Филипп вбил себе в голову, что девушка была похищена или находилась в опасности, а он ей не помог, вот с этим он никогда не справится. Такой нервный стресс способен полностью перечеркнуть его будущее, его карьеру. Очевидно, это и происходит. И отец достаточно проницателен, чтобы это понимать. Вспомни, он — психолог, хоть и психолог-любитель.
  — Теперь я тебя понимаю, Дональд. — Берта перестала наконец хлопать глазами. — Он не мог вытащить это письмо из рукава и сказать: «Смотри, сынок, что я нашел». Он должен был спрятать письмо, и так спрятать, чтобы его смогло найти частное сыскное агентство, нанятое им.
  — Все верно, Берта. Это письмо показывает, что Корла Бурк уехала по собственному желанию. А Уайтвелл Артур желает, чтоб мы нашли это письмо, и охотно нам за это заплатит. Потом он покажет его Уайтвеллу Филиппу.
  — Хорошо, дружок, если он нас водит за нос, мы ему подыграем. Мы будем ходить кругами в поисках письма, вытягивать из него деньги шесть дней, а на седьмой «найдем» письмо и еще получим вознаграждение; тем самым накажем его за то, что он почел нас за простаков. Таков твой план, дружок?
  — Не совсем.
  — Что же еще?
  — Пока что дело складывается следующим образом. Если я сейчас обвиню Уайтвелла в том, что именно он написал письмо и избавился от Корлы Бурк, я никогда не смогу доказать, виновен он или нет.
  — Дональд Лэм, ты соображаешь, что говоришь? Уайтвелл А. — наш клиент. Мы не можем его ни в чем обвинять.
  — Конечно нет, но если мы утаим письмо на некоторое время, то Уайтвелл А. начнет нажимать разные кнопки, чтобы позаботиться о доставке письма прямо в наши руки. И тогда он вынужден будет раскрыться настолько, что мы сможем поймать его с поличным.
  — Зачем?
  — Тогда мы наверняка больше узнаем обо всем этом деле.
  — Нет, Дональд, — нахмурилась Берта, — ты снова теряешь голову. Ты думаешь о разбитом сердце Корлы Бурк.
  — Я бы хотел добиться справедливости для нее. Она противостоит обеспеченному человеку, который, очевидно, использовал против нее шантаж.
  — Какой?
  — Я не знаю. Пока не знаю. Не думаю, что она польстилась на деньги. Я о другом думаю: Уайтвелл А. — человек того сорта, что способен медленно колесовать другого человека, время от времени отламывая кусочек души от тела. Он будет пытать любого, кто станет у него на пути, не исключаю, что и Уайтвелла Ф.
  — Дональд, как ты можешь такое говорить? Артур — милый человек.
  — Да, когда ему это выгодно, но безжалостен, когда надо добиваться своей цели.
  — Разве не все мы таковы?
  Я улыбнулся.
  — Некоторые из нас.
  — Мне кажется, это злая насмешка.
  Я промолчал.
  — Открой вон тот чемодан и загляни в карман на «молнии». Его письмо там, — сказала Берта.
  Я достал письмо, поднес к свету. Та же бумага. Водяные знаки те же самые. Я совместил оба листка. Письмо Корлы Бурк было без верхней части фирменного бланка, его загнули и отрезали острым ножом. Вот и все.
  Берта Кул воскликнула:
  — Ну, чтоб мне провалиться!
  Я аккуратно спрятал письмо Корлы Бурк в карман.
  — Что мы собираемся делать дальше, дружок? — спросила Берта.
  — Я хочу проверить Лос-Анджелес. Долго Уайтвелл собирается здесь оставаться?
  — Думаю, день или два.
  — Ты хочешь провести вечер в Лос-Анджелесе?
  — Нет. Берта слегка устала, и ей нравится климат пустыни, дружок.
  — Есть поезд в девять двадцать. Я закажу на него билет.
  Глава 6
  Напитки нисколько не помогли: Филипп Уайтвелл уныло демонстрировал, что его сердце разбито. Артур Уайтвелл продолжал смотреть на меня, как игрок в покер смотрит на человека, который сначала отказывается от прикупа, а потом выкладывает кучу синих фишек на стол94. Берта парила над нами, словно голубь мира. Ее старания добиться, чтобы все шло гладко, и выглядеть светской дамой не могли быть вечными, они так же не подходили к ее облику, как и относительно стройный силуэт. Да, Уайтвелл А. каким-то образом сумел, пусть на время, загипнотизировать ее. Берта вдруг осознала себя женщиной.
  Оставалось гадать, как эта метаморфоза отразится на ее деловых качествах. Битва новой Берты Кул с прежней, алчной в делах, обещает быть грандиозной.
  Что до меня, то я был равно любезен со всеми, охотно обсуждал вопросы политики и вооружения и совсем не желал беседовать о Корле Бурк.
  Обед был прекрасный. Наступающий вечер теплым. Вокруг уличных фонарей, жужжа, кружили насекомые. Все двери и окна в ресторане распахнуты настежь. Жители города и даже туристы разгуливали без пиджаков.
  Уайтвелл-старший на правах хозяина оплатил счет.
  Филипп наклонился ко мне:
  — Лэм, я вам полностью доверяю.
  — Благодарю.
  — Вы разыщете Корлу?
  — Мы работаем на вашего отца.
  — Но и он хочет, чтобы вы нашли Корлу. Правда, папа?
  Уайтвелл ответил:
  — Да, Филипп, если мы сумеем добиться этого, в разумных пределах тратя деньги и время.
  — Но ты же понимаешь, отец, такое дело не может зависеть от денег. За исчезновением Корлы кроется что-то зловещее, ужасное…
  — Ладно, ладно, Филипп, давай не будем обсуждать серьезное дело после обеда. Дадим ему спокойно перевариться.
  — Но ты обещаешь мне, что мистер Лэм, то есть миссис Кул и мистер Лэм со всей возможной интенсивностью продолжат поиски?
  — Вот это, Филипп, тебе придется оставить на мое усмотрение. — Артур Уайтвелл взглянул на меня. — Лэм, если вы сможете найти то письмо и если оно определенно подтвердит, что Корла уехала добровольно, я думаю, что мы с Филиппом засчитаем вам это как выполнение вашей задачи.
  — Но, отец, мы не можем остановиться только на письме и бросить все как есть. Мы должны разыскать Корлу. Мы просто обязаны!
  Подошла официантка со сдачей. Уайтвелл дал ей ровно десять процентов чаевых.
  — Ты что-то мало ела, Берта. Все в порядке? — спросил я наивно своего шефа.
  — Да. Я не чувствую себя проголодавшейся. Аппетит у меня не пропал, но я не ощущаю того волчьего, адского чувства голода, которое ощущала, когда была… тяжелей, чем сейчас.
  Уайтвелл Артур обратился к сыну:
  — А ты когда-нибудь бывал в игорных домах, Филипп?
  — Нет, — ответил тот односложно.
  Артур многозначительно посмотрел на Берту.
  — Не хотите ли, миссис Кул, присоединиться к нам и сыграть по маленькой или предпочтете отправиться в отель и провести совещание со своим помощником?
  — Мы отправимся в отель. — Берта уловила намек.
  Было уже около восьми часов. Мы поднялись к Берте в номер. Она заперла дверь.
  — Дональд, лучше отдай это письмо мне.
  Я посмотрел на свои часы.
  — А не считаешь ли ты, что куда лучше позволить мне завершить расследование?
  — Расследование чего, Дональд?
  — Письма Уайтвелла-старшего.
  — Какого черта, Дональд? Что у тебя на уме? И зачем, в конце концов, ты едешь в Лос-Анджелес?
  — По разным причинам. Если ты собираешься остаться здесь на какое-то время из-за климата, благоприятствующего здоровью, кому-то следовало бы навестить контору в Лос-Анджелесе.
  Она сверкнула своими маленькими глазками.
  — Будь ты проклят, Дональд. Тебе нет надобности дурачить вместе с ними и меня. Зачем ты отсюда уезжаешь?
  — Просто одно предположение.
  Она вздохнула.
  — Ладно, упрямый дьяволенок, уезжай на своем чертовом поезде.
  — Когда я тебя увижу в Лос-Анджелесе?
  — Не знаю. Мне здесь нравится.
  — Климат?
  — Конечно, климат. Из-за чего бы еще мне торчать в этой дыре?
  — Откуда мне знать?
  — Давай-ка вали на свой поезд.
  — Не вздумай сказать Уайтвеллам, куда я отправился, по крайней мере, пока поезд не отойдет от станции.
  — Что же мне им сказать?
  — Что я иду по другому следу. Я оставлю записку на конторке: мол, решил съездить в Лос-Анджелес, а ты подожди меня здесь. Я попрошу, чтобы записку доставили в девять тридцать. А если ее не принесут в это время, сама, пожалуйста, позвони вниз и спроси, не оставлял ли я какого-нибудь послания для тебя.
  — Мистеру Уайтвеллу все это может не понравиться.
  — Верно, — согласился я. — Может не понравиться.
  Берта уставилась на меня, пытаясь прочесть мои мысли, потом отвернулась, раздраженно махнув рукой.
  Я кинулся в свой номер, уложил легкий саквояж. Считал и считаю целесообразным путешествовать, не таща с собой чего-либо громоздкого. Один легкий чемодан — максимум.
  Мне еще оставалось убить полчаса. Я провел эти полчаса за изучением письма и обдумыванием недавних разговоров.
  Глава 7
  Поезд подали на платформу вовремя. Я поднялся в вагон. До отправки оставалось еще пятнадцать минут. У меня была нижняя полка. Вагоны, слава богу, кондиционированы. На вокзале все еще жарко, а здесь, по контрасту с жаром пустыни, веяло прохладой.
  Делать было нечего, я разделся, пока поезд еще стоял у перрона, улегся на свое место, почувствовав себя под одеялом довольно уютно. И погрузился в сон. Даже не заметил, когда поезд тронулся.
  В дороге мне приснился сон, будто произошло страшное землетрясение. Железнодорожные рельсы извивались и скручивались, как издыхающие на раскаленной сковороде змеи. Состав прогнулся посередине, крутился на поворотах. Но вагоны не падали, всё катились и катились куда-то…
  Чей-то голос продолжал повторять хриплым шепотом: «Девятое нижнее… девятое нижнее… у него девятое нижнее». Тут я осознал, что причиной землетрясения были руки, дергающие за мое одеяло.
  Я раскрыл глаза и спросил:
  — В чем дело?
  — Вас хочет видеть этот джентльмен…
  — В чем дело? Кто меня беспокоит? — произнес я, борясь с чувством какой-то нереальности происходящего и растущим негодованием.
  — Включите свет! — произнес кто-то, приказывая, очевидно, проводнику.
  Я сел на полке. Раздвинул шторы, отделяющие купе от коридора. И увидел в дверях купе лейтенанта Клейншмидта рядом с проводником, одетым в белую куртку, удивленно таращившим глаза.
  Вагон медленно набирал скорость. Откуда-то донесся мягкий свисток локомотива. Зеленые шторы — в купе и коридоре — покачивались в такт ходу поезда. Из-за некоторых высовывались головы любопытствующих пассажиров: это я уснул, а они бодрствовали и заинтересовались, почему возник весь этот шум.
  — В чем дело, лейтенант?
  — Ты возвращаешься, Лэм.
  — Куда это?
  — В Лас-Вегас.
  — Когда?
  — Прямо сейчас.
  — Не угадал, лейтенант. Я собираюсь прибыть в Лос-Анджелес утром ровно в восемь тридцать.
  Он посмотрел на часы.
  — Я сел в Иермо в два тридцать, — сказал он, — следующая короткая остановка в Барстоу, в три десять. К этому времени ты должен быть готов сойти с поезда.
  — Это что, та форма сотрудничества, которую я получаю в обмен за предоставленную полиции информацию? — спросил я зло.
  — Начинай одеваться, Лэм. — И добавил: — Сейчас я для тебя официальное лицо. Имей в виду, пожалуйста.
  — Как ты сюда добрался? — спросил я, начиная выпутываться из пижамы.
  Гигант Клейншмидт стоял, опершись одним локтем на ребро верхней полки и глядя на меня сверху вниз.
  — Самолетом. За поездом идет машина. Мы вернемся и…
  Мужской голос с верхней полки спросил раздраженно:
  — Почему вы не воспользуетесь телефоном?
  — Извините. — Клейншмидт мог быть и вежливым.
  Я молча оделся. Закончил собирать вещи. Рука Клейншмидта протянулась и взяла мой саквояж. Мы пошли с ним к мужской уборной.
  — Что тебе надо взять с собой, Лэм? — спросил Клейншмидт.
  — Зубную щетку, расческу…
  — Ладно. Я тут побуду за камердинера.
  Я почистил зубы, умылся, причесался и протянул в полуоткрывшуюся дверь руку за рубашкой. Клейншмидт держал ее в своих руках и пристально разглядывал.
  Я положил расческу, зубную щетку и зубную пасту обратно в саквояж. Клейншмидт схватился за ручку своей громадной лапищей.
  — Я и сам в состоянии его понести, лейтенант, — сказал я.
  — Ничего, ничего, пусть побудет у меня.
  Подошел проводник.
  — Всего через несколько минут прибудем в Барстоу, сэр. Мы остановимся там на секунду-другую. Будьте готовы тотчас спрыгнуть.
  Клейншмидт кивнул.
  Я курил сигарету.
  — Что, собственно, происходит? — поинтересовался я у Клейншмидта.
  — Извини, Лэм. Сейчас я ничего не скажу.
  — По твоей манере действовать можно подумать, что ты расследуешь дело об убийстве.
  Откусить бы себе язык! Выражение лица полицейского гиганта подсказало мне, что я совершил промах.
  — Откуда тебе известно, Лэм, что совершено убийство? — громче, чем говорят ночью, спросил страж порядка.
  — А что, было убийство?
  — Это ты сказал, не я.
  — Мы же не идиоты, лейтенант. Я сказал, что ты дергаешься, будто совершено убийство.
  — Не совсем точно повторяешь то, что ты сказал.
  — Черта с два, лейтенант!
  — Сам ведь знаешь, что неточно.
  — Сам я знаю, что точно. Такое есть выражение просто-напросто. А ты напрасно дергаешься, нет у тебя никаких причин скрывать от меня, если оно и произошло…
  — Давай поговорим о чем-нибудь другом, пока будем добираться до Лас-Вегаса.
  Поезд замедлил ход. Мы прошли через коридор в тамбур. Проводник стоял у выхода, держа ладонь на рычаге подъемной ступеньки. Когда поезд остановился, он поднял рычаг и рывком открыл дверь; спрыгнул со ступенек и замер, уставившись на нас. В рассветном сумраке блестели белки его глаз.
  Жалящий воздух пустыни проник в ноздри, вызвал щекотку. Даже в кондиционированном вагоне нельзя избавиться от влажных испарений, выдыхаемых спящими. А холодный сухой воздух снаружи, чистый и острый, вычистил мои легкие со скоростью кинжального удара.
  Я протянул проводнику четвертак. Он хотел было взять, но потом отдернул руку и сказал:
  — Нет, сэр. Все в порядке, сэр. Я не хочу накликать беду. С добрым утром, сэр!
  Я вернул четвертак на прежнее место — в свой карман.
  Клейншмидт хохотнул.
  Я посмотрел по ходу поезда вперед. Дул ветер. Пар от локомотива относило назад, тут же разрывая в клочья. Клейншмидт шагал впереди с моим саквояжем; он уж точно знал, куда направляется. Маленькое здание станции осталось позади; я взглянул на небо: звезды спокойно себе мерцали, густо утыкав темное полотно, — немигающие, сверкающие, острые белые точки. Так уж в этой пустыне: жара сменяется леденящим холодом.
  — Пальто в саквояже? — спросил Клейншмидт.
  — Нет. Нет как такового.
  — Ладно, в машине будет тепло.
  А вон и вправду — припаркованная машина. Из нее выскочил какой-то мужчина, распахнул дверь задней кабины.
  Клейншмидт позаботился, чтобы я влез первым, закинул за спину саквояж, пристроился рядом.
  — Поехали, — сказал он водителю.
  Мы плавно развернулись от железной дороги к автостраде, пересекли мост. Внутри машины было тепло, но ощущалось холодное присутствие звезд; по обеим сторонам от нас, спереди и сзади простиралась пустыня, усиливая ощущение холодной ничтожности.
  Я сказал Клейншмидту:
  — Прекрасная погода, не правда ли?
  — Еще бы.
  — В чем дело? Меня обвиняют в каком-то преступлении?
  — Ты просто возвращаешься, Лэм, вот и все.
  — Если меня ни в чем не обвиняют, у тебя нет никакого права снимать меня с поезда и везти обратно.
  — Может быть, оно и так. Но шеф велел мне привезти тебя, и ты вернешься.
  — Откуда машина?
  — Взял напрокат по дороге. А вон там у меня — самолет.
  Похищение, что и говорить, подготовлено и проведено по всем правилам.
  — Как бы там ни было, лейтенант, я рад, что мы друзья. А то ведь ты мог бы обидеться и ничего мне не рассказать.
  Он рассмеялся. Водитель полуобернулся, потом снова глаза его уставились на дорогу.
  Машина взревела, проделала серию скачков по неважной дороге с такой скоростью, что я мог всем телом почувствовать, как трудно живется всем ее пружинам.
  Я пристроился в углу и погрузился в размышления. Клейншмидт откусил кончик сигары и закурил. Было тихо. Если не считать свиста холодного ветра да урчания мотора. Несколько раз мы пересекали песчаные барханы, длинные белые щупальца пустыни, принесенные ветром.
  Мы были в пути уже около получаса, когда взошла бледная, изрытая оспинами кратеров старая луна, а спустя несколько минут машина замедлила ход.
  Квадрат разноцветных огней обозначал периметр летного поля. Водитель сбавил скорость, фарой поискал поворот, нашел его и подъехал к квадрату. Сразу же я услышал рев авиационного двигателя и увидел огоньки, зажегшиеся на самолете.
  Клейншмидт сказал водителю:
  — Мне нужна расписка, чтобы я мог подтвердить свои расходы.
  Водитель взял деньги, выписал квитанцию. Клейншмидт схватил мой саквояж, и мы вышли на холод.
  Винт самолета монотонно вращался. Крупный песок хрустел под нашими ногами…
  — Меня вышвырнут со службы, если узнают, что я хоть что-то тебе рассказал. Предполагается, что ты вступишь в кабинет шефа, не имея ни малейшего понятия о том, что происходит вокруг и что произойдет с тобой, — буркнул сквозь зубы Клейншмидт.
  — Что за строгости! — воскликнул я.
  Клейншмидт измерил взглядом расстояние от нас до самолета, замедлил шаг, чтобы не подойти слишком быстро.
  — В какое время ты оставил Берту Кул в отеле «Сал-Сагев»? — спросил он.
  — Точно не скажу. Но было немногим более восьми.
  — Куда ты направился?
  — Вниз, в свой номер.
  — Что ты там делал?
  — Собирался.
  — Ты не стал выписываться из отеля?
  — Нет. Я оставил это для Берты. Они бы все равно приписали мне еще сутки за номер, а Берта у нас казначей. Она знала, что я уезжаю.
  — Ты ни с кем ни о чем не разговаривал в отеле?
  — Нет. Собрал саквояж и вышел. Оставил записку для Берты на конторке в номере.
  — Этот саквояж — весь твой багаж?
  — Да, а в чем дело, в конце концов?
  Он — тихо:
  — Кое-кто убит. Шеф полагает, что ты можешь иметь к этому убийству какое-то отношение. Не знаю, что заставляет его так думать, но кто-то ему намекнул. Он считает, что это серьезная версия. Но ты не теряй головы. И после того как мы зайдем в самолет, чтоб ни слова.
  — Спасибо, лейтенант.
  — Да ладно, не за что, — пробормотал он. — Просто продолжай прокручивать в своих мозгах то, что услышал сейчас, и постарайся раздобыть себе алиби.
  — На какое время?
  — От без десяти девять до отправления поезда.
  — Увы, не смогу. Я приехал на вокзал около девяти и сразу сел в вагон.
  — Проводник тебя не запомнил?
  — Нет. Он с кем-то разговаривал. У меня легкий саквояж, и я вошел по ступенькам вагона без посторонней помощи. Я устал, сразу разделся. Лег.
  — Прибереги все это на потом, — произнес Клейншмидт.
  Перед самолетом возникла фигура пилота.
  — Готово? — спросил Клейншмидт.
  — Все в порядке. Прыгайте в самолет.
  Мы вскарабкались в низкую кабину одномоторного самолета. Пилот посмотрел на меня с любопытством и спросил:
  — Когда-нибудь летали на таких?
  — Да.
  — В курсе насчет ремня безопасности и прочего?
  — Да.
  Пилот задернул за собой шторку, двигатель взревел. Колеса несколько раз подпрыгнули, и мы резко набрали высоту, пересекая линию цветных огней внизу. Впереди прорезался описывающий круги луч авиационного маяка. Клейншмидт похлопал меня по колену, приложил палец к губам, поставил мой саквояж так, что тот оказался прижатым его ногой к стенке. Вне моей досягаемости. А раз так, он закрыл глаза и почти сразу начал храпеть.
  Я и не думал, что он спит. Нечто вроде ловушки расставил? Чтобы посмотреть, не попытаюсь ли я достать что-нибудь из своего саквояжа. Краем ботинка он упирался в угол саквояжа, так что почувствовал бы сразу, если б я попытался дотронуться до саквояжа.
  Мысленно я вернулся назад, к встрече в поезде: вспомнил, как он схватил саквояж и с тех пор не выпускал его из рук. Потом — как обследовал мою рубашку около уборной. Очевидно, на самом деле начальника полиции кто-то навел на меня…
  Глава 8
  Ластер, начальник полицейского управления, свирепо посмотрел на меня через стол и рявкнул:
  — Садитесь!
  Я пододвинул к себе стул, сел. Клейншмидт устроился в дальнем конце комнаты.
  Я оглядел кабинет, посмотрел на окна.
  Рассвет только разгорался. Длинные ленты облаков на востоке окрашены в яркий оранжевый цвет; красновато-розовый отсвет лег даже на щеки начальника полицейского управления. Электрические фонари снаружи выглядели уже слабыми и бледными, но утро только-только подходило к городу, без искусственного освещения еще не обойтись.
  — Ваше имя Дональд Лэм, и вы утверждаете, что вы частный детектив. Так?
  — Верно.
  — Работаете в детективном агентстве Б. Кул?
  — Да.
  — Вы прилетели в город вчера днем на самолете, правильно?
  — Да.
  — И сразу же начали заваривать кашу?
  — Нет.
  Ластер изогнул брови.
  — Нет? — саркастически переспросил он.
  — Нет. Скорее меня пихнули в самую гущу каши.
  Начальник подумал, не насмехаюсь ли я над ним.
  — Нет? Но… разве не вы вовлекли в происшествие лейтенанта Клейншмидта, вступили в драку со служителем в «Кактусовой роще», а затем подрались на улице с человеком по фамилии Биган?
  Я пожал плечами.
  — Служитель в «Кактусовой роще» ударил меня. И вызвал полицию. Прибыл лейтенант Клейншмидт. Что касается того, другого, то он ни с того ни c сего накинулся на меня и Клейншмидта. Лейтенант бросился за ним, но тот человек бежал… очень быстро.
  Я искоса взглянул на лейтенанта. Он сидел ухмыляясь. Ему понравилась предложенная мной версия «происшествия» с тремя драками.
  Ластер попытался зайти с другого конца:
  — Вы вчера навещали Хелен Фрамли, правильно?
  — Да.
  — Откуда у вас ее адрес?
  — Его мне дал клиент нашего агентства.
  Начальник заглянул в какие-то записи на своем столе, поднял глаза и спросил:
  — Гарри Биган ее дружок, верно?
  — Понятия не имею.
  — Похоже, что это было так.
  — Не мне судить.
  — Вы были в том поезде на Лос-Анджелес, который отбывает отсюда в девять двадцать?
  — Это верно.
  — Едва успели на этот поезд, правильно?
  — Нет, неправильно.
  — В какое же время вы сели в поезд?
  — Как только состав прибыл на вокзал.
  — Вы хотите сказать, что вы ожидали на вокзале и сели в поезд, как только он остановился?
  — Именно так.
  — Лэм, обдумайте свой ответ хорошенько, он может в корне изменить все дело.
  — Для кого?
  — Для вас… среди всех прочих.
  — Я затрудняюсь найти какую-либо вескую причину, почему я должен тщательно размышлять о том, в какое время я сел в поезд.
  — Вы собираетесь придерживаться вашего ответа?
  — Совершенно верно.
  — Вы не садились в поезд прямо перед его отходом?
  — Нет.
  — Может быть, вы сели в поезд, когда он уже некоторое время стоял у перрона?
  — Нет.
  — Вы сели в вагон, как только поезд остановился?
  — Нет, я подождал, пока выйдут другие пассажиры. Это заняло минуты две, не больше.
  — Значит, вы стояли рядом с вагоном, ожидая, пока выйдут другие пассажиры? Так?
  — Правильно. И к чему этот вопрос ведет?
  — Сначала я хочу побольше разузнать об этом поезде. Вы были на вокзале в девять ноль пять?
  — Я был на вокзале уже около девяти часов.
  — Где именно на вокзале?
  — Со стороны городской площади, где было прохладнее.
  — О! — Ластер воскликнул так, будто поймал меня на каком-то катастрофическом признании. — Значит, вас не было внутри вокзала?
  — А разве я говорил, что был внутри?
  Он нахмурился.
  — Вы ожидали поезда, находясь снаружи?
  — Верно.
  — В течение какого времени до прихода поезда?
  — Не знаю. Минут пять, может, десять.
  — Встретили вы там кого-нибудь из знакомых?
  — Нет.
  Начальник глянул на Клейншмидта:
  — Введите Клатмеров, Билл.
  Клейншмидт вышел из кабинета через ту дверь, что открывалась в коридор.
  Я спросил начальника полицейского управления:
  — Теперь, когда я ответил на все ваши вопросы, может быть, вы скажете мне, в чем дело?
  Но тут вошла женщина, соседка Хелен Фрамли; на шаг позади — ее муж. Они выглядели так, будто провели бессонную ночь. Глаза покраснели, а щеки набрякли.
  Ластер спросил меня:
  — Вы знакомы с мистером и миссис Клатмер?
  — Я встречался с ними.
  — Когда вы в последний раз видели их?
  — Вчера.
  — В какое время?
  — Не помню.
  — Видели ли вы их вчера вечером после восьми тридцати?
  — Нет.
  Начальник обратился к Клатмеру:
  — Этот человек утверждает, что болтался на вокзале, ожидая поезда, приходящего в Лас-Вегас в девять ноль пять. Что вы на это скажете?
  На вопрос ответила миссис Клатмер:
  — Это абсолютно невозможно, господин начальник, я вам уже говорила. Это было бы чудо! Мы не покидали перрон до того момента, как поезд тронулся. И мы как раз говорили о нем, и, если бы он был там, я бы его заметила.
  — В какое время вы приехали на вокзал?
  — Я думаю, было без пяти или без десяти минут девять. Нам пришлось подождать прихода поезда что-то около десяти минут. Поезд прибыл вовремя.
  Ластер взглянул на меня:
  — Получайте.
  Я спросил его:
  — Не возражаете, если я закурю?
  Он помрачнел. Клейншмидт улыбнулся.
  Ластер обратился к миссис Клатмер:
  — Этот человек утверждает, что он находился не на перроне, а снаружи, перед зданием вокзала, где было прохладней, и там ожидал прибытия поезда. А где находились вы?
  — Некоторое время мы были внутри вокзала, а потом мы вышли на перрон. Но мы видели, как пассажиры покидают вагоны и как новые садятся. Не то чтоб я любопытна, но мне просто интересно знать, что происходит вокруг. Я люблю наблюдать просто так.
  Ластер повернулся ко мне:
  — Ну?
  Я зажег спичку, поднес огонек к кончику своей сигареты, глубоко затянулся.
  Миссис Клатмер принялась добровольно поставлять новые сведения:
  — Если вы спросите меня, то скажу: Хелен Фрамли сильно увлечена этим молодым человеком. Я точно знаю, что она со своим дружком прошлой ночью из-за него поссорилась.
  — Откуда вы знаете, что из-за него? — спросил Ластер.
  — В моей квартире совершенно отчетливо слышно… все, что они говорили. Они разговаривали очень-очень громко. На повышенных тонах… чуть ли не орали друг на друга. Он обвинял ее: она, мол, влюбилась в этого парня, а она отвечала, что, если захочет, так и сделает, что Биган не имеет на нее никаких прав. Тогда Биган кричал, что он ей покажет, какие у него есть права и власть над нею, и еще добавил, что она, как полная дура, сообщила парню кучу сведений, до которых никому постороннему нет никакого дела. И употребил какое-то смешное выражение… то есть как-то ее назвал… Я не знаю, что это слово значит…
  Мистер Клатмер внес ясность.
  — Назвал ее стукачкой, — сказал и погрузился вновь в молчание.
  — Вы слышите, Лэм? — спросил начальник.
  — Я слышу.
  — И что вы можете нам сообщить?
  — Ничего.
  — Вы не собираетесь все это отрицать?
  — Отрицать — что?
  — Что они из-за вас дрались?
  — На этот счет у меня нет сведений.
  — И вы все еще утверждаете, что были на вокзале?
  — Я сказал, что был.
  — Но эти люди говорят, что вы никак не могли сесть в поезд сразу после того, как он прибыл на станцию.
  — Я их выслушал.
  — Ну и что?
  — Они придерживаются своих показаний, вот и все.
  Миссис Клатмер начала было снова рассказывать:
  — Я совершенно уверена, что… — но вмешался Клейншмидт:
  — Погодите минуту, миссис Клатмер. Вы поехали на вокзал, чтобы встретиться с людьми, проезжавшими через Лас-Вегас, не так ли?
  — Да.
  — Вы с нетерпением ждали этой встречи?
  — Естественно. А как вы думаете, для чего мы приехали на вокзал, не собираясь уезжать?
  — А вы волновались?
  — Не думаю.
  — Вы знали, в какое время прибывает поезд?
  — Да.
  — Когда вы ушли из квартиры?
  — Примерно без двадцати девять.
  — И направились к вокзалу?
  — Да.
  — Значит, вы туда явились за пятнадцать минут до прихода поезда?
  — Правильно. Я так вам и рассказываю. Мы там были. Если бы он или кто-либо еще там находился, мы бы заметили…
  — Почему вы так рано пошли на вокзал?
  — Ну, чтоб наверняка не пропустить поезд.
  — Еще раз: вы были взволнованы перед встречей с вашими друзьями?
  — Ну, мы ожидали этой встречи с удовольствием.
  — И как только прибыл поезд, вы принялись их искать?
  — Как и следовало ожидать.
  — Где находились ваши друзья?
  — Стояли прямо в тамбуре.
  — И у вас была совсем короткая встреча прямо на перроне?
  — Да, мы встретились и поболтали, пока поезд стоял.
  — Ваши друзья не намерены были остаться?
  — Нет. У них дела в Лос-Анджелесе. С ними были еще какие-то люди.
  — И ваша дружеская беседа продолжалась до тех пор, пока кондуктор не объявил: «Пассажирам занять свои места»?
  — Да.
  — И они сели обратно в поезд?
  — Да.
  — А далее? Вы дождались отхода поезда или же сразу ушли?
  — Мы ушли, но и поезд тут же тронулся. Мы слышали, как он отправляется. И могу еще добавить: мы ждали до тех пор, пока проводник не закрыл тамбур.
  — В вагоне, в котором ехали ваши друзья?
  — Ну да.
  Клейншмидт взглянул на Ластера и ничего не сказал.
  Начальник полиции неодобрительно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на миссис Клатмер. Взгляд скользнул к ее мужу.
  — Как ваше имя?
  — Роберт.
  — Вы были вместе со своей женой?
  — Да.
  — Вы подтверждаете все, что она говорит?
  — Ну-у… в общем, да.
  — С чем же вы не согласны?
  — Да нет, я полностью с ней согласен.
  — Не думаете ли вы, что этот молодой человек мог каким-то образом оказаться на вокзале, а вы его не заметили?
  — Ну-у, вообще-то говоря, такая возможность, правда крохотная, есть.
  — Не будет ли слишком дерзко с моей стороны, — поинтересовался я, — узнать, что вообще здесь происходит?
  Миссис Клатмер воскликнула:
  — Разве вы не знаете? Они…
  — Достаточно, миссис Клатмер, — тут же прервал ее начальник полицейского управления.
  Она сердито посмотрела на него и возразила:
  — Ну, знаете ли, нет никакой необходимости набрасываться на людей, затыкать им рты. Я только собиралась рассказать ему…
  — Я сам ему все, что надо, скажу.
  — Ах, какие тайны! Он может прочесть об этом в газетах. Я полагаю, в том, что случилось, нет ничего таинственного, и я сейчас…
  Начальник подал знак Клейншмидту. Тот оторвал массивное свое тело от стула, встал над Клатмерами:
  — Отлично, друзья, достаточно!
  — И пусть они идут домой, — приказал начальник.
  — Вы можете идти домой, друзья, — сообщил им вежливый Клейншмидт.
  — Что ж, я бы сказал, самое время!
  — Что за порядки! Подняли в полночь, продержали бог знает до каких пор, да еще рот затыкают. Я хотела рассказать…
  — Убери их, — прорычал начальник.
  Клейншмидт кое-как вытолкал Клатмеров и захлопнул дверь.
  Ластер снова принялся за меня.
  — Выглядит все это не слишком хорошо для вас, Лэм.
  — По-видимому, кто-то убит. Кто?
  Начальник разглядывал записи в кожаной записной книжке, которая лежала раскрытой на его столе. Вытащил авторучку и нацарапал в книжке еще несколько слов. Поднял глаза, навернул колпачок обратно на ручку, спрятал ее во внутренний карман.
  — Застрелен Гарри Биган. Вчера вечером. Между восемью сорока пятью и девятью двадцатью пятью.
  — Очень жаль.
  Я ничего к этому не добавил, а на моем лице ничего нельзя было прочесть. Даже таким усердным стражам порядка.
  — Девушка, с которой он жил, ускользнула, — продолжил Ластер.
  — А он с ней жил?
  — Ну, он там часто бывал.
  — Это разница, — заметил я.
  — До того как он был убит, — скажем, часа за два, — вы навестили девушку. Появился Биган. Вы поспорили. Потом ушли. Биган обвинил девушку в том, что она вами увлеклась. Он был вне себя от ревности. Он посчитал, что она собирается на свидание с вами. Она поклялась, что нет. Потом она ушла. И встретила вас. Биган следовал за ней. Вы подрались из-за девушки. Я думаю, вполне правильно будет предположить, что вы договорились: она бросит Бигана и уедет в Лос-Анджелес, куда хотели поехать вы. А она как раз и уехала на эту встречу, по-видимому… А вы… вам было непросто уехать. Вы работали в Лас-Вегасе, собирались пробыть здесь два-три дня…
  — И все это объясняете вы — мне?!
  — Это вполне вероятные предположения, Лэм. Ведь миссис Кул все еще здесь…
  — Дело, которым я занимаюсь, — это поиски пропавшего человека. Пропавшего в Лос-Анджелесе! Оттуда тянется ниточка, и я намеревался именно там ее начать тянуть.
  Ластер не обратил на это внимания и продолжал:
  — Вдруг, ни с того ни с сего, вы объявили, что собираетесь в Лос-Анджелес первым же ближайшим поездом. Вы покинули отель «Сал-Сагев», который находится неподалеку от вокзала, и потому у вас еще оставалась пропасть свободного времени. У вас был мотив, желание и возможность застрелить Гарри Бигана… И вы сделали это и знаете, что это так, столь же хорошо, как и я.
  — Он был застрелен в квартире девушки? — спросил я.
  — Да.
  — Как же вы так точно устанавливаете момент убийства. И вообще весь этот хронометраж?
  — Клатмеры находились в своей квартире все время, пока не отправились на вокзал встретить друзей-транзитников. Потом с вокзала они направились прямиком обратно к себе домой. Они пришли. Из соседней квартиры не доносилось ни звука. Несомненно, они бы услышали выстрел… Вот как я установил временные пределы убийства.
  — Если только Клатмеры не лгут.
  — С чего бы им лгать?
  — Предположим, им не нравился этот… Биган. Они хотели его проучить… Когда было обнаружено тело?
  — Незадолго до полуночи.
  — Хорошо, предположим, они возвращаются домой, обнаруживают Бигана, стоящего в дверях квартиры Фрамли, или в коридоре, или на лестнице. Биган и Фрамли ссорятся. Они стреляют или просто зашли за ним в квартиру и в упор застрелили его. Если вы запишете их в качестве подозреваемых, хронометраж убийства будет совсем иным. Ограничение лишь одно: прежде чем было обнаружено тело.
  — Совсем неубедительно, Лэм! С чего бы этим дуракам убивать Бигана?
  — Может быть, для вас неубедительно. А для меня неубедительна мысль о том, что это я его застрелил. За что? Почему?
  — Вам нравилась его девушка.
  — Не больше, чем нравится сотня других красивых женщин.
  — Но за других вы не рискнули получить взбучку.
  — Я работал!
  — Я знаю, — Ластер пробежался кончиками пальцев по своему подбородку, — у вас высокое чувство служебного долга.
  — Когда я работаю, мне хочется раскрыть дело… пусть с риском для себя. Так же, как и вам, надеюсь.
  — Согласитесь, Лэм: Клатмеры отпадают. А это означает, что хронометраж убийства остается прежним. Ладно, давай, Лэм, не будем темнить. Если вы собирались встретиться с девушкой, мы все равно это раскопаем. Вы договорились с девушкой встретиться в Лос-Анджелесе?
  — Нет.
  — Это запирательство ни к чему хорошему не приведет.
  — Все будет о’кей… Жаль только, что вы сняли меня с поезда. Я всего лишь частный сыщик и не собираюсь учить вас, но… надо было позволить мне уехать в Лос-Анджелес, приставить ко мне «хвост», и, если бы я действительно повстречался там с девушкой, у вас кое-что неопровержимое было бы. А сейчас вы не сможете доказать, что я собирался с ней встретиться.
  — Это все рассуждения.
  — Как бы не так!
  — Существует еще одно в высшей степени подозрительное обстоятельство. Когда Клейншмидт спросил вас, не знаете ли вы, где проживает Биган, вы ответили, что не знаете.
  — Я не знал.
  — Но вы же побывали в квартире!
  — Он там не жил.
  — Зато его подружка жила.
  — Об этом меня лейтенант Клейншмидт не спрашивал.
  — Не слишком ли вы пунктуальны?
  — Он спросил меня, не знаю ли я, где проживает Биган. И вот теперь, потому что я не сказал Клейншмидту адреса мисс Фрамли, вы думаете, что я впал в грех сознательного сокрытия нужных полиции сведений?
  — Ну да!
  — Зачем мне было втягивать в свое дело эту девушку, мисс Фрамли?
  Молчание. Довольно долгое. Ластер наконец сказал:
  — Пока все, Лэм.
  — Я могу идти?
  — Да.
  — Я хочу отправиться в отель «Сал-Сагев».
  — Что ж, пожалуйста.
  — Не вижу оснований, по которым я должен идти пешком. Напоминаю, меня сняли с поезда, следовавшего в Лос-Анджелес. У меня было средство передвижения и постель. За все уплачено. Вы собираетесь что-либо предпринять в связи с этим?
  Ластер подумал с минуту, потом сказал:
  — Ничего.
  — Я хочу вернуться в Лос-Анджелес.
  — Вы не можете уехать, пока мы не закончим расследование!
  — Когда это произойдет?
  — Не знаю.
  — Я сообщу обо всем этом хозяину агентства Берте Кул. Если она пошлет меня в Лос-Анджелес, я поеду.
  — Не разрешаю.
  — Если меня запрут, я не поеду. Если же меня не запрут, я поеду… Да, и как насчет того, чтобы лейтенант подбросил меня до отеля «Сал-Сагев»?
  — Не ломайте комедию, Лэм. Отсюда всего лишь два-три квартала. А вы нахал, Лэм. Клейншмидт так мне и рассказывал про вас, но… — сказал Ластер.
  — Знаете что, Ластер? Я даю вам шанс. Я мог бы заставить вас отправить меня в Лос-Анджелес. Может, я и сделаю это, переговорив с Бертой Кул. А сейчас, сейчас я хочу, чтоб меня отвезли в отель «Сал-Сагев».
  Клейншмидт встал со стула.
  — Пошли, Лэм, — сказал он.
  У входа в управление стояла полицейская машина. Клейншмидт ухмылялся, пока я забирался в нее.
  — Ну?
  — Я предложил ему отпустить тебя в Лос-Анджелес, приставить «хвост» из полиции Лос-Анджелеса, выяснить, не встречаешься ли ты с девушкой, и если встречаешься — забрать вас обоих. В противном случае — оставить тебя в покое. Он меня и слушать не стал. Он твердил, что это наверняка ты застрелил Бигана и что ты, слабак, сразу расколешься, как только тебя снимут с поезда и привезут сюда. А в пути — ни о чем с тобой не разговаривать.
  Я зевнул.
  Машина доставила меня к отелю.
  — А как насчет вас, лейтенант?
  — Что ты имеешь в виду?
  — А что вы делали вчера в промежутке между восемью сорока пятью и девятью двадцатью пятью вечера?
  — Я охотился за Биганом.
  — И не нашел его, точно?
  — Иди ты к черту, — ответил Клейншмидт и ухмыльнулся.
  Глава 9
  Берта Кул дремала. Одета она была с иголочки. Дверь в ее номер не заперта. Отворив ее, я встал на пороге. Берта не шелохнулась, развалясь в кресле — голова набок, ритмично похрапывает.
  Я громко кашлянул…
  — Ты ждала кого-то и заснула? Или поднялась с постели, а затем оделась?
  Она открыла глаза, выпрямилась в кресле.
  Никакого перехода между сном и бодрствованием. Только что сладко похрапывала, и губы слегка раскрывались с каждым выдохом, и сразу же на меня уставились острые блестящие глазки.
  — Ох, боже мой, Дональд, какой же это паршивый городишко! Они сняли тебя с поезда?
  — Да.
  — Они мне сообщили, что собираются это предпринять. Я сказала, что тогда вручу им иск о возмещении ущерба… Что ты им рассказал?
  — Ничего.
  — Они от тебя ничего не добились?
  — Не думаю, что добились чего-то путного.
  — Этот лейтенант — молодчага, — сказала она. — А вот шеф полиции отвратительный тип. Входи, присаживайся. Подай мне вон ту пачку сигарет и дай прикурить. А что, если попросить снизу прислать нам кофе?
  Я вручил ей сигареты, зажег спичку, подошел к телефону, вызвал «обслуживание» и попросил их прислать мне наверх пару кофейников с большим количеством сахара и сливок.
  — Ты пьешь черный, не так ли, дружок? — спросила Берта.
  — Да.
  — Так вот, не беспокойся о сахаре и сливках для меня.
  Я посмотрел на нее с изумлением.
  — Я пришла к мысли, что они портят… аромат кофе.
  Я в трубку сказал: «Простите, мы обойдемся без сахара и сливок. Пошлите пару кофейников с черным кофе, пожалуйста, и побыстрее».
  — Есть ли какие-нибудь новости? — спросил я у Берты.
  — Не знаю, что сказать. Представление началось в половине первого. Они обнаружили тело около полуночи. Подняли страшный шум. Заодно хотели узнать все о нашем деле: кто наш клиент и где его найти.
  — Ты им это сказала?
  — Конечно нет.
  — Трудно было держаться?
  — Не очень. Я сказала им, что это профессиональная тайна. У меня могли бы возникнуть кое-какие затруднения, но они обнаружили, что ты рванул в Лос-Анджелес. Тут-то им и представилась возможность развернуться. Они сказали, что собираются догнать поезд на самолете и привезти тебя обратно.
  — Долго ли они продержали тебя на ногах?
  — Почти всю эту ночь.
  — Они что, не догадались, что наш клиент Уайтвелл?
  — Немного погодя.
  — Когда вернулся Уайтвелл? Вчера поздним вечером, когда я уехал?
  — В том-то и дело, дружок: он не возвращался!
  — Ты хочешь сказать, что его не видела?
  — Нет. Вчера — нет. Лишь сегодня утром. Часа в четыре.
  — Где?
  — Он заглянул сюда после допроса в полиции. Очень извинялся, что втянул нас в такие передряги. Он очень, очень милый человек, Дональд.
  — Чего он хотел, когда «заглянул сюда», да еще в четыре часа утра?
  — Ну, просто… он хотел узнать, как я вынесла испытание, и извиниться за то, что навязал мне дело, которое поставило меня в подобное положение.
  — А после того как он все это проделал, что еще ему понадобилось?
  — Да ничего.
  — Он ни о чем больше не упоминал, как бы мимоходом?
  — Поинтересовался тем, что мы собираемся рассказать полиции, а я сказала, что ему не о чем беспокоиться и что ты не разгласишь ничего… Он тогда заметил, что особенно надеется, что ты ничего не расскажешь о характере дела, которым занимаешься, или о каких-либо письмах… Я уверила его, что он может отправляться в постель досыпать без всяких тревожных мыслей.
  — А Филипп? Он был у тебя вместе с отцом?
  — Нет. Вот почему отец сюда и не вернулся. У него с Филиппом, как выяснилось, несколько разошлись точки зрения.
  — Насчет чего?
  — Точно не знаю, дружок, но думаю, что насчет тебя.
  — Это еще почему, шеф?
  — Кажется, Филипп стал твоим восторженным поклонником. Он требовал от отца предоставить тебе полную свободу действий и во всем помогать; в том, что ты сочтешь нужным для отыскания Корлы. Отец возразил, что расходы могут оказаться слишком большими, что его вполне устраивает, если ты обнаружишь доказательство того, что Корла уехала по собственной воле. Это будет максимум, повторял он, максимум. Тогда Филипп Уайтвелл предположил: возможно, Корла уехала, потому что ее шантажировали, а Уайтвелл Артур на это возразил, что, если это и так, значит, она не того сорта девушка, которую они желали бы видеть в своей семье; тут, я думаю, у Филиппа сдали нервы, они поссорились. Артур ушел, оставив Филиппа одного в казино.
  Я прикрыл глаза, обдумывая услышанное.
  — И все это должно было произойти в восемь часов или несколькими минутами позже, да?
  — Я думаю, что да.
  — Ты ничего не сказала полиции про эти разногласия?
  — Я сказала полиции, дружок, чтобы они занимались своим делом, а я займусь своим, — отрезала Берта. — Эти грубияны пожелали узнать, какие доказательства я могу им представить, что все время находилась в отеле… Невежды! Я их отбрила!.. Ну а утром я ждала… ждала, когда появится мистер Уайтвелл-старший, а он так и не появился из-за своей стычки с младшим…
  — Куда же он направился, Уайтвелл А., как ты думаешь?
  — Он был очень расстроен. Знаешь, он действительно привязан к этому мальчику, в самом деле, как и говорится, боготворит землю, по которой тот ступает, и вот теперь Уайтвелл А. ужасно расстроен. Он даже забыл позвонить мне и предупредить, что не придет.
  — Но куда же он все-таки направился?
  — Никуда.
  — Ты хочешь сказать — вернулся сюда в отель, в свой номер?
  — О, я понимаю, что ты имеешь в виду… Нет, Артур очень нервничал. Он погулял немного вокруг отеля, затем вернулся и попытался заснуть. Он делит номер с Филиппом и мистером Эндикоттом. Филипп не появляется почти до одиннадцати часов. Полиция пронюхала, что Уайтвелл — мой клиент, и подняла его для допроса с пристрастием. Ну, по поводу убийства… Бедняга, он-то тут при чем?
  — Что тебе известно об этом убийстве?
  — Почти ничего. Никаких деталей, подробностей. Он был застрелен. Вот и все, что я знаю.
  — Какого калибра пуля?
  — Не знаю.
  — Они нашли в квартире оружие?
  — Не думаю.
  — И никто не слышал выстрела?
  — Ты знаешь, что представляет собою этот многоквартирный дом. Он расположен в переулке: две соседние квартиры, о которых идет речь, находятся прямо над магазином. Магазин закрывается в шесть часов. В одной — выстрела не услышали. В другой — некто, должно быть, искал что-то на кухне. Дверцы шкафчика под раковиной там были распахнуты настежь, на полу валялась пара кастрюль. Рядом с кухонной дверью обнаружили капли крови. Все это я почерпнула из вопросов, которые задавали полицейские, — не бог весть какая информация.
  — Что ж, и на том спасибо, — сказал я, — хорошо, что он убит. Он на это просто сам напрашивался.
  — Дональд, не говори так.
  — Почему?
  — Они используют подобные слова против тебя.
  — У них и без того есть что использовать против меня, хоть эта версия и вздор.
  — Разве проводник не запомнил тебя, дружок?
  — По всей вероятности, нет, и билет не взял.
  — И даже не проверили твой предварительный заказ?
  — Нет. Я просто влез в вагон, забрался на полку и уснул.
  — Странно, что кондуктор тебя не разбудил, чтобы взять билет.
  — Проводник меня не видел. Он не доложил кондуктору, что кто-то с билетом сел в вагон еще до девяти часов.
  — Не вызовет ли это обстоятельство новые подозрения?
  — Возможно.
  — Ну, ладно, предположим, чертенок, что ты сможешь избежать тюрьмы. Но мы должны продолжать наше дело, должны помочь мистеру Уайтвеллу. Ты думаешь, убийство этого… Бигана… как-то связано с исчезновением Корлы Бурк?
  — Пока не знаю. Многие могли прикончить Гарри Бигана — и среди них мой уважаемый друг, лейтенант Уильям Клейншмидт из полиции Лас-Вегаса.
  — Не будь простофилей, Дональд, — возразила Берта. — Если бы Клейншмидт убил его, он признал бы этот факт, он выступил бы как герой… «Бесстрашный офицер полиции убивает отчаянного, готового на все преступника, который терроризировал местное население», ну и прочий вздор!
  — Я сказал о лейтенанте — возможном убийце как о возможной версии.
  — Да нет же, Дональд.
  — Горожанам не нравится, когда полицейский чересчур легко и лихо хватается за пистолет. Клейншмидт искал Кулака… ну, Гарри Бигана. Клейншмидт был зол на него, на его кулаки, от которых досталось не только мне.
  — Но Клейншмидт мог бы утверждать, что это он сделал в порядке самозащиты.
  — Биган был безоружен. И находился дома. Это та деталь, которая произведет впечатление на присяжных. Предполагается, что офицер полиции в состоянии взять безоружного, не пуская в ход ничего покруче, чем дубинка.
  — Но Биган ведь хороший боксер.
  — Предполагается, повторяю, что офицер полиции в состоянии скрутить безоружного.
  — Что заставляет тебя думать, что убийство совершил Клейншмидт?
  — Я так не думаю.
  — Я решила — ты так думаешь.
  — Я сказал, что это возможно.
  — Ладно, тогда… что заставляет тебя думать, что это возможно?
  — Усердие, с которым полиция старается повесить убийство Бигана на другого.
  — Например, на тебя?
  — Среди прочих.
  — Артур Уайтвелл взял с меня слово, что я немедленно дам ему знать, как только ты появишься в городе.
  — Он знал, что Клейншмидт отправился за мной?
  — Этого я не знаю. Но, в общем, предполагал, что кто-то собирается тебя перехватить в поезде.
  — Ладно, позвони ему.
  Я протянул Берте трубку. Она дважды откашлялась и сказала:
  — Соедините меня, пожалуйста, с номером мистера Артура Уайтвелла… Доброе утро, Артур. Это Берта… О, вы льстец!.. Дональд здесь. Да, это будет прекрасно! — Она повесила трубку и подняла на меня глаза. — Он сейчас придет, — сказала она.
  Я уселся, зажег сигарету и спросил:
  — И когда это случилось?
  — Что именно?
  — Что вы называете друг друга по именам?
  — О, не знаю… Мы просто начали называть так друг друга. Знаешь, в конце концов, мы вместе пережили все это приключение — ну, убийство и последовавшее расследование.
  — А Уайтвелл Ф.?
  — Я не видела Филиппа, разве что мельком, когда полиция задавала вопросы.
  — Мистер Эндикотт уехал в Лос-Анджелес?
  — Нет. Он здесь, но хочет уехать.
  — И Уайтвелл А. тоже намерен уехать?
  — По крайней мере, не в ближайшие дни… Угости-ка меня сигаретой, дружок!
  Вскоре явились Уайтвелл Артур и Эндикотт.
  — Какие, однако, случаются неожиданности, — сказал Уайтвелл, пожимая мне руку. — Сознайтесь, что мы с вами такого не предвидели, а, Лэм?
  Эндикотт пожал мне руку, но ничего не сказал. Уайтвелл навис над креслом Берты, улыбаясь ей.
  — О, никак не могу понять, как вам это удается, Берта.
  — Что?!
  — Не спать, в сущности, всю ночь, а выглядеть при этом такой свежей, будто вы проспали с десяти вечера до утра. Не перестаю восхищаться вашей жизнерадостностью.
  — Ах, если б ваши слова хоть на десять процентов соответствовали истине, — засмущалась Берта.
  Я не мог больше терпеть этот обмен любезностями и громко спросил:
  — Вы все побеседовали с Клейншмидтом?
  Оба мужчины согласно кивнули.
  — Вы еще о нем услышите. Настойчивый парень. Более того, может быть опасным.
  — Да, полагаю, что вы правы, — после паузы произнес Эндикотт.
  — Тогда, возможно, стоит еще раз подумать, что же произошло.
  Мне пришлось замолчать, потому что в коридоре послышался стук каблуков; в дверь постучали, и я как бы подвел итог:
  — Деньги на бочку — вот что такое закон в наши дни!
  И пошел открывать дверь. В номер стучал Клейншмидт.
  — Входите, лейтенант, — пригласил я. — Правда, мы собрались пойти позавтракать…
  — Ну, конечно, — сказал Уайтвелл. — Отличная мысль, разумеется. А, доброе утро, лейтенант.
  Клейншмидт не стал ходить вокруг да около.
  — Мне нужно кое-что проверить дополнительно, — сказал он. — Уайтвелл, вы ведь не все мне рассказали о событиях прошлой ночи.
  — Боюсь, не понимаю, о чем вы…
  — Не находились ли вы на углу улиц Вашингтона и Бука около девяти часов вчера вечером?
  Уайтвелл заколебался. Это было видно, как говорится, невооруженным глазом.
  — Как мне с вами найти общий язык, лейтенант? Похоже, вы настойчиво добиваетесь от меня…
  — Давайте пока не будем препираться, — настаивал на своем Клейншмидт. — Вы там были или вас там не было?
  Уайтвелл сердито посмотрел на него:
  — Нет!
  — Вы уверены?
  — Совершенно уверен.
  — Вас там не было, скажем, в промежутке от восьми сорока пяти до девяти пятнадцати?
  — Ни тогда, ни в какое-либо другое время этим вечером.
  Клейншмидт сделал шаг назад, рывком открыл дверь, выглянул в коридор.
  Я сказал:
  — Держитесь, Уайтвелл.
  Мы услышали быстрые шаги в коридоре, и в дверях появилась незнакомая девушка.
  — Проходите, прошу, — вежливо пригласил Клейншмидт. — Посмотрите на людей в этой комнате и скажите мне, не видели ли вы кого-нибудь из них вчера вечером?
  Девушка, и это было видно, очень следила за собой — за лицом, фигурой, руками, со вкусом одевалась.
  Но в ее манере держаться было что-то нарочитое, как если бы она наперед знала, что все равно дела оборачиваются против нее, а поэтому — уж лучше вести себя вызывающе. Ах, ее подняли ни свет ни заря, чтобы притащить на очную ставку! Так я вам покажу, всем своим видом покажу, что вообще не ложилась, что привыкла засыпать на рассвете… На ее лице было многовато косметики, а линия рта выглядела жесткой: человек научился быть начеку.
  То, что она собиралась сказать, можно было угадать заранее. Она оценивающе скользнула взглядом вокруг и остановилась на Уайтвелле. Но прежде чем она успела что-то произнести, Берта Кул наклонилась вперед, едва не упав с кресла.
  — Нет, так не пойдет, — заявила она Клейншмидту. — Я вам не позволю заниматься подтасовкой. Если собираетесь провести опознание, то вы должны рядом с интересующим вас человеком поставить другого, приблизительно того же возраста и телосложения…
  — Кто здесь командует? — с наигранным негодованием сказал Клейншмидт.
  — Может быть, и вы, но я вам повторяю, лейтенант, как вы должны по закону действовать, если хотите, чтобы результаты вошли в протокол.
  — Я запишу ваш совет… Этот человек здесь присутствует?
  Незнакомка указала пальцем на Уайтвелла. Клейншмидт с удовлетворением констатировал:
  — Так… Подождите теперь за дверью.
  — Погодите минуту, — вмешался Уайтвелл. — Я желал бы знать…
  — Выйдите за дверь, прошу вас.
  Девушка кивнула и вышла из номера: плечи развернуты, подбородок задран, подчеркнуто покачивающиеся бедра как бы говорили за нее: я знаю, что вы думаете про меня, но мне на это наплевать.
  Дверь закрылась.
  Уайтвелл начал было что-то говорить.
  — Погодите минуту и вы… — прервал я его.
  Он взглянул на меня, вопросительно изогнув брови: слишком хорошо воспитан, чтобы выразить удивление как-то иначе.
  — Вы уже утверждали, что вас там не было. И к этому нечего ни добавить, — тут я сделал многозначительную паузу, — ни убавить!
  — Адвокат? — обернулся ко мне Клейншмидт.
  Я промолчал.
  — Потому что если вы таковым не являетесь, — угрожающе сообщил Клейншмидт, — скажу вам: полиции не нравится, когда люди занимаются юридической практикой без разрешения, по крайней мере в нашем штате. А раз вы осмеливаетесь давать совет человеку, которого обвиняют…
  — В чем? В совершении преступления? — спросил я.
  Теперь лейтенант мне не ответил.
  Внезапно Клейншмидт повернулся к Эндикотту:
  — Вас зовут Пол С. Эндикотт?
  Эндикотт кивнул.
  — Вы связаны деловыми отношениями с Уайтвеллом?
  — Я у него работаю.
  — Кем?
  — Я замещаю его, когда он бывает в отъезде.
  — А когда он на месте, чем вы занимаетесь?
  — Слежу, чтобы дела шли гладко.
  — Что-то вроде заместителя по общим вопросам?
  — Да, я полагаю, что так.
  — Сколько лет вы вместе работаете?
  — Десять лет.
  — Вы были знакомы с молодой женщиной по имени Корла Бурк?
  — Да, я встречал ее.
  — Разговаривали с ней?
  — Два-три слова.
  — Где?
  — Однажды вечером, когда она пришла в наш офис.
  — Вы знали, что она и мистер Филипп Уайтвелл должны пожениться?
  — Да.
  — Когда вы сюда приехали?
  — Вчера днем.
  — Как добирались?
  — Вместе с Филиппом. В его машине.
  Эндикотт вел себя уверенно. Без враждебности и без робости. В его взгляде читалось безразличие к полиции, пожалуй, еще немного иронии, может быть, даже легкого презрения. Да, таким и должен быть настоящий бизнесмен. Он вникает в детали, но при этом видит путь целиком и смело принимает решения. Он не похож на человека, которого можно смутить или напугать. Он уже и в этом деле решил, как надо действовать, и, видимо, начал проводить в жизнь свой план.
  Двое мужчин стояли, глядя друг другу в глаза. Клейншмидт понял, на кого он нарвался, и отказался от своей напористой манеры — долбить подозреваемого вопросами.
  — При данных обстоятельствах, Эндикотт, вы должны понять, почему мне бы хотелось знать, что вы делали прошлым вечером.
  — В какое именно время?
  — Ну, например, около девяти часов.
  — Я был в кино. В кинотеатре «Каса-Гранде».
  — Когда вы пришли в этот кинотеатр?
  — Я не знаю точно, примерно без четверти девять. Может, чуть раньше… Да, пожалуй… сразу после половины девятого.
  — И сколько вы там пробыли?
  — Пока не досмотрел фильм до конца. Фильм шел часа два.
  — А когда вы впервые узнали об убийстве?
  — Мне о нем сказал мистер Уайтвелл сегодня утром.
  — Что же он сказал?
  — Что ему, возможно, придется здесь задержаться. В этом случае я на самолете улечу в Лос-Анджелес.
  — Такая спешка?
  — Бизнес есть бизнес.
  — Могу ли я быть полностью уверен, что вы и впрямь пришли в кинотеатр в указанный вами промежуток времени? То есть от восьми тридцати до без четверти девять?
  Эндикотт ответил, что тут он бессилен помочь уважаемому лейтенанту.
  — О чем был фильм?
  — Легкая комедия, что-то о разведенном муже, который возвращается, как раз когда его бывшая жена собирается выйти замуж вторично. Несколько довольно интересных эпизодов.
  — Полагаю, у вас… случайно не сохранился ли корешок билета?
  Эндикотт принялся методично шарить по своим карманам. Из правого жилетного карманчика он извлек несколько клочков бумаги, выбрал один: «Похоже, вот это».
  Клейншмидт подошел к телефону, поднял трубку.
  — Утром кинотеатр еще закрыт, — заметил Эндикотт.
  — Я звоню домой директору.
  Спустя мгновение Клейншмидт произнес в телефонную трубку:
  — Фрэнк, это Билл Клейншмидт. Прости, что поднял тебя с кровати, но стакан горячей воды с каплей лимонного сока, а также быстрая пешая прогулка принесут твоей талии большую пользу. Так, погоди, не злись. Я хочу кое-что выяснить у тебя насчет твоих билетов. У меня в руках корешок билета, который был продан вчера вечером. На нем есть номер. Можно как-нибудь определить, когда именно был продан билет? Значит, можно. Погоди, не клади трубку. — Клейншмидт поднес корешок билета к глазам: — Номер шесть-девять-четыре-три. И что это значит? Да, имеются. Две буквы: В и Z. О, ты уверен? Отлично, большое спасибо. Боюсь, вам придется немного пересмотреть расписание ваших поездок, — обратился лейтенант к Эндикотту.
  Эндикотт постучал кончиком сигареты по ногтю большого пальца, стряхивая пепел.
  — Извините, я не могу этого сделать.
  — На этих билетах есть условные обозначения. Их наносит автомат, соединенный с часами, — тоном лектора сообщил нам Клейншмидт. — Буква А значит семь часов вечера, В — восемь часов, С — девять часов, D — десять часов. А X, Y и Z — это пятнадцатиминутные интервалы. Одна только буква В на билете означает, что он был продан в интервале от восьми часов до восьми пятнадцати. В плюс X означает, что билет продан в интервале от восьми пятнадцати до восьми тридцати. В и Y — от восьми тридцати до восьми сорока пяти, а В и Z указывают нам на интервал продажи, осуществленной от восьми сорока пяти до девяти.
  — Простите, — прервал лектора Эндикотт, — но я смею думать, что был в кино до восьми сорока пяти.
  — Очень хорошо. В таком случае, дождавшись восьми сорока пяти, вы могли встать и уйти из кинозала.
  На лицо Эндикотта медленно наползла улыбка.
  — Боюсь, лейтенант, что на сей раз я не смогу вам угодить. Мне, выходит, повезло. Но если вы справитесь в кинотеатре о событиях вчерашнего вечера, то выясните, что фильм закончился около восьми пятидесяти пяти, а сразу после него состоялась лотерея. Объявили номер билета. Почему-то я неверно определил свой номер, посчитал его выигрышным и направился к сцене. Потом я заметил, что ошибся. Надо мной посмеялись. Вы можете это проверить.
  — Да ну? — иронически заметил лейтенант Клейншмидт.
  В голосе Эндикотта появился свойственный воспитанному человеку процент иронии:
  — Видите, лейтенант, как вы удачно выражаетесь — да ну.
  — Я рассмотрю и эту точку зрения, мистер Эндикотт. Мне снова нужно будет с вами побеседовать.
  — Если возникнет необходимость, приезжайте в Лос-Анджелес.
  — Вы не уедете в Лос-Анджелес, пока я вам не разрешу.
  Эндикотт уже в открытую рассмеялся.
  — Сэр, вы еще хотите задать мне вопросы? Тогда спрашивайте сейчас, потому что менее чем через два часа я буду уже держать курс на Лос-Анджелес.
  — Подчеркиваете свою независимость?
  — Нисколько, лейтенант. Так уж случилось, что во мне глубоко укоренилось убеждение — я не имею права пускать под откос наш бизнес только потому, что кому-то заблагорассудится, хоть и вам, задержать нас в Лас-Вегасе, пока вы не закончите свое следствие… Я вполне понимаю ваше положение, лейтенант, и ваши заботы, но у меня свои заботы и свои обстоятельства.
  — В таком случае мне придется использовать право вызвать вас повесткой на суд коронера95.
  Эндикотт, подумав, отчеканил:
  — Я ошибся, лейтенант, у вас действительно есть такое право.
  — И вы все же не сможете уехать до окончания следствия… А не пойти ли нам на компромисс? — вдруг предложил Клейншмидт. — Если я не буду сейчас препятствовать вашему отъезду, приедете ли вы добровольно из Лос-Анджелеса по моему вызову?
  — Да, при двух условиях. Первое — если это действительно окажется необходимо; второе — если я приведу свои дела в порядок настолько, что смогу уехать. — И Эндикотт направился к двери. И, обратившись к Уайтвеллу, сказал: — Артур, вы не против, если я уеду, не дожидаясь десяти часов утра? Тогда я успею попасть в контору после полудня.
  Уайтвелл утвердительно кивнул:
  — Да, Артур, вы же хотели написать письмо с одобрением сделки.
  — Да, да, — перебил его Уайтвелл, беспокоясь, как бы детали сделки вдруг не стали известны непосвященным.
  Эндикотт отвел руку от дверной ручки и кивком указал на письменный стол.
  — Да нацарапайте пару строк, Артур. Все, что от вас требуется, — это упомянуть о сделке. Датируйте ее шестнадцатым числом прошлого месяца.
  Уайтвелл быстро набросал записку и размашисто расписался. Клейншмидт наблюдал за каждым движением обоих бизнесменов.
  — Здесь нет марок, — вдруг сообразил Эндикотт. — Я спущусь в вестибюль и куплю несколько штук. Там стоит автомат…
  — Не беспокойтесь, Пол, — сказал Уайтвелл. — Я всегда вожу с собой конверты с марками. Для таких вот случаев. Не такие свежие конверты, может быть. Дядя Сэм на почте все равно отнесется к ним с уважением. — Он достал из кармана авиаконверт с маркой, толкнул его по гладкому столу к Эндикотту: — Напишите адрес. Вы его знаете. И бросьте в почтовый ящик.
  Я быстро взглянул на Берту, чтобы убедиться, отметила ли она привычку Уайтвелла таскать с собой авиаконверты с марками. По-видимому, нет.
  — Не уверен в здешнем воздушном сообщении, Артур, но даже если письмо отправится в Сан-Франциско и вернется обратно, все равно оно будет на месте самое позднее завтра утром — и защитит ваши интересы.
  Клейншмидт стер с лица насупленное выражение и совершенно неожиданно улыбнулся Берте.
  — Мне очень жаль, миссис Кул, что я спозаранку причинил вам беспокойство. Ради бога, не обращайте на это внимания и не держите на меня зла. Ах, если бы люди смогли научиться относиться к неприятностям философски, ведь было бы гораздо легче жить, а?
  Он решительно подошел к двери, четко повернулся на каблуках и вышел.
  Я посмотрел на Артура Уайтвелла. Он более не выступал в роли льстеца-ловеласа либо запутавшегося в неприятностях встревоженного отца; нет, он проявлял себя человеком с быстрым умом и способностью принимать мгновенные решения.
  — Хорошо, Пол, — сказал он, — сейчас берите на себя все руководство в Лос-Анджелесе. Я же останусь здесь до тех пор, пока это дело с исчезновением мисс Бурк полностью не прояснится.
  Эндикотт внимательно слушал монолог Уайтвелла.
  — Я охотно подниму цену до восьмидесяти пяти долларов за акцию, только чтобы приобрести пакет, о чем мы говорили прошлой ночью. Вы понимаете?
  — Да, конечно.
  — За компанию «Консолидэйтед» больше пятидесяти тысяч я не дам. А в том, гарантированном предложении от Фарго, я думаю, есть хорошие виды на нефть. Тут я готов дать до семидесяти пяти тысяч, но при этом войти в долю последним и первым уйти в тень, предварительно отхватив как можно больший кусок пирога. Понимаете?
  — Вы намереваетесь сообщить им…
  — Нет. Выслушайте меня. Они совершают ту же ошибку, что и каждая новая фирма, — недооценивают размер первоначального капитала. Вложите двадцать тысяч на их условиях. Поставьте своим условием, что акционеры соберут дополнительные двадцать тысяч. После этого своих позиций не сдавайте. Когда начнутся трудности, они снизят запросы, потребуют вместо пяти тысяч две тысячи долларов. Стойте на своем. Дождитесь, пока они совсем отчаются, а потом выдвиньте наши условия.
  — Контроль? — спросил Эндикотт.
  — Контроль, но предварительно требование покрыть мои капиталовложения. Я хочу добиться контроля только после этого.
  Эндикотт поджал губы.
  — Думаю, что это не пройдет.
  — Пройдет, если твердо следовать по такому пути. Они просят тридцать пять тысяч долларов. Спросите их, смогут ли они собрать двадцать тысяч долларов, если я вложу свои двадцать тысяч. Они это сделают — и будут думать, что этого достаточно.
  — Понимаю, — сказал Эндикотт.
  — Не проговоритесь о нашей стратегии, — инструктировал его дальше Уайтвелл. — Что же до моего дела здесь… до вас доберутся репортеры, посмейтесь над «слухами». Отметьте вскользь, что я прибыл сюда за несколько часов до совершения убийства. Другими словами, это чисто деловая поездка. Мой бизнес и Филипп на месте помогают мне, одновременно осваивая некоторые тонкости бизнеса вообще. Понимаете?
  — Хорошо.
  — Ну а по сути… Филипп молод, горяч, импульсивен. Он влюблен и очень встревожен исчезновением молодой женщины, на которой собирался жениться. Его нервы напряжены. Временно он от меня отдалился, да, мы поспорили. И я не думаю, что он сейчас склонен прийти мириться. Я также не уверен, что местные власти позволят ему покинуть Лас-Вегас. Но если это случится, он направится к вам. И тут я на вас полагаюсь.
  Эндикотт кивнул.
  — Ни под каким видом он не должен разговаривать с репортерами. Я думаю, что можно положиться на его здравый смысл, но если вы заметите, что он дает слабину, одерните его. Держите со мной связь по телефону.
  — Сколько вы рассчитываете здесь пробыть?
  — Не знаю, может быть, и долго.
  — Ну, наверное, через два-три дня вы уже будете в офисе. Расследование займет…
  — Я могу оказаться в тюрьме, Пол, — коротко заметил Уайтвелл.
  Эндикотт вытянул губы и присвистнул. Совсем как недавно Кулак.
  — Вам пора собираться, Пол, — сказал Уайтвелл. — Хоть и слабая, но все же есть вероятность, что ваш отъезд может быть отложен.
  — Только не мой! — возразил Эндикотт. — Время, штампы на билете и лотерея очистили меня от подозрений. Да вообще глупо подозревать каждого, у кого нет алиби или кто находился поблизости. Это бестолковый способ следствия.
  — Вряд ли следует ожидать столичного мышления от провинциального полицейского… А вы рискуете опоздать, если не начнете собираться.
  Эндикотт поднялся, поклонился Берте Кул, бегло улыбнулся Уайтвеллу. И вскоре его тяжелая поступь раздалась в коридоре.
  Уайтвелл пересек комнату, и звук щелкнувшего дверного замка заставил меня осознать, что его «стратегия» пока что победила.
  — А теперь, Лэм, скажите, что сможете предпринять вы?
  — Артур, вы вполне можете довериться моему агентству, — вмешалась Берта.
  Он даже не повернулся к ней, движением ладони потребовал тишины.
  — Расскажите же нам, Лэм…
  — Но, Артур…
  — Я требую молчания! — резко сказал Уайтвелл. И неудержимая Берта Кул, к моему удивлению, замолчала.
  — Так что вы скажете, Лэм? Чего вы добиваетесь и что вы сможете предпринять?
  — Сначала скажите мне, к чему я должен быть готов? Клейншмидту теперь известно о Корле. Потом… эта девица… Это означает, что кто-то из Клатмеров подслушивал.
  — Девица ошибается. Меня не было рядом с квартирой мисс Фрамли.
  — Мне кажется, девица не лжет.
  — И я так думаю, Лэм. Но неужели вы не понимаете, что это значит? Мы с Филиппом очень похожи. Ей и не нужно было к нему присматриваться. Она просто заметила его, когда он проходил мимо. Если бы сегодня утром здесь присутствовал Филипп, она бы опознала его. Но его не было. И, конечно, она хотела оказать услугу полиции: она увидела меня, и сходства оказалось достаточно. Она не должна видеть Филиппа.
  — Она уже опознала вас. И от своих слов не откажется.
  — Что ж, дай бог, чтобы это оказалось правдой. Каковы ваши предположения?..
  — Она должна увидеть вас еще несколько раз. Разговаривайте, ходите кругами вокруг нее. И тогда… встретив Филиппа, она примет его за совершенно незнакомого человека.
  — Великолепная мысль.
  — У Филиппа-то есть хоть какое-то алиби?
  — Не знаю, Лэм. Это как раз то, что я хотел бы попросить вас выяснить.
  — Нужно ли мне поставить его в известность, что я работаю в этом направлении?
  — Нет. И эту сторону дела я хотел бы с вами оговорить. Вы не должны его информировать, что работаете над чем-то еще, кроме исчезновения Корлы Бурк.
  — Увы, мистер Уайтвелл, расходы тогда возрастут.
  — С этим у вас забот не будет.
  Берта Кул выпрямилась в своем кресле.
  — Извините меня, джентльмены, но этот вопрос…
  Движением руки Уайтвелл вновь отодвинул ее на задний план. Но на сей раз Берта не стушевалась.
  — К черту всю эту чепуху! Не воображайте, что кто-то другой, кроме Берты Кул, устанавливает цены в ее агентстве!
  Уайтвелл, снова став самим собой, улыбнулся Берте:
  — Простите меня, Берта. Никто не пытался действовать без руководителя агентства. Я просто хотел, чтобы Лэм понял, что ему нужно предпринять — и немедленно.
  Берта улыбнулась. В ее голосе разлились мед и патока:
  — Знаете, Артур, за дела по убийствам мы берем больше, чем за прочие.
  — На сколько ж больше?
  Берта посмотрела на меня и кивком указала на дверь.
  — Дружок, тебе и впрямь лучше приступить прямо сейчас, — предложила она.
  Глава 10
  Холод ночи растаял под солнечными лучами, озарившими пустыню. Фасад здания сверкал, белая штукатурка слепила глаза, но жилище Дирборнов оставалось безмолвным и безжизненным.
  Я сидел в машине, взятой напрокат, смотрел на дом напротив и ждал, впитывая в себя тепло восходящего солнца и стараясь прогнать сонливость. Пытался курить сигареты, но они не бодрили меня, напротив, сняли нервное напряжение, и я больше расслабился. Прикрыл глаза, спасаясь от невыносимого блеска, — но не смог поднять свинцовые веки. В приятной дремоте могло пройти и десять секунд, и десять минут. Я очнулся, опустил стекло в кабине и стал глубоко дышать: кислорода, как можно больше кислорода! И думать о том, что сводило бы с ума!
  И вдруг дом ожил. Открылась входная дверь, и вышел Огден Дирборн. Постоял немного, потягиваясь, на крыльце. Я соскользнул с сиденья, прижался телом к полу машины, лишь глаза оставались на уровне дверного стекла.
  Дирборн взглянул на небо, потом на узкую полоску газона перед домом, выпрямился, опять зевнул — эдакий беззаботный мужчина, простой инженер, пребывающий на федеральной гражданской службе, регулярно получающий чеки к оплате, ведь выборы давно прошли, его партия у власти, — и к черту налоги!.. Зевающий Дирборн вернулся в дом.
  Едва закрывшись, дверь снова отворилась. Вышла Элоиза Дирборн… Она не из тех, кто бесцельно глазеет по сторонам. Твердыми шагами Элоиза направилась к какой-то ясно обозначенной цели.
  Я продолжал наблюдать за Элоизой. Пройдя три квартала вниз по улице, она свернула налево — за угол. Я потихоньку двинулся следом, стараясь держаться в отдалении и ведя машину вдоль кромки тротуара.
  Элоиза углубилась в густо застроенный район города. Там магазинчики стояли тесно, почти касаясь друг друга. Девушка зашла в маленькую бакалейную лавку. Я остановился у пешеходной дорожки, выключил двигатель.
  Через десять минут она вышла, держа в руках два больших бумажных пакета. Теперь она прошла только полквартала. Отыскала дом с надписью на входе: «Квартиры для холостяков».
  Я выскочил из машины, вбежал в лавочку, купил банку сгущенного молока за десять центов и тоже подошел к меблирашкам. Какая-то тетка в халате подметала там вестибюль. Я выставил перед собой банку молока, заискивающе улыбнулся, пытаясь сразу же завоевать ее доверие, и спросил:
  — Где я могу найти женщину, которая только что вошла сюда? С двумя пакетами в руках?
  Уборщица перестала мести пол, подняла глаза, заметила мою банку молока.
  — В чем дело? Она что-то обронила?
  — По-видимому, да.
  — А… Скорей всего, она в квартире 2-А. Вверх по лестнице и прямо.
  Я поблагодарил уборщицу, взобрался по лестнице, подождал, пока стихнет шарканье веника, а затем и щелчок закрывающейся двери. Скатился вниз, прыгнул в машину, швырнул банку молока на заднее сиденье и помчался к телефонному пункту.
  — Междугородный, — объявил я, — межстанционный вызов. Номер детективного агентства Б. Кул в Лос-Анджелесе. И побыстрей.
  Элси Бранд отозвалась почти сразу же, как только Центральная соединилась с Лос-Анджелесом.
  — Привет, Элси. Как дела с ухажерами? — поинтересовался я.
  — Так себе. Как босс?
  — Ты не поверишь. Берта похудела до ста пятидесяти фунтов!
  — Неужели?
  — Точно. Более того, она становится застенчивой.
  — Ты, наверное, выпил. Когда возвращаешься?
  — Не знаю… Слушай внимательно, Элси. Обратись в дружественную газету. Пусть дадут просмотреть в столе справок всю имеющуюся у них информацию о человеке по имени Сид Дженникс. Бывший боксер. Когда-то был одним из первых. Либо достань его фотографии, либо, если надо будет, заставь фотографа переснять. И вышли их мне, пожалуйста. Авиа. Лас-Вегас. Отель «Сал-Сагев».
  — Остановился под собственным именем? — спросила Элси-умница.
  — Угу. И Берта тоже. Мы оба здесь, в «Сал-Сагев». Вот тебе еще задание. Свяжись, пожалуйста, со статистическим управлением, выясни, на ком женат Сидней Дженникс. Узнай, не было ли развода. Эту информацию отправь мне телеграфом.
  — Ладно, Дональд, сделаю… Здесь двое клиентов жаждут помощи от агентства Берты Кул. У первого — шантаж, у второго — наезд. Что мне им ответить?
  — Скажи им, что Берта Кул предоставляет услуги агентства, лишь получив ощутимый аванс… Наличными. Посмотрим, на сколько их хватит. Если будет выглядеть многообещающе…
  Женский голос произнес: «Ваши три минуты закончились».
  Я резко опустил телефонную трубку на рычаг, но характерный щелчок по линии услышал секундой раньше — это означало, что Элси Бранд меня опередила. Берта Кул не терпела затрат на междугородные телефонные разговоры. «Мне хватило меньше трех минут, чтобы сообщить своему мужу, куда он может отправляться, — частенько говаривала она. — Все, что я передавала или слышала с тех пор по телефону, не обладало и половиной значения, которое имел тот разговор. Так вот, если вы не можете уложиться в три минуты, вам придется этому научиться!»
  Из телефонного пункта я направился в ресторан, заказал чашку кофе и яичницу с ветчиной. Справившись с едой, проследовал в «Кактусовую рощу». Какой-то служащий сказал мне, что Луи Хейзена не будет в зале до пяти вечера, но как только я собрался уйти, еще один коллега Луи попросил меня немного подождать. Видно, Луи находился внизу в подвале, ремонтировал автоматы.
  Я постоял и впрямь недолго, Луи вскоре подошел, какое-то мгновение подозрительно вглядывался в меня, потом в его глазах мелькнуло узнавание, лицо расплылось в улыбке.
  — Привет, приятель. — Он шагнул ко мне с протянутой рукой.
  Я протянул руку в ответ, но… в пустоту. Луи мгновенно увернулся, отвел мою правую в сторону, и, когда мой недоуменный взгляд отыскал его ухмыляющееся лицо, обнаружил его на расстоянии в несколько дюймов, а его правый кулак осторожно, но твердо упирался в низ моего живота.
  — Ты должен быть готов к этому приему, приятель, — сказал он. — Ты должен быть готов к таким вещам постоянно!
  Я взглянул в его затуманенные глаза, расплющенный нос; широкая улыбка открыла с левой стороны пустоту — зияние двух выбитых зубов.
  — Не ожидал этого, а, приятель?
  Я мотнул головой.
  — Если хочешь стать настоящим боксером, будь начеку. Я мог бы сделать из тебя боксера, приятель, честное слово. Научить тебя драться. И ты стал бы взрывным, как динамит. У тебя есть все, что нужно. Выдержка. Сгусток мужества, который присущ настоящему бойцу… Мне бы хотелось потренировать тебя.
  Я взял его за руку.
  — Как-нибудь мы этим займемся. А сейчас… где бы нам поговорить?
  Он отвел меня в угол пустого зала.
  — Что у тебя на уме?
  — Хочу, чтоб ты для меня кое-что сделал, Луи.
  — Рад помочь… Видишь ли, ты мне понравился с той минуты, как я тебя ударил. Вот иногда думаешь, что тебе кто-то понравился, но после рукопожатия внутри будто застываешь, а с иным… только коснешься, и по тебе проходит какой-то электрический ток. Примерно так и произошло у меня с тобой, как только кулак врезался в твою челюсть… Да, кстати, как поживает твоя челюсть?
  — Побаливает.
  — Так оно и должно быть, малыш. Дай мне шесть месяцев, и я из тебя сделаю бойца.
  — Луи, сделай для меня кое-что.
  — Да, да. Я тебе уже сказал. Что нужно?
  — Видел утреннюю газету?
  — Нет.
  — Взгляни на нее. — Я подал ему газету. — Смотри вот: прошлой ночью погиб мужчина.
  — Что значит «погиб»?
  — Застрелен из пистолета.
  Глаза Луи округлились.
  — Убит?
  — Совершенно верно… А теперь у меня для тебя сюрприз. Отгадай, кто это был?
  Луи не стал даже пытаться отгадывать.
  — Человек, который вчера вечером играл здесь.
  — Ты имеешь в виду Сида Дженникса, боксера?
  — Полиция думает, что его зовут Гарри Биган.
  — Говорю тебе, это Сид Дженникс. Я же узнал его. Только увидел, как он выдвигает левое плечо вперед, а правая идет вверх, — подумал: ба, это же стойка старины Дженникса. Парень, это у него почти всегда срабатывало. Обычно он рассекал…
  — Послушай, Луи, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
  — Ну, ну, конечно. Я сделаю все, что хочешь. Что именно, дружище?
  — Поезжай в морг и опознай тело. Но не как человека, с которым ты сразился вчера вечером, когда он химичил с автоматами, а как Сида Дженникса, своего старого приятеля по рингу. Опиши, как ты с ним дрался однажды…
  — Но я никогда с ним не дрался. К сожалению.
  — Это у вас был не официальный матч, а просто тренировка в спортивном зале.
  — Черт возьми, приятель, у меня нет желания ехать в морг.
  — Тебе это не причинит никаких неприятностей.
  — Я знаю, но и ничего хорошего в этом тоже нет…
  — А, ладно, если ты не хочешь…
  — Ну, погоди минутку, дружище. Я же не сказал, что не сделаю этого. Я просто сказал, что мне неохота.
  — Мне не хочется заставлять тебя делать что-то, что тебе неохота.
  — Ну, дружище… Если ты хочешь, чтобы я это сделал, то и я хочу. Когда нужно отправляться?
  — Прямо сейчас.
  Он поправил галстук, улыбнулся своей неполнозубой улыбкой, преисполненный радостного и веселого дружелюбия.
  — Уже в пути, дружище. Осмотр этого трупа не прибавит мне аппетита, но тем не менее я уже в пути. Где ты будешь, когда я вернусь?
  — Я приду сюда чуть позже.
  — Отлично, старина, тогда увидимся. Кстати, запомни, я не обманываю. Я мог бы сделать из тебя боксера. Я повторяю: у тебя есть все, что для этого нужно.
  — Я подумаю, — пообещал я и проследил взглядом за тем, как Луи идет вдоль длинного ряда игральных автоматов к входной двери. Его голова прочно сидела на шее, что неудивительно для человека, который овладел трудным делом получать и наносить удары.
  А я прошествовал к бару. Подошел бармен.
  — Что налить?
  Я поинтересовался:
  — Брекенридж не появлялся?
  — Полагаю, он наверху. Хотите его повидать?
  — Мне надо поговорить с ним.
  — Как вас зовут?
  — Лэм.
  — Тот самый Дональд Лэм?
  Я кивнул.
  — Босс оставил записку. Указание дневной смене, мол, все, что вы ни пожелаете в этом заведении, должно быть вашим. Что вам налить?
  — Пока ничего, спасибо. Я просто хотел бы видеть Брекенриджа.
  Бармен поймал взгляд мужчины, который мог показаться обычным автотуристом, слоняющимся по залу. Но, подойдя к нам, автотурист взбодрился, его вялость сменилась бодростью.
  — Хочет видеть босса, — сообщил подошедшему бармен.
  Глаза налились холодной энергией, бармен поспешно сказал:
  — Это Лэм. Босс оставил вам записку…
  Ледяные глаза мигом потеплели. Передо мной возникла ухоженная ладонь с большим бриллиантом, мужчина энергично встряхнул мою руку.
  — Рад, что вы зашли, Лэм. Как насчет того, чтобы взять пару фишек и попытать счастья?
  — Нет, благодарю вас. Мне бы хотелось увидеть мистера Брекенриджа.
  — Нет вопросов, — сказал мужчина. — Поднимайтесь в кабинет.
  Он проводил меня до дверцы, которая открывалась на лестницу. Я заметил встроенную, под цвет стены, закрытую панелью мембрану. Мой сопровождающий произнес:
  — Здесь Дональд Лэм, Харви. Я поднимусь с ним наверх, до входа.
  Дверца бесшумно отодвинулась, и мы начали подниматься по ступенькам. К концу лестницы мой сопровождающий — он шел сзади меня — незаметно исчез и вернулся в казино, чтоб продолжить свое челночное движение по залу — «автотуристом». А навстречу мне уже шел Харви Брекенридж с протянутой для пожатия рукой и дежурной улыбкой. Вообще-то он не производил впечатления человека, который часто улыбается, но когда все же пытался это сделать, его тонкие губы нервно сжимались, будто собирались изобразить подобие улыбки, но при одном условии: ее причина останется глубокой тайной.
  — Входите, Лэм, присаживайтесь. Выпьете?
  — Нет, спасибо. Все, кого ни встречу, толкают меня на выпивку.
  — Это же прекрасно… Я искал вас, Лэм. Мне совестно из-за того, что получилось вчера вечером. Вы вели себя удивительно благородно. Ведь вы вполне могли загнать нас в угол. Я это оценил. И теперь, если вы считаете, что между нами все о’кей, — не так ли? — здесь выполнят любую вашу просьбу. Скажите ребятам, кто вы такой, и все заведение ваше.
  — Я не намереваюсь вас эксплуатировать, Брекенридж, — сказал я. — Но у меня есть одна просьба.
  — Какая?
  — Мне может понадобиться один из ваших.
  Брекенридж перестал улыбаться. Он не спросил, конечно, для какой цели. Просто его лицо стало непроницаемо, как у игрока в покер, когда тому сдают флеш, не меняя карт.
  — Кто именно?
  — Луи Хейзен.
  Взгляд Брекенриджа смягчился, потом мой собеседник улыбнулся, спустя мгновение рассмеялся.
  — Что вы с ним намереваетесь сделать? — спросил он. — Прикончить?
  — Нет. У меня может найтись для него работа. Это не причинит вам неудобства, если я на некоторое время его у вас… позаимствую?
  — Мой бог, конечно, берите вместе с пожеланием удачи.
  — Я, конечно, оплачу ему то время, пока он будет у меня.
  — Ни в коем случае. Я предоставлю ему… скажем, на тридцать дней… отпуск с сохранением заработной платы… Тридцать дней будет достаточно?
  — Хватило бы и недели.
  — Берите его на сколько понадобится. Бедняга! Мне не хочется его увольнять, но… вы уже знаете, что он собой представляет. В общем, безобидный и добродушный человек, но совершенно помешан на боксе. Мне кажется, если я оставлю его здесь, он когда-нибудь навлечет на меня серьезные неприятности. А просто вышвырнуть — не могу и не хочу. В сущности, Лэм, вы сделаете мне одолжение, если заберете его на некоторое время. Я как раз собирался подыскать что-нибудь для него.
  — Он у вас недавно?
  — Да. Но в нем есть нечто такое, что… трогает душу. Он похож на заблудившегося щенка: подходит, виляет хвостом, такой дружелюбный и веселый, что у вас не хватает духу выпихнуть его на улицу. Хотя там ему самое место. Луи надо бы пристроить куда-нибудь на ранчо, а то ведь в городе он постоянно дерется. Его столько колотили, что вытрясли все мозги. А он только повторяет: «Будь настороже, будь настороже!» Когда он вам нужен?
  — Прямо сейчас.
  — Как только он появится в зале, пришлите его сюда, я ему все объясню… Зачем он вам нужен или это не мое дело?
  — Хочу, чтобы он научил меня боксу.
  — Он ваш, — произнес Брекенридж, но улыбка сошла с лица, а глаза сузились в раздумье, когда я пожимал ему руку, выходя из кабинета.
  Глава 11
  Первый мой стук в дверь квартиры 2-А был настойчивым, но мягким. Отозвался женский голос:
  — Да? Кто там?
  Казалось, женщина пытается изо всех сил не поддаться страху.
  Я не ответил, подождал секунд двадцать, снова постучал, на этот раз погромче. Голос прозвучал где-то рядом с дверью:
  — Кто там? — В голосе уже звучала явная паника.
  Я по-прежнему не отозвался, просто ждал — добрых тридцать пять секунд. Затем постучал снова.
  — Кто там? — Голос оборвался.
  И я уже поднял руку, чтобы постучаться в четвертый раз, когда послышался звук ключа, проворачивающегося в замке, и дверь приоткрылась на несколько дюймов. Я поработал плечом. Хелен Фрамли в страхе отступила назад. Лицо побелело как мел. Рукой она прикрывала горло.
  — Ну, что? — спросил я.
  — Закрой, закрой дверь, Дональд.
  Носком ботинка я поймал низ двери, не сводя глаз с Хелен, захлопнул дверь за собой.
  — Ну, что? — повторил я вопрос. — Что случилось?
  — Дональд, ради бога, не смотри на меня так!
  Я уселся на стул, вытащил из кармана пачку сигарет, предложил девушке закурить, сам взял одну сигарету и зажег спичку.
  Прикуривая, она коснулась моей руки. Я почувствовал, что рука ее дрожит. Кончики пальцев были холодны.
  — Как ты нашел меня?
  — Ты забываешь, что я сыщик.
  — Мне на это наплевать. Будь ты хоть всей полицией Лас-Вегаса. Я обойдусь без посторонней помощи. Я знаю, как о себе позаботиться, когда попадаю в переделку.
  — Я тебя разыскал, Хелен, и этим все сказано.
  — Зачем?
  — Я хочу услышать твой рассказ.
  — Мне нечего сказать.
  — Очень жаль.
  — Что у тебя на уме, Дональд?
  — Полиции не понравится, как ты себя ведешь, Хелен.
  — Дональд, ты же не собираешься… не собираешься донести!
  — Полиция тебя сама разыщет.
  — Нет! Никогда!
  Я улыбнулся, но при этом постарался напустить на себя как можно больше важности.
  — У полиции на меня ничего нет, Дональд.
  — Кроме того, что убитый проживал в твоей квартире…
  — Он не жил со мной!
  — Но проводил большую часть своего времени, не так ли?
  — Какую-то часть — да, но он никогда, никогда не жил со мной. И никогда мы не жили вместе.
  — Можешь это доказать?
  — Конечно нет, — уныло сказала она. — Я не беру с собой в постель нотариуса.
  Я зевнул.
  — Дональд, что на тебя нашло? Уж не думаешь ли ты, что я убила?
  — А разве нет?
  — Ну, хватит!
  — Кто-то же это сделал?..
  — И он сам напрашивался, если на то пошло.
  — Полиция заинтересуется таким твоим заявлением, Хелен.
  — Полиция ничего от меня не дождется.
  — Вероятно, нет.
  — Можешь поставить последний доллар на пари.
  — У тебя есть алиби?
  — На какое время?
  — На время от… без десяти девять до девяти двадцати.
  — Нет.
  — Плохо.
  — Дональд, послушай, как ты меня отыскал? Я-то думала, что все шито-крыто.
  — Очень просто.
  — Как же?
  — Профессиональная тайна.
  — Тебе понравится, если меня засадят за решетку?
  — Нет. Верь не верь, а я пришел, чтобы тебе помочь.
  Усталость, выражение глаз загнанного зверя постепенно исчезали с ее лица.
  — Ты славный парень, Дональд. Ты… для меня…
  — Тебе нельзя здесь оставаться, Хелен.
  — Почему?
  — Тебя слишком легко выследить.
  — Даже не думала, что меня можно когда-нибудь найти… даже через тысячу лет.
  — Они разыщут тебя через тысячу минут.
  — Ну, ладно, Дональд, что мне надо делать?
  — Убраться из города. И я могу это устроить.
  — Каким образом?
  — Это секрет.
  — Ладно. И какова твоя цена?
  — Я хочу знать, что произошло.
  — Ты хочешь убрать меня из этого города, Дональд?
  — Да. По своим личным соображениям.
  — Какой ты смешной, Дональд.
  — Мне кое-что нужно от тебя, Хелен.
  — Как интересно! Что же?
  — Информация.
  — И все?
  Я ничего не добавил. Она надулась. Бормотала:
  — Не верится, что есть на свете еще один подобный мужик, который хоть немного был бы… Скажи, Дональд, полиция и впрямь меня разыскивает?
  — А ты как думаешь?
  — Им бы заняться делом и отыскать настоящего убийцу!
  — Они ищут улики.
  — Ну а что делать мне? Вытряхнуть улики из рукавов, вытянуть из чулок и преподнести им на блюдечке?
  — Хелен, если ты не расскажешь им все, что знаешь, окажешься в трудном положении. Ведь ты была последней, кто видел Гарри Бигана живым.
  — Только не я. Я рассталась с Кулаком сразу после вашей драки.
  — Нет, ты убежала вместе с ним.
  — Я побежала в переулок. Он — за мной. Он схватил меня за руку, мы добежали почти до конца переулка. Там был высокий деревянный забор. Он обхватил меня за ноги и приподнял так, что я смогла ухватиться за край забора. Он перелез следом за мной.
  — А потом?
  — Мы переждали. «Быки» топтались вокруг. Мы могли слышать, как они разговаривали, видели свет их фонарей. За полицией притащилась куча народу. В общем, нам удалось ускользнуть незаметно.
  — А дальше?
  Хелен вся напряглась.
  — Я ему сказала, что он обманщик и что у нас с ним все кончено. Он понял, что я не шучу.
  — И избил тебя?
  — Ничего подобного. Он просил, умолял, обещал, что никогда больше не будет вмешиваться в мою личную жизнь, повторял, что не мог не ревновать, потому что сильно меня любит, но вот, мол, получил хороший урок и…
  — Ты передумала с ним расставаться?
  — Я просто ушла. Он двинулся следом, но тут я повернулась к нему, лицом к лицу, обещала, что, если он будет продолжать преследовать, я устрою ему веселую жизнь…
  — Угрожала позвать полицию?
  — Нет, конечно нет. Мы с полицией ходили в разные школы.
  — Грозилась закричать?
  — Нет. Ты же знаешь, что я сказала. Я сказала, что ему придется худо.
  — Что ты этим хотела сказать?
  — Не знаю — что, но я была сыта по горло, Кулак мне осточертел.
  — Что такое «худо», Хелен? Ты думала про убийство?
  — О господи, конечно нет. Я просто так выразилась, чтобы он оставил меня в покое.
  — Разве это не то же самое, что угроза убить его?
  — Говорю тебе, не знаю, что было тогда у меня на уме. Я просто хотела, чтобы он отстал от меня. В тот момент я готова была сказать, что достану луну с неба и буду колотить ею Кулака по башке… если бы эти слова пришли мне в голову. Я была вне себя от ярости.
  — Как ты думаешь, кто-нибудь тогда слышал вас?
  — Нет.
  — Как ты вернулась на улицу?
  — Я пошла вдоль забора с другой стороны, увидела огни бильярдной, вошла через заднюю дверь и вышла на улицу.
  — В бильярдной были люди? Играли?
  — Да. Двое или трое.
  — Они на тебя глядели?
  — Пожалуй.
  — Значит, запомнили?
  — О господи, Дональд. Ты спрашиваешь, как настоящий «бык», — устало проговорила Хелен. — Они так на меня таращились, что, если б у меня на левом колене была родинка размером с булавочную головку, они бы ее разглядели и еще двадцать лет помнили. Удовлетворены, мистер сыщик?
  — Полностью… Скажи мне теперь о… вторых этажах в домах. Не заметила ли ты над головой света в окнах?
  — Нет.
  — А если б они светились, ты бы их заметила?
  — Не знаю. Я была в бешенстве. Когда я в бешенстве, то ничего не замечаю.
  — Ну, ладно, Хелен, успокойся. Давай вернемся к Гарри Бигану.
  — Давай не будем возвращаться. Ну его к черту! Послушай, Дональд, я ведь и сама хочу выбраться отсюда. Можешь мне в этом помочь?
  — Да.
  — Что я должна сделать?
  — Все в точности так, как я тебе скажу.
  — Сколько потребуется времени?
  — Возможно, две-три недели.
  — Только чтобы выбраться отсюда?
  — Частично для этого. Остальное… это моя цена, которую я устанавливаю за… свой план помощи.
  Она выглядела озадаченной.
  — Ты что, делаешь мне хладнокровное предложение насчет того, чтобы я?..
  — Это не предложение, Хелен. Это — деловое соглашение между нами.
  — Зачем я тебе нужна?
  — Надеюсь, что и ты сможешь мне помочь.
  — В чем?
  — Раскрыть дело, которым я занят.
  — Ах это! — протянула она, может быть, я ошибся, но на лице ее появилось разочарование.
  Я стряхнул пепел с сигареты.
  — Ладно, идет, — согласилась Хелен. — Когда начнем?
  — Как только ты соберешь вещи.
  — У меня все собрано. Я ничего с собой не взяла. На это у меня не было времени.
  — Даже чемодана нет?
  — Только маленькая сумочка.
  — Когда ты ее взяла? То есть когда ты зашла к себе на квартиру, чтобы ее взять?
  — Так ли уж тебе нужно это знать, Дональд?
  — Все равно рано или поздно время твоего появления в квартире станет известно, понимаешь?
  — Можешь и сам это выяснить.
  — А Элоиза Дирборн?
  — Какая Элоиза Дирборн?
  — Давно ты с ней знакома?
  — Где она живет?
  — Здесь.
  — Здесь! Вот как! Ну и чем же она занимается?
  — Ее брат — инженер в Боулдер-Дам.
  — Я с ней незнакома.
  Я даже разозлился немного.
  — А рыжеволосая девушка с кроличьим носом лет двадцати трех — двадцати пяти, с ней ты подружилась в «Кактусовой роще». Это кто?
  — Не знаю, о ком ты говоришь. — И отрицательно покачала головой, для убедительности, что ли?
  Я сказал:
  — Ну, ладно, готовься, Хелен. Мы должны спешить… И вот еще что. В пути мы не должны привлекать внимание. Могут возникнуть ситуации, когда ты и я… когда тебе придется…
  Хелен рассмеялась:
  — Долго ты к этому шел, Дональд, очень долго.
  Глава 12
  Я открыл дверь в ответ на разрешение войти. Берта Кул стояла в полный рост перед зеркалом. «Ну и ну, до чего дело дошло», — подумал я. Берта ринулась на меня, молчащего, в атаку:
  — Я просто смотрю на себя в зеркало. Может женщина посмотреть, как сидит на ней юбка?
  Я подошел к креслу. Расположился в нем, взглянув, как сидит юбка на женщине. Берта Кул продолжала изучать под различными углами свое отражение.
  — Как ты думаешь, сколько мне лет? — спросила она.
  — Не знаю.
  — Ну, попробуй угадать.
  — Не хочу.
  — Боже милостивый, ты бы, чертенок, все-таки пришел к какому-нибудь мнению на сей счет. Сколько, думаешь, мне было, когда ты впервые увидел меня? Нет, не тогда… На сколько, как ты думаешь, я тяну теперь?
  Я сказал, поднимаясь и придавая себе торжественный вид:
  — Я понятия не имею, сколько тебе лет. Тем более не знаю, на сколько ты выглядишь. Я пришел тебе сказать, что увольняюсь из агентства!
  Берта резко повернула голову. Ее острые блестящие глазки впились в меня.
  — Увольняешься?
  — Да, я так сказал.
  — Но ты не можешь уволиться.
  — Почему?
  — Потому… потому что на твоих плечах неоконченное расследование… и… Что я буду без тебя делать?
  — Ну, это, как ты любишь говорить, вздор. Ты рассказала на днях, что руководила юридическим агентством. Еще до моего поступления в твое сыскное… Что с тех пор, как ты взяла меня на работу, у тебя не было ни дня покоя.
  — Почему ты хочешь уволиться? — спросила она, подходя поближе.
  — Я уезжаю.
  — Куда? Зачем?
  — Не знаю куда… Я влюблен.
  — Увольняться с работы потому, что влюблен? Что за вздор!
  — Потому что, я думаю, так будет всем нам лучше.
  Берта Кул разразилась саркастическим монологом:
  — Знаешь, люди издавна влюблялись и, несмотря на это, продолжали работать. Многие из них поженились и все-таки работают. Не спрашивай меня, как это им удается, потому что я не знаю. Но так повелось издавна. Мне постоянно твердят о мужчинах, которые хотят как следует обеспечить своих жен и, чтобы этого добиться, им приходится работать. А некоторые даже откладывают женитьбу, пока не найдут работу. Обидно? Но так происходит повсюду… Утверждают, что все это доказано статистикой.
  — Я знаю все это. И я увольняюсь.
  — А как ты собираешься обеспечить свою птичку? Или у нее состояние?
  — Мы проживем.
  — Дональд Лэм, выслушай меня! Ты не можешь так просто выйти из игры и оставить меня в беде. И скажу тебе больше: это не любовь. Ты увлекся какой-то маленькой потаскушкой, которая положила на тебя глаз. Боже, если б ты знал о женщинах столько, сколько знаю я, ты бы и не подумал жениться на ком бы то ни было из них. Не обманывай себя, Дональд. Им нужна обеспеченная жизнь, ну и не хотят они к тому же оставаться старыми девами. Женщины — охотницы, Дональд, безжалостные, неутомимые, они сладко говорят, строят глазки, но в подсознании все время рассчитывают: «Так, этот мужчина не совсем то, что мне нужно, но на худой конец сгодится и он, к тому же он джентльмен, мягкосердечен и вежлив, ему можно довериться. Я подведу его к венцу, и он опомниться не успеет, как через нос ему проденут кольцо».
  — Эта женщина не такая.
  — О нет! Конечно нет. Она совсем другая.
  — Да.
  — Почему же она не позволяет тебе сохранить работу?
  — Потому что ей не нравится полиция. И она не любит детективов. Она бы никогда не связала со мной свою жизнь, останься я частным сыщиком.
  — А что плохого в том, чтобы быть частным сыщиком?
  — Конечно, это предубеждение. Но девушка слишком долго находилась по другую сторону закона.
  — Кто она?
  — Ты ее не знаешь.
  — Кто она?
  — Милый ребенок, у которого никогда не было и не будет шансов в жизни. Без меня.
  — Кто она?
  — Эта девушка проживала в квартире, где нашли тело Гарри Бигана.
  Берта Кул глубоко вздохнула, сложила руки на коленях. Покачала головой.
  — Ты даже меня заставил умолкнуть, Дональд Лэм. Я не знаю, что с тобой делать.
  — Возьми кого-нибудь на мое место.
  — Дональд, ты серьезно?
  — Конечно.
  — Ты хочешь сказать, что отказываешься от такой работы, чтобы разыграть представление перед маленькой паршивкой, которая зарабатывает себе на жизнь жульничеством на игральных автоматах? Которая жила вместе с опустившимся боксером?
  — Прошу оставить ее в покое!
  — Не обманывай себя: все, что она в тебе любит, — твои деньги. Уволишься с работы, и она тут же тебя бросит.
  — Только не она… — Я решил зайти в разговоре с Бертой с другой стороны. — Понимаешь, она знает, кто убил Гарри Бигана.
  — Она… что?!
  — Знает, кто убил Гарри Бигана.
  — Откуда?
  — У нее с Биганом было деловое партнерство. Естественно, он ей обо всем рассказывал.
  — Партнерство! — фыркнула Берта.
  — Вот именно: они были партнерами. Деловое соглашение.
  — Ну, конечно, — усмехнулась Берта. — «Деловое соглашение». Ясное дело — он жил в ее квартире, но это было чисто деловое соглашение. Она милая нежная маленькая девочка, и ей даже в голову не может прийти выйти замуж за частного детектива… О, дорогой, ни за что! И не надо мне туманить мозги, что, мол, Биган был ее партнером и потому рассказывал ей абсолютно все. Наверное, он разговаривал с ней и после своей смерти.
  — Ты оставишь ее наконец в покое?
  — Я пытаюсь уберечь тебя от глупостей. Не пройдет и полугода, как ты начнешь задумываться, каким образом мог свалять такого дурака! И вот еще что, Дональд Лэм. Если этой твоей девице известно, кто убил Гарри Бигана, ей бы лучше рассказать все начистоту. Я-то думаю, что она его и прикончила. Должно быть, так и случилось. Ведь его нашли у нее в квартире.
  — Ты выпишешь мне чек, за которым я пришел?
  — Чтоб я провалилась, если это сделаю. По крайней мере, пока ты не одумаешься. Я в жизни никогда не дам тебе денег, если ты пьян, и я не собираюсь давать их тебе, пока ты безумен… И что же нам делать, кстати, с поисками Корлы Бурк?
  — Можно нанять кого-нибудь, у кого больше опыта, чем у меня, и кто будет… не в своем уме, чтобы согласиться.
  Берта Кул неуверенно сказала:
  — Дональд, у меня нет уверенности, что убийство Гарри Бигана не связано с исчезновением Корлы Бурк.
  — Хелен Фрамли славная девушка. Она обо всем этом понятия не имеет. Ей только известно все об убийстве Гарри Бигана, и такие девушки, как она, не побегут доносить… Это еще одна причина, почему я увольняюсь с работы. Она расскажет мне все, что знает. Но если я буду работать на тебя, значит, я обману ее доверие. Я не желаю оказаться в подобном положении.
  — Дональд, ты сошел с ума!
  — Нет. Я влюблен.
  — Любовь не обязательно парализует мозговые клетки. Тебе не следует…
  Послышался слабый стук в дверь.
  — Войдите, пожалуйста.
  Возник Артур Уайтвелл. Берта Кул пропела:
  — О, при-ивет, Артур. Я ра-ада…
  — Я подумал, что неплохо прогуляться бы по городу и заглянуть в какое-нибудь казино. В конце концов, мы не можем допустить, чтобы все наше время было занято делами. Как говорится, мешай дело с бездельем, проживешь век с весельем. На тебе новое платье?
  — Да. Я попросила, чтобы мне прислали. Как оно сидит?
  — Отлично. Тебе очень идет.
  — Никогда не думала, что наступит день, когда я снова буду носить готовые вещи.
  — У тебя талант одеваться. Что бы ни надела, все выглядит отлично. Ну, еще бы… С такой замечательной фигурой.
  И Берта Кул в ответ пропела лукаво:
  — Ах, Артур… Льстец!
  — Нет. Это правда. Так как насчет того, чтобы пройтись по Главной улице и рискнуть двумя-тремя долларами на «Колесе Фортуны»?
  — Ты знаешь, что со мной случилось? Дональд хочет уволиться. Можешь себе это представить?
  — Уволиться… откуда?
  — Из моего агентства.
  Уайтвелл посмотрел на меня. Его брови сошлись в одну ниточку.
  — И когда же он хочет уволиться? — процедил он.
  — Сейчас. Немедленно, — заявил я.
  — В чем дело? — спросил Уайтвелл А., переводя взгляд с Берты на меня.
  — Он влюбился, — объяснила Берта. — Она милая славная невинная девушка, которая…
  Я встал и направился к двери:
  — Если ты собираешься обсуждать мою личную жизнь, то, вероятно, почувствуешь себя более свободно в мое отсутствие. Если же собираешься злословить о девушке, я не желаю слушать: она слишком хороша для тебя.
  Я закрыл за собой дверь и пошел по коридору. Но не прошел и десяти шагов, как услышал звук открывающейся двери, и голос Берты Кул произнес: «Пусть он идет, Артур. Просьбы напрасны! Если уж он решил…» Дверь помешала услышать окончание фразы.
  Я заглянул в «Кактусовую рощу». Луи Хейзена еще не было. Пошел к телеграфу, сказал, что жду телеграмму из Лос-Анджелеса, адресованную мне в отель «Сал-Сагев». Телеграфистка пообещала «пойти взглянуть» и, когда вернулась через несколько минут, сказала:
  — Когда вы вошли, ее как раз передавали по аппарату.
  — Отлично. Я заберу ее прямо здесь, и вам не придется передавать ее в отель.
  Телеграфистка спросила:
  — У вас есть с собой удостоверение?
  Я дал ей одну из карточек агентства. Она выдвинула ящик, бросила туда карточку и вручила мне телеграмму.
  Да, от Элси Бранд. Текст: «Материалы по Сиднею отправлены авиа. Женился на Элве Пикард четырнадцатого декабря в тысяча девятьсот тридцать третьем году. Никаких отметок о разводе. Обнаружила, кто-то еще копался в досье. Полагают, что это детектив, представляющий неизвестное агентство и интересующийся Элвой Пикард. Диетический комплекс может быть вынужден биологическими потребностями. Не позволяй ей падать, она может не подняться».
  Я снова направился в «Кактусовую рощу». Ко мне подошел служащий, дежурный по залу, и попытался убедить принять бесплатно от казино пригоршню фишек. И пожелал удачи. Он сказал, что Брекенридж будет очень доволен, если я почувствую себя здесь как дома.
  Я сказал служащему, что ценю это предложение, но предпочел бы просто побродить по залу и понаблюдать за игроками. Тогда он предложил мне выпить. А после отказа огорчился, что я не позволяю заведению что-либо сделать для меня. А почему — непонятно.
  И вскоре он отвязался от меня.
  Через четверть часа пришел Луи Хейзен.
  — Все в порядке? — спросил я.
  — Как посмотреть. «Быки» совсем спятили. Знаешь, что они пытаются сделать? Пришить это мне!
  — Что пришить?
  — Убийство Сида Дженникса.
  — Ты спятил, — не удержался я.
  — Нет, это они спятили.
  — Что их натолкнуло на эту мысль?
  — Понимаешь, это все из-за Дженникса… Я его опознал. Им стало интересно, откуда я его знаю. Я ответил. И тут им в голову ударило: если я был знаком с человеком на ринге, это, мол, не значит, что я опознаю его на каталке в мертвецкой. А я им сдуру сообщил, что, помимо каталки… я с ним общался вчера вечером. И к тому же видел в бою. Когда боксом зарабатываешь себе на жизнь, волей-неволей обращаешь внимание на тонкости. Как противник ведет бой, запоминаешь на всю жизнь. Так вот, им стало интересно, где это и когда я видел его в бою. А когда я выложил им это, они набросились на меня! Ага, значит, у меня на него зуб! Он был слишком силен. Из-за него я вылетел с работы и потому поклялся с ним рассчитаться. Они позвонили Брекенриджу. Расспрашивали его о том о сем, а в конце концов спросили в лоб, не угрожал ли я рассчитаться с Сидом.
  — Что же Брекенридж?
  — Он им сказал, что я, возможно, кому-то и врезал, но чтоб они не обращали на это внимания, потому как я просто помешан на боксе. Можешь себе это представить? Луи Хейзен «помешан на боксе»!
  — И что потом?
  — Они повезли меня в участок, давили на психику, орали, мол, знают, что я убил его, и все такое прочее. Ну а потом сказали, что я могу идти… Черт побери, я же работал в то время, когда было совершено убийство. Я тебе говорю, они спятили.
  — Слушай, Луи. Поговорим о другом. Я для тебя кое-что припас. Брекенридж предоставляет тебе месячный отпуск. Так будешь делать из меня бойца?
  — Боксера?
  — Ну да.
  Его глаза загорелись.
  — Вот это разговор! Вместе с тобой мы в самом деле смогли бы кое-чего добиться. У тебя есть все, что нужно. Ты в самом деле хочешь выйти на ринг?
  — Нет, Луи. Я просто хочу научиться драться по-настоящему.
  — Прекрасное намерение!
  — Луи, я буду платить тебе столько же, сколько ты получаешь здесь. Ты ничего не потеряешь, и твое место останется за тобой, когда ты вернешься.
  — Я могу начать прямо сейчас. Давай приготовим площадку внизу в подвале, и каждый день я мог бы давать тебе небольшой урок.
  — Нет, Луи. Я в бегах. Я хочу найти место, куда мы уедем подальше от чужих глаз и организуем там небольшой тренировочный лагерь. Знаешь где? Недалеко от Рино, может быть… Да, Луи, с нами будет девушка.
  — Девушка?
  — Угу.
  Он поморгал-поморгал от этого известия, потом расплылся в улыбке.
  — Когда начнем?
  — Прямо сейчас, — сказал я. — Иду брать напрокат машину, пусть старенькую, но чтоб выдержала экспедицию. Будем останавливаться по дороге, я не тороплюсь. Экспедиция не встанет нам особенно дорого.
  — Послушай, я же опытный путешественник. Что я умею делать в жизни толково — так это готовить походную еду.
  — Прекрасно. Собери вещи. И побыстрее. Полиция попытается нас задержать, если мы не опередим ее.
  В его глазах мелькнул страх, но лишь на секунду.
  — Дружище, у меня есть перчатки, но они слишком легкие. Для тренировок нам нужны потяжелей. И нам понадобится боксерская груша. Я свою продал, когда уезжал из Лос-Анджелеса, но мы можем достать приличную и здесь, так что быстро не получится.
  — Грушу купим в Рино, Луи.
  Глава 13
  Я знал, что Берта обязательно устроит мне в отеле засаду, поэтому не стал туда возвращаться. Реализовал имевшиеся у меня аккредитивы и приобрел старый, но в приличном ходовом состоянии драндулет, купил толстую шерстяную рубашку, брюки и кожаное пальто (все сразу в одном магазине, так дешевле), а еще спальные принадлежности, бензиновую печку, котелки, несколько банок консервов. Я был готов отправиться в путешествие в три тридцать дня.
  Выезжали, громыхая, из города, будто типичная компания завзятых пилигримов. Никто не сделал попытки остановить нас. Встретили полицейскую машину, набитую стражами порядка, которые, оглядев нас, спокойно дали драндулету проехать.
  Все так же громыхая, мы выехали на Битти-роуд; наша машина давала верных тридцать семь миль в час.
  Уже под вечер я свернул с трассы в пустыню и двинулся по наезженной извивающейся песчаной колее. В полумиле от автострады я еще раз свернул в сторону, продрался сквозь заросли полыни и остановился на голой, продуваемой ветрами пустоши.
  — Как тебе нравится? — спросил я у Луи Хейзена.
  — Отличное местечко, дружище.
  Хелен Фрамли молча вышла из машины и принялась вытаскивать пожитки.
  — Смотри-ка, запасся одеялами, — раздумчиво отметила она.
  — Они нам понадобятся.
  Ее взгляд встретился с моим.
  — Две постели стелить или три?
  — Три.
  — Как скажешь.
  Она расстелила одеяла прямо на песке. Луи распаковал бензиновую печку, укрепил ее на подножке, залил топливо в бачок, и через несколько минут под кофейником шипело голубое пламя.
  — Чем я могу помочь? — спросил я Хейзена.
  — Ничем, — ответил он. — Пойди погуляй. Ты глава семейства, большой босс. Разве не так? — Луи то и дело поглядывал на Хелен Фрамли.
  — Это верно.
  — Как мне к вам обращаться, мисс, когда придет время звать всех к обеду? — спросил Луи, одаряя ее улыбкой, открывающей зияние во рту.
  — Хелен.
  — Отличное имя… А я — Луи. Никаких обид после той заварушки с игральными автоматами?
  — Никаких. — И Хелен протянула руку.
  Он осторожно принял в свой израненный в битвах кулак ее тонкие пальцы, еще раз улыбнулся и пообещал:
  — Мы подружимся.
  Тут же принялся сновать от машины к «обеденному столу» и обратно за котелками, сковородками, продуктами. Ни одного движения не тратил впустую. Казалось, он особенно и не торопился, но все, что надо, сделал за удивительно короткий срок. Мы с Хелен попытались предложить свою помощь, но он нетерпеливо отмахнулся от нас. «Праздника никакого не предвидится, — приговаривал он. — Сервировать стол по высшему разряду не станем. У нас не так много воды, чтобы мыть посуду, да и посуды много не испачкаем, но еда будет — пальчики оближешь».
  Через несколько минут ноздри приятно защекотали перемешанные с дыханием пустыни запахи бобов с легкой примесью чеснока и жареного лука.
  — Луи, что это такое? — восхищенно воскликнул я.
  Он не скрывал гордости.
  — Это — блюдо моего собственного изобретения. Надо тонко нарезать пару луковиц, опустить их в небольшое количество воды и дать им подсохнуть на сухой сковородке. Затем добавляете немного жира и обжариваете. Крошите дольку чеснока, потом открываете банку бобов и добавляете немного соуса. Сами не заметите, как проглотите пальчики.
  Мы с Хелен сидели рядышком на одеялах и смотрели, как невидимый художник рисовал закат на западной части неба, работая яркими красками и смелой кистью.
  Дымящиеся тарелки с пищей мы держали на ладонях.
  — Ну вот, — произнес Луи, — все готово. Каждый ест со своей тарелки, а это значит, что вылизывает ее дочиста.
  И улыбнулся нам.
  Мы набросились на еду. Очень вкусно, гораздо вкуснее той, что я ел месяцами. А тут еще свежая французская булочка, пропитанная подливкой, которая оставалась на тарелке после того, как мы очистили ее от болтушки из бобов, лука и чеснока!
  Хелен вздохнула:
  — Это самое вкусное блюдо из всего, что я когда-либо пробовала… Дональд, почему идея поехать в пустыню не пришла тебе в голову раньше?
  — Не знаю. Наверное, я туго соображаю.
  На западе не затухала вечерняя заря. На небо высыпали первые мерцающие звезды.
  — Я помою посуду, — сказала Хелен.
  — Что может понимать такая милая барышня в мытье посуды? — оскорбился Луи. — Во всяком случае, в походной жизни. Видишь ли, сестренка, здесь в пустыне с водою туго. Я покажу тебе, как это делается.
  Он забрал тарелки, выбрал местечко ярдах в десяти от машины, включил фары, присел на корточки и зачерпнул пригоршню песка. Он насыпал песок на тарелки и принялся им тереть посуду. Песок впитал все, что на ней оставалось после еды, и, как оказалось, был идеальным средством чистки посуды. Потом Луи сполоснул кипятком — всего пара чайных ложек! — каждую тарелку, и они засияли первозданной чистотой.
  — Вот и готово, — гордо объявил Луи, — и получается гораздо чище, чем используй вы хоть полный котелок воды на каждую. Теперь мы их сложим на капоте, и они готовы для завтрака. В котором часу вы хотите подняться?
  — Я тебе сообщу об этом специально, — сказал я ему.
  — Я подумал, что расстелю одеяло вон там.
  — Нет, — вмешалась Хелен, — я приготовила три постели рядом.
  Луи немного подождал с репликой, обдумал ее, сказав всего лишь:
  — Ладно, коли так.
  Мы уселись на одеяла в кружок.
  — Развести костер? — спросил Луи.
  — Нас могут разыскивать. Увидят с автострады, — возразил я.
  — Да. Ты прав. Может, немного музыки?
  — У тебя есть приемник?
  — Кое-что получше.
  Луи вдруг вытащил губную гармошку, бережно обхватил ее своими вроде бы неуклюжими, с разбитыми костяшками пальцев руками и поднес к губам.
  Музыка оказалась не та, что я ожидал. Я приготовился услышать что-то вроде «Дом, милый дом» и что-то еще из сентиментальной классики для губной гармошки. Но Луи… Луи нас просто заворожил. Настоящая музыка! Она удивительно сливалась с величественным спокойствием ночи в пустыне. Она стала частью тьмы, бесконечных пространств немого песка и бесстрастных звезд.
  Хелен прислонилась к моему плечу. Я обнял ее. Я впитывал в себя дыхание, тепло ее щеки, запах ее волос. Ее мягкая узкая рука украдкой скользнула в мою ладонь. Я почувствовал, как дрогнули ее плечи, когда она глубоко вдохнула, а потом тихо выдохнула.
  Вечер продолжался, еще не потеряв полностью дневное тепло. Дважды в течение часа мы слышали отдаленный гул проносящихся по автостраде машин. Этот гул нарастал, достигая громкости почти волчьего воя, а затем быстро стихал. Пляшущий свет передних фар как бы в такт звуку сменялся тлеющим красным светом задних.
  Эта пустыня всецело принадлежала нам.
  В гармошке Луи скрывалось волшебство органа. Конечно, во многом это «играла» сама пустыня — звезды, небо, которое выглядело так, будто его только что вымыла и отполировала некая космическая хозяйка. Но и Луи… О, Луи, он был настоящим артистом, ведь это он заставил незамысловатый инструмент звучать с совершенством органа, казалось немыслимым.
  Потом Луи плавно усмирил свою музыку, и мы просто сидели, глядя на звезды, на зыбкие очертания своего дредноута, на сухие кусты, пробившиеся сквозь песок, — сидели и всем существом своим ощущали тишину.
  Хелен сказала полушепотом:
  — Как здесь близко небо.
  Сквозь одежду я впитывал тепло ее тела, чувствовал нежную тяжесть головы, покоящейся на моем плече. Вдруг все ее тело дрогнуло, будто пробудилось, припало ко мне, но тут же этот нервный порыв прошел, и оно вновь погрузилось в дремоту.
  Откуда-то набежал ветерок, вроде бы слабый, но он принес с собой холод. И ветер, и холод постепенно нарастали. Хелен прижалась ко мне теснее. Она поджала ступни, уперлась коленями в мою ногу. На какое-то мгновение тепло возвратилось, потом снова налетел порыв ветра, и Хелен, непроизвольно дрожа, выпрямилась.
  — Становится холодно, — заметил Луи.
  — Пора спать, — объявила Хелен. — Моя постель с краю, Дональд, ты спишь посередине.
  Она пересела на свои одеяла и выскользнула из верхней одежды. Было слишком темно, чтобы увидеть в свете звезд что-либо, кроме контуров ее фигуры. Я смотрел на Хелен без любопытства и без застенчивости. Как на прекрасную статуэтку. Она скользнула под одеяла, повертелась, видно освобождаясь от чего-то ненужного из нижнего белья, потом спокойно, не стесняясь меня, села в постели, натянула пижаму и застегнулась.
  — Спокойной ночи, Дональд.
  — Спокойной ночи, Хелен.
  Луи, слегка смущенный, молчал. Она приподнялась на локте.
  — Эй, Луи!
  — Что?
  — Спокойной ночи, Луи.
  — Спокойной ночи, Хелен, — пробормотал он застенчиво.
  Мы подождали несколько минут, пока она устроится как следует, потом и мы с Луи разделись и в одном нижнем белье завернулись в свои одеяла.
  Мне стало интересно, до какой же степени здесь будет холодно. Я поймал момент: начинал замерзать кончик носа… Звезды висели в небе прямо у меня над головой. Я начал размышлять, может ли одна из них упасть, а если это произойдет, то заденет ли она меня; потом я вдруг широко раскрыл глаза, и в небе получилось совсем другое расположение звезд. Земля подо мной была твердой, мышцы немного сводило, но чистый свежий воздух, полный жалящего холода, очистил кровь, выгнал из нутра все яды, и я почувствовал себя таким свежим, будто проспал целый месяц.
  Я закрыл глаза.
  Один раз я пробудился — как раз перед рассветом.
  Там, где небо только-только начало окрашиваться в бледно-оранжевый цвет, я поймал голубовато-зеленый морозный отблеск; потом оранжевый цвет становился все ярче, как далекое маленькое облачко, погружающееся в алый протуберанец… Я прислушался к спокойному дыханию лежащей рядом девушки, похрапыванию Луи и подумал, не встать ли мне с восходом солнца, чтобы не пропустить эту красоту, и снова закутался в теплые одеяла.
  Когда я проснулся, солнце еще невысоко стояло над горизонтом, кустарник отбрасывал длинные тени. Одеяла рядом со мной шевелились вовсю: мисс Хелен Фрамли одевалась под ними. А где Луи?.. Луи склонился над печкой, стоявшей на подножке автомобиля, и запах кофе уже несся оттуда возбуждающей приятной волной. Нет ничего более умиротворяющего, более жизнеобещающего, чем запах свежего кофе, да еще тогда, когда чистый воздух проделал свою работу и вы осознаете, что зверски голодны.
  Хелен Фрамли выпуталась из-под одеял и выпрямилась, стройная и прекрасная. В золотых лучах раннего солнца — вся красновато-оранжевая. Она посмотрела на меня, не без удовольствия отметила, что я ее рассматриваю, внимательно и жадно, и спокойно произнесла:
  — Доброе утро, Дональд.
  — Доброе утро.
  Луи обернулся к нам, потом опять склонился над печкой.
  В глазах Хелен читались и мир и веселье.
  — Привет, Луи! — негромко крикнула она.
  — Привет, — отозвался он, взглянув на нас через плечо.
  Хелен закончила одеваться. Помолчала. Задумчиво сказала:
  — Я могла бы здесь остаться… Интересно, почему никто не подумал о такой поездке раньше?
  Она стояла лицом к востоку, и солнце ярко освещало ее. Внезапно импульсивным движением она выбросила руки навстречу солнцу, затем смахнула слезинку, та упала на песок, а девушка села и стала надевать туфли.
  Организатор быта Луи сказал:
  — Каждому будет по полчашки воды, и не больше.
  — А завтрак? — спросил я.
  — Будет готов через пять минут.
  Мы умылись, почистили зубы и расселись на одеялах. Луи подал золотистый кофе, умело поджаренный, хрустящий, но не пересушенный бекон с привкусом ореха, как мне показалось. Он развел небольшой костерок, дождался, когда от него остались одни алые угли, окружил их камнями, установил на них сетку, и на этой импровизированной решетке превратил тонкие ломтики французской булочки в золотистые тосты, блестящие намазанным на них маслом.
  Каждая новая порция тостов удивительным образом прибавляла мне силы. Я чувствовал себя так, что и без уроков бокса готов был сразиться с любым мужчиной — за эту землю, за небо, за девушку, сразиться и победить его.
  После завтрака посидели, покуривая сигареты и впитывая тепло солнечных лучей. Я посмотрел на Луи. Оба перевели взгляд на Хелен. Она кивнула нам, мы принялись скатывать одеяла и запихивать их в наш милый старый драндулет. Все — молча. В словах не было нужды.
  Полчаса спустя двинулись, громыхая, в путь — через пустыню. Мотор непрерывно чихал, но непостижимым образом держал свои тридцать семь миль в час.
  Солнце поднималось все выше, а тень от автомобиля становилась все короче. Мягкое тепло сменилось жарой. В правом заднем колесе обнаружился прокол. Мы с Луи поменяли шину. И дело это не показалось нам обременительным. Мы не нервничали и к тому же никуда не торопились. Жизнь шла как часы, совсем непохожая на времена, когда я носился в машине агентства Берты Кул как угорелый, стремясь куда-то успеть в срок, а как ни крути, то колесо спускало, то машина агентства переставала работать. Домкрата под рукой не находилось, и гайки разбалтывались, а руль был всегда насажен криво.
  Теперь я не спешил — нам принадлежало все время. Иногда мы останавливались полюбоваться пейзажем.
  Мы ехали весь день, а ночью снова разбили лагерь в пустыне и прибыли в Рино на следующий день около полудня.
  
  — Вот мы и на месте, — сказал Луи, — какие будут приказания, капитан?
  Наш рыдван был весь покрыт пылью. Мне предстояло побриться, да и подбородок Луи густо зарос темной щетиной. Наша троица прокоптилась на ветру и солнце, но никогда я не чувствовал себя таким бодрым.
  — Поехали в какой-нибудь кемпинг, — сказал я, — там почистимся и прикинем, что делать дальше.
  Мы быстро нашли пристанище. Хозяйка предоставила нам домик с двумя комнатами и тремя кроватями. Соскребли под душем дорожную грязь. Мы с Луи побрились, и я отправился на разведку.
  Позвонил в город, в телефонную компанию. Поинтересовался, нет ли телефона у миссис Дженникс. Такого абонента у них не было. Я обзвонил все отели, спрашивая, не проживает ли там некая миссис Дженникс. Не проживает. Тогда я начал обзванивать коммунальные дома. Там отказались предоставить какую-либо информацию на сей счет.
  Я вернулся в кемпинг, и все мы отправились искать новое пристанище. Уже в сумерках мне кое-что подвернулось, подходящее для наших целей: маленькая заправочная станция примерно в семи милях от города. Владелец хотел соорудить настоящую доходную автостоянку, но ему не хватило денег, и все, что он успел сделать, — это заполучить один большой дом рядом с заправочными аппаратами, примерно в ста ярдах от автострады.
  Туда мы и переехали в ту же ночь, предварительно накупив продуктов. Луи поиграл на своей гармошке вальсы, а мы с Хелен немного потанцевали. Нашлась печурка, топившаяся дровами, и домик вскоре наполнился тем изумительным теплом, которое может исходить только от настоящей печки, когда в ней потрескивают дрова.
  Из-под одеял Луи вытащил меня ранним утром. Пора, объяснил он, начинать тренировки.
  Хелен сонно улыбнулась мне и пробормотала: «Развлекайтесь», а сама повернулась на другой бок. Я напялил кроссовки, затянул пояс, выпил глоток горячей воды, добавив в нее немного лимонного сока, и последовал за Луи на холод.
  Солнце только поднималось.
  Луи обратил внимание на мою дрожь.
  — Через минуту будешь в полном порядке. Ты слишком легкий, поэтому не будешь много потеть. А теперь пошли. Вперед!
  Он начал бег медленной трусцой. Я за ним. Пробежали сто пятьдесят ярдов, и холод сменился возбуждающим теплом.
  Начинался подъем. Мои легкие требовали все больше кислорода. Луи спокойно продолжал трусить рядом с ритмичным «хлоп-хлоп-хлоп», испускаемым его обувью, тоже на резине.
  — Сколько еще? — спросил я.
  — Не разговаривай, — отозвался он.
  Я продолжал бег. Ноги, казалось, налились свинцом. Мы бежали медленно, я не задыхался, но… очень устал, просто вымотался. Мне казалось, мы пробежали сотни миль до того момента, когда обогнавший меня Луи резко повернулся, окинул меня взглядом профессионального тренера и произнес: «Ладно, хватит бега. Теперь немного пройдемся».
  Мы перешли на быструю ходьбу, глубоко вдыхая прохладный чистый воздух. Ноги тяжелы, но смена в формах мускульной активности принесла облегчение.
  Но чертов Луи снова перешел на бег. Я последовал за ним. Впереди на расстоянии в четверть мили показался наш домик. Казалось, потребуются часы, чтобы добраться до него.
  А Луи не запыхался. Дышал глубоко и, черт побери, ровно!
  — Попробуй использовать самое дно своих легких, — посоветовал он. — Засасывай воздух до самого низа. Сейчас мы немного побоксируем, так, для разминки.
  Он вытащил пару заскорузлых боксерских перчаток и надел их на мои руки.
  — Итак, — начал Луи, — самый обманный и самый трудный по исполнению — это абсолютно прямой удар. Давай посмотрим, бей прямой левой.
  Я сделал выпад левой.
  Он покачал головой:
  — Это не прямой, дружище.
  — Почему?
  — Потому что вместе с ударом пошел твой локоть. В сторону от корпуса. Держи локоть тесно прижатым к корпусу и бей. Сначала левой, потом правой.
  Я начал по новой. Луи опять расстроился. Но проявлял терпение.
  — Сними на минутку правую перчатку. Я хочу кое-что показать.
  И показал. И рассказал мне, как держать корпус, прижимать локоть. А потом заставил меня выстреливать вперед левой, левой, опять и опять, пока у меня были силы поднимать ее.
  — Не так уж хорошо, — приговаривал он при этом, — но и не так уж плохо. Со временем будет совсем неплохо.
  Из окна донесся сонный голос:
  — Луи, может, проще смириться, если тебе дадут взбучку, чем так надрываться?
  Я скосил глаза на окно спальни. В окне явилась миру Хелен Фрамли в распахнутом на горле кимоно, оперлась локтями на подоконник и с веселым огоньком в глазах стала смотреть на учителя, но больше, я надеялся, на ученика.
  Луи ответил на полном серьезе:
  — Бывают случаи, когда мужчина не может позволить себе смириться со взбучкой, он должен сам дать взбучку другому. Мисс Хелен, если он будет драться за вас, тогда как?
  — Ладно, ладно, согласна. Мне нравятся мужчины с «фонарями», но сейчас мне надо почистить зубы.
  И исчезла в окне. Луи повернулся ко мне и улыбнулся по-своему, смело растягивая губы до черных провалов на месте отсутствующих зубов.
  — Вот, дружище, девушка для тебя. Я хочу тебе сказать: это настоящая!
  Я кивнул: согласен!
  Луи смотрел на меня задумчиво, будто хотел что-то добавить, а может, размышлял, не потренировать ли меня в чем-нибудь, помимо бокса. Но ему трудно было подыскать слова. В конце концов он сказал:
  — Послушай, дружище, ты знаешь мою позицию. Я твой друг, понимаешь?
  Я кивнул: согласен, мол.
  — Я стою за тебя. Не важно, в какую игру ты играешь, я все равно стою за тебя.
  Я опять кивнул.
  Он смущенно выпалил:
  — Так что, так что… Пошли, надевай перчатки и продолжим.
  Раз-два-раз-два-раз-два-раз-два.
  Когда мы закончили, я был вымотан так, что с трудом двигался. Пот начал высыхать по всему телу.
  — Тебе не следует принимать холодный душ, приятель, — заметил тренер, — возня с холодным душем хороша для парней, у которых под кожей толстый слой жира. И даже в таком случае он приносит гораздо меньше пользы, чем обычно думают. Сейчас прими теплый душ, не горячий, чуть потеплей, чем температура тела. Попробуй струю рукой, потом залезай под нее. Она сначала покажется тебе холодной, и тебе захочется добавить горячей воды, но делать этого не стоит. Все, что тебе надо: стой, намыливайся и как следует растирайся. Потом сделай воду попрохладней, но не настолько, чтобы перехватило дыхание, и продолжай охлаждать, пока не почувствуешь, что тебе хочется выскочить. И тогда моментально выскакивай! Разотрись полотенцем, потом ложись в кровать и… ну, тогда я остальное беру на себя.
  Я принял душ.
  Луи в комнате ждал меня, и я распростер свое влажное ослабевшее тело на кровати. У него в руках была бутылка, и, когда он плеснул себе из нее немного на ладонь, мне почудился запах спирта, ореха и лавровишневой воды. Луи месил, толок, шлепал, растирал меня и повторял все снова. Восхитительное чувство, особое расслабление — не вялость, а новое рождение, будто бежит очищенная кровь по жилам, кожа горит и светится.
  С кухни донесся грохот кастрюль. Луи тихо ругнулся, оторвался от меня, рывком открыл дверь и крикнул туда, где раздался кухонный шум:
  — Эй, кто здесь повар, если не я?
  Хелен низким голосом, в своей тягучей манере, ответила:
  — Ты был им, Луи, теперь повышен до тренера. Теперь я организую завтрак.
  Луи возвратился к кровати.
  — Замечательная девушка, — заметил он, жесткими своими пальцами впиваясь в мои мышцы вдоль позвоночника.
  Полчаса усиленного массажа минули. Наконец Луи посчитал, что с меня достаточно. Я оделся, чувствуя себя немного утомленным, но не вымотанным. Хелен уже накрыла на стол: грейпфруты, кофе, золотисто-коричневые тосты, толстые ломтики ветчины и яичница. Мы приступили к еде; Хелен еще поставила жариться в большой сковороде оладьи.
  Я чувствовал голод, правда, не волчий, а вполне человеческий… Я ел и ел, а мой желудок все не мог угомониться. Луи с одобрением смотрел, как я мету все подряд.
  Хелен с деланым испугом упрекнула Луи Хейзена:
  — Он у тебя так растолстеет, что и ходить не сможет.
  — Не наберет больше трех фунтов, — успокоил Луи. — Боксер расходует энергию и, чтобы ее восполнить, должен есть. У Дональда не будет ни унции жира, и, братцы, каким же крепким парнишкой он станет!
  Взгляд Хелен столкнулся с моим.
  — Откуда такое внезапное желание овладеть мужским искусством самозащиты? — спросила она.
  — Я устал служить для других живой боксерской грушей.
  — И поэтому ты бросил работу, нанял инструктора по боксу и с ходу приступил к бегу, массажу, урокам бокса и регулярным тренировочным боям?
  — Совершенно верно, Хелен.
  — А когда ты чего-то хочешь добиться, ты не останавливаешься на полдороге, не так ли?
  — Так.
  — По крайней мере, в некоторых делах… — Хелен отвернулась.
  Луи продолжал свой инструктаж:
  — А теперь, дружище, после завтрака ты ничем не занимаешься. Понимаешь? Спокойно сидишь час, пусть пища переваривается, почитай газету и постарайся не двигаться. Не занимайся ничем, что расходует энергию.
  Ничто в жизни не доставляло мне такого удовольствия, как этот час полного отдыха, после которого я бодро объявил, что мне еще предстоит работа. Луи хотел, чтобы я проделал несколько дыхательных упражнений, немного «поработал головой», но я настоял на том, что сделаю это попозже, а сейчас с новыми силами рвану в город. Хелен заказала мне купить продукты и вручила список. А сама она останется в домике и займется уборкой. Луи я взял с собой.
  До самого Рино Луи говорил только о замечательной мисс Фрамли. «У нее есть все, что нужно, — твердил он. — Высший класс! Ударь ее в челюсть, у нее коленки, может, и подогнутся, но и только, да и то незаметно».
  Я поставил машину на стоянку и велел Луи, чтобы тот через полчаса вернулся сюда с продуктами, список которых вместе с двадцатью долларами ему передал. «Деньги на расходы, — объяснил я Хейзену. — Если кончатся, скажи, я тебе дам еще».
  В глазах Луи читалась преданность, как в глазах большого пса, когда он смотрит на любимого им хозяина. «Все будет в порядке, дружище», — сказал Луи и засунул деньги в карман.
  Я зашел в отель. Достал список номеров, закрылся в телефонной будке и принялся за работу. Обзвонил организации розничной торговли бакалейными товарами, кредитные бюро, молочные фермы и даже фирму по производству мороженого. Я объяснял, что представляю бюро льготного кредита в Сан-Франциско и пытаюсь раздобыть хоть какую-нибудь информацию о миссис Элве Дженникс. Да, да, я знаю, что нет заявок о предоставлении кредита, но, пожалуйста, проконтролируйте доставку товаров в течение нескольких дней и, если выплывет заявка от миссис Дженникс либо иная о ней информация, соблаговолите мне сообщить — я еще позвоню.
  Странная вещь: не важно, какую легенду вы сочинили, но выудить что-то из фирмы можно, только представившись агентом по кредитованию. Тогда они вывернутся перед вами наизнанку. И почти никогда не спрашивают соответствующего удостоверения.
  Я прошелся по банкам, рассказывая, что пытаюсь разыскать украденный чек, спрашивал, не имеют ли они каких-либо деловых контактов с миссис Дженникс, либо по имени-фамилии мужа — с миссис Сидней Дженникс, либо просто с миссис Элвой Дженникс. Большинство попадалось на удочку. Но один не клюнул. Управляющий банком пожелал разузнать побольше обо мне. Что-то в его тоне подсказало мне, что миссис Дженникс могла числиться среди клиентов этого банка. Да, вам могут сообщить, не нарушая деловой этики, что не обладают нужной вам информацией, но если вдруг информация, которую вы стремитесь получить, у них есть, начинаются увертки и осложнения в процедуре ее выдачи.
  Я вернулся к машине. Прошел уже час плюс десять минут. Рядом с картонной коробкой, набитой консервами, и двумя тяжелыми бумажными хозяйственными сумками, нагруженными различными товарами, не обнаруживалось никаких следов Луи Хейзена. Я подождал пятнадцать минут. Солнце переползло через крыши магазинов и обрушилось на улицы. На меня напала сонливость. Нервы и мускулы расслабились. Мне было наплевать на Берту Кул и ее агентство. Прикрыл глаза, чтобы их не утомлял блеск солнечного света, — и вдруг резко пробудился, как вынырнул с большой глубины. Все это заняло у меня несколько секунд — осознать, где я нахожусь и как сюда попал.
  Я взглянул на часы.
  Прошло больше двух часов с тех пор, как мы с Луи расстались.
  Я прикрепил записку к рулевому колесу: «Вернусь через десять минут. Не уходи». И пошел сделать еще несколько телефонных звонков.
  Совершенно нерезультативных.
  Вернувшись, я обнаружил, что записка так и осталась нетронутой. Я завел машину и поехал обратно к нашему домику.
  Хелен подметала пол. Голова повязана носовым платком, чтобы уберечь волосы от пыли.
  — Привет, — сказала Хелен, когда я внес в домик купленные моим тренером продукты. — Что ты сделал с Луи?
  — Не знаю, что случилось. Он ушел за покупками. Я велел подождать меня в машине, когда вернется. Сроку дал ему полчаса. Я ждал больше часа, а потом без Луи прикатил к тебе.
  Она сняла платок, поставила метлу в угол, зашла в ванную, вымыла руки и вышла оттуда, втирая в кожу какой-то приятно пахнущий крем.
  — Ну, что ж, Дональд, у нас появился неплохой момент для разговора.
  — О чем?
  — О многом.
  Я присел рядом с Хелен на маленькую кушетку. Она поднялась с нее и пересела на стул, лицом ко мне.
  — Я хочу видеть твое лицо, — сказала она. — Если ты собираешься мне лгать, я увижу.
  — Начало разговора не слишком вдохновляет…
  — Ты мне нравишься, Дональд.
  — Вот это — приятное начало.
  — Ты мне понравился с первого раза, как я тебя увидела.
  — К чему ты ведешь? — спросил я уже серьезно.
  — Да. Проще простого девчонке-симпатяжке напустить на себя скромный вид и, если кто-то… ну, например, ты… на нее положил глаз, очень, очень мягко привадить к себе. Я так не делаю. Когда мне кто-то нравится, я влюбляюсь в него по уши. А когда мне кто-то не нравится, он мне просто не нравится, вот и все. Понимаешь?
  Я кивнул.
  — Та, первая ночь в пустыне, — сказала Хелен, — одна из счастливейших ночей в моей жизни. Вторая ночь была почти так же хороша.
  — А теперь?
  — Теперь же мне все это не нравится.
  — Почему?
  — Я думала, мы тянемся друг к другу.
  — Так оно и есть.
  Лицо Хелен исказилось как от боли. Она посмотрела мне прямо в глаза.
  — Неправда. Ты охладел ко мне. И я думаю, что знаю из-за чего… Этот рэкет, мое мошенничество как способ жизни… Так?
  — Я к тебе не охладел, Хелен. Ты мне нравишься. Все больше и больше.
  — Да? Допустим, что так. — Она помолчала. — Как бы то ни было, но мое сотрудничество с Кулаком, машинный этот рэкет… Я жила на свой страх и риск, зная, что я по одну сторону закона, а полиция — по другую. Впрочем, и «быки», и служащие казино тоже сплошь и рядом преступают закон. У меня много раз они вымогали деньги. Даже Кулак попадался пару раз. Вот почему я и смотрю на полицию… ну, как на полицию.
  Я молчал.
  Она отвела глаза, устремив их на кончик своей туфли.
  — Ну, Дональд, я же не говорю, что ты… — пробормотала она, — если ты думаешь, что мне что-то известно об убийстве Кулака, и ты решил, что я расколюсь из-за симпатии к тебе, из-за… взаимной нашей симпатии… Ты решил разыграть для меня спектакль, сделать вид, что бросил частный сыск, и таким образом вытянуть из меня то, что я знаю… — Она вдруг сбилась, покраснела, потом внезапно успокоилась, уставившись на меня своими темно-серыми глазами. — Так вот, Дональд, мне кажется, что я тогда в самом деле могла бы тебя убить… Если ты таким образом меня дурачишь…
  — Тогда я не поставил бы тебе это убийство в вину.
  Она продолжала изучающе смотреть на меня.
  — Собираешься что-нибудь добавить?
  Я улыбнулся и покачал головой.
  Она резко встала:
  — Будь ты проклят, Дональд! Хотела бы я знать, что ты со мной сделал!.. Но вот что, — я ведь уверена, что ты продолжаешь расследование. Но тогда запомни, что я тебе сказала!
  — Обязательно запомню. Но… Как ты думаешь, где сейчас Луи?
  — Откуда мне знать? Ты дал ему денег?
  — Да.
  — Он все-таки какой-то странный, этот Луи.
  — В каком смысле?
  — Получает удовольствие от драки.
  — Еще?
  — Не знаю. Все идет от этой любви мужчин к дракам. Они все становятся чокнутыми рано или поздно. И Кулак тоже был отчасти таким. Это помогает им жить. Не видеть вещи так, как вижу я… И ты… Послушай, Дональд, ты впрямь надеешься, что чуть погодя, если ты будешь рядом, я настолько потеряю голову, что все разболтаю?
  — Я как-то об этом не задумывался.
  — Самое время задуматься.
  — Ладно, задумаюсь.
  — Если ты когда-нибудь попытаешься расспрашивать меня об этом, я… тебя убью. Я… я не только тебя возненавижу, но… но… со мной ужасное произойдет что-то, Дональд. Я потеряю опору. Пожалуйста, Дональд, дай мне шанс начать человеческую жизнь. Если это спектакль, давай кончим его прямо сейчас, и тогда, может быть, я смогу все это пережить. Если я прожду еще несколько дней в таком состоянии…
  — У тебя здесь, в Рино, есть друзья? — спросил я, меняя тему разговора.
  — Нет.
  — Куда же ты пойдешь и чем станешь заниматься?
  Ее взгляд стал жестким.
  — Слушай, неужели ты думаешь, что тебе удастся меня испугать? Если зайдет речь о том, что единственный выход — пойти к кому-то на содержание, я тут же приму большую дозу снотворного… Я могу рвануть отсюда прямо сейчас, безо всего, кроме рук… Ну, в общем, я проживу, Дональд… Во всяком случае, тут же не побегу продаваться.
  — Что же станешь делать?
  — Не знаю. Что-нибудь подвернется. Ну так как? Собираться?
  — Что касается моего желания, то — нет.
  — Ты не откроешься?
  — Ты не хочешь рассказать мне, что тебе известно про убийство Кулака… Я надеюсь, что ты этого никогда и не захочешь, и не сделаешь.
  — Ах ты, Дональд-путешественник… Я тебе выскажу все сразу. Черт тебя побери! Ты можешь выкачать из меня все, что тебе нужно. Можешь спрашивать меня о чем угодно, и я все тебе расскажу. Но если ты спросишь меня о Кулаке, о той ночи, когда его кокнули, я… Я… ну, наверное, расколюсь, но как только ты задашь мне этот вопрос, я буду точно знать, зачем ты стал путешествовать со мной. — Движением руки она обвела автостоянку. — А когда я буду знать наверняка, что ты все это проделал, чтобы я не в состоянии была сказать «нет», о чем бы ты меня ни спросил… мне будет… так плохо, так плохо, что я никогда не сумею вновь почувствовать себя человеком и думать, что в мире еще осталась какая-то порядочность… Ты до конца меня понял?
  — Да.
  — Тогда все в порядке… И что мы дальше предпримем?
  — Мы съездим, если ты не возражаешь, в верхнюю часть города Рино и посмотрим, не удастся ли обнаружить Луи в одном из тамошних кабаков.
  Она опять изучающе взглянула на меня, а потом разразилась смехом, хотя в ее смехе слышна была и горечь.
  Я подошел к ней и стал рядом.
  — Неужели ты не понимаешь, Хелен, что… Я не добиваюсь чего-либо, на что не имею права. Да, я детектив. Я работаю. Я не работаю на агентство Б. Кул. Я просто расследую дело. Я пытаюсь добиться, чтобы совершилась справедливость. По отношению к разным людям — по-разному. Они зависят от меня, известно им об этом или нет. Если я не добьюсь справедливости, не думаю, что кто-то другой ее добьется.
  — И поэтому ты хочешь, чтобы я тебе рассказала, что мне известно…
  — Мне от тебя ни черта такого не нужно. — Я повысил голос. — Я в тебя влюблен. Ты — лучшая девушка из тех, кого я когда-либо встречал. Да, я никогда не попросил бы тебя оставить Лас-Вегас и уехать вместе со мной, если бы это путешествие не было связано с этим делом. Но… я счастлив. Я наслаждаюсь этим путешествием. Мне нравится быть рядом с тобой. Мне нравится все, что ты делаешь. Мне все в тебе нравится. Но я работаю, я веду дело, и причина, по которой я нахожусь именно здесь, в Рино, вместе с тобой, в самом деле связана с моим стремлением успешно завершить дело.
  — А когда оно закончится?
  Мне этот вопрос был как нож в сердце. Я ответил, не отвечая на него:
  — Наверное, на меня свалится еще какое-нибудь дело.
  — И ты не собираешься спрашивать меня, что мне известно о Кулаке?
  — Нет.
  — Никогда?
  — Никогда!
  — И ты не спланировал все это путешествие для того, чтобы я разболтала то, что знаю?
  — Нет.
  — И ты не хотел добиваться чего-нибудь обманным путем…
  — Нет!
  Молчание.
  — А тебе приходило в голову, Дональд, что это ведь странно, что ты ни разу до сих пор меня не поцеловал?
  Я поцеловал ее.
  Она сказала:
  — Я считаю, что именно сейчас мы сорвали банк, Дональд.
  Глава 14
  Я отыскал Луи в два часа дня в задней комнате одной из забегаловок. На столе перед ним стояла бутылка виски, наполовину опорожненная. Костяшки пальцев, державшие стакан, кровоточили. Луи сосредоточенно смотрел перед собой. Взгляд потускнел, беззвучно шевелились губы.
  — О, Дональд, вот и ты, — произнес Луи хриплым голосом.
  Я сдвинул бутылку виски к краю стола.
  — Ну, собирайся. Пошли домой, Луи.
  Он нахмурился:
  — Слушай, эт-то ведь верно. У меня ведь т-теп-перь есть дом, правда? Я… О, черт! — Он поднялся над столом, сунул руку в карман брюк, вытащил две долларовые бумажки и немного мелочи. — Т-ты знаешь, что… я нат-тво-р-рил, дружище? — Его стеклянные глаза обшаривали меня. — Я п-потрат-тил деньги, что т-ты мне дал, все, что оставалось… от ппр-родук-ктов, на это вот пойло. У меня… возникает жажда, и, когда она на меня обрушивается, я не в силах…
  — А кому ты врезал, Луи? — спросил я.
  Он посмотрел на свои костяшки, нахмурился:
  — Слушай, вот потеха… Я ведь кого-то ударил, а потом… потом подумал, что это привиделось… ну, такое, что лезет в голову, когда напьешься… Вот и не знаю… Погоди минуту. Дай мне вспомнить… А… Я тебе скажу, кто это был. Это был Сид Дженникс. Когда-то дрался за звание чемпиона. Хороший парень, но я… навесил ему, как в старые времена… Дай-ка я тебе покажу прием старины Хейзена… Я тогда выиграл чемпионат флота… должно быть, это был чемпионат, ну, конечно, в Гонолулу… дай мне подумать. Или это было…
  — Пошли, Луи, мы едем домой.
  — Малыш, ты не обижаешься из-за денег?
  — Нет.
  — Ты понимаешь, как это бывает?
  — Конечно.
  — Ты самый хороший друг… который… который только может быть. Тогда уже… как я тебе навесил… я понял, что ты мне нравишься… ну, как пожать руку малому, который… который… дал в челюсть… Ладно, поехали домой.
  Я вывел его на тротуар, осторожно провел вниз по улице и усадил в драндулет. На полпути он вдруг постиг чудовищность растраты, она ошеломила его. Он захотел вылезти из машины.
  — Приятель, выпусти меня. Я недостоин ехать в одной машине с тобой. Как я посмотрю в глаза мисс Хелен? Знаешь, что я натворил? Ведь я украл твои деньги. К тому же знал, что у тебя их мало… небольшие сбережения… а я взял да украл. И пропил… Я хочу выйти… разобью голову и умру. И поделом!
  Хорошо, что я не посадил его позади себя. Я опустил ладонь на его руку, которая неуверенно хваталась за ручку дверцы. Я успокаивал его, ведя громыхающую машину одной рукой:
  — Все мы не ангелы. И я в том числе.
  — Ты… ты хочешь сказать… ты прощаешь меня?
  — Конечно.
  — Взаправду?
  — Конечно.
  Тогда Луи начал плакать. А когда я привел его в дом, был погружен в печальную депрессию — состояние раскаявшегося грешника. Мы с Хелен еле уложили его в кровать. Я поставил рядом большой кувшин с водой.
  — А теперь что? — спросила Хелен.
  — Я останусь с ним, — сказал я. — А ты возьми машину, поезжай и сделай себе прическу в той парикмахерской, о которой ты — помнишь? — мне говорила.
  Она заколебалась на мгновение.
  — Поезжай, поезжай… Я дам тебе аккредитив. На предъявителя.
  Она рассмеялась.
  — Давай не будем об этом. У меня есть деньги.
  — Тебе хватит?
  — Конечно. Я прихватила с собой деньги Кулака. И послушай, Дональд, если ты окажешься на мели, я смогу нас поддержать на плаву. Я знаю, ты оплачиваешь всю эту… кухню и рассчитываешь благополучно выпутаться из всего этого в конечном счете, но если вдруг тебя прихватит, дай мне знать.
  — Спасибо, обязательно.
  — Пока, Дональд, — сказала она.
  — До встречи, Хелен.
  Она направилась к двери, вернулась, взяла мое лицо в свои ладони, заглянула мне в глаза, поцеловала.
  — Пока тебя не было, зашел владелец замка, — небрежно сообщила она. — Он назвал меня миссис Лэм. Не разрушай его иллюзий. Пока, мистер Лэм.
  Я не успел ей ответить: «До скорой встречи, миссис Лэм», как она выпорхнула наружу. Я же уселся за кухонный стол, взял телефонный справочник, составил список мест, куда хотел позвонить. Потом на глаза мне попались какие-то старые журналы, я немного почитал, а затем… сказалось отсутствие привычки к физическим нагрузкам: я погрузился в легкий сон, время от времени приходил в себя настолько, чтобы сообразить, что следовало бы пойти и посмотреть, как там Луи себя чувствует. Но выбраться из удобного кресла не было сил, и я снова погружался в сон.
  В конце концов я пришел в себя и решил взглянуть на Луи. Он не спал. Приоткрыв налитые кровью глаза, посмотрел на меня снизу вверх:
  — Привет, дружище, водички бы!..
  — А кувшин прямо перед тобой.
  Он криво улыбнулся, поднял кувшин и выпил прямо из горлышка половину содержимого большого стеклянного сосуда.
  — Я — подлец! — четко выговорил он, ставя кувшин прямо на пол. — И я знаю, что я подлец.
  — Все о’кей, Луи.
  — Мне бы хотелось, чтобы ты не был так чертовски тактичен.
  — Давай не будем об этом.
  — Дружище, мне было бы приятно совершить для тебя какой-нибудь пустячок — убить кого-нибудь или что-нибудь в этом роде. Есть заказы?
  Я улыбнулся ему.
  — Как голова? Болит?
  — Она у меня болит все время, — серьезно сказал Луи. — Вот почему я закладываю. У меня головная боль с таких давних времен, что я с ней свыкся. Я всегда старался компенсировать зрителям их расходы. Продолжал оставаться на ногах, обмениваться ударами, хотя по всем законам мне следовало бы лежать на полу и, не рыпаясь, слушать ругань болельщиков.
  — Чуть погодя тебе станет лучше. Хочешь еще поспать?
  — Нет. Я собираюсь встать и выпить море воды. Что случилось с той бутылкой? Я ее ведь не закончил?
  — Я ее там и оставил.
  — Э, жаль… За виски было уплачено, — сказал он с сожалением.
  — Пусть лучше останется в баре, чем в тебе.
  — И тут ты прав, — сказал он, — боюсь только, что буду вспоминать эти полбутылки виски… Тебе бы лучше вышвырнуть меня вон, дружище, пока я не навлек на тебя беду. Иного я не стою.
  — Брось… Ты почувствуешь себя лучше, когда желудок снова придет в норму.
  Его налитые кровью глазки уставились на меня.
  — Скажу тебе одну вещь. Я собираюсь обучить тебя всему, что знаю, всем маленьким хитростям ринга. Я собираюсь сделать из тебя настоящего боксера.
  — Отлично, Луи. Теперь послушай. Я собираюсь прогуляться. Хелен в городе. Она вернется часа через два. Ты в состоянии присмотреть за домом?
  — Конечно.
  — Не исчезнешь?
  — Где мои брюки?
  — Вон там, на стуле.
  — Выверни карманы, забери все деньги, тогда не сбегу.
  — Ты же мне вернул сдачу.
  Он тяжело вздохнул:
  — Что ж, прекрасно. Иди. — Он вновь взбил у себя за головой подушки и попросил: — Дай мне сигарету, дружище, и, как только вода закончит промывать мне желудок, я буду в полном порядке.
  Я вышел на шоссе. Прошел с полмили пешком. Догнавшая полуторка подбросила меня до города.
  
  Киоск торговал газетами, выходящими во всех больших городах Штатов. Я нашел газету Лас-Вегаса… Полиция подняла шум по поводу исчезновения Хелен Фрамли. Они прошли по ее следам до квартиры, где она скрывалась с вечера убийства Гарри Бигана. Она исчезла, а полиция, уточнив действия некоего Дональда Лэма, частного детектива, пришла к выводу, что Хелен Фрамли, экс-боксер Луи Хейзен и Лэм покинули город вместе. Полиция склонна была считать, что Хелен Фрамли либо непосредственно была замешана в убийстве, либо обладала очень важными сведениями, и потому-то частный детектив, стараясь упредить полицию, дал ей возможность ускользнуть в обмен на информацию, которую она могла ему предоставить. В газете содержался явный намек на то, что официальные лица, считая происшедшее особо важным делом, будут преследовать Лэма по закону — возможно, за участие в уголовном преступлении. Хейзен, похоже, тоже был в нем замешан. Он без колебаний опознал в убитом Гарри Бигана, бывшего боксера-профессионала по имени Сид Дженникс.
  Слава богу, полиция пока еще не связала меня с покупкой подержанного автомобиля.
  Я позвонил, куда собирался, по-прежнему используя свою легенду о сан-францисском кредите. Вырезал заметку из газеты Лас-Вегаса и двинулся из города.
  Прошагал почти милю, пока наконец не поймал машину.
  Хелен вернулась час спустя после моего возвращения. Луи подал обед, потом вымыл и вытер тарелки. Втроем мы сходили в кино, потом легли спать.
  
  Луи Хейзен вытащил меня из постели на рассвете.
  — Вставай, вставай. Сделаем пробежку, пока прохладно. Я не хочу, чтобы ты вспотел.
  — На улице не прохладно, там просто холодно! — протестовал я.
  — Ты будешь в порядке, когда выберешься наружу.
  Луи просунул руки мне под мышки и поднял на ноги. О боже, они едва не подогнулись, так болели мышцы.
  — Черт возьми, Луи, я не могу заниматься сегодня. Мне надо отдохнуть.
  — Пошли, пошли, пошли, — повторял он.
  Мы вернулись назад тихим пешим ходом, делая глубокие вдохи и выдохи. Я внезапно понял систему диафрагмального дыхания, которую вдалбливал в меня Луи: выдыхай воздух до последней капли, прежде чем сделать следующий глубокий вдох.
  Мы вернулись, надели жесткие боксерские перчатки. И мне казалось, тренировались на солнце бесконечное количество часов. А потом Луи засунул меня под душ и снова толок и разминал мои мускулы, и усталость прошла. И силы просто распирали меня к тому времени, как Хелен наполнила кухню ароматом горячего кофе…
  
  В то же утро чуть позже у меня появилась зацепка-ниточка.
  Служащий одной кредитной организации, поставляющей товары в розницу, доставил продукты миссис Сидней Дженникс в ее квартиру на Калифорния-стрит, дом номер…
  Я отправился на место, припарковал драндулет, поднялся по лестнице и нажал кнопку звонка. Женщина, открывшая дверь, была Корлой Бурк.
  — Могу я войти?
  — Кто вы?
  — Друг Хелен Фрамли.
  Корла Бурк сердито посмотрела на меня.
  — Как вы меня нашли?
  — Это поучительная история. Как ее лучше вам рассказать — снаружи или внутри?
  — Внутри. — Она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы я смог войти.
  Я сел около окна. Корла Бурк, устроившись напротив меня, подыграла мне, сама начав разговор.
  — Я просто не могла воспользоваться предложением мисс Фрамли, — сказала она. — Я написала и все ей объяснила.
  Я занял позицию человека, в какой-то степени обиженного за свою подругу Хелен, и как ее друг имел право спросить:
  — Не понимаю — почему?
  — Это было бы нечестно.
  — Уверен, это было бы гораздо лучше, чем то, что вы сделали на самом деле.
  По лицу Корлы Бурк пробежала тревога. И что-то вроде раскаяния — выстрел попал в цель.
  — Я, конечно, не знала, как все получится… Ну, не могла заглянуть в будущее… — И она нервно засмеялась.
  — Мисс Фрамли старалась поступить с вами по справедливости, а вы… ну, скажем, не оценили это в полной мере.
  — Мне, право, жаль… Как вы здесь оказались?
  — Ну а где же еще вас искать?
  — Почему вы хотели меня разыскать?
  — Я думал, может быть, что-то можно предпринять, чтобы выправить положение.
  — Нет, уже поздно.
  — Насколько я знаю, нет еще…
  — Боюсь, вы слишком оптимистичны… Пожалуйста, поблагодарите от моего имени мисс Фрамли и передайте ей, что мне, конечно, не хочется, чтобы она считала меня неблагодарной, и я полагаю… А в общем, я полагаю, это все, что надо ей передать.
  Я огляделся вокруг… Открытый чемодан, сложенная на столе и двух стульях одежда. На маленьком столике в углу возле окна — дамская шляпка, перчатки и кошелек. И там же еще — запечатанный конверт.
  — Не возражаете, если я закурю?
  — Конечно нет. Я тогда тоже за компанию.
  Я угостил ее сигаретой, зажег спичку, в поисках пепельницы постарался расположиться так, чтобы оказаться у края стола. И схватил письмо!
  Она увидела, что происходит, метнулась к столу. Сделала попытку вцепиться в письмо. Я сказал:
  — Если оно не из Лас-Вегаса, оно мне не интересно. Если оттуда, я собираюсь его прочесть!
  Она схватила меня за руку. Я оттолкнул ее. Ухитрился ускользнуть от нее за стол, проворно вытащил из конверта листок бумаги и успел прочитать, что там написано быстрым летящим почерком:
  «Частный детектив Дональд Лэм занимается делом. Он виделся с Хелен Фрамли. Дружок Хелен, мужчина по фамилии Биган, был убит прошлым вечером. Вам оставаться в Рино небезопасно. Найдите глубокую нору в другом месте».
  Письмо было подписано просто инициалами «А.У.».
  Я сказал:
  — Давайте будем откровенны друг с другом и тем самым сэкономим время. Меня зовут Лэм. Артур Уайтвелл нанял меня, чтобы разыскать вас, поставив об этом в известность Филиппа… Ну а теперь почему бы вам не рассказать мне свою историю?
  Сражение было проиграно. Силы покинули Корлу.
  — У меня есть версия. Я могу ее изложить, чтобы помочь вам… начать разговор.
  Корла молчала, стояла и смотрела на меня так, будто я был единственным убежищем после опустошившего все и вся циклона.
  — Итак… Артур Уайтвелл не хотел, чтобы его сын на вас женился. Он считал, что Филипп мог бы найти более выгодную партию. Но Филипп сильно любил вас, а Уайтвелл некоторым образом психолог. Он понимал, что в общем-то его возможности ограничены, потому что Филипп если и был в чем-то незрелым человеком, то отнюдь не в личных своих чувствах, тут он — настоящий мужчина. Отец никогда не понимал сына по-настоящему, но осознавал, что существует пропасть, через которую ему никогда не перекинуть мост. То есть он понимал, что любая попытка встать между вами вызовет полный его разрыв с сыном… А потом случилось что-то, сыгравшее отцу на руку. У него появилась возможность, которую он искал. Он так все организовал, что вы просто выпали из картины, и оставил Филиппа залечивать раны в одиночку. Однако, — продолжил я, — Филипп принял случившееся так близко к сердцу, что отец почувствовал: надо что-то предпринять. Да, Филипп чувствителен, он не потерял представлений о чести и порядочности, так и не научился игнорировать интересы других людей. Ваше исчезновение — он ведь не знает, что это сговор, — для него оказалось слишком тяжелой ношей.
  Корла тихо плакала, даже не пытаясь что-либо сказать.
  Я подошел к окну, поглядел вниз на грязный задний двор, битком забитый какими-то старыми ящиками. Между двумя столбами уныло свисала бельевая веревка. В лужицах отражалось солнце. На куче сырого песка валялись детское жестяное ведерко и лопатка… Я постоял спиной к комнате: пусть выплачется, успокоится без неприятного чувства, что я за ней наблюдаю.
  Прошло несколько минут, прежде чем Корла овладела собой в той степени, чтобы вести разговор.
  — Вы думаете, мистер Уайтвелл мог предположить, что вы меня отыщете?
  — Не знаю. Все, что мне известно: нас наняли для того, чтобы найти вас.
  — Но он поставил мне условие, что я так должна организовать свое исчезновение, чтобы меня никто никогда не нашел. На этом он настаивал. Но тогда выходит, что приглашение вас к розыску — просто уловка, чтобы успокоить Филиппа?
  — Так оно и есть.
  Она ухватилась за последнюю соломинку.
  — Но нанять хорошего детектива — это ведь стоит больших денег, правда?
  — Да.
  — А вы, должно быть, хороший? И он не пожалел…
  Если ей хотелось продолжать себя обманывать, у меня это не вызывало возражений.
  — Кажется, мы справляемся со своими делами в агентстве.
  — Не можете ли вы мне что-нибудь еще рассказать, чтобы я поняла, каковы в настоящее время истинные чувства и намерения мистера Уайтвелла?
  — Только после того, как вы расскажете мне, что произошло. Тогда я, возможно, смогу связать концы с концами.
  — Но, похоже, вы уже все знаете. Например, о Хелен Фрамли.
  — Нет, я знаю только, что она написала вам письмо. О чем оно — могу лишь гадать.
  — А как вы думаете, что было в письме?
  — Я думаю, в нем заключалась ловушка.
  — Расставленная этой Хелен Фрамли?
  — Я не думаю, что Хелен Фрамли когда-нибудь писала это письмо.
  — Но я получила письмо от нее.
  — Почему бы вам не рассказать мне все, что знаете вы, а потом уж мы сопоставим, кто что знает.
  Корла задумалась.
  — Вы догадываетесь, что послужило причиной моего бегства?
  — Сид Дженникс.
  Она кивнула. И начала наконец рассказывать:
  — В детстве я была просто маленькой дурочкой. У которой… у которой всегда была страсть к сильным. И, если хотите, к насилию. Мне нравился бокс и боксеры. Я обожала футбол96. Мы с Сиднеем учились в одной школе. Он играл в футбольной команде. Потом в школе стал моден бокс, и Сидней был сильнее всех. Герой поединков. Многие родители были против увлечения боксом, но Сидней оставался кумиром каждого мальчишки в школе. И… моим. И постепенно превратился в драчуна-забияку, умеющего получить выгоду от своей силы. Тогда я этого не понимала.
  В общем, я продолжала дружить с Сиднеем и в последнем классе перед выпуском, хотя моим родителям эта дружба не нравилась. Сидней после школы занялся профессиональным боксом, начал строить из себя мученика идеи… а я, в общем, когда Сидней стал зарабатывать достаточно, чтобы меня содержать, я убежала вместе с ним, и мы поженились. — Корла пожала плечами и как-то устало добавила: — Конечно, это оказалось ужасной ошибкой. — С минуту помолчала, как бы прикидывая, нужно ли обойти то, о чем теперь предстояло рассказать. Затем вновь пустилась в повествование: — Мы прожили вместе почти три месяца. Первые две или три недели я была совершенно околдована. Но постепенно… у меня начали открываться глаза. Сидней был силен, жесток и при этом — труслив. Если на ринге мог с кем-то справиться, то становился безжалостен и добивал противника. Когда проигрывал, всегда находил массу оправданий себе. Он, пожалуй, мог бы достичь вершины, но… когда регулярно начал встречаться с лучшими боксерами… Однако я забегаю вперед. Когда я вышла за него замуж, он только вышел из категории новичков и на него обратили внимание. Известность сбила его с толку. Он ведь очень эмоционален и до безумия ревнив. Он начал обращаться со мной как со своей личной собственностью… и его поступки по отношению ко мне, когда слетал внешний лоск и обнаруживалось, что под ним, — были отвратительны…
  — Нет надобности вдаваться в подробности, — сказал я. — Что произошло, когда вы его оставили?
  — Я устроилась на работу. Еще в школе пробовала себя, а теперь стала совершенствоваться в работе секретаря, радовалась, что мне эта работа удается.
  — Развода не было?
  — Я думала, Сид добился развода. Это была самая подлая шутка из тех, что он сыграл со мной. Я заявила ему, что хочу быть свободной. Он возразил, что лучше подождать год, а потом развестись под предлогом прекращения супружеских отношений. Он не желал, чтоб на него повесили обвинения в жестоком обращении с женой, это, мол, повредит его карьере… Мы стали ждать, когда пройдет этот год. Важный год для Сиднея: семь или восемь месяцев он шел все время вверх, но потом… за три месяца… скатился вниз. Я не знаю всего, что случилось, но его импресарио пришел к выводу, что он трус, что на ринге он любит только избивать боксеров слабей себя, а не честно сражаться, как подобает спортсмену. Я уж не знаю, как случилось… то, что случилось. Какая-то темная история, какая-то махинация… предал своего импресарио и намеренно проиграл бой… или что-то в этом роде. До меня дошли слухи. Как бы там ни было, десять месяцев спустя после нашего разрыва он пришел ко мне. Он был в отчаянии. Говорил, что ему никак не удается взять себя в руки после моего ухода. Сказал, что вместе со мной из его жизни ушло вдохновение. Ну, в общем, когда под ногами почва заколебалась, он начал искать сочувствия. Он заявил мне, что относится к тем мужчинам, кому для вдохновения в жизненной борьбе нужна женщина, и раз он не может вернуть меня обратно, а это он понимает… ну, словом, он встретил другую девушку, хотя никогда не будет испытывать к ней тех чувств, какие испытывал ко мне, но она безумно любит его, и ему она, в общем, нравится. — Корла горько рассмеялась. — В этом был весь Сидней: она его безумно любила, а ему она некоторым образом нравилась.
  — И что ему было нужно от вас? — спросил я.
  — Он хотел поехать в Рино и развестись.
  — И предложил, чтобы вы за это заплатили? — догадался я.
  — Я дала ему деньги. И он сказал мне, что с разводом все прошло гладко.
  — А девушка?
  — Он на ней женился. А я не дала себе труда проверить запись о разводе.
  — А он и не разводился?
  — Да, он просто взял деньги, что я ему дала, чтобы произвести впечатление на ту, другую девушку. Он убедил ее выйти за него замуж. У нее были какие-то сбережения. Сидней и до них добрался.
  — Это была не Хелен Фрамли? — спросил я.
  — Нет. Ее звали Сэди… Ну, потом я полностью потеряла его из виду. Слышала, что он оставил ринг. У комиссии по боксу на него что-то имелось… ну, криминал какой-то, который закрыл ему путь на ринг. Да я и не думаю, что он очень рвался туда. Он был не из того теста сделан, чтобы держать удары в честной борьбе.
  — И вы встретили Филиппа?
  — Да. И я встретила Филиппа. Взяла себе имя Корла Бурк, чтобы забыть прошлое, начать все сначала. Видите ли, мой отец…
  — Нет надобности копаться в подробностях. Переходите к Хелен Фрамли.
  — Я получила от Хелен Фрамли то весьма странное, удивившее меня письмо. Она написала, что прочла в газете… ну, да вы знаете… Я, мол, собираюсь выйти замуж, между тем… она знакома с Сиднеем и часто слышала его рассказы обо мне… знаю ли я, что Сидней так и не развелся. Она дальше писала, что Сидней очень изменился со времени нашей совместной жизни, стал гораздо спокойней и всерьез решил чего-то добиться в жизни. Она не была уверена, что у него в настоящее время есть деньги на развод, но если я не хочу ждать, она может так все организовать, что я спокойно могу выходить замуж, а после того, как выйду замуж за Филиппа, Сидней примется за дело и добьется развода. Она написала, что у него была полоса неудач, но через несколько недель у него снова появятся деньги.
  — Сколько денег на этот раз ему было нужно? — спросил я.
  — Она ни о чем подобном даже не упомянула. Вообще о том, что я должна дать деньги. Она высказала мнение, что если он, Сидней, сможет раздобыть себе достаточно денег для того, чтоб обосноваться в каком-нибудь бизнесе, — это будет все, чего он желает, и что больше я никогда о нем не услышу.
  — У вас не создалось впечатления, что письмо писалось под его диктовку?
  — Она утверждала, что Сидней ничего не знает о письме. Но… но он, Сидней, сам напишет Филиппу Уайтвеллу, если выяснится, что моя свадьба все-таки состоится, потому что ему не хочется, чтоб Филипп женился при моем живом муже.
  — Какая забота о Филиппе!
  — Как раз в духе Сиднея… Сама эта мисс Фрамли показалась мне очень славной. Она хотела посмотреть на ситуацию с моей точки зрения.
  — Откуда она узнала, что вы были и остаетесь женой Сиднея? И как она разыскала некую Корлу Бурк?
  — Об этом она ничего не написала в своем коротком письме.
  — Таким образом, предложение свелось к следующему… Если вы не пообещаете Сиднею Дженниксу денег, достаточных для того, чтобы он начал какое-то свое дело, он собирается помешать вашей свадьбе. Если вы пообещаете позаботиться о нем с помощью денег, которые вы возьмете у нового мужа, он тогда… подождет… чего? Подождет вашего превращения в курицу, постоянно несущую золотые яйца. Так?
  — Что ж, если вы так считаете…
  — Только так и можно понять то, что вы мне рассказали.
  — Значит, вы думаете, эта Хелен Фрамли…
  — Я не думаю, что Хелен Фрамли вообще писала это письмо!
  — Но она попросила меня ответить ей.
  — И вы ответили?
  — Да, конечно.
  — И это было то самое письмо, что продиктовал вам Артур Уайтвелл?
  — Он его не диктовал.
  — Но он знал, что в нем будет сказано вами.
  — Да.
  — Я хочу получить более подробную информацию об этой стороне вашей истории, — попросил я.
  — В общем, все это на меня обрушилось… по заслугам. Как вам объяснить? Я даже самой себе не могу объяснить, почему я… вычеркнула три месяца из своей жизни, что была замужем за Сиднеем Дженниксом. Я прогнала их от себя, как прогоняют воспоминание о кошмарном сне…
  — Вы хотите сказать, что ничего не рассказали Филиппу о том времени, что Филипп ничего не знал ни о Сиднее Дженниксе, ни о том, что вы были замужем?
  — Верно.
  — Это письмо от Хелен Фрамли обрушилось на вас, как тысячекилограммовая бомба при прямом попадании…
  — Да, и знаете, что я сделала? Я взяла письмо и отправилась повидать Филиппа. В его контору. Кстати, вечером мы должны были увидеться, но я не дождалась вечера.
  — Вы с ним, очевидно, не встретились?
  — Нет. Его куда-то вызвали по очень важному делу, в офисе мне передали записку, в которой говорилось, что он очень сожалеет, но вынужден просить меня перенести нашу встречу, что он пытался связаться со мной по телефону, но не смог дозвониться. Еще он написал, что принесет мне обручальное кольцо около одиннадцати часов и выяснит, не смогу ли я с ним позавтракать на следующий день.
  — Артур Уайтвелл был в офисе? — спросил я.
  — Да. Был внимателен и очень мил. Он примирился со свадьбой. Я, конечно, понимала, что он ее не одобряет, но тогда…
  — Вы рассказали Артуру Уайтвеллу свою историю?
  — Да.
  Я пристально посмотрел на Корлу:
  — Полагаю, он был ошеломлен?
  — О да… Страшный удар для него. Но он оказался на высоте. Он признался, что сначала я ему не понравилась, но в конце концов понял, что Филипп меня безумно любит, а он, отец, достаточно хорошо относится к сыну, чтобы препятствовать тому быть счастливым на свой лад, а не на отцовский… Что если я нужна Филиппу, то и он примет меня в семью, и что никто никогда не узнает, что на самом деле он был против… Он был в достаточной степени откровенен, и я в тот миг еще сильней, чем когда бы то ни было, привязалась к нему. Ведь он успокоил меня и… ну, был таким мудрым, всепонимающим и снисходительным и к тому же умеющим держаться точки зрения здравого смысла.
  — Какая же это точка зрения?
  — Он, конечно, сказал, что теперь мы можем не торопиться со свадьбой, и добавил, хотя мне это уже было известно, что, если бы Филипп узнал, что я была замужем, что существует другой мужчина, который был первой моей любовью и к тому же моим мужем, который жил со мной, который… В общем, вы знаете Филиппа, вы поймете, какие чувства он мог бы при этом испытывать. Он ведь ужасно чувствителен.
  — И что же дальше? — Я хотел, чтобы Корла не уходила в сторону от нужного мне русла.
  — И я показала ему письмо Хелен Фрамли. Он высоко оценил мою честность. Добавил, что большинство женщин поддалось бы искушению закончить дело со свадьбой. Еще он посоветовал мне написать мисс Фрамли и сообщить, во-первых, что о свадьбе теперь речь не идет и что, во-вторых, Дженникс не должен был связаться с Филиппом.
  — Почему он не желал, чтобы Дженникс связался с Филиппом?
  — Он не хотел, чтобы Филипп был так жестоко разочарован. Именно эта идея стояла за всем нашим разговором. Мне предстояло спасти репутацию, но это делалось не ради меня. Ради Филиппа!
  — Кто предложил план спасения?
  — Пожалуй, мы вместе его разработали, в некоем сотрудничестве. Мистер Уайтвелл сказал, что временно мне придется уйти со сцены, так чтобы Филипп никогда не узнал, что на самом деле произошло. Пока не привыкнет к моему отсутствию. Тогда мы сможем все ему открыть. Он добавил, что когда-нибудь в будущем, если я добьюсь от Дженникса развода, не останется никаких препятствий для моего замужества. Филипп тогда все узнает и все правильно поймет.
  — Вам не приходила в голову мысль, что следовало бы пойти к Филиппу и откровенно ему во всем признаться?
  — Ну, если честно, мистер Лэм, приходила. Потому-то, пусть импульсивно, я сразу отправилась в офис к Филиппу. Я хотела чистосердечно во всем ему признаться, все ему объяснить. Но так ему рассказать, чтоб не причинить боли. Его отец заявил, что понимает Филиппа лучше, чем я, и что единственным выходом для меня будет исчезнуть. И притом в таких обстоятельствах исчезнуть, чтобы обязательно создалось впечатление, что со мной произошло что-то совсем необычное… Если честно, мистер Лэм, я и тогда подумала, что, помимо заботы о Филиппе, мистер Уайтвелл беспокоился и о себе. Понимаете, уже было объявлено о помолвке и назначен день венчания, и если… в общем, вы понимаете, что могло случиться, если бы обнаружилось, что невеста — замужняя женщина. Удар для семьи Уайтвелл, не правда ли?
  — Другими словами, Уайтвеллу совсем не улыбалось прийти в клуб к своим друзьям и услышать от одного из них: «Ваш сын сегодня женился. Поздравляю», а ответить пришлось бы не «спасибо», а: «Нет, выяснилось, что у этой женщины есть живой муж, так что мы разорвали помолвку».
  Корла вздрогнула, как от приступа боли.
  — Я действую жестоко, потому что хочу, чтобы вы взглянули на дело под моим углом зрения.
  — Под каким же?
  — Подумайте… Разве Филипп не простил бы вас? Он утверждал бы, что это не ваша вина, настоял бы на том, чтобы вы поехали и добились развода. Ваша свадьба была бы просто отложена.
  — Я не думаю, что Филипп когда-нибудь смог бы простить меня, что я скрыла от него свой первый брак.
  — А я думаю, смог бы.
  — Нет, и я знаю его лучше, чем вы.
  — Но отец знает его достаточно хорошо, — сказал я, — и его опасения совпадали с моим предположением.
  — Что заставляет вас утверждать это, мистер Лэм?
  — Его отец использовал возможность убрать вас со сцены и заставить совершить нечто такое, за что Филипп никогда бы вас не простил. Не понимаете? Если вы когда-нибудь вернетесь к Филиппу и попытаетесь с ним объясниться, вы нравственно погибли. Филипп никогда не смог бы забыть тех страданий, которые ему пришлось испытать, когда вы исчезли при туманных обстоятельствах, а он не знал и не мог узнать, что же в действительности с вами произошло. Он мучился при мысли, что, возможно, вы похищены, подвергаетесь какой-то опасности. Простите, я не хотел быть причиной ваших слез, но я просто хочу, чтобы вы поняли.
  — Но мистер Уайтвелл обещал мне, что все расскажет Филиппу.
  — Уайтвелл вас одурачил. И это все, что я хотел у вас выяснить.
  — Я ничего уже не в состоянии понять…
  — Между тем все понятно. Если Уайтвелл в конце концов объяснит все Филиппу, он обязательно вынужден будет сообщить, откуда ему все это известно; значит, вынужден будет признаться Филиппу, что он, отец, принимал участие в обмане, беседовал с вами, что именно он убедил вас не ждать Филиппа и ничего ему не рассказывать. Филипп, вероятно, простил бы вас, и что-нибудь можно было придумать. Артур Уайтвелл сочинил бы какую-то важную деловую сделку в Нью-Йорке, требующую присутствия Филиппа на востоке. Свадьба могла быть отложена до его возвращения, а Уайтвелл объяснил бы своим друзьям, что это просто задержка. А в это время вы бы добились развода с Дженниксом… Филипп никогда не простит своего отца, узнав, как тот вышел из положения. А узнав теперь подлинные факты, никогда не простит и вас — соучастницу Уайтвелла.
  — Я ничего не понимаю… Прежде всего… ведь вы работаете на мистера Уайтвелла!
  — Он нанял меня.
  — Ну?
  — Но он нанял меня, чтобы разыскать вас, выяснить, почему вы исчезли и что с вами произошло. Это все, что я должен был сделать, и я это сделал.
  Она смотрела на меня так, словно только сейчас пришла в себя от мощного удара: все вокруг прояснилось, но боль усилилась.
  — И что же теперь… вам-то теперь как быть, что делать?..
  — Лично я ничего не собираюсь делать. Вам придется кое-что предпринять.
  — Что… предпринять?
  — Побить козырем его туза!
  — Не понимаю.
  — Вы исчезли, — начал я, — при таких обстоятельствах, что с вами мог случиться внезапный приступ… амнезии…
  — Да. И он хотел, чтобы это выглядело именно так.
  — Он, конечно, предложил вам написать Хелен Фрамли, чтобы Сидней ни в коем случае не извещал ни о чем Филиппа?
  — Да, да.
  — Он дал вам бумагу и вручил конверт с маркой.
  — Да, да…
  — И хоть вы представляли себе, что план вашего исчезновения — результат сотрудничества, в сущности, он был разработан не вами, а Уайтвеллом.
  — Пожалуй, да. Он мне сказал, что я должна спасти честь семьи и что будет гораздо лучше и приятней устроить дело так, чтобы Филипп продолжал любить меня, сохраняя в памяти нашу любовь, чем жестоко разочароваться и, возможно, заставить его возненавидеть меня.
  — Ну, вот вы и сделали то, что было задумано.
  — Что?..
  — Потеряли память.
  — Я не понимаю.
  — Сделайте все, как было задумано… Вы перенесли полную потерю памяти. Вы вышли из офиса, очутились на улице, и все — отключение, отлет неизвестно куда, никакого понятия о том, кто вы, как вас зовут, как случилось, что вы находитесь здесь.
  — Что хорошего может из этого выйти? Каким образом это мне поможет?
  — Не понимаете? Вы страдаете потерей памяти. Вас подобрали, поместили в госпиталь, а детективное агентство Б. Кул вас находит. Вы не можете вспомнить, кто вы такая. Ваш мозг как чистый лист бумаги, но умное и доброе детективное агентство Б. Кул отыскало ваш след, и Филипп приезжает, чтобы вас опознать. Как только вы бросаете взгляд на лицо Филиппа… о, сильный шок от встречи с любимым человеком возвращает вам способность мыслить и…
  — Прекратите! — закричала Корла. — Прекратите! Я не могу это выносить.
  — Почему?
  — Вы разрываете мне сердце!
  — Вы глупышка, — сказал я. — Отбросьте глупую сентиментальность, докопайтесь до сути дела.
  — О, это обман. Это совершенно невозможно! Я не могу так обманывать Филиппа.
  — Почему?
  — Потому что это было бы… было бы нечестно!
  — Нечестную роль вы уже сыграли. Это будет исправлением ошибки. Вам следовало бы посмотреть, как выглядит Филипп, на морщины горя вокруг его рта, на тени под глазами, на запавшие его щеки…
  — Пожалуйста, прекратите!
  — Нет, пока вы не пообещаете мне воспользоваться моим планом.
  — Но я не могу этого сделать.
  — Почему?
  — Помимо прочего, существует Сидней Дженникс. Филипп и я не сможем пожениться, потому что… я замужняя женщина.
  — Нет, вы уже не замужем. Вы — вдова.
  — Я… Кто?
  — Вдова.
  — Но как же письмо от него… то есть от Фрамли? Сидней мертв?
  — Он не был мертв, когда было написано письмо. Сейчас он мертв. — Я достал из кармана вырезку из газеты Лас-Вегаса и вручил ей. — Дружком Хелен Фрамли был Сидней Дженникс. Вы — вдова.
  Она внимательно прочитала газетное сообщение. Я следил, как ее глаза бегали по строчкам, потом они остановились, но Корла продолжала сосредоточенно смотреть на газету, притворяясь, будто еще читает, выигрывая время на размышление.
  Она спросила:
  — Значит, он был убит?
  — Да.
  — Кто это сделал?
  — Пока неизвестно.
  — Но вы-то знаете, не так ли?
  — У меня есть кое-какие предположения.
  Взгляд ее опять переместился на газетную вырезку. Она прикусила зубами нижнюю губу, продолжая покусывать ее.
  — Но вас не нанимали, чтобы раскрыть убийство, да? — резко спросила она.
  — Да.
  — Но… если вам известно, кто это сделал… вы ведь должны…
  — Нет.
  Внезапно она протянула мне руку:
  — Мистер Лэм, мне кажется, вы — замечательный человек.
  — И сделаете то, о чем я вас прошу?
  — Да.
  — Ну, вот и отлично. Но запомните: вы снимали эту квартиру под именем миссис Сидней Дженникс. Вас ничто не должно связывать с этой квартирой. Никто никогда не должен выследить ваш путь от офиса Уайтвелла до этой квартиры. Уходите отсюда. Свой багаж отправьте… или купите себе билет до Сан-Франциско, сдайте багаж в камеру хранения, а квитанцию спрячьте в кошелек. Я полагаю, Уайтвелл снабдил вас деньгами в достаточном количестве для выполнения всей операции. Верно?
  — Да. Он настоял, чтобы я взяла столько, что и после исчезновения могла не нуждаться, поберечь свои, оставить на будущее. Это было частью плана.
  — Если бы Филипп напряг мозги, — сказал я, — это обстоятельство явилось бы уликой того, что исчезновение было спланировано и финансировано заранее… Ну, хорошо, а теперь уходите отсюда. Я не хочу, чтобы когда-нибудь могла обнаружиться ваша причастность к этой квартире… Выходите на улицу и принимайтесь бродить туда-сюда. Найдите полицейского. Спросите его, что это за город. Продолжайте совершать бессмысленные поступки, но, что бы вы ни делали, ни в коем случае ничего не пейте.
  — Почему?
  — Если в вашем дыхании учуют запах алкоголя, вас запрут как пьяницу. Если же вы будете трезвы как стеклышко и тем не менее будете вести себя по-дурацки, они вызовут врача. Доктор может попытаться расставить вам ловушку. Он может почувствовать: здесь что-то нечисто. Вам придется с этим справиться. Сможете?
  — Попробую.
  — Удачи вам! — сказал я и пожал ей руку.
  — Куда же вы направляетесь?
  — Подожду, пока вы не приземлитесь в госпитале, а затем собираюсь вас обнаружить. После чего еду в Лас-Вегас докладывать Уайтвеллу.
  — Вы даете мне шанс, правда?
  — А зачем выбрасывать вас за борт, когда корабль можно благополучно привести в порт?
  Ее глаза ловили мой взгляд, а сама она как-то задумчиво улыбалась.
  — Вы пытаетесь выглядеть жестким и крутым, но в душе вы просто романтик. Вы напоминаете мне Филиппа.
  Я направился к двери.
  — Постарайтесь угодить в госпиталь до темноты.
  
  Я спустился по лестнице, вышел на улицу. Солнце стояло высоко, тени приобрели лиловый оттенок. Медленным потоком струилась жизнь Рино, города, который претендует на титул самого большого маленького города. Мог бы претендовать и на титул примечательного. У Рино есть индивидуальность, она бросается в глаза: ковбои устало бродят по тротуарам в сапогах для верховой езды с высокими каблуками, обсуждая положение на фермах; разочаровавшиеся ожесточенные женщины, ожидающие, когда истечет срок их женской жизни, и полные чувственной силы молодые женщины, играющие с жизнью в пятнашки (эти, обосновавшись в Рино, дерзко ищут волнений и вожделеют к мужчинам, при этом не очень разборчивы); игроки-профессионалы бок о бок с туристами; загорелые отпускники, наслаждающиеся прекрасным климатом, смешиваются в толпе с бледными новичками, которые таращат глаза на столицу разводов97.
  Мне потребовалось немного времени, чтобы обдумать, как быть дальше, прежде чем вернуться в дом. Я машинально втянулся вместе с толпой в популярное казино и устроился в углу, рассеянно наблюдая за выражением лиц людей, притянутых «Колесом Фортуны». За спиной я слышал равномерное жужжание игрального автомата, время от времени раздавался звон монет, сыплющихся в гнездо-стаканчик. Обернулся: Хелен Фрамли, стоя ко мне спиной, деловито выдаивала десятицентовики.
  Я спокойно пошел к выходу.
  Глава 15
  Хелен Фрамли не появилась в доме — она ворвалась в него!
  — О, как я голодна! Что-нибудь найдется пожевать?
  — Сейчас все будет готово, — отозвался Луи. — У меня в духовке томятся бобы. Тушились целый день. Погодите, вы их попробуете — пальчики оближете.
  — Вареные бобы? — спросила Хелен несколько разочарованно.
  — Не просто вареные… Вы их отвариваете, потом обжариваете и добавляете немного чеснока. Вы что, никогда не пробовали бобов по-мексикански?
  — Нет. А звучит аппетитно.
  — Я подам их буквально через минутку.
  Луи вернулся в кухню и занялся бобами по-мексикански.
  Хелен нарочито небрежно обратилась ко мне:
  — Эй, Дональд, мы говорили что-то про деньги. Как у тебя с ними?
  — Мне хватает.
  — Я не верю. Сколько у тебя осталось аккредитивов?
  — Не беспокойся. Я проживу.
  — Ну дай мне посмотреть.
  — Говорю тебе, все в порядке.
  — Ну же, дай посмотреть. Где твоя чековая книжка?
  Пришлось показать книжку. Аккредитивов осталось на двадцать три доллара. Она расхохоталась.
  — Хватит на корм для цыплят, — сказала она. — Итак, теперь я оплачиваю наши расходы.
  — Даже не думай.
  — Не считай меня беспомощной дурочкой, Дональд. Я набита деньгой и хочу сделать взнос. Попробуй только остановить меня.
  Хелен открыла кошелек, вытащила ворох бумажек, отсчитала три двадцатки, засунула их обратно, а остальное придвинула ко мне.
  Я покачал головой: не принимаю!
  — Ладно, тогда это ссуда, — сказала она. — Можешь потом вернуть.
  — Сколько здесь?
  — Не знаю. Три или четыре сотни. Посчитай.
  Я посчитал. В пачке было четыреста пятьдесят долларов.
  — Где ты взяла?
  — Они же были у меня в кошельке. Вспомни, у меня были свои деньги, когда Кулак и я пришли к выводу, что надо нам расстаться.
  Я положил деньги в карман, ничего не сказав, что видел ее в казино.
  После обеда мы поехали в город и сходили в кино. Луи, казалось, полностью пришел в себя. Хелен в основном молчала. С видом спокойной удовлетворенности.
  По дороге домой Хелен напевала популярные мелодии, а когда подъехали к дому, она заставила нас остановиться у двери и посмотреть на звезды.
  — Конечно, я знаю, что это кончится. Боюсь, что скоро. Но пока это восхитительно, правда, Луи?
  Луи, подумав, заметил:
  — Знаете что? Мы живем так, что возникает мысль: мы, все трое, из одной команды.
  Мы с Хелен рассмеялись.
  Я подождал, пока Хелен закрылась в душевой, и тогда сказал:
  — Луи, я должен послать телеграмму. Пойду в город. Меня не жди, а Хелен скажи, что меня не будет около часа.
  Я постарался, чтобы все это прозвучало как бы между прочим. Луи понял меня как нужно.
  — Порядок, дружище, — сказал он. — Не шатайся по темным улицам, а если кто-нибудь к тебе пристанет, вспомни приемы старины Хейзена. Навесь им пару раз в классическом стиле. И помни, когда бьешь, вкладывай в удар всю массу тела.
  — Я запомнил, — уверил я своего тренера, тихо выскользнул из дома и сел в машину.
  Оказавшись в городе, начал круг объездов по госпиталям. Я был профессионально серьезен, изъяснялся небрежным тоном: мол, обычный розыск. Клал свою карточку на стол дежурной и объяснял, что разыскиваю человека, который исчез, возможно, из-за потери памяти. Если у них есть пациенты с диагнозом «амнезия», то не позволят ли мне на них взглянуть.
  — К нам поступил пациент полчаса назад, — сообщили мне уже во втором госпитале. — Молодая женщина.
  Я показал фотографии Корлы Бурк.
  — Соответствует?
  — Не знаю. Я ее не видела. Сейчас позову сестру, дежурную по этажу.
  Жестко накрахмаленная дежурная сперва подозрительно оглядела меня с головы до ног, потом взглянула на фотографии, воскликнула:
  — Смотри-ка, та самая девушка!
  — Вы уверены? Мы не можем позволить себе какой бы то ни было ошибки.
  — Нет сомнения, это она. Кто она такая?
  Я изобразил уклончивость в ответе.
  — Я работаю для клиента и не могу разглашать информацию, пока не проконсультируюсь с ним. Могу только сказать: случай интересный, она исчезла почти накануне своей свадьбы… Видимо, нервное истощение. Можно мне ее увидеть?
  — Я должна спросить разрешения у доктора.
  — Да ладно… если вы абсолютно уверены, что у вас на койке та, что у меня на фото, не будем долго рассусоливать с казенными формальностями. Все равно она меня не знает. Я свяжусь с моим клиентом.
  — Но если вы знаете, кто она, — возразила сестра, — вы смогли бы вернуть ей память, задавая вопросы. Такая возможность есть.
  — Я лучше дам возможность своему клиенту побыстрей связаться с доктором.
  — Может быть, так будет действительно лучше. — Сестра все же колебалась. — Мне нужно знать ваше имя и адрес.
  Я вручил ей свою визитку. Дежурная за столом сказала, что уже записала служебный адрес мистера Лэма.
  Я покинул госпиталь, забрался в наш драндулет и поехал к своим.
  Хелен Фрамли сидела на кушетке в пижаме и кимоно.
  — Почему ты не в постели?
  — Я жду. Ты и в кино знал, что вернешься в город, да?
  — Да.
  Она поизучала мое лицо, потом сказала:
  — Ну что ж, все о’кей, Дональд. Сказка заканчивается. Быстро — как я и думала. Можешь не ходить вокруг да около. Когда мы отправляемся?
  — Я должен лететь в Лас-Вегас, Хелен. А утром послезавтра должен бы вернуться сюда.
  — Хочешь, я отвезу тебя в аэропорт?
  — Это может сделать и Луи.
  — Лучше я.
  — Ну, тогда хочу, — сказал я.
  Она пошла в спальню, вздернув подбородок и расправив плечи.
  Появился Луи, поинтересовался:
  — Что происходит?
  Я ответил:
  — Луи, я хочу, чтоб ты меня выслушал внимательно. Пожалуй, это одна из самых важных задач, которые тебе приходилось решать в жизни…
  — В чем дело?
  — Присматривай за Хелен. Пожалуйста.
  Он удивился:
  — Что с ней такое? Не думаешь ли ты, что она тебя обманывает?
  — Я имею в виду другое. Присматривай за ней — значит, защищай. Я собираюсь сегодня ночью уехать, ну а ты тут без меня не выпускай ее из поля зрения. Ни на минуту.
  — Да в чем дело?
  — Она в опасности.
  — Что ей грозит?
  — Ее могут убить.
  Его полусонные глаза ожили.
  — Дружище! Можешь на меня положиться.
  Мы пожали друг другу руки.
  Хелен вышла из спальни, застегивая пуговички на рукавах своей блузки. Повернулась спиной, попросила: «Застегни мне сзади, пожалуйста».
  Я медленно-медленно застегнул крючки на воротнике. Помог надеть пальто. Руки мои ласково коснулись ее шеи. Хелен медленно-медленно обернулась ко мне. Я сжал ее в объятиях. Глаза — в глаза. Губы ее были полураскрыты.
  — Да, Дональд, да, — сказала она.
  Я крепко поцеловал ее в губы. Почувствовал, как она ответила крепким и нежным своим поцелуем на мой.
  Потом отодвинулась от меня.
  — Ладно, Дональд, поехали.
  Луи предложил поехать всем вместе, чтоб в случае чего он мог привести машину.
  Она взглянула на него и отрицательно покачала головой. Луи посмотрел на меня.
  — Не надо, Луи. Спасибо. Но когда она вернется, помни, что я говорил.
  — Что это вы там обсуждаете?
  — Я попросил Луи позаботиться о тебе.
  В ее взгляде отразилась обида.
  — Тебе не следует так поступать со мной, Дональд.
  — Да нет, ты не поняла. Тут кое-что другое.
  — Что?
  — Послезавтра утром я расскажу тебе об этом подробней…
  Больше вопросов Хелен не задавала.
  На полпути к аэропорту она сказала:
  — Пожалуйста, пойми одну вещь, Дональд: ты не обязан мне ничего объяснять.
  Я положил руку ей на плечо, ближе к шее, погладил его.
  — Для меня достаточно знать, что ты хочешь или должен что-то сделать. И немедленно. Все, о чем я тебя прошу, — это ответ на вопрос: чем я могу тебе помочь?
  Звезды наверху дружелюбно подмигивали нам. Было прохладно, но сухой воздух бодрил. Вновь мы вместе смотрели на звезды.
  Я пожелал Хелен спокойной ночи.
  — Хочешь, чтобы я подождала, пока ты взлетишь?
  — Я предпочел бы, чтобы ты этого не делала: холодно.
  — А тебя сильно заденет, если я все-таки подожду?
  — Нет, конечно.
  — Мне бы хотелось проводить тебя.
  — Хорошо. Пойдем.
  Нам помогли разыскать самолет. Частный, не рейсовый, но туда, куда мне было нужно, — в Лас-Вегас.
  Когда самолет вывели уже на взлетную полосу и двигатель начал прогреваться, Хелен взяла меня под руку, прижалась ко мне, замерла, глядя на машину, на яркие — по ее контуру — сигнальные огни. Пора подниматься на борт.
  Хелен вдруг обратилась к самолету:
  — Береги его, самолет! — Посмотрела на меня. — Счастливой посадки, Дональд. — И резко отвернулась.
  Я смотрел, как она уходила с летного поля, ни разу не оглянувшись.
  Глава 16
  Берта Кул, очевидно, устраивала вечеринку.
  Я стоял перед дверью ее номера в отеле и прислушивался к доносящимся оттуда смеху и журчанию голосов, — видно, номер был набит людьми, и все они пытались говорить одновременно.
  Я постучал.
  Берта Кул отозвалась: «Кто там?»
  Я услышал, как мужской голос предположил: «Вероятно, мальчик принес лед».
  Щелкнул замок. Я повернул ручку и вошел.
  Вот это сборище! Вся тройка Дирборнов, Пол Эндикотт, Артур и Филипп Уайтвеллы! Берта Кул, обложенная подушками, полуоткинулась в шезлонге. На ней — вечернее платье с глубокими вырезами и спереди и сзади! На мужчинах — смокинги.
  Стол в центре комнаты сиял отблесками света на бутылках, бокалах, серебряном ведерке для льда. Он почти весь растаял — сидели, видно, уже долго… Пепельницы набиты сигаретными и сигарными окурками. Воздух в комнате спертый.
  Берта Кул вытаращила глаза, увидев меня.
  Журчание голосов внезапно оборвалось, будто кто-то выключил радио.
  — Черт побери, зарежьте меня огурцом — да это Дональд!
  Я стоял в дверях. Народ безмолвствовал, будто застигнутые во времена «сухого закона» любители выпить, когда к ним нагрянул офицер полиции.
  Первой пришла в себя, конечно, Берта.
  — Где же ты, черт побери, болтался?
  — В Рино. Я нашел Корлу Бурк.
  В комнате наступила, как говорится, мертвая тишина. Только Анита Дирборн резко втянула в себя воздух, а Элоиза выдохнула.
  Филипп Уайтвелл направился ко мне, расставив руки для объятия.
  — Как она? Скажите мне, Лэм. С ней все в порядке? Она не…
  — Она в больнице.
  — О господи!
  — В психиатрической.
  Он смотрел на меня так, словно я ему вонзил нож в грудь и поворачиваю его там, поворачиваю.
  — Потеря памяти. Не знает, кто она, кто ее друзья, откуда она приехала и что вообще произошло… В остальном совершенно здорова.
  — В Рино?
  — В Рино.
  Филипп Уайтвелл посмотрел на отца.
  — Мы должны сейчас же туда…
  Артур Уайтвелл провел ладонью по облысевшему лбу, пригладил волосы на голове. Повторил этот жест дважды. Кинул взгляд исподтишка на Огдена Дирборна, потом на меня.
  — Как вы все это проделали, Лэм? — спросил Артур.
  — Хелен Фрамли было известно больше, чем она сначала признавалась.
  — А как вы из нее вытянули… м-м-м… эти данные?
  У Берты Кул ответ был наготове:
  — Занимаясь с ней любовью, конечно… Они просто с ума сходят по Дональду. Что она тебе рассказала, дружок?
  — Я составлю рапорт позже, — довольно резко сказал я. — И лично тебе, наедине. И в письменном виде.
  Мне хотелось видеть Артура Уайтвелла, наблюдать за его лицом.
  Филипп:
  — Пошли, папа. Давай-ка отправляться. Нам придется побеспокоиться о самолете.
  — Да. Конечно, мы должны… тотчас… Она, видите ли… А есть хоть какая-то надежда на выздоровление, Лэм? — частил Артур.
  — Как я выяснил, в физическом отношении она в полном порядке. Ее амнезия чисто нервного происхождения. Врачи говорят, что она могла быть вызвана шоком, усталостью от слишком большой работы, обостренной нервозностью.
  — Вы не сказали врачам…
  — Ни единого слова.
  Уайтвелл повернулся к миссис Дирборн и постарался, чтобы его слова были услышаны Элоизой и Огденом:
  — Конечно, это просто… удар, то есть сюрприз. Я думаю, вы поймете.
  Миссис Дирборн тут же встала.
  — Конечно, Артур, конечно. Нам бы хотелось чем-нибудь помочь. Но мы знаем, что наша помощь не требуется. С этим делом ты справишься сам.
  Ее глаза внезапно повернулись ко мне. Она пронзила меня ледяным взглядом, пока я не почувствовал себя засохшей веткой дерева наутро после снежной бури.
  — Значит, вы нашли ее, — сказала она. Я кивнул. Она холодно улыбнулась: — Могла бы и сообразить, что своего вы добьетесь… Пойдем, Элоиза.
  Огден помог им одеться. Берта проводила до двери. Миссис Дирборн остановилась, чтобы произнести дежурную благодарность за приятный вечер.
  Берта Кул не стала тратить время на слова. Едва дождалась, когда Дирборны выйдут в коридор, ногой захлопнула дверь.
  — Я так и думала, Дональд, что в твоем бегстве с этой женщиной было что-то подозрительное. Ты шел по следу. Сколько же ты потратил?
  — Совсем немного.
  Она фыркнула.
  Филипп сказал умоляюще:
  — Пожалуйста, давайте не будем терять времени.
  Артур Уайтвелл посмотрел на часы.
  — Боюсь, будет трудновато нанять здесь приличный самолет, но надо попытаться. Если же получится, можно позвонить в Лос-Анджелес и организовать оттуда немедленный вылет. Филипп, а что, если тебе поехать в аэропорт и посмотреть на месте, что можно сделать? Пол может поехать вместе с тобой, помочь… Впрочем, делай, как считаешь нужным.
  — У меня есть самолет, на котором я прилетел из Рино, — заметил я. — Частный. Ждет. Вмещает трех пассажиров плюс пилот.
  Берта сказала:
  — Вот и прекрасно. Я останусь здесь. Мистер Эндикотт составит мне компанию. Артур, вы с Филиппом можете отправиться прямо сейчас. И возьмите с собой Дональда.
  У Эндикотта была другая точка зрения.
  — Давайте не будем пороть горячку. В конце концов, мисс Бурк в полной безопасности. И нам, вероятно, не позволят увидеться с ней сразу. Со своей стороны я полагаю, что более важно пригласить для лечения хорошего врача, чем делать наобум что-либо другое. Не находите ли вы, Артур, что можно уговорить доктора Хиндеркельда сесть на самолет и встретиться с вами в Рино? Еще хочу предупредить: в подобных случаях внезапный шок может оживить память больного, но может оказаться и гибельным. Будем осторожны.
  Уайтвелл А. согласился:
  — Вы правы, Пол. Позвоните доктору Хиндеркельду. Подождем, пока не выяснится также, что можно сделать здесь на месте… видите ли, с самолетом. Если нам придется заказывать самолет из Лос-Анджелеса, Хиндеркельд может полететь на нем сюда, а потом мы все вместе отправимся в Рино.
  Филипп стоял у двери, держась за ручку.
  — Отец, вы вместе с Полом можете делать что хотите. Вместе с доктором или отдельно. Я отправляюсь к ней прямо сейчас.
  Эндикотт кинул на Артура Уайтвелла многозначительный взгляд и вышел в коридор с Филиппом. Уайтвелл повернулся ко мне:
  — Полагаю, мне следует вас поблагодарить за все.
  — За что?
  — Будто вы не знаете.
  — Вы хотели, чтобы я ее разыскал? Я ее нашел. Ничего больше.
  — Вы сделали не только это. Вы сообщили миссис Кул свои соображения о том, кто диктовал письмо мисс Бурк, а также дал ей деньги. Очевидно, молодой человек, вы не очень высокого мнения обо мне.
  — Мистер Уайтвелл! Вы наняли меня сделать определенное дело. Я выполнил задачу… Письмо же, которое мисс Бурк отправила Хелен Фрамли, было написано на бланке вашей фирмы. Верхняя часть бланка была отрезана ножом. Женщины не носят с собой карманные ножи, мистер Уайтвелл, женщина, если даже она решила отрезать верхнюю часть фирменного бланка, сложила бы его, а потом отрезала ножом для разрезания бумаги, или использовала бы ножницы, или даже могла бы попытаться оторвать.
  — Ну и что из этого следует?
  — Письмо написано вечером в вашем кабинете. До того как мисс Бурк отправиться в ваш офис, у нее и в мыслях не было писать такое письмо. Иначе она бы его уже написала или написала бы, возвратившись к себе на квартиру. Она зашла в ваш кабинет. Там встретила какого-то мужчину. У них состоялся разговор. В результате этого разговора было решено написать письмо. По какой-то причине было признано нужным, чтобы она написала текст тут же, не сходя с места. Она так и сделала. Мужчина отрезал «шапку» с фирменного бланка карманным ножом. Некто снабдил мисс Бурк конвертом с маркой… На следующий день Корла Бурк исчезла при обстоятельствах весьма таинственных. Но таких, что невозможно было не предположить: она ушла против собственного желания. На столе она оставила кошелек со всеми своими деньгами. Она не могла уехать далеко без денег. Следовательно, кто-то ей дал или ссудил их… Продолжать, мистер Уайтвелл?
  — Конечно! — чуть ли не в унисон воскликнули и Артур и Берта.
  — Продолжаю, — сказал я. — В письме, адресованном Хелен Фрамли, содержалось достаточно намеков, да нет, почти информации, указывающей на то, что мисс Бурк исчезает по своей воле. Что-то поставило ее в сомнительное положение, особенно по отношению к мужчине, за которого она собралась выходить замуж… Ясно, что вы знали об этом письме. Также очевидно, что вам было хорошо знакомо его содержание. Вы были готовы нанять частных детективов для расследования этого дела. Детективы встретились с вами в Лас-Вегасе и начали расследование вот отсюда. Вы так боялись, что они упустят Хелен Фрамли, что повесили на нее всем заметную бирку, или клеймо, как вам будет угодно, как на коробку замороженной клубники… И это вы носите с собой конверты с марками, мистер Уайтвелл… Теперь сопоставьте все, о чем я сказал, и скажите, что бы вы подумали, если бы были, как я, детективом?
  Вмешалась Берта:
  — Черт возьми, Дональд. Но он же наш клиент. И друг.
  — Но я отчитываюсь. И пока не сказал ни слова осуждения, не правда ли?
  — Ваше выражение «пока что» звучит как угроза, — заметил Уайтвелл. Я никак не отреагировал на его реплику. Он подошел с другой стороны: — Что в этой байке о потере памяти правда?
  Я ответил так:
  — Мне пришла в голову мысль, что исчезновение мисс Бурк было связано с ее предшествующим браком.
  — Что натолкнуло вас на такую мысль?
  — Она ушла добровольно. Она пыталась спасти свою репутацию и при этом не навредить Филиппу. Она не того сорта девушка, которая позволила бы себя подкупить… Ясно, что наиболее правдоподобное объяснение — тут замешано предшествующее замужество.
  — Поэтому вы отправились в Рино?
  — Совершенно верно. Люди, которые страдают от неудачных браков и внезапно исчезают, скорее всего, оказываются в Рино.
  — Я полагаю, вы наводили справки в больницах, — съязвил Уайтвелл.
  — Точно так.
  — И если бы это не было связано с предшествующим браком, она не отправилась бы в Рино?
  — По-моему, так.
  — Но зачем же ей было отправляться в Рино… если она страдает амнезией?
  — Но ведь эти две причины взаимосвязаны, — ответил я и улыбнулся.
  — И вот вы нашли ее в больнице… Восхитительная удачливость!
  — Да. Вечером я кружил по улицам Рино и вдруг узнаю, что подобрали страдающую потерей памяти женщину, которая отвечала описанию мисс Бурк. Я проверил. Это действительно была Корла Бурк. Тут я попал в затруднительное положение. Администрация больницы пыталась найти кого-нибудь, кто бы ее узнал. Но я никого не назвал. Я был нем как могила.
  Уайтвелл поднял левую руку к сияющему куполу своего высокого лба и пригладил ладонью редкие свои волосы.
  — Если бы вы обнаружили Хелен Фрамли, — сказал он, — нашли письмо мисс Бурк и на этом, видите ли, успокоились, ваши услуги приобрели бы для меня большую ценность.
  — Тогда почему же вы не сообщили мне точно, чего вы от меня хотите? Вы же хотели, чтобы я разыскал Корлу Бурк?
  Уайтвелл А. резко сунул руки в карманы брюк.
  — Я прочел в газете, — сказал он, — что человека, жившего с Хелен Фрамли, звали Сидней Дженникс.
  — Он с ней не жил. У них было деловое сотрудничество.
  Берта Кул фыркнула.
  Артур Уайтвелл прищурился.
  — Теперь, когда вы проболтались, что нашли Корлу, Филипп, безусловно, должен будет поехать повидаться с ней. Дженникс мертв. Убит. Очень кстати для Корлы. Она ничего не помнит из того, что произошло. Бедная девушка страдала от нервного переутомления. Разве не произойдет замечательное: появление Филиппа вернет ей память! Тогда у нее не останется воспоминаний, что произошло с того момента, как она ушла из конторы, и можно будет снова готовиться к свадьбе.
  Наши взгляды скрестились.
  — Я думаю, это принесет вашему сыну счастье, мистер Уайтвелл.
  Он скрестил руки на груди.
  — Возможно, и так. Но меня больше заботит возможность счастья сына через год или через десять лет, чем удовлетворение его сиюминутного, видите ли, увлечения.
  — Вы наняли меня, повторяю, чтобы найти Корлу Бурк. Я ее нашел.
  Берта Кул подала голос:
  — Ну, в этом он прав, Артур. Вам следовало бы довериться нам полностью. Я говорила вам, что Дональд работает очень быстро и компетентно.
  — Помолчи, пожалуйста, — грубо отрезал Уайтвелл. Глаз он не отводил от меня.
  Берту Кул наконец проняло. Она вылетела из кресла, как резиновый мяч.
  — Почему вы себе позволяете, черт побери, так со мной разговаривать? — возмутилась она. — Не смейте затыкать мне рот. Вы такой изысканный джентльмен, у вас на устах сплошное масло, вы битком набиты дурацкой джентльменской лестью — и вдруг говорите мне: «Помолчи!» Вы нас наняли выполнять определенное дело, и мы его выполнили. Теперь доставайте-ка чековую книжку и расплачивайтесь!
  Уайтвелл не обратил никакого внимания на этот всплеск.
  — Я полагаю, мистер Лэм, теперь вы тоже прибегнете к небольшому шантажу?
  — Я не понимаю вас.
  — Ну, видите ли, вы сможете угрожать, что расскажете Филиппу о его дурном отце, если не получите нужной вам суммы…
  — Мистер Уайтвелл, я докладываю Берте Кул о том, что предпринял, сделал и узнал. Она руководит своим агентством, как она хочет. Однако… не стоит изображать страуса, не пытайтесь сунуть голову в песок. Возможно, вы припомните, что полиция в Лас-Вегасе собирается проявить к вам интерес.
  — А что вам до этого?
  — Вы забыли об убийстве.
  — Вы имеете в виду, что все наше дело всплывет наружу в связи с другим — с убийством боксера?
  — Вполне возможно, что так и случится.
  Он неодобрительно хмыкнул:
  — Я расшифрую вашу загадочную реплику, молодой человек, и полагаю, что обнаружу в ней признаки, понимаете ли, вымогательства.
  Я закурил.
  Берта сказала:
  — Спуститесь-ка на землю, Артур Уайтвелл, и поймите, что вы еще не закончили своих отношений с нами. Вам понадобится помощь, чтобы скинуть с плеч убийство.
  — С моих плеч? — воскликнул Уайтвелл.
  В глазах Берты зажегся злой огонек.
  — Вы чертовски самонадеянны, мистер Уайтвелл Артур, не забудьте про девушку, которая вас опознала.
  Уайтвелл А. не потерял присутствия духа.
  — Что ж, будет любопытно посмотреть, что получится. Корла Бурк потеряла память. Она ничего не знает, не понимает с того момента, как кончила писать письмо под диктовку перед своим исчезновением. Затем она припоминает, как Филипп заходит в больницу и восклицает: «Корла!» — и взрыв эмоций, видите ли, возвращает ей память. Хорошенькое представление, правда, Лэм?
  — Выкладывайте все остальное, — отозвался я.
  — Прекрасно, я так и сделаю. Корла Бурк была авантюристкой. Она уже была замужем и скрыла этот факт от моего сына. Она завела с моим сыном любовную интрижку. Собиралась выйти за него замуж. Потом, за несколько дней до церемонии, неожиданно появляется ее муж. Мгновенно Корла Бурк исчезает. Вскоре после этого мужа убивают. Как только он таким образом завершает свой жизненный путь, она становится вдовой и, стало быть, получает полное право выйти замуж. Тут ее, страдающую от амнезии, находит в больнице частный детектив. И я не обижу ваш интеллект, намекнув, что появляются все шансы, что она сразу же излечится, как только встретится с моим сыном. Но я надеюсь, что вы не станете обижать и мой интеллект, заставляя меня принимать всю эту туфту за чистую монету… У Корлы, кстати, есть мотив для убийства Сиднея Дженникса. Она хотела убрать его с дороги. И у нее были основания думать, что к нему могут подобраться через Хелен Фрамли… Над этой версией стоит задуматься, Лэм.
  — Почему?
  — Потому что если она не помнит, где находилась в промежутке между двумя интересующими нас событиями — исчезновением и убийством, — она, непомнящая, не сможет и отрицать обвинения в том, что была в Лас-Вегасе и устроила убийство мужа… через лиц, которые в этом, по крайней мере, подозреваются официально.
  — Ну и что дальше?
  — А дальше вот что, — ответил Уайтвелл жестко. — У вас здесь самолет. Мы себе тоже организуем рейс. Если вы стартуете прямо сейчас, то окажетесь в Рино раньше нас. Если Корлы Бурк не окажется в госпитале, когда мы там появимся, с моей стороны не будет никаких попыток связать ее… и, видите ли, ее благодетелей с убийством ее мужа.
  — Не выйдет, — отрезал я.
  — Черт возьми, за кого вы нас принимаете? — вскричала Берта.
  Уайтвелл развел руками:
  — Хорошо, я подойду к делу с другого конца. Филипп мой единственный ребенок, единственный оставшийся в живых мой близкий, родной человек. Я понимаю, он погружен в себя, сверхчувствителен, склонен к драматизации. Знаю, что его счастье зависит не только от него самого. Его свадьба приобретает особую важность, ему необходима подходящая жена… Это диктует здравый смысл. Вы не можете понять, что я знаю Филиппа лучше, чем кто-либо другой на этой земле! Его счастье составляет для меня главный смысл жизни, и, если бы я думал, что он станет счастлив с Корлой Бурк, я бы мир перевернул, чтобы их соединить! Поймите же, единственная причина, почему я был против их свадьбы, заключается в том, что я знаю — эта женщина не для него! Не подходят они друг другу. Их свадьба стала бы прелюдией к трагедии. Она никогда с ним не осталась бы. Она разбила бы ему сердце, и все! Некоторые мужчины могут жениться по нескольку раз. Некоторые не могут. Филипп из тех, кто не может.
  — Какие чувства будет испытывать ваш сын по отношению к мисс Бурк, когда узнает, что она прежде была замужем? — спросил я.
  Он улыбнулся.
  — Туфта с амнезией — ловкая придумка… Она ничего о прежнем браке не скажет, потому что у нее этот очень удобный провал памяти. А выплывет факт наружу после — после свадьбы, по крайней мере. Я отдаю вам должное, Лэм, вы весьма находчивы. Аккуратный маленький шах… Но еще не мат, видите ли… И не забывайте, что я могу быть абсолютно безжалостным, когда кто-нибудь встает поперек моей дороги. Значит, или вы убираете ее с дороги к тому времени, как Филипп прилетит в Рино, или ее арестуют по подозрению в убийстве, и тогда все выплывет наружу, а раз она изобразила потерю памяти — она обречена.
  Я зевнул.
  Уайтвелл прервался на полуслове, свирепо завопив:
  — Черт тебя побери, ты, наглый терьер, как ты себя ведешь? Я ведь не шучу!
  Я рылся в кармане.
  Уайтвелл пересек комнату, поднял телефонную трубку.
  — Я звоню в полицейское управление.
  Я вытащил письмо, которое забрал из квартиры Корлы Бурк в Рино.
  Уайтвелл сразу бросил трубку, будто она жгла ему руку. Я спокойно сказал:
  — Я справился насчет корреспонденции в Рино. Предполагал, что, может быть, для мисс Бурк было письмо. Оно было.
  Он застыл на месте. Неуверенно, совсем жалко проговорил:
  — За нарушение закона о тайне почтовых отправлений… можно устроить вам скандал.
  Я спокойно продолжал:
  — Я заметил, что Пол Эндикотт казался очень обеспокоенным насчет отправки вашего письма… ну, того самого… по поводу покупки акций. По-видимому, он полностью осведомлен о всех ваших делах.
  — Дональд, что за чертовщину ты несешь? — Берта не сразу усекла, к чему я клоню.
  — Предположим, Филипп снесет этот удар с прежним браком. И не разлюбит Корлу, сколько бы раз она ни была замужем. Мистер Уайтвелл, вы человек, привязанный к своей семье. Вам будет очень одиноко без Филиппа. А отчуждение ваших внуков явится для вас просто нокаутом!
  Если бы я врезал Луи Хейзену раза два хорошо поставленным ударом в солнечное сплетение, я не смог бы добиться большего эффекта.
  — На вашем месте, — продолжал я, — медицински зарегистрированный факт амнезии мисс Бурк я считал бы лучшим шансом, который вам предоставила судьба за десять лет.
  Без особой убежденности в голосе он заметил, что, когда обнаружится, как она его обманула, Филипп ее бросит, все-таки пусть и не сразу, но бросит.
  — Вы ошибаетесь. Он не узнает… Но хватит о делах. Лично я собираюсь раздобыть где-нибудь что-нибудь перекусить. Я готов присоединиться к вам примерно через двадцать минут.
  Я оставил Уайтвелла наедине с Бертой, прогулялся вниз по улице до бара, купил там зубочистку. И вернулся в номер Берты Кул. Она была одна.
  — Где же Уайтвелл? — поинтересовался я.
  — Ушел собрать кое-какие вещи… Дружок, тебе все-таки не следовало с ним так жестоко обращаться.
  — Я в самом деле дал ему шанс, придумав эту историю с потерей памяти, а он оказался слишком глуп, чтобы это понять… чтобы понять других, — сказал я.
  — Нет, не совсем глуп. Он просто уверен, что Филипп сделает все, что от него потребует отец.
  — Филипп влюблен! Пойми это!
  — Дональд, а как насчет того письма, что он послал. Что в нем было?
  — Да ничего особенного.
  Зазвонил телефон. Берта подняла трубку, произнесла:
  — Алло. — Некоторое время слушала, потом сказала: — Хорошо, мы выезжаем. — Она повесила трубку. — Филипп зафрахтовал самолет. И его самолет, и тот, на котором ты прилетел из Рино, вместят нас всех. Мы отправляемся немедленно… Дональд, так что было в этом письме?
  — Давай поспешим!
  Глава 17
  Берта летела «моим» самолетом, все остальные — самолетом, зафрахтованным Филиппом. В последнюю минуту Пол Эндикотт решил, что он тоже полетит, «просто чтобы прокатиться».
  Гул авиационного двигателя убаюкал меня сразу после взлета. Время от времени Берта будила меня вопросами. Я бормотал односложные ответы и снова погружался в обволакивающий сознание сон.
  — Ты не должен драться с Артуром Уайтвеллом, Дональд, — донеслось до меня.
  — Угу.
  — Ты, чертенок, знай: Берта сразу поняла, что ты вовсе потерял голову из-за женщины. Ты влюбляешься в них по всем правилам… ну, то есть на самом деле влюбляешься, но гораздо больше ты влюблен в свою профессию. Отвечай, Дональд. Разве не так?
  — Полагаю… угу…
  — Скажи мне, Хелен Фрамли убила того мужчину, с которым жила?
  Я приоткрыл глаза.
  — Она не жила с ним.
  — Брось!
  — Это было деловое соглашение.
  Через некоторое время Берта возобновила атаку:
  — Ты не ответил на мой вопрос.
  — Какой?
  — Убила она его или нет?
  — Надеюсь, что нет.
  У меня не было необходимости открывать свои глаза, чтобы увидеть, как ее блестящие маленькие глазки исследуют каждую черточку моего лица, чтобы обнаружить на нем какую-нибудь, которая выдала бы ожидаемый ею ответ.
  — Ты сам говорил, что Хелен Фрамли многое известно о том, кто совершил убийство.
  — Возможно.
  — Что-то такое известно, о чем она не сообщила полиции.
  — Вероятно.
  — Держу пари, Дональд, она тебе обо всем рассказала. Ты вытянул из нее что надо, чертенок. Как тебе это удается? Ты их гипнотизируешь? Должно быть, так. Ты же не можешь применить к ним методы пещерного человека, сексуального насильника. Они сами открываются тебе… Может быть, на них действует всегдашняя твоя готовность драться, даже когда ты знаешь, что проигрываешь. Я думаю, так оно и есть. Я знаю женщин. Нам нравятся мужчины-бойцы.
  Моя голова свалилась на грудь, я почти отключился, хотя Берта своей болтовней могла доконать кого угодно.
  — Послушай, дружок, тебе приходило в голову, что с нами может случиться?
  — Что?
  — У Артура Уайтвелла есть деньги, связи да и голова на плечах. Он не потерпит, чтобы на него оказывали давление.
  Я молча клевал носом.
  — Держу пари, эта девица сделает все, о чем бы ты ее ни попросил.
  Кажется, это заключение не требовало никакого ответа.
  Берта продолжала:
  — Можно не сомневаться: тот, кто это сделал, сейчас как на иголках… А вдруг эта девица Фрамли на самом деле знает, кто убийца?
  — Угу.
  — Значит, тебе она рассказала все.
  — Нет.
  — Но тогда… она расскажет полиции… если ее спросят.
  — Не думаю.
  — Дональд!
  — Что?
  — Как ты считаешь, убийца знает об этом?
  — О чем?
  — О том, что она не проговорится.
  — Смотря кто убийца.
  Берта выпалила:
  — Дональд, тебе известно, кто убийца! Не так ли?
  — Я не знаю.
  — Чего ты не знаешь?
  — Не знаю, известно ли мне это или нет.
  — Чертовски понятный ответ. — Берта постаралась вникнуть в него, и за несколько секунд возникшей благословенной тишины я заснул крепким сном.
  А когда проснулся, мы снижались для посадки в аэропорту Рино. Новый звук двигателя разбудил меня.
  Берта Кул сидела в кресле, прямая и заряженная величием руководителя агентства, полная неудовлетворенности из-за прерванной беседы.
  Мы сделали круг и пошли на посадку, а на хвосте у нас висел другой самолет. Через каких-то десять-пятнадцать минут мы все встретились в пассажирском зале.
  Пол Эндикотт говорил:
  — Для справки, друзья… Есть рейс отсюда на Сан-Франциско через четверть часа. Мне незачем, я полагаю, ехать с вами в город, а потом мчаться назад. Я получил удовольствие от совместного полета, за время которого, полагаю, все мы пришли в себя. — Он испытующе посмотрел на Уайтвелла и добавил: — Удачи, старина.
  Они пожали друг другу руки.
  — Это мне нужна удача, — заметил Филипп. — Ты думаешь, папа, она меня узнает?
  — Полагаю, что узнает, — сухо ответил Уайтвелл А.
  Эндикотт пожал руку Филиппу:
  — Держи хвост пистолетом и не очень-то расстраивайся из-за трудностей. Мы все болеем за тебя.
  Филипп попытался что-то ответить, но дрожавшие губы не слушались. К тому же Эндикотт, скрывая смущение, сам болтал не переставая.
  Мы стояли небольшой плотной группкой в ожидании такси, которое мы вызвали по телефону. Я извинился, сказав, что мне на секунду нужно отойти позвонить. Я хотел справиться о Хелен и Луи, но в телефонном справочнике отсутствовал номер заправочной станции Акме по дороге на Сузанвилл. Я вернулся обратно к группке друзей. Наконец такси подкатило, и мы начали залезать внутрь; Артур Уайтвелл, перекинувшись прощальным словом с Эндикоттом (они еще раз пожали друг другу руки), забрался последним на откидное сиденье.
  — Как называется больница? — спросила Берта.
  — Приют милосердия, — объяснил я водителю. Бросил взгляд на лицо Артура Уайтвелла: маска, лишенная всякого выражения. Филипп являл собой прямую противоположность. Он нервно покусывал губы, теребил себя за ухо, вертелся на сиденье, упорно отворачивался от нас, смотрел в окошко машины.
  Мы подъехали к больнице.
  — Ну вот и настало время для семейного свидания, — заметил я, сделав нажим (для Берты!) на слове «семейное».
  Артур Уайтвелл посмотрел на сына.
  — Я думаю, Филипп, тебе лучше подняться одному. И видишь ли, мой мальчик… Если шок от встречи с тобой… не прояснит дело, пусть это тебя не слишком огорчает. Мы пригласим доктора Хиндеркельда, а уж он добьется результата.
  — А если она придет в себя? — спросил Филипп.
  Отец положил руку ему на плечо:
  — Так я тебя подожду.
  Берта Кул была воплощенный вопрос: что делать нам?
  — От одного соседства больницы у меня мурашки по коже. Я вернусь через час, хорошо? Это будет достаточно рано на случай, если понадобится моя помощь, а если она не понадобится, то… вы уже достаточно привыкли друг к другу…
  Берта тихо спросила меня:
  — Куда это ты собрался?
  — Остались еще делишки, которые я хочу мимоходом уладить, — прошептал я в ответ, а громко сказал: — Я сохраню за собой такси.
  — Похоже, нам с вами придется мерить шагами пол в отделении… для ожидающих отцов, — сказал Берте А. Уайтвелл.
  — Ну уж нет, — заявила Берта. — Я поеду в город вместе с Дональдом. Мы вернемся через час. А потом вместе позавтракаем.
  — Пусть будет так, — отозвался Уайтвелл и нарочито громко (для Филиппа) стал распинаться перед Бертой, что ему трудно выразить словами, как он ценит сотрудничество с ее агентством… и не только в профессиональной работе (он чуть ли не с нежностью коснулся ладонью плеча Берты), а в том, что ее внимание и сочувствие значили больше, чем она может себе представить. Тут он прервался, погладил ее плечо и отвернулся.
  Уайтвелл Филипп, наведя справки у стола дежурной, пошел к лифту вместе с медсестрой. Уайтвелл Артур стал устраиваться в кресле в холле, мы с Бертой двинулись к выходу, на пронизанный холодным ветром с гор воздух.
  Берта вцепилась мне в руку. Развернула к себе лицом и притиснула меня к стене больницы.
  — К черту весь этот вздор, Дональд! Ты можешь обмануть всех, но не меня. Куда ты собрался?
  — Повидаться с Хелен Фрамли.
  — Я еду с тобой!
  — Дуэнья нам не нужна.
  — Это ты так думаешь.
  — Послушай, Берта, ну, в самом деле. Она будет еще в постели. Я же не могу войти, разбудить ее и объяснить: «Позволь представить тебе миссис Кул».
  — Чепуха! Если она будет в постели, ты и близко не подойдешь. Ты не такой. Ты будешь охранять вход в ее опочивальню… Дональд Лэм, черт возьми, что у тебя на уме?
  — Я тебе сказал.
  — Да, ты говорил. Ты для меня как раскрытая книга. Но ты что-то задумал еще.
  — Ладно, — вздохнув, сказал я. — Поехали вместе, раз ты так хочешь.
  — Давно бы так.
  Мы подошли к такси.
  Я проинструктировал водителя. Выезжаем из города и едем, пока не будет дан приказ остановиться. В этой точке мы покидаем машину, а водитель ждет нашего возвращения.
  Водитель с подозрением посмотрел на меня.
  — Когда будете пересекать железнодорожный путь, — продолжал я инструктировать его, — установите спидометр на ноль. Я хочу время от времени проверять расстояние. Вы подождете, но я не хочу, чтобы светили фары или работал двигатель. Вы меня понимаете?
  Шофер пробормотал:
  — Я знаю, что вы в порядке, но в такой поездке за город… и когда мы ждем пассажиров на шоссе… обычно платят особо…
  Я протянул ему десять долларов:
  — Достаточно?
  — Более чем, — ответил он с ухмылкой.
  — Значит, как только пересечете рельсы, ставьте спидометр на ноль.
  — Будет сделано.
  Берта Кул откинулась на спинку сиденья.
  — Угости меня сигаретой, дружок, и объясни мне, что, черт возьми, все это значит?
  — Кто убил Дженникса? — спросил я, протягивая сигарету.
  — Откуда мне-то знать?
  — Кто-то из окружения Артура Уайтвелла! Дженникс играл в свою игру, использовал шантаж. Некто его переиграл.
  Берта забыла о сигарете:
  — Давай, Дональд, расставим все по порядку.
  — Только без лишних вопросов, пожалуйста… Итак, начало: Хелен Фрамли не писала Корле Бурк. Написал кто-то другой, тот, кто назвал Хелен Фрамли имя, а Корле велел ответить. Это — ловушка.
  — Ну?
  — Если бы Корла угодила в эту ловушку, значит, вышла бы замуж за Филиппа Уайтвелла, это называлось бы двоемужием. Корла ждала, что Дженникс даст развод. Никогда! Он бы ее выдоил до дна. Шантажируя. Как только она вышла бы за Филиппа, тут Дженникс ее бы и заарканил.
  — И ты думаешь, что Хелен Фрамли не писала своего письма?
  — Я знаю это.
  — Откуда?
  — Во-первых, она мне так сказала. Во-вторых, она бы не написала такого письма женщине в положении Корлы Бурк. Кто-то другой написал это письмо — и этот другой был близок к Хелен Фрамли.
  — Откуда тебе это известно?
  — Потому что он велел Корле ответить Хелен Фрамли до востребования.
  — Почему было не послать ответ прямо на адрес Фрамли?
  — Потому что Хелен Фрамли не должна была его получить. Когда она впервые появилась в Лас-Вегасе, она получала корреспонденцию до востребования. Время от времени ее забирал Дженникс. Вероятно, у него была письменная доверенность на любую корреспонденцию, адресованную ей.
  — Я начинаю тебя понимать, — протянула Берта.
  — Почтовые служащие были более чем любезны. Именно это и предвидели заговорщики.
  — Понимаю, понимаю. — Глаза Берты уже сверкали. — Письмо было доставлено прямо в руки Хелен Фрамли. Ненужное и неясное ей письмо… Но… зачем убивать Дженникса?
  — Дженникс был участником всей этой интриги, но идея была не его. Кто-то стоял у него за спиной, кто-то, кому было нужно…
  — Получить свою долю из всей добытой шантажом? — перебила меня Берта.
  — Да нет. — Я поморщился. — Эту кость — денежную приманку — бросили Дженниксу. Но кто бы это ни задумал, он достаточно хорошо знал Корлу Бурк, знал, что она никогда не решится на свадьбу при таких обстоятельствах. Следовательно, этот некто хотел остановить свадьбу.
  — Кто это сделал? Кто за всем этим стоял?
  — Да кто угодно. Артур Уайтвелл, любой из Дирборнов или все их трио. Возможно, Эндикотт и, может быть, сам Филипп…
  — Продолжай, дружок, хотя имена, тобой названные, фантастичны.
  — Это был отличный план. Сработал он тоже отлично. Единственная трудность, возникшая после того, как план уже почти полностью сработал, — Дженникс, он понял, что его использовали как прикрытие. Ему это не понравилось. И Дженникс пригрозил, что все расскажет.
  — И как следствие — получил порцию свинца? — спросила Берта. — Но, дружок, Уайтвелл Артур никогда бы на такое не пошел.
  — У него нет алиби.
  — Скорей уж Дирборны, — в раздумье протянула Берта. — Это алчущая шайка, тощие крестоносцы. Я не доверилась бы им ни в чем… Доверять им так же невозможно, как зашвырнуть быка, держа его за хвост, вверх по склону в сорок пять градусов.
  — Согласен с тобой.
  Такси между тем промчалось вниз по ярко освещенной главной артерии Рино — улице игорного бизнеса, трясясь, перевалило через железнодорожные пути и направилось дальше по шоссе мимо засаженных деревьями жилых кварталов на выезд из города.
  — Значит, ты собираешься повидать Хелен Фрамли и добыть у нее доказательства своим предположениям? — опять пустилась в вопросы-расспросы Берта.
  — Я собираюсь вытащить ее из этой трясины. Все, на что направлены мои действия, это удостовериться, что другой человек оставит ее в покое.
  — Не понимаю.
  — Когда я оставил тебя в Лас-Вегасе, я постарался уйти при таких обстоятельствах, чтобы был поднят страшный шум. Я хотел, чтобы ты сообщила всем, кто связан с нашим делом, каким мерзавцем я оказался, сбежав с Хелен Фрамли. Эта информация имела значение только для одного человека.
  — Для кого?
  — Для убийцы.
  — Чепуха! Думаю, эта твоя версия выеденного яйца не стоит. Ты просто влюблен в эту девушку, Дональд Лэм, и по этой причине о ней беспокоишься. Но на случай, если ты окажешься прав… Я хочу присутствовать при финале.
  — Если хочешь, подожди в такси.
  — Кстати, чего беспокоиться, Дональд? Ведь ни у кого не было возможности добраться вне Лас-Вегаса до твоей Фрамли.
  — Я в этом не уверен. Эндикотт остался в аэропорту Рино; Артур Уайтвелл не стал подниматься в палату вместе с сыном; вспомним также, что Огден Дирборн — летчик и владелец самолета, который им не был предоставлен в распоряжение их лучшего друга Филиппа. Почему?
  — Хотя бы потому, что Огден только на четверть владелец.
  — Может, и так. А может, он сам торопился куда-то отправиться?
  — Или с сестрой?
  — Или с матерью.
  Берта Кул вздохнула:
  — Фантазер, сентиментальная размазня — вот во что превращается детектив, когда теряет голову… Я бы лучше себя чувствовала, пожалуй, коротая время в больнице вместе с Уайтвеллом А. Я думаю, ты совсем потерял голову из-за этой девицы.
  — Ты не обязана меня опекать. Я же сказал, что такси отвезет тебя обратно.
  Берта Кул возразила в своей обычной манере.
  — Если я останусь здесь в машине дрожать и мерзнуть, все произойдет чертовски тихо и спокойно. Если же я, учинив разнос за то, что ты помешался от любви, возьму да и вернусь в Рино, ты за полчаса поймаешь убийцу, устроишь большой шум, и я останусь в дураках. Черта с два, Дональд Лэм! Руководитель агентства собирается участвовать в представлении! За время нашего знакомства тебе уже следовало знать, что я всегда так делаю! — Все это она выпалила как одну фразу.
  Я протер ладонью ветровое стекло, посмотрел, пытаясь разглядеть ориентиры.
  Мы взобрались к этому времени на небольшой холм, начали осторожно съезжать по противоположному склону. Заправочная станция вместе с одиноким домиком промелькнули в сотне с лишним футов позади, как грязные пятна на фоне неба.
  — Пожалуйста, остановите машину здесь… Как договорились. Не гоняйте двигатель, выключите его совсем и погасите фары. И ждите, хорошо?
  Водитель поставил машину на тормоз, выключил двигатель и свет.
  — Я думаю, вы ошиблись. Здесь поблизости ничего нет, — сказал он. — Я выйду и осмотрюсь.
  Берта вышла вместе со мной. В небе на востоке пробивалась полоска тусклого света. После теплой машины пустыня дохнула особенным холодом.
  Мы отправились. Таксист понаблюдал за нами, стоя у машины, потом вернулся в кабину, устроился там, закутавшись в пальто.
  — Далеко идти?
  — Половина или три четверти мили.
  Берта резко повернула назад:
  — Я возвращаюсь к машине. Провались оно все пропадом.
  — Хорошо, возвращайся на такси в город. У меня есть здесь машина, которая сможет довезти меня, куда я захочу. Я вернусь в больницу, как только удостоверюсь, что все в порядке.
  Берта молча направилась к такси. Я прошел уже изрядное расстояние, когда увидел вспышку фары. Я сошел на обочину, дождался, пока красный задний фонарь превратится в рубиновую точку вдалеке, и устало потащился дальше.
  Полоска света на востоке стала ярче. Было уже достаточно светло, и предметы выглядели как черные пятна на светло-сером фоне. Можно было различить заправочную станцию с крошечным домишком, а дальше, в сотне ярдов от дороги, виднелся дом.
  Я замер в ожидании. Свет на востоке становился все ярче. Какой-нибудь наблюдатель, спрятавшись в тени, мог увидеть, как я шел по дороге, — не совсем четкий силуэт, чтобы меня узнали непременно, но все же я был вполне различим.
  Холодно. Воздух неподвижен, словно отражение в горном озере. Кончики ушей пощипывает мороз, и нос тоже замерз. Мне хотелось потопать ногами, но я не решился. На шоссе послышался гул машины — просто удивительно, насколько далеко разносится рокот автомобиля, едущего по асфальту. Я опасливо поежился. Это, должно быть, тот, кого я жду.
  Ну а что там, куда я иду и куда, может быть, направляется машина? А вдруг Луи опять запил? А вдруг у того, кто придет, есть оружие и он из тех, кто не тратит время на дискуссии? А вдруг… Машина, не замедляя хода, промчалась мимо, и вот она уже вдалеке, и гул от нее растворился в морозной тишине.
  Я засунул ладони под мышки, прижал их к телу. Зубы выбивали дробь. Ноги были как ледышки. Никаких машин, ни звука, только стылый мороз.
  Я посмотрел на часы. Если повернуть циферблат к востоку, можно различить время. До того момента, как солнце начнет излучать хоть какое-то тепло, оставалось три четверти часа. Я больше не мог выносить эту стужу.
  Мне не хотелось будить Хелен. Я прокрался на цыпочках к другому окну и позвал тихим осторожным голосом: «Эй, Луи! Привет, Луи!»
  В ответ ни звука.
  Я подобрал с земли камешек и тихо постучал им в окно. Никакого отклика. Быстро царапнул камешком по стене дома и тихо свистнул.
  В ответ — молчание.
  Восток уже полыхал оранжевым, и звезды уплывали с неба.
  Я постучал по стеклу костяшками пальцев и позвал: «Луи! Эй, Луи! Проснись!»
  Секунды тишины казались часами.
  Я подобрался ко входу в дом, осторожно постучал в дверь. Не получив ответа, повернул ручку.
  Дверь распахнулась, она была не заперта.
  Внутри дома был затхлый спертый воздух. Мне казалось, я никогда больше не согреюсь. Луи не следовало бы оставлять дверь незапертой. Я ведь особенно предупреждал его на этот счет.
  Я тщательно запер за собой дверь, на цыпочках по скрипящим половицам прошел в спальню Луи.
  Света было достаточно, и можно было ясно различать все предметы в комнате. На постели в эту ночь никто не спал.
  Я все смотрел и смотрел на пустую кровать, соображая, что же случилось, и начиная медленно понимать, что все это означало. Устремился к двери в комнату Хелен Фрамли. Не стал утруждать себя стуком, резко повернул ручку и ударом ноги распахнул дверь настежь.
  Ее кровать была пуста. Тут же секунду спустя заметил на подушке белый конверт. Запечатанный конверт, на котором написаны мое имя и адрес. Марка тоже была наклеена. Очевидно, Хелен не была уверена, что я вернусь, и в этом случае хотела, чтобы хозяева дома переслали мне письмо по почте. Я вскрыл конверт.
  «Дорогой! Я думаю, это единственный выход. У тебя своя жизнь, у меня — своя. Они никогда не пересекались и никогда не пересекутся. Ты — это ты, а я — это я. Я должна убраться из города Рино. Ту пачку, что я тебе ссудила, я взяла в игре, а сыщик меня засек. Я убежала, но меня будут искать. После того как ты уехал, я поговорила с Луи. Он повидал кое-что в жизни и потому понимает меня. Я не могу работать на автоматах без поддержки мужчины, который разбирается в подобных делах и умеет в случае чего пустить в ход кулаки. Луи думает так же, как и я. Но запомни, Дональд, это чисто деловое сотрудничество. Так было условлено. И у меня не будет неприятностей с Луи, как с Кулаком. Луи известно, кому принадлежит мое сердце, и он любит тебя тоже. Как самого дорогого своего друга.
  Я думаю, ты теперь уже знаешь насчет Кулака. Я подозреваю, что тебе уже давно все известно.
  Вопрос стоял так: либо он один, либо мы оба. Этот пистолет хранился у него в ящике стола вместе с его бумагами и частью вещей, которые он не хотел оставлять в той квартире, которую снимал. Я сказала, что выделю ему один из ящиков стола. Я знала, что у него там пистолет. Когда у него участились припадки ревности, я пистолет вытащила и спрятала его в тазу под ворохом белья на кухне. Я знала, что он туда никогда не заглянет… После того как Кулак застал нас вдвоем на улице и подрался с полицейским, он направился прямо в квартиру. Хитрости ему было не занимать. Он выключил свет и спрятался в стенном шкафу. Я вошла в начале десятого, включила свет, и тут Кулак выскочил из шкафа. Он совершенно обезумел. Я ничего с ним не могла поделать. Он клялся, что убьет нас обоих. Он кричал, что я сдала его полиции. Он ударил меня, а потом бросился к ящику стола за пистолетом. Я помчалась к выходу. Он помешал мне убежать. Тогда я ворвалась в кухню и захлопнула дверь. У меня не было времени, чтобы ее запереть. Какое-то время мы боролись около нее, потом он шибанул ее так, что я отлетела к раковине. Тогда я рывком открыла нижнюю дверцу кухонного шкафа, где стоял таз с бельем.
  Я ни капельки не сожалею. Мне пришлось так поступить. Если держаться твоих принципов, следовало известить полицию, все рассказать, позволить „быкам“ копаться в моем прошлом, спрашивать о средствах к существованию, посадить меня как важного свидетеля и прочее и прочее. Но это не мой стиль… Я подошла к соседней квартире и забарабанила в дверь, якобы вызывая миссис Клатмер — просто чтобы удостовериться, что ее нет дома. На мой стук никто не отозвался, и я ушла, оставив свою дверь открытой. Пистолет я похоронила в таком месте, где никто никогда его не найдет.
  Я поклялась, что никогда не расколюсь, но от тебя скрыть то, что случилось, не могу. Есть еще некоторые вещи, которые тебе следует знать. Фамилия девушки с „кроличьим“ носом — Дирборн. Она сильно увлечена Филиппом Уайтвеллом. Кому-то в фирме Уайтвеллов было нужно, чтобы свадьба не состоялась, и он пустил детективов по следу Корлы Бурк. Они раскопали ее прошлое и извлекли наружу Сида Дженникса. Я не знала его под этим именем. Мне он был известен как Гарри Биган, а я звала его Кулак, потому что он выступал на ринге.
  Я думаю, это он написал письмо Корле Бурк и подписался моим именем. Он хорошо умел подделывать почерки. Он хотел поставить Корлу Бурк в такое положение, чтобы потом выжимать из нее сколько надо. Но ему она оказалась не по зубам. Поэтому не Гарри разработал план шантажа. Это был кто-то другой, кто-то, кому было нужно, чтобы свадьба не состоялась.
  Отцу Филиппа было известно о письме, которое я получила. Он написал Дирборнам и попросил, чтобы мне нанесли визит. Парень пытался что-то у меня выведать, а его сестра принялась добиваться дружбы со мной, пытаться использовать меня. Она не доверяла Кулаку. Не знаю откуда, но ей точно было известно, что он был связан с Корлой Бурк. Она тоже хотела все у меня выведать, но была так глупа, что я ее легко обманула. Квартиру, где ты меня нашел, я сняла неделю назад. Я чувствовала, что отношения с Кулаком близились к концу, и хотела отыскать возможность, чтобы уйти от него навсегда. Я знала, что ему никогда не придет в голову искать меня в другой квартире в том же городе.
  Но после убийства я должна была держаться твердо. Я вышла купить чего-нибудь поесть и, черт возьми, налетела на улице на эту девицу Дирборн. Она знала, что я скрываюсь, и предложила свою помощь. Не могу понять почему. Гарри забрал у меня пачку денег, как только я вошла, и у меня с собой было не больше тридцати центов. Эта Дирборн предложила купить продуктов. Ну, я ей и позволила.
  Мы забираем твою машину на несколько дней. Я полагаю, она тебе не понадобится. Когда она перестанет быть нам нужна, я пошлю тебе весточку в твою контору и сообщу, где ты сможешь ее найти.
  Я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было в жизни, а сбегаю потому, что хочу, чтобы ничто не вклинивалось в воспоминания о том времени, что мы провели вместе. Я знаю, что все кончено. Я знаю, мы не сможем продолжать. Я чувствую, что, если попытаюсь продолжить, случится что-нибудь, что лишит наши отношения всей их прелести.
  Луи не знает всех подробностей, но ему известно достаточно, чтобы уловить суть. Он говорит: если тебе когда-нибудь кого-нибудь понадобится убить, тебе достаточно только в разделе частных объявлений лос-анджелесских газет напечатать слова: „Луи, парня зовут так-то и так-то“. Луи жизнь свою отдаст за тебя. Луи утверждает, что люди испытывают подобные чувства по отношению к тебе, потому что ты настоящий чемпион. Я думаю, это потому, что ты так чертовски чист и порядочен. Как бы то ни было, мы оба с тобой и оба говорим: „Прощай“».
  Я дрожал от холода и нервного возбуждения. Рука моя тряслась так, что я с трудом удерживал в ней письмо. Я включил душ — горячую воду, сильную горячую струю, разделся и встал под струю. Я сделал ее такой горячей, какую только мог выдержать.
  Когда вышел из душа, почувствовал себя немного лучше. Растерся полотенцем, зашел на кухню и заглянул в печку. Только Луи мог подумать о подобной мелочи: он приготовил растопку и сухие дрова, и все, что от меня требовалось, — это поднести спичку.
  Когда пламя с ревом разгорелось, я снял крышку и уронил в огонь письмо Хелен. Поставил кофе, надеясь на чудо, пошарил в буфете в поисках виски. Не смог найти ни капли. Тепло от горячего душа выветрилось. Но восток полыхнул ярким пурпуром, взошло солнце, и печка сделала свое дело — мои кости и жилы начали оттаивать. Закипел кофе, и я выпил две большие чашки. К тому времени я осознал, что голоден. Разбил несколько яиц на сковородку, перемешал их, поджарил несколько тостов в духовке и выпил еще чашку кофе с яичницей и тостами.
  Тепло? Нет.
  Меня бросало в дрожь. Каждый предмет в доме напоминал о Хелен. Все вокруг было наполнено воспоминаниями — и в то же время было пусто, как в склепе.
  Я упаковал свою сумку и вышел наружу — постоять на солнце.
  Появился хозяин дома и заправочной станции. Я подошел к нему и сказал:
  — Лечу самолетом. А те сели в машину и уехали. В доме остались продукты, если хотите, можете взять их себе.
  Он поблагодарил меня, с любопытством на меня посмотрел и сказал:
  — Я слышал, как ночью уезжали ваша жена и тот, другой мужчина.
  Я направился к шоссе.
  Выйдя на него, увидел подъезжающую из Рино машину. Она остановилась. Я поднял глаза. В горле у меня стоял комок. Какая-то женщина опускала стекло, рука закрывала ее лицо.
  Стекло опустилось. Женщина убрала руку.
  Берта, конечно, Берта.
  — Где ты был?
  — Приводил здесь все в порядок.
  — Никого там не было, не так ли?
  — Никого.
  — Я была уверена, что никого и не будет… Любовь, вытаскивание из трясины — глупости, вздор! Поехали, Дональд. Нам предстоит работа.
  — Где и какая?
  — Для начала мы вернемся в Лас-Вегас. Этот тип Клейншмидт из полиции рвет и мечет, и только ты можешь его хоть как-то успокоить.
  — Как прошла встреча Филиппа с девушкой?
  Берта фыркнула.
  — Потеря памяти, как же! Что ж, может, и к лучшему, если он на это клюнет.
  — Они помирились? — спросил я.
  — Помирились! Ты бы их видел… со всем их вздором!
  — Где они сейчас?
  — Улетели в Лос-Анджелес. Мы же должны вернуться и все уладить с Клейншмидтом. Залезай, поехали.
  Я забрался в машину, и она сказала водителю:
  — Отлично, теперь в аэропорт.
  Самолет ждал нас.
  
  В Лас-Вегасе нас встретила машина.
  — Отель «Сал-Сагев», — распорядилась Берта и обратилась ко мне: — Ты плохо выглядишь. Прими ванну, побрейся и приходи ко мне в номер. Мы подготовим Клейншмидта.
  — Что его гложет? — спросил я.
  — Он думает, ты увез свидетеля. И еще ему не нравится, как мы все уехали из города прошедшей ночью, ничего ему не сообщив. Еще он думает, что ему следовало бы допросить Корлу Бурк… Ты должен с ним все уладить. Это будет не так просто.
  — Я знаю.
  Мы пришли в отель. Я сказал Берте, что у меня на рубашке ослабла пуговица, и попросил у нее иголку с ниткой. Вдруг она стала по-матерински заботливой, сказала, что готова пришить пуговицу, но я повторил свою просьбу.
  И как только закрылась дверь ее номера, рванулся к лифту. Вниз, вниз! Иголку я воткнул в лацкан пиджака. До места, где жила Хелен Фрамли, было недалеко. Я постоял у подножия лестницы, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет, резко воткнул иголку в палец, выдавил кровь. На цыпочках поднялся вверх и на цыпочках сошел вниз.
  Когда я вернулся к Берте Кул, она разговаривала по телефону. «Вы в этом уверены?.. Да, ну и дела… Вы наводили справки в аэропорту?.. Совершенно верно. Мы вылетим дневным рейсом. Я встречусь с вами в Лос-Анджелесе сегодня вечером… Прекрасно. Передайте им мои поздравления. До свидания».
  Она повесила трубку. Пробормотала:
  — Очень странно.
  — Ты хочешь сказать, что Эндикотт так и не объявился.
  Она впилась в меня яростным взглядом своих глазок.
  — Дональд, у тебя обыкновение изрекать ужасные вещи. Откуда тебе известно, что он не прибыл на место?
  — Я не знаю. Что-то домыслил, может быть, по твоему разговору.
  — Вздор! Ты знал заранее, что он и не собирается прибывать на место. Куда он отправился?
  — Не знаю.
  — Он не улетел из Рино тем рейсом на Сан-Франциско. Он просто растворился в воздухе.
  Про себя улыбнувшись, я спросил:
  — Когда мы начнем развлекать лейтенанта Клейншмидта?
  — Он как раз поднимается ко мне.
  И тут же в дверь постучали костяшками пальцев, я открыл, вошел Клейншмидт.
  — Вы? — изумился он.
  — Верно, я.
  — Ну и подлым же ты оказался человеком, Лэм.
  — А что такое, лейтенант?
  — После всего, что я для тебя сделал, — сбежать и посадить меня в лужу.
  — Но-но-но… Я работал на тебя.
  — Благодарю! — произнес он саркастическим тоном.
  — Как я понимаю, все, что тебя интересует, — это убийство Дженникса.
  — Да, да, это все. Просто небольшое дельце. Но у шефа странные комплексы. Он вроде как подгоняет меня, время от времени критикует, несколько раз намекал, что твой отъезд был неожиданным и я лучше охранял бы интересы налогоплательщиков, если бы отправил тебя за решетку… Где эта Фрамли?
  — Не имею ни малейшего понятия.
  — Ты уехал вместе с ней.
  — Угу.
  — Где же ты ее оставил?
  — В Рино.
  — А потом?
  Я пожал плечами. Нахмурился.
  — Давай не будем говорить о моих делах… Другой парень перешел мне дорогу, и все.
  Берта Кул уставилась на меня. Клейншмидт — тоже.
  — Кто же это?
  — Мужчина. Хейзен.
  — Тот, кто опознал труп?
  — Он.
  — Вот уж кто не показался мне дамским угодником.
  — Я совершил ту же ошибку, лейтенант.
  — Мне придется провести собственное небольшое расследование, Лэм.
  — Валяйте! Я даже сообщу вам имя человека, который владеет заправочной станцией. Мы там у него снимали домик… Он сообщил мне сегодня утром, что слышал, как моя жена уехала ночью с другим мужчиной.
  Клейншмидт не мог меня не пожалеть.
  — Мне кажется, ты не очень хорошо выглядишь. Тебе нужен хороший отдых. У нас в Лас-Вегасе самый лучший климат на Западе… Мистер Лэм! Мы будем весьма огорчены, если вы снова неожиданно покинете нас, и я приму меры, чтобы этого не случилось!
  — Ну, не надо так торопиться со мной, лейтенант. Есть кое-что для вас более оперативное.
  — Что? — насторожился страж порядка.
  — Помните Пола Эндикотта? Он правая рука Уайтвелла…
  — Конечно, помню.
  — Не знаю, слышал ли ты, как Уайтвелл говорил, что собирается сделать своего сына партнером, когда тот женится. Но у налоговых инспекторов возникают странные мысли на этот счет, и, когда будет организовано новое партнерство, они захотят провести ревизию. Даже если Уайтвелл будет против нее.
  В глазах Клейншмидта вспыхнул интерес.
  — Готов поспорить, что ревизия отчетности Уайтвелла откроет настоящую причину, почему Эндикотт не хотел, чтобы свадьба состоялась, почему он заставил Хелен Фрамли написать письмо Корле Бурк, то самое письмо, которое разрушило самую возможность свадьбы.
  — Что было в том письме?
  — Я точно не знаю, но кажется, отец Корлы Бурк оставил семью, когда ей было около пятнадцати. Я бы не хотел, чтобы на меня ссылались, но я думаю, в письме говорилось, что ее отец арестован и отбывает срок в тюрьме. Естественно, при таких обстоятельствах Корла Бурк не собирается выходить замуж. Она решила, что это будет нечестно по отношению к Филиппу.
  — Это ты так фантазируешь, — заметил Клейншмидт, — но… но… послушаем следующую главу.
  — Корла принялась размышлять над ситуацией. Она уже была на грани нервного срыва от переутомления, но нашла в себе силы начать свое расследование. Естественно, в этом деле она никому не могла довериться и была вынуждена изобрести предлог, чтобы уехать и отложить свадьбу, пока все сама не выяснит.
  — Вряд ли это заняло у нее много времени.
  — Не заняло, — согласился я, — если бы шок не свалил ее с катушек. Ее нашли вечером блуждающей по Рино без малейшего представления о том, кто она такая и как случилось, что она оказалась там, где оказалась.
  Глаза Клейншмидта сузились. От недоверия?..
  — Запомни, Лэм, я с тобой однажды поступил честно и при этом обжег себе пальцы. Твоя басня полна нелепостей. На сей раз тебе придется предложить что-то, что сгодится для шефа.
  — Как ты думаешь, чем я сейчас занимаюсь?
  — Будь я проклят, если знаю. И не очень-то поверю тому, что скажешь.
  — Так вот. Эндикотт боролся за любую отсрочку свадьбы, чем бы отсрочка ни вызывалась. Дженникс должен был поддержать его игру. Он должен был засвидетельствовать, что отец Корлы находится в тюрьме. Эндикотт должен был ему за это заплатить. Ты знаешь Дженникса. Он был вспыльчив и недоверчив. Эндикотт совершил ошибку, придя к Дженниксу домой. Тот уже был полон подозрений… Когда Эндикотт ушел — Дженникс оказался убитым.
  — Очень, очень занимательно, — произнес Клейншмидт. — Только версия никуда не годится, сплошь дыры: у тебя случайно нет фактов в поддержку этой сказки?
  — Сколько хочешь!
  — Ну так расскажи, как Эндикотт смог все это проделать в тот самый момент, когда сидел в кинотеатре. Шефу будет интересно. Он странный человек, наш шеф.
  — Стоп! Не иронизируй. Подумай. Если Дженникса убила женщина, значит, это произошло в интервале от восьми пятидесяти до девяти пятидесяти. А если его убил мужчина, это могло произойти в любом ином интервале. Беда с вами! — Я улыбнулся. — Вы придумали себе версию и теперь пытаетесь под нее подогнать факты. Ваша идея покоится на том, что если люди, проживающие в соседней квартире, не слышали выстрела, значит, выстрел должен был прозвучать, когда их не было дома…
  — Попробуй-ка выстрели, чтобы та пожилая дама не услышала. — Клейншмидт тоже усмехнулся.
  — А вдруг нет?
  — Конечно да.
  — Но предположим, что нет… Если она не слышала, вы бы постарались разузнать почему, правда?
  — Естественно.
  — Тело было обнаружено в квартире. Соседи отсутствовали с восьми пятидесяти до девяти двадцати. Вам это показалось очень подходящим, чтобы сузить временные рамки преступления до тридцатиминутного интервала. И соответственно с этой версией вы и задавали вопросы. Что ж, если Бигана, то есть Дженникса, убила женщина, получается все в ажуре.
  — Почему твоя версия с мужчиной убедительней?
  — Крепкий сильный мужчина мог застрелить его в переулке, в машине или в кемпинге, потом погрузить тело в машину, припарковаться в переулке, перебросить труп через плечо, подняться вместе с ним в квартиру Хелен Фрамли и там его оставить. Затем он мог отправиться в кино и начать строить себе алиби. Не показалось ли вам хоть немного странным, что Эндикотт примчался в Лас-Вегас лишь для того, чтобы посмотреть кино? Он, должно быть, настоящий киноман!
  Клейншмидт затряс головой:
  — Дыры, дыры. Из них несет. Просто воняет.
  — Ладно, ты же хотел, чтобы я предложил тебе что-нибудь, с чем ты мог бы пойти к шефу. Не говори, что я не предлагал.
  — Это сказка, — сказал Клейншмидт. — Даже в твоем изложении она полна дыр. Если бы я попытался рассказать ее шефу, он бы упал со смеху, потом поднялся и врезал бы мне в подбородок.
  — Ну, что ж… тогда это твои похороны.
  — Может, это и мои похороны, но тебе предстоит быть главным плакальщиком. Пошли.
  — Черта с два «пошли», — объявила Берта, вставая с кресла. — Я долго молчала… Но, черт возьми, кем вы себя воображаете? — Она свирепо глядела на Клейншмидта. — У вас это так просто не пройдет, лейтенант. Надеюсь, в этом городе есть адвокаты?
  — Конечно, есть. Действуйте и пригласите их. Мистер Лэм пойдет со мной. — Клейншмидт взял меня за руку: — Давай уйдем спокойно.
  Мы ушли спокойно. Берта Кул стояла в дверях, громко произнося всевозможные филиппики по адресу Клейншмидта и вообще полиции в Лас-Вегасе.
  Мы проходили через вестибюль, на минуту задержались там. Клейншмидт сказал:
  — Я сожалею, Лэм. Мне очень не хочется все это проделывать, но твоя версия звучит просто неубедительно. Почему ты не выдумал получше?
  — Для меня и эта сгодится. И не вздумай недооценить Берту. Она этого так не оставит… Позже, когда предоставится возможность, лейтенант, вы ей еще напишете благодарственное письмо.
  Он повел меня в управление. Он не посадил меня в камеру, а оставил в кабинете со сторожем-полицейским. Около полудня появился начальник полицейского управления Ластер.
  — Билл Клейншмидт говорил со мной.
  — Это хорошо.
  — А миссис Кул ожидает в соседней комнате. Вместе с адвокатом и выпиской из Конституции Штатов: пункт о неприкосновенности личности.
  — Берта Кул решительная личность. Она заставляет соглашаться с собой с помощью дубинки.
  Ластер заявил:
  — Ваша версия не кажется мне столь невероятной, как она показалась Биллу Клейншмидту.
  — Одна из возможных версий, не более, — признался я.
  — У вас, очевидно, имеются какие-то доказательства, на которых она построена.
  — Ничего такого, что стоило бы обсуждать специально.
  — Но что-то все-таки есть?
  — Нет. Просто идея пришла в голову.
  Он насупился.
  — Нет, у вас есть на этот счет что-то большее, чем идея. Вам что-нибудь рассказала девушка?
  Я поднял брови, с деланым удивлением спросил:
  — А что? Она знает что-нибудь?
  — Это не ответ на мой вопрос. Она вам что-нибудь рассказала?
  — Уверен, что не смогу вспомнить. Мы о многом разговаривали. Вы знаете, как это бывает, когда вы остаетесь вдвоем с девушкой в течение нескольких дней.
  — И ночей, — добавил он.
  Он сжал свою нижнюю губу большим и указательным пальцами, оттянул ее, потом освободил. Немного погодя сказал:
  — Вы странный парень.
  — А сейчас в чем дело? В чем я опять промахнулся?
  Он сказал:
  — Как только Билл рассказал мне о вашей версии, я отправился туда и обыскал помещение дюйм за дюймом. Мы облазили лестницу, ступенька за ступенькой. Мы обнаружили на них кровь, капли крови.
  — Неужели?
  — Этот факт вдребезги разбивает алиби Эндикотта.
  — Вы его допросили?
  — Нет. Он сбежал.
  — В самом деле?
  — Да. Ночью он вместе с вами отправился в Рино, и больше его никто нигде не видел.
  — Разве он не улетел в Сан-Франциско?
  — Нет.
  — А что говорит А. Уайтвелл?
  — Уайтвелл… произносит речи. Я разговаривал с ним по телефону. У него сейчас… ревизоры.
  Я заметил:
  — Все это весьма интересно, но я бы не советовал вам заставлять ждать Берту Кул. Она способна на внезапные и непредсказуемые действия.
  Начальник полиции со вздохом поднялся на ноги:
  — Вы можете сообщить нам, на какие улики вы опирались в своей версии? Это очень помогло бы делу.
  — Ваша работа — это ваша работа. Мне жаль, но моя версия — это только моя версия.
  — Все-таки была же у вас какая-то зацепка…
  — Я не понимаю, зачем она мне… Я только делал, как мне показалось, вполне логически справедливые выводы из имеющихся фактов. Из того, что тело обнаружено в определенном месте, вовсе не следует, что преступление было совершено именно там.
  — Когда вы покидаете Лас-Вегас? — вдруг спросил меня Ластер.
  — Как только смогу сесть на самолет. Я не собираюсь беседовать с репортерами. И что до моего мнения, то это вы, а не я, раскрыли преступление.
  Ластер отвел взгляд и пробормотал:
  — О, мне на это наплевать, кто и как его раскрыл.
  — Что ж, я просто информировал вас о своем мнении на случай, если вам не будет наплевать.
  Глава 18
  Телефон у меня звонил еще минуты две после первого сигнала. Я поднял трубку. На проводе — Берта.
  — Ты проснулся, дружок?
  — Теперь да.
  — Берта не хотела тебя беспокоить.
  — В чем дело?
  — Позвонил мистер Уайтвелл, А. Уайтвелл. У него недостача, по-видимому, около сорока тысяч долларов.
  — Жаль.
  — Он попросил меня встретиться с ним в нашей конторе в восемь часов, чтобы он смог полностью рассчитаться за работу агентства.
  — Почему так рано?
  — Он собирается в Сан-Франциско десятичасовым рейсом.
  — Понятно.
  — И я решила позвонить тебе, чтобы удостовериться, что у меня записаны все твои издержки — поездка в Рино и прочие мелкие расходы.
  — Я составил отчет по пунктам, вложил его в конверт и оставил у тебя на столе у зеркала. Там ты его найдешь.
  — Значит, все в порядке.
  — Если во мне возникнет нужда, я буду, как всегда, в «Золотом гербе». Я иду туда завтракать.
  — Отлично, дружок.
  — Ты уже позавтракала?
  — В настоящее время на завтрак я пью только фруктовый сок. Похоже, ко мне никак не вернется мой аппетит.
  — Ладно. Я приду в контору после завтрака.
  Я принял душ, побрился, не спеша оделся и отправился в «Золотой герб».
  Заведующая кафе выглядела как-то странно на этот раз, будто была не в себе.
  — Доброе утро, — поздоровался я с ней, проходя в заднюю комнату и усаживаясь за свой любимый столик.
  Подошла официантка принять заказ.
  — Яичницу с ветчиной, — сказал я. — А что случилось с мадам?
  Официантка рассмеялась.
  — У нее приступ. Не беспокойтесь, она вам сама об этом расскажет. Томатный сок?
  — Двойной томатный сок с капелькой соевой приправы. Ко мне может заглянуть Берта Кул. Если она заглянет…
  — Ладно, я скажу ей, что вы здесь. Я… О, вот и она сама!
  Я поднял глаза: Берта Кул собственной персоной промаршировала по залу, сверкая глазами, с упрямой бульдожьей складкой на подбородке.
  Я, выполняя обязанности хозяина, усадил ее за свой столик, напротив себя.
  Берта испустила вздох, который, казалось, шел из самой глубины души. Улыбнулась официантке и объявила:
  — У меня чертовски дурное настроение, когда желудок пуст. Возникает желание оторвать кому-нибудь голову. Принесите мне двойную порцию овсянки, яичницу с ветчиной, большую чашку кофе… и чтоб было много сливок.
  — Хорошо, миссис Кул.
  Официантка бесшумно удалилась.
  — Поздравляю!
  — С чем?
  — Кажется, к тебе вернулся аппетит.
  Она фыркнула.
  — Этот старый дурак…
  — Кто это?
  — Артур Уайтвелл.
  — Что он сделал?
  — Пытался меня купить своими баснями насчет моей привлекательности. Ну, хорошо, хорошо. — Она увидела, как я поднял брови. — Я не возражала. В сущности, ты прав, я слегка этим упивалась… пока все было в порядке дружеского общения, но когда чертов идиот сделал попытку умаслить меня, чтобы добиться снижения расценок, я его раскусила окончательно… Дружок, наверное, я слегка сглупила. Женщине нравится слушать подобные басни, и, если бы к этому не примешались деловые отношения, возможно, я никогда бы не поняла, какой он лицемер.
  — Ты получила все деньги, до цента? — поинтересовался я.
  — Еще бы! — отозвалась Берта, сверкая глазами.
  Официантка принесла мне томатный сок. Я выпил и, пока ждал заказа, выудил из кармана пару медяков и направился к игральному автомату.
  Заведующая устремилась ко мне.
  — Прочь, прочь! — закричала она. — Он сломан.
  — Что с ним случилось?
  — Не знаю, но тут зашли мужчина с девушкой и поиграли на нем с час назад и в течение пяти минут сорвали три раза золотой приз. Только подумайте. Три золотых приза, не считая дождя из медяков, который они вычерпали из машины. Что-то с ней не в порядке.
  — Что заставляет вас думать, что с машиной что-то не в порядке? Вы всегда рассказывали мне о том, как люди заходят и выигрывают…
  — Ну, это совсем другое дело. Я позвонила в бюро обслуживания, чтобы прислали мастера. А вы держитесь от машины подальше.
  Я вернулся за свой столик.
  — Что там такое? — спросила Берта.
  — Ничего, только мне, вероятно, сегодня доставят мою машину.
  — О, ее уже доставили, — сказала Берта. — Я забыла тебе об этом сказать. Служитель на стоянке сообщил, что какая-то девушка оставила для тебя машину. Какой-то страшный драндулет, дружок.
  Я промолчал.
  Официантка принесла наш заказ и стала расставлять на столе тарелки.
  Правду сказать, я уже не чувствовал себя голодным. Я продолжал вспоминать о завтраках в пустыне и в Рино.
  Берта соскребла последнюю каплю желтка со своей тарелки, посмотрела на меня и спросила:
  — В чем дело? Почему ты не ешь?
  — Не знаю. Расхотелось.
  — Чушь! Всегда следует плотно завтракать. Ты не сможешь поддерживать форму, если в желудке не будет пищи. — Она щелкнула пальцами, подзывая официантку. — Принесите мне «Милки Уэй», — распорядилась она и, повернувшись ко мне, сказала: — Я положу его в кошелек на случай, если в десять часов почувствую себя одинокой. Берта перенесла тяжелую болезнь, дружок. Очень тяжелую болезнь.
  — Понимаю, — отозвался я, — но теперь ты совершенно здорова, не так ли?
  Берта Кул открыла кошелек, достала чек голубоватого оттенка и любовно на него посмотрела.
  — Сообщаю всему миру! — воскликнула она. — Берта окончательно вылечилась.
  
  1941 год.
  (переводчик: А. Машезерский)
  
  Двойная страховка
  Глава 1
  Большой катер лениво покачивался на волне.
  Утреннее солнце золотило верхушки холмов, его лучи падали на маслянистую поверхность безветренного моря и, отражаясь от нее, до боли слепили глаза.
  Берта Кул, крепкая и упругая, как моток стальной проволоки, сидела на палубе на складном стуле, уперев ноги в леер и твердо удерживая бамбуковое удилище. Ее серые, алмазного блеска глаза спокойно-настороженно в ожидании первой легкой поклевки устремлены на леску — туда, где она входила в воду.
  Берта полезла в карман свитера, вытащила сигарету, поднесла ее ко рту. Не отводя глаз от лески, спросила:
  — Спички есть?
  Я прислонил свою удочку к лееру, удерживая ее меж колен, зажег спичку, прикрывая пламя ладонями, и потянулся с огоньком к Берте.
  — Спасибо, — бросила она и глубоко затянулась.
  Из-за болезни Берта похудела фунтов на двадцать. Когда силы вернулись к ней, она стала заниматься спиннингом. Спорт на свежем воздухе сделал ее крепкой и загорелой. И хотя она все еще тянула на сто шестьдесят с гаком, — но теперь — сплошные мускулы.
  Мужчина, сидевший справа от нее, — грузный, большой, он и дышал с хрипотцой, — поинтересовался:
  — Как идут дела?
  — Ничего, идут, — ответил я.
  — И давно вы здесь сидите?
  — Да.
  — Поймали что-нибудь?
  — Кое-что.
  Некоторое время мы удили в молчании, затем он сказал:
  — Не важно, поймаю я что-нибудь или нет. Но это счастье побыть там, где можно расслабиться, подышать соленым воздухом, уйти от адского шума цивилизации.
  — Согласен, — кивнул я.
  — По мне, звонок телефона звучит как взрыв бомбы. — Мужчина рассмеялся почти виновато и повернулся ко мне: — Вчера, только вчера я, знаете ли, наблюдал за телефонным аппаратом примерно так, как сейчас смотрит на удочку ваша… Извините, эта миссис — ваша жена?
  — Нет.
  — Я решил сперва, что она — ваша матушка. Но потом подумал, что в наши дни ни в чем нельзя быть уверенным. Во всяком случае, она наблюдает за леской, как я за телефоном, — будто гипнотизируя, стараясь что-то внушить.
  — Адвокат? — спросил я.
  — Врач. — Помолчав, он добавил: — Вот так и бывает с нами, врачами. Мы так заняты здоровьем других людей, что пренебрегаем своим собственным. Врачевание, знаете ли, тяжелая, непрерывная и однообразная работа. Операции по утрам, затем телефонные звонки в больницу. Присутствие — каждый день. По вечерам визиты, и обязательно по вечерам. Люди весь день носят с собой свою боль, а потом, когда уляжешься поудобней в кровати, непременно позвонят и попросят приехать.
  — В отпуске? — спросил я доктора.
  — Нет, просто улизнул. Пытаюсь делать это каждую среду. — Доктор поколебался, прежде чем доверительно сообщить: — Я должен так поступать… По предписанию моего врача.
  Я взглянул на этого очень тучного мужчину. Веки у него заметно припухшие. Казалось, если он сейчас закроет глаза, то открыть их ему будет трудно. Кожа бледная. Было в нем нечто, что заставляло вспомнить о тесте, которое вот-вот взойдет на дрожжах и вылезет из кастрюли.
  — Ваша подруга выглядит отлично.
  — Да… Она мой босс.
  — О!
  Может быть, Берта Кул прислушивалась к нашему разговору, возможно, и нет. Ее глаза оставались прикованными к леске, словно у кошки, наблюдавшей за крысиной норой. Когда Берта чего-нибудь хотела, ее желание ясно прочитывалось на лице. Сейчас она хотела поймать рыбу.
  — Вы сказали, вы работаете у нее?
  — Да.
  Доктор был, видимо, озадачен.
  — Она возглавляет детективное агентство, — объяснил я. — «Б. Кул. Конфиденциальные расследования». Мы взяли выходной — между делами.
  — Ах вот как.
  Взгляд Берты стал еще настороженней. Она слегка наклонилась вперед, замершая, выжидающая.
  Кончик ее удилища согнулся. Берта стиснула правой рукой ручку катушки. Драгоценности ослепительно сверкали в утреннем свете. Удилище снова напряглось, прогнулось, леска заметалась в воде.
  — Смотай живо свою леску, — приказала Берта. — Освободи место для подсечки.
  Я начал было сматывать свою леску, но что-то сильно дернуло за нее, словно пытаясь вырвать удилище из моих рук. Леска со свистом ушла под воду.
  — О, превосходно! — воскликнул доктор. — Я ухожу с дороги.
  Он поднялся, но тут и его удилище согнулось почти пополам. Его веки затрепетали. Лицо исказилось возбуждением.
  Я пытался удержать свое удилище. Берта воскликнула:
  — Сматывай катушку. Ну же, тяни!
  В зеленой глуби воды я уловил серебристые отблески: рыба металась, сопротивляясь леске.
  Берта напрягла все свои силы. Ее плечи то поднимались, то опускались от усилий. Большая рыбина выскочила из воды, и Берта удачно использовала этот момент, ухитрившись перебросить ее через леер, как бы в продолжение ее броска, рыба ударилась о палубу, шлепнулась, словно кусок сырого мяса, и начала бить хвостом по доскам.
  Доктор вытянул свою рыбу.
  Моя сорвалась.
  Доктор улыбнулся Берте Кул.
  — Ваша больше моей, — объявил он.
  Берта сказала:
  — Ага.
  — Скверно, что ваша сорвалась, — сочувственно обратился ко мне доктор.
  — Дональду это все равно, — заметила Берта.
  Доктор взглянул на меня с удивлением.
  — Я люблю свежий воздух, — сказал я, — физический напряг, чувство праздности. Когда я занимаюсь делом, все это полностью исключено. Время от времени необходимо отдохнуть.
  — То же самое бывает и со мной.
  Берта посмотрела на доктора скользящим взглядом — с головы до ног.
  Из камбуза до нас донесся запах горячих сосисок.
  Доктор обратился к Берте:
  — Не хотите ли перекусить?
  — Не сейчас. Клев еще не кончился, — отмахнулась она.
  Профессиональным движением Берта сняла рыбину с крючка, бросила ее в мешок, насадила новую наживку и вновь забросила спиннинг. Я стоял и наблюдал за Бертой и доктором. Через тридцать секунд она сменила приманку. У доктора хорошо клевало, но рыба сорвалась. А Берта опять вытащила рыбину. Потом повезло доктору: превосходный экземпляр. Берта снова обошла его. На этот раз, правда, она поймала маленькую.
  Клев закончился.
  — Так как насчет сосисок? — спросил доктор.
  Берта кивнула.
  — А вы? — Он повернулся ко мне.
  — О’кей.
  — Я принесу, — сказал доктор. — Мы должны отметить успех. Вы продолжайте удить, присмотрите только за моим спиннингом.
  Солнце поднялось. Горы теперь пылали снизу доверху. Утренний туман рассеялся. Стало видно, как по дороге, вдоль берега, движутся автомобили.
  — Кто он такой? — спросила Берта, по-прежнему не сводя глаз с лески.
  — Врач, который много и напряженно работает, мало отдыхает. Его собственный доктор предупредил его, что такой режим опасен для жизни… Я думаю, ему что-то нужно от нас.
  — Ты, кажется, открыл ему, кто я. Я не ослышалась?
  — Нет. Я подумал, что мое сообщение заинтересует его.
  — Ладно… И впрямь невозможно предвидеть, где тебя ждет работа… А ему, видно, действительно что-то нужно от нас, это верно.
  Доктор вернулся с шестью горячими сосисками на поджаренных булочках, солеными огурцами и горчицей. Одну сосиску он уже почти уничтожил. Крупная рыбья чешуя, приставшая к ладоням, не лишила его аппетита.
  Кивнув на меня, доктор сказал Берте:
  — Вот уж никогда не принял бы его за детектива. Я представлял себе детективов крупными, здоровыми ребятами.
  — Вы бы удивились, получше узнав его. — Берта скользнула по мне взглядом. — Дональд реагирует мгновенно, бьет как молния. Ну и мозги в нашем деле тоже кое-что значат.
  Глаза из-под припухших век, казалось, прощупывали меня. Затем веки опустились.
  — Ну, так что у вас на уме? Выкладывайте! — вдруг воскликнула Берта.
  Он изумился:
  — Что? Почему вы решили?.. Ведь я не… — Внезапно плечи его затряслись от смеха. — Ладно, вы выиграли! Я и сам горжусь, что могу поставить диагноз по походке пациента. Правда, мне и в голову не приходило, что кто-то может раскусить и меня. Как вы догадались?
  — Вы, собственно, ничего и не скрывали, — заметила Берта. — Как только Дональд сказал вам, кто я… Так в чем дело?
  В левой руке доктор держал сосиску. Правой он ухитрился извлечь из заднего кармана брюк коробочку и достать оттуда две визитные карточки.
  На визитке значилось: «Доктор Хилтон Деварест. Принимает только по предварительной записи». Подразумевалось: живет в роскошной квартире, в пригороде для богатых, работает в престижной клинике.
  Берта щелкнула по карточке ногтем большого пальца, сунула ее в кармашек свитера.
  — Все мое предприятие здесь, — заметила она, огладив лоб. — Во всяком случае, та его часть, которая что-то значит. Итак… Я — Берта Кул. Он — Дональд Лэм. Так что вас беспокоит?
  — Моя проблема очень проста, — сказал доктор Деварест. — Меня обокрали. Факты таковы: к моей спальне примыкает комнатушка, где находится разнообразная аппаратура — старые рентгеновские установки, электрическое оборудование, микроскоп под стеклянным колпаком. На неопытного человека все это производит сильное впечатление.
  — Вы там работаете? — спросила Берта.
  Деварест колыхнулся от смеха. Набрякшие веки опустились и снова поднялись.
  — Нет. Это устаревшая аппаратура — хлам, собранный, чтобы ошеломлять посетителей. Когда я умираю от скуки в компании гостей, я укрываюсь в этой своей берлоге под предлогом срочной исследовательской работы. Все мои гости в разное время побывали в лаборатории и были подавлены… ее великолепием.
  — Чем же вы там занимаетесь? — спросила Берта.
  — Я усаживаюсь в уютное кресло, включаю удобную настольную лампу и… почитываю детективные рассказы.
  Берта одобрительно кивнула.
  Доктор Деварест продолжал:
  — Так вот… В понедельник вечером мы принимали у себя очень скучных гостей. Я скрылся в кабинете. И когда гости разошлись, моя жена поднялась наверх…
  — Как относится ваша жена к тому, что вы исчезаете, оставляя ее одну развлекать посетителей?
  Доктор Деварест помрачнел.
  — Моя жена никогда не устает от гостей, — сказал он. — Она интересуется людьми, и она… тоже думает, что я там работаю.
  — Выходит, ваша жена не знает, что обстановка в вашем кабинете — бутафория? — спросила Берта.
  Доктор Деварест задумался, подбирая нужные слова.
  — Ты не догадалась? — обратился я к Берте. — Весь этот камуфляж устроен главным образом для нее.
  Доктор Деварест уставился на меня.
  — Почему вы так считаете?
  — Потому что вы слишком уж восторгаетесь своей выдумкой, похохатываете всякий раз, когда рассказываете о ней. Впрочем, это не важно. Продолжайте, пожалуйста.
  — Проницательный молодой человек, — процедил доктор.
  — Я вас предупреждала, — сухо отозвалась Берта. — Так что же произошло в понедельник?
  — У моей жены есть драгоценности, а в стену кабинета встроен сейф…
  — Такая же рухлядь, как и все остальное? — спросила Берта.
  — Напротив, сейф — безупречен, в техническом отношении совершенен.
  — Хорошо. И что же дальше?
  — Моя жена вручила мне драгоценности и попросила спрятать их в сейф.
  — Она часто обращалась с такой просьбой?
  — Нет. Жена сильно нервничала в понедельник. У нее было предчувствие, что должно произойти что-то… что-то…
  — И произошло?
  — Да. Драгоценности украли.
  — Еще до того, как вы положили их в сейф?
  — Нет, после. Я спрятал их и пошел спать. Около шести часов утра у меня был срочный вызов — прободной аппендицит. Я помчался в клинику и прооперировал больного. Затем — обычная рутина, осмотры, процедуры и так далее.
  — Где вы храните драгоценности?
  — Обычно они находятся в банке. Жена позвонила в полдень и спросила, не заеду ли я домой, чтобы открыть сейф.
  — Она не знает шифра?
  — Комбинация известна только мне, — уверенно ответил Деварест.
  — И что вы предприняли?
  — Я объявил медсестре, что должен быть дома до двух часов, поручил ей дежурить у телефона и фиксировать срочные вызовы. Я очень торопился, не успел даже перекусить, выпил только несколько чашек кофе. Около часа приехал домой, сразу помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки…
  — Где была в это время ваша жена?
  — Мы вместе вошли в кабинет.
  — И открыли сейф? — спросила Берта.
  — Да… Драгоценности исчезли.
  — Может быть, пропало еще что-нибудь?
  Доктор взглянул на нее с тем же выражением, с каким на рыбалке Берта следила за леской, и бросил отрывисто:
  — Нет. Только коробочка с драгоценностями. В сейфе почти ничего не было, кроме старых квитанций, — я храню их на всякий случай. Да, и записи исследований… в области нефрита…
  — Можете определить точно, где находилась ваша жена, когда вы открывали сейф?
  — Она стояла в дверях.
  — Может ли быть, что вы не заперли сейф после того, как положили туда драгоценности? — предположила Берта.
  — Нет. Это исключено.
  — Я так понимаю, что сейф совершенно исправен?
  — Да. Тот, кто открыл его, оказывается, знал комбинацию…
  — Каким же образом он мог ее узнать?
  — Понятия не имею. Но… мы знаем, кто это мог сделать… вообще, кто мог украсть. Точнее говоря, мы знаем того, кому известно, кто это сделал.
  — И кто же это?
  — Молодая женщина, секретарша моей жены, мисс Нолли Старр… Бывают состояния души, когда вы словно не доверяете собственным ощущениям, — продолжал доктор. — Вы протираете глаза — не во сне ли вам все привиделось?.. Я чувствовал себя точно так, когда открыл сейф. Моя жена, естественно, набросилась на меня с вопросами. Я восстановил все подробности — припомнил, как положил коробочки с драгоценностями в сейф, как набрал комбинацию…
  — Какое отношение ко всему этому имеет мисс Старр?
  — Моя жена обратилась к мисс Старр и велела ей уведомить полицию о краже.
  — И что же дальше?
  — Прошел час, полиция не появилась. Моя жена попыталась установить причину задержки. Она позвонила, чтобы вызвать мисс Старр, но… секретарша исчезла. В полицию, как выяснилось, никто не звонил. У Нолли оказался целый час, чтобы скрыться.
  — А потом?
  — Потом пришли полицейские. Они искали отпечатки пальцев и обнаружили, что кто-то открыл сейф, обернув руку в промасленную тряпку. В комнате мисс Старр в пустой банке из-под сливок нашли испачканную тряпку.
  — Ту самую? — спросил я.
  — Да. Так считала полиция. Тряпка была испачкана ружейным маслом. Его следы были обнаружены и на ручке сейфа. Бутылка с этим маслом, наполовину пустая, оказалась в комнате мисс Старр. Там все свидетельствовало о поспешном бегстве. Нолли не взяла с собой ничего — даже туалетных принадлежностей, включая зубную щетку.
  — И полиция не нашла секретаршу? — спросила Берта.
  — Пока нет.
  — А что вы хотите от нас?
  Доктор медлил с ответом, он обозревал океанские дали.
  Наконец сказал:
  — Если бы я вас не встретил, я, может быть, не стал бы ввязываться в это дело. Но раз уж так получилось… Разыскав мисс Старр до того, как это сделает полиция, вы могли бы передать ей, что в ее интересах вернуть пропажу. В таком случае сторона, потерпевшая ущерб, сочтет себя удовлетворенной. А вы… вы получите приличный гонорар.
  — Хотите сказать, что не станете ее преследовать, если она возвратит драгоценности?
  — Да, — сказал доктор. — И даже готов вручить ей некое вознаграждение.
  — Какую сумму, например?
  — Тысячу долларов.
  Доктор стоял на покачивающейся палубе, ожидая реакции Берты. Я знал, что у нее на уме. Молчание затянулось. Но вот прозвучал ее вопрос:
  — А сколько получим мы?
  
  Доктор Деварест пригласил меня пообедать в семейном кругу. Я был представлен его жене как частный детектив, который был нанят для того, чтобы — как выразился доктор — «повысить активность расследования, действуя параллельно с полицией».
  Его дом подтверждал мое впечатление о хозяине.
  Чтобы построить такой дом и обставить его таким образом, нужна была куча денег. Здание в испанском стиле — белая штукатурка, красная черепица, обилие декоративных элементов, умелое использование природных условий. Веранды с чугунными узорчатыми решетками, яркие ковры, огромные окна с зеркальными стеклами, роскошными, тяжелыми портьерами, множеством ванных комнат и помещений для прислуги. Вокруг дома раскинулся сад — фонтаны, золотые рыбки, умело расположенные островки зарослей кактусов… Во всем ухоженность и порядок.
  За обедом было слишком много еды — дорогой и изысканной.
  Миссис Деварест — дама с двойным подбородком и выпученными глазами — демонстрировала явное пристрастие к спиртному, вкусной еде и бессмысленным замечаниям. Ее звали Колетта.
  В доме жили два ее родственника.
  Джим Тимли — загорелый молодой человек с темными, коротко остриженными прямыми волосами. Наметившаяся лысина, видимо, портила ему настроение, и, считая главным ее виновником шляпы, Джим привык обходиться без них. Выглядел он неплохо: ясный, открытый взгляд, светло-карие глаза, губы хорошей формы, белозубая улыбка, спортивная выправка. Про занятия спортом говорило и крепкое рукопожатие. Сын покойного брата, Тимли приходился племянником миссис Деварест.
  Была там и племянница хозяйки — миссис Надин Крой, мать трехлетней Селмы. Девочка рано поужинала в детской, ее отправили спать, и в тот первый вечер я ее так и не увидел. С матерью же Селмы, дочерью сестры Колетты, — познакомился. Надин, по-видимому, была вполне обеспечена. Женщина без малого тридцати лет, она соблюдала диету и следила за своей фигурой. У нее были большие черные глаза, смотревшие на мир, как мне показалось, с некоторой тревогой. Манеры скромные, сдержанные… Где находится мистер Крой? О нем никто ничего не сказал, а я не задавал никаких вопросов.
  Я увидел и дворецкого с деревянной физиономией, увидел и невзрачные лица разных служанок. И прелестную, превосходно сложенную горничную Жанетт. Я установил также, что у миссис Деварест есть шофер, но в тот вечер он отсутствовал, был свободным. Миссис Деварест не могла обходиться без слуг. Мистер Деварест, напротив, не любил прибегать к посторонней помощи. Он любил уединение, которое нечасто ему выпадало: пациенты редко оставляли его в покое.
  После обеда Колетта вручила мужу список вызовов из клиники. Доктор пригласил меня подняться вместе с ним в кабинет.
  Кабинет выглядел в точности так, как его на катере описал нам доктор. Я уселся на стул, возле которого высился какой-то внушающий невольный трепет аппарат. Деварест устроился в своем любимом кресле, пододвинул к себе телефон, просмотрел список вызовов, откинувшись на спинку, предложил:
  — Откройте дверцу электрокардиографа, Лэм.
  — Где этот… кардиограф?
  — Справа от вас.
  Я открыл дверцу. Внутри не было никаких проводов. Там стояли две бутылки виски, несколько стаканов и сифон с содовой.
  — Налейте себе, — сказал доктор.
  — А вам?
  — Я не могу. Мне придется еще кое-куда поехать.
  Я налил себе немного. Это была самая дорогая марка шотландского виски.
  Деварест принялся звонить по телефону. В разговорах с пациентами он был внимательным и тактичным, спокойно выслушивая про всевозможные симптомы, давая советы, обещая позвонить в аптеку, раздобыть необходимое лекарство. У доктора, понятное дело, богатая клиентура, все стремятся проконсультироваться именно у него… Двум собеседникам он обещал приехать.
  — Вот так это делается, — усмехнулся Деварест, покончив со звонками и отодвинув от себя телефон. — Поеду. Буду отсутствовать около часа. Хотите подождать здесь или поедете со мной?
  — Я останусь здесь.
  — Осмотритесь, жена поможет вам.
  — Эти два вызова, — спросил я, — действительно серьезны?
  Деварест состроил гримасу.
  — Ничего срочного! Однако постоянные клиенты требуют внимания. Чертовы невротики, знаете ли, которым за пятьдесят. Они засиживаются за полночь, играют в бридж, объедаются, пьют слишком много. Скверный образ жизни, избыточный вес, никаких физических упражнений — при таком сочетании невозможно избежать болезней.
  — Но у них серьезные заболевания?
  — Бывают и серьезные. Высокое давление, тромбы, сердечная недостаточность, почки, которые отказываются выполнять свои функции… Им, знаете ли, не приходит в голову, что они сами отвечают за состояние своего здоровья. Когда у моих пациентов выходит из строя автомобиль, они тотчас вызывают механика, чтобы тот пришел и отремонтировал машину. Когда у них что-нибудь болит, приглашают меня — механика телесных машин, так сказать.
  — И что вы предпринимаете? Прописываете им диету?
  — Ни в коем случае! Назначь я диету, они завтра же предпочтут другого врача. Клиенты хотят, чтобы я их вылечил без всяких усилий с их стороны. А как это сделать, черт побери, когда у них на неделе несколько торжественных обедов с толпой гостей и кучей блюд! Я сам не могу этими обедами пренебречь, а мои пациенты и не хотят… Нет, Лэм, я лечу симптомы, выписываю снотворное, рекомендую подольше полежать в постели, особенно если в такой день предстоит вечеринка у миссис Как-там-ее-зовут… Черт возьми! Зачем я вам все это рассказываю?
  — Просто мне хотелось бы лучше представлять себе вашу жизнь.
  — Употребите вашу любознательность на то, чтобы найти мисс Старр, — отрезал доктор. — А я сосредоточусь на медицинской практике.
  Когда он взялся за ручку двери, я сказал:
  — Никаких драгоценностей у мисс Старр нет. Я знаю, у кого они.
  — У кого?
  — У вас.
  Деварест был ошарашен.
  — У меня? — воскликнул он.
  — Вот именно!
  — Вы спятили!
  — Нет, — сказал я. — История с сейфом неправдоподобна. Драгоценности не могли быть украдены так, как вы это изобразили. Вы дали полиции их описание. Драгоценности будут вам возвращены, если их найдут. А тысяча долларов — слишком большое вознаграждение, и вы слишком легко назвали эту цифру.
  — Но зачем, знаете ли, мне это понадобилось?
  — Моя догадка: в сейфе лежало что-то ценное для вас. Вы обнаружили его пропажу, решили установить вора. Прибегнуть к обычным средствам — пока не знаю почему — вы не могли. Но я знаю, вы уговорили жену отдать вам драгоценности. Из банка они перешли в сейф, но затем вы извлекли их оттуда и на следующий день обратились в полицию. Так вы оказали давление на того, кто взял необходимую для вас вещь. Нолли Старр не выдержала этого давления. Она разгадала ваш замысел, поняла, что вы подстроили кражу, и улизнула. Вы пришли к выводу, что узнали то, что хотели, и теперь стремитесь поговорить с мисс Старр.
  Деварест плотно затворил дверь и стал медленно приближаться ко мне. Он бы ударил меня без малейших угрызений совести, если бы дал себе волю. Но в последний момент сдержался, остановился в двух шагах от меня. Выпалил:
  — Какая чушь!
  — В конце концов, — возразил я, — я здесь для того, чтобы действовать в ваших интересах. Но нельзя помочь пациенту, если он лжет. Я не смогу помочь вам, если вы не скажете мне правду. Ведь не драгоценности вы хотите получить от мисс Старр, не так ли?
  — Все это вздор, — оборвал меня Деварест. — Найдите мисс Старр и верните драгоценности. Не нужно лишних рассуждений — занимайтесь своим делом. — Он взглянул на часы. — Я должен идти, — сказал он более спокойным тоном. — Мне еще нужно заехать в аптеку, купить лекарства. Оставайтесь в кабинете. Здесь есть кое-что интересное для чтения. Я постараюсь не задержаться.
  — А где книги?
  — С левой стороны от кресла. — Деварест кивком указал на некое загадочное устройство. — Устройтесь поудобнее, включайте лампу и читайте.
  — Когда вы вернетесь?
  Он снова взглянул на часы:
  — В девять, самое позднее — в девять тридцать… И не делайте поспешных выводов, Лэм.
  Глава 2
  Весной и поздней осенью на Южную Калифорнию обрушивается сильный ураган, который именуется «сантанас». Иногда его называют «Санта Анас». В течение нескольких часов перед началом бури небо бывает особенно чистым. Можно с поразительной ясностью видеть тогда детали даже отдаленных предметов. Воздух постепенно сгущается и как бы застывает. В одежде скапливается электричество. Воцаряется неестественная тишина.
  Затем внезапно с северо-востока на побережье врывается мощный порыв ветра, поднимаются столбы песка и пыли. Песок обжигает губы, хрустит на зубах, проникает под одежду. Пот мгновенно испаряется с поверхности тела, и горячая сухая кожа покрывается пылью.
  Ураган бушует обычно три дня и три ночи. Даже в тех местах, что, казалось бы, полностью отгорожены от северо-восточного ветра, духота и зной устанавливаются непереносимые. У всех сдают нервы. Люди становятся вялыми, безразличными ко всему на свете…
  Я сидел в кабинете доктора Девареста. Пытался думать. Вскоре духота сделалась нестерпимой, и мне показалось, что все окна в комнате закрыты. Я вышел на балкон. Одного взгляда на усыпанное звездами небо было достаточно, чтобы ощутить приближение урагана. Звезды сияли с ослепительной яркостью, и небеса казались заполненными этим сиянием до отказа. Раскаленный воздух надвигался плотной стеной.
  Я вернулся в кабинет, выбрал несколько книг, приспособил для чтения настольную лампу.
  Я покончил с третьей главой книги, когда ударил первый порыв ветра. Дом содрогнулся. До меня доносились топот бегущих людей, визг затворяющихся дверей, стук оконных рам. Окна кабинета выходили на юг, сама комната расположена в западном крыле здания, поэтому ветер не задувал сюда. Но окна все равно мне вскоре пришлось закрыть из-за туч пыли.
  Я снова попытался сосредоточиться на книге. Как многие профессионалы, перегруженные работой, доктор Деварест отдавал предпочтение мистике, детективам, таинственным историям. Книга уже увлекла меня, но — скрипнула половица.
  Во время урагана нервы на пределе: от неожиданности я уронил книгу и поспешно обернулся.
  Это была Надин Крой. Она улыбнулась, увидев, как я подпрыгнул в кресле. Но тревога в ее взгляде не исчезла.
  — Вы будете ждать доктора?
  — Да. — Я посмотрел на часы — было без двадцати одиннадцать. — Доктор заверил меня, что вернется не позже половины десятого.
  — Я знаю. Он не всегда пунктуален, когда у него срочные вызовы. Миссис Деварест думает, что, возможно, вам удобнее прийти утром.
  — Я причиню какие-нибудь неудобства семье, если подожду в кабинете? — осведомился я.
  — Мы можем устроить вас здесь, если вы действительно уверены, что доктор хочет встречи с вами.
  — Не знаю, чего он хочет. Но знаю, чего я хочу. Я должен начать работать и намерен получить информацию. Дождусь его.
  — А я не могла бы вам помочь? — спросила Надин.
  Я не был в этом уверен. Надин догадалась о моих сомнениях. Она плотно притворила дверь.
  — Присядьте, мистер Лэм. Давайте выложим наши карты на стол. Постараемся лучше понять друг друга.
  Я сел. Тревога не покидала Надин. Она чего-то опасалась, но чего? Возможно, такое впечатление создавалось у меня из-за того, что ее глаза выглядели слишком большими для ее лица?
  — Я сожалею, что доктор Деварест пригласил вас, — сказала Надин.
  На это я не отреагировал.
  — Потому что, — продолжала она после небольшой паузы, — я знаю, за чем вы охотитесь.
  — Драгоценности… — пробормотал я.
  — Драгоценности! — повторила Надин с пренебрежительной интонацией. — Вы разыскиваете вещи, которые он хранил в своем сейфе.
  — Тогда вам известно больше, чем мне, — сказал я.
  И увидел, как Надин опустила ресницы. Она словно обдумывала вероятность такого предположения.
  — Нет, не больше… Но доктору Деваресту следовало бы ввести вас в курс дела по-настоящему. Он хочет, чтобы вы вернули ему то, что хранилось в сейфе, а содержимое сейфа он скрывает. И от меня тоже.
  Я молчал.
  — Вы не очень-то разговорчивы, — заметила Надин.
  — Пока что не о чем говорить.
  — Вы могли бы сказать мне, по крайней мере, был ли мой дядя откровенен с вами.
  — Это вы должны обсудить с ним.
  — Вы разузнали что-нибудь о мисс Старр?
  — Для этого я и сижу здесь.
  — Зачем вы сидите здесь? — переспросила Надин.
  — Жду доктора, чтобы он разрешил мне осмотреть комнату мисс Старр. Ну… оставленные ею вещи, например.
  — Полиция там уже побывала.
  — Я хочу посмотреть сам.
  — Не возражаете, если покажу вам ее комнату?
  — Почему бы и нет?
  — Не знаю. Вы держитесь отчужденно, словно вас специально предупредили, чтобы не разговаривали со мной. Или вы меня в чем-то подозреваете?
  Я улыбнулся:
  — Нет улик — нет и подозрений. Никакими уликами я пока не располагаю.
  — Пойдемте со мной.
  Я оставил на маленьком курительном столике у кресла раскрытую книгу и последовал за Надин Крой. Мы пересекли спальню доктора Девареста, прошли по длинному коридору, спустились вниз по лестнице и очутились в удаленном от центральной части дома крыле. Надин отворила какую-то дверь и пригласила войти в комнату.
  Обставлена она была дешевой мебелью, но выглядела опрятно и достаточно комфортно. Белая эмалированная кровать, туалетный столик с большим зеркалом, несколько громоздкое бюро, комод, шкаф, умывальник с аптечкой над ним, одно довольно ветхое кожаное кресло, три стула с прямыми спинками, тумбочка, а на ней — настольная лампа и будильник… Все нужное, все удобное. Вот только пронзительно-металлические звуки, издаваемые будильником, могли довести до исступления: клик-клак, клик-клак, клик-клак…
  — Кто завел часы? — спросил я.
  — Часы?
  — Ну да. Мисс Старр исчезла вчера?
  — Да, вчера в полдень.
  — Эти часы заводят каждые двадцать четыре часа, разве не так?
  — Не знаю. Кажется, так.
  — Значит, даже если бы она завела их вчера утром, они должны были бы уже остановиться.
  Надин сказала рассеянно:
  — Не знаю. Здесь были полицейские. Должно быть, они завели часы…
  Я взял будильник. Стрелка звонка была поставлена на четверть седьмого.
  — Хотите здесь покопаться? — спросила Надин.
  — Да.
  Миссис Крой, по-видимому, сомневалась в том, можно ли оставить меня одного, и разрешила свои сомнения, опустившись в кресло и наблюдая за тем, как я рылся в шкафу и ящиках.
  — Полиция… везде все смотрела, — напомнила она.
  — Понятно. Но я ищу то, что полиция прозевала.
  — Например?
  Я показал ей пару женских шоферских перчаток из свиной кожи.
  — И что в них особенного?
  Я направил на перчатки свет настольной лампы.
  — Замечаете что-нибудь?
  — Нет.
  Я вытащил свой носовой платок, обмотал его вокруг указательного пальца и провел им по перчаткам. На платке осталось пятно грязи. Показал его Надин Крой.
  Она нахмурилась.
  — Это графитная смазка, — пояснил я. — Встречается не так часто, как обычная грязь. Это ее перчатки?
  — Не знаю, наверное, ее.
  — Можете объяснить, как попала графитная смазка на перчатки мисс Старр?
  — Нет.
  — Она свежая, видите? В последние несколько дней секретарь миссис Деварест возилась с какой-то машиной.
  — Да? — отозвалась миссис Крой: ироническая интонация вопроса подтвердила, что Надин не отнеслась к моему открытию как к чему-то серьезному.
  — У мисс Старр была машина?
  — Нет. Она брала такси, когда уезжала в город на выходные. А если мисс Старр отправлялась по поручениям тети Колетты, ее отвозил шофер.
  — В шкафу есть шорты и теннисные туфли, — сообщил я. — И носки, пахнущие резиной.
  Надин усмехнулась:
  — Мисс Старр увлекается спортом. Она любит теннис и пользуется каждым удобным случаем, чтобы поиграть… Шофера просто заставляют играть с ней…
  — У нее, оказывается, находится время для тенниса?
  — По утрам.
  — Когда же она начинает работу?
  — Мы завтракаем в восемь часов. И сразу же после завтрака она приносит почту. Тетя Колетта вскрывает конверты, попивая кофе, диктует ответы.
  — Понятно, почему будильник поставлен на шесть пятнадцать. Значит, теннис — это до завтрака.
  Миссис Крой внезапно как бы пробудилась к жизни. В ее глазах вспыхнул интерес.
  — А вы неплохо соображаете, мистер Лэм.
  Я промолчал. Что это, опять ирония?
  В это время я рылся в аптечке, передвигая бутылочки с микстурами, различные баночки и тюбики.
  — Это ее зубная щетка?
  Надин снова рассмеялась:
  — Как я могу опознать зубную щетку? Это просто зубная щетка. Какая разница — принадлежит она мисс Старр или нет?
  — Если мисс Старр оставила свою зубную щетку, значит, она очень торопилась.
  — Это бесспорно, она очень спешила, могу подтвердить.
  Засунув руки в карманы и прислонившись к бюро, я разглядывал крашеный пол.
  — Ну как? — поинтересовалась Надин. — Обнаружилось что-нибудь? Ах, я верю, мистер Лэм, что вы опытный детектив, но и вы должны признать, что полицейские тоже не лишены известных профессиональных навыков. Комнату мисс Старр тщательно обыскали. Все улики, которые здесь были, уже взяты на заметку.
  — Что вы скажете об уликах, которых здесь не было? — спросил я.
  — Загадочный вопрос!
  Я пропустил ее реплику мимо ушей. Любопытство заставило Надин спросить:
  — Надеюсь, я вас не обидела? Что вы хотели сказать?
  — Когда?
  — Минуту назад, когда говорили об уликах, которых «здесь не было».
  — Я имел в виду предмет, которого здесь нет, но который мог бы стать уликой.
  — И что же это такое?
  — Теннисная ракетка.
  — Не по-ни-ма-ю…
  Я развел руками:
  — Очевидно, мисс Старр ушла, не заходя к себе в комнату. По утрам она играет в теннис. И вчера, очевидно, тоже играла. Для тенниса нужна ракетка. Вместе с теннисными мячами ракетка хранится в чехле на «молнии», правильно? Так вот, здесь нет ракетки.
  — Вы уверены? — Миссис Крой растерялась. — Но у нее есть теннисная ракетка. Я знаю.
  — Так где же она?
  — Не представляю себе… Все это, конечно, странно.
  Мы замолчали. Я слышал тиканье будильника, его металлическое клик-клак, завывание ветра, шуршание пальмовых листьев за окном. Где-то на уровне подсознания я ощущал некий ритм колебаний, которые требовали внимания, хотя я был так поглощен отыскиванием улик, что почти не замечал их. Вскоре, однако, мне пришлось насторожиться. Я уловил упорный гудяще-скрежещущий звук, вроде как у большого холодильника. Но в отличие от шума, издаваемого холодильником, ритмичное гудение не прерывалось…
  — Кухня отсюда близко? — спросил я у Надин.
  — Довольно близко.
  — Не оставил ли кто-нибудь открытой дверцу холодильника?
  — Не знаю. А почему вы спрашиваете?
  — Слышите? Это звук работающего мотора. Он не прекращается.
  Надин прислушалась, закусила губу.
  — Пойдемте проверим.
  Мы прошли коридор, миновали кладовку, заглянули на кухню, которая сверкала белой эмалью и была набита электрическим оборудованием. Рядом с раковиной стоял огромный холодильник. Дверь была закрыта. Мотор молчал. В кухне ничего не было слышно.
  — Вернемся и послушаем снова, — предложил я.
  Мы повернули назад, и когда очутились в коридоре, который проходил мимо комнат, где ночевали слуги, опять послышалось гудение.
  — Где у вас гараж?
  Надин показала в конец коридора.
  — Здесь можно пройти?
  — Да, в конце коридора есть дверь.
  Мы почти бежали. Надин повсюду включала свет. Она отворила дверь в мастерскую, где стояли контейнеры с запчастями, покрышки, ящики с инструментами. Звук работающего мотора был слышен отсюда так же хорошо, как и из спальни мисс Старр. Надин толкнула другую дверь, она вела в гараж. Раскаленный воздух копотью ударил нам в лицо. Я отскочил, сделал глубокий вдох и устремился вперед. Извне опускающиеся двери гаража были снабжены противовесом, который удерживал их на месте, запирая помещение. Я поднял одну дверь перед самой машиной с уже заведенным мотором. Это был легкий двухместный автомобиль с помятым крылом, замызганным кузовом (машину, видно, часто оставляли под открытым небом) и вовсю работающим мотором.
  Порыв ветра сдул копоть с машины. Отступив назад, я споткнулся — о тело доктора Девареста.
  Я схватил его под мышки и потащил было на воздух (Надин Крой помогала мне), но, взглянув на доктора, я сразу понял, что бесполезно что-либо предпринимать. Я видел и прежде этот мертвенно-красный цвет на лицах людей, погибших от асфиксии98. Доктор Деварест отравился выхлопными газами и задохнулся в закрытом помещении своего гаража.
  Глава 3
  Дом доктора Девареста соседствовал с богатыми особняками. Когда взвыли сирены первых подъехавших полицейских автомобилей, окна в этих особняках засветились, там замаячили людские силуэты. Машины все прибывали, и люди стали отходить от окон. Опускались тяжелые шторы, отгораживая жильцов от внешнего мира. Соседи решительно не желали знать, что происходило за пределами их спален и гостиных. Даже мелкая кража выбивала их из колеи. А процессия полицейских машин… о, это для владельцев особняков просто кошмар!
  Прибыли репортеры, вспыхнули блицы фотокамер. Полиция разогнала кучу любопытных, собравшихся возле гаража. Доставили аппарат искусственного дыхания. Появился следователь. Он внимательно осмотрел автомашину Девареста.
  Капот ее был поднят: видно, кто-то копался в моторе. На правой руке доктора Девареста было обнаружено пятно темной смазки. Гаечный ключ торчал из левого кармана пиджака покойного. Мешок с хирургическими инструментами почему-то валялся на полу возле тела. Бензобак был наполнен примерно на четверть.
  Выяснилось, что никто не слышал, как доктор Деварест въехал в свой гараж, и теперь нельзя было установить, сколько времени он там пролежал.
  Меня попросили как можно точнее воспроизвести положение, в котором находилось тело, когда я нашел его. Следователь открыл багажник, занялся его содержимым. Через несколько минут он извлек оттуда две зачехленные теннисные ракетки.
  Я взглянул на миссис Крой и сощурил правый глаз, призывая ее к молчанию.
  Потом следователь стал осматривать ракетки, вытащенные из чехлов. Было ясно, что ими пользовались. Одна — весом около пятнадцати унций, с плотной тяжелой ручкой — принадлежала, по-видимому, мужчине. Вторая — легкая и изящная — годилась для женщины.
  По выражению лица следователя я догадался, что он ничего не смыслит в теннисе. Помахав ракетками, следователь упрятал их в чехлы и снова сунул в багажник.
  Покончив с багажником, стал осматривать салон. На сиденье валялась пара дорогих шоферских перчаток из свиной кожи.
  — Кто-нибудь может их опознать? — спросил следователь.
  — Это перчатки доктора Девареста, — ответила миссис Крой.
  — Он всегда водил машину в перчатках?
  — Да.
  — Ага! — удовлетворенно сказал следователь.
  Он потрогал выдвижной ящик на панели. Тот был заперт.
  — А где ключ?
  — Ключ в замке зажигания, видите, торчит, — сказала миссис Крой. — Может, он подойдет и к ящику?
  Следователь что-то пробурчал. Но ключ действительно подошел, дверца ящичка открылась, автоматически включив лампочку. В ящичке оказались коробочки, в которых обычно хранят драгоценности.
  Следователь открыл одну, в ней ничего не было.
  Возглас изумления сорвался с губ миссис Крой. Следователь быстро повернулся к ней:
  — В чем дело?
  — Они… они все пустые?
  — Кажется, все, — ответил следователь, открывая одну коробочку за другой. — Впрочем, подождите-ка, вот тут что-то есть. — И он показал кольцо с крупным изумрудом в обрамлении маленьких бриллиантов. Следователь обратился опять к миссис Крой: — Как это попало сюда?
  Надин уже полностью овладела собой.
  — Эти коробочки очень похожи на те, в которых тетя Колетта, миссис Деварест, хранит свои драгоценности. Кольцо, которое у вас на ладони, принадлежит ей. Я в этом убеждена.
  — Но как оно очутилось здесь?
  — Этого я вам объяснить не могу.
  — Слушай, Джо, — вмешался один из полицейских, — у нас есть докладная. Там говорится о пропавших драгоценностях… ну, тех, что лежали в сейфе. В том самом, что был взломан в понедельник или во вторник. У нас есть даже описание того, что пропало. Подожди… — Полицейский детектив вытащил из кармана блокнот, перелистал странички и объявил: — Вот, пожалуйста: «Кольцо с квадратным изумрудом в три карата, а вокруг восемь бриллиантов…»
  — Это самое, квадратное, и есть, — подтвердил следователь.
  Полицейский повторил вопрос следователя:
  — Откуда здесь все это?
  — Я не знаю, — сказала миссис Крой.
  — Разберемся.
  Полицейский обратил на меня внимание:
  — Вы частный детектив?
  — Да.
  — Что привело вас сюда?
  — Меня нанял доктор Деварест. Я ждал его возвращения. Он хотел, чтобы я изучил некоторые версии, возникшие в связи с делом по ограблению сейфа.
  — Какие же это версии?
  — Он должен был мне сказать, но не успел.
  — Что ж… Побеседуем с миссис Деварест, — предложил полицейский детектив.
  — Давай, — согласился следователь. — Позволь мне только закончить то, что надо, здесь… Ваша фамилия, кажется, Лэм?
  — Правильно.
  — Так где находилось тело?
  — Я уже вам показал.
  — Этого мало… У кого-нибудь есть мел?
  Мелом никто не запасся. Но следователь открыл чемоданчик, в котором были предметы на все случаи жизни. Нашелся и кусочек мела.
  — Нужен небольшой чертеж, — сказал следователь. — Нарисуйте, где лежало тело. Отметьте положение головы, рук и ног.
  Я взял мел и опустился на корточки. Из этого положения вдруг заметил лицо человека, возникшего у приоткрытой двери, той, которая вела в гараж из мастерской. Смуглое, красивое лицо с крупным, чувственным ртом. Человек секунду-другую с живым интересом понаблюдал за мной, за тем, что я делаю.
  — Не нужно было передвигать труп до прибытия полиции, — резко сказал следователь, когда я закончил вычерчивать контур.
  — Я не знал, что это труп, пока не передвинул его.
  Следователь отобрал у меня мел, спрятал его в чемоданчик и распорядился:
  — Ничего не трогать! К автомобилю не прикасаться. У всех присутствующих будут взяты отпечатки пальцев… Ясно? Надо проверить, не совпадают ли они с теми, которые оставлены на коробочках с драгоценностями. Потом мы встретимся с миссис Деварест. Вы оба, — он кивнул мне и Надин, — пойдете с нами.
  У нас взяли отпечатки пальцев. Когда я оглянулся, человек у двери исчез.
  Миссис Деварест находилась в своей спальне. Горничная предупредила нас о том, что хозяйку навестил доктор Гелдерфилд, друг покойного и постоянный врач его жены. Когда миссис Деварест плохо себя чувствовала, всегда вызывали доктора Гелдерфилда. Словоохотливая горничная объяснила, что врачи не любят лечить членов собственной семьи. Больного отца Гелдерфилда пользует доктор Деварест, а доктор Гелдерфилд печется о здоровье миссис Деварест.
  Гелдерфилд оказался высоким, худым человеком с крупной, выдвинутой вперед челюстью, решительными манерами и отрывистой речью. Выслушав следователя, он изрек:
  — Миссис Деварест сейчас нельзя беспокоить. Она в состоянии шока. Ей только что сделали инъекцию. Можно, пожалуй, предъявить ей для опознания кольцо, но это все!
  Следователь и детектив из полиции вошли в спальню. Доктор последовал за ними. Меня и миссис Крой туда не позвали.
  Надин взглянула на меня:
  — Ну и как вы относитесь ко всему этому?
  — К чему?
  — К коробочкам из-под драгоценностей, которые были обнаружены в ящичке для перчаток.
  — Можно выдвинуть разные предположения.
  — Например?
  — Ну, например, такое: один из вызовов был спровоцирован тем, кто украл драгоценности. Доктор выкупил у него камни, вернулся в гараж и…
  — В таком случае куда делись драгоценности?
  — Некоторое время он лежал здесь один, — неторопливо сказал я. — Любой мог открыть ящичек ключом зажигания.
  Надин задумалась. Потом возразила:
  — Но если вынуть ключ — мотор заглохнет, а он ведь работал все время.
  — Я вовсе не настаиваю на такой версии, просто это один из вариантов.
  — Но он не годится.
  — Согласен.
  Дверь спальни отворилась. Высунулся доктор Гелдерфилд.
  — Вы детектив? — спросил он меня.
  — Да.
  — Вас нанял Хилтон?
  — Да.
  — Миссис Деварест хочет повидаться с вами. Учтите, она очень нервничает, она в плохом состоянии. Я сделал ей инъекцию. Через некоторое время ей станет лучше. Но не утомляйте ее, не задерживайтесь слишком долго. А главное — не говорите ничего лишнего.
  — Не могу же я лгать.
  — Этого не требуется. Успокойте ее. Колетте нужно поспать.
  — Когда мне войти?
  — Когда уйдут полицейские… Да вот они выходят.
  На пороге спальни появились следователь и полицейский детектив. Они, о чем-то перешептываясь, прошли мимо Надин и меня. Доктор Гелдерфилд сделал мне разрешающий знак, но остановил миссис Крой, которая вместе со мной хотела войти в спальню, и мягко притворил за мной дверь.
  Миссис Деварест, облаченная в голубой пеньюар, раскинулась на постели. Голова и плечи ее покоились на трех подушках. Предметы дамского туалета, разбросанные кругом — чулки на полу, корсет и платье на стуле, — указывали на спешку, с которой ее раздевали. В таком виде Колетта Деварест обычно не принимала посетителей, в особенности мужчин.
  Выпуклые глаза миссис Деварест задержались на мне не без труда. Голос звучал неуверенно. Очевидно, ей было трудно сосредоточиться.
  — Повторите, пожалуйста, как вас зовут?
  — Лэм. Дональд Лэм.
  — Ах да… Я совсем забыла. Это все шок… — Женщина оборвала речь и прикрыла глаза, но потом вновь открыла их. — Я хочу, чтобы вы занялись этим…
  — Чем?
  — Расследованием. Вы знаете, что придумали эти люди из полиции?
  — Что?
  — Что Хилтон-де сам украл драгоценности. Но он не мог… и нельзя допустить, чтобы имя его было опорочено. У Хилтона не было никаких финансовых проблем. Он хорошо зарабатывал… Его страховка — на сорок тысяч долларов. В случае неожиданной смерти сумма удваивается… Вы сделаете все, что нужно, не так ли, мистер… Как ваше имя?
  — Лэм.
  — Мистер Лэм, вы поможете мне?
  — Для этого меня и нанимали.
  — Приходите утром повидаться со мной.
  — Как вам будет угодно.
  — Я хочу, чтобы вы пришли.
  — Когда?
  — После завтрака.
  — Но не раньше половины одиннадцатого, — запротестовал доктор Гелдерфилд.
  Миссис Деварест повернула к нему голову. Голос ее был хриплым:
  — Хотите, чтобы я уснула, Уоррен?
  — Да.
  — Поправляйтесь, миссис Деварест, — сказал я. — Наше агентство продолжит расследование. Мы будем старательно работать. Не тревожьтесь. А теперь — отдохните как следует.
  Доктор Гелдерфилд склонился над своей пациенткой и поправил подушки.
  — Пусть молодой человек займется этим делом. А вы, Колетта, не думайте ни о чем. Это лучше всего для вас. Выбросьте из головы все проблемы! Пусть все идет своим чередом.
  — …Идет своим чередом, — тихо, запинаясь, повторила женщина.
  Доктор Гелдерфилд качнул головой, предлагая мне удалиться.
  Я на цыпочках вышел из комнаты.
  Миссис Крой тотчас атаковала меня:
  — Что ей было нужно от вас?
  — Чтобы я встретился с ней завтра в половине одиннадцатого.
  На мгновение гнев исказил черты ее лица.
  — Ну что за комедия! — саркастически произнесла Надин.
  Глава 4
  Проклятый будильник зазвонил без четверти шесть. Я проснулся, но сознание было затуманено, и потребовался холодный душ, чтобы оно начало нормально работать. Я побрился, оделся, спустился в гараж, взял служебную машину и отправился обозревать городские парки. Утомительная процедура. Но машин было мало, и передвигался я относительно легко. Ураган, бушевавший всю ночь, понемногу утих. Ветер прекратился. Радовал свежий, бодрящий воздух раннего утра, пока еще не стало слишком жарко. Даже на центральных улицах воздух был прохладен и чист. А ведь через несколько часов солнце расплавит асфальт, будет трудно дышать от жары и обилия выхлопных газов.
  В парке уже появились первые теннисисты. В том числе женщины в шортах. Они поглядывали на меня с любопытством, когда я медленно объезжал корты.
  В Гриффит-парке я увидел, как играют смешанные пары. Одна из девушек заинтересовала меня. Сильная, энергичная. Она быстро перемещалась по площадке, била по мячу резко, сгибалась и разгибалась, как стальная пружина. Мощная подача и удар, способный выбить ракетку из рук мужчины-соперника, что там говорить — опытная теннисистка. Присмотревшись (я сидел в своей машине), решил, что эта пара не впервые встречается на корте.
  Играя против соперника, девушка, за которой я наблюдал, явно смягчала удары.
  К сетчатой ограде корта был прислонен велосипед, на руле висел свитер.
  Игра прекратилась примерно без четверти восемь. Соперники пожали руки через сетку, обменялись любезностями: «Благодарен за удовольствие». — «Вы в прекрасной форме». — «Отыграемся как-нибудь в другой раз».
  Девушка подошла к велосипеду, натянула на себя свитер и обернула юбку вокруг бедер, прямо поверх шорт, застегнув ее на пуговицы.
  Я быстро покинул кабину, подошел к теннисистке, приподнял шляпу.
  Она держалась холодно, по-видимому не одобряя случайных знакомств.
  — Вы прекрасно играете, — похвалил я.
  — Спасибо, — вежливо ответила она, но отчужденность в глазах не исчезла.
  — Не уходите, — попросил я.
  Она окинула меня пренебрежительным взглядом.
  — Нельзя ли поговорить с вами, мисс Старр?
  Девушка уже поставила ногу на педаль велосипеда и готовилась оттолкнуться, но, когда я назвал ее имя, удивилась, и движения ее замедлились.
  — Извините за нетрадиционный метод знакомства, но я должен был увидеться с вами прежде, чем вы прочтете утренние газеты.
  Девушка насторожилась. Она не отводила от меня взгляда. Ее глаза были блекло-серого цвета. В такой цвет окрашены многие автомашины.
  — Кто вы такой?
  Я вручил ей визитную карточку. Изучив ее, мисс Старр подняла на меня глаза.
  — Так о чем пишут утренние газеты?
  — Доктор Деварест найден мертвым в своем гараже. Отравился выхлопными газами.
  Ее лицо словно заморозило: маска, и все тут.
  — Хотите на мне отыграться? — спросила она ледяным тоном.
  — Хочу, чтобы вы сказали правду.
  — Как вы меня нашли?
  — В городе не так уж много девушек, которые питают пристрастие к спорту, ездят на велосипеде, появляются рано утром на теннисных кортах.
  — Откуда вы знаете о моих вкусах?
  — Ваши перчатки… на них графитная смазка для велосипедов. Молодая женщина, теннисистка такого уровня, как вы, скорее всего, играет в теннис и по выходным дням. Значит, у нее есть и вторая ракетка. А первую, ту, которой вы играете по рабочим дням, нашла полиция в багажнике машины доктора Девареста.
  — Бедняга! Он был тяжело болен, его мучил нефрит, но держался мистер Деварест мужественно. Несколько лет он, беспечно созерцая, как болезнь прогрессирует, записывал наблюдения над своим организмом. Я-то думала, что могу помочь ему, стараясь вытащить его рано утром на теннисный корт. Мистер Деварест отказывался, могут, мол, быть вызовы, я настаивала, убеждала его, что пациенты редко звонят по утрам. Они любят звонить ночью, когда доктор уже улегся в постель.
  — А для того чтобы миссис Деварест не ревновала, он оправдывал свое отсутствие по утрам срочными вызовами?
  Девушка пожала плечами:
  — Я не знаю, что доктор говорил своей жене. Мы играли всего несколько раз. Это правда… что он… погиб?
  — Да.
  — Как это случилось?
  — Он въехал в гараж. Мотор забарахлил, он пытался исправить его…
  — Да, он страшно любит… любил возиться с машиной, чистить свечи и всякое такое.
  — А шофер?
  — Доктор терпеть не мог, когда его обслуживали. Он предпочитал все делать сам. Никогда не ездил с шофером. Шофер возит миссис Деварест. Вот для нее он что-то вроде лакея.
  — А почему вы сбежали сразу же после того, как сейф был ограблен?
  — Я здесь ни при чем, — отрезала мисс Старр и взялась за руль велосипеда.
  — Это интересует не только меня, — возразил я, — но и полицию. Исчезновение ваше подозрительно. Полиция намерена разыскать вас.
  Девушка слезла с велосипеда.
  — Ну ладно, — вздохнула она, — давайте поговорим. Поедем вместе в машине?
  Я кивнул, открыл дверцу.
  — Садитесь. Рядом со мной, хорошо?
  — Будете задавать вопросы или я сама расскажу, как сумею?
  — Рассказывайте, — согласился я.
  — У вас есть сигареты?
  Она закурила, откинулась на спинку сиденья. В ней, чувствовалось, происходила внутренняя борьба. Я не торопил девушку, дал ей время покурить, подумать.
  — Есть свои причины… — начала она.
  — Причины чего?
  — Моего бегства.
  — Они в глубоком прошлом?
  — Не в очень глубоком!
  — Что-нибудь, что связано с должностью секретаря?
  — Вовсе нет. Это случилось задолго до того, как я получила работу у миссис Деварест. Тогда я и взяла фамилию Старр, стала жить самостоятельно… Впрочем, я пытаюсь забыть о своем прошлом. Хочу, чтоб и другие забыли…
  — О чем вы хотите забыть?
  — Не надо входить в детали.
  — Напрасно. Я мог бы вам помочь.
  — Я не нуждаюсь в помощи.
  — Вы заблуждаетесь. Ваша репутация небезупречна.
  — Вы полагаете?
  — Пропадают драгоценности. Исчезает секретарша. У полиции небогатое воображение. Она складывает два и два и всегда получает четыре, хотя в вашем случае результат может быть иным: шесть, восемь и даже двенадцать.
  — Если меня найдут, мы внесем поправки в расчеты.
  — Я вас уже нашел.
  — Разве вы из полиции?
  — Нет.
  — Для чего тогда все эти расспросы?
  — Я расследую это дело. Меня нанял доктор Деварест.
  — С какой целью?
  — Чтобы я нашел вас.
  — Хорошо, вы меня нашли. Что дальше?
  — Я должен отчитаться перед своим клиентом.
  — Но он же мертв!
  — Тогда перед его вдовой.
  Мисс Старр решительно повернулась ко мне:
  — Остановите машину. Я сяду на велосипед и уеду.
  — Я предусмотрел и такой поворот событий.
  — Что вы можете мне сделать?
  — Я могу отвезти вас в ближайший полицейский участок.
  — Нелегко меня удержать.
  — И от меня нелегко сбежать.
  — Но вы ведь не хотите передать меня полиции?
  — Моя задача не в этом. Я думаю, доктор больше был заинтересован в том, чтобы найти вас, а не драгоценности.
  Несколько секунд она молча глядела на меня.
  — Остроумно. Но в чем, собственно, смысл всего шума, вами поднятого?
  — Видите ли… Что-то было в сейфе, очень ценное для доктора. А также для того, кто вскрыл сейф. Похищенные драгоценности — это чтобы сбить с толку тех, кто берется расследовать кражу. Это камуфляж, скрывающий истинные намерения похитителя, а возможно, предлог, который использовал Деварест, чтобы вызвать полицию.
  — Я взяла то, что лежало в сейфе? Так считал доктор?
  — Очевидно.
  — Я ничего не брала.
  — Меня наняли для того, чтобы я вас нашел. Я это сделал. Вы можете обсудить свои проблемы с моими клиентами.
  — Но миссис Деварест не ваш клиент.
  Я усмехнулся.
  — Она получила меня по наследству.
  — Вам известно, что было в сейфе?
  — Нет.
  Девушка курила. Молчала. Думала. Пребывала, может быть, в некоторой растерянности — доверить ли мне некую серьезную информацию или придумать убедительную, но лживую отговорку. Наконец мисс Старр загасила сигарету.
  — Доктор Деварест благословлял землю, по которой ступала Надин Крой и ее маленькая Селма. Для них он был готов на все. — Она вздохнула. — Не знаю, что там было в сейфе, знаю, что Уолтер Крой, муж Надин, оказался подлецом. Он преследовал Надин, требовал отдать ему Селму, обращался в суд, к адвокатам. Внезапно все это прекратилось, и мы больше ничего не слышали об Уолтере. Тогда доктор и устроил себе сейф в кабинете.
  — Любопытно. И что же?
  — Да так, мелкие подробности…
  — Вы полагаете, что доктор Деварест заставил Уолтера оставить Надин в покое?
  — Я так думаю.
  — Каким образом он осуществил это дело?
  — У доктора было средство, которое… нельзя назвать шантажом, но похожим на шантаж, наверное.
  — Интересно, — протянул я.
  — Очень, — быстро согласилась она.
  — И потому вы сбежали из дома доктора, когда произошла вся эта история с сейфом?
  — Я решила, так будет лучше.
  — А вы встречались после этого с доктором, играли с ним в теннис?
  — Когда?
  — После того как сбежали?
  — Нет. Это было раньше.
  — И все-таки вы играли с ним?
  — Я вам уже сказала.
  — Но вы не сказали, играли ли вы с доктором в среду утром.
  — Не в среду, а во вторник. В среду он ездил на рыбалку. Я ушла во вторник…
  — Где вы живете?
  — Это вас не касается.
  — Хотите, чтобы я пошел к миссис Деварест и рассказал ей все, что узнал от вас?
  — Нет, не хочу. Лучше избрать другую тактику… Пойдите к миссис Деварест и скажите ей, что, мол, трагическая кончина мужа положила конец расследованию, что, мол, не требуется больше моего, то есть вашего участия в поисках драгоценностей. Правда, доктор Деварест заключил, мол, со мной соглашение на определенных условиях, но мы с вами, миссис Деварест, можем найти компромисс: вы выплачиваете мне некую сумму, и я выхожу из игры.
  — Почему это я должен так поступить?
  — Потому что это устроит всех.
  — Доктор, очевидно, пришел к выводу: то, что было в сейфе, находится у вас.
  — Вы ошибаетесь, — возразила мисс Старр. — Доктор думал, что я знаю того, кто взял находившееся в сейфе.
  — А вы знаете?
  Ее колебания были заметны, отражались на лице.
  — Нет, не знаю.
  — Есть какие-нибудь догадки?
  — Нет.
  — Если бы доктор Деварест был жив, вы бы не вели себя так решительно, не выпаливали «нет» в ответ на все мои вопросы.
  Она не отвела взгляда.
  — Дайте мне еще одну сигарету, — попросила собеседница. Я протянул ей пачку.
  По сосредоточенному виду девушки я понял, что она обдумывает дальнейший образ своих действий.
  — Послушайте, мне надо принять душ и позавтракать, — объявила мисс Старр. — Вы, по-видимому, не хотите везти меня в полицейский участок, но и не отпускаете. Договоримся так: я скажу вам, где я живу, и мы закончим на этом.
  — Хорошо. Где вы живете?
  — В Бел-Аире. Всего в нескольких кварталах отсюда.
  — Живете одна?
  — С подругой.
  — У вас есть комната и в доме доктора Девареста…
  — Да, но там я работаю. А в свободное время у меня есть выходной, это значит — две ночи…
  — А когда у вас выходной?
  — По средам. Я уезжала вечером во вторник, возвращалась утром в четверг.
  — Доктор Деварест, кажется, тоже старался отдыхать по средам.
  Она холодно заметила:
  — Не остроумно. И не пытайтесь меня запутать.
  — А что? Не получится?
  — Нет!
  Она распахнула дверцу кабины. Я остановился, и мисс Старр вышла из машины. Я не стал ее удерживать. Помог вытащить велосипед. Девушка умчалась. Я поехал следом. В одном из кварталов Бел-Аире мисс Старр остановилась, слезла с велосипеда, оставила его на тротуаре и вошла в какой-то дом.
  Я загнал машину на стоянку, нашел телефон и позвонил Элси Бранд, тактичному и исполнительному секретарю нашего бюро.
  — Элси? Привет! Ты уже завтракала?
  — Только что позавтракала.
  — Можешь мне помочь?
  — Чем?
  — Надо помять один велосипед.
  — Как это… помять?
  — Повредить его автомобилем. Это поручение нашего агентства.
  — Берта знает?
  — Нет.
  — Позвони ей, объясни.
  — Слишком долго придется объяснять.
  — Где ты сейчас?
  — На Вермонте, Бел-Аире.
  — А я успею вернуться и вовремя открыть контору?
  — Думаю, да, это не займет много времени.
  — Что я должна сделать?
  — Поезжай прямо, заверни в боковую улочку. Погуди два раза, когда завернешь за угол, замедли ход, чтоб я успел уехать. Увидишь дом, где сдаются комнаты, у дома велосипед. Если ни велосипеда, ни меня не окажется, немедленно уезжай и забудь про мою просьбу.
  Элси, как прилежная ученица, повторила:
  — Я сигналю. Ты уезжаешь. Велосипед стоит возле дома. Что дальше?
  — Ты не очень искусна в разворотах и поворотах. И желая поставить машину, «случайно» задеваешь велосипед. Повреди его… слегка — но так, чтобы им нельзя было сразу же воспользоваться.
  — А потом?
  — Выбежит девушка, возмутится…
  — Я ее понимаю.
  — Не волнуйся. Ты ведь застрахована в своем автоклубе?
  — Да.
  — Держись надменно. Скажи, что не следует так небрежно бросать велосипед возле автостоянки. И нельзя приставать к тебе со всякой ерундой! Оставь девушке свое имя и адрес и уезжай.
  — Не пытаться следить за ней?
  — Ни в коем случае!
  — Это все?
  — Все. Сообщи в автоклуб и предупреди, что когда поступит жалоба с описанием повреждений, пусть тебе ее передадут, чтобы ты могла ознакомиться с деталями.
  — О’кей, — весело сказала Элси. — Я уже в пути.
  Я повесил трубку и вернулся к машине, рассудив, что Элси Бранд будет здесь минут через десять. В характере Элси была очень ценная черта: если она за что-нибудь бралась, то делала это быстро и качественно.
  Не прошло и десяти минут, как я услышал гудки и увидел в зеркальце ее машину. Я глянул на часы, небрежно нацарапал кое-что в блокноте и укатил.
  Укатил, успев заметить, как подъехала Элси Бранд, как она повернула машину на стоянку, как правое переднее колесо резко вывернулось, автомобиль занесло и он стукнул по велосипеду, небрежно поставленному у тротуара.
  Глава 5
  Я позавтракал и не торопясь отправился в агентство. Элси уже сидела за машинкой.
  — Все в порядке?
  — Да.
  — Девушка из дома вышла?
  — Да.
  — А где наш босс?
  — У себя. Читает газету.
  Я вошел в кабинет. Берта сидела за большим письменным столом. Загар на лице — результат регулярных морских прогулок и рыбной ловли — неплохо сочетался с седыми, гладко причесанными волосами. Да, в Берте было что-то материнское.
  — Ты знаешь, что доктор Деварест погиб? — спросил я.
  — Да. Как это случилось, Дональд?
  — Он велел мне ждать его возвращения от клиента, обещал быть не позже половины десятого. Я читал книгу, сидя у него в кабинете, увлекся так, что не замечал, как летело время…
  — В газетах сообщается, что именно ты обнаружил труп.
  — Так и было.
  Берта поморщилась:
  — Значит, мы больше не нужны. А я-то предполагала, что подвалило неплохое дельце…
  — По-моему, миссис Деварест не собирается отказываться от наших услуг… Кстати, я нашел мисс Старр.
  — Да ну?!
  — Точно.
  — Как это случилось?
  — Пришлось поработать ногами. У меня было описание ее внешности, я разузнал о ее привычках. В городе не так уж много девушек, по утрам катающихся на велосипеде и играющих в теннис.
  — Где она сейчас?
  — Не знаю.
  Берта насупилась.
  — Она провела меня, дала фальшивый адрес — меблированные комнаты в Бел-Аире. Мисс Старр добралась туда на велосипеде, вошла в дом, подождала, пока я уеду. Я не стал ей мешать и укатил.
  — Ты не мог догнать мисс Старр?
  — А ты когда-нибудь пробовала на автомашине догнать хорошего велосипедиста?
  Берта удивилась.
  — Она бы нашла место, забитое транспортом, проскользнула между машинами и оставила бы меня торчать с разинутым ртом в этой пробке, — растолковал я.
  — Что же ты сделал?
  — Заставил Элси слегка помять машиной велосипед мисс Старр. Элси застрахована автомобильным клубом.
  — Думаешь, девица попадется в твою ловушку и подпишет иск своим подлинным именем?
  — Думаю, да. Элси прекрасно сыграла свою роль. Она была высокомерной, не стремилась уладить дело миром.
  — Ну хорошо… А какие планы у миссис Деварест?
  — Я увижусь с ней в половине одиннадцатого.
  — Чего она добивается?
  — Полиция считает, что ее муж сам вытащил драгоценности из сейфа. Она же хочет, чтобы имя доктора Девареста оставалось незапятнанным.
  — Ты способен этого добиться?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что он украл драгоценности.
  В колючих глазах Берты застыло угрюмое выражение. Она достала сигарету, вставила ее в длинный резной мундштук из слоновой кости и закурила. Всякий раз после затяжки на руке Берты сверкали и переливались бриллианты. Их холодноватый блеск как бы намекал на то, что загадки, связанные с похищенными бриллиантами, еще мною не разгаданы.
  — Ты что-нибудь обещал миссис Деварест? — спросила наконец Берта.
  — Я сказал, что продолжу расследование.
  — Почему же ты не уведомил ее, что это доктор взял драгоценности?
  — Она была в шоке. Врач запретил тревожить ее.
  — Но ты собираешься к ней?
  — Да.
  — Не вижу логики в твоих поступках.
  — Я услышал интересные вещи от миссис Деварест.
  — Какие?
  — Она сказала, что ее муж застрахован на сорок тысяч долларов, а в случае его преждевременной смерти сумма удваивается.
  — Что здесь особенного?
  — Люди из страховой компании вряд ли легко отдадут двойную страховку.
  — Чепуха! Как это не отдадут? — возмутилась Берта. — Я сама застраховалась! На десять тысяч. В случае моей преждевременной смерти им придется выложить двадцать тысяч.
  — Нет, не придется.
  — Ты хочешь сказать, что я не знаю условий страховки?! — закричала Берта, вне себя от негодования.
  — Да.
  Берта осторожно положила в пепельницу мундштук с недокуренной сигаретой, выдвинула ящик стола, достала из него ключи, потом выдвинула другой ящик, отперла какую-то коробку, которая находилась внутри ящика, вытащила из нее страховой полис и торжествующе помахала им.
  — Читай!
  Я забрал у нее полис.
  — Ты ошибаешься.
  — Ты спятил! Тут написано точно так, как я сказала. Черным по белому.
  — В страховом полисе говорится о случайных причинах смерти. И тогда компания платит вдвое больше.
  — Я это имела в виду!
  — Ты же толковала о преждевременной, то есть случайной смерти. О факте смерти. Не о ее причинах.
  — Какая разница?
  — А вот попробуй выбить деньги из страховой компании, тогда, надеюсь, тебя осенит.
  Берта вспыхнула.
  — Иногда я тебя люблю, Дональд, а иногда ненавижу за твои… за твое нахальство!
  Берта сложила полис, повторила весь цикл движений в обратном порядке: заперла коробку, закрыла один ящик, задвинула другой. Помолчав, сказала:
  — Ладно. Ты изучал право, ты знаешь ответы на все вопросы. А я тупая. Хотя лично я представляю себе условия страховки так, что в случае преждевременной, то есть неожиданной, случайной смерти мои наследники получат не десять, а двадцать тысяч долларов.
  — Есть существенная юридическая разница между случайной смертью и смертью от случайных причин. В первом варианте смерть — результат твоей небрежности. Второй вариант: обстоятельства смерти случайны и не зависят от поступков самого человека.
  — Все равно эти нюансы не доходят до меня!
  — Если ты въезжаешь в гараж и начинаешь возиться с машиной, не выключив мотор, ты, несомненно, умрешь, надышавшись углекислым газом. Твоя смерть будет преждевременной и в этом смысле — случайной. Но в обстоятельствах смерти нет ничего случайного. Ты была небрежна, невнимательна. Слишком долго оставалась в отравленной атмосфере.
  — Я прихожу к выводу, что миссис Деварест не получит двойную страховку.
  — Правильно.
  — А откуда ты знаешь, что у нее такой же страховой полис, как у меня?
  — Все они одинаковы. Стандартная форма.
  — А страховые компании знают разницу… ну, ту, о которой ты толковал?
  — Знают. Уж они-то различают все эти тонкости. Даже многие юристы не осведомлены.
  — Ну и что же ты намерен делать?
  — Буду волынить, пока страховая компания не откажется платить двойную сумму.
  — И тогда?
  — Тогда посоветую миссис Деварест обратиться к адвокату.
  — А потом?
  — Когда все откажутся, я предложу ей наши услуги, чтобы обеспечить сорок тысяч долларов.
  — Ты придумал, как их обеспечить?
  — Нет еще.
  — Если мы добудем для нее сорок тысяч, половина должна быть нашей!
  — Будь благоразумна, — попытался я успокоить Берту, у которой мгновенно разыгралось воображение.
  — Но мы же должны получить солидный куш?
  — Хорошо бы!
  — То есть я должна, — поправилась Берта. — Конечно, тебе будет полагаться премия…
  — Мы должны, — настаивал я.
  — Откуда взялось это «мы»?
  — С меня довольно. Я ухожу.
  Берта вздрогнула от неожиданности. Кресло угрожающе заскрипело под ней.
  — Что ты сказал?
  — Я ухожу. Увольняюсь.
  — Когда?
  — Немедленно.
  — Что тебя не устраивает?
  — Я хочу быть полноправным партнером в бизнесе.
  — В каком?
  — В том, которым занимается детективное агентство.
  — Чье агентство?
  — Твое.
  Берта растерялась.
  — Тебе нужно чаще ходить на рыбалку, — посоветовал я.
  — Дональд, — наконец она пришла в себя, — ты умный и смелый парень. У тебя есть воображение. Берте не хотелось бы тебя лишиться. Но у тебя нет деловой хватки. Ты бросаешь деньги на ветер. Если я возьму тебя в партнеры, агентство обанкротится через полгода. Пусть уж Берта занимается финансами, а ты получишь хорошее вознаграждение…
  — Половина дохода или ничего.
  — Ах так? Что ж, уходи! Обойдемся и без тебя. Я…
  — Успокойся. Не надо нервничать. Попроси Элси произвести расчет со мной.
  — А как же миссис Деварест?
  — Ты можешь сама с ней договариваться!
  Берта вскочила.
  — Черт побери! Я так и сделаю!
  — Только не расстраивай ее, — улыбнулся я. — Доктора рекомендуют ей не волноваться. Возбуждение и волнение скверно отражаются на сосудах… А гнев и злость вредят здоровью больше всего.
  
  Я сказал хозяйке, у которой снимал квартиру, что еду в Сан-Франциско искать новую работу. За жилье я уплатил по первое число. Если до первого я не вернусь, предупредил я хозяйку, то пришлю кого-нибудь упаковать мои вещи и отослать их мне.
  Женщине не нравился мой образ жизни, но ей было жаль терять жильца. Платил я регулярно, дома не засиживался, не доставлял ей никаких хлопот. Почему меня уволили? — вот вопрос, который ее донимал.
  — Меня не уволили, я ушел сам.
  Хозяйка мне не поверила.
  Я приехал в Сан-Франциско и провел три дня в дешевой гостинице. Решив остаться в ней, написал хозяйке на свою бывшую квартиру.
  На следующее утро я позавтракал, пошел к морю, покатался по берегу на роликовых коньках. После ленча посидел на берегу, пока не сгустился туман. Потом сходил в кино. В гостиницу вернулся около пяти часов.
  В вестибюле я увидел Берту Кул. Она была сильно возбуждена. Глаза так и сверкали.
  — Где ты шатаешься? — грозно спросила Берта.
  — Просто гулял. Как дела?
  — Ужасно.
  — Очень жаль. Давно меня ждешь?
  — Черт возьми, тебе это прекрасно известно! Я прилетела в первой половине дня и пришла сюда в четверть первого. С тех пор торчу здесь, изнываю от скуки…
  — Напрасно, — сказал я. — Ты могла бы поселиться в каком-нибудь отеле, а мне оставить записку, чтобы я позвонил.
  — Ты бы не позвонил, — возразила Берта. — И во всяком случае, я хотела бы поговорить с тобой, прежде чем ты… прежде чем ты…
  — Придешь к какому-нибудь решению, — закончил я за нее.
  — Посидим в баре, потолкуем? Бар недалеко. В двух кварталах отсюда.
  — Превосходно. Идет.
  Даже туман в Сан-Франциско способствовал тому, чтобы у людей возникало хорошее настроение. Берта Кул, вздернув подбородок, развернув плечи, шествовала с таким видом, словно ей наплевать, куда она идет. На перекрестках она устремлялась вперед, не обращая внимания на светофор. Дважды я удерживал Берту за руку у кромки тротуара.
  Мы расположились в уютном баре. Берта заказала двойной бренди, я — виски с содовой.
  — Твои прогнозы верны, — сказала Берта.
  — Какие?
  — Все без исключения. Ты предвидел последовательность событий. Люди из страховой компании очень сочувствовали вдове, но отказались платить двойную сумму, поскольку смерть доктора вполне объяснима и никаких неожиданностей там не было. Они размахивали чеком на сорок тысяч долларов. Они предупреждали, что обратятся в суд и возбудят дело о вымогательстве, если миссис Деварест будет добиваться удвоения этой цифры.
  — Как вела себя миссис Деварест?
  — Она звонила адвокату, но адвокат сказал, что шансов у нее нет. Тут уместными оказались слухи, что доктор Деварест сам опустошил свой сейф и совершил самоубийство, опасаясь разоблачения… К тому же он был серьезно болен.
  — На чем основана эта версия о самоубийстве, объясни подробней.
  — Ну во-первых, машина доктора оказалась исправной, ни в каком ремонте она не нуждалась. Мотор работал как часы. Во-вторых, ни на двигателе, ни на гаечном ключе не было обнаружено отпечатков пальцев Девареста, — только на капоте. Вывод: доктор пытался скрыть самоубийство, подстроив несчастный случай, чтобы пощадить чувства своей жены.
  — А мисс Старр нашли?
  — Нет, она так и не предъявила иск автоклубу. Во всяком случае, до вчерашнего дня не предъявляла… Признаться, я как-то упустила ее из виду… Но не думаю, что миссис Деварест заинтересована в том, чтобы найти мисс Старр.
  — Почему ты так считаешь?
  — Эта девица и доктор… Наверное, что-то было между ними.
  — Кто тебе сказал?
  — Миссис Деварест. До нее, мол, доходили разговоры о муже и секретарше. «Что произошло — то произошло» — так относится вдова к слухам и сплетням, но надеется, что они прекратятся и можно будет обо всем позабыть… Вчера были похороны.
  — Занимательная история, — задумчиво произнес я.
  — Пошел ты к черту! — буркнула Берта.
  Я поднял брови.
  — Что такое? Чем я не угодил на сей раз?
  — Я была у двух лучших адвокатов, выложила пятьдесят долларов, двадцать пять — каждому.
  — Правда? А зачем ты к ним ходила?
  — Изучив факты, юристы пришли к заключению, что у вдовы нет никаких шансов на получение двойной страховки. Даже если бы доктор не покончил с собой, его гибель все равно не была бы случайной, то есть неожиданной… Ну, в том смысле, как ты говорил. У миссис Деварест оказался и собственный адвокат. Тот сначала обнадеживал ее, но потом изменил свое мнение. Он уверял клиентку, что одни судебные издержки проглотят по меньшей мере половину из тех дополнительных сорока тысяч, на которые она рассчитывает. Но и он не надеется выиграть дело, если таковое затеять.
  — Итак, полный крах? — спросил я.
  Берта опять вспылила:
  — У тебя не мозг, а компьютер, который, я уверена, уже знает, по какому алгоритму можно завладеть деньгами страховой компании! Держу пари, вдова отдала бы семьдесят пять процентов из того, что ей причитается, лишь бы только одержать победу в этом поединке. Она в ярости. Эти страховые агенты… выражают ей сочувствие, разводят руками, якобы готовы заплатить, но не могут, ведь страховая политика, мол, повсюду одинакова, есть принципы, с которыми нельзя не считаться. Это было бы незаконно, ну и так далее.
  Я допил виски.
  — Великолепный город Сан-Франциско. Мне здесь, наверное, будет хорошо…
  — Как бы не так! Ты вернешься со мной и поможешь мне таскать каштаны из огня.
  — Нет, я склоняюсь к тому, чтобы остаться здесь. У меня отличные перспективы, есть интересные предложения…
  — Ты возвращаешься вместе со мной, — распорядилась Берта. — Я еще не сошла с ума, чтобы с тобой расстаться. Без тебя мне не справиться.
  — Но, Берта, — запротестовал я, — ты не привыкла работать с партнером. По своему характеру ты — законченная индивидуалистка, любишь принимать решения только самостоятельно.
  У Берты был мрачный вид, но своей готовности к компромиссу скрыть ей не удалось. Она сказала:
  — Ладно! Я обдумала и согласна с твоим предложением. Будем партнерами… При одном условии.
  — Каком?
  — Я свободна в своих передвижениях — прихожу и ухожу, когда вздумается. Нанимай кого угодно, если потребуется, а я буду ловить рыбу.
  — Чем объяснить такое пристрастие к рыбной ловле?
  — Памятью о судьбе доктора Девареста, — живо откликнулась Берта. — Я была на его похоронах. Бедняга работал день и ночь… Ах, если бы он берег себя, почаще отдыхал, регулярно выходил в море на рыбную ловлю… Его богатые пациенты недальновидны. Им следовало бы финансировать его морские прогулки, заставлять доктора больше времени проводить на свежем воздухе. — Берта кивала, как бы одобряя собственные мысли. — Сама я была слишком толстой, чтобы заниматься спортом. Чувствовала себя ужасно, но ела, ела, ела, утоляя постоянное чувство голода. И вот — заболела, сильно похудела, утратила энергию. Чтобы преодолеть мучившую меня слабость, я стала заниматься физическими упражнениями, ходить в море на рыбалку, и получаю от всего этого огромное удовольствие. И теперь я как стальной гвоздь — крепкая, сильная, не гнусь и расплющиваюсь, и ем что хочу, и сохраняю нормальный вес, веду здоровый образ жизни. Ты — другое дело. Ты молод, ты худощав, лишний вес тебе не грозит. Можешь сидеть в четырех стенах и работать, работать, включив свой компьютер… А Берта пойдет ловить рыбу… Ну как? Согласен быть партнером на таких условиях?
  Я улыбнулся.
  — Расплатись с официантом, Берта, раз ты отвечаешь за финансы. Как партнер, я отношу расходы на выпивку на счет фирмы.
  — Что еще за наглость! Каждый платит за себя! — возмутилась Берта.
  — Нет, нет, платит фирма. Будем соблюдать это правило, пока я буду твоим партнером.
  Берта выхватила кошелек, будто пистолет. Она смирилась с идеей партнерства, но платить за мою выпивку — сама мысль об этом казалась нестерпимой.
  Я постарался умиротворить ее:
  — Ты же знаешь, я транжирю деньги, швыряю их на ветер…
  Берта глубоко вздохнула, медленно и неохотно открыла кошелек, достала пятидолларовую бумажку.
  — Официант! — окликнула Берта. И добавила, повернувшись ко мне: — Сэкономлю, по крайней мере, на чаевых…
  — Мы сэкономим, — поправил я.
  Глава 6
  — Я рада, что вы здесь и снова взялись за дело, мистер Лэм, — объявила миссис Деварест. — Мне нравится миссис Кул, но к вам я питаю больше доверия. Возможно, из-за Хилтона, который вас пригласил.
  Она была в черном, лицо без косметики, в глазах — печаль.
  — Миссис Кул считает, что именно вы найдете способ заставить страховую компанию уплатить мне двойную страховку.
  — Существует закон, регулирующий деятельность страховых компаний, — объяснил я. — Никто не заплатит, если нет фактов, подтверждающих законность притязаний клиента.
  — Меня уже просветили, — призналась она.
  — Мне бы не хотелось вас подвести.
  — Обстоятельства против меня. Послушайте, мистер Лэм, я обещаю вам половину того, что удастся выжать из страховой компании.
  — А судебное разбирательство вас не пугает?
  — Не пугает… Итак, половину того, что получу… после всех процедур и консультаций с адвокатом.
  — Возможно, это будет большая сумма.
  — Если она не разочарует вас, значит, устроит и меня.
  — Я посмотрю, что можно сделать.
  — Это не все. — Миссис Деварест хотела не слушать меня, а говорить сама: — Вы будете регулярно получать заработную плату, стараясь доказать невиновность моего мужа. Он не брал драгоценностей, он не покончил с собой… В самом деле: если камни взял он — то где же камни? Где, я вас спрашиваю? Думать о самоограблении — абсурд!
  — Кто-нибудь еще, кроме вашего мужа, знал шифр? — прорвался я в ее монолог.
  — Очевидно, кто-то знал. Хотя мы-то не знали об этом. Сейф последней модели, не зная шифра, его не открыть. Но… но вы должны понять главное: я не хочу никаких скандалов!
  — Никак нельзя предугадать, что обнаружится в ходе дела.
  — Но… Но… необязательно предавать огласке все, что вдруг обнаружится.
  — Необязательно.
  — Отлично! Тогда приступайте.
  Я помедлил и все же спросил ее:
  — Вы опасаетесь, что откроется что-нибудь такое, о чем вы предпочли бы не знать?
  — Хилтон был неплохим мужем, — ответила она. — Добрым, внимательным и заботливым. Но в чем-то (вы понимаете — в чем?) он был, наверное, ничуть не лучше других мужчин. Тут мужчинам нельзя доверять, согласны?
  И она печально улыбнулась.
  — Что ж, я приложу все усилия, — сказал я, готовясь расстаться с миссис Деварест.
  Вдова заметно обрадовалась моему обещанию. И вдруг сообщила:
  — Надин хочет повидаться с вами, мистер Лэм.
  — А где она?
  — Кажется, в детской, с Селмой.
  — О’кей, я загляну туда.
  — И вы действительно хотите помочь мне?
  — Приложу все усилия.
  — Замечательно!
  — Скажите напоследок, вы открывали сейф после смерти мужа?
  — Да. В его блокноте были записаны какие-то загадочные цифры. Мой адвокат посоветовал обратиться к шифровальщику, специалисту по сейфам. Тот разобрался в записях, разгадал комбинацию.
  — Так вы знаете, что лежало в сейфе?
  — Да, конечно.
  — Что там было?
  — Ничего особенного. Страховой полис и блокнот, в котором муж описывал течение своей болезни. Он вел записи с того самого дня, когда впервые проявились симптомы. Бедный Хилтон надеялся получить сведения, полезные для своей профессии. Не думаю, что он был очень уж серьезно болен, просто страшно переутомлен. Следи он за здоровьем, он бы осилил болезнь и прожил бы очень долго.
  — Возможно, и так.
  — Да, да! Адвокат подписал необходимые бумаги, и я скоро получу сорок тысяч. Но мы не остановимся на этом, мы добьемся того, чтобы мне заплатили вторую половину.
  — О’кей.
  — Не забудьте заглянуть к Надин.
  — Не забуду.
  Вдова взглянула на меня с чуть заметной улыбкой.
  — Не знаю почему, мистер Лэм, но я питаю к вам доверие.
  — Спасибо.
  Надин Крой я нашел в детской комнате. Там я впервые увидел Селму. У девочки были красивые глаза — как у матери. Когда Селма улыбалась, на щеках появлялись ямочки.
  Миссис Крой познакомила нас:
  — Это мистер Лэм, дочка.
  Селма доверчиво протянула мне ручку.
  — Как поживаете? — спросила она, тщательно выговаривая каждое слово.
  — Очень хорошо, спасибо, а ты?
  — Я тоже хорошо. Мама обещала мне вечером показать кино, если я буду ее слушаться.
  Миссис Крой засмеялась.
  — Боюсь пробудить в ней тщеславие, — сказала она. — Я много снимала ее. Селма любит смотреть наши семейные фильмы.
  — Дядя доктор мне тоже показывал кино, — неожиданно сообщила Селма. — А теперь дядя доктор уснул и больше не проснется.
  — Ты так думаешь?
  Девочка кивнула. У нее был серьезный, даже несколько торжественный вид.
  — Мне нужно поговорить с вами, — тихо сказала Надин. — Я попрошу Жанетт посидеть с Селмой.
  Она нажала кнопку звонка. Вскоре пришла горничная.
  — Останьтесь, пожалуйста, с Селмой, — попросила Надин.
  — Хорошо, миссис Крой.
  Выходя из комнаты, я заметил, что Жанетт как бы следит за мной. В углу комнаты висело зеркало, в нем видно было, как Жанетт присела к девочке и обняла ее, но смотрела она — на меня. Жанетт тоже заметила, что я вижу ее отражение в зеркале, по лицу ее промелькнула тревога, но тут же губы раздвинулись в адресованной мне улыбке. Белозубой и немножко кокетливой.
  — Сюда, пожалуйста, — пригласила меня Надин Крой.
  Мы прошли во внутренний дворик, в самый дальний его угол, украшенный большим глиняным сосудом, из которого вилась виноградная лоза. Мы уселись на стулья, они будто специально предназначались здесь для интервью.
  Вступительной части не было, разговор начался стремительно.
  — Доктор Деварест говорил вам что-нибудь обо мне? — нетерпеливо спросила Надин.
  — Нет.
  — О моих семейных проблемах?
  — Нет.
  — Вы ничего от меня не скрываете?
  — Нет.
  Мое троекратное «нет» немало успокоило Надин. Она задумалась. Видно, нелегко было ей излагать свою семейную историю. Наконец…
  — Мой брак был неудачным, — прямо сказала Надин. — Полтора года назад я разошлась со своим мужем. Я могла бы выдвинуть против него серьезные обвинения, но не хотела этого делать. Я добилась развода и того, чтобы мне оставили Селму.
  — Ваш муж платил алименты?
  — Нет, я в этом не нуждалась. Дело в том… Я унаследовала довольно крупную сумму денег от своего отца. Почти сразу же после его смерти я и познакомилась с Уолтером. Уолтер был добр, щедр, отзывчив и… Короче, я влюбилась… вышла замуж… Но довольно скоро поняла, что Уолтер интересуется не столько мной, сколько моим наследством… Муж строил разные планы использования этого капитала. Мне повезло: я не сразу получила отцовские деньги, сумма была солидной, требовалось некоторое время, чтобы соблюсти все необходимые формальности для передачи наследства. Мне повезло и с адвокатом: он оказался проницательным человеком и предостерег меня от идеи совместного владения, с которой так носился тогда Уолтер.
  — Кто был вашим адвокатом?
  — Форрест Тимкан… Муж, по-видимому, догадался, что Тимкан предупредил меня об опасности. Под разными предлогами я уклонялась от решения проблемы. Уолтер становился все настойчивей. Так что стало совершенно ясно, что его интересуют только деньги.
  — Он вас не любил?
  — Любил… Не любил… Женщины вообще его не очень-то занимали, — усмехнулась Надин. — Молодой и красивый, он умел ухаживать и покорял женщин. А по сути женщины для него ничего не значили. И как только Уолтер понял, что его идею я разгадала, он потерял всякий интерес к нашей супружеской жизни. И к Селме он был равнодушен… Вел себя… отвратительно. Подделывал мою подпись на чеках. За ним числились и другие проступки такого рода… Наконец я добилась развода.
  — Что было дальше?
  — Полгода назад Уолтер попытался пересмотреть решение суда, касающееся Селмы. Он захотел тоже стать опекуном, настаивал на том, чтобы девочка какое-то время жила у него.
  — Но вы сказали, что он был равнодушен к дочери.
  — Уолтера не интересует Селма, но ведь когда-нибудь она унаследует мои деньги. Уолтер учел это… Он был невероятно груб со мной.
  — Что он придумал на сей раз?
  — Он потребовал, чтобы я… заплатила ему за обещание отказаться от притязаний на дочь.
  — Вы согласились?
  — Нет. Мистер Тимкан предупредил: если я уступлю, вымогательствам не будет конца.
  — Он прав.
  — Уолтер продолжал меня преследовать, и вдруг… вдруг все прекратилось. — Надин внимательно посмотрела на меня. — Вы ничего не слышали об этих семейных проблемах от доктора Девареста?
  — Ничего.
  — Так вот. Неожиданно Уолтер успокоился. Мистер Тимкан не понимал, в чем дело, что произошло. Мы, конечно, тоже решили не трогать спящую собаку. Однако вчера адвокат Уолтера позвонил мистеру Тимкану. Оказывается, пауза была временной передышкой. Она вызвана всего лишь тем, что Уолтер своевременно не оплатил юридические расходы по делу. Сейчас деньги от него поступили, и адвокат объявил о своей готовности защищать интересы клиента.
  — Какая связь между гибелью доктора Девареста и вашим горьким опытом семейной жизни? — спросил я.
  — Такая связь есть… Но я хочу предложить вам встретиться с моим адвокатом. Я рассказала ему о вас.
  Надин достала из кармашка блузки визитную карточку и отдала ее мне.
  — Ладно, — сказал я, — поговорю с вашим адвокатом.
  — Мне бы еще хотелось…
  Надин умолкла, заметив мужчину, который вышел из гостиной во дворик, встал у фонтана, разглядывая его. Мужчина сдержанно поклонился миссис Крой, очевидно, не фонтан интересовал его. Лицо моей собеседницы приняло озадаченное выражение.
  — Кто это?
  — Корбин Хармли. Доктор Деварест помогал ему в свое время. Хармли был в Южной Америке, на нефтепромыслах, вернулся оттуда за день до смерти доктора. Он хотел повидаться с ним и вернуть долг.
  — Большая сумма?
  — Двести пятьдесят долларов. По-моему, он нравился дяде. Они обедали в одном и том же клубе, у них обнаружились общие вкусы и взгляды. Источник доходов Хармли — нефть, он постоянно разъезжает. Потому тетя Колетта и не видела его. Как-то ему не повезло в бизнесе, он счел, что поездка в Южную Америку поправит его дела, и дядя дал ему денег, можно сказать, выручил в трудный момент. Хармли подвергся натиску крупных корпораций, контролирующих нефтяные прииски. Вы же знаете, как это бывает, наверное, лучше меня.
  — Да, знаю.
  — Хармли удалось справиться с трудностями. Он прилетел в Штаты, планировал встретиться с доктором Деварестом, расплатиться с ним по долгу, обрадовать хорошими вестями. И вот, разворачивает газету и читает сообщение о смерти доктора… Хармли написал миссис Деварест. Очень хорошее письмо! Он готов был прийти и вернуть долг вдове, но писал не только об этом. Он тепло вспоминал своего друга — доктора Девареста, который всегда помогал людям. И не только деньгами. Поддерживал и ободрял их!
  — Ваша тетя пригласила Хармли навестить ее?
  — Да. Они познакомились на похоронах. Хармли — очень симпатичный человек… Одно время, кажется, сильно пил. Доктор Деварест избавил его от этого недуга.
  — Но вы почему-то побаиваетесь его, не так ли? — бросил я мимоходом.
  — Нет-нет… я его не боюсь. Просто… я вдруг подумала, что где-то видела его раньше.
  — В награду за вашу откровенность я обещаю вам вести себя безупречно и слушать очень внимательно.
  Надин улыбнулась.
  — Я не собираюсь ничего от вас скрывать… Да, я уже видела этого человека. По-моему, он заходил к Уолтеру. Вскоре после нашей свадьбы. Правда, видела я его мельком, толком не познакомилась.
  — Но вы могли бы спросить мистера Хармли, был ли он в доме у вашего мужа?
  — Нет. Мне бы не хотелось. Это значило бы ввести его в семейные неурядицы. Зачем? Кроме того, ведь я могла и ошибиться…
  — Но меня вы посвятили во все детали этих неурядиц…
  — Я рассчитываю на вас. Мне бы хотелось, чтобы вы встретились с мистером Тимканом. И кстати, помогите мне установить: знает ли мистер Хармли Уолтера? Я не могу выбросить из головы мысль о том, что, может быть, он, Хармли, как-то повлиял на наши отношения с Уолтером. Ну, скажем… От него дядя мог узнать о притязаниях Уолтера и потом вмешаться…
  — Вы опасаетесь судебного процесса, который решил бы теперь судьбу дочери?
  Надин нахмурилась, отвела взгляд в сторону.
  — Селма — неглупая девочка, она кое-что понимает. Но заставить ее давать свидетельские показания — жестокое испытание для ребенка. Тем более нельзя допускать, чтобы Уолтер выиграл процесс и добился частичной опеки над дочерью.
  — Что ж, — заключил я, — надо встретиться с Тимканом.
  — Пожалуйста, не заботьтесь о расходах, — сказала Надин. — Тратьте столько, сколько вам потребуется. Все это очень важно для меня. С деньгами, конечно, надо уметь обращаться аккуратно, но…
  — Я понял.
  — Не хотите ли сейчас познакомиться с мистером Хармли?
  — Никаких возражений.
  Надин поднялась со стула. Хармли внимательно смотрел на нас, когда мы пересекали дворик. Я отметил про себя оригинальную внешность этого человека. Мужчина лет тридцати пяти. Обилие темных волос, высокий лоб, горделивая посадка головы, проницательные глаза в глубоких глазницах, ироничность во взгляде.
  — Я представлю вас как друга семьи, — сказала миссис Крой, понизив голос. — Будем называть друг друга по имени, так удобней… Тетя Колетта тоже так считает.
  — Пусть будет так, — одобрил я.
  Надин представила нас друг другу. Я ощутил теплое, дружеское пожатие Хармли. У него был сильный, красивый голос.
  — Если вы были близко знакомы с доктором Деварестом, то не могли не заметить, какой это замечательный человек! — заявил Хармли.
  — Да, конечно, — вежливо согласился я.
  — Он перевернул мою жизнь! — Мой собеседник собрался было продолжать свою речь, но вовремя остановился, почувствовав, что дальнейшие выражения признательности можно счесть и неуместными, поскольку они связаны с упоминанием собственной персоны.
  — Пойду посмотрю, что делает моя дочь, — сказала миссис Крой. — Дональд, так я рассчитываю, что вы поговорите с тем, о ком я упоминала?
  — Обязательно.
  Надин улыбнулась нам обоим и ушла.
  Хармли проследил за ней взглядом.
  — Знаете, Лэм, у меня странное чувство, будто я где-то видел эту женщину, но не могу вспомнить — где. — В голосе, которым он владел превосходно, прозвучала досада. — Черт возьми! Я убежден, что мы уже встречались!
  — Это часто бывает. Иногда я тоже испытываю подобные ощущения…
  — Неужели?
  — В этом нет ничего удивительного, — сказал я. — Может быть, вы случайно встретились с ней в трамвае, обратили внимание на ее внешность. Или выходили из ресторана вместе с доктором Деварестом, а Надин ждала его в машине…
  — Возможно, возможно.
  — У нее чудесная малышка…
  — Разве? Она, кажется, не живет с мужем.
  — Разведена.
  — Скверно, скверно. — Голос звучал теперь сочувственно-тихо.
  — Вы, по-видимому, часто встречались с доктором Деварестом?
  — Иногда чуть ли не каждый день, а потом не виделись месяцами.
  — У вас общие друзья, интересы?
  — Да, конечно. Мы были членами одного и того же клуба. Потом я вышел из этого клуба, но, когда бывал в городе, приходил туда в качестве гостя. Гостя доктора Девареста… Последний раз я был там шесть или восемь месяцев назад.
  — Любопытное совпадение, — сказал я. — Как раз тогда кто-то рассказал доктору Деваресту о поступках одного его родственника, да таких, что доктор был потрясен.
  Хармли усмехнулся.
  — Вы говорите загадками, Лэм.
  — Это не для вас загадки, Хармли.
  Он рассмеялся.
  — Я далек от критики, но, согласитесь, с первого нашего разговора…
  — Жена этого «одного родственника» хочет знать, кто мог информировать доктора Девареста.
  — А вы сами не догадываетесь?
  — Нет.
  — Вы не знаете, кто этот парень, которого мы здесь обсуждаем?
  — Нет. Я расспрашиваю знакомых доктора. Потому спрашиваю и у вас… Вы ведь встречались с доктором — шесть или восемь месяцев тому назад?
  — Точней — около семи месяцев, — поправил меня Хармли.
  — И это, кажется, был период ваших частых встреч?
  — Да как сказать? Скорее нет, — возразил Хармли. — Два дня подряд мы завтракали вместе, а в другой раз встретились после обеда у него в клинике. Доктор рассказал мне, чем он бывает занят в своем домашнем кабинете. — Хармли с усмешкой взглянул на меня. — А вас он посвятил в свои тайны?
  — Устаревшая аппаратура, — засмеялся я.
  — Вместилище для спиртного и детективов, — подхватил Хармли, тоже смеясь. — О, Хилтон умел хранить свои тайны. Но, думаю, немногим, самым близким друзьям он доверял.
  — Разговаривая с вами, он упоминал о сейфе?
  Хармли молчал в течение нескольких секунд. Глядел на фонтан, потом спокойно ответил:
  — Что-то такое было. Подождите-ка… Мы завтракали вместе… Доктор сказал, что выбрал для себя сейф, самую лучшую модель. Да! В тот же день он его заказал.
  — Послушайте, Хармли, я буду откровенен с вами: мне весьма важно знать, какие темы до последней вашей встречи вы обсуждали с доктором Деварестом.
  — Зачем? Господи, неужели вы думаете, что это я сообщил ему сведения об «одном родственнике»?
  — Да, я так думал.
  В голосе Хармли появились сердитые нотки:
  — Но я же не помню, о чем мы говорили на давних наших встречах.
  — Прошу вас, постарайтесь вспомнить.
  — Нелегкое дело, — проворчал Хармли. — Но постараюсь, если вам так это важно.
  — Я был бы вам очень признателен, Хармли.
  — Вот что я сделаю. Сегодня вечером попытаюсь восстановить в памяти все наши беседы с Хилтоном и записать, какие темы обсуждались. Потом эти записи отдам вам. Надеюсь, вы не будете раздражаться по поводу всяких глупостей, но ведь наши встречи носили личный и непреднамеренный характер, так что…
  — Не упускайте ни одной детали. Может быть, вы упоминали о ком-нибудь или показывали доктору чьи-либо фотографии?
  — Да, конечно же! — воскликнул Хармли. — Я как раз побывал в Южной Америке, сфотографировался там кое с кем и привез снимки. Был снимок, над которым мы еще хохотали… Снимок — по секрету, Лэм, — сделан в увеселительном заведении. Я припоминаю, что Хилтон попросил у меня копию этой фотографии. Я удовлетворил его просьбу… А почему вы спросили меня о фотографиях, Лэм?
  — Я просто задаю вопросы. Самые разные. И вразброд.
  — Но вы спросили о фотографиях…
  — Они ведь всегда могут о чем-нибудь поведать, навести на мысль.
  — Фотографии, которые я показал Хилтону, ни о чем не могут поведать, — сказал, став серьезным, Хармли. — Во всяком случае, они не связаны с той задачей, которой вы заняты. На фотографиях изображены преимущественно землевладельцы, южноамериканцы. Хилтон заинтересовался ими лишь потому, что Южная Америка много значила для меня, для моего бизнеса. Я вложил деньги в нефтяные промыслы.
  — Доктор Деварест вкладывал деньги в ваше предприятие? — спросил я небрежно.
  — Нет, — откликнулся Хармли. — К сожалению, доктор этого не сделал… А вы здорово продвигаетесь со своими «вопросами вразброд».
  — Стараюсь.
  Тон Хармли не смягчил, остался серьезным, появился в голосе и холод:
  — Счастлив был познакомиться с вами, мистер Лэм. Возможно, мы еще встретимся.
  — Непременно увидимся, — ответил я как можно более сердечно. — Я буду часто бывать здесь.
  Хармли откланялся. В дверях едва не столкнулся с Надин Крой.
  — Узнали что-нибудь? — напрямик спросила она.
  — Почти ничего… Хармли показывал доктору фотографии, подарил пару снимков. На них изображены люди, вложившие деньги в южноамериканские предприятия.
  — Не понимаю, при чем тут наши проблемы…
  — Он тоже не понимает… Но утверждает, что уже видел вас где-то.
  — Тогда это тот самый человек, который приходил к Уолтеру. Вы ему намекнули, где он мог видеть меня?
  — Нет.
  — Почему?
  — Пусть сам вспоминает. Я должен собирать сведения, а не разглашать их.
  — Может быть, мне удастся растопить лед, намекнув, что мне знакомо его лицо и…
  — Нет, оставим все как есть.
  — Вы, кажется, обидели его, мистер… э-э-э… Дональд?
  — Обидел.
  — Каким образом?
  — Я спросил его, не вкладывал ли доктор Деварест свои капиталы в нефтепромыслы.
  — Что же здесь обидного?
  — Если доктор Деварест вкладывал деньги в предприятия Хармли, то значит… вышеупомянутый Хармли утаил этот факт от миссис Деварест.
  — Не понимаю.
  — Допустим, доктор дал ему двести пятьдесят долларов — вложи, мол, в дело от меня. Нефтеразработки принесли высокие прибыли. А Хармли приезжает и возвращает — двести пятьдесят долларов.
  — Эта сумма должна быть где-то зафиксирована.
  — А если она не была зафиксирована?
  Миссис Крой встревожилась:
  — Вы не очень-то доверяете людям.
  — Не особенно, — согласился я. — Вы не могли бы уговорить вашего бывшего мужа встретиться с мистером Тимканом?
  — Только если Уолтер решит, что встреча выгодна для него.
  — Хорошо бы устроить так, чтобы встретились Хармли и мистер Крой и при этом присутствовал бы еще кто-нибудь, способный оценить значение их реплик.
  — То есть мистер Тимкан?
  — Умный адвокат способен многое узнать и понять из разговора.
  — Попытаюсь устроить. Только я бы хотела… чтобы вы, мистер Лэм, держали себя… как мой близкий друг, даже поклонник.
  — Буду рад. В присутствии посторонних…
  — Да, я просила бы только при посторонних!
  — Ладно… Кто это подходил к дому?
  — Руфус Бейли, шофер.
  Тот самый тип, которого я увидел из гаража в дверях мастерской в день гибели доктора.
  — Хотел бы поглядеть на него.
  — Руфус! — окликнула шофера миссис Крой.
  Парень обернулся на зов. Лицо его при виде Надин просветлело, но тотчас приняло бесстрастное выражение — он заметил меня. Крупные черты, спокойный, добродушный взгляд. Видно, неиспорченная натура.
  — Да, миссис Крой?
  — Вы вчера смазали мою машину?
  — Конечно.
  — Ну как, вам достаточно? — поинтересовалась у меня Надин.
  Тут же из дома вышел Джим Тимли, племянник миссис Деварест.
  — Достаточно, достаточно, — пробормотал я, и Надин отпустила шофера, с улыбкой помахав ему рукой.
  Джим Тимли шествовал к нам с видом человека прямого и решительного. Его глаза остановились на мне.
  — Я только что разговаривал с тетей Колеттой. Вас хотят выдать за друга семьи, так?
  Я кивнул.
  — Это вызовет насмешки!
  — Почему вы так думаете?
  — Друг семьи! — с презрением повторил Тимли.
  — Выкладывайте, что у вас на уме!
  — Друзья доктора Девареста никогда не слышали о вас. Они вообразят себе бог знает что! И появляетесь вы сразу после смерти доктора, входите в узкий семейный круг… Друг семьи… А может, не семьи, а Колетты? Гораздо пристойней будет представиться приятелем Надин. Тетя Колетта согласна со мной.
  — Я терпеть не могу причинять кому-либо неприятности. — Я старался быть как можно более вежливым. — И знаете, миссис Крой уже объявила мне о перемене курса на тот самый, о котором вы сказали… Не хотелось бы только мне сбиться с него.
  — И перейти границы… — поддразнила меня Надин, улыбаясь.
  — Так что вы скажете о моих метаморфозах? — спросил я у Тимли.
  — Они — побочное явление. При всех настоящих и последующих превращениях все полномочия ваши по главному делу сохраняются.
  — Благодарю вас, — с чувством произнес я.
  Глава 7
  — Нет, Дональд, ее целый день не было, и она никуда не звонила.
  Я сел, предложил Элси Бранд сигарету.
  Она отказалась:
  — Берта здесь не разрешает курить.
  — Я разрешаю. Я теперь ее партнер. Мы оба руководим агентством.
  — Уже знаю об этом.
  Поколебавшись немного, Элси взяла сигарету.
  Мы курили некоторое время, не произнося ни слова.
  — Думаю, неплохо бы повысить тебе заработную плату, Элси, — сказал я.
  — Я не против.
  — Ты ведь всегда так усердно барабанишь на машинке!
  — У Берты подскочит давление! В прошлом месяце я просила ее о прибавке, и она так отбила мою атаку, что я отлетела, как мячик.
  — А сколько ты просила?
  — Десять долларов.
  — Твоя заработная плата повышается на десять долларов, — торжественно объявил я.
  — Нельзя так поступать.
  — Почему?
  — Это силовой прием. Не по закону!
  — Все — по закону. С сегодняшнего дня вводится новая оплата. Для тебя. Решено! — Помолчав, я спросил Элси: — А что слышно про велосипед — жертву столкновения с машиной?
  — Ничего не слышно. Утром я звонила в автоклуб. Эта девица нас перехитрила.
  — Попробуй позвонить еще раз.
  Элси положила сигарету на край пепельницы, набрала номер.
  — Это мисс Бранд. Я повредила чужой велосипед. Кто-нибудь справлялся о нем? — Выражение лица Элси изменилось. Она схватила карандаш. — Одну секунду… Нолли Старр. Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один. Сколько она хочет?.. Да, это моя вина… Очень сожалею… Большое спасибо. — Элси повесила трубку, вырвала страничку из блокнота. — Вот ее настоящий адрес. Она хотела сначала починить велосипед, а потом подать жалобу. Автоклуб оплатил ремонт и послал ей чек по этому адресу.
  Я убрал листок в карман.
  — Надо убедиться, что чек действительно отослан, — сказал я Элси. — Тебе придется это проверить. Не в наших интересах, чтобы мисс Старр разыскала тебя и установила, где ты работаешь. Она может сменить квартиру.
  — О’кей, я позвоню им завтра. Я…
  Входная дверь с грохотом распахнулась, явилась Берта Кул.
  Элси торопливо потушила сигарету, склонилась над машинкой. Не глядя на нее, Берта направилась в кабинет, но я остановил ее вопросом:
  — Где ты пропадала целый день?
  — Ловила рыбу, — отчеканила она. Ее маленькие глазки сверкнули. — Великолепно себя чувствую, и не пытайся устраивать мне партнерские сцены. Я тебя предупреждала, что буду распоряжаться своим временем, как мне угодно. И не толкайте меня на то, чтобы я испортила вам настроение. Что тут у вас? Небольшой тет-а-тет, а? Заговор? Я знаю, Дональд, ты — мой партнер. По бизнесу! А Элси? Она получает зарплату. Надеюсь, не требует партнерских полномочий для себя, а?
  — Не требует. Но говорили мы с Элси о деле.
  Воинственный пыл у Берты еще не иссяк, но любопытство одержало верх.
  — О велосипеде, да? Есть какие-нибудь новости?
  — Кое-что новенькое есть. Но мы обсуждали не только текущие дела.
  — А что еще?
  — Элси сказала мне, что цены растут, а ее материальное положение ухудшается.
  Берта насупилась:
  — Она напрасно тратит время. В прошлом месяце она и мне жаловалась на растущие цены.
  — У меня она не выжимала сочувствия… Я просто повысил ей зарплату. На десять долларов.
  Берта открыла рот. От неожиданности она потеряла дар речи. И тут же набросилась на меня:
  — Нахал! Распоряжаюсь здесь я! Ты можешь быть моим компаньоном, но не имеешь права повышать зарплату моим служащим без моего согласия!
  — Не лучше ли перенести нашу ссору в кабинет? — вежливо обратился я к Берте.
  Кипя от возмущения, Берта ринулась в кабинет. Я вошел следом. Взять себя в руки — это Берте удавалось плохо. Слова сыпались как горох:
  — Десять долларов! Скоро она потребует, чтобы ее на работу доставлял шофер. Элси получает столько же, сколько и любые другие стенографистки. Она…
  — Делает вдвое больше, чем любая другая стенографистка, — перебил я.
  — Ну и что?! — Берта снова повысила голос. — Она искала работу. Я взяла ее к себе. Выбрала из дюжины, понятно, я предпочла ту, которая согласна работать много, а не мало.
  — Тогда была трудная пора, — сказал я. — Безработица. Можно было выбирать. Теперь иные времена.
  Берта дернула на себя ящик письменного стола, выхватила оттуда мундштук и с такой силой воткнула в мундштук сигарету, что сломала ее. Она чуть не выбросила сигарету, но, остывая, передумала, отломила сломавшийся кончик, а оставшуюся часть бережно вставила в мундштук.
  — Ты отдаешь себе отчет в том, что я могу расторгнуть наш договор в любое время?
  — И я могу это сделать, разве нет?
  — Ах вот как! — вспылила Берта. — Ты пришел ко мне без единого цента, умирая от голода. И ты расторгнешь договор, который принесет тебе больше денег, чем когда-либо у тебя водилось? Не смеши, ради бога!
  — Элси Бранд получит свои десять долларов. В противном случае будем считать наш договор расторгнутым.
  Берта никак не могла справиться с зажигалкой. Она отшвырнула сигарету, поднялась и встала у окна, повернувшись ко мне спиной.
  Когда она снова заговорила, лицо ее выглядело невозмутимым, а голос звучал даже ласково:
  — Хорошо, дорогой, сделаем так, как ты хочешь. Только помни: ты больше не получаешь жалованья. Тебе причитается половина чистой прибыли — половина того, что остается за вычетом всех расходов… Легко быть щедрым за чужой счет! Десять долларов прибавки для Элси — это пять долларов из моего кармана, а пять — из твоего… Так что нового в семействе Деварест?
  — Я должен повидаться с адвокатом Надин Крой. Его фамилия Тимкан. Слышала о таком?
  — Нет. Зачем он тебе?
  — Возможно, он что-нибудь мне сообщит…
  — Когда ты с ним встретишься?
  — Завтра утром. Надин Крой собирается привести к нему одного типа, как она полагает, связанного с ее бывшим мужем.
  — Кто это?
  — Некий Хармли. Миссис Крой считает, что именно Хармли проинформировал доктора Девареста о ее семейных конфликтах. Доктор каким-то образом воздействовал на Уолтера Кроя, — а средством воздействия было, по-видимому, то, что лежало в сейфе и впоследствии было украдено.
  — Одновременно с драгоценностями?
  — Нет, раньше. Доктор Деварест сам разыграл комедию с драгоценностями, чтобы получить повод обратиться в полицию.
  — А где же драгоценности?
  — Пока не обнаружены. Найдено только одно кольцо в автомобильном ящичке для перчаток. В машине доктора.
  — Я знаю об этом. Но если доктор Деварест сам забрал драгоценности, то куда же он их дел?
  — Неизвестно.
  — Она должна выплатить нам премиальные.
  — Кто?
  — Миссис Деварест.
  — За что?
  — За то, что мы вернем ей драгоценности.
  — Я даже не знаю, где они.
  — Ты их разыщешь.
  — Я не уверен, что миссис Деварест наняла меня для того, чтобы я нашел драгоценности.
  — Для чего же тогда?
  — Чтобы водить за нос…
  — Кого?
  — Уолтера Кроя. По ее мнению, он не должен знать имени человека, в которого влюбилась его бывшая жена.
  — Почему ты так думаешь?
  — Они обе предложили мне сначала изображать друга всей семьи. Потом я вдруг превратился в собственность миссис Крой, в ее личного обожателя.
  — Ты против того, чтобы поухаживать за миссис Крой?
  — Нет. Она мила, но немного переигрывает, стараясь убедить всех, что ее сердце принадлежит мне.
  — Я совсем запуталась, — призналась Берта.
  Я вздохнул.
  — Уолтер Крой стремился забрать девочку к себе. Пытался доказать, что мать мало о ней заботится. Им двигала не любовь к дочери. Его цель — деньги Надин Крой. Но кто-то вмешался или что-то произошло. Он отступил. Затем ситуация изменилась, и он возобновил свои домогательства. До этого миссис Крой считала, что она в безопасности и может делать то, что хочет. Возможно, она допустила промах. Сейчас положение вновь такое же, как и семь месяцев назад.
  — Но как ей помогут твои ухаживания, даже если ты будешь выдавать себя за ее близкого друга?
  — Противная сторона не сможет предъявить никаких улик, ей не удастся скомпрометировать Надин Крой. Ведь уличить ее в связи со мной нельзя.
  Берта усмехнулась:
  — Ты можешь извлечь из этой ситуации некую пользу для себя.
  — Скоро я узнаю, прав я или нет, — заметил я, пропустив слова Берты мимо ушей.
  — Каким образом?
  — Если она будет появляться в обществе вместе со мной — значит, я прав.
  — Зачем ей вся эта чепуха? В конце концов, она разведена.
  — Когда найду ответ на этот вопрос, тогда пойму, чего она боится.
  — Она чего-то боится?
  — Вне всякого сомнения.
  Зазвонил телефон. Вслед за Элси Берта подняла трубку.
  — Кто звонит, Элси? Ах, миссис Крой! — Берта подмигнула мне. — Элси сказала ей, что ты занят, но она интересуется, какие у тебя планы на сегодняшний вечер.
  — Пусть Элси передаст, что я позвоню миссис Крой через полчаса.
  Берта раздраженно швырнула трубку на рычажок. К моему изумлению, аппарат уцелел.
  — Она еще влюбится в тебя.
  — Это было бы замечательно! Она богата. Женюсь на ней и уйду в отставку.
  — А если ее намерения небезупречны?
  — К чистому грязь не пристанет, — парировал я, открывая дверь кабинета.
  
  Дом номер 681 на Ист-Бендон-стрит ничем особенным не выделялся среди многоквартирных домов. Он был такой же, как его собратья, — кирпичный, трехэтажный, без лифта, с декоративными элементами, украшавшими фасад. Внутри — пыльный коридор, обставленный старой мебелью. Дверь с табличкой: «Управляющий». Я поднялся на третий этаж, позвонил в квартиру 304. На ее почтовом ящике значилось: «Дороти Грейл».
  Дверь приоткрылась чуть-чуть, насколько позволила короткая цепочка. Темные глаза с любопытством уставились на меня.
  — Это квартира мисс Старр? — спросил я.
  — Нет.
  — Разве мисс Старр не живет здесь?
  — Нет. Здесь живет мисс Грейл.
  — Вы знакомы с мисс Старр?
  — Нет.
  И девушка взялась за дверную ручку со своей стороны, собираясь захлопнуть дверь.
  — Не понимаю. — Я изобразил волнение. — Мисс Старр сама назвала этот адрес. Я из автоклуба, по поводу велосипеда…
  Я услышал быстрые, легкие шаги и голос Нолли Старр:
  — Это другое дело. Впусти его, Дот.
  Темноглазая девушка сняла цепочку. Я вошел в крохотную квартирку: кухонька-малютка и комната, немного побольше кухни, — одновременно и гостиная и спальня.
  Нолли Старр сразу же узнала меня. В углу комнаты за столом сидел мужчина. Он резко повернулся, и свет упал на лицо Джима Тимли.
  — Добрый вечер, — сказал я всем сразу. — Извините за вторжение, но, право, нам всем полезно узнать друг друга лучше.
  Джим Тимли растерялся. Покрутившись на стуле, он поник, как увядшее растение. Нолли Старр была бледна от гнева. Только темноглазая хозяйка сохраняла спокойствие. Она смотрела на меня с интересом, требуя дальнейших объяснений.
  — Меня зовут Лэм, — сообщил я. — Кажется, никто не собирается нас знакомить? Но я знаю: вы — Дороти Грейл. Теперь мы четверо знаем друг друга. Поговорим здесь?
  — Почему бы и нет? — живо откликнулась Дороти.
  — Послушайте, Лэм, — заговорил Тимли. — Можно, конечно, все вам объяснить, но кому из нас это нужно? — Тимли оглянулся на Нолли Старр. — Какого черта вы вообще вмешиваетесь не в свои дела?
  Нолли Старр энергично закивала, всем своим видом выражая одобрение вопросу Тимли.
  Тот вошел во вкус неожиданно взятой на себя роли. Встал. Подошел ко мне, расправив плечи. Его нервное лицо подергивалось. В движениях чувствовалась сила. Нельзя было исключить и мысли о его занятиях боксом.
  — Терпеть не могу шпионов! И вы мне не нравитесь. Убирайтесь отсюда! Считаю до трех. Раз… два…
  — Подождите, — перебил я. — Я тоже не люблю вмешиваться в чужие дела. Но я представляю здесь интересы миссис Деварест. Объясняйтесь с ней сами, если хотите.
  Тимли отступил так же внезапно, как и пошел в наступление. При упоминании миссис Деварест воинственность его испарилась.
  — Так мне уходить? — спросил я Тимли.
  — Если у вас есть какие-нибудь позитивные идеи, то… не скрывайте их.
  Тимли повернулся к девушке. Так смотрит на человека котенок, забравшийся на телеграфный столб, в надежде, что его оттуда снимут.
  Нолли Старр пришла на помощь.
  — Ну, раз уж вы постоянно вмешиваетесь в мои личные дела, — сказала она мне, — придется объяснить вам, что здесь происходит.
  — Это сэкономит время, — одобрил я.
  Нолли Старр заговорила с уверенностью женщины, которой нечего скрывать:
  — Скоропалительные выводы, как правило, неверны, мистер Лэм. — Она даже улыбнулась.
  — Продолжайте, — поощрил я. — Быстрее придумайте что-нибудь!
  Нолли вспылила:
  — Мне не нужно ничего придумывать. Я устала от того, что вы за мной шпионите. Чтобы вы от меня отвязались, раскрою маленькую тайну. Я здесь живу уже полгода. Мы сняли квартиру вместе с Дороти Грейл. Это моя подруга. Я хотела, чтоб у меня было какое-нибудь жилье, ведь я не знала, сколько проработаю у миссис Деварест. Как-то в дождливый день, месяца два назад, Джим Тимли подвез меня сюда и познакомился с Дороти. С тех пор он… регулярно навещает ее. Обычно я стараюсь оставить их вдвоем, если только они сами не уходят куда-нибудь вместе. А сегодня я задержалась. — Она вздохнула. — Да, я действительно убежала в тот день, когда доктор Деварест велел мне вызвать полицию. Я совершила ошибку. Теперь мне ясно, но я поступила так по особой — своей! — причине. Я не скажу вам — какой. И никому не скажу. Когда поймают того, кто взял бриллианты, не нужно будет ничего объяснять… Все эти обстоятельства известны Джиму Тимли, он может подтвердить.
  — Да, да, она говорит правду, Лэм, — поспешно вступил Тимли.
  — И пусть меня оставят в покое! — дрожащим от волнения голосом произнесла Нолли. — Это все, чего я хочу. У меня есть свои заботы, и я не мешаю людям жить так, как им нравится. И если вы желаете мне добра, перестаньте следить за мной. Лучше отыщите того, кто украл драгоценности.
  — У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?
  Нолли заколебалась. Взглянула на Тимли. Потом отрицательно покачала головой:
  — Я не претендую на роль следователя.
  Тимли посмотрел на часы. Немного помедлил. Взялся за шляпу.
  — Вы идете, Лэм? Моя машина на стоянке, за углом.
  Нолли Старр исчезла на кухоньке. Дороти Грейл протянула Тимли руку.
  — До свидания, Джим, — сказала она. — Мне очень жаль, что так получилось сегодня.
  — Не волнуйся. Все о’кей.
  — Ты расстроен, я знаю. Прости. Но это не моя вина.
  — Конечно, — отрывисто бросил Тимли. Было видно, что ему не терпелось уйти.
  Она прижалась к нему, будто прислонилась.
  — Джим, ты не… Наши отношения не пострадают?
  — Нет, нет. Конечно нет.
  Она обняла его, приблизила свое лицо к его лицу.
  — Обещай мне, дорогой…
  — Успокойся. Ничего не изменилось. — Тимли старался высвободиться.
  — Ну, милый…
  Дороти подставила ему губы.
  Он наклонился к девушке, неумело притянул ее за талию.
  Я стоял и ждал, когда он выйдет из клинча.
  Тимли, как ему показалось, незаметно высвободил одну руку, которая ухватилась за шляпу.
  Выручила его опять Нолли Старр.
  — Прекратите-ка вы, влюбленная парочка! — прикрикнула она, явившись из кухни. — Вам пора друг от друга отлепиться.
  Теперь уже Дороти Грейл вырвалась из объятий Тимли. Джим, по-видимому, был совершенно поглощен ею. Он пошатывался. На его щеке горело красное пятно.
  — Тимли, вам необязательно отчитываться передо мной, — мягко сказал я.
  — Но я хочу поговорить с вами.
  — Джим, — нежно проворковала Дороти, — этот детектив симпатичный парень. Ему можно рассказать все.
  Тимли направился к выходу, но тут его снова остановили.
  — Что это у вас с лицом? — окликнула Нолли. Глаза ее смеялись. — Дороти оставляет ужасные следы… И не забудьте свои книги. Мы прочли их с удовольствием.
  Она подошла к Тимли, вытерла ему щеку своим носовым платком. Затем вручила пакет, перевязанный бечевкой.
  — Спокойной ночи, Нолли! — Тимли шагнул к Дороти.
  — Спокойной ночи, дорогой! — пролепетала Дороти.
  Тимли устремился к ней, но с меня было довольно.
  — Мне тоже пора.
  Я распахнул дверь.
  Тимли поспешно вышел следом за мной. Мы сбежали вниз по лестнице.
  Повернув за угол, он сказал:
  — Послушайте, Лэм, вы, кажется, и впрямь неплохой парень.
  — Благодарю.
  — Из тех, кто… считается с реальностью.
  — С какой реальностью?
  — Не знаю, известно ли вам что-нибудь об обстоятельствах моей жизни?
  — Почти ничего.
  — Тетя Колетта эгоцентрична, у нее диктаторские замашки. Она контролирует каждый мой шаг, каждый доллар, который мне удается заработать. Родители же не оставили мне ни цента. Тетя Колетта отправила меня в колледж, потом ей захотелось путешествовать вместе со мной. Ей нравилось, что ее сопровождает молодой человек… Сначала все было прекрасно. Мы побывали в Южной Америке, в Европе и на Востоке. Но вскоре… тетя Колетта перестала представлять меня знакомым как своего племянника. Она… не желала расставаться со мной ни на минуту. Лишь когда она засыпала, мне изредка удавалось скрыться от нее и посмотреть то, что мне, молодому мужчине, было интересно. За удовольствие от поездки я заплатил дорогую цену… Мы возвратились. Меня пригласили пожить в доме. Тетя Колетта считала, что я должен окрепнуть после того, как перенес тропическую малярию. Я вправду подхватил ее в нашем путешествии. Доктор Деварест прописал мне отдых, солнце, прогулки на свежем воздухе. Я привык к такой жизни. Лэм! Доктор Деварест неплохо относился ко мне. Он любил общество молодежи. Я думаю, тетя Колетта ужасно утомляла его. — Тимли глубоко вздохнул. — Вот, собственно, и все. Я пропал. Иногда мне кажется, что я уже ни на что не гожусь, хотя и получил образование. Правда, я не уклонялся от работы, даже искал ее. Мне обещали подыскать место на авиационном заводе. Но если там узнают о моем образе жизни… эдакого плейбоя… Я скрывал, конечно, от тети Колетты, что ищу работу.
  Я молчал. Тимли продолжал бичевать себя.
  — Дипломированный бездельник, — с горечью сказал он. — Тетя соблазняет меня завещанием. Она утверждает, что я все еще недостаточно окреп, чтобы покинуть ее и начать работать. Вот когда я совсем поправлюсь, она поможет мне найти место… Кстати, ей это нетрудно. У нее множество влиятельных знакомых, да и доктор мог бы помочь. Но я чувствую, что всегда буду «больным ее величества». Решение неизменно откладывается под предлогом того, что мне необходимы солнце и свежий воздух.
  — Ваша тетя Колетта проживет еще очень долго, — заметил я.
  Он дернулся, хотел было возразить, но отказался от этого намерения.
  — Еще двадцать пять — тридцать лет такой жизни и — конец! — донимал я Тимли, надеясь, что с его уст сорвется слово, которое дрожало на кончике языка.
  Я дождался.
  — Тете Колетте осталось жить два года, ну, три — самое большее, — вдруг выпалил Тимли. — Сердце. Болезнь прогрессирует, но она об этом не догадывается. Доктор знал, конечно, но не говорил ей. Он считал, что болезнь неизлечима, что его жена умрет скоропостижно. А потому — пусть пока живет как хочет.
  — Откуда вы знаете о ее болезни? От доктора Девареста?
  Он замотал головой: нет, не от него.
  — Надин рассказала мне. Доктор предупредил ее, а она сообщила мне. Надин, может быть, и промолчала бы, но она знает, каково мне приходится. Не хотелось бы говорить об этом, но Колетта… тетя невероятно ревнива. Она мешала и мешает мне знакомиться с женщинами. Придумывает разные предлоги. Отговаривает меня. Утверждает, что из-за женщин я не поправлюсь, что я не должен шататься по ночам. Она привыкла быть в центре внимания и не терпит в своем окружении незнакомых молодых женщин. Я ничего не выдумываю. Спросите у Надин… Ей тоже не очень нравится жить в этом доме.
  — Если миссис Крой здесь не нравится, почему она отсюда не уедет? Материально она неплохо обеспечена.
  Тимли наклонился ко мне:
  — Разгадайте эту загадку. Я вот не сумел.
  — Что-то удерживает ее?
  Он пожал плечами:
  — Я, наверное, слишком много болтаю. Но… Лэм, вы способны меня понять? И вы… не расскажете Колетте о Дороти Грейл?
  — Меня наняла миссис Деварест. Для того, чтобы защищать именно ее интересы.
  — Но ваша задача найти драгоценности, доказать, что доктор Деварест не совершал самоубийства, добиться для Колетты двойной страховки. Мои отношения… с Дороти… никого не касаются.
  — Я подумаю об этом, Тимли, — сказал я многозначительно. — Доброй ночи.
  Тимли стоял на тротуаре и глядел мне вслед.
  Глава 8
  Я проехал шесть кварталов, притормозил у аптеки, позвонил в главное полицейское управление и попросил к телефону лейтенанта Лисмана. Он только что возвратился в управление после ночного дежурства.
  — Говорит Лэм. Дональд Лэм из фирмы «Б. Кул — Д. Лэм, частные детективы».
  — Слушаю! — сухо откликнулся Лисман. — Что вам угодно?
  — Я хочу вам кое-что сообщить. Это связано с розыском драгоценностей, исчезнувших из сейфа в доме доктора Девареста. Но источник информации останется неизвестным для вас, идет?
  Он заинтересовался.
  — Итак, — сказал я, — мы работаем на миссис Деварест, выясняем некоторые детали. Если она узнает о наших с вами контактах, я потеряю свою клиентку. Сведения конфиденциальные.
  — Судя по такому введению, информация важная.
  — Да.
  — О’кей!
  — Нолли Старр, секретарь миссис Деварест, исчезла сразу после того, как были украдены драгоценности. Вы найдете ее по адресу: Ист-Бендон-стрит, дом шестьсот восемьдесят один. Квартиру снимает Дороти Грейл, ее подруга. Советую поторопиться. Нолли Старр может улизнуть.
  — Ваша фамилия Лэм? — уточнил лейтенант Лисман.
  — Правильно. Дональд Лэм.
  — Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один?
  — Да.
  — Как зовут квартиросъемщицу — Гейл?
  — Нет, — поправил я. — Грейл. Г-р-е-й-л.
  — Что ж, спасибо, я ваш должник. Надеюсь, все будет в порядке.
  — Надеюсь. — Я повесил трубку.
  Я подъехал к дому Деварестов. В комнате шофера над гаражом горел свет. Оставив машину у бокового входа в здание, я бесшумно поднялся по лестнице и постучал к Руфусу Бейли.
  Сам он и открыл дверь.
  Его облик подтверждал впечатление о нем как о сильном и добродушном человеке. Плотный, ширококостный, рост шесть футов… Густые, слегка вьющиеся волосы. Шрам на левой щеке — особенно заметен, когда Руфус улыбался.
  Он был в меру приветлив и обходителен, но не маска ли это? — так я подумал.
  — Дональд Лэм, — представился я.
  — Я знаю. Чем могу служить?
  — Мне хотелось бы войти.
  Руфус посторонился:
  — Входите.
  В комнате везде было прибрано. На окнах висели приятные занавески. Коврики, хотя и потертые, вычищены. У стены книжный шкаф. Я подошел к нему. Бестселлеры, вышедшие из моды, изданные полгода назад.
  — Садитесь, — пригласил Руфус.
  Я опустился в кресло. Улыбаясь, он сел напротив.
  — Вам не нужно притворяться, что вы друг семьи, — дружелюбно сказал Руфус. — Я знаю, кто вы такой. От миссис Деварест. Я хотел бы помогать вам.
  — Это хорошо.
  — Хотите что-нибудь спросить?
  — Да.
  — Пожалуйста, спрашивайте. Я от вас ничего не скрою.
  — Вы давно здесь работаете?
  — Примерно полгода.
  — Вы пришли сюда в одно и то же время с Нолли Старр?
  Он улыбался уже несколько натянуто.
  — Кажется, она уже работала, когда я пришел.
  — Но она не остается в доме на ночь, правда?
  — Да.
  — Кто у вас убирает помещение? — вдруг спросил я «совсем о другом».
  — Я сам.
  — У вас это прекрасно получается.
  — Я люблю порядок.
  — А кровати здесь нет?
  — Нет.
  — Где же вы спите?
  — В другой комнате.
  Руфус указал на дверь в стене — дверь эту я и не заметил поначалу.
  — Позвольте взглянуть?
  Я подошел к двери, взялся за ручку.
  — Что вам там надо?
  Голос звучал совсем не так обходительно, как прежде.
  — Я ведь осматриваю все помещения в доме.
  Руфус смолчал, и я вошел в чистую, светлую и просторную спальню. Три стены обращены наружу. Жалюзи на окнах. Белая железная кровать. И еще одна — большая, двуспальная, из ореха, и туалетный столик тоже из ореха, с зеркалом и светильниками по сторонам… На полу около двуспальной кровати распростерся роскошный навахский ковер, с которым никак не гармонировали дешевенькие выцветшие коврики рядом с сосновым комодом и… еще одной дверью из спальни. Она вела в ванную с громадным — во всю стену — окном и жалюзи.
  — Вы прекрасно устроились, — сказал я.
  — Неплохо, это верно.
  — Я заметил, вам нравятся жалюзи.
  — Да. Они хорошо защищают от солнца, а когда подняты и окна открыты — у меня всегда свежий воздух.
  — Вы — хороший хозяин.
  — Я шофер и механик. Слежу за тем, чтобы машины были в порядке, убираю в гараже. У меня есть специальный пылесос для чистки сидений в авто. Я пользуюсь им, когда убираю комнаты. Очень удобно.
  — И читать вы тоже любите?
  — Ага.
  — Вы, кажется, не очень перегружены работой?
  — Это вы так думаете. — Руфус снова улыбался, излучая добродушие.
  — Вы возите только миссис Деварест?
  — Иногда миссис Крой.
  — У нее есть машина?
  — Есть.
  — Вы смотрите за ней тоже?
  — Да.
  — А у мистера Тимли есть машина?
  — Да.
  — И она тоже на вашем попечении?
  — Конечно.
  — А машина доктора Девареста?
  — Он не хотел, чтоб я занимался его машиной. Машину чистили, заправляли и смазывали в больничном гараже. Я не видел, чтобы доктор когда-нибудь мыл ее. Так, протрет немного, и хватит. Он оставлял машину на улице, когда ездил к больным.
  Я подошел к туалетному столику. Щетка для волос, расческа, коробочка с тальком, бутылочка с лосьоном для массажа головы, бутылочка с лосьоном для бритья… Рядом лежала еще одна щетка для волос — с хрустальной ручкой.
  — А куда ведет эта дверь?
  — В гардероб.
  Здесь тоже было окно с жалюзи. На вешалках висели мужские костюмы и галстуки. Я насчитал несколько пар обуви. Поднял глаза и увидел шелковый шарф.
  — Вы сами себя обслуживаете — стелите постель и все такое?
  — Да.
  Я разглядывал аккуратно застеленные постели.
  — Кое-что, вероятно, перекочевало сюда из хозяйской спальни.
  — Верно. Миссис Деварест поменяла мебель в своей спальне, а то, что ей было не нужно, сказала поставить сюда.
  Я кивнул на кровати:
  — Принимаете гостей?
  Он опять улыбнулся:
  — Бывает.
  Мы вернулись в гостиную, я уселся в прежнее свое кресло.
  — Хотите сигарету? — И протянул Руфусу портсигар.
  Мы оба закурили.
  — Что-нибудь еще хотите спросить?
  — Да.
  — Спрашивайте.
  — Я впервые увидел вас, когда обнаружил труп доктора Девареста. Вы тогда заглянули в гараж из мастерской.
  — Так и было.
  — Но вы не остались со мной, а ушли.
  — Еще бы! Полно полицейских в доме. Тот вечер у меня был свободный. Вернулся с гуляния, пошел спать. А горничная говорит: доктор Деварест умер… Ну, я и заглянул в гараж. А уже приехали легавые, следователь… Доктору я ничем не мог помочь. Меня не было дома, когда с ним случилось несчастье. Я решил, что мне лучше — с глаз долой.
  — Но вы задержались… стояли у двери в гараж минуту или две.
  — Да, наверное. Я не смотрел на часы.
  — А потом-то куда вы направились? Если бы поднялись наверх, я бы услышал.
  — Необязательно. Лестница прочная, ступеньки не скрипят, а хожу я легко.
  — Так вы вернулись сюда, к себе?
  — Да.
  — Сразу после того, как вышли из мастерской?
  — Не совсем.
  — Немного позже?
  — Черт возьми, какое это имеет значение?!
  — Мне нужно знать.
  Шофер угрюмо глядел на меня, не разжимая губ.
  — Так когда вы вернулись к себе?
  — Не понимаю, зачем вам это?
  — Так когда?
  — Точно не могу определить.
  — Почему?
  — Не смотрел я на часы.
  — Через полчаса?
  — Может быть.
  — Или через несколько часов?
  — Да зачем вы с этим пристаете ко мне?
  — Припоминаю. Вы, кажется, скрылись, когда полиция решила взять отпечатки пальцев. Как раз были найдены коробочки из-под драгоценностей.
  — Приятель! — внушительно сказал Руфус. — Наверное, ты умный парень. Не знаю. Но у тебя свои дела, у меня — свои. Чужие дела меня не трогают. Так бы вот и тебе… Повторяю: весь вечер меня здесь не было. Потребуется, могу дать показания, где я был. О стекляшках не знаю ни черта! И отвяжись!
  — У вас в гардеробной висит красивый шарф, на вешалке для галстуков.
  Озадаченный, Руфус переспросил:
  — Шарф?
  — Да. Розовый шарф из шелка.
  — Розовый шарф… да…
  — Это ваш?
  Вопрос был «совсем о другом». Руфус растерялся. Покрутил головой. Потом неохотно ответил:
  — Нет.
  — А чей?
  Он подумал немного. Ответил снова вежливо:
  — Это вас не касается.
  — Да как сказать…
  Руфус внезапно рассмеялся:
  — Забудем об этом. Напрасно вы пытаетесь меня запутать. Вы ничего не добьетесь.
  — Я вовсе не пытаюсь вас запутать. Просто хочу знать: чей это шарф?
  — А я сам не уверен, чей он. То ли миссис Деварест, то ли, может, миссис Крой? Я нашел его в машине, принес сюда, хотел спросить о нем, но когда началась суматоха — забыл. Я узнаю, чей это шарф, и тогда скажу вам. Черт возьми! Теперь вы знаете обо мне, пожалуй, больше, чем я сам.
  — А коврики уже были здесь, когда вы въехали в эту квартиру?
  — При чем тут коврики?
  — Так были или нет?
  — Были.
  — А навахский ковер появился позже?
  — Да.
  — А на окнах висели занавески?
  Руфус не ответил.
  — Когда их сменили на жалюзи? Месяца три назад?
  — Кажется.
  — Конкретнее можете сказать?
  — Четыре месяца, — подумав, уточнил Руфус.
  — Подведем итоги, — бодро сказал я. — Вы нашли шарф в машине, когда чистили ее, хотели вернуть его хозяйке, но тут случилось несчастье с доктором Деварестом…
  Он медленно кивнул.
  — В таком случае вы нашли шарф в тот самый день, когда пропали драгоценности… Или на следующий день?
  — На следующий день.
  — В тот день, когда умер доктор?
  — Да.
  — У вас был выходной? Вы были свободны весь день или только вечером?
  — Только вечером.
  — Когда вы нашли шарф — утром или днем?
  — Куда вы клоните?
  — Если бы вы нашли его утром, — объяснил я, — вы бы легко сразу установили, кому он принадлежит. Вам тогда не нужно было брать его с собой. Но, допустим, вы наткнулись на шарф, когда уже заканчивали работу. Вы, скорее всего, спешили на свидание, не хотели опаздывать и не стали расспрашивать о нем.
  — Ну да, — признался Руфус после небольшой паузы.
  — Выходит, вы нашли шарф около пяти часов…
  — Выходит, так.
  — Вы обедали дома сегодня вечером?
  — Да.
  — Вы едите на кухне вместе с прислугой?
  — Да.
  — Давайте посмотрим на этот шарф внимательно, — предложил я.
  — Зачем?
  — Кто-то из женщин брал машину на следующий день после того, как пропали драгоценности. Вас не было за рулем, в противном случае вам было бы известно, кто носил шарф. Шарф был оставлен в машине, скорее всего, во второй половине дня. Об этой поездке вы ничего не знали, иначе вы показали бы шарф горничной. Но вы не сделали этого. Почему? Наверное, вас осенила догадка, что женщина, которая воспользовалась машиной, не хотела, чтобы об этом факте узнала другая женщина. Она ездила на свидание? С кем?
  — Вы занимаетесь ерундой!
  — Не ерундой, а шарфом.
  — Вы все время крутитесь вокруг него… не пойму почему.
  — Да неужто вам самому не пришла в голову мысль, что владелица этого шарфа не хотела, чтобы какая-то другая женщина узнала про ее поездку на автомобиле?
  — Я ни о чем таком не думал… Увидел шарф в конце смены. Принес его сюда и забыл о нем.
  — Вы сказали, что забыли о шарфе, потому что началась суматоха из-за смерти доктора Девареста.
  — Да.
  — Но ведь вы не подходили к машинам после того, как пообедали в среду. Доктор Деварест был тогда еще жив!
  Руфус криво усмехнулся:
  — Ну, считайте… вы меня обыграли, приятель. Да, у меня было свидание. Вечером после обеда я должен был встретиться с женщиной. Ясно?
  — Вполне. В доме три женщины — миссис Деварест, миссис Крой и Нолли Старр. Но не Нолли Старр носила этот шарф.
  — Нет.
  — Вы в этом уверены?
  — Не совсем.
  — Принесите-ка его…
  Руфус неохотно оторвался от стула и пошел в гардеробную. Несмотря на довольно солидный вес, он двигался легко и плавно. Когда шофер скрылся из виду, я взял с туалетного столика хрустальную щетку, снял несколько застрявших волосков, намотал их на указательный палец. Образовавшееся волосяное колечко опустил в карман. Тут появился Руфус Бейли и отдал мне шарф, который я поднес к свету и стал внимательно рассматривать.
  — Разве можно угадать, кому он принадлежит? — сказал Руфус, когда я отдал ему шарф.
  — Можно. Это шарф Жанетт.
  Руфус вытаращил глаза. Он был обескуражен и не сумел этого скрыть.
  — Я уверен, это ее шарф, — повторил я.
  — Вы уверены… Но почему?
  — Для миссис Деварест — не тот цвет, для миссис Крой — не тот материал, слишком дешевый. Нолли Старр уже не было в доме. Остается Жанетт. К тому же запах духов выдает ее.
  — Берете меня за горло, — устало сказал Руфус.
  Я пожал плечами:
  — Просто излагаю факты.
  Руфус надеялся, что я уйду. Было ясно, что я смертельно ему надоел.
  Я опять спокойно уселся в кресло, бросил в пепельницу окурок сигареты.
  Руфус Бейли смотрел на часы.
  Я сказал осторожно:
  — С вами, наверное, обошлись несправедливо, когда вас посадили?
  — Еще бы! Ведь я… — Вдруг он понял, что попался, и рванулся ко мне с искаженным от гнева лицом. — Вы мне надоели! Убирайтесь к черту! К черту! С вашими проклятыми вопросами!
  — Успокойтесь. Я давно понял, что вы побывали в тюрьме. Вы сбежали из опасения, что и у вас возьмут отпечатки пальцев… Садитесь и расскажите мне об этом.
  Руфус расхаживал по комнате, тяжело дыша и стараясь не давать воли своему гневу.
  — Да, я сидел за решеткой. Ну так что?
  — За что вас посадили?
  — За подделку чеков. Я очень боялся безработицы. Когда не было работы — сходил с ума. Выдавал чеки на небольшие суммы — десять, пятнадцать, двадцать пять — до ста долларов, не больше. Когда дела шли лучше, рассчитывался с владельцами чеков.
  — Деньгами?
  — Лишних денег у меня не было.
  — Как же вы рассчитывались?
  — Есть разные способы.
  — Но вы возмещали людям убытки?
  — Конечно. Всем. Чеки оставались на руках, пока я полностью не отдавал долг. Экономил на заработной плате, выплачивая проценты, или просто отрабатывал.
  — Вам приходилось нелегко. Не напивались?
  — Было и такое. Нечасто. Мне выпивка не вредит. После нее я всегда охотно берусь за работу.
  — Как же все-таки вы попали в тюрьму?
  — Чеки были предъявлены к оплате. А хозяин в это время уволил меня за прогул. Меня обвинили в мошенничестве.
  — А раньше вас не увольняли за прогулы?
  — Нет. Хозяин меня ругал, а я обещал ему покончить с выпивкой. Но на этот раз мне не повезло. Я слишком долго отсутствовал.
  — Сколько?
  — Три дня.
  — Кем работали?
  — Шофером.
  — А какой срок вам дали?
  — Один год.
  — Когда это было?
  — Два года назад. Мне не понравилось в тюрьме. Она меня отрезвила. С тех пор — никаких махинаций, никаких чеков.
  Руфус помолчал.
  — Ну а что вы будете теперь делать?.. Если хозяйка узнает от вас мою историю, она меня выгонит без рекомендательного письма. И другой работы я не найду.
  — Где вы сидели?
  Руфус встрепенулся.
  — Ну нет! Я уже выложил все карты на стол!
  — Тем более. Почему бы вам не сказать мне, где вы отбывали свой срок?
  — Я сидел… под своим настоящим именем. Родители до сих пор ни о чем не догадываются. И не должны, понимаете?! Мать думает, что я был в Китае. Она уже старая. Умрет, если узнает про тюрьму. Поэтому я и не хотел, чтобы фараоны брали у меня отпечатки пальцев. Когда вышел, взял фамилию Бейли. Только в письмах к матери подписываюсь своим именем.
  Я поднялся. Руфус проводил меня до двери.
  — Вы кому-нибудь расскажете о моем прошлом?
  — Пока не собираюсь.
  — А потом?
  — Не знаю.
  Он хотел закрыть дверь. Я придержал ее:
  — Еще один вопрос. Можно?
  — Ну?
  — Отсюда слышно, как в гараже работает мотор?
  — Нет, если работает на холостых оборотах. У меня машины в порядке. Мотор работает тихо. Его слышно, только когда машина въезжает в гараж… Это все?
  — Все, — сказал я.
  Руфус захлопнул дверь.
  Глава 9
  Я отправился к хозяйке дома.
  Миссис Деварест только что рассталась с доктором Гелдерфилдом и старалась, как она сама выразилась, «сохранять выдержку и спокойствие». Все-таки было видно, что она поглощена собственной болезнью, ее симптомами.
  — Я не должна поддаваться, — заявила миссис Деварест. — Надо научиться философски смотреть на собственные недуги.
  — Вы правы.
  — От смерти не уйдешь, не так ли, Дональд?.. Все называют вас по имени, и я тоже буду вас так называть.
  — Прекрасно!
  — А вы зовите меня Колетта.
  — Согласен.
  — Особенно в присутствии других. Будем считать, что вы — приятель Надин, ее близкий друг.
  — Я понимаю.
  — Не возражаете?
  — Нет.
  — Мне необходимы свежие впечатления, Дональд. Так полагает доктор Гелдерфилд. Трудно перенести смерть близкого человека, но время лечит любые раны. Новые интересы способны вытеснить тягостные воспоминания.
  — Логично.
  — Доктор Гелдерфилд говорит, что некоторые вдовы отказываются от общества, запираются, замыкаются в своем трауре. Они лишь растравляют раны, привыкают жалеть себя. Можно серьезно повредить психику. Доктор Гелдерфилд советует мне вернуться к нормальной жизни, запастись новыми впечатлениями, чтобы старые переживания отступили.
  — И как вы относитесь к его советам, Колетта?
  — Я… сопротивляюсь… Мне не хочется с ним соглашаться, но придется. Нет ничего важней, чем предписание врача! Медицина не всегда нам угождает, но если уж доверяешь доктору — следуй его советам.
  — Правильно.
  — Иногда я, правда, теряюсь. Чувствую себя как натянутая пружина. Все дело в нервах. У меня хрупкая нервная система. Но не думайте, Дональд, что я какая-нибудь неврастеничка. Я всегда жила нормальной, полнокровной жизнью… Но вам это не интересно. — Миссис Деварест кокетливо повела на меня глазами. — Вы рассудительная машина, которая раскрывает преступления. Так говорит миссис Кул… Она же утверждает, что женщины от вас без ума. Это так, Дональд, или она просто решила пробудить мое любопытство?
  — Миссис Кул — удивительная личность, ее поступки трудно предугадать и оценить. Возможно, она хотела вас заинтриговать.
  — Вы увлекаетесь своей профессией, но не равнодушны и к женским чарам, не так ли? Я уверена, что не равнодушны.
  — Наверное, вы правы.
  — А в работе… О, вы не даете себе передышки, а ведь передышки необходимы.
  — Нельзя спать на такой работе, как моя.
  — Да, конечно. Но, Дональд, некоторые женщины, даже те… кто нанимает на работу… они так одиноки, так нуждаются в дружеском общении, так хотели бы…
  — Чтобы я выполнял то, что поручено.
  — Конечно, конечно. Но кроме профессиональных ваших забот… Интуиция нужна не только там. Еще больше — в отношениях с женщиной.
  — Интуиция везде полезна… в умеренных дозах. Сам я не очень на нее полагаюсь. Хотел бы вас спросить, Колетта: где блокнот доктора Девареста?
  — Блокнот? Он у меня.
  — Важно установить, к кому ездил доктор вечером в среду. Вы передали ему список пациентов, тех, что звонили в течение дня. С кем-то он поговорил по телефону, а иных посетил лично. Как бы узнать — кого?
  — Это связано со страховкой?
  — Не знаю. Не исключена такая версия: исчезнувшие драгоценности находились у него в машине, в ящичке, доктор хотел возвратить их вам, а когда он умер, кто-то похитил камни…
  — Есть улики, позволяющие сделать вывод, что кто-то, к кому он поехал, мог передать ему драгоценности?
  — Таких улик нет, но выяснилась одна подробность.
  — Какая?
  — В одной из коробочек осталось кольцо. Это указывает на небрежность в действиях похитителя, а может быть, и на то, что он торопился.
  — Разве можно быть небрежным, имея дело с драгоценностями! — возмутилась миссис Деварест.
  — Вероятно, похититель использовал драгоценности как прикрытие. Он намеревался их возвратить. В такой ситуации небрежность объяснима.
  — Дональд, но я просила вас отказаться от этой теории. Вы должны доказать, что Хилтон не причастен к похищению драгоценностей.
  — Понимаю. Но вы спросили меня о небрежности… Впрочем, есть и другая версия.
  — Интересно…
  — Вор отдал драгоценности вашему мужу, который приехал домой, хотел передать их вам. У доктора были небольшие поломки в машине, он решил сначала их устранить. Увлекся, не заметил опасности, отравился выхлопными газами. Кто-то вошел в гараж, увидел тело и вытащил камни из ящичка. Был уверен, что его, похитителя, не разыщут.
  — Эта версия мне гораздо больше нравится.
  — Что ж… будем работать над ней.
  — Пожалуйста.
  — Хорошо.
  — Но тот, кто вошел в гараж, должен был знать, что драгоценности в машине?
  — Вероятно.
  — Кто бы это мог быть?
  — Я еще не знаю… Пока.
  — Но вы найдете его?
  — Надеюсь.
  — И вернете драгоценности?
  — Не это главное.
  — Я вас не понимаю.
  — Ящичек открывался ключом зажигания. Но когда вынимаешь ключ, мотор-то выключается.
  — Это понятно.
  — Значит, чтобы забрать камни, необходимо было заглушить двигатель, вытащить ключ и открыть ящичек для перчаток…
  — Да, да, вы это уже объяснили. — Миссис Деварест в нетерпении подгоняла меня.
  — Но, — медленно сказал я, — мотор работал, когда мы нашли тело.
  — Значит, тот, кто вошел в гараж, снова включил двигатель после того, как взял драгоценности?
  — Пусть так.
  — Но зачем?
  — Чтобы скрыть преступление — похищение драгоценностей.
  — Мы все время говорим о драгоценностях. Возможно, они играют более важную роль, чем вам представляется.
  — Это не так.
  — Опять не понимаю.
  Я изложил свои доводы:
  — Если доктор ремонтировал автомобиль, не выключив мотор, и погиб от удушья, его смерть была случайной, но предсказуемой. Причину смерти неожиданной считать нельзя. Он стал жертвой собственной халатности.
  — Адвокаты сказали мне то же самое. Но я…
  — Однако, — перебил я, — если кто-то выключил двигатель, когда доктор лежал без сознания и был еще жив, а потом опять включил его, ситуация уже другая. Смерть наступила вследствие отравления газами от двигателя, который был включен кем-то другим. Убийцей! Но в таком случае невозможно оспаривать неожиданность причины смерти.
  — Дональд! — воскликнула миссис Деварест. — Вы изумительный детектив! Вы сделали замечательное открытие!
  — Я рад, что мы пришли к согласию и…
  — Что получим еще сорок тысяч долларов от страховой компании. — Тут же Колетта и задумалась. — Возможно, доказательств не потребуется… Ваши доводы так убедительны. Не пойдет ли компания на компромисс?
  — Никаких компромиссов! Вопрос стоит так: двойная сумма. Нам придется отстаивать наше право на двойную страховку.
  — Пациенты Хилтона, значит, как-то связаны с происшедшим в гараже? — спросила миссис Деварест, возвращаясь к началу нашей беседы.
  — Человек, который открыл ящичек для перчаток, знал, что там лежат камни.
  — Тот, у кого Хилтон забрал камни, мог последовать за ним в гараж?
  — Не исключено.
  — Я могу назвать тех двух пациентов, к которым ездил Хилтон. Но это не поможет вам докопаться до истины.
  Из тумбочки, стоявшей у кровати, Колетта достала блокнот в кожаной обложке.
  — Хилтон не доверял человеческой памяти. Во всем он любил систему: вызов (визит или разговор по телефону) — запись. Порядок соблюдался неукоснительно. Утром секретарша спрашивала, кого он посетил, какие выписал лекарства и так далее. Хилтон вырывал страничку из блокнота и отдавал ей.
  — И он отметил тех, кого посетил перед смертью?
  — Да. Двух женщин. Я их очень хорошо знаю и могу за них поручиться. Одна замужем, другая вдова, обе очень хорошо обеспечены. Слишком много приемов, вечеринок, спиртного… Так всегда говорил Хилтон. Как врач, он был прав. Обе страдали от гипертонии. Но подозревать их в краже драгоценностей — немыслимо.
  Я взял у миссис Деварест блокнот, полистал его. Страницы были испещрены записями, которые и впрямь свидетельствовали о методичности как черте характера владельца. Указывались не только время визитов и фамилии лиц, которых навещал доктор. Доктор вел график, на котором выделял пиковые точки — свои самые напряженные дни. За последние полгода одним из таких дней, судя по графику, и была среда… В блокнот заносились также фамилии и номера телефонов других врачей — коллег, ассистентов на операциях. На последних страницах — цифры.
  — Что это такое?
  — По этим записям мы установили шифр сейфа.
  Я разглядывал цифры.
  — Сложно? — поинтересовалась у меня вдова.
  Я представил себе записи в блокноте, пунктуальность, методичность доктора.
  — Ответ найти не так уж трудно.
  Миссис Деварест взглянула на меня с удивлением:
  — Почему?
  — У него системное мышление, но сами схемы не отличаются особой сложностью. Доктор, скорее всего, просто переставил цифры. Например, последние две цифры — восемь и четыре. Я предположу, что комбинация начинается с цифр — четыре и восемь.
  Мне не нужно было спрашивать, прав я или нет. Миссис Деварест не скрывала восторга:
  — Дональд, вы великолепны!
  В этих ее словах, в тоне, каким они были произнесены, я уловил кое-что еще, кроме удивления и восхищения.
  Это был страх.
  Глава 10
  Табличка на двери оповещала: «Форрест Тимкан, адвокат и консультант по правовым вопросам».
  Я толкнул дверь, вошел. Миссис Крой уже сидела в приемной. Секретарша с ярко накрашенными губами, бровями и ресницами оторвалась от машинки и спросила, по какому я делу. Миссис Крой поспешно ответила:
  — Это мистер Лэм. Мистер Тимкан ждет нас обоих.
  — Хорошо, миссис Крой.
  Девушка вошла в кабинет сообщить о нашем прибытии. Я примостился возле Надин.
  Она нахмурилась, неодобрительно глядя на дверь, за которой исчезла секретарша.
  — Не понимаю, почему у Тимкана работают такие вульгарные девицы.
  — Что в ней плохого? Разве она не умеет печатать?
  — Я не о том. Она размалевана.
  — Сигарету? — предложил я, протянув портсигар.
  — Нет, спасибо. Попозже… Сюда придет мистер Хармли. Я договорилась о встрече с ним. Кроме того, будут Уолтер и его адвокат, которых пригласил мистер Тимкан. Я рассчитывала, что освобожусь к десяти часам, так сказала и Хармли. Теперь вот придется объяснить, что мистер Тимкан был занят и нам пришлось его ждать.
  — Вам-то не рискованно встречаться с мужем и его адвокатом?
  — Может быть, я и рискую… Уже несколько месяцев не видела Уолтера. Любопытно…
  — Что?
  — Прибавил ли он в весе?
  Я закурил, откинулся на спинку стула.
  — Он склонен к полноте?
  — Да, любит жирную пищу. Мне удалось заставить его соблюдать диету, и он сбросил фунтов двадцать.
  Дверь в кабинет распахнулась.
  — Вот он наконец! — сказала миссис Крой. — Доброе утро, Форрест. Мистер Тимкан, это мистер Лэм.
  Адвокат поздоровался с клиенткой, потом пожал руку мне. Видно, был он нервным, подвижным человеком. Небольшой рост, светло-голубые глаза, шелковистые, очень красивые волосы соломенного цвета, выпуклый лоб. На вид лет около тридцати пяти. В очках.
  — Мистер Лэм, — адвокат устремился ко мне, — я понимаю ваше положение. Позвольте и мне поддержать версию: вы и миссис Крой увлечены друг другом. — Он сощурил глаза. — Очень сильно увлечены. Так что не забудьте продемонстрировать свой интерес друг к другу, когда мистер Крой появится в конторе.
  — Но, скорей всего, он будет сильно раздражен тем, что его жена привела меня сюда.
  — Надеюсь, — сказал Тимкан.
  — Вы хотите, чтобы он рассердился? — спросил я.
  — Да, его нужно встряхнуть, заставить задуматься. Вам придется разыграть роль охотника за богатыми невестами. Вы так сильно интересуетесь состоянием миссис Крой, что пришли сюда посоветоваться с юристом, как сберечь ее капитал.
  — Неужели я могу понравиться только охотникам за приданым? — капризно возразила Надин. — Неужели я так непривлекательна?
  Адвокат весело улыбнулся:
  — Вам хорошо известно, что это не так. Тем не менее мистер Лэм должен вести себя как человек, которому нужны деньги. Это его главная цель. Ясно?
  — Мне ясно, по крайней мере, чего вы хотите.
  — Вы сыграете эту роль?
  — Я не знаю, как ведут себя охотники за богатыми невестами.
  — Притворитесь, что вы очарованы миссис Крой, но… но не забывайте и о том, что она богата. Ладно, скрываюсь в своей берлоге. Роза уведомит меня, когда придет мистер Крой.
  Тимкан исчез.
  Сидя в кресле, Надин повернулась лицом к входу, машинально одернула юбку.
  — Простите, Дональд, вам, должно быть, неприятна роль, которую вам навязали. — Она говорила, глядя на дверь, не на меня. — Но для меня многое зависит от этой встречи. Очень многое.
  — Вы хотите, чтобы Хармли не заподозрил, что я детектив?
  — Да, и лучше всего…
  Входная дверь отворилась. На пороге возник Хармли. Он огляделся. Улыбнувшись, подошел к миссис Крой.
  — Доброе утро… Вы уже виделись с адвокатом? Надеюсь, я не опоздал?
  — Нет, я еще не говорила с ним. Мистер Тимкан был все время занят.
  Хармли поднял брови:
  — Что ж, я могу подождать… Доброе утро, Лэм.
  Из кабинета вышла секретарша с кипой бумаг, которую она с трудом разместила на столе. Девушка поздоровалась с Хармли, спросила, по какому он делу.
  — Все по тому же, — сказала миссис Крой.
  Роза улыбнулась.
  — Мистер Тимкан сожалеет, что заставил вас ждать. Он освободится через несколько минут.
  Роза опустилась на стул, выхватила из ящика чистую бумагу и копирку, заправила машинку. Все это было проделано с головокружительной быстротой. «Стиль Тимкана», — подумал я. Тут же девушка достала зеркальце, губную помаду и, не обращая на нас внимания, занялась своим лицом, внимательно изучая его отражение и энергично совершенствуя окраску губ.
  В приемную вошли новые посетители. Двое мужчин. Я мельком взглянул на них, не упуская при этом из виду Хармли и миссис Крой.
  Надин опустила глаза. Хармли посмотрел на вошедших, с недоумением обратился к миссис Крой:
  — Мистер Тимкан… Он что, всегда так занят?
  Надин не ответила.
  — Доброе утро, Уолтер! — произнесла она с несколько наигранным оживлением.
  Мужчины подошли к нам.
  — Дональд, это мистер Уолтер Крой, — сказала Надин.
  Я встал. Серые враждебные глаза уставились на меня. Покосившись на Хармли, я заметил, что тот наблюдает не за Уолтером, а за мной.
  Уолтер Крой, очевидно, вернул те двадцать фунтов, которые потерял за время своей семейной жизни. Я был удостоен небрежного поклона.
  — Приветствую вас, мистер Лэм. Как поживаешь, Надин? Это мой адвокат, мистер Пинчли.
  Пинчли, высокий, широкоплечий, с крупными чертами лица, обладал — в отличие от Тимкана — замедленной реакцией. Движения его были подчеркнуто неторопливы.
  Миссис Крой представила Уолтеру Хармли и Хармли — Уолтера. Тут в приемной появился наконец Тимкан. Он кланялся в разные стороны, пожимал руки, извинялся сразу перед всеми, осыпая каждого потоками слов.
  — Дональд, пожалуйста, подожди меня здесь, — попросила Надин. — Мистер Хармли, вы не будете возражать, если посидите здесь с Дональдом? Уолтер, — тут же обратилась Надин к своему бывшему мужу, — ты великолепно выглядишь.
  Он снисходительно улыбнулся, так, будто Надин была милым, забавным, но и опасным ребенком, от которого всего можно было ожидать.
  — Боюсь, что я немного растолстел…
  — Неужели? Вид у тебя прекрасный…
  Тимкан сам открыл дверь и пригласил своих клиентов войти в кабинет.
  Мы с Хармли остались в приемной. Хармли понизил голос и наклонился ко мне:
  — Вы знаете, чем занимается ее бывший муж?
  — Нет.
  Хармли смотрел на меня с сомнением.
  — Она редко упоминает своего мужа. А почему вы спрашиваете? Вас это интересует?
  — Я уже говорил вам, что где-то видел миссис Крой, — ответил Хармли. — У меня такое впечатление, что я встречался и с ее мужем.
  — Вы уверены?
  — Да. Эта мысль возникла не сразу, но когда мистер Крой пошел в кабинет, я вдруг будто вспомнил его походку. Признаюсь, память у меня не очень хорошая. Я не запоминаю лиц, но помню детали и обстоятельства.
  — Многие люди так устроены.
  — А вы?
  — Я не могу пожаловаться на память.
  Хармли вздохнул:
  — Иногда просто мучаешься от того, что не способен вспомнить человека, с которым жизнь тебя уже сталкивала.
  — Может быть, вы встречались с ними, когда они еще жили вместе?
  — Должно быть, так. А сейчас у меня какое-то смутное ощущение неловкости, чего-то не очень приятного… — Хармли неожиданно запнулся. Посмотрел на меня и поспешно добавил: — То, что я сказал, не относится к миссис Крой. К ее мужу, понимаете? Я вдруг будто вспоминаю: он, кажется, участвовал в какой-то сделке, в которой меня едва не надули.
  — Не припомните ли более отчетливо, в чем там было дело?
  — Нет, к сожалению, конкретнее не получается.
  Мы сидели, невольно прислушиваясь к голосам, тоже неотчетливо доносившимся из кабинета.
  Минут через пять появилась миссис Крой. Вид у нее был довольный.
  Она улыбнулась Хармли:
  — Извините меня, пожалуйста, я хотела бы немного пошептаться с Дональдом.
  — Да, конечно, конечно…
  Надин непринужденно положила руку мне на плечо.
  — Дональд, — прошептала она, — мы, кажется, добились, чего хотели. Уолтер ужасно зол! Ни в коем случае не уходите! На этот раз нам удалось его провести.
  — Очень хорошо, — сказал я.
  Надин почти касалась губами моего уха.
  — Уолтер кое-что предложил. А я сказала, что должна посоветоваться, и вышла. Он вне себя от того, что решение зависит от вас.
  — Я его понимаю.
  Она засмеялась, погладила меня по щеке, сказала громко:
  — Побудьте здесь еще немного, мужчины. Ждать осталось недолго.
  — Опыт подсказывает, — усомнился Хармли, — что споры двух адвокатов с двумя клиентами занимают немалое время.
  — О, я уверена, что все закончится через несколько минут, — весело сказала Надин. — Но, — она заколебалась, — я, наверное, злоупотребляю вашим терпением?
  — Нисколько.
  — Я собиралась познакомить вас с нашим общим знакомым, другом доктора Девареста. Он очень вами интересуется.
  — С удовольствием познакомлюсь с ним.
  — Но мне неловко задерживать вас. Еще раз сожалею, что мистер Тимкан был так занят, что не смог принять меня вовремя.
  — Дорогая миссис Крой, — сказал Хармли, — боюсь, что это продлится гораздо дольше, чем вы полагаете. Через полчаса у меня деловая встреча. Даже если ваше совещание и закончится через несколько минут, у меня уже не останется времени на разговор. Нельзя же представиться человеку, пожать ему руку и убежать.
  — Да, вы правы, мистер Хармли.
  — Давайте перенесем этот визит на завтра или послезавтра.
  — Пожалуй, так будет лучше.
  — Договорились.
  Надин протянула руку:
  — Вы чудесный человек, мистер Хармли, вы столь приветливы и доброжелательны. Я теперь понимаю, почему мой дядя относился к вам с такой симпатией. Извините, что нарушила ваши планы, но это не моя вина.
  — Конечно. Я понимаю.
  — Большое вам спасибо. До свидания.
  — Всего наилучшего. Скоро увидимся.
  И Хармли удалился.
  Надин снова подошла ко мне.
  — Все идет великолепно, Дональд, — тихо сказала она. — По-вашему, узнал Хармли Уолтера или нет?
  — Нет, но ситуация немного изменилась. Я скажу вам, когда вы освободитесь.
  Она слегка пожала мне руку выше локтя и, одарив меня сияющей улыбкой, исчезла за дверью.
  Я поймал на себе внимательный взгляд секретарши Розы.
  Терпеть пришлось еще десять минут. Наконец показались Уолтер Крой со своим адвокатом. Тимкан провожал их.
  — Вы должны понять…
  — Мы уведомим вас о нашем решении завтра, — перебил Тимкана адвокат Уолтера, мягко подталкивая своего клиента к двери.
  Как только они ушли, Тимкан пригласил меня в кабинет.
  — Так знакомы они или нет, как вы считаете? — торопливо спросил он.
  — Они не знакомы в общепринятом смысле. Но Хармли сказал, что уже видел Уолтера Кроя. С Уолтером Кроем у него связаны неприятные ассоциации, якобы Крой надул его в каком-то деле… Для вас это важно?
  Тимкан взглянул на миссис Крой, нахмурился, подошел к окну, потоптался там, затем прошелся по комнате.
  — Все совпадает. Если бы мы нашли способ как-то подтолкнуть его к более ясному воспоминанию… Правда, я все равно не соображу, какую информацию он сообщил доктору Деваресту, чтобы прижать Уолтера. Странно, что Хармли не помнит и этого.
  — Не менее странно и то, что Крой не узнал Хармли, — сказал я.
  — Не узнал, — подтвердила Надин. — Я уверена в этом.
  — Можно, по всей видимости, предположить, что Уолтер Крой нелегко поддается давлению, — заключил я.
  — Вы верно судите о его характере, — согласился Тимкан.
  — Вам никогда не приходило в голову, что Уолтер — хороший актер?
  — Что вы имеете в виду?
  — Допустим, он сразу узнал Хармли, но понял, что тот не узнал его. Опасаясь, что Хармли рано или поздно вспомнит, где они встречались, Уолтер решил уладить свои дела, поскорее договориться с вами и убраться отсюда.
  Тимкан задумался.
  — Что-то в этом есть, — пробормотал он, — только Крой и Пинчли не были со мной особенно сговорчивы.
  — У меня сложилось впечатление, что переговоры прошли удовлетворительно.
  — Что касается денежной стороны, мы ничуть не продвинулись вперед, — весело пожаловалась миссис Крой.
  Тимкан нахмурился. Его тщеславие было уязвлено.
  — Мне не хотелось бы вмешиваться в ваши дела, — сказал я. — Я просто выдвинул предположение. Могу ли я еще чем-нибудь помочь?
  Миссис Крой, по-видимому, испытывала облегчение: можно было избавиться от меня, не подыскивая предлога. Она еще раз ослепительно улыбнулась мне.
  — Спасибо, Дональд, вы великолепно вели роль и очень нам помогли. Но, конечно, нельзя требовать, чтобы вы тратили на нас все свое время.
  Я задержался в приемной, разыскивая свою шляпу. Роза вновь окинула меня испытующим взглядом.
  
  Убедившись, что за мной никто не следит, я перешел через дорогу и проник в контору консультанта-криминолога Фарадея Фостера.
  Фостер — превосходный образчик современного интеллектуального детектива — был похож на университетского профессора.
  Я показал свою визитную карточку и сразу перешел к делу:
  — Можно что-нибудь сказать об этих волосах?
  Фостер взял у меня из рук конвертик, вынул волоски, осмотрел их.
  — Пойдемте со мной.
  В лаборатории Фостера была собрана сложная аппаратура. Микроскопы, препараты для обнаружения невидимых чернил, приборы для съемок в ультрафиолетовых лучах, оборудование для микрофотографирования.
  — Хотите посидеть здесь и покурить? — спросил Фостер. — Или будем смотреть вместе?
  — Я предпочел бы познакомиться с тем, как вы это делаете.
  — О’кей. Идите сюда.
  Он аккуратно уложил волоски на приборное стекло, распрямил и закрепил каждый. Вставил стеклышко в микроскоп и начал поворачивать ручку фокусировки, сопровождая свои действия комментариями:
  — Волосы не отрезаны, а вырваны. Видите? Их корни повреждены. Вот этот волос принадлежал женщине лет сорока — сорока пяти. Впрочем, большой ошибки не будет, если мы расширим возрастные рамки — от тридцати пяти до пятидесяти лет. Волос удален в результате очень слабого воздействия. Его можно найти на расческе или щетке.
  — Все волоски одинаковые?
  Он вгляделся.
  — Нет.
  — Чем же отличаются от этого волоска остальные?
  — Секунду терпения.
  Фостер вставил стеклышко в другой микроскоп, стал наводить на резкость большой бинокулярный микроскоп.
  — Взгляните-ка сюда, Лэм.
  Я приник к окулярам и увидел кусок манильского троса толщиной в полдюйма.
  — Вы можете разглядеть структуру волоса, которая расплывается в этом рыжеватом тумане? — спросил Фостер.
  Я что-то промычал.
  — Сейчас. — Он опять покрутил ручку фокусировки. Рыжее пятно отступило. На стекле обозначился кусок угольно-черного кабеля.
  — Смотрите, здесь особая структура, чешуйчатая, грубая, как кора на дереве. Хорошо видно?
  — Да.
  — Теперь исследуем другой волос. У него такая же структура.
  В поле зрения появился еще один кусок кабеля.
  — Замечаете оранжевую подсветку? Словно смотришь сквозь оранжевое стекло.
  — Что это такое?
  — Краска. Скорее всего, хна.
  — Значит, волосы принадлежат разным людям, по меньшей мере двум.
  — Трем. Вы принесли мне пять волосков из причесок трех разных женщин.
  — Какие-нибудь еще подробности?
  — Пока нет. Это был только первый осмотр, весьма приблизительный. Для более точных и квалифицированных оценок я должен промыть волоски в эфире и спирте, высушить их, обработать скипидаром, прежде чем снова поместить их под микроскоп… Вам нужен подробный отчет?
  — Сколько вам для него потребуется времени?
  — Примерно сорок восемь часов.
  — Слишком долго!
  — А та информация, которую вы уже получили, представляет интерес?
  — Да.
  — Хотите, чтобы я продолжал работать?
  — Надо пронумеровать и охарактеризовать каждый волосок, чтобы можно было идентифицировать его. Если потребуется более подробный анализ, я сообщу. Большое спасибо!
  Я поехал в главное полицейское управление. Лейтенант Лисман был в полном восторге. Он пожал мою руку, хлопнул меня по спине, пустил дым мне в физиономию.
  — Просто удовольствие иметь дело с частным детективом, когда он соображает! А сколько таких, которые не соображают ни черта, не знают, с какой стороны мажут хлеб маслом. От таких бездельников никакого толка!
  — Вы последовали моему совету? — спросил я лейтенанта.
  — А как же!
  — Надеюсь, вы не сказали мисс Старр, кто вас прислал?
  — Конечно нет! Мы никогда не раскрываем свои источники информации. Слушайте, Лэм, с вами действительно приятно работать. Неплохо бы иметь такого помощника, полезно для дела…
  — Так, и что же сообщила мисс Старр?
  — Не очень-то много. Но есть пикантная подробность. Она утверждает, что вынуждена была уйти, поскольку доктор Деварест пытался завести с ней роман.
  — Вот как?
  — Да, и она упорно навязывает нам свою версию.
  — Какие-нибудь яркие детали?
  — Масса!
  — Это, знаете ли, годится только для ушей присяжных.
  — Да, присяжные обожают подобный вздор. Но вдове, конечно, не хотелось бы, чтобы история получила огласку.
  — Полагаете, все дело в этом?
  — А в чем?
  — Выходит, у этой девицы есть превосходное алиби, которое к тому же выжмет слезы из глаз присяжных.
  — М-м-м…
  Лисман произнес какие-то звуки, которые, по-видимому, означали кипение мыслей в его голове.
  — Я вижу, вы уже поняли, что к чему, лейтенант.
  — Что я должен понять?
  — Что здесь поработал толковый адвокат, который придумал для мисс Старр эту линию поведения.
  Лисман пожевал сигарету.
  — Ловко скроено! И нигде не морщит… как перчатка на дамской ручке. Но… Будь я проклят, Лэм, вы правы. Без адвоката здесь не обошлось!
  — Вы ее задержали?
  — Да, и будем держать, пока она не даст показаний. У нас ничего нет против нее. Она убежала — мы ее нашли, вот и все.
  — Мисс Старр жаловалась своей хозяйке на поведение Девареста?
  — Нет. Когда он начал приставать к ней, она терпела, сколько могла, а потом ушла из дома.
  — С такой скоростью, что даже позабыла зубную щетку.
  — Чертовски подозрительно все это выглядит, а, Лэм? — Лисман нахмурился.
  — Согласен.
  — Чем больше вникаешь в эту путаницу, тем больше вопросов. Пострадавший сам находит драгоценности, которые у него украли, волочится за секретаршей… не своей, а своей жены…
  — Она как раз из тех, за которыми ухаживают… Так я понял.
  — Это верно.
  — Очевидно, пропажа камней его не очень-то сильно потрясла.
  — Одно с другим не сходится… Деварест видит, что его обокрали, но тянет время, флиртует с девицей. Это вместо того, чтобы немедленно кинуться в полицию. А не странно ли, Лэм?
  Я кивнул.
  — И почему он не позвонил в полицию сам? Зачем поручать это дело Нолли Старр?
  — Ответы есть, но лежат глубоко, — вздохнул я.
  — Где?
  — Шесть футов под землей.
  Лейтенант погрузился в раздумье, да такое, будто совсем позабыл обо мне. Мне пришлось кашлянуть, чтобы напомнить ему о своем присутствии.
  — Не окажете ли мне услугу? — осведомился я.
  — С удовольствием.
  — Какая у вас система идентификации преступников?
  — По отпечаткам пальцев.
  — Это не совсем то, что мне нужно. А по другим показателям?
  — Модус операнди, особые приметы, физические отклонения… — перечислял лейтенант.
  — У вас есть картотека особых примет?
  — Ну, картотека не картотека, но некоторые приметы мы выделяем. Например, отсутствие большого пальца. У нас есть досье, где собраны мошенники, у которых нет большого пальца.
  — Ну а такая примета, как шрам на подбородке от удара ножом, — ее отмечаете?
  — Да.
  — Нельзя ли попастись немного в вашей картотеке?
  — Нащупали что-нибудь?
  — Просто хочу получше узнать методы расследования, которыми пользуется полиция. Я так понял, что, классифицируя преступников по особым приметам, вы не отделяете взломщика от убийцы или мелкого мошенника?
  — Правильно.
  — Разрешите посмотреть?
  — Кого вы ищете конкретно?
  — Мужчину с глубокими шрамами на подбородке.
  — О’кей.
  Лисман повел меня по коридору, открыл какую-то металлическую дверь. Мы попали в комнату, где стояли стеллажи с ящиками. В ящиках находились карточки.
  — У нас лучше всех в штате поставлено это дело, но денег, как всегда, мало…
  — Сколько же надо труда положить на все эти ящики! — польстил я.
  — Да, это уж точно.
  Лейтенант остановился перед стеллажом с надписью: «Шрамы на голове». Выдвинул ящик. В нем были отделения: «Шрамы на левой стороне лица», «Шрамы на правой стороне лица», «Шрамы на носу», «Шрамы на подбородке», «Шрамы на лбу».
  Лисман вытащил стопку карточек.
  — Только не перепутайте и не смешайте с другими! — предупредил он меня.
  — Ни в коем случае!
  Он взглянул на часы:
  — Я должен идти… Если кто-нибудь сюда зайдет из наших и обратит на вас внимание, скажите, что вас привел лейтенант Лисман.
  — О’кей. Спасибо, лейтенант.
  Когда Лисман ушел, я аккуратно положил назад карточки, которые он вынул, и занялся интересующей меня секцией. Карточек там было немного, я записал четыре фамилии.
  Поискав, я нашел то, что требовалось. На меня смотрела знакомая физиономия: Руфус Бейли, он же Руфус Паул, он же Руфус Каттинг. Двадцать девять лет. Специализируется по взлому сейфов и краже драгоценных камней. Одно время участвовал в вымогательстве, мелких мошеннических проделках. Предпочитает работать в одиночку. Нравится женщинам, заводит знакомства с горничными, добывая необходимую информацию. Отбывал срок в тюрьме Синг-Синг. Взят с поличным при взломе сейфа. Наводчицей была горничная, которая ревновала Бейли. Преступника арестовывали шесть раз, всякий раз освобождали из-за отсутствия улик.
  Более подробные характеристики и отпечатки пальцев — на обратной стороне.
  Я ознакомился и с этими сведениями. Сделал выписки.
  Можно было отправляться в дом доктора Девареста.
  Глава 11
  Руфус Бейли появился через полчаса. Он благодушно улыбнулся при виде меня.
  Разговор шел без свидетелей.
  — Так вы достанете для меня… камешки?
  — Камешки?
  — Ну, «искорки», «огоньки», как вы их там называете?
  — Их?
  — Драгоценные камни.
  — С какой стати я буду их доставать?
  — По дружбе.
  — Не пойму, чего тебе надо, приятель?
  Я поднял глаза.
  — Превосходная вещь эти жалюзи.
  Ухмыляясь, Руфус что-то пробурчал, вроде: «А ты толковый парень, я вижу».
  — Хорошая вентиляция, пропускают солнечный свет… И ничего не увидеть за ними… что тут происходит… И новая двуспальная кровать в спальне, и жалюзи возникают одновременно… что весьма важно.
  — Слишком много слов, приятель.
  — Уютное гнездышко… Не похоже на Синг-Синг.
  Руфус перестал ухмыляться. Лицо его перекосилось от злобы. Он перевел дыхание. Чертыхнулся.
  — Ты и об этом пронюхал.
  — Да.
  — Изучил мое досье?
  — Изучил.
  — Чего тебе надо?
  — Камешки…
  — Приятель, я давно покончил с этим, ясно? Решил, что это не по мне. Да и что с таких дел получаешь? Барыги тебе выделяют пятую часть. Возьмешь на пятьдесят, остается у тебя десять. За восемь-десять тысяч рискуешь головой… По правде говоря, тюрьма внушает мне отвращение. Там плохо, приятель. А я люблю вкусно поесть, хорошо пожить. Люблю водить машины. И много чего еще люблю.
  — Да, много чего… И это заметно. В вашей спальне осталось несколько женских волосков в щетке с хрустальной ручкой. Ценный материал для анализа. Вы бы удивились, Руфус, если б узнали, как много могут рассказать о человеке его волосы.
  Бейли долго смотрел на меня. Потом произнес тяжело, с угрозой:
  — Я стараюсь ладить с людьми, но не уверен, что мы с тобой договоримся.
  — Меня интересует только одно.
  — Что?
  — Камешки.
  — Я уже сказал: у меня их нет.
  — Это верно.
  — Что верно?
  — То, что у вас их нет.
  — Тогда что же?..
  — Их бы раздобыть.
  — Откуда?
  — Подумайте.
  — Все та же песня. А чьи слова?
  — Мои собственные.
  — Мне они не нравятся.
  — У меня есть и другие песни.
  — Но припев всегда один.
  Я сказал: сейчас будет новая песня.
  — Как-то я заглянул к Нолли Старр, а там был Джим Тимли. Нолли Старр квартирует вдвоем с подругой, Дороти Грейл. Считается, что Тимли ухаживает за Дороти…
  — Эта песенка получше, — оживился Бейли.
  — Прощаясь, Тимли поцеловал Дороти. Впервые. Этого нельзя было скрыть.
  — Почему?
  — Он страшно удивился. Просто был потрясен, когда Дороти обняла его.
  У Бейли сверкнули глаза.
  — Высокое напряжение. Разогрелся парень.
  — Вероятно.
  — Так в чем идея?
  — Я думаю, она уже видела его несколько раз, Дороти — Тимли, но Тимли до этого ни разу с ней не встречался. Дороти вела себя с Джимом так, будто дразнила зверька и одновременно заигрывала с ним, возбуждая своего партнера.
  — Как она выглядит, эта Дороти Грейл?
  — Классная девочка. Не слишком стара, не слишком юна. Не толстая и не худая — все в меру. Когда она целовалась с Тимли на прощание, она так покачивала бедрами…
  Бейли присвистнул:
  — Аппетитная, значит, девчонка!
  — Когда Тимли собрался домой, — продолжал я, — Нолли Старр дала ему пакет.
  — Какой пакет?
  — В оберточной бумаге. Там были книги.
  — А где живет Нолли?
  — Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один. Квартиру снимает Дороти Грейл.
  — А эта Грейл — блондинка, брюнетка?
  — Брюнетка.
  — Хорошенькая?
  — Не кукла. С характером.
  — Что ж, интересно… Когда тебе нужны… «огоньки»?
  — Как можно скорей.
  — А вопросы… будешь еще задавать?
  — Воздержусь.
  — Я подумаю, — сказал Бейли.
  — Думайте. Только недолго.
  — На что ты меня подбиваешь, приятель? Мне и здесь неплохо, и шансы у меня…
  — А если полицейские расскажут хозяйке о вашем прошлом? Ваши старые «заслуги», кража драгоценностей — чем это кончится, нетрудно предсказать.
  — А когда ты вытащил волоски из щетки?
  — Когда вы пошли за шарфом. Кстати, это выглядит не очень красиво: забрать шарф из автомобиля, принести к себе в спальню, а затем выяснять, кто его владелец.
  — Надо его убрать из спальни, — решительно сказал Бейли.
  — Уберите.
  — Сегодня же вечером.
  — Не позже полуночи.
  — А что случится, если позже?
  — Небо потемнело, и ветер с востока. Приближается сантанас.
  — Правда. У меня электричество в волосах. Я по ним определяю, что скоро — сантанас.
  — Вы их расчесывали?
  — Да.
  — Той самой щеткой, с хрустальной ручкой?
  Руфус ухмыльнулся:
  — Нет. Другой.
  Помолчав, я сказал:
  — Я справлюсь в бюро погоды. Если разразится ураган, у вас появится хорошая возможность для быстрых и энергичных действий.
  — Да при чем тут восточный ветер?
  — Я много думал о причинах смерти доктора Девареста. Он, возможно, не поднял дверь гаража доверху, когда въезжал туда. Сильный порыв ветра захлопнул коробочку. Тогда ведь тоже был ураган.
  — Какая разница, что или кто и как закрыл въезд?
  — Разница: сорок тысяч долларов.
  — Что?
  — Внезапный порыв ветра, захлопнувший въездные ворота, становится неожиданной причиной смерти. С точки зрения страховой компании.
  — Не уверен, что я тебя понимаю, приятель.
  — А нужно ли объяснять?
  — Тогда зачем было начинать?
  — Чтобы не было шансов повторить пройденное…
  — Ну ладно… Посмотрю, что тут можно сделать. По рукам?
  — Мне с вами договариваться не о чем. Я просто сказал вам то, что хотел.
  — Сейчас ты хочешь одно, а потом захочешь другое?
  Я посмотрел Руфусу прямо в глаза:
  — Нет.
  — Ты стремишься к невыгодной сделке, приятель. Если б я был страховым агентом, я не стал бы страховать твою жизнь. Риск слишком велик.
  — Не особенно. Вам не пришлось бы ничего платить — пока.
  — Вот то-то и оно: пока, — повторил Руфус многозначительно.
  — В полночь увидимся, — сказал я и удалился.
  
  Я подошел к тыльному крыльцу, над которым было выведено: «Для товаров из лавки». Под надписью — кнопка звонка. Я нажал на нее.
  Дверь открыла горничная Жанетт. Пренебрежительное выражение на ее физиономии тут же сменилось удивлением. Затем яркие губы растянулись в улыбке, обнажив два ряда прекрасных зубов.
  — Ах, это вы!
  Она мне явно обрадовалась.
  — Миссис Деварест дома?
  Жанетт насупилась:
  — Вы хотите видеть ее?
  — Да.
  — Но тогда зачем подошли с тыльной стороны дома? Я подумала, что вдруг вам нужен кто-нибудь другой?
  Жанетт опустила глаза: ах, какие длинные ресницы, закрыли почти полщеки. Взмахнула ими, кокетливо взглянула на меня.
  — Возможно, так и есть.
  — О!
  — Комната мисс Старр свободна? — спросил я.
  — Да.
  — Я хочу еще раз осмотреть ее.
  — Пройдите сюда, пожалуйста.
  Через кухню Жанетт провела меня в крыло, где находились комнаты прислуги. Вместе со мной она вошла в комнату Нолли Старр и встала спиной к двери, внимательно следя за каждым моим движением.
  — Вам больше ничего не нужно?
  — Нет.
  — Конечно, меня это не касается. Но… вы нашли что-нибудь?
  — Думаю, да.
  — Вы, кажется, поднимались к нашему шоферу, Руфусу Бейли, в его квартиру над гаражом?
  — Да, я заходил к нему.
  — И вы были… я хочу сказать… вы…
  — Ну да, — ответил я, усмехнувшись.
  Жанетт покраснела, опустила голову.
  — Кто убирает постели? — спросил я.
  — Он сам.
  — Я не про постели у Бейли. Кто убирает постели здесь?
  — Экономка.
  — Нолли Старр ушла во вторник, — задумчиво начал я. — В среду доктор Деварест пригласил меня. В тот же вечер, в среду, я осматривал эту комнату и обнаружил, что будильник заведен. Вы не знаете, не возвращалась ли сюда мисс Старр, не провела ли она здесь ночь со вторника на среду?
  — Нет.
  — Ее не было или вы не знаете?
  — Н-нет.
  Жанетт явно избегала моего взгляда.
  — И вы не знаете, кто спал в ее комнате?
  — Нет.
  Она подошла поближе. Протянула руку и вдруг опустила ее мне на плечо.
  — Вам Руфус что-нибудь говорил обо мне?
  — А что он мог сказать?
  Жанетт внезапно прижалась ко мне — слегка, на миг, не отнимая руки, но и не пытаясь изменить ее положение.
  — Здесь ужасно скучно. У нас только один выходной день в неделю. Но… когда мы не заняты, мы иногда по вечерам собираемся, проводим время вместе, выпиваем немножко и… вы же знаете, как это бывает…
  — Допустим.
  — Не говорите миссис Деварест обо мне и… Руфусе, пожалуйста.
  — Почему?
  Жанетт посмотрела мне в глаза. Прямо и откровенно. Сделала полшага ко мне.
  — Она без ума от Руфуса. И она ужасно ревнива, — прошептала девушка.
  — А Нолли Старр? Она тоже бывала на ваших вечеринках?
  — Нет. Ни разу.
  — Ну ладно… Я все же хочу повидать миссис Деварест.
  — У нее сейчас доктор.
  — Доктор Гелдерфилд?
  — Да.
  — Давно он лечит вашу хозяйку?
  — Около года. Доктор Деварест лечил его отца, а свою жену поручил доктору Гелдерфилду.
  — Так Нолли Старр не участвовала в ваших вечеринках?
  — Нет. — Жанетт отступила на полшага назад.
  — А ей не казалось нудным проводить дома шесть вечеров в неделю?
  — Не знаю. Мы с ней об этом не разговаривали.
  — Что она делала по вечерам?
  Жанетт не ответила.
  — Как она проводила вечера, чем занималась? — повторил я вопрос.
  — Наверное, сидела у себя в комнате…
  — У нее по вечерам горел свет?
  — Да… Иногда.
  — Миссис Деварест обычно рано ложится?
  — Да. У нее больное сердце. Доктор Гелдерфилд…
  — Я пойду к ней.
  Жанетт схватила меня за руку. Полшага — вперед.
  — Но вы не скажете миссис Деварест…
  — Господи! Вы о чем? — Я мягко отнял у нее руку. — Я ухожу.
  
  Доктор Гелдерфилд находился в библиотеке. Он рассматривал кресло-качалку, которое было заказано, как выяснилось, специально для его пациентки. Миссис Деварест восседала в кресле, наслаждаясь его вниманием к себе. Ей нравилось чувствовать себя больной, беспомощной, требующей заботы со стороны.
  — Дональд! Я и не знала, что вы здесь! — воскликнула миссис Деварест, увидев меня.
  — А я ведь пришел повидаться с вами.
  Доктор Гелдерфилд встал.
  — Ну, мне пора… Думаю, пока что вам не о чем тревожиться. Если лекарство не поможет, позвоните мне. И не терзайте себя, Колетта. Вам нужен спокойный образ жизни.
  — Вы так внимательны ко мне, Уоррен. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас.
  — Я хотел бы сделать для вас все, что в моих силах! Вы не представляете, чем я обязан Хилтону. — Гелдерфилд повернулся ко мне. — Эти страховые агенты со своими махинациями… Возмутительно! А как ваши дела, Лэм?
  — По-моему, неплохо.
  Он приблизился ко мне и сказал доверительно, негромко:
  — Миссис Деварест пережила серьезное нервное потрясение. Сейчас ей гораздо лучше. Но я не хочу, чтобы какая-нибудь случайность свела на нет все наши усилия.
  Гелдерфилд незаметно подмигнул мне.
  — Пожалуйста, Уоррен, не внушайте Дональду, что я одряхлела, — улыбнулась миссис Деварест, явно напрашиваясь на комплимент.
  Я постарался оправдать ее надежды.
  — Вы так молодо выглядите, — сказал я. — Я считал, что вы вторая жена у доктора Девареста. И только недавно узнал, что была и есть одна-единственная миссис Деварест.
  — Мне лестно это слышать, Дональд, но вы преувеличиваете.
  — Нет, он просто констатирует факт, дорогая, — поддержал меня Гелдерфилд. — Ну, так я вас оставлю. Кстати, Лэм, как вы сюда добрались? На трамвае?
  Он снова сощурил глаз, многозначительно глядя на меня.
  — Да.
  — Если нам по пути, я вас подвезу.
  — Охотно.
  — Дональд! Но вы же пришли специально, чтобы повидаться со мной! — обиженно воскликнула вдова.
  Я кивнул.
  — Тогда рассказывайте. У меня нет секретов от моего врача.
  Гелдерфилд засмеялся:
  — Пациенты обычно воображают, что у них есть секреты от врача.
  — По всей вероятности, вечером будет ураган, — сообщил я.
  — Возможно. Ну и что? — Миссис Деварест не хотела покидать тропу, на которую мы все вышли в начале разговора.
  — Вы помните ночь, когда погиб доктор Деварест? Тогда тоже дул сантанас.
  — Дул, грохотал, завывал, — подхватил Гелдерфилд. — И… что из этого следует?
  — Дверь гаража, та, что на въезде, поднимается и опускается, ходит вверх и вниз и снабжена противовесом, который позволяет проделывать с нею такие операции, — хладнокровно продолжал я. — Дверь, через которую въехал доктор Деварест, можно плотно закрыть изнутри, если потянуть за веревку, она прикреплена к специальному рычагу. Так вот, веревка тогда была поднята и запутана, до нее нельзя было дотянуться. Это хорошо видно на фотографиях, снятых полицейскими.
  — Вы уже как-то упоминали об этом. И какие выводы?
  — Подумаем… Доктор Деварест открыл дверь извне, с улицы, въехал в гараж. Закрыть же дверь с помощью веревки он не смог. Он закрыл ее с улицы, а сам вошел в гараж вторично, уже без машины, через вторую, маленькую дверь, которая составляет часть большой, первой. Войдя в гараж, он начал возиться с мотором, оставив первую, большую, неплотно опущенной. Допускается и второй вариант: доктор вообще не поднял большую дверь до отказа.
  — Но он должен был поднять ее до отказа, — вырвалось у Колетты. — Она поднимается, опускается и… как же прошла тогда машина?
  — Есть положение, в котором противовес удерживает большую дверь, не поднятую до конца, и не позволяет ей опуститься. В то же время машина может въехать в гараж.
  — Вы проделали эксперимент? — поинтересовался Гелдерфилд.
  — Да.
  — И что получается?
  — Сильный порыв ветра захлопнул большую дверь, когда она находилась в положении неустойчивого равновесия, то есть не была полностью поднята.
  — Но зачем нам знать, как и насколько закрылась дверь? — спросила миссис Деварест.
  — Если доктор сам закрыл большую дверь — причина смерти не была неожиданной. Но если ветер захлопнул ее…
  — Так это ветер стал… — протянула миссис Деварест.
  — …случайным орудием смерти, — подтвердил я.
  — Я все-таки не совсем улавливаю суть дела, — сказал Гелдерфилд.
  — В первом случае, — объяснил я, — сам доктор Деварест привел в движение силы, которые погубили его. Во втором случае неожиданно вмешался ветер. Удар ветра привел к катастрофе.
  — Полагаете, что вы сумеете убедить страховую компанию? — вскричала Колетта.
  — И как вы этого добьетесь? — почти одновременно с ней взволнованно спросил Гелдерфилд.
  — Есть признаки, что на подходе сантанас. Я звонил в бюро погоды. Там тоже так считают.
  — И вы повторите эксперимент, — догадался Гелдерфилд.
  — Да.
  — Это было бы замечательно, — сказала миссис Деварест.
  Доктор сейчас же вернулся к своим профессиональным обязанностям.
  — Вам совсем не обязательно присутствовать при этом, Колетта, — строго сказал он. — Допустим, дверь не захлопнется… Вы будете разочарованы. Лишние волнения, переживания…
  — Ах, Уоррен, мне так хочется посмотреть!
  Доктор Гелдерфилд посоветовался с собственными часами.
  — Гм! А в какое время вы намерены устроить свой эксперимент, Лэм?
  — Когда задует ветер. Бюро погоды предупреждает обычно за полчаса.
  Доктор покусывал губы. Наконец он принял решение:
  — Хорошо, я постараюсь приехать. В моем присутствии, Колетта, вы сможете наблюдать за экспериментом. Сидя в каталке. Но если меня не будет… лучше узнать от других, что произойдет. И помните — никаких лестниц! Подниматься по лестнице вам запрещено!
  Колетта капризно выпятила губки:
  — Мне нужно это видеть, Уоррен.
  — Как вы полагаете, когда начнется ураган, Лэм? — осведомился Гелдерфилд.
  — Около девяти часов. Так считают в бюро погоды.
  — Постараюсь успеть. — Гелдерфилд обернулся к пациентке, улыбнулся ей, хотя улыбка не согнала с его лица профессиональной озабоченности. — Вы готовы поехать со мной, Лэм?
  Я последовал за ним к выходу.
  — Где ваша колымага? — спросил я.
  — Примерно в квартале отсюда.
  — Я не заметил вашей машины.
  — Я редко останавливаюсь возле самого дома. Я хотел, чтобы вы прошли со мной немножко пешком, Лэм. Знайте же: Колетта думает, что у нее нервный срыв, но все гораздо серьезней…
  — Чем она больна?
  — Доктор Деварест не хотел, чтобы ей говорили…
  — Но что с ней?
  — Вас это не должно интересовать, — остановил меня Гелдерфилд. — Я просто хотел вас проинформировать. Если в ходе эксперимента обнаружится нечто способное взволновать или рассердить Колетту… вам следует сначала предупредить о такой возможности меня. Я найду момент и способ, чтобы подготовить ее.
  — Какого рода новости могут ее так сильно взволновать?
  Он встретил мой взгляд.
  — Ну, например, сведения о том, что доктор Деварест вел двойную жизнь.
  — А это так?
  — Подозреваю — да.
  — И давно вы… его заподозрили?
  — Этот вопрос тоже вне вашей компетенции, — усмехнулся Гелдерфилд. — Так я свяжусь с синоптиками. Если сумею — приеду. Но ни при каких обстоятельствах нельзя допустить присутствия Колетты на эксперименте, если меня не будет. Не исключены самые неожиданные реакции.
  — По поводу реакций, — сказал я. — Ваша пациентка болезненно реагирует на любую информацию или только на факты, подтверждающие измену мужа?
  — Ей нельзя раздражаться, сердиться, огорчаться. Необходимо избегать всего, что способно вызвать у нее подобные душевные состояния.
  — А радость, торжество, ликование, позитивные эмоции?..
  — Прежде всего опасны гнев и раздражение, — перебил меня Гелдерфилд. — Я пекусь о ее здоровье и надеюсь на вашу поддержку.
  — А постоянное лечение неэффективно? — не отставал я.
  Гелдерфилд снова посмотрел мне прямо в глаза:
  — Не вижу оснований распространяться на эту тему. Если откроется что-то о Деваресте, вам следует проконсультироваться со мной. Всего наилучшего.
  — Но мы еще увидимся сегодня?
  — Вероятно.
  — Она захочет быть там.
  — А я не уверен, что я этого захочу, в особенности если не смогу здесь присутствовать.
  — Я должен подготовиться заранее. Ураган нельзя остановить.
  — Понимаю.
  — Вы хорошо знали Девареста?
  — Чем вызван этот интерес? — недоверчиво спросил Гелдерфилд.
  — Вашей версией о его двойной жизни, — напомнил я.
  — Как вы к ней относитесь?
  — Вы имели в виду Нолли Старр?
  Гелдерфилд ответил не сразу:
  — Да.
  — И могли бы это подтвердить?
  — Да.
  — Чем?
  Гелдерфилд иронически улыбнулся. Он не был склонен к откровенности.
  — Это важное обстоятельство, — заметил я.
  — Не сомневаюсь, — сухо сказал он.
  — Слушайте, доктор, мы союзники или нет? Я считал, что да.
  — Ну и что же?
  — Вы не очень-то разговорчивы. Для союзника.
  — Я не вижу оснований сообщать вам больше того, что я уже сказал.
  — Тогда я вам скажу! — взорвался я. — Я разыскал Нолли Старр. Ее адрес: Ист-Бендон-стрит, шестьсот восемьдесят один. Квартиру снимает Дороти Грейл, ее подруга. Я заходил туда и застал там… Джима Тимли. По-моему, Тимли влюблен в Нолли Старр, хотя девушки разыграли целую пьесу, пытаясь убедить меня в том, что Тимли интересуется Дороти Грейл. Для вас эти факты что-нибудь значат?
  Доктор Гелдерфилд с досадой закрыл глаза.
  — Возможно, — пробормотал он через несколько секунд.
  — Вот как я представляю себе ситуацию, — продолжал я, несколько успокоившись. — Когда Тимли, который был под каблуком у миссис Деварест, увлекся Нолли Старр, обстановка в доме осложнилась. Но доктор Деварест был мудрый человек. Он знал о том, что происходит, и одобрял это.
  — Надеюсь, вы правы, Лэм! — отозвался Гелдерфилд с облегчением. — Мне известны лишь немногие факты. Как-то Деварест должен был в шесть часов утра оперировать в клинике по поводу аппендицита. Но он не приехал. Меня самого срочно вызвали в клинику, и я знаю, что его там тогда не было. Около семи часов я проезжал мимо парка и увидел Девареста с Нолли Старр. Они играли в теннис и не заметили меня.
  — Что еще? — спросил я.
  — Пару раз доктор Деварест упоминал о ночных вызовах, но в его блокноте они не записаны.
  — А разве не могло случиться, что доктор Деварест отмечал не все вызовы?
  Гелдерфилд отверг мое предположение:
  — Исключено. Если только вызов не был забыт преднамеренно. Видите ли, Деварест был помешан на системности. Он во всем добивался системности… А почему вы спросили о вызовах, не зафиксированных в блокноте?
  — Я думаю, доктор Деварест навестил кого-то в свой последний вечер, но записи об этом, предварительной, как это он обычно делал, в блокноте нет.
  — У кого же, по-вашему, он был?
  — Наверное, у того, кто знал кое-что о сейфе и содержимом сейфа.
  — То есть о драгоценностях?
  — Кроме драгоценностей, похищено еще что-то. Звонок мог быть обставлен так, словно это пациент вызывает врача на дом.
  Доктор Гелдерфилд опять прикрыл глаза.
  — Любопытное предположение, — заметил он. — Я не думаю… Впрочем, может быть, вы и правы.
  — Не могли бы вы подбросить мне какую-нибудь мыслишку?
  Он отрицательно покачал головой.
  — Миссис Деварест утверждает, что две пациентки, к которым доктор ездил перед своей смертью, не имеют ничего общего с…
  Гелдерфилд прервал меня:
  — Я знаю. После смерти Девареста обе стали моими пациентками. Они никак не связаны с теми событиями, которые вас занимают.
  — Но какой-то визит он все-таки не отметил, — сказал я напоследок.
  — Едва ли, — возразил Гелдерфилд. И неожиданно ухватился за мою руку: — Лэм! Я с предубеждением относился к частным детективам. Признаюсь в этом. Но у вас, Лэм, есть голова… Если потребуется, обращайтесь ко мне. Я постараюсь помочь.
  Это была внезапная и радикальная перемена, но она меня не обрадовала. Разминая пальцы, онемевшие от крепкого рукопожатия, я проворчал вслед автомобилю, на котором удалился доктор:
  — К чему такой энтузиазм? Мог бы сообразить, что рука мне еще понадобится.
  Глава 12
  Было уже темно, когда небольшая группа людей собралась у гаража. Доктор Гелдерфилд усадил миссис Деварест в инвалидное кресло и закутал в меха. Рядом Берта Кул посматривала на всех пронзительно и угрюмо.
  Корбин Хармли тоже пришел сюда. То ли его пригласила хозяйка дома, то ли сам так решил: замечательная способность делать то, что считаешь нужным, и при этом делать вид, что ответственность лежит на ком-то другом.
  Миссис Крой настояла на том, чтобы приехал Форрест Тимкан. Возможно, опасалась какого-нибудь подвоха с моей стороны. Здесь же находился представитель страховой компании, некий Паркер Альфман. Он выдавал себя за ее рядового служащего, но, как я понял, по всей видимости, был юрисконсультом или что-то вроде этого.
  Бюро прогнозов погоды заранее уведомляло население о признаках приближения сантанаса. Сообщения поступали периодически через небольшие промежутки времени. В некоторых регионах резко поднялось атмосферное давление. На побережье, напротив, давление упало. Воздушные потоки, стремительно передвигавшиеся с востока на запад, с гор на побережье, даже вдохновили бюро прогнозов на изложение теории о гравитационном происхождении урагана.
  В восемь часов позвонили из бюро, сообщили, что страшный ветер потрепал соседей и приближается к нам. Судя по некоторым показателям, ураган ожидался примерно той же силы, как в день смерти доктора Девареста.
  Люди нервничали. Кожа у меня стала неестественно сухой, в носу было горячо, как в духовке. Воздух сгустился, сделался неподвижным. Стало необычно тихо, и звезды опустились так низко, что казалось, их можно было сбить из ружья двадцать второго калибра.
  — Боюсь, что ваш ураган, Лэм, так и не дойдет до нас, — усомнился вдруг Тимкан. — Воздушные массы то устремляются вперед, то отступают и рассеиваются. Да и ветер будто стихает.
  — Все признаки точно такие же, как в тот вечер, когда погиб доктор Деварест, — отозвался я.
  Паркер Альфман, крупный мужчина, держался высокомерно. Он пренебрежительно поглядывал на большую дверь гаража, которая была закреплена в положении равновесия примерно на высоте человеческого роста.
  — Не понимаю, что тут надеются доказать? — грубо заговорил он. — Меня прислали, чтобы я был свидетелем. И если даже ветер захлопнет дверь, сбросит ее вниз, что это будет значить для нас — для меня, для страховой компании? Ровным счетом ничего!
  Я старался сохранять хладнокровие.
  — В тот трагический вечер веревка была запутана точно так же. Если дверь поднята до конца, ее изнутри нельзя опустить, понимаете? Для этого надо выйти из гаража. Доктор Деварест был внутри…
  — Откуда это известно?
  — Логика происходящих событий… — начал было я.
  — Какая там логика! — грубо оборвал меня Альфман.
  Я потерял терпение:
  — Для вас логика ничего не значит! Дело для вас в сорока тысячах долларов. Надеюсь, присяжные будут более объективны.
  — Сорок тысяч долларов здесь ни при чем! — отрубил Альфман. — Наши действия регулирует закон. Он точно оговаривает условия, на основании которых мы платим или не платим.
  — Мы это уже слышали. Много раз. Знаем наизусть.
  — Но еще не усвоили.
  — Превосходно усвоили, не беспокойтесь.
  Альфман пожевал губами.
  — Ладно, — снизошел он к моим объяснениям. — Что же дальше? Продолжайте.
  — Доктор Деварест поднял дверь не до конца, а до уровня, вполне допустимого и достаточного, поскольку противовес удерживал ее. Сегодня дверь находится почти на той же самой высоте: машина в гараж проходит… Итак, Деварест въехал в гараж. Он знал, что веревка запуталась высоко над дверью.
  — Неправдоподобно! Откуда известно, что не он сам закинул веревку наверх?
  — Есть показания шофера, который еще накануне заметил, что веревка застряла наверху, над дверью. Он хотел принести стремянку, высвободить и распутать веревку, но… торопился на свидание и решил, что займется этим делом в другое время, позже.
  — Ну ладно… Дверь находилась примерно на такой же высоте, как сейчас. Доктор Деварест въехал в гараж. Что дальше?
  — Он открыл капот и стал возиться с мотором.
  — Зачем?
  — Ослаб ремень.
  — Ничего подобного. Ремень в моторе в полном порядке.
  — Конечно. Ведь он подтянул его.
  Альфман пренебрежительно выпятил губы.
  — Что? А мотор в это время работал?
  — Нет. Доктор выключил двигатель, когда занимался ремонтом, но потом снова включил его, чтобы проверить, все ли в порядке. Он знал, что дверь наполовину открыта, и не думал о выхлопных газах.
  — Как же тогда захлопнулась дверь?
  Я не успел ответить. Налетел первый ужасный шквал ветра. Дом вздрогнул. Пальмы прижались к земле. Безмолвие и неподвижность в воздухе мгновенно сменились грохотом и свистом. Повсюду зазвенело, затрещало, заскрежетало.
  Все, не сговариваясь, уставились на дверь гаража. Она качалась.
  — Смотрите! — сказал я.
  Первый вихрь пронесся, наступила секундная пауза. Затем ветер вновь с силой обрушился на дом и на всех нас. Миссис Крой стиснула коленями взметнувшуюся было юбку и подняла руки, чтобы придержать волосы. Ветер обтянул на ней платье, подчеркнув линии прекрасной фигуры. Покачивающееся свечение двух ламп, укрывшихся под карнизом, придавало нашим пляшущим теням гротескные формы.
  — Ваша теория не подтверждается, Лэм, — заметил представитель страховой компании, не скрывая насмешки. — Дверь дрожит и трясется, но это все.
  Налетел новый вихрь. Полотно двери резко дернулось, сдвинулось с места и… поползло вверх. Альфман расхохотался.
  — Тогда дверь могла быть закреплена на более низком уровне, — сказал я.
  — Но тогда машина не прошла бы в гараж, — парировал страховой агент.
  Я потянул за рычаг и опустил полотно. Затем ослабил свои усилия, положившись на противовес, который не позволил двери закрыться, удержал ее на предельно низком уровне.
  — Дверь, как видите, удерживается и в такой позиции, — объявил я.
  — Вижу, но машину не протолкнешь в гараж, если дверь стоит так, как вы показываете.
  — Обсудим это позже, — сказал кто-то за моей спиной. — А сейчас посмотрим, что будет дальше.
  Нам не пришлось долго ждать. Ветер бил и давил уже не рывками, но мощно и регулярно, со всевозрастающей силой.
  Дверь дрогнула и скользнула вниз, с грохотом ударившись о порог.
  — Превосходно! — воскликнул Форрест Тимкан. — Ну, Альфман, с чем вы опять не согласны? — воинственно спросил он.
  — Сейчас объясню. При заданной Лэмом высоте, на которой была зафиксирована дверь, машина не прошла бы в гараж. Предположим, что доктор каким-то образом ухитрился въехать. Но не мог же он не услышать шума, с которым закрылась дверь!
  — Он отключился, был поглощен своим делом.
  — Ничего себе! Такой грохот выведет из любой отключки, — стоял на своем Альфман.
  — Хватит спорить! — вмешался я. — Поставим опыт: пройдет ли машина Девареста под дверью…
  Мы вывели машину, я снова установил дверь так, что она почти касалась крыши автомобиля. Это было положение предельного равновесия, чуть ниже — и полотно двери падало.
  — Промежуток, отделяющий край двери от крыши автомобиля, минимален, но проехать все-таки можно, — заключил я.
  — Да не стал бы он протискиваться в вашу щель! — протестовал Альфман.
  — Не мог или не стал? В этом все дело.
  Альфман задумался, взвешивая мои доводы на незримых весах.
  — Он бы не сделал этого.
  Вместо ответа я влез в машину и ввел ее в гараж. Мы столпились вокруг нее, ожидая новых порывов ветра.
  Я подумал, что эксперимент следует заканчивать, считая его успешным. Собравшиеся, по-видимому, разделяли мое суждение, что это ураган в тот раз захлопнул дверь.
  Ветер, виновник всех наших бед, завывал все громче от порыва к порыву, видно собираясь с новыми силами.
  Альфман не сдавался, он пошел к своей машине, достал оттуда фотоаппарат с блицем, вставил кассету с пленкой.
  — Ни один человек в здравом уме не полезет в такую щель, — раздраженно бубнил он, возясь с фотоаппаратом.
  — Но машина все-таки прошла!
  — С черепашьей скоростью!.. Каждый раз, должно быть, Деваресту приходилось упрашивать ее, чтобы она продвинулась еще хоть на дюйм!
  Альфман навел фотоаппарат, сверкнула вспышка. Он сделал несколько снимков. Когда опять налетел ураган, все мы вновь были вместе в гараже. И Альфман с нами.
  На сей раз дверь гаража, даже не вздрогнув, взметнулась вверх.
  За своей спиной я услышал хохот: Альфман торжествовал.
  — Зажарьте меня вместо устрицы! — вздохнула Берта Кул.
  — Ну, представление окончено, можно расходиться, — угрюмо сказал Тимкан.
  — Я готов! — Представитель страховой компании запихивал фотоаппарат в багажник. Он мгновенно пришел в превосходное расположение духа.
  Доктор Гелдерфилд наклонился к миссис Деварест и о чем-то заговорил с ней.
  Неожиданно Тимкан возвысил голос.
  — Внимание! — выкрикнул он.
  Те, кто направился к выходу из гаража, остановились.
  — Лэм, — обратился ко мне Тимкан, — вы осмотрели противовес перед тем, как провести эксперимент?
  — Я проверил его еще до наступления темноты, — сказал я.
  Альфман уже забрался в свою машину и включил двигатель.
  Доктор Гелдерфилд повернул кресло-каталку, собираясь увезти пациентку из гаража.
  — Мне бы хотелось самому взглянуть на противовес, — настаивал Тимкан. — Просто чтобы все было по правилам. Покажите-ка мне, Лэм.
  Альфман, который уже включил фары и начал выруливать на подъездную дорожку, вдруг выключил свет и остановил машину. Он вылез из нее и двинулся к нам, пригибаясь под напором ветра.
  Я включил все лампы в гараже. Тимкан раздобыл стремянку.
  — Да, кажется, все в порядке, — проворчал он. — Однако дверь двигалась как-то… странно…
  — Я не уйду, наш вечер в разгаре, — веселился Альфман. — Так как поживает противовес?
  — Нормально, — буркнул я.
  Альфман направился к машине.
  — Этот человек не заслуживает доверия! — неожиданно вспылил Гелдерфилд, вывозя Колетту из гаража. — Руководство страховой компании ценит тех своих служащих, которые демонстрируют, как уклониться — на законном основании! — от справедливых выплат!
  Тем временем я взобрался на стремянку и принялся ощупывать рукой верхнюю часть двери.
  — А пауков там нет? — окликнула меня Берта. — Там, наверху, подходящее место для паутины. Надень-ка перчатки, Дональд.
  — Никаких пауков здесь нет, — буркнул я, проводя рукой по кромке двери. — И паутины тоже.
  Доктор Гелдерфилд прервал свой монолог:
  — Подождите, как это нет паутины?
  — Нет, и меня это удивляет не меньше, чем вас. — Мои пальцы скользнули вдоль верхней притолоки и замерли, прикоснувшись к металлу. — Дайте фонарь, — попросил я.
  Доктор Гелдерфилд протянул мне фонарь.
  Я поднялся на верхнюю ступеньку стремянки и, вытянув, как только мог, шею, ухитрился заглянуть в щель между притолокой двери и стеной. В щель был втиснут кусок металла!
  — Верните этого… представителя! — крикнул я.
  Доктор Гелдерфилд бегом бросился из гаража. Альфман уже развернул машину.
  — Что там опять стряслось? — полюбопытствовал Тимли.
  — К верхней части двери со стороны стены прикреплен кусок металла, — сообщил я.
  — Ну так что?
  — А то, что металл утяжеляет верхнюю часть двери. И тогда ей легче подняться, чем опуститься.
  — Ну и что? — повторил Тимли.
  — Ничего. Только… не залезь я на стремянку, страховая компания могла бы сэкономить сорок тысяч.
  — Так не страховая компания вставила этот кусок металла, — с досадой возразил Тимли.
  В гараж вбежали запыхавшиеся Гелдерфилд и Альфман.
  — Что опять происходит?! — воскликнул Альфман.
  — Да вот, над дверью укреплен кусок свинца.
  — Вздор! — бросил Альфман. — Туда и гвоздя не просунуть, не то что руку. Как же закрепили свинец?
  — А зачем просовывать руку? Обратите внимание — два болта…
  — Ну?
  — Кто-то просверлил снизу две дырки, просунул в них бечевку и подтянул свинец к верхней кромке двери. Болты провалились в дырки, на них надели гайки и завернули их. Все было сделано аккуратно. И профессионально.
  — Но вы же осматривали дверь в шесть часов, — напомнил Гелдерфилд.
  — Не эту часть двери. Я ведь только удостоверился, в порядке ли противовес.
  — Что же теперь делать? — спросил, ни к кому не обращаясь, Тимли.
  — Оставим все как есть. Вызовем полицию. Возможно, удастся найти отпечатки пальцев.
  — Я должен все рассказать Колетте, — заторопился Гелдерфилд. — Господи! Она же до сих пор сидит в кресле, я оставил ее на минутку…
  — Успокойтесь! — усмехнулась Берта. — Когда вы бегали за Альфманом, она сама пришла сюда посмотреть, что происходит. Потом вернулась в кресло и снова стала инвалидом.
  — Но ей не следовало так поступать! — выпалил Гелдерфилд, выбегая в боковую внутреннюю дверь гаража.
  — Все это подстроено! — громко сказал Альфман. — Я предвидел, что столкнусь с чем-то подобным. С жульническим экспериментом, организованным с целью вымогательства!
  — Вы обвиняете кого-нибудь конкретно? — спросил я.
  — Вас! — заорал он, кипя от негодования. — Вы пытаетесь взять нас за горло, грозите убедить присяжных, что страховая компания скрывает улики, отнимает у бедной вдовы сорок тысяч долларов! Будете доказывать, что вы раскрыли махинацию страхового агента, который укрепил кусок свинца и сорвал эксперимент… К черту всех частных детективов! Банда мошенников…
  — А ну-ка врежь ему, Дональд. Дай ему по физиономии! — потребовала Берта.
  — Не знаю, кто подложил этот брусок, — спокойно сказал я. — Не уверен, что это вы, но и поручиться, что не вы, — не могу. Однако я непричастен…
  — Хватит молоть чепуху! Вы прекрасно знаете, кто это сделал! — завопил Альфман.
  — Вы лжете!
  Он чуть не задохнулся от ярости.
  — Заткнись, коротышка! Ублюдок! Ненавижу всех детективов! Продажные твари…
  Я увидел, как встрепенулась Берта и ударила Альфмана по лицу.
  Челюсть его отвисла. Альфман застыл от изумления. Затем кинулся на меня.
  Он был выше, крепче, гораздо сильней и мог, по всей вероятности, легко расправиться со мной. Но я припомнил, чему учил меня Лу, мой учитель в боксе и иных видах драк; Альфман метил мне в грудь, я уклонился в сторону, согнул правую руку и прижал ее к телу, а когда мой противник, готовя новый удар, открылся — двинул его правой в живот. Я почувствовал, что попал ему в солнечное сплетение. И тут же, действуя словно по команде Лу, левой, апперкотом, повредил страховому агенту челюсть. Скрип зубов… Его дыхание внезапно пресеклось, глаза остекленели.
  Я очнулся среди изумленных зрителей. До меня донеслись слова Гелдерфилда. Он умолял свою вновь им доставленную в гараж пациентку:
  — Не смотрите, Колетта! Позвольте мне снова увезти вас отсюда. Вам нельзя волноваться.
  — Не мешайте! Отойдите от кресла. Оставьте меня, Уоррен! — сердилась вдова.
  — Покончи же с ним, глупец! Что ты мешкаешь? — рявкнула Берта.
  Альфман еще держался на ногах. Собрав остатки сил, он размахнулся, но ударить меня не успел: моя контратака была точна и молниеносна.
  Альфман качнулся, колени его подогнулись, он рухнул.
  Я дрожал от напряжения и не смог бы, наверное, удержать в руке спичку, прикуривая. Я непроизвольно пятился, избегая взглядов людей, столпившихся вокруг. Наткнулся на Берту.
  — Ишь ты, маленький чертенок… — пробормотала Берта. — Одолел-таки, одолел. — Она покрутила головой. — Замаринуйте меня вместо огурца!
  Глава 13
  Берта Кул влезла в нашу служебную машину и устроилась рядом со мной. Я выехал на дорогу.
  — На кой черт тебе все это было устраивать? — покосилась на меня Берта.
  — Что?
  — Ну, эксперимент… Когда ты нашел свинцовый брусок, почему ты его не убрал?
  — Из упрямства. К тому же это улика.
  — Какая улика?
  — Которая доказывает, что кто-то умышленно испортил механизм, прикрепив к двери свинец.
  Ураган еще не утих. Ветер завывал вокруг нас, раскачивал машину вправо-влево, вывертывал листья пальм, словно гигантские зонтики. Капли пота на лице и теле тут же испарялись, поверхность кожи шелестела, как сухой пергамент, покрытый пылью.
  — Слушай, у тебя были прекрасные условия для проведения эксперимента, — рассуждала Берта. — Такого сильного ветра давно уже не было. Неизвестно, когда опять повезет. Можно ждать месяцами и не дождаться.
  Я согласно кивнул.
  — А этот брусок нарушил все планы. — Недоумение у Берты не проходило. — Почему ты не удалил его, чтоб довести свой опыт до конца? Посмотрели бы, что будет…
  — Было бы то же самое, — уверил я ее.
  — Почему это?
  — Подумай сама. Есть примерно один уровень, на котором дверь остается в положении неустойчивого равновесия.
  — Ну?
  — С весом, закрепленным на притолоке сзади, уровень этот заметно снижается, так что машина едва проходит под навесом. Но даже тогда, заметь, дверь взмывает вверх, когда ветер приводит ее в движение, — вверх, а не вниз идет…
  — Так бы не случилось, если б не груз.
  — Ты уверена?
  — Нет, но мне так кажется.
  — Да, интереснейший эксперимент… — протянул я.
  — Так ты собираешься его проводить или нет?
  — Нет.
  — Тогда его проведет кто-нибудь другой.
  — Пускай.
  — Но почему ты упускаешь этот шанс?
  — Да он ничего не доказывает! Веревка, которая обычно свисала с рычага и позволяла затворить дверь гаража изнутри, очутилась наверху. Кто-то забросил ее туда и запутал, закрутил так, чтобы ею нельзя было воспользоваться…
  — С веревкой все ясно, — прервала меня Берта. — Но что из этого следует?
  — Я уже объяснил, — сказал я. — Допустим, дверь находится в положении равновесия. С дополнительным весом она держится в таком положении на более низкой линии. Автомобиль с трудом проходит в гараж. А фокус получился, однако, такой, что ветер, который, согласно предварительным ожиданиям, должен был опустить и плотно прижать дверь, напротив, поднял ее вверх.
  — Опять ты талдычишь одно и то же! Скажи лучше, что произойдет, если убрать вес?
  — Я не знаю.
  — А кто знает?
  — Никто, наверное.
  — Дональд, дьявол тебя забери, что ты меня изводишь! Иногда мне хочется тебя пристукнуть! Подумать только!.. Задул ураганный ветер, хотя ураган обычно обходит наши места…
  — Правильно, — равнодушно подтвердил я.
  — Можно ждать месяцами и даже годами, прежде чем представится случай проверить твою теорию.
  — Ты это уже говорила.
  — Черт возьми! Почему ты отказался от этой затеи?
  — Это тебя беспокоит?
  — Еще бы!
  — Отлично. Значит, это беспокоит и других, включая страховую компанию.
  Маленькие, полные огня и ярости глазки уставились на меня.
  — Ты этого добивался?
  — Возможно, и так.
  Берта заерзала на сиденье, пыхтя от возбуждения.
  — Сообразительный ты парень… Надеешься, что страховая компания пойдет на компромисс? Пугаешь, с ума сводишь страховщиков этой дверью?! Да? Понимаю, понимаю… Когда ты сказал, что оставишь все как есть и что полиция снимет отпечатки пальцев, — вот когда ты заставил их беспокоиться… Ага. Ага! Теперь понимаю, — продолжала бормотать Берта. — Ты не сможешь предъявить присяжным результаты эксперимента, но заявишь, что они, безусловно, были бы достигнуты, не помешай этому свинец, закрепленный на двери… Страховой компании не отвертеться! Ей даже не удастся устроить ураган, чтобы доказать твою неправоту.
  Я молчал, усердно крутя руль.
  Рассуждения не успокоили Берту.
  — Играешь в какие-то таинственные игры, — резко сказала Берта. — А главное, ты никогда не доверял мне. Куда, например, мы едем?
  — В аптеку.
  — Зачем?
  — Позвоню, вызову такси и отправлю тебя домой.
  — Я не поеду!
  Я выключил двигатель, вынул ключ зажигания, положил его в карман.
  — Что ты задумал, черт тебя задери!
  — Просто подстраховался, чтобы ты не умчалась, не оставила меня без машины. Такси будет здесь через несколько минут.
  Я пошел в аптеку, вызвал такси. Вернулся и увидел: Берта сидит за рулем, воинственно выпятив челюсть.
  — Я не вылезу отсюда, пока ты не скажешь, что у тебя на уме.
  — А если скажу, ты меня поддержишь?
  — Конечно.
  — История такова, — сказал я. — Доктору Деваресту вручили пакет с драгоценностями, чтобы он отнес их своей бабушке. Но скверный и злой волк решил притвориться бабушкой Девареста и захватить драгоценности. Он…
  — Заткнись!
  Я умолк.
  Разозленная Берта повернулась ко мне. Уже просились наружу новые ее ругательства и едкие замечания. Но услышал я иное.
  — Что у тебя на щеке? — спросила она.
  — Где?
  Ее пальцы пробежались по моей опухшей физиономии.
  — Вот, синяк. Этот тип ударил тебя!
  — Он ни разу не попал по лицу, — возразил я.
  — Задел, наверное, рукой или плечом. Но ты, конечно, классно с ним расправился. Зрелище было — изумительное! В следующий раз, когда тебе придется драться, выбирай противника покрупней.
  — Лу всегда говорил, что здоровяки медлительны, плохо маневрируют, выдыхаются довольно быстро.
  — Ну, ты налетал на него, как… порывы вихря за стеной гаража. Почему, черт возьми, хорошая драка так возбуждает женщин? Да нет, не драка сама по себе, а победа! Когда мужчина сражается и побеждает, он нокаутирует женщину.
  — Ты в нокауте?
  — Дерзкий мальчишка! Я никогда не была нокаутирована! Ни одним мужчиной. Но эта Крой…
  — При чем тут она?
  — Ты бы видел ее глаза! Как она смотрела на тебя, когда ты свалил Альфмана!
  Такси вынырнуло из-за угла.
  — Вот и твой транспорт, — вежливо сказал я.
  — С места не сдвинусь, пока не расскажешь, что собираешься предпринять, — объявила Берта.
  — Как насчет завтрашней рыбалки? — осведомился я.
  — Далась тебе моя рыбалка!
  — Наши шансы возрастут в десять раз, если я буду действовать в одиночку.
  — Ты явно этим злоупотребляешь. Ведь мы партнеры!
  — Предположим, я нарушу закон. Кому отвечать?
  — Тебе, разумеется.
  — Если ты ничего не знала о моих намерениях — одно дело. Но если знала и не сообщила куда следует, тебя привлекут. Ты становишься соучастницей.
  Она ринулась из машины.
  — Ты явно блефуешь, но можешь сорвать банк. Действуй, мой милый, а Берта пойдет ловить рыбу.
  Она помедлила, прежде чем сесть в такси.
  — Будь осторожен, Дональд. Ты увлекаешься и не способен вовремя остановиться.
  — Тебе нужны результаты или нет?
  — Да, но я не хочу, чтобы ты попал в тюрьму, чертенок!
  Водитель открыл дверцу такси. Я не стал ждать, когда оно отъедет, включил зажигание и поехал к дому доктора Девареста.
  
  Я остановил машину за квартал от дома, пошел пешком. Увидел освещенные окна. В комнатах, которые занимал шофер, тоже горел свет. Он еле-еле пробивался сквозь жалюзи…
  Руфус Бейли приоткрыл дверь и сразу же распахнул ее передо мной. Он нисколько не удивился моему вторжению.
  — Входи.
  Вместе со мной в помещение ворвался горячий, сухой ветер. Мне пришлось применить силу, чтобы закрыть за собой дверь.
  — Вы успели здесь все осмотреть, а, Руфус?
  — О чем ты говоришь, приятель! Да я все перевернул — от подвала до крыши! Мне никто не мешал. Все были там, в гараже да на улице. Ну, потеха! Это ты здорово все придумал — и с дверью, и с потасовкой… Я даже обшарил сейф.
  — Разгадали комбинацию?
  Он ухмыльнулся:
  — В доме много болтали про то, что доктор записал код в блокноте. Как я мог это пропустить?
  — Так. Нашли что-нибудь интересное?
  — Камешки.
  — Где?
  — В комнате Джима Тимли. В коричневой оберточной бумаге. Ты же сам мне сказал.
  — Вы взяли пакет?
  — Что я, спятил, что ли? Мы бы оба угодили в Сан-Квентин. Джим наверняка проверил бы перед сном, на месте ли пакет. Его нет. Что тогда? Он бы стал вспоминать, что случилось за день, и сообразил бы, когда и кто обыскал его комнату. Конечно, ты неплохо придумал вытащить всех из дома, да только это палка о двух концах. У всех есть алиби, кроме меня…
  — Хорошо. Что вы сделали с пакетом?
  — Я поработал с ним, — ответил Руфус, широко улыбаясь. — Вытащил камни. Они были в книгах. Классное, надо сказать, укрытие. В книгах вырезали полости и вложили туда камни. Ну, я их вытащил, аккуратно завернул пакет, завязал бечевкой, даже узлы соорудил такие же… Сразу видно — действовала женская рука.
  — Вы помните, какие были книги?
  — Обыкновенные.
  — Как они назывались? Кто автор? Не припомните?
  Он нахмурил брови.
  — Зачем это?
  — Это улика, которая могла бы кое-что подсказать.
  — Чего еще тебе нужно? Камешки у тебя…
  — Я бы лучше понимал, что здесь произошло.
  — Разве не ясно? Эта парочка тут орудовала — Нолли Старр и Джим Тимли. Нолли унесла добычу, пока здесь рыскала полиция. Потом, когда все стихло, Тимли забрал камни. Он, наверное, не доверял ей. Или она не хотела держать их при себе…
  — Ладно. Где драгоценности?
  Руфус сунул руку в карман, вытащил пригоршню камней, небрежно высыпал их на стол. Пошуровал в кармане еще, пару камней присоединил к кучке.
  — Вот.
  Я невольно залюбовался зеленью изумрудов, сверканием бриллиантов, переливающихся всеми цветами спектра. Драгоценности миссис Деварест превратили заурядную комнату в некую волшебную обитель.
  Руфус Бейли тоже не мог отвести от них взгляда.
  — Стоят небось целое состояние, — проворчал он.
  — Вы все отдали? — спросил я.
  — Да.
  — Выворачивайте карманы.
  Он злобно оскалился.
  — Слушай, парень, я сказал — все, значит, все. Я не подвожу напарников. Мы вместе обделали дельце, не так ли?
  — Вот и покажи карманы.
  — Что такое? С кем ты имеешь дело?
  — С вами.
  — Тогда думай, что говоришь.
  — Выворачивайте карманы, — повторил я. — А потом возмущайтесь, если угодно.
  — Черт тебя возьми! — истерически взвизгнул Бейли. Ухватился за карман, помедлил, потом враз, судорожно выворотил его. — Доволен?!
  Я подошел ближе.
  — Давай, приятель, не стесняйся.
  Руфус свирепо тряс вывернутым мешочком кармана, словно выбивая из него пыль. Делал он это правой рукой. Я внезапно ухватил его левую руку и резко разжал ее кулак. Два кольца с крупными бриллиантами упали на пол.
  — Подберите и положите на стол.
  Его рот искривила угрюмая усмешка.
  — Не перегни палку, приятель.
  — Поднимите кольца и положите их на стол!
  Руфус волком смотрел на меня.
  — Хитер… И кулаками здорово машешь. Но как бы не пожалеть…
  — Кольца! — взорвался я.
  Он колебался, но все-таки наклонился и поднял кольца. Когда Руфус выпрямился, на его физиономии снова играла улыбка покладистого, добродушного малого.
  — Чего ты шумишь, парень? Ну, я пошутил, только и всего. Поиграл немного.
  Я подошел к столу и стал перекладывать драгоценности в свои карманы. Судя по взглядам, которые бросал на меня шофер, он испытывал муки, подобные тем, что испытывает канарейка, которая видит, что дверь клетки открыта, но рядом — кот.
  Я составил опись драгоценностей.
  Браслет с изумрудом и бриллиантами, гранатовая подвеска, брошь… кольца… бриллиантовое колье…
  — Вы уверены, что это все, Бейли?
  — Честное слово, все.
  Я развалился в кресле, расслабился, закурил сигарету.
  Шофер хотел сначала сесть у окна, но передумал и устроился на стуле между мной и входной дверью. Чувствовалась его растущая тревога. Он неотрывно следил за мной.
  — Бейли, кто прикрепил свинец в гараже к верхней кромке двери?
  — Не знаю.
  — Почему бы вам не установить, кто это сделал?
  — Мне?
  — Да, вам. По-моему, это неплохая идея.
  — Смотри не ошибись, приятель, — веско сказал Бейли. — Пока ты прижал меня, но мы можем и поквитаться. Скоро я стану здесь хозяином.
  Я от души расхохотался.
  — Что тут смешного? — с раздражением спросил Бейли.
  — А вы не замечаете?
  — Нет.
  — Вы не видите того, что происходит у вас под носом!
  — А что происходит? — встревожился Бейли.
  — Не что, а кто… кое-кто здесь появился недавно, из новеньких.
  — Кто появился?
  — Корбин Хармли.
  Потребовалось, пожалуй, не меньше минуты, прежде чем до Руфуса дошел смысл сообщения. Он был потрясен. Гнев и самоуверенность испарились, уступив место страху и растерянности. Даже мужская притягательность и сила его куда-то исчезли. Почему-то я подумал, глядя на Руфуса, о подростке, озабоченном прыщами на своей физиономии.
  — А вы, должно быть, полагали, что миссис Деварест сильно увлечена вами — красивым и крепким мужчиной, что постоянно мелькает перед ней. Но у Хармли есть все, что и у вас, а еще много сверх того — образованность, воспитанность, безупречная биография… Миссис Деварест не осталась равнодушной.
  — Грязный проходимец! — выругался Руфус. — Пусть только попробует! Я… Я…
  — Продолжайте, Бейли. Мне интересно знать, что вы предпримете.
  Шофер опустил голову.
  — Вы сильно заблуждаетесь, полагая, что миссис Деварест жаждет выйти за вас замуж, — сказал я безжалостно. — Вдовы любят иногда распушить перышки, ну, просто для того, чтоб проверить свою способность летать.
  — Ерунда! Я могу завоевать любую женщину и когда захочу, — мрачно изрек Бейли.
  — Нужна большая территория для охоты, — предположил я.
  — Необязательно, — лениво возразил Бейли, оттопырив толстые губы. Постепенно самоуверенность возвращалась к нему. — Я знаю, что говорю. На первом этапе надо… подготовить, разогреть женщину, возбудить в ней интерес к своим мужским возможностям. На втором этапе — вдруг полный поворот, не обращаешь на нее внимания. Она забеспокоится, она заигрывает с тобой, наконец пристает к тебе. Все! Она готова. Можешь делать с ней что угодно.
  — Возможно, вы и правы, — согласился я. — Однако я подозреваю, что сегодня вечером Хармли предложит миссис Деварест выйти за него замуж.
  У Руфуса Бейли отвисла челюсть.
  А я встал и вышел из комнаты.
  Глава 14
  Секретарь в нотариальной конторе с сомнением поглядела на меня:
  — Как, вы сказали, ваше имя?
  — Лэм. Дональд Лэм.
  — Вы адвокат?
  — Нет.
  — Какая же у вас профессия, мистер Лэм?
  Я отдал ей визитную карточку. Она погрузилась в ее изучение, затем подняла на меня глаза:
  — Так что вам угодно?
  — Мне нужен список умерших людей, оставивших большое наследство и не имевших компаньонов в своем бизнесе.
  Девушка с сомнением покачала головой:
  — Мы таких справок не даем.
  — Скажем, врач-практик оставил крупное состояние…
  — Нет-нет, вы должны конкретно ставить вопрос: чьим состоянием вы интересуетесь?
  — О’кей.
  Я разыскал ближайшую телефонную будку, позвонил в Ассоциацию медиков и попросил назвать мне наиболее успешно практиковавших врачей, которые, увы, скончались в течение года. Мне назвали шесть фамилий, среди них и доктора Девареста. Я вернулся в контору и через десять минут стал обладателем нужных мне сведений.
  Потом я отправился в ту же телефонную будку, которая находилась за углом нотариальной конторы.
  Разговор с первой вдовой мне ничего не дал.
  Со второй я придерживался той же тактики.
  — Извините, пожалуйста, я из нотариальной конторы. Мне нужно кое-что выяснить относительно состояния вашего мужа.
  — Что вы хотите узнать?
  — У вашего мужа были какие-нибудь дела с мужчиной около тридцати лет, у него темные вьющиеся волосы, длинный прямой нос, красивые глаза, привычка слегка задирать голову. Симпатичный, с чувством юмора…
  — Да, конечно, — перебила меня вдова. — Это мистер Хармли. Я знаю, что мой муж ссудил мистеру Хармли деньги. Небольшую сумму, но мистер Хармли был ему очень признателен.
  — Сколько? Двести пятьдесят долларов?
  — Да.
  — Мистер Хармли вернулся из Южной Америки и возвратил долг?
  — Так случилось, что он прилетел в тот день, когда умер мой муж. Мистер Хармли прочитал об этом в газете, прислал мне письмо с выражением соболезнования и чек.
  — У вашего мужа не было акций нефтяных промыслов?
  — У мужа не было, — ответила она.
  — А у вас?
  — Не понимаю, зачем вам это нужно знать. Кто со мной говорит? Назовите ваше имя.
  Я терпеливо повторил:
  — Мэм, мы просто уточняем: акции приобретены вами или были куплены вашим мужем в результате более раннего взноса? Ведь от этого зависит, как вы понимаете, размер налога.
  — Ах вот оно что… — Моя собеседница заметно успокоилась. — У мужа не было акций. А у меня они есть. Это моя личная собственность.
  — Благодарю вас.
  Я повесил трубку.
  И отправился на Ист-Бендон-стрит, дом 681. Поднялся на третий этаж, уповая на то, что ни Нолли Старр, ни Дороти Грейл нет дома. На мой стук никто не ответил. Замок, простой и удобный, был, по-видимому, рассчитан на то, чтобы женщина, приходившая убирать квартиру, могла легко с ним справиться.
  Я тоже справился с ним без труда.
  Приступил к обыску. В гостиной меня заинтересовали книги — преимущественно детективы, тщательно отобранные, самых популярных авторов. Угадывалась система доктора Девареста. Еще там была откидная кровать. Я опустил ее, осмотрел покрывало, измятые, несвежие простыни, которые следовало бы, на мой взгляд, поменять. Стенной шкаф был забит женской одеждой. Я решил, что это платья Дороти Грейл. Она, очевидно, пользовалась и постелью. Нолли Старр, следовательно, занимала спальню.
  Я мягко толкнул дверь. В спальне было сумрачно, шторы плотно задернуты. Чтобы Нолли Старр, теннисистка, любительница ранних велосипедных прогулок, могла валяться на постели до полудня — такая мысль не приходила мне в голову.
  Я вгляделся в полусумрак спальни.
  На кровати поверх покрывала, прикрыв глаза согнутой в локте рукой, лежала женщина. Ее волосы в беспорядке рассыпались по подушке. Тонкая ночная рубашка персикового цвета чуть прикрывала голые стройные ноги.
  Я стоял некоторое время не шелохнувшись.
  Медленно, на цыпочках попятился обратно в гостиную, поглядывая на кровать и опасаясь какого-нибудь движения полунагой женщины, ее долгого, предшествующего пробуждению вздоха.
  Но ничего не последовало: ни движения, ни вздоха.
  Полная неподвижность, молчание. Фигура неестественно распростерта поверх покрывала… Нолли Старр! И странный цвет ее лица подсказал ответ на мучивший меня вопрос. Я осторожно дотронулся до ее лодыжек. Кожа была еще теплая, но — неживая. Я отвел ее руку, прикрывавшую лицо: вокруг шеи был туго затянут розовый шнурок. За головой, с подушки смотрела на меня ручка картофелемялки, с ее-то помощью и был закручен вокруг шеи шнурок.
  Я раскрутил петлю, пощупал пульс, наклонился к девушке в слабой надежде услышать биение сердца.
  Оставался один шанс из тысячи, что поможет аппарат искусственного дыхания. Я метнулся к телефону, набрал номер «Скорой помощи», объяснил дежурному врачу, что от него требуется.
  Драгоценности из сейфа доктора Девареста оттягивали мой карман. Полиция, конечно, заинтересуется, с какой целью я проник сюда. Меня обыщут, найдут камни. Полиция сложит два и два и получит четыре. Она решит, что Нолли Старр или сама похитила драгоценности из сейфа, или получила их от доктора Девареста. А я пришел за ними. Нолли Старр спала, пробудившись, начала кричать, сопротивляться… А я заставлял ее замолчать и, возможно, не желая убивать девушку, затянул шнурок слишком туго…
  «„Скорая помощь“ уже в пути, — размышлял я. — Мне благоразумней исчезнуть».
  Я протер носовым платком телефонную трубку, дверные ручки и смело вышел из квартиры.
  Мне навстречу двигалась с пылесосом уборщица, полная женщина лет сорока пяти. Она с любопытством оглядела меня, но ни о чем не спросила.
  Я сбежал по лестнице. Сирена «Скорой помощи» уже завывала на перекрестке. Я недолго постоял в толпе любопытных, глазевших, как реаниматоры вносили в подъезд аппарат искусственного дыхания. Потом выбрался из толпы и пошел к своей машине: я отвел ее на стоянку, где обычно мы оставляли свой служебный автомобиль. Сторож кивнул мне, я ответил на его приветствие…
  
  — Как идут дела у высокооплачиваемого сотрудника нашей фирмы? — бодро осведомился я у Элси Бранд.
  — Превосходно! Благодаря тебе!
  — Берта у себя?
  — У себя. И в воинственном настроении.
  — Из-за чего на этот раз?
  — Из-за тебя.
  — В чем я опять провинился?
  — Полиция гневается.
  — На меня?
  — Да.
  — По какому поводу?
  — Ты, кажется, утаил какую-то важную информацию от лейтенанта Лисмана, — объяснила Элси.
  — Я? Утаил? Да я одарил его лаврами победителя, разыскав Нолли Старр! — возмутился я.
  — Венок хорош, а запах ему не по вкусу, — парировала Элси с улыбкой.
  — Ну и черт с ним! Я…
  Дверь в кабинет распахнулась. Берта Кул свирепо уставилась на меня:
  — Какого черта ты тут торчишь?
  — Разговариваю с Элси.
  — Обсуждаете очередную прибавку жалованья?
  — Что ж, неплохая идея, — одобрил я. — Жизнь вокруг дорожает.
  — Когда-нибудь я с тобой расправлюсь, коротышка! Иди-ка сюда.
  — Как только закончу разговор с Элси…
  Берта побледнела от гнева.
  — Немедленно заходи! Или я…
  — Или ты?.. — спокойно продолжил я.
  Дверь в кабинет с шумом захлопнулась.
  — Ее хватит удар, — с беспокойством сказала Элси. — Я никогда не видела Берту такой разъяренной.
  — По моим наблюдениям, она стала более эмоциональной с тех пор, как сбросила вес, — отметил я.
  — Разве ты ее не боишься?
  — Почему я должен ее бояться?
  — Не знаю. Она безжалостна и злопамятна. Если затаит на кого-нибудь злобу, то надолго.
  — Думаешь, она злится на тебя?
  — Ей не понравилось, что ты повысил мне зарплату.
  — Но ты получила прибавку?
  — Да.
  — Это хорошо. Ладно. Пойду утешу нашу старушку.
  Я открыл дверь в кабинет. Берта сидела за большим столом. Глаза ее холодно поблескивали, освещаемые настольной лампой.
  — Закрой дверь, — процедила Берта.
  Грохот машинки в приемной стал менее слышен за притворенной дверью.
  — Ну-с, дверь закрыта, в чем дело?
  — Что ты там скрыл от лейтенанта Лисмана?
  — Ничего.
  — Он утверждает, что ты не все ему рассказал.
  — Я сообщил ему, где живет Нолли Старр.
  — Да. Ты бросил ему подачку. Он клюнул.
  — Ничего себе «подачка». Это важная информация.
  — Ты знаешь, что ты хитрый маленький паршивец?
  — Это не важно. Так что там стряслось с лейтенантом Лисманом?
  — Почему ты не сказал ему о шофере, который сидел в тюрьме?
  — Он меня не спрашивал.
  — Да, но лейтенант помог тебе с досье…
  — Я хотел посмотреть картотеку. Лисман помог мне в этом, это верно. Что тут предосудительного?
  — А ты не догадываешься? Лейтенант считает, что ты его надул. Не сказал, кого, что и почему ищешь.
  — Но теперь-то ему все известно?
  — Теперь — да!
  Я уселся на край стола, закурил сигарету.
  — Лейтенант взбешен, — отчеканила Берта. — Он обвиняет мое агентство… наше агентство в том, что мы отказываемся сотрудничать с полицией.
  — Это меня не особенно беспокоит. Весь вопрос в том, что лейтенант намерен делать с Руфусом Бейли?
  — Бейли арестован.
  Я стряхнул пепел прямо на стол.
  — Как ты себя ведешь!
  Берта бросила мне пепельницу. Поймав ее в воздухе и водрузив на маленький столик, я примостил рядом с пепельницей свою шляпу.
  — Присмотри за ней. Моя машина загораживает пожарный кран на улице. Но другого места не было…
  — Будешь сидеть здесь и думать, как поладить с Лисманом! Тысячу раз тебе говорила не ставить машину напротив дверцы пожарного крана! Тебя оштрафуют.
  — Это машина агентства.
  — Ну так что?
  — Сумма штрафа приплюсуется к нашим общим расходам. Ты забыла, что мы партнеры.
  Берта резко откинулась на спинку кресла.
  — Убирайся! Уведи машину! Что ты здесь торчишь целый день? Отправляйся.
  Я выбрался из кабинета и застрял в приемной, у стола Элси Бранд.
  — Я могу утонуть, Элси, в этом болоте, — пожаловался я. — Можешь мне помочь?
  — Как?
  — У меня драгоценности миссис Деварест. Хотел вернуть их, когда будет нужно. Но карты легли не так, как я рассчитывал.
  — Спрятать их?
  — Это опасно.
  — О’кей, давай их сюда.
  — Есть и другой выход.
  — Какой?
  — У меня еще может появиться шанс положить камни туда, куда требуется.
  — Ясно.
  — А пока нужен тайник для меня самого — место, где меня никто не станет искать.
  Я еще не закончил фразы, а Элси уже открывала свою сумочку.
  — Вот ключ. И ради бога, Дональд, извини за беспорядок. Я поздно встала и не успела убраться.
  — О’кей! Увидимся позже.
  — А Берта знает?
  — Никто не знает. И не должен знать. Берта думает, что я вышел переставить машину.
  Элси Бранд щелкнула сумочкой, и машинка снова затарахтела.
  Я отправился на стоянку, уселся в служебную машину, вывел и припарковал ее прямо перед пожарным краном. Потом вылез из машины, проехал несколько кварталов на трамвае, пересел в такси и наконец добрался до дома, в котором жила Элси Бранд.
  Кровать не убрана, грязные тарелки в раковине, шелковая пижама брошена на спинку стула. В ванной протянута веревка, на которой сушится женское бельишко.
  Я застелил кровать, поискал что-нибудь себе почитать. Уткнулся в книжку, но отложил ее. Включил радио. Бормотание диктора усыпляло. Я задремал… И пробудился, услышав собственное имя. Диктор сыпал скороговоркой, сообщая свежие новости:
  «…Дональд Лэм, частный детектив, разыскивается полицией в связи с кражей драгоценностей, их стоимость около двадцати тысяч долларов. Драгоценности принадлежат миссис Колетте Деварест. Ее шофер, Руфус Бейли, ранее судимый, заявил лейтенанту Лисману, что Лэм хотел сделать его соучастником кражи. Согласно показаниям Бейли, Лэм первый обнаружил труп доктора в гараже, нашел камни в его машине, в ящичке для перчаток и иных мелочей. Бейли показывает, что Лэм включил зажигание, запустил двигатель и только через час уведомил полицию о нахождении трупа. Лэм нуждался в посреднике и обратился к шоферу, чтобы тот помог ему сбыть драгоценности. Бейли отказался. Шофер клянется, что давно ведет честную жизнь, что уже собирался идти в полицию, когда за ним пришли оттуда. Вскрытие трупа показало, что доктор Деварест, как полагают, умер не сразу, он находился без сознания в течение часа, — в связи с чем полиция уведомляет, что действия частного сыщика, повторно включившего двигатель, квалифицируются по меньшей мере как убийство с применением технических средств…»
  «Вашингтон, — вещал далее диктор. — По поводу фальшивых слухов, распространяемых…»
  Я выключил радио, подался было к телефону, но передумал. Телефонистка, дежурившая на коммутаторе, вероятно, обратила бы внимание на этот звонок в отсутствие хозяйки. Это могло вызвать подозрения, и разговор был бы подслушан.
  Сама Элси не звонила мне, очевидно, по той же причине.
  Глава 15
  Элси пришла около половины шестого. Прежде чем затворить за собой дверь, она внимательно оглядела коридор.
  — Боже, что здесь творится! — вздохнула Элси, бросив шляпу и сумочку на стол.
  — Расскажи лучше, что творится в конторе, — посоветовал я.
  — Там всего хватает… Дональд! Я скорее отрубила бы себе правую руку, чем позволила увидеть свою квартиру в таком виде.
  — Ладно тебе — с квартирой все в порядке. Что в агентстве? Какие новости? Приходил кто-нибудь?
  — Разные люди. Первым прибыл Лисман.
  — Чего он хотел?
  Элси пошла на кухню. Представляю, какую она скорчила гримасу, наткнувшись на раковину, забитую грязной посудой.
  — Тебя! — крикнула она.
  — Что ему сказала Берта?
  — Что ты пошел переставить машину.
  — Когда пришел Лисман?
  — Минут через десять после твоего ухода.
  — Так. Что же сделал Лисман?
  Элси уже включила горячую воду и склонилась над раковиной. Она повернулась, чтобы ответить мне, и заметила пижаму на стуле. Схватив пижаму, затолкала ее в шкаф, побежала к раковине, по пути увидела чулки и трусики, которые сушились в ванной на веревке, ринулась в ванную, но резко сбавила скорость и рассмеялась.
  — По крайней мере, у тебя не будет иллюзий, — заключила она.
  — Так что же Лисман? — повторил я.
  — Он обозвал Берту лгуньей, но потом удалился и установил, что машина действительно мешает использовать пожарный кран, если это вдруг понадобится. Лисман заволновался… А твоя шляпа-то осталась на столе, в конторе. Он встревожился, не случилось ли с тобой чего-нибудь…
  — Он не разговаривал со сторожем на стоянке?
  — Не знаю.
  — Он тебя спрашивал обо мне?
  — Конечно.
  — Что ты ему сказала?
  — Что ты был и ушел.
  — А спрашивал он, о чем мы с тобой…
  — Интересовался, интересовался.
  — А ты?
  — Сказала, что ты мне рассказывал сказку.
  — Какую еще сказку? — удивился я.
  — Смешные вы, мужчины! Точно такой же вопрос задал мне лейтенант Лисман. И я… так слегка намекнула ему, что недостаточно хорошо его знаю, чтобы посвящать в подробности нашего разговора.
  — А он?
  — О, точных слов я не помню, но лейтенант сказал мне, что с ним можно приятно провести время, он-то умеет развлечь девушку, и вообще девушки должны быть полюбезней с полицейским офицером.
  — А ты?
  — А я спросила его, все ли девушки или только некоторые.
  — Как он реагировал?
  Элси насыпала в таз мыльного порошка, взбила его в пену и распорядилась:
  — О чем ты, собственно говоря, думаешь? А ну-ка вытирай тарелки.
  — Ладно.
  — Полотенце — на крючке за плитой. Из меня не выйдет хорошей жены. Ненавижу домашнюю работу.
  — Я тоже.
  — Все мужчины такие. Но для женщины это недостаток.
  — Ты не борешься с ним?
  — Нет. Зачем?
  Она энергично окунала тарелки в мыльную пену, проводила по ним губкой и передавала мне.
  — Ты не ополаскиваешь посуду? — спросил я.
  — Нет. И без того много хлопот.
  — Слушай, а это что такое на тарелке?
  — Яичный желток. Он свернулся, затвердел, черт его знает, что с ним произошло. Давай сюда. Пусть полчасика полежит в тазу. Как насчет выпить?
  — М-м-м… Кое-что проясняется, — проворчал я.
  — Что проясняется?
  — В твоем характере. Когда я только появился в конторе, ты даже глаз не подняла от машинки. Была поглощена своим делом. Так работает разве что недавно выбранный политик. Я решил, что ты из тех зацикленных женщин, которые обожают наводить порядок в своей квартире, вечно носятся с тряпкой, изничтожая пыль и наводя блеск везде и всюду.
  — О нет, — возразила Элси, — я терпеть не могу хозяйничать. И никогда не смешиваю работу и удовольствие.
  — Включаешь меня в работу?
  — Именно так.
  — А у тебя есть что-нибудь выпить?
  — Кажется, осталось немного шотландского виски.
  — Может, спуститься и купить чего-нибудь?
  — Не нужно. В доме — магазин, где продается спиртное. Оттуда пришлют.
  — У меня есть деньги. Немного.
  Элси подошла к телефону.
  — Хэлло, Дорис! Какие планы на сегодняшний вечер? Ах так… Ты ведь знаешь, как связаться с магазином… Хорошо, я жду.
  Она замолчала.
  — Хэлло, — сказала Элси через минуту. — Говорит Элси Бранд. Как дела? Все нормально? У меня прекрасно… — Она прикрыла рукой трубку. — Мартини или «Манхэттен»?
  — Мартини.
  — Бутылку сухого мартини, пожалуйста, — сказала она в трубку. — И еще три бутылки «Белой лошади». Похолодней, пожалуйста, Берт. Эдди принесет? О’кей, спасибо. — Элси положила трубку. — Где ты собираешься спать? — спросила она, задумчиво обозревая постель.
  Я хмыкнул.
  — Интересный вопрос, но неправильно сформулированный. Где мне позволено будет спать? Вот так — точнее…
  — Что ж, давай приготовим постель. Потяни за край простыни. Не слишком сильно. Теперь расправь одеяло. Порядок! Кстати, а куда ты дел драгоценности?
  — Укрыл их в комоде, в верхнем ящике.
  — Чудесно!
  — Да?
  — Думаешь, полиция нанесет мне визит?
  — Сомневаюсь. В ближайшее время она будет суетиться вокруг машины у пожарного крана.
  Элси уселась на стул.
  — Дональд, вся эта суматоха — только из-за драгоценностей? Когда я увидела, как полиция крутилась вокруг конторы, разыскивая тебя, я подумала: есть что-то еще.
  — Ты права.
  — Расскажешь мне?
  — Так все запуталось — не знаю, с чего начать.
  — Ты просто увиливаешь.
  — Может быть.
  — Но зачем? Не хочешь меня посвящать в свои проблемы?
  — Для тебя лучше ничего не знать.
  — Почему?
  — Потому что ты всего лишь секретарь-стенографистка, которая не участвует в делах агентства и почти ничего не знает о них. Запомни на всякий случай: ты пришла домой и обнаружила, что я тебя жду. Я принес выпивку, а ты стала расспрашивать меня про полицию. Я обманул тебя, сообщив, что только что виделся с лейтенантом в конторе, куда заглянул на минутку, когда ты уже ушла домой. Я заскочил к тебе продиктовать несколько писем, которые нужно будет отправить из конторы завтра рано утром.
  Элси слушала не перебивая.
  — Хорошо.
  В дверь постучали.
  — Вот и выпивка, — сказала Элси. — Давай деньги.
  Я дал ей десять долларов. Элси приоткрыла дверь, придерживая ее ногой и не давая распахнуться.
  — Привет, Эдди. Сколько с меня?
  — Шесть двадцать.
  Я услышал шорох бумажек, звяканье мелочи.
  — Большое спасибо, мисс Бранд.
  Дверь затворилась. Я взял из рук Элси два солидных бумажных пакета и отнес их на кухню.
  Элси достала лед из холодильника. Дурачась, торжественно объявила:
  — Я намерена принести жертву — приготовить обед!
  — Кого принесут в жертву?
  Она засмеялась:
  — Вообще-то я имела в виду себя, но ошиблась. Жертвой избираешься ты.
  — Тогда откроем банку фасоли.
  — Чудесно! Обойдемся фасолью, и если ты будешь доволен…
  — Вполне.
  Элси взялась за шейкер.
  — Приготовь-ка стаканы.
  Мы потягивали коктейли. Элси предложила:
  — Итак, я спущусь вниз, в магазинчик, и куплю фасоль. Мы могли бы также соорудить салат из авокадо.
  — Великолепно!
  — А ржаной хлеб?
  — Купим.
  Я достал бумажник, протянул ей еще десять долларов.
  — Кто оплачивает наш обед? Берта Кул? — спросила Элси.
  — И она тоже.
  — Замечательно! Здесь рядом есть местечко, где выпекают домашний шоколадный торт.
  — Обед без торта просто невозможная вещь.
  Элси примерила шляпку, встав перед зеркалом и напевая какую-то мелодию.
  — Как там у Деварестов? Они по-прежнему рассчитывают на двойную страховку?
  — Разумеется, — ответил я.
  — А Берта говорит совсем другое… Уверяет, что ничего у тебя не выйдет.
  Я рассмеялся.
  — Это не так?
  — Все зависит от того, как посмотреть на дело.
  — Дональд Лэм! Это ты прикрепил груз к двери гаража?
  — Нет.
  — Кто же тогда?
  — Тот, кто хотел, чтобы эксперимент завершился успешно.
  — Не понимаю.
  — Дверь в гараж удерживается на неких точках, назовем их критическими, которыми обозначено положение равновесия. Резкий порыв ветра способен нарушить его, поднять или, напротив, опустить дверь. Эти точки расположены — внимание, внимание! — в четырех футах от земли, ниже высоты машины доктора Девареста. Кто-то изменил линию равновесия, укрепив свинцовый брусок и таким образом подняв точки опоры. Машина теперь способна протиснуться в гараж. Тот, кто это сделал, надеялся, что ветер захлопнет дверь. Надежды не оправдались.
  — А ты знал об этом, когда проводил эксперимент?
  — Подозревал.
  — Берта права, — рассудила Элси. — Ты ведешь рискованную игру… Ладно, я пошла за покупками. Может, прихватить что-нибудь еще?
  — Не нужно.
  Элси отсутствовала двадцать минут и вернулась с двумя набитыми сумками.
  — Дональд! — воскликнула она. — В магазине — чего только нет! Знаешь, что я купила?
  — Нет.
  — Фасоль, ржаной хлеб и салат, — перечисляла она.
  — А шоколадный торт? — напомнил я.
  — И шоколадный торт. А кроме того, дивный бифштекс в два дюйма толщиной и пиво…
  — Раздобыла пиво?! — Я захлопал в ладоши.
  — И вдобавок хрустящий картофель, банку спаржи, французский хлеб. Мы разрежем его пополам и зажарим с бифштексом.
  — Господи! Начинай же скорей. Нет сил терпеть.
  — Да-да, сейчас.
  Элси исчезла в крошечной кухоньке, разгрузила там свои сумки.
  — Тебе помочь? — спросил я.
  — Не надо. Двоим здесь не развернуться. Я мигом.
  Через несколько минут до меня донесся восхитительный запах жареного мяса.
  Элси высунулась из кухни:
  — Хочешь еще коктейль?
  — Сколько еще ждать?
  — Пять минут. Знаешь, что мы сделаем? Быстренько управимся с коктейлем, а потом ты накроешь на стол.
  Мы выпили. Элси ушла на кухню. Зазвонил телефон.
  — Дональд, возьми трубку! — крикнула Элси.
  — Я бы предпочел этого не делать, — возразил я.
  — Ах да. Я подойду. А ты последи за бифштексом.
  — Алло! Да… Кто? О боже! — Она швырнула трубку. — Это дежурная с коммутатора. Предупреждает, что Берта Кул поднимается в лифте сюда.
  Я остолбенел.
  Элси заметалась в панике.
  — Нет-нет, Дональд… Нельзя допустить, чтобы… Она вспомнит, как ты добился прибавки… Увидит, что я готовлю тебе обед… Залезай в шкаф!
  Я колебался.
  — Не губи меня, Дональд! Скорей!
  Раздался тяжелый стук в дверь.
  — Вот она! — испуганно произнесла Элси.
  Я скрылся в шкафу. Элси торопливо закрыла за мной дверцу и откашлялась.
  Я услышал, как отперли и отворили входную дверь. Вошедшая гостья громко осведомилась:
  — Готовишь обед? Вкусно пахнет!
  — Жарю бифштекс.
  — Занимайся своим делом, дорогая. Я пройду с тобой на кухню, там поговорим.
  — Не получится, — отказалась Элси. — В кухне я одна с трудом помещаюсь. Надо пойти взглянуть, а то все сгорит. А вы… — голос Элси дрогнул, — подождите здесь…
  — О’кей. — Берта Кул вздохнула. — Так чудесно пахнет. А я умираю с голода.
  — Разве вы не обедали?
  — Допустим, не обедала. Тебе это не нравится?
  Элси засмеялась:
  — Тогда начнем с коктейля.
  — Прекрасно! Как это прекрасно: позволить себе выпить коктейль, когда тебе этого хочется, — изрекла Берта. — Так где же он, твой коктейль?
  — Сейчас приготовлю.
  Молчание. Затем звук открывающейся духовки. Божественный аромат усилился, и у меня в шкафу закружилась голова.
  Берта двигалась вокруг стола и гудела, гудела…
  — Какой чудесный, золотистый цвет у французского хлеба! Нет, не клади мне масла. Хотя… В конце концов, это особый случай. Не всегда же соблюдать диету!
  — Одну минуту, — сказала Элси. — Я накрою на стол.
  — Где тарелки? Я помогу.
  — Вы не знаете, где посуда, миссис Кул. Посидите, я сейчас.
  Прошелестели шаги… Звякнули тарелки…
  — Ах, зажарьте меня вместо устрицы! — это Берта.
  — Что случилось? — это, тревожно, Элси.
  — Какой бифштекс, а? Исполин! И ты одна с ним справляешься?
  — Не так уж много удовольствия хозяйничать, когда живешь одна, — пробормотала Элси. — Я готовлю впрок. Жарю большой бифштекс. Мне хватает на три дня. Первый день ем его горячим, второй день — холодным. На третий день из того, что осталось, делаю блюдо «мясо с овощами».
  Берта фыркнула неодобрительно: холодный бифштекс — это невозможно!
  — Никогда не ешь слишком много, — наставительно сказала она. — Вот я раньше себя ни в чем не ограничивала и растолстела. Даже, можно сказать, разжирела. А потом заболела. И болезнь пошла мне на пользу. Я села на диету. И сейчас гораздо лучше себя чувствую.
  — Да, — согласилась Элси, — вы прекрасно выглядите и…
  — Где Дональд? — взорвалась вопросом Берта.
  — Что? Ах, Дональд… Он ушел… Вы, кажется, сами сказали, что его машина загораживала пожарный кран, и ее…
  — Он был у тебя?
  — У меня? Что вы, миссис Кул! Зачем ему сюда приходить?
  — Он где-то прячется. А я должна найти его прежде, чем он достанется полиции.
  — А в чем дело?
  — Он страшно нас подвел. Полиция грозит, что прихлопнет наше агентство.
  — Ужасно!
  — Да, скверно… Добавь-ка мне маслица!
  — Я подумала, что вы предпочтете обойтись без него.
  — Пусть все летит к черту! — объявила Берта. — Я слишком перенервничала и сегодня не могу соблюдать диету.
  Сидя в своем шкафу, я различал скрипы и шорохи, перезвон ложек и вилок. Муки голода были почти так же невыносимы, как зубная боль. Я представлял себе, как Элси разрезает бифштекс, кладет сочный кусок на тарелку Берты.
  — Хотите спаржи? — предлагает Элси.
  — С удовольствием, — соглашается Берта.
  — Возьмите немного салата из авокадо.
  — Конечно. И хрустящей картошечки, пожалуйста.
  И тут в дверь постучали.
  — Что там такое? — спросила Берта.
  — Не знаю, — сказала Элси и добавила дерзко: — Надеюсь, вы не предполагаете, что это Дональд…
  — А если это он?
  Элси повернулась к двери.
  — Кто там, отзовитесь! — окликнула она.
  — Открывайте! — прогремело за дверью.
  Этот голос мог принадлежать только одному человеку — лейтенанту Лисману.
  Элси открыла дверь.
  — Замаринуйте меня вместо огурца, — протянула Берта.
  Лисман расхохотался.
  — Не такое уж приятное дело следить за вами, миссис Кул, но пришлось. Ведь вы наверняка хотели повидаться с Дональдом Лэмом. Где он?
  — Откуда мне знать, черт побери!
  Лисман недоверчиво хмыкнул. Вмешалась Элси:
  — Миссис Кул пришла ко мне специально спросить, не знаю ли я, где находится мистер Лэм.
  — И осталась обедать, — буркнул Лисман.
  — Да, я ее пригласила, — с достоинством ответила Элси.
  — Как часто миссис Кул навещала вас в последние два года? — спросил Лисман.
  — Н-не знаю, точно не могу сказать.
  — Бывала ли она у вас вообще до сегодняшнего дня?
  — Конечно… э-э-э…
  — Ну-ка припомните, когда она была здесь? Только не лгать!
  — Чего вы добиваетесь? — рявкнула Берта. — Важно то, что сейчас я здесь!
  — А куда спрятался Дональд Лэм, когда я постучал в дверь?
  — Что вы там несете?! — возмутилась Берта. — Какая несусветная чепуха! Воображаете, что он услышал стук и забился под кровать, что ли? Такие штучки-дрючки встречаются только в глупых комедиях.
  Лисман уклонился от спора.
  — Правильно, девочки, — снисходительно сказал он. — Не позволяйте полиции мешать вам обедать. Я сам еще не успел поесть. Предлагаю объявить перемирие…
  — На каких условиях? — спросила Элси.
  — На обеденных, — отозвался Лисман. — Полное перемирие до тех пор, пока мы не разделаемся с десертом. А десерт есть, красавица?
  — А как же! Шоколадный торт! — с гордостью ответила Элси.
  Тут внимание лейтенанта Лисмана привлек бифштекс. Он осыпал Элси комплиментами, уверяя, что подобного бифштекса он в жизни не ел, разве только по воскресным дням.
  — Отрежьте мне кусочек справа, — умильно просил он девушку. — А вы, миссис Кул, не обращайте на меня внимания, спокойно опустошайте свою тарелку.
  Услышав скрежет ножа, разрезавшего мясо на тарелке, я… вывалился из шкафа.
  — Не отдавайте ему все мясо! — взмолился я, глотая слюну. — В конце концов, я первым попал сюда!
  Глава 16
  Лейтенант Лисман отодвинул от себя тарелку, проводив ее тоскливым взглядом. Правда, вилка, зажатая в его руке, как бы сама по себе описывала круги вокруг блюда с шоколадным тортом.
  — Перемирие окончено, — проворчал он не то утвердительно, не то вопросительно.
  Берта Кул нашлась первой:
  — Делайте с Дональдом что угодно, черт побери! Но только учтите: когда я пришла к Элси, я не знала, что он уже здесь.
  — Брехня! — взорвался Лисман. — Но меня не проведешь! Я предвидел, что найду Лэма, следуя за вами, и сказал об этом капитану Гарверу. Так и вышло. И я не собираюсь убеждать капитана, что это чистое совпадение, что я случайно наткнулся на человека, за которым охотился.
  — Проклятие! — кипятилась Берта Кул.
  Элси Бранд заступилась за Берту:
  — Лейтенант, миссис Кул действительно не знала, что Дональд Лэм здесь. Честно!
  Лисман устремил на нее недоверчивый взгляд, в котором, однако, прочитывалась симпатия к девушке. Лейтенант настраивал себя на завтрашний день, в программу которого входили дальнейшие виды на Элси.
  Элси встретилась с ним взглядом и опустила глаза.
  — Да, не знаю, как миссис Кул, — отрубил лейтенант, — но вам стоило бы помалкивать. А то придется оправдываться.
  — Это еще почему? — Элси подняла глаза на лейтенанта.
  — Вы-то, по крайней мере, знали, что он здесь… скрывается от полиции.
  — Откуда мне было знать об этом?! Лэм сказал мне, что поставил служебную машину у пожарного крана. Подумаешь, преступление! А моя-то вина совсем невелика: я только приготовила обед человеку, который припарковался в неположенном месте.
  — Зачем он сюда пришел?
  Элси сделала большие глаза, но не успела ничего придумать — Берта хлопнула ладонью по столу.
  — Я знаю зачем!
  — Ну? — Лисман подался вперед.
  — Дональд втюрился в нее! — поделилась своим открытием Берта. — Обычно бывает наоборот: женщины бегают за ним. А на этот раз он сам свалился за борт. Я сделала его своим партнером в бизнесе. Так первое, что он совершил, — повысил Элси жалованье!
  — Очень мило, — промычал Лисман.
  — Не правда ли? — усмехнулась Берта.
  Элси Бранд медленно поднялась из-за стола.
  — А теперь послушайте меня! — отчеканила она. — Вы врываетесь сюда, съедаете мой обед… Впрочем, я не возражаю против готовки, но терпеть не могу мыть посуду. Так вот, вы все не уйдете отсюда, пока не перемоете посуду. Миссис Кул, вы будете вытирать тарелки! Лейтенант… вы оставайтесь здесь. Дональд поможет мне убрать со стола.
  — Как вам это нравится! — негодовала Берта. — Не забывайте, вы работаете на меня, юная дама! Или этот факт испарился из вашей хорошенькой головки, пока вы тут… развлекались с моим партнером?
  Но Элси не собиралась отступать.
  — Я работаю на вас, и я помню об этом. Но и вам не следует забывать, что вы вторглись ко мне в дом и сами себя пригласили к обеду. К моему обеду. А теперь вы поможете мыть посуду… Дональд, вот поднос. Клади сюда тарелки.
  Элси сгребла на поднос полдюжины тарелок, незаметно подмигнула мне. Я схватил поднос и понес его в кухню.
  Лейтенант Лисман занял позицию у двери, чтобы никого не упустить из виду.
  — Где ключ от черного хода, сестренка? — обратился он к Элси.
  — В замке! Надо быть внимательнее, лейтенант! — ответила Элси.
  Лисман запер дверь черного хода, а ключ положил к себе в карман.
  — Я должна здесь свободно проходить на балкон, мне надо кое-что отнести туда, — запротестовала Элси.
  — Отнесем вместе, красавица, — весело сказал Лисман. — И не допустим, чтобы Дональд Лэм снова нас надул.
  С сознанием выполненного долга Лисман вернулся в гостиную и уселся там.
  — За раковиной кухонный лифт, — прошептала мне на кухне Элси. — Постарайся втиснуться. Действуй, пока я беседую с лейтенантом.
  Я с трудом залез в клетку кухонного лифта, где, казалось, не могла бы поместиться и крыса, и, нажав нижнюю кнопку, стал медленно опускаться, рискуя оторвать себе руки и ноги за какие-то этажные перегородки. Каждую секунду я ожидал услышать рык взбешенного лейтенанта, обнаружившего, что его опять провели.
  Спуск, казалось, не имел конца, но я все-таки добрался до дна. Дверь лифта удерживалась пружиной. Я толкнул дверь плечом, осторожно высунул голову наружу.
  Никого. Лифт вывел меня к проходу между зданиями. Я пересек этот проход, подавляя желание побежать. Возле дома, откуда я только что выбрался, стояла машина, на которой приехала Берта Кул. Машина была заперта. Но у меня был ключ, который подходил к замку багажника: не лучшее в мире укрытие, но мне выбирать не приходилось. Лисман, я думаю, уже несся по следу.
  Я отпер багажник, поднял крышку, залез внутрь, для чего пришлось сложиться пополам и вобрать голову в плечи. Крышку багажника я с трудом захлопнул и очутился в темноте.
  Какая-то железка оцарапала мне лодыжку, другая уперлась в плечо, причиняя сильную боль. В багажнике почти нечем было дышать, и я гадал, сколько смогу тут продержаться.
  Как впоследствии выяснилось, я провел в багажнике целых пять минут. Казалось, дольше, потому что, сидя в темноте, я все время просчитывал возможные варианты последующих событий. Среди прочих прогнозировался и такой: Лисман отвозит Берту в полицейское управление и оставляет эту машину там. Наихудший вариант, ужаснувший меня!
  Я как раз дошел в своих размышлениях до этого пункта, когда услышал голоса: мужской — гневный, угрожающий, и женский, который тоже не отличался мягкостью и смирением.
  Голоса приблизились, я различал каждое слово.
  — Ничего подобного! — отбивалась от каких-то доводов собеседника Берта.
  — А я говорю вам, он находился под арестом, — шумел Лисман. — А вы знаете, что это значит — сбежать из-под ареста? Да и те, кто содействовал побегу, тоже получат свое, не волнуйтесь!
  — Вздор! — отрубила Берта.
  — Вы помогли ему сбежать! — крикнул Лисман.
  — Что?! Да я сидела в гостиной вместе с вами!
  Короткое молчание: лейтенант усиленно шевелил мозгами. Потом опять крик:
  — Я уверен в том, что это вы организовали побег!
  — Меня не интересует, в чем вы там уверены или не уверены. Единственное, что меня заботит, — мнение двенадцати присяжных, ясно?
  — Я могу привлечь к ответственности вашу секретаршу. Уж она-то увязла по уши! Помогла ему бежать…
  — Бежать от кого? — спросила вдруг Берта.
  — От меня! От кого же еще?!
  — А кто вы такой, черт возьми?
  — Я? Представитель закона!
  — Откуда нам это знать?
  — Как откуда?
  — Вы не представились, не предъявили обвинения. Вы вообще не арестовывали его!
  — Что вы такое несете! — зарычал Лисман.
  — Давайте вспомним, как все происходило. — Я так ясно представил себе ничуть не смущенное лицо Берты, что даже в моем положении улыбнулся. — Вы появились в квартире Элси, важный и надутый как индюк. Соблазнившись бифштексом, решили пообедать. Перед едой, вспомните-ка, объявили перемирие. Тут Дональд вылез из шкафа. Но вы и тогда не заикнулись об аресте.
  — Он знал об этом, — возразил Лисман. Но в голосе лейтенанта уже не было уверенности, да и грозовых раскатов поубавилось.
  — Ерунда! — отрезала Берта. — Я не изучала право, а Дональд Лэм изучал. Существуют определенные формальности, их надо соблюдать. Чтобы арестовать человека, следует взять его под стражу — буквально или фигурально, объявить, что ты представляешь закон, выдвинуть против него обвинение.
  — Я этих принципов не нарушал, — с досадой сказал лейтенант.
  Берта засмеялась.
  — Рассмотрим-ка данный случай с юридической точки зрения. Опытные адвокаты раздерут вас в клочья перед присяжными, расписывая, как вы «исполняли» за бифштексом свои профессиональные обязанности. Газеты с удовольствием прокомментируют: «Лейтенант чертовски проголодался и так увлекся обедом, что прозевал подозреваемого. Тот сбежал, пока офицер поглаживал пузо и скалил зубы!»
  Лисман замолчал. Берта продолжала обличать его с такой яростью и сарказмом, что я посочувствовал бедолаге.
  — Спектакль! — воскликнула Берта. — Офицер полиции вымогает обед у стенографисточки и проваливается с арестом коротышки, который ускользает у него из-под носа! И вы еще осмеливаетесь обвинять меня и мою стенографистку в соучастии! Собираетесь привлекать меня к ответственности… Не-ет, вы будете держать язык за зубами. А если я услышу, как вы чирикаете, — тут же обращусь к газетчикам. Пораскиньте-ка мозгами, подумайте об этом на досуге.
  Берта дернула дверцу машины и утвердилась за рулем.
  Лисман кашлянул. И это был единственный звук за все то время, пока Берта влезала в машину и включала зажигание.
  
  У Берты отвратительная привычка резко сбрасывать и повышать скорость. Не знаю, как она вообще ухитрялась вести машину. Педаль сцепления и педаль газа пребывали у нее в постоянном конфликте, но машина тем не менее двигалась, хотя и сопротивлялась шоферу.
  Вот и сейчас машина задергалась, как припадочная. Меня подбросило в багажнике. Но машина, видно, пристроилась к потоку транспорта. Неизменные толчки и рывки указывали на это.
  Я терпел до тех пор, пока Берта, судя по ритму толчков, не свернула с магистрали на относительно спокойную улицу. В своей норе я, шаря рукой вокруг себя, нащупал гаечный ключ. Принялся ритмично постукивать им снизу по крышке багажника.
  Машина подпрыгнула, вильнула (значит, подъехали к тротуару) и остановилась. Я перестал стучать.
  Берта вылезла из-за руля, обошла вокруг автомобиля.
  — Зажарьте меня, — услышал я ее бормотание. — Готова поклясться, что спустила шина.
  — Так и есть, — согласился я.
  Машинально, не задумываясь, Берта рявкнула в ответ:
  — Неправда! — Затем раздался долгий, удивленный вздох и восклицание: — Где ты прячешься, черт побери?!
  Я не ответил, опасаясь любопытства случайных прохожих. Берта сама должна была догадаться. Ей потребовалось на догадку несколько секунд.
  Берта взгромоздилась на сиденье и опять пустилась в путь. На этот раз она сделала несколько поворотов, убеждаясь, что за нами нет слежки. Затем, остановив машину, Берта выпустила меня, оценив мои действия следующим образом:
  — Ну, с тобой не соскучишься, чертов ты крысеныш!
  Я прошелся немного, расправляя затекшие руки, ноги, плечи.
  Где же это мы приземлились? В небольшом переулке, в сторонке от суеты и движения бульваров. Неподалеку, в полутора кварталах от нас, мелькали огни — бульвары там.
  Здесь было темно и тихо. Мой слух уловил тем не менее какое-то жужжание. Я навострил уши. Берта разглагольствовала вовсю:
  — Ты слишком быстро перемещаешься в пространстве, мой милый, но они уже нашли для тебя уютную комнатку с решеткой, там тебе нельзя будет развить высокую скорость. Тюрьма плачет по тебе с тех пор, как ты осчастливил наше агентство! И по мне заодно, — саркастически добавила Берта, — раз я всюду таскаюсь за тобой. И тоже мчусь все быстрее, быстрее, быстрее…
  Заметив, что я улыбаюсь, Берта от досады даже топнула ногой.
  — Ты слишком далеко… умчалась, — сказал я успокаивающим тоном. — Поздно уже поворачивать назад. Садись в машину, поехали.
  — Куда это?
  — Навестим Корбина Хармли. Повезет — застанем его у себя. Если нет, изобретем какой-нибудь предлог, чтобы он пришел домой.
  — Не слишком ли ты горячишься? К тому же ты ведь прокаженный с точки зрения закона. Знаешь что, Дональд? Я больше не хочу иметь с тобой дел.
  — Не важно, что ты хочешь. Важно, что ты получишь.
  — И получать не хочу. Ни цента!
  — Хармли живет в «Альбатросе».
  — Пусть хоть в Белом доме!
  — Мы теряем время.
  — Ладно, бери машину — и вперед! Я же уеду на такси. Завтра у меня рыбалка. И вообще, оставь меня в покое. Мне не нравится тюрьма, особенно изнутри!
  — Одному ехать бессмысленно. Нужен свидетель. Мы с тобой уже сидим в грязи, вместе нам и вылезать.
  Глаза ее гневно сверкнули.
  — Всегда ты впутываешь меня в свои сомнительные дела, негодник!
  — В конце концов, мы — партнеры. Половина агентства принадлежит тебе.
  Я сел за руль.
  Берта плюхнулась рядом со мной, тяжело дыша.
  Глава 17
  Можно было оторопеть при виде величественного, роскошного здания, со швейцаром, похожим на фельдмаршала, расторопными мальчиками-посыльными, снующими туда-сюда, в фирменных курточках. На воротничках вышито: «Альбатрос», на груди — миниатюрное изображение белой птицы. Надменный портье едва удостоил нас взглядом, выжидая, пока мы сами представимся.
  — Мистер Хармли у себя?
  — Сейчас узнаю.
  Портье набрал номер. Я скрестил пальцы. На счастье.
  — Добрый вечер, мистер Хармли! К вам посетители… миссис Кул и Дональд Лэм. Они ждут в вестибюле.
  Физиономия портье стала еще надменнее, и я рассудил, что Хармли не был особенно обрадован нашим визитом.
  — Хорошо, мистер Хармли. — Портье повесил трубку. — Поднимитесь наверх, пожалуйста. Номер шестьсот двадцать один. Мистер Хармли предупредил, что у него уже намечена важная встреча и он сможет уделить вам всего несколько минут.
  — Превосходно, — сказал я.
  В «Альбатросе» было два лифта.
  — Поднимайся на шестой этаж, — велел я Берте. — Второй лифт заберет меня.
  — Что ты придумал?
  — Потом поймешь. Быстро!
  Берта насупилась, но подчинилась. Лифтер-негритенок нажал кнопку. Лифт пополз вверх. Второй лифт в это время спускался. Я следил за табло. Вот он задержался на шестом этаже, остановился на четвертом, втором и добрался до вестибюля. Из лифта выскользнул Хармли и ринулся к двери. На нем была шляпа, плащ переброшен через руку.
  — Хармли!
  При звуке моего голоса он развернулся, как заводная машинка, не сбрасывая скорости.
  — Ах вот вы где! Вы один?
  — Нет, миссис Кул тоже здесь.
  — Да-да, меня предупреждали.
  — Она поехала на шестой этаж. А я остался внизу, чтобы не пропустить вас… на всякий случай.
  Хармли, моментально, в ответ:
  — А портье мне передал, что вы будете ждать в вестибюле. Я так его понял. К сожалению, я очень тороплюсь, Лэм. У меня важная встреча. Могу уделить вам одну-две секунды.
  Он взглянул на часы.
  — Вернемся на шестой этаж, — вежливо предложил я. — Берта нас ждет.
  — Боюсь, что у меня нет времени.
  — Все-таки поднимемся. Куда приятней разговаривать в номере, чем в вестибюле.
  — Что ж… Опоздаю на несколько минут. Идемте.
  На шестом этаже нас поджидала негодующая Берта. Увидев меня вместе с Хармли, она быстро сообразила, что произошло, и притихла.
  — Потолкуем здесь или пойдем к вам?
  Хармли прекрасно владел собой.
  — О, конечно, пойдемте ко мне! — приветливо сказал он. — Но еще раз прошу извинить: у меня всего несколько минут. Встретимся в другой раз, и тогда…
  — Мы быстро управимся, — перебил я.
  Хармли отпер дверь своего номера, пропустил Берту вперед и отступил на шаг, предлагая пройти и мне, но я легонько подтолкнул его и вошел в комнату следом за хозяином. Последняя возможность ускользнуть была пресечена.
  Хармли это понял.
  — Ну? — отрывисто бросил он, даже не предложив нам присесть.
  — Я должен кое в чем признаться, — начал я. — Я никогда не был близким другом семьи Деварест и только недавно познакомился с миссис Крой.
  — Интересно, — протянул он.
  — Я — частный детектив.
  Он разразился смехом:
  — Вы что же, воображаете, что этим сообщением удивили меня?
  — Не удивил?
  — Нисколько. Вы ведь не откажете мне в некоторой сообразительности. Я сразу догадался, что вы сыщики. Все подтверждало — проведение эксперимента в гараже, идеи, которые вы высказывали… Ну-ну, признавайтесь, Лэм. Ведь версия о друге семьи выдвигалась вовсе не для меня. Возможно, вы не хотели, чтобы слуги разносили сплетни. Но обмануть меня? Абсурд! Достаточно раскрыть телефонный справочник, найти номер агентства «Б. Кул. Конфиденциальные расследования», позвонить туда и установить, что Дональд Лэм правая рука миссис Кул и сотрудник агентства.
  — А теперь еще и партнер, — сказал я.
  — Продвигаетесь по службе? Поздравляю — и вас, и миссис Кул.
  Хармли успокоился, был любезен и даже отчасти наслаждался ситуацией.
  — Как детектив, — сообщил я, — я провел достаточно полное расследование…
  — Естественно, — улыбнулся Хармли. — За это вам и платят.
  — …в ходе которого мне пришлось обратиться в нотариальную контору, изучить эволюцию нескольких крупных состояний, оставленных в наследство недавно умершими их владельцами. Я обратился к нескольким лицам с одинаковым вопросом, не одалживал ли человек, внешне напоминающий вас, денег у этих владельцев… за несколько месяцев до их кончины. Я спрашивал далее, не уезжал ли затем человек, похожий на вас, в Южную Америку, чтобы возвратиться… на следующий день после смерти своего кредитора. Хотите, я назову имена, даты, номера телефонов, суммы, которые были позаимствованы тем самым человеком? Или сказанного достаточно, чтобы сломать лед?
  Уверенность и жизнерадостность покидали Хармли, выражение его лица менялось на наших глазах.
  — Давайте присядем, — произнес Хармли.
  Берта прошла в центр комнаты и опустилась в кресло. Я остался на прежнем месте — между Хармли и дверью.
  — Что же вам нужно? — угрюмо спросил Хармли.
  — Точная информация, изложение подлинных фактов. Впоследствии мы сообщим о них в полицию. Я думаю, для вас будет лучше, если вы нам расскажете обо всем откровенно.
  Он стоял, растерянный, засунув руки в карманы.
  — Нетрудно было… собрать о вас сведения. Но мне в голову не пришло, что вы заинтересуетесь мной.
  — Сюрприз для вас?
  — Увы.
  — Однако нет смысла причитать по этому поводу.
  — Хотите сказать, перейдем к делу?
  — Именно.
  — С чего же начать?
  — Не знаю.
  — Мой девиз: живи и не мешай жить другим.
  — Хороший девиз.
  — Он мог бы стать и вашим девизом, Лэм.
  — Неужели?
  — Да.
  — Прежде чем принять решение, я должен знать все подробности.
  Хармли задумался, вздохнул и решился пуститься в объяснения. Он говорил бесстрастно, ни к кому конкретно не обращаясь:
  — У вас столько информации… Скрывать что-нибудь бесполезно.
  Я сделал Берте знак, чтобы она не вмешивалась.
  — В конце концов, — начал Хармли свой монолог, — Уолтер Крой надул бы меня. Я предупреждал его…
  Он замолчал. О, как бы нам не нарушить атмосферу интимности, которая способствовала исповеди. Хармли опустил голову, изучая узоры ковра.
  — Я был слишком самоуверен, ни о чем не беспокоился…
  Новая пауза. Около тридцати секунд.
  — Хотелось бы, Лэм, чтобы вы взглянули на события так, как видел их я. Никаких злодейств я не совершал… В том, что я делаю, нет ничего плохого…
  Снова короткая отключка. Надо бы его встряхнуть, вынудить оправдываться. Тогда и оживут подробности и детали, которые я пытался выудить из нашего собеседника.
  — Как все это началось, Хармли?
  — В том-то и дело, — встрепенулся он. — Началось как-то само собой… У меня есть старший брат, ловкий малый, который обдурит кого угодно.
  — Он, наверное, был всеобщим любимцем?
  — Разумеется, — с горечью сказал Хармли. — Он обманывал школьных учителей, маму. Отец оказался крепким орешком, но не смог сопротивляться влиянию женщин, которые обожали брата. Забрасывали его подарками. Мой брат получил все: образование, деньги, внимание, помощь. Я же был предоставлен самому себе. Никто мной, по существу, не интересовался… Брат тратил много денег, стал играть на скачках, занялся подделыванием чеков. Отец выручал его… Брат разорил нашу семью, но родители по-прежнему души в нем не чают. Ему просто не повезло — так считают они… Какой смысл об этом вспоминать?
  — Никакого, наверное, — не выдержал я.
  — Смысл в том, что, глядя на брата, я понял, как можно использовать с выгодой для себя доброту доверчивых женщин. Этот вывод как бы повисал в воздухе, был сначала чисто теоретическим. Я тогда был довольно скучным, неразвитым парнем. Нигде и ни в чем не преуспевал. Но однажды я познакомился с женщиной. Она была замужем. Муж был гораздо старше ее. Она влюбилась в меня, давала мне деньги, ругала за то, что я такой мрачный и неуклюжий. Она платила за мое образование! Боже, я занимался даже ораторским искусством! Я… я… сходил по ней с ума. У нее не было детей, и я был ее любовником и сыном, которого она нянчила, воспитывала, выращивала, тренировала.
  — Что с ней случилось? — спросила Берта.
  Он посмотрел ей в глаза.
  — Муж узнал о нашей связи и убил ее, — медленно сказал Хармли.
  Берта содрогнулась.
  — А вы что с ним сделали?
  — Ничего, — ответил Хармли, сжимая кулаки с такой силой, что кожа побелела на костяшках пальцев.
  — Почему? — спросил я.
  — Он не был так глуп, чтобы взять ружье и бабахнуть в нее. Он придумал дьявольский способ. Так что непонятным оказалось, кто умертвил ее — он или я. Если б я стал дергаться, попытался возбудить дело, он бы все свалил на меня.
  — Как же все-таки она умерла? — Берта явно была потрясена и, несомненно, сочувствовала Хармли.
  — Она умерла… в моих объятиях.
  — Яд? — предположил я.
  — Да, он отравил ее. Был день ее рождения, мы условились встретиться. Он следил за ней и знал о нашем свидании. Сказал, что идет на собрание масонской ложи. Но перед уходом открыл бутылку шампанского, поздравил свою жену. Они выпили. Он еще раз наполнил бокалы. Они снова выпили. Он отправился на собрание, она пришла ко мне. Через полчаса ей стало плохо. Сначала мы ни о чем не подозревали. Но потом она догадалась. Начались судороги… Это было ужасно! Я умолял ее позволить вызвать врача, но она настаивала на том, чтобы я отвез ее домой. И там она… «Скорая помощь» уже не потребовалась.
  Хармли умолк. Он побледнел, на лбу его выступили капельки пота. Мы опять погрузились в молчание.
  Я выждал, пока Хармли немного успокоился, выражение его лица смягчилось.
  — Что же было дальше?
  — Я тогда чуть с ума не сошел. Пытался забыться… Пил… Не помогло. Она оставила мне немного денег. Я продержался какое-то время. Искал работу. Меня взяли в кафе — эстрадником, развлекать гостей. Скоро я превратился в жиголо, ублажал пожилых женщин… Мне было все равно, чем заниматься. Я впервые применил на практике то, чему учила меня Оливия, — производить впечатление беззаботного весельчака, счастливчика… Успех за успехом, я стал зарабатывать таким образом хорошие деньги. — Хармли криво усмехнулся. — Я узнал кое-что о психологии женщин, у которых… преуспевающий муж. Он делает деньги и так прикован к своему занятию, что не обращает внимания на жену. Это самые одинокие женщины из всех, которых я видел. Брак их связывает, конечно, до некоторой степени. Они зависят от человека, для которого… ничего не значат. Эти женщины тоскуют. Они хотят, чтобы их замечали, чтобы за ними ухаживали, говорили им комплименты, ценили. Хотят ощущать себя не вешалкой для платьев, а живым существом.
  — И поэтому они везде бывают, ходят по ресторанам, увлекаются жиголо, — поддакнул я.
  — Да. И если жиголо ведет честную игру, ему кое-что перепадает.
  — А вы вели с ними честную игру?
  — Конечно. Я… я делал их счастливыми. Ну а потом я втянулся в махинации — со вдовами и наследством. Подвернулся случай, с которого все началось.
  — Как вы находили клиентов?
  — Я читал некрологи и наловчился по нескольким строчкам определять, есть ли шанс поживиться.
  — Вы выдавали себя за друга покойного?
  — Да. После того как умирал какой-нибудь известный человек, обладатель солидного состояния, я посылал теплое письмо вдове, просил разрешения лично навестить ее, выразить симпатию, сочувствие, соболезнования и тому подобное. Женщина не может отказать человеку, который дружил с ее мужем, восхищался им и… намерен вернуть долг.
  Я кивнул.
  — Вы пускаетесь в плавание, — разглагольствовал Хармли. Он увлекся и, возможно вспомнив уроки Оливии, стал работать на публику. — О, это очень легко. Никаких препятствий, никакого сопротивления! Женщина переживает сильное эмоциональное потрясение. Она теряет мужа, становится вдовой и с особой остротой ощущает… прежнюю обиду. Ею пренебрегали и как человеком, и как женщиной. Ее сексуальные аппетиты не удовлетворены. Она видит, что ее время уходит, золотой песок жизни иссякает, объем бедер увеличивается, а спектр возможностей сужается.
  Берта вспыхнула и приподнялась, порываясь сказать что-то, но поймала мой взгляд и снова опустилась в кресло.
  — Вы были связаны с Кроем?
  — Очень короткое время. Уолтер занимался тем же, что и я. Он обхаживал тогда одну даму, которая была замужем за пациентом доктора Девареста. Этот человек умер. В руках Девареста сосредоточилась вся информация, полностью изобличающая Уолтера, включая бумагу, подписанную вдовой. Уолтер вынужден был свернуть свою деятельность, но вдова потом тоже умерла. Ее письменное свидетельство насчет махинации Уолтера осталось единственной серьезной уликой против него. Он решил, что, если добудет эту бумагу, все будет о’кей.
  — Что же он сделал?
  — У доктора Девареста вскрыли сейф и тогда…
  — Уолтер Крой?
  — Нет, не он, конечно.
  — Вы уверены в этом?
  — Абсолютно.
  — Я сомневаюсь.
  — Когда вы узнаете, что было дальше, вы согласитесь со мной.
  — Что же было дальше?
  — Значит, доктор Деварест погиб, его сейф очистили. Уолтер продолжал искать бумагу. Он не знал, где она, предположил сначала, что у миссис Деварест. Я как-то заходил к Уолтеру, и Надин мельком видела меня, но мы надеялись, что она не вспомнит обо мне и не сообщит Колетте, что мы знакомы. Крой настаивал, чтобы я покрутился вокруг миссис Деварест и выяснил, у нее ли письменное свидетельство, которое пропало из сейфа.
  — Почему Крой считал, что оно у Колетты?
  — А кому еще оно было нужно? — вмешалась Берта.
  — Уолтер подозревал миссис Деварест в том, что она сама похитила из сейфа свои драгоценности, так? — спросил я.
  — Уолтер никому не доверял полностью и не особенно распространялся о своих подозрениях. Но он хорошо знал, что происходит в доме Деварест. Доктор стал заигрывать с секретаршей. И тогда Колетта в полном смятении устроила спектакль с ограблением, решив свалить вину на секретаршу.
  — Расскажите об этом спектакле подробней, Хармли.
  — Значит, так. Миссис Деварест забрала драгоценности из сейфа и подстроила все так, чтобы подозрения пали на Нолли Старр. Но доктор разгадал замысел жены и посоветовал Нолли исчезнуть, пока он примет меры к тому, чтоб скандал утих.
  — А драгоценности? Что с ними произошло?
  — Колетта их спрятала. Деварест, удалив Нолли, методично осматривал дом, устраняя «улики», подброшенные его женой. Доктор, безусловно, нашел тайник и забрал драгоценности. Он намеревался вернуть их при обстоятельствах, которые сняли бы все подозрения с Нолли. Но так и не сделал этого.
  — Почему?
  Хармли удивился.
  — Это вам следовало бы знать — почему, — с иронией заметил он, подчеркнув слово «вам».
  — То есть…
  — Он был убит и не успел осуществить свой план.
  — Что убеждает вас в том, что он был убит?
  — То же, что и вас.
  — Кто убил его?
  Хармли пожал плечами.
  — А вы чем занимались в этой ситуации? — Я решил спросить «совсем о другом».
  — Я? Мне стало ясно, у миссис Деварест либо не было бумаги, которой так боялся Уолтер, либо она ее уничтожила. Я сказал об этом Уолтеру, и он… возобновил свою деятельность.
  — Это все, чего вы добивались?
  — В отношении Уолтера — все.
  — Вспомнили и стали печься о своих интересах?
  — Почему бы и нет? Колетта живо заглотила приманку, поверила в историю о моей дружбе с покойным доктором, о денежной ссуде. Ее умиляло, что долг был возвращен. Вдова быстро увлеклась мною, и я не видел оснований отказываться от тех благ, которые мне сулил брак с нею. Правда, меня смущало поведение Надин. Я подозревал, что она все-таки узнала меня. Но… раз она ничего не говорила, моя тревога постепенно улеглась. Я потянул и за другие нити, попытался выяснить у вас, не сказала ли вам Надин чего-нибудь обо мне… Но тут у меня ничего не вышло. Вы оказались хитрей, чем я думал. Сами стали расспрашивать меня, что лежало в сейфе. Я подкинул вам идейку с фотографиями, которые якобы лежали в сейфе и могли скомпрометировать Уолтера. Вы притворились, что поверили. А я решил, что нетрудно вас провести и, стало быть, я смогу обделывать свои делишки у вас под носом. Согласен, я вас недооценил. Вы — ловкач. И мы, Лэм, можем работать вместе. Я ведь не жадный. От вас ничего не требуется. Вы только не вмешивайтесь и держите язык за зубами. То, что добудем, — разделим по справедливости: фифти-фифти, пятьдесят на пятьдесят.
  — А я получу то, что вы обещаете?
  — Если я вас подведу, вы разоблачаете меня…
  — И даю вам повод поднять крик, обвиняя меня в шантаже?
  — Не беспокойтесь. С вами я сыграю честно.
  Я сделал вид, что обдумываю его предложение.
  — Колетта хочет, чтобы я контролировал ее вклады, — усмехнулся Хармли. — Это для меня все равно что собственные деньги в банке. Поиграю на бирже с ее акциями. И все совершенно законно. Никто не станет меня проверять. А главное — никто ничего не докажет. Если мы сговоримся, вы за несколько недель получите больше, чем за год в своем агентстве!
  — Наложим лапу на капитал миссис Деварест?
  — Зачем? Я не обкрадываю вдов. Терпеть не могу шума, скандалов, адвокатов, судебных заседаний… Я только позаимствую немного из того, что вдова (и эта вдова!) отдаст мне добровольно. На миссис Деварест я заработаю пятнадцать или двадцать тысяч. Вам перепадет тысяч десять…
  Кресло под Бертой угрожающе скрипнуло, она так и ерзала на сиденье.
  — Мне надо обсудить ваше предложение со своим партнером, — сказал я, кивком указав на Берту.
  — Когда я узнаю, что вы решили?
  — Завтра.
  — Вы вдумайтесь в перспективы, Лэм! Деварест оставил жене около двухсот тысяч долларов плюс страховка. Отдать двадцать или даже тридцать тысяч — что это для нее? Мелочь.
  — Вы повышаете ставки.
  — Да, и это нормально. Тридцать тысяч — вполне ей по силам, а мне ведь еще придется половину отдать вам.
  — А Уолтеру?
  — К черту Уолтера! Нечего о нем беспокоиться! У него свои дела. Уолтер выяснил, что разоблачение теперь ему не грозит, и атакует Надин. Уж он-то сумеет ее ободрать!
  Я встал, подошел к Берте.
  — Мы обдумаем то, что вы сказали.
  — Что тут думать — не понимаю!
  — И не поймете. Пойдемте, миссис Кул.
  В коридоре Берта снова взялась за меня:
  — Лисман прочешет весь город, но добьется своего. Я окажусь в больнице, если не отвяжусь от тебя, Дональд!
  — Ты подала мне прекрасную мысль.
  — Какую?
  — Попасть туда, где Лисман не станет меня искать.
  — Куда?
  — В больницу.
  — А как ты туда попадешь?
  — Это все мелочи. Правда, они могут обойтись в некоторую сумму.
  Берта наморщила нос:
  — Ты думаешь, деньги растут на деревьях?
  — Если ты хочешь, чтобы я остался с тобой…
  — Во сколько это обойдется? — поспешно спросила она.
  — Наверное, долларов сто — сто пятьдесят…
  Берта тяжело вздохнула.
  — Наличными, — заметил я. — И теперь же…
  Глава 18
  Доктор Гелдерфилд сам подошел к двери, услышав мой звонок. Он не скрывал раздражения профессионала, которого оторвали от важных дел. Но когда увидел меня, заулыбался:
  — А! Дональд Лэм, отважный детектив, отличный мастер драк! Входите же! Горничная сегодня выходная, и я вынужден сам открывать дверь, подходить к телефону… Столько людей постоянно тревожат врачей по пустякам… Проходите.
  Я следовал за ним. Он пояснял, куда двигаться:
  — Сюда, пожалуйста. Здесь у меня приемная для пациентов, для экстренной помощи. Тут вот рядом — небольшая операционная. Мы с вами устроимся в кабинете. Там вполне подходящая для беседы обстановка. Надеюсь, вы не торопитесь?
  — Не особенно.
  — У меня к вам долгий разговор. Меня беспокоит моя пациентка и ваша клиентка — миссис Деварест.
  — А что вас беспокоит?
  — Ее здоровье, конечно. Садитесь сюда. Хотите выпить? Сам я, к сожалению, вынужден отказаться: в любой момент могут вызвать к больному.
  — Я бы выпил виски с содовой.
  — Сейчас приготовлю. У меня здесь все под рукой, кроме льда. Сейчас принесу. А вы пока располагайтесь здесь, чувствуйте себя как дома. Простите… я не всегда был с вами любезен. Не знал, что вы за человек. Подождите меня, я быстро.
  Я упал в кресло, вытянул ноги, наслаждаясь теплом, тишиной и покоем. Просторная комната, заставленная шкафами, мягкими креслами и торшерами, располагала к себе. На большом столе в центре покоились книги и журналы, в изобилии лежали сигареты и спички. Работал кондиционер.
  Комната не была парадной. Здесь любили уединяться, читать, отдыхать. Хозяин, по-видимому, привык к своему кабинету, как к удобным ботинкам.
  Тем не менее я был весь внимание. Услышал, как в кухне Гелдерфилд бросил кусочки льда в стеклянный сосуд.
  Он вернулся в кабинет с подносом, на котором стояли бутылки виски и содовой, мисочка с ледяными кубиками и стакан в подстаканнике из соломки — это чтоб мне было удобней пить, не увлажняя пальцев.
  — Наливайте себе сами, Лэм. — Гелдерфилд опустил поднос на маленький кофейный столик, примостившийся возле моего кресла. — Сам я не буду, я уже говорил… Знаете, Лэм, я остаюсь все еще под впечатлением того великолепного зрелища, которое вы нам устроили в гараже. Да! Потрясающая драка. И следить за ней было истинным удовольствием. Правда, не для моей пациентки. Мне следовало увезти ее. Но, должен признать, на какой-то момент я позабыл о своем профессиональном долге. У вас превосходные данные — скорость, реакция, координация движений. Где вы научились?
  Я засмеялся:
  — Пришлось научиться. Я был маленьким, слабым. Все меня били. Берта Кул заставила меня заняться боксом и другими спортивными единоборствами, а за уроки джиу-джитсу даже сама платила. Кстати, некоторые приемы восточной борьбы мне очень потом пригодились.
  — Не сомневаюсь. Всегда приятно видеть, как мужчина невысокого роста разделывает под орех какого-нибудь здоровилу. Обычно публика симпатизирует побежденному, но вчера она была на вашей стороне. Вы выиграли раунд по всем пунктам.
  Я налил себе виски.
  — Вернемся к миссис Деварест…
  Доктор кивнул в знак согласия. Поначалу задумался.
  — Существует профессиональная этика, которая не позволяет мне обсуждать с вами симптомы болезни или диагноз без согласия пациента.
  Гелдерфилд медлил, подчеркивая тем самым значимость того, о чем собрался поведать.
  — Но, — он поднял палец, — вы были наняты моей пациенткой с целью провести серьезное расследование. Мне она велела помогать вам во всем. Следовательно, в том случае, если для успешного завершения вашей работы потребуются сведения медицинского характера, я готов ответить на вопросы, которые вы зададите.
  Гелдерфилд стоял передо мной в позе наставника, читающего лекцию ученикам. Он уперся в меня строгим взглядом, как бы напоминая об ответственности, которая ложится на меня за те самые вопросы.
  — Понимаете, куда я клоню? То, что миссис Деварест уполномочила меня сотрудничать с вами, позволяет мне донести до вас факты, касающиеся состояния ее здоровья.
  Я понял, что от меня требуется. Я задал вопрос, который должен был задать:
  — Так ли уж необходимы миссис Деварест инвалидное кресло и постельный режим?
  — Они действительно необходимы, чтобы уменьшить нагрузку на нервы и сердце и заставить Колетту значительно больше внимания уделять своему здоровью. По некоторым причинам сейчас это очень важно.
  Слова «по некоторым причинам» были произнесены с особой интонацией.
  — Она, очевидно, подозревала, и не без оснований, что ее секретарь Нолли Старр флиртует с доктором Деварестом. Не могло ли это стать поводом для жгучей ненависти вашей пациентки к мисс Нолли Старр? Учитывая к тому же нервное состояние миссис Деварест?
  Глаза Гелдерфилда блеснули.
  — Вы задаете вопросы, которые я сам себе задавал. Выскажу то, что представляется мне существенным: Колетта ненавидела мисс Старр и вынашивала планы мести. Из-за чего здоровье ее резко ухудшилось. Я делал все, что в моих силах, пытаясь убедить Колетту больше заниматься собой, не обращать внимания на эту девицу.
  — Спасибо. Честное признание облегчает душу, — сказал я. — Отношу эти слова и к вам, и к себе. Мне известно, что вы на особом положении в доме Деварестов. Поэтому я решился открыть кое-что вам прежде, чем своей клиентке.
  — Что случилось? Что-нибудь непредвиденное?
  — Да. Я ходил домой к Нолли Старр, проник к ней в квартиру.
  — Зачем?
  — Хотел посмотреть… Но сначала надо вернуться назад. Я немного прижал шофера Деварестов, Руфуса Бейли, и узнал, что он сидел в тюрьме.
  — Мне теперь ясно, — перебил Гелдерфилд, — почему полиция не поверила заявлению Бейли. Мне оно показалось абсолютно лишенным здравого смысла.
  — Я заплатил ему, чтобы он достал драгоценности.
  — А он мог их достать?
  — У меня были основания считать, что — мог.
  — И он сделал это?
  — Да.
  — Где же драгоценности теперь?
  — У меня.
  — И вы не сказали об этом миссис Деварест?
  — Нет.
  — А мисс Старр… — Гелдерфилд запнулся, потом все-таки спросил: — Как-то связана с пропажей этих камней?
  — Связана.
  — Этого я и боялся! — взволнованно воскликнул Гелдерфилд. — И миссис Деварест еще ничего не знает?
  — Нет.
  — Вы не посвящали ее в свои размышления, где могут находиться драгоценности, кто их взял и какое отношение имеет мисс Старр к их исчезновению?
  — Нет.
  — Вы поступили правильно. Нам придется изобрести какой-нибудь способ, чтобы тактично посвятить ее во все эти дела. Она еще очень возбуждена.
  — Возможно, она уже знает или догадывается кое о чем.
  — Не думаю. Колетта поделилась бы со мной своими догадками.
  — А если ей не хотелось делиться своими догадками с кем бы то ни было?
  Гелдерфилд опять помолчал, прежде чем продолжить наш диалог.
  — Что ж, такую возможность полностью исключить нельзя.
  — Ладно. Тогда я перехожу к своей исповеди.
  — Исповедуйтесь, но в чем?
  — Как я уже сказал, я вошел в квартиру мисс Старр. Воспользовался отмычкой. Было утро, и я рассчитывал, что дома никого нет. Однако кое-кто там был.
  — Кто?
  — Нолли Старр.
  — Как она отнеслась к вашему вторжению?
  — Никак. Она была мертва.
  — Мертва?!
  — Да.
  — Когда она умерла?
  — Незадолго до того, как я появился в квартире. Ее задушили. Розовым шнурком от корсета, дважды обмотав его вокруг шеи Нолли. Шнурок крутили ручкой от картофелемялки. Не знаю, что покажет вскрытие, но не удивлюсь, если обнаружится, что ее сначала ударили картофелемялкой, оглушили, а потом задушили.
  Гелдерфилд смотрел на меня с недоверием. Губы его дрожали. Он был поражен услышанным и, наверное, сгорал от желания узнать дальнейшие подробности. Чувствовалось, что это мужчина сильной воли и мощного темперамента.
  Я продолжал размеренно и спокойно:
  — Когда я пришел, труп был еще теплым. Я размотал шнурок, убедился в том, что пульс не прощупывается, вызвал «Скорую». Больше я ничего не мог сделать. Но меня увидела уборщица, когда я уходил из квартиры. Основываясь на ее показаниях и еще на кое-каких деталях, полиция сделала соответствующие выводы. Теперь полиция преследует меня.
  — Боже мой! Кто усомнится в вашей невиновности?! — воскликнул Гелдерфилд. — Убийцы не помогают жертвам, не звонят реаниматорам…
  — Как знать? — возразил я. — Если уверены, что жертва мертва, они могут все это проделать, чтобы отвести от себя подозрения. Именно так рассуждала полиция, увидев в моих действиях хитрую уловку…
  Я умолк. Гелдерфилд не пошевелился.
  — Чем все это кончится, трудно предугадать, — произнес я после паузы. — Но сейчас я не могу допустить, чтобы меня взяла полиция. Я близок к тому, чтоб завершить дело. Ближайшие двадцать четыре часа покажут — прав я или нет. Провести их в тюремной камере было бы безрассудством… Вы могли бы мне помочь?
  — Каким образом?
  — Я обращаюсь к вам как к специалисту. У меня нервное перевозбуждение, болит сердце, скачет давление. Дайте мне что-нибудь успокаивающее и положите в больницу, где меня никто не потревожит. Через сутки я буду в порядке и встречусь с полицией. Пусть допрашивают меня, сколько им вздумается…
  Он затряс головой.
  — Ничего подобного я не сделаю. Из соображений профессиональной этики.
  — При чем тут профессиональная этика? Вы меня даже не осмотрели.
  — Я не вижу у вас симптомов тех недомоганий, на которые вы сослались. Допустим, я дал бы вам успокаивающее, сделал инъекцию. После нее вы заснете, проспите не менее суток и, значит, ни на что не будете годны. Произойдет как раз то, чего вы опасаетесь, — вас выведут из игры, вернее, вы сами выведете себя из нее.
  — Рассмотрим эту проблему более основательно, — предложил я.
  — Как бы ее ни рассматривать, это не изменит моего решения, — отрезал Гелдерфилд. — Я не могу сделать то, что вы требуете.
  — Убийца использовал картофелемялку и шнурок от корсета, — тихо сказал я. — «Ищите женщину», а?
  Гелдерфилд сообразил, куда я нацелился.
  — Необязательно. Мужчина, если он хитер, тоже мог употребить эти… э-э-э… предметы, чтобы подозрения пали на женщину.
  — Десять против одного, что убийца — женщина.
  — Если и так, то…
  Гелдерфилд пожал плечами, намекая на бесплодность гаданий, подобных гаданию на кофейной гуще.
  — В тот вечер, когда погиб доктор, я зашел в спальню миссис Деварест, вы помните? На спинке стула висел корсет с розовыми шнурками.
  — Уверяю вас, молодой человек, множество женщин в возрасте Колетты носят такие корсеты со шнурками самых разных цветов.
  Я вспылил:
  — Расследованием занимается лейтенант Лисман, человек упрямый и цепкий, как бульдог. Скоро он вцепится в миссис Деварест. А вдруг он обнаружит, что корсета нет или из корсета выдернуты розовые шнурки? Или, наконец, что в кухне не хватает картофелемялки?
  — Какая ерунда!
  — Пусть так. Но возможна и другая гипотеза. Конечно, миссис Деварест — ваша пациентка. Вы привязаны к ней…
  — Я бы не стал покрывать убийцу, если бы оказалось, что это мой пациент. Но я хорошо знаю Колетту. Она не способна проделывать такие трюки, о которых вы говорите. Убийство? Исключено!
  — Вы рассуждаете как врач.
  — Я вас не понимаю.
  — Ваша горячность выдает вашу необъективность.
  Гелдерфилд смутился.
  Я откинулся в кресле и прикрыл глаза, давая ему время подумать.
  — Что же нам делать? — взволнованно спросил он.
  — Давайте обсудим… Сам я не могу появиться у Деварестов. За домом наблюдает полиция. Но даже если меня не схватят на улице, едва ли мне разрешат разгуливать по дому, проникать в кухню и спальню, проверять, на месте ли корсет со шнурками или картофелемялка. Но для вас-то сделать это — пустяк. И предлога искать не надо. Предположим, пациентке необходима инъекция. Вы отправляетесь на кухню, чтобы вскипятить воду, и заодно удостоверитесь, на месте ли картофелемялка.
  — Даже если я и найду ее — это ничего не докажет.
  — А у вас дома кто готовит?
  — Обычно я дома не ем. У меня есть экономка, которая следит за порядком и кормит моего отца. Он тяжело болен, прикован к постели.
  — Такое блюдо, как картофельное пюре, она готовит?
  — Наверное… При чем здесь это?
  — В вашей кухне, вероятно, отыщется картофелемялка. Вы бы захватили этот полезный предмет вместе с инструментами, привезли к Деварестам и… подсунули бы туда, где полиция ее отыщет.
  — Вы сошли с ума! — вскрикнул Гелдерфилд. — Я врач, я хирург с безупречной репутацией. На какие поступки вы меня толкаете?
  — Миссис Деварест — ваш пациент и моя клиентка, — терпеливо убеждал я его. — Наконец, она — ваш друг. Я пытаюсь добиться для нее двойной страховки. Вы не хотите, чтобы ее арестовали. Я тоже. Наши интересы совпадают. Я останусь здесь, у вас, а вы поезжайте к ней. Вернетесь — расскажете, что там происходит. Потом отправьте меня в больницу, где у меня будет подходящая обстановка для того, чтобы подвести итоги.
  — Из этических соображений… — все еще кипятился Гелдерфилд, но он уже остывал. — Обстоятельства бывают выше нас. Иногда и целителю приходится напоминать, что он не только врач, но и человек. Бывают ситуации, когда правила хорошего тона, профессиональная этика и все такое летят в окошко.
  Гелдерфилд встал, принялся шагать по кабинету, стараясь не встречаться со мной взглядом. Его беспокойство передалось мне. Я тоже покинул кресло, подошел к окну. Уже стемнело, и увидеть что-нибудь снаружи было невозможно.
  Гелдерфилд, махнув рукой на «этику», решил, что выпить в данной ситуации ему будет полезно, и налил себе виски. Он вышел на кухню и загремел там выдвижными ящиками в шкафах. Затем поднялся на второй этаж (я услышал его шаги наверху, в спальне). Оттуда доктор снова вернулся на кухню, повозился там немного и очутился в кабинете с саквояжем, набитым хирургическими инструментами.
  — Нашли то, что хотели? — спросил я.
  — Я не собираюсь связывать себя какими-либо обязательствами, — порывисто заговорил он. — Но вы дали мне понять, что полиция устроит обыск у Колетты…
  — Можете не сомневаться.
  — Господи! Если бы магазины были еще открыты, мы бы раздобыли дюжину этих проклятых картофелемялок!
  — Полиция тоже учтет такую возможность, — сказал я.
  Доктор снова потащился на кухню, прихватив с собой саквояж, возвратился через несколько секунд с суровой физиономией, губы плотно сжаты.
  — Ладно, Лэм. Придется пройти через это. До сих пор никому не удавалось заставить меня нарушить профессиональную этику. Первый раз в жизни я…
  — Хорошо, хорошо, доктор, — перебил я. — Отправляйтесь. Буду ждать новостей. Мне разрешается подходить к телефону?
  — Конечно.
  — Разумно ли это?
  — А если мне потребуется срочно позвонить вам?
  — Поступим так: вы позвоните, положите трубку и через минуту снова наберете номер. Это будет сигнал. Я подойду после второго звонка.
  Он кивнул:
  — Хорошо.
  — Вы отправите меня в больницу?
  — Я должен сделать вам инъекцию.
  — Когда кто-нибудь сильно нервничает, беспокоится, разве не бывает так, что вы «угощаете» пациента дистиллированной водой, уверяя, что ввели ему морфий?
  Его лицо просветлело.
  — Да, конечно.
  — В моем случае, вероятно, диагноз будет следующий: нервный срыв, вспышка истерии. Я обратился к вам, умолял об инъекции. Вы не стали применять сильнодействующего средства и ввели мне дистиллированную воду под видом морфия. Я успокаиваюсь, меня одолевает сонливость…
  — Ясно, — остановил меня Гелдерфилд. — Учитывая ситуацию, я уложу вас в постель в моем доме и пришлю сиделку. Она проследит, чтобы вы заснули, и покинет вас. И это все, что я могу сделать для вас, Лэм.
  — Сиделка будет посвящена в наши игры?
  — Конечно нет. Она отнесется к вам как к обычному больному, которому необходим полный покой. Которому только что ввели морфий.
  — Как скоро появится сиделка?
  — Минут через двадцать.
  — Опытная?
  — Да.
  — Идите, доктор, — сказал я. — Идея возникает не сразу, но когда уже существует, она должна приносить плоды незамедлительно.
  Гелдерфилд схватил свой саквояж и скрылся. Через несколько секунд я услышал рокот мотора отъезжающей машины.
  Я снова плюхнулся в кресло, налил себе виски, добавил содовой и закурил. Я неторопливо потягивал любимый моему сердцу напиток, водрузив ноги на стул и наслаждаясь абсолютной, фантастической тишиной. В доме ни шороха, ни скрипа; снаружи тоже не доносилось ни звука.
  Однако меня мучила мысль: а ну как Гелдерфилд передумает по дороге, расколется, донесет в полицию про «нашу идею» или выболтает ее миссис Деварест?
  Я прогнал эти мысли. Потянулся и зевнул. Приятное тепло от выпитого виски разливалось по всему телу. Меня клонило ко сну. Я с трудом сосредоточился и посмотрел на часы. Цифры расплылись у меня перед глазами.
  Нет, что-то внутри моего сознания не давало мне покоя. Какая-то новая мысль билась в голове, требовала выхода. Внезапно она прояснилась и встряхнула меня с такой силой, что я выпал из кресла.
  Я ударился о скамеечку для ног, поднялся с пола, едва удержав равновесие, и, пошатываясь, побрел на кухню, оттуда прошел в холл, потом поднялся по лестнице на второй этаж.
  Я обнаружил спальню доктора Гелдерфилда, примыкающую ванную комнату, комнаты для гостей. Заглядывая поочередно во все двери, я в конце концов натолкнулся на того, кого искал.
  На кровати лежал истощенный старик. Ему было далеко за семьдесят. Запавшие щеки, восковая кожа, закрытые глаза. Старик не двигался, да и дыхания я не услышал.
  Прошло не меньше минуты. Человек на кровати вздохнул тяжело и неровно, хватая воздух полуоткрытым ртом. Затем снова затих — будто провалился в летаргический сон. Я склонился над постелью, боясь, как бы старик не отдал богу душу и на самом деле.
  Старик лежал по-прежнему неподвижно, но дыхание возобновилось, такое же мучительное, прерывистое, с длительными интервалами. Я дотронулся до его плеча и… качнувшись, свалился на кровать.
  Старик дернулся. Я с трудом поднялся и легонько потряс его, а потом похлопал по щекам, пытаясь пробудить к жизни.
  Он открыл глаза.
  — Вы отец доктора Гелдерфилда? — Мой голос показался мне чужим и доносился как будто издалека.
  Он весь напрягся, устремив на меня глаза. Я увидел, что зрачки его закатываются.
  — Вы отец доктора Гелдерфилда?! — в ужасе крикнул я.
  — Да, — прошелестел ответ.
  Я собрал всю свою энергию в кулак. Надо передать, перелить в него свою волю!
  — Кто вас лечит? Доктор Деварест?
  — Да, — прошептал старик.
  — Он давно не приходил?
  — Давно… Сын… подумал… что надо выждать… сделать… перерыв… Кто вы такой?
  — Доктор Деварест умер, — сказал я.
  Он не пошевелился.
  — Вам известно, что он умер? — настаивал я.
  — Его уже неделю не было, — еле слышно ответил старик. Зрачки его снова стали закатываться.
  Я потряс его за плечо.
  — Когда вы видели доктора в последний раз? В среду? После рыбалки?
  Старик вздрогнул. Глаза его приоткрылись.
  — Вы видели его после рыбалки? — повторил я.
  — Да. Он был на рыбалке. Мой сын… повздорил с ним.
  — Из-за чего?
  — Его лечение… не помогало.
  — Это сказал ваш сын?
  — Я слышал, как они… ссорились.
  — Ваш сын…
  Внизу дважды прозвонил телефон и умолк. Я посмотрел на часы, секундная стрелка исчезла. Все предметы вокруг утратили четкие очертания. Я устремился к лестнице, натолкнулся на дверь. Ноги стали ватными, не держали меня. Пытаясь быстро сбежать по лестнице, я оступился и с грохотом покатился вниз. Из-за этого немного встряхнулся. Дотащился до телефона, который звонил второй раз.
  Я ухватился за трубку, но непослушный язык не повиновался мне. К тому же я не мог вспомнить, с кем говорю.
  — Да? Ну?.. — промычал я.
  До меня донесся резкий голос Гелдерфилда:
  — Лэм, это я. Шнурок от корсета отсутствует. Вам ясно?
  — Да ну?
  — Не беспокойтесь. Корсет я забрал. Тот, другой — кухонный предмет, — на месте. Вы меня понимаете?
  — Да. Но?
  Сомнение появилось в голосе собеседника:
  — С вами все в порядке, Лэм?
  — Д-да… Наверное…
  — Вы не перебрали… по части виски?
  — Н-не знаю… Нет.
  — У вас усталый голос.
  — Я х-хочу с-спать.
  — Лэм, не подведите меня! Слишком многое поставлено на карту. Вы понимаете, чем я рискую?
  — Д-да.
  — Вы пьяны. Сколько вы выпили?
  — К-кажется, один… т-только один стакан.
  — Вы уверены?
  — Да.
  — Хороший был стаканчик? Безразмерный?
  — Д-да…
  Я недоумевал. О чем он говорит?!
  — Вы набрались, Лэм! — с раздражением кричал в трубке Гелдерфилд. — Возьмите эту бутылку виски и вылейте в раковину. Больше — ни капли! Обещайте мне, Лэм!
  Я выдавил из себя: «Ол-райт» — и повесил трубку.
  Мне пришлось подождать, пока освободится линия связи. Я ничего не видел. Голова казалась мне глобусом, вращающимся на своей оси, и скорость вращения все увеличивалась. В ушах стоял грохот. Все куда-то летело кувырком. Пытаясь удержаться, я обеими руками уцепился за портьеру, потом оторвался от нее и кое-как набрал номер полицейского управления.
  Прошла вечность.
  — Дежурный слушает, — прозвучал в трубке женский голос.
  Трубка лупила меня по лицу, в ушах грохотал водопад.
  — Главное полицейское управление… Вас слушают! Говорите!
  — Лисман… Лисман… — твердил я, сопротивляясь из последних сил мгле, накатывающей на меня. — Мне нужен Лисман… Убийство…
  Эхом откликнулось в трубке:
  — Лисман… Лисман… Алло! Это Лисман. Что вам нужно?
  — Это Дональд Лэм… Я в доме доктора Гелдерфилда. Я отравил миссис Деварест… Я отравил отца доктора Гелдерфилда… Я отравил всех…
  Я хотел сказать еще многое, но язык распух и не помещался во рту. Глобус крутился и раскачивался, я крутился и раскачивался вместе с ним. Гул и грохот в голове становились непереносимыми. Из последних сил я держался за портьеру. Хотел крикнуть, но из горла вырвался только жалкий писк. Портьера оборвалась. Я рухнул вместе с ней и потерял сознание.
  Глава 19
  Барабанные перепонки дрожали от напора звуков, голосов, ничего для меня не означавших. На меня кричали, били по лицу. А тяжелые полицейские ботинки лупили по ребрам…
  Потом все куда-то провалилось. Я погрузился во тьму. Затем выныривал, ощущая резиновый шланг в горле.
  Я засыпал, пробуждался и снова терял сознание. Волны света и тьмы, шума и безмолвия поочередно захлестывали меня и откатывали прочь, и этот мучительный ритм не давал мне передышки.
  Но вот из неопределенных звуков вроде бы стали складываться слова:
  — Желудок очищен… Инъекция… Кофеин… Сейчас, сейчас… Важно, чтобы он заговорил…
  Прохладные полотенца… В меня входит игла… Аромат кофе щекочет ноздри. Горячая жидкость обжигает горло. Чей-то взволнованный голос:
  — Он, кажется, открывает глаза!
  Лица… Лица нависают над кроватью и колышутся надо мной, как флаги. Я никак не мог их поймать и удержать в сознании, установить, кому они принадлежат. Загадка, которую я не успел разгадать: меня поглотила очередная волна. Я опять куда-то провалился.
  Но все-таки что-то менялось к лучшему, и, когда сознание вернулось, я более отчетливо стал различать слова стоявших возле меня людей. Понял, что они спорили.
  — Оставьте его в покое. Вы ничего не добьетесь, пока не подействует инъекция.
  Я снова впал в беспамятство, но, очнувшись, почувствовал себя уверенней. Пустота и мрак отступили.
  Берта Кул сердито смотрела на меня.
  — Они прибыли вовремя? Спасли миссис Деварест? — спросил я.
  Ее губы дрогнули. Она кивнула.
  Я выждал, пока она соберется с силами.
  — Какого черта! Зачем ты признался? — не выдержала Берта.
  — Чтобы они побыстрей приехали… туда, к Деварестам. Если бы я обвинил… другого, не себя… кого-нибудь еще… сначала забрали бы меня… Время упущено… Тогда…
  Я прикрыл глаза, но силы уже возвращались ко мне.
  — А старый Гелдерфилд… жив?
  — Да. Но… Я бы с удовольствием отлупила тебя! — рявкнула Берта.
  — За что?
  — За все!
  — Что?
  — Ты лишил нас работы, хорошей работы…
  — Почему? Я довел его до конца… дело до конца…
  — Ну и что? У нас нет никаких шансов выжать что-нибудь из страховой компании. Версия о смерти Девареста по неожиданной причине отбрасывается…
  — Нет! — крикнул я. От возмущения я даже немного привстал. В голове вдруг прояснилось. — Доктор Деварест был убит! Убийство — это… смерть по неожиданной причине. Любой суд подтвердит это!
  — Дональд! — обрадовалась Берта. — Ты пришел в себя? Дональд! Ты уверен? А доказательства?
  — Я могу доказать это.
  Берта была в восхищении.
  — Дональд! Ты у меня… замечательный… чудотворец! Подожди…
  И побежала за врачом.
  Ко мне подошла сестра.
  — Как вы себя чувствуете?
  — Так, словно проглотил не меньше литра кофе…
  Она пощупала пульс, одобрительно кивнула, дала мне таблетку и стакан воды.
  — Выпейте.
  Я проглотил таблетку.
  — Вам ввели стимуляторы по распоряжению полиции, — сказала сестра. — Какие-то неприятные ощущения возникают неизбежно, но это пройдет.
  Она была права. Я просто физически ощущал — силы прибыли. А как летело время и как возникала досада на то, что здесь, рядом со мной, ничего не происходит.
  — Где же полиция?! — бушевал я. — Ведь она так хотела, чтобы я пришел в себя и заговорил!
  — Не знаю. Доктор предупредил полицейских, что с вами можно будет беседовать. Они были сначала так нетерпеливы…
  Дверь распахнулась. Влетела Берта Кул.
  — Им не до тебя, Дональд! Гелдерфилд сломался… Сидит в соседней комнате. Они пригласили сестру, которая знает стенографию и записывает его показания.
  — Тише, тише. Не бросайся на меня. Я еле живой. Так с Гелдерфилдом разобрались?
  Берта сделала выразительную гримасу.
  — Ты-то сам разобрался с ним уже давно.
  — Ты заблуждаешься. Я догадался недавно. Едва не угробил себя из-за этого. — Я помолчал. — Не говори об этом никому…
  — Но почему?
  — Я был жалким ослом. Не хочу, чтобы об этом знали. Я подставился…
  — Каким образом?
  — Сообщил Гелдерфилду, что Деварест, по моим предположениям, навестил пациента и не отметил визит в своем блокноте.
  — Ну и что, Дональд?
  — Деварест был убит не в гараже, в другом месте.
  — Как в другом месте?
  — Подумай сама. Изнутри он не мог закрыть дверь за собой. Эксперимент показал, что и ветер не захлопнул дверь. Но дверь-то была опущена полностью! Это сделал убийца, когда Деварест был уже мертв.
  — Дональд, дорогой, тебе нельзя так много разговаривать, — вдруг забеспокоилась Берта. — В конце концов…
  — Но я хочу говорить! И чувствую себя прекрасно… Понимаешь, события развивались последовательно. Девареста одурманили, накачали наркотиками, уморили выхлопными газами, отвезли в гараж… Перед тем его обманули, обратившись за срочной медицинской помощью. Но Деварест был педант. Он заносил в блокнот все свои визиты, чтобы не запутаться в финансовых расчетах с пациентами. И я, глупец, проглядел очевидный ответ!
  — Доктор Гелдерфилд? — уточнила Берта.
  — Конечно! Деварест навещал его отца и не отмечал своих посещений, он лечил старика бесплатно. Гелдерфилд был коллегой…
  — Достаточно, дорогой, — уговаривала меня Берта. — Надо беречь силы. Ты ведь тоже под воздействием наркотика…
  — И тогда, — возбуждаясь, тараторил я, не обращая внимания на Берту, — я сам обратился к Гелдерфилду, попросил его помочь разобраться с записями доктора Девареста. Н-не перебивай, Берта, я набит словами выше головы. Не успокоюсь, пока не выплесну их все. — Я откинулся на подушки. — И я сказал ему, — с горечью произнес я, — что намерен посоветоваться с Нолли Старр.
  — Ну?
  — Разве не ясно? Нолли Старр знала, что Деварест ездит к старику Гелдерфилду. Знала о том, что эти визиты не оплачиваются. Гелдерфилд понял, чем может обернуться мое посещение Нолли… Она была опасна для него, а я еще более. Гелдерфилд вмешался в эксперимент, это он сделал трюк со свинцом, чтоб опыт завершился успешно. Но опыт показал совсем другое. Даже с дополнительным грузом ветер не справлялся с дверью. Версия об убийстве навязывалась логикой событий. Гелдерфилд догадался, что я буду работать над ней.
  — А драгоценности?
  — Это штрих, относящийся к психологии. Для нашего дела ничего не значащий. Джим Тимли влюбился в Нолли Старр. Втайне от жены доктор Деварест помогал юной паре. Колетта увидела в этом покровительстве амурные похождения, заподозрив мужа в шашнях со своей секретаршей. Она выкрала драгоценности и подбросила их Нолли Старр.
  — Выходит, Бейли не участвовал в краже?
  — Руфус Бейли устроился шофером к миссис Деварест по рекомендации Уолтера Кроя. Задача его была — вскрыть сейф и забрать оттуда письменное свидетельство, уличающее Кроя в мошенничестве. Но миссис Деварест смешала все карты. Она заставила мужа запереть ее драгоценности в сейфе, а затем извлекла их оттуда, установив шифр по записям в блокноте Девареста… Боже! Я заведен, как часы. Не могу остановиться…
  — И не останавливайся, дорогой, — поощрила меня Берта. — Рассказывай! Что было дальше?
  — Дальше… Миссис Деварест подбросила в комнату Нолли Старр драгоценности и другие улики. Она попросила мужа — специально позвонила ему! — заехать домой и достать камни из сейфа. Как только Деварест увидел вскрытый и пустой сейф, он сразу понял, что это комедия. Никто, кроме Колетты, не знал, что камни лежат в сейфе. Доктор велел Нолли уведомить полицию и ухитрился намекнуть ей, что она в опасности.
  — И что ей надо скрыться… — подсказала Берта.
  — Деварест планировал сразу же после «бегства» Нолли устранить все улики, которые можно было бы истолковать против девушки. И забрать драгоценности. Он прозевал кое-какие мелочи, промасленную тряпку, например…
  — Замаринуйте меня вместо огурца, — вздохнула Берта.
  Я не мог прерваться даже для того, чтобы просто передохнуть, и продолжал сыпать словами:
  — Уолтер Крой, естественно, решил, что Руфус Бейли ведет двойную игру. Открыл сейф, обчистил его — и привет! Руфус все отрицал, но Уолтер настойчиво обвинял его: ты, мол, присвоил камешки. Сам Уолтер возобновил тяжбу против Надин. Документ, который пугал его, очутился у миссис Деварест, но она, по-видимому, недооценила его значения… Боже мой! В меня вкололи, наверное, весь кофеин, который был в городе!
  — Не волнуйся, Дональд. Ты возбужден, у тебя приступ болтливости… И это неплохо. По крайней мере, я надеюсь узнать, почему Гелдерфилд убил доктора Девареста.
  — Гелдерфилд подкатывался к миссис Деварест. Он хотел жениться на ней. Он давно вынашивал план убийства. Он знал, что у Девареста больные почки, что Деварест богат и застрахован на крупную сумму. Гелдерфилд умело разжигал в миссис Деварест ее женское тщеславие, гордость и обиду на мужа, которого она подозревала в измене. Он рассчитывал полностью подчинить себе Колетту, обращаясь с ней как с дорогой игрушкой.
  — Зарежьте меня! — воскликнула Берта. — Рассказывай дальше!
  — Нечего рассказывать.
  — Как это нечего?
  — Все. Конец.
  — Нет, не конец. Объясни, для чего мы понадобились доктору Деваресту?
  — Для прикрытия. Он сначала распорядился, чтобы Нолли позвонила в полицию, но потом отговорил ее от этого и спровадил из дому. Когда полиция ушла, все в доме немножко успокоились. Деварест отправился к Нолли Старр. Он ничего не утаил от Нолли, обещал все уладить и оставил у нее драгоценности — глупее ничего не мог придумать! — спрятанными в книгах, в которых были вырезаны страницы. А коробочки, в которых лежали камни, укрыл в своем автомобиле. После смерти доктора Нолли встретилась с Джимом Тимли и попросила его вернуть драгоценности в сейф.
  — Словом, доктор Деварест нанял нас, чтобы жена не заподозрила его в разгадке ее собственного замысла, так, что ли?
  — Да, как это ни странно… Доктор полагал, что у нее нет шансов найти Нолли Старр. Или почти нет… Возможно, будь он жив, подбросил бы нам какие-нибудь улики… против жены. Убеждающие, что именно миссис Деварест вскрыла сейф.
  — А Хармли? Какая у него была цель? — не отставала от меня Берта.
  — Хармли приготовился отхватить изрядный ломоть пирога. Оба они — и он, и Руфус — увивались вокруг Жанетт. Но вскоре Хармли переключился на миссис Деварест, справедливо оценив Колетту как более лакомый кусок — в финансовом отношении. Хармли повел крупную игру, в которую, как он надеялся, втянется и вдова.
  — И могла втянуться? — спросила Берта.
  Я ухмыльнулся: кто знает этих женщин… возраста и амбиций Колетты?
  — Как реагировал доктор Гелдерфилд? — Берта утратила чувство меры, подбрасывая мне один вопрос за другим.
  — Ради бога! Дай мне передохнуть, — простонал я. — За стеной сейчас откровенничает Гелдерфилд. Почему бы тебе не пойти туда и не пострелять по нему вопросами?
  — О’кей, — согласилась Берта. — Но сначала — о Надин Крой…
  Я вздохнул и сжал губы, пытаясь отвертеться.
  — Всего минуту, дорогой, — наседала на меня Берта. — И я оставлю тебя в покое.
  — Надин увлеклась своим адвокатом. Они вели себя неосторожно и дали повод к пересудам. Форрест Тимкан был бы стерт в порошок, если бы его обвинили в связи с клиенткой. Они пытались спрятаться за меня. Для отвода глаз — прежде всего Уолтера Кроя — я должен был сыграть роль мальчика-обожателя, богатого и влюбленного в Надин Крой претендента на ее руку и сердце… Берта, умоляю, пойди послушай Гелдерфилда. Он вполне способен выдать ценную информацию, которая нам пригодится.
  — Для чего?
  — Информацию можно превратить в деньги.
  Это подействовало. Берта ушла.
  Через пять минут она вернулась. Эти минуты показались мне вечностью. Я закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать, но мысли всплывали, как кофейная гуща в кофейнике, который только что поставили на огонь. Я мучился сознанием того, что Нолли Старр погибла из-за меня…
  Дверь распахнулась, ворвался сияющий лейтенант Лисман. За ним шествовала Берта.
  — Хэлло, Лэм! — приветствовал меня Лисман. — Как ты себя чувствуешь, дружище?
  — Как старый, обшарпанный драндулет с новым двигателем.
  — Мы попросили медиков быстрей привести тебя в порядок. И у меня для тебя добрые вести.
  — Какие?
  — Берта сказала мне, что ты считаешь себя виновным в смерти Нолли Старр.
  Я кивнул.
  — Это не так. Гелдерфилд, оказывается, по уши увяз в махинациях с акциями, которые ему не принадлежали. Наш хитрец повис над пропастью, и только деньги могли выручить его. Неудивительно, что он увивался вокруг миссис Деварест. Та в свою очередь давала ему авансы… Глупая баба! Заигрывая с Гелдерфилдом, она не упускала из виду своего мужа и отчаянно ревновала его. Ох, эти женщины…
  Лисман покосился на Берту Кул и умолк.
  Берта пожала плечами:
  — Вздор! При чем тут женщины? А мужчины лучше? Такова человеческая натура, лейтенант!
  Лисман усмехнулся и чуть склонил голову, как бы признавая правоту Берты.
  — Так вот, — продолжал он, — Гелдерфилд решил устранить Девареста и прибрать к рукам вдову. И двойную страховку. Он не спешил, но Деварест, по-видимому, что-то заподозрил и насторожился. В среду они поругались. Гелдерфилд добавил своему коллеге наркотик в стакан с виски. Он большой пройдоха и сведущ во всех этих тонкостях. И медицинских, и юридических. Смерть Девареста должна была выглядеть результатом аварии, несчастного случая. Негодяй не учел мелочи — условия о «неожиданной смерти». Он едва не спятил, когда понял, в чем просчитался.
  Лисман задумался. Ободряюще улыбнулся мне.
  — Тут еще один момент, — сказал он. — Гелдерфилд считал, что у него два уязвимых пункта. Он был уверен, что Деварест виделся с Нолли Старр в среду вечером и, по всей вероятности, сообщил ей о намерении заехать к Гелдерфилду по дороге домой.
  — А другой пункт? — осведомился я.
  — Его отец. Старик слышал, как они препирались, и после этого почти целый час из гаража — гаража Гелдерфилда! — доносился шум работающего мотора. Ну, вы понимаете, что там происходило… Деварест, оглушенный наркотиком, не оказывал никакого сопротивления. Он надышался выхлопных газов. Впрочем, не исключено, что смерть наступила от большой дозы наркотика. Гелдерфилд отвез труп в машине Девареста, поставил автомобиль в гараж, включил двигатель и тихонько скрылся. Легко все сделал… Как отнял конфету у ребенка.
  — Что он сделал со мной? — спросил я.
  — Тот же почерк: мощный наркотик. Часть была в стакане, часть в бутылке с виски. Гелдерфилд был уверен, что ты выпьешь второй стакан. Он специально позвонил, донимая тебя вопросами, чтобы убедиться в этом.
  — Здорово я подставился, — пробормотал я.
  Лисман хмыкнул. Прекрасное настроение не покидало его.
  — Здорово, — согласился он. — Если бы не мы, не полиция, ты бы уже упорхнул… на тот свет.
  Я решил, что это уж слишком!
  — Если бы не я, полиция все еще висела бы у меня на хвосте, прозевав подлинного преступника!
  Лисман от души расхохотался.
  — Гелдерфилд, — объявил он, похохатывая, — хотел свалить убийство Дональда на шофера Руфуса Бейли. А смерть отца Гелдерфилда никого бы не удивила. Старик давно и тяжело болеет.
  — Вы забыли про убийство Нолли Старр, — напомнил я.
  — Можешь мне не поверить, но Гелдерфилд не собирался подставлять миссис Деварест. Он до сих пор не догадывался, что улики могут свидетельствовать против Колетты, пока ты не подкинул ему эту блистательную идейку. Сам доктор воспользовался шнуром от лечебного, хирургического корсета. Он зашел к Нолли Старр узнать, не говорил ли ей Деварест о намерении посетить его вечерком в среду. Девушка сказала, что Деварест об этом упомянул. Чем и подписала себе смертный приговор. Гелдерфилд умчался на кухню под предлогом, что хочет выпить стакан воды, и взял картофелемялку. А хирургический корсет был у него с собой, в саквояже, вместе с инструментами.
  — Значит, он не пытался убить миссис Деварест после того, как расстался со мной?
  — Конечно нет! Он убрался, дал тебе возможность выпить хорошего виски — и отключиться. А потом и отдать концы. Гелдерфилд планировал перевезти твой труп в гараж, возможно, тот же самый, Девареста, чтобы снова замаячила тень шофера… Он собирался жениться на миссис Деварест и одновременно устранить Бейли, которого обвинили бы в убийстве. Если бы вы, чертовы любители, больше доверяли полиции, а не занимались самодеятельностью, то…
  Я стал выбираться из постели, ругаясь и отпихивая от себя то Лисмана, то Берту, то сестру, прибежавшую на помощь. Втроем они все-таки одолели меня — опрокинули на постель.
  — Чего ты добиваешься, Лэм? Смирительной рубашки?
  — Убирайтесь к дьяволу! — зарычал я.
  Берта Кул уселась мне на ноги, придавив меня ста семьюдесятью фунтами.
  — Он бросил якорь, — с торжеством заявила она и, повернувшись ко мне, добавила: — Успокойся наконец, Дональд, дорогой.
  Лисман по-прежнему ухмылялся.
  — Никто не отрицает твоих заслуг, Лэм, — лениво сказал он. — Но ты все и вся смешал в кучу. Так всегда делают дилетанты. А мы таскали для тебя каштаны из огня.
  — Проклятие! — прохрипел я.
  — Тебе лучше помолчать, Дональд! — замахала руками Берта. — Полиция все еще может привлечь тебя к ответственности по заявлению Бейли.
  — Господи! Что они могут еще? — усмехнулся я.
  Лисман распрощался со своей улыбочкой.
  — С тобой все ясно, ты едва не разбил свой кораблик, Лэм. Так что замолкни… Кроме прочего, врач велел тебя не беспокоить. Отдых и покой — вот все, что тебе нужно.
  — Покой?! — завопил я. — Покой, черт тебя подери! Что я, Ганди? А ну, убирайся, Берта!
  — Я исчезаю, — бросил Лисман, опять осклабившись. — Пойдемте, миссис Кул. Пусть он поспит.
  — Если я поднимусь с его ног, — пригрозила Берта, — он выцарапает вам глаза. Уходите скорей!
  — Вам предписан постельный режим, мистер Лэм! — строго сказала сестра, опасаясь, очевидно, новых выходок, криков и протеста с моей стороны.
  — Добейся, чтобы это дурацкое предписание отменили, — начал я, повернувшись к Берте.
  Лисман, переглянувшись с Бертой, на цыпочках вышел из комнаты.
  — Успокойся. — Берта погладила меня по голове. — Лисман неплохой парень и прекрасно понимает, что многим тебе обязан.
  Вошла сиделка.
  — Если вы уйдете, я полагаю, что сумею с ним справиться, миссис Кул, — мягко сказала она.
  Берта насмешливо оглядела ее.
  — Всего сто двадцать фунтов…
  Сиделка ничего не ответила, и Берта вдруг покорно удалилась. Я был изумлен.
  Сиделка присела на край постели.
  — Я знаю, мистер Лэм, вам нелегко, но скоро вы почувствуете себя лучше. Будьте же благоразумны.
  Я приподнялся. Она положила мне руку на колено.
  — Подождите, пока вас осмотрит врач. Если все будет нормально, он позволит вам встать и уйти. В противном случае вам придется лежать. И у нас в самом деле есть смирительные рубашки… Вы ведь не будете больше буянить, а?
  Она улыбнулась мне улыбкой школьной учительницы, крайне озабоченной нестандартным поведением ученика.
  — Я сейчас взорвусь! Я не могу лежать спокойно! — воскликнул я.
  — Вам будет лучше… через несколько секунд. Лежите спокойно, не волнуйтесь. Ждите.
  И тут впорхнула Элси Бранд с пакетом под мышкой.
  — Хэлло, Дональд! Говорят, ты и тут всех нокаутировал!
  Сиделка смерила Элси оценивающим взглядом и отошла от нас.
  — Знаешь, — весело затараторила Элси, — я рассказала доктору, что ты так и не пообедал, когда удирал от Лисмана. И он догадался, что ты голодный и тебе просто надо поесть. Врач разрешил тебе встать, одеться и уйти отсюда, коль хватит сил. У меня есть превосходные бифштексы и немного виски.
  Я вдруг понял, что голоден как волк, и выбрался из постели.
  Сиделка подозвала к себе Элси. Я услышал ее предостерегающий шепот:
  — Я бы не советовала оставаться с ним наедине. Он страшно возбужден. Невозможно предвидеть, что он способен выкинуть.
  Элси расхохоталась.
  
  1941 год.
  (переводчик: Л. Машезерская)
  
  Совы не моргают
  Глава 1
  В три часа утра меня разбудил грохот — кто-то гонял по тротуару крышку мусорного бака. Через мгновение женский голос, хриплый и визгливый, прокричал:
  — Я не пойду с тобой! Понял?
  Я перевернулся на другой бок и попытался снова забыться, но пронзительный женский голос не давал покоя, разрывая мои барабанные перепонки. Хорошо еще, я не слышал голоса мужчины, с которым эта женщина переругивалась.
  Воздух был душным от влаги. Кровать, на которой я лежал, — широкое старинное ложе с пологом на четырех столбиках — помещалась в глубине спальни с высоким потолком. Огромные французские окна выходили на огороженный железной решеткой балкон, нависавший над тротуаром. Прямо напротив, на противоположной стороне узкой улочки, находился бар Джека О’Лири.
  Я попробовал закрыть окна, но вскоре изнемог от нестерпимой духоты, а когда открыл их снова, в комнату хлынули звуки старого Французского квартала Нового Орлеана.
  Визгливый голос внезапно смолк, я стал погружаться в дремоту. И тут кто-то принялся наигрывать мелодию с помощью автомобильного клаксона. Через некоторое время к нему присоединился второй любитель посигналить, затем еще и еще.
  Я встал, сунул ноги в ночные туфли и, подойдя к открытому окну, взглянул на улицу. Оказывается, какой-то подгулявший мужчина вышел из бара Джека О’Лири и, сев в машину, подъехал к дверям, чтобы забрать приятелей, с которыми вместе бражничал. Он подавал долгий сигнал, затем несколько коротких, сообщая своим приятелям, а заодно и всему миру, что он на месте. Машина его перегородила улицу, не позволяя всем прочим ехать дальше. Автомобилей скопилось много, и вскоре вся вереница вторила звукам чередующихся гудков. Видимо, почувствовав неловкость перед собратьями, перегородивший улицу автомобилист решил поторопить своих собутыльников — он придавил клаксон ладонью и уже не отнимал руки.
  Это была улица с односторонним движением, на которой парковка разрешалась по обе стороны. Таким образом, посреди оставалась для проезда транспорта только узкая дорожка. Череда автомобилей растянулась теперь на целый квартал. Шум стоял ужасающий.
  Наконец из бара Джека О’Лири вышла, слегка пошатываясь, троица: высокий мужчина в вечернем костюме, с несколько расслабленными движениями, который, казалось, вовсе не спешил, и две девицы в длинных платьях, волочившихся по тротуару. Все они говорили одновременно, оглядываясь через плечо на освещенный бар.
  Человек махнул рукой водителю устроившего затор автомобиля. Звуки сигналов к этому времени слились в невыносимую какофонию. Не обращая на них ни малейшего внимания, он неторопливо пересек тротуар, проезжую часть улицы и встал у задней дверцы автомобиля, галантно держа ее открытой. Несколько секунд спустя одна из женщин подошла к нему, другая повернула назад к бару. Толстый мужчина со стаканом в руке, одетый в деловой костюм, вышел из дверей ей навстречу. Завязалась неторопливая беседа. Мужчина достал из кармана карандаш, записную книжку, огляделся в поисках места, куда бы он мог поставить стакан. Не найдя ничего подходящего, попытался держать стакан и записную книжку в одной руке, поспешно записывая что-то другой.
  Наконец они закончили свою невероятно важную беседу. Молодая женщина подхватила длинную юбку, медленно сошла с тротуара и села в машину. Захлопали дверцы. Водитель первого автомобиля, по-видимому во искупление вины, решил для быстроты ехать на подсосе. На углу он перешел на вторую передачу. Поток скопившихся машин пришел в движение. Я взглянул на наручные часы. Три часа сорок пять минут.
  Я простоял у окна еще около получаса, не зная, что делать. Хотелось снова лечь спать, но Берта Кул должна была приехать поездом семь двадцать, а я обещал встретить ее на вокзале.
  В течение получаса, пока наблюдал, как из бара Джека О’Лири расходятся компании, я навострился предугадывать недоразумения еще до того, как поднимался шум. Между двумя парами происходило нечто вроде состязания при игре в гольф. Они останавливались у дверей бара и принимались во весь голос спорить о том, куда направиться дальше. Спорившие обычно делились на две команды — одна пара хотела идти домой, а другая настаивала на том, что вечер только начинается. Кроме того, были люди, познакомившиеся в баре. Никому из них отчего-то не приходило в голову узнать имена и адреса друг друга и обменяться телефонами до того, как они оказывались на тротуаре. Там эта ошибка исправлялась под аккомпанемент взрывов хохота, прощальных возгласов и неких последних вспышек остроумия. Причем никого не смущало, что компания уже давно вне пределов слышимости. Некоторые, расходясь, затевали ссору — либо женщины, старающиеся не поддаваться соблазну, либо жены, еще не желающие возвращаться домой. Внутри бара, очевидно, было очень шумно, поэтому люди, оказавшись на тротуаре и стоя близко друг к другу, по привычке разговаривали в полный голос.
  Во Французском квартале Нового Орлеана мусорные баки традиционно ставили на тротуаре у обочины. И каждый считал верхом остроумия поддеть ногой крышку такого бака и слушать, как она с грохотом катится по тротуару.
  Через полчаса я сел на стул и обвел глазами полуосвещенную комнату. Роберта Фенн жила здесь примерно три года назад, то есть в 1939 году. Она снимала эту квартиру под чужим именем. А потом исчезла. Растворилась. Детективы агентства «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования» были наняты для того, чтобы разыскать ее.
  Сидя в жаркой темноте, я попытался представить себе образ жизни Роберты Фенн. По ночам она слышала все те же звуки, что слышал я. Питалась в расположенных поблизости ресторанах, выпивала в соседних барах, возможно даже, в баре Джека О’Лири на противоположной стороне улицы.
  От влажного, полутропического воздуха и ночной теплоты слипались глаза. Я задремал, а в пять тридцать проснулся настолько, что смог перебраться в постель. Казалось, так сильно я не хотел спать еще никогда в жизни. Люди, которые веселились в баре, наконец разошлись по домам, и на улице воцарилась тишина. Постепенно я погрузился в глубокий сон, и почти тотчас же звонок будильника разбудил меня. Шесть тридцать. В семь двадцать я должен встречать Берту Кул на вокзале.
  Глава 2
  Мужчина, который появился вместе с Бертой Кул, наверняка и был тот самый нью-йоркский адвокат. Высокий, стройный, лет шестидесяти, с длинными руками. Дантист, вероятно, вздумал удлинить его лицо, когда делал ему вставные челюсти.
  У Берты Кул еще сохранился загар после подводной охоты, и ее темная кожа контрастировала с седыми волосами. Она решительно двинулась мне навстречу, пружиня на мускулистых ногах. Адвокату из Нью-Йорка волей-неволей пришлось шагать шире, чтобы не отставать от нее. Я поспешил им навстречу, и мы с Бертой обменялись рукопожатиями.
  Берта окинула меня быстрым взглядом суровых серых глаз и сказала:
  — Боже мой, Дональд, ты выглядишь так, будто пьянствовал целую неделю!
  — Это из-за будильника.
  — Тебе ведь не нужно было вставать раньше, чем мне, — фыркнула она. — Это Эмори Хейл, Эмори Гарлэнд Хейл, наш клиент.
  — Здравствуйте, мистер Хейл, — вежливо произнес я.
  Он посмотрел на меня сверху вниз, и, когда мы пожимали друг другу руки, на лице его появилось критически-недоверчивое выражение. Это выражение не застало Берту врасплох — она не раз видела его на лицах наших клиентов и не преминула заметить:
  — Не следует заблуждаться относительно Дональда. Он весит сто сорок в одежде вместе с перочинным ножом и ключами в кармане, но мозг у него весит куда больше обычного, а его мужества хватило бы на целую армию.
  Хейл улыбнулся после этих слов, и улыбка его оказалась именно такой, какую я ожидал увидеть. Он осторожно соединил края зубов и растянул губы. Возможно, у него просто была такая манера улыбаться, но у всякого стороннего наблюдателя возникала мысль, что, если он даст своим челюстям волю, они вывалятся у него изо рта.
  — Где мы сможем поговорить? — спросила Берта.
  — В отеле. Я снял два номера. В городе пока многолюдно — туристский сезон еще не закончился.
  — Годится, — одобрила она. — Ты выяснил что-нибудь, Дональд?
  — Судя по письму, которое ты прислала мне авиапочтой во Флориду, мистер Хейл должен сообщить подробности, чтобы я мог начать работать.
  — Он это сделает, — сказала Берта. — Но в общих чертах я описала тебе, чего он хочет. Ты должен был приехать сюда три дня назад.
  — Я здесь один день и две ночи.
  Хейл улыбнулся. Берта — нет.
  — По твоему виду можно догадаться, — заметила она.
  Такси доставило нас в современный отель в деловой части города. Таким мог быть любой из полудюжины больших городов. Здесь ничто не напоминало о романтическом Французском квартале, который находился всего за шесть жилых домов отсюда.
  — Мисс Фенн жила здесь? — спросил Хейл.
  — Нет, она жила в «Монтелеоне», — ответил я.
  — Как долго?
  — Около недели.
  — А потом?
  — Вышла и больше не вернулась. Бесследно исчезла.
  — И не взяла свои вещи? — спросил Хейл.
  — Нет.
  — Всего одну неделю! — воскликнул он. — Не могу в это поверить.
  — Мне требуется свидание с ванной, — решительно заявила Берта. — Ты ведь не завтракал, дружок?
  — Нет, — ответил я.
  — Выглядишь прямо как наказание божье!
  — Извини.
  — Ты не болен?
  — Нет.
  — Пойду и я в свою комнату, — сказал Хейл, — смахну с себя пыль и грязь. Надеюсь, смогу побриться получше, чем сегодня рано утром в поезде. Увидимся через… когда?
  — Через полчаса, — решила Берта.
  Хейл кивнул и направился по коридору в свой номер.
  Берта повернулась ко мне:
  — Ты что-то скрываешь?
  — Да.
  — Почему?
  — Хочу побольше вытянуть из Хейла, прежде чем расскажу ему все, о чем узнал.
  — Почему?
  — Не знаю. Просто у меня предчувствие, что так будет вернее.
  — И что же ты скрываешь?
  — Роберта Фенн жила в отеле «Монтелеоне». Она распорядилась, чтобы из магазина ей туда доставили платье, которое подгоняли по ее фигуре, и заплатила задаток в двадцать долларов. Следовало доплатить еще десять долларов. Платье доставили после ее исчезновения. В отеле его продержали примерно неделю, а затем отправили назад в магазин. Об этом есть запись в журнале отеля.
  — Хорошо, — нетерпеливо возразила Берта, — но это ни о чем нам не говорит.
  — Через три или четыре дня после того, как платье было возвращено, мисс Фенн позвонила в магазин и попросила отправить пакет на имя Эдны Катлер на Сент-Питер-стрит, которой оставит деньги, чтобы та могла оплатить заказ.
  — Кто же эта Эдна Катлер? — спросила Берта.
  — Роберта Фенн.
  — Ты уверен?
  — Абсолютно.
  — Как ты выяснил это?
  — Хозяйка квартиры опознала ее по фотографии.
  — Но какого черта затеяла Роберта Фенн? — поинтересовалась озадаченно Берта.
  — Понятия не имею, но за этим что-то кроется.
  Я извлек свой бумажник, вынул частные объявления, которые вырезал из утренней газеты, и передал их Берте.
  — Что это такое? — удивилась она.
  — Частное объявление, которое повторяется изо дня в день в течение вот уже двух лет. Газета отказывается дать по этому поводу какую-либо информацию.
  — Прочти мне его, — распорядилась Берта, — я оставила очки в сумке.
  Я прочел объявление:
  «Роб Ф. Пожалуйста, свяжись со мной. Я не переставал любить тебя ни на одну минуту с тех пор, как ты ушла. Вернись, дорогая!
  — Повторяется в течение двух лет! — воскликнула Берта.
  — Да.
  — Ты думаешь, что «Роб Ф.» может означать Роберта Фенн?
  — Возможно.
  — Мы расскажем все это Хейлу?
  — Не сейчас. Пусть сначала поведает нам обо всем, что известно ему.
  — И ты даже не намекнешь Хейлу об этом объявлении в газете?
  — Пока нет. Ты выудила у него чек?
  Глаза Берты возмущенно вспыхнули.
  — Что, черт побери, ты о себе воображаешь? Я, по-твоему, совсем бестолковая? Конечно же, я получила от него чек.
  — Хорошо, — примирительно сказал я. — Давай все-таки сначала выясним, что знает он, а о том, что известно нам, расскажем ему позже.
  — А что с квартирой? Можно туда войти и осмотреть ее?
  — Да.
  — Не вызывая подозрений?
  — Да. Я провел там эту ночь.
  — Ты?
  — Да.
  — Как тебе это удалось?
  — Я снял ее на неделю.
  Лицо Берты потемнело.
  — Боже мой! Ты, похоже, возомнил, что агентство утопает в деньгах! Стоит мне отвернуться, как начинаешь транжирить! Вполне можно было войти туда, сказав хозяйке, что мы собираемся снять эту квартиру!
  — Знаю, — прервал ее я, — но мне хотелось все тщательно там обыскать, посмотреть, не оставила ли Роберта Фенн чего-нибудь, что могло бы послужить ключом к разгадке.
  — Ну и как, нашел?
  — Нет, ничего.
  Берта сердито фыркнула:
  — Лучше бы ты провел ночь здесь! Ладно, убирайся к черту! Дай бедняжке Берте привести себя в порядок. Да, а где мы будем завтракать?
  — Я покажу тебе одно замечательное местечко. Ты когда-нибудь пробовала вафли с орехами?
  — Что?
  — Вафли с ореховой начинкой?
  — Господи боже мой, конечно нет! Я ем орехи в виде орехов, а вафли — как вафли! И я собираюсь выписаться из этого отеля и отправиться жить в ту квартиру. Нечего попусту сорить деньгами. Когда дело доходит до денежных дел, ты…
  Я выскользнул в коридор. Захлопнувшаяся дверь отрезала заключительную часть ее фразы.
  Глава 3
  Хейл отодвинул тарелку, освобождая место перед собой на столе.
  — Я улетаю в Нью-Йорк самолетом десять тридцать, — сказал он, — поэтому мне придется рассказывать, пока миссис Кул будет доедать вафли. Не возражаете, миссис Кул?
  — Давайте начинайте, — ответила Берта, причем слова удалось разобрать не сразу, так как рот ее был набит второй порцией ореховых вафель.
  Адвокат взял свой портфель, пристроил его на коленях и откинул крышку, чтобы было удобнее по ходу дела извлекать его содержимое.
  — Роберте Фенн в 1939 году было двадцать три года. Значит, сейчас ей приблизительно двадцать шесть. Я захватил еще несколько фотографий. Думаю, прежние миссис Кул отправила вам, Лэм, авиапочтой.
  — Да, я их получил.
  — Ну тогда вот еще. Она сфотографирована в различных позах.
  Он запустил руку в портфель, извлек конверт и вручил его мне.
  — Здесь есть и более подробное описание ее внешности: рост — пять футов и четыре дюйма, вес — сто десять, волосы — темные, глаза — карие, фигура — прекрасная, зубы — ровные, кожа — оливкового цвета, очень гладкая.
  Берта Кул поймала взгляд цветной официантки и подозвала ее.
  — Я хочу еще одну порцию вафель с ореховой начинкой.
  — Ты что, пытаешься подогнать себя под размер платьев, которые выбросила в прошлом году? — поинтересовался я.
  — Заткнись! Я думаю… — взвилась было Берта, но тут же вспомнила о денежном клиенте и обуздала свой темперамент. — Я плотно ем только один раз в день, — объяснила она, обращаясь к Хейлу с неким подобием то ли улыбки, то ли усмешки. — Обычно в обед, но если я съедаю сытный завтрак, то обед у меня бывает легким. Получается одно и то же.
  Хейл оценивающе ее оглядел.
  — У вас совершенно нормальный вес для здоровой женщины, — сказал он. — Вы крепко сбитая и энергичная. Просто удивительно, до чего энергичная!
  — Ну хорошо. Продолжайте, пожалуйста, и прошу извинить за то, что мы вас прервали. — Она бросила на меня выразительный взгляд и добавила: — Кстати, я не выбрасывала прошлогодних платьев. Они хранятся в моем шкафу из кедрового дерева.
  — Ну что же, — вернулся к прерванному рассказу Хейл. — Пойдем дальше. Итак, Роберте Фенн было двадцать три года, когда она исчезла. Она работала в Нью-Йорке, в агентстве, моделью. Позировала для рекламных объявлений. Ей никогда не приходилось иметь дело с широко рекламируемыми товарами, но у нее были великолепные ноги, поэтому ее часто снимали для рекламы чулок, иногда купальных костюмов и белья. Просто невозможно поверить, что молодая женщина, так много снимавшаяся для рекламы, могла бесследно исчезнуть!
  — Люди не смотрят на лица моделей, рекламирующих белье, — заметила Берта.
  — Исчезла Фенн по собственной воле, — продолжил Хейл, — но мы теряемся в догадках, что послужило поводом. Ни один из ее друзей не может пролить на это свет. Ни врагов, ни финансовых затруднений — никакой причины, из-за которой человек может так внезапно исчезнуть. Я имею в виду, никакой особой причины.
  — А любовная история? — спросил я.
  — Вряд ли. Эта молодая женщина была очень независима и весьма скрытна во всем, что касалось ее личной жизни. Как утверждают ее друзья, если она отправлялась куда-нибудь с мужчиной, то всегда расплачивалась по-немецки, чтобы не чувствовать себя обязанной.
  — Ну, такая независимость чрезмерна! — заявила Берта.
  — А зачем Роберта Фенн понадобилась вам теперь? Три года ее исчезновение никого не волновало, а сейчас все бросились ее разыскивать, нанимают детективов, посылают их в Новый Орлеан, летают по стране…
  Адвокат кивнул и улыбнулся. Передо мной сверкнули два ряда ровных зубов.
  — Очень проницательный молодой человек, — сказал он, обращаясь к Берте. — Право, очень сообразительный! Обратите внимание — он нажимает ключевую кнопку всего этого дела!
  Официантка подала Берте тарелку с вафлями. Берта положила на них два кусочка масла.
  — В кувшинчике растопленное масло, мадам, — заметила девушка.
  Берта опрокинула содержимое кувшинчика на вафлю, сверху полила ее сиропом и распорядилась:
  — Принесите еще один кофейник черного кофе и наполните молочник сливками. — И, повернувшись к Хейлу, произнесла: — Я говорила вам, что он башковитый малый!
  Хейл вновь кивнул:
  — Я очень доволен, что обратился именно в ваше агентство. Уверен, вы справитесь.
  Я решил вмешаться:
  — Не хочу выглядеть назойливым, мистер Хейл, но…
  Он громко рассмеялся. На мгновение его зубы почти что разомкнулись.
  — Знаю, знаю, хотите вернуться к заданному вами вопросу. Хорошо, мистер Лэм. Мы ищем ее, чтобы завершить дело о наследстве. К сожалению, больше ничего я вам сказать не могу. Как вы знаете, я выступаю от имени клиента и руководствуюсь его пожеланиями. Хорошо бы и вам занять такую же позицию.
  Берта, у которой был полный рот вафель, поспешно запила их глотком горячего кофе и спросила:
  — Вы хотите сказать, что ему не следует пытаться выяснить, в чем дело?
  — Мой клиент позаботится о том, чтобы вы получили всю действительно необходимую вам информацию, а поскольку фактически он и является вашим нанимателем, думаю, вы понимаете, какие это повлечет за собой последствия.
  Берта Кул хмуро поглядела на меня:
  — Ты понял, Дональд? Не нужно никаких теорий. Придерживайся в этом деле главного. Найди эту Фенн, и пусть тебя не волнует, кому она нужна. Ты понял? И поменьше эмоций.
  Хейл посмотрел на меня, чтобы увидеть мою реакцию, потом снова перевел взгляд на Берту:
  — Вы выразились гораздо более прямо, чем я, миссис Кул.
  — Я знаю. Но вы слишком долго ходили вокруг да около. Теперь все ясно. Не люблю крутить.
  — Вы очень прямолинейны, миссис Кул, — улыбнулся он.
  Минуту все молчали.
  — Что еще вы можете сообщить мне о Роберте Фенн? — наконец спросил я.
  — Подробности я изложил миссис Кул, пока мы ехали в поезде, — ответил адвокат.
  — А как насчет близких родственников?
  — У Роберты Фенн их нет.
  — Однако вы пытаетесь найти ее, чтобы решить вопрос о наследстве? — напомнил я.
  Хейл отеческим жестом положил свою руку на мою.
  — Послушайте, Лэм, — сказал он, — мне кажется, я достаточно ясно обрисовал свою позицию.
  — Несомненно, — вмешалась Берта. — Вы хотите получать ежедневные отчеты?
  — Да, хотел бы.
  — Где вы будете находиться?
  — В моем офисе, в Нью-Йорке.
  — Допустим, мы найдем ее. Что тогда?
  — Честно говоря, очень в этом сомневаюсь, — сказал Хейл. — Слишком тонки ниточки, что у нас в руках, а задача не из легких. Если вы найдете ее, буду чрезвычайно доволен. Вы, конечно, тотчас же поставите меня в известность. Уверен, что мой клиент соответствующим образом отблагодарит вас. — Хейл настороженно огляделся. — И вот еще что: не нужно лишних разговоров. Спрашивайте о Фенн как бы между прочим. Если же придется задавать прямые вопросы, ставьте их так, чтобы не вызвать подозрения. Скажем, зная, что вы отправляетесь в Новый Орлеан, ваш друг попросил вас поискать Роберту Фенн. Не проявляйте слишком большого интереса и не оставляйте за собой следов.
  — Положитесь на нас, — заверила его Берта.
  Хейл взглянул на часы и подозвал официантку:
  — Счет, пожалуйста!
  Глава 4
  Берта Кул осмотрела квартиру, заглядывая в самые немыслимые уголки, как это может делать только женщина.
  — Чертовски хорошая старинная мебель, — сказала она. Я ничего не ответил, и через мгновение Берта добавила: — Во всяком случае, для того, кому такая нравится. — Она подошла к окнам, выглянула на балкон, снова обернулась, чтобы рассмотреть мебель, и решительно заявила: — Мне — нет.
  — Почему? — спросил я.
  — Боже мой, Дональд! Пошевели мозгами. Уже много лет я вешу около двухсот семидесяти пяти фунтов. И если кто-нибудь приглашает меня обедать, то непременно пододвигает мне стул в стиле Людовика XV — проклятую имитацию на журавлиных ножках с узким сиденьицем и ромбовидной спинкой — эдакого уродца из красного дерева.
  — И ты садишься на него?
  — Сажусь на него? Черта с два! Я бы так не возмущалась, если бы хозяйки подумали об этом заранее, но где там! Они приводили толпу гостей в столовую, все рассаживались, а я оставалась стоять, глядя на то, что предназначалось в качестве посадочной площадки для моей кормы. И представь себе, глупая хозяйка обычно застывала, глядя сначала на меня, а потом на проклятый стул, точно ей только сейчас впервые пришло в голову, что я должна есть сидя.
  Одна дама как-то призналась мне, что просто не знала, как поступить, потому что боялась привлечь ко мне внимание, велев прислуге принести для меня другой стул. Я возразила ей, что была бы смущена этим вполовину меньше, чем если бы села на один из этих имбирных пряников с декоративными ножками и эта проклятая штука сложилась бы подо мной, как сломанный аккордеон. Ненавижу эти вещи!
  Мы еще походили по квартире. Берта Кул выбрала кушетку, испытала ее рукой на прочность, затем наконец уселась, открыла свою сумку, достала сигарету и изрекла:
  — Не вижу, чтобы мы, черт побери, хоть сколько-нибудь сдвинулись с того места, откуда начали.
  Я предпочел не возражать.
  Она чиркнула спичкой о подошву своего ботинка, закурила, посмотрела на меня и воинственно вопросила:
  — Ну?
  — Она жила здесь, — сказал я.
  — Ну и что?
  — Она жила здесь под именем Эдны Катлер.
  — А какая, собственно, разница?
  — Мы знаем ее вымышленное имя. Знаем, где она жила. В ту пору в Новом Орлеане было очень дождливо. Питалась она не дома, но вряд ли в дождливые дни уходила далеко. В пределах двух ближайших кварталов есть два-три ресторана. Думаю, нужно побывать там, возможно, что-то удастся выяснить.
  Берта посмотрела на часы. Я поднялся, направился к двери и вышел.
  Вниз, во внутренний дворик, вели скрипучие ступени, затем шел длинный коридор. Я повернул направо, миновал еще один внутренний дворик и оказался на Ройял-стрит. Увидев на угловом здании вывеску «Бурбон-Хаус», вошел.
  Это был ресторан, типичный для Французского квартала. Вовсе не ловушка для туристов, помпезностью привлекающая к себе, а заведение с низкими ценами и хорошей кухней. Никаких ненужных украшений и выкрутасов — здесь обслуживали постоянных посетителей.
  Я наткнулся на то, что искал. Любой, кто живет в этой части квартала, наверняка бывает здесь регулярно.
  Я направился было к двери, которая вела в бар, но передумал и свернул в помещение, где находились стойка, за которой люди завтракали, пара аттракционов и музыкальный ящик.
  — Что вам угодно? — спросил мужчина за стойкой.
  — Чашку черного кофе и несколько жетонов для автомата, — сказал я, бросая на стойку четыре мелкие монетки.
  Он вручил мне жетоны по пять центов и пододвинул кофе.
  Возле аттракционов толклись два-три человека. Из их разговора я понял, что они завсегдатаи этого заведения. В шум вклинились звуки музыки из ящика, и женский голос произнес: «Эта песня посвящена администрации». Раздались первые аккорды песни «Вниз по Суон-Ривер». Я вынул из кармана фотографии, которые дал мне Хейл, отхлебнул кофе и издал возмущенный возглас.
  — В чем дело? — спросил человек за стойкой. — Что-нибудь не так с кофе?
  — Да нет, — ответил я, — не с кофе, а с фотографиями!
  Он посмотрел на меня недоуменно, но с сочувствием.
  — Фотограф отдал мне не те снимки, — объяснил я. — Интересно, где теперь мои?
  В этот момент других посетителей у стойки не было. Мужчина перегнулся через прилавок, а я, как бы случайно, разбросал фотографии так, чтобы он мог взглянуть на них.
  — Похоже, мне не повезло, — горестно вздохнул я. — Они перепутали пленки и отдали мои кому-то другому, я их никогда больше не увижу!
  — Возможно, они просто перепутали квитанции, — сказал мужчина. — Вы получили фотографии девушки, а она — ваши.
  — Ну мне от этого не легче! Как я ее найду?
  — Послушайте, а я видел эту девушку! — воскликнул он. — Она время от времени ела здесь. Подождите минутку, спрошу у одного из ребят.
  Он подозвал цветного официанта и показал ему фотографию.
  — Кто эта девушка? — спросил он.
  Официант взял фотографию, поднес ближе к свету и тотчас ответил:
  — Не знаю, как ее зовут, но примерно два-три года назад она частенько приходила сюда поесть. По-моему, она больше здесь не бывает.
  — Уехала из города? — спросил я.
  — Нет, не уехала, я видел ее на улице примерно месяц назад. Просто не приходит сюда больше, вот и все.
  — Ну тогда есть шанс, что фотограф знает ее. Она, по-видимому, была у него недавно со своими пленками, так как снята почти на всех этих фотографиях.
  — Кстати, вспомнил, где ее видел, — сказал цветной юноша. — Она выходила из бара Джека О’Лири. С ней кто-то был.
  — Мужчина? — уточнил я.
  — Да.
  — А этого мужчину ты, случайно, не знаешь?
  — Нет, не знаю. Высокий мужчина с большими руками. У него был портфель.
  — А какого он возраста?
  — Лет пятидесяти — пятидесяти пяти, точнее не скажу. Мужчину этого я не знаю, просто вспомнил девушку и то, что она больше не бывает у нас. Я обычно обслуживал ее, когда она приходила.
  — Ты можешь сказать мне еще что-нибудь об этом мужчине? — спросил я.
  Официант подумал минуту и ответил:
  — Да, пожалуй, могу.
  — Что именно?
  — У него был такой вид, будто он держал что-то во рту.
  Я не стал проявлять настойчивость и прекратил расспросы. Расплатился за кофе, отошел, постоял некоторое время, наблюдая за парнями у аттракционов, и отправился в бар Джека О’Лири.
  В этот час там было немноголюдно. Я уселся на табурет и заказал джин и севен-ап. Бармен принес мне напитки, обслужил другого посетителя и снова оказался поблизости от меня.
  — Что это за фотография? — спросил я, показывая ему фотокарточку Роберты Фенн.
  — А?
  — Она лежала на табурете. Я подумал, что это клочок бумаги, и хотел его смахнуть, а потом рассмотрел хорошенько — фотография.
  Он взглянул на снимок и нахмурился.
  — Ее, по-видимому, выронили, — сказал я. — Вероятно, это был тот, кто минуту назад сидел на этом табурете.
  Он покачал головой и, не задумываясь, сказал:
  — Нет, минуту назад этой женщины здесь не было, но вообще-то я видел ее. Не понимаю, как эта фотография попала сюда? Та женщина давно не заходила, а уж сегодня ее, я уверен, не было.
  — Вы ее знаете? — спросил я.
  — Узна́ю, если увижу, но как ее имя?.. — И он пожал плечами.
  Я убрал фотографию в карман. Бармен поколебался, оценивая ситуацию с точки зрения этики, и отошел.
  Я покончил со своими напитками, вышел на улицу и остановился на углу, обдумывая дальнейшие действия. Попытался поставить себя на место молодой женщины. Парикмахерша, маникюрша, химчистка…
  На противоположной стороне улицы в нескольких шагах находился салон красоты. Женщина, которая, казалось, была преисполнена добродушной приветливости, подошла к двери, заметив, что я стараюсь повернуть входную ручку.
  — В чем дело? — спросила она.
  — Хочу разузнать что-нибудь об одной женщине, — объяснил я. — Она ваша клиентка. — И я подал ей лучшую фотографию Роберты Фенн.
  Любезная дама сразу узнала девушку на снимке.
  — Мне кажется, она не была у меня более двух лет. Раньше приходила довольно часто. Сейчас не припомню ее имя, но она была хорошей клиенткой. Приехала сюда из Бостона или Детройта, а может, из какого-то другого места на севере. Когда она пришла в первый раз, я подумала, что она ищет работу, но потом, похоже, эта проблема ее больше не волновала.
  — Вероятно, нашла работу.
  — Нет, не думаю. Она приходила в будни, где-то в середине дня. Я видела, как она шла завтракать около одиннадцати часов, а иногда и не раньше полудня.
  — Вы не знаете, она все еще в городе?
  — Сомневаюсь, потому что она наверняка зашла бы ко мне. Вы знаете, ей нравилась моя работа, и она любила поболтать со мной. Я думаю, что она… Кстати, а почему вас это интересует?
  — Ну, она симпатичная девушка, — сказал я. — Не хотелось бы потерять ее из виду.
  — О! — Женщина улыбнулась. — Была бы рада вам помочь, но не могу. Извините, меня ждет клиент. Если она появится снова, может, передать ей что-нибудь?
  Я покачал головой.
  — Если только она в городе, я найду ее сам. — И добавил с легкой улыбкой: — Думаю, так будет лучше.
  — Несомненно, — согласилась женщина.
  Я направился дальше по улице к химчистке. В помещении находилось одновременно жилье и мастерская. Переднюю комнату посредине перегораживал прилавок.
  Я вынул фотографию и спросил женщину, управляющую заведением:
  — Вы знаете эту девушку?
  — Да. Она одно время сдавала мне в чистку много вещей. Это мисс Катлер, верно?
  — Верно, а вы знаете, где она сейчас?
  — Нет, не знаю, то есть не могу вам сказать, где она сейчас живет.
  — Но она здесь, в городе?
  — О да. Я встретила ее на улице примерно… дайте вспомнить… кажется, недель шесть назад. Я редко бываю вдали от центра — не могу уйти, если некого оставить вместо себя.
  — И где же вы ее встретили? — спросил я.
  — На Канал-стрит. Это было… около пяти тридцати вечера. Она шла по улице. Сомневаюсь, что она узнала меня, но у меня хорошая память на лица. Часто узнаю своих клиентов на улице. — Она улыбнулась. — Многим из них кажется, что они видели меня раньше, но, вероятно, не могут вспомнить, где именно, потому что привыкли встречать здесь, за прилавком. Я никогда не окликаю их, если они сами ко мне не обращаются.
  Поблагодарив ее, я вернулся в квартиру. Берта Кул сидела, откинувшись в кресле, и курила сигарету. Перед ней на маленьком столике стоял стакан виски с содовой.
  — Ну, как дела? — спросила она.
  — Не очень хорошо.
  — Это все равно что искать иголку в стоге сена, — сказала она. — Боже мой, Дональд, знаешь, я нашла чудесный ресторан!
  — Где?
  — Здесь рядом, если идти вверх по улице.
  — А разве твоя главная сегодняшняя трапеза уже не состоялась? Вот не знал, что ты голодна! Так, на всякий случай зашел узнать, не хочешь ли ты поесть.
  — Нет, дружочек, уже не хочу. Мне кажется, я себя лучше чувствую, если поем до того, как здорово проголодаюсь. Почему бы не перекусить немножечко, чтобы умерить аппетит?
  Я согласно кивнул.
  Удовлетворение разлилось по лицу Берты. Она едва не облизала губы.
  — Окра с рисом, — сказала она. — Я думала, что это легкое блюдо.
  — Ну и действительно легкое?
  — Вот это была еда!
  — Значит, ты сыта? — спросил я. — Может быть, все же пойдешь со мной и съешь еще кусочек чего-нибудь?
  — Не говори мне о еде, Дональд Лэм! Я уже исчерпала свою дневную норму. Впрочем, выпила бы чашечку чая и съела тост — вот и все на сегодня.
  — Хорошо, тогда пойду перехвачу что-нибудь — и за работу…
  — А что мне делать?
  — Пока ничего.
  — Не знаю, зачем я торчу здесь, — возмутилась Берта.
  — И я не знаю.
  — Этот адвокат настаивал, чтобы я приехала. Он считает, что, после того как ты найдешь Роберту Фенн, я смогу лучше, чем ты, поговорить с ней. У него есть деньги, чтобы заплатить за это. И раз он устраивает бал, я решила принять в нем участие.
  — Правильно.
  — Будет шикарно, — мечтательно произнесла Берта, — если мы сможем получить еще и премию!
  — Еще бы!
  — Как же все-таки дела?
  — Пока не могу сказать ничего определенного, но я работаю в нужном направлении.
  Я вернулся на Ройял-стрит и пошел по направлению к Канал-стрит, спотыкаясь на тротуаре, уложенном много лет назад поверх огромных плоских камней, кое-как слепленных цементом. Некоторые камни были утоплены глубже других, а некоторые слегка выпирали. Выглядело все это, возможно, и живописно, но не слишком располагало к хождению вслепую.
  Я был на полпути к Канал-стрит, когда мой мозг внезапно пронзила любопытная мысль. Я вошел в телефонную будку и принялся обзванивать бизнес-колледжи.
  Уже второй звонок позволил мне получить исчерпывающую информацию обо всем, что меня интересовало. Нет, они не знают никакой Эдны Катлер, но мисс Фенн прошла у них курс обучения и была очень способной ученицей. Да, им удалось ее трудоустроить. Она работает в одном из банков. Она секретарь менеджера. Нужно подождать минуту — и они дадут мне адрес.
  Вот так все просто!
  Менеджер банка оказался весьма сговорчивым парнем. Я сказал ему, что хочу получить кое-какую информацию, которая позволит уладить вопрос о наследстве, и спросил, могу ли поговорить с его секретаршей. Он пообещал выслать ее ко мне через пару минут.
  Роберта Фенн выглядела в точности так, как на фотографии. Судя по подсчетам, ей сейчас лет двадцать шесть, однако, не зная об этом, можно было дать года двадцать два или, в крайнем случае, двадцать три. У нее была мимолетная улыбка, ясные внимательные глаза и хорошо поставленный приятный голос.
  — Вы хотите о чем-то меня спросить? Мистер Блэк сказал, что вы пытаетесь решить какой-то вопрос о наследстве.
  — Правильно, — ответил я. — Я расследую одно дело и хочу выяснить кое-что о человеке, связанном с адвокатом по фамилии Хейл. — По ее глазам я понял, что попал в цель, и продолжил: — У него есть родственник, имени которого я не знаю, но думаю, вы с ним знакомы. Неизвестно мне, правда, и кем он приходится Хейлу.
  — Вы не знаете имени этого человека?
  — Нет, — ответил я.
  — У меня здесь не очень широкий круг знакомых.
  — Это рослый человек с высоким лбом, довольно густыми бровями, и у него очень большие руки с длинными тонкими пальцами. Ему около пятидесяти пяти.
  Она задумчиво нахмурилась, точно пыталась отыскать что-то в своей памяти.
  Я некоторое время внимательно наблюдал за ней, затем сказал:
  — Не знаю, быть может, это просто привычка или у него плохо сделаны зубы, но когда он улыбается…
  На моих глазах выражение ее лица стало меняться.
  — О! — воскликнула она и рассмеялась.
  — Вы догадались, о ком я говорю?
  — Да. Как вам удалось найти меня?
  — Я слышал, что этот человек в Новом Орлеане и он непременно должен увидеться с вами по делу.
  — Но вы не знаете его имени?
  — Нет.
  — Его имя — Арчибальд Смит, — сказала мисс Фенн. — Он из Чикаго. Работает в страховом агентстве.
  — У вас есть его чикагский адрес?
  — С собой — нет, — ответила она. — Он записан у меня дома.
  — О! — простонал я, изобразив на лице глубочайшее разочарование.
  — Я могу посмотреть и сказать вам его завтра.
  — Это было бы здорово. А вы давно знаете этого человека, мисс Фенн?
  — Нет. Он приезжал в Новый Орлеан примерно три-четыре недели назад и пробыл здесь пару дней. Мой приятель дал ему письмо ко мне, в котором просил показать своему знакомому город. Я сводила его в несколько наиболее типичных мест, вы понимаете? Показала ему рестораны, бары и все такое, что обычно хочет посмотреть турист.
  — Французский квартал? — спросил я.
  — О да!
  — Думаю, для вас, местных жителей, там нет ничего необычного, но туристам интересно.
  — Да, — не очень уверенно согласилась она.
  — Очень хотел бы связаться с мистером Смитом, — сказал я. — Убежден, что он имеет отношение к делу, которым я занимаюсь. Нельзя ли мне получить его адрес сегодня вечером?
  — Ну, я могла бы сообщить его вам, когда вернусь домой.
  — У вас есть телефон?
  — Нет. В здании есть автомат, но дозвониться трудно. Сама же я могу позвонить без особых хлопот.
  Я взглянул на часы, и этот взгляд вернул ее к реальности — как это она бесцельно тратит драгоценное рабочее время! Осознав это, мисс Фенн стала несколько беспокойно переминаться, явно желая побыстрее покончить с разговором.
  — Я не хотел бы показаться назойливым, но позвольте узнать, ваша квартира близко отсюда?
  — Нет, довольно далеко, на Сент-Чарльз-авеню.
  — Разрешите мне быть здесь с такси, когда вы закончите работу, — внезапно предложил я. — Я отвезу вас к вам домой. Вы сможете поскорее сообщить мне нужный адрес да к тому же окажетесь дома быстрее, чем если будете добираться городским транспортом.
  — Хорошо, — сказала она. — Я освобождаюсь в пять.
  — Банк в это время уже закрыт?
  — О да.
  — Где же мне тогда подождать вас?
  — Вон там, у дверей.
  — Большое спасибо, мисс Фенн, — сказал я. — Чрезвычайно благодарен вам за любезность.
  Я галантно приподнял шляпу, вышел из банка и отправился в отель. Повесив на двери моего номера табличку с надписью «Не беспокоить», позвонил дежурному и попросил позвонить мне в четыре тридцать. Затем свалился на кровать, чтобы поспать хоть пару часов.
  Глава 5
  Роберта Фенн появилась с точностью до минуты. Она выглядела подтянутой и вызывающе спокойной. Ее внимательные карие глаза смотрели немного насмешливо, будто она знала о какой-то забавной шутке, которой могла со мной поделиться, если бы захотела.
  Я сделал знак шоферу такси, которое ждало нас на обочине. Он выскочил и открыл нам дверцу.
  Усевшись и откинувшись на сиденье, Роберта бросила на меня быстрый взгляд и спросила:
  — Итак, вы — детектив?
  — Угу, — буркнул я.
  — Я всегда такого напридумывала себе о детективах!
  — И что же вы придумывали?
  — О, я представляла их себе крупными, сильными мужчинами, в любое мгновение готовыми сразить противника. Или, напротив, очень скромными, тихими и незаметными.
  — Пожалуй, опасно так обобщать.
  — У вас, вероятно, захватывающая жизнь?
  — Пожалуй, да, если об этом не думать.
  — А вы так не делаете?
  — Как?
  — Разве вы не задумываетесь о том, какая у вас жизнь?
  — Скорее всего, не такая, какую вы себе представляете.
  — Почему?
  — По-моему, люди вообще не задумываются над тем, какая у них жизнь, до тех пор, пока она не перестает их удовлетворять. Поэтому я принимаю все таким, как оно есть, и не сравниваю мой образ жизни с образом жизни других людей.
  Она надолго умолкла и наконец произнесла:
  — Наверное, вы правы.
  — В чем?
  — В том, что обычно не задумываешься о своей жизни, пока она не перестает тебя удовлетворять. Сколько времени вы работаете детективом?
  — Довольно долго, — ответил я.
  — Вы учились на детектива?
  — Нет, я должен был стать адвокатом.
  — А что вам помешало? Не сумели закончить образование?
  — Нет, я был зачислен в адвокатуру.
  — Тогда в чем же дело?
  — Некие люди исключили меня, — сказал я.
  — Каким образом? Что вы имеете в виду?
  — Я обнаружил в законе лазейку, благодаря которой человек, совершивший убийство, мог свалить вину на государственную власть.
  — И что произошло? — спросила она, затаив дыхание.
  — Они выставили меня из адвокатуры, — ответил я.
  — Это я поняла, но что произошло после того, как вы обнаружили, как можно совершить убийство и… Ну вы понимаете, о чем я говорю.
  — Не уверен.
  — Так кто-то в самом деле совершил его и смог избежать наказания?
  — Это долгая история.
  — Очень хотелось бы когда-нибудь послушать ее.
  — Выставляя меня из адвокатуры, они сказали, что я помешанный и что моя теория не выдерживает критики. Это, мол, просто фантазия, которая, однако, свидетельствует об опасном антисоциальном мышлении.
  — Ну и тогда?..
  — Тогда я взял и доказал, что прав.
  — Кто же совершил убийство?
  — Они решили, что я.
  Мисс Фенн вскинула на меня глаза:
  — Вы что, хотите меня прокатить?
  — Только в такси.
  Ее внимательные карие глаза пронзили меня насквозь.
  — Черт побери, а ведь я вам верю! — призналась она.
  — Можете и не верить, но какой мне резон лгать?
  — Ну и что они сказали, те люди, которые сочли вашу теорию опасной?
  — Они собрали комиссию из членов коллегии адвокатов и принялись вносить поправки в законы, чтобы попытаться закрыть эту лазейку.
  — И им это удалось?
  — До некоторой степени. В той части, которая касается законов штатов, но такая лазейка имеется и в конституции, а ее не так легко заткнуть.
  — Но вы можете мне сказать, заткнули все же эту лазейку?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что они не могли заранее знать, как поступит Верховный суд.
  — А разве там не придерживаются законов неукоснительно?
  — Они были связаны прецедентами. Теперь пытаются изменить старые решения. Но пересмотру подлежит множество дел, поэтому неизвестно, что они изменят, а что останется по-прежнему.
  — А разве это не опасно?
  — Это может быть хорошо, а может быть плохо. Все зависит от обстоятельств. Со временем новые судьи добьются, чтобы закон был изменен в соответствии с их идеями. Адвокаты будут в общих чертах знать, что советовать своим клиентам. А пока можно только гадать… Так что же вы можете сказать мне о мистере Смите?
  Она рассмеялась:
  — Вы так внезапно меняете тему разговора, что это приводит в замешательство.
  — Я привел вас в замешательство?
  — Нет, но вы пытались сделать это.
  — Вовсе нет.
  — Что же вы хотите о нем узнать?
  — Как можно больше.
  — К сожалению, я знаю о нем очень немного. Все вам расскажу, когда мы будем у меня дома.
  Мы проехали несколько кварталов в молчании.
  — Вы выглядите ужасно молодым, — сказала мисс Фенн.
  — Я не так уж молод.
  — Вам около двадцати пяти?
  — Нет, я постарше.
  — Но ненамного.
  Я предпочел промолчать.
  — Вы работаете на кого-нибудь? — спросила она.
  — Некоторое время работал. А сейчас имею долю в бизнесе. Но давайте для разнообразия поговорим о чем-нибудь другом. О политике, о Новом Орлеане или, может быть, о вашей личной жизни?
  Она пытливо взглянула на меня без тени улыбки:
  — А что вас интересует в моей личной жизни?
  — Я предоставил вам на выбор несколько тем для беседы, однако вас не заинтересовала ни одна, за исключением вашей личной жизни. Вы что-то скрываете? Это называется контрнаступлением.
  В течение минуты она обдумывала мои слова, а потом я увидел, как улыбка снова коснулась уголков ее губ.
  — Вы, по-моему, довольно смышленый. И сделали ловкий ход.
  Я вынул из кармана пачку сигарет:
  — Хотите закурить?
  Она взглянула на марку сигарет.
  — Пожалуй.
  Я наполовину вытолкнул сигарету из пачки. Она взяла ее, постучала по своему большому пальцу и подождала, пока я поднесу ей спичку. Мы прикурили сигареты от одной и той же спички. Такси сбавило скорость.
  Мисс Фенн глянула в окно машины.
  — Вон тот, следующий дом, справа.
  — Мне подождать вас? — спросил шофер, когда я стал с ним расплачиваться.
  Я посмотрел на мисс Фенн:
  — Пусть подождет?
  Она поколебалась долю секунды и затем сказала:
  — Нет. — И добавила поспешно: — Вы всегда сможете поймать здесь другое такси.
  — Я могу подождать десять минут, не включая счетчика, — уточнил шофер. — Сейчас на счетчике пятьдесят центов, пятьдесят и останется. Если ваш…
  — Нет, — твердо произнесла Роберта Фенн.
  Шофер такси приложил руку к своей фуражке. Я дал ему двойные чаевые и пошел следом за девушкой по тротуару. Мы поднялись по лестнице в несколько ступенек, и я увидел, что она открывает почтовый ящик и вынимает два письма. Быстро взглянув на обратные адреса, мисс Фенн сунула письма в сумку и стала отпирать дверь ключом.
  Мы вновь поднялись по лестнице. Ее квартира была на втором этаже. Всего две комнаты, и обе очень маленькие.
  Девушка указала мне на стул:
  — Садитесь. Попробую найти то письмо от моего друга, где меня просят показать мистеру Смиту город. Это займет некоторое время.
  Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь.
  Я поудобнее устроился на стуле, выбрал журнал, раскрыл его так, чтобы при необходимости можно было в одно мгновение сделать вид, будто погружен в чтение, и оглядел комнату.
  Она поселилась здесь недавно. Комната еще не приобрела никаких признаков индивидуальности. На столе лежало несколько журналов. Ее имя, напечатанное на обороте последней страницы одного из них, указывало на то, что она подписчица. Однако вокруг не было видно старых номеров. Я готов был поспорить на деньги, что она живет здесь не более шести недель.
  Примерно через пять минут девушка с торжествующим видом появилась в дверях спальни.
  — Пришлось поискать, — сказала она, — но я нашла его. Правда, здесь нет номера офиса. А мне казалось, что есть. Сейчас посмотрим название здания.
  Я достал свою записную книжку и самопишущую ручку.
  Мисс Фенн развернула письмо. Со своего места я мог разглядеть, что написано, скорее всего, женским почерком.
  — Так, Арчибальд К. Смит, — прочла она. — О, черт!
  — В чем дело?
  — Здесь, оказывается, нет и названия того здания, где находится его офис. Придется посмотреть в моей записной книжке. Я была уверена, что название есть в письме, но, как теперь припоминаю, он дал мне свой адрес перед самым отъездом, и я записала его в адресную книжку. Одну минуту!
  Она снова ушла в спальню, взяв письмо с собой, и появилась через одну-две секунды, на ходу перелистывая маленькую записную книжку в кожаном переплете. Письмо она небрежно уронила на стол.
  — Да. Вот он. А. Коллингтон Смит, Лейквью-Билдинг, бульвар Мичиган, Чикаго.
  — Номер офиса есть?
  — Нет. Здесь я ошиблась. Номера офиса у меня нет, только наименование здания.
  — Вы сказали, что он там работает?
  — Да. Это служебное здание. Домашнего адреса мистера Смита я не знаю.
  — Чем, вы сказали, он занимается?
  — Страхованием.
  — Ах да! Интересно, а не мог бы ваш друг рассказать мне что-нибудь о нем? — И я указал на лежавшее на столе письмо.
  Она засмеялась, и я понял, что угодил в ловушку.
  — Полагаю, мог бы, но если вы действительно ищете мистера Смита в связи с делом о наследстве, то мне кажется, что мистер Смит может рассказать все, что вам следует знать о мистере Смите.
  — Конечно, это так, — согласился я и добавил: — Это одна из сложностей, с которыми мы сталкиваемся, когда имеем дело с такими распространенными фамилиями, как Смит. Понимаете, человек может прикинуться, будто он тот самый, кого вы ищете, рассчитывая получить деньги. Вот почему мы каждый раз стараемся все тщательно перепроверить, прежде чем обратиться к нему непосредственно.
  Сначала смешинки появились в ее взгляде, а затем она рассмеялась:
  — Поразительное откровение! Вы, по-видимому, считаете меня полной дурой!
  — Это почему же?
  — Впервые слышу, — сказала она, — чтобы отсутствующего наследника разыскивали подобным образом. Обычно адвокат говорит: «Теперь, прежде чем закрыть это дело о наследстве, мы должны отыскать Арчибальда К. Смита, сына Фрэнка такого-то, который скончался в тысяча девятьсот таком-то году. По последним нашим данным об этом Смите, он живет в Чикаго и у него там галантерейный магазин». После этого приступают к делу детективы. Один из них приходит ко мне и говорит: «Простите меня, мисс! Не знаете ли вы, случайно, мистера Смита, у которого в Чикаго галантерейный магазин?» И я отвечаю: «Нет, но я знаю мистера Смита из Чикаго, который работает в страховом агентстве. Как выглядит тот человек, который вам нужен?» И детектив говорит: «Боже мой! Я не знаю! Я проверяю только имя».
  — Ну и?.. — спросил я ее.
  — Это я хочу задать вам такой вопрос.
  — По-вашему, я действую необычно?
  — Да, весьма.
  — Неужели? — улыбнулся я.
  Судя по выражению ее лица, она явно начинала сердиться. И уже собиралась обрушить на меня словесный град, но в этот момент раздался стук в дверь. Внимание мисс Фенн переключилось с меня на дверь, на лице отразилось недоумение.
  Стук повторился. Она встала, подошла к двери и распахнула ее.
  Мужской голос, резкий и настойчивый, произнес:
  — Я говорил, что тебе от меня не отделаться, а ты все же попыталась, да? Ну вот, дорогая… я…
  Я не смотрел в сторону двери, но, когда визитер осекся на полуслове, понял, что он протиснулся в комнату и прошел на достаточное расстояние, чтобы увидеть меня, сидевшего там на стуле.
  Я небрежно повернул голову и узнал его почти мгновенно. Это был человек, который не реагировал на отчаянные гудки автомобилей, скопившихся перед баром Джека О’Лири около трех тридцати утра.
  Роберта Фенн повернулась, взглянула на меня и тихо сказала своему посетителю:
  — Выйдем на минутку, чтобы мы могли поговорить.
  Она вытолкнула его в холл и прикрыла за собой дверь.
  У меня было всего несколько секунд. Рассчитывая каждое свое движение и стараясь не шуметь, я схватил письмо, которое Роберта оставила на столе, и прочел обратный адрес, написанный на конверте: «Эдна Катлер, 935, Терпитц-Билдинг, Литл-Рок, Арканзас».
  Я бегло прочел письмо:
  «Дорогая Роберта! Через несколько дней после того, как ты получишь это письмо, к тебе обратится некий Арчибальд К. Смит из Чикаго. Я сообщила ему твое имя. Из деловых соображений хочу попросить тебя: будь с ним мила, сделай его пребывание в Новом Орлеане как можно более приятным. Поводи его по Французскому кварталу, покажи известные рестораны. Могу тебя заверить, что это будет не впустую, потому что…»
  Я услышал, как открылась дверь в коридор и мужской голос произнес: «Ну хорошо. Это уже обещание. Не забудь!»
  Я бросил письмо на стол и в тот момент, когда Роберта входила в комнату, подносил спичку к сигарете. Она улыбнулась мне и сказала:
  — Ладно. На чем мы остановились?
  — В общем, ни на чем, — ответил я, — мы просто беседовали.
  — Вы детектив. Так скажите мне, — попросила мисс Фенн, — как этот человек мог войти в парадное, не позвонив в мою квартиру?
  — Это очень просто.
  — Каким образом?
  — Мужчина мог позвонить в одну из других квартир, ему ответили, открыли входную дверь, и он поднялся сюда. Или просто сам открыл замок. Эти замки от наружных дверей не слишком надежны. К ним подходит ключ от любой квартирной двери. Но почему он решил войти, не позвонив вам?
  Она нервно рассмеялась и сказала:
  — Не спрашивайте меня, почему мужчины делают то, что они делают. Кстати, я рассказала вам все, что знаю об Арчибальде Смите.
  Я понял намек и встал.
  — Большое спасибо, мисс Фенн.
  — Вы еще задержитесь в городе?
  — Да.
  — О!
  Предвосхищая дальнейшие вопросы, я произнес:
  — Очень жаль, если нарушил ваши планы на сегодняшний вечер. Надеюсь, вы не опоздали из-за меня…
  — Пустяки. Вы мне вовсе не помешали.
  Она стояла в дверях и смотрела, как я спускаюсь по лестнице. Я вышел наружу, посмотрел вверх и вниз по улице, обшарил взглядом автомобили, припаркованные поблизости, но нигде не заметил длинного типа, который только что наскакивал на Роберту Фенн. У меня была прекрасная возможность осмотреться. Прошло минут десять, прежде чем я смог схватить свободное такси, направлявшееся к центру города. Шофер заверил меня, что мне на редкость повезло. В этой части города такси разъезжают очень редко.
  Глава 6
  Когда я поднимался по деревянным ступеням, шаги мои звучали как топот копыт целого табуна лошадей на мосту. Открыв дверь своим ключом, я вошел в квартиру.
  Берта Кул сидела, откинувшись в кресле. Ее вытянутые крепкие, толстые ноги покоились на подушках оттоманки. Она тихо похрапывала.
  Я включил верхний свет. Берта продолжала безмятежно спать. На лице ее сияла улыбка херувимского блаженства.
  — Когда мы будем есть? — спросил я.
  Она мгновенно проснулась. Некоторое время моргала глазами, привыкая к яркому свету, огляделась, стараясь понять, где находится и как сюда попала. Наконец ее взгляд остановился на мне.
  — Где ты был, черт побери?
  — Работал.
  — А почему не поставил меня в известность?
  — Именно это сейчас и делаю.
  Она фыркнула.
  — А чем занималась ты? — поинтересовался я осторожно.
  — Никогда в жизни не была так взбешена, — сказала Берта.
  — Что случилось?
  — Я пошла в ресторан…
  — Опять?
  — Ну, мне хотелось осмотреться. Я ведь не знаю, сколько времени здесь пробуду, а между тем много слышала о знаменитых ресторанах Нового Орлеана.
  — И что же случилось?
  — Еда была великолепной, — сказала Берта, — но обслуживание! — И она махнула рукой.
  — К тебе были невнимательны?
  — Слишком внимательны, будь они прокляты! Это оказалось одно из тех мест, где официанты ведут себя так, что вам приходится чуть ли не отбиваться от них. Будто вы червяк, залезший в яблоко. «Теперь мадам должна попробовать вот это, — картавила Берта, пытаясь изобразить официанта, говорящего с французским акцентом. — Мадам, конечно, захочет белого вина к рыбе и красного к мясу. Мадам разбирается в винах или доверит выбор мне?»
  — И что же ты ему ответила? — спросил я, ухмыляясь.
  — Сказала, чтобы он катился к чертям.
  — И он последовал твоему совету?
  — Нет. Продолжал вертеться возле стола, безостановочно лопоча и подсказывая мне, что я должна есть. Я попросила подать кетчуп, чтобы полить мой бифштекс, и что, ты думаешь, он мне сказал? Ему, видите ли, не разрешается подавать кетчуп к бифштексам! Я спросила: почему? Он ответил, что это оскорбляет чувства шеф-повара. Шеф приготовил необыкновенный соус! Он славится во всем мире! А кетчупом поливают бифштексы только лишенные вкуса люди!
  — И что тогда?
  — Тогда, — сказала Берта, — я оттолкнула свой стул и заявила, что если шеф так заботится о бифштексе, то пусть сам его и ест. А вместе с бифштексом велела подать шефу и счет.
  — И ушла?
  — Ну, они остановили меня у двери. Был целый скандал. В конце концов я пошла на компромисс и заплатила за половину обеда, за ту, которую съела. Но будь я проклята, если заплатила за этот бифштекс! Я сказала им, что он принадлежит шефу.
  — И что же дальше?
  — Это все. Я вернулась сюда, а по дороге зашла в маленький ресторанчик на углу. Вот там я действительно получила удовольствие!
  — В «Бурбон-Хаус»?
  — Правильно. Будь они прокляты, эти места, где посетителя заставляют отбиваться!
  — Они просто хотят дать тебе понять, что ты находишься в ресторане, известном во всем мире. Они обслуживают только элиту, — подчеркнул я.
  — Как бы не так! Ресторан был полон туристов. Вот кого они обслуживают! Фу! Указывать мне, что я должна есть, и после этого ждать, что я оплачу счет! Знаменитый ресторан, да? Ну, если ты меня спросишь…
  Я уселся на кушетку, взял сигарету и сказал:
  — Ты можешь позвонить Хейлу в Нью-Йорк?
  — Да.
  — И ночью?
  — Да. У меня есть его домашний телефон. А зачем?
  — Давай вернемся в отель и позвоним ему.
  — Зачем ты хочешь ему звонить?
  — Собираюсь сказать, что мы нашли Роберту Фенн.
  Берта сбросила ноги с подушек.
  — Надеюсь, это не одна из твоих шуточек?
  — Нет.
  — Где она?
  — В Галфпрайд-Билдинг на Сент-Чарльз-авеню.
  — Под каким именем?
  — Под своим собственным.
  — Вот это да! — тихо произнесла Берта. — Как тебе это удалось, дружок?
  — Просто немного побегал.
  — Ты уверен, что это та самая девушка?
  — Во всяком случае, та, что на фотографиях.
  Берта поднялась со стула.
  — Дональд, ты великолепен! У тебя потрясающие мозги! Ты просто чудо! Как ты все это устроил?
  — Просто обежал много разных мест, где надеялся отыскать разгадку.
  Она сказала с искренним теплом в голосе:
  — Не знаю, что бы я без тебя делала, дружок! Повторяю: ты просто чудо! Я правда так считаю. Ты… О, черт побери!
  — В чем дело?
  Ее глаза свирепо сверкнули.
  — Эта проклятая квартира! Ты сказал, что снял ее на неделю?
  — Да.
  — А мы можем получить назад деньги, если уедем раньше?
  — Думаю, что нет.
  — Черт побери, вот дураки! Я должна была предвидеть, что ты выкинешь что-нибудь в этом роде! Честно говоря, Дональд, когда речь идет о денежных вопросах, я иногда думаю, что ты ненормальный. Мы могли бы уехать отсюда завтра, а теперь придется торчать в этой квартире целую неделю.
  — Но это всего пятнадцать баксов.
  — Всего пятнадцать баксов! — повысила голос Берта. — Ты говоришь так, будто пятнадцать долларов — это…
  — Не кричи, — тихо перебил ее я. — По лестнице поднимаются люди!
  — Мне кажется, это компания на втором этаже, — махнула рукой Берта. — Там мужчина и женщина, которые…
  Шаги внезапно замерли. В нашу дверь постучали.
  Я торопливо сказал:
  — Ответь. Это ведь сейчас наша квартира.
  Берта прошла по комнате, громко стуча каблуками по полу, взялась за дверную ручку, помедлила и спросила:
  — Кто там?
  Интеллигентный, хорошо поставленный мужской голос ответил:
  — Мы посторонние. Хотели бы спросить кое о чем.
  — О чем именно?
  — Думаю, будет лучше, если вы откроете дверь, тогда всем нам не придется кричать.
  Я видел, что Берта обдумывает ситуацию — длительный опыт сделал ее осторожной. Незнакомцев двое, кто бы они ни были. Она вопросительно посмотрела на меня, будто оценивая, какую помощь я могу оказать в случае необходимости, и медленно открыла дверь.
  Мужчина, который поклонился с улыбкой, явно был обладателем хорошо поставленного голоса. Его спутник, стоявший в двух шагах позади, вряд ли мог иметь такой голос. Человек, стоявший впереди, держал шляпу в руках, а другой — шляпы не снимал. Он изучающе разглядывал Берту Кул. Внезапно он заметил меня, и глаза его метнулись в мою сторону и встретились с моими. Подобная реакция указывала на его опытность.
  Мужчина, который вел разговор, сказал:
  — Извините меня. Я пытаюсь получить кое-какие сведения. Быть может, вы сумеете мне помочь.
  — Скорее всего, нет, — заявила Берта.
  На мужчине был костюм, сшитый на заказ и стоивший по меньшей мере сто пятьдесят долларов. Жемчужно-серая фетровая шляпа с приподнятой спереди тульей и загнутыми полями, которую он держал в руках, тянула долларов на двадцать. Облик этого человека свидетельствовал о принадлежности к обеспеченному классу. Стройный и элегантный, он был одет со скрупулезной тщательностью, будто собирался на пасхальную службу, и держался весьма учтиво.
  Второй человек, стоявший позади, был одет в мятый костюм, стандартный и явно неподходящего размера, подогнанный по его фигуре в мастерской галантерейного магазина. Этот лет пятидесяти, высокий, плотный, с выпяченной грудью мужчина выглядел настороженно.
  Мужчина с хорошо поставленным голосом продолжал настойчиво убеждать Берту:
  — Позвольте нам войти всего на одну минуту. Не хотелось бы, чтобы другие жильцы дома слышали, о чем мы говорим.
  Берта, загораживая собой дверь, ответила:
  — Вы уже говорите. И мне наплевать, сколько еще людей услышат то, что слушаю я.
  Он рассмеялся по-интеллигентному сдержанно, продемонстрировав, что вполне согласен с этими словами. Оценил взглядом седовласую воинственную женщину, и в его глазах отразился проснувшийся интерес.
  — Говорите! — поторопила его Берта, раздражаясь от его оценивающего взгляда. — Или опустите монету, или положите трубку!
  Он вынул из кармана портмоне для визиток и, похоже, с некоторым торжеством наполовину извлек карточку, как будто хотел вручить ее Берте Кул, но затем оставил на месте.
  — Я из Лос-Анджелеса. Мое имя — Катлер, Марко Катлер.
  Я взглянул на Берту, чтобы увидеть ее реакцию — поняла ли она? Судя по всему, нет.
  — Я пытаюсь получить сведения относительно моей жены, — сказал Катлер.
  — А что с ней? — спросила Берта.
  — Она жила здесь.
  — Когда?
  — Насколько мне известно, примерно три года назад.
  — Вы хотите сказать… — Берта осеклась на полуслове.
  — Да. Именно в этой самой квартире, — подтвердил Катлер.
  Я выступил вперед:
  — Возможно, я сумею вам помочь. Квартиру для этой леди снимал я. Она в нее только что въехала. Как я понял, вы тоже жили здесь?
  — Нет, я жил в Лос-Анджелесе, продолжал там работать. Моя жена приехала сюда и поселилась по этому адресу. Насколько мне известно, она жила именно в этой квартире. — Он извлек несколько потрепанных бумаг из своего кармана, развернул их, кивнул и сказал: — Да, именно так.
  Большой мужчина, стоявший за спиной Катлера, по-видимому, почувствовал необходимость что-то сказать и подтвердил:
  — Правильно.
  Катлер быстро повернулся к нему:
  — Это здесь, Голдринг?
  — Да, здесь. Я стоял на этом самом месте, когда она открыла…
  Катлер торопливо перебил его:
  — Я понимаю, конечно, что у меня мало шансов, но я не смог найти сегодня вечером хозяйку и подумал, что вы живете здесь уже некоторое время, вероятно, знаете кого-либо из прежних жильцов и будете любезны помочь мне.
  — Я нахожусь здесь не более пяти часов, — заявила Берта.
  Мне пришлось вмешаться:
  — А я нахожусь здесь уже в течение некоторого времени. Может быть, вы, джентльмены, войдете и присядете на минуту?
  — Благодарю вас, — ответил Катлер, — я надеялся, что вы предложите это.
  Берта Кул немного поколебалась, но отступила от двери. Оба мужчины вошли, бросили быстрый взгляд в сторону спальни, пересекли комнату, в которой был балкон, нависавший над улицей.
  — Там, напротив, бар Джека О’Лири, — заметил Голдринг.
  Катлер рассмеялся:
  — Я узнал его, но мысленно представлял себе все в обратную сторону. Похоже, улица сворачивает на девяносто градусов.
  — Вы привыкнете, — успокоил его Голдринг и сел, заняв удобное кресло, в котором до этого сидела Берта, положил ноги на оттоманку и спросил: — Вы не возражаете, леди, если я закурю? — И он чиркнул спичкой о подошву, не дожидаясь ответа Берты.
  — Нет, — довольно резко ответила она.
  — Не присядете ли вы, мисс, — предложил Катлер, — или я должен называть вас «миссис»?
  Я поспешил вступить в разговор, чтобы Берта не успела себя назвать.
  — Миссис. Не присядете ли и вы?
  Голдринг взглянул на меня так, будто я был мухой, ползающей по куску пирога, который он намеревался съесть.
  — Я буду с вами откровенен, — сказал Катлер. — Предельно откровенен. Моя жена покинула меня примерно три года назад. Наша супружеская жизнь не была вполне счастливой. Она уехала сюда, в Новый Орлеан. Я с трудом ее отыскал.
  — Верно, — вставил Голдринг, — мне пришлось изрядно повозиться из-за этой дамы.
  Катлер продолжил своим мягким голосом:
  — Причина, по которой я стремлюсь ее найти, в том… В общем, я пришел к выводу, что наш брак так никогда и не станет счастливым. Как это ни прискорбно, я решил с ней развестись. Когда любовь проходит, брак становится…
  Берта поудобнее уселась на табурете и прервала его:
  — Ах, оставьте! Со мной не надо крутить. Жена бросила вас, и вы поменяли замок на двери, чтобы она не могла к вам вернуться. Я вас не виню. Но какое отношение это имеет ко мне?
  — Вы простите меня, если я позволю себе высказаться по поводу вашего живого характера? — улыбнулся Катлер. — Да, я не буду попусту тратить слов, миссис… э…
  — О’кей, в таком случае давайте ближе к делу, потому что мы хотим идти ужинать, — вновь вмешался я. — Вы собираете материал для развода? Я понимаю так: Голдринг нашел ее и передал ей бумаги.
  — Правильно, — подтвердил Голдринг, посмотрев на меня в замешательстве, но с уважением — и как это я, мол, догадался?
  — И теперь, — сказал Катлер с ноткой раздражения в голосе, — когда прошли годы с тех пор, как я избавился от всего этого, выясняется, что моя жена собирается заявить, будто бумаги не были ей переданы.
  — Вот как! — удивился я.
  — Именно так. Это, конечно, абсурд. К счастью, мистер Голдринг отчетливо помнит обстоятельства.
  — Верно, — проговорил Голдринг. — Это было примерно в три часа дня тринадцатого марта 1940 года. Она подошла к двери, и я спросил, действительно ли ее фамилия Катлер и действительно ли она живет здесь. Женщина ответила утвердительно. Перед этим я выяснил, что квартира снята на имя Эдны Катлер. Тогда я спросил, зовут ли ее Эдна Катлер, и она ответила: «Да». Я взял оригинал судебной повестки, копию заявления и передал бумаги прямо ей в руки. Она стояла вон там, в дверях. — И Голдринг указал на дверь, которая вела в холл.
  — Моя жена утверждает теперь, что она в это время не была в Новом Орлеане, — сказал Катлер. — Однако мистер Голдринг опознал ее по фотографии.
  Берта хотела что-то сказать, но я толкнул ее коленом, кашлянул, нахмурился, глядя на ковер, будто пытаясь что-то вспомнить, и произнес:
  — Я понял, мистер Катлер. Вы хотите доказать, что это была ваша жена и что она жила в этой квартире.
  — Да.
  — И что бумаги были вручены именно ей, — добавил Голдринг.
  — Я нахожусь здесь недавно — у меня деловая поездка, но хорошо знаком с Новым Орлеаном и прежде приезжал сюда несколько раз. Мне кажется, я был здесь два года назад. Да, именно два года назад. И жил в квартире на противоположной стороне улицы. Возможно, я мог бы узнать миссис Катлер по фотографии.
  Лицо его осветилось радостью.
  — Это как раз то, что мы хотим. Мы ищем людей, которые могли бы засвидетельствовать, что она жила здесь в то время.
  Катлер сунул тонкую, холеную руку во внутренний карман пиджака и извлек небольшой конверт. Из него он вынул три фотографии.
  Я долго рассматривал снимки, чтобы наверняка узнать эту женщину, если снова увижу ее.
  — Ну? — нетерпеливо спросил Катлер.
  — Пытаюсь вспомнить. Где-то я ее видел, но не думаю, что был знаком с ней. А видеть определенно видел ее раньше. Это точно. Но не могу вспомнить, занимала ли она эту квартиру. Может быть, вспомню позже.
  Я снова толкнул Берту, чтобы она взглянула на фотографию, но, как оказалось, зря беспокоился. Едва Катлер протянул руку за снимками, как Берта выхватила их у меня и сказала:
  — Давай разглядим ее как следует.
  Мы принялись рассматривать фотографии. Я имею привычку пытаться составить представление о характере человека по его фотографии. Эта девушка была примерно такого же сложения, что и Роберта. Лица их имели смутное сходство. У Роберты был прямой нос, а глаза я бы назвал загадочными или задумчивыми, а эта казалась более легкомысленной и простодушной. Она могла бы смеяться или плакать в зависимости от обстоятельств и настроения, не задумываясь над тем, что последует далее. Роберта смеялась, не переставая при этом думать. Она всегда контролировала себя. Эта же девушка на фотографии производила впечатление безрассудного игрока. Она могла бы рискнуть всем, вытаскивая карты; выигрыш приняла бы как должное, а проиграв, впала бы в состояние тупого недоверия. Но, начиная игру, ни за что не задумалась бы о вероятности проигрыша. Роберта же принадлежала к тому типу людей, которые никогда не поставили бы на карту то, что боятся проиграть.
  Что же касается сложения и фигуры, то они вполне могли бы носить вещи друг друга.
  Берта вернула фотографии Катлеру.
  — Довольно молодая, — сказал я.
  Катлер кивнул.
  — Она моложе меня на десять лет. Возможно, в этом одна из причин краха нашего семейного союза. Однако я больше не хочу вас утруждать своими заботами. Я должен найти кого-то, кто точно знает, что моя жена жила в этой квартире.
  — Очень жаль, что не могу вам помочь, — сказал я, — быть может, позднее что-нибудь вспомню. Где я смогу вас найти?
  Он дал мне визитную карточку. «Марко Катлер. Акции и облигации. Голливуд». Я положил ее в карман и пообещал непременно с ним связаться, если смогу вспомнить побольше о том, кто занимал эту квартиру три года назад.
  — Мое имя есть в телефонной книге, — сказал Голдринг. — Позвоните мне, если у вас появится какая-нибудь информация, прежде чем мистер Катлер уедет. Если вам понадобится вручить кому-нибудь бумаги, тоже милости прошу.
  Я пообещал воспользоваться его предложением и обратился к Катлеру:
  — Вы ведь не можете заставить вашу жену признаться, что она жила здесь. По-моему, ей придется представить суду подробные свидетельства о том, где именно она находилась, коль скоро она утверждает, будто бумаги не были ей вручены.
  — Сделать это не так просто, как кажется, — вздохнул Катлер. — Моя жена умеет ускользать. У нее довольно трудный и скрытный характер. Ну, большое спасибо.
  Он кивнул Голдрингу. Они встали. Голдринг еще раз быстро окинул взглядом квартиру и направился к двери. Катлер задержался.
  — Не знаю, как вас и благодарить за содействие, — сказал он. — Конечно же, то, что для меня очень серьезно, человеку постороннему может показаться пустяком. Право, чрезвычайно признателен вам за любезность.
  Когда дверь за ними закрылась, Берта повернулась ко мне.
  — Он мне понравился, — заметила она.
  — Да, у него приятный голос, — согласился я, — и…
  — Не будь таким чертовым дураком! — воскликнула Берта. — Не Катлер, Голдринг!
  — О!
  — Катлер — проклятый сладкоречивый лицемер! — заявила Берта. — Никто, если он так приторно вежлив, не может быть искренним, а неискренность и есть лицемерие! Мне понравился Голдринг. Он не крутил и не заговаривал зубы.
  — Пра-а-а-вильно! — произнес я, стараясь подражать манере говорить Голдринга.
  Берта сердито посмотрела на меня:
  — Ты иногда можешь очень раздражать, малыш! Пошли, позвоним Хейлу. Он сейчас уже, наверное, в Нью-Йорке. В крайнем случае оставим ему сообщение.
  Глава 7
  Мы сидели в отеле, ожидая телефонного разговора с Нью-Йорком. Наконец с центральной станции сообщили, что в офисе Хейла никого нет и домашний телефон не отвечает.
  — Мы не знаем точно, когда он вернется домой, — сказала телефонистке Берта. — Возможно, ночью. Продолжайте вызовы.
  — Хочу съесть что-нибудь, пока мы ждем. Мне давно пора пообедать, — заметил я.
  Но Берта и слышать не хотела о том, чтобы отпустить меня.
  — Мне нужно, чтобы ты был здесь, когда нас соединят. Закажи себе что-нибудь в номер.
  Я огрызнулся: мол, не исключено, что мы услышим его драгоценный голос уже за полночь, но все же попросил официанта принести меню. Берта просмотрела его и решила заказать себе коктейль из креветок, чтобы не скучать, пока я буду управляться с бифштексом.
  — Знаешь, я просто не смогу сидеть и смотреть, как ты ешь, — призналась она.
  Я кивнул.
  Официант был несколько озадачен:
  — Вам только коктейль из креветок?
  — А что это за устрицы «Рокфеллер»? — спросила Берта.
  — Печеные устрицы, — ответил официант. Лицо его осветилось воодушевлением. — Раковины опускают в горячий раствор каменной соли. Добавляют немного чеснока и специального соуса, кстати, его рецепт держится в секрете. И затем их запекают. Прямо в раковинах.
  — Звучит неплохо, — откликнулась Берта. — Принесите для пробы полдюжины. Нет, дюжину. Поджарьте французскую булку до коричневой румяной корочки и получше полейте ее растопленным маслом. И захватите кофейник и кувшинчик сливок. И побольше сахара!
  — Да, мадам.
  Берта сердито посмотрела на меня и отрезала:
  — Настоящего крепкого кофе!
  — Хорошо, мадам. Что-нибудь на десерт?
  — Ну, я посмотрю, как буду себя чувствовать, когда справлюсь с этим.
  Когда официант ушел, Берта выжидающе взглянула на меня, а поскольку я промолчал, высказалась сама:
  — В конце концов, в течение одного дня в весе можно прибавить лишь столько, сколько человек поглотил за этот день. Не вижу смысла подсчитывать калории теперь, когда уже загрузила в свой организм столько пищи, сколько он может переварить.
  — Это твоя жизнь. Почему не прожить ее так, как тебе хочется? — заметил я.
  — Именно так и буду поступать. — На некоторое время воцарилось молчание. Затем она произнесла шепотом: — Послушай, дружок, я хочу тебе кое-что сказать.
  — Что?
  — Ты очень башковитый маленький поганец, но ничего не смыслишь в деньгах. Финансами должна заниматься Берта.
  — Ну и что?
  — С тех пор, как ты уехал из Лос-Анджелеса, мы вступили в новое дело, — ответила она таким тоном, будто боялась, что я стану с ней спорить.
  — В какое?
  На лице Берты появилось хитрое выражение, которое возникало всякий раз, когда она что-то затевала.
  — «Берта Кул констракшн компани». Я — президент, ты — главный администратор.
  — А что мы сооружаем?
  — В данное время, — ответила Берта, — работаем над проектом строительства жилья для военнослужащих. Работа небольшая. Мы с ней легко справимся. Тебе не о чем особенно беспокоиться. Это субподряд.
  — Не понимаю, — сказал я.
  Берта начала рассказывать:
  — Я подумала, что нам не следует класть слишком много яиц в одну корзину. Трудно предсказать, как впредь у нас пойдут дела.
  — Но почему строительные работы?
  — Просто представилась возможность взяться за дело.
  — Звучит не очень убедительно.
  Берта глубоко вздохнула.
  — Черт побери, у меня же огромные исполнительские способности. С тех пор как ты стал моим компаньоном, я чрезмерно много времени посвящаю подводной охоте. И когда сижу на барже, меня мучает мысль, как много молодых мальчиков погибает только потому, что мы, старшие, не выполняем своих обязательств… Ну, в общем, мы включились в это строительное мероприятие, и все. Тебе не о чем беспокоиться. Я буду обращаться к тебе время от времени, когда мне что-нибудь понадобится, но не более! Берта сможет заниматься этим сама.
  Раздался телефонный звонок. Он прозвучал до того, как я успел что-либо произнести. Берта схватила трубку с поспешностью, которая указывала на ее горячее желание побыстрее прервать разговор со мной. Она прижала трубку к уху.
  — Хэлло… О, хэлло! Я попыталась до вас дозвониться. Где вы? Нет, нет, я пыталась позвонить вам… О, это вы позвонили? Вы позвонили сами? Не правда ли, странно? Хорошо, сначала скажите, что вы хотели… Ну хорошо, если вы настаиваете… Возьмите себя в руки. У нас есть для вас новость… Правильно. Мы ее нашли! В Галфпрайд-Билдинг на Сент-Чарльз-авеню… Нет, Галфпрайд. Повторяю по буквам — Г-а-л-ф-п-р-а-й-д. Да, так… Ну, это профессиональная тайна. У нас свои способы вести дела. След был не очень горячим, но мы рыскали как собаки после вашего отъезда. Вы просто поразитесь, по скольким каналам мы действовали… Нет, я с ней еще не разговаривала. С ней говорил Дональд. Да, мой компаньон — Дональд Лэм.
  В монологе Берты наступила пауза, во время которой я слышал скрипучий, металлический голос Хейла, доносившийся из телефонной трубки.
  Выслушав его, она сказала:
  — Ну да. Думаю, что смогу. — Она быстро взглянула на меня и проговорила, прикрыв трубку рукой: — Он хочет, чтобы я съездила туда и повидала ее рано утром.
  Берта быстро отняла руку от трубки и сказала:
  — Да, мистер Хейл, понимаю. — Снова прикрыла трубку рукой. — Он хочет, чтобы я приручила девушку, завоевала ее доверие и постаралась кое-что выпытать.
  — Смотри, — предостерег ее я, — она вовсе не дура. Я не гарантирую успеха.
  — Хорошо. Прекрасно, мистер Хейл, — произнесла Берта в трубку. — Буду рада сделать все, что в моих силах… Да, возьму с собой Дональда. Мы поедем рано утром, к тому времени, как она встанет. Ей на работу к девяти, значит, из дому она выходит примерно в восемь тридцать. Мы можем подождать ее и подбросить на такси. Что вы хотите чтобы я ей сказала?
  Наступила новая пауза, во время которой можно было расслышать металлические звуки голоса, передававшего инструкции.
  — Очень хорошо, мистер Хейл, — сказала Берта. — Я поставлю вас в известность. Предпочитаете, чтобы я вам телеграфировала или… Понятно! Хорошо. Хорошо, спасибо. Я же вам говорила, что он мало весит, но мозги у него работают отлично. Ну, спокойной ночи, мистер Хейл. О, подождите минутку! Когда до вас дозвонятся по моему заказу, скажите, что заказ снят. А то они норовят выполнить как бы два заказа — представить дело так, будто вы говорили и по своему, и по моему заказу. Не позволяйте им считать, что это новый вызов. Хорошо, до свидания!
  Берта повесила трубку, несколько раз нажала на рычажок и сказала:
  — Хэлло, хэлло, хэлло, оператор! Это миссис Кул из номера мистера Лэма. Правильно. Я заказывала телефонный разговор с Нью-Йорком, с мистером Хейлом. Отмените заказ… Правильно. Это он мне позвонил. О, черт! К чему такое любопытство! Просто снимите заказ!
  Берта бросила на рычаг трубку, повернулась ко мне и сказала:
  — Боже мой, похоже, телефонная компания отчитывает этих девушек за каждый отмененный заказ. Можно подумать, я отнимаю у них кусок хлеба — вырываю изо рта! Его самолет приземлился где-то по пути. Не разобрала названия этого места. Ну где, наконец, наша еда? Я…
  В дверь осторожно постучал официант.
  — Войдите, — разрешил я.
  Берта не любит разговаривать во время еды. Я дал ей возможность спокойно поесть и, только когда она отодвинула свою тарелку, спросил:
  — Во сколько ты собираешься посетить Роберту Фенн?
  — Встану пораньше и приеду в отель, — ответила Берта. — Буду здесь в семь часов. К этому времени ты должен находиться в вестибюле. Прошу тебя быть точным. Не собираюсь ждать в такси с включенным счетчиком. Как только увидишь, что я подъехала, выскакивай и влезай в такси. В семь часов. Ты понял?
  — Ровно в семь, — ответил я.
  Берта уселась поудобнее с улыбкой спокойного удовлетворения и пустила дым в потолок.
  Появился официант с меню десерта. Берта даже не взглянула в него.
  — Принесите мне двойную порцию шоколадного мороженого с фруктами, — распорядилась она.
  Глава 8
  Берта, похоже, удивилась, когда, подъехав к отелю в такси, увидела, что я выхожу из дверей. Было ровно семь часов. Ее глаза сердито блестели, глядя на окружающий мир.
  — Хорошо спала? — осторожно поинтересовался я.
  — Спала? — переспросила она, и это прозвучало как ругательство.
  Я назвал шоферу адрес на Сент-Чарльз-авеню и как ни в чем не бывало спросил:
  — А в чем дело? Было шумно?
  — Когда я была молодой, у женщин было принято скрывать то, как их соблазняли. Это всегда происходило молча.
  — Но что же случилось? Ты слышала ночью, как кого-то соблазняли?
  — Слышала, как кого-то соблазняли! — воскликнула Берта. — Да я слышала все это попурри обольщения. Понимаю, почему теперь говорят, что молодые люди ведут себя как коты. Но при этом вряд ли допускают мысль, что молодой человек способен дойти до того, чтобы выйти на улицу и орать, как кот!
  — Как я понимаю, тебе мешали спать?
  — Мешали?.. Да, но я могу заверить тебя в одном.
  — В чем именно?
  — Я дала молодым женщинам несколько ценных советов с балкона.
  — И как они отреагировали?
  — Одна из них взбесилась, — сказала Берта, — другая, похоже, была немного пристыжена и отправилась домой, а остальные, вдоволь насмеявшись, принялись отпускать в мой адрес шуточки.
  — И как поступила ты?
  — Обругала их, — злобно огрызнулась Берта.
  — И они смолчали?
  — Нет.
  — Ну тогда ничего удивительного, что ты не спала.
  — Дело не в шуме, — ответила Берта. — Я просто чертовски разозлилась. Эти маленькие потаскушки бесстыдно болтаются по улицам! Да! Век живи — век учись!
  — Ты собираешься выехать из этой квартиры?
  — Выехать? — воскликнула Берта. — Не будь дураком, за квартиру заплачено!
  — Я знаю, но, в конце концов, бессмысленно оставаться в квартире, где невозможно спать!
  Губы Берты сжались, образовав твердую прямую линию.
  — Иногда мне хочется сграбастать тебя и выбить тебе зубы! В один прекрасный день твоя чертова экстравагантность разрушит наше сотрудничество!
  — Нам что, грозит разорение?
  — Оставим эту тему! — взвилась Берта. — Тебе до сих пор везло. Но однажды везти перестанет, и тогда ты придешь ко мне, будешь хныкать и просить найти деньги, чтобы в трудную минуту профинансировать наше дело. Вот тогда ты узнаешь кое-что о Берте Луизе Кул! Не забывай об этом!
  — Звучит очень интригующе, — сказал я. — Благодаря такой постановке вопроса даже мысль о банкротстве кажется почти соблазнительной!
  Берта демонстративно отвернулась, сделав вид, будто рассматривает дома на Сент-Чарльз-авеню, но через мгновение спросила:
  — Спички есть?
  Я подал ей спички, и она закурила сигарету. Мы молчали, пока не подъехали к Галфпрайд-Билдинг.
  — Пусть такси подождет, — сказал я Берте. — В этом районе трудно поймать машину. Мы, наверное, долго не задержимся.
  — Нет, мы пробудем довольно долго, — возразила Берта, — значительно дольше, чем ты думаешь. И не надо, чтобы счетчик такси накручивал, пока мы там разговариваем.
  Берта открыла сумку, расплатилась с шофером и сказала:
  — Подождите, пока мы позвоним в дверь. Если нам откроют и мы войдем, поезжайте. Если же дверь не откроют, мы поедем с вами назад.
  Шофер посмотрел на десять центов, которые Берта дала ему на чай, уныло буркнул:
  — Да, мэм. — И остался ждать.
  Берта нашла кнопку против имени Роберты Фенн и нажала ее с такой силой, что кнопка, казалось, непременно должна расплющиться.
  — Возможно, еще не встала, — фыркнула Берта, — особенно если вчера вечером куда-нибудь выезжала. Не удивлюсь, если она была одной из тех девиц, которые затеяли шум у меня под окном. В этом городе, похоже, не могут угомониться до трех часов утра.
  Она снова вдавила кнопку звонка. Раздалось короткое жужжание. Я толкнул дверь, и она открылась. Берта оглянулась и, махнув рукой, отпустила таксиста. Мы начали подниматься. Берта весила около ста шестидесяти фунтов и осторожно несла свой вес вверх по лестнице. Я шел следом, позволяя ей задавать темп.
  — Когда мы придем туда, дружок, доверь разговаривать мне, — сказала Берта.
  — А ты знаешь, о чем говорить?
  — Да. Хейл объяснил мне, что нужно выяснить. Сдается мне, у них здесь, в Новом Орлеане, самые крутые лестницы! Просто какое-то издевательство над людьми!
  — Вторая дверь слева, — подсказал я ей.
  Берта одолела наконец несколько последних ступенек, подняла руку, чтобы постучать в дверь, и внезапно замерла с поднятой рукой, заметив, что дверь приоткрыта примерно на полдюйма.
  — Очевидно, мисс Фенн хочет, чтобы мы вошли, — сказала Берта и толкнула дверь.
  — Подожди минутку, — остановил ее я, схватив за руку.
  От толчка дверь начала открываться. Сначала я увидел мужские ноги, вытянутые под странным углом. Полностью распахнувшаяся дверь позволила разглядеть все тело, распростертое на опрокинутом стуле, — голова на полу, одна нога зацепилась за подлокотник, а другая, согнутая, — за столбик подлокотника. Зловещий красный ручеек тянулся из отверстия в левой стороне груди по расстегнутому жилету и, пропитывая ткань пиджака, собирался на полу в лужу. Опаленная мягкая подушка свидетельствовала, что выстрел был заглушен.
  — Черт меня побери! — выдохнула Берта и шагнула вперед.
  Я все еще держал ее за руку и приложил всю свою силу, чтобы оттащить в холл.
  — Что ты делаешь? — спросила она.
  Я ничего не ответил, продолжая тянуть ее назад.
  На мгновение она разозлилась. Но когда рассмотрела выражение моего лица, глаза ее расширились.
  Я сказал довольно громко:
  — Думаю, что дома никого нет.
  А сам тем временем тянул ее к лестнице. Когда она наконец сообразила, что происходит, то стала двигаться проворно. Мы молча прошли по застеленному ковром коридору, и я чуть не столкнул Берту с верхней площадки лестницы, где ей вздумалось остановиться, чтобы поговорить.
  Мы выскочили на улицу и быстро пошли вдоль Сент-Чарльз-авеню.
  Берта собралась с мыслями и потянула меня назад.
  — Послушай, — спросила она, — что это втемяшилось тебе в голову? Человек убит. Мы должны были, черт побери, поставить в известность полицию!
  — Ты хочешь уведомить полицию? — спросил я. — Нельзя же быть до того тупой! Ты могла войти в эту комнату и не выйти оттуда живой!
  Она остановилась как вкопанная.
  — О чем ты, черт возьми, говоришь? — Лицо ее выражало крайнее изумление.
  — Неужели не понимаешь? Кто-то нажал кнопку, чтобы открыть нам входную дверь. Затем этот некто оставил дверь квартиры слегка приоткрытой.
  — И кто же? — спросила Берта.
  — На твой вопрос есть два ответа. Либо внутри находилась полиция, что, учитывая обстоятельства, маловероятно, либо убийца, который дожидался своей второй жертвы.
  Ее маленькие глазки уставились на меня, поблескивая от напряженного желания сообразить, побыстрее разобраться в ситуации.
  — Ах, дьявол побери, думаю, ты прав, маленький негодник! — воскликнула она.
  — Я знаю, что прав.
  — Но мы вряд ли те, кого он ожидал!
  — Мы оказались бы ими, если бы вошли в комнату.
  Я увидел, как Берта меняется в лице и бледнеет, начиная осознавать, до чего близка была к тому, чтобы оказаться жертвой убийства.
  — И поэтому ты громко произнес, что в квартире никого нет?
  — Конечно. На той стороне улицы есть ресторан. Оттуда позвоним в полицию и одновременно понаблюдаем за входом в дом. Мы сможем увидеть всех, кто будет из него выходить.
  — Кто этот убитый? Ты знаешь его?
  — Он приходил вчера к Роберте. Думаю, его визит был неожиданным и нежелательным. Кроме того, я видел этого человека еще раз.
  — Где?
  — Накануне ночью он вышел из бара, что на противоположной стороне улицы. С ним были две женщины, и кто-то ждал их в машине.
  Берту внезапно пронзило воспоминание о прошлой ночи.
  — Не из той ли он компании, которая сигналила, сидя в машинах? — спросила она.
  — Да. Вдохновитель этой проклятой какофонии сигналов, — подтвердил я.
  — Я рада, что он мертв, — искренне призналась Берта.
  — Заткнись! Опасно шутить по такому поводу!
  — Кто сказал, что я шучу? Говорю совершенно серьезно. Но мы должны уведомить полицию.
  — Должны, но сделаем это так, как я считаю нужным.
  — И как же это?
  — Идем, я покажу тебе.
  Мы вошли в ресторан. Я громко спросил, должен ли попросить хозяина позвонить и вызвать мне такси или могу сделать это сам.
  Он указал на телефонную будку и продиктовал номер, по которому можно вызвать такси. Я подошел к телефону и позвонил в таксопарк. Меня заверили, что машина будет через две минуты. Из будки я мог наблюдать за дверью дома Роберты Фенн. Услышав сигнал такси возле ресторана, набрал номер полицейского участка и спросил:
  — У вас есть карандаш?
  — Да.
  — Я диктую: Галфпрайд-Билдинг на Сент-Чарльз-авеню.
  — А что там такое?
  — Квартира 204, — продолжил я.
  — Ну так что там? Кто это говорит? Что вам нужно?
  — Я хочу сообщить, что в этой квартире совершено убийство. Если направите туда радиофицированное авто, сможете схватить убийцу, который ожидает там следующую жертву!
  — Скажите, кто это говорит?
  — Адольф.
  — Какой Адольф?
  — Гитлер, — сказал я. — И не задавайте мне больше вопросов, потому что у меня рот закрыт ковром.
  Я повесил трубку и вышел из телефонной будки. Берта уже сидела в такси. Я не спеша пошел к машине, демонстрируя, что не тороплюсь.
  — Куда? — спросил шофер.
  Берта собралась назвать ему отель, но я перебил ее, сказав:
  — К железнодорожному вокзалу. Не торопитесь. Можно ехать медленно.
  Мы откинулись на спинку сиденья. Берте не терпелось поговорить, и каждый раз, когда она пыталась что-либо произнести, я толкал ее локтем в бок. Наконец она оставила свои попытки и только бросала на меня сердитые взгляды.
  Я расплатился с шофером у железнодорожного вокзала, провел Берту внутрь через один вход и тут же вывел через другой.
  — Отель «Монтелеоне», — сказал я другому таксисту.
  Мне вновь пришлось заставить Берту хранить молчание. У меня было такое чувство, будто я держу руку на аварийной кнопке котла парохода, не зная, в какой момент может произойти взрыв.
  Когда мы приехали в отель «Монтелеоне», я подвел Берту к шеренге удобных кресел, усадил ее на мягкие подушки, сел рядом и сказал очень любезно:
  — Теперь говори. Говори о чем хочешь, только не о том, что случилось за последний час.
  Берта злобно уставилась на меня:
  — Кто ты такой, черт тебя побери, чтобы указывать мне, о чем я могу говорить, а о чем не могу?
  — Каждый шаг, который мы сделали до сих пор, может быть прослежен и установлен, — спокойно ответил я. — По-настоящему имеет значение только то, что мы будем делать с этого момента.
  Берта выпалила:
  — Если они выследят нас здесь, то станут следить за нами и дальше.
  Я дождался, пока клерк поглядит на нас, встал, подошел к его конторке и, любезно улыбнувшись, сказал:
  — Мне кажется, сюда приезжает автобус за пассажирами, улетающими самолетом на север, не так ли?
  — Да. Он прибудет примерно через полчаса.
  — Мы можем подождать его здесь?
  Задавая этот вопрос, я старательно изобразил смирение и неуверенность.
  — Конечно, — заверил меня клерк, улыбаясь.
  Я вернулся к Берте. После того как внимание клерка переключилось на кого-то другого, встал и подошел к стенду с объявлениями. Потом сделал знак Берте, чтобы она присоединилась ко мне. Мы побродили по холлу, подошли к аптечному киоску, довольно долго простояли у игрового автомата и, наконец, вышли на улицу.
  — Куда теперь? — спросила Берта.
  — Сначала в отель, чтобы собрать вещи и выписаться.
  — А потом?
  — Возможно, в квартиру.
  — Вдвоем?
  — Да. Диван там можно превратить во вторую кровать.
  — А в чем дело? — воскликнула Берта. — Ты бежишь так, будто это убийство совершил ты!
  — Нельзя быть уверенными, что полиция именно так не подумает.
  — Но почему?
  — Роберта Фенн работала в банке, — принялся объяснять я. — Они спросят банкира, что ему известно. Он ответит, что вчера, во второй половине дня, к ней приходил человек, который сказал, что ведет расследование и пытается решить вопрос о наследстве. Роберта Фенн с ним разговаривала. Молодой человек встретил ее в конце рабочего дня, посадил в такси, и они уехали. Он находился в ее квартире, когда убитый приходил к ней вечером. Этот мужчина ревновал ее.
  — А где была Роберта, когда произошло убийство?
  — Роберта — тот человек, который нажал курок; или она опустилась на пол, чтобы мы не могли увидеть ее, не войдя в комнату; или, наконец, она тот человек, которого ждал убийца.
  — Я думаю, — изрекла Берта, — нам следует поступить следующим образом: сесть в такси, поехать в полицию и рассказать им все, как было.
  Я остановился, повернул ее лицом к обочине и указал на такси, припаркованное на противоположной стороне улицы.
  — Вон такси, — сказал я, — садись!
  Берта заколебалась.
  — Ну, давай!
  — Ты не согласен со мной, Дональд?
  — Нет.
  — Почему?
  — Для этого много причин.
  — Назови какую-нибудь.
  — Все это дурно пахнет, — сказал я.
  — Что дурно пахнет?
  — Эта история.
  — Почему?
  — Хейл приехал из Лос-Анджелеса. Он нанял нас, чтобы мы поехали в Новый Орлеан и нашли Роберту Фенн. Почему он не поручил эту работу детективному агентству в Новом Орлеане?
  — Потому что проникся к нам доверием. Нас ему рекомендовали.
  — И тогда, вместо того чтобы обратиться в здешнее детективное агентство и поручить ему довольно обыденную работу, он платит нам бешеные деньги, включая стоимость проезда и суточные, чтобы мы приехали из Лос-Анджелеса?
  — Но ты ведь как раз был во Флориде. Мне показалось, что он обрадовался, когда я сказала ему, что ты можешь поработать здесь пару дней до нашего приезда.
  — Хорошо. Он обрадовался. Он нашел нас и поручил нам дело, потому что почувствовал к нам доверие. И при этом он все время знал, где находится Роберта Фенн!
  Берта уставилась на меня так, будто я произнес нечто совершенно непостижимое или совершил экстраординарный поступок, скажем, швырнул кирпич в стеклянную витрину аптеки, которая находилась за нами.
  — Это правда.
  — Дональд, ты совершенно ненормальный! Зачем человеку приезжать в Лос-Анджелес и нанимать нас за пятьдесят долларов в сутки плюс дополнительные двадцать долларов на расходы, чтобы найти в Новом Орлеане женщину, которая на самом деле не исчезала?
  — Вот это как раз и есть та самая причина, по которой я не сажусь ни в какое такси и не отправляюсь в полицейский участок. Ты, если хочешь, можешь сделать это. Вон такси, и, насколько я знаю, у тебя достаточно денег, чтобы заплатить за проезд.
  Я пошел по направлению к отелю. Берта зашагала следом за мной.
  — Очень уж ты независим!
  — Я вовсе не проявляю никакой независимости, просто не хочу совать нос в такое дело!
  — А что ты скажешь, когда полиция выйдет на тебя и прижмет за то, что ты не сообщил об убийстве?
  — Я сообщил.
  — Полиции это все равно может не понравиться.
  — А я и не прошу, чтобы им понравилось!
  — Когда они в конце концов схватят тебя, — предостерегла Берта, — будет очень плохо!
  — Если только мы не сможем к тому времени подбросить им нечто такое, что отвлечет их внимание.
  — И что же, например?
  — Сведения, что убийца находился в комнате, или просто совершенно новое дело об убийстве. В общем, что-нибудь способное занять их мысли.
  Берта невольно зашагала со мной в ногу, обдумывая то, что я сказал. Наконец она произнесла:
  — Нет, ты просто не в своем уме, когда говоришь о деле Хейла.
  — Что ты имеешь в виду?
  — То, что он вроде бы знал, где находится Роберта Фенн.
  — Да, он уже нашел ее.
  — Почему ты так думаешь?
  — Официант из «Бурбон-Хаус» видел, как она выходила из бара Джека О’Лири с Хейлом.
  — Ты уверен в этом?
  — Здравый смысл подсказывает, что это так. Официант описал его довольно точно да при этом еще добавил, что тот мужчина выглядел так, будто у него что-то во рту.
  — Когда это было?
  — Примерно месяц назад.
  — Выходит, она знает, кто такой Хейл?
  — Нет. Это Хейл знает, кто она. Мисс Фенн думает, что Хейл — это Арчибальд Смит из Чикаго.
  — Для меня все это слишком сложно, — вздохнула Берта. — Китайская головоломка, из тех, что ты любишь. Мне они вовсе не нравятся.
  — Я и сам не в восторге, но вопрос не в том, нравится нам это или нет. Мы увязли в дерьме, причем по горло!
  — Ну тогда я свяжусь с Хейлом, — сказала Берта. — И попрошу его разъяснить. Я…
  — Ты не сделаешь ничего подобного, — прервал ее я. — Вспомни, что сказал нам Хейл. Он не хочет, чтобы мы выясняли, кто и зачем нас нанял. Нас наняли только для одного — чтобы мы разыскали Роберту Фенн.
  Я видел, что Берта обдумывает сказанное, пока мы шли к отелю. Перед тем как войти в вестибюль, она сказала:
  — Ладно. Я приняла решение.
  — Какое?
  — Мы нашли Роберту Фенн. Нас для этого нанимали. И мы должны получить премию. Теперь нам надо вернуться в Лос-Анджелес. Это строительство — важное дело!
  Я согласился с ней.
  Берта вошла в вестибюль, подошла к конторке и спросила:
  — Когда ближайший поезд в Калифорнию?
  Клерк улыбнулся:
  — Сейчас выясню у швейцара, он… Подождите минутку, вы миссис Кул?
  — Да.
  — Вы были у нас зарегистрированы и выписались вчера, не так ли?
  — Правильно.
  — Сегодня утром на ваше имя пришла телеграмма. Мы решили возвратить ее на телеграф. Одну минуту, может быть, она еще не ушла. Да! Вот она. — И он вручил Берте телеграмму.
  Она вскрыла послание и держала его так, чтобы я мог прочесть через ее плечо. Оно было датировано предыдущим днем и отправлено из Ричмонда.
  «После разговора с вами по телефону решил вернуться в Новый Орлеан первым же самолетом. Эмори Г. Хейл».
  Глава 9
  Мы отошли от конторки. Берта продолжала смотреть на телеграмму.
  — Хейл может оказаться здесь в любой момент, — сказал я. — Есть ранний самолет из Нью-Йорка. Он не сообщил, каким рейсом прилетит, ведь так? По-видимому, приземлился в Ричмонде по пути на север.
  — Нет, не сообщил — просто написал: «первым же самолетом». Наверное, потому, что сейчас так много желающих лететь, — предположила Берта.
  — Когда он прилетит, разговаривать с ним буду я.
  Берта приняла внезапное решение:
  — Ты, черт возьми, совершенно прав. Разговаривать должен ты. Берта сядет в самолет и отправится в Лос-Анджелес. Если мистер Хейл будет задавать вопросы, скажешь, что у Берты работа, которая требует ее присутствия. Ты ведь не станешь рассказывать ему о том, что мы были там утром, и обо всем случившемся, верно?
  — Нет.
  — Это все, что я хотела узнать, — сказала она.
  — Мне поехать в аэропорт проводить тебя?
  — Нет, не надо. Ты просто отрава. Ты ловкий парень и скрывал кое-что от Хейла, потому что тебе показалось, словно Хейл что-то скрывает от тебя. Это твоя игра. Ты отправил приглашения на открытках с виньетками, ты и принимай гостей, когда они прибудут. Берта перейдет на ту сторону улицы и съест несколько вафель с орешками, а потом отравится в путь.
  — Мне нужен ключ от квартиры и…
  — Я оставлю его в двери. Соберу свои вещи и оставлю ключ. До свидания!
  Она направилась к выходу и села в такси, даже не оглянувшись.
  Когда такси отъехало, я вошел в кафе, как следует позавтракал, поднялся в свой номер, сел, положив ноги на другой стул, и принялся просматривать утренние газеты, ожидая Хейла.
  Он приехал чуть позже десяти.
  Мы обменялись рукопожатиями, и я заметил:
  — Вы действительно быстро обернулись.
  Он растянул губы в своей неповторимой улыбке.
  — Действительно, — признал он, — даже не представлял себе, что имею дело с двумя такими быстрыми работниками. А что случилось с миссис Кул? Я спросил о ней у портье, и мне сказали, будто она рассчиталась и выехала.
  — Да, ей пришлось вернуться в Лос-Анджелес. У нее работа, которая связана с войной.
  — О! — воскликнул он. — Значит, вы выполняете работу и для ФБР?
  — Я этого не говорил.
  — Да, но намекнули.
  — Я не в курсе всех наших деловых связей, но не думаю, что мы сотрудничаем с ФБР, — возразил я.
  Он ухмыльнулся:
  — А если бы и знали, то ни за что не признались бы в этом.
  — Вероятно, не признался бы.
  — Как бы там ни было, мне все же жаль, что миссис Кул нет.
  — Она просила передать, что ничего больше не может для вас сделать. Когда было установлено, где находится Роберта, вопрос свелся к уточнению подробностей.
  — Ну, в общем, это правильно. Вы, несомненно, отличные работники. Мне сказали у конторки, что миссис Кул выписалась вчера около семи часов. Однако она ведь не уехала вчера, не правда ли?
  — Нет. Она уехала сегодня утром. Но выписалась из отеля вчера, — ответил я. — У нее есть квартира во Французском квартале. Она считала, что жить в квартире, расположенной в центре, пока мы ведем расследование, нам будет удобнее. Она собиралась перебраться туда, а я должен был оставаться здесь.
  — О, понимаю! А где эта квартира?
  — Я не могу сказать вам точно. Она в одном из таких домов, в которые можно войти с одной улицы, сделать полдюжины поворотов и разворотов, а потом выйти на другую улицу. Быть может, вы хорошо знакомы с Французским кварталом?
  — Нет.
  — Из этой квартиры можно осмотреться вокруг, — сказал я. — Она типична.
  — Итак, миссис Кул занята военной деятельностью! Она мне об этом не говорила.
  — Да вы, вероятно, и не спрашивали?
  — Нет.
  — Она редко сообщает клиентам о своих делах.
  Он бросил на меня быстрый взгляд. Я сохранил совершенно непроницаемое выражение лица.
  — Она еще не разговаривала с мисс Фенн?
  Я постарался изобразить удивление:
  — Но, как мы поняли из вашей телеграммы, нам следовало воздержаться от всяких с ней разговоров до вашего приезда.
  — Ну, не совсем так. Вы говорите, что она живет в Галфпрайд-Билдинг на Сент-Чарльз-авеню?
  — Да.
  — Давайте съездим туда. Вы уже завтракали?
  — О да.
  — Ну так поехали к ней.
  — Вы хотите побеседовать с ней в моем присутствии?
  — Да.
  Мы вызвали такси и сказали шоферу адрес Галфпрайда.
  Проехав полпути, шофер опустил стекло, повернулся к нам и спросил:
  — Это там, где сегодня утром произошло убийство, да?
  — Где — там?
  — В Галфпрайд-Билдинг.
  — С ума сойти! Кто же был убит?
  — Не знаю, какой-то мужчина по фамилии Нострэндер.
  — Нострэндер, — произнес я, делая вид, будто мучительно о чем-то вспоминаю. — Не могу припомнить никого с такой фамилией! А чем он занимался?
  — Он был адвокатом.
  — Вы уверены, что произошло убийство? — спросил я.
  — Я так понял. Кто-то пальнул ему прямо в сердце из пистолета тридцать восьмого калибра.
  — Он что, жил там?
  — Нет. Его нашли в квартире одной бабенки.
  — Вот как! И кто же она?
  — Точно не знаю. Работала в каком-то банке.
  — А что случилось с ней?
  — Она исчезла.
  — А вы не помните, случайно, ее имя?
  — Нет, не помню. Впрочем, подождите минутку. Один из ребят называл мне ее имя. Короткая фамилия, вроде Пен… Нет, не так! Подождите. Фенн, Фенн — вот как ее звали. Роберта Фенн.
  — Полиция считает, что стреляла она? — спросил я.
  — Я не знаю, какой версии они придерживаются. Слышал об этой истории от шоферов на стоянке. Одного из ребят срочно посылали подхватить фотографа, чтобы тот сделал несколько снимков тела. Он говорил, что там была ужасная кутерьма. Ну вот, мы приехали. Конечно, вокруг еще стоят машины.
  Хейл хотел что-то сказать, но я ему помешал.
  — Как, на ваш взгляд, — спросил я громко, — если мы встретимся сначала с представителем другой стороны, а потом вернемся к нашему разговору в Галфпрайде? За это время шумиха там уляжется. Не люблю вести деловую беседу, когда рядом вбегают и выбегают люди, носятся вверх и вниз по лестнице, шумят и…
  — Думаю, что это очень разумное решение, — поддержал меня Хейл.
  — О’кей, — сказал я и обратился к шоферу: — Отвезите нас к перекрестку улицы Наполеона и Сент-Чарльз-авеню. — Снова откинувшись на сиденье, громко сказал Хейлу: — Наш партнер в Галфпрайде вряд ли будет в состоянии вести деловой разговор сегодня утром. Пусть вволю посплетничает с другими жильцами. Думаю, надо оставить его в покое до обеда.
  — О’кей, как скажете.
  После этого мы ехали молча, пока шофер не высадил нас на углу улицы Наполеона и Сент-Чарльз-авеню.
  — Вас подождать?
  — Нет. Мы пробудем здесь час или два.
  Шофер принял от меня чаевые и отъехал.
  — Ну что? — спросил Хейл.
  — Дождемся автобуса и вернемся в город.
  — Мы должны выяснить все об этом случае, — взволнованно произнес он. — Послушайте, Лэм, вы — детектив. У вас наверняка есть возможность связаться с полицией и выяснить, что им известно…
  — Ни одного шанса из десяти миллионов, — прервал его я.
  — А разве полиция и сыскные агентства не сотрудничают?
  — Ответ на этот вопрос можно сформулировать односложно и безошибочно: нет!
  — Но тогда все мои планы летят к черту. Вы уверены, что эта женщина — та самая Роберта Фенн, фото которой я вам показывал?
  — Да.
  — Интересно, где же она? — спросил Хейл.
  — Полиция, по всей вероятности, задает себе этот же вопрос.
  — А вы смогли бы снова разыскать ее, Лэм?
  — Возможно.
  Его лицо засияло.
  — Я имею в виду, прежде чем ее найдет полиция?
  — Возможно.
  — А как вы будете это делать?
  — Пока еще не могу вам сказать.
  Мы ждали на автобусной остановке. Хейл нервничал и то и дело поглядывал на часы. Подошел автобус. Мы вошли в него, и я знал, что, когда мы заняли свои места, адвокат уже принял какое-то решение. Он ждал подходящего момента, чтобы сообщить мне об этом, но я не хотел облегчать ему задачу и упорно глядел в окно.
  Мы вытянули шеи, проезжая мимо Галфпрайд-Билдинг. Несколько машин все еще стояли перед ним. Небольшая группа людей толпилась на тротуаре. Они беседовали, наклонив друг к другу головы.
  Воспользовавшись возможностью, которую искал, Хейл глубоко втянул воздух и сказал:
  — Лэм, я возвращаюсь в Нью-Йорк. Поручаю вам это дело.
  — Лучше возьмите номер, — посоветовал я, — укройтесь потеплее и поспите немного. Нельзя же все время ездить в Нью-Йорк и обратно.
  — Боюсь, что мне не удастся отдохнуть.
  — Та квартира, из которой только что уехала Берта, к вашим услугам. Можете поселиться там и лечь спать. Это не отель, и вас никто не побеспокоит. Запритесь и спите в собственное удовольствие.
  Эта мысль ему понравилась.
  — Более того, — добавил я, — квартира представляет для вас интерес и по другой причине. Роберта Фенн жила в ней несколько месяцев, правда, под именем Эдны Катлер.
  Это сообщение заставило его встрепенуться. Его глаза с набрякшими веками и в красных прожилках от бессонницы загорелись интересом.
  — Вы и нашли ее таким образом?
  — Да, там я нашел кое-какие ключи.
  Он, казалось, разволновался.
  — Удивительно, как вы раскрываете дела, Лэм. Вы настоящая сова!
  — Вы хотели, чтобы мы нашли ее, да? — рассмеялся я.
  — Да.
  — Ну так я ее и нашел. Мы выдаем результаты нашей работы, но не утруждаем своих клиентов рассказами о методах работы и о том, за какие ниточки при этом тянем.
  Он поудобнее устроился на сиденье автобуса.
  — Вы весьма необычный молодой человек. Не представляю себе, как вам удалось узнать так много за столь короткий срок.
  — Мы выйдем здесь и остаток пути пройдем пешком, — сказал я. — Это займет пять минут.
  Хейл заинтересовался обстановкой квартиры и старомодными комнатами с высокими потолками. Он вышел на балкон, взглянул на цветы, посмотрел на улицу вверх и вниз по ее направлению, вернулся в комнату, потрогал ладонью пружины матраса и сказал:
  — Очень, очень мило. Мне кажется, я смогу здесь отдохнуть. Значит, Роберта Фенн жила в этой квартире? Очень, очень интересно.
  Я посоветовал ему постараться уснуть, оставил его в квартире, вышел на улицу и отыскал телефонную будку, расположенную в малолюдном месте.
  Мне потребовалось полтора часа, чтобы связаться с сыскным агентством в Литл-Рок и выяснить, что Терпитц-Билдинг, 935, адрес которого Эдна Катлер сообщила Роберте Фенн, представляет собой своего рода почтовый ящик. Это большой офис, где одна предприимчивая дама нанимала для себя помещение, которое сдавала в аренду мелким дельцам, выполняла стенографические работы, получала почту и передавала ее адресатам. Она должна была передавать почту и Эдне Катлер, настоящий адрес которой был засекречен, и притом очень надежно.
  Я заверил человека из Литл-Рок, что наше агентство вышлет ему чек, и стал искать коммерческое машинописное бюро. Отыскав его, спросил заведующую:
  — Сможете ли вы изготовить для меня трафарет документа, а затем сделать с него тысячу копий на множительном аппарате?
  — Ну конечно.
  — У вас есть стенографистка, которой я мог бы продиктовать рекламное объявление?
  Девушка улыбнулась мне и взяла в руки карандаш:
  — Административный отдел на ваших глазах превращается в отдел, где работают клерки. Вы можете начать диктовать, как только будете готовы.
  — Я готов. Начнем.
  «Дорогая мадам!
  Ваш приятель утверждает, что у вас красивые ноги. Вы, конечно, хотите, чтобы они выглядели еще красивее? Мы тоже хотим этого.
  Вы можете получить шелковые чулки, которые невозможно приобрести в Соединенных Штатах.
  Предлагаем вам эксклюзивные условия, на которых вы можете получать шелковые чулки в течение всей войны. Во времена Перл-Харбора в мексиканский порт зашло большое японское судно, и нам удалось заполучить его груз — шелковые чулки, первоначально предназначавшиеся для Соединенных Штатов. Мы можем доставить вам эти трикотажные изделия из Мехико беспошлинно. Все, что потребуется от вас, — это вскрыть пакет, надеть чулки и носить их в течение тридцати дней. Если за эти тридцать дней вы будете вполне довольны, вам нужно перевести плату по той цене, которую вы платили за чулки год тому назад. Если на каких-то парах обнаружатся спущенные петли или другие дефекты, вам будет нужно всего лишь вернуть некачественные чулки, и вы получите их полную стоимость.
  Укажите на прилагаемом бланке ваше имя и адрес, укажите размер, назовите фасон и цвет чулок, которые предпочитаете носить. Положите бланк в конверт с нашим адресом и маркой, запечатайте и бросьте в почтовый ящик. Вас это в любом случае ни к чему не обязывает».
  Девушка подняла голову:
  — Это все?
  — Все, — сказал я, — только еще нужна подпись: «Силкуэр импортейшн компани», и я должен разработать бланк заказа.
  — Сколько экземпляров всего этого вам нужно?
  — Тысячу. Но после того как вы напечатаете образец, я хотел бы взглянуть на один или два экземпляра, прежде чем делать всю тысячу писем.
  Она окинула меня оценивающим взглядом.
  — Хорошо. Теперь расскажите мне, что это за мошенничество?
  Я молча взглянул на нее.
  — Послушайте. Эмбарго на ввоз шелковых изделий существовало задолго до Перл-Харбора, и, кроме того, когда это чулки привозили из Японии?
  Я усмехнулся:
  — Если получатели этого письма окажутся такими же умными, как вы, то, значит, мне не повезло. Я частный детектив. Это письмо — предлог. Я хочу выманить кое-кого из-за завесы тайны абонентского ящика.
  Она смерила меня взглядом. Я увидел, как сомнение в ее глазах сменилось уважением.
  — О’кей, вы почти убедили меня, — сказала она. — Так вы детектив?
  — Да. И не говорите мне, что я не похож на детектива. Уже надоело слышать это.
  — Вы обладаете деловой хваткой, — заметила она, — и должны этим гордиться! Хорошо, так какую же информацию вы хотите получить? Сколько этих писем вам действительно нужно?
  — Всего два. Не надо слишком стараться. Слегка испачкайте их, будто из тысячи экземпляров эти люди получили последние. Вы можете надписать адреса на конвертах. Первый адрес: Эдна Катлер, 935, Терпитц-Билдинг, Литл-Рок, Арканзас, а другой — Берта Луиза Кул, Дрексел-Билдинг, Лос-Анджелес.
  Девушка рассмеялась, сдвинула машинку в сторону и сказала:
  — Неплохой трюк! Приходите через полчаса, все будет готово.
  Я пообещал ей вскоре вернуться, вышел, купил дневную газету и сел у стойки, где завтракают, чтобы прочесть сообщение об убийстве.
  Подробностей не сообщалось, но все же было опубликовано достаточно, чтобы узнать самое главное. Пол Г. Нострэндер, известный молодой адвокат, был обнаружен мертвым в квартире некоей Роберты Фенн. Сама Роберта Фенн исчезла. Она работала секретаршей в одном из банков в центре, но на службе не появилась. Осмотр ее квартиры убедил полицейских в том, что если она и сбежала, то почему-то не захватила с собой ни одежды, ни зубной щетки, ни даже сумочки. Сумочка, нераскрытая, лежала на туалетном столике в спальне. В ней оказались не только деньги, но и ключи. Поэтому полицейские резонно полагают, что она находится сейчас без каких-либо средств и не может войти в свою квартиру. По их мнению, в течение ближайших двадцати четырех часов где-нибудь будет найдено ее тело или она добровольно сдаст себя в руки властей. Следствие склоняется к двум версиям. По одной из них, преступник убил молодого юриста и затем, под дулом пистолета, заставил Роберту Фенн последовать за ним. В соответствии со второй версией убийство произошло в отсутствие мисс Фенн, она вернулась и, обнаружив тело в том положении, в каком его нашла полиция, в панике ударилась в бега. Не исключалась и возможность того, что Роберта Фенн и была тем человеком, который спустил курок пистолета.
  Полиция явно склонялась к первой версии и усердно разыскивала хорошо одетого молодого человека, который накануне ждал Роберту Фенн в конце ее рабочего дня возле банка. Свидетели видели, как он посадил ее в такси, и предоставили достаточно ясные приметы: рост — пять с половиной футов, вес — сто тридцать фунтов, волосы темные, вьющиеся, глаза серые, взгляд проницательный, возраст — около тридцати лет, пиджак серый, двубортный, туфли спортивные — коричневые с белым.
  Нострэндер занимался адвокатской практикой около пяти лет. Ему было тридцать три года, и среди юристов он славился изобретательностью и остротой ума, блестяще вел судебные дела. Нострэндер холостяк. Родители умерли, но у него есть старший брат, занимающий высокий пост в одной из компаний по розливу спиртного.
  Насколько известно, убитый адвокат не имел врагов, зато друзей у него было множество. Все они потрясены сообщением о его смерти.
  Убийство совершено из табельного полицейского пистолета 38-го калибра. Был произведен только один выстрел, но его оказалось вполне достаточно. По мнению врачей, смерть была почти мгновенной. Положение тела и расстояние от руки убитого до оружия, лежавшего на полу, не оставляют сомнений в том, что имело место умышленное убийство. Полиция допускает также, что смерть могла наступить в результате некоего странного соглашения о двойном самоубийстве и что Роберта Фенн испугалась и не смогла выполнить свою часть договора. Вместо этого она исчезла.
  Полиция установила также, что убийство было совершено в два часа тридцать две минуты ночи. Поскольку стреляли сквозь подушку, выстрел был приглушен, и всего один-единственный человек слышал его. Это Мэрилин Уинтон. Девушка служит в баре Джека О’Лири и как раз возвращалась домой. Ее квартира находится напротив квартиры мисс Фенн. В тот момент, когда мисс Уинтон вставляла ключ в замочную скважину входной двери, она услышала звук, похожий на выстрел. Двое друзей, которые привезли ее домой, ждали в машине у обочины, чтобы убедиться, что она благополучно добралась домой. Мисс Уинтон вернулась к машине, чтобы спросить, не слышал ли кто-нибудь из провожавших ее друзей выстрела. Ни тот ни другой не слышали. Полиция считает этот факт свидетельством того, что подушка в достаточной степени заглушила звук выстрела и его нельзя было расслышать при работающем двигателе автомобиля.
  Друзья убедили мисс Уинтон, что она слышала всего лишь, как хлопнула дверь. Она поднялась в свою квартиру, все еще обуреваемая сомнениями, и посмотрела на часы. Было два часа тридцать семь минут.
  Позже она прикинула, что с момента выстрела, который она слышала, прошло не более пяти минут.
  Сведения о моем таинственном телефонном звонке были сознательно опущены. Газета сообщала, что полицейские, которые наткнулись на труп, «просто совершали обычный обход».
  Я прочел сообщение, выкурил сигарету и вернулся в машинописное бюро.
  Этель Уэллс протянула мне пробный оттиск письма.
  Я перечитал его и спросил:
  — Вы думаете, что это сработает?
  — Меня же оно, как вы могли заметить, заинтересовало!
  — Да, я заметил.
  Девушка рассмеялась:
  — Вы, как принято говорить, были весь внимание.
  — Теперь мне нужен адрес для «Силкуэр импортейшн компани», — сказал я.
  — За три доллара в месяц можете использовать наше агентство в качестве почтового адреса. Готовы принимать для вас столько корреспонденции, сколько вам угодно.
  — Могу ли я рассчитывать на ваше благоразумие?
  — Мне кажется, этот ваш вопрос — вежливая форма другого. Вы хотите спросить, буду ли я держать язык за зубами, если сюда явится кто-нибудь и станет задавать вопросы?
  — Да.
  — А если придет почтовый инспектор, что мне прикажете делать?
  — Сказать ему правду.
  — Какую?
  — Что вы не знаете ничего обо мне, даже имени.
  Она в течение нескольких секунд прокручивала мой ответ в голове, затем сказала:
  — Это идея! А как, кстати, ваше имя?
  — В регистрационном журнале пусть оно будет Кэш99. Вы можете добавить к своему месячному доходу три доллара и стоимость исполненного заказа.
  Глава 10
  Я отправился в отель, поднялся в свой номер, распечатал новую пачку сигарет, сел у окна и стал размышлять.
  Берта Кул находится сейчас где-нибудь между Новым Орлеаном и Лос-Анджелесом. Вместо нее в офисе распоряжается Элси Бранд. Похоже, самое время получить нужную мне информацию.
  Я поднял телефонную трубку и сделал прямой вызов — со станции на станцию. Потребовалось пять минут, чтобы вызов пробился.
  Я услышал голос Элси Бранд, решительный и деловой:
  — Хэлло!
  — Хэлло, Элси. Это Дональд.
  Голос ее утратил резкие нотки.
  — О, хэлло, Дональд! Оператор сказал, что нас вызывает Новый Орлеан, и я подумала, что это Берта. Ну, какие новости?
  — Как раз об этом я хотел спросить у тебя.
  — А что случилось?
  — Берта говорит, она занялась военными делами.
  — А разве ты не знал?
  — Нет, пока она не сказала мне.
  — Она занимается этим уже почти шесть недель. Я думала, тебе известно.
  — Нет. И что это за идея?
  Элси рассмеялась и сказала немного смущенно:
  — Думаю, она хочет подзаработать.
  — Послушай, Элси. Я сотрудничаю с Бертой уже достаточно давно и против того, чтобы оплачивать счета за телефонные переговоры исключительно ради удовольствия выслушивать твои увертки. Что это за дела?
  — Спроси у нее, Дональд.
  — Я могу дьявольски разозлиться на тебя за такой ответ.
  — Пошевели мозгами, — парировала Элси. — Считается, что они у тебя есть. Как по-твоему, зачем Берте нужно браться за дела с военными? Зачем бы ты взялся за них, окажись на ее месте? Сообрази сам и перестань давить на меня. Я держусь за свою работу, а ты ведь всего один из компаньонов.
  — Не значит ли это, что она могла обратиться с просьбой освободить меня от военной службы?
  На другом конце провода воцарилось молчание.
  Я спросил:
  — Так?
  — У нас здесь очень хорошая погода, — ответила Элси, — хотя, полагаю, не должна была говорить тебе этого — военная тайна.
  — Да неужели?
  — О да. Скрывая информацию о погоде, мы бы здорово поспособствовали тому, чтобы выиграть войну. Чего нам не хватает, так это газетной бумаги. Торговая палата в Лос-Анджелесе слишком много ее израсходовала для сообщений о капризах климата. А ведь если засадить густым лесом район в девять тысяч шестьсот восемьдесят семь акров и предположить, что деревья в среднем достигнут диаметра восемнадцать дюймов, будучи посажены на расстоянии десяти и шести десятых фута, и измерять от середины ствола… Предполагается, что высота деревьев в среднем будет…
  — Ваши три минуты истекли, — вмешался оператор.
  — Ты выиграла, — сказал я Элси. — До свидания.
  — Пока, Дональд. Удачи тебе!
  Услышав щелчок на другом конце линии, я положил трубку, уселся, закинув ноги на стул, и вернулся к прерванным размышлениям. Раздался звонок, и я услышал в трубке мужской голос, который вежливо спросил:
  — Вы мистер Лэм?
  — Да.
  — Вы детектив из Лос-Анджелеса, сотрудник агентства «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования»?
  — Правильно.
  — Мне нужно с вами увидеться.
  — Где вы находитесь?
  — Внизу.
  — Кто вы?
  Он ответил:
  — Мы с вами уже встречались.
  — Ваш голос мне знаком, но я не могу вспомнить…
  — Вы вспомните, когда увидите меня.
  Я рассмеялся и сказал приветливо:
  — Давайте поднимайтесь.
  Положив трубку, я схватил свою шляпу, пальто и портфель, удостоверился, что ключ от номера у меня в кармане, захлопнул дверь, запер ее и припустил по коридору. Возле лифта притаился за выступом стены и стал ждать.
  Я услышал, как раскрылась дверь лифта, подождал несколько секунд и осторожно выглянул из-за угла.
  Там был только один мужчина. Он торопливо шел по коридору. Мне показалась смутно знакомой его походка, разворот плеч, и это стало для меня неожиданностью.
  Я был готов поставить десять против одного, что звонили полицейские, желая убедиться, на месте ли я, прежде чем заблокировать помещение. Однако этот мужчина был один, и я знал его. И все-таки не двинулся за ним по коридору, пока окончательно не вспомнил, кто он такой, а это произошло лишь после того, как он повернул налево. Это был Марко Катлер.
  Катлер стучал в мою дверь уже во второй раз, когда я подошел к нему.
  — О, добрый день, мистер Катлер!
  Он резко обернулся:
  — Я думал, что вы в номере!
  — Я? Нет, только что подошел.
  Он взглянул на портфель, шляпу, пальто и сказал:
  — Готов поклясться, что узнал ваш голос. Я только что звонил вам.
  — Наверное, вы ошиблись номером.
  — Нет, я очень внятно назвал оператору номер, который был мне нужен.
  Я отступил от двери и понизил голос:
  — И кто-то ответил вам по телефону?
  Он кивнул, и я увидел, что его лицо принимает настороженное выражение.
  — Боюсь, все не так просто, как кажется, — сказал я, взял его под руку и отвел подальше от двери. — Пойдемте отыщем здешнего детектива.
  — Вы хотите сказать, что там может быть вор?
  — Возможно, полиция. Они обыскивают комнату. Вы себя не назвали, нет?
  На этот раз я заметил, как у него задергалось веко левого глаза.
  — Нет, давайте и в самом деле выйдем отсюда.
  — Согласен, — ответил я. — Пошли.
  Мы двинулись по коридору.
  — Мне показалось, что ваш голос звучит несколько странно, — сказал он.
  — Как вы нашли меня? — поинтересовался я.
  — Это довольно необычная история.
  — Расскажите.
  — Я отыскал хозяйку, которая сдает ту квартиру, и сказал, что, когда вы съедете, я хотел бы снять ее. Подчеркнул, что не хочу вас выпихивать, но готов платить вдвое больше, чем она получает сейчас. Если я вас правильно понял, вам квартира нужна всего на неделю и…
  — Продолжайте, — перебил его я, — и можете опустить подробности вашего алиби.
  — Я объяснил хозяйке, что моя жена, Эдна Катлер, жила в этой квартире. Она подтвердила, что Эдна находилась там в течение нескольких месяцев примерно три года назад. Пообещала уточнить и сообщить мне позже конкретные даты. Я попросил ее выступить в роли свидетельницы и вынул из кармана фотографию Эдны, чтобы она ее опознала. Однако квартирная хозяйка сказала, что это не та женщина. После этого она заподозрила неладное и пожелала узнать, в чем дело. Мы разговорились, и выяснилось, что вы появились за несколько дней до этого и предъявляли ей фотографию женщины, которая действительно снимала эту квартиру, и что она безоговорочно ее опознала.
  Надеюсь, вы понимаете, почему меня все это обеспокоило. Я тут же отправился в квартиру, чтобы встретиться с вами. На мой стук никто не ответил. Я был взволнован и продолжал стучать в дверь. Наконец отозвался какой-то мужчина и из-за двери велел мне убираться прочь. Я сказал ему, что должен немедленно поговорить с ним по делу, что речь идет о жизни и смерти. Он, ворча, открыл дверь. Я ожидал увидеть вас или ту полную женщину, но встреча с незнакомцем стала для меня полной неожиданностью.
  — И как много вы ему рассказали?
  — Я сказал, что моя жена предположительно занимала эту квартиру около трех лет назад и я пытаюсь проверить, так ли это, чтобы доказать, что ей были там вручены кое-какие бумаги. Сказал, что уже беседовал с вами и должен переговорить еще раз.
  — И какова была его реакция?
  — Он посоветовал поискать вас в отеле. Сказал, что о моей жене ничего от вас не слышал, но если я хочу что-либо выяснить, то следует обратиться именно к вам, так как вы очень хороший частный детектив. Мне показалось, что он хотел устроить вам работу. Превозносил вас до небес. И знаете, чем больше я обо всем этом думаю, тем более странным мне все кажется. Я начинаю подозревать, что вы… ну…
  — Что я хочу о чем-то умолчать?
  — Да.
  — Ну и что из этого следует?
  — Вот я и пришел к вам.
  — Это все?
  — А разве этого не достаточно?
  В этот момент на этаже остановилась кабина лифта.
  — Возможно, нет, — коротко ответил я на его вопрос и предложил: — Поговорим внизу, в вестибюле.
  — Но разве там не слишком многолюдно?
  — Да, пожалуй.
  — Так зачем же разговаривать там?
  — Именно потому, что там есть люди.
  — А тот человек у вас в номере?
  — Об этом сейчас сообщим здешнему детективу.
  Мысль о местном детективе показалась Катлеру не очень убедительной, однако он подождал, пока я вызвал его, объяснил, что мой приятель позвонил мне в номер и ему ответил кто-то посторонний. Возможно, кто-нибудь роется в моих вещах. Я дал ему ключ и попросил подняться и взглянуть. Затем повернулся к Катлеру:
  — О’кей, теперь мы можем поговорить.
  Катлер испугался:
  — Послушайте, Лэм, а вдруг это полиция?
  — Вы хотите сказать, что человек в моем номере — полицейский?
  — Да.
  — Ну тогда все в порядке. Городская полиция иногда начинает проявлять недоверие к частным детективам и проверяет их. Мы уже привыкли. Если научиться принимать это как должное, то со временем такие проверки начинают даже нравиться.
  — Но если это полицейские, то они спустятся сюда, вниз, станут вас допрашивать, увидят, что я беседую с вами, и…
  Я прервал его, рассмеявшись:
  — Простите, но, похоже, вы мало в этом смыслите.
  — Что вы хотите сказать?
  — Если это полицейские, — сказал я, — то они прикажут местному детективу спуститься и сказать, что в комнате никого нет. Он спустится сюда, чопорно и самодовольно сообщит мне, что все в порядке.
  — А что станут делать полицейские?
  — Временно исчезнут со сцены. Они не любят быть пойманными за обыском, который проводили в чьей-то комнате, не имея ордера.
  — Хотелось бы верить, — вздохнул Катлер.
  — Можете поверить. Я уже проходил через подобное раньше. Это обычная процедура — все за один день.
  — Понимаете, мне не хотелось бы, чтобы вокруг моего дела вертелась полиция. Свои частные проблемы предпочитаю улаживать самостоятельно.
  — Весьма разумно.
  — Ведь если полиция начнет задавать мне вопросы, наружу могут всплыть факты, которые нежелательно обнародовать.
  — Такие, как?..
  — Ну, этот развод, например.
  — Глупости, — сказал я. — Развод оформлен законно. Правда, огласки не избежать. Газеты, конечно же, напечатают об этом отчет.
  — Знаю, — согласился он и поморщился.
  — Продолжайте, что еще?
  — Моя жена.
  — А что с ней?
  — Ну разве вы не понимаете?
  — Нет. Мне казалось, вы не знаете, где она.
  — Не та жена!
  — Ого! Значит, вы женились снова?
  — Да. Несколько затруднительное положение, не так ли?
  — Ну это вряд ли следует называть затруднительным положением, но звучит любопытно. Рассказывайте дальше.
  — Эдна оставила меня и уехала в Новый Орлеан. Я развелся с ней и получил временное постановление о разводе. Эти дела обычно тянутся очень долго, а любовь не ждет. Я встретил мою нынешнюю жену. Мы отправились в Мексику и поженились. Нам следовало подождать окончательного постановления. Теперь это настоящий скандал!
  — Ваша теперешняя жена в курсе дела?
  — Нет. Она взвилась бы до потолка, если бы что-то заподозрила. Вдруг Голдринг передал бумаги не той женщине, ну вы ведь понимаете?.. Вам кое-что известно. Скажите, что именно?
  — Ничего, что могло бы помочь вам.
  — Я готов заплатить вам кучу денег за ценные сведения.
  — Мне очень жаль.
  Он встал.
  — Подумайте. Если в ходе расследований вы наткнетесь на нечто такое, что пригодится мне, буду вам очень благодарен.
  — Если «Кул и Лэм» сделают что-нибудь для вас, вам не понадобится никого благодарить, — сказал я. — Вы просто получите счет.
  Он рассмеялся:
  — О’кей, пусть будет так.
  Мы обменялись рукопожатиями, и он вышел из отеля.
  Глава 11
  Заведение Джека О’Лири оказалось типичным маленьким ночным клубом, дюжины которых разбросаны по Французскому кварталу. В нем шли представления, а гостей принимали полдюжины специально нанятых девушек. Столики были расставлены в трех залах, соединенных арками. Снаружи находилась стеклянная витрина с рекламными изображениями участников представления.
  Было еще рано, и клуб почти пустовал — там лишь находилось несколько солдат и матросов да четыре-пять пожилых пар, явно туристов, стремившихся насладиться «зрелищем» и пришедших пораньше.
  Я выбрал столик, уселся и заказал коку и ром. Когда мне подали заказанное, я уставился в темную глубину напитка с чувством мрачного одиночества.
  Через несколько минут ко мне подошла девушка:
  — Привет, кислятина!
  Я выдавил улыбку:
  — Привет, глазастая!
  — Ну так-то лучше! Тебя, похоже, надо немного развеселить?
  — Верно.
  Она облокотилась на спинку стоявшего напротив меня стула, ожидая приглашения. Девушка не думала, что я встану, и, казалось, была удивлена, когда я сделал это.
  — Как насчет выпивки? — спросил я.
  — С удовольствием, — ответила она и, когда я ее усаживал, победно огляделась, проверяя, видели это ее товарки или нет.
  Неизвестно откуда вынырнул официант.
  — Виски с обыкновенной водой, — заказала девушка.
  — А вам? — спросил официант.
  — У меня уже есть.
  — Если с вами за столиком сидит девушка, вы получаете два напитка за один доллар, а иначе — за те же деньги только один напиток, — сказал он.
  Я протянул ему доллар с четвертью и сказал:
  — Отдайте мой напиток девушке. Двадцать пять центов — вам, и не беспокойте меня некоторое время.
  Он расплылся в улыбке, взял деньги и принес девушке бокал среднего размера, наполненный жидкостью бледно-желтого цвета. Она даже не пыталась притворяться и опрокинула бокал, будто выполняла поденную работу, а затем отодвинула в сторону. Я протянул руку, до того как девушка успела схватить его, и понюхал.
  Она произнесла рассерженно:
  — Почему вы все думаете, что очень сообразительны, когда так делаете? Конечно, это просто холодный чай. А чего ты ожидал?
  — Ожидал, что это будет холодный чай.
  — Значит, ты не разочарован? Если мой желудок выдерживает это, тебе не следует выражать недовольство.
  — Я его и не выражаю.
  — Большинство бывает недовольно.
  — Я — нет.
  Сунув руку в карман, я вынул пятидолларовую купюру, показал ей напечатанную на ней цифру, затем сложил ее так, что она уместилась в моей ладони, и протянул руку к собеседнице.
  — Мэрилин сегодня здесь?
  — Д. Мэрилин — это та девушка, что стоит у пианино. Она птица высокого полета. Руководит нами и рассаживает по столикам.
  — Это она послала тебя сюда?
  — Да.
  — А что случилось бы, начни мы ссориться?
  — Мы не стали бы ссориться. Для ссоры нужны двое. Если ты покупаешь выпивку, с чего это мне ссориться с тобой.
  — Ну а если бы мы все же не поладили?
  — Тогда ты не стал бы покупать мне выпивку, — усмехнулась она, — а я не сидела бы здесь в таком случае.
  — Если бы ты ушла, Мэрилин отправила бы тебя назад?
  — Нет. Она попробовала бы послать другую девушку, а если бы ты и тогда не расслабился, то позволила бы тебе скучать в одиночестве до тех пор, пока в клуб не набилось бы много народу. Как только понадобился бы столик, они отделались бы от тебя. Ты это хотел узнать?
  Ее рука придвинулась к моей.
  — Да, я действительно хотел узнать большую часть того, что ты мне поведала, — сказал я. — А как тебя зовут?
  — Розалинд. Что ты еще хочешь?
  — Хочу, чтобы Мэрилин села за этот столик.
  Глаза моей собеседницы слегка сузились.
  — Думаю, смогу это устроить.
  — Каким образом?
  — Скажу ей, что тебе нравится ее стиль, ты все время смотришь на нее, вместо того чтобы флиртовать со мной, и я подумала, что она смогла бы подзаработать кое-какие комиссионные, до того как в клуб набьются люди. Она на это клюнет.
  — Ты и вправду сможешь это устроить?
  — Попробую.
  Ее пальцы коснулись моих, и пятидолларовая бумажка поменяла хозяина.
  — Что-нибудь еще? — спросила она.
  — А Мэрилин, — осведомился я, — она — ничего?
  — Вообще-то ничего, но в последнее время без спонсора. Она здорово налетела и пережила стресс. Надо быть просто дурой, чтобы увлечься в этом мире рэкета!
  — Как лучше всего найти к ней подход?
  — К Мэрилин?
  — Да.
  — Это не трудно, — усмехнулась девушка. — Купи ей выпить и сунь доллар, когда никто не будет смотреть.
  — А что у нее за любовная история? Этот парень завоевал ее не тем, что покупал для нее выпивку, верно?
  — Нет, мужчина, который покупает для нее выпивку, — паразит. Хочешь, скажу тебе кое-что?
  — Говори.
  — Я дам тебе совет. Ты, похоже, правильный парень. Не заигрывай с Мэрилин.
  — Но мне нужно от нее кое-что.
  — Не добивайся…
  — Нет, мне всего лишь нужно получить от нее кое-какие сведения.
  — О!
  Некоторое время царило молчание. Я поймал взгляд официанта, подозвал его жестом и снова вручил доллар с четвертью, сказав:
  — Еще один напиток для леди.
  — Не надо было этого делать, — сказала она, когда официант отошел.
  — Почему?
  — Потому что Мэрилин может не поддаться на приманку, которую я собираюсь ей подбросить. Это сработает только в том случае, если ты не будешь покупать мне выпивку. Если же продолжишь угощать меня, то мне совершенно наплевать, на кого ты там смотришь, и она это прекрасно знает.
  — Корысть? — спросил я, улыбаясь.
  — Ты чертовски прав. Я корыстна. А ты подумал, что это любовь с первого взгляда?
  Я рассмеялся.
  Она произнесла немного задумчиво:
  — А ведь так вполне могло бы случиться. Ты славный малыш. Редко встретишь того, кто обращается с нами как с дамами. Мэрилин повернулась. Начинай глазеть на нее. А я притворюсь недовольной.
  Я уставился на Мэрилин, высокую, стройную девушку с очень темными волосами, несколько глубоко посаженными черными глазами и ртом, накрашенным так, что губы казались толстым малиновым мазком на ее оливково-смуглом лице.
  Сначала она отворачивалась, а затем внезапно посмотрела в нашу сторону и заметила, что девушка, сидевшая напротив меня, подает ей какой-то знак. Через мгновение она открыто взглянула на меня, и я уловил импульс, исходивший от ее темных, ярко блестевших глаз. Отведя взгляд, Мэрилин встала так, чтобы я мог хорошенько рассмотреть удлиненные линии ее фигуры, до того туго обтянутой красным шелком, будто он был мокрым.
  — У нее сегодня подавленное настроение, — сказала Розалинд. — Она стала свидетельницей этого нашумевшего убийства.
  — Ты хочешь сказать, убийства адвоката?
  — Да.
  — Черт побери! И что она об этом знает?
  — Мэрилин слышала выстрел как раз в тот момент, когда открывала ключом дверь своей квартиры.
  — И что же — сознание того, что она слышала выстрел, который стал причиной гибели какого-то человека, так ее расстроило?
  — Нет, Мэрилин не из таких. Просто полицейские офицеры разбудили ее, чтобы допросить, и она лишилась части своего утреннего сна, потому и расстроилась.
  — Она пьет?
  Девушка пристально взглянула на меня:
  — Ты детектив? Да?
  Я поднял брови, выражая удивление:
  — Я детектив?
  — Да, ты. Хочешь поговорить с ней об этом выстреле, верно?
  — Меня в этой жизни обвиняли во многом, — усмехнулся я, — но впервые кто-то, хорошо меня рассмотрев, говорит, что я выгляжу как детектив!
  — И все же ты детектив. О’кей, но ты славный, поэтому я все же дам тебе еще один совет. Мэрилин Уинтон холодна, как электрический холодильник, но при этом она очень точный человек. Если она говорит, что этот выстрел прозвучал в два тридцать, значит, он раздался именно в два тридцать и не стоит тратить время, чтобы выяснять это.
  — Но ты все же вытащишь ее сюда, чтобы я мог с ней поговорить?
  — Угу. Мне так куда приятнее.
  — Что именно?
  — Ну, знать, что ты детектив. Я подумала сначала, вдруг она тебе действительно понравилась.
  — Расскажи мне про ее роман. Как этому человеку удалось увлечь ее?
  — Хочешь верь, хочешь нет — полным безразличием. Он сделал вид, что ему все равно, нравится он ей или нет. Мэрилин задело за живое, ведь мужчины всегда вели себя с ней иначе. Бегали за ней, угрожали покончить с собой, если она не выйдет за них замуж, и все такое прочее.
  — Ты с ней разговаривала?
  — Да.
  — О том, что случилось?
  — Да.
  — Думаешь, она говорит правду?
  — Она в самом деле слышала выстрел и взглянула на часы сразу, как только вошла в квартиру.
  — И она была совершенно трезвой?
  — Она всегда бывает совершенно трезвой.
  — Мне кажется, Розалинд, что ты сказала мне все, о чем я хотел узнать. Не стану тратить время с Мэрилин.
  — Но я уже подала Мэрилин знак, что ты ею заинтересовался, и она собирается подойти, — возразила девушка. — Заметь, как она повернулась к тебе, чтобы ты мог рассмотреть очертания ее фигуры. Через минуту она взглянет на тебя через плечо и улыбнется. Она высмотрела эту позу в календаре.
  — Жаль, она старается зря, — улыбнулся я. — Скажи ей, что я передумал — решил, что у нее дурной запах изо рта, или заметил, что у нее огромные ноги. В общем, придумай что-нибудь. Доброй ночи!
  — Я увижу тебя еще? — спросила девушка.
  — Это стандартная манера поведения с клиентами?
  — Конечно, — откровенно ответила она. — А ты, черт возьми, вообразил, что я хочу за тебя замуж? Если ты детектив, будь разумным.
  — Спасибо. В таком случае ты, возможно, меня еще когда-нибудь увидишь, — пообещал я. — Извини, но мне пора идти.
  — Куда?
  — Обычная работа. Чертовы подробности. Ненавижу их, но вынужден ими заниматься.
  — Такова жизнь. У меня, у тебя, у прочих…
  — Да. И у тебя тоже?
  — Конечно.
  — Почему?
  Она сделала удрученную гримаску и безнадежно махнула рукой.
  — Потому что я была чертовой дурой. И теперь должна зарабатывать на жизнь. У меня есть ребенок.
  — Поразмыслив, я пришел к выводу, что информация, которую я от тебя получил, обойдется агентству в десять долларов, — заявил я. — Вот другие пять.
  — Ты не шутишь? Это действительно деньги на деловые расходы?
  — Да, расходы фирмы. Видишь ли, мой босс — очень щедрый парень.
  Она взяла меня за руку.
  — Ах, тебе повезло с боссом!
  Пятидолларовая купюра перекочевала в ее ладонь. Розалинд проводила меня до двери.
  — Ты мне нравишься, — сказала она. — Хочу, чтобы ты пришел снова. — Я кивнул, и девушка продолжила: — Я всем посетителям говорю это, но тебе сказала искренне!
  Я похлопал ее по плечу и вышел. Она стояла в дверях и смотрела мне вслед, пока я шел вниз по улице. На углу я поймал такси и поехал в аэропорт. Это была рутинная проверка, но если вы хороший детектив, то не станете ею пренебрегать.
  Проверив списки пассажиров, я узнал, что Эмори Г. Хейл был пассажиром самолета, совершавшего рейс в десять тридцать до Нью-Йорка, а, по его словам, вернулся он этим утром в восемь тридцать. Тщательно проверив списки еще раз, я убедился, что он действительно летел этим рейсом. Запись подтвердила его слова. Я снова взял такси и вернулся в отель. Мне давно уже было необходимо как следует выспаться.
  Глава 12
  Я отправился в квартиру к Хейлу после полудня. Дома его не оказалось. Одновременно позавтракав и пообедав в «Бурбон-Хаус», снова попытался застать Хейла. Безуспешно.
  Я прошелся по Сент-Чарльз-авеню к дому, где жила Роберта, и, не останавливаясь, осмотрел его как можно внимательнее. Затем вернулся в отель и напечатал на машинке отчет для офиса, стараясь аккуратно перечислить все мои расходы.
  К Хейлу я снова пошел около четырех и на сей раз застал его дома, да к тому же в очень веселом настроении.
  — Входите, Лэм. Входите и присаживайтесь. Ну, молодой человек, мне кажется, что я сделал для вас нечто очень хорошее. Заманил еще одного клиента!
  — Да что вы!
  — Да. Сюда приходил человек и спрашивал вас. Я дал вам очень хорошую рекомендацию, действительно очень хорошую!
  — Спасибо.
  Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, и он сказал:
  — Очень интересно. Я, знаете ли, обыскал квартиру.
  — Зачем?
  — Хотел найти что-нибудь, что могло бы подвести нас ближе к разгадке.
  — Но она уже три года не живет здесь.
  — Знаю, но на всякий случай тщательно осмотрел все вокруг. Чего только иной раз не найдешь — письма или что-нибудь другое.
  — Верно.
  — Я обнаружил немало интересного — письма, которые оказались под бумагами на дне ящиков секретера, и целую груду корреспонденции, завалившейся за ящики. Я еще не все извлек. Вставил ящик обратно, когда услышал на лестнице ваши шаги, потому что не знал, кто идет.
  Хейл подошел к секретеру и выдвинул ящик.
  — У вас, случайно, нет зажигалки? — спросил он.
  — Нет.
  — Я пытался заглянуть туда, подсвечивая спичкой, но это довольно опасно. Спичка может обломиться и упасть вниз. Тогда все там загорится.
  Он зажег спичку, на мгновение прикрыл огонь ладонью, а затем сунул руку в отверстие секретера, откуда был вынут ящик. В нижней части я смог увидеть кучу бумаг, затем спичка догорела.
  — А нельзя ли их достать, выдвинув нижние ящики? — спросил я.
  — Нет. Я пытался это сделать. Между ящиками сзади есть перегородка, видите?
  Он вытащил один из ящиков. Позади была основательная перегородка. Между задней стенкой секретера и ящиками оставался зазор примерно в шесть-восемь дюймов.
  — Посмотрите, как здесь все устроено, — сказал Хейл. — Верхний ящик вдвигается очень глубоко. Когда он выдвинут, на нем располагается доска — письменный стол. Нижние ящики задвигаются не более чем на восемь дюймов. В секретере предусмотрено полое пространство.
  Теперь меня это заинтересовало.
  — Ни одного шанса из ста, что какие-нибудь из этих бумажек могут касаться девушки, которая нам нужна, — сказал я, — но, раз мы уже зашли так далеко, давайте их все же извлечем.
  — Каким образом?
  — Вынем все из секретера и перевернем его вверх дном.
  Хейл не произнес ни слова и так же молча принялся вытаскивать ящики, а затем освобождать отделения на верху секретера. Там была бутылка чернил, несколько ручек, промокательная бумага, пара коробков спичек и еще кое-какие мелочи — воспоминания о прежних жильцах.
  — Готово? — спросил он.
  Я кивнул. Мы каждый со своей стороны взялись за секретер и отодвинули его от стены.
  — Могу вам признаться, — сказал Хейл, — что я сам тоже в какой-то степени детектив. Меня интересует человеческая природа, и ничто не доставляет мне такого удовольствия, как возможность проникнуть в укромные уголки сознания. Обожаю читать старые письма! Однажды, занимаясь одним делом о наследстве, я наткнулся на сундук, полный писем. Ничего интереснее я никогда не встречал! Ну а теперь давайте наклоним его в эту сторону. Так вот, этот сундук, полный писем, принадлежал женщине, которая умерла в возрасте семидесяти восьми лет. Она сохранила все письма, которые получала в детстве, письма от поклонников, когда за ней ухаживали. Интереснейшая коллекция! И это были вовсе не сдержанные, как можно было ожидать, письма. Нет, некоторые из них были очень выразительными. Так. Теперь давайте перевернем его. Послушайте, там что-то тяжелое!
  Действительно, внутри секретера находился какой-то тяжелый предмет. Он перекатился вдоль задней стенки, ударился о перевернутый верх и застрял. Нужно было исхитриться извлечь его.
  — Давайте поднимем секретер и потрясем его, — предложил я. — Держите его так, наклонив вниз.
  Секретер оказался тяжелым. Нам потребовалась минута, чтобы поднять его под правильным углом. Когда мы наклонили его соответствующим образом, тяжелый предмет вывалился на пол. После этого раздался шелест бумаг, падающих на ковер. Держа секретер на весу, мы не могли видеть, что это за бумаги.
  — Давайте-ка встряхнем его, — предложил я.
  Мы встряхнули секретер.
  Хейл постучал своей большой ладонью по задней стенке:
  — Кажется, это все.
  Мы поставили секретер на место и взглянули на кучу бумаг, вывалившихся на пол. Там оказались старые письма — пожелтевшие пачки — и тот тяжелый предмет. Это был револьвер 38-го калибра.
  Я поднял его и стал рассматривать. Четыре гнезда барабана были заряжены. В двух находились стреляные гильзы. На револьвере проглядывало несколько ржавых пятен, но в общем он был в хорошем состоянии.
  — Кто-то, вероятно, сунул револьвер в ящик секретера поверх бумаг, а потом, когда в спешке выдвинул ящик, оружие свалилось вниз, — предположил Хейл.
  — Подождите минутку, — остановил его я. — Давайте посмотрим, как вставляется этот ящик, какое пространство останется за ним свободным.
  Я вставил ящик в пазы и взглянул за него:
  — Ни единого шанса, что револьвер мог упасть туда случайно. Щель слишком мала. Его, по-видимому, засунули туда сознательно, предварительно вынув ящик. Иными словами, это пространство использовалось как тайник.
  Хейл встал на колени, чтобы проверить мое предположение, потом изрек:
  — Вы правы, Лэм. Вы — настоящий детектив! Давайте-ка теперь посмотрим, что это за письма.
  Мы просмотрели несколько старых писем — они не представляли собой ничего особенного. Несколько старых оплаченных счетов, полное мольбы и отчаяния письмо какой-то женщины, которая просила мужчину вернуться и жениться на ней, письмо от мужчины, который просил дать ему взаймы денег, чтобы он мог «перекрутиться», выдержанное в духе обращения к «дорогому старому другу».
  — До чего мне нравятся эти вещи! — улыбаясь, сказал Хейл, прочитав письмо. — Перекресток человеческих жизней. Будучи совершенно посторонними людьми, мы можем исследовать тон этого письма и убедиться, до чего неуместно выбран этот стиль обращения к «дорогому старому другу». Я не доверял бы этому человеку, пока могу опрокинуть этот секретер одной рукой!
  — Согласен с вами, — поддержал его я. — Интересно, а что в этих газетных вырезках?
  Хейл отодвинул их в сторону.
  — Они не представляют никакого интереса. Интересны только письма. Вот письмо, написанное женским почерком. Может, это снова письмо той девушки, которая хотела, чтобы какой-то мужчина женился на ней? Интересно, что из этого вышло?
  Я поднял вырезки из старых газет, бегло их просмотрел и внезапно воскликнул:
  — Подождите, Хейл! Кажется, нам повезло.
  — В чем же?
  — Мы нашли нечто такое, из чего можно извлечь пользу.
  — Что вы имеете в виду?
  — Возможно, это связано с револьвером 38-го калибра.
  Хейл уронил письмо, которое читал, и взволнованно спросил:
  — Каким образом?
  — Эти вырезки касаются убийства человека по имени Крейг. Говард Чандлер Крейг. Двадцать девять лет, холост, работал бухгалтером в «Роксберри эстейтс лимитед». Давайте посмотрим, где было совершено убийство. Минутку! Вот заголовок: «Лос-Анджелес таймс, 11 июня 1937 года».
  — Это может кое-что значить! — воскликнул Хейл. — Допустим, убийца скрылся и приехал сюда…
  Он взял одну из вырезок и стал ее просматривать. Она была сложена в несколько раз. Хейл развернул ее и посмотрел на фотографию как раз в тот момент, когда я читал о подробностях случившегося. Услышав, как Хейл громко втянул воздух, я сразу догадался почему.
  — Лэм, — воскликнул он взволнованно, — посмотрите!
  — Я читаю о случившемся, — ответил я.
  — Но здесь ее фотография!
  Я взглянул на грубо воспроизведенный снимок Роберты Фенн. Под ним значилось: «Роберта Фенн, двадцать один год, стенографистка. Была в машине с Говардом Крейгом, когда на них напали».
  — Лэм, вы понимаете, что это значит? — возбужденно спросил Хейл.
  — Нет, — ответил я.
  — А я понимаю, — произнес он.
  — Ну, не будьте так уверены.
  — Но это так же очевидно, как то, что на вашем лице есть нос.
  — Давайте ознакомимся со всеми этими вырезками, прежде чем делать поспешное заключение, — сказал я.
  Мы прочли все вырезки, обмениваясь ими между собой.
  Хейл закончил чтение первым.
  — Ну что? — спросил он, когда я тоже закончил читать.
  — У меня нет полной уверенности, — сказал я.
  — Чушь! — воскликнул Хейл. — Все ясно как божий день! Она выезжала с этим бухгалтером. Возможно, это еще один случай, когда девушка хотела, чтобы мужчина женился на ней, а он отказывался. Она под каким-либо предлогом вылезла из машины, перешла на ту сторону, где располагается водительское место, дважды выстрелила Крейгу в левый висок, спрятала револьвер и выдумала историю о том, как из-за кустов вышел бандит в маске и потребовал, чтобы Крейг поднял руки вверх. Тот выполнил приказ. Мужчина обыскал его карманы, а затем приказал Роберте идти за ним. Этого Крейг вынести не мог. Он включил мотор в своей машине, дал газ и попытался сбить этого типа, но тому удалось отпрыгнуть в сторону. Он дважды выстрелил в голову Крейгу, сидевшему в движущейся машине. Никто не подверг сомнению историю, которую рассказала девушка. Крейга сочли джентльменом и жертвой. А не усомнилась полиция в правдивости рассказа Роберты Фенн по той простой причине, что в течение нескольких месяцев поблизости были совершены две дюжины нападений на парочки. Если девушка была привлекательной, то после кражи насильник требовал, чтобы она шла за ним. Было совершено еще два убийства… — Хейл сделал драматическую паузу, указал на револьвер и изрек: — Ну вот! Это убийство! Она сразу скрылась и, клянусь всеми святыми, снова пытается скрыться! Но на сей раз сделать это ей не удастся.
  — Вовсе не обязательно, — сказал я. — Да, это револьвер 38-го калибра, но с чего вы взяли, что это — то самое оружие, из которого был убит Крейг?
  — Почему вы ее выгораживаете? — подозрительно спросил Хейл.
  — Не знаю, — ответил я. — Может быть, потому, что я не хочу, чтобы вы оказались в стороне от этого дела.
  — Что вы имеете в виду?
  — Утверждать, что человек совершил преступление, — сказал я, — иногда бывает очень опасно, если только у вас нет каких-либо неопровержимых доказательств.
  — Это так, — кивнул Хейл. — Конечно, у меня нет ничего, что доказывало бы, в самом ли деле этот револьвер имеет отношение к газетным вырезкам.
  — Газетные вырезки могли быть положены в ящик этого секретера и затем завалиться в заднюю щель, — подчеркнул я. — Однако револьвер не мог завалиться туда случайно. Его нарочно там спрятали.
  — Дайте подумать, — сказал Хейл.
  — Пока вы будете думать, — парировал я, — хотелось бы узнать определенно, зачем вам нужна Роберта Фенн и кто ваш клиент?
  — Нет, это невозможно.
  — Почему?
  — Потому что я так говорю. Более того, я защищаю конфиденциальность моего клиента.
  — А вам не кажется, что теперь он захотел бы, чтобы я узнал побольше?
  — Нет.
  — Ваш клиент — мужчина?
  — Вы не выудите из меня ничего, Лэм. И не пытайтесь. Я просил вас найти Роберту Фенн, вот и все.
  — Ну я ее и нашел.
  — И снова потеряли.
  — Да, так можно сказать.
  — Тогда найдите ее снова.
  — Вы недавно познакомились с Бертой, не так ли?
  — Вы хотите сказать — с миссис Кул?
  — Да, с ней.
  — Недавно.
  — Учтите: она довольно крута в делах.
  — Это хорошо. Я и сам довольно крутой.
  — Вы обратились в агентство для того, — напомнил я, — чтобы мы отыскали Роберту Фенн. Вы обещали нам премию, если она будет найдена за определенный отрезок времени.
  — Верно, — нетерпеливо перебил меня Хейл, — и что здесь не так?
  — Мы ведь нашли ее.
  — Но вы не сумели предотвратить ее исчезновения.
  — Вот поэтому я и поинтересовался, хорошо ли вы знакомы с миссис Кул. Уверен, она станет утверждать, что наша задача заключалась лишь в том, чтобы найти девушку.
  — И что после того, как она найдена, ваша работа завершена и вам причитается премия?
  — Именно так.
  Я ожидал, что он взбесится. Этого не произошло. Хейл сидел на полу, уставясь на револьвер и газетные вырезки. Уголки его рта приподнялись в улыбке, и он захихикал:
  — Черт возьми, Лэм, а ведь она права! Я, юрист, пытаюсь выскользнуть из рамок соглашения, которое было заключено! — И он взглянул на меня.
  Я промолчал.
  — Это джентльменское соглашение. Припоминаю, как оно было выражено.
  — Я подумал, что вам следует об этом напомнить, вот и все, — отрезал я.
  — Ладно, — согласился он, — премия за мной. О’кей, я снова обращаюсь в ваше агентство и обещаю вам еще одну премию. Мне нравится, как вы работаете. Однако нам лучше связаться с полицией по поводу этого револьвера.
  — Что вы собираетесь сказать им?
  — Не беспокойтесь, Лэм, только сообщить голые факты. Скажу, что рассматривал секретер, потому что меня заинтересовала мебель и я собирался сделать на этот счет предложение хозяйке. Я приподнял его, чтобы взглянуть на низ, и понял, что внутри находится нечто тяжелое. Я потряс секретер, и из него вывалились револьвер и бумаги. Естественно, я не хочу выглядеть в глазах людей как человек, сующий нос в чужие дела и читающий письма, которые не имеют к нему отношения.
  — Но все же хотите обратиться к полиции, да?
  — Да, конечно.
  — Но тогда полиция будет знать столько же, сколько знаете вы, — сказал я.
  — Ну а почему бы и нет?
  — Мне ничего не известно о том, зачем вам или кому-то еще понадобилась Роберта Фенн, но, думаю, какая-то причина за этим кроется.
  — Бизнесмены не имеют привычки тратить большие деньги на поиски человека только для того, чтобы предложить ему подписаться на журнал, — ответил Хейл.
  — Вы, возможно, не понимаете, к чему я клоню.
  — Объясните мне, пожалуйста.
  — Допустим, бизнесмен ищет Роберту Фенн. Она, несомненно, нужна ему для того, чтобы сделала или сказала ему что-то. Возможно, он хочет кое-что выяснить. Вот револьвер 38-го калибра и несколько старых газетных вырезок. Отнеси вы их в полицию — никогда не отыщете Роберту Фенн, во всяком случае, не будете иметь возможность поговорить с ней. Сейчас полицейские считают Роберту второй жертвой убийцы или думают, что она испугалась и сбежала. Есть, конечно, предположение, что это она застрелила Нострэндера, но отсутствуют бесспорные доказательства. Если вы обратитесь в полицию, то на свет божий извлекут то старое дело. И тогда власти Калифорнии собьются с ног, разыскивая ее. Фотография мисс Фенн будет напечатана в каждой газете, объявления о ее розыске развесят во всех почтовых отделениях, разошлют каждому полицейскому офицеру в стране. У нее на хвосте окажется одновременно полиция и Луизианы, и Калифорнии. Узнав об этом, она постарается понадежнее спрятаться. Какой шанс найти девушку прежде, чем ее обнаружит полиция того или другого штата, как вы думаете, останется у нас? Мы найдем ее лишь тогда, когда она окажется в тюрьме. И какой вам от этого прок?
  Хейл внимательно смотрел на меня несколько секунд, время от времени моргая, и резко подтолкнул ко мне револьвер.
  — Ладно, Лэм, возьмите его.
  — Нет, я просто детектив, нанятый, чтобы отыскать Роберту Фенн для неизвестного мне клиента. Это вы главное действующее лицо, которое определяет ход событий.
  — В таком случае у меня, как у адвоката с хорошей репутацией, только один выход — обратиться в полицию.
  Я поднялся с пола и отряхнул брюки.
  — О’кей. Мне только хотелось, чтобы вы поняли ситуацию.
  Я был на полпути к двери, когда он окликнул меня:
  — Лэм, пожалуй, мне следует еще немного поразмыслить. — Я ничего не ответил, и он продолжил: — Вы понимаете, что это довольно серьезное дело — обвинить человека в преступлении. Я… я… обдумаю все. — Я снова промолчал. — В конце концов, — сказал он, — я допускаю, что это то самое оружие, с помощью которого было совершено убийство в Калифорнии. Но это не более чем мое предположение. Думаю, было бы разумно провести более тщательное расследование. Сейчас у нас действительно нет ничего, что мы могли бы сообщить полиции. Ну, нашли несколько газетных вырезок и револьвер, которые были спрятаны в старом секретере. Так ведь тысячи людей держат у себя револьверы, а вырезки вообще могут не представлять никакой ценности.
  — Приняли решение?
  — Какое?
  — Убедились в том, что вам необходимо сделать то, что вы хотите сделать?
  — Прекратите, Лэм! Я не стану этого делать. Просто взвешиваю все за и против.
  — Когда взвесите окончательно, дайте мне знать, — сказал я и снова повернулся к двери.
  На этот раз он позвал меня до того, как я успел сделать три шага.
  — Лэм!
  Я оглянулся:
  — Что на этот раз?
  Хейл перестал хитрить.
  — Забудьте об этом, — сказал он. — Мы не будем ничего сообщать полиции.
  — А что вы намерены делать с револьвером?
  — Положу туда, где мы его нашли.
  — И что дальше?
  — Позднее, если понадобится, мы вновь его найдем.
  — Ну вы и хитрец! — сказал я.
  Он кивнул и расплылся в сияющей улыбке:
  — Чем дольше общаюсь с вами, Лэм, тем больше уважения к вам испытываю. Теперь хочу попросить вас сделать кое-что для меня.
  — Что именно?
  — Как я понимаю, у полиции есть свидетель, который может указать точное время, когда был убит Нострэндер. Тот, кто слышал выстрел. Кажется, это была молодая женщина. Я хотел бы знать, не могли бы вы устроить так, чтобы я с ней встретился? Не в качестве человека, собирающего информацию, а якобы случайно?
  — Это легко устроить, — сообщил я. — Ждите у входа в бар Джека О’Лири около девяти сегодня вечером. Я уже подготовил почву.
  — Ну и ну! Вот это продуктивность! Похоже, вы предугадываете каждую мою мысль, Лэм. Право, это так!
  — В девять часов сегодня вечером, перед входом в бар Джека О’Лири, — повторил я и вышел.
  На лестнице я взглянул на часы. В Калифорнии было на два часа меньше.
  Я послал в агентство телеграмму: «Говард Чандлер Крейг убит шестого июня тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Возможность ознакомиться с делом здесь. Обеспечьте все подробности. Особенно необходимо выяснить привычки и подробности личной жизни убитого».
  Глава 13
  — Какое своеобразное место! — сказал Хейл. — Оно точно такое же, как все ночные клубы Нового Орлеана, во всяком случае Французского квартала.
  Подошел официант:
  — Вам нужен столик?
  Я кивнул.
  Мы последовали за ним к столику, который он нам указал, и сели.
  — Мэрилин Уинтон работает здесь? — спросил меня Хейл.
  — Да. Вон она — девушка в атласном платье кремового цвета.
  — Великолепная фигура! — отметил адвокат одобрительно.
  — Угу.
  — Интересно, можно ли устроить, ну, вы понимаете, чтобы нам удалось поговорить с ней?
  — Она подойдет к нам.
  — Почему вы так думаете?
  — Мне подсказывает интуиция.
  У Мэрилин был достаточно большой опыт, и поэтому, когда мужские глаза стали буравить ее спину, она инстинктивно обернулась, улыбнулась нам, а затем подошла.
  Я встал и поприветствовал ее:
  — Хэлло, Мэрилин! А это мой друг, мистер Хейл.
  — Здравствуйте, мистер Хейл. — И она протянула ему руку.
  Хейл поднялся, ослепительно улыбнулся ей, и при этом лицо у него было как у ребенка, который смотрит сквозь стекло витрины на Санта-Клауса за два дня до Рождества.
  — Вы не присядете? — предложил он.
  — Спасибо.
  Не успели мы ее усадить, как подошел официант, чтобы принять заказ.
  — Виски с чистой водой, — попросила она.
  — Джин и кока-колу, — заказал я.
  Хейл сжал губы, размышляя.
  — Дайте подумать. У вас есть действительно хороший коньяк?
  Я ответил за официанта:
  — Раз вы в Новом Орлеане, то почему не попробовать новоорлеанский напиток? Джин и севен-ап, джин и кока-колу, ром с кока-колой или бурбон и севен-ап?
  — Джин и кока-колу? — спросил он так, будто я предложил ему попробовать коктейль из хлорной извести. — Вы хотите сказать, что их смешивают?
  — Принесите ему один из этих напитков, — сказал я официанту.
  Официант отошел, а Мэрилин обратилась ко мне:
  — Почему вы в прошлый раз сбежали от меня?
  — Кто вам это сказал?
  — Одна маленькая птичка прощебетала, и, кроме того, знаете ли, у меня самой есть глаза!
  — О да! Глаза у вас есть!
  Она рассмеялась:
  — Как вас зовут?
  — Дональд.
  — В следующий раз не поступайте так — сначала заинтриговать девушку, а потом сбежать!
  — Вы уже знакомы с мисс Уинтон? — спросил Хейл.
  — Нет, — ответил я, — только хотел с ней познакомиться, но как-то не получилось.
  — Робость мешает успеху! — пошутила Мэрилин. — Не позволяйте обстоятельствам руководить вами, Дональд.
  Официант принес наши напитки. Хейл заплатил за них. Он поднял свой стакан с выражением плохо скрываемого недоверия, готового проявиться, как только первая капля жидкости попадет ему на язык. Потом я увидел удивление на его лице. Он сделал второй глоток и воскликнул:
  — Боже мой, Лэм, да это здорово!
  — Я же вам говорил.
  — Мне это нравится! Восхитительный напиток. Гораздо лучше обычного шотландского виски с содовой. Великолепный вкус и без чрезмерной сладости.
  Мэрилин, потягивая свой холодный чай, сказала:
  — А мне нравится виски с чистой водой. Очень приятный напиток, особенно если вы много пьете.
  Хейл казался шокированным.
  — А вы пьете много?
  — Время от времени.
  Его глаза внимательно оглядели девушку, ища свидетельства разгульного образа жизни.
  — Сигарету? — спросил ее я.
  — Пожалуйста.
  Я дал ей сигарету. Хейл вынул сигару. Мы закурили.
  — Откуда вы, мальчики? — спросила Мэрилин.
  — Мой друг из Нью-Йорка, — ответил я за Хейла.
  — О! Это, наверное, такой город! Я там никогда не бывала. Мне даже боязно туда поехать.
  — Почему? — спросил Хейл.
  — Не знаю. Большие города внушают мне страх. Мне кажется, что я бы там непременно заблудилась.
  Хейл решил представить себя в роли космополита и сказал:
  — Мне кажется, находиться в Нью-Йорке очень просто. В Чикаго или Сент-Луисе гораздо труднее.
  — Все они слишком велики для меня.
  — Если вы когда-нибудь приедете в Нью-Йорк, известите меня, и я позабочусь о том, чтобы вы не заблудились!
  — Или чтобы меня не похитили, — сказала она, улыбаясь глазами.
  — Да.
  — А как насчет того, чтобы не сбиться с пути истинного?
  — Ну… — Хейл подумал и посмотрел на меня. В уголках его рта начала появляться самодовольная улыбка. — Если вы будете со мной, то вам нечего бояться!
  — Правда? — кокетливо спросила она, играя глазами.
  Хейл рассмеялся так, будто принял дозу витаминов.
  — Мне нравится этот напиток, Лэм. Очень нравится! Я, право, рад, что вы обратили на него мое внимание. Нравится и этот ночной новоорлеанский клуб, такой уютный, интимный, типичный для Французского квартала! Здесь какая-то особая, неофициальная атмосфера, которой не найти нигде в другом месте, правда?
  Я улыбнулся Мэрилин и сказал:
  — Я вижу, кому хорошо!
  — Мне кажется, что не вам.
  — Почему вы так думаете?
  — А вы не сказали, что вам хорошо.
  — Я просто сдержанный человек!
  Мимо прошла Розалинд. Мэрилин взглянула на нее, как смотрит сторожевая собака на бродягу. Розалинд не сделала мне никакого знака, но едва Мэрилин отвернулась, как она одарила меня быстрой интимной полуулыбкой. Затем лицо ее снова приняло выражение полного равнодушия.
  Я положил сигарету в пепельницу, опустил руку в карман пиджака и незаметно высыпал там из пачки все сигареты, кроме одной.
  Хейл продолжал восхищаться:
  — По-моему, это самый великолепный напиток, который мне когда-либо приходилось пробовать!
  Мэрилин допила остаток своего холодного чая и сказала:
  — Если вы выпьете сразу, один за другим, два или три таких напитка, то действительно почувствуете себя хорошо. И при этом не будет ощущения, что вы перепили — только приятная теплота.
  — Правда?
  Она кивнула.
  — Мне нравится потягивать такой напиток, — сказал Хейл.
  — Допейте его, будьте молодцом, — посоветовал я. — Мэрилин хочет, чтобы мы купили ей еще выпить.
  Ее глаза взглянули на меня ласково.
  — Как вы догадались?
  — Я психолог.
  — Вероятно, да.
  Она протянула через стол руку и положила ее на мою. Психологом, однако, был официант. Он возник возле столика без всякого приглашения.
  — Наполните снова наши бокалы, — попросил я.
  Я вынул из кармана пачку сигарет и протянул Мэрилин.
  — Закурите еще одну?
  — Спасибо.
  Она взяла сигарету, а я пошарил в пачке указательным пальцем.
  — Похоже, я взяла последнюю, — заметила Мэрилин.
  Я потряс пачку, усмехнулся, смял ее и сказал:
  — Ничего, я сейчас куплю.
  — Официант принесет.
  — Нет, спасибо. Я вижу вон там автомат.
  Я поднес ей спичку, погасил ее, встряхнув, встал и пошел к автомату с сигаретами. Сделав вид, будто у меня нет мелочи, направился за ней к бару. Получив пачку сигарет, я остановился возле аттракциона и сыграл один раз. Между делом опустил в карман правую руку, сгреб рассыпанные там сигареты, скомкал их и небрежно выбросил на пол. Мне повезло, и я сумел выиграть две бесплатные игры. Я оглянулся на наш столик. Мэрилин наблюдала за мной, а Хейл, подавшись вперед, нашептывал что-то ей на ухо. На столике стояли три наполненных бокала с выпивкой.
  Я махнул рукой и крикнул:
  — Я выиграл!
  Когда я снова повернулся к доске, на которую бросали шары, к автомату с сигаретами подошла Розалинд. Она порылась в сумочке, отыскивая монеты, и проговорила углом рта:
  — Не поднимай глаз!
  Я продолжал бросать шары.
  — Не заигрывай со мной, я могу потерять работу. Она заинтересовалась тобой. Ты проигнорировал ее в прошлый раз, и это ее задело. Только не переусердствуй!
  — Почему?
  — Пожалеешь!
  — Спасибо за совет.
  Она взяла свои сигареты и отошла. Я встал так, чтобы видеть зеркало, висевшее над баром. Мэрилин следила за девушкой холодным, немигающим взглядом змеи, которая смотрит на птенца, только что слетевшего на землю.
  Я продолжал бросать шары, использовал две причитавшихся мне бесплатных игры и снова стал опускать в автомат монеты. Хейл вел себя по-светски. Он энергично жестикулировал, заглядывал Мэрилин в глаза, позволяя себе время от времени скользнуть взглядом по ее обнаженным плечам.
  Я вернулся к столику. Эмори Хейл в это время произносил: «Необычайно очаровательная…» Мэрилин внимательно смотрела на него.
  — Я рада, что вы так думаете. На мой взгляд, зрелые люди гораздо интереснее мужчин моего возраста. Молодые люди редко удостаиваются моего внимания. Они быстро наскучивают мне до отвращения. Ну почему это так, Эмори? Может быть, со мной что-то не в порядке?
  Адвокат глядел на нее с сияющей улыбкой. В этот момент он даже не заметил меня, а Мэрилин и не могла заметить, не оборачиваясь.
  — Продолжайте, — попросила она. — Если вы знаете, почему это так, скажите мне!
  Я кашлянул. Ни один из них не взглянул на меня.
  — Это потому, дорогая, что у вас такой тонкий ум, — произнес Хейл. — Вас не могут интересовать банальные беседы с юнцами. Несмотря на ваше прекрасное тело и явную молодость, совершенно очевидно, что вы…
  Я еще раз громко кашлянул и подошел к своему стулу.
  — Мы уж думали, что потеряли вас, — сказала Мэрилин.
  — Ходил за сигаретами.
  — Я возьму одну. — Она протянула руку. Хейл, не отрываясь, смотрел на нее, пока я распечатывал пачку. — Ну, как игра? — спросила Мэрилин.
  — Довольно удачно. Немного выиграл.
  — Пришлось заплатить?
  — Нет, я отыгрался.
  — Я всегда так делаю. Говорят, что это глупо. Надо забирать свой выигрыш.
  — Не вижу разницы.
  — Но если вы не будете опускать туда монеты, автомат со временем иссякнет.
  — Это произойдет в любом случае.
  Она замолчала, обдумывая мой ответ.
  Хейл прочистил горло.
  — Как я уже говорил, редко можно встретить ум, способный развивать зрелые мысли перед…
  — О, вон официант! — вдруг воскликнула Мэрилин. — Он снова смотрит в нашу сторону. Вероятно, видит, что мой бокал пуст. Забавный тип. Знаете, если я стану сидеть здесь перед пустым бокалом, он будет пялиться, точно собрался меня загипнотизировать. Кстати, Дональд, вы и не притронулись к вашей выпивке.
  — Верно, мне надо было взять бокал с собой туда, где я играл. Ну, ваше здоровье!
  — Но мне нечего с вами выпить!
  — Сейчас мы это исправим! — воскликнул Хейл и добавил: — У вас чудесные волосы.
  — Спасибо… Джо, мне еще раз виски с водой.
  Официант повернулся к Хейлу.
  — Принесите ему еще один джин с кока-колой, — сказал я, — но сделайте так, чтобы он по-настоящему почувствовал вкус, если не хотите, чтобы наша компания распалась.
  Официант снова взглянул на Хейла, потом на меня:
  — О’кей, а вы что хотите?
  — У меня еще есть выпивка.
  — Вам полагается еще один напиток без дополнительной оплаты, — принялся объяснять официант. — Когда у вас за столом девушка, вы…
  — Знаю, — перебил его я. — Принесите напитки, пока люди не умерли от жажды прямо посреди вашего ночного клуба.
  Мэрилин рассмеялась. Хейл принялся с любопытством оглядывать зал.
  Мэрилин глубоко затянулась сигаретой и произнесла небрежно:
  — Вы найдете это, если пройдете через арку, в следующей комнате.
  Казалось, что Хейл сконфужен.
  — Извините, — пробормотал он.
  — Это вон там.
  — Что?
  — То, что вы ищете.
  Хейл откашлялся, отодвинул свой стул и с достоинством произнес:
  — Извините, я на минутку!
  — Боюсь, что он не очень хорошо переносит выпивку, — сказал я, наблюдая за тем, как адвокат пересекает зал.
  — Очень многие старики плохо ее переносят. Он славный человек, правда, Дональд?
  Она внимательно следила за мной, ожидая ответа.
  — Угу.
  — Похоже, вы произнесли это без особого энтузиазма.
  — А что вы хотели чтобы я сделал? Вытянулся по стойке «смирно» или вспрыгнул на стол и начал размахивать флагом?
  — Не дурите. Я просто сказала, что он хороший парень.
  Она некоторое время сидела потупившись, а снова взглянув на меня, внезапно улыбнулась открытой улыбкой, причем глаза ее оставались серьезными. Эта улыбка как бы содержала намек на некую интимность.
  — Поймите меня правильно, Дональд. Я хочу сказать, что он довольно славный, но вы, я думаю, понимаете, что молодость стремится к молодости.
  — Продолжайте, закончите свою мысль, — сказал я, когда она, казалось, застряла на середине фразы. — Так к чему стремится молодость?
  — Да так…
  Я рассмеялся:
  — Пожилым женщинам нравятся молодые люди, а старым мужчинам — юные девушки. Если бы мужчины постарше уделяли больше внимания своим ровесницам, все были бы счастливее.
  Продолжая смотреть мне в глаза, она призналась:
  — Что касается меня, то я хочу молодости! — Мэрилин протянула через стол руку и стиснула мою. — Что вы сказали той девушке?
  — Какой девушке?
  — Той, которая подошла к автомату с сигаретами, когда вы бросали шары, Розалинд. В прошлый раз вы покупали ей выпивку, помните?
  — Она мне не очень понравилась тогда, — ответил я. — Думаю, это ее разозлило. Я все время смотрел на вас, когда она была со мной.
  — О!
  — А вы с Эмори вроде хорошо поладили?
  — Да, прекрасно. А что?
  — Просто спросил, после того как вы заговорили о пожилых мужчинах и о том, что стремитесь к молодости.
  Она усмехнулась и сказала:
  — Ну, он несколько другой. Такой странный… Я бы сказала, старомодный. Мне он напоминает отца. А чем он занимается?
  — Он адвокат из Нью-Йорка.
  — О, адвокат! И процветающий?
  — Да, похоже, раз может позволить себе швыряться деньгами. И он не из тех крутых, которые знают всякие уловки. Специализируется на официальных завещаниях. А вообще-то он немного наивный.
  — Странно, но мне кажется, что в его жизни есть что-то такое… Ну вы понимаете, о чем я, — его окружает атмосфера неудачи. Может быть, несчастливый брак? Домашние неприятности?
  — Вряд ли. У меня сложилось впечатление, что он богатый вдовец.
  — О!
  — Вот он идет, — сказал я. — Посмотрите, как двигается. Ступает явно слишком осторожно.
  — Еще один джин с кока-колой — и его ноги просто перестанут касаться пола, — рассмеялась Мэрилин. — Смотрите, Дональд, — вдруг сказала она торопливо, — помните девушку, о которой я только что вам говорила?
  — Вы имеете в виду Розалинд?
  — Да.
  — Ну и что?
  — Постарайтесь найти возможность поговорить с ней. Она от вас без ума. Вы, возможно, не понимаете, но, если девушка в таком месте, как это, увлекается мужчиной так, как она увлеклась вами, ее очень задевает, если вы приходите и сидите весь вечер с другой. Скажите ей что-нибудь приятное, ладно?
  — Ну конечно. Только она вряд ли запомнила меня.
  — Запомнила вас! Да говорю же вам, она по вас с ума сходит. О, вы вернулись, Эмори! Как раз вовремя, чтобы выпить. Джо сейчас принесет. Как вы себя чувствуете?
  — На миллион долларов! — ответил Хейл.
  — Вон Розалинд. Она здорово играет в шары. Готова биться об заклад, что она когда-нибудь разорится, играя в них в дневные часы, когда у нас затишье. — И Мэрилин выразительно посмотрела на меня, улыбаясь.
  — Извините меня, — сказал я и направился к аттракциону. Краем глаза я видел, как Мэрилин сделала знак Розалинд.
  Я бросал уже третий шар, когда заметил, что Розалинд стоит рядом со мной.
  — Что ты сделал с ней? — спросила она.
  — А что?
  — Она позволила мне заняться тобой.
  — Я дал ей понять, что с ней там сидит денежный мешок, — ответил я.
  — Это правда?
  — Возможно.
  — Он твой приятель?
  — В некотором роде, а что?
  — Да ничего, просто спрашиваю.
  Я закончил игру, опустил монету в щель и нажал на рукоятку.
  — Хочешь попробовать? — спросил я Розалинд.
  Она начала бросать шары. Джо подошел и со значением посмотрел на меня.
  — Пару напитков, — приказал я. — Что ты будешь пить?
  — То же, что всегда. Этот парень, Джо, все понимает. Не занимайся ерундой, просто принеси мне холодного чая. Тебе заплатят.
  — А вам что? — спросил меня Джо, ухмыляясь.
  — Джин и севен-ап.
  Мы с Розалинд выпили, и она спросила:
  — Ты возвращаешься к ним за столик?
  — Возможно.
  — Мэрилин хочет, чтобы я оставалась с тобой.
  — Почему бы и нет? Пойдем, познакомишься с Эмори.
  — Ты не сердишься?
  — Из-за чего?
  — Ну, из-за Мэрилин. Ты ведь на самом деле не увлекся ею, нет?
  — Идем, присоединимся к компании, — ухмыльнулся я.
  — Ты надул Мэрилин?
  — Почему ты так решила?
  — Несколько минут назад она метала в меня стрелы, когда ей показалось, что я заигрываю с тобой. А теперь вдруг подает мне знак, чтобы я продолжала.
  — Обстоятельства изменились.
  — Дональд, — заметила девушка, — ты загадочный человек. Скажи, что тебе нужно?
  — Ничего такого, что может тебе повредить.
  Она взглянула на меня и сказала:
  — Готова поклясться, что ты не поступишь с девушкой нечестно.
  Я ничего не ответил. Мы подошли к столику.
  Мэрилин небрежно произнесла:
  — О, привет, Розалинд. Это Эмори — мой приятель. Мистер Эмори… Смит.
  — Здравствуйте, мистер Смит, — сказала Розалинд.
  Хейл встал и поклонился. Я пододвинул Розалинд стул. Мы уселись.
  Мэрилин сказала, обращаясь к Хейлу:
  — Мне не нравится говорить об этом. Давайте сменим тему.
  — О чем это вам не нравится разговаривать? — поинтересовался я.
  — О том, что произошло сегодня утром, — ответил за Мэрилин Хейл.
  — А что произошло утром?
  — Мэрилин слышала выстрел, которым был убит адвокат. Помнишь, ты читал об этом в газетах?
  — О!
  — Она возвращалась домой около трех часов утра…
  — В два часа тридцать минут, — поправила его Мэрилин.
  Хейл нахмурился:
  — Как? Ведь вы же сказали мне, что это было между двумя тридцатью и тремя.
  — Нет, я посмотрела на часы. Это произошло через одну-две секунды после двух тридцати.
  — Вы посмотрели на ваши наручные часы?
  — Да.
  Он протянул руку, взял ее за кисть и взглянул на усыпанные бриллиантиками часики.
  — Бог мой, какая прелесть!
  — Правда?
  — Думаю, тот, кто сделал вам такой подарок, очень вас любил.
  Мэрилин расстегнула браслет, и Хейл стал вертеть часы в пальцах.
  — Очень красивые часы, — восхищенно приговаривал он, — очень, очень красивые!
  Я сказал, обращаясь к Розалинд:
  — Ну что еще здесь делать? Здесь ведь не танцуют?
  — Нет, но будет представление.
  — Когда?
  — Начнется с минуты на минуту.
  — Вон Джо смотрит на твой пустой стакан, Розалинд, — рассмеялась Мэрилин.
  — Еще минута, и он сможет посмотреть и на мой, — подхватил Хейл. Он допил свой напиток и, щелкнув пальцами, окликнул официанта: — Эй, Джо!
  Официант не заставил себя ждать.
  — Наполнить тем же самым? — спросил он.
  — Да, тем же самым, — сказал Хейл, все еще вертя в руках часы Мэрилин.
  Джо принес выпивку. В зале приглушили свет.
  — Начинается представление. Вам понравится, — сказала Мэрилин.
  Посетители заскрипели стульями, устраиваясь поудобнее. Вышла девушка с профилем египтянки, в коротких штанишках, расписанных иероглифами, и разукрашенном таким же образом бюстгальтере. Она села, скрестив ноги, на полу и стала сгибать под углом руки, выставляя локти. Публика зааплодировала. Следом выскочил чрезвычайно оживленный мужчина и произнес в микрофон несколько сомнительных острот. Выступила со своим номером стриптизерша, закончив его посреди голубой кучки сброшенной на пол одежды. Она вызвала бурную овацию. В круг вернулась египетская танцовщица в платье цвета травы и с искусственным цветком гибискуса в волосах. Парень, который произносил монолог в микрофон, наигрывал мелодию, а она исполнила новые вариации гавайского танца «хула». Когда свет снова зажегся, Хейл передал Мэрилин ее часики, которыми забавлялся во время представления.
  — Это все? — спросил я.
  — Нет, что вы, — ответили девушки. — Через минуту-другую представление продолжится, а пока мы можем попросить наполнить наши стаканы.
  Джо наполнил их. Хейл послал мне через стол улыбку человека, умудренного опытом.
  — Прекрасно проводим время, — сказал он. — Лучшие в мире девушки и лучшие в мире напитки! Когда вернусь в Нью-Йорк, соберу всех своих друзей и угощу их напитками, которые употребляют в Новом Орлеане. От них и в самом деле не пьянеешь, а просто начинаешь себя отлично чувствовать.
  — Верно, — поддержал его я.
  Мэрилин снова надела свои часики. Через одну-две секунды она посмотрела на меня, затем на Розалинд, вытерла свое запястье салфеткой и сказала:
  — Ну разве мы не получаем удовольствия?
  Начался второй акт представления. Мужчина, который аккомпанировал, вышел в вечернем костюме и исполнил несколько танцев с египтянкой. Стриптизерша показала публике танец с веером.
  Снова зажегся свет, и Джо оказался около нас.
  — Сколько здесь разных Джо? — спросил я у Мэрилин.
  — Только один, а что?
  — Мне кажется, их двое.
  — Вы видите двух? — обеспокоенно спросил Хейл.
  — Нет, я вижу одного, но второй, похоже, там у бара смешивает напитки. Один человек не может оборачиваться с такой скоростью.
  Джо посмотрел на меня с полуулыбкой на губах, выражавшей независимость и некоторое презрение.
  Хейл начал смеяться и смеялся все громче и громче. Я испугался, как бы он не свалился со стула.
  Мэрилин махнула рукой.
  — Всем повторить то же самое!
  Я резко отодвинул свой стул.
  — Все, отправляюсь домой!
  — Послушай, Дональд, но ты только что пришел! — попыталась удержать меня Розалинд.
  Я взял ее руку и задержал в своей достаточно надолго, для того чтобы передать несколько долларовых бумажек.
  — Извини, неважно себя чувствую. Последний стакан не пошел мне на пользу.
  Хейл разразился хохотом.
  — Надо было заказать джин с колой, — сказал он. — Этот напиток можно пить всю ночь. Великолепная вещь. Поднимает настроение, но не делает пьяным. Вы, молодежь, слабаки! Другое дело — мы, верно, Мэрилин?
  Он распустил губы в ухмылке, а под его блестевшими от алкоголя глазами набрякли мешки.
  Мэрилин протянула руку, мгновение подержала ее на руке Хейла и отняла. Намочив в стакане с водой кончик салфетки, потерла свою кисть.
  — До свидания всем! — сказал я.
  Хейл взглянул на меня. На мгновение веселье исчезло с его лица. Он хотел что-то сказать, затем передумал, повернулся к Мэрилин, снова вспомнил о чем-то, повернулся ко мне и сказал:
  — Это хитрая птица, Мэрилин, вы за ним последите!
  — Какая птица, — спросила она, — не голубь?
  — О нет, — ответил Хейл, пытаясь понять смысл ее замечания. — Он сова. Знаете, этот парень — мудрая птица. Я всегда говорил, что он сова.
  Мысль эта развеселила Хейла. Когда я выходил, он так смеялся, что едва не задохнулся. По его щекам стали сбегать слезы.
  Я вернулся в отель. Берта вернулась в Лос-Анджелес. От нее пришла весьма в ее духе телеграмма:
  «Что за идея раскапывать прошлогодний кроличий капкан? У нас слишком короткие руки, чтобы добывать секретную информацию о давнишних убийствах. Уголовные преступления в этом штате имеют срок давности — три года. Что ты воображаешь о себе?»
  Я пошел на телеграф и почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы отправить ей такой ответ, какой мне хотелось:
  «Убийства не имеют срока давности. Хейл говорит, что я — сова».
  Послание я отправил с оплатой за счет получателя.
  Глава 14
  Я поднялся в семь часов, принял душ, побрился, позавтракал и распаковал сумку, чтобы достать свой револьвер. Это было оружие 38-го калибра из вороненой стали, в довольно хорошем состоянии. Сунув его в карман, отправился вниз по Ройял-стрит к входу в многоквартирный дом, где должен был находиться Хейл. Мне было интересно увидеть его похмелье.
  Поднимаясь вверх по лестнице, я нарочно громко топал и в дверь постучал отнюдь не тихо.
  Хейл не отвечал. Тогда я забарабанил обоими кулаками и даже пару раз ударил в дверь носком ботинка, чтобы обратить внимание возможно большего числа свидетелей. Хейл по-прежнему не отвечал. Достав из кармана второй ключ от квартиры, я вставил его в замочную скважину и повернул. Хейла в квартире не было.
  Слегка смятая постель выглядела так, будто в ней находились не больше часа.
  Я прошел через спальню в гостиную и выглянул на балкон, чтобы убедиться, нет ли адвоката там. Удостоверившись, что везде пусто, я извлек из секретера ящик, наклонил секретер и вытряхнул содержимое из тайника на дне: газетные вырезки и револьвер. Револьвер я положил в карман, а свой сунул вместо него, привел секретер в порядок.
  Был прекрасный теплый день, и улица внизу наполнялась людьми, которые гуляли, наслаждаясь ласковым утренним солнцем.
  Я в последний раз осмотрел квартиру, осторожно открыл дверь, тихо затворил ее за собой и спустился по лестнице.
  Во дворе я встретил цветную девушку.
  Она улыбнулась мне и спросила:
  — Этот мужчина уже встал?
  Я заверил ее, что «этот мужчина» либо спит, либо его нет, сказал, что я стучал в дверь, но так его и не добудился. Девушка пошла наверх, а я вернулся в отель. В моей ячейке для писем лежало уведомление о том, чтобы я позвонил по номеру Локли 97–46. Я отправился в телефонную будку, гадая, что бы это могло быть — больница или тюрьма?
  Это оказалось ни то ни другое, ибо мне ответил бархатный женский голос.
  — Кто-то звонил от вас мистеру Лэму?
  На другом конце провода рассмеялись:
  — О да. Офис «Силкуэр импортейшн компани» вызывает президента.
  — Да что вы!
  — Для вас телеграмма и письмо.
  — Значит, бизнес начинает раскручиваться?
  — Еще бы! Знаете, что произошло? Вы только послушайте. Мы отправили два письма, напечатанных по форме, одно авиапочтой, и получили два ответа, причем один из них телеграфный.
  — Вот как надо составлять рекламные проспекты!
  — Это результат отличной работы множительной техники! — парировала мой выпад Этель Уэллс.
  — Принимаю все к сведению и буду тотчас же.
  Я взял такси и отправился в офис.
  Этель Уэллс, казалось, действительно была рада меня видеть.
  — Как дела сегодня утром? — спросил я.
  — Пока не очень.
  — Нет? А что не так?
  — Я вчера показывала туристу город.
  — Но вы выглядите свежей, словно маргаритка.
  — А чувствую себя так, будто кто-то оборвал все мои лепесточки, гадая «любит — не любит».
  — Не огорчайтесь. Возможно, ответ был как раз «любит».
  Девушка не ответила. Я вскрыл телеграмму и прочел:
  «Силкуэр импортейшн компани. Вышлите пять дюжин чулок наложенным платежом. Размер десять с половиной, цвет номер четыре по вашей карте».
  Телеграмма была подписана Бертой Кул, под ней значился адрес агентства.
  Письмо, заклеенное в цветном конверте, издавало слабый аромат духов. Почтовый штемпель гласил: «Шривпорт. Луизиана». Дата в письме указана не была, просто стояло «Шривпорт» и было написано: «Вышлите мне шесть пар чулок. Размер восемь с половиной, цвет номер пять по вашей карте». Далее следовала подпись «Эдна Катлер» и адрес с улицей.
  Я положил письмо в карман и спросил Этель Уэллс:
  — Когда есть поезд в Шривпорт?
  — А вам обязательно ехать поездом?
  — Можно и автобусом.
  Она сунула руку в отделение под стойкой возле ее стола, достала расписание автобусов, раскрыла его и вручила мне.
  — Вижу, что совершила ошибку.
  — Какую?
  — Надо было заказать чулки себе и дать свой домашний адрес.
  — А почему бы вам не попробовать сделать это сейчас?
  Этель держала в руках карандаш с грифелем и бесцельно чертила им на лежавшей перед ней стенографической тетради. Поколебавшись, она сказала:
  — Пожалуй, я так и сделаю.
  Я вернул ей расписание автобусов.
  — Сегодня меня в городе не будет, — сказал я со значением. — Если кто-нибудь станет меня спрашивать — я на конференции.
  — Хорошо, сэр. А если придут еще письма, что мне делать?
  — Больше писем не будет.
  — Вы готовы побиться об заклад?
  — Готов.
  — На пару шелковых чулок?
  — Против чего взамен?
  Глава 15
  Было около восьми вечера, когда я позвонил в дверь квартиры, чей адрес значился в письме Эдны Катлер.
  Из маленького микрофона раздался женский голос:
  — Кто там?
  Я приблизил губы к трубке:
  — Представитель «Силкуэр импортейшн компани».
  — Я думала, что вы в Новом Орлеане.
  — У нас есть отделения по всей стране — специальные представители.
  — Вы не могли бы прийти завтра?
  — Нет, я совершаю сейчас объезд этой части штата.
  — Я не могу принять вас сегодня.
  — Сожалею, — произнес я тоном, выражающим окончательный ответ.
  — Подождите минутку. Когда в таком случае я смогу вас увидеть?
  — Когда в следующий раз приеду сюда.
  — И когда же это будет?
  — Через три-четыре месяца.
  — О, постойте, — раздался испуганный возглас. — Я одеваюсь. Подождите минуту. Что-нибудь наброшу и открою вам дверь. Поднимайтесь.
  Прожужжал дверной замок, и, открыв входную дверь, я вошел. Поднявшись на один марш, я прошел по длинному коридору, глядя на номера на дверях квартир. Эдна Катлер в голубом халате стояла в дверях и ждала меня.
  — Я думала, что вы доставляете заказы почтой, — сказала она.
  — Да, мы делаем именно так.
  — Ну, входите. Давайте посмотрим. А почему вы явились лично?
  — Мы должны поступать в соответствии с правилами, установленными ФИК.
  — А что такое ФИК?
  — Федеральная импортная комиссия.
  — О, я все равно не понимаю, почему…
  Я улыбнулся:
  — Милая молодая дама, нам грозит штраф в размере десяти тысяч долларов и тюремное заключение на срок двенадцать месяцев, если мы продадим наш товар не частному лицу. Мы не имеем права продавать товар дилерам или кому-либо, кто намерен перепродавать его.
  — Понятно, — сказала Эдна Катлер несколько успокоенно.
  Она была брюнеткой, но не такой темной, как Роберта Фенн, и выглядела очень ухоженной. Волосы, брови, изгиб длинных ресниц, покрытые лаком ногти — все указывало на то, что на свою внешность она тратит много времени и денег. Женщины так тщательно следят за собой только в том случае, если являются чьей-то собственностью, в которую стоит вкладывать деньги.
  Я осторожно оглядел ее.
  — Ну? — спросила она, улыбаясь.
  — Я еще не вполне убедился в вас.
  — Убедились?
  Эта молодая женщина была весьма в себе уверена. Сидя здесь, в квартире, неглиже, позволяя рассматривать свои ноги, точно желая тем самым продемонстрировать, что ей должно быть предоставлено первоклассное обслуживание, она не торопила меня и ни в малейшей степени не была озадачена. Я просто не был для нее человеческим существом — просто шестью парами чулок по сходной цене.
  — Хочу взглянуть на образцы, — сказала она коротко.
  — Вас защищает гарантия.
  — А откуда мне это знать?
  — Потому что вы не должны ничего платить не только до тех пор, пока не получите чулки, но даже пока не проносите их полных тридцать дней.
  — Мне трудно поверить, что вы можете себе такое позволить, — сказала она.
  — Можем, но лишь потому, что очень строго отбираем заказчиков. Однако давайте перейдем к делу, мне нужно нанести еще с полдюжины визитов. Ваше имя — Эдна Катлер. Вы хотите приобрести чулки для себя лично?
  — Да, конечно.
  — Как я понимаю, вы не занимаетесь бизнесом. И все же хочу, чтобы вы заверили меня, что ни одна пара этих чулок не будет перепродана.
  — Ну конечно. Они нужны мне самой.
  — А если каким-то друзьям?
  — Ну какое это имеет значение?
  — Тогда нам нужны имена этих ваших друзей. Только так мы можем сохранить разрешение на импорт, которое имеем от федерального правительства.
  Она с любопытством оглядела меня.
  — Все это кажется мне немного подозрительным.
  — Попробовали бы вы заняться бизнесом! — рассмеявшись, сказал я. — Сейчас даже обычное дело вести достаточно сложно, а уж что-нибудь, связанное с импортными товарами из других стран…
  — А как вам удалось заполучить эти чулки в Мексике?
  Я опять засмеялся:
  — Это секрет.
  — Но мне все же хотелось бы узнать обо всем этом побольше.
  — Когда япошки собрались совершить нападение на Перл-Харбор, один из их кораблей был загружен трикотажными изделиями. В связи с тем, что суда, предназначенные в мирное время для торговли, во время войны должны были у них выполнять военные функции, капитан высадился в Мексике у берегов Нижней Калифорнии, выбрал песчаное место, вырыл там длинную траншею и закопал свой груз. Так случилось, что эта полоска земли принадлежала моему приятелю. У него была какая-то зацепка в Мехико. А об остальном вы можете догадаться…
  — Вы хотите сказать, что этот товар — контрабанда?
  — Верховный суд Мексики выдал нам на него документ, подтверждающий наше право собственности. Мы можем, если хотите, показать вам копию этого постановления.
  — Но если у вас имеется изрядное количество трикотажных шелковых изделий, которые достались вам при подобных обстоятельствах, то не проще ли привезти их, а затем продать в один из крупных универсальных магазинов?
  — Мы не можем сделать этого, — принялся терпеливо объяснять я. — Согласно лицензии, полученной нами от правительства, мы обязаны сбывать товар только непосредственно потребителям.
  — В вашем письме ничего подобного не было сказано.
  — Нет. Но это правило Федеральной импортной комиссии. Иначе нам не разрешат привезти их в страну.
  Я вынул из кармана карандаш и записную книжку.
  — А теперь, будьте любезны, назовите мне фамилии ваших близких друзей, которым вы намерены передать какие-либо из…
  — Я же сказала, что чулки собираюсь приобрести для собственных нужд. Однако могу вас направить к моей приятельнице, которая тоже возьмет несколько пар.
  — Это было бы здорово. Ну а теперь…
  Дверь из спальни открылась, и в комнату впорхнула Роберта Фенн. Она, очевидно, только что закончила свой туалет.
  — Привет, — сказала она. — Это что — продавец чулок? Я только что говорила моей приятельнице… — Она замерла. Глаза ее расширились, а рот слегка приоткрылся.
  Эдна Катлер быстро обернулась, уловила выражение ее лица, вскочила в панике и воскликнула:
  — Роб, в чем дело?
  — Ни в чем, — ответила, глубоко вздохнув, Роберта Фенн. — Он детектив, Эдна. Вот и все.
  Эдна Катлер снова повернулась ко мне в негодовании и, пожалуй, с некоторым испугом. Это было инстинктивное движение животного, загнанного в угол.
  — Как вы посмели явиться сюда таким образом? Я могу потребовать, чтобы вас арестовали!
  — А я мог бы арестовать вас за то, что вы укрываете человека, обвиняемого в убийстве!
  Женщины переглянулись, и Роберта сказала:
  — Дело в том, Эдна, что он действительно умен. Мы ничего не добьемся, занимая такую позицию.
  Роберта села. Эдна Катлер, мгновение поколебавшись, тоже опустилась на стул.
  — Это был хитрый трюк, — сказала Роберта. — Мы с Эдной были уверены, что никто не смог бы получить этот адрес. Разве что почта продала список адресатов, списав их с писем.
  — Не стоит говорить об этом. Это все равно что лить воду на колесо пустой мельницы.
  — Да, хитрый ход, — повторила Роберта, выразительно глядя на Эдну Катлер.
  — Любой из полдюжины разных трюков позволил бы достичь тех же результатов, — сказал я. — И если это легко удалось сделать мне, то и полиция сумеет вас найти. Удивительно, что они не опередили меня.
  — Я не думаю, что полиция найдет меня. Мне кажется, что вы недооцениваете свои способности, — возразила Роберта.
  — Не будем спорить на эту тему. У нас хватает других проблем, которые следует обсудить. Кто такой этот Пол Нострэндер? — Девушки молча переглянулись, а я посмотрел на часы. — У нас нет времени, чтобы тратить его попусту.
  — Я не знаю, — ответила Эдна Катлер.
  Я взглянул на Роберту. Она старалась не встречаться со мной глазами.
  Тогда я снова повернулся к Эдне Катлер:
  — Может быть, мне несколько освежить ваши воспоминания? Вы замужем за Марко Катлером. Он собирался вручить вам документы о разводе. Вы не хотели давать ему развода, не получив от него на ваше содержание больше, чем он готов был заплатить. К несчастью, однако, вы были неосторожны.
  — Это ложь!
  — Хорошо, — согласился я. — Будем считать так, но у него есть свидетели, готовые присягнуть, что вы вели себя нескромно.
  — Они лгут!
  — Ладно. Оставим этот вопрос. Меня не касается, что в этом деле о разводе было справедливым и что — нет. Мне безразлично, есть ли у Марко Катлера лжесвидетели и будут ли их свидетельства не в вашу пользу. Пусть он назовет хоть семьдесят пять свидетелей, ему все равно будет не хватать еще двух дюжин. Я всего лишь хочу установить с определенностью, что он вознамерился получить развод, а вы не желали ему этот развод давать, и при этом у вас нет никаких оснований для возражения.
  — Хорошо. Пусть будет так, — сказала Эдна. — Продолжайте. Я ничего не признаю и ничего не отрицаю. Слушаю вас.
  — Трюк, который вы выкинули, — просто шедевр!
  — Какой вы умный! Ну, расскажите, что же было дальше?
  — Вы отправились в Новый Орлеан, о чем сообщили вашему мужу. Вы сделали так, чтобы он поверил, будто вы уехали из Калифорнии, опасаясь, как бы ваши неприглядные поступки не всплыли наружу. Марко Катлер решил, что все отрезано и со всем покончено. Казалось, вы сыграли ему на руку. Он вел себя очень умно, а вы сглупили. В результате ему не пришлось платить ни цента на ваше содержание. Но вы-то как раз поступили хитро. Уведомили его, что снимаете квартиру. Дали ему адрес. Затем начали искать женщину, внешне похожую на вас, — такого же возраста, роста, комплекции. Любой, кто увидел бы вас вместе с Робертой Фенн, не нашел бы сходства, но описание одной вполне могло бы сойти за описание другой.
  — Если у вас есть еще что-нибудь, говорите, — нетерпеливо произнесла Эдна Катлер.
  — Ну, пока я, собственно говоря, только строю фундамент.
  — Хорошо. Тогда приступайте к верхней части здания. У нас не вся ночь свободна. И вы ведь сказали, что тоже спешите.
  — Поверьте, мы не тратим времени впустую. Если вы так считаете, то обе просто ненормальные!
  Роберта Фенн улыбнулась.
  — Продолжайте, — бросила Эдна Катлер.
  — Вы нашли Роберту Фенн. Она была свободна. Вы предложили ей пожить в вашей квартире, не платя за нее. Может быть, вы даже сколько-то ей приплачивали. Единственное, что от нее требовалось, — жить там под вашим именем, получать вашу почту и пересылать ее вам, а также говорить всем, кто бы ее ни спросил, что она Эдна Катлер. Возможно, вы сказали ей, что ожидаете вручения вам бумаг, относящихся к бракоразводному процессу, быть может, и не говорили.
  Во всяком случае, ваш муж попался в ловушку. Он обратился к юристам. Ему посоветовали собрать документы, содержащие факты, достаточные для того, чтобы возбудить дело. Если бы вы стали спорить, они внесли бы изменения в заявление и вытащили наружу всю грязь. Узнав у вашего мужа, где вы находитесь, они в соответствии с юридической практикой сосредоточили все внимание на том, чтобы воспользоваться старым трюком — составить сравнительно безобидное заявление, но при этом уведомить вас, что, если вы попытаетесь отстаивать свои права, они выльют на вас ушат грязи.
  От одного только упоминания обо всем этом глаза Эдны Катлер сердито заблестели.
  — И вы считаете, что это честно?
  — Нет, это гадкая уловка, но юристы обычно так и поступают в подобных случаях.
  — Они пытались лишить меня возможности отстаивать свои права.
  — Вам все равно следовало бороться, если было за что.
  — Против меня были сфабрикованы ложные обвинения.
  — Мы не пытаемся разобраться в том, насколько справедливо решалось дело о вашем разводе. Я просто набрасываю картину того, что произошло. Итак, адвокаты направили бумаги в Новый Орлеан судебному исполнителю. Судебный исполнитель вскарабкался по ступенькам, постучал в вашу дверь, посмотрел на Роберту и спросил: «Вы Эдна Катлер?» — после чего вручил ей документы. Он сообщил, что аккуратно и точно вручил исполнительный лист Эдне Катлер в такой-то день и час в Новом Орлеане. А вы, миссис Катлер, конечно, в это время находились далеко.
  — Вы изображаете все так, будто у нас был определенный сговор, — сказала Эдна. — Но я до недавних пор на самом деле ничего не знала о разводе.
  Я взглянул на Роберту.
  — Потому что вы не знали, куда ей сообщить?
  Она кивнула.
  — Это было очень, очень хитро! Ловкий способ превратить поражение в победу! Марко Катлер считал, что на редкость удачно развелся. Он отправился в Мексику, не имея еще окончательного постановления, и вновь женился. Вы ждали достаточно долго, чтобы это выглядело правдоподобно, затем написали Роберте Фенн письмо и попросили ее быть любезной с одним человеком — вашим приятелем. И тогда Роберта впервые узнала ваш адрес. Она ответила на это письмо, сообщив, что после вашего отъезда ей были вручены документы и что, поскольку она обещала вам при любых обстоятельствах выдавать себя за Эдну Катлер, она сказала тому, кто принес бумаги, что это ее имя. Вы немедленно ответили и попросили Роберту переслать бумаги вам. Она исполнила просьбу, и вы получили возможность поклясться, что впервые узнали о разводе. А до тех пор считали себя женой Марко Катлера, конечно живущей с ним раздельно, но все же его женой.
  Итак, вы написали вашему мужу, требуя объяснения, как он умудрился жениться, не завершив дела о разводе, который недействителен, поскольку вам документы вручены не были. Иными словами, вы подцепили его на крючок и собирались заставить платить бешеную цену. Он не хотел допустить, чтобы его нынешняя жена узнала подлинное положение вещей. Короче, вы сделали с ним то, что хотели.
  Я замолчал и смотрел на нее, ожидая объяснений.
  Наконец она сказала:
  — Вы изображаете все так, будто бы я выдумала невероятно хитрый ход. На самом деле я ни о чем подобном не помышляла. Мой муж оклеветал меня, выдвинув ложные обвинения, подверг всяческого рода унижениям. Не знаю, намеренно ли он вывалял меня в грязи, чтобы я не могла находиться среди своих друзей с поднятой головой, или был обманут сам. Он нанял частных детективов и заплатил им фантастические деньги. Эти детективы должны были представить свидетельства, чтобы заработать деньги, поэтому снабжали Марко всякого рода измышлениями, и Марко, ликуя, думал, что и в самом деле получил обо мне компрометирующие сведения. Он платил им огромные суммы.
  Она замолчала на миг и прикусила губу, пытаясь взять себя в руки.
  — И что тогда?
  — Он сказал мне, какие факты у него против меня имеются, и показал отчеты детективов, а когда дал прочесть кучу лжи, я взбесилась.
  — Вы признали эти факты?
  — Признать! Я сказала ему, что это самая гнусная ложь, которую я когда-либо читала. У меня был настоящий нервный срыв. В течение двух недель меня лечил врач. Он и посоветовал мне отправиться в путешествие, уехать куда-нибудь, где мне ничто не будет напоминать о случившемся. Посоветовал просто исчезнуть.
  — Симпатичный доктор? — спросил я, улыбаясь.
  — Да, он был очень внимательным.
  — Советы он давал вам в письменной форме?
  — Откуда вы знаете?
  — Просто спросил.
  — По правде говоря, да. Я отправилась в Сан-Франциско и оттуда написала ему письмо. Писала, что мне не хочется возвращаться, просила совета. Он прислал мне ответ, утверждая, что, по его мнению, лучше всего полностью изменить обстановку.
  — И вы, конечно, случайно сохранили это письмо. Продолжайте.
  — Я отправилась в Новый Орлеан. В течение трех недель все было прекрасно. Жила в отеле, а тем временем подыскивала квартиру. Потом кое-что произошло.
  — Что именно?
  — Я встретила кое-кого на улице.
  — Кого-то, кто знал вас раньше?
  — Да.
  — В Лос-Анджелесе?
  — Да. И тогда я решила исчезнуть.
  — Здесь что-то не сходится, — сказал я. — Если вы встретили знакомого на улице в Новом Орлеане, то с таким же успехом могли встретить кого-нибудь из прежних друзей на улицах Литл-Рок, Арканзаса, Шривпорта или Тимбукту.
  — Нет, вы не поняли. Этот человек спросил, где я живу. Мне пришлось сказать. Я знала, что он сообщит мой адрес общим знакомым, все будут знать, что я в Новом Орлеане, и захотят меня при случае видеть. А у меня не было желания встречаться с людьми, которые хоть что-то знали о моей прежней жизни, но я предпочитала иметь в Новом Орлеане место, куда со временем могла бы вернуться. И тогда я встретила Роб. У нее были свои проблемы. Она тоже хотела скрыться так, чтобы ее не могли найти. Я спросила ее, не согласится ли она поменяться со мной именами. Она ответила, что эта идея очень ей нравится. Я попросила ее найти подходящую квартиру, где смогла бы жить позже, когда буду готова вернуться в Новый Орлеан, и сказала, что заплачу за нее.
  — А какое имя вы взяли себе?
  — Имя Роб.
  — На какое время?
  — Не более чем на два-три дня.
  — А что потом?
  — Внезапно я поняла, — ответила она, — что играю с огнем. Узнав о моей затее, адвокаты моего мужа могли обвинить меня в том, что я убежала и стала жить под чужим именем, а это равносильно признанию вины. Тогда я снова взяла свое имя, и появились как бы две Эдны Катлер. Одной из них стала Роб, живущая в Новом Орлеане, а другая была настоящая Эдна Катлер.
  — Очень, очень интересно, — сказал я. — От такой истории мог бы расплакаться даже самый крутой судья, сидя над своими законами.
  — Я прошу не о сочувствии, а только о справедливости.
  — Хорошо, — кивнул я. — А теперь давайте покончим с комедией. Все это выдумали не вы.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Не вы выдумали план, призванный поставить вашего мужа в затруднительное положение: чтобы он сделал ставку на самый большой выигрыш, а затем обнаружил, что банк пуст.
  — Я вас не понимаю.
  — Я знаком с очень многими юристами, но существуют всего четыре-пять, которые могли бы придумать действительно ловкий трюк, но, чтобы придумать такое, нужен был чрезвычайно изобретательный юрист.
  — Но я же вам говорю, что никакого плана не существовало. Я ничего не придумывала.
  — Невольно приходит на память наш друг — Пол Нострэндер, — сказал я.
  — А что он?
  — Вы знали его?
  Эдна Катлер умолкла на несколько секунд, обдумывая, как лучше ответить.
  Пока она придумывала ответ, я улыбался, а затем сказал:
  — Вы не ожидали, что вам может быть задан такой вопрос? Поэтому, Эдна, вы и не придумали заранее, как на него ответить.
  Она сказала твердо:
  — Нет. Я не знаю его.
  Я видел, что на лице Роберты Фенн выразилось удивление.
  — Вот здесь вы совершаете роковую ошибку, — сказал я.
  — О чем вы?
  — Секретарь Нострэндера может вспомнить, что вы приходили к нему в офис. В его книгах, возможно, даже есть запись на этот счет, по крайней мере вначале, когда он получил от вас гонорар. Люди в баре Джека О’Лири вспомнят, что вы приходили туда вместе с ним. Вас обвинят в даче ложных показаний. Ваш муж потратит состояние на частных детективов, чтобы установить все это. А когда все это всплывет на суде, судья поймет, что вы просто…
  Она прервала меня:
  — Ладно. Допустим, я знала его.
  — Насколько хорошо?
  — Я… я с ним консультировалась.
  — И что он вам посоветовал?
  — Он сказал, что единственное, что я могу сделать, — это перестать беспокоиться. — И она добавила торжествующе, сознавая силу своих доводов: — Он сказал, чтобы я не предпринимала ничего, пока мне не вручат соответствующие бумаги, а когда вручат, чтобы тотчас же известила его.
  — Это прекрасная позиция, — заметил я. — Нострэндер мертв. Вы знаете, что он не может опровергнуть ваших слов.
  Она не стала возражать, ограничилась тем, что сверкнула в мою сторону глазами.
  Я повернулся к Роберте:
  — А вы знали его?
  — Да.
  — Как вы познакомились?
  — Он хочет заставить тебя сказать, будто я представила тебя ему, — быстро подсказала Эдна. — Вы ведь с ним познакомились в баре, правда, Роб?
  Роберта ничего не ответила.
  — Это еще одно слабое место в вашей истории, Эдна, — усмехнулся я. — Думаю, что вы уже рассказали Роберте слишком много.
  — Я ничего ей не говорила.
  — Вам не нужно лгать, — сказал я, обращаясь к Роберте, — и, если вы боитесь обидеть Эдну, можете просто промолчать и оставить все так, как есть. Ну а теперь, Роберта, скажите, почему вы избегали Нострэндера?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы поселились в той квартире, вы жили во Французском квартале и появлялись там повсюду в течение почти целого года. Вы обедали в «Бурбон-Хаус», вас довольно часто видели в баре Джека О’Лири. Согласно версии Эдны, вы должны были снять квартиру и оставаться там до тех пор, пока она не приедет жить в Новый Орлеан. Но вы внезапно уехали из Французского квартала, поселились вдали от центра. Изучили стенографию и никогда больше не появлялись в местах, которые часто посещали прежде во Французском квартале. Считали, что к этому времени вы уже в безопасности. Однако это было не так. Кто-то сказал Нострэндеру, что вас видели. Он провел небольшую розыскную работу. Не знаю, как он провел ее, но, возможно, он проделал то же самое, что и я. Во всяком случае, он искал вас в течение двух лет и нашел. А теперь скажите, почему вы внезапно уехали из Французского квартала?
  Эдна снова вмешалась:
  — Ты не должна отвечать на этот вопрос, Роб.
  — Вы, я имею в виду, вы обе, вообще не должны ни на что отвечать, — сказал я, — но это сейчас. Когда же вопросы станет задавать полиция, вам придется на них ответить.
  — А почему полиция станет задавать нам вопросы?
  — Вы не догадываетесь почему?
  — Нет.
  — Где вы находились примерно в половине третьего ночи в четверг?
  — К кому вы обращаетесь? — требовательно спросила Эдна. — Вы разговариваете со мной, а спрашиваете Роберту.
  — Нет, я спрашиваю вас.
  — Какое это имеет отношение к делу?
  — Это был великолепный план. Безупречный! Полиция еще не собрала воедино все фрагменты головоломки, но, когда она сделает это, все будет выглядеть именно так, как вы того желали. Вы разработали ловкий план, чтобы лишить вашего мужа триумфа. Нострэндер был замешан в этом плане, так же как и Роберта Фенн. Только Роберта не знала подробностей, а Нострэндер знал. Всю эту историю придумал он. Ваш муж должен был удариться в панику оттого, что ему придется платить бешеные деньги. Но он, как оказалось, сделан из более твердого материала. Он приехал в Новый Орлеан, чтобы провести расследование. Встретился с судебным исполнителем, который передавал документы. Возможно, связался с частными детективами, если они уже не работали на него в Новом Орлеане раньше. Он узнал о Нострэндере. Нострэндер должен был стать главным свидетелем. Если бы Нострэндера привлекли как инициатора заговора, он, возможно, не стал бы молчать. А если бы он заговорил, вы бы потеряли кучу денег. Его молчание дорого бы вам стоило. Был только один недорогой способ обеспечить молчание Нострэндера. С помощью пули 38-го калибра, причем прямо в сердце.
  — Вы с ума сошли! — воскликнула Эдна Катлер.
  — Полиция будет все трактовать именно так.
  Она посмотрела на Роберту почти беспомощно.
  — Ну вот, а теперь вы, быть может, расскажете, как познакомились с Арчибальдом К. Смитом и почему дали ему письмо к Роберте?
  На ее лице появилось выражение подлинного изумления.
  — Смит! Господи боже мой, но какое отношение к делу имеет это ископаемое?
  — Именно это я хотел бы узнать.
  — Ну теперь мне ясно, что вы не в своем уме. Он не имеет к этому никакого отношения.
  — Ну а как вы все же с ним встретились? Что…
  Раздался резкий звонок в дверь.
  — Узнайте, кто там, — сказал я Эдне.
  Она подошла к домофону, нажала кнопку и спросила:
  — Кто там?
  Глядя на искаженное ужасом лицо, я сразу догадался, каким был ответ.
  — У вас есть здесь какие-нибудь вещи? — спросил я Роберту, — сумка, одежда, вообще что-нибудь?
  Она покачала головой:
  — Я умчалась из квартиры без всего. Телеграфировала Эдне, чтобы она оплатила телеграмму и выслала мне телеграфом деньги на дорогу сюда. У меня не было возможности купить что бы то ни было… я…
  — Быстро соберите все, что у вас здесь есть, все, что может указать на ваше пребывание. Пошли скорее!
  — Я не понимаю… — прошептала она.
  Я повернулся к Эдне:
  — Нажмите кнопку, которая открывает нижнюю дверь. Соберите все лишние окурки из пепельницы и выбросьте их в окно. Когда они подойдут к двери, вы должны надевать халат.
  Я увидел, как Эдна нажимает кнопку домофона, открывающую дверь.
  — Кто это? — спросила Роберта.
  Эдна повернулась к ней. Ее дрожащие губы не могли вымолвить ответ.
  — Конечно, полиция, — сказал я, схватил Роберту за руку и потащил к двери.
  Глава 16
  Примерно в двадцати футах от двери Эдны коридор сворачивал в сторону. Продолжая держать Роберту за руку, я увлек ее по коридору за этот поворот.
  — Но что… — прошептала она, — почему?
  — Ш-ш-ш, — тихо ответил я. — Подождите!
  На лестнице раздались шаги.
  — Если там один человек, — прошептал я, — мы подождем, а если двое, то выберемся.
  Мужчин было двое. Они прошли по коридору тяжелой походкой. Мы услышали, как они стучат в дверь Эдны. Я выглянул из-за угла и увидел две широких спины. Затем оба визитера втиснулись в дверь квартиры. Я подождал, пока дверь за ними закрылась, повернулся к Роберте и поманил ее. Она последовала за мной по коридору.
  У начала лестницы она спросила:
  — Почему мы стали бы ждать, окажись там один человек?
  — Они патрулируют парами. Если наверх поднимается один, значит, второй сидит в машине. Они оба в квартире у Эдны. Путь свободен. Во всяком случае, будем на это надеяться.
  Мы спустились по лестнице. Я открыл дверь и придержал ее, чтобы Роберта могла выйти. Полицейская машина, стоявшая перед подъездом, была пуста.
  — Пошли, — сказал я, и мы двинулись вдоль улицы. — Не торопитесь!
  — У меня такое ощущение, будто что-то меня подгоняет. Мне хочется бежать.
  — Не надо этого делать. Посмотрите на меня. Смейтесь. Пошли потише. Вот здесь давайте остановимся и посмотрим на витрину.
  Мы приостановились, бегло оглядели витрину магазина и двинулись дальше. Я не спеша довел ее до угла улицы, и мы завернули за него.
  — У вас есть здесь знакомые?
  — Нет.
  — О’кей, давайте зайдем в ресторан и поедим. Вы ужинали?
  — Нет. Только собирались пойти поужинать, когда вы позвонили в дверь. Эдна как раз вылезла из ванны.
  Мы пошли дальше по улице. Один или два раза Роберта пыталась задавать мне вопросы, но я попросил ее повременить. Мы нашли симпатичный ресторан с кабинками, вошли, выбрали уютную кабинку в отдаленном углу, подальше от дверей. Официант принес меню, и я заказал два коктейля «Дайкири». Официант отошел. Я попросил Роберту говорить потише.
  — Расскажите, что вам известно о плане Эдны.
  — Ничего. Все было именно так, как вы представили, только я не знала, что она ждет какие-то бумаги.
  — Почему Нострэндер так хотел вас увидеть?
  — Он был мной увлечен, — ответила она, — и это причиняло мне массу беспокойства.
  — Не хотите же вы сказать, что выехали из квартиры и поменяли весь образ жизни просто потому, что какой-то мужчина, который не нравился вам, делал вокруг вас пассы?
  — Ну-у-у, в общем не потому.
  — А почему же тогда?
  — Я предпочла бы, чтобы считалось, что просто так, без причин.
  — Так не бывает.
  — Ну хорошо. По правде говоря, я устала от той жизни, которую вела. Я не работала. Все мои расходы оплачивались только потому, что я продолжала там жить под именем Эдны Катлер. Я вставала не раньше одиннадцати или двенадцати утра, шла завтракать, потом совершала небольшую прогулку, покупала несколько журналов. Затем возвращалась, читала и валялась до обеда. Около семи выходила что-нибудь съесть, возвращалась, принимала ванну, надевала мои нарядные тряпки, долго и тщательно приводила себя в порядок. Вечером либо шла на свидание, либо шла через улицу в один из баров и… ну, вы знаете, как это бывает в Новом Орлеане. Так ведь не принято ни в одном городе мира. Девушка сидит в баре, и какой-нибудь мужчина может ее подцепить. Он не думает при этом ни о чем таком, и девушка — тоже. В любом другом городе задумались бы, что же она собой представляет? Но Новый Орлеан — это Новый Орлеан.
  Официант принес коктейли. Мы взяли стаканы и сделали по первому глотку. Официант стоял у столика, молчаливо намекая, что неплохо бы сделать заказ.
  — Можете ли вы принести нам несколько устриц на половинках раковин с большим количеством соуса «Коктейль», немного редьки и лимон? Потом подайте холодные креветки с перцем, луковый суп, средне поджаренные бифштексы толщиной в три дюйма, лук по-французски, мелко нарезанный картофель. Возьмите французскую булку, густо намажьте ее маслом, слегка сбрызните чесноком и поставьте в духовку — пусть как следует подогреется, так чтобы масло растаяло и пропитало хлеб. Поставьте на лед игристое бургундское. На десерт принесите нам мороженое, большой кофейник кофе и счет.
  Официант, не моргнув глазом, ответил:
  — Постараюсь выполнить ваш заказ очень хорошо, сэр.
  — Ну а вам как все это? — спросил я Роберту.
  — Мне все это очень подходит.
  Я кивнул официанту, отпуская его, подождал, пока опустятся зеленые занавеси кабинки, и внезапно спросил, оборачиваясь к Роберте:
  — Где вы были в два тридцать ночи в четверг?
  — Если бы я рассказала вам, что произошло той ночью, — ответила она, — вы просто не поверили бы мне.
  — Что, все было так плохо?
  — Да.
  — Ну рассказывайте.
  — Я все время держалась подальше от Нострэндера. Он не знал, что я в Новом Орлеане. Потом он меня нашел. Вы слышали, что он говорил. В тот день я увидела его впервые за два года. Когда мы виделись в последний раз, он просто с ума сходил по мне. Кроме того, он был невероятно ревнив. Возможно, поэтому и был мне так неприятен. Стоило только попытаться отправиться куда-нибудь с кем-то другим, он приходил в бешенство — я выражаюсь буквально. Он человек блестящего ума, но при этом совершенно неуравновешенный. Господь, помоги женщине, которая когда-нибудь выйдет за него замуж. Он не позволит, чтобы в дом приходил даже продавец молока.
  — И поэтому вы увели его в коридор в тот вечер? Я ведь был в вашей квартире.
  — Да. Я знала, что у него с собой револьвер, и боялась, как бы он не выкинул что-нибудь ужасное. Увидев вас, он уже почти выхватил оружие. Я толкнула его в коридор. Он был вне себя. Я сказала ему, что никогда не видела вас раньше, что вы пришли по делу. Он не хотел мне верить, думал, что вы мой молодой человек и что я предпочла вас ему. Угрожая мне револьвером, он сказал, что застрелит меня и застрелится сам, если я не соглашусь куда-нибудь пойти с ним. Мне пришлось сказать ему, что я не встречалась с ним и не выезжала именно из-за этой черты его характера. И пообещала пойти с ним поужинать, если он спрячет свой револьвер и прекратит эту дикую сцену ревности.
  — А он интересовался, кто я такой?
  — Конечно.
  — И что вы ему сказали?
  — Правду. Сказала, что вы детектив и пытаетесь выяснить что-нибудь о человеке по имени Смит, чтобы решить дело о наследстве.
  — А он спросил, кто такой Смит?
  — Да. Стоит только упомянуть при нем мужское имя, как он впивается в него, как хищник, кидающийся на цыпленка. Он пожелал знать о нем все — кто он, откуда приехал, сколько времени мы знакомы и так далее. Я сказала, что Смит — приятель Эдны.
  — И все эти вопросы он успел задать в коридоре?
  — Нет, не в коридоре. Я сказала, что у меня нет времени стоять там и спорить с ним, что мне надо отделаться от вас, если мы хотим идти ужинать. И он согласился подождать.
  — Вот этот момент меня как раз и интересует. Где он ждал?
  — Он сказал, что подождет где-нибудь снаружи и вернется после того, как вы уйдете.
  — Он так и поступил?
  — Как?
  — Вернулся после моего ухода?
  — Да. Не позже чем через минуту. — Она увидела выражение моего лица. — В чем дело? Почему вы так нахмурились?
  — Просто пытаюсь все вспомнить. По-моему, в этом доме только одна лестничная клетка, на которую выходят двери квартир. Квартиры помещаются над магазином, а коридор тянется во всю длину здания. Квартиры расположены по обе стороны коридора, правильно?
  — Да.
  — Коридор прямой — ни поворотов, ни ниш, где можно было бы спрятаться человеку.
  — Нет.
  — Но я не видел его, когда вышел.
  — Он мог отойти в дальний конец и укрыться в тени, а оттуда наблюдать за вами, оставаясь невидимым. Он именно так обычно и поступал. Любил шпионить за людьми. Боже мой, когда я жила во Французском квартале, можно было подумать, будто я вражеский агент, а он — все ФБР, вместе взятое. Он рыскал вокруг, рассматривая окна моей квартиры в бинокль. Если я с кем-нибудь выезжала, болтался поблизости, чтобы узнать, когда я вернулась. Я даже не смела пригласить приятеля подняться к себе и выпить…
  Появился официант с подносом и расставил на столе блюда. Мы начали есть.
  — Рассказывать дальше? — спросила она через несколько минут.
  — После ужина, — сказал я. — Давайте сосредоточимся на еде. Я голоден.
  Мы покончили с ужином, и я увидел, что Роберта слегка успокоилась. Вино и еда создали атмосферу дружеской откровенности.
  — Вы знаете, Дональд…
  — Что?
  — Я чувствую, что могу вам доверять. Я скажу вам правду.
  — А почему бы нет?
  Она отодвинула тарелку, взяла у меня сигарету и, наклонившись, чтобы прикурить, обхватила мою руку со спичкой обеими ладонями. Руки у нее были мягкие и теплые, а кожа — нежной.
  — Нострэндер и я отправились ужинать. Он напился, и его снова охватил бешеный припадок ревности. Он начал расспрашивать о вас. Не хотел верить, что вы детектив. Грозился убить вас. Наконец я разозлилась и сказала ему, что он ни капли не изменился за прошедшие два года, что однажды я уже пыталась расстаться с ним, просто уехав, но на этот раз поступлю иначе, более жестко. Я сказала, что больше никогда не хочу видеть его и вообще иметь с ним что-либо общее, а если он будет досаждать мне, обращусь в полицию.
  — Ну а он что?
  — Он сделал нечто такое, что испугало меня и одновременно рассмешило.
  — Что же?
  — Он схватил мою сумку.
  — Зачем? Чтобы вы остались без денег?
  — Сначала я так и подумала, но потом поняла, что пришло ему в голову.
  — Он хотел взять ваш ключ?
  — Да.
  — Где вы были, когда он взял вашу сумочку?
  — В баре Джека О’Лири во Французском квартале. Он всегда проводил там время.
  — И что же дальше?
  — Я сказала ему, что устала от его поведения, не могу больше переносить эту ненормальную ревность и больше никогда с ним не встречусь. Бар был полон людей, и я чувствовала себя уверенно — вздумай он выхватить револьвер или начать как-то иначе угрожать мне, его успеют скрутить. Но даже если бы там никого не было, я все равно поступила бы так же. Устала жить в постоянном страхе, который внушал мне этот человек. Пока он в меня не влюбился, был просто чудесным.
  — Вы познакомились с ним через Эдну?
  — Да.
  — А как он относился к Эдне?
  — Возможно, немного флиртовал с ней. Они познакомились в баре Джека О’Лири и некоторое время встречались. Потом Эдна поделилась с ним своими неприятностями, и он, похоже, придумал этот план, с помощью которого она могла бы выкачать деньги из своего мужа. Да, так и было. Теперь, оглянувшись назад, я могу сложить два и два.
  — Но Эдна никогда вам об этом не говорила?
  — Нет, она никогда не делилась со мной, не объясняла, почему на самом деле хотела, чтобы я занимала квартиру под ее именем. Просто говорила что-то вроде того, что говорила вам, когда вы ее спросили вначале. И действительно скрывала от меня свой адрес. Пол Нострэндер был единственным, кто знал его, но он утверждал, будто не знает. Каждый месяц Пол давал мне достаточно денег на расходы: оплату квартиры, приобретение одежды, еды, косметики и всего прочего.
  — Вы отдали ему бумаги, которые вам вручили?
  — Нет. Я пыталась, но он не захотел их брать. Сказал, что не уполномочен. По его словам, у них с Эдной просто договоренность о том, чтобы он выдавал мне деньги из той суммы, которую она ему оставила, и он не имеет возможности с ней связаться. Еще он сказал, что она оставила ему тысячу пятьсот долларов на оплату моих расходов и деньги почти уже все истрачены.
  — Хорошо. Вы сказали Нострэндеру, чтобы убирался, и он взял вашу сумочку. Что дальше?
  — Он вышел, не сказав ни слова.
  — А по счету заплатил?
  — В баре Джека О’Лири не подают счета. Вы платите за напитки сразу.
  — Значит, он вышел, оставив вас сидеть там?
  — Да.
  — Что же сделали вы?
  — Некоторое время посидела одна, пока двое солдат, которые были в увольнении, не начали строить мне глазки. Я подумала, а почему, в конце концов, нет? Ребят скоро куда-нибудь отправят, и они заслуживают того, чтобы хорошо провести время. Почему бы им не помочь сделать это? Я улыбнулась им, они пересели ко мне, и мы провели вместе приятный вечер. Очень славные оказались мальчики и ничего не знали о Новом Орлеане. Это была их первая ночь в этом городе. Они приехали из Милуоки. Я поводила их по городу, показала кое-какие достопримечательности, рассказала о Французском квартале. Потом они окончательно напились, и мы распростились.
  — Что вы делали потом?
  — Отправилась домой пешком, совершенно одна.
  — И не взяли такси?
  — Нет, у меня ведь не было сумочки, а стало быть — ни цента.
  — А как вы собирались войти в дом без ключа?
  — У меня был ключ.
  — Мне показалось, что вы сказали, будто он забрал ключ.
  — Он взял один из ключей, но у меня был еще один в почтовом ящике. Я всегда оставляю его там на всякий случай. Видите ли, дверь в подъезде захлопывается, а я, бегая на угол, чтобы купить что-либо в гастрономе, иногда забывала ключ, поэтому стала оставлять запасной в почтовом ящике.
  — В котором часу вы расстались с солдатами?
  — О, мне кажется, было около двух.
  — И пошли домой?
  — Да.
  — Когда же вы пришли?
  — Точно в два часа двадцать минут.
  — А почему вы так уверены, что точно в это время? — спросил я. — Вы что, слышали выстрел?
  — Нет.
  — А что вы слышали?
  — Я не услышала, я увидела.
  — Что?
  — Моего знакомого — Арчибальда Смита.
  Я задумался на мгновение и сказал:
  — Подождите, вы не могли его видеть. В ту ночь он был в Нью-Йорке.
  — Я видела его совершенно ясно, — улыбнулась Роберта.
  — Что же он сказал вам? О чем вы с ним говорили?
  — Я не говорила с ним. Я видела его, а он меня — нет.
  — Где же это происходило?
  — Прямо перед моей квартирой.
  — Во сколько?
  — Как я уже сказала, в два часа двадцать минут.
  — Продолжайте. Что же было дальше?
  — Я была почти у самого дома, когда он проехал мимо в такси. Он вышел из машины, взбежал по ступенькам, которые ведут к входной двери, и позвонил в мою квартиру.
  — Вы уверены, что в вашу?
  — Здраво рассуждая, уверена. Я, конечно, не могла разглядеть точно, какую кнопку он нажимал, но… да, это должен был быть мой звонок.
  — И что же произошло, когда выяснилось, что вас нет дома?
  — Я не знаю.
  — Почему? Разве он не повернулся и не увидел, что вы приближаетесь к дому?
  — Нет.
  — Так что же он сделал?
  — Он вошел.
  — Вы хотите сказать, что он вошел в дом?
  — Да.
  — Как же он смог это сделать?
  — Кто-то в моей квартире нажал кнопку и открыл ему дверь.
  — А что сделали вы?
  — До этого момента я думала, что Пол Нострэндер забрал мою сумочку, чтобы у меня не осталось денег и, кроме того, чтобы порыться в ней — ну, посмотреть, нет ли там чего-нибудь о вас — дневника, письма.
  Я кивнул, продолжая глядеть на нее.
  — Ну а после того, как вы услышали звук зуммера и дверь открылась?
  — Тогда я поняла, зачем он взял ее. Он поднялся в мою квартиру и ждал там.
  — Искусный ход!
  — Он ведь весь вечер обвинял меня в близости с кем-то другим. Понимаете, мое исчезновение заставило его думать так. Он помещал для меня объявления в газете. Частные послания, которые печатались в течение почти двух лет.
  — Я знаю. Видел это послание.
  — Он думал, что я ушла к какому-то другому мужчине. Я понимала, что это только вопрос времени: рано или поздно я столкнусь с ним где-нибудь на улице. Просто мне казалось, чем дольше этого не произойдет, тем больше шансов, что за это время он влюбится в другую женщину и забудет меня. Но у него удивительный комплекс, которым обладают некоторые мужчины, — он обязательно хочет добиться того, что не дается ему в руки. Вы же знаете, так бывает.
  Я кивнул.
  — Так вот, он был там, — продолжала Роберта с горечью, — с револьвером, вероятно пьяный, сидел на моей кровати и ждал, полный решимости выяснить, есть ли у меня кто-либо близкий, кто мог бы прийти в мою квартиру. Он ведь настаивал, чтобы я пообещала ему, что если он даст вам возможность уйти без скандала, то сможет попозже прийти ко мне и… Ну вы понимаете…
  — Итак, — сказал я, — Арчибальд Смит нажал кнопку дверного звонка в два двадцать и попал прямо в гущу событий.
  — Да. Он, вероятно, поднялся ко мне.
  — И по-вашему, Арчибальд Смит был уверен, что среди ночи вы дома и ответите на звонок?
  — Да, он, очевидно, подумал, что я там и что звонок меня разбудит. Хотя разумно было бы предположить, что я, по крайней мере, возьму трубку и спрошу, кто там.
  — Вы слышали выстрел?
  — Нет.
  — А услышали бы, если б он раздался?
  — Не думаю. Вряд ли, поскольку он был заглушен подушкой.
  — Что же вы сделали?
  — Перешла на другую сторону улицы и пыталась заглянуть в окно моей квартиры, но ничего не смогла увидеть, так как занавеска была опущена.
  — И тогда?
  — Пошла назад, в город.
  — В котором часу?
  — Около двух тридцати. Когда я дошла до угла, мимо проехала Мэрилин Уинтон. С ней в машине были еще двое — мужчина и женщина.
  — Вы с ней знакомы?
  — О да! Я знаю, кто она, и мы разговариваем, если встречаемся в холле. Ее квартира почти напротив моей.
  — Ну и что было дальше?
  — Я пошла в один из маленьких отелей во Французском квартале, ничем не примечательный. Назвалась чужим именем, подумав, что Пол может приняться обзванивать все окрестные отели.
  — Что дальше?
  — Около девяти утра подошла к своему дому. Хотела взять сумку, кое-какие туалетные принадлежности, поймать такси и отправиться на работу. Но вокруг дома стояло множество машин, и один мужчина из толпы любопытных сказал, что совершено убийство — найден убитым известный адвокат и произошло это в квартире какой-то женщины, которая исчезла.
  — И как же вы поступили?
  — Вместо того чтобы разъяснить ситуацию, объяснить все, пока это можно было сделать, я как дурочка ударилась в панику, бросилась назад в отель, послала телеграмму Эдне и попросила ее срочно выслать мне денег. Счет я тоже попросила выставить на вымышленное имя, под которым зарегистрировалась в отеле.
  — Так вы дали телеграмму?
  — Да.
  — А почему не пытались связаться с ней по телефону?
  — Пыталась.
  — И это удалось?
  — Нет. Ее телефон не ответил.
  — А на телеграмму она ответила?
  — После полудня я получила в отеле деньги и вечерним поездом уехала в Шривпорт.
  Подошел официант и убрал тарелки. Он принес мороженое и кофе.
  — Вы доверяете Эдне?
  — Мне казалось, что я могу ей доверять. Теперь не уверена. Она вела себя странно.
  — Эдне на руку, что Нострэндер устранен, — сказал я.
  — Да, теперь я это понимаю.
  — И это могло бы послужить мотивом для убийства.
  — Вы хотите сказать, что она могла его убить?
  — Полиция может так подумать.
  — Но ведь она была в это время в Шривпорте.
  — Когда вы звонили ей, ее не было.
  — Ну да, возможно.
  — На следующий день она прислала деньги поздно вечером?
  — Да.
  Мы покончили с мороженым и сидели, покуривая сигареты и потягивая кофе. Мы оба молчали, размышляя.
  — Что мне теперь делать? — спросила Роберта.
  — У вас есть деньги?
  — Осталось немного от тех, что мне выслала Эдна. Скажите, Дональд, что я должна делать? Следует ли мне пойти в полицию и рассказать всю свою историю?
  — Нет, не сейчас. Вы упустили подходящий момент.
  — Почему? Разве я не смогу объяснить, что…
  — Теперь нет, не сможете.
  — Ну почему?
  — Вы не убивали его, нет?
  Она взглянула на меня так, словно я бросил в нее чем-то.
  — Ну хорошо, — сказал я. — Это сделал кто-то другой. И этому другому как нельзя лучше подойдет, если полиция свалит вину на вас.
  — Ну хорошо. Так не лучше ли мне отправиться туда, чтобы помешать этому замыслу?
  — Не думаю.
  — Почему?
  — Если вы на некоторое время исчезнете с арены, настоящий убийца воспользуется этим и попытается сделать вас козлом отпущения. Он будет создавать поддельные свидетельства, делать ложные заявления и тому подобное. И тогда появится шанс узнать, кто же это. Мы сможем потянуть за веревку и попробовать кое-кого повесить.
  — Надеюсь, не меня?
  Подняв глаза над чашкой кофе, я встретил ее взгляд.
  — Надеюсь.
  Я заплатил по счету, спросил, есть ли в ресторане телефон, узнал, что таковой имеется, закрылся в телефонной будке и позвонил в аэропорт Нового Орлеана.
  — Говорит детектив Лэм из Шривпорта, — представился я и быстро заговорил, чтобы не дать им возможности поинтересоваться, служу ли я в полиции Шривпорта или я частный детектив. — В среду вечером у вас был пассажир, который летел в Нью-Йорк. Он прилетел в Нью-Йорк и тут же вернулся в Новый Орлеан. Его имя — Эмори Хейл.
  Голос на другом конце телефонной линии произнес:
  — Минутку, проверю журнал регистрации.
  Я подождал около минуты, слушая, как шелестит бумага. Затем тот же голос сказал:
  — Правильно. Эмори Г. Хейл, Нью-Йорк и обратно.
  — А вы не скажете, как он выглядел?
  — Нет, я его не помню. Минутку. — Я услышал, как он спросил: «Помнит кто-нибудь, что продавал билет человеку по имени Хейл, в Нью-Йорк? Интересуется полиция Шривпорта…» — Сожалею, у нас никто его не помнит, — прозвучал ответ.
  — Когда вы регистрируете пассажиров, вы их взвешиваете?
  — Да.
  — Сколько весил Хейл?
  — Минутку. Эти записи у меня под рукой. Он весил… посмотрим… Да, вот оно: он весил сто сорок шесть.
  Я поблагодарил сотрудника аэропорта и повесил трубку. Эмори Г. Хейл должен был весить приблизительно двести фунтов.
  Я вышел из телефонной будки.
  — Ну что? — спросила Роберта. — Плохие новости?
  — Хотите отправиться в Калифорнию?
  — Да.
  — Думаю, мы сумеем нанять машину, которая отвезет нас в Форт-Уэрт, а из Форт-Уэрта самолетом полетим в Лос-Анджелес.
  — А почему в Калифорнию?
  — Потому что, когда речь идет о вас, этот штат очень, очень горячее место.
  — А мы не будем привлекать внимание?
  — Будем. И чем больше, тем лучше.
  — Что вы имеете в виду?
  — Люди проявляют любопытство в отношении пары, которую не знают. Надо сделать так, чтобы они узнали нас. Мы познакомимся со всеми — от водителя нанятого автомобиля до пассажиров в самолете. Мы — муж и жена из Лос-Анджелеса. Отправились на Восток, чтобы провести там медовый месяц. Но получили телеграмму, что у вашей матери был сердечный приступ. Пришлось прервать медовый месяц. Люди будут нам сочувствовать и запомнят нас именно в таком качестве. Если полицейский телетайп начнет передавать ваше описание как человека, подозреваемого в убийстве, никто не свяжет его с бедной маленькой невестой, встревоженной болезнью своей матери.
  — Когда мы тронемся в путь? — спросила Роберта.
  — Как только я позвоню и закажу автомобиль, — сказал я и вернулся в телефонную будку.
  Глава 17
  Воскресным утром, едва рассвело, мы скользили над Аризоной. Постепенно пустыня под нами переставала казаться смутно различимым серым морем, стала обретать форму, цвет и материализоваться. Высокие зубцы утесов, казалось нацеленные вверх на самолет, освещали первые лучи света. Внизу под нами в глубоких каньонах и вымоинах синели тени. Густые звезды медленно погружались в голубовато-зеленую бездну и меркли. По мере того как мы продвигались на запад, рев двух двигателей эхом отдавался от расположенных внизу острых выступов.
  Восток заалел. Верхушки скал точно купались в шампанском. Мы летели над пустыней, словно спасались бегством от солнца. А оно внезапно выскочило из-за горизонта, ударив нас яркими лучами. Нежные краски зари уступили место ослепительным сполохам там, где солнце рассыпало золото, ударяясь о вершины скал, расположенных к востоку, подчеркивая темные тени.
  Солнце поднялось выше. Теперь мы могли видеть распростертую под нами тень самолета. Миновав реку Колорадо, летели уже над Калифорнией. Рев моторов уменьшился и перешел в странный воющий звук, который предшествует приземлению, и вскоре мы оказались на маленькой посадочной площадке среди пустыни. Там, в кафе аэропорта, пока самолет заправлялся, нам дали горячий, дымящийся кофе и яичницу с беконом.
  Мы снова взмыли вверх. Впереди появились большие горы с заснеженными вершинами — несокрушимые, могучие седовласые стражи. Самолет подпрыгивал и вертелся, будто живой, в узком ущелье между двумя большими горами. Затем внезапно, точно и не было никакого перехода, пустыня осталась позади и мы заскользили над страной цитрусовых. Посадки апельсиновых и лимонных деревьев располагались как квадраты на шахматной доске, и похоже было, что они шагают друг за другом нескончаемой процессией. Красные крыши белых оштукатуренных домов поразительно контрастировали с зеленью цитрусовых деревьев. Десятки городов, постепенно увеличивавшихся и приближающихся друг к другу по мере того, как мы летели по направлению к Лос-Анджелесу, свидетельствовали о процветании распростершейся внизу страны.
  Затем самолет окутало облако.
  Я взглянул на Роберту.
  — Теперь скоро, — сказал я ей.
  Она улыбнулась немного грустно.
  — Мне кажется, что это самое прекрасное свадебное путешествие, которое только можно себе вообразить, — заметила она.
  Наконец, опять совершенно внезапно, самолет вырвался из объятий неба, вынырнул из облаков и заскользил над длинной бетонной дорожкой. Вот колеса коснулись земли. Мы прибыли в Лос-Анджелес.
  — О’кей. Приехали. Сейчас мы отправимся в отель, и я свяжусь со своим компаньоном, — сообщил я.
  — С Бертой Кул, о которой вы говорили?
  — Да.
  — Как вы думаете, понравлюсь я ей?
  — Нет.
  — Почему?
  — Она не любит красивых молодых женщин, особенно если ей кажется, что они нравятся мне.
  — А почему? Она боится вас потерять?
  — Просто из принципа. Причин у нее, скорее всего, нет никаких.
  — Мы зарегистрируемся под своими именами?
  — Нет.
  — Но, Дональд, вы, то есть хочу сказать, я…
  — Вы зарегистрируетесь как Роберта Лэм, а я под своим собственным именем. Отныне мы — брат и сестра. Нашей матери очень плохо. Мы торопимся, чтобы быть рядом с ней.
  — Значит, я Роберта Лэм?
  — Да.
  — Дональд, не подвергаете ли вы себя опасности?
  — Почему?
  — Вы предоставляете мне защиту в виде своего имени, зная, что меня ищет полиция.
  — А я и не знал, что вас ищет полиция. Почему вы мне этого не сказали?
  — Хорошее алиби, Дональд, но оно не подойдет, — улыбнулась Роберта. — Они спросят, почему вы похитили меня, записали под чужим именем, придумали несуществующее родство, если не знали, что полиция ищет меня под моим собственным именем.
  — На эти вопросы существует очень простой ответ. Вы вещественное доказательство. Полагая, что с вашей помощью мне удастся раскрыть убийство, я держу вас при себе. Вместо того чтобы представить Берте Кул письменный доклад, я привез вас с собой, чтобы она могла услышать всю историю непосредственно от вас.
  Девушка помолчала несколько секунд, а потом сказала:
  — Я уверена, что Берта Кул возненавидит меня с первого же взгляда.
  — Да, вполне вероятно, что она не выразит вам слишком много сердечности.
  Мы приехали в отель, зарегистрировались, клерк выслушал историю о нашей умирающей матери. Я сказал ему, что должен поскорее позвонить по телефону. Он указал мне на телефонную будку. Я позвонил Берте по ее домашнему телефону, номер которого нигде не значился. Телефон не отвечал. Я поднялся в свой номер и снова позвонил Берте.
  На этот раз к телефону подошла ее цветная служанка.
  — Миссис Кул, — попросил я.
  — Ее сейчас нет дома.
  — А когда будет?
  — Не могу вам сказать.
  — Куда она отправилась?
  — Ловить рыбу.
  — Когда она вернется, скажи ей, чтобы она позвонила… Нет, скажи, что звонил мистер Дональд Лэм и будет звонить ей каждый час, пока ее не поймает.
  — Хорошо, сэр. Думаю, рыбная ловля должна состояться сегодня рано утром. Мне кажется, что прилив начинается точно в семь тридцать. Я жду ее очень скоро.
  — Я буду звонить каждый час. Передай ей то, что я сказал, слово в слово: я буду звонить каждый час.
  Я позволил себе роскошь погрузиться в горячую ванну и полежать там минут десять-пятнадцать. Поднялся и включил холодный душ. Растерся докрасна, оделся, побрился и прилег вздремнуть.
  Меня разбудила Роберта, осторожно открыв и закрыв дверь смежной комнаты.
  — В чем дело? — спросил я.
  — Вам пора снова звонить миссис Кул.
  Я тяжело вздохнул, поднял трубку, назвал оператору номер и стал ждать.
  На этот раз Берта была дома. Я понял это по звукам, раздавшимся в ее квартире в ответ на телефонный звонок. Услышал, как служанка зовет ее, потом торопливые шаги и наконец голос, прорвавшийся ко мне через трубку:
  — Господи боже, ну почему ты не сидишь на месте? Ты что, считаешь, у агентства очень много денег? Если хочешь что-нибудь обсудить, почему бы не позвонить по телефону? Тысячу раз пыталась тебе втолковать это!
  — Ты все сказала?
  — Нет, черт побери! Только начала.
  — Хорошо. Я позвоню еще раз, когда ты успокоишься. С дамами не полагается спорить.
  Я тихо положил трубку, оборвав крик разъяренной Берты. Роберта смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Я видел, что она испугана.
  — Дональд, вы что, будете из-за меня ссориться?
  — Возможно.
  — Пожалуйста, не надо.
  — Из-за чего-то всегда приходится ругаться.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я имею в виду Берту. Ее надо как следует стукнуть дубинкой, чтобы помешать ей вышибить ваши мозги. Она при этом не думает ничего такого, просто так устроена и не может с собой справиться. Когда видишь, что она поднимает руку, надо ударить ее кулаком. Вот и все. Я снова лягу поспать. Не беспокойтесь и не будите меня. Идите и тоже поспите.
  — А вы не собираетесь ей снова позвонить?
  — Через некоторое время.
  Роберта озадаченно улыбнулась и сказала:
  — Вы странный молодой человек.
  — Почему? — спросил я, снова опускаясь на кровать.
  Она ничего не ответила и ушла в свою комнату.
  Мне понадобилось десять-пятнадцать минут, чтобы снова заснуть. Я проспал, вероятно, пару часов. Проснувшись, снова позвонил Берте Кул.
  — Хэлло, Берта, это Дональд.
  — Ах ты, паршивый мальчишка! Дрянной маленький выскочка! Что ты, черт побери, воображаешь, выкидывая такие номера? Я тебя научу, как бросать трубку, когда разговариваешь со мной, будь оно все проклято!
  — Я позвоню еще через пару часов, — сказал я и повесил трубку.
  Роберта вошла примерно через час.
  — Я не слышала, что вы встали.
  — Вы спали. Я думаю, что вы порядком утомились.
  — Да. — Она села на подлокотник моего кресла и положила руку мне на плечо, заглядывая вниз, на бумаги.
  — Вы снова звонили миссис Кул?
  — Да.
  — Ну и что она?
  — То же самое.
  — А что вы сделали, Дональд?
  — То же самое.
  — Я думала, вы хотите поговорить с ней.
  — Да, хочу.
  Девушка рассмеялась:
  — Вы летели самолетом, мчались через всю страну, чтобы побеседовать с ней, а теперь сидите и ничего не предпринимаете.
  — Верно.
  — Я вас не понимаю.
  — Я жду, когда Берта остынет.
  — А это произойдет? Вы не думаете, что она может рассердиться еще больше?
  — Она так взбешена сейчас, что могла бы проглотить блюдо десятипенсовых гвоздей без сливок и сахара, но ей и любопытно. Любопытство имеет свойство сохраняться до тех пор, пока не будет удовлетворено. Гнев же через некоторое время утихнет. В этом и состоит секрет общения с Бертой. Хотите посмотреть забавную газету?
  Роберта рассмеялась в ответ тихо и нервно.
  — Нет, не сейчас. — Однако она нагнулась, чтобы посмотреть на статью в газете, которую я держал в руках. — А что это? — спросила она.
  Я почувствовал, как ее волосы коснулись моих. Я держал газету, пока Роберта не дочитала, а потом уронил ее на пол, повернувшись к девушке. Она соскользнула ко мне на колени, и я поцеловал ее. На мгновение ее губы были прижаты к моим — теплый, жаждущий ласки овал. Внезапно ее карие глаза внимательно посмотрели на меня. Она откинула голову и улыбнулась:
  — Я все ждала, когда это произойдет.
  — Что именно?
  — Когда вы начнете приставать ко мне.
  Я мягко опустил ее на пол.
  — Это было не приставание, это был поцелуй!
  — О! — Она посидела минуту, глядя на меня, а затем снова рассмеялась. — Вы чудак!
  — Почему?
  — Не знаю. По многим причинам. Я нравлюсь вам, Дональд?
  — Да.
  — Вы допускаете, что я совершила убийство?
  — Не знаю.
  — Но, по-вашему, я все же могла это сделать?
  — Да.
  — И что заставляет вас сомневаться?
  — А разве что-то заставляет меня сомневаться?
  — Дональд, я хотела бы, чтобы у вас не было сомнений. — Теперь она сидела на полу у моих ног, положив руки мне на колени. — Я думаю, вы замечательный человек!
  — Да нет!
  — Вы вели себя по отношению ко мне просто чудесно. Не знаю даже, смогу ли выразить то, что значит для меня, когда кто-то поступает… ну… порядочно! Вы вернули мне веру в людей. В тот первый раз, когда я исчезла, это было связано с кое-чем грязным, ужасным и жестоким. Я даже не могу вам об этом рассказать. Не хочу, чтобы вы узнали об этом, но тогда была разрушена моя вера в человека! Я пришла к заключению, что все люди, в особенности мужчины…
  Дверная ручка резко, со скрипом повернулась. Кто-то налег на дверь.
  Роберта, замерев, взглянула на меня.
  — Полиция? — прошептала она.
  Я указал ей на соседнюю комнату. Она сделала два шага по направлению к своей двери, затем скользнула назад, и я почувствовал, как она прикоснулась рукой к моей щеке, подбородку, приподняла мою голову и, прежде чем я осознал, что она делает, губы ее прижались к моим. В дверь громко застучали.
  — Если это должно случиться, я хочу сказать: спасибо и прощай! — быстро произнесла Роберта.
  Она промелькнула через комнату, как тень птицы, пролетающей над лучом света. Дверь тихо закрылась за ней.
  В мою дверь снова застучали, и раздался сердитый голос Берты Кул:
  — Дональд, открой сейчас же.
  Я пересек комнату и открыл дверь.
  — Что, черт побери, ты вытворяешь?
  — Присядь. Ты, вероятно, здорово устала, пытаясь определить по телефонному звонку, где я остановился. По-видимому, это стоило немало чаевых.
  — Ты дьявол, а не компаньон! — сказала Берта. — Исчезаешь, никому не сообщив, где ты! Хейл звонил из Нового Орлеана. Он взбешен. Думает, ты надул его. Он пригрозил лишить нас премии. Обвиняет в нарушении контракта.
  — Хочешь сигарету, Берта?
  Она глубоко вздохнула, собралась что-то произнести, потом передумала. Губы ее сжались в твердую тонкую линию. Я закурил.
  — Беда в том, что я сделала тебя своим компаньоном, ты, коротышка! — воскликнула Берта. — Я подобрала тебя на улице, ты был голоден так, что пряжка твоего брючного ремня отпечатывалась на позвоночнике. Я кормлю тебя, даю тебе работу, и через пару лет ты выбиваешься в компаньоны! Так теперь ты своевольничаешь! Пожалуй, скоро ты заставишь меня работать на тебя.
  — Могла бы и присесть, — сказал я. — То, что говоришь, дает мне основание предполагать, что ты собираешься пробыть здесь некоторое время.
  Она не пошевелилась. Я отошел, лег, вытянулся на кровати, пододвинув к себе пепельницу. Берта явно не имела ни малейшего представления о том, что Роберта Фенн находится в соседней комнате.
  — Ты, черт тебя возьми, прав. Я собираюсь пробыть здесь некоторое время. Собираюсь оставаться с тобой с этого момента и до тех пор, пока мы все не выясним. Если будет нужно, я прикреплю тебя к себе наручниками. Ты немедленно позвонишь мистеру Хейлу в Новый Орлеан, скажешь ему, где находишься, что прилетел сюда посовещаться со мной, а его не успел уведомить потому, что дело очень важное и ты сразу бросился ко мне. Постарайся оправдаться и оправдать агентство как можно лучше.
  Я продолжал курить, не сделав никакого движения по направлению к телефону.
  Берта подошла к аппарату.
  — Ты слышал, что я сказала?
  — Да.
  — Ты сделаешь так?
  — Нет.
  Берта схватила трубку и сказала оператору:
  — Мистер Лэм хочет поговорить с Эмори Хейлом в Новом Орлеане. Это частный звонок. Он не будет говорить ни с кем другим… Что такое? Да… да, я знаю. Это номер мистера Лэма. Он хочет поговорить… Да, конечно, он здесь. — Она сжимала трубку так сильно, что я видел, как побелела кожа на косточках ее пальцев. — Хорошо, — сказала Берта и повернулась ко мне.
  Я спросил:
  — В чем дело?
  — Они хотят, чтобы ты подтвердил заказ.
  Я не сделал никакого движения в сторону телефона. Она протянула мне трубку:
  — Подтверди.
  Я продолжал курить.
  — Ты хочешь сказать, что не сделаешь этого?
  — Вот именно.
  Она швырнула трубку на место с такой силой, что я удивился, как телефон не разлетелся на куски.
  — Ты негодяй, который может довести до белого каления! Самый невоспитанный, нахальный… — Голос ее поднялся до крика и застрял у нее в горле.
  — Ты все же могла бы присесть, Берта.
  Она молча поглядела на меня, затем резко сказала:
  — Послушай, дружок. Не нужно вести себя так. Берта раздражается, но это потому, что она о тебе беспокоилась. Берта думала, что-то случилось. Вдруг кто-нибудь тебя пристрелил.
  — Ну прости. Мне очень жаль.
  — Прости! Ты даже не потрудился послать мне телеграмму. Ты… Теперь послушай, дружок. Берте не нравится, когда с ней так поступают. Ты заставил меня нервничать.
  — Сядь и успокойся.
  Она подошла к стулу и села.
  — Закури, — предложил я, — это успокоит твои нервы.
  — Почему ты уехал из Нового Орлеана? — спросила она через одну-две минуты.
  — Я решил, что нам надо посоветоваться.
  Я подождал, пока она докурит свою сигарету до конца.
  — Теперь скажешь?
  — Закури-ка еще одну.
  Берта сидела, бросая на меня яростные взгляды.
  — Я полагаю, все дело в том, что для тебя деньги не играют вообще никакой роли. Ты никогда не нес ответственности за бизнес. И если нам повезло с первыми делами, которые мы вели как компаньоны, это не значит…
  — Разве мы уже не проходили всего этого? — прервал ее я.
  Берта начала было подниматься со стула, а затем, приподнявшись наполовину, передумала и села снова.
  Она ничего не произнесла. Я тоже. Мы сидели молча почти пятнадцать минут. Наконец Берта взяла еще одну сигарету, закурила ее, глубоко затянувшись.
  — Ну хорошо, дружок, давай поговорим.
  — Что удалось выяснить об этом старом убийстве? — спросил я.
  — Дональд, почему тебя интересует это дело?
  — Думаю, — ответил я, — оно имеет отношение к тому, что произошло в Новом Орлеане.
  — Ну, пока я еще не смогла ничего об этом выяснить. Поручила кое-кому этим заняться. Завтра к вечеру у меня будут сведения.
  — А о газетных вырезках?
  — Я велела Элси Бранд пойти в библиотеку и скопировать материалы из газетных подшивок. Дональд, ты просто обязан как следует взяться за дело и найти девушку!
  — Какую девушку?
  — Роберту Фенн.
  — Но я уже нашел ее однажды.
  — Ну так найди ее во второй раз! — снова вспылила Берта.
  — Меня беспокоит Хейл.
  — А что с ним?
  — У него со всех сторон какие-то непонятные дела.
  — Послушай, Дональд Лэм. Мы работаем не в организации, которая занимается выяснением мотивов, которыми руководствуются наши клиенты. У нас сыскное агентство. Мы пытаемся с его помощью зарабатывать деньги. Если ко мне обращается клиент и говорит, что ему нужно кого-то найти, и платит за это деньги, вопрос решают именно они.
  — Я тоже так считал.
  — И это — бизнес.
  — Возможно.
  — О, я знаю, ты думаешь иначе. По-твоему, раз у нас сыскное агентство, мы должны вести себя как рыцари Круглого стола. Ты обнаруживаешь девиц в беде, увлекаешься ими, они — тобой и…
  — И все же меня беспокоит Хейл.
  — Меня тоже. Боюсь, он не заплатит нам премии.
  — А разве вы не заключили с ним письменного соглашения?
  — Ну-ну, ты же понимаешь, что он может вывернуться. Существует много всяких уловок. Соглашение — просто формальность. А что беспокоит тебя?
  — Давай-ка все хорошенько взвесим. Хейл приехал из Нью-Йорка. Он нанял нас в Лос-Анджелесе, чтобы мы нашли девушку в Новом Орлеане, причем разыскать ее оказалось до абсурда легко.
  — Но Хейл этого не знал.
  — Черта с два — не знал! Он точно знал, где она живет, и мог обнаружить ее в любой момент. Более того, выезжал с ней прямо перед тем, как обратиться к нам.
  — Это ничего не значит.
  — Хорошо. Оставим это. Давай обсуждать что-нибудь другое.
  — Перестань, Дональд! Хейл предупреждал, что мы не должны интересоваться никакими подробностями.
  — А почему, как ты думаешь?
  — Не знаю. Возможно, потому, что не хотел, чтобы мы тратили время и деньги на всякие глупости.
  — Мы нашли Роберту Фенн, — сказал я. — Ты должна была отправиться к ней на следующее утро. Предполагалось, что Хейл в это время находился в Нью-Йорке. Однако его там не было. Он никуда не уезжал из Нового Орлеана.
  — Откуда ты знаешь?
  — Проверил в аэропорту. Мужчина, который летал в Нью-Йорк и обратно под именем Эмори Г. Хейла, весил сто сорок шесть фунтов.
  — А может, вес указан неправильно?
  Я ехидно улыбнулся.
  — О, не будь таким чертовски самоуверенным! Продолжай, если у тебя есть сомнения. Давай дальше.
  — Ты позвонила Хейлу в Нью-Йорк, но не смогла с ним связаться. Потом Хейл позвонил сам и сказал, что звонит из Нью-Йорка, точнее, из какого-то промежуточного пункта, где самолет якобы приземлился. Мы не знаем, приземлялся самолет или нет. Никто не знает. Когда Хейл звонил, он мог находиться на расстоянии квартала от нашего отеля. Все, что ему было нужно, — это попросить какую-либо девушку произнести в телефонную трубку: «Нью-Йорк вызывает миссис Берту Кул. Это вы?»
  Глаза Берты зловеще сверкнули.
  — Продолжай, изложи всю свою теорию.
  — Когда на следующее утро он появился в Новом Орлеане, я сказал ему, что нашел Роберту Фенн, и мы отправились к ней на квартиру, но он уже знал, что ее там нет.
  — А это тебе откуда известно?
  — Я знаю об этом, потому что мы ездили вместе.
  — Но какое это имеет отношение к делу?
  — Неужели не понимаешь? Она знала его как Арчибальда Смита. И, увидев его, сказала бы: «О, как вы поживаете, мистер Смит! Что вас вновь сюда привело?» И тогда все раскрылось бы. Поэтому, думай он, что девушка там, послал бы меня к ней одного.
  Берта наконец заинтересовалась:
  — Что-нибудь еще?
  — О, очень много всего.
  — Что именно?
  — Единственный реальный свидетель точного времени, когда был произведен выстрел, — девушка по имени Мэрилин Уинтон. Она работает в ночном клубе, как раз входила в дом и слышала звук выстрела. Она посмотрела на свои наручные часики спустя несколько минут и утверждает, что выстрел прозвучал точно в два тридцать две.
  — Ну и что же?
  — Эмори Хейла видели входящим в этот подъезд примерно в два часа двадцать минут.
  — Ты хочешь сказать, что он был там в то время, когда должен был находиться в Нью-Йорке?
  — Именно.
  — Кто же его видел?
  — Этого я тебе сейчас сказать не могу.
  Лицо Берты помрачнело.
  — Что значит, черт побери, ты сейчас не можешь сказать мне?
  — Именно то, что я говорю. Пока это секрет.
  Она посмотрела на меня так, будто хотела откусить мне голову.
  — Какая-то девчонка, — сказала она, — какая-то маленькая шлюшка, которая пытается завлечь тебя, сообщает, будто видела Хейла входящим в дом, а ты не можешь мне рассказать об этом, должен соблюдать тайну. Ты обходишь своего компаньона потому, что какая-то маленькая юбчонка со сладкой улыбкой заглядывает тебе в глаза и берет тебя в оборот. Фу!
  — Еще один человек подтвердил мне, что это правда, — сказал я.
  — Кто?
  — Хейл.
  — Дональд, так ты говорил с ним об этом? Но ведь он настаивал, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не пытались строить предположений на его счет. Он хотел…
  — Не волнуйся, — прервал я Берту. — Именно он захотел непременно увидеть эту Мэрилин Уинтон. Я сводил его в ночной клуб. Мы угостили друг друга четырьмя или пятью напитками. Он попытался выяснить, что я знаю, а я — что нужно ему.
  — Он заплатил за выпивку?
  — Конечно. Я, может быть, и туп в финансовых делах, но не настолько.
  — И что ты выяснил?
  — Он принялся расспрашивать Мэрилин Уинтон о том, когда она слышала выстрел и уверена ли, что было именно два тридцать две, а, скажем, не три.
  — Ну и?..
  — Девушка сказала, что на ее часах было два часа тридцать две минуты. Тогда Хейл взглянул на ее часы и попросил ее дать полюбоваться ими поближе.
  — И что же?
  — В это время он пил кока-колу и джин.
  — Какое отношение это имеет к тому, о чем мы сейчас говорим? — потребовала разъяснений Берта.
  — Он как бы невзначай опустил бокал под стол и, держа его между коленями, вертел в руках часы, разглядывая их. Шло представление, и свет был приглушен. Его правая рука, в которой он держал часы, на несколько секунд опустилась под стол. После этого он высморкался и очень небрежно сложил свой носовой платок. Затем поставил бокал на стол, а часы положил на носовой платок. Когда он вернул их Мэрилин, та взяла их в салфетку, потом намочила ее в стакане с водой и вытерла запястье под часами.
  — Не морочь мне голову всякой ерундой, — сказала Берта. — Какое отношение это все имеет к делу? Мне совершенно неинтересно, сколько раз он высморкался. Пока он платит деньги, пусть хоть разнесет, сморкаясь, свою проклятую башку! Мне до этого дела нет. Он…
  — Ты не поняла, — сказал я, — то, что девушка, намочив салфетку, протерла свое запястье, — очень важно.
  — Не понимаю.
  — Часы стали клейкими.
  — Почему?
  — Представь себе: ты опускаешь часы в бокал с джином и кока-колой, держишь их там мгновение, затем вынимаешь, тщательно вытираешь носовым платком, и часы становятся липкими, так как в кока-коле, как известно, достаточно сахара.
  — А какого черта кому-то окунать наручные часы в джин с кока-колой?
  — Все очень просто. Человека, который их носит, станут допрашивать относительно точного времени, когда раздался выстрел, и ему придется сообщить, что часы, возможно, были не в порядке, потому что после с ними пришлось обращаться к часовщику.
  Берта сидела, глядя на меня и моргая, будто я направил ей в глаза нестерпимо яркий луч света.
  — Надо же! Будь я проклята!
  Я молчал, позволяя ей обдумать сказанное мною.
  — Ты уверен, что все так и было с часами, Дональд? Ну, что он окунул их в напиток?
  — Нет, я просто предоставляю тебе свидетельство. Это косвенная улика.
  — А зачем, скажи ради бога, ему потребовалось отправляться в квартиру Роберты Фенн?
  — Есть две причины. Одна из них — Роберта Фенн.
  — Ну хорошо. А другая?
  — Другая — убитый юрист, Нострэндер.
  — При чем здесь Нострэндер?
  — Роберта Фенн чувствовала себя довольно плохо, — сказал я. — Она отправилась в Новый Орлеан. Там находилась Эдна Катлер, которую ее муж, Марко Катлер, собирался облить грязью во время бракоразводного процесса. Эдна хотела избежать этого. Она отправилась в Новый Орлеан, нашла там Роберту и предложила ей стать своим дублером. Когда для Эдны были доставлены бумаги, судебный исполнитель вручил их Роберте.
  Дальше было вот что. Марко Катлер получил развод. Он не стал ждать окончательного постановления и женился на богатой женщине. Возможно, у нее будет ребенок. Эдна Катлер дождалась этого момента, чтобы появиться на сцене и хладнокровно заявить, будто никогда не слыхала ни о каком разводе. Это был очень ловкий ход. Ее муж попадет в незавидную историю, если не сможет доказать, что это мошенничество или сговор.
  — А он может это сделать?
  — Может попытаться.
  — Каким образом?
  — Нанять детективов.
  — Каких?
  — Нас.
  Глаза Берты продолжали быстро моргать.
  — Будь я проклята! — наконец, чуть не задохнувшись, выпалила она.
  — Теперь поняла?
  — Конечно, поняла. Марко Катлер принадлежит к числу миллионеров. Если бы он обратился непосредственно к нам, мы могли бы его хорошенько выдоить. Более того, могли бы его шантажировать. Поэтому он нанял этого адвоката из Нью-Йорка, чтобы тот приехал сюда и нанял нас, а поскольку этот человек был из Нью-Йорка, мы подумали, что и клиент тоже из Нью-Йорка.
  — Продолжай. Ты здорово рассуждаешь.
  — И тогда этот юрист, назвавшись Смитом, ловит Роберту Фенн и пытается ее выспросить. Когда ему это не удается, он обращается к нам. При этом он не хочет быть замешанным. И посылает нас в Новый Орлеан, поручая отыскать Роберту Фенн, зная, что найти ее ничего не стоит. На самом деле он хотел, чтобы мы начали копаться в ее прошлом, усыпили ее бдительность, а затем поговорили с ней. По его мнению, она могла поверить, что кто-то занимается делом о наследстве, где для нее может оказаться немного денег…
  — Это могло получиться, — вставил я.
  — …и поскольку он поручил это дело нам, — продолжила Берта, — я заломила с него очень высокую цену. О, это была действительно значительная сумма, в два-три раза большая, чем то, что мы могли заработать здесь, у нас в городе. Но, черт возьми, если бы я только знала!
  — Теперь тебе все известно.
  Берта моргнула, взглянув на меня, и произнесла:
  — Правильно. Теперь известно.
  — Но произошло и кое-что еще, — сказал я.
  — Что еще?
  — Я отправил Хейла в вашу квартиру. Пробыв там недолго, он принялся рыться в старом секретере и нашел несколько газетных вырезок, где шла речь об убийстве Говарда Чандлера Крейга. Похоже, Крейг ехал в машине с Робертой Фенн, когда из кустов выскочил так называемый насильник, отобрал у него деньги и пытался увести девушку. Крейг воспротивился и был застрелен. Такова, по крайней мере, версия, которой придерживалась девушка.
  — Продолжай, — попросила Берта, — расскажи остальное.
  — В нижней части секретера, за ящиками, оказался револьвер 38-го калибра. Крейг был застрелен пулей 38-го калибра.
  — Значит, убийство совершила Роберта Фенн? История, которую она рассказала о нападении и ограблении, — ложь?
  — Не обязательно.
  — Ну, если окажется, что это тот самый револьвер, из которого совершено убийство, тогда ее вина очевидна.
  Я покачал головой.
  — Ну почему?
  — Хейл встретился с Робертой Фенн, — сказал я, — выдавая себя за Арчибальда К. Смита, который занимается страхованием имущества в Чикаго. Он пытался разговорить девушку. Однако она или не захотела говорить, или сказала не то, что Хейл хотел услышать.
  — Что именно?
  — Что между нею и Эдной Катлер был некий сговор: Эдна знала о разводе и предполагала, что, когда развод будет оформлен, ей вручат соответствующие бумаги. Поэтому сознательно поселила Роберту Фенн в своей квартире, чтобы судебное извещение было вручено не ей.
  — И что тогда?
  — Марко Катлер получил постановление о разводе. Он получил временное свидетельство, но не дождался окончательного, которое должно было последовать, — объяснил я. — Если Эдна Катлер явилась бы в суд и стала бы оспаривать это временное постановление на том основании, что ничего не знала о процессе, так как постановление не было ей вручено, это было бы одно дело. Если же все повернулось бы иначе, он использовал бы нас, как дураков.
  — То есть? — спросила Берта.
  — Допустим, что вся эта история очень ловко состряпана. Нам уготована роль удостоверяющих и, кроме того, вносящих в дело некоторую респектабельность…
  — Что ты хочешь сказать?
  — Допустим, Марко Катлер хотел получить развод. Он знал, что Эдна будет его оспаривать. Он не хотел оказаться во время процесса в спорном положении, потому что сам был под стеклянным колпаком и не мог позволить себе бросаться камнями. Итак, он посылает Роберту Фенн в Новый Орлеан, она встречается там с Эдной Катлер. Эдна в подавленном состоянии. Роберта очень ловко внушает ей мысль, что было бы неплохой уловкой просто исчезнуть. Эдна соглашается. После того как разыгрывается исчезновение, Роберта сообщает об этом Марко, и Марко поручает своим адвокатам взять свидетельство о разводе и переслать для вручения в Новый Орлеан. Бумаги вручают вместо Эдны Катлер Роберте Фенн. Эдна ничего о разводе не знает. Они просто вычеркнули ее, даже не поставив в известность.
  — И тогда…
  — Все остается скрытым, пока об этом не узнает Эдна. И вот тут, когда она готова пойти на решительный шаг, Хейл обращается к нам, придумав, будто поручает нам найти Роберту Фенн. Мы ее находим. Роберта в замешательстве. Однако она устраивает так, что ее находят в нужный момент. Если бы я не нашел ее детективными методами, она, возможно, наткнулась бы на меня на улице или подсела ко мне в баре Джека О’Лири.
  — Дальше, — потребовала Берта. — То, что ты говоришь, так элементарно, что нет смысла тратить время. Расскажи мне о подлинных фактах.
  — Игра заключалась в том, — сказал я, — что, когда мы найдем Роберту, она будет с нами очень, очень дружелюбной. Может даже попытаться сделать так, чтобы я начал за ней ухаживать. Потом она расскажет мне все, но это «все» будет сводиться к тому, что Эдна Катлер вела себя странно, предложив ей взять свое имя. Этого факта было бы достаточно, чтобы доказать, будто существовал некий заговор, придуманный Эдной, чтобы обмануть ее мужа. Эдну вышвырнули бы из суда.
  — Ну и ну! — воскликнула Берта. — Что же теперь делать, дружок?
  — Абсолютно ничего, пока мы не выясним, не морочат ли нам голову или история все же как-то развивается.
  — Мы должны найти Роберту Фенн.
  — Я нашел ее.
  — Что?
  — Нашел.
  — Где она?
  Я улыбнулся Берте и сказал:
  — Я позаботился об этой штучке. Можешь обыскивать Новый Орлеан с сегодняшнего дня и до будущего года и все же никогда ее не найдешь.
  — Почему?
  — Я спрятал ее, и на этот раз сделал это надежно.
  — А зачем прятать ее? Почему не сказать Хейлу, что мы ее нашли, и покончить с этой историей?
  — И что тогда?
  — Тогда наш контракт будет выполнен.
  — А что станет с Робертой Фенн?
  — К черту Роберту Фенн. Я думаю о нас.
  — В таком случае подумай о нас немного больше!
  — Что ты хочешь сказать?
  — Нам всучили колоду крапленых карт. Мы должны очень невинно использовать их в игре. Если мы это сделаем, то получим наш выигрыш, и все. Но если мы, получив колоду крапленых карт, не воспользуемся ими и просто положим в карман, а возникнет большой куш, что тогда?
  Берта восторженно пожирала меня глазами.
  — А я думала, что ты полный тупица в денежных делах!
  На мгновение мне показалось, что она готова меня расцеловать.
  Я встал и направился к двери.
  — Что ты собираешься делать? — спросила она.
  — Я хочу, чтобы ты сидела в офисе и не знала, где я. Если позвонит Хейл — я исчез.
  Берта нахмурилась:
  — Значит, мне придется ему лгать?
  — Придется. Если бы ты не умела так здорово устанавливать, откуда раздается телефонный звонок, и отыскивать меня, то могла бы сказать ему правду — что не знаешь, где я.
  — Но что ты намерен делать?
  — Когда он позвонит сегодня вечером, скажи ему, что не знаешь, где я.
  — Все-таки ты хочешь, чтобы я ему солгала?
  — Хочу, чтобы ты сказала ему правду.
  — Не понимаю.
  Я открыл ей дверь.
  — Спи спокойно. Ты не будешь знать, где я!
  Глава 18
  Я крепко проспал большую часть второй половины дня. Около шести постучал в дверь смежной с моей комнаты Роберты.
  — Да, — ответила она, — в чем дело?
  Я приоткрыл дверь.
  — Вы, наверное, голодны?
  — Входите, — позвала меня она. Девушка завернулась в простыню, и, судя по одежде, которая лежала на стуле рядом с кроватью, на ней, кроме этой простыни, ничего не было. Она улыбнулась и сказала: — Дональд, мне просто необходимо приобрести кое-что из одежды. Я пользовалась сумкой как чемоданом и как мешком для ночных принадлежностей, но теперь почувствовала себя как кошка, которую засунули в этот мешок. Внизу, в аптеке, меня снабдили кремами, расческой, щеткой и другими туалетными принадлежностями, но не ночной рубашкой.
  — Я мог бы предложить вам кое-какие новые вещи, но сегодня воскресенье и практически все закрыто.
  — Но ведь вы живете здесь, и у вас должно быть место, где имеется много вещей.
  — Да, правильно.
  — Почему бы вам не взять что-то из дома?
  Я улыбнулся и покачал головой.
  — Вы думаете, что полиция…
  — Да.
  — Дональд, простите. Из-за меня у вас такие неприятности!
  — Да нет, вы ни в чем не виноваты. У меня никаких неприятностей, и я вполне доволен одеждой, которая сейчас на мне.
  — Куда мы пойдем? — улыбнулась она.
  — Есть полдюжины мест, где можно поесть и даже немного потанцевать.
  — Дональд, мне это очень нравится!
  — О’кей, одевайтесь!
  — Хорошо, — сказала она. — Я постирала свое нижнее белье и повесила его в ванной. Надеюсь, оно высохло.
  — Сколько времени вам нужно, чтобы собраться?
  — Минут десять-пятнадцать.
  — Жду вас.
  Я вышел и закрыл дверь, сел и закурил сигарету. Через пятнадцать минут Роберта присоединилась ко мне, а еще через полчаса мы сидели в одном не слишком шикарном ночном клубе, потягивая коктейли в ожидании заказанного вкусного обеда.
  Спаивать девушку всегда опасно. Вы не знаете, что она может выкинуть или сказать, когда перестанет думать об осторожности и подойдет к грани приличного поведения. Более того, вы не знаете, не проснетесь ли сами утром со страшной головной болью, обнаружив, что ваша жертва напоила вас так, что вы оказались под столом.
  Я предложил выпить еще по одному коктейлю. Роберта согласилась. От третьего она отказалась, но не стала отрицать, что за ужином приятно выпить немного вина. Я заказал игристого бургундского.
  Это было место, куда приходят поужинать, побеседовать и посмеяться, сделать предложение и выслушать его. Официанты тихо скользили вокруг, но не торопились подать ужин менее чем за час или полтора.
  Наш ужин затянулся. Я заказал вторую бутылку бургундского и заметил, что Роберта пьянеет. Сам я чувствовал себя прекрасно.
  — Вы не рассказали, что вам сказала ваша компаньонша.
  — Берта?
  — Да.
  — Это потому, что ваши нежные ушки не должны слышать таких выражений.
  — Вы бы удивились, если бы узнали, что приходилось слышать моим нежным ушкам! Чем же она так недовольна?
  — О, просто ее обычное раздражение.
  Роберта протянула руку через стол, и ее пальцы сжали мою кисть.
  — Вы защищаете меня, Дональд, да?
  — Может быть.
  — Я знаю, что это так. Ваша компаньонка хотела, чтобы вы просто нашли и выдали меня, но вы этого не сделали. У вас из-за этого вышел с ней спор, да?
  — Вы что, подслушивали под дверью?
  В глазах ее сверкнуло негодование.
  — Конечно нет.
  — Значит, обычная дедукция?
  Она медленно кивнула с преувеличенной важностью, характерной для женщины, которая говорит себе: «Я сейчас довольно пьяна, но никто не должен этого заметить. Я должна кивнуть, но сделать это осторожно, чтобы не наклониться при этом слишком низко и не уронить голову прямо себе на колени».
  — Берта теперь в порядке, — сказал я. — Можете забыть о ней. Вначале она была немного воинственно настроена, но это ничего не значит, когда речь идет о Берте. Она как верблюд. У нее очень спокойный характер.
  — Дональд, а что, если бы это была полиция? Что бы мы стали делать?
  — Ничего.
  — А если меня заберут, что делать мне?
  — Ничего.
  — Что вы имеете в виду?
  — Только то, что сказал. Ничего не говорите. Не делайте никаких заявлений. Не давайте им никакой информации, пока не встретитесь с адвокатом.
  — С каким адвокатом?
  — Я приглашу вам адвоката.
  — Вы так добры ко мне!
  У нее уже слегка заплетался язык, а она старательно пыталась сосредоточить на мне взгляд, будто хотела убедиться, что я на одном и том же месте и не выплываю из поля ее зрения.
  — Знаете что? — внезапно спросила она.
  — Что?
  — Вы мне очень нравитесь!
  — Бросьте! Вы на взводе.
  — Да, я пьяна, но вы мне все равно очень нравитесь. Разве вы не поняли этого в отеле, когда я вас поцеловала?
  — Я не придал этому значения.
  Глаза ее расширились.
  — Вы должны были задуматься об этом.
  Я перегнулся через стол, отодвинул тарелки, чтобы освободить место на скатерти.
  — А почему вы уехали из Лос-Анджелеса?
  — Не заставляйте меня говорить об этом.
  — Я хочу знать.
  Казалось, этот вопрос отрезвил ее. Она посмотрела на свою тарелку, подумала с минуту и сказала:
  — Я хочу закурить.
  Я дал ей сигарету и поднес спичку.
  — Ладно, расскажу вам все, если вы настаиваете, Дональд, но мне очень не хочется этого делать.
  — Я должен знать, Роб.
  — Это было много лет тому назад, в 1937 году.
  — И что же тогда случилось?
  — Я ехала в автомобиле с мужчиной. Мы просто катались, убивая время. Затем свернули в один из парков и… остановились.
  — Пообниматься?
  — Да.
  — И что тогда?
  — В то время было много случаев, когда на целующиеся парочки нападал преступник, прятавшийся поблизости. Думаю, вы себе представляете, как это бывает.
  — Ограбление?
  — Он отбирал у мужчин деньги, а затем… ну, он заимствовал у них на некоторое время женщину.
  — Продолжайте.
  — На нас напали.
  — И что произошло?
  — Этот негодяй начал приставать ко мне, а сопровождавший меня мужчина вступился. Бандит застрелил его и скрылся.
  — Вас подозревали?
  — Подозревали в чем? — недоуменно спросила она.
  — В том, что вы имели к этому отношение.
  — Боже мой, нет. Все так сочувствовали мне и были ко мне добры, как только могли. Но, в общем, все это прилипло ко мне. Конечно, мои коллеги знали все и продолжали обсуждать случившееся. Однажды, когда я отправилась куда-то с молодым человеком, который нравился одной из девушек в нашем офисе, та подошла ко мне и сказала, что человек отдал жизнь, чтобы защитить мою честь, и я не должна уронить ее.
  — Что вы сделали?
  — Я хотела дать ей по физиономии, но все, что смогла, — это улыбнуться и поблагодарить ее. Я оставила прежнюю работу, перешла в другое место. Через два месяца там тоже обо мне все узнали. И снова было то же самое. Быть может, я и в самом деле жестокая? Я не любила этого человека, он мне просто нравился. Я с ним встречалась, выезжала, но встречалась в то же время и с другими. Я не собиралась за него замуж. Если бы я знала, как все обернется, я бы его остановила. Мне вовсе не нужна была такая жертва. Конечно, это был смелый поступок, чудесный поступок. Он поступил так… так чертовски по-донкихотски!
  — Думаю, так поступил бы любой мужчина при подобных обстоятельствах.
  Роберта улыбнулась:
  — Статистика доказывает, что вы ошибаетесь!
  Я знал, что она права, и поэтому не стал возражать.
  — Ну вот, — продолжила она, — я больше не смогла жить так — со всеми моими друзьями, что шептались за моей спиной, и с воспоминаниями об этой трагедии, которые терзали мое сознание, решила отправиться в путешествие. Я уехала в Нью-Йорк. Вскоре устроилась там на работу. Фотографировалась для рекламы белья. Некоторое время все было хорошо, а потом люди узнали меня по фотографиям. Мои новые знакомые тоже стали шептаться. Но я почти год чувствовала себя совершенно свободной. Я поняла, что значит быть обыкновенным человеком, который может жить так, как хочет…
  — Итак, вы снова скрылись?
  — Да. Я осознала, что решение уехать было правильным, но я совершила ошибку, выбрав профессию, где меня фотографировали. И тогда переехала в новое место, чтобы начать все сначала. Я готова была разбить вдребезги объектив первого же фотоаппарата, который будет направлен в мою сторону.
  — Вы отправились в Новый Орлеан?
  — Да.
  — А что было потом?
  — Остальное вам известно.
  — Когда вы встретились с Эдной Катлер?
  — Не помню, как это произошло — в кафетерии или в ресторане. Возможно, в «Бурбон-Хаус». Сейчас подумаю. Да, кажется, так. Большинство людей, которые бывают там регулярно, знакомы друг с другом. Некоторые известные писатели, драматурги и актеры едят там, когда бывают в Новом Орлеане. Заведение без претензий, но там царит атмосфера подлинной старины.
  — Я знаю.
  — В общем, как бы то ни было, я познакомилась с ней. Узнала, что она тоже от чего-то скрывается. Ей это, как и мне, не очень удавалось. И тогда я предложила на некоторое время назваться ее именем и дать ей возможность по-настоящему исчезнуть.
  — Я хочу сразу выяснить это, Роб, — перебил ее я. — Это вы ей предложили так сделать?
  Она подумала с минуту и сказала:
  — Она подготовила для этого почву. Я думаю, что это была ее идея.
  — Вы в этом уверены?
  — Да, определенно. Можно мне еще выпить, Дональд? Вы меня совсем отрезвили, заставив говорить об этом. Сегодня вечером я не собиралась быть трезвой. Мне хотелось звонить в чужие дверные звонки и вообще совершать всевозможные чудачества.
  — И все-таки сначала расскажите мне некоторые подробности. Например, о том, когда вы в первый раз услышали о смерти Нострэндера?
  — Поставьте себя на мое место, — ответила она. — Из-за меня уже было совершено одно убийство. Я старалась избежать дурной славы. Ну а когда это вновь случилось, я действовала инстинктивно. Мне хотелось бежать куда глаза глядят.
  — Не очень правдоподобно, Роб.
  — Что неправдоподобно?
  — Причина вашего бегства.
  — Но это правда.
  Я посмотрел ей в глаза и сказал:
  — Роб, никто не думал, что вы можете быть замешаны в убийстве молодого человека, с которым катались в машине в 1937 году, но, согласитесь, два убийства в жизни одной молодой девушки — слишком много. Вас станут расспрашивать об этом старом убийстве. И это будут уже не те доброжелательные вопросы, которые вам задавали пять лет назад.
  — Честно говоря, Дональд, я об этом как-то не думала. Но, пожалуй, следует подумать.
  — Давайте вспомним этого насильника. Его поймали?
  — Да.
  — Он признал себя виновным?
  — Не в этом преступлении. Он отрицал свою причастность к этому случаю, однако признался в нескольких других.
  — Что с ним сделали?
  — Его повесили.
  — Вы видели его когда-нибудь?
  — Да. Меня приглашали для опознания.
  — И вы смогли его опознать?
  — Нет.
  — Вам показали его одного или в числе других?
  — Мне показали его среди других в одном из помещений, оборудованных специально для опознания. Человек там находится как бы на сцене, и его ярко освещают. Перед ним находится большой экран, так что он не может видеть вас, в то время как вы видите его прекрасно.
  — И вы не могли узнать его среди других?
  — Нет.
  — Что же они тогда сделали?
  — Тогда они поместили его в затемненную комнату, надели на него пальто и шляпу, то есть одели так, как был одет преступник в момент нападения на нас, и спросили, узнаю ли я его.
  — И вы сумели его узнать?
  — Нет.
  — Человек, который убил вашего приятеля, был в маске?
  — Да.
  — А вы заметили в нем что-нибудь примечательное? Хоть что-нибудь?
  — Да.
  — Что именно?
  — Выйдя из кустов, он прихрамывал, но после стрельбы, когда убегал, уже не хромал.
  — Вы сказали об этом полицейским?
  — Да, сказала.
  — Это произвело на них впечатление?
  — Мне кажется, нет. Послушайте, мы не можем оставить эту тему? Может, лучше выпить?
  Я подозвал официанта.
  — То же самое? — спросил я Роберту.
  — Мне надоело вино. Лучше что-нибудь другое.
  — Два шотландских виски с содовой, — сказал я, — как вы смотрите на это, Роб?
  — Это здорово. И потом сделайте кое-что для меня, Дональд. Хорошо?
  — Что именно?
  — Не позволяйте мне больше пить.
  — Почему?
  — Хочу получить удовольствие от этой ночи, а не просто напиться до тошноты, чтобы утром проснуться с головной болью.
  Официант принес выпивку. Я выпил около половины своей порции, потом извинился и направился в обычную сторону — в мужской туалет. По дороге я свернул к телефонной будке, разменял пару банкнотов на двадцатипятицентовые монеты и позвонил Эмори Хейлу в отель в Новом Орлеане.
  Мне пришлось ждать не более трех минут, пока оператор соединял меня. Потом я услышал, как загудел голос Хейла. Центральная станция ласково напомнила мне, чтобы я начал опускать двадцатипятицентовые монеты. Когда я делал это, в кассе телефона раздавался музыкальный звук.
  Через одну-две секунды после этого я услышал, как Хейл нетерпеливо произносит:
  — Хэлло, хэлло, хэлло! Кто это?
  — Хэлло, Хейл! Говорит Дональд Лэм.
  — Лэм? Где вы?
  — В Лос-Анджелесе.
  — Почему же вы, черт вас побери, не сообщили мне? Я страшно беспокоился о вас, не зная, все ли с вами в порядке.
  — Со мной все в порядке. Я был слишком занят, чтобы позвонить. Я установил, где Роберта Фенн.
  — Правда?
  — Да.
  — Где?
  — В Лос-Анджелесе.
  — Браво! Вот это мне нравится! Никаких извинений. Никаких алиби. Просто результаты. Вы, право, имеете все основания рассчитывать на…
  — У вас еще сохранился ключ от квартиры?
  — Да, конечно.
  — Хорошо, — сказал я. — Роберта Фенн жила там. Хозяйка опознает ее по фотографии. Был какой-то мошеннический трюк по поводу развода. Она дублировала Эдну Катлер. Эдна Катлер живет в Шривпорте, в Ривер-Виста-Билдинг. Она снабдила Роберту Фенн деньгами, чтобы та могла уехать из Нового Орлеана. Свяжитесь с Марко Катлером. Вы найдете его в одном из отелей Нового Орлеана. Скажите ему, что Эдна Катлер придумала хитрый план, поймав его на том, что бумаги были вручены судебным исполнителем не той женщине, которая была ответчицей. Попросите его прийти и осмотреть квартиру. Когда он будет делать это, удостоверьтесь, что он нашел револьвер и эти старые газетные вырезки. Затем вызовите полицию. Пусть власти Калифорнии поднимут дело об убийстве Крейга. Как только сделаете это, садитесь в самолет и прилетайте в Лос-Анджелес. Я приготовил вам Роберту Фенн.
  Радость закипела в нем, как кофе в электрической кофеварке.
  — Лэм, это чудесно! Роберта Фенн сейчас в Лос-Анджелесе?
  — Да.
  — И вы знаете где?
  — Да.
  — Где же?
  — Я прикрываю ее.
  — Может быть, вы все же скажете, где она?
  — В настоящий момент она в ночном клубе. Но собирается уходить.
  — С ней кто-нибудь есть? — спросил он жадно.
  — В данный момент нет.
  — А вы не потеряете ее?
  — Не спускаю с нее глаз.
  — Это великолепно! Чудесно, Дональд! Таких, как вы, — один на миллион! Когда я назвал вас совой, я, право…
  Станция прервала разговор, сообщив:
  — Ваши три минуты истекли.
  — До свидания, — сказал я и повесил трубку.
  Глава 19
  Эскалатор был переполнен обычной для понедельника толпой людей, возвращавшихся к скуке рутинной работы в офисе. У мужчин, игравших в гольф без шляп и проведших время на побережье, лбы обгорели на солнце.
  Девушки, выглядевшие несколько устало, что было заметно по кругам под глазами, пытались с помощью макияжа скрыть недосыпание. Все эти люди вдвое более неприязненно воспринимали теперь, вкусив отдых на свежем воздухе, свои унылые обязанности, которые им предстояло выполнять в офисах.
  Элси Бранд пришла в офис раньше меня. Я слышал пулеметные очереди ее пишущей машинки, когда подходил к двери с надписью: «Кул и Лэм. Бюро конфиденциальных расследований».
  Когда я открыл дверь, она подняла на меня глаза.
  — Привет! Рада, что ты вернулся. Удачно съездил? — спросила она, оторвавшись от машинки, и бросила взгляд на часы, будто определяя, какую часть времени, принадлежащую компании, может уделить одному из компаньонов.
  — Ничего.
  — Провернул неплохое дельце с этой историей во Флориде, да?
  — Да, вывернулся неплохо.
  — А как дело в Новом Орлеане?
  — Начинает раскручиваться. Где Берта?
  — Еще не пришла.
  — Ты не знаешь, провела ли она какое-либо расследование по поводу «Роксберри эстейтс»?
  — Угу. Вон папка — там несколько записей.
  Элси встала, подошла к стальному шкафу с досье, быстро пробежала пальцем по указателю, открыла нужный ящик, перебрала папки с уверенностью человека, который знает, что делает, вытащила нужную и передала ее мне.
  — Здесь все, что нам удалось добыть.
  — Спасибо. Я взгляну. А как дело со строительством?
  Элси быстро бросила взгляд на дверь и, понизив голос, сказала:
  — Была какая-то переписка по этому вопросу. Часть — там, в папке, а другая часть — в кабинете Берты, заперта. Она еще не передала это в архив. Я не знаю, где она держит эти бумаги.
  — А о чем эта переписка?
  — О том, чтобы ты был причислен к особой группе.
  — И ей удалось это сделать?
  Элси снова посмотрела на дверь.
  — Если она узнает, я лишусь работы.
  — А я что, не могу ничего сказать по этому поводу?
  — Об этом — нет. Мне от нее так влетит, что лучше молчать.
  — Ну а все же? Она добилась результата?
  — Да.
  — Когда?
  — На прошлой неделе.
  — Все улажено?
  — Да.
  — Спасибо, — сказал я.
  Она с любопытством посмотрела на меня. Между ее изогнутыми бровями залегла морщинка, указывавшая на некоторое замешательство.
  — Ты позволишь ей сделать это?
  — Конечно.
  — О!
  — А ты чего ожидала от меня?
  — Ничего, — ответила Элси, не глядя на меня.
  Я взял папку с делом «Роксберри эстейтс» в свой кабинет, сел за стол и принялся знакомиться с материалами. То, что я нашел в папке, ни о чем мне не говорило. Сайлас Т. Роксберри финансировал очень многое. Он вкладывал средства в различные деловые предприятия. Некоторые из них он контролировал, а некоторые существовали только для того, чтобы скрыть фонды, которые предприниматель сохранял для инвестиций в бизнес. Он умер в 1937 году, оставив двоих детей — сына по имени Рой, пятнадцати лет, и девятнадцатилетнюю дочь Эдну. Поскольку дела были в значительной мере запутаны, а раздел имущества мог привести к сокращению фондов, было решено передать права наследников корпорации, получившей название «Роксберри эстейтс». За наследниками утвердилось право изымать средства в соответствии со своими нуждами.
  Говард Ч. Крейг был доверенным бухгалтером у Роксберри. Он работал у него почти семь лет. Корпорация «Роксберри эстейтс» пригласила Крейга в качестве секретаря и казначея. После гибели Крейга его место занял человек по имени Селлс. Адвокат по фамилии Бисуилл занимался фондами и стал генеральным управляющим корпорации. Он вел дела почти так же, как вел их Роксберри. Поскольку это очень закрытая корпорация, было трудно выяснить, насколько успешно там идут дела. Однако Берта Кул сумела достать коммерческий отчет, из которого следует, что дела идут хорошо. Счета оплачивались в срок, хотя были слухи, будто капиталовложения в последнее время стали незначительными.
  Возможно, Эдна Роксберри и Эдна Катлер — одно и то же лицо.
  Я снял телефонную трубку и позвонил в «Роксберри эстейтс». Представившись другом семьи, который отсутствовал несколько лет, поинтересовался, замужем ли Эдна Роксберри. Мне ответили, что она не замужем и что я найду ее фамилию в телефонном справочнике. Тот, с кем я разговаривал, спросил, кто звонит. Я повесил трубку.
  К десяти часам Берта все еще не появилась.
  Я сказал Элси, что мне надо выйти, и отправился в офис «Роксберри эстейтс».
  Всю историю корпорации можно было прочесть по табличкам на дверях офиса. Первоначально офисом руководил Харман К. Бисуилл. Сайлас Роксберри был одним из его главных клиентов. Со смертью Роксберри Бисуилл вступил во владение имуществом. Купив наследников идеей передать права распределения средств корпорации, он стал управляющим корпорацией. Теперь на двери можно было прочесть: «Харман К. Бисуилл, адвокат, частная практика, 619». Одновременно на двери с номером 619 появилась вывеска: «Роксберри эстейтс инк.». Внизу в левом углу значилось: «Харман К. Бисуилл, практикующий адвокат». Надпись на двери личного кабинета выглядела довольно выцветшей. Там находился старый личный кабинет Бисуилла, и он не стал менять надпись. Когда постепенно перестал заниматься адвокатской практикой, предпочтя более доходный бизнес в корпорации, он изменил только надпись на входных дверях.
  Не нужно было быть первоклассным детективом, чтобы понять, что Харман К. Бисуилл отхватил себе неплохой кусок пирога.
  Я открыл входную дверь и вошел.
  Бисуилл, похоже, помешался на современном оборудовании для офиса. Чего там только не было: различные аппараты для бухгалтерии, пишущие машинки, диктофоны, чековые аппараты, машины для наклеивания адресов.
  Пожилая женщина работала за счетной машиной, шнурки от транскрибирующего аппарата свисали с ее ушей.
  В помещении находился пульт с выключателями и маленькое окошко с надписью: «Информация», однако за ним никого не было.
  Я вошел, и на пульте вспыхнула лампочка. Женщина за счетной машиной встала, подошла, включила ответчик и произнесла:
  — «Роксберри эстейтс инкорпорейтед». Нет, его нет. Я не могу вам сказать точно, когда он будет. Нет, я вообще не уверена, что он будет сегодня. Передать ему что-нибудь? Хорошо, я передам. Благодарю вас.
  Этой женщине, которая явно проработала всю жизнь, было немного за пятьдесят. Глаза ее выглядели усталыми, но добрыми, и вообще в ней чувствовался человек, знающий, что делает.
  Я воспользовался паузой:
  — Вы работаете в корпорации с момента ее основания?
  — Да.
  — А прежде работали у мистера Роксберри?
  — Да. Что вы хотите?
  — Пытаюсь выяснить, — сказал я, — что-либо о человеке по фамилии Хейл.
  — А что вы хотите о нем узнать?
  — Что-нибудь о его кредите.
  — Могу ли я узнать ваше имя?
  — Лэм. Дональд Лэм.
  — А какую фирму вы представляете, мистер Лэм?
  — Я в доле. Один из компаньонов агентства «Кул и Лэм». Мы занимаемся сейчас одним делом вместе с мистером Хейлом.
  — Минутку, — сказала она. — Посмотрю, что мне удастся выяснить.
  Она прошла в глубь офиса, открыла ящик с индексами, перелистала несколько карточек, вытащила одну и вернулась к своему столу.
  — Какие инициалы у мистера Хейла?
  — Эмори Г. Хейл. Он мог выступать в качестве поверенного.
  Она снова взглянула на карточку и сказала:
  — Эмори Г. Хейл у нас не числится. Нет сведений и о том, что с ним велись какие-то дела.
  — Может быть, вы его вспомните. Он, возможно, представлял кого-нибудь еще, поэтому вы не знаете его имени. Это высокий мужчина, ростом около шести футов. Ему примерно пятьдесят семь — пятьдесят восемь лет, у него широкие плечи и очень длинные руки. Улыбаясь, он имеет странную привычку стискивать зубы, растягивая при этом губы.
  Она подумала с минуту, покачала головой и сказала:
  — Извините, не могу вам помочь. Мы вели очень много дел, мистер Роксберри сам распоряжался финансовыми вопросами как в личном плане, так и в деловом.
  — Да, я знаю. И вы не помните мистера Хейла?
  — Нет.
  — Он мог выступать и под другим именем.
  — Нет. Я совершенно уверена.
  Я направился было к двери, но внезапно обернулся и спросил:
  — А занимались ли вы какими-нибудь сделками с Марко Катлером?
  Она покачала головой.
  — Или, — спросил я, будто случайно вспомнив, — с Эдной Катлер?
  — С Эдной П. Катлер?
  — Да, кажется, так.
  — О да! У нас было очень много дел с Эдной П. Катлер.
  — И эти дела продолжаются?
  — Нет. Все они свернуты. У мистера Роксберри было очень много дел с Эдной Катлер.
  — С мисс или с миссис?
  — Не знаю. Помню только записи в книгах имени Эдна П. Катлер.
  — А как вы обращались к ней, когда она приходила, миссис или мисс?
  — Я не думаю, что когда-либо видела ее.
  — А ее счет? Она им пользуется сейчас?
  — О нет! Это было нечто вроде совместного владения с мистером Роксберри. Одну минутку. Фрэнсис, — позвала она девушку, которая печатала что-то с диктофона, — счета Эдны Катлер ведь закрыты?
  Девушка перестала печатать ровно на столько времени, сколько ей потребовалось, чтобы кивнуть, и снова вернулась к работе.
  Женщина за столом устало мне улыбнулась, как бы отпуская меня.
  Я вышел и остановился в коридоре, раздумывая.
  «…И при этом никогда не бывала в офисе. Говард Чандлер Крейг, бухгалтер… Ухаживал за Робертой Фенн… Таинственный насильник — и бухгалтер из „Роксберри эстейтс“, в руках которого были все финансовые дела Сайласа Т. Роксберри, убит…»
  Позвонив в офис, узнал, что Берта Кул еще не появлялась, сказал Элси Бранд, что буду около полудня, и попросил передать Берте, если она придет, чтобы подождала меня. И отправился в полицейское управление.
  Сержант Пит Рондлер из отдела по расследованию убийств всегда получал от меня щелчки. У него было несколько столкновений с Бертой Кул, и он ненавидел все, что связано с ней. Когда я начал сотрудничать с Бертой, он предсказывал, что в течение трех месяцев превращусь в половую тряпку, о которую вытирают ноги. Тот факт, что я дослужился до компаньона Берты, но подчас должен был защищаться от Берты, доставлял ему большое личное удовлетворение.
  — Привет, Шерлок! — сказал он, когда я открыл дверь. — Что-нибудь нужно?
  — Возможно.
  — Как идет сыск?
  — Вполне хорошо.
  — Как ладишь с Бертой?
  — Превосходно.
  — Еще не заметил, как она залезает тебе в карман?
  — Еще нет.
  — Ну, со временем она с тобой разберется. Выжжет на тебе тавро, наложит клеймо, некоторое время будет тебя дурачить, а затем отправит на бойню. После того как твою шкуру выделают и превратят в кожу, она станет искать другую жертву.
  — Вот тут-то я ее и надую. Дело в том, что я не толстею.
  Он ухмыльнулся:
  — Что у тебя на уме?
  — 1937 год. Нераскрытое убийство. Человек по имени Говард Чандлер Крейг.
  У сержанта были густые брови. Когда он хмурился, они опускались ему на глаза, как черные грозовые облака, собирающиеся за горой. Это зрелище я сейчас и наблюдал.
  — Ну ты и чудак! — сказал он.
  — Не знал, что я чудак.
  — А что тебе об этом деле известно?
  — Ничего.
  — Когда ты был в Новом Орлеане?
  Я немного замешкался с ответом.
  — Если начнешь мне врать, — сказал он, — доведу до банкротства ваше агентство. И до конца своей жизни не надейся на сотрудничество.
  — Ладно, только что оттуда вернулся.
  — Я так и думал.
  — А в чем дело?
  Он положил ладонь на стол, приподнял кисть и принялся барабанить пальцами по исцарапанной крышке.
  — Полиция Нового Орлеана ведет расследование, — наконец сказал он.
  — А что, это может быть связано с Новым Орлеаном?
  — Ты о чем?
  Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал с простодушной искренностью:
  — Девушка по имени Роберта Фенн была в машине с Крейгом, когда его убили. Она замешана еще в одном деле с убийством в Новом Орлеане. Полиция не знает точно, что произошло, — была ли она жертвой или сама спустила курок. А может быть, просто испугалась и испарилась.
  — Два убийства за пять лет. Многовато для милой молодой девушки!
  — Пожалуй!
  — А что вы делаете в связи с этой историей?
  — Просто ведем расследование.
  — По чьему поручению?
  — По поручению одного адвоката, который занимается имущественными делами.
  — Чушь!
  — Во всяком случае, он нам так сказал.
  — Кто этот адвокат?
  Я лишь ухмыльнулся.
  — А в чем ваша задача? — спросил сержант.
  — Мы ищем исчезнувшего человека.
  — О!
  Рондлер вынул из кармана сигару, сморщил губы, будто собирался засвистеть, но не свистнул, а принялся издавать какие-то звуки, крепко сжимая губами кончик сигары. Вынув из кармана спички, он сказал:
  — О’кей! Вот глупость. В конце примерно 1936 года нас очень тревожила одна история — некий человек нападал на парочки. Он отбирал все, что имелось у мужчины, и, если девушка была хорошенькой, забирал и ее тоже. Гадкое дело! Мы подсылали людей, которые специально изображали влюбленные парочки, делали все, чтобы он попался. Ничего не выходило.
  Когда похолодало и люди перестали тискаться в автомобилях, наш бандит внезапно исчез. Мы подумали, что отделались от него, но весной 1937-го, едва потеплело, нападения на влюбленные парочки возобновились.
  Несколько парней дали ему отпор, когда он начинал домогаться их женщин. В их числе был и этот Крейг. Таких оказалось всего трое. Двоих он убил. Третий получил огнестрельное ранение, но поправился.
  Дело принимало серьезный оборот. Шеф приказал нам во что бы то ни стало поймать этого типа. Мы продолжали подстраивать ловушки, но он не попадался.
  Потом кому-то пришла в голову блестящая мысль. Не бывает так, чтобы человек, вытворяющий подобные вещи, внезапно остановился, а потом опять взялся за свое. Почему же в таком случае он прекращает действовать в холодные месяцы? Конечно, мелкие кражи были, но все же это были кражи, и, логически рассуждая, можно было догадаться, что его легче поймать в то время, когда у него меньше возможностей действовать.
  Нам пришла в голову мысль, что в зимние месяцы он отправляется куда-нибудь еще, где потеплее. В Сан-Диего похожих случаев зафиксировано не было. Мы обратились во Флориду. И точно, в районе Майами было много случаев бандитских нападений на парочки зимой 1936 и 1937 годов. Более того, у них в руках были кое-какие ниточки — отпечатки пальцев и еще кое-что, над чем мы могли работать.
  Мы вычислили, что этот человек водит машину по лицензии, выданной в Калифорнии. Пришли к выводу, что он одиночка и у него нет женщины. Работа оказалась очень кропотливой, но мы начали проверять номера лицензий, выданных в Калифорнии, которые были затем зарегистрированы во Флориде, машин из Калифорнии, которые проехали через карантинную инспекционную станцию в Юме за две недели до первого нападения на парочку в Лос-Анджелесе.
  Это дало нам первую нить. Мы установили, что машина, записанная на имя человека по фамилии Риксман, проехала через Юму за четыре дня до первого нападения на парочку весной 1937 года. Мы ознакомились с Риксманом. Он оказался довольно красив, хотя и несколько угрюм. Некоторое время был безработным. Хозяйка дома, где он жил, не знала, чем он занимается. Постоялец казался нелюдимым и замкнутым, но аккуратно платил за квартиру, и у него, похоже, водились деньги. Спал он обычно допоздна. Он имел машину «Шевроле»-купе и держал ее не в гараже, а за домом, где снимал квартиру. Два-три вечера в неделю он проводил в кино, а пару раз уезжал куда-то на машине. Хозяйка слышала, как он возвращался довольно поздно.
  Все происходило в конце лета 1937 года.
  Конечно, в тех случаях, когда нападению подвергалась девушка, только одна из четырех обращалась в полицию. Обычно мужчины стараются не допустить, чтобы их имя оказалось внесенным в полицейские анналы, то же самое касается и женщин. Ставшие жертвами насилия женщины зачастую считают, что жаловаться бессмысленно, и, кроме того, не хотят, чтобы касающиеся их факты были опубликованы в печати.
  — Ну и что Риксман? — спросил я.
  — Это был тот, кого мы ловили, — ответил Рондлер. — Мы стали следить за ним, и примерно на третью ночь он взял машину и поехал на одну из площадок, где проводили время любовники. Припарковав машину, он прошел около трехсот ярдов и стал ждать в темноте под деревом, где было удобно и темно. Мы получили все, что нам требовалось. У нас была сотрудница полиции — следователь, которая согласилась нам помочь. Мы схватили Риксмана на месте преступления. Конечно, ребята слегка потрудились над ним, и, когда его доставили сюда, он уже раскис. Сидел вон на том стуле и плел свою историю. Он мог вывернуться, но в тот момент не сообразил этого. Позже, когда у него появился адвокат, Риксман попытался разыграть ненормального, но это у него не получилось. Он рассказал, что у него был очень хороший бинокль ночного видения. Риксман прятался в темноте и рассматривал в него место, где обычно парковались машины. Изучив сидевших в машине, выбирал жертву и совершал нападение. Три-четыре раза видел полицейских, которые пытались разыграть парочку влюбленных, но, разгадав их хитрость, ловко избежал ловушки. Обладая таким биноклем, он легко распознавал обман и пережидал.
  Он рассказал все. Не смог, конечно, припомнить все случаи своих нападений, но поведал достаточно много. Он не отрицал и стрельбу. Однако все время клялся, что убийство Крейга не его рук дело. Некоторые не верили ему. Я верил. Не мог понять, зачем ему врать, если он все равно своим признанием приговорил себя к петле.
  — Его повесили?
  — Отправили в газовую камеру. К тому времени, когда ему был вынесен смертный приговор, он стал хитрее, — продолжал Рондлер. — После того, первого ночного допроса больше ничего не говорил. Стал слушаться адвоката, а тот посоветовал ему замолчать. Они ссылались на ненормальность и пытались придерживаться этой версии до самой казни, надеясь, что Риксмана помилуют. Но лично я никогда не считал дело Крейга закрытым.
  — А что ты обо всем этом думаешь?
  — Ничего не думаю. У меня нет фактов, чтобы разобраться, но скажу тебе, все могло быть.
  — Как?
  — Эта девица — Фенн — могла лишиться рассудка от любви к нему. Она хотела, чтобы Крейг на ней женился, а он не соглашался. Перепробовала все обычные трюки — не сработало. Он был влюблен в другую и собирался жениться. Тогда она уговорила его поехать с ней в последний раз на прогулку, придумала предлог, чтобы остановить машину, вылезти из нее и подойти к месту водителя. Там она нажала курок, выбросила револьвер и с криками бросилась на дорогу.
  — Да, так могло быть, — согласился я.
  — Большинство убийств, которые остаются нераскрытыми, именно так и происходят. Все бывает так просто, что убийцу выгораживает любая версия. В этих преступлениях нечего распутывать. Чем сложнее заранее разработанный план, чем ухищреннее преступники стараются обойти закон, тем больше следов оставляют — таких следов, о которых не подумали и которые спрятать нельзя.
  Удачное преступление обычно совершает человек, у которого одна нить. Он завязывает ее прочным, крепким узлом и затем уходит, бросая ее.
  — А как с убийством Крейга? Какие-нибудь отпечатки пальцев или что-либо другое, за что можно зацепиться? — спросил я.
  — Абсолютно ничего, кроме описания, которое дала Роберта Фенн.
  — И что она рассказала?
  Он открыл ящик стола, ухмыльнулся и сказал:
  — Я только что перечитал это описание, сразу после того, как мы получили сообщение из Нового Орлеана. Девица сказала, что преступник среднего роста, в темном костюме и пальто, фетровой шляпе и маске. Кроме того, она заметила, что на нем не было перчаток и что когда он появился вначале, то заметно прихрамывал, а когда убегал — уже не хромал. Черт знает что, а не показания!
  — А ты сумел бы показать лучше, окажись на ее месте?
  — Возможно, что и нет, — улыбнулся он, — но если стрелял не Риксман, значит — она.
  — Что заставляет тебя так думать?
  — Да ведь это единственный случай нападения на парочку, который не имеет объяснения. После ареста Риксмана нападения прекратились, точно ножом отрезало. Если кто-то другой занялся бы такими же налетами, как Риксман, мы столкнулись бы с подобными случаями.
  Отодвинув свой стул, я сказал:
  — Ты бы лучше закурил свою сигару, пока не сжевал ее до конца.
  И заметил, как брови его снова сдвинулись.
  — Ты получил черт знает сколько информации, а взамен не дал почти ничего.
  — Возможно, я не могу предложить взамен многого.
  — А может быть, можешь? Послушай, Дональд. Я хочу тебе кое-что сказать.
  — Говори.
  — Если ты крутишь с этой женщиной, мы прижмем тебя к ногтю.
  — С какой женщиной?
  — С Робертой Фенн.
  — А что с ней такое?
  — Ее ищет полиция Нового Орлеана, и, поскольку сейчас так сложились обстоятельства, мы тоже ищем ее.
  — Что дальше?
  — Если ты знаешь, где она, и прикрываешь ее, то получишь сильный удар, хороший удар туда, где будет очень больно!
  — О’кей, спасибо за намек, — сказал я и вышел.
  Из телефонной будки в здании я позвонил в офис. Берта Кул только что вошла. Я сказал ей, что буду не позже чем через два часа. Она хотела узнать, что происходит, но я ответил, что не могу обсуждать такие дела по телефону. И отправился в отель.
  Роберта Фенн спала допоздна.
  Я присел на край ее постели и сказал:
  — Давай поговорим.
  — О’кей.
  — Этот Крейг. Что ты можешь о нем рассказать?
  — Я с ним встречалась.
  — Может быть, ты мечтала выйти за него замуж, а он не хотел жениться?
  — Нет.
  — У тебя были какие-то осложнения?
  — Нет.
  — Ты знала, у кого он работает?
  — Да. У Роксберри, а после того, как Роксберри умер, — в «Роксберри эстейтс».
  — Он когда-нибудь говорил с тобой о делах компании?
  — Нет.
  Я посмотрел ей в глаза:
  — Он вспоминал когда-нибудь Эдну Катлер?
  — Нет.
  — Может быть, ты говоришь неправду?
  — Зачем?
  — Если вы с Эдной действовали сообща и если вместе придумали историю с Марко Катлером, то вы можете оказаться перед обвинением не в одном, а в двух убийствах.
  — Дональд, я рассказала правду.
  — Ты имела представление о том, что тебе будут вручены бумаги, предназначавшиеся Эдне Катлер?
  — Не имела абсолютно никакого понятия! Я не знала, где находится Эдна, повторяю! Просто поселилась там под ее именем, как мы договорились, и…
  — Знаю, — прервал ее я, — все это я уже слышал. — И встал с ее постели.
  — Куда ты?
  — Я работаю.
  — Хочу позавтракать и потом спуститься и купить себе кое-что из одежды, — сказала она. — Я чувствую себя ужасно голой без ночной рубашки.
  — Не советую ходить по улицам. Пусть еду принесут в номер. В универмаге напротив можно купить все необходимое. Не надо звонить по телефону и, что бы ни произошло, не следует делать попыток связываться с Эдной Катлер.
  — А зачем мне с ней связываться?
  — Не знаю. Я просто говорю, что не надо этого делать.
  — Не буду, Дональд. Обещаю. Я не буду делать ничего, что ты не одобряешь.
  — Попробуем вернуться к убийству Крейга.
  По ее лицу можно было увидеть, как она отнеслась к моим словам.
  — Извини, но мне надо снова поговорить об этом. Человек в маске, который подошел к машине, был в пальто и хромал?
  — Да.
  — А когда он убегал, то перестал хромать?
  — Правильно.
  — Человек был среднего роста?
  — Ну да, пожалуй. Я много думала об этом с тех пор. Тогда я, понятно, была очень взволнована, но мне кажется, что без пальто он был довольно небольшого роста.
  — О’кей, — сказал я. — Подумаем вот о чем. Могла ли это быть женщина?
  — Женщина? Но ведь этот человек покушался на меня! Он…
  — Подожди, — прервал ее я. — Возможна мистификация. Так могла это быть женщина?
  Роберта нахмурилась и сказала:
  — Конечно, пальто скрывало фигуру. На нем были брюки и мужские ботинки, но…
  — Так могла это быть женщина?
  — В общем, да, — сказала она. — Конечно, могла. Но ведь он хотел заставить меня пойти с ним. Он…
  — Все. Забудем об этом. Ты уверена, что Крейг никогда не говорил тебе ничего об Эдне Катлер?
  — Ну конечно, не говорил. Я и не знала, что он был с ней знаком. Это в самом деле так?
  — Не знаю. Я спрашиваю об этом тебя.
  — Нет, он никогда ничего такого не говорил.
  — О’кей. Всего доброго. Попозже пойдем ужинать. До свидания.
  Глава 20
  Мужчина в офисе, где производился набор рекрутов на флот, не задавал много вопросов. Спросил о главном и дал мне анкету. Когда я заполнил все бланки, он просмотрел их и сказал:
  — Когда хотите пройти медицинское обследование?
  — А как скоро это можно сделать?
  — Если хотите, то хоть сейчас.
  — Да, хочу сейчас.
  Меня провели в заднюю комнату, заставили раздеться, осмотрели и отпустили.
  — Сколько времени вам потребуется, чтобы закончить ваши дела?
  — Двадцать четыре часа.
  — О’кей. Возвращайтесь сюда к часу. Будьте готовы к отправке во вторник после полудня.
  Я сказал, что явлюсь, и отправился в агентство. Берта выходила из себя от нетерпения.
  — Где тебя, черт побери, носит? — требовательно спросила она.
  — Я заходил пару раз утром, но тебя не застал, и мне пришлось действовать по собственному усмотрению.
  — Что ты творил теперь? — сверкнула она глазами. — Полагаю, продолжал разрушать наш бизнес?
  — Надеюсь, что нет.
  Она передала мне телеграмму.
  «Поздравляю вашу сову. Прибываю самолетом в восемь тридцать. Встретьте меня в аэропорту».
  В телеграмме стояла подпись: «Эмори Г. Хейл».
  — Знаю, — сказал я. — Звонил ему.
  — Зачем?
  — Чтобы сказать, что нашел Роберту Фенн.
  — По-моему, ты просил не говорить ему.
  — Нет. Ему можно сказать.
  — В вечерних газетах был заголовок: «Разгадку убийства в Новом Орлеане ищут здесь», — сказала Берта. — Сообщается, что полиция ищет Роберту Фенн. Они раскопали, будто она имеет отношение к убийству Говарда Чандлера Крейга, того парня, которого, как считалось, застрелил Риксман, бандит, нападавший на парочки.
  — Угу.
  — Ты, похоже, не удивлен?
  — Нет.
  — Пытаться выудить из тебя информацию, — проворчала Берта, — бесполезное занятие. Тебе вечно сообщаешь больше, чем можно надеяться выкачать из тебя. Главное, что я пытаюсь внушить тебе, — ее усиленно разыскивает полиция. Если ты знаешь, где она, или если ты ее прячешь, то можешь погореть.
  — А как дела с военным строительством?
  Берта мгновенно заняла оборону. Ее агрессивная манера исчезла. Она стала обходительной и вежливой.
  — Берте надо поговорить об этом с тобой, дружок.
  — А что такое?
  — Если кто-нибудь будет задавать тебе вопросы, то ты не знаешь подробностей. Ты главный исполнитель. Берта в последнее время не очень хорошо себя чувствовала. По-видимому, это сердце. И ей все больше и больше приходится перекладывать дела на тебя. Берта заключила этот контракт. В него вложены деньги, и если мы будем действовать осторожно, то не допустим, чтобы эти деятели перекинули все на нас. Но тебе придется взять на себя большую часть руководства.
  — Из-за твоего сердца? — спросил я.
  — Да.
  — Не знал, что оно тебя беспокоит.
  — Я тоже не знала, пока не сказались переутомление и постоянные волнения. Вряд ли у меня что-то серьезное, но все же это меня беспокоит.
  — Что ты чувствуешь?
  — Сердцебиение после еды.
  — Ты обращалась к врачу?
  — И иногда я задыхаюсь.
  — Ты была у врача?
  — Когда ложусь, чувствую, что сердце колотится так, что качается постель.
  — Я спрашиваю, была ли ты у врача?
  — Черт возьми, нет! — рассерженно воскликнула Берта. — Зачем мне идти к косоглазому костолому и позволять разрезать меня на куски?
  — Я просто подумал, что врач может помочь.
  — Нет, не может.
  — Но иногда ведь требуется медицинский сертификат.
  — Когда он мне понадобится, я его тут же получу.
  — Что мне нужно будет делать в связи с этим строительством?
  — Берте придется просмотреть все вместе с тобой, дружок. Только давай попытаемся сначала покончить с этим делом. Но если кто-нибудь начнет задавать вопросы, запомни, что я не могла вынести напряжения, что мне угрожает полное расстройство здоровья и ты целиком берешь вопросы строительства на себя.
  — Но почему я должен это делать?
  — Черт возьми, не возражай мне все время, — сердито ответила Берта. — Ну, скажем, потому, что… — Она сдержалась и спустя несколько мгновений продолжила в более миролюбивом тоне: — Потому что ты не хочешь, чтобы Берта потерпела крах, особенно после того, как она откусила больше, чем может прожевать, пытаясь сделать кое-что для своей страны.
  — Патриотизм? — спросил я.
  — Мы все должны внести вклад, — произнесла Берта елейным голосом.
  — Ладно, — сдался я. — Ты хочешь встретить Хейла вместе со мной?
  — Ты думаешь, я должна?
  — Да.
  — Хорошо, дружок, как скажешь.
  Я потянулся и зевнул.
  — Мне надо связать кое-какие концы с концами. Я встречу тебя в семь сорок пять на месте.
  — Я буду, — пообещала Берта. — Хочу дождаться послеобеденную почту. Я жду посылку. Когда она придет, я тебе кое-что покажу. Ты увидишь, как Берта умеет делать выгодные покупки. Торговлей заниматься нельзя, а я получу дешево настоящий шелковый трикотаж. Ты здорово удивишься.
  Я отправился в публичную библиотеку и провел вторую половину дня за чтением подшивок старых газет. Читал все, что было напечатано о человеке, нападавшем на влюбленные парочки. Особенно внимательно я прочел все о деле Крейга.
  Выйдя из библиотеки в пять тридцать, я отправился в отель, но остановился на Пятой улице около чистильщика обуви. Купил вечернюю газету и стал ее читать, пока он чистил мои ботинки.
  В колонке частных объявлений мне попалось нечто любопытное.
  «Роб. Я здесь, в Лос-Анджелесе. Нам необходимо немедленно поговорить. Независимо от того, что тебе сказали, я принимаю близко к сердцу твои интересы. Позвони: Гельман 6-9544 и спроси меня.
  Ботинки были почти вычищены. Я удивил чистильщика, вскочив со стула, сунув ему четверть доллара и сказав:
  — Это все, что нам сейчас нужно.
  Такси примчало меня в отель. Я взял ключ и поднялся в свой номер. Там была горничная. Она убиралась в комнатах. Роберты не было. Она, очевидно, вышла ненадолго за покупками, потому что очень тонкая, персикового цвета ночная сорочка лежала на кровати вместе с парой чулок приблизительно того же цвета. В изножье кровати лежал бумажный пакет, красивая вместительная дорожная сумка стояла на стуле. Сумка была пуста. На ней еще сохранился ярлык с ценой. На полу валялась газета.
  Я пошел в свою комнату, поднял трубку и сказал девушке на пульте:
  — Моя сестра позвонила своей подруге и отправилась к ней. Она оставила мне телефон, а я потерял его. Можете ли вы посмотреть в регистрационном журнале и сказать последний номер телефона, который вызывали из этой комнаты?
  — Минуту.
  Я подождал около десяти секунд. Потом она сообщила мне: «Гельман 6-9544».
  — Правильно, — сказал я. — Будьте любезны, соедините меня еще раз по этому номеру.
  Я подождал у телефона, наконец меня соединили, и чей-то голос сказал:
  — Отель «Палмвью».
  — У вас остановилась Эдна Катлер из Нового Орлеана? — спросил я.
  — Сейчас уточню.
  Еще через пять секунд я получил информацию. Мисс Катлер выписалась примерно двадцать минут назад. Она не оставила своего нового адреса.
  Я положил трубку, спустился на лифте в вестибюль, зашел в магазин дорожных принадлежностей, купил чемодан, положил туда бумажный пакет, лежавший на кровати Роберты, не распаковывая его, ночную рубашку и чулки. Кремы и туалетные принадлежности я сложил в маленькую сумку, которую она купила. Намочил полотенце, вытер все, что мог, чтобы не оставалось отпечатков пальцев. Протер дверные ручки, зеркала, поверхность шкафа — все, что, как мне казалось, она могла трогать. Закончив с этим, я позвонил администратору и попросил прислать кого-нибудь за багажом. Сказал, что наша мать скончалась, мы с сестрой отправляемся к другой нашей сестре, которая живет в Венеции и совершенно подавлена. Мы не хотим оставлять ее одну.
  Я взял такси и отправился на вокзал, отпустил машину, оплатил багаж, надписал адрес моего офиса, запечатал конверт и опустил его в почтовый ящик. Взглянул на часы и увидел, что у меня только и осталось времени заехать в офис, забрать Берту и отправиться в аэропорт.
  Глава 21
  Самолет появился в воздухе, сопровождаемый ревом. Он летел на высоте нескольких футов над землей. Наконец огромный трансконтинентальный лайнер коснулся колесами бетонной полосы, снизил скорость, медленно подрулил к площадке, грациозно развернулся и остановился почти напротив выхода с поля.
  Эмори Г. Хейл был вторым пассажиром, показавшимся из самолета. Он разговаривал с каким-то довольно изысканного вида мужчиной с коротко подстриженными седыми усами, в очках — слишком похожим на банкира, чтобы быть им.
  Хейл, казалось, пребывал в отличном расположении духа, будто совершил чудесную поездку. Увидев нас, он пошел навстречу с протянутой для приветствия рукой и своеобразной улыбкой на лице.
  С Бертой он поздоровался торопливо. Основное внимание было уделено мне.
  — Лэм, рад вас видеть. Очень надеялся, что вы приедете сюда, чтобы встретить самолет. Это прекрасно, Лэм. Мне хотелось увидеться с вами, но, простите, я забываю о хороших манерах. Миссис Кул, позвольте представить вам лейтенанта Пеллингэма из полиции Нового Орлеана. Лейтенант, а это Дональд Лэм.
  Мы обменялись рукопожатиями. Хейлу, похоже, нравилась его роль церемониймейстера.
  — Лейтенант Пеллингэм — эксперт по баллистике. Он выполняет большую часть работы для департамента полиции Нового Орлеана. Он привез с собой этот револьвер, Лэм. Я рассказал ему, что вы были со мной, когда мы обнаружили это оружие и обсуждали, следует ли нам сразу обратиться в полицию или подождать, пока вы сделаете запрос в Лос-Анджелес, чтобы побольше узнать об убийстве Крейга.
  Хейл со значением посмотрел на меня, будто пытаясь дать мне понять, что эта вступительная речь должна подсказать мне, какой версии придерживаться, и предупредить противоречивые заявления.
  Я кивнул лейтенанту Пеллингэму и сказал:
  — Я уже беседовал с сержантом Рондлером здесь, в управлении.
  — Но вы не говорили ему о револьвере? — спросил Хейл.
  Я сделал вид, что удивлен.
  — О револьвере? Конечно нет. Как мне казалось, моя задача заключается в том, чтобы расследовать убийство и затем, если окажется, что оно было совершено с помощью оружия 38-го калибра, которое не было найдено, связаться с вами, а вы должны были уведомить полицию.
  — Правильно, — подтвердил Хейл, одобрительно улыбаясь. — Именно так я и считал. Но, — продолжил он, — вы ведь были со мной, когда я обнаружил револьвер в том секретере. Лейтенант Пеллингэм интересуется этим. Ему нужны подтверждающие показания.
  Я повернулся к лейтенанту:
  — Мистер Хейл осматривал секретер. Там были какие-то бумаги, которые явно завалились за ящик. Когда мы начали их извлекать, обнаружили револьвер.
  — Вы, конечно, опознаете этот револьвер? — спросил лейтенант Пеллингэм.
  — Это был револьвер 38-го калибра, вороненой стали. Не уверен, какой он был системы…
  — Это не важно. Меня интересует, можете ли вы идентифицировать револьвер, который находился там.
  Я посмотрел на него открытым взглядом:
  — Ну конечно, могу сказать в общих чертах, что это за револьвер.
  — Но вы не можете утверждать, что револьвер, который привез я, тот самый?
  — Конечно, ни один из нас не записал его серийного номера, — сказал я, минуту поколебавшись. — Мы просто увидели этот револьвер в секретере и положили его назад, туда, где обнаружили, и, если Хейл говорит, что это то самое оружие, мне этого достаточно.
  — Конечно, это тот самый револьвер, — подтвердил Хейл. — Могу вас на этот счет заверить.
  — Нам нужно, чтобы кто-то заверил в этом суд, — заметил Пеллингэм.
  — Ну, мы можем сделать это, — сказал Хейл доверительно.
  — Если револьвер у вас с собой, — предложил я, — может быть, я могу сейчас его опознать. И если я его опознаю, мне кажется, было бы неплохо нацарапать на нем мои инициалы.
  — Прекрасная мысль, — одобрил Пеллингэм. — И в таком случае, когда вы будете выступать в суде в качестве свидетелей, вам не нужно будет рассказывать кому-либо, когда эти инициалы были нацарапаны. Вы понимаете?
  — Не уверен.
  — Районный прокурор просто скажет: «Мистер Лэм, я покажу вам револьвер, на котором нацарапаны инициалы „Д.Л.“. Скажите, кто нацарапал эти инициалы, если вам это известно?» Вы скажете: «Это сделал я». Тогда районный прокурор спросит: «Зачем вы это сделали?» — а вы ответите: «Чтобы мог опознать его». Тогда районный прокурор спросит: «Это тот револьвер, который вы видели в секретере в квартире в Новом Орлеане?» — и так далее, и так далее…
  — Понятно, — сказал я.
  — Прекрасно, — подтвердил Хейл. — Мы оба нацарапаем там свои инициалы.
  Пеллингэм отвел нас в угол зала ожидания.
  — Мы сделаем это прямо сейчас, потому что я немедленно отправлюсь в полицейское управление. Там я произведу несколько проверочных выстрелов и сравню их данные с данными выстрелов, произведенных той роковой пулей, которой был убит Крейг.
  Мы увидели, как он поставил кожаный саквояж себе на колени, открыл его и вынул небольшую деревянную коробку. Лейтенант сдвинул с коробки крышку. Внутри, привязанный к дну коробки шнурками, пропущенными через отверстия в дереве, лежал револьвер 38-го калибра, который агентство выдало мне месяц назад.
  Хейл постучал по нему и выразительно произнес:
  — Вот оно, то оружие, которое лежало в секретере. Готов поставить один к десяти, что это тот револьвер, которым был убит Крейг.
  — Нацарапайте на нем ваши инициалы, — сказал Пеллингэм и протянул Хейлу нож.
  Хейл нацарапал свои инициалы на резиновой поверхности рукоятки револьвера. Пеллингэм передал револьвер мне. Я внимательно осмотрел его.
  — Я думаю, это тот самый револьвер. Конечно, я не записал его серийный номер, но насколько могу сказать…
  Хейл перебил меня:
  — Ну, Лэм, конечно, это тот револьвер. Вы же знаете.
  — Я думаю, что да. Он похож…
  — Вот тут, — указал Пеллингэм, — поставьте ваши инициалы. — Он передал мне нож.
  Берта переводила взгляд с револьвера на меня. Лицо ее выражало напряженное внимание. Хейл расплылся в улыбке.
  Пеллингэм подытожил:
  — Ну вот. Вы опознали револьвер. Не надо будет больше возвращаться к опознанию, и никакой шустрый адвокат не сможет запутать вас, когда дело дойдет до перекрестного допроса.
  Голос из громкоговорителя произнес: «Телеграмма для лейтенанта Пеллингэма из Нового Орлеана. Обратитесь в билетную кассу».
  Пеллингэм извинился, закрыл свой саквояж и подошел к окошку кассы.
  — Рад, что вы опознали револьвер, Лэм, — сказал Хейл. — Конечно, нужно было списать номер серии, когда мы его впервые обнаружили.
  В разговор вступила Берта:
  — Я удивлена, что ты не подумал об этом, Дональд.
  Хейл рассмеялся.
  — Он очень мудрая сова, миссис Кул, но даже сова может иногда что-то проморгать. Но это единственный промах, который он совершил…
  — Совы не моргают, — прервала его Берта, сурово глядя на меня.
  Пеллингэм быстро приближался к нам, держа в руках телеграмму и сжав губы.
  — Лэм, вы летели самолетом из Форт-Уэрта в субботу вечером?
  — То есть как?
  — Вы летели?
  — Да.
  — Хорошо, Лэм. Попрошу вас отправиться со мной в управление.
  — Извините, но у меня другие дела, — сказал я.
  — Мне наплевать, какие у вас дела. Вы едете со мной.
  — У вас что, есть на это полномочия?
  Рука Пеллингэма скользнула вниз, в карман брюк. Я ждал, что он вынет звезду шерифа, но вместо этого он извлек монету в пять центов.
  — Видите это? — спросил он. — Вот мои полномочия.
  — И цена им пять центов?
  — Нет. Когда я опущу эту монету в телефон-автомат и позвоню в полицейское управление, тут же получу любые полномочия, чтобы сделать все, что мне будет нужно.
  Я увидел, что Хейл смотрит на меня горящими глазами, заметил сверкающий взгляд Берты, выражающий сосредоточенное внимание, и твердую, хладнокровную решимость серых глаз Пеллингэма.
  — Вы поедете со мной? — спросил лейтенант.
  — Давайте опускайте вашу монету, — ответил я и направился к дверям.
  Берта Кул и Эмори Хейл стояли в полном оцепенении и смотрели на меня так, будто я сбросил маску и оказался незнакомцем.
  Пеллингэм принял все как должное. Возможно, он ожидал подобного развития событий с той самой минуты, как начал задавать мне вопросы. Он спокойно направился к телефонной будке.
  Снаружи стояла машина агентства. Я прыгнул в нее, не мешкая. Чтобы оказаться в безопасности, мне нужно было сделать крюк — совершить объезд по Бербанк, на Ван-Нуис, затем вниз на бульвар Вентура, через Сенульведа на бульвар Уилшайр и таким путем попасть в Лос-Анджелес. Я знал: Пеллингэм позаботится о том, чтобы другие пути блокировали офицеры полиции, снабженные описанием машины агентства.
  Глава 22
  У меня не было времени на то, чтобы спрятать автомобиль агентства. Я оставил его на стоянке возле отеля «Палмвью».
  Войдя в вестибюль, я нашел дежурного и вынул из кармана пару долларов.
  — Могу я быть вам чем-нибудь полезен?
  — Я хочу получить информацию на два доллара.
  — Спрашивайте.
  — Сегодня в первой половине дня от вас выписалась женщина, которая была зарегистрирована здесь под именем Эдна Катлер.
  — Сегодня выписывалось много женщин.
  — Вы должны были запомнить ее — она брюнетка, и у нее хорошая фигура.
  — Помню, как она регистрировалась, но как выписывалась…
  — У нее не могло быть много багажа. С ней была другая девушка, тоже брюнетка, с карими глазами, одетая в черное платье с красным поясом, красную шляпу и…
  — Теперь понял. Они уехали на машине Джеба Миллера.
  — Знаешь, где бы я мог найти его?
  — Он должен стоять сейчас там, снаружи. Там его обычная стоянка.
  Я отдал дежурному два доллара.
  Он сказал:
  — Идемте, я покажу вам Миллера.
  Джеб Миллер выслушал меня и скосил глаза, пытаясь выпрямить свою память.
  — Да, я помню этих двух дамочек, — сказал он. — Постараюсь вспомнить, куда я их отвез. Это небольшой жилой дом где-то на Тридцать пятой улице. Не помню номера, но могу отвезти вас туда и…
  Я открыл дверцу машины еще до того, как он понял, что получил пассажира.
  — Не обращай внимания на ограничение скорости, — сказал ему я.
  — Это кто говорит? Полицейский офицер?
  — Это говорят деньги.
  — О’кей.
  Мы рванули вперед. Сигнал светофора поменялся в момент, когда мы двинулись, но Миллер сумел миновать перекресток прямо перед потоком приближающегося транспорта. Мы проехали три квартала, прежде чем сигнал снова поменялся. Миллер свернул направо так, что взвизгнули шины, проскочил на зеленый следующий перекресток, повернул налево и прибавил газу. Один раз ему пришлось остановиться на красный свет, пропуская поток машин. Остаток пути мы ехали не останавливаясь.
  Он остановился перед небольшим домом — двухэтажным строением, без претензий, шириной не более пятидесяти футов, но довольно протяженным в длину. Это было заурядное кирпичное здание, с фасадом, несколько приукрашенным с помощью белой штукатурки и красной плитки.
  — Вот это место, — сказал Миллер.
  Я вручил ему пятидолларовую купюру.
  — Мне подождать?
  — Нет, не нужно.
  Я изучил доску, где находились карточки жильцов. Некоторые из них были слегка затерты. Среди них не нашлось ни одной с именем, даже отдаленно напоминающим имя Эдны Катлер, а также ни одной совершенно новой.
  Я нажал кнопку вызова управляющего. Через некоторое время к двери подошла женщина.
  Я улыбнулся ей своей самой заискивающей улыбкой:
  — Я из автомобильного клуба Южной Калифорнии. Две молодые женщины, которые только что въехали к вам, позвонили мне по поводу страховки автомашины. Они хотели получить водительскую лицензию и оформить страховку.
  — Вы имеете в виду женщин из Нового Орлеана?
  — Да.
  — Почему же вы им не позвонили? Они в номере 271.
  — Извините, — сказал я. — У меня, вероятно, неправильно записан их номер. Вместо 271-го записан 217-й. Я звонил, но там никто не ответил.
  Я улыбнулся ей обворожительной улыбкой, пока она обдумывала мой ответ, и начал подниматься по лестнице.
  В коридоре было темно, но из-под двери квартиры номер 271 пробивалась полоска света. Я попытался осторожно и бесшумно повернуть дверную ручку. Ручка повернулась, язычок щелкнул, я слегка нажал на дверь, но она оказалась запертой.
  Продолжая держать ручку, я постучал. За дверью послышалось движение и раздались шаркающие шаги. Голос Эдны Катлер тихо спросил:
  — Кто там?
  — Инспектор-электрик. Мне нужно проверить у вас проводку.
  — Я не могу вас сейчас впустить.
  — В городе такое правило. Я должен проверить проводку, прежде чем вы сможете пользоваться электричеством.
  — Но мы уже пользуемся им.
  — Я отвлеку вас всего на одну минуту. Если же вы не позволите проверить проводку, мне придется выключить электричество.
  — Приходите через час, — сказала Эдна.
  Я слышал, как она отошла от двери.
  После этого я стучал в дверь трижды. Ответа не было. Я огляделся и увидел в холле щит с пробками. Я слегка поэкспериментировал, а затем вывернул пробку и положил ее в карман. Вернувшись к двери с номером 271, я увидел, что свет из-под двери больше не пробивается. Я снова осторожно взялся за дверную ручку, повернул и стал ждать, придерживая ее пальцами. Примерно с минуту все было тихо. Затем я услышал голоса. Они приближались к двери.
  Эдна Катлер сказала:
  — Какой болван! Я думала, что это блеф. Уверена, он отключил нам свет.
  Я услышал, как изнутри отодвигается задвижка. Я не стал медлить, подналег на дверь плечом и почувствовал, как ударил что-то, это что-то вскрикнуло, когда дверь распахнулась.
  В комнате было темно. Однако сквозь открытые окна проникал свет красной неоновой вывески на углу, который окрашивал все в нелепый рубиновый цвет.
  Эдна Катлер потеряла равновесие, сбитая с ног дверью. На ней были шорты и бюстгальтер. Позади, в углу комнаты, смутно виднелась еще одна фигура. Услышав возглас, я понял, что это Роберта Фенн.
  Я сказал, обращаясь к Роберте:
  — Просил же не связываться с Эдной.
  — Я… я не понимаю, Дональд. Мне необходимо было с ней повидаться.
  — Мой бог, это что — опять тот детектив?! — воскликнула Эдна.
  — Да, тот же.
  — Что вы сделали с электричеством?
  — Выкрутил пробку.
  — Ну тогда идите и ввинтите ее назад.
  — И когда вернусь, найду дверь закрытой? Не выйдет!
  — Что вы хотите?
  — Вы знаете, чего я хочу. Я…
  — Что это? — почти шепотом спросила Эдна, когда я внезапно замолчал.
  — Не волнуйтесь, — спокойно проговорил я. — Я предполагал и боялся, что он последует за вами.
  В коридоре раздавались шаги — медленные, осторожные и беспощадные, как шаги палача, приближающегося к камере смертника.
  Эдна Катлер проговорила:
  — У меня нет…
  — Заткнитесь!
  Я направился к двери, чтобы попытаться закрыть ее, но споткнулся о порог. Шаги раздавались теперь совсем близко. Я мог расслышать, что они были немного неровными — походка прихрамывающего человека. Он достиг двери раньше, чем я, — мужчина в пальто с поднятым воротником и в шляпе с опущенными полями. Не очень высокий и не очень полный. Пальто скрадывало очертания его фигуры. Роберта Фенн закричала.
  Человек начал стрелять раньше, чем я смог приблизиться, чтобы помешать ему. Выстрел в сторону Роберты Фенн. Потом револьвер повернулся в сторону Эдны Катлер. В этот момент я был уже достаточно близко. Он знал, что не может себе позволить выстрелить зря. Повернул револьвер и направил его на меня. Я услышал звук выстрела и почувствовал, как пуля пролетела возле моего лица. Он промахнулся, и я схватил руку, державшую револьвер.
  Мои старые уроки джиу-джитсу пригодились. Я повернулся так, чтобы оказаться к нему спиной, держа его за кисть и выворачивая руку. Резко наклонившись и действуя рукой как рычагом, мне удалось перебросить его через мою голову и швырнуть на середину комнаты.
  В холле поднялась суматоха. Женщины пронзительно кричали. В квартире тихо всхлипывала Роберта, а Эдна Катлер ругалась.
  Когда я перебрасывал человека через свою голову, его сразу онемевшие пальцы выпустили револьвер, и оружие осталось в моих руках.
  Голос у меня за спиной в коридоре спросил:
  — Что происходит? В чем дело?
  Я обогнул вытянувшуюся на полу фигуру, высунулся в окно и глянул в пульсирующую красноватую темноту, озаренную неоновой вывеской на углу.
  Суматоха за моей спиной нарастала. Я услышал, как примерно в квартале отсюда завыла сирена.
  Один из наиболее решительных мужчин вошел наконец в комнату.
  — Что здесь происходит? — спросил он.
  Я ответил ему через плечо:
  — Кто-то пытался убить этих женщин. Свет выключен. Думаю, он вывернул в коридоре пробку. Вы не можете включить свет?
  Я высунулся в окно и посмотрел вверх. Над окнами тянулся кирпичный выступ шириной в три дюйма. Я поднялся на подоконник, вытянул руку над головой, осторожно положил револьвер на кирпичи и спрыгнул в комнату. Спустя мгновение зажегся свет.
  Мужской голос спросил из коридора:
  — Загорелся?
  Я прокричал в ответ:
  — О’кей, все в порядке!
  Человек на полу лежал, неуклюже скрючившись. Его мягкая фетровая шляпа отлетела в сторону примерно на шесть футов. Руки его были раскинуты, а полы пальто завернулись, когда он падал, и теперь находились под его головой. Это был Марко Катлер.
  Глава 23
  Я сидел в кабинете Рондлера под ярким светом лампы. Судебный стенограф записывал каждое слово, которое я произносил. Два детектива наблюдали за мной с сосредоточенным вниманием, которое бывает на лицах людей, играющих в покер.
  Роберта Фенн и Эдна Катлер сидели с одной стороны, а Берта Кул — напротив них, возле противоположной стены. Рядом с Бертой расположился Эмори Хейл.
  — Следовательно, вы, Лэм, — обратился ко мне Рондлер, — обнаружили Роберту Фенн в Шривпорте и привезли ее с собой в Лос-Анджелес.
  — А разве этого нельзя было делать?
  — Полиция Нового Орлеана искала ее.
  — Они мне об этом не сообщили.
  — Вы знаете, что газеты пытались выяснить, что с ней произошло?
  — Я не знал, что газеты пользуются приоритетом. Мне было известно только, что ее жизни угрожает опасность, и я решил дать ей возможность получить передышку.
  — Почему вы решили, что ей угрожает опасность?
  — Потому что она была связана с Эдной Катлер, и если бы они объединились, то вместе знали бы слишком много.
  — Вы хотите сказать, они знали об убийстве Крейга?
  — Об этом и о других вещах.
  — Расскажите мне о Крейге.
  — Марко Катлер занимался бизнесом, связанным с нефтью. Все документы он оформил на имя жены — Эдны Катлер. На ее имя был и счет, хотя Эдна ничего об этом не знала. Роксберри никогда даже не видел Эдну. Значительная часть собственности, числившейся за Эдной, на самом деле принадлежала Роксберри. Это были месторождения нефти. Роксберри умер. Возник вопрос о пробуренных наугад скважинах. Поскольку сделки осуществлялись строго конфиденциально, на эту часть собственности не существовало документов. Марко оказался прижатым к стенке. Ему удалось бы прибрать к рукам полмиллиона, сумей он сохранить в тайне то, как производились сделки с нефтью. А если бы ко всему прочему он смог получить постановление о разводе, где было бы указано, что собственность, записанная на имя Эдны, регистрировалась так только ради удобства, хотя могла бы числиться за ним, это доказывало бы, что фонды эти фактически являлись его отдельным имуществом, которым он владел до женитьбы.
  Сержант Рондлер принялся барабанить пальцами по столу.
  — С этим вопросом все более или менее ясно.
  — Остальное все так же просто, — продолжил я. — Крейг что-то заподозрил. Но Катлер зашел уже слишком далеко, чтобы отступать. Он выбрал момент, когда Крейг отправился на прогулку с Робертой, замаскировался под бандита-насильника, вынудил Крейга вступить с ним в борьбу и застрелил его.
  Эдна Катлер подозревала, что Роберта располагает информацией, которая может оказаться ей полезной. Она следует за Робертой в Новый Орлеан, знакомится с ней и с Нострэндером. Адвокат снабжает Эдну хитроумным рецептом, как ей законно поменяться с мужем ролями. Эдна прибегает к этому рецепту. Роберту она в суть происходящего не посвящает. Катлер угодил в ловушку. Позже, когда Эдна захлопнула ее, он понял, что должен разрушить свидетельства Роберты Фенн и заставить ее признаться в сговоре. Если бы это ему удалось, он мог бы убедить суд заставить Эдну отказаться от прежних показаний и заявить, что исполнительный лист был ей вручен. Это был его единственный шанс.
  — Катлер признает это, — сказал Рондлер, — но ни в чем ином не сознается.
  — Он нанял Хейла, думая, что адвокат из Нью-Йорка сможет действовать лучше, чем сыскное агентство Лос-Анджелеса, — сказал я. — Хейл обнаружил Эдну Катлер, затем через нее нашел Роберту. Он попытался уговорить Роберту, но ему это не удалось, и тогда он обратился к нам и поручил эту работу нашему агентству. Ему не удалось ничего добиться и от Эдны Катлер. Она не совершала никаких промахов.
  — А что с этими газетными вырезками и револьвером?
  — Возможно, Роберта оставила там газетные вырезки. Кто-то их нашел и подбросил револьвер.
  — Зачем?
  — О, просто для того, чтобы это выглядело правдоподобно.
  — Револьвер не подходит, — заявил Рондлер. — Пуля, которой был убит Крейг, выпущена не из него.
  Я кивнул.
  — Надеюсь, вы не обвиняете меня в том, что я подбросил револьвер? — спросил Хейл.
  Я посмотрел на него и сказал:
  — Вы очень наивный человек. Разыграли нас, будто в тот вечер, когда намеревались завершить мошенничество, вы улетели в Нью-Йорк.
  — Что вы хотите сказать? — пробормотал он.
  — Я не знаю, как вы собирались поступить с Нострэндером. Может быть, запугать его или отрекомендоваться представителем официальных властей. Возможно, вы хотели предложить ему взятку. Во всяком случае, вам нужно было алиби. Нострэндер находился в квартире Роберты Фенн слишком долго. Вы отправились туда вслед за ним, не понимая, что может его так долго там удерживать. Вы ведь знали, что Роберты там нет. Около двух двадцати ночи поняли, что не можете больше откладывать встречу с ним. Поднялись, чтобы выяснить, в чем дело.
  — Я не делал ничего подобного! — выпалил Хейл.
  Я повернулся к Рондлеру:
  — Естественно, он отрицает это в связи с тем, что в два тридцать произошло убийство.
  — У вас есть доказательства ваших утверждений? — спросил Рондлер.
  Я кивнул в сторону Роберты Фенн.
  Девушка сказала:
  — Этот человек вошел в дом, где находится моя квартира, и поднялся наверх.
  Я усмехнулся, посмотрев на Хейла.
  — Это абсолютная неправда. Это ошибка. Вы обознались. У меня, вероятно, есть двойник, — заявил адвокат.
  Рондлер снова забарабанил пальцами по столу.
  — Что же произошло там, наверху? — спросил он меня.
  — Где?
  — Наверху, в квартире Роберты Фенн, когда Хейл поднялся туда и увидел Нострэндера?
  — Не знаю. Единственный человек, который знает это, — Хейл. Вам придется заставить его все рассказать.
  — Повторяю, что я туда не поднимался!
  Рондлер спросил Эдну:
  — Как вы связались с Робертой Фенн?
  — Я поместила для нее сообщение в газете.
  — В газете Лос-Анджелеса?
  — Да.
  — Зачем?
  — Боялась, что ее жизни угрожает опасность, и хотела ее предупредить.
  — А где она была, оставалась здесь, в Лос-Анджелесе?
  — Я не знаю.
  Рондлер посмотрел на Роберту:
  — Где вы находились?
  — В отеле, но я не могу сказать, в каком.
  — Вы знаете, где он находится?
  — Нет, я была не одна.
  — С кем?
  — Не знаю. Меня подхватил какой-то человек на улице.
  Рондлер посмотрел на меня и ухмыльнулся. Я промолчал.
  — Почему вы скрылись от полиции Нового Орлеана? — спросил он меня.
  — Я выполнял работу.
  — Какую?
  — Старался разыскать Роберту Фенн.
  — Почему?
  — Думал, что ее жизнь в опасности.
  — Из-за чего?
  — Из-за того, что Марко Катлер внушил судебному исполнителю в Новом Орлеане, будто тот вручил судебные документы именно Эдне Катлер. При сложившихся обстоятельствах ему нужно было убрать с дороги Роберту Фенн, и тогда судебный исполнитель мог бы выступить свидетелем против Эдны. Суд, скорее всего, принял бы заявление судебного исполнителя.
  — Да, хорошая теория, — заключил Рондлер. — Беда только в том, что у нас нет никаких надежных доказательств ничьей вины. Марко Катлер утверждает, что это вы стреляли в него, а он просто пришел встретиться со своей женой. Отрицает он и то, что прикасался к коробке с электрическими пробками. И дверь он увидел уже открытой. Как следует из его показаний, вы выстрелили в него в тот момент, когда он вошел, а затем сгребли в темноте и перекинули через свою голову.
  — Стрелял он, — возразил я.
  — Ну хорошо, — раздраженно сказал Рондлер, — где же тогда револьвер?
  — Окно было открыто. Возможно, он вылетел в окно во время борьбы.
  — Один из жильцов утверждает, будто именно вы открывали окно, — продолжил Рондлер.
  — Я подошел к окну и выглянул наружу. Это, возможно, и вызвало недоразумение. Вы же знаете, что бывает, когда люди взволнованы.
  Рондлер обратился к Хейлу:
  — Значит, вы не признаете, что видели Нострэндера в ночь, когда он был убит?
  — Кто — я? — спросил Хейл.
  — А с кем, вы, черт побери, думаете, я разговариваю? — рассердился Рондлер.
  Хейл ответил с достоинством:
  — Я был в это время в Нью-Йорке. Проверьте списки пассажиров самолета.
  — Если вы просмотрите списки пассажиров авиакомпании, — улыбнулся я, — вы обнаружите, что человек, который летал в Нью-Йорк, весил сто сорок шесть фунтов. Хейл весит не менее двухсот. Марко Катлер — вот кто соответствует описанию.
  — Какая нелепость! — воскликнул Хейл. — В записях явная ошибка.
  Я закурил сигарету.
  — Хорошо, — подвел итог Рондлер. — Кажется, это все. Вы все можете идти, но без моего разрешения пусть никто не уезжает из города. Во всяком случае, все вы задерживаетесь как свидетели и будете под надзором.
  Мы вышли в коридор.
  Хейл обратился к Роберте Фенн:
  — Сожалею, что обманывал вас. Я познакомился с Эдной Катлер, но не смог выудить из нее ничего. Единственное, что мне удалось, — это получить рекомендательное письмо на ваше имя. Теперь вы понимаете, как все было?
  — О, конечно, — ответила Роберта Фенн. — В жизни всякое бывает.
  Я потянулся и зевнул.
  — Ну, с меня довольно. Иду домой и ложусь спать.
  Берта настойчиво взглянула на меня блестящими глазками и сказала:
  — Я хочу поговорить с тобой минутку, Дональд. — Она взяла меня под руку и отвела в сторону. — Ты действительно должен пойти и поспать. Ты вымотался. — Голос ее звучал совсем по-матерински.
  — Конечно, — кивнул я. — Поэтому и отрываюсь от компании.
  Берта понизила голос.
  — Если ты собираешься достать пушку и спрятать ее, — произнесла она уголком рта, — то имей в виду, что это слишком опасно. Скажи мне, где она, и я заберу ее.
  — О какой пушке ты говоришь?
  — Не валяй дурака, — сказала Берта. — Ты что, думаешь, я не узнаю револьвер, принадлежащий агентству, когда увижу его? А где другой?
  — В моей квартире. В верхнем ящике.
  — О’кей. Где ты хочешь, чтобы он был?
  — Где угодно. Под окном квартиры Эдны. И не оставляй следов.
  — Доверься мне, я думаю, за тобой следят. А револьвер, из которого стрелял в тебя Катлер, устранен?
  — В данное время да. Во всяком случае, я надеюсь. Потом придется побеспокоиться.
  Прямо к нам направлялась Роберта Фенн.
  — Можно я помешаю вам всего одну минутку?
  Берта ответила:
  — Пожалуйста. Мы уже закончили.
  Глаза Роберты ласкали меня. Она протянула мне обе руки:
  — Милый!
  Глава 24
  Лейтенант Пеллингэм вошел в офис около двенадцати сорока пяти, во вторник. Элси Бранд сказала мне, что он в соседнем кабинете, и я пошел поговорить с ним.
  — Надеюсь, вы не держите на меня зла, Лэм?
  — Не держу, если и вы не держите.
  — Вам следовало сказать мне, что вы пытаетесь защитить Роберту Фенн, потому что считаете, будто ей угрожает опасность.
  — Вы схватили бы ее, арестовали и отправили в Новый Орлеан.
  — Да, — согласился он, — нечто подобное могло произойти.
  — Не говоря уже об Эдне Катлер, — продолжил я.
  — Вы довольно проницательны, Лэм, — сказал он. — Мне хотелось бы услышать от вас, что же все-таки случилось в Новом Орлеане.
  — Вы имеете в виду Нострэндера?
  — Да.
  Я посмотрел на часы и сказал:
  — У меня свидание на улице через двенадцать минут. Чтобы дойти до условленного места, мне потребуется десять минут. Не хочу опаздывать. Что, если мы пойдем вместе? Поговорим по пути.
  — Хорошо. Я буду признателен за любую ниточку, которую вы мне дадите. Моя миссия здесь провалилась. Роберту Фенн могут выслать из Луизианы, но я не думаю, что это произойдет, потому что свидетельства, которые имеются на сегодняшний день, недостаточно убедительны. Если бы я смог снова вернуться к раскрытию этого убийства, для меня это было бы большим достижением.
  — Хорошо. Пошли, — сказал я.
  Я взял шляпу, подошел к столу Элси Бранд и пожал ей руку.
  Лицо ее выразило удивление.
  — Ты уезжаешь?
  — Да, я могу некоторое время отсутствовать. Береги себя.
  В глазах ее промелькнуло какое-то странное выражение.
  — Ты так говоришь, будто прощаешься навсегда!
  — О, я вернусь!
  Выходя из лифта, мы встретили Берту Кул. Она одарила Пеллингэма одной из лучших своих улыбок.
  — Слышал новость, Дональд? — спросила она меня.
  — Какую?
  — Сержант Рондлер обнаружил револьвер, который использовал Катлер. Он нашел его там, где его выбросили, — под окном квартиры Эдны Катлер. Проверка показала, что это то самое оружие, из которого был застрелен Крейг. Катлер пытается представить ложные свидетельства, но, похоже, его теперь отвезут в город и допросят с пристрастием.
  — Это хорошо.
  — А куда вы направляетесь вдвоем?
  — Да в одно место, немного подальше на этой улице. Пошли с нами. Пеллингэм сказал, что хотел бы поговорить.
  Берта посмотрела на лифт, будто сомневалась, идти ли ей с нами.
  — Вообще-то я хотела идти в офис. Я заказала упаковку чисто шелковых чулок и хотела узнать, пришла ли посылка. Ну ладно. Пошли.
  Мы пошли втроем в ряд по тротуару. Берта — ближе к домам, Пеллингэм — в середине, а я — со стороны проезжей части.
  Пеллингэм спросил, обращаясь ко мне:
  — Вы действительно считаете, что Хейл вошел в квартиру в два двадцать ночи?
  — Я в этом уверен. Что вам удалось узнать о нем?
  — Он вовсе не адвокат, — усмехнулся Пеллингэм.
  — Я так и думал. Он частный детектив?
  — Да. Глава детективного агентства в Нью-Йорке. Катлер нанял его, чтобы вытянуть кое-какие признания из Роберты Фенн или получить компрометирующие сведения. По правде говоря, он подстроил все свидетельства в квартире в Новом Орлеане. Решил нажать на нее, угрожая поднять дело о старом убийстве и сделать так, чтобы она выглядела преступницей. А в качестве платы за свое молчание он хотел потребовать от нее показаний, которые подтвердили бы, что между ней и Эдной Катлер существовал сговор.
  — Звучит правдоподобно, — сказал я.
  — Однако они ошиблись — не учли, что револьвер, который где-то выкопали и засунули в секретер, будет подвергнут проверке и не составит особого труда установить, была ли именно из него выпущена пуля убийцы.
  — Конечно, если бы Роберта клюнула на это и сделала то, что они от нее хотели, ей передали бы вырезки и револьвер, — поддержал его я.
  — Правильно. Я об этом не подумал.
  — Может быть, они просто хотели нажать на нее?
  — В этом что-то есть, — заметил Пеллингэм. — Очень многое не ясно до сих пор — разные мелкие детали. Я думаю, вы могли бы кое-что прояснить.
  — Что, например?
  — Если бы вы только дали мне какую-то нить, с помощью которой я мог бы продолжить расследование убийства Нострэндера! Его совершил Хейл?
  Я взглянул на часы. Было без пяти час.
  — Я скажу вам кое-что, — сказал я, ожидая, когда переключится сигнал светофора. — Берта Кул и я были первыми, кто обнаружил тело Нострэндера.
  — Что-что?! — воскликнул лейтенант пораженно.
  Берта бросила резко:
  — Дональд!
  — Все в порядке, — успокоил ее я. — Они не могут ни в чем обвинить нас. Мы сообщили об этом. Это я позвонил в полицию.
  — Ну, рассказывайте все остальное, — потребовал Пеллингэм, когда мы шагнули вперед одновременно с тем, как переключился светофор.
  — Мы нажали кнопку домофона в квартиру Роберты Фенн. Кто-то в ответ открыл нам дверь. Мы поднялись, заглянули в квартиру и увидели тело Нострэндера. Я утащил Берту, подумав, что убийца мог находиться в квартире.
  Пеллингэм кивнул.
  — Так вот, его там не было, — сказал я.
  — Откуда вам это известно?
  — Мы последили за зданием. Он не выходил оттуда. Никто не выходил из дома, кроме одной пожилой женщины. Потом прибыла полиция.
  — Все это странно, — заметил Пеллингэм. — После того как в полицию позвонили, два детектива направились туда. Они тоже позвонили в квартиру Роберты Фенн, и кто-то, как и вам, открыл им дверь. Они поднялись, но в квартире никого не застали.
  Я сказал:
  — В тот вечер, когда я посетил Роберту Фенн, Нострэндер постучал в дверь. Он не звонил снизу. Роберта задержала его и сказала мне, что мне лучше уйти. Я ушел сразу вслед за ним. Выйдя, посмотрел вверх и вниз по улице и нигде не увидел Нострэндера.
  — Хорошо. И как вы это объясняете? — нетерпеливо спросил Пеллингэм.
  — У Нострэндера был, очевидно, еще какой-то знакомый в этом доме, знакомый, которого он часто посещал. Вполне вероятно, это была приятельница, и, когда она поняла, что Нострэндер все еще увлечен Робертой Фенн, ее охватила ревность. Кстати, в холле, напротив квартиры Роберты, находится квартира Мэрилин Уинтон. После убийства в дом приходили разные люди, звонили в квартиру Роберты Фенн, и входная дверь сразу открывалась. Если бы Роберта Фенн вернулась в свою квартиру, она была бы убита, но если входили другие люди, то в квартире никого не оказывалось. Никто не учел того, что кнопку, открывающую входную дверь, может нажать владелец любой квартиры. А дальше думайте сами.
  Пеллингэм недовольно нахмурился.
  — Мэрилин Уинтон сказала, будто слышала звук выстрела убийцы в два тридцать, — продолжил я. — Она — единственная, кто слышал его. Я думаю, что, если вы как следует допросите Хейла, выяснится, что в два тридцать он разговаривал с Нострэндером. Допустим, что после его ухода Мэрилин Уинтон вошла в квартиру Роберты Фенн в поисках разгадки.
  — Но она ведь слышала заглушенный звук выстрела в два тридцать!
  — Это она говорит, что слышала. Если бы я намеревался войти к кому-нибудь в квартиру и убить его в три часа ночи, я мог бы состряпать неплохое алиби, сказав своим друзьям, что в момент, когда я открывал входную дверь, услышал выстрел. И это было в два часа тридцать минут, не так ли?
  Пеллингэм продолжал смотреть на меня, будто я снимал с его глаз пелену.
  Берта Кул воскликнула:
  — Вот это да!
  Пеллингэм тихонько присвистнул. Он принял внезапное решение.
  — Хорошо, Лэм, — сказал он. — Вы поедете со мной в Новый Орлеан.
  — Это вам так кажется, — ответил я и, поднявшись по ступенькам, вошел во флотский призывной пункт, прежде чем кто-либо из них понял, куда я направляюсь.
  Я сказал человеку, сидевшему за столом:
  — Дональд Лэм прибыл в ваше распоряжение!
  — О’кей, моряк. Проходите. Там, сзади, стоит автобус. Садитесь в него.
  Берта и Пеллингэм столкнулись, пытаясь одновременно протиснуться в дверь. Пеллингэм забыл о своих южных манерах.
  Человек в форме преградил им путь, опустив штык. Они замерли, будто фигурки на экране, когда останавливается пленка.
  Пеллингэм указал на меня пальцем:
  — Мне нужен этот человек!
  — Дядюшке Сэму он тоже нужен, — ответил сидевший за столом.
  Я повернулся и послал Берте воздушный поцелуй.
  — Я пришлю тебе открытку из Токио! — крикнул я и вышел через заднюю дверь.
  Глава 25
  Я прочел о развязке, приближаясь к Сан-Франциско, в поезде, набитом рвущимися в бой молодыми американцами.
  Хейл рассказал всю историю, как только понял, что никто не собирается вешать его за убийство. Он следил за Нострэндером. Все остальное провалилось. Он хотел, чтобы Нострэндер признал, что вручение документов другой женщине было подстроено. Он нашел Нострэндера в квартире Роберты Фенн, и тот был пьян. Хейл собирался предложить ему взятку в десять тысяч, чтобы тот отступился, но, поскольку не хотел, чтобы его могли обвинить в даче взяток, подготовил себе алиби, разыграв комедию, будто улетел самолетом в Нью-Йорк.
  Мэрилин Уинтон была арестована. Полиция обнаружила против нее косвенные улики. Она пыталась заставить Нострэндера жениться на ней. Несчастная любовь сделала ее злой на весь мир.
  Марко Катлер признался, что убил Крейга, но продолжал настаивать, что полицейские подбросили ему револьвер, утверждая, будто спрятал орудие убийства в Новом Орлеане, в квартире, которую раньше занимала Роберта Фенн, для того, чтобы детектив Хейл мог на нее повлиять.
  Когда поезд прибыл в Сан-Хосе, где сделал остановку на двадцать минут, я послал Берте Кул телеграмму:
  «Эдна Катлер должна заплатить нам десять тысяч, потому что мы добавили в фонд компании скрытые средства. Шелковые чулки не производятся в Японии. Вместо них пришлю тебе цветок вишни. С любовью!»
  Служащий «Вестерн юнион» подсчитал количество слов, взял у меня деньги и спросил:
  — Вы хотите указать обратный адрес, мистер Лэм? Куда вам могли бы ответить.
  Я ответил без улыбки:
  — Напишите: «Военно-морской флот США, Токио».
  Он записал.
  
  1942 год.
  (переводчик: Н. И. Александрова)
  
  Летучие мыши появляются в сумерках
  Глава 1
  На двери висела табличка: «Б. Кул и Дональд Лэм. Бюро расследований». Но слепой не мог ее видеть. Лифтер сообщил ему номер комнаты, и он двинулся по коридору; его трость, начав с угловой комнаты, обстукивала все двери по порядку, подсчитывая нужный номер, пока наконец хрупкий силуэт слепого не показался в стеклянной двери, ведущей в контору.
  Элси Бранд на минуту оторвала взгляд от своей пишущей машинки и увидела худого старика в темных массивных очках, с резной тростью и лотком, на котором расположилась всякая всячина: галстуки, грифельные карандаши и оловянные чашки. Ее пальцы замерли.
  Слепой заговорил прежде, чем она успела вымолвить хоть слово.
  — Миссис Кул?
  — Она занята.
  — Я подожду, пока она освободится.
  — И совершенно напрасно.
  Недоумение отразилось на лице слепого, а затем болезненная вымученная улыбка осветила его ввалившиеся щеки.
  — Я хотел бы воспользоваться услугами вашей фирмы, — сказал он и чуть позже добавил: — Я заплачу.
  — Это меняет дело, — отозвалась Элси Бранд. Она потянулась к телефону, потом раздумала, вышла из-за стола и бросила посетителю: — Подождите минуту! — Затем она пересекла комнату и вошла в дверь, на которой было написано: «Б. Кул. Личный кабинет».
  Берта Кул, на вид лет пятидесяти с небольшим, представляла собой особу, все семьдесят пять килограммов которой выражали чистый практицизм; она сидела за столом на огромном вращающемся стуле и встретила Элси Бранд скептическим взглядом своих серых глаз.
  — Ну, что у тебя?
  — Слепой.
  — Молодой или старый?
  — Старый. Уличный торговец с лотком: галстуки, оловянные чашки и…
  — Гони его прочь.
  — Он хочет видеть вас по делу.
  — Деньги есть?
  — Говорит, что есть.
  — По какому делу?
  — Он не сказал.
  Глаза Берты сверкнули.
  — Позови его. Какого черта ты здесь торчишь? Если у него есть дело и он собирается заплатить, что тебе еще нужно?
  — Я хотела только удостовериться, что вы его примете. — Элси открыла дверь и пригласила слепого: — Входите.
  Постукивая тростью, он вошел в «святая святых» Берты. Потом остановился и, чуть склонив голову набок, внимательно прислушался.
  Его чуткое ухо уловило едва слышный звук, когда Берта пошевелилась. Он повернулся к ней лицом так, будто только что увидел ее, поклонился и произнес:
  — Доброе утро, миссис Кул.
  — Присаживайтесь, — предложила Берта. — Элси, принеси стул. Прекрасно. Ты свободна, Элси. Присаживайтесь, мистер… Простите, как ваше имя?
  — Кослинг. Родни Кослинг.
  — Отлично, садитесь. Меня зовут Берта Кул.
  — Да, я знаю. А где тот молодой человек, который работал вместе с вами, миссис Кул? Дональд Лэм, так, кажется, его зовут?
  Берта мгновенно рассвирепела.
  — Пропади он пропадом! — чуть слышно выдавила она.
  — Где же он?
  — В армии.
  — О!
  — Он завербовался в армию. Я сделала все, чтобы он получил освобождение от службы: специально заключила военный контракт. Добилась, чтобы он был признан незаменимым работником, занятым на производстве, связанном с военным заказом, и после всего этого чертов коротышка идет и вербуется в военно-морской флот.
  — Я скучаю по нему, — коротко отозвался Кослинг.
  Берта хмуро взглянула на него:
  — Вы скучаете по нему? Я не знала, что вы знакомы.
  Он слегка улыбнулся:
  — Я думаю, мне известен каждый обитатель этого района.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я обычно сижу перед зданием банка на углу улицы — это примерно полквартала вниз отсюда.
  — Точно. Я припоминаю, что как-то видела вас там.
  — Я знаю почти каждого, кто проходит мимо меня.
  — О! — сказала Берта. — Я, кажется, понимаю теперь. — И засмеялась.
  — Нет-нет, — поспешил он поправить ее. — Это не то, что вы подумали. Я действительно ничего не вижу. Но прекрасно различаю всех по шагам.
  — Вы утверждаете, что опознаете любого человека в толпе по шагам?
  — Конечно, — скромно подтвердил Кослинг. — Походка у людей так же различна, как и все, что они делают. Длина и частота шагов, определенная манера волочить или поднимать ноги — о, существует множество отличий! И потом, конечно, я иногда слышу их голоса. А это уже много. Вы и мистер Лэм, например, почти всегда разговаривали, проходя мимо. По утрам вы расспрашивали его о делах, над которыми он работал, а по вечерам вы обычно торопили его с получением конкретных результатов, необходимых клиентам. Он же редко говорил много.
  — От него это и не требовалось, — заметила Берта. — Самый умный малыш, которого я когда-либо встречала, но с большими странностями. То, что он подался в армию, все-таки явно свидетельствует о том, что с головой у него не все в порядке. Отсрочку он получил, прилично зарабатывал, накануне стал официально моим компаньоном в деле — и после всего этого он идет и вступает в военно-морской флот!
  — Он почувствовал, что нужен своей стране.
  — А я чувствую, что он нужен мне, — сказала Берта сердито.
  — Он мне всегда нравился, — заметил слепой. — Он был так задумчив и сосредоточен. Мне кажется, ему пришлось туго до того, как он начал у вас работать.
  — Он был так голоден, что, казалось, его ремень прилип к спине, когда он пришел ко мне наниматься, — ответила Берта. — Я дала ему работу, возможность честно зарабатывать себе на жизнь, потом сделала его своим компаньоном, а он ушел и оставил меня одну.
  Кослинг, казалось, весь погрузился в воспоминания:
  — Даже когда удача отворачивалась от него, он всегда старался сказать мне что-нибудь приятное. А потом, когда он начал зарабатывать немного денег, бросал мне монеты: он никогда не делал этого, когда вы были рядом. Когда он бросал деньги, никогда не говорил ни слова. — Слепой улыбнулся и продолжал: — Как будто я не знал, кто это! Я всегда узнавал его шаги, так же как и голос, но он боялся обидеть меня своим подношением; словно у попрошайки есть хоть сколько-нибудь гордости. Когда человек начинает выпрашивать деньги, он готов взять их у любого, кто только выразит такое желание.
  Берта выпрямилась за своим столом.
  — Хорошо, — сказала она жестко. — Раз уж речь зашла о деньгах, что вы хотите от меня?
  — Я хочу, чтобы вы нашли одну девушку.
  — Кто она такая?
  — Я не знаю ее имени.
  — Как она выглядит? О, простите.
  — Ничего, — сказал слепец. — Вот все, что я о ней знаю. Она работает в радиусе трех кварталов отсюда. Работа хорошо оплачиваемая. Ей около двадцати пяти — двадцати шести лет. У нее стройная фигура, она весит около сорока восьми килограммов, ее рост — приблизительно сто шестьдесят сантиметров.
  — Откуда вы все это знаете? — спросила Берта.
  — Единственный источник информации для меня — уши.
  — Ваши уши не могли узнать, где она работает.
  — О, напротив!
  — Держу пари, — сказала Берта, — что вы меня дурачите!
  — Совсем нет. Я всегда знаю, который час. Там есть часы, они отбивают время.
  — При чем здесь часы?
  — Она всегда проходила мимо меня где-то без трех или без пяти минут девять. Если было без трех минут девять, она обычно спешила. Если до девяти оставалось еще пять минут, она шла медленно. Если работа начинается в девять часов — это работа высшего класса. Стенографистки обычно начинают работать в полдевятого. Я определил ее возраст по голосу; ее рост — по длине шагов; ее вес — по звуку шагов. Вы бы очень удивились, узнав, что можно услышать, если уши — единственное, что вас связывает с окружающим миром.
  Берта Кул, обдумав услышанное, подтвердила:
  — Наверное, вы правы.
  — Когда человек становится слепым, — пустился в объяснения Кослинг, — он либо чувствует, что отгорожен от всего мира и не может жить в нем, и поэтому теряет всякий интерес к жизни, или пытается примириться с тем, что у него есть, и выжать из этого все, что только можно. Вы, может быть, заметили, что люди обычно знают много о том, чем они интересуются.
  Берта Кул сделала попытку вернуться от философских проблем к конкретным долларам и центам:
  — Почему вы хотите, чтобы я нашла эту девушку? Почему вы не можете сделать это сами?
  — Она попала в автомобильное происшествие на перекрестке улиц. Это произошло примерно в полшестого вечера в прошлую пятницу. Она работала допоздна в тот день и очень спешила, когда проходила мимо меня. Может быть, она назначила свидание и торопилась домой, чтобы переодеться. Она не сделала и двух шагов от обочины, когда я услышал глухой стук падавшего тела, а затем девушка вскрикнула от боли. Я слышал, как подбежали люди. Мужской голос спросил, не ушиблась ли она, она рассмеялась и сказала, что нет; но она была напугана и потрясена. Он настаивал, что ей надо показаться врачу, она не хотела. Наконец она попросила отвезти ее домой. Когда она садилась в машину, она отметила, что голова болит и, может быть, следовало бы обратиться к врачу. Она не проходила в субботу, ее не было и в понедельник. Сегодня вторник, ее не было и сегодня. Я хотел бы, чтобы вы нашли ее.
  — Что вам от нее надо? — спросила Берта.
  Слепой мягко улыбнулся.
  — Вы можете рассматривать это как акт милосердия, — сказал он. — Я живу за счет милосердия, и потом, может быть, девушке нужна помощь.
  Берта холодно взглянула на него:
  — Зато я живу не за счет милосердия. Вам это будет стоить десять долларов в день, а также залог — двадцать пять долларов. Если мы ничем не сможем помочь вам до того момента, как этот залог исчерпается, вы будете вправе решать, продолжать ли поиски дальше из расчета десять долларов в день или нет. Двадцать пять долларов вы должны заплатить вперед.
  Слепой распахнул рубашку и начал расстегивать пояс.
  — Что это за стриптиз? — спросила Берта.
  — Пояс с деньгами, — объяснил он.
  Берта наблюдала, как он засунул пальцы внутрь одного из туго набитых кармашков, вшитых в пояс, прикрепленный к телу, вытащил толстую пачку денег, взял одну бумажку и протянул ее Берте.
  — Дайте мне только сдачу, — сказал он. — Расписки не надо.
  Это была стодолларовая купюра.
  — У вас есть какие-нибудь другие деньги, помельче? — спросила Берта.
  — Нет, — коротко и однозначно ответил слепой.
  Берта Кул вытащила ключик из сумки и открыла им ящик своего стола. Она вынула оттуда железный ящичек, сняла веревку с ключом с шеи, открыла этим ключом ящик и достала из него сдачу — семьдесят пять долларов.
  — Когда и как вы хотите получить отчет о проделанной работе? — спросила она.
  — Я хотел бы, чтобы вы сделали это устно, — сказал слепой. — Поскольку я не смогу прочесть его. Просто подойдите к банку и сообщите о результатах. Вы могли бы наклониться ко мне и тихо все рассказать. Постарайтесь сделать так, чтобы никого не было рядом с вами. Вы можете сделать вид, что рассматриваете галстук.
  — Хорошо, — согласилась Берта.
  Слепой встал, взял свою трость и, постукивая ею, направился к выходу. Неожиданно он остановился, повернулся и сказал:
  — Я почти вышел на пенсию. Если погода будет плохая, я, может быть, не выйду на работу.
  Глава 2
  Берта Кул свирепо взирала сверху вниз на Элси Бранд, выплескивая свое возмущение на стенографистку.
  — Ты только представь себе, — требовала она, — старик распахивает свою рубашку, расстегивает штаны и предстает завернутым в пояс с деньгами. Он залезает в один из кармашков, набитых купюрами, и достает одну из них. Сотенную. Я спрашиваю, есть ли у него что-нибудь помельче, а он говорит, что нет.
  Элси Бранд, казалось, не нашла ничего сверхъестественного в этом факте.
  — Старик, — продолжала Берта Кул, — сидит на тротуаре, ему не надо платить ни ренты, ни налогов, ни содержать рабочих, ни рыскать в поисках информации. Он обернулся поясом с деньгами, в котором — целое состояние. Для того чтобы разменять эту купюру, мне пришлось выложить почти все до последнего цента в кассе. А потом, — голос Берты Кул зазвенел от переполнявших ее чувств, — а потом, вообрази себе, он останавливается у двери и заявляет, что вряд ли выйдет на работу, если испортится погода. Я никогда не могла позволить себе поваляться в постели по утрам даже в холодные, дождливые дни или когда сырой, вязкий туман опускается на город. Я вынуждена идти на работу, проваливаясь в лужи, с мокрыми ногами и…
  — Конечно, — продолжила Элси Бранд, — я вынуждена поступать так же. Только я должна прийти на работу на час раньше, чем вы, миссис Кул, и если бы мне пришлось менять стодолларовую купюру…
  — Хорошо, хорошо, — быстро прервала ее Берта Кул, предчувствуя, что разговор свернет на опасную тему и Элси Бранд может заметить кстати, что за эту же работу стенографистки, находящиеся на государственной службе, получают более высокую заработную плату. — Можешь не договаривать. Ладно, не важно. Я пришла, чтобы сказать, что ухожу ненадолго. Я собираюсь отыскать девушку, которая была ранена в автомобильном происшествии.
  — Собираетесь заняться этим делом сами? — спросила Элси Бранд.
  Берта Кул фыркнула:
  — С какой стати я буду кому-то платить, когда речь идет о такой безделице? Происшествие произошло на углу улицы в прошлую пятницу без четверти шесть. Человек, который сбил девушку, отвез ее в госпиталь. Все, что мне нужно сделать, — заглянуть в отдел дорожной полиции, найти это дело, доехать до госпиталя и спросить девушку, как она себя чувствует, чтобы доложить слепому о результатах поиска.
  — А почему он ищет ее? — спросила Элси Бранд.
  — Да, — сказала Берта Кул с сарказмом, — почему же он ищет ее? Он просто желает узнать, где находится его малышка, чтобы послать ей цветочки, потому что она привносила сладость и свет в его жизнь. Ему нравилось слышать, как ее каблучки стучат по тротуару, и теперь, когда ее нет, он скучает по ней, и потому он платит мне двадцать пять долларов, чтобы я нашла ее. Фу!
  — Вы не верите этому? — спросила Элси Бранд.
  — Нет, — коротко ответила Бранд. — Я не верю этому. Я — нет. Ты можешь поверить, что все это проделывается из-за какого-то милосердия? Берта Кул не верит сказкам. Берта Кул верит двадцати пяти долларам. И она собирается заработать их в течение часа с небольшим. Так что, если кто-нибудь придет сюда, узнай, что ему надо, назначь встречу на вторую половину дня, если у него, конечно, есть деньги. Если же явятся какие-нибудь просители — не важно, какие именно, — меня нет в городе.
  Широко шагая, Берта пересекла комнату, злобно захлопнула за собой дверь, отметив с удовлетворением, что машинка Элси Бранд застучала прежде, чем дверь закрылась.
  Однако в дорожной полиции Берту постигла первая неудача. В тот день и час не был зафиксирован ни один подобный инцидент.
  — Здесь черт знает сколько бумаг, — жаловалась Берта заведующему регистрационным отделом. — Машина сбила девушку, а у вас ни слова об этом происшествии.
  — Очень часто водители предпочитают не докладывать об этом, — терпеливо начал объяснять тот. — Хотя закон этого и требует. Если регулировщик оказался поблизости от места происшествия, он записывает номер машины и мы проверяем, была ли заявка водителя.
  — И вы хотите сказать, что в этом районе поблизости никого не оказалось?
  — В этом районе, — продолжал заведующий, — регулировщик работает до семнадцати сорока, а затем следует через два квартала на основной бульвар, чтобы помогать там, где такое оживленное движение. У нас не слишком большой штат, и мы стараемся сделать все возможное.
  — Послушайте меня, — требовательно заявила Берта. — Я являюсь налогоплательщиком. Мне нужна эта информация, и я хочу получить ее.
  — Я очень хотел бы помочь вам.
  — Хорошо, что же мне делать?
  — Вы можете обратиться в госпиталь и спросить там, поступал ли кто-нибудь к ним между шестью и семью часами вечера в прошлую пятницу. Я понял, что вы можете дать описание пострадавшей?
  — В общих чертах.
  — Вы не знаете ее имени?
  — Нет.
  Полицейский покачал головой:
  — Ну что ж, попробуйте.
  И Берта попробовала — совершенно взмокнув в телефонной будке, бросая и бросая монеты в автомат. После того как она уже истратила тридцать пять центов, ее терпение истощилось. Каждый раз она объясняла все с самого начала вновь и вновь только для того, чтобы услышать: «Подождите секунду, я вас соединю» — и начать объяснение заново.
  В конце концов она исчерпала весь список госпиталей, лишилась тридцати центов и не продвинулась в своих поисках ни на миллиметр.
  Глава 3
  Машины с грохотом проносились по оживленному перекрестку. Пешеходы, возвращавшиеся после ленча, пересекали улицу прерывистым людским потоком. Автоматический светофор менял свои цвета с механический заданностью через определенные промежутки времени. Скрип тормозов, рев моторов и отдельные гудки машин присоединялись к общему гулу улицы.
  День был теплый и солнечный, и испарения бензина, казалось, пропитали бетонное ущелье улицы.
  Кослинг сидел в небольшой тени у стены банка, подложив под себя ноги; его лоток при помощи ремней был подвешен к плечам, на лотке он разложил галстуки. Рядом на маленьком лотке лежали грифельные карандаши. Изредка монета падала в оловянную чашку. Еще реже кто-нибудь из прохожих останавливался у лотка, чтобы рассмотреть галстуки.
  Кослинг знал свой товар на ощупь, кроме того, он хорошо помнил, в каком порядке он положил галстуки.
  — Этот галстук подойдет молодому человеку, мадам, — объявлял он, касаясь ярко-красного шелкового галстука в белую и черную крапинку. — А вот обратите внимание на глубокий голубой тон; этот клетчатый — прекрасный подарок. Этот — отлично сочетается со спортивным костюмом, а вот…
  Он прервался, расслышав решительные шаги Берты Кул по тротуару.
  — Да, мадам. Я думаю, вы возьмете именно его. Да, мадам, пятьдесят центов. Положите их в чашку, пожалуйста. Благодарю вас.
  Так как он все-таки ничего не видел, то не знал, что Берта уже наклонилась над лотком.
  — Ну как? — спросил он.
  Берта склонилась ниже.
  — Безрезультатно, — доложила она, — пока.
  Слепой сидел неподвижно и молчал, терпеливо ожидая продолжения.
  Берта минуту поколебалась, прежде чем пуститься в объяснения.
  — Я проверила список транспортных происшествий и обзвонила все госпитали. Ничего. Мне нужна дополнительная информация, чтобы продолжать поиски.
  Кослинг ответил вялым монотонным голосом, в котором самый внимательный слушатель не обнаружил бы ни малейших эмоций:
  — Я все это проделал, прежде чем прийти к вам.
  — Проделал! — воскликнула Берта. — Почему же, черт возьми, вы ничего не сказали?!
  — Неужели вы думали, что я заплатил бы двадцать пять долларов за такую безделицу?
  — Вы не сказали мне, что вы уже успели предпринять, — нетерпеливо повторила Берта.
  — А вы не сказали мне, что собираетесь предпринять то, что под силу любому дураку. Я думал, что нанял детектива.
  Берта выпрямилась и пошла прочь, яростно стуча каблуками; ее лицо пылало, глаза сверкали, ноги горели в туфлях, соприкасавшихся с разогретым тротуаром.
  Элси Бранд взглянула на Берту, когда та вошла в приемную.
  — С удачей?
  Берта отрицательно покачала головой и прошагала к своему кабинету, захлопнула за собой дверь и села, чтобы собраться с мыслями.
  Плодом ее размышлений стало объявление, написанное для рекламной колонки ежедневных газет:
  «Все, кто видел автомобильное происшествие на углу улиц Крестлэйк и Бродвей в прошлую пятницу в семнадцать сорок пять, пожалуйста, свяжитесь с Бертой Кул, Дрексель. Никаких неприятностей, повесток в суд. Необходима просто информация. Вознаграждение в пять долларов гарантировано тому, кто укажет номер машины, которая сбила девушку».
  Берта откинулась на спинку своего вращающегося стула, прочла объявление еще раз, заглянула в тарифную таблицу и принялась вычеркивать карандашом лишние слова.
  В конце концов у нее получилось следующее:
  «Свидетелей инцидента Крестлэйк — Бродвей в пятницу просят связаться с Бертой Кул, Дрексель. Три доллара за лицензионный номер».
  Берта просмотрела исправленный текст, затем зачеркнула «три доллара» и написала «два доллара».
  — Два доллара достаточно, — сказала она себе. — Кроме того, никто не запоминает номера, за исключением тех, кто записывает их, чтобы стать в конце концов свидетелями по делу; для людей такого сорта и двух долларов достаточно.
  Глава 4
  В среду днем Элси Бранд вошла в кабинет Берты Кул:
  — Джентльмен, который не пожелал назвать себя, просит разрешения войти.
  — Что он хочет?
  — Говорит, по объявлению в газете.
  — О чем?
  — Автомобильное происшествие.
  — И что?
  — Он пришел за двумя долларами.
  Глаза Берты Кул сверкнули.
  — Впусти его.
  Человек, которого привела Элси Бранд, казалось, старается жить так, чтобы затратить на жизнь как можно меньше усилий. Телосложение его было таково, будто шея, плечи и бедра явно протестовали против наложенного на них груза, и даже сигарета с неохотой болталась во рту, подпрыгивая туда и сюда, когда он разговаривал.
  — Привет, — сказал он. — Это здесь нужна информация об автомобильном происшествии?
  Берта Кул лучезарно улыбнулась ему.
  — Именно здесь, — проговорила она. — Не хотите ли присесть? Садитесь. Нет, не туда, там вам будет неудобно. Присаживайтесь около окна. Там попрохладнее. Как вас зовут?
  Человек ухмыльнулся.
  Ему было лет за тридцать, полноватый, около ста восьмидесяти сантиметров роста, с вялой походкой, желтым цветом лица и наглыми глазами.
  — Не подумайте, — начал он, — что я позволю навесить на себя повестку в суд и дам вам возможность заявить: «Теперь, когда вы официально являетесь свидетелем по делу, вам надлежит…» Нам о многом надо переговорить, прежде чем это произойдет.
  — О чем? — спросила Берта, тщательно вставляя сигарету в мундштук из слоновой кости.
  — Прежде всего о том, какова моя доля в этом деле.
  Берта приветливо улыбнулась.
  — Хорошо, возможно, мне удастся сделать так, что вы получите приличный куш, если вы видели то, что, я надеюсь, вы видели.
  — Не бойся, сестричка. Я все видел. Вы знаете, многие люди не любят быть свидетелями, нельзя винить их в этом. Им присылают повестку. Они ходят в суд раз по пять, чтобы каждый раз услышать, что адвокат изучает дело. На шестой раз выясняется, что начался другой процесс, и они вынуждены ждать еще пару дней. Наконец куча юристов задает им миллион вопросов и делает из них форменных идиотов. Когда наконец все заканчивается, адвокат объявляет им, что он очень признателен за помощь, и подписывает чек на десять-пятнадцать долларов. Свидетельство это, возможно, стоит и пятнадцать тысяч долларов; адвокат, конечно, вытянет для себя половину этих денег из клиента. В простаках будет ходить свидетель. У моей матери подобных детей не было.
  — Я это вижу. — Берта опять лучезарно улыбнулась ему. — Вы как раз тот тип людей, с которыми мне приятно иметь дело.
  — Так что же, давайте приступим к нему.
  — Я заинтересована в том, чтобы обнаружить… — начала Берта.
  — Секунду, — прервал ее человек. — Не начинайте с середины. Давайте вернемся к началу начал.
  — Но я и начинаю с самого начала.
  — О нет! Давайте по-простому, сестричка. Сначала малыш Вилли хотел бы узнать, что ему за это будет.
  — Я и пытаюсь объяснить это малышу Вилли, — сказала Берта, сдерживаясь.
  — В таком случае откройте вашу чековую книжку, и мы все обсудим.
  — Может быть, вы неправильно поняли объявление? — предположила Берта.
  — Может быть, вы неправильно написали его?
  Берта с неожиданно охватившим ее раздражением пояснила:
  — Послушайте, я не представляю ни одну из сторон в данном деле.
  — Не представляете? — переспросил посетитель упавшим голосом.
  — Нет.
  — В таком случае что вам надо?
  — Я хочу найти девушку, которую сбили.
  Он ухмыльнулся, и его ухмылка была полна цинизма.
  — О нет, — сказала Берта, — это совсем не то, что вы подумали. Мне совершенно все равно, что будет после того, как я найду ее. Я вовсе не собираюсь тащить ее к адвокату. Мне безразлично, будет она добиваться компенсации или нет, меня даже не интересует состояние ее здоровья. Мне просто надо узнать, где она.
  — Зачем?
  — У меня есть свои причины на это.
  — Так ли?
  — Я говорю вам правду.
  — В таком случае мне следует разговаривать не с вами.
  — Вы знаете номер машины, которая сбила ее?
  — Я уже говорил вам, что у меня есть все, что надо. Послушайте, леди, когда я держу удачу за хвост, у меня всегда припасены на этот случай записная книжка и маленький огрызок карандаша. Чуете? У меня записано, когда это случилось, лицензионный номер машины — все. — Он достал из кармана записную книжку и показал Берте страничку, испещренную заметками. — Это далеко не первое происшествие, которое я видел собственными глазами, — сказал он и добавил с сожалением: — Совсем не первое! Первый раз я позволил провести себя. Страховая компания заплатила адвокату десять тысяч долларов. Я не пришел в суд. Адвокат поблагодарил меня за это, пожал руку и сказал, что я — замечательный гражданин. Адвокат заполучил десять тысяч. Он взял их с клиента. А мне пожал руку. Что ж, рукопожатия — это совсем не то, без чего я не мог бы обойтись. После этого случая я стал умнее. Я держу при себе свою маленькую записную книжку и не сообщаю ничего без предварительной беседы один на один. Однако не стоит опасаться, что у меня нет информации. Все, что я вижу, я записываю. Моя книжица всегда под рукой. Улавливаете?
  — Улавливаю, — сказала Берта, — что вы пришли не в то место и говорите не с тем человеком.
  — То есть?
  — Человек попросил меня найти девушку. Он даже не знает ее имени. Он только стал привыкать к ней, как она исчезла из его жизни.
  Посетитель вынул сигарету изо рта, стряхнул пепел на ковер Берты Кул, откинул голову назад и захохотал.
  Раздражение волной захлестнуло Берту, и красные пятна появились на ее мускулистой шее.
  — Я рада, что вы находите это смешным, — резко оборвала она его.
  — Смешно? Да это просто умопомрачительно смешно! Ха-ха-ха! Он просто хочет послать малышке валентинчик и не знает адреса. «У вас нет номера машины, которая сбила бедняжку?»
  — Неужели вы не понимаете? — спросила Берта. — Водитель, который сбил ее, собирался отвезти девушку в госпиталь. Мой клиент хочет узнать, в каком госпитале она лежит.
  Человек в большом удобном мягком кресле у окна, где его обдувало ветром, трясся от хохота. Он скрючивался от смеха, похлопывая себя по ноге, лицо его побагровело.
  — Ха-ха-ха! Леди, вы меня убиваете! Ну вы даете! Вот это да! — Он достал из кармана платок, промокнул на лбу испарину, потом вытер глаза. — О боже, это уж слишком! Я хочу сказать, что вы хватили через край. Скажите мне, леди, и много вы нашли таких, кто мог поверить в эту чушь? Мне просто любопытно, потому что если и есть кто-то, кто верит этому, то из него можно много чего выжать.
  Берта отъехала на своем стуле назад.
  — Отлично! — сказала она со злостью. — Теперь послушай меня, маленький пискун. Ты очень умен, не правда ли? Ты — самый умный мамочкин сынишка. А все остальные — простаки. С чего же ты взял это? Посмотри на себя. Костюм из дешевого магазина за двадцать пять долларов; галстук, не стоящий и доллара; рубашка с дырками по всему вороту; пара башмаков, прохудившихся у подошвы. Хорош, а? Умница! Ты умен ровно настолько, чтобы выглядеть таковым в собственных глазах, и взбрыкиваешь здесь только потому, что чувствуешь, что мне от тебя что-то нужно. Хорошо, мистер Умные Штаны, послушай теперь, что я тебе скажу.
  Берта встала и облокотилась на стол.
  — Поскольку ты так чертовски умен, так тебе следует знать, что мой клиент — слепой, слепой нищий, который сидит на углу улицы и продает карандаши и галстуки. Он в том возрасте, когда становишься сентиментальным, а эта маленькая курица частенько останавливалась, чтобы потрепать его по плечу и подбодрить старика. Он беспокоится о ней, потому что она не вышла на работу в понедельник, а потом и во вторник. Он попросил меня найти ее, и потому, что он — милый старикан, Берта влипла в эту историю и взялась за дело за четверть цены, которую обычно берет с клиента. Если бы я получила нужную мне информацию, я постаралась бы что-нибудь заработать на этом. Но теперь, поскольку ты так чертовски умен, поди прочь и ищи своего адвоката сам.
  Человек, сидевший в кресле, оборвал свой смех. Он даже не улыбался. Он выглядел смущенным, лицо его отражало и злость, и удивление.
  — Иди отсюда, — сказала Берта. — Иди отсюда к черту, пока я сама не выбросила тебя вон.
  Она направилась к нему, обходя по дороге стол.
  — Подождите минуту, леди. Я…
  — Вон! — закричала Берта.
  Человек выпрыгнул из своего кресла так, будто он сидел на подушке из иголок.
  — Подождите минутку, леди. Может быть, мы сумеем договориться.
  — Ни при каких обстоятельствах, — сказала Берта. — Я не собираюсь пачкать свои руки договором с дешевкой, ипподромным букмекером. Ты так чертовски умен, пойди и найди себе адвоката, которому нужна твоя информация.
  — Хорошо, может быть…
  Берта Кул двинулась на него, как лавина. Она сгребла правой рукой в горсть материю его костюма и закрутила ее в узел; затем она выпрямила руку и потащила его, шагая на своих крепких ногах, к выходу.
  Элси Бранд наблюдала в изумлении, как они пронеслись мимо нее к двери.
  Дверь хлопнула с таким стуком, что стекла задрожали. Берта Кул секунду или две стояла, уставившись на дверь, потом повернулась к Элси Бранд:
  — Отлично, Элси, давай за ним! Мы проучим этого мошенника!
  — Я не понимаю вас, — сказала Элси.
  Берта схватилась за спинку стула, на котором сидела стенографистка, и подтолкнула стул к двери прежде, чем Элси Бранд успела подняться.
  — Беги за ним! Узнай, кто он и куда направляется. Если он на машине, запиши номер. Быстрее! Поторопись!
  Элси Бранд направилась к двери.
  — Подожди, пока он войдет в лифт, — предупредила Берта. — Не садись в лифт вместе с ним. Поймаешь его на улице.
  Элси Бранд прибавила шагу.
  Берта Кул вернула стул на место и вошла в свой кабинет; она вставила наполовину сгоревшую сигарету в мундштук, взяла его в рот и плюхнулась на стул.
  Она еще не успела как следует отдышаться.
  — Маленький негодник! — пробормотала она. — Пойти в ВМС! Боже, как он мне нужен! Он бы управился с этим без всякого шума.
  Глава 5
  Элси Бранд вернулась через полчаса.
  — Выследила его? — спросила Берта.
  Элси покачала головой. Раздражение появилось на лице Берты Кул.
  — Почему же?
  — Потому, — сказала Элси Бранд, — что я — не Дональд Лэм, я — не детектив, а стенографистка. Кроме того, мне кажется, что он вычислил меня сразу же.
  — Что он сделал?
  — Прошел вниз по улице до угла, остановился перед слепым — нашим клиентом и бросил в его чашку серебряные доллары — пять штук. И каждый раз, когда доллар падал в чашку, наклонял голову и произносил: «Спасибо, брат». Он сказал это пять раз очень серьезно и с чувством собственного достоинства.
  — А потом? — спросила Берта Кул.
  — А потом он пересек улицу и очень быстро пошел вперед. Я бежала изо всех сил, пытаясь не потерять его. Он продолжал идти, наблюдая за светофором, и, когда зеленый свет уже был готов поменяться, вдруг перебежал на другую сторону улицы. Я хотела последовать за ним, но меня остановил полицейский и выругал. Подошел трамвай, и он сел в него.
  — Тебе следовало отправиться за трамваем… — начала Берта Кул.
  — Минуту, — прервала ее Элси Бранд. — Примерно в полуквартале от меня стояло такси. Я лихорадочно замахала рукой, и водитель подъехал ко мне. Я села, и такси трижды догоняло трамвай. Каждый раз, когда мы проезжали мимо трамвая, я внимательно разглядывала пассажиров. Я не смогла обнаружить там нашего посетителя, поэтому я попросила таксиста довезти меня до трамвайной остановки и высадить. Я расплатилась, и как раз подошел трамвай. В трамвае его не было.
  — Съешьте меня с потрохами! — вымолвила Берта с чувством.
  Глава 6
  Было без пяти минут пять, когда Элси Бранд открыла дверь личного кабинета Берты Кул. Она явно пыталась сдержать волнение, пока за ней не закроется дверь. Потом, задыхаясь, выговорила:
  — Он опять здесь.
  — Кто?
  — Свидетель, который видел происшествие.
  Берта Кул на минуту задумалась, прежде чем сказать:
  — Он собирается сдаться. Чертов грязный шантажист! Я не хочу даже видеть его.
  Элси Бранд ждала, ничего не отвечая.
  — Хорошо, — произнесла Берта, — впусти его.
  Человек улыбнулся, и весьма приветливо, когда вошел в кабинет.
  — Довольно грубая, — начал он, — слежка. Без обид, надеюсь, а, миссис Кул?
  Берта ничего не ответила.
  — Я все обдумал, — продолжал мужчина. — Может быть, вы сказали мне правду. Я собираюсь помочь вам. Девушка не знает, кто сбил ее. Полагаю, что я — единственный, кто это знает. Так как эта информация не принесет мне ничего, пока она у меня в записной книжке, я назову вам имя девушки и ее адрес. Вам это не будет стоить и цента. Найдите ее. Поговорите с ней. Ей есть над чем подумать. Я согласен на двадцать пять процентов.
  — Двадцать пять процентов от чего? — спросила Берта.
  — Двадцать пять процентов от суммы, которую она получит с человека, сбившего ее. Возможно, у него есть страховка. Можно будет договориться.
  — Я не имею ничего общего с этим, — заметила Берта. — Я уже говорила вам.
  — Я знаю. Вы так сказали. Ничего не могу возразить на этот счет. Искренность обезоруживает. Но я говорю вам, что, если она собирается найти того, кто ее сбил, ей это будет стоить приличных денежек. У меня есть адвокат, который все бы оформил. Неплохое дельце?
  Берта Кул сжала губы и упрямо покачала головой.
  Визитер рассмеялся:
  — Вам не провести меня. Конечно, это отличное дельце. Быть может, вы не заинтересованы в иске сейчас, однако у вас возникнет интерес, если вы хорошенько все обдумаете. Ну хорошо, вы всегда найдете меня, если дадите объявление в рекламной колонке.
  — Как вас зовут?
  — Случай. Мистер Джон К. Случай.
  — Я бы хотела… — начала Берта Кул.
  — Да-да, догадываюсь, — прервал он ее быстро, — ее имя Жозефина Делл. Она живет в меблированных комнатах Блубоннэт на улице Саус-Фигароу. Она вообще не обращалась в госпиталь.
  — Почему? — спросила Берта. — Водитель собирался отвезти ее в госпиталь.
  — Это так, — ответил посетитель. — Он собирался. Он хотел, чтобы врач осмотрел ее, чтобы удостовериться, что она не получила серьезных повреждений, но почему-то не сделал этого. Происшествие было в пятницу вечером. В субботу утром, проснувшись, она почувствовала себя разбитой и больной. Она позвонила на работу, и ей разрешили остаться дома. Воскресенье она провела в постели. Она могла бы получить несколько сотенных, но она не знает, кто сбил ее.
  Человек поднялся, закурил сигарету и глубоко затянулся. Его глаза с нависшими веками оценивающе разглядывали Берту Кул.
  — Теперь, — сказал он, — вы понимаете, что я имею в виду.
  Берта Кул посмотрела на дверь, как будто хотела что-то предпринять, но сдержала себя.
  Визитер улыбнулся:
  — Собирались послать свою старую мошенницу за мной, я полагаю, но раздумали. В конце концов, миссис Кул, вам без меня не обойтись. Ладно, я отчаливаю. Информацию выдал бесплатно. Вы можете считать это пробным образчиком моего товара. Если вам понадобится информация для настоящих денег, дайте мне знать. До свидания. — И он отправился прочь.
  Берта была готова к выходу через десять секунд после того, как дверь за ним затворилась.
  Элси Бранд убирала свою пишущую машинку, когда Берта Кул направилась к выходу. Она взглянула на начальницу с любопытством; казалось, ей хотелось бы понять, узнала ли Берта что-нибудь стоящее, но она сдержала себя. Сама Берта Кул не выразила желания что-либо пояснить.
  Меблированные комнаты Блубоннэт принадлежали к типичным строениям в духе Южной Калифорнии, поскольку большинство квартир сдавались по цене от двадцати семи до сорока долларов в месяц. Стены были облицованы кирпичом, фасад оштукатурен, на кровле, слегка выступающей над дверьми и окнами, был небольшой орнамент. Здание занимало метров пятнадцать в ширину и имело три этажа. У него не было никакого вестибюля, и список с фамилиями и кнопки звонков украшали входную дверь, располагаясь прямо на почтовых ящиках.
  Берта Кул пробежала глазами список и обнаружила имя Жозефины Делл где-то посередине колонки. Своим коротеньким крепким пальцем Берта твердо нажала на кнопку. Она приложилась ухом к домофону, внимательно вслушиваясь.
  Молодой женский голос спросил:
  — Простите, кто это?
  — Женщина, которая хочет видеть вас по поводу происшествия.
  Голос ответил: «Хорошо», и спустя несколько секунд загорелась лампочка, показывающая, что дверь открыта.
  В доме не было лифта, и Берта стала подниматься по лестнице с видом человека, который рассчитывает свои силы: слегка наклоняясь вперед и высоко ставя ноги, она рывками продвигалась вперед. Она поднялась на нужный ей этаж, ровно дыша, и решительно постучала в дверь комнаты.
  Молодой женщине, которая открыла дверь, на вид было около двадцати пяти лет. У нее были рыжие волосы, вздернутый носик, смеющиеся глаза и губы, привыкшие к улыбке.
  — Привет!
  — Привет! — сказала Берта. — Вы — Жозефина Делл?
  — Да.
  — Могу я войти?
  — Конечно.
  На Жозефине Делл были свободная рубашка, пижама и шлепанцы. Интерьер скромной комнаты указывал, что хозяйка некоторое время никуда не выходила. Повсюду были разбросаны газеты и журналы. Пепельница переполнена, а в комнате стоял крепкий дух сигаретного дыма.
  — Садитесь, — предложила молодая женщина. — Завтра меня уже выпишут.
  — Постельный режим?
  — Под наблюдением врача, — ответила Жозефина Делл и рассмеялась. — Несчастья никогда не приходят в одиночку.
  Берта Кул удобно расположилась в кресле.
  — Что-нибудь еще случилось помимо автомобильного происшествия? — спросила она.
  — Конечно. Разве вы не знаете?
  — Нет.
  — Я осталась без работы.
  — Вы имеете в виду, что вас уволили, потому что вы не смогли выйти на работу?
  — Боже мой, конечно нет! Мистер Милберс покинул нас — вот отчего мои несчастья. Я думала, вы знали об этом. Впрочем, может быть, вы скажете, кто вы, прежде чем мы начнем наш разговор.
  — Я не из страховой компании. Я не могу предложить вам ни цента.
  Лицо Жозефины Делл выразило разочарование.
  — Я надеялась, что вы представляете какую-нибудь страховую компанию. Вы знаете, когда этот человек сбил меня, я не думала, что со мной произошло что-нибудь серьезное. Конечно, я была в шоке, но — бог свидетель — я привыкла относиться к подобным вещам терпеливо; как только я смогла перевести дыхание, я стала повторять себе: «Спокойно, ты не маленькая. В конце концов, кости целы. Просто несколько синяков».
  Берта кивнула, выражая сочувствие.
  — И этот молодой человек был так мил! Он тотчас же выскочил из своего автомобиля. Он поднял меня и засунул в машину прежде, чем я успела осознать это. Он настаивал, чтобы я отправилась в госпиталь, чтобы хотя бы удостовериться, что со мной все в порядке. Мне эта идея показалась абсурдной, а потом я подумала, что он предлагает это, чтобы успокоить себя, и согласилась. Но когда мы немного пришли в себя и поболтали, мне, кажется, удалось убедить его, что я в порядке и с моей стороны нет никаких претензий. Я сказала, что не возьму от него ни цента. И он был вынужден согласиться отвезти меня домой.
  Берта опять сочувственно кивнула, выражая всем своим видом готовность к доверительной беседе.
  — Но после того как я уверилась, что все нормально, я обнаружила у себя некоторые характерные симптомы. Я вызвала врача и узнала, что действительно очень часто в таких случаях пострадавшие чувствуют себя сначала хорошо и только на следующий день могут появиться серьезные отклонения от нормы. Доктор считает, что мне вообще повезло, что я успела вовремя добраться до дома.
  Берта опять кивнула.
  — И, — продолжала Жозефина Делл, смеясь, — я даже не позаботилась о том, чтобы записать номер машины. Я не знаю его имени и не имею ни малейшего представления, кто он такой. Не то чтобы я хотела выместить на нем свои несчастья, но он, должно быть, был застрахован, а несколько долларов сейчас мне явно бы не помешали.
  — Да, — сказала Берта, — я понимаю вас. Но если вы действительно хотите найти его, то…
  — Что? — спросила Жозефина Делл, так как Берта оборвала себя.
  — Ничего существенного.
  — Может быть, теперь вы скажете, какое отношение вы имеете ко всему этому?
  Берта Кул протянула ей визитную карточку.
  — Я возглавляю конфиденциальное бюро расследований.
  — Детектив! — воскликнула Жозефина Делл с удивлением.
  — Да.
  Жозефина Делл рассмеялась:
  — Я всегда думала, что детективы выглядят зловеще. А у вас вполне нормальная внешность.
  — Я и есть вполне нормальный человек.
  — Чем же, черт побери, я могла заинтересовать вас?
  — Потому что меня наняли, чтобы найти вас.
  — Кто?
  Берта улыбнулась и сказала:
  — Вы ни за что на свете не догадаетесь. Вами интересуется один мужчина. Он в курсе того, что с вами приключилось, и хотел бы знать, как вы справляетесь здесь одна.
  — Но почему же он не может позвонить?
  — Он не знает, как с вами связаться.
  — Вы имеете в виду, что он не знает, где я работала?
  — Именно так.
  — Кто же он?
  — Старик, — начала Берта, — который…
  — О, держу пари, что это слепой!
  Берта, казалось, была разочарована тем, что Жозефина Делл с легкостью догадалась, кто был ее клиентом.
  — Почему вы так решили?
  — Вы так загадочно начали, что я совсем не могла себе представить, кто бы это мог быть, только решила, что, несомненно, не обычный человек. Вы знаете, я много думаю о нем. И сегодня я подумала о том, что надо бы дать ему знать, что со мной все в порядке. — Она рассмеялась и продолжала: — Только трудно послать письмо по адресу: слепому, который продает галстуки перед зданием банка, не правда ли?
  — Действительно, сложно, — ответила Берта.
  — Не могли бы вы передать ему, что я очень тронута его заботой обо мне?
  Берта кивнула.
  — Скажите ему, как много это значит для меня. Я, может быть, повидаюсь с ним завтра утром или послезавтра, если у меня не будет каких-нибудь осложнений. Я считаю, что он очень мил.
  — Он, кажется, весьма привязан к вам, — сказала Берта. — Довольно необычный тип — чрезвычайно наблюдательный.
  — Так передайте ему, что со мной все хорошо и я благодарю его. Вы можете это сделать?
  — Безусловно.
  Берта поднялась со своего стула, затем, поколебавшись, сказала:
  — Быть может, мне удалось бы что-нибудь предпринять для того, чтобы вы получили своего рода компенсацию, но мне потребуются деньги, чтобы узнать, кто вас сбил. Если, конечно, у вас нет других планов на этот счет.
  — Вы действительно смогли бы найти человека, который наехал на меня?
  — Я думаю, да. Но для этого потребуются деньги.
  — Сколько?
  — Я не знаю. Может быть, определенный процент от того, что вы получите в виде компенсации. Я бы даже сказала, половину того, что вы можете получить. Я не стала бы этим заниматься, если вы сами можете с этим справиться.
  — И вы могли бы все это организовать?
  — Если мы договоримся, то да. Если же дело пойдет в суд, все осложнится.
  — О нет, дело до суда не дойдет. Молодой человек был так мил и внимателен! Я думаю, что у него была страховка, и, если бы он знал, что я занемогла, он непременно помог бы мне, но, с другой стороны, со мною не так уж все и серьезно. Я потеряла три-четыре рабочих дня, и потом эта работа все равно для меня закончена.
  — Вы работали для человека, который умер?
  — Да. Харлоу Милберс.
  — Должно быть, вы работали недалеко от того места, где сидит слепой?
  — Да, пару кварталов от банка — в том старинном здании на углу улицы. У мистера Милберса была там небольшая студия.
  — Чем он занимался?
  — Исследовательской работой, связанной с его личным хобби. У него была своя теория, смысл которой в том, что все военные кампании развиваются одинаково: никакая оборонительная тактика не способна противостоять агрессии до тех пор, пока агрессия не истощит сама свои силы, ни одна страна не может ничего достичь посредством агрессии, поскольку все ее силы уйдут на продление этой агрессии. Не важно, насколько вы были сильны в начале своих действий или каковы были импульсы к проявлению вашей агрессии, все равно придет время, когда вы окажетесь уязвимы. Чем более сильны вы были вначале, чем дальше завели вас ваши победы и чем более обширным был фронт наступлений… но вам все это неинтересно.
  — Любопытная теория, — сказала Берта.
  — Он собирался написать книгу на эту тему, я много писала под его диктовку. Это была интересная работа.
  — Хорошо, — предложила Берта, — если вы решитесь что-либо предпринять по поводу автомобильного происшествия, дайте мне знать. Я думаю, вы можете получить долларов пятьсот или даже тысячу. Учитывая нервный шок и…
  — О, речь не идет о нервном шоке, я просто не была работоспособна некоторое время и должна также оплатить счета врача.
  — Да, — продолжала объяснять Берта, — следует учесть, что, для того чтобы получить деньги от страховой компании, придется пойти на некоторые денежные затраты, а также обладать определенной настойчивостью. Обдумайте все это, дорогая. У вас есть моя визитка, и вы всегда можете связаться со мной.
  — Вы очень добры, миссис Кул. Суббота и воскресенье не в счет, так что я потеряла только три дня. Обычно я получала тридцать долларов в неделю, три дня принесли бы мне восемнадцать долларов, кроме того, восемь долларов я должна заплатить врачу. Двадцать пять долларов я хотела бы получить от страховой компании.
  Берта остановилась, держась за ручку двери. Потом сказала:
  — Не будьте остолопкой…
  В это время кто-то тихо постучал в дверь.
  Жозефина Делл попросила:
  — Откройте, пожалуйста.
  Берта Кул открыла дверь.
  В дверях стоял человек небольшого роста, пятидесяти семи — пятидесяти восьми лет, с приятными манерами. У него были рыжеватые усы, голубые глаза и немного сутулые плечи.
  — Вы миссис Делл, не правда ли? — сказал он, приветливо улыбаясь. — Меня зовут Кристофер Милберс. Я прошел через входную дверь, позвонив не в ту квартиру. Извините, мне следовало бы выйти на улицу и позвонить вам оттуда. Я хотел бы поговорить с вами о моем кузене. Все это произошло так неожиданно…
  — Это не я, — сказала Берта, отступая назад так, чтобы человек мог пройти в комнату. — Вот мисс Делл. Я приходила к ней по делу.
  — О! — Человек смутился.
  — Проходите, — пригласила Жозефина Делл. — Я не буду вставать, если вы не возражаете, мистер Милберс. Меня сбила машина. Ничего серьезного, но врач не разрешил мне подниматься с постели чаще, чем это необходимо. Мне кажется, я знаю вас. Я написала несколько писем к вам под диктовку вашего кузена.
  Милберс вошел в комнату, поклонился Жозефине Делл и произнес с заботой в голосе:
  — Вы попали в автомобильную катастрофу?
  Она протянула ему руку:
  — Просто небольшое происшествие. Присаживайтесь.
  — Я, пожалуй, пойду, — извинилась Берта и направилась к выходу.
  — Одну минуту, миссис Кул, — попросила Жозефина Делл. — Я хотела бы продолжить наш разговор. Не могли бы вы немного подождать?
  — Я уже сказала все, что хотела, — возразила Берта. — Только не делайте глупости — не продешевите. Если вы собираетесь предпринять реальные действия, свяжитесь со мной. Номер моего телефона есть на визитке.
  — Хорошо. Спасибо. Я позвоню.
  Глава 7
  Слепой, освещенный лучами утреннего солнца, сидел, прислонившись к гранитной стене банка; он выглядел еще более хрупким, чем во время последнего разговора с Бертой.
  Берта Кул попыталась обмануть его, изменив ритм своих шагов. Но он, не поднимая головы, произнес:
  — Доброе утро, миссис Кул.
  Она рассмеялась:
  — Я намеренно изменила походку.
  — Вы не можете изменить характерные черты, — сказал он. — Ваши шаги звучали необычно, но я опознал их. Вам удалось что-нибудь разузнать?
  — Да, я нашла ее.
  — Скажите, с ней все в порядке?
  — Да.
  — Вы уверены? Она не ранена?
  — Нет, теперь уже все хорошо.
  — У вас есть ее адрес?
  — Меблированные комнаты Блубоннэт на Фигароу. Она работала на человека, который умер.
  — Что за человек?
  — Человек по имени Милберс. Писатель. Придумал целую теорию, хотел написать об этом книгу.
  — Она работала неподалеку отсюда? — спросил слепой.
  — Да. Угол следующего квартала. Старинное здание.
  — Я помню его, я имею в виду, как оно выглядит. Это было до того, как я ослеп.
  Они замолчали. Казалось, Кослинг пытается отыскать что-то в своей памяти — что-то наполовину забытое. Наконец он сказал:
  — Держу пари, я знаю его.
  — Кого?
  — Ее шефа. Это, должно быть, тот пожилой мужчина с тростью, который очень характерно при ходьбе подволакивал правую ногу. Он для меня был загадкой. Примерно неделю назад я слышал его шаги последний раз. Человек, погруженный в себя. Он проходил мимо меня в течение года, но никогда не заговорил, ни разу не бросил монеты. Да, это был, должно быть, Милберс. Вы сказали, что он умер?
  — Да.
  — От чего?
  — Не знаю. Об этом сообщила мне девушка. Полагаю, что все произошло довольно неожиданно.
  Слепой кивнул.
  — Здоровье его явно не было блестящим. Весь месяц он еле волочил свою правую ногу. Вы рассказали ей, почему вы ее искали?
  — Да, — сказала Берта. — Вы не просили сохранить это в тайне. Она думала, что я представляю страховую компанию и пришла, чтобы заняться договором; тогда я и рассказала, кто меня нанял. Мне не следовало бы это делать?
  — Нет, все нормально. Сколько я вам должен?
  — Мы в расчете, — сказала Берта. — Вы оставили мне двадцать пять долларов, как раз во столько я и оценила мою работу. Больше вы мне ничего не должны.
  — Хорошо, спасибо. Теперь, когда мы познакомились, вы, может быть, иногда будете останавливаться около меня, если забредете сюда. Я очень скучаю по вашему партнеру. Вы что-нибудь слышали о нем?
  — Нет.
  — Я был бы вам очень признателен, если бы вы рассказали о его жизни, когда, разумеется, получите известие от него.
  — Хорошо, непременно. Удачи вам.
  Берта спустилась вниз по улице к своему офису, вошла в здание, затем в лифт, слыша, как Элси Бранд стучит на своей пишущей машинке. Она открыла входную дверь, успела произнести: «Привет, Элси…» — и остановилась на середине предложения.
  Высокий человек с нагловатым взглядом и подпрыгивающей сигаретой сидел в кресле, опустив плечи, скрестив ноги и засунув руки в карманы брюк. Он нахально взглянул на Берту и спросил:
  — Ну как, с чем вернулись?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы знаете, что я имею в виду. Вы получили заказ немного потрясти страховую компанию?
  — Я не за этим ходила, — ответила Берта.
  — Да знаю, знаю. А что по поводу моего предложения? У нас будет дело или нет?
  — Должна отметить, что я слегка коснулась этого вопроса.
  — Я понял. Двадцать пять процентов вам. Идет?
  Берта раздраженно сказала:
  — Вы не слышите, когда я говорю вам по-английски. Полагаю, мне придется выучить китайский, чтобы вы меня поняли.
  — Я останусь таким, каков есть, на любом языке, — заметил он.
  — Я могу предложить вам сделку. Плачу двадцать пять долларов наличными за вашу информацию.
  Он рассмеялся.
  — Хорошо, тогда наш разговор надо считать оконченным, — сказала Берта. — Я заплатила бы эти деньги из своего кармана, потому что она не стала нанимать меня по делу со страховой компанией. Кроме того, она собирается оговорить компенсацию в размере, покрывающем ее расходы на врача и потерянное рабочее время. А это составит в сумме двадцать пять долларов.
  — Это она собирается делать?
  — Так точно.
  — Но вы, естественно, образумите ее?
  — Я, возможно, вообще не буду этим заниматься.
  — Может быть, страховая компания заинтересуется моей записной книжкой?
  — Может быть. Попробуйте.
  — Нет уж. Я не смог бы лжесвидетельствовать. Еще и поэтому я не пошел к девушке, чтобы договориться лично с ней. Если бы адвокат узнал об этом, он поднял бы страшный шум. Но личное конфиденциальное соглашение с вами — это дело другое. Тогда, если бы судья спросил меня, пытался ли истец заплатить мне, я бы мог скромно ответить, что обычной платы за свидетельство для меня достаточно.
  Берта цинично рассмеялась.
  — Двадцать пять долларов, — объявила она, — предел суммы, которую она запрашивает в настоящее время. Я могу рискнуть и предложить вам ровно столько же.
  — Двадцать пять процентов, — настаивал он.
  — Я же объяснила, что пирога, от которого можно было бы отрезать кусок, еще нет и в помине.
  — Ладно, может быть, мы поговорим попозже.
  — Послушайте, — спросила Берта, — как я могу связаться с вами?
  Он, ухмыляясь, заявил:
  — Никак, — и отправился к выходу.
  Берта молча наблюдала, как за ним захлопнулась дверь.
  — Будь он проклят, — сказала она. — С каким удовольствием я врезала бы ему прямо по его ухмыляющейся физиономии!
  — Почему же вы не сделали этого? — спросила Элси Бранд с любопытством.
  — Возможно, мне придется играть в одной команде с ним.
  — Вы имеете в виду, что примете его предложение?
  — Придется, если не подвернется что-нибудь получше.
  — Почему? — продолжала удивляться Элси Бранд. — Почему вы связываетесь с людьми такого сорта, особенно если они вам не по душе?
  — Потому что там пахнет деньгами, — отрезала Берта и направилась в свой кабинет, чтобы заняться утренними газетами.
  Она была погружена в спортивные новости, когда на ее столе зазвонил телефон. Берта сняла трубку и услышала голос Элси:
  — Вы можете уделить несколько минут Кристоферу Милберсу? Он говорит, что знаком с вами.
  — Милберс… Милберс? — Берта повторила имя несколько раз и наконец вспомнила. — Да, я знаю его. Что он хочет?
  — Он не сказал.
  — Пригласи его.
  Кристофер Милберс вел себя еще более манерно, чем в комнате Жозефины Делл.
  — Надеюсь, что я не оторвал вас от чего-нибудь важного? — сказал он извиняющимся тоном.
  — Что вы хотите? — спросила Берта.
  — Мисс Делл сказала мне, что вы — детектив. Я был страшно удивлен.
  — Да, мы занимаемся частными расследованиями.
  — «Детектив» звучит более романтично, чем «следователь», не правда ли?
  Берта холодно посмотрела на него:
  — Никакой романтики в этом деле нет. Это работа, и у меня ее сверх головы. Что вы хотите?
  — Я хотел бы нанять вас. Я не знаю ваших расценок.
  — Это зависит от характера услуг и количества денег, которые собирается выручить клиент. — Теперь в ее глазах появился интерес.
  — Вы не возражаете, — спросил Милберс, — если я расскажу вам все по порядку?
  — Я слушаю.
  — Видите ли, мой кузен Харлоу был человеком довольно эксцентричным.
  — Догадываюсь.
  — Это был индивидуалист по натуре. Он хотел жить по собственным законам: никому не подчиняться и никого не подчинять. Его отношения с родственниками были, скажем, окрашены такими тонами.
  — Он был женат? — спросила Берта.
  — Его жена умерла десять лет назад.
  — Есть дети?
  — Нет.
  — Вы — единственный родственник?
  — Да.
  — Расходы на похороны? Кто возьмет их на себя?
  — Похороны завтра. Он будет похоронен здесь. Я получил телеграмму о его смерти только в понедельник вечером. Меня не было в городе, и поэтому возникли определенные сложности, чтобы доставить ее мне. Я полагаю, вы можете оценить деликатность решения, которое я принял по поводу похорон?
  — Я ничего не понимаю в похоронах, — сказала Берта. — Зачем вы пришли ко мне?
  — Да-да, я уже подхожу к этому. Я говорил вам, что мой кузен был эксцентричным человеком.
  — Да.
  — Среди прочих вещей он, например, никогда не мог решиться хранить деньги в установленных для этого местах.
  — Черт побери! — воскликнула Берта с экспрессией. — Это не эксцентричность. В этом есть определенный смысл.
  Кристофер Милберс сложил ладони вместе, выгнув пальцы в суставах.
  — Эксцентричность или разумность — назовите это как вам угодно, миссис Кул, но мой кузен носил крупные суммы денег у себя в кармане, например. Я знаю это точно. У меня есть письмо от него, где он пишет об этом. Ему казалось, что в любое время может возникнуть потребность в крупных суммах. Более того, в четверг он снял еще пять тысяч долларов со счета. Он собирался в пятницу посетить аукцион редких книг.
  — Ну?
  — Когда я пришел, чтобы опознать его, мне выдали вещи, бывшие на нем в момент смерти, а также всякие мелочи — часы, визитки и бумажник.
  — Что же вы нашли в бумажнике? — спросила Берта с живым блеском в глазах.
  — В бумажнике, — начал Кристофер Милберс, — была одна стодолларовая купюра и две бумажки достоинством в один и три доллара — ничего больше.
  — О! — воскликнула Берта Кул с изумлением.
  — Можете представить себе мое состояние.
  — Вы сказали об этом кому-нибудь?
  — Прежде чем делать подобного рода заявления, человек должен иметь определенные доказательства.
  — Вы хотите, чтобы я раздобыла их?
  — Не совсем так. Теперь они у меня есть.
  — Что же именно?
  — Мисс Делл.
  — То есть?
  — Она знает, что деньги были при нем.
  — Откуда?
  — Мисс Делл работала у него секретарем более года, она помнит тот случай, когда он продиктовал ей письмо, в котором говорилось о том, что он собирается снять пять тысяч, чтобы иметь их под рукой. Она припомнила это, когда я ей все рассказал.
  — Где находится это письмо? — спросила Берта.
  — Я храню его в Вермонте — надеюсь, что оно там. Я крайне редко уничтожаю важную корреспонденцию.
  — Письма вашего кузена вы считали важными?
  — Откровенно говоря, миссис Кул, да.
  — А почему?
  — Он был единственным моим родственником, оставшимся в живых. Я был очень привязан к нему. Вы знаете, как это обычно бывает, когда семейный круг сужается до размера двух человек. — Милберс указал на нее пальцем.
  — Тем более если один из них имеет состояние, — откликнулась холодно Берта Кул.
  Милберс ничего не ответил.
  — Когда вы видели его в последний раз? — спросила Берта.
  — Около пяти лет назад.
  — Не слишком близкую связь поддерживали вы с ним, судя по данным фактам.
  — Это его вина. Он любил писать письма, но что касается личного общения — что ж, я полагал, так будет лучше в интересах сохранения наших семейных отношений.
  — Звучит в целом замечательно, но если разобраться поглубже — должна уточнить, что вы не были близки.
  — При личных встречах, — согласился Милберс, аккуратно подбирая слова, — ощущалась разность взглядов. Эти различия основывались на расхождении по политическим и экономическим вопросам. Ведя переписку, можно избегать опасных тем, если человек обладает чувством такта. Это не так просто сделать в личных беседах.
  — Вы могли бы сберечь уйму времени, если бы называли вещи своими именами.
  Глаза Милберса загорелись энтузиазмом.
  — Ах, миссис Кул, сейчас вы так же ошибаетесь, как привыкли ошибаться многие из нас. Правда совсем не истина. Под правдой мы понимаем широкий класс понятий и используем их для своих целей. Существуют различные типы правды и истины. Проще говоря, истину полагают правдой, а правду — истиной. Однако…
  — Ладно, опустим это, — предложила Берта. — Я, кажется, начинаю понимать вашего кузена. Где он жил? Гостиница, клуб или…
  — Нет, миссис Кул, ни в одном из этих мест. К сожалению, у него был собственный дом.
  — Кто же вел хозяйство?
  — Управляющая.
  Глаза Берты требовательно сверкнули, ожидая от посетителя дополнительной информации.
  — Миссис Нетти Краннинг. Ей, по-моему, за сорок. У нее есть дочь Ева и зять Пауль Ханберри.
  — Пауль и Ева живут вместе с ней? — спросила Берта.
  — Да, миссис Кул. Пауль, кроме того, работал шофером у моего кузена, когда ему — довольно редко, впрочем, — требовалось куда-нибудь ехать на машине. Миссис Краннинг, Пауль и Ева Ханберри живут в одном доме. Ева, мне кажется, помогает своей матери по хозяйству. У них у всех большие оклады, и, по-моему, подобное хозяйство нерационально и дорогостояще.
  — Сколько лет Еве?
  — Около двадцати пяти, я полагаю.
  — А ее мужу?
  — Он старше ее на десять лет.
  — Что они говорят по поводу денег, которые должны были бы находиться в бумажнике?
  — В том-то и дело, — сказал Милберс, — что я не говорил с ними об этом.
  — Почему же?
  — Я бы не хотел обидеть их, но думаю, что этот вопрос следует обсудить.
  — Вы что, хотите, чтобы я обсуждала его? — с неожиданным вдохновением спросила Берта.
  — Так точно, миссис Кул.
  — Что ж, это моя стихия.
  — В этом отношении я — плохой помощник, — констатировал Милберс.
  Берта взглянула на него изучающе и согласилась:
  — Да, представляю себе, если еще управляющая относится к определенному типу людей.
  — Вы абсолютно точно это отметили, — подтвердил Милберс, сцепляя и расцепляя пальцы рук. — Именно определенного типа.
  — В письме говорилось о пяти тысячах долларов, которые он хотел иметь под рукой. А еще другие пять тысяч?
  — Еще пять тысяч предназначались для участия в аукционе редких книг. Но он заболел и не смог пойти туда. Однако в банке мне сообщили, что эти деньги он назад не возвращал. Так что, я полагаю, миссис Кул, мой кузен в момент смерти должен был иметь в своем бумажнике десять тысяч долларов.
  Берта сложила губы трубочкой и просвистела несколько тактов, затем вдруг спросила:
  — Каково ваше состояние?
  — Какое отношение это имеет к делу?
  — Хочу получить полную картину.
  Кристофер Милберс после некоторого колебания, осторожно подбирая слова, начал говорить:
  — У меня есть ферма в Вермонте. Я получаю кленовый сахар и сироп, продаю их по почте. На жизнь мне хватает, хотя должен признать, что живу я весьма скромно.
  — Ваш кузен покупал что-нибудь у вас?
  — Да, ему нравился мой сироп. Изредка я посылал ему образчики новых сладостей — последний раз это случилось буквально за неделю до смерти. Трудно все-таки говорить о нем в прошедшем времени…
  — Большая партия товара?
  — Нет. Определенно нет. Продавая сладости, никогда не стоит посылать их в избытке — ровно столько, чтобы их можно было бы только попробовать.
  — Вы отпускали ему товар в кредит?
  — Я записывал его долг в специальный учетный лист и брал за это тридцать процентов надбавки, когда же он расплачивался наличными, я снимал со стоимости товара два процента.
  Берта растопырила пальцы так, что получилась буква «V».
  — Другими словами, вы были так же близки, как ножки этой буквы.
  Милберс улыбнулся:
  — Жаль, что вы не знали моего кузена. Боюсь, его собственная рубашка вряд ли была близка ему.
  — Да? А управляющая?
  Лицо Милберса слегка омрачилось.
  — Это именно то, что меня беспокоит. Она, несомненно, хотела, чтобы он стал зависим от нее. Я ее немного боюсь.
  — А я — нет, — сказала Берта. — Идемте.
  Глава 8
  Нетти Краннинг с покрасневшими от слез глазами подала руку Берте Кул и предложила:
  — Проходите, миссис Кул. Извините, но я была просто в шоке, для всех нас это страшный шок. Моя дочь, Ева Ханберри, а это мой зять, Пауль Ханберри.
  Берта вторглась в гостиную с деловым видом и решительно потрясла руку каждому.
  Нетти Краннинг была женщиной в возрасте сорока с небольшим лет, уделяющей много внимания своей внешности и культивирующей хорошие манеры, однако в ней отсутствовала жеманность, она стремилась быть настоящей леди при любых обстоятельствах.
  Ее дочь Ева, хорошенькая брюнетка, имела правильные черты лица, у нее были тонкие крылья носа, дугообразные брови, немного обидчивый рот, большие черные глаза, оттененные длинными ресницами; эти глаза, казалось, были готовы в любой момент, если представится подходящий случай, загореться от переполнявших их хозяйку чувств.
  Пауль Ханберри, напротив, являл собой «пустое место» мужского рода, полностью подавленный присутствием рядом с собой этих двух ярких, близких ему женщин. Он был среднего роста, среднего веса и не производил никакого впечатления. Позднее Берта Кул написала в своем письме Дональду Лэму: «Вы могли бы посмотреть на этого парня дважды и не заметить его».
  Кристофер Милберс решил держаться в тени Берты Кул, он шел позади нее, как ребенок следует по пятам своей матери, когда она решительно направляется в школу, чтобы разобраться с преподавателем дисциплины, которую она лично ни во что не ставит. Берта, не теряя времени, сразу же приступила к делу.
  — Итак, господа, — сказала она, — это не просто визит вежливости. Мой клиент, Кристофер Милберс, хотел бы уточнить некоторые обстоятельства.
  — Ваш клиент? — переспросила холодно миссис Краннинг, хорошо владея собой. — Следует ли из этого, что вы — адвокат?
  — Нет, — ответила тотчас же Берта, — я — детектив.
  — Детектив?!
  — Именно так.
  — Боже мой! — вырвалось у Евы Ханберри.
  Ее муж выдвинулся слегка вперед.
  — Что за странная идея приводить сюда детектива? — спросил он грозно, хотя, казалось, сам нуждался в некоторой поддержке исчезающего мужества.
  — Я здесь, — сказала Берта, — по поводу пропажи десяти тысяч долларов.
  — Что?
  — То, что вы слышали.
  — Вы, — спросила миссис Краннинг, — подозреваете нас в исчезновении этих денег?
  — Я никого не подозреваю, — ответила Берта. И потом добавила весомо: — Пока.
  — Не могли ли вы быть так любезны и объяснить, что вы имеете в виду? — потребовала Ева Ханберри.
  — Когда Харлоу Милберс умер, в его бумажнике было десять тысяч долларов наличными, — пояснила Берта.
  — Кто это сказал? — спросил Пауль Ханберри.
  — Я, — объявил Кристофер Милберс, выходя из-за спины Берты. — И я собираюсь доказать это. Мой кузен собирался приобрести несколько редких исторических книг. В силу некоторых обстоятельств, которые мы не будем сейчас обсуждать, ему потребовались наличные деньги. Поэтому в день его смерти у него должны были быть десять тысяч долларов.
  — Хорошо, значит, он спрятал их где-нибудь, — сказала миссис Краннинг, — потому что в бумажнике их не было.
  — Не может быть, — настаивал Милберс. — Он всегда хранил пять…
  Берта Кул отпихнула его назад и в наступившем молчании спросила:
  — Откуда вам известно, что их не было в бумажнике?
  Миссис Краннинг обменялась взглядами с присутствующими, она медлила с ответом.
  Ева Ханберри с возмущением вступилась за мать:
  — Боже мой, я полагаю, что, поскольку мы несем ответственность за все происходящее в этом доме, мы имеем право взглянуть на вещи, которые остались от умершего, не правда ли?
  — Мы должны были выяснить, кто его родственники, — подал свой голос Пауль Ханберри.
  — Как будто вы не знали этого прежде, — заметил Кристофер Милберс.
  Берта Кул воинственно продолжала:
  — Я пришла сюда не для того, чтобы терять время в бесплодных дискуссиях. Нам надо получить эти десять тысяч долларов.
  — Он спрятал их, должно быть, в своей комнате, — предположила Нетти Краннинг. — Я точно знаю, что их не было в бумажнике.
  — Да уж, их не было в бумажнике, когда я получил его, — грозно сказал Милберс, так как решительная тактика Берты привела к тому, что члены семейства только оборонялись.
  — Хорошо, — твердо сказала Берта. — Предлагаю приступить к делу. Давайте осмотрим комнату, в которой он умер. А остальные комнаты? Он занимался работой дома?
  — Боже мой, конечно. В основном в библиотеке, — ответила миссис Краннинг. — Он работал там до глубокой ночи.
  — Отлично, давайте осмотрим и библиотеку. А что ближе отсюда?
  — Библиотека.
  — Сначала пойдем туда.
  — Спальню, во всяком случае, уже осматривали, — вставил Пауль. — Он…
  Миссис Краннинг заставила его замолчать, бросив на него осуждающий взгляд.
  Ева тихо заметила:
  — Пусть говорит мама, дорогой.
  — Пожалуйте сюда, — произнесла миссис Краннинг с чувством собственного достоинства и повела их в библиотеку.
  В дверях она простерла руку, предлагая комнату ко всеобщему обозрению и, с другой стороны, как бы снимая с себя всю ответственность.
  Пауль Ханберри взглянул на свои часы и изумленно воскликнул:
  — Боже, я забыл, что мне надо позвонить! — И с этими словами он заспешил в задние комнаты дома.
  Сразу же после этого поведение обеих женщин резко изменилось.
  — Вы действительно уверены, что у него были эти деньги? — спросила миссис Краннинг примирительно.
  — Должны были быть в его бумажнике, — сказал Милберс. — По крайней мере, банкир утверждал, что он положил пять тысяч долларов в бумажник, когда он получал их в четверг.
  Нетти Краннинг и ее дочь обменялись понимающими взглядами. Ева все еще сопротивлялась:
  — Он не оставался с ним один в комнате. Ты же знаешь это, мама.
  — До того, как он умер, — сказала миссис Краннинг, — но…
  — Мама!
  — О, хорошо, хорошо! Ты начала первой.
  — Да, но ты тоже под подозрением…
  Миссис Краннинг, улыбаясь, повернулась к Берте:
  — Конечно, миссис Кул, все это страшный шок для нас. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам, если будет нужна наша помощь.
  — Да уж, — сухо ответила Берта. — Нам предстоит еще много открытий.
  Библиотека представляла собой огромную комнату, уставленную шкафами с набитыми в них книгами, многие из которых были в кожаных переплетах, потемневших от времени. В центре комнаты стоял большой стол, заваленный раскрытыми книгами. Посередине стола лежали блокнот и карандаш. Верхняя страница блокнота была испещрена пометками, нанесенными неровным, неразборчивым почерком.
  Миссис Краннинг сказала:
  — Я не думаю, что сюда кто-либо заходил, кроме мистера Кристофера Милберса, попросившего разрешения осмотреть весь дом. Все осталось так, как было при бедном мистере Милберсе. Он не разрешал никому и ни при каких обстоятельствах притрагиваться к книгам или другим вещам, находившимся в этой комнате. Книги должны были лежать в том порядке, который он избрал. Иногда я на протяжении многих дней не могла вытереть стол, потому что он был заполнен книгами, и мне не разрешалось их трогать.
  — Вряд ли это могло быть тем местом, где человек решился бы оставить десять тысяч, — заметила Берта.
  Миссис Краннинг всем своим видом выражала согласие с этим утверждением Берты.
  — Я просмотрел пометки в блокноте, — сказал Кристофер Милберс. — Там речь идет о войнах времен Цезаря. Ничего общего с предметом нашей дискуссии. Вообще говоря, я нахожу их исключительно интересными…
  Берта Кул отвернулась от него и пронеслась по комнате, спешно осматривая все вокруг.
  — Я думаю, — продолжал Милберс, — нам следует пойти в спальню. Хотя, мне кажется, очевидно для всех, что наши поиски бессмысленны. Что касается меня лично, я это рассматриваю как простую формальность, прежде чем предъявить официальное обвинение.
  — Против кого и в чем? — требовательно спросила Ева Ханберри.
  Кристофер Милберс предпочел уклониться от прямого ответа:
  — Решение этого вопроса предоставим детективу.
  — Частный детектив, — презрительно фыркнула миссис Краннинг, — не имеет права делать подобных заявлений.
  — Она — мой представитель, — объявил Милберс, умудряясь придать своим словам необыкновенную значимость.
  Берта Кул не обращала внимания на развернувшуюся дискуссию. В поисках денег ее охватил азарт, как собаку, идущую по следу. Она обошла вокруг стола, рассматривая открытые книги, пробежала глазами по исписанным страницам блокнота и воскликнула:
  — На кой черт кому-то понадобилась эта чушь?
  После некоторого молчания Кристофер Милберс решительно возразил:
  — Моему кузену это было необходимо.
  — Хм! — издала Берта.
  Еще раз воцарилось молчание.
  — В этом столе имеются какие-нибудь ящики? — спросила Берта.
  Совершенно очевидно, что там их не было.
  — Я думаю, мы можем направиться в спальню, — предложил Милберс.
  Берта еще раз бросила взгляд на исписанные страницы.
  — Для чего нужны эти закорючки?
  — Вы имеете в виду записи? — переспросила миссис Краннинг.
  — Да.
  — Он давал их расшифровывать секретарю. Затем вновь прочитывал их, чтобы поправить. После этого он переносил их в записную книжку. У него было с дюжину записных книжек, помеченных датами, и когда он…
  — А что же блокноты? — спросила Берта. — Судя по тому, как с ними обращались, они быстро выходили из строя.
  — Да, это так. Иногда я видела…
  — Откуда он брал новые?
  Миссис Краннинг указала на книжный шкаф:
  — Письменные принадлежности хранятся там. У него всегда в запасе были отточенные карандаши, и целый блок таких блокнотов, и…
  Берта направилась мимо нее к шкафу. Она открыла дверцу и посмотрела на ровные ряды всяких письменных принадлежностей, затем неожиданно повернулась и спросила миссис Краннинг:
  — Почему вы думаете, что Пауль взял их?
  — Что взял?
  — Десять тысяч долларов.
  — Что вы, мне и в голову не приходило ничего подобного, миссис Кул. Вы меня обижаете. Мне кажется, вы не поняли, что Пауль — мой зять и очень ответственный…
  — Он играет на скачках? — спросила Берта.
  Мать и дочь испуганно переглянулись, что, собственно, и было ответом на вопрос Берты.
  — Хм! Значит, это так. Возможно, он и сейчас звонит своему букмекеру. Слушайте, что я вам скажу. Если он что-нибудь значит для вас, скажите правду. Если он взял деньги, возможно, у него еще что-нибудь осталось от них.
  Пауль Ханберри вошел в комнату, успев услышать последние слова.
  — У кого, — спросил он, — еще что-то осталось?
  — Не важно, милый, — сказала Ева с поспешностью, очевидно пытаясь скрыть тему разговора.
  Лицо Пауля вспыхнуло.
  — Послушай, — сказал он, — не думай, что меня можно легко одурачить. Я уже давно чувствую, что я здесь лишний. Вы обе чертовски ловко умеете болтать. Дьявол, вам следовало бы жениться друг на друге! Я думаю, тебе никогда не приходило в голову, Ева, что, когда девушка становится взрослой и выходит замуж, ей полагается…
  — Пауль! — остановила его Ева.
  Миссис Краннинг сладко проворковала:
  — Пауль, сейчас не время и не место выяснять ваши семейные отношения с Евой.
  Ева Ханберри, желая отвлечь внимание, неожиданно стремительно бросилась обыскивать шкаф.
  — В конце концов, может быть, он что-нибудь и спрятал здесь, — проговорила она торопливо, ее слова были слишком похожи на попытку сгладить шероховатости неточно выполненного трюка. — В конце концов, он так много времени проводил в этой комнате и, возможно…
  — Если не возражаете, — выдвинулся Милберс, — я сам посмотрю.
  Берта проигнорировала его. Она загородила плечами открытое пространство шкафа и начала просматривать письменные принадлежности.
  — Здесь сзади есть ящичек, — сказала она.
  — Конечно, ему трудно было бы разобраться в таком количестве бумаг, — заметил Милберс. — Все же…
  Берта вытащила ящичек.
  Все двинулись к ней.
  — Есть там что-нибудь? — спросил Милберс.
  — Несколько ручек, марок и запечатанный конверт, — ответила Берта. — Давайте посмотрим, что в нем. Он выглядит обещающе.
  Она распечатала конверт и вынула из него сложенный лист бумаги.
  — Ну, так что же это? — не вытерпела миссис Краннинг, видя, что Берта с большим вниманием читает бумагу, что явно свидетельствовало о ее важности.
  — В моей руке документ, подписанный двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго года и являющийся завещанием мистера Харлоу Милберса. Кто из вас знает что-нибудь об этом?
  — Завещание! — воскликнул Кристофер Милберс, выходя вперед.
  — Подождите минуту, — сказал Пауль. — Какое число вы назвали — двадцать пятое января? Ты подумай, держу пари, что…
  — Что, Пауль? — переспросила его жена, так как он оборвал себя, словно раздумывая, следует ли продолжать дальше.
  — Документ, который он попросил подписать меня в качестве свидетеля, — ответил Пауль. — Ты не помнишь? Я сказал тебе об этом в то воскресенье, когда Жозефина Делл была здесь. Он позвал нас обоих в комнату и сказал, что хочет, чтобы мы засвидетельствовали его подпись. Он подписался черными чернилами, затем перевернул страницу, и мы расписались.
  Берта Кул перевернула лист, изучая подписи на другой стороне, и подтвердила:
  — Все так. Два свидетеля: Жозефина Делл и Пауль Ханберри.
  — Тогда это именно тот документ. Завещание.
  — Почему вы ничего не сказали мне? — спросила миссис Краннинг раздраженно.
  — Я говорил Еве, что мы что-то подписали. Мне казалось, что это завещание.
  — Я не была в этом уверена, — торопливо принялась объяснять Ева матери.
  — Что же там в завещании? — раздраженно перебил ее Кристофер Милберс. — Что там сказано?
  Берта, которая продолжала читать документ, взглянула на него и заметила:
  — Мне кажется, оно вас не обрадует.
  — Хорошо, читайте же, — нетерпеливо предложил Пауль. — О чем там говорится?
  Берта Кул стала читать вслух:
  — «Я, Харлоу Милберс, при свидетелях, в возрасте шестидесяти восьми лет, будучи в здравом уме и памяти и будучи изрядно уставшим, но не от жизни (потому что я люблю ее), а от людей, меня окружающих, собираюсь составить мое завещание следующим образом.
  У меня есть только один оставшийся в живых родственник: Кристофер Милберс, кузен — чертов мелочный педант и лицемер. Я ничего не имею против него, кроме того, что он мне не нравится, раздражает, говорит слишком много о незначащем, и слишком часто, и придерживает свое собственное мнение по многим вопросам только потому, что надеется получить наследство после моей смерти.
  Тому, что я с таким отвращением ожидаю своего конца, я обязан мысли о том, что мой родственничек получит возможность долго и нудно распространяться на тему святости семейных традиций, истинности дружеских связей, неисповедимых путей Господних, в то же самое время предвкушая все материальные блага, которые он получит после вскрытия завещания.
  Принимая все это во внимание и осознавая, что необходимо оставить все-таки что-то моему дорогому кузену, дабы не разочаровывать его слишком сильно, так как он затратил порядочно времени, сочиняя для меня длинные и неинтересные письма, я завещаю посмертно моему кузену, Кристоферу Милберсу, десять тысяч долларов».
  Берта перевернула страницу. Прежде чем начать читать следующую, она пробежала глазами по изумленным лицам присутствующих.
  — Вы сами настаивали на этом, — сказала она Кристоферу Милберсу.
  Милберс с побелевшими от негодования губами изрек:
  — Это возмутительно! Последнее слово человека, которому нельзя ответить. Это несправедливо. Это — трусость… хотя, конечно…
  Берта закончила предложение за него, так как он замолчал:
  — …Хотя, конечно, десять тысяч долларов есть десять тысяч долларов.
  Кристофер Милберс вспыхнул:
  — Просто пустяк для человека с его состоянием. До слез обидно.
  Берта Кул продолжала читать:
  — «Я завещаю моему секретарю, Жозефине Делл, также десять тысяч долларов.
  Я завещаю Нетти Краннинг, моей управляющей, Еве Ханберри, ее дочери, Паулю Ханберри, ее зятю, все оставшееся, чем я владею.
  Я хочу, чтобы не Кристофер Милберс, а Нетти Краннинг была моим душеприказчиком.
  О чем и свидетельствую, находясь при этом в несколько странном состоянии духа, словно эти приготовления сложили с меня частично бремя земного лицемерия, в день двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго года, подписывая этот документ в присутствии двух свидетелей, которые подтвердят мою подпись, зная, что этот документ является моим завещанием, но не имея ни малейшего представления о его содержании.
  И, — продолжала Берта Кул, — здесь еще абзац, относящийся к свидетельствованию. Я думаю, есть смысл его зачитать:
  «Настоящий документ, состоящий из одной страницы, кроме этой, был подписан в нашем присутствии двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго года Харлоу Милберсом, который объявил нам, что документ является его последней волей, и попросил нас расписаться в качестве свидетелей, что мы и сделали в его присутствии и перед лицом друг друга двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго года.
  Пауль Ханберри первым прервал молчание:
  — Вот так да! Старик все оставил нам! Надо же! Когда он попросил меня подписать бумагу, мне и в голову не приходило ничего подобного, я думал, все достанется его кузену.
  — Вы хорошо помните, как это все произошло? — спросила Берта.
  Он посмотрел на нее так, как будто она тронулась.
  — Почему же нет? Я отлично все помню. Был воскресный день. Он и Жозефина Делл находились в библиотеке, она писала под его диктовку, а я мыл машину под окном на улице. Она подошла к окну и попросила меня зайти. Когда я пришел, босс сидел за столом, вооружившись ручкой. Он сказал: «Пауль, я хочу, чтобы ты засвидетельствовал мою подпись. Я хочу, чтобы ты и Жозефина подписали мое завещание и в случае, если кто-нибудь будет спрашивать об этом, засвидетельствовали, что я не выглядел более ненормальным, чем обычно», или что-то в этом роде.
  — Я, конечно, сейчас просто в состоянии шока, — начал Милберс. — Я не мог вообразить, что мой дорогой кузен Харлоу способен продемонстрировать подобное отношение. Однако вспомним, что мы были заняты поиском десяти тысяч, которые исчезли при странных обстоятельствах, и подозрение падало…
  — Минуточку, — вмешалась Нетти Краннинг. — У вас нет никакого права предъявлять обвинение.
  Милберс улыбнулся, и в улыбке его сквозило чувство собственного превосходства.
  — Я не предъявлял еще никаких обвинений, миссис Краннинг. Тот факт, что вы относите это на свой счет, говорит о том, что…
  Его прервал звонок в дверь.
  — Посмотри, кто это, — сказала миссис Краннинг дочери.
  Ева направилась к двери.
  — Я просто не могу в это поверить, — сказал Кристофер Милберс. — Это несправедливо.
  — О, успокойтесь! — предложила миссис Краннинг. — В конце концов, у вас есть десять тысяч, и если вы считаете, что этого мало, то вы просто неблагодарный осел.
  Пауль громко заржал.
  — Все же у нас не хватает еще десяти тысяч, — заметила Берта.
  В прихожей раздались голоса. В комнату вошли Ева и Жозефина Делл.
  — Привет всем, — поздоровалась Жозефина. — Представьте себе, мне, кажется, светит прекрасная работа. Я буду работать с человеком, которого наняло правительство. Он летает по всей стране, и я тоже смогу попутешествовать. Он прибывает на место, работает там в течение месяца или недель шесть, а потом переезжает. Как вам это нравится?
  — Подождите, вы еще не знаете все новости, — отозвалась Нетти Краннинг.
  — Да, — подтвердила Ева, — у тебя есть приличная сумма, о которой, держу пари, ты еще ничего не знаешь.
  — Что такое?
  — Это действительно так, — уверил ее Пауль. — Помнишь день, когда босс попросил нас с тобой засвидетельствовать его завещание?
  — О, ты имеешь в виду тот день, когда ты мыл машину, я постучала в окошко и позвала тебя?
  — Да.
  — Да, это было завещание. Именно так он выразился.
  — Категорически утверждаю, что это было завещание. И тебе завещано в нем десять тысяч долларов.
  — Сколько? — воскликнула Жозефина недоверчиво.
  — Десять тысяч, — повторил Пауль.
  Берта Кул подсунула документ ей под нос.
  — Это ваша подпись? — спросила она.
  — Ну конечно же!
  — Это то самое завещание?
  — Да.
  — Мы обсудим все эти детали позднее, — вмешался Милберс, — но сейчас давайте вернемся к вопросу о пропаже десяти тысяч. Я хотел бы знать, куда они делись.
  — Минуту, — заметил Пауль, и глаза его хитро заблестели, — вы хотите знать, куда они делись. Откуда этот странный интерес? Вы говорите так, словно имеете какое-то отношение к этим деньгам.
  — Да, естественно, — ответил Кристофер Милберс. — Ведь я — его кузен.
  — Кузен, черт побери! Вы получите десять тысяч по завещанию, и это — все. Пропавшие деньги принадлежат нам. Это не ваше дело; к тому же не забывайте, что душеприказчиком назначена миссис Краннинг. Я думаю, пришло время прекратить ворошить наш дом и предъявлять нам обвинения. Если мы найдем эти деньги — мы найдем их, если же нет — это наши потери.
  Кристофер Милберс смотрел на них, переводя взгляд с одного лица на другое, с возрастающим отвращением.
  — Полагаю, — продолжал Пауль, — вы и ваш детектив, миссис Кул, свободны. Все кончено.
  — Пауль, — сказала миссис Краннинг, — тебе не следует быть таким грубым. Хотя, что касается мистера Милберса, в завещании все сказано предельно ясно. За все отвечаю я.
  — Это завещание, — объявил Милберс, — незаконное. Оно было составлено под давлением.
  Пауль Ханберри громко расхохотался:
  — Попробуйте доказать это.
  — Тогда это — подделка.
  — Следите за тем, что вы говорите, — сказала миссис Краннинг.
  — Мне очень жаль, мистер Милберс, — начала Жозефина Делл. — Я не знаю, что сказано в завещании, но должна подтвердить, что оно — настоящее. Я помню, как мистер Милберс позвал нас к себе в тот день. Пауль мыл машину на улице. Помнишь, Пауль? Ты поставил ее прямо под окном, и было слышно, как льется вода. Мистер Милберс подошел к сейфу и вынул оттуда бумагу. Он сказал мне, что хочет, чтобы я подписала завещание, и нужен еще один свидетель. Я спросила, кого он хочет взять в свидетели, он же ответил, что для него это не имеет значения. Потом прислушался и спросил, не Пауль ли это моет машину на улице, и, когда я ответила утвердительно, он сказал: «Постучи в окошко и попроси его зайти».
  — Все именно так, — согласился Пауль. — Я не придал этому значения, потому что думал, то есть не думал, что мне там что-то перепадет.
  — Я помню, что ты копался в машине, — продолжала Жозефина, — потому что правая рука у тебя была испачкана смазкой. И ты немного запачкал бумагу, и мистер Милберс…
  Кристофер Милберс схватил завещание:
  — Что-то я не вижу здесь никаких пятен.
  Миссис Краннинг взглянула через его плечо и ничего не сказала.
  — При чем тут смазка? — возразила Ева. — Кроме того, может быть, тебя подводит память, Жозефина.
  — Нет, — заявила Жозефина решительно. — Мне все равно, как это обернется для каждого из нас, но я должна сказать правду. Пятно было. Если же его нет, завещание поддельное. Разрешите мне посмотреть на мою подпись еще раз.
  — Минуту, — вмешалась Нетти Краннинг. — Может быть, пятно стерлось.
  — Нет, — возразила Жозефина. — Я пробовала его стереть сразу же моим бумажным носовым платком, но мне это не удалось и…
  — Посмотрите бумагу на свет, — предложила Нетти Краннинг. — Пятно должно было пропитать бумагу.
  Берта посмотрела бумагу на свет. Масляное пятно величиной с десятицентовую монету было отчетливо видно.
  — Ну вот, теперь я смогу вздохнуть свободно, — сказала Жозефина. — Я же отчетливо помню, что пятно было.
  — Ну, теперь послушайте, что я вам скажу, — объявила Берта Кул. — Я собираюсь пригласить сюда фотографа, чтобы сделать в вашем присутствии фотокопию завещания. Думаю, это просто необходимо.
  — Лично я, — сказала миссис Краннинг с высокомерным видом женщины, унаследовавшей состояние, делая последнюю попытку выглядеть как леди, — думаю, что это верное предложение, наиболее приемлемое.
  — Ты хотела сказать, вполне приемлемое, мама, — поправила ее Ева.
  Миссис Краннинг обрушила на нее все высокомерие богатой женщины:
  — Я сказала — «наиболее приемлемое», дорогая Ева.
  Берта Кул набрала номер. И пока ждала ответа, она изрекла:
  — Подписавшиеся свидетели не могут быть лицами, заинтересованными в дарении, миссис Краннинг.
  Нетти Краннинг выпрямилась:
  — Я думаю, у нас не будет ссор по этому вопросу. Ева, Пауль и я получили наследство, и мы поделим все так, как хотел того Харлоу Милберс. Мы любили его и проследим, чтобы все было исполнено так, как он написал в письме, не правда ли, Ева?
  — Да, мама.
  Глава 9
  Берта Кул ворвалась в бюро и остановилась около Элси Бранд.
  — Чувствую себя отвратительно.
  — Вы мне это собирались сообщить? — спросила Элси, отодвигая свое кресло от стола.
  — Нет, — ответила Берта. — Я не собираюсь никому этого сообщать. Я — простофиля. Мне попался случай, где золото просто льется рекой, а у меня текут только слюнки. Каждый что-то получил, кроме Берты. Боже, как я скучаю по этому маленькому негоднику! Уж он-то сумел бы выцарапать кусочек!
  — Мы получили открытку от него, — сказала Элси. — Он в Сан-Франциско и приедет сюда дня на три-четыре.
  — Ты имеешь в виду, что Дональд Лэм в Сан-Франциско?
  — Да.
  — Я вылетаю к нему.
  — Бесполезно, — сказала Элси. — В открытке сказано, что ему не дают свиданий, но почту он получает.
  Подбородок Берты неожиданно дрогнул, указывая, что она приняла решение.
  — Хорошо. Я напишу этой козявке. Негодный умный малыш! Уж он-то что-нибудь придумает! Надеюсь, что он снизойдет до этого. Он должен помочь мне. Возьми свой блокнот, Элси. Я собираюсь написать Дональду Лэму обо всем, что произошло.
  Берта прошла в свой кабинет. Она уселась на вращающийся стул и обратилась к Элси:
  — Отправим авиаписьмо, заказное. Сделай пометку на конверте: «Срочно, лично и совершенно секретно».
  Карандаш Элси Бранд забегал по блокноту.
  — Начнем так: «Дорогой Дональд! Так отрадно получить весточку от тебя, я по тебе очень соскучилась. Берта рвется из сил, стремясь вести дело так, чтобы было чем тебя порадовать, когда война окончится и ты вернешься назад». Подожди минуту, Элси. Это не то.
  Элси посмотрела на нее.
  — Я даю ему повод надеяться на меня, — пояснила Берта.
  — Разве вы не хотите, чтобы он вернулся в бюро?
  — Откуда, черт побери, я могу это знать? — сказала Берта раздраженно. — Война может не кончиться еще очень долго. Вычеркни это и напиши так: «Дональд, дорогой, поскольку ты оставил Берту в тяжелом положении, ты обязан помочь ей кое-что прояснить». Нет, это звучит так, будто я очень нуждаюсь в нем. Вычеркни это, Элси.
  Берта задумалась на несколько минут. Наконец она продолжила:
  — Мы напишем так: «Дорогой Дональд! Берта была крайне занята сегодня, но все же выбрала время, чтобы написать и подбодрить тебя, потому что Берта знает, как в армии ждут писем от тех, кто дорог». Здесь, Элси, сделай абзац, а затем продолжай: «У нас мало новостей, но, быть может, дело, которое в данный момент у нас в производстве, тебя заинтересует и развлечет, поскольку ты так любишь разгадывать загадки».
  Берта остановилась, обдумала все еще раз и затем улыбнулась с удовлетворением.
  — Именно в таком разрезе, — сообщила она Элси. — Это даст возможность рассказать все о деле, ни к чему не обязывая меня, пусть он кинет пару предложений. Держу пари, он на это клюнет.
  — Ну а если нет?
  — Тогда я прямо укажу в письме, чтобы он телеграфировал мне обо всех идеях, которые придут ему в голову. Естественно, не такими словами. Например, скажу, что если он хочет проверить свои гипотезы по этому делу, он должен сообщить их мне, чтобы я написала потом, насколько он был прав в своих предположениях.
  Элси Бранд взглянула на свои часы.
  — Если письмо будет длинным, — сказала она, — может быть, мне сразу печатать под вашу диктовку, если вы собираетесь отправить его по почте сегодня вечером.
  — Отправить по почте! — воскликнула Берта. — Я пошлю ему телеграмму, если, конечно, это будет не слишком дорого стоить. Ладно, Элси, пойдем к твоей машинке. И потом, у меня есть фотокопия завещания, я ее тоже вложу в письмо. Я сделала для себя целых три копии.
  Глава 10
  Высокий, хорошо одетый мужчина, речь которого выдавала выпускника колледжа, подошел к столу Элси Бранд.
  Атташе-кейс, который он держал в правой руке, был обтянут черной кожей и отделан желтой медью. Левая рука, которой он оперся об угол стола, была хорошо ухожена, ногти ровно подстрижены и отполированы.
  — Миссис Кул? — спросил он хорошо поставленным голосом.
  — Ее еще нет.
  Человек взглянул на свои часы так, будто его не интересовало время само по себе, но он хотел бы подчеркнуть Бертино опоздание.
  — Девять пятнадцать, — изрек он.
  — Иногда она не приходит и до половины одиннадцатого, — сообщила ему Элси Бранд.
  — Неужели?
  Так как не последовало никакой ответной реплики, мужчина продолжил:
  — Я представляю страховую компанию. Миссис Кул, если я не ошибаюсь, поместила объявление в газете по поводу свидетеля автомобильного происшествия.
  Элси встретилась с ним глазами и ответила:
  — Ничего не могу сообщить вам.
  — Вы имеете в виду, что ничего не знаете? — спросил он благовоспитанно. В его голосе слышалось удивление.
  — Я имею в виду, что не могу вам ничего сказать. Я — машинистка. Информацией располагает миссис Кул, которая ведет дела. А я…
  Дверь распахнулась.
  Берта Кул, врываясь в комнату, начала с вопроса.
  — Ты получила что-нибудь от Дональда, Элси? — успела выговорить она, прежде чем заметила посетителя.
  — Еще нет, — ответила Элси.
  Человек двинулся навстречу Берте:
  — Миссис Берта Кул, надо полагать?
  Берта, уловив смех в его глазах, спокойно парировала:
  — Ну что ж, положите.
  Лицо человека вспыхнуло.
  — Я не это имел в виду, миссис Кул. Я просто использовал разговорное выражение. Я — представитель страховой компании.
  — Как ваше имя? — спросила Берта.
  — Мистер П.Л. Фосдик, — выговорил он так, словно это доставляло ему удовольствие.
  Своей наманикюренной ручкой он достал из кармана визитку. Слегка поклонившись, Фосдик протянул ее Берте Кул.
  Берта взяла визитку, ковырнула ногтем рельефные буквы на ней, подчеркивая, что она оценила представительность карточки, и произнесла:
  — Хорошо, что вы хотите?
  — Вы расследуете несчастный случай, миссис Кул, поскольку дали объявление о свидетелях происшествия. Мою компанию, естественно, беспокоит ваша деятельность.
  — Отчего же?
  — Похоже, что вы собираетесь предъявить иск.
  — Ну и что? — воинственно заявила Берта, свирепея от обходительно-покровительственного тона этого человека. — В чем, собственно, дело? Я имею право предъявлять иск, если я того пожелаю, не правда ли?
  — Да, да, миссис Кул. Пожалуйста, поймите правильно. Можно не доводить дело до суда.
  Берта, упрямо не желая приглашать его в кабинет, стояла, пожирая его глазами, и размышляла.
  Дверь в коридор открылась и снова закрылась. Элси Бранд кашлянула, пытаясь привлечь внимание Берты.
  Берта не оборачивалась.
  Фосдик произнес голосом человека, пытающегося выглядеть значительно:
  — Может быть, не стоит предъявлять иск, миссис Кул? Поскольку в дело вовлечена страховая компания, отвечающая за водителя, мы сможем заключить взаимовыгодный договор.
  Элси Бранд еще раз кашлянула. Когда Берта все-таки не обернулась, она вынуждена была сказать:
  — Миссис Кул в настоящий момент занята. Не могли бы вы прийти попозже?
  Тон, которым она это произнесла, заставил Берту наконец повернуться.
  Тот самый мошенник, который являлся в качестве свидетеля происшествия и отказался назвать свое имя, наблюдал всю ситуацию с явным интересом.
  — Пройдите в мой кабинет, — сказала Берта Фосдику. А затем обратилась к свидетелю: — Боюсь, что сегодня я не могу что-либо для вас сделать.
  — И все же я подожду, — сказал он, улыбаясь и располагаясь в одном из кресел.
  — Я не собираюсь сегодня разбираться с вами.
  — Хорошо. Я подожду.
  — Мне это безразлично.
  — Хорошо, хорошо, миссис Кул. — Он взял со стола один из журналов, открыл его наугад и, казалось, весь погрузился в чтение.
  Фосдик открыл для Берты дверь и остановился подле нее, выказывая свою благовоспитанность.
  Берта прошла мимо него, дождалась, пока он закроет дверь, и подошла к окну. Раздражение, которое охватило Берту, заставило ее продержать его стоя несколько секунд, прежде чем она опустилась на свой вращающийся стул.
  — Вы, конечно, понимаете, — начал скромно Фосдик, — страховая компания не обязана нести все издержки ее клиентов. Кроме того, Верховный суд определяет степень виновности сторон, и, потом, закон сам поощряет полюбовные сделки.
  Берта молчала.
  — Мы, — продолжал сладко разливаться Фосдик, — пытаемся быть справедливыми, миссис Кул. Многие люди полагают, что страховая компания бессердечна, что она думает только о том, как бы выжать из клиентов побольше денег и потерять при этом как можно меньше. Наша компания старается поступать всегда по справедливости. Если наш клиент оказывается виновным, мы пытаемся заключить справедливый договор, невзирая на издержки.
  Фосдик положил свой атташе-кейс на колени, открыл его, вытащил оттуда несколько бумаг и, перекладывая их, изобразил на своем лице смену выражений — от интереса и удивления до симпатии и ужаса.
  — Хорошо, хватит, переходите к делу, — нетерпеливо сказала Берта.
  — Миссис Кул, — начал Фосдик, подняв на нее глаза, — если вы склоните пострадавшую подписать определенную бумагу, страховая компания готова заплатить ей тысячу долларов наличными.
  — Вы так добры ко мне, — произнесла Берта с сарказмом.
  — Конечно, — продолжал Фосдик, — может оказаться, что пострадавшей не было нанесено серьезных повреждений, что она не соблюдала правил дорожного движения, может быть, даже переходила дорогу на красный свет. В суде все это прояснится, и количество подобных обстоятельств может перевесить тяжесть происшедшего. Но политика нашей страховой компании такова, что она всегда на стороне пострадавшего, даже если ее клиент — обвиняемый. Хотя, если дело доходит до суда, мы редко проигрываем. Учитывая все эти обстоятельства, миссис Кул, страховая компания и предлагает вам тысячу долларов наличными.
  Фосдик собрал свои бумаги, поместил их в «дипломат», аккуратно застегнул все его застежки и поднялся. По нему было заметно, что, исполнив все таким замечательным образом, теперь он по праву ожидает аплодисментов.
  — Тысяча долларов — это ничто за все страдания, которые приняла эта женщина, — сказала Берта.
  — Тысяча, — почти продекламировал Фосдик, — это очень хорошее предложение. — Он поклонился Берте, открыл дверь, остановился и добавил: — Это наше первое и последнее предложение. Страховая компания не поднимет цену ни на цент.
  Бертино терпение истощилось, и она заорала:
  — Черт с вами, делайте какие угодно предложения, только перестаньте корчить из себя умника!
  Она захлопнула дверь, шлепнулась на свой стул, потом неожиданно вспомнила еще об одном посетителе. Она встала, подошла и открыла дверь кабинета, успев увидеть, как входная дверь в этот момент за кем-то закрылась.
  — Где этот мистер Нависшие Веки? — спросила она Элси, указывая на кресло, в котором сидел вяловатый посетитель.
  — Он поднялся сразу же, как только вышел страховой агент, и отправился за ним, — ответила Элси.
  Лицо Берты потемнело.
  — Будь проклят этот дегенерат! — сказала она горячо. — Обманщик, двурушник! Ну ладно, он у меня получит! Я переговорю с Жозефиной Делл прежде, чем он ее заполучит.
  Берта схватила шляпу, нахлобучила ее на голову и отправилась было к выходу, когда дверь отворилась. На пороге стоял посыльный, держа в руках толстый конверт.
  — Телеграмма для Берты Кул, — объявил он, — с оплатой получателем.
  — От кого это? — спросила Берта.
  — От Дональда Лэма из Сан-Франциско, — ответил посыльный, взглянув на обратный адрес.
  Берта выхватила конверт, кивнула в сторону Элси и сказала посыльному:
  — Она тебе заплатит. Достань деньги из ящика, Элси.
  Берта вернулась в кабинет и торопливо вскрыла конверт. В телеграмме было следующее:
  «Получил письмо и фотокопию завещания. Обратите внимание на различные стили, в результате чего завещание распадается на две части. На первой странице чувствуется индивидуальность. На второй странице сухое изложение фактов, несомненно, перенесено с какого-то другого документа, но язык, которым написана часть касательно завещания Делл, Краннинг и Ханберри, уличает человека безграмотного, не имеющего представления о том, как распоряжаются имуществом. То же относительно назначения душеприказчика. Дисгармония двух этих частей. Попробуйте выяснить возможность подделки второй части завещания. Мои наилучшие пожелания.
  Берта сидела, уставившись в телеграмму, и бормотала себе под нос:
  — Съешьте меня с потрохами — мозги варят у этого маленького негодника!
  Дверь отворилась, и Элси спросила:
  — Вы будете отвечать?
  — Да, — сказала Берта. — Немедленно пошли письмо Дональду и спроси его, что он имеет в виду, приписывая лишние слова о наилучших пожеланиях, когда посылает телеграмму с оплатой получателем.
  Глава 11
  Берта Кул нажала кнопку звонка, рядом с которой значилось: «Жозефина Делл», и приготовилась отвечать, как только услышит голос. Через несколько секунд она позвонила еще раз. Беспокойство отразилось на ее лице.
  Когда и в третий раз никто не ответил, она нажала на кнопку вызова управляющей.
  Через несколько минут приземистая женщина, чьи телеса сильно напоминали желе, трясущееся на тарелке, открыла дверь и улыбнулась Берте.
  — У нас есть прекрасные свободные комнаты, — произнесла она так, словно заранее заучила текст наизусть. — Одна комната с окнами на юг, другая — на восток. Обе солнечные и…
  — Мне не нужны комнаты, — ответила Берта. — Я ищу Жозефину Делл.
  Приветливость тотчас слетела с лица управляющей.
  — Есть звонок, — сказала она раздраженно, — звоните.
  — Я звонила, но ее нет дома.
  — В таком случае и я не могу вам помочь.
  Она собралась уходить.
  — Одну минуту, — попросила Берта, — у меня важные новости для нее.
  — Что вы хотите?
  — Мне необходимо срочно связаться с ней.
  — Я ничем не могу вам помочь.
  — Не скажете ли вы, где я могу найти ее или оставить для нее записку? Она не давала никаких указаний на этот счет?
  — Никаких. Она живет вместе с молодой девушкой по имени Мирна Джексон. Если кто и знает что-нибудь о Жозефине, то это мисс Джексон.
  — А с ней как связаться?
  — Ее тоже нет дома?
  — Нет. Никто не ответил на звонок.
  — В таком случае ее действительно нет. Больше ничего не могу вам сообщить. Прощайте.
  Дверь захлопнулась.
  Берта нацарапала записку на обратной стороне своей визитки: «Мисс Делл, срочно позвоните мне. Это очень важно. Речь идет о деньгах». Затем она бросила карточку в почтовый ящик и собралась уходить, когда на углу улицы остановилось такси. Молодой человек, который откликнулся на объявление Берты о свидетелях происшествия, вылез из машины, взглянул на счетчик, намереваясь оплатить свой проезд. Берта нарочно пошла в его сторону. Таксист, увидев, что она направляется к ним, выскочил из машины и открыл для нее дверцу. Наконец и пассажир обернулся и сразу узнал ее.
  — Я так и знала, что вы так поступите, — сказала Берта с явным удовлетворением. — Но вы опоздали, я пришла первой.
  На лице человека появился испуг.
  — Куда поедем? — спросил таксист.
  Берта дала ему адрес своей конторы и ухмыльнулась, глядя на насупившегося человека.
  — Итак, вы обвели меня вокруг пальца?
  — Да.
  — Сколько они предложили?
  — Не ваше дело.
  — Я дал вам ее адрес при условии, что вы не будете представлять ее интересы в переговорах со страховой компанией.
  — Это не моя инициатива, представитель страховой компании сам пришел ко мне.
  — Это несправедливо по отношению ко мне.
  — Чепуха, — ответила Берта. — Вы собирались сорвать куш с обеих сторон.
  — Мне все же что-то полагается.
  — Вы едете или будете оплачивать время ожидания? — спросил таксист.
  — Мы можем ехать, — ответила Берта.
  — Одну минуту, это мое такси.
  — Ошибаетесь, — возразила Берта, — вы уже расплатились.
  — Вы действительно видели ее, она что-нибудь подписала?
  Берта ухмыльнулась, ее улыбка отражала совершенное удовлетворение. Человек неожиданно вскочил в такси и уселся рядом с Бертой.
  — Хорошо, я еду тоже. Мне надо поговорить с ней. Поехали.
  Таксист захлопнул дверцу, обошел машину и уселся на водительское место.
  — Мне не о чем с вами разговаривать, — сказала Берта.
  — Думаю, вы ошибаетесь.
  — Сомневаюсь.
  — У вас вообще не было бы этого дела, если бы не я…
  — Вздор. Я дала объявление в газете. Вы решили, что сможете что-нибудь получить от меня. Все время вы ходили вокруг да около, пытаясь хапнуть побольше.
  — Они предложили тысячу, не правда ли?
  — Почему вы так решили?
  — Делаю вывод из того, что сказал агент.
  — А! Так вы пошли за ним и обо всем договорились?
  — Я ехал вместе с ним в лифте.
  — Да уж конечно!
  — Слушайте, вы не можете так со мной поступить.
  — Отчего же?
  — Вы можете получить больше, чем тысячу, если будете правильно себя вести. Держу пари, у вас будут двадцать пять тысяч в течение ближайших десяти дней.
  — Меня устраивает и тысяча, мою клиентку тоже. В конце концов, тысячу тоже недурно заполучить за просто так.
  — Но она может взять больше.
  — По чьей вине все это произошло?
  — Послушайте, вам меня не провести. Ей полагается значительно больше. У нее было сотрясение мозга.
  — Кто вам сказал об этом?
  — Девушка, с которой она снимает комнату.
  — Хорошо, тем не менее все уже решено. И не вам беспокоиться об этом.
  — Все же мне что-то причитается. И вас не слишком обременит, если вы мне выделите сотню долларов.
  — Выделяйте себе сами.
  — Попробую, если мы не договоримся.
  — Вот что я вам скажу. Мое предложение не изменилось. Двадцать пять долларов — и вы исчезнете с горизонта.
  Вздохнув, он отклонился на спинку сиденья.
  — Ладно, — согласился он. — Хоть это и грабеж, но нельзя отрицать и ваши заслуги.
  Берта Кул вошла в контору и обратилась к Элси:
  — Элси, подготовь бумагу для этого человека. Двадцать пять долларов он получает за то, что ни при каких обстоятельствах, как ныне, так и впоследствии, он согласен не предъявлять никаких претензий по этому делу. Посмотри форму договора, которую подготовил Дональд Лэм в подобном случае пару месяцев назад.
  Элси Бранд вытащила письмо из машинки, вынула листок чистой бумаги из ящика стола, вставила его в пишущую машинку и спросила:
  — Как его имя?
  — А черт его знает, — проговорила Берта и повернулась к мужчине: — Как вас зовут?
  — Джерри Больмэн.
  — Садитесь, — предложила Берта. — Я принесу вам деньги.
  Берта вошла в свой кабинет, открыла ящик стола, вынула оттуда сейф, достала деньги, но прежде чем вернуться в приемную, дождалась, пока пишущая машинка Элси прекратила стучать. Тогда она, печатая шаг, вернулась в приемную, взяла бумагу, которую подала ей Элси, прочитала, положила ее перед Джерри Больмэном и сказала:
  — Подписывайте.
  Он взял бумагу и проворчал:
  — Боже мой, эта подпись вывернет мне всю душу.
  — Более чем это, — шутливо возразила Берта. — Иначе вам не видать бы двадцати пяти долларов.
  Он злобно ухмыльнулся и проговорил:
  — Думаете, что вы чертовски умны, не так ли?
  Потом взял ручку, подписал бумагу; он протянул ее Берте левой рукой, выставляя между тем правую, предлагая Берте положить туда причитающиеся ему деньги.
  Берта, взяв договор, отдала его Элси:
  — Подшей это к делу.
  — Я бы обанкротился, работая на вас, — заявил Больмэн.
  — Большинство свидетелей рассказало бы вам, что значит быть честным.
  — Я сам это знаю, — сказал Больмэн устало. — Только я излечился от этого давным-давно. Ладно, пойду куплю себе блок сигарет. На это и уйдут почти все мои денежки. Быть может, мы и поработаем с вами когда-нибудь еще.
  — Быть может, — ответила Берта, провожая его глазами.
  — Слава богу, ему не пришла в голову мысль обменяться рукопожатием на прощание, — обратилась она к Элси. — Теперь набери номер Харлоу Милберса. Попроси миссис Краннинг. Скажи, что с ней хочет поговорить Берта Кул. Соединишь меня с ней — я буду в кабинете.
  Берта пошла в кабинет и принялась вставлять сигарету в свой длинный, выточенный из кости мундштук. Когда зазвонил телефон, она сняла трубку и бросила привычное: «Привет!»
  Миссис Краннинг язвительно ответила на это приветствие.
  Берта мгновенно спохватилась и вежливо поправилась:
  — Как поживаете, миссис Краннинг? Я очень сожалею, что побеспокоила вас, но мне срочно нужна Жозефина Делл. Я подумала, что она может быть у вас. Надеюсь, что я не очень обременила вас?
  — Совсем нет. — Миссис Краннинг тоже поменяла тон. — Она была здесь еще полчаса назад. Потом какой-то мужчина позвонил ей и попросил с ним встретиться. Я не поняла, в чем дело, но что-то важное по поводу автомобильного происшествия.
  — Мужчина? — переспросила Берта.
  — Да.
  — Вы не помните его имя?
  — Знаете, я забыла, как его зовут. Но она записала имя на бумажке. Подождите секунду. Ева, ты не помнишь имя человека, который звонил Жозефине Делл? Как? Спасибо. Миссис Кул интересуется этим. Миссис Кул, вы слышите? Его зовут Джерри Больмэн. Она пошла, чтобы встретиться с ним.
  — Благодарю вас, — сказала Берта, повесила трубку и выскочила из своего кабинета, прежде чем осознала бессмысленность этого порыва.
  — Что случилось? — спросила Элси.
  — Чертов двурушник! Этот парень так испорчен, что использует все средства.
  — Что он сделал?
  — Сделал! — Бертины глаза метали молнии. — Он вложил двадцать пять центов, которые потратил на такси, чтобы получить двадцать пять долларов. Он знал, куда я пойду. Может быть, даже выследил меня. Только потому, что я видела, как он выходит из такси, я решила, что опередила его, тогда как он переиграл меня.
  — Что-то я не улавливаю, — пожаловалась Элси.
  — Именно сейчас, — продолжала Берта, — этот парень получит подпись Жозефины Делл, что принесет ему приличный куш долларов в пятьсот. Я думала, он поверил, что я виделась с Жозефиной и подписала с ней договор. Он отлично знал, что ее нет дома. Он обманул меня, грязный мошенник.
  — Кто мошенник?
  — Да он, Джерри Больмэн. Сукин сын обманул меня.
  Глава 12
  Чуткое ухо слепого уловило шаги Берты Кул в мешанине других звуков. Он не повернул головы в ее сторону, но улыбка смягчила черты его лица.
  — Здравствуйте, я надеялся, что вы остановитесь. Посмотрите, что я вам покажу.
  Он открыл сумку и вытащил деревянную музыкальную шкатулку, завел ее при помощи маленького рычажка, снял крышку, и шкатулка мелодично стала наигрывать «Голубые колокола Шотландии».
  Лицо слепого светилось.
  — Я рассказал ей однажды, что мне нравятся старинные музыкальные шкатулки и что у меня когда-то была подобная вещь именно с этой мелодией. Держу пари, что она ей дорого обошлась. Их не так-то просто отыскать сейчас, тем более в хорошем состоянии. А эта шкатулка не пропускает ни единой ноты, и я чувствую, как прекрасно выделано дерево. Не правда ли, она восхитительна?
  Берта Кул не отрицала этого.
  — Жозефина Делл послала ее вам?
  — Конечно. Посыльный сказал, что это подарок от друга. Но я отлично знаю, кто этот друг. Но это еще не все. Она прислала мне цветы.
  — Цветы?
  — Да!
  Берта хотела что-то сказать, но сдержала себя.
  — Я знаю, — продолжал слепой. — Наверное, странно — посылать слепому цветы, но и я могу наслаждаться запахами. Мне кажется, ей хотелось послать мне записку, и она решила, что с цветами это сделать удобнее. Музыкальная шкатулка — вещь дорогая, ей не хотелось, чтобы я знал, чей это подарок.
  — А что за записка?
  — Я покажу вам, — сказал он и достал записку из кармана.
  В ней было следующее:
  «Дорогой друг, благодарю вас, что вы помните обо мне и вынуждены были понести даже некоторые расходы, чтобы нанять миссис Кул. Я посылаю эти цветы в знак моего уважения и дружбы.
  Берту Кул неожиданно озарила идея, и она попросила слепого:
  — Вы не могли бы сделать мне одолжение?
  — Что именно?
  — Позвольте мне взять записку с собой.
  — Это — подарок на память. Я, конечно, не могу прочесть ее, но я…
  — Я верну ее вам, — поспешила объяснить Берта, — через день или два.
  — О, тогда принесите ее назад, как только сможете. Вы могли бы завезти ее ко мне домой — Фэермид-авеню, 1672, если это вас не затруднит, конечно.
  — Решено, — заверила Берта. — Я привезу ее вам.
  Берта положила записку в сумку и отправилась к специалисту по почерку, которого она знала.
  — Слушай, — сказала она ему, — я не собираюсь морочить тебе голову, скажу сразу, в чем суть. У меня есть фотокопия завещания. Один из свидетелей — Жозефина Делл. А вот на этой записке ее подпись — я знаю это наверняка. На завещании подпись может быть подделана. Я хотела бы удостовериться, так ли это. Обрати внимание на первую часть второй страницы. Чувствуется сильное отличие от языка, которым написано начало завещания.
  Эксперт взял фотокопию и принялся изучать ее, рассуждая вслух:
  — Хм, все отпечатано на машинке — кажется, на одной и той же. Подпись на записке имеет характерное очертание, специфическая манера написания «Д». То же в подписи свидетеля. Если это — подделка, то высшего класса. Выглядит натурально, я бы предпочел, конечно, иметь оригинал, а не фотокопию.
  — Я не могу принести оригинал. Придется тебе поработать с тем, что есть.
  — Ладно, я позвоню тебе в контору. Это будет всего лишь мое личное мнение. Если бы я должен был присягнуть, то…
  — Знаю, — прервала его Берта. — Все останется между нами.
  — Договорились.
  — Позвони мне в контору через час.
  — Слишком быстро.
  — Позвони, когда сможешь.
  Берта вернулась в контору, и примерно через час раздался телефонный звонок.
  — Обе подписи сделаны одним и тем же лицом.
  Берта обдумала это заявление.
  — Ты меня слушаешь? — спросил эксперт.
  — Да.
  — Я не слышу тебя и решил, что ты повесила трубку.
  — Я размышляла. Если это так, все осложняется.
  — Хорошо, пока, — попрощался эксперт.
  Берта Кул повесила трубку.
  Потом она нажала на кнопку, вызывая Элси Бранд.
  — Я собираюсь написать Дональду, Элси. Хочу рассказать ему все, что случилось. Несчастье какое-то с этим делом. Доллары просто падают с неба, и, вместо того чтобы ловить их корзиной, пока что я только потеряла двадцать пять монет.
  Берта едва успела закончить свое длинное послание, когда Кристофер Милберс появился в конторе.
  — Здравствуйте, проходите, — пригласила его Берта. Потом обратилась к Элси: — Постарайся отправить письмо сегодня, Элси. Отправь его заказным.
  Элси Бранд кивнула, села за машинку, вырвала листочки из своего блокнота и принялась печатать.
  Кристофер Милберс удобно расположился в кресле, скрестил пальцы рук и лучезарно улыбнулся Берте Кул.
  — Я пришел, — сказал он, — чтобы рассчитаться с вами.
  — Значит ли это, что вы закончили свои дела? — спросила Берта. — Вам удалось договориться с ними?
  — Договориться? По поводу чего?
  — По поводу завещания.
  — Я еще не решил, как поступить с завещанием.
  — Хорошо, отчего же вам тогда не подождать, когда дело прояснится?
  — Но, — возразил Милберс, — это никак не отразится на размере оплаты за ваши услуги. Я нанял вас, чтобы отыскать пропавшие десять тысяч долларов. Во время наших поисков мы обнаружили завещание, но это не то, что мы искали.
  — О, кажется, я понимаю, — сухо заметила Берта.
  — Я думаю, — объявил Милберс, сжимая ладони и выгибая пальцы так, что они совсем прогнулись назад, — вы затратили менее чем половину суток на мое дело. Однако я не буду мелочиться. Я заплачу вам за целый день. — Он лучезарно улыбнулся Берте.
  — Сто долларов, — сказала Берта.
  — Но, моя дорогая миссис Кул, это определенно неслыханная сумма!
  — Отчего же вы так полагаете?
  — Потому что я в курсе того, сколько обычно запрашивают подобные службы в таких случаях, и, между прочим, имеющие официальный статус. Я предполагал, что вы назовете сумму в десять долларов, и я приготовил небольшой сюрприз для вас.
  Он вынул из кармана чек на имя Берты Кул, в котором значилась сумма в двадцать пять долларов. На обратной стороне чека было напечатано:
  «Данный чек передан при полной договоренности обеих сторон, получатель обязуется не предъявлять никаких претензий в течение всего времени, начиная со дня получения до объявления сего чека».
  — Не обошлось без юриста, — проворчала Берта.
  — Конечно, — подтвердил Милберс, — я всегда консультируюсь с юристами, чтобы защитить свои интересы, когда дело касается денег.
  Берта чувствовала, что пора отступать. Она вздохнула, взяла чек и сказала:
  — Хорошо, я беру его.
  Милберс поднялся, поклонился и протянул Берте руку:
  — Я был счастлив познакомиться с вами, миссис Кул.
  Берта с силой сжала его тоненькую ручку.
  — Прощайте, — сказала она и добавила с мрачным юмором: — Удачи вам в следующий раз.
  Когда он ушел, она вышла в приемную и положила чек перед Элси Бранд.
  — Пусть это будет постскриптумом в письме к Дональду, Элси. Двадцать пять долларов потратила, двадцать пять долларов получила. Слава богу, я все еще держусь на плаву.
  Глава 13
  «29 августа 1942 года
  
  Берте Кул. Бюро расследований
  Дрексель
  Лос-Анджелес, Калифорния
  
  Чем больше я об этом размышляю, тем больше убеждаюсь в подделке последней части завещания. С другой стороны, я не понимаю, почему страховая компания явилась непосредственно к вам, а не к пострадавшей. Водитель должен был бы дать ее координаты. Если же он не сообщил их, значит, существуют серьезные осложнения, поэтому страховая компания и идет на определенные издержки.
  Глава 14
  Берта Кул стояла у своего стола, прижимая телеграмму пальцами к поверхности стола так, как будто боялась, что она улетит. Она нажала на кнопку вызова Элси Бранд.
  — Записывай письмо Дональду, Элси: «Дорогой Дональд, ты так давно торчишь в своей армии, что у тебя разыгралось воображение. Берта сделала экспертизу подписей на завещании. Они подлинны. Может быть, тебе не приходило в голову, что изменение стиля начинается на второй странице, где стоят подписи. Если бы эта страница была подделана, подписи были бы подделаны тоже». Ты записала это, Элси?
  — Да, миссис Кул.
  — В таком случае продолжим: «Твоя служба в армии вряд ли пошла тебе на пользу. Берте вообще плевать на вторую страницу завещания, хотя она и не могла быть подделана. Я допускаю, что Пауля Ханберри можно легко уговорить на мошенничество. Его можно было бы заподозрить, но не Жозефину Делл. Там, на своем океане, когда тебе нечем заняться, кроме как метать свои бомбы, торпеды и мины, подумай и о том, что клиент Берты получил по физиономии на первой странице. Если ты собираешься продолжать посылать телеграммы с оплатой получателем, постарайся вкладывать в них что-нибудь конструктивное.
  Берта скучает по тебе, но, судя по тому, как ты умудряешься пропускать все важные замечания, может быть, и к лучшему, что наше партнерство расстроилось. Тем не менее благодарю за попытки помочь мне. Больше помощи не надо. Берта сама обо всем позаботится. Сосредоточь свои мысли на врагах. Мои наилучшие пожелания».
  Берта скомкала телеграмму и бросила ее в корзину для мусора, некоторое время смотрела на мятый комок бумаги, потом вытащила телеграмму обратно, разгладила ее и протянула Элси.
  — Подшей ее. Это — первый раз, когда наш коротышка так опростоволосился, и зафиксировать подобный случай в письменном виде совсем неплохо.
  Потом, поразмышляв, она добавила:
  — Ладно, сегодня суббота. Еще одну неделю прожили. Заведение закрывается до понедельника.
  Глава 15
  «30 августа 1942 года
  
  Берте Кул. Бюро расследований
  Дрексель
  Лос-Анджелес, Калифорния
  
  Вы меня не поняли. Изменение в стиле только указывает, что обе страницы не были написаны одним лицом. Если вторая страница подлинная, значит, подделана первая. Возможно, изменена сумма, назначенная Кристоферу Милберсу. Две разные причины. Или сам Милберс, которому не было оставлено ничего, подделал первую страницу, чтобы получить десять тысяч долларов; или ему была назначена более значительная сумма. В этом случае подделка совершена одним из наследников. Если вторая страница подлинная, то подделка совершена лицом, хорошо владеющим пером. По вашему описанию Кристофер Милберс подпадает под этот тип. Выяснили ли вы причину смерти Харлоу Милберса? Попросите медиков описать симптомы. Наилучшие пожелания успеха.
  Глава 16
  Волтон Дулиттл, поверенный в делах, рассматривал фотокопию завещания, которую ему принесла Берта Кул.
  — Насколько я вас понял, миссис Кул, вы хотите ознакомиться с последствиями в случае частично подделанного завещания?
  — Именно так.
  — Предположим, первая страница подлинная, — начал Дулиттл, — а вторая страница, содержащая подписи, — подделка.
  — Абсолютно невероятно!
  — Я понял, но рассмотрим проблему в целом. Завещание может быть признано недействительным в следующих случаях. Завещание может быть аннулировано самим завещателем. Но имейте в виду, миссис Кул, что неправомочное уничтожение завещания любым другим лицом не лишает его законной силы. К тому же предположим, что первая страница подлинная, а вторая — подделка. То есть первая страница была взята из настоящего завещания, вторая же страница его была уничтожена, подделана и добавлена заново.
  — Вы пытаетесь достать ногой до уха. Вы говорите то же, что я вам сказала, но наворачиваете на это множество слов.
  — Я хочу только увериться, что вы понимаете ситуацию.
  — Да, я понимаю.
  — В таком случае, — продолжал Дулиттл, — завещание было испорчено, но не уничтожено. К тому же содержание завещания может быть подтверждено свидетелями, которые слышали завещание, если таковые имеются. Но если первая страница подлинная — это самое лучшее подтверждение истинности содержания первой страницы. Для нас не имеет значения, что было во второй части завещания, если мы доказали, что первая страница подлинная.
  — Иными словами, Кристофер Милберс получит свои десять тысяч?
  — Абсолютно точно.
  — Хорошо, положим все-таки, что подделана первая страница, что ближе к истине.
  — В этом случае закон утверждает, что частичное изменение завещания не аннулирует его. Содержание первой страницы может быть подтверждено свидетелями, слышавшими завещание.
  — И если Кристоферу Милберсу было назначено сто тысяч долларов вместо десяти тысяч, он сможет их получить?
  — Если он сможет доказать, что так было написано в оригинале.
  — А если нам удастся доказать, что первая страница была подделана, но оригинала мы не знаем?
  — В таком случае, я считаю, завещание не будет утверждено, так как не представляется возможным определить, в каких пропорциях завещатель распорядился своим состоянием.
  — И если завещание не будет утверждено?
  — Тогда будет рассматриваться завещание, сделанное прежде этого, если завещатель не аннулировал такового. Возможно, вам удастся представить доказательства, что оно было аннулировано.
  — И что тогда?
  — В таком случае, когда не утверждено ни одно завещание в качестве подлинного, дело рассматривается так, как если бы мистер Харлоу Милберс умер, не оставив никакого завещания, за исключением суммы в десять тысяч долларов, назначенных Жозефине Делл, поскольку это единственная точно определенная сумма, указанная на второй странице завещания.
  — То есть Кристофер получит все состояние, за исключением этих десяти тысяч?
  — Если он является единственным оставшимся в живых родственником, то его закон определяет как наследника.
  — А Нетти Краннинг, Ева Ханберри и Пауль Ханберри не получат ни цента?
  — Да.
  — Даже если они докажут, что вторая страница подлинная, где им обещана оставшаяся часть?
  — Дело в том, миссис Кул, что на второй странице сумма, оставленная им, не определена точно: там сказано, что все наследуют по равной трети от оставшихся денег. До тех пор пока суд не определит, какие суммы назначены на первой странице, он не может определить и оставшуюся часть, упомянутую завещателем. Завещатель мог назначить и полмиллиона долларов, и только один доллар.
  Берта Кул отодвинула свой стул назад и встала.
  — Таков закон? — спросила она.
  — Скорее моя интерпретация закона. По этому делу мог бы получиться интересный судебный процесс.
  — Возможно, — сказала Берта, — так оно и будет. Если же дело дойдет до суда, я позабочусь, чтобы вы приняли в нем непосредственное участие.
  От улыбки Дулиттла повеяло холодком.
  — Многие мои клиенты так говорили мне. Поэтому давайте сделаем так, миссис Кул: оплата за консультацию составит для вас двадцать пять долларов; если из вашего обещания получится что-то путное, я зачту эту сумму при окончательном расчете.
  Берта Кул вздохнула и открыла свой кошелек:
  — Кажется, каждому перепадает что-нибудь в этом деле, кроме меня.
  Глава 17
  Квартал тысяча шестисотых домов по Фэермид-авеню — адрес, который дал слепой, — был застроен крайне разбросанно, располагаясь поодаль от регулярных застроек.
  Плохое освещение улиц заставляло таксиста то и дело останавливаться и сверяться с картой, которую он доставал из кармана.
  — Мы где-то поблизости, — сказал он. — Должно быть, дом на другой стороне улицы, в глубине ее.
  — Выпустите меня, — предложила Берта. — Я быстрее отыщу его пешком, чем мы будет кружиться вокруг да около.
  — Но на машине удобнее, мадам.
  — И дороже, — отрезала Берта. — Выпустите меня.
  Водитель остановился, вышел и открыл дверцу:
  — Смотрите себе под ноги, мадам.
  Берта достала из сумки маленький фонарик с темно-красным стеклом.
  — Все будет хорошо. Дождитесь меня, — сказала она, зажигая свет.
  Она шла по улице, поглядывая на номера домов. Наконец она нашла номер 1672 — это был одноэтажный дом, расположенный в глубине улицы.
  Дорожка, ведущая к дому, была зацементирована и с правой стороны снабжена железным поручнем; внешняя сторона поручня была отполирована тростью слепого до блеска.
  Берта поднялась на две деревянные ступеньки у входной двери и нажала на кнопку звонка. Она услышала звонок внутри дома, прозвучавший неожиданно громко.
  Берта шагнула к двери и позвала:
  — Привет! Кто-нибудь дома?
  Ответа не было.
  Берта открыла дверь, нащупала выключатель и включила свет.
  Но комната оставалась в абсолютной темноте.
  Берта направила фонарик на потолок. Она увидела люстру, но ни одной лампочки в ней не было.
  Берта озадаченно отвела фонарик от потолка, и тут ее озарило. Слепой не нуждался в электрическом освещении!
  Берта стала пробираться внутрь, освещая фонариком все вокруг. Она опять позвала:
  — Это миссис Кул. Есть кто-нибудь дома?
  Неожиданно она почувствовала движение в темноте. Огромная бесформенная тень показалась на потолке, молчаливо пронеслась по нему и исчезла. Берта отпрыгнула назад. Что-то коснулось ее лица, затем беззвучно схватило за шею.
  Берта взмахнула руками, пытаясь нанести удар. В гневе, порожденном скорее страхом, чем чем-нибудь еще, она выкрикнула проклятия.
  Ее отпустили, свет фонарика выхватил что-то из темноты — это была летучая мышь с распростертыми крыльями; летучая мышь, отбрасывающая тень на стену, выглядела чудовищно большой, странной и зловещей.
  — Черт бы тебя побрал! — вскрикнула Берта и замахнулась на летучую мышь, которая ускользнула от удара и исчезла в темноте.
  Ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, прежде чем она начала осматривать комнату.
  Убедившись, что комната пуста, она направилась к выходу, освещая фонариком путь впереди себя.
  И вдруг она заметила темную струйку на полу. Сначала ей показалось, что это просто пятно на ковре. Неожиданно сердце ее забилось сильней, и она поняла, что это — жидкость: лужица, зигзагообразная линия и вновь лужица, и вновь линия. В конце этих следов Берта Кул обнаружила тело.
  Оно лежало лицом вниз у окна на противоположной стороне комнаты. По-видимому, человек был застрелен у двери, а потом пополз, продвигаясь по нескольку сантиметров вперед, с частыми остановками, пытаясь во время их собраться с силами, которые покидали его, пока наконец он не сделал свою последнюю остановку у окна, где и окончил свою борьбу.
  Теперь она поняла, почему дверь была приоткрыта, безмолвие дома навалилось на нее. Она вдруг подумала, что убийца может прятаться в другой комнате, готовый пристрелить любого, кто его обнаружит. Дом был окутан мраком, за исключением небольшого пучка света от ее фонарика. И этот свет не был ярок, скорее он превращал мрак в полумрак; нельзя было положиться, что где-то рядом в темноте не стоит убийца.
  Берта решительно направилась к выходу. Внезапно она зацепилась ногой за тонкую веревку, и что-то опрокинулось на пол. Берта посветила фонариком вниз и увидела треножник с закрепленным на нем малокалиберным ружьем, за курок которого была привязана веревка. Берта ускорила шаг, а потом побежала. Ее туфли громко простучали по деревянным ступенькам, пятно света прыгало из стороны в сторону вслед за фонариком, когда она бежала.
  Водитель выключил фары, и Берта не видела, но знала, что машина должна быть где-то поблизости. Оглядываясь через плечо, она бежала по тротуару.
  Неожиданно вспыхнули фары такси.
  — Уже все кончили? — спросил таксист, удивленно разглядывая ее.
  Берта ничего не ответила. Она прыгнула в такси и захлопнула за собой дверцу. Ее туловище слегка наклонилось, так как водитель завел мотор и начал резко разворачиваться.
  Он оглянулся на нее.
  — Я должна позвонить в полицию.
  — Что случилось?
  — Мертвый человек в доме.
  Удивление в глазах водителя неожиданно сменилось уважением и легким подозрением. Его внимание привлек металлический блеск в правой руке Берты Кул.
  Берта нервно сунула фонарик в сумку.
  — Мне нужен ближайший телефон, — сказала она, — и не смотрите на меня такими глазами.
  Машина рванула на большой скорости, но Берта чувствовала, что таксист продолжает наблюдать за ней через видовое зеркало, которое он повернул так, чтобы видеть ее лицо. Когда они подъехали к табачному магазину, водитель вылез из машины и пошел за ней и оставался подле нее, пока она набирала номер полицейского участка и ждала полицейскую машину.
  В машине был сержант Фрэнк Селлерс. Берта немного знала его лично и очень часто слышала о нем от других. Сержант Селлерс не очень-то любил частных детективов. Он относился к ним с откровенным скептицизмом. Как однажды коллега заметил Берте: «Он молча смотрит на тебя и жует свою сигару. По его глазам видно, что он считает тебя порядочным лжецом, но ничего не говорит. И, черт возьми, слов и не надо».
  Сержант Селлерс, казалось, не торопился пройти на место преступления. Ему представлялось более интересным выслушать Бертину историю до самого конца.
  — Давайте все по порядку, — предложил он, жуя сигару. — Вы пришли туда, чтобы встретиться со слепым. Так?
  — Да.
  — Вы знали его?
  — Да.
  — Он нанял вас, чтобы выполнить какую-то работу?
  — Да.
  — Вы сделали ее?
  — Да.
  — Тогда зачем вы пришли к нему?
  Этот вопрос застал Берту врасплох. Она ответила:
  — По другому делу.
  — По какому?
  — Я хотела проконсультироваться с ним по одному вопросу.
  — Вы сделали то, что он просил?
  — Да, в некоторой степени.
  — Поясните, что это значит? Что вы не успели еще сделать?
  — Я сделала все, ради чего он меня нанимал. Мне нужна была его консультация по другому вопросу.
  — Понятно, — сказал Селлерс с явным недоверием. — Вы хотели, чтобы слепой помог вам решить ваши проблемы?
  — Я хотела встретиться с ним, — ответила Берта с нарастающим чувством собственного достоинства. — И я не собираюсь сообщать вам, зачем он был мне нужен. Это относится совершенно к другому делу, которое я не желаю разглашать. Я выразилась ясно?
  — Чрезвычайно, — произнес Селлерс таким тоном, как будто это заявление Берты превращало ее в подозреваемого номер один. — И вы нашли слепого мертвым, не так ли?
  — Да.
  — Лицом вниз, вы говорите?
  — Да.
  — Он был застрелен?
  — Я так думаю.
  — Вы не уверены?
  — Нет, я не осматривала тело. Там валялось небольшое ружье. Я его не трогала. Когда я увидела все это, я сразу выбежала оттуда.
  — Он полз по ковру до того места, где был застрелен, к тому месту, где он умер?
  — Да.
  — Какое расстояние до окна?
  — Не знаю. Три-четыре метра.
  — Полз?
  — Да.
  — И умер, пока полз?
  — Он мог умереть, когда остановился.
  — Это я понимаю, но положение его тела указывает, что он полз, не так ли?
  — Да.
  — Его голова повернута набок?
  — По-моему, нет. Мне кажется, он прижался лицом к полу. Я видела его затылок.
  — Тогда откуда вы знаете, что это слепой?
  — Ну право… потому что это его дом, наверное.
  — Вы не переворачивали тела?
  — Нет, я его не касалась. Я вообще ни до чего не дотрагивалась. Я выбежала, чтобы позвать вас.
  — Отлично, — сказал Селлерс, — идемте. Это ваше такси здесь?
  — Да.
  — Вам необходимо пройти со мной. Говорите, что это слепой, а сами не взглянули на его лицо, — все это странно.
  Сержант Селлерс повернулся к таксисту:
  — Как ваше имя?
  — Гарри Симмс.
  — А что вы знаете по этому делу?
  — Ничего. Я вез эту даму. Она знала номер дома, но не имела понятия, где этот дом находится. На той улице плохое освещение. У меня была карта, и я чувствовал, что дом где-то рядом. На улице темно, а у нее был фонарь. Когда мы добрались до нужного квартала, я сказал ей, что дом где-то здесь. Она попросила меня остановиться, решила пойти пешком. Она ушла, и ее не было… я не знаю… может быть, пять минут, может быть, десять.
  — Вы не включили счетчик?
  — Нет. Она не была уверена, что поедет со мной обратно. Я сказал ей, что подожду минут пятнадцать, а потом уеду, или ей придется заплатить за ожидание. Мы идем на это иногда, если есть возможность вернуться в центр с пассажиром.
  Сержант Селлерс кивнул:
  — Вы сидели в машине?
  — Да.
  — Чем вы занимались?
  — Просто сидел и ждал.
  — У вас есть приемник в машине?
  — Да.
  — Он был включен?
  — Да.
  — Музыкальная программа?
  — Угу.
  — В таком случае вы не слышали выстрела?
  Таксист, поразмыслив, ответил:
  — Нет, думаю, я не услышал бы его… по крайней мере оттуда, где она велела мне остановиться.
  Когда смысл происходившего дошел до Берты, она возмутилась:
  — Что вы имеете в виду? Не было никакого выстрела.
  — Откуда вам это известно?
  — Я услышала бы его.
  Сержант Селлерс посмотрел на нее оценивающе, но дружелюбия в его глазах не было. С таким же успехом он мог смотреть оценивающе на дом.
  — Это все, что вы знаете? — обратился он к таксисту.
  — Все.
  — Симмс, кажется?
  — Да, сэр.
  — Позвольте посмотреть ваши права.
  Таксист отдал ему свои права. Сержант записал номер машины и сказал:
  — Хорошо, вы свободны. Вы поедете в моей машине, миссис Кул.
  — С вас сто восемьдесят пять центов, — заявил водитель Берте.
  — Что это значит? — фыркнула Берта. — Только что было сто семьдесят пять…
  — Время ожидания.
  — Мы же договорились, что вы не будете брать с меня за время ожидания.
  — За ожидание там. А я говорю об ожидании, когда вы звонили в полицию и ждали их машину.
  — Замечательно, я не буду платить за это, — ответила Берта раздраженно. — Только подумайте, платить при таких обстоятельствах…
  — А что вы, собственно, думали, когда я торчал здесь с вами, в то время как мог работать? Вы сами остановились и…
  — Заплатите ему, — предложил сержант Селлерс Берте.
  — Будь я проклята, если я это сделаю, — отрезала Берта. Она достала из кармана один доллар и пятьдесят центов, протянула их таксисту и заявила: — Берите либо это, либо ничего. Мне абсолютно безразлично, как вы поступите.
  Таксист поколебался мгновение, посмотрел на сержанта, затем взял деньги. Когда он засунул их поглубже в карман, он решил напоследок напакостить Берте:
  — Она была там достаточно долго, сержант. Когда же вышла — бежала бегом, но пробыла она там довольно долго.
  — Спасибо, — поблагодарил сержант.
  Берта посмотрела на таксиста так, как будто собиралась ударить его по физиономии.
  — Ладно, — сказал сержант Берте, — поехали.
  Она забралась на заднее сиденье, куда указал ей Селлерс. Он сел рядом с ней. Впереди был водитель и еще один человек. На переднем сиденье, рядом с Селлерсом, тоже сидел полицейский. Берта Кул никого из них не знала, а сержант Селлерс не выразил желания представлять их ей.
  Водитель управлял машиной очень умело, притушив дальний свет фар, чтобы, как то предписывали правила движения, не мешать встречным машинам, следующим в сторону океана.
  — Кажется, после следующего перекрестка, — сказала Берта.
  Водитель притормозил, продолжая медленно двигаться вдоль домов, пока Берта не произнесла:
  — Здесь.
  Полицейские стали вылезать из машины.
  — Мне идти с вами? — спросила Берта.
  — Нет, не сейчас. Подождите в машине.
  — Хорошо, я подожду.
  Берта открыла сумку, вытащила сигаретницу и спросила:
  — Надолго все это?
  — Не могу пока точно сказать, — ответил Селлерс бодро. — Я приду за вами.
  Полицейские пошли к дому. Один из них вернулся через некоторое время и взял фотоаппарат, штатив и несколько осветителей. Чуть позже он опять подошел к машине, ворча себе под нос:
  — Черт побери, ни одной лампочки в целом доме.
  — Человек был слеп, — заметила Берта. — Он не нуждался в электричестве.
  — Мне нужен патрон, чтобы ввинтить мои осветители.
  — А почему бы не воспользоваться вспышкой?
  — Наверное, придется. Не люблю работать со вспышкой — по крайней мере в таких случаях. Трудно контролировать освещение, времени нет, чтобы устроить все так, как хочется. Иногда получаешь сильные блики. О, знаете, в жизни всякое бывает.
  Через несколько минут вернулся сержант Селлерс:
  — Так, давайте кое-что выясним. Как звали этого человека?
  — Родни Кослинг.
  — Вам что-нибудь известно о его семье?
  — Нет. Но очень сомневаюсь, что она у него была. Он казался очень одиноким человеком.
  — Как долго он жил в этом доме?
  — Понятия не имею.
  — То есть вы вообще не очень-то много знаете о нем?
  — Вы правы.
  — Зачем он нанял вас? Как случилось, что он обратился именно к вам?
  — Он хотел, чтобы я кое-кого разыскала.
  — Кого?
  — Человека, к которому он был очень привязан.
  — Женщина?
  — Да.
  — Слепая?
  — Нет.
  — Молодая?
  — Да.
  — Вы нашли ее?
  — Да.
  — И что потом?
  — Я доложила ему.
  — Кто эта женщина?
  Берта отрицательно покачала головой.
  — Не имеющая с ним близкой связи?
  — Нет.
  — Вы уверены?
  — Абсолютно.
  — Не могло ли быть так, что между ними была связь, а потом она спуталась с каким-нибудь другим мужчиной и Кослинг решил кое-что предпринять?
  — Нет.
  — Нельзя сказать, что вы горите желанием нам помочь, миссис Кул.
  — Черт возьми, — сказала Берта, — я сообщила вам о трупе, не так ли? Могла бы, между прочим, уйти и предоставить вам самим обнаружить подарочек.
  Селлерс ухмыльнулся:
  — Держу пари, что вы поступили так только потому, что с вами был таксист. Вы попали в затруднительное положение. Вы знали, что, когда обнаружат тело, он вспомнит, что возил вас сюда, и сообщит в полицию ваши приметы.
  Берта хладнокровно выслушала это заявление.
  — Вам приходило в голову, что он обманщик? — спросил Селлерс.
  — Что вы имеете в виду?
  — Что он вовсе не слеп.
  — Нет, — возразила Берта. — Он слепой. Я точно знаю.
  — Откуда?
  — Во-первых, некоторые вещи, которые он рассказывал о людях — как он различает их по голосам, шагам. Только слепой может знать такие тонкости. А потом — взгляните на его дом. Ни одной лампочки в целом доме.
  — А, так вы это тоже заметили?
  — Да.
  — Вы пытались включить свет?
  — Да.
  — Довольно странно, что вы решились войти в незнакомый дом, не так ли?
  — Дверь была открыта.
  — Если вы говорите правду, вам страшно повезло, что слепой вернулся домой первым.
  — Что вы хотите сказать?
  — Ловушка с ружьем была устроена так, что тот, кто входит в дом, задевает ногой веревку, привязанную к курку, и ружье четыреста десятого калибра выстреливает в пришельца. Отсюда мораль — не следует шляться по незнакомым домам только потому, что дверь открыта.
  — Что за странный способ убийства?
  — Может быть, для того, чтобы иметь хорошее алиби.
  Берта задумалась.
  — Ладно, — сказал сержант Селлерс, — вам надо пойти и взглянуть на него, чтобы опознать труп. Сколько лет ему было?
  — О, пятьдесят пять или шестьдесят.
  — Он не выглядит на столько, и с глазами у него, мне кажется, все в порядке.
  — Сколько времени он пролежал мертвым? — спросила Берта.
  Сержант Селлерс посмотрел на нее и ухмыльнулся:
  — Сколько времени прошло с тех пор, как вы ушли?
  — О, минут тридцать или сорок, наверное.
  Селлерс кивнул:
  — Он был убит примерно тогда.
  — Вы имеете в виду…
  — Я имею в виду, — прервал ее Селлерс, — что человек умер не более чем час назад. Если вы были там сорок пять минут назад, его убили прямо перед вашим приходом. Не говорите ничего, миссис Кул. Просто идите и взгляните на тело.
  Берта последовала за ним к дому. Полицейские закончили свою работу и отдыхали на деревянной скамеечке крыльца. Берта смогла распознать их в кромешной тьме только по трем горящим точкам их сигарет, которые мелькали в воздухе тут и там.
  — Пройдите сюда, — предложил Селлерс и включил мощный прожектор так, что тьму прорезал ослепительный свет. — Не здесь, — предупредил он Берту, когда она пыталась завернуть в комнату. — Мы переложили его. Смотрите.
  Тело положили на стол, оно казалось чудовищно безжизненным, застывшим в странной позе под действием смерти.
  Селлерс направил пучок света на костюм человека, задержался немного на красном пятне, куда вошла пуля, а затем свет скользнул и остановился на лице человека.
  Берта Кул удивленно вскрикнула — сержант Селлерс, видимо, предвидел это.
  — Это не Кослинг? — спросил он.
  — Нет, — ответила она.
  Селлерс сместил луч света с лица покойника и направил прожектор на лицо Берты Кул.
  — Отлично, — сказал он жестко. — Кто же это?
  Берта ответила монотонным голосом, не раздумывая ни мгновения:
  — Это грязный двурушник по фамилии Больмэн. Он заслужил то, что имеет, придя сюда. И уберите этот чертов прожектор, или я разобью его на кусочки.
  Глава 18
  — Извините, — сказал Селлерс, поколебавшись секунду, и сдвинул свет. — Итак, его имя Больмэн?
  — Да.
  — И как давно вы знаете его?
  — Примерно около недели.
  — Ах вот как! А когда вы познакомились с Кослингом?
  — Шесть-семь дней назад.
  — Другими словами, вы познакомились с ними обоими примерно в одно и то же время?
  — Да.
  — Сегодня воскресенье. Подумайте хорошенько. Были ли вы уже знакомы с ними в прошлое воскресенье?
  — Да.
  — Какая связь между ними?
  — Никакой.
  — Но вы встретились с Больмэном по делу Кослинга?
  — Как вам сказать? Только косвенно.
  — И Больмэн пытался надуть вас в связи с этим делом?
  — Нет, по другому делу.
  — Какому?
  — По делу, не связанному ни с Кослингом, ни с этой смертью…
  — По какому?
  — Я не уверена, что мне следует сообщать это вам.
  — Следует, миссис Кул. По какому делу?
  — По делу, связанному с автомобильным происшествием. Дело в производстве, и я не думаю, что мои клиенты пожелали бы, чтобы оно получило огласку в настоящее время.
  — И не оглашайте его. Вы разговариваете только со мной.
  — Это так, но обычно ваши отчеты имеют привычку попадать в газеты.
  — Это — убийство, миссис Кул.
  — Я понимаю, но все, что я знаю об этом человеке, вряд ли имеет что-нибудь общее с его смертью.
  — Почему вы так думаете?
  — Поскольку по таким поводам не убивают.
  — Но вы сказали, что он — шантажист и обманщик?
  — Да.
  — Какие у вас основания, чтобы это утверждать?
  — Его методы.
  — Чем же они плохи?
  — Всем.
  — Ладно, — предложил сержант, — давайте пойдем к машине и поговорим там немного. Этот адрес дал вам Родни Кослинг?
  — Да.
  — Могли ли вы предположить, что Больмэн жил здесь?
  — Нет.
  — Вы не знаете, где он жил?
  — Конечно нет, — ответила Берта нетерпеливо. — Охота вам выспрашивать всякий вздор? А были ли у него права? А было ли у него удостоверение? А было…
  — Это, — прервал ее Селлерс, — как раз то, что я хотел бы узнать. Или кто-то обчистил его карманы и взял все, что могло бы идентифицировать труп, или он сам все выложил из карманов, кроме денег. Деньги на месте. Их, по-видимому, вынули из бумажника и торопливо рассовали по всем карманам. Вы ничего не могли бы прояснить по этому поводу, миссис Кул?
  — При чем здесь я?
  — Не знаю, но можно выдвинуть несколько версий. То, что была подготовлена ловушка, показывает, что убийца хотел обеспечить свое алиби на время убийства. Но после смерти этого человека кто-нибудь мог спокойно просмотреть его карманы, если, конечно, сам пострадавший не выложил все заранее. Вы сами признались, что были там. Поэтому я и спрашиваю, знаете ли вы что-нибудь о содержимом его карманов?
  — Нет, не знаю.
  — Ладно, залезайте в машину. Чарли, останься здесь присмотреть за домом. Не пускай никого внутрь, пока не сняты отпечатки пальцев; потом мы позволим журналистам поиграть в загадки и уберем тело. Миссис Кул, вы с нами.
  В машине Берта Кул вяло отвечала на вопросы или просто отмалчивалась. Она решительно отказалась дать какую-либо информацию по поводу ее связи с Джерри Больмэном или пояснить, почему она охарактеризовала его мошенником.
  Сержант Селлерс через некоторое время сдался. Он сказал:
  — Я, конечно, не могу заставить вас отвечать на эти вопросы, миссис Кул, но судья сможет.
  — Нет, вряд ли. Я имею право рассматривать определенные вопросы как конфиденциальные.
  — Но не при таких обстоятельствах, я полагаю.
  — У меня свое дело. Бюро расследований. Ко мне приходят люди со своими неприятностями как раз тогда, когда они не хотят обращаться за помощью к полиции или закону.
  — Но если вы думаете о будущем своего дела, не забывайте, что хорошие отношения с полицией вам просто необходимы, натянутые отношения вряд ли будут способствовать развитию вашего дела.
  — Я рассказала вам все, что я знаю, все, что могло бы помочь вам в этом деле. То, что я утаиваю, основано на личных причинах и не имеет никакого значения для вас.
  — Я бы предпочел, чтобы вы ответили на все мои вопросы и предоставили мне право судить, имеет это значение для меня или нет.
  — Наверное, — сказала Берта, — но я предпочитаю делать выводы сама.
  Сержант Селлерс откинулся на спинку сиденья.
  — Хорошо, — сдался он и обратился к водителю: — Подкинем миссис Кул домой. Я позвоню в участок, и мы объявим розыск слепого. Странно, что его нет дома. Он, несомненно, может пролить свет на это дело. Поехали, миссис Кул.
  Берта Кул хранила молчание всю дорогу, пока сержант Селлерс наконец не высадил ее у двери в контору.
  — Спокойной ночи, — сказал он.
  — Спокойной ночи, — проговорила Берта Кул, проглатывая конец слов. Она демонстративно промаршировала по тротуару и вошла в дом.
  Полицейская машина уехала. Почти тотчас же Берта Кул вышла, быстрым шагом дошла до табачного магазина на углу улицы и вызвала оттуда такси. Как только она влезла в машину, объявила водителю:
  — Мне нужно срочно добраться до меблированных комнат Блубоннэт на улице Фигароу.
  Оказавшись на месте, Берта Кул решительно нажала кнопку звонка Жозефины Делл и с чувством облегчения услышала голос Жозефины:
  — Кто там?
  — Миссис Кул.
  — Боюсь, у меня совершенно нет времени беседовать с вами, миссис Кул. Я упаковываю вещи.
  — Мне необходимо встретиться с вами.
  — У меня новая работа, и я должна успеть к самолету. Я…
  — Я успею переговорить с вами, пока вы будете собираться. Это займет несколько минут, и…
  — О, хорошо. — И дверь автоматически открылась.
  Берта Кул поднялась наверх и застала Жозефину в самом разгаре ее, казалось, бесплодных торопливых сборов.
  В центре комнаты расположился огромный чемодан, наполненный на две трети вещами. Дорожная сумка, лежавшая на кровати, была уже собрана, здесь же валялись еще несколько платьев. Маленькая сумка стояла на полу подле кровати, а рядом с ней — большая картонная коробка, наполовину забитая всякой всячиной.
  Жозефина Делл, облаченная в голубую шелковую пижаму, стояла в центре комнаты среди всего этого беспорядка.
  — Привет, — сказала она Берте, как только ее увидела. — Я должна до полуночи успеть собрать все вещи. Большую часть моего скарба сдаю в магазин и освобождаю комнату. Не могла и вообразить, во что это все выльется. Надо хотя бы как-нибудь собрать вещи, принять ванну, одеться и успеть на самолет. Мне не хочется быть невежливой, но, если вы когда-нибудь переезжали, вы понимаете, что это такое.
  — Я понимаю вас, — уверила ее Берта, — но мне нужна только минута.
  Она огляделась вокруг в поисках свободного стула. Жозефина Делл поняла ее и нервно рассмеялась.
  — Извините меня, — сказала она и торопливо убрала вещи со стула, стоявшего у окна.
  — Я сразу перейду к делу, — начала Берта. — Как вам нравится идея заполучить пятьсот долларов наличными?
  — Неплохо.
  — Я могу достать их для вас.
  — Каким образом?
  — Все, что вам надо сделать, это подписать договор и…
  — Ах вот что.
  — А что тут такого?
  Она рассмеялась и сказала:
  — Дело в том, что вы — уже второй человек, который мне это предлагает.
  — Вы имеете в виду, что вы уже что-то подписали?
  — Нет.
  — Кто же это вам предлагал?
  — Свидетель, который все видел. Он заявил мне, что дорожное происшествие произошло не по моей вине и я могу получить кое-что от страховой компании. Он сказал, что подпишет контракт со мной, все издержки возьмет на себя, а мне даст пятьдесят процентов от того, что получит; при этом гарантирует, что моя доля составит не менее пятисот долларов. Думаю, что это выгодный контракт, не правда ли?
  Берта промолчала.
  — Но, — продолжала Жозефина Делл, — я не подписала его. Я просто не могла этого сделать. Я сказала ему, что пришла к выводу, что в этом происшествии моя вина нисколько не меньше, чем вина водителя. Он говорил мне, что никто не будет вдаваться в подробности, у страховой компании единственная задача — закрыть побыстрее это дело, и что я получу свои деньги и все такое прочее. — Жозефина прищелкнула пальцами.
  — Вы не захотели подписать контракт?
  — Я просто рассмеялась над его предложением. Я сказала ему, что буду чувствовать себя так, будто я украла эти деньги. Водитель, который сбил меня, был действительно мил, а я потеряла, собственно, только семь долларов на врача.
  — Вы узнали имя человека, который вел машину?
  — Нет. Я не запомнила даже номера машины. Я была так потрясена сначала, а потом…
  Раздался звонок от входной двери.
  Жозефина Делл раздраженно вздохнула.
  — Думаю, — предположила она, с трудом сдерживая себя, — что это кто-нибудь, кому нужна Мирна Джексон.
  — Ваша подружка по комнате? — спросила Берта Кул. — Я бы тоже хотела встретиться с ней.
  — Этого хотели бы многие.
  — Где же она?
  — Бог ее знает. По мне, это не очень удачное соседство. Она знакомая мистера Милберса, это он предложил сэкономить деньги и на пару снять комнату. Мне сразу же эта идея не понравилась, но сами понимаете, когда предложение исходит от босса… Мы решили попробовать жить вместе. Она невозможный человек! Позавчера я оставила ей записку, что утром следующего дня надо заплатить за квартиру. Я сообщила ей, что собираюсь уезжать сегодня вечером; и, когда сегодня она позвонила мне, что, вы думаете, я услышала?
  — Что же? — спросила Берта, в то время как во входную дверь вновь позвонили.
  — Сказала, что уже утром она побывала здесь и взяла все свои вещи. Она недавно съехала, поэтому и сборы ее были недолги, но, однако, нам надо заплатить пять долларов за уборку квартиры, а она и не подумала упомянуть о том, что войдет в долю. Я же совсем забыла об этом в тот момент.
  Жозефина Делл подошла к телефону, связанному с входной дверью, и спросила:
  — Кто это? — Затем устало продолжила: — Нет, это ее соседка. Я не знаю, где она. Она переехала отсюда сегодня утром. Да, и я собираюсь уезжать тоже. Нет, я не увижу ее. Я не могу встретиться с вами. Я собираю вещи. Я не одета и должна успеть на полуночный самолет, мне безразлично, насколько это важно и кто вы такой. Ее здесь нет. Я весь вечер только и делаю, что отвечаю на телефонные звонки людям, которые хотят встретиться с ней.
  Жозефина Делл бросила телефонную трубку и опять встала посреди комнаты, взирая на разбросанные вещи с беспомощным видом.
  — Я не могу понять, что общего эта девушка имела с мистером Милберсом, — снова начала она. — О, в конце концов, все уже в прошлом, но, мне кажется, она шпионила за мной все время, пока здесь жила. Две недели назад исчез мой дневник. Потом он появился в том же самом месте, откуда его взяли, но сверху на него положили несколько шарфов. Как будто я не искала его там! Только она могла его взять! Я могу представить, что существует тип людей, которым доставляет удовольствие читать тайком подобные вещи, но почему она взяла его и куда-то унесла?
  — Вы не спросили ее об этом?
  — Нет. Я не стала поднимать этого вопроса. Я ничего не могла бы доказать, поэтому решила просто переехать отсюда — куда-нибудь в маленькую скромную отдельную квартиру. Хватит с меня такого соседства. Хорошо, — сказала она, неожиданно меняя тему, — мне остается только одно — разобраться с этим барахлом. Мне уже опротивело сортировать эти вещи и решать, что брать с собой, а что — оставлять.
  Она схватила кучу платьев и отправила часть их в чемодан, а другую часть — в картонную коробку.
  — Могу я помочь вам? — обратилась к ней Берта.
  — Нет, — отрезала Жозефина, а потом, как будто подумав получше, добавила: — Спасибо. — По ее голосу было ясно, что единственное, что могла бы сделать Берта, — это убраться отсюда подальше.
  — Что вы собираетесь делать с завещанием? — спросила Берта. — Понадобится ваше свидетельствование.
  — О, они смогут связаться со мной, когда я буду нужна. Мне сказали, что я поеду в тропики. Это вам не недельная прогулка. Мне придется жить на чемоданах. Я не могу даже взять большой чемодан, потому что придется путешествовать на самолете. Так заманчиво, что я…
  Берта Кул, пристально рассматривая Жозефину, прервала ее:
  — Есть еще одна вещь, которую вы можете сделать для меня.
  — Что же это такое?
  — Я хотела бы кое-что узнать про Харлоу Милберса — про то, как он умер.
  — Очень неожиданно, хотя он и чувствовал себя плохо дня три-четыре.
  — Можете вы рассказать мне конкретно о проявлениях болезни?
  — Да, конечно… Все началось спустя час, как он пришел в контору. Сначала у него была страшная головная боль, а потом его стало сильно тошнить. Я предложила ему полежать немного на диване и отдохнуть. Он заснул на несколько минут, но новый приступ тошноты разбудил его. Он стал жаловаться, что горло и рот его просто горят, я предложила вызвать врача. Тогда он решил пойти домой и пригласить туда врача. Я позвонила доктору Кларджу, сказала, что мистер Милберс очень болен и просит приехать к нему домой.
  — Вы поехали вместе с мистером Милберсом?
  — Да.
  — Что было дальше?
  — Всю дорогу ему было очень плохо. Его все время беспокоили желудок и кишечник. Когда мы добрались до дома, пришлось помочь ему выбраться из машины. Водитель над нами посмеивался. Он решил, что бедный мистер Милберс слишком бурно праздновал накануне.
  — Что вы сделали потом?
  — Я помогла ему дойти до дома. Миссис Краннинг тоже вышла, чтобы помочь. Доктора Кларджа не было еще, когда мы приехали, он появился спустя пару минут — прежде, чем мы успели уложить мистера Милберса в постель.
  — Что потом?
  — Доктор пробыл около получаса и оставил больному лекарства. Он сделал ему укол, и мистер Милберс почувствовал себя лучше, хотя он по-прежнему жаловался, что горло жжет и желудок дает себя знать. Потом ему стало лучше и захотелось спать.
  — Дальше?
  — Доктор Клардж пришел снова в четыре часа пополудни. Сделал еще раз укол и сказал, что либо придется сидеть с ним всю ночь, либо надо отправить его в госпиталь, если ему не станет лучше. Он принес также лекарства и пояснил, как их нужно принимать, сказал, что заглянет утром часов в восемь.
  — Далее?
  — Спустя двадцать минут после того, как он уехал, наступил конец.
  — Кто находился в комнате в это время? Вы?
  — Нет. Миссис Краннинг. Я спустилась вниз, чтобы выпить стакан молока и съесть бутерброд. Я была так расстроена, с утра ничего не ела. Мы надеялись, что мистеру Милберсу станет лучше.
  — Что было после того, как наступила смерть? Вы известили доктора Кларджа?
  — Да. Доктор Клардж пришел, но сказал, что он ничего уже не может сделать. Он позвонил в похоронное бюро и предложил оповестить обо всем Кристофера Милберса. Я послала телеграмму.
  — Далее?
  — После всего пережитого, хотя и было уже очень поздно, я отправилась в контору, чтобы опечатать сейф. Я была страшно расстроена. Думаю, поэтому я и попала под машину. Я не завтракала, не считая утренней чашечки кофе и стакана молока с бутербродом, — это все, что перепало мне за весь день. Я не успела даже доесть этот бутерброд, когда миссис Краннинг позвала меня.
  — Что сказал доктор о причинах смерти?
  — О, вы знаете, что такое врачи! Они любят произносить уйму медицинских терминов с умным видом. Лично мне кажется, что доктор Клардж ровным счетом ничего не смыслит в этом деле. Я не могу припомнить всего, что он сказал. Он говорил, что произошло обострение гастроэнтерита печени и что-то еще, что кончалось на «ит».
  — Нефрит?
  — Не знаю. Кажется, да. Но он назвал основной причиной обострение гастроэнтерита. Это я точно помню. Все остальное было для меня китайской грамотой, хотя, думаю, для него тоже.
  — Где завтракал мистер Милберс в тот день?
  Жозефина Делл удивленно взглянула на Берту:
  — Ну, разумеется, дома, я думаю. Именно для этого он держал миссис Краннинг и Еву, и если вам интересно знать мое мнение, — продолжала она, — за те деньги, что он платил, еще он вынужден был и ждать, когда его соизволят накормить. Хотя, конечно, это и не мое дело, и все уже в прошлом. Но меня мутит от одной мысли, что он почти все оставил им.
  — И десять тысяч вам.
  — Если он собирался что-нибудь завещать кому-либо помимо родственников, — сказала Жозефина Делл решительно, — то я свои десять тысяч заслужила.
  — Как долго вы служили у него?
  — Почти два года.
  — То есть по пять тысяч в год.
  — Точно, — ответила Жозефина с неожиданно сильным раздражением. — По пять тысяч в год. Серьезная компенсация за все, не так ли, миссис Кул? Хорошо, вы знаете далеко не все, и не обманывайте себя, что… ладно, все это уже не имеет смысла. Не могли бы вы оставить меня одну, мне необходимо собраться?
  — Тот человек, который был свидетелем, — спросила Берта, — его звали Больмэн?
  — Да, так. Джерри Больмэн. Он был свидетелем происшествия и, мне кажется, хотел погреть на этом руки — у меня сложилось впечатление, что он способен на такие вещи. Все-таки мне придется что-нибудь вынуть из сумки.
  — Джерри Больмэн, — продолжила Берта, — мертв.
  Жозефина взяла сверху из сумки какую-то вещь и положила ее на кровать.
  — Так, с этим разобрались. Думаю, что обойдусь и одной парой туфель.
  Затем она достала из сумки пару башмаков и направилась к чемодану, потом неожиданно остановилась, повернулась к Берте и переспросила:
  — Извините. Что вы сказали?
  — Джерри Больмэн мертв.
  Жозефина улыбнулась:
  — Боюсь, что вы ошибаетесь. Я разговаривала с ним только вчера днем, и потом он позвонил снова через два часа. Так, посмотрим. Если я положу…
  — Он мертв. Он был убит полтора часа назад.
  — Убит!
  — Да.
  Сначала одна туфля, а за ней и другая выпали из рук Жозефины.
  — Убит! Полтора часа назад! Как же это случилось?
  — Я не знаю. Но он пошел, чтобы навестить нашего друга, слепого. Вы можете себе это вообразить?
  — Да, я понимаю, зачем ему это понадобилось. Я сказала, что не уверена, что светофор не поменял цвет, когда я начала переходить улицу. Тогда он принялся заверять меня, что найдет свидетеля, который подтвердит, что слышал шум происшествия до того, как замигал сигнал светофора. Тогда я не поняла, но сейчас мне кажется, он имел в виду слепого. Он был всегда так мил и приветлив со мной. Я послала ему небольшой подарок. Вы убеждены, что мистер Больмэн был убит?
  — Да. Он был убит в тот момент, когда вошел в дом слепого.
  — Миссис Кул, вы абсолютно уверены в этом?
  — Совершенно. Я нашла его тело.
  — Они поймали убийцу?
  — Еще нет.
  — Они знают, кто это сделал?
  — Нет. Они ищут слепого.
  — Вздор! Он не обидит и мухи! Это совершенно ясно.
  — Я тоже так думаю.
  — Каким образом вы обнаружили тело?
  — Я пришла, чтобы навестить слепого.
  — Он тоже вам нравился?
  — Да.
  — По-моему, он — прелесть. Я должна спросить его о Мирне Джексон. Я видела, как он разговаривал с ней на прошлой неделе. Правда, это просто ужасно, как мало я о ней знаю. Этот Больмэн, не думайте — я знаю, что не имею права так о нем говорить, ведь он мертв, — но не кажется ли вам…
  — Вы, черт подери, правы — именно кажется. Мне плевать, что он мертв. Он был мерзавцем.
  — Ладно, один бог знает, насколько действительно мне пора собираться. Мне очень жаль, миссис Кул, но это единственное, что я чувствую по поводу происшедшего несчастья, и, даже если вы останетесь здесь до полуночи, мое мнение не изменится.
  Берта Кул медленно и неохотно поднялась на ноги и устало направилась к двери.
  — Хорошо, — сказала она, — спокойной ночи и удачи вам в новой работе.
  — Спасибо, миссис Кул. И вам спокойной ночи и удачи.
  — Неужели вы думаете, что я из тех людей, которые ее упускают? — промолвила Берта с чувством, выходя в коридор.
  Глава 19
  Такси довезло Берту Кул до дома доктора Говарда Ринджера. Берта позвонила и, когда доктор открыл ей дверь, сказала:
  — Я надеюсь, вы помните меня, доктор. Я…
  — О да, миссис Кул, детектив. Входите, пожалуйста.
  Он пристально посмотрел на нее.
  — Как вы себя чувствуете? Выглядите отлично.
  — О, я-то в порядке. Мне нужна небольшая консультация.
  — Хорошо, проходите сюда. В моем доме есть небольшая комната для случаев неотложной помощи. Иногда мои пациенты приходят и ночью. Присаживайтесь и расскажите, чем я могу помочь.
  — Мне очень жаль, что я вас побеспокоила, но это действительно очень важно.
  — Ничего страшного. По субботам я всегда поздно ложусь спать. Прошу вас, начинайте рассказывать.
  — Я хотела бы узнать кое-что про отравления.
  — Что же именно?
  — Есть ли такие яды, которые начинают действовать спустя два часа после завтрака; яды, вызывающие тошноту, жжение в горле и приводящие в конце концов к смерти?
  — Когда он умер?
  — Около четырех часов дня.
  Доктор Ринджер открыл стеклянную дверцу книжного шкафа.
  — Судороги ног? — спросил он.
  — Я не знаю.
  — Понос?
  — Возможно, но не могу сказать этого наверняка.
  — Постоянная тошнота до самой смерти?
  — Через небольшие интервалы времени.
  — Чем лечили?
  — Уколы.
  — Жалобы на боли в желудке и кишечнике?
  — Да. Он очень страдал.
  — Бледность? Испарина?
  — Исходя из того, что мне говорили, должно быть, он был бледен.
  — Возбужденность? Депрессия?
  — Не знаю.
  Доктор Ринджер побарабанил пальцем по столу, подошел к шкафу и взял оттуда книгу, озаглавленную «Судебная медицина». Он открыл ее, после того как прочел пару страниц, захлопнул и положил на место.
  — Все останется между нами или вы говорите со мной официально и потребуется мое свидетельство?
  — Все останется между нами, — пообещала Берта.
  — Отравление мышьяком.
  — Похожие симптомы?
  — Типичный случай. Жжение в горле и тошнота, боли в желудке и животе. Если вы хотите убедиться, проверьте, были ли судороги ног, чувство депрессии, и обратите внимание на характер рвотной массы — похоже на рисовый отвар в случае отравления мышьяком.
  Берта Кул встала, потом, поколебавшись, спросила:
  — Сколько я вам должна?
  — Ничего — в случае, если я не должен буду выступать в качестве свидетеля. Тогда, конечно, дело другое.
  Берта пожала ему руку и вновь извинилась:
  — Мне очень жаль, что я потревожила вас так поздно, но дело не терпит отлагательства, я должна была все выяснить сегодня же.
  — Ничего, ничего. Я еще не ложился. Обычно никогда не удается лечь раньше полуночи, хотя я и пытаюсь закончить свои дела к восьми тридцати, чтобы оставалось время на отдых. Как ваш компаньон, миссис Кул? Как его зовут?
  — Дональд Лэм.
  — Да, да. Очень интересный парень. С живым воображением. Мне очень понравились его доказательства в деле об отравлении одноокисью углерода. Я лично знаком с замешанными в этой истории людьми. Некоторые из них имеют солидную репутацию в медицинских кругах.
  — Я в курсе, — ответила Берта.
  — Как он поживает?
  — Пошел служить в военно-морской флот.
  — Восхитительно! Но я полагаю, вы скучаете по нему.
  — Я отлично справлялась до того, как он пришел в контору, — сухо ответила Берта. — Полагаю, что обойдусь и сейчас без него.
  — Вы оставили за ним право на компаньонство?
  — Оно у него будет, когда он вернется. Боже, я надеюсь, что ничего не случится с этим маленьким негодником!
  — О, все будет хорошо, — поддержал ее доктор Ринджер. — Итак, спокойной ночи, миссис Кул.
  — Спокойной ночи.
  Берта Кул, ухмыляясь во весь рот, забралась в такси.
  — Куда теперь? — спросил ее водитель.
  — «Метро-отель», — усаживаясь на мягкое сиденье, сказала она. — И если вы еще этого не знаете, то должна сообщить вам, что я их загребу.
  — Кого? — удивился водитель.
  — Деньги, — пояснила Берта, сияя.
  — Рад слышать это. Я много чего слышал от своих пассажиров, но в таких выражениях — впервые.
  — Вот так. Не без усилий, конечно, но теперь они у меня в кармане.
  В отеле Берта подошла к стойке с телефонами и спросила:
  — У вас остановился Кристофер Милберс?
  — Да, мадам. Комната триста девятнадцать.
  — Позвоните ему, пожалуйста.
  Минутой позже Берта услышала сонный голос Кристофера Милберса:
  — Слушаю. Кто это?
  Берта решительно проговорила:
  — У меня есть для вас что-то очень важное. Я поднимусь к вам ровно через минуту.
  — С кем я говорю?
  — С Бертой Кул, — ответила она и повесила трубку.
  Берта Кул промаршировала через холл, вошла в лифт и коротко бросила:
  — Третий этаж.
  Лифтер взглянул на нее вопросительно, как будто желая спросить, остановилась ли она в этом отеле, но раздумал. Берта с видом человека, который точно знает, что хочет делать, шла по коридору, отыскивая триста девятнадцатый номер, наконец остановилась и только хотела постучать, как Кристофер Милберс открыл дверь.
  — Извините, — сказал он. — Я уже час как в постели. Я не одет для приема гостей.
  На нем были пижама, шелковый халат и шлепанцы. Волосы после сна растрепались, и та часть их, которую он начесывал на лысину, теперь свесилась на ухо с одной стороны головы.
  — Я не собираюсь ходить вокруг да около, — начала Берта.
  — Весьма похвально, — отозвался Милберс, предложив Берте сесть в кресло, а сам, подложив себе под спину подушку, устроился на постели. — Я бы сказал, даже очень похвально.
  — Итак, — выпалила Берта, — перейдем к делу.
  — Почему бы и нет?
  — Ваш кузен оставил после себя состояние. Каковы его размеры?
  — Я не знаю наверняка, миссис Кул. Это имеет значение?
  — Да.
  — Думаю, по крайней мере полмиллиона, может быть, больше.
  — Вам досталось десять тысяч?
  — Да, миссис Кул, и извините меня, но я не могу рассматривать эти новости настолько важными, чтобы поднять меня с постели среди ночи. Мы оба знали об этом и раньше.
  — Я просто подготавливаю почву.
  — Давайте считать, что фундамент готов, и перейдем к самому зданию.
  — Итак, завещание крепко сделано. Я не знаю, как им это удалось. И вы не знаете. Лично я не верю, что ваш кузен написал подобное завещание по собственному желанию. Похоже больше на то, что вторую страницу он написал под давлением кого-то, кому это было выгодно. Может быть, они шантажировали его.
  — Это плохо соотносится с показаниями мисс Делл и Пауля Ханберри.
  — Все зависит от методов, которые были использованы. Правильный метод шантажа может дать удивительные результаты. Эту Мирну Джексон, которая делила комнаты с Жозефиной Делл, посоветовал взять в напарницы ваш кузен. Она также хорошо знакома с управляющей дома. Здесь что-то не то. Она привлекательная девушка и, должно быть, так или иначе замешана в этом деле. Ну уж а если говорить о Пауле — от него можно всего ожидать.
  — Да, я вынужден согласиться с вами, но, пожалуйста, давайте ближе к делу, миссис Кул. Вы сказали, что не собираетесь ходить вокруг да около.
  — Ваш кузен был убит.
  Лицо Милберса выражало полное недоумение. Ему понадобилось время, чтобы прийти в себя.
  — Миссис Кул, это очень серьезное заявление.
  — Я знаю, что это очень серьезное заявление, но ваш кузен был отравлен. Ему подсыпали яд в завтрак, у него все симптомы отравления мышьяком.
  — Невероятно! Вы уверены в этом?
  — Практически да.
  — У вас есть доказательства?
  — О господи, нет! Но в том-то и дело, что, если мы будем работать вместе, у нас будут доказательства.
  — О, — голос Милберса существенно изменился, — я думал, у вас в руках есть доказательства.
  — Нет. Я же сказала, что практически уверена, что он был отравлен. Я думаю, мне удастся достать разрешение на эксгумацию трупа, чтобы произвести необходимые анализы на наличие мышьяка в организме.
  — О, достаточно, миссис Кул! В конце концов оказалось, что речь идет о шкуре неубитого медведя. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу пойти на подобное, если на руках нет абсолютных доказательств; лично мне кажется, что к завещанию не подкопаешься.
  — Ладно, я думаю, мне удастся раздобыть доказательства. По крайней мере у меня достаточно информации, чтобы предложить опросить Нетти Краннинг и семейство Ханберри. Мне придется затратить некоторые усилия, но я получу разрешение на эксгумацию дней через пять-семь.
  — В конце концов, — заметил Милберс, — это довольно необычный случай. Что вы задумали, миссис Кул?
  — Если они убили его, они не смогут вступить в наследство. Даже если один из них замешан в этом деле, а другие помогали ему, никто из них ничего не получит по этому завещанию. Тогда все достанется вам как единственному наследнику. Я бы рискнула. Если вы согласны, скажем, десять процентов от всей суммы, что достанется вам, заплатить за мои хлопоты.
  Кристофер Милберс сцепил ладони, средними пальцами подпер свой подбородок и взглянул на Берту поверх пальцев.
  — Ну так как? — спросила Берта.
  — Это очень, очень необычная ситуация, миссис Кул.
  — Разумеется. А что же вы думали, если я пришла сюда и вытащила вас из постели?
  — Конечно, если мой кузен был убит, я бы желал, чтобы справедливость восторжествовала.
  Берта кивнула и добавила:
  — И не забудьте при этом про полмиллиона долларов, когда будете наблюдать, как торжествует справедливость.
  — Я не забыл об этом, но…
  — Продолжайте, — сказала Берта, — пора выяснить все до конца.
  — Вы хотели бы заняться этим делом?
  — Естественно. Было бы глупо бросать такую возможность.
  — И у вас есть какие-то сведения?
  — Да.
  — И вы хотели бы, чтобы я нанял вас для дальнейшего расследования?
  — Речь идет не о том, чтобы нанимать меня. Мы заключим с вами контракт, по которому я получу определенный процент от суммы, которую вы получите, когда вступите в наследование имуществом.
  — Сегодня вечером я имел удовольствие беседовать с миссис Краннинг. Она произвела на меня совсем иное впечатление, чем прежде.
  — И ее дочь?
  — Симпатичная и интересная молодая женщина.
  — Понятно. А Пауль Ханберри?
  На лбу у Милберса появилась складка.
  — Необщителен. Предрасположен к острым ощущениям. Тип человека, мало приспособленного к жизни.
  — Я бы не стала тратить так много слов на него. По мне, так и четырех слов достаточно, чтобы охарактеризовать этого человека.
  — Собственно, переговоры я вел в основном с миссис Краннинг.
  — Хорошо, хорошо, — прервала его Берта нетерпеливо. — Полагаю, вам удалось что-нибудь выцарапать из них. Но если они убили вашего кузена, дело существенно меняется.
  — Разумеется.
  — Так это как раз я и предлагаю вам обсудить.
  — К сожалению, миссис Кул, если вы имеете в виду денежную сторону вопроса, для меня ничего не меняется.
  — Что? — Берта вскинула голову, чтобы взглянуть ему прямо в лицо.
  — Таковы обстоятельства. Сегодня вечером я заключил соглашение, которое в то время считал справедливым. Я не собираюсь вдаваться в подробности этого соглашения, но, зная, что я могу довериться вам, и в силу новых обстоятельств дела, суть этого соглашения я изложу. Жозефина Делл получит то, что ей назначено. Но для того чтобы не доводить дело до судебного процесса, стороны достигли соглашения, что все, что останется после того, как будут оплачены похороны и текущие счета, включая сюда и сумму, назначенную Жозефине Делл, все оставшиеся деньги будут поделены на четверых поровну. Что для меня составит около ста тысяч долларов. Я изложил все это приближенно, но юристы хорошо поработали и…
  — Вы уже подписали это соглашение?
  — Мы все подписали его.
  — Все это относится только к притязаниям на завещание. Но если я сумею доказать, что они убили его…
  — Нет, вы не поняли. В соглашении оговорено, что, если одна из сторон предпримет какие-либо действия, которые могут ущемить права других сторон, в этом случае такая сторона лишается своей доли. Нанимать вас при таких обстоятельствах значило бы нарушить соглашение. Нет, миссис Кул, я с трудом могу вообразить, что миссис Краннинг и ее дочь Ева могут быть замешаны в том, что вы предполагаете. Конечно, возможно, что Пауль Ханберри, не посвящая в свои намерения никого, содеял что-то, чтобы включить свою особу в число наследников. Но в отношении других у меня нет никаких сомнений. Я допускаю, миссис Кул, что люди жадны, импульсивны. Порою богаты на выдумку, но ни на мгновение не могу поверить, что миссис Краннинг или ее дочь способны были отравить моего кузена, — нет, миссис Кул, это абсолютно неправдоподобно.
  — Допустим, что Пауль отравил его, а они узнали об этом позже?
  — Нет, вы не понимаете, миссис Кул. Если бы власти по своему почину начали расследование, ситуация выглядела бы совсем по-другому; но если я своими действиями задену интересы других сторон, подписавших соглашение, я могу остаться ни с чем, — нет, миссис Кул, я не буду рисковать. Честно говоря, я думаю, что заключил очень удачную сделку.
  — Несомненно, — сказала Берта в бешенстве. — Когда кучка убийц может подкупить человека, чтобы он не возбуждал дело против убийцы своего родственника…
  Милберс вытянул свою руку так, словно он регулировщик, останавливающий поток машин.
  — Одну минуту, миссис Кул, полегче, — сказал он. — Я излагал свои соображения по поводу того, буду ли я нанимать вас. Однако если расследование будет вестись властями — меня нельзя будет упрекнуть ни в чем. Нанимая вас, я могу лишиться своих ста тысяч. Нет, миссис Кул, я не могу позволить себе это. Я уверен, что мой адвокат отвергнет ваше предложение ровно через минуту. Он запретил бы мне даже обсуждать его с вами.
  — Хитро придумано. Они заставили его написать завещание, потом отравили, а затем составили такое соглашение с вами, что их преступление останется безнаказанным. Чертовски умно!
  — Да, но я не уверен, что они шантажировали или убили его. Признаться, я думаю, что кузен сам написал это завещание. Оно очень характерно для него. Я не согласен с его терминологией, но я знаю наверняка, что он никогда не испытывал желания оставить мне больше, чем тысяч десять. В отношении меня вряд ли завещание подделано.
  — Они сами пришли к вам или вы первым заявились к ним?
  — Они пришли сами.
  — Так. Обобрать человека, убить его и заткнуть глотку наследнику ста тысячами, чтобы избежать расследования! Ловко сработано!
  — Но вы можете сами связаться с властями, миссис Кул.
  — Фу! — сказала Берта сердито. — Во-первых, власти вовсе не заинтересованы в этом, а потом, я-то что буду иметь с этого?
  — Да, но если у вас есть какая-то информация, миссис Кул…
  — То, что у меня есть, у меня есть, — ответила Берта, вставая с кресла. — Я зарабатываю себе на жизнь, продавая информацию.
  — Но если вы знаете что-то, что может заинтересовать полицию, то ваш долг сообщить им все. Ваш долг…
  — Другими словами, вы не вложите ни цента. Вы не собираетесь раскошелиться, но не прочь, чтобы кто-нибудь анонимно сообщил в полицию, чтобы началось расследование. Вы полагаете, что я настолько глупа, чтобы за «спасибо» пойти в полицию.
  — Именно так было бы правильно поступить. Как гражданка, имеющая сведения относительно преступления или хотя бы ключ к раскрытию его…
  Берта направилась к двери.
  — Я подожду вас на улице, пока вы оденетесь. На углу улицы есть табачный магазин с телефоном.
  — Боюсь, я не понимаю вас.
  — Черт побери, конечно, вы не понимаете, — объявила Берта жестко. — Через десять минут после моего ухода в полиции раздастся анонимный звонок; по телефону неизвестный скажет, что Харлоу Милберс был отравлен, предложит побеседовать с врачом и произвести эксгумацию трупа для выяснения причин смерти. Потом вы можете повесить трубку и вернуться назад, чтобы снова залезть в постель с этой вашей самодовольной улыбкой на лице. Это будет стоить вам пять центов, и только.
  — Но, моя дорогая миссис Кул, вы не понимаете…
  Берта в два шага достигла двери, распахнула ее и захлопнула прежде, чем Милберс успел закончить фразу.
  Такси, в котором приехала Берта, ждало ее у входа.
  Таксист дотронулся до своего кепи и произнес с обворожительной улыбкой:
  — Итак, мадам, вам удалось их загрести?
  — Загрести! — произнесла с чувством Берта так, что улыбка слетела с его лица. — Загрести, черт побери! Будь я проклята!
  Глава 20
  «31 августа 1942 года
  
  Валледжо, Калифорния
  Берте Кул. Бюро расследований
  Дрексель
  Лос-Анджелес, Калифорния
  
  Ключом к разгадке является тот факт, что страховая компания пытается добиться соглашения через вас. Это значит, что они не знают имени и адреса потерпевшей. Согласно свидетельским показаниям, Жозефина Делл дала водителю свой адрес и он отвез ее домой. Ситуация неправдоподобная. Единственное объяснение — водитель был пьян, но, до того как Жозефина села в машину, ему удавалось это скрывать. Делл вышла из автомобиля раньше, чем они добрались до ее дома. Выясните этот вопрос. Попробуйте заявить представителю компании, что водитель был пьян, и увидите, что произойдет. Жозефина Делл по какой-то причине не была искренна. Наилучшие пожелания.
  Глава 21
  Берта раздраженно обратилась к Элси Бранд:
  — Дай телеграмму Дональду: «Твоя телеграмма совершенно дурацкая. Жозефина Делл уверяла, что водитель довез ее до дома и был очень заботлив. Я тоже могу навоображать кучу вещей, не подтверждаемых фактами; для этого мне не надо даже будет оплачивать телеграммы, в которых излагаются дурацкие теории. Предлагаю все твое внимание обратить на проблемы войны. Делу конец. Стороны достигли соглашения, оставив фирму ни с чем». — Потом, поколебавшись, добавила: — Прочти мне, что получилось.
  Элси прочла ей текст телеграммы.
  — Отпечатай это, поставь мое имя в конце и…
  Она оборвала себя, так как в это время дверь распахнулась. Высокий подтянутый молодой человек из страховой компании вежливо поклонился:
  — Доброе утро, миссис Кул.
  — Опять вы!
  — Произошло ужасное событие. Могу я с вами поговорить, миссис Кул?
  — Проходите, — предложила Берта.
  — Отправлять телеграмму? — спросила Элси.
  — Да, отпечатай, но, прежде чем отсылать, дай мне ее прочесть. Пошли за посыльным.
  Берта прошла в кабинет. Фосдик, удобно расположившись в кресле, положил атташе-кейс на колени и обнял его руками.
  — Создалась крайне неприятная ситуация, — повторил он.
  Берта молчала.
  — Не знаете ли вы случайно человека по имени Джерри Больмэн? — продолжал он спустя мгновение.
  — Каким образом он замешан в деле?
  — Он обещал за тысячу долларов обо всем договориться. При этом взял с нас слово, что судьба этих денег нас не будет интересовать. Другими словами, пострадавшей он смог бы заплатить столько, сколько он сам бы пожелал. Мы не возражали, в том случае если получим полностью отступной договор. Если пострадавшая сторона подпишет, что не имеет никаких претензий, они могут сами делить эти деньги.
  Мистер Больмэн был абсолютно уверен, что получит ее подпись. По-моему, у него был свой интерес в этом деле. Кажется, он был близко знаком с девушкой, которая вместе с пострадавшей снимала комнаты, и собирался даже в скором времени жениться на ней.
  — Больмэн вам это сказал?
  Фосдик кивнул.
  — Он назвал вам имена?
  — Нет. Он только рассказал о пострадавшей и ее соседке. История эта выглядела весьма убедительно.
  — И вы клюнули на это?
  Фосдик вопросительно поднял бровь.
  — Вы молоды. Только что из Гарварда или еще какого-нибудь колледжа, что дает вам основание чувствовать свое превосходство. Вы думаете, что знаете все. Ради бога, бросьте вы ломаться!
  — Простите?
  — Сбросьте вы вашу маску!
  По Фосдику было видно, что он чувствует себя мучеником. Ему удалось вернуть выражению своего лица вежливость, помня о том, что клиент всегда прав, он сдержанно проговорил:
  — У меня нет сомнений, что мистер Больмэн выдумал свою историю. Однако, к несчастью, из сегодняшней утренней газеты я узнал, что мистер Больмэн был убит прошлой ночью. Это, конечно, событие прискорбное с точки зрения общества и…
  — И родственников умершего, — продолжила Берта. — Но для вас — это просто бедствие. Хотя я не думаю, что Больмэн на что-нибудь годен, кроме как надуть и оставить вас с носом. Вы отлично знаете, что подобное дело вам не уладить за тысячу долларов.
  — Отчего же?
  Берта Кул рассмеялась и сказала:
  — Человек был настолько пьян, что сбил девушку, да так, что у нее было сотрясение мозга, а вы хотите отделаться тысячей долларов. — В ее словах прозвучал сарказм.
  — Мы не строили никаких планов, миссис Кул, но мы определенно не можем согласиться с вашим заявлением, что застрахованный нами водитель был в нетрезвом состоянии.
  Берта снова язвительно рассмеялась:
  — Водитель был настолько пьян, что даже не запомнил ни имени, ни адреса девушки, которую он сбил.
  — Думаю, что это не совсем так, — сказал Фосдик, тщательно подбирая слова. — Молодая женщина находилась в состоянии истерии и не отдавала отчета в своих поступках.
  — И водитель даже не может вспомнить, куда он ее отвез.
  — Извините, миссис Кул, но молодая женщина сама отказалась ехать домой, а также не сообщила, где она живет, когда покинула автомобиль.
  В кабинет с телеграммой в руках вошла Элси Бранд:
  — Посмотрите, пожалуйста, телеграмму, посыльный уже ждет в приемной.
  Берта Кул выхватила у нее телеграмму и подсунула под бумаги, лежавшие на столе.
  — Дай парню десять центов, я не собираюсь сейчас заниматься этим.
  — Десять центов? — переспросила Элси.
  — Хорошо, пусть будет пятнадцать, — поправилась Берта, подумав. — Но сейчас я занята, не мешай мне. Я отправлю телеграмму позже.
  Она повернулась опять к Фосдику, как только дверь закрылась.
  — Какой смысл ходить вокруг да около? Водитель был пьян. Слишком пьян, чтобы садиться за руль. Когда он сбил девушку и хотел отвезти ее домой, стало очевидно, что он не в состоянии управлять машиной, поэтому она и вынуждена была выйти из автомобиля. Лично мне кажется, что вам страшно повезет, если все обойдется тысяч в двадцать.
  — Двадцать тысяч долларов?
  — Точно.
  — Миссис Кул, вы в своем уме?.
  — Я-то — да. А вот вы явно нет. Я представляю себе, какое решение примет судья. А вы, по-моему, не очень.
  — Разумеется, судьи иногда принимают чересчур эмоциональные решения, но существуют и высшие инстанции, которые рассматривают апелляции.
  — Думаю, судья наложит штраф тысяч в пятьдесят. Не знаю. Вы, кстати, тоже.
  Фосдик рассмеялся:
  — Ну, ну, миссис Кул. Аппетит вашего клиента, как я вижу, еще не разгулялся.
  — Да? — переспросила Берта, вкладывая в вопрос особый смысл. — Вы так считаете?
  Она сразу поняла, что этот вопрос обеспокоил Фосдика.
  — Я хочу сказать, что при таких обстоятельствах нашему врачу должна быть предоставлена возможность обследовать девушку.
  — Все в свое время.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы получите разрешение суда.
  — Но мы не хотим доводить дело до суда.
  — Я имею в виду, когда вас вызовут в суд, вы получите разрешение суда.
  — Нас должны вызвать в суд?
  — Неужели вы думаете, что ваш водитель, сбив человека, может отделаться коробкой конфет и почтовой открыткой ко дню рождения?
  — Вам не кажется, что вы ведете себя неразумно, миссис Кул?
  — Нет, не кажется.
  — Послушайте, быть может, нам удастся договориться. Требования вашего клиента непомерны, но мы, естественно, не желаем доводить дело до суда. Скажем, три тысячи долларов наличными?
  Берта откинулась на спинку стула и захохотала.
  — Я скажу вам вот что, — начал Фосдик, подавшись вперед. — Я добьюсь, что вы получите пять тысяч.
  Берта, стараясь не смотреть ему в глаза, ответила:
  — Вы даже не понимаете, как вы смешны.
  — Но пять тысяч долларов! Правда, миссис Кул, это отличная цена.
  — Вы так считаете?
  — Назовите вашу цену.
  Теперь Берта посмотрела ему в глаза:
  — То, что я уже назвала.
  — Мое предложение остается в силе, — объявил Фосдик, вставая. — Я назвал максимальную сумму. Я пришел к вам, чтобы предложить три тысячи до подписания договора и не более пяти после того. Таковы мои инструкции. Я взял на себя смелость превысить свои полномочия; мое последнее предложение остается в силе.
  — Очень мило с вашей стороны.
  — У вас есть моя карточка, — продолжал Фосдик раздраженно. — Вы можете позвонить мне, когда примете решение.
  — Не очень-то ждите этого звонка.
  — И должен заявить, что мое предложение не вечно. Оно было сделано без свидетелей, неофициально. И если оно не будет принято в разумный отрезок времени, я могу аннулировать его.
  С напускной небрежностью Берта сказала:
  — Да аннулируйте его хоть сейчас. Мне-то что.
  Фосдик сделал вид, что он ее не слышал, и с явным раздражением покинул кабинет.
  Берта подождала, пока, по ее расчетам, он войдет в лифт, потом ворвалась в приемную.
  — Элси, дай телеграмму Дональду.
  — Еще одну?
  — Да.
  Элси приготовила карандаш и блокнот.
  Берта начала диктовать:
  — «Дорогой Дональд, ты поступил очень мило и мудро, послав Берте свою телеграмму. Я от всего сердца благодарю тебя. Милый Дональд, сообщи свои соображения, почему Жозефина Делл солгала по поводу происшествия? Почему она предпочла отказаться от вознаграждения? Телеграфируй Берте — оплата за мой счет. С любовью и наилучшими пожеланиями. Берта».
  — Это все? — спросила Элси сухо.
  — Все.
  — А ту телеграмму, что на вашем столе, я полагаю, тоже послать?
  — О боже, нет! Порви ее и выкинь в корзину для мусора. Разорви даже ту страницу из блокнота, где ты ее записала. Должно быть, я была страшно зла, когда диктовала ее. Дональд, безусловно, самый умный малыш на всем свете.
  Элси Бранд загадочно улыбнулась.
  — Что-нибудь еще? — спросила она.
  — Это, — объявила Берта, — все.
  Глава 22
  «31 августа 1942 года
  Валледжо, Калифорния (срочно)
  
  Берте Кул. Бюро расследований
  Дрексель
  Лос-Анджелес, Калифорния
  
  Расспросите ее приятельницу по комнате. С приветом
  Глава 23
  Управляющая меблированными комнатами на Блубоннэт открыла дверь и начала:
  — Добрый день. У нас есть прекрасные отдельные номера, существует отличный выбор… — Она оборвала себя, узнав Берту Кул.
  — Одну минуту, пожалуйста, — сказала Берта. — Возможно, вы получите немного денег.
  Управляющая, поколебавшись, отозвалась:
  — Я слушаю.
  — Я кое-кого разыскиваю, и, если вы поможете мне, мой клиент вознаградит вас.
  — Кого? — спросила женщина.
  — Девушку, которая жила вместе с Жозефиной Делл.
  — Вы имеете в виду Мирну Джексон?
  — Да.
  — Зачем она вам нужна?
  Берта открыла свою сумку, достала из нее карточку и протянула ее управляющей.
  — Она является свидетельницей по делу о дорожном происшествии. Я руковожу бюро расследований.
  — Сколько?
  — Десять долларов.
  — Когда?
  — Как только я ее найду.
  — Слишком долго за такую сумму.
  Берта подарила управляющей одну из своих лучших улыбок:
  — Для вас это не составит труда. Сообщите мне только все, что вы знаете о ней.
  — Хорошо, проходите.
  Управляющая провела Берту в свою комнату на первом этаже дома, указала ей на стул, достала ящик, набитый карточками, вынула оттуда одну из них, где значились фамилии и цифры.
  — Ровно месяц назад, — начала она, — эта девушка переехала к нам. Служанка сказала мне, что надо записать еще одну фамилию в домовую книгу рядом с фамилией Жозефины Делл. Я спросила об этом мисс Делл. Она сказала, что знакомая ее шефа будет жить вместе с ней. Я напомнила, что цена на квартиру устанавливалась из расчета одного проживающего, она взбесилась и стала орать, что меня не должно волновать, сколько людей живет в одной комнате с ней. Она платит ренту и считает вопрос решенным; если двое людей живут в однокомнатной квартире вдвоем — они причиняют неудобства только самим себе.
  Собственно говоря, — продолжала управляющая, — я думаю, она права, но не я устанавливаю правила. Я только слежу за их исполнением. Владельцем является банк, они инструктируют меня. О подобных случаях в договоре ничего не сказано. Можно лишь поднять плату за квартиру на пять долларов, но за тридцать дней предупредить об этом клиента. У нас есть карточки на каждую квартиру, где мы записываем номер квартиры, сумму оплаты, дату, а затем подписываем соглашение. Я подготовила новую такую карточку и отдала ей, указав, что плата возрастет на пять долларов. Она была рассержена, но этим все и кончилось.
  — Она сказала, что уедет?
  — Тогда еще нет.
  — Как долго мисс Делл жила здесь?
  — Пять месяцев.
  — Вы встречали Мирну Джексон?
  — Да, дважды. Вскоре после этого разговора она приходила ко мне, пытаясь уговорить не поднимать оплату. Я сообщила ей, что таковы правила, что я — не владелец и ничем не могу помочь им.
  — Когда же она заходила еще раз?
  — Прошлой ночью. Она зашла, чтобы отдать мне ключи; сказала, что Жозефина Делл нашла другую работу, будет много разъезжать, и они решили съехать с квартиры. По нашим правилам, если жилец уезжает, он обязан оплатить уборку номера. Стоит это пять долларов. Я еще раньше говорила ей об этом. Тогда она заявила, что прожила здесь всего лишь четыре недели и не собирается платить положенные ей полсуммы. Мне кажется, девушки обсуждали этот вопрос и договорились, что Мирна Джексон заплатит один доллар, а Жозефина все остальное; по крайней мере, когда Мирна отдавала ключи, она принесла и конверт с деньгами. Я сказала, что если Мирна останется одна в квартире, то рента будет снижена. Мирна Джексон показалась мне идеальной кандидатурой жилички.
  — Она осталась?
  Управляющая рассмеялась:
  — Нет. Она сказала, что ничего не имеет против меня лично, но что касается банка — она не осталась бы, даже если бы это было единственным местом, где она могла бы жить. Кажется, она еще раньше упаковала вещи и уехала. Она возвращалась только для того, чтобы обсудить с мисс Делл вопрос об уплате за уборку. Мисс Джексон была очень рассержена. Кажется, девушки поссорились.
  — Она не оставила своего адреса?
  — Десять долларов при вас?
  — Да.
  — Я получу их, если дам адрес?
  — Нет. Только когда я найду ее.
  — Как я узнаю, что вы нашли ее?
  — Не знаю.
  — Ладно. Маплхерст на Гранд-авеню. Мисс Джексон действительно очень милая девушка. Она несколько раз повторила мне, что считает правила невозможными, но ничего не имеет против меня. Жозефина Делл совсем другая. Она злилась лично на меня. Она даже не зашла проститься со мной. Я сказала об этом Мирне. Она согласилась со мной. Когда-нибудь эта Делл захочет снять квартиру, и, если позвонят мне, чтобы справиться о ней, я уж им все расскажу.
  — А что, собственно, с ней такого?
  — Нарушение правил — уже достаточно, но есть и еще кое-что. Я ничего не хочу сказать против нее, но…
  — Что?
  Управляющая фыркнула:
  — Она работала на человека значительно старше ее, не так ли? Он немного волочит ногу и ходит с тростью?
  — Кажется, да.
  — Хм, я так и думала.
  — А что? Что-нибудь не так?
  — О, я не хочу сказать ничего плохого, но он несколько раз навещал ее, и, после всего того, что я сделала для этой девушки, она считает возможным злиться на меня, хотя я только следовала правилам. Однако мы уклонились в сторону. Вы пойдете в меблированные комнаты Маплхерст и найдете там Мирну Джексон; но не говорите ей, что адрес дала я, она просила меня дать этот адрес только молодому человеку, который будет ее разыскивать. Я обещала ей это. Она просила, чтобы я предварительно сообщила ей об этом; говорит, что не хочет, чтобы кто-либо еще знал этот адрес.
  — Я попрошу моего клиента послать вам чек, как только я найду ее.
  — Но она точно там, так что вы можете сейчас же дать его.
  — Мой клиент платит мне за конкретные сведения, но никак не прежде того, как я их раздобуду.
  — Ладно, я знаю, как это бывает. Я сама работаю на банк. Но когда найдете ее, не говорите ничего обо мне, хорошо?
  — Конечно, ничего не скажу.
  Берта Кул взяла такси и отправилась на поиски меблированных комнат Маплхерст на Гранд-авеню.
  Управляющая — худощавая женщина с копной черных волос, которые слегка подпалили, пока укладывали, — посмотрела на Берту с подозрением.
  Мирна Джексон? Она никогда не слышала об этой девушке. Среди ее жильцов таких нет. Она ничего не знает. Если Берта Кул хочет оставить письмо на случай, если такая появится, она ничего не имеет против, она передаст письмо. У них есть свободные квартиры, но Мирна здесь не проживает.
  Берта чувствовала, что она лжет, но ей ничего не пришло в голову, кроме как притвориться, что она ей поверила. Ей необходимо было время, чтобы что-нибудь придумать.
  На следующее утро газеты пестрели заголовками: «ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ СЛЕПОГО НИЩЕГО».
  Берта зашла в типографию, где заказала несколько бланков, подписанных «Банк „Супердроуинг“, Дрексель, Лос-Анджелес, Калифорния». Она забрала эти бланки и направилась в контору, где и продиктовала следующее письмо:
  «Дорогая мисс Джексон! Для того чтобы поддержать интерес к нашей фирме — ассоциации ночных кинотеатров, — мы отчисляем небольшой процент от прибыли в фонд, при поддержке которого каждые шестьдесят дней разыгрывается лотерея. Победители получают вознаграждение. Если вы можете убедительно доказать, что в течение прошедших трех месяцев вы были зарегистрированы в одном из наших кинотеатров, мы обязуемся сообщить вам дополнительную информацию, которая, несомненно, обрадует вас. Имейте также в виду, что мы работаем безвозмездно, рассматривая эту работу в качестве одного из направлений спонсорской деятельности фирмы.
  — Ты можешь сама подписать это, Элси, — сказала Берта. — Я договорилась с лифтером, чтобы он направил девушку к нам.
  — Вас не смущает это мошенничество?
  — Пф! Когда она сюда явится, дадим ей двадцать пять долларов в качестве безвозмездной выплаты.
  — Думаете, она придет?
  — Думаю, что да. Она прочитает письмо и решит, что выиграла тысяч пять долларов. Потом, если я не ошибаюсь, Мирна Джексон — человек скрытный, вряд ли она попытается жаловаться в какие-либо инстанции; когда я выясню все, что мне надо, она поведет себя достойно.
  Элси Бранд вытащила письмо из пишущей машинки, взяла ручку и подписала его, а потом вздохнула:
  — Подписываю его согласно вашему приказу.
  — По моему приказу, — подтвердила неохотно Берта.
  Глава 24
  Сержант Селлерс удобно расположился в кабинете Берты и взирал на нее с нескрываемым скептицизмом, который — почувствовала Берта — ей трудно будет преодолеть.
  — Этот слепой, Родни Кослинг, — спрашивал сержант, — вы знаете, где он может находиться?
  — Разумеется, нет.
  — Он ваш клиент?
  — Он был моим клиентом. Я вам говорила, что выполнила небольшую работу для него.
  — Успешно?
  — Надеюсь, что да.
  — Он придет к вам, если ему еще что-нибудь понадобится?
  — Я надеюсь.
  — Непросто иметь дело со слепым, — продолжал Селлерс. — Трудно ожидать, что он поступит так, как вы ожидаете.
  — Что вы имеете в виду?
  — Если нормальный человек знает, что все газеты пестрят объявлениями о его розыске, то он чувствует себя уже неуютно. Со слепым все по-другому. Он не читает газет. Он вообще может не знать, что полиция его разыскивает.
  — Наверняка, — сказала Берта с чуть-чуть большим энтузиазмом, чем следовало, хотя она поняла это только тогда, когда слова уже сорвались с ее губ.
  Сержант Селлерс продолжал, не дав ей времени для объяснений:
  — Я имел в виду, что есть такой шанс — один к двадцати.
  — Один к двадцати, что он знает, что вы его разыскиваете?
  — Один к двадцати, что он не знает, что мы его разыскиваем.
  — Я не понимаю вас.
  — Вот послушайте. У нас зарегистрированы почти все нищие попрошайки. Время ушло, когда они свободно бродили по городу со своими чашками и гитарами. Мешали спокойствию города. Мы вышвырнули всех, кроме нескольких, кто оказывал полиции небольшие услуги или имел блат. Этим людям строго определили места, где им разрешено работать. Если кто-то из них умирает, их места никому не позволено занимать. Мы хотим очистить город. По крайней мере, мы пытаемся это сделать.
  — Ну и что?
  — Как вы думаете, каким образом слепые добираются до места работы?
  — Не знаю. Никогда не задумывалась об этом.
  — У них есть свой небольшой клуб. Это объединение на основе кооперативной собственности. У них имеется свой автомобиль, водителя они нанимают. По утрам он заезжает за ними и развозит по местам, а вечером в определенное время забирает их. Он привозит слепых к себе домой, где его жена кормит их ужином. Здесь они могут поесть и поболтать друг с другом. Потом водитель развозит их по домам.
  — Да, — сказала Берта, обдумывая услышанное, — я начинаю понимать. Разумеется, должно было бы быть что-нибудь подобное. Слепой не может управлять машиной, но ему трудно было бы пользоваться и общественным транспортом. Самое разумное, конечно, иметь машину с водителем и управляющую хозяйством. Кто, кстати, его управляющая?
  — Жена водителя. Она ходит по домам и делает раз в неделю уборку. Остальное время парни сами развлекают себя. Вы удивитесь, если узнаете, на что они способны, несмотря на их слепоту.
  — Как зовут шофера?
  — Тхинвелл, Джон Тхинвелл. У него и его жены отличное алиби; такое ощущение, будто они хорошо позаботились об этом. Рассказывают слишком складную историю.
  — Что именно?
  — Слепые не работают по воскресеньям. Они собираются все вместе к трем часам в доме Тхинвелла, чтобы послушать музыку, посидеть, поговорить, сойтись покороче. Тхинвеллы угощают их ужином около семи вечера, а затем развозят по домам.
  В воскресенье около двенадцати Тхинвеллу позвонил Кослинг. Казалось, что он взволнован и торопится. Он сообщил, что не будет дома и не сможет прийти в клуб, так что Тхинвеллу не нужно заезжать за ним.
  Тхинвелл заехал за другими членами клуба и, проезжая мимо дома Кослинга, зашел к нему. Это было без десяти минут три. Дома никого не оказалось; дверь Кослинг оставил приоткрытой, так чтобы его ручная летучая мышь могла выбраться наружу.
  — Тхинвелл заглянул внутрь дома? — спросила Берта.
  — Тхинвелл заглянул сквозь щель в двери. Здесь тоже что-то не то. Он сказал, что летучая мышь Кослинга летала по комнате. Это странно. Если только летучую мышь не потревожишь, она летает обычно, когда уже смеркается. Почему же эта мышь летала в три часа дня?
  — Значит, ее потревожили.
  — Именно так, — согласился Селлерс. — И кто же?
  — Интересно, кто?
  — Должно быть, тот человек, который устроил ловушку. Напрашиваются любопытные выводы.
  — Какие?
  — Мне кажется, ловушку установил слепой человек.
  — Почему вы так думаете?
  — Исходя из того, каким образом он это сделал. Прежде всего, потому, что ее даже не пытались спрятать. Такая здоровая штуковина, как слон, стоит так, что ее увидел бы всякий входящий в комнату. Во-вторых, обращает на себя внимание то, как он направил прицел. Он взял веревку, протянул ее вдоль ствола и крепко натянул, так чтобы пуля полетела строго по направлению веревки.
  Обычно, если убит человек, мы изучаем круг людей, с которыми он был связан. В девяти случаях из десяти не ограбление является мотивом преступления, убийца, как правило, хорошо знаком с жертвой. Девяносто процентов знакомых Кослинга — слепые.
  Все они собрались без четверти четыре в доме Тхинвелла, пообедали, поболтали и вернулись домой к девяти часам. Если кто-нибудь из них установил ловушку, он должен был бы сделать это до вечеринки, что подтверждается тем фактом, что летучая мышь летала по комнате.
  — Шторы были опущены? — спросила Берта.
  — Да. Это свойственно слепым. Они предпочитают не поднимать шторы на окнах.
  — Почему?
  — Спросите что-нибудь полегче. Тхинвелл утверждает, что с Кослингом это было именно так.
  — Вы сказали, что Кослинг звонил Тхинвеллу?
  — Да.
  — Из телефонной будки?
  — Да.
  — Как же ему удалось набрать номер?
  — Ну, это просто. Вы даже не подозреваете, насколько чувствительны пальцы слепых. Они могут набрать номер так же быстро, как и вы, особенно знакомый номер. Или они звонят на телефонную станцию, объясняют ситуацию и просят соединить их с нужным номером. — Сержант Селлерс внимательно и холодно взглянул Берте в глаза. — Существует две версии. Джерри Больмэн хотел просто навестить слепого — или он что-то хотел взять там. Он пришел, обнаружил дверь приоткрытой и вошел.
  — А вторая версия?
  — Вторая версия заключается в том, что Кослинг встретился с Больмэном, чтобы отобедать вместе. Когда их встреча закончилась, Больмэн решил проводить слепого, может быть, взял его под руку; может быть, освещал ему путь фонариком. Больмэн открыл дверь, вошел внутрь… и — бац!
  Берта нервно вздрогнула.
  — Я только представил, как это было, — пояснил Селлерс и улыбнулся.
  — Похоже на правду, учтены все мелочи.
  — Последняя версия нравится мне больше, — сказал Селлерс. — Она указывает на то, что Больмэн что-то хотел узнать у слепого. У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет?
  Берта колебалась, не зная, что ответить.
  — Быть может, что-нибудь связанное с тем делом, по которому Кослинг нанимал вас, — продолжал Селлерс и, так как Берта не поддалась на уловку, добавил со значением: — Что-нибудь связанное с той женщиной?
  — С женщиной какого сорта? — спросила быстро Берта.
  — Здесь вы меня поймали, — произнес Селлерс. — Вряд ли бы он заинтересовался женщиной, к которой его влекла страсть, если, конечно, эта страсть не была схожа с золотой лихорадкой.
  — Говорите проще, слишком много слов.
  Селлерс ухмыльнулся.
  — Тогда, — отозвался Селлерс, — мы остановимся на денежной стороне вопроса. Быть может, у Кослинга была какая-то информация в этом смысле, которая интересовала Больмэна.
  Элси Бранд просунула голову в дверь:
  — Вы не возьмете трубку, миссис Кул?
  Берта повернулась к Элси и, увидев намек на что-то важное в глазах Элси, обратилась к Селлерсу:
  — Извините, — и подняла трубку.
  Телефонистка предупредила:
  — Вас вызывает Сан-Бернардино, оплата за ваш счет.
  — Черт побери, это просто мой крест! Я отвечу вам просто, очень коротко и очень вежливо: мне не нужны междугородные звонки за мой счет.
  Только она собралась положить трубку, как Элси, которая тоже была на проводе, вмешалась:
  — Я так поняла, что это мистер Кослинг вызывает вас, миссис Кул.
  Берта не прижимала трубку к уху. Она сразу представила, что Селлерс мог слышать это. Но по нему ничего не было заметно.
  — Хорошо, в связи с некоторыми обстоятельствами я передумала. Соединяйте.
  Она сразу же услышала легко узнаваемый голос слепого:
  — Добрый день, это миссис Кул?
  — Да.
  — Не говорите никому, где я. Не называйте никаких имен по телефону, хорошо?
  — Да.
  — Меня разыскивает полиция?
  — Да.
  — Дело плохо?
  — Думаю, да.
  — Вы не могли бы приехать ко мне так, чтобы никто не знал об этом?
  — Это достаточно сложно. Сообщите адрес.
  — Отель «Секвойя» в Сан-Бернардино.
  — Кого спросить?
  — Я не знаю. Я же не умею читать. Я даже не держал в руках книгу регистрации. Может быть, я был зарегистрирован под собственным именем.
  — Это очень плохо.
  — Я могу вам назвать номер комнаты.
  — Какой?
  — Четыреста двадцать.
  — Это все, что мне нужно, ждите меня.
  — Я хотел бы встретиться с вами как можно быстрее.
  — Хорошо, ждите. — Берта повесила трубку.
  — Вы разговаривали очень по-деловому, — заметил Селлерс.
  — Деловая, черт возьми, — произнесла Берта с отвращением. — Когда тебе звонят за твой счет, трудно ожидать от такого клиента приличных дивидендов.
  — Это уж точно, — согласился Селлерс, улыбаясь. — Итак, миссис Кул, дело вот в чем. У нас есть основания считать, что Больмэн провел вечер с Родни Кослингом. Вы можете чем-нибудь помочь нам?
  — Я ничего не могу сделать. У меня связаны руки.
  — Вы имеете в виду, что ничего не знаете, или профессиональная этика не позволяет вам говорить?
  Берта, поколебавшись, сказала:
  — Я сообщила вам всю информацию, которая была у меня в тот момент, и я думаю, что с этим мы покончили.
  Сержант кивнул, но не выразил желания уйти. Он продолжал сидеть, уставившись на нее.
  — Больмэн приехал на машине? — спросила вдруг Берта.
  — Да. Он запарковал ее за два квартала от дома. Мы обнаружили ее только утром. Она зарегистрирована на его имя.
  — Предположим, что Больмэн привез Кослинга домой. Допустим, что ваша версия верна и Больмэн решил помочь слепому дойти до дома, открыл дверь и первым вошел внутрь. Что же дальше случилось с Кослингом? Каким образом ему удалось улизнуть?
  — Некоторые люди в нашем участке считают, что, может быть, вы способствовали этому, миссис Кул.
  — Считают, что это сделала я?! — воскликнула Берта с негодованием.
  — Именно вы.
  — Скажите им, что они заблуждаются. Передайте, что я сама так сказала.
  — Вы так сказали?
  — Да.
  — Это не вы его увезли оттуда?
  — Нет.
  — Эта ваша поездка в такси, не была ли она второй поездкой?
  — Конечно нет.
  — Кослинг — ваш клиент. Он связался бы с вами, если бы оказался в затруднительном положении. Вы не станете делать попыток скрывать его?
  — Я что, выгляжу глупо?
  — Нет, но может создаться такая ситуация. Значит, когда вы пришли к Кослингу, у вас не было назначено свидания там с Больмэном, не так ли? Вы не обнаружили там Кослинга, дрожавшего от страха и сообщившего вам, что Больмэн убит, и вы не предложили Кослингу дождаться вас где-нибудь в темноте в указанном месте?
  — О боже, нет!
  Селлерс положил свои огромные руки на подлокотники кресла, выпрыгнул из него, посмотрел Берте в лицо и сказал:
  — Было бы слишком дурно, если бы вы что-нибудь попытались скрыть от нас. Я чувствую, здесь что-то не то. Я еще все узнаю. Вы понимаете, как я буду зол, если обнаружу, что вы встали между мной и преступником?!
  — Разумеется.
  — Теперь, я думаю, мы действительно разобрались с этим делом, — объявил Селлерс.
  — И очень подробно, — подтвердила Берта.
  Берта подождала, пока хлопнет дверь лифта, потом выскочила в приемную:
  — Соедини меня с гаражом, где стоит моя машина, Элси. Быстро!
  Пальчики Элси залетали по диску телефона.
  — Готово, миссис Кул.
  Берта взяла трубку:
  — Это миссис Кул. У меня срочное дело. У вас есть кто-нибудь под рукой, кто справился бы с моей машиной?
  — Ну конечно, миссис Кул. Вы же знаете, что от нас до вашей конторы всего один квартал.
  — Знаю, — согласилась Берта нетерпеливо. — Но я не хочу, чтобы вы подъезжали ко мне.
  — Я понимаю.
  — Я пойду пешком до Седьмой улицы, а там сяду на трамвай. Я выхожу немедленно. Я хочу, чтобы ваш человек пригнал мою машину к Западной Седьмой и ехал вдоль нее медленно. Я выйду из трамвая где-то между Гранд-авеню и Фигароу. Буду ждать в безопасном месте свою машину. Когда она подойдет поближе, впрыгну на заднее сиденье. Водитель провезет меня два или три квартала, потом я высажу его; он сможет добраться назад на трамвае. Вы все поняли?
  — Да, миссис Кул.
  — Вот это, — объявила Берта, — я и ценю в вас. Я уже выхожу.
  — Машина будет через три минуты.
  — Давайте остановимся на пяти. Чтобы не разойтись. — Берта повесила трубку, схватила свою шляпу, нахлобучила ее на голову и сказала Элси: — Закрывай контору в пять. Если кто-нибудь спросит, где я, — ты не в курсе. Я ухожу, чтобы встретиться с клиентом.
  Она даже не стала ждать, когда Элси кивнет ей в ответ, выскочила на освещенную солнцем улицу и быстро зашагала в сторону Седьмой улицы, доехала на трамвае до Гранд-авеню, вышла и встала в укромном месте, наблюдая за машинами.
  Никто не обращал на нее никакого внимания, она не заметила ни одной подозрительной машины, ничто не вызывало у нее подозрений.
  Она прождала не более двух минут, когда увидела в общем потоке свой автомобиль.
  Она помахала рукой водителю и, как только он остановился, быстро открыла дверцу и влезла внутрь.
  — Гони.
  Машина рванула так быстро, что ее спина вдавилась в спинку сиденья.
  — Поверни направо, на Фигароу, — сказала Берта водителю. — Потом налево на Вилшайя, проедешь квартала четыре, сверни налево, там остановишься.
  Пока водитель выполнял все эти указания, Берта достала из сумки пудреницу и стала припудривать носик. Она держала маленькое зеркальце так, чтобы сквозь стекло автомобиля наблюдать за машинами, следующими за ними.
  Когда водитель остановил машину, Берта вышла и сказала:
  — Все хорошо, дальше я поеду сама. Ты можешь дойти до Седьмой и сесть там на трамвай. Это тебе на билет.
  Она протянула ему мелочь, потом, взглянув на его лицо, добавила еще двадцать пять центов.
  — Благодарю вас, миссис Кул.
  Берта хмыкнула нечто нечленораздельное в ответ. Затем она села за руль, задрала свою юбку так, чтобы освободить колени, поправила обзорное зеркало и выждала минут пять. Потом развернулась и поехала в сторону Вилшайя. Повернула направо на Фигароу, сделала восьмерку вокруг двух кварталов и запарковала машину. Она вышла из машины и обошла вокруг стоянки, чтобы хорошенько осмотреться, вернулась назад, села в машину и поехала вниз по Мейсу.
  К тому времени когда она взяла направление на Сан-Бернардино, Берта была уже вполне уверена, что за ней не следят.
  Она успела доехать до Помоны прежде, чем закрылись магазины. Берта вошла в магазин, купила недорогой чемодан, платье для высокой худой женщины, шляпу с широкими полями и светло-коричневый плащ свободного покроя. Она сложила все это в чемодан, оплатила счет и отнесла чемодан в машину.
  В Сан-Бернардино она еще раз убедилась, что никто не следит за ней, прежде чем припарковать машину перед отелем. Она отдала чемодан носильщику, зарегистрировалась как Б. Кул из Лос-Анджелеса, сказала, что ей нужна дешевая комната, отказалась от комнаты на втором этаже и согласилась взять комнату под номером триста восемьдесят один. Она объяснила администратору, что, возможно, ей придется оставить чемодан в камере хранения на длительный срок и что желает заплатить деньги вперед. Заплатив деньги и спрятав квитанцию об оплате, она вместе с посыльным поднялась в свой номер.
  Мальчик-посыльный проявил бурную деятельность: открыл окна, включил свет, поднял шторы и проверил, на месте ли полотенце.
  Берта стояла у кровати, наблюдая за его действиями; когда он наконец кончил, она протянула ему десятицентовую монету, а потом, поколебавшись, добавила еще никель.
  — Хотите ли вы что-нибудь еще? — спросил мальчик.
  — Нет, — ответила Берта. — Я хочу принять ванну и немного поспать. Оставьте мне, пожалуйста, табличку, чтобы меня не беспокоили.
  Берта повесила табличку «Прошу не беспокоить» на дверную ручку, выключила свет, закрыла дверь и с чемоданом в руках стала подниматься на четвертый этаж. Наконец она остановилась перед номером четыреста двадцать. Такая же точно табличка «Прошу не беспокоить» висела здесь на дверной ручке.
  Она тихо постучала в дверь.
  — Кто там? — спросил Кослинг.
  — Миссис Кул.
  Она услышала постукивание его трости, затем дверь открылась, и перед ней предстал состарившийся, сгорбленный и измотанный Кослинг.
  — Входите.
  Берта вошла в комнату, в которой царила страшная духота.
  Кослинг закрыл за ней дверь на замок.
  — Боже, как здесь душно! Вы закрыли окна, опустили шторы и…
  — Да, я боялся, что кто-нибудь увидит меня в окно.
  Берта подошла к окну, подняла шторы и открыла створки.
  — Никто вас не увидит. Ваши окна выходят на улицу.
  — Прошу прощения, — терпеливо объяснил Кослинг. — Это одна из расплат, когда ты слеп. Никогда не можешь быть уверен, что окна не выходят во внутренний двор прямо на соседнюю стену дома.
  — Да, я понимаю. Как вы узнали о происшедшем?
  — По радио, — ответил он, указывая на стену. — Я наткнулся на радио. Обычно они ставят счетчик, чтобы вы оплатили время прослушивания.
  — Да, — подтвердила Берта. — Пятнадцать центов за час.
  — Я включил радио и слушал музыку и последние новости. Тогда я все и услышал.
  — И что же вы сделали после этого?
  — Позвонил вам.
  — И вы были здесь все время до того, как позвонили мне?
  — Да.
  — Почему?
  — Так велел мне Больмэн.
  — Хорошо, давайте все выясним. Расскажите мне все, что случилось.
  — Да нечего особенно рассказывать. Я бы лучше послушал вас.
  — Расскажите мне все, что вы знаете.
  — Хорошо, у меня есть шофер. То есть это не мой личный шофер. Мы объединились…
  — Об этом я знаю, — прервала его Берта. — Начните с того момента, когда вы встретились с Больмэном.
  — Кода я впервые с ним столкнулся, я не знал, кто он такой. Он бросил мне в чашку пять серебряных долларов, один за другим…
  — Это тоже опустите. Я об этом уже знаю.
  — Я, естественно, запомнил его. Я запомнил его шаги, специфический запах табака. Очень приятный запах.
  — Хорошо, хорошо, вы его запомнили. Когда вы встретились с ним снова?
  — Вчера.
  — Во сколько?
  — В полдень.
  — Что было дальше?
  — Он пришел ко мне домой около двенадцати часов дня и сказал, что я не знаю его, но ему необходимо задать мне несколько вопросов, и, если я скажу правду, для меня это тоже будет не без пользы. Он думал, что я не узнал его, того самого человека, который бросил мне пять долларов. Я не забыл об этом. Но если кто-то не хочет, чтобы его узнали, я могу подыграть ему. Я просто улыбнулся и спросил, что он хочет узнать. Потом он начал расспрашивать меня о вас: зачем я нанимал вас и кого вы разыскивали. Конечно, мне не хотелось вдаваться в подробности с малознакомым человеком. Я сказал ему, что он может сам связаться с вами.
  — Что было потом?
  — Потом он сказал, что женщина, которая прислала мне подарок, хочет встретиться со мной. К сожалению, она не смогла заехать за мной сама, но, если я приеду к ней, она будет очень рада. Он сказал, что мы можем вместе пообедать, а потом он отвезет меня домой.
  — Продолжайте.
  — Быть может, вы не совсем понимаете, насколько монотонна наша жизнь. Это особенный тип одиночества. Посреди большого города. Сотни тысяч людей, бегущих мимо нас. Мы привыкаем к ним. Узнаем их шаги и чувствуем их так, словно видим их воочию, но они никогда не разговаривают с нами. Если это и случается, то они бросают пару ободряющих слов, и только. Я предпочел бы не слышать этого вообще.
  Берта кивнула, но потом, осознав, что он не может увидеть ее кивок, сказала:
  — Я понимаю вас. Достаточно, чтобы догадаться, что вы имеете в виду. Продолжайте. Изложите мне факты, и так быстро, как только вы можете.
  — Да, конечно. Я ухватился за этот шанс, чтобы как-то разнообразить свою жизнь и получить возможность нормального человеческого общения.
  Берта, обдумав это заявление, неожиданно спросила:
  — В прошлый раз, когда вы пришли ко мне, у вас с собой была куча денег. Неужели попрошайничество так выгодно?
  Он улыбнулся:
  — Обычно его хватает только на сносное существование. У меня нет никаких иллюзий на этот счет. Источник моего дохода совершенно другой.
  — Тогда зачем вы занимаетесь этим и сидите…
  — Просто для общения, для ощущения себя как части целого. Когда я начинал, у меня не было альтернативы. Я не имел специального образования. Я не мог иметь друзей в том кругу людей, который мне нравился.
  — А источник вашего дохода?
  — Это довольно длинная история.
  — Попробуйте рассказать мне ее кратко.
  — Один человек сделал широкий жест. Он сказал, что я приношу ему счастье. Он записал на меня несколько акций нефтяной компании в Техасе и бросил их в чашку. Я не могу читать. Я поверил ему на слово и сохранил их.
  Честно говоря, я совсем забыл про них. Но однажды он пришел ко мне снова и сказал, что хотел встретиться со мной, но я не ответил на его письма. Как бы то ни было, оказалось, что их компания стала зарабатывать приличные деньги на нефти, много денег. Он хотел выкупить мою долю. Но я не продал. Я решил держать эти акции. Они стали приносить мне постоянные доходы. Я слеп и не могу пользоваться чеками, открыв счет в банке, это мне не по плечу. Я держу деньги при себе. Мне нравится ощущать их на своем теле. Если у вас есть какой-то физический недостаток, деньги придают вам уверенность. Куча денег поддерживает состояние духа.
  — Ясно. Давайте вернемся к Больмэну.
  — Хорошо, значит, мы пообедали вместе с ним. Немного поболтали. Он сказал, что девушка, с которой я хотел встретиться, в другом городе. Она просила его отвезти меня к ней, это составило бы всего часа полтора или два езды на машине. Я ничего не заподозрил. Я верил ему, уселся в машину и поехал с ним.
  — О чем вы разговаривали по дороге?
  — О, тем было множество: философия, политика — разное.
  — А про автомобильное происшествие?
  — И про это тоже.
  — Про мою работу для вас?
  — В общих чертах. Он уже завоевал мое доверие к этому времени.
  — О подарках, которые вы получили от Жозефины Делл?
  — Да. Я рассказал об этом.
  — Что было потом?
  — Мы приехали сюда. Я даже не знал, какой это город. Он сказал, что должен сделать несколько телефонных звонков, и попросил подождать меня в машине. Вернувшись, он показался мне расстроенным, сказал, что мы сможем встретиться с ней только очень поздно сегодня вечером или завтра утром. Что-то изменилось в ее планах. Она очень переживала и просила это передать мне. Мы немного перекусили. Потом Больмэн снял для меня эту комнату и сказал, что у него есть дела и мы встретимся с ним на следующий день утром.
  У меня есть часы, по которым я определяю время. Я нацарапал цифры на корпусе и нащупываю положение стрелки, когда хочу узнать точное время. Это для меня единственная возможность узнать, день или ночь на дворе. Иначе я могу перепутать день с ночью. Я спал до девяти часов утра, потом принял ванну и оделся. Это странная комната, мне приходилось двигаться на ощупь, прежде чем я все запомнил. Только одно беспокоило меня: я забыл, включен или выключен свет. Я не помнил, выключил ли Больмэн свет, уходя от меня. Тяжело сознавать, что ты весь на виду, если окна выходят во двор, поэтому я не поднимал шторы. Итак, подождав немного, я позвонил и попросил соединить меня с номером, в котором остановился Больмэн. Но мне сказали, что такого человека нет в их гостинице. Это смутило меня. Я не очень много ем обычно, накануне у нас был плотный обед, и вечером мы еще слегка перекусили, но завтракать мне не пришлось. Я нашел радио, включил его, послушал немного музыку, вздремнул, потом проснулся и начал беспокоиться. В это время по радио передавали последние новости, и я услышал про Больмэна. Я совершенно растерялся.
  — И вы позвонили мне?
  — Через пару часов. Сначала я никак не мог сообразить, что же мне делать в этой ситуации.
  — Вы не выходили из комнаты?
  — Нет, я даже не просил их принести мне завтрак. Я повесил на двери табличку «Прошу не беспокоить» и затаился в комнате. Если по радио говорят, что вас разыскивает полиция…
  — Так, теперь об этом, — сказала Берта. — Почему вы не хотите, чтобы полиция нашла вас?
  — Я ничего не имею против, — начал Кослинг, — но после того, как я узнаю, что же все-таки произошло; по радио было сказано, что ловушка была устроена для меня. Больмэн случайно попал в нее. Вот это я и хотел бы выяснить. Я хочу узнать, кто собирался убить меня.
  — Теперь мы добрались и до этого. Это дело рук слепого.
  — Откуда вы это знаете?
  — Способ, который был использован для устройства ловушки. Сержант Селлерс изложил мне все очень подробно. Почти наверняка это был слепой.
  — Я не могу этому поверить. Я не могу поверить, что кто-нибудь из моих знакомых способен на такое.
  — Вы кого-нибудь подозреваете?
  — Нет. Мои знакомые все знают мой дом и людей, являющихся членами нашего клуба. Не все члены нашего клуба слепы. У нас есть человек, у которого нет обеих ног и одной руки. Только семеро из нас — слепые.
  — Значит, кроме вас, есть еще шестеро слепых. Все они были у вас дома?
  — Да. Все они были у меня. Все видели Фредди.
  — Кто такой Фредди?
  — Маленькая летучая мышь.
  — Ясно. Давно она у вас?
  — Достаточно давно. Из-за него я оставляю дверь открытой.
  — Итак, Селлерс уверен, что ловушка была подстроена слепым. Тогда у нас есть шестеро подозреваемых. Правильно?
  — Допустим.
  — Почему Больмэн вернулся в ваш дом?
  — Я не могу понять этого. И, должно быть, он отправился туда сразу же после того, как покинул меня…
  — Абсолютно точно, — подтвердила Берта. — Значит, он решил это немного раньше.
  — Что значит раньше?
  — Я не знаю, когда именно. Наверное, по дороге сюда. После того как вы покинули Лос-Анджелес.
  — Почему?
  — Причиной может быть только одно. Что-то, что вы сказали ему, было настолько важно, что он решил немедленно направиться к вам домой. Мне приходят в голову только две вещи.
  — Какие?
  — Цветы и музыкальная шкатулка.
  — О, я надеюсь, что ничего не случилось с моей музыкальной шкатулкой.
  — Думаю, все в порядке. Вы рассказали Больмэну о вашей летучей мыши?
  — Не помню.
  — Эта мышь всегда живет у вас дома?
  — Да. Фредди очень привязчив. Когда я прихожу домой, он всегда подлетает ко мне, ласково касается лица. Мне нравятся летучие мыши. Я не могу позволить себе держать собаку или кошку.
  — Почему?
  — Потому что они не могут сами о себе позаботиться. Когда мне надо было бы уйти из дома, я вынужден был бы закрывать их дома, и потом, их необходимо кормить, собаку надо выгуливать, кошку впускать и выпускать, когда она этого требует, нет, я предпочитаю летучую мышь, которая сама о себе заботится. Позади дома есть старый деревянный сарай, моя мышь там жила. Потом я ее приручил, и она стала жить в доме. Я оставляю дверь приоткрытой, чтобы она могла летать, когда ей этого захочется. Независимо от того, дома я или нет. Она может вести свою собственную жизнь и заботиться о себе сама.
  Берта неожиданно изменила тему разговора:
  — Вы сообщили Больмэну, что я нашла Жозефину Делл?
  — Да.
  — Вы говорили, что у вас есть ее адрес?
  — Кажется, да.
  — И про то, что вы получили букет и музыкальную шкатулку?
  — Да.
  — Это обеспокоило его?
  — Не знаю. Не могу сказать. Голос его не изменился. Выражение лица я видеть не мог, как вы понимаете.
  — Но что-то обеспокоило его. Он вернулся в ваш дом, чтобы что-то взять или сделать, и попал в ловушку, которая была уготовлена вам.
  — Этого как раз я и не могу понять.
  Берта встала и объявила:
  — Черт побери, удивительно идиотская ситуация.
  — Что именно?
  — Да все. Вы знаете что-то, что мне так нужно.
  — Но что?
  — Не знаю. Идиотизм заключается в том, что и вы не знаете этого. Что-то, чему вы не придаете особенного значения, что-то, что вы упомянули во время разговора в машине по дороге сюда.
  — Но что же это может быть?
  — Это должно иметь связь с автомобильным происшествием.
  — Кажется, я все вам рассказал.
  — Именно так. Вам кажется, что вы все мне рассказали. И вы не правы. Что-то значительное вы упустили, что должно иметь связь с большим количеством денег и со многими людьми.
  — Хорошо, что же нам делать? Пойти в полицию и все рассказать?
  — И позволить полицейским растрепать обо всем в газетах? Ни за что на свете!
  — Почему?
  — Потому что у меня в руках дело, которое принесет мне пятьдесят процентов от по крайней мере пяти тысяч долларов, и если вы думаете, что я собираюсь бросить коту под хвост две с половиной тысячи, то вы просто сошли с ума.
  — Но какое отношение это имеет ко мне?
  — В том-то и дело, что никакого. И это самое неприятное. Придется вам посидеть со мной и поболтать. Просто болтайте. Старайтесь вспомнить все, что вы обсуждали с Больмэном, не важно, что это было, продолжайте просто говорить.
  — Но мне надо что-нибудь поесть. Я не выходил отсюда и…
  — Да, — нетерпеливо прервала его Берта. — У меня в чемодане есть женское платье, которое вам явно подойдет. Вы сойдете за мою матушку. Вы не очень хорошо себя чувствуете, поэтому идете медленно, облокачиваясь на мою руку. Трость придется оставить.
  — Думаете, у нас получится?
  — Мы можем попробовать.
  — Я хотел бы объявиться здесь.
  — Почему?
  — В случае… в случае, если полиция выдвинет мне обвинение в убийстве Больмэна. Я хотел бы иметь доказательства, что все это время я был в гостинице.
  Берта Кул сложила губы трубочкой и свистнула:
  — Съешьте меня с потрохами!
  — Что это значит? — спросил Кослинг.
  — У вас нет хоть сколько-нибудь стоящего алиби.
  — Но почему? Я не мог вернуться в Лос-Анджелес, убить Больмэна и приехать сюда, самостоятельно управляя машиной.
  — Да, но вы могли все это проделать, попросить кого-нибудь отвезти вас сюда, а потом сочинить всю эту невинную историю.
  — Да, но если не Больмэн отвез меня обратно, то кто еще это мог сделать?
  Берта кивнула ему.
  — Об этом я как раз и подумала. Но теперь я знаю, что сказал бы сержант Селлерс.
  — Ну что же?
  — Он сказал бы, что это сделала я! А я еще и зарегистрировалась в этом отеле.
  Глава 25
  Берта Кул помогла подняться Кослингу на стул и сказала:
  — Держите равновесие. Давайте вашу руку. Нет, другую. Вы заденете люстру, стойте спокойно, я отпускаю руки.
  — Все хорошо, — сказал слепой. — Я чувствую себя нормально.
  Берта, взирая на него, возразила:
  — Но я не могу все время держать вас за руку. Подождите секунду. Я дам вам на что-нибудь опереться.
  Она пододвинула к нему стул с высокой спинкой и предложила:
  — Обопритесь на него. Дайте мне посмотреть на вас. Стойте, я подогну подпушку.
  Она вытащила несколько булавок из оберточной бумаги, взяла их в рот и стала, обходя вокруг него, вкалывать булавки. Потом она еще раз обошла вокруг него, чтобы полюбоваться на результаты своей работы, и наконец сказала:
  — Ну вот, теперь все в порядке.
  Она помогла ему спуститься на пол, сняла платье и, усевшись на краю постели, стала поправлять булавки.
  — Вам не кажется, что, может быть, мне стоит связаться с полицией? — спросил Кослинг. — Я сначала совершенно растерялся, услышав это объявление по радио, но чем больше я думаю об этом, тем…
  Берта с раздражением в голосе принялась объяснять снова:
  — Послушайте, давайте покончим с этим раз и навсегда. Вы обладаете информацией, которая стоит пять тысяч долларов. Половину из них я собираюсь получить. Что-то, что вы сообщили Больмэну, было очень важным. Он отправился в ваш дом и попал в ловушку, устроенную для вас. Полицию интересует, кто устроил эту ловушку и почему. Меня интересует то, что искал Больмэн. Если полиция вас заграбастает, то засадит за решетку. Для меня две с половиной тысячи долларов — это две с половиной тысячи. Теперь вам все ясно?
  — Но я не представляю себе, что это за информация!
  — Черт побери, и я тоже, — призналась Берта. — Но поскольку вы для меня словно клад с деньгами, то я буду беречь вас как зеницу ока, пока мы все не выясним. Понятно?
  — Да, я понимаю это.
  — Отлично, это все, что вам надо знать. Далее. Теперь мы выйдем отсюда. Вы — моя матушка. С вами случился небольшой удар. Мы идем на прогулку. Вы будете молчать как рыба: если кто-нибудь заговорит с вами, единственное, что вы можете позволить себе, — это милая улыбка. Итак, идемте.
  Берта торопливо поправила платье, взяла Кослинга под руку и сказала:
  — Обопритесь на меня. Вы держитесь так, будто вас тащат силой. Пусть это выглядит так, словно я просто поддерживаю вас. Слепого надо вести. Больного, слабого человека просто поддерживают. Вам ясно, что я имею в виду?
  — Кажется, да. Вот так?
  — Нет. Вы согнулись. Просто склонитесь немного на одну сторону. Да, вот так. Теперь все хорошо, идемте.
  Берта провела Кослинга через дверь, закрыла ее и сказала:
  — Так как ваша комната находится на четвертом этаже, мы должны спуститься на пролет по лестнице. Вы справитесь с этим?
  — Ну почему же нет?!
  — Не забывайте о юбке. Я заколола подол юбки так, что она почти касается пола. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь увидел ваши башмаки и края брюк.
  — Я думал, вы закатали штанины наверх.
  — Закатала, да и юбка достаточно длинная. Хорошо, идемте, помните о лестнице.
  Они благополучно спустились на лестничную площадку. Берта прошла по коридору до лифта. Она вызвала лифт и, когда его дверь открылась, сказала:
  — Осторожней, мама, аккуратнее входи в кабину.
  Они благополучно вошли в лифт, и только потом Кослинг, забыв о широких полях шляпы, смял ее, прислонившись к задней стенке кабины лифта.
  — Осторожней спускайтесь, — сказала Берта лифтеру.
  — Мадам, у этой клетки только одна скорость, да и та маленькая.
  Они спустились в вестибюль. Администратор внимательно посмотрел на «мать» Берты. Лифтер, который исполнял обязанности и посыльного, придержал входную дверь для Берты. Берта Кул, стараясь загораживать собой ноги Кослинга от лифтера, помогла слепому забраться в машину и захлопнула за ним дверцу. Она оделила лифтера улыбкой, обошла машину, села за руль и нажала на газ.
  — Куда мы едем? — спросил Кослинг.
  — На Риверсайд. Возьмем там в отеле смежные комнаты.
  Начинало темнеть. Берта включила габариты и поехала медленнее. Добравшись до Риверсайда, Берта вошла в один из старинных отелей и зарегистрировалась под именем миссис Л.М. Кушинг с дочерью, взяла двухкомнатный номер, комнаты которого сообщались через ванную, и весьма церемонно довела Кослинга до номера, где они расположились в безопасности.
  — Теперь, — объявила Берта, — мы останемся здесь и будем беседовать.
  Через час, когда Кослинг чувствовал себя уже совершенно вымотанным и уставшим от бесконечных расспросов, Берта заказала обед в номер, который им принесли из ближайшего ресторана. Еще через час Берта отправилась звонить по телефону в отель в Сан-Бернардино.
  — Это миссис Кул. Произошло то, чего я так опасалась. У моей матери второй удар. Я не смогу вернуться за своими вещами. Пожалуйста, отнесите мой чемодан в камеру хранения. Счет за номер у меня оплачен, никакими другими услугами, включая телефон, я не пользовалась.
  Администратор выразил Берте свои соболезнования, пожелал ее матери скорейшего выздоровления и заверил, что у Берты нет причин беспокоиться об оставленных вещах.
  Берта поблагодарила, вернулась в отель и еще два часа пытала слепого, вновь и вновь перебирая все события прошлой недели.
  Наконец Кослинг устал, и его охватило раздражение:
  — Я рассказал вам все, что знал. Я хочу спать. У меня одно желание — забыть, что я когда-то обратился к вам и вообще стал разыскивать эту девушку. Ко всему прочему она… — Он запнулся в нерешительности.
  — Что? — подстегнула его Берта.
  — Ничего.
  — Что вы собирались сказать?
  — О, ничего, кроме того, что я разочаровался в этой девушке.
  — В какой девушке?
  — Жозефине Делл.
  — Почему?
  — Хотя бы потому, что она так и не пришла ко мне, чтобы бросить, к примеру, «привет», если уж она поправилась.
  — Она перешла на другую работу, — начала объяснять Берта. — Когда Харлоу Милберс был жив, она работала неподалеку от вас, но он умер, и ей не представился случай оказаться в ваших местах.
  — Все равно я не понимаю, почему она не смогла прийти ко мне.
  — Она послала вам подарок, не правда ли? Даже два подарка.
  — Да. Музыкальная шкатулка очень много значит для меня. Она могла бы догадаться, что я хотел бы лично поблагодарить ее за такой подарок.
  — Почему же вы не написали ей?
  — Я пишу очень неразборчиво. Пишущей машинки у меня нет.
  — Тогда почему вы не позвонили ей?
  — В том-то и дело. Я позвонил. Она не захотела потратить на меня время.
  — Подождите секунду. Это что-то новое. Она не захотела тратить на вас время?
  — Я позвонил ей, но ее не было дома. Я разговаривал с какой-то женщиной, которой я представился. Она сказала, что мисс Делл в настоящее время занята, но она может передать ей мою просьбу. Я сказал ей, что хотел бы поблагодарить ее за подарок и подожду ее звонка.
  — Дальше?
  — Я ждал и ждал — целый час. Она не позвонила.
  — Куда вы звонили ей — домой?
  — Нет, домой человеку, на которого она работала. Вы знаете дом Милберса.
  — Насколько хорошо вы ее знаете? — поинтересовалась Берта.
  — О, достаточно хорошо в своем роде, хотя, разумеется, только из бесед с нею.
  — Когда она останавливалась подле вас на улице?
  — Да.
  — Недостаточно, чтобы завязать близкую дружбу, — констатировала Берта.
  — О, мы действительно о многом успели переговорить, хотя были дни, когда мы успевали переброситься только парой слов. Она очень подбадривала меня и чувствовала это. Когда она все-таки не позвонила, я перезвонил и попросил пригласить мисс Делл; человек, который подошел к телефону, спросил, кто ее спрашивает, подчеркивая, что она очень занята. Я решил сострить и ответил, что ее спрашивает человек, который никогда не видел ее в своей жизни и никогда не увидит. Они подозвали ее к телефону, и я сказал:
  — Добрый день, мисс Делл, это ваш слепой друг. Я хотел бы поблагодарить вас за музыкальную шкатулку.
  Она переспросила, что это за музыкальная шкатулка. Я напомнил ей о подарке, который она послала слепому нищему. Она ответила, что посылала только цветы, и повесила трубку, сказав, что очень занята. Я подумал, что либо после этого происшествия у нее возникли затруднения с памятью, либо она не хотела, чтобы кто-нибудь об этом знал, потому что иначе она кое-что припомнила бы…
  — Подождите минуту, — прервала его Берта, — вы уверены, что это она прислала музыкальную шкатулку?
  — О да. Она — единственная, кому я говорил о своей любви к подобным вещам. Я подумал, что, может быть, у нее более серьезная травма головы, чем она сама об этом думает, и решил…
  — Как ее голос звучал по телефону? Как обычно?
  — Нет. Ее голос был напряженным и грубым. По-моему, она действительно не в себе. Ее память…
  — Вы рассказывали об этом Больмэну?
  — О чем?
  — О телефонном звонке и музыкальной шкатулке и о том, как Жозефина Делл потеряла память?
  — Подождите… Да, я рассказывал.
  Берта занервничала:
  — Вы получили музыкальную шкатулку сразу же после того происшествия?
  — Да, через день или два.
  — И каким образом?
  — Из магазина, который продал ее, какой-то антикварный магазин. Я забыл название. Посыльный сказал, что ему поручили передать мне шкатулку. Он сказал, что шкатулку специально держали для одной молодой леди, которая внесла задаток за нее и наконец выплатила всю сумму…
  — Вы рассказали об этом Больмэну? Кому еще вы рассказывали об этом?
  — Тхинвеллу — нашему водителю и…
  — Съешьте меня с потрохами! — воскликнула Берта, вскакивая на ноги.
  — Что случилось? — спросил Кослинг.
  — Тупица из тупиц, дура из дур!
  — Кто?
  — Я.
  — Не понимаю, — опешил Кослинг.
  — Какая-нибудь метка на музыкальной шкатулке или что-нибудь, указывающее на магазин, который…
  — Я не знаю. Я ощупывал ее только снаружи. Странно, что вы спросили, кому еще я рассказывал о том, что у Жозефины провалы памяти после того происшествия. Я помню, что Больмэн задал мне такой же вопрос.
  — Вы говорили ему, что Тхинвелл тоже в курсе?
  — Да. У меня есть знакомый врач, и у Тхинвелла возникла идея, что врач мог бы встретиться с Жозефиной и понаблюдать за ней так, чтобы она не знала о причине его визита, но прежде я должен был убедиться, что именно она послала мне эту вещь. Тхинвелл считал, что это мог сделать кто-то еще. Я не думаю, что это могло бы быть так. Нет, я никогда никому не говорил…
  — Вместе со шкатулкой не было никакой записки?
  — Нет. Записку принесли с цветами. Шкатулку доставили так, как я рассказывал, без записки.
  Берта взволнованно направилась к двери, потом остановилась, вернулась назад, нарочито зевнула и сказала:
  — Мне кажется, что после всего пережитого вы очень устали. Что вы скажете, если мы закруглимся?
  — Разве из того, что я сообщил, ничто вас не взволновало?
  — О, сначала мне кое-что пришло в голову, — ответила Берта, снова зевая, — но теперь я чувствую, что ошиблась. Вы не знаете, сколько она заплатила за шкатулку?
  — Нет, но думаю, что довольно много. Это очень красивая вещь с росписью по стенке. Какой-нибудь пейзаж, написанный маслом.
  — Вам кто-нибудь описал эту картину?
  — Нет, я почувствовал это пальцами.
  Берта опять продолжительно зевнула:
  — Ладно, я собираюсь ложиться спать. Вы поздно встаете?
  — Да.
  — Я обычно не встаю раньше девяти или полдесятого. Это не слишком поздно для вас?
  — Если судить по тому, как я чувствую себя сейчас, я могу проспать целые сутки.
  — Отлично, отправляйтесь и хорошенько поспите. Увидимся утром.
  Берта провела его через ванную в соседнюю комнату, помогла снять женское платье, обошла с ним комнату, чтобы он смог привыкнуть к расположению вещей в ней, поставила его трость около постели так, чтобы он легко мог достать ее, и потом сказала:
  — Спите крепко. Пойду тоже сосну.
  Она вернулась к себе в комнату, закрыла дверь и прислушалась, потом схватила шляпу и пальто, выскочила из комнаты, на цыпочках прошла по коридору к лифту и спустя десять минут неслась на сумасшедшей скорости в сторону Лос-Анджелеса.
  Только после Помоны ей неожиданно пришло в голову, что она поступила в точности так же, как Джерри Больмэн, и, возможно, по той же самой причине. А в настоящий момент Джерри Больмэн успокоился уже навсегда.
  Глава 26
  Темнота, царившая на улице, была ей на руку. Подъезжая к кварталу, Берта выключила фары и снизила скорость, перешла на первую передачу, как при парковке. Она остановила машину у обочины, заглушила мотор и прислушалась. Она ничего не услышала, кроме обычных ночных звуков, еще не замерших в этот час: стрекот сверчков, лягушачий хор и другие таинственные ночные звуки, которые не услышишь в густонаселенных районах города.
  Берта достала из кармана свой фонарик. Освещая себе дорогу тусклым светом фонарика, она направилась к дому.
  Темный силуэт дома довольно неожиданно появился перед ней. Она пошла по дорожке, придерживаясь за поручень, подошла к крыльцу и поднялась по ступенькам. Дверь была плотно прикрыта. Должно быть, полицейские закрыли ее. Берта решила выяснить, закрыли ли они дверь на замок.
  Она подергала за ручку. Дверь не открывалась.
  Берта посветила своим фонариком и увидела, что в замке ключа не было. Или полицейские закрыли дверь на щеколду изнутри, или замкнули ключом снаружи.
  Берта вынула из своей сумки связку ключей. Иногда они были необходимы в подобных случаях, а Берта не принадлежала к тому типу людей, которые испытывают какие-либо сомнения или неудобства по такому поводу.
  Она принялась подбирать ключ. Четвертый ключ открыл замок.
  Берта толкнула дверь и прислушалась, вглядываясь в темноту дома, пытаясь определить, не угрожает ли ей какая-нибудь опасность.
  Она не услышала ни звука. Берта посветила фонариком, неосознанно направив его на то место ковра, где были пятна крови. Они по-прежнему были там. Берта выключила фонарик.
  Неожиданно она услышала какой-то шум. Похолодевшим пальцем она пыталась нажать на кнопку фонарика. Звук приближался к ней, потом она почувствовала, как костлявые пальцы сжались у нее на горле.
  Она замахала руками, пытаясь оторвать руки вцепившегося в ее горло человека.
  Но ее руки хватались только за пустоту. Она еле удержала равновесие и вскрикнула.
  И только когда она закричала, ее горло оставили в покое. Она услышала шум крыльев, и темный силуэт пронесся мимо нее и скрылся в глубине дома.
  — Фредди! — пробормотала она, задыхаясь. — Эта чертова летучая мышь!
  Она включила фонарик и принялась исследовать комнату, чтобы убедиться, что не подстроена еще одна ловушка слепому на случай, если бы он вздумал вернуться домой.
  Теперь ей было легко представить, что случилось той страшной ночью, когда Больмэн ринулся в дом слепого, чтобы найти музыкальную шкатулку; он задел веревку, привязанную к курку, а не заметил ее потому, что очень торопился заполучить ту вещь и вернуться обратно, пока его не хватились.
  Дом был обставлен просто, но удобно. Кослинг поставил пять кресел, предназначенных, очевидно, для своих гостей. Эти кресла с мягкими сиденьями были установлены в гостиной полукругом. Напротив стены под окном стоял низкий книжный шкаф со стеклянными дверцами, в котором не было видно книг, как это бывает обычно в других домах, не валялись журналы. У окна Берта увидела подставку и на ней шкатулку; она направилась туда и схватила эту шкатулку. Когда слепой демонстрировал ее, Бертино любопытство было чисто формальным. Сейчас она изучала ее очень сосредоточенно.
  При свете своего фонарика Берта видела, что шкатулка сделана из хорошего дерева и покрыта лаком. Снаружи была роспись, выполненная маслом, — некая пасторальная сценка. На другой стороне — портрет молодой женщины, немного полноватой с точки зрения современного понимания красоты, но, несомненно, слывшей в свое время красавицей.
  В некоторых местах краска и лак на шкатулке совсем истончились, хотя общее состояние шкатулки указывало на то, что с ней обращались бережно, как с ценной семейной реликвией. Неудивительно, что слепой так дорожил этой вещью.
  Берта внимательно изучила и поверхность шкатулки. Она не нашла на ней никакого товарного знака. Разочарованная, она подняла крышку. И тотчас же зазвучала мелодия «Голубых колоколов Шотландии», наполняя комнату своими милыми звуками. Но на внутренней стороне крышки Берта сразу же обнаружила то, что искала. На небольшой овальной пластинке было выбито: «Дж. Стельмэн, редкий антиквариат». Берта закрыла крышку и поставила музыкальную шкатулку на свое место. Музыка оборвалась. Она пошла было к двери, но потом вернулась, чтобы стереть отпечатки своих пальцев со шкатулки.
  По комнате заметались тени — Берта поняла, что это летучая мышь, делая возле нее круги, то и дело попадала в луч света от фонарика. Она явно соскучилась по человеческому общению, но чувствовала, что Берта — чужая.
  Берта принялась размахивать руками, чтобы выгнать летучую мышь на улицу и прикрыть за ней дверь, но мышь не хотела улетать.
  — Давай, Фредди, дурачина. Иди отсюда. Я закрою дверь на замок, и ты сдохнешь внутри.
  Мышь, как будто поняв, что обращаются к ней, или просто реагируя на звук человеческого голоса, подлетела к Берте и стала кружить над ее головой.
  — Улетай отсюда, — сказала Берта, замахиваясь на нее. — Если ты только опять схватишь меня за шею…
  — И что же вы делаете здесь, миссис Кул? — прозвучал голос сержанта Селлерса. — Вы меня очень заинтересовали.
  Берта отпрыгнула в сторону, пытаясь разглядеть сержанта. Потом она увидела, что он стоит у крыльца, держась за поручни. На его лице сияла победная улыбка.
  — Ну так и что же, по-вашему? — огрызнулась Берта.
  — Ограбление дома — серьезное правонарушение.
  — Это не ограбление.
  — Неужели? Может быть, у вас найдется и разрешение на осмотр дома, чем вы только что и занимались?..
  — Вы же знаете закон. Чтобы доказать, что произошло ограбление, вы должны поймать меня с поличным.
  Селлерс задумался на мгновение, потом рассмеялся и сказал:
  — Клянусь всеми святыми, вы правы.
  — Я знаю, что права, — отрезала Берта. — Меня не называли бы лучшими мозгами этой страны на протяжении нескольких лет просто так.
  — Возникает другой очень интересный вопрос. Зачем же вы влезли в этот дом?
  Берта в это время лихорадочно пыталась сообразить, что бы такое можно было придумать, и наконец произнесла с довольным видом:
  — Я должна была выпустить эту летучую мышь.
  — Ах да, летучая мышь! Признаю, что не подумал об этом. Вы называли ее по имени, кажется, Фредди, не правда ли?
  — Точно так.
  — Очень интересно. Это ручная мышь?
  — Да.
  — Все более и более любопытно. И вы пришли сюда, чтобы выпустить ее?
  — Да.
  — Почему?
  — Потому что она умерла бы от жажды и голода, если бы кто-нибудь не выпустил ее наружу.
  Сержант Селлерс поднялся на крыльцо и встал рядом с Бертой.
  — Я не хотел бы выглядеть смешным, я стараюсь быть вежливым. Вы понимаете, что я задаю эти вопросы не из простого любопытства, но по долгу службы.
  — Я понимаю. Но вы все равно невыносимы. Я всегда терпеть не могла многословных полицейских.
  Селлерс рассмеялся.
  — Когда они вмешиваются в дела своих коллег, — продолжала Берта, — дело можно считать загубленным.
  — О, продолжайте, миссис Кул. Все не так уж плохо, как вы излагаете.
  — На самом деле гораздо хуже, чем я это представила.
  — Давайте закроем тему полицейского насилия и перейдем к летучим мышам, а именно: Фредди меня интересует в особенности.
  — Ну и что же Фредди? Я ответила, зачем приходила сюда.
  — Вы хотели освободить Фредди. Значит, вы полагали, что он находится в доме.
  — Я так считала.
  — Кто же навел вас на эту мысль?
  — Кослинг заботился о том, чтобы мышь всегда могла улететь беспрепятственно. Поэтому он не закрывал дверь плотно. Я подумала, что ваши люди не догадались оставить дверь приоткрытой и мышь оказалась взаперти.
  — Я абсолютно уверен, что мы не закрыли дверь, миссис Кул. Думаю, что летучая мышь прилетела снаружи.
  — Может быть.
  — И вы, кстати, были ошарашены этим фактом. Вы вскрикнули и…
  — Думаю, что вы закричали бы тоже, если бы кто-то неожиданно налетел бы на вас и вцепился в горло.
  — Летучая мышь напала на вас?
  — Да.
  — Очень интересно. Вы знаете, миссис Кул, это первый случай в моей практике, когда в дело замешана летучая мышь. Я вообще впервые слышу, чтобы кто-нибудь приручал летучую мышь.
  — Вы еще довольно молоды.
  — Благодарю вас.
  — А каким образом вы здесь оказались и торчали все время, пока я занималась с летучей мышью? — спросила Берта.
  — Совершенно случайно. Чем больше я думал о том, что произошло в ту ночь, тем больше приходил к мысли, что ваш друг Джерри Больмэн, должно быть, узнал что-то очень важное от слепого. Тогда, вместо того чтобы проводить Кослинга, он мог оставить его где-нибудь подальше, чтобы самому прийти сюда и заполучить ту вещь, которая представляла для него такой интерес. Естественно, ему не удалось взять ее. Даже если он добрался до нее, он не смог унести ее из дома, потому что был тут же пристрелен. Ловушкой, уготовленной слепым убийцей своей слепой жертве.
  — Продолжайте, — сказала Берта. — Не обращайте на меня внимания. Я и так потеряла уйму времени.
  — Затем, — продолжал Селлерс, — мне неожиданно пришло в голову, что я был излишне доверчив с вами. Когда я находился в вашей конторе, вам позвонили, предложив оплату за ваш счет.
  — Что же здесь странного? Разве вам никогда не звонили таким образом откуда-нибудь издалека?
  — Все дело в том, что вы, миссис Кул, не сразу приняли вызов, а только после того, как узнали, кто заказывал этот разговор, и тогда я вспомнил ваши странные слова, когда мы вновь заговорили о Кослинге. Вы сказали, что сообщили все, что знали в тот момент. Признаюсь, миссис Кул, я только после обеда осознал значение этих слов. Я не стал делиться своими соображениями с моими подчиненными на случай, если я окажусь не прав, и решил проверить все сам. Если Больмэн вернулся за чем-то сюда, а вы, встретившись с Кослингом, умудрились выяснить, что искал Больмэн, тогда вы тоже могли отправиться в дом на поиски. Моя версия, мне кажется, интересна.
  — Я ничего не взяла из этого дома, — возразила Берта.
  — Это мы, конечно, обязательно проверим. Как мне ни хочется этого делать, но вам, миссис Кул, придется пройти со мной в машину и заехать в полицейский участок, где надзирательница сможет обыскать вас. Если она ничего не обнаружит, дело, разумеется, изменится коренным образом. Если же вы что-нибудь взяли, вам будет предъявлено обвинение в ограблении. В этом случае вас, как лицо, обвиняемое в подобном правонарушении, придется задержать. Нам придется задержать вас по крайней мере до тех пор, пока мы не получим полное и искреннее объяснение ваших действий.
  — Вы не можете так поступить со мной. Вы не можете…
  — Конечно, могу, — спокойно возразил Селлерс. — Я уже делаю это. Если вы ничего не украли, я не смогу обвинить вас в ограблении; в том случае, разумеется, если я не докажу противного, то есть что вы вошли в дом именно с такой целью. Думаю, что вы ознакомились с законом, прежде чем предпринимать такие шаги.
  — Нет.
  — Это, конечно, еще одно утверждение, которое неплохо бы проверить, хотя я не представляю, как это можно было бы сделать. Но в любом случае, миссис Кул, я заключаю вас под арест, и, как юрист, вы знаете, что воспрепятствовать мне вы не можете, так как подобные действия могут также рассматриваться как нарушение закона.
  Берта обдумала это заявление, взглянула внимательно на Селлерса и поняла, что он не склонен шутить.
  — Ладно, вы выиграли.
  — Мы оставим ваш автомобиль прямо там, где он находится. Мне не хочется предоставить вам возможность что-нибудь припрятать, и поскольку «Голубые колокола Шотландии» ясно показали, что вы заглядывали в шкатулку, совершенно очевидно, что предмет, который вы взяли оттуда, маленький; мне не хотелось бы, чтобы он исчез. Поэтому, если вы, миссис Кул, не возражаете, мы пройдем сначала в комнату, чтобы взять музыкальную шкатулку с собой, а затем отправимся в полицейский участок.
  — Хорошо, идемте, — сказал Берта. — Грабьте! Злорадствуйте!
  — Вовсе никакого злорадства, миссис Кул, простая формальность. Теперь идите впереди меня так, чтобы я видел ваши руки. У вашего фонарика довольно слабый свет. Я думаю, нам лучше воспользоваться моим.
  Фонарь Селлерса ярко осветил путь в комнату маленького незаметного дома.
  Глава 27
  Надзирательница подвела Берту Кул к личному кабинету сержанта Селлерса и постучала в дверь.
  Сквозь дверь ясно доносились звуки «Голубых колоколов Шотландии».
  — Входите, — пригласил Селлерс.
  Надзирательница открыла дверь.
  — Сюда, милашка, — обратилась она к Берте.
  Берта задержалась в дверях, развернулась и посмотрела на нее: две рослые, сильные женщины непримиримо смотрели друг другу в глаза.
  — Хорошо, милашка, — ответила Берта ей в тон.
  — Что вы обнаружили? — спросил Селлерс.
  — Ничего, — объявила надзирательница.
  Сержант Селлерс вопросительно поднял бровь.
  — Так-так! Неужели вы хотите убедить меня, миссис Кул, что решили просто прогуляться?
  — Вы забыли о Фредди, — заметила Берта. — У вас есть сигареты? Ваша девица мои не вернула.
  — О, прошу прощения. Я совсем забыла про них, — возразила надзирательница. — Я положила их…
  — Все нормально. Оставьте их себе.
  Надзирательница поймала взгляд Селлерса.
  — Вам следовало бы напомнить мне о них, миссис Кул, — сказала она Берте.
  — Никак не ожидала, что это возымеет какое-либо действие, — запротестовала Берта. — Я думала, что это привилегия, которой пользуются служащие вашей конторы, как, например, полицейский считает просто своим правом прихватить пару яблок с прилавка.
  — Вы свободны, миссис Белл, — объявил Селлерс.
  Надзирательница еще раз взглянула на Берту и тихо удалилась.
  — Садитесь, — предложил Селлерс Берте. — Вы хотели сигарету? Пожалуйста.
  Он открыл новую пачку сигарет и протянул ее Берте. Сам он достал из кармана жилета сигару, отрезал кончик, засунул в рот, но некоторое время не прикуривал ее.
  — Есть какая-то связь с этой музыкальной шкатулкой, — объявил он.
  — Неужели?
  — Вы открыли ее крышку, закрыли и тотчас же вышли. У вас ничего не нашли. Может быть, тогда вы что-нибудь положили в нее?
  Селлерс вытащил из ящика стола лупу и принялся пристально рассматривать с ее помощью внутренность шкатулки. Ничего не обнаружив, он столь же основательно осмотрел ее снаружи. Его внимание привлек портрет.
  — Кто это?
  — Где?
  — Чей это портрет? Случайно не пропавшая ли наследница?
  Берта, чувствуя моральное удовлетворение от того, что ей удалось утереть нос надзирательнице, расслабилась, откинулась на спинку стула и рассмеялась.
  — Почему вы засмеялись?
  — Я подумала об этой красавице прошлого века, которая носила корсеты и упала бы в обморок при одном упоминании о соленом юморе. И вы полагаете, что я проделала весь путь от…
  — Так-так, — заинтересовался Селлерс. — Уже любопытно. Весь путь… откуда, миссис Кул?
  Берта крепко сжала губы.
  — Почти проговорились, не так ли?
  Берта, сознавая, что он прав, пыталась выйти из создавшегося положения.
  — Весь путь от Риверсайда, — ответила она, затягиваясь сигаретой.
  Сержант Селлерс взглянул на настенные часы:
  — Десять минут второго. Довольно поздно, но… дело не терпит отлагательства.
  Он посмотрел надпись на музыкальной шкатулке, затем сверился с телефонным справочником, взял телефонную трубку и попросил:
  — Соедините меня с городом. — Потом он набрал номер.
  Спустя некоторое время Селлерс заговорил:
  — Мне очень жаль, что я побеспокоил вас в такой поздний час. С вами говорит сержант Селлерс из полицейского участка. Дело в том, что я расследую убийство. Это Дж. Стельмэн? Да? Не можете ли вы припомнить музыкальную шкатулку старинной работы, на внешней стороне которой имеется пейзаж старинной работы, мелодия «Голубые колокола Шотландии» и… Да, вы помните? Как ее имя? Жозефина Делл?
  Несколько минут Селлерс молчал, слушая своего абонента, потом сказал:
  — Если я правильно вас понял, Жозефина Делл пришла к вам месяц назад, увидела шкатулку и попросила отложить ее на три месяца, дав залог. Потом она позвонила вам в прошлую среду и сказала, что хочет выкупить шкатулку, деньги пришлет по телеграфу. Она попросила вас отнести шкатулку слепому, не говоря о том, кто посылает ее; просто подарок от друга.
  Селлерс опять помолчал, потом продолжал:
  — Хорошо. Еще один вопрос. Откуда была прислана телеграмма? Редлэндс? Вы не знаете, где она живет? А, понимаю, живет в Лос-Анджелесе, в Редлэндсе, вы полагаете, проездом? Вы считаете, что она не находится в родственных отношениях со слепым? Видели ее только однажды? Знаете, где она работает? Так. Хорошо, спасибо. Я не позвонил бы вам в такое время, если бы дело не было срочным. Уверяю вас, что вы нам очень помогли. Да, меня зовут Селлерс. Я обязательно загляну к вам, чтобы лично поблагодарить вас. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните мне. Хорошо, спасибо. До свидания. — Селлерс повесил трубку, повернулся к Берте и взглянул на нее так, словно видел впервые. — Я был находчив, не правда ли?
  — Я не понимаю вас.
  — Хотел бы я знать, миссис Кул, вчерашний звонок не из Редлэндса ли?
  — Нет, — твердо ответила Берта.
  — Извините меня, но я все-таки проверю это.
  — Валяйте! Проверяйте все, что хотите.
  — Вы меня не поняли, миссис Кул. Пока я буду проверять, вы будете находиться под наблюдением.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что сказал.
  — Вы хотите сказать, что установите за мной слежку?
  — О, это слишком дорогостоящее мероприятие, миссис Кул. Я не имел в виду ничего подобного. И, кроме того, вам же это причинило бы ряд неудобств.
  — Тогда что же вы все-таки хотите?
  — Если вы начнете разъезжать повсюду, куда только вздумаете, нам будет очень трудно уследить за вашим передвижением; другое дело, если вы будете находиться в конкретном месте.
  — Вы имеете в виду мою контору?
  — Или мою.
  — Выражайтесь яснее.
  — Мне пришла в голову мысль, что, если вы останетесь здесь на некоторое время, все значительно упростится.
  — Вы не имеете права арестовать меня.
  — Конечно нет. И я первым признаю это, миссис Кул.
  — То-то, — сказала Берта с удовлетворением.
  — Одну минуту, — остановил ее Селлерс, когда она встала со стула. — Я не могу арестовать вас, но, безусловно, могу задержать за то, что вы ночью проникли в чужой дом. Это — уголовно наказуемо.
  — Но я ничего не украла.
  — Мы не уверены в этом.
  — Меня обыскали.
  — Но вы могли избавиться от того, что прихватили с собой, или, может быть, вы только готовили преступление. Знаете, миссис Кул, пожалуй, я задержу вас на этом основании; кроме того, я хотел бы еще кое-что выяснить.
  — Например? — спросила Берта раздраженно.
  — Например, меня смущает ваше поведение вчера после полудня, когда вы покинули офис. Вы спустились вниз по улице, сели в трамвай. Вышли, не доезжая до Гранд-авеню. Мои люди следили за вами. Вы передвигались пешком или на трамвае. Поэтому водитель решил объехать квартал, чтобы запарковаться на противоположной от вас стороне улицы. Но тут неожиданно подъехала ваша машина, и вы унеслись со страшной скоростью. — Селлерс нажал на кнопку, вызывая надзирательницу. Когда она вошла, он сказал: — Миссис Белл, миссис Кул останется с нами по крайней мере до утра. Устройте ее поудобнее.
  На лице надзирательницы показалась торжествующая улыбка.
  — С большим удовольствием, сержант, — сказала она и затем, повернувшись к Берте, произнесла: — Пойдем со мной, милашка!
  Глава 28
  В коридоре раздались медленные размеренные шаги. Берта Кул, сидевшая на краю железной кровати, услышала сначала позванивание ключей, потом дверь отворилась. На пороге стояла женщина в потрепанной одежде.
  — Здравствуйте, — проговорила она безжизненным голосом.
  — Кто вы? — спросила Берта.
  — Заключенная, заслужившая определенные привилегии своим образцовым поведением.
  — Что вам надо?
  — Я должна проводить вас в приемную.
  — Зачем?
  — Не знаю.
  — Пошли вы все к черту! Я остаюсь здесь.
  — На вашем месте я бы так не поступила.
  — Отчего же?
  — Вам это просто не удастся.
  — Пусть приходят и тащат меня силой.
  — Не обманывайте себя. Они, конечно, могут так сделать. Но я бы спустилась сама. Мне кажется, вас хотят выпустить.
  — Я остаюсь здесь.
  — И надолго?
  — Пока.
  — Вам от этого лучше не станет. Многие испытывают подобные чувства, но вряд ли кому-нибудь, кто находится здесь, приходится лучше. В конце концов вам придется выйти отсюда, и над вами просто посмеются. — Она говорила ровным монотонным голосом, словно беседа отнимала у нее слишком много сил. — Я помню такой же случай с одной женщиной; они приказали мне просто не запирать дверь и сказать ей, чтобы она убиралась на все четыре стороны. Она просидела здесь все утро. После полудня она наконец вышла, и они здорово повеселились.
  Берта, не говоря ни слова, поднялась с кровати и последовала за своей провожатой по коридору, потом спустилась на лифте вниз и прошла в комнату, где какая-то другая, незнакомая ей надзирательница просматривала бумаги.
  — Вы — Берта Кул?
  — Да, и для вас было бы лучше запомнить меня в лицо, потому что я еще не раз собираюсь посетить вас. Я собираюсь…
  Надзирательница вынула из ящика стола толстый пакет и сказала:
  — Это ваши личные вещи, которые изъяли у вас этой ночью, миссис Кул. Посмотрите, пожалуйста, все ли на месте.
  — Я собираюсь разнести ваше учреждение на мелкие кусочки. Вы не имеете права так поступать со мной. Я — уважаемый человек, честно зарабатывающий себе на жизнь, и я…
  — Но пока, будьте любезны, проверьте, все ли ваши вещи на месте.
  — Я привлеку вас к ответственности!
  — Да, миссис Кул. Несомненно. Но это не входит в мою компетенцию. Если вы все же проверите ваши вещи…
  — Вы можете думать, что вас это не касается, но очень скоро вы на собственной шкуре…
  — И когда вы намерены начать судебную тяжбу, миссис Кул?
  — Как только встречусь с адвокатом.
  — Но вы не сможете встретиться с ним, если будете здесь стоять; для того же, чтобы выйти отсюда, вам необходимо проверить вещи.
  Берта Кул разорвала пакет, вытащила оттуда свою сумку, открыла ее дрожащими руками, заглянула внутрь, захлопнула ее и сказала:
  — Все?
  Надзирательница кивнула сопровождающей:
  — Выход здесь, мадам.
  Берта склонилась над столом:
  — Я много раз слышала о превышении власти со стороны полицейских, но это…
  — Вы были задержаны по подозрению в ограблении, миссис Кул. По моим сведениям, это обвинение с вас снято, вас отпускают, но дело на доследовании.
  — О, я понимаю! Теперь вы пытаетесь запугать меня. Если я что-нибудь предприму, то вы вытащите на свет это дело? Я…
  — Я не сказала ничего подобного, миссис Кул. Я просто сообщила, какие распоряжения я получила касательно вас. Так мы поступаем всякий раз в подобных случаях. До свидания, миссис Кул.
  Берта не сдвинулась с места.
  — Я — деловая женщина. У меня уйма работы. Оторвав меня от дел и продержав здесь целую ночь…
  — Вы очень цените свое время?
  — Безусловно.
  — В таком случае не следует транжирить его, простаивая у моего стола, миссис Кул.
  — Я вовсе не собираюсь торчать здесь всю жизнь. Я хотела бы только, чтобы вы передали сержанту Селлерсу, что его угроза на меня не подействовала. Скажите ему, что он ответит мне своей головой, а вот теперь действительно: «До свидания!» — Берта Кул направилась к выходу.
  — Только еще один момент, миссис Кул.
  — Что еще?
  — Вы не сможете хлопнуть дверью. Мы установили автоматическую защиту на этот случай. До свидания.
  
  На залитой солнцем улице Берта испытала те же самые чувства, которые обрушиваются на всех после заключения в подобных местах. Она почувствовала особую свежесть воздуха, свободу перемещения, когда ты можешь двигаться туда, куда только заблагорассудится, и ощущение это было острое и очень радостное.
  Без пятнадцати минут девять она вошла в контору.
  Элси Бранд разбирала почту.
  Берта, ворвавшись в приемную, швырнула сумку на стол и прокричала голосом, дрожавшим от возмущения:
  — Свяжись немедленно с сержантом Селлерсом, Элси! Мне плевать, если ты вытащишь его из постели, ты должна достать его во что бы то ни стало.
  Элси Бранд, взглянув на свирепую Берту, тотчас же взяла трубку и торопливо принялась набирать номер.
  — Простите, это полицейский участок? Мне срочно нужен сержант Селлерс. Да. Контора Берты Кул. Одну минуту, сержант. Он на проводе, миссис Кул.
  Берта выхватила трубку:
  — Я хочу кое-что сказать вам. У меня было время все хорошенько обдумать — слишком много времени, пока я торчала в вашей чертовой дыре. Я просто хочу сказать вам, что собираюсь…
  — Не надо, — прервал ее Селлерс и рассмеялся.
  — Я собираюсь…
  — Остыньте немного, — вновь прервал он ее, но смеха в его словах уже не было. — Вы управляли частным бюро расследований, потом вы связались с этим взрывчатым парнем, Дональдом Лэмом, и сразу же начали преступать закон. Вы превышали свои полномочия в каждом деле, которое вы вели. Но Лэм умудрялся всякий раз выйти сухим из воды. Сейчас вы работаете одна, смотрите не наследите. Вас задержали, когда вы проникли в чужой дом. Если только мы возбудим уголовное дело против вас, вы потеряете свою лицензию и…
  — Только не надо меня пугать, толстая задница! — заорала Берта. — Если бы я была мужчиной, я бы выкинула тебя из твоего кресла и выкрутила твои уши. Теперь я знаю, как людей доводят до убийства. Мне бы только добраться до тебя. Ты… — У Берты перехватило горло от переполнявшей ее ярости.
  — Мне очень жаль, что вы так разволновались, миссис Кул, но я считал необходимым задержать вас, чтобы спокойно провести некоторое расследование. Может быть, вас утешит то, что дело наконец прояснилось.
  — Мне плевать, что у вас там прояснилось.
  — И, — продолжал Селлерс, — в случае, если вы вдруг соберетесь отправиться в Риверсайд, чтобы навестить свою «больную мамочку», разбитую инсультом, миссис Кул, то я помогу сберечь вам время, сообщив, что ваша «мать» находится в настоящий момент у меня в участке. Я как раз допрашиваю его. Может быть, после этого вы поймете, что, вместо того чтобы нарушать закон, порою лучше иметь хорошие отношения с полицией. Вашу машину мы, кстати, отогнали в гараж, где вы обычно ее храните. Предварительно ее обыскав, конечно. В следующий раз, если вы задумаете куда-нибудь отправиться, я советую вам не использовать личный транспорт. Дело в том, что тех сложных манипуляций, что вы проделали, чтобы добраться до Сан-Бернардино, достаточно, чтобы убедить суд, что вы намеревались совершить правонарушение. А это не так уж здорово, как вы сами понимаете. До встречи. — Сержант Селлерс бросил трубку.
  Берта Кул дважды пыталась положить трубку на место, прежде чем ей это удалось.
  — Что это значит? — спросила Элси Бранд.
  У Берты уже прошла нервная горячка, но после пережитого она выглядела бледной и потрясенной.
  — Я попала в переделку, — сказала она и опустилась на стул.
  — Что случилось?
  — Я встретилась со слепым. Увезла его из отеля. Я была уверена, что полиция не следит за мной. Теперь они его достали, значит, и я в их руках. Этот чертов несносный сержант абсолютно прав. Они прижали меня к стенке.
  — Неужели так плохо?
  — Гораздо хуже. Теперь уже поздно останавливаться. Надо продолжать двигаться. Все равно что кататься на коньках, когда по льду пошли трещины. Если остановишься — пропал. Надо продолжать двигаться.
  — Куда? — спросила Элси.
  — В данный момент в Редлэндс.
  — Почему именно туда? Я не понимаю.
  Берта рассказала ей о музыкальной шкатулке и о том, что выяснил Селлерс у хозяина магазина, и, с неожиданно проснувшейся откровенностью, обо всех событиях прошлой ночи.
  — Ладно, — сказала Берта, с трудом поднимаясь со стула. — Я не сомкнула глаз всю ночь. Я задыхалась от ярости. Никогда еще я так не жалела, что сильно потеряла в весе.
  — Почему? — удивилась Элси.
  — Почему! — воскликнула Берта. — Я тебе скажу почему. Там была одна чертова надзирательница, которая называла меня милашкой. Это здоровая широкоплечая женщина, но, прежде чем я скинула вес, я запросто могла бы свалить ее с ног. Я свалила бы ее, уселась сверху и просидела бы так всю ночь. Я попала в переделку, Элси. Мне надо было бы дождаться, когда все успокоится. У них слепой, он им все расскажет. Сержант Селлерс прав. Мне не следовало бы преступать закон. Но Дональд был умен и всегда здорово все проделывал, что и мне привил свои дурные привычки. Надо все хорошенько обдумать, Элси. Пойду выпью стакан виски, а потом — Редлэндс.
  Глава 29
  Жаркое сухое солнце светило над Редлэндсом. Темно-зеленые кроны апельсиновых деревьев контрастировали с синим ясным небом, на фоне которого вырисовывались верхушки гор. Воздух был необыкновенно прозрачен, но Берта, погруженная в свои размышления, не замечала всей прелести пейзажа.
  Она устало вылезла из машины и, опустив голову, помогая себе отмашкой рук, взбежала по ступенькам санатория, вошла в приемную и обратилась ровным унылым голосом к дежурной:
  — Не в вашем ли заведении, случайно, находится Жозефина Делл?
  — Одну минуту. — Девушка покопалась в картотеке и сказала: — Да, у нее отдельная комната номер двести семь.
  — У нее сиделка?
  — Нет. Собственно, она здесь находится только для восстановления сил.
  — Спасибо, — поблагодарила Берта.
  Она прошла по длинному коридору, поднялась на лифте на второй этаж, нашла нужный номер, вежливо постучала и распахнула дверь.
  Блондинка лет двадцати семи с ярко-синими глазами, улыбающимся ртом и вздернутым носиком сидела в кресле подле окна. Одета она была в шелковый халат. Ноги она положила на сиденье стула, стоявшего перед нею. Она с видимым удовольствием читала книгу и удивленно взглянула на Берту своими большими прелестными синими глазами.
  — Вы испугали меня.
  — Я стучала, — объяснила Берта.
  — Я увлеклась детективом. Вы любите их читать?
  — Иногда.
  — Я никогда не читала их до того, как попала сюда. Я считала, что не могу тратить на них время, а сейчас читаю запоем. Мне кажется, что расследовать преступление — самое интересное занятие в мире, не правда ли?
  — Как сказать.
  — Хорошо, присаживайтесь. Расскажите мне, чем я могу вам помочь.
  Берта Кул устало опустилась в кресло:
  — Ваше имя Жозефина Делл?
  — Да.
  — И вы дружите со слепым?
  — О, вы имеете в виду нищего слепого на углу улицы перед зданием банка? — живо спросила девушка.
  Берта уныло кивнула.
  — Мне кажется, он очень мил. Он просто прелесть. Его взгляды на жизнь пронизывает святость. Он вовсе не обозлен на всех и вся. Большинство слепых стараются отгородиться от всего мира, а он — нет. Мне кажется, что он даже с большей силой осознает свою причастность ко всему окружающему теперь, когда он ослеп. И он вполне счастлив, хотя, конечно, для него существует множество ограничений в этом мире. Я имею в виду физически, разумеется.
  — Наверное, — согласилась Берта вяло.
  Жозефина Делл воодушевленно продолжала:
  — Конечно, он не получил образования, у него не было на это средств. Если бы он научился азбуке для слепых и занялся своим образованием… но для него это невозможно. Ему это было просто не по карману. У него не было ни пенни.
  — Понятно.
  — Но потом ему повезло. Он вложил деньги в производство, связанное с добычей нефти, и теперь может жить так, как ему хочется, но он считает, что для него все это уже слишком поздно, что он уже состарился.
  — Мне тоже так кажется, — согласилась Берта. — Это вы послали ему музыкальную шкатулку?
  — Да, но я не хотела бы, чтобы он это узнал. Мне хотелось бы, чтобы он думал, что это просто подарок от друга. Я боялась, что он не примет такой дорогой подарок от меня, хотя сейчас я это могу себе позволить. Когда я впервые увидела эту вещь, у меня, конечно, не было таких денег.
  — Да, — сказала Берта устало, — я должна была бы это предвидеть. Полагаю, вы ничего не знаете о той Жозефине Делл, с которой произошло дорожно-транспортное происшествие?
  — Какое происшествие? — спросила она с любопытством.
  — Происшествие на перекрестке улиц перед зданием банка без пятнадцати минут шесть в пятницу вечером. Автомобилист сбил молодую женщину. Сначала она не поняла, что серьезно пострадала, но…
  — Но все это произошло со мной.
  Берта напряженно выпрямилась в своем кресле.
  — С кем? — спросила она.
  — Со мной.
  — Один из нас явно спятил, — объявила Берта.
  Жозефина Делл рассмеялась, смех ее был очень мелодичен.
  — О, но это была действительно я. Со мной подобное произошло впервые в жизни. Водитель сбил меня, он показался приятным молодым человеком. Сначала я думала, что со мной все в порядке, но утром я почувствовала, что меня тошнит и сильно болит голова. Я вызвала врача, и он сказал, что это похоже на сотрясение мозга. Он прописал мне абсолютный покой и…
  — Подождите минуту, — прервала ее Берта. — Водитель отвез вас домой?
  — Он хотел это сделать, но я была решительно против этого. Видите ли, во-первых, я думала, что отделалась просто испугом, во-вторых, может быть, я сама была виновата в случившемся — мои мысли были заняты другим, я не обратила внимания на сигналы светофора. Он настаивал, чтобы я обратилась к врачу, и, когда я отказалась, предложил отвезти меня домой.
  У Берты было странное чувство, как будто она разговаривает с привидением.
  — Что было дальше? — спросила она.
  — Он выглядел вполне по-джентльменски, и, только когда мы уже немного отъехали, я поняла, что он нетрезв. Вино стало действовать на него. Он принялся делать недвусмысленные предложения и наконец распустил руки. Я дала ему пощечину, выскочила из машины и села на трамвай.
  — Вы не сказали ему, где живете?
  — Нет, я указала только направление движения.
  — Вашего имени он тоже не знал?
  — Я представилась, но он был слишком пьян, чтобы запомнить мое имя. Я абсолютно уверена в этом.
  Берте не оставалось ничего другого, как только протереть глаза.
  — Теперь вы окончательно сведете меня с ума, если заявите, что живете в меблированных комнатах Блубоннэт.
  — Но это действительно так. Я все еще там живу. В меблированных комнатах Блубоннэт на улице Фигароу. Откуда вы это знаете?
  Берта Кул схватилась за сердце.
  — В чем дело? — спросила Жозефина Делл.
  — Съешьте меня с потрохами! Зажарьте и съешьте меня с потрохами! Я — полный ноль!
  — Но я ничего не понимаю!
  — Продолжайте. Расскажите мне все остальное.
  — Но это уже почти все. Врач сказал, что мне необходим отдых. У меня не было никаких средств на это, но я должна была вскоре получить деньги. Я подумала, что, может быть, мне удастся… я знала, что миссис Краннинг, управляющая, имеет некоторую сумму на хозяйственные нужды; я рассчитывала одолжить у нее немного денег. Я забыла сказать вам, что человек, на которого я работала, неожиданно умер…
  — Я знаю об этом. Расскажите мне о деньгах.
  — Я пришла к миссис Краннинг, но оказалось, что у нее кончились деньги, и она предложила мне прилечь и немного отдохнуть, пока она что-нибудь придумает. Ей действительно пришла в голову великолепная мысль. Страховая компания сделала прекрасное предложение.
  — Какое же именно?
  — Они согласились с мнением моего врача, что мне необходимо отдохнуть в течение месяца или недель шести, что я должна уехать куда-нибудь, где ничто и никто не будет меня беспокоить. Мой наниматель умер, и я осталась без работы. Страховая компания согласилась оплатить все издержки на санаторий и выдать мне двухмесячную заработную плату на тот срок, пока я буду здесь находиться. Когда я собралась уезжать, они выписали мне чек на пятьсот долларов и обещали подыскать работу. Грандиозно, не правда ли?
  — Вы что-нибудь подписали? — спросила Берта.
  — Да, я подписывала соответствующий договор, что у меня нет никаких претензий к ним.
  — О боже!
  — Но я не понимаю! Можете вы наконец сказать, в чем дело? Мне кажется, что я вас чем-то расстроила.
  — Страховая компания называлась «Посредническая компания по возмещению убытков», и агента звали П.Л. Фосдик?
  — Абсолютно не так.
  — Как она называлась?
  — Автомобильный клуб. Я забыла точное название, но, кажется, «Паритетный автоклуб». Агента звали Милбрэн. Он был посредником.
  — Каким образом вы получили деньги?
  — Мне заплатили наличными, потому что дело было в субботу пополудни. Банк уже закрылся, а мистер Милбрэн считал, что мне не следует терять время. Он говорил, что для них это вовсе не плохое соглашение в силу определенных обстоятельств. Вы знаете, что он мне сказал после того, как мы подписали контракт?
  — Что?
  Она рассмеялась:
  — Он сказал, что клиент был так пьян, что совсем не помнит, что он кого-либо сбил. Он признался, что много выпил и поехал домой, но он так и не вспомнил, что вообще был в том районе города, где произошел этот случай. Для него это было полной неожиданностью…
  — Подождите минуту, — прервала ее Берта. — Каким образом вы тогда связались со страховой компанией?
  — Миссис Краннинг связалась с ними.
  — Я знаю, но как ей это удалось сделать?
  — Я запомнила номер машины.
  — Вы его записали?
  — Нет. Я просто запомнила его и сказала об этом миссис Краннинг. Я записала его, когда пришла домой. Мне не хотелось записывать его, когда все это случилось, это было бы не очень прилично, но я взглянула на него… А в чем, собственно, дело?
  — С вами случилась неприятная штука.
  — Разве?
  — Да.
  — Что же? Я не понимаю вас.
  — Вы запомнили не тот номер. По чистой случайности водитель этой машины тоже был пьян и возвращался домой приблизительно в тот же час.
  — Вы имеете в виду…
  — Именно. Водитель решил, что он мог сбить в таком состоянии кого-нибудь. Когда миссис Краннинг позвонила ему, он связался со своей страховой компанией, и они попытались сделать все возможное.
  — Вы думаете, что он вовсе не сбивал меня?
  — По крайней мере не тот, кому вы предъявили обвинение.
  — Но это невозможно!
  — Да, но это именно так.
  — И что же мне делать?
  — Считайте, что весь мир у ваших ног.
  — Боюсь, что я не понимаю вас.
  Берта Кул открыла сумку, достала оттуда свою карточку и продемонстрировала свою лучшую улыбку:
  — Это моя визитка. «Б. Кул и Дональд Лэм. Бюро расследований». Меня зовут Берта Кул.
  — Значит, вы — частный детектив?
  — Да.
  — Как это восхитительно!
  — Не очень.
  — Но вы… О, вы, должно быть, попадаете во всякие переделки? Вы работаете в самое необычное время суток, проводите бессонные ночи…
  — Да, — прервала ее Берта, — мы попадаем в переплеты и проводим ночи без сна. Как раз вчера все это у меня было. А сегодня я разыскала вас.
  — Но почему вы меня разыскивали?
  — Я собираюсь раздобыть вам кругленькую сумму. Вы согласны заплатить мне пятьдесят процентов от того, что я вам достану?
  — Где вы их собираетесь доставать?
  — У страховой компании, клиент которой был пьян, когда совершил наезд.
  — Но я уже получила эти деньги, миссис Кул. И подписала соглашение.
  — Нет, по крайней мере, не от той страховой компании. Кстати, сколько вам заплатили?
  — Страховая компания?
  — Да, автоклуб.
  — Двухмесячную заработную плату, то есть двести пятьдесят долларов. Кроме того, они должны оплатить содержание в этом санатории. Я точно не знаю, но, по-моему, десять долларов в день, то есть шестьсот долларов за два месяца, еще пятьсот долларов я получу, когда выйду отсюда. Боже мой, миссис Кул, представляете? Тысяча триста долларов!
  — Так, вы подписали соглашение, что не будете предъявлять никаких претензий этой страховой компании. Но вы ничего не подписывали с «Посреднической компанией по возмещению убытков». Теперь я знаю, что мы сделаем. Вы отдадите дело мне, и я выбью из них солидную сумму; половину из этих денег я надеюсь получить сама, но я гарантирую вам, что ваша доля составит по крайней мере две тысячи долларов.
  — Вы имеете в виду две тысячи долларов наличными?
  — Да. И поймите меня правильно, я сама получу тоже две тысячи. Минимум. Думаю, что ваша доля, может быть, составит и три-четыре тысячи.
  — Но, миссис Кул, это нечестно.
  — Почему?
  — Потому что я подписала соглашение со страховой компанией.
  — Да, но не с той страховой компанией, не того водителя.
  — Да, но я приняла эти деньги.
  — Они вам их заплатили. Тем хуже для них.
  — Нет, я не могу этого сделать. Это неэтично. Это нечестно.
  — Послушайте, страховые компании имеют хорошие доходы. Они просто купаются в деньгах. Этот водитель был так пьян, что даже ничего не помнит. Когда миссис Краннинг позвонила ему, он поверил ей на слово. Он позвонил в страховую компанию и сказал: «Я попал в неприятную историю. Прошлой ночью я вел машину. Я был так пьян, что ничего не помню. Я сбил девушку. У нее сотрясение мозга, она находится в доме человека, на которого работает. Ради всего святого, придумайте что-нибудь».
  — Ну? — спросила Жозефина Делл. — Допустим, так оно и было.
  — Разве вы не понимаете, что произошло? Даже если он и не сбивал вас, это ничего не значит. Другими словами, ваша тысяча долларов никак не мешает мне собрать для вас деньги от того, кто вас действительно сбил.
  Жозефина Делл нахмурила лоб. Ее светлые волосы блеснули на солнце, когда она повернулась и посмотрела в окно, обдумывая Бертино предложение. Наконец она решительно покачала головой.
  — Нет, миссис Кул, я не могу пойти на это. Это нечестно.
  — В таком случае, — предложила Берта, — чтобы быть честной до конца, позвоните в этот автоклуб и скажите, что вы ошиблись и неправильно запомнили номер машины.
  Внезапно в глазах Жозефины мелькнуло подозрение.
  — Но я не уверена, что ошиблась.
  — Я говорю вам, что это так.
  — Откуда вы знаете?
  — Потому что я знакома со страховой компанией, которая занимается этим случаем.
  — Ладно, — сказала Жозефина, — если вы все так хорошо знаете, назовите мне номер машины, которая сбила меня.
  Берта сделала попытку уклониться от ответа на этот вопрос:
  — Я беседовала с представителем страховой компании. Он сказал мне, что если вы…
  — Номер машины? — прервала ее Жозефина.
  — Я не знаю его, — призналась Берта.
  — Я так и думала. Я не знаю истинных причин вашего визита, но полагаю, что вы защищаете вовсе не мои интересы. Что же касается меня, то я вполне довольна тем, как все складывается.
  — Но вы же не собираетесь воспользоваться деньгами страховой компании…
  — Но, миссис Кул, вы только что заметили, что страховые компании просто купаются в деньгах и совсем недурно немного у них позаимствовать.
  — Я говорила о том, что бы я сделала в подобной ситуации. Но если вы упоминаете этику…
  — Я имела в виду то, что я собираюсь сделать в подобных обстоятельствах…
  — А после этого направиться в другую страховую компанию?
  Жозефина Делл покачала головой.
  — Пожалуйста, — умоляла ее Берта, — позвольте мне взяться за это дело! И я с легкостью выцарапаю у них эти деньги. — Она прищелкнула пальцами, словно показывая, насколько просто это у нее получится.
  Жозефина улыбнулась:
  — Боюсь, миссис Кул, что вы пытаетесь… Я много раз слышала, как страховые компании облапошивают людей. Я была приятно удивлена, имея дело с мистером Милбрэном. Мне кажется, что где-нибудь в верхах кого-нибудь не устроил контракт, который он для меня составил, и вы пытаетесь сделать так, чтобы дать повод разорвать это соглашение. Я права?
  — Ничего подобного, — устало возразила Берта. — Я говорю вам чистую правду. Вы неверно запомнили номер машины. Я знакома только с представителем страховой компании.
  — Вы не знаете имени человека, который сбил меня?
  — Я ни черта не знаю о нем, — ответила Берта со злостью.
  Жозефина Делл взяла в руки свою книжку.
  — Мне очень жаль, миссис Кул, но я не хочу более обсуждать с вами эту тему. Всего хорошего.
  — Послушайте, вы хотя бы знаете, что Мирна Джексон выдает себя за вас? Вы знаете…
  — Мне очень жаль, миссис Кул, я все сказала. Всего хорошего!
  — Но…
  — Всего хорошего, миссис Кул.
  Глава 30
  Только в среду утром Берта Кул вошла в свою контору.
  — Где вы были? — спросила ее Элси.
  На загорелом лице Берты появилась усмешка.
  — Я занималась тем, что у меня действительно хорошо получается.
  — Что же это?
  — Рыбалка.
  — Вы хотите сказать, что вчера вы весь день проловили рыбу?
  — Да. Я была так измотана, что казалось, разваливаюсь на кусочки. Я решила послать все к черту. У меня подскочило давление. Я влезла в машину, поехала на побережье и сняла там рыбачий домик. Ты знаешь, что произошло? Стечение обстоятельств, один шанс из десяти миллионов.
  — Что?
  — Водитель, который сбил Жозефину Делл, был пьян. Она неверно запомнила номер машины. Но и тот, другой водитель в тот день тоже был нетрезв. Она могла бы содрать деньги сразу с двух страховых компаний, но у нее не хватает ума…
  — Сначала вы бы лучше прочли письмо Дональда, миссис Кул.
  — Он прислал письмо?
  — Он продиктовал его мне.
  — Тебе?!
  — Да.
  — Когда?
  — Прошлой ночью.
  — Где?
  — Здесь, в конторе.
  — Ты хочешь сказать, что Дональд Лэм был здесь?
  — Да, ему дали увольнительную на тридцать шесть часов, он сел на самолет и прилетел сюда, чтобы повидаться с нами. Мой бог, он выглядит очень мило в этой форме. Он поправился, возмужал…
  — Какого черта, — воскликнула Берта, — ты не разыскала меня?
  — Я пыталась это сделать, миссис Кул. Вы сказали, что направляетесь в Редлэндс. Я сообщила об этом Дональду, он поехал туда вслед за вами. Он направился туда буквально часа через полтора после того, как вы уехали. Дать вам его письмо?
  Берта выхватила конверт из ее рук, направилась в кабинет, потом, обернувшись, бросила через плечо:
  — Я занята. Никаких звонков. Никаких посетителей. Никаких клиентов. Ничего.
  Элси Бранд кивнула.
  Берта, переполненная негодованием, вскрыла конверт и опустилась в кресло, чтобы прочитать письмо.
  «Дорогая Берта, мне очень жаль, что нам не удалось встретиться. Меня очень увлекло это дело, и, когда я получил увольнительную, я решил полететь сюда, чтобы быть полезным вам. Вас не было. Элси сказала мне, что вы уехали в Редлэндс, где собираетесь разыскать Жозефину Делл. Я нанял машину и отправился туда вслед за вами.
  Размышляя над этим делом, я уже пришел к заключению, что Жозефину Делл следует поискать где-нибудь в больнице подальше от города. Сам факт, что было прислано два подарка слепому, один — явно от очень тактичного человека, пожелавшего остаться неизвестным, а второй — с запиской, — сам этот факт указывал на наличие двух Жозефин: подлинной и подставной.
  Ваш разговор с управляющей навел меня на мысль, что девушка, с которой вы встретились, была Мирной Джексон. Вспомните, о чем вы говорили, ваш ночной визит, когда девушка собирала вещи, и вы все поймете.
  В Редлэндсе я тоже встретился с Жозефиной. Я пришел к ней спустя сорок минут, как вы покинули ее. Когда я вошел и представился, Жозефина явно была не в настроении кого-либо принимать, но согласилась ответить на несколько вопросов и позволить мне объясниться.
  Простите, но мне кажется, что вы совершили небольшую ошибку в погоне за легкой наживой. Вы смотрели на все это дело только с одной стороны. Так как вы хотели получить эти две с половиной тысячи, все ваши усилия были направлены только на это. Хотя суть дела была совсем в ином.
  Я попробовал тактично убедить мисс Делл, что хочу просто восстановить справедливость. Но как только она начала говорить, все сразу же встало на свои места.
  Сначала я думал, что Жозефину могли подменить тогда, когда Харлоу Милберс был еще жив. Я спросил Жозефину, помнит ли она завещание. Но она отлично запомнила тот день, когда подписывала завещание, только вторым свидетелем был вовсе не Пауль Ханберри, а человек по имени Доусон, фотостудия которого находится рядом с офисом Харлоу Милберса. Таким образом, завещание было подписано не дома, а в конторе Милберса.
  Я попросил Жозефину расписаться. Ее подпись совсем не похожа на ту, что стоит под завещанием.
  Я еще раньше догадывался об этом, потому что просмотрел сводку погоды на двадцать пятое января тысяча девятьсот сорок второго года; вы, вероятно, этого не сделали. Иначе вы узнали бы, что в тот день был сильный дождь, то есть Пауль Ханберри вряд ли мог бы заняться мойкой машины в такой ливень.
  Я также расспросил Жозефину о симптомах болезни Харлоу Милберса и узнал, что у него были судороги ног. То есть все-таки типичное отравление мышьяком.
  Короче говоря, Харлоу Милберс был отравлен в пятницу утром. Он умер в тот же день после полудня. Жозефина, возвращаясь домой, была сбита машиной и получила сотрясение мозга. Она вызвала врача на следующий день. Врач прописал ей полный покой и посоветовал отдохнуть в санатории. У нее не было достаточно средств на это, и она решила занять деньги у миссис Краннинг. Она отправилась к ней домой и все рассказала.
  Миссис Краннинг пришла в голову блестящая мысль. Вместо того чтобы разыскивать водителя, который сбил Жозефину, она подставила своего человека по имени Милбрэн, которого выдала за представителя страховой компании.
  Таким образом им удалось удалить Жозефину по крайней мере на два месяца. Теперь они могли подделать завещание. Как я и предполагал, первая страница завещания — подлинная, вторая была подделана. Вы помните, что Мирна Джексон переехала к Жозефине недели за три до происшествия. Естественно, что тогда у нее не было столь далеко идущих планов. Однако она дружила с миссис Краннинг и ее дочерью и имела очень много общего с ними.
  После смерти Харлоу Милберса Нетти Краннинг обнаружила его завещание. Из него она узнала, что кузену досталось всего десять тысяч долларов, как это и осталось на первой странице завещания. Только на следующий день мысль о подделке посетила головы этой компании: миссис Краннинг, Евы Ханберри и Пауля Ханберри. Вдохновительницей, естественно, была миссис Краннинг. Так как Жозефина уехала, они должны были вместо нее подставить еще кого-нибудь, чтобы подделать вторую страницу и присвоить себе основную часть наследства. Вы помните, я писал о такой возможности в своей телеграмме. Задача состояла только в том, чтобы найти такого человека, подпись самого Милберса подделать, а потом договориться с Кристофером Милберсом — единственным родственником покойного. Подлинная Жозефина находилась на излечении. „Страховая компания“ обещала ей подыскать впоследствии работу. Не сомневаюсь, что работа для нее нашлась бы где-нибудь в Южной Америке или еще где-нибудь подальше, где она никогда не смогла бы пересечься с Милберсом.
  Единственным их просчетом было то, что водитель, который сбил Жозефину, был не настолько пьян, чтобы забыть, что он совершил наезд. Поэтому, как только протрезвел, он тотчас связался со своей страховой компанией, и последняя тут же развила бурную деятельность, чтобы не дать делу хода. Для этого, прежде всего, им надо было разыскать девушку, имени которой водитель не помнил.
  Когда они увидели ваше объявление в газете, они попытались через вас выйти на пострадавшую. Но тут вмешался Джерри Больмэн и, несомненно, преуспел бы в этом, если бы Жозефина не была подставной фигурой и не боялась бы связываться со страховой компанией: она рисковала встретиться с водителем, который мог бы разоблачить ее.
  Одним из примечательных фактов, способных дать ключ к разгадке, было то, что Жозефина так и не пришла к слепому после своего „выздоровления“. Он не заслуживал такого черствого отношения к себе. Ваш друг, Джерри Больмэн, принялся обхаживать слепого. Он сразу же почувствовал своим носом запах больших денег, ему не понадобилось много времени, чтобы разобраться, что к чему. Кроме того, его подтолкнули к этому решению. Помните, он позвонил в дом Милберса, чтобы связаться с Жозефиной? Вы, наверное, также запомнили, что он представился совершенно незнакомым ей человеком. Это очень важно, потому что никому, кто знал Жозефину, не удалось встретиться с ней; Больмэн с ней встретился. И сразу же понял, что это не та девушка, которая была сбита машиной; этого уже было достаточно, чтобы Больмэн с его темпераментом принялся энергично действовать.
  То, что он узнал от мнимой Жозефины, и то, что он выудил из слепого, привело его к мысли о необходимости сохранять все в тайне. Он отправился в дом слепого не для того, чтобы что-то взять оттуда. Он преследовал определенную цель — установить ружье так, чтобы оно убило слепого, потому что тот был единственным свидетелем, способным все расстроить. Довольный Кристофер Милберс вернулся к себе в Вермонт. (Джерри Больмэн уже включил себя в число наследников. У него родился великолепный план. Он отвезет слепого в Сан-Бернардино, оставит его там, а сам вернется, чтобы устроить ловушку, затем придет к Нетти Краннинг и предъявит претензии на участие в деле. Вспомните, что речь шла о сотнях тысяч долларов, а Джерри Больмэн ставил деньги превыше всего.)
  Если бы они отказались, он мог бы угрожать свидетельством слепого. Если бы они согласились, он рассказал бы им о ловушке, потому что слепой был действительно опасен для них. Он обеспокоился состоянием здоровья Жозефины. Если бы слепой проанализировал ситуацию, он мог бы обратить внимание на разницу голосов. Он мог бы причинить серьезные неприятности. Он уже кое-что сообщил Тхинвеллу, собирался привлечь врача. Поэтому всех бы очень устроило, если бы он исчез навсегда.
  Полицейские ошибались, когда предполагали, что ловушка была установлена слепым, потому что ее даже не пытались замаскировать; она была устроена для слепого, поэтому ее и не прятали. Мы можем только догадываться, почему сам Больмэн угодил в нее, хотя из ваших писем и из того, что вы рассказали Элси, я думаю, картина довольно ясная. Больмэн установил ружье так, чтобы оно сразу же выстрелило, как только будет задета веревка. Затем он направился к выходу. Но в это время летучая мышь опустилась ему на плечо или вцепилась в лицо. Естественно, Больмэн отпрыгнул назад, позабыв о взведенном курке. Наступило возмездие, воспетое поэтами. Он отправился прямо в адское пламя.
  Вот и все или почти все по этому делу. Хочу только заметить, что существует большая вероятность того, что Жозефине была завещана более крупная сумма. Последняя страница завещания уничтожена, но ее содержание можно восстановить, опросив свидетелей, подписавших завещание.
  Сержант Селлерс считал, что выстрел прозвучал где-то около трех часов дня, потому что летала летучая мышь, которые появляются только ночью, если их, конечно, не потревожить. Шторы были опущены, в доме стояла темнота. Летучие мыши появляются в сумерках. Сержанту Селлерсу следовало бы это знать. Но он этого не знал, а потому неверно определил время совершения преступления.
  О да, возвращаясь опять к смерти Харлоу Милберса, следует отметить, что Нетти Краннинг не могла предвидеть автомобильное происшествие, так как оно имело место после смерти Харлоу Милберса, а значит, эта компания вряд ли могла задумать убийство, поскольку тогда они еще не знали, что представится возможность подделать завещание. Расспрашивая Жозефину, я выяснил, что Харлоу Милберс обожал кленовый сахар, который ему периодически присылал его кузен из Вермонта; в то несчастное утро Харлоу Милберс тоже получил посылку и съел почти все ее содержимое. Но остался маленький кусочек сахара в ящике его стола. Я абсолютно уверен, что анализ этого кусочка покажет, что Кристофер Милберс решил приблизить смерть своего кузена, дабы вступить поскорее в законное наследство.
  Так как вы были недосягаемы, я изложил все эти факты сержанту Селлерсу, предоставив ему возможность раскрыть сразу два убийства, после чего его явно повысят по службе. Сказать, что он просто воодушевился, — значит сильно преуменьшить его радость.
  И… о да, я почти забыл. Жозефина Делл была очень благодарна нам. Она согласилась, чтобы мы взяли все хлопоты по ведению ее тяжбы со страховой компанией на себя, положив нам пятьдесят процентов от суммы, которую она получит по завещанию, если нам удастся восстановить истинное содержание завещания.
  Теперь, я думаю, это уже все. Вы найдете доверенность на ведение этих дел в конверте, я все оформил должным образом. Мне пришлось подписать ее самому, чтобы заверить у нотариуса. Никто не имеет ни малейшего представления, где вас искать. Буду ждать до последней минуты отлета моего самолета в Сан-Франциско. Я обязан вернуться в точно назначенное время. Вы понимаете: идет война, приказы должны выполняться неукоснительно. И хотя я не могу заявить публично, но мне кажется, что очень скоро начнутся кое-какие действия с нашей стороны, которые неприятно удивят наших противников.
  Мне искренне жаль, что не удалось с вами встретиться, но Элси все это отпечатает, и я думаю, что скоро вы обнаружите, что можете полностью рассчитывать на поддержку сержанта Селлерса».
  Берта Кул положила письмо на стол, порылась в конверте и вытащила оттуда доверенность Жозефины Делл, засвидетельствованную двумя санитарками санатория.
  — Съешьте меня с потрохами, — тихо вымолвила Берта.
  Она стала доставать сигарету, но — руки ее дрожали — только сломала ее, вынимая из сигаретницы.
  Неожиданно послышался шум в приемной, затем дверь распахнулась. До нее долетел голос сержанта Селлерса:
  — Чепуха, Элси. Конечно, она меня примет. Боже, после того, что она для меня сделала, я чувствую себя почти ее компаньоном.
  Сержант Селлерс стоял в дверях, излучая дружелюбие.
  — Берта, — сказал он, — я хочу извиниться перед вами. Я был незаслуженно груб с вами, а вы, клянусь богом, потом заставили меня почувствовать себя просто ничтожеством. Вы сняли меч, висевший над моей головой. Вы дали мне шанс раскрыть два самых больших преступления, которые я когда-либо расследовал; и вы, и этот ваш нервный маленький компаньон просто отошли в сторону, оставив всю славу мне. Я хочу пожать вашу руку.
  Сержант Селлерс, словно огромная баржа, двинулся к Берте, протягивая ей руку.
  Берта встала и крепко пожала ее.
  — Все нормально? — спросила она.
  — Все было именно так, как предполагал Дональд. Берта, если вам когда-нибудь понадобится моя помощь или помощь моих людей — все, что я могу сделать для вас, — скажите только слово. Надеюсь, вы понимаете меня. Я… я… черт, я просто хочу обнять вас.
  Сержант Селлерс схватил своими ручищами Берту, обнял ее и крепко поцеловал в губы.
  — Так, — сказал он, — так я чувствую себя в данный момент.
  Берта в изнеможении осела в кресло.
  — Зажарьте и съешьте меня с потрохами, — тихо вымолвила она. — На большее я, кажется, не гожусь.
  
  1942 год.
  (переводчик: Л. М. Вагурина)
  
  Кошки бродят по ночам
  Глава 1
  Затруднительное положение
  Берта Кул, подняв с кресла-качалки свои сто шестьдесят пять фунтов, обошла письменный стол и распахнула дверь кабинета частного агентства.
  Из-за двери доносился стук пишущей машинки, на которой работала Элси Бранд. Берта Кул остановилась в дверях, ожидая, когда Элси оторвется наконец от работы и поднимет голову.
  Элси Бранд быстро закончила печатать письмо, выдернула лист из пишущей машинки, отложила его в сторону, наклонилась к нижнему ящику стола, чтобы достать конверт и надписать адрес, и тогда только увидела стоящую в дверях Берту.
  — Вы что-то хотели, миссис Кул?
  — Что ты печатаешь?
  — Письма к юристам.
  — Заканчивай.
  — Больше никаких писем?
  — Совершенно верно.
  — Почему же… Я думала…
  — Знаю, что ты думала, — сказала Берта Кул, — я тоже думала, что мы могли бы направить ходатайство относительно свидетелей, о которых забыли, или что-нибудь в этом роде.
  — Но почему же нет? — удивилась Элси Бранд. — Думаю, это великолепная идея. Это дает вам шанс вступить в будущем в контакт с клиентами, которые располагают большими деньгами и…
  — Вот об этом и речь, — прервала ее Берта. — Я устала не от самих денег, а от больших сумм. От напряжения и нервотрепки, которые неотлучно следуют за этой давящей массой.
  Я как-то не привыкла к значительным делам, связанным с огромными суммами. Я управляла тихим, уютным, маленьким агентством, занимающимся расследованием дел, за которые остальные агентства не стали бы и браться. По большей части это были дела о разводах. Потом ко мне в контору пришел Дональд Лэм, вынудил меня предоставить ему работу и приложил все усилия к тому, чтобы эта контора стала товариществом. Не прошло и тридцати минут, как он начал здесь работать, а уже все приняло другой оборот. Мои доходы подскочили, а вместе с ними подскочило и мое кровяное давление. В конце года правительство заберет пятьдесят процентов доходов, но никто не возьмет половину моего давления… Ну и черт с этим. Сейчас Дональд в отпуске, и мне предстоит взять дело в свои руки.
  Берта бросила на Элси Бранд воинственный взгляд, словно ждала возражений с ее стороны.
  Элси Бранд бесшумно открыла ящик стола, опустила туда список адвокатов, которых Берта выбрала из судебных протоколов, достала кучу писем в два дюйма толщиной и сказала:
  — А что делать с письмами, которые я уже написала? Нужно ли отослать их?
  — Порви и выброси в мусорную корзину… Нет, подожди минутку. Черт возьми, напечатать эти письма стоило мне денег — канцелярские принадлежности, время, износ пишущей машинки… Хорошо, Элси, мы их отправим. Принеси их мне, я подпишу, но больше мы не пошлем ни одного письма.
  Берта повернулась, прошла обратно к себе в кабинет, поудобнее устроилась в кресле-качалке и расчистила перед собой на столе место, чтобы можно было подписать письма, которые принесла Элси Бранд.
  Элси положила письма на стол, остановилась рядом с миссис Кул, чтобы промокнуть каждую подпись. Глядя на открытую дверь, Элси внезапно произнесла:
  — Только что в приемную вошел мужчина.
  — Что он собой представляет? — поинтересовалась Берта. — Черт его возьми, я испортила это письмо. Я не могу разговаривать и писать одновременно.
  — Я посмотрю, что ему нужно, — сказала Элси.
  — Да. И закрой за собой дверь.
  Выходя в приемную, Элси прикрыла за собой дверь. Берта Кул снова начала подписывать письма и аккуратно промокать подписи, в промежутках поднимая взгляд на дверь, ведущую в приемную.
  Берта была занята последними несколькими письмами, когда в кабинет вернулась Элси, плотно закрыв за собой дверь.
  — Как его имя? — спросила у нее Берта.
  — Эверетт Белдер.
  — Что ему нужно?
  — Он хочет видеть Дональда Лэма.
  — Ты сказала ему, что Дональд в Европе?
  — Да. Я сказала, что вы — партнер Дональда. Думаю, если вы сможете принять его прямо сейчас, он побеседует с вами. Однако он огорчился, узнав, что Дональда нет.
  — Как он выглядит? — спросила Берта.
  — Ему лет тридцать пять, высокий, выдающиеся скулы, рыжеватые волосы. У него очень милые печальные глаза. Он торговый агент.
  — Значит, опять деньги?
  — Я бы сказала — не без этого. Он производит такое впечатление.
  — И много денег?
  — Похоже на то. На нем очень приличное пальто.
  — Хорошо, — сказала Берта. — Пригласи его. Я выясню, что ему нужно. Если он приятель Дональда Лэма, то он наверняка азартный игрок. Он может оказаться… Что ты застыла на месте и уставилась на меня?
  — Я ждала, пока вы закончите.
  — Черт бы побрал эту дурацкую вежливость. Когда потенциальный клиент, который выглядит так, будто у него есть деньги, ожидает в приемной, не позволяй вежливости мешать продуктивности. Пригласи его сюда.
  Элси поспешно открыла дверь и произнесла:
  — Миссис Кул, главный партнер, сможет уделить вам сейчас несколько минут, если вы будете столь любезны пройти сюда.
  Берта снова стала подписывать письма. До тех пор пока она не закончила и не промокнула последнюю подпись, она не поднимала головы, затем взглянула на Элси:
  — Элси, отправь эту пачку писем на почту. Проверь, все ли содержат пометку «Лично и конфиденциально» и чтобы на каждом была проставлена печать.
  — Да, миссис Кул.
  Берта перевела взгляд на мужчину:
  — Итак, ваша фамилия Белдер?
  Его выразительный рот сложился в улыбку.
  — Совершенно верно, миссис Кул. — Он протянул через стол руку. — Эверетт Дж. Белдер.
  Берта подала ему руку, и в этом жесте не ощущалось ни тени энтузиазма.
  — Вы хотели видеть Дональда. Он в отпуске, в Европе.
  — Ваша секретарша сказала об этом. Для меня это настоящий шок.
  — Вы знаете Дональда?
  — Только по его репутации. Мне говорил о нем один человек, дело которого Лэм когда-то вел. По его словам, в этом парне энергии хоть отбавляй, он моментально соображает, перемещается с быстротой урагана и смелый. Тот человек сказал, что ему никогда раньше не приходилось встречать ничего подобного. Он передал свои чувства одним разговорным выражением, которое грубовато, но все же точно отображает истинную картину.
  — Что же он сказал?
  — Это не совсем благозвучно, миссис Кул. Я бы не хотел повторять его слова. Я…
  Берта Кул с раздражением прервала его:
  — Вы думаете, что знаете слова, которых не знаю я? Что он сказал?
  — Он сказал, что Дональд — это смесь мозгов и воли.
  — Хм! — изрекла Берта и через несколько секунд натянуто прибавила: — Его сейчас здесь нет. Может быть, вы расскажете мне, в чем заключается ваше дело?
  — Вы его партнер?
  — Да.
  Эверетт Белдер принялся внимательно изучать ее, словно она была новым автомобилем, который он собирался приобрести.
  — Знаете, вам не обязательно на мне жениться. Если у вас есть какое-то дело, то расскажите, в чем оно заключается. А если нет, убирайтесь отсюда ко всем чертям и дайте мне наверстать время, которое я на вас потратила, — сказала Берта.
  — Я как-то не думал нанимать детектива-женщину.
  — Тогда не делайте этого.
  Берта Кул взяла телефонную трубку.
  — Но вы произвели на меня впечатление человека, действия которого приносят результаты.
  — Давайте решайтесь на что-нибудь.
  — Миссис Кул, вам когда-нибудь приходилось вести дела, основанные на случайности?
  — Нет.
  Белдер неуклюже задвигался на стуле.
  — Миссис Кул, я торговый агент. У меня очень большие расходы и…
  — Напомните мне, в чем заключаются обязанности торгового агента? — прервала его Берта.
  Он улыбнулся:
  — В данном случае это хороший торговец, у которого крепкие нервы и достаточно денег, чтобы просчитать все до того дня, когда наступает пора платежей, и не просить при этом кредитов.
  — Я вас поняла. Какие у вас сложности?
  Белдер снова переменил позу; руки и ноги плохо его слушались и делали совсем не то, что хотел их хозяин.
  — Миссис Кул, я нахожусь в дьявольски затруднительном положении. И не знаю, что делать, куда податься. Каждое мое действие встречает непреодолимое препятствие. Я сломал себе голову над тем…
  — Не стоит тратить столько сил на предисловия, — успокаивающим тоном произнесла Берта. — Многие из тех, кто приходит сюда, чувствуют себя точно так же. Продолжайте, выкладывайте все, что у вас накопилось. Дайте выход тому, что вас тяготит.
  — Приходилось ли вам когда-нибудь выполнять работу, связанную со сбором денег?
  — Каким сбором?
  — Неправильные счета, судебные решения… такого рода?
  — Нет.
  — Могу я спросить — почему?
  — Это невыгодно.
  Белдер снова переменил позу на своем стуле и продолжал:
  — Предположим, что есть решение суда относительно двадцати с лишним тысяч долларов, которые должны быть собраны, и вам будут предоставлены гарантии, что время, которое вы на это потратите, будет оплачено и вам будет выплачена премия за удовлетворительно выполненную работу.
  В глазах Берты мелькнул интерес.
  — Против кого возбуждено дело на двадцать тысяч долларов? — спросила она.
  — Скажем так: A начал судебное разбирательство против B. B является обвиняемой стороной, против которой суд не может найти определенных доказательств, тогда C…
  Она подняла руку.
  — Прервитесь на этом месте. Меня не интересует вся эта околесица про ABC. От этого проклятого алфавита у меня разболелась голова. Если вы хотите что-то сказать мне, тогда выкладывайте.
  — Это очень трудно выразить словами, миссис Кул.
  — В таком случае вам далеко до торгового агента.
  Он нервно рассмеялся.
  — Я хочу, чтобы вы занялись этим судебным делом относительно двадцати тысяч долларов. Вам не надо будет собирать все решения суда по этому вопросу. Вам нужно пойти на компромисс, договориться о процентах и…
  — Против кого возбуждено дело? — оборвала его Берта.
  — Против меня.
  — Вы хотите сказать, что собираетесь нанять меня для того, чтобы я по решению суда забрала у вас деньги?
  — Да.
  — Я вас не понимаю.
  — Я — та самая обвиняемая сторона.
  Берта сказала с оттенком раздражения в голосе:
  — Итак, все выглядит просто. Вы хотите, чтобы я по решению суда взяла у вас деньги, потому что вы являетесь обвиняемой стороной… Всего лишь заурядный, хорошо знакомый случай.
  Белдер улыбнулся, словно извиняясь:
  — Понимаете, миссис Кул, несколько лет тому назад, когда было много товаров, которыми можно было торговать не на таком оживленном рынке, как теперь, — тогда для торговых агентов, кто был на вершине удачи, открывалась великолепная возможность сорвать большой куш.
  — И что вы сделали? — с любопытством спросила Берта.
  — Я сколотил себе небольшое состояние.
  — И где оно сейчас?
  — Я перевел его на имя жены.
  Берта быстро моргнула, что указывало на высшую степень заинтересованности. Жесткий взгляд ее прищуренных глаз пригвоздил Белдера к стулу, как коллекционер булавкой прикалывает мотылька.
  — Думаю, — сказала она, тщательно расставляя ударения, — что я начинаю понимать, в чем дело. Теперь расскажите мне всю историю целиком. Начните с тех вещей, о которых вы решили мне не рассказывать. Так мы сэкономим время.
  — У меня был партнер, Джордж К. Нанли. Мы с ним не очень ладили. Я думал, что Нанли попросту использует меня. У меня до сих пор еще такое чувство, и оно никогда не пройдет. Он руководил внутренней частью дела. Я занимался внешней его стороной. К несчастью, я ничего не мог доказать, но решил, что даже с ним буду вести дела так, как считаю нужным. Нанли был очень умным, он подмечал все. Он нанял адвокатов и обратился в суд. Он мог доказать в суде свою правоту, и я бы проиграл дело. Я же против него не мог доказать ровным счетом ничего. Он начал дело об этих двадцати тысячах долларов.
  С того времени события приняли совершенно иной оборот, и я не заработал и десяти центов. И не мог заработать. То, что я лез из кожи вон, не имеет значения, так что у меня в распоряжении нет текущих доходов, я… В общем, миссис Кул, я перевел абсолютно все на имя жены.
  — А Нанли не пытался задержать эту передачу?
  — Разумеется, пытался. Он уверял, что цель этой передачи заключалась в обмане кредиторов.
  — Вы оформили ее после того, как он начал против вас дело?
  — О нет. Я не так глуп, чтобы допускать подобные оплошности. Не думаю, что мне следовало бы уделять слишком много внимания в разговоре с вами этому пункту, потому что, если бы Нанли даже сейчас удалось установить, что действительной целью передачи являлся обман кредиторов… В общем, миссис Кул, давайте примем вещи такими, какие они есть. Состояние находится у моей жены.
  — И в суде она должна была подтвердить, что это ее собственное и независимое состояние?
  — Да.
  — А что заявили вы?
  — То же самое.
  — Что сделал суд?
  — Суд постановил, что, поскольку я занят рискованным предприятием и с учетом того, что деньги приходили неравномерно, а иногда доходов не было вовсе, не только моим правом, но и прямой обязанностью было обеспечить семью материально, в связи с чем я составил данную передачу. Это было желание оградить жену от нужды. — Белдер криво улыбнулся. — Это было очень милое решение.
  Берта в ответ не усмехнулась.
  — И как много? — спросила она.
  — Двадцать тысяч долларов плюс проценты и…
  — Я говорю не о судебном разбирательстве, а о состоянии.
  — Вы имеете в виду то, которое я перевел на имя жены?
  — Да.
  — Это была… значительная сумма.
  — Я могу это выяснить, обратившись к судебным документам.
  — Больше шестидесяти тысяч долларов.
  — У вас хорошие отношения с женой?
  Вопрос Берты Кул, по всей очевидности, нащупывал слабое место в нервной системе ее посетителя. Белдер мгновенно переменил позу на стуле.
  — Это одна из тех вещей, которые меня беспокоят.
  — В чем дело?
  — Я полагаю, что здесь слишком усердно трудится теща.
  — Где она живет?
  — В Сан-Франциско.
  — Как ее зовут?
  — Миссис Тереза Голдринг.
  — У нее есть еще дети?
  — Дочь, Карлотта… поистине испорченная девчонка. Она живет здесь, в Лос-Анджелесе. Она работала секретаршей, но никогда долго на одном месте не задерживалась. Последние несколько недель она живет у нас.
  — Она сестра вашей жены или сводная сестра?
  — На самом деле она вообще не имеет никаких родственных связей с моей женой.
  Берта ждала, пока он объяснит.
  — Ее удочерили, когда она была еще совсем ребенком. До недавнего времени она ничего об этом не знала… Это случилось несколько месяцев назад.
  — Она старше вашей жены или младше ее?
  — Младше.
  — Она знает, что ее удочерили, и что дальше?
  — Она пытается выяснить у миссис Голдринг и у моей жены, кто ее настоящие родители.
  — А они знают?
  — Думаю, что да.
  — И не расскажут ей?
  — Нет.
  — Почему?
  — Они думают, что было бы лучше оставить все как есть.
  — Сколько лет Карлотте?
  — Двадцать три.
  — А вашей жене?
  — Тридцать. Но о чем я хотел поговорить с вами, миссис Кул, так это о судебном деле. Все эти остальные проблемы только… — Белдер смущенно рассмеялся. — Ну, они только подкрадываются к нам, миссис Кул… подкрадываются как бы случайно.
  — Пусть убираются со своими повадками к черту, — сказала Берта. — Я их уже приняла к сведению.
  — Ну да, я догадываюсь.
  — И вы хотите уладить с Нанли эту тяжбу?
  — Да.
  — Почему?
  — Я хочу, чтобы она перестала меня беспокоить.
  — Тогда вы сможете отозвать деньги из-под контроля жены?
  — В общем, здесь надо принять во внимание мою тещу.
  — А что она собирается делать?
  — Много чего.
  — Вы хотите сказать, что ваша жена не отдаст эти деньги?
  Белдера передернуло от этих слов.
  — Миссис Кул, ваша привычка принимать к сведению буквально все прямо-таки приводит в замешательство. Я не намеревался рассказывать вам все это.
  — А что же вы намеревались мне рассказать?
  — Джордж Нанли испытывает сейчас неприятности, связанные с работой. Он перекачивал деньги из другой ассоциации, и на этот раз не был достаточно умен, или другой человек оказался проворнее его. Во всяком случае, он поймал Нанли как раз там, где и хотел поймать.
  — Ну и что это должно для вас означать?
  — Нанли нужны две с половиной тысячи долларов, иначе он отправится в исправительный дом. Он должен получить эти деньги в течение двух или трех дней.
  — И вы хотите, чтобы я пошла к нему? — спросила Берта. — И помахала бы перед его носом пачкой наличных?
  — Совершенно верно.
  — Чтобы уладить это дело?
  — Да.
  — Вы полагаете, что он согласится уладить дело, которое стоит двадцать тысяч долларов, за две с половиной тысячи?
  — Я в этом уверен.
  — Тогда почему вы не позвоните ему и не устроите все сами?
  — Здесь есть небольшое затруднение, миссис Кул.
  — Какое?
  — Никто не знает, что у меня есть деньги. Если я предложу уладить дело, будет ясно, что у меня есть деньги. Мой адвокат предупредил меня, чтобы я этого не делал. Считается, что я полностью уничтожен.
  — А это так?
  — Да.
  — Почему бы тогда вашей жене не сделать предложение относительно урегулирования этого дела?
  Белдер потер пальцами подбородок.
  — Видите ли, миссис Кул, это персональное дело.
  — Я ничего не вижу, — поспешно произнесла Берта. — Но я не знаю, нужно ли мне это. Вы хотите, чтобы я применила какой-нибудь особый подход?
  — Я абсолютно все рассказал вам, миссис Кул.
  — Вам не стоило так утруждать себя, — заметила Берта. — Я забыла из всего этого много больше, чем вы можете предположить. Истца уже тошнит от усталости, вызванной мыслью, что ответчик отделался слишком легко. Если я предложу ему две с половиной тысячи долларов за то, чтобы он согласился уладить дело в двадцать тысяч долларов, не важно, за какую сумму он жаждет уладить его, у него будет такое чувство, что вы слишком легко отделываетесь. Но если я скажу ему, что могу забрать у вас пять тысяч и собираюсь оставить себе половину, а половину предложить ему, он в два раза быстрее согласится с моим предложением. И, таким образом, закрытие этого дела будет стоить вам пять тысяч наличными.
  Глаза Белдера сверкнули.
  — Это блестящая идея, миссис Кул, блестящая идея. Я могу сказать, что вы — женщина с большим опытом и проницательностью.
  Берта отмела его похвалы в сторону. Ее кресло скрипнуло, когда она качнулась, ее тяжелый, напряженный взгляд гипнотизировал сидящего напротив клиента.
  — А теперь, — спросила она, — что в результате всего этого получу я?
  Глава 2
  Краткий, но неприятный визит
  Секретарша Джорджа К. Нанли выглядела робко, как новая служащая, которая боится сделать ошибку.
  — У вас назначена встреча с мистером Нанли? — спросила она.
  Берта Кул долгим пристальным взглядом посмотрела на девушку, размышляя, не слишком ли слаба оборона. Затем она сказала:
  — Скажите мистеру Нанли, что миссис Кул желает встретиться с ним по поводу перевода его сомнительного состояния в осязаемые наличные доллары. Передайте ему мою визитную карточку. Скажите, что я не работаю до тех пор, пока мне не заплатят, но я не прошу платы, пока не представлю результаты. Полагаю, вы все поняли?
  Девушка взглянула на визитную карточку.
  — Вы… частный детектив, миссис Кул?
  — Да.
  — Одну минутку.
  Не прошло и секунды, как секретарша вернулась.
  — Мистер Нанли ждет вас.
  Берта проплыла к двери, которую секретарша открыла перед ней. Человек, сидящий за столом, даже не поднял глаз. Он подписал письмо, промокнул подпись, открыл ящик стола, вынул ежедневник, взяв со стола ручку, что-то записал в него. Каждое движение было холодным и неспешным, он все делал ровно и без колебаний.
  Берта Кул с любопытством наблюдала за ним.
  Прошла почти минута, пока он методично промокнул запись, которую сделал в ежедневнике, закрыл его; осторожно положил обратно в стол, закрыл ящик так же неторопливо, как делал все с того момента, как Берта вошла в кабинет, потом поднял глаза и посмотрел на нее с холодным выражением вежливого игрока в покер.
  — Доброе утро, миссис Кул. Записка, которую вы передали моей секретарше, была очень неожиданной для меня. Могу я спросить, чем обязан?
  Под холодным, почти безразличным рентгеном его бледно-зеленых глаз Берта сразу поняла, что будет довольно сложно осуществить ее планы относительно этой компании. Затем она дернулась, словно стряхнула его влияние, и сказала:
  — Как я поняла, вам нужны деньги.
  — Деньги нужны всем, разве не так?
  — И вам лично.
  — Могу я спросить об источнике вашей информации?
  — Это маленькая птичка.
  — Вы ожидали, что я выкажу интерес или негодование?
  Темперамент Берты Кул вырвался наружу, чтобы расплавить своей силой лед этого человека:
  — Меня вовсе не интересует, на что и как вы реагируете. Когда дело мне по какой-либо причине подходит, я беру и занимаюсь им.
  — Интересно.
  — Я открою свои карты. В суде у вас не закрыто дело против человека по имени Белдер. Вы это дело не выиграли и не можете выиграть. Адвокаты, которые вели дело, вас обескровили. Они не могут вернуться к первоначальному варианту. Я не могу позволить себе поделить выигрыш с адвокатами и не собираюсь подносить на серебряной тарелочке добрую часть снятых мною сливок кому-то из них. Если вы займетесь этим делом вместе со мной и уволите своих адвокатов, то я смогу нарисовать вам некоторую сумму.
  — Каковы ваши предложения?
  — У вас дело на двадцать тысяч долларов. Вы не сможете его выиграть.
  — С этим утверждением можно поспорить.
  — Спорить можно. Вы вместе с вашими адвокатами держите в этом споре одну сторону, а другой человек со своими адвокатами — противоположную. Вы платите своим адвокатам, и он платит. То, что платит он, не удерживается из двадцати тысяч, которые он должен, а то, что платите вы, — это вода, утекающая в крысиную нору. Вы думаете, что у вас имущества на двадцать тысяч, но может оказаться, что вы тратите его на гонорары адвокатам.
  — Очень интересная точка зрения на данную проблему, миссис Кул. Могу я спросить, что вы предлагаете?
  — Я не располагаю всеми двадцатью тысячами. Но вы можете получить определенную часть денег. Я могла бы уладить это дело, если бы у меня были свободны руки. Вы тогда получите определенную сумму.
  — Сколько?
  — Много… И тогда я возьму свою долю.
  — Думаю, что нет, миссис Кул.
  — Обдумайте мое предложение. Настоящее положение дел стоит денег. Я могу заставить Белдера заплатить приличную сумму. Вы получите то, что вам причитается, и все благополучно завершится.
  — Сколько вы можете отсудить?
  — Пять тысяч.
  Нанли смотрел на Берту Кул, его лицо не выражало никаких эмоций. Он только медленно опустил и поднял веки.
  — Это нетто, приходящееся на мою долю? — спросил он.
  — Брутто, — ответила Берта.
  — Ваша доля?
  — Пятьдесят процентов.
  — Вы оставляете мне чистыми две с половиной тысячи?
  — Да.
  — Это меня не интересует.
  Берта Кул вскочила со стула.
  — У вас есть моя визитная карточка, — сказала она. — В любое время, когда вы измените свое решение, позвоните мне.
  — Подождите минутку, миссис Кул. Мне хотелось бы побеседовать с вами.
  Берта прошла по устланному мягким ковром полу роскошного кабинета к выходу. В дверях она обернулась и сделала прощальный выстрел:
  — Я сказала все, что хотела. Вы могли произнести «да» или «нет». Вы выбрали «нет». Больше нам разговаривать не о чем. Если вы передумаете и захотите сказать «да», то позвоните мне.
  — Я хотел задать вам один вопрос, миссис Кул. Вас прислал ко мне мистер Белдер? Вы представляете его интересы?
  — Он хочет задать один вопрос относительно двух с половиной тысяч наличными! — выпалила Берта и захлопнула дверь.
  Она прошла через приемную, чувствуя на себе любопытный взгляд секретарши, распахнула следующую дверь, ведущую в коридор, попыталась громко хлопнуть и раздраженно нахмурилась, когда резкий толчок был смягчен автоматическим ограничителем.
  Глава 3
  Друг и благожелатель
  — Ваш клиент снова пришел, — сказала Элси Бранд, обращаясь к Берте Кул.
  — Белдер?
  — Да.
  — Пусть убирается к черту. Нельзя же постоянно наведываться в офис. Я только вчера сделала Нанли свое предложение. Дайте же человеку время подумать. Белдер приходил вчера, чтобы получить отчет. Теперь он снова здесь… Пусть убирается к черту. Я пойду и скажу ему, где находится выход.
  Берта отодвинула кресло-качалку, большими шагами пересекла кабинет, распахнула дверь в приемную и бросила:
  — Доброе утро.
  Белдер вскочил на ноги.
  — Доброе утро, миссис Кул. Я хотел поговорить с вами. Я…
  — Послушайте-ка, — прервала его Берта. — Вы снесли яйцо. Я его высиживаю. Вы не можете заставить птенца вылупиться раньше, если будете давить своим весом.
  — Понимаю, — сказал Белдер, — но…
  — Вы ведете себя точно так же, как ведут себя девять из десяти клиентов, — сердито оборвала Берта. — Перво-наперво вы пришли сюда, потому что были чем-то обеспокоены. Вы думали, что я смогу помочь вам. Потом вы вернулись домой, принялись обо всем думать, снова забеспокоились и пришли облегчить душу, в очередной раз поговорить обо всем, что вас тревожит. Вам бы не пришло в голову прийти к врачу, получить рецепт, а потом снова появиться в кабинете врача для того, чтобы ждать там, пока вам не станет легче. Мое время дорого. У меня нет…
  — Но это совсем другое, — сказал Белдер.
  — Вы хотите сказать, что у вас что-то новое?
  — Да.
  — Что же?
  — Неприятность. И не маленькая.
  Берта отступила в сторону.
  — Это другое дело. Входите.
  Белдер принялся рыться во внутреннем кармане пальто еще до того, как Берта закрыла дверь. Он достал помятый лист бумаги, по-видимому письмо, и протянул его Берте.
  — Взгляните вот на это письмо.
  — Оно прислано вам?
  — Моей жене.
  Берта не разворачивала письма, держа его короткими пухлыми пальцами, пока ее блестящие глаза внимательно рассматривали Белдера.
  — Где вы его получили?
  — Я нашел его в столовой на полу.
  — Когда?
  — Примерно полтора часа назад.
  — Почему вы так волнуетесь?
  — Вы узнаете, когда прочтете.
  — А вы читали?
  — Да.
  — Оно адресовано вашей жене?
  — Не притворяйтесь непонятливой. Покажите мне такого мужа, который бы при подобных обстоятельствах, найдя на полу письмо, не поинтересовался его содержанием. Большинство не признали бы за собой такого греха, но все так делают.
  — Оно пришло по почте? — спросила Берта.
  — Да.
  — Где же конверт?
  — Не знаю. Конверта не было.
  — Тогда откуда вам известно, что оно прислано по почте?
  — Прочтите — и вы убедитесь в этом сами.
  Несколько секунд Берта колебалась, потом развернула листок бумаги.
  Послание было напечатано на машинке — оно прямо и просто переходило к сути дела:
  «Моя дорогая миссис Белдер!
  Возможно, в мои намерения не входило посылать вам письмо, но, как бы то ни было, я его напишу и, когда я выйду на улицу в обеденный перерыв, брошу его либо в почтовый ящик, либо в бачок для мусора. Сейчас, когда я пишу его, строки сами льются из моей груди.
  Вероятно, вы никогда не узнаете причину, по которой я проявляю к вам такой интерес. Полагаю, миссис Белдер, что вам придется доверять мне и считать своим неизвестным другом.
  Вам не понравится то, что я хочу вам рассказать, но для вас же будет лучше узнать все, чем продолжать оставаться в блаженном неведении.
  Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что, несмотря на то что работа по дому — занятие очень сложное, вы смогли нанять чрезвычайно привлекательную прислугу? Задумывались ли вы над тем, почему Салли проявляла такое страстное желание работать у вас, несмотря на то что в других местах заработная плата намного выше? И почему, как вы думаете, она пришла искать работу прежде всего к вам? А замечали ли вы, что она — секретарша высокой квалификации? Возможно, вы не знали, что она получила первую премию за машинопись и стенографию в профессиональном колледже несколько лет назад. После этого она занималась торговлей — получала жалованье за демонстрацию пищевых продуктов даже большее, чем за работу секретаря, — и теперь эта привлекательная молодая женщина появилась в вашем доме… в качестве горничной!
  Почему?
  Может быть, потому, что существуют причины, из-за которых она готова выполнять у вас, казалось бы, такую непривлекательную, лакейскую работу?
  Возможно, вам было бы лучше спросить об этом Салли, но спросите так, будто вы уже знаете ответ. Не спрашивайте так, словно вы сомневаетесь или только имеете подозрения; просто скажите ей, чтобы она чистосердечно во всем призналась.
  Думаю, вы будете удивлены.
  На этот раз, миссис Белдер, это все, но если обстоятельства повернутся в благоприятную сторону, то, возможно, я смогу рассказать вам больше.
  Может быть, я даже позвоню вам в среду около одиннадцати часов утра, чтобы узнать, состоялся ли ваш разговор с Салли и что вы выяснили. И если вы побеседовали с Салли и хотите довериться мне, было бы неплохо, чтобы ваша машина ждала перед домом, готовая отвезти вас к месту нашей встречи.
  Без сомнения, вам странно, что совершенно неизвестный человек проявляет к вам такое участие, но, несмотря на то что мы с вами никогда не встречались, ваши проблемы значат для меня очень много.
  Вы были бы удивлены, узнав, что вызвало мое появление на сцене. Возможно, когда-нибудь я смогу рассказать вам об этом. Видите ли, есть причины, заставляющие меня проявлять к вам такой большой интерес».
  Письмо было подписано: «Неизвестный друг и благожелатель».
  Берта взглянула на Белдера поверх очков.
  — Что вы на это скажете? — спросила она.
  — Миссис Кул, клянусь вам всеми святыми, что…
  — Приберегите свои клятвы для вашей жены, — посоветовала она. — Расскажите мне все без литературных оформлений. И оставьте ваши уверения в искренности.
  — Говорю вам, миссис Кул, что это подлая, лживая инсинуация, это…
  — Что за инсинуация? — спросила Берта.
  — Что эта горничная влюблена в меня, или я влюблен в нее, и что она пошла на работу, чтобы быть со мной рядом!
  — Она красива?
  — Да.
  — Вы разговаривали с ней по поводу письма?
  — Нет. Я ее не нашел.
  — Почему?
  — Ее нет дома. Я не знаю, где она. Вчера вечером она была, а теперь ее нет.
  — А ваша жена знает, где она?
  — Я ее не спрашивал. У нее отдельная комната, и она поздно встает. Я думал, что мне лучше было бы поговорить с вами, прежде чем что-либо сообщать ей.
  — Как зовут горничную?
  — Салли.
  — Я спрашиваю ее фамилию.
  — Хоть убейте меня, миссис Кул, не могу вам сказать. Что-то вроде Бегоннер или Брегнер. С того момента, как я поднял письмо, я пытался вспомнить, какая же у нее фамилия. И так и не вспомнил.
  — Давно она находится в вашем доме?
  — Пару месяцев.
  — Вы знали ее до того, как она пришла к вам?
  — Конечно нет.
  — Что вы сделали, когда нашли это письмо?
  — Я прочел его, потом вышел из столовой и направился прямо в комнату горничной.
  — Вы постучали в дверь. И открыли ее?
  — Да.
  — И там никого не оказалось?
  — Никого. Но постель была смята.
  — И что потом?
  — Потом я пошел в кухню, осмотрел весь дом. Я нигде не мог ее найти.
  — Сегодня у нее выходной?
  — Нет.
  — Вы думаете, она знает об этом письме?
  — Понятия не имею. Боюсь, что моя жена прочла письмо и, по совету автора, пошла прямо к ней. А Салли взорвалась и в ярости ушла. Знаете ли, в наши дни горничная не обязана мириться с подобными вещами.
  — И вы это мне рассказываете! — с чувством произнесла Берта.
  — Что нам теперь делать? — спросил Белдер. — Мы должны что-то предпринять.
  — Это еще зачем?
  — Чтобы все выяснить.
  — Возможно, Салли все уже выяснила, — сказала Берта. — Может быть, ваша жена выяснила с ней отношения, поняла, что ошиблась и…
  — Боюсь, вы не знаете мою жену, — сказал Белдер. — Если что-то вызвало ее подозрения, пройдет много времени, прежде чем эти подозрения исчезнут. Чем больше вы объясняете, тем хуже становится. Только после многочисленных повторений она начинает вам верить. Она необыкновенно подозрительная женщина. Даже такая ничтожная вещь, как это письмо, может свести ее с ума. Мы на протяжении многих недель не сможем говорить ни о чем другом, кроме этого.
  — Даже если ушла Салли?
  — Конечно. Это только мое предположение, что она ушла.
  Берта взглянула на часы.
  — Сейчас начало одиннадцатого. Вы думаете, что телефонный разговор состоится?
  — Возможно. Она сказала мне вчера днем, что я могу взять машину до одиннадцати часов и что я должен поставить ее перед домом точно к одиннадцати и проверить, достаточно ли в баке бензина.
  — И вы хотите, чтобы я что-то в связи с этим предприняла?
  — Да.
  — Что?
  — Я хочу выследить человека, написавшего это письмо.
  Глаза Берты сузились.
  — Вы хотите, чтобы я поймала этого негодяя?
  — Да.
  — Давайте поговорим о письме, — сказала Берта. — Кто, по-вашему, мог написать его?
  — Не знаю.
  Резкое движение Берты заставило заскрипеть ее кресло-качалку.
  — Как вы думаете, была ли это ваша теща?
  — О чем вы?
  — Об авторе письма.
  Лицо Белдера передернулось.
  — Конечно! Это Тереза Голдринг! Какой же я был дурак, когда начал метаться, как только поднял это письмо! Она всегда меня ненавидела. Она выбрала время, чтобы попытать счастья и нанести удар ниже пояса. Можете себе представить, в каком затруднительном положении я бы оказался, если бы ей удалось расстроить наши отношения с женой.
  Берта с хмурым видом изучала письмо.
  Белдер продолжал:
  — Какая была бы радость для Терезы, если бы она смогла настроить жену против меня, и какие возможности это бы перед ней открыло!.. Да, миссис Кул, вы вникаете в самую суть вещей. Я перевел все мое состояние на имя жены. Она подтвердила то же самое. Суд нашел, что это было правильным. А теперь, если она сможет завершить этот процесс и оставить за собой все состояние, я буду бессилен.
  — Но она же не станет переводить все на имя своей матери, не так ли? — спросила Берта.
  — Не все, конечно, но…
  — Какие отношения у вашей жены с Карлоттой? — спросила Берта, переворачивая смятый листок бумаги, который она держала в руке.
  — У них прекрасные отношения, если не считать последнего времени, когда Карлотта усиленно думает над тем, почему же ей не хотят сказать, кто ее родители. Она считает себя уже достаточно взрослой для того, чтобы выбирать, что ей делать. Она, конечно, примирилась с мыслью, что никогда не узнает, кто ее отец, но надеется найти свою мать. Карлотта испорченная, ленивая девчонка.
  — Ее мать жива?
  — Думаю, что да. Это и есть камень преткновения. Насколько я понимаю, ее мать приложила все усилия для того, чтобы узнать, где находится дочь. С первого взгляда не кажется, что у Терезы может быть сильная хватка, но не допустите ошибку — она безжалостный, жестокий противник, который не остановится ни перед чем. Насколько я понимаю, она воздвигнет препятствия на пути той женщины, какие только сможет.
  — Какой женщины?
  — Матери.
  — Надо полагать, что Тереза Голдринг не спускает с нее глаз?
  — Я тоже так думаю.
  — И как она это делает?
  — Наверно, с помощью детективов. Тереза очень осторожна.
  — У нее есть деньги?
  — Есть кое-что. И, поверьте мне, она хочет, чтобы их было больше.
  — Как ей достались эти деньги?
  — По страховке, полученной после смерти мужа.
  — И много?
  — Около двадцати тысяч. Вместо того чтобы вложить деньги в надежное предприятие и жить на проценты, Тереза хвасталась ими, покупала себе все, что хотела, заботилась о том, чтобы быть хорошо одетой и привлекательной. Я думаю, что она все еще представляет для мужчин интерес. Она…
  — Сколько ей лет?
  — Кажется, сорок восемь.
  — Многие женщины пускаются в романтические приключения после того, как им перевалило за сорок, — заметила Берта.
  — Конечно, миссис Кул, но это женщины, которые ведут себя искренне; те, которые не пытаются казаться чем-то таким, чем они вовсе не являются. Они с чутким сердцем, понимающие вас… Вам нужно увидеть Терезу, чтобы понять меня. Ей уже сорок восемь, а она вбила себе в голову, что выглядит на тридцать два. У нее все еще великолепная фигура… я бы сказал, для нее. Она сбрасывает вес, но… Ой, да ну ее к черту! Меня тошнит, когда я о ней говорю, — поспешно сказал Белдер.
  — Все равно вы будете о ней говорить. Мы должны выяснить, каким образом она связана с этим письмом. У нее где-то должно быть подставное лицо.
  — Почему вы так решили?
  — Когда вашей жене звонят по телефону, то голос человека, который с ней говорит, должен быть ей незнаком. И тот, с кем она встречается, должен быть ей незнаком. Друг мог бы позвонить и сказать: «Привет, Мейбл. Можешь потом меня не цитировать, но твой муж снова принялся распутничать!» А мать вряд ли могла бы позвонить ей и, попытавшись изменить свой голос, сказать: «Миссис Белдер, мы с вами не знакомы, но я…» Вы меня понимаете?
  — Понимаю, — отозвался Белдер.
  — Следовательно, — заключила Берта, — у вашей тещи есть подставное лицо, кого ваша жена не знает, который звонит и говорит: «Миссис Белдер, я тот, кто написал вам письмо. Вы не хотели бы побеседовать со мной?.. Правда, я не могу прийти к вам домой по вполне объективным причинам, но если вы согласитесь со мной встретиться, то…» Понимаете?
  — Да.
  Берта устало поднялась с кресла.
  — Думаю, нам надо последить за вашей женой, выяснить, с кем она встречается и что связывает этого человека с миссис Голдринг… Черт, кажется, это будет поденная работа.
  — Когда вы все это сделаете, мы сможем пойти к моей жене и показать ей, что ее мать…
  — Не будьте таким глупым, — прервала его Берта. — Миссис Голдринг скажет, что мы лжем, и заставит свою дочь поверить ей. Нет, в этом случае мы не пойдем к миссис Белдер.
  Белдер с сомнением произнес:
  — Тереза может оказаться чрезвычайно крепким орешком.
  Берта негодующе взглянула на него.
  — Господи, молодой человек! Если вы думаете, что ваша теща — крепкий орешек, подождите и увидите, как работаю я. Она просто любитель. А мне платят за то, чтобы я была этим крепким орешком.
  Глава 4
  Исчезнувший автомобиль
  Туман рассеивался, и солнце начинало уже проникать сквозь его пелену, когда Эверетт Белдер припарковал машину жены напротив дома, украдкой посмотрел туда, где в укромном месте посередине следующего квартала остановила свой автомобиль Берта. Он вышел из машины, застегнул пальто и притронулся к полям шляпы, подавая условный знак.
  Берта Кул, наблюдавшая за ним сквозь «дворники» взятой в агентстве машины, фыркнула и в негодовании пробурчала себе под нос:
  — Ну и чего же, по его мнению, он этим добивается?
  Белдер поглядел на часы, потом окинул взглядом дом, просунул руку в левое переднее окно автомобиля, нажал на гудок, а затем быстро зашагал по улице.
  Берта Кул, с философским терпением устроившись на мягком сиденье машины, зажгла сигарету и принялась ждать. Ее небольшие проницательные глаза подмечали все, что происходило вокруг.
  На тихой улице, по обеим сторонам которой тянулись частные дома, было небольшое движение. Главный бульвар, на котором Белдер поджидал автобус, идущий в деловую часть города, был достаточно оживлен, оттуда доносилось жужжание транспорта — не непрерывное рычание, но различимый гул автомашин.
  Подошел автобус, и Белдер уехал. Солнце еще недостаточно растопило плотный туман, принесенный с океана, но слой облаков становился все тоньше, и сквозь него показались лоскуты голубого неба.
  Берта докурила сигарету. Ее часы показывали десять минут двенадцатого.
  Раза два в течение десяти минут по улице проехали машины. Ни у одной из них, по-видимому, не было дел здесь, и ни один из водителей не обратил на Берту Кул внимания.
  В одиннадцать двадцать две дверь в доме Белдера отворилась.
  Берта включила зажигание, потянула стартер, завела мотор, все это время пристально смотря на женщину, которая быстро направлялась к машине, как человек, решивший побыстрее попасть в определенное место. Под складками броского клетчатого пальто Берта могла угадать у женщины прекрасную фигуру. На ней была низко надвинутая шляпка светло-зеленого цвета, и Берта мельком увидела нежный овал девического лица, темные очки и ярко-красные губы. На левой руке она несла серую полосатую кошку на поводке, и хвост животного нервно покачивался вперед-назад.
  Преследование — работа рутинная.
  Машина, за которой наблюдала Берта, поехала с обычной для большинства водителей скоростью, соблюдая все правила, остановилась и подождала на перекрестке, с уважением проехала мимо всех дорожных знаков, которыми был утыкан бульвар, но почему-то, к ее удивлению, свернула в деловую часть города и, описав зигзаг, выскочила на Креншоу-бульвар и повернула в сторону Ингельвуд. Кошка, забравшаяся на спинку переднего сиденья, давала Берте возможность не упускать машину из вида, держась на почтительном от нее расстоянии.
  Ослабевающий транспортный поток, с одной стороны, облегчал преследование, давая возможность ехать на значительном расстоянии, а с другой — создавал большие сложности при приближении к машине, поскольку это могло возбудить подозрения. Если бы дама, сидящая за рулем в преследуемой машине, подумала, что за ней наблюдают, то в таком случае Берта притворилась бы, что обнаружила повреждение. Однако пока все шло так, что Берта могла преспокойно ехать на удобном для себя расстоянии, временно пренебрегая теми аксиомами, которые детективы открыли за долгую практику преследования.
  На оживленном перекрестке загорелся красный сигнал светофора. Берта сбавила скорость так, чтобы, пока горел красный свет, она могла ехать довольно медленно… Но от внезапного удивления левая нога Берты резко подалась вперед, а правая нажала на скорость.
  Машина миссис Белдер не задержалась на красный сигнал. Со спокойной и надменной смелостью, проигнорировав светофор, водитель продолжал ехать.
  Берта была остановлена на перекрестке красным светом и поперечным потоком транспорта.
  Бросив вокруг быстрый изучающий взгляд, Берта убедилась, что поблизости нет полицейских машин. Она сразу переключила на вторую скорость, улучила удобный момент и после первого рывка несколько замедлила движение, затем, воспользовавшись образовавшимся на перекрестке свободным пространством, поехала под аккомпанемент скрежещущих тормозов, надрывных криков и многосложных выражений, которые отскакивали от невинных ушей Берты, как градины от крыши амбара.
  Теперь машина ехала впереди на расстоянии добрых ста пятидесяти ярдов абсолютно спокойно. Берта, до отказа подняв рычаг переключателя, сократила разрыв до ста ярдов. В это время ее жертва повернула налево, делая поворот с раздражающей медлительностью, и боковая фара отчетливо замигала.
  Берта подъехала к перекрестку, где повернула машина, оглядела открывшуюся перед ней улицу и потеряла какое-то время на то, чтобы справиться с тормозами.
  Было невозможно, чтобы машина достигла другого угла и исчезла. В таком случае водитель должен был увеличить скорость, что никак не согласовывалось с предыдущей размеренностью его действий. Но улица была пуста.
  Берту осенила внезапная мысль. Машина должна была повернуть или налево, или направо на следующем перекрестке. Поворот налево означал бы, что она едет в обратном направлении — это реакция водителя, который пытался бы избежать преследования, что никак не совпадало с его спокойным поведением и тем сигналом боковой фары на предыдущем перекрестке. Потому логичным ей казался поворот направо.
  Берта, со всей силы нажав на газ, резко свернула на эту улицу, чтобы не потерять свою жертву.
  Она почувствовала, как ветер засвистел у нее в ушах, когда машина на всей скорости поворачивала направо.
  Еще не закончив поворот, Берта, быстро повернув голову, взглянула на расстилавшуюся перед ней дорогу, потом надавила на тормоза и рванула руль.
  Машины, которую она преследовала, впереди не было, вопреки всем ее расчетам. Теперь все доказывало, что женщина обнаружила слежку.
  Машина Берты развила слишком большую скорость, чтобы с ходу повернуть налево и при этом не врезаться в бортик тротуара. Надо, чтобы машина отъехала назад, и тогда уже снова пуститься в погоню.
  На следующем перекрестке она тоже не увидела преследуемую машину. Но тогда машина могла сделать только еще один поворот налево, что означало, что она снова выедет на бульвар, поскольку с левой стороны улица упиралась в тупик.
  Берта в сердцах выругалась.
  Это был старый и ловкий трюк, когда вы знаете, что вас преследуют, и при этом, словно совершая ошибку, едете медленно, чуть ползя, не забывая о том, чтобы включить на повороте боковую фару, задерживаете другую машину на переполненном перекрестке, а потом делаете мертвую петлю.
  Возвращаясь назад по бульвару и ведя машину так, словно ее сопровождал полицейский эскорт за то, что она, возвращаясь с ленча, опоздала на пять минут, Берта внимательно проезжала мимо всего, что было на дороге, только для того, чтобы с тем тошнотворным ощущением ничтожности и тщетности всех усилий, которое посещает рыбака, когда леска внезапно обрывается, осознать, что добыча выскользнула у нее из рук.
  Чтобы все еще раз проверить, Берта приехала на то место, где она в первый раз потеряла автомобиль.
  Это был семисотый квартал по Норт-Хэркингтон-авеню, где располагались одноэтажные дома с верандой, любующиеся роскошью широких подъездных путей к собственным гаражам.
  Берта тщательно исследовала все подъездные дорожки. Они были пусты. Двери гаражей закрыты.
  Берта потянулась за сигаретой, философски оценила ситуацию и повернула свою машину в деловую часть города.
  Глава 5
  Белдеру наносят визиты
  Офис Эверетта Белдера находился на одиннадцатом этаже Рокэвей-Билдинг. Берта поднялась на лифте и немного помедлила перед дверью с табличкой «Эверетт Дж. Белдер, маркетолог». Из-за двери доносился стук пишущей машинки. Пальцы ударяли по клавиатуре со скоростью и в ритме, которые могли бы сравниться только с мастерством Элси Бранд.
  Берта открыла дверь.
  Женщина лет двадцати пяти с прямой спиной и тонкой талией подняла взгляд от машинки. Ее пальцы продолжали стучать по клавиатуре, в то время как темно-серые глаза вопросительно смотрели на Берту Кул.
  — Я к мистеру Белдеру, — сказала Берта.
  Секретарша перестала печатать.
  — Могу ли я узнать, как ваше имя?
  — Миссис Кул. Он ждет меня. По крайней мере, должен бы ждать.
  — Подождите, пожалуйста, одну минутку. Присаживайтесь, миссис Кул.
  Секретарша отодвинула стул, прошла к двери кабинета Белдера, повелительно постучала и, не медля ни секунды, исчезла за дверью. Берта Кул осталась стоять.
  Затем секретарша появилась снова.
  — Можете войти, миссис Кул.
  Берта услышала звук отодвигаемого стула, поспешные шаги — и перед ней в дверях с сияющим лицом предстал Эверетт Белдер. Выражение беспокойства исчезло с его лица с помощью бритвы и массажа, которые сделали его кожу гладкой и розовой. Его ногти блестели от только что сделанного маникюра.
  — Входите, миссис Кул. Входите. Вы очень быстро работаете… Это Имоджен Дирборн, она знает, кто вы. У меня нет от нее секретов. Если вы захотите что-нибудь мне сообщить или связаться со мной, когда меня не будет на месте, вам стоит только передать Имоджен всю информацию… но входите же.
  Берта Кул кивнула и вежливо улыбнулась секретарше.
  Имоджен Дирборн опустила глаза. У нее были длинные темные ресницы, которые красиво загибались и, когда опускались веки, подчеркивали нежность и мягкость овала лица.
  Берта Кул отметила скромность, с какой девушка потупила глаза, произнесла: «Хм!» — и предоставила Белдеру придвинуть ей стул.
  Имоджен Дирборн вышла, закрыв за собой дверь, Белдер обошел письменный стол и сел в огромное кресло орехового дерева, обитое темно-коричневой кожей.
  — Я не ожидал, что вы придете так скоро, миссис Кул.
  — Я и сама не ожидала, что буду здесь.
  — Как я понял, вы хотели ехать следом за моей женой до тех пор, пока она не встретится с одним лицом, а потом собирались выследить этого человека. Надеюсь, ничто не нарушило ваши планы.
  — Я потеряла ее, — ответила Берта.
  Белдер изумленно поднял брови.
  — Вы потеряли ее, миссис Кул?
  — Вот именно.
  — Но я был уверен, что вы были на месте, и ваша машина…
  — Эта часть преследования абсолютно верна, — отозвалась Берта. — Я села ей на хвост, но я не смогла там долго остаться.
  — Но, миссис Кул, я полагал, что это было очень просто. У нее не было никаких подозрений.
  — Почему вы говорите об этом с такой уверенностью?
  — Я уверен, что она ничего не подозревала.
  — А у меня нет такой уверенности, — сказала Берта. — Либо она мастерски надувала меня, и я до сих пор точно не знаю, что это было, либо я стала жертвой странных совпадений.
  В голосе Белдера послышалась явная досада:
  — И в том, и в другом случае, миссис Кул, мы потеряли всякую возможность доставить это клеветническое письмо к миссис Голдринг.
  Берта сухо и быстро проговорила:
  — Давайте снова посмотрим это письмо.
  Несколько секунд Белдер раздумывал, затем достал его из кармана.
  — А где находится подшивка ваших личных писем?
  — Я не понимаю, что вы хотите, — произнес Белдер.
  — Я хочу проверить вашу личную корреспонденцию, — объяснила ему Берта. — Думаю, что там находится ключ к разгадке.
  — Боюсь, что я ничего не понимаю.
  — Большинство людей не знает, но машинопись имеет еще больше особенностей, чем почерк. Эксперт, только бросив взгляд на напечатанный текст, может сказать вам, на какой машинке он был отпечатан. Я не могу так далеко пойти в своих исследованиях, но я совершенно уверена, что это письмо было напечатано на портативной машинке, и хочу найти ключ к разгадке либо среди личной корреспонденции, которую вы получаете, либо среди тех писем, которые писал вам Нанли.
  — Он никогда не писал мне. Говорю вам, что он слепил свое требование только из одного воздуха, а потом обратился в суд и…
  — Это дело в суде основывается на каких-то деловых отношениях?
  — Да.
  — На делах, которые, как он утверждает, были мошенническими?
  — Ну да, обманными. Одна грязная формальная деталь позволила ему утверждать, что это было мошенничеством и я был невольным опекуном капитала, который… Однако, миссис Кул, если вы хотите посмотреть мою личную корреспонденцию, мы ее вам доставим.
  Белдер нажал кнопку.
  Он ждал не больше двух секунд, затем дверь, выходящая в приемную, открылась, и Имоджен Дирборн с нужным оттенком в голосе, который отличает вежливую квалифицированную секретаршу, спросила:
  — Да, мистер Белдер?
  — Миссис Кул хотела бы посмотреть мою личную корреспонденцию. Принесите, пожалуйста, бумаги.
  — Хорошо, мистер Белдер.
  Мисс Дирборн оставила открытой дверь в приемную. Через двадцать секунд она вернулась, при этом не забывая о том, что безупречные линии ее фигуры производят нужное впечатление. Она положила пухлый конверт с корреспонденцией перед Белдером на стол с преувеличенно безразличным видом, с помощью которого некоторые секретарши пытаются, и не без успеха, поразить визитеров.
  — Что-нибудь еще? — спросила она, отчеканивая каждое слово с характерным оттенком, похожим на щелчок механизма, который переводит строку в пишущей машинке.
  — Думаю, что пока все, мисс Дирборн.
  — Да, мистер Белдер.
  Она плавно прошла через кабинет и закрыла за собой дверь.
  Берта Кул задумчиво поглядела ей вслед.
  — Немного толстовата, — сказала она.
  Белдер в недоумении посмотрел на нее.
  — О чем это вы?
  — Так, мысли вслух, — произнесла Берта. — Когда вы поваритесь в этом котле с мое… Ладно, оставим это. Я только стремлюсь к тому, чтобы мне заплатили за возню с письмами. Что вы можете сказать насчет кошки, которую ваша жена взяла с собой?
  — Она взяла с собой кота?
  — Да. Часто она его с собой таскает?
  — В последнее время — да. Он с ней все время, только на ночь они расстаются. Он обожает кататься в автомобилях, и она берет его каждый раз, как выходит из дома.
  — Как его зовут?
  — Вискерс. Хотел бы я, чтобы она думала обо мне хотя бы часть того времени, которое она проводит в думах об этом несчастном животном.
  — Возможно, он больше о ней думает.
  Белдер покраснел.
  — В конце концов, миссис Кул…
  — К черту всю эту ерунду, — сказала Берта, обрывая упрек раньше, чем он был высказан. — Давайте посмотрим эту пачку личной корреспонденции.
  Берта пододвинула к себе письма и начала просматривать. В то время, как она их изучала, Белдер, несколько смягчившись, делал комментарии:
  — Это парень, который хотел, чтобы мы вместе отправились на охоту. Это было пару лет назад. Он тогда хорошо провел время, не то что я. Я готовил еду и ощипывал дичь… Это продавец, который хочет, чтобы я дал ему работу, когда представится случай хорошо заработать.
  — Кто это? — спросила Берта, внезапно выхватывая из пачки письмо, написанное женской рукой.
  Эверетт Белдер откашлялся.
  — Я не знал, что оно находится здесь.
  — Кто это?
  — Ее фамилия Росслин.
  — А имя?
  — Мейми.
  — Что она имела в виду, когда начинала письмо словами: «Дорогой Синдбад»?
  Белдер снова откашлялся.
  — Видите ли, миссис Кул, мисс Росслин была официанткой в ресторане, в Сан-Франциско. Она произвела на меня впечатление тем, что у нее были большие способности. Это было два года назад…
  — Продолжайте.
  — Я подумал, что она могла бы применить свои способности с большей отдачей. Я был знаком с некоторыми должностными лицами в Сан-Франциско, дал ей работу… вот и все.
  — И она все еще занята той самой деятельностью?
  — О господи! Конечно! Она шла, никуда не сворачивая, и добралась до вершины.
  — А что вы скажете насчет этого «Синдбада»?
  Он рассмеялся.
  — Я, конечно, кое-что в ней видел, в деловом плане, и она смеялась над некоторыми историями, которые я ей рассказывал о технике сбыта и о тех возможностях, которые открывает превращение сопротивления покупателей в активную поддержку ваших действий. Она… она сказала мне, что я рассказываю, как тот моряк Синдбад. Она…
  Со стороны двери раздался настойчивый стук, и дверь мгновенно отворилась. На пороге стояла Имоджен Дирборн.
  — Вам звонит миссис Голдринг. Я сказала ей, что вы на совещании. Она настаивает на разговоре с вами.
  — О боже мой! — воскликнул Белдер.
  Берта Кул с явным интересом изучала его.
  — Вы будете говорить с ней? — спросила она.
  Белдер взглянул на свою секретаршу так, словно искал у нее защиты:
  — Скажите, что я перезвоню ей. Запишите номер телефона, по которому я смогу ее найти. Скажите, что я на совещании, что я должен подписать очень важный контракт… Уладьте все, Имоджен, соврите что-нибудь.
  — Да, мистер Белдер. Она спрашивает, где миссис Белдер?
  Белдер закрыл лицо руками и застонал. Некоторое время в кабинете стояла мертвая тишина, потом он поднял голову:
  — Черт побери, я не знаю. Скажите ей, что меня не было дома с… Пусть она проваливает и не мешает.
  — Да, мистер Белдер, — проговорила Имоджен и осторожно закрыла дверь.
  Несколько секунд Белдер сидел в нерешительности, потом отодвинул стул, крупными шагами пересек комнату и распахнул дверь в приемную.
  — Имоджен, поставьте телефон так, чтобы я мог его слышать.
  — Да, мистер Белдер.
  Эверетт Белдер облокотился на спинку стула, на котором сидела Берта. Его длинная рука потянулась к телефону. Он оставил дверь в приемную широко открытой.
  Берта слышала, как течет голос Имоджен, ровно, медленно и вежливо, выстраиваясь в фразы:
  — Он очень сожалеет, миссис Голдринг, что не может поговорить с вами прямо сейчас. Но если вы оставите номер телефона, он свяжется с вами при первой возможности… Нет, миссис Голдринг, вовсе нет… Это чрезвычайно важное совещание. Он как раз подписывает контракт с изготовителем, который возглавляет распределение продукции на всей территории к западу от Рокис… Да, миссис Голдринг… Да, я запишу номер… Благодарю вас, миссис Голдринг… Я обязательно скажу ему, что Карлотта с вами. Большое спасибо, миссис Голдринг. До свидания… Что-что?.. Нет, он сказал, что не знает, была ли она дома. Он не был там с того момента, как уехал в офис… Да, миссис Голдринг. Да, я передам ему. Спасибо. До свидания.
  Раздался щелчок опускаемой на рычаг трубки. Белдер поставил на место телефон, который обычно находился у него на столе, и произнес:
  — Непредвиденное осложнение.
  — Ваша теща?
  — Да. Насколько я понял из телефонного разговора, она только что приехала поездом. Очевидно, Мейбл знала, что она приезжает, но ничего мне об этом не сказала. Поезд опоздал. Карлотта была на вокзале и ждала. Мейбл либо там не было, либо она не стала ждать. У ее матери неизлечимая болезнь… Она всегда пытается найти предлог, чтобы свалить всю вину на меня.
  — Ваша жена рассудила, что телефонный звонок в одиннадцать часов важнее, чем встреча матери.
  — Видимо, так.
  — Я не уверена, но, пожалуй, мне нужно будет изменить мнение о вашей теще. — Берта переключила свое внимание на пачку корреспонденции. — Что это? — резко спросила она.
  Белдер усмехнулся, когда Берта вынула несколько десятков писем, соединенных одной большой скрепкой. Сверху была прикреплена отпечатанная на машинке памятка:
  «Похоже, что вы попали в список „карасей“.100
  Белдер засмеялся:
  — Мисс Дирборн сказала мне, что из-за этих писем у меня могут быть серьезные неприятности. Вы получаете просьбы о помощи от благотворительных организаций, от умирающих с голода иностранцев, от лишенных прав детей и все в таком роде. Несколько месяцев назад я получил одно такое послание, которое было настолько трогательным и личным, что я не удержался и отправил двадцать пять долларов, и результатом стал поток писем.
  Берта Кул пробежала письма глазами.
  — Кажется, они от различных организаций.
  — Так оно и есть. Но вы видите наверху пометку мисс Дирборн. Очевидно, они меняли адреса. Если вы ответили по почте на одну просьбу Общества Облегчения Жизни Голодающих Таких-то, они оформят ваше имя и адрес в качестве великолепного проспекта и пошлют его в Ассоциацию Лишенных Прав Дочерей или Генералов — Ветеранов Революции и так далее по цепочке. Если вы хотя бы раз сделаете перевод денег, то вас затопит.
  В дверь кабинета Белдера снова раздался настойчивый стук. Имоджен Дирборн открыла дверь и сказала:
  — У телефона секретарша миссис Кул. Она говорит, что немедленно должна связаться с ней, что-то очень важное. Она спрашивает, здесь ли миссис Кул.
  — Что вы ей ответили? — спросил Белдер.
  Улыбка тронула губы мисс Дирборн.
  — Эта женщина представилась как секретарша миссис Кул. Я сказала ей, что лично не знаю миссис Кул, но если она подождет у телефона, то я наведу соответствующие справки.
  — Она сейчас на проводе? — спросил Белдер.
  — Да.
  Белдер вопросительно посмотрел на Берту Кул.
  — Сделайте так, чтобы я могла слышать вашу беседу. Поговорите с ней минутку. Если это Элси Бранд, я узнаю ее голос. Подержите ее у телефона, — сказала Берта.
  Не произнося в ответ ни слова, Имоджен повернулась и вышла в приемную. Белдер молча протянул Берте стоявший на столе телефон. Берта ждала, пока не услышала металлический щелчок, а затем голос Имоджен Дирборн:
  — Боюсь, я не совсем расслышала фамилию. Я правильно поняла, вы сказали, что вам нужна миссис Пул. П-у-л… Первая буква «П»?
  Голос Элси Бранд, резкий от нетерпения, отозвался:
  — Нет, миссис Кул. К-у-л. Заглавная «К».
  Берта немедленно ответила:
  — Привет, Элси. Я слушаю. Что ты хотела?
  — Ох, — с облегчением выдохнула Элси. — Где я только вас не разыскивала!
  — Что стряслось?
  — Звонил мистер Нанли.
  — Давно?
  — Да, добрых полчаса тому назад.
  — Что ему нужно?
  — Он хотел немедленно с вами связаться по делу чрезвычайной важности. Дело касается предмета, который вы с ним вчера обсуждали, и он утверждает, что вы сами попросили бы меня сделать все возможное, чтобы найти его.
  — Что ты ему ответила?
  — Я сказала, что попытаюсь с вами связаться и передам его просьбу, чтобы вы ему позвонили.
  Некоторое время Берта обдумывала положение дел, а потом сказала:
  — Хорошо, Элси. Я позвоню ему отсюда, но не хочу, чтобы он знал, где я нахожусь. Если я не смогу до него дозвониться, а он позвонит опять и спросит, передала ли ты мне его просьбу, скажи, что я пришла через десять минут после твоего с ним разговора. Ты передала мне его сообщение, и так как я очень спешила, то у меня не было времени ему перезвонить, говори так, будто по моему поведению нельзя было сказать, что это настолько важное и неотложное дело. Ты меня поняла?
  — Да, поняла, — сказала Элси.
  — Ну и прекрасно. — Берта опустила трубку и обратилась к Белдеру: — Нанли звонил мне в офис и очень хотел со мной поговорить по поводу предложения, которое я ему вчера сделала. Он торопил мою секретаршу передать мне его послание.
  Белдера охватило волнение.
  — Он собирается принять предложение, миссис Кул. Я знал, что он это сделает. Я знал это…
  — Цыплят по осени считают, — заметила Берта. — Похоже, что он из азартных игроков в покер. Вероятно, он собирается сделать мне несколько встречных предложений. Вы слышали, что я сказала секретарше, чтобы она не показала ему, будто я стремлюсь уладить с ним сделку. Какой у него телефон? Позвоню-ка ему.
  Белдер отодвинул стул, подошел к двери в приемную и сказал:
  — Имоджен, найдите телефон офиса Нанли, наберите номер и, когда свяжетесь, соедините миссис Кул с офисом. Смотрите, чтобы ваш голос не услышали.
  Он вернулся к своему столу.
  — Сигареты? — спросил он Берту, нервно потянувшись к пачке.
  — Не сейчас, — ответила она, — когда я собираюсь разговаривать по телефону… Предположим, он захочет вернуться к прошлому, что я должна ему сказать?
  — Скажите, что вы перезвоните ему, но что вы не думаете, что встречные предложения принесут пользу, вы предложили ему все, что можете позволить себе заплатить.
  Белдер чиркнул спичкой, зажег ее, но рука его дрогнула, когда он подносил спичку к сигарете.
  — Я не могу сейчас рассказать вам, миссис Кул, что для меня означает выбросить это дело из головы. Я совершил чудовищную, страшную ошибку, какую только может совершить человек. Я…
  Короткий, резкий звонок телефона прервал его.
  Берта сняла трубку.
  Женский голос в трубке произнес:
  — Добрый день. Торговая фирма Нанли слушает.
  — Будьте любезны мистера Нанли, — произнесла Берта холодным, отчетливым голосом, слегка растягивая слова.
  — Прошу прощения, кто его спрашивает?
  — Миссис Кул.
  На том конце линии женский голос заметно ожил и тотчас же откликнулся:
  — Да, миссис Кул. Пожалуйста, подождите одну минутку. Он пытается разыскать вас.
  Еще один щелчок, и Нанли гораздо быстрее, чем при последнем разговоре с Бертой, произнес:
  — Добрый день, миссис Кул.
  — Добрый день.
  — Я оставил в вашем офисе сообщение, чтобы вы мне позвонили. Вы получили его?
  — Да.
  Нанли откашлялся.
  — Миссис Кул, я не буду ходить вокруг да около, а прямо выложу на стол свои карты.
  — Валяйте, — сказала Берта. — Хождения вокруг да около в данном случае ни к чему не приведут.
  — Когда вы обращались ко мне со своим предложением, я подумал, что это была шутка. Я собирался уже сказать вам, чтобы вы не утруждали себя.
  — У-гу, — протянула Берта и затем прибавила: — Я знаю.
  — Но ситуация изменилась. Так вышло, что я узнал об одном деле, вложив средства в которое я смогу получить вчетверо больше.
  — Понятно.
  — Конечно, вы можете оказаться всего лишь… спекулянтом, который скупает судебные дела и сидит на них, и вы можете быть подставным лицом Эверетта Белдера.
  — Разве мы еще не закончили это обсуждение? — спросила Берта.
  — Полагаю, что закончили. Перехожу прямо к делу. Если у вас будут две с половиной тысячи долларов в виде кассового чека или чека с доверенностью на мое имя, который я смогу получить сегодня не позднее четырех часов, то я передаю вам это судебное дело.
  — Понятно.
  — Но это должно быть к четырем часам дня и сегодня. Вы меня поняли?
  — Да.
  — Стимулом для принятия вашего смехотворного предложения, содержащего такую ничтожную сумму, послужила крайняя необходимость. Это единственная причина, по которой я его принимаю. Если у меня к четырем часам не будет денег, ничего хорошего это мне не принесет.
  — Понятно.
  — Я могу рассчитывать на то, что эти деньги будут у меня к четырем часам?
  Берта колебалась какое-то мгновение. Она поглядела на взволнованное лицо Белдера и сказала в телефонную трубку:
  — Это слишком быстро. Не можете ли вы дать мне немного больше времени?
  — Миссис Кул, вы вели себя так, будто располагаете нужной суммой наличных. Вы буквально потрясли этой пачкой у меня перед лицом. Я хочу, чтобы деньги были у меня сегодня к четырем часам, или дело закончится. После четырех я не дам за него и одного цента. Четыре часа — это крайний срок. Одна минута пятого будет уже слишком поздно. Ну, а теперь я хочу, знать: получу я эти деньги или нет?
  — Получите. Где вас найти?
  — Я буду у себя в офисе.
  — Мой адвокат составит документы о передаче дела. Я не хочу верить словам и уклоняться от этого.
  — Что вы подразумеваете под словом «это»? — подозрительно спросил Нанли.
  — Все вместе, — ответила Берта.
  Нанли засмеялся:
  — Думаю, что все в порядке, миссис Кул. Я хочу получить деньги как можно скорее. Если вы сможете передать мне их через полчаса, это будет изумительно, но четыре часа — крайний срок.
  — Я поняла.
  — Рад, что вы поняли. Теперь скажите, во сколько вы сможете доставить мне деньги?
  — Три пятьдесят девять, — сказала Берта и повесила трубку.
  — Он возьмет их? — спросил Белдер.
  — Он чувствует к ним непреодолимое влечение. У него сбой в работе. Это хорошо. Сначала притворялся, что у него есть какое-то дело, в которое он может вложить капитал. Старый трюк. Ему нужно получить двадцать пять сотен долларов в виде кассового чека или в виде доверенности, ему безразлично, в какой форме.
  Белдер вскочил со стула и изо всех сил стиснул плечо Берты.
  — Миссис Кул, вы молодчина! Вы устроили это дело! Не знаю, как у меня появилась мысль, что вы сможете это сделать. Черт меня побери, если бы вы только могли себе представить…
  — Подождите минутку. Здесь есть контрольный срок, окончательный и бесповоротный — четыре часа дня. Одна минута пятого — это уже поздно. Как бы то ни было, он так сказал.
  Белдер протрезвел:
  — Возможно, это правда. Он погряз в ценных бумагах, и ему самому назначили крайний срок. Видимо, к этому времени он выйдет с кем-то на связь, чтобы избежать тюрьмы… Это означает, что мне надо работать быстрее.
  — Полагаю, что кассовый чек будет самым лучшим вариантом. Это сбережет ваши деньги, которые бы вы затратили на перевод средств на мой счет, и избавит от необходимости засвидетельствования моего чека.
  Белдер поглядел на часы.
  — Нам надо связаться с моей женой, — сказал он.
  — Вы не можете сделать все это без нее?
  — Конечно нет.
  — Возможно, будет сложно просить ее заняться этим после письма, — заметила Берта.
  Белдер в ответ только засмеялся:
  — Это не касается моих с ней деловых отношений. Она будет придираться ко мне несколько недель подряд по поводу моих вымышленных похождений с горничной, но подпишет чек в течение пяти минут после того, как я скажу ей об этом. В конце концов, миссис Кул, это мои деньги.
  — Были вашими, — сухо отозвалась Берта.
  Белдер улыбнулся широко и снисходительно:
  — Даже если бы она была больна, как старый дядюшка-подагрик, она все равно избавилась бы от этой тяжбы по поводу двадцати тысяч долларов, заплатив всего две с половиной тысячи.
  — Вы на удивление прекрасно понимаете ситуацию, — похвалила его Берта.
  — Я это знаю, — ответил он, хмуро глядя на часы. — Она вот-вот должна вернуться домой, даже если и встречается с автором этого письма. Хотя в этом могут быть и минусы. Они говорили, а потом могли отправиться пообедать… Господи, миссис Кул, если бы вы только не потеряли ее из виду!
  — А вы не можете пойти к своему банкиру, — начала Берта, — объяснить ему обстоятельства, сказать, что вы были обвиняемой стороной, и чтобы избавиться от этого…
  — Абсолютно никаких шансов, — прервал ее Белдер. — Чтобы покончить с этой тяжбой, я должен был перевести все на имя моей жены. Я не могу взять ни цента до тех пор, пока она сама мне не даст. У меня даже нет достаточных доходов, чтобы оплачивать содержание офиса. Я составил завещание, и это было хорошим делом, а потом, когда пришли тяжелые времена, я заполз в нору и замуровал за собой отверстие. Это идеальное положение для того, чтобы покончить с тяжбой, но оно ужасно, если ты хочешь оттуда выбраться, а сам не в силах взять денег… Нет, мне нужна Мейбл. Если ее нет дома, то она может пойти обедать в одно из четырех или пяти мест. Полагаю, единственное, что я могу сделать, — это все их проверить.
  — Хотите, чтобы я пошла с вами?
  — Да. Когда мы получим чек, это сэкономит время… Нет, подождите минутку, нельзя же сбрасывать со счетов это проклятое письмо. Если я найду жену, а вы будете со мной… О, проклятие! Почему им понадобилось выбрать именно этот момент, чтобы написать грязное письмо?
  Берта Кул встала.
  — Я буду ждать в своем офисе. Вы можете позвонить мне, как только все будет улажено.
  Лицо Белдера снова озарилось.
  — Черт возьми, миссис Кул, это просто великолепно. Я пришел к вам по счастливому наитию. — Он пересек кабинет и открыл дверь в приемную. — Чувствую, что никогда не смогу расплатиться с вами…
  Дверь, ведущая в коридор, отворилась. В офис с величественным видом ворвались две женщины.
  Радушный крик Белдера таил в себе позорную неискреннюю нотку.
  — Тереза! — воскликнул он. — И Карлотта! Я рад вам везде, куда бы вы ни заглянули. Я не мог прервать совещание, чтобы поговорить с вами по телефону… Прошу простить меня, — мимоходом сказал он Берте Кул.
  — Конечно, — с убийственной формальностью парировала Берта.
  Миссис Голдринг оглядела Берту с ног до головы. Ее глаза на мгновение задержались на ее талии.
  — Тереза, вы выглядите просто изумительно, — сказал Белдер. — Вы смотритесь как сестра Карлотты. — И прибавил с поспешностью человека, пытающегося исправить допущенную ошибку: — И сама Карлотта выглядит потрясающе. Лучше, чем мне когда-либо приходилось ее видеть. Я говорю это целую неделю, не правда ли, Карлотта?
  У Карлотты было скучающее выражение лица. Миссис Голдринг, хотя и была крайне раздражена, все же одарила Белдера притворной улыбкой:
  — Вы так думаете, Эверетт, или так говорите?
  — Нет, Тереза, я действительно имел это в виду. Прохожий, встретив вас на улице, мог бы, конечно, принять вас за… У него никогда даже мысли не возникнет, что вы и Карлотта — мать и дочь.
  — Вы же знаете, что мы не мать и дочь, — ядовитым тоном вставила Карлотта.
  — Вы знаете, что я хотел сказать, — произнес Белдер. — Ну, проходите в мой кабинет. Я уже заканчиваю.
  — Я надеюсь, что наш визит не выглядит как вторжение, — сказала миссис Голдринг.
  — Нет-нет. Ну, проходите же в мой кабинет и устраивайтесь как дома.
  Миссис Голдринг не двинулась с места.
  — Эверетт, — сказала она, — где Мейбл?
  — Не знаю. Вы уверены в том, что ее нет дома?
  — Конечно, уверена. Мы только что оттуда.
  — Проходите в мой кабинет, садитесь. Я присоединюсь к вам через несколько секунд.
  — У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, куда она могла уйти? — спросила миссис Голдринг.
  — У нее должна быть встреча. Я проверил машину и оставил ей. Я… Но входите же, прошу вас.
  — Эверетт, я должна найти Мейбл. Я приехала сюда из Сан-Франциско специально для того, чтобы с ней повидаться. Она получила от меня сообщение. Она сказала Карлотте, что я приезжаю.
  — Ваше сообщение? — механически повторил Белдер только для того, чтобы выиграть время.
  — Я послала ей телеграмму после того, как… Разве она не сказала вам, что я приезжаю?
  — Не знаю, нет. Тогда она, наверное, отправилась на вокзал, чтобы вас встретить.
  — Поезд опоздал на несколько часов. Карлотта поехала раньше. Мейбл сказала, что встретится с ней на вокзале. Когда вы видели Мейбл?
  — Не могу сейчас точно припомнить. У меня голова забита служебными делами. Может быть, вы войдете и присядете?
  Миссис Голдринг снова обернулась, чтобы оглядеть Берту.
  — Ах да, — сказала она, — я помню. Вы подписывали контракт с каким-то ответственным лицом, не правда ли, Эверетт? Мне очень жаль, но я надеюсь, что мы вас не побеспокоили.
  — Вовсе нет. Я тотчас же побеседую с вами. Присаживайтесь поудобнее.
  — Входи, дорогая, — сказала миссис Голдринг Карлотте и, обращаясь к Берте Кул, ядовито улыбнулась: — Смею надеяться, что мы не причинили вам неудобств и не помешали подписанию торгового соглашения.
  — Ничуть. Я никогда не позволяю себе испытывать неудобства из-за незначительных заминок.
  Миссис Голдринг вскинула голову. Она полуобернулась, на мгновение задержала на Берте жесткий взгляд, затем решительно шагнула в кабинет.
  Берта произнесла тихим голосом:
  — Вы хотите, чтобы она узнала что-нибудь о том деле?
  Белдер с беспокойством посмотрел на дверь, которую Карлотта намеренно оставила полуоткрытой.
  — Нет-нет, — сказал он шепотом.
  — Хорошо. В таком случае вам следовало бы как можно скорее от них отделаться.
  — Лучше не говорите мне ничего. Я не могу выйти и поискать Мейбл, пока они здесь.
  — А почему ваша жена ничего не сказала о телеграмме, в которой сообщалось, что приезжает ее мать?
  — Не знаю, — отозвался Белдер, и его голос показывал, как он расстроен. — Это на нее совсем не похоже.
  — Единственная причина, — продолжала Берта, — состоит в том, что ваша жена не хотела, чтобы вы знали о приезде матери. Она предчувствовала какой-то семейный кризис и хотела, чтобы мать была с ней для моральной поддержки. Могу поспорить, что она дала матери телеграмму или позвонила ей и попросила приехать из-за этого письма.
  — Знаю, — сказал Белдер. — Как только она получила письмо, сразу же позвонила матери. Что за неприятность!
  — Примите мой совет, — сказала Берта, — и раскройте все карты. Скажите ей, где следует остановиться. Не вздумайте порхать вокруг нее и льстить ей, вы и так с этим уже переборщили. И тут нет ничего хорошего. Действуя подобным образом, вы не сможете успокоить такую женщину, как она. Вы…
  — Ш-ш-ш, не так громко, пожалуйста, — шепотом взмолился Белдер. — Я…
  — Эверетт, — позвала миссис Голдринг, — не могли бы вы уделить нам минуту своего драгоценного времени? Мы беспокоимся о Мейбл. Она не встретила поезд, а мы знаем, что она собиралась это сделать.
  — Да-да, иду, — сказал Белдер.
  Его взгляд умолял Берту Кул уйти.
  — Давайте входите, — сказала Берта, — и отстаивайте свои права.
  — Вам бы лучше было уйти, — прошептал Белдер, не отрывая взгляда от открытой двери своего кабинета. — Прошу вас.
  — Хорошо, — сказала Берта, пересекла приемную, открыла дверь в коридор, вышла, потом на несколько секунд остановилась около закрытой двери. Затем она повернулась и порывисто распахнула дверь.
  Кабинет Белдера был закрыт. Имоджен Дирборн, находившаяся в этот момент в центре приемной, изменила шаг и вернулась к пишущей машинке.
  — Мне только что пришло в голову, что я должна оставить записку. Не могли бы вы вставить в машинку лист бумаги и напечатать сообщение для мистера Белдера? Я вам его продиктую, — сказала Берта.
  Имоджен Дирборн вставила в машинку листок. Берта продиктовала:
  — «Полагаю, вам следовало бы заявить, что украдена машина вашей жены. Впоследствии вы сможете дать показания, что это была ошибка. Полиция найдет машину, если…»
  Пальцы Имоджен порхали над клавиатурой, замирая, когда Берта делала паузы.
  Берта Кул нахмурилась, глядя на вылезающую из машинки записку, и продолжала:
  — «С другой стороны, этот способ может оказаться и не самым лучшим. Я подумаю над этим». Вероятно, я ему лучше позвоню. — Она схватила большим и указательным пальцами верхний уголок бумаги, выдернула лист из машинки, сложила его и как бы нечаянно опустила к себе в сумочку. — Думаю, что он получит эту записку позже, если я решу, что это тот путь, которого надо придерживаться.
  Темно-серые глаза Имоджен Дирборн загадочно посмотрели на миссис Кул.
  — Вы работаете на этой машинке в истинно сумасшедшем ритме, — сказала Берта.
  — Спасибо.
  — Вы долго практиковались?
  — У меня много работы.
  — У вас дома есть пишущая машинка?
  — Да.
  — Портативная?
  — Да.
  Берта улыбнулась.
  Имоджен Дирборн остановившимся, ничего не выражающим взглядом следила, как Берта Кул открывает дверь и выходит из офиса.
  Глава 6
  Второе письмо
  Белдер позвонил в офис Берте Кул около пятнадцати минут четвертого.
  — Все улажено? — спросила Берта, когда услышала в трубке его голос.
  — Миссис Кул, боюсь, что все намного сложнее, чем я ожидал.
  — В чем дело?
  — Миссис Голдринг находится здесь с какой-то определенной целью. Боюсь, что это письмо принесло больший ущерб, чем я ожидал. По-видимому, ушла не только Салли, но и моя жена. Она могла встретиться с тем человеком, который написал письмо, и… Я не могу объяснять по телефону все детали…
  — И ваша теща не знает, где находится Мейбл?
  — Нет. И она пристает ко мне каждую минуту, так что я ничего не могу предпринять. Я абсолютно связан по рукам.
  — Где вы сейчас находитесь?
  — Дома.
  — Ваша теща рядом?
  — Здесь ли она?! Она пребывает со мной каждую благословенную минуту.
  — Почему вы не остались у себя в офисе и не выпроводили ее?
  — Вам не удастся ее выпроводить, если она решила не выпускать вас из поля зрения.
  — Вздор, — фыркнула Берта. — Думаю, она знает, где ваша жена, и хочет заставить вас побегать. Спустите ее с лестницы, а затем отправляйтесь на поиски жены.
  — Вы не поняли, миссис Кул. Предположим, Мейбл встретилась с автором письма и услышала еще больше вранья, и после этого она решила оставить меня. Разве вы не понимаете? Я должен был пойти домой и ждать. Если она решила принять какие-то серьезные меры, то она должна вернуться сюда за вещами… Сейчас вам нужно позвонить Нанли и попросить, чтобы он дал нам еще немного времени. Это одна из тех верениц случайных совпадений, которые в конце концов меня изведут… Позвоните Нанли или сходите к нему в офис и скажите, что вам нужно еще двадцать четыре часа. Вероятно, он их не даст… он может вообще не дать ни минуты отсрочки… но вы можете попробовать… — Внезапно голос Белдера переменился, он стал елейным, и Белдер произнес тоном, который специально приберегал для тещи: — Вы здесь, Тереза! Я как раз думал, где же вы… Звоню в офис, и все… Нет, она туда не звонила. В офисе не получали от нее никаких известий… Не беспокойтесь так об этом. С ней ничего не случилось. Она пошла пообедать и сыграть партию в бридж или еще куда-нибудь… — Потом голос Белдера стал громче, и в нем прозвучали властные нотки: — Положите всю корреспонденцию в ящик стола. Если будут звонить, скажите, что сегодня днем меня не будет в офисе, а у миссис Белдер спросите, разве она забыла о приезде своей матери, и скажите, что мы все ждем ее дома… До свидания, Имоджен.
  Затем Берта услышала телефонный щелчок. Она нажала кнопку, после чего на связи оказалась Элси Бранд.
  — Элси, соедини меня с Джорджем К. Нанли.
  Берта в раздумье откинулась на спинку кресла и сидела так, пока не зазвонил телефон и она не услышала холодный, хорошо поставленный голос Нанли:
  — Добрый день, миссис Кул. Чем могу служить?
  — Я не уверена, что смогу приготовить вам деньги к четырем часам сегодня. Мне нужно еще двадцать четыре часа.
  — Это невозможно.
  — Я называю крайний срок, — ободряюще произнесла Берта. — Я надеюсь получить деньги до четырех, но я должна иметь в запасе еще двадцать четыре часа.
  — Миссис Кул, ваше предложение было: наличный расчет.
  — Оно и сейчас остается в силе.
  Нанли произнес более холодно:
  — Я рассчитываю, что деньги будут у меня сегодня к четырем часам. В противном случае наше дело окончено.
  Берта стала придумывать ответ, но на другом конце провода раздался щелчок, и слова замерли у нее на губах.
  Она сердито посмотрела на телефон.
  — Это же надо, он послал меня ко всем чертям! — взорвалась она. — Подожди, мой милый друг, пока мы проясним это дело, и тогда я поделюсь с тобой кое-какими мыслями.
  Берта стремительно вышла в приемную, чтобы лично отдать распоряжение Элси Бранд:
  — Если Нанли позвонит снова, имей в виду, что я не желаю с ним разговаривать.
  — Мне ему так и передать?
  — Нет. Скажи ему, что я занята и просила меня не беспокоить. Если он будет настаивать и скажет, что я непременно захочу с ним поговорить, спроси его, не тот ли это мистер Нанли, который послал меня, когда мы с ним беседовали в последний раз. Говори с ним мягко, как будто спрашиваешь только для того, чтобы узнать, он ли говорил со мной.
  Элси что-то быстро записала в блокнот и кивнула.
  — Я думаю, что это будет самый лучший способ удержать его на крючке, — продолжала Берта. — Если бы ему не были нужны эти проклятые деньги, он бы уже давно послал меня к черту. А так ему придется попотеть, и пот растопит его невозмутимую оболочку. У меня есть другие дела, и я не хочу, чтобы меня беспокоили.
  Берта вернулась, закрыла дверь на замок, расчистила на столе место, достала письмо, которое ей дал Белдер, и принялась над ним работать, рассматривая сквозь увеличительное стекло каждую букву, записывая все особенности и время от времени сверяясь с таблицей, в которой были приведены шрифты всех типов и моделей пишущих машинок.
  У нее ушло больше часа на то, чтобы сделать вывод, что письмо было напечатано на одной из трех портативных пишущих машинок «Ремингтон». А убедиться в том, что памятка, прикрепленная к письмам Белдера, была напечатана на той же самой машинке, что и письмо, не составило особого труда.
  Берта спустилась в буфет на первый этаж выпить чашечку кофе и съесть сандвич и минут через десять вернулась.
  — Какие новости, Элси?
  — Звонил мистер Нанли.
  На лице Берты появилось удовлетворение.
  — Ты сказала ему, что меня нет?
  — Нет, я сказала, что вы заняты и не хотите ни с кем разговаривать. Он полагал, что для него вы сделаете исключение. Я спросила его, тот ли он мистер Нанли, который не так давно послал вас.
  — Ну и что он на это ответил?
  — Он, по-видимому, несколько смутился, а потом сказал: «Так она еще не освободилась? Очень жаль».
  — И что потом? Он принялся извиняться?
  — Нет. Он только сказал «спасибо» и повесил трубку.
  Берта нахмурилась.
  — Это не годится, — заметила она. — Он должен был бы возмутиться, просто рассвирепеть. Какой у него был голос… он звучал обеспокоенно?
  — Нет. Все тот же ровный тон.
  — Ну ладно, черт с ним. Я…
  Дверь офиса распахнулась, и в приемную ворвался Эверетт Белдер, крикнув уже с порога:
  — Боже мой, миссис Кул, я не знаю, что нам делать!
  — Подождите, успокойтесь, — сказала Берта. — Что-нибудь еще случилось?
  — Случилось ли что-нибудь еще! Боже правый, да это просто лавина неприятностей. Знаете, какая самая последняя? Жена от меня ушла… а у нее все деньги до последнего цента, что у меня были. Все медяки, все ценные бумаги. Ей принадлежит даже мебель в моем офисе!
  Некоторое время Берта внимательно смотрела на него, затем повернулась к двери своего кабинета.
  — Я полагаю, нам предстоит услышать мрачные подробности. Входите.
  Белдер начал говорить раньше, чем Берта успела закрыть дверь своего святилища.
  — Она была настроена против меня, а теперь ушла.
  — Не взяв с собой никаких вещей?
  — Она вернулась и взяла одежду, миссис Кул. Я обнаружил это полчаса назад. Я заглянул в ее уборную только для того, чтобы удостовериться, что все в порядке. Я увидел, что одежда висит на месте, и не заметил никакой пропажи. Но когда миссис Голдринг переполошилась и начала поиски, они с Карлоттой обнаружили, что некоторые из вещей отсутствуют. Синий костюм, юбка-шотландка и блузка, две пары туфель…
  — И зубная щетка? — спросила Берта.
  — Да, она забрала с собой и щетку.
  — А кремы?
  — Это как раз то, что поставило меня в тупик, миссис Кул. Ее баночки с кремами и флакончики с косметическими средствами стояли на тумбочке точно так, как она обычно их оставляет.
  — Когда я видела ее выходящей из дома, у нее не было чемодана. Она должна была вернуться за ним.
  — Без сомнения, так оно и было. Она вышла, чтобы встретиться с человеком, который ей звонил. Она собиралась поговорить с ним, а потом поехать на вокзал встречать миссис Голдринг. Но то, что сказал этот человек, изменило ее планы. Мейбл вернулась домой, бросила в чемодан несколько вещей и вовсе забыла о своей матери, думая, что другие дела куда важнее… И прежде чем я смогу отыскать ее, мои руки окажутся связаны. Вам удалось убедить Нанли подождать до завтра?
  — Послушайте-ка, все это вас слишком растревожило. Сейчас вы ничего не сможете сделать. Есть вероятность, что ваша жена не ушла от вас. Ей просто наговорили о вас кучу всякой ерунды, и она решила оставить вас на некоторое время, чтобы преподать вам урок.
  — Почему вы так думаете?
  — Следите за тем, что я сейчас скажу. Ваша жена устроила все это, чтобы вас как следует припугнуть, а ее мать участвует в розыгрыше. Она вернется, как только решит, что достигла своей цели. Она поддерживает связь с матерью и знает обо всем, что происходит. Именно поэтому ее мать и находится здесь.
  Сейчас вы возвращаетесь домой и даете понять, что если ваша жена хочет вас оставить, это ее право. Вам очень неприятно, что она уходит, но если она действительно ушла, то на этом можно поставить точку. В мире много и других женщин. Слишком не увлекайтесь, но донесите эту мысль до вашей тещи, а потом исчезните на полчаса из дома. Это даст вашей теще шанс связаться с дочерью по телефону. В ту самую минуту, как ваша жена услышит, что вы оправились от шока и не исключаете возможности существования на земле других женщин, вы увидите, что ваша женушка быстро вернется…
  Белдер внезапно произнес:
  — Это еще не все. Есть письмо.
  — Еще одно письмо?
  Берта не сразу заметила запечатанный конверт, адресованный миссис Эверетт Белдер.
  Она вертела конверт в пальцах, рассматривая марку и какую-то смазанную печать.
  — Как оно к вам попало? — спросила она.
  — Пришло с дневной почтой.
  — Вы брали почту?
  — Нет, моя теща.
  — И что она сделала потом?
  — Положила на журнальный столик вместе с остальной почтой. Но она внимательно осмотрела конверт. Она просмотрела все, что пришло, но только письмо привлекло ее внимание. Видите, оно помечено: «Лично и строго конфиденциально».
  — Как вы узнали, что это аналогичное послание?
  — Все письма подобного рода выглядят так.
  Берта прочла адрес на конверте с помощью увеличительного стекла и медленно, уверенно кивнула.
  — Что вы собираетесь в связи с этим делать?
  — Не знаю. Из-за этого я и хотел вас видеть.
  — У вас есть какие-нибудь мысли насчет того, что в этом конверте?
  — Никаких.
  — А вы не могли бы уничтожить его? Бросить в огонь?
  — Нет. Его видела теща. Если Мейбл вернется, миссис Голдринг обязательно сообщит ей о том, что пришло письмо.
  — А если она не сможет найти это письмо?
  — Тогда меня обвинят в том, что я взял его, и это вместе со всем прочим… Даже если Мейбл вернется… ну, вы можете себе представить, что тогда будет.
  — Она вернется, прекрасно, — сказала Берта. — Мы можем распечатать конверт.
  — А это не противозаконно?
  — Думаю, что так.
  Берта отодвинула кресло, подошла к двери, ведущей в приемную, и сказала Элси Бранд:
  — Элси, дорогая, включи плитку и поставь чайник. Я хочу распечатать письмо.
  Элси Бранд принесла маленькую электрическую плитку, воткнула вилку в устроенную в стене розетку, поставила небольшой чайник с водой.
  — Что-нибудь еще?
  — Нет. Пока все.
  Берта убедилась, что плитка нагревается, потом повернулась и опустилась на стул напротив Белдера, на этот раз проигнорировав свое кресло.
  — Вас все это несколько вывело из равновесия, не правда ли?
  — Вы угадали. Я ничего не могу делать. Это слишком… Мейбл ушла, это дело с Нанли, потом миссис Голдринг и Карлотта набросились на меня… Если бы я только мог знать, действительно ли ушла Мейбл. От неопределенности у меня голова идет кругом. Если бы она ушла, и я бы знал это точно, тогда исчезла бы хоть эта неопределенность.
  Берта подошла к корзине для мусора, нагнулась и принялась осматривать содержимое. Внезапно она выпрямилась, держа какой-то смятый листок, на котором что-то было напечатано.
  — Что это? — спросил Белдер.
  — Реклама от скорняка: на теплое время года принимаются на хранение меха. Это может пригодиться.
  — Боюсь, что не понимаю вас.
  — И не пытайтесь. — Берта ухмыльнулась.
  Несколько минут они сидели в полной тишине. Белдер не находил себе места и нервно ерзал на стуле, Берта же спокойно восседала.
  Чайник начал закипать. Пар с тихим посвистыванием поднимался из носика, постепенно превращаясь в мощный столб.
  Берта осторожно держала конверт над паром.
  — Потом не скажут, что конверт распечатывали? — забеспокоился Белдер.
  — Нет, если за дело берусь я.
  — Я не так оптимистичен.
  Берта вставила кончик карандаша между склеенными частями конверта.
  Еще немного — и конверт открылся. Берта вынула письмо.
  — Напечатано так же, как и предыдущее, — сказала она. — Подписано: «Друг и благожелатель». Хотите прочесть сами или мне читать вслух?
  — Лучше я сначала взгляну на него. — И Белдер протянул руку.
  Когда его пальцы взяли лист бумаги, рука задрожала мелкой дрожью. Письмо выскользнуло и, планируя зигзагами, опустилось на пол.
  — Прочтите вы.
  Она откашлялась и прочла:
  «Дорогая миссис Белдер!
  Кто была та женщина, что пришла в кабинет вашего мужа в понедельник днем и бросилась ему на шею, как только закрылась дверь? Возможно, вы захотите увидеть меня и поговорить со мной. А возможно, вы предпочитаете жить в блаженном неведении. В любом случае верьте, что я ваш искренний друг и благожелатель».
  Берта подняла глаза и поверх очков посмотрела на испуганное лицо Эверетта Белдера.
  — Кто эта девушка?
  — Долли Корниш. Господи боже! Никто о ней не мог знать. Это уже потухший костер, миссис Кул. Я чуть было не женился на ней. Мы поссорились, и… я женился. Я хотел показать ей, что могу быть независимым. И очень скоро она вышла замуж.
  — Где она сейчас?
  — Она… в городе.
  — У вас есть ее адрес?
  — Да, есть. Локлир-Эпартментс, номер 15-В.
  — Что произошло в понедельник?
  — Она пришла меня навестить.
  — Часто она это делает?
  — Не притворяйтесь такой наивной. Это было в первый раз со времени моей женитьбы.
  — Она живет здесь, в Лос-Анджелесе?
  — Нет, в Нью-Йорке.
  — И что произошло?
  — Долли приехала в Лос-Анджелес и хотела разузнать обо мне. Ее супружеская жизнь не сложилась, и она добилась развода. Она не знала, живу ли я все еще с Мейбл, и хотела это выяснить.
  — Закрыли ли вы дверь перед вашей секретаршей?
  — Нет. Я был так поражен, что чуть не потерял дар речи. Потом мисс Дирборн закрыла дверь, и Долли показала, как рада меня видеть.
  — Это было после того, как дверь в приемную закрылась?
  — Да.
  — А вы попытались задержать развитие событий?
  — Нет.
  — Вы видели ее с тех пор?
  — Да.
  — Сколько раз?
  — Два.
  — Вы с ней куда-нибудь ходили?
  — Один раз мы пошли пообедать.
  — Что вы сказали жене?
  — Что я работал в офисе.
  — Ладно, — сказала Берта, — можете так усердно не извиняться. В моем понимании вещей вы — среднестатистический муж.
  Берта сложила письмо, опустила его в сумочку, подняла рекламу от скорняка и, аккуратно вложив листок в конверт, снова его запечатала. Затем решительным жестом протянула его Белдеру.
  — Все в порядке, — сказала она. — Не упускайте свой шанс. Положите это на журнальный столик, где лежит остальная почта.
  Белдер просиял:
  — Миссис Кул, вы истинный спаситель. Я…
  Быстрый настойчивый стук раздался в дверь, выходящую в приемную.
  — Могу я войти, миссис Кул? — спросила Элси Бранд.
  Берта подалась в сторону двери.
  — Что случилось, Элси?
  Элси приоткрыла дверь на несколько дюймов, проскользнула в образовавшуюся щель и плотно закрыла за собой дверь.
  — Там Нанли, — тихо произнесла она.
  Белдер нервно стиснул пальцы:
  — О боже мой!
  Берта отодвинула свой стул.
  — Оставьте мне этого малыша, — сказала она Белдеру. — Он — моя добыча.
  — Нельзя, чтобы он увидел меня здесь, — полушепотом сказал Белдер. — Если он подумает, что мы работаем вместе, то он…
  — Говорю вам, оставьте его мне, — повторила Берта. Она повернулась к Элси Бранд: — Скажи ему, что я занята и сегодня вообще не смогу его принять. Если он хочет со мной встретиться, он должен назначить время, и самое раннее — завтра в десять тридцать.
  Элси кивнула и тихо выскользнула обратно.
  Берта обратилась к Белдеру.
  — А теперь, — повелительно произнесла она, — убирайтесь отсюда ко всем чертям и дайте вашей теще пищу для размышлений.
  Глава 7
  Тело в погребе
  У Берты Кул по утрам, когда она просыпалась, была привычка потягиваться в постели, разминать мышцы, вытягивать руки, доставая пальцами как можно дальше, и отталкиваться ногами от спинки кровати. Проделав все это, она брала пачку сигарет, которая всегда лежала на тумбочке рядом с кроватью, зажигала сигарету и расслаблялась, наслаждаясь первым утренним дымком.
  Когда она проснулась и принялась за утреннюю гимнастику, будильник показывал десять минут девятого.
  Она закурила сигарету, откинулась на подушки, полузакрыв глаза и нежась в теплой постели.
  За окном было тусклое и холодное утро. Легкий туман размывал очертания предметов. Слабый ветерок, проникая через открытое окно, надувал шторы. Влажное стекло переливалось при тусклом утреннем освещении.
  Берта знала, что в квартире сейчас сыро и холодно. Но у нее есть газовая колонка, и ей не надо надеяться на центральное отопление… На часах восемь тридцать… Солнце уже осветило здания, верхние этажи которых все еще окутывал туман.
  Берта расправила плечи, зевнула, отбросила одеяла и обнаружила, что в комнате холоднее, чем она ожидала. Она закрыла окно, зажгла газ и снова легла в постель, укрывшись еще хранившими тепло одеялами.
  Часы, казалось, стали тикать громче, как будто укоряя свою хозяйку.
  Берта потянулась за второй сигаретой. Ее сверкающие яростью глаза остановились на циферблате будильника.
  — Ты проклятый лжец, — сердито сказала она. — Сейчас не без пятнадцати девять. Ты не можешь поднять солнце на час раньше только потому, что тебе так хочется, заткнись и прекрати проклятое тиканье, да перестань пялиться на меня, а то я выброшу тебя в окно.
  Берта чиркнула спичкой и зажгла вторую сигарету. Зазвонил телефон. Она собралась было взять трубку, потом передумала и сказала:
  — Давай звони, будь ты проклят. Я не собираюсь вставать, пока комната не согреется.
  Телефон без умолку звонил почти две минуты, потом перестал. Берта докурила сигарету, еще раз проверила температуру пола босыми пальцами, всунула ноги в тапочки и прошла к входной двери. Она открыла дверь, взяла кварту молока, полпинты кофейного крема и свернутую трубочкой утреннюю газету. Потом захлопнула дверь и вернулась в постель, держа в руке газету.
  Она просмотрела газету и остановилась на сообщениях о банкротствах.
  — Чепуха… Приукрашено… Черт знает что такое! Ой, болтовня!.. Вы думали, что мы… — Ее последние комментарии были прерваны настойчивым звонком в дверь.
  — Кого это черт принес в такую рань? — проворчала Берта.
  Металлическое тиканье будильника напомнило ей, что сейчас десять минут десятого.
  Квартира постепенно нагревалась. Берта отбросила одеяла.
  Спокойно игнорируя непрекращающийся звонок, Берта надела халат, прошла в ванную и открыла воду. Когда она встала под душ, в дверь повелительно застучали.
  Берта фыркнула с досады и вышла. Она вытерла ноги, завернулась в большое банное полотенце, высунула из ванной комнаты голову и что есть мочи крикнула:
  — Кто там?
  Мужской голос спросил:
  — Это Берта Кул?
  — А кто, по-вашему, это может быть? — рассвирепела Берта.
  — Это сержант Селлерс, дайте мне войти.
  Несколько секунд Берта сердито смотрела на входную дверь, а потом проговорила:
  — Я принимаю душ. Мы с вами увидимся в офисе в… — она поспешно взглянула на часы, — в пятнадцать минут одиннадцатого.
  — Мне очень жаль, — сказал сержант Селлерс, — но мы с вами увидимся сейчас.
  — Постойте там, пока я что-нибудь надену, — огрызнулась Берта.
  Она вернулась к себе в комнату, растираясь докрасна грубым полотенцем.
  Сержант Селлерс продолжал стучать в дверь.
  Берта долго держала его за дверью, потом запахнула халат, подошла к двери и открыла ее.
  — Только потому, что вы — представитель закона, — возмущенно начала она, — вы думаете, что можете врываться ко всем подряд в любое время. Что же, валяйте, будите людей посреди ночи!
  — Сейчас пятнадцать минут десятого, — уточнил сержант Селлерс, показывая Берте тридцать два зуба и беспечно входя в дом.
  Она с силой захлопнула дверь и недружелюбно взглянула на него.
  — Вам бы следовало оставить ваш значок дома, — сказала она. — Кто-нибудь может сказать, что вы — полицейский, который входит в дом к женщине, когда она одевается, не снимает с головы шляпу, курит мокрую сигару и распространяет в доме вонь, прежде чем хозяйка успела позавтракать.
  Селлерс снова улыбнулся:
  — Вы могли бы вывести меня из себя, Берта, если бы мне не было известно, что под вашей суровой оболочкой скрывается золотое сердце. Когда я думаю о том, что вы сделали тогда со слепым, у меня появляется такое чувство, что я должен угощать вас рюмочкой всякий раз, как вас вижу.
  — О черт! — фыркнула Берта. — Что за ерунда. Я даже не могу побыть в такой же толстой шкуре, как у вас. Садитесь и читайте газету. Но только, ради бога, выкиньте в окно эту вонючую дрянь. Я почищу зубы и…
  Сержант Селлерс поднес спичку к сырой сигаре, поднял голову и сказал:
  — Я уже читал газету. Расскажите мне лучше, что вы знаете о миссис Эверетт Белдер?
  — Да вам-то что за дело? — спросила она, и у нее зародились смутные подозрения.
  — Похоже, она неаккуратная хозяйка, — сказал Селлерс.
  — О чем вы говорите?
  — О теле в погребе миссис Эверетт Белдер.
  Берта стала осторожной, как старая опытная форель в глубоком горном озере при виде отблесков пламени над поверхностью воды.
  — Кого она убила, своего мужа?
  — Я не говорил, что она кого-то убила. Я сказал, что она оставила в погребе тело.
  — А-а, — протянула Берта. — А я думала, что она убила кого-то.
  — Нет, я этого не говорил… пока.
  — В таком случае меня это дело не касается.
  — Думаю, вам бы хотелось оказать полиции посильную помощь.
  — А почему я должна это делать?
  — Потому что вам не хотелось бы бросать это дело.
  — Послушайте, — сказала Берта, подозрительно глядя в лицо Селлерсу, — я помогу полиции расследовать дело об убийстве, но зачем нужно было так долго рассказывать мне, что эта женщина плохая да неаккуратная хозяйка. Сколько там тел?
  — Одно.
  — Вам бы не следовало обвинять ее в неаккуратности на основании лишь одного тела. Я читала о случаях, когда у людей их было не меньше дюжины. И потом, если оно не находилось там слишком долго, то может означать, что она только…
  Селлерс тихо засмеялся.
  — Вам не удастся обмануть меня.
  — Чей там труп?
  — Салли Брентнер. Молодая женщина лет двадцати шести.
  — Она умерла своей смертью?
  — Мы еще не знаем. Это мог быть и несчастный случай.
  — А мог?..
  — А мог и не быть.
  — Кто эта Салли Брентнер?
  — Служила в доме горничной.
  — Как долго тело лежало в погребе?
  — День или около того.
  Берта спросила как бы случайно:
  — Что же миссис Белдер обо всем этом говорит?
  — Ничего.
  — Она не будет отвечать на вопросы?
  — Миссис Белдер не может отвечать на вопросы потому, что ее нет. Очевидно, она покинула дом. И здесь появляетесь вы.
  — Что вы имеете в виду?
  — Как я понял, именно вы видели ее в последний раз.
  — Кто вам это сказал?
  — Маленькая птичка.
  Телефон зазвонил снова. Берта была рада этой паузе в разговоре.
  — Одну минутку, — сказала она сержанту и затем, взяв трубку, произнесла: — Алло?
  По голосу Эверетта Белдера было ясно, что он подвергся сильнейшему эмоциональному стрессу:
  — Слава богу, что я нашел вас! Куда я только вам не звонил! Я звонил вам еще раньше домой, но вы не ответили. Мне дала телефон ваша секретарша…
  — Прекрасно, — прервала его Берта, — выкладывайте все, что у вас есть.
  — Случилось нечто ужасное.
  — Я знаю.
  — Нет-нет. Это вдобавок ко всем моим несчастьям. В погребе нашли тело Салли. Она была…
  — Знаю. Полиция здесь.
  В голосе Белдера послышался испуг:
  — Я хотел предупредить вас до того, как они придут. Что вы им сказали?
  — Ничего.
  — Можете вы от них избавиться?
  — Не думаю. Если и смогу, то ненадолго. Ваша жена дома?
  — Нет. Ее не было всю ночь. Теща неистовствует, она и обнаружила тело. Она поклялась, что обыщет все комнаты в доме, сказав, что начнет с погреба. Я слышал, как она спустилась по ступенькам вниз, вскрикнула и потеряла сознание. Я бросился за ней, а там, распростертая на полу, лежала Салли…
  Сержант Селлерс добродушно прервал разговор:
  — Я даю вам кусок веревки, Берта. Не пытайтесь завязать причудливый узел, а то запутаетесь, и вас вздернет.
  — Кто у вас говорит, — спросил Белдер, — представитель закона?
  — Да, — с чувством произнесла Берта и замолчала.
  — Я сказал офицерам, что кто-то написал моей жене грязное письмо. Но показать его не могу, потому что оно у вас. Я не стал им объяснять, почему я вас нанял, а только обрисовал им картину.
  — Понятно.
  — Я думаю, что нужно показать офицерам первое письмо. Это может быть связано со смертью Салли и повлияет на ход дела. Но не нужно, чтобы полиция знала про второе письмо. Оно не должно повлиять на ход событий.
  — Почему?
  — Я не хочу, чтобы в это дело была втянута Долли Корниш и о ней пошла дурная слава. Из-за этого письма все выглядит весьма скверно.
  — Почему?
  — Неужели вы не можете понять? На подобные вещи существует много точек зрения. Полиция может повернуть все самым неблагоприятным образом для миссис Корниш. Мы должны защитить Долли.
  — Почему?
  — Черт возьми, можете вы сказать что-нибудь, кроме этого «почему»?
  — Только не сейчас.
  Белдер, видимо, решил, что разговор окончен.
  Берта, ожидая, что Фрэнк Селлерс прервет беседу, спросила:
  — Что с Салли? Как она умерла? Это был несчастный случай или она была убита?
  — Это мог быть и несчастный случай.
  — Выстрел? — сказала Берта, на всякий случай контролируя себя, если вдруг вмешается Селлерс.
  — Очевидно, Салли чистила картошку. Она спустилась в погреб, чтобы взять луковиц. Она несла сковороду с несколькими картофелинами. Еще в правой руке у нее был нож, большой разделочный нож. Видимо, она споткнулась и упала с верхних ступенек лестницы и, когда падала, нечаянно заколола себя ножом.
  Берта начала увлекаться телефонным разговором.
  — Было ли что-нибудь особенное?
  — Да, цвет тела.
  — Что с ним такое?
  — Полиция говорит, что похоже на отравление окисью углерода.
  — Говорите.
  — Они считают, что нож мог быть вонзен в тело уже после того, как она умерла.
  — Понятно.
  — Я бы хотел, чтобы вы попытались все это выяснить.
  — Каким образом?
  — Я хочу, чтобы вы рассказали полиции про это злосчастное письмо и почему моя жена исчезла. Сказали бы им, что это произошло потому, что она решила меня оставить, а не потому, что скрывалась из-за совершенного ею убийства.
  — Понятно.
  — Есть еще причина, из-за которой я так беспокоюсь о втором письме. Долли — яркая молодая женщина. Если она окажется втянутой в это дело, газетчики тут же примутся это обыгрывать. Ну, вы знаете, какого рода фотографии интересуют газетчиков.
  — Ноги? — спросила Берта.
  — Да. Я не хочу, чтобы за Долли закрепилась дурная слава.
  — Почему?
  — Проклятие! Моя жена приревновала к Салли, и та умерла. Зачем рекламировать еще одну потенциальную жертву? Говорю вам, избавьте Долли от этого.
  Встревоженная продолжительным молчанием сержанта Селлерса, Берта озабоченно оглянулась и увидела, что он, с торчащей изо рта сырой сигарой, взял ее сумочку, которая лежала на тумбочке, расстегнул ее и целиком поглощен чтением писем, которые дал ей Белдер.
  Берта, дрожа от бешенства, проговорила:
  — Почему, черт вас подери! Вы… вы…
  На другом конце провода отозвался Белдер:
  — Почему, миссис Кул? Я не сделал…
  Берта поспешно сказала в трубку:
  — Да не вы, я разговариваю с сыщиком.
  Сержант Селлерс даже не поднял глаз. Он был погружен в чтение.
  — Что он делает? — спросил Белдер.
  Берта устало произнесла:
  — Пока вы держали меня тут у телефона, сержант Селлерс открыл мою сумочку и прочитал оба письма.
  — О боже!
  — В следующий раз предоставьте мне действовать так, как я сочту нужным.
  Она не попрощалась и бросила трубку на рычаг с такой силой, что чуть не сломала аппарат.
  Сержант Селлерс сложил письма, положил их к себе в карман и застегнул сумочку. Он либо не нашел, либо посчитал неважной записку Имоджен Дирборн, которую Берта стащила у Белдера.
  — Какой дьявол вбил вам в голову мысль, что вы можете сделать это и беспрепятственно уйти? — загремела Берта, и ее лицо потемнело от гнева.
  Селлерс самодовольно произнес:
  — Потому что я знал, подружка, что вы не станете возражать.
  — Да как ты посмел! Как только у тебя хватило совести, своевольный, подлый…
  — Оставьте, Берта, — сказал он. — Это вам ничего не даст.
  Она стояла, сердито глядя на сержанта и не произнося ни слова.
  — Что вы беснуетесь? Вы не могли бы дольше держать меня в неведении. Белдер сказал, что письмо, о котором он мне говорил, у вас. В последний раз он видел, как вы клали его в сумочку. И вот я решил, что мне нужно на него взглянуть.
  — Тогда почему вы не спросили об этом меня?
  Селлерс ухмыльнулся:
  — Знаете, Берта, мне пришла в голову мысль, что Белдера надо задержать. Он очень подробно рассказал мне о первом письме и говорил о нем всякий раз, как я его об этом спрашивал. Вы знаете мужчин такого склада. Когда они начинают говорить действительно быстро и охотно, сразу же становится ясно, что вам пытаются не дать возможности расспросить о деталях. Поэтому я стал думать, а не было ли второго письма.
  — И вы знали, что Белдер собирается позвонить мне и попросить, чтобы я его уничтожила, — подхватила Берта, — и вам пришла гениальная мысль взять мою сумочку, как только зазвонит телефон… Я могла бы поднять крик и тем самым сделать вам массу неприятностей.
  — Могли, — мягко сказал Селлерс. — Но вы не собирались этого делать. Берта. Расскажите мне теперь о той девушке, которая бросилась на шею Белдеру.
  — Что именно?
  — Кто она?
  — Не знаю.
  Селлерс прищелкнул языком, что должно было означать крайнюю досаду и недоверие.
  — Вам бы следовало придумать в ответ что-нибудь получше.
  — С чего вы взяли, что я ее знаю?
  — Вы же прекрасно понимаете, что вы бы не позволили Белдеру просто помахать у вас перед носом письмом и выяснили бы об этой девчонке все.
  — О чем вы? У него никого не было.
  — Откуда вы узнали?
  — Мне так сказал Белдер.
  Селлерс вздохнул:
  — Хорошо, до поры до времени я могу это допустить.
  — А что там насчет матери миссис Белдер?
  — У нее полный упадок сил. Мать и сестра — всю ночь были на ногах. В перерывах они звонили в полицию, пытаясь выяснить, не попала ли миссис Белдер в автомобильную катастрофу. Наконец теще пришла в голову мысль, что Белдер мог стукнуть жену по голове и спрятать тело где-нибудь в доме, и она начала рыскать по всем углам, объявив, что осмотрит все от погреба до чердака. Она начала с погреба… Это было сегодня около восьми часов утра. То, что она увидела, ее потрясло. Сначала она подумала, что это тело Мейбл, потом оказалось, что это незнакомое ей лицо. Белдер опознал тело.
  — Миссис Голдринг не знала горничную?
  — Нет. Миссис Голдринг жила в Сан-Франциско. Она не приезжала с тех пор, как Мейбл наняла эту горничную.
  Селлерс чиркнул спичкой о подошву ботинка и сделал еще одну попытку зажечь свою сигару.
  — От этой проклятой сигары у меня переворачиваются кишки.
  — Вы еще не завтракали?
  — Я не в ресторане, где бы меня обслуживали и подавали кофе.
  — Отлично. Сварите его хорошенько, покрепче, и налейте мне чашку побольше.
  Берта Кул в возмущении бросилась в уборную, поспешно оделась, убрала постель. Потом она прошла на кухню, поставила на плиту большой кофейник и сказала, обращаясь к сержанту Селлерсу:
  — Вы будете настаивать на том, чтобы я предложила вам яйцо, да?
  — Совершенно верно, два.
  — Проклятие, я сказала «д-а».
  — Знаю. А я сказал «д-в-а».
  — И тост?
  — Конечно. И много-много бекона.
  Берта ничего не ответила, занятая приготовлением завтрака. Ее губы от негодования сжались в тонкую линию.
  Сержант Селлерс, в сдвинутой на затылок шляпе, появился в дверном проеме, выпуская нежно-голубые колечки сигарного дыма.
  — Первый бесенок выпрыгнул из коробочки, — сказал он. — Мы с вами заедем повидать Белдера и немножко побеседуем втроем.
  — Почему вы меня в это втягиваете? — спросила Берта.
  — Если Белдер начнет врать, вы ему скажете, что он не сможет отвертеться, так что в его интересах рассказать правду, — весело признался Селлерс.
  — Неужели я скажу ему это? — с сарказмом спросила Берта, стараясь удержать равновесие, держа в руке сковороду, которую она уже собиралась поставить на плиту, и сохраняя угол в сорок пять градусов.
  — Я полагаю, что мне следует пойти позвонить Белдеру и организовать совещание.
  Он вышел из кухни. Берта слышала, как в другой комнате он набирает номер телефона, разговаривает, затем он снова вернулся и стал в дверях.
  — Все в порядке. Он встретит нас в своем офисе, не хочет принимать дома. Говорит, что если мы там увидимся, то его свояченица обязательно влезет в разговор.
  Берта ничего не ответила.
  Селлерс без стеснения громко зевнул и ушел, чтобы сесть в удобное кресло в гостиной. Устроившись, он развернул утреннюю газету на спортивной странице и принялся читать.
  Берта Кул на маленьком столике в уютном уголке расставила посуду и разложила приборы.
  — Скажите мне одну вещь, которая касается детективов, — крикнула она Фрэнку Селлерсу.
  — Что?
  — Снимают ли они свои шляпы, когда завтракают?
  — Нет. Если они это сделают, то потеряют отличительную черту. Они снимают шляпу, когда принимают ванну.
  — Есть еще одно замечание относительно вашего завтрака, — сказала она. — Вы не можете пить кофе, держа во рту эту замызганную сигару.
  Сержант Селлерс не ответил. Он был увлечен чтением репортажа об игре в бокс, которую он видел прошлым вечером, и сейчас сверял изложенные в сообщении факты со своими собственными впечатлениями.
  — Идите завтракать, — сказала Берта Кул.
  Сержант Селлерс, зачесав при помощи карманной расчески густые волнистые волосы назад, вошел в кухню, подождал, пока сядет Берта Кул, и сам сел напротив нее.
  — Замечательно, Берта, наливайте себе кофе и выкладывайте ваши сведения. У вас было время собраться с мыслями.
  Берта Кул налила кофе, отхлебнула горячий ароматный напиток и сказала:
  — Все, что я знаю, — это то, что меня вычислили, когда я ехала на хвосте у миссис Белдер, а я ее потеряла. Она ехала к месту свидания с человеком, написавшим эти письма. Я пошла в офис к Белдеру, просмотрела пачку его личной корреспонденции, чтобы выяснить, могу ли я что-нибудь найти.
  — А что вы искали?
  — Профессиональную машинистку, у которой есть дома портативная пишущая машинка.
  — Я вас не понимаю.
  — Можно многое сказать о тексте, напечатанном на машинке, если его внимательно изучить. Даже сила удара и одинаковые промежутки показывают, что письма были напечатаны первоклассной машинисткой, которая получает хорошее жалованье и в ее офисе хорошее оборудование. Письмо было напечатано на портативной машинке, у которой плохое выравнивание. Это означает, что дома у нее есть личная портативная машинка… и я нашла ответ.
  — Какой ответ? — спросил Селлерс.
  — Имоджен Дирборн, маленькая сирена с грифельно-серыми глазами, которая сидит в офисе Эверетта Белдера и имеет такой вид, словно у нее нет других мыслей, кроме выполнения служебных обязанностей секретарши.
  Фрэнк Селлерс очистил яйцо и критически исследовал содержимое.
  — Ну а теперь что вы об этом думаете? — спросила Берта в ожидании похвал ее успехам в применении дедукции.
  — Немножко лучше, чем положено, — отозвался сержант Селлерс, — но, черт возьми, я могу его есть.
  Глава 8
  Кто что видел?
  Сержант Селлерс толкнул дверь, на которой была табличка, извещающая о том, что они попали как раз туда, куда и стремились, и отошел в сторону, пропуская вперед Берту Кул.
  — При случае не говорите, что мы невежливы, — проговорил он.
  — Вы меня убиваете, — сказала она, входя в офис.
  Имоджен Дирборн подняла глаза от пишущей машинки. Берта увидела, что она плачет. Девушка поспешно вытерла глаза и сказала:
  — Проходите. Он вас ждет.
  Селлерс, подняв брови, вопросительно взглянул на Берту и по едва заметному ее кивку составил свое мнение о девушке за пишущей машинкой.
  Казалось, что Имоджен догадалась, что он испытующе на нее смотрит. Ее спина выпрямилась, но она не подняла глаз. Пальцы продолжали порхать над клавиатурой, выбивая мелодию стаккато.
  Дверь кабинета отворилась.
  — Я так и подумал, что вы пришли. Доброе утро. Доброе утро! Проходите сюда, пожалуйста, — сказал Эверетт Белдер.
  Они прошли в его кабинет.
  Сержант Селлерс сел на стул, извлек из жилетного кармана сигару, отломил конец и потянулся за спичками. Берта Кул села с мрачным видом палача, которого позвали к приговоренному.
  Эверетт Белдер нервно опустился в большое кресло за письменным столом.
  Селлерс взял сигару, чиркнул спичкой, бросил ее в маленький камин, где горели какие-то бумаги, посмотрел на Белдера и произнес:
  — Ну?
  — Думаю, что миссис Кул все вам уже рассказала.
  Селлерс ухмыльнулся сквозь дым сигары:
  — Я не думаю, что она рассказала мне все, но рассказала больше, чем вам хотелось бы.
  — Боюсь, что я не понимаю, — проговорил Белдер, стараясь держаться с достоинством.
  — Что вы скажете по поводу второго письма? — спросил Селлерс.
  Белдер нервно произнес:
  — Я собирался рассказать вам об этом позже, сержант. Я хотел все обдумать.
  — Теперь вы уже все обдумали?
  Белдер кивнул.
  — И что же вам хотелось обдумать?
  — В том смысле, который вы в это вкладываете, — ничего.
  — Может быть, вам нужно еще время на обдумывание?
  Белдер откашлялся:
  — Одна молодая женщина, Долли Корниш, один раз меня навестила. Я знал ее раньше. Мы были рады друг друга видеть. Мы долго не встречались. Она нашла меня, когда приехала в город, — взяв адрес из телефонной книги. Она не имела никакого понятия, что я еще женат.
  — Что значит «еще»?
  — Я был с ней некоторое время и потом… затем я женился.
  — Ей это не понравилось?
  — Она сама скоро вышла замуж, через неделю или две.
  — Но ей не понравилось то, что вы женились?
  — Не знаю. Я ее не спрашивал.
  Селлерс вынул сигару изо рта и впился взглядом в глаза Белдера.
  — Отвечайте на вопросы и перестаньте ходить вокруг да около.
  — Нет. Ей это не понравилось.
  — Вы видели ее с тех пор?
  — Нет, пока она не пришла сюда.
  — Почему она пришла?
  — Она ушла от своего мужа. Она… она хотела меня видеть.
  — Прекрасно. И вы попытались вызвать у нее романтические чувства?
  — Я был рад ее видеть.
  — Вы ее поцеловали?
  — Да.
  — Один раз?
  — Наверное. Но больше ничего, только поцеловал и… тьфу ты, я был рад ее видеть. Точно так же, как вы были бы рады старому другу, с которым долго не встречались.
  — Вы назначили ей свидание?
  — Нет.
  — Сказали, что вы еще женаты?
  — Да.
  — Она оставила вам свой адрес?
  — Да.
  — Какой?
  — Локлир-Эпартментс.
  — Вы там были?
  — Нет.
  — Звонили ей?
  — Нет.
  — Она просила вас об этом?
  — Она сказала мне, где она остановилась.
  — Где она сидела, когда была здесь?
  — На том стуле, на котором сидит миссис Кул.
  — Он стоит в дальнем конце кабинета, — заметил Селлерс. — Взгляните-ка, Берта, и скажите мне, какие окна на той стороне улицы вам видны.
  — Какое это может иметь отношение к делу? — спросил Белдер.
  Селлерс терпеливо объяснил:
  — Тот, кто написал второе письмо, должен был видеть, что происходило в кабинете, когда пришла Долли Корниш. Я заметил, что на противоположной стороне улицы находятся учреждения. Днем света вполне достаточно для того, чтобы человек, находящийся в офисе на другой стороне, мог видеть, что происходит здесь.
  На мгновение Белдер нахмурился, потом его лицо просветлело:
  — Ей-богу, это идея! Вы думаете, что человек следил за мной из окна здания на противоположной стороне?
  — Зачем вы носитесь с этой забавой? Ответ в вашем офисе.
  Селлерс хмуро взглянул на Берту, чтобы она помолчала, и внезапно изменил объект атаки.
  — А как насчет информации, содержащейся в письме? Кто, как вы думаете, мог знать, что Долли Корниш была здесь в понедельник?
  — Ни один человек.
  — А ваша секретарша?
  — Она ничего не знает о ней, думая, что Долли — моя знакомая по работе.
  — Сколько Долли была здесь?
  — Где-то до середины дня.
  Сержант Селлерс протянул руку к телефону.
  — Позовите сюда вашу секретаршу.
  Белдер поднял трубку и сказал:
  — Не будете ли вы так любезны зайти ко мне на минутку?
  Спустя секунду, когда Имоджен Дирборн открыла дверь и вошла, Селлерс спросил:
  — В этот понедельник… во сколько пришла Долли Корниш?
  — Одну минутку. Я посмотрю в книге.
  — У нее была назначена встреча?
  — Нет.
  — Прекрасно, загляните в вашу книгу.
  Имоджен подошла к столу, уверенно взяла тетрадь, открыла ее, провела пальцем вниз по странице.
  — Миссис Корниш пришла в два часа двадцать минут. Она оставалась до трех пятнадцати.
  — Она вам незнакома?
  — Нет, я ее раньше не видела.
  — Вы знаете, чем она занимается?
  — Нет. Мистер Белдер попросил, чтобы я не делала записей.
  Селлерс откинул голову, закрыл глаза.
  — Как она выглядела?
  — Блондинка, с хорошей фигурой, красивая, молодая, но из рода интриганок и явных эгоисток. Если она чего-нибудь захочет, то добьется.
  — Вряд ли я смогу сказать, что ваша оценка справедлива, мисс Дирборн. Вы… — сказал Белдер.
  — Я с этим разберусь, — перебил Селлерс. Его голова была откинута, а глаза закрыты. — Она сказала вам, что хочет видеть мистера Белдера, не так ли?
  — Да, так.
  — Вы спросили у нее, назначена ли ей встреча?
  — Да.
  — Что она сказала?
  — Что мистер Белдер примет ее, как только я скажу ему, что она здесь.
  — Белдер не был занят, — сказал Селлерс. — Назначение встречи — это только отметка… это способ произвести впечатление на посетителей?
  — Да.
  — Итак, вы пошли к нему и сказали, что пришла миссис Корниш?
  — Она попросила меня представить ее как Долли Корниш. Просто Долли Корниш.
  — Что сделал Белдер?
  — Он сказал, чтобы я ее пригласила, это его друг.
  — На лице у него были какие-нибудь эмоции?
  — Я не заметила.
  — Что произошло, когда они увидели друг друга?
  — Меня там не было.
  — Белдер не подошел к двери?
  — Когда я открыла перед ней дверь, он выходил из-за стола. Я слышала, как он произнес ее имя, так, словно ему нравится его звучание.
  — А потом?
  — Я закрыла дверь.
  — Вы видели, как он целовал ее?
  Щеки Имоджен вспыхнули.
  — Нет.
  — Вы видели ее еще раз?
  — В три пятнадцать, когда она выходила.
  — Кто-нибудь знает, что она была здесь?
  — Нет, насколько мне известно.
  — Когда она вошла, в приемной никого не было?
  — Нет.
  — Кто-нибудь пошел за ней, когда она уходила?
  — Я не могу сказать с полной уверенностью, но, скорее всего, нет. В офисе никого не было.
  Берта прервала ее:
  — Что толку в пустой болтовне? Это была встреча, которую ждали.
  Селлерс предупреждающе нахмурил брови:
  — Я в этом не уверен, Берта.
  — Зато я уверена, — отрезала она.
  Селлерс посмотрел в окно на стоящие напротив здания.
  — Видите ли, Берта, есть несколько веских свидетельств в пользу теории об окнах офиса.
  Берта повернулась к Имоджен Дирборн, открыла сумочку, достала напечатанную на машинке записку, которую она отколола от корреспонденции Эверетта Белдера.
  — Кто это печатал? — строго спросила она, резким движением протягивая бумагу в сторону Имоджен Дирборн.
  — Думаю, что я. Это была записка, которую я прикрепила к бумагам мистера Белдера…
  Берта Кул сказала, обращаясь к сержанту Селлерсу:
  — Давайте-ка взглянем на те два письма.
  Селлерс молча протянул их Берте.
  Она разложила письма на столе.
  — Поглядите-ка сюда, моя милая. Все это напечатано на одной и той же пишущей машинке, правда?
  — Я знаю. Что вы хотите?
  Берта хладнокровно сказала:
  — Я пытаюсь вывести вас на чистую воду, маленькая прохвостка. Вы влюблены в вашего начальника. Вы думали, что он женился бы на вас, если бы на пути не стояла его жена. Вы написали эти письма миссис Белдер. Вы знали, что ваш начальник заигрывал с горничной. Когда пришла Долли Корниш, вы подслушивали у двери, подглядывали в замочную скважину. Вы полагали, что избавитесь и от жены, и от двух соперниц сразу. Вы написали эти письма миссис Белдер, а потом прикинулись, что вы ни при чем. Самодовольная, лживая, проклятая лицемерка.
  Имоджен Дирборн плакала.
  — Я ничего не делала, — отчаянно отрицала она. — Я не знаю, о чем вы говорите.
  Берта безжалостно продолжала:
  — О, конечно, вы не понимаете. Теперь я докажу, что письма были напечатаны квалифицированной машинисткой на портативной машинке «Ремингтон» — одной из первых моделей с прекрасной, ровной печатью. У вас дома есть портативная машинка. Вы печатали на ней эти письма. И эта записка печаталась не на машинке, которая находится в офисе. Я схитрила, чтобы вы дали мне образец шрифта своей машинки. Вы подтвердили, что у вас дома есть портативная машинка. А сейчас вам было бы лучше не увиливать, а рассказать нам…
  — Боже мой! — воскликнул Белдер, когда поглядел на лежащую перед ним записку.
  Берта Кул с холодной самоуверенной улыбкой обернулась в его сторону:
  — От этого удара вас даже подбросило, не так ли? Обнаружить, что в вашем офисе есть маленькая прохвостка, которая…
  — Это неверно, — перебил ее Белдер, — то, что вы говорили по поводу «Ремингтона».
  — А что же? — спросила Берта.
  — Это машинка моей жены.
  Дверь в приемную открылась. Карлотта Голдринг, обведя всех присутствующих взглядом больших синих глаз, проговорила:
  — В приемной никого не было, поэтому я вошла. Надеюсь, я не…
  Никто не обратил на нее внимания. Берта указала пальцем на Имоджен:
  — Посмотрите на нее. Можно сказать, что я перевернула все вверх дном. Такая прохвостка умудрилась напечатать письма на машинке вашей жены и в вашем же доме, но, как бы то ни было, она написала эти письма! Она…
  — Это ложь! — крикнула Имоджен. — У меня дома не «Ремингтон», а «Корона»!
  Карлотта, широко раскрыв глаза, прошла в угол комнаты, остановилась у камина и встала к нему спиной, с безмолвным изумлением наблюдая за этой сценой.
  — Попробуйте отрицать, что вы влюблены в вашего начальника, — сыпала обвинения Берта. — Будто вы не думали, что если сможете отделаться от его жены, то вам легче будет проворачивать свои дела, что вы не писали эти письма…
  — Подождите минутку, — прервал ее Белдер. — Она не могла этого сделать, миссис Кул. Она напечатала эту записку, когда машинка моей жены находилась в офисе — я забирал ее домой после ремонта. Имоджен попробовала, как она работает. Сейчас я все вспомнил.
  — В таком случае она напечатала оба письма в тот день, — не унималась Берта.
  — Она не могла. Это было до того, как на сцене появилась Долли.
  — Кто еще имел доступ к машинке? — спросил Селлерс у Белдера.
  — Никто, я полагаю. Родные моей жены…
  Глаза Селлерса сузились, и взгляд стал более твердым.
  — И, конечно же, горничная.
  — Салли?
  — Да. О ком еще я могу говорить?
  — Да, но для чего Салли понадобилось писать письмо, чтобы жена подумала, будто у нас с ней роман? Это же сумасшествие.
  — Но Салли могла иметь доступ к машинке, — настаивал Селлерс.
  — Да, могла.
  Имоджен Дирборн упала на стул, прижав к глазам носовой платок. Как только в разговоре наступало затишье, звуки ее всхлипываний наполняли комнату.
  Селлерс обратился к Берте Кул:
  — Может быть, вы и правы. А может быть, и нет. Что-то во всем этом не стыкуется… Белдер, встаньте и перестаньте суетиться. Поставьте стул точно на то самое место, где он был, когда на нем сидела Долли Корниш… прекрасно, он стоял так. Хорошо, теперь позвольте мне на него сесть. Я посмотрю, что отсюда видно.
  Сержант Селлерс наклонился на стуле назад, а потом вперед, расширяя, насколько возможно, поле зрения.
  — Имоджен, прекратите свой несчастный рев, возьмите карандаш и запишите: «Доктор Колбурн, хирург… Доктор Элвуд З. Чемплин, дантист…» Дантист выглядит более обещающе. Сначала попытаем счастья у него. Кресла в зубоврачебных кабинетах всегда повернуты к окну. Увидеть сидящего пациента проще простого. Запишите номер телефона, Имоджен… Ну давайте, перестаньте ныть!
  Казалось, она его не слышала. Она сидела на стуле, время от времени всхлипывая.
  Селлерс поднялся, подошел к ней, положил руку ей на плечо и сказал:
  — Перестаньте. Рыдать будете после работы. Я расследую убийство. Найдите мне номера телефонов.
  Имоджен подняла на него глаза, внезапно встала, подошла к столу Белдера, взяла телефонный справочник и принялась его просматривать, время от времени прикладывая к глазам платок.
  Белдер протянул ей карандаш и блокнот. Он некстати прикоснулся к ее руке.
  — Мисс Дирборн, — сказал он, — не надо на это так реагировать.
  Она отдернула руку, написала номера телефонов, вырвала из блокнота лист и протянула его сержанту.
  Селлерс взял телефон, покрутил диск и сказал:
  — Это сержант Селлерс из управления полиции. Я хочу поговорить с доктором Элвудом Чемплином, лично… Соедините меня с ним… Скажите ему, что это важно…
  Пока Селлерс ждал, он взял сигару, которую оставил на столе, снова зажег ее и под агрессивным углом вставил в рот. Внезапно он переместил ее и сказал в телефонную трубку:
  — Добрый день, это доктор Чемплин?.. Совершенно верно. Сержант Селлерс из управления полиции. Будьте добры, загляните в ваш регистрационный журнал и скажите, кто был у вас в кабинете в минувший понедельник между двумя часами и тремя пятнадцатью… Нет, только имена пациентов… Как имя этого мужчины? Харвуд. Прекрасно, я понял. Кто следующий? — Легкая гримаса отразилась на лице сержанта. — Мисс или миссис? — спросил он. — Понятно. Хорошо, большое спасибо, доктор, я свяжусь с вами позднее. Да, это все, что я хотел узнать.
  Селлерс повесил трубку и загадочно поглядел на Берту Кул.
  — Второй пациент, — сказал он, — который был в кабинете доктора Чемплина с двух пятнадцати до двух сорока пяти — мисс Салли Брентнер.
  Глава 9
  Берта отправляется на рыбалку
  Когда Берта вошла в офис, Элси Бранд оторвалась от машинки.
  — Могу поспорить, что вы полностью забыли о свидании с Джорджем К. Нанли в десять тридцать, — сказала она.
  — Как это ни странно, забыла, — призналась Берта. — Он был здесь?
  — Он не только был здесь, но мерил шагами пол и кусал губы. Он был раздражен и очень нервничал.
  Берта Кул устало опустилась на стул и сказала:
  — Вот что получается, когда начинаешь брататься с полицейскими. Этот проклятый сыщик ввалился ко мне сегодня утром еще до того, как я успела позавтракать, заставил меня накормить его, а потом протаскал с собой, словно я какой-нибудь чиновник-ассистент… К черту всякие дознания, когда я не могу заняться собственными делами. Это тоже важно — все-таки есть шанс отмыть немного денег… Он был очень раздражен, когда уходил?
  — Не знаю. Он был обеспокоен, дважды звонил по телефону.
  — Ты не выяснила, по какому номеру он звонил?
  — Нет. Я связала его с внешней линией, а потом он сам набирал.
  — Он оставил какое-нибудь сообщение?
  — Он хотел, чтобы вы позвонили ему в офис, как только придете.
  Берта ухмыльнулась:
  — Да, потухший вулкан внезапно проснулся. Как ты считаешь?
  — Лично я думаю, что он чуть с ума не сошел, — сказала Элси. — Какой сыщик вас навестил, сержант Селлерс?
  — У-гу.
  — Думаю, что он довольно мил.
  — Он неотразим, если тебе нравятся полицейские сыщики, — усталым тоном произнесла Берта. — А я их не люблю. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Они сильно заблуждаются относительно своего величия. Это же надо, как он ввалился ко мне и принялся распоряжаться! Да ну его к черту.
  — Из-за чего все произошло? — спросила Элси.
  — Похоже, что миссис Белдер совершила убийство.
  Глаза Элси Бранд расширились от изумления.
  Берта продолжала:
  — Это мог быть, конечно, и несчастный случай, но полиция и я так не думаем.
  — Кто же жертва?
  — Салли Брентнер, их горничная.
  — А мотивы?
  — Ревность.
  — К мужу?
  — Согласно письму ее муж заигрывал с Салли, и та оставалась у них, чтобы быть с ним рядом. И сам черт здесь ногу сломит, но получается, что это письмо написала сама Салли.
  — Для чего?
  — Вероятно, ей хотелось вызвать лавину. Она была влюблена в Белдера, а он привязался к ней, но не бросал жену. Он не мог этого сделать. У жены были все его деньги. Во всяком случае, это гипотеза, с которой все носятся.
  — Что говорит миссис Белдер?
  — Миссис Белдер остается за рамками этой картины. Она ускользнула и могла совершить преступление раньше, чем я стала ее преследовать. Может быть, в то время, когда муж звонил в офис. Белдер — довольно сложная личность. Женщины, по-видимому, просто сходят по нему с ума. Ситуация осложнилась из-за давней любовницы, которая в понедельник явилась к нему в офис и упала в его объятия, как только секретарша закрыла дверь. В это время Салли Брентнер сидела в кресле у дантиста, кабинет которого находится напротив офиса. Из кресла она могла видеть, что творится у Белдера.
  — Миссис Белдер не нервничала, когда вы ее преследовали? — поинтересовалась Элси.
  — Нет. Она вела себя совсем не так, как женщина, только что совершившая преступление… Подожди минуту! Она могла совершить его сразу после того, как скрылась от меня… Так вот оно что! Господи, почему я не подумала об этом раньше?
  В голосе Берты послышалось нарастающее возбуждение.
  — О чем? — спросила Элси.
  — Я преследовала ее. Она вышла из дома, небрежно держа на руках своего любимца — кота, села в автомобиль и поехала к месту свидания, назначенного по телефону. Кроме маленького ридикюля, у нее с собой ничего не было. Потом она проехала на красный свет и ускользнула от меня. Вернулась домой, убила Салли, собрала кое-какие вещи и исчезла… Постой, — продолжала Берта, и глаза ее при этом лихорадочно заблестели, — я могу назвать точный момент, когда ей в голову пришла мысль об убийстве. Это было как раз на перекрестке. Только что она могла увидеть, что заставило ее сломя голову броситься домой и убить горничную?
  — Вы думаете, что-то произошло?
  — Я уверена. Направляясь к месту свидания, она вела машину медленно, словно была поглощена собственными мыслями. И потом вдруг она отупела и проехала на красный сигнал светофора, сделала поворот налево, а затем еще раз повернула налево и вернулась на бульвар. Я рассчитывала, что она повернет направо, и потеряла ее из виду.
  — И что вы теперь собираетесь предпринять? Примете сторону мистера Белдера и станете доказывать, что она невиновна? Или, может быть, он ее действительно поддерживает?
  — Поддерживает ли он ее! — воскликнула Берта. — Он будет поддерживать. Без нее он не сможет даже оплатить проезд в автобусе. Он хочет, чтобы она вернулась и чтобы все как-нибудь утряслось.
  — В таком случае вы собираетесь доказать, что она невиновна?
  — Я, — громко сказала Берта Кул, — собираюсь на рыбалку.
  — Я вас не поняла.
  — Когда здесь был Дональд Лэм, самая большая неприятность заключалась в том, что он никогда не знал, где можно отпустить вожжи. Для него не было ничего невозможного. Не имеет значения, сколько карт было выставлено против него, он все равно продолжал игру.
  — И всегда выходил из нее блестяще, — вдохновенно заметила Элси.
  — Знаю, — согласилась Берта. — Он всегда как-то умел выбираться благодаря своей цепкой хватке, но мне это не по зубам.
  — Вы собираетесь оставить дело?
  — Собраться оставить дело — это еще ничего не значит, — заметила Берта. — Только в чем же заключается дело, которое можно оставить? Белдер хотел, чтобы я организовала компромисс и уладила судебное дело в двадцать тысяч долларов за две с половиной тысячи. Я это сделала. Каков результат? Белдер не может располагать деньгами до тех пор, пока не получит их от своей жены. Он не может найти жену, потому что она ускользнула после того, как…
  — После чего? — спросила Элси, когда Берта внезапно умолкла на середине фразы.
  — Мне только что пришла в голову мысль, что она могла ускользнуть после того, как убила Салли, и после того, как нашла в погребе ее тело… Ну, как бы то ни было, она исчезла. Белдер не может получить деньги, чтобы уладить дело, пока не найдет жену.
  — А вам не кажется, что он хочет, чтобы вы попытались найти ее?
  — Возможно. Но какие шансы? Этими поисками собирается заняться полиция, а уж она будет все держать в руках куда крепче и действовать сразу во многих местах, чего не смогу я. Нет, я отправляюсь на рыбалку. С Дональдом было одно несчастье — он не знал, в какой момент нужно выйти из дела. А я знаю. Я собираюсь выйти из игры прежде, чем меня поймают, возьмут за шкирку и ввергнут в еще большие неприятности.
  Берта неопределенно махнула рукой в сторону кабинета.
  — Пришла какая-нибудь почта?
  — Полдюжины писем.
  — Важных?
  — Не слишком.
  — Что сказать, если вернется мистер Нанли?
  — Скажи ему, что меня вызвали из города по делам. Скажи то же самое Белдеру, сержанту Селлерсу и всей компании. Пока все это не уладится, я останусь в стороне. Потом, может быть, появится возможность подобрать немного денег. Между тем я бы еще дальше всунула шею в петлю, если бы стала что-то предпринимать… Если ты хоть раз серьезно влип в дело, то тебе уже не выбраться, тогда тебе придется проехать весь путь до конца. К черту все это. Я легко отношусь к жизни. Больше ничего не должно примешиваться к нашим неприятностям.
  — Где я могу отыскать вас, если произойдет что-нибудь важное?
  — В «Бальбоа».
  — Полагаю, сержант Селлерс захочет, чтобы вы были свидетельницей.
  Лицо Берты приняло суровое выражение.
  — Скажи сержанту Селлерсу, чтобы он шел… Ладно, скажи ему, что меня нет в городе.
  — Он может подумать, что вы поехали на встречу с миссис Белдер.
  Берта ухмыльнулась:
  — Пусть думает. Может быть, он попытается пуститься вдогонку. Надеюсь, что, пока он будет бежать, он задохнется.
  Берта окинула офис беглым взглядом и направилась к двери.
  Когда она уже взялась за ручку, зазвонил телефон.
  Элси сняла трубку, потом накрыла рукой аппарат и, вопросительно подняв брови, взглянула на Берту.
  Берга сказала:
  — Если тебя будет мучить совесть, то скажи ему, что меня нет. В таком случае тебе не придется лгать.
  Она распахнула дверь и вышла в коридор.
  Глава 10
  Прохвостка возвращается
  Берта Кул быстрым шагом ворвалась в офис, держа под мышкой свернутую газету.
  — Я пыталась дозвониться до вас, но не могла вас застать. Вы уже уехали из отеля, — сказала Элси Бранд.
  — Я встала с рассветом, чтобы не пропустить отлив, — объяснила Берта.
  — Вам повезло?
  — Во всяком случае, рыбы не кусались.
  — Здесь два раза был какой-то мужчина, — сказала Элси, заглядывая в свою регистрационную книгу. — Он не оставил своего имени. Сказал, что ему нужно вас видеть по очень важному делу.
  — Как он выглядел, есть у него, по твоему мнению, деньги? — поинтересовалась Берта.
  — Похоже, что он простой служащий, живущий на жалованье. Он обещал вернуться. Говорил, что должен видеть вас лично.
  — Я с ним поговорю, — сказала Берта. — Сейчас я приму кого угодно. Какого черта? Если Дональд кутит в Европе, то я должна тянуть лямку за двоих и сколачивать ему дармовые денежки? Ну уж нет! Я подумала, что на некоторое время займусь только легкими делами. Это все — чушь. Я буду выполнять свою часть работы…
  Дверь открылась.
  Элси Бранд, быстро подняв глаза, тихо сказала:
  — Пришел тот мужчина.
  Берта изобразила на лице самую лучшую улыбку, с которой она принимала клиентов, и стремительно прошла через приемную, излучая уверенность в своей компетенции.
  — Доброе утро! Чем могу служить? — спросила она.
  — Вы Берта Кул, один из партнеров фирмы «Кул и Лэм»?
  — Совершенно верно, — улыбаясь, сказала Берта. — Только скажите мне, чем я могу вам помочь. Многие агентства занимаются строго определенными делами. Мы занимаемся всем… что связано с деньгами. — Она снова улыбнулась.
  Мужчина полез во внутренний карман.
  — Очень хорошо, миссис Кул, — сказал он. — Возьмите, пожалуйста.
  Он сунул Берте в руку какие-то бумаги. Она взяла их, посмотрела на надпись на обратной стороне:
  — Что это?
  Ответ последовал со скоростью пулеметной очереди:
  — Иск, представленный в высший суд округа Лос-Анджелес, от истца Имоджен Дирборн против ответчика Берты Кул. Здесь копии иска в адрес Берты Кул как частного лица и как партнера фирмы, оригинал вызова, обращающий внимание на печать суда и…
  Берта отдернула руку, держащую бумаги, и собиралась их порвать на глазах у посыльного.
  — Не делайте этого, — предупредил мужчина, не делая паузы при переходе от описания бумаг к советам. — Это вам ничего не даст. Если вы раздражены, скажите об этом своему адвокату, а не сваливайте вину на меня. Это все. Благодарю вас. Всего хорошего.
  Он повернулся и вышел, прежде чем Берта успела что-нибудь сказать вдогонку.
  Элси первая оправилась от шока.
  — Что все это может означать? — спросила она.
  Берта зубами порвала веревку, которой были перевязаны бумаги, развернула хрустящие официальные документы и начала читать вслух:
  «В ВЫСШИЙ СУД ШТАТА КАЛИФОРНИЯ
  ОКРУГА ЛОС-АНДЖЕЛЕС
  Истец
  ИМОДЖЕН ДИРБОРН,
  против ответчиков
  БЕРТЫ КУЛ как частного лица и как партнера, ведущего дела фирмы «Кул и Лэм»; ДОНАЛЬДА ЛЭМА как частного лица и как партнера, ведущего дела фирмы «Кул и Лэм».
  
  Истец обвиняет ответчиков в следующем:
  
  1. Восьмого апреля 19… года в пределах города Лос-Анджелес, округа Лос-Анджелес, штат Калифорния, ответчики преднамеренно и умышленно сделали ложное и клеветническое утверждение, касающееся вышеупомянутой истицы и ее репутации, честности, чести, и вышеупомянутое утверждение было сформулировано с целью нанесения ущерба репутации истицы.
  
  2. В вышеозначенное время и в вышеозначенном месте вышеупомянутые ответчики заявили перед неким Эвереттом Дж. Белдером, который являлся работодателем истицы, что та прохвостка и влюблена в своего работодателя, что с целью заставить вышеупомянутого работодателя стать чувствительным к ее привязанности и с целью повышения по службе вышеупомянутая истица предварительно написала анонимные письма жене вышеупомянутого работодателя, обвиняя его в неверности по отношению к жене и надеясь посредством этого вызвать разрыв супружеских отношений с тем, чтобы вышеупомянутый работодатель оказался свободным и смог жениться на истице; результатом вышеупомянутых писем явилась смерть некоей Салли Брентнер, нанятой в качестве горничной в дом Белдера, явившаяся либо несчастным случаем, либо самоубийством, и в любом случае вызванная и спланированная вышеупомянутой истицей как результат действия вышеупомянутых писем и явившаяся их естественным и логическим результатом.
  
  3. Вышеупомянутые заявления, и каждое из них в отдельности, были ложными и неверными и произнесены ответчиками с сознанием их ложности и (или) с безрассудством, которое является полным пренебрежением правдой.
  
  4. Вышеупомянутые утверждения, и каждое из них в отдельности, были сделаны в присутствии истицы, ее работодателя и других свидетелей, в результате чего истица получила нервный шок и испытала смущение, раздражение и унижение; в результате вышеупомянутых заявлений, и каждого из них в отдельности, восьмого апреля 19… года вышеупомянутый работодатель уволил истицу с работы.
  
  5. Все вышеупомянутые утверждения не только оказались ложными, но их ложность была известна вышеупомянутым ответчикам в то время, когда данные утверждения были сделаны, и каждое из вышеупомянутых утверждений произносилось с преступными намерениями по отношению к истице, с опрометчивым пренебрежением к правде и с обдуманным намерением опорочить репутацию истицы.
  
  ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ истица обращается к суду против вышеупомянутых ответчиков с просьбой взыскать с них сумму в размере пятидесяти тысяч долларов в качестве компенсации за причиненный ущерб и дополнительно пятьдесят тысяч долларов в качестве карательных вычетов, что составляет сто тысяч долларов, при этом истица обращается к суду с просьбой включить в эту сумму ее судебные издержки.
  Жизненные силы, которые так недавно вдохнул в Берту морской бриз, оставили ее. Колени подогнулись, и она опустилась на стул.
  — Без ножа зарезала! — воскликнула она.
  — Но как она может вас преследовать? — негодующе вскричала Элси. — Боже мой! Вы же не арестовали ее и ничего не сделали.
  — Она сумасшедшая! Все выяснилось прямо в кабинете Белдера, перед нашим уходом. Эти письма к миссис Белдер писала Салли Брентнер бог знает зачем. Даже в голову не могло прийти ее заподозрить. Никто и никогда не узнает, почему она это сделала.
  — Вы перед ней извинились?
  — Я не причинила ей никакого вреда, разве что она проронила несколько фальшивых слезинок.
  — Но в иске сказано, что Белдер ее уволил, — заметила Элси. — Для чего ему понадобилось ее увольнять, если все выяснилось?
  — Не знаю. Но он мог это сделать и по какой-то другой причине. Они поругались перед тем, как мы с Селлерсом пришли к нему в офис.
  — Откуда вы знаете?
  — Я видела, как она плакала. А не кажется ли тебе, что этот ловелас воспользовался моими словами, чтобы избавиться от этой девчонки?
  — Вполне возможно.
  — Хорошо. Сейчас я это выясню, — заявила Берта.
  — А как она может через суд преследовать нашу компанию? — спросила Элси. — Ведь Дональд не имеет к этому никакого отношения.
  — Скажут, что я действовала не только от своего имени, но и от имени компании. Я могу задержать ход этого дела, поскольку Дональд в Европе… Нет. Будь я проклята, если я сделаю это. Я появлюсь сама, от имени компании. Дональду незачем беспокоиться. Все закончится до того, как он успеет что-нибудь узнать. — Берта взглянула на часы. — Мне надо повидать Эверетта Белдера и дать ему пищу для размышлений. Я выясню, что за всем этим скрывается. Он не может использовать меня и умыть руки. Вот что выходит, когда хочешь вести тихую жизнь. Я берусь за дело, которое считаю легким, пытаюсь избавиться от него, когда оно становится трудным, и тут мне предъявляют судебный иск на сто тысяч долларов за ущерб.
  — А вы, — спросила Элси, когда Берта направилась к дверям, — назвали ее прохвосткой?
  Берта распахнула дверь, повернулась и сказала:
  — Ты чертовски права, я назвала ее прохвосткой. — И негодующе застучала каблуками, удаляясь по коридору. Ей удалось поймать такси прямо у выхода.
  — Рокэвей-Билдинг, — сказала она, запихнув себя в машину, — и поторапливайтесь.
  В офисе Эверетта Дж. Белдера Берта нашла новую секретаршу: высокую худую женщину, которой было за сорок, с худым лицом, нескладной фигурой, острым выступающим подбородком, длинным с горбинкой носом и чопорными манерами.
  — Доброе утро. Мистер Белдер у себя?
  — Простите, кто его спрашивает? — Слова произносились с особенной интонацией, и простой вопрос становился длинным и чересчур официальным.
  — Берта Кул.
  — У вас есть визитная карточка, мисс Кул?
  — Миссис Кул, — сказала Берта, повышая голос. — Мне нужно видеть его по делу. Я не назначала время встречи, потому что была здесь прежде. Поупражняйтесь в ораторском искусстве на ком-нибудь другом. А я войду.
  Берта прошла через приемную, проигнорировав попытку новой секретарши задержать ее.
  Она распахнула дверь.
  Эверетт Белдер сидел, откинувшись на спинку стула, положив ноги на стол, и держал перед лицом раскрытую газету.
  — Прекрасно, мисс Хоррисон, — сказал он. — Положите письма на стол. Я подпишу их позже.
  Он перевернул газетный лист.
  Берта Кул захлопнула дверь с такой яростью, что картины на стенах затряслись.
  Эверетт Белдер удивленно опустил газету.
  — Боже мой! Это миссис Кул! Почему вы не передали через мисс Хоррисон, что пришли?
  — Потому что я спешу, а она слишком медленно говорит. Уберите газету и расскажите-ка, что за муха вас укусила, когда вы увольняли Имоджен Дирборн?
  Белдер медленно сложил газету и хмуро взглянул на Берту.
  — Я полагаю, что имею право отказывать в работе моим служащим, когда сочту нужным, миссис Кул.
  Берта сердито бросила:
  — Меня не интересует, когда вы уволили ее и как вы это сделали. Но она предъявила мне иск на сто тысяч долларов, утверждая, что я опорочила ее репутацию и из-за этого она лишилась работы.
  Белдер наклонился вперед и с глухим стуком опустил на пол ноги.
  — Что она сделала, миссис Кул?
  — Предъявила мне иск на сотню тысяч долларов.
  — Я не могу в это поверить.
  — Это как хотите. Бумаги были переданы мне сегодня утром.
  — Что она пишет?
  — Что я назвала ее прохвосткой, заявила, что она влюблена в вас и потому послала эти письма. Она утверждает, что вы уволили ее именно поэтому.
  — Проклятая маленькая лгунья! Она знает куда больше.
  Берта поудобнее уселась на стуле. В первый раз напряженные морщинки вокруг глаз разгладились.
  — Вот из-за чего, — сказала она, — я здесь. Почему вы ее уволили?
  — В этом нет ничего личного, — сказал Белдер. — Хотя что-то и есть.
  Берта сердито сказала:
  — Перестаньте ходить вокруг да около. Почему вы ее уволили?
  — Одна из причин заключается в том, что она была слишком красива. Она не только красива, но и уверена в своей красоте и поэтому вела себя провокационно.
  — Ну и что же из этого?
  — Когда у вас свояченица такая же наблюдательная и внимательная, как Карлотта, и теща такая же подозрительная, как Тереза Голдринг, то может выйти очень много.
  — Это они сказали вам, чтобы ее уволили?
  — Нет. Не поймите меня неправильно, миссис Кул. Они ничего определенного по этому поводу не говорили. Имоджен была милой секретаршей. Такая компетентная молодая женщина, но у нее были некоторые привычки, некоторые…
  Берта подалась вперед, впившись глазами в глаза инженера по маркетингу.
  — У вас с ней вчера разразился скандал, и она плакала перед тем, как мы пришли с сержантом Селлерсом. Не потому ли, что вы сказали ей, что она уволена?
  — Нет.
  — Я знаю, что между вами произошло какое-то объяснение. Если вы сказали ей, что она уволена или что вы не намерены больше держать ее на службе, до того, как я появилась на сцене, тогда этот иск всего лишь шантаж. Можете вы это понять? Мне нужно знать, что она была уволена не из-за моих слов.
  — Могу вас заверить, миссис Кул, что она была уволена по другой причине.
  Берта Кул в раздражении откинулась на спинку стула.
  — Может быть, у вас такое правило — увольнять секретарш без определенной причины?
  — Хорошо, миссис Кул, я буду с вами предельно откровенным и скажу, что есть несколько причин. Я не могу точно назвать самую важную. Во всяком случае, эта девушка больше, чем следовало бы, была уверена в своей красоте. И тот, кто входит в офис и видит ее, немедленно начинает думать… ну вы знаете о чем. И еще одно, — продолжал Белдер, — она была неосторожной.
  — То есть?
  — Она обнародовала информацию, которую не имела права распространять.
  — Что именно она обнародовала?
  — Ну, конечно, миссис Кул, я… Давайте оставим это, здесь нет ничего, чему я мог бы уделить внимание.
  Лицо Берты покраснело.
  — Вы рассказываете мне сказку про белого бычка. Все это похоже на карусель. И каждый раз, когда мы подходим к тому месту, где заедает пластинка, я переставляю иглу и прослушиваю все заново. Прошу прощения, если кажусь нетерпеливой. Давайте разберемся. Она была неосторожной. В чем? Она обнародовала информацию. Что это за информация? Почему она была неосторожной? Она красива. Что за неосторожность в том, чтобы быть красивой? Кому она сообщила информацию? Возможно, она вела себя провокационно. Всякий, кто пришел бы в офис, мог подумать, что… Валяйте дальше. Когда вы начнете уставать от уверток, может быть, что-нибудь скажете.
  — Это касается того, что она сказала моей теще, — проговорился Белдер.
  Глаза Берты сверкнули.
  — Уже горячее. Что она сказала миссис Голдринг?
  — Что я хочу пойти на компромисс в тяжбе с Нанли, как только отыщу Мейбл, и что ищу ее по этой причине.
  — Ну и что же здесь не так? — спросила Берта.
  — Все.
  — Я вас не понимаю.
  — Во-первых, когда миссис Голдринг узнала о компромиссе, она принялась вставлять мне палки в колеса из принципа. Во-вторых, я говорил ей, что люблю Мейбл и что для меня будет означать ее уход. Я думал, что хотя бы что-то вернет Мейбл и поможет разрешить сложившуюся ситуацию. Теперь миссис Голдринг думает, что мои интересы имеют финансовый характер. Ну, вы можете понять то затруднительное положение, в котором я нахожусь.
  — Почему вы не сказали теще, что я советовала: что вы надеетесь, что Мейбл вас не бросила, но если это так, то есть и другие женщины?
  — В принципе, миссис Кул, это хороший совет, но в данном случае он не сработал. Все звучит очень логично у вас в кабинете, но когда я возвращаюсь домой и вижу тещу… В общем, я подумал, что другой путь лучше, вот и все.
  — Понятно. Вы приняли к сведению мой совет, но не последовали ему, так?
  — В известном смысле да.
  — Прекрасно. Давайте вернемся к вашей секретарше. Она проболталась, и вы об этом узнали. Кто вам сказал?
  — Господи боже мой! Как я об этом узнал! Моя теща закатила страшную истерику. Она кричала и упрекала в том, что у меня только финансовый интерес и жена нужна только для того, чтобы вытянуть из нее деньги.
  — Это было до того, как обнаружили тело Салли Брентнер?
  — Да.
  — Когда?
  — Это случилось в среду днем незадолго до закрытия офиса. И после страшного шума, который стоял у меня в ушах всю ночь, не было никакого желания проявлять милосердие к мисс Дирборн.
  — Поэтому вы так разъярились, когда на следующее утро пришли в офис. Вы были рассержены и расстроены, не спали всю ночь. Вы вызвали Имоджен к себе в кабинет и принялись распекать ее. Я правильно излагаю?
  — В некотором смысле.
  — Вы знали, что сержант Селлерс собирался зайти к вам утром?
  — Да.
  — И вы решили, что уместней разговаривать в офисе, чем дома?
  — Совершенно верно. Я хотел избавить себя от придирок тещи по поводу миссис Корниш.
  — И перед нашим приездом вы вызвали Имоджен и принялись ее отчитывать? Что вы ей сказали?
  — Что она знала информацию, которую не имела права разглашать.
  — Что она ответила?
  — Она якобы пыталась успокоить миссис Голдринг, поскольку решила, что это самый лучший способ уладить недоразумение.
  — А что вы на это сказали?
  — Что я в состоянии принимать решения сам по поводу ведения дел.
  — Прекрасно, продолжайте. Что случилось потом?
  — Потом она стала говорить дерзости, и я потерял терпение, сказав, что своей неосмотрительностью она поставила меня в крайне неприятное положение.
  — Какие именно слова вы употребили?
  — Я сказал, что она слишком много треплет языком.
  — И что потом?
  — Она стала плакать.
  — Продолжайте. Я не могу сидеть здесь так долго, выцеживая из вас слова в час по чайной ложке. Что произошло? Она принялась плакать, тогда вы ее уволили, так?
  — Нет, я ее не увольнял. Она встала и, не говоря ни слова, вышла из кабинета и села за пишущую машинку.
  — Продолжая плакать?
  — Думаю, что так.
  — Тогда вы поднялись, пошли за ней и…
  — Нет, я этого не сделал.
  — Что же вы сделали?
  — Я сидел и ждал… Потом пришли вы.
  Берта сердито сказала:
  — Проклятие, почему вы не пошли и тут же не уволили ее, не покончили с этим сразу?
  — Потому что я еще не был уверен, что должен ее уволить. Я потерял самообладание и хотел еще раз все обдумать.
  — Но вы собирались уволить ее, когда она успокоится.
  — Откровенно говоря, миссис Кул, я точно не знал, что мне делать.
  — Вы, без сомнения, не собирались оставлять ее дольше у себя на службе, — подсказала Берта.
  — Ну, я не был уверен, и я, наверное, был виноват, но только частично.
  Берта с досадой произнесла:
  — Все, что вам надо было сказать, так это то, что вы собирались уволить ее из-за этой неосмотрительности; что вы наконец решились и единственной причиной, по которой вы не сделали этого раньше, было ваше нежелание докучать ей, пока она не успокоится. Вы не хотели сцен. Вы решили подождать, когда мы с сержантом Селлерсом уйдем, и тогда сказать ей, что вы больше не нуждаетесь в ее услугах. Когда вы это подтвердите, то будет ясно, что она уволена не из-за моих слов в ее адрес. Вы меня поняли?
  — Да, юридическую сторону дела я понял.
  — В этом и состояла вся проблема, — сказала Берта. — Но мне пришлось вытягивать из вас это, а вы тянули веревку изо всех сил назад, словно испуганная лошадь. Только, ради бога, не размазывайте то, о чем мы с вами наконец договорились с таким трудом.
  — Но поскольку я ценю юридическую сторону дела, миссис Кул, боюсь, что не смогу вам помочь.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — В то время я не собирался увольнять мисс Дирборн. Это решение я принял позже.
  Берта вздохнула.
  — Хорошо, во всяком случае, я могу положиться на вас и дать показания, что у вас был с ней разговор по этому поводу.
  — Нет, миссис Кул!
  — Что «нет»?
  — Категорически нет. Тогда меня спросят, в чем я упрекал ее… и если обнаружится, что мне пришлось отчитать ее за то, что она сказала моей теще, тогда миссис Голдринг никогда мне этого не простит. Она заявит, будто я пытался что-то утаить, а она как мать Мейбл… Нет, миссис Кул, я ничем не могу вам помочь. Это только между мной и вами. Даже если в суде меня спросят, то я буду отрицать, что у меня с мисс Дирборн произошло какое-либо объяснение. Я должен это сделать.
  Берта Кул медленно поднялась, сердито глядя на Эверетта Белдера.
  — Сумасброд! — бросила она и стремительно вышла из офиса.
  Глава 11
  Вопрос о злом умысле
  Роджер П. Друмсон, старший компаньон компании «Друмсон, Холберт и Друмсон», закончил чтение иска и посмотрел поверх очков на Берту Кул.
  — Насколько я понимаю, миссис Кул, вас наняли выяснить, кто написал те письма. У вас были обоснованные причины быть уверенной, что их написала истица?
  — Да.
  — Это хорошо. Очень хорошо! Так какие были причины?
  — Я знала, что они были напечатаны высококвалифицированной машинисткой на портативной машинке. Имоджен Дирборн действительно печатала записку своему начальнику на машинке.
  — Как вы это узнали?
  — Я сравнила стили и шрифты.
  — Нет-нет. Я хочу спросить, как вы узнали, что она напечатала их на той самой пишущей машинке?
  — Она сама об этом сказала.
  — В присутствии свидетелей?
  — Да.
  — До того, как вы предъявили это обвинение?
  — Конечно. Прежде чем нанести главный удар, я убедилась в правильности своих подозрений.
  Друмсон вернулся к рассматриванию иска, нахмурился и с порицанием взглянул на Берту.
  — Вы назвали ее прохвосткой, миссис Кул?
  — Да.
  — Это плохо.
  — Почему?
  — Это предполагает предумышленность ваших действий.
  — Какое, черт возьми, это может иметь отношение к делу?
  На лице Друмсона появилась отеческая, слегка покровительственная улыбка.
  — Видите ли, миссис Кул, закон предусматривает определенную неприкосновенность для лица, которое действует добросовестно и без злого умысла, как должно поступать благоразумное лицо. В глазах закона существуют определенные отношения, которые можно назвать привилегированными, но для того, чтобы воспользоваться их преимуществом, лицо должно показать, что все, что оно говорило, честно и без злого умысла.
  Как я понимаю ситуацию, вы — частный детектив и наняты Эвереттом Белдером для того, чтобы узнать, кто написал эти письма. У вас были веские основания считать, что данным лицом является та секретарша. Это была ошибка, но ошибка честная, которую может совершить каждый.
  Берта поспешно кивнула.
  — Итак, миссис Кул, — продолжал Друмсон, — ваше положение может стать привилегированным при условии, что ваши слова не несли злого умысла.
  — Так оно и было. Я даже не знала эту девушку.
  — Тогда почему вы назвали ее прохвосткой?
  — Я действовала на основании своего предположения, — продолжала Берта. — Я права?
  — Должен вам сказать, миссис Кул, что многое зависит от обстоятельств. Ваше предположение относительно ее вины могло быть обоснованным, сделанным на основании изучения всех улик. Полагаю, вы заявили, что та самая Салли Брентнер оказалась виновной стороной?
  — Да.
  — Как вы это обнаружили?
  — Это обнаружила полиция, — неохотно заметила Берта.
  — Каким образом?
  — Второе письмо показывает, что его автор должен был знать, что происходит в кабинете Белдера. Полиция решила, что кто-то находился в офисе на другой стороне улицы и оттуда смотрел в окно кабинета. Полиция выяснила, что для этой цели подходят только один или два офиса. Было известно время, когда все это происходило. Салли была у дантиста и сидела в кресле напротив окна.
  Друмсон нахмурился.
  — Но почему вы этого не сделали, миссис Кул? Мне кажется, это был наиболее логичный способ найти виновного.
  — Я думала, что мне не надо этого делать.
  — Почему?
  — Я была уверена в доказательствах, которые мне необходимы.
  — В таком случае вы намеренно проигнорировали эти улики?
  — Ну, я не знаю, было ли здесь что-либо намеренное.
  — Другими словами, — сказал Друмсон, — в то время это просто не пришло вам в голову, не так ли?
  — Ну, — протянула Берта, — это… — Она заколебалась.
  — Ну, ну, — подбодрил ее Друмсон, — вы должны раскрыть вашему адвокату все факты, миссис Кул, иначе он ничего не сможет сделать для вашей пользы.
  — В общем, — проговорила Берта, — сержант Селлерс настаивал на том, чтобы подойти к делу с этой стороны, но я говорила ему, что в этом нет никакой нужды.
  В голосе Друмсона послышалось возмущение:
  — Моя дорогая миссис Кул! Вы хотите сказать, что полиция наводила вас на мысль, что это логично и это возможный путь отыскать нужного вам человека и что вы не только отказались вести расследование подобным образом, но еще и отговаривали полицию, а потом выдвинули ваше обвинение против Имоджен Дирборн?
  — Когда вы переворачиваете все таким образом, это звучит как адская какофония.
  — Миссис Кул, дело перевернут адвокаты другой стороны.
  — Хорошо, допускаю, что это похоже на правду.
  — Это плохо, миссис Кул.
  — Почему?
  — Это означает, что вы отказались провести расследование. У вас не было никаких веских причин выдвигать такое обвинение. В этой ситуации есть все основания вести речь о злом умысле, что лишает вас привилегированных отношений, предусмотренных законом.
  — Вы говорите так, словно являетесь адвокатом противоположной стороны.
  Друмсон улыбнулся:
  — Подождите, и скоро вы действительно услышите адвокатов, представляющих другую сторону. Теперь это позорящее выражение… Что это было? Давайте посмотрим… Ах, да, прохвостка… прохвостка, миссис Кул. Зачем вам понадобилось так ее называть?
  Берта вспыхнула.
  — Потому что это самое мягкое слово, которое только можно употребить при описании лживой, притворной, маленькой…
  — Миссис Кул!
  Берта замолчала.
  — Миссис Кул, вопрос о злом умысле — самый важный в этом деле. Если вы хотите выиграть процесс, то должны доказать, что по отношению к истице у вас не было злого умысла. В будущем говорите об истице как об очень достойной молодой женщине безупречного поведения. Она, вероятно, ошибается, но, поскольку речь идет о ее поведении, она — образец добродетели. В противном случае, миссис Кул, это будет стоить вам больших денег. Вы понимаете?
  — Хорошо, но, когда я разговариваю с вами, разве я не должна сказать правду?
  — Когда вы разговариваете со мной, с друзьями, даже когда вы думаете, вы должны упоминать об этой молодой женщине только в тех словах и выражениях, которые вы могли бы повторить в любом месте. Разве вы не понимаете, миссис Кул, что ваши мысли, как и ваша беседа, являются отражением ваших привычек? Если вы употребляете резкие выражения в ваших мыслях или в разговоре, эти слова бессознательно выскочат в самое неподходящее время. Теперь повторите за мной: «Эта молодая женщина — очень достойная молодая женщина».
  С очевидной неохотой Берта проговорила:
  — Будь она проклята, достойная молодая женщина.
  — И следите за тем, чтобы вы не говорили о ней по-другому, — предупредил Друмсон.
  — Я постараюсь, если это сбережет мне деньги.
  — Какие свидетели присутствовали при этом?
  — Эверетт Белдер и…
  — Сейчас, одну минутку. Мистер Белдер — это ваш наниматель?
  — Мой клиент.
  — Прошу прощения, ваш клиент. А кто еще?
  — Сержант Селлерс, из главного управления.
  Друмсон просиял.
  — Думаю, это неплохо, миссис Кул. Там больше никого не было, кроме истицы?
  — Еще Карлотта Голдринг — свояченица Белдера.
  — А она тоже ваша клиентка?
  — Нет.
  — Что она там делала?
  — Открыв дверь, вошла.
  — И вы выдвинули ваше обвинение в присутствии Карлотты Голдринг?
  — Я не помню, как много я успела наговорить до ее прихода и что сказала, когда она вошла.
  — Но, миссис Кул, почему вы не подождали, пока эта молодая женщина не покинет кабинет? Если вы с ней фактически незнакомы, благоразумнее было воздержаться от обвинений, пока она там находилась. Мы, вероятно, не можем претендовать на привилегированное отношение, поскольку здесь выступает и Карлотта Голдринг.
  Берта произнесла сердито:
  — Я скажу вам, почему я этого не сделала: я хотела продолжить начатое дело. Все эти неприятности случаются с вами, адвокатами. Вы думаете только о тяжбах. Если же кто-то пытается вести дело так, чтобы оставаться верным букве закона, то у него никогда ничего не выходит.
  Друмсон осуждающе покачал головой.
  — Мне жаль, миссис Кул, но вы были неосторожны. Это будет сложный процесс для защиты. Мне понадобится пятьсот долларов для договора с адвокатом, а потом мы посмотрим, что можно будет сделать. Этот адвокат проведет дело через судебную процедуру и дальше, вплоть до судебного разбирательства. К тому времени вы внесете дополнительную плату в случае, если мы не сможем закрыть дело до того, как…
  — Пятьсот долларов! — чуть не крикнула Берта.
  — Совершенно верно, миссис Кул.
  — О чем, черт возьми, вы говорите? Я бы не дала за это дело и пятидесяти.
  — Боюсь, вы не поняли, миссис Кул. — Друмсон постучал прямым указательным пальцем по бумагам, лежащим у него на столе. — У вас потенциальная обязанность выплатить сто тысяч долларов по иску, который выставлен против вас в суде. Возможно, нам удастся уладить это дело. Я не могу обещать ничего определенного, но…
  Берта поднялась, подошла к столу и вытащила бумаги из-под ладони адвоката.
  — Вы сошли с ума. Я не собираюсь платить пятьсот долларов.
  — Но если вы ничего не предпримете в течение десяти дней с того момента, как эти бумаги были вам переданы, то вы…
  — Как вы отнесетесь к отрицанию того, что вы кому-либо должны? — спросила Берта.
  — Вы имеете в виду то, что на языке юристов называется отказ от обвинений, предъявленных в иске?
  — Сколько стоит такой ответ?
  — Нужно только составить его?
  — Да.
  — Я бы не советовал вам поступать так, миссис Кул.
  — Почему?
  — В этом иске есть некоторые места, которые показались мне двусмысленными. Очевидно, что документ составлен наспех. Думаю, здесь можно выдвинуть специальное и общее требование.
  — Что вы называете «требованием»?
  — Документ, представленный в суд, о приостановке дела ввиду некачественного составления иска.
  — И что происходит после того, как вы его представляете?
  — Если ваши показания изложены правильно, то суд поддержит ваше требование.
  — Это означает, что вы выиграли процесс?
  — Нет. Другая сторона получает десять дней для внесения в иск исправлений.
  — Таким образом, иск будет составлен грамотно?
  — Да. Юристы так выражают свои претензии.
  — Думаю, что все это стоит денег.
  — Конечно, я должен компенсировать затраченное время. Поэтому я сказал вам о пятистах долларах для договора с адвокатами, которые проведут ваше дело через всю судебную процедуру вплоть до…
  — Почему, черт возьми, — прервала его Берта, — я должна платить адвокату пятьсот долларов за то, чтобы он пошел в суд и сказал другому адвокату, как улучшить иск?
  — Вы не поняли меня, миссис Кул. С точки зрения закона поддержание требования дает преимущество.
  — Какое преимущество?
  — Вы выигрываете время.
  — Что, черт побери, вы будете делать со временем, которое выиграете? — перебила Берта голосом, который резко повернул разговор в другое русло.
  — Мы будем работать над вашим делом, изучать его.
  — А я буду оплачивать все время, которое вы провозитесь?
  — Разумеется, я должен получить компенсацию… Неужели вы не знаете в достаточной мере право, чтобы попытаться уладить дело сейчас?
  — К черту всю эту канитель, — прервала Берта. — Я не хочу платить за выигрыш времени. Составьте ответ, который объяснил бы этой проклятой маленькой прохвостке, что она может убираться со своими жалобами.
  — Миссис Кул! Если вы хотя бы подумаете об истице подобным образом, то вы потеряете самообладание в суде и можно сразу выбрасывать ваше дело в окно. Такие слова свидетельствуют о злом умысле. Вы должны упоминать об этой молодой женщине как о достойной молодой леди, иначе вам придется раскаяться.
  — Я должна разрешить ей бросить иск мне в лицо и после этого любить ее?
  — Ее ввели в заблуждение. Она приняла за оскорбление то, что его не подразумевало. Она легко возбудима, и ее адвокаты воспользуются преимуществом ситуации, чтобы попытаться отсудить значительную сумму.
  Берта глубоко вздохнула:
  — Сколько?
  — Скажем, семьдесят долларов.
  — Только для того, чтобы составить ответ? Ну, знаете, могу вам поклясться, что найду адвоката, который сможет составить ответ всего за…
  — Но прежде мы должны обсудить с вами факты.
  — Никаких фактов, — отрезала Берта. — Только ответ, в котором молодая женщина должна предстать проклятой лгуньей. Он должен утверждать, что она была уволена не из-за моих слов, а все, что я говорила, укладывается в рамки привилегированного отношения.
  — Хорошо, — с очевидной неохотой сказал Друмсон. — Полагаю, что при подобных обстоятельствах цена в двадцать пять долларов… Но вы понимаете, миссис Кул, мы не несем ответственности за ход дела. Нам бы не хотелось, чтобы имя нашей компании фигурировало в судебном процессе. Мы только составим ответ, а вы, подписав его, будете выступать как проприя персона.
  — Что это значит?
  — Это официальное выражение означает, что лицо выступает без адвоката. На судебном процессе вы будете защищать себя сами.
  — Это то, что мне нужно. Составляйте ответ, я его подпишу и буду представлять в суде сама себя. И я хочу получить ответ к понедельнику. Представив его, я выброшу все это из головы.
  Друмсон смотрел, как она покидает кабинет. Потом со вздохом нажал на кнопку, вызывая стенографиста.
  Глава 12
  Настоящий…
  В главном управлении сержант Селлерс откинулся на спинку кособокого, без подушки, кресла-качалки и с загадочным видом посмотрел на сидящую напротив Берту Кул.
  — Вы замечательно выглядите, Берта. Что там за история с Дирборн, которая подала на вас в суд?
  — Эта маленькая… — сказала Берта и остановилась.
  — Валяйте, — ухмыляясь, бросил Селлерс. — Я слышал все слова, которые вы знаете. Дайте им выход, и вы почувствуете себя значительно лучше.
  — Я только что вернулась от адвоката. Все те эпитеты, которыми я ее награждала, могут свидетельствовать о злом умысле, а это может повредить ходу моего дела. Насколько я в курсе, она очень достойная молодая леди, введенная в заблуждение, необыкновенно очаровательная молодая сучка, добродетель которой не вызывает сомнений.
  Селлерс откинул голову и засмеялся. Он вытащил из кармана сигару, а Берта достала из сумочки сигарету. Селлерс облокотился на стол, чтобы поднести спичку к сигарете.
  — Мы становимся вежливыми, — заметила Берта.
  — О черт, — весело отозвался Селлерс. — Нам известны обязанности гостеприимного хозяина. Мы только не обращаем на них внимания.
  Он бросил спичку в широкую пасть отполированной медной урны, которая стояла на резиновой циновке рядом с огромным столом. На столе и на полу вокруг урны чернели пятна прогоревшего дерева, в тех местах, где когда-то были оставлены непогашенные окурки.
  Сержант Селлерс проследил за взглядом Берты и усмехнулся.
  — В главном управлении вы это увидите повсюду, — сказал он. — Можно было бы написать книгу об историях, которые скрываются за этими следами. Иногда вы опускаете сигарету, отвечая по телефону, а вам сообщают об убийстве, у вас замирает сердце, и вы совершенно забываете о ней. Иногда вы засыпаете парня вопросами, и он начинает раскалываться. Ему хочется закурить, он делает одну или две затяжки, потом выбрасывает сигарету. У него настолько взвинчены нервы, что он не попадает в урну, даже если бы у нее был диаметр в четыре фута. А эти короткие штрихи просто оставлены небрежными парнями. Пошлите их прямехонько в том направлении, в котором вам бы хотелось, чтобы они убрались, и забудьте о них. Что я должен сделать с этой девицей Дирборн?
  — А что вы можете с ней сделать?
  — Много чего.
  — Я вас не понимаю.
  — Вы показали мне выход в случае со слепым. Я никогда этого не забуду, Берта. Мы не забываем наших врагов, но хорошо помним друзей. Эта девушка в судебном порядке преследует вас за клевету. Она требует компенсации за причиненный моральный ущерб. Это значит, что она выставила свою репутацию на всеобщее обозрение. Мы пройдемся по ее прошлому против шерсти и добротным гребнем. Мы дадим понять ее адвокату, что против нее есть дихлофос, и она будет разбита.
  — Учтите, что я сама выступаю своим адвокатом.
  — Что за нелепая идея?
  — Мой адвокат запросил пятьсот долларов за договор с другим адвокатом, да еще имел наглость заявить мне, что я должна буду заплатить дополнительно, когда подойдет время судебного разбирательства.
  Сержант Селлерс присвистнул.
  — И я тоже так думаю, — сказала Берта.
  — Он будет представлять ваши интересы?
  — Нет. Он составит ответ, а я представлю его суду и заплачу адвокату только двадцать пять долларов. После этого я буду предоставлена самой себе.
  — Тогда я поработаю над Имоджен. Возможно, и удастся что-нибудь откопать. Девушка, которая очертя голову бежит к адвокату и возбуждает иск, не может иметь чистую совесть. Очевидно, у нее есть что скрывать.
  — Черт с ней. Если бы я только до нее добралась, я бы живо ее урезонила. Проклятая… достойная леди!
  Селлерс усмехнулся:
  — Представляю, что вы чувствуете.
  — Что вам удалось выяснить в деле Эверетта Белдера? — спросила Берта.
  — Думаю, это убийство.
  — Разве вы не были уверены в этом с самого начала?
  — Не настолько твердо, как теперь. Вскрытие показало, что она умерла в результате отравления угарным газом. Она была мертва час или два, прежде чем в нее вонзили нож.
  — Есть ключ к разгадке? — спросила Берта, и ее глаза сузились, что показывало полное внимание.
  Некоторое время Селлерс медлил с ответом, словно обсуждая сам с собой, стоит ли поделиться с Бертой своими соображениями. Затем он отрывисто произнес:
  — Это дело рук мужчины.
  — А не миссис Белдер?
  — Я ее исключаю.
  — Почему?
  — Разделочный нож.
  — А при чем здесь нож?
  — Картошку не чистят ножом длиной в десять дюймов.
  — Разумеется.
  — Женщина это знает, а мужчина — нет. Либо Салли умерла в результате несчастного случая, и кто-то, испугавшись, что обвинят его, попытался представить это как несчастный случай, либо хотел скрыть убийство.
  — Кто мог ее убить? — спросила Берта.
  — Например, Эверетт Белдер.
  — Фу-у!
  — Я бы не стал категорически отрицать. Кстати, вернулся кот миссис Белдер.
  — И когда?
  — Вчера вечером. Около полуночи.
  — Его впустил Белдер?
  — Нет, миссис Голдринг услышала, как он мяукает, и открыла дверь. Кот вошел и казался хорошо накормленным, но бродил всю ночь по дому, не переставая мяукать, и не хотел нигде сидеть.
  — Возможно, он потерял миссис Белдер, — предположила Берта.
  — Возможно.
  Телефон на столе несколько раз звякнул.
  Сержант Селлерс снял трубку.
  — Алло? — Потом кивнул Берте: — Это вас. Звонят из вашего офиса по важному делу.
  Берта взяла трубку и услышала тихий, приглушенный голос Элси Бранд. Так говорят, когда не хотят, чтобы их кто-нибудь услышал, прижимая губы к самой трубке.
  — Миссис Кул, звонил мистер Белдер и сказал, что ему немедленно нужно вас видеть.
  — Ну его к черту, — бодро отозвалась Берта.
  — Думаю, что у него появилось еще письмо.
  — Хорошо. Ты знаешь, что ему нужно делать, — сказала Берта, а потом с нарастающим нетерпением произнесла: — Боже мой, Элси, не надо охотиться за мной, когда я занята, только потому, что Белдер хочет…
  — Это другое дело, — внезапно сказала Элси. — Одну минуту, миссис Кул, не вешайте трубку. Я пойду в кабинет и посмотрю, не смогу ли найти его среди ваших бумаг.
  Берта нахмурилась, потом, поняв, что Элси ищет предлог, чтобы улизнуть от клиента, сидящего в офисе, подождала, пока не услышала слабый щелчок. Голос Элси Бранд, звучащий менее приглушенно, произнес:
  — Здесь сидит женщина, которая хочет вас видеть; но она не представилась. Говорит, что это срочно, и предлагает большие деньги.
  — Как она выглядит?
  — Ей около сорока, но у нее хорошая фигура. Она выглядит немного… ну, словно она может при необходимости быть жесткой. У нее короткая вуаль, прикрепленная к полям шляпки, и она наклоняет голову так, что вуаль закрывает ее глаза всякий раз, когда она замечает, что я на нее смотрю. Она говорит, что не может ждать.
  — Я сейчас приеду.
  — А что я должна сказать мистеру Белдеру? Он звонит через каждые пять минут.
  — Ты знаешь, что ему ответить. — И Берта повесила трубку.
  Сержант Селлерс усмехнулся и взглянул на нее:
  — Дела идут вполне сносно, Берта?
  — Да-да.
  — Очень рад. Вы заслуживаете лучшего, что может быть. Вы настоящий…
  Берта сердито поднялась.
  — Было бы не так уж плохо, если бы вы закончили фразу, — сказала она. — Почему, черт возьми, вы не развили свою мысль до конца и не сказали «человек» и в дальнейшем вели себя так, словно ничего не произошло. Но нет, вам нужно было остановиться и…
  — Я боялся, что вы можете обидеться. Я не представлял, как это прозвучит, пока…
  — А почему я должна обидеться? — поинтересовалась Берта.
  Сержант Селлерс кашлянул.
  — Я только попытался сделать вам комплимент, Берта.
  — Понятно, — саркастически заметила Берта. — «Человек»! Фу-ух!
  Глаза сержанта Селлерса оставались прикованными к двери и после того, как ее захлопнула Берта. Улыбка коснулась уголков его губ. Он потянулся через стол, поднял телефонную трубку и сказал:
  — Вы записали разговор, который был у Берты с офисом?.. Прекрасно, запишите его и принесите сюда. Я хочу его просмотреть… Нет, пусть она идет. Веревка должна быть подлиннее… Я не хочу, чтобы она удавилась, но, когда ее начнут тянуть, она будет двигаться с поспешностью и яростью. Тот, кто находится на другом конце веревки, будет выдернут на свет так быстро, что это напугает его до смерти… Нет, нет. Не пытайтесь перехватить письмо Белдера, не берите на себя ответственность за его вскрытие. Пусть Берта его распечатает, а я потом возьму.
  Глава 13
  Просто, но очень важно
  Женщина, поднявшаяся навстречу Берте, когда та открыла дверь, на первый взгляд казалась молодой и привлекательной. У нее была стройная фигура, и ей еще могло бы подойти свадебное платье и даже школьная форма. Только когда острый взгляд Берты проник сквозь защитную сетку вуали и макияж и отыскал маленькие морщинки около глаз и напряженные складки у рта, она поняла, что посетительнице около сорока.
  — Вы миссис Кул, не правда ли?
  — Да.
  — Я так и решила. Вы вошли так, как я и предполагала, судя по тому, что о вас слышала.
  Берта кивнула и вопросительно взглянула на Элси Бранд. Элси почти незаметно кивнула в ответ.
  — Входите, — пригласила Берта и проводила посетительницу в кабинет. — Вы сообщили моей секретарше ваше имя и адрес?
  — Нет.
  — В офисе заведен такой порядок.
  — Я понимаю.
  — Так что же? — спросила Берта.
  — Мое имя и адрес я сообщу позже. Сначала мне хотелось узнать, есть ли у вас время, чтобы заняться определенным делом?
  — Делом какого рода?
  — Вы работаете на мистера Белдера?
  — Я выполняю для него работу.
  — Есть ли незаконченное дело, над которым вы сейчас работаете?
  Берта нахмурилась:
  — Я думаю, что могу не отвечать на этот вопрос. Вы хотите, чтобы я сделала что-то против интересов мистера Белдера?
  — Нет. Одну только вещь, которая будет иметь для него очень большое значение.
  — Тогда для чего эти вопросы?
  — Миссис Белдер может это не понравиться.
  — Миссис Белдер никоим образом не влияет на мою жизнь.
  — Думаю, миссис Кул, вы человек, который мне нужен.
  Берта спокойно сидела и ждала дальнейших объяснений.
  — Мистер Белдер, конечно, рассказал вам о семье… о миссис Голдринг и Карлотте.
  Берта быстро и утвердительно кивнула.
  — Вы с ними встречались?
  — Да, встречалась.
  Черные глаза женщины впились в глаза Берты Кул. Даже сквозь сетку вуали Берта могла видеть, как в них отражается свет, льющийся из окна, словно глаза были отполированными кусочками черного гранита.
  — Продолжайте, — сказала Берта.
  — Я мать Карлотты.
  — Ого!
  — Теперь вы понимаете, почему мне необходимо держаться в тени до тех пор, пока не буду уверена, что вы сделаете то, что я хочу.
  — А что вы хотите?
  — Мне бы хотелось, чтобы вы поняли мою позицию.
  — Прежде, чем вы займете мое время, — твердо начала Берта, — я хочу, чтобы вы поняли мою.
  — В чем она заключается?
  — Я работаю за деньги. Для сочувствия я отвожу внерабочее время. Я не могу принести душещипательную историю в банк, написать на обратной стороне свое имя, подать эту ценную бумагу в окошко и таким образом положить на свой счет депозит.
  — Не беспокойтесь, миссис Кул.
  — Прекрасно, тогда продолжайте.
  — Необходимо, чтобы вы поняли мою позицию и причины, лежащие в ее основе.
  — Полагаю, — продолжала Берта, — вы хотите рассказать мне о той стремительной личности, ветреном обольстителе, который был отцом Карлотты.
  Слабая пародия на улыбку коснулась губ посетительницы.
  — Обольстителем была я.
  — Вы меня заинтриговали.
  — В юности я была необычайно красива. С того времени, как я помню себя, во мне сидел неукротимый бунтарский дух. Я восставала против школьных кабинетов, против правил. Я называла мать лгуньей, когда она пыталась рассказать мне о Санта-Клаусе. Она никогда не объясняла мне, что такое реальная жизнь. К тому времени, когда она сочла, что я достаточно взрослая для серьезных разговоров, я уже могла рассказать ей такие вещи, о которых она никогда не слышала. Постепенно она это поняла. Думаю, я разбила ее сердце.
  Берта не делала никаких комментариев.
  — Очень важно, чтобы вы представили себе реальную картину.
  — Я все представила.
  — Сомневаюсь, миссис Кул. В юности я не была сорвиголова, как мальчишки, но также не была и сверхсексуальной недисциплинированной натурой, а была молодой девчонкой, которая с интересом присматривалась к взрослой жизни и стремилась к ней. Я не терпела лицемерия и фальшивой скромности, под которыми скрывалась суть поступков старших. Я любила испытывать жизнь и использовать любую предоставившуюся возможность. Это возбуждало. Мне не терпелось окунуться головой во все, что было создано для жизни и, казалось, должно мне понравиться. И вот я узнала, что у меня будет Карлотта.
  Когда я это поняла, то нисколько не испугалась. И даже не испытывала особенного стыда. Просто была удивлена и немного поражена, что такое могло случиться со мной. Я ушла из дому и нашла работу в другом штате. Перед рождением Карлотты я связалась с одной организацией. Я не подписала отказ от права на моего ребенка, согласно которому мой ребенок мог быть удочерен и хорошо устроен в какую-нибудь семью. Дочь была моей. Я знала, что не могу ее содержать, но у меня было чувство собственности. Она всегда была моей, где бы мы ни находились. Помните, миссис Кул, это были времена, когда работа не была легкой, и я голодала.
  — Я тоже была голодна, — просто сказала Берта.
  — А теперь, миссис Кул, я скажу кое-что об обычаях. Думаю, что они лежат в основе моего лицемерия и самообмана, но они — общепринятая модель жизни. Это правила, согласно которым ведется игра. Как только вы нарушаете правила, вы обманываете общество, а начав нарушать их, теряете свою позицию открытого неповиновения и начинаете скитаться по разным углам. Нарушив одно правило, вы очень скоро нарушаете и другое. Вас засасывает. Медленно, незаметно вы теряете свою независимость. Вы занимаете оборону и после этого развиваете скрытую сторону вашей натуры.
  Берта нетерпеливо произнесла:
  — Послушайте, вы пытаетесь оправдаться передо мной. Не делайте этого. Не нужно. Если у вас есть деньги, а у меня — время, я сделаю то, что вы хотите. Если у вас нет денег, то у меня нет времени. Вы, вероятно, не обратили внимания, что и у меня были свои взлеты и падения. Я сама немало испытала в этой жизни.
  — Я говорю это для того, чтобы вы правильно поняли ситуацию.
  — Я все прекрасно понимаю, но как миссис Голдринг смогла удочерить вашу дочь, если вы не подписывали бумаг об отказе прав на нее?
  — Это как раз то, что я пытаюсь вам объяснить.
  — Хорошо, тогда объясняйте.
  — Миссис Голдринг даже двадцать лет назад была настойчивой личностью и интриганкой.
  — Могу себе представить.
  — Она пошла в организацию, где оставляли детей для усыновления. Тогда желающих усыновить было намного больше, чем детей. У миссис Голдринг была уже дочь, миссис Белдер. Она не могла больше иметь детей, но ей захотелось, чтобы у ее дочери была младшая сестра. Ей сказали, что придется подождать. Там она увидела Карлотту, которая сразу же понравилась ей. Одно ответственное лицо сказало ей, что мать оплачивает содержание дочери и, хотя с некоторых пор плата перестала поступать, о подписании бумаг об отказе не было речи. Они очень беспокоились по поводу сложившейся ситуации.
  — И что же сделала миссис Голдринг? — спросила Берта.
  — Миссис Голдринг либо заставила их нарушить одно из правил учреждения, либо, что более вероятно, завоевала их доверие и воспользовалась им, чтобы украсть документы Карлотты.
  — Она могла это сделать, — заметила Берта.
  — Потом она пришла ко мне и заставила подписать бумагу об отказе!
  — Заставила?
  — Да.
  — Каким образом?
  — Я уже говорила вам, что когда начинаешь нарушать правила, то нет ничего значительного, что могло бы остановить. Вы…
  — Не трудитесь объяснять все это. Только скажите, почему вы подписали?
  — Один человек не в состоянии воевать со всем миром. Нет никакой разницы, право общественное мнение или нет. Ни один человек не силен настолько, чтобы встать против общественного мнения и выдерживать все удары… Вы когда-нибудь боролись с огромным тучным мужчиной, миссис Кул?
  Берта сдвинула брови, словно рылась в своей памяти.
  — Не-ет, — наконец протянула она. — Ну, если это и было, то я не могу сейчас вспомнить.
  — А я боролась, — сказала посетительница. — И борьба с общественным мнением все равно что борьба с таким мужчиной, который берет вас своим весом. Ему не нужно ничего делать — вы просто не можете бороться с этой чудовищной массой.
  — Прекрасно, — нетерпеливо сказала Берта. — Вы не могли бороться против общественного мнения. Вы сказали об этом уже четыре или пять раз.
  — Это объясняет, почему миссис Голдринг удалось заставить меня подписать отказ. Когда она нашла меня, я была в исправительном доме.
  — Ого!
  — Вы можете понять ситуацию, в которую она меня поставила. Она сделала это очень мило в форме шантажа. В тюрьме я была без средств и не могла поддерживать дочь. Миссис Голдринг могла дать ей уютный дом. Какие только мечты я не лелеяла: я хотела подождать до тех пор, когда моя девочка вырастет и поймет свою мать, а потом воссоединится со мной. Я мечтала сама обеспечить ее домом, пока она была еще настолько мала, чтобы помнить о приюте, но все мечты испарились. Пять лет я находилась в трудном положении. Я не работала, но в то время я не могла знать, что мне и не придется этого делать.
  — В каком же затруднительном положении вы находились? — спросила Берта.
  Посетительница нахмурилась:
  — А это, миссис Кул, грубо говоря, не ваше дело.
  — Валяйте, можете говорить грубо, — разрешила Берта. — Я сама грубая женщина.
  — Это не поможет делу.
  — Так что же вы хотите?
  Женщина улыбнулась:
  — Мои руки связаны. Миссис Голдринг имеет на меня влияние.
  — Я вас не понимаю.
  — Она знает мое прошлое, и из-за этого я не могу действовать. Карлотта будет шокирована, если узнает, что ее мать находилась в исправительном доме. С другой стороны, сейчас я могу сделать для дочери гораздо больше, чем миссис Голдринг. Она истратила страховку, которую получила после смерти мужа. Я же относительно богата.
  Берта с любопытством спросила:
  — Как это вам удалось выбраться из тюрьмы да еще получить денег, чтобы…
  — Боюсь, что мне снова придется быть грубой, миссис Кул.
  — О черт! Я знаю, что это не мое дело, но вы заинтересовали меня.
  — Да, могу понять, что финансовые детали вас интересуют больше, чем романтические.
  Берта некоторое время обдумывала ее слова, а потом сказала:
  — Полагаю, что вы правы.
  — Миссис Голдринг, — продолжала женщина, — может соперничать со мной в финансовом отношении, только если получит наследство. А единственный шанс для нее получить наследство — смерть миссис Белдер, которая завещала свое состояние матери. Насколько я знаю, такое завещание составлено, а миссис Белдер исчезла.
  Берта потянула мочку левого уха, что служило признаком полного внимания.
  — Что вы имели в виду, когда сказали «исчезла»?
  — Совершила убийство и ускользнула. В конце концов ее найдут. Все это могло подействовать на нее так, что сердце не выдержало… — И женщина стиснула пальцы, чтобы проиллюстрировать, что произошло с сердцем миссис Белдер.
  Берта ничего не сказала, оттягивая пальцем ухо.
  — Вы можете понять положение, в котором я оказалась: миссис Голдринг наследует деньги миссис Белдер, и она может ими воспользоваться, чтобы удержать Карлотту.
  — Вы хотите сказать, что привязанность Карлотты можно купить? — скептически спросила Берта.
  — Не будьте глупой, миссис Кул. Карлотта не дурочка. Давайте рассмотрим ситуацию следующим образом. У ее матери в биографии есть черные пятна. Думаю, теперь вы понимаете ситуацию, не так ли?
  Берта кивнула.
  — Миссис Голдринг истратила все деньги, ничего не оставив на черный день, и единственная ее надежда — выйти замуж за какого-нибудь богача. Карлотта находится как раз в том возрасте, когда она начинает осознавать, как важно привлечь такого мужчину. Если у миссис Голдринг окажутся деньги, то она истратит их в течение тридцати дней. Она будет полностью раздета, без пенни в кармане. Внезапное сознание этого бедствия вызовет у Карлотты сильнейший эмоциональный шок. Необходимость перемены в привычном образе жизни, переход от изобилия к абсолютной бедности — все это потрясет Карлотту. Она плохо представляет ценность денег.
  — Вы уверены, что финансовое положение миссис Голдринг настолько плохо?
  — Я вменила себе в обязанность знать это, миссис Кул. Миссис Голдринг совершила путешествие из Сан-Франциско с единственной целью — посмотреть, нельзя ли заставить свою дочь порвать с Эвереттом Белдером, и сделать так, чтобы они жили все вместе за счет Мейбл.
  — А Карлотта не может пойти работать?
  — Конечно, она это сделает, но она выросла в совершенно другой атмосфере, среди людей, которые больше интересовались гольфом, теннисом и верховой ездой, чем работой или карьерой. Она пробовала работать, но ее надолго не хватало.
  — Если вас интересует мое мнение, — сказала Берта, — то я вам скажу, что для нее это потрясение будет на пользу.
  — Разумеется, — отрезала посетительница. — Это как раз то, на что я надеюсь. Вы думаете, что мне было легко наблюдать, как моя дочь растет в тепличных условиях? Боже мой, знаете ли вы, что означает для матери, у которой есть определенные планы в отношении дочери, видеть, как другая женщина полностью разрушает жизнь ее ребенка? Я наблюдала это в течение последних пяти лет, не имея никакой помощи. Но когда произойдет этот крах и Карлотте волей-неволей придется осознать, какая пустая, легкомысленная простофиля эта миссис Голдринг, тогда появится настоящая мать и предложит дом, деньги, безопасность и возможность познакомиться с достойными людьми…
  — Вы можете все это дать дочери?
  — Да.
  — Эти люди знают о вашем прошлом?
  — Конечно, нет.
  — Но миссис Голдринг знает?
  — Да.
  — Разве она не захочет рассказать, если вы заберете Карлотту?
  — Вполне возможно.
  — Но вы не думаете, что она это сделает?
  — Я смогу предпринять некоторые шаги, чтобы помешать этому.
  — Какие шаги?
  Посетительница улыбнулась:
  — Во всяком случае, миссис Кул, я пришла сюда, чтобы нанять вас, а не для того, чтобы подвергаться перекрестному допросу, затрагивающему мои личные дела.
  — Валяйте, — сухо сказала Берта. — Полагаю, я задаю чертову уйму вопросов. Вы хотите заплатить за время, которое займете у меня, так что рассказывайте что считаете нужным.
  — Во многих отношениях миссис Голдринг стала Карлотте хорошей матерью, но она очень глупа. Недалекая женщина из тех, которые пытаются подцепить второго мужа, используя те же приманки, с помощью которых они поймали первого.
  Я достаточно повидала жизнь, миссис Кул. Вероятно, вы тоже. Женщины, которым за сорок, за пятьдесят и даже за шестьдесят, вновь выходят замуж, если полнотелы, устроены и довольны и не очень озабочены тем, чтобы обзавестись семьей. Те же, которые морят себя голодом, сидя на диете, пытаясь вернуть себе живость тридцатилетней женщины, притворяясь игривыми, застенчивыми котятами, никогда не достигают своих целей.
  Молодые имеют свежесть юности, округлые очертания упругого тела, но в зрелой женщине есть что-то, привлекающее пожилых мужчин, чего нет у молодой. Для того чтобы чего-то достичь, зрелой женщине нужно умело пользоваться своим оружием, а не подделываться под молодых. Как только она начинает себя вести несвойственно своему возрасту, она терпит поражение.
  — Милая философия. Что это добавляет к данному случаю? — спросила Берта.
  — Это добавляет, что миссис Голдринг — легкомысленная глупая женщина. Она промотала полученную страховку, надеясь с помощью денег заполучить второго мужа. У нее были наряды, великолепный уход, дорогие номера и связи. Если вас интересует, я могла бы рассказать даже грязные детали.
  — Грязные детали всегда меня интересуют, — сказала Берта.
  — Ее страховка составляла двадцать тысяч долларов. Вместо того чтобы вложить эти деньги в дело с умом, миссис Голдринг решила, что будет тратить по четыре тысячи долларов в год в течение пяти лет. А за пять лет она сможет найти желанного супруга. Как только она приняла такое решение, для нее стало невозможным оставаться в рамках имеющейся суммы. Скажу вам одну вещь: она была щедра к Карлотте. И это поддерживало ее собственное положение.
  В первый год она потратила более семи тысяч долларов. Она много путешествовала, надеясь встретить мужчину, с которым могла бы совершить долгую интимную поездку по жизни. Она достигла бы желаемого, если бы не сделала ошибку, которую совершают многие женщины.
  — Какую?
  — Она влюбилась в человека, который не собирался жениться на ней. Он отнял у нее целый год и большую часть денег. Когда миссис Голдринг очнулась и увидела всю правду, она удвоила попытки вернуть потерянную молодость. Вы когда-нибудь играли в гольф, миссис Кул?
  — Случалось.
  — Тогда вы поймете, что я имею в виду. Когда вы делаете легкий удар и направляете шар в центр фарватера, вы просто машете в ритме безупречной координации. Когда вы слишком увлекаетесь и заботитесь о том, чтобы делать правильные промежутки между ударами, тогда вы их только портите. Итак, миссис Голдринг перестаралась.
  Она находится примерно в тридцати днях от конца веревки. Она истратила все, что у нее было, больше месяца назад. Она применила все отчаянные уловки, но оказалось, что долги все растут. Она приехала в Лос-Анджелес, чтобы убедить дочь Мейбл бросить Эверетта Белдера, получить развод и жить вместе с ней и Карлоттой, присвоив, конечно, все деньги.
  — Насколько я могу судить, вы много об этом знаете.
  — Я сделала это своим занятием — знать все, что касается благополучия Карлотты.
  — В какой момент мне необходимо появиться? Что вы хотите?
  Посетительница улыбнулась:
  — Мне нужна кое-какая информация.
  Берта не без сарказма произнесла:
  — Вы удивитесь, если узнаете, что многие клиенты хотят этого же.
  Женщина улыбнулась, раскрыла сумочку, достала плоский бумажник. Она открыла его и вынула пятидесятидолларовую купюру. Как бы нечаянным жестом она опустила ее на стол Берты.
  — Видите, я плачу вам вперед.
  Берта ласково взглянула на деньги, потом посмотрела на посетительницу:
  — Что вы хотите?
  — Мне нужно имя парикмахера Эверетта Белдера.
  На лице Берты появилось удивленное выражение.
  — Его парикмахера?
  — Да.
  — Боже мой, зачем?
  Женщина протянула длинный палец с накрашенным ногтем в сторону лежащих на столе пятидесяти долларов.
  — Разве это не достаточно веская причина?
  Глаза Берты сузились.
  — Я не уверена, что у меня найдется время, чтобы раздобыть для вас эти сведения. Я выполняю работу для мистера Белдера. Мне нужно выйти и взглянуть на копию расписки, которую я дала ему, чтобы посмотреть, могу ли я вам чем-нибудь помочь. Я…
  Женщина рассмеялась:
  — Давайте, давайте, миссис Кул. Я думала, что вы более ловкая. Вы хотите, чтобы кто-нибудь сел мне на хвост, когда я выйду из офиса? Думаю, мы вполне понимаем друг друга. Я плачу вам деньги, и мне нужно имя парикмахера Белдера.
  — Зачем вам это нужно?
  — Я хочу сделать у него прическу. И конечно, миссис Кул, этот визит абсолютно конфиденциальный. Как только вы дотронетесь до этих денег, я становлюсь вашим клиентом. Вы не расскажете никому о моем визите. Вы предоставите мне только ту информацию, за которую я вам заплатила, и, если вы нарушите наш договор, вы будете обвинены в непрофессионализме. Я ясно излагаю свою мысль?
  — Как мне связаться с вами, чтобы дать знать…
  — Позвоните по этому номеру. Я буду ждать вашего звонка. Всего хорошего.
  Как только женщина поднялась, зазвонил телефон. Берта сняла трубку, но не притронулась к деньгам, лежащим на столе.
  Голос Элси Бранд осторожно произнес:
  — Здесь мистер Эверетт Белдер.
  Тень досады, которая промелькнула на лице женщины, была заметна даже сквозь черную вуаль.
  — Миссис Кул, вам следовало иметь кабинет с запасным выходом.
  Берта сердито сказала:
  — Если вы так считаете, то арендуйте мне подходящий офис, я тотчас же перееду. Если вы не хотите с ним встречаться, то я скажу моей секретарше, и она передаст ему, что я не могу сейчас его принять и прошу его зайти минут через десять.
  Женщина уверенно направилась к двери.
  — Вы знаете, миссис Кул, я подумала и решила, что предпочту этот путь. Так вы берете деньги или я положу их обратно в кошелек?
  Какое-то мгновение Берта колебалась, потом протянула руку через стол и взяла пятьдесят долларов.
  — Спасибо, — сказала женщина и открыла дверь.
  Берта Кул вовремя обогнула стол, чтобы увидеть реакцию Эверетта Белдера в тот момент, когда женщина проходила мимо него.
  Он бросил на нее короткий скользящий взгляд, поспешно вскочил на ноги и сейчас же направился в кабинет Берты.
  Глава 14
  Для сержанта чая нет
  Белдер, явно возбужденный, плюхнулся на стул напротив Берты Кул.
  — У нас все есть.
  — Что есть?
  — Помните, я рассказывал вам об одной молодой женщине, которой я помог достать работу в Сан-Франциско?
  Задумчиво нахмурившись, Берта спросила:
  — Еще одна женщина?
  — Нет, та, о которой мы говорили. Чье письмо вы видели.
  — А-а. Она называла вас Синдбадом?
  — Да.
  — Ну и что с ней?
  — Она нам поможет.
  — В чем?
  — Она даст мне достаточную сумму, чтобы разделаться с этой тяжбой. У нее неплохо идут дела в торговле, она зарабатывает деньги и вкладывает их в разные предприятия. У нее две тысячи триста долларов в банке. Я могу достать остальные двести долларов. Теперь действуйте, и мы покончим с Нанли.
  — Как вы связались с этой женщиной? — спросила Берта. — Позвонили ей в Сан-Франциско?
  — Нет. Она здесь по своим коммерческим делам. Она позвонила мне, и я заехал к ней в гостиницу. Я пытался разыскать вас. Деньги находятся в Сан-Франциско, и она перешлет их телеграфом. Мы сможем закрыть дело завтра к десяти часам утра.
  — У вас в жизни определенно было много женщин!
  — Что вы под этим подразумеваете, миссис Кул?
  — Только то, что сказала.
  — Я не знаю, что вы имеете в виду, но эта молодая женщина действительно не была «в моей жизни».
  — Две тысячи триста долларов свидетельствуют об обратном.
  — Это совсем другое.
  — Вы чертовски правы, возможно, так и есть, — сказала Берта. — Кто ваш парикмахер?
  — Мой… что?
  — Кто ваш парикмахер?
  — Какая разница, кто мой парикмахер?
  — Может быть, и большая. Вы все время ходите в одну и ту же парикмахерскую?
  — Да.
  — Куда?
  Белдер немного заколебался, потом сказал:
  — Это «Терминал-Тонсориал-Парлор», рядом с автобусной остановкой «Пасифик Грейхаунд».
  — Вы ходите туда давно?
  — Да. Право, миссис Кул, я не могу понять, почему вы об этом спрашиваете?
  — В этом нет никакого секрета?
  — Боже мой, конечно, нет.
  — Вы бы не стали возражать, чтобы сейчас рассказать, где вы делаете прическу?
  — Боже мой, нет! Что за мысль? Вы сошли с ума или, может быть, я сошел?
  Берта усмехнулась:
  — Все в порядке. Я только хотела убедиться в том, что здесь нет ничего секретного. У вас нет каких-либо общих дел с владельцем парикмахерской?
  — Конечно, нет.
  — А собственных интересов в отношении этого заведения?
  — Нет. Миссис Кул, не будете ли вы столь любезны объяснить, почему вы об этом спрашиваете?
  — Я пытаюсь выяснить, имеет ли какое-нибудь значение, где вы стрижетесь?
  — Никакого значения. Я не понимаю.
  — Я тоже. Так что насчет очередного письма?
  Белдер был явно возмущен. Он колебался — выйти из кабинета или дать письмо. Спустя несколько секунд он вынул из кармана запечатанный конверт. Берта протянула руку, и он отдал ей письмо.
  — Когда оно пришло?
  — С почтой, которую приносят около трех часов дня.
  — Ваша теща видела его?
  — Она и Карлотта видели.
  Берта задумчиво произнесла:
  — Печать на письме та же. Оно адресовано вашей жене, помечено: «Лично и конфиденциально». — Она крикнула: — Элси!..
  Сквозь дверь доносился приглушенный звук пишущей машинки. Берта подняла телефонную трубку и сказала:
  — Элси, поставь снова чайник. У нас еще одно письмо.
  Берта положила трубку на место и принялась изучать конверт.
  — Так, — сказала она, — нам нужно будет вовнутрь что-нибудь положить. Конверт такой же, как и предыдущий, — простой, с маркой. Я должна буду откопать еще одно рекламное объявление от компании по выделке мехов.
  — А мы не можем положить что-нибудь другое?
  — Не будьте так глупы, — сказала Берта. — Если ваша теща видит два конверта, на которых стоит «Лично и конфиденциально», и в одном из них реклама пушной компании, а в другом — просьба пожертвовать пять долларов в пользу Красного Креста, она почувствует, что тут что-то не так. Единственно, что нам поможет, так это реклама наших пушных друзей.
  — Вы правы, — согласился Белдер. — Я об этом не подумал.
  — Что у вас нового дома?
  — Ничего. Все пущено на самотек. Ходят полицейские сыщики, устраивают беспорядок и задают вопросы. Миссис Голдринг плачет, а Карлотта каждую минуту сует нос в мои дела.
  — Зачем ей это нужно?
  — Не знаю.
  Берта закурила сигарету.
  — Почему вы интересуетесь моим парикмахером?
  — Как видно, это вас беспокоит.
  — Нет, просто любопытно.
  — Почему вы не говорите мне, кто ваш парикмахер?
  — Здесь нет никакой тайны.
  — Тогда почему вы стараетесь увильнуть от прямого ответа?
  — Я не увиливал. Просто интересовался, почему вы меня об этом спрашиваете.
  — Я хотела знать, как зовут девушку, которая собирается ссудить вас деньгами?
  — Мейми Росслин.
  — Чем она занимается?
  — Она закончила одно дело, связанное с рекламой для супермаркета в Сан-Франциско.
  — А что скажет Долли Корниш о ней?
  — О чем вы?
  — Вы говорили Долли Корниш, что Росслин собирается дать вам деньги?
  — Для чего мне нужно было это делать?
  — А почему не нужно?
  — Я не вижу в этом необходимости.
  — Как долго она будет в городе?
  — Кто, Долли Корниш?
  — Нет. Эта Росслин.
  — Она уезжает сегодня вечерним поездом, а завтра отправит телеграфом деньги. Поэтому-то я и хотел вас видеть. Необходимо связаться с Нанли и убедиться, что дело еще не ушло у нас из рук. Очень важно, чтобы мы могли покончить с ним до завтрашнего полудня.
  Элси Бранд открыла дверь и сказала:
  — Вода кипит.
  Берта отодвинула свое скрипящее кресло-качалку и поднялась.
  — Ну, — провозгласила она, — как раз здесь мы и нарушим почтовый устав.
  Чайник на столе Элси Бранд яростно кипел. Электрическая плитка отбрасывала красные отсветы на журнал, который она подложила, чтобы не повредить стол.
  Берта, осторожно держа конверт, подошла к чайнику, бросив Белдеру через плечо:
  — Заприте дверь.
  Она нагнулась над чайником, ловко манипулируя конвертом, раскрыла его над паром, полностью сосредоточившись на этом упражнении для рук.
  Элси Бранд поспешно встала из-за своего стола, и ее стул покатился на хорошо смазанных колесиках.
  — Что случилось? — спросила Берта, не поднимая головы.
  — Открыта дверь! — воскликнула Элси.
  Берта подняла глаза. На фоне матового стекла входной двери вырисовывалась черная тень. Широкие плечи, очертания жесткого профиля, длинная сигара, торчащая вверх под небольшим углом. Белдер стоял около Берты, внимательно глядя на письмо поверх ее плеча. Элси Бранд протянула руку, чтобы закрыть дверь на замок.
  — Проклятие, — накинулась Берта на Белдера. — Я же сказала вам, чтобы вы закрыли дверь. Я…
  Рука Элси дотронулась до замка.
  Тень на матовом стекле зашевелилась. Ручка повернулась как раз в тот момент, когда пальцы Элси коснулись замка.
  В панике Элси всем телом налегла на дверь в тщетной попытке не дать ей открыться.
  Сержант Селлерс приоткрыл дверь плечом и посмотрел в образовавшуюся щель на склонившуюся над столом Берту Кул, заметил чайник, электроплитку и ужас Эверетта Белдера.
  Не произнося ни слова и не спуская глаз с Берты и Белдера, Селлерс скользнул рукой вдоль дверного косяка и нащупал пружинный замок, указательным пальцем подергал его. Он обратился к Элси, не глядя на нее:
  — В чем дело? Вы пытаетесь выдворить меня?
  — Я закрывала офис, — поспешно сказала Элси. — Миссис Кул устала и никого больше не хочет видеть.
  — Понятно, — заметил Селлерс. — Вы собираетесь заваривать чай?
  — Да. — Элси Бранд быстро согласилась. — Именно так. Мы как раз собирались выпить чаю. Мы пьем чай довольно часто. Я…
  — Очень хорошо, — заметил Селлерс. — Тогда налейте и мне. Берта, добавьте в чайник еще одну чашку воды. Валяйте, Элси, закрывайте офис.
  Селлерс вошел в комнату, и Элси Бранд, беспомощно глядя на миссис Кул, закрыла дверь.
  — Боже мой, вы, полицейские, все одинаковы. Запах еды привлекает вас, словно мух. Не важно, какое время суток — утро, день или вечер, — произнесла Берта.
  — Совершенно верно, — продолжил Селлерс. — Только я не знал, что будет еще и еда. Я думал, что предполагается только чай. С едой все выглядит гораздо лучше. У вас есть какой-нибудь деликатес, Берта? Что-нибудь со сладкой начинкой? Я это люблю.
  Берта посмотрела на него в упор.
  — Можете не кипятить снова вашу воду, — сказал Селлерс. — Валяйте, Берта, наливайте чай.
  Берта взглянула на Элси.
  — Где чай, Элси?
  — Миссис Кул, я должна подумать. Кажется, мы вчера использовали последнюю заварку. Я сейчас вспомнила, вы сказали мне, чтобы я принесла еще, а я забыла.
  — Проклятие, — вспыхнула Берта. — Ты вообще можешь что-нибудь запомнить? Это уже второй раз, как ты забываешь то, что забывать не следовало бы. Я сказала тебе вчера днем, чтобы ты принесла чай.
  — Сегодня утром я забыла об этом, — смущенно согласилась Элси.
  Ухмыляясь, Селлерс сел на стул.
  — Ладно, — сказал он, — доставайте чашки и блюдца, и я посмотрю, смогу ли посодействовать в чаепитии.
  — Полагаю, у вас в кармане завалялся пакетик заварки.
  — Кое-что я достану, — пообещал Селлерс, устраиваясь на стуле поудобнее и вытаскивая из кармана сигару. — Давайте, Берта, не смущайтесь. Элси, принесите чашки.
  Элси посмотрела на Берту.
  — Я передумала. Раз у нас нет чая, я не буду ждать, пока вы что-то организуете. Мне до смерти надоело…
  — Прекрасно, прекрасно, — прервал ее Селлерс. — Давайте посмотрим на чашки и блюдца, Берта. Где вы их держите?
  — Я сказала, что не собираюсь ими пользоваться.
  — Знаю, но они меня интересуют.
  — Можете интересоваться ими и дальше. Пойдемте, мистер Белдер. Мы закончим то дело, которое собирались обсудить, когда нас прервали.
  — С таким же успехом вы можете закончить его прямо сейчас, — сказал Селлерс.
  — Благодарю вас, но мои клиенты предпочитают частную беседу, это выглядит довольно странно с их стороны, но приходится с этим считаться.
  Селлерс продолжал все так же добродушно ухмыляться.
  — Миссис Голдринг сказала мне, что на имя миссис Белдер пришло еще одно письмо. Я подумал, что могу найти вас здесь, мистер Белдер, если у вас это письмо в кармане. Я только возьму его с собой. Оно может оказаться ценной уликой.
  — Возьмете? — взорвалась Берта. — Есть определенный государственный устав, который ценится немного выше, чем вы — пронырливые полицейские. Если письмо адресовано миссис Белдер, вы не можете…
  — Продолжайте, Берта, продолжайте, но не стоит так возмущаться. Если вы так цените государственный устав, то чем же вы тогда занимались?
  — Я хотела заварить чай! — чуть ли не крикнула Берта. — И я полагаю, что нет такого закона, который бы запрещал это делать в собственном офисе.
  — Вы будете удивлены, — сказал ей Селлерс. — Но согласно постановлению властей города места, которые регулярно снабжаются едой и напитками, хотя и не предназначены для этого, или…
  — Думаю, что я могла бы угостить своего клиента чашкой чая, не предъявляя лицензии на ресторанную деятельность.
  — Это «регулярное снабжение» подразумевает достаточно много, — сказал Селлерс, все еще приветливо улыбаясь. — Здесь работает Элси. Очевидно, вы каждый день в это время устраиваете чай.
  Яростный взгляд Берты Кул не нарушил безмятежного благодушия сержанта.
  — Если вы получили еще одно письмо, — продолжал он, обращаясь к Белдеру, — и созрели для того, чтобы его распечатать, возьмите меня к себе в компанию.
  — Как, черт возьми, вы смеете здесь распоряжаться? — сказала Берта. — Врываетесь в мой офис и…
  — Не принимайте все так близко к сердцу, Берта. Не кричите. Ваш офис открыт для всех. Я был в доме Белдера, чтобы проверить кое-какие детали. Я поговорил с миссис Голдринг, которая действительно взволнована всем происходящим и пытается убедить меня, что отсутствие ее дочери вызвано какими-то серьезными причинами, не связанными со смертью Салли Брентнер. Еще раз обдумав последние события и желая найти причину исчезновения дочери, миссис Голдринг вспомнила, что по почте пришло два письма, и оба были помечены: «Лично и конфиденциально». Она предложила пересмотреть почту, найти их и выяснить, нет ли там ключа к разгадке. Мы это сделали и нашли только один конверт.
  Я посчитал себя не вправе вскрывать корреспонденцию миссис Белдер, но мог подержать конверт против яркого света и посмотреть, что там внутри. Я сделал картонную трубочку, поставил ее на свет, положил на трубку конверт и увидел, что внутри только реклама пушной компании. Более тщательный осмотр убедил меня, что конверт вскрывали. Я вспомнил, что было два письма, что вы пытались не допустить меня к одному из них, что у вас не было конверта, в котором оно пришло. Миссис Голдринг я исключаю, поскольку она не могла найти письмо, которое пришло сегодня днем с пометкой «Лично и конфиденциально». Сопоставив факты, я предположил, где находится конверт и где должен быть Эверетт Белдер. Я пришел сюда и нашел вас, собравшихся вокруг кипящего чайника, заваривающих чай без чашек, чайника и без заварки.
  Теперь, Берта, скажите мне как детектив детективу: что бы вы подумали, находясь на моем месте?
  — О черт, — устало сказала Берта Белдеру. — Введите его в курс дела.
  — Так-то лучше. — Селлерс усмехнулся. — Во всяком случае, мистер Белдер, что касается вашей тещи, я вас защищаю. Я ничего не сказал ей о втором письме. Вам, вероятно, интересно будет узнать, что ваша теща думает, будто у вас с Салли была интрижка, и либо вы от нее устали, либо она встала на вашем пути, не давая завести другую приятельницу. Она предполагает, что вы отделались от горничной, и у нее начинают возникать подозрения, что вы могли разделаться и с собственной женой.
  — Разделаться с Мейбл! — воскликнул Белдер. — Боже мой! Я бы отдал правую руку, чтобы отыскать ее прямо сейчас. Берта может сказать вам, что я устраиваю дело, которое…
  — Замолчите, — оборвала его Берга. — Он пытается рассердить вас, чтобы вы заговорили. Это старый полицейский трюк: натравливать вас на тещу, а тещу — на вас.
  — Зачем вы остановили его, Берта? Разве он что-то знает?
  — Все, что я пытаюсь сделать, это держать его рот на замке, чтобы вы не могли поехать и рассказать теще, что говорил о ней Белдер.
  Селлерс дружелюбно произнес:
  — Думаю, мне удалось бы добиться большего, если бы вы не заняли круговую оборону.
  Белдер зло поглядел на Селлерса:
  — Интересно, сколько подобной ерунды припасено для граждан в полицейских участках?
  — Вы удивитесь, Белдер, как много раз жены «просто исчезали» или уезжали навестить родственников и не возвращались. Согласен, это звучит так, будто я выдвигаю против вас обвинение, хотя я не пытаюсь сделать ничего подобного, а только веду расследование. Вас обвиняет ваша теща.
  — Опять он делает попытку, — перебила Берта. — Не позволяйте ему разозлить вас. Давайте лучше посмотрим, что написано в письме.
  Берта взяла со стола Элси несколько листов бумаги и конверт, который она поспешно спрятала, как только Селлерс открыл дверь. Селлерс сидел, откинувшись на спинку стула, удовлетворенно выпуская сигарный дым. Он наблюдал за происходящим.
  Берта подержала конверт над паром, вставила между склеенными частями карандаш и прокатила его поперек полоски клея.
  — Довольно аккуратно, — прокомментировал Селлерс. — Видна большая практика.
  Берта проигнорировала его замечание.
  Белдер нервно произнес:
  — Думаю, мне следовало бы первому прочесть это. Здесь может быть что-нибудь…
  Селлерс поднялся со стула мягким, легким движением гимнаста. Белдер вырвал письмо у Берты. Большие сильные пальцы Селлерса схватили Белдера за запястье.
  — Ах вы, упрямец, — сказал Селлерс. — Дайте.
  Белдер попытался вырваться. Селлерс крепче сжал его руку, внезапно повернулся, и его локоть оказался сверху руки Белдера. Другой рукой он схватил тыльную сторону ладони Белдера и с силой потянул ее вниз.
  Пальцы Белдера разжались. Письмо мягко упало на пол. Селлерс опередил Берту, их плечи столкнулись, когда они оба потянулись за письмом.
  — Чтоб вас разорвало, — проговорила Берта.
  — Я всегда поднимаю для дамы вещи, — заметил Селлерс и вернулся на стул с письмом в руках и сигарой во рту.
  — Давайте читайте, — сказала Берта.
  — Я читаю.
  — Читайте вслух.
  Селлерс только усмехнулся. Он прочел письмо с явным интересом, сложил его и опустил к себе в карман.
  — Да, это и впрямь было весело! — заметил он.
  — Будьте вы прокляты. Вы покажете письмо? — сказала Берта.
  — У вас есть конверт, Берта. Полагаю, вы положите туда еще один проспект от скорняка и очень неплохо сделаете, если пошлете его по указанному адресу. И не надо меня проклинать. Я просто пытаюсь облегчить жизнь вашему клиенту. Миссис Голдринг очень понравился трюк: просматривание конверта над картонной трубочкой. Она уляжется спать на этом конверте, она только ждет, когда можно будет на него прыгнуть. А перво-наперво она спросит Белдера, не было ли у него письма в кармане. Ну, я должен спешить.
  Белдер повернулся к Берте Кул:
  — Разве мы не можем ничего сделать? Разве у нас нет никаких прав?
  Берта ничего не ответила, пока не закрылась дверь.
  — Он поймал нас на месте преступления, — с горечью произнесла она, — и он хорошо все знал. Будь он проклят.
  В голосе Белдера зазвучала благородная ярость:
  — Хорошо, миссис Кул. Думаю, что эта последняя капля переполнила чашу. Вы плохо вели это дело с самого начала. Если при слежке за моей женой вы показали бы самое обыкновенное умение, то мы сейчас точно бы знали, где она находится. В строжайшей тайне я дал вам письмо, а оно попало в руки полиции. Я пришел с третьим письмом, которое, возможно, содержит важную информацию… а оно ускользает из-под вашего носа. У меня были сомнения, когда я нанимал женщину-детектива. Сержант Селлерс не смог бы так обмануть мужчину.
  Берта смотрела куда-то вдаль, на ее лбу появилась напряженная морщинка. Она ничем не показала, что слышала хотя бы слово из всего сказанного Белдером.
  Белдер скованной походкой прошел к двери и вышел в коридор за сержантом Селлерсом.
  Элси Бранд сочувственно посмотрела на Берту Кул.
  — Вот несчастье, — сказала она. — Но все-таки это не ваша вина.
  Берта, видимо, ее не слышала.
  Она стояла, сосредоточившись, прищурив глаза.
  — Они думают, что Белдер убил свою жену, а он был в то утро в парикмахерской. Я помню его, когда он вошел. Было холодно. Сырой ветер как раз прогнал тяжелый туман. На Белдере было пальто, и он не был выбрит. Он оставил меня перед своим домом. Когда я приехала к нему в офис, он был уже выбрит, сделал маникюр и массаж, и волосы его были приведены в порядок. Так вот почему эта женщина хотела знать о его парикмахере. Парикмахерская — его единственное алиби.
  Берта прошла в кабинет, взяла шляпку и сумочку.
  Глава 15
  Забытое пальто
  В зале «Терминал-Тонсориал-Парлор» было семь кресел, которые обслуживали только трое мужчин. Войдя в парикмахерскую, Берта бросила взгляд на занятые кресла и на полдюжины клиентов, ожидающих своей очереди.
  — Где ваш шеф? — спросила она.
  — Он вышел перекусить, — ответил один из мужчин.
  — Вы хотите сказать, что он пошел обедать?
  — У него ленч, — усмехнулся мужчина. — Он стремится уйти уже с двух часов — считается, что это время его ленча. Он… Да вот он идет.
  Берта повернулась и оглядела человека, который открывал входную дверь. Не обращая никакого внимания на любопытные взгляды ожидающих клиентов, она помахала визитной карточкой перед лицом сбитого с толку парикмахера и спросила:
  — Где мы можем побеседовать? Я отниму у вас всего пять минут.
  Парикмахер устало посмотрел на занятые кресла.
  — У меня нет времени для беседы, — сказал он. — Я так занят. Я…
  — Пять минут, — настойчиво произнесла Берта. — И было бы лучше поговорить с глазу на глаз.
  — Хорошо, — сказал он, сдавшись под натиском Берты. — Проходите сюда. — И он указал на дверь, ведущую в подсобную комнату. — Пока я буду надевать халат, вы можете рассказать о вашей просьбе. — Последнюю фразу он произнес достаточно громко, чтобы ожидающие своей очереди клиенты могли его слышать: — У меня полно клиентов.
  — Хорошо, — согласилась Берта.
  Берта прошла в тесное, тускло освещенное помещение, отгороженное тонкой стенкой от главного зала. Вдоль стены тянулась доска с прикрепленными к ней крючками, на которых висело несколько пальто. На старомодной вешалке для шляп их было три. После того, как парикмахер водрузил свою шляпу, их стало четыре.
  — Итак, чем могу быть полезен? — спросил он.
  — Вы знаете Эверетта Белдера? — Берта перешла прямо к делу.
  — Да, знаю. У него офис в Рокэвей-Билдинг. Я обслуживаю его не первый год.
  — Прошу вас, вспомните, был ли Белдер у вас в прошлую среду?
  — В среду, — повторил парикмахер, потерев лоб. — Постойте… Да, верно, это была среда. Он постригся, сделал маникюр, побрился и сделал массаж. Сейчас уже редко кто делает массаж — похоже, люди стали слишком заняты, и они все время спешат. Бог знает что с ними происходит. Я не могу никого заставлять…
  — Как долго он здесь был?
  Парикмахер снял пиджак и жилет, осторожно повесил их на деревянную вешалку и водворил ее на крючок.
  — В общей сложности часа полтора, — сказал он, снимая с другого крючка халат и вдевая в рукав правую руку.
  — Вы не знаете точное время? — спросила Берта.
  — Почему же, знаю. Мистер Белдер не любит ждать. Он приходит, когда посетителей бывает немного, — часов в одиннадцать утра. В среду он запоздал и пришел около половины двенадцатого. Теперь я вспомнил. В тот день был сильный туман и сырой ветер. Он был в пальто. Вскоре после того, как он сел в кресло, выглянуло солнце, и мы поговорили о ветре, который разгоняет тучи. Когда он ушел, то оставил свое пальто… Вот оно висит на крючке. Я позвонил ему и сказал, что оно здесь, и он обещал за ним зайти. Скажите, почему вы его проверяете?
  — Я его не проверяю, — ответила Берта. — Я пытаюсь ему помочь.
  — Он вас нанял?
  — Я сказала, что пытаюсь помочь ему. Больше о нем никто не спрашивал?
  Мужчина покачал головой.
  — Возможно, еще придут, — сказала Берта.
  — Я сейчас вспомнил, что в газетах писали о каких-то неприятностях у него дома. Горничная упала с лестницы в погреб и закололась, не так ли?
  — Что-то в этом роде.
  — Ваш приход как-нибудь связан с этим?
  Мужчина был таким уставшим, что не обратил большого внимания на первые вопросы Берты. Он отвечал, пока переодевался, и стремился только к тому, чтобы побыстрее от нее отделаться. Теперь он заинтересовался настолько, что проявил немалое любопытство и подозрительность.
  Берта покорно взглянула на него.
  — Какая может быть связь между временем, когда он находился у вас в парикмахерской, и падением с лестницы горничной? — спросила она.
  Парикмахер обдумывал ее слова, пока застегивал пуговицы халата.
  — Думаю, что никакой. Я просто поинтересовался. Это все, что я знаю о последнем визите Белдера.
  Берта вышла за ним из маленькой комнаты с тем покорным послушанием, которое всегда вызывало подозрение у сержанта Селлерса, но парикмахер, став за спинкой кресла, уже забыл о ее существовании.
  — Кто следующий? — спросил он.
  Со стула поднялся мужчина и направился к креслу. Берта, уже взявшаяся за ручку двери, сказала:
  — Я забыла у вас свою сумочку, — и направилась в маленькую комнату.
  Парикмахер посмотрел на нее и стал обслуживать клиента.
  — Будете стричься? — спросил он.
  У Берты было достаточно времени. Она подошла к вешалке, где висело пальто Эверетта Белдера, и методично принялась исследовать его карманы.
  В левом кармане находился носовой платок и полупустой спичечный коробок. В правом — пара перчаток и очечник, из тех, что застегиваются на кнопку.
  Берта осторожно открыла его.
  Там вместо очков лежал съемный мост, на котором было два зуба.
  Берта взяла сумочку, которую она специально оставила на маленьком столике, открыла ее, положила очечник и вышла.
  — Всего хорошего, — механически произнес парикмахер. — Приходите.
  — Спасибо. Приду.
  Глава 16
  Тело в машине
  Зимним вечером движение на улицах было оживленным. Берта проехала вниз по бульвару, внимательно следя за стрелкой спидометра. Подъезжая к перекрестку, где потеряла из виду миссис Белдер, она сбавила скорость, потом отключила передачу и за весь оставшийся путь, прижимая регулятор книзу, восстановила картину, припоминая, как ехала преследуемая ею машина: с какой скоростью она двигалась и сколько сделала внезапных рывков перед тем, как повернуть за угол.
  Берта свернула налево, проехала до следующего поворота, потом остановила машину и огляделась. Она посмотрела сначала налево, потом направо, и ей в голову впервые пришла мысль, что ни справа, ни слева улицу, параллельную бульвару, не пересекали другие улицы или переулки, а значит, оттуда нельзя было выехать на бульвар.
  Берта припарковала машину у тротуара и занялась подсчетами.
  Если машина миссис Белдер остановилась бы на дороге, то она увидела бы ее, когда сворачивала с бульвара. Берта нагнала машину в последние сто ярдов перед тем, как потеряла ее из виду. Машина могла сделать поворот либо направо, либо налево, но проделать такой маневр в этом квартале было практически невозможно.
  Машина не могла испариться, и, еще раз признав важность «рутинной» слежки, Берта решила найти объяснение всему, что произошло.
  Она вспомнила, что кто-то стоял около гаража, когда она, свернув с бульвара, пролетела мимо, стремясь доехать до следующего переулка.
  Она попыталась вспомнить, где находился гараж. Кажется, где-то на левой стороне улицы.
  Берта развернула машину и медленно поехала в обратную сторону.
  Второй дом от угла был тем, что нужно, — Норт-Хэркингтон-авеню, 709. Это, конечно, маловероятно — один шанс из тысячи, но теперь Берта делала крупную ставку, и нельзя упускать ни одного шанса.
  Она остановила машину, прошла по цементированной дорожке, ведущей к дому, и нажала кнопку звонка. Она могла слышать, как внутри раздался слабый звон.
  Подождав секунд пятнадцать, она позвонила еще раз. В доме не было никаких признаков жизни.
  Берта отошла от двери, чтобы внимательно рассмотреть дом. Вокруг было пустынно. Шторы на окнах на две трети опущены. В том месте, где дверь отходила от порога, собралась пыль.
  Разочарованная, Берта еще раз нажала на звонок. Потом она повернулась и оглядела соседние дома.
  Солнце, скрытое на западе низко висящей завесой облаков, создавало эффект ранних сумерек. Тем не менее день был теплым. Во дворе на другой стороне улицы играли дети — девочка лет восьми-девяти и мальчик года на два помладше.
  Берта подошла к ним.
  — Не знаете ли, — спросила, обращаясь к детям, — кто живет в доме через дорогу?
  Ей ответила девочка:
  — Мистер и миссис Катрин.
  — Кажется, их нет дома.
  Девочка поколебалась.
  В разговор вмешался мальчик:
  — Они уехали на десять дней в отпуск.
  — Мама говорила тебе, чтобы ты ничего не рассказывал. Когда воры знают, что хозяев нет дома, то они приходят и уносят вещи, — сказала девочка.
  Берта успокаивающе улыбнулась:
  — Я слышала, что они хотят сдать свой гараж в аренду; вы ничего об этом не слышали?
  — Нет, не знаем. У них есть машина, и они обычно ставят ее в гараж.
  — Спасибо, — вежливо поблагодарила их Берта. — Я только взгляну на гараж.
  Она вернулась к дому, на этот раз более уверенно, и пошла по цементированной дорожке к гаражу. Некоторое время дети следили за ней, а потом вернулись к прерванной игре. Когда Берта подошла к гаражу, они полностью забыли о ней, и детские голоса зазвенели с утроенной силой, достигая ее ушей.
  Дверь гаража мягко подалась на хорошо смазанных петлях.
  Берта осторожно открыла ее на несколько дюймов. Она не собиралась входить, пока… не увидела в гараже машину.
  Что-то смутно знакомое показалось ей в машине. Берта посмотрела на номера: они принадлежали автомобилю миссис Белдер.
  Берта обошла машину и подошла к ней с правой стороны.
  Мягкий вечерний свет, струящийся через дверь, которая открывалась на восток, и через окна, выходившие на север, давал достаточное освещение, чтобы она могла видеть находившиеся в гараже предметы; но все же потребовалось минуты две, чтобы ее глаза привыкли к полутьме.
  Сначала Берта решила, что машина пуста. Она открыла дверцу и хотела уже пробраться к рулю. Вдруг ее нога натолкнулась на препятствие. Она опустила глаза вниз, рассматривая, что это могло быть. Глаза уже полностью привыкли к тусклому освещению гаража, и она разглядела обутую ступню и затянутую в чулок ногу. Тело же наполовину полулежало на сиденье, а наполовину сползло на пол.
  Еще момент — и застоявшийся запах смерти ударил Берте в ноздри.
  Берта выбралась из машины, пошла к двери гаража, но, подумав, вернулась, нащупала выключатель и включила свет.
  Лампа находилась под самым потолком, и крыша машины бросала тень на труп, но для Берты это был единственный шанс, которым она могла воспользоваться.
  Тело было одето в пальто из шотландской ткани, которое Берта так хорошо помнила; темные очки с блестящей оправой из белого металла, защищавшие глаза, придавали ему вид мистической совы, которая рассматривала Берту Кул круглыми черными глазами в белых ободках.
  Свет, проникавший через переднее стекло машины, падал на лежавший на полу в кабине лист бумаги.
  Берта подняла его.
  Машинописный текст, насколько могла судить Берта, был напечатан на той же самой портативной машинке «Ремингтон», что и анонимные письма.
  «Я поверну с Вестмо-бульвара. Я должна буду притвориться, что ничего не подозреваю, и ни разу не поверну головы, чтобы посмотреть назад, но краем глаза я буду смотреть в зеркало заднего вида. Если я замечу, что за мной следят, то, проскочив на красный свет светофора на Доусон-авеню, я поеду со средней скоростью. Я поверну на Норт-Хэркингтон-авеню. Второй дом от угла — номер 709. Дверь гаража будет открыта. Я заеду в гараж, выскочу из машины, закрою дверь, вернусь в машину и, не выключая мотора, буду ждать, пока не услышу три автомобильных гудка. Тогда я открою дверь и выеду из гаража. Очень важно, чтобы я с точностью до запятой следовала инструкции.
  Берта опустила руку, и бумага снова оказалась на полу. Она наклонилась над телом, приложила палец к холодным губам, собралась с духом и отвернула их.
  Съемный мост, на котором должны были находиться два зуба, пропал.
  Берта выбралась из машины и поспешно захлопнула дверцу. Она закрыла дверь гаража и пошла почти на цыпочках — так велико было ее желание оставить все в тайне. Она была уже на полпути к своей машине, когда звук детских голосов заставил ее понять, что она допустила большую ошибку, начав расспрашивать детей, и ей теперь не оставалось ничего иного, как позвонить сержанту Селлерсу.
  — Мне чертовски не везет! — проворчала она и распахнула дверцу машины.
  Глава 17
  Дьявольский и изобретательный
  Берта Кул обратилась к офицеру:
  — Пойдите скажите сержанту Селлерсу, что я не могу больше ждать. У меня много работы.
  Полицейский только ухмыльнулся.
  — Я говорю серьезно, — возмутилась Берта. — Меня здесь держат уже более двух часов, а я не собираюсь ждать, пока они там вдоволь наговорятся. Сержант Селлерс знает, где меня найти, если захочет.
  — Так и есть, он обязательно захочет, — сказал офицер.
  — Я не это имела в виду.
  — А я это.
  — Пойдите и передайте Селлерсу то, что я сказала.
  — Он занят. Я не могу отрывать его от работы из-за всяких пустяков.
  — Это не пустяки. Я ухожу.
  — Мне приказали не выпускать вас.
  — С какой стати я должна здесь сидеть только потому, что нашла для Селлерса труп?
  — Это вам необходимо обсудить с самим сержантом.
  — Но миссис Голдринг разрешили уйти.
  — Она закатила истерику, и она была нужна только для опознания тела.
  — Хорошо, а что нужно от меня?
  — Не знаю.
  — Сержант Селлерс уже закончил расследование в гараже?
  — Не знаю.
  — Хорошо. Что выяснили о причине смерти?
  — Этого я также не знаю.
  — Кажется, вы не знаете чертову уйму вещей.
  — Но так оно и есть.
  — А что вы знаете?
  Офицер усмехнулся:
  — Я знаю, что мне приказали задержать вас здесь, и я это сделаю. В данный момент, миссис Кул, я ничего другого не знаю.
  Берта погрузилась в негодующее молчание.
  Внезапно дверь открылась, и на пороге появился сержант Селлерс. Подав едва заметный сигнал офицеру, он улыбнулся Берте Кул:
  — Привет, Берта.
  Берта хмуро взглянула на него.
  — В чем дело, вы, кажется, чем-то огорчены?
  — Огорчена! Если вы полагаете, что я… О черт!
  Селлерс уселся на стул.
  — Как вы узнали, что она мертва? — спросил он.
  — Я дотронулась до тела. Оно было холодным. Кроме того, в машине стоял запах разлагающегося трупа. Я позвала ее. Она не ответила, не шевельнулась. Я поняла, что она уже несколько дней находится в машине. И тогда меня осенило, сержант, это было как вспышка — как то удивительное прозрение, которое находит на полицейских. И тогда я сказала себе: «Боже мой, да она мертва!»
  — Вы догадались, что она мертва, прежде чем вошли в гараж?
  — Я не знала.
  — Тогда почему вы туда пошли?
  — Я терпеть не могу терять того, за кем слежу.
  — Понятно. Когда вы теряете человека в среду в полдень и решаете, что вам не следовало этого делать, вы в пятницу вечером возвращаетесь на то место, где остановились. Очень похоже на движущиеся картинки в тире, которые замирают на месте, когда вы спускаете курок.
  — Нет. Не так.
  — Хорошо, тогда что же?
  — Я только осматривала место.
  — Вы должны были действовать более профессионально, Берта.
  — К черту то, что я была должна. Я потеряла ее там, и у меня было право вернуться и поискать.
  — Как вы узнали, что потеряли ее именно там?
  — Она свернула на эту улицу, и больше я ее не видела.
  — Тогда почему вы не остались там, когда следили за ней?
  — Потому что я думала, что она проехала до следующего угла и повернула направо.
  — А что заставило вас изменить свое мнение?
  — Я доехала до следующего угла, увидела, что она не повернула направо, и тогда свернула налево.
  — Вы сказали, что она не поворачивала направо.
  — Да.
  — Как вы это узнали?
  — Потому что, когда я начала поворачивать направо, улица была пуста. Я не думала, что она могла повернуть направо, а потом обогнуть квартал.
  — Итак, вы передумали и повернули налево?
  — Совершенно верно.
  — Но с левой стороны улица тоже была пуста, не так ли?
  — Да.
  — И по той же самой причине, по которой у нее не было времени повернуть направо и обогнуть квартал, у нее не могло быть времени повернуть налево.
  — Вот почему я и вернулась туда.
  Селлерс окинул ее любезным взглядом.
  — Это великолепно, Берта. В будущем, когда вам захочется сделать саркастическое замечание насчет того, как много времени требуется полицейским, чтобы сделать правильный вывод, вы сможете вспомнить, что даже самому лучшему частному детективу понадобилось два или три дня, прежде чем такая простая догадка, вроде вашей, просочилась в голову. Как получилось, что вы заглянули именно в этот гараж?
  — Я вышла, чтобы посмотреть, куда она могла деться… и что могло случиться. Я обнаружила, что улица имеет два тупика — справа и слева. Тогда я поняла, что она не могла повернуть за угол и заехать мне в тыл. Она должна была исчезнуть до того, как добралась до угла.
  — А вы не заметили этого двумя кварталами раньше?
  — Сказать по правде, нет, не заметила, — как-то пристыженно призналась Берта. — Я думала, что это самое обыкновенное преследование, одна из тех вещей, которые имеют значение только для тех, кто за это платит. Когда мужчина нанимает незнакомого человека следить за его женой, это означает, что он поставил крест на своей супружеской жизни, и безразлично, флиртует ли она с Томом, Диком или Гарри.
  — Милая философия, — сказал Селлерс. — Мне жаль, Берта, что у меня нет времени для спора о семейной жизни. Почему вы решили, что преследование — не такое уж важное занятие?
  — Я думала, что это рутинная работа.
  — Тогда почему вы не заметили, что там двойной тупик?
  — Я была очень сердита на себя и на эту женщину. Она ехала спокойно, ровно вела машину и держалась так открыто, что слежка за ней не составляла особого труда, и я размечталась. Я ехала за ней следом почти механически, а мои мысли были впереди на тысячу миль. И вдруг она выкинула этот номер. Тогда я рассердилась, и мне просто не пришло в голову, что она могла свернуть куда-нибудь в гараж.
  — До недавних пор?
  — Да, — сказала Берта.
  — А в среду вы не осмотрели гараж?
  — Нет. Я осмотрела дороги. Я думала, что она повернула на какую-нибудь подъездную дорожку и вошла в один из домов.
  — А если она свернула на дорожку, то почему бы ей не заехать в гараж?
  — Тогда мне не пришло это в голову.
  — А на появление другой идеи вам понадобилось три дня?
  — Да, если вам хочется быть чертовски саркастичным.
  — Вы видели бумагу, которая лежала на полу автомобиля?
  Берта поколебалась.
  — Да или нет?
  — Да.
  — И брали ее в руки и читали?
  — Да. В общем-то, я только посмотрела на нее — так сделал бы каждый.
  — «Так сделал бы каждый», — повторил сержант Селлерс.
  — Уж не думаете ли вы, что, найдя мертвую женщину, я не осмотрю все вокруг?
  — Вы знаете, что мы не любим, когда люди топчутся на месте происшествия и оставляют отпечатки пальцев после того, как обнаруживают труп?
  — Хорошо, должна я была выяснить, жива она или нет?
  — Об этом я и веду речь. Вы ее потеряли… в среду?
  — В среду около полудня.
  — Вы нашли ее, когда стемнело, вечером в пятницу. Она лежала в автомобиле, и как только вы это обнаружили, то почувствовали трупный запах. Вы дотронулись до нее, она была холодной. Вы заговорили с ней, но она не пошевелилась. Тогда вы подняли эту бумагу и прочли ее, чтобы убедиться, что она мертва.
  — Откуда я могла знать, что там написано. Это могло быть что-то важное. Может быть, она хотела, чтобы что-то сделали.
  — Что могло бы вернуть ее к жизни?
  — Не язвите.
  — Я только говорю, — продолжал сержант, — что на бумаге была пара великолепных отпечатков пальцев… и я полагаю… — сказал он, и тут голос внезапно зазвучал утомленно, — что они будут отпечатками пальцев Берты Кул.
  — Мне очень жаль.
  — Мне тоже, Берта.
  — Она умерла от отравления газом?
  — Похоже на то.
  — И что вы об этом думаете?
  — Милая маленькая ловушка, — сказал сержант Селлерс. — Кто-то пишет женщине грязные письма до тех пор, пока она не заинтересовывается ими так, что фактически подпадает под гипноз. Поставьте себя на ее место. В доме ей принадлежит каждый цент; возможно, это ей нравится. Факты говорят, что она нужна мужу скорее как лицо, которое владеет состоянием, чем предмет любви. Возможно, что она хотела разрубить этот узел. Она сделала бы все возможное, чтобы оставить себе состояние. Ее нельзя винить за это. Ее муж умеет добывать деньги — она нет. Если он уйдет, то она окажется брошенной на произвол судьбы. Если ей повезет и она сможет найти другого мужа, который содержал бы ее, то сможет спокойно жить дальше. А если у нее ничего не получится, то ей придется столкнуться лицом к лицу со старой и хорошо известной участью брошенной жены: с мужчинами, которые готовы забавляться, но не собираются жениться, с небольшим счетом в банке, истощающимся день ото дня, и подступающей старостью…
  — Вы хотите, чтобы я зарыдала?
  — Я хочу заставить вас думать.
  — Я вас не понимаю.
  — Я смотрю на это с точки зрения миссис Белдер. И пытаюсь представить ход ее мыслей после того, как в дело вмешалась мать.
  — Вы думаете, что ее мать имеет к этому отношение?
  — Нам известно, что во вторник у нее был долгий телефонный разговор с матерью. Потом около половины седьмого миссис Голдринг отправила телеграмму, в которой извещала дочь о своем приезде и просила встретить.
  — О чем они говорили?
  — Когда я спросил об этом миссис Голдринг, то она сначала попыталась уклониться, но потом рассказала. Мейбл позвонила ей и рассказала, что получила письмо, в котором говорилось, будто ее муж завел роман с горничной. Миссис Голдринг посоветовала ей уйти от Эверетта и забрать все деньги. Мейбл не была уверена, что это самый лучший вариант, потому что состояние вовсе не ее — оно принадлежит мужу, и ей кажется, что этот вопрос можно как-то урегулировать. Это привело в бешенство миссис Голдринг. Некоторое время она спорила с Мейбл по телефону, потом решила сесть на вечерний поезд, а приехав к дочери, попытаться взять ситуацию под контроль. Она хотела устроить маленький переполох.
  — Мейбл получила телеграмму?
  — Получила. Когда пришла телеграмма, дома была Карлотта. Согласно записи телеграфной компании, телеграмма была передана по телефону, и миссис Белдер просила повторить ее, чтобы убедиться, правильно ли она расслышала номер поезда. Потом она сказала об этом Карлотте, и они договорились встретить поезд. Эверетт Белдер не имел представления, какая затевалась буря. Мейбл попросила его в тот вечер взять из ремонта машину, наполнить бак бензином, проверить шины и вернуть ее к одиннадцати часам утра.
  — Подождите минуту, — сказала Берта. — Она не выходила из дома до одиннадцати двадцати двух в среду утром. Может быть, поезд должен был прибыть раньше?
  — Он должен был прийти в одиннадцать пятнадцать, но опоздал.
  — Почему Карлотта и миссис Белдер не отправились встречать поезд вместе?
  — У Карлотты в городе были какие-то дела, а миссис Белдер любила утром поспать. Карлотта сказала, что проедется по магазинам и встретится с ней прямо на вокзале. Мы можем предположить, что миссис Белдер позвонила, чтобы уточнить прибытие поезда. Если она не выходила из дома до одиннадцати двадцати двух, то, возможно, знала, что поезд будет в двенадцать пятнадцать, и не могла запланировать слишком много дел до прихода поезда. Фактически поезд пришел только к часу дня.
  Карлотта вышла из дома около девяти, выполнила некоторые поручения в городе и приехала на вокзал около одиннадцати. Там она узнала, что поезд прибывает в двенадцать пятнадцать, и позвонила домой сестре сказать об этом, но никто не поднял трубку. Она звонила дважды. А теперь представьте себе ситуацию. Время — около одиннадцати. Миссис Белдер сидит у телефона и ждет звонка от автора анонимного письма. Когда позвонила Карлотта, она не сняла трубку. Почему?
  — Боже мой! — воскликнула Берта. — Есть только одна причина.
  — Да? Давайте посмотрим, насколько наши версии совпадают.
  — В этот момент она, должно быть, убивала Салли Брентнер.
  Селлерс кивнул.
  — Так что же сделала Карлотта? — спросила Берта.
  — Она подумала, что Мейбл уехала на вокзал. Карлотта осталась ждать поезда. Уже не было времени ехать в город, и она осталась ждать Мейбл. Поезд пришел только в час дня. Мейбл не приехала. Теперь сопоставьте все это и скажите, каков ответ?
  — Единственное, что можно сказать, — убийство совершено в одиннадцать часов.
  — Мне тоже так кажется, — уныло произнес Селлерс. — Миссис Белдер могла позвонить в справочную и узнать, что поезд не придет до двенадцати пятнадцати. Она ждала звонка от автора письма и в одиннадцать не сняла трубку. Ей звонили, но, очевидно, не дозвонились до одиннадцати пятнадцати.
  — Почему вы решили, что это произошло в одиннадцать пятнадцать?
  — Вряд ли это произошло раньше этого времени. Есть вероятность, что это было как раз в одиннадцать двадцать одну и что миссис Белдер успела за минуту выйти из дома и сесть в машину. Телефон зазвонил между одиннадцатью пятнадцатью и одиннадцатью двадцатью одной.
  Берта осторожно произнесла:
  — По-моему, у нее было мало времени для того, чтобы убить Салли Брентнер. Ведь это произошло между одиннадцатью и тем моментом, когда ей позвонили.
  — Ей вовсе не обязательно было начинать убийство в одиннадцать часов. В это время она могла уже заканчивать свое черное дело.
  — Но ее муж вернулся в одиннадцать, — заметила Берта.
  — И, согласно вашему утверждению, он не входил в дом, а просто просигналил из машины.
  — Вы предполагаете, что Мейбл убила Салли… а не Эверетт Белдер?
  — Похоже, что так.
  — Но вы же говорили, что это дело рук мужчины.
  — Наверно, так оно и есть. Получив письмо, миссис Белдер чуть не сошла с ума от ревности. Она была так занята Салли, что не ответила на телефонный звонок в одиннадцать часов. После убийства Салли миссис Белдер сама попалась в расставленную для нее ловушку.
  — Тогда кто ее убил? — спросила Берта.
  Селлерс зажег спичку, поднес к сигаре, которой он пренебрегал, пока разговаривал с Бертой.
  — Между одиннадцатью пятнадцатью и одиннадцатью двадцатью одной зазвонил телефон. Миссис Белдер предложили сесть в машину, выехать на бульвар, проехать мимо светофора, словно избавляясь от преследования, повернуть налево на Норт-Хэркингтон-авеню, заехать в гараж, закрыть дверь и, оставив включенным мотор, ждать условленного сигнала. В такой ситуации неизбежно отравление угарным газом. И чтобы убедить полицию в том, что так именно и было, убийца вошел в гараж и заткнул паклей все щели.
  На лице Берты появилось испуганное выражение:
  — Вы в этом уверены?
  — На сто процентов.
  Берта присвистнула.
  — Технически, — сказал сержант Селлерс, — мы не можем доказать, что это было убийство. Женщина умерла по своей собственной неосторожности и…
  — Подождите минуту, — перебила его Берта. — Есть одна деталь, которую вы просмотрели. После того, как Мейбл поговорила с автором письма, она пошла к пишущей машинке и напечатала инструкцию.
  Селлерс благодушно улыбнулся.
  — Не обманывайте себя, — сказал он. — Ей не надо было оставлять телефон и идти к пишущей машинке. Во-первых, весь маршрут должен был отпечататься у нее в памяти. Она действовала под таким эмоциональным напором, что ее мысль работала на полную катушку. Но если бы она хотела записать маршрут, у нее около телефона должны были находиться карандаш и бумага. Она записала бы все сама и обязательно каракулями, которые выдавали бы ее напряжение. Но убийца хотел, чтобы мы поверили, будто она прибегла к помощи пишущей машинки, вставила маленький листок бумаги и аккуратно напечатала. Фу-у! Эта гадость настолько сырая, что от нее несет за версту.
  — Вы говорите об убийце, который напечатал текст и подбросил его в машину?
  — Он вполне мог это сделать.
  — Зачем?
  — Вы не понимаете? Даже тупой полиции будет ясно, что женщина умерла из-за собственной неосторожности.
  — А так оно и было? — спросила Берта.
  — Да, — сказал Селлерс. — Бензобак совершенно пуст. Зажигание было включено. Гальванический элемент остановлен. Она могла задохнуться в течение первых нескольких минут, а потом мотор продолжал работать до тех пор, пока не кончился бензин. Там было четыре галлона, столько Белдер влил в среду утром.
  — Тогда убийца должен был прийти в гараж уже после и оставить записку.
  — Верно. Именно поэтому я так обрадовался, когда увидел на ней два четких отпечатка, и поэтому был так разочарован, когда понял, что вы сунули туда свой нос.
  — Мне очень жаль.
  — Возможно. Вы достаточно давно занимаетесь такими делами, чтобы знать, что руки нужно держать подальше от места происшествия. Достаточно ваших отпечатков на ручке дверцы. Вы должны были открыть машину, убедиться, что она мертва, и на этом окончить осмотр и, уж конечно, ничего не трогать.
  В голосе сержанта Селлерса слышался упрек. Он устал, был удручен и расстроен.
  — Послушайте-ка, — внезапно сказала Берта, — это убийство было запланировано так, чтобы смерть выглядела как несчастный случай.
  — Совершенно верно.
  — Тогда убийца должен был снова прийти в гараж, чтобы посмотреть, что произошло, и оставить записку.
  — Логично.
  — Тогда почему убийца не вытащил из щелей паклю? Ведь она сразу говорит об убийстве.
  — Я подумал об этом, — сказал Селлерс, — и это привело меня в некоторое замешательство. Но попробуйте влезть в шкуру убийцы.
  — О чем это вы?
  — Он достиг своей цели. Убрал женщину с дороги. Ночью он прокрался в гараж, и у него было достаточно времени, чтобы оставить записку. Когда тело будет обнаружено, газеты станут говорить о смерти в результате несчастного случая, а не об убийстве. Убийца не стал задерживаться в гараже слишком долго. Он боялся, что его могут обнаружить. Если бы что-нибудь пошло не так и кто-нибудь увидел, как он входит в гараж, и позвонил в полицию, тогда приехала бы полицейская машина с ревущей на всю округу сиреной и его поймали бы на месте происшествия. Это было бы то же самое, как если бы его застали стреляющим или вонзающим нож в жертву. И он знал это. Он надеялся, что полиция не заметит паклю, а если и заметит, то он все равно чувствовал себя в полной безопасности, ведь его не застали на месте преступления.
  — Вы хотите сказать, что, поскольку он не был пойман на месте преступления, его нельзя обвинить?
  — Совершенно верно, — сказал Селлерс. — Даже если мы сможем доказать, что все это — часть тщательно продуманного плана, мы никогда не сможем обвинить убийцу, потому что фактически он не убивал женщину. Когда это случилось, он мог находиться, и наверняка так и было, в миле от нее. Это дьявольская изобретательность. Мужчина настолько завладел вниманием миссис Белдер, так перевозбудил ее, что она забыла обо всех предосторожностях и задохнулась в закрытом гараже. Докажите все это присяжным, попытайтесь сделать обвинение или попробуйте попросить суд поддержать приговор о высшей мере. Один шанс из тысячи, что с вами согласятся.
  — У вас есть какие-нибудь улики, указывающие на убийство?
  — Да. Мистер Белдер — дьявольски умный убийца, извращенный гений; человек, у которого была масса времени, чтобы сидеть в офисе и думать. Он использовал воображение, помогающее ему обдумывать кампании по сбыту, для того, чтобы найти способ убить жену и остаться при этом чистым. Человек, который писал анонимные письма, обвиняя себя в связи с различными женщинами, разоблачая любовные похождения, которые при других обстоятельствах остались бы в тайне; человек, нанявший детектива, чтобы быть уверенным, что за его женой будут следить до самого гаража. Вы не понимаете этого, Берта? Если бы вы за ней не следили, могли остаться сомнения по поводу случившегося? В результате дьявольского плана мы можем определить время наступления смерти с точностью до минуты — время, когда Эверетт Белдер сидел в парикмахерской. Очень милая картина, не правда ли?
  — В парикмахерской? — как-то неубедительно спросила Берта.
  — В парикмахерской, Берта, не удивляйтесь. Мы проверили все, что он нам рассказал. В парикмахерской он специально забыл пальто, чтобы парикмахер вспомнил время его посещения. Не прикидывайтесь невинной, моя милая, поскольку вы приходили туда и проверяли его пальто.
  Берта на какое-то время потеряла дар речи.
  — Минут через двадцать после вас приходила другая женщина, — сказал Селлерс. — Она сказала, что мистер Белдер забыл пальто и просил ее заехать за ним.
  На лице Берты одно выражение сменялось другим.
  — Похоже, это вас удивляет, — сказал Селлерс. — Вам бы следовало догадаться, что у него есть сообщница.
  — Почему вы так решили?
  — Кто-то должен был напечатать на машинке его жены эти письма, и напечатать профессионально, кто-то должен был позвонить ей и вызвать в гараж. Это единственное слабое место во всей схеме. Ему нужна была сообщница. И если я найду эту женщину, — а я найду ее и заставлю говорить, — тогда я смогу обвинить Эверетта Белдера. Это тот случай, когда ясно, кто совершил убийство. Единственная проблема заключается в том, смогу ли я достать улики, которые докажут, что это преднамеренное убийство, и пошлют виновника в газовую камеру тюрьмы Сан-Квентин. Я, — продолжал Селлерс, — только хочу сказать вам, Берта, что если вы станете на моем пути и вмешаетесь с какими-нибудь уликами или еще раз спутаете мне все карты, то я разровняю вас не хуже парового катка. Это все. Теперь можете идти.
  Глава 18
  А что я с этого буду иметь?
  Элси Бранд подняла голову, как только Берта открыла дверь.
  — Доброе утро, миссис Кул.
  — Здравствуй, — сказала Берта, прошла через приемную и опустилась на стул, стоящий около стола Элси. — Я выгляжу как божий гнев… И чувствую себя соответственно.
  Элси улыбнулась:
  — Я прочла в газете, что тело было обнаружено частным детективом, женщиной, которая работала по этому делу. Полагаю, что это потребовало большого напряжения. Вам удалось поспать?
  — Я даже глаз не сомкнула.
  — Неужели все так плохо?
  Берта хотела что-то ответить, но передумала и вместо этого взяла сигарету.
  — Я бы все отдала, чтобы здесь оказался Дональд.
  — Да. Могу себе представить, как вам его недостает. Но ведь вы не работаете над этим случаем, не правда ли?
  Берта молча зажгла сигарету. Элси продолжала:
  — Насколько я поняла, Эверетт Белдер забрал у вас это дело?
  — Элси, если мне не с кем поговорить, я тупею. Дело не в том, что ты можешь дать мне какой-нибудь проклятый дельный совет, — поспешно прибавила она, — но мысли всю ночь напролет бродили в моей голове. Я так глубоко увязла, что не могу выбраться и боюсь идти дальше.
  — Вы хотите сказать, что глубоко увязли в деле Эверетта Белдера?
  — В этом проклятом деле об убийстве.
  — Полиция считает, что это убийство? Как я поняла из репортажа, это был несчастный случай. Она оставила мотор включенным…
  — Полиция думает, что это убийство. Я думаю так же. И это и есть самое настоящее убийство. Я пыталась срезать углы и оказаться более ловкой — но запуталась.
  — Я не представляю, как это может оказаться убийством, — сказала Элси. — Полиция в этом уверена?
  — Уверена. Они знают, кто это сделал. Это вовсе не обычное дело об убийстве, где ты размышляешь, кто является виновной стороной. Здесь ты знаешь, чьих это рук дело, а он сидит за твоей спиной и смеется в рукав. И во всем этом проклятом деле есть только одно слабое звено, за которое я надеюсь ухватиться. Мне бы следовало пойти к сержанту Селлерсу и выложить на стол свои карты, но я боюсь это делать. Нужно было вовремя рассказать обо всем полиции, а теперь это может принять для меня скверный оборот.
  На лице Элси выразилось сочувствие.
  — Почему же вы не рассказали?
  — Будь я проклята, если знаю почему, — призналась Берта. — Меня, конечно, встревожило, что сержант Селлерс выхватил у меня из рук третье письмо и не рассказал, что в нем было. Ну его к черту, он никогда и не расскажет. Тогда я подумала: «Хорошо, приятель, убирайся к дьяволу. В следующий раз, когда я попытаюсь помочь тебе выбраться, ты еще об этом вспомнишь!»
  — Я отлично представляю, что вы чувствуете, миссис Кул. — И улыбка мелькнула в глазах Элси. — Тогда я решила, что сержант Селлерс что-то затевает.
  — Мне было очень неприятно, — призналась Берта. — Я пораскинула мозгами и решила, что скорее увижу его в аду, чем удостою такой великой чести, как хорошая мысль о нем. Полагаю, что во всех неприятностях, свалившихся на меня, я могу обвинить Дональда.
  — Зачем винить его за то, что вы получили ключ к разгадке?
  — Я хочу обвинить его за тот путь, которым я ее добыла. Я привыкла руководить сыскным агентством. И никогда не думала противостоять полиции. Я никогда ничего не скрывала. Я потихоньку тащилась со своим маленьким сыскным агентством, зарабатывая небольшие деньги, и у меня на счету был каждый пенни. Потом появился Дональд.
  Берта умолкла, делая длинную затяжку.
  — Маленький мозговитый дьявол, — продолжала она. — Деньги для него ровным счетом ничего не значили. Он тратил их, как воду в жаркий день, и разрази меня гром, если у него не было сноровки, чтобы заставить их течь, как течет вода сквозь дырявую крышу. Я никогда в жизни не видела столько денег. И он никогда не играл по тем правилам, которые предлагали другие. Он был на две или три головы выше каждого, держал карты очень близко к груди, всегда готовый к заключительному яростному удару, который приберегал все это время, и лавина денег обрушивалась на нас, потому что он знал правильный ответ задолго до того, как кто-нибудь хотя бы начинал догадываться.
  Ладно, мне надоело признание, что Дональд намного лучше меня. У меня тоже будет возможность играть, прижимая к себе карты, я просто буду молчать. Мне нужно бы говорить, а теперь говорить слишком поздно. Я схватила пчелу за жало. Я не могу ее отпустить и не знаю, что делать.
  — Если вам нужно выговориться, то расскажите мне обо всем, — сказала Элси.
  — Ее убил муж, и в этом нет ничего сверхъестественного. Дело в том, что он проделал это так умно, что его никогда не смогут обвинить в убийстве, даже если найдут доказательства. Но у него есть сообщница. И вопрос в том, кто она?
  Элси Бренд улыбнулась:
  — Понятия не имею.
  — Когда я говорю, то мне становится лучше, — призналась Берта, — и мысли понемногу проясняются. У него есть сообщница. Одно время я думала, что это мать Карлотты. Однако у них противоположные цели.
  — Она была здесь вчера?
  — Да. Хотела узнать, кто парикмахер Белдера. И я узнала, за что получила пятьдесят долларов. После этого от меня требовалось позвонить по указанному телефону и назвать имя парикмахера.
  — И у вас есть номер этого телефона? — спросила Элси.
  — Есть, я его проверяла. Это кассовый отдел аптеки, которая находится в деловой части города. Кто-то ждал там моего звонка. Возможно, мать Карлотты.
  Элси понимающе кивнула.
  — Потом я попыталась представить, как это сделал бы Дональд Лэм. Я сказала себе: «Зачем ей нужно знать имя парикмахера Белдера? Какое он имеет ко всему этому отношение?» Я вспомнила, когда в последний раз я видела Белдера выбритым и причесанным, как после посещения парикмахерской, и мне это удалось — это было в среду утром.
  Я пошла в парикмахерскую, где парикмахер, который управляет этим заведением, вспомнил, что Белдер был у него и, когда уходил, оставил свое пальто. Мне пришло в голову, что мать Карлотты знала об этом и хотела проверить содержимое карманов. Здесь я ее обошла. Я нашла в кармане пальто нечто такое, что является ключом к разгадке.
  — Что же? — спросила Элси.
  — Не скажу, — ответила Берта. — Я не скажу этого даже тебе, Элси. Не потому, что не доверяю. Об этом я не смею рассказать ни одной живой душе.
  — Понимаю, — участливым тоном произнесла Элси.
  — Это может помочь сержанту Селлерсу обвинить Белдера в убийстве, а может, и нет. Не знаю. Но уверена, что эта вещь очень нужна матери Карлотты. Я стащила ее прямо у нее из-под носа. Она не могла быть сообщницей Белдера, иначе не пришла бы ко мне.
  — До тех пор, пока эта вещь находится у вас, вы лезете в петлю, поскольку такое положение выгодно для Белдера, — заметила Элси.
  — Эта мысль пришла мне в голову около двух часов ночи, — созналась Берта. — Вот почему я не могла сомкнуть глаз.
  — Почему бы вам не пойти к сержанту Селлерсу, выложить карты на стол и…
  — Это логично, — сказала Берта. — Это то, что мне следовало бы сделать, что должно сделать рядовое сыскное агентство, и если я поступлю так, то прощай высокие гонорары. Мы навсегда останемся рядовым агентством. К черту все это. Мне нужно идти на охоту. Когда Дональд вернется, ему понадобятся деньги. И я к тому времени обязательно их добуду.
  — Могу представить, что у вас на душе.
  — Если я расскажу все сержанту Селлерсу, то он отберет у меня это дело. Он спустит на меня всех собак: почему я не сказала ему об этом раньше. Я буду свидетельницей в процессе об убийстве, и адвокаты начнут перемывать мне косточки, расспрашивая меня, почему я ничего не предприняла сразу, как только у меня появилась эта вещь. Они станут намекать, что в мои планы входил шантаж Белдера, а теперь вот я пытаюсь публично обвинить его в убийстве… Ну и все в том же духе, как это делается в суде.
  — Знаю, — сказала Элси. — Я была один раз свидетельницей.
  На минуту Берта задумалась.
  — Ну, — сказала она, — я оттолкнулась от берега, и мне придется грести на собственной байдарке. Мать Карлотты знает, что я обошла ее и что вещь, которую она искала, у меня. Я надеюсь на то, что она попытается заполучить ее. Если Белдер узнает, что вещь у меня, то он… короче, попытается убить меня. В каком-то месте необходимо сыграть на противоположных интересах и подняться на вершину. А так дело выглядит совершенно безнадежным.
  — Если я чем-нибудь могу помочь, — сказала Элси, — вы можете на меня рассчитывать.
  Берта устало поднялась со стула.
  — Ладно, есть еще Долли Корниш. В этом деле мы как-то выпустили ее из поля зрения, и у меня зародилось подозрение… Кто-то идет. Проклятие, каждый раз, когда я присаживаюсь отдохнуть, кто-нибудь обязательно ловит меня, прежде чем я…
  Дверь открылась. Миссис Голдринг с лицом, опухшим от слез, в сопровождении заботливой Карлотты вошла в офис.
  При виде Берты лицо миссис Голдринг немного просветлело, Карлотта приветливо кивнула и одарила Берту лучезарной улыбкой.
  — Доброе утро, миссис Кул. Можете ли вы уделить нам несколько минут? Маму постиг этот ужасный удар, но… в общем, есть вещи, которые не терпят отлагательств. Мы бы хотели поговорить с вами.
  — Проходите в мой кабинет, — сказала Берта, — и присаживайтесь. Через секунду я присоединюсь к вам. Я только закончу диктовать одно важное сообщение. Проходите и устраивайтесь как дома. Извините меня.
  — Конечно, — пробормотала миссис Голдринг. — Мы ценим вашу работу.
  — Как любезно с вашей стороны, что вы готовы принять нас прямо сейчас, — подхватила Карлотта.
  Берта смотрела на них, пока они входили в кабинет, потом повернулась к Элси.
  — Вот, — проговорила она, — это наконец-то возможность получить деньги, дорогая моя. Миссис Голдринг может быть убита горем, но сквозь слезы скорби она видит все, что происходит вокруг. Эта женщина не так уж глупа, и она не упустит кусок хлеба, который намазан маслом.
  — Боюсь, что я вас не понимаю.
  — Представь себе, — тихим голосом произнесла Берта. — Есть состояние, в котором бог знает сколько денег. Эверетт Белдер все перевел на имя жены. Он убивает ее и возвращает себе свободу и в то же время деньги. Миссис Голдринг чуть было не убедила дочь ускользнуть от мужа и взять все деньги с собой. Ты понимаешь, какое получается перетягивание каната: Эверетт Белдер приложил все усилия, чтобы порвать со мной, так что я совершенно свободна и могу взять в клиентки миссис Голдринг.
  — Но как вы можете изменить права на наследование…
  — Ты не поняла? — спросила Берта. — В законе сказано, что человек не может наследовать состояние того лица, которое он убил, несмотря на завещание или что-то другое. Теперь ты сидишь и стучишь изо всех сил на машинке, чтобы офис выглядел таким же деловым, как преисподняя, а Берта пойдет отрезать большой кусок пирога.
  Берта распрямила опущенные плечи, подняла голову, и лицо ее приняло обычное выражение полной уверенности в себе.
  — Я знаю, Элси, что сделал бы Дональд. Он принялся бы всячески манипулировать вещами так, чтобы поставить дело на процентную основу. Потом он воспользовался бы ключом, о котором никто, кроме него, не знает, и приколол бы убийство к Эверетту Белдеру, сгрузил в подол миссис Голдринг состояние и собрал проценты. Ад гудит, Элси, мы можем даже получить больше, чем десять процентов; а все состояние, возможно, составляет семьдесят тысяч долларов. Это будет семь с половиной тысяч долларов, которые стукнут в колокольчик нашего регистра наличных.
  — Да, — согласилась Элси, — думаю, Дональд сделал бы так, потом представил все в таком свете, что сержант Селлерс был бы ему благодарен.
  В глазах Берты промелькнула решимость:
  — Как раз это я и собираюсь сделать.
  Элси, казалось, испытывала некоторое сомнение.
  — Первый чертенок выскочил из табакерки, — сказала Берта. — Я проявлю искусство находить покупателей. Я изучала психологию торговли, а теперь поработаю с этой женщиной и постараюсь получить максимальные проценты. Она думает, что сможет нанять меня за почасовую плату. Я буду действовать тонко, но решительно. Посмотришь, Элси, как я это сделаю.
  Берта, не глядя, сгребла со стола Элси несколько писем. Держа их в левой руке, напустила на себя самый деловой вид, откашлялась и пересекла приемную, ворвалась в кабинет, со стуком закрыла дверь и одарила своих посетительниц успокаивающей улыбкой.
  Она села в скрипящее кресло-качалку, расчистила на столе место, положила корреспонденцию, которую держала в руке, и посмотрела мимо Карлотты на миссис Голдринг с самой милой улыбкой:
  — Я знаю, что бесполезно пробовать смягчить горе с помощью слов. Я могу выразить вам только самое искреннее сочувствие.
  — Благодарю вас, — произнесла миссис Голдринг безразличным голосом человека, чьи чувства притупились в результате перенесенного потрясения.
  Карлотта, приняв деловой тон, вторглась в краткую паузу:
  — Миссис Кул, случилось ужасное событие, которое так сильно расстроило маму, что я опасаюсь, как бы у нее не произошел упадок сил. Ее нервы совершенно расстроены.
  — Не беспокойся обо мне, — слабо отозвалась миссис Голдринг.
  Карлотта продолжала:
  — Прежде чем мы продолжим нашу беседу, миссис Кул, я хочу уяснить одну деталь. Насколько я знаю, Эверетт порвал с вами все деловые отношения. Вы больше не работаете на него и не должны ничего ему рассказывать. Это так?
  — Дело вот в чем, — мрачно начала Берта. — Он думал, что я плохо работаю, и умыл руки, фактически отказавшись от моих услуг. И я рада, что он это сделал.
  — Конечно, — продолжала Карлотта, — мы должны быть очень осторожны. Пока мы еще не можем выносить обвинения. Но я думаю, все мы видим ситуацию. И мне кажется, что мы хорошо поймем друг друга.
  Берта слегка кивнула.
  — Во всяком случае, — поспешно прибавила Карлотта, — мы не можем подвергать риску наше будущее. Вы понимаете, о чем я говорю. Секретарша Эверетта преследует вас в судебном порядке за ваши слова.
  — Я только пыталась прояснить дело, — бросила Берта, — и вдруг эта проклятая маленькая… достойная молодая леди… предъявляет иск.
  — Я знаю, что творится у вас в душе, но я не вижу в этой секретарше ничего благородного и достойного, миссис Кул.
  — Мой адвокат говорит, что до окончания судебного процесса она должна быть достойной молодой женщиной.
  — Ну, насколько я что-нибудь понимаю в людях, — определенно сказала Карлотта, — она просто маленькая…
  Миссис Голдринг кашлянула.
  — Я рада, что она больше не служит у Эверетта, — закончила Карлотта. — Я всегда думала, что у нее вызывающий вид. Боже мой, всякий мог подумать, что именно ей принадлежит офис.
  — Она, казалось, хорошо сознавала свою сексуальность, — сказала миссис Голдринг безразличным тоном человека, который был настолько потрясен мирскими происшествиями, что человеческие взаимоотношения перестали для него иметь серьезное значение. — Она вела себя провокационно, я хочу сказать — в сексуальном отношении.
  — Мама очень расстроена, — сказала Карлотта. — Беседовать с вами буду я.
  Берта полуобернулась, чтобы видеть Карлотту.
  У Карлотты были манеры молодой женщины, которая закрывается в своей раковине, а потом, во время сильного эмоционального стресса, выходит наружу, чтобы убедиться в способности принимать ответственные решения. Она, казалось, получала от своей роли большое удовольствие.
  — Миссис Кул, настал момент, когда мы хотели бы обратиться к вам за помощью.
  — Я к вашим услугам и сделаю все, что от меня зависит. Я всегда говорю моим клиентам, что предпочитаю не брать ни одного пенни, пока не сделаю для них что-нибудь полезное. Я поняла, что частные договоры об оплате только на пользу. Таким образом я могу уделять их делу больше времени.
  Берта с надеждой остановилась. Карлотта Голдринг быстро сказала:
  — Да, действительно, миссис Кул, я уверена, что вы отдаете своим клиентам все силы.
  — Я это делаю, — согласилась Берта. — И если я взялась за дело, я его не бросаю на полпути, а берусь за него хваткой бульдога. Я рву зубами и трясу, пока наконец не получу результат, которого ждут мои клиенты.
  — Я слышала, что вы очень компетентны, — подтвердила Карлотта.
  Миссис Голдринг отняла от глаз носовой платок.
  — И необыкновенно лояльны, — добавила она. — У вас великолепная репутация, миссис Кул, и я уверена, что ваши клиенты достойно вознаграждают ваш труд.
  — Некоторые из них так делают. Правда, иногда попадаются клиенты, с которыми приходится спорить. — Берта окинула своих посетительниц лучистым взглядом. — Но, знаете ли, я заметила, что чем интеллигентнее мои клиенты, тем больше они понимают, что моя работа должна быть хорошо оплачена.
  — Да, разумеется, — согласилась Карлотта, быстро взглянув на мать, а потом продолжила: — Так как вы, миссис Кул, очень занятой человек, мы перейдем прямо к сути дела.
  — Я расскажу ей, — сказала миссис Голдринг.
  Берта выдавила из себя одобрительную улыбку.
  — Полагаю, вы объясните свою просьбу, если только сможете это сделать.
  Карлотта с ожиданием посмотрела на мать. Миссис Голдринг вздохнула, приложила платок к носу, потом опустила его и сказала:
  — Полагаю, вы понимаете, что у мужа моей дочери, инженера по маркетингу, спекулятивный род занятий. Я не в курсе, что именно он делает, но, очевидно, берет на себя ответственность за распределение товаров, имея определенный процент с оборота.
  Берта не стала терять время на комментарии, пока шли эти прелюдии.
  — Конечно, в последнее время с торговлей не было никаких проблем, правда, несколько лет назад стало трудно получать материалы. У мануфактурного производства было больше рынков, чем они могли обслужить. Они не могли достать сырье для переработки, и Эверетт Белдер потерпел ряд серьезных неудач.
  Берта кивком выразила свое согласие.
  — Несколько лет назад он перевел все свое состояние на имя моей дочери.
  Берта никак не прореагировала на эти слова, она просто сидела за столом, устремив мерцающий взгляд на миссис Голдринг.
  — Конечно, — продолжала миссис Голдринг, — логично было бы предположить, что он перевел состояние на имя Мейбл с одной лишь целью — избавиться от кредиторов. Однако он под присягой заявил, что им двигали другие мотивы. Я не очень хорошо знаю закон, миссис Кул, но, насколько я понимаю, намерение, которое лежало в основе перевода, можно оспаривать и оспаривать. Если человек хочет обмануть кредиторов, перевод признается недействительным; если у него есть какие-то другие, законные намерения, то перевод поддерживается.
  — А этот перевод поддержан?
  — Да.
  — Тогда, принимая во внимание смерть вашей дочери, состояние, которым она владела, было ее личным?
  — Да, так.
  — И оно значительное? — спросила Берта, осторожно прощупывая дорогу.
  — Вполне, — ответила миссис Голдринг холодным тоном финансиста, который захлопнул дверь перед носом Берты Кул.
  Некоторое время в кабинете царило молчание, потом Карлотта Голдринг поспешно сказала:
  — На самом деле, миссис Кул, последние несколько месяцев Мейбл и Эверетт Белдер не очень ладили друг с другом, и когда у нее появились причины подозревать, что Эверетт… ну, вы знаете, что… Я хочу сказать, что он…
  — Изменял жене? — помогла ей Берта.
  — Да.
  — Она думала, что он ее бросит, так что же случилось?
  — Она составила завещание, по которому все состояние переходило к маме и мне, — безапелляционно заявила Карлотта.
  — Как вы узнали?
  — Она нам сказала. Во всяком случае, в телефонном разговоре с мамой она сообщила, что сделала это. Она знала, что ей потребуется два свидетеля. Видимо, одним из них должна была стать Салли Брентнер. Мы не знаем, кто был вторым.
  — Где сейчас находится завещание?
  — Мой зять его сжег, — произнесла миссис Голдринг. — Если мы сможем доказать, что это завещание было сожжено после смерти Мейбл, тогда мы сможем представить другое свидетельство, чтобы доказать его содержание, например, телефонный разговор с Мейбл.
  — Каким числом датировано завещание? — спросила Берта.
  — У нас есть основания полагать, что оно было составлено за день до смерти, шестого апреля.
  От приятного предчувствия Берта стала похожа на херувима:
  — Да, миссис Голдринг, думаю, что смогу вам помочь.
  — Я так рада.
  — Это так много для нас значит, — вставила Карлотта. — Вы просто не можете себе представить, какое это облегчение. Я говорила маме, что вы можете нам помочь. Я сказала: «Мама, если кто-нибудь и поможет нам, так это та восхитительная женщина с твердым характером, которая была в офисе Эверетта Белдера, когда я туда вошла».
  Берта Кул взяла карандаш и тихонько покрутила его в руках.
  — Ну, а теперь, — сказала она, — что вы хотите мне сказать?
  — Мы просто хотим, чтобы вы рассказали моему адвокату то, что знаете, и дали предварительное письменное показание, а потом, когда вы подниметесь на свидетельскую трибуну, то должны будете засвидетельствовать, что видели, когда вошли в кабинет. Мы знаем, что Эверетт Белдер сжег завещание как раз перед тем, как вы с сержантом Селлерсом вошли в офис.
  Берта боролась с явным недоверием:
  — Вы хотите сказать, что я вам нужна как свидетельница, и это все?
  Карлотта, улыбаясь, утвердительно кивнула:
  — Понимаете, миссис Кул, в офисе Эверетта мы нашли пепел на маленькой каминной решетке. Сейчас эксперт изучает его, восстанавливает сожженный текст, чтобы можно было установить, что это завещание моей сестры. И этот пепел лежал сверху. Следовательно, завещание было последней бумагой, брошенной в огонь. Мы уверены, что Имоджен Дирборн знает намного больше, чем заявляет. Я боюсь, что добровольно она нам не поможет. Но мы уверены, что вы можете нам помочь, что вы вспомните, как в камине горели бумаги, когда вы вошли в кабинет. Это все, что вам нужно вспомнить, миссис Кул. Я вошла позднее и могу подтвердить, что в тот момент огонь…
  — Подождите минуту, — сказала Берта, улыбка сошла с ее лица, взгляд стал холодным и тяжелым. — Что я с этого буду иметь?
  Женщины переглянулись, потом Карлотта сказала:
  — Гонорар свидетеля, миссис Кул… и мы оплатим то время, которое вы потеряете на встречу с нашим адвокатом.
  Берта, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, произнесла:
  — Вы пришли сюда только для того, чтобы договориться о свидетельском показании, не так ли?
  — Именно так, — сказала Карлотта, еще раз включая на полную мощность свой темперамент. — Мы были бы, конечно, рады заплатить вам за время, которое вы потеряете у нашего адвоката. Я полагаю, это будет стоить пять или десять долларов. Конечно, это не кажется неожиданным и не может выглядеть так, словно мы пытаемся купить ваше свидетельское показание. Ведь мы не можем этого себе позволить, не правда ли, миссис Кул?
  Обе посетительницы в течение секунды одаряли Берту обаятельнейшими улыбками. Берта сжала губы.
  — Конечно, не можете, и по этой причине я не стану подтверждать, что какие-то бумаги горели на решетке. Я не пойду к адвокату и не буду свидетельницей.
  — О, миссис Кул! Но мне казалось, что вы согласны помочь нам.
  — Я сказала, что смогу помочь вам, если вы нуждаетесь в услугах детектива.
  — Но нам не нужен детектив. Все уже готово. Наш адвокат говорит, что раз показание эксперта доказывает, что это было сожженное завещание, то расследовать больше нечего.
  — Я полагаю, что адвокат работает за номинальную плату, — сухо заметила Берта.
  — Он получит свой процент.
  — И к тому же, если вы получите состояние, он будет действовать в качестве вашего адвоката в заверении копии завещания и в его официальном утверждении и получит еще один кусок, не так ли?
  — Почему… почему, я не думала об этом. Он сказал, что часть этого состояния будет удержана по закону.
  — Понятно, — сказала Берта с непробиваемой вежливостью. — Что ж, мне очень жаль, что я ничем не могу вам помочь… пока вы не почувствуете, что вам нужно собрать некоторые факты.
  — Но, миссис Кул, у нас есть все факты. Нам нужен только свидетель для их подтверждения.
  — Вы успели проделать огромную работу за то время, как была найдена ваша дочь, — заметила Берта. — Адвокаты, почерк, эксперты и тому подобное.
  — Большую часть мы сделали раньше, до того как было обнаружено тело Мейбл. Я чувствовала, что ее убил Эверетт Белдер. Я была уверена в этом со вчерашнего утра. И я начала предпринимать шаги, чтобы убедиться, что Эверетт не исчезнет с чем-нибудь важным для извлечения выгоды из своего преступления. Мы обязаны вам, миссис Кул, что вы нашли тело Мейбл.
  — Вы мне вовсе ничем не обязаны, — поспешно сказала Берта. — Я могла бы собрать для вас больше фактов, если бы…
  — Наш адвокат, — мягко перебила ее миссис Голдринг, — говорит, что у нас есть все необходимые факты, и нам нужно только найти свидетелей, которые их подтвердят.
  — Ему виднее.
  — Но, миссис Кул, не можете ли вы подтвердить, что там горел огонь…
  — Боюсь, что нет. Из меня получится плохая свидетельница, я страдаю аллергией на адвокатов.
  — Наш адвокат сказал, что мы можем прислать вам повестку в суд, и тогда вы обязаны явиться. Он думает, что лучше сначала дружески побеседовать с вами.
  — Моя память, — извинялась Берта, — никуда не годится. Никак не могу вспомнить, горел тогда огонь в камине или нет. Конечно, когда-нибудь я это вспомню.
  Миссис Голдринг поднялась со стула и произнесла со сдержанной формальностью:
  — Мне очень жаль, миссис Кул. Я надеялась, что мы можем рассчитывать на вашу помощь, не прибегая к повестке.
  Берта Кул потянулась за корреспонденцией, лежащей на столе:
  — Всего хорошего.
  Она смотрела, как выходили ее посетительницы, потом, когда они прошли через приемную, Берта предалась страстному монологу, но, поскольку ей недоставало аудитории, ее речь была не эффективной.
  Она распахнула дверь.
  Элси Бранд подняла голову.
  — Они выглядели несколько рассерженными, — обеспокоенно сказала она.
  — Они были рассержены! — чуть не крикнула Берта. — Проклятые, двуличные, лицемерные шкуры! Знаешь, что нужно было этим двум лгуньям? Они хотели, чтобы я пошла в суд и присягнула, что на каминной решетке Эверетта Белдера горели бумаги, когда мы с сержантом Селлерсом вошли к нему в кабинет в четверг утром, — и они хотели заплатить мне гонорар свидетеля. Как… как… как…
  Берта Кул замолчала и погрузилась в молчание.
  Элси Бранд смотрела на нее сочувственно, но с любопытством:
  — На моем веку это первый раз, когда вы не находите слов, миссис Кул.
  — Не нахожу слов! — закричала ей в лицо Берта. — Проклятие, я их все нашла! Только не могу решить, с какого начать?
  Глава 19
  Драгоценная порода
  Отель «Локлир-Эпартментс» окружил себя атмосферой тихой роскоши. Отстоящий в стороне, как заповедник, казалось, он специально был построен так, чтобы при появлении посторонних немедленно занять оборону.
  Клерк, молодой человек лет тридцати, стоял за конторкой — высокий, стройный и выхоленный. Он подошел к своему столу, посмотрел на Берту и незаметно принял более строгую осанку при виде свободной размашистой походки Берты, которая отмела прочь всю хвастливую роскошь вестибюля.
  Волосы клерка были безупречно причесаны и напомажены. Изогнутые дугой брови поднялись сами собой ровно настолько, чтобы заставить Берту приготовиться к обороне. Но Берта была не из тех людей, кто легко теряется или смущается, а занять оборонительную позицию ее мог заставить только линейный корабль.
  — Добрый день, — проговорил, клерк тем тоном, которым встретил бы обойщика, вызванного управляющим отеля. Не тем тоном, которым разговаривал с торговцами, но и не тем, которым привык приветствовать почетных гостей.
  Берта не стала терять время на вежливость:
  — У вас остановилась миссис Корниш… Долли Корниш?
  — Да. А как ваше имя, будьте любезны?
  — Миссис Кул.
  — Мне очень жаль, миссис Кул, но она неожиданно выехала из своего номера.
  — Куда она уехала?
  — Думаю, что не смогу сказать вам. Мне очень жаль.
  — Она оставила ориентировочный адрес?
  — Мы пересылаем ей почту.
  — Куда?
  — Вы можете написать ей письмо, миссис Кул, и оно будет передано.
  Берта раздраженно взглянула на клерка.
  — Послушайте, я разыскиваю Долли Корниш по чрезвычайно важному делу, и если вы знаете, где она, то скажите. Если не знаете, то посоветуйте, как я могу это выяснить.
  — Сожалею, миссис Кул. Я сообщил вам все, что мне было разрешено.
  — Где она жила?
  — Сожалею, но я не могу сказать вам это. Я могу только сообщить, что она внезапно покинула отель.
  — Кто-нибудь сидел у нее на хвосте? — спросила Берта.
  — Не могу вам этого сказать.
  Взгляд клерка устремился мимо Берты Кул, поверх ее плеча, и остановился на человеке средних лет, широкоплечем, в мешковатом твидовом костюме, который держал в левой руке пачку перевязанных лентой бумаг.
  — Добрый день, — сказал клерк голосом еще более сдержанным, чем когда приветствовал Берту Кул.
  Мужчина не стал себя утруждать ответом на приветствие. Он просмотрел сложенные бумаги, перебирая их толстыми, несгибающимися пальцами. Дойдя до середины пачки, он вынул одну бумагу, и темный ноготь указательного пальца скользнул вниз по странице.
  — «Акме пьяно рентал ком лани», — сказал он. — Долли Корниш должна была внести арендную плату за пианино. Вы оплатите счет или мне подняться за деньгами к миссис?
  На какое-то мгновение клерк определенно казался смущенным. Он поглядел на Берту Кул и обратился к мужчине:
  — Миссис Корниш свяжется с вами в течение одного-двух дней.
  — Она переехала, — сказала Берта.
  Человек недоуменно посмотрел на нее.
  — Что? Как переехала?
  — Уехала отсюда.
  — Она не могла перевезти пианино без подписанного разрешения.
  — Тем не менее она это сделала. Спросите у него.
  Мужчина повернулся к клерку:
  — Она здесь?
  — Она просила…
  — Она здесь или нет?
  Клерк раздраженно произнес:
  — Я позабочусь о счете и беру на себя ответственность за пианино.
  — Пять долларов, — сказал мужчина, вытягивая счет из пачки и кладя его на стол администратора. — Если она увезла пианино, не подписав разрешения, то это серьезное нарушение.
  — Мы гарантируем, что вы не понесете никаких убытков и она тотчас же свяжется с вами.
  — Она не может увезти его. Пять долларов.
  Клерк открыл отделение для денег в сейфе, вытащил хрустящую пятидолларовую бумажку, шлепнул ею о конторку и сказал:
  — Квитанцию, пожалуйста. — Он перевел взгляд на Берту Кул: — Всего хорошего, миссис Кул.
  Берта не двинулась с места. Она стояла, облокотясь на конторку, и глядела на счет. Она смотрела, как мужчина выписывал квитанцию, потом толкнул ее клерку через конторку и опустил в карман пять долларов.
  — Скажите ей, чтобы она взглянула на арендное соглашение. Она не имеет права перевозить взятые в аренду вещи.
  Клерк хотел было что-то сказать, но передумал и с негодованием посмотрел на Берту.
  Мужчина отошел от стола администратора и направился через разукрашенный вестибюль к выходу.
  Клерк направился к ящикам с квитанцией в руках, потом на полпути повернул и положил ее в отделение сейфа.
  — Чуть не забыл, — сказал он.
  — Подумайте немного, — сказала Берта, — может быть, вы что-нибудь вспомните.
  Он высокомерно взглянул на нее.
  — Думаю, это все, миссис Кул.
  Секунду Берта колебалась, потом внезапно повернулась и вышла на улицу.
  Она пересекла улицу и подошла к газетному киоску.
  — Отсюда день или два назад выносили пианино, — сказала она. — Мне бы хотелось знать, какой фирме принадлежал фургон.
  Киоскер покачал головой:
  — К сожалению, ничем не могу вам помочь.
  — Вы не заметили название?
  — Я не припомню, чтобы видел здесь какой-нибудь фургон за последние два дня, но, конечно, у меня очень много работы.
  Берта обошла еще четыре лавочки. Результат был тот же. Потом она подошла к телефону и позвонила в свой офис. Когда Элси Бранд сняла трубку, она сказала:
  — Ты можешь снять номер, Элси?
  — Что вы имеете в виду?
  Берга ответила:
  — Долли Корниш проживала в номере 15-В отеля «Локлир-Эпартментс». Это место такое же тугое и жесткое, как накрахмаленный воротничок. Напусти на себя важный и гордый вид титулованной особы. Не держись как обычный обыватель. Посмотри сверху вниз на того самца, что стоит за конторкой. Скажи ему; что хочешь взглянуть на свободные номера, если они у него есть. Поводи его за нос.
  — Когда вы хотите, чтобы я это сделала? — спросила Элси.
  — Как только поймаешь такси, — сказала Берта. — Я буду ждать за углом. Ты увидишь меня, но не заговаривай со мной. После того как ты выйдешь из отеля, я пойду за тобой следом.
  Берта повесила трубку, решив, что у нее в запасе есть пять минут, прежде чем Элси сможет добраться до гостиницы. Она подошла к газетному киоску, посмотрела несколько журналов, потом свернула за угол и стала ждать. Она видела, как Элси Бранд вошла в отель и через пятнадцать минут снова появилась на улице. Берта не спеша свернула за угол, и вскоре Элси нагнала ее.
  — Ну? — спросила Берта.
  — Ну и взяла же я в оборот этого клерка! — сказала Элси. — Он сказал, что они бронируют комнаты для одной женщины. Я спросила его, как здоровье мэра города и губернатора штата. Тогда он позвал помощника, чтобы он показал мне отель. У них есть два свободных номера. Один из них 15-В.
  — Он свободен? — спросила Берта.
  Элси кивнула. Берта нахмурилась.
  — Что бы ты сделала, — спросила она, — если бы взяла напрокат пианино и захотела перевезти его?
  — Я… ну, не знаю, — смеясь, ответила Элси.
  Внезапно Берта сказала:
  — Ты бы пригласила людей, у которых брала его в аренду, правда?
  — Думаю, что да.
  Вдруг Берта решительно произнесла:
  — Возвращайся обратно и скажи ему, что узнала от подруги о других свободных номерах. Спроси его, уверен ли он, что тебе показали их все. Попытайся выяснить, не сдавали ли они номер за последние два дня. Веди себя с ним высокомерно и величественно. Он на это клюнет. Иначе ты ничего не сможешь узнать.
  — Предоставьте это мне, — сказала Элси. — Он уже и так стелился передо мной. Вы будете ждать здесь?
  — Да.
  Элси вернулась через пять минут.
  — До вчерашнего дня номер 12-В был свободен. Теперь его занимает миссис Стивенс.
  Берта ухмыльнулась:
  — Приятный малый этот клерк. Вероятно, в его гениальном мозгу зародилась эта идея. Прекрасно, Элси, возвращайся в офис.
  Берта вошла в телефонную будку, набрала номер «Локлир-Эпартментс» и сказала:
  — Миссис Стивенс просила меня позвонить ей в номер 12-В. Вы не можете меня соединить?
  — Одну минутку.
  Коммутатор щелкнул, и женский голос осторожно произнес:
  — Алло?
  — Это компания по прокату пианино. Клерк оплатил ваш счет и сказал, что вы перевезли инструмент в другой номер.
  — Ах да. Как хорошо, что вы позвонили. Я сама собиралась звонить вам. Да, все в порядке.
  — Этот номер расположен в том же здании?
  — Да.
  — Мне нужно осмотреть инструмент. Это обойдется вам в пятьдесят центов.
  — О да, конечно.
  — Я сейчас нахожусь недалеко от вас.
  — Прекрасно. Я буду вас ждать. Номер 12-В. Мне бы следовало уведомить вас раньше.
  Берта вернулась в «Локлир-Эпартментс». Клерк с недоумением посмотрел на нее и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Берта прошла мимо него к лифту.
  Клерк поднял откидную дверцу и подошел к Берте, как человек, сознающий свою власть.
  — Прошу прощения, но мы не позволяем посторонним без предварительного уведомления входить в лифт.
  Берта Кул улыбнулась ему любезнейшим образом:
  — Миссис Стивенс из номера 12-В попросила меня прийти, — сказала она. — Я только что разговаривала с ней по телефону.
  Клерк попытался справиться с удивлением, которое появилось у него на лице. Пока он делал это, Берта кивнула лифтеру:
  — Поехали.
  Когда Берта постучала в дверь, кто-то говорил по телефону. Спустя несколько секунд разговор окончился, и Берта постучала громче.
  Из комнаты не доносилось ни звука. Она повысила голос:
  — Вы впустите меня, Долли, или я должна буду ждать, пока вы выйдете?
  Дверь открылась. На пороге стояла женщина, которой было чуть за тридцать, и воинственно смотрела на Берту.
  — Меня только что предупредили, — сказала она, — что вы…
  — Знаю. Я не понравилась клерку. Наши симпатии взаимны. И тем не менее, моя дорогая, позвольте мне войти.
  Мощной фигурой Берта без труда отодвинула легкую женщину в сторону. Она вошла в номер, одобрительно кивнула в сторону пианино, выбрала самое удобное кресло, опустилась в него и закурила сигарету.
  Женщина с возмущением сказала:
  — Существуют правила, которые запрещают подобные действия.
  — Знаю.
  — И клерк сказал мне, что у меня есть полное право выставить вас за дверь.
  — Он обязан был сказать что-нибудь такое.
  — Полагаю, это правильно.
  — Я так не думаю.
  — Почему же нет?
  — Потому что у меня есть связи с управлением полиции. Одно мое слово, и, вместо того чтобы арестовать меня, они возьмут вас для дачи показаний. Во всех газетах будет напечатана ваша фотография и…
  — Что вам нужно?
  — Всего лишь поговорить с вами.
  — Клерк сказал мне, что вы миссис Кул.
  — Да.
  — Он думает, что вы — детектив.
  — Даже болвану иногда приходят в голову мысли.
  — Миссис Кул, могу я спросить, что вам нужно?
  — Разумеется, — сказала Берта. — Закройте дверь. Присаживайтесь, в ногах правды нет. Расскажите мне об Эверетте Белдере.
  — Я не намерена обсуждать мистера Белдера.
  — Расскажите мне о его жене.
  — Насколько я поняла, она отравилась.
  — Да.
  — Я никогда в жизни с ней не встречалась.
  — Она получила письмо, которое касается вас.
  Молчание миссис Корниш говорило о полном отсутствии интереса с ее стороны к сообщению Берты.
  Берта продолжала:
  — Полагаю, что великолепная идея с переездом зародилась в гениальном мозгу того безупречного клерка, что сидит внизу. Но вам бы не следовало выезжать из своего номера, дорогая. Это показывает вас в невыгодном свете. Вы можете себе представить, как будут выглядеть ваши фотографии в газетах с напечатанными под ними пояснениями, скажем, такими: «Миссис Долли Корниш, которая, как утверждает полиция, тайно освободила занимаемый ею номер и переехала в другой под вымышленным именем, узнав о смерти миссис Белдер. Миссис Корниш находилась в интимной связи с Эвереттом Белдером до его женитьбы».
  Берта потянулась к пепельнице и стряхнула пепел.
  Миссис Корниш внезапно поглядела на нее так, словно собиралась расплакаться.
  — Что вы хотите знать?
  — А что вы можете мне сказать?
  — Ничего.
  — Милое дело, — с энтузиазмом согласилась Берта. — Газеты это проглотят. Сохраняйте это выражение лица, будто вы вот-вот расплачетесь, и ничего не говорите, и тут же появится подпись: «„Ничего“, — всхлипывает женщина, которая отправила на тот свет миссис Белдер».
  Миссис Корниш внезапно выпрямилась.
  — О чем вы говорите? Я не имею к смерти миссис Белдер никакого отношения.
  Берта сделала глубокую затяжку и ничего не сказала.
  — Миссис Белдер грозилась убить меня, — продолжала Долли Корниш.
  Внезапное негодование стерло с ее лица следы жалости к себе.
  — Когда?
  — В тот день, когда она умерла.
  — Что же вы такое сделали, что она желала вашей смерти?
  — Совершенно ничего.
  — Простите меня, моя дорогая, если я покажусь вам занудой, но мы слышали это уже много раз.
  — Но это правда.
  — Как случилось, что вы с ней встретились? — спросила Берта.
  — Я с ней не встречалась. Она позвонила мне в отель… и, если вас это так интересует, именно поэтому я сменила номер. Я хотела как-то обезопасить себя, чтобы в случае попытки с ее стороны что-нибудь сделать она не смогла меня найти.
  Берта не смотрела в ее сторону, так что миссис Корниш не могла видеть того мерцающего, напряженного интереса, которым светились ее глаза.
  — Позвонила вам по телефону?
  — Да.
  — И что она сказала?
  — Это был самый жуткий разговор, который у меня когда-либо был в жизни с женщиной.
  — Теперь мы начинаем продвигаться. Я, возможно, смогу вам помочь, если вы действительно все расскажете.
  — Как вы можете помочь мне?
  Берта повернулась и посмотрела миссис Корниш прямо в лицо.
  — Давайте внесем ясность в нашу беседу, — сказала она. — Я смогу помочь вам в том случае, если вы поможете мне. Я — детектив. Я обследовала почву. Я знаю большую часть ответов. Я говорю о том, что вас ужаснуло. Для меня это всё обычная работа. Теперь либо продолжайте говорить, либо храните молчание. Если вы решитесь рассказать, я тоже расскажу. Если предпочтете молчать, то я позвоню в управление полиции.
  — Вы не оставили мне никакой возможности выбора, — нервно рассмеялась миссис Корниш.
  — Я очень редко это делаю, — парировала Берта.
  Миссис Корниш несколько секунд обдумывала положение. Берта не торопила ее.
  — Хорошо, я буду говорить.
  Берта слегка подалась вперед, чтобы потушить окурок.
  — Вы женщина, миссис Кул, поэтому я могу рассказывать такие вещи, которые не рискнула бы поведать мужчине. У меня есть друг, который говорит, что в жизни каждой женщины два раза наступает момент, когда она по-настоящему счастлива, и что подавляющее большинство женщин упускают оба шанса. Он занимается горными разработками. Хорошие рудники — это те, в которых есть толстый пласт руды среднего качества. С его точки зрения, счастье — что-то в этом роде. Для счастья женщины необходимо, чтобы ее мужчина обладал свойствами среднего качества. По его словам, большинство женщин проходят мимо своего шанса в погоне за блестящими образцами высококачественной руды, что у геологов называется «драгоценная порода». Такие жилы истощаются полностью. Только жизнь не так проста. Когда вы действительно находите богатый пласт «драгоценной породы», это только кратковременная вспышка.
  — А к какому пласту принадлежит Эверетт Белдер, к «драгоценной породе»? — спросила Берта.
  — Нет. Эверетт был одним из моих счастливых шансов. Он был большим пластом более чем среднекачественной руды.
  Берта зажгла другую сигарету.
  — Мне захотелось снова его увидеть, — сказала Долли Корниш, — и я рада, что сделала это.
  — Вы решили его вернуть? — спросила Берта.
  Долли Корниш покачала головой. Ее глаза глядели грустно и задумчиво.
  — Он изменился.
  — Как?
  — Я говорила, что он пласт более чем среднекачественной руды. К несчастью, ему когда-то пришла в голову мысль, что он — «драгоценная порода». Он все время пытается быть чем-то не тем, что есть на самом деле. Это его погубило.
  — Возможно, вы могли бы спасти его, — заметила Берта.
  Долли Корниш улыбнулась, и это сказало больше, чем слова.
  — Хорошо, — произнесла Берта. — Вы облегчили душу, высказав все. Теперь поговорим о миссис Белдер.
  — В среду утром она позвонила мне. Она даже не дала мне вставить ни одного слова. Было похоже, что она заранее хорошо продумала, если не выучила свою речь. Она сказала: «Я все о вас знаю, миссис Корниш. Не изворачивайтесь и не пытайтесь лгать. Вы думаете, что можете повернуть назад стрелки часов, но вам это не удастся. Он мой, и я намерена удержать его. Уверяю вас, что могу быть очень опасной, и боюсь, что вы вынуждаете меня принять крайние меры».
  — Вы что-нибудь ответили? — спросила Берта, когда Долли Корниш на мгновение замолчала.
  — Я пыталась, но только заикалась и запиналась. Она не обращала на меня никакого внимания. Она подождала только секунду, переводя дыхание, продолжила, и слова ее ужаснули. Она сказала: «Я не из тех женщин, которые останавливаются на полпути. В моем доме жила одна девица, которая за моей спиной пыталась строить глазки моему мужу. Спросите ее, что случается с людьми, которые думают, что могут пускать мне пыль в глаза».
  Губы Долли Корниш слегка задрожали, потом плотно сжались.
  — И это все? — спросила Берта.
  — Еще был дикий, полуистеричный, враждебный хохот. Вы не можете себе представить. Это надо слышать.
  — Кто повесил трубку — вы или она? — перебила Берта.
  — Она.
  — И что после?
  — Я была настолько шокирована, что сначала не могла ничего ни делать, ни думать; потом я все же положила трубку. Меня трясло.
  — Если бы вы были настолько невинны, как утверждаете, — сказала Берта, — вы бы не приняли это так близко к сердцу.
  — Поймите, миссис Кул. Я хочу быть с вами честной. Эверетт был моим счастливым шансом. Если бы я осталась с ним, когда мне представлялась возможность, я смогла бы оградить его от вырождения. Я хорошо знала его силу и слабость.
  — Почему же вы не сделали этого? — поинтересовалась Берта.
  — У меня изменились представления о жизни. С течением лет я поняла, что в этом мире все грызутся, как собаки, и я решила, что должна вернуть себе Эверетта.
  Если бы он остался таким же, как был, если бы я увидела, что у него те же стремления… да, я знала, что он женат, но я решила, что верну его.
  — А совесть вас не мучает? — спросила Берта.
  — Думаю, что мучает.
  После нескольких секунд молчания Берта сказала:
  — Вы не повторяете точно слов той женщины, а даете их интерпретацию.
  — Думаю, что я правильно передала наш разговор. Его точный смысл, который она хотела до меня донести. Он просто врезался мне в память.
  Берта Кул хладнокровно взяла еще одну сигарету, закурила, глубоко затянулась и выпустила дым.
  — Что случилось с той женщиной?
  — Она сказала, чтобы я узнала, что случается с людьми, которые хотят пустить пыль в глаза… а потом я прочла о найденном в погребе теле горничной.
  Берта осторожно произнесла:
  — Вы почувствовали себя в аду, не так ли?
  — Как хорошо мне известно это чувство, — печально призналась Долли Корниш.
  — Если вы расскажете вашу историю, это будет выглядеть так, как будто вы разбили семейный очаг Белдера и толкнули миссис Белдер на самоубийство, либо… — Берта замолчала, чтобы взглянуть на миссис Корниш пронзительными глазами, в которых светилось обвинение.
  — Или?
  — Или убили ее.
  Долли выпрямилась в кресле, на лице у нее было удивление и негодование.
  — Миссис Кул, о чем вы говорите?
  — Если вы убили ее, вы бы вели себя примерно так же, а если нет, то не обязательно придерживаться дипломатического этикета. Вам стало легче, когда вы узнали, что она мертва?
  Долли открыто встретила изучающий взгляд Берты:
  — Да.
  Берта отвернулась и посмотрела, как дым поднимается с конца сигареты, зажатой между ее пальцев.
  — Хотелось бы не слышать всей этой истории, — проговорила она.
  — Почему?
  — Мне нужно пойти к сержанту Селлерсу, а у меня нет никакого желания идти к нему сейчас.
  — Почему?
  Берта устало поднялась.
  — Придерживаясь жизненной теории вашего друга, Селлерс получает не более двадцати долларов за тонну в пересчете на руду, но каждый раз, как только дела начинают идти в гору, он воображает себя «драгоценной породой».
  Берта направилась к двери.
  — Во всяком случае, миссис Кул, — произнесла Долли Корниш, — мужчины всего лишь мужчины. Мы должны примириться с их слабостями.
  Берта обернулась в дверях и оценивающе оглядела Долли.
  — Вы очень мило сыграли этот трагический спектакль, моя дорогая. Я не возражаю, если это только практика, но мне было бы чертовски неприятно, если вы думаете, что я попалась на удочку.
  Глава 20
  Берта в трудном положении
  Когда Берта вернулась, в офисе ее ждал Эверетт Белдер. Он вскочил, как только она открыла дверь в приемную, не дав ей времени даже взглянуть на него, и обратился к ней:
  — Миссис Кул, я очень виноват перед вами. Я хочу принести вам свои глубокие извинения.
  Берта стояла в дверях, с осуждением глядя на него.
  — Я не отдавал себе отчета в том, насколько большую услугу вы мне оказали, — поспешно продолжал Белдер. — Сейчас я нахожусь в ужасном положении. Разрешите поговорить с вами.
  Берта колебалась.
  Белдер, как хороший торговец, пустил в ход единственный аргумент, который мог бы сдвинуть дело с мертвой точки.
  — Меня не волнует, сколько это будет стоить, — сказал он. — Я согласен заплатить любую сумму.
  Берта направилась к двери кабинета:
  — Входите.
  Элси спросила:
  — Что-нибудь нужно, миссис Кул?
  Берта посмотрела на часы и сказала с некоторым удивлением:
  — Сегодня суббота, и скоро вечер. Нет, Элси, полагаю, что ты мне больше не понадобишься. Можешь идти. — Она повернулась к Белдеру, приглашая его войти.
  В кабинете Белдер в изнеможении опустился в кресло.
  — Что у вас приключилось? — спросила Берта.
  — Я падаю в пропасть.
  — Как так?
  — Меня обвиняют в убийстве.
  — Против вас много улик?
  — Есть ли против меня улики! — с сарказмом воскликнул Белдер. — С моей тещей и милой маленькой Карлоттой, которые без устали копаются в своей памяти и вытягивают оттуда любой незначительный факт, какую-нибудь маленькую деталь, которая способна принести мне несчастье… В общем, вы можете понять мое положение.
  Берта сидела, не говоря ни слова.
  — Мне не дает покоя то таинственное третье письмо, которое забрал сержант Селлерс. Я должен знать, что в нем написано.
  — Почему это вас так волнует?
  — Потому что меня обвиняют в близких отношениях с еще одной женщиной.
  — Да ну?
  На мгновение Белдер замолчал, потом взорвался:
  — Я должен знать, кто эта женщина.
  — Вам это нравится, я думаю? — спросила Берта.
  — Я хочу знать, в чем меня теперь обвиняют.
  Берта в задумчивости закурила.
  — Что-нибудь еще?
  — Разве этого мало?
  Она ничего не ответила.
  — Меня обвиняют также в том, что я сжег завещание жены, — продолжал Белдер. — Боже мой, мне такие вещи даже не приходили в голову. Когда я перевел свое состояние на имя Мейбл, она составила завещание, по которому все оставляла мне. Теперь говорят, что она написала другое завещание. Для меня это новость. У меня не возникало даже мысли, что она может составить новое завещание. Я полагал, что все передается мне.
  — Это плохо.
  — Почему?
  — Это служит мотивом для убийства.
  Белдер с раздражением сказал:
  — Если я знал о новом завещании, то считают, что я его сжег. Если не знал, то меня подозревают в убийстве Мейбл с целью получить его.
  — Вы могли убить ее, чтобы получить состояние, а потом найти завещание и сжечь его.
  — Как раз в этом меня и обвиняют.
  — Это правда?
  — Конечно же, нет!
  — А как ваши дела с Нанли? Что с тем делом?
  — Вот из-за этого, миссис Кул, я обязан перед вами извиниться. Если бы я оставил дело у вас, то мы бы смогли его уладить, но я поспешил и передал все в руки адвокатов.
  — И что произошло?
  — Ничего хорошего. Адвокат связался с Нанли и назначил с ним встречу на это утро. Вчера вечером, после того как было обнаружено тело Мейбл, я все время пытался связаться с адвокатом. Но у меня ничего не вышло. Дома отвечали, что его нет в городе. Позже я узнал, что он специально велел своей горничной отвечать так всем, кто будет звонить, потому что вечером у них дома играли в бридж, и он не хотел, чтобы его беспокоили.
  — А сегодня утром?
  — Утром мы встретились в кабинете адвоката. Под мышкой у Нанли торчала утренняя газета, но он не читал ее и не разворачивал. Я дрожал от нетерпения, и моим единственным желанием было только, чтобы это кончилось как можно скорее. Адвокат так долго тянул резину, приплел такую кучу формальностей при оформлении соглашения, что Нанли это надоело, и он откинулся на спинку кресла, закурил сигарету и развернул газету. Я пытался подать сигнал этому тупице адвокату, но он просматривал кодекс законов, выписывая там упоминание о подобных соглашениях, чтобы по возможности максимально защитить мои интересы.
  — И что же произошло? — спросила Берта, и в ее глазах промелькнул интерес.
  — Нанли просмотрел первую страницу, перевернул следующую, и заголовок о Мейбл бросился ему в глаза.
  — И что он сделал?
  — Что и следовало ожидать. Он поднялся, благодушно улыбнулся адвокату и сказал ему, чтобы он не утруждал себя составлением соглашения; учитывая дополнительные факты, он решил согласиться на урегулирование этого дела только за полную сумму, о которой идет речь, включая сюда и судебные издержки. Это было окончательное решение. Он знал, что после смерти Мейбл я наследую состояние и что оно может оказаться в его кармане.
  — А это мысль, — сказала Берта.
  — Так я теряю около девятнадцати тысяч долларов, а учитывая издержки, сумма может оказаться значительно больше.
  — Все это очень плохо. — В голосе Берты не было ни грамма сочувствия. Она открыла ящик стола, не спуская глаз с Эверетта Белдера, достала пресловутый очечник и положила его прямо перед ним.
  Белдер не обратил на это никакого внимания.
  — Послушайте, миссис Кул, мне нужна ваша помощь, ваша агрессивная, властная натура, огромная компетенция. Сейчас…
  Послышался стук в дверь.
  — Господи, — проговорила Берта. — Я забыла сказать Элси, чтобы она заперла за собой дверь на ключ. Она ушла домой, а какой-то клиент…
  — Скажите ему, что вы заняты и вас нельзя беспокоить. Не поймите меня превратно, миссис Кул. Я хочу нанять вас, и на этот раз у меня есть деньги. Я могу оплатить вам все…
  Берта поднялась со своего скрипящего кресла-качалки, прошла по кабинету и сказала через закрытую дверь:
  — Я занята. Сегодня я не могу никого принять.
  Стук повторился. Дверь открылась.
  — Ах, вот в чем дело, — произнес сержант Селлерс.
  Берта старалась закрыть дверь.
  — Уходите отсюда.
  Но сержант Селлерс увидел сквозь образовавшуюся щель испуганное лицо Эверетта Белдера.
  — Вы здесь не одна, Берта. И я войду.
  — Как бы не так. — И она всем весом налегла на дверь.
  Сержант Селлерс стал давить сильнее. Берта медленно отступала.
  — Давайте, помогите мне, — тяжело дыша, сказала она Белдеру.
  Тот не двинулся с места, парализованный страхом. Сержант Селлерс наконец раскрыл дверь.
  — Вы не имеете права врываться в мой личный кабинет подобным образом, — вспыхнула Берта.
  — Знаю, — успокаивающе сказал он, — но теперь, когда я здесь, я не уйду, не взяв с собой вашего клиента.
  — Убирайтесь ко всем чертям, — рассердилась Берта. — У меня с ним есть дела. Я имею право заключать собственные сделки. Вы можете подождать в коридоре. Вы…
  — Прошу прощения, Берта, — сказал Селлерс, — но я не стану ждать. У меня есть ордер на арест Эверетта Белдера, который обвиняется в убийстве.
  Белдер попытался встать с кресла, но ноги его не слушались. Он издал слабый звук, чем-то похожий на стон.
  Берта сердито сказала:
  — Выйдите хотя бы на пять минут. Белдер… хочет нанять меня. Я не собираюсь оставаться ни с чем.
  Селлерс не пошевелился.
  — Только пять минут, — умоляла его Берта. — Бесспорно, у меня есть право, чтобы мне заплатили за работу.
  Селлерс усмехнулся:
  — Вы хороший игрок, Берта… — Его взгляд упал на очечник, который лежал на столе. — Что это? — с любопытством спросил он.
  Она совершила ошибку, поспешно схватив очечник. Огромная рука сержанта Селлерса стиснула ее запястье. Он вытащил очечник из ее пальцев и открыл его.
  На фоне подкладки блестел съемный мост.
  — Будь я проклят! — протянул сержант Селлерс.
  Белдер, потянувшийся было за очечником, воскликнул:
  — Вы не можете это на меня повесить! Я окажусь за решеткой! Я знал, что миссис Голдринг и Карлотта виделись с ней, но я не думал, что она преподнесет мне эту вещь, что меня хотят перехитрить. Говорю вам, я ничего об этом не знаю.
  — Откуда это взялось, Берта?
  Берта хотела что-то ответить, потом передумала и плотно сжала губы.
  — Ну? — сказал Селлерс.
  — Дайте мне пять минут, и тогда я скажу.
  Усмешка Селлерса была холодной и безрадостной.
  — Теперь, Берта, вы не получите пяти минут. Ваше дело закончено.
  — Не оставляйте меня с ней ни на минуту! — чуть не крикнул Белдер. — Грязная обманщица. Она готова посадить меня за решетку!
  Селлерс подошел к телефону, набрал номер управления полиции.
  — Сержант Селлерс. Я в офисе частного сыскного агентства «Кул и Лэм». Здесь Эверетт Белдер. Я его арестовываю. Здесь и Берта Кул. Я ее не арестовываю… пока. Белдера я отвезу в управление. Когда я вернусь, я хотел бы поговорить с Бертой Кул. Пришлите сюда человека, который будет с ней до моего возвращения. Я хочу быть уверенным, что найду ее в офисе, когда вернусь, я хочу задать ей несколько вопросов.
  Селлерс опустил трубку. Его рука потянулась к поясу и достала звякающие наручники. Белдер с ужасом в голосе сказал:
  — Вы считаете, что вам нужно ими воспользоваться?
  Селлерс больше не улыбался.
  — Вы правы, — сказал он. — И если вы думаете, что вы лучше остальных убийц, то я придерживаюсь иного мнения.
  Глава 21
  Телохранитель с бутылкой
  Стрелки настенных электрических часов в кабинете Берты не спеша двигались по циферблату. Телохранитель, которого оставил сержант Селлерс, казалось, хотел доказать, что он чрезвычайно молчаливый человек. Он проводил часы, читая газету, подпиливая ногти и молчаливо куря, погруженный в свои проблемы.
  Берта пыталась его расшевелить, но каждый раз мужчина произносил что-нибудь невнятное, и это останавливало Берту.
  Сначала она настаивала на своем праве проконсультироваться с адвокатом.
  — Я хочу позвонить своему адвокату, — сказала Берта.
  — Пожалуйста.
  — Вы не возражаете?
  — Сержант сказал, что если вы хотите действовать официально, то пожалуйста.
  — О чем это вы?
  — Мы отвезем вас в управление полиции. Согласно фактам, предъявим вам обвинение в соучастии и занесем вас в книгу. Потом вы сможете увидеть адвокатов хоть всего мира.
  — Но вы не можете держать меня в собственном офисе?
  — Это верно.
  — Я хочу выйти отсюда.
  — Сержант оставил конкретный приказ. Когда вы перенесете ногу через порог, я арестую вас, отвезу в управление и запишу в книгу.
  — Что за дурацкая идея? — в негодовании произнесла Берта.
  — Сержант старается защитить вас и ваше будущее. Если он арестует вас, то ваше имя попадет в газеты, и репутация детектива будет запятнана.
  — И как долго я должна здесь оставаться?
  — Пока сержант Селлерс не даст другого распоряжения.
  — А когда это произойдет?
  — После того, как он закончит срочную работу.
  Дважды Берта свирепо говорила, что она идет в туалет. Ее телохранитель следовал за ней, дежурил в коридоре, занимая место, с которого он мог видеть дверь в женский туалет, и терпеливо ждал появления Берты Кул. После чего он сопровождал ее в кабинет.
  Берта занялась делом — нацарапала несколько личных писем, прикладывая все усилия, чтобы не выглядеть испуганной.
  Около шести часов офицер позвонил в находящийся по соседству ресторан, объяснил ситуацию, и вскоре оттуда прислали сандвичи и кофе.
  — Одна радость — перекусить, — воинственно проворчала Берта, отодвигая пустую тарелку и делая последний глоток еле теплого кофе, который она налила из керамического кофейника.
  В семь часов зазвонил телефон.
  — Я отвечу, — сказал офицер. Он поднял трубку: — Алло… Да… Хорошо, сержант, я вас понял… Когда?.. До свидания…
  Он повесил трубку.
  У Берты уже промелькнул было луч надежды, но когда она взглянула на офицера, ее снова охватила паника.
  — Кости еще не брошены, — сказал телохранитель. — Этот парень исповедоваться отказался. Сержант приказал мне остаться здесь еще на час. Если к этому времени ничего не произойдет, мы должны будем отвезти вас в управление и зарегистрировать. Жаль, мы пытались вас вытащить.
  — Вытащить! — фыркнула Берта.
  — Я так и сказал.
  — Это я уже слышала.
  — Вы слышали слова, но не поняли их смысла.
  Еще с полчаса в кабинете Берты все было по-прежнему. Потом офицер стал более общительным.
  — Меня сегодня должны были отпустить пораньше, — проговорил он. — Это дежурство не доставляет мне никакой радости. Да к тому же я весь день неважно себя чувствую. Где-то простудился.
  — Насколько я понимаю, вы можете идти хоть сию минуту.
  Он усмехнулся:
  — Этот парень, Белдер, кажется, отхватил жирный кусок.
  Берта ничего не ответила.
  — Это последнее письмо просто убило сержанта. Я могу поклясться, что с вас свалилось огромное бремя.
  Берта взяла карандаш и начала чертить в блокноте ничего не означающие линии, желая найти предлог, чтобы опустить глаза и не показать промелькнувшего в них интереса.
  — Вы имеете в виду третье письмо? — спросила она.
  — То, в котором говорилось об Имоджен Дирборн.
  — Об этой маленькой… достойной леди. Я успела только взглянуть на письмо, а потом сержант Селлерс забрал его.
  — И до нее добрались.
  — Она предъявила мне иск на сотню тысяч долларов. Маленькая прох… Достойная молодая леди.
  Офицер зашелся смехом:
  — Какого черта она оказалась такой достойной?
  — Так говорит мой адвокат.
  — Я вас понимаю.
  — Насколько я помню, то последнее письмо было несколько двусмысленным. В нем не было конкретных доказательств.
  — Может быть, и так, — произнес офицер. — Не знаю, чего вы хотели… Я скажу прямо: здесь холодно, и меня знобит.
  — В субботу вечером отключают отопление.
  — Я бы что-нибудь выпил.
  Берта быстро начертила в блокноте маленький треугольник.
  — У меня есть в запасе бутылочка, — сказала она.
  — Я стараюсь не употреблять этой гадости, когда нахожусь на службе, — сказал офицер, а потом прибавил с поспешностью, с которой произносят что-то доверительное: — Это моя слабость. Я могу месяцами не притрагиваться к спиртному, только сделаю глоток-два и отставляю его в сторону или вообще не беру его в рот. Потом словно кто-то меня дернет. Я начинаю пить, и чем больше я пью, тем больше хочется. И дохожу до того, что не могу остановиться. Поэтому я и не продвигаюсь по службе. Если бы на моем счету не было парочки кутежей, то я бы сидел уже высоко.
  Берта не спускала глаз с карандаша.
  — Я сама никогда не притрагиваюсь к спиртному до тех пор, пока действительно не выбьюсь из сил или не почувствую, что простудилась. Простуда повергает меня в сущий ад.
  — Со мной происходит то же самое. Знаете что, если у вас есть бутылка, принесите. Похоже, что вы отличный скаут. Думаю, я могу доверять вам и рассчитывать на го, что все останется между нами.
  Берта молча достала бутылку и два бокала. Офицер быстро опрокинул бокал, вытер губы и голодным взглядом посмотрел на бутылку. Берта снова наполнила его бокал.
  — Прекрасная вещь, — одобрительно проговорил офицер.
  — Лучшее виски, которое можно купить за деньги, — согласилась Берта.
  — Леди, вы спасли мою жизнь. А то меня начал пробирать озноб.
  — Вероятно, здесь был сквозняк. Давайте наливайте себе сами. Эту бутылку мне преподнес один клиент.
  Офицер посмотрел на бутылку оценивающим взглядом.
  — Ну нет, — уныло протянул он, — я не пью в одиночку. Я еще не настолько опустился.
  — Я же пью с вами.
  — Вы еще тянете первую порцию.
  Она наполнила оба бокала.
  Под влиянием виски телохранитель стал разговорчивым. Его звали Джек. Он был уверен, что сержант пытается вытащить Берту из затруднительного положения, что у нее серьезные неприятности, но сержант хочет ее вызволить. Она помогла ему в одном деле с убийством, а сержант не из тех, кто забывает оказанные услуги. Но Берта действительно глубоко завязла. Все зависело от того, что произойдет, когда Белдер выйдет из воды сухим. Если он оправдает Берту, сержант вздохнет с облегчением.
  Берта спросила, успокоился ли Белдер.
  — Думаю, что да, — ответил Джек. — Сержант не мог много рассказывать по телефону, но он сообщил, что делает успехи и надеется освободить вас еще до полуночи.
  — До полуночи еще очень далеко.
  — Если он будет вынужден арестовать вас, то пройдет не одна полночь, прежде чем вы вернетесь к работе, — предупредил Джек и тут же поспешно прибавил: — Ну-ну, не тревожьтесь сейчас об этом. Я же не сказал, что это обязательно случится. Не расстраивайтесь. Сержант обязательно вам поможет.
  Берта опять налила виски.
  Еще двадцать минут, и Джек погрузился в то неустойчивое состояние, которое вызывает спиртное. Он, очевидно, забыл об угрызениях совести и больше не заботился о том, чтобы Берта составляла ему компанию. Он подливал в ее бокал, а потом наполнял свой доверху. Отпивая по несколько глотков, Берте удалось выпить только треть по сравнению с офицером.
  — Мне бы хотелось вечно сидеть здесь и потягивать этот чудесный напиток, — признался он по секрету. — Но я не могу пить так медленно, как вы. Я не привык к умеренности. Знаете, Берта, вы отличная женщина. Нет ничего удивительного в том, что вы нравитесь сержанту. Вам не кажется, что включили отопление, а? Я думал, что здесь холодно, но сейчас даже жарко. Еще немного, и все вспыхнет. Как по-вашему?
  — По мне, вполне сносно, — ответила Берта. Ее глаза, не таясь, смотрели теперь на красное лицо и водянистые глаза полицейского, который сидел в кресле напротив. Джек сунул огромные руки в карманы брюк, принял полулежащее положение и вытянул длинные ноги.
  — Вы работаете даже по ночам? — спросила Берта.
  — У-гу.
  — У вас не бывает времени вздремнуть на дежурствах?
  — К этому привыкаешь. — Он опустил веки. — Самое скверное, что через какое-то время глаза… короче, свет причиняет боль. Если закрыть их на короткое время, будет только хуже. Доктор советует не закрывать глаза, а то испортится зрение.
  Берта не спускала с него напряженного взгляда, которым затаившаяся в тени кошка наблюдает за птичкой, беспечно прыгающей невдалеке на солнышке.
  Его голова кивнула пару раз, дернулась вперед, потом откинулась назад, глаза открылись, и он мгновенно проснулся.
  Берта взяла карандаш и снова принялась чертить. В ушах стоял гул, а когда она быстро повернула голову, комната на какое-то время закружилась. Но мысли были ясными.
  — Селлерс арестовал Имоджен Дирборн? — спросила она.
  — Я так не думаю, зачем ему это нужно?
  — Чтобы достичь своей цели, Белдеру нужна была сообщница. Женщина, которая могла позвонить жене и направить ее в гараж. Если он крутил роман с Дирборн, тогда яснее ясного, что она именно тот человек, который нам нужен.
  — Скажите пожалуйста! — воскликнул Джек с пьяным энтузиазмом. — Это же блестящая идея!
  — И я могу поспорить, что эта маленькая сучка написала… эта достойная маленькая сучка и является автором злосчастных писем.
  Джек уставился на нее совиным взглядом.
  — Для чего ей понадобилось писать письмо, в котором она обвиняет себя? — спросил он.
  На Берту нашло вдохновение.
  — Для того, чтобы отвести от себя подозрения; она знала, что миссис Белдер умерла раньше, чем было отправлено последнее письмо, знала, что все идет не так гладко, как хотелось. Но она достаточно умна и понимает, что такое письмо отведет от нее подозрение в убийстве. В глазах полиции лучше быть любовницей Белдера, чем его сообщницей.
  — Да, это вполне логично. — Джек потянулся к телефону. — Я позвоню и поговорю с сержантом. Ну-ка, какой у него номер? Надо припомнить.
  Джек положил локоть на стол, опустил голову на руку и закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться.
  Несколько секунд спустя огромные плечи опустились, рука протянулась через стол. Джек отмел телефон в сторону, словно это была какая-то досадная помеха. Его голова упала на руку, и вскоре в пропахшем виски кабинете раздался ровный храп.
  Берта осторожно покачнулась в своем кресле, чтобы оно не скрипнуло. Она поднялась на ноги и ухватилась за край стола, чтобы обрести равновесие, затем на цыпочках прошла к двери, ведущей в приемную. Джек беспокойно зашевелился, пробормотал что-то. Его язык ворочался с трудом.
  Берта бесшумно открыла дверь, проскользнула в щель и мягко повернула ручку, чтобы не раздался предательский щелчок замка.
  Было темно, она пересекла приемную, ни на что не наткнувшись. Она нащупала ручку входной двери и, прежде чем прокрасться в коридор, убедилась, что замок работает.
  Глава 22
  Риск взломщика
  Дом Эверетта Белдера был типичным для Южной Калифорнии — одноэтажный особняк с верандой и встроенным гаражом. Вокруг дома был разбит парк, который в менее удаленном районе считался бы обширным.
  Берта снизила скорость машины и оценила обстановку. Позади остались напряженные полчаса автомобильной гонки, попытка стряхнуть преследование в случае, если ей сели на хвост. Дело было не в том, что она подозревала погоню, она просто хотела быть уверенной, что никто не сможет указать на нее пальцем.
  Дом Белдера стоял погруженный во тьму, Берта не знала, есть там кто-нибудь или нет. Она проехала до середины квартала, выключила фары и зажигание, закрыла дверцы и опустила ключи в сумочку. Потом медленно пошла по тротуару обратно, поднялась по цементным ступенькам, ведущим в дом Белдера, и нажала кнопку звонка. Подождав пятнадцать секунд, она нажала снова, на этот раз более настойчиво.
  Не услышав в доме никаких признаков жизни, Берта попробовала толкнуть входную дверь, но та была заперта. Она спустилась с лестницы и зашла за дом. Встроенный гараж, выступающий футов на двадцать, находился с западной стороны дома. Дорожка, которая вела к черному входу, огибала дом с восточной стороны. Идя по дорожке, Берта заметила полуокна, впускавшие свет и свежий воздух в погреб, где было найдено тело Салли Брентнер. Берта обогнула дом, проверила все окна и двери, но они оказались запертыми. Дверь гаража тоже была закрыта.
  Проявляя чудеса сообразительности, Берта снова поднялась по лестнице, открыла почтовый ящик и сунула туда руку.
  Ее пальцы нащупали ключ.
  Берта вытащила ключ и вставила его в замочную скважину парадной двери. В ночной тишине ясно раздался щелчок. Она опустила ключ обратно в почтовый ящик, захлопнула его и вошла в дом, прислушиваясь к щелчку закрывшегося замка.
  Берта помнила золотое правило взломщиков, гласившее, что самое главное при проникновении в дом — организация отступления. Она достала из сумочки карманный фонарик и, освещая им себе путь, прошла через весь дом. В двери, противоположной входной, торчал ключ. Повернув его в замке и открыв дверь, Берта принялась внимательно изучать помещение.
  Над всем домом нависла неспокойная атмосфера. Берта Кул всегда уверяла, что стоит только ей войти в дом и пройтись по комнатам, и она сможет многое рассказать о его обитателях. Вокруг нее как-то странно дрожал воздух, и она не могла понять, то ли это вибрировали стены, подчиняясь неизвестным законам физики, то ли на нее влияла сама обстановка. Все это так подействовало на воображение Берты, что она воспринимала окружающее только в свете происшедшей трагедии.
  Она сознавала, что это дом неспокойных, возбужденных людей; дом, где совершено убийство, а теперь здесь все затихло в ожидании следующей трагедии.
  Несколько минут Берта боролась с охватившим ее ужасом. «Да успокойся же ты, великая простофиля, — сердито пробормотала она про себя. — Здесь ничего не случится. А вот если ты не найдешь улики, которые привели бы в восторг сержанта Селлерса, то отправишься в тюрьму».
  Она закончила осмотр восточных комнат дома, открыла дверь и очутилась в длинном коридоре, в который выходило несколько дверей. Дверь справа вела в другой коридор, с одной стороны которого находилась спальня, а напротив гараж. Берта толкнула дверь гаража и вдохнула затхлый запах сырого помещения. Свет ее фонарика скользнул вверх, выхватывая из темноты отдельные предметы. Вдоль стены тянулась рабочая скамья. Здесь находились выброшенные за ненадобностью вещи, для которых в доме, очевидно, не нашлось отдельной комнаты, — старый гардероб, шерстяное мужское пальто, покрытая масляными пятнами рабочая одежда, пара ящиков, разбросанные в беспорядке свечи зажигания, обрывки проволоки, полустертые покрышки.
  Берта вышла из гаража, закрыла дверь и принялась исследовать дверь напротив. Она вела в спальню, которая, судя по всему, принадлежала Карлотте. Сервант украшали фотографии молодых мужчин, пахло косметикой. В примыкающей ванной комнате был неровный шелушащийся пол, зеркальная полка уставлена солями для ванны и туалетными принадлежностями.
  Берта вышла из маленького коридорчика, толкнула следующую дверь и увидела то, что искала. В передней части дома находились две спальни, соединенные ванной комнатой. Комната, расположенная ближе к фасаду, очевидно, принадлежала Эверетту Белдеру, та, что примыкала к гаражу, — его жене.
  Берта бегло осмотрела саму комнату и тотчас же направилась в гардеробную, где принялась рассматривать одежду, стремясь отыскать тот важный ключ, который, словно маяк, бросился бы в глаза женщине, но ускользнул бы от мужского глаза сыщиков.
  Мейбл Белдер, исчезая со сцены убийства, которое она только что совершила, должна была оставить в гардеробной всю дорогую одежду, взяв только несколько простых вещей.
  Кто бы ни забирал вещи, которые должны были быть взяты, он должен был оставить какой-нибудь ключ. Возможно, чемодан, в котором были упакованы вещи Мейбл Белдер, был спрятан в самом доме.
  Берта прокралась в заднюю часть гардеробной, и свет ее фонарика проник в самые темные углы. Она заметила на полу несколько маленьких частичек. Она нагнулась и подняла несколько штук. Это были кусочки дерева, свернувшиеся в тугие спирали, которые были рассыпаны по полу, образуя маленький желтеющий сегмент, типичный для свежевырезанного дерева.
  Это кусочки сосновой доски, и их сверлили. По очертаниям туго скрученных стружек Берта могла сказать, каков диаметр сверла.
  Но просверленного отверстия нигде не было видно: ни в стенах, ни в полу, ни в потолке.
  Берта принялась размышлять вслух над своим открытием.
  — Проклятие, — пробормотала она, — если бы Дональд был здесь, он бы нашел выход. Маленький мозговитый дьявол! Я попала в переплет. Единственная возможность выбраться из этой ситуации — это что-нибудь найти. Какого черта эти стружки валяются в углу? Кто-то просверлил дыру, а потом сделал так, что она исчезла. Не может быть, чтобы дыра была так искусно заделана — или это так?
  Берта еще раз посветила фонариком вокруг. Затем, встав на четвереньки, она исследовала на полу и на стульях каждый дюйм.
  Поглощенная этим занятием, она забыла, что находится в чужом доме; внезапный звук хлопнувшей в доме двери подействовал на нее, как отдача после выстрела из ружья.
  Оценив обстановку и осознав то критическое положение, в которое она сама себя поставила, Берта припала ухом к полу и прислушалась.
  Она ясно слышала шаги и отдаленный звук женских голосов. Потом все стихло.
  Берта прикинула, есть ли у нее шанс выйти через черный ход. Она вышла на цыпочках из гардеробной, остановилась в спальне и прислушалась. Теперь голоса раздавались отчетливее. Люди прошли в кухню. Она слышала звяканье тарелок и хлопанье дверцы буфета.
  По всей вероятности, Карлотта и миссис Голдринг вернулись домой и теперь пили чай.
  Берта отказалась от мысли выбраться из дома через черный ход. Выйти через парадную дверь тоже не представлялось возможным, поскольку нужно было пройти через весь коридор. Тогда Берта вспомнила про гараж и решила попробовать уйти оттуда.
  Она сняла туфли, сунула их под мышку, осторожно закрыла дверь спальни и вышла в коридор. Она слышала звон посуды и ясные голоса, а потом нетерпеливое «мяу» кота, ожидавшего, когда его покормят.
  В кухне хлопнула дверца холодильника, потом отчетливо прозвучал голос Карлотты:
  — Говорю тебе, мама, в этих убийствах они обвинят Эверетта. И я буду очень рада. Они могут рассчитывать на мою помощь. Петля — еще слишком большая милость для этого человека.
  Берта изо всех сил напрягла слух, но ответа не расслышала.
  Теперь она шла, плотно прижавшись к стене, стараясь не наступить на скрипящие доски. Если бы ее поймали в этом коридоре, у нее не осталось бы никакой надежды на благополучный исход.
  — Лично я не люблю кошек и мечтаю избавиться от этого кота. Он меня просто терпеть не может. Мне нужно смазать руки кремом. После кота они так неприятно пахнут.
  Прежде чем до Берты дошел смысл этого замечания, ручка двери повернулась, и свет хлынул из кухни в коридор.
  Берта взяла фонарь в левую руку, в которой держала туфли, и сжала правый кулак, готовясь действовать. Но Карлотта, очевидно, передумала, и Берта услышала, как ее шаги удаляются в кухню. Через полуоткрытую дверь Берта слышала, как ритмично работал язычок кота, лакающего молоко, которое Карлотта налила ему в блюдце.
  Теперь для предосторожности не было времени. Берта проскочила по коридору, не обращая внимания на скрипящие доски, и бросилась к гаражу. Она открыла дверь и с облегчением вздохнула, когда ее окутала сырая темнота.
  Она села на ящик с инструментами, выключила фонарик и дрожащими руками стала надевать туфли в темноте, сердясь на себя за эту нервную дрожь.
  Берта встала, сделала пару шагов по цементному полу и внезапно остановилась. Ближний угол гаража был как-то странно освещен. Свет, казалось, лился из-под покрытой медью накладки, которая висела на стене. Она осторожно отодвинула накладку и увидела аккуратную дырочку диаметром приблизительно с дюйм.
  Через это отверстие и проходил свет, но, посмотрев в него, Берта ничего не смогла увидеть. С той стороны отверстие было чем-то загорожено.
  На секунду Берта забыла, что рискует быть пойманной. На первый план в ней вышел детектив. Кто-то использовал гараж, чтобы следить за жизнью дома. Этот свет шел как раз из спальни Мейбл Белдер. Берта подняла с рабочей скамьи отвертку и просунула в отверстие. Ее конец наткнулся на препятствие. Берта попробовала толкнуть его и поняла, что это была картина, висевшая на стене. Если ей удастся отодвинуть картину, то она увидит всю комнату. Кто-то наверняка таким образом следил за миссис Белдер. Следовательно, картину можно было отодвинуть, а потом, если нужно, отпустить, и она вернется в прежнее положение.
  Берта слегка толкнула картину и осторожно отвела конец отвертки в сторону. Повинуясь толчкам отвертки, картина подалась назад. Берта услышала, как открылась дверь, а потом до нее донеслись тихие голоса и еле слышный шепот.
  Ее любопытство достигло предела. Она вставила отвертку в отверстие под самым острым углом и, используя край отверстия в качестве точки опоры, отодвинула картину.
  Перед ней открылась часть спальни миссис Белдер. Напротив трюмо сидела Карлотта. Смазывая кремом руки, она рассматривала свое отражение в зеркале с тем критическим видом, который женщины приберегают для наиболее интимных моментов, когда можно сбросить с себя маску.
  Берта завороженно смотрела, как Карлотта открыла ящик трюмо и принялась в нем рыться. В зеркале отражалось ее лицо. Синие глаза блестели триумфальным блеском, который характерен для человека, предвкушающего удачный ход.
  Карлотта потянулась к телефону, быстро покрутила диск и сказала:
  — Справочная? Не могли бы вы сообщить мне домашний номер телефона Джорджа К. Нанли? Я не знаю адреса, — последовала пауза. — Спасибо.
  Она повесила трубку. Берта видела, как ее пальцы проворно летали над диском телефона, и услышала, как она произнесла:
  — Алло… Алло, это мистер Нанли?.. Мистер Нанли, мы с вами никогда не встречались, это говорит Карлотта Голдринг. Я сестра миссис Белдер… Да, это так… мистер Нанли, я обнаружила кое-какие важные доказательства. Я подумала, что, может быть, вы захотите со мной побеседовать. Это касается убийства Мейбл. Я сказала «убийства», мистер Нанли… Я знаю, что вам крайне необходимы деньги, и вы, кажется, выигрываете от смерти моей сестры. Вы…
  Карлотта, чувствуя себя уверенно, приняла более удобную позу, и Берта увидела в зеркале, как она, меняя положение, подняла глаза. Берта заметила растущий ужас в глазах девушки и не могла понять, чем он был вызван. Потом она догадалась. В зеркале Карлотта увидела, что картина, сдвинутая отверткой Берты, сильно отклонилась от нормального положения. Берта обругала себя идиоткой за то, что не догадалась, что картина, висящая на длинной веревке и отклоненная от вертикального положения, привлечет внимание.
  — Мама! — закричала Карлотта.
  Берта поспешно отпустила отвертку и услышала, как та ударилась о пол спальни. Картина скользнула по стене, отклонившись в другую сторону, словно маятник. Берта повернулась…
  Казалось, что ей на голову обрушился метеоритный дождь, потом метеориты рассыпались, разбрасывая потухающие струи света. Что-то холодное ударило Берту по щеке и так и осталось на ней. Из какой-то отдаленной и недосягаемой части подсознания до нее дошло, что холодная поверхность была полом гаража.
  Глава 23
  Отверстие в стене
  Где-то рядом гудели голоса, которые измученный мозг Берты отчаянно пытался разобрать и найти в них смысл. Лежа на спине с закрытыми глазами и ощущая нескончаемую боль в голове, она размышляла, почему сочетание свистящих звуков, таких, как «у-и-й-цссс» в слове «убийца» должно означать, что кто-то кого-то убил.
  И это размышление вернуло ее к сознанию.
  Глаза Берты открылись и так же быстро закрылись. Сержант Селлерс с серьезным видом разговаривал с Карлоттой и миссис Голдринг. Очевидно, он только что прибыл на место происшествия, и Берта решила притвориться больной, оттягивая тот ужасный момент, когда ей придется давать ему объяснения.
  Голос Карлотты звучал быстро и возбужденно:
  — …Укладывала волосы и увидела покосившуюся картину. Она была отодвинута в сторону. Вы знаете, сержант, как подобные вещи привлекают внимание. Я подняла глаза и тогда увидела, что из стены торчит эта штука. Сначала я подумала, что это пистолет, и я даже видела, как блестит чей-то глаз. Я позвала маму. В тот момент, как я закричала, предмет упал на пол. Тогда я увидела, что это была отвертка. Мама была в кухне, кормила кота. Она прибежала, чтобы посмотреть, в чем дело, и подумала, что я сошла с ума. Картина уже была на месте.
  Миссис Голдринг продолжала:
  — Нет, дорогая, я подумала, что случилось что-то ужасное. Ты представить себе не можешь, что с тобой творилось. На тебе лица не было, и ты пристально смотрела на лежавшую на полу отвертку. Ты выглядела так, словно это была ядовитая змея, которая собиралась тебя ужалить.
  — В общем, — подвела итог Карлотта, — я закричала, позвала маму и сказала ей, что в гараже кто-то есть. Мы обе бросились по коридору. Мама прибежала первой. Она и увидела того человека. Он склонился над миссис Кул… конечно, мы в то время еще не знали, что это была миссис Кул. В руке у него была дубинка… что-то белое. Она походила на кусок трубы, завернутой в белую бумагу. Но сначала я подумала, что это длинный нож.
  — И что он сделал? — спросил сержант Селлерс.
  — Он поднял голову, увидел нас и кинулся в нашу сторону, размахивая своим оружием.
  — Вы рассмотрели его лицо?
  — Нет. В гараже было темно. Знаете, такая полутьма, когда вы можете различить только фигуры. Я могу описать, как он был сложен, но ни я, ни мама не разглядели его лица.
  — Он был высокий и стройный или…
  — Нет, он был среднего роста, и у меня сложилось впечатление, что он был хорошо одет и походил на джентльмена, хотя я не знаю, почему мне так показалось. Возможно, потому, что на нем хорошо сидела одежда или он по-особенному двигался. В нем была какая-то легкая грация, которую приобретают мужчины, когда они всегда хорошо одеты и знают это. Я понимаю, что мои слова звучат глупо.
  — Нет, — задумчиво сказал сержант Селлерс. — За этим что-то должно скрываться. Продолжайте, что же случилось?
  — Это почти все. Он пробежал мимо нас. Мама пыталась его остановить, и он ее ударил.
  — Прямо в желудок, — с негодованием заметила миссис Голдринг. — Но я не согласна с Карлоттой. Я не думаю, что он был джентльменом. Джентльмен не ударил бы женщину.
  — Кулаком? — спросил Селлерс.
  — Нет, — негодующе отозвалась миссис Голдринг. — Он ткнул в меня концом трубы или чем-то еще.
  — Что потом?
  Карлотта продолжала:
  — Потом он побежал по коридору. Я боялась, что мама серьезно пострадала. Я думала, что он заколол ее ножом. Я спросила маму, не очень ли ей больно, и тогда мы услышали, как хлопнула дверь черного входа.
  — Вы побежали в заднюю часть дома?
  — Боюсь, мы были рассержены, чтобы быть благоразумными, — сказала миссис Голдринг. — Мы бросились в заднюю часть дома. Он убежал через кухню. Вискерс, кот, взобрался на стол, и его глаза были огромными и круглыми, а хвост оттопырен так, что стал похож на игрушечный воздушный шар.
  — Кот всегда ведет себя так с незнакомыми?
  — Нет. Он обычно очень ласковый, — сказала миссис Голдринг. — Потом я сказала Карлотте, что, наверное, кот знал этого человека или тот произвел на него неприятное впечатление. Возможно, этот мужчина пытался схватить его, и кот испугался. От страха у него глаза вылезли на лоб.
  — Словно этот мужчина был огромной собакой, которая за ним гналась, — сказала Карлотта.
  — Теперь давайте все расставим по местам, — сказал Селлерс. — Вы крикнули: «Мама!» — и тут же миссис Кул уронила отвертку, и картина встала на место. Так?
  — Да, так. И тотчас же я услышала, как в гараже что-то упало. В тот момент я не обратила на это особенного внимания, так как была испугана, думая, что из стены торчал пистолет. С ее стороны было жестоко так меня напугать.
  — После того, как вы упустили этого человека, вы вернулись и обнаружили, что миссис Кул не мертва, а только потеряла сознание, и тогда вы позвонили в полицию. Правильно?
  — Да.
  — И сказали, что в доме находится посторонний?
  — Да.
  — Вы должны были сказать, что на ваш дом совершено нападение и что была погоня и столкновение, — с упреком заметил Селлерс.
  — Боюсь, что мы были очень напуганы… и беспомощны. Эти два чувства приходят одновременно, когда женщины находятся в доме одни.
  — Я догадываюсь, что вы должны были чувствовать, — сказал Селлерс.
  Берта отметила, что Карлотта избегала упоминания о своем телефонном разговоре с Нанли.
  — Полагаю, что все детективы работают таким образом — просверливают в стенах дырки, чтобы можно было видеть, что происходит в доме, но я думаю, что это… — сказала миссис Голдринг.
  Сержант перебил ее:
  — Я не уверен, что именно она просверлила эту дыру.
  — Но тогда кто же? Отверстие расположено как раз на уровне ее глаз.
  — Для того, чтобы просверлить дыру, нужно время и инструменты. Гараж от основной части дома отделяет несгораемая стена. Высота, на которой находится отверстие, может кое-что рассказать о росте человека, который ее проделал, но она могла быть выбрана из-за расположения на стене картины. Думаю, что именно так оно и было.
  — Как интересно! Ну, да это не так важно. Что нам делать с миссис Кул? Вы не думаете, что нам следовало бы уложить ее в постель? И не вызвать ли доктора?
  — Я сам позвоню доктору, — сказал Селлерс, — но сначала я хотел бы кое-что осмотреть. Может ли она остаться здесь на день-два, если доктор решит, что ей не следует двигаться?
  — Конечно. Правда, сейчас, когда у нас нет прислуги, это будет немного неудобно, но мы будем рады оставить ее у себя. Она нам нравится, а мы ей, по-видимому, нет. В последний раз, когда мы с ней беседовали, мы просили, чтобы она согласилась быть свидетельницей, но ее не удалось уговорить. Она хотела, чтобы мы заплатили ей.
  — Это в ее стиле, — сказал Селлерс. — Хорошо, идите и скажите офицеру в гараже, чтобы он поискал отпечатки пальцев на задней двери, и не притрагивайтесь к ней сами. И вообще ничего не трогайте в этой части дома.
  Берта, лежа с закрытыми глазами, слышала, как удалились женщины и мягко закрылась дверь. Селлерс сказал:
  — Как вы себя чувствуете, Берта? Голова не болит?
  Берта, чувствуя ловушку, не пошевелилась и лежала тихо. Селлерс присел на край кровати.
  — Берта, кончайте эти шутки! Раз уж пришлось с этим столкнуться, то ничего не поделаешь.
  Берта не шелохнулась.
  — Я не такой дурак, как вам кажется, — продолжал Селлерс, и в его голосе послышалось раздражение. — Я видел в зеркале ваше лицо. Ваши веки дрогнули, а потом поднялись и тут же снова опустились.
  — Проклятие. Неужели женщина не может хоть немного побыть в уединении? — проворчала Берта.
  Она открыла глаза, притронулась к голове и почувствовала на пальцах что-то липкое.
  — Кровь? — спросила она.
  Селлерс усмехнулся:
  — Масло, которое вы собрали с пола в гараже. У вас на голове настоящее воронье гнездо.
  Берта огляделась. Она лежала на постели в спальне горничной. Она рванулась, чтобы сесть. Несколько секунд все в комнате вращалось, потом встало на место.
  — Как вы себя чувствуете? — спросил Селлерс.
  — Как в аду. Как я выгляжу?
  Селлерс показал на зеркало. Повернув голову, Берта увидела свое отражение. Волосы, слипшиеся от машинного масла, торчали во все стороны. Правую щеку пересекала масляная полоса. Взгляд остановившихся глаз был затуманен.
  — Боже мой! — проговорила она.
  — Вот именно.
  Берта поглядела на Селлерса:
  — И что же теперь?
  — Сожалею, Берта, но для вас это конец пути.
  — Как это?
  — Я знаю, что вы не хотите мне сдаться, — сказал Селлерс. — Я только не знал почему. Я не мог ухватить Белдера и переключил свое внимание на вас. Я позвонил офицеру, который вас караулил, и сказал, чтобы он выпросил у вас рюмочку-другую, прикинулся бы горьким пьяницей, нализался и посмотрел, что вы будете делать. Я позаботился о том, чтобы за вами следили, когда вы покинете офис.
  — Будьте вы прокляты! — воскликнула Берта. — Вы хотите сказать, что я вылила свое лучшее виски в глотку этого полицейского и… — Она замолчала.
  Улыбка тронула губы сержанта Селлерса.
  — Совершенно верно.
  — Черт вас возьми. Это виски я держу для самых лучших клиентов.
  — Джек сказал, что это была первая передышка, которую я дал ему за десять лет.
  Берта старательно подыскивала слова, и, пока она их подбирала, Селлерс продолжал:
  — Напротив офиса дежурили двое моих ребят, так что они могли последовать за вами, когда вы выйдете. — Его лицо потемнело. — Проклятие, если бы вы их не стряхнули! Это такие ребята, которые вернутся за гонораром.
  — Они были ловкими, как черти. Я не заметила, что они висят у меня на хвосте. Я только приняла меры предосторожности.
  — Да уж, вы приняли меры предосторожности! Они сказали, что вы носились кругами, как муха в горячей трубе, пока не пустили их под откос. Хорошо, потом вы приехали сюда, и что произошло?
  — Вы мне не поверите, если я расскажу.
  — Думаю, что поверю, — отозвался Селлерс. — Я уверен, что это не вы просверлили отверстие. И думаю, что оно проходит из спальни в гараж. Если бы его сверлили вы, то оно вело бы из гаража в спальню…
  Со стороны входной двери раздался звонок. Селлерс прислушался к слабым звукам возбужденных женских голосов и продолжал:
  — Теперь, Берта, вы должны мне объяснить, как попал к вам съемный мост миссис Белдер. Мы никак не можем этого понять. Когда мы производили осмотр тела, то обнаружили, что моста нет. Это был незначительный факт, но мы его взяли на заметку. Но когда я увидел мост в вашем кабинете, дело приняло совсем иной оборот. Теперь расскажите, где вы взяли его?
  — Предположим, что я не скажу вам?
  — Это создаст трудности. Вы замешаны в деле об убийстве. Если вы располагаете какими-то серьезными уликами, но не говорите об этом, то это не сулит вам ничего хорошего.
  — А если предположим, что скажу?
  — Это довольно щекотливое дело: в любом случае вы оказываетесь в неблагоприятном положении. Вы не можете свободно разгуливать, утаивая от полиции улики. Вы сделали это слишком поздно. Дональд Лэм умудряется в подобных случаях выходить сухим из воды, но он все время подготавливает свою победу. В конце концов он идет к полицейскому. Но если вы пытались применить его тактику, то только затянули петлю на шее и тянете за веревку изо всех сил.
  Берта мрачно сказала:
  — Если я потеряю свою лицензию независимо от того, буду я говорить или нет, то в таком случае я предпочитаю молчать.
  — Я не растолковал вам еще одно обстоятельство, — сухо продолжал Селлерс. — Если вы все расскажете, то потеряете лицензию, но это при условии, что объяснение удовлетворит нас. И вы сохраните свободу. А если не расскажете, то отправитесь в тюрьму как соучастница.
  — Думаю, что я могу обыграть вопрос с мостом так, как выгодно мне.
  — А я хочу обыграть это так, как удобно мне.
  Внезапно дверь распахнулась, и на пороге показалась миссис Голдринг. Она обратилась к сержанту Селлерсу:
  — Надеюсь, что не помешала, и надеюсь, что с пациенткой все в порядке. Мы так счастливы — Карлотта нашла свою родную мать. Я хочу ее вам представить. Миссис Крофтус, это сержант Селлерс… — поспешно прибавила: — и миссис Кул.
  — Здравствуйте, сержант. С миссис Кул мы уже встречались. Мне очень жаль, что вам нездоровится.
  Миссис Крофтус казалась необычайно уверенной в себе. Берта глядела на миссис Крофтус, сидя на краю постели с растрепанными масляными волосами.
  — Насколько я поняла, это вы нашли ее? — спросила она Карлотту.
  — Нет, — сказала миссис Голдринг, — миссис Крофтус давно разыскивала свою дочь. В свое время она отказалась от нее, чтобы девочку могли удочерить. Потом, когда произошел этот случай, она прочла о нем в газетах и убедилась, что Карлотта — ее дочь. Когда она позвонила в дверь, я сразу же ее узнала. Понимаете, я встречалась с ней много лет назад. Во всяком случае, это не причина, по которой Карлотта не может иметь двух матерей… — И миссис Голдринг многозначительно посмотрела на Берту и сержанта Селлерса.
  Берта внезапно повернулась к Карлотте.
  — Почему вы ничего не сказали сержанту о вашем телефонном разговоре с мистером Нанли? — жестко спросила она.
  — Потому что это не имеет никакого отношения к данному случаю, — с достоинством ответила Карлотта. — Я только хотела связаться с мистером Нанли, чтобы выяснить, нельзя ли уладить тяжбу на разумных условиях. Я не понимаю, какое это может иметь отношение к тому, что произошло в гараже.
  — Боже мой! — произнесла миссис Крофтус. — Кажется, я выбрала не очень удачное время для своего визита! Я очень сожалею, но…
  — Думаю, что сержант Селлерс все же захочет узнать, в чем же было дело, — сказала миссис Голдринг, притворно улыбаясь сержанту.
  Селлерс кивнул.
  — Не то чтобы я считал, что в этом есть какая-то разница, но…
  — Поджарьте меня, как устрицу! — внезапно воскликнула Берта, вскочив на ноги.
  — Что случилось? — озабоченно спросила миссис Голдринг.
  — Что случилось! — воскликнула Берта. — Сейчас я покажу, что случилось.
  Она подошла к двери, захлопнула ее и повернула ключ в замочной скважине.
  — Могу я спросить о цели ваших действий? — повелительным тоном спросила миссис Крофтус.
  — Вы можете спросить, что происходит, — сказала Берта, — и я надеюсь, дорогая моя, что смогу удовлетворить ваше любопытство. Вы можете прокрасться у меня за спиной, ударить по голове и уйти как ни в чем не бывало, но сейчас я покажу вам, как приятно попадаться, и посмотрю, что заставит вас выйти из себя.
  Миссис Голдринг в негодовании сказала сержанту Селлерсу:
  — Вы представляете закон. Неужели вы останетесь в стороне и допустите подобное?
  Сержант Селлерс усмехнулся.
  — Я не собираюсь ничего предпринимать, чтобы не останавливать развитие событий.
  Карлотта многозначительно произнесла:
  — Этот удар по голове, видимо, слишком сильно возбудил ее воображение. Пожалуй, делая неосторожные замечания в адрес других людей, она тем самым навлекает на себя еще большие неприятности.
  Берта поглядела на Карлотту.
  — Замолчите! Вы заметили, как эта картина двигалась по стене, гораздо раньше, чем утверждаете. Я слышала, как вы с кем-то шептались до того, как я смогла увидеть комнату. Это было, когда вы посоветовали вашей матери пойти и размозжить мне голову. Потом вы придумали эту историю с таинственным нападающим. И ваш телефонный звонок Нанли был полностью сфабрикован — вы старались привлечь мое внимание к тому, что происходило в спальне. Поэтому вы и спросили справочную, какой у него номер телефона, чтобы я знала, кому вы звоните, и ждала около отверстия, пока ваша мать…
  Миссис Голдринг проговорила:
  — Я подам на вас в суд, миссис Кул. Никогда в жизни меня так не оскорбляли. Я…
  — Замолчите, — бросила ей Берта. — Не кричите, пока вам не наступили на любимую мозоль. Я сказала: «Мать Карлотты».
  Миссис Крофтус откинула голову и засмеялась.
  — Я пришла всего пять минут назад, — сказала она. — Я не видела Карлотту много лет — с тех пор, когда она была еще совсем ребенком.
  — Я разбираюсь в подобных делах не так хорошо, как Дональд Лэм, но чтобы мне в голову пришла какая-то мысль, совсем не обязательно свалить на нее тонну кирпича. Миссис Голдринг все о вас знала, и вы все знали о миссис Голдринг. Миссис Голдринг хотела, чтобы Карлотта не имела с вами ничего общего. И у нее была достаточно толстая дубинка, чтобы удерживать вас на расстоянии. И вдруг все уладилось. Вы решили представить дело так, будто поднялись по ступенькам и позвонили в дверь без всяких предварительных договоренностей. Ба! Это шито белыми нитками. Я не знаю, нашли ли вы Карлотту или Карлотта отыскала вас. Возможно, Карлотта взяла на себя инициативу, потому что сами вы боялись встретиться с ней, принимая во внимание занесенную над вами дубинку миссис Голдринг. Если мне будет позволено сделать предположение, то я скажу, что у миссис Голдринг наверняка есть некоторые документы, которые она при необходимости могла бы показать Карлотте. Возможно, они были заперты в сундучке, который стоит где-нибудь в укромном уголке дома, и миленькая, вечно сующая во все свой нос Карлотта, стремящаяся узнать, кто же ее мать, умудрилась найти его, порыскала кругом, нашла ключ и сделала с него копию. Как только она открыла ящичек, то узнала, кто ее мать, и принялась ее разыскивать. Выражения, которые были в документах, не слишком беспокоили Карлотту, потому что милая маленькая Карлотта выяснила, что миссис Голдринг близка к краху и что Мейбл составила завещание, по которому состояние переходило к ее мужу. Карлотта, эта хныкающая, лицемерная, испорченная девчонка, не желала так просто оказаться на улице.
  — Вы говорите так, — усмехаясь, сказала Карлотта, — что я даже не имею возможности вставить слово. Выкладывайте все, что у вас есть, а потом мы посмотрим, что вы сможете доказать.
  Берта посмотрела на сержанта Селлерса:
  — Ну как?
  — Давайте дальше, Берта. Вы затягиваете на своей шее петлю, но все равно продолжайте. Когда вы закончите это заседание, вам будет предъявлено достаточно исков, чтобы вы смогли нанять целый штат адвокатов. Но я буду проклятым лжецом, если стану утверждать, что не получаю от этого удовольствия.
  — Это завещание сожгла Карлотта, — продолжала Берта.
  — На каминной решетке в офисе Эверетта Белдера? — с сарказмом спросила миссис Голдринг.
  — Да, на каминной решетке Эверетта Белдера, — сказала Берта. — И я как раз была там, когда она это проделала. И более того, Фрэнк Селлерс, вы в это время тоже были там. В камине горел огонь и какие-то бумаги. Я как раз обвиняла Имоджен Дирборн. Это был поистине драматический момент. Все смотрели на Имоджен, а Карлотта вошла и невинно заявила, что никого не нашла в приемной и поэтому прошла прямо в кабинет. И вы помните, что она стояла спиной к камину. В глубине моей памяти всплывает картина, на которой огонь в камине вспыхивает, когда около него останавливается Карлотта.
  — Бог мой! Вы абсолютно правы! — воскликнул сержант Селлерс.
  — Это ложь! — закричала Карлотта.
  — Теперь я поняла. Когда она нашла бумаги, там было и завещание Мейбл. Все состояние доставалось ее мужу. Если Мейбл умерла бы без завещания, состояние должно было бы быть поделено пополам между мистером Белдером и матерью. А по этому завещанию все переходило к мужу, и было логично предположить, что он знает об этом. Так что же делает миленькая маленькая Карлотта, хотя в этом небольшом деле она могла бы воспользоваться помощью своей матери? Она берет завещание, отрывает ту часть, где стоит имя Эверетта Белдера, чтобы в том случае, если текст будет восстановлен экспертом, она не попала бы впросак. Потом она стала искать возможность, где бы можно было сжечь его и при этом свалить вину на Белдера. Вот что она искала, когда вошла в кабинет. Обстоятельства не могли сложиться для нее лучшим образом. В камине горел огонь, и все в комнате сосредоточенно смотрели на Имоджен Дирборн. Наша миленькая маленькая Карлотта подходит бочком и встает спиной к огню, бросает туда завещание, а потом в нужный момент рассказывает, что Мейбл составила завещание, согласно которому все переходит ее матери, обвиняет Белдера в том, что он сжег его, и зовет эксперта, чтобы он сфотографировал пепел на каминной решетке. Эксперту удалось собрать достаточно доказательств, подтверждающих, что завещание Мейбл было последней бумагой, сгоревшей в камине. Но он не мог полностью восстановить его. Даже если бы он это сделал, недоставало бы имени наследника, потому что, без сомнения, Карлотта не оставила для этого никаких шансов. Ну, а теперь скажите, в чем я не права?
  — Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать все эти оскорбления, — заявила Карлотта.
  — Тебе и не надо этого делать, дорогая, — с достоинством провозгласила миссис Крофтус. — Лично я думаю, что эта женщина просто сумасшедшая.
  Сержант Селлерс с рассеянным видом вытащил из кармана сигару, отломил от нее конец и выудил из кармана спичку.
  — Лично я до тех пор, пока она не упомянула об истории с горевшими бумагами, думал, что она глуповата, — признался он. — Клянусь господом! Это сделала Карлотта, я точно помню, как за ее спиной вспыхнул огонь. Я еще испугался, что загорелась ее юбка, и размышлял над тем, какая неприятная заминка может произойти, поскольку это отвлекло бы всех от главного действия, а я хотел, чтобы на стол были выложены все карты. Что вы бросили в камин, Карлотта?
  — Ничего. Вы сошли с ума.
  — Ваш ответ расставляет все по местам. Я знаю, что вы что-то бросили. Если бы у вас было логичное объяснение, тогда все было бы в порядке, но утверждать, что вы ничего не бросили, — это…
  — Теперь я вспомнила, — сказала Карлотта. — Я читала письмо. Я держала его в руке, когда вошла в офис и увидела в камине огонь. Я почти забыла об этом.
  Сержант Селлерс усмехнулся, глядя на нее через колечки синего сигарного дыма:
  — Вы идете прямо в расставленную ловушку, сестричка, не правда ли? Так бросили вы в огонь бумаги или нет?
  — Да. Но это было письмо. Я…
  — Тогда как вы объясните слова эксперта, что последним сгорело завещание? Этот пепел лежал сверху.
  — Я… — Карлотта в бешенстве обернулась, ища поддержки, но не к миссис Голдринг, а к своей матери, миссис Крофтус.
  Миссис Крофтус ответила со спокойным достоинством:
  — Не думаю, чтобы я стала спорить с ним по этому вопросу, дорогая. Совершенно ясно, что он пытается принять сторону этой женщины, чтобы мы не могли обвинить ее в клевете. Не думаете ли вы, что для всех нас лучше подождать, пока мы не встретимся с адвокатом? Я знаю адвоката, который будет рад взять это дело в свои руки. Давайте прямо сейчас пойдем и поговорим с ним. Он составит против нее иск.
  Сержант Селлерс с уважением посмотрел на миссис Крофтус.
  — Это чертовски ловкий ход. Звучит очень мило, но если подумать, то вы ясно предлагаете девушке молчать до тех пор, пока не будет адвоката.
  — Я говорю о составлении иска в отношении клеветы, — ледяным тоном сказала миссис Крофтус.
  — Но увидеть адвоката — это то же самое, — настаивал Селлерс.
  — Хорошо, что вы от нее хотите: чтобы мы сидели здесь и спокойно выслушивали все эти оскорбления?
  — Нет, — в задумчивости провозгласил сержант. — Я хочу, чтобы вы отправились в управление полиции и дали письменные показания, и сделали это немедленно. У вас есть какие-нибудь возражения?
  — Есть. Я никогда в жизни не слышала о такой наглости со стороны полицейских.
  — Я скажу вам то же самое! — бросила миссис Голдринг. — Сначала мы встретимся с адвокатом, а потом уже…
  Сержант Селлерс хмуро посмотрел на Берту.
  — Черт знает что за дурацкая манера раскрывать убийства, — сказал он. — Не припасено ли у вас чего-нибудь еще?
  — Отверстие в стене, — проговорила Берта, — было просверлено из спальни в гараж. В спальне его закрывала картина. Я считала, что оно использовалось как глазок, но есть еще одна вещь, для которой оно могло бы пригодиться.
  — Что же? — спросил Селлерс.
  — Я не Дональд, — извинилась Берта, — но…
  — Знаю, вы неподражаемы в вашей милой манере. Давайте, Берта, расскажите мне об отверстии в стене.
  Берта ухмыльнулась, глядя на него:
  — Я не механик и не создана для того, чтобы ползать на четвереньках, но вы можете сами взглянуть на выхлопную трубу автомобиля миссис Белдер и посмотреть, есть ли на ней свежая нарезка.
  И кот оттопыривал хвост, когда женщина, за которой я следила, вышла из дома. Кошки не ведут себя так, когда собираются покататься с теми, кого они любят. Они делают это, когда они рассержены. И если это была миссис Белдер, почему же он тоже не отравился выхлопными газами? Он же должен был быть закрыт в гараже точно так же, как и Мейбл. Она была мертва до того, как я в среду подъехала к этому дому… вот когда отверстие в стене становится важным. А теперь подумайте-ка над этим!
  Сержант Селлерс с досадой нахмурился:
  — Черт возьми, Берта, вы сейчас сказали уже вполне достаточно, чтобы я начал вытаскивать вашу голову из петли.
  Берта вздохнула:
  — Если вы полагаете, что это не звучит в моих ушах как музыка, то вы неизлечимо тупы!
  Глава 24
  Письмо к Дональду
  Берта Кул с триумфом опустилась в кресло около письменного стола Элси Бранд.
  — Ну, — бодро провозгласила она, — сейчас понедельник, утро. Начало новой недели.
  Элси Бранд кивнула.
  — Возьми блокнот, Элси. Запиши письмо к Дональду, которое я продиктую. «Дорогой Дональд! Берта только что выпуталась из одного распроклятого дела! Я так хотела, чтобы ты никуда не уезжал и помог мне. Оно почти низвергло Берту в бездну, но она умудрилась выплыть, держа в руке выигрышный билетик, как раз в тот момент, когда казалось, что все против нее.
  Сержант Селлерс был повышен в должности, после того как я дала ему ключ к разгадке. Но, пожалуй, я лучше начну с самого начала и расскажу все по порядку». Элси, я диктую не слишком быстро?
  — Нет, нет. Продолжайте. Вы хотите изложить ему все подробности?
  — Да. Думаю, они ему понравятся, как ты считаешь?
  — Я в этом уверена.
  — Прекрасно. Давай посмотрим, на чем я остановилась? Записывай, Элси. «Один человек по имени Эверетт Белдер перевел свое состояние на имя жены. У его тещи была приемная дочь, Карлотта. Миссис Белдер и ее мать пытались скрыть от девушки, кто ее родная мать. Потом миссис Голдринг разорилась. Она позвонила Мейбл, чтобы та помогла ей, но дочь отказала. Карлотта была хитрой, строящей всевозможные интриги маленькой сучкой, которая полностью зависела от своей приемной матери и ненавидела Мейбл. Настоящая мать Карлотты — миссис Крофтус — знала, у кого воспитывается ее дочь, но не осмеливалась открыться, потому что в свое время сидела в тюрьме и боялась, что дочь узнает об этом. Миссис Голдринг была в курсе дела и в любой момент могла рассказать Карлотте». — Берта перестала диктовать. — Ты не думаешь, что это звучит слишком запутанно, Элси?
  — Нет. Он прекрасно все разберет.
  — И я так думаю, — ответила Берта после некоторой паузы. — Тогда давай продолжим. «Миссис Крофтус наняла частного детектива по имени Салли Брентнер, чтобы та работала в качестве прислуги в доме Белдеров и держала миссис Крофтус в курсе всех дел. Карлотта терпеть не могла Мейбл Белдер. Она искала возможность избавиться от нее, собрать кругленькую сумму для обеспечения своего будущего, выяснить, кто ее настоящая мать, и убить стаю птиц одним камнем. Ей нужно было только остановить сердце Мейбл, пока она спит. Так милая маленькая Карлотта просверлила дырку в спальне миссис Белдер. Это один из тех домов Монтери с деревянными стенами, где сделать это не составляет никакого труда. Она прикрепила шланг к выхлопной трубе автомобиля миссис Белдер, а потом чуть свет ушла играть в теннис, чтобы обеспечить себе алиби. Мейбл просыпалась поздно и так выдрессировала своего мужа, что он не будил ее перед уходом на работу. Поэтому Карлотта, вернувшись домой, должна была обнаружить свою дорогую сестричку уже мертвой — от сердечной недостаточности, — а на то, чтобы отсоединить шланг от автомобиля, много времени не нужно. Она знала, что Белдер должен наполнить бак машины бензином и к одиннадцати подогнать ее к дому, чтобы Мейбл успела встретить поезд, которым приезжала мать, хотя Белдер и не знал, куда она собирается.
  Это был великолепный план, но все пошло не так. Мейбл позвала Салли в спальню рано утром, и какое-то время девушка находилась там. Возможно, Мейбл попросила сделать ей массаж, или Салли приводила в порядок платье, которое Мейбл собиралась надеть в этот день, или они обсуждали меню для обеда. Салли находилась в комнате довольно долго, чтобы успеть отравиться выхлопными газами, как и Мейбл.
  Итак, милая Карлотта вернулась домой со своим алиби. Ее теннисная ракетка была засунута в чехол — был слишком сильный туман, чтобы играть, но она все же появилась на корте. И что же она обнаружила? Два трупа вместо одного. Она хотела сказать, что с Мейбл случился удар, но пытаться утверждать, что сердце Салли остановилось в тот же самый момент и от естественной причины, она не могла. Итак, у нее на руках было два трупа, а Белдер должен был вернуться через пару часов.
  Вдруг Карлотта обнаружила одну деталь: люди, которые отравились выхлопными газами, выглядят не так, как умершие в результате сердечного приступа.
  Ее охватила паника. Миссис Голдринг должна была приехать около одиннадцати часов, но тела могли быть обнаружены еще раньше, и Карлотта не была уверена, что миссис Голдринг станет вытягивать ее шею из петли. Ей оставался один выход — связаться со своей настоящей матерью, которая, как она знала, сидела в тюрьме и не будет слишком щепетильной. Она, может быть, и не одобрила бы этот план с убийством, но раз уж ее дорогая дочка попала в такой переплет, мать должна отбросить все сомнения и будет рада возможности получить такую прочную привязанность дочери, что миссис Голдринг не сможет больше стать ей поперек дороги.
  Миссис Крофтус немедленно бросилась помогать дочери. Она спрятала тела, напечатала письмо, которое мог бы найти Белдер и которое наверняка вынудило бы его обратиться к частному детективу. Белдер заглотнул крючок, а вместе с ним и леску, и грузило. Он пришел ко мне, попросил поехать вслед за его женой. Это было надежное дело. Я никогда ее не видела, а он в тот момент не мог быть со мной поблизости, чтобы узнать ее. Я предположила, как и всякий на моем месте, что женщина, выходящая из дома, одетая в ее одежду, держащая на руках кота и садящаяся в ее автомобиль, — это и есть миссис Белдер. Так они заманили меня в одно местечко, где, по их расчетам, должно было быть обнаружено тело. Друзья миссис Крофтус уехали на две недели, и она знала, что их гараж свободен. Они стряхнули меня с хвоста. Потом попытались обставить дело так, будто все это совершил Белдер. И чтобы окончательно зажать его в тисках, положили очечник со съемным мостом миссис Белдер в карман его пальто. Миссис Крофтус проявила достаточную сноровку, чтобы напечатать анонимные письма на портативной машинке миссис Белдер. Первое письмо, очевидно, должно было прийти по почте. Фактически оно было вытянуто из пишущей машинки и брошено на пол в столовой. Они убедили миссис Голдринг, что не стоит рассказывать о действительном предмете ее телефонного разговора с дочерью, а отвечать, что Мейбл сообщила ей об этом письме. Миссис Крофтус все обставила так, чтобы казалось, что в одиннадцать часов миссис Белдер должна встретиться с автором письма. Потом Белдер допустил оплошность, забыв свое пальто в парикмахерской. Они должны были найти пальто, потому что в кармане его лежал ключ, который повернул бы все дело против него.
  Конечно, миссис Крофтус располагала достаточно обширной информацией. Салли, ее детектив, постоянно держала ее в курсе дела. Она шпионила за Эвереттом Белдером, так как предполагала, что он крутит роман со своей секретаршей. Поэтому она была на приеме у дантиста, кабинет которого находится напротив окон кабинета Белдера. Так она узнала о миссис Корниш, которая была его давней привязанностью.
  Миссис Крофтус позвонила Долли Корниш, притворившись миссис Белдер, и намекнула ей, что уже убила горничную из ревности и что она — следующая по списку. Это произошло уже после того, как миссис Белдер отошла в мир иной, но этот звонок снял бы значительную часть напряжения, если бы Долли Корниш решила сообщить в полицию. Но благоразумный клерк из гостиницы, где она остановилась, решил, насколько ему позволял умишко, что Долли во что бы то ни стало должна сохранить свою репутацию и не позволить газетам упоминать ее имя. Это принесло мне кучу неприятностей.
  Ну, я не буду рассказывать все детали. Я все время барахталась в этом деле. Но когда происходят подобные вещи, руки у Берты становятся сильными. Ей, конечно, недоставало твоего умения, но она обиделась, возмутилась, поднялась, и будь она проклята, если наконец не сопоставила все факты и не выстроила их в прямую линию. Потом эстафету перенял сержант Селлерс и прикрутил к уже сплетенной Бертой веревке еще одну, чтобы держалась покрепче. Две старшие женщины — крепкие орешки, но дорогая маленькая Карлотта должна была все рассказать. Верь или не верь, но после того, что они для нее сделали, она пыталась повернуть все улики против них. Вот какая она маленькая сучка.
  Но после случилась самая распроклятая вещь. Ты ни за что не угадаешь, в чем она заключается. Фрэнк Селлерс хочет, чтобы я вышла за него замуж. Надо было видеть, как я была ошарашена! Сначала мне хотелось рассмеяться, но сейчас я просто не знаю, что делать. В каком-то отношении он очень мил и просто преклоняется перед твоими методами работы, Дональд. Он думает, что ты весь состоишь из мозгов, что, впрочем, так и есть. Он уладил иск, который мне предъявила Имоджен Дирборн. Он покопался в ее прошлом и нашел, что она занималась вымогательством по судебным тяжбам. Проклятая (кавычки открываются) достойная (кавычки закрываются) сладкоречивая маленькая прохвостка. Фрэнк поставил ее на место, и, конечно же, она крутила роман со своим шефом. Салли обнаружила это и сообщила миссис Крофтус, которая и состряпала по этому поводу третье письмо. Предыдущие два письма показали мне, что собой представляет эта маленькая лицемерная секретарша! Она подала на меня в суд, и я должна была встретиться с адвокатом, чтобы составить ответ. Он хотел получить за это двадцать пять долларов, а после того как мы раскрыли это дело и я сказала ему, что в его услугах больше не нуждаюсь, он все еще настаивал, чтобы ему заплатили. Берта наконец устала, стала необычайно мягкой и дала ему два с половиной доллара. Будь он проклят, он не заслужил и цента.
  Но вернемся к сержанту Селлерсу. Он говорит, что я приношу удачу, и ему нравится моя смелость и характер, то, как я берусь за дело. Ну, в общем, я еще не приняла окончательного решения». Как у меня получается, Элси? Не слишком быстро?
  Элси подняла голову, ее глаза светились благоговейным уважением.
  — Я скажу вам только одно, миссис Кул. Вы продвигаетесь вперед гигантскими шагами. Вы очень быстро работаете!
  — Я хотела спросить, не слишком ли быстро я диктую, — отрезала Берта.
  — Прошу прощения, — произнесла Элси. — Я записываю, миссис Кул, продолжайте.
  Берта хотела что-то сказать, потом передумала.
  — Это все, — бросила она. — Мы оставим и ему кое-что для размышлений, и его потянет домой еще до того, как у него закончатся деньги. Ты можешь записать как постскриптум, что мы выделяем себе из состояния Белдера, на процентном основании… Нет, к черту это. Только напиши ему, что у нас все будет в порядке, если только доход от этого дела нас не раздавит.
  Берта поднялась и направилась к своему кабинету.
  — Если придет кто-нибудь из клиентов, — кинула она через плечо, — скажи им, что я их непременно приму.
  
  1943 год.
  (переводчик: А. В. Васюкова)
  
  Топор отмщения
  Глава 1
  Когда я вышел из лифта и пошел по коридору, все вокруг показалось мне точно таким же, как и в тот далекий день, когда я впервые появился здесь в поисках работы. Тогда на двери висела табличка с надписью: «Б. Кул. Частный детектив». Теперь же на ней значилось: «Кул и Лэм». Б. Кул в одном углу, а Дональд Лэм пониже, в другом. Я как-то сразу успокоился, увидев на двери свое имя, и почувствовал, что действительно вернулся домой.
  Я толкнул дверь. Элси Бранд барабанила по клавишам пишущей машинки. Она обернулась и посмотрела через плечо. На ее лице автоматически появилась ободряющая улыбка, которая была всегда наготове, чтобы успокоить нервных клиентов, решивших обратиться к частному детективу.
  При виде меня эта улыбка мгновенно слетела с ее лица, и она широко раскрыла глаза:
  — Дональд!
  — Привет, Элси.
  — Господи, Дональд! Как я рада тебя видеть! Откуда ты явился?
  — С южных морей, из далеких стран.
  — И на сколько ты… Когда тебе надо будет возвращаться?
  — Никогда.
  — Так ты насовсем?
  — Надеюсь. Через полгода я только должен буду пройти медкомиссию.
  — А что с тобой случилось?
  — Какая-то тропическая лихорадка. Все обойдется, если я не буду на этом зацикливаться, буду жить в прохладном климате и поменьше нервничать. Берта у себя? — Я кивнул в сторону двери с табличкой «Б. Кул».
  Элси кивнула.
  — Как она?
  — Все такая же.
  — А вес?
  — Держится на ста шестидесяти пяти фунтах101 и крепкая как дуб.
  — А как насчет заработков?
  — Какое-то время она неплохо справлялась, но потом все опять пошло как раньше. Сейчас дела не очень-то хороши. Но ты бы лучше спросил ее саму.
  — А ты так и стучала не отрываясь на своей машинке все время, пока меня здесь не было?
  — Ну конечно, нет, — засмеялась она. — Только восемь часов в день.
  — Похоже, ты тоже любишь, чтобы все шло как раньше. Я думал, что ты уйдешь отсюда и устроишься на авиационный завод.
  — Ты что, не получал моих писем?
  — Получал, но ты ничего не писала о том, что остаешься на этой работе.
  — Я не думала, что об этом стоит писать.
  — Почему?
  Она отвела глаза:
  — На знаю. Наверное, это был мой вклад в общее дело.
  — Преданность работе?
  — Не столько работе, — сказала она, — сколько… Ох, я, право, не знаю, Дональд. Ты был там, на войне, и я… в общем, я хотела сделать что могу, чтобы удержать наш бизнес на плаву.
  В это мгновение зазвонил внутренний телефон. Элси сняла трубку, переключила телефон на кабинет Берты и сказала:
  — Да, миссис Кул?
  Берта была в таком бешенстве, что трубка с трудом выдерживала ее злость. Даже с того места, где я сидел, был отлично слышен ее резкий, раздраженный голос.
  — Элси, — вопила она, — сколько раз я говорила тебе, что ты должна только узнать у клиента, зачем он пришел, а потом сразу же позвонить мне! Вести переговоры я и сама умею!
  — Это не клиент, миссис Кул.
  — А кто же?
  — Это… это один друг.
  Тон Берты поднялся на целую октаву:
  — Я что, плачу тебе за то, чтобы ты здесь вела светские беседы? Или все-таки за то, чтобы ты иногда вспоминала про свою работу? Ну, я вам сейчас устрою! — С этими словами она так швырнула трубку, будто хотела расколотить телефон.
  Мы услышали быстрые шаги, затем дверь распахнулась, и Берта — подбородок решительно вздернут, маленькие острые глазки сверкают гневом — появилась на пороге кабинета. Быстрым взглядом она определила мое местоположение, а затем медленно двинулась на меня, словно линейный корабль, собирающийся протаранить субмарину.
  На полпути до нее наконец дошло, кого она видит перед собой, и Берта встала как вкопанная.
  — Да это ты, чертенок! — воскликнула она.
  На какое-то мгновение Берта не смогла скрыть своей радости, но тут же взяла себя в руки, явно не желая никому этого показывать. Повернувшись к Элси, она немедленно призвала ее к ответу:
  — Почему, черт возьми, ты мне сразу не сказала?
  — Я пыталась, миссис Кул, но вы бросили трубку, — с притворной скромностью оправдывалась Элси, — а я как раз собиралась вам сказать…
  Фыркнув, Берта оборвала ее и повернулась ко мне:
  — Интересно, а почему ты не послал телеграмму о своем приезде?
  Я привел ту единственную причину, которая показалась бы Берте уважительной:
  — Телеграммы стоят денег.
  — Ты мог бы послать ее по специальному туристскому тарифу. Это гораздо дешевле. А вместо этого ты врываешься сюда и…
  Внезапно она замолчала и уставилась на матовое стекло входной двери. За ним просматривался силуэт элегантной стройной женщины, явно молодой, которая то ли манерничала, то ли потому, что стояла боком к двери, слегка склонив голову в сторону, казалась весьма беспечной на вид.
  — Черт возьми, — пробормотала Берта, — вечно клиенты застают меня в приемной. Это просто нечестно. Создается впечатление, будто нам нечем заняться. — С этими словами она схватила со стола Элси пачку бумаг и с деловым видом стала их просматривать.
  Но посетительница так и не вошла. Несколько долгих секунд, показавшихся нам бесконечными, ее силуэт был виден за стеклом, затем она внезапно отошла и двинулась дальше по коридору. Берта со всего размаху швырнула бумаги на стол.
  — Вот, пожалуйста, — сказала она, — так идут наши дела в последнее время! Эта чертова шлюшка наверняка направилась в Трансконтинентальное детективное агентство, чтобы выложить свои неприятности им.
  — Да ладно, Берта, не расстраивайся, — успокоил я ее. — Может, она просто нервничает и сейчас вернется.
  — Что-то ей у нас не понравилось, — хмыкнула Берта. — Она ведь уже готова была войти и вдруг передумала. Значит, вид офиса не внушил ей доверия. Элси, давай-ка начинай печатать. А мы с тобой, Дональд, пойдем ко мне в кабинет. Имей в виду, Элси, если она вернется, то будет нервничать. Такие люди не любят ждать. Она на секунду присядет, потом сделает вид, что что-то забыла, вскочит и убежит, и больше мы ее не увидим. На голове у нее маленькая шляпка немного набекрень и…
  — Я хорошо разглядела ее силуэт, — сказала Элси.
  — Ладно. Как только она войдет, немедленно дай мне знать. Не мешкай, сразу же звони мне. В конце концов, я не могу сама выскакивать в коридор и тащить ее сюда за руку, как делают в некоторых лавчонках. Нерешительность. Никогда не могла понять, что это такое. Если уж ты собралась что-то сделать, чего тянуть? Зачем приниматься за дело и бросать его, откладывать и снова начинать без конца ходить вокруг да около? Дональд, пойдем ко мне, пусть Элси спокойно печатает.
  Элси Бранд бросила на меня быстрый взгляд, давая понять, что ситуация ее явно забавляет, и вновь застучала по клавишам пишущей машинки. Берта Кул крепко взяла меня за локоть и сказала:
  — Ну, Дональд, пошли в кабинет, и ты расскажешь мне все по порядку.
  Мы вошли в кабинет. Берта широкими шагами обошла свой письменный стол и тяжело опустилась в вертящееся кресло, которое затрещало под ее тяжестью. Я пристроился на ручке большого мягкого кресла.
  — Ты окреп, Дональд, — внимательно оглядев меня, произнесла она.
  — В армии все становятся крепче.
  — Сколько ты сейчас весишь?
  — Сто тридцать пять фунтов.
  — Ты как будто подрос.
  — Я не подрос, просто меня научили стоять прямо.
  Мы немного помолчали. Берта прислушивалась к тому, что происходило в приемной, но оттуда доносился только непрерывный стук пишущей машинки.
  — Что, дела идут неважно? — спросил я.
  — Отвратительно.
  — А почему?
  — Будь я проклята, если знаю, в чем тут дело. До того как ты стал работать со мной, я сводила концы с концами, занималась всякими мелкими делишками, слежкой, разводами и прочей ерундой. Чтобы удержаться, мне приходилось заниматься семейными неурядицами, от чего отказывались другие агентства. Потом появился ты, непревзойденный болтун, и начались другие времена: больше денег, больше риска, больше запутанных дел, больше клиентов. И когда ты поступил на флот, первое время я держалась. Но потом что-то случилось. Весь последний год у меня не было ни одного стоящего случая.
  — В чем же дело? Больше никто к вам не приходит?
  — Нет, приходят, но почему-то я их не устраиваю. Мои методы им не подходят, а твои мне не даются.
  — В каком смысле — не даются?
  — Посмотри хотя бы на кресло, в котором ты сидишь, — сказала она. — Вот прекрасный пример.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Когда ты стал моим партнером, то первым делом пошел и потратил сто двадцать пять долларов на это кресло. По твоей теории, невозможно завоевать доверие клиента, пока он чувствует себя неуютно, а если не создать ему уют и комфорт, то и рассказывать он ничего не станет. Пусть же клиент поудобнее устроится в этом мягком, глубоком кресле, воображая, что нежится в облаках. В итоге он откидывается на спинку, расслабляется и начинает говорить.
  — Все правильно, так оно и есть.
  — Видишь ли, Дональд, у тебя-то это так и есть, а у меня почему-то не срабатывает.
  — Может, все дело в том, что ты не даешь им расслабиться психологически?
  Берта сердито сверкнула глазами.
  — Какого черта я должна это делать? Мы выложили сто двадцать пять долларов за кресло, чтобы они чувствовали себя уютно. Если ты думаешь, что я могу выбросить на ветер сто двадцать пять долларов только для того, чтобы… — Она замолчала, не закончив тирады. Я прислушался и сначала ничего не уловил. Потом осознал, что Элси перестала печатать. Через минуту на столе Берты зазвонил телефон. Берта схватила трубку и с опаской сказала: — Да? — потом, понизив голос, продолжила: — Это та женщина, которая… Ах, она? Как ее зовут?.. Хорошо, пригласи ее ко мне. — Повесив трубку, Берта заявила: — Выметайся из этого кресла. Она идет сюда.
  — Кто?
  — Ее зовут мисс Джорджия Раш, она сейчас войдет. Она…
  Элси Бранд открыла дверь и сказала таким тоном, будто делала большое одолжение:
  — Миссис Кул примет вас немедленно.
  Джорджия Раш весила примерно сто четыре фунта и была не так молода, как мне показалось вначале, — лет тридцати с небольшим, на этот раз она держала голову прямо — видимо, стоя перед дверью, она наклонила ее, непроизвольно прислушиваясь к тому, что происходило в приемной. При виде ее Берта расцвела и сказала сладким голосом:
  — Не хотите ли присесть, мисс Раш?
  Мисс Раш посмотрела на меня. У нее были темные выразительные глаза, полные губы, высокие скулы, гладкая смуглая кожа и очень темные волосы. По ее взгляду без труда можно было понять, что она готова повернуться и уйти.
  — Это Дональд Лэм, мой партнер, — поспешно представила меня Берта.
  — О! — выдохнула мисс Раш.
  — Проходите, мисс Раш, проходите, не бойтесь, — продолжала Берта. — Садитесь, пожалуйста, в это кресло.
  Мисс Раш все еще колебалась.
  Я широко зевнул, нарочно не пытаясь скрыть это, вытащил из кармана записную книжку и произнес, как бы продолжая прерванный разговор:
  — Так вот, я, пожалуй, возьму на себя расследование, о котором мы говорили, или… — повернувшись к мисс Раш, я добавил, как будто это только что пришло мне в голову: — Может, вы хотите, чтобы я занялся и вашим случаем?
  Мой голос был полон скуки, и это давало ей понять, что новое дело меня ни капли не интересует. Я услышал, как у Берты перехватило дыхание, она попыталась что-то сказать, но Джорджия Раш улыбнулась мне и ответила:
  — Да, я бы хотела, чтобы вы взялись за него.
  С этими словами она прошла в кабинет и расположилась в большом кресле. Лицо Берты лучилось счастьем.
  — Ну, мисс Раш, что у вас за дело?
  — Мне нужна помощь.
  — Как раз для этого мы и существуем.
  Мисс Раш теребила сумочку, потом, поиграв кошельком, скрестила ноги и тщательно одернула юбку, избегая встречаться глазами с Бертой. Ноги у нее были красивые.
  Берта продолжала медовым голосом:
  — Если мы хоть чем-нибудь…
  Джорджия Раш поспешно отвела глаза. Я вытащил из кармана блокнот и нацарапал Берте записку: «Перестань так суетиться. Людям нужны результаты. Кому захочется нанимать здоровенную бабу-детектива, если она вся сочится патокой?»
  Я вырвал страницу и подтолкнул ее Берте через стол. Джорджия наблюдала, как та взяла записку и прочла ее. Берта покраснела как рак, скомкала бумажку и швырнула ее в мусорную корзину, злобно посмотрев на меня.
  — Итак, мисс Раш, — небрежно произнес я, — что у вас случилось?
  Джорджия глубоко вздохнула и сказала:
  — Я не хочу, чтобы меня здесь осуждали.
  — Никто и не собирается вас осуждать.
  — И я не хочу слушать никаких нравоучений.
  — И этого вам не придется делать.
  Она опасливо взглянула на Берту:
  — Женщина вряд ли будет такой терпимой.
  Берта улыбнулась ей во весь рот и скромно начала:
  — Милая моя… — но, вспомнив мою записку, резко сказала: — К черту это все. Переходите к делу.
  — Так вот, — решительно приступила к рассказу Джорджия Раш, — я разбиваю чужую семью.
  — Нам-то что? — произнесла Берта.
  — Я не хочу, чтобы вы читали мне мораль, когда узнаете, что я сделала.
  — А деньги у вас есть, чтобы оплатить счет?
  — Да, конечно, иначе бы я сюда не пришла.
  — Ну, тогда, — мрачно сказала Берта, — идите, дорогая, и разрушайте их сколько угодно. Чем мы можем помочь? Подобрать вам парочку подходящих семей? Извольте, нам это проще простого.
  Нервно усмехнувшись, мисс Раш сказала после секундного колебания:
  — Я рада, что вы так к этому относитесь, миссис Кул.
  — Семьи никто не разрушает, — философски заметила Берта. — Они разрушаются сами.
  — Я знаю мистера Крейла почти четыре года, — продолжила Джорджия Раш.
  — Кто такой мистер Крейл? — спросила Берта.
  — Эллери Крейл — глава компании «Жалюзи Крейла».
  — Я слышала об этой компании.
  — С начала войны мы получили массу военных нарядов и тому подобных вещей.
  — И давно он женат?
  — Восемь месяцев.
  Я устроился в кресле поудобнее и закурил сигарету.
  — Я пришла на работу в отдел кадров компании, — рассказывала Джорджия Раш. — В это время Эллери был женат на своей первой жене, которая умерла вскоре после моего появления. Ее смерть глубоко потрясла Крейла. Я не знаю, сильно ли он ее любил, но, когда она умерла, он по ней тосковал. Понимаете, Эллери Крейл — мужчина, которому нужны дом и семья, он такой сильный, смелый и преданный, такой справедливый и честный, что ему трудно представить себе, что кто-то может быть другим. — Она на мгновение задумалась, потом глубоко вздохнула и продолжала: — Прошло время, он постепенно смирился со своей утратой, и мы стали иногда встречаться.
  — Вы хотите сказать, что он приглашал вас куда-то?
  — Да, мы вместе ужинали один или два раза.
  — А в театре бывали?
  — Да.
  — Он заходил к вам домой?
  — Нет.
  — А вы к нему?
  — Нет. Он не из таких.
  — И когда же он познакомился со своей теперешней женой?
  — Дело в том, что у нас было множество всяких проблем. Я очень много работала и переутомилась. Мистер Крейл решил, что мне нужно отдохнуть, и предложил взять месячный отпуск. Когда я вернулась, он был уже женат.
  — Ускользнул от вас?
  Глаза Джорджии Раш блеснули.
  — Он стал жертвой этой расчетливой интриганки, этой хнычущей лицемерки, этой подлой особы, нарочно все подстроившей, этой сладкоречивой… да это скопище глупостей нельзя даже назвать женщиной!
  — И она быстренько окрутила его?
  — Именно так.
  — Как это ей удалось?
  — Все началось однажды вечером, когда мистер Крейл ехал с работы домой. Он и так-то не очень хорошо видит в темноте, а тут еще шел дождь и было скользко. Но даже при всем этом я не думаю, что он один был виноват, хотя он и пытается теперь это доказать. Прямо перед его машиной ехал двухместный автомобиль-купе. Загорелся красный свет, и этот автомобиль резко затормозил, а задние огни у него не работали. Конечно, Ирма клянется, что она высунула руку из окна и предупредила, что останавливается, но она поклянется в чем угодно, лишь бы это было ей выгодно.
  — Ирма — это та самая девица?
  — Да.
  — И что же дальше?
  — Мистер Крейл врезался в ее машину сзади, совсем не сильно: ремонт обеих обошелся бы долларов в пятьдесят.
  — Ранений или ушибов не было?
  — У Ирмы оказался поврежден позвоночник. Эллери выскочил из своей машины и подбежал к той, что была впереди. Стоило ему увидеть, что за рулем женщина, как он стал извиняться, как будто виноват был лишь он один. А Ирма Бегли увидела его благородное волевое лицо, взглянула в полные сочувствия глаза и сразу же решила, что выйдет за него замуж. И времени даром не теряла.
  — Била на жалость?
  — Очевидно, что-то в этом роде. Жена Эллери умерла, он был одинок. После ее смерти он незаметно для себя очень привязался ко мне, а я надолго уехала. Когда я вернулась, то среди бумаг нашла адресованную мне телеграмму с просьбой прервать отпуск и поскорее вернуться. Но по непонятной причине телеграмма не была отправлена. Получи я ее вовремя, может быть, вся моя жизнь изменилась бы. А он решил, что я просто не ответила.
  Я посмотрел на часы. Мисс Раш поспешно продолжила:
  — Ирма Бегли любезно предложила мистеру Крейлу самому заняться ремонтом ее машины, чтобы он мог быть уверен, что его не обманывают, и Эллери решил, что это в высшей степени честное и тактичное предложение. С истинным великодушием он велел проверить машину до последнего винтика. В ней было починено все, что только возможно. После ремонта он вернул ее Ирме, а у нее к тому времени уже начались головные боли, и она пошла к доктору. Там ей сделали рентген и обнаружили повреждение позвоночника. Ирма держалась так храбро, так мило, так ненавязчиво… Ну, конечно, она дала Эллери понять, что у нее ничего нет, кроме жалованья, поэтому он настоял на том, чтобы оплатить ее счета, и… никто толком не знает, как это случилось, но, вернувшись после отпуска, я обнаружила, что у моего босса медовый месяц.
  — Когда это было?
  — Шесть месяцев назад.
  — И что случилось потом?
  — Ну, вначале мой босс был немного ошеломлен тем, с какой стремительностью все произошло. Особенно он смущался при встрече со мной. Он чувствовал, что должен хоть как-то объяснить мне случившееся, но, с другой стороны, он был слишком хорошо воспитан, чтобы заговорить об этом.
  — И что вы сделали? — спросила Берта.
  — Я была слишком обижена и рассержена, чтобы идти ему навстречу. Я заявила, что собираюсь уйти, как только он найдет кого-то другого на мое место. Но он не смог найти никого подходящего и тогда стал упрашивать меня остаться. И я… ну что ж, я согласилась.
  — А когда вы решили стать разрушительницей домашнего очага?
  — Честно говоря, миссис Кул, я точно не знаю. Вначале я была совершенно потрясена. Мне казалось, что земля уходит у меня из-под ног. Я не осознавала, как сильно я люблю Эллери, до тех пор, пока… пока уже ничего нельзя было исправить.
  — Я понимаю, — сказала Берта. — Просто мне нужны все факты.
  — Видите ли, миссис Кул, я не знаю, насколько это все важно, но я хочу прежде всего вам все рассказать. Я не хочу, чтобы потом вы узнали об этом от кого-то другого.
  — Но вы решились начать оказывать знаки внимания мистеру Крейлу?
  — Я решила для себя, что не буду ему мешать, если он опять начнет за мной ухаживать.
  — А что, уже появились какие-то признаки этого?
  — Он потрясен, и он страдает. Он словно бродит в тумане.
  — И понемногу начинает тянуться к вам, чтобы вы вывели его из тумана?
  Джорджия Раш спокойно встретила взгляд Берты.
  — Позвольте мне быть с вами откровенной, миссис Кул. По-моему, он понял, что совершил ужасную ошибку. И, по-моему, он понял это сразу после того, как я вернулась.
  — Но он считает, что было бы нечестно теперь что-то изменять?
  — Да.
  — Но вы все же думаете, что можно было бы что-то сделать?
  — Да, можно.
  — И если он что-нибудь сделает, вы пойдете ему навстречу?
  — Эта маленькая интриганка украла его у меня. Она специально разыграла все так, чтобы связать его по рукам и ногам до моего возвращения. Я собираюсь вернуть его себе, — решительно сказала Джорджия.
  — Ну что ж, — ответила Берта, — нам ясна предыстория этого дела. А теперь расскажите, что вы собираетесь делать.
  — Вы знаете что-нибудь о «Стенберри-Билдинг»?
  Берта отрицательно покачала головой, потом вспомнила:
  — Минутку, это на Седьмой улице, верно?
  — Да, это четырехэтажное здание. На первом расположены магазины, на втором — офисы, на третьем — клуб «Встречи у Римли», а на четвертом — квартиры мистера Римли и некоторых его служащих.
  — Так что насчет «Стенберри-Билдинг»?
  — Ирма хочет, чтобы Эллери купил его для нее.
  — Почему именно этот дом?
  — Точно я не знаю, но думаю, что это имеет какое-то отношение к ночному клубу.
  — Что же там с ночным клубом, что делает это здание таким привлекательным для вложения денег?
  — Не знаю. Питтман Римли владеет четырьмя или пятью подобными заведениями по всему городу. Думаю, он единственный, кто успешно сочетает в них разные профили. У него можно пообедать; позже это превращается в «клуб знакомств», а вечером действует как ночной клуб. Похоже, его бизнес процветает.
  — Что вы имеете в виду под «клубом знакомств»? — спросила Берта.
  — В последнее время многие женщины заходят туда выпить коктейль. Там можно потанцевать и с кем-нибудь познакомиться.
  — У Крейла есть деньги? — спросил я.
  — Думаю, что производство жалюзи довольно-таки доходный бизнес, — уклончиво ответила мисс Раш.
  — Так есть у него деньги?
  — Да… немного.
  — И что же конкретно вы хотите от нас?
  — Я хочу, чтобы вы выяснили, что за всем этим стоит. Это глубоко испорченная женщина, и я хочу, чтобы вы докопались, что происходит.
  — Это будет стоить вам денег, — сказала Берта.
  — Сколько?
  — Для начала двести долларов.
  Холодным и деловым тоном Джорджия спросила:
  — И на что же я конкретно могу рассчитывать за эту сумму, миссис Кул?
  Берта задумалась.
  — Вы можете рассчитывать на десять дней нашей работы, — ответил ей я.
  — Не считая издержек, — быстро добавила все-таки Берта.
  — Что вы успеете выяснить за такой небольшой срок? — спросила Джорджия Раш.
  — Мы же детективы, а не предсказатели будущего. Откуда, черт возьми, я могу знать? — твердо заявила Берта.
  Похоже, это был правильный ответ. Джорджия открыла свою сумочку.
  — Никто не должен знать, что это исходит от меня.
  Берта согласно кивнула. Ее маленькие жадные глазки внимательно следили за сумочкой.
  Джорджия вынула чековую книжку. Берта с готовностью протянула ей ручку.
  Глава 2
  — Ну, как тебе все это нравится? — закуривая сигарету, спросила Берта.
  — По-моему, все в порядке.
  — Это дело — сущий пустяк в глазах женщины, терзаемой ревностью. У нее явно преувеличенные представления о возможностях обычного детективного агентства.
  — Все в порядке, Берта.
  — Когда ты ушел в армию, — сказала Берта, — наши дела шли отлично. Черт бы меня побрал, если я понимаю, как это у тебя получалось. Ты брался за самые незначительные случаи, и по ходу дела они у тебя превращались в серьезные расследования и большие деньги. Потом, когда ты ушел в армию и оставил меня одну, я взялась за одно очень крупное дело — по крайней мере, таким оно казалось, — но все лопнуло и не принесло никакой прибыли. Вначале все у меня шло хорошо, две или три недели я расследовала удачно, как будто ты был здесь. А потом все стало валиться из рук и пошли одно за другим такие мелкие дела, как это.
  — Не волнуйся, этим делом я займусь сам.
  — С чего ты собираешься начать?
  — Наведаюсь в статистическое бюро, постараюсь узнать все, что можно, о теперешней миссис Крейл. Выясню, где она жила до замужества, порасспрашиваю там о ней, постараюсь узнать, чем объясняется ее внезапный интерес к «Стенберри-Билдинг».
  — Тебе придется побегать!
  — Для чего еще нужны ноги? — сказал я и вышел из комнаты. Элси Бранд подняла голову от машинки. — Меня не будет весь день — работаю над новым делом. Я позвоню тебе попозже и узнаю, есть ли что-нибудь новенькое.
  Элси как будто собиралась мне что-то сказать, но потом покраснела и замолчала. Она резко повернулась в кресле и вновь начала печатать, скрывая свое смущение за быстрым стуком машинки.
  Я вывел машину нашего агентства со стоянки, где мы всегда ее оставляли. Последние полтора года сейчас казались мне сном. Я возвращался к прежней жизни и находил все на привычных местах, там, где я оставил все, уходя на фронт.
  Статистические данные утверждали, что Эллери Крейлу было тридцать восемь лет; Ирме Бегли двадцать семь; что Крейл уже был однажды женат и овдовел; что Ирма Бегли замужем раньше не была и что она жила на бульваре Латония, дом 1891.
  Я отправился по этому адресу. Это был скромный четырехэтажный кирпичный многоквартирный дом, с фасадом, украшенным лепниной, и резной дверью. На нем была вывеска «Мейплгров-Эпартментс» и объявление, что свободных квартир нет. Я нажал кнопку звонка управляющего и прождал добрых пять минут, пока не появилась толстуха лет сорока, с хитрыми черными глазками, пухлыми губами и прекрасным цветом лица. Вначале она была настроена воинственно и перла на меня как танк, но потом я ей улыбнулся, а она улыбнулась мне в ответ и стала даже игривой:
  — Извините, к сожалению, у нас нет свободных квартир и…
  — Мне нужны только кое-какие сведения об одной женщине, которая жила у вас раньше.
  — С ней что-то случилось? Как ее имя?
  — Мисс… мисс… — Я изобразил, что забыл ее имя, вытащил из кармана блокнот и стал искать, водя пальцем по строчкам. — Мисс Латам… Нет, подождите, это не она. — Я пробежал еще несколько строчек и наконец произнес: — Бегли. Ирма Бегли.
  — Да, она жила здесь, но вышла замуж и уехала.
  — Вы не знаете, за кого она вышла замуж?
  — Нет, не знаю. Мне кажется, это была удачная партия. Но она ни с кем особенно не общалась.
  — Вы уже работали здесь в это время?
  — Да.
  — Знаете что-нибудь о ней? Кто ее родители, откуда она приехала?
  — Нет. Она даже не оставила своего нового адреса, когда съехала отсюда. Я потом узнала, что она зашла на почту и сама обо всем договорилась.
  — Вам не кажется, что это довольно странно?
  — Да, обычно уезжающие оставляют свой новый адрес на случай, если им что-нибудь придет сюда — письма или неоплаченные счета.
  — Скажите, а когда она в первый раз пришла снять квартиру, она, наверное, представила какие-то рекомендации? — спросил я.
  — Ну да.
  — А нельзя ли на них взглянуть?
  — Кстати, как вас зовут? — спросила она.
  — Вы мне просто не поверите, если я скажу, — улыбнулся я.
  — Ну почему же?
  — Меня зовут Смит.
  — Трудно поверить.
  — Мне редко кто верит.
  — Может быть, вы зайдете, мистер Смит?
  — Спасибо.
  Квартира управляющей была на первом этаже. Она была заставлена мебелью, и в ней пахло сандалом. Посреди комнаты стояла китайская курительница, из нее поднимались струйки белого дыма. В комнате было слишком много картин на стенах, слишком много кресел, столиков и разных безделушек.
  — Присаживайтесь, мистер Смит.
  — Спасибо.
  Я предложил ей сигарету. Она взяла одну, и я поднес ей спичку.
  — Скажите, а зачем вам нужно все это знать?
  Я изобразил смущение.
  — Я имею в виду, зачем вам нужна эта информация?
  — Честно говоря, не знаю, — ответил я. — Мне этого никогда не говорят. Мне просто дают список имен и поручают выяснить о них какие-то вещи. Может быть, она хочет получить страховой полис или это связано с какими-нибудь старыми счетами, а может, она получила наследство, и они стараются ее разыскать.
  — Она была очень милая.
  Я выпустил струйку дыма и неопределенно хмыкнул.
  — Очень тихая, насколько я ее помню, и замкнутая. Никаких шумных сборищ.
  — Очень хорошо.
  — Не похоже, чтобы она не заплатила по счетам.
  — Значит, дело тут не в счетах.
  — Так вы не знаете, в чем там дело?
  — Именно что не знаю. Кто-то хочет это знать, вот и все. Это мой бизнес — расследования. Я получаю по доллару за имя и сам оплачиваю свои расходы.
  — Есть несколько человек, о которых и я бы с удовольствием кое-что узнала, — сказала она.
  — Ну что ж, давайте их имена. Я должен буду передать их в офис. Я не знаю точно, как именно они все это устраивают. Есть определенные условия при заключении договора. Вы должны гарантировать, что будете оплачивать им такую работу в течение месяца, или года, или сколько вам нужно. И, конечно, они возьмут с вас не по доллару за человека. По доллару они платят мне.
  — Ну, раз это так сложно, я думаю, что игра не стоит свеч. Не так уж для меня это важно. Давайте я лучше поищу то, что вы просите. — С этими словами она открыла ящик стола, вытащила стопку карточек и начала их перебирать. Через некоторое время она нашла то, что искала. — Вот. Ирма Бегли. До переезда к нам жила на Саут-Флемингтон-стрит, номер 392.
  — Ее кто-нибудь рекомендовал?
  — Двое. Бенджамин С. Косгейт и Фрэнк Л. Глимсон.
  — Есть их адреса?
  — Есть адрес их конторы в деловой части города. Это все, что у нас есть о мисс Бегли. Кроме того, я могу сказать, что она регулярно платила за квартиру и имела репутацию хорошего жильца.
  — Отлично. Это все, что мне было нужно, — сказал я. — Большое вам спасибо.
  — Если бы вам со всеми так везло, — отозвалась она, — вы могли бы неплохо заработать за день.
  — Да, но приходится все время бегать, — возразил я.
  — Верно, об этом я не подумала. Если вам не оплачивают расходы, это совсем другое дело. А много сведений вы должны собрать о каждом?
  — Ну, достаточно, чтобы стало ясно, то ли это, что они ждут. Иногда это легко, а иногда попадаются трудные задачки. В среднем обычно выходит по сорок пять минут на одного человека. Сейчас вот у меня есть еще пара адресов поблизости — попробую провернуть все сразу.
  — Надеюсь, вы получили у нас что хотели, мистер Смит, — сказала она.
  — Спасибо.
  Найдя в ближайшей аптеке телефонный справочник, я выяснил, что Бенджамин С. Косгейт был адвокатом, Фрэнк Л. Глимсон — тоже и существовала фирма «Косгейт и Глимсон». Я стал набирать их номер, но передумал и решил отложить это до тех пор, пока не побываю в суде.
  На сей раз я просматривал регистрационные записи о судебных делах. Там было столько фамилий, что я едва не пропустил нужную. Но все-таки нашел что искал: «Ирма Бегли против Филиппа Э. Каллингдона». Я записал номер дела, объяснил судебному клерку, что я адвокат и мне нужно просмотреть старые дела, и попросил его поднять документы по этому делу.
  В деле имелось четко составленное короткое исковое заявление, процессуальный отвод к иску, процессуальный отвод к иску с поправкой и уведомление о прекращении дела. Адвокатами истца были «Косгейт и Глимсон».
  Я просмотрел исковое заявление. В нем говорилось, что пятого апреля 1942 года, когда женщина спокойно ехала в своей машине, аккуратно соблюдая все правила движения, ответчик, не проявив должной ответственности и заботы о безопасности других транспортных средств, а также сидящих в них людей, небрежно и легкомысленно нарушая правила вождения, повернул и поехал в своей машине по общественной дороге, известной под названием «бульвар Уилшир», что привело к столкновению указанного автомобиля ответчика с автомобилем, который вела истица; что в результате вышеупомянутого столкновения она получила травму позвоночника и это привело к необходимости оплаты счетов за лечение в сумме: гонорар врача — двести пятьдесят долларов, лекарства и оплата медицинской сестры — восемьдесят пять долларов и двадцать центов, рентгеновский снимок позвоночника — семьдесят пять долларов, гонорары специалистам — пятьсот долларов; что травма позвоночника у истицы неизлечима и небрежное вождение автомобиля обвиняемым явилось единственной и непосредственной причиной указанной травмы. По этой причине истица просит суд взыскать с виновного пятьдесят тысяч долларов в возмещение ущерба, а также судебные издержки.
  Заседание суда состоялось 31 марта 1943 года.
  Я сделал кое-какие выписки из дела, записал имена и адреса адвокатов обвиняемого и нашел в телефонной книге Филиппа Э. Каллингдона, который оказался строительным подрядчиком. Я записал его адрес. После этого из телефонной будки в холле я позвонил в офис, выяснил, что Берты нет на месте, и сообщил Элси Бранд, что собираюсь заскочить выпить коктейль в клубе «Встречи у Римли». Если возникнет что-нибудь срочное, Берта может найти меня там. Элси поинтересовалась, удалось ли мне что-нибудь найти, и я ответил, что есть небольшой прогресс. Хвастаться пока особо нечем, но наметилось несколько ниточек. На этом я повесил трубку.
  Глава 3
  Было время, когда идея «клубов знакомств» захватила всю страну как эпидемия. Ночные клубы быстро ухватились за это и открывали свои залы в дневное время, создав себе клиентуру из женщин от тридцати до сорока, которым хотелось романтики. Среди них были и соломенные вдовы, и замужние женщины, которые обманывали своих мужей, а иногда и самих себя, делая вид, что отправились за покупками, а сюда просто «забежали на минутку чего-нибудь выпить».
  Это был неплохой источник доходов для ночных клубов, которые неожиданно обнаружили для себя очень прибыльное занятие в дневное время. Но так продолжалось недолго. Мужчины, крутившиеся вокруг таких заведений, испортили все дело.
  В большинстве таких мест установили строгие правила, по которым женщины не допускались без сопровождения мужчин и запрещалось подсаживаться к чужим столам. Но клуб «Встречи у Римли» по-прежнему существовал, и, насколько я мог судить, там не было никаких ограничений. Это уже было интересно.
  Так как «Стенберри-Билдинг» находилось на окраине оживленного делового района, найти место для парковки было очень непросто. Я уже собирался доехать до стоянки в середине следующего квартала, как неожиданно от входа в здание отъехало такси и освободилось место между отделенной бордюром стоянкой такси и припаркованным прямо за ней большим «Кадиллаком». Места было мало, но я не собирался оставаться здесь долго, заранее предполагая, что этот огромный «кэдди» принадлежит какой-то большой шишке. Я втиснул машину впритык к «Кадиллаку». Когда я вылез, мне стало видно, что зазор между машинами был даже меньше, чем я думал, но решил оставить все как есть.
  Я поднялся на лифте прямо во «Встречи у Римли»: едва уловимый запах крепких духов, толстые ковры, приглушенный свет, негромкая музыка, быстрые, внимательные официанты — атмосфера тайного общества в сочетании с безопасностью и покоем. Шикарное заведение.
  Я заказал шотландское виски с содовой. Мне принесли его в высоком, янтарного цвета стакане, чтобы не было видно, насколько разбавлен напиток. Даже если Питтман Римли платил по двадцать долларов за бутылку скотча, он все равно делал на этом неплохие деньги, учитывая уровень цен в его заведении и ничтожное количество спиртного в напитках.
  В зале играл прекрасный оркестр. За столиками сидели несколько женщин, среди которых иногда попадались и мужчины — упитанные служащие благообразного вида, явно задержавшиеся после делового ленча, либо парни с каменными лицами, украшенными длинными бачками, и крепкими фигурами, которые старались походить на киноактеров. Молодежи не было видно — здешние цены были им не по карману.
  За моей спиной раздался голос с заученными интонациями соблазнительницы: «Сигары, сигареты!»
  Я повернулся и увидел молодую девушку лет двадцати трех в короткой юбочке, на два-три дюйма выше колен, в хорошеньком белом передничке и блузке с большим волнистым воротником и глубоким вырезом. На подносе, висевшем у нее на плече, были в ассортименте разложены сигареты, сигары и конфеты.
  Я купил пачку сигарет, поставив это в счет Джорджии Раш как издержки, под предлогом того, что я мог бы установить с ней контакт. На самом же деле потому, что девушка мне понравилась.
  У нее были переменчивые светло-серые глаза. Она улыбнулась и манерно поблагодарила, но в ее взгляде была некая независимость — своего рода философское отношение к мужчинам, которым нравилось разглядывать ее ноги. Она не сразу отошла от меня, задержалась, чтобы поднести зажженную спичку к моей сигарете.
  — Спасибо, — сказал я.
  — Пожалуйста.
  Мне понравился ее голос, но она не сказала больше ни слова, еще раз улыбнулась и отошла.
  Оглядывая зал, я пытался понять, нет ли среди присутствующих миссис Эллери Крейл, но ни одна из женщин не подходила под ее описание. Женщины анемического типа не интересуются такими любовными приключениями. Такого рода места больше подходят женщинам с необузданным темпераментом.
  Впрочем, это была сущая ерунда. У меня бывало полно скучной детективной работы по десять «зеленых» в день, когда не было случая проявить свою хитрость. Я вышел к телефону и позвонил в агентство.
  Берты на месте не было, и я дал точные инструкции Элси Бранд. Я попросил ее заметить точное время.
  — Я во «Встречах у Римли». Мне нужно получить здесь информацию об одной женщине. Ровно через семь минут после нашего разговора позвони во «Встречи у Римли» и спроси миссис Эллери Крейл. Скажи, что ты просишь позвать ее к телефону, а если они не знают ее в лицо, пусть громко назовут ее фамилию. Скажи, что это очень важно. Когда они пойдут ее звать, повесь трубку.
  — Что-нибудь еще? — спросила Элси.
  — Нет, это все.
  — Что-нибудь передать Берте?
  — Скажи ей, что я здесь.
  — Ладно, Дональд. Приятно было слышать твой голос.
  — Мне тоже. Пока.
  Я вернулся к своему столу. Официант крутился вокруг, словно торопя меня побыстрее допить свою порцию. Я допил ее и заказал еще. Спиртное принесли как раз в тот момент, когда прошло семь минут со времени моего звонка Элси. Я оглянулся по сторонам и увидел, как старший официант позвал кого-то из подчиненных и что-то сказал ему. Тот кивнул и тихонько пошел к столу, за которым сидели мужчина и женщина. Он сказал что-то женщине, она извинилась и поднялась.
  Вначале я просто не мог поверить своей удаче. Потом по ее походке, пока она шла к телефону, я решил, что это та, кого я ищу. Она слегка припадала на одну ногу. Это была не хромота, а какая-то зажатость в спине.
  Но она совсем не подходила под описание Джорджии Раш. Вовсе не анемического типа и далеко не размазня. Она была очень привлекательна и хорошо это знала. Костюм с длинным жакетом прекрасно облегал ее стройные бедра. Ее подбородок был дерзко приподнят, а в посадке головы чувствовались гордость и независимость. Когда она шла по проходу, мужчины глядели ей вслед, и это говорило красноречивее всяких слов.
  Пока она была у телефона, я разглядывал ее спутника. Это был высокий мужчина, столь же обаятельный, как кусок мрамора. Больше всего он походил на банковского кассира с пристрастием к точным цифрам на бумаге. Невозможно было себе представить, чтобы такой человек загорелся какой-нибудь идеей. Зато можно было с уверенностью сказать, что его пальцы привычны к клавишам арифмометра. Ему было около пятидесяти, выражение его лица напоминало актера-любителя в роли английского дворецкого.
  Через пару минут миссис Крейл вернулась к столику. Сидевший за ним мужчина поднялся и помог ей сесть, пунктуально, без улыбки соблюдая все формальности. Затем он опустился на свое место, и они тихо заговорили. По выражению их лиц можно было подумать, что они обсуждают проблемы национального долга.
  Я снова отлучился к телефонной будке и позвонил в офис. На сей раз Берта была на месте.
  — Привет, дружок, — сказала она. — Где тебя черти носят?
  — Я во «Встречах у Римли».
  — Ты все еще там?
  — Ага.
  — Как это ты ведешь расследование, — разозлилась она, — посиживая там с выпивкой за счет клиента и…
  — Заткнись, — прервал я ее, — и слушай внимательно. Миссис Эллери Крейл здесь с каким-то мужчиной. Не думаю, что они надолго здесь задержатся. Я бы хотел узнать, кто этот человек. Хорошо бы, чтобы ты быстро приехала сюда, подождала снаружи, когда они выйдут, и последила за ними.
  — Но машина агентства у тебя.
  — У тебя же есть собственная машина.
  — Ну есть…
  — Миссис Крейл лет двадцать восемь, — сказал я. — Она весит сто двадцать фунтов. Рост пять футов и четыре с половиной дюйма, одета в черный английский костюм, большая черная соломенная шляпа с красной отделкой, красные туфли из крокодиловой кожи и красная сумка. С ней мужчина лет пятидесяти двух, пять футов десять дюймов, вес от ста семидесяти одного до ста семидесяти пяти, одет в двубортный голубовато-серый костюм в белую полоску, длинный нос, подбородок выдается вперед, бесстрастное выражение лица. На нем темно-синий галстук с красным рисунком в виде больших букв S, лицо бледное, глаза либо серые, либо светло-голубые — со своего места я не могу разглядеть. Женщину ты сразу узнаешь по походке: она ставит ногу от бедра, но когда отрывает от земли правую ногу, вся левая сторона ее тела слегка припадает. Это не бросается в глаза, но если смотреть внимательно, ты это обязательно заметишь.
  — Ладно, — сказала Берта, немного успокоившись. — Это хорошо, что ты их засек. Это уже кое-что. Я сейчас приеду. Может, мне лучше зайти в клуб и подождать там?
  — Не стоит. Я бы подождал снаружи. Это будет бросаться в глаза, если ты выйдешь сразу за ними. Они могут кое-что заподозрить после того телефонного звонка.
  — Не беспокойся, дружок, я все сделаю.
  Я вернулся в зал и сел за столик. Официант внимательно рассматривал меня.
  — Сигареты, сигары… — послышался за моей спиной знакомый голос. Я повернулся и посмотрел на ее ноги.
  — Привет, — ответил я. — Я только что купил у вас пачку сигарет, помните? Я не успеваю так быстро их выкуривать.
  Она слегка наклонилась ко мне и прошептала:
  — Купите еще одну. Мне надо вам кое-что сказать.
  Я хотел было отпустить ехидное замечание, но, заметив выражение ее глаз, сразу полез в карман за мелочью.
  — Это честный обмен, — заметил я.
  Он положила пачку сигарет мне на столик, наклонилась, чтобы взять деньги, и произнесла:
  — Убирайтесь отсюда!
  Я удивленно поднял брови. Она сдержанно улыбнулась, будто я сказал ей что-то остроумное, и, оторвав уголок пачки, вынула для меня сигарету.
  — Вы ведь Дональд Лэм, не так ли? — спросила она, зажигая спичку.
  На этот раз мне не пришлось поднимать брови, они сами собой взлетели вверх.
  — Откуда вы это знаете?
  — Не будьте дураком, подумайте головой, она ведь у вас есть.
  Наклонившись вперед и поднося зажженную спичку к моей сигарете, она спросила:
  — Уходите?
  — Нет.
  — Тогда, бога ради, двигайтесь. Пригласите одну из тех женщин, которые заглядываются на вас, а то вы слишком бросаетесь в глаза.
  Это была чистая правда. Внезапно я осознал, что одинокие мужчины не забегают в такие места, чтобы просто выпить стаканчик. Но я все еще не понимал, откуда эта продавщица сигарет могла узнать мое имя. Последние полтора года я провел на Тихом океане, да и до этого вряд ли был заметной фигурой в городе.
  Оркестр заиграл новую мелодию. Я пригласил симпатичную брюнетку, сидевшую через пару столиков от меня. Когда я подошел к ней, она изобразила даже несколько излишнюю застенчивость.
  — Потанцуем? — предложил я.
  Она взглянула на меня с хорошо отработанным выражением надменного удивления:
  — Почему, собственно… по-моему, вы ведете себя невоспитанно.
  Я встретился с ней глазами и сказал:
  — Да.
  Тут она рассмеялась:
  — Мне нравятся невоспитанные мужчины. — Она встала, протянула мне руку. — Вы показались мне меланхоличным и сердитым.
  Мы долго танцевали молча, потом она произнесла:
  — Вы не такой, каким я вас себе представляла.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, как вы сидели, уставившись в свой стакан.
  — Возможно, я и был сердит.
  — Нет. Я гадала, какой вы. Ой, кажется, я проговорилась, что наблюдала за вами.
  — А что, в этом есть что-нибудь плохое?
  — Мало кто любит, чтобы его разглядывали.
  Я ничего не ответил, и мы потанцевали еще. Через некоторое время она рассмеялась и заявила:
  — Я все-таки была права. Вы сердитый и меланхоличный.
  — Давайте теперь поговорим о вас, — предложил я. — Кто эти женщины, с которыми вы сидели?
  — Подруги.
  — Вы меня удивляете.
  — Мы трое часто встречаемся, — сказала она. — У нас много общего.
  — Вы замужем?
  — Ну… нет, не совсем.
  — Разведены?
  — Да… А вы ведь редко сюда приходите? — спросила она.
  — Да.
  — Я раньше вас не видела. Вы меня заинтересовали. Вы не похожи на тех мужчин, которые сюда ходят. Вы сильный и… ну, в общем, вы не бездельник, и в вас нет этого глупого самодовольства.
  — А что вы скажете о тех мужчинах, которые сюда приходят регулярно?
  — Ничего хорошего. Иногда попадается кто-нибудь интересный, но это случается раз в сто лет. Ну вот, я опять выдала себя.
  — Вы любите танцевать и иногда находите здесь партнера, верно?
  — Да, примерно так.
  Музыка прекратилась, и я повел брюнетку к ее столику.
  — Если бы я узнала ваше имя, я могла бы вас представить своим друзьям, — игриво сказала она.
  — Я никогда не называю своего имени.
  — Почему?
  — Я не из тех, кого вы захотели бы представить друзьям.
  — Почему?
  — Я женат. У меня трое детей, которые голодают. Я не могу содержать жену, потому что после обеда провожу время в таких местах, как это. Много раз я пытался с этим покончить, но у меня не получалось. Если я иду по улице и вижу симпатичную девушку с фигурой, как у вас, которая направляется в какое-нибудь место вроде этого, я немедленно увязываюсь следом и трачу свои последние центы ради удовольствия поговорить с вами, подержать вас в своих объятиях, танцуя в переполненном зале.
  Мы подошли к ее столику. Засмеявшись, она сказала:
  — Девочки, по-моему, его зовут Джон Смит. У него просто прелестные манеры.
  Еще два женских личика посмотрели на меня с любопытством. Но в это время к нам приблизился старший официант.
  — Извините меня, сэр, — сказал он.
  — Какое из ваших правил я нарушил на этот раз?
  — Никакого, сэр. Но наш управляющий просил меня передать вам свои наилучшие пожелания и просьбу уделить ему несколько минут. Это очень важно!
  — О, вот это мне нравится! — воскликнула девушка, с которой я танцевал.
  Официант молча продолжал стоять вплотную ко мне.
  — Я еще вернусь, — сказал я с улыбкой трем женщинам и последовал за своим гидом к выходу, потом через прикрытую драпировкой дверь в приемную и оттуда к двери с табличкой «Личный кабинет», которую официант открыл, не постучавшись.
  — К вам мистер Лэм, сэр, — сказал он и ушел, плотно закрыв за собой массивную дверь.
  Сидевший за большим полированным столом орехового дерева человек поднял голову, и наши глаза встретились. У него они были жесткие, темные и тревожные, и в его взгляде было что-то завораживающее. Улыбка слегка смягчила жесткое выражение лица. Человек за столом отодвинул вертящееся кресло и поднялся. Он не был особенно высоким и толстым, но имел очень плотное сложение, широкую грудь, крепкую шею и почти квадратное туловище. Портной немало потрудился над его костюмом, да и парикмахер приложил немало усилий, чтобы придать ему такой ухоженный вид: каждый волосок в его прическе был тщательно уложен.
  — Как поживаете, мистер Лэм? Меня зовут Римли. Я хозяин этого заведения.
  Мы пожали друг другу руки. Он задумчиво смерил меня взглядом и предложил:
  — Садитесь. Хотите сигару?
  — Нет, спасибо, я курю сигареты.
  Он открыл коробку на столе:
  — Думаю, здесь вы найдете свой любимый сорт.
  — Нет, спасибо, у меня есть с собой пачка.
  Я полез в карман и вытащил свою пачку. Мне пришло в голову, что он ни в коем случае не должен знать о второй купленной здесь пачке.
  — Садитесь, устраивайтесь поудобнее. Хотите выпить?
  — Спасибо, я только что выпил два скотча с содовой.
  Он засмеялся:
  — Я имею в виду настоящую выпивку.
  — Тогда виски с содовой.
  Он снял трубку телефона, нажал переключатель и сказал:
  — Два скотча с содовой из моих личных запасов. — Отключив телефон, он продолжал: — Только что вернулись с Тихого океана?
  — Могу я узнать, откуда вам это известно?
  — Почему бы и нет? — Он удивленно поднял брови.
  Это был не ответ, поэтому я вернулся к первому вопросу:
  — Я долго отсутствовал. Хотя ваше заведение уже существовало, когда я уезжал, не думаю, чтобы я когда-нибудь бывал здесь. Так уж случилось, что я ни разу сюда не заходил.
  — Вот именно. Поэтому меня и заинтересовал ваш сегодняшний визит.
  — Но каким образом вы узнали, кто я такой?
  — Бросьте, мистер Лэм, мы ведь с вами реалисты.
  — Ну и что же?
  — Поставьте себя на мое место. Чтобы управлять таким заведением, как это, надо всегда быть начеку. Мы должны делать деньги.
  — Естественно.
  — Чтобы делать деньги, я должен поставить себя на место моих постоянных клиентов. Для чего они приходят сюда? Чего они хотят? Чего желают? Что получают? За что платят? Совершенно очевидно, мистер Лэм, если вы поставите себя на мое место и будете помнить, что я стараюсь исходить из интересов моих клиентов, вы легко поймете, что тайный визит частного детектива — это… м-м… такая вещь, о которой мне обязательно доложат.
  — Да, это я понимаю. Но вы что, знаете всех частных детективов?
  — Конечно, нет. Но я знаю тех, кто достаточно умен, чтобы быть опасным.
  — И как вы их отличаете?
  — Никак. Они сами выделяются.
  — Боюсь, что я вас не совсем понимаю.
  — Работа частного детектива ничем не отличается от любой другой профессии. Некомпетентные люди сами собой устраняются. Те, кто едва справляется с делом, остаются неизвестными. А те, кто привлекает внимание, получают все больше заказов, о них начинают говорить. Всех таких я знаю.
  — Вы меня очень тронули, — заметил я.
  — Не будьте таким уж скромным. Еще до того, как записались во флот, вы успели создать себе репутацию: малый с характером, крепкая воля и мозги. Рисковый парень, который ни перед чем не останавливается и всегда выручает своих клиентов. Я с интересом следил за вашей карьерой, полагая, что когда-нибудь мне самому может понадобиться помощь. А потом, конечно, ваша партнерша, Берта Кул, весьма выдающаяся личность.
  — Вы давно ее знаете?
  — Честно говоря, я не обращал на нее внимания, пока вы не стали партнерами. Берта, конечно, была в моем списке — это одно из немногих агентств, которые занимаются семейными неурядицами. Но в ней не было ничего такого, что привлекло бы мое внимание. Она вела обычные дела самым обычным образом. Потом явились вы и стали вести их чрезвычайно нетипично. И все ваши дела перестали быть обычными.
  — А вы много знаете обо мне, — сказал я.
  Он спокойно кивнул, будто соглашаясь с очевидным фактом:
  — Да, я чертовски много знаю о вас.
  — А почему мне сегодня оказана такая честь?
  В это время раздался стук в дверь, и Римли сказал:
  — Войдите!
  Я уловил слабое движение справа от него и услышал приглушенный щелчок. Дверь открылась, и вошел официант, неся на подносе стаканы, бутылку «Джонни Уокер» с черной этикеткой, контейнер с кубиками льда и сифон с содовой.
  Официант поставил поднос на край письменного стола и вышел, не говоря ни слова. Римли налил в стаканы по большой порции виски, бросил кубики льда, добавил содовой и протянул мне:
  — Ваше здоровье.
  — Ваше здоровье, — ответил я.
  Мы отхлебнули по глотку. Римли повернулся в кресле и сказал:
  — Надеюсь, мне не придется ставить точки над «i»?
  — Вы хотите сказать, что не желаете меня здесь видеть?
  — Совершенно определенно, нет.
  — А что вы можете сделать, если я не уйду?
  — Есть кое-что. — На его губах по-прежнему была улыбка, но взгляд стал жестким.
  — Интересно. За исключением таких дешевых уловок, как сказать мне, что все столики заняты, или приказать официантам не обслуживать меня, я не вижу никакого достаточно хитроумного или эффективного способа.
  — Вы когда-нибудь замечали, Лэм, что люди, которые много говорят о том, что они собираются сделать, очень редко действительно это делают?
  Я кивнул.
  — Я никогда не говорю о том, что собираюсь делать. Я это просто делаю. И потом, я не настолько глуп, чтобы сказать вам, что я собираюсь делать, чтобы не пускать вас сюда. Вы работаете над каким-то конкретным делом?
  — Просто заглянул, чтобы немножко окунуться в светскую жизнь, — улыбнулся я.
  — Вы, несомненно, можете представить себе реакцию моих посетителей, если кто-то укажет на вас и скажет: «Это Дональд Лэм из фирмы „Кул и Лэм“, частного детективного агентства. Они ведут дела о разводах». Уверяю вас, что очень многие посетители внезапно вспомнят, что их ждут дела в другом месте.
  — Об этой стороне дела я как-то не подумал, — признался я.
  — Надеюсь, вы подумаете об этом теперь.
  Мы допили наше виски.
  — Я уже думаю, — сказал я.
  Я гадал, ушла ли миссис Крейл и ее спутник и успела ли Берта перехватить их. И мне хотелось бы знать, не объясняется ли хотя бы отчасти отвращение Питтмана к частным детективам тем, что он знает о переговорах насчет продажи здания, где находится его клуб, и есть ли в его арендном договоре пункт, который позволяет изменить условия аренды в случае продажи дома.
  — Не огорчайтесь, Лэм. Как насчет того, чтобы выпить еще?
  С этими словами он взял мой стакан в левую руку, плеснул в него янтарную жидкость и долил содовой. Совершенно случайно мой взгляд упал на очень дорогой хронометр на его руке с секундной стрелкой, обегающей циферблат. Это были большие часы, и они показывали время с точностью до долей секунды. Сейчас эти часы показывали четыре тридцать.
  Я прикинул в уме. Не могло быть так поздно. Я хотел было посмотреть на свои часы, но что-то удержало меня. Римли налил и себе новую порцию виски, улыбнулся и сказал:
  — В конечном счете мы друг друга понимаем.
  — Конечно, — ответил я. — И этого вполне достаточно.
  На каминной доске стояли бронзовые часы, корпус которых был выполнен в виде корабельного штурвала. Улучив момент, когда Римли отвлекся, я бросил взгляд на их циферблат. Стрелки показывали четыре часа тридцать две минуты.
  — Должно быть, не так-то просто управлять таким заведением? — спросил я.
  — Не без этого, — согласился он.
  — Вероятно, вы хорошо знаете своих постоянных посетителей?
  — Постоянных знаю хорошо.
  — Есть проблемы со спиртным из-за «сухого закона»?
  — Иногда.
  — Мой клиент хочет предъявить иск по поводу автомобильной аварии. Не знаете ли хорошего адвоката?
  — Это дело, над которым вы сейчас работаете?
  Я молча улыбнулся.
  — Извините, — сказал он.
  — Так не знаете ли хорошего адвоката по дорожным происшествиям? — переспросил я.
  — Нет.
  — Говорят, есть очень знающие адвокаты по таким делам.
  — Должны быть.
  — Спасибо за прекрасное виски, — сказал я. — Мне было очень приятно посетить вас. Полагаю, вы предпочитаете, чтобы я не возвращался к своему столику?
  — Возвращайтесь, мистер Лэм. Чувствуйте себя как дома. Наслаждайтесь. Расслабьтесь. И когда будете уходить, не беспокойтесь об оплате. Просто можете подняться и уйти. Никакого счета не будет. Но больше… не… приходите!
  Он пригласил меня на выпивку и на разговор. Теперь и то и другое подошло к концу. Теперь я мог спокойно вернуться в зал. Но почему он так старался выпроводить меня несколько минут назад, а сейчас так легко позволяет вернуться к столику? Не потому ли, что миссис Крейл и ее спутник ушли?
  Допив остатки виски, я встал и протянул ему руку:
  — Приятно было познакомиться.
  — Спасибо, Лэм. Чувствуйте себя здесь как дома. Желаю вам успеха в любом деле, над которым вы работаете. Только прошу не работать над ним здесь.
  Он проводил меня до двери и попрощался. Я опять вернулся в зал. Я знал, что смотреть мне не надо, но для надежности все же взглянул на столик, где сидела миссис Крейл с неулыбчивым типом в сером костюме. Столик был пуст. Я взглянул на свои часы. Они показывали три часа сорок пять минут.
  Я не видел знакомую мне продавщицу сигарет, поэтому как бы между прочим спросил официанта, где она.
  — Сейчас, сэр, она придет, — ответил тот.
  Тотчас ко мне подошла длинноногая девушка в переднике и с подносом, но то была другая продавщица сигарет. Я купил пачку и поинтересовался, где моя знакомая.
  — Билли? Она сегодня пораньше ушла домой. Я заменяю ее.
  Мои знакомые дамы за соседним столиком смотрели в мою сторону. Я подошел к ним, танцевать не стал, просто поболтал минутку. Пошутил, что меня арестовали за то, что я не кормлю жену и семерых детей и что меня выпустят на поруки, если я внесу залог. Не помогут ли они вызволить меня из тюрьмы?
  Я видел, что они были озадачены и заинтересованы. Тут к нам подошел официант и передал наилучшие пожелания мистера Римли. Не согласятся ли мои друзья выпить со мной за счет заведения шампанского или, может быть, «Джонни Уокер» с черной этикеткой?
  Молодые женщины с удивлением уставились на меня.
  — Боже мой, — сказала одна из них, — не иначе как герцог Виндзорский!
  Все засмеялись. Я тоже улыбнулся официанту:
  — Передайте мою благодарность мистеру Римли. Скажите, что я благодарю его за гостеприимство, но я никогда не пью днем слишком много. Однако мои друзья, вероятно, воспользуются его любезностью, я же ухожу.
  — Да, сэр. Платить не надо, так распорядился мистер Римли.
  — Я так и понял. Но на чай вы не откажетесь взять?
  Официант смутился:
  — Если вы не обидитесь, сэр, я не возьму.
  Я кивнул, повернулся и поклонился трем самым потрясенным женщинам во всем городе.
  — У меня деловое свидание, — серьезно произнес я и вышел.
  Я взял у девушки в гардеробе свою шляпу и дал ей два доллара чаевых, от которых она не отказалась. На лифте я спустился на первый этаж, стараясь казаться беспечным, вышел на улицу и направился к машине нашего агентства. Я недооценил хозяина большого «Кадиллака». Он не только успел уехать до моего появления, но еще и умудрился толкнуть мою машину вперед настолько, что она оказалась как раз перед входом в здание. На месте же «Кадиллака» теперь стояло такси, шофер которого сразу двинулся ко мне. Этот тип с переломанным носом и разбитым в драке ухом сразу стал кричать:
  — Это твоя машина?
  — Да.
  — Убирайся отсюда к черту!
  — Я не виноват, — пытался я объяснить. — Кто-то толкнул мою машину. Я ее здесь не оставлял.
  Он презрительно сплюнул.
  — Я столько раз слышал подобные объяснения. Из-за тебя мне пришлось высадить пассажира далеко от входа. Это стоило мне чаевых, целого доллара. — И он протянул ко мне руку.
  — Хочешь сказать, что ты лишился доллара?
  — Ну да.
  — Извини, приятель, — сказал я, берясь за ручку дверцы своей машины, — я собираюсь возместить тебе эту потерю.
  — Это я и имел в виду.
  — Я из налоговой инспекции. Вычти эту сумму из своего дохода и скажи в департаменте, что я разрешил тебе это сделать. — Я завел мотор. Он смотрел мне вслед, раздумывая, что бы сделать. Я захлопнул дверцу и уехал.
  В четыре часа двадцать три минуты я вошел в офис.
  Глава 4
  Берта вернулась без нескольких минут пять. Щеки у нее пылали, глаза блестели. Распахнув дверь, она влетела в офис, глянула на меня и на одном дыхании выпалила:
  — Дональд, почему, черт возьми, ты не пойдешь к себе в кабинет и не почитаешь газеты?
  — Я уже видел сегодняшние газеты.
  — Тогда можешь бездельничать, но там, а не здесь. Ты отвлекаешь Элси от работы.
  — Она и так все время печатает. И все равно ей уже пора домой.
  — Ну и что, — огрызнулась Берта. — Это не мешает ей отвлекаться. Уверена, что она наделала ошибок.
  С этими словами она направилась к письменному столу, посмотрела на две последние страницы, которые только что отпечатала Элси, и обвинительным жестом указала на два исправления:
  — Вот здесь стерто резинкой и здесь тоже! А вот и еще!
  — Ну и что? — сказал я. — Производители резиновых изделий выплачивают дивиденды за счет продажи ластиков машинисткам. Они знают, что стенографистки время от времени делают ошибки. Три ошибки на четырех страницах — это совсем немного.
  — Хм… Это ты так думаешь. Посмотри-ка сюда! — Она пролистала еще несколько страниц, однако на них почти не было исправлений. У Элси пылали щеки. — Ладно, — проворчала Берта, — зайди ко мне.
  Я хотел сказать несколько слов в защиту Элси, но она взглядом красноречиво попросила меня не делать этого, поэтому я молча направился за Бертой в ее кабинет.
  — Чертов бардак! — рявкнула она, срывая крышку с сигаретницы и закуривая.
  — Что случилось? Ты их упустила?
  — Нет, я сразу засекла их. Она действительно миссис Эллери Крейл и водит «Бьюик-Родмастер», зарегистрированный на ее имя. Мужчина, который с ней был, — это Руфус Стенберри, он владелец здания. Живет в доме 3271 по Фулроз-авеню в «Фулроз-Эпартментс». Шикарное место, полно прислуги в ливреях и роскошный вестибюль. У него новый «Кадиллак».
  — Сдается мне, ты отлично поработала, Берта. В чем же дело?
  — Неприятность! — почти взвизгнула Берта. — Просто какое-то проклятие!
  — Давай объясни подробнее.
  Она с трудом взяла себя в руки и сердито начала рассказывать:
  — Бог знает, в чем дело. Как будто кто-то меня сглазил. Когда начинаешь дело, никогда гладко не идет. Обязательно что-то случается.
  Я выудил из кармана пачку сигарет, которую купил во «Встречах», и вытащил одну. Берта сняла крышку с сигаретницы и сказала:
  — Можешь брать отсюда, дружок, когда ты в офисе. Я провожу их покупку по графе «Издержки».
  Я взял сигарету в рот, сунул пачку обратно в карман, зажег спичку и сказал:
  — Эта пачка тоже куплена из денег «на издержки».
  — Как это?
  — Я купил ее у продавщицы сигарет во «Встречах у Римли».
  Берта хотела что-то сказать, но благоразумно остановилась. Тогда я вытащил все три пачки и положил на стол.
  — Что, черт возьми, это значит? — вскипела Берта.
  — Ничего, — невозмутимо ответил я. — Это мой любимый сорт, а у продавщицы были красивые ножки, вот и все.
  Берта чуть не задохнулась.
  — Ну же, давай, — ободрил я ее.
  — Черт бы тебя подрал! По-моему, ты сам не понимаешь, насколько ты меня раздражаешь.
  Я посмотрел ей прямо в глаза:
  — Хочешь разорвать наше партнерство?
  — Нет!
  — Тогда заткнись, — сказал я.
  С минуту мы пристально смотрели друг на друга, потом я решил дать ей остыть:
  — Так что произошло, когда ты следила за миссис Крейл?
  Берта глубоко затянулась сигаретой, выдохнула и начала рассказывать:
  — Я поставила машину напротив «Встреч у Римли» и сидела там не более пяти минут, когда распахнулась дверь и вышли эти двое. Ты очень точно описал их. С минуту они постояли, потом разошлись. Мужчина посмотрел на часы, потом направился к большому «Кадиллаку», а женщина медленно пошла по улице. Мне надо было решить, за кем идти. Я выбрала мужчину.
  Я кивнул:
  — Именно мужчина и был мне нужен.
  — Ты втиснул машину нашего агентства прямо перед его «Кадиллаком», и он даже не пытался выбраться оттуда, просто выпихнул нашу машину к чертовой матери. По-моему, он просто ненормальный.
  Я промолчал.
  — Тебе не следовало так ставить нашу машину. Ты просто притерся к его «Кадиллаку».
  Я затянулся сигаретой.
  — Ну, ладно, — продолжала Берта. — Я поехала следом за «Кадиллаком». Он ехал довольно быстро к бульвару Гарден-Виста. Потом поехала по бульвару, и будь я проклята, если за мной по пятам не следовала еще одна машина. Я глянула туда, и это оказалась миссис Крейл, следовавшая за тем же «Кадиллаком».
  Я удивленно поднял брови.
  — Я съехала вправо, чтобы проверить, не последует ли она за мной. Она поехала медленнее, ожидая, видимо, что еще какая-нибудь машина вклинится между ней и «Кадиллаком». Она не хотела слишком к нему приближаться, чтобы водитель не заметил ее.
  — Что же ты сделала?
  — Ну, я оказалась в трудном положении, поэтому поехала по правой полосе, так что водитель «Кадиллака» меня не видел. А «Бьюик» миссис Крейл был сбоку от меня.
  — Неплохо проделано, — заметил я, — если только они не повернули налево.
  — Ну конечно! — рявкнула Берта. — Он повернул налево.
  — И ты его потеряла?
  — Заткнись! Я не настолько глупа. — Она сердито выдохнула табачный дым и продолжала: — Когда я увидела, что он делает левый поворот, я снизила скорость, чтобы пропустить едущую за мной машину, а потом собралась перестроиться в левый ряд. Но позади меня ехала какая-то стервозная девица, которой не понравилось, как я веду машину. Когда я сбросила скорость, она тоже поехала медленно, потом вдруг поравнялась со мной и стала вопить что-то насчет того, почему я ей сразу не сказала, что собираюсь провести две недели отпуска в этом месте. Потом она нажала на газ и пронеслась мимо меня.
  — И что же? — спросил я.
  — Тут, — сказала Берта, — она наконец посмотрела, куда едет, но было уже поздно. Ехавшая навстречу машина делала левый поворот. Эта хулиганка заметила ее буквально за секунду до столкновения. Даже тогда она могла еще успеть затормозить, но она ехала слишком быстро и не справилась с управлением.
  — Кто-нибудь пострадал?
  — Мужчина не пострадал, а вот его спутница потеряла сознание. Они меня совершенно безнадежно заблокировали. Позади скопилось полно машин, а прямо передо мной оказались эти две разбитые машины.
  — И в это время Стенберри повернул налево?
  — Не говори глупостей. Движение на этом перекрестке остановилось ко всем чертям. Полицейскому понадобилось не меньше пяти минут, чтобы дать всем возможность проехать. А эта хулиганка поймала такси на стоянке и преспокойно уехала, бросив свою чертову машину прямо на дороге.
  — И даже не записала фамилии свидетелей и не посмотрела…
  — Она дала свою фамилию и адрес водителю побитой машины, потом подошла к машине Стенберри, записала его адрес и имя, потом обошла еще несколько машин. Она подошла даже ко мне. Это все происходило, пока движение не восстановилось. Зато благодаря ей я и узнала адрес Стенберри.
  — Как тебе это удалось?
  — Движение по бульвару в сторону города восстановилось, но машины шли еще медленно и так плотно, что между ними и пальца нельзя было просунуть. Конечно, стоящие позади ужасно скандалили. Водитель пострадавшей машины не мог никого обходить, но он записывал номера машин, а девчонка занялась водителями и выясняла имена и адреса. Я видела, что Стенберри был записан у нее в книжке, поэтому, когда она подошла ко мне, я, вместо того чтобы послать ее к черту, мило улыбнулась и сказала, что у меня трудная фамилия и я лучше напишу ее сама.
  — И что она сделала?
  — Как раз то, на что я и рассчитывала. Она дала мне свою записную книжку и попросила все записать. Прямо перед моей фамилией была запись: «Руфус Стенберри, 3271, Фулроз-авеню». Я долго возилась с ее карандашом, стараясь получше разглядеть и запомнить другие имена и адреса, потом написала свои данные.
  — Ты написала свою собственную фамилию?
  — Не будь дураком. Я написала самую трудную русскую фамилию, которую смогла придумать, и первый пришедший мне в голову адрес, где-то в Глендейле, сладко улыбнулась этой девице с выпученными глазами и отдала ей блокнот. Потом я стала сигналить, чтобы машины позади меня очистили дорогу, и попробовала дать задний ход. Затем мне пришлось поругаться с каким-то болваном позади меня, который не мог подать назад, так как позади него кто-то тоже не желал этого сделать. Все кругом гудели, и я потеряла терпение. Я попробовала подать назад и уперлась бампером в какого-то тупицу, который встал слишком близко ко мне. Тут появился дорожный полицейский и начал с нами разбираться, а эта чертова курица с зубами, как у лошади, которая устроила всю эту заварушку, мило улыбнулась полицейскому, остановила такси, поворачивающее налево на стоянку у отеля, и уехала, бросив свою тачку прямо на улице.
  — И что же ты сделала?
  — Мы с водителем, в которого я уперлась бампером, наконец расцепили наши машины.
  — Та девушка записала имя миссис Крейл?
  — Конечно. На пару строк выше Стенберри. Я не стала его запоминать, так как он у нас есть. Я старалась выяснить все про мужчину.
  — А сам Стенберри видел, что ее имя записали?
  — Нет, она дала свою записную книжку только мне, а все остальные фамилии писала сама и номера машин тоже. Можешь быть уверен, что я не записала ей своего номера.
  — Ну и куда ты поехала после освобождения? Прямо сюда?
  — Нет. Я вычислила, что она, вероятно, поедет к Стенберри домой, и отправилась на Фулроз-авеню, 3271. Я осмотрела дом, обнаружила, что там есть частная телефонная станция, покрутилась немного вокруг и, когда поняла, что они так скоро не появятся, решила послать все к черту и вернулась в офис. А чем занимался ты?
  — А меня выгнали из этого заведения «Встречи у Римли».
  — Ты приставал к женщинам?
  — Да нет. Управляющий пригласил меня к себе, угостил виски и предложил убраться вон и больше там не показываться. По-своему он прав. Он держит заведение, куда замужние женщины забегают выпить коктейль, а усталые бизнесмены приходят расслабиться и потанцевать после делового ленча. Присутствие частного детектива там так же нежелательно, как эпидемия кори на океанском лайнере.
  — Откуда он узнал, что ты частный детектив?
  — Вот это меня и занимает. Он это знал. Знал мое имя, где я живу, знал обо мне абсолютно все, да и о тебе тоже.
  — Он знает, над чем ты сейчас работаешь? — спросила Берта.
  — Может быть, он просто сложил два и два: этот звонок миссис Крейл, когда на другом конце повесили трубку. Подозрительно и то, что миссис Крейл и Стенберри покинули ресторан как раз в то время, когда меня развлекали в кабинете управляющего, а потом внезапное желание Римли быстро закончить нашу беседу. Это могло произойти после того, как он получил сигнал, что миссис Крейл ушла. Не думаю, что кому-либо пришло в голову, что ты будешь ждать их в машине.
  В этот момент зазвонил телефон. Берта схватила трубку. Я услышал голос Элси Бранд, затем щелчок и чей-то еще голос. Берта так и сочилась любезностью:
  — Да, мисс Раш, у нас есть некоторые успехи. Мы установили, что миссис Крейл виделась сегодня днем с мистером Стенберри во «Встречах у Римли». — После некоторой паузы она сказала в трубку: — Сейчас я дам вам Дональда, он как раз здесь. — Она подвинула ко мне телефон и сказала: — Мисс Раш хочет получить отчет.
  — Вы можете что-нибудь добавить к информации миссис Кул, мистер Лэм? — спросила Джорджия Раш.
  — Думаю, да.
  — Что же?
  — Вы говорили, что нынешняя миссис Крейл раньше звалась Ирмой Бегли и познакомилась с Эллери Крейлом благодаря автомобильной аварии?
  — Да, именно так.
  — Крейл ударил ее машину?
  — Да.
  — Она получила сильные ушибы?
  — Да, ушиб позвоночника.
  — А как вы думаете, это действительно так и было?
  — Похоже, что да, так как это было определено рентгеновским снимком.
  — Могу вам сообщить, что это произошло с ней на год раньше, во время другой автомобильной аварии. Если мы сможем это доказать, будет ли это для вас важно?
  — Еще бы! — возбужденно сказала она.
  — Подождите радоваться раньше времени и не пытайтесь сами что-нибудь расследовать. Предоставьте нам этим заняться.
  — А вы уверены насчет той, другой автомобильной аварии?
  — Пока нет. Это просто одна из ниточек.
  — Сколько вам понадобится времени, чтобы все установить точно?
  — Это зависит от того, насколько быстро мне удастся найти второго участника этой поездки, человека по имени Филипп Э. Каллингдон, и узнать, что он скажет по этому поводу.
  — Так сколько это может занять у вас времени?
  — Пока не знаю. Но я начинаю его искать прямо сейчас.
  — Я с нетерпением буду ждать от вас новостей, мистер Лэм. У вас в конторе есть мой телефон. Звоните мне сразу же, как только что-то узнаете. Пожалуйста, сразу же.
  — Хорошо. Я дам вам знать. — Я повесил трубку.
  Внезапно Берта рассмеялась.
  — По какому случаю веселье? — поинтересовался я.
  — Я вспомнила, как эта шлюшка сначала облаяла меня, проезжая мимо, а потом вернулась со сладенькой улыбочкой, чтобы записать меня как свидетельницу с ее стороны. И я представляю себе, какое удовольствие она получит, пытаясь найти по несуществующему адресу в Глендейле женщину по фамилии Боскович.
  Глава 5
  Филипп Э. Каллингдон оказался мужчиной средних лет, с усталыми серыми глазами, от которых по лицу разбежалось множество мелких морщинок. Выступающий подбородок говорил о сильном характере. Он производил впечатление человека доброго, любящего беззлобно подшутить, которого трудно разозлить, но уж если вывести его из себя, то гнев его будет страшен.
  Я не ходил вокруг да около, а сразу приступил к делу:
  — Вы Филипп Каллингдон, главный подрядчик, которой проходил по делу «Бегли против Каллингдона» в качестве обвиняемого?
  Усталые глаза внимательно смотрели на меня.
  — А вам что до этого?
  — Я проверяю это дело.
  — Что там проверять? Дело давно закрыто.
  — Вам пришлось выплатить страховку?
  — Да.
  — Вы знаете, о какой сумме шла речь в соглашении?
  — Я знаю, какая сумма указана в соглашении, но до сих пор не знаю, с кем я разговариваю и почему вас это интересует.
  Я протянул ему свою визитную карточку:
  — Дональд Лэм из частного сыскного агентства «Кул и Лэм». Мы проверяем одно дело.
  — На кого вы работаете?
  — На одного клиента.
  — Что вас интересует?
  — Я пытаюсь выяснить что-нибудь об Ирме Бегли, бывшей истцом по вашему делу.
  — Что вы хотите о ней узнать?
  — Мне бы хотелось выяснить характер и тяжесть нанесенной ей травмы.
  — Насколько я понимаю, она действительно получила травму. Так сказали доктора, причем доктора, приглашенные обеими сторонами. Однако мне всегда казалось, что в этом деле есть что-то сомнительное.
  — Что же вас смущало?
  Он почесал в затылке. Я попытался ему помочь:
  — Из документов я понял, что иск против вас был возбужден через одиннадцать месяцев после аварии. До этого вам были предъявлены какие-либо требования?
  — Нет. Но дело в том, что поначалу эта женщина не обратила внимания на свою травму, не предполагала, что это что-то серьезное. Как я понимаю, вначале это ее не очень беспокоило, но потом стало хуже. Она обратилась к доктору, который назначил ей обычное лечение, не задумываясь о том, в чем причина болезни. Наконец она попала к специалисту, который и объяснил ей, что у нее начались осложнения от травмы позвоночника.
  — И причиной этого была автомобильная авария?
  Он кивнул.
  — И после этого она взяла адвоката и возбудила против вас дело?
  Он опять кивнул.
  — И ваша страховая компания заключила с ними соглашение?
  — Именно так.
  — По вашему предложению?
  — На самом деле я был очень удивлен сложившейся ситуацией. Я не хотел, чтобы моя страховая компания выплачивала ей деньги, во всяком случае крупную сумму.
  — Почему же?
  — Я не считал себя виновным в том, что случилось.
  — Почему?
  — Ну, знаете, как это бывает. Мне казалось, что скорее виновата она, чем я. Я готов признать, что пытался проскочить на красный свет и выехал немного вперед, но все равно она в не меньшей степени была виновата. Вначале мне вообще показалось, что ничего серьезного не случилось. Мы разбили пару фар, помяли бамперы и пробили дыру в радиаторе моей машины. Она выскочила из машины, такая бойкая и шустрая, и я подумал, что сейчас она начнет ругаться, но она только рассмеялась и сказала: «Ах вы гадкий! Вы не должны были ехать на красный свет».
  — А что вы сказали?
  — Я сказал ей: «Ах вы гадкая, вы не должны были проезжать перекресток со скоростью сорок миль в час».
  — И что потом?
  — Потом мы записали номера машин, обменялись визитными карточками. Вокруг нас собралось несколько человек, которые давали нам советы, а потом кто-то закричал, чтобы мы очистили перекресток. Вот, пожалуй, и все, что было.
  — Вы заключили с ней какое-нибудь соглашение?
  — Она так и не прислала мне счет.
  — А вы не посылали ей счета?
  — Нет. Вначале я ждал, что из всего этого выйдет. Потом, когда ничего не произошло, сказать по правде, я уже забыл об этом, когда вдруг против меня было возбуждено дело.
  — Сколько заплатила ваша страховая компания?
  — Не знаю, могу ли я это сказать без их разрешения.
  — Почему?
  — Ну… видите ли, это была довольно приличная сумма. Очевидно, у нее действительно был поврежден позвоночник.
  — Я бы все-таки хотел узнать, что это была за сумма.
  — Знаете, что я сделаю, — сказал он. — Я позвоню завтра в свою страховую компанию и спрошу, нет ли у них возражений. Если нет, я позвоню вам в офис и все расскажу.
  — Вы не могли бы назвать мне вашу страховую компанию?
  Он улыбнулся и покачал головой:
  — По-моему, я сказал вам все что мог, по крайней мере сейчас.
  — Это интересный случай, — заметил я.
  — Лично мне интересно, — сказал Каллингдон, — что именно вы расследуете. Вы считаете, в этом деле что-то было нечисто?
  — Не забивайте этим себе голову. Может быть, я просто проверяю, каково в целом ее финансовое положение.
  — Да, понятно, — сказал он. — Что ж, скажу вам, мистер Лэм, если только она не растратила эти деньги по-глупому, ее кредитоспособность должна быть очень приличной, в пределах разумного. Она получила порядочную сумму от страховой компании.
  — Спасибо, — поблагодарил я. — Значит, завтра вы свяжетесь с ними, а потом позвоните нам в офис и назовете сумму — если, конечно, у страховщиков не будет возражений. Договорились?
  — Хорошо, договорились.
  Мы пожали друг другу руки. Я спустился к машине агентства и как раз включил зажигание, когда сзади меня к тротуару подъехала еще одна машина и остановилась. Из нее вышла изящная молодая женщина со стройными бедрами и легкой походкой. Я глянул на нее пару раз, и тут же узнал ее. Это была продавщица сигарет из «Встреч у Римли».
  Я выключил зажигание, закурил и стал ждать. Ждать пришлось не более пяти минут. Девушка быстро выскочила из дома, открыла дверцу машины и забралась в нее. Я вылез из машины и театральным жестом приподнял шляпу.
  Она подождала, пока я подойду к дверце ее машины.
  — Вы знаете, что для этого вам нужна лицензия? — спросил я.
  — Для чего?
  — Для того чтобы вести расследование как частный детектив.
  Она покраснела.
  — Вы непременно должны во все вмешиваться, да?
  — Совсем нет. Я и наполовину не делаю того, что должен.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Я просто болван, а не частный детектив.
  — На мой взгляд, вы вовсе не кажетесь тупым.
  — И все же это так.
  — Но почему?
  — Офис окружного суда сейчас уже закрыт, — сказал я.
  — Ну и что?
  — Я считал себя очень умным. Я проверил судебные документы, нашел дело, по которому Ирма Бегли выступала истцом — дело о возмещении ущерба при столкновении автомобилей, — и счел, что поступил очень хитро.
  — А это не так?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что я на этом остановился.
  — Я не понимаю.
  — Как только я обнаружил, — сказал я, — что она выступала истцом по одному делу, я записал фамилии обвиняемого и поверенных истца и с этим ушел.
  — А что вы должны были сделать?
  — Продолжать искать.
  — Вы хотите сказать…
  — Вот именно. — Я улыбнулся. — Надеюсь, вы были умнее.
  — Почему?
  — Мы могли бы поделиться информацией, и мне не пришлось бы завтра идти в окружной суд смотреть документы.
  — А вы ведь хитрый, правда? — заметила она.
  — Я вам только что сказал, что я тупица.
  — Я знаю про четыре дела с ее участием.
  — И все под ее собственным именем?
  — Конечно. Она не настолько сошла с ума.
  — А как она на самом деле получила эту травму позвоночника?
  — Не знаю.
  — Как давно вы начали проверять эти дела?
  — Ну… не очень давно.
  — А по какой причине?
  — Вам не кажется, что вы задаете слишком много вопросов? — спросила она.
  — Вы поедете со мной в моей машине? — поинтересовался я. — Или мне поехать с вами в вашей? Или я должен буду следить за вами, чтобы выяснить, куда вы поедете и что будете делать?
  Она подумала и сказала:
  — Если вы собираетесь ехать вместе со мной, поедем в моей машине.
  Я предусмотрительно обошел ее машину спереди, так что, если бы она решила резко рвануть с места, ей пришлось бы переехать меня. Открыв машину, я уселся рядом с ней, захлопнул дверцу и сказал:
  — Езжайте осторожно, а то я всегда нервничаю, когда езжу с незнакомыми водителями.
  Она несколько секунд подумала, потом смирилась с ситуацией.
  — Вы всегда получаете то, что вам нужно? — с горечью спросила она.
  — Вам бы хотелось, чтобы я сказал «да», верно? — ответил я, улыбнувшись.
  — Мне плевать, что вы скажете, — огрызнулась она.
  — Это все упрощает, — сказал я.
  Немного помолчав, она поинтересовалась:
  — Так что вы хотите и куда мы едем?
  — Это вы ведете машину, — заметил я, — а я хотел бы получить ответы на свои вопросы.
  — Какие, например?
  — Ваши часы работы во «Встречах»?
  От удивления она резко обернулась ко мне, и машина завихляла по дороге. Она переключила внимание на дорогу и сказала:
  — Еще есть что-нибудь?
  Я промолчал.
  — Я прихожу туда в четверть первого, — сказала она. — К половине первого я должна одеться или раздеться, называйте это как хотите, и выйти в зал. Работаю до четырех, потом возвращаюсь в восемь тридцать и работаю до полуночи.
  — Вы знаете миссис Эллери Крейл?
  — Конечно.
  — Почему «конечно»?
  — Она очень часто бывает у нас.
  — А мужчину, который был с ней сегодня, вы знаете?
  — Да.
  — А теперь, — сказал я, — мы переходим к более важным вопросам. Зачем вам понадобилось изучать прошлое миссис Крейл?
  — Просто из любопытства.
  — Это ваше собственное любопытство или чье-то еще?
  — Мое собственное.
  — Ваше любопытство распространяется на всех людей?
  — Нет.
  — Тогда почему вас так интересует миссис Крейл?
  — Я хотела разузнать, как она начинала свою карьеру.
  — Давайте мы в любом случае не будем ходить по кругу, ладно?
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Я спросил вас: почему вы проверяете прошлое миссис Крейл? Вы ответили, что из любопытства. Я спросил, откуда такое любопытство, и вы ответили, что интересуетесь, как она начинала. Все эти слова означают одно и то же. Давайте попробуем что-нибудь другое.
  — Я говорю вам правду.
  — Не сомневаюсь. Но меня интересует причина вашего любопытства.
  Она молча вела машину, очевидно решая, что можно мне сказать. Потом внезапно спросила:
  — Что вы выяснили у Каллингдона?
  — Когда я пришел к нему, это не вызвало у него подозрений. Он заинтересовался и был готов позвонить в страховую компанию и узнать, может ли он назвать мне сумму, которую они выплатили ей по соглашению. Но, полагаю, после вашего визита он решил, что события развиваются слишком быстро.
  — Так оно и есть.
  — Что он вам сказал?
  — Он спросил меня, где я живу, как меня зовут и почему это меня интересует.
  — И вы ему солгали?
  — Да. Я сказала, что работаю в газете и собираю материал для статьи о серии похожих дорожных происшествий.
  — И он спросил вас, из какой вы газеты?
  — Да, — покраснев, призналась она.
  — И позвонил в редакцию?
  — Какой вы догадливый!
  — Так он сделал это?
  — Да.
  — Тогда-то вы и выскочили из квартиры?
  Она кивнула.
  — Ну что ж, что сделано, то сделано, — сказал я. — Если бы вы не явились туда, десять шансов против одного, что он позвонил бы мне и назвал сумму…
  — За чем вы охотитесь?
  — Сумма страховки по соглашению.
  Она пренебрежительно махнула рукой:
  — Сумма страховки составляла семнадцать тысяч восемьсот семьдесят пять долларов.
  Теперь была моя очередь изумляться.
  — А вы-то за чем охотитесь?
  — За копиями рентгеновских снимков, конечно.
  Я немного подумал и сказал:
  — Я прошу у вас прощения.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Я хочу сказать, что мне очень жаль. Я не должен был быть таким идиотом. Но я только что узнал обо всех остальных случаях и не смог сразу осознать всех последствий этого. Похоже, мой мозг притупился из-за отсутствия практики.
  — И что сделает страховая компания?
  — Они могут начать независимое расследование этого случая.
  На ее лице появилось выражение мрачного триумфа.
  — Это было бы неплохо, — произнесла она и, подумав, добавила: — Если только они сделают это достаточно быстро.
  — Вы еще не объяснили мне причину своего любопытства, — сказал я.
  — Ладно, — ответила она. — На случай, если вы и правда тупой, хотя, по-моему, это совсем не так, скажу вам, что миссис Крейл собиралась приобрести «Стенберри-Билдинг», выкупив его у старого Руфуса Стенберри.
  Я кивнул.
  — Ну а теперь немного поработайте головой.
  — Вы хотите сказать, что у Римли в договоре на аренду есть условия, касающиеся покупки?
  — Думаю, что так.
  — В случае честной покупки договор об аренде аннулируется?
  — В течение девяноста дней.
  — А вы работаете на Римли — ищете компромат на Ирму Крейл, чтобы связать ей руки?
  — В некотором роде.
  — Какие у вас отношения с Римли?
  — Хотите меня расколоть?
  — Если вы хотите это так называть, то пожалуйста.
  — С Питтманом Римли у меня чисто деловые отношения, хотя это и не ваша забота. Но у меня есть концессия на продажу сигар, сигарет и сладостей.
  — Вам приходится самой работать с этими товарами?
  — С финансовой точки зрения совсем необязательно, но когда вы участвуете в деле, всегда лучше за всем приглядывать самой.
  — И вас устраивают условия работы?
  — Вы имеете в виду мой костюм? Не говорите глупостей. У меня красивые ноги. Если другим нравится на них любоваться, то меня это не волнует. Что касается личных дел, я сама себе хозяйка.
  — Я так понимаю, что, если она купит это здание, Римли придется заключать договор об аренде на новых условиях, и это даст ему возможность или прикрыть вашу концессию, или поднять цену?
  — Что-то в этом роде.
  — Итак, Римли знал о прошлом Ирмы Крейл, дал вам нужную информацию и предложил ее обдумать, не так ли?
  Немного поколебавшись, она сказала:
  — Давайте больше не будем говорить о Римли.
  Я не возражал.
  — Вы сказали, что Ирма Крейл и раньше проделывала подобные номера?
  — Несколько раз.
  — Где же?
  — Один раз здесь, потом в Сан-Франциско, в Неваде и в Небраске.
  — И каждый раз под своей настоящей фамилией? Вы в этом уверены?
  — Да.
  — А как вы добыли эту информацию?
  Она покачала головой.
  — Ну, хорошо. Разумно предположить, что вам ее передал Римли. Давайте будем отталкиваться от этого. Как фамилия человека, с которым вы только что разговаривали?
  — Ковингтон.
  — Каллингдон.
  — Да, правильно.
  — Вы точно не помнили эту фамилию, не так ли?
  — Я плохо запоминаю имена.
  — Другими словами, вы раньше не слышали этого имени?
  — Почему вы так думаете?
  — Да потому что иначе вы бы его запомнили.
  — Я же объяснила вам, что плохо запоминаю имена.
  — Кстати, об именах… — сказал я и замолчал.
  — Вы хотите знать мое профессиональное имя или настоящее?
  — Ваше настоящее имя.
  — Я так и думала.
  — Вы мне его скажете?
  — Нет.
  — А как ваше профессиональное имя?
  — Билли Прю. — С этими словами она включила фары.
  — Прелестное имя. Оно ничего не означает.
  — А имена должны что-то означать?
  — Они должны звучать убедительно.
  — Как же оно звучит?
  — Звучит как профессиональное имя, как псевдоним.
  — Что ж, это так и есть. Значит, оно должно быть убедительным.
  — Полагаю, что мы могли бы спросить об этом, пока вы не обдумаете как следует, что же вы еще хотели мне сказать.
  — Вы можете помолчать? Я хочу подумать.
  — Я так и предполагал, что вы захотите. Сигарету?
  — Нет. Не тогда, когда я веду машину, — добавила она.
  Я устроился поудобнее на сиденье и закурил. Так в молчании мы медленно проехали кварталов десять, и вдруг она прибавила скорость.
  — Ну вот, наконец, — сказал я.
  — Что такое?
  — Наконец-то вы решили, куда мы едем.
  — Я с самого начала знала, куда я ехала.
  — Куда же?
  — Ко мне домой. Мне надо переодеться.
  — Видимо, это ударение на местоимение первого лица означает, что моя поездка закончится у вашего дома.
  — Что вы хотите, чтобы я сделала? — спросила она. — Взяла вас на воспитание?
  Я улыбнулся. Она повернулась ко мне — видимо, хотела что-то сказать, но передумала и промолчала. Минут через пять она остановилась у тротуара.
  — Приятно было с вами познакомиться, — сказала она.
  — Не беспокойтесь, я вас здесь подожду.
  — Вам придется долго ждать.
  — Ничего.
  — Чего ради вы будете ждать?
  — Хочу услышать, почему вас так заинтересовала миссис Крейл.
  — Тогда сидите здесь и ждите!
  Она выскользнула из машины, обошла ее сзади, вынула из сумочки ключи, отперла дверь подъезда и вошла внутрь. Я сидел очень спокойно, стараясь не поворачивать головы, но краем глаза увидел, что она остановилась через несколько шагов и постояла в плохо освещенном вестибюле. Она стояла там одну-две минуты, потом растаяла в сумраке подъезда.
  Через три минуты дверь подъезда внезапно распахнулась, и я увидел фигуру, плотно закутанную в меховое манто до колен, которая стремительно сбежала к машине. Я вышел и начал вежливо открывать для нее дверцу.
  Холодные пальцы стиснули мое запястье.
  — Пойдемте, — хрипло прошептала она, — пожалуйста, пойдемте быстрее! О боже мой!
  Я хотел задать ей вопрос, но, посмотрев на ее лицо, передумал и побежал за ней.
  Дверь за ней захлопнулась, но в правой руке у нее был ключ. Левой она придерживала полы шубы. Она открыла дверь, прошла через вестибюль, который был лишь чуть-чуть шире коридора, поднялась по ступенькам и прошла по покрытому ковром коридору до лифта, который со скрипом привез нас на четвертый этаж. Она прошла по коридору и остановилась перед дверью слева. Ее ключ еще раз щелкнул в замке, и дверь распахнулась. Всюду горел свет. Это была трехкомнатная квартира, если считать за комнату маленькую кухоньку без окна. Квартира была не из дешевых.
  Ее перчатки, сумочка и жакет лежали на столике в прихожей. Там же стояла пепельница с единственной, наполовину выкуренной сигаретой. Через открытую дверь мне была видна спальня, где на кровати валялись ее юбка и блузка, которые она сняла с себя.
  Она проследила за моим взглядом и хрипло прошептала:
  — Я как раз сняла с себя все — собиралась принять ванну. Я набросила на себя первое, что мне попалось под руку.
  Я посмотрел на меховую шубку. Ее левая рука придерживала полы, в просвете между которыми проглядывало розовое шелковистое тело.
  — Что же произошло?
  Не говоря ни слова, она прошла к двери в ванную, потом отпрянула:
  — Сделайте это, пожалуйста, сами.
  Я открыл дверь и заглянул внутрь. Там горел свет. В ванне лежало тело человека, который сегодня днем сопровождал миссис Эллери Крейл во «Встречах у Римли». Его колени были подтянуты высоко к груди, голова откинута на край ванны, глаза полузакрыты, нижняя челюсть отвисла.
  Я дотронулся до его руки, чтобы пощупать пульс, но это была пустая формальность. Сердце Руфуса Стенберри было так же неподвижно, как церковный дворик морозным утром. Даже в смерти его лицо имело то же расчетливое выражение. Сейчас он, наверное, проводил ревизию вечности.
  — Он… мертв? — спросила она от двери.
  Глава 6
  Мы вернулись в спальню. Ее била нервная дрожь.
  — Сядьте, — сказал я. — Нам нужно поговорить.
  — Я ничего об этом не знаю, — выговорила она. — Вы не хуже меня знаете, что меня здесь не было достаточно долго, чтобы…
  — Давайте начнем с фактов. Что именно случилось?
  — Я вам уже сказала. Я вошла сюда и начала раздеваться. Пошла в ванную, зажгла свет и… и…
  — Вы зажгли свет в ванной?
  — Да.
  — Вы уверены, что он не горел?
  — Да. Я зажгла свет и тут увидела его. Я выбежала из ванной, накинула на себя первое, что попалось под руку, и бросилась вниз к вам.
  — Вы запаниковали?
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Вы испугались?
  — Ну конечно!
  — Вы не знали, что он здесь?
  — Нет, я…
  — Посмотрите еще раз.
  — Но я…
  — Зайдите и посмотрите еще раз.
  Я подтолкнул ее по направлению к ванной. Она упиралась, схватившись за дверной косяк. Шубка распахнулась, и я увидел, что на ней надеты лифчик, трусики и темные блестящие колготки. Она издала короткое восклицание и продолжала держаться за дверной косяк, не обращая внимания на шубку.
  — Посмотрите на него повнимательнее, — велел я.
  — На что там смотреть? Мертвый человек в ванной, вот и все. — Она вырвалась из моих рук и бросилась обратно в спальню.
  Закрыв плотно дверь ванной, я спросил ее, где телефон.
  — Прямо перед вами.
  — Ах да. — Я сел в кресло, вытащил одну из пачек сигарет, купленных у нее днем в ресторане, вытряхнул из нее одну на треть и протянул ей: — Закурите?
  — Нет, я…
  Я вынул сигарету, размял ее в пальцах, сунул в рот, поднес огонь и поудобнее устроился в кресле.
  — Телефон, — напомнила она. — Вот он.
  Я кивнул.
  — Вы не собираетесь звонить в полицию?
  — Пока нет.
  — Почему?
  — Я жду.
  — Чего?
  — Вас.
  — А что я должна сделать?
  — Придумать более правдоподобную историю.
  — Что вы имеете в виду?
  — Полиция не поверит тому, что вы мне тут рассказали. Вы окажетесь в сложном положении.
  — Что вы хотите этим сказать? — крикнула она, покраснев от злости.
  Я продолжал спокойно курить.
  — Если вы не позвоните в полицию, тогда это сделаю я, — с угрозой в голосе произнесла она.
  Выбрав один из лежащих на столе журналов, я откинулся на спинку кресла и стал его листать, рассматривая картинки:
  — Продолжайте.
  Молчание длилось секунд пятнадцать, потом она направилась к телефону:
  — Я не шучу. Если вы не собираетесь звонить в полицию, я позвоню сама.
  Я продолжал листать журнал. Она сняла трубку телефона, начала набирать номер, потом оглянулась на меня и бросила трубку на рычаг:
  — Что вам не нравится в моем рассказе?
  — Две или три вещи.
  — Ерунда!
  — Одну из них полиция заметит, — сказал я. — Две других — нет.
  — Что же они заметят?
  — Деталь, которая докажет им, что вы говорите неправду.
  — Мне не нравится, как вы это говорите.
  — А мне не нравится, что я вообще должен это говорить.
  — Хорошо. Если вы такой умный, объясните, что не так в моем рассказе.
  Я показал на лежавший на столе кошелек.
  — Ну и что?
  — Ваши ключи были в этом кошельке?
  — Естественно.
  — Сколько у вас ключей?
  Она показала мне кожаный футляр для ключей с расстегнутой «молнией». В нем было четыре ключа.
  — Хорошо. Вы вынули ключи еще внизу. Вы открыли «молнию», выбрали из связки ключ от квартиры. Как я понимаю, этим же ключом открывается и дверь в подъезд?
  Она кивнула.
  — Вы держали ключи наготове, чтобы открыть дверь квартиры. Вы поднялись на четвертый этаж и вошли в квартиру. Затем что вы сделали?
  — Говорю, я начала переодеваться и…
  — Было бы естественно ожидать, что вы закроете футляр на «молнию» и бросите его обратно в кошелек.
  — Я… Да, конечно. Я так и сделала. Господи боже мой! Неужели я должна описывать вам каждое свое движение? Я положила ключи обратно в кошелек, а кошелек положила на стол. Прошла в спальню и зажгла там свет. Я начала раздеваться, еще не войдя в спальню. Сняла юбку, потом пошла в ванную, открыла дверь ванной…
  — Расскажите еще раз, начиная с этого момента.
  — Я зажгла свет и сразу увидела этого человека. Я даже хорошенько его не разглядела, сразу выскочила…
  — Вы знали, что он мертв?
  — Конечно, нет. Я не была уверена, что он не поджидает меня.
  — Вы боялись, что он причинит вам вред?
  — Ну… да… возможно.
  — Мужчины пристают к вам на работе?
  — Не говорите глупостей, к привлекательным девушкам пристают в любом месте.
  — Большинство мужчин полагают, что с вами легче договориться, раз вы ходите по залу в короткой юбочке, демонстрируя свои ножки.
  — Это естественное предположение, не так ли? Вы не можете их за это слишком осуждать.
  — Вас провожают домой?
  — Иногда провожают.
  — Иногда назначают свидания?
  — Конечно.
  — Откуда вы знали, что это не какой-нибудь ухажер, который тайно пробрался в дом?
  — Я этого не знала.
  — Потом вы подумали, что если я войду сюда, то окажусь втянутым в это дело.
  — Я так не думала.
  — Но вы ничего еще не сказали.
  — Я хотела, чтобы вы увидели то, что видела я.
  Я покачал головой:
  — Вы знали, что он мертв.
  — Это и есть та часть моего рассказа, в которую полиция не поверит?
  — Нет.
  — Тогда что же?
  — Ваши ключи и сумочка. Согласно вашему рассказу, вы были в панике. На вас были только трусики и лифчик. Вы якобы схватили шубку и, завернувшись в нее, побежали вниз по лестнице за мной. Это никак не вяжется с фактами. Если бы вы положили ключи обратно в сумочку, а сумочку положили бы на стол и действительно были в ужасе, то вы, безусловно, не остановились бы, чтобы открыть сумочку, вынуть ключи, положить сумочку обратно на стол и потом побежать за мной. Вы бы просто схватили сумочку и бросились вниз, на ходу вынимая ключи.
  — И это все? — сказала она презрительно.
  — Это все, — спокойно возразил я. — Сам факт, что вы держали ключ от квартиры в руке, когда спустились вниз, показывает, что вы знали, что вам придется им воспользоваться.
  — Конечно, я знала, что мне придется им воспользоваться, чтобы попасть обратно в дом и открыть квартиру. На обеих дверях стоят пружинные замки, которые автоматически защелкиваются.
  — И вы знали, что вам придется их открывать. Поэтому вы держали ключ в руке, когда вошли внутрь и бросили сумочку на стол. Затем вы вошли в спальню, бросили ключи на кровать, сняли с себя юбку, блузку, жакет, завернулись в шубу, заглянули в ванную, чтобы убедиться, что тело еще там, потом схватили ключи и побежали вниз.
  — Фу, — сказала она пренебрежительно и снова сняла телефонную трубку. — А теперь я звоню в полицию.
  — И на этой подушке, очень мягкой, и сейчас еще видна вмятина там, куда вы швырнули ключи.
  — Послушайте, я… — Она бросила трубку, вскочила и бросилась к двери спальни, заглянула внутрь, потом повернулась ко мне и заявила: — Ну вы и умник! Кровать застлана покрывалом вместе с подушками. Даже если бы я бросила ключи на подушку, то на этом плотном покрывале не осталось бы никакой вмятины, которую вы могли бы увидеть.
  — Совершенно верно.
  — Тогда что же вы имели в виду, говоря, что на подушке осталась вмятина?
  — Если бы вы действительно говорили правду и ключи все время лежали бы в вашей сумочке, вы не бросились бы в панике в спальню, чтобы посмотреть, есть ли вмятина на подушке.
  С минуту она обдумывала мои слова, потом села.
  — Это то, что касается полиции. С моей точки зрения, есть еще кое-что, что не вяжется с остальным. Вы постарались продемонстрировать мне, что на вас под меховым пальто надеты только трусики и лифчик, чтобы придать своей истории правдоподобность. Вы неожиданно пришли в крайнее возбуждение, узнав кое-что об Ирме Крейл, что-то, что можно было бы использовать как доказательство. И вы дрожали как осиновый лист, когда выскочили из квартиры Каллингдона. Вы так нервничали, что едва могли переключать скорости в машине. Я так представляю себе, что произошло.
  Вы пришли домой, разделись, вошли в ванную, увидели тело Руфуса Стенберри в ванне, убедились, что он мертв, сели, минутку подумали, наполовину выкурили сигарету — длинный окурок со следами помады лежит у вас в пепельнице, — опять оделись и вышли, позаботившись о том, чтобы не оставить в квартире никаких следов того, что вы здесь были и обнаружили тело. Вы только забыли о сигарете.
  Затем вы отправились в спешке к Каллингдону. Вы обнаружили, что я там уже побывал, и это расстроило ваши планы. Я перехватил вас на выходе, и это вам еще меньше понравилось. Вы стали препираться со мной, но за это время кое-что надумали: вам нужен был свидетель, который видел бы, что вы спокойно вошли в свою квартиру и обнаружили там в ванной тело. В конце концов, я мог оказаться лучшим, чем какой-нибудь случайный человек, свидетелем. Я был бы искренним и незаинтересованным. Я рассказал бы полиции историю, в которую они поверили бы. Таким образом, вы избрали меня козлом отпущения. Вы подъехали к дому, вошли в подъезд с ключами в руке, поднялись наверх, положили ключи на кровать, оставив открытую сумочку на столе в другой комнате. Быстро сняли с себя юбку и блузку, набросили шубку, посмотрели по сторонам, проверяя, все ли в ванной так, как вы оставили, потом спустились вниз и разыграли передо мной спектакль. Вы думали, что я сразу вам поверю, позвоню в полицию и заявлю, что вы поднялись в свою квартиру и пробыли там не более двух-трех минут и…
  — Хорошо, чего вы хотите? — устало сказала она. — Дайте мне сигарету.
  Я дал ей сигарету.
  — Я хочу правды, — сказал я.
  — Ну хорошо. Все случилось именно так, как вы и подумали. Мне не пришло в голову, что меня могут выдать ключи.
  — Так вы обнаружили тело до того, как отправились к Каллингдону?
  — Да.
  — Вы знали, кто он такой?
  — Конечно.
  — Поняли, что он мертв?
  — Да.
  — И что вы сделали?
  — Естественно, я решила, что миссис Крейл подставила меня. Ведь он был с ней, а теперь лежал в моей квартире мертвый! От всей этой истории дурно пахло. Никто не смог бы доказать, что я была здесь. Я решила уйти и попробовать разыскать компромат на миссис Крейл, а потом отправиться к ней и потребовать раскрыть свои карты. Или же я думала найти какого-нибудь свидетеля, кто мог бы подняться ко мне в квартиру и дать мне своего рода алиби. Но тут объявились вы, и, хотя вначале это меня разозлило, потом я подумала, что из вас получится отличный свидетель.
  — Вам вряд ли понравится мой следующий вопрос, — сказал я.
  — Какой же?
  — Он когда-нибудь раньше бывал здесь? — спросил я, кивнув в сторону ванны.
  — Да. — Она посмотрела мне прямо в глаза.
  — Вы состояли с ним в дружбе или в интимных отношениях?
  — Ни то, ни другое.
  — И он не пытался ухаживать за вами?
  — Он не за этим приходил сюда.
  — Так все-таки пытался?
  — Пытался, очень неуклюже, просто чтобы посмотреть: а вдруг что-нибудь да выйдет! Похоже, он был только рад, когда получил отпор.
  — Что же ему было от вас надо?
  — Он хотел узнать, как обстоят дела у Римли, сможет ли он платить, если повысить арендную плату.
  — Вы ему сообщили что-либо?
  — Ничего.
  — Давайте еще раз посмотрим на убитого.
  — Мы ведь не должны его трогать до прихода полиции…
  — Мы и не будем.
  Мы прошли в ванную комнату, при этом Билли осталась совершенно спокойной — ни следа прежней паники.
  Я осмотрел тело, насколько это было возможно, не трогая его. Очевидно, он был убит сильным ударом в левый висок каким-то тяжелым предметом, который оставил глубокую вмятину на черепе. Я заглянул во внутренний карман его пиджака. Там лежало портмоне, в котором была толстая пачка банкнотов. Я положил их обратно. В левом боковом кармане я обнаружил записную книжку. На первой странице чернилами было написано: «Руфус Стенберри, 3271, Фулроз-авеню. При несчастном случае сообщить Арчи Стенберри, 963, Малая авеню. Группа крови „4“». Я закрыл книжку и сунул ее обратно.
  На левой руке мертвого были дорогие часы. Стрелки на них показывали пять часов тридцать семь минут. Я посмотрел на свои — на них было ровно шесть тридцать семь. Я резко отстранился от тела, как от прокаженного.
  — В чем дело? — спросила она, наблюдая за мной. — Что-то не так с часами?
  — Ничего, — ответил я, уводя ее в комнату. — Все в порядке. Вот теперь мы позвоним в полицию.
  Глава 7
  Прибывшие первыми два полицейских из радиофицированной патрульной машины задали лишь несколько беглых вопросов, дожидаясь людей из отдела по расследованию убийств. Затем прибыли сотрудники этого отдела, и мы рассказали им нашу историю. В течение следующего часа ничего не происходило, пока в квартиру неторопливо не вошел сержант Фрэнк Селлерс, в сдвинутой на затылок шляпе и с изжеванной сигарой в углу рта.
  — Привет, Дональд. Чертовски рад тебя видеть снова с нами!
  Мы пожали друг другу руки, и я познакомил его с девушкой.
  Наши рассказы были ранее застенографированы. Очевидно, Селлерс прочел их расшифровку, прежде чем приехать сюда.
  — Это плохо, Лэм, что, не успев вернуться, ты уже ввязался в дело об убийстве. Как я понимаю, ты сейчас расследуешь какое-то дело? — Он кивнул в сторону Билли Прю. — Твоя клиентка или знакомая?
  — Между нами, отчасти и то и другое. Но это не для прессы и, конечно, не для Берты.
  — Насколько я понимаю, она припарковала свою машину перед домом и поднялась, чтобы переодеться? — спросил он, оглядывая Билли с головы до ног.
  — Правильно, — тихо сказала она.
  — Вы собирались вместе поужинать?
  Я кивнул.
  — Она не настолько хорошо знала тебя, чтобы пригласить к себе в квартиру? — сказал Селлерс. — И не хотела заставлять тебя долго ждать, поэтому очень спешила?
  — Я начала раздеваться, едва войдя в квартиру, — с нервным смешком сказала Билли. — Раздевшись, я пошла в ванную и… и увидела это.
  — Что вы сделали с ключами, когда вошли? — спросил Селлерс как бы между прочим.
  — Положила в сумочку и бросила ее на стол.
  — А когда вы выбегали из квартиры, что вы сделали — вынули ключи из сумочки?
  Она спокойно встретила его взгляд.
  — Конечно, нет. Я схватила сумочку, сунула ее под мышку и выбежала отсюда. Потом, когда мы вернулись вместе с Дональдом, я открыла ее, вынула ключи и отперла дверь.
  Сержант Селлерс устало вздохнул:
  — Ну что же, друзья, думаю, пока все. Возможно, позже мы захотим задать вам еще вопросы. Сейчас все могут отправляться обедать.
  — Спасибо, — сказал я.
  — Как поживает Берта? — поинтересовался Селлерс.
  — По-моему, так же, как всегда.
  — Давненько ее не видел. Теперь, после твоего возвращения, похоже, мы будем с ней встречаться чаще, — сказал он, многозначительно улыбаясь.
  — Полиция еще здесь не закончила? — спросила Билли Прю.
  — Нет еще, — ответил Селлерс. — Не волнуйтесь, все будет в порядке. У вас ведь есть ключи?
  — Есть.
  — Тогда можете спокойно идти ужинать.
  Сержант Селлерс остался в квартире и смотрел нам вслед, пока мы шли по длинному коридору к лифту.
  — Что ж, вот и все, — вздохнув, сказала Билли Прю, когда мы вошли в лифт. Я нажал кнопку первого этажа.
  — Не болтайте, — предупредил я ее.
  Лифт с шумом остановился. Полицейский в штатском, дежуривший в коридоре, кивком разрешил нам пройти. Другой, в форме, охранял входную дверь. Машина Билли стояла на том же месте, где мы ее и оставили. Рулевое колесо и дверцы были покрыты белой пылью там, где полиция снимала отпечатки пальцев. Все прочее осталось нетронутым.
  Не говоря ни слова, я открыл переднюю дверцу, Билли изящно впорхнула внутрь и уселась за руль. Я сел рядом и захлопнул дверцу. Мы медленно отъехали от тротуара.
  — Вот и все, простачок, — сказала она.
  Я промолчал.
  — Ты сам подставил шею, — продолжала она. — Теперь ты завяз в этом так же, как и я, и у тебя ничего на меня нет. Ты и слова не сможешь сказать, чтобы не навлечь на себя неприятности.
  — Ну и что?
  — А вот что. Я сделаю тебе одолжение и доставлю тебя туда, где ты оставил машину, если, конечно, будешь себя хорошо вести. Если нет, я просто выброшу тебя посреди улицы.
  — Довольно круто, если учесть, что я подставил свою шею, чтобы помочь тебе.
  — А это тебе за то, что ты такой простофиля.
  Откинувшись на подушку сиденья, я достал сигареты и вытряхнул одну из пачки, предложив и ей. Она отказалась:
  — Я не курю за рулем.
  Я курил и наблюдал за ней. Два-три раза в ее глазах что-то блеснуло; а потом я вдруг увидел, как по ее щеке медленно скатилась слеза.
  — Что случилось? — спросил я.
  — Ничего, — ответила Билли, с отчаянной безрассудностью прибавляя скорость.
  Я молча продолжал курить. Она завернула за угол. Стало ясно, что мы едем к «Стенберри-Билдинг», очевидно, во «Встречи у Римли».
  — Передумала подвозить меня к машине?
  — Да.
  — А почему ты плачешь?
  Остановив машину у тротуара, она открыла сумочку, вытащила из нее салфетку и вытерла глаза.
  — Просто ты меня жутко разозлил.
  — Чем же?
  — Я хотела посмотреть, что ты будешь делать. Я специально выставила тебя простачком, чтобы понаблюдать, что случится.
  — Ну и…
  — Ничего не случилось, черт бы тебя побрал! Ты принял все как должное, как будто я была права. Ты заранее считал, что я способна сыграть с тобой такую шутку, да?
  — Это ты так говоришь.
  — Ты должен был знать, что я просто пытаюсь вывести тебя из равновесия.
  Я смотрел, как она вытирает слезы.
  — Я бы скорее убила себя, чем сделала что-нибудь подобное по отношению к мужчине, к которому отношусь по-дружески.
  Я так и не произнес ни слова. Она бросила на меня взгляд, полный боли и обиды, потом захлопнула сумочку, снова поудобнее устроилась за рулем, и мы поехали.
  Вскоре мы уже были около «Стенберри-Билдинг».
  — Питтман Римли меня не любит, — сказал я.
  — Тебе и не нужно подниматься. Я должна ему отчитаться. А ты можешь подождать здесь.
  — А потом?
  — Потом я отвезу тебя туда, где ты оставил свою машину.
  — Ты собираешься сказать Римли, что я был с тобой, когда ты звонила в полицию?
  — Да, я должна это сделать.
  — Иди, — сказал я. — Я подожду, если это будет не очень долго. Если ты задержишься, я поймаю такси. На всякий случай закрой машину.
  — Когда-нибудь я собью с тебя эту равнодушную мину «а мне на все наплевать», — предупредила она, бросив на меня быстрый взгляд, и выключила зажигание.
  Подождав, пока она вошла в здание, я стал ловить такси. Я потратил на это минут десять, а потом пошел вниз по улице и через пять кварталов наконец поймал машину. Мы доехали до дома Каллингдона, где я оставил рыдван нашего агентства. Расплатившись с таксистом, я быстро поехал в офис.
  Там уже никого не было. Я позвонил Берте домой, но мне никто не ответил. Я решил посидеть в темноте и подумать. Минут через десять в коридоре послышались тяжелые шаги. В замочной скважине повернулся ключ, и Берта Кул распахнула дверь.
  — Где тебя черти носили? — спросила она.
  — Везде.
  Она сердито глянула на меня.
  — Ты обедала? — спросил я.
  — Да.
  — А я нет.
  — Когда приходит время есть, то я ем, — сказала Берта, усаживаясь в кресло. — Внутри меня работает мощный мотор, и ему нужно топливо.
  Я вытащил из пачки последнюю сигарету, смял пачку и бросил в пепельницу:
  — Итак, у нас на руках убийство!
  — Убийство?
  Я кивнул.
  — Кого же пристукнули? — спросила Берта.
  — Руфуса Стенберри.
  — Где? Почему? Каким образом?
  — Его убили на квартире той девушки, что продает сигареты во «Встречах у Римли». Ее сценическое имя Билли Прю. Что касается того, каким образом, то самым примитивным. Его свалили крепким ударом в висок. А вот почему — этот вопрос все и усложняет.
  — И что ты думаешь по этому поводу?
  — Или он слишком много знал, или…
  — Или что? — рявкнула Берта, когда я замолчал. — Говори же!
  — Или он знал слишком мало.
  Берта сердито покосилась на меня.
  — Ты как эти комментаторы из программы «Новостей», — фыркнула она. — Говоришь банальности с таким видом, будто это что-то необычайно умное.
  Я был всецело занят своей сигаретой.
  — Вечно ты втягиваешь агентство в какие-то кошмарные дела, — сказала Берта, помолчав.
  — Я не втягивал агентство в это дело.
  — Ты, может, и думаешь, что не втягивал, но тем не менее ты это сделал. Если бы я вела это дело, оно не пошло бы дальше типичной рутинной работы по проверке досье этой женщины, и в нем не обнаружилось бы ничего полезного для нашей клиентки, и…
  — Как только ты начала бы проверять, то сразу бы наткнулась на нечто, представляющее огромный интерес для нашей клиентки, — кое-что о миссис Крейл.
  — Что же?
  — Она профессиональная симулянтка.
  — Что ты на нее нашел?
  — Кое-что я знаю по слухам. Было такое дело — «Бегли против Каллингдона». А еще раньше были и другие дела в Сан-Франциско и Неваде.
  — Она действительно получила травму или притворяется?
  — Нет, притворяться было бы слишком рискованно. Она действительно получила травму, вероятно, при первой аварии, поняла, как легко получить деньги от страховой компании, и решила, что это гораздо легче, чем работать. Каждый раз она выбирала подходящий случай, где была небольшая вероятность, что ее разоблачат. Вначале она могла смело заявить агенту страховой компании, что ее просто немного тряхнуло, что ей не нужно ни цента. Ради бога, нет! Конечно, это была не ее вина, но ее ушибы не настолько серьезны, чтобы из-за них беспокоиться. Затем, по прошествии нескольких месяцев, она шла к врачу и жаловалась на появившиеся симптомы и боль. Потом как бы случайно припоминала, что попадала в автомобильную аварию, хотя уже почти об этом забыла. Врач посылал ее к адвокату, и из этого раздували целое дело.
  — И ее никто на этом не мог поймать?
  — По-настоящему нет. Она выжидала и подавала в суд как раз перед тем, как вступал в силу закон о сроках исковой давности. У нее были рентгеновские снимки, которые удостоверяли, что у нее поврежден позвоночник. Девушка она привлекательная, ей легко было убедить присяжных. Страховые компании улаживали дело. В последнем деле ее представляла адвокатская контора «Косгейт и Глимсон».
  — Почему она бросила это занятие?
  — Потому что это стало рискованно. Она проделала это несколько раз, и страховые компании могли сравнить данные о подобных случаях. По всей вероятности, она и не собиралась использовать тот же способ, чтобы найти себе мужа. Ведь по тому, как человек ведет машину, трудно определить, каково его семейное положение. Но когда произошел последний случай с Крейлом, оказалось, что он представляет интерес в материальном плане, и она заарканила его.
  — Ну что ж, — сказала Берта, — двести долларов нашей клиентки мы отработали. Потрать еще пару дней, собери информацию по другим случаям, тогда мы передадим ее в руки мисс Джорджии Раш, и пусть она поступает с миссис Крейл как ей будет угодно. Мы выйдем из этого дела и не будем связываться с убийством. Ты ведь еще не влез в него, а, дружок?
  — Нет.
  — А я начинаю думать, что влез.
  — Почему ты так думаешь?
  — По тому, как ты сказал, что не влез. А девушка в нем замешана?
  — Нет. Но труп был найден в ее квартире.
  — Ты сказал, это продавщица сигарет?
  — Да.
  — Та, у которой ты купил три пачки?
  — Верно.
  — Уфф… — сказала Берта и повернула голову, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. — Ножки?
  — Естественно, есть.
  — Я имею в виду, хорошенькие?
  — Очень.
  — Уфф… — повторила Берта и, помолчав, добавила: — Послушай меня, Дональд Лэм, держись подальше от этого дела и…
  В этот момент в дверь постучали.
  — Берта, крикни через дверь, что мы уже закрыты.
  — Не говори глупостей. Вдруг это богатый клиент.
  — Я вижу ее силуэт через матовое стекло. Это женщина.
  — Ну и что? Тогда это может быть женщина с деньгами.
  Берта решительным шагом прошла к двери, отодвинула засов и распахнула ее. С порога ей улыбалась молодая женщина в шикарной шубке. Она выглядела на миллион долларов. По ней сразу было видно, что эта клиентка может заплатить за любое расследование.
  Берта Кул сразу растаяла, как шоколадный батончик в кулачке малыша.
  — Входите, входите, — заворковала она. — Мы уже кончили работать, но раз вы потрудились прийти сюда, мы вас примем.
  — Могу я узнать ваше имя? — спросила посетительница.
  Берта, прищурившись, рассматривала девушку, будто вспоминала, где она ее прежде видела.
  — Я Берта Кул, — сказала она, — партнер этого агентства, а это Дональд Лэм, второй партнер. А вы — мисс… мисс…
  — Уитсон, — промурлыкала молодая женщина. — Мисс Эстер Уитсон.
  — Ах да, — сказала Берта.
  — Мне хотелось бы поговорить с вами, миссис Кул, о…
  — Давайте поговорим прямо сейчас, — сказала Берта. — Мистер Лэм и я целиком в вашем распоряжении. Что мы можем для вас сделать?
  Мисс Уитсон перевела на меня большие голубые глаза, и улыбка обнажила ее выступающие вперед зубы. Теперь Берта узнала ее.
  — Зажарьте меня, как устрицу! — воскликнула она. — Вы ведь та женщина, которая вела машину?
  — О да, миссис Кул. Я думала, вы меня не узнали. Мне пришлось потратить немало времени, пока я вас нашла. Вы ведь помните, что назвали мне фамилию Боскович. — При этих словах мисс Уитсон запрокинула голову, и свет заиграл на ее лошадиных зубах.
  Берта беспомощно посмотрела на меня, чувствуя, что ее загнали в угол.
  — Что, мисс Уитсон, возник спор по поводу того, кто виноват в аварии? — спросил я.
  — Это еще мягко сказано. Другую машину вел мистер Ролланд Б. Лидфилд. Его жена сидела в машине рядом с ним.
  — Но машины ведь не слишком пострадали, верно?
  — Дело не в машинах. Дело в миссис Лидфилд, — пояснила мисс Уитсон. — Она утверждает, что перенесла серьезное нервное потрясение и сейчас лечится, предоставив выступать от ее имени мужу и адвокату.
  — Адвокаты! — вскричала Берта. — Так быстро!
  — Это юридическая фирма, которая специализируется на вещах такого рода, насколько я знаю, фирма «Косгейт и Глимсон». Их рекомендовал ее доктор.
  Я посмотрел на Берту — проверить, вспомнила ли она это название. Похоже, что нет.
  — Косгейт и… повторите, пожалуйста, — попросил я.
  — «Косгейт и Глимсон».
  Я подмигнул Берте левым глазом.
  — Уфф… — выдохнула она.
  — Я хочу, чтобы вы помогли мне, миссис Кул. Вы должны рассказать, как все произошло.
  — Обычное дорожное столкновение, — сказала Берта, смущенно взглянув на меня.
  — Но вы же помните, что я ехала очень медленно. Я проехала позади вас два или три квартала, а потом вы сбросили скорость и еле ползли, так что я начала вас обгонять…
  — Ничего такого я не помню, — сказала Берта.
  — И вы пытались отделаться от нас, — торжествующе продолжала мисс Уитсон, — назвав фальшивое имя, когда мы хотели записать вас как свидетеля. Но это вам не помогло, миссис Кул, потому что я записала номер вашей машины. И я сделала это только потому, что увидела, как мистер Лидфилд записывает номера всех стоящих вокруг машин. Так что они в любом случае вызовут вас в свидетели, а это означает, что в конечном счете вам придется занять чью-то сторону. Вам надо точно решить для себя, кто из водителей был виноват.
  — Мне не надо ничего для себя решать, и я не обязана принимать ничью сторону, — заявила Берта.
  — Там были другие свидетели? — спросил я у мисс Уитсон.
  — О да!
  — Кто это был?
  — Их было много. Мистер Стенберри, миссис Крейл и еще двое или трое.
  — А вот это было бы очень-очень интересно — послушать, что скажет миссис Крейл на суде в качестве свидетельницы, — сказал я Берте.
  Берта выдвинула вперед нижнюю челюсть:
  — Что ж, я могу вам сказать только одно. Машина, которая поворачивала налево, неслась, как будто за ней черти гнались. Водитель видел, что Стенберри тоже собирается поворачивать налево, и, видимо, рассчитывал, что если резко повернет, то успеет проскочить перед потоком машин.
  — За мной было преимущественное право проезда, — согласно кивнув, добавила мисс Уитсон. — Я первая подъехала к перекрестку, я была справа от него, а он подъехал слева от меня, поэтому у меня было полное право продолжать движение вперед, вы же знаете.
  Берта кивнула.
  — И вообще, я его не ударяла, — торжествующе продолжала мисс Уитсон. — Это он ударил меня. По вмятине на моей машине можно определить, что он врезался прямо в меня.
  — Хорошо, дорогая. На вашем месте я бы так не волновалась, — неожиданно дружелюбно сказала Берта. — Этот человек превысил скорость на перекрестке, и миссис Лидфилд — просто авантюристка.
  — Я так рада, что вы считаете именно так, дорогая миссис Кул, — радостно сказала Эстер Уитсон, протягивая Берте руку. — И вы не должны беспокоиться, что потратите время, давая показания в суде. Я ничего не могу обещать, потому что может показаться, будто я покупаю ваши показания, но я понимаю, что вы работаете, а это отнимет у вас ваше драгоценное время… — Она сладко улыбнулась. — Вы знаете, я всегда стараюсь быть честной в деловых отношениях.
  — У вас есть страховка? — спросил я.
  — Я думала, что есть, — рассмеялась мисс Уитсон, — но, похоже, ее нет. Боюсь, я вовремя не позаботилась о ней. Что ж, большое спасибо, миссис Кул, и будьте уверены, что… Вы знаете, я не могу ничего определенного сказать, но… — Она многозначительно улыбнулась и, пожелав нам доброй ночи, вышла.
  Берта принюхалась.
  — Эти духи, — сказала она, — стоят не меньше пятидесяти баксов за унцию. А ты обратил внимание на ее норковую шубку? Вот что следует делать в детективном бизнесе, дорогой мой Дональд. Следует устанавливать контакты, особенно среди богатых.
  — А мне-то казалось, ты говорила, что это какая-то шлюшка с вытаращенными глазами и кривыми зубами.
  — Сейчас она выглядит совсем иначе, — с достоинством заявила Берта.
  Глава 8
  Дом, который я искал, оказался трехэтажным кирпичным зданием с оштукатуренным фасадом. Дверь парадного закрывалась на пружинный замок, возле которого был ряд кнопок с карточками и переговорным устройством. Найдя в списке жильцов фамилию Стенберри А.Л., я нажал нужную кнопку. Через несколько секунд в переговорном устройстве раздался свист, а потом послышался голос:
  — Что вы хотите?
  — Я ищу Арчи Стенберри.
  — Кто вы?
  — Меня зовут Лэм.
  — С какой целью вы хотите с ним встретиться?
  — Вы сами знаете.
  — Вы из газеты?
  — А вы как думаете?
  Раздалось жужжание, и дверь открылась. На лифте, который на сей раз работал, я поднялся на пятый этаж. Арчи Стенберри жил в квартире 533. Я прошел к ней и постучал.
  Арчи Стенберри оказался молодым человеком лет двадцати шести. Цвет его лица напомнил мне пирог, который продержали в духовке лишние пятнадцать минут. Его глаза распухли и покраснели от слез, но он старался держаться бодро. Квартира была роскошная, и было видно, что Арчи живет здесь уже довольно давно.
  — Это было для меня таким потрясением, — сказал он.
  — Конечно.
  Не дожидаясь приглашения, я спокойно вошел в квартиру, выбрал самое удобное кресло, сел, вытащил пачку сигарет, купленных еще у Билли Прю, щелчком вытряхнул из нее одну, закурил и спросил:
  — Кем вы ему приходились?
  — Он был моим дядей.
  — Вы часто виделись?
  — Мы почти не разлучались.
  Я вытащил из кармана записную книжку:
  — Вы военнообязанный?
  — Нет, — огрызнулся он. — И я не понимаю, почему я должен вам это объяснять.
  Я усмехнулся и заметил:
  — Я тоже не понимаю. — После этого он почувствовал себя свободнее. — Когда вы в последний раз видели вашего дядю?
  — Вчера вечером.
  — Вам не приходилось слышать от него о Билли Прю, молодой женщине, в квартире которой его нашли мертвым?
  — Нет.
  — Вы не знали, что он с ней знаком?
  — Нет.
  — И не знаете, что он мог там делать?
  — Нет, — сказал Арчи, — но могу вас уверить, что, как бы там ни было, в этом не было ничего нечестного. Мой дядя был образцом добродетели.
  Он выговаривал слова так четко, будто приносил клятву при вступлении в должность.
  — Давно вы здесь живете?
  — Пять лет.
  — Кому принадлежит этот дом?
  — Дяде Руфусу.
  — Он оставил большое наследство?
  — Я не знаю, — ответил он почти враждебно. — Мне очень мало известно о его финансовых делах. Я всегда полагал, что он достаточно обеспечен.
  — Вы работаете?
  — В настоящее время я не работаю, в том смысле, что у меня нет постоянного места. Я провожу исследования, собираю материал для исторического романа.
  — Вы уже что-нибудь опубликовали?
  — Не думаю, что это должно вас интересовать, — покраснев, сказал он.
  — Я думал, что лишнее упоминание об этом вам не помешает, вот и все.
  — Идея написания исторической новеллы очень нравилась дяде Руфусу.
  — Он ее финансировал?
  На минуту он отвел взгляд, потом посмотрел прямо на меня. У него были красные, беспокойные глаза человека, который чего-то боится.
  — Да, — сказал он, — но, полагаю, теперь мне придется это бросить.
  — О чем в общих чертах ваш роман?
  — О береговой охране.
  — А при чем здесь история?
  — Речь идет о тех временах, — он немного оживился, — когда Сан-Франциско был настоящим портом и в его гавань заходили корабли из всех стран мира, проходя через Золотые Ворота. Эти времена давно прошли, но могут вернуться вновь, и тогда американские торговые корабли начнут плавать в американских водах, а стоя где-нибудь на берегу, можно будет увидеть дымки на горизонте.
  — Хорошо звучит, — прервал я его. — Ваш дядя не был женат?
  — Нет.
  — Есть еще родственники?
  — Насколько я знаю, нет.
  — Он оставил завещание?
  — Послушайте, мистер…
  — Лэм.
  — Послушайте, мистер Лэм, по-моему, этот вопрос неуместен. Могу я узнать, из какой вы газеты?
  — Ни из какой.
  — Что?
  — Ни из какой.
  — Я так понял, что вы собираете материал для печати.
  — Я детектив.
  — О! — только и воскликнул он.
  — Когда вы впервые об этом услышали?
  — О смерти моего дядюшки?
  — Да.
  — Вскоре после того, как было найдено тело, мне об этом сообщили и попросили прийти туда, в ту квартиру, где нашли его тело.
  — У вас здесь очень симпатично, — заметил я.
  — Да, мне тоже нравится. Я много раз говорил дядюшке, что мог бы жить в квартире поменьше, но он настаивал, чтобы я оставался здесь. Она довольно хорошо спланирована — это две квартиры, объединенные в одну. — Высморкавшись в большой платок, он внезапно обратился ко мне: — Мне что-то попало в глаз. Извините, я сейчас.
  Намочив конец сложенного платка, он подошел к зеркалу, оттянул вниз веко правого глаза и стал его протирать.
  — Давайте я помогу вам, — предложил я.
  Он согласился и поморгал правым глазом. Мне сразу удалось заметить коричневатую соринку и тут же вытащить ее. Он поблагодарил, и мы вернулись в наши кресла.
  — У вас есть какие-нибудь догадки о том, как это случилось? — спросил он.
  — Я не из полиции, — объяснил я. — Я частный детектив.
  — Частный детектив?
  — Да.
  — Могу я поинтересоваться, кто вас нанял, в чем ваш интерес в этом деле, почему… — Он остановился и посмотрел на меня.
  — Мой интерес имеет лишь косвенное отношение к этому делу. Я полагаю, ваш дядя намеревался продать «Стенберри-Билдинг».
  — Думаю, что да.
  — Он что-либо говорил вам об этом?
  — Только в общих чертах. Я лишь знал, что этот вопрос обсуждался.
  — Вы не знаете, какова была цена?
  — Нет, не знаю. Но даже если бы и знал, то не вижу причин вам об этом сообщать. И вообще говоря, мистер Лэм, я полагаю, что вы слишком любопытны в своем расследовании.
  — Сколько лет было вашему дядюшке?
  — Пятьдесят три.
  — Он когда-нибудь был женат?
  — Да.
  — Вдовец?
  — Нет, они развелись.
  — Давно?
  — Около двух лет назад, я полагаю.
  — Вы знали его жену?
  — Конечно.
  — Где она сейчас?
  — Этого я не знаю.
  — Это она подала на развод или он?
  — Она.
  — Было соглашение о разделе имущества?
  — Полагаю, что да. На самом деле, мистер Лэм, это заходит слишком далеко, вы не находите?
  — Вы рассказали полиции больше, чем мне?
  — Не думаю, чтобы я рассказал им так много. Ваши вопросы весьма… весьма личные.
  — Извините. Видите ли… — Тут я поперхнулся на середине фразы, закашлялся и еле выдавил: — В ванную, скорее!
  Он бросился открывать дверь. Я, шатаясь, пошел за ним. Он пробежал через спальню и открыл дверь в ванную комнату. Я вошел, подождал секунд пять и открыл дверь. Из гостиной слышался его голос. Он говорил по телефону.
  Я быстро осмотрел спальню. Там было чисто и прибрано. Стенной шкаф был забит одеждой, на полках в идеальном порядке стояло десятка два коробок с обувью. На специальных крючках на дверце шкафа висело не менее сотни галстуков.
  На туалетном столике были аккуратно разложены головные щетки и расчески. Все они были чистыми. На столике и на стенах стояло и висело с дюжину фотографий. На стене прямо над кроватью виднелось овальное пятно примерно в двенадцать дюймов по более длинной оси и в восемь дюймов — по короткой, которое отличалось по цвету от остальных обоев. На столике лежала разломанная пополам сигарета, причем обе половинки были здесь. Это был единственный беспорядок в комнате.
  Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Арчи Стенберри, глядя на меня с упреком:
  — Мне казалось, что вам была нужна ванная комната?
  — Я уже был там. Какая у вас приятная спальня.
  — Мистер Лэм, я хочу попросить вас покинуть мой дом. Мне не нравятся ваши методы.
  — Хорошо, — сказал я и вышел в гостиную.
  Стенберри церемонно обошел меня и распахнул передо мной входную дверь, величественно застыв в дверном проеме.
  Но я не вышел. Я вернулся и сел в удобное кресло. Несколько секунд Стенберри стоял в той же позе, потом произнес:
  — Прошу вас покинуть мой дом. Если вы не уйдете, мне придется принять другие меры.
  — Давайте принимайте.
  Он еще подождал, потом медленно закрыл дверь. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга, затем Стенберри сказал:
  — Я сделал вам огромное одолжение, позволив нарушить мое уединение, поскольку считал вас представителем прессы. — Он говорил с упреком, но очень вежливо.
  — Я же сказал вам, что я частный детектив.
  — Если бы вы сообщили мне об этом раньше, я бы вас не принял, тем более если бы знал, что вы частный детектив.
  — Детектив должен все осмотреть, — пояснил я.
  — Мистер Лэм, я не знаю, какую игру вы ведете и что вы пытаетесь доказать, но если вы сейчас же не уберетесь, я вызову полицию.
  — Это меня вполне устраивает. Когда будете звонить, попросите к телефону Фрэнка Селлерса, он работает в отделе по расследованию убийств. Он занимается делом об убийстве вашего дяди.
  Я по-прежнему сидел, а Арчи Стенберри стоял. Он нерешительно направился к телефону, потом повернулся и сел.
  — Я не могу понять причины вашей грубости, — сказал он.
  — Прежде всего, хотя вы и очень аккуратный и педантичный человек, вы кое-что упустили. Вы любимый племянник богатого дядюшки, которому принадлежит эта квартира. Следовательно, у вас должна быть приличная служанка. И действительно, ваша спальня сверкает чистотой.
  — Какое это имеет отношение к делу?
  — Это слабое место в вашей обороне.
  — Что вы хотите этим сказать?
  Я вложил в свои слова всю убедительность, на какую был способен:
  — Горничная сможет рассказать мне, какая фотография снята со стены, — вот тут-то вы и совершили ошибку. Вам не надо было снимать фотографию вместе с рамкой. Надо было просто вытащить ее из рамки, вставить какую-нибудь другую и повесить обратно. А так на обоях видно пятно другого оттенка. Ну и, конечно, в стене осталась дырочка от гвоздя, на котором висела фотография.
  Он посмотрел на меня так, будто я ударил его кулаком в живот.
  — Теперь идите и звоните в полицию. Когда приедет Фрэнк Селлерс, мы пригласим сюда вашу горничную, покажем ей фото Билли Прю и спросим, та ли это фотография, которая висела над вашей кроватью.
  Его плечи опустились, как будто из легких выпустили весь воздух.
  — Чего… чего вы от меня хотите?
  — Естественно, правды.
  — Лэм, я расскажу вам что-то, чего никогда никому не говорил, то, в чем я не признался бы ни единой душе. Время от времени я заходил во «Встречи у Римли». Это было совершенно естественно.
  — Собирали материал для вашего романа?
  — Не говорите глупостей. Просто мне надо было расслабиться. Когда человек занимается умственным трудом, ему необходимо время от времени развлечься.
  — И вы завели интрижку с Билли Прю?
  — Дайте же мне кончить.
  — Продолжайте.
  — Билли Прю как-то продала мне сигареты. Когда я ее увидел, то решил, что она одна из самых красивых девушек в мире.
  — И вы стали за ней ухаживать?
  — Естественно. Но из этого абсолютно ничего не вышло.
  — Что же было потом?
  — Потом я всерьез ею увлекся, и боюсь, что мой дядя… в общем, боюсь, что дядя не одобрял моего поведения. Ему не нравилось, что я «потерял голову», как он выражался.
  — Что же он сделал?
  — Я не знаю, мистер Лэм. Клянусь честью, я этого не знаю.
  — Но что вы сами предполагаете?
  — Я даже не задумывался над этим.
  — Может быть, я могу за вас подумать? — сказал я.
  Он посмотрел на меня опухшими, красными глазами — в них было выражение раненого оленя, не понимающего, почему в него стреляли.
  — Ваш дядя считал, что она авантюристка?
  — По-моему, это ясно из моего рассказа.
  — И тогда он отправился на нее посмотреть и сказал ей, что, если она сделает что-нибудь такое, что оттолкнет вас от нее и излечит от этой привязанности — например, заведет роман с кем-нибудь другим или устроит так, чтобы вы застали кого-то в ее квартире, — в общем, сделает что-то, что лишит вас всяких иллюзий, — тогда он заплатит ей большую сумму денег. Больше, чем она могла надеяться получить, вступив с вами в законный брак, а потом разведясь.
  Арчи вытащил из кармана смятый носовой платок и начал крутить его в пальцах.
  — Я не знаю точно. Не представляю, чтобы дядя Руфус мог сделать что-либо подобное. Не думаю, чтобы Билли стала бы это выслушивать. Я думаю, что она… отвергла бы это.
  — При помощи ручки топора?
  — Боже мой, вы просто сводите меня с ума своими циничными шуточками. Конечно же, нет! Билли и мухи не обидит. Мы не можем вмешивать Билли в эту историю! Мы не должны!
  — А что насчет фотографии?
  — Я снял ее, как только узнал о случившемся.
  — Она сама подарила вам свою фотографию?
  — Нет. Я нашел фотографа, который делал ее рекламные снимки, и заплатил ему, чтобы он сделал для меня хороший отпечаток. Она об этом не знает.
  — Значит, вы просто стопроцентный…
  — Стопроцентный — что?
  — Трус, — сказал я и вышел, предоставив ему возможность смотреть мне вслед с упреком и комкать в руках мокрый платок.
  Глава 9
  Многоквартирный дом, в котором мне только благодаря кое-каким знакомствам удалось снять однокомнатную квартиру, находился в трех кварталах от дома, где жила Берта Кул. Это было даже слишком близко. Дом был шикарный, с автономной телефонной станцией, подземным гаражом и роскошно отделанным вестибюлем. Квартплата при этом была довольно умеренной.
  Оставив в гараже машину агентства, я направился в вестибюль и попросил у портье ключи от квартиры 341. Мужчина за стойкой внимательно взглянул на меня:
  — Вы недавно здесь живете?
  Я кивнул:
  — Только сегодня вселился.
  — Ах да. Мистер Лэм, так?
  — Да.
  — Вам просили передать это. — Он протянул мне сложенный лист бумаги и ключи. В записке было сказано: «Немедленно позвони Берте Кул». — А еще вам много раз звонила молодая женщина, буквально каждые пятнадцать минут. Она не оставила своего имени или телефона и сказала, что позвонит еще раз.
  — Женщина молодая? — спросил я.
  — Ее голос звучит молодо и зовуще, — снисходительно улыбнулся портье.
  Сунув записку в карман, я поднялся к себе. Когда я вошел в квартиру, телефон уже звонил. Я закрыл дверь, пошел в ванную, вымыл руки и лицо и стал ждать, когда звонки прекратятся. После этого я подошел к молчащему телефону и попросил телефонистку ни с кем меня больше сегодня не соединять.
  — Извините, — ответила мне телефонистка, — я говорила звонившей, что вас нет дома. Мне показалось, она очень расстроилась и сказала, что это дело чрезвычайно важное.
  — Женщина?
  — Да.
  — Хорошо, соедините меня, если она будет звонить еще раз.
  С тех пор как я въехал, у меня еще не было времени распаковать свои вещи. Теперь же я бросил свой мешок на кровать и начал вытаскивать из него барахло. Что хорошо на флоте, так это то, что там учишься сокращать свои пожитки до минимума. Закончив, я зевнул, разобрал постель и вытащил пижаму. В ту же минуту зазвонил телефон. Я снял трубку.
  — Господи боже мой, — загремел в трубке голос Берты. — Что там с тобой случилось? Ты уже так зазнался, что не можешь позвонить своей начальнице по делу?
  — Партнеру.
  — Хорошо, партнеру. Почему, черт побери, ты не позвонил сразу же, как вошел?
  — Я был занят.
  — Ну так теперь ты будешь еще больше занят. У тебя крупные неприятности. Приезжай сюда.
  — Куда?
  — Ко мне домой.
  — Увидимся утром, — спокойно ответил я.
  — Нет, ты сейчас же приедешь или пожалеешь об этом. Здесь у меня сидит Фрэнк Селлерс, и если он до сих пор не упрятал тебя за решетку, так это только потому, что он мой друг. Ты просто последний идиот, если не хочешь ладить с копами. Я вообще не знаю, какого черта я так о тебе беспокоюсь. Надо было позволить бросить тебя в камеру — может, это чему-нибудь тебя и научило бы.
  — Дай трубку Селлерсу, — попросил я.
  — Тебе лучше приехать.
  — Дай ему трубку.
  — Он хочет с тобой поговорить, — сказала Берта кому-то в комнате.
  Через секунду голос Селлерса уже рокотал в трубке.
  — Послушай, Фрэнк, — сказал я, перебивая его, — я здорово вымотался. И не могу без конца обсуждать с Бертой технические детали. Может быть, ты сам мне расскажешь, в чем суть дела?
  — Ты сам прекрасно знаешь, в чем дело, и не строй из себя невинного младенца, или я вобью твои зубы тебе в глотку. Я подставил свою шею, чтобы вытащить Берту из неприятностей, и из-за этого сам могу вылететь с работы.
  — О чем, черт побери, ты говоришь?
  — Ты сам знаешь о чем. Из всех кретинских мест, где можно было спрятать орудие убийства, ты выбрал именно это.
  — Какое орудие убийства?
  — Ручной топорик, болван!
  — И где, как предполагается, я его спрятал?
  — Не смеши меня, — ответил Селлерс. — Ты так глубоко сейчас завяз, и единственное, что может тебя спасти, — это если сможешь доказать, что абсолютно чист. Если не сможешь, то тебе придется проехаться со мной в участок, и вы лишитесь своих лицензий. Ну так как быстро ты сможешь приехать?
  — Ровно через пять минут, — сказал я и повесил трубку.
  
  Квартира Берты находилась на пятом этаже. У меня дрожали колени, когда я вышел из лифта. Внезапно я почувствовал, что ужасно устал. Казалось, что до двери мне надо пройти целую милю. Я нажал кнопку звонка.
  Берта сразу открыла дверь. Мой нос уловил запах настоящего шотландского виски. Заглянув в комнату, я увидел Фрэнка Селлерса, сидевшего в рубашке с коротким рукавом задрав ноги на стул и со стаканом виски в руке. Хмурясь, он смотрел в свой стакан и выглядел таким озабоченным, как может выглядеть только коп.
  — Входи, входи, — подтолкнула меня Берта, — нечего там стоять и смотреть на меня.
  Я вошел. Берта была в бесформенном домашнем платье.
  — Господи, — сказала она, — за время нашей работы ты иногда делал опасные вещи, но это первый раз на моей памяти, когда ты выставил себя полным кретином. Надо же было сделать такую глупость. Я думаю, это все ножки.
  — Какие еще ножки? — воскликнул Фрэнк Селлерс.
  — Когда этот парень видит симпатичную девицу, да еще с длинными ногами, он теряет всякое соображение.
  — Ну, тогда мне все понятно, — мрачно заявил Селлерс.
  — Ничего, черт возьми, тебе не понятно, — сказал я. — Тебе бы давно уже следовало знать, что, если ее слушать, как раз попадешь в дурацкое положение.
  Селлерс попытался улыбнуться, но у него вышла только мрачная усмешка.
  — Не пытайся задурить мне голову, — сказала Берта.
  — Мне очень неприятно это делать, Дональд, но ты завяз по самые уши. Придется вызвать тебя на ковер, а может случиться и так, что ты потеряешь свою лицензию. Может быть, мне и удастся выручить Берту, но ты, похоже, пропал, — проговорил Селлерс.
  — Подожди, давай послушаем, что он сам скажет, — напустилась на него Берта. — Не дави так на Дональда.
  — Я не давлю на него, я просто говорю парню что к чему.
  — Тебе и не нужно ему ничего говорить. У него мозгов столько, сколько у тебя не будет и через тысячу лет, — воинственно заявила Берта.
  Селлерс хотел было что-то сказать, но промолчал и отхлебнул виски. Внезапно Берта посмотрела на меня с участием:
  — Ты белый как бумага, дружок. Что с тобой? Ты ведь не собираешься так легко сдаваться, верно? Не думала, что ты примешь это близко к сердцу, — сказала Берта. — Ты сам всегда так говорил. Постой, а ты сегодня обедал?
  Я покачал головой. Ее вопрос застал меня врасплох. Я стал вспоминать, что же я сегодня ел, и наконец ответил:
  — Нет. Насколько я помню, не обедал.
  — Это очень на тебя похоже, — сказала Берта. — Вернуться домой больным, с кучей тропических болячек и пониженной сопротивляемостью организма, с наказом избегать волнений и вести спокойный образ жизни — и тут же влезать в дело об убийстве, да еще и не обедать. — И она заявила: — Теперь, черт возьми, я должна что-нибудь для тебя приготовить.
  — Здесь недалеко есть заведение, которое еще открыто. Я послушаю, что скажет закон, а потом схожу туда и поем, — попытался остановить ее я.
  — Это отвратительное заведение! — рявкнула Берта и решительно двинулась в сторону кухни, мягко колыхаясь всем своим большим телом под свободным домашним платьем.
  — Где ты взял топорик, Дональд? — спросил Селлерс.
  — Заткнись, — сказала Берта, глянув на него через плечо. — Ты же не собираешься допрашивать парня на голодный желудок? Выпей стаканчик виски, дружочек, и иди сюда, на кухню.
  Я взял стакан со скотчем и прошел на кухню. Селлерс поплелся за мной. Берта разбила яйца в миску, положила ломтики бекона на сковородку, поставила на плиту кофейник. Все ее движения были неторопливыми и основательными.
  Фрэнк Селлерс сел за маленький столик, поставил перед собой свой стакан, выудил из кармана новую сигару и сказал:
  — Так где же ты взял этот топорик?
  — Какой топорик?
  — Они нашли топорик в машине нашего агентства, дружок, — сказала Берта. — Ручка его была отпилена, так что осталось всего восемь с половиной дюймов, и отпилена неровно. Ее надпилили сначала с одной стороны, потом повернули и пилили с другой.
  Селлерс посмотрел на меня. Я спокойно встретил его взгляд, покачал головой и сказал:
  — Фрэнк, это для меня новость.
  — Расскажи ему, как вышло, что ты обнаружил это, Фрэнк, — сказала Берта. — Я думаю, что этот маленький разгильдяй говорит правду. Ты ведь знаешь, Дональд, что в полиции вовсе не все дураки.
  — Знаю.
  — Ну вот, мы поехали повидать Арчи Стенберри. Он был убит горем, но узнал об убийстве до того, как мы ему об этом сообщили, и…
  — Откуда вы это знаете?
  — По тому, как он вел себя. Он играл спектакль, который заранее отрепетировал. Встретил он нас сплошными улыбками, поинтересовался, чем может нам помочь. Мы задали ему несколько вопросов, и он выглядел слишком невинным и сахарным. Потом мы все ему рассказали, и он грохнулся в обморок. Но это определенно был спектакль. Он совершил ту же ошибку, которую совершают многие, — он чуть-чуть переигрывал. Никаких доказательств для суда, но это все равно чувствуется.
  Я кивнул:
  — Ладно, продолжай, Селлерс.
  — Мы сделали вид, что поверили парню, потом кое-что ему рассказали и ушли, но поставили его телефон на прослушивание и оставили там пару ребят, чтобы проследили, кто к нему явится.
  Я снова кивнул.
  — Ты приехал на машине агентства и зашел в дом. Наши парни решили, что было бы неплохо осмотреть твою машину, просто чтобы проверить регистрационное свидетельство и все такое. Они не узнали тебя и машину агентства тоже не признали. Вспомни, ты ведь некоторое время отсутствовал.
  Я снова кивнул.
  — Итак, они обыскали машину и в багажнике обнаружили симпатичный маленький топорик с укороченной ручкой. Осмотрев его, они обнаружили на нем кровь. Они захватали его руками, но слишком винить их в этом нельзя. Это же просто пара «топтунов». Они знают только свою работу.
  Аромат поджаренного бекона, смешанный с запахом свежего кофе, заполнил кухню. Берта аккуратно слила жир со сковородки, перевернула ломтики бекона и включила электрический тостер, сунув в него два ломтика хлеба.
  — Как это орудие убийства попало к тебе в машину, Дональд?
  — Это действительно было орудие убийства? — спросил я Селлерса.
  Он кивнул.
  — Черт бы меня побрал, если я знаю.
  — Тебе придется придумать что-нибудь получше.
  — Этот маленький негодник говорит правду, — объявила Берта.
  — Откуда ты знаешь? — спросил Селлерс.
  — Если бы он говорил неправду, то она у него звучала бы чертовски убедительно и он заранее приготовил бы ее. Просто отвечать «я не знаю» могут либо дураки, либо невиновные, а на дурака он не похож.
  Вздохнув, Селлерс посмотрел на меня.
  — Хорошо, — устало сказал я, — начнем все сначала. Я взял машину агентства и поехал в офис окружного суда, чтобы просмотреть там некоторые документы. Затем некоторое время провел в статистическом управлении. Потом я отправился во «Встречи у Римли». Оттуда меня выставили, и я вернулся в наш офис. Далее я отправился на встречу со свидетелем и оставил машину у его дома…
  — Тебе придется рассказать подробнее, — прервал меня Селлерс. — Я имею в виду твоего свидетеля.
  — Мой свидетель не имеет никакого отношения к этому убийству.
  — Дональд, у тебя нет другого выхода.
  — Хорошо. Этот свидетель живет на Грейлорд-авеню.
  — Номер дома?
  — Не выйдет, ты можешь все испортить.
  — Дональд, его убили этим самым топором. Сейчас я стою между тобой и офисом окружного прокурора.
  — Хорошо. Филипп Э. Каллингдон, Саут-Грейлорд-авеню, 906.
  — Какое он имеет ко всему этому отношение?
  — Никакого, он идет по другому делу.
  — В какое время ты к нему приехал?
  — Я не помню.
  — И как долго ты там пробыл?
  Я потер подбородок и ответил:
  — Я не знаю точно, Фрэнк. Достаточно долго, чтобы можно было подложить в машину топорик.
  — Значит, Каллингдон, да?
  Я кивнул.
  Селлерс неловко поднялся из-за стола, задев его край и чуть было не опрокинув стаканы. Берта оторвалась от плиты и сказала:
  — Черт возьми, Фрэнк Селлерс, если ты прольешь это виски, я разобью тебе голову. Это виски для клиентов.
  Селлерс, даже не взглянув в ее сторону, пошел к телефону. Было слышно, как он листает страницы телефонной книги, потом набирает номер и, приглушив голос, с кем-то разговаривает.
  — Ты попал как кур в ощип, — сказала Берта.
  Я ничего не ответил.
  Оторвав бумажное полотенце, Берта сложила его вдвое, постелила на полку над плитой, выложила на него куски поджаренного бекона, чтобы стек лишний жир, добавила в миску с яйцами сливки, все взбила и начала помешивать.
  От виски у меня согрелось внутри, и я перестал чувствовать себя так, будто кто-то вынул из меня пробку и из тела вытекли все мои жизненные силы.
  — Бедный маленький шельмец, — ласково сказала Берта, — хочешь выпить еще?
  — Со мной все в порядке.
  — Теперь тебе надо поесть, — сказала она. — Поесть и отдохнуть.
  Селлерс закончил разговор, потом набрал новый номер. Поговорив, он повесил трубку и вернулся на кухню, по дороге налив себе в гостиной еще виски. Посмотрев на меня изучающим взглядом, он хотел что-то сказать, но вовремя остановился и сел за стол, качнув его еще раз. Берта сверкнула на него глазами, но промолчала.
  Через минуту она поставила передо мной тарелку, на которой лежали омлет, золотистые ломтики бекона, тосты с кучей масла, и большую чашку кофе с густыми сливками.
  — Сахар клади сам, — сказала она. — Я помню, что ты любишь со сливками.
  Я положил в чашку сахар и благодарно кивнул. После кофе у меня в желудке окончательно утвердилось приятное тепло. Все было очень вкусно. Впервые за целый месяц я ел с аппетитом. Берта наблюдала за тем, как я ем. Селлерс хмуро смотрел в свой стакан.
  — Итак, — сказала Берта, — у нас очень веселая вечеринка.
  Ей никто не ответил.
  — Ты нашел его? — обратилась Берта к Селлерсу.
  Тот кивнул.
  — Ну и что? — спросила она.
  Селлерс покачал головой.
  — Ну и молчи, если тебе так хочется, — огрызнулась Берта.
  Она села к столу. Селлерс потянулся и погладил ее по руке.
  — Ты молодец, — произнес он.
  Берта удивленно посмотрела на него.
  — Не будет ничего плохого, если ты расскажешь нам, что у тебя на уме, — сказала она.
  — Каллингдон теперь всего боится. Слишком многие пытались заставить его говорить самыми разными способами. Он даже заболел, лежит в постели, — сказал Селлерс.
  — Ну и что? — спросила Берта.
  Селлерс только покачал головой.
  — Разве ты не понимаешь, — попивая свой кофе, сказал я, — он связался с патрульной машиной, и его люди уже на пути к Каллингдону, а он сидит и ждет их доклада.
  Селлерс посмотрел на меня, потом на Берту:
  — Умный мальчик.
  — Я же тебе говорила, что у паршивца есть мозги, — заявила Берта.
  — Давай вернемся к твоей истории, — сказал Селлерс. — Итак, ты оставил там свою машину. На сколько времени, ты не можешь сказать. Ты видел там кого-нибудь еще?
  — Может быть, и видел, но никого, кто имел бы возможность подложить мне орудие убийства.
  — Ты называешь мне имена, факты и место, а я сам делаю выводы.
  — Не имена, а имя.
  — Назови его.
  — Пока подожду.
  — У тебя будут неприятности.
  — Не такие уж серьезные, — сказал я.
  — А по-моему, серьезные.
  Я молча продолжал есть. Берта смотрела на меня так, будто хотела откусить мне голову.
  — Если ты ему не скажешь, то я сама это сделаю.
  — Замолчи, — потребовал я.
  Селлерс выжидательно смотрел на нее.
  — Сейчас я ему все скажу, — пригрозила Берта.
  — Ты даже не знаешь, о ком речь, — возразил я.
  — Черта с два я не знаю! Каждый раз, когда ты тратишь наши общие деньги на покупку сразу трех пачек сигарет, а потом, когда сержант задает тебе простые вопросы, у тебя появляется мечтательное выражение на лице, я знаю, в чем причина, можешь не сомневаться. В одном тебя нельзя обвинить — ты так долго пробыл в южных морях, что твоя голова теперь забита самыми романтическими представлениями о женщинах. Та, которую еще пару лет назад ты бы просто назвал девкой, теперь кажется тебе чудным видением, окруженным небесным сиянием.
  Сержант Селлерс с восхищением посмотрел на нее.
  — Черт, да ты романтик, — сказал он и хотел было взять Берту за руку, но та резко отдернула свою.
  — Ты когда-нибудь получишь от меня по физиономии, если будешь ко мне приставать, — сказала она.
  — Вот что мне нравится в женщинах, — защищался Селлерс, — практичность и твердость.
  — Фрэнк, женщинам нравится думать, что они женственные и мягкие, — заметил я.
  Он удивленно посмотрел на меня.
  — Заткнись наконец, у тебя достаточно своих неприятностей, — бросила мне Берта.
  Я подвинул к ней через стол пустую чашку и сказал:
  — Боюсь, тебе придется поухаживать за мной.
  Берта наполнила чашку. Селлерс посмотрел, как она добавляет в кофе густые желтые сливки, и заметил:
  — А я уже не могу пить со сливками.
  — Тем хуже для тебя, — отрезала Берта.
  Зазвонил телефон. Не дожидаясь, пока Берта возьмет трубку, Селлерс рванулся из-за стола, расплескав мой кофе на блюдце, и выскочил в гостиную.
  — Просто слон в посудной лавке, — прокомментировала Берта. — Здоровенный коп, пытающийся казаться цивилизованным. Одну минутку, дружок, сейчас я все сделаю. — Она подошла к раковине, выплеснула из блюдца кофе, долила чашку, вновь поставила ее передо мной и сказала: — Держи свою чашку, а то, когда эта горилла опять сядет за этот чертов стол, он его просто перевернет. В чем дело? Берта плохо поджарила бекон?
  — Все было очень вкусно.
  — Так доешь, что осталось.
  Я покачал головой.
  — Почему?
  — Не знаю. В последнее время со мной всегда так. Чувствую себя очень голодным, потом съем несколько ложек, и начинает болеть желудок. Я бы не смог проглотить больше ни кусочка даже ради спасения собственной жизни. Я и так съел сегодня больше, чем всегда. Я действительно проголодался.
  — Бедненький, — посочувствовала Берта, присев к столу.
  Я отпил кофе. Берта по-матерински ласково наблюдала за мной своими маленькими глазками.
  Когда через некоторое время сержант Селлерс вошел на кухню, он хмурился и был так поглощен своими мыслями, что забыл взять свой стакан и долить себе виски. Когда он усаживался за стол, Берта схватила мою чашку с блюдцем и держала их, пока он не сел.
  — Ну, что там нового?
  — Все в порядке, — сказал Селлерс. — Ребята съездили и потрясли этого парня. Он сказал, что Дональд у него был и задавал вопросы о случившейся с ним автомобильной аварии. Господи, и на этот раз ты меня провел.
  — Каким это образом?
  — Когда ты сказал, что это не имеет отношения к нашему убийству. Я готов был поставить двухмесячное жалованье против фальшивого четвертака, что ты заговариваешь мне зубы. Но парень сказал, что твои вопросы касались только данного случая. Потом к нему заявилась девица, назвавшаяся репортером одной из газет, и начала задавать вопросы насчет той же самой аварии. Он позвонил в газету, которую она назвала, узнал, что она это все сочинила, и выгнал ее вон. Насколько я понимаю, — продолжал Селлерс, — Дональд был немного неосторожен, но он вовсе не дурак. Он нашел этого Каллингдона и поехал поговорить с ним. Девушка поехала туда за ним следом, но Дональд не такой идиот. Он знал, что она следит за ним. Когда она вошла в дом, он стал ждать ее в своей машине. Каллингдон говорит, что подошел к окну, чтобы попробовать разглядеть номер машины этой девицы. Он видел, как она садилась в свою машину. Дональд в то же время вылез из своей и подошел поздороваться с девушкой. Он явно пытался заставить ее говорить. Потом сел к ней в машину, и они уехали. Каллингдон говорит, что Дональд специально обошел ее машину спереди, чтобы та не могла ускользнуть от него, рванув с места. Каллингдон считает, что Дональд очень умный и ловкий парень.
  — Он такой и есть, — подтвердила Берта.
  — Итак, Каллингдон наблюдал за этими событиями. Он признался, что спустился к машине Дональда и посмотрел регистрационное свидетельство, чтобы проверить, кто он такой. Оказалось, что Дональд сказал ему правду. Он назвал свое настоящее имя и честно сказал, зачем пришел. Это все говорит в пользу Дональда.
  Я продолжал молча пить кофе.
  — По словам Каллингдона, машина довольно долго стояла у его дома. Он несколько раз выглядывал в окно, и она оставалась на том же месте. Потом он выглянул в очередной раз, и ее уже не было. Он не видел, когда Дональд подошел, чтобы ее забрать. Теперь, если только Дональд нам расскажет…
  Я вытащил бумажник, вынул квитанцию, которую взял у таксиста для отчета о своих расходах, и протянул Селлерсу:
  — Этот таксист отвез меня туда.
  — А где ты сел в такси? — спросил Селлерс.
  — Где-то на Седьмой улице, — небрежно сказал я. — Не могу точно сказать где.
  Селлерс тяжело вздохнул:
  — Ну ладно, я думаю, с этим все ясно. Кто-то подложил тебе в машину это орудие убийства, пока она стояла у дома Каллингдона. Так кто же, черт возьми, это мог быть?
  — А вот это уже дело полиции. Я собираюсь поехать домой и лечь спать.
  — Твой друг Каллингдон оценил то, что ты сказал ему правду. И, между прочим, с точки зрения полиции, ты поступил тоже очень хорошо. Каллингдон просил передать тебе, что сумма, выплаченная страховой компанией, составляла семнадцать тысяч восемьсот семьдесят пять долларов. Он считает также, что дело было улажено при условии, что ее адвокаты получат свою долю, и она составила от трети до половины всей суммы.
  — Очень любезно с его стороны, — заметил я.
  — Это все означает, — хмуро сказал Селлерс, — что ты действительно работал над другим делом. Вот этого я никак не могу понять.
  — Но у нас же большое агентство и множество разных дел, — сказала Берта.
  Селлерс задумчиво посмотрел на нее и промолчал.
  — Ну все, — сказал я. — Еду домой спать, больше не могу.
  — Бедняжка, по тебе видно, как ты устал.
  Селлерс вместе с Бертой проводили меня до дверей.
  — Мне следовало сразу сообразить, — сказал Селлерс, — что ты не мог бы сделать такую глупость — найти орудие убийства и запрятать его в своей машине.
  — На ручке были отпечатки пальцев? — спросила Берта нарочито незаинтересованно.
  — Только следы пальцев тех парней, что нашли его и долго вертели в руках, прежде чем поняли, что это такое. Убийце хватило ума засунуть орудие убийства в багажник чужой машины, так что он должен был догадаться стереть свои отпечатки.
  — А на лезвии? — спросила Берта.
  — Под микроскопом нашли пятна крови и несколько волосков. Все верно, это орудие убийства.
  — Спасибо, — сказал я Берте.
  — Всегда пожалуйста, дружок, — почти с материнской нежностью откликнулась она. — Теперь можешь спать. Хорошенько отдохни и не позволяй больше никому надоедать тебе. В конце концов, мы не занимаемся этим делом об убийстве и не будем заниматься. И мы честно отработали двести долларов по другому делу.
  — Спокойной ночи.
  — Спокойной ночи, — вполне дружески хором ответили мне Селлерс и Берта.
  Глава 10
  Три квартала, отделявшие меня от дома, показались мне тремя милями. Я спустился в гараж и предупредил служащего, что, очевидно, мне придется взять машину еще раз. Он воспринял протянутые ему два доллара скорее как оскорбление, а не как чаевые, но передвинул несколько машин, чтобы освободить проход, и ткнул большим пальцем в сторону машины нашего агентства:
  — Вон она.
  Выводить машину мне пришлось самому. Я проехал вниз по улице с полдесятка кварталов и остановился у тротуара. Подождав минут пять, я вновь завел двигатель, прибавил скорость и резко завернул за угол. Потом я пару раз, петляя, объехал по кругу несколько кварталов. Похоже, никто за мной не следил.
  Наплывший с океана туман начал опускаться, и заметно похолодало. Сырость пробирала меня до костей. Я знал, что через некоторое время слабость во всем теле — последствия пребывания в тропиках и подхваченной там лихорадки — даст себя знать. Мне станет холодно, и начнет трясти, как в приступе малярии. Но эти приступы обычно продолжались не более двух минут, потом я вновь становился самим собой. Это была простая слабость.
  Я доехал до Дворца правосудия, нашел удобное место на стоянке и поставил машину. Пришлось ждать полчаса, которые показались мне вечностью. Наконец из освещенного подъезда вышла Билли Прю. Она посмотрела по сторонам, повернула направо и быстро пошла деловой походкой, будто точно знала, куда идет.
  Подождав, пока она отойдет на квартал, я завел мотор и медленно поехал за ней. Через пару кварталов она начала оглядываться в поисках такси. Подъехав поближе к тротуару, я опустил стекло и спросил:
  — Подвезти?
  Вначале она посмотрела на меня с сомнением, потом узнала и ужасно разозлилась.
  — Вы можете сесть, это вам ничего не будет стоить, — сказал я.
  Она сердито распахнула переднюю дверцу:
  — Так это вы меня заложили. Мне следовало бы догадаться.
  — Не валяйте дурака, — устало сказал я. — Я стараюсь дать вам шанс.
  — Откуда вы узнали, что я буду здесь?
  — Это долгая история.
  — Будет лучше, если вы мне расскажете.
  — Кто-то подложил в мою машину орудие убийства, пока она стояла у дома Каллингдона.
  Ее удивленное восклицание могло быть хорошо разыгранным, а может быть, и нет.
  — Естественно, они учинили мне головомойку. Берта Кул, мой партнер, считает, что это вы подстроили мне ловушку.
  — Она разболтала об этом полиции?
  — Не будьте дурой. Она не настолько глупа.
  — Так как же это случилось, что…
  — Берта была в расстроенных чувствах. Она съязвила что-то насчет того, что я купил у вас не одну, а три пачки сигарет, а Фрэнк Селлерс, полицейский из отдела по расследованию убийств, сделал вид, что ничего не заметил. Вот тут-то я и понял, где вы находитесь.
  — Ничего не понимаю!
  — Селлерс не так уж глуп. Если бы он не знал о вас все, то сразу бы зацепился за эти три пачки сигарет, и вытащил бы из Берты всю нужную ему информацию, и знал бы точно, за чем он охотится. Но он это проигнорировал, просто сделал вид, что не услышал ее слов, и тогда я понял, что он уже все о вас знает. Ну а если он все о вас узнал, до того как предъявил мне обвинение в убийстве, можно было поклясться, что вы уже в офисе окружного прокурора. Единственное, чего я не знал, так это выпустят они вас или задержат. Я не мог бы ждать здесь еще больше получаса, но я…
  Внезапно меня опять начало трясти. Я притормозил и поехал медленно, крепко вцепившись в руль, чтобы не было видно, как у меня дрожат руки. Билли Прю внимательно смотрела на меня. Через минуту приступ прошел, и я вновь прибавил скорость.
  — Итак, я вышла от окружного прокурора, и вы меня ждали. Для чего?
  — Чтобы вас увидеть.
  — Зачем?
  — Сравнить наши впечатления.
  — О чем?
  — О том, как могло орудие убийства попасть ко мне в машину, пока она была припаркована у дома Каллингдона.
  — Я ничего об этом не знаю.
  — Подумайте еще.
  — Дональд, я говорю вам правду: я действительно не знаю.
  — Мне не нравится, когда из меня делают козла отпущения, — сказал я. — И когда мне что-то не нравится, я стараюсь с этим разобраться.
  — Говорю же вам, я ничего об этом не знаю.
  — Давайте посмотрим на вещи иначе. Вы отправились к Каллингдону. Вы были очень напуганы. Вам нужен был свидетель. Вы выбрали меня и наплели мне бог знает что о том, как вы нашли тело Стенберри. Потом вы направились к Римли, и я не стал вас там дожидаться, как вы и предполагали. Мне пришлось пройти пешком полдесятка кварталов, прежде чем я поймал такси, которое довезло меня до дома 906 по Саут-Грейлорд-авеню. Там я взял свою машину и поехал на ней в свое агентство, поговорил с партнером, а затем отправился к Арчи Стенберри.
  — Ну? — поторопила она, когда я остановился.
  — У Римли было полно времени, для того чтобы подложить ко мне в машину этот топорик.
  — Вы действительно считаете, что он поехал туда и засунул эту штуку…
  — Не говорите глупостей. Он просто снял телефонную трубку и сказал кому-то: «Машина Дональда Лэма стоит у дома 906 на Саут-Грейлорд-авеню. Было бы замечательно, если бы полиция обнаружила в ней орудие убийства, так как он был с Билли Прю, когда было обнаружено тело. Полиция решит, что он в этом замешан…»
  — Вздор! — прервала она меня.
  — Я знаю, такую штуку нетрудно проделать.
  — Если бы вы немного подумали своей головой, то сообразили бы, что Питтман Римли никогда в жизни такого не сделал бы. Ведь как только вы будете втянуты в это дело, полиция начнет проявлять внимание и ко мне. Именно поэтому-то меня и вызвали в офис окружного прокурора и там терзали. Я вначале не могла понять причину, а теперь понимаю, что вы просто меня одурачили.
  Я подъехал к тротуару и остановился. Это была тихая деловая улица, где не было оживленного движения и ярких огней. Маленькие одноэтажные магазинчики все уже были закрыты.
  — Дальше мне придется идти пешком? — спросила она.
  — Нет, просто мне надо вам кое-что сказать.
  — Давайте говорите.
  — Когда я впервые пришел во «Встречи у Римли», вы велели мне уйти оттуда. Но я не ушел. Затем официант пригласил меня в офис самого Римли. Тот тоже велел мне уйти и больше не приходить.
  — Давайте расскажите мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
  — Наручные часы Римли шли на час вперед. Каминные часы в его кабинете тоже.
  Она сидела совершенно неподвижно. Я не слышал даже ее дыхания.
  — Это для вас новость?
  Она не шевельнулась.
  — Мы нашли труп Руфуса Стенберри в вашей ванной, и часы на его руке показывали время на час назад.
  — И какой же вывод, мистер Умник, вы из этого сделали? — спросила она, стараясь перевести все в шутку, но это ей плохо удалось.
  — Из этого я делаю вывод, что Римли создавал для себя алиби. Он специально переставил свои наручные и каминные часы на час вперед. Вполне возможно, что незадолго перед тем Стенберри пошел в туалет и снял часы, чтобы помыть руки, а служителю в туалете было приказано переставить их стрелки на час вперед.
  — На час вперед? — сказала она без всякого выражения.
  — Именно это я и сказал.
  — Но вы только что сказали, что, когда мы нашли тело, его часы опаздывали на час.
  — Что, мне поставить все точки над «i»?
  — Раз уж вы начали ставить все по местам, закончите это так же виртуозно.
  — Римли готовил себе безукоризненное алиби. Стенберри зашел к нему в кабинет уже после того, как его часы были переставлены. Римли как бы случайно обратил его внимание на время. Стенберри не думал, что уже так поздно, но он сверил свои часы с часами Римли на камине, а потом, чтобы еще больше его убедить, Римли показал ему свои наручные часы. Ну а с этого момента, как говорится, слишком много кухарок стали портить бульон.
  — Что вы имеете в виду?
  — Когда вы обнаружили тело Стенберри, то уже знали, что его часы идут на час вперед. Вы не знали, сколько же времени на самом деле, так как у вас нет наручных часов. Вы просто посчитали само собой разумеющимся, что наручные часы Стенберри идут на час вперед, поэтому переставили их на час назад. Но кто-то еще, кто тоже об этом знал, уже успел перевести их на час назад.
  Она долго молчала. Так долго, что я решил проверить, не в обмороке ли она.
  — Ну?
  — Мне нечего вам сказать, во всяком случае, вам.
  Я завел мотор.
  — Куда мы едем?
  — Домой к Берте Кул.
  — А что там у Берты Кул?
  — Сержант Фрэнк Селлерс из отдела по расследованию убийств.
  — И что вы собираетесь сделать?
  — Собираюсь рассказать ему все, что я рассказал вам, а дальше пусть он сам с вами беседует. Я и так чересчур долго выставлял себя дураком.
  Она переваривала это еще десять кварталов, потом протянула руку и повернула ключ зажигания.
  — Ладно, — сказала она, — остановитесь.
  — Будете говорить?
  — Да.
  Я подъехал к тротуару, остановил машину, откинулся на спинку сиденья и сказал:
  — Ну, вперед.
  — Если они узнают, что я вам это рассказала, они меня убьют.
  — В противном случае вас арестуют за убийство первой степени.
  — А вы можете быть твердым, когда захотите.
  И в этот момент я почувствовал приближение нового приступа дрожи, как будто холодный туман пронизывал меня до костей, и успел только угрожающе произнести:
  — Я такой же твердый и холодный, как тюремная решетка.
  — Ладно, — примирительно сказала она. — Что вы хотите узнать?
  — Все.
  — Дональд, я не могу рассказать вам все. Я расскажу только то, что касается лично меня. Этого достаточно, чтобы вы поняли, что я вас не подставляла. Но я не могу говорить о том, что касается других людей.
  — Вы расскажете мне все прямо здесь, и немедленно, в противном случае вас ждет допрос третьей степени у сержанта Селлерса. Решайте сами.
  — Это нечестно, — сказала она.
  — С моей стороны это честно.
  — Нечестно так поступать со мной.
  — Подумайте сами. Я уже неоднократно подставлял из-за вас свою голову, и мне это надоело. Пора вам платить по моим счетам. Начинайте прямо сейчас.
  — Я могу выйти из машины и уйти. Вы не посмеете удержать меня силой.
  — Попытайтесь, посмотрим, что из этого получится.
  Меня опять затрясло, но, поглощенная своими собственными проблемами, она этого не замечала. Посидев молча секунд десять, она спросила:
  — Как вы думаете, каким образом Руфус Стенберри получил свое состояние?
  — Вам лучше знать.
  — Шантажом.
  — Продолжайте.
  — Очень долго мы этого не знали.
  — Кто это «мы»?
  — Питтман Римли.
  — И что же произошло, когда он это обнаружил?
  — Он заволновался.
  — Расскажите мне о шантаже.
  — Это не был обычный шантаж. Он был умен как дьявол. Он делал все очень тонко и красиво — знаете, такие мелочи, которые приносят большие деньги.
  — Например, с миссис Крейл?
  — Совершенно верно. Он не стал трогать ее из-за ерунды, а дождался, пока она вышла замуж и разбогатела. И он проделал все так, что у нее не осталось пути назад. Он собирался продать ей здание за цену втрое выше настоящей.
  — Неплохой бизнес, если разобраться.
  — Он его хорошо наладил. Он устраивал все так, что никто ничего не мог поделать. Чаще всего его жертвы не были с ним даже знакомы. Он мог шантажировать людей, которых никогда в жизни не видел.
  — Как же так?
  — Он создал своего рода организацию — настоящую секретную службу, которая поставляла ему информацию. Но его хитрость состояла в том, что он мог держать при себе эту информацию месяцы и даже годы, пока не наступал подходящий момент. И тогда в доме жертвы раздавался телефонный звонок — всего один звонок.
  — И что же ей говорили?
  — Так, небольшая угроза и предложение заплатить наличными его дорогому племяннику Арчи. После этого могло быть послано одно или два анонимных письма, но чаще всего первый звонок оказывал такое страшное действие на жертву, что с остальной частью работы мог справиться и Арчи.
  — Когда я пришел, глаза Арчи опухли от слез, — заметил я. — Полагаю, он разломил сигарету и положил по крупинке табака в каждый глаз. Я сам видел у него на туалетном столике разломанную сигарету и помог ему вынуть соринку из глаза.
  Билли ничего не ответила.
  — На стене в спальне Арчи висела ваша фотография.
  — Он снял ее? — быстро спросила она.
  — Да, снял. Он сказал, что подкупил вашего фотографа… Это была ваша рекламная фотография.
  — Ему сперва следовало бы сказать «шантажируя». Арчи просто недоумок. А вот у его дядюшки были мозги, и он был опасен.
  — И на каком же этапе присоединился Римли? Только не говорите мне, что тоже шантажировали, — это просто смешно.
  — В каком-то смысле шантажировали, но не прямо, а косвенно.
  — Как?
  — Шантажировали клиентов Римли. Его заведение как раз и использовалось для сбора информации. Но он действовал очень скрытно и успел очень многое провернуть, прежде чем мы догадались, что происходит. Только случай с миссис Крейл раскрыл нам глаза. Конечно, Римли был кровно заинтересован в этом деле. Его договор на аренду истекал через девяносто дней после договоренности о продаже здания.
  — Значит, миссис Крейл на самом деле не хотела покупать, а Римли не хотел, чтобы Стенберри продавал дом?
  — Примерно так.
  — Чем же закончилась эта сделка?
  — Этого я не знаю. Мне известно только, что у Стенберри в сейфе было полно бумаг, и мы их получили.
  — И кто же их взял из сейфа?
  — Я, — просто ответила Билли.
  От удивления меня так и подбросило на сиденье.
  — Вы их достали из сейфа? Когда?
  — Сегодня утром.
  — Каким образом?
  — Это произошло почти так, как вы и предполагали. Вы знаете мужской туалет во «Встречах у Римли». Там есть цветной служитель, который включает воду, опрыскивает все дезодорантом, подает мыло и полотенце, стоит, держа наготове щетку, готовый вам услужить, как только вы вытрете руки. Конечно, он получает при этом щедрые чаевые. Стенберри обычно так тщательно мыл руки, будто хотел отдраить их до дыр. Войдя в туалет, он снял наручные часы и протянул их служителю, которого Римли заранее проинструктировал переставить их на час вперед.
  — И что потом?
  — Потом, как только Стенберри вернулся в зал к своему столику, Римли послал за ним. Конечно, Римли уже переставил каминные часы и свои наручные.
  — Хорошо, — сказал я, — с этим более или менее ясно. А теперь расскажите, как он оказался в вашей квартире.
  — Вы сами не догадались?
  — Нет.
  — Он шантажировал и меня.
  — Чем?
  Она засмеялась:
  — Я сама подкинула ему наживку. Когда Римли решил прекратить эту его деятельность, ему потребовалась приманка. Он выбрал меня.
  — И что же?
  — Арчи Стенберри пытался слегка за мной ухаживать. Я позволила ему заглотнуть крючок и сообщить об этом своему дядюшке. Дядюшка попался на эту наживку.
  — Что же он о вас выяснил?
  — Меня разыскивали по обвинению в убийстве.
  — Были основания?
  — Конечно, нет. Все было подстроено. У меня были вырезки из старых газет и несколько изобличающих меня писем, которые я сама себе написала, и еще кое-что. Все лежало в ящике стола, где Арчи смог легко это найти. Он все обнаружил, прочел и передал дяде.
  — И что же сделал дядя?
  — Явился ко мне в тот день. Разве вы еще не поняли, каков был сценарий?
  — И вы стукнули его по голове топориком?
  — Не говорите глупостей. Я угостила его виски, в которое подсыпала лекарство. Эта смесь должна была отключить его примерно на час с четвертью.
  — Теперь я понимаю, что произошло. У вас было назначено с ним свидание на определенный час. Вы сделали какое-то замечание о времени, когда он вошел, так что ему пришлось посмотреть на часы и убедиться, что он пришел вовремя. Затем, когда он потерял сознание, вы опять поставили его часы правильно, то есть перевели назад, чтобы, придя в себя, он услышал от вас, что отключился всего минут на десять. Постарались бы убедить его, что это был сердечный приступ, и так далее.
  — Именно так.
  — Что же вы делали в течение этого часа и пятнадцати минут?
  — Примерно сорок пять минут я изображала взломщика.
  — Вы не оставили после себя никаких следов?
  — Не думаю.
  — Как же вам это удалось?
  — Примерно с месяц назад я сняла квартиру в «Фулроз-Эпартментс». Я была очень осторожна и приходила туда только тогда, когда была уверена, что Стенберри нет дома. И даже тогда я часто оставалась там только ночевать, чтобы горничная видела, что в кровати кто-то спал. По легенде, я была газетным репортером, писала статью и постоянно разъезжала между Нью-Йорком и Сан-Франциско. Когда бы пришло время покинуть квартиру, я бы объяснила, что так много времени провожу в Сан-Франциско, что будет дешевле останавливаться здесь в гостинице.
  — Давайте выкладывайте дальше.
  — Это почти все. Он выпил это питье, опьянел и направился в ванную. Там он на ходу отключился и почти упал в ванну. Я вытащила ключи из его кармана. Мы уже выяснили, что шифр к сейфу есть в его записной книжке и он должен выглядеть как номер телефона. Руфус Стенберри никогда не полагался только на свою память. Это оказалось очень легко. Я просто влетела в «Фулроз-Эпартментс», поднялась в свою квартиру, потом по коридору прошла к квартире Стенберри, открыла дверь его ключом, набрала комбинацию сейфа и выгребла из него все, что там было из компрометирующих документов и на других тоже. Мы раз и навсегда прикрыли Руфусу Стенберри дело с шантажом.
  — И что потом?
  — Вы же знаете. Я вернулась к себе домой. Он был мертв.
  — Что вы сделали с ключами?
  — Я положила их обратно ему в карман.
  — А потом?
  — Я позвонила Римли. Он велел мне быстро смываться, ехать домой к Филиппу Каллингдону и выяснить у него, что он знает об Ирме Бегли, которая столкнулась с ним в автомобильной аварии.
  — Вы спросили его, зачем?
  — Да.
  — И что он сказал?
  — Что Ирма Бегли — это миссис Крейл.
  — Кто назвал вам сумму, которая была выплачена по соглашению, и рассказал о других исках?
  — Римли.
  — По телефону?
  — Да.
  — И что он вам велел сделать после этого?
  — Он приказал собрать эти данные о миссис Крейл, затем мне нужно было найти свидетеля, так, чтобы это выглядело совершенно случайно. Я должна была вместе с ним войти в свою квартиру и обнаружить в ванной тело.
  — И вы выбрали в качестве такого свидетеля меня?
  — После того как вы сами вмешались в мою игру, я подумала, что вы будете идеальным свидетелем. Но вы оказались слишком хороши. Из-за моих ключей вы сразу обо всем догадались.
  — А откуда такой внезапный интерес к миссис Крейл? — спросил я.
  — Потому что она была вместе со Стенберри во «Встречах у Римли» и ушла вместе с ним. А когда мистер Стенберри отъехал на своей машине, она последовала за ним.
  — Откуда вам это известно?
  — Мне сказал Римли.
  — А ему откуда известно?
  — Не знаю.
  — И вам кажется, мистер Римли подозревает, что миссис Крейл замешана в убийстве?
  — Я думаю, он считает, что было бы неплохо иметь достаточно улик против… Ох, Дональд, я не знаю, что там думает мистер Римли. Он очень сложный человек.
  — Ладно, давайте вернемся к убийству. Итак, вы положили в стакан Стенберри лекарство. Где вы его взяли?
  — Его мне дал Римли.
  — Вы когда-нибудь раньше так поступали?
  — Никогда.
  — Теперь расскажите мне точно, что вы делали после того, как оставили Стенберри в своей квартире. Вы заперли дверь, так?
  — Нет, я не закрывала ее на замок.
  — Почему?
  — Мне было сказано ее не закрывать.
  — Кем?
  — Римли.
  — Какой в этом был смысл?
  — Я должна была оставить Стенберри записку, в которой говорилось: «У вас был сердечный приступ. Я выскочила в аптеку за лекарством». Эту записку я должна была вложить ему в руку. В таком случае, если бы он пришел в себя до моего возвращения, я могла бы объяснить свое отсутствие.
  — Хорошо, с этим все ясно. Но почему вы должны были оставить дверь квартиры незапертой?
  — Незапертой и слегка приоткрытой, так, чтобы Стенберри подумал, что я выскочила из квартиры в спешке.
  — Чья это была идея?
  — Конечно, Римли.
  — Мне это не по душе.
  — Почему же?
  — Если то, что вы говорите, правда, то это выглядит так, будто Римли все время подставлял вас. Все очень удобно устроено, отличный случай для убийства. Мужчина теряет сознание в вашей квартире. Вам приказали оставить дверь открытой, а вас послали с таким поручением, что… Нет, подождите минутку!
  — В чем дело, Дональд?
  — Римли слишком для этого умен. Если бы он хотел вас подставить, он не стал бы бить Стенберри топориком по голове. Он мог просто накрыть его лицо подушкой и задушить, а выглядело бы это так, что ваше снадобье подействовало ему на сердце. Нет, удар по голове топором — это слишком грубо. Это не вписывается в сценарий Римли. Теперь мне ясно, почему его интересовала миссис Крейл. А ваша записка все еще была в руке Стенберри, когда вы вернулись?
  — Да.
  — Что вы с ней сделали?
  — Уничтожила.
  — Да, все сходится. Это был хороший план. Стенберри пришел к вам на свидание без опоздания. Ему, естественно, не могло прийти в голову, что его часы подведены сначала на час вперед, а потом обратно на час назад. Скорее он мог бы заподозрить, что в питье что-то было добавлено, но вряд ли бы он подумал, что у вас хватит времени воспользоваться его ключами, — ведь заполучить ключи было очень важно?
  — Конечно. Ключи были совершенно необходимы. У него в двери был замок, который нельзя открыть отмычкой. Кроме того, на внутренней стальной двери его сейфа тоже стоял секретный замок, и еще один замок был на специальном отделении внутри самого сейфа, в котором лежали компрометирующие документы.
  — С одной стороны, все могло сработать как вы планировали, — задумчиво сказал я, — но с другой — это могла быть идеальная подставка для убийства, только…
  Неожиданно она придвинулась ко мне и обняла меня за шею, прижавшись ко мне лицом. Удивленный, я попытался освободиться, но она с силой притянула меня к себе и прошептала в ухо:
  — Скорее. Из-за угла вывернула патрульная машина. Сделайте вид, что вы меня целуете. Если они поймают нас вместе сидящими в машине, они…
  Ей не надо было больше ничего объяснять. Я стал целовать ее.
  — Не так платонически, черт возьми, — пробормотала она.
  Я покрепче прижал ее к себе. Ее полные губы приоткрылись, и она прижалась ко мне всем телом. Я услышал, как рядом остановилась машина.
  — Мы же не в воскресной школе, — прошептала она.
  Я прибавил страсти. В лицо мне ударил луч света. Грубый голос произнес:
  — Что, черт возьми, здесь происходит?
  Я отпустил Билли Прю и заморгал от яркого света.
  — Что это такое, черт побери? Это же деловая улица.
  Билли Прю быстро глянула на него, потом закрыла лицо руками и начала всхлипывать. Луч света от фонаря обежал машину.
  — Дайте мне на вас взглянуть, — сказал коп.
  Я повернул лицо к яркому свету. Он разглядел следы помады на моем лице, взлохмаченные волосы, сбившийся набок галстук и сказал:
  — Ладно, убирайтесь отсюда к чертовой матери, а в другой раз езжайте в мотель.
  Заведя мотор, я дал полный газ, и мы уехали.
  — Вот это да! — сказала Билли Прю. — Мы едва не попались.
  — Ты быстро нашлась, — заметил я.
  — Пришлось. Господи, Дональд, тебе что, всегда нужно столько времени, чтобы раскачаться?
  Только я собрался ей ответить, как вдруг почувствовал приступ дрожи, и то потрясение, которое я испытал, когда Билли начала целовать меня, чуть не свалило меня с ног. Я попытался остановить машину, но прежде чем смог что-то сделать, та начала выписывать кренделя по всей улице.
  — Черт возьми, что с тобой?
  — Тропики превратили мою кровь в простую воду, а ты… ты заставила ее закипеть.
  С большим трудом я остановил машину, и Билли пересела за руль.
  — Послушай, — сказала она, — тебе надо немедленно лечь в постель. Где ты живешь?
  — Только не в мою квартиру. Туда нам нельзя.
  — Почему?
  — За ней наблюдают люди Фрэнка Селлерса.
  Она ничего не сказала и завела двигатель.
  — Куда? — спросил я.
  — Ты же слышал, что нам посоветовал коп.
  Глава 11
  Я смутно различал белые огни на галерее и ряд маленьких, аккуратно оштукатуренных бунгало. Я слышал, как Билли говорит: «Мой муж… он болен… вернулся из тропиков… спасибо… Дайте еще одеяла… да, двойной номер».
  В мое сознание проник звук льющейся воды. Потом я обнаружил себя в постели завернутым в горячее полотенце. Это немного успокоило мои скачущие нервы, и подергивания мышц прекратились. Надо мной склонилась Билли Прю.
  — Теперь спи.
  — Я должен раздеться.
  — Ты уже раздет, глупенький.
  Я закрыл глаза. Тепло обволокло меня, и я внезапно погрузился в сон.
  Проснулся я от яркого света солнца, заливавшего кровать, и почувствовал аромат свежего кофе. Я протер глаза. Дверь тихо отворилась, и на пороге появилась Билли. Она сразу успокоилась, увидев, что я уже проснулся.
  — Привет, — сказала она. — Как ты себя чувствуешь?
  — По-моему, прекрасно. Господи! Как я отключился вчера вечером!
  — Ничего страшного с тобой не произошло, просто слабость и обморок.
  — Где ты взяла кофе?
  — Я ходила за покупками. Через квартал отсюда есть магазин.
  — Который сейчас час?
  — Откуда мне знать, черт возьми, у меня же нет часов. Если помнишь, ты сам мне вчера указал на это, когда пытался повесить на меня убийство.
  Мгновенно в моей памяти всплыли все проблемы, связанные с убийством Стенберри.
  — Мне нужно позвонить в офис, — сказал я.
  — Прежде всего ты должен поесть, — заявила она. — Ванная в твоем распоряжении, но долго не задерживайся, потому что я приготовлю вафли.
  Билли вернулась на кухню, а я отправился насладиться горячей ванной. Потом оделся, причесался и вышел на кухню. Я был ужасно голоден.
  Билли посмотрела на меня задумчивыми глазами:
  — Ты хороший парень, Дональд.
  — Что я сделал на этот раз?
  — Что в тебе есть от джентльмена, так это то, что ты не делаешь тех вещей, которых ты не делаешь, — улыбнулась она.
  — Как мы здесь записаны? — спросил я.
  Она ничего не ответила, просто смотрела на меня и улыбалась. Я съел совсем немного, как вдруг мой желудок опять свело так, что я даже не смог проглотить куска. Я отодвинул от себя тарелку.
  — Выйди на террасу и посиди на солнышке, — сказала Билли. — Если женщина, которая здесь распоряжается, заговорит с тобой, не смущайся. У нас не было никакого багажа, и она думает, что мы живем в грехе, но у нее сын тоже служит на флоте.
  Я вышел и уселся на солнышке. Мотель был расположен за городом, и передо мной почти до самого горизонта расстилалась долина, а дальше цепочка покрытых снегом вершин выделялась на фоне голубого неба. Я устроился поудобнее и расслабился. Вскоре ко мне подошла управляющая мотелем и представилась. Она рассказала о сыне, который плавал на миноносце где-то в Тихом океане. Я сказал ей, что тоже служил на миноносце и, вполне возможно, встречал ее сына, мог даже разговаривать с ним, не зная его имени. Она посидела рядом со мной в оранжево-желтых лучах, и мы помолчали, оба погруженные в свои мысли.
  Через некоторое время вышла Билли Прю и села рядом. Вскоре она напомнила, что нам пора ехать. Хозяйка тоже поднялась и извинилась, сказав, что ей надо идти. Она явно не хотела нас слушать, лишний раз демонстрируя, что у нас нет багажа.
  Билли села за руль моей машины, и мы поехали в сторону города.
  — Сигарету? — спросил я.
  — Только не когда я за рулем, Дональд.
  — Ах да, совсем забыл.
  Мы уже подъезжали ко «Встречам у Римли», когда она внезапно спросила:
  — О чем ты собираешься доложить своему приятелю, сержанту Селлерсу, из того, что я тебе рассказала?
  — Ни о чем.
  Она подъехала к тротуару и затормозила. Мягкие пальцы нежно, но сильно сжали мою руку.
  — Ты хороший парень, Дональд, даже несмотря на то, что…
  — Несмотря на что? — спросил я.
  Она открыла дверцу машины:
  — Несмотря на то, что ты разговариваешь во сне. Пока, Дональд.
  Глава 12
  Было уже половина первого, когда я поставил машину на стоянку возле нашего агентства и поднялся к себе. Элси Бранд уже ушла обедать. Из кабинета Берты раздался скрип кресла, потом ее тяжелые шаги. Дверь распахнулась. Берта Кул стояла на пороге, глядя на меня с выражением холодной злобы.
  — Ты! — закричала она.
  — Точно.
  — Что б тебя черт побрал! Что ты о себе воображаешь? На кого ты похож? Вчера я думала, что ты совсем измотался. Ты был похож на привидение! Я надрываюсь, готовлю для него омлеты, а он шляется неизвестно где!
  — Ты хочешь ссориться обязательно в приемной, так, чтобы нас слышали клиенты? — спросил я, усаживаясь в кресло и беря в руки утреннюю газету.
  — Ты мерзкий, неблагодарный и хладнокровный наглец! Берта потратила восьмидолларовую бутылку виски на этого болвана из полиции, чтобы тебе помочь, а ты…
  — Люди ходят по коридору и могу услышать, Берта. Может быть, за дверью стоит наш будущий клиент…
  Берта заорала еще громче:
  — Мне наплевать, сколько там клиентов стоит за нашей дверью! Я хочу высказать тебе все, и тебе придется это выслушать! Если ты думаешь, что можешь вернуться сюда просто так и…
  На дверном стекле появилась тень чьей-то фигуры, и я молча указал на нее Берте. Она с явным усилием взяла себя в руки.
  Кто-то попытался открыть дверь, поворачивая ручку. Набрав полную грудь воздуха, Берта произнесла:
  — Посмотри, кто там, дружок.
  Отложив газету, я пересек комнату и открыл дверь. Передо мной стоял мужчина средних лет, с длинным костистым носом, высоким лбом и широкими скулами. За стеклами его очков хитро поблескивали серые глаза.
  — Миссис Берта Кул? — спросил он.
  Манеры Берты сразу резко изменились.
  — Да. Чем могу вам помочь?
  — Прежде всего разрешите мне представиться. Я Фрэнк Л. Глимсон, старший партнер адвокатской конторы «Косгейт и Глимсон». А теперь, миссис Кул, мне хотелось бы, чтобы вы кое-что для меня сделали.
  Он вытащил из кармана какую-то бумагу и протянул Берте. Та машинально взяла ее и сказала:
  — Мистер Глимсон, мы выполняем очень много поручений адвокатских фирм. Мы даже специализируемся в этой области. Дональд, убери газету. Мистер Глимсон, это Дональд Лэм, мой партнер. Он служил на флоте. Только что вернулся, но уже целиком погрузился в работу. Итак, чего же вы желаете? Что это за бумага? — С этими словами Берта развернула документ. — Что-что? Зажарьте меня, как устрицу! Что это, черт вас побери!
  Глимсон поднял руку:
  — Одну минутку, миссис Кул, одну минутку. Позвольте мне все объяснить.
  — К дьяволу ваши объяснения! — вопила Берта. — Это повестка в суд по делу «Миссис Ролланд Б. Лидфилд против Эстер Уитсон и Берты Кул». Что вы хотите, черт возьми, этим сказать?
  — Одну минутку, миссис Кул. Пожалуйста, одну минутку. Дайте мне все объяснить.
  Берта продолжала перелистывать страницы документа.
  — Пятьдесят тысяч долларов! — завизжала она. — Пятьдесят… тысяч… долларов!
  — Совершенно верно, — кисло подтвердил Глимсон. — И если вы будете и дальше так себя вести со мной, миссис Кул, это действительно будет стоить вам пятьдесят тысяч долларов.
  На мгновение Берта онемела. Глимсон же мягко продолжал:
  — Миссис Кул, я готов сделать вам предложение, деловое предложение, именно поэтому я сам лично принес вам эту бумагу.
  Глимсон оглядел меня и послал мне любезную улыбку.
  — Конечно, миссис Кул, — продолжал он успокаивающе, — на самом деле мы не думаем, что вы были так неосмотрительны. Мы считаем, что в этом дорожном инциденте нужно целиком винить только Эстер Уитсон. — И он широко улыбнулся Берте.
  Берта угрожающе выдвинула челюсть вперед и сказала:
  — В чем же ваше предложение?
  — Нет, миссис Кул, вы еще сердитесь на меня.
  — Вы совершенно правы, — закричала Берта, — я сержусь на вас!
  — Миссис Кул, я совсем не собираюсь злоупотреблять своим преимуществом, ведь я юрист, а вы нет. Я собираюсь объяснить вам соответствующую статью закона. Раньше считалось, что оправдание одного из правонарушителей влечет за собой и оправдание другого. Однако теперь этот принцип изменен, вернее, в него была внесена ясность нашим судопроизводством. В деле Рамсея против Пауэрса было установлено, что, когда было совершено гражданское правонарушение и истец утверждал, что двое или более участников совместно совершили такое же нарушение…
  — Какое мне дело до правонарушений? — прервала его Берта.
  — Разве вы не понимаете, миссис Кул? Единственное, что вы должны сделать, — это помочь нам доказать, что во всем виновата только мисс Уитсон, и тогда с этим будет покончено. Но в законе есть одна особенность, миссис Кул. В нем говорится, что, для того чтобы можно было получить у некоего лица показание под присягой, данное лицо должно выступать как одна из сторон в этом деле. Я не хочу сказать, миссис Кул, что собираюсь предъявить вам иск только затем, чтобы получить ваши показания, но я должен сказать, что хочу получить ваши показания под присягой прямо здесь, в вашем офисе, сегодня в три часа дня. И если вы подтвердите, что данный инцидент случился целиком по вине Эстер Уитсон, мы будем просить суд прекратить дело против вас на основании того, что ответственность ваша не доказана.
  И мистер Глимсон лучезарно улыбнулся.
  — Предположим, что ваш клиент — как ее фамилия? — спросила Берта.
  — Миссис Ролланд Б. Лидфилд, — ответил Глимсон.
  — Хорошо. А если предположить, что виновата сама миссис Лидфилд?
  Сложив вместе длинные пальцы обеих рук, Глимсон усмехнулся:
  — Мне кажется, миссис Кул, вы недооценили значение того, что я только что сказал вам. Если этот несчастный случай произошел по недосмотру мисс Уитсон, вот тогда мы обратимся в суд с просьбой закрыть дело.
  — Это что, черт возьми, шантаж? — воскликнула Берта.
  — Моя дорогая миссис Кул! Моя дорогая миссис Кул!
  — Я вам не дорогая, — сказала Берта. — Что за всем этим стоит, хочу я знать?
  — Мы хотим получить ваши показания под присягой, миссис Кул. Мы полагаем, что имеем право зафиксировать ваши показания, так что когда дело будет направлено в суд, мы будем точно знать, с чем нам придется столкнуться. Слишком часто, миссис Кул, свидетели меняют свои показания в суде. Вы думаете, что с делом все в порядке, а потом в суде выясняется… В конце концов, миссис Кул, вы знаете жизнь, вы должны понимать такие вещи.
  — Я ничего в этом не понимаю, — заявила Берта, — за исключением того, что вам не удастся втянуть меня в это дело. Если вы собираетесь доказывать мою халатность, то я этого не потерплю!
  Глимсон громко рассмеялся, откинув голову назад:
  — Вы прекрасно выразили свою мысль, миссис Кул. Но не почувствуете ли вы себя в глупом положении, когда в суде вам придется объяснять, почему вы назвали себя Боскович?
  Зазвонил телефон, и я взял трубку на столе у Элси. Голос в трубке дрожал от нетерпения:
  — Алло, алло, с кем я говорю?
  — У телефона Дональд Лэм.
  — О, мистер Лэм, с вами говорит Эстер Уитсон. Помните, мисс Уитсон, которая замешана в том дорожном происшествии и которая…
  — Я вас помню.
  — Я хочу поговорить с миссис Кул.
  — Она сейчас занята. Пожалуйста, позвоните ей позже.
  — Но не могла бы она ненадолго подойти к телефону…
  — Она сейчас занята, — повторил я. — Будет лучше, если вы позвоните ей позже.
  Эстер Уитсон минуту подумала:
  — Вы хотите сказать, что она занята в связи… Это имеет отношение к нашему делу?
  — Да.
  — Вы можете отвечать на мои вопросы, мистер Лэм?
  — Попытаюсь.
  — У вас сейчас находится такой носатый адвокат по фамилии Глимсон?
  — Да.
  — Это он с ней разговаривает?
  — Да.
  — Ох, мистер Лэм, пожалуйста, передайте миссис Кул: мой адвокат говорит, что Глимсон старается сделать миссис Кул участницей этого дела, чтобы получить ее свидетельские показания под присягой, и что если миссис Кул согласится хоть с чем-нибудь из того, что предлагает Глимсон, предварительно не оговорив, какими будут ее показания, то это будет хорошая возможность наконец поймать Глимсона в ловушку за то, что мой адвокат называет жульничеством в его юридической практике.
  — Хорошо, посмотрю, что я смогу сделать, — сказал я.
  — Я приеду к вам немного позже и объясню все подробно.
  — Сейчас я позову к телефону Берту, — сказал я и протянул ей трубку.
  — Я потом поговорю.
  — Лучше выслушать это сейчас, Берта. Ты можешь решить потом, но сейчас послушай.
  Взяв трубку, Берта сказала:
  — Алло.
  Она молча выслушала все, что ей сказала Уитсон, произнесла:
  — Хорошо, — и повесила трубку. Потом, повернувшись к Глимсону, спросила: — Где вы хотите снять с меня показания?
  — Мы можем сделать это прямо здесь, миссис Кул. У меня есть нотариус, который также работает стенографом в суде. Это не причинит вам неудобств — всего несколько минут, несколько простых вопросов — и все, — сказал он, радостно улыбаясь.
  — Когда?
  — Я предложил в три часа, но…
  — Хорошо, — отрезала Берта, — договорились на три часа, а теперь убирайтесь и дайте мне спокойно работать.
  Глимсон закивал, бросился пожимать руку мне и Берте и выскочил из офиса.
  — Грязный жулик, — сказала Берта, когда за ним закрылась дверь.
  — Давай подождем до трех часов, прежде чем делать какие-то выводы. А сейчас тебе лучше обдумать, что говорить. Вполне возможно, что он адвокат, специализирующийся на дорожных происшествиях.
  Берта сердито покосилась на меня:
  — Если этот носатый ублюдок думает, что может меня запугать, то он зря так думает. Тоже мне, адвокат по автомобильным делам! Я ему покажу!
  — Вот и славно, — сказал я и вернулся к своей газете.
  Берта сердито глянула на меня и хотела что-то ответить, но в этот момент в замке повернулся ключ и вошла вернувшаяся с обеда Элси Бранд. Она была очень удивлена, увидев нас обоих:
  — Привет! Я вам не помешала?
  — Черт, почему мы вечно должны совещаться в приемной? — раздраженно спросила Берта. — Интересно, для чего тогда существует личный кабинет?
  — Извините, — бесстрастно сказала Элси Бранд и прошла к своей пишущей машинке.
  Берта повернулась ко мне.
  — Кстати, нас действительно прервали, — сказала она с внезапным гневом. — Так где же ты все-таки ночевал прошлой ночью? Фрэнк Селлерс сказал тебе…
  В этот момент открылась входная дверь, и ее опять прервали. В комнату вошел широкоплечий, как видно по всему, уверенный в себе мужчина. Впрочем, в этот момент он чувствовал себя явно неловко.
  — Миссис Кул? — спросил он.
  Берта кивнула.
  — Мистер Лэм?
  Я поднялся с кресла.
  — Меня зовут Эллери Крейл, — представился посетитель.
  Берта с укоризной взглянула на меня и торопливо сказала:
  — Входите. Мы как раз собирались ехать по делу, потому-то вы и застали нас в приемной. Но мы можем отложить поездку.
  — Простите, что отвлек вас, — извинился Крейл, — но я безумно занят и…
  — Входите, входите, — сказала Берта.
  Мы прошли в ее кабинет. Берта уселась за стол, показала мне на стул справа от нее, а Крейла усадила в удобное комфортабельное кресло специально для клиентов.
  Крейл откашлялся:
  — Дело в том, что мне нужна от вас непрофессиональная консультация.
  — Нет? — спросила Берта, и в ее голосе появились признаки раздражения. — Тогда что вы хотите?
  — Как я понимаю, вчера вы были свидетельницей автомобильной аварии.
  — Ах вот оно что! — сказала Берта.
  — По причинам личного характера, — продолжал Крейл, — я хотел бы, чтобы это дело не дошло до суда. Я предпочел бы, чтобы был достигнут компромисс и дело было закрыто.
  Берта навострила ушки. В ее глазах читались хитрые расчеты.
  — И как же вы предполагаете решить это?
  — Мне не хотелось бы встречаться с адвокатами обеих сторон. И мне пришло в голову, что вы, как профессионал, могли бы помочь мне все уладить, заплатив определенную сумму отступного, так, чтобы дело было прекращено.
  — Могу я узнать, какое отношение к этому имеете вы? — осведомился я.
  — На этот вопрос мне бы не хотелось отвечать.
  — Один из участников этого инцидента записал номера всех машин, которые были рядом, — сказал я.
  — Тогда вы знаете ответ на ваш вопрос, — сказал Крейл, повернувшись в кресле.
  — И что ж я — мы — будем за это иметь? — требовательно спросила Берта.
  — Если бы вы смогли уладить все дело за двадцать пять сотен, я мог бы предложить вам пятьсот долларов. Тогда мои расходы составили бы три тысячи долларов.
  — Другими словами, — бойко сказала Берта, — вы платите три тысячи долларов за то, чтобы уладить дело. А вся разница между суммой отступного, о которой мы договоримся, и тремя тысячами…
  — Я не говорил этого, — с достоинством прервал ее Крейл. — Я сказал, что готов заплатить вам пятьсот долларов, если вы добьетесь соглашения на сумму, не превышающую двадцати пяти сотен.
  — А если мы договоримся на двух тысячах долларов отступного?
  — Ваш гонорар будет пятьсот долларов.
  — Тот же, как если бы мы сошлись на двадцати пяти сотнях?
  — Да.
  — Это не дает нам стимула стараться снизить цену отступного.
  — Именно так, — сказал Крейл. — Я формулирую так свое предложение по вполне определенной причине. Мне не хотелось бы, чтобы вы затягивали решение вопроса, пытаясь выторговать для себя большую сумму. Я хочу, чтобы все было решено как можно быстрее.
  — Давайте уточним, — сказала Берта. — Вы хотите только одного — быстрого улаживания дела об автомобильной аварии. И это все?
  — Да, это все. Что еще тут может быть?
  — Я просто хочу все выяснить, чтобы эта работа не помешала расследованию других дел, над которыми мы сейчас работаем.
  — Не вижу причины, чем моя просьба может вам помешать, миссис Кул. Мое предложение крайне просто.
  — Мы хотели бы получить часть гонорара вперед. Хотя бы две сотни аванса.
  Крейл вытащил из кармана чековую книжку, открутил колпачок своей ручки, но потом передумал, надел колпачок на ручку и убрал ее в карман, закрыл чековую книжку, достал бумажник и отсчитал двести долларов десятками и двадцатками.
  Берта тут же выписала ему расписку, которую он, сложив пополам, положил в тот же бумажник. Поднявшись, он пожал нам руки и вышел.
  — Ну что, дружочек, не так уж плохо. Две сотни баксов здесь, две сотни там…
  — Как ты полагаешь, почему он так хочет уладить это дело?
  Берта подняла брови:
  — Думаю, по той простой причине, что он не хочет, чтобы выяснилось, что его жена следила за Стенберри.
  — На месте миссис Крейл я не стал бы рассказывать об этом мужу.
  — Что бы сделал ты и что сделала она — это две большие разницы, — заключила Берта.
  — Возможно, но мне начинает казаться, что в этом деле есть еще одна сторона, которую мы не учитываем.
  — Что за дьявол в тебе сидит, Дональд, — раздраженно сказала Берта. — Ты все время возражаешь против очевидных фактов. Сейчас ты пойдешь вместе с Бертой и хорошенько поешь, чтобы с тобой опять не случился голодный обморок, как вчера.
  — Я поздно позавтракал.
  — Это уж точно, что поздно! Кстати, где же ты все-таки был прошлой ночью? Я…
  И тут опять зазвонил телефон. С минуту Берта смотрела на меня, потом схватила трубку. Я услышал, как Элси Бранд сказала:
  — Пришла Эстер Уитсон.
  — Господи, совсем забыла, что она должна прийти! Пусть войдет. — С этими словами Берта бросила трубку и сказала: — Если мы сумеем и с нее взять двести долларов, это будет просто замечательно.
  Глава 13
  Эстер Уитсон вошла в кабинет, улыбаясь и показывая все свои зубы. В двух шагах позади нее шел коренастый лысый мужчина, приветливо улыбаясь нам. За очками в роговой оправе прятались голубовато-серые глаза. Похоже было, что он начитался книг о том, как производить на людей впечатление, и хорошо усвоил прочитанное. Он был крепко сбит и держался чересчур напористо. Короткие рыжие усики, жесткие и топорщившиеся во все стороны над его толстой верхней губой, напоминали щетку для мытья бутылок. Его толстые пальцы сжимали ручку портфеля.
  — Знакомьтесь, это мой адвокат, мистер Мисгарт, Джон Карвер Мисгарт. Он ведет мои дела уже много лет, — сказала Эстер Уитсон.
  Мисгарт поклонился, и проникающие через окно солнечные лучи отразились от его лысины.
  — Это миссис Кул, — продолжила представление Эстер Уитсон, — и мистер Лэм.
  Мы пожали друг другу руки, и Мисгарт объявил, что очень рад с нами познакомиться.
  — Садитесь, пожалуйста, — пригласила Берта.
  — Я привела своего адвоката, так как хотела, чтобы он объяснил вам юридическую сторону ситуации, — сказала Эстер Уитсон. Она повернулась к Мисгарту и улыбнулась ему.
  Мисгарт откашлялся. Дружелюбное выражение внезапно исчезло с его лица, и он сразу стал похож на типичного юриста, произнеся с напыщенным видом:
  — Это грубое нарушение закона, миссис Кул. Глубоко сожалею, что нашу профессию позорят такие юридические фирмы, как «Косгейт и Глимсон».
  — Проходимцы? Ведут сомнительные дела? — спросила Берта.
  — Не совсем то, что вы называете «проходимцами». Они достаточно хитры, агрессивны, компетентны и скрупулезно придерживаются буквы закона. И это все. Да, миссис Кул, это все. Как вы понимаете, это конфиденциальное заявление, и я бы не хотел, чтобы меня цитировали. Это сведения, которые ни в коем случае не подлежат разглашению…
  — Он уже имел с ними дело раньше, — вмешалась Эстер Уитсон.
  Мисгарт открыл свой портфель.
  — Возьмем, к примеру, их отвратительную попытку повлиять на ваши показания, миссис Кул. Она законна в том смысле, что нет закона, ее запрещающего, но кроме этого, существует этика, о которой служитель закона никогда не должен забывать. Вы понимаете, не так ли?
  — Они подали на меня в суд.
  — Совершенно верно. Они назвали вас в качестве ответчика по иску, чтобы доставить вам неприятности, чтобы напугать вас, заставить вас беспокоиться и довести до того, что, давая показания в суде, вы бы думали только о том, как им угодить.
  — Им меня не запугать! — воскликнула Берта.
  — Вот именно это я и сказала мистеру Мисгарту, — с энтузиазмом закивала Эстер Уитсон.
  — Рад был от вас это услышать, миссис Кул, — засиял Мисгарт. — Моя идея состоит в том, чтобы обратить этот вызывающий жульнический ход против них самих. Вас полагается известить заранее за пять дней о том, что вы должны давать под присягой свои показания, но эти адвокаты, конечно, вам об этом не сказали. Они хотят заставить вас давать показания в их пользу, запугать вас. Однако мы выработали надежную защиту против их хитроумного плана, миссис Кул. Моя клиентка не только абсолютно невиновна, но она и очень щедрая, сердечная, добрая женщина, прекрасно представляющая, какие неудобства вам причинили.
  Миссис Кул, моя клиентка, мисс Эстер Уитсон, сообщила мне, что она берет на себя все расходы, связанные с тем, чтобы представлять вас в суде. Другими словами, моя клиентка поручила мне составить от вашего имени ответ и далее действовать как ваш адвокат, пока дело не будет закрыто, и это не будет стоить вам ни цента, миссис Кул, — ни цента. Все расходы моя клиентка берет на себя.
  Берта просто сияла:
  — Вы хотите сказать, что мне не придется нанимать адвоката?
  — Нет. Мистер Мисгарт будет вас представлять. Он обо всем позаботится, — повторила Эстер Уитсон.
  — И мне не придется ничего платить?
  — Ни цента, — повторил Мисгарт.
  Облегченно вздохнув, Берта потянулась за сигаретой. Пока она закуривала, все молчали, и я видел, что она обдумывает, как бы дипломатичнее сделать следующий шаг. Вдруг она выпалила:
  — А нельзя ли нам вообще как-нибудь уладить миром это дело?
  — Договориться с ними! — Мисгарт выговорил это, как будто заставляя себя произнести нечто совершенно недопустимое. — О чем вы говорите, моя дорогая миссис Кул. Здесь просто не о чем договариваться, абсолютно не о чем.
  Берта пару раз кашлянула и посмотрела на меня, ожидая помощи. Я молчал. Тогда она сказала:
  — В конце концов, вы знаете, что ведение судебного дела обходится очень дорого, и мне пришло в голову, что можно было бы избежать всех этих проблем с процессом. Короче говоря, я могла бы сделать предложение адвокату истца заключить с ними определенное соглашение в обмен на то, что он полностью откажется от своих претензий.
  — О, не делайте этого! Ради бога, не делайте этого, миссис Кул. Этим вы только признаете вашу ответственность в этом деле. И только поставите под угрозу все дело. Это будет ужасная, невероятная катастрофа!
  — Ну, знаете ли… Я деловая женщина. Я не могу терять время…
  — Но ведь вам это не будет ничего стоить, — прервала ее Эстер Уитсон. — Мистер Мисгарт будет представлять вас на всех этапах судебного разбирательства, и вам не надо будет ничего делать.
  — Но свое время мне все-таки придется потратить? Думаю, может быть, я могла бы предложить им тысячу или две тысячи долларов и посмотреть, как они отреагируют.
  Мисгарт и его клиентка обменялись удивленными взглядами.
  — Вы хотите сказать, что предложите заплатить из своего собственного кармана?
  — Почему бы и нет?
  — Но зачем это вам? — удивился Мисгарт. — Поймите же, миссис Кул, единственная причина, по которой они хотят сделать из вас обвиняемую по делу, это возможность взять под присягой ваши показания и запугать вас, чтобы вы представили дело так, как им это выгодно. Это очень хитрый и рискованный трюк. Они хотят поставить вас в положение обвиняемого, заставить нести большую ответственность, а потом убедить, что если ваши показания будут такими, какими они хотят их видеть, то они прекратят дело против вас. Это явная попытка повлиять на свидетеля.
  Берта оглянулась на меня через плечо, но я молча закуривал сигарету. Она глянула на Мисгарта, подыскивая слова, потом внезапно повернулась ко мне:
  — Черт бы тебя побрал, скажи же что-нибудь!
  Удивленно подняв брови, Мисгарт с любопытством повернулся в мою сторону.
  — Ты действительно хочешь, чтобы я сказал, что я думаю по этому поводу?
  — Да.
  — Тогда расскажи им всю правду. Скажи им, что мисс Уитсон ехала позади тебя; что ты остановилась, чтобы повернуть налево; что ты сделала ей знак объехать тебя, а она остановилась рядом, чтобы наорать на тебя, и именно по этой причине не заметила ехавшую навстречу машину Лидфилда.
  В комнате наступила такая тишина, что казалось, ее можно резать слоями и заворачивать в бумагу. Наконец Эстер Уитсон громко сказала:
  — Что ж, если вы собираетесь занять такую позицию, я тоже хочу кое-что вам сказать.
  — Ну-ну, дамы, — примирительно начал Мисгарт, — давайте…
  — Заткнитесь! — закричала Эстер Уитсон. — Если хотите знать, эта толстая недотепа шарахалась на дороге во все стороны. Сначала она ехала слева. Потом она дернулась вправо и оказалась прямо передо мной. А потом, пусть я провалюсь сквозь землю, она вообще не остановилась и начала подавать сигнал левого поворота. А потом замахала руками, как будто делала вольные упражнения…
  — Кто это здесь толстая недотепа? — завопила Берта.
  — Да ты же!
  — Дамы, дамы, — уговаривал их Мисгарт.
  — Боже мой, — сказала Берта, — никакая сука с лошадиными зубами не посмеет так меня называть. Да, я полная, но я крепкая. И я вовсе не недотепа. Убирайся отсюда вон!
  — И я не знала, что ты собираешься делать, — кричала Эстер Уитсон, — потому я и попыталась объехать твою машину и выскочила на перекресток…
  — Моя дорогая юная леди, — воскликнул Мисгарт, вскакивая и вставая между ней и Бертой, — вы не должны, вы просто не имеете права делать подобные заявления!
  — Мне наплевать! — взвизгнула Эстер Уитсон. — Это была целиком ее вина. Что же касается меня, то она одна несет за это всю ответственность.
  — Ты так старалась обругать меня из окна машины, что чуть не вывернула себе шею. Ты даже не смотрела, куда едешь. Все, что я видела перед собой, так это твои лошадиные зубы.
  — Не смей трогать мои зубы, ты, пузатая бочка с помоями!
  Мисгарт открыл дверь и пытался увести Эстер Уитсон, повторяя:
  — Пожалуйста, мисс Уитсон… Я умоляю вас…
  — Я не желаю видеть тебя свидетелем! Я ненавижу жирных тупиц!
  — Спрячь свои зубы, если можешь, дорогуша, — отвечала Берта, — а то с открытым ртом ты похожа на черта.
  Наконец дверь захлопнулась. Берта с багровым лицом обернулась ко мне:
  — Черт бы тебя побрал, Дональд, это ты во всем виноват. Иногда мне просто хочется разорвать тебя на кусочки, чтобы посмотреть, что у тебя внутри. Но у тебя там нет ничего живого. У тебя там только колесики, густо смазанные маслом. Господи, как я тебя ненавижу!
  — Твоя сигарета прожжет стол, — спокойно заметил я.
  Схватив дымящуюся сигарету, Берта с силой раздавила ее в пепельнице и сердито посмотрела на меня.
  — Рано или поздно это должно было выплыть наружу, — сказал я. — Это к лучшему, что все так вышло. Ты бы скрывала правду, и ты же потом пострадала бы. В конечном счете мы кладем это дело для Крейла, но при этом не дадим Мисгарту считать, что он сможет легко выиграть в суде. У Эстер Уитсон есть деньги. Если ты уладишь это дело, то Мисгарт не сможет сорвать хороший куш со своей клиентки. Если бы ты выступила на его стороне, он бы потратил кучу времени на всякие юридические тонкости, а потом, выиграв, выставил бы счет тысячи на три долларов. Скажи правду, и Мисгарт, может быть, захочет поговорить с нами об отступном. А сейчас у меня полно работы. Я вернусь, когда ты будешь давать показания. Советую получше обдумать, что ты собираешься им сказать.
  С этими словами я вышел из кабинета, а Берта осталась сидеть за столом, слишком погруженная в свои мысли, чтобы ответить мне. Элси, как обычно, стучала на машинке. Не отрываясь ни на секунду, она все же успела подмигнуть мне. Я подмигнул в ответ и быстро вышел.
  Глава 14
  Я вернулся в офис точно в три часа семнадцать минут. Берта уже давала свои показания. За столом Элси сидел стенографист, записывая все, что говорилось. Берта Кул сидела на свидетельском месте с победоносным видом. Рядом с Фрэнком Глимсоном сидел мужчина лет пятидесяти с безвольным подбородком и жадными глазками. Это был один из истцов — Ролланд Б. Лидфилд.
  В самом дальнем углу сидел Джон Карвер Мисгарт, загораживая своим телом Эстер Уитсон от Берты Кул. Когда я вошел, он что-то быстро писал в блокноте. Видимо, делал пометки, чтобы задать Берте вопросы, после того как она кончит давать показания.
  Все обернулись ко мне, когда я вошел, а потом Глимсон продолжил свои вопросы. При этом он держал руки перед собой, сложив вместе кончики пальцев. Голова была слегка откинута назад, и его худое лицо ничего не выражало.
  — А теперь, миссис Кул, расскажите нам, что именно вы делали.
  — Подъезжая к перекрестку, я сбавила скорость, — сказала Берта, — и услышала, как сзади мне загудели. Потом мисс Уитсон стала обгонять меня и выехала на разделительную полосу.
  — И что же дальше она сделала?
  — Она стала всячески поносить меня, так как ей не понравилось, как я веду машину.
  — Она остановилась, чтобы сделать это?
  — Нет, не остановилась. Она пронеслась мимо меня на большой скорости.
  — При этом она смотрела на вас, — сказал Глимсон скорее утвердительно, чем вопросительно.
  — Я бы сказала, что она смотрела мне прямо в лицо.
  — И вы видели ее глаза?
  — Я видела ее глаза и ее зубы.
  Эстер Уитсон рванулась из кресла, но успокаивающий жест Мисгарта остановил ее. Глаза Глимсона радостно заблестели.
  — Значит, когда мисс Уитсон проехала мимо вас, она смотрела на вас и разговаривала с вами? Это так?
  — Это так.
  — Позвольте мне проверить, правильно ли я понял ваши слова, миссис Кул. Полагаю, вы сказали, что, когда вы подъезжали к перекрестку, вы затормозили и почти остановились.
  — Именно так.
  — Давайте уточним все, чтобы не было путаницы. Когда мисс Уитсон проехала мимо вас, она смотрела на вас и что-то вам говорила, а ваша машина в этот момент стояла прямо на перекрестке, правильно?
  — Да.
  — В таком случае передняя часть ее машины должна была заехать довольно далеко за линию перекрестка?
  — Ну, в общем, да.
  — И в этот момент она на вас смотрела и с вами разговаривала?
  — Да.
  — И все это время она ехала на большой скорости?
  — Она полностью выжала педаль газа.
  — И когда же она решила оглядеться, чтобы понять, куда едет? — спросил Глимсон.
  — Похоже, внезапно ей пришло в голову, что она совсем не смотрит на дорогу…
  — Протестую, — встал Мисгарт, — свидетель не может давать показания о том, что за мысль пронеслась в голове у моего клиента. Она может говорить только о том…
  — Да-да, — прервал его Глимсон. — Просто перечислите нам факты, миссис Кул. Не нужно рассказывать, что вы подумали.
  — Или о чем, по вашему мнению, подумала моя клиентка, — ехидно добавил Мисгарт.
  Глимсон внимательно посмотрел на него. Мисгарт изогнул верхнюю губу так, что его рыжие усы стали дыбом.
  — Ну, она внезапно повернула голову, и прямо перед ней была другая машина, — огрызнулась Берта.
  — Вы имеете в виду машину, которую вел мистер Ролланд Б. Лидфилд, тот джентльмен, что сидит справа от меня?
  — Да.
  — И эта машина, которую вел мистер Лидфилд, поворачивала налево, то есть он должен был поехать по Мантика-стрит в северном направлении?
  — Да, правильно.
  — И мисс Уитсон, как вы выразились, полностью выжав педаль газа, вслепую въехала на перекресток бульвара Гарден-Виста и Мантика-стрит прямо перед машиной, которую вел мистер Лидфилд. Это так?
  — Да, правильно.
  Глимсон поудобнее устроился в своем кресле и сложил руки на животе, после чего с любезной миной повернулся к Мисгарту:
  — Вы будете проводить перекрестный допрос?
  Эстер Уитсон с тревогой задвигалась на стуле, но Мисгарт еще раз сделал ей предостерегающий знак и сказал:
  — Конечно.
  — Приступайте.
  — Спасибо, — изрек Мисгарт не без сарказма и уселся поудобнее в кресле.
  Сама же Берта с победным видом взглянула на меня, будто хотела сказать, что ни один чертов адвокат не способен сбить ее с толку, а потом перевела свои глазки на Мисгарта.
  Мисгарт откашлялся:
  — Давайте опять вернемся к началу и разберемся, как все происходило, миссис Кул. Итак, вы ехали по бульвару Гарден-Виста в западном направлении?
  — Да.
  — И как долго вы ехали в этом направлении по бульвару Гарден-Виста, прежде чем добрались до перекрестка с Мантика-стрит?
  — Примерно восемь или десять кварталов.
  — Далее вы показали, что, подъезжая к перекрестку, вы находились в крайнем правом ряду, ближайшем к тротуару.
  — Да.
  — И как долго вы ехали в этом ряду?
  — Я не знаю.
  — Не восемь-десять кварталов?
  — Нет.
  — Часть времени вы ехали в крайнем левом ряду, том, который ближе всего к середине дороги, не так ли, миссис Кул?
  — Полагаю, что так.
  — А часть времени вы ехали по средней полосе?
  — Нет.
  — Вы в этом уверены, миссис Кул? — удивленно поднял брови Мисгарт.
  — Абсолютно уверена, — отрезала Берта.
  — Вы совсем не ехали по средней полосе? Это верно?
  — Верно.
  — Но ведь вы были в крайнем левом ряду?
  — Была.
  — А в момент столкновения вы уже были в крайнем правом ряду?
  — Да.
  — В таком случае, — с подчеркнутым сарказмом спросил Мисгарт, — не будете ли вы так добры объяснить нам, каким образом вы попали из крайнего левого ряда в крайний правый, миновав средний ряд?
  — Я просто его пересекла.
  — Значит, вы все-таки ехали в среднем ряду? — спросил Мисгарт, разыгрывая удивление.
  — Я его пересекла.
  — Прямо поперек?
  — Да.
  — Должен ли я вас так понять, что вы резко повернули и пересекли средний ряд под прямым углом?
  — Не говорите глупостей, я перестроилась под углом в правый ряд.
  — О, тогда вы резко повернули перед идущими навстречу машинами?
  — Конечно, нет, не путайте меня. Я перестроилась постепенно.
  — Тогда вам понадобилось проехать один, два, а может быть, и четыре квартала, чтобы выполнить ваш маневр?
  — Я не знаю.
  — Могло быть и четыре квартала?
  — Я не знаю, может быть, и четыре.
  — Тогда на довольно длинном расстоянии, миссис Кул, возможно, на протяжении четырех кварталов, вы вели свою машину по средней полосе движения?
  — Я постепенно перестраивалась в потоке.
  — Тогда что же вы имели в виду, говоря, что вы ни минуты не ехали по средней полосе?
  — Ну, я имела в виду, что я не ехала вдоль этой полосы, стараясь держаться на ней.
  — Но вы все-таки пересекали ее?
  — Да, пересекала.
  — Значит, определенное время вы двигались вдоль бульвара Гарден-Виста так, что все четыре колеса вашей машины находились между белыми линиями, отделяющими средний ряд?
  — Полагаю, что так.
  — Меня не интересует, что вы полагаете. Мне нужны факты. Послушайте, миссис Кул, если вы такой опытный водитель, как утверждаете, то вы, конечно, сможете нам рассказать честно и прямо, ехали вы или не ехали по средней полосе дороги между разделительными линиями на протяжении этих восьми или десяти кварталов.
  — Да, ехала! — закричала Берта.
  Мисгарт опять устроился поудобнее в кресле с выражением покорности на лице.
  — Но тогда вы ошиблись в ваших показаниях, миссис Кул, говоря, что ни в какое время не ехали по средней полосе?
  Берта повернулась, хотела что-то сказать, но вместо слов у нее получилось злобное бормотание. Стенографист поднял голову, не зная, что записывать.
  — Ну же, — сказал Мисгарт, — отвечайте на вопрос.
  — Я уже объяснила вам, что произошло.
  — Именно вы сказали мне две совершенно противоположные вещи, миссис Кул. Я пытаюсь разобраться, которая из них правда.
  На лбу у Берты появились маленькие капельки пота.
  — Хорошо, — сказала она, — считайте как хотите.
  — Нет-нет, не как я считаю, — торопливо поправил ее Мисгарт, — а как считаете вы, миссис Кул. Могу я вам напомнить, что вы находитесь под присягой, так что на этот раз постарайтесь сказать правду.
  — Хорошо! — крикнула Берта. — Я была на левой полосе движения. Я пересекла среднюю полосу, чтобы попасть в правый ряд. Ну что же в этом непонятного?
  — Очень многое может здесь быть непонятным. Все зависит от того, как вы это делали. Вы подали какой-нибудь сигнал, прежде чем перестраиваться в правый ряд?
  — Нет, не подала.
  — Вы посмотрели назад?
  — Конечно, я посмотрела назад.
  — Вы повернули голову?
  — Нет, я посмотрела в зеркало заднего вида.
  — Вы вели машину под таким углом, что не могли видеть дорогу позади вас. Другими словами, так как вы резко повернули направо, в вашем зеркале заднего вида отражалась только идущая непосредственно за вами машина. К чему я веду, так это к тому, что вы не видели машину Эстер Уитсон, которая шла за вами.
  — Нет, я ее не видела в зеркале, — призналась Берта.
  — В какой момент вы ее заметили?
  — Когда съехала направо, к тротуару, и остановилась, тогда я посмотрела в зеркало и увидела ее прямо позади меня.
  — О, значит, вы остановились?
  — Да, я остановилась, — зло сказала Берта. — Теперь попытайтесь что-нибудь из этого извлечь.
  — А вы включили стоп-сигнал, перед тем как остановиться?
  — Да, я дала сигнал.
  — Каким образом?
  — Я высунула руку из окна под углом.
  — Всю руку?
  — Да, всю руку.
  — Дали сигнал остановки?
  — Да, дала сигнал остановки.
  — А почему вы остановились, миссис Кул? Ведь у вас в машине не было пассажиров, которым нужно было бы выйти?
  — Не было.
  — И вы ведь знали, что в этом месте нельзя оставлять машину?
  — Конечно.
  — Вы были прямо на перекрестке?
  — Прямо на перекрестке.
  — И там был светофор на Мантика-стрит?
  — Да, был.
  — И он указывал, что открыто движение по бульвару Гарден-Виста?
  — Да, правильно.
  — И все-таки вы остановились?
  — Ну, я почти остановилась.
  — Что значит «почти остановилась»? Я хочу знать, остановились вы или нет.
  — Ну… пожалуй, я двигалась очень медленно.
  — Но ведь только что вы утверждали, что остановились, миссис Кул.
  — Хорошо, — закричала Берта, — пусть остановилась.
  — Совсем остановились?
  — Намертво остановилась, если вам так больше нравится.
  — Не в том дело, что мне нравится, миссис Кул, а как было на самом деле.
  — Хорошо, я остановила машину.
  — До полной остановки?
  — Я не вылезала и не измеряла пальцем расстояние вдоль тротуара, чтобы проверить, не двигается ли машина, — язвительно ответила Берта.
  — Боюсь, что вы меня неправильно поняли, миссис Кул, или я вас неправильно понял. Как я теперь понимаю ваши показания, вы все-таки не совсем уверены, двигалась ли ваша машина или она стояла неподвижно у тротуара.
  — Правильно.
  — Но вы показали рукой, что собираетесь остановиться?
  — Да, показала.
  — Именно сигнал остановки?
  — Это я вам и сказала.
  — И это то, что вы имеете в виду?
  — Именно это я и имею в виду.
  — Тогда позвольте мне опять спросить, миссис Кул, почему вы все-таки остановились? Вы же не собирались там парковаться?
  — Я собиралась повернуть налево, как только эта машина меня обгонит.
  — О, вы собирались повернуть налево? Вы подтвердили и это ваше желание необходимым сигналом?
  — Конечно.
  — Вы имеете в виду, что дали сигнал левого поворота?
  — Конечно.
  — Как же вы это сделали?
  — А как это делают все водители?
  — Нет-нет, миссис Кул, я хочу знать, как это сделали именно вы.
  — Я выставила левую руку в окно — прямую руку.
  — Всю руку?
  — Да, всю руку.
  — А потом вы увидели позади себя эту машину?
  — Да.
  — В первый раз?
  — Да.
  — И вы хотели, чтобы она вас обогнала?
  — Да.
  — Вы подтвердили и это ваше желание водителю другой машины каким-нибудь сигналом?
  — Конечно.
  — Что вы сделали?
  — Я помахала ей рукой, чтобы она проезжала вперед.
  — Что вы имеете в виду, говоря «помахала»?
  Берта вытянула руку и сделала несколько круговых движений.
  — Запишите, пожалуйста, что миссис Кул в этот момент высунула в окно руку и сделала несколько круговых движений, поднимая руку вверх выше головы и опуская вниз почти до земли. Правильно я говорю, миссис Кул?
  — Правильно, — согласилась та и язвительно добавила: — Я рада, что вы наконец хоть что-то поняли правильно.
  — Как только мисс Уитсон увидела ваш сигнал, она стала вас обгонять?
  — Стала обгонять и при этом поучать.
  — В это время окно с левой стороны машины было опущено, не так ли?
  — Да.
  — А что вы скажете об окне в машине мисс Уитсон? Подумайте хорошенько, миссис Кул, я не хочу загонять вас в угол. Просто хочу проверить вашу наблюдательность и убедиться, как много вы помните. Итак, скажите, окно с правой стороны в машине мисс Уитсон было открыто или закрыто?
  — Оно было закрыто, — подумав, ответила Берта.
  — Вы уверены?
  — Уверена.
  — Значит, все окна с правой стороны в машине мисс Уитсон были закрыты?
  — Да.
  — Закрыты до конца?
  — Я уже сказала.
  — И что именно вам сказала мисс Уитсон? Какие она употребила выражения?
  — Вам не удастся меня на этом поймать! — с триумфом в голосе воскликнула Берта.
  — Что вы имеете в виду? — удивился Мисгарт.
  — Я имею в виду, что если окна с правой стороны ее машины были полностью закрыты, то я не могла слышать, что она говорила, и вы это знаете не хуже меня. Я видела, как она говорила.
  — Но вы не слышали ее слов?
  — Естественно, нет, раз окна были закрыты.
  — Не слышали ни слова?
  — Нет. Я слышала… нет, я не могу за это поручиться.
  — Тогда откуда вы знаете, что мисс Уитсон, как вы сказали, поучала вас?
  — Я определила это по выражению ее лица.
  — Вы не слышали ни одного слова из того, что она сказала?
  — Нет.
  — Тогда, говоря, что она поучала вас, вы основываетесь на телепатии?
  — Я видела выражение ее лица.
  — Вы умеете определять, о чем думают люди, по выражению их лиц?
  — Да. Когда их губы двигаются.
  Мисгарт немедленно начал беззвучно двигать губами, а потом спросил:
  — Так что же я сейчас вам сказал, миссис Кул?
  — Вы ничего не сказали.
  — Но ведь я двигал губами. Я произнес фразу, совершенно определенную фразу. Я двигал губами, и вы видели выражение моего лица, не так ли? И вы не знаете, о чем я говорил?
  Берта молчала. Подождав несколько секунд, Мисгарт обратился к стенографисту:
  — Запишите, что свидетель или не хочет, или не может ответить на мой вопрос.
  Берта покрылась испариной.
  — Итак, миссис Кул, — продолжал Мисгарт, — внезапно перестроившись из левого ряда в правый прямо перед машиной моей клиентки мисс Уитсон, вы дали сигнал остановки, снизили скорость, вы не знаете насколько, поскольку не помните, остановились вы или все же продолжали двигаться. Затем вы внезапно дали сигнал левого поворота, потом вдруг целую серию сигналов рукой, вследствие чего полностью заблокировали движение машин по правому ряду. Можете вы дать логическое объяснение вашим действиям?
  — Говорю вам, что мне надо было повернуть налево, и я хотела, чтобы машина мисс Уитсон меня обогнала.
  — Вы знали, что не имели права останавливаться на перекрестке, когда было открыто движение машин по бульвару Гарден-Виста?
  — Ну, если вы хотите рассматривать это формально, то да.
  — Значит, вы остановили машину в неположенном месте?
  — Да, так.
  — Вы знали, что не имели права поворачивать налево из крайнего правого ряда?
  — Конечно, знала. Именно поэтому я и хотела, чтобы эта машина меня обошла.
  — Значит, вы дали два сигнала двух незаконных маневров один за другим?
  — Ну да, если вы хотите так это представить.
  — Теперь что касается машины, которую вел мистер Лидфилд. Когда вы увидели ее в первый раз?
  — Прямо перед столкновением.
  — За какое точно время до столкновения?
  — Я не могу сказать точно. За секунду до столкновения, мне кажется.
  — И где она была, когда вы впервые заметили ее?
  — Она как раз начинала левый поворот.
  — И вы знаете, где реально произошло столкновение?
  — Да.
  — Где же?
  — Прямо перед моей машиной. Они меня так заблокировали, что я не могла двинуться ни вперед, ни назад.
  — Совершенно верно. Я не хочу подловить вас, миссис Кул. Я скажу, что осмотр места происшествия показал, что расстояние от того места, где были найдены столкнувшиеся машины, до центра перекрестка составило ровно тридцать один фут. Это расстояние кажется вам примерно правильным?
  — Около того.
  — Это точное расстояние, миссис Кул. Думаю, что противоположная сторона со мной согласится. — Мисгарт посмотрел на Глимсона, и тот ничего не сказал. — Теперь скажите, миссис Кул, когда вы в первый раз увидели машину мистера Лидфилда, он был еще на некотором расстоянии от перекрестка?
  — Ну, он еще не доехал до середины перекрестка.
  — Точно. Итак, машина должна была доехать до середины, сделать поворот на дальней его стороне, затем пройти еще тридцать один фут до столкновения с машиной мисс Уитсон.
  — Полагаю, что так и было.
  — В общей сложности это составляет примерно пятьдесят футов, так?
  — Да, что-то около этого.
  — Значит, вы утверждаете, что машина мистера Лидфилда проехала пятьдесят футов с того момента, как вы ее увидели, до момента столкновения?
  — Я уже сказала, что да.
  — И вы уверенно заявляете, миссис Кул, что увидели ее всего за секунду до столкновения?
  — Правильно.
  — Вам не приходило в голову, миссис Кул, что машина, которая движется со скоростью пятьдесят футов в секунду, будет таким образом иметь скорость три тысячи футов в минуту. А три тысячи футов в минуту — это больше тридцати пяти миль в час.
  Берта только заморгала.
  — Таким образом, по вашим собственным данным — я не хочу вас подловить, но это названные вами же цифры, — мистер Лидфилд проехал этот перекресток со скоростью, превышающей тридцать пять миль в час. Это правильно, миссис Кул?
  — Мне кажется, что он ехал не так быстро.
  — Значит, ваши предыдущие показания неверны. Вы полагаете, что до перекрестка оставалось более пятидесяти футов?
  — Нет, не более.
  — Но, по крайней мере, пятьдесят футов до места аварии?
  — Да.
  — Тогда вы неправильно указываете время. Вы думаете, что прошло больше секунды.
  — Возможно.
  — Но ведь вы совершенно уверенно заявили, что это была всего лишь секунда, миссис Кул. Вы хотите изменить эти показания?
  Лоб Берты покрылся капельками пота. Она только и смогла произнести:
  — Я не знаю, с какой скоростью двигалась машина. Я просто подняла голову, увидела ее, и тут произошло столкновение.
  — О, вы подняли голову и увидели ее!
  — Да.
  — Значит, перед столкновением вы смотрели вниз?
  — Ну, я не знаю, куда я смотрела.
  — Понятно. Вы не знаете, стояла ваша машина или двигалась, смотрели вы вправо или влево…
  — Я смотрела вниз.
  — Значит, вы не смотрели в сторону?
  — Нет.
  — Тогда вы не могли смотреть на Эстер Уитсон.
  — Я смотрела на нее.
  — Подумайте, — сказал Мисгарт.
  Берта молчала.
  — Итак, — победоносно объявил Мисгарт, — я думаю, это все.
  Стенограф закрыл свой блокнот. Эстер Уитсон самодовольно улыбнулась и вышла из комнаты. Усы Мисгарта довольно топорщились.
  Все быстро разошлись, и наконец мы с Бертой остались в офисе одни. Теперь наш офис напоминал ринг после окончания соревнования, когда все участники покинули зал.
  Глава 15
  Берта тщательно прикрыла входную дверь.
  — Черт бы тебя побрал, это ведь ты меня в это втянул, — сердито сказала она. — Почему ты меня не предупредил, что мне предстоит?
  — Я пытался, но ты ответила, что ни один чертов адвокат не сумеет тебя смутить.
  Посмотрев на меня, она молча достала сигарету. Я тоже закурил и устроился в кресле для клиентов.
  — Скажи мне, как вообще можно запомнить все эти мелочи? Никто не может помнить, что он делал несколько дней назад, сколько секунд прошло до катастрофы, и все такое прочее.
  — Меня интересует Эстер Уитсон. Она ехала за тобой восемь или десять кварталов. Если теперь ты вспомнишь…
  В этот момент раздался робкий стук в дверь.
  — Если это Мисгарт, прошу, держи себя в руках, — сказал я.
  Берта как-то беспомощно посмотрела на меня.
  — Если это опять тот чертов адвокат, то… прошу тебя, поговори с ним сам, дружок.
  Я открыл дверь.
  — Могу я войти? — спросил Мисгарт.
  Я пропустил его внутрь и указал на кресло для клиентов.
  — Надеюсь, вы не в обиде на меня? — с улыбкой обратился он к Берте.
  — Нет, мы на вас не в обиде, — ответил я за нее. — Бизнес есть бизнес.
  — Спасибо, мистер Лэм. Я рад, что вы оценили мой подход. Моя клиентка, как всякая женщина, немного импульсивна.
  Берта только глянула на него и продолжала курить, выпуская клубы дыма из ноздрей. Я предложил сигарету Мисгарту, и он тоже закурил.
  — Что, миссис Лидфилд серьезно пострадала? — спросил я.
  Он скорчил гримасу и сказал:
  — Ну, вы знаете, как бывает в подобных случаях. Если она получит компенсацию, то будет бегать как ни в чем не бывало. Если же суд ей откажет, то будет лежать в кровати целый год. Глимсон — опытный адвокат, специалист в делах такого рода.
  — Вас тоже не назовешь неопытным.
  Он ухмыльнулся.
  — О, из всех чертовых… — начала Берта, но я успел ее прервать.
  — Извини, — сказал я, обращаясь к Берте, — если ты собираешься сама этим заняться, то я ухожу, — и направился к двери.
  — Дональд, не уходи.
  Я раздумывал, многозначительно глядя на нее.
  — Я буду молчать, — пообещала Берта.
  Я отпустил ручку двери.
  — Миссис Кул что-то говорила о своей готовности заключить соглашение, чтобы не выступать в качестве свидетеля, — торопливо сказал Мисгарт.
  — Но она уже выступила в качестве свидетеля, — заметил я.
  Порывшись в портфеле, Мисгарт вытащил из него какие-то бумаги и стал внимательно их просматривать.
  — Я думаю, что, возможно, дело удастся замять. Видимо, именно по этой причине Глимсон хотел поскорее получить под присягой ваши показания. Думаю, теперь он хочет заключить компромиссное соглашение.
  — Ну что же, — сказал я, — все, что вы хотите.
  Он с удивлением посмотрел на меня:
  — Вы хотите сказать, что не склонны сейчас заключать соглашение?
  — Не особенно.
  — Почему же, мистер Лэм? Я не хочу затевать спор и полагаю, что мы все можем решить по-деловому и вполне дружески. Но у нас теперь есть доказательства того, что миссис Кул вела себя безответственно. Она остановилась в неположенном месте в неположенное время, давала сигналы противоположного смысла, собиралась сделать два незаконных маневра.
  — А что насчет вашей клиентки? Если бы мистер Лидфилд вел свою машину на большой скорости, то он должен был бы подъехать к перекрестку раньше, чем Эстер Уитсон. Значит, тогда она должна была смотреть за его машиной, — заметил я.
  — Я согласен с вами, что в этом деле есть несколько темных моментов.
  — Однако Глимсона они не смущают.
  Мисгарт вздохнул:
  — Я надеялся, что в ходе разбирательства все прояснится само собой.
  — Сколько хочет Глимсон? — спросил я.
  — Не имею ни малейшего представления.
  Я продолжал курить.
  — Если вы со своей стороны согласны внести какую-то сумму, то и моя клиентка, возможно, тоже будет готова внести свою долю, а между собой мы можем все уладить.
  — Может быть, хватит ходить вокруг да около? — спросил я.
  — В сложившейся ситуации имеются некоторые неприятные аспекты, — ответил Мисгарт.
  — Хорошо. Давайте начну я. Мы дадим вам пятьсот долларов.
  — Пятьсот долларов! Это что, шутка или оскорбление?
  — Вы можете воспринимать это как угодно. Если вы не хотите, то я снимаю свое предложение.
  — Нет-нет. Не спешите, мистер Лэм. В конце концов, мы с вами оба деловые люди и должны уметь держать себя в руках. Не так ли?
  — Не знаю, — сказал я.
  Мисгарт вскочил, заталкивая свои бумаги в портфель.
  — Пожалуйста, не волнуйтесь. Сохраняйте хладнокровие, мистер Лэм. В конце концов, мы деловые люди, — повторил он. — Посмотрим, что мы сумеем сделать. Глимсон и его клиент ждут у лифта. Я сейчас с ними поговорю. — С этими словами Мисгарт направился к двери.
  — Почему же ты не предложил ему пятнадцать сотен? — спросила с удивлением Берта. — Он бы за это ухватился.
  — Поживем — увидим.
  — Все это мне просто отвратительно, — сказала Берта. — Чертовы адвокаты! Ненавижу их наглость. Что за вопросы он мне задавал! Когда на тебя так накидываются, тебе трудно вспомнить, что ты ел на завтрак.
  Я ухмыльнулся.
  — Что ты улыбаешься, как Чеширский кот? Хотела бы я видеть тебя на свидетельском месте и чтобы тебе задавали такие вопросы.
  Зазвонил телефон. Берта взяла трубку и, выслушав первые слова, стала отвечать медовым голосом:
  — О да, мисс Раш. Нет, мы о вас совсем не забыли. Одну минутку, я передам трубку Дональду. Сейчас его позову. Он где-то здесь, в офисе. Не кладите трубку.
  Закрыв рукой микрофон, Берта сказала:
  — Это Джорджия Раш, и черт бы меня побрал, я про нее совсем забыла. Что мы должны были для нее сделать? Ах да, это дело с миссис Крейл. Ты должен поговорить с ней сам, дружок. Ты умеешь вовремя ввернуть что надо. Слава богу, я догадалась сказать, что ты не можешь сразу подойти. Ты пока подумай, а я скажу ей, что ты диктуешь деловые бумаги и ей придется немного подождать.
  — Я поговорю с ней, — сказал я.
  — Тогда придумай что-нибудь хорошее, — велела мне Берта. Потом, отняв руку, она сказала: — Мисс Раш, он диктовал секретарше, но сейчас подойдет. Вот он уже… Что? Что вы сказали? Повторите это, пожалуйста. Говорите медленнее.
  Послушав с полминуты, она произнесла:
  — Вы уверены, что хотите этого? Ну, если вы так к этому относитесь… Бедная девочка, не надо плакать! Послушайте, поговорите с Дональдом. Он здесь. Он хочет с вами поговорить. — Берта снова прикрыла трубку ладонью: — Поговори с ней. Она просто сошла с ума.
  — Мисс Раш, это Лэм, — сказал я в трубку.
  В ответ слова полились с такой скоростью, что я не мог ничего разобрать. Это был настоящий поток почти истерических звуков:
  — Я хочу, чтобы вы все прекратили, мистер Лэм. Остановите расследование. Больше ничего не делайте. Оставим все как есть. Я очень сожалею, что вообще начала это. Я просто не понимала, к чему это может привести, иначе бы никогда с этим не связалась. И не беспокойтесь о двухстах долларах. Оставьте их себе и забудьте об этом деле. Прошу вас только, ни при каких обстоятельствах никогда никому не говорите, что я вас нанимала. И, пожалуйста, пожалуйста, прекратите расследование. Не делайте больше ничего, бросьте все. Оставьте это дело.
  — Могу я поинтересоваться, почему вы пришли к такому решению, мисс Раш?
  — Я не могу вам этого сказать. Не могу сказать ни слова. У меня нет времени обсуждать это. Я не хочу ничего обсуждать! Просто сделайте как я прошу.
  — Возможно, будет лучше, если вы сами придете в офис и подтвердите свои инструкции.
  — Вам не нужны мои подтверждения. Здесь все в порядке. Делайте как я вам говорю. Вам же не требуется моя подпись на заверенном документе, чтобы приостановить работу. Что делается с людьми? Что вы пытаетесь сделать? Просто все бросьте. Я говорю вам, что хочу это остановить. Больше ничего не делайте. Забудьте обо всем. Деньги оставьте себе, но остановитесь.
  Голос ее звучал совсем уже истерически.
  — Мисс Раш, но мы как раз получили действительно важную информацию. Мы наконец добрались…
  — Вот именно этого я и боялась. Именно поэтому я и хочу, чтобы вы все прекратили. Сейчас же остановитесь. Мне больше ничего не нужно. Я… я уезжаю. Меня здесь не будет. Вы меня больше никогда не увидите.
  Я услышал звук захлебывающихся рыданий на другом конце провода, потом трубку внезапно повесили. Я положил трубку на рычаг.
  — Ты понял, в чем дело? — спросила Берта.
  — Насколько я мог что-нибудь понять, она хочет, чтобы мы прекратили расследование, — мрачно сказал я.
  Кровь бросилась Берте в лицо.
  — Черт бы все подрал! Ты думаешь, я не понимаю по-английски? Я знаю, что она сказала. Я спрашиваю тебя, как ты это понимаешь? Иногда ты бываешь просто невыносим…
  Послышался робкий стук в дверь.
  — Это Мисгарт, — сказал я.
  Надев на лицо свою лучшую улыбку, предназначенную для клиентов, Берта сказала:
  — В конце концов, этот сукин сын добывает для нас деньги. Войдите!
  Мисгарт смущенно открыл дверь. По тому, как он вошел в комнату, стало ясно, что он решил придерживаться мирной тактики. Человек неосознанно меняет свою походку в зависимости от намерений. Он чуть ли не на цыпочках подошел к креслу для клиентов.
  — Мистер Лэм, если вы соберете тысячу долларов, то мы сможем заключить соглашение, — сказал он.
  — Вы опоздали ровно на две минуты, — посмотрев на часы, ухмыльнулся я.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я имею в виду, что миссис Кул и я только что получили очень неприятное известие. Очень важное дело, над которым мы работали, было прекращено.
  — Крупное дело?
  — Вначале оно было небольшим, но постепенно обещало стать очень, очень важным. При таких обстоятельствах я не вижу возможности сейчас выложить даже пятьсот долларов, чтобы заключить соглашение. Боюсь, что нам придется дать событиям развиваться своим путем.
  — Но вы не можете так поступить! Вы не можете! Я уже обо всем договорился!
  — Договорились о тысяче долларов? — спросил я.
  — Одну минуту, — сказал он, вскакивая с кресла. — Еще минуту! Одну минутку! — Мисгарт огорченно встал и вышел.
  — Что бы Джорджия Раш ни говорила по телефону, это не должно отразиться на той работе, которую мы выполняем для мистера Крейла, — сказала Берта.
  — Не будем показывать себя ограниченными людьми, особенно имея дело со специалистами по дорожным происшествиям, — ответил я.
  Берта вытаращила на меня глаза и вдруг не выдержала:
  — Все-таки я люблю тебя, маленький негодяй. Просто поражаюсь, как работает этот мыслительный аппарат у тебя в голове. Но ты умеешь так меня разозлить, что я готова убивать тебя по десять раз в день.
  Опять послышался робкий стук Мисгарта, но на этот раз он не стал дожидаться приглашения, а, постучав просто из вежливости, нажал ручку, слегка приоткрыл дверь и протиснулся в образовавшуюся щель, бесшумно закрыв дверь за собой. Он улыбался и кивал, но в глазах его все еще было сомнение.
  — Все в порядке, я обо всем договорился. Примите мои поздравления. Вы выработали очень удачное соглашение. Вы спасли себя от очень ненадежного положения. Все в порядке. Остановились на пятистах долларах. Я объяснил обеим сторонам, что деньги будут уплачены немедленно и наличными.
  — Миссис Кул должна получить отказ от претензий, подписанный мистером Лидфилдом, миссис Лидфилд и Эстер Уитсон.
  — Она его получит. Я взял на себя смелость попросить вашу секретаршу напечатать документ от имени Эстер Уитсон, миссис Кул. Что касается мистера Глимсона, то у него этот документ был при себе, уже подписанный миссис Лидфилд и мистером Лидфилдом.
  — Когда он успел получить подпись миссис Лидфилд? — с подозрением спросила Берта.
  — У Глимсона при себе был уже подписанный отказ. Условия, естественно, не были указаны.
  Оттолкнув от себя кресло, Берта встала:
  — Вы хотите сказать, что этот сукин сын пришел сюда и устроил весь этот спектакль с единственной целью — шантажировать меня и заставить подписать это соглашение? Вы хотите сказать, что в его портфеле все это время уже лежал подписанный заранее отказ от претензий?
  Мисгарт поднял пухлую ручку:
  — Одну минутку, миссис Кул. Одну минутку! Пожалуйста, успокойтесь. Прошу вас, не волнуйтесь так. Это совсем не такая уж необычная ситуация. Адвокат получает от клиента письменное распоряжение выработать соглашение. Затем, если клиент подписал отказ от обвинения, адвокат может позволить себе некоторую свободу действий. Таким образом, когда обе стороны собираются вместе и готовы обсуждать соглашение, оно достигается быстро и без всяких задержек, которые в некоторых случаях приводят к осложнениям. Уверяю вас, миссис Кул, ничего необычного в том, что он заранее подписал документ, нет. Скажу больше, я и сам это сделал.
  — Берта, выпиши чек на имя Джона Карвера Мисгарта, адвоката Эстер Уитсон, и на адвокатскую контору «Косгейт и Глимсон», адвокатов мистера и миссис Ролланд Лидфилд, на общую сумму в пять сотен долларов.
  — О чем это ты, черт возьми, говоришь? Я выпишу чек Лидфилдам и Эстер Уитсон, но передам его только после того, как получу документы, и ни минутой раньше!
  Мисгарт кашлянул.
  — Берта, здесь нет никакого обмана. Ты имеешь дело со специалистами по дорожному праву.
  — Что, черт возьми, ты хочешь сказать?
  — Это дело профессиональной этики — выписать чек адвокату, а не клиенту.
  — В таком случае что защитит мои права?
  — Отказ, подписанный клиентом, — ответил Мисгарт, благодарно улыбаясь мне. — У вас будет подписанный клиентом документ, вполне достаточный по форме, который оградит вас от любого рода притязаний от сотворения мира и до настоящего момента.
  — От сотворения мира? — удивилась Берта.
  Лысина Мисгарта отразила яркий свет, когда он наклонил голову в знак согласия:
  — Юридическая формулировка, миссис Кул, мера предосторожности.
  — Вы так добры, — не удержалась от сарказма Берта. — Пятьдесят тысяч лет было бы вполне достаточно.
  — «От сотворения мира» — это просто юридическая формулировка, миссис Кул. Очевидно, мистер Лэм знаком с этой процедурой, и мне кажется, он мог бы убедить вас в том, что это обычная форма, и для вас будет только лучше, если вы будете находиться под ее защитой.
  — О боже, — сказала Берта с отвращением, — я что, должна вписать все это в чек?
  — Элси может напечатать, — вмешался я. — Дай мне чек, и я попрошу ее его заполнить.
  — Я не дам чека, пока не получу документов.
  Мисгарт опять кашлянул.
  Я пояснил:
  — Банк расположен на первом этаже нашего здания. Время его работы уже кончилось, но мы можем войти через заднюю дверь, и они выдадут наличными по чеку, выданному по такому соглашению. Вы с Глимсоном можете спуститься в банк вместе со мной. Как только кассир передаст деньги через окошечко, вы и Глимсон передадите мне прямо в руки подписанные документы.
  Мисгарт энергично затряс головой:
  — Мы с вами деловые люди, мистер Лэм. Это просто прекрасно.
  Выдернув ящик стола, Берта вынула из него чековую книжку, оторвала чек и сунула мне в руку.
  — Дональд, — сказала она, — если ты меня любишь, забери этих чертовых адвокатов из моего кабинета.
  Повернувшись, Мисгарт начал говорить что-то примирительное, но я взял его под руку и осторожно вывел из кабинета. Элси Бранд пришлось напечатать на чеке весь текст очень убористо, но она с этим справилась.
  — Подождите здесь, я пойду подпишу у нее чек, потом спустимся вместе вниз, — сказал я Мисгарту. — Кроме того, есть кое-что еще, что мы хотим получить, заключая соглашение.
  — Что же еще?
  — Эстер Уитсон потрудилась записать имена и номера машин свидетелей во время этого происшествия, и мне кажется, что мистер Лидфилд провел свое небольшое расследование. Мой партнер отнесся к этому с подозрением. Она хочет иметь все данные, которые есть у обеих сторон, имена свидетелей и номера их машин.
  — Да, конечно, — ответил Мисгарт, согласно кивая. — Я могу ее понять. Она смешивает мое профессиональное отношение к делу и личное отношение. Она получит эту информацию, Лэм. Мы ничего от нее не скроем. Действительно ничего!
  Взяв чек, я положил его на стол Берте. Она подозрительно посмотрела на меня и сказала:
  — Когда все эти проклятые адвокаты начинают тут темнить и самодовольно улыбаться друг другу, ты, черт тебя возьми, присоединяешься к их мнению и так же темнишь и ухмыляешься, как все они. Не знаю, в чем тут дело. Наверное, это твое юридическое образование.
  Схватив ручку, она поставила свою подпись с такой силой, что едва не порвала бумагу. Я вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
  Около лифта стояла небольшая группа людей. Ко мне подошел Лидфилд и неуверенно протянул руку:
  — До сих пор у меня не было случая познакомиться с вами, мистер Лэм. Я рад, что мы утрясли это дело. Довольно противный случай…
  — Надеюсь, что ваша жена поправится, — сказал я.
  На его лице появилось выражение невыразимой печали.
  — Я тоже надеюсь. Бедная девочка!
  Все вместе мы спустились в банк, и тут я заявил:
  — Одну минутку, господа. Если вы помните, мы договорились, что, прежде чем вам будут переданы деньги, вы должны передать мне полный список свидетелей.
  — Мисс Уитсон, — обратился к ней Мисгарт, — такова была наша договоренность. Надеюсь, ваша записная книжка у вас с собой?
  Вытащив из кармана свой блокнот, Эстер Уитсон сказала:
  — Вы можете переписать его или…
  — Лучше дайте мне странички из вашей книжки — они ведь легко вынимаются.
  Эстер Уитсон выдернула нужные страницы и передала их мне:
  — Это все?
  — Все.
  — А теперь, — сказал Глимсон, — есть еще часть, которую должна заплатить мисс Уитсон, и…
  — Мы уладим это между нами, — торопливо вмешался Мисгарт. — Банк, в котором лежат деньги мисс Уитсон, находится в пяти кварталах отсюда, и если мы поспешим, то успеем войти через заднюю дверь. Они очень хорошо знают мисс Уитсон и…
  — Дайте мне список ваших свидетелей, — сказал Глимсон, обращаясь к Лидфилду.
  — Я записал только номера машин, стоящих вокруг, которые я мог разглядеть, — извиняющимся тоном сказал Лидфилд.
  — Конечно, когда ваш клиент передал вам список номеров машин, вы легко определили по ним фамилии владельцев, — сказал я Глимсону.
  С тяжелым вздохом он открыл свой портфель, вытащил напечатанный на машинке список и молча протянул его мне. Кассир вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Они схватили деньги и бросились к двери банка, торопясь попасть в банк Эстер Уитсон.
  Глава 16
  Зайдя в телефонную будку, я позвонил в офис. Трубку сняла Элси Бранд.
  — Привет, Элси. Как там ее давление? — спросил я.
  — Очень высокое.
  — Хорошо. Мне тут надо немного подумать. Если давление в офисе поднимется еще выше, я лучше уйду и посижу в машине, чтобы кое-что обдумать.
  — Лично я рекомендую машину, — сказала Элси. — Свежий воздух пойдет тебе на пользу. Здесь все еще обсуждается вопрос, где ты был прошлой ночью.
  — Спасибо, понял. Будь хорошей девочкой.
  — Это звучит почти как приказ, — сказала она и повесила трубку, прежде чем я успел спросить ее, что это за нападки.
  Подойдя к стоянке, я залез в машину и стал перелистывать странички из записной книжки Эстер Уитсон. Имени миссис Крейл там не оказалось. Не было и имен Руфуса Стенберри и Боскович. Отсутствовала целая страница записей, хотя там были записаны имена и номера машин полудюжины неизвестных лиц.
  Отложив странички в сторону, я начал просматривать список, полученный от Лидфилда. В нем были только номера машин, однако в машинописной страничке, которую дал мне Глимсон, номера машин стояли рядом с фамилиями владельцев. Здесь был номер машины Берты Кул, ее имя и адрес; номер машины, принадлежащей миссис Эллери Крейл, проживающей на бульваре Скарабиа, 1013; «Паккард»-седан, зарегистрированный на имя Руфуса Стенберри, Фулроз-авеню, 3271; там же были записаны три-четыре номера машин, которые совпадали со списком Эстер Уитсон, и пара номеров, которых не было в ее списке. И наконец, номер машины и запись: «Мисс Джорджия Раш, Вест-Орлеан-авеню, 207».
  Сложив лист, я сунул его в бумажник, дошел до телефонной будки и набрал номер компании «Жалюзи Крейла», попросив к телефону мисс Джорджию Раш.
  — Кто ее спрашивает? Вы должны назвать себя.
  — Скажите ей, что с ней хочет поговорить Дональд.
  — Одну минуту.
  Я услышал щелчок соединения, отдаленное эхо голосов, после чего профессионально вежливый голос телефонистки ответил, что она ушла сегодня домой пораньше. Я взглянул на часы. Было четыре тридцать пять. Поблагодарив, я повесил трубку.
  Я попытался дозвониться Джорджии Раш по телефону, который она оставила, когда пришла нанимать нас на работу, но никто не отвечал.
  Я сел в машину и стал прогревать мотор, перебирая в уме времена и места и выстраивая логическую цепочку событий. Потом я направился в компанию «Жалюзи Крейла».
  Это оказалось довольно большое трехэтажное кирпичное здание в конце торгового квартала. Над входом висела старая закопченная вывеска с позолоченными буквами: «Жалюзи Крейла».
  Машину я оставил недалеко от входа. Это было время конца смены, и рабочие шли из проходной густым потоком: пожилые мужчины, несущие с собой коробки для завтрака, хорошенькие девушки, спешившие с юношеской жизнерадостностью и весело щебетавшие, спускаясь по лестнице.
  Я вошел в здание и подергал внутреннюю дверь, но она была заперта на пружинный замок. Пришлось ждать, пока одна из девушек, торопясь догнать своих подруг, не оставила ее открытой нараспашку. Она едва заметила меня, а я перехватил дверь и не дал ей захлопнуться.
  Внутри была табличка: «Офисы наверху». Я поднялся по лестнице в маленькую приемную, где находились стойка и несколько стульев. Над стеклянной дверью висела надпись: «Справочная». Дверь открывалась и закрывалась, так что человек, стоящий по другую сторону стойки, не мог слышать конфиденциальных разговоров по внутреннему телефону. За стойкой никого не было. Поэтому я прошел за перегородку, нашел одну из штучек, которые открываются при помощи электромагнита изнутри или нажатием на определенное место, нажал где следовало, открыл дверь и вошел.
  За дверью оказался длинный коридор с выходящими в него стеклянными дверями, на которых были таблички с золотыми буквами: «Менеджер по продаже», «Управляющий по кредитам», «Бухгалтерия». В коридоре не раздавалось ни звука, только отголоски происходящего на нижнем этаже: шаги, хлопанье дверей, звук голосов. Второй этаж хранил тишину, похожую на ту, что наступает в зале суда, когда обвиняемого приговорили к смертной казни, а судья уже собрал свои бумаги и отправился играть в гольф.
  Я открыл дверь с надписью: «Президент». За столом сидел Эллери Крейл, опустив голову на грудь. Он так крепко сцепил свои большие руки, что лучи вечернего солнца, проникавшие в комнату через широкое окно, просвечивали насквозь кожу на костяшках пальцев.
  Он даже не услышал, как открылась дверь, и не поднял головы. Лицо его потемнело от терзавших его мыслей. Он сидел неподвижно, будто его кто-то загипнотизировал.
  Я прошел по толстому ковру к письменному столу, и только когда я сел в кресло, он увидел меня и поднял голову с выражением досады. Потом он узнал меня и внезапно раздраженно произнес:
  — Вы?
  Я кивнул.
  — Как вы сюда попали?
  — Просто вошел.
  — Эта дверь должна была быть заперта.
  — Давайте попытаемся связаться с Джорджией Раш, — сказал я.
  — Ее здесь нет. Она сегодня ушла домой пораньше.
  — Она приняла порошок, — сказал я.
  Понадобилось несколько мгновений, прежде чем смысл моих слов дошел до него. Тогда он закричал:
  — Порошок! Боже мой, Лэм, только не это!
  — Извините, я использовал жаргонное выражение.
  — Боже мой, я думал, вы имеете в виду…
  — Что?
  — Я не понял, что вы имели в виду.
  — Яд?
  — Возможно.
  — Нам надо с ней поговорить. Если вы не знаете ее адреса, то я вам его дам: 207, Вест-Орлеан-авеню. Моя машина внизу.
  Секунду он продолжал рассматривать меня тяжелым, изучающим взглядом:
  — Как много вам известно?
  — Достаточно, так что вы можете ничего мне не говорить, если не хотите.
  Не произнеся больше ни слова, он оттолкнул кресло.
  — Ну, ладно, поехали.
  Мы спустились по широкой лестнице и вышли через запертую дверь. Ночной сторож уже приступил к работе и машинально попрощался:
  — Доброй ночи, мистер Крейл!
  — Доброй ночи, Том.
  Дверь за нами закрылась, и замок защелкнулся. Я ткнул большим пальцем в сторону машины агентства. Я обошел машину и сел за руль. Крейл уселся впереди рядом со мной. Хотя в это время дня движение уже было достаточно оживленным, мы доехали до дома 207 по Вест-Орлеан-авеню меньше чем за десять минут. Это был старомодный многоквартирный дом с лепниной на фасаде. Узкие окна могли рассказать свою собственную историю о недостатке света и воздуха в квартирах. Достаточно было одного взгляда на этот дом, чтобы ощутить гнетущую атмосферу, запах застарелой пищи и газовую вонь из-за утечек в обогревателях.
  Я пропустил Крейла вперед. Он вошел в подъезд, нашел кнопку, против которой была приколота картонная карточка с надписью старинными буквами: «Джорджия Раш». Он нажал несколько раз, но ничего не произошло. У меня была отмычка, которая должна была подойти к двери, но я не хотел пока ею действовать. Я нажал на две-три случайно выбранные кнопки, и через минуту раздался отчетливый щелчок. Это означало, что кто-то у себя в квартире нажал кнопку, которая контролировала электрический замок. Я толкнул дверь, и мы вошли.
  На почтовом ящике Джорджии Раш стоял номер квартиры 243. В глубине коридора мог быть лифт, но мы не стали его ждать. Я перепрыгивал через две ступеньки, Крейл тяжело шел позади меня.
  Когда мы постучали в квартиру 243, никто не ответил. Посмотрев на Крейла, я увидел, что лицо у него вытянулось и было измученным. Даже при слабом освещении душного, непроветренного коридора мне была видна нездоровая бледность его лица, глубокие морщины, которые шли от крыльев носа к углам его рта.
  Я не видел причин слишком церемониться с ним. Вытащив кожаный футляр с ключами, я открыл «молнию» и вытащил связку отмычек. Первая сразу же подошла, дверь распахнулась, и мы вошли.
  Квартира была расположена в северной части здания. В маленькой комнате было два узких окна, через которые почти не проникал воздух. Для вентиляции служила только расположенная над входной дверью фрамуга. В квартире горел свет, и яркая лампа хорошо освещала все вокруг. Это была обычная однокомнатная квартира с убирающейся в стену складной кроватью за серой дверью с непрозрачным стеклом. Большое мягкое кресло знавало лучшие времена, его обивка была потерта. Диван, видимо, перебивали несколько раз, и было бы неплохо сделать это снова. Ковер на полу был истерт до такой степени, что от ножек стола остались дырки, а две глубокие вмятины указывали, куда приходились ножки кровати, когда ее опускали на ночь. Ящик небольшого письменного столика, который оказывался ночью возле кровати, был выдвинут. В середине комнаты стоял сосновый стол, выкрашенный морилкой под красное дерево. На нем лежало несколько журналов.
  На кресле лежали женская шляпка и пальто. Дверь того, что когда-то было стенным шкафом, была широко распахнута, и за ней виднелись раковина, двухконфорочная газовая плита, маленький холодильник и полка с несколькими тарелками и стаканами. Дверь, на которой было укреплено большое зеркало, совершенно очевидно вела в ванную. На одном из стульев стоял наполовину уложенный чемодан. Крышка его была открыта, и виднелись предметы женского туалета.
  — Она еще не уехала, — с облегчением выдохнул Крейл.
  Оглядев комнату, я выключил свет. Сразу все стало хмурым и гнетущим. Дневной свет, проходя через окно, рассеивался, придавая всему какой-то нереальный вид. Я сразу заметил тонкую полоску света, падающую из-под двери ванной.
  — Господи боже мой, Лэм, включите свет! — воскликнул Крейл. Я щелкнул выключателем. — Она, наверное, ушла за покупками. Видите, она собирает чемодан. Я думаю, мы…
  — Что же нам делать?
  — Ждать.
  — Хорошо, садитесь, — сказал я.
  Крейл сел в горбатое кресло и постарался устроиться поудобнее. Я же подошел к столику, который должен был стоять в изголовье кровати, и заглянул в открытый ящик.
  В ящике лежала маленькая бутылочка с отвинченной крышкой. Она была пуста. На ярлычке было написано: «Люминал». Подумав немного, я посмотрел на свои часы и спросил Крейла, в котором часу точно она покинула офис.
  — Примерно в четыре десять. Она сказала, что плохо себя чувствует и хочет уйти домой. Я ей разрешил.
  — Вы не заметили ничего странного?
  — В чем?
  — В том, как она с вами попрощалась.
  Он посмотрел на меня измученными глазами и медленно кивнул. Я не стал спрашивать его, что это было, но он сам все выложил:
  — Да, было что-то необычное в том, как она это сказала. Что-то прощальное. Полагаю, она прочла мои мысли.
  Я посмотрел на часы. Было пять пятнадцать. Я сел в кресло напротив Крейла, вынул пачку сигарет и предложил ему. Он покачал головой.
  Я курил, а Крейл молча наблюдал за мной. Стоваттная лампа под потолком высветила мельчайшие капельки пота у него на лбу.
  — Откуда вы узнали, что она собирается уехать? — спросил Крейл.
  — А как вы узнали, что ваша жена ехала в машине за Руфусом Стенберри?
  — Она сказала мне сама, — ответил он после некоторого колебания.
  Я ухмыльнулся.
  — Вы мне не верите? — покраснел он.
  — Нет.
  Он сжал губы.
  — Я не привык к тому, чтобы мои слова подвергались сомнению.
  — Я знаю, — сказал я сочувственно. — Ложь вам дается с трудом. Это Джорджия ехала в своей машине или вы одолжили ее?
  Он не мог спрятать испуг, мелькнувший в его глазах. Я уселся поудобнее и продолжал курить.
  — Откуда вы взяли, что машина Джорджии была там?
  — Одна женщина из тех, кто попал в эту аварию, записала номера всех машин.
  — Должно быть, она неправильно записала номер.
  Я улыбнулся и промолчал.
  — Хорошо, — выпалил Крейл, — я одолжил ее машину. Она ничего об этом не знала. Я хочу сказать, не знала о том, для чего она была мне нужна. Черт бы все побрал, Лэм, я был такой скотиной, что следил за своей женой. Я хотел знать… я думал, что у нее свидание с кем-то. И я хотел выяснить… вы знаете… насчет этого «Стенберри-Билдинг».
  — Я знаю.
  Он замолчал.
  — Когда вы поняли, что у вашей жены неприятности, то решили, что, как бы там ни было, вы будете на ее стороне. Но вы узнали, что Эстер Уитсон записала ее имя и адрес, а также номер ее машины в связи с той автомобильной аварией, и решили все утрясти.
  Он опять ничего мне не ответил.
  — Жизнь — это странная штука, в ней множество всяких явлений. Часто бывает трудно что-то сделать, не обидев кого-нибудь.
  Я видел, что он пытается заглянуть мне в глаза, но специально не поворачивался к нему и говорил холодно, безучастно:
  — Почти всегда в сердечных делах получается так, что мы причиняем кому-то боль, хотим мы того или нет. Часто мы раним нескольких людей. Но когда вы выбираете того, кого не хотите обижать, вы иногда как бы под гипнозом выбираете того, кто не хочет быть обиженным. Вам понятно, о чем я говорю?
  — Не вижу, какое отношение это имеет ко мне.
  — Часто женщина, по-настоящему любящая вас, остается в тени, и вы порой не осознаете глубину причиненной ей обиды. С другой стороны, есть множество женщин, которые умеют прямо сказать: «Я не хочу, чтобы меня обижали».
  — О чем, черт возьми, вы говорите?
  — О вашей жене.
  Секунд десять мы молчали, потом он вскочил и воскликнул:
  — Боже мой! Мне следовало вас ударить!
  — Не делайте этого. Лучше загляните в ванную.
  Он в три прыжка достиг двери ванной и распахнул ее. Джорджия Раш, полностью одетая, лежала в ванне. Лицо ее было мертвенно-бледным, рот приоткрыт.
  Я бросился к телефону, набрал номер управления полиции и попросил соединить меня с Фрэнком Селлерсом из отдела по расследованию убийств. Через несколько секунд Селлерс уже был на проводе.
  — Фрэнк, это Дональд Лэм. Пошли «Скорую помощь» по адресу Вест-Орлеан-авеню, 207. Квартира 243. Хозяйка пыталась покончить с собой. Приняла большую дозу люминала. С того момента прошло не более сорока пяти минут, и промывание желудка, и стимулирующее для сердца еще могут ее спасти.
  — Как ее зовут?
  — Джорджия Раш.
  — Почему я должен этим заниматься?
  — Здесь находится Эллери Крейл, и он может кое-что тебе рассказать, если ты с ним поговоришь.
  — Я понял.
  — И пошли одного из твоих людей задержать Фрэнка Л. Глимсона из фирмы «Косгейт и Глимсон». Они адвокаты. Скажи ему, что Ирма Бегли, которая выступала истцом по делу против Филиппа Каллингдона, призналась в мошенничестве и сделала заявление, которое уличает фирму «Косгейт и Глимсон». Спроси их, не желают ли они сделать заявление. И не разрешай им звонить по телефону.
  — Эта Джорджия Раш, — спросил Селлерс, — она будет говорить?
  — Нет, тот, кто тебе нужен, — это Эллери Крейл.
  Крейл, выходивший в этот момент из ванной, удивленно спросил:
  — В чем дело? Кто назвал мое имя?
  — Я пытался заказать сюда горячий кофе. Нам стоило бы вытащить ее из ванны и попробовать обтереть холодной водой.
  Мы с Крейлом вытащили Джорджию.
  — Она отравилась, — сказал Крейл. — Что же нам делать?
  — Положить ей на грудь и на лоб холодное мокрое полотенце. Я заказал кофе, но что-то его не несут. Пойду спущусь и принесу черный кофе сам.
  В отчаянии оглянувшись вокруг, Крейл предложил:
  — Мы могли бы сварить кофе здесь.
  — У нас нет времени. Здесь рядом есть ресторан, — сказал я и вышел, оставив в комнате Крейла с Джорджией Раш.
  Глава 17
  Я ехал с такой скоростью, что вполне мог схватить штраф за превышение. Было бы хорошо оставить машину где-нибудь в двух кварталах от дома, где жила Билли Прю, но у меня уже не было на это времени. Я подъехал прямо к дому, поставил машину перед входом, взбежал по ступенькам и позвонил.
  У меня был один шанс из десяти, если не один из сотни. Если она дома, то должна в этот момент укладываться, но… Я опять позвонил — ничего. Кругом все было тихо.
  Я вынул отмычки и попробовал замок, но отмычки не подошли. Подошел ключ от моей собственной квартиры. Но прежде чем я успел его вытащить, дверь распахнулась, и Билли, стоя на пороге, саркастически произнесла:
  — Чувствуйте себя как дома! Входите. О, это ты!
  — Почему ты не отвечала на стук в дверь?
  Она поднесла руку к горлу:
  — Ты меня испугал до полусмерти своим стуком.
  — Что-то не похоже.
  — Почему ты не сказал, кто стучит?
  — Каким образом?
  — Мог бы крикнуть через дверь.
  Я осторожно прикрыл за собой дверь и убедился в том, что замок захлопнулся.
  — Вот было бы мило, если бы я, стоя там, в коридоре, начал бы вопить: «Эй, Билли, это Дональд Лэм, частный детектив. Открой! У меня к тебе дело!»
  — Да, так у тебя ко мне дело?
  Я осмотрелся. Дверь в спальню была открыта, на кровати лежали сложенные стопками вещи. На полу стояли два больших чемодана и сундук, а также несколько шляпных коробок.
  — Куда-то уезжаешь? — спросил я.
  — Ты же не ждешь, что я останусь здесь?
  — Нет, если можешь найти другую квартиру.
  — Я нашла другую квартиру.
  — Где?
  — Буду жить с подругой.
  — Сядь на минутку. Нам надо поговорить.
  — Дональд, я хочу отсюда убраться. Здесь мне все действует на нервы и… и я боюсь!
  — Чего ты боишься?
  — Ничего, — ответила она и отвела глаза.
  — Необычайно логично.
  — Заткнись! Какая может быть логика, если мне страшно.
  — Может быть, она и не нужна.
  Я сел в удобное кресло, закурил и сказал:
  — А теперь давай порассуждаем.
  — О чем?
  — Об убийстве.
  — Мы непременно должны это обсуждать?
  — Да.
  — И что же?
  — Ты абсолютно уверена, что часы Стенберри шли на час вперед, когда ты его оставила в ванной?
  — Да.
  — И ты поставила их на час назад, когда вернулась?
  — Да.
  — Уверена, что раньше ты не могла их перевести на час назад?
  — Я должна была так сделать, но не сделала, и это меня беспокоило.
  — Хорошо. Давай поработаем мозгами. Два человека имели дело с этими часами, и одной из них была ты. Теперь скажи: кто знал об этом плане перевести часы вперед?
  — Только Питтман Римли и я.
  — И этот парень в мужском туалете.
  — Да, я о нем забыла.
  Я встал и начал ходить по комнате из угла в угол. Она спокойно наблюдала за мной. Я подошел к окну и стал смотреть на улицу.
  — На что ты там смотришь?
  — Машина агентства припаркована прямо у входа в дом.
  — Ну и что? — Она подошла и встала рядом со мной.
  — Вчера кто-то положил орудие убийства в мою машину. Я не знаю, когда это было сделано, поэтому мне пришлось сначала заняться вопросом «почему», и это может дать мне ключ к разгадке «когда».
  — Что ты имеешь в виду, говоря «почему»? Думаешь, кто-то хотел тебя подставить?
  — Либо хотел подставить, либо нет.
  — Но это ведь элементарно!
  — Мы и должны начать с элементарных фактов. Есть какое-то объяснение всему, настолько простое, что я его просмотрел.
  — Какое?
  — Или кто-то положил орудие убийства в мою машину, желая меня подставить, или просто случайно. Естественно, я исходил из предположения, что кто бы его ни положил в машину, но он хотел меня подставить. Теперь же я начинаю думать, что есть и более простое объяснение.
  — Какое?
  — Давай сделаем еще одно предположение. Кто бы это ни сделал, он или знал, что это именно моя машина, или не знал.
  — Господи боже мой, Дональд, ты же не считаешь, что кто-то мог это сделать случайно.
  — Не случайно.
  — Я что-то тебя не понимаю. Ты сам себе противоречишь.
  — Нет, есть еще одно объяснение случившемуся.
  — Какое же?
  — Оружие было положено в мою машину, потому что это оказалось самое удобное место, чтобы спрятать эту штуку.
  — Ох! — сказала она, когда смысл моих слов дошел до нее.
  — Поэтому я стал вспоминать, где же находилась моя машина в это время. Где она стояла вскоре после убийства, так что убийца посчитал ее самым удобным местом, чтобы избавиться от оружия.
  — Дональд, в этом что-то есть!
  — Как насчет Питтмана Римли? Ты ему доверяешь?
  — До сих пор он всегда был честен, по крайней мере со мной.
  — Есть два человека, которые знают о часах: Римли и человек из туалета. Тогда должен быть еще один, третий, кто знал об этом.
  — Кто же?
  — Миссис Крейл. Думаю, что Стенберри мог сказать ей что-то насчет времени. Это логично, не правда ли?
  — Стало казаться логичным, когда ты все объяснил.
  — И мне непонятно, почему ручка топорика была отпилена. Ты пользуешься пилой для мяса?
  — Ну конечно.
  — У тебя есть на кухне такая пила?
  — Полагаю, что да.
  — Принеси ее, давай на нее посмотрим.
  Она секунду с сомнением смотрела на меня, потом направилась в свою маленькую кухоньку. Я пошел за ней. Пила для мяса лежала под раковиной. Она протянула мне ее. Лезвие было чем-то измазано, между ручкой и металлом были комочки грязи.
  — Это все объясняет.
  — Что это объясняет?
  — Это окончательно решает исход дела.
  — Не вижу, каким образом.
  — У тебя имеется ручной топорик, не правда ли? Тот, кто это сделал, не ожидал найти Стенберри без сознания. Когда она увидела, что он без сознания, и нашла топорик — да, так все и произошло.
  — Она?
  — Да. Это была женщина.
  Я внимательно посмотрел на нее:
  — Она не хотела оставлять орудие убийства на месте преступления. И она могла его вынести только одним способом — в своей сумочке. Вот поэтому-то она и отпилила ручку, чтобы топорик поместился в сумочке.
  — Дональд!
  Я повернулся к окну и стал смотреть на улицу. Несколько секунд в квартире царила тишина. Потом я повторил:
  — Я все еще тешу себя надеждой, что орудие убийства положили мне в машину лишь потому, что это было самое удобное место, чтобы его спрятать. Итак, если мы собираемся работать над этой гипотезой, перед нами неожиданно предстают… — Я внезапно замолчал.
  — Что случилось? — спросила она.
  — Видишь ту машину? Это полиция. Видишь этот красный сигнал?
  Мы увидели, как из машины вылез сержант Фрэнк Селлерс, обошел вокруг, галантно открыл дверцу с правой стороны и подал кому-то руку. Берта Кул оперлась о руку Селлерса и вылезла из машины почти так же изящно, как мешок сахара падает с верхней полки в кладовке.
  — Быстро! — сказал я. — Убирайся отсюда и… Нет, уже слишком поздно.
  Берта уже заметила машину агентства. Я увидел, как она тронула Селлерса за плечо и указала на нее. Тот подошел и взглянул на номер. Они обсудили что-то между собой и двинулись к подъезду дома. Вскоре раздался звонок в квартиру.
  — Что мне делать? — спросила Билли.
  Она смотрела на меня полными ужаса глазами.
  — Сядь в кресло и не двигайся. Что бы ни случилось, не издавай ни звука. Ты обещаешь?
  — Если ты так хочешь.
  — Запомни: что бы ни случилось! Поняла?
  — Да. Все, что ты скажешь, Дональд.
  Звонок больше не звонил. Я открыл дверь в коридор и убедился, что звонок работает.
  — Что бы ни произошло, не издавай ни звука! Поняла?
  Я прикрыл дверь и опустился на четвереньки, приложив ухо к полу. Вскоре я услышал чьи-то тяжелые шаги по коридору. Когда я слегка переменил положение, шагов уже не было слышно. Я встал на одно колено, вытащил из кармана связку отмычек и стал ковырять одной из них в замке. Шаги послышались снова. Когда я поднял голову с видом человека, которого застали на месте преступления, надо мной стоял сержант Селлерс.
  — Что, подбираешь ключ к гнездышку?
  Я попытался засунуть связку в карман, но он схватил меня за запястье одной рукой.
  — Так-так, — сказал он, другой рукой выдергивая у меня из кулака всю связку. — Итак, ваше агентство развлекается с отмычками, не так ли, Берта?
  — Черт бы тебя побрал, Дональд. Я давно говорила тебе, чтобы ты от них избавился. От них могут быть только неприятности.
  Я промолчал.
  — Ну, что ты тут делал? — спросил Селлерс.
  — Хотел войти внутрь и осмотреть квартиру.
  — Как давно ты здесь толчешься?
  — Не знаю, четыре или пять минут.
  — Так долго?
  — Позвонил несколько раз в дверь, чтобы убедиться, что там никого нет, потом прошел через входную дверь.
  — И что потом?
  — Потом поднялся сюда и постучал. Некоторое время прислушивался. Не хотел входить, пока не убедился, что там никого нет.
  — А там действительно пусто?
  — Да. Мне кажется, она выехала.
  — Тогда зачем тебе нужно было туда попасть?
  — Мне надо было кое-что проверить в ванной.
  — Зачем?
  — Хотел посмотреть, как должны стоять люди, чтобы вытащить тело из ванны. Это должны были делать двое мужчин.
  — Не глупи, — прервал меня Селлерс. — Я уже раскрыл это дело.
  — Раскрыли?
  — Да. Мне нужна эта девица.
  — Зачем?
  — Я идентифицировал ручку от топора. Она купила его в хозяйственном магазине в трех кварталах отсюда.
  Я постарался, чтобы в моем голосе не прозвучала тревога:
  — Она, видимо, сейчас на работе, во «Встречах у Римли». Ты не поехал по срочному вызову со «Скорой помощью»?
  — Думаю, это было сделано, чтобы ввести нас в заблуждение, Дональд. Мне нужна эта девица — Прю!
  — Но ты послал кого-то по тому адресу на Вест-Орлеан-авеню?
  — Конечно.
  — И они не позволят Крейлу уйти?
  — Нет, дорогой. И тебе тоже не уйти от ответа. Поехали. Нам пора.
  — А я не получу обратно мои ключи?
  — Ишь чего захотел!
  — Забери эту гадость и немедленно выброси, — сердито сказала Берта. — Я же предупреждала тебя, негодник!
  — Ладно, пошли, — сказал Селлерс.
  Я молча пошел за ними на улицу и предложил:
  — Я возьму машину агентства…
  — Черта с два ты возьмешь! Парень, ты останешься здесь, пока я не надену браслеты на ручки этой девицы. И даже не пытайся предупредить ее по телефону!
  — Надеть на нее наручники!
  — Конечно, а ты как думал?
  — Не дай ему себя провести, — сказала Берта. — Он все знает. Он умен как черт! Он обязательно предупредит ее. Боже мой, как он падок на женщин! В этом все его несчастье.
  — Послушай, Дональд, это ведь она убила. Не впутывайся.
  Я посмотрел на Селлерса и рассмеялся:
  — Любой мог взять этот топорик.
  — Я собрал на нее компромат. Она сняла квартиру под вымышленным именем в «Фулроз-Эпартментс». В течение месяца, что она за ней числилась, девица ни разу не появилась там, когда Руфус Стенберри был в своей квартире. Она обыскала его квартиру. В день убийства, сразу после того, как Стенберри ударили по голове, она появилась в доме и побывала в его квартире. Она проделала хорошую работу — обчистила его сейф.
  — Откуда тебе это известно?
  — Арчи Стенберри рассказал мне о том, что пропало из сейфа.
  — Но откуда известно, что это сделала именно она?
  Он засмеялся и ответил:
  — Она проявила изрядную хитрость, когда была в квартире Стенберри. Она не оставила там отпечатков пальцев. Но хитрость ей изменила, когда она бывала в своей квартире, снятой под вымышленным именем. В любом случае это ей бы не помогло. Она не могла прожить в этой квартире целый месяц и не оставить отпечатков.
  — Ты хочешь сказать, что нашел ее отпечатки пальцев в ее собственной квартире?
  — Точно, в той, что она сняла под чужим именем. Скажу тебе больше: управляющий этого дома опознал ее по фотографии.
  — Черт возьми!
  — Не расстраивайся так, дружок. Она всегда была просто авантюристкой с красивыми ножками.
  — Как ты определил, что это она?
  — Это было несложно. Ты навестил этого парня, Каллингдона… Она тоже явилась к нему. Ваши машины стояли рядом. Она знала, где твоя машина. Она знала, чья это машина. Ты дал ей возможность увезти тебя оттуда. Когда ты ушел от нее, у нее была куча времени, чтобы положить орудие убийства в твою машину. Она считала себя страшно хитрой. В тот момент, может быть, это и казалось хитростью, но именно это и накинуло ей петлю на шею.
  — Послушай, Фрэнк, — вдруг вступила Берта, — я не хочу ехать с тобой. Ничего не случится, если мы с Дональдом возьмем машину агентства и поедем следом за тобой. Я прослежу, чтобы он ей не звонил.
  Подумав, Селлерс согласился и пошел со мной к машине агентства. Я сунул руку в карман за ключами и почувствовал, как внутри у меня все оборвалось: я оставил ключи от машины и шоферские перчатки на столе в квартире Билли Прю.
  — Ну, — сказала Берта.
  Теперь я знаю, что чувствуют люди, когда их внезапно охватывает страх. Наверное, мне просто нечего было сказать в свое оправдание, но если бы даже и было что сказать, то я не смог бы: мой язык буквально прилип к нёбу. Я просто стоял и рылся в карманах.
  — Где ключи? — спросила Берта.
  — Наверное, я уронил их на коврике, когда вынимал другую связку из кармана.
  Берта взглянула на Селлерса, а тот прошипел:
  — Ах ты, предатель!
  В ту же секунду я почувствовал его железную хватку у себя на запястье. Блеснула сталь, и наручники защелкнулись на мне. Металл больно врезался в руку.
  — Ладно, умник, я дал тебе шанс, а ты не захотел им воспользоваться. Тебе нужно было все усложнить. Теперь будем играть по жестким правилам. Давай, приятель, пошли наверх.
  — Что ты в самом деле, — сказал я беспомощно. — Эти ключи лежат там на коврике перед дверью и…
  — А вот я только что заметил, что на тебе нет шоферских перчаток. Что я за детектив. Пошли, приятель.
  И мы пошли наверх. Я ничего не мог поделать. Перед дверью Билли Селлерс встал на колени и обшарил ковер. Махнув с презрением в мою сторону, взял мои отмычки и вставил одну в замок.
  — Ты собираешься войти без ордера на обыск? — сделал я последнюю отчаянную попытку.
  Но Фрэнка Селлерса было не так легко провести.
  — Ты прав, черт побери, — ответил он. — Я собираюсь войти без ордера на обыск. — И с этими словами он повернул ключ в замке.
  Билли Прю сидела в кресле, как я ее оставил. Ее лицо было белое как бумага. Селлерс быстро оценил ситуацию, прошел к столу и спросил:
  — Это твои перчатки, Лэм?
  — Я не отвечаю ни на какие вопросы, — сказал я.
  Селлерс взял ключи от моей машины:
  — Ключи и перчатки послужат уликой для суда. Билли, соберите вещи. Вы едете с нами. Дайте мне посмотреть вашу руку.
  Он взял ее руку. Я ничего не мог поделать, даже если был бы в состоянии предупредить ее. Через полсекунды она вскрикнула и дернулась от боли, когда на ее запястьях захлопнулись стальные наручники. А затем меня и Билли сковали вместе одними наручниками.
  — Ну, хорошо, маленькая мисс Убийца, и вы, мистер Соучастник, — сказал Фрэнк Селлерс сурово, — мы вам покажем что к чему, маленькие птички.
  Берта переводила взгляд с меня на Селлерса и обратно:
  — Послушай, Фрэнк, предположим…
  — Ничего не поможет, — отрезал он.
  — Но, Фрэнк…
  — Заткнись. И на этот раз мы все поедем в моей машине.
  Глава 18
  Селлерс задержался ненадолго, чтобы проверить, подходят ли мои ключи к машине агентства. После этого он загрузил нас всех в полицейскую машину, включил сирену, и мы поехали. Это было то еще местечко, чтобы сосредоточиться, но я знал, что мне надо думать, и думать быстро. К тому времени как мы приедем в полицейское управление, будет уже поздно.
  Сирена завывала, освобождая нам дорогу, и наша машина неслась на огромной скорости. Мы проскакивали перекрестки без остановки. Я успел прочесть название улицы, по которой мы в этот момент проезжали, — это была Мантика-стрит. Немного впереди по левой стороне я заметил шикарный отель, перед которым стояло несколько такси. Водители с любопытством посмотрели на нашу машину, и мне бросился в глаза перебитый нос одного из них.
  Следующей улицей оказался бульвар Гарден-Виста, и Фрэнк Селлерс стал поворачивать.
  — Фрэнк! — закричал я, но он даже не повернул головы. Шины взвизгнули на повороте.
  — Фрэнк, ради бога, остановись!
  Что-то в моем голосе все-таки привлекло его внимание, заставив снизить скорость.
  — Что там такое на этот раз?
  — Убийца Руфуса Стенберри.
  — Она сидит здесь.
  — Нет, нет, Фрэнк! Ради бога, остановись у тротуара и дай мне все объяснить, пока он не исчез.
  Он колебался.
  — Фрэнк, пожалуйста, — сказала Берта.
  — Черт с ним, — сказал Фрэнк. — Это его очередная выдумка, и ты это отлично знаешь. Он ведь у нас быстро соображает.
  — Черт бы тебя побрал! — закричала Берта. — Немедленно останови машину у тротуара!
  Селлерс с удивлением воззрился на нее. Наклонившись вперед, Берта повернула ключ зажигания, вытащила его и высунула руку в окно. Мотор заглох. Машина по инерции доползла до тротуара, поскольку Фрэнк повернул руль.
  Селлерс сидел совершенно неподвижно, его лицо побелело от гнева. Через несколько секунд к нему вернулся дар речи:
  — Очень хорошо. Я задержу всех троих.
  Берта повернулась ко мне:
  — И не надейся, что он этого не сделает. Если у тебя есть что сказать, то говори, и я чертовски надеюсь, что у тебя действительно есть что сказать.
  Я положил левую руку на плечо Фрэнку. Правая была скована наручниками с Билли Прю.
  — Послушай, Фрэнк. Я совершенно чист. Я все думал, как орудие убийства могло попасть ко мне в машину. Я мысленно проверил каждый свой шаг за эти дни. Его просто не мог бы подложить никто из тех, кто знал, чья эта машина, и подстраивал мне ловушку, если, конечно, Билли не предала меня — а я не думаю, чтобы она меня предала. Есть еще лишь один способ, благодаря которому оружие могло оказаться в моей машине.
  Теперь Селлерс начал прислушиваться.
  — Послушай, Фрэнк, я делаю это для тебя и для всех других. Ради всего святого, не сажай нас за решетку и не сообщай в газеты, а то потом ты не сможешь смотреть никому в глаза.
  — Не беспокойся обо мне. Расскажи лучше об орудии убийства.
  — В мою машину его мог положить только человек, который понятия не имел, кому принадлежит эта машина.
  — Глупости, — сказал Селлерс.
  — И была только одна возможность это сделать, — продолжал я. — И это произошло потому, что моя машина оказалась удобным и доступным местом для убийцы. Это могло случиться только в тот момент, когда моя машина была припаркована около «Встреч у Римли». Я хотел быть очень ловким и втиснул свою машину перед другой в надежде, что она не уедет до меня. Но водитель этой машины был не таков: он просто поставил свою машину на малую скорость и вытолкнул мою в зону, где останавливаются такси, и уехал. Когда я вышел, какой-то таксист чуть не избил меня за это. И этот же таксист сидел в машине перед входом в тот отель на Мантика-стрит. Отель этот находится в нескольких кварталах отсюда. Видимо, это его обычное место стоянки. А ручка этого топора была отпилена так, чтобы поместилась в дамской сумочке.
  — И какое все это имеет отношение к тому, что случилось? — спросил Селлерс.
  — Ты не понимаешь? Не улавливаешь идею? Вспомни этот дорожный инцидент на углу Мантика-стрит и бульвара Гарден-Виста. Учти фактор времени. А теперь, если хочешь быть умным детективом — будь им, а хочешь быть дураком — будь дураком. Я сказал все, что хотел. Верни ключи на место, Берта.
  — Знаешь, я что-то не поняла, дружочек. При чем здесь таксист?
  — Вставь ключ в зажигание, — сказал я. — У Селлерса есть шанс либо покрыть себя славой, либо получить приз за глупость.
  — Я не собираюсь получать приз за глупость, — заявил Селлерс. — У меня полно материала на Билли Прю.
  — У тебя нет ничего против нее, кроме совпадений. Мы с Билли встречались еще до того, как я уехал. Она знала, что я возвращаюсь. Я не мог встречаться с ней в квартире, где она жила, потому что Питтман Римли устроил бы мне нахлобучку. Тогда она сняла ту квартиру на Фулроз-авеню, так что мы могли встречаться там. Это было любовное гнездышко. Именно там я был прошлой ночью, когда Берта меня разыскивала.
  — Ах ты, сукин сын! — сказала Берта и вставила ключи в замок зажигания.
  Фрэнк Селлерс просидел целых тридцать секунд, обдумывая сказанное. Затем он нажал на стартер, набрал скорость и сделал поворот на 180 градусов посередине улицы. Вновь взвыла сирена, и красная мигалка начала крутиться на крыше.
  Мы пронеслись по бульвару Гарден-Виста и свернули на Мантика-стрит. Таксист с перебитым носом все еще сидел в своей машине.
  Селлерс остановился рядом с ним. Хитрые маленькие глазки таксиста засверкали.
  — Какая муха тебя укусила? — спросил таксист.
  — Вчера после полудня случилось столкновение на углу Мантика-стрит и бульвара Гарден-Виста. Знаете что-либо об этом?
  — Кое-что слышал.
  — Кого-нибудь посадили в машину сразу после этого?
  — Да. А вам-то что до этого? — нахмурился перебитый нос.
  — Мужчину или женщину?
  — Женщину.
  — Чего она хотела?
  Хитрые глазки уперлись в Селлерса и ушли в сторону. Селлерс рывком открыл дверь своей машины, обошел вокруг и, расправив плечи, встал рядом с таксистом. Дернул дверцу такси и приказал водителю вылезать. Перебитый нос смерил его взглядом и задумался. Тут Селлерс протянул руку, сграбастал его за галстук и дернул:
  — Я же сказал — вылезай!
  Таксист вылез и стал отвечать повежливее:
  — Что вы хотите узнать?
  — Твоя пассажирка, что ты можешь о ней сказать? Кто она?
  — Просто женщина. Она хотела, чтобы я ехал следом за одной машиной, которая должна была выехать из-за угла.
  — Давай дальше, — сказал Селлерс.
  — Машина выехала из-за угла с Мантика-стрит, и мы за ней поехали. Затем я заметил еще одну машину, которая тоже следила за первой. Я сказал об этом своей пассажирке. Она велела мне не обращать внимания на вторую машину, а следить за первой. Это продолжалось на протяжении трех кварталов. Они остановились у большого многоквартирного дома. Мужчина вошел в дом. Женщина в другой машине уехала. Моя пассажирка приказала мне подождать. Мы ждали минут десять. Затем из дома выскочила девушка, села в машину и уехала. Моя пассажирка заволновалась. Она вышла, дав мне пять долларов, и тоже вошла в дом. Минут через десять она вернулась, села в машину и велела ехать ко «Встречам у Римли». Мы приехали туда. Какой-то ублюдок поставил свою машину так, что она заняла всю стоянку такси. Я сказал ей: «Подождите, пока я вышвырну его отсюда», но она ждать не захотела, вышла из машины и вошла в это заведение Римли. В это время вышел парень и сел в эту машину, которая занимала неположенное место. Я попытался вытрясти из него хоть доллар, но ничего не вышло. Зато она заплатила мне пять долларов за шестидесятицентовую поездку, так что я оставил его в покое с его рыдваном.
  — Заметили что-нибудь необычное насчет сумочки, которую держала эта женщина? — спросил Селлерс.
  Таксист взглянул на него со все возрастающим уважением:
  — У нее было что-то здорово тяжелое в сумочке. Оно даже одним концом выпирало. Я подумал, что это могла быть…
  — Палка? — спросил Селлерс, поскольку таксист задумался.
  — Угу. Только это была не палка.
  — Может быть, молоток или маленький топорик?
  Неожиданная догадка сверкнула в его глазах.
  — Черт, вот что это было! А я-то думал, что палка!
  — Как выглядела эта женщина?
  — Ничего, симпатичная, — со знанием дела сказал таксист. — Хорошенькие ножки, стройная фигурка. Вот только зубы великоваты. Когда она улыбалась, зубы у нее торчали, как у лошади.
  — Зажарьте меня, как устрицу! — воскликнула Берта.
  Глава 19
  Эллери Крейл расхаживал взад-вперед перед входом в наш офис, когда мы с Бертой поднялись на лифте на свой этаж.
  Увидев нас, он вздохнул с явным облегчением, поспешил нам навстречу и схватил меня за руку:
  — Я надеялся, что вы сюда заедете. Лифтер сказал, что вы часто приходите поздно вечером, хотя ваш офис закрывается в пять часов.
  — Итак, мы добились для вас соглашения, — воинственно сказала Берта.
  — Давайте войдем в офис и там поговорим, — попросил Крейл.
  Берта отперла дверь, и мы направились в кабинет.
  — Итак, все, как я и сказала вам по телефону, — продолжала она. — Вы должны нам еще триста долларов и…
  Крейл смотрел на нее так, будто она говорила на иностранном языке, потом взглянул на меня. Я покачал головой и сказал:
  — Я ей ничего не говорил.
  — О чем, черт возьми, вы там говорите? — спросила Берта.
  Крейл вынул из кармана чековую книжку и ручку.
  — Три сотни долларов, — повторила Берта.
  Крейл посмотрел на нее и произнес:
  — Миссис Кул, я хочу поблагодарить вас обоих за то чудо, которое случилось со мной. Думаю, что своим счастьем я обязан Дональду Лэму.
  У Берты отвисла челюсть.
  — Думаю, вы знаете о том, что случилось. Лэм уж, во всяком случае, знает. Я подозревал, что моя жена встречается со Стенберри. Я не мог понять, почему она так старалась уговорить меня купить «Стенберри-Билдинг», да еще по цене, которая, по словам моего банкира, была завышена раза в три.
  Когда вчера днем она собралась уехать, я решил проследить за ней. Это решение я принял внезапно. Моей машины на месте не было, но я подумал, что Джорджия Раш не будет возражать, если я возьму ненадолго ее машину.
  Я не собираюсь рассказывать вам все, что потом произошло. Мистер Лэм, во всяком случае, все знает. Я ехал вслед за женой и видел аварию. Мне хватило увиденного, чтобы понять — она специально следит за Стенберри. Я вернулся к себе в офис. Джорджия даже не знала, что я брал ее машину. Ну а потом я прочитал в газетах, что Стенберри был убит, и… я возложил вину за это на мою жену.
  Она призналась мне, что Стенберри ее шантажировал, но не сказала из-за чего. Знаете, мне хотелось быть сильным, молчаливым, все понимающим мужем. Я не стал задавать ей никаких вопросов. Я решил защищать свою жену до конца. Я знал, что ее вызовут в суд в качестве свидетеля автомобильной аварии. И решил, что все должно быть улажено без суда, чтобы никто не узнал, что она следила за Стенберри. Вот я и пришел к вам и попросил все уладить.
  Ну а потом мистер Лэм показал мне, что так жить невозможно. Вы не можете принести себя в жертву, чтобы не причинить боль кому-то одному, если тем самым вы причиняете другому человеку еще более сильную боль. И… ну, мы с ней откровенно поговорили, и на сей раз я не был таким глупцом. В глубине моего сознания я все время помнил, что Джорджия лежит без сознания в госпитале. Я знал, что она хотела покончить с собой из-за меня, и теперь увидел многое совершенно в новом свете.
  А потом Ирма начала говорить о разделе имущества и подошла к этому вопросу очень по-деловому. Тут я понял, что она заманила меня и женила на себе только ради денег. Она рассматривала это как вложение капитала. Я почувствовал огромное облегчение. Я согласился на такие условия, что у нее глаза вылезли из орбит, и попросил ее заказать билеты на самолет до Рино, где мы можем быстро развестись. Ну а потом я пришел сюда, к мистеру Лэму.
  Крейл глубоко вздохнул и стал выписывать чек. Он взял промокашку, промокнул написанное, вырвал из книжки чек и положил на стол. Когда он встал и посмотрел на меня, в его глазах стояли слезы. Он пожал нам руки, обошел вокруг стола, дружески похлопал Берту по плечу, потом наклонился и поцеловал ее прямо в губы.
  — Крейл, я очень за вас рад, — сказал я. — Ваша жена не убивала Стенберри. Это была другая женщина, которую Стенберри шантажировал по телефону. Если бы она случайно не заметила, что часы Стенберри идут на час вперед, и не перевела их назад, то все было бы намного проще. Но это не значит, что ваша жена не держала вас за дурачка. Все равно держала.
  Эстер Уитсон тоже шантажировали, и ей это надоело. Она следила за Стенберри от «Встреч у Римли», собираясь вывести его на чистую воду. Может быть, она еще тогда задумала убийство. Она видела, как Стенберри зашел в этот дом, знала, что здесь живет Билли Прю. Она сложила два плюс два и решила ждать. Потом Билли Прю вышла из дома одна. Стенберри не появился. Мисс Уитсон решила посмотреть, что же там происходит. Она поднялась в квартиру Билли Прю. Дверь оказалась открытой. Она вошла и увидела прекрасную возможность избавиться от Стенберри раз и навсегда.
  У него в руке была записка, в которой говорилось, что Билли пошла в аптеку за лекарством. Она знала, что это неправда. Она видела, как Билли отъехала на машине, не обратив внимания на аптеку на углу. Она огляделась в поисках оружия, увидела кухонный топорик и с силой ударила Стенберри по голове.
  Потом она ужаснулась содеянному и в панике решила спрятать орудие убийства. Она отпилила кусок ручки, чтобы топорик мог поместиться у нее в сумочке, потом бросила его в первый автомобиль, который ей попался, когда она вышла из такси. Полиция обнаружила отпиленный кусок от ручки топорика — он все еще лежал в ее сумочке.
  Крейл внимательно слушал.
  — Мисс Уитсон? Я боялся, что она втянет в это мою жену. И я боялся… но, слава богу, со всем этим покончено. А теперь я бы хотел вернуться в госпиталь. До свидания и да хранит вас господь! Я попытался выразить свою благодарность этим чеком. Вы даже не представляете, как глубоко я вам обязан.
  Берта проводила его взглядом до дверей, а потом схватила чек. Я увидел, как ее жадные глазки стали большими и круглыми.
  — Зажарьте меня, как устрицу! — сказала она благоговейно. — Засуньте меня в банку, как сардину!
  Я был на полпути к выходу, когда Берта пришла в себя. Я услышал, как она кричит мне вслед:
  — Черт тебя возьми, Дональд Лэм! Если ты собрался во «Встречи у Римли», помни, что я больше не разрешу тебе записывать сигареты в счет издержек! Дело уже закрыто.
  Я остановился у двери. Я не мог уйти, не парировав удар.
  — И если я не буду ночевать сегодня дома, не беспокойся! — крикнул я и захлопнул дверь, прежде чем Берта успела придумать ответ.
  
  1944 год.
  (переводчик: Е. Пташникова)
  
  Вороны не умеют считать
  Глава 1
  У стола Берты Кул сидел посетитель. Это был богач, случайно попавший в трущобы, где ему все противно, даже сам воздух.
  Когда я вошел в кабинет, Берта приветливо улыбнулась, а посетитель посмотрел на меня так, словно заранее приготовился увидеть нечто отвратительное.
  Берта была сама любезность — значит, об оплате они еще не говорили.
  — Знакомьтесь, мистер Шарплз, это мой партнер Дональд Лэм, — сказала Берта. — Выглядит он не очень солидно, зато ума ему не занимать. Дональд, это мистер Шарплз, горнопромышленник из Латинской Америки. Он пришел к нам по делу.
  Вертящийся стул издал резкий металлический звук, когда Берта, устраиваясь поудобнее, навалилась на него всей своей тяжестью. На ее губах по-прежнему играла улыбка, но по глазам я видел, что требуется моя помощь.
  Я присел.
  — Мне это не нравится, — глядя на меня, недовольно произнес Шарплз.
  Я промолчал.
  — По-моему, ваша коллега считает, что мною движет праздное любопытство, — продолжил Шарплз нарочито обиженным тоном, но лицо его оставалось невозмутимым, как у тех, кто говорит: «Я не люблю брать последний кусок с тарелки», а затем этот кусок преспокойно съедает.
  Берта попыталась что-то сказать, но я взглядом дал понять, чтобы она помолчала. Наступившая пауза тяготила Берту, и она, не выдержав, начала:
  — Но ведь мы для этого и существуем…
  — Речь идет не о нас, — перебил Шарплз тем же холодным тоном. — Речь идет обо мне.
  — Разумно, — сказал я.
  Шарплз резко, словно на пружине, повернулся, но не прочел на моем лице ничего, кроме вежливого интереса…
  Очередную паузу прервал скрип стула, на котором сидела Берта. Но Шарплз больше не обращал на нее внимания — он смотрел на меня:
  — Я уже рассказал обо всем вашей коллеге. Придется повторить специально для вас. Согласно завещанию покойной Коры Хендрикс — я один из двух опекунов ее наследства. Наследников тоже двое — Ширли Брюс и Роберт Хокли. Вам известны завещания такого рода?
  — Да, — ответил я.
  — Дональд — дипломированный юрист, — поспешила вставить Берта.
  — Почему же он не работает по профессии? — съязвил Шарплз.
  Берта хотела ответить, но я опередил ее:
  — Я понял, что в законодательстве есть лазейка, зная о которой убийца может избежать наказания.
  — Вы имеете в виду состав преступления? — спросил Шарплз с видом знатока.
  — Вы правы. Я счел это несправедливым, но вышестоящим инстанциям не понравились мои соображения.
  — И что же, законодательство не изменилось?
  — Увы.
  Тон Шарплза стал иным. Теперь в нем слышалось уважение, смешанное с любопытством.
  — Может быть, когда-нибудь вы расскажете об этом подробнее? — спросил он.
  Я покачал головой:
  — Однажды я совершил ошибку. И начальству это не понравилось. Вот и все.
  Какое-то мгновение Шарплз молча смотрел на меня, а затем продолжал:
  — По условиям завещания опекуны до истечения срока опеки вольны выделять наследникам такую сумму, какую считают нужной. А срок опеки истечет, когда младшему из них исполнится двадцать пять лет. Тогда все должно быть разделено поровну. — Снова помолчав, Шарплз многозначительно добавил: — Это налагает на вас особую ответственность.
  — И как велико наследство? — спросила Берта.
  Шарплз даже не повернул головы в ее сторону.
  — Это не имеет прямого отношения к делу, — бросил он через плечо.
  Стул под Бертой снова заскрипел.
  — Так на чем мы остановились? — спросил я.
  — Мне нужна ваша помощь.
  — Чем же мы можем помочь?
  — Дело весьма деликатное. — С этими словами Шарплз мрачно уставился на меня.
  Я молчал.
  Опять скрипнул стул — Берта, бросив на меня короткий взгляд, склонилась над столом. Нарушить молчание пришлось Шарплзу.
  — Должен сообщить вам кое-что о тех, кто имеет непосредственное отношение к делу, — начал он. — Кора Хендрикс скончалась скоропостижно. Близких родственников у нее не было. Ширли Брюс — дочь ее давно умершей двоюродной сестры. Осиротевшую девочку Кора Хендрикс взяла к себе. Было это всего за несколько месяцев до того, как она умерла сама. Что касается Роберта Хокли, то он ей вообще никакой не родственник. Он сын близкого друга Коры, который умер на год раньше ее. — Шарплз откашлялся. — Роберт Хокли, — продолжил он тоном судьи, оглашающего приговор, — молодой человек весьма сомнительного поведения. По правде сказать, просто дикарь. Он упрям, невоспитан, подозрителен, в нем так и клокочет дух противоречия. — Уловив на моем лице тень сомнения, Шарплз добавил: — Я отвечаю за свои слова.
  — Игрок?
  — Естественно.
  — И ему нужны деньги, — заметил я.
  — Естественно.
  — И вы их даете?
  — Мы выделяем Роберту Хокли довольно скромную сумму, мистер Лэм. То, что он от нас получает, едва превышает минимум, определенный завещанием.
  — Ну а мисс Брюс?
  — О, — Шарплз заметно смягчился. — Мисс Брюс совсем другое дело. Это весьма сдержанная, воспитанная, красивая девушка, и она не бросает денег на ветер.
  — Блондинка или брюнетка?
  — Брюнетка. А собственно, зачем вам знать?
  — Просто так.
  Шарплз внимательно посмотрел на меня.
  — Ее внешность не имеет к делу никакого отношения… Нам очень не хотелось бы обделять Роберта Хокли. Мы могли бы давать ему больше…
  — Но он игрок. И каждый полученный цент ставит на карту. Не так ли?
  Шарплз задумался, а затем медленно произнес:
  — Роберт Хокли — своеобразный молодой человек. Когда мы отказались давать столько, сколько он хотел, он занял денег и открыл небольшое авторемонтное предприятие.
  — Ну и как у него идут дела?
  — Не знаю. Я пытался навести справки, но ничего не смог выяснить. Вообще-то я сильно сомневаюсь, что такой человек может чего-либо добиться. Угрюмый, замкнутый…
  — Он служил в армии?
  — Нет. Признали непригодным по состоянию здоровья. Меня это очень огорчило. Ведь, окажись он в армии, многие наши проблемы решились бы сами собой. К тому же армейская дисциплина, по всей вероятности, благотворно повлияла бы на него.
  — Но его ведь могли убить, — заметил я.
  Шарплзу мои слова не понравились. Он повернулся к Берте.
  — Не знаю, что заставило меня прийти сюда…
  Берта улыбнулась:
  — Знаете, посещение частных детективов чем-то похоже на посещение турецкой бани. Попав туда впервые, испытываешь неловкость. Но потом, побывав там во второй, третий раз, входишь во вкус и понимаешь, что именно этого тебе и не хватало.
  Шарплз вроде бы снова обрел самоуверенность.
  — Мне нужна информация. Сам я не могу ее получить, — сказал он.
  — Для этого существуем мы, — подхватила Берта.
  — С Ширли Брюс тоже не все так просто, — продолжил Шарплз. — Но здесь совсем другие проблемы. Дело в том, что юридически мы имеем право выдавать каждому из наследников столько, сколько считаем уместным. Например, одному десять тысяч долларов в месяц, другому вообще ничего. Сами понимаете, это нарушило бы баланс… Короче, я хочу сказать, что мы вправе выделять одному из наследников больше, а другому меньше.
  — На сто двадцать тысяч долларов в год, — заметил я.
  — Не надо понимать столь буквально, мистер Лэм. Это всего лишь пример.
  — Так я и понял, мистер Шарплз.
  — Теперь вам ясно?
  Я кивнул.
  — Ширли Брюс — решительная молодая девушка. У нее свои правила и убеждения. Самое удивительное, что она наотрез отказалась принять хоть на цент больше, чем мы даем Роберту. Так что мы попали в сложное положение…
  — Вы хотите сказать, что Ширли возвращает вам деньги? — спросила Берта.
  — Увы, это так.
  — Ничего не понимаю! — воскликнула Берта.
  — Я тоже, — сказал Шарплз. — Но она считает это правильным. Не хочет, чтобы ей оказывали предпочтение. Считает, что наследство должно быть разделено поровну, и ей плевать на наше право выдавать деньги по своему усмотрению.
  — А у вас есть такое право?
  — Да, пока младший из наследников не достигнет двадцати пяти лет… И пока не истечет срок опеки.
  — Выходит, когда Роберту Хокли исполнится двадцать пять, вы должны будете отдать ему половину оставшихся денег?
  — Нет, когда двадцать пять лет исполнится Ширли. Роберт на три года старше, и ему будет уже двадцать восемь. К этому сроку мы либо сразу выделим ему половину всех средств, либо учредим пожизненную ренту, половина которой будет причитаться ему.
  — То есть все поделите поровну, не так ли?
  — Да, но мы можем выбирать: дать наличными или учредить пожизненную ренту.
  — И это все, что вы можете?
  — Да.
  — Но пока срок опеки не истек, вы имеете право выделять деньги наследникам по своему усмотрению?
  — Вот именно.
  — Так что же вам от нас нужно?
  — Понимаете, — замялся Шарплз, — мне трудно объяснить, что за человек Ширли Брюс… Это очень решительная молодая особа…
  — Вы это говорили…
  Неожиданно Шарплз переключился на другую тему:
  — Вы знаете Бенджамина Наттолла?
  — Владельца ювелирного магазина?
  — Да.
  — Не знаком, но слышал о нем.
  — Кажется, у него очень дорогой магазин? — вступила в разговор Берта.
  — Он имеет дело с драгоценностями самого высокого качества, — ответил Шарплз. — Предпочитает изумруды. Большая часть наследства Коры Хендрикс — золотые прииски в Колумбии… Вы разбираетесь в изумрудах?
  Глаза Берты загорелись.
  — Лучшие в мире изумруды добывают в Колумбии, — пояснил Шарплз. — Колумбийское правительство полностью контролирует их добычу, устанавливает ее размер, правила огранки и продажи. Неизвестно, чем именно определяются решения правительства, — это государственная тайна. И если кто-то сумеет выяснить конъюнктуру, можно сказать, что ему крупно повезло.
  — То есть? — поинтересовалась Берта.
  — Гм, представьте себе, что на несколько лет добыча изумрудов прекращена… Правительство Колумбии будет утверждать, что это в интересах государства. Если вы сможете войти в доверие к кому-либо из членов правительства, то, пожалуй, вам покажут запас изумрудов — вот, дескать, тут все, а теперь добыча стоит очень дорого, и приходится ждать более благоприятной конъюнктуры…
  — Ну и что? — спросила Берта.
  — Дело в том, — продолжал Шарплз, — что неизвестно, действительно ли увиденное вами — весь запас изумрудов. Выяснить же это невозможно. Вам показывают какие-то камни, разложенные по полкам. Поди, разберись…
  — Кора Хендрикс владела не только золотыми приисками, но и месторождениями изумрудов? — уточнил я.
  — Вовсе нет. Не торопитесь с выводами, молодой человек, это может привести к ошибкам. Мы работаем с гидравлической техникой на золотых приисках, расположенных весьма далеко от изумрудного пояса. Но у меня хорошие связи в деловых кругах Колумбии, и я разбираюсь в конъюнктуре изумрудов.
  — А при чем здесь Наттолл? — спросил я.
  — Я довольно часто бываю в Колумбии, и, как уже сказал, там у меня есть деловые связи. Второй опекун, Роберт Кеймерон, бывает там еще чаще. Кое-что я знаю сам, кое-что — от Кеймерона. Сплетни, слухи — все это может пригодиться. А Наттолл — специалист по изумрудам и потому нуждается в такого рода информации.
  — И вы с ним откровенны?
  — Не совсем. Бывают сведения конфиденциального характера, ну а со сплетнями и различными слухами я его знакомлю. Мы по-своему близки, хотя он очень ловок и скрытен, короче, хитер как черт. Что ж поделаешь — приходится.
  — У вас с ним какие-то общие деловые интересы?
  — Нет. Отношения чисто дружеские.
  — Тогда при чем здесь он?
  Шарплз откашлялся.
  — Два дня назад я виделся с Наттоллом. Естественно, речь зашла об изумрудах. Он сказал, что недавно приобрел для продажи интересную изумрудную подвеску — камни редкой глубины цвета. Хочет отдать их в переогранку, а оправу переделать.
  Шарплз снова откашлялся и положил ногу на ногу.
  — Ну-ну? — Берте не терпелось узнать, что дальше.
  — Наттолл показал мне эту подвеску. Я узнал ее. Я узнал бы ее из тысячи, хотя видел давно. Когда-то она принадлежала Коре Хендрикс и была завещана Ширли Брюс.
  — Наттолл взял ее, чтобы переделать и переогранить или для продажи?
  — Для продажи. Переделать подвеску — его идея.
  — И что же?
  — А то, что я хочу знать, почему Ширли отдала подвеску ювелиру. Если ей нужны деньги, то зачем и сколько.
  — А вы не хотите спросить об этом у нее?
  — Нет, если она сама не рассказала мне, не могу же я приставать с такими вопросами. Да и, может быть, все не так просто…
  — Что вы имеете в виду?
  — Ну а если на нее оказали давление…
  — Шантаж?
  — Мне не нравится это слово, мистер Лэм. Лучше говорить о давлении.
  — Разве это не одно и то же?
  Шарплз промолчал.
  — Так что же вы хотите от нас? — поинтересовалась Берта.
  — Узнать, во-первых, как попала подвеска к Наттоллу. Думаю, это непросто: ювелиры умеют хранить тайны клиентов. А во-вторых, зачем Ширли деньги и сколько именно.
  — Каким образом я смогу познакомиться с мисс Брюс? — спросил я.
  — Я представлю вас.
  — А как быть с Наттоллом?
  — Понятия не имею. Это ваша забота.
  — Может быть, пойти к нему в магазин и поинтересоваться, есть ли в продаже изумрудная подвеска такого-то типа? — предложила Берта.
  — Не говорите глупостей! — прервал ее Шарплз. — Один шанс из ста, что Наттолл покажет вам подвеску. А если и покажет, вам все равно не удастся узнать, как она к нему попала. Это не простое дело, мисс Кул.
  Берта откашлялась.
  — Обычно мы берем аванс…
  — Это не в моих правилах.
  — Без аванса мы не работаем, — вмешался я. — Выпишите, пожалуйста, чек на пятьсот баксов и нарисуйте подвеску.
  Шарплз молча смотрел на меня.
  Берта протянула ему ручку.
  — Спасибо, не надо, — отказался Шарплз. — Чтобы нарисовать ювелирное изделие, нужен карандаш. Иначе не передать игру света…
  — Ручка нужна, чтобы подписать чек, — твердо сказал я.
  Глава 2
  Ювелирный магазин Наттолла напоминал ледяной дворец. Вошел я в него через автоматически раскрывающиеся двери. Я знал, что стоит нажать определенную кнопку, и двери эти станут непреодолимым препятствием на пути нежеланного гостя.
  Изысканно одетый молодой человек с безупречными манерами придирчиво окинул меня взглядом и вышел навстречу.
  — Наттолл на месте? — спросил я.
  — Не знаю. Утром я его не видел. Если он здесь, что передать?
  — Скажите, что его спрашивает Дональд Лэм.
  — По какому делу?
  — Я детектив.
  — В этом я почти не сомневался, — улыбнулся молодой человек.
  — А я не сомневался, что вы не сомневались, — парировал я.
  — Зачем вам мистер Наттолл?
  — У меня к нему небольшое дело.
  — Какое?
  — Недавно была заложена одна вещица. Она меня интересует.
  — Вы ищете ее у нас?
  — Да.
  — А зачем она вам?
  — Для дела.
  — Вы не могли бы ее описать?
  — Я хотел бы поговорить с вашим шефом.
  — Минутку. Подождите, пожалуйста, здесь.
  Слово «здесь» он произнес так, будто приказал мне стоять по стойке «смирно».
  Я закурил. Молодой человек быстро направился к телефону, что-то проговорил в трубку, затем так же быстро вышел через служебную дверь. Вскоре он вернулся.
  — Мистер Наттолл уделит вам несколько минут.
  Мы поднялись по широкой лестнице, прошли через приемную, где сидела секретарша, и оказались в просторном кабинете. Мягкое освещение, ковер и удобные кресла создавали атмосферу особой, изысканной роскоши.
  Человек, сидевший за письменным столом, неприязненно посмотрел на меня. Таким взглядом обычно встречают налоговых инспекторов.
  — Наттолл, — представился он.
  — Лэм.
  — Документы у вас с собой?
  Я протянул свое удостоверение.
  — Что вам угодно?
  — Меня интересует изумрудная подвеска.
  — Какая? — Ни один мускул не дрогнул на его лице.
  Я достал из кармана листок с рисунком Шарплза и положил на стол.
  Наттолл, внимательно рассмотрев рисунок, заметил:
  — Разве вы не знакомы с порядком розыска вещей такого рода?
  — Это не совсем обычное дело.
  Наттолл продолжал рассматривать рисунок. После минутной паузы он сказал:
  — Ничего подобного у меня не было и нет. Зачем вы пришли?
  — Мне говорили, что вы хорошо разбираетесь в изумрудах.
  — В некоторой степени. Но такой подвески у меня нет, да я никогда и не видел ничего похожего.
  Я протянул руку за листком. Наттолл еще раз глянул на него и вернул мне.
  — Вы говорите, эта подвеска нужна для дела, которым вы занимаетесь?
  — Да.
  — Вы не могли бы сказать, что это за дело?
  — Зачем? Вы же не видели подвеску?
  — Она может попасть ко мне.
  — Если попадет, позвоните в полицию.
  — Зачем мне брать на себя такую ответственность?
  — Можете сослаться на меня.
  — Мистер Лэм, я не привык проявлять подобного рода инициативу. Если вам нужно, сообщите в полицию сами.
  Я сложил листок с рисунком и засунул в бумажник.
  — Мой клиент, мистер Наттолл, пока еще не обратился в полицию. Пока еще.
  — Если бы вы были чуть более откровенны, мистер Лэм, я, возможно, постарался бы как-то помочь вам…
  — Но вы же не видели подвеску.
  — Нет. До свидания, мистер Лэм.
  Я вышел из кабинета и спустился по лестнице. Автоматически раскрылись двери, пропуская меня на улицу. Затылком я чувствовал враждебные взгляды продавцов.
  Берта ждала меня, сидя в нашей служебной машине, которую поставила за углом. Она была в своих лучших мехах, в ушах — бриллиантовые серьги. Она с трудом сдерживала волнение.
  — Теперь твоя очередь, Берта. Не забудь: как только кто-нибудь поднимется к Наттоллу, подашь мне знак. Помни: ты просто капризная покупательница. У этих продавцов наметанный глаз. Малейший промах — и тебя вычислят.
  — Не вычислят. Я знаю, как с ними разговаривать, — прервала меня Берта, вышла из машины и направилась к магазину. Я переставил машину поближе к его дверям и стал ждать…
  Минут через десять в магазин вошел мужчина. Вообще-то я предполагал увидеть женщину, но незнакомец заинтересовал меня.
  Вскоре появилась Берта. Достав из сумочки носовой платок, она вытерла нос.
  Я завел мотор.
  Незнакомец вышел из магазина не сразу. Он был сильно взволнован. Попытался поймать такси, но свободных не было видно, и он отправился пешком. Я ехал за ним на небольшом расстоянии; к счастью, он ни разу не обернулся. Наконец он зашел в какую-то контору. «Питер Джеррет, посредник» — гласила табличка на двери.
  Минут через двадцать у этих дверей появился великолепно одетый мужчина лет за пятьдесят. От него веяло уверенностью и каким-то особым спокойствием. Недолго побыв в конторе, он вышел и сел в роскошный синий «Бьюик». Я записал номер — 4-E-4704. Можно было поехать за ним, но я решил не рисковать. Да и зачем? Такие господа не ездят на угнанных машинах. Я вернулся в нашу контору и просмотрел списки автовладельцев. «Бьюик» с номером 4-E-4704 был зарегистрирован на имя Роберта Кеймерона, проживающего по адресу: 2904, Гризвелл-Драйв. Имя оказалось мне знакомым: это был второй опекун наследства Коры Хендрикс.
  Глава 3
  У нотариуса я получил краткую справку о наследстве Коры Хендрикс. Умерла она в 1924 году. Над ее имуществом была установлена опека. Опекунами стали Гарри Шарплз и Роберт Кеймерон. Все это я уже знал от Шарплза. Но при разговоре со мной он упустил одну деталь: срок опеки мог истечь и до того, как младший из наследников достигнет двадцати пяти лет, — в случае смерти обоих опекунов. «Это несколько меняет дело», — подумал я.
  Когда я вернулся в наше агентство, Элси Бранд оторвалась от машинки и улыбнулась мне.
  — Берта на месте? — спросил я.
  Элси кивнула.
  — У нее кто-нибудь есть?
  — Новый клиент.
  — Шарплз?
  — Да.
  — Не знаешь, почему он пришел?
  — Не знаю. Он здесь минут двадцать. Берта как раз обедала, и он ее ждал.
  — Он чем-то недоволен?
  — Похоже.
  — Ладно, разберемся, — сказал я и, посмотрев на Элси, добавил: — По-моему, ты слишком серьезно относишься к своим обязанностям.
  Элси рассмеялась:
  — С тех пор как ты настоял на прибавке моего жалованья, стоит на минутку оторваться от машинки, и Берта буквально испепеляет меня взглядом.
  — Не бойся. Она только кажется строгой, сердце у нее золотое.
  Я открыл дверь кабинета.
  Поскольку Шарплз уплатил аванс, Берта уже не улыбалась ему и вообще была весьма сдержанна. Увидев меня, она прервала очередную фразу и воскликнула:
  — А вот и Дональд! Спросите у него.
  — Слушаю вас, мистер Шарплз, — сказал я, закрывая дверь.
  — Что вы там наговорили Наттоллу? — мрачно спросил Шарплз.
  — А что случилось?
  — Наттолл позвонил мне. Как я понял, он был очень взволнован. Спрашивал, не рассказал ли я кому-нибудь о той подвеске.
  — И что вы ему ответили?
  — Что никому не рассказывал.
  — Что ж, тогда не о чем беспокоиться.
  — Нет, мне кажется, Наттолл что-то заподозрил.
  — Я выяснил, кто продал ему подвеску, — бросил я.
  — Что?
  — Я выяснил, кто продал Наттоллу подвеску, — повторил я.
  — Не может быть… Чтобы владелец такого магазина…
  — Подвеску продал Роберт Кеймерон.
  — О боже! Да вы с ума сошли!
  — Кеймерон действовал через посредника, и посредник этот — Питер Джеррет.
  — Господи, с чего вы взяли?!
  — У нас свои методы, мистер Шарплз, — вмешалась Берта. — Уж не думаете ли вы, что мы даром едим свой хлеб?
  — Поймите, это абсурд, — стал убеждать Шарплз. — Во-первых, я хорошо знаю Наттолла. Это человек определенных правил, и он будет хранить тайну сделки, ни за что не расскажет, у кого купил подвеску. Для владельца столь респектабельного магазина такое просто невозможно. Во-вторых, я хорошо знаю Боба Кеймерона — это мой старый приятель. В любом случае он обязательно посоветовался бы со мной. И наконец, в-третьих, я очень хорошо знаю Ширли Брюс. Она доверяет мне. Я для нее словно родственник. Она даже называет меня «дядя Гарри», и действительно она мне как племянница. А вот у Кеймерона с Ширли отношения весьма прохладные. Нет, я вовсе не хочу сказать, что она его невзлюбила, просто между ними соблюдается некая дистанция. Если бы Ширли понадобилась помощь, она обратилась бы ко мне.
  — Вы, кажется, собирались познакомить меня с ней, — заметил я. — Когда же?
  — Не раньше, чем поговорю с Бобом. Уверен, тогда вы поймете, как сильно ошиблись!
  — Его адрес: 2904, Гризвелл-Драйв. Когда вы к нему поедете?
  Шарплз посмотрел на часы и встал:
  — Прямо сейчас. И если окажется, что вы совершили ошибку — а я уверен, что Боб здесь ни при чем, — вы не получите ни цента по моему счету.
  Берта захотела было что-то сказать, даже рот раскрыла, но передумала. Я знал, что едва Шарплз успел подписать чек, как она уже отослала его в банк.
  — Готов поехать с вами, мистер Шарплз. — Я тоже встал.
  Глава 4
  Едва машина тронулась с места, я обратился к Шарплзу:
  — Как вам кажется, не лучше ли спросить у самой Ширли Брюс об этой подвеске? Если, конечно, эта подвеска принадлежала ей.
  — Только не сейчас, — отрезал Шарплз.
  Я ждал, что он объяснит, почему не сейчас, но он не стал продолжать. Некоторое время мы ехали молча.
  — Еще не было случая, чтобы Боб сделал что-то, не посоветовавшись со мной… — вдруг сказал Шарплз.
  Я никак не отреагировал на эти слова.
  — Ширли — очень хорошая девушка. И мне не хотелось бы ее беспокоить. Может быть, это и не понадобится? К тому же я не хочу, чтобы она думала, что я вмешиваюсь в ее личную жизнь.
  — Насколько я понял, вы стремитесь узнать, почему она продала подвеску?
  — Да.
  — И вы говорите, что не намерены вмешиваться в ее личную жизнь?
  — Я не хочу вмешиваться. Я хочу знать. И этим должны заниматься вы. Именно за это я вам плачу.
  — Понятно, — сухо заметил я.
  — До чего же я кажусь нелепым! — воскликнул Шарплз с раздражением.
  Подождав, пока он немного успокоится, я сказал:
  — В конце концов, если она решила обратиться за помощью к Кеймерону, стоит ли волноваться? Он ведь порядочный человек.
  — Боюсь, что за этим что-то кроется. Иначе она бы мне все рассказала. Ведь кто ей Кеймерон? Совершенно чужой человек. Она должна была, понимаете, должна была сначала посоветоваться со мной.
  Мы проехали кварталов восемь-десять, пока я не прервал молчание:
  — Может быть, расскажете мне подробнее о Кеймероне?
  — Нет. Я хочу, чтобы вы были свидетелем нашего с ним разговора. И вы сами все поймете.
  — Вы ставите себя в неловкое положение, — заметил я. — Вдруг вы поссоритесь. Зачем вам свидетель? Да и я буду чувствовать свое присутствие неуместным.
  — К черту вашу дипломатию! Плевать я хотел на ваши чувства! Надо покончить со всем этим поскорее.
  — Не уверен, что ваша прямота поможет прояснить ситуацию. Как бы то ни было, мне надо знать хоть кое-что о Кеймероне.
  — Ладно, слушайте, — согласился Шарплз. — Бобу Кеймерону пятьдесят семь лет. Начинал он на Клондайке, потом старательствовал в пустыне, скитался по Юкатану, Гватемале, Панаме. Наконец застолбил себе местечко в Колумбии. В Медельине познакомился с Корой Хендрикс. Вы были в Медельине?
  — Я сыщик, а не турист.
  — Чудесный город. Хороший климат — перепад температур никогда не превышает пяти-шести градусов, будь то день или ночь, лето или зима. Круглый год в среднем семьдесят пять градусов по Фаренгейту. Замечательные люди — гостеприимные, приветливые, воспитанные. Красивые здания, уютные зеленые дворики…
  — Вы тоже там бывали?
  — Конечно, мы с Бобом работали там. Вот и познакомились с Корой Хендрикс. Не в самом Медельине — на одном из приисков.
  — А Ширли Брюс?
  — Она выросла там. Кажется, будто я впервые увидел ее только вчера, хотя прошло уже… Да, если не ошибаюсь, прошло двадцать два года с тех пор. Кора поехала по делам в Штаты. И как раз в это время в автокатастрофе погибла ее двоюродная сестра. А муж сестры — отец Ширли — умер от сердечного приступа за несколько месяцев до этого. Сама Кора никогда не была замужем. Осиротевшую Ширли она привезла в Колумбию, воспитывать ее помогала жена управляющего прииском. Для всех нас девочка стала родной.
  — Вы все работали на одном прииске?
  — И да и нет. Мы с Бобом занимались гидравликой на соседних шахтах.
  — А когда умерла Кора Хендрикс?
  — Месяца через три-четыре после того, как привезла из Штатов крошку Ширли.
  — После ее смерти управление прииском перешло к вам?
  — Не сразу. Мы с Бобом поехали в Штаты уладить дела с наследством. Вернулись примерно через год — путешествовать было не так просто, как теперь, — и были изумлены, когда узнали, что в своем завещании Кора назначила нас опекунами. Что можно сказать о нас тогдашних? Молодые искатели приключений, и только. Кора была гораздо старше нас. Этакая высушенная временем старая дева. Очень хитрая, скрытная, никогда о себе не рассказывала. Иногда я начинал думать, что Ширли — ее дочь. Как иначе объяснить такую любовь к девочке? Впрочем, не стоит об этом. Если Ширли заподозрит что-либо, это будет для нее потрясением. Черт возьми, я, кажется, рассуждаю вслух, старый дурак! Надеюсь, Лэм, у вас хватит порядочности не болтать обо всем этом? Знайте, если до Ширли дойдут какие-то слухи, я проломлю вам голову.
  — Вы не пытались разыскать родственников по линии той самой двоюродной сестры?
  — Честно говоря, нет. Коры не было в Колумбии около года. Вернулась она с ребенком. Мы с Бобом заподозрили было неладное, но Кора рассеяла наши подозрения, рассказав о своей трагически погибшей родственнице, — кажется, это была даже не двоюродная, а троюродная сестра. Вы думаете, что объявился кто-то из родственников по той линии и стал шантажировать Ширли? Едва ли. Как это все же странно: Ширли понадобились деньги, и она мне ничего не сказала!
  — Так что же Кеймерон? Вы так ничего и не рассказали о нем…
  — Не хочу я о нем говорить. И вообще, Лэм, я не уверен, что ваше присутствие при нашей встрече необходимо. Не знаю, получится ли у нас с Бобом разговор начистоту…
  — Дело ваше. Но Кеймерон спросит, откуда вам известно, что подвеска попала к Наттоллу через него. Что вы ответите?
  — Вы правы. Что ж, раз уж вы влезли в это дело, вам его и распутывать…
  — Как вам угодно.
  — Придумайте что-нибудь. Например, будто вы работаете на какую-нибудь ассоциацию ювелиров, которая прослеживает путь некоторых драгоценностей к прилавку. У вас получится убедительно. Только, ради бога, не проговоритесь, что я вас нанял.
  — Клянусь головой, все будет о’кей.
  — Ну что ж, рисковать головой — ваша профессия, — улыбнулся Шарплз. — За риск я вам и плачу. И еще: если уж вам придется иметь дело с Бобом Кеймероном, будьте осторожны с Панчо.
  — С Панчо? Это собака?
  — Нет, ворона.
  — Зачем она ему?
  — Не представляю. Никогда не мог понять, почему Боб приручил эту птицу. От нее столько беспокойства и шума, да к тому же грязи. Конечно, я стараюсь не подавать виду, что она мне противна. Ну вот мы и приехали, мистер Лэм. Признаться, мне как-то не по себе — ведь я шпионю за старым приятелем. Но надо все-таки разобраться. Не скажу, что это приятно, да никуда не денешься.
  Машина остановилась у белого оштукатуренного дома под красной черепичной крышей. Вокруг — зеленая лужайка, обсаженная аккуратно подстриженными кустами. Чуть поодаль — гараж на три машины. Судя по всему, владелец — человек весьма обеспеченный.
  Шарплз поспешно вышел из машины, поднялся на крыльцо, привычным жестом нажал кнопку звонка, потом дернул ручку двери. Она была не заперта, и он предложил мне пройти вперед.
  — Лучше будет, если сперва войдете вы, мистер Шарплз. Я ведь не знаком с хозяином.
  — Да-да, вы правы, Боб наверху, в мансарде. Он проводит там все свое время. Под коньком крыши сделано отверстие, так что эта чертова ворона может свободно летать куда ей хочется. Сюда, Лэм, здесь лестница.
  — Кеймерон женат?
  — Нет. Живет один-одинешенек, если не считать прислугу-колумбийку. Она служит у него много лет. Интересно, дома ли она? Эй, Мария! — крикнул он. — Мария! Да есть тут кто-нибудь?
  В ответ мы услышали только эхо.
  — Наверное, пошла в магазин, — сказал Шарплз. — Ну что ж, поднимемся.
  Вдруг откуда-то сверху раздалось пронзительно и скрипуче:
  — Вор-р-р! Вор-р-р! Вр-р-рун!
  Шарплз чуть не подпрыгнул.
  — Проклятая ворона! Голову ей оторвать! Угораздило Боба завести себе такую подружку.
  Мы поднялись в мансарду. Шарплз шел впереди.
  Я услышал, как хлопают крылья, и снова раздалось хриплое карканье — мимо пронеслась черная тень птицы. Она улетела куда-то за стропила, но шум крыльев не смолкал.
  Шарплз шагнул вперед и замер.
  — О боже! — воскликнул он.
  На полу лежал человек. Тот самый респектабельный господин, которого я видел у конторы Джеррета. Он лежал в луже крови, сжимая в левой руке телефонную трубку, а сам аппарат свисал со стола на проводе.
  — О боже! — снова простонал Шарплз.
  Лицо его стало белым, губы дрожали. Видно было, что он пытается, но никак не может совладать с собой.
  — Это Кеймерон? — спросил я.
  Шарплз вдруг выскочил из комнаты, добежал до лестницы и рухнул на верхнюю ступеньку.
  — Да, это он. Поищите что-нибудь выпить, Лэм, прошу вас. Я сойду с ума.
  — Опустите голову к коленям, — посоветовал я. — Это улучшит кровообращение. Постарайтесь не потерять сознание.
  Последовав моему совету, Шарплз глубоко задышал. Я вернулся в мансарду.
  Судя по всему, смерть настигла Кеймерона, когда он, сидя за столом, говорил по телефону. Падая на пол, он не выпустил трубку, хотя не исключено, что ее вложили ему в руку уже после убийства. Я огляделся. На столе лежали какие-то письма. Вертящийся стул, на котором, очевидно, сидел Кеймерон, валялся поодаль.
  Тут в комнату вернулась ворона. Села на подсвечник, склонила голову набок и уставилась на меня блестящими бесстыжими глазами.
  — Вор-р-р! — каркнула она.
  — Вр-р-рун! — прокаркал я в ответ.
  Ворона раскрыла крылья, и из ее горла вырвалось нечто, похожее на хохот.
  В углу комнаты висела стальная клетка. Большая — в ней, наверное, уместился бы орел. Дверка клетки была отворена и прикручена проволокой к прутьям.
  На столе что-то блеснуло. Подойдя к нему, я увидел точь-в-точь такую подвеску, как та, которую нарисовал Шарплз, но без изумрудов — их вынули из золотой оправы.
  Здесь же, на столе, лежал пистолет двадцать второго калибра, а пустая коробка из-под патронов — на полу. Я наклонился, понюхал ствол и ощутил запах пороха — значит, стреляли совсем недавно.
  В поле моего зрения вдруг попало нечто захватившее меня — какое-то необычное сияние. Его излучал большой изумруд удивительной чистоты. Никогда прежде я не видел такой сказочной красоты камня. Очень хотелось его потрогать, но я сдержался.
  Еще на столе лежали тонкие кожаные перчатки. Должно быть, Кеймерона. Когда он выходил от Джеррета, я заметил, что его руки были в перчатках.
  Причина смерти не вызывала сомнений — Кеймерона закололи, ударив в спину чем-то острым, по всей вероятности кинжалом. Лезвие прошло под левой лопаткой прямо в сердце. Орудия убийства я не обнаружил.
  Шарплз по-прежнему сидел на верхней ступеньке, раскачиваясь из стороны в сторону.
  — Что же теперь делать? — застонал он, увидев меня.
  Я положил руку ему на плечо.
  — У вас есть два пути.
  Он тупо уставился на меня. Казалось, мышцы его лица полностью утратили упругость. Оно походило на свежий хлеб — ткнешь пальцем, останется след.
  — У вас есть два пути, — повторил я. — Или вы сообщаете в полицию об убийстве, или исчезаете отсюда и ничего никому не говорите. Если вся ваша скорбь притворна, лучше поскорее уйти, а если убийство друга действительно потрясло вас, звоните в полицию.
  — А вы разве не обязаны сообщать в полицию о событиях такого рода?
  — Обязан.
  — Так в чем же дело? Звоните. Можете считать, что вам повезло: наверное, вас наградят за сообщение.
  — Не наградят. Позвонить-то я позвоню, но называть свое имя, а также имя того, кто здесь со мной, я вовсе не обязан.
  И тут Шарплз сразу перестал трястись. Передо мной снова был уравновешенный, сдержанный и уверенный в себе бизнесмен.
  — Как вы полагаете, меня вызовут в полицию?
  — Возможно.
  — И спросят, где я был в то время, когда произошло убийство?
  — Скорее всего.
  — Ладно. Сообщим в полицию. Думаю, сейчас мне лучше убраться отсюда, чтобы не добавлять отпечатков своих пальцев.
  — Добавлять?
  — Ну мало ли что… Вдруг я случайно до чего-нибудь дотронулся…
  — Если это так, то я вам не завидую.
  Он мрачно взглянул на меня.
  — Тут неподалеку аптека. Можно позвонить оттуда, — предложил я.
  — Вы помните, что в течение последнего часа я все время был с вами, Лэм?
  — В течение последних двадцати минут, — поправил я.
  — Но до этого я был у мисс Кул.
  — Об этом пусть помнит она.
  Глава 5
  Мне нравилось, как работает сержант Сэм Бьюда. Я прекрасно знал, что, едва Шарплз выйдет, Бьюда, вооружившись увеличительным стеклом, примется рассматривать отпечатки его пальцев, изучать почерк. Но пока что сержант являл собой воплощенную учтивость.
  Он внимательно выслушал Шарплза о том, что Боб Кеймерон был его компаньоном… что шел сюда по делу и пригласил меня зайти тоже, поскольку со мной у него было… другое дело.
  Сержант Бьюда хотел было о чем-то спросить, но промолчал. Он посмотрел на меня и, так как по выражению моего лица было крайне трудно что-либо понять, снова повернулся к Шарплзу, который интересовал его гораздо больше. Обо мне ему и так все было известно.
  — Вы давно его знали? — спросил Бьюда.
  — Много лет.
  — Вы знали его друзей?
  — Конечно.
  — А врагов?
  — У него не было врагов.
  — По крайней мере, один враг у него был, — заметил Бьюда. — Тот, что побывал здесь полтора часа назад.
  Шарплз промолчал.
  — Кто вел хозяйство Кеймерона?
  — Мария Гонсалес.
  — Сколько времени она здесь служила?
  — Много лет.
  — Конкретнее.
  — Ну, лет восемь, может быть, десять.
  — Она делала всю работу по дому?
  — Убирала, иногда выполняла разовые поручения. У Кеймерона не было другой постоянной прислуги.
  — А что, он редко устраивал званые обеды?
  — Думаю, он вообще их не устраивал.
  — А где сейчас эта Мария Гонсалес?
  — Не знаю, может быть, отправилась в магазин. Или просто вышла по своим делам.
  — А давно у него эта ворона?
  — Три года.
  — Она говорящая?
  — Знает несколько слов.
  — Кеймерон надрезал ей язык?
  — Нет. Если надрезать язык, ворона лучше говорить не станет. Это все предрассудки.
  — Откуда вы знаете?
  — Боб мне сказал.
  — Как она к нему попала?
  — Нашел в поле едва оперившуюся. Принес домой, стал кормить и, в конце концов, привязался к птице. Видите там, на крыше, круглое отверстие — это специально для вороны.
  — А куда она летает?
  — Неподалеку. Насколько мне известно, где-то здесь живет Дона Грэфтон, дочь шахтера. У нее есть вторая клетка для Панчо. Кеймерон хорошо знал эту девушку. Вообще он очень часто ездил по южноамериканским шахтам и был знаком с их персоналом гораздо лучше, чем я.
  — А при чем здесь ворона?
  — Понятия не имею.
  — Я тоже.
  — Вы спросили, куда летает ворона, — я вам ответил…
  — А где она сейчас?
  — Не знаю. Когда мы вошли, она была здесь, летала по комнате. А когда появились вы, улетела. Может быть, она у дочки Грэфтона?
  — Вы знаете адрес этой девушки?
  — Нет.
  — У Кеймерона был с ней роман?
  — Нет, что вы! Он был уже не в том возрасте.
  — Он старше вас?
  — Да, на два года.
  — А что, вы уже не заводите романов?
  — Как сказать… Во всяком случае, я ни с кем…
  — Никогда?
  — Практически никогда.
  — У Кеймерона были любовницы?
  — Не знаю.
  — А как вам кажется?
  — Мне не хочется говорить на эту тему.
  — Зачем вы к нему приехали?
  Шарплз даже глазом не моргнул.
  — Хотел поговорить об одном деле, в котором Боб был тоже заинтересован.
  Бьюда сунул руку в карман и достал подвеску.
  — Вам знакома эта вещь?
  — Первый раз вижу.
  На меня Бьюда демонстративно не обращал никакого внимания. Я взял сигарету, закурил. После небольшой паузы сержант снова обратился к Шарплзу:
  — Попрошу вас составить список лиц, с которыми у Кеймерона были деловые связи.
  — Хорошо.
  — Пожалуй, все, — сказал Бьюда. — Подумайте на досуге, не упустили ли вы что-либо в своем рассказе, и, если вспомните что-то, заслуживающее внимания, свяжитесь со мной. А сейчас составьте список этих людей и пометьте, пожалуйста, какого рода дела были у Кеймерона с каждым из них. Ну а потом можете уйти.
  — А мне как быть? — спросил я.
  — Вы можете уйти хоть сейчас. В случае чего я найду вас.
  — Нет-нет. Пожалуйста, Лэм, останьтесь, — попросил Шарплз. — Вы мне нужны, чтобы…
  — Чтобы составить список, не так ли? — перебил Бьюда заговорщицки и вышел из комнаты.
  
  Когда Шарплз заканчивал составлять список, вернулась Мария Гонсалес, худощавая, темноволосая женщина лет пятидесяти. Судя по всему, она плохо понимала английский.
  В руках она держала тяжелую сумку, набитую продуктами. На пороге ее встретил полицейский и отвел наверх к сержанту Бьюде.
  Казалось, она никак не могла понять, что произошло. Шарплз отложил ручку и обратился к ней на чистейшем испанском.
  Я посмотрел на полицейского, охранявшего вход. Будь я на месте Сэма Бьюды, мне бы не понравилось, что двое свидетелей разговаривают на непонятном для меня языке. По выражению лица полицейского было видно, что он тоже не знал испанского. Его глаза выражали скуку, он все время косился на часы, словно прикидывая, когда же наконец удастся пообедать.
  Шарплз и Мария Гонсалес продолжали возбужденно говорить по-испански. За это время вполне можно было бы рассказать всю биографию Кеймерона — от дня рождения до дня смерти.
  Вдруг Мария вскрикнула и заплакала. Достала из сумочки носовой платок, стала вытирать слезы. Словно о чем-то вспомнив, подняла на Шарплза полные слез глаза и снова разразилась потоком испанских слов.
  Казалось, Шарплзу что-то не понравилось. Как бы защищаясь, он поднял левую руку и что-то произнес приказным тоном.
  Женщина запнулась и снова зарыдала.
  Шарплз закончил составлять список и спросил меня:
  — Что мне теперь делать?
  Я указал на стоящего у двери полицейского:
  — Дайте список ему. Скажите, что это для Бьюды.
  Шарплз последовал моему совету.
  — Ну, теперь, кажется, можно идти, — сказал я и направился к двери.
  Шарплз посмотрел на полицейского. Тот махнул рукой. Мы оба были свободны.
  На полдороге к двери Шарплз вдруг остановился и повернулся к служанке.
  — Не надо, — тихо сказал я. — Не искушайте судьбу. Если вы сейчас вернетесь и начнете опять болтать по-испански, даже самый тупой полицейский заподозрит неладное.
  — Что вы имеете в виду? — с негодованием воскликнул Шарплз.
  — Что вам не надо тут задерживаться. Пойдемте.
  — Мне не нравятся ваши намеки, — процедил Шарплз сквозь зубы, однако задерживаться не стал и быстрым шагом вышел из дома.
  Глава 6
  Мы сели в машину.
  — Лэм, поедемте к Ширли Брюс, — сказал Шарплз. — Я хочу, чтобы о смерти Кеймерона она узнала от меня. И надо же наконец разобраться с этой проклятой подвеской.
  — Я к вашим услугам, только помните: оплата у нас почасовая.
  Рука Шарплза дрожала, когда он включал зажигание. Ему с трудом удавалось переключать передачи. На перекрестке он чуть было не проехал на красный свет и, резко затормозив, задел бампером какую-то машину.
  — Может быть, сесть за руль мне? — предложил я.
  — Да, пожалуй. Я немного не в себе.
  Мы поменялись местами и продолжили путь. У богатого многоквартирного дома Шарплз попросил остановиться.
  — Мне пойти вместе с вами? — спросил я.
  — Да, пожалуй.
  Ширли Брюс радостно выбежала навстречу Шарплзу. Меня она даже не заметила. Он пытался держаться с достоинством, но тщетно.
  — Ах, дядя Гарри! — Ширли бросилась ему на шею с поцелуями. Далеко не сразу бедному Шарплзу удалось высвободиться из объятий и произнести:
  — Мисс Брюс, хочу представить вам э-э… моего друга мистера Дональда Лэма.
  Мне редко доводилось видеть таких красавиц, как Ширли Брюс. Она могла бы с успехом подвизаться в качестве фотомодели. Казалось, все в этой жгучей брюнетке безупречно: и фигура, и личико, и ноги. Чуть вздернутый нос и маленький пухлый рот придавали ее лицу особую прелесть.
  Носовым платком она стерла губную помаду со щек Шарплза, потом стала приводить в порядок себя. Привычными движениями красила помадой губы и быстро-быстро щебетала:
  — Ах, дядя Гарри, как давно я вас не видела! Когда же вы были у меня в последний раз? Вы совсем себя не жалеете — все работаете и работаете. Вам надо отдохнуть. Давайте съездим развеемся! Что с вами? Вы так плохо выглядите! Что-нибудь случилось?
  Шарплз откашлялся, достал портсигар и беспомощно посмотрел на меня. Я понял, что начать надо мне.
  — Мисс Брюс, — сказал я. — Мы принесли печальную весть.
  Рука с тюбиком помады замерла. Ширли в недоумении уставилась на меня.
  — Что случилось?
  — Сегодня погиб Роберт Кеймерон.
  Пудреница, которую было взяла Ширли, выскользнула из ее рук, и пудра рассыпалась по ковру.
  — Погиб?
  — Да.
  — Как это погиб?
  — Его убили.
  — Убили?
  — Да.
  — Но кто?
  — Это и предстоит выяснить. Когда вы отдали ему подвеску?
  — Какую подвеску?
  — Ту, которую вы получили в наследство от Коры Хендрикс.
  — Изумрудную?
  — Да.
  — О господи!
  В разговор вступил Шарплз:
  — Скажите правду, Ширли. Вам были нужны деньги? И вы попросили Боба Кеймерона продать подвеску? Почему же вы не обратились ко мне?
  Она посмотрела на Шарплза с недоумением:
  — Деньги?
  — Ну конечно. Иначе зачем продавать подвеску?
  — Но мне не нужны деньги. Просто она мне не нравилась — какая-то старомодная. Вот я и попросила мистера Кеймерона продать ее. Ведь у него большие связи…
  — Когда это было? — спросил Шарплз.
  — Дайте вспомнить… Это было…
  — Позавчера? Вчера? — перебил Шарплз.
  Ширли широко раскрыла глаза:
  — Да что вы, это было три-четыре месяца назад. Да-да, именно четыре месяца назад.
  — И что же, такая задержка…
  — Какая задержка?
  Шарплз растерянно посмотрел на меня.
  — Что сделал мистер Кеймерон с подвеской? — спросил я.
  — Он продал ее. Некто Джеррет занимается посредничеством в таких делах, он и помог продать. За довольно приличную сумму…
  — Какую? — спросил Шарплз.
  Ширли покраснела:
  — Мне бы не хотелось сейчас говорить… Но это были хорошие деньги. Мистер Кеймерон советовался с лучшими ювелирами.
  — На что вы потратили деньги?
  Она протянула вперед палец, украшенный кольцом с огромным бриллиантом:
  — Мне надоели изумруды. Я купила это кольцо, а оставшиеся деньги положила в банк.
  Шарплз снова беспомощно посмотрел на меня.
  Я подмигнул, чтобы его ободрить, но он не заметил этого. Пауза затягивалась. Пришлось мне прервать молчание:
  — Мистер Шарплз, можно я задам мисс Брюс один вопрос? Скажите, часть этих денег досталась Роберту Хокли?
  На лице ее отразилось негодование. Щеки зарделись, глаза сверкнули.
  — Какое вы имеете право задавать такие вопросы?! Это вас не касается!
  Шарплз хотел было что-то объяснить, но запнулся.
  Ширли поджала губы и вполоборота повернулась ко мне. У меня было ощущение, что меня с силой вытолкнули в коридор.
  — Дядя Гарри, но почему его убили? — спросила Ширли. — Он был такой добрый, милый, умный, так заботился о других. Кому он мог мешать?
  Шарплз подтверждающе кивал.
  Ширли быстро подошла к нему, села рядом на подлокотник, погладила по голове и вдруг заплакала.
  Тушь текла по щекам Ширли, но она не вытирала лица. Эти темные ручейки напоминали мне окна в фабричном районе, когда первые капли дождя начинают смывать с них толстый слой пыли.
  — Берегите себя, дядя Гарри, — проговорила она сквозь слезы. — Теперь у меня никого не осталось, кроме вас.
  Ее слова поразили Шарплза.
  — Почему вы так говорите, Ширли?
  — Потому что я люблю вас, дорогой Гарри, и потому что я… я так одинока!
  — Скажите, Боб вам ничего не говорил? — спросил Шарплз. — Вам не показалось, что ему угрожает опасность?
  Она покачала головой.
  — Не понимаю. Ничего не понимаю. — Шарплз обнял девушку, похлопал ее по плечу и встал. — Мне надо идти. Дела. К тому же я обещал отвезти мистера Лэма в его агентство.
  Ширли вежливо попрощалась со мной. От ее гневной неприязни не осталось и следа.
  Она ласково смотрела на Шарплза, а он пятился к двери, не в силах оторвать взгляд от девушки. «Интересно, — подумал я, — когда Шарплз приходит к ней один, он тоже не отвечает на поцелуи?»
  — Пожалуйста, Гарри, не исчезайте, — попросила Ширли, когда мы были уже у двери. — Приходите как можно скорее.
  — Конечно, конечно, дорогая, — ответил Шарплз.
  — Скажите, мистер Шарплз, — спросил я, едва мы вышли, — она принципиально отказывается получать от вас больше денег, чем вы даете Хокли?
  — Принципиально.
  Я задумался. Если это действительно так, непонятно, зачем Ширли устраивать дешевый спектакль, демонстрируя любовь к опекунам. Если же Роберт Хокли — игрок, мот и вообще никудышный парень, а Ширли Брюс — прекрасная юная леди и потому опекуны оказывают ей предпочтение, распределяя наследство, то тогда имело смысл заверять в своей любви «дорогого дядю Гарри».
  — Однако у нее роскошная квартира, — заметил я.
  Он кивнул.
  — У нее есть другие источники дохода, кроме наследства?
  Он был так взволнован, что даже не догадался уйти от ответа.
  — Конечно, есть. Не знаю, правда, насколько они велики.
  Я понял, что из Шарплза можно сейчас кое-что вытянуть.
  — Сколько вы ей выдаете?
  — Примерно пятьсот долларов в месяц.
  — А Роберту Хокли?
  — Столько же.
  — Этого вполне хватило бы на жизнь.
  — Хватило бы, не будь он мотом. Вот и пришлось ему заняться ремонтом машин. Роберт ведь весь в долгах. Очень надеюсь, что необходимость трудиться наставит его на путь истинный.
  — А откуда получает доходы мисс Брюс? Она ведь не работает?
  — Конечно, нет.
  — Вклады?
  — Да. Вы знаете, она бывает иногда очень жестокой. Вбила себе в голову, что со мной может что-то случиться. С чего бы это? Не подумайте только, что я из тех, кто рисует себе жизнь в розовом цвете. Нет, жизнь весьма непредсказуема, и удар настигает тебя, когда ты меньше всего ожидаешь… Я подвезу вас, Лэм. И хватит разговоров. Давайте помолчим.
  Когда машина остановилась у нашего агентства, Шарплз заговорил снова:
  — Я зайду к вам через некоторое время. Надо бы кое с чем разобраться.
  — Хоть сейчас.
  — Я имею в виду финансовую сторону.
  — Я тоже.
  — Следовало бы разобраться с чеком на пятьсот долларов.
  — Боюсь, что разбираться уже поздно, — заметил я.
  Он нахмурился.
  — Мистер Шарплз, — спросил я. — Разве вы не поняли, что за человек Берта?
  — Вы хотите сказать, что она зажмет деньги?
  — Вы перепутали время глагола, мистер Шарплз. Она уже их зажала. Так что не обессудьте.
  — Да-да, конечно. — И рассеянно простившись со мной, Шарплз уехал.
  Глава 7
  Элси Бранд постепенно становилась профессионалкой: когда я вошел в агентство, она даже не оторвалась от клавиш, машинка продолжала трещать как пулемет, но глаза предупреждали — в кабинете кто-то есть.
  Я улыбнулся, послал Элси воздушный поцелуй и, повесив пальто на крючок, открыл дверь. У стола Берты сидел сержант Бьюда. Именно его я ожидал увидеть, но для порядка решил изобразить на лице удивление.
  — Заходите, — сказал Бьюда. — Нам как раз нужен кворум.
  Я вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.
  — Кто такой Шарплз? — спросил сержант.
  — Клиент.
  — Что ему надо?
  — Так, одно дельце. С Робертом Кеймероном оно никак не связано.
  — Тогда почему же вы поехали к Кеймерону?
  — По ходу дела нам показалось, что он мог бы кое-что прояснить.
  — Что нужно было Шарплзу?
  — Спросите у него.
  — Вы вошли в дом и обнаружили труп. Потом позвонили в полицию. Шарплз ничего не предпринимал в этот промежуток времени?
  — Нет.
  — Шарплз утверждает, что все время был с вами.
  — Что значит «все время»?
  — Все время с того момента, как он решил заехать к Кеймерону.
  — Выходит, у него есть алиби?
  — Ему кажется, что есть. А вот я в этом не уверен.
  — Мы с Шарплзом вышли от Берты минут за двадцать до того, как обнаружили труп Кеймерона.
  — А ко мне он пришел минут за десять до появления Дональда, — подхватила Берта. — Элси Бранд утверждает, что прежде он еще минут двадцать ждал в приемной.
  — Насколько я помню, все это весьма приблизительно, — заметил Бьюда.
  — Если бы мы знали, что произойдет убийство, мы хронометрировали бы каждый шаг Шарплза, — парировала Берта. — Жаль, что мы вас не предупредили.
  — Когда произошло убийство? — спросил я Бьюду.
  — Как показала экспертиза, незадолго до нашего прихода. Мы прибыли часа через полтора — на полчаса раньше.
  — Эти полчаса значат очень много, — заметил я. — Кое для кого.
  Бьюда пожал плечами.
  — Сами знаете, что такое медэкспертиза… — Помолчав, он продолжил: — Мне хотелось бы узнать, что у вас за дела с Шарплзом.
  — Все очень просто. Гарри Шарплз — один из двух опекунов наследства Коры Хендрикс. Вторым опекуном был Роберт Кеймерон. Шарплз заплатил нам пятьсот баксов за одно дело… Как там чек? — повернулся я к Берте.
  — О чем ты спрашиваешь, Дональд! Не успел он закрыть за собой дверь, как я отправила чек в банк. Все в порядке.
  — Такие вот дела, — сказал я, обращаясь к Бьюде.
  Сержант почесал голову.
  — Что это за ворона? — спросил он.
  — Ручная. Кеймерон подобрал ее года три назад. Она умеет говорить. Язык ей не надрезан. Это все досужие вымыслы, на которые не стоит обращать внимания.
  — Еще я нашел там старинную подвеску. В ней гнезда для тринадцати крупных камней. Но ни одного нет на месте.
  Я кивнул.
  — Тринадцать камней, — повторил Бьюда.
  — Ну и что?
  — Шесть огромных изумрудов мы обнаружили в клетке этой вороны, еще два лежали на столе.
  — В клетке? А где именно?
  — Там в углу ворона устроила себе гнездо. Под ним небольшая коробочка…
  — Интересно, — заметил я. — Должно быть, ворону привлек блеск изумрудов, и она по одному перетаскала их в гнездо.
  Бьюда испытывающе посмотрел на меня.
  — Шесть плюс два получается восемь.
  — Совершенно верно.
  — Должны быть еще пять.
  — Вот именно.
  — Хватит наконец! — взорвался Бьюда. — Я пытаюсь найти подвеску…
  — А я думал, подвеска у вас.
  — Я имею в виду камни!
  — Вы уверены, что в подвеске были именно изумруды?
  — Нет.
  — А она старинная?
  — Да. Похоже, фамильная драгоценность. Откуда она только попала к Кеймерону?
  — Наверное, купил, — сказал я. — Или получил по наследству.
  Бьюда шумно вздохнул.
  — Можно, конечно, предполагать, что он ее украл, — продолжал я. — Извините, сержант, но мне часто приходится иметь дело с таким видом приобретений.
  Сержант Бьюда пристально посмотрел на меня.
  — Знаете, Лэм, мне надо серьезно заняться вами. Вы умеете складно трепаться, но мои коллеги давно заметили, что вы всегда что-то не договариваете, пытаясь улизнуть от ответа. Смотрите, это может для вас плохо кончиться. — С этими словами Бьюда, улыбнувшись, вышел.
  Берта облегченно вздохнула:
  — Ладно, Дональд, как бы то ни было, пятьсот баксов у нас в кармане.
  — Будет больше.
  — С чего ты взял?
  — Пообщался с Шарплзом.
  — И что он?
  — Напуган до смерти.
  — Кто же его напугал?
  — Не знаю.
  — А как тебе кажется?
  — По условиям завещания в случае смерти обоих опекунов опека прекращается и деньги делятся поровну между наследниками.
  — В случае смерти обоих опекунов, — повторила Берта.
  — Совершенно верно.
  — Интересно, что даст проверка документов, — сказала Берта. — Ведь после смерти опекуна обязательно проводится проверка.
  — Кое-что я выяснил.
  — Ну и сколько же должно быть денег?
  — Начальная сумма составляла восемьдесят тысяч.
  — Этого вполне хватило бы на жизнь обоим наследникам — Ширли Брюс и этому… как его?
  — Роберту Хокли.
  — Интересно, сколько они получают в месяц?
  — Пятьсот долларов.
  — Каждый?
  — Да.
  — Так что в год расходуется двенадцать тысяч.
  — Совершенно верно.
  Берта напряглась.
  — Сколько лет продолжается опека?
  — Двадцать два.
  — И сколько сначала было денег?
  — Наследство оценили в восемьдесят тысяч долларов, — повторил я.
  — Пожалуй, доходы были огромные, — задумчиво проговорила Берта.
  — Деньги вложили в золотые прииски. Оттуда, наверное, и доходы. Думаю, Гарри Шарплз скоро вернется сюда…
  Берта с вожделением потерла руки.
  — Дональд, милый, как ты меня радуешь!
  Глава 8
  Наступил вечер. Берта ушла домой, а мы с Элси разговаривали в приемной.
  — Тебе нужна помощница, Элси.
  — Спасибо, я пока справляюсь. Знаешь, Дональд, каждый раз, когда ты возвращаешься из своих поездок, на душе у меня становится как-то легко, радостно. Ты даже представить себе не можешь, что это для меня значит.
  Элси слегка покраснела.
  — Но тогда появляется больше работы, — заметил я.
  Она засмеялась:
  — Да. Ты вносишь деловой дух.
  — Я имею в виду не это. Больше работать приходится именно тебе.
  — Мне нравится много работать.
  — Не понимаю, что здесь может нравиться. Сидеть по восемь часов за машинкой и стучать не отрываясь, как проклятая. Скажу Берте, чтобы поискала тебе помощницу.
  — Что ты, Дональд! Я вполне справляюсь. Иногда действительно тяжело, но бывает и передышка.
  — Пусть помощница занимается делами Берты, а тебя я назначу своей личной секретаршей.
  — Дональд! Берту хватит удар!
  — Что ж, тебе станет еще легче. Берта ведь так любит рассылать эти дурацкие письма. К тому же требует, чтобы каждое ты печатала отдельно. А на это уходит уйма сил и времени.
  — Письма приносят пользу.
  — Пользу? Какие-то гроши! А сейчас наклевывается хороший заработок. Ладно, надо будет решить с твоим назначением.
  — Берта в обморок упадет.
  — Ничего с ней не сделается.
  Зазвонил телефон. Элси вопросительно посмотрела на меня.
  — А ну их всех… Впрочем, сними трубку. Вдруг это Шарплз зовет на помощь?
  Элси подошла к телефону:
  — Да, я слушаю… Это тебя, Дональд.
  Я взял трубку и услышал хорошо поставленный резкий голос:
  — Мистер Дональд Лэм?
  — Да.
  — Из частного сыскного агентства «Кул и Лэм»?
  — Совершенно верно. Чем могу быть полезен?
  — Говорит Бенджамин Наттолл. Вы были у меня сегодня, спрашивали о какой-то украденной подвеске. Мне хотелось бы вернуться к нашему разговору.
  — Забудьте о нем. Вы сказали, что не видели подвеску, никаких других сведений мне от вас не нужно.
  — Конечно, — сухо сказал Наттолл. — Но положение несколько изменилось.
  — Что-то случилось?
  — Мне необходимо подробно поговорить с вами.
  — Мистер Наттолл, хотя я и не жалуюсь на отсутствие воображения, ваше поведение кажется мне весьма загадочным.
  — Видите ли, — сдержанно сказал Наттолл, — здесь сержант Бьюда, сейчас он допрашивает меня.
  — Хорошо, буду через пять минут. Скажите Бьюде, что я выезжаю.
  Я повесил трубку.
  — Кто это? — спросила Элси.
  — Если позвонит Берта, передай, что я поехал к Наттоллу. Сэм Бьюда уже там. Кажется, Наттолл понял, что запираться бесполезно. Надо разобраться.
  — Думаешь, получится?
  — Попробую.
  — Ты расскажешь им всю правду?
  — Правда — бисер…
  — То есть?
  — Помнишь насчет бисера и свиней?
  — Осторожнее, Дональд, у тебя могут быть неприятности.
  — У меня так часто могли быть неприятности, что я уже ничего не боюсь. Свяжись с Бертой и передай: мне надо с ней встретиться, чтобы согласовать наши показания.
  — А что будешь говорить ты?
  — Пока не знаю. Все зависит от того, рассказал Наттолл о Питере Джеррете или нет.
  — А если рассказал?
  — В этом случае я постараюсь, чтобы показания давал именно Джеррет. Берте же передай: пусть ждет вестей от меня.
  Я поспешил в магазин Наттолла. У входа стоял полицейский, оснащенный рацией. Он проводил меня до наружной двери. Парень из охраны Наттолла провел меня дальше по уже знакомой лестнице в кабинет своего шефа.
  В креслах сидели и курили Наттолл, сержант Бьюда и Питер Джеррет. Они живо напомнили мне присяжных, которые никак не могут вынести вердикт, несмотря на призывы судьи поторопиться.
  — Привет, — сказал я.
  Бьюда холодно поздоровался в ответ и обернулся к Наттоллу:
  — Пожалуйста, повторите ваши показания.
  Наттолл заговорил, тщательно подбирая слова. Казалось, он предостерегает меня от излишней болтовни.
  — Сегодня утром этот молодой человек пришел в мой магазин и попросил принять его по неотложному делу. Я его принял. Предложил показать документы, и он предъявил удостоверение сотрудника частного сыскного агентства…
  — Можно короче? — перебил Бьюда. — Давайте ближе к делу.
  — Он спросил о некоей изумрудной подвеске, — продолжал Наттолл. — Показал довольно грубый карандашный набросок. Я поинтересовался, почему мистер Лэм обратился именно ко мне, и он ответил, что причиной были мои обширные познания в ювелирном деле, и конкретно в изумрудах.
  — Продолжайте, — нетерпеливо сказал сержант. — Что было дальше? Зачем ему подвеска?
  — Точно не припомню, — отвечал Наттолл. — Кажется, он не назвал никаких имен. Кто-то потерял это украшение…
  Бьюда посмотрел на меня:
  — Итак, что же вы ему наговорили?
  — Именно то, что он сейчас сказал.
  — Как вы объясняете ваш интерес к подвеске?
  — Никак.
  — Но ведь ему лишь показалось…
  — Ему всего лишь показалось. Я приходил сюда не для того, чтобы объяснить, что к чему, а чтобы узнать, не встречалась ли ему эта подвеска. Вы же знаете мой стиль, сержант: внести побольше суеты, сбить собеседника с толку.
  Бьюда с мрачным видом жевал сигару.
  — Посмотрим, получится ли у вас сбить с толку меня, — произнес он. — Так зачем вам понадобилась эта изумрудная подвеска?
  — Сержант, я вовсе не собираюсь сбивать вас с толку. Вам я буду говорить правду. Подвеску искал один из моих клиентов.
  — Почему?
  — Спросите об этом клиента.
  — Гарри Шарплза?
  — Этого я вам не скажу.
  Бьюда повернулся к Наттоллу:
  — Продолжайте.
  — Я ответил этому молодому человеку, что такой подвески у меня нет, — сказал Наттолл. — Это было правдой. Однако вскоре ко мне пришел мистер Джеррет — у нас с ним уже были кое-какие дела — и принес для оценки подвеску. Я сказал ему, что прежде, чем я возьмусь оценивать, он должен связаться с мистером Лэмом и выяснить, разыскивает ли его агентство именно эту подвеску.
  — Все было так, — поддакнул Джеррет.
  — Как к вам попала подвеска? — спросил Бьюда.
  — Мистер Кеймерон просил меня оценить ее, — ответил Джеррет.
  Бьюда снова принялся жевать сигару, потом выплюнул ее в корзину для бумаг.
  — Не нравится мне все это, — бросил он. Мы молчали. — Я решил не допрашивать вас по отдельности, — продолжил Бьюда, — так что валить это дело друг на друга вам не удастся. В то же время вам так легче согласовать свои показания. Но знайте: если я уличу кого-нибудь из вас во лжи, ему не поздоровится.
  Мы по-прежнему молчали.
  — У вас раньше были дела с Кеймероном? — обратился Бьюда к Джеррету.
  Тот поднял голову и уставился на стену поверх головы сержанта, попытавшись придать своему лицу как можно более глубокомысленное выражение.
  — Да, я здесь работал с мистером Кеймероном. И вполне естественно, что и в этот раз он обратился ко мне — он не стал бы просить об услуге незнакомого человека. Но знаете, сержант, я никак не могу припомнить, какие у нас с ним дела. Может быть, потом что-нибудь всплывет в памяти…
  — А чем вы вообще занимаетесь?
  — Я… Можно сказать, что я посредник. Когда кому-то нужно продать заложенную ранее драгоценность, я могу помочь. Иногда ко мне обращаются клиенты, которые попали в затруднительное материальное положение и хотят избежать огласки.
  — Выходит, у вас что-то вроде ломбарда?
  — Нет-нет. Я ведь не беру процентов. Мое дело — посредничество. Я знаю магазины всех лучших ювелиров да и сам неплохо разбираюсь в драгоценностях. Мои клиенты могут рассчитывать на квалифицированную помощь.
  — Итак, Кеймерон пришел к вам и попросил продать подвеску как можно дороже?
  — Он просил всего лишь оценить ее — это разные вещи.
  — Разве драгоценности оценивают не для того, чтобы продать?
  — Не всегда.
  — Но часто.
  — Часто.
  Бьюда резко повернулся ко мне:
  — Должно быть, вы побывали не только в одном ювелирном магазине?
  Я понял, что это ловушка.
  — Нет, сержант, только в магазине Наттолла.
  — Почему?
  — Не хватило времени.
  — Что же вам помешало?
  — То самое дело.
  — Шарплз?
  — Да. Наша поездка к Кеймерону.
  Бьюда с раздражением посмотрел на меня:
  — Вы все-таки пытаетесь сбить меня с толку! Вы до сих пор не сказали ничего по существу!
  — Мне очень жаль.
  — Если понадобится, мы просидим здесь до утра! Вы прекрасно знаете, где была найдена подвеска, Лэм. Я решил навести справки. Мои люди обошли все ювелирные магазины, пока наконец Наттолл не посоветовал обратиться к Джеррету. Потом он вспомнил о вас, Лэм. Вы были у него и спрашивали об этой самой подвеске. Зачем она вам понадобилась?
  — Поверьте, сержант, я сказал вам все, что мог. Подвеску получила в наследство одна женщина. Некто, кому далеко не безразлична ее судьба, заметил, что подвеска пропала, и захотел выяснить, что с ней случилось.
  — Зачем?
  — Если бы у вашей жены пропала драгоценность, вы бы не попытались узнать, куда она подевалась?
  — Так, значит, муж разыскивал подвеску своей жены?
  — Я этого не говорил.
  — Вы намекнули на это.
  — Когда?
  — Когда спросили меня, что бы я сделал на месте мужа, обнаружившего пропажу драгоценности своей жены.
  — Это я так, для примера.
  — Черт побери! — взорвался Бьюда. — Вы можете не морочить мне голову?!
  — Извините, сержант. Так что вы хотите узнать?
  — Подвеску разыскивал муж?
  — Точно не знаю. Мне показалось, что нет, не муж, но, может быть, я ошибся. Во всяком случае, он не говорил, что речь идет о его жене.
  — Может быть, он говорил, что она ему не жена?! — взревел Бьюда: его терпение лопнуло.
  — Нет, сержант, этого он точно не говорил.
  — Ничего не понимаю. — Бьюда вроде бы немного успокоился. — Вам не показалось, что дело пахнет шантажом?
  — Мне показалось, что клиент хотел выяснить и это.
  — И вам это удалось?
  — Нет.
  — Почему?
  — Как только я узнал, что подвеска была у Кеймерона, я понял, что шантаж отпадает. Особа, которой интересовался мой клиент, рассталась с подвеской несколько месяцев назад. Кеймерон получил ее от кого-то другого.
  Джеррет встрепенулся.
  — Да-да, конечно, — подтвердил он, поглаживая свою лысину. — Вероятно, так и было.
  — Послушайте меня, сержант, — продолжал я. — Моя задача — защищать интересы клиента. Я не имею права полностью открыться вам. Но вы, как профессиональный сыщик, могли бы кое о чем догадаться. Особа, которой принадлежала подвеска, решила избавиться от нее, потому что ей, видите ли, надоели изумруды. Ей захотелось бриллиантов. А из того, что сказал мистер Джеррет, можно заключить, что покойный Кеймерон, напротив, очень любил изумруды. Вероятно, поэтому и приобрел подвеску.
  — Да-да. — Джеррет утвердительно закивал. — Действительно, мистер Кеймерон очень любил изумруды. Он провел много лет в Колумбии, так что эти драгоценные камни были ему хорошо знакомы. Насколько я помню, изумруды в той подвеске были редкого по глубине цвета и практически без пятен. Я показал подвеску мистеру Наттоллу — он тоже пришел в восторг и подтвердил, что вещь очень дорогая.
  — Кто принес подвеску для продажи? — спросил Бьюда.
  — Ее принесли для оценки, — возразил Джеррет.
  — Так чья же была подвеска?
  — Как — чья? — Глаза Джеррета выразили недоумение. — Разумеется, мистера Кеймерона.
  — Вы уверены в этом?
  — У меня никаких сомнений не возникало.
  — И как давно он ее приобрел?
  Джеррет посмотрел на меня.
  — Если судить по словам мистера Лэма, несколько месяцев назад.
  Бьюда нервно постучал костяшками пальцев по столу.
  — Какого черта Кеймерону понадобилось, оценив подвеску и выяснив, что вещь это очень дорогая, выковырять из нее все камни?
  — А почему вы думаете, что камни вынул именно он? — спросил я. — Может, это сделал грабитель?
  — Нет, это сделал Кеймерон. Мы обнаружили у него в столе полный набор ювелирных инструментов. Он вынул камни из оправы и стал прятать. Шесть камней засунул в клетку к вороне — думал, наверное, что там никто не найдет. Два изумруда лежали на столе. Два плюс шесть равняется восьми.
  — Восемь из тринадцати, не так ли? — заметил я.
  — Когда мы обыскивали ванную комнату, — продолжил Бьюда, — и отвинтили сифон, чтобы посмотреть, нет ли там пятен крови — может, убийца мыл руки и оставил следы, — мы обнаружили недостающие пять камней.
  — Прекрасно, — сказал я. — Выходит, все изумруды нашлись.
  Бьюда бросил на меня свирепый взгляд:
  — Я ничего не понимаю! Какого черта Кеймерон вынул камни из оправы, засунул пять из них в слив раковины, шесть — в воронью клетку, а два оставил на столе?
  — Насколько я могу судить, вы пригласили меня не для консультации? — спокойно спросил я.
  — Вы правильно судите, — процедил Бьюда. — Я вызвал вас для дачи показаний, и мне нужны факты. Знайте, Лэм: если вы что-то скрыли, я отберу у вас лицензию!
  — Простите, сержант, но я ответил на все ваши вопросы.
  — Ну конечно, — усмехнулся Бьюда, — ответил! Вы были очень красноречивы! Не то что эти два джентльмена. Учтите, Лэм: со мной эти штуки не пройдут.
  — Вы устали, сержант, вам нужно отдохнуть, — сказал я. — Нельзя так много работать. По-моему, все предельно просто. Меня попросили выяснить, что случилось с подвеской, почему она исчезла, кто купил ее и зачем. Я начал обходить ювелирные магазины…
  — И совершенно случайно прежде всего зашли к Наттоллу, а после этого перестали ходить по магазинам?
  — Не совсем так. Я знал, что Наттолл — специалист по изумрудам, вот и решил начать с него.
  — И что же, Наттолл вам сразу сказал, что видел эту подвеску?
  — Ну что вы! Наттолл тоже защищает интересы своих клиентов.
  — Значит, он сказал, что никогда ее не видел?
  — Он мне ничего не сказал.
  — Так зачем же вы к нему пошли? Разве не знали, что он не ответит на ваш вопрос?
  — Не знал.
  — А после того, как узнали?
  — Когда узнал, пришлось переключиться на другие, более важные дела. Вот и все.
  — Но вышло так, что именно эти более важные дела помогли вам обнаружить ту самую подвеску.
  — Честно говоря, да.
  — Честно говоря! — воскликнул Бьюда. — Черта с два вы бы мне честно сказали, не узнай я всего сам! Каким образом подвеска попала к Кеймерону?
  — Я уже говорил вам, сержант, что не могу быть полностью откровенным. Однако тот факт, что подвеска нашлась, многое прояснил. Мой клиент поговорил с той самой особой и выяснил, что она продала подвеску, чтобы на вырученные деньги купить другое ювелирное украшение. Продана подвеска была несколько месяцев назад. Как видите, девушка кое-что рассказала…
  — Вы сказали «девушка»? — встрепенулся сержант.
  — Ну да.
  — Это меняет дело.
  — Но я ведь ничего не сказал.
  — Вы проболтались, Лэм, и я кое-что понял.
  — Не знаю, что вы там поняли, сержант. Делать вывод — ваше право.
  — Я понял, — с отвращением произнес Бьюда, — что пожилой богач обзавелся пассией. Спустя время он заподозрил, что девица закладывает его подарочки, и оказался прав. Не так ли?
  — Во всяком случае, он так не думает.
  — Еще бы! — рассмеялся Бьюда. — Она обвела старика вокруг пальца. Посмотрела на него своими ангельскими глазками и наплела что-то жалостливое. Старый дурак и поверил. Теперь меня интересует одно: этим старым ловеласом был Кеймерон?
  — Мне кажется, Кеймерон вообще никогда не был ловеласом…
  — Ладно-ладно, — перебил Бьюда. — Поставим вопрос иначе: был ли он соперником на пути того старого ловеласа?
  — Полагаю, что интерес Кеймерона к изумрудной подвеске никоим образом не был связан с любовными похождениями того или иного ловеласа.
  — Ну конечно, — подтвердил Джеррет. — Просто он хорошо разбирался в изумрудах. А в подвеске были изумруды удивительной красоты! Мне кажется, мистер Наттолл не оценил их по достоинству. И все из-за этой старомодной, аляповатой оправы. Она просто задавила камни. Признаюсь, я дал мистеру Кеймерону совет: вынуть их из оправы и заказать другую, более изящную. Тогда бы камни заиграли совсем иначе. Наверное, именно поэтому он их и вынул. И тут-то…
  Наттолл откашлялся и медленно произнес:
  — Джентльмены, скажу вам честно, я несколько поторопился с оценкой подвески. Мне действительно не понравилась оправа. Возможно, я плохо рассмотрел изумруды. Это коварные камни. Вы, Джеррет, правы — удивительная глубина цвета. Я подумал тогда… нет, я тогда просто не подумал… Я допустил ошибку.
  Бьюда встал.
  — Вот именно, — произнес он. — Так все и случилось. — И после небольшой паузы, вызывающе посмотрев на каждого из нас, добавил: — Во всяком случае, так должно было случиться.
  — Да, сержант, именно так все должно было случиться. — Джеррет невозмутимо кивнул. — Кеймерон решил последовать моему совету — сменить оправу.
  Наттолл открыл ящик своего стола и извлек оттуда бутылку виски двенадцатилетней выдержки.
  — Мне кажется, джентльмены, — сказал он, — нам пора выпить по рюмочке.
  Глава 9
  Убедившись, что «хвоста» за мной нет, я быстро нырнул в телефонную будку и набрал номер Шарплза. В трубке раздался бодрый голос:
  — Алло, Шарплз слушает.
  — Здравствуйте, Шарплз. Это Лэм.
  — Здравствуйте. — Голос его как-то сразу сник. Вероятно, он ожидал более приятного звонка.
  — У вас есть знакомый адвокат? — спросил я.
  — Конечно. У меня есть адвокат, который занимается всеми делами, связанными с опекой.
  — Он хороший специалист?
  — Конечно.
  — А может, он разбирается только в крючкотворстве нотариусов? Как насчет более оперативной работы?
  — Не знаю. Мне кажется, это профессионал высокого класса.
  — Вот и отлично. Свяжитесь с ним.
  — Простите…
  — Да-да. Он мне понадобится.
  — Зачем?
  — Вами заинтересовался сержант Бьюда.
  — Что ему нужно?
  — Что-то нужно.
  — Что вы имеете в виду, Лэм?
  — Бьюда пришел к выводу, что все дело в изумрудной подвеске.
  — В ней, кажется, не хватало нескольких камней?
  — Все камни найдены.
  — Где?
  — Два лежали на столе, шесть — в клетке вороны, еще пять — в сливном сифоне в ванной комнате.
  — В сливном сифоне? — с удивлением повторил Шарплз. — Господи, как же они туда попали?
  — Кто-то хотел спустить их в канализацию, бросил в слив, а они застряли.
  — Ничего не понимаю.
  — Бьюда тоже ничего не понимает.
  — Но при чем здесь я?
  — Бьюда считает, что вы имеете прямое отношение к подвеске.
  — С чего он это взял?
  — Все довольно просто. Я занимался поиском подвески. Мы с вами поехали к Кеймерону по каким-то делам. Подвеска оказалась у него. Не надо быть профессиональным сыщиком, чтобы связать эти факты.
  — Жаль, что вы занялись поисками подвески, Лэм.
  — Простите, но я выполнял ваше поручение.
  — Да-да, конечно. Я хотел сказать, что, если б знал, в чьих они руках, никогда бы не затеял это дело.
  — Перестаньте, Шарплз. Вы прекрасно знали, у кого подвеска. Вам надо было выяснить, почему владелица решила избавиться от нее.
  — Вы правы.
  — Но почему-то вы не пошли к мисс Брюс, чтобы поговорить с ней напрямую.
  — Мне хотелось сначала выяснить…
  — Ну конечно, вам «хотелось»!.. Чтобы выяснить, вы наняли меня, и я справился с этим. Сделанного не вернешь.
  — Да-да, конечно, — проговорил Шарплз.
  — Сегодня утром я занимался поисками подвески. Потом мы с вами поехали к Кеймерону. Кеймерон был мертв. Подвеска, которую вы так искали, лежала на его столе. Изумруды кто-то вынул из оправы. Логично предположить, что сержант Бьюда ухватился за эту подвеску, как за ключ к решению дела об убийстве.
  — Значит, он будет допрашивать вас?
  — Меня он уже допросил.
  — Когда?
  — Только что.
  — Где?
  — В магазине Наттолла. Там были Наттолл и Джеррет.
  — Что они ему сказали?
  — Ничего особенного.
  — Думаете, теперь моя очередь?
  — Не сомневаюсь.
  — Что я должен говорить?
  — То, что считаете нужным.
  — Может, вы мне что-нибудь посоветуете?
  — Я уже посоветовал вам связаться с адвокатом.
  — А сами вы не хотите мне помочь?
  — Все, что вы скажете адвокату, останется между вами. Он выслушает вас и, если поймет, что дело плохо, посоветует просто не отвечать на вопросы полицейских. Никто не может заставить адвоката давать показания. А я частный детектив и обязан сотрудничать с полицией. Если меня уличат во лжи или умышленном отказе от показаний, я буду вынужден распрощаться со своей работой. Понимаете?
  — Теперь понимаю.
  — У вас два пути: или сказать, что подвеска принадлежала Брюс, или что вы вообще ничего о подвеске не знаете.
  — Я уже сказал полицейским, что ничего не знаю.
  — Именно поэтому я настоятельно советую вам связаться с адвокатом.
  — Я не совсем понимаю…
  — Очень может быть, что вы совершили ошибку: не следовало утверждать, что вы никогда не видели этой подвески. Я изо всех сил старался прикрыть вас. Пока еще не поздно переиграть: скажите, что просто не узнали подвеску — она ведь была без камней. А теперь, мол, вспомнили, что видели ее раньше.
  — Нет, — перебил Шарплз. — Я не хочу впутывать в это дело мисс Брюс.
  — Но если она повторит сержанту все то, что сказала мне, ее ни в чем не заподозрят.
  — Возможно, но имя ее все же будет предано огласке. Как владелицу подвески, ее оставят в покое.
  — Прежнюю владелицу…
  — Как вам будет угодно.
  — При чем здесь я? Мне угодно то, что угодно клиенту.
  — Благодарю вас, мистер Лэм. Я ценю вашу заботу о клиенте.
  — О бывшем клиенте.
  — Как бывшем? — удивился Шарплз.
  — Вы поручили мне определенное дело. Я с ним справился. Мы друг другу больше ничего не должны и можем спокойно расстаться.
  — Мне не нравится то, что вы сказали, Лэм.
  — Что же именно вам не нравится?
  — По-моему, до завершения дела еще очень далеко.
  — Какого дела?
  — Которое я вам поручил.
  — Вы обратились в наше агентство с просьбой разыскать подвеску. Подвеска найдена.
  — Но возникли новые вопросы.
  — Об этом лучше поговорите с Бертой. Кстати, вполне возможно, что полиция и без ваших показаний решит допросить Ширли Брюс и Роберта Хокли.
  — С чего вы это взяли?
  — А почему бы и нет? Они будут допрашивать всех, кто так или иначе был связан с убитым.
  — Спасибо, что сказали, — скороговоркой произнес Шарплз.
  Я понял, что он хочет поскорее закончить разговор.
  — Всегда к вашим услугам. — С этими словами я повесил трубку и отправился в агентство.
  По дороге я купил свежие газеты. Сообщения о зверском убийстве были иллюстрированы фотографиями вороны, дома Кеймерона и оправы изумрудной подвески. Верные традициям, досужие репортеры насочиняли целую кучу различных версий убийства — одну абсурднее другой.
  Так, я вычитал, что «блестящий сыщик» сержант Бьюда приступил к допросу вороны и, исходя из ее показаний, надеется в кратчайший срок выяснить, кто заколол кинжалом беднягу Кеймерона, когда тот говорил по телефону.
  Еще в газетах была опубликована просьба ко всем, кто общался в тот день по телефону с Кеймероном, поставить об этом в известность полицию.
  Разумеется, то была инициатива сержанта Бьюды.
  Не остался без внимания журналистов и пистолет двадцать второго калибра. Поскольку выстрел из него был произведен примерно в тот момент, когда закололи Кеймерона, а пуля в мансарде не обнаружена, выдвигалось предположение, что несчастный успел выстрелить в убийцу и тот ранен. А если так, то злодей должен был обратиться к врачу и тем самым выдать себя.
  Чтение газет прервал телефонный звонок. Мне не хотелось ни с кем говорить, но телефон не смолкал. Я снял трубку и прохрипел:
  — Алло, это сторож. Что передать?
  Голос показался мне знакомым — мягкий, вежливый, с несколько странной манерой выговаривать слова, но сначала я не мог вспомнить, где слышал его.
  — Извините, пожалуйста, за беспокойство, но мне очень нужно поговорить с мистером Лэмом из агентства «Кул и Лэм». Если вы здесь работаете, не могли бы вы сказать, где его найти?
  — Кто его спрашивает?
  — Мне бы не хотелось называть себя. Может, вы все-таки скажете, как найти мистера Лэма?
  — Сначала представьтесь.
  — Это невозможно, милейший. У меня к мистеру Лэму конфиденциальное дело.
  Тут я наконец понял, что звонит Питер Джеррет.
  — Секундочку, — сказал я. — Кто-то пришел. Может, это мистер Лэм… Добрый вечер, мистер Лэм. Вас к телефону. По важному делу. — После небольшой паузы я заключил все так же хрипло: — Подождите, пожалуйста, сейчас он подойдет.
  Затем положил трубку на стол, прошелся по кабинету так, чтобы шаги были слышны на другом конце провода, вернулся к телефону и своим обычным голосом произнес:
  — Алло, я вас слушаю.
  — Здравствуйте, мистер Лэм, это Питер Джеррет.
  — Здравствуйте.
  — Мне очень понравилось, как вы отвечали на вопросы сержанта Бьюды. Вы настоящий профессионал.
  — Спасибо.
  — Вы читали газеты?
  — Да.
  — Могу сообщить имя одного из владельцев подвески.
  — Кто же это?
  — Некая Филлис Фейбенс.
  — Ее адрес?
  — Квартиры Крествелла на Девятой улице. У меня нет под рукой номера ее телефона, но, думаю, это легко выяснить.
  — Конечно, конечно.
  — Полагаю, вас заинтересовала моя информация.
  — Спасибо.
  — Вы говорите так, будто это вам глубоко безразлично.
  — Так оно и есть, — ответил я бодрым голосом. — Я уже закончил свою работу и получил гонорар. Никакие подвески меня больше не интересуют. Еще раз благодарю за внимание.
  — Мне кажется, — не успокаивался Джеррет, — надо во всем этом хорошенько разобраться.
  — Что ж, позвоните Бьюде.
  — Нет-нет, что вы. После всего случившегося я пришел к выводу, что в полицию надо обращаться в последнюю очередь.
  — Но почему?
  — Они способны только все окончательно запутать. Послушайте, Лэм, — Джеррет заговорил очень быстро, — ваш клиент поручил вам дело, связанное с этой подвеской…
  — Извините, но я уже выполнил его поручение.
  — Я почти уверен, что он не отстанет от вас. На вашем месте я воспользовался бы сообщенной мною информацией.
  — Благодарю вас.
  Он, немного помолчав, буркнул: «Не за что», — и повесил трубку.
  Я выскочил из кабинета, сел в машину и помчался на Девятую улицу. На табличке у входа в дом Крествелла значилось, что Филлис Фейбенс занимает квартиру 328. Я нажал кнопку — замок тотчас открылся.
  Я вошел в подъезд, поднялся на лифте на третий этаж, нашел квартиру 328 и постучал.
  — Кто там? — раздался за дверью женский голос.
  — Моя фамилия Лэм. Мы с вами не знакомы.
  Дверь слегка приоткрылась. Хозяйка, очевидно, не очень-то доверяла незнакомым молодым людям и предусмотрительно набросила цепочку.
  Я мгновенно протянул в щель удостоверение.
  — Добрый вечер. Моя фамилия Лэм. Я частный детектив. Разыскиваю одно ювелирное украшение. Может быть, вы его видели. Разрешите войти?
  Она пристально посмотрела на меня, рассмеялась и, сняв цепочку, широко распахнула дверь.
  — Конечно. Человек, который сразу предъявил документы… — Она запнулась, не находя нужных слов.
  — Не внушает опасений?
  — Да. Я хотела сказать, что с таким человеком чувствуешь себя в полной безопасности. Заходите, пожалуйста.
  У нее была очень хорошая квартира — хоть маленькая, но уютная, чистая.
  — Садитесь. — Филлис указала на стул.
  Я подождал, пока сядет она.
  — Вы читали последние вечерние газеты? — спросил я.
  — Нет.
  — Дело в том, что я пытаюсь найти следы одной подвески. Мне сказали, что вы можете помочь в этом.
  — Кто сказал? — спросила она с любопытством.
  — К сожалению, детектив не обо всем имеет право говорить.
  Мгновение помолчав, она сказала:
  — Ну что ж, попробую вам помочь.
  Я вынул из кармана газету, сложенную так, что можно было увидеть только снимок подвески.
  — Вот эта подвеска. Вы ее видели когда-нибудь?
  Филлис внимательно рассмотрела снимок, развернула газету и прочла подпись под ним, сообщавшую, что подвеску нашли на столе убитого человека и причем все камни были вынуты из оправы.
  Потом она просмотрела всю газетную полосу и узнала имя убитого.
  Она была совершенно спокойна: ни вздохов, ни малейшего проявления эмоций.
  На вид ей было года двадцать четыре. Волнистые белокурые волосы спадали на плечи. Я обратил внимание на ее рот — рот чувственной и вместе с тем сдержанной женщины. Наверное, в зависимости от ситуации ей легко удавалось сменять улыбку строгим выражением лица.
  — Так что же вы хотите узнать? — спросила она.
  — Вам знакома эта подвеска?
  — Кажется, я где-то ее видела. Не могли бы вы подсказать, при каких обстоятельствах это могло быть?
  — Я знаю лишь то, что написано в газетах.
  — Я не читаю газет. Только сейчас просмотрела заголовки. Насколько я понимаю, подвеска была найдена в доме, где произошло убийство?
  — Да.
  — По правде сказать, мистер Лэм, я не уверена, что видела именно эту подвеску. Дома у нас есть старинные украшения. Большей частью всякое барахло, ничего ценного. Одна из подвесок очень похожа на эту, но с уверенностью сказать не могу. В конце концов, таких подвесок сотни.
  — А у вас не было такой?
  — У меня никогда не было подвески с тринадцатью изумрудами. Моя подвеска действительно была в такой оправе, но камни совсем другие — искусственный рубин и гранаты.
  — Где эта подвеска?
  — Я ее продала.
  — Кому?
  — Зачем вам это?
  — Не знаю. Наверное, такая у меня работа — задавать вопросы. Понимаете, в нашем деле может пригодиться любая информация.
  Она задумчиво посмотрела на меня своими серо-голубыми глазами.
  — Я продала подвеску некоему Джеррету — посреднику при продаже драгоценностей. Так, по крайней мере, мне его представили.
  — А как вы нашли этого мистера Джеррета?
  — Нашла. Я его отловила.
  Я недоуменно уставился на Филлис.
  Она рассмеялась.
  — Я отнесла подвеску в магазин, где, как мне казалось, ею могли заинтересоваться.
  — К Наттоллу?
  — Что вы! Магазин Наттолла не для меня. Я зашла в маленькую ювелирную лавочку неподалеку отсюда. Взяла с собой много украшений. Самым дорогим среди них было кольцо с довольно крупным бриллиантом, но его огранка казалась слишком старомодной. Были еще часики. Знаете, такие дамские часики, их прикалывают на грудь.
  — Да-да, — улыбнулся я. — И что же дальше?
  — Что касается этой подвески и еще браслета, то я надеялась, что их возьмут из-за золотой оправы.
  — А когда вы познакомились с Джерретом?
  — Хозяин лавочки посмотрел украшения и назвал цену. Как мне подумалось, слишком низкую. Он объяснил, что учитывает только стоимость золота и бриллианта — все остальное должно быть переделано. И еще он сказал, что знает человека, который мог бы заплатить больше, — кажется, этому человеку старинные украшения нужны были для каких-то исторических постановок.
  — Он сразу назвал его имя?
  — Нет, не сразу.
  — И что же дальше?
  — Хозяин лавочки поговорил с тем господином и, когда я зашла через несколько дней, назвал другую цену — почти вдвое выше, чем прежняя.
  — Вы, конечно, согласились?
  — Конечно, нет. Они так резко подняли цену… Я испугалась, что меня надуют… Короче, я сказала, что раздумала продавать украшения и забрала их.
  — А потом?
  — Пошла к другому ювелиру.
  — И что?
  — Он назвал практически ту же цену, что и хозяин той лавочки, куда я пришла в первый раз. Сказал, что учитывается только стоимость золота и так далее…
  — Ну а вы?
  — Спросила, не знает ли он какого-нибудь посредника по продаже антиквариата. Он ответил, что не знает. Пришлось вернуться к первому ювелиру и честно ему признаться, что меня испугала легкость, с какой он удвоил цену, и поэтому я решила с ним не связываться.
  — А что ювелир?
  — Рассмеялся и сказал, что прекрасно меня понимает. Потом достал из своего стола визитную карточку мистера Джеррета и посоветовал: «Свяжитесь с этим господином, он предложит вам самую высокую цену. А мне за добрый совет — пятнадцать процентов».
  — И вы обратились к Джеррету?
  — Да. Он заплатил мне столько, что я и ювелира не обидела, и сама оказалась в выигрыше. Честно говоря, получилось долларов на сорок больше, чем я рассчитывала.
  — Простите, насколько я понял, Джеррет купил не только подвеску?
  — Да, он приобрел все, что я предложила.
  — Вам не показалось, что подвеска особенно заинтересовала его?
  — Нет. Мне показалось, что он вообще не очень интересуется ювелирными изделиями. Его основное занятие — инвестиции, а антиквариат как бы хобби. Он говорил, что время от времени к нему обращаются коллекционеры и он предлагает им старинные украшения. Больше всего ему нравится переделывать часы. Он считает, что это — самое интересное.
  — Довольно странное хобби для такой важной персоны!
  — Разве он важная персона?
  — Похоже. Носит дорогую одежду, ездит в роскошной машине, содержит целую контору. На все это нужны большие деньги.
  — Насколько я поняла, перепродажа ювелирных изделий не основное его занятие. Не удивлюсь, если узнаю, что мистер Джеррет — крупный денежный воротила, не пренебрегающий и побочными доходами.
  — Вероятно, вы правы.
  — Человек вашей профессии должен разбираться в людях с первого взгляда.
  — Иногда мне это удается.
  — Знаете, мне тоже. Для меня главное — первое впечатление. Когда я с кем-нибудь знакомлюсь, я пытаюсь понять, что у него на душе, какой у него характер.
  — Вы давно встречались с Питером Джерретом?
  — Месяца три-четыре назад.
  — Вы не знали Роберта Кеймерона?
  — Даже не слышала о таком.
  — Среди ваших драгоценностей не было изумрудов?
  — Клянусь вам, нет.
  — Вы бывали в Латинской Америке?
  — Да что вы! У меня нет денег на такие путешествия.
  — Кем вы работаете?
  — Секретарем в страховом агентстве.
  — Зачем вы продали эти украшения? Вам срочно понадобились деньги?
  Она рассмеялась:
  — А вам не кажется, что это уже не имеет прямого отношения к делу?
  — Задавать вопросы — моя профессия.
  — По-моему, я и так уже достаточно рассказала.
  — Да, конечно. Я сейчас просчитываю в уме все ситуации, какие только возможны, — хочу найти недостающее звено.
  — Зачем вам эта подвеска?
  — Сам не знаю. Она проходит по делу об убийстве.
  — Она принадлежала мистеру Кеймерону?
  — Возможно.
  — Хорошо, мистер Лэм. Скажу вам начистоту: то, что вы ищете, не имеет ко мне никакого отношения. Вас интересует подвеска с изумрудами, не так ли? Вещица, которую я продала Джеррету, немного напоминает по стилю ту, что я увидела в газете. Но стиль — всего лишь дань моде. В ювелирных магазинах при желании можно найти сотни похожих по форме и стилю подвесок. Наверное, большинство из них идет в переплавку. Впрочем, если кому-то очень захочется приобрести ту или иную подвеску, а ее в продаже не окажется, есть верный способ…
  — Какой?
  — Заказать дубликат.
  — Вы думаете, Джеррет занимается такими делами?
  — Я этого не сказала, — снова засмеялась она.
  — А как вам кажется?
  — В конце концов, кто из нас сыщик — вы или я? Так что думайте сами.
  — Спасибо за совет. Обязательно подумаю.
  Она быстро поднялась со стула и пошла к двери.
  Я понял, что разговор окончен.
  — Спасибо большое, — сказал я. — Больше вам ничего не известно?
  — Ничего.
  Я простился с Филлис, вышел из дома и по телефону-автомату позвонил Джеррету. Он ждал моего звонка.
  — Как ваши успехи? Узнали что-нибудь? — спросил он.
  — Узнал.
  — Это ее подвеска?
  — Ее подвеска была с искусственными рубинами и гранатами.
  — Ах вот как.
  — А почему вы решили, что мисс Фейбенс что-то известно?
  — Просто я вспомнил, что какая-то девушка заходила ко мне по поводу старинных украшений. Я порылся в своих записях и нашел ее имя — Филлис Фейбенс.
  — Что вы сделали с ее украшениями?
  — Пристроил клиентам. Если мне не изменяет память, часы удалось продать довольно выгодно. Остальное было не высокого качества.
  — Вы не давали эту подвеску Роберту Кеймерону?
  — Да что вы! Я никому ничего не даю.
  — Не даете, но продаете, не так ли?
  — Да, но могу сказать совершенно определенно: Роберт Кеймерон не покупал у меня этой подвески.
  — Что ж, спасибо за ценную информацию.
  — Она вам пригодится?
  — Нет, милейший. Она не имеет никакого отношения к делу. Не знаю, зачем вам понадобилось поднимать записи трехмесячной давности, но могу сказать вполне определенно: будь я на месте сержанта Бьюды и позвони мне такой «добровольный помощник» с такой «ценной информацией», я бы задал ему перцу за попытку сбить следствие с толку. Желаю приятных сновидений! — И прежде чем Джеррет успел ответить, я повесил трубку.
  Глава 10
  Возле дома, где жил Роберт Хокли, полицейские машины не стояли — это уже радовало. Дом был весьма респектабельный. Привратник сказал что-то по телефону, и вскоре сам Хокли открыл передо мной дверь своей квартиры.
  Это был щеголеватый молодой человек с насмешливым взглядом. Правая нога его была заметно короче левой. Пока я не выложил, зачем пришел, он держал меня в прихожей и лишь после этого пригласил в гостиную.
  Такая квартира стоила, наверное, не меньше пары сотен долларов в месяц. В гостиной стоял внушительных размеров письменный стол, заваленный бумагами. Судя по всему, я оторвал Роберта от работы.
  Некоторые бумаги были напечатаны на бланках — «Фирма «Акме»: сварочные и слесарные работы». Мое внимание привлек также талончик тотализатора.
  Хокли не понравилось, что я рассматриваю его бумаги.
  — Что вам надо? — холодно спросил он.
  — Я хотел бы поговорить с вами о наследстве Коры Хендрикс.
  — Вам многое известно об этом наследстве?
  — Кое-что.
  — И вы, конечно, полагаете, что разобрались во всех тонкостях? — спросил он с иронией.
  — Кое-что мне известно, — повторил я.
  — Не тешьте себя иллюзиями. Лучшие юристы страны в увеличительные стекла рассматривали каждый пункт завещания, и даже им не удалось во всем разобраться.
  — Я не тешу себя иллюзиями.
  — Так что же вам надо?
  — Мне надо с вами поговорить.
  — О чем?
  — Сколько вам досталось по завещанию?
  — Это вас не касается!
  — Тогда поставим вопрос иначе: вы удовлетворены той суммой, какую получаете, или хотели бы получать больше?
  — Не надо задавать идиотских вопросов.
  — Я сыщик, — сказал я после небольшой паузы, — но раньше был адвокатом…
  — Спасибо, у меня есть адвокат.
  — И чем он занимается?
  — Всем.
  — А результаты?
  — Никаких!
  — Так я и думал.
  — Эта Кора Хендрикс — настоящая ведьма.
  — Однако она оставила завещание в вашу пользу…
  — В мою пользу? Как же! За каждый цент мне приходится лизать сапоги двух старых кретинов. Чтоб их разорвало! Ничего, ведь когда-нибудь они сдохнут…
  — Но они могут назначить вам пожизненную ренту.
  — Конечно, могут.
  — А что говорит ваш адвокат о законности опеки?
  — Он считает, что при необходимости ее можно отменить.
  — Ну и?..
  — Скажите, вы читали само завещание?
  — Нет, я знаю только условия опеки.
  — А завещание видели?
  — Нет.
  — Так вот, Кора Хендрикс предусмотрела такой вариант: в случае, если опека будет признана недействительной — целиком или частично, — наследниками станут опекуны; они получат право распоряжаться средствами по своему усмотрению. Предусмотрено также, что, если кто-то посмеет оспорить завещание в судебном порядке, он лишится доходов от недвижимости, фондов опеки и всей собственности. Поди прорвись через эти рогатки! Лучшие адвокаты не смогли, сколько ни бились.
  — Вы, кажется, получаете пятьсот долларов в месяц?
  — Мне этого хватает на содержание адвоката.
  — А зачем? Разве нельзя ограничиться отдельными консультациями? Это было бы намного дешевле.
  — Зачем?! Да с этой опекой сам черт ногу сломит. Надо постоянно следить за двумя старыми дураками: на что они тратят деньги, во что вкладывают, зачем таскаются в Латинскую Америку.
  — И при этом умудряются не нарушать баланс? Ширли получает столько же, сколько и вы?
  — Вам-то что?
  — Хочу предложить вам взаимовыгодный обмен информацией.
  — Согласен, только начнете вы.
  — Вы читали вечерние газеты?
  — Нет.
  — Так знайте: скоро здесь будет полиция.
  — Полиция?
  — Да.
  Он сразу помрачнел.
  — Сегодня днем убит Роберт Кеймерон.
  — Кто его убил?
  — Пока неизвестно.
  — Мотивы?
  — Тоже неизвестны.
  Он закурил.
  — Зачем вы мне это рассказываете?
  — Сам не знаю. Я работал на одного человека, связанного с этой опекой, и заинтересовался судьбой наследства. У Ширли Брюс я уже побывал, теперь решил познакомиться с вами.
  — Зачем?
  — Я же сказал: сам не знаю.
  После короткой паузы Роберт Хокли заговорил. Он сильно волновался, сигарета так и прыгала у него в зубах, а клубы табачного дыма, казалось, служили знаками препинания в потоке слов.
  — Плевать мне, что Кеймерона убили! Я не собираюсь лицемерить. Он был мне глубоко противен. Как, впрочем, и Гарри Шарплз. Тоже мне опекун! Небось сами состряпали этот паршивый документ. Конечно, Кора Хендрикс им доверяла… Вот они и воспользовались этим. Самое обидное, что ни к чему не придерешься — абсолютная, так сказать, водонепроницаемость и противоударность. Прикрываясь своими правами опекунов, они могли обдирать меня как липку. Чем и занимались… Мой адвокат советует пока не лезть на рожон. Но если когда-нибудь удастся доказать, что они в сговоре с Ширли Брюс и дают ей больше, чем мне, тогда я смогу обратиться в суд. Если, конечно, моя репутация будет безупречной… Вот я и ковыряюсь в авторемонтной мастерской, пока господа опекуны раскатывают по белу свету! Уличить их в сговоре со второй наследницей — мой единственный шанс. Иначе мне ничего не добиться.
  — А вы уверены, что был сговор? Разве Ширли получает больше, чем вы?
  Роберт побагровел, услышав это имя.
  — Ах, крошка Ширли! Это та еще штучка! Этакая ласковая кошечка. Чуть заметит, что добрые дядюшки пытаются сунуть ей лишнее, сразу же поцелуйчиками и причитаниями пресекает эти попытки. Что вы! Она не возьмет ни цента больше, чем получаю я. А вы видели, как она живет? Роскошная квартира, дорогие тряпки, по полдня торчит в салонах красоты. На какие, спрашивается, шиши?
  — Мне это тоже интересно, — сказал я.
  — А вы у нее спросите! Или Шарплза с Кеймероном. По условиям опеки она должна получать ровно столько, сколько я. Откуда же у нее такие деньги?
  — Может быть, у нее есть другие источники дохода?
  Хокли рассмеялся:
  — «Другие источники»! Будь я такой очаровательной девочкой в шелковых чулочках и кружевных трусиках, у меня, пожалуй, появились бы «другие источники дохода». Расспросите-ка Шарплза с Кеймероном о ее доходах.
  — Кеймерона мне расспросить не удастся — он мертв.
  — Но остался Шарплз.
  — Думаю, его об этом уже расспрашивали.
  — Конечно! И еще не раз расспросят.
  — Ширли Брюс — ваша родственница?
  Роберт Хокли с удивлением посмотрел на меня:
  — Вы что же, занимаетесь этим делом и не знаете, кто такая Ширли?
  — А кто такая Ширли?
  — Крошка Ширли, — с издевкой проговорил Роберт, — бедная сиротка, дочь какой-то дальней родственницы Коры Хендрикс. Занятная получилась история: Кора уезжает по делам в Штаты, а возвращается месяцев через семь-восемь с младенцем на руках. Как вам это нравится?
  — Вы хотите сказать, что Ширли — дочь Коры Хендрикс?
  Он пожал плечами.
  — А кто отец? — спросил я.
  — Вот именно: кто отец?
  — Вам что-нибудь известно?
  — Мне известно, что я слишком много болтаю, — отрезал Роберт. — Так что же Кеймерон?
  — Убит. По его комнате летала ручная ворона.
  — Слышал я об этой вороне.
  — Еще у него была изумрудная подвеска. О ней вы слышали?
  Он покачал головой.
  — Как бы то ни было, — сказал я, — вам, наверное, придется смириться с мыслью, что опекуны — ловкие ребята. Они пустили деньги в оборот и изрядно увеличили наследство.
  Он подозрительно посмотрел на меня. Потом подошел к телефону, набрал номер и сказал в трубку:
  — Алло, Джим! Привет, это Хокли. Я сейчас узнал, что Роберта Кеймерона сегодня пришили. Надо проверить. Если это так, выясни, сколько денег у него было, когда он стал опекуном, и сколько на счете сейчас. И еще надо бы выяснить, откуда у Ширли Брюс побочные доходы. Понял?
  Расслышать, что отвечали на другом конце провода, было невозможно. Хокли продолжал:
  — Да так, сообщили… Пришел тут ко мне один тип. Говорит, скоро сюда нагрянут фараоны… Конечно… Конечно… Буду осторожен… Какого черта притворяться, что я любил этого старого ублюдка?! Еще бы! Я даже рад, что его пришили… Ладно, буду осторожен… Наведи справки и позвони. Пока.
  Он повесил трубку и посмотрел на меня, как будто увидел впервые.
  — Черт возьми, вы, однако, умеете слушать! Я вам столько всего наговорил… Катитесь-ка отсюда!
  — Может быть…
  Он двинулся ко мне, сжав кулаки.
  — Я сказал: вон отсюда!
  — Спокойно, не стоит напрягаться: я просто забежал на минутку.
  — Может, конечно, все, что вы слышали, — правда, но я предпочитаю получать информацию от моего адвоката. Кстати, какие-нибудь документы у вас есть?
  Я протянул свое удостоверение.
  — Буду вам очень признателен, если полиция не узнает о моем визите.
  — Ничего не обещаю, — проговорил он, изучая удостоверение. — Вы кто, Кул или Лэм?
  — Лэм. Кул — женщина.
  — Ладно, если вы не врете, я с вами как-нибудь побеседую. А что у вас за дело, связанное с наследством? Вас Шарплз нанял?
  Улыбнувшись, я вышел из квартиры.
  — Конечно, Шарплз — я сразу понял! Кто же еще! Да я вам шею сверну, если вы работаете на этого негодяя! — И он двинулся вслед за мной по коридору.
  У лестницы я остановился:
  — Боюсь, ваш адвокат не заметил одну деталь в условиях опеки.
  — Какую?
  — В случае смерти обоих опекунов или истечения срока опеки наследство должно быть разделено поровну.
  — Вы много знаете и много болтаете.
  — Один из опекунов мертв. — С этими словами я повернулся к нему спиной и стал спускаться по лестнице.
  Глава 11
  На следующее утро, когда я вошел в агентство, Берта Кул радостно встретила меня:
  — Дональд, милый, ты просто молодчина! Замечательно справился. Я знала, что после твоего возвращения дела у нас пойдут на лад.
  — Что случилось?
  — Гарри Шарплз. Ты его отлично раскрутил.
  — О чем ты?
  — Он только что звонил, предлагает тебе пятьсот долларов в неделю. Понимаешь, хочет, чтобы ты работал на него постоянно.
  — Постоянно?
  — Ну конечно! Чтобы все время был при нем.
  — И как долго?
  — Гарантирует полтора месяца.
  — Пошли к черту.
  Берта резко выпрямилась — стул под ней заскрежетал.
  — То есть как?
  — Очень просто. Не хочу я на него работать.
  — Что значит «не хочу»?! — заорала Берта. — Ты что, разборчивая невеста? Пятьсот баксов в неделю! Ты с ума сошел!
  — Отлично, — сказал я. — Берись за эту работу сама.
  — Я?
  — Ты.
  — Я ему не нужна. Он хочет иметь дело с тобой.
  — Ему нужен телохранитель, ясно тебе? А эта работа не по мне.
  Берта молча смотрела на меня.
  — Мне надо кое-что разузнать, — продолжил я. — Тебе случайно не известно, куда делась эта ручная ворона?
  — Не знаю и знать не хочу, — отрезала Берта. — Ты что, идиот — отказываться от работы, за которую платят две тысячи в месяц? Кто тебе даст столько?! Подумай хорошенько.
  — Я уже подумал.
  Берта решила изменить тактику.
  — Дональд, милый, — спросила она вкрадчиво, — ты у нас шутник, скажи правду, ведь ты разыгрываешь старушку Берту, да?
  Я промолчал.
  Она стыдливо улыбнулась:
  — Я без тебя — никуда. Ты у нас голова.
  Я по-прежнему молчал.
  Берта продолжала:
  — Помнишь, как ты пришел сюда наниматься? С работой тогда было непросто, а тебе хотелось кушать. Ты бедствовал, голодал. Если бы тогда тебе предложили хоть малую часть тех денег, что предлагает Шарплз, ты был бы счастлив…
  — Пожалуй.
  — Я никогда не забуду, какой ты был бледный, худой. Как благодарил, когда я взяла тебя на работу! Господи, как ты вкалывал! Выполнял каждое мое поручение. Потом Берта стала доверять тебе все наиболее важное. А потом мы стали партнерами. И дела у нас пошли в гору. Разве не так?
  — Так.
  — Я спасла тебя от голодной смерти, Дональд, и я знаю, что ты умеешь быть благодарным, хотя и не склонен к сантиментам.
  — Когда я пришел сюда, Берта, ты копалась в таком дерьме, в которое не сунулась бы ни одна уважающая себя контора. Взять хоть эти вонючие бракоразводные процессы! Ты тогда и представить себе не могла, что можно зарабатывать больше пятисот долларов в месяц.
  — Неправда! — закричала Берта.
  — После того как сюда пришел я, агентству впервые стали поручать серьезные дела. Теперь за месяц ты получаешь столько, сколько раньше зарабатывала за год. Конечно, я тебе благодарен. А ты мне?
  Берта заерзала на стуле: мои слова ей были крайне неприятны.
  — Слушай меня внимательно, — выдавила она наконец. — Если ты упустишь эти пятьсот баксов в неделю, я расторгну наш договор о партнерстве и сама займусь этим делом.
  — Пожалуйста, — невозмутимо произнес я и вышел из кабинета.
  Как я и ожидал, Берта не дала мне уйти далеко: через какое-то мгновение раздался скрежет стула, послышались тяжелые шаги. Она догнала меня в приемной.
  — Дональд, постой, ты сгоряча наговорил лишнего.
  — По-моему, это ты наговорила лишнего.
  Мы остановились у стола Элси Бранд. Девушка оторвалась от машинки, чтобы следить за развитием событий.
  — Почему ты не хочешь работать на Шарплза?
  — Потому что не понимаю, что ему от меня нужно.
  — Но ему действительно нужен телохранитель. Он чего-то боится. Ты что, думаешь, это будет опасная работа?
  — А как по-твоему? Опека над имуществом в двести тысяч баксов! Распоряжается деньгами как хочет, пока жив. Опека кончается с его смертью. Второй опекун уже получил нож в спину. Подумай сама: если бы ты работала в страховом агентстве, стала бы страховать жизнь такого клиента на обычных условиях?
  — Мне кажется, ты сам не веришь всему тому, что говоришь.
  — Главное, что Шарплз верит.
  — Чем он тебе так не по нраву?
  — У меня сегодня много дел. Надо кое в чем разобраться.
  — В чем?
  — В повадках ворон, — бросил я и взялся за дверную ручку.
  Обернувшись на прощание, я увидел, как побагровела Берта, — казалось, вот-вот ее хватит удар.
  По бешеному стуку машинки Элси Бранд было понятно, что весь свой гнев Берта вымещает на бедной девушке.
  Я снова открыл дверь.
  Берта мерила шагами приемную и раздраженно говорила:
  — …И еще запомни, пожалуйста, что я плачу тебе за то, что ты печатаешь на машинке, а не за подслушивание наших деловых разговоров. У тебя что, работы мало? Могу подбросить…
  — Да, Берта, — вставил я, едва она запнулась, — я тут решил, что нужно взять вторую секретаршу — для тебя. А Элси будет работать на меня. Позвони на биржу труда, чтобы прислали секретаршу. А с управляющим этого дома я уже поговорил — он готов передать соседнее помещение под мой кабинет. В стенке пробьют дверь.
  Берта повернулась ко мне:
  — Да ты что… что…
  — Что я?
  Она попыталась изобразить улыбку:
  — Что ты о себе возомнил?
  — Я машинист, а ты пассажир. Проверь свой билет — не пора ли тебе выходить? — Улыбнувшись, я снова закрыл дверь.
  На этот раз машинка Элси молчала… Я решил разыскать Дону Грэфтон, у которой была вторая клетка для вороны.
  Жила она в весьма скромном доме. Одно время такие дома появились во множестве — строительство стоило недорого, правда, и доход от их сдачи внаем был не больше двадцати-тридцати долларов в месяц.
  Дверь открыла девушка. С такой стройной фигуркой, как у нее, в самый раз рекламировать купальники или лыжные костюмы. Брюнетка, но не такая жгучая, как Ширли. Кожа ее была чуть розоватого оттенка, какой обычно свойствен только блондинкам.
  Когда я спросил, не она ли мисс Дона Грэфтон, девушка широко улыбнулась.
  — А вы, наверное, очередной журналист, интересующийся ручной вороной?
  — Я действительно интересуюсь вороной, хотя и не совсем журналист. Расскажете мне о ней?
  — Конечно. Заходите, пожалуйста.
  Комната напоминала кукольный домик. Дона предложила мне стул и села напротив.
  — Что бы вы хотели узнать?
  — Где сейчас ворона?
  Она рассмеялась:
  — В сарае. У мистера Кеймерона ей, конечно, было гораздо лучше. Увы, моя хозяйка терпеть не может ворон. Так что приходится бедной птичке довольствоваться сараем.
  — Как ворона попала к вам?
  — Мы с Панчо старые друзья. Он проводит со мной чуть ли не половину своей жизни. Назвали его в честь моего отца — Фрэнка Грэфтона. Ведь Фрэнк по-испански — Панчо.
  — Вы знали мистера Кеймерона?
  — Конечно.
  — Давно?
  — С детства.
  — А Гарри Шарплза?
  Она утвердительно кивнула.
  — А Ширли Брюс?
  — Знаю. Но у нас неважные отношения — мы почти не общаемся.
  — А Роберта Хокли?
  — Знаю.
  — Не могли бы вы рассказать о себе и о нем.
  Она пожала плечами:
  — Да о чем, собственно, рассказывать? Мой отец, Фрэнк Грэфтон, был управляющим на приисках Коры Хендрикс. Она умерла, когда я была еще совсем маленькой. Я ее не помню. Опекунами ее наследства стали мистер Кеймерон и мистер Шарплз. Года через три или четыре во время аварии на шахте погиб мой отец. Мистер Кеймерон и мистер Шарплз очень его любили и были потрясены. Ведь именно благодаря ему их дела на приисках пошли в гору. Большую часть прибылей они дали как раз в эти три или четыре года после смерти мисс Хендрикс.
  — Ну а что ворона?
  — Мы с ней давно дружим. Панчо не любит сидеть на месте. И вообще птице надо летать — вот мистер Кеймерон и решил не стеснять своего любимца. Я повесила для него в сарае клетку, вынула одно из стекол в оконной раме. Так что Панчо прилетает когда хочет. Садится на крышу, каркает — зовет меня, я вхожу, подставляю ему плечо и кормлю. Если меня нет дома, Панчо летит прямо в клетку или возвращается к мистеру Кеймерону. Теперь, после всего, что произошло, он живет у меня. Ему ведь одиноко. Хотите взглянуть на Панчо?
  — Конечно, — ответил я.
  Дона провела меня за дом, к маленькому сарайчику, открыла дверь. Он весь был завален хламом: старыми сундуками, коробками, щепками, рваной одеждой, дровами.
  — О, не удивляйтесь, — сказала Дона. — Мы давно уже перешли на газовое отопление. А дрова — для камина в комнате хозяйки, хотя я ни разу не видела, чтобы она его топила. Панчо должен быть в клетке. Панчо! Где ты?
  Тут я разглядел в темном углу клетку — точно такую, как в кабинете Кеймерона. Раздался шелест, и ворона вылетела нам навстречу, хотела сесть на плечо Доне Грэфтон, но, увидев меня, отпрянула.
  Дона поманила ее пальцем:
  — Иди сюда, Панчо.
  Ворона уставилась на меня своими маленькими глазками и прошипела:
  — Вр-р-рун!
  — Панчо! Как ты себя ведешь! Разве так можно? Иди сюда.
  Вероятно, ворона боялась меня. Она осторожно уселась на штабеле дров в нескольких шагах от меня и замерла.
  — Не бойся, Панчо. Мистер Лэм хочет познакомиться с тобой. Поговори с ним.
  Птица взмахнула крыльями и опустилась Доне на палец. Девушка погладила ей шею.
  — Панчо очень не любит, когда ему кладут руку на голову. Это для него как наказание. Только протянешь ладонь над его головой — сразу весь сожмется. Птица боится несвободы. Панчо, посмотри на мистера Лэма.
  Я протянул руку, но Панчо, не проявив ко мне никакого интереса, отпрянул и что-то прошипел. Дона рассмеялась:
  — Он говорит «убир-р-райся». Его трудно понять. Лучше всего ему удается выговорить «вр-р-рун». Такой озорник! Сегодня Панчо не в настроении… Конечно, ему невесело — смерть хозяина повлияла на бедную птичку.
  — Дом мистера Кеймерона недалеко отсюда?
  — Квартала три-четыре.
  — Панчо летал к кому-нибудь еще?
  — Нам кажется, что летал.
  — Вам?
  — Да, нам с мистером Кеймероном. Я никак не могу осознать, что его уже нет на свете.
  — Так к кому же еще летал Панчо?
  — Этого мы не знали. Панчо такой скрытный. Правда, Панчо? Иногда мы с мистером Кеймероном не могли его найти. Извини, Панчо, но ты очень тяжелый. Дона не может все время держать тебя на пальце. Ты не хочешь познакомиться с мистером Лэмом? — С этими словами Дона протянула руку в моем направлении, но ворона снова отпрянула. Тогда девушка слегка потрясла рукой и подтолкнула Панчо в сторону клетки.
  — В-р-рун! — каркнул ей Панчо. — Убир-р-рай-ся! Убир-р-райся! — Захлопал крыльями и полетел к клетке.
  — Он явно не в духе, — сказала Дона. — Я пытаюсь найти к нему подход, но что-то не получается. Может быть, вернемся в дом, мистер Лэм?
  — Мистер Кеймерон часто уезжал, не так ли? В это время Панчо жил у вас?
  — Да. У мистера Кеймерона были дела в Колумбии, а возить с собой ворону совсем непросто. Мистеру Кеймерону приходилось часто уезжать. И, по-моему, это ему не нравилось. Он так любил Панчо, и ему было хорошо дома. Конечно, когда мистер Кеймерон уезжал, я заботилась о Панчо.
  — Ваш отец погиб, — сказал я, когда мы вернулись в дом. — А мать жива?
  — Да.
  — Она живет здесь, в нашем городе?
  — Да.
  На вопросы о матери Дона отвечала неохотно.
  — Извините за настырность, но я все-таки спрошу: она вышла замуж во второй раз?
  — Нет.
  — Вы работаете? Может быть, я задаю нескромные вопросы, но поймите, мне очень нужно…
  — Ну что вы, что вы… — Дона улыбнулась. — Я понимаю: чтобы зарабатывать, вам нужно много знать. Я вольная пташка.
  — Чем же вы занимаетесь?
  — Рисую. Коммерческая реклама. Иногда удается кое-что продать. Иногда даже заказы перепадают. Например, фирме нужен плакат для рекламы: девушка стоит у трапа корабля, волосы развеваются на ветру… Могу показать.
  Она достала из шкафа увесистую папку и вытащила оттуда один из картонов: юная красавица прислонилась к трапу корабля, белый свитер обтягивает высокую грудь, ветер развевает волосы и подол юбки.
  Я плохо разбираюсь в живописи, но эта картина чем-то захватывала. Доне удалось передать порыв ветра. Все здесь дышало жизнью. Девушка смотрела куда-то вдаль, за горизонт. В глазах ее светилась радость. Казалось, она подставляет ветру свое тело…
  — Вам нравится?
  — Очень, совсем как живая.
  Дона глубоко вздохнула.
  — Это по заказу одного туристического агентства. Но директор передумал: ему, видите ли, захотелось, чтобы девушка сидела у трапа в свете луны, а рядом стоял молодой человек в вечернем костюме.
  — Вы замечательно нарисовали, — сказал я. — Если ему не понравилось, он просто осел.
  — Ему не понравилось, хотя он даже не рассмотрел толком. Его помощник, который заказал мне эту работу, хотел, чтобы девушка стояла у трапа, освещенная солнцем, а директору понадобился лунный свет. Так оно всегда и бывает…
  — И что теперь с этой работой?
  — Не знаю. Может, удастся пристроить в какой-нибудь календарь.
  — Мне очень нравится. Это отражение залитого солнцем моря в голубых глазах девушки… И весь ее облик, проникнутый надеждой.
  — Вы действительно это почувствовали?
  Я утвердительно кивнул.
  — Я так рада! Именно этого мне и хотелось. Знаете, какое счастье, когда зритель видит именно то, что стремился выразить художник! Это так редко встречается.
  — У вас есть другие картины?
  — Боюсь, они вам не понравятся. Эта лучшая. Некоторые мне просто не удались, некоторые чуть выигрышнее…
  — Может быть, все-таки покажете?
  — Право, не знаю… Мне, как художнику, интересно ваше мнение. Видите ли, для меня главное — передать дыхание жизни. Вот, например, эта девушка у трапа. По-моему, все любят путешествовать. Это способ выйти за пределы обыденности, познать себя. Во время путешествия не только смотришь на мелькающие за окном пейзажи. Хочется вырваться куда-то из этого мира. Вот и эта девушка. Она смотрит вдаль, за горизонт…
  — Именно об этом я и подумал, глядя на картину. Скажите, а сами вы много путешествуете?
  — Да что вы! На какие деньги? Честно говоря, мне хочется все время рисовать. А если уж совсем есть нечего, тогда ищу возможность заработать.
  — Заработать? Каким же образом?
  — Да так, какой заработок подвернется. Лишь бы не идти на сделки с совестью. Мне ведь много не надо. Экономлю, ничего, когда-нибудь добьюсь успеха, вот тогда и буду рисовать сколько душе угодно.
  — Вы занимаетесь любимым делом — рисуете, и вдруг наступает момент, когда необходимо прерваться, чтобы заработать на жизнь. Наверное, это очень горько.
  — Наверное. Но я стараюсь не думать об этом. Ничего не поделаешь — такова жизнь.
  — Но вы могли бы зарабатывать живописью…
  — Смогу, вероятно, когда-нибудь. А пока приходится все время на что-нибудь переключаться. Художнику, у которого нет имени, трудно продать свои картины. Да и платят ему гроши. Другое дело — знаменитость: любую мазню купят за большие деньги.
  — Вас, наверное, угнетает такая несправедливость?
  — Сама не знаю. У жизни свои законы, и с ними надо мириться.
  — Вы мне покажете другие рисунки?
  — Ах, простите, я заболталась. Вам, наверное, страшно надоело меня слушать.
  — Нет, что вы! Мне очень интересно. И пожалуй, я смогу подыскать заработок для вас. Вы знаете испанский?
  — Да. Мое детство прошло в Колумбии. И моя мать прекрасно говорит по-испански.
  — Вы обратили внимание на снимок изумрудной подвески в газетах?
  — Да. Я прочла все, что писали о смерти мистера Кеймерона. Как вы думаете, он стрелял в убийцу?
  — Трудно сказать. Вы видели раньше эту подвеску?
  — Нет.
  — Мистер Кеймерон приобрел ее несколько месяцев назад. Он мог купить ее в подарок?
  — Может быть. Не знаю.
  — Он интересовался ювелирными изделиями?
  — Не замечала. Он вообще был немного странный: казалось, он интересовался всем сразу, жил заботами о тех, с кем общался. А вот к чему лежит его душа, я никогда не могла понять.
  — А что вы можете сказать о Шарплзе?
  — Ничего особенного. Я с ним мало знакома. Вот мама знает его гораздо лучше.
  — Он вам не нравится?
  — Я этого не говорила.
  — А все-таки?
  — Вам это обязательно нужно знать?
  — Мне любопытно.
  — Скользкий тип. Мне кажется, что в отличие от мистера Кеймерона он не дорожит своими друзьями. Для него важны только деловые отношения…
  — Похож на кобеля?
  — При чем тут это? — Дона рассмеялась. — А разве не все мужчины похожи на кобелей?
  — По-моему, нет.
  — А по-моему, да.
  — И Кеймерон?
  — Что вы! Конечно, нет.
  — Выходит, вы ошибаетесь: не все мужчины похожи на кобелей.
  — Мистер Кеймерон был совсем другой — такой вежливый, деликатный. Никогда не давал рукам воли. Иногда похлопает по плечу, но дружески, а не как мужчина.
  — Мистер Кеймерон не испытывал к Ширли Брюс такие же чувства, как Шарплз?
  — Не знаю.
  — А как вам кажется?
  — Я почти ничего не знаю о Ширли.
  — А о Шарплзе?
  — Тоже. Я никогда не говорила с ним о Ширли. Шарплз — ее опекун, наверное, поэтому он к ней так внимателен. Послушайте, не слишком ли далеко мы зашли? Вы мастер вытягивать из людей информацию, а я совсем не умею держать язык за зубами. Вернемся лучше к моим картинам и к вороне. Кстати, не хотите конфет? Я вообще не люблю сладкого, но кто-то прислал мне коробку леденцов…
  Неожиданно заскрипела дверь и в комнату без стука вошла женщина средних лет, худощавая и смуглая. Маленький вздернутый нос придавал ее лицу несколько смешное выражение, резко контрастирующее с надменной манерой держаться.
  — Привет, мама! — воскликнула Дона.
  Женщина посмотрела на меня.
  — Познакомься, мама, это мистер Лэм.
  Я произнес дежурную фразу, что, мол, рад ее видеть.
  Она слегка наклонила голову и сдержанно проговорила:
  — Здравствуйте, мистер Лэм.
  Было заметно, что мысли ее чем-то заняты. Увидев папку с рисунками, она недовольно спросила:
  — По-прежнему занимаешься этими глупостями?
  Дона рассмеялась:
  — Да так, малюю понемножку.
  — Надо зарабатывать на жизнь, а не тратить время попусту. Долго это будет продолжаться? — сквозь зубы процедила миссис Грэфтон.
  По лицу Доны я понял, что мать постоянно твердит ей одно и то же.
  — Успокойся, мама. Вот увидишь, когда-нибудь у меня все будет хорошо. Сядь, пожалуйста.
  Миссис Грэфтон села на стул и с недоверием покосилась на меня. В ее глазах появилось что-то хищное. По-видимому, она была очень наблюдательной.
  — Откуда эти конфеты?
  — По почте прислали. Я еще не пробовала.
  — Тебе надо думать о замужестве, — назидательно заметила миссис Грэфтон, открывая коробку и придвигая ее ко мне.
  Теперь ее глаза выражали скорее интерес, чем враждебность. Она спросила вкрадчиво:
  — Не хотите ли конфет, мистер Лэм?
  — Спасибо, я не ем сладкого по утрам.
  Миссис Грэфтон взяла леденец, положила его в рот. Хотела было что-то сказать, но передумала и потянулась за вторым. Помолчав еще немного, с отвращением воскликнула:
  — Ох уж эти фараоны!
  — Что случилось, мама? — спросила Дона, убирая папку с рисунками в шкаф.
  — Это законченные идиоты! — Миссис Грэфтон взяла третий леденец. — Ты получила мою записку?
  — Да.
  — Ты знала, что я приду?
  — Да.
  Миссис Грэфтон посмотрела на меня.
  — Пожалуй, я пойду, — сказала она. — Может, в следующий раз…
  — Из какой вы газеты? — спросила Дона.
  — Я не журналист. Просто интересуюсь…
  — Чем? — спросила миссис Грэфтон.
  — Воронами, — улыбнулся я.
  — А я думала, вы журналист, — протянула Дона.
  — Нет.
  — Журналист! — воскликнула мать. — Дона, тебе что, делать нечего, кроме как болтать с каким-то журналистом? Нельзя быть такой доверчивой. Пора наконец научиться держать язык за зубами.
  — Но, мама, он ведь не журналист.
  — А кто же?
  — Я… — Дона запнулась и, растерянно улыбнувшись, обратилась ко мне: — Мистер Лэм, может быть, вы сами ответите на мамин вопрос?
  Я обернулся к миссис Грэфтон.
  — Дело в том, что я интересуюсь…
  Неожиданно лицо миссис Грэфтон исказила гримаса:
  — Дона, что ты мне подсунула?
  — Что такое, мама?
  — Этот последний леденец… Ты меня отравила!
  — Мамочка! Что случилось?!
  Миссис Грэфтон быстро заговорила по-испански.
  Я не понимал ни слова, но по лицу Доны было ясно, что она в ужасе от услышанного.
  — Так, значит, теперь ты решила убить меня, — по-английски заключила мать и протянула руку в сторону.
  Я заметил, как блеснула сталь, и бросился к миссис Грэфтон, которая выхватила нож, чтобы метнуть его в Дону. Ее руку я не успел поймать, только уцепился за рукав. Нож, описав короткую дугу, упал на пол.
  Миссис Грэфтон снова закричала по-испански, кинулась к ванной комнате, но не смогла добежать до нее и упала на стул, сотрясаясь от рвоты.
  Мы с Доной пытались довести миссис Грэфтон до спальни, и тут кто-то стал нам помогать. Я поднял глаза: это был сержант Бьюда. Я не заметил, как он вошел.
  — Что случилось? — спросил он.
  — Она думает, что ее отравили.
  Бьюда посмотрел на коробку конфет.
  — Леденцы?
  — Да.
  — У вас есть горчица? — спросил он Дону.
  — Да.
  — Разведите ее в воде, подогрейте и дайте выпить. Побольше. Где у вас телефон?
  — У меня нет телефона. Иногда я звоню от хозяйки, это в доме напротив.
  Бьюда вышел. Мы остались наедине с миссис Грэфтон. Дона приготовила горчичную воду. Миссис Грэфтон стонала, ее беспрерывно рвало. Казалось, рвота никогда не кончится. Но вот постепенно она стала стихать и наконец прекратилась. Я вернулся в гостиную, чтобы найти нож. Искать не пришлось — он был воткнут в пол посреди комнаты. Но это был вовсе не тот нож, который Хуанита Грэфтон попыталась метнуть в свою дочь, а обычный кухонный нож с деревянной ручкой. Лезвие его было слегка испачкано краской.
  Я не стал до него дотрагиваться.
  Дона позвала меня в спальню: миссис Грэфтон была в истерике, и надо было помочь успокоить ее.
  Как сквозь сон, я слышал полицейские сирены, вой машин «Скорой помощи». Дом заполнили люди в белых халатах, сержант Бьюда отдавал короткие команды… Врач оттолкнул меня в сторону. Не помню, как я очутился во дворе в окружении двух полицейских и сержанта Бьюды.
  — Как вы сюда попали? — спросил он.
  — Интересовался вороной.
  — Зачем?
  — Просто так.
  — Кто эта женщина?
  — Мать девушки.
  — Вы видели, как она ела конфеты?
  Я кивнул.
  — Сколько же она съела?
  — Конфеты три или четыре.
  — И как скоро после этого ей стало плохо?
  — Практически сразу.
  — Похоже на цианид, — сказал Бьюда. — Не уходите, Лэм. Мне надо поговорить с вами. Давайте, ребята, разберемся с этими конфетами.
  Полицейские скрылись в доме, а из него вышли санитары с носилками, на которых лежала миссис Грэфтон. Носилки задвинули в машину «Скорой помощи». Завыла сирена, и машина умчалась.
  Из окна в доме напротив за происходящим наблюдала какая-то женщина. В ее взгляде было нечто большее, чем простое любопытство. Заметив, что я смотрю на нее, она отвернулась и отошла, но минут через пять прильнула к другому окну.
  Я обошел дом и, убедившись, что за мной никто не следит, бросился к сараю. В клетке вороны не было.
  Я залез на штабель дров, подставил под ноги какой-то чемодан и стал исследовать клетку.
  В углу ее были навалены кучей ветки — должно быть, и здесь ворона устроила себе что-то вроде гнезда. Я запустил в него руку и принялся шарить. Вскоре наткнулся на что-то твердое и скользкое. Захватив этот предмет двумя пальцами, вытянул его наружу…
  Даже в полумраке сарая он светился волшебным зеленым светом так, что трудно было оторвать глаза.
  Я положил изумруд в карман и снова запустил руку в клетку. В другом ее углу нащупал круглые камешки — оказалось, еще четыре изумруда такой же чистоты, как первый.
  Убедившись, что камней в клетке больше нет, я вышел из сарая. Несколько минут слонялся по двору, пока ко мне не подошел Бьюда.
  — Что вы можете сказать об этих конфетах, Лэм?
  — Она их съела.
  — Это я и без вас знаю. Откуда они у девицы?
  — Понятия не имею.
  — Конфеты не растут на деревьях, не правда ли?
  — Насколько я знаю, не растут.
  — Вам их предлагали?
  — Да.
  — Кто?
  — Мать.
  — Когда вы пришли, коробка с конфетами уже лежала на столе?
  — Не обратил внимания. Меня интересовало другое. Она решила, что я журналист. В конце концов, на всех журналистов конфет не напасешься.
  — Девушка угощала мать?
  — Не помню. По-моему, мать без приглашения начала угощаться.
  — Смотрите, что получается, Лэм. Мать не приносила конфеты, значит, их принесла дочь. И угостила мать…
  — Нет, сержант. Мне все-таки кажется, что никто ее не угощал. Она сама открыла коробку. По-моему, мать не приносила конфет, но поклясться не могу. Я разговаривал с девушкой, хотел вытянуть из нее интересующую меня информацию. Приход матери нарушил мои планы. Ей вообще не терпелось, чтобы я убрался поскорее, и я уже хотел уйти…
  — Какую информацию вы хотели вытянуть из девушки?
  — Да так, просто…
  — На кого вы работаете?
  — В данный момент ни на кого.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что говорю.
  — Гарри Шарплз сказал, что поручил вашему агентству поработать на него. Он, кажется, сильно взволнован.
  — Да, он предложил нам работу.
  — И вы хотите меня уверить, что отказались?
  — Берта считает иначе.
  — Может, это она работает на Шарплза?
  — Я здесь ни при чем.
  — А что вам здесь нужно?
  — Провожу рекогносцировку.
  — Кажется, вы опять морочите мне голову.
  — Ну что вы!
  — Как вам девочка?
  — Девочка что надо.
  — Черт побери, я сам не слепой! Пожалуй, несколько худа, зато фигура… Но я вас не об этом спрашиваю. Что вы о ней думаете?
  — Хорошая девушка.
  — Другого ответа я от вас и не ожидал. Вы вообще испытываете слабость к особам женского пола. Ладно, идите. И не вздумайте болтать про это отравление.
  — Я обязан проинформировать своего партнера.
  — Я имею в виду газеты. Скажите Берте, чтобы она тоже помалкивала.
  — Почему? Разве тут кроется какая-то тайна?
  — Кто его знает. Откуда, например, взялся нож на полу?
  — Кто-то уронил.
  — Кто?
  — Мать.
  — Дочь об этом ничего не сказала.
  — Мне показалось, что его уронила мать.
  — Как это случилось?
  — Ей стало плохо.
  — Зачем она схватила нож?
  — Понятия не имею. Я не спрашивал. Может, она открывала ножом коробку? Вообще-то я уже уходил и не видел, что она делает.
  — И что было потом?
  — Женщине стало плохо. Ее затошнило, началась рвота.
  — Она не кричала, что ей подсунули отраву?
  — Точно не помню. Кажется, она сказала дочери, что конфеты горькие или что ее отравили… Что-то в этом роде.
  — Значит, вы не знаете, откуда взялся нож?
  — Я помню, что видел его. Но, поймите, женщину рвало, я старался помочь ей… Мне было не до ножа.
  — Дочь утверждает, что соскоблила ножом краску с коробки и положила его на стол.
  — Я не обратил внимания.
  — Так лежал этот нож на столе или нет?
  — Послушайте, сержант, я пришел по делу. На столе столько всего лежало, что мне было не разглядеть. Может, нож лежал под журналом, а может, на самом видном месте. Коробка с конфетами, возможно, уже была в доме, а возможно, ее принесла мать. Я не обратил на это внимания. Может, она и нож с собой принесла?
  — Нет, — сказал Бьюда. — Девица утверждает, что нож лежал на столе. Это ее нож.
  — Так что же вы хотите от меня?
  Бьюда побагровел от злости.
  — Ладно, — промычал он. — Через пару часов я узнаю, что это за конфеты. Вот тогда и поговорим!
  — Всегда к вашим услугам, сержант, — невозмутимо ответил я, сел в служебную машину и поехал в агентство.
  Глава 12
  Едва я переступил порог приемной, Элси Бранд поманила меня и прошептала:
  — Она в ужасном настроении.
  — Это ей на пользу. Поднимется температура, весь яд выйдет из организма. Пусть немного попотеет.
  — Попотеет? Да она уже давно кипит через край!
  — Тебя не обижала?
  — Пока нет. Испепеляет взглядом. Дональд, я ее не боюсь. Приходили тут к ней девочки с биржи труда — никуда не годятся. Раньше, когда найти работу было потруднее, квалифицированные специалисты соглашались на любые условия. А теперь! Распустились. Подавай им высокий оклад, а работать не умеют.
  — Ладно, пойду разберусь, — сказал я.
  — Дональд, подожди немного, а то драки не миновать. Берта просто разрывается от злости.
  — Ничего страшного. Все равно настала пора кое-каких кадровых изменений.
  — Дональд, прошу тебя, не надо. Ты ведь это ради меня?
  — Не совсем. Берта давно заставляет тебя пахать за двоих. Делаешь никому не нужную работу.
  — У нее такой подход. Берта уверена, что, если клиент, переступивший порог приемной, застанет меня за чтением журнала, он решит, что здесь сидят одни бездельники, и поскорее скроется. Вот она и хочет, чтобы я стучала на машинке как проклятая с утра до вечера.
  — Пора ей менять подход, — сказал я и открыл дверь кабинета.
  Берта сидела у стола, склонив голову на грудь, и тяжело дышала. Увидев меня, она побагровела, набрала полные легкие воздуха, собираясь что-то сказать, но вдруг осеклась.
  Я подошел к столу и сел в кресло для посетителей.
  Еще секунд десять-пятнадцать Берта молчала. Потом ее стул пронзительно заскрежетал — всей своей тяжестью она легла на стол и заорала:
  — Кем ты себя возомнил, болван?
  Я молча закурил.
  — Мне это надоело! Я готова была со всем мириться, но в последнее время ты окончательно рехнулся! Кем ты себя возомнил — Гитлером, что ли?
  Я вдохнул сигаретный дым и спокойно ответил:
  — Такие секретарши, как Элси Бранд, должны получать минимум вдвое больше, чем мы ей платим. А девяносто процентов ее работы — никому не нужная пачкотня бумаги. И ты это прекрасно понимаешь. Тебе, видишь ли, хочется, чтобы у клиента создалось впечатление, что контора работает…
  — А чем ты недоволен? У Элси почасовая оплата. Не нравится — может уходить. Но я не позволю бездельничать.
  — Все, дорогая Берта. С таким стилем покончено. Я забираю Элси к себе. А ты можешь взять новую секретаршу, и посмотрим, что она скажет, когда ты потребуешь от нее с бешенством бросаться за машинку при каждом скрипе входной двери.
  — «Посмотрим»? — закричала Берта. — Да все эти девицы — сущие бездельницы! Они шарахаются в страхе, как только увидят пишущую машинку. Ладно, я открою свое собственное агентство и буду делать что хочу.
  — Если ты намерена расторгнуть наш договор, скажи об этом спокойно.
  Берта снова побагровела, потом побледнела, откинулась на спинку стула, глубоко вздохнула и умирающим голосом начала:
  — Дональд, милый, ты же знаешь, как Берта тебя любит. Конечно, ты талантлив. У тебя нюх, смекалка. Но управлять агентством ты не сможешь. Ты не умеешь ценить деньги — бросаешь направо и налево. А бабы просто сводят тебя с ума. Чуть улыбнутся — и ты таешь. Ты и так платишь Элси в два раза больше, чем я бы ей платила.
  — Придется снова удвоить ей зарплату, — сказал я.
  Берта хотела возразить, но тут зазвонил телефон. Она сняла трубку:
  — Алло, вас слушают… да… Конечно, конечно… Да, и я, и мистер Лэм… Да нет, не очень заняты… Он скоро закончит одно дело… серьезное дело, и у него появится немного времени… Его сейчас нет… Попробуйте поискать… Может быть, я вам перезвоню? Скажите номер вашего телефона. Хорошо. До свидания.
  Берта записала номер и повесила трубку.
  — Ну ты даешь! — воскликнула она, оборачиваясь ко мне. — Не знаю, как у тебя это получается. Опять баба. Вечно к тебе липнут бабы, морочат голову.
  — Кто на этот раз?
  — Ширли Брюс. Просит зайти к ней как можно скорее. У нее к нам дело. Она, дескать, понимает, что мы берем большие деньги, но для нее результат превыше всего. Извивается так, что я не сразу поняла, какой ты замечательный сыщик. Короче, сама любезность.
  Я потушил сигарету и направился к двери.
  — Дональд, ты уже уходишь?
  Я кивнул.
  Берта широко улыбнулась:
  — Вот это другое дело! Как приятно видеть Дональда, рвущегося в бой. Об остальном не волнуйся: будет тебе и отдельный кабинет, и личная секретарша в лице Элси Бранд. Я все улажу.
  Элси Бранд услышала последние слова Берты. Когда я шел через приемную к выходу, сопровождаемый восторженной улыбкой Берты, у бедной девушки на глазах выступили слезы.
  Я позвонил Ширли Брюс из автомата.
  — Алло, это Дональд Лэм из агентства «Кул и Лэм». Вы хотели меня видеть?
  — Да. Не могли бы вы заехать ко мне?
  — Когда?
  — Чем скорее, тем лучше.
  — Может быть, вы зайдете к нам в агентство?
  — К сожалению, не смогу. Пообещала весь день быть дома, и теперь уже поздно что-то изменить. У меня к вам очень важное дело. Я готова платить за каждый час работы. В общем, я хочу… как бы это сказать… хочу нанять вас. Может, «нанять» не совсем удачное слово… — Она нервно рассмеялась.
  Я молчал.
  — Вы слышите меня?
  — Да.
  — Вы мне очень нужны. Это не телефонный разговор. Приезжайте поскорее.
  — До обеда никак не могу.
  — Как жаль!
  — Вы подождете?
  — Если ничего другого не остается — да, подожду.
  — В котором часу у вас встреча?
  — Да не назначено у меня никакой встречи. Просто обещала одному человеку, что весь день буду дома.
  — Ладно, зайду к вам после обеда. Не беспокойтесь, я предварительно позвоню, так что врасплох вас с ним не застану…
  — С ней, — лукаво поправила меня Ширли.
  — Извините. До свидания. Я позвоню. — Повесив трубку, я набрал номер фирмы «„Акме“: сварочные и слесарные работы». В трубке стоял треск, и девушка на том конце провода все время переспрашивала.
  — Попросите, пожалуйста, Роберта Хокли.
  — Что-что? Его нет.
  — А где он?
  — А кто его спрашивает?
  — Я из газеты.
  — Кто-кто? Не расслышала ваше имя.
  — Не имя. Я из газеты, хочу взять у него интервью. Попросите его к телефону.
  — Его нет. Он пошел за паспортом.
  — За чем?
  — За паспортом. Ему позвонили, что все готово. Если он нужен срочно, позвоните туда.
  — Куда?
  — В отдел выдачи паспортов. — С этими словами девушка повесила трубку.
  Я сел в машину и поехал в больницу, куда увезли миссис Грэфтон. Заполучить ее историю болезни удалось без особого труда. Диагноз — отравление сульфатом меди.
  Молодой ординатор не стал распространяться о состоянии пациентки, зато подробно рассказал о сульфате меди:
  — Сульфат меди редко употребляется при попытках отравления, хотя это один из сильнейших ядов. Дело в том, что он вызывает обильную рвоту, и потому трудно определить, какая именно доза смертельна, — слишком большое количество яда выходит из организма с рвотными массами.
  Я энергично кивал, всячески стремясь показать, что мне все это очень интересно.
  — Доза из пяти гранул применяется как рвотное, — продолжал врач. — Кроме того, это прекрасное противоядие при отравлении фосфором; сульфат меди не только очищает от него желудок, но и нейтрализует отраву.
  — Так что же, выходит, миссис Грэфтон пытались отравить фосфором?
  — Нет, вы неправильно меня поняли. Именно сульфатом меди. Почти все леденцы были пропитаны этим ядом.
  — Если пять гранул — нормальная доза для того, чтобы вызвать рвоту, какая же доза смертельна?
  — На этот счет существуют разные мнения. Например, Вестер в своем учебнике токсикологии цитирует фон Гассельта, который полагал, что смертельная доза — восемь гранул. Гонсалес, Вэнс и Гельперн отмечают, что реакция на яд — сугубо индивидуальна. В фармакопее США значится, что сульфат меди может применяться как сильное рвотное средство в количестве не более пяти гранул. При необходимости дозу эту можно повторить через пятнадцать минут, но нельзя принимать сульфат более двух раз в день.
  — Как интересно, — сказал я. — Так что же случилось с пациенткой?
  — Судя по всему, весь яд вышел из ее организма вместе с рвотой. Нам осталось только одно: дать ей успокоительное.
  — Где она сейчас?
  — Выписалась. По-моему, она приняла вполне допустимую дозу. Постойте! Я, кажется, говорил о сульфате меди…
  — Да-да, конечно. Где применяется это вещество?
  — При окраске ситца, изготовлении пигментов. С его помощью также очищают воду.
  — Его трудно достать?
  — Не очень.
  — Кто же мог отравить этим ядом леденцы? — спросил я.
  — Откуда мне знать?! — удивленно воскликнул ординатор.
  Из больницы я поехал в полицейское управление.
  Капитан Фрэнк Селлерс был в своем кабинете. Наверное, он бы мне обрадовался, но чутье старого сыщика подсказало: я от него чего-то хочу. Поэтому капитан вел себя весьма сдержанно. Мы были знакомы давно — с того времени, когда он служил сержантом в отделе по особо тяжким преступлениям. Похоже, когда-то у него даже был роман с Бертой.
  — Привет, Дональд, — с прохладцей произнес Фрэнк Селлерс. — Что нового в мире?
  — Да так, ничего особенного.
  — Как Берта?
  — Нормально.
  — Я слышал, ты служил во флоте?
  — Было дело.
  Фрэнк достал сигарету.
  — Курить будешь?
  — Нет, спасибо.
  — Чем могу быть полезен?
  — Да нет, мне ничего не нужно — просто зашел навестить, ведь давно не виделись.
  — Я теперь не занимаюсь убийствами. А у тебя как дела?
  — Потихоньку.
  — Как же! Это у Берты без тебя все шло потихоньку. С твоим приходом она быстренько разбогатела.
  — Да, она неплохо зарабатывает.
  — Вы-то с ней зарабатываете, только нашему начальству это не нравится. Как только услышат твое имя — сразу скривятся.
  — Что же им не по нраву?
  Селлерс угрюмо улыбнулся:
  — Знаешь, Дональд, я за тобой все время наблюдаю. Когда-нибудь ты крупно погоришь.
  — Надеюсь, этого не случится.
  — Случится, уверяю тебя.
  — Я ни разу не нарушал закон.
  Капитан пожал плечами:
  — Ты просто ни на чем пока не попался.
  — Не понимаю, о чем ты.
  — Видишь ли, ты напоминаешь мне корабль, пробирающийся среди минных заграждений. Ты знаком с законом и все время балансируешь где-то на грани, но шаг в сторону — и тебе крышка. А хоть ты прекрасно знаешь курс, рано или поздно напорешься на мину. Я не хочу пойти ко дну вместе с тобой.
  — В таком случае соблюдай дистанцию.
  — А я и соблюдаю, — мрачно сказал Селлерс. — Но ты-то о чем думаешь? С тех пор как Берта общается с тобой, у нее появилась мания величия. Она о себе возомнила бог знает что. Скажу тебе честно: мне нравится Берта. Отличная баба. Если она когда-нибудь решится выйти замуж, кому-то крупно повезет! Кстати, сколько ей лет?
  — Не знаю. Мы знакомы лет пять, и она совершенно не меняется. Думаю, тридцать пять — сорок.
  — Не так уж много! — с воинственным видом воскликнул Селлерс. — Мне самому сорок. На мой взгляд, это самый расцвет.
  — Заметно.
  — Что за дурацкая у тебя манера над всем насмехаться! Какого черта ты сюда заявился?
  — Вчера был убит некто Кеймерон.
  — Слышал.
  — Делом занимается сержант Сэм Бьюда.
  — Понятно.
  — Кеймерон был одним из двух опекунов наследства.
  — Кто второй опекун?
  — Гарри Шарплз.
  — И вы работаете на него?
  — Работали.
  — Уже закончили?
  — По-моему, да. Но ему понадобилось еще кое-что.
  — Что же?
  — Телохранитель.
  — Зачем?
  — Не знаю.
  — Как же, не знаешь!
  Я поглядел на Селлерса невинными глазами, и он, усмехнувшись, процедил:
  — Эх, Дональд, с тобой лучше не связываться. Сам погоришь и других подставишь.
  — Не бойся. Друзей я не подставляю.
  Он почесал затылок:
  — Что тебе нужно?
  — Шарплз чего-то боится.
  — Чего?
  — Я же сказал — не знаю.
  — А я-то тут при чем? Я не ясновидящий.
  — Шарплз и Кеймерон — опекуны наследства некоей Коры Хендрикс. Весьма солидное наследство! Наследников тоже двое — девица по имени Ширли Брюс и молодой человек Роберт Хокли.
  — Ну и что?
  — Опекуны отдавали предпочтение Ширли Брюс. Роберта Хокли они терпеть не могли и старались выплачивать как можно меньше. Понимаешь, Ширли могла бы иметь сколько угодно денег хоть сейчас, а вот Роберту надо ждать окончания срока опеки.
  — Пока что все это довольно скучно, — заметил Селлерс.
  — Срок опеки истечет, когда наследники достигнут определенного возраста. Тогда опекуны должны либо отдать им все деньги, либо назначить пожизненную ренту.
  — Ну и что?
  — Я бы на месте наследников предпочел первое.
  — Тебя никто не спрашивает.
  — Опека может закончиться и по другой причине.
  — По какой же?
  — Если умрут оба опекуна.
  Селлерс нахмурился.
  — И что тогда?
  — Вся сумма будет распределена поровну между наследниками.
  — А какова эта сумма?
  — Пара сотен тысяч наберется.
  — И ты пришел ко мне…
  — И я пришел к тебе.
  — Что тебе нужно?
  — В истории убийства много неясного. У Кеймерона была ручная ворона по кличке Панчо. Убили его, когда он разговаривал по телефону. Перед ним на столе лежал пистолет двадцать второго калибра. В обойме не хватало одного патрона. Интересно, в кого стрелял Кеймерон?
  Селлерс пожал плечами.
  — Тело Кеймерона обнаружили мы с Шарплзом, — продолжил я. — Я так и не понял, в кого он стрелял. Судя по всему, полиция тоже не нашла следа пули.
  — Ты хочешь сказать, что кто-то ходит по городу с пулей двадцать второго калибра в животе?
  — Насколько я понял, этой версии придерживается полиция.
  — Я тебе кое-что скажу, Дональд, только не проболтайся.
  — Ну?
  — Они нашли пулю.
  — Кеймерон стрелял и промахнулся?
  Капитан Селлерс покачал головой:
  — Стреляли в небо, но немножко промазали.
  — Что ты хочешь сказать?
  — Ты заметил в крыше отверстие для вороны?
  Я кивнул.
  — Суди сам, Дональд. Полиция находит пистолет. В обойме не хватает одного патрона. Полиция ищет пулю, но не находит. Логично предположить, что Кеймерон в кого-то выстрелил, возможно в целях обороны.
  Я кивнул.
  — Тот, кто стрелял, целился в то самое отверстие для вороны. Но промазал: пуля застряла в стропилах.
  Селлерс ждал, как я отреагирую на его слова. Я продолжал молча смотреть на него.
  — Слушай дальше, — сказал Селлерс. — У Кеймерона была пушка. Не ахти какая, но все же. Мы знаем, что его убили ножом. Если Кеймерон стрелял, логично предположить, что он стрелял в человека с ножом. Правильно?
  — Как будто правильно.
  — Но если это так, то он должен был выстрелить до того, как его пырнули ножом. А вскрытие показало, что смерть наступила сразу. Выходит, он стрелял первым, а человек с ножом защищался.
  — Ты думаешь, стрелял сам убийца?
  — Конечно. Убийца, судя по всему, хорошо знал Кеймерона. Кеймерон доверял ему и спокойно разговаривал по телефону, когда тот стоял рядом. Что руководило убийцей, неизвестно. Может, ему не понравилось то, что говорил Кеймерон, а может, он просто воспользовался удобным моментом. В общем, он пырнул Кеймерона в спину ножом, потом спокойно открыл стол, вытащил пистолет, прицелился в дырку и выстрелил.
  — А где именно нашли пулю?
  — В дюйме от отверстия для вороны.
  — Ты думаешь, стрелял убийца?
  — Конечно, он.
  — Или она. А почему решили, что стрелял — или стреляла — убийца?
  — Экспертиза не обнаружила на руках Кеймерона следов пороха.
  — А отпечатки пальцев?
  — Ничего нет.
  — А на пистолете?
  — Смазанные.
  — Значит, пистолет обтерли?
  — Не совсем так. Когда убийца взял пистолет, он, наверное, обернул рукоятку платком. Слушай, Дональд, чего ты хочешь?
  — Я хочу в Южную Америку.
  — Я тоже.
  — Мне срочно туда надо съездить.
  — А я здесь при чем?
  — Ты мне поможешь с паспортом.
  — Ты соображаешь, что говоришь?!
  — Соображаю. Ты сейчас позвонишь в паспортный отдел госдепартамента, представишься и скажешь, что я расследую очень важное дело и мне нужно срочно оформить паспорт.
  — Ты сошел с ума. Я не могу тебе помочь.
  — Если захочешь, сможешь.
  — А что думает по этому поводу Берта?
  — Она ничего не знает.
  — Кто посылает тебя в Южную Америку?
  — Никто. Я сам решил ехать.
  — Что ты там забыл?
  — Не знаю.
  — Так зачем тебе туда?
  — Туда отправляется Роберт Хокли. Он, как ты теперь знаешь, один из наследников Коры Хендрикс. Большая часть наследства — владения в Колумбии.
  — Ты хочешь за ним проследить?
  — Я хочу побывать в Колумбии.
  — А я тут при чем? Хочешь таскать каштаны из огня моими руками?
  — Ты тоже получишь свой каштан.
  — Так можно и обжечься.
  — А ты подуй.
  — Слушай, а как ты думаешь вытаскивать эти каштаны?
  — Ты, кажется, все перепутал. Ведь только что ты говорил, что сам будешь их таскать для меня…
  — Знаешь, Дональд, мне все это не нравится: наворотишь дел, погоришь, а мне отвечать…
  — Не бойся, не погорю. Ничего особенного не случится. Разве тебе неинтересно узнать, зачем Хокли едет в Колумбию?
  — Вообще-то не очень. А что?
  — А то, что если я узнаю, кто убил Кеймерона, я скажу тебе, а ты сможешь этой информацией воспользоваться.
  Кажется, впервые за все время Селлерс проявил заинтересованность.
  — В конце концов, — продолжал я, — ты ничем не рискуешь. Ты ведь знаешь, что полиция не станет оплачивать поездку в Южную Америку своим агентам, если бы они решили следить за Робертом Хокли. А тут представляется шанс отправить агента за чужой счет. Скажешь, что экономил казенные деньги.
  Селлерс напряженно смотрел на меня.
  — Послушай, Фрэнк, я когда-нибудь тебя подводил?
  — Мне всегда было с тобой трудно.
  — Да, но ведь все кончалось хорошо.
  Капитан Селлерс глубоко вздохнул и, снимая телефонную трубку, спросил:
  — Так куда я должен позвонить?
  — В паспортный отдел госдепартамента.
  Глава 13
  Был уже вечер, когда я приехал к Ширли Брюс.
  Она встретила меня на пороге, подала руку.
  — Вы, наверное, удивлены, что я просила вас прийти? — проворковала она вкрадчиво.
  — Я привык к неожиданностям.
  — Я почему-то верю вам.
  — Благодарю.
  Она взяла меня под руку и повела в холл. На ней была легкая блузка с глубоким вырезом, облегающие брюки подчеркивали изящную фигуру.
  Ширли почти прижалась ко мне и прошептала на ухо:
  — У меня сейчас подруга. Не надо говорить при ней. Она скоро уйдет. — И добавила громко: — Проходите, пожалуйста.
  Я вошел в комнату.
  На диване лежала женщина, с головой укрытая пледом.
  — Садитесь, — прощебетала Ширли. — Моя подруга немного нездорова. Хуанита, дорогая, познакомься с мистером Лэмом. Я тебе о нем рассказывала.
  Женщина резко откинула плед и села. Это была Хуанита Грэфтон. Она гневно уставилась на меня и возбужденно заговорила:
  — Я его знаю. Он был там, когда меня хотели отравить. Он, наверное, тоже замешан. Это ее дружок! Не верь ему. Послушай меня…
  — Заткнись! — прервала ее Ширли.
  Хуанита умолкла.
  Ширли посмотрела на меня.
  — Да, я уже знаком с миссис Грэфтон, — подтвердил я. — Зашел к ее дочери, и тут как раз случилась эта история с отравленными конфетами.
  — А что вы делали у Доны? — с удивлением спросила Ширли.
  — Пришел к ней, чтобы кое-что выяснить. Я расследую дело об убийстве Роберта Кеймерона.
  — Зачем?
  — Можно сказать, спасаю свою шкуру. Ведь это мы с Шарплзом первыми увидели убитого, а полиция не любит, когда частные детективы обнаруживают трупы.
  — При чем же здесь Дона Грэфтон? Вы что, подозреваете ее?
  — Извините, я не имею права разглашать оперативную информацию.
  — Вы хотели ее допросить?
  — Если угодно, да.
  — И она поняла это?
  — Она поняла, что меня кое-что интересует.
  — Дона знала, кто вы?
  — Она решила, что я из газеты.
  — Но как вы объяснили ей свой приход?
  — У нее жила ворона Роберта Кеймерона, и я пришел поглядеть на эту ворону.
  — Ах вот как, — с нежной улыбкой посмотрела на меня Ширли.
  Хуанита Грэфтон начала тараторить по-испански.
  Ширли повернулась к ней и сказала по-английски:
  — Замолчи, пожалуйста. У меня от твоей трескотни голова болит. Думаю, ты просто объелась конфет! Наверное, в них и яда никакого не было.
  — Мне было плохо. Я умирала. Меня забрали в больницу, там поставили капельницу. Мне было очень плохо!
  — Ну было, но ведь прошло. Ты совершенно здорова и не корчи из себя инвалида. Может, чайник поставишь?
  Миссис Грэфтон послушно встала с дивана, аккуратно сложила плед и вышла из комнаты.
  — Хуанита — испанка, — тихо сказала Ширли, едва закрылась дверь. — Бешеный темперамент. Оно и понятно — Южная Америка. Она вдова горного инженера, он погиб на одном из доставшихся мне в наследство приисков.
  — Давно она живет в Штатах?
  — Все время ездит туда-сюда. Поживет немного здесь — и обратно в Колумбию. Здесь строит из себя этакую важную даму, но я догадалась: в Колумбии она нанимается служанкой. Скопит денег, приезжает сюда и… Впрочем, хватит о ней. Поговорим лучше о другом.
  — О чем же?
  Она подошла к дивану:
  — У меня к вам конфиденциальный разговор.
  Мы сели на диван, еще хранивший тепло тела Хуаниты Грэфтон. Ширли почти касалась меня ногой. Взяв мою руку, стала перебирать пальцы.
  — Говорят, вы мастер своего дела.
  — Мало ли что говорят.
  — Вы внушаете мне доверие.
  — Приятно слышать.
  — Действительно, приятно? — лукаво спросила Ширли.
  Наши взгляды встретились. Ее полные губы слегка раскрылись. Она подвинулась еще ближе.
  — Ну конечно, — отозвался я.
  Ширли залилась очаровательным смехом, чуть прикрыла глаза и снова начала играть моей рукой.
  — Я очень люблю дядю Гарри.
  — Я заметил.
  — Потому что я его целовала?
  — Хотя бы.
  — Я его всегда целую при встрече. Он мне как родной.
  — Раз так, вас можно обвинить в кровосмесительной связи.
  — Мои поцелуи совершенно невинны, — рассмеялась Ширли. — Я не люблю двусмысленности в отношениях.
  — В самом деле?
  — В самом деле.
  — Глядя на вас, этого не скажешь.
  — Что вы имеете в виду? — В тоне Ширли вдруг появились злые нотки.
  — Да так, ничего.
  — Мне кажется, вы чего-то недоговариваете.
  — Трудно все выразить словами…
  — Я очень импульсивна. — И она снова стала гладить мою руку.
  — По-моему, вы очень эмоциональны и сразу решаете, кого любить, а кого ненавидеть.
  — Вы правы. Я или быстро схожусь с людьми, или не схожусь вовсе… Некоторые мне очень нравятся.
  — А я вам нравлюсь?
  Она сжала мою руку. Некоторое время мы сидели молча. Неожиданно она спросила:
  — Дональд, откуда вы узнали, что я давала деньги Роберту?
  — Я этого не знал.
  — Но вы же спросили.
  — Мне было интересно.
  Ширли вытащила из карманчика блузки листок бумаги и протянула мне. Это был банковский чек на две тысячи долларов, выписанный неделю назад на имя Роберта Хокли. На чеке стоял штамп «Оплачено».
  Ширли взяла у меня чек и сунула обратно в карманчик.
  — Дональд, почему вы молчите?
  — А что я должен сказать?
  — Вас не интересует, почему я дала Роберту деньги?
  — Разве это имеет значение?
  — Знаете, мне стало жаль его. Сначала он просил, чтобы я уговорила опекунов увеличить причитающуюся мне ежемесячно сумму на тысячу долларов — тогда и он автоматически получал бы столько же.
  — Вы отказались?
  — Да. Мне не хотелось огорчать дядю Гарри. Но потом мне стало жаль Роберта, и я выписала ему этот чек.
  — Вы дали деньги взаймы?
  — Подарила.
  Хуанита Грэфтон крикнула из кухни:
  — Где коробочка с китайским чаем?
  — Понятия не имею, — с раздражением ответила Ширли. — Оставь меня в покое! Не найдешь — завари чай другого сорта. — Она снова повернулась ко мне и продолжала разговор тем же вкрадчивым тоном: — Давайте ближе к делу. Хуанита страшно любопытна. Дональд, мне нужна ваша помощь.
  — Чем же я могу вам помочь?
  — Я очень люблю дядю Гарри. И я боюсь за него.
  — Почему?
  — Сама не знаю. У меня плохое предчувствие. Ему грозит опасность.
  — Что же я смогу для вас сделать?
  — Надо, чтобы вы все время были рядом с ним. Вы ведь можете его защитить?
  — Вообще-то я этим не занимаюсь.
  — Не скромничайте. Вы такой умный. Вы сразу поймете, где таится угроза. В людях вы разбираетесь прекрасно.
  — Да, но при чем здесь это?
  — Вы знаете, почему дядя Гарри в опасности?
  — Нет. Так почему же?
  — Могу я быть с вами откровенна?
  — Конечно.
  — Понимаете, вся эта опека… Короче, кое-кому было бы выгодно убрать дядю Гарри.
  — Вы хотите сказать, что Кеймерона убили потому…
  — Я не это хочу сказать.
  — А что?
  — Понимаете, Кеймерон мертв…
  — Да, это так.
  — Представьте себе, вдруг с дядей Гарри что-нибудь случится…
  — И тогда вам на голову свалится куча денег?
  — Мне? — Она расхохоталась.
  — А разве нет?
  Ширли пристально посмотрела на меня.
  — Да, вы совершенно правы. Можно я продолжу?
  — Вы хотите сказать о Роберте Хокли?
  — Я хочу сказать только одно: я боюсь за дядю Гарри и прошу, чтобы вы взялись его охранять.
  — Это не моя работа.
  — Я хорошо заплачу. Деньги у меня есть.
  — А ему я что скажу? Что вы платите мне…
  — Говорить ничего не потребуется. Вы будете все время рядом с ним, и он сам станет платить. Потом я тоже заплачу вам. Дядя Гарри считает вас мастером своего дела. Он очень хочет, чтобы вы все время были с ним — и днем и ночью.
  — В таком случае я рискую вызвать его недовольство — ведь я могу ненароком узнать о нем то, что он хотел бы держать в тайне.
  Ширли рассмеялась.
  — Дональд, вы же не обязаны трубить повсюду о том, чему станете свидетелем.
  — Но если я случайно узнаю что-либо, то буду неловко себя чувствовать.
  Ширли снова погладила мою руку. Тут в дверях появилась Хуанита Грэфтон. Она толкала сервировочный столик, накрытый к чаю.
  Казалось, Хуанита совсем забыла о своем недомогании: она гостеприимно разливала чай, изо всех сил старалась быть любезной. Ширли придвинулась ко мне еще ближе. Время от времени она поднимала на меня свои прекрасные глаза и очаровательно улыбалась. Как она была хороша! И было заметно, что секс — неотъемлемая часть ее жизни. Платоническая любовь к таким девушкам столь же абсурдна, как езда на гоночной машине со скоростью тридцать пять миль в час. Ширли была просто создана для секса.
  Хуанита Грэфтон, выждав удобный момент, спросила:
  — Вы, наверное, считаете, что я плохая мать?
  — Почему вы так думаете?
  — Обвинила дочь в покушении на мою жизнь.
  — Меня это не касается, — отрезал я.
  — Да нет, — возразила Хуанита. — Вы так говорите потому, что хорошо воспитаны. Пожалуйста, выслушайте меня. Постарайтесь войти в мое положение.
  — Хватит об этом, — перебила ее Ширли. — Дональда совершенно не интересуют ваши семейные отношения.
  — Но я при нем набросилась на Дону, кричала, что это она подсунула мне яд. Как глупо! Я была не в себе. Я пришла к Доне, чтобы поговорить с ней по душам, надеялась, что мы наконец найдем общий язык. А тут случилось это… Понимаете, мы, южане, такие вспыльчивые, экзальтированные.
  Я кивнул.
  — Довольно, Хуанита. Все это никому не интересно, — раздраженно повторила Ширли.
  Но Хуаните нужно было выговориться.
  — Понимаете, для нас, южноамериканцев, самое главное — семья. Северяне больше думают о деньгах, о бизнесе. А для нас на первом месте — дом, дружеский круг. Я подолгу жила в Штатах и могу сравнить.
  — Я был у вашей дочери впервые. Пришел по делу.
  — А я-то думала, что вы друзья.
  — Повторяю: я видел ее впервые.
  — И она вам ничего обо мне не рассказывала?
  — Ничего.
  — Знаете, я не могу понять ее. Между нами целая пропасть. В отличие от меня она скорее северянка: очень честолюбива. Как вам кажется, сеньор Лэм, что важнее: талант или любовь? Она хочет рисовать, а семья, друзья для нее ничего не значат. У нас в Колумбии говорят: главное богатство — друзья. Если у тебя много песо и нет друзей, ты — нищий. Вы понимаете меня?
  — Я ни разу не был в Колумбии, хотя слышал о ней.
  — Так у нас говорят. Это для колумбийцев закон. И вот Дона, моя дочь, отвернулась от меня. Она мне не доверяет. Подумать только — мне, родной матери! Она доверяет своим картинкам. Посмотрите на эти картинки! И какая гордыня! Дона рвется к успеху, а что такое успех? Мыльный пузырь. Он не заменит ни дружбу, ни любовь.
  — Разве у нее нет друзей?
  — Нет. Она всех оттолкнула. У нее осталось только честолюбие. Дона учится. Дона творит. Развивать свой талант — ее священный долг. Но что такое талант без любви? Без друзей? Представьте себе человека, который приобрел огромную пустыню. Вокруг него, сколько хватает глаз, его земля, и на ней ни одной живой души! Кому нужна такая земля? Зачем приобретать пустыню?
  — Кое-кто находит в пустынях золото, — заметил я.
  — Вы шутите? — с болью спросила Хуанита.
  — Конечно, шутит, — вступила в разговор Ширли. — Северяне всегда шутят, когда не хотят отвечать на вопросы. Он тебя прекрасно понимает. Хотите еще чаю, Дональд? Со сливками или с сахаром?.. Ах! — Кувшинчик выскочил из ее рук, упал на пол и разбился.
  — Скорее, Хуанита! Принеси тряпку!
  Хуанита вскочила и побежала на кухню.
  — И захвати другой молочник! — крикнула вдогонку Ширли, затем повернулась ко мне: — Извините, Дональд.
  — Не стоит извинений. Ведь вы разбили его.
  Она загадочно улыбнулась:
  — От вас ничего не скроешь.
  Я промолчал.
  — Дональд, мне нужно кое-что выяснить, — сказала Ширли заговорщически. — У Роберта Кеймерона наверняка были тайные вклады в банках. Возможно, на другое имя. Не могли бы вы об этом разузнать?..
  Хуанита принесла полотенце и стала вытирать пол.
  — Хуанита, ты забыла сливки для мистера Лэма.
  Как только миссис Грэфтон удалилась, Ширли продолжила:
  — Думаю, у Кеймерона было много различных вкладов.
  — Они были связаны с наследством?
  — Не знаю. Но хотела бы узнать.
  — Для этого вам не нужен частный детектив. Когда кто-то умирает, власти Калифорнии взимают налог на наследство. Тайные вклады могли бы здорово ударить по карману штата, вот законодатели и выдумали целый ворох хитрых правил, согласно которым вклады Кеймерона перестанут быть секретом.
  — Вы шутите?
  — Нисколько. Можете не беспокоиться по этому поводу.
  Она наклонилась ко мне:
  — Вы будете охранять дядю Гарри?
  — Не думаю.
  — Почему?
  — У меня много других дел.
  — Каких?
  — Да так, разных.
  — Но я вам заплачу. И он будет платить.
  — Знаю. Но у меня действительно мало свободного времени.
  — Значит, не хотите?
  Из кухни раздался голос Хуаниты:
  — Тут почти не осталось сливок!
  — Вылей все, что есть, в кувшинчик и неси сюда.
  — Хуанита ваша служанка? — спросил я.
  — Да что вы! Подруга. Иногда, правда, очень надоедливая. Там, в Южной Америке, она нанимается служанкой. Я в этом уверена. Ей уже много лет, и она очень одинока. У нее потребность перед кем-то изливать душу, а с дочерью они не ладят. Думаю, виновата в этом Хуанита, но и Дона не без греха — она так старается добиться успеха, что даже для общения с родной матерью не находит времени. У латиноамериканцев это считается страшным грехом. Для Хуаниты главное — родственники и друзья. Деньги уже потом. Конечно, она зануда, но я все равно ее люблю.
  Вернулась Хуанита с кувшинчиком сливок. Минут пять мы вели светский разговор, а затем я сказал, что мне пора. Ширли пыталась задержать меня — вероятно, надеялась, что Хуанита уйдет раньше и мы останемся наедине. Я даже подумал, что она просто выставит Хуаниту, но ошибся. Может быть, Ширли поняла, что в этом случае вместе с Хуанитой уйду и я.
  Ширли проводила меня до двери. Убедившись, что Хуанита не идет следом, вышла за мной на лестничную площадку… Я знал, что будет дальше, и решил держаться невозмутимо. Она крепко схватила меня за запястья, прижалась к моей груди и горячо поцеловала в губы.
  — Дорогой мой! — прошептала она с таким видом, будто не может разорвать объятия, и, больше ничего не сказав на прощание, захлопнула за собой дверь.
  Глава 14
  Напротив дома Ширли стояло несколько машин. В это время люди обычно возвращаются с работы, так что эти машины не привлекли моего особого внимания.
  Я подал свою машину назад до тех пор, пока не уперся в бампер чьей-то машины, и вырулил на дорогу.
  За рулем машины, следующей впереди меня, сидел мужчина лет тридцати пяти. Казалось, он не торопился. Пассажир рядом с ним больше походил на водителя. Они молчали, не смотрели по сторонам. Я посигналил и обогнал их. В зеркале заднего вида я заметил, что, как только я выехал на дорогу, со стоянки у дома Ширли тронулась какая-то машина. Ее водитель явно спешил — он еле-еле успел вписаться в ряд следом за мной, едва не задев заднее колесо моей машины. Рядом с этим водителем тоже сидел какой-то молчаливый тип.
  Я замедлил ход и задумался.
  На полицейских эти люди не были похожи. Может, частные сыщики? Если так, кто-то им неплохо заплатил.
  Я включил сигнал левого поворота. Машина, шедшая впритык за мной, прижалась к левой кромке. Вторая — тоже. В последний момент я переключил сигнал на правый поворот, резко крутанул руль и, вызвав целую бурю недовольства у водителей — завыли клаксоны, зазвучала ругань, — юркнул в улицу направо. Мои преследователи, видимо, не ожидали такого. Одна машина не смогла пробиться сквозь поток транспорта, однако вторая все-таки сумела свернуть вслед за мной.
  Я затормозил у светофора, опустил стекло и крикнул:
  — В чем дело, ребята?
  Они даже не посмотрели в мою сторону. Но когда я вышел из машины, водитель тоже сошел на тротуар, сделав вид, будто ищет номер какого-то дома.
  Я вернулся в машину, выжал газ и, нарушив все правила, умчался в боковой проезд. Через квартал обернулся: «хвоста» не было.
  Убедившись, что преследователи отстали, я поехал к конторе Питера Джеррета.
  Тот вовсе не хотел со мной разговаривать. Дескать, он собрался закрыть контору и уйти. Уже поздно, и он приглашен на ужин. Он и так рассказал все, что знал, более того, дал ценную информацию. Не могу ли я прийти завтра?
  — К сожалению, не могу, — ответил я.
  Он нетерпеливо посмотрел на часы и пригласил меня в кабинет.
  Теперь у меня было достаточно времени более внимательно рассмотреть Джеррета.
  Он был высок, сухопар, лет пятидесяти двух, с большими залысинами. Недостаток волос на голове как бы компенсировался очень густыми бровями. Когда он начинал говорить о деле, то пригибал голову и в упор смотрел на собеседника из-под своих густых насупленных бровей. Должно быть, его взгляд производил впечатление.
  Я выдержал этот взгляд и спросил:
  — Зачем вам понадобилось выводить меня на эту Филлис Фейбенс?
  — Я иногда занимаюсь антиквариатом. Это у меня хобби. Вот и вспомнил, что как-то купил у мисс Фейбенс подвеску.
  — Часто вы занимаетесь такими делами?
  — Какими? Антиквариатом?
  — Да.
  — Время от времени. Сейчас реже — спрос не тот.
  — И что вы делаете с этим добром? Меня интересует финансовая сторона.
  — Простите, но это уже мое личное дело.
  — Спасибо за честность. Тогда ответьте на другой вопрос: вы не рассказывали сержанту Бьюде о вашем «хобби»?
  — Он меня о нем не спрашивал.
  — А по своей инициативе вы ни о чем не рассказываете?
  — Как, впрочем, и вы.
  — Вы сбывали антиквариат Кеймерону?
  — Нет.
  — Допустим, Филлис Фейбенс сказала правду: она действительно продала вам гранатовую подвеску. Что стало с этой подвеской?
  — Я ее продал.
  — Мистеру Кеймерону?
  — Нет.
  — Каким же образом она попала к Кеймерону, да еще с изумрудами вместо гранатов?
  — Я не уверен, что это та самая подвеска.
  — Выходит, вы плохо помните эту подвеску?
  — Совершенно верно.
  — Вы даже забыли, какие в ней были камни — гранаты или изумруды?
  Он промолчал.
  — Интересное дело, — продолжил я. — Вы такой специалист и не помните, что купили — драгоценность или дешевую побрякушку.
  — Когда подвеска была в моих руках, изумрудов в ней не было.
  — Значит, вы не уверены, что это та самая подвеска?
  — Нет. Помню только, что Филлис Фейбенс продала мне украшение такого же стиля. Это было уже давно. И я забыл подробности — пришлось заглянуть в записи. Я, мистер Лэм, хотел вам помочь, а в ответ вместо благодарности слышу обидные вещи.
  — В таких играх результат часто совсем не тот, какого ожидают.
  — Согласен.
  — Мне показалось, что Филлис Фейбенс специально подставили, чтобы запутать следы.
  — Очень жаль. Я действительно хотел помочь вам.
  — Мисс Фейбенс держалась совершенно спокойно, охотно отвечала на вопросы и с такой готовностью вызвалась помочь, что я сразу насторожился.
  — Уверяю вас, мистер Лэм, я вовсе не собирался вас запутать…
  — Интересная получается история. Вы покупаете у Филлис Фейбенс подвеску и продаете ее по каналам, которые держите в секрете. Подвеска оказывается у Роберта Кеймерона. Он заменяет гранаты и искусственный рубин на прекрасные изумруды и снова приносит ее вам для оценки. Вы показываете подвеску Наттоллу, потом возвращаете ее Кеймерону, а тот — уже после оценки — опять вынимает из оправы изумруды, возможно, для того, чтобы вставить те самые гранаты и рубин.
  — Ничего не понимаю.
  — Вы сыграли немаловажную роль в этой истории. Сначала купили подвеску, потом продали ее, потом некий человек вставляет в подвеску изумруды и снова приносит вам, чтобы вы оценили ее у Наттолла. И после этого вы утверждаете, что торговля антиквариатом для вас лишь хобби? Вы прямо как Рим.
  — Как это понимать?
  — Все дороги ведут к вам.
  — У меня есть только одно объяснение.
  — Какое же?
  — Подвеска, купленная мною у Филлис Фейбенс, и подвеска, которую приносил для оценки Кеймерон, — вещи разные. Хотя в какой-то момент я готов был поклясться, что оправа одна и та же.
  — Когда Филлис принесла вам подвеску, вы не придали ее приходу особого значения?
  — Конечно, нет. То был вовсе не шедевр. Мало ли таких вещей проходит через мои руки!
  — Эта подвеска довольно необычной формы. Вы напрасно говорите, что таких много.
  — И все же она не уникальна.
  — Выходит, могли быть две подвески в одинаковой оправе: одна с изумрудами, другая с гранатами?
  — Вполне возможно. Но, честно говоря, мне до сих пор кажется, что подвеска, найденная у Кеймерона, — та самая, что я купил у Филлис Фейбенс.
  — Тем более важно выяснить, где он ее приобрел.
  — Это очень сложно.
  — Почему?
  — Я не могу открыть вам тайны, связанные с рынком антиквариата. Во-первых, не имею права предавать клиентов. Во-вторых, это может повредить мне самому. Но одно скажу: по-моему, мистера Кеймерона самого заинтересовало, кто вставил в подвеску изумруды и откуда они взялись.
  — Вы хотите сказать, что Кеймерон расспрашивал вас о человеке, которому вы продавали драгоценности?
  — Я этого не говорил.
  — У Кеймерона были связи в колумбийском правительстве, которое, по сути, контролирует рынок изумрудов, и, может быть, он хотел что-то разузнать для своих друзей?
  — Возможно. Больше я вам ничего сказать не могу. Профессиональная этика не позволяет.
  — Благодарю. Извините, что обрушился на вас из-за Филлис Фейбенс. Надеюсь, инцидент исчерпан?
  — Всегда к вашим услугам, — проговорил Джеррет и простился со мной.
  Я вышел на улицу, сел в машину и на всякий случай огляделся по сторонам. Футах в ста стояли две машины, в каждой по два человека — те самые ребята, от которых я сумел отвязаться.
  Я завел мотор и выехал на дорогу.
  Машины остались на месте. Холодок пробежал по моей спине. Как эти ребята узнали, что я поехал к Джеррету? Телепатия? В подобные вещи я не верил. Догнать мою машину они не могли — я запутал все следы. И все же они ждали меня под дверью Джеррета.
  Глава 15
  До нашего агентства я добрался затемно.
  Когда подошел к вахтеру, чтобы расписаться в журнале, он как-то странно посмотрел на меня и прошептал:
  — Вас ждут.
  Я обернулся: из-за угла появился какой-то человек. На нем была рубаха по последней молодежной моде, испещренная надписями. Он заглянул через мое плечо в журнал, увидел фамилию и, уставившись на меня, воскликнул:
  — Ага! Мистер Лэм!
  — В чем дело?
  — Именно вы-то нам и нужны.
  — Шутите?
  — Разве я похож на шутника?
  — Еще как: ваша рубашка сверху донизу исписана словом «закон».
  Незнакомец смутился: ему, наверное, казалось, что в этой рубашке он выглядит, словно миллионер на отдыхе.
  — Какой наблюдательный, — ухмыльнулся он.
  — Это у меня с детства. Еще в 1921 году, когда я покидал детский сад Святого Викентия, воспитатели отмечали мои незаурядные способности.
  — Ладно, хватит, — прервал он меня. — Пойдем к сержанту.
  — К какому еще сержанту?
  — К сержанту Бьюде.
  — Сержант прекрасно знает адрес моего агентства и мог бы приехать ко мне сам.
  — Значит, не хотите отправиться со мной?
  — Не очень.
  — Мы можем оформить этот вызов официально.
  — Предъявите ордер на арест?
  — Повестку.
  — А что вам, собственно, нужно?
  — Узнаете от сержанта.
  — Я не хочу уклоняться от дачи показаний, но мы уже говорили сегодня с сержантом. Добавить мне нечего.
  — Не уверен.
  — Вы думаете, Бьюда рассердится, если я не приду к нему?
  — Он послал меня за вами. Так что решайте сами.
  — Ладно, поехали.
  — Моя машина стоит у подъезда.
  — Спасибо, я уже на своей.
  — Почему? — подозрительно спросил он.
  — Чтобы вам не пришлось везти меня обратно.
  Он немного подумал.
  — Ладно, двинулись.
  Человек в модной рубашке поехал вперед. Я следовал за ним. Мы миновали Седьмую улицу, пересекли Верширский бульвар и направились в сторону Голливуда.
  Куда мы едем, человек в модной рубашке не сказал. Он просто медленно вел машину, постоянно косясь в зеркало заднего вида и пропуская вперед обгонявшие машины, так что приходилось держаться прямо за ним. Было очевидно, что он мне не доверяет.
  Неожиданно его машина повернула налево. Дорога шла вдоль квартала богатых особняков, построенных в конце двадцатых годов: оштукатуренные стены, черепичные крыши, аккуратные лужайки, пальмы, гаражи на три машины с комнатами для водителей наверху.
  Парень в модной рубашке прижал свою машину к обочине. Я понял, что мы приехали, — напротив стоял полицейский автомобиль. У двери дома прогуливался человек. Подошел мой провожатый, сказал:
  — Можете выходить.
  Мы направились в дом.
  — Добрый вечер, Лэм, — приветствовал меня сержант Бьюда, выходя нам навстречу. — Знаете, кому принадлежит дом?
  — Знаю.
  — Откуда?
  — Гарри Шарплз давал нам этот адрес.
  — Вы уже были здесь?
  — Нет.
  — Что вам известно о Шарплзе?
  — Немного.
  — Меня интересуют его деловые связи.
  — О них я практически ничего не знаю. Вы уже спрашивали меня об этом.
  — Да, но с тех пор многое изменилось.
  — Что с ним случилось?
  Бьюда не ответил, но в его взгляде я прочел немой укор.
  После небольшой паузы он спросил:
  — А с чего вы взяли, что с ним могло что-то случиться?
  Я тяжело вздохнул.
  — За кого вы меня принимаете? Ваш сотрудник приезжает за мной. Мы едем к этому дому. Возле него стоит полицейская машина. У двери — охранник. Появляетесь вы и спрашиваете о Шарплзе. Если бы я не подумал, что с ним что-то случилось, то какой я сыщик — такого надо в шею гнать.
  — Шарплз хотел, чтобы вы были его телохранителем, не так ли?
  — Да.
  — Чего он боялся?
  — Не знаю.
  — А как вы полагаете?
  — Понятия не имею.
  — Неужели вас не интересовали мотивы, побудившие его сделать это предложение?
  — Если бы я его принял, меня бы заинтересовали мотивы.
  — А вы не приняли?
  — Нет.
  — Почему?
  — Хотите, скажу вам правду?
  — Да.
  — Мне показалось, что на самом деле Шарплз вовсе не боится.
  — Почему вам так показалось?
  — Вчера он пришел к нам в агентство и попросил расследовать одно дело, связанное с Кеймероном. Можете проверить у Берты и нашей секретарши Элси Бранд — они подтвердят. Мы вместе поехали к Кеймерону и обнаружили его труп.
  — Раньше вы промолчали об этом.
  — Вы сами сказали, что многое изменилось.
  — Вы думаете, что Шарплз пришил Кеймерона и тут же бросился к вам в агентство…
  — Не говорите глупостей. Вы спросили, почему я отказался работать на Шарплза. Вот я и пытаюсь вам объяснить.
  — Итак?
  — Представьте себе, что, когда мы ехали к Кеймерону, Шарплз мне чем-то не понравился.
  — Что же вам не понравилось?
  — Опять вы за свое. Юрист назвал бы это просто гипотезой. Предположим, я ничего не заметил, но Шарплзу показалось, что я заметил. Возможно, он испугался, что я знаю о нем то, чего мне знать не следует. Он предлагает мне стать его телохранителем, а в полицию сообщает, что ему грозит опасность. Вот я с ним неразлучен. В один прекрасный день он отправляется погулять где-нибудь в глухом месте неподалеку от окрестностей города. Я, естественно, с прогулки не возвращаюсь.
  — Убийство?
  — Ну что вы! Просто какие-то злодеи нападают на нас, связывают и похищают. Шарплзу чудом удается бежать, он обращается в полицию, и вы находите мой хладный труп. Газеты сообщают: отважный сыщик погиб при исполнении своих обязанностей.
  — Очень смахивает на мелодраму.
  — Скорее на фильм ужасов.
  — И потому вы отказались работать на него?
  — Я этого не говорил. Я просто выдвинул гипотезу.
  — Так почему же вы отказались на него работать?
  — Сам не знаю.
  — Черта с два вы не знаете!
  — Напрасно вы мне не верите, сержант, — я и правда не знаю. Шарплз предложил мне солидный куш, а я почему-то отказался. Это действительно трудно объяснить.
  — Понятно. Плохое предчувствие?
  — Пожалуй.
  — Вас кто-то предупредил об опасности?
  — Нет, просто предчувствие.
  — Веселенькая история. К сожалению, мы не можем послать вашему предчувствию повестку с вызовом на допрос. Подсознание не положишь в целлофановый пакет как вещественное доказательство.
  — А что, собственно, случилось?
  — Пойдемте. — Бьюда открыл дверь, и мы оказались в просторном холле. Паркетные полы здесь были натерты до блеска, на стенах — дорогие ковры, с потолка свешивались хрустальные люстры.
  Сержант провел меня в комнату, служившую Шарплзу одновременно библиотекой и кабинетом.
  В комнате царил разгром.
  Стулья были опрокинуты и поломаны. Стол на боку. На паркете синяя чернильная лужа. Ковер смят. Судя по всему, здесь дрались. Книжный шкаф перевернут — но я заметил, что его стеклянные дверцы каким-то чудом остались целы, — книги разбросаны по всей комнате. Сейф раскрыт настежь, бумаги вывалились.
  — Ну как? — спросил Бьюда. — Что скажете?
  — Вы предлагаете мне сотрудничество?
  Бьюда раздраженно кивнул в знак согласия.
  — Если так, то для начала должен заметить, что сейф был открыт уже после драки. Обратите внимание: ковер скомкан, стулья перевернуты, а бумаги из сейфа даже не смяты.
  — Продолжайте.
  — Обратите также внимание на эти конверты, написанные женским почерком. Они адресованы «Гарри Шарплзу, эсквайру», а послала их некая «мисс Ширли Брюс, проживающая по адресу…» — Я поднял один из конвертов и показал Бьюде.
  — Ни к чему не прикасайтесь! — крикнул он.
  — Конверты пусты, — невозмутимо продолжал я. — Само собой разумеется, что нормальные люди не хранят пустые конверты в сейфе. Следовательно, после того, как сейф был вскрыт, письма изъяли.
  — Мне нужны факты, а не теоретические построения, Лэм.
  — Какие факты?
  — Кто похитил Шарплза?
  — Вы полагаете, его похитили?
  — Нет, — ухмыльнулся Бьюда. — Просто он решил вытереть здесь пыль и слегка не рассчитал силы.
  — Насколько я понимаю, Шарплз исчез?
  — Да.
  — Как вы об этом узнали?
  — Служанка позвала Шарплза обедать. Он не откликнулся. Служанка вошла в кабинет и обнаружила то, что мы сейчас видим. Ну и позвонила в полицию.
  — И вы меня сюда притащили, чтобы и я все это видел?
  — Да. Кто такая Ширли Брюс?
  Я достал из кармана носовой платок и расстелил на столе.
  — Что вы делаете? — удивился Бьюда.
  — Видите пятна на платке? Это следы губной помады Ширли Брюс.
  Бьюда с недоумением уставился на меня:
  — Как это понимать?
  — Очень экспансивная женщина. Любит своих друзей и ненавидит своих врагов. Я ей нравлюсь. Она мне доверяет.
  — Какая гадость! — воскликнул Бьюда.
  — Вы о губной помаде?
  — Нет, о ваших словах.
  — В таком случае критика не по адресу. Я почти дословно повторил высказывание самой мисс Брюс.
  — Надо посмотреть, что это за птица, — сказал Бьюда.
  — Посмотрите, не пожалеете.
  — Чего ради она стала признаваться вам в любви?
  — Я ни в чем не уверен, но, кажется, ей что-то было от меня нужно.
  — Что именно?
  — Спросите у нее.
  — А сами вы разве не спросили?
  — Нет.
  Бьюда взял мой платок, показал следы губной помады:
  — Не это ли причина?
  — Не это.
  — Давайте все взвесим, Лэм. Шарплз — солидный человек. У него богатый дом, много денег и, конечно, достаточно друзей. С Кеймероном у них общие дела. Кеймерона убивают. Шарплз обращается в полицию с просьбой защитить его и…
  — В полицию?
  — Ну да, в полицию.
  — Но он же хотел нанять телохранителем меня.
  — Знаю. У нас его просто послали подальше: сказали, что и так не хватает сотрудников, и посоветовали обратиться к частному сыщику.
  — Значит, сначала он пошел в полицию?
  — Да, а что?
  — Мне казалось, он хотел, чтобы его телохранителем стал именно я…
  — Он мог догадываться, что в полиции ему откажут.
  — А он сказал, чего боится?
  — Промямлил что-то неопределенное.
  — Так я и думал.
  — Шарплз боялся, что тот, кто убил Кеймерона, не оставит в покое и его.
  — Он так сказал?
  — Нет.
  — И вообще ничего не объяснил?
  — Нет.
  — А разве ваши ребята не стараются из каждого, кто к ним обратится, вытянуть всю подноготную?
  — Стараются. Но повсюду Шарплзу отказали.
  — А теперь вы, наверное, жалеете, что ни о чем толком его не расспросили?
  — Конечно, — сказал Бьюда. — Поэтому мы и послали за вами. Нам кажется, вы кое-что знаете.
  — Увы, я ничего не знаю.
  В дверь просунулась голова полицейского.
  — Вторую привезли, — сказал он.
  Через мгновение лестница заскрипела под тяжестью шагов, и в кабинет вошла Берта Кул.
  — А, миссис Кул! Садитесь, пожалуйста, — пригласил Бьюда.
  Берта посмотрела на сержанта, потом на меня и, с трудом сдерживая ярость, спросила:
  — Какого черта?! Что здесь произошло?
  — Нам срочно нужна информация, миссис Кул, — ответил Бьюда.
  — Я спрашиваю, что здесь произошло?
  — По всей вероятности, на мистера Шарплза было совершено нападение. Он исчез. Последней его видела служанка. Она приносила ему чай около четырех часов вечера. Шарплз сидел здесь и работал. Дверца сейфа была открыта.
  — А я тут при чем? — Берта гневно уставилась на Бьюду.
  — Именно это я и хочу выяснить, — ответил он.
  Берта кивнула в мою сторону:
  — Спросите этого суперсыщика. Он у нас все знает, все видит, все слышит, но ничего никому не говорит. А мне все становится известно лишь в общих чертах.
  — Вот и хорошо, начнем с общих черт.
  Тщательно подбирая слова, Берта сказала:
  — Шарплз обратился в наше агентство. Он хотел, чтобы мы помогли ему в одном деле. Я посоветовалась с Дональдом, и он, по сути, взял всю работу на себя.
  — А что делали вы?
  — Я приняла от мистера Шарплза чек и отправила его в банк с посыльным.
  — С кем конкретно?
  — С Элси Бранд, моей машинисткой.
  — С моей секретаршей, — поправил я.
  Берту передернуло.
  — И что же было дальше? — не унимался Бьюда.
  — Шарплз просто влюбился в Дональда. Он сказал, что хотел бы видеть его рядом с собой круглые сутки. Это было выгодное для нас предложение.
  — Почему Лэм отказался?
  — Вопрос не по адресу. Может, наш юный гений по горло завален другими делами?
  — Значит, вы ничего не знаете?
  — Ровным счетом ничего.
  — В таком случае разговор окончен. — Бьюда показал нам на дверь.
  Когда мы вышли на улицу, Берта укорила меня:
  — Этого бы не случилось, если…
  — Спокойно, — перебил я. — Все инсценировано.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Драки не было.
  — С чего ты взял?
  — Ты когда-нибудь пыталась перевернуть книжный шкаф, в котором восемь полок?
  — Что-что?
  — Книжный шкаф.
  — Я не глухая.
  — Тогда не переспрашивай.
  — Не действуй мне на нервы, Дональд! Честное слово, мне иногда хочется дать тебе в зубы. При чем здесь шкаф?
  — Попробуй его перевернуть.
  — Пошел к черту!
  — С удовольствием.
  — Ты что, хочешь, чтобы я сейчас все бросила и побежала покупать книжный шкаф, да еще непременно на восемь полок, а потом стала его переворачивать? Может наконец скажешь, в чем дело?
  — Дорогая моя, представь себе, что высокий шкаф, полный книг, упал на пол. Что будет с его стеклянными дверцами? Уж, по крайней мере, верхние разобьются вдребезги. А тут — все целехоньки.
  — Как же я не заметила! — воскликнула Берта.
  — Более того. На полу чернильное пятно. Если чернильницу опрокинули во время драки, от чернил должны были остаться следы — а их нет. Если бы двое, вцепившись один в другого, катались по комнате, снося на своем пути шкафы и стулья, они бы вымазались в чернилах и испачкали все вокруг — а тут аккуратненькая лужица.
  — А если чернильница перевернулась после драки?
  — А зачем ей тогда было переворачиваться?
  — Не знаю.
  — Я тоже. Это инсценировка, Берта. Обрати внимание: никакого шума. И взять хотя бы эти стулья: пружины торчат наружу, ножки оторваны — ну и что? Разве это свидетельствует о драке? Думаю, сначала с полок сняли книги, разложили их по полу, а потом аккуратно разобрали шкаф и полки тоже поставили на пол. На паркете нет никаких следов от падения тяжелых предметов.
  — Я ненавижу тебя, Дональд, — беззлобно сказала Берта. — Но ты — голова. Может, ты был прав, когда отказался работать на этого типа. Завтра же Берта распорядится пробить дверь в соседнее помещение и прикупить мебели — будет у тебя отдельный кабинет. И Элси в придачу…
  — Только не завтра.
  — Почему? — удивилась Берта.
  — Я беру двухнедельный отпуск.
  — Что?!
  — От-пуск, — раздельно, по слогам проговорил я. — Отправляюсь в Латинскую Америку. Давно мечтал там побывать.
  — Черт бы тебя побрал! — закричала Берта. — Он, видите ли, в отпуск едет! Бездельник, обманщик, жулик! Если б не твоя голова, своими руками удавила бы тебя!
  — Куда тебя отвезти, домой или в агентство?
  — В агентство. Должен же хоть кто-то работать!
  Глава 16
  Авиалайнер летел на высоте одиннадцати тысяч футов. На востоке занималась заря. Пассажиры дремали в своих креслах, и только один из них читал какую-то испанскую газету.
  Постепенно светало. Можно было уже видеть серо-зеленое море сельвы, которое расстилалось под нами. Из кухоньки в хвосте самолета донесся ароматный запах кофе.
  Пассажиры начали просыпаться.
  Стюардессы разнесли кофе и бутерброды. Мой сосед справа улыбнулся и спросил:
  — Вкусно, не правда ли?
  На вид ему было лет пятьдесят. Высокий, загорелый, подтянутый. Казалось, он все знает о местах, над которыми мы пролетаем. Я слышал, как в аэропорту несколькими часами раньше он прекрасно говорил по-испански.
  — И, главное, вовремя, — заметил я.
  — На воздушном транспорте хорошо изучили психологию пассажиров, — поддержал он беседу. — Хуже всего человек чувствует себя в предрассветные часы. Но вот восходит солнце, люди потихоньку оживают, и — пожалуйста: стюардессы подают кофе. Ночной полет — это не ночная поездка в автобусе. Высота, скорость! А посмотрите сверху на сельву. Вот и горы показались. Пока все кажется серым, но сейчас поднимется солнце, и вы увидите целую палитру ярких красок!
  — Да вы поэт!
  Попутчик все так же серьезно продолжал:
  — Мне кажется, живя в Колумбии, нельзя не ценить красоту окружающего мира.
  — Вы из Колумбии?
  — Да, из Медельина.
  — Давно там живете?
  — Тридцать пять лет.
  — Что это за город?
  — Райское место! Анды круглый год покрыты зеленью, от них веет свежестью. Там нет суровых, обветренных скал. Горы чем-то напоминают драгоценные камни. Между горами — плодородные долины. А какой климат!
  — Да? Очень интересно.
  — Вам надо обязательно побывать в Медельине. Город расположен довольно высоко в горах, и вся духота джунглей остается где-то внизу. Экватор совсем рядом, и погода практически никогда не меняется. Все утопает в цветах. И не нужно заботиться об отоплении жилищ. В окрестностях множество источников с чистейшей горной водой. Господи, я, кажется, заговорил как рекламный агент! Знаете, я просто соскучился по Медельину — уезжал на два месяца: дела.
  — Наверное, вы многих там знаете? — спросил я.
  — Практически всех. Всех, кто хоть что-нибудь значит.
  — Там живет много американцев?
  — Североамериканцев, — поправил он меня. — Южная Америка тоже Америка. Да, их там немало. Странные это люди. Постоянно держатся вместе. Уж кому-кому, а бизнесменам из США стоило бы осмотреться вокруг. Вы думаете, они завязывают контакты с местными жителями? Учат язык? Стараются понять обычаи колумбийцев? Как же! Собираются по трое-четверо и варятся в своем узком мирке. Разве так можно?!
  — Как-то я ужинал с мистером Кеймероном. У него, кажется, были здесь какие-то дела?
  — Боб Кеймерон?
  — Да, кажется, его звали Роберт.
  — О, давненько мы с ним не встречались! У него в Колумбии свое дело. Он опекун наследства Коры Хендрикс.
  — Да-да. Припоминаю, он рассказывал. Кажется, он тоже был в восторге от Колумбии.
  — Отличный парень.
  — Как будто есть еще второй опекун. Не помню фамилию. Кажется, Шарпер…
  — Шарплз, — подсказал мой спутник. — Он бывает здесь не так часто — раза два-три в год.
  — Чем они владеют? Приисками?
  — В основном приисками. Я, правда, толком не знаю. Простите, как ваше имя?
  — Лэм.
  — Очень приятно. А я Джордж Претнер. Куда вы направляетесь?
  — Пока не решил. Хочу прозондировать почву, выяснить возможности для бизнеса. Поезжу, наверное, по стране.
  — А чем именно вы занимаетесь?
  — Трудно сказать определенно. Денег у меня мало, и я берусь за все, что кажется интересным и выгодным.
  — Откуда вы начнете свои поездки?
  — Еще не решил. Но вы так хвалили Медельин, что, пожалуй, начну с него.
  — Вы не разочаруетесь. Какие здесь прекрасные люди! Только не рассчитывайте сразу же сойтись с представителями древних аристократических родов: они ведут довольно замкнутый образ жизни. Вообще знайте: колумбийцы сначала будут присматриваться к вам, потом почти одновременно вы получите приглашения в несколько домов. Если произведете хорошее впечатление, будете обеспечены друзьями.
  — А как произвести хорошее впечатление?
  — Не знаю. Наверное, надо быть раскованным и меньше говорить о делах. Для местных жителей бизнес — необходимое зло. Они готовы откупиться от него несколькими часами работы, но настоящая жизнь — потом, вечером.
  — Вечеринки?
  — Не в нашем понимании. Они усаживаются вместе, пьют виски с содовой и беседуют. Но не напиваются. Здесь не принято напиваться при людях. Это довольно трудно объяснить — все получается как-то само собой. Пьешь-пьешь и вдруг понимаешь: хватит. Да и не хочется больше… В общем, побываете на такой встрече и сами все поймете. Эти люди умеют наслаждаться жизнью. Они ценят настоящую дружбу. И они действительно счастливы. Право, не знаю, зачем я так много говорю — просто вы спросили о Колумбии… Очень советую побывать в Медельине. Насчет выгодных сделок ничего обещать не могу. Здесь простор для бизнеса, но надо помнить: латиноамериканцам не нравится, когда их эксплуатируют.
  — Наверное, этому Кеймерону удалось тут неплохо заработать?
  — Не знаю. Наверное. Вообще-то он не любил много болтать.
  — Вы не знакомы с миссис Грэфтон? Она тоже из этих мест.
  Он отрицательно покачал головой.
  — Хуанита Грэфтон. Вдова управляющего приисками.
  — А! Понял, о ком речь. Лично не знаком, но слышал о ней. Вроде бы когда-то у нее водились деньги, но потом она всего лишилась. Здесь, в Колумбии, она ведет образ жизни светской дамы. А когда деньги кончаются, едет в Штаты и нанимается выполнять самую грязную работу, спины не разгибает от зари до зари, экономит каждый грош. А когда накопит денег, ухаживает за лицом и руками, мажет их кремом, покупает новые тряпки и возвращается в Медельин, где снова ведет праздную жизнь.
  — Значит, вы слышали о ней?
  — Да.
  — Вы не спутали? По моим сведениям, в Медельине она работает.
  — Да что вы! Тут она настоящая светская дама. Денег, заработанных в Штатах, хватает ей на какое-то время. Вернее, хватало: сейчас ведь пошла волна инфляции, и доллар быстро обесценивается.
  Я посмотрел в иллюминатор. Солнце поднималось все выше, освещая вершины гор на горизонте. Яркие лучи пробивались сквозь густые джунгли…
  — Скоро мы подлетим к горному хребту, — заметил Претнер. — Увидите прекрасное горное озеро. Отсюда начинается кофейный пояс — вокруг сплошь кофейные плантации. Обязательно попробуйте колумбийский кофе. Уверяю вас: такого вы еще не пили. Никакой горечи!
  — Колумбия, — произнес я задумчиво. — Это здесь добывают изумруды?
  — Вы совершенно правы.
  — А что, добыча здесь намного дешевле, чем где-либо еще?
  Он пожал плечами.
  — Может быть, выгодно покупать здесь необработанные камни и отправлять их на огранку в другие страны? Я слышал, необработанные камни стоят гораздо меньше ограненных.
  Претнер, снисходительно улыбнувшись, снова пожал плечами.
  — Здесь много изумрудных месторождений? — спросил я.
  — Точно не знаю. Могу сказать, что здесь выгодно добывать золото. Гидравлическим способом. Знаете, тут так много воды, что добыча обходится сравнительно недорого.
  — А про изумрудные месторождения вы ничего не знаете?
  — Нет.
  — А как развлекаются колумбийцы?
  — Они получают удовольствие от общения. Северянам это трудно понять. Если у нас, в Штатах, собирается компания, то либо начинают играть в бридж, либо идут в кино. А здесь главное — общение с друзьями. Это надо увидеть своими глазами.
  — Вы так увлекательно рассказываете о Колумбии. Скажите, вам незнакомо имя Роберта Хокли?
  — Хокли? Кто это?
  — Кажется, у него есть тут собственность.
  — Собственность? Какая?
  — Не знаю. Слышал что-то вскользь.
  Претнер опять пожал плечами.
  Под крылом сверкнуло ярко-голубое озеро. Лайнер начал снижаться. Это была промежуточная посадка в Гватемале.
  Когда мы снова поднялись в воздух, я попытался расспросить Претнера об этой стране, но он отвечал односложно, без воодушевления. Очевидно, Гватемала была ему совершенно неинтересна.
  Я понял, что он чем-то озабочен. Даже когда он, закрыв глаза, откинулся в кресле, было заметно, что он не спит, а о чем-то думает.
  Мы пролетели над вулканом. Самолет поднялся достаточно высоко, и можно было видеть сразу два океана — Атлантический слева и Тихий справа.
  — Приближаемся к Панаме? — поинтересовался я.
  — Да, уже скоро.
  Снова помолчав, Претнер спросил:
  — Можно, я дам вам совет?
  — Да, конечно.
  — Забудьте об изумрудах.
  — Почему?
  — Это монополия колумбийского правительства.
  — Ну и что?
  — Изумрудный бизнес в мире довольно хорошо развит.
  — Да.
  — И колумбийское правительство полностью контролирует его.
  — Что вы имеете в виду?
  — Колумбийское правительство регулирует количество изумрудов, поступающих на рынок, и цены на них. Понимаете, если добыча превысит норму, резко упадет цена.
  — Не совсем понимаю.
  — А вы поразмыслите на досуге. Представьте себе, что вы — правительство. У вас, и только у вас, — вся информация об изумрудах. Эта информация может повлиять на рыночные цены. Теперь понимаете?
  — Кажется, да.
  — Вот и хорошо. Подумайте немножко, и вам все станет ясно. Я не хочу больше говорить на эту тему. Мы подлетаем к Панаме. Чиновники будут приставать к вам с расспросами. Запомните: если вы кому-нибудь скажете, что направляетесь в Колумбию за изумрудами, вас туда не впустят.
  — То есть как это! Откажутся впустить меня, гражданина США?
  — Ну что вы? Зачем же так грубо? Просто обнаружатся какие-то мелочи: вы где-то что-то не так заполнили, каких-то документов не хватает — и все. Обычная бюрократическая волокита. Советую хорошенько подумать над этим.
  — Благодарю за совет, обязательно подумаю.
  — Не сомневаюсь. Желаю успеха в вашем бизнесе. Надеюсь, вас не обидели мои замечания? Не знаю, что именно вам нужно, но понимаю, что вы летите в Колумбию не просто так. Еще раз желаю успеха.
  Он откинулся на спинку кресла, и больше мы не разговаривали.
  Глава 17
  Совет Претнера пришелся как нельзя более кстати: я был крайне осторожен, и панамские чиновники не нашли, к чему придраться. Никто не дернул меня за рукав, чтобы сообщить, будто не хватает какой-то бумажки. Я благополучно прошел в самолет, направлявшийся в Медельин.
  Претнер летел тем же рейсом. Он выбрал себе место как можно дальше от меня, рядом с какой-то седой дамой: очевидно, я показался ему человеком подозрительным.
  Самолет поднялся в воздух, под крылом расстилалась зеленая сельва. Кое-где виднелись извилины рек. Отсюда, сверху, они походили на ленивых змей.
  Порой мы пролетали над крошечными деревушками — маленькие домики лепились один к другому, словно каждый их обитатель надеялся на помощь соседа. Казалось, люди боятся осваивать лишние пространства, что им вполне хватает земли вокруг деревень.
  Вдали показались отроги Анд. Самолет пересек горный хребет. Мы летели над Колумбией. Некоторое представление об экономике этой страны можно было составить, глядя в иллюминатор. Я видел весь спектр ее хозяйственной жизни — от крошечных ферм, затерянных в горах, до больших асьенд, от деревушек до городов. Взору открывались просторные внутренние дворики, бассейны при частных владениях — свидетельства той роскоши, в какой жили богатые люди.
  Самолет начал снижаться. Вдали показались кварталы Медельина. Через несколько минут мы уже были на аэродроме.
  Претнер вышел из самолета, даже не попрощавшись со мной.
  Прямо в аэропорту я купил англо-испанский словарь, взял такси, поехал в центр города, забронировал номер в отеле, обменял деньги и направился в консульство Соединенных Штатов.
  Там меня ждало письмо от капитана Селлерса:
  «Дорогой Дональд!
  Берта очень волнуется. Не знаю, чем ты сейчас занимаешься, но начинаю думать, что не зря помог тебе в этом деле.
  Роберт Хокли купил билет до Медельина, но в Панаме покинул лайнер и исчез. Был даже задержан отлет лайнера в Колумбию, но Хокли так и не появился.
  Есть и другие новости.
  Судя по всему, яд, которым были пропитаны конфеты, — из мастерской Хокли. И бумажка, наклеенная на коробку конфет, отпечатана на машинке Хокли. Ребята из нашей криминальной лаборатории обшарили квартиру Кеймерона с пылесосом и микроскопом. Нашли кристаллы сульфата меди. Можно сделать вывод, что Хокли причастен к убийству.
  Ты видел этого парня и в состоянии его опознать. Я попробую связаться с медельинской полицией. Надеюсь, ты зайдешь туда и предложишь свои услуги.
  Должен тебе признаться: я сказал федеральному судье, что ты полетел в Медельин по моему заданию, — это немного подняло мои акции. Спасибо тебе.
  Если что-нибудь узнаешь, обязательно сообщи».
  Прочитав письмо, я отправился в местное полицейское управление. Там нашел человека, который был мне нужен и которому, как выяснилось, был нужен я.
  Сеньор Родольфо Маранилья был невысок ростом, коренаст, быстр в движениях. Его губы часто растягивались в улыбку, но глаза оставались настороженными и серьезными — глаза игрока, следящего за противником.
  Он внимательно выслушал меня и спросил на чистейшем английском:
  — Итак, вы интересуетесь возможностью сделать вклады, мистер Лэм?
  Я кивнул утвердительно.
  — Конкретно в горнорудную промышленность?
  — Мне подумалось, что наиболее надежные вклады — именно в эту отрасль.
  — И вы хотели бы ознакомиться с различными приисками?
  — Да.
  — Какие именно прииски вас интересуют?
  — Мне все равно. Я здесь впервые.
  — Но, насколько я понял, вас интересует собственность Роберта Хокли?
  — Да, мы с ним немного знакомы.
  — И вы полагаете, у этого Хокли здесь есть собственность?
  — Полагаю, да. Насколько я знаю, он один из наследников Коры Хендрикс, а она владела приисками. Опекунами наследства она назначила некоего Шарплза и некоего Кеймерона — того самого, которого убили.
  — Понимаю вас. Сеньор Кеймерон бывал здесь довольно часто. Считаю, нам повезло: есть человек, который может опознать Роберта Хокли. Я имею в виду вас, сеньор Лэм. Если вам понадобится наша помощь, мы всегда к вашим услугам. Я знаю, какими приисками владеют Шарплз и Кеймерон. Вас это интересует?
  Сеньор Маранилья изучающе смотрел на меня, он явно ждал, что я раскрою перед ним свои карты.
  — Сам не знаю, — ответил я. — А эти прииски не продаются?
  — За деньги можно продать и купить все что угодно.
  Я улыбнулся.
  — Так, значит, вы не хотите увидеть их владения?
  — Отчего же? — возразил я. — Может, это помогло бы мне сделать кое-какие выводы.
  — Машина с шофером будет к вашим услугам завтра в девять утра. В тех местах жарко, так что одевайтесь соответственно. Поездка займет два дня.
  Я хотел расспросить его еще кое о чем, но Маранилья поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен. По дороге в отель я заметил, что за мной следят. Следивших было двое.
  Мне плохо спалось: климат Медельина, сперва показавшийся таким мягким, на самом деле был не таким — меня всю ночь давила тяжелая духота.
  Задолго до рассвета зазвонили колокола кафедрального собора. Им стали вторить десятки других. В короткие промежутки между ударами колоколов слышался стук каблуков. Можно было подумать, что жители Медельина экономят каждый грош и именно поэтому предпочитают ходить на работу пешком, что ходьба для них — составная часть работы, и они, стараясь выполнить ее как можно лучше, чеканят шаг.
  Я открыл окно и посмотрел на утренний город.
  Воздух бы прозрачен и свеж. Горные кряжи вдали на востоке виделись совсем черными на фоне восходящего солнца. Первые лучи выхватили из темноты силуэты административных зданий. По улицам спешили люди. До меня доносились обрывки испанской речи, смех. Казалось, эти люди всем на свете довольны, уверены в себе, исполнены жизненной энергии.
  В половине восьмого принесли завтрак: пикантный соус из каких-то незнакомых мне тропических плодов, бананы, папайю, яйца всмятку и, конечно, знаменитый колумбийский кофе — тот самый, который совсем без горечи…
  Я спокойно позавтракал. Честно говоря, мне было даже неинтересно, следят сейчас за мной или нет.
  Ровно в девять просигналила машина.
  Я вышел на улицу. Перед отелем стоял большой лимузин. Смуглый шофер, типичный колумбийский крестьянин-пеон, даже не обернулся: должно быть, привык не интересоваться пассажирами. Мне показалось странным, что такой человек вообще мог научиться водить машину. Маранилья протянул мне руку.
  — Буэнос диас, сеньор, — сказал я.
  — Доброе утро, мистер Лэм, — ответил Маранилья. — Садитесь, пожалуйста.
  Я устроился на заднем сиденье. Мальчишка вынес из отеля мою сумку, шофер положил ее в багажник, и мы двинулись.
  Машина мягко бежала по дороге. Я смотрел в окно.
  Родольфо Маранилья сидел в углу и молча курил одну сигарету за другой. Его нисколько не интересовали колумбийские пейзажи.
  Мы проехали по живописному ущелью. Сначала по обеим сторонам дороги кое-где зеленели узенькие полоски обработанной земли, но вскоре нас окружили горы, величественные в своей первозданной красоте. Горы были покрыты густыми лесами, на лугах паслись стада.
  Маранилья докурил шестую сигарету, обернулся и вопросительно посмотрел на меня.
  — Как красиво! — воскликнул я. Он кивнул.
  Я посмотрел на затылок шофера.
  — Быстро едем. А он знает дорогу?
  — Еще бы!
  — А он справится с машиной на такой большой скорости, да еще на горном серпантине?
  — Конечно.
  — По нему не скажешь.
  — Это прекрасный шофер.
  — Колумбиец?
  — Да. Вам, североамериканцам, не просто понять этих людей.
  — Может быть. Мне показалось, он несколько туповат. Не знаю, сумеет ли он вовремя отреагировать, если попадется встречная машина.
  — Будьте спокойны — у него прекрасная реакция.
  Вскоре мне представилась возможность убедиться в этом: на одном из крутых поворотов навстречу нам выскочил грузовик. Казалось, столкновение неизбежно. Справа — пропасть, слева стеной — гора. Шофер даже не вздрогнул; он невозмутимо крутанул руль, и наша машина пронеслась буквально в нескольких дюймах от края пропасти, чудом не задев грузовик.
  Я вжался в сиденье, сердце бешено колотилось, к горлу подступил кашель.
  Сеньор Маранилья как ни в чем не бывало докуривал очередную сигарету. Казалось, он даже не заметил опасности.
  — Пожалуй, вы правы, — выдавил я, как только ко мне вернулся дар речи.
  Маранилья удивленно посмотрел на меня. Я кивнул в сторону шофера.
  — Конечно, — спокойно произнес Маранилья.
  Вдруг асфальт кончился — мы въехали в джунгли. Стало невыносимо жарко. Судя по всему, дело было не столько в температуре воздуха, сколько в его влажности. Рубашка насквозь промокла, и я снял пиджак.
  Часам к двум дня мы оказались у широкой реки. Проехали миль двадцать вдоль берега, миновали маленький городок. Шофер свернул на узкую грязную дорогу и вскоре затормозил перед большими деревянными воротами. Укрепленная над ними вывеска гласила: «Прииск „Два клевера“». Еще выше были прикреплены внушительных размеров деревянная подкова и два цветка клевера, вырезанные из жести. Стоящие вокруг дома, судя по всему, недавно отремонтировали, но было видно, что им уже много лет.
  Навстречу нам вышел высокий, худощавый человек в белой рубахе — управляющий прииском Фелипе Муриндо. По всей вероятности, он не знал английского языка. Это создавало непредвиденные трудности. Я объяснил по-английски, что именно меня интересует.
  Сеньор Маранилья заговорил по-испански, Муриндо, внимательно выслушав, протянул мне руку и поздоровался.
  Перевод Маранильи был необычайно гладок с точки зрения ораторского искусства, и мне показалось, что лишь приблизительно передает смысл моих слов.
  — Я объяснил Муриндо, что вы друг опекунов и приехали в Колумбию, чтобы увидеть прииски.
  — Это не совсем так, — заметил я.
  — Почти так, — невозмутимо сказал Маранилья. — И потом этим людям совершенно необязательно знать все подробности. Достаточно кратко объяснить, что от них требуется.
  Мне, однако, не показалось, что Маранилья был краток в своих объяснениях. Более того, он и Муриндо о чем-то оживленно заговорили, отчаянно жестикулируя, как будто спорили.
  Мы обошли весь прииск. В том числе гидравлическую установку, с помощью которой добывалось золото.
  Фелипе Муриндо давал пояснения, Маранилья переводил. Ничего нового я не узнал. Напор воды размывал почву, она поступала в специальные лотки, и на их дне оседало золото. Механика эта стара как мир.
  Было душно. В воздухе носилось множество насекомых. Шофер ни на шаг не отходил от нас и все время косился по сторонам. Я заметил кобуру у него на боку и понял: он совмещал обязанности шофера и телохранителя. Мне стало немного не по себе.
  Когда мы вернулись к зданию правления, я увидел, что к воротам шахты подъезжает еще одна машина. Значит, что-то случилось.
  Машина резко затормозила. Из нее вышел водитель-колумбиец и не спеша приблизился к задней дверце. Стекло было опущено, и я увидел красное, покрытое испариной лицо Берты Кул.
  Шофер пытался что-то объяснить ей по-испански.
  — Перестань дышать мне в лицо! — крикнула Берта. — Открой дверь!
  Однако шофер не открыл, а продолжал что-то объяснять.
  Берта вытащила из сумки англо-испанский разговорник и, по всей вероятности, найдя нужное, произнесла нечто невразумительное.
  Шофер, не обратив на ее слова никакого внимания, бубнил свое.
  Сеньор Маранилья посмотрел на Берту, потом на меня и спросил:
  — Ваша знакомая?
  — Да, — ответил я и поспешил к машине. Берта вскинула на меня глаза и взмолилась:
  — Ради всего святого, открой эту чертову дверь. Этот кретин меня запер, я тут задыхаюсь.
  Мне показалось, что она сейчас предпримет попытку пролезть через окно машины.
  — Какая приятная неожиданность видеть вас здесь, миссис Кул, — напустив на себя важность, сказал я.
  — Вижу, как тебе приятно, — ухмыльнулась Берта.
  — Я приехал посмотреть на здешние горнодобывающие предприятия, — быстро проговорил я. — Мой друг, сеньор Маранилья из местной полиции, любезно согласился показать мне прииск «Два клевера», который, как я предполагаю, принадлежит неким мистеру Шарплзу и мистеру Кеймерону.
  — Пошел ты к черту со своими приисками! — завопила Берта. — Лучше помоги мне выбраться!
  К машине подошел Маранилья.
  — Прошу прощения, сеньора, — учтиво произнес он. — Чем могу быть вам полезен? Не нужен ли вам переводчик?
  — Переводчик?! — снова завопила Берта. — Да этот сукин сын не знает своего родного языка! Я ему прочитала так, как напечатано в разговорнике: «Открой дверь, я спешу».
  — Господин хочет сказать, — с невозмутимым видом сказал Маранилья, — что вы должны ему еще пять песо.
  — Он нагло врет! — возмутилась Берта. — Мы договорились о цене, и он привез меня туда, куда я просила.
  — Он утверждает, что взялся довезти вас только до того городка на берегу реки, который в двадцати километрах отсюда.
  — Но мне сказали, что прииск именно там.
  — Шахта в двадцати километрах от города, — с улыбкой повторил Маранилья.
  Шофер радостно кивал, поддакивая.
  — Пять песо за двадцать километров — не слишком ли? — мрачно возразила Берта.
  — Он говорит, что, если вы не дадите ему эти пять песо, он отвезет вас в городок. Он говорит, что такая милая дама, как вы, не может не заплатить ему сполна.
  — Черта с два он у меня получит! И никакая я ему не милая дама! Да я вдребезги разнесу его таратайку, если он не выпустит меня!
  Шофер снова принялся что-то объяснять по-испански.
  Конечно, для меня было бы лучше всего, если бы колумбиец сдержал свое обещание и отвез Берту в тот городок на берегу. Но я знал Берту и сомневался, выдержит ли старенький автомобиль мощь ее натиска. Пришлось вступиться.
  — Все в порядке, — прекратил я пререкания. — Это моя знакомая. — Потом вытащил из кармана бумажник, отсчитал пять песо и протянул шоферу.
  Он рассыпался в благодарностях и, отперев дверцу, вызволил Берту.
  — Я давно знаю этого парня, — пояснил Маранилья. — Он врезал на заднюю дверь своей машины наружный замок, чтобы пассажиры не могли выйти, пока он не получит с них столько, сколько ему причитается. Надеюсь, ваша знакомая не в обиде?
  Я промолчал — достаточно было взглянуть на Берту, чтобы стало ясно, в обиде она или нет.
  Фелипе Муриндо что-то сказал Маранилье, и тот предложил Берте осмотреть прииск «Два клевера».
  Шофер достал из багажника чемоданы. Я понял, что Берта попала в его тачку, как только покинула самолет.
  Мы направились к зданию правления. Фелипе Муриндо зачерпнул ковшиком воды в небольшом, обложенном камнями водоеме и протянул Берте. Она залпом выпила воду, а потом зачерпнула снова.
  — Ну, слава богу, немножко полегчало, — выдохнула она. И, осмотревшись вокруг, добавила: — Какое чудесное место!
  — Извините, сеньора, я не совсем понял цель вашего визита, — вежливо заметил Маранилья.
  — Неудивительно, — парировала Берта. — Вы ведь не ясновидящий.
  — Подождите здесь, — неожиданно сказал Маранилья, кивнул своему шоферу, и они оба куда-то отошли. Через секунду я услышал шум отъезжающей машины.
  — Этот парень говорит по-английски? — спросила Берта, кивнув в сторону Муриндо.
  — Похоже, что нет. Впрочем, этим людям верить нельзя. Тебе не кажется, что нам пора объясниться?
  — Ну что ж, начинай.
  — Видите ли, миссис Кул, — сказал я ироническим тоном, — причин оказаться здесь у меня было достаточно. Скажу вам одно: я решил на месте выяснить некоторые подробности, связанные с получением прибыли в цветной металлургии.
  — Что касается меня, — подхватила Берта, — то я тоже не просто так мотаюсь по этой благословенной стране, разбрасывая монетки райским птичкам. Раз уж я уехала так далеко из дома, значит, нашла себе спонсора.
  — Берта, я не прошу тебя называть имена, но скажи: этот спонсор уже имел с нами дело?
  — Ничего я не собираюсь тебе говорить. Ты срываешься с места и летишь черт знает куда. Неизвестно, на кого ты сейчас работаешь. Подозреваю, что здесь замешана какая-то шлюшка. Ты всегда был бабником.
  Я промолчал.
  — А кто эти гориллы? — Берта кивнула в ту сторону, куда ушли Маранилья и его шофер.
  — Один из них — умнейший человек. Может быть, и второй тоже.
  — Ну и ослы! — без всякой связи с нашим разговором воскликнула Берта. — Распинаешься перед ними, и все равно они ничего не понимают. Вообще-то здесь, в двух шагах от США, могли бы выучить английский!
  — Ты тоже живешь всего в двух днях полета от Колумбии, однако до сих пор не удосужилась выучить испанский.
  — Пошел ты к черту! — Берта подобрала валявшуюся на земле газету и стала обмахиваться ею, как веером.
  На какое-то время установилась тишина, нарушаемая только жужжанием мух. Фелипе Муриндо сел рядом с нами, закурил сигарету и с улыбкой посмотрел на нас.
  Берта достала свой разговорник, полистала его и старательно, по слогам прочла:
  — И-э-лоу… сейр-ве-са.
  Управляющий отрицательно покачал головой и медленно, стараясь, чтобы мы поняли, объяснил что-то по-испански.
  — Ты что-нибудь разобрал? — спросила Берта.
  — Немного. Он говорит, что здесь вообще нет никакого пива. Оно есть только в городе, да и то не ледяное, а теплое.
  — Теплое пиво — фу, какая гадость, — поморщилась Берта.
  — Осторожнее, Берта, не проговорись местным фараонам, зачем я сюда приехал. Помнишь официальную версию?
  — Ах, Дональд, мне не до тебя! Эта проклятая вода, что я выпила, кажется, вся вышла потом. Я опять умираю от жажды. Как же здесь жарко!
  — Ничего, привыкнешь. Здесь климат совсем не такой, как в Штатах.
  — Спасибо, утешил.
  — А что я могу для тебя сделать? Запретить солнцу светить? И вообще, чем меньше раздражаешься, тем легче переносить жару.
  — Как я могу не раздражаться! — воскликнула Берта. — Какой-то бандит запирает меня в машине, везет по самым плохим в мире дорогам, вымогает уйму денег, а ты советуешь не раздражаться! Кстати, куда подевались те двое?
  — Не знаю, — ответил я и посмотрел на управляющего.
  — Говоришь, тот тип работает в полиции?
  Я кивнул.
  — А второй — шофер?
  — Шофер, телохранитель и, возможно, правая рука.
  — С виду полный болван — я имею в виду шофера.
  — Зато у другого ума хватит на двоих.
  — Не спеши с выводами. По-моему, все они и в подметки не годятся нашим сыщикам. Например, Селлерсу.
  — А, понятно, — протянул я.
  Берта покраснела.
  — Что тебе понятно?
  — Ничего.
  Она вопросительно уставилась на меня.
  — Надо все обговорить, Берта. Я уже ознакомил тебя со своей версией. Думаешь, тебя не станут расспрашивать? Ошибаешься. Поэтому мне надо знать, зачем ты сюда прилетела.
  — Пусть расспрашивают хоть до бесконечности! Я имею право ездить куда хочу.
  — Но почему именно сюда?
  — Так мне сказали.
  — Иначе говоря, тебе дали поручение?
  — А ты что думаешь, я притащилась сюда от нечего делать?
  — Ты выполняешь поручение клиента?
  — Естественно.
  Я снова посмотрел на Фелипе Муриндо. Он молча курил. Судя по лицу, мысли его были где-то далеко, но я не мог быть уверен в этом на сто процентов. Рисковать не хотелось. Берта тоже посмотрела на Муриндо.
  — Где ты с ним встретился? — спросила она.
  — Нигде.
  — А инструкции?
  — Я получил письмо.
  Вдали раздался шум автомобильных моторов. Я вышел на крыльцо — к шахте приближались две машины. В первой — Маранилья. Следом за ней — какая-то старая развалюха. За ее рулем сидел человек в защитного цвета форме, а позади него — другой, тоже в форме, в руках он держал винтовку с примкнутым штыком. Когда эта машина подъехала ближе, я увидел в ней еще двоих. Это были Гарри Шарплз и Роберт Хокли. По их виду можно было подумать, что и тот и другой поставили последний цент на отстающую лошадку.
  Шофер Маранильи, выскочив из машины, открыл заднюю дверцу. Маранилья вышел и с невозмутимым лицом направился к зданию правления, словно забыв об узниках во второй машине.
  — Сто чертей и одна ведьма! — воскликнула Берта. — Откуда он взялся?!
  Маранилья подал едва заметный знак, и охранники вывели арестованных. Не дойдя шагов двадцать до здания правления, они остановились.
  Маранилья проворно взбежал на крыльцо, подчеркнуто вежливо протянул Берте пачку сигарет и спросил:
  — Позвольте присесть?
  Изумленная Берта молча кивнула.
  К нам присоединился шофер Маранильи, и мы все вместе вошли в правление.
  — Итак, вы интересуетесь приисками? — обратился ко мне Маранилья.
  — Да.
  Неожиданно в разговор вступил шофер. Его английский был безупречен, разве что легкий акцент выдавал уроженца этих мест.
  — По нашим сведениям, вы, мистер Лэм, частный детектив, партнер госпожи Берты Кул, которая сейчас перед нами. Она прилетела в Медельин утренним рейсом и тотчас отправилась сюда.
  Я молчал. Берта тоже. Недоуменное выражение так и не сходило с ее лица.
  — Нам известно также, — продолжал шофер, — что вы, мистер Лэм, на борту самолета и еще раньше, в Соединенных Штатах, проявляли особый интерес к изумрудам. Вот мы и решили проявить интерес к вашим интересам.
  По тому, как глянула на меня Берта, можно было понять, что она решительно не желает принимать участия в разговоре, предоставляя это мне.
  Я подумал, что неплохо было бы познакомиться.
  — Простите, с кем имею честь?
  — Рамон Хурадо, — представился «шофер».
  — Какое у вас звание?
  — У меня нет звания.
  — Сеньор Хурадо не из полиции, — пояснил Маранилья. — Он из вышестоящих инстанций.
  Хурадо, уставившись на меня своими пустыми глазами, сказал:
  — Я представляю правительство республики. Меня интересует все, что так или иначе связано с изумрудами.
  — Кажется, я начинаю понимать.
  Хурадо посмотрел на Берту:
  — Скажите, сеньора Кул, зачем вы сюда приехали?
  — Вас это не касается! — отрезала она.
  — Тем лучше, — улыбнулся Хурадо. — Можно вас поздравить.
  — С чем?
  — С тем, что вы занимаетесь в Колумбии вещами, которые меня не касаются.
  Берта не нашлась, что ответить.
  — Может, имеет смысл поговорить с остальными? — спросил Хурадо.
  Маранилья крикнул что-то по-испански, и тут же раздался топот сапог. Распахнулась дверь, охранники ввели Хокли и Шарплза.
  — Садитесь, джентльмены, — предложил Маранилья. Он снова стал играть роль начальника, теперь Хурадо был всего лишь шофером.
  — Кто из вас пригласил сюда сеньору Кул? — спросил Маранилья, указывая рукой на Берту.
  Шарплз глянул на Хокли, потом на меня, наконец, на Берту и ответил:
  — Я вижу эту даму впервые.
  Хокли молча пожал плечами.
  — Напрасно вы так себя ведете, джентльмены, — сухо заметил Маранилья. — Это создает дополнительные трудности. Не советую вам играть в кошки-мышки с правосудием.
  — Не знаю, как ему, — процедил Хокли, кивнув в сторону Шарплза, — а мне от вас нечего скрывать.
  Шарплз с мольбой посмотрел на меня.
  — Вы были вместе с господином Шарплзом, — продолжал Маранилья. — Значит, вы его сообщник.
  — Сообщник! — возмутился Хокли. — Да я терпеть не могу этого старого мерзавца — Лэм может подтвердить! Я бы с великой радостью сделал из него котлету!
  — Конечно, конечно, — ехидно улыбнулся Маранилья. — Мистер Лэм может подтвердить что угодно. Вы поручитесь за мистера Шарплза, мистер Лэм поручится за вас, а мистер Шарплз, в свою очередь, поручится за мистера Лэма, не так ли?
  — Черт возьми! — воскликнул Хокли, уставившись на Шарплза. — Может, вы наконец им что-нибудь скажете?
  Шарплз начал что-то объяснять по-испански. Маранилья резко прервал его:
  — Извините, мистер Шарплз, попрошу вас говорить по-английски.
  — Я плохо понимаю, в чем дело, — сказал Шарплз, — но со всей ответственностью заявляю: если в моем багаже нашли какую-то контрабанду — это провокация. Мне эту контрабанду подсунули.
  Маранилья вопросительно посмотрел на Хурадо и, очевидно, прочитав в его взгляде какое-то указание, обратился ко мне:
  — Недавно нам стало известно, что вокруг этой шахты творятся странные дела. Кроме того, нас давно беспокоит ситуация на рынке изумрудов: там появились камни из Колумбии, добытые в обход решений правительства. — Рассудив, что я не понимаю, к чему он ведет, Маранилья продолжил: — Колумбийское правительство запрещает лицам, не получившим лицензии, иметь в своей собственности необработанные изумруды. Огранка также контролируется правительством. Не могу открыть вам все секреты, но знайте: есть определенные правила огранки, и изумруды, обработанные подпольно, нетрудно отличить от тех, которые обработаны на государственных предприятиях. Что касается сеньора Шарплза, то он не раз приезжал на эту шахту. До недавнего времени он был вне всяких подозрений. Но вчера вечером его задержали для досмотра багажа. И знаете, что мы нашли?
  Шарплз сглотнул и прошептал еле слышно:
  — Повторяю: мне ничего не известно об этих вещах.
  Маранилья взял свой портфель из крокодиловой кожи, достал оттуда замшевый футляр и расстегнул его. Я заметил, как подалась вперед Берта, привлеченная мерцающим зеленым светом — изумруды были дивные.
  — Я не имею никакого отношения к этим камням, — также еле слышно прошептал Шарплз. — Вижу их впервые.
  — Конечно, конечно, — отозвался Маранилья. Он был так вежлив, что могло даже показаться, будто он извиняется перед Шарплзом. — Не надо думать, что мы дилетанты в этих делах. Шахта долгое время была под наблюдением, и моим агентам удалось обнаружить заброшенный штрек с другой стороны холма. Приехавшие из столицы геологи были просто потрясены — здесь оказалось самое богатое в Колумбии месторождение изумрудов.
  — Мне об этом ничего не известно, — сказал Шарплз. — Простите, но я хотел бы знать: заброшенный штрек на территории этого владения?
  — Да, и добыча там ведется уже три или четыре года, — ответил Маранилья.
  Шарплз повернулся к управляющему, который смотрел на нас так, что было ясно: он не понимает, о чем идет речь.
  — Ни слова по-испански, — предупредил Маранилья.
  Шарплз сник.
  — Наши люди получили задание провести расследование, — продолжил Маранилья. — В Соединенных Штатах им удалось обнаружить ворону, интересовавшуюся изумрудами, мертвеца, подвеску, из которой были вынуты изумруды, и частного детектива, жаждавшего как можно больше разузнать… о чем бы вы думали? Ну конечно, об изумрудах. Мои люди давно наблюдают за Джерретом, он нас очень интересует. Кажется, вас тоже, сеньор Лэм? Вы случайно не знакомы с сеньором Джерретом, мистер Шарплз?
  — Нет, — пробурчал Шарплз.
  — Жаль, — посочувствовал Маранилья. — Умнейший человек. — И обернувшись к охранникам, приказал сначала по-английски, а потом по-испански: — Убрать этих двоих!
  — Послушайте, — забормотал Хокли, — я не имею никакого отношения к изумрудам. Мне показалось, что опекуны морочат мне голову, вот я и хотел разобраться на месте…
  — С вами мы разберемся позже, — перебил Маранилья, кивнул охранникам, и те вывели арестованных.
  Маранилья обратился ко мне:
  — Должен попросить прощения у вас, сеньор Лэм, и у вас, сеньора Кул, но управляющий, к сожалению, не понимает по-английски. Мне надо расспросить его кое о чем. Сожалею, что вы не сможете принять участия в нашем разговоре.
  — Ничего не поделаешь, — заметил я. — Вообще-то, мне кажется, и так уже многое понятно.
  Маранилья улыбнулся и, повернувшись к Муриндо, резким тоном спросил его о чем-то по-испански.
  Тот пожал плечами.
  Маранилья повторил вопрос — на этот раз еще более строго.
  Муриндо походил на загнанного зверя, в его глазах застыл ужас, но отвечать он по-прежнему не хотел.
  Тогда Маранилья заговорил сам. Судя по всему, его слова убедили Муриндо, что отпираться бессмысленно, он уронил сигарету, опустил глаза и ждал, пока Маранилья закончит. Наконец поднял голову и что-то произнес, запинаясь. А потом его словно прорвало: он говорил без умолку минут пять — сначала с трудом, потом все быстрее и быстрее. Время от времени Маранилья прерывал его какими-то вопросами и тотчас же получал ответ.
  Когда Муриндо закончил, Маранилья обернулся ко мне.
  — Как жаль, что вы не понимаете по-испански. Муриндо во всем признался, и ситуация упростилась. Года три назад с той стороны горы проложили штрек, надеясь найти руду, и наткнулись на изумруды. О находке знал один Муриндо. Вскоре в игру вступил Кеймерон — тот самый, которого убили. Они обо всем договорились, и официально было объявлено, что штрек закрыт. На самом деле работа кипела — Муриндо добывал камни с помощью верного ему рабочего и передавал Кеймерону, раза два — Шарплзу. А теперь, сеньор Лэм из агентства «Кул и Лэм», подумайте, в какое сложное положение вы попали, если приехали по поручению Шарплза. Как бы то ни было, вам надо все по порядку рассказать. Полагаю, не надо объяснять, что скрытность ни к чему хорошему не приведет.
  — Этот господин… Шарплз… хотел нанять телохранителя… — начала Берта.
  — Лучше я сам все расскажу, — прервал я. — Ведь я больше общался с Шарплзом.
  — Да, конечно, но мы ведь ничего не знали о… — не унималась Берта.
  — Подожди, Берта, я согласен с сеньором Маранильей: надо изложить все по порядку. Но боюсь, сеньор Маранилья, что, если я стану входить в мельчайшие подробности, потребуется слишком много времени. Постараюсь передать суть. Вот только с чего начать?
  — С начала, — сказал Маранилья. — С самого начала.
  — Шарплз обратился в наше агентство с просьбой выяснить, почему некая изумрудная подвеска оказалась выставлена на продажу в одном из самых дорогих ювелирных магазинов. Сказал, что подвеска принадлежала некоей Ширли Брюс, которая получила ее в наследство от Коры Хендрикс. Я провел расследование, выяснил: подвеску передал в магазин Роберт Кеймерон — и понял: здесь что-то не то. Узнав о результатах расследования, Шарплз предложил мне отправиться с ним к Кеймерону. Кеймерон был мертв. Убит. Судя по всему, убийца ударил его кинжалом, когда тот говорил по телефону.
  Маранилья и Хурадо внимательно слушали. Глаза Хурадо по-прежнему ничего не выражали. Глаза Маранильи, напротив, напомнили мне автомобильные фары, освещающие дорогу в тумане.
  — Продолжайте, — нетерпеливо сказал Маранилья.
  — Мы с Шарплзом сразу поехали к Ширли Брюс. На наши вопросы Ширли ответила, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как она передала подвеску Кеймерону. Я ознакомился с документами на опеку наследства. Его сумма не меньше двухсот тысяч долларов. В случае смерти обоих опекунов все должно быть разделено поровну между наследниками. Пока опекуны живы, они вправе по своему усмотрению выделять деньги наследникам. Иначе говоря, не обязаны давать им ежемесячно одинаковые суммы.
  — Вы подумали, что вслед за смертью Кеймерона можно ожидать смерти сеньора Шарплза? — спросил Маранилья.
  — Не знаю. Скажу одно: Шарплз очень испугался и решил нанять телохранителя. Однако очень странно, что он предложил эту работу именно мне.
  — А что здесь странного? — спросил Маранилья.
  — Ну какой из меня телохранитель!
  — У вас голова на плечах, сеньор Лэм.
  — Телохранителю не нужна голова.
  — Шарплз предложил вам много денег?
  — Еще бы! — вступила в разговор Берта. — Он готов был платить чуть не втрое больше, чем платят в таких случаях.
  Маранилья рукой дал Берте понять, что ее никто не спрашивает.
  — Извините, сеньора, сейчас я пытаюсь вникнуть в то, о чем рассказывает сеньор Лэм. Если у меня возникнут вопросы к вам, я задам их позже.
  — Когда скончалась Кора Хендрикс, Ширли Брюс была еще совсем маленькой, — сказал я. — Документы свидетельствуют, что все имущество Коры — до последнего цента — отошло к опекунам. Они получили деньги, недвижимость, персонал шахт, оборудование — в общем, все. Если подвеска действительно принадлежала Коре Хендрикс, возникает вопрос: когда и каким образом она попала к Ширли Брюс?
  — Продолжайте, продолжайте, — нетерпеливо произнес Маранилья.
  — Шарплз поступил предусмотрительно, предложив мне поехать с ним к Кеймерону. Не могу сказать, знал он или нет, что мы там обнаружим. Но когда мы отправились к Ширли Брюс, он, безусловно, знал, что нас ждет, знал, как она ответит на вопросы, и поэтому, предложив мне поехать с ним к Ширли, Шарплз поступил вдвойне предусмотрительно.
  — Продолжайте, — снова сказал Маранилья.
  — Кое-что в отношении убийства Кеймерона выглядит весьма странно. На столе лежал автоматический пистолет двадцать второго калибра. Из него был произведен один выстрел. Полиция решила, что убийца хотел, чтобы создалось впечатление, будто Кеймерон стрелял в него. В таком случае можно было выдать убийство за самооборону. Кроме того, полиция могла пойти по ложному следу, предположив, что убийца ранен. Внимательно осмотрев помещение, полицейские решили, что он целился в отверстие под коньком крыши, но немного промахнулся, и пуля задела стропила.
  Маранилья нетерпеливо посмотрел на Хурадо. Тот оставался невозмутимым.
  — Когда в полиции сделали анализ кожи рук Кеймерона, — продолжал я, — следов пороха не обнаружили, потому и пришли к выводу, что стрелял убийца. Другой анализ показал, что выстрел был произведен незадолго до смерти Кеймерона.
  — Хорошо вам в Соединенных Штатах! — воскликнул Маранилья. — Все к вашим услугам: лаборатории, эксперты, врачи! Не то что у нас… Но, пожалуйста, продолжайте, сеньор Лэм.
  — Когда обнаружили тело Кеймерона, в подвеске изумрудов не оказалось. Два камня полицейские нашли на столе, шесть — в клетке вороны. Еще пять — в сливе раковины. Итого тринадцать. Работа, которую поручил мне Шарплз, была элементарной. Я понял, что все подстроено. Если бы подвеска принадлежала Ширли Брюс и Шарплз узнал, что она отдана для продажи, он прежде всего расспросил бы саму Ширли. Если бы Ширли Брюс нуждалась в деньгах, она попросила бы их у Шарплза. Если бы она решила продать подвеску потому, что та ей надоела, не было нужды обращаться к Кеймерону: Шарплз все бы устроил. Во всем этом не просматривается никакой логики.
  — У нас были основания следить за неким Питером Джерретом, — заметил Маранилья. — Заинтересовались наши ребята и Ширли Брюс. Они сообщили, что вы заметили их и ушли от наблюдения. Вернувшись к конторе Джеррета, они снова встретили вас. Зачем вы к нему поехали?
  — Джеррет сам мне позвонил, сказал, что подвеска принадлежала некоей Филлис Фейбенс. Я поехал к этой девушке и выяснил, что когда-то у нее была подвеска в такой оправе, только не с изумрудами, а с гранатами и рубином. Сначала я решил, что меня навели на ложный след, но, поговорив с Джерретом, изменил свое мнение. Думаю, Джеррет скупал старинные украшения с гранатами и полудрагоценными камнями и передавал Кеймерону. Тот вынимал дешевые камни из оправ, вместо них вставлял изумруды, а затем украшения шли на продажу. Как мне кажется, это идеальный способ сбывать нелегально добытые изумруды!
  — Да, вы правы, — вздохнул Маранилья.
  — Рассказ сеньора Лэма показался бы еще более убедительным, если бы он не знал о нашем расследовании, — беспристрастным тоном заметил Хурадо.
  — Конечно, конечно, — согласился Маранилья. — Но, думаю, сеньор Лэм хочет продолжить.
  — Да, я действительно хочу вам еще кое-что рассказать, джентльмены. Об этом пока не известно ни одной живой душе. Надеюсь, вы поверите мне.
  — Конечно, — сказал Маранилья. — Более того, мы сочтем, что вы оказываете нам содействие.
  — У ручной вороны Кеймерона была еще одна клетка. И в ней я обнаружил пять изумрудов.
  Маранилья нахмурился и посмотрел на Хурадо. Тот и бровью не повел.
  — Как вы это объясните, сеньор Лэм? — спросил Маранилья.
  — Объяснить я ничего не могу, но у меня есть гипотеза.
  — Мы вас слушаем.
  — Какого черта ты выдаешь этим типам все секреты, Дональд? — сердито проворчала Берта.
  — Не исключено, что показания сеньора Лэма помогут ему выбраться из беды, — вежливо заметил Маранилья. — Что же касается вас, сеньора, то вы-то приехали сюда по поручению Шарплза, не так ли? А в Колумбии свои законы, и они сурово карают за незаконную добычу изумрудов.
  Берта покраснела.
  — Вас не удивляет, что после того, как изумруды были вставлены в подвеску, а сама подвеска предложена для продажи, их снова вынули из оправы? — спросил я.
  — Я много думал об этом, — сказал Маранилья.
  — Представьте себе такую ситуацию. Кто-то прячет у себя дома партию незаконно добытых изумрудов. Пять из них вдруг исчезают. Возможно, человек, у которого хранится эта партия, догадывается, кто взял изумруды, но не знает, где они. Он надеется, что камни рано или поздно вернутся к нему, но ждать не может: ему надо отчитаться за всю партию. Разве не логично вынуть тринадцать изумрудов из оправы и спрятать пять из них там, где никто не стал бы их искать? Разумеется, этот человек не мог предположить, что через несколько часов его убьют, а полиция, производя обыск, исследует слив раковины.
  — Интересная гипотеза, — сказал Маранилья. — А есть ли у вас доказательства?
  Я утвердительно кивнул.
  — Анализ показал, что на ладонях Кеймерона нет следов пороха. Полиция решила, что из пистолета стрелял убийца, но при этом не обратила внимания на одно серьезное обстоятельство: тонкие кожаные перчатки, лежавшие на столе убитого.
  Маранилья поморщился:
  — Кто же стреляет из пистолета в перчатках?
  — А что, если стрелявший просто не успел их снять? Заметим, что в перчатках трудно выстрелить с точностью. Теперь остается поразмышлять, зачем понадобилось стрелявшему надевать тонкие кожаные перчатки и что заставило его схватить пистолет, не успев их снять. Думаю, можно прийти к весьма интересным выводам.
  Впервые лицо Хурадо выразило какие-то чувства. Он неожиданно щелкнул пальцами и воскликнул:
  — Теперь все ясно, амиго!102
  Маранилья сказал что-то по-испански, Хурадо кивнул, оба встали и пошли к выходу.
  — Извините, мы ненадолго, — бросил на прощание Маранилья.
  Мы остались наедине с растерянным и испуганным управляющим.
  Глава 18
  Шаги замерли за дверью.
  Берта посмотрела на меня, уже открыла рот, собираясь что-то сказать, но раздумала.
  Мы сидели в тишине, нарушавшейся лишь жужжанием мух.
  Вдруг Фелипе Муриндо заговорил медленно, старательно выговаривая слова. Всем своим видом он молил: поймите меня!
  — Где твой словарь, Берта? — спросил я.
  — Да не словарь это, а разговорник! Все равно от него никакого толку: эти бездельники даже свой родной язык не знают!
  Я взял разговорник. В конце был небольшой испанско-английский и англо-испанский словарик. Я ткнул пальцем в столбик испанских слов и, улыбнувшись, показал Муриндо.
  Он тупо уставился на меня.
  Я взял его указательный палец и стал водить им по странице, останавливаясь на разных словах — сначала испанских, потом английских.
  Муриндо не реагировал.
  Тогда я решил изменить тактику. Отыскав в словарике слово «переводчик», снова стал водить указательным пальцем Муриндо слева направо, а потом наоборот. Он только нахмурился, покачал головой и произнес что-то по-испански.
  Я прочитал слово «переводчик» по приведенной в словаре транскрипции: «Ин-тер-пре-та».
  Только сейчас до Муриндо что-то дошло: он закричал, отчаянно жестикулируя. Я не понял ни слова, но было ясно — он и слышать не хочет ни о каком переводчике.
  — Ну что, нашел с ним общий язык? — съехидничала Берта.
  — Увы! Я предложил ему поискать переводчика, и видишь, как он отреагировал.
  — А зачем ты тыкал его пальцем в разговорник?
  — Я надеялся, он сможет отыскать здесь нужные слова, но дело в том, что он не умеет читать.
  — Черт побери! — с досадой воскликнула Берта. — Так нужно с ним поговорить, а ничего не выходит.
  Я стал листать разговорник, пока не нашел фразу «Пожалуйста, говорите медленнее», и разборчиво, по слогам прочитал ее испанский перевод.
  Муриндо кивнул и начал говорить, а я попытался воспроизвести на листке бумаги фонетическую транскрипцию его слов.
  Когда Муриндо замолчал, листок был исписан совершенно непонятными для меня словами, но я знал: стоит медленно прочесть их человеку, понимающему по-испански, и он разберет, в чем дело. Может, я и сам бы разобрался, будь у меня под рукой хороший испанско-английский словарь.
  Я сложил листки и сунул в карман.
  Муриндо прижал палец к губам: просил нас молчать.
  Я кивнул.
  Потом он протянул вперед правую руку.
  — Песо, — сказал он. — Динеро.
  Я снова стал листать разговорник — на этот раз раздел «Платежи и расчеты». Найдя нужную фразу, медленно прочитал ее вслух. Муриндо сперва не понял, и мне пришлось повторить. Но вот он с удовлетворением закивал.
  — Что ты ему сказал? — поинтересовалась Берта.
  — Сказал, что если информация, которую он только что предоставил, окажется полезной, она будет оплачена.
  — Боже правый! — воскликнула Берта. — Ты что, решил заняться благотворительностью? Какая может быть польза от его болтовни?
  — Пока не знаю.
  — Надо хорошенько разобраться, — сказала Берта с умным видом. — Дай-ка я сама посмотрю.
  Я протянул ей листок.
  — Попробуй. Когда прочтешь, скажи мне, сколько стоит эта информация, и я заплачу ему.
  Берта кинула на меня гневный взгляд, но листок взяла и попыталась разобрать мои записи.
  Мы с Бертой не слышали шагов — Маранилья умел подкрадываться тихо, как кошка, — но сидевший лицом к двери Муриндо что-то встревоженно прошептал по-испански, и я понял: он подает сигнал тревоги. Я обернулся — на пороге стояли Маранилья и Хурадо.
  Берта быстро сложила листок, хотела было положить его в сумку, но, передумав, сунула за пазуху.
  — По-моему, все прекрасно, — радостно сообщил Маранилья. — Кожаные перчатки на столе и лишние пять изумрудов — это как раз недостающее звено в цепи нашего расследования.
  — А что Хокли?
  — Насколько мы поняли, Хокли решил, что шахта приносит гораздо больше прибыли, чем значится в официальных документах. Он заподозрил, что у Ширли Брюс есть побочные доходы и что их источник — эта самая шахта. Хокли хотел уличить опекунов в сговоре с Ширли — тогда он мог бы подать в суд и добиться отмены опеки. В Панаме у него есть друг, летчик. Хокли наотрез отказался назвать его имя. Как бы то ни было, он тайком проник в Колумбию… Конечно, он совершил ряд мелких правонарушений, но все, что он говорит…
  — Кажется вам правдой?
  — Да.
  Хурадо уставился на меня своими ничего не выражающими глазами и заметил:
  — Интересно, каков будет логический конец гипотезы сеньора Лэма?
  Маранилья вопросительно посмотрел на него.
  — Дело в том, — пояснил Хурадо, — что коли сеньор Лэм прав, рассыпаются вдребезги все наши предположения о мотивах убийства сеньора Кеймерона.
  — Логика — упрямая вещь, — сказал я. — Если следовать ей до конца, надо быть готовым к любым неожиданностям.
  — Вы правы, — сухо согласился Хурадо. — А теперь не пора ли нам вернуться в Медельин? Местный инспектор, надеюсь, разберется без нас.
  — А как же Хокли?
  — Его вскоре освободят. У нас нет к нему претензий.
  — А Шарплз?
  Маранилья улыбнулся:
  — Мистеру Шарплзу придется отложить поездку в Медельин, по крайней мере на несколько дней.
  — А что же будет со мной? — спросила Берта.
  — Дорогая миссис Кул, — Маранилья учтиво поклонился, — вы можете уехать когда вам угодно. Если тот вид транспорта, на котором вы добрались сюда, показался вам недостаточно комфортным и чересчур дорогим, почту за честь предложить вам место в нашем автомобиле.
  — Нет уж! — возразила Берта. — Я заплатила этому пройдохе за дорогу туда и обратно — пусть он меня и везет.
  Глава 19
  Южная ночь были тиха и нежна. Теплый ветерок ласкал кожу. Волшебная луна освещала спящий Медельин с его старинными зданиями, построенными еще в те далекие годы, когда Соединенные Штаты едва только обрели независимость.
  Мы сидели в баре клуба «Уньон».
  Рамон Хурадо больше не играл роль шофера. Он надел дорогой светлый костюм и модный галстук. Лицо его по-прежнему было бесстрастным, но теперь я знал, что таится за мужицкой внешностью.
  Клуб «Уньон» занимал роскошное здание с просторными залами и огромным внутренним двором. Дома, в Соединенных Штатах, клубы всегда представлялись мне заповедниками снобизма и замкнутости. В «Уньоне» все оказалось иначе: люди приходили сюда, чтобы пообщаться, — клуб был местом встреч старых друзей.
  Мы сидели возле бассейна, в его глади отражались звезды.
  Близилась полночь, но Берта все еще не появлялась, хотя я оставил ей записку — просил зайти в клуб сразу же, как только вернется.
  — Еще стаканчик? — предложил Маранилья.
  — С удовольствием.
  Маранилья поманил официанта — паренек приготовился принять заказ, но тут к нашему столику подошел метрдотель и, извинившись по-английски, наклонился к Маранилье и сказал ему что-то по-испански. Маранилья встал и поспешил вслед за метрдотелем.
  Когда официант принес напитки, Маранилья еще не вернулся.
  — Вам здесь нравится? — спросил Хурадо.
  — Очень. Мне бы хотелось жить здесь.
  — О, это удел избранных, — улыбнулся Хурадо.
  — Вы, колумбийцы, умеете радоваться жизни.
  — Конечно. А иначе зачем жить?
  — Мне нравятся здешние манеры поведения. Например, сегодня за ужином я заметил: никто не выпил лишнего, никто не торопился опрокидывать рюмки одну за другой…
  — А зачем торопиться? Мы стараемся от всего получать удовольствие.
  — При этом умеете хорошо работать, — заметил я.
  — Стараемся. К сожалению, у меня сейчас мало времени, так что придется прервать беседу: мне нужно задать вам несколько вопросов. Надеюсь, это не испортит вам этого чудесного вечера?
  — Я к вашим услугам.
  — Следуя вашей гипотезе, Кеймерон пришел домой в перчатках и сразу же схватил пистолет, не так ли?
  — Я не сказал «сразу». Может быть, сначала он испробовал другие средства и лишь потом взялся за оружие.
  — Логично, — кивнул Хурадо. — Вы, должно быть, предполагаете, по какой причине стрелял Кеймерон?
  — Вещественных доказательств у меня практически не было, но некоторые выводы я сделал.
  — Какие же? — поинтересовался Хурадо.
  Я достал из кармана блокнот.
  — Я внимательно ознакомился с книгой «Птицы Америки», она вышла в серии «Библиотечка любителя природы». Так вот, там есть статья о воронах. Ее автор, основываясь на научных исследованиях, утверждает, что многим ручным воронам свойственна страсть к воровству — что-то вроде клептомании. Чаще всего вороны тащат к себе в гнезда яркое, красочное — например, катушки синих или красных ниток, — а также сверкающее, блестящее — например, ножницы или наперстки.
  — Очень интересно, — кивнул Хурадо.
  — Во второй части «Энциклопедии птиц», изданной Национальным географическим обществом, — продолжал я, — сказано, что вороны иногда собирают целые коллекции всевозможных блестящих безделушек и даже просто красивых камешков. Свои сокровища они прячут в потаенных местах и порой даже забывают о них.
  Ко мне приблизился официант и сказал что-то по-испански. Хурадо перевел: надо подойти к телефону.
  Звонила Берта. Она была так возмущена, что говорила заикаясь:
  — Я-а, ка-а-жется, по-о-пала в ло-овушку. Э-эти о-о-олухи…
  — Успокойся, Берта. Что случилось?
  — Эти олухи из местной полиции совсем обнаглели! Они, видите ли, решили меня задержать! Я говорила им, что Маранилья разрешил мне отправляться куда хочу, но они то ли не понимали меня, то ли не хотели понимать!
  — Но все кончилось хорошо, не так ли? Прими горячую ванну, а я сейчас куплю бутылочку и приду к тебе…
  — Да пошел ты со своей бутылочкой! — взорвалась Берта. — Они меня обыскали.
  — Кто? Полицейские?
  — У них есть для этого какая-то мерзкого вида баба — прямо солдат в юбке. Понимаешь, они нашли ту бумажку!
  — Что-о?!
  — Да, ту самую.
  Я задумался.
  — Ради бога, Дональд, скажи что-нибудь! — взмолилась Берта.
  — Дай подумать.
  — Думай скорее. Надо что-то предпринять!
  — Что?
  — Откуда я знаю?! Думай — для того я тебя и держу, Спиноза!
  — Сейчас приду. Бумагу эту тебе вернули?
  — Не задавай дурацких вопросов — конечно, нет.
  — У них есть переводчик? По-английски там кто-нибудь говорит?
  — Один полицейский объяснил мне по-английски, что от меня требуется, но, как только начинала говорить я, он махал руками, притворяясь, будто ничего не понимает.
  — Может, он и впрямь не смог понять твой лексикон?
  — Что значит «не смог понять»?! — По всей вероятности, до Берты не дошла моя ирония. — Если уж ты взялся учить язык, будь добр ознакомиться и с ругательствами! А вообще я ничего такого особенного не сказала. Просто назвала его сукиным…
  — Ладно, хватит. И так все ясно. Кажется, я знаю, что делать. Жди меня, скоро буду.
  Повесив трубку, я подошел к столику. Маранилья уже вернулся и о чем-то вполголоса разговаривал с Хурадо.
  — Джентльмены, — обратился я к ним, — у меня просьба. Может быть, она покажется вам несколько странной, но, поверьте, дело серьезное.
  — Что случилось? — спросил Маранилья.
  — Пожалуйста, свяжитесь с вашими людьми на прииске «Два клевера» и выясните, все ли в порядке с тамошним управляющим Фелипе Муриндо.
  — А разве ему что-то угрожает? — спокойно спросил Хурадо.
  — Я не учел одного обстоятельства: возможно, Муриндо известны причины убийства Роберта Кеймерона.
  Маранилья и Хурадо переглянулись.
  — Боюсь, что вы несколько опоздали, сеньор Лэм, — сказал Хурадо после некоторой заминки.
  — Родольфо Маранилья только что получил известия об этом Муриндо.
  — Что случилось?
  — Сегодня около пяти часов вечера взорвался динамит, хранившийся на складе, расположенном по соседству с домом управляющего.
  — Что с Муриндо?
  — Его разорвало на куски.
  Глава 20
  Некоторое время мы сидели молча, допивая налитое в бокалы. Опустошив свой, я подвинул его на середину стола, поднялся и сказал:
  — Джентльмены, спасибо за приятный вечер, но мне пора…
  — Сядьте! — резко перебил меня Хурадо.
  — Простите, я не совсем понимаю…
  — Нет, дорогой сеньор Лэм, — сказал Маранилья, — вы прекрасно понимаете, что этот несчастный случай на шахте был кому-то на руку.
  — Ну и что?
  — После всего, что вы нам сообщили, мы не можем просто так отпустить вас.
  — Мне нужно срочно поговорить с коллегой.
  — А вы не боитесь, что по дороге с вами что-нибудь случится?
  Рассудив, что просто так мне не уйти, я снова сел и рассказал им все о нашем «разговоре» с Муриндо.
  — Жаль, что вы не сообщили нам все это раньше, — заметил Маранилья.
  — Понимаете, он был так напуган, когда я заговорил о переводчике, что я не решился сказать вам. Я попал в дурацкое положение…
  — Ах, сеньор Лэм, разве мы дали вам хоть малейший повод подозревать нас в неискренности? Зачем же вы скрыли от нас такую важную информацию?
  — Я подумал, что она не имеет прямого отношения к кругу ваших интересов.
  — Хорошо, — сказал Маранилья, — я постараюсь что-нибудь сделать, хотя все не так просто. Ваша коллега должна была потребовать, чтобы ей вернули бумагу или, по крайней мере, выдали свидетельство о ее изъятии.
  — Вы же видели мою коллегу — не сомневаюсь, что она предъявила полицейскому кучу требований. Беда в том, что эти полицейские не знают английского языка. Впрочем, если им надо было у нее что-то выяснить, они как-то умудрялись подбирать слова.
  — Когда собираешься в испаноязычную страну, хорошо бы научиться хоть немного ориентироваться в испанском, — заметил Маранилья. — Или, на худой конец, обзавестись переводчиком.
  — Теперь я это понимаю. Но, сдается мне, окажись рядом переводчик, Муриндо ничего бы не сказал.
  — Вы так и не поняли, что он говорил?
  — Нет.
  — Может, вспомните отдельные слова?
  — Да, он говорил «мадре».
  — «Мадре» по-испански — «мать». А еще?
  — Постойте-ка, мне кажется, «кри-а».
  — «Кри-а»?
  — Да-да, именно так.
  — «Кри-а» — это выводок, — перевел Хурадо.
  Они снова переглянулись, и Маранилья воскликнул:
  — А может, он сказал не просто «криа», а «ама де криа»?
  — Конечно! Именно так — «ама де криа».
  — «Ама де криа» по-испански — «нянька», — пояснил Маранилья.
  — Какое это может иметь отношение к контрабандному вывозу изумрудов? — медленно проговорил Хурадо, словно размышляя вслух.
  — Вероятно, джентльмены, — ответил я, — при расследовании несчастного случая на прииске вам придется проверить всех, кто был связан с Фелипе Муриндо.
  — Зачем? — спросил Маранилья.
  — Вам не кажется странным, что совершенно неграмотный человек был назначен управляющим? Я показал ему испанско-английский словарь — он не смог прочесть ни единого слова. Управляющий, несомненно, был связан с контрабандой: он добывал изумруды и передавал Кеймерону. Думаю, именно он обнаружил месторождение.
  — Почему вы так думаете? — спросил Маранилья.
  — Человек, обнаруживший месторождение изумрудов, не ушел бы с прииска по собственной воле. И его бы ни в коем случае не уволили. Повторяю: вас не удивляет, что опекуны назначили управляющим — а должность весьма ответственная, тем более что сами они на прииске бывают редко — неграмотного?
  — Вы правы, сеньор, — согласился Маранилья. — Но ситуация становится все более запутанной.
  Вдруг Рамон Хурадо щелкнул пальцами — я понял, что его осенила какая-то идея.
  Маранилья, посмотрев на Хурадо, сказал:
  — Большое спасибо за помощь, сеньор Лэм. Вы свободны. Если у вас назначена встреча с сеньорой Кул, не смеем задерживать.
  Простившись, я пошел к отелю. Всю дорогу меня мучил вопрос: что же заставило Рамона Хурадо с торжествующим видом щелкнуть пальцами?
  Глава 21
  Берта Кул только что вышла из ванной. В халате и комнатных туфлях она сидела за столом перед початой бутылкой. Судя по всему, горячий душ и виски сделали свое дело: Берта была не столь свирепа, как полчаса тому назад, когда разговаривала со мной по телефону.
  — Что, по-твоему, могло случиться с этой бумажкой? — спросила она, едва я вошел.
  — А что, по-твоему, могло случиться с Фелипе Муриндо?
  — Арестован?
  — У него во дворе взорвали тонну динамита. Конечно, это был всего лишь несчастный случай, но беднягу Муриндо разорвало в клочья. Если мы не получим обратно эту бумажку, мы никогда не узнаем, о чем он пытался рассказать.
  — Я сообщу обо всем этом консулу. Слыханное ли дело — так обращаться с гражданами США?!
  — Ты никому ни о чем не будешь сообщать. Это не в наших интересах.
  — Почему?
  — Люди здесь не так просты, как тебе кажется. Едва заходит речь об изумрудах, они начинают косо смотреть на любого иностранца.
  — Извините, сэр, — взорвалась Берта, — я, знаете ли, тут впервые. Куда уж мне тягаться в осведомленности с вами, старожилами…
  — Замолчи, Берта! Все действительно очень серьезно.
  — Так, может, скажешь, что конкретно я могу делать и что запрещено?!
  — Как бы то ни было, ты оказалась в весьма затруднительном положении — ведь ты здесь по поручению Гарри Шарплза.
  — Ну и что?
  — Тебя могут посчитать соучастницей.
  — Мало ли что посчитают! Если у здешних властей хватило наглости арестовать меня и при этом делать вид, будто они не понимают ни слова по-английски, можно лишь посочувствовать жителям страны, у которой такие власти!
  — Послушай, Берта, как бы то ни было, Кеймерон убит. Почему — непонятно. Нам известно, что Гарри Шарплз, Роберт Кеймерон и Ширли Брюс участвовали в незаконной добыче изумрудов, их контрабандном вывозе и продаже в США. И должно быть, они получали неплохие доходы от своих махинаций.
  — Как отнесется наше правительство к делу о контрабандном ввозе изумрудов?
  — Мне трудно ответить тебе. Ведь надо еще доказать, что Шарплз занимался контрабандой. Колумбийцы обнаружили у него в багаже необработанные изумруды, добытые на здешних шахтах. Но инкриминировать ему попытку незаконно ввезти их в США будет весьма сложно.
  — А как они ввозили изумруды раньше?
  — Чаще всего в Южную Америку мотался Кеймерон. Непосредственно добычей изумрудов занимался тоже он.
  — А в чем выражалось участие во всем этом Ширли Брюс?
  — Нашему правосудию придется изрядно попотеть, чтобы уличить ее. Всю эту историю о подвеске, доставшейся по наследству, скорее всего, сочинил Шарплз. Допускаю, что Ширли и не знала — зачем.
  — Но ведь у нее были побочные доходы?
  — Правительство, несомненно, займется выяснением этого. Для начала проверят, исправно ли она платит налоги.
  — А насколько успешны наши дела?
  — Мы вплотную подобрались к самому Шарплзу.
  — Ты сразу догадался, что он обманывает нас?
  — Когда он в первый раз пришел по поводу этой подвески, мне показалось, он знает, что с ней приключилось.
  — Ах, Дональд, ты умница!
  — Кеймерон мертв. В его смерти могло быть заинтересовано несколько человек. Была предпринята попытка отравить Дону Грэфтон — по ошибке яд достался Хуаните. В деле об отравлении все улики указывают на Роберта Хокли. И вот теперь убили Фелипе Муриндо. Заметь: в это время в Колумбию приехали два человека, которые так или иначе могли быть причастны к убийству Кеймерона, — Роберт Хокли и Гарри Шарплз. Если эти убийства связаны между собой, круг подозреваемых сужается. Но, поди, докажи, что они связаны.
  — Хокли и Шарплз арестованы и не могли никого убить.
  — Думаешь, взрыв произошел случайно?
  — За кого ты меня принимаешь?
  — Когда я решил отправиться сюда, у меня не было сомнений, что на прииске «Два клевера» добывают изумруды. Нужны были кое-какие доказательства, чтобы Шарплза припереть к стенке. К сожалению, колумбийское правительство оказалось более расторопным. Но у меня была еще одна догадка…
  — Дональд, милый! Эта догадка может принести доход нашему агентству?
  — Не уверен.
  — Твоя догадка связана с убийством Кеймерона?
  — Конечно. Его убийство — исходная точка нашего расследования.
  — Знаешь, я ничего не поняла из того, что ты там болтал о кожаных перчатках и пистолете двадцать второго калибра. Ты можешь объяснить все по порядку?
  — Роберт Кеймерон стрелял из пистолета двадцать второго калибра и промахнулся.
  — Почему ты так думаешь?
  — Иначе не вижу во всем этом никакого смысла.
  — Ты хочешь сказать, что он целился в дырку и случайно задел стропила?
  — Он целился вовсе не в дырку. Ты что, так до сих пор ничего и не поняла?
  — А ты оставь свои дурацкие намеки! Говори, пожалуйста, яснее, чтобы я могла тебя понять.
  — Когда Роберт Кеймерон стрелял, он был в перчатках…
  — Когда он стрелял в убийцу?
  — Нет, в ворону.
  — В ворону?! — воскликнула Берта. — Ты что, рехнулся? Это же была его любимица. Чем она ему не угодила?
  — Тем, что вороны не умеют считать.
  Берта гневно посмотрела на меня, и тут зазвонил телефон. Берта сняла трубку:
  — Алло… Говорите по-английски! Кто там еще?.. Да-да… — Неожиданно ее тон изменился. С минуту она молча слушала, потом сказала: — Спасибо большое, я ему передам. До свидания.
  Когда она положила трубку, от ее былого гнева не осталось и следа.
  — Кто звонил? — спросил я.
  — Родольфо Маранилья. Сказал, что вскоре после нашего отъезда Роберт Хокли и Гарри Шарплз бежали из-под стражи. Похоже, подкупили охрану. Та баба, которая меня обыскивала, утверждает, что положила твою бумагу в конверт и отнесла в кабинет капитана полиции. Когда меня обыскивали, Шарплз и Хокли были под арестом. Вскоре они исчезли. И эта бумага тоже.
  — Теперь многое становится ясным.
  — Маранилья просил передать, что с твоего разрешения он поставит охрану у наших номеров в отеле. Он считает, что мы должны быть крайне осторожны.
  — Очень любезно с его стороны.
  — Черт бы тебя побрал! — крикнула Берта. — Ты вечно стараешься пройти над пропастью по веревке и подвергаешь опасности нас обоих!
  — Что с тобой, Берта? Еще недавно ты была настроена куда более оптимистично.
  — Недавно я думала о деньгах, а сейчас — о динамите!
  Глава 22
  На следующее утро, вскоре после завтрака, ко мне в номер зашел Родольфо Маранилья. Он был вежлив, но насторожен. Рассказал, что Хокли и Шарплз бежали, но подробности обстоятельств побега пока не выяснены: показания начальника охраны очень путаны. В лучшем случае он виноват в чудовищной халатности, в худшем — сами понимаете…
  Маранилья пытался взглянуть на вещи философски:
  — У большинства провинциальных полицейских нищенские оклады, и неудивительно, что они охотно берут взятки — особенно если предлагаются крупные суммы. Ведь не секрет, что даже в Соединенных Штатах, где полицейским платят куда больше, существует коррупция. Не так ли?
  — Извините, — прервал я рассуждения Маранильи, — но я хотел бы спросить: Хокли и Шарплз содержались вместе?
  — Не знаю. Бежали они оба, что, впрочем, неудивительно. Если уж полиция предоставляет возможность совершить побег одному из двух арестованных, то почему бы не предоставить такую возможность и другому?
  — В общем, одно наверняка ясно: оба они сбежали.
  — Увы. И теперь ваша жизнь в опасности. Представляете, какую это налагает на нас ответственность?
  Стараясь понять, к чему он клонит, я согласно кивнул.
  — Нам это вовсе ни к чему. Работу свою здесь вы завершили, и, мне кажется, ваша коллега, очаровательная сеньора Кул, будет только рада вернуться домой. Кроме того, не забывайте, по чьему поручению она сюда приехала, — как бы ей не навлечь на себя большие неприятности.
  — Когда мы должны покинуть Колумбию?
  — Двое моих друзей должны были сегодня улететь в США. Я рассказал им вкратце о нашем расследовании, и они пошли мне навстречу — сдали свои билеты. Я готов предложить эти билеты вам.
  — Мне надо бы еще кое-что здесь выяснить…
  — Было бы очень досадно, если бы с гражданином США, тем более с таким замечательным человеком, как вы, случилась какая-нибудь неприятность.
  — Но все же мне не хотелось бы уезжать до тех пор, пока не узнаю побольше об этом Фелипе Муриндо, — попытался возразить я.
  — Пусть вас это не беспокоит, сеньор Лэм, — наш отдел всегда к вашим услугам. К тому же кое-что удалось разузнать.
  — Что же именно?
  — Можно сказать, что должность управляющего досталась Муриндо по наследству. Он вырос на шахте.
  — Да?
  — Мать привела его на «Два клевера» девятилетним мальчишкой. Фелипе начал работать. Постепенно состав менялся, но Фелипе и его мать оставались на прииске. По мере того как Фелипе рос, росло и его жалованье. Разве не логично назначить управляющим человека, который трудится на одном и том же прииске много лет подряд? Новый человек не мог знать производства так, как знал его Муриндо. Жил он скромно, а скопленные деньги помещал в банки — у него были солидные вклады. Извините, сеньор Лэм, может, вам кажется, что с этим Муриндо связана какая-то тайна? Но ведь мы не имеем права фантазировать. Факты есть факты, а фантазиям можно предаваться на досуге. Вы согласны со мной?
  — Согласен.
  Маранилья, рассмеявшись, заключил:
  — Ну что ж, значит, сегодня, в два часа дня.
  — Не знаю, что на это скажет Берта.
  — Это ваша забота. Я объяснил ситуацию вам, вы объясните ей. К сожалению, у меня мало времени: служба, к тому же Рамон Хурадо хочет, чтоб мы как можно скорее закончили это дело с изумрудами. Увидимся в аэропорту. До свидания, амиго.
  Маранилья пожал мне руку и вышел. Я отправился в номер Берты. Похоже, мое сообщение не слишком ее расстроило.
  — Хочешь сказать, что нам дали пинок под зад?
  — Наш отъезд обусловлен некоторым давлением со стороны представителей власти…
  — Черт возьми! Ты начал выражаться как эти бездельники! Да поживи ты здесь еще с полмесяца, и придется искать переводчика, чтобы тебя понять. Ну и ладно. Уедем поскорее из этой дурацкой страны!
  — Я здесь по своей инициативе. И за такой короткий срок не успел получить достаточно впечатлений, составить мнение о местных достопримечательностях. Ты — другое дело. Тебя нанял Шарплз и, наверное, дал достаточно денег?
  — Мистер Шарплз заверил, что я могу не беспокоиться по этому поводу, — с важным видом ответила Берта.
  — Понимаю. А каким образом он передал тебе свое поручение?
  — Я получила от него записку. Он сообщал, что уезжает в связи с деликатным делом. Если в течение суток от него не поступит никаких известий, я должна буду взять в аэропорту заказанный на мое имя билет и отправиться в Колумбию на прииск «Два клевера». Если Шарплза там не окажется, мне надо заявить в консульство США, что он исчез.
  — А когда ты успела получить паспорт?
  — Заранее, — гордо ответила Берта.
  — Как ты думаешь, что было нужно Шарплзу на самом деле?
  — Ему было нужно, чтобы в случае его исчезновения кто-то заявил об этом в консульство. Ну а если бы с ним все было в порядке, он поручил бы мне проследить за Робертом Хокли. Шарплза интересовало, зачем тот отправился в Колумбию.
  — Шарплз выписал чек на твое имя?
  — Он обещал заплатить.
  Я рассмеялся.
  — Дональд, мы столько лет работаем вместе, а ты так и не понял, с кем имеешь дело. Да я этого мерзавца засуну под пресс и буду давить до тех пор, пока не выжму из него причитающийся мне последний цент!
  Глава 23
  В Мехико я получил телеграмму от Рамона Хурадо. Текст был краток: «Сеньора Лерида» — и адрес.
  — Что это? — спросила Берта.
  — Насколько я понимаю, адрес некоей сеньоры Лериды, проживающей в Лос-Анджелесе.
  — Черт возьми! — заорала Берта. — Ты что, думаешь, я слепая? Кто-то решил над нами поиздеваться?
  — Никто.
  — Значит, это ты издеваешься надо мной! Что это за адрес?
  — По-моему, Рамон Хурадо — хороший дипломат.
  — И в чем это проявляется?
  — Он тонко намекает нам на обстоятельства, находящиеся вне его компетенции.
  — Знаешь, Дональд, мне так надоели загадки, что я готова растерзать тебя!
  — Успокойся, Берта. Похоже, твое подсознание восприняло флюиды от этих древних камней.
  — Какие еще флюиды?
  — Ну как же? Древние ацтеки совершали в этих местах человеческие жертвоприношения — вот в тебя и вселился кровожадный дух. Послушай, а не отправиться ли нам в ресторан?
  — Похоже, и ты возомнил себя дипломатом, — огрызнулась Берта.
  — Благодарю за комплимент.
  — Иди ты со своей дипломатией и со своим Рамоном Хурадо!.. — И Берта надолго разразилась бранью, которую я молча выслушал. А когда она отвела душу, мы все-таки пошли в ресторан.
  На следующее утро мы вылетели в Лос-Анджелес. Когда под нами показалась голубая гладь Калифорнийского залива, Берта, наклонившись ко мне, спросила:
  — Дональд, кто убил Кеймерона?
  — Не знаю.
  — Почему же ты не знаешь?
  — Хотя бы потому, что не могу понять причины убийства.
  — А если бы понял, это облегчило бы дело?
  — Конечно.
  Берта молча уставилась в иллюминатор. Я устроился поудобнее в мягком кресле и заснул.
  Когда проснулся, мы уже подлетали к Лос-Анджелесу. Берта сидела нахмурившись — по-видимому, что-то подсчитывала в уме.
  — Дональд, — спросила она, — как ты думаешь, сколько мы сможем заработать на этом расследовании?
  — Понятия не имею.
  — Жаль! Сегодня, между прочим, мы все время бездельничали. А сколько денег ушло на транспортные расходы!
  — Что поделаешь!
  — Болван ты, Дональд! Шарплз предлагал целую кучу денег, но тебе он, видите ли, показался жуликом!
  — Ты что, не понимаешь, где бы мы сейчас были, согласись я работать на Шарплза?
  — Где?
  — В лучшем случае — в Медельине, в худшем — в провинциальной каталажке на берегу тропической реки.
  — Подумаешь! Шарплз в этой каталажке недолго просидел.
  — Шарплз говорит по-испански и знает местных жителей. И все равно вынужден был дать взятку. Если у тебя столько денег, что их хватит на подкуп всей колумбийской полиции, тебе можно позавидовать.
  — Ничего, я бы как-нибудь выкарабкалась.
  — Ну как же! Наняла бы переводчика и с его помощью предложила взятку начальнику тюрьмы!
  — Заткнись! — рявкнула Берта.
  Мы подъезжали на такси к Лос-Анджелесу.
  — Зайдешь в агентство? — спросила Берта.
  — Не сейчас.
  — Как хочешь.
  Простившись со мной, Берта пошла в агентство, а я на служебной машине отправился к Доне Грэфтон.
  Дона сразу же пригласила меня в дом.
  — Здравствуйте, — сказала она, широко улыбаясь. — Я давно хотела поблагодарить вас, но ваша секретарша сказала, что вы куда-то уехали.
  — Поблагодарить? За что же?
  — Не скромничайте: вы помогли мне.
  — Разве?
  — Конечно. А куда вы уезжали?
  — В Колумбию.
  — В Южную Америку?
  — Да.
  — Наверное, это прекрасно — путешествовать по всему свету… Но быстро вернулись…
  — Я кое-что выяснил.
  — Можно спросить: что именно?
  — Вам знакомо такое имя — Фелипе Муриндо?
  — Я никогда с ним не встречалась, но мистер Кеймерон много рассказывал о нем. Это управляющий прииском.
  — Что же рассказывал Кеймерон?
  — Что это простой, добрый, исполнительный человек. Кажется, совершенно неграмотный, зато честный.
  — Фелипе Муриндо погиб.
  — Да что вы?! Как это произошло?
  — Несчастный случай — на складе взорвался динамит.
  — Какой ужас!
  — Это несчастный случай в кавычках.
  — Вы хотите сказать…
  — Да. Убийство.
  — Но кто его убил?
  — Если бы я знал, это помогло бы найти убийцу Роберта Кеймерона.
  — Вы полагаете, что эти две смерти связаны между собой?
  — Похоже.
  — Но как? Муриндо убили в сотнях миль отсюда… — Дона нервно рассмеялась. — Ничего не понимаю: одного человека убили в Штатах, другого — в далекой Колумбии. Какая тут может быть связь?
  — Вы очень взволнованы, Дона. Почему?
  — Почему? Вы, наверное, привыкли к сообщениям об убийствах, а я…
  — Когда вы впервые подумали, что Роберта Кеймерона убила ваша мать?
  Дона гневно посмотрела на меня:
  — Что вы несете?!
  Я молчал.
  — Мистер Лэм, — пробормотала она, — сначала вы мне очень понравились, я решила, что вы настоящий джентльмен. Теперь я вижу, как ошиблась…
  — Извините, Дона, но меня не очень интересует, какое я произвожу на вас впечатление. Скажите лучше, когда вы впервые подумали, что Кеймерона убила ваша мать?
  — Она его не убивала.
  — Вы не умеете лгать. Так когда же вы впервые…
  — Больше говорить на эту тему я не стану.
  — Я понимаю, что даже себе самой вы не хотите признаться, что так подумали. Вы, наверное, хотите забыть о своих подозрениях. Но я очень прошу: расскажите мне все.
  — Боюсь, мистер Лэм, что мне придется указать вам на дверь.
  — Что ж, в таком случае мне придется прозвонить сержанту Бьюде — он вызовет вас в полицейское управление и допросит. Поверьте, я хочу помочь вам.
  — Обвинив мою мать в убийстве?
  — Выяснив обстоятельства этого убийства. Рано или поздно они все равно всплывут на поверхность.
  Дона молчала. Подождав немного, я сказал:
  — Жаль, что откровенного разговора не получилось. Я надеялся, что вы мне доверитесь, в этом случае я постарался бы вам помочь. Что ж, придется обратиться в полицию.
  — Но как вы можете помочь мне?
  — Пока не знаю. Сначала нужно выяснить все обстоятельства. Я прекрасно видел тот нож, который метнула в вас Хуанита. Потом вы этот нож спрятали, подменив его кухонным, надеясь, что я ничего не замечу. Поймите: запираться бессмысленно.
  — В то утро мама должна была встретиться с Кеймероном, — еле слышно проговорила Дона.
  — Кто-нибудь просил вас молчать, что вы знаете об этом?
  — Мама.
  — Что она вам сказала?
  — Она сказала, что не смогла встретиться с ним.
  — Вы ей поверили?
  — Нет. Я знала, что она говорит неправду.
  — Вы знали, что они встретились?
  — Я была почти уверена в этом.
  — Давайте поступим так: я расскажу вам, к каким пришел выводам, и, может быть, тогда вы перестанете бояться сказать лишнее.
  — Давайте, — кивнула Дона.
  — Гарри Шарплз и Роберт Кеймерон были назначены опекунами наследства Коры Хендрикс. Она владела приисками, которыми, по сути дела, не занималась. Опекуны же приобрели новое оборудование, наладили дело, и прииски начали приносить доход. Наследников тоже было двое. Опекуны старались скрупулезно выполнять условия опеки, не отдавая предпочтения ни одному из наследников. Но годы шли, и один из наследников, точнее наследница, превратилась в роковую красавицу и вскружила голову обоим опекунам.
  Дона внимательно слушала меня.
  — Фелипе Муриндо стал управляющим прииском. Он получал неплохое жалованье, мог откладывать на старость. После его смерти выяснилось, что в медельинском банке есть счет на его имя. Не так плохо для парня, никогда даже в школе не учившегося.
  — При чем здесь это? — спросила Дона.
  — Года три назад Кеймерон решил проложить новый штрек. Работу начали, но почему-то вскоре прекратили.
  — Ну и что?
  — Дело в том, что в действительности работа не прекращалась. В этом дальнем штреке Муриндо обнаружил месторождение изумрудов и сам добывал их. Кеймерон регулярно прилетал в Латинскую Америку. Он был солидным бизнесменом, никто его ни в чем не заподозрил… «А как же таможня?» — спросите вы. Таможенники никогда не будут обыскивать с пристрастием такого уважаемого человека.
  — Вероятно, все так и было, как вы говорите.
  — Кеймерон сумел провезти в Штаты огромное количество необработанных изумрудов. Их огранкой занимался человек, имя которого мы пока не знаем.
  — А что было дальше с изумрудами?
  — Шарплз и Кеймерон скупали старинные украшения. Возможно, тот человек, который вынимал из старинных оправ полудрагоценные камни и вставлял на их место изумруды, занимался и их огранкой. Наверное, у Шарплза с Кеймероном были свои выходы на рынок. Так или иначе, им удавалось сбывать изумруды, не привлекая внимания. А это совсем не просто: мир торговцев драгоценностями полнится слухами, к тому же рынок изумрудов жестко контролирует колумбийское правительство.
  Шарплз и Кеймерон попали в довольно затруднительное положение: они не могли официально декларировать доходы от продажи изумрудов — ведь они занимались этим нелегально. По всей вероятности, они решили привлечь к своему промыслу Ширли Брюс и делить доходы на три части, никого больше не посвящая в тайну.
  В один прекрасный день Кеймерон ушел из дому, забыв, что у него на столе остались лежать изумруды, а когда вернулся, их не было. Он ничего не мог понять, но вдруг увидел, что у Панчо, сидевшего на подсвечнике, в клюве зажат изумруд. Наверное, Кеймерон уговаривал Панчо вернуть камень, но тот понимал, что заслуживает наказания, и, боясь хозяина, полетел к отверстию под коньком крыши, чтобы покинуть дом, по-прежнему крепко сжимая в клюве изумруд.
  В отчаянии Кеймерон схватил пистолет и выстрелил в Панчо. Пуля прошла всего в нескольких дюймах от бедной птицы. Было очевидно, что, испугавшись, ворона полетела к вам с драгоценным камнем в клюве. Кеймерон пересчитал изумруды — их оказалось на пять меньше, чем было, а он, судя по всему, должен был кому-то дать о них отчет.
  Тогда ему пришла замечательная идея. Он взял подготовленную для продажи старинную подвеску, в которой дешевые камни были заменены изумрудами, и вынул их. Положил оправу на стол рядом с двумя изумрудами, а шесть спрятал в клетке вороны. После этого он куда-то собрался, скорее всего к вам. Если бы оказалось, что вы нашли изумруды или кто-то посторонний заметил камень в клюве Панчо, Кеймерон, наверное, воскликнул бы: «Боже мой, я занимался старинной подвеской, вынул изумруды из оправы, чтобы отдать ее ювелиру на переделку. Изумруды лежали у меня на столе, и ворона, наверное, утащила их!» Потом он повел бы вас к себе домой, чтобы вы смогли убедиться в правдивости его слов: на столе лежали оправа с тринадцатью пустыми гнездами и два изумруда, шесть — в клетке, а пять — исчезли.
  Дона смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
  — Пожалуйста, продолжайте, — прошептала она. — Что было дальше?
  — Прежде чем выйти из дому, Кеймерон кому-то позвонил. В это время открылась дверь, и в комнату кто-то вошел. Кеймерон знал вошедшего. Жестом предложил ему сесть и подождать.
  — И что потом?
  — Когда Кеймерон, закончив разговор, хотел положить трубку на место, гость неслышно подкрался сзади и вонзил ему нож в спину.
  — А что же с изумрудами?
  — В комнате Кеймерона их было восемь. Пять я нашел в вашем сарае. А еще пять полиция обнаружила в сливе раковины.
  — Что-то слишком много получается. Ведь вы сказали, что в оправе подвески было всего тринадцать гнезд для камней?
  — Так-то оно так, но вороны не умеют считать, и Панчо не знал, что должен вернуть еще пять изумрудов.
  — Но кто убил Кеймерона? И за что?
  — Чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала выяснить, почему Фелипе Муриндо назначили управляющим. Надо также выяснить, какая связь между гибелью Муриндо и гибелью Кеймерона. И наконец, мы должны понять, чем Кеймерон не угодил Шарплзу.
  — Может быть, я могу помочь вам найти ответ на последний вопрос?
  — Как?
  — Ширли Брюс не была так близка с Кеймероном, как с Шарплзом.
  — Откуда вы это знаете?
  — Так мне кажется. Я допускаю, что именно близость Ширли с Шарплзом создала преграду между ней и Кеймероном.
  — Близость… Интимная?
  — Я так не говорила.
  — А все же?
  — Я в этом не уверена. Не был уверен и Роберт Кеймерон. Но он чувствовал себя как бы третьим лишним.
  — Все, что вы говорите, очень важно. Продолжайте, пожалуйста.
  — Кеймерон и Шарплз были друзьями — не очень близкими, но их связывали общие дела. И эти дела шли хорошо. Кеймерон жил отшельником, Шарплз — совсем иначе. Потом что-то случилось. Что именно — не знаю. Однажды мистер Кеймерон попросил мою мать зайти к нему.
  — Когда?
  — Утром в тот самый день, когда его убили.
  — Ваша мать виделась с ним?
  — Да.
  — В котором часу?
  — Примерно в половине десятого.
  — О чем они говорили?
  — Не знаю. Но ведь убийство произошло позже, правда?
  — Да, Кеймерона убили позже. А вы уверены, что Хуанита была у него действительно в половине десятого?
  — Так она мне сказала.
  — Когда она вам это сказала?
  — В тот же день вечером. Я поняла: случилось что-то страшное. Мама была очень взволнованна. Она пыталась дозвониться мистеру Шарплзу и никак не могла застать его. Тогда она позвонила Ширли Брюс, но та согласилась встретиться лишь на следующий день.
  — Что было потом?
  — Потом мама все-таки дозвонилась Шарплзу, он что-то ей сказал, и она успокоилась. То есть она, конечно, была возбуждена, но уже не так, как до разговора с ним.
  — Когда состоялся этот разговор?
  — Ближе к вечеру. Ширли ведет себя как королева, и это нравится маме. Ширли — ее идеал. И вообще маме всегда хотелось, чтобы я походила на нее.
  — А теперь, — сказал я, — пришла пора перейти к делу.
  — Что вы имеете в виду?
  — Сейчас мы поедем к одной женщине.
  — К какой женщине?
  — К сеньоре Лериде. Вам знакомо это имя?
  — Лерида? — переспросила Дона. — Не припомню. Она живет здесь, в Лос-Анджелесе?
  — Да.
  — А зачем нам нужно к ней ехать?
  — Пока не знаю.
  — Вы хотите расспросить ее о чем-то?
  — Да.
  — А при чем тут я?
  — Мне нужна свидетельница и переводчица.
  — Но почему именно я?
  — Думаю, разговор будет вам интересен.
  — Этот разговор связан с убийством Роберта Кеймерона?
  — Да.
  — Хорошо, я поеду с вами. Но предупреждаю: я не скажу ничего… что… что могло бы повредить моей маме…
  — Вы знали, что у вашей матери всегда при себе нож?
  — Да.
  — Она может метнуть его, если понадобится?
  — Да, она не раз говорила мне, что женщина должна уметь постоять за себя. Помню, когда я была еще совсем маленькой, она учила меня…
  — Чему?
  — Метать нож.
  — И вы научились?
  — Научилась.
  — Вы тоже всегда ходите с ножом?
  — Нет.
  — Никогда не берете его с собой?
  — Никогда.
  — Кстати, где ворона?
  — Наверное, в своей клетке в сарае.
  — Она скучает по Кеймерону?
  — Еще бы! Знаете, что придумали эти полицейские? Они затянули брезентом отверстие в крыше, которое Кеймерон пробил для Панчо. Тот несколько раз летал туда, даже пытался продолбить брезент клювом — не получилось. Так что бедная птичка вернулась ко мне. Она очень скучает.
  — Вы привязались к Панчо?
  — Конечно.
  — А он к вам?
  — Тоже. Ведь после гибели мистера Кеймерона у него не осталось никого, кроме меня.
  — Как ваша живопись?
  — Вам действительно интересно?
  — Да, очень.
  — Рисую понемножку.
  — Что-нибудь удалось продать?
  — Так, кое-что.
  — Давно?
  — Не очень.
  — А ваша мать помогает вам, дает деньги?
  — Зачем вам это знать?
  — Это очень важно — важнее, чем вы можете предполагать.
  — Нет, она не помогает. Маме не нравится, что я увлекаюсь живописью. Иногда мне приходится туго, но ничего, как-то выхожу из положения.
  — Продаете картины?
  — Я же вам говорила: искусство, живопись — моя жизнь. И только когда мне совсем есть нечего, ищу какой-нибудь заработок. Экономлю на чем только могу. Скоплю немного — снова принимаюсь за свое.
  — Вы чем-то напоминаете девушку с той картины…
  — Девушку, которая смотрит за горизонт?
  — Которая смотрит куда-то за пределы этого мира — в будущее. Наверное, вы вкладываете всю душу в свои работы?
  — Может быть, именно поэтому их никто не покупает?
  — Их не покупают потому, что люди разучились ценить искренность. Сейчас в моде бездушные картинки — всякие полуобнаженные красотки и прочая чушь. Ваши работы полны смысла, и я уверен: придет время — их начнут покупать. И вы станете знаменитой.
  — Благодарю вас. — Дона крепко сжала мою руку. — Знаете, иногда я готова прийти в отчаяние… И мне очень нужны такие сочувственные слова… Только… только очень прошу вас, Дональд: не говорите ничего плохого о маме.
  Глава 24
  Мы ехали по бедной окраине. Домишки, лепившиеся по обеим сторонам дороги, доживали свой век. По всей видимости, хозяева стремились выжать из квартиросъемщиков последние доллары, прежде чем снести эти трущобы. Вплотную к жилым кварталам примыкали складские помещения и какие-то цеха — оттуда доносился мерный гул станков. Думаю, ни в одном городском районе жители не потерпели бы такого соседства. Но обитатели домишек, наверное, были настолько бедны, что отстаивать свои законные права казалось им непозволительной роскошью.
  Я оставил машину возле дома под номером, указанным Рамоном Хурадо. Это была некрашеная халупа с покосившимся крыльцом.
  Мы с Доной поднялись по скрипучим ступенькам. Звонка не оказалось, и я постучал в дверь.
  Никто не ответил. Подождав с минуту, я ударил в дверь кулаком — никакого ответа. Кажется, только сейчас я понял, как много надежд связал с этой совершенно незнакомой мне сеньорой Леридой. И вот — ее нет дома! Повернувшись спиной к двери, я начал спускаться с крыльца.
  — Подождите, Дональд! — окликнула меня Дона. — Может быть… может быть, она плохо слышит? Попробуйте еще раз. Сильнее…
  Я стукнул по двери так, что испугался, как бы она не сорвалась с петель. Мы снова подождали. Вдруг Дона взволнованно прошептала:
  — Там кто-то есть!
  Я прислушался: шаркающие шаги приближались к двери.
  — Кто там? — прозвучал старческий голос, и дверь открылась.
  По голосу я понял, что женщина, задававшая нам вопрос, привыкла подчиняться чужой воле.
  — Нам надо поговорить с вами. — С этими словами я решительно переступил порог.
  Она не возражала. Я взял Дону под руку и провел в комнату. В нос ударил острый запах дешевого джина.
  Комната эта была в доме единственной — она служила и кухней, и гостиной, и спальней. Со старой металлической раковины давно облезла эмаль, воронка порыжела от ржавчины. Один стул без ножки, у другого сломана спинка. Железная кровать с панцирной сеткой была когда-то белого цвета, а теперь стала грязно-серой. На кровати, кроме мятой подушки, ничего не было, даже простыни…
  Хозяйка прошла в комнату вслед за нами. Было видно, что за ее плечами долгая и трудная жизнь. Глубокие морщины избороздили старческое лицо. Седые волосы оттеняли смуглую кожу — наверное, в ней текла индейская кровь.
  Показав рукой на стул, я сказал с таким видом, будто дом принадлежал мне:
  — Садитесь.
  Она села и уставилась на меня с нескрываемым любопытством. Я заметил в помойном ведре под раковиной бутылку от джина. Еще одна бутылка — наполовину порожняя — стояла на раковине.
  — Вы знаете Фелипе Муриндо? — спросил я.
  Она согласно кивнула.
  — Вы давно с ним знакомы?
  — Это мой сын.
  — Он присылает вам деньги?
  Кажется, впервые она смутилась.
  — Зачем вам это знать? Кто вы?
  — От кого еще вы получаете деньги?
  Она молчала.
  — Я дам вам возможность заработать, — продолжил я. — Разве можно жить в такой нищете? В таком жалком домишке?
  — Все нормально, — задумчиво сказала старуха. — Меня все это устраивает.
  — Устраивает? Но вам даже не во что одеться. Вам нечего есть. И кто-то же должен помогать вам по хозяйству.
  — Все у меня нормально, — повторила сеньора Лерида. — Мне ничего не нужно.
  — Когда вы приехали из Колумбии?
  — Не помню. Давно.
  — Как жаль, что у вас не было возможности повидать родных и знакомых. А ведь это вполне вероятно: вы могли бы купить себе новую одежду и раза два в год летать в Колумбию.
  — Кто вы? — хрипло спросила старуха. — Что я должна сделать?
  — Доверьтесь мне. Вы хотите вернуться в Колумбию?
  — Вы говорите по-испански?
  — Девушка говорит.
  Старуха затараторила по-испански.
  — Она хочет домой, к родным, — перевела Дона. — Здесь у нее никого нет. Она очень тоскует.
  — Все можно уладить, — сказал я. — Если вы доверитесь мне, я все устрою.
  Старуха поняла меня, но хотела услышать мои слова еще и в переводе Доны.
  — Что ему надо? — спросила она по-испански.
  — Вы много лет работали на прииске «Два клевера», не так ли? — спросил я.
  Она кивнула.
  — Вы были поварихой и нянькой. Это вы нянчили малышку, которую привезла из Штатов Кора Хендрикс?
  Она закивала, хотела ответить, но вдруг осеклась, посмотрела на Дону и попросила перевести мои слова. Дона повторила мой вопрос по-испански.
  Сеньора Лерида, что-то заподозрив, молча смотрела на меня.
  — Хорошо, я сам все расскажу, — согласился я. — После смерти Коры Хендрикс в США отправили совсем не того ребенка, которого она привезла. Жена управляющего подменила детей. Ее дочь стала наследницей огромного состояния. А девочка, которую привезла на прииск Кора, считалась Доной — дочерью Хуаниты Грэфтон. Вы знали об этом. Поймите, ваше свидетельство необычайно ценно.
  Старуха по-прежнему молчала. Но вот в ее глазах появилось что-то звериное, и она обернулась к Доне, предлагая переводить.
  Дона недоуменно смотрела на меня. Я видел, какое впечатление произвели на нее мои слова.
  — Прошу вас, Дона, не поддавайтесь эмоциям. Ради бога, переводите, — сказал я.
  Девушка начала переводить. Сперва старуха отвечала односложно, потом, словно перешагнув какой-то внутренний барьер, заговорила все быстрее и быстрее — казалось, хотела излить душу.
  Когда сеньора закончила, я увидел слезы в глазах Доны.
  — Она заверяет, что это правда, — дрожащим голосом сказала Дона. — И она не знала, что девочек подменили из-за наследства… Ей казалось, дело в чем-то другом. Теперь она готова довериться вам.
  — Хорошо, — сказал я. — Спросите, приезжал ли к ней Роберт Кеймерон?
  Сеньора Лерида не стала ждать перевода.
  — Сеньор, которого убили? — переспросила она.
  — Да.
  — Он был очень добр. Дал мне денег.
  — Когда он приезжал к вам?
  — Перед смертью. Он принес мне деньги, а на следующий день его убили.
  — Вы говорили с ним?
  — Совсем недолго.
  — Вы сообщили кому-нибудь о вашем разговоре с Кеймероном?
  — Нет.
  — Это правда?
  — Могу поклясться.
  — Скажите сеньоре, — обратился я к Доне, — что ей придется повторить полицейским все, что она нам рассказала. И подписать протокол. Потом она получит деньги и сможет навестить друзей в Колумбии. Этим я сам займусь.
  Переводить не потребовалось. Сеньора Лерида кивнула и с философским видом заключила:
  — Я согласна. Может, выпьем?
  — Когда останетесь одна, — сказал я. — А мы не пьем. — И попросил Дону: — Позвоните в управление полиции капитану Селлерсу — пусть немедленно идет сюда, взяв с собой стенографистку, знающую испанский, и нотариуса.
  — Может, мы сами поедем к нему? — предложила Дона.
  — Я хочу, чтобы он побывал здесь. Думаю, это произведет на него впечатление.
  — Давайте вместе поедем за ним.
  — Нет, Дона. Однажды я оставил свидетеля без надзора, и вскоре у него за стеной взорвалась тонна динамита. Извините, но вам все же придется сесть в машину и доехать до ближайшего телефона. Я остаюсь здесь. С этой женщиной ничего не должно случиться, пока ее показания не будут заверены нотариусом. Надеюсь, вы понимаете, что это для всех нас значит?
  — Я стараюсь не думать об этом, — сказала Дона и поспешно вышла.
  Глава 25
  Дрожащей рукой Лерида писала свои показания.
  Капитан Селлерс заверил подпись, сложил бумагу, спрятал во внутренний карман пиджака и многозначительно посмотрел на меня.
  Я встал со стула, и мы вышли на крыльцо.
  — И что теперь? — спросил Селлерс.
  — Ты можешь распорядиться, чтобы ее охраняли как особо важную свидетельницу?
  — Свидетельницу чего?
  — Обстоятельств, которые привели к убийству Роберта Кеймерона.
  — Не вижу никакой связи.
  — Не видишь?
  — Старуха является свидетельницей лишь одного — подмены девочек на далеком колумбийском прииске много лет назад. Тебе придется немало потрудиться, чтобы доказать это. Одно дело — подписать показания, и совсем иное — повторить их перед судом, да так убедительно, чтобы судья решил передать наследство в целых двести тысяч баксов другому лицу! Если бы это было так просто, все наследницы Соединенных Штатов давно стали бы объектом шантажа и вымогательств. Моментально появились бы сотни самозванок, выдающих себя за настоящих наследниц!
  — Неужели ты ничего не понял?
  — А что я должен был понять?
  — Забудь об этой подмене. Переключись на убийство Кеймерона.
  — Я весь внимание.
  — Кеймерон и Шарплз были опекунами. Их интересы никоим образом не пострадали бы, окажись Ширли Брюс — Доной Грэфтон, а Дона Грэфтон — Ширли Брюс. Ситуация изменилась с тех пор, как началась тайная добыча изумрудов. Шарплз, Кеймерон и крошка Ширли вступили в сговор.
  — Возможно, — согласился Селлерс. — Но как все это связано с убийством Кеймерона?
  — Никак.
  Он посмотрел на меня так, будто я был дебилом.
  — Допустим, что Шарплз еще много лет назад мог услышать от Фелипе Муриндо всю эту историю с подменой девочек — ведь именно Шарплз назначил Муриндо управляющим. Допустим также, что Кеймерон знал о незаконной добыче изумрудов. Но совершенно очевидно, что о подмене девочек ему известно не было. Шарплз до поры молчал об этом, преследуя свои личные цели.
  — Допустить можно что угодно, — возразил Селлерс.
  — И, однако, допустим, что все было именно так. Достаточно увидеть эту парочку — Ширли и «дядю Гарри», — как сами собой отпадают сомнения.
  — Ладно, и что дальше?
  — В этот злосчастный день Кеймерон приготовился действовать: поговорил с сеньорой Леридой и назначил встречу Хуаните Грэфтон. Именно это и привело к тому, что кто-то пырнул его ножом.
  — Кто же?
  — Хуанита Грэфтон не только сама мастерски владеет холодным оружием, она считает, что каждая юная леди должна научиться этому.
  Селлерс нахмурился.
  — Тем временем, — продолжал я, — Ширли Брюс решила преподнести Роберту Хокли рождественский подарочек — две тысячи долларов.
  — Почему?
  — Она узнала, что Хокли оформляет документы для поездки в Колумбию. И ей так же, как и дяде Гарри, это вовсе не понравилось. Ведь в таком случае Шарплзу пришлось бы отправиться следом. Именно для наблюдения за Хокли и наняли Берту. Они пытались помешать Хокли — надеялись, что две тысячи баксов его остановят. Но он не поддался, наверное, понял, что может получить гораздо больше! И все же Ширли не зря побывала у Роберта Хокли: она не только ухитрилась незаметно отсыпать в свою сумочку горсть голубых кристаллов из банки с наклейкой «Яд», но и напечатать на его машинке адрес Доны Грэфтон.
  — Ну и дела! — присвистнул Селлерс. — Давай дальше, я тебя очень внимательно слушаю.
  — Если бы Кеймерон узнал тайну Фелипе Муриндо, это задело бы жизненные интересы двух человек — Хуаниты Грэфтон и Ширли Брюс.
  — Скажи, Дональд, ты ведь уже давно догадался, что девочек подменили? Как тебе это пришло в голову?
  — Догадаться было нетрудно. Впервые я встретил Хуаниту Грэфтон у Доны и видел, с какой ненавистью она набросилась на девушку, считающуюся ее родной дочерью. А потом я видел, как она относится к Ширли Брюс — именно так любящие матери относятся к своим избалованным детям. Ширли рассказала мне, что Хуанита ведет в Соединенных Штатах светский образ жизни, а в Колумбии вкалывает от зари до зари. Напротив, в Колумбии мне рассказали, что она ездит на заработки в Штаты, а дома превращается в знатную даму: Муриндо — неграмотный управляющий — хранил в колумбийских банках солидные сбережения. Он обладал информацией и хотел ее продать. Эта информация касалась матери и няньки. Соедини все воедино, добавь поразительное сходство Хуаниты Грэфтон с Ширли Брюс — при том, что с Доной у нее нет ничего общего, — вот и сделаешь вывод. Для этого и детективом не надо быть.
  Селлерс вытащил из кармана сигару, откусил кончик и зажег спичку.
  — Ну и дела! — повторил он, закуривая.
  — У того, кто первый пришел к Кеймерону, был нож. Теперь поставь себя на место Кеймерона: ты только что узнал, что Ширли Брюс — самозванка, и хочешь открыто объясниться. С кем прежде всего? А когда этот человек придет, кому ты позвонишь и скажешь: «Срочно приезжайте ко мне. Тут…»
  — Ты имеешь в виду второго наследника?
  — Конечно! Ты позвонишь Роберту Хокли и скажешь, что получил очень важную информацию… И тут удар кинжалом навсегда заткнет тебе рот.
  — Почему же Хокли не рассказал о своем телефонном разговоре с Кеймероном?
  — Хокли решил отправиться в Колумбию, чтобы на месте самому во всем разобраться.
  — Но разве Кеймерон узнал о подмене детей только сейчас, а не раньше, во время одной из своих поездок в Латинскую Америку?
  — Узнать-то он, может, и узнал, но у него не было веских доказательств. Вернувшись в Штаты, он стал разыскивать сеньору Лериду — на это понадобился не один день. А когда наконец побеседовал с ней, то сразу попросил Хуаниту Грэфтон прийти к нему. После разговора с Кеймероном у Хуаниты началась истерика. В панике она выбежала от него и стала дозваниваться Шарплзу и Ширли Брюс. Но ей удалось поговорить с Шарплзом только после обеда, и, выслушав его, она успокоилась.
  — Ты думаешь, она так волновалась потому, что пришила Кеймерона?
  — Вовсе нет — Хуанита Грэфтон никого не убивала. Успокоилась она, когда узнала, что Кеймерон мертв.
  — Если все это так, остается совсем немного подозреваемых…
  — Один-единственный.
  Селлерс выплюнул сигару и почесал затылок:
  — Да, Лэм, все, что ты мне рассказал, очень интересно, но ведь это всего лишь теоретические выкладки…
  — Ну и что, — улыбнулся я. — Колумб ведь тоже руководствовался теоретическими выкладками.
  Глава 26
  — Посмотри, Дональд, — все готово, — предложила Берта вкрадчиво и открыла передо мной дверь с табличкой: «ДОНАЛЬД ЛЭМ, ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ».
  В моем распоряжении были две комнаты. В первой, небольшой, но светлой, Элси Бранд стучала на машинке. Дверь за ее спиной вела в мой кабинет, великолепно обставленный: удобные кресла, просторный ореховый стол, пушистый ковер…
  — Нравится? — спросила Берта.
  Посчитав вопрос риторическим, я подошел к Элси и поинтересовался:
  — Чем занимаешься?
  — Новая секретарша работает очень медленно, — стала оправдываться Берта. — Работы невпроворот, вот…
  Я вытащил лист бумаги из машинки Элси и протянул Берте.
  — Если новая секретарша не справляется, возьми еще одну. А Элси Бранд отныне будет делать лишь то, что я ей поручу.
  — Ладно, Дональд, будь по-твоему, — глубоко вздохнула Берта.
  — Спасибо за заботу Дональд, — сказала с улыбкой Элси, — но я привыкла много работать. Если у меня отнять эту возможность, я не знаю…
  — Зато я знаю, — перебил я. — Будешь делать как другие секретарши: купишь иллюстрированный журнал и положишь в верхний ящик своего стола. Никого нет — выдвигаешь ящик и читаешь. Приходит клиент — ящик задвинут, и ты изображаешь необычайную занятость. Клиент заходит в мой кабинет — снова выдвигаешь ящик…
  — Дональд, ты же знаешь, что я так не могу.
  — Я знаю, что, если ты будешь с утра до вечера стучать на машинке, твои нервы окончательно расшатаются. Я видел, как очаровательные девушки превращались в живых роботов. Хватит! Ты достаточно потрудилась на своем веку.
  Элси взглянула на Берту — та широко улыбнулась:
  — Дональд, милый. Я еще не успела рассказать тебе о последних событиях. Давай пойдем в твой личный кабинет и обо всем поговорим.
  — Можешь говорить здесь.
  — Дональд, твоя версия подтвердилась! Дона Грэфтон просто потрясена, но вместе с тем преисполнена благодарности. Фрэнк Селлерс говорит, что ты гений.
  — Так что же случилось?
  — Ширли Брюс во всем призналась.
  — А ее мать?
  — Мать ничего не знала об убийстве. У Гарри Шарплза были кое-какие подозрения, но он ни с кем ими не делился. Муриндо оказался слишком болтлив: он заговорил об обмене девочек с Кеймероном, полагая, что тому это известно, и Кеймерон был буквально в шоке. Одно дело — незаконная добыча изумрудов, другое — подмена наследницы. Вернувшись в Штаты, он начал расследование. С большим трудом разыскал мать Муриндо. Она рассказала достаточно, и тогда он пригласил к себе Хуаниту и потребовал, чтобы та во всем призналась. Хуанита перепугалась до смерти, но всячески отпиралась. Кеймерон вызвал Ширли и сказал ей, что подлог разоблачен. После этих слов у него хватило глупости повернуться к ней спиной, чтобы позвонить Хокли.
  — А Хокли, почуяв, что от него что-то скрывают, решил поехать в Южную Америку — на месте разобраться с недвижимостью покойной Коры Хендрикс?
  — Совершенно верно.
  — А Шарплз?
  — Шарплз толком ничего не знал. На этот раз он поехал в Колумбию потому, что туда отправился Хокли. Кроме того, он намеревался привезти новую партию изумрудов.
  — Зачем Шарплзу понадобилось поручать нам поиск подвески?
  — Колумбийские спецслужбы вышли на их след — вычислили Джеррета. Джеррет, Шарплз и Кеймерон хотели убедить всех, что подвеска, выставленная в магазине Наттолла, была частью наследства Коры Хендрикс. К тому времени ребята из колумбийской разведки уже пронюхали, что у Наттолла есть какая-то подозрительная висюлька с изумрудами… Шарплз решил поручить расследование мне. Он предвидел, что ты выйдешь на Джеррета, Кеймерона и Ширли Брюс. Естественно, у тебя не возникло никаких сомнений в том, что через нас информация о поисках подвески просочится к Наттоллу, а тот, ничего не подозревая, расскажет колумбийским агентам об антикварной вещи. Шарплз был проницателен — колумбийцы действительно расспрашивали Наттолла о подвеске. Когда убили Кеймерона, Шарплз запаниковал: думал, тут замешана колумбийская разведка. Ты оказался прав: на самом деле Шарплзу нечего было бояться. В это время Джеррет почуял опасность и попытался выйти сухим из воды. Он действительно купил подвеску у Филлис Фейбенс, а не у Ширли Брюс и теперь, после гибели Кеймерона, решил, что для него будет лучше, если это станет известно.
  — А что бы сделала Ширли?
  — Возможно, призналась бы, что это не ее подвеска. Скорее всего, Джеррет не посвящал ее в свои планы — он стремился спасти шкуру и о деталях не заботился.
  — Шарплз знал, что Ширли была у Кеймерона?
  — Едва ли Шарплз мог предположить, что очаровательная крошка Ширли способна хладнокровно зарезать его компаньона.
  — А яд откуда?
  — Ширли пошла к Хокли, вручила ему две тысячи долларов и заверила в любви и дружбе. На полке у двери она заметила банку с голубым кристаллом и надписью на наклейке: «Яд». Ширли проявила чудеса находчивости: за считаные секунды умудрилась сунуть чистые конверты в пишущую машинку Хокли, напечатать адрес Доны Грэфтон, открыть банку с наклейкой «Яд» и отсыпать в сумочку пригоршню кристаллов сульфата меди. Придя домой, она пропитала ядом конфеты. Скорее всего, когда Ширли крала кристаллы яда, у нее не было определенных планов: взяла так, на всякий случай. А когда Кеймерон пригласил к себе Хуаниту, Ширли, заподозрив неладное, отправила коробку с отравленными конфетами Доне. Надо сказать, что незадолго до этого Дона составила завещание в пользу Хуаниты. Вот Ширли и решила избавиться от настоящей наследницы. Все улики привели бы к Хокли. По иронии судьбы яд достался Хуаните. Сульфат меди — малоэффективное средство для устранения соперниц, но Ширли поверила надписи на этикетке.
  — А кто устроил взрыв динамита на прииске? Шарплз?
  — Шарплз тут ни при чем. Муриндо убрал его напарник — рабочий, добывавший вместе с ним изумруды в заброшенном штреке. Когда на прииске появились агенты спецслужб, этот рабочий испугался, что Муриндо выдаст его, и взорвал динамит. А вообще, Дональд, все вышло замечательно, правда? Мы получим кучу денег: во-первых, от благодарной Доны Грэфтон, неожиданно оказавшейся наследницей Коры Хендрикс, во-вторых, от Шарплза. Я вовсе не намерена оставить в покое этого мерзавца — зря, что ли, я таскалась в Колумбию?
  — Послушай, Берта, — прервал я ее восторженную речь, — пока Фрэнк Селлерс в хорошем настроении, скажу ему, что пора всерьез заняться Ширли Брюс, а то как бы ей не удалось отделаться обвинением в непредумышленном убийстве.
  — Ты что, с ума сошел? Самое что ни на есть убийство с отягчающими!
  — Все не так просто. Представь себе Ширли Брюс в суде: скрестит, вытянув, свои красивые ножки, состроит жалобную мину на прелестном личике и станет рассказывать присяжным, как старый развратник Кеймерон пытался ее изнасиловать…
  — Но ведь экспертиза показала, что Кеймерона убили, когда он говорил по телефону!
  — Спорим — все сойдет за непредумышленное убийство?
  — Нет, Дональд, спорить с тобой я не буду, — с угрюмым видом сказала Берта.
  В дверь осторожно постучали. Элси Бранд вскочила и открыла ее — на пороге стояла новая секретарша с большим пакетом в руках.
  — Просили передать мистеру Лэму, — сказала она.
  — Похоже на оконное стекло, — ехидно заметила Берта. — Что это, Элси?
  Я кивнул Элси, и та развернула упаковку.
  Это была та самая картина — юная девушка стоит у трапа, свежий ветер развевает волосы, взгляд устремлен вдаль, за горизонт.
  Когда Элси снимала обертку, на пол упала открытка. Я поднял ее и прочитал:
  «Дорогой Дональд, вам, кажется, понравилась эта картина. Ваша коллега сказала, что вы открываете новую частную контору. Буду очень рада, если в вашем кабинете будет висеть моя работа. Еще раз благодарю вас за все.
  
  1946 год. (переводчик: Д. Власов)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"