Гарднер Эрл Стенли : другие произведения.

Лэм 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Дураки умирают по пятницам
  Глава 1
  Я кивнул привратнице, прошел к двери моего кабинета и на ходу бросил Элси Бранд:
  — Есть новости?
  Она оторвалась от пишущей машинки:
  — У вас новый костюм, Дональд?
  — Угу.
  — Вы выглядите…
  — Как? — спросил я.
  — Великолепно, — ответила она.
  — Благодарю. Что в повестке дня?
  — С вами хотела говорить Берта.
  — Клиент?
  Элси кивнула.
  — Хорошо, — сказал я, — мне лучше сразу пройти к ней.
  Миновав приемную, я небрежно постучал в дверь с табличкой «Берта Кул. Частная практика» и вошел.
  Девушка, которая сидела напротив письменного стола Берты, как раз открывала сумочку. Жадные, маленькие глазки Берты сверкнули. Недовольная моим вторжением, она отвела глаза от сумочки и сказала посетительнице:
  — Это Дональд Лэм, мой ближайший сотрудник. — А потом в мою сторону: — Мисс Беатрис Баллвин.
  Я поклонился и, улыбнувшись, сказал, что счастлив познакомиться. Мои слова, казалось, немного успокоили мисс Баллвин.
  — Здравствуйте, мистер Лэм. — И добавила: — Я много о вас слышала.
  Кресло Берты заскрипело, когда она привела в движение все 165 фунтов своего веса. Глаза ее опять невольно вернулись к сумочке, которую девушка держала за замочек.
  — Надеюсь, мы сможем быть вам полезными, — сказал я.
  Берта нетерпеливо подхватила:
  — Я потом тебе все объясню, Дональд. Я уже записала все детали. Не будем сейчас тратить время на это. Мои записи содержат все необходимое.
  Бриллианты на ее пальцах засверкали, когда она небрежным движением руки провела по своим каракулям.
  Я заглянул ей через плечо. Эти записи состояли только из имен, адресов и из суммы 500 долларов, которую она, видимо, обвела по меньшей мере пять-шесть раз. Берта имела обыкновение при беседе рисовать на бумаге не человечков, а цифры.
  Рука девушки покоилась на полуоткрытой сумочке, но она не делала попыток достать оттуда чековую книжку.
  Берте не терпелось перейти к делу.
  — Хорошо, моя дорогая. Я думаю, на этом можно закончить. — А потом добавила: — Я выдам вам расписку. Значит, двести пятьдесят долларов вы вносите сегодня, а другие двести пятьдесят — завтра.
  Девушка сунула наконец руку в сумочку и достала аккуратно сложенные купюры. Когда Берта нагнулась вперед, чтобы получить протянутые деньги, ее кресло опять издало жалобный стон. Она начала писать расписку.
  Пока она занималась этим, девушка взглянула на меня и улыбнулась. Потом достала из сумочки портсигар:
  — Прошу.
  — Спасибо… Только не сейчас.
  Она вынула сигарету из серебряного портсигара с золотыми инициалами Ш.Х. Заметив мой взгляд, прикрыла инициалы рукой.
  Берта выдала ей расписку. Девушка положила ее в сумочку, достала оттуда зажигалку и закурила. При этом ее рука немного дрожала. Потом она опустила зажигалку снова в сумочку и сказала:
  — Благодарю вас, мисс Кул. Вы не могли бы сразу заняться этим делом?
  — Мы сразу им и займемся, — ответила Берта и, открыв ящик письменного стола, спрятала туда деньги.
  — Все должно быть проделано оперативно, — сказала мисс Баллвин, — так как я подозреваю… — Она замолчала, а потом добавила: — Потому что я подозреваю, что теперь существует определенная опасность. Вы должны найти средство, чтобы это предотвратить.
  — Вы можете быть абсолютно спокойны, моя дорогая, — с лучистой улыбкой заверила ее Берта.
  — И вы предпримете меры к моей безопасности?
  — Разумеется.
  — Вы рассматриваете меня как вашу клиентку?
  — Конечно.
  — Даже в том случае, если кто-нибудь попытается вас подкупить?
  — Мы люди неподкупны.
  Я спросил:
  — А на какое время вы нуждаетесь в нашей помощи?
  — На неделю. Я думаю, это самое опасное время.
  — С какого момента?
  — Буквально с этого.
  — Мы договорились, что этот гонорар — гонорар за неделю, — вставила Берта.
  — Да, конечно, мисс Кул.
  Девушка поднялась, глубоко затянулась сигаретой и, погасив ее, оставила в пепельнице.
  — Благодарю вас, — сказала она Берте и перевела взгляд с нее на меня. Потом направилась к двери, которую я предусмотрительно распахнул перед ней.
  Это была миленькая девушка, темноволосая, аккуратная и снабженная всеми округлостями, которыми должна обладать женщина.
  — Ну вот, тебе и работенка нашлась, бездельник, — молвила Берта.
  — Минутку, — ответил я.
  Я быстро прошел в кабинет, схватился за спинку стула, на котором сидела Элси Бранд, и оторвал девушку от пишущей машинки.
  — В чем дело? — запротестовала та.
  — Кокетливая маленькая барышня в сером костюме; блузка с длинным воротничком; коричневая сумочка, бежевые сапожки и такого же цвета чулки, ей лет двадцать четыре — двадцать пять, вес приблизительно сто двенадцать фунтов, сейчас как раз стоит у лифта. Вас она не видела. Если она возьмет такси, запомните номер. Если нет, попытайтесь проследить за ней, но так, чтобы она этого не заметила.
  — О, Дональд, — простонала Элси. — Я ведь непригодна к такой работе.
  Я подтолкнул ее к двери:
  — Живо!
  Она быстро пересекла приемную и вышла в коридор, а я вернулся в кабинет Берты Кул.
  — О боже ты мой! — выдавила та, оглядев меня сверху донизу.
  — В чем дело?
  — Опять в новом костюме?
  — Ну и что?
  — Как «ну и что»? Ты что, все деньги собираешься тратить на костюмы?
  — Нет, не все.
  — Ну и слава богу. Надеюсь, ты знаешь, что существует и подоходный налог?
  Я от удивления широко открыл глаза.
  — Действительно? Неужели правительство пошло на такую низость?
  Лицо Берты сперва покраснело, а потом стало багровым.
  — Временами мне хочется тебя придушить!
  Я сел и закурил сигарету.
  — Ну, так в чем состоит это дело?
  — Ее зовут Беатрис Баллвин.
  — Это ты мне уже говорила.
  — У нее есть дядя Джеральд Баллвин. Он — маклер по земельным участкам. Его жена Дафна собирается его отравить. Он ни о чем не подозревает. Мы должны помочь выиграть время и нагнать на Дафну Баллвин страху.
  Я выпустил дым через нос.
  — Беатрис живет вместе с дядюшкой?
  — Нет, у нее собственная квартира. Она занимается какой-то научной работой, но просит ни в коем случае не звонить ей домой, потому что у нее очень любопытные и недоверчивые соседи.
  — В таком случае как же нам связываться с ней?
  — Никак. Она будет нам звонить, а не мы ей. Но если появится что-то срочное, тогда можно звонить на квартиру дяди и сообщать, что секретарша мисс Баллвин должна явиться на примерку костюма. Она говорит, что ей передадут это сообщение и она будет знать, что это означает.
  — А каким образом мы можем спасти Джеральда Баллвина от отравления?
  — Откуда мне знать? Это уж тебе надо подумать, Дональд.
  — О’кей! Что ж, пойду подумаю, — ответил я, прошел в свой кабинет и открыл утреннюю газету на спортивной странице.
  Глава 2
  Элси Бранд вернулась минут через пять. Лицо ее сияло.
  — Мне повезло, Дональд.
  — Хорошо. Что вы узнали?
  — Когда я вышла из дома, как раз проезжало такси. Девушка очень спешила, и, как только машина остановилась, чтобы высадить пассажиров, она села в нее. Поэтому я смогла подойти совсем близко и заметить номер машины.
  — Вы не слышали, какой адрес она назвала?
  Элси покачала головой:
  — О боже! Неужели вы рассчитывали и на это?
  — Необязательно, — ответил я, — но при благоприятных обстоятельствах могло быть и такое. Ну, какой же это номер?
  Она протянула мне клочок бумаги.
  — Я даже записала его, чтобы не забыть.
  Я бросил взгляд на номер и сказал:
  — Мне кажется, нам повезло. Это такси всегда стоит перед отелем на ближайшем перекрестке. Позднее я схожу туда и посмотрю, не удастся ли что-нибудь узнать.
  Потом я снова вернулся к газете и раскрыл ее на странице с объявлениями. Отыскав рубрику с предложениями о продаже земли, я нашел объявление общества Баллвина по продаже земельных участков, которое предлагало их около дюжины. Пока я просматривал другие объявления, наткнулся на несколько предложений с тем же адресом, что и общество Баллвина: Вест-Террас-Драйв, 225.
  Элси я сказал, что вернусь, видимо, после ленча. Потом я спустился вниз и вывел машину агентства со стоянки.
  Я направился на Вест-Террас-Драйв. Улица бежала меж холмов, окаймляя местность, разделенную на участки. Видимо, Джеральд Баллвин осваивал этот район.
  Бюро находилось в одном из невзрачных маленьких домиков. Я открыл дверь и вошел.
  За письменным столом сидела девушка и усердно заполняла на пишущей машинке формуляры. Она бросила на меня беглый взгляд и продолжала свою работу.
  Я выразительно кашлянул.
  Девушка прекратила свою работу на те секунды, которые ей понадобились, чтобы позвать:
  — Мисс Ворли!
  Никакого результата.
  Тогда девушка подошла к одному из столов и нажала на кнопку. Почти мгновенно распахнулась дверь, находящаяся на другом конце комнаты, и на пороге появилась молодая женщина.
  Она улыбнулась, когда входила в комнату, и я счел разумным тоже ответить ей улыбкой. Она оставила дверь открытой, и, заглянув ей через плечо, я увидел мужчину лет тридцати пяти, который сидел за письменным столом, в профиль ко мне. Видимо, его совершенно не беспокоило, что дверь осталась открытой.
  У него были волнистые темные волосы и прямой нос. Возможно, он был немного полноват, а двойной подбородок отчасти портил его приятное лицо. Он взял какие-то бумаги, прочел их и снова отложил в сторону.
  Я предположил, что мисс Ворли его секретарша, в обязанности которой входило принимать посетителей. Девушка за пишущей машинкой, видимо, была в состоянии делать это, но руководство, судя по всему, придерживалось мнения, что продавать участки на холмах Вест-Террас легче, если женщина будет иметь сексуальный вид.
  На мисс Ворли был пуловер, плотно облегающий ее фигуру.
  — Доброе утро, — сказала она. — Я — секретарша мистера Баллвина. Чем могу быть полезна?
  — Мне хотелось бы узнать цены на участки, — ответил я. — И если вы ничего не имеете против, я бы осмотрел местность.
  У нее были красивые зубы, и она не упускала возможности их показывать.
  — К сожалению, все наши продавцы сейчас в разъездах, но я думаю, что один из них должен вернуться с минуты на минуту.
  — А вы не могли бы дать мне карту местности, на которой отмечены еще не проданные участки вместе с их ценами? — поинтересовался я.
  Она прервала меня с такой милой улыбкой, что у меня наверняка бы закружилась голова, если бы мое внимание было сосредоточено на ней, а не на мужчине в соседней комнате.
  — О нет, — сказала она. — К сожалению, не получится.
  — Почему?
  Глаза ее излучали свет, и она молчала, пока мой взгляд не оторвался от мужчины и не перекочевал снова на нее. Тогда она сказала:
  — Прошу нас простить, но в этих вопросах мы разбираемся довольно хорошо. Сперва мы должны узнать, какого рода участок вы ищете, будет ли он предназначен для жилого дома, сколько вы собираетесь вложить в этот дом — десять или двадцать тысяч, — или же вы собираетесь приобрести участок для перепродажи. Короче говоря, мы должны знать ваши планы.
  Человек за письменным столом, должно быть, получил телепатическое предостережение. Как бы то ни было, но он поднялся со своего кресла и, обойдя письменный стол, закрыл дверь.
  Я сказал:
  — У меня нет намерения сразу начать строительство, но со временем я собираюсь построить дом ценой от двенадцати до пятнадцати тысяч. Я подумал, что участок я могу купить и сейчас, так как… Ну, я полагаю, что за это время он не упадет в цене.
  Она ободряюще кивнула.
  — Если же стоимость участка существенно возрастет, — продолжал я, — то я попытаюсь перепродать этот участок. Но покупка сейчас производится не со спекулятивными целями.
  Она подошла к концу перегородки, открыла защелку и, отодвинув доску, вплотную подошла ко мне.
  — Я думаю, с вашей стороны очень предусмотрительно, мистер…
  — Меня зовут Лэм.
  — Благодарю вас, мистер Лэм. Я не хотела быть навязчивой. Некоторые люди не хотят называть свое имя маклеру. Но вы совсем другой, такой любезный. Вы собираетесь осмотреть участок вместе со своей женой?
  — Я не женат. Правда, у меня в этом отношении далеко идущие планы… Поэтому-то я и хотел приобрести участок.
  — И я убеждена, что вы действуете правильно, мистер Лэм. Это очень хорошее решение. Вы извините, я сейчас посмотрю, кто вас может отвезти на участки. Один из наших сотрудников в отъезде, другой как раз показывает участки клиенту на другом конце города. Понимаете, у мистера Баллвина сразу несколько объектов… Но дайте мне подумать.
  Она направилась к двери, и я пошел вслед за ней.
  Девушка за пишущей машинкой подняла глаза и бросила на меня любопытный взгляд, в котором, как мне показалось, я уловил нечто вроде симпатии. Потом она снова вернулась к формулярам.
  Судя по всему, стремясь отвлечь мое внимание, мисс Ворли разразилась таким потоком слов, каким разражается иллюзионист в варьете, чтобы отвлечь внимание публики и удачнее провести фокус.
  — Я вам еще не представилась, мистер Лэм. Меня зовут Этель Ворли. Я секретарша мистера Баллвина, а когда он слишком занят, стараюсь по мере сил снять с него часть забот. Вы не очень удачно пришли сегодня, мистер Лэм, но я думаю, что сейчас появится один из наших продавцов. Во всяком случае, долго вам ждать не придется. Вон, кажется, уже кто-то едет… Хотя нет, я ошиблась.
  — Наверное, еще один клиент, — предположил я.
  — Нет, — ответила она довольно сухо, и я понял, что машина, которая сейчас поднималась по холму, означала для нее новые хлопоты.
  Машина остановилась. Длинный сухощавый субъект с серыми невыразительными глазами распахнул дверцу машины, медленно вылез из нее и сказал:
  — Привет, красотка!
  — Доброе утро.
  — Почему так официально, дорогая? А, понимаю… клиент. Босс на месте?
  — На месте, но он очень занят.
  — Как бы ни был он занят, он не сможет не принять Карла Китли.
  Она повернулась в мою сторону и сказала с нотками отчаяния в голосе:
  — Минутку, я сейчас вернусь. И, пожалуйста, не уходите. Я должна на секунду зайти к мистеру Баллвину.
  Я кивнул в знак согласия.
  Она сказала Китли:
  — Подождите минутку, я скажу мистеру Баллвину, что вы здесь. Он наверняка вас примет, если есть хоть какая-нибудь возможность. Но боюсь, что в данный момент он очень занят.
  — К чему такие формальности, дорогая, — ответил Китли. — Я и сам найду дорогу и переговорю с ним.
  — Именно этого я и хотела бы избежать. Извините, я сейчас вернусь.
  И она стремительно умчалась в бюро, сильно хлопнув дверью.
  Китли посмотрел на меня и ухмыльнулся:
  — Хорошая сегодня погода, не так ли?
  Я в ответ лишь кивнул.
  — Довольно тепло.
  — Согласен.
  — И тем не менее это так необычно для этого времени года. У нас хороший климат. Особенно в этом районе.
  — Вы имеете в виду холмы Вест-Террас?
  — Конечно! Здесь климат лучше, чем во всем этом проклятом городе. Какие у вас намерения? Собираетесь приобрести участок?
  Я ответил утвердительно.
  — Очень приятно слышать это, старина. Лучшего и не придумаешь. Старик Джеральд продаст вам наилучший участок этой благодатной земли, завернет его в целлофан и вручит вам конверт с цветочками, в котором будет находиться право на владение участком. И вы сразу почувствуете уверенность, не так ли?
  Я ничего не ответил.
  — Отсюда открывается прекрасный вид, — продолжал Китли. — Панорама всего города. Мне даже хочется процитировать слова моего дорогого тестя: «Весь город расстилается перед вашим взором. Днем это словно игрушечный городок, ночью — море звезд. Синева неба тянется до самого горизонта, и клочья облаков…»
  В этот миг открылась дверь, и Этель Ворли сказала:
  — Он слишком занят и не может принять вас. Но если вам нужно что-нибудь передать, вы можете это сделать через меня.
  — Черт возьми, сказано прямо, золотой ты мой жучок! Передай Джеральду, что у меня к нему разговор личного характера.
  — Хорошо, я передам.
  — Личного характера, вы меня поняли?
  Мисс Ворли вызывающе выпятила подбородок.
  — Сколько? — спросила она.
  — Мне нужно две сотни. Понимаете, я…
  Дверь с треском захлопнулась. Китли с ухмылкой посмотрел на меня.
  — Вчера немножко не повезло с лошадками. А Джеральд ничего не смыслит в бегах. Даже в том случае, когда я выигрываю.
  — Нельзя же все время выигрывать, — сказал я.
  — Вот это золотые слова, — согласился Китли. — Вы даже не представляете, как вы правы. Да, моменты удачи непредсказуемы.
  — Вы сказали, что вы его родственник. Вы что, брат его жены?
  — Бывшей жены, — ответил Китли.
  — Он с ней развелся?
  — Она умерла.
  — Прошу меня простить. Я не хотел быть бестактным.
  Китли больше не выглядел равнодушным. Он посмотрел на меня изучающе, с каким-то хладнокровным бесстыдством.
  — Черта с два, не хотели, — сказал он.
  Дверь снова открылась. Этель Ворли вошла и протянула Китли деньги. Сделала она это с таким видом, будто давала милостыню.
  Китли молча взял деньги и сунул в карман.
  Этель Ворли умоляюще посмотрела на меня:
  — Прошу вас, подождите еще минуточку, мистер Лэм. Я убеждена, что кто-нибудь из наших продавцов вот-вот вернется.
  — Чепуха! — сказал Китли. — Садитесь в мою машину. Я покажу вам весь район. Как ваше имя? Лэм?
  Этель Ворли холодно произнесла:
  — Это совершенно излишне, мистер Китли. Сейчас кто-нибудь появится.
  — Откуда вы это можете знать? — спросил Китли. — В каком телепатическом институте вы сдавали экзамены? Используете азбуку Морзе или передачу мыслей на расстоянии?
  Она зло посмотрела на него.
  Китли сказал:
  — Я советую обращать внимание на кровяное давление. В последнее время вы что-то становитесь округлой, мой персик. Пояс прямо в обтяжку. Джеральд, правда, любит толстушек, и ваш пуловер просто великолепен, но… Ну ладно, Лэм, садитесь в мою машину. У меня есть план участков, и насчет цен я тоже в курсе.
  — Но вы не знаете, какие участки уже проданы, — сказала Этель Ворли. — И вообще вы не имеете никакого понятия ни о чем. Вы даже не знаете…
  — Только не волнуйтесь, — ответил Китли. — Это не пойдет вам на пользу. Разве дорогой Джеральд не информировал меня недавно о правах и обязанностях посредника по продаже участков? Ведь он даже предложил мне работать у него.
  — А после этого вскоре предложил уволиться? — огрызнулась Этель Ворли.
  — Да, сознаюсь, было такое. И все потому, что я не вкладывал в дело душу. Мне не хватало вдохновения. Другими словами, я всегда говорил клиентам правду. Ну как, Лэм, хотите осмотреть местность или уже раздумали?
  Я взглянул на часы и сказал:
  — К сожалению, я ждать больше не могу.
  — В таком случае садитесь в машину. Это вам ничего не будет стоить. Я прокачу вас по всей территории и покажу более выгодные участки. Надеюсь, вы не ищете дешевизны, потому что у дорогого Джеральда вы ничего дешевого все равно не найдете. Но тем не менее у него есть роскошные места для застройки. Поистине роскошные!
  Я повернулся к Этель Ворли:
  — Прошу меня простить, но я действительно не могу больше ждать.
  С этими словами я подошел к машине Китли и сел в нее.
  Этель Ворли повернулась и направилась обратно в свое странное бюро. Она хлопнула дверью с такой силой, что со стены посыпалась штукатурка.
  Китли сел за руль.
  — Какого рода участок вам нужен, дорогой?
  — Участок, на котором со временем я смогу строиться. Тысячи за две.
  — А дом?
  — Пока точно не знаю.
  — Хотя бы приблизительно.
  — Примерно на пятнадцать тысяч.
  Китли завел мотор.
  — Ну что же, поехали смотреть.
  Он вывел машину на дорогу.
  — Вот здесь, слева, у нас есть парочка отличных участков по три тысячи, — сказал он. — Они вам нравятся?
  — Выглядят неплохо.
  — Их недостаток состоит в том, что они расположены не на той стороне, что нужно, — небрежно бросил Китли. — Если все участки на противоположной стороне тоже будут проданы и застроены, то вся перспектива исчезнет. И вместо того чтобы любоваться панорамой города, а вечером морем огней, вы сможете заглянуть только в спальню своего соседа напротив. Правда, если у него жена — милашка, тогда вы еще найдете какое-то утешение. Но если сосед — холостяк или, того хуже, у него жена старая кляча, то каждый раз, подходя к окну, вы будете содрогаться от ужаса. Поэтому я не порекомендовал бы вам ни один из этих участков.
  — Ну а что вы скажете о другой стороне дороги?
  — Стоят три с половиной тысячи. Лежат на склоне. Если с фасада ваш дом будет в один этаж, то с тыльной стороны вырастет на все четыре. И вообще, если хотите знать правду, то, по моему мнению, весь этот холм превратится в оползень, как только на нем появятся дома и наступит дождливое время года. Тут нужен очень прочный фундамент, прочный и глубокий, иначе, когда все будет застроено, могут быть значительные перекосы. По тому, как расположены участки, вы только с задней стороны будете иметь перспективу на город. А если захотите иметь хороший вид из гостиной, то придется расположить ее под спальней, или наоборот. Окна кухни будут выходить на улицу, а иначе придется поместить ее в подвальном помещении, и тогда для трапезы вам придется постоянно спускаться или подниматься по лестнице. Это и является самым неприятным во всех домах, которые построены на склоне холма.
  — Да, звучит не очень заманчиво, — решил я.
  — За ту цену, которую вы назвали, вообще ничего нет.
  — Но хороший вид — это еще не все, — сказал я.
  — Вы совершенно правы.
  — Участки на холмистой местности имеют и свои преимущества, особенно тогда, когда строят двухэтажный дом. В этом случае можно любоваться перспективой поверх домов, расположенных напротив. Вы мне объяснили, что такие дома нужно строить только в один этаж со стороны улицы, потому что с тыльной стороны они будут иметь три или четыре этажа.
  — Совершенно верно. Видимо, вы более опытный продавец, чем я. Хотите подписать купчую?
  — Я хотел бы еще посмотреть другие участки.
  — Только не забудьте, что придется еще взять на себя пошлину или комиссионные, — продолжал Китли.
  — Что за пошлина?
  — Да ничего особенного, вроде налога.
  — И много ли?
  — О, не будем об этом. Все так же, как и при уплате налога.
  — И все же?
  — Обратитесь в центральное бюро. Бюро по продаже участков никакого отношения к этому не имеет.
  — Боюсь, что не совсем вас понимаю.
  — Да все нормально. И не стоит заранее беспокоиться о пошлинах. Конечно, было время, когда Джеральд делал это, как и все остальные.
  — А поточнее?
  — Он использовал эти сборы, чтобы оплатить стоимость участков. Все так поступают. Точнее, почти все.
  — Я все еще вас не понимаю.
  — А вы хоть немного разбираетесь в законах? — спросил Китли.
  — Раньше я был адвокатом.
  Он удивленно посмотрел на меня:
  — Вы это серьезно?
  Я кивнул.
  — И что же потом произошло?
  — Был исключен из коллегии.
  — За что?
  — За то, что объяснил одному человеку, как можно совершить убийство и быть оправданным.
  — А такое вообще возможно?
  — Возможно, если воздействовать соответствующим образом на суд присяжных.
  — Интересно. При случае вы мне должны объяснить, как совершить такое убийство.
  — Охотно.
  — Хорошо. Мы как раз говорили о комиссионных. Поскольку вы знакомы с правом и законом, я могу ограничиться несколькими фразами. Среди законов вы можете найти такие, которые касаются освоения участков. Некоторые из них были приняты еще в то время, когда законодатели были очень легковерны, а цены на участки быстро росли. К примеру, компания приобретает несколько участков. После этого она заключает с предпринимателем договор о прокладке дороги, проведении освещения и так далее. Правда, чтобы оплатить эти расходы, она выпускает акции, и они акцептируются штатом. Получается нечто вроде залога.
  — И что здесь неправильного?
  — Ничего, — ответил Китли, — если не считать того, что предприимчивые люди договариваются с предпринимателем о таких высоких ценах, которые включают не только издержки по прокладке улиц, освещению и так далее, но и стоимость земли. Предприниматель получает деньги, удерживает свою часть, а остатки возвращает компании. Благодаря этому возвращаются деньги, затраченные на приобретение участков, и таким образом они обходятся им бесплатно.
  — Но в данном случае это не имеет места?
  — Я не знаю, — ответил Китли. — Надеюсь, что нет… То есть для вас так было бы лучше.
  — Это — хорошие участки. Не правда ли?
  — И перспектива чудесная.
  — Восхитительная.
  — Воздух здесь наверху свежий и чистый, не то что внизу, пропитанный гарью.
  — Конечно. Ну так как, будете покупать участок?
  — Нет.
  — Я так и думал. В таком случае поворачиваем назад.
  Мы вернулись к бюро. Там Китли остановил машину.
  — Что вам, собственно, было нужно? — спросил он.
  Я ответил лишь улыбкой.
  — Собственно, это меня не касается, — заметил он. — Добрый старый Джеральд в последнее время становится слишком самодовольным. И блюдет законы… У вас случайно нет сведений относительно третьего заезда, который состоится сегодня вечером?
  — К сожалению, нет.
  — Что же, попробую урвать куш во втором. Вы опять пойдете в бюро, чтобы поговорить с прекрасной мисс Ворли?
  — Не вижу в этом необходимости.
  — Жаль, что я не убедил вас купить участок.
  Мы пожали друг другу руки. Я направился к своей машине и успел еще заметить, как Китли вынул из кармана карандаш и блокнот. Я повернулся и снова подошел к его машине.
  — Вон та колымага, в которой я приехал, зарегистрирована на имя Берты Кул. Если вы посмотрите в справочнике, то найдете там фирму «Берта Кул и Лэм». Мы партнеры.
  — Чем занимается ваша фирма? — спросил Китли.
  — Мы называем себя частными детективами.
  — А почему вы заинтересовались Джеральдом?
  Я рассмеялся и сказал:
  — Почему вы решили, что Джеральдом? Ведь речь может идти и о мисс Ворли.
  — Рассказывайте сказки, — бросил Китли.
  — И кроме того, — добавил я, — речь может идти и о вас.
  Китли сказал:
  — Сматывайтесь-ка лучше отсюда. Я должен подумать. Вы относитесь к такому сорту людей, которые говорят правду, но эта правда звучит как ложь. А потом с улыбкой удаляетесь. Или наоборот, вы лжете, но звучит это как правда. Я могу предположить, что вы обратили внимание на пуловер мисс Ворли?
  — Ничего особенного.
  Он печально покачал головой:
  — А эта ложь даже не пахнет правдой. Ну ладно, сматывайтесь. Я должен немного поразмыслить.
  Я сел в машину и в течение минуты разглядывал Китли в зеркальце заднего обзора. Он вытащил замусоленный банкнот, который ему вручила мисс Ворли, разгладил его, а потом, вынув из заднего кармана толстую пачку денег, приложил к ней этот банкнот и перетянул пачку резинкой.
  Я завел мотор и нажал на газ.
  Перед отелем я отыскал шофера такси, который отвозил нашу клиентку. Он вспомнил об этой поездке, которая закончилась в пригороде на Атвелл-авеню.
  — Большой такой дом, — сказал он, — в колониальном стиле.
  Припомнил он также большие колонны и арку над входом.
  За эту информацию я вручил ему доллар и отправился к себе в бюро. Берта Кул как раз собиралась на ленч. Она стояла перед зеркалом и проверяла, хорошо ли сидит на ее голове берет. Вообще-то этой пышке средних лет подошел бы любой головной убор. Тем не менее она тщательно возилась со своим симпатичным беретом. Возможно, она решила выглядеть как можно скромнее.
  Берта сказала:
  — Привет, дорогой. Надеюсь, ты поработал, не так ли?
  — Угу.
  — Именно это я и ценю в тебе, Дональд. Ты так энергичен! И если тебе в руки попадет новое дело, ты времени не теряешь… Что тебе удалось выяснить, дорогой?
  Я спросил:
  — Ты видела инициалы на портсигаре?
  — А какое это имеет значение?
  — Там были инициалы Ш.Х., — ответил я.
  — Ну и что?
  — Клиентка назвала себя Беатрис Баллвин. А инициалы на портсигаре Ш.Х. Это мне не нравится.
  — Что именно тебе не нравится? — нервно спросила Берта.
  — И то и се…
  — Почему?
  — Поразмысли сама: к нам приходит клиент и рассказывает, что жена Джеральда Баллвина собирается подсыпать ему яда в кофе. Нам дается поручение оградить его от этой опасности. Но как мы можем оградить человека, если жена может в любую минуту подсыпать ему в кофе мышьяк? Тут даже постоянный сторожевой пост перед входной дверью не поможет.
  — Ну и что дальше?
  — В этом случае нужно сидеть с ним вместе за столом. Нужно схватить руку женщины, если она собирается что-то насыпать в чашку Баллвина. Нужно выбить ложку из ее руки и воскликнуть: «Ты, чертова отравительница!» Понимаешь, все это очень трудно.
  — Но к чему ты клонишь, Дональд? Скажи откровенно своей Берте.
  — Во-первых, в дом не попадешь; во-вторых, не сможешь сесть за стол; в-третьих, человек должен сначала мучиться в судорогах, прежде чем ты сможешь заявить, что, допустим, в сахаре был мышьяк.
  — Продолжай, — сказала Берта.
  — А теперь предположи, что отравить его собирается другой человек, а не жена. И он посылает кого-либо в нашу контору, чтобы тот рассказал нам, что жена Баллвина собирается отравить своего супруга. Пока мы ломаем голову над тем, как приступить к делу, у Джеральда начинаются судороги и, как мило выражаются китайцы, он отправляется к праотцам. И если мы потом расскажем нашу историю, то это будет выглядеть так: наше агентство получило поручение охранять его. Мы добились двух вещей: бросили подозрение на его жену и одновременно оказались, скажем, обманутыми простачками.
  — Так что ты предлагаешь, дорогой? — нежно спросила Берта.
  — Все это дело мне не нравится. Инициалы на портсигаре доказывают, что эта девушка — обманщица.
  Берта с сердитым видом села за свой письменный стол, вынула ключ из сумочки, открыла ящик стола и, вытащив оттуда пакет с деньгами, бросила его на стол.
  — А вот этот пакет доказывает, что она — наша клиентка!
  Она бросила деньги обратно в ящик стола, закрыла его и отправилась на ленч.
  Глава 3
  Я позвонил двум частным детективам, которые работали на различные агентства, и договорился с ними, что они организуют слежку за мисс Баллвин. Один из них должен был наблюдать за ней днем, другой — до полуночи. Правда, я не думал, что она отправится в аптеку и купит там какой-нибудь яд для крыс, но ожидать можно что угодно, а я не хотел упускать ни одного варианта.
  Я пообедал в какой-то забегаловке, а потом подъехал к продуктовому магазину. На одной из полок я обнаружил коробку с двумя десятками тюбиков анчоусной пасты, которая как раз была открыта. Это была паста новой марки, о которой я никогда не слышал. Я купил сразу целую коробку.
  После этого я поехал к дому Баллвина на Атвелл-авеню, остановил машину и, поднявшись по ступенькам, позвонил.
  Дверь открыл слуга, молодой человек лет двадцати шести — двадцати семи, с приятной наружностью, но несколько вялыми чертами лица. Он, казалось, не привык к ливрее и был смущен как человек, впервые надевший фрак.
  — Вы — привратник? — спросил я его только для того, чтобы понаблюдать за выражением его лица.
  — Привратник и шофер. Вы к кому?
  — Я представляю фирму «Цести». Нам нужны светские дамы, являющие собой образец американской хозяйки. Мы собираемся дать рекламу…
  — Миссис Баллвин никоим образом не может это заинтересовать, — сказал он, собираясь закрыть дверь.
  — Вы, видимо, не поняли, о чем речь. Я не собираюсь ничего продавать. Я только хотел бы получить от миссис Баллвин разрешение сфотографировать ее. Это фото потом будет опубликовано в большом иллюстрированном журнале с броской надписью: «Светская дама, которая пользуется пастой „Цести“». Меня зовут Лэм — шеф отдела рекламы.
  Слуга какое-то время находился в нерешительности, а потом сказал:
  — Я не думаю…
  Я перебил его:
  — Если вы упустите возможность подчеркнуть общественное положение миссис Баллвин и не дадите появиться ее фотографии в газетах, то вскоре вам снова придется мыть посуду в захудалой закусочной. Поэтому передайте лучше ей мое предложение, и мы посмотрим, как она к нему отнесется.
  Он покраснел, хотел что-то возразить, но потом передумал и сказал:
  — Подождите, пожалуйста, здесь.
  С этими словами он захлопнул дверь перед моим носом.
  Минут через пять он снова появился.
  — Миссис Баллвин готова вас принять, — сказал он с холодным достоинством и таким тоном, который яснее слов показывал, что он не одобряет все это. Видно, он надеялся, возвратившись, послать меня ко всем чертям, а вместо этого вынужден просить меня войти.
  Он провел меня через холл в гостиную. В то же мгновение в гостиную, словно королева, вошла миссис Баллвин. Это действительно было зрелище. Ей было лет тридцать, но можно было дать и меньше, если не приглядываться внимательнее.
  — Мистер Лэм? — сказала она. — Не присядете ли? Я — миссис Баллвин. Я вас слушаю, мистер Лэм. Что вы хотите мне предложить?
  Слова были сказаны просто и сердечно. Она, несомненно, могла быть вежливой и приятной, но могла быть холодной и неприветливой — в зависимости от сложившейся ситуации.
  Она села на стул и поправила юбку. На ее лице играла радушная улыбка, но взгляд был оценивающий и внимательный.
  Я открыл пакет с анчоусной пастой и сказал:
  — Моя фирма готовится к рекламной кампании, которая будет проводиться по всей стране. На подготовку ее уйдет еще четыре-пять месяцев, а потом мы наводним всю страну нашей «Цести»-пастой. Это самая лучшая и самая приятная паста, изготовленная из самых дорогих импортных анчоусов. Если вы ее попробуете, вы должны будете признать, что она намного лучше других. Я оставляю вам эту пробную коробку. Буду очень рад, если вы ее испробуете, она вам понравится, и вы будете ее регулярно употреблять. И тогда, возможно, вы согласитесь на свое фото в журналах вместе с этой пастой.
  — А зачем вам нужно это фото?
  — Оно появится на почетном месте во всех иллюстрированных журналах. С таким, например, заголовком: «Лучшие из молодых употребляют пасту „Цести“».
  Потом я помолчал, ожидая ее реакции на «молодых». Кажется, я попал в цель.
  Она села поудобнее, закинула ногу на ногу, и ее улыбка стала еще более приветливой.
  — Разумеется, с вашей стороны нет никаких обязательств, — мягко сказал я. — Я отдаю вам эту пасту, вы ее пробуете и решаете, хороша она или нет. Если она вам понравится и вы будете ее употреблять, тем лучше. Некоторые фирмы, охотясь за фотографиями известных людей, рассчитывают только на снобизм публики, — продолжал я. — Мы этой цели не ставим. Мы пытаемся найти для рекламы таких людей, в пользу которых говорит не богатство, а обаяние и очарование.
  — И каким образом вы попали на меня?
  Я улыбнулся:
  — Ну какая вам разница? Я получил сведения в нашем центральном бюро. Мы готовим эту кампанию уже порядочный срок и навели самые тщательные справки. Центральное бюро мне сообщило, что для рекламы потребуются такие женщины, которые будут великолепно смотреться на фото. Такие женщины, на которых читатель сразу обратит внимание. Нам нужен шарм.
  Она слегка шевельнула ногой.
  — И вы считаете, что я обладаю этими достоинствами?
  Я немного отвел глаза, а потом снова посмотрел ей прямо в лицо.
  — Да, вы наверняка обладаете этими достоинствами. И, что самое главное, нашему центральному бюро это тоже известно.
  — Ну хорошо, — сказала она. — Я переговорю на эту тему с мужем, но не вижу оснований, почему бы и не попробовать. Разумеется, если анчоусная паста мне понравится. Я не могу рекомендовать какую-нибудь вещь, если она не…
  — Разумеется, разумеется, — согласился я. — Поэтому и оставляю у вас целую коробку. Так что испытывайте на здоровье.
  Она нагнулась вперед и нажала на кнопку.
  — Если вы ничего не имеете против, — сказала она, — я приглашу сюда свою секретаршу. Пусть она все запишет, чтобы не было никаких недоразумений.
  — Как вам будет угодно.
  Она откинулась на спинку стула. Глаза ее были полузакрыты, и вуаль из длинных ресниц придавала им соблазнительный вид.
  — Мне почему-то кажется, что это ваша собственная идея, — сказала она.
  — Как это понимать?
  — Я думаю, что вы сами это все выдумали. Вербовать людей для рекламы. Я не говорю, что это нехорошо. Во всем этом что-то есть, как бы это сказать? Ну, допустим, напор, явно присущий вашему характеру.
  Я скромно сказал:
  — Я просто сделал центральному бюро парочку предложений, вот и все.
  — Эта идея посещать людей, которые, как вы выразились, обладают определенным шармом?
  Она громко рассмеялась.
  В этот момент раскрылась дверь и вошла девушка, которая сегодня утром была в бюро Берты Кул.
  — Мисс Шарлотта Хенфорд, моя секретарша, — сказала миссис Баллвин. — А это — мистер Лэм.
  На мгновение девушка смутилась, но потом взяла себя в руки. Я поднялся со стула и, поклонившись, сказал:
  — Очень рад с вами познакомиться.
  — Добрый день, мистер Лэм, — произнесла она холодно.
  Миссис Баллвин продолжала с улыбкой:
  — Мистер Лэм является представителем фирмы, изготавливающей высококачественную анчоусную пасту. Она называется «Цести»-паста. Он оставляет нам ее на пробу, чтобы мы могли убедиться в ее ценных вкусовых качествах и со спокойной совестью могли порекомендовать ее другим. Потом фирма сделает фотомонтаж, где буду фигурировать я, рекламирующая эту пасту. Вы сделаете фото на какой-нибудь вечеринке, не так ли, мистер Лэм? — спросила она, повернувшись ко мне.
  — Это было бы чудесно, — ответил я.
  Она кивнула:
  — Думаю, это можно будет устроить.
  Она бросила взгляд на секретаршу, немного наморщила лоб и посмотрела на потолок, чтобы лучше все обдумать.
  — Когда вы собираетесь сделать эти фотографии, мистер Лэм?
  — Все будет зависеть от того, понравится ли вам паста. Сколько времени вам нужно, чтобы убедиться, что паста действительно вам по вкусу?
  Миссис Баллвин сделала знак своей секретарше. Шарлотта нажала на кнопку звонка. В дверях появился слуга.
  Она посмотрела на него каким-то полуотсутствующим взглядом.
  — Вильмонт, возьмите этот тюбик с анчоусной пастой и намажьте ее на те гренки, которые мы ели вчера вечером. И потом сделайте нам пару коктейлей. Что вам принести, мистер Лэм?
  — Виски с содовой, пожалуйста.
  — А для меня мартини, Вильмонт, — сказала она. — Шарлотта пить не будет.
  — Слушаю, миссис Баллвин.
  Слуга чопорно вышел из комнаты.
  — Это его фамилия? — спросил я. — Мне кажется, я его уже где-то видел.
  — Полное его имя Вильмонт Мервилл, и он у нас привратник и шофер. Как привратник, он еще довольно неопытен, — продолжала она с плутовской улыбкой. — Но как шофер — не нахвалюсь. Уличное движение в последнее время так усилилось, что для езды нужны хорошие нервы.
  Я кивнул в знак согласия.
  — И потом, — продолжала миссис Баллвин, — я, конечно, хотела помочь молодому человеку. Сейчас так трудно найти место, которое действительно нравилось бы. Как привратник, он становится все лучше и лучше и через два-три месяца будет соответствовать всем требованиям. Правда, я думаю, что он находит мало радости в такой работе. Он влюблен в машины и быструю езду. Он действительно первоклассный шофер.
  Я снова кивнул в знак согласия. Внезапно она сказала:
  — Прошу меня извинить, мистер Лэм. Я на секунду отлучусь.
  Когда миссис Баллвин вышла из комнаты, я поднялся со стула.
  Шарлотта Хенфорд тихо прошептала:
  — Что значит вся эта дурацкая комедия?
  — А что за дурацкая комедия появляться у нас под другим именем?
  Она лишь сверкнула глазами.
  Я ухмыльнулся:
  — Не беспокойтесь, Шарлотта. Я надену на вас психологические наручники.
  — Для вас я — мисс Хенфорд, — сказала она свирепо.
  — О’кей! О’кей! А этот Вильмонт может разыгрывать только слугу и шофера? Или есть и другие таланты?
  Она выпятила подбородок и попыталась изобразить презрительную мину.
  Я продолжал:
  — Если вы хотите взять назад поручение, которое вы нам дали, я ничего не имею против.
  — Ну что вы! Я ничего подобного не хочу. Или вы считаете, что я привыкла бросаться деньгами? Я только не понимаю, неужели вы не видите, как рискованны ваши шутки?
  — Не понимаю…
  — Итак…
  Пока она подыскивала слова, чтобы закончить фразу, вошла миссис Баллвин и сказала:
  — Коктейли сейчас будут готовы, мистер Лэм.
  Я спросил:
  — Ваш супруг занимается продажей земельных участков?
  — Да. Вы довольно хорошо осведомлены о его делах.
  — Для фото задний план также важен. Но моя фирма интересуется исключительно вами. Но, конечно, ваш супруг тоже не помешает на заднем плане.
  Она рассмеялась и сказала:
  — Вы это выразили очень тактично, мистер Лэм.
  — Рад слышать это от вас.
  — А относительно пасты мы с вами договорились таким образом, что с моей стороны не будет никаких обязательств и что фото я позволю сделать только тогда, когда дам на это согласие. Надеюсь, мы правильно поняли друг друга?
  — В общем и целом — да.
  — А в чем нет?
  Я сказал:
  — Мы делаем фото лишь тогда, когда получаем на это разрешение. Но как только вы дадите это разрешение и фото будут готовы, они переходят в собственность нашего общества.
  — Ну что ж, я не возражаю.
  Вильмонт принес коктейли и тосты. Миссис Баллвин взяла один из маленьких круглых тостов и осторожно откусила кусочек. Потом она задумчиво закатила глаза, чтобы полностью сосредоточиться на анчоусе. Даже если бы она была оплачиваемым дегустатором анчоусов, то все равно не смогла бы сделать это лучше.
  — Она действительно чудесная, — сказала миссис Баллвин.
  Я улыбнулся ей с видом победителя. Она подняла свой бокал и бросила поверх него взгляд на меня. Глаза ее словно были подернуты вуалью, зовущие, влекущие, — именно так она смотрела на Вильмонта Мервилла. Я задал себе вопрос: а не предназначался ли такой взгляд всем мужчинам, которыми она интересовалась?
  Вильмонт стоял тут же, всем своим видом выказывая неудовольствие.
  Шарлотта Хенфорд бросала на меня свирепые взгляды.
  Миссис Баллвин и я выпили свои коктейли, попросили повторить, а потом съели по нескольку тостов с анчоусной пастой.
  — Вам действительно нравится? — спросил я.
  — Конечно, — ответила она. — Я нахожу ее превосходной. Тем не менее я еще должна поговорить с моим супругом, прежде чем дать окончательное согласие.
  — Разумеется.
  — Но я не думаю, что возникнут какие-либо препятствия. — Она с улыбкой посмотрела на меня.
  Я ответил на ее улыбку, пытаясь придать лицу такое выражение, будто такая женщина, как она, никогда не может иметь никаких препятствий в обхождении с мужчинами.
  — Если мой супруг не будет возражать, то когда вы будете готовы сделать эти фотографии?
  — В любой момент.
  — Это долгая история?
  — Нет. Все будет сделано за пять-шесть дней. Я только должен связаться с бюро, чтобы прислали фотографа.
  — А публикация последует через несколько месяцев? — с улыбкой сказала она.
  — Через пару недель.
  — Вот как! — сказала она задумчиво, а потом добавила со смехом, который должен был выглядеть непринужденным: — Конечно, в наши дни никогда не знаешь, что за это время произойдет. Мы можем, предположим, переехать в другой город или…
  — Нам нужно только ваше согласие и ваше фото, — сказал я с улыбкой. — И все.
  — Хорошо. Я твердо убеждена, что мы договоримся. Я поговорю с мужем. Где мне вас найти?
  — Я постоянно в пути. Будет лучше всего, если я позвоню вам. Скажем, завтра утром.
  — Меня это устраивает. Позвоните мне примерно в половине одиннадцатого. Если вы меня не застанете, то ответ вам передаст Шарлотта.
  По ее тону я понял, что аудиенция окончена. Я поднялся и направился к двери.
  Слуга-шофер протянул мне шляпу. Я выждал, пока он не распахнул передо мной дверь.
  Он раскалился от злобы, как печка от огня.
  — Всего хорошего, — сказал я.
  — До свидания, сэр.
  Я думал, что он с треском захлопнет за мной дверь, но он закрыл ее тихо и осторожно, словно был опытным взломщиком.
  Глава 4
  Я залез в свою колымагу и медленно поехал вниз по Атвелл-авеню. На первом перекрестке я подъехал к обочине и принялся осматривать улицу через зеркальце заднего обзора.
  Заметив, что вниз по улице несется машина с большой скоростью, я поехал дальше.
  Машина, казалось, хотела обогнать меня, но я услышал визг покрышек и вслед за этим гудок.
  Я повернулся, стараясь придать своему лицу удивленное выражение.
  За рулем «Шевроле» сидела Шарлотта Хенфорд. У нее все еще было свирепое лицо. Она остановила машину прямо рядом с моей, вышла и двинулась ко мне, громко стуча каблучками.
  — Привет! — воскликнул я. — Куда это вы собрались?
  Она сказала:
  — Я едва выдержала все это. Что за идиотизм с вашей стороны! И чего вы хотите достичь вашим дурацким маскарадом?
  — Вы ведь поручили нашей фирме предотвратить отравление Джеральда Баллвина, так?
  — Конечно… Это, и только это было целью моего визита. Но что за безумие с вашей стороны прийти в дом и разыграть спектакль с пастой и фотографированием? Что вы будете делать, если…
  — Возьму и сделаю фотографию, — сказал я.
  — Вам обязательно нужно было влезть во все, узнать, кто я такая… И теперь все дело испорчено.
  — Почему вы считаете, что дело испорчено, если я установил, кто вы есть на самом деле?
  — Потому что я не хочу иметь ничего общего с этой историей!
  Я вынул из кармана пачку сигарет и протянул ей через окошечко:
  — Хотите?
  — Нет!
  Я сказал:
  — Не советую вам оставаться на тротуаре. Люди могут подумать, что вы заигрываете со мной. Я бы советовал вам сесть в машину и рассказать что к чему.
  Я распахнул дверцу. Мгновение девушка медлила, потом села рядом со мной.
  — Красивенькие ножки, — заметил я.
  Она сердито посмотрела на меня.
  — Что касается вашей персоны, то я понял, что вы не Беатрис Баллвин с того момента, когда увидел инициалы на портсигаре. Вот так-то, Шарлотта!
  — Для вас я все еще мисс Хенфорд, — отпарировала она.
  — А что касается того, что вы нам поручили — я имею в виду отравление Джеральда Баллвина, — то я думаю, что уже сделал многое в этом направлении.
  — Рада слышать.
  — Самое главное, Шарлотта, заключается в том…
  — Мисс Хенфорд! — фыркнула она.
  — …заключается в том, что вы хотели обвести нас вокруг пальца. Вы полагали, что действуете очень умно, когда сказали нам, что вас зовут Беатрис Баллвин. Вы считали, что мы никогда не узнаем, кто вы есть на самом деле. Должно быть, вы нас считаете чересчур наивными.
  — Считала! — воскликнула она. — Я и сейчас считаю вас наивными, если не глупыми.
  — Давайте лучше рассмотрим все это дело спокойно. Давайте, например, предположим, что Дафна Баллвин собирается подмешать своему супругу битое стекло. Вы своевременно приходите к нам и даете поручение воспрепятствовать этому преступлению. Как же мы должны поступить в этом случае? Не можем же мы стоять постоянно у его стола с ситом! Или спрятаться в шкаф и ждать, когда Джеральд Баллвин начнет свою трапезу. А потом выскочить из шкафа, в парике, с наклеенными усами и так далее, и выкрикнуть: «Минутку, Джеральд, мой мальчик, мне кажется, что вы собираетесь заглотить кусочек оконного стекла!»
  — Вы еще и шутить изволите?
  — Я просто пытаюсь обрисовать вам наше положение.
  Она сказала:
  — Меня не интересует, как вы всего этого добьетесь. А если бы я сама это знала, то не стала бы тратить свои деньги, заработанные с таким трудом.
  — Сколько вы зарабатываете?
  — Это вас не касается!
  — Вы уверены, что речь идет о ваших собственных деньгах, заработанных, как вы сказали, с таким трудом? Может быть, эти деньги заработал кто-то другой?
  — Что вы имеете в виду?
  — Я просто спрашиваю.
  — Может быть, вы не будете спрашивать о том, что вас не касается, а для разнообразия займетесь своими делами?
  — Я полагаю, что деньги действительно заработаны с трудом, — продолжил я. — Видимо, нелегко служить у Дафны Баллвин.
  — Она…
  — Ну-ну, продолжайте!
  — Не буду.
  — Для девушки, которая вынуждена сама зарабатывать себе на хлеб, сумма, которую вы нам дали, представляет целое состояние. Сколько вы зарабатываете, Шарлотта?
  — Это вас не касается.
  Я заметил:
  — Двести пятьдесят долларов — это огромные деньги для секретарши, и вы их выкидываете только для того, чтобы не отравили супруга вашей хозяйки.
  — Куда вы клоните?
  — Я никуда не клоню, Шарлотта. Я просто высказываю отдельные мысли.
  — Вам лучше придержать свои мысли при себе.
  Я затянулся сигаретой.
  — Продолжайте, — сказала она.
  — Прошу прощения, Шарлотта, не вмешивайтесь в наши действия, даже если они покажутся вам неразумными. Практически вы нас поставили перед задачей, которая невыполнима. Вы хотите, чтобы я воспрепятствовал Дафне Баллвин подмешать яд в пищу своему мужу. Но ведь это невозможно сделать. Нельзя же стоять за его стулом и пробовать каждый кусок, который он собирается положить в рот. Не последуете вы и за его женой в кухню, чтобы проверить, не подсыпает ли она цианистый калий. Мы должны найти другой путь.
  — А почему вы этого не сделали до сих пор?
  — Я это сделал.
  — Опять шутите.
  — Нет, Шарлотта, действительно я это сделал. Такая женщина, как Дафна, всегда гордится своим внешним видом, своим общественным положением, своим шармом и…
  — Этим вы не сообщаете мне ничего нового, — гневно перебила она меня.
  — Поэтому я отправился к ней и предложил ей поместить ее фотографию в крупных иллюстрированных журналах. Я даже не сказал ей, какого размера будет фотография и подпись к ней. А ее глаза уже засверкали, и мысленно она уже видела себя на всю страницу. А доконал я ее, когда причислил к «молодому поколению».
  — О боже мой! — воскликнула Шарлотта с наигранным удивлением, и голос ее кипел сарказмом. — Какая у вас светлая головка, мистер Лэм!
  — Как бы то ни было, но она попалась на эту удочку, — продолжал я. — А поскольку она попалась, то возникла совершенно новая ситуация. Ее-то она и стала прикидывать, что было легко заметить.
  — Да? И в чем же заключается эта новая ситуация?
  — Во-первых, ей очень захотелось, чтобы мой план претворился в жизнь. Она хочет видеть свое фото в больших иллюстрированных журналах и быть причисленной к «молодому поколению».
  — Почему бы ей этого не хотеть? И к тому же не стоит больших трудов заставить ее клюнуть на такую приманку.
  Я с улыбкой посмотрел на Шарлотту и ответил:
  — Конечно, нет, тут вы правы. Смысл этой операции совершенно в другом.
  — В чем же?
  — А дело в том, что тщеславная женщина, имеющая шансы поместить свои фотографии в журналах, не захочет, чтобы с ее супругом случилось несчастье.
  — Почему?
  — Потому что женщине, которая готовится стать фотомоделью, совершенно не с руки, если с мужем что-нибудь случится. Например, если он умрет, придется носить траур, а вовсе не потчевать от имени «молодого поколения» своих именитых гостей анчоусной пастой.
  Шарлотта помолчала какое-то время и задумалась.
  Я немного повернулся и бросил взгляд в зеркальце заднего обзора. Позади нас появилась машина, которая ехала довольно быстро.
  — Я должен был так действовать, Шарлотта. Просто вынужден был…
  — Помолчите, я думаю.
  Я замолчал, предоставив ее самой себе. Она повернулась ко мне как раз в тот момент, когда машина быстро проехала мимо нас. Я заметил, что у девушки от страха перехватило дыхание.
  В большом «Паккарде» сидела Дафна Баллвин, а машину вел Вильмонт Мервилл.
  — О боже ты мой! — в страхе выдавила Шарлотта. — Как вы думаете, они нас заметили?
  — Миссис Баллвин как раз сидела лицом к нам, — ответил я. — Но я не увидел никаких признаков, что она нас узнала.
  — Это еще ничего не значит, — ответила Шарлотта. — Она хитрая. О, почему я не подумала о такой возможности. С моей стороны это была большая глупость — говорить с вами прямо на улице в нескольких кварталах от ее дома.
  Мимо нас проехал детектив, которого я нанял, чтобы следить за миссис Баллвин. Он ни у кого не вызвал подозрений. Если он меня и узнал, то ничем не показал это и таким образом продемонстрировал свои профессиональные качества.
  Я проводил глазами обе машины, пока они не исчезли из виду. На Атвелл-авеню движение было небольшое, и поэтому моему человеку было нелегко выполнять поручение, не бросаясь в глаза.
  Шарлотта Хенфорд тоже посмотрела вслед обеим машинам. Потом ее озарило.
  — Вы поручили следить за миссис Баллвин? — спросила она.
  — Конечно. А почему бы и нет?
  — Что вы от этого выигрываете?
  — Мне хотелось бы узнать, кто ее любовник.
  — У нее нет любовника.
  — Не будьте такой наивной, Шарлотта. Женщина никогда не будет подмешивать яд в пищу своему мужу, если у нее нет любовника.
  — Но я вам говорю, что у нее его нет.
  — А я говорю, что есть.
  — Я знаю ее лучше, чем вы.
  — Тогда к чему вся эта история с отравлением? Или она рассчитывает на страховку?
  — Я… я не знаю.
  — Они что, не ладят друг с другом?
  — Все так же, как и в других семьях. Происходят маленькие стычки, действуют друг другу на нервы, а потом оба пытаются взять себя в руки. Тем не менее меня не покидает чувство, что в доме существует какая-то напряженность. Создается впечатление, что Джеральд бывает рад, когда ему представляется возможность уйти из дому.
  — Кто его любовница?
  — У него ее нет.
  — Немного мне удается вытянуть из вас, Шарлотта. Дафна собирается отравить мужа. Супруги ненавидят друг друга, и у них происходят ссоры. Она выжидает момент, чтобы убрать мужа с пути. И для этого нет никаких оснований, кроме тех, что она терпеть его не может. Никем другим она не интересуется. С другой стороны, Джеральд — симпатичный мужчина с красивыми, волнистыми волосами и бакенбардами, как это модно сейчас в Голливуде. Его секретарша предпочитает носить короткую юбку и пуловер, которые…
  — Хватит! — воскликнула Шарлотта. — Вы считаете, что между ними что-то есть? Вообще-то это не исключено.
  Я сидел и поглядывал на нее.
  — Ну как? — спросила она.
  — Сейчас вы немного перегнули.
  — Что я перегнула?
  — Сперва удивление, а потом словно озарение. Хорошо было сыграно… чересчур хорошо.
  Она недоуменно посмотрела мне в глаза, а потом ее взгляд смягчился, и она рассмеялась.
  — В чем дело? — спросил я.
  — Вы победили, Дональд, — сказала она. — Я думала, что смогу отвлечь вас от этого озарения. Речь действительно идет об Этель Ворли. Только я не уверена, знает ли об этом Дафна Баллвин.
  — Это уже немного лучше. И советую вам приберечь свои артистические способности, пока вас не пригласят в Голливуд на пробы.
  — Теперь бы я закурила, — сказала она.
  Я дал ей сигарету и поднес зажигалку. Она затянулась и быстрым ловким движением переменила позу, подтянув под себя ноги.
  — Красивые ножки, — повторил я.
  — Они что, не выходят у вас из головы? — сказала она, делая движение, словно собираясь натянуть юбку на колени.
  — Продолжайте, — подбодрил ее я. — Вы как раз хотели рассказать мне о мисс Ворли.
  — Я бы не хотела никому зла. Кроме того, я не знаю ничего определенного. Я только подозреваю.
  — Что вы подозреваете?
  — Мистер Баллвин очарован Этель Ворли. Другого слова не подберешь. И я думаю, он пытается ухаживать за ней. Дафна будто бы ни о чем не подозревает и никогда его не упрекает за отношения с Этель Ворли.
  — Весьма разумно со стороны миссис Баллвин.
  — В каком смысле?
  — Она будет молчать, пока не получит веских доказательств. А потом вытянет из него последний цент. Бессовестные женщины часто так делают. Но сюда не укладывается история с отравлением. Я считаю Дафну Баллвин много умнее.
  — Вы правы. Она бессовестная и умная.
  — Как велико состояние?
  — Точно не знаю, но сумма наверняка кругленькая. Два или три года назад, когда мистер Баллвин затеял одно дело, которое обещало большие прибыли, но в случае неудачи ставило его в весьма трудное положение, он почти все свое состояние перевел на имя Дафны. Мне кажется, что тогда же письменно было подтверждено, что этот перевод является чисто формальным и что он получит деньги назад, как только пожелает. Но…
  — И он хочет получить эти деньги сейчас?
  — Думаю, что да.
  — А у нее нет собственного состояния?
  — Она пытается получить какие-то гарантии.
  — Я все еще не вижу никакой связи с ядом.
  — Я вам рассказала все, что знаю.
  — Я в этом убежден. А что с этим Вильмонтом?
  — С шофером?
  — И привратником.
  — Милый юноша, больше ничего.
  — Он ее друг?
  — Почему вы так решили?
  — Да или нет?
  — Нет.
  — Над ответом вы должны были подумать, не так ли?
  — Нет.
  — Он — любовник Дафны Баллвин?
  — Не говорите глупостей.
  — Как вы думаете, хотела бы она иметь его любовником?
  — Да.
  — Это уже звучит получше.
  — Только не поймите меня неправильно, это лишь подозрения. Причем смутные.
  — На это намекал вам Вильмонт?
  — Отчасти.
  — Хорошо. Я полагаю, что миссис Баллвин будет вести себя тихо, пока не закончится эта эпопея с фотографированием. Конечно, уверенности нет, только предположение, но это все, что я могу сделать в настоящее время. Если дойдет до фотографирования, я немного потяну время, и мы будем иметь возможность точнее узнать суть этого дела.
  — Но на какой срок вы сможете все затянуть?
  — Все зависит от обстоятельств и от того, насколько нам повезет. Может, на неделю, может, на две, а при удаче — и на месяц.
  — Мне кажется, я в вас ошибалась. Вы довольно хитро действуете.
  — Для меня это обычная работа. Рутина, как говорится. В ее собственном доме наблюдать за ней я не могу. Следовательно, мне нужно защелкнуть на ней психологические наручники и непременно заставить отказаться от своих преступных планов. А теперь я хотел бы узнать от вас какие-либо подробности относительно Карла Китли.
  — Китли?
  — Да. Расскажите мне, пожалуйста, все, что вы о нем знаете.
  — Он брат Аниты Баллвин, первой жены мистера Баллвина. Она умерла около трех лет назад.
  — Я полагаю, Джеральд выждал год, как это делается в таких случаях, прежде чем снова жениться?
  — Мне кажется, только полгода.
  — Ну а что вы скажете о Китли?
  — Я мало о нем знаю. Мне говорили, что раньше он был удачливым бизнесменом. Но теперь он знать ничего не хочет, кроме бегов, и я предполагаю, что временами у него бывают запои. То у него много денег, а то сидит без гроша. Тогда он приходит к мистеру Баллвину и выкачивает из него денежки. Но никогда не приходит к нему домой, потому что Дафна его ненавидит.
  — Он знает о Джеральде что-нибудь, что дискредитировало бы того?
  — Точно сказать не могу. Но временами мне кажется, что да.
  — И Джеральд всегда помогает ему?
  — Думаю, что да.
  — Этель Ворли тоже его ненавидит?
  — По-видимому, так, но точно не знаю.
  — Не очень-то вы много знаете.
  — Просто вы слишком много хотите от меня узнать.
  — Как относится Китли к Дафне?
  — Он ненавидит ее.
  — Почему?
  Шарлотта хотела что-то ответить, но потом задумалась. Я ей помог:
  — Вы хотите сказать, что Дафна уже кое-чего добилась, когда умерла Анита?
  — Да.
  — От чего умерла Анита Баллвин?
  — Просто умерла — и все.
  — Что было причиной смерти?
  — Не знаю. Какие-то осложнения после сильного… Впрочем, не знаю.
  — Это произошло внезапно?
  — Да.
  — Вы еще тогда не служили у миссис Баллвин?
  — Нет. Я поступила всего полтора года назад.
  — Аниту Баллвин отравили?
  — Как вы можете утверждать такое?
  — Утверждать? — переспросил я. — Я просто задал вопрос.
  — Она умерла естественной смертью. У нее был врач, и среди прочих документов имеется свидетельство о смерти.
  — Значит, Китли ненавидит Дафну?
  — Думаю, что ненавидит. Он… Мне кажется, что его сестра знала о романе с Дафной. Может быть, Анита говорила об этом с мистером Китли.
  — Если бы вы все это рассказали нам раньше, то сберегли бы нам много времени и трудов.
  — Я боялась, что вы меня выдадите. Вы можете себе представить, что было бы, если бы кто-нибудь узнал, что я посетила вас?
  — А племянница по имени Беатрис Баллвин действительно существует?
  — Да.
  — Что вы о ней скажете?
  — Она человек искусства.
  — Она знала, что вы собираетесь поручить это дело нам?
  — Да. Я ей сказала, что на какое-то время воспользуюсь ее именем. Она хороший человек.
  — А если бы я пошел к ней?
  — А зачем это было делать? Она бы наверняка вас не приняла. Она в курсе всех дел.
  Какое-то время я обдумывал все эти взаимосвязи.
  — Послушайте, Шарлотта, мы не можем вечно сидеть на бочонке с порохом. Эта рекламная шумиха с фотографированием займет лишь какое-то время. А когда оно пройдет, с нас будет сорвана маска.
  — Я знаю. Я только хотела… Ну, мне кажется, что ближайшие дни особенно критические.
  — Когда вы приходили к нам, вы говорили о неделе.
  Она кивнула.
  — История с рекламой может продлиться дней десять, от силы две недели.
  Девушка снова молча кивнула.
  — Вы понимаете, что все это значит?
  — Да.
  — Вы считаете, что это случится на этой неделе?
  — Точно сказать не могу.
  — Ну хорошо. Садитесь в свою машину и дайте мне возможность продолжать работу.
  — Я бы хотела извиниться перед вами.
  — За что?
  — Я думала, что вы испортили все дело. Я не имела ни малейшего понятия, как тщательно вы все взвесили.
  — Ну а теперь все в порядке?
  — Да, теперь я довольна, мистер Лэм. Благодарю вас.
  Она протянула мне руку, вышла из машины и, улыбнувшись, быстрыми шагами направилась к своей машине.
  Через минуту она тронулась с места.
  Глава 5
  Когда я вернулся в нашу контору, Берта отправляла почту.
  — Привет, Дональд, мой дорогой! Надеюсь, ты работал, не так ли?
  — Смотря что понимать под работой.
  — Я имела в виду, каким делом ты сейчас занимаешься.
  — Делом Баллвина.
  — И что тебе удалось узнать?
  — Что нашу клиентку зовут не Беатрис Баллвин. Ее зовут Шарлотта Хенфорд, и она — секретарша миссис Баллвин.
  — Почему же она солгала нам?
  — Для этого имелось полдюжины причин.
  — Назови хотя бы одну.
  — Она терпеть не может свою хозяйку.
  — А кто может? — раздраженно спросила Берта. — Возьми мою секретаршу. О боже ты мой! Я плачу ей в два раза больше, чем она того заслуживает, и тем не менее готова поспорить, что она меня ненавидит.
  Я ничего не ответил.
  — А какое отношение ко всему этому делу имеет девушка, которая ненавидит свою хозяйку?
  — Возможно, Джеральд Баллвин сам боится, что его отравят. Вот он и попросил секретаршу своей жены нанять нас, чтобы мы его защитили.
  — Да, такое не исключено, — согласилась Берта. — Хотя не ясно, почему бы ему самому не прийти к нам.
  — Но он же наверняка умный коммерсант.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — У него денег, как говорится, куры не клюют. Заработал на продаже земельных участков.
  — Ну и что?
  — Ведь в таком случае речь пошла бы о более высоких гонорарах…
  Берта сразу меня поняла.
  — Черт бы его побрал! — воскликнула она, и ее маленькие горящие глазки засверкали от жадности. — Какой скупердяй! Ты считаешь, что он…
  — Это только предположение.
  — Понятно. Другие причины?
  — Возможно, его собирается отравить кто-то другой и хотел бы бросить подозрение на миссис Баллвин. Благодаря тому что нам поручили это дело, на Дафну падает двойное подозрение. Если действительно что-нибудь случится, полиция узнает, что мы связаны с этим делом. Нас допросят и поймут, что нам было поручено защищать Джеральда Баллвина от его жены. И тогда ей придется несладко.
  Берта сказала:
  — А это значит, что деньги, которые вложил в нашу фирму неизвестный, лишь тогда окупят себя, когда Джеральд Баллвин будет отравлен.
  — Это я и хотел сказать.
  Берта принялась раскачиваться в своем кресле, потом внезапно вскочила, словно ее укусила змея.
  — Знаешь что, Дональд, дорогой?
  — Что?
  — Исходя из этих двух вариантов, я прихожу к выводу, что эта девушка, которая была у нас в бюро… Ты сказал, что ее зовут Шарлотта Хенфорд?
  Я кивнул.
  — …что эта пташка хочет обвести нас вокруг пальца. Деньги принадлежат не ей, она наверняка получила их от кого-то другого.
  — И я так думаю.
  — Почему?
  — Сумма слишком велика. Представь себе: ты работаешь у какой-то женщины за двести долларов в месяц и в какой-то момент начинаешь подозревать, что она собирается отравить своего мужа. Что бы ты сделала на ее месте?
  — Видимо, вообще ничего, — ответила Берта. — Если бы это случилось, я наверняка сообщила бы в полицию. Или просто со злости рассказала обо всем ее мужу и уволилась бы.
  — Правильно! Но ты бы никогда не пошла в частное детективное агентство и не выложила бы двести пятьдесят сэкономленных тобой долларов, чтобы только защитить своего хозяина от хозяйки.
  — Если бы я не была в него влюблена.
  — Если бы ты была в него влюблена, ты тоже не пошла бы к детективу, а пошла бы к нему. Кроме того, Шарлотта утверждает, что у Баллвина связь с секретаршей Этель Ворли.
  — Черт бы меня побрал! — повторила Берта.
  — Хочешь знать, что я сделал? — спросил я.
  — Вовсе не хочу, — ответила она. — Расследование — это твое дело. Мое дело — финансы. Как раз сейчас твоя Берта думает о том, как бы выжать из этой маленькой лгуньи побольше денег.
  — Это будет не так-то просто, — сказал я. — Действительно непросто. Ты уже заключила с ней финансовое соглашение.
  — Непросто? — фыркнула Берта. — Что ты понимаешь в финансах? Ты разбрасываешь деньги в разные стороны, словно собака после купания брызги. Ты даже не можешь выжать сок из апельсина, в то время как я умею выжимать кровь из свеклы. Лучше мотай отсюда и дай Берте подумать.
  Я отправился в свой кабинет и стал ждать отчета о Дафне Баллвин. Детектив, наблюдавший за ней, позвонил только в пять часов. Он считал, что ему удалось выяснить кое-что интересное, и спросил, можно ли ему передать все это по телефону.
  Я ответил, чтобы он приехал к нам. Он сказал, что будет через десять минут.
  Придвигая ему стул, я обратил внимание, что он очень доволен собой.
  — Ну, — спросил я, — что она натворила?
  — Машина остановилась перед зданием Паукетта. Она вышла из машины и вошла в дом. Я успел сесть в лифт вместе с ней. Она, казалось, так была погружена в свои мысли, что для нее не существовало ничего окружающего. Судя по виду, у нее были очень серьезные намерения и она хотела как можно быстрее достигнуть намеченной цели.
  — А вы не думаете, что это просто игра? Может быть, она поняла, кто вы, и поэтому попыталась…
  Он отрицательно покачал головой.
  — Со мной такое бывало, — ответил он. — Но им никогда не удавалось меня провести. Рано или поздно, но они выдают себя быстрым взглядом или внезапно останавливаются, чтобы убедиться, не следит ли кто за ними. Большинство людей — плохие актеры.
  — А может, она как раз умеет играть?
  — Что ж, — сказал детектив с сомнением, — пусть будет так. Но я в этом далеко не убежден.
  — Хорошо. Что дальше?
  — Она пошла к своему зубному врачу.
  — К зубному врачу?
  Он кивнул.
  — Кто этот врач?
  — Некто доктор Джордж Л. Квай.
  — Его адрес?
  — Здание Паукетта, 695.
  — Хорошо, продолжайте.
  — Поскольку у меня тоже есть больной зуб, я подумал, что стоит войти и посмотреть на доктора.
  — Это было неосторожно.
  — Вы правы, но женщина была полностью поглощена своими заботами. Она походила на лунатика.
  — Дальше, — с сомнением произнес я.
  — Итак, она последовала в кабинет доктора Квая, а я за ней. Как только ее увидела ассистентка доктора, я понял, что у этих женщин враждебные отношения. Миссис Баллвин не стала садиться в кресло, а вызывающе осталась стоять и лишь кивнула ассистентке. В приемной сидел еще один пациент, который вел себя довольно нетерпеливо, он сказал ассистентке: «Вы что, хотите пропустить эту даму раньше меня?» Та улыбнулась и ответила: «Эта дама нуждается в очень сложном специальном лечении». Тогда пациент встал и сказал, что ему назначено на этот час, а он уже пропустил двух человек. Не видя другого выхода, ассистентка предложила миссис Баллвин присесть, но та не собиралась этого делать. Миссис Баллвин попросила передать доктору Кваю, что она пришла. Она вела себя так, будто практика принадлежит ей, а не доктору. Ассистентка вошла в кабинет, оттуда послышался какой-то разговор, потом она вышла и пригласила миссис Баллвин войти. При этом ее губы были плотно сжаты, а глаза метали молнии.
  — А что было с тем пациентом?
  — Он встал и ушел.
  — Как долго пробыла миссис Баллвин у доктора?
  — Минут десять.
  — Когда миссис Баллвин вошла в кабинет, из него вышел другой пациент?
  — Не понимаю.
  — Ну кто-то же был у доктора в кресле. Что стало с тем пациентом, которым он занимался?
  — Этого я не знаю. Но думаю, что доктор Квай прошел с миссис Баллвин в лабораторию. Я не стал больше ждать.
  — Что же вы сделали?
  — Когда она еще была у доктора, я спустился вниз, завел мотор и стал ждать. А когда она вышла, я поехал вслед за ней.
  — Ну и дальше?
  — Она отправилась за покупками. На какое-то время я потерял ее из виду. Дело в том, что перед одним из магазинов она отослала шофера, видимо, сказав ему, где он должен ее ждать. Я последовал за шофером, а тот нашел место для стоянки, но для меня там места не нашлось. Поэтому я начал кружить по кварталу, а когда сделал третий круг, машина уже исчезла. Я поколесил немного по этому району, но на след машины не напал. Поэтому я отправился снова к ее дому на Атвелл-авеню. Она появилась после меня минут через десять. Привезла целую кучу пакетов, которые шофер унес в дом. Мне показалось, что она в плохом настроении. Потом я подождал до пяти, пока не появился мой сменщик, и после этого позвонил вам. Я подумал, что вам будет интересно услышать о ее визите к доктору.
  — Как зовут ассистентку доктора Квая?
  — Миссис Баллвин называла ее Рут.
  — Опишите мне эту даму поподробнее.
  — Рыжеволосая, лет двадцати семи, пикантная. Немного веснушчатая. Создается впечатление, что она может быть и милым котенком, и свирепой тигрицей — в зависимости от обстоятельств.
  — Рост?
  — Средний и, как говорится, средней упитанности. Белые чулки и белые туфли. Мне она показалась чертовски миленькой.
  — Какой нос?
  — Прямой.
  Я посмотрел на часы и сказал:
  — Может быть, мне повезет.
  Я нашел в телефонной книге телефон доктора Квая и набрал номер.
  Сначала к телефону вообще никто не подходил, но потом в трубке послышался женский голос:
  — Клиника доктора Квая.
  Я сказал:
  — Вы меня не знаете, так как я еще не был у вас, но мне хотелось бы договориться о времени визита. Мне нужно вылечить зуб.
  — Позвоните завтра. Доктор Квай уже ушел.
  — Вы его ассистентка?
  — Да.
  — Может быть, вы назначите время?
  — Я должна сперва согласовать этот вопрос с доктором Кваем.
  — Скажите, пожалуйста, а как долго вы еще будете находиться там?
  — Самое большее — десять минут, — сухо сказала она. — И даже если вы приедете, ничего не изменится. Я не хочу сама назначать время приема.
  — А сегодня вечером доктора не будет?
  — Конечно, нет. Пожалуйста, позвоните завтра. Всего хорошего. — Она повесила трубку.
  Я посмотрел на детектива и сказал:
  — Она собирается задержаться еще на десять минут. Сейчас уже половина шестого. Доктора вечером не будет. Она не может без него записать меня на прием. Может быть, она уже уволилась и складывает свои вещи?
  — Может быть, — согласился он.
  — О’кей! — сказал я. — Продолжайте следить за миссис Баллвин, пока я не дам другого распоряжения. Сообщайте обо всем, как только представится возможность. Если меня не будет на месте, а дело важное, продиктуйте все моей секретарше. Во всяком случае, докладывать вы должны каждый вечер.
  Детектив вышел из кабинета, и я отправился следом за ним. На машине я добрался до здания Паукетта. Остановившись на противоположной стороне улицы, я стал ждать, надеясь на удачу.
  К этому времени почти все учреждения закончили работу. Лишь изредка из здания поодиночке выходили служащие.
  Я продолжал сидеть в машине, не выключая мотора и наблюдая за выходом. Если у девушки много вещей, то она, возможно, примет предложение от незнакомого подвезти ее домой — конечно, если сделать это предложение оригинально. Шансов было немного, но мои потери составляют четверть литра бензина и десять минут времени.
  Удача была на моей стороне, ибо вскоре в поле зрения появилась аккуратно одетая рыжеволосая девушка, которая несла пакет, завернутый в газету, и сумочку, которая была так набита, что казалось, вот-вот лопнет.
  Я открыл дверцу машины и оценил расстояние: теперь быстрый спурт, столкновение, пакет падает, и его содержимое вываливается на тротуар. Затем убедительно попросить прощения, помочь ей собрать вещи и предложить подвезти ее домой. Такой вариант должен пройти.
  Судя по всему, она не собиралась идти к трамваю. Пакет был большой и бесформенный, и то, как она его несла, как шла, заставило меня отказаться от первоначального плана.
  Я остался сидеть в машине. А она направилась к стоянке, неподалеку от здания.
  Я дал ей время и объехал квартал с другой стороны. Когда я достиг того места, откуда хорошо было видно стоянку, я сбавил ход.
  Она выехала со стоянки на машине в западном направлении. Мне повезло, так как я смог, не разворачиваясь, последовать за ней.
  Я ехал за ней по одной из улиц, выходящих за город. Движение было довольно интенсивное, но потом большой автобус помог мне в осуществлении моего плана. Я знал, что автобус будет сворачивать налево. Машина девушки шла по средней полосе, слева от автобуса, и она слишком поздно заметила, что автобус сворачивает. Я проехал слева от нее так, что она должна была задеть мою машину.
  Я почувствовал сильный толчок, услышал скрежет железа, видимо, полетело крыло. Несколько пассажиров автобуса прижались носами к стеклу, но больше никто на нас не обратил внимания.
  Я сделал ей знак подъехать к тротуару и проделал то же самое, встав перед ее машиной. При этом слышал, как правое крыло терлось о покрышку. Бросив взгляд в зеркальце заднего обзора, я заметил, что у ее автомобиля виляло левое переднее колесо. Машины позади нас бешено гудели, но проезжали мимо. По меньшей мере с десяток свидетелей должны были видеть случившееся, но все они удалились с такой скоростью, словно куда-то торопились.
  Я подошел к машине девушки и сразу на нее набросился:
  — Вы что, не знали, что автобус будет сворачивать налево?
  — А вы знали? — ответила она. — Вы так близко проехали от меня, что не оставили мне места.
  — Вы должны были затормозить и пропустить автобус.
  — Я должна была затормозить? Это автобус вытеснил меня с моей полосы! — начала защищаться она.
  Я ухмыльнулся и сказал:
  — А вы посмотрите на дело со стороны водителя автобуса. Если он будет пропускать весь транспорт, прежде чем свернуть, то ему придется стоять до глубокой ночи.
  — Не сказала бы, что смогла бы влюбиться в такого человека, как вы! — бросила она.
  — Что ж, возможно, — сказал я с улыбкой. — Но давайте лучше сперва осмотрим повреждения, а потом решим, кому в кого влюбляться.
  Как я и ожидал, правое заднее крыло моей машины было сильно повреждено. Я уже применял такой трюк, когда мне обязательно нужно было завязать знакомство, а другого пути для этого не было.
  Я сказал:
  — По-моему, это единственное повреждение.
  — А у меня что-то с передним колесом, — сказала она. — Оно виляет.
  Я вынул свои водительские права.
  — Меня зовут Рут Отис, — сказала она.
  — У вас нет с собой прав?
  Она с кислой миной открыла сумочку, вынула смятые водительские права и сказала:
  — Адрес другой. Я теперь живу в Лексбруке, 1627.
  — Это довольно далеко.
  — Ну и что?
  — Ничего, просто я думаю, что ваша машина туда не дотянет.
  Она посмотрела на меня, внезапно рассмеялась, а потом расплакалась.
  Я допустил ошибку, достав карандаш и блокнот и записав номер ее водительских прав. Это ее очень обеспокоило.
  Она сказала:
  — Вам совсем необязательно вести себя так сухо и высокомерно. Не говоря уже о том, что если бы вы были опытным шофером, то не допустили бы такой аварии. Ко всему прочему я не уверена, что виновата я. По моему мнению, вы вообще заметили автобус только после того, как задели мою машину.
  Я показал на заднюю часть своей машины и сказал:
  — Не я вас задел, а вы меня.
  — Как это я могла вас задеть…
  Я лишь насмешливо улыбнулся, а она достала из сумочки записную книжку и карандаш и попыталась записать номер машины нашего агентства. При этом рука ее так сильно дрожала, что она едва могла выводить цифры на бумаге.
  — Может быть, взглянете на мои водительские права? Меня зовут Дональд Лэм.
  Девушка вырвала права у меня из рук и подробно записала имя, адрес, мой рост, вес, цвет глаз и волос.
  — Машина зарегистрирована на фамилии Кул и Лэм. Мы партнеры. — Потом в утешение ей добавил: — Не принимайте все это близко к сердцу. Страховые компании приведут наши машины в порядок.
  — Моя машина не застрахована.
  Озабоченность и удивление появились на моем лице.
  — Это значительно меняет ситуацию.
  — Что вы подразумеваете под этим?
  — То, что наша машина застрахована, — сказал я. — Я бы не хотел, чтобы моя страховая компания прокатилась за ваш счет.
  — Об этом можете не заботиться. Такого не будет. Более того, мой адвокат заставит раскошелиться ваше страховое общество.
  — В конце концов, почему бы и нет, — шутливо сказал я. — Когда осмотрят машины, то, возможно, целый ряд фактов будет говорить в вашу пользу. Не говоря уже о том, что вы уж очень близко были к автобусу. Если бы я оставил вам на пару дюймов больше места, то вы, видимо, и проскочили бы.
  — Не понимаю, что у вас на уме, — сказала она. — Уж не хотите ли вы все дело представить таким образом, чтобы я легче смогла получить компенсацию от вашей страховой компании?
  — Возможно.
  — Оставьте все это. Закон есть закон. И я на эти комбинации не пойду.
  — Значит, вы твердо убеждены, что во всем виноват я?
  — Да.
  — Ну а если и я так считаю, то что в том дурного? Это еще не означает, что мы собираемся обмануть страховое общество.
  — Вы не правы. Я должна считать, что виноваты вы, а вы должны считать, что виновата я. Тогда все будет нормально.
  — Хорошо, не будем больше спорить. Я отвезу вас домой.
  — Спасибо, я сама смогу добраться.
  — О’кей, — беззаботно сказал я. — Найти вам такси?
  — Это я тоже могу сделать без вашей помощи.
  — Тем лучше. Как я вижу, у вас в машине еще кое-какие вещи. Не оставляйте ее открытой, когда будете уходить. А если поедете домой на такси, то лучше захватите вещи с собой. Меня это не касается, но пока здесь появится такси, может пройти кое-какое время.
  Она посмотрела на вещи в машине, потом начала рассматривать машину нашего агентства.
  Я надел шляпу и сказал:
  — Если вы не хотите принять мою помощь, то разрешите с вами раскланяться. Вы можете…
  — Куда вы едете?
  — Прямо по бульвару.
  — До Лексбрука?
  — Мимо него…
  Она внезапно сказала:
  — Ну хорошо, я поеду вместе с вами.
  На мгновение я разыграл нерешительность, чтобы она подумала, что я хочу отказаться от своего предложения. Моя нерешительность длилась ровно столько, сколько нужно было, чтобы дать ей понять, что я не очень-то жажду брать ее с собой. Потом буркнул:
  — Что ж, поехали.
  Я распахнул дверцу, но она сначала вернулась к своей машине, чтобы взять вещи. Потом она села в мою машину, и какое-то время мы ехали, не говоря ни слова. Сперва она смахнула пару слезинок, а потом сидела с каменным лицом.
  Я сказал:
  — Кажется, сзади в машине что-то не в порядке.
  Я остановился у тротуара, вылез и начал возиться.
  — Ну что? — спросила она, когда я снова сел за руль.
  — Я ничего не могу найти, но все-таки там что-то не в порядке. Вы бы не могли выйти и понаблюдать за колесами. Потом я остановлюсь и вернусь за вами.
  Не сказав ни слова, она вышла из машины и встала на краю тротуара. Я проехал ярдов пятьдесят, а потом вернулся обратно.
  — Я ничего не заметила.
  — Задние колеса не виляют?
  — Нет.
  — И находятся на одной линии с передними?
  — Да.
  — В таком случае все прекрасно. Я уж думал, что повреждена рама.
  — Вы же сказали, что машина застрахована.
  — Так оно и есть, но без машины я не смогу заработать себе куска хлеба. А если будет повреждена рама, то ремонт может продлиться довольно долго.
  — А какая у вас работа?
  — Выполняю частные поручения.
  — Вы хотите сказать, что вы частный детектив? — спросила она громко.
  — Можно сказать и так.
  Какое-то время она молчала, потом сказала осторожно:
  — Должно быть, это очень интересная профессия.
  — Может быть, для того, кто с этим не сталкивался.
  — И романтическая.
  — Не всегда.
  — Во всяком случае, вашу профессию скучной не назовешь. Не то что у многих других людей.
  — Да нет, бывают и очень скучные дела. Однообразная работа, слежка за людьми и тому подобное. — Я посмотрел на часы и сказал: — О боже ты мой!
  — В чем дело?
  — Я должен позвонить в бюро, там ждут, чтобы передать мне сообщение, которое для меня очень важно. Из-за этого происшествия я совсем о нем забыл. Я должен был позвонить десять минут назад. Она уже ждет…
  — Она?
  — Да.
  — У вас что, партнер — женщина?
  — Совершенно верно, — ответил я. — Б. Кул. Б — означает Берта. Эта женщина среднего возраста, весит сто шестьдесят пять фунтов, суровая, и обхождение с ней очень трудное. Посидите минутку в машине, я сейчас вернусь.
  — Откуда вы собираетесь звонить?
  Я показал на ресторан. Это был маленький и чистенький китайский ресторанчик. Я пробыл в нем несколько минут.
  Потом я вернулся к ней и сказал:
  — Она меня не дождалась, но наверняка вернется минут через двадцать. Правда, Берта очень чувствительна к непунктуальности. Она всегда приходит в ярость, если я не позвоню в назначенный час. Поэтому мне бы хотелось остаться здесь, откуда я смогу позвонить. Вам будет не трудно зайти со мной в ресторан и минутку подождать? А машину мы пока закроем. Это очень милый ресторанчик, в котором имеются фирменные блюда. Я делаю вам предложение. Если вы согласитесь подождать, пока я не дозвонюсь, я приглашаю вас на ужин.
  — А если я не соглашусь?
  — Тогда вам не останется ничего другого, как стоять у моей машины и ждать, пока не подойдет свободное такси. — Я добавил с сожалением в голосе: — А в этом районе поймать такси довольно трудно, мисс Отис.
  — Мне бы хотелось поскорее добраться домой. Я и так сильно задержалась.
  — Прошу меня простить, как говорят в таких случаях, но ничем не могу помочь. Возможно, этим вечером меня ждет уйма работы, и я просто вынужден перекусить. При нашей профессии люди едят только тогда, когда есть время и возможность…
  Говоря это, я нетерпеливо играл ключом зажигания. Наконец она сказала:
  — Ну хорошо, пойдемте в ресторан.
  Я запер машину, и мы вошли в ресторан. Мы заняли столик в нише, рядом с телефоном. Я нетерпеливо набрал номер и стал ждать. Потом с сожалением повесил трубку и сел за столик.
  Официант принес нам чай и рисовые лепешки. Я спросил девушку, любит ли она китайские блюда, и она ответила, что любит блюда из яиц.
  — Мне кажется, что блюдо называется «фу-юнг-хай», — добавила она.
  По ее ответу я понял, что она разбирается только в простейших блюдах китайской кухни. Я снова подошел к телефону, набрал номер: длинные гудки, подождал и повесил трубку. Вновь сев на место, я мягко взял у нее из рук меню и сказал:
  — Если вы не возражаете, я сделаю заказ для нас обоих. Я закажу для вас что-нибудь такое, чего вы никогда еще не ели и что вам понравится.
  При этом я утаил от нее, что на приготовление таких блюд понадобится минут двадцать, не меньше.
  — Хорошо, — сказала она.
  Я сделал заказ обстоятельный, состоявший из разных блюд и свежего чая.
  — Мне кажется, я знаю только два китайских блюда, — сказала она, — шоп-сай и фу-юнг-хай.
  — Большинство людей и заказывают эти блюда в китайских ресторанах.
  — Ну а как у вас идет работа с женщиной-компаньоном?
  — Да ничего.
  — Вы вместе основали контору?
  — Нет. У Берты уже было свое агентство, и я пришел к ней, потому что как раз искал работу.
  — А потом вы стали партнерами?
  — Да.
  — Как же это получилось?
  — О, да я точно уже и не помню. Кажется, благодаря случайности. Нам дали как раз несколько сложных поручений, и Берта почувствовала, что нуждается в моей помощи, так как среди них были и такие, какими она раньше не занималась. До меня у нее были самые простые дела: слежка за людьми с целью развода, поручения от адвокатов при несчастных случаях и тому подобное.
  — А вам не нравится простая работа?
  — Нет.
  — Какая же работа вам по душе?
  — То, чем занимаемся сейчас.
  — А что это?
  — Да так, то да се, — сдержанно сказал я.
  Она протянула мне свою чашку, и я налил ей чаю. Потом она неожиданно сказала:
  — Я сегодня потеряла свое место.
  — Уволились?
  — Нет, — горько ответила она, — меня вышвырнули.
  — Очень печально. Неужели вашей работой были недовольны?
  Она презрительно рассмеялась и сказала:
  — Мне кажется, я СЛИШКОМ хорошо работала. Защищала интересы своего шефа больше, чем он сам.
  — Как же такое могло случиться?
  — Из-за одной женщины.
  — О, я понимаю! — посочувствовал я.
  Тон, которым я это сказал, ей, кажется, не понравился.
  — Нет, вы совершенно ничего не понимаете, — хмуро сказала она. — Эта женщина всячески вредит репутации моего шефа. Она высокомерна и ведет себя как все эгоистки.
  — Понимаю, — серьезно сказал я. — А вы любите своего шефа, а он любит эту женщину, и получается треугольник совсем особого рода.
  — Что за чепуху вы городите, — набросилась она на меня. — Я влюблена в шефа! Наоборот, я его ненавижу!
  Я сделал удивленные глаза.
  — Почему же вы тогда уволились?
  — Я же вам сказала, что не уволилась. Он меня вышвырнул за дверь. — И она внезапно расплакалась.
  Я сказал утешительным тоном:
  — Не надо плакать, и не думайте больше об этом.
  — Я не могу не думать… и это сводит меня с ума. Она подрывает моему шефу практику, а когда я ему сказала…
  — Он посчитал, что вы вмешиваетесь в его личные дела, не так ли?
  — Я не знаю, что он посчитал. Во всяком случае, он вышвырнул меня на улицу. Я думаю, это она от него потребовала.
  — Если не хотите, больше ничего не рассказывайте, — сказал я.
  — Понимаете, становится легче, когда с кем-нибудь поделишься.
  — Но я ведь для вас совершенно случайный человек.
  — Поэтому-то я вам и рассказываю. Не думаю, что смогу поделиться этим со своими знакомыми.
  — Кроме того, я — детектив. Ведь может так случиться, что я как раз занимаюсь таким делом, которое каким-то образом связано с вашим уходом.
  Она подняла голову и, не переставая плакать, нервно рассмеялась. Потом открыла сумочку, вынула носовой платок и, вытерев глаза, сказала:
  — Я всегда начинаю плакать, когда я зла, а когда я плачу, становлюсь еще злее.
  — Вы злитесь на своего шефа?
  — На моего бывшего шефа. Я думаю, что зла не на него, а из-за несправедливости, которая заключается в этом деле.
  — А какая практика у вашего шефа? Я полагаю, эта женщина его клиентка?
  — Совсем нет. Он — зубной врач, а не юрист.
  — И часто эта женщина приходила?
  — Довольно часто. И когда она появлялась, то всегда с таким видом, словно она царица Савская. Она всегда требовала, чтобы ее пропускали без очереди. Но ведь больных нельзя заставлять ждать. Собственно, что об этом говорить. Это бессмысленно.
  — Наоборот, говорите. Облегчите себе душу.
  — Нет, я и так достаточно сказала. Боюсь, даже слишком много. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Расскажите мне что-нибудь интересное из вашей практики. Значит, эта мисс Кул — женщина среднего возраста?
  — Да.
  — И очень сурова?
  — Да.
  — Как же вы вообще можете работать с такой женщиной?
  — Конечно, не все бывает гладко.
  — И вам она не действует на нервы, если она такое несносное существо?
  — Не особенно. Временами для меня это даже хорошая тренировка. Она не позволяет мне размякнуть.
  — Но вы наверняка стараетесь избежать ссор, не так ли?
  — Ни в коем случае.
  — Как же вы тогда сохраняете мир?
  — Очень просто. Я делаю всегда так, как считаю нужным, а кричать предоставляю ей.
  — Какой вы странный человек. В вас есть нечто… Ну, вы кажетесь спокойным, можно подумать, что вы позволяете из себя веревки вить. А потом вдруг замечаешь, что вы совсем не мягкий.
  — Не знаю, что и сказать.
  — Уверена, что мисс Кул знала бы, что сказать. Я бы с удовольствием поговорила с ней, чтобы узнать, что она о вас думает.
  Я прошел к телефону, набрал номер, разыграл тот же спектакль, что и раньше, и снова повесил трубку.
  — Все еще никого нет?
  — Никого.
  — И вы уверены, что ваша мадам зла из-за того, что вы не позвонили в положенное время?
  — Убежден в этом.
  Официант принес заказ. Пока мы ели, девушка два или три раза испытующе посмотрела на меня, я же не делал ничего, чтобы влезть к ней в душу, так как чувствовал, что она сразу начнет относиться ко мне с подозрением.
  Она заговорила первая:
  — Как вы думаете, во сколько мне обойдется ремонт машины?
  — Долларов двадцать — двадцать пять.
  — Ну, скажете тоже, — сказала она. — Наверняка что-нибудь около сотни.
  — Нет, так дорого быть не может… Я вот что вам скажу: я сам заплачу за ваш ремонт.
  — Вы?
  — Да, я.
  — Почему?
  — Потому что я теперь убежден, что виноват я.
  Девушка сказала:
  — Я до сих пор не понимаю, как это, собственно, случилось. Я была зла и всю дорогу думала о докторе Квае… О, я не должна была этого делать.
  — Что?
  — Называть его имя.
  — Это не имеет значения, — сказал я. — Попробую еще раз позвонить в наше бюро.
  Я снова набрал номер и терпеливо ждал, пока звучали гудки на другом конце провода. Я был уверен, что в конторе никого нет, и был очень удивлен, когда там вдруг сняли трубку и что-то прохрипели. Не успел я сказать «хелло», как по моей барабанной перепонке застучал раздраженный голос Берты Кул:
  — Куда ты запропастился?
  — В настоящий момент я ужинаю. Но что ты делаешь в такое время в бюро?
  — Что я делаю? — проскрипела Берта. — Очень мило с твоей стороны спрашивать об этом! Что я делаю здесь! Пытаюсь спасти наше проклятое агентство и воспрепятствовать тому, что мы станем посмешищем на весь город. — Она продолжала каркать: — Ты и твой блестящий мозг! Ты и твои выдумки надеть на миссис Баллвин психологические наручники!
  — О чем ты, собственно, говоришь? — спросил я.
  — О чем я говорю? — набросилась она на меня. — Я говорю о том, что отравлен мистер Баллвин…
  — Ты хочешь сказать, что…
  — Именно это я и хочу сказать, — пролаяла она. — Потому-то я и оказалась в нашем бюро. Эта Шарлотта Хенфорд хочет получить свои деньги назад и считает нас полными дилетантами. Джеральд Баллвин получил свою порцию яда, и плакали наши денежки. Не говоря уже о репутации. Быстрей приезжай в контору.
  — Еду немедленно, — сказал я и повесил трубку.
  Рут Отис посмотрела на меня вопросительно:
  — Что случилось, мистер Лэм?
  — Еще одно новое дело.
  — Вы так изменились, словно вас укусил скорпион. Голос на другом конце провода я могла слышать довольно хорошо. Это была мисс Кул?
  — Конечно! Кто же еще!
  — Она не говорила, а рычала.
  — Так оно и есть.
  — Я даже слышала отдельные фразы. Она говорила словно в динамик.
  Я кивнул.
  Ее вопрошающие глаза пытались что-то прочесть в моих глазах. Причем она смотрела на меня с такой настойчивостью, что я даже толком забыл, что мне сказала Берта.
  — Мне послышалось, что отравили мистера Джеральда Баллвина, — сказала она наконец.
  — Ну и что?
  — Дело в том, что женщина, о которой я вам рассказывала, супруга мистера Баллвина.
  — Вот как!
  — Значит, его отравили?
  Я ответил:
  — Об этом вы сможете прочесть завтра утром в газетах. А теперь я очень спешу. Я отвезу вас быстро домой, после этого мне нужно в бюро.
  — Джеральд Баллвин отравлен! — медленно протянула она еще раз, и на ее лице появился зеленоватый оттенок. Она судорожно вцепилась в скатерть и стала медленно валиться на бок.
  Прежде чем я успел обогнуть стол, она уже лежала и не шевелилась.
  Подскочил официант, увидел, в чем дело, и помчался на кухню, выкрикивая что-то по-китайски. Секунд через десять у стола стояли женщина, девушка, какой-то старик и двое парней — все китайцы. Они все что-то говорили на своем птичьем языке.
  Я смочил салфетку водой и начал слегка похлопывать Рут по лицу, пока она не пришла в себя. Потом я бросил пять долларов на стол и помог ей подняться. Когда я вел ее к машине, она еле держалась на ногах.
  Глава 6
  Когда я мчался по шоссе, стало ясно, что наша колымага еще на что-то способна.
  Рут Отис сидела рядом со мной. Она опустила боковое стекло и жадно хватала свежий воздух. Через какое-то время она спросила:
  — Может быть, это я во всем виновата?
  Я ничего не ответил.
  — Скажите, мистер Лэм, какое отношение вы имеете к семье Баллвин?
  — Вы уверены, что не ослышались? Ведь вы сидели в трех метрах от телефона.
  — Но она же сказала, что его отравили?
  — Я могу вам назвать несколько десятков имен, которые очень похожи на фамилию Баллвин.
  — Но яд… Тут все сходится…
  — Что сходится?
  Она мгновение помолчала, потом сказала:
  — Ничего.
  Я молча продолжал вести машину.
  — Наверное, кто-то поручил вам заняться этим делом.
  Я опять промолчал.
  — Вы… вы что-нибудь знаете о докторе Квае?
  — Почему я должен о нем что-то знать?
  — Я имею в виду, что миссис Баллвин часто бывала у него в конторе.
  — Вы все время говорите о миссис Баллвин, — сказал я, продолжая внимательно следить за дорогой.
  — А теперь я спрашиваю себя: а не следили ли вы также и за мной? — продолжала она. — Когда автобус неожиданно свернул, вам ничего не оставалось делать… Это что, действительно была случайность?
  Я снова промолчал.
  — Почему вы ничего не отвечаете? — спросила Рут с упреком.
  — Что я могу на это ответить? Вы сейчас рассуждаете как маленькая, глупая девочка.
  — А там, в ресторане, вы были очень любознательны и все время подталкивали меня к продолжению этой темы. И очень внимательно меня слушали. Вот и все, что я могу сказать.
  — Меня заставляет молчать скорость. Вы же хотите побыстрей оказаться дома?
  Она задумалась над моими словами, а мы тем временем добрались до Лексбрук-авеню. Я повернул на такой скорости, что завизжали покрышки, и через мгновение уже остановился у ее дома.
  Это был маленький домик с меблированными однокомнатными квартирами, который, видимо, был построен для людей, работающих в пригороде. Но жилья не хватало, и тут поселились люди, которые работали в центре города.
  Я помог Рут выйти из машины, взял ее пакет и сказал:
  — Я помогу вам отнести вещи.
  — Нет-нет, я справлюсь сама. Вы ведь очень спешите.
  — Несколько минут не имеют значения.
  Я открыл входную дверь, поднялся с ней вместе по лестнице и прошел по коридору третьего этажа.
  — Квартира номер десять, наверное, последняя в доме?
  — Угадали.
  Я открыл дверь ключом, который она мне дала, и последовал за ней в комнату. Это была узкая и маленькая комнатка со старой дубовой мебелью. В комнате стоял затхлый воздух, свойственный квартирам, которые давно нуждаются в ремонте.
  Девушка прошла к окну и распахнула его. Я положил пакет на стол, достал бумажник и, когда она отвернулась, положил на стол пятьдесят долларов.
  — Очень мило с вашей стороны, что вы доставили меня домой, мистер Лэм. Я только очень сожалею, что глупо себя вела. Но все это из-за страха — у меня действительно сегодня очень неудачный день. — Говоря это, она нервно рассмеялась.
  — Я очень хорошо вас понимаю.
  — Нельзя ли попросить вас никому ничего не рассказывать?
  — О чем?
  — Ну, что я упала в обморок.
  Я помедлил с ответом.
  Она подошла ко мне. Наверняка она уже обдумала еще раз все происшедшее и пришла к определенному решению. Ее голубые глаза задумчиво посмотрели на меня.
  — Вы никому не расскажете об этом, хорошо?
  — Хорошо, — ответил я. — И не принимайте все близко к сердцу.
  Ее взгляд упал на деньги, лежащие на столе.
  — Что это значит?
  — Деньги на ремонт машины. Я признаю, что в аварии был виноват я.
  — Так… не пойдет.
  — Пойдет.
  Когда она начала плакать, я сказал ободряюще:
  — Выше голову, Рут! Вы ведь не маленькая девочка!
  С этими словами я открыл дверь и вышел в коридор. По лестнице я промчался как угорелый, вскочил в машину и нажал на газ.
  
  Когда я открыл дверь в кабинет Берты, она вертелась в своем кресле. Заметив меня, она поднесла унизанную кольцами руку ко рту, выдернула сигарету из губ и саркастически сказала:
  — Смотри-ка, стратег экстра-класса собственной персоной!
  — Именно он, — ответил я.
  — О боже ты мой! — свирепо прорычала Берта. — Если бы я только знала, почему я должна попадать под перекрестный огонь, когда твои гениальные выдумки полетят ко всем чертям!
  — Что, собственно, случилось?
  — Что случилось? И как у тебя поворачивается язык спрашивать такое? — набросилась она на меня. — Девушка поручила нам предотвратить отравление Джеральда Баллвина. За это она выложила двести пятьдесят наличными, собираясь принести на другой день еще столько же. А что делаешь ты? Тебе не приходит в голову ничего лучшего, как поехать к ним, разыграть там роль клоуна, а потом уверить клиентку, что ей нечего беспокоиться. Только по той причине, что ты подарил этой старой сове коробку с анчоусной пастой, ты решил, что она откажется от своего намерения. После этого ты вообще исчезаешь и заставляешь меня одну расхлебывать всю кашу.
  — Какую кашу?
  — И ты еще спрашиваешь! О боже, сколько тебе лет? — простонала она, а потом добавила: — Кстати, твоего номера нет в телефонной книге. Я даже не знала, где тебя найти. И как тебе это удается? В настоящее время простому гражданину очень трудно найти себе квартиру. А для тебя, закоренелого холостяка, это раз плюнуть… Я бы сегодня вечером вообще не подходила к телефону, если бы не ждала твоего звонка. А вместо тебя на проводе оказалась наша клиентка. Она словно с цепи сорвалась и настояла, чтобы я пришла в бюро. Сначала я, конечно, пыталась ее успокоить, потому что она должна принести завтра еще двести пятьдесят наличными. Тем не менее мы здесь встретились, и то, что мне пришлось выслушать от нее, было не слишком приятно.
  — Ну и что было дальше?
  — Сначала она хотела узнать, как можно вообще так грубо работать. Она сказала, что ты не детектив, а черт знает что. И я, конечно, не смогла не поддакнуть ей. А чего ты ждал — аплодисментов за гениальную выдумку с анчоусами? С таким же успехом ты мог повесить на себя вывеску, что ты частный детектив и пришел в семейство, чтобы выяснить, какие там отношения.
  — Расскажи наконец, что же произошло.
  — Что произошло? Произошло как раз то, чему мы должны были воспрепятствовать. И эта идиотская затея с пастой только ускорила дело. Миссис Баллвин поняла, что у нее остается слишком мало времени, а тут являешься ты и буквально даешь ей средство, которое она так долго искала.
  — Каким это образом?
  — Прекрасная и почти не возбуждающая подозрений возможность отравить своего супруга. Ты и твоя анчоусная паста!
  — Может быть, я наконец узнаю, что же произошло?
  — Что произошло? — переспросила Берта, подозрительно фыркая. — Хорошо, мой дорогой, я расскажу тебе об этом простыми словами. А иначе такому кретину, как ты, не понять.
  Итак, Джеральд Баллвин пришел домой, и Дафна рассказала ему, конечно при свидетелях, какая ей выпала удача. Ее фотографии могут появиться во всех крупных журналах, она будет рекламировать анчоусную пасту, которая действительно великолепна. И она уже приготовила для своего супруга тосты с этой пастой. После этого она принесла поднос, взяла один тост себе, а другой сунула мужу. При этом она не переставала ворковать о том, что ее фотографии будут опубликованы. Ее глупый муж попался на удочку и, улыбаясь ей, проглотил тост. Потом они выпили по парочке коктейлей, он посмотрел на тюбик с пастой, еще раз попробовал ее и сказал, что она действительно великолепна. Вскоре после этого его лицо позеленело, ему стало плохо, и он высказал мысль, что, должно быть, паста несвежая. Его жена тотчас вызвала врача и рассказала по телефону о симптомах. Тот предположил, что речь идет о желудочном отравлении, и дал соответствующие указания.
  — Ну и что было потом?
  — Потом Шарлотта Хенфорд, которая с самого начала присутствовала при этой сцене, отправилась в соседнюю комнату и вызвала другого врача. Ему она сказала, что Джеральд Баллвин отравился. Потом она вызвала «Скорую» и оповестила полицию, то есть сделала все, чтобы Баллвин был своевременно доставлен в больницу, если его еще можно спасти. Ему тотчас сделали промывание желудка.
  — Полицию оповестила Шарлотта Хенфорд?
  — Да.
  — Ну а что с миссис Баллвин?
  — Она исчезла, — сказала Берта. — Просто испарилась.
  — Когда?
  — Видимо, когда Шарлотта позвонила в полицию и сообщила, что произошло с Джеральдом Баллвином. Она наверняка знала, что будет следствие, и сбежала.
  — Полиция хотела ее арестовать?
  — Насколько я поняла — да. Наверное, полиция нашла у нее яд в какой-нибудь баночке из-под крема. Но главным является то, что нам было поручено охранять мистера Баллвина от отравления. Вместо этого мы сами дали ход делу, презентовав для этой цели целую коробку пасты. Не хватает еще, чтобы ты поставил стоимость этого чертова снадобья в графу накладных расходов.
  — Я уже сделал это.
  Берта вздохнула и сказала:
  — Ну и глупец же ты! Достаточно было купить один тюбик, а ты вместо этого презентуешь ей целую коробку и собственноручно вносишь ее в дом. Ты так соришь деньгами, словно они падают с неба.
  — Ты еще не знаешь о расходах, на которые я был вынужден пойти сегодня, — ответил я. — С нашей машиной произошла авария.
  — Слава богу, мы застрахованы.
  — Женщина, на машину которой я наехал, не хотела предъявлять никаких претензий, и поэтому я оставил ей пятьдесят долларов, которые тоже пойдут в накладные расходы.
  Берта молниеносно выпрямилась, и ее кресло издало подозрительный скрип.
  — Что, что ты сделал?
  — Дал ей пятьдесят долларов.
  — Зачем?
  — Потому что я намеренно совершил наезд. Я предполагал, что она в какой-то степени связана с этим делом, и хотел завязать с ней знакомство, но так, чтобы она ничего не заподозрила. Я так аккуратно сблизился с ее машиной, что повредил ей переднюю ось. Поэтому она не могла дальше ехать на своей машине, и я…
  — О боже ты мой! — запричитала Берта и, вытащив изо рта сигарету, швырнула ее через комнату. — Ты просто швыряешь деньги на ветер! Пятьдесят долларов! — Потом она саркастически добавила: — Неужели не было никакой другой возможности познакомиться с девушкой, как только наехать на ее машину! Это… Эх ты… Да ты просто пройдись как-нибудь по улицам и понаблюдай. Каждый вечер совершаются самые разные знакомства, и причем самым простым образом. Или зайди в один из этих пресловутых ночных ресторанов. Или, скажем, погуди своим клаксоном, раскрой дверцу, и сразу машина наполнится куколками, несмотря на все грабежи и убийства, которые случаются сплошь и рядом. А если у тебя есть голова, но нет машины, то тебе достаточно просто улыбнуться и спросить, как пройти к углу Бродвея и Пятьдесят второй улицы. «Она» окинет тебя быстрым взглядом и просто скажет, что ей нужно туда же. Видишь, сколько путей имеется для того, чтобы познакомиться с девушкой, а ты вместо этого выкладываешь пятьдесят долларов. Может быть, это еще не все?
  — Я нанял двух детективов, которые следят за Дафной Баллвин.
  — Этого еще не хватало! За это придется платить немало денег. Почему обязательно двух?
  — Один следит днем, другой — ночью.
  — Да, если учесть все твои расходы, то нам, выходит, нужно только радоваться, что мистера Баллвина отравили так быстро, — сказала Берта, — иначе наша фирма просто обанкротилась бы. Да здравствует анчоусная паста! Если бы миссис Баллвин подождала со своим отравлением до завтра, ты бы промотал все двести пятьдесят долларов, и Берте пришлось бы думать, где взять деньги, чтобы оплатить помещение и служащих.
  — А что с этим Вильмонтом Мервиллом? Слугой-шофером? — прервал я поток ее слов.
  — А что с ним должно быть?
  — Это он делал тосты с пастой?
  — Откуда, черт возьми, я могу это знать! Но я полагаю, это входит в его обязанности.
  — А что думает Шарлотта по этому поводу? — спросил я.
  — Что думает? — переспросила Берта. — Тебе повезло, что тебя здесь не было. Иначе тебе пришлось бы выслушать все, что она думает не только по этому поводу, но и о тебе. Хватит тебе этого?.. Кто там еще?
  Действительно, в дверь громко стучали.
  — Наверное, опять эта Хенфорд, — предположила Берта. — Я ее пущу, чтобы ты все сам выслушал от нее. Я уже сыта по горло все время защищать тебя и объяснять Шарлотте, что во всей этой истории должно быть еще что-то, что она от нас скрыла.
  — Значит, ты все-таки это ей сказала? — спросил я.
  В дверь опять сильно постучали.
  — Конечно, — сказала Берта. — С тобой я еще разберусь, но позволить этой сопливой девчонке портить репутацию нашей фирмы?! О, дорогой, открой, пожалуйста, дверь и посмотри, кто там шумит.
  — Похоже на полицию.
  — По мне, хоть китайский император, — ответила Берта, — иди открой дверь, иначе нам ее испортят, а расходы у нас и без того большие.
  Я прошел через приемную и приоткрыл дверь.
  — Что за шум? — спросил я.
  Инспектор уголовной полиции Фрэнк Селлерс сразу приналег своим могучим плечом и сказал:
  — Ба! Мой друг Дональд! В такое время еще в бюро? Как поживаешь, мой мальчик?
  Его рукопожатие было таким крепким, что мне пришлось помассировать руку.
  — Где Берта?
  — У себя в кабинете.
  — Это хорошо! Я давно вас обоих не видел. У вас все хорошо?
  — Все о’кей. Входите же. Я полагаю, вы хотите нанести нам официальный визит?
  Селлерс сдвинул шляпу на затылок и насмешливо посмотрел на меня:
  — Разве так принимают старого друга? Я пришел к вам немного побеседовать, а меня так недружелюбно встречают.
  — Дональд, кто там пришел? — послышался из кабинета голос Берты.
  Я предложил Селлерсу:
  — Входите и скажите ей это сами.
  Селлерс прошел в кабинет:
  — Добрый вечер, Берта.
  — Какая неожиданность! — ответила она и лукаво посмотрела на него.
  — Как дела? — поинтересовался он. Опустившись в кресло для посетителей, он вытянул ноги и выудил из кармана сигарету.
  — Вы так и не набрались хороших манер с тех пор, как мы с вами виделись в последний раз, — констатировала Берта.
  — Ах да! Моя шляпа! Чуть не забыл, — ухмыльнулся Селлерс.
  Он снял шляпу, провел рукой по непокорным волосам и, подмигнув мне, вытащил из кармана спички.
  — Ну, как дела, Берта?
  — Если бы я отдала концы месяца полтора назад, вы, вероятно, и не заметили бы этого. Почему вдруг такая заинтересованность в наших делах?
  Селлерс ответил:
  — Я не интересуюсь вашим здоровьем, потому что знаю — вы прекрасно себя чувствуете. А поскольку вы ставите деньги на первое место, я и интересуюсь вашими делами.
  — А идите к черту! — тявкнула Берта, но в глазах ее появились искорки.
  Селлерс дружелюбно посмотрел на нее.
  — Я уже неделю назад хотел забежать к вам. Но вы знаете, как это бывает. У нас чертовски много работы. Создается впечатление, что преступники размножаются не половым путем, ибо чем больше мы их сажаем за решетку, тем больше их становится.
  — И тем не менее очень странное время для визита в бюро, — ответила Берта.
  — К чему сразу такой вызывающий тон? Имейте терпение. Я только сказал, что собирался забежать неделю назад. А тут всплыло дело Баллвина, и мне показалось, что вы в какой-то мере связаны с ним. Вот и комиссар говорит мне: «Фрэнк, вы лучше знаете этих людей и находите с ними общий язык. Сходите и узнайте, в чем там дело. Но никакого давления и тем более угроз. Будьте вежливы и задайте всего парочку вопросов. Я знаю, что они могут нам помочь».
  Берта посмотрела в мою сторону и промолчала. А я сунул сигарету в рот.
  Селлерсу, казалось, не понравилось наше молчание. Он вынул сигарету изо рта и сказал мечтательно:
  — Если хотите знать мое мнение, то я с шефом не согласен. Вы же знаете, как обстоят дела. С большинством частных агентств отношения у нас плохие, и им от нас достается за то, что они не хотят помогать в делах и, вместо того чтобы выложить карты на стол, морочат нам голову. Но с вами комиссар велит быть вежливым и предупредительным.
  Мы промолчали. Селлерс снова спросил:
  — Так что вы знаете о деле Баллвина?
  Берта кивнула в мою сторону:
  — Спросите об этом Дональда. Я занимаюсь только финансами.
  Селлерс обратил свой холодный и проницательный взгляд на меня:
  — Ну, Дональд?
  Я рассмеялся и сказал:
  — Вам лучше бы поберечь свой рентгеновский взгляд для чего-нибудь другого, инспектор.
  Он положил сигару в пепельницу.
  — С этим я согласен, Дональд, но тем не менее прошу вас рассказать мне все, что вы знаете.
  Я начал:
  — К нам пришла женщина, которая хотела знать, что происходит в семействе Баллвин. Она дала мне, вернее, Берте двести пятьдесят долларов, а потом я принялся за работу.
  — И что же вы успели узнать?
  — Я установил за миссис Баллвин слежку, чтобы понять, что у нее на уме. А потом разработал план, с помощью которого мог бы проникнуть в дом, не вызывая подозрений.
  — И поэтому вы купили… О, простите, это вы сами должны рассказать.
  — Поэтому я купил анчоусную пасту. И придумал эту шутку с рекламой.
  — Значит, вы купили пасту?
  — Да.
  — Где?
  — В продуктовом магазине на Пятой улице.
  — Вы помните хозяина… точнее, имя хозяина этого магазина?
  — Нет, но я думаю, что смогу его найти, хотя магазинчик этот и небольшой.
  — Почему вы выбрали именно анчоусную пасту?
  — Откровенно говоря, мне нужен был такой товар, о котором она ничего не смогла бы разузнать точно. Сперва я хотел пойти в парфюмерный магазин и купить крем для лица. Но тут она могла легко добраться до фирм-изготовителей и разоблачить меня. И когда я случайно наткнулся на анчоусную пасту, сразу понял: это как раз то, что нужно.
  — Надеюсь, вы не смеетесь надо мной?
  — Ни в коем случае.
  — Значит, вы непреднамеренно искали такой товар, который можно мазать на тосты и в который можно добавить мышьяк?
  — Уж не думаете ли вы, что я помог отравить мистера Баллвина? — раздраженно спросил я.
  — Я просто хотел уточнить этот пункт, — ответил Селлерс.
  — Вот вы его и уточнили.
  — Кто-нибудь знал, что вы купили эту пасту?
  Я покачал головой.
  — Может быть, вас кто-нибудь непроизвольно натолкнул на эту пасту? — спросил Селлерс. — Подумайте хорошенько. Это могло быть сделано гораздо раньше, скажем, за неделю или две.
  — Полностью исключено, — сказал я.
  — Я так и думал, — заметил Селлерс.
  — Черт возьми! — вмешалась Берта. — Все это типичная лэмовская идея. Никто другой до такого бы не смог додуматься. Марка «Дональд Лэм» так и бросается в глаза.
  — Целиком с вами согласен, — заметил Селлерс. — Значит, сегодня днем вы поехали туда, разыграли комедию и оставили коробку с пастой?
  — Да.
  — И решили, что обставили миссис Баллвин?
  — Да.
  — А я полагаю, что миссис Баллвин оказалась хитрее вас, — сказал инспектор. — Кто дал вам двести пятьдесят долларов?
  Я покачал головой:
  — Сожалею, но мы не имеем права называть вам имя нашей клиентки.
  — Вы обязаны оказывать содействие полиции. Мы имеем дело с убийством.
  — Убийством?
  — Жертва, правда, еще не умерла, но при отравлениях никогда нельзя знать точно…
  — Значит, вы вполне уверены, что речь идет об отравлении. Я имею в виду — преднамеренное отравление?
  — Это — единственное, в чем мы не сомневаемся. Мистер Баллвин съел тосты с анчоусами, куда был подмешан мышьяк. Наша лаборатория точно это установила.
  — Но яд мог содержаться и в чем-нибудь другом, — сказал я.
  — Конечно, — насмешливо ответил Селлерс. — Откуда нам это точно знать. Возможно, ему делали маникюр и ввели яд с помощью пинцета… Но тем не менее кто-то ему подмешал мышьяк и в тюбик с пастой.
  — Вы уже исследовали пасту?
  Селлерс с состраданием посмотрел на меня.
  — Ну хорошо, понятно. Я просто так поинтересовался.
  — Вы сказали, что отдали распоряжение следить за миссис Баллвин?
  — Да.
  — Куда она ездила?
  — Только к зубному врачу, а потом делала покупки. Вот и все.
  — В аптеку она не заходила?
  — Может быть. Мы можем спросить об этом у детектива, который следил за ней. Он сообщил только, что она делала покупки.
  Селлерс сказал:
  — Назовите мне его имя. Я сам с ним поговорю.
  — Пусть будет так, — ответил я. — Его зовут Сэм Доусон. Вы его знаете?
  — Не припоминаю. Выяснится, когда я его увижу. А как фамилия зубного врача?
  — Некто доктор Джордж Л. Квай. Кабинет в здании Паукетта.
  Селлерс вынул записную книжку и записал оба имени и адрес.
  — Когда ваш человек закончил слежку?
  — Сегодня в пять часов.
  — Как вы думаете, после пяти она еще куда-нибудь выезжала?
  — На вечер у меня нанят еще один человек.
  Селлерс посмотрел на меня:
  — Это дело казалось вам настолько важным?
  — Я исходил из того, что это дело займет у нас день или два. Кроме того, я хотел узнать, нет ли у нее приятеля.
  — Да, да, вы уже об этом упоминали. Значит, на вечер вы тоже наняли человека.
  — Да.
  — С пяти и до какого часа?
  — До полуночи, — ответил я.
  — Значит, от полуночи и до восьми утра она осталась бы без присмотра. А я как раз и надеялся на это время. — Селлерс посмотрел на Берту. — У Дональда даже самый сложный случай выглядит чертовски просто. А теперь я хочу вам сказать, Дональд: миссис Баллвин буквально на ваших глазах подмешала мышьяк в пасту, а вы не смогли этому воспрепятствовать!
  Я взорвался:
  — Думайте, что говорите! Нельзя же требовать от меня, чтобы я проводил химический анализ всех блюд, которые предназначаются для мистера Баллвина. Я сделал все, что было в моих силах.
  — Конечно, конечно, — успокаивающе заметил Селлерс. — Вы не могли знать, как все повернется. Я полностью понимаю вашу точку зрения, Дональд, но мой шеф очень дотошный в таких вещах. Он наверняка задает себе вопрос: почему вы остановились именно на анчоусной пасте? Меня ваше объяснение убедило, но я не уверен, убедит ли оно его. Понимаете, миссис Баллвин нужно было как-то подсыпать яд в пищу. Насколько я знаю, мышьяк действует эффективнее, если желудок пустой. Если бы она всыпала мышьяк в суп, потребовалась бы гораздо большая доза. И если бы ему стало плохо, он мог бы всю эту гадость выблевать. Но поскольку она дала ему все это перед едой и в такой концентрированной дозе, то она могла быть уверена в действии. Паста оказалась удивительно к месту. Она очень острая и имеет специфический запах, так что туда было очень легко подмешать мышьяк.
  — Я думал, мышьяк безвкусен.
  — Насколько я знаю, — ответил Селлерс, — раз на раз не приходится. Некоторые люди, которые ели отравленные мышьяком блюда, утверждали, что сразу чувствовали сильное жжение в желудке. А так как анчоусная паста тоже вызывает жжение, то в этом случае можно было действовать наверняка.
  — Что ж, не будем спорить, — заметил я.
  — Мне тоже так кажется, — согласился инспектор. — Ваш человек, который должен был следить за миссис Баллвин, в решающую минуту заснул.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Что она как сквозь землю провалилась и…
  — Минутку, — перебил я его. — Так сразу нельзя это утверждать. Возможно, он продолжает следить за ней, но не имеет возможности мне сообщить.
  Селлерс произнес:
  — Что ж, мой дорогой, если ваш человек не потерял ее из виду, то мой шеф будет целовать ваши ноги. Даже если она, в конце концов, и ускользнула от него, он может рассказать, как все было, — чем она занималась, куда поехала и так далее. И то был бы хлеб.
  — Хорошо, в таком случае подождем его отчета, — сказал я.
  — Возможно, увидев карету «Скорой помощи» и полицейские машины, он прекратил слежку и спокойно отправился восвояси, — заметил Селлерс.
  — Он не из таких людей, — ответил я. — Он очень надежен. Если ему сказали следить, то, значит, он будет следить. Если бы он снял слежку, то уже бы сообщил. А с домом Баллвина было много возни?
  — Не очень, — ответил Селлерс. — В полицию позвонила Шарлотта Хенфорд, секретарша Баллвин. Сама миссис Баллвин, насколько мне известно, оповестила врача. Она описала ему симптомы, и врач сказал по телефону, какие меры следует принять при пищевом отравлении. Но мисс Хенфорд, видимо, знала, в чем тут дело. Она позвонила другому врачу, потом вызвала «Скорую» и, наконец, информировала полицию. Она очень многое сделала, и причем за короткое время. Если мистер Баллвин выживет, то он будет обязан своим спасением только ей. Она долго не раздумывала, действовала быстро и решительно.
  — Она сказала полиции, что речь идет об отравлении мышьяком?
  — Именно.
  — И так оно и было?
  — Да.
  — Странно, не правда ли?
  — Может быть, и странно. Но не ломайте себе над этим голову, Дональд. Мы ведь тоже не идиоты.
  — А что с привратником?
  — Тосты приносил он, но приготовила их, по всей видимости, миссис Баллвин. Ее супруг делал коктейли. У него в руках как раз был миксер, когда миссис Баллвин взяла с подноса один из тостов и сунула ему в рот. Потом она взяла тост и себе. После этого привратник взял поднос и вышел.
  — Шарлотта была при этом?
  — Да, была. Если Баллвин и спасется, то только благодаря тому, что она мгновенно приняла соответствующие меры.
  — Шарлотта тоже пробовала эти тосты?
  — Да.
  — И ей не стало плохо?
  — Вы должны принять во внимание, что миссис Баллвин знала, какой из тостов отравлен.
  — А что полиция думает о привратнике?
  — Работу свою он не любит, считает, что способен на большее. Но это уже наше дело, Дональд. Как я уже сказал, мы — не идиоты.
  — А что было после того, как Шарлотта вам позвонила?
  — Должно быть, когда она еще звонила, Дафна Баллвин поняла, что ее намерения разгаданы, и быстро смылась.
  Я хотел что-то сказать, но в этот момент зазвонил телефон. Берта просто отодвинула аппарат в сторону.
  — Снимите трубку, — посоветовал Селлерс. — Во-первых, мои люди знают, что я здесь, а во-вторых, это может звонить человек, который следит за Дафной Баллвин. Эх, если бы это действительно было так!
  Берта сняла трубку:
  — Алло? — А потом добавила: — Да, он здесь. — Она кивнула Селлерсу. — Это вас, Фрэнк.
  Тот взял трубку:
  — Слушает инспектор Селлерс. В чем дело?
  Какое-то время он слушал, потом хмуро посмотрел на меня и сказал:
  — Дональд, полиции бросился в глаза человек, который наблюдал за домом Баллвинов. Они его забрали. У этого парня есть лицензия частного детектива. Он утверждает, что вел наблюдение по вашему поручению.
  — Значит, он все еще там?
  — И значит, миссис Баллвин выскользнула из-под его наблюдения. Что мне с ним делать? Отпустить домой?
  Я с улыбкой посмотрел на него:
  — Можете быть уверены, что он не отправится домой, если не получит таких указаний от меня или Берты. И он очень удивится, если узнает, что миссис Баллвин ускользнула от него. Давайте не будем терять времени, инспектор, и сами наведаемся туда. Мы должны с ним поговорить.
  — Я не против, — согласился Селлерс. — И потом, я хотел бы видеть человека, который дежурил в первую половину дня. Если она заходила в аптеку, то этот человек сможет сказать в какую. Едемте!
  — Я поеду вслед за вами на своей машине, — сказал я. — Мне нужно быстрее вернуться.
  — Я сам отвезу вас обратно, — заверил Селлерс. — Моя сирена поможет нам добраться туда побыстрее.
  Берта удрученно произнесла:
  — Я буду ждать тебя здесь, Дональд. Позвони мне, если будет что-нибудь важное!
  — Хорошо, — сказал я. — Едемте, Фрэнк!
  Глава 7
  Джим Формби, человек, которого я нанял на вторую половину дня, был заслуженным ветераном своей профессии. Ничего не могло его удивить или вывести из равновесия.
  Когда я с Селлерсом подошел к нему, его лицо расплылось в улыбке.
  — Я так и думал, что вы приедете, — сказал он мне. — Я бы давно позвонил вам, если бы не боялся, что она покинет дом.
  — Она уже давно смылась, — буркнул инспектор.
  — Что здесь произошло за это время? — спросил я Формби.
  — Я все записал. Когда приехала «Скорая помощь», когда появилась полиция. Двое полицейских все еще находятся в доме. Один из них даже хотел меня прогнать.
  Я заметил:
  — И тем не менее, судя по всему, она от вас ускользнула.
  Формби мотнул головой.
  — И тем не менее это так, — повторил я. — Видимо, ушла через черный ход.
  — В таком случае она должна была перелезть через решетку высотой в десять футов, — сказал Формби. — Кроме того, с этого поста я видел обе двери.
  — Достаточно было на несколько мгновений отвести взгляд, — высказал я предположение.
  Формби медленно покачал головой.
  — Исключено. Мои глаза так натренированы, что отмечают любое движение.
  Я посмотрел на инспектора:
  — Вы совершенно уверены, что ее нет в доме?
  — Конечно, черт меня возьми! — отметил он. — Мы получили ключи от Джеральда Баллвина, и мои люди до сих пор находятся в доме.
  — Вы хорошо обыскали дом? — поинтересовался Формби.
  Фрэнк Селлерс задумчиво посмотрел на него. Казалось, он хотел что-то добавить, но промолчал.
  Я предложил:
  — Может быть, осмотрим дом еще раз, Селлерс? Только для очистки совести.
  — Пойдемте.
  — Мне ждать здесь? — спросил Формби.
  — Да, — ответил я.
  — Зачем? — удивился инспектор.
  Я промолчал.
  Мы перешли улицу и поднялись по ступенькам дома. Один из полицейских стоял сразу за дверью. Когда Селлерс постучал, он открыл дверь и сказал:
  — О, добрый вечер, инспектор, входите.
  — Как у вас дела, ребята? — спросил тот.
  — Мы ничего не обнаружили, инспектор. Нас сейчас здесь двое.
  Селлерс приказал:
  — Оставайтесь на местах, а мы здесь немного осмотримся.
  Мы прошли через гостиную, в которой я уже сегодня побывал и разговаривал с миссис Баллвин, затем через столовую, буфетную и подошли к кухне.
  Второй полицейский как раз заканчивал осмотр буфета.
  — Что-нибудь нашли? — спросил Селлерс.
  — Ничего, инспектор. Я уже пошел по второму разу.
  — Не забудьте проверить все баночки, не исключая и мелких сахарниц. Иногда такие вещи не прячут, а кладут в самые обычные места.
  — Я все просмотрю еще раз, — ответил тот.
  — Хорошо. Вы уже были наверху?
  — Мы сделали общий осмотр, а потом перешли к деталям.
  — В доме никого нет?
  — Никого, кроме нас.
  Селлерс посмотрел на меня.
  — Подвальные помещения вы тоже осматривали? — поинтересовался я.
  Полицейский повернулся в мою сторону и посмотрел на меня презрительно.
  — Да, — ответил он лаконично.
  — Ну, мы на всякий случай осмотрим все еще раз, — бросил Селлерс.
  Полицейский все еще продолжал презрительно смотреть на меня — он не мог примириться с мыслью, что кто-то мог подумать, будто он способен что-нибудь пропустить.
  — А что со слугами? — спросил я инспектора.
  — У них кухарка, горничная и привратник. Мы доставили их в полицейское управление, чтобы допросить. Но я не думаю, чтобы они знали что-либо важное. Просто мы не хотим, чтобы они были здесь при обыске. Бывали случаи, когда слуги, чтобы проявить лояльность к хозяевам, скрывали важные улики.
  — Пошли наверх.
  Мы поднялись наверх и обошли спальни и ванные комнаты.
  Судя по одежде, первая спальня принадлежала хозяину. Тут был стенной шкаф и маленькая гардеробная. К ней примыкала ванная комната, и отсюда был выход в другую спальню. А сразу за ней комната миссис Баллвин и выход во двор.
  Я раскрыл дверь и заглянул в шкаф. Когда я подошел к одной из запертых дверей, Селлерс сказал:
  — Это, видимо, еще одна ванная комната. Странно, что она заперта изнутри.
  — Надо ее открыть, — предложил я.
  — Конечно.
  — Ну-ка, отойдите в сторонку.
  Он отступил немного, выставил плечо вперед и, словно игрок в регби, ударил в дверь всем своим весом.
  Замок с треском выскочил из двери.
  Да, это была ванная комната. А на полу лежало скрюченное тело женщины. Она была одета так, словно собиралась выйти на улицу. Лежала она лицом вниз, но я, нагнувшись, узнал ее.
  Это была Дафна Баллвин.
  Тем временем Селлерс выпустил целую очередь проклятий в адрес полицейских, которые осматривали дом и не обнаружили наличие второй ванной.
  В этот момент я услышал, как кто-то решительно поднимается по лестнице. В следующий момент рядом с нами с пистолетом в руке стоял тот полицейский, который осматривал буфет.
  Остановившись в дверях ванной и увидев лежащую женщину, он несколько поумерил свой пыл.
  — Что вы нашли, инспектор?
  — И вы еще спрашиваете, черт побери, — набросился на него инспектор. — Нашли умирающую женщину! Вам бы не полицейским работать, а ходить в детский сад! Как это вы умудрились проглядеть эту ванную?
  — Я… я думал, что это дверь, соединяющая обе спальни. Поэтому я не стал ее вскрывать.
  — Сердце еще бьется, Дональд? — спросил Селлерс, отвернувшись от смущенного и бормочущего извинения полицейского.
  — Пульса я не чувствую, но она еще слабо дышит. Она холодная, как плитки пола. По-моему, дела ее плохи.
  — Быстро «Скорую»! — распорядился Селлерс. — Нет, подождите, пока приедет машина, она может умереть… Отнесите ее в полицейскую машину и быстро в больницу. Скажите, что нужно немедленно промыть желудок. Врачу скажите, что она отравилась мышьяком. Все поняли?
  Полицейский сунул пистолет в кобуру. Селлерс нагнулся и без особых усилий поднял миссис Баллвин и понес ее вниз на улицу. Сперва он хотел положить ее в дежурную машину, но потом изменил свое решение и понес к своей машине, бросив через плечо полицейскому:
  — Я сам отвезу ее в больницу. Вы останетесь здесь и продолжите поиски мышьяка. Ни под каким предлогом не впускайте в дом никого! Понятно?
  — Да, инспектор.
  Селлерс еще прокричал ему вслед:
  — И сделайте хоть что-нибудь путное! Если она умрет, мы все сядем в такую лужу! И попридержите язык за зубами: если что-нибудь просочится в газеты, то я с вами разделаюсь…
  Я распахнул дверцу машины, и Селлерс положил женщину на заднее сиденье. Потом вопросительно взглянул на меня.
  Я кивнул и сел в машину с противоположной стороны, чтобы поддерживать миссис Баллвин в нужном положении.
  — Только держите ее покрепче, — предупредил Селлерс, садясь за руль.
  Он завел мотор, включил сирену и так рванул машину, что меня отбросило назад. Я взглянул в зеркальце заднего обзора и увидел, что тронулась другая машина. В спешке я совсем забыл сказать Формби, что он может ехать домой. Так как поручение следить за миссис Баллвин не было отменено, он и последовал за нами.
  Но где ему было угнаться! Мы стремительно мчались по улицам. Покрышки пронзительно завизжали, когда Селлерс остановился перед отделением «Скорой помощи». Я открыл дверцу и постарался помочь сержанту. Он взял Дафну за талию, выволок ее из машины и помчался вверх по цементированной дорожке еще до того, как я успел вылезти из машины.
  Я вынужден был сделать резкий бросок, чтобы обогнать его и распахнуть перед ним дверь.
  — Спасибо, Дональд, — произнес он. — Возвращайтесь к машине и ждите меня там.
  Я вернулся к машине и сел на правое переднее сиденье. Минут через пять из-за угла вывернула машина. Она остановилась сзади. Я подошел к ней. Это был Джим Формби.
  — Быстрее не мог, — сказал он извиняющимся тоном. — Это она?
  Я кивнул.
  — Мне подождать или…
  — Да нет, ваша работа на этом закончена, Джим. Но у меня есть для вас другое важное задание.
  — Какое?
  — Поезжайте как можно скорее в центр города. Большинство аптек, конечно, уже закрыто, но некоторые наверняка открыты. Начните со здания Паукетта и зайдите во все аптеки, в какие успеете. Попросите показать вам журналы, куда заносятся проданные яды, и запишите имена и адреса всех лиц, которые покупали мышьяк за последнюю неделю.
  — Хорошо, — ответил он и после короткого раздумья спросил: — А может, начать с Атвелл-авеню? Это же близко от дома Баллвина.
  — Ни в коем случае! Во-первых, я не думаю, что вы найдете там что-нибудь интересное, и, во-вторых, этот район прочешет полиция. А я должен получить информацию раньше полиции. Начните с аптек, расположенных возле здания Паукетта. Если надо будет заплатить — платите.
  — Хорошо. Мне позвонить утром?
  — Нет, через час. Прямо в бюро.
  — Договорились. Тогда я поехал. Интересоваться только мышьяком?
  — Да.
  — И никакими смесями, содержащими мышьяк? — снова спросил он.
  — Мне кажется, что в этом случае мы имеем дело с чистым мышьяком. Кроме того, у нас мало времени, так что ограничимся только этим ядом. Я должен быстро получить результаты.
  — О’кей! — сказал он и умчался.
  Я подождал Селлерса еще минут двадцать. Наконец он появился.
  — Ну, я думаю, на сегодня все, Дональд.
  — Я тоже так думаю… Не зря я хотел ехать в своей машине. Вы ведь не отвезете меня в наше бюро?
  — Нет.
  — Как дела с миссис Баллвин?
  — Пока нельзя сказать ничего определенного.
  — Мышьяк?
  — Во всяком случае, ее обрабатывают от отравления мышьяком. Ей очистили желудок и дали какой-то раствор.
  — Она пришла в сознание?
  — Вы задаете слишком много вопросов, — бросил он, потом повернулся и снова отправился в больницу.
  Я вылез из полицейской машины и двинулся в сторону ближайшей стоянки такси.
  Глава 8
  Берта Кул все еще была в бюро. Я открыл дверь своим ключом и вошел. Дверь в кабинет Берты была открыта. Она, вероятно, опасалась, что я пройду сразу к себе, не проинформировав ее о положении дел.
  — А, Дональд! — проворковала она сладким как мед голосом. Таким голосом она говорила в тех случаях, когда была чем-то напугана или когда хотела вытянуть какую-то тайну.
  — Привет, Берта.
  — Что новенького?
  — Мы нашли Дафну Баллвин без сознания в ее ванной. Вероятно, ее тошнило, вот она и зашла в ванную, закрыв за собой дверь. А потом упала на пол, потеряв сознание.
  — Яд?
  — Несомненно.
  — Тот же, что и у ее супруга?
  — Видимо, да.
  — Садись, Дональд, закури и расскажи своей Берте, что с Селлерсом. Можно от него ждать неприятностей?
  — Думаю, что нет. Дело в том, что это я обнаружил миссис Баллвин. Его люди проморгали вторую ванную.
  — Как так?
  — Там сложное расположение комнат, большие стенные шкафы и так далее. Поэтому-то и можно было упустить, что между спальнями окажется еще одна ванная. К тому же полиция искала не Дафну, а мышьяк.
  — Если миссис Баллвин тоже отравлена, выходит, это дело рук одного человека.
  — Да. Инспектор тоже так думает.
  — А что он собирается предпринять?
  — Именно это он от меня и утаил, а потом отослал домой.
  — Что нам теперь делать?
  — Нам нужно обязательно перехитрить полицию.
  — Зачем?
  — Пока я сам не знаю — зачем.
  — По тому, как обстоят дела, — заметила Берта, — они нас ни в чем не могут упрекнуть.
  — Ты действительно так думаешь? Как-никак, а яд все-таки был в анчоусной пасте, то есть в тюбиках, которые я преподнес миссис Баллвин.
  — Уж не хочешь ли ты сказать, что полиция предъявит тебе обвинение в отравлении?
  — Я еще не знаю, кого они подозревают. Это будет зависеть от количества яда и от того, что они обнаружат. Если яд найдут и в других тюбиках, мое положение будет незавидным.
  — Почему?
  — Кто знает… Во всяком случае, нам будет трудно выбраться из этой трясины, если мы сами не разузнаем, в чем дело.
  — Только не сори деньгами, — предупредила меня Берта, и взгляд ее сразу стал более суровым.
  — Пока что мы еще находимся в барыше.
  — Тем не менее не трать больше денег на это дело, иначе мы просто прогорим. Я никак не пойму, почему ты не можешь смотреть на вещи реально…
  Внезапно в наружную дверь постучали — сперва робко, потом с большей решительностью.
  — О боже ты мой! — раздраженно бросила Берта. — Наверное, опять кто-нибудь из полиции. Как раз теперь, когда я хотела поговорить с тобой, Дональд.
  — О чем же?
  — Обо всем понемногу. Посмотри, кто там.
  Я прошел к двери и открыл ее.
  Карл Китли со свежевыбритым лицом, в безупречно выглаженном костюме улыбнулся мне в знак приветствия и сказал:
  — Чудесно, чудесно! Мистер Лэм собственной персоной. Мне бы очень хотелось побеседовать с вами относительно тех земельных участков, мистер Лэм.
  — Прошу вас, входите.
  — Кто это? — услышал я голос Берты.
  — Один господин, который хочет продать нам земельный участок.
  Кресло Берты издало привычный скрип.
  — Выброси его за дверь, черт бы его побрал! Мне нужно срочно поговорить с тобой, а ты начинаешь якшаться со всякими агентствами!
  — Входите же! — повторил я Китли. — Я хочу вас познакомить с Бертой Кул.
  — Судя по тому, что я слышу, это очень достойная дама, — откликнулся Китли и, пройдя в кабинет Берты, мило ей улыбнулся.
  Лицо Берты слегка покраснело. Ее маленькие глазки подозрительно осмотрели Китли.
  — Это мисс Кул, моя уважаемая партнерша, — представил я Берту. — А это мистер Китли.
  Берта сказала:
  — Я бы наверняка ничего не потеряла, если бы не познакомилась с ним.
  — Родственник Джеральда Баллвина, — продолжал я.
  Берта, видимо, хотела сказать еще какую-нибудь дерзость, но в последний момент проглотила ее и быстро протянула руку через письменный стол.
  — Вы занимаетесь земельными участками, не так ли, мистер Китли? — произнесла она любезным тоном. — Мне кажется, что в наши дни это прибыльное дело.
  Китли пожал ей руку.
  — Очень рад с вами познакомиться, мисс Кул, — сказал он мягко и продолжал: — Мое личное мнение заключается в том, что сейчас только идиоты покупают земельные участки. Но деньги у них такие же, как и у других. Какого рода участок вы собираетесь приобрести, мисс Кул?
  Берта непроизвольно сглотнула, прежде чем выдать на-гора следующую фразу:
  — Как вы думаете, с кем вы, собственно, говорите?
  — Неужели вы предпочитаете двуличных людей, — продолжал Китли, — которые, мягко выражаясь, рассказывают всякие сказки только потому, что думают, что хорошо сотканная ложь будет служить их целям больше и лучше, чем хотя и горькая, но правда. Если хотите, я могу вести себя соответствующим образом, мисс Кул.
  — Уматывайте отсюда немедленно! — набросилась она на него.
  Я взял Китли за руку и сказал:
  — Я просто хотел, чтобы вы познакомились с Бертой Кул. Пройдемте в мой кабинет и побеседуем.
  — Я понимаю, — произнес Китли и сделал глубокий поклон. — В наши дни очень приятно встретить женщину, которая говорит то, что думает.
  — Если я вам скажу, что я действительно думаю, то у вас уши увянут.
  — Когда у вас будет больше времени, я с удовольствием побеседую с вами на эту тему, мисс Кул, — ответил Китли. — Очень рад был познакомиться. Всего доброго!
  — Да убирайтесь же вы наконец! — рявкнула Берта. — А с тобой, Дональд, я бы хотела еще поговорить.
  — Я предполагаю, что мистер Китли пришел к нам по делу. Насколько я знаю, он лишь между прочим занимается продажей земельных участков.
  Берта несколько раз сглотнула, а потом, выдавив из себя улыбку, сказала:
  — Не принимайте мои слова слишком близко к сердцу. Я часто бываю несколько груба.
  — Да что вы говорите? — мягко вопросил Китли с оттенком удивления.
  — Тут уж ничего не поделаешь, — заметила она. — Если вы хотите поручить нам какое-нибудь дело…
  — Я поговорю с мистером Китли, Берта, — сказал я и потянул его из комнаты.
  Когда мы выходили, Берта скривила губы в насмешливой улыбке.
  Я закрыл дверь в свой кабинет и пригласил Китли сесть. После этого сам устроился на краешке письменного стола.
  Китли спросил:
  — Ну, что за всем этим кроется?
  — А вам как показалось?
  — Никак. Поэтому и хочу узнать.
  — В нашем городе есть отличные агентства, — ответил я. — Наше не относится к их числу.
  — У вас есть время, чтобы взяться еще за одно дело?
  Я улыбнулся и сказал:
  — А издержки возьмет на себя мистер Баллвин?
  Китли сунул холеную руку во внутренний карман и вынул бумажник, битком набитый деньгами.
  — Расплачиваюсь наличными, причем зелененькими. Ну как, беретесь?
  — Сперва надо выяснить, что за дело.
  — Ну разумеется.
  — Но предупреждаю, что не смогу дать окончательный ответ, пока не буду знать всех подробностей.
  — Вы, должно быть, знаете мое положение? Положение, в котором я нахожусь?
  — А в каком положении вы находитесь?
  — В очень плачевном.
  — Может быть, вы объясните поподробнее?
  — Я полагаю, вы в курсе дела.
  Я покачал головой.
  — Лишь однажды в жизни мне пришлось как следует поработать.
  Я промолчал.
  — Мне кажется, это меня доконало. С тех пор я не испытываю никакого влечения к какой-либо работе.
  — Непреодолимое отвращение?
  — Если хотите — да.
  — И вы можете себе это позволить в течение всей жизни?
  — Во всяком случае, я еще способен зарабатывать достаточно денег. Правда, временами мне нужна помощь со стороны, чтобы подняться на ноги. Это бывает, когда я напиваюсь и ввязываюсь в какую-либо авантюру.
  Я вежливо улыбнулся:
  — Вы курите?
  — Спасибо.
  — Может быть, я смогу найти и что-нибудь выпить.
  — О нет, благодарю. Я не притронусь к спиртному… до следующего раза.
  Потом я заметил:
  — Вы, кажется, пополнили свой запас денег по сравнению с утром.
  — Возможно.
  — Вообще-то мы в таком стиле можем болтать всю ночь. Я лично готов.
  — Не торопите меня, — ответил Китли, — просто я ищу более подходящие фразы.
  — Лучше выложите все сразу.
  — Мне тоже так кажется, — ответил он и добавил задумчиво: — Самое главное заключается в том, что само дело чертовски неприятное. Не вижу возможности изложить вам все это в элегантной форме.
  Китли движением руки обвел комнату.
  — Содержать такую контору стоит денег, — сказал он. — Внушительные кабинеты, современная мебель. Короче говоря, не захудалая контора.
  — Что вы хотите этим сказать? — спросил я.
  — Если вы, к примеру, занимаетесь продажей земельных участков, то вам за это платят.
  — Само собой разумеется.
  — Так оно и есть.
  — Ну, и что дальше?
  — Вас нанял Джеральд?
  Я лишь с улыбкой посмотрел на него.
  Китли печально покачал головой:
  — Ну хорошо, вас кто-то нанял, чтобы вы все вынюхали. Слово «вынюхать» мне не особенно нравится, и вам оно тоже наверняка не понравится. Значит, нужно найти более элегантную формулировку. Вам было поручено навести справки о семейной жизни Джеральда Баллвина. Его жена не могла вас просить об этом, так как вы отдали распоряжение следить за ней. А Джеральд действительно нуждается в детективе. Поэтому я и решил, что он нанял вас. О, момент…
  — В чем дело?
  — Теперь я все понял, — сказал он и победно улыбнулся. — Вы не случайно побывали у него сегодня утром на участках. Джеральд точно знал, что я там появлюсь, и нанял вас для того, чтобы вы меня перехватили и, так сказать, взяли интервью. Вы что, установили за мной слежку, после того как я получил деньги от Джеральда?
  Я опять только улыбнулся.
  — Значит, так оно и есть, — задумчиво произнес Китли.
  — А вам есть что скрывать?
  — Не будьте наивным, — сказал он. — У каждого человека есть что скрывать. И у вас, и у Берты Кул, у каждого. Но мне не нравится тот факт, что другие интересуются моей жизнью. Что Джеральд хочет этим доказать? Хочет уличить меня в шантаже? Но я его никогда не шантажировал.
  Я успел вставить:
  — Если вы тут у нас хотите что-нибудь выудить, то эта приманка не годится, ее надо сменить.
  Зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал, что Берта тоже сняла трубку параллельного телефона. Я сказал ей:
  — Повесь трубку, Берта, это мне звонят.
  На другом конце провода послышался голос Джима Формби.
  — Что нового, Джим?
  Формби доложил:
  — Человек, который следил за миссис Баллвин днем, при смене сказал мне, что она выезжала только один раз, к зубному врачу доктору Кваю, который практикует в здании Паукетта. После этого она отправилась за покупками.
  — Все правильно.
  — Я звоню из телефонной будки в аптеке Акне. Я как раз взял журнал, куда записываются яды…
  — Это первая аптека, в которой вы побывали?
  — Нет, уже шестая.
  — Хорошо. Что удалось обнаружить?
  Формби сказал:
  — Вы знаете, я всегда пытаюсь завязать новые знакомства. Таким путем я легче прихожу к цели.
  — Очень хорошо, но давайте покороче. Вы смогли что-нибудь узнать?
  — У нас спросили мышьяк вчера, в два часа дня. Имя в журнале — Рут Отис. Она ассистентка зубного врача. В других аптеках, где я был, яда в последние дни не продавали. Сейчас аптеки закрываются, и если вы…
  — Приезжайте к нам в бюро, — сказал я. — Немедленно!
  — Хорошо.
  Я договорил:
  — Эта информация очень важна для меня. Не говорите ни с кем об этом и как можно быстрее приезжайте сюда.
  Формби повторил:
  — Да, да.
  Берта, которая все-таки слушала наш разговор из своего кабинета, спросила:
  — Кто такая Рут Отис?
  — Прошу не называть имен, — ответил я.
  — Тебе это имя что-нибудь говорит? — продолжала допытываться она.
  — Сейчас не время об этом говорить.
  — Почему? Ах да, понимаю. Хорошо.
  Я услышал, как Берта бросила трубку.
  Китли сказал мне:
  — Словно тайный заговор какой-то, не так ли? Миленькое театральное представление.
  — Что вы имеете в виду?
  — Эти таинственные телефонные звонки, которые должны показать новым клиентам, как сильно вы загружены. Очень милая выдумка. Я полагаю, что этими звонками дирижирует Берта Кул из своего кабинета. И вы проводите точно такой маневр, если клиент находится в ее кабинете.
  — И как вы только додумались до такой чепухи? — спросил я.
  Он с сомнением посмотрел на меня:
  — Уж не хотите ли вы сказать, что звонок действительно был деловой?
  — А почему бы и нет?
  — Слишком уж все выглядело по-театральному.
  — Разве жизнь порой не походит на театр?
  — Бывает, но только время от времени. В основном она скучна и монотонна. Человеческий характер меняется слишком медленно. Возьмите, к примеру, себя. Многие считают, что у вас романтическая профессия. А я бьюсь об заклад, что вам до смерти все надоело так же, как и мне.
  — Вы что, опять хотите что-нибудь из меня выудить?
  — Нет, это просто, как говорится, заметки на полях.
  — Ну хорошо, продолжайте свои заметки.
  Китли задумчиво улыбнулся:
  — Возьмем, к примеру, этого привратника. Это же типичный случай. Дафна все время старается держать его возле себя. Постепенно она превратила его в своего раба. Он же ненавидит находиться в услужении. Правда, на машине кататься любит, это даже доставляет ему удовольствие. Знаете что, Лэм?
  — Нет, — ответил я. — Что именно?
  — Ей в известной мере доставляет удовольствие мучить его, давая такие поручения, которые он ненавидит. Она — кошка, большая кошка, а он — мышонок. Положение слуги делает его совершенно беспомощным.
  — Я думал, что вы никогда не бываете у них в доме. Откуда же у вас такая информация?
  Он задумчиво посмотрел на меня и нарочито таинственным тоном произнес:
  — Что ж, мне зарубить свою наседку?
  — Вы намекаете на золотые яички?
  — И все-то вы хотите знать!
  — Чем больше, тем лучше!
  — Для кого?
  — Для меня. Для кого же еще?
  Его лицо немного скривилось.
  — Теперь я убежден, что вы собираетесь втянуть меня в это дело — в интересах своего клиента. Но у меня к вам деловое предложение. Ничего особенного. Я предоставляю вам полную свободу защищать вашего клиента так, как вы считаете нужным. Единственное, о чем я вас прошу, это передавать мне всю информацию, которую вы получите. Идет?
  — Нет.
  Он надул губы:
  — О бог ты мой, а вы совестливы.
  — Я не могу в ОДНОМ деле служить одновременно ДВОИМ.
  — Откуда вы знаете, что их двое?
  В этот момент я услышал, как во входную дверь постучали. Но не успел я подняться, как Берта уже ее открыла. За дверью стоял Формби и спрашивал меня. Берта спросила:
  — Ты будешь говорить с этим человеком?
  Формби выглядывал из-за ее плеча.
  Китли бросил:
  — Ну, я пошел. Ведь я приходил только поболтать.
  — Мне подождать? — спросил Формби.
  — Нет, проходите сразу сюда, — сказал я. — Мистер Китли, разрешите вас познакомить с мистером Формби. — И добавил: — Это тот человек, с которым я только что говорил по телефону. Вы же думали, что это фальшивый звонок.
  — Вам обязательно нужно подкусить меня? — спросил Китли.
  — Это очень трудно сделать… — Потом я повернулся к Формби: — Я думаю, что свое дело вы сделали. Мне больше ничего не нужно. Сейчас выпишу вам чек.
  — О, это необязательно. Я составлю счет и завтра же заброшу его к вам. Потом вы сможете…
  — Нет, я хотел бы отдать вам деньги сейчас же, — сказал я, открывая ящик письменного стола.
  Берта сразу вмешалась:
  — Что это за странный способ оплачивать услуги, Дональд? Почему бы ему не оформить счет и завтра…
  — Потому что меня завтра, по всей вероятности, здесь не будет.
  Я взял чековую книжку и, держа ее в руке, чтобы никому не было видно, написал на чеке: «За этим человеком нужно проследить. Ждите его внизу». После этого я расписался и вырвал чек.
  Формби бросил взгляд на чек, и я заметил, что Китли наблюдал за ним. Но Формби и глазом не повел, читая мою записку. Потом он сложил чек и положил его в бумажник.
  — Большое спасибо, мистер Лэм. Если у вас будет еще дело ко мне, вам достаточно только позвонить. Я всегда буду рад помочь вам.
  — Спасибо, Формби, — сказал я.
  Он кивнул Китли и равнодушно произнес:
  — Был рад познакомиться с вами.
  После этого он вышел, а Китли заметил:
  — Я начинаю считать вас честными людьми. Теперь я верю, что этот человек действительно звонил вам. Он был занят по этому делу, Лэм?
  Я произнес с достоинством:
  — Нет, по другому. У нас есть клиент, который хотел знать, из чего состоит луна. Этому человеку было поручено поймать лунный луч с помощью особого прибора и отвезти его в лабораторию, чтобы там можно было сделать анализ.
  — Это очень интересный вопрос, — с воодушевлением заметил Китли. — Я сам часто им задавался. Но при этом нужно обязательно учесть, что анализ удается только в том случае, если в одну и ту же алюминиевую посуду вместе с лучами положат мухолова.
  — Об этом мы уже подумали и распорядились изготовить специальную посуду.
  Берта спросила:
  — Вы что, оба с ума сошли?
  — Всего лишь маленькая шутка, — ответил Китли. — Мистер Лэм и я отлично понимаем друг друга. Не правда ли, мистер Лэм?
  — Во всяком случае, я надеюсь, что мы друг друга понимаем, — ответил я. — Я даже убежден в этом… Ну, всего хорошего.
  Китли низко поклонился Берте и пожал мне руку.
  — Спокойной ночи, — сказал он. — Я пришел к выводу, что вы оба приятные люди.
  Молча мы смотрели ему вслед, пока он проходил по приемной и закрывал за собой дверь.
  — Что, собственно, было нужно этому парню? — спросила она.
  — Хотел поговорить с нами о земельных участках.
  — Чепуха! Чего он действительно хотел?
  — Я думаю, что он хотел выведать, продолжаем ли мы заниматься этим делом или же закрыли его, поскольку Баллвин уже отравлен.
  — А зачем это ему нужно? — спросила она.
  Я взял шляпу.
  — К сожалению, у меня сейчас нет времени, чтобы высказывать беспочвенные предположения. У меня есть дела.
  — Куда ты идешь?
  — Куда-нибудь.
  Когда я закрывал за собой дверь, она стояла с багрово-красным лицом, бросая на меня свирепые взгляды.
  Глава 9
  Как я и предполагал, открыть дверь дома на Лексбрук-авеню не представляло особых трудностей.
  Я взбежал на третий этаж, прошел по коридору и осторожно постучал в квартиру Рут Отис.
  Послышался какой-то шорох, после этого звуки стихли. Я выждал немного, а потом постучал в другой раз — тихонько, кончиками пальцев.
  — Кто там? — послышался голос Рут.
  — Я пришел по поводу вашей машины.
  — Надеюсь, вы отбуксировали ее в гараж?
  На это я ничего не ответил.
  Она приоткрыла слегка дверь и осторожно выглянула. Увидев меня, она удивилась:
  — Ах, это вы, мистер Лэм! — Она хотела открыть дверь, но передумала и, наоборот, захлопнула ее. — Я не одета.
  — В таком случае накиньте что-нибудь на себя.
  — Что вам нужно?
  — У меня очень важное дело, — сказал я.
  Несколько секунд было тихо. Видимо, она мысленно прокрутила все возможные варианты. Потом открыла дверь и предстала передо мной в пижаме и халате. На ногах были домашние туфли с меховой окантовкой. На стуле валялась газета, которую она, видимо, собиралась читать, когда ляжет в постель. Стенная кровать была опущена, и комната сразу показалась темной. Стул, стоящий под лампой, был единственным, на что можно было присесть. Другие она поставила вдоль стены, чтобы освободить место для кровати.
  — Так в чем дело? — спросила она. — Я думала, что с машиной вы все уже уладили.
  — Присядьте, Рут, я должен с вами поговорить.
  Она неуверенно посмотрела на меня, а потом опустилась на кровать.
  — Вы ненавидите Дафну Баллвин, не так ли?
  — Когда я это вам говорила? — хмуро ответила она.
  — Прошу вас, не будем играть в прятки. Речь идет об очень важном деле. И я бы хотел получить от вас еще кое-какую информацию.
  — Зачем?
  — Эти сведения могут оказаться очень важными и служить как моим, так и вашим интересам.
  — И что вы хотите от меня узнать?
  — Какие чувства вы действительно питаете к Дафне Баллвин?
  — Я презираю эту женщину! Ненавижу ее! И скажу вам еще кое-что: если с ее супругом что-нибудь и случится, если, скажем, он будет отравлен, то я наверняка буду знать, кто это сделал.
  — Кто?
  — Только она… Дафна Баллвин.
  — Как я подозреваю, вы никогда не скрывали личных чувств к ней, Рут?
  — А к чему мне было скрывать?
  — Вы ее ревнуете?
  — Почему? Как такая мысль могла прийти вам в голову? Почему я должна ревновать ее?
  — Потому что зубной врач, у которого вы работали до сегодняшнего дня, оказывал ей много внимания.
  — Значит, вы полагаете, что я влюблена в Джорджа Квая?
  — А разве нет?
  — О бог ты мой, да что вы говорите? Конечно, нет.
  — И тем не менее вам знакомо такое чувство, как ревность?
  Какое-то мгновение она раздумывала, словно должна была для себя самой решить этот вопрос, а потом сказала:
  — Все зависит от того, что вы понимаете под этим. Если мне, например, не нравится высокомерный вид, с которым она всегда входит к нам, и полностью игнорирует меня, тогда — да. Но если вы имеете в виду внимание доктора по отношению к ней, то — нет!
  — Значит, она всегда входила с таким величественным видом, будто вся эта контора принадлежит ей?
  — Можно сказать и так. Она входила как королева, не замечая меня, и вообще вела себя так, будто меня вовсе не существует. Можно было подумать, что я туфли ей чистить недостойна. И что меня возмущало еще: она даже не старалась скрыть своих чувств ко мне. Пациентам в приемной это сразу бросалось в глаза. И это меня приводило в бешенство.
  — В такое бешенство, что вы отправились в аптеку, купили яд и подсунули ей его.
  — Мистер Лэм! О чем вы говорите?
  — Я говорю о том, что миссис Баллвин дали смертельную дозу мышьяка.
  — Вы хотите сказать, что она отравлена?
  — Именно.
  — Но сперва был отравлен мистер Баллвин?
  — Правильно.
  Мы посмотрели друг на друга.
  — И что вы обо всем этом думаете? — спросила она.
  — А что вы знаете об этом? — спросил я, в свою очередь.
  — Я?..
  — Да, вы!
  — Абсолютно ничего.
  — Не вы подсыпали мышьяк в пищу?
  — Да вы с ума сошли, что ли?
  — И вы никогда не имели дело с мышьяком?
  — Конечно, нет.
  — Я хочу поговорить с вами совершенно откровенно, Рут. И задаю вопросы как человек человеку. Если вас будет допрашивать полиция, она сделает это в гораздо менее вежливой форме.
  — А почему полиция вообще должна задавать мне какие-то вопросы?
  — Потому что незадолго до этого в одной из аптек вы покупали мышьяк. Зачем он вам понадобился? Что вы с ним сделали? Отвечайте быстро и правдиво.
  — Но я никогда не покупала мышьяк.
  — В регистрационном журнале в аптеке красуется ваше имя.
  — В какой аптеке?
  — В аптеке Акне.
  Она покачала головой:
  — Это был не мышьяк.
  — Что же вы тогда покупали?
  — Я должна была кое-что купить для доктора Квая. Что-то с латинским названием.
  — Вы помните это название?
  — Я где-то его записала. Кажется, эта записка еще у меня в сумочке.
  — Посмотрите.
  Она начала рыться в сумочке и наконец извлекла смятую бумажку.
  — Вот она! АРСЕНИ ТРИОКСИДИУМ.
  — Это один из самых сильных видов мышьяка. Именно тот яд, который был дан мистеру и миссис Баллвин. И видимо, он был подмешан в анчоусную пасту.
  — Но… но этого просто не может быть.
  — Чего не может быть?
  — Что им подмешали яд… Вернее, тот яд, который я купила в аптеке.
  — А почему нет?
  — Когда я вернулась из аптеки и сказала доктору, что купила то, что он просил, он велел мне положить его в лабораторию, в шкафчик. Он как раз был занят с пациентом.
  — Это было вчера утром?
  — Да.
  — Ну и что вы сделали?
  — Я положила его в то место, куда сказал доктор Квай.
  — Вы его распаковали?
  — Нет. Я положила его в том виде, в каком принесла из аптеки.
  — А что было потом?
  — Я не знаю… Ах да, знаю. Сейчас я вспомнила, что видела этот пакетик на том же самом месте, когда сегодня вечером собирала свои вещи. Во всяком случае, я думаю, что это тот самый пакетик. Полагаю, что он еще не был открыт.
  Я улыбнулся и покачал головой.
  — Почему вы в этом сомневаетесь? — спросила она.
  — Мне кажется, что его все-таки открывали. Первоначальную упаковку всегда можно легко восстановить. Я убежден в том, что пакетик вскрывали, брали оттуда мышьяк, чтобы потом подсыпать его в пасту, которую пробовали мистер и миссис Баллвин. Завтра полиция начнет с того, что будет проверять все аптеки. Натолкнется она и на ваше имя и установит, что вы работали у доктора Квая. Они также установят, что доктор хорошо знал Дафну Баллвин, и что вы имели веские причины ненавидеть эту женщину, и что эта ненависть еще увеличилась, когда вы из-за нее потеряли место у доктора Квая. И еще один факт сделает эту историю более опасной для вас: доктор Квай, видимо, будет отрицать, что давал вам подобное поручение. Он вообще будет утверждать, что ничего не знает ни о каком мышьяке. Вот ко всему этому вы и должны быть готовы. И что вы на это ответите?
  Она беспомощно посмотрела на меня:
  — Не знаю.
  — В таком случае советую вам подготовить более или менее сносный ответ.
  — Я… я просто не смогу. Какой ответ я могу придумать?
  — Думаю, что сможете, — заметил я.
  — Какой же? — спросила она.
  — Хватайте, как говорится, быка за рога и заставьте доктора Квая защищаться.
  — Каким образом?
  — Вы должны немедленно перехватить инициативу и оповестить полицию. Расскажите им все. Скажите, что были сегодня вечером со мной, что слышали, как я звонил к себе в бюро, и благодаря этому узнали, что мистер Баллвин отравлен. Слушайте меня внимательно и строго придерживайтесь этого: вы ничего не знаете об отравлении его жены. Вы только слышали, как Берта Кул кричала в телефон, что отравлен мистер Баллвин. Вы все поняли?
  — Думаю, что да.
  — Обо всем остальном вы можете спокойно рассказать полиции. Только не говорите, что я был у вас во второй раз. Вы меня видели в последний раз, когда я поднялся с вами в вашу квартиру с вещами и оставил деньги на ремонт машины. Ясно?
  — Да, я поняла.
  — Звоните в полицейское управление и начните с того, что вы хотите поговорить с человеком, который занимается делом Баллвина. Скажите, что у вас есть важные сведения. И как только вас соединят с этим человеком, расскажите ему все.
  — А потом?
  — Потом повесьте трубку. И что бы они потом ни предприняли, ни в коем случае не переодевайтесь. Оставайтесь как есть сейчас: в пижаме, халате и домашних туфлях.
  — Почему?
  — Потому что все детали должны войти в общую картину. А если вас спросят, почему вы сразу не оповестили полицию, как узнали, что Баллвин отравлен, то скажете, что эта мысль пришла вам в голову позже, когда до вас дошло, что между двумя этими фактами может существовать связь. Скажете, что вы точно знали, что у доктора Квая были все основания убрать с дороги Джеральда Баллвина, что он всегда был очень предупредителен по отношению к миссис Баллвин и что их отношения выходят за рамки обычных отношений между доктором и пациентом. Но прежде всего попытайтесь скрыть свои собственные чувства. Полиция ни в коем случае не должна заметить, что вы питаете ненависть к Дафне Баллвин.
  Она понимающе кивнула.
  — А что мышьяк, который вы покупали для доктора Баллвина, мог сыграть в этом деле важную роль, вы подумали только перед сном. Потом вы минут десять-пятнадцать прикидывали это дело так и сяк и наконец решились позвонить в полицию.
  — Вы считаете, что они приедут ко мне сразу после моего звонка?
  — Можете быть в этом уверены. Уже секунд через десять после того, как вы повесите трубку, патрульная машина будет на пути к вам. Так что через несколько минут они появятся. Вы и представить себе не можете, какую тревогу вызывает в полиции телефонный звонок, когда речь идет об убийстве.
  — А как мне себя вести с ними?
  — Вы им все подробно расскажете: как вы получили задание купить мышьяк, как доктор велел вам отнести его в лабораторию. Вы скажете полицейским, что вам кажется, что доктор Квай открывал пакетик. Но доказать вы этого, конечно, не сможете, так как не помните, когда его видели в лаборатории в последний раз.
  — И что может последовать за этим?
  — Они поедут к доктору Кваю и найдут там мышьяк. После этого будет разговор с самим доктором. Именно поэтому ему и придется защищаться. Если у него чиста совесть, он скажет правду и будет вне подозрения. В противном случае он будет клясться, что никогда не давал вам поручения покупать для него мышьяк. Будет он клясться и в том, что понятия не имел, ЧТО находится у него в шкафу в лаборатории. И далее он будет отрицать все, что могло бы набросить на него даже тень подозрения. Но полиция будет исходить из того, что он говорит неправду. Она здорово на него нажмет, и тогда, возможно, ей удастся выудить у него признание. Ясно?
  Она кивнула.
  — И еще одно: забудьте о том, что я сейчас был у вас. Дайте мне пять минут, чтобы исчезнуть из этого района. Звоните в полицию только через пять минут. Эти пять минут я должен иметь обязательно. Вы просто удивитесь, как быстро они к вам приедут. И они не должны видеть мою машину поблизости от вашего дома. Соображаете?
  Она снова кивнула.
  Я написал на клочке бумаги мой адрес и домашний телефон и вложил записку ей в руку.
  — Если у вас возникнут какие-нибудь неприятности, звоните мне или прямо приезжайте. Идет?
  Она опять лишь кивнула.
  — Ну, я пошел.
  Она поднялась с кровати и подошла ко мне. Совершенно спокойно она сказала:
  — Сегодня вечером вы специально задели мою машину, не правда ли?
  Я посмотрел на нее и подтвердил:
  — Да.
  — Я так сразу и подумала. И поэтому вы дали мне деньги?
  — Да.
  — Но вы платите не из собственного кармана? Все это входит в ваши издержки?
  — Совершенно верно.
  — Это уже лучше, — сказала она и тут же добавила: — Зачем вы пришли ко мне еще раз? Только ради того, чтобы предупредить?
  — Я думаю, этот доктор Квай — большой ловкач, и мне не хотелось бы, чтобы он сделал вас козлом отпущения.
  Я заметил, что у нее повлажнели глаза. Она порывисто обняла меня и прижалась губами. Сквозь неплотную ткань пижамы я чувствовал мягкие формы ее тела. Мои руки сомкнулись у нее на спине, но тут она оттолкнула меня.
  — Только не теперь, — сказала она. — Спокойной ночи.
  Я повернулся к двери:
  — Это был довольно холодный душ.
  — Спасибо, Дональд, — произнесла она.
  — Это вам спасибо.
  Я открыл дверь и помчался вниз по лестнице. Сев в машину, я сразу нажал на газ.
  Глава 10
  Бюро Джеральда Баллвина, председателя общества по продаже земельных участков на Вест-Террас-Драйв, открылось ровно в восемь утра.
  С семи я сидел в машине перед входом и ждал событий, которые там произойдут.
  Стройная тихая девушка, которая так прилежно вчера строчила на машинке, вошла в бюро ровно в восемь.
  Я дал ей пару минут, чтобы раздеться, попудрить нос и снять чехол с пишущей машинки. После этого я перешагнул порог приемной. Она уже сидела за машинкой и печатала. Должно быть, уселась за работу без всяких приготовлений.
  Она подняла глаза и заметила меня:
  — Доброе утро.
  — Я могу поговорить с мистером Баллвином?
  — Еще очень рано. Мистер Баллвин будет здесь только часа через два.
  — А его секретарша… забыл ее имя?
  — Мисс Ворли.
  — Она уже здесь?
  — Она приходит около девяти.
  — А продавцы?
  — В настоящий момент никого из них нет. Но они обычно появляются от восьми до половины девятого.
  Я посмотрел на часы:
  — К сожалению, так долго ждать я не могу.
  — Возможно, я смогу чем-нибудь помочь?
  — Я бы хотел приобрести участок.
  — Вы ведь были вчера здесь, не так ли?
  — Верно.
  — И вы осматривали с мистером Китли участки?
  — Было и такое.
  — В таком случае вы знаете, какой участок вы хотите приобрести?
  — Нет, пока еще нет.
  — Тогда я не совсем вас понимаю.
  — Мистер Китли познакомил меня с участками, обрисовав их в довольно странной манере.
  — Да, — сказала она сухо, — в это можно поверить.
  — Меня зовут Лэм, Дональд Лэм.
  — А меня Мэри Ингрим. Может быть, вам показать карты наших участков? Поскольку вы уже познакомились с участками, возможно, карты вам помогут.
  — Хорошо, давайте посмотрим.
  Она подошла к полке, стоявшей рядом со столом для пишущей машинки, вытащила карту, положила ее на перегородку, разделявшую нас, и начала:
  — Постараюсь по возможности дать вам профессиональный совет. Конечно, если вы нуждаетесь в таковом.
  — Ну разумеется.
  — Нетрудно заметить, что участки располагаются таким образом, чтобы преимущества всей местности достались хозяину.
  — Естественно, — заметил я.
  — Маклеры считают, что так они заработают больше. Здесь достаточно места и для дома, и для гаража. Но подъезд к гаражу может вызвать трудности, и при сырой погоде… Во всяком случае, этот фактор следует учитывать.
  Она еще какое-то время продолжала в том же духе, и я наконец не выдержал.
  — Мисс Ингрим, — сказал я, — вы просто великолепны, и мне очень стыдно признаться, что…
  — В чем?
  — …что я частный детектив. Джеральд Баллвин и его супруга вчера вечером были отравлены, и я хотел просто навести кое-какие справки насчет его дел. Я подумал, что от вас будет больше толку, чем от кого бы то ни было.
  Она посмотрела на меня без малейшего оттенка удивления, и тем не менее я заменил, что она обижена.
  — Вы считаете, что поступили порядочно? — заметила она.
  — Конечно, нет, — ответил я.
  Она взяла карту, свернула ее и бросила на стол:
  — Тем не менее я благодарна вам за то, что вы объяснили мне истинные ваши цели.
  — Дайте мне карту. Я хотел бы внести залог за участок.
  — За что?
  — За какой-нибудь участок, который вы мне порекомендуете.
  — Опять какой-нибудь трюк с вашей стороны? — спросила она.
  Я вытащил бумажник.
  — У меня с собой только сто пятьдесят долларов. Сотни будет достаточно для задатка?
  — Благодаря этому вы получите право на покупку до первого взноса. А первый взнос составляет приблизительно треть стоимости всего участка.
  — Значит, такой задаток дает мне право на покупку?
  — Да.
  — В таком случае составьте мне договор или что-нибудь подобное, — сказал я и положил сотню на перегородку.
  — За какой участок?
  — Вы мне сами выберете.
  — Послушайте, мистер Лэм, вы делаете это просто для того, чтобы доставить мне удовольствие?
  — Раньше я предполагал, что услышу от вас лишь общие фразы, и при этом надеялся, что получу какую-нибудь интересную информацию.
  — А теперь вы пришли к другому мнению?
  — Это вы мне помогли. Я начинаю верить в то, что, если последовать вашему совету, можно заработать кое-какие деньги.
  Она взяла план со стола и снова развернула его на перегородке. Посмотрев на номера участков, она вынула из картотеки один из формуляров и что-то там пометила красным карандашом.
  — Я думаю, этот участок вам понравится.
  — А сколько он стоит?
  — Две тысячи семьсот пятьдесят долларов.
  — Ну и составьте мне сразу бумагу, чтобы я мог ее подписать.
  Она направилась к машинке, вложила в нее бланк договора и быстро его заполнила. Потом сверила данные на формуляре и данные на карте.
  — Как видите, договор уже подписан мистером Баллвином. А вы подпишитесь вот здесь, мистер Лэм. Кроме того, вы еще получите расписку в получении денег.
  Я подписал договор.
  Она подписала расписку со словами «За мистера Баллвина — Мэри Ингрим» и вручила ее мне.
  — Я бы не стала советовать вам, мистер Лэм, покупать этот участок, если бы не была полностью уверена, что вы совершаете выгодную покупку — даже если рассматривать это как капиталовложение.
  — Вот и отлично! Значит, с этим покончено. Может быть, вы мне еще дадите кое-какую информацию, но так, чтобы не задеть интересы вашего шефа.
  — Интересы моего шефа ничем не могут быть нарушены.
  — Что здесь делает мисс Ворли?
  — Она его секретарша.
  — Она занимается и продажей участков?
  — Да.
  — И почтой?
  — Частично.
  — Она давно работает у него?
  — Около трех месяцев.
  — А вы?
  — Двенадцать лет.
  — Значит, этот бизнес вы знаете довольно хорошо?
  — Думаю, что да, проработав такой срок.
  — Ради бога, извините меня, если я задам вам более или менее личный вопрос. Разве не выгоднее быть личной секретаршей мистера Баллвина, чем выполнять ту работу, которую вы сейчас делаете?
  Мгновение она серьезно смотрела на меня, потом сказала:
  — Конечно.
  — Вы наверняка хорошо знали первую жену мистера Баллвина?
  — Да.
  — И мистера Китли тоже хорошо знаете?
  — Да, конечно.
  — Мне кажется, вы его презираете.
  — Я бы этого не сказала.
  — Но мисс Ворли его терпеть не может.
  — Это верно.
  — Он появляется здесь время от времени, нажимает на мистера Баллвина и выкачивает из него денежки?
  — Да.
  — И тем не менее вы его не презираете?
  — Ни в коем случае.
  — Почему?
  — Потому что мистер Китли наверняка не тот человек, за которого его принимают. Его нельзя назвать пьяницей. И он не сидит на мели, когда появляется здесь, чтобы получить деньги. Более того, я думаю, что он появляется здесь только для того, чтобы подразнить или вывести из себя мистера Баллвина.
  — Но к чему все это?
  — Этого я не знаю, честное слово, не знаю.
  — Значит, вы полагаете, что за всем этим что-то кроется?
  — Понятия не имею. О, мистер Лэм, было бы действительно хорошо, если бы вам удалось разобраться в этих вещах, которые здесь творятся.
  — Каких, например?
  — Прежде всего, почему мистер Китли делает анализы человеческих волос?
  — А он делал такое?
  — Да.
  — Откуда вы знаете?
  — Потому что он однажды писал тут, в бюро, письмо. И сказал, что хотел бы в порядке исключения использовать обратный адрес конторы.
  — Вы знаете, куда было направлено письмо?
  — В химическую лабораторию.
  — Вы сами видели письмо?
  — Нет. И я не знала, что оно содержало. Я только знаю, что он его писал. Это было как раз в то время, когда мистер Баллвин и Дафна находились в свадебном путешествии. Но ответ из лаборатории пришел уже тогда, когда мистер Баллвин вернулся. Бывшая секретарша мистера Баллвина вскрывала всю корреспонденцию. Она не заметила, что письмо адресовано лично мистеру Китли, и вскрыла его. Когда она прочитала его, то оказалось, что речь в нем идет о химическом анализе человеческих волос, лишь после этого она посмотрела на конверт и обнаружила, что письмо предназначено мистеру Китли.
  — Когда Китли узнал об этом, он разозлился?
  — Во всяком случае, обрадован не был.
  — А когда мистер Баллвин женился во второй раз?
  — Это вы можете точно узнать в бюро регистрации браков.
  — В таком случае это не тайна.
  — Более двух лет. Я думаю, года два с половиной.
  — А бывшая секретарша мистера Баллвина рассказала своему шефу о письме, адресованном Китли?
  — Этого я не знаю.
  — Бывшая миссис Баллвин умерла внезапно?
  — У нее был приступ. Но потом все прошло. А через две недели наступил неожиданный рецидив.
  — И что послужило причиной смерти?
  — Острое нарушение деятельности пищеварительных органов.
  — Вследствие приема отравленной пищи?
  — Откуда мне знать? Мистер Баллвин сказал нам, что у нее тяжелое нарушение деятельности пищеварительных органов.
  — Вскрытие было?
  — Было подробное медицинское свидетельство, а когда такое есть, то для вскрытия нет причин.
  — Так, так… Вы не знаете, труп был кремирован?
  — Да, сожжен.
  — И как поступили с пеплом?
  — Рассеяли по ветру над одним горным хребтом. Там у миссис Баллвин имелся домик. Первая жена мистера Баллвина очень любила природу и особенно горы. В свободные часы она наблюдала птиц. Ее в известной мере можно было назвать естествоиспытательницей.
  — Из этого можно заключить, что вряд ли она была салонной львицей?
  — Ни в коей мере.
  — Значит, мистер Баллвин занимался своими участками, а миссис Баллвин часто выезжала на природу?
  — Да.
  — В таком случае они, наверное, жили раздельно?
  — Так оно и было.
  — А мистер Баллвин был знаком с мисс Ворли до того, как нанял ее на службу, или же она пришла через агентство по найму?
  — Он знал ее раньше.
  — Сколько времени приблизительно?
  — Думаю, недели две.
  — Она сама пришла искать место?
  — Он ее где-то случайно встретил.
  — А почему вы не бросили свою работу здесь, ведь вы тут вроде мальчика на побегушках?
  — Это уже мое личное дело, мистер Лэм.
  — Несомненно. Так и вопрос личный.
  — И тем не менее не хотелось бы на него отвечать.
  — Мисс Ворли прилежна и умна?
  Этот вопрос вызвал у Мэри целую тираду.
  — У Этель Ворли — прекрасный фасад. Взять хоть ее пуловер. Я не говорю о самой фигуре. Дальше — королевская походка. Что же касается дел, то она в них совершенно не разбирается. Зная, что мне известны ее слабые стороны, она всячески третирует меня и смотрит свысока. С простой работой она справляется. А так всегда заставляет меня — не просит, а именно заставляет — все с таким же высокомерным и гордым видом.
  И тут Мэри Ингрим заплакала. Я мягко похлопал ее по плечу:
  — И вы выполняете просто так и ее работу?
  Она всхлипнула и кивнула.
  — А вам не случалось подставлять ее? Скажем, ошибку делаете вы, а достается ей?
  — Да ни за что, — сказала она. — Во-первых, это было бы бесполезно, так как Этель Ворли все равно вывернется, к тому же что мне до нее? Я служу у мистера Баллвина и должна выполнять работу по возможности хорошо. Мне кажется, я уже слишком много всего рассказала, — добавила она, и слезы опять полились по ее щекам.
  — Видимо, волосы, которые мистер Китли посылал на экспертизу, принадлежали его сестре?
  — Нет… Вряд ли, так как это было более чем через полгода после ее смерти. И потом, это была не прядь, а клочки волос из расчески. О, да зачем я снова об этом!
  — Вам наверняка станет легче на душе, если вы выговоритесь.
  Я посмотрел в окно и продолжал:
  — А вот, видимо, один из продавцов. Во всяком случае, сюда приближается машина. Идите и промойте глазки холодной водой. После этого мы займемся договором по всей форме.
  Она бросила на меня быстрый взгляд:
  — Не понимаю, как это вам удалось заставить меня так разболтаться. Но вы производите впечатление человека благородного.
  — Я такой и есть.
  — Я что-то сильно нервничаю. Вы уже интересовались самочувствием мистера Баллвина?
  — Да.
  — Ну и как он сегодня?
  — Лучше. Значительно лучше.
  — А миссис Баллвин?
  — Об этом я не знаю.
  — Она отравилась тем же ядом?
  — Да, мышьяком.
  — Какой ужас!.. Я опасалась этого.
  — Чего вы опасались?
  — Я всегда боялась, что кто-нибудь попытается отравить миссис Баллвин.
  — Почему?
  — Просто было такое предчувствие.
  — Но за мистера Баллвина вы не опасались?
  — За него? Нет. Миссис Баллвин была в гораздо большей опасности.
  — Почему?
  — Ну… из-за того, как она обращается с людьми.
  — Ну хорошо, а теперь поспешите и вымойте лицо.
  Из машины, которая остановилась на стоянке перед домом, вышел не продавец, а мисс Этель Ворли.
  Она стремительно вошла в бюро и, увидев меня, обворожительно улыбнулась:
  — О, мистер Лэм! Это опять вы! Доброе утро!
  Я ответил на ее приветствие.
  Она бросила взгляд на стол Мэри Ингрим и ядовито сказала:
  — Эта девушка еще не занималась вами?
  — Напротив. Она уже давно здесь. Она только… Да вот и она.
  Вернулась Мэри и сказала:
  — Доброе утро, мисс Ворли. — После этого она прошла к своему письменному столу.
  — Чем могу служить? — спросила мисс Ворли, бросив на меня чарующий взгляд.
  — Я все же решил приобрести участок.
  — Значит, вчера вы нашли кое-что подходящее?
  — Мисс Ингрим только что выполнила все формальности.
  — Вы хотите сказать, что уже подписали договор?
  — Да.
  — Могу я на него взглянуть?
  Я вынул из кармана свой экземпляр и протянул ей.
  — О, — сказала она, — тринадцатый участок в седьмом блоке. Мисс Ингрим, вы уверены, что он еще не продан?
  — Совершенно уверена, — ответила она, вкладывая в машинку новый листок. — Я посмотрела и по карте, и в картотеке.
  Мисс Ворли сказала:
  — Вы не будете так любезны, мистер Лэм, дать мне на минутку договор и расписку. Я еще раз проверю.
  Я отдал ей их. Она поблагодарила меня взглядом и улыбкой, которые подействовали на меня почти как телесная ласка.
  После этого она исчезла в кабинете мистера Баллвина.
  Мэри повернула ко мне голову и сказала едва слышно:
  — Не позволяйте всучить вам какой-нибудь другой участок, мистер Лэм.
  — Почему мне должны всучить что-то другое?
  — Разве вы не видите, что у нее на уме? Она…
  Этель Ворли выпорхнула из кабинета шефа и небрежно произнесла:
  — На столе мистера Баллвина есть пометка, что этот участок уже закреплен за другим.
  Она подошла ко мне с картой в руке и снова одарила своей медовой улыбкой.
  — Мне очень жаль, что все так случилось, мистер Лэм.
  Какое-то мгновение царила тишина. Мэри Ингрим бросила на меня умоляющий взгляд, и я наконец покачал головой:
  — Никакого другого участка я не хочу. И я настаиваю на том, чтобы за мной был закреплен тот участок, который значится в договоре.
  — Но, мистер Лэм, я вас не понимаю. Вот этот участок намного удобнее и лежит выше, отсюда открывается хорошая перспектива…
  — Если я не могу купить тот участок, который я только что оформил в договоре, то мне вообще не нужно никакого участка.
  — Это доставит нам много трудностей, мистер Лэм.
  — Прошу меня извинить, но я хотел бы купить именно этот участок и никакой другой.
  — Тогда мне нужно позвонить мистеру Баллвину и выяснить ситуацию. Во всяком случае, на его столе есть пометка, что этот участок уже предназначен для другого.
  — Ничем не могу помочь.
  В ее голосе послышались металлические нотки:
  — Ну хорошо, я позвоню мистеру Баллвину.
  С этими словами она снова отправилась в кабинет.
  Мэри Ингрим посмотрела на меня благодарным взглядом.
  — Что означает эта комедия? — спросил я.
  — На столе мистера Баллвина нет вообще никакой пометки, — сказала она. — Я заранее знала, что она постарается изменить договор.
  — Зачем?
  — В этом случае считалось бы, что сделку заключила она, а не я.
  — Неужели это так важно для нее? Что может значить один договор?
  — Просто она не желает, чтобы я продавала участки.
  Я ободряюще ей улыбнулся и сказал:
  — Я понял и остаюсь стойким.
  Мгновение казалось, что Мэри ищет слова, но потом она просто послала мне вместе с улыбкой воздушный поцелуй. Это был жест благодарности, и выглядел он немножко неловко, словно у нее слишком редко появлялась возможность благодарить мужчин.
  Дверь кабинета открылась. Появилась мисс Ворли и холодно сказала:
  — Все в порядке, мистер Лэм. Но я сперва должна была поговорить с мистером Баллвином. Вы можете купить этот участок.
  Я протянул руку за договором и квитанцией. Она сунула мне их с таким видом, словно я наелся чеснока и распространяю вокруг себя мерзкий запах.
  — Вы лично говорили с мистером Баллвином? — спросил я.
  Она кивнула.
  — Как он себя чувствует?
  — Очень хорошо, — так же холодно ответила она.
  — Это меня радует, — сказал я. — А вчера было мало надежды, что он вообще выживет…
  — Как так? — спросила она строго.
  — Потому что вчера вечером он был отравлен, — сказал я.
  Я увидел, как она побледнела. Руки ухватились за край стола. Я даже подумал было, что она упадет. Но в следующее мгновение она снова взяла себя в руки и спросила:
  — Вы уверены, что речь идет о нем, а не о миссис Баллвин?
  — Речь идет об обоих.
  — Вы уверены в этом?
  — Абсолютно.
  — Спасибо, — сказала она и вернулась в кабинет мистера Баллвина.
  Я сложил договор и положил его в карман. После этого я в ответ также послал смущенной девушке за письменным столом воздушный поцелуй.
  Глава 11
  Минут двадцать десятого я вошел в наше агентство и прошел к себе в кабинет. Там уже сидел Джим Формби и беседовал с Элси Бранд.
  — Мистер Формби хотел срочно говорить с вами, — сказала она. — И я подумала, что будет лучше, если он подождет вас не в приемной, а в кабинете. Кроме того, инспектор Селлерс разговаривал по телефону с Бертой Кул, может быть, он еще зайдет сюда.
  — Молодец, — похвалил я секретаршу и, повернувшись к Формби, спросил: — Что нового?
  — Я поехал вчера за этим парнем, Китли, — начал он.
  — Он не заметил слежки?
  — Нет, он был полностью погружен в свои мысли.
  — Хорошо. А я уж было подумал, что ему удалось оторваться от вас. Куда он поехал?
  — К зданию Паукетта.
  Я тихо присвистнул.
  — Поднялся на лифте, — продолжал Формби. — Я подъехал к тротуару и, так как по всему было видно, что он там задержится, тоже поднялся на лифте на седьмой этаж. Лифтер заставил меня внести в журнал свою фамилию. Потом он спросил, к кому я иду.
  — И что вы ответили?
  — Я сказал, что хотел бы повидать доктора Квая, зубного врача. Лифтер ответил, что доктора уже нет. Я ответил, что у меня с ним есть договоренность на это время, так как мне нужно удалить зуб. Он посоветовал мне подождать, когда придет доктор Квай. Пока он это говорил, я украдкой бросил взгляд в журнал. Последняя запись гласила: «Альфа инвестмент компани» с инициалами К.К.
  — Продолжайте.
  — Я решил последовать совету лифтера и спустился вниз на улицу. Выходя, посмотрел на вывески фирм. «Альфа» также находится на седьмом этаже под номером шестьсот десять. Контора доктора Квая находится под номером шестьсот девяносто пять. Это может иметь какое-нибудь значение?
  — Пока еще трудно судить, — сказал я. — Что было дальше?
  Он продолжал:
  — Я сел в машину и начал наблюдать за входом. Через некоторое время к подъезду подошла девушка. Ей, видимо, не нужно было заносить свое имя в журнал, потому что она шла быстро и уверенно и, судя по всему, жила в этом доме. Но через несколько минут девушка вышла. И Китли последовал за ней. Она села в такси, на котором приехала, и Китли тронулся следом.
  — И вы тоже?
  — Да.
  — Куда это вас привело?
  — К вокзалу Юнион.
  — Что дальше?
  — Девушка расплатилась с таксистом и направилась к вокзалу. Китли за ней. Я решил рискнуть и, не выключая двигателя, вылез из машины и также двинулся за девушкой. Она как раз открывала один из номерных ящиков камеры хранения. Положив туда что-то, она заперла его и, выйдя из здания вокзала, села в трамвай.
  — А Китли?
  — Он, казалось, потерял к ней всякий интерес, сел в машину и поехал дальше. На этот раз домой. Он живет в апартаментах «Проспект-Армс». Его имя красуется на почтовом ящике. Номер триста двадцать один.
  Зазвонил телефон. Прежде чем снять трубку, Элси шепнула мне:
  — Кстати, вам звонила какая-то дама, но имени своего не назвала. Она сказала, что будет звонить еще, и с тех пор делает это каждые десять минут.
  — Хорошо, давайте узнаем, кто это. — Повернувшись к Формби, я спросил: — Как выглядела та девушка, за которой следил Китли?
  — Изящная фигурка. Серый костюм, рыжие волосы и…
  Тем временем Элси Бранд уже успела снять трубку и сделала мне знак. Потом она сказала:
  — Подождите минутку, мистер Лэм сейчас будет говорить с вами.
  Я сделал знак Элси, чтобы она пока не переключала телефон на меня, и спросил Формби:
  — Рост приблизительно сто шестьдесят, вес около ста двенадцати фунтов, красные чулки, зеленые туфельки…
  — Все правильно.
  Я снял трубку и сказал:
  — Алло.
  Я сразу услышал, как облегченно вздохнула на другом конце провода Рут Отис:
  — О, Дональд, я так рада, что наконец застала вас.
  — У меня сегодня было много дел. Какие у вас новости?
  — Я должна срочно поговорить с вами.
  — Вы сделали то, о чем я просил вас вчера?
  — Как раз об этом я и хотела с вами поговорить. Я могу сделать это по телефону?
  — Да, только не нужно…
  Внезапно дверь в мой кабинет распахнулась, и вошел, не постучав, инспектор Фрэнк Селлерс со сдвинутой на затылок шляпой, с изжеванной сигарой и ухмылкой на лице.
  — Продолжайте, продолжайте, Дональд, — сказал он своим громовым голосом. — Я вам не помешаю. Берта сказала, что вы у себя.
  Я сказал в трубку:
  — Говорите только самое важное. Мне некогда.
  — Вы, наверное, помните о пакетике, о котором мы с вами говорили?
  — Да.
  — Я вдруг решила, что его так и не открывали, а так как у меня еще были ключи от конторы, я решила наведаться туда, забрать его и отослать… Вы знаете куда?
  — Дальше, дальше.
  — Так я и поступила, положив этот пакетик в надежное место.
  — И тем самым сунули голову в петлю, маленькая глупышка!
  — Но я действительно положила его в надежное место, где его никто не найдет.
  Я сказал:
  — Послушайте, в настоящий момент у меня нет времени. Я же дал вам вчера адрес.
  — Адрес?
  — Да.
  — Что-то не помню.
  — Куда вы должны пойти в случае…
  — О да, теперь припоминаю.
  — Вот и идите туда.
  — Вы хотите, чтобы я…
  — Идите туда!
  — Хорошо, Дональд.
  — И немедленно. И ничего не берите с собой. Поняли?
  — Да.
  — Это все.
  — Благодарю вас, Дональд, — сказала она. — Всего хорошего.
  Она повесила трубку, но я свою продолжал держать и говорить в нее:
  — Самая большая сложность заключается в том, что у нее три свидетеля, а у вас один. Да, да, он сам и еще двое мужчин… И конечно, он это сделает… — Наговорив еще бог знает чего, я наконец бросил трубку и сказал Элси: — В следующий раз никогда не соединяйте меня с людьми, которые сами не знают, что они хотят, и потом…
  — Простите, я думала, что эта дама по делу о шантаже.
  — Нет, — ответил я. — Речь идет о несчастном случае на перекрестке.
  Селлерс, казалось, проглотил мой обманный маневр.
  — Ну, что нового, Дональд?
  — Да ничего особенного, — ответил я. — Я чувствую себя прекрасно.
  — Почему?
  — Всю ночь не спал.
  — Совесть замучила?
  Я покачал головой:
  — Зуб.
  — Это плохо. Почему же вы не обратитесь к врачу?
  — Так и сделаю, как покончу с делами.
  — Вам можно посочувствовать. Зубная боль может превратить жизнь в кошмар.
  — Как дела у Баллвина и его жены?
  — Она все еще без сознания, а у него неплохо. Нет сомнения, отравление произошло от тостов с анчоусной пастой. Но в тюбиках яда не нашли. Должно быть, его насыпали уже на тосты.
  — И когда это было?
  — Мы не знаем. Миссис Баллвин сама их и готовила, точнее, подавала. Но так как она еще без сознания, мы не можем у нее спросить. Горничная утверждает, что миссис Баллвин начала готовить тосты, когда кухарка пришла в кухню. На подносе красовалось около десятка маленьких квадратных тостов. Закончила работу кухарка, украсив их рыбной пастой.
  — И когда они были сервированы?
  — В том-то и вопрос, — сказал Селлерс. — Баллвин пришел домой позже, чем обычно, и кухарка поставила поднос с тостами на буфет. Миссис Баллвин сказала ей, что будет обедать в городе, ну, кухарка и решила, что от нее ничего не требуется.
  — Как долго лежали тосты на буфете?
  — Минут пятнадцать. Во всяком случае, не более получаса.
  — И что произошло потом?
  — Когда пришел Баллвин, привратник принес тосты. Баллвин как раз хотел приготовить себе коктейль, а его жена предложила ему попробовать эти тосты. Он попробовал, и они ему очень понравились. Кроме того, он, казалось, был в лучшем настроении, чем накануне.
  — Что вы можете сказать о привратнике?
  — Не беспокойтесь. Мы прощупаем основательно весь персонал. Включая и секретаршу миссис Баллвин.
  — Да, значит, у вас трудный будет сегодня денек.
  — Конечно. А что вы скажете об этом Китли?
  — А что я должен о нем сказать?
  — Та еще штучка, вам не кажется?
  — Откуда мне знать?
  — А вы не считаете, что он немного шантажирует нашего добряка Джеральда Баллвина?
  — Если это так, то он вряд ли будет травить курочку, которая несет ему золотые яйца.
  — Об этом мы тоже думали, — сказал Селлерс и добавил: — Но удар мог быть нанесен не по нему, а по миссис Баллвин.
  Я заметил:
  — Если яд был в тостах или соответственно в пасте, нельзя было заранее предположить, для кого пробьет последний час.
  — Что вы имеете в виду?
  — Ни один человек не мог бы предсказать, кто какой тост возьмет и сколько их съест. Если бы Баллвин был голоден, то он съел бы с полдюжины тостов, а его жена, напротив, один или два. В этом случае Баллвин бы отправился на небеса, а его жена просто отравилась — может быть, и тяжело.
  Селлерс сказал:
  — Мы продумаем все возможности еще раз и внимательно. А я-то полагал, что вы нам смогли бы немного помочь.
  — Каким образом?
  — Вы же пройдошливый парень, Дональд. Предположим, что у вас появилось намерение кого-нибудь отравить. Или, точнее, вы хотите отравить супруга, а жену — нет. Вы избираете для этого сандвичи…
  — Хватит. Уматывайте отсюда, у меня болит зуб, — хмуро бросил я. — Еще один вопрос: много яда проглотили эти Баллвины?
  — Судя по всему, достаточно, чтобы свалить и лошадь. Если бы Шарлотта Хенфорд не уведомила своевременно врача, что речь идет об отравлении мышьяком, то Баллвина было бы не спасти. Решающим оказалось то обстоятельство, что врачи хотя и в последний момент, но оказали ему нужную помощь. А жена долго пролежала в ванной комнате, так что у нее дела хуже. Ведь она тоже приняла значительную дозу.
  Я сказал:
  — Что ж, если у меня появятся какие-либо соображения, которые помогут вам в дальнейшем, я вас оповещу. А теперь мне нужно к зубному врачу.
  Селлерс слез со стола.
  — Желаю удачи, Дональд. И когда на вас найдет просветление — жду звонка.
  Я кивнул Формби и попросил Элси:
  — Выясните, сможет ли зубной врач принять меня немедленно.
  Глава 12
  Кабинет доктора Квая был на седьмом этаже. На дверях красовалось имя: «Доктор Джордж Л. Квай. Частная практика». В левом нижнем углу можно было прочесть: «Только по предварительной договоренности».
  Я вошел в маленькую приемную, в которой находились диван, несколько стульев с прямыми спинками и стойка с газетами и журналами.
  Когда я открывал дверь, в заднем помещении прозвучал звонок, и тотчас мужской голос пригласил меня войти.
  В дверях я заметил, что доктор как раз занят пациенткой.
  — Моя ассистентка вчера внезапно уволилась, — сказал он извиняющимся, но раздраженным тоном, — вот сегодня все и идет кувырком. Как ваше имя и что вы от меня хотите?
  — Меня зовут Лэм, и я хотел бы к вам записаться. А если можно, то хорошо бы посмотреть на мой зуб прямо сейчас.
  — Посидите немного в приемной. Я скоро закончу.
  Я вернулся в приемную и присел.
  Через несколько минут из кабинета вышла пациентка. Это была холеная молодая женщина, лет тридцати, на левой руке у нее было широкое обручальное кольцо и еще одно кольцо, усыпанное бриллиантами.
  Она посмотрела на меня с сострадательной улыбкой и быстро вышла. Послышался шум воды — это доктор мыл руки.
  Сквозь молочные стекла я видел фигуру какого-то мужчины, который, видимо, побаивался зайти к врачу. А может, он стоял там по другой причине.
  Появился доктор Квай:
  — Ну, молодой человек, давайте посмотрим, что вас беспокоит.
  Вновь прозвучал звонок, и в приемную вошел Карл Китли.
  — Доброе утро, — сказал доктор.
  Китли хотел ответить на приветствие, но в этот момент увидел меня:
  — О, да это Дональд Лэм! Как вы себя сегодня чувствуете, мистер Лэм?
  — Не очень хорошо, — ответил я.
  Китли подошел ко мне и поздоровался. Доктор Квай стоял и ждал, когда я пройду в кабинет. При этом он вежливо смотрел на Китли. А тот игриво усмехнулся и сказал:
  — Обращайтесь с ним аккуратно, доктор, думаю, в ближайшее время вам не представится возможность лечить такого первоклассного частного детектива.
  Доктор словно окаменел.
  — Если вы свободны, доктор, я бы с удовольствием с вами поговорил, — добавил Китли.
  Лицо доктора Квая утратило всякое выражение.
  — Присаживайтесь. Через несколько минут я буду в вашем распоряжении… Как ваше имя? — спросил он меня.
  — Дональд Лэм.
  — А адрес?
  Я дал ему визитную карточку.
  — «Кул и Лэм. Частное бюро расследований».
  — Понимаю. И что привело вас ко мне?
  — Только мои зубы.
  — Что с ними?
  — Я бы хотел их подлечить.
  — Входите и садитесь в кресло.
  Я сел. Доктор Квай обмотал мою шею салфеткой и принялся осматривать мой рот.
  — Когда последний раз лечили зубы?
  — Я никогда не придавал большого значения своим зубам.
  — В этом я не сомневаюсь. Когда вам осматривали зубы в последний раз?
  — Примерно года два назад.
  — В будущем вы должны являться на осмотр каждые полгода. На что жалуетесь?
  — Болит зуб.
  — Который?
  — Должно быть, вот здесь, сверху и справа.
  — Давно он вас тревожит?
  — Сегодня всю ночь спать не мог.
  Доктор Квай осмотрел внимательно зуб.
  — Да, — сказал он, — судя по всему, затронут нерв. Видимо, его придется удалить. Кроме того, два-три зуба нужно пломбировать.
  — И сколько все это будет стоить?
  — А разве это имеет значение?
  — Конечно.
  — Ну, я еще точно сказать не могу. А этот зуб я удалю прямо сейчас. Тогда он не будет вас больше беспокоить.
  — В данный момент он вообще не болит.
  Тем не менее доктор Квай наполнил шприц горячей водой и промыл мне зуб.
  — Больно?
  — Скорее наоборот.
  Потом он полил на зуб холодной водой.
  — Больно?
  — Не очень.
  — Тем не менее его лучше удалить.
  — Доктор, у меня масса срочных дел. Может быть, вы дадите какое-нибудь средство, чтобы уменьшить боль, если она снова начнется. А насчет удаления я зайду как-нибудь в другой раз. У вас нет хороших таблеток или чего-нибудь в этом роде…
  — Это, конечно, не лучший выход из положения, но если у вас срочные дела, вот вам таблетки анасина, но принимайте их строго по предписанию. А завтра утром в десять часов приходите, и мы посмотрим, как быть дальше.
  Я вылез из кресла.
  В этот момент вновь прозвучал звонок.
  — Извините меня, пожалуйста, наверное, еще кто-нибудь пришел. Очень трудно работать без помощницы. Я уже звонил в бюро по найму, надо будет съездить туда и посмотреть на девушек.
  Доктор Квай вышел в приемную. Я снял салфетку и последовал за ним.
  Доктор Квай сказал:
  — Это ушел тот господин, который ждал. Видимо, тоже куда-то спешит. Наверное, еще вернется. Вы его знаете?
  — Да.
  — Кто это?
  — Некто Китли. Родственник Джеральда Баллвина, маклера по земельным участкам.
  — Ах, вот оно что! Жена мистера Баллвина — моя пациентка. Я не знал, что…
  — Это брат первой жены Баллвина.
  — Понимаю, — сказал доктор.
  — Милый молодой человек, — добавил я.
  Но доктора, казалось, больше не интересовал этот вопрос.
  — Итак, завтра в десять утра я удалю вам зуб. Но не опаздывайте, у меня как раз на это время отказался один из пациентов. Иначе вам придется прождать целую неделю.
  Китли ожидал меня у лифта.
  — Ну, что с зубами?
  — Да вроде лучше.
  — Удалили?
  — Пока еще нет.
  — Значит, вам повезло.
  — Не понимаю.
  — Доктор Квай наверняка не очень-то обрадовался вашему визиту.
  — После вашего в высшей степени тактичного замечания я тоже начал опасаться, что он обойдется со мной не очень-то любезно. Я думаю, он вряд ли разочаруется, если я завтра не приду.
  — Доктор Квай — не глупец, — уверил меня Китли, — и не надо принимать его за такового.
  — Разве я отнесся к нему как к глупцу?
  — Ну, вы должны признать, что таких совпадений не бывает. Частный детектив внезапно решает приобрести себе участок у мистера Баллвина, и в то же время у него начинает болеть зуб, и он появляется у врача, который лечит миссис Баллвин.
  — Не случайно и то, что офис «Альфа инвестмент компани» располагается так удобно, что оттуда можно наблюдать за коридором и засекать каждого, кто направляется к доктору Кваю.
  — О, вы уже это вынюхали?
  — Да.
  — Времени вы не теряете, — сказал Китли. — Вы действительно талантливый парень.
  — У меня еще было намерение нанести визит в эту компанию и посоветоваться там о капиталовложениях.
  — И круг на этом почти замкнулся бы. Так не будем стоять здесь, пройдемте в мой офис и потолкуем там о ваших капиталах.
  Он провел меня по всему коридору и открыл дверь. Но вместо того чтобы пропустить меня, он бросил раздраженным голосом:
  — О, я забыл выключить радио.
  Он устремился к продолговатому ящику, повернул ручку, после чего погас зеленый огонек, и, указав мне на кресло, сказал:
  — Садитесь, мистер Лэм.
  Я утонул в глубоком кожаном кресле и скользнул взглядом по этому странному помещению. На стенах висели фотографии скаковых лошадей, эпизоды бегов — все добротно оформленные рекламы. Боковая сторона комнаты была завешана огромной таблицей.
  Перед окном стоял большой чертежный стол, на котором лежала линейка в форме буквы «Т». Пол был усыпан обрезками оргстекла.
  — Вы, кажется, интересуетесь моей мастерской? — спросил Китли.
  — Я просто спрашиваю себя, чем вы здесь занимаетесь.
  — Рассчитываю шансы лошадок в отдельных забегах.
  После этого он познакомил меня со своей системой. Я был поражен: тут учитывалось все — и форма лошади, и жокей, и статистические данные, и много других мелочей.
  — И таким образом вы делаете деньги? — спросил я.
  Он рассмеялся и ответил:
  — Это требует много забот, но это доставляет мне удовольствие и дает прибыль. Давайте остановимся на втором сегодняшнем заезде. Эта кривая показывает, что выиграет Файр Леди, а именно… В общем, выиграет едва-едва. Это означает, что можно поставить на нее. Поскольку она невысоко котируется, можно взять неплохой куш. А теперь я хотел бы узнать, почему вы рыскаете у доктора Квая? У вас есть определенные подозрения или вы прощупываете все окружение Баллвинов?
  — Скажите, а вы по чистой случайности организовали свою странную контору на одном этаже с доктором Кваем?
  — Конечно, это просто совпадение.
  — Вы хотите сказать, будто не знали, что миссис Баллвин лечится у доктора Квая?
  — Разумеется, я это знал! Но о чем это говорит?
  — Когда к нему кто-нибудь приходит или уходит, вы легко можете это фиксировать. Достаточно лишь оставить дверь открытой.
  — О боже ты мой! — вздохнул он. — Если бы мне это было нужно, мне достаточно было бы зайти к нему и бросить взгляд на расписание. Оно составлено на три недели. Не ведите себя так наивно, Лэм. Я снимаю это помещение потому, что мне здесь никто не мешает. Здесь я сижу, думаю и вынашиваю мысли, как мне обмануть своих собратьев по роду человеческому.
  — И временами попадаете в цель?
  — Временами я попадаю в запой. Превращаюсь в абсолютного дурака. Теряю рассудок.
  — И когда ваши денежки кончаются, вы отправляетесь выкачивать их из добряка Баллвина?
  — Иногда вы становитесь очень противным, Лэм, — сказал он.
  — У меня такая профессия, и я пытаюсь относиться к ней добросовестно. Как вы думаете, кто подсыпал яд Баллвину?
  — Должно быть, кто-то из домашних, — ответил Китли. — Насколько я знаю, в тюбиках с пастой, которые вы принесли, яда не было. Но если на все это посмотреть трезво, то создается впечатление, что вы сами здорово старались ввести кого-то в искушение.
  — Дело в другом. Я просто хотел заинтересовать миссис Баллвин…
  — Чем? — спросил он, когда я замолчал.
  — Тем, чтобы она некоторое время вела такую же жизнь, как и прежде.
  Китли задумался, потом сказал:
  — Постоянно приходится удивляться, как глупы люди.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Этим я хочу сказать, что полиция могла бы посадить преступника за решетку уже через три часа.
  — И вы побьетесь об заклад, что так оно и могло быть? — спросил я Китли.
  — Побьюсь, черт бы вас побрал… Только подождите минутку, я выражусь немного поточнее. Я могу поспорить, что полиция может через три часа узнать, кто подсыпал яд, и что у нее будет достаточно доказательств для изобличения преступника. Вот на это я могу поспорить по-крупному.
  — Вы, наверное, имеете какие-нибудь дополнительные сведения? — спросил я.
  Он насмешливо рассмеялся:
  — Я думаю, больше всего сведений имеется у вас, Лэм.
  — Сомневаюсь.
  — Единственное, что я имею, — сказал Китли, — это моя вера в полицию. Большинство людей быстро приходят к выводу, что полиция недостаточно умна, а это в корне неверно.
  — Я совершенно убежден в том, что полицию нельзя сбрасывать со счетов. И в этом отношении вы можете не ломать копья передо мной. Это я знаю и без вас.
  — Они очень трудолюбивы, — тем не менее продолжал Китли, — и способны на большее, чем полагают некоторые. И давайте говорить честно: те, кто совершает убийства, в большинстве случаев несчастные глупцы. — Глаза его приобрели странный блеск. — Под глупцами я понимаю дилетантов. Они теряют голову ради величайшей глупости. Я, например, уверен, что наш сегодняшний преступник чертовски зол на Шарлотту Хенфорд. Я уверен, что он не слишком умен. Полиция его скоро возьмет, и в этом я убежден. Правда, им немного удастся на него повесить, так как Баллвин и его супруга, судя по всему, отделаются лишь легким испугом. Он уже вообще вне опасности, а ей много лучше.
  Китли поднялся и произнес:
  — Очень мило, что вы ко мне заглянули, Лэм. А теперь мне нужно немного заняться делами. Самое неприятное при моей системе, что я постоянно должен быть в курсе всех дел.
  — Желаю удачи, — сказал я и протянул ему руку.
  Дверь закрылась за мной. Когда я дошел до середины коридора, я оглянулся, чтобы проверить, не следит ли он за мной.
  Но дверь оставалась закрытой. Значит, его даже не заинтересовало, куда я пойду.
  Глава 13
  Когда я подъехал к своему дому, Рут Отис уже ждала меня. Она смотрела в другую сторону, так что я смог приблизиться к ней вплотную и неожиданно для нее.
  Заметив меня, она воскликнула:
  — Дональд!
  Я вышел из машины. Она сразу схватила мою руку и сжала ее так крепко, что ногти ее чувствовались даже сквозь ткань одежды.
  — Я так рада, что вы приехали!
  — Вы давно здесь? — спросил я.
  — Минут десять, но каждая минута казалась мне вечностью. Скажите мне сразу: я сделала что-то не так?
  — Да.
  — Но, Дональд, пакетик находится в таком месте, где его никто не найдет, а я смогу забрать его в любое время.
  — Я бы приехал сюда пораньше, но у меня была встреча с Карлом Китли.
  — Кто это такой?
  — Брат первой жены Баллвина.
  — О-о!
  — И кроме того, это как раз тот человек, который ехал за вами, когда вы вышли из конторы доктора Квая вместе со своим пакетиком.
  — Он… он следил за мной?
  — Выходит, да.
  — Но, Дональд, он просто не мог… Я… вы думаете…
  — Точнее, за вами ехали двое. Один из них был Китли, а другой — детектив, которому я поручил следить за ним.
  — А Китли знает, что в этом пакетике?
  — В этом я не уверен.
  — Вы же только что с ним говорили.
  — Да.
  — И что же он сказал?
  — Ничего. Он очень скрытен.
  — Может быть, он вообще не знает, кто я. Может быть…
  — Не будьте так наивны. Он настолько был вами заинтересован, что последовал за вами до самого вокзала и перестал следить только после того, как вы положили пакетик в камеру хранения.
  У меня создалось впечатление, что она вот-вот упадет.
  Я продолжал:
  — Я не буду повторяться, но если бы вы строго придерживались моих инструкций, положение было бы куда проще. А теперь я не знаю, какой ход примут события.
  Она испуганно сказала:
  — Если он расскажет об этом полиции… Если он там расскажет…
  — В том-то все и дело.
  — Но, Дональд, пакетик так и не был вскрыт. К нему никто даже не прикасался.
  — Почему вы в этом уверены?
  — Он в таком же состоянии, в каком я получила его в аптеке.
  — Почему вы так решили?
  — Я открыла упаковку и посмотрела на пузырек. Потом я его снова запечатала.
  — Вы обтерли флакончик?
  — Зачем?
  — Чтобы не оставлять на нем отпечатков пальцев.
  На ее лице вновь появилось растерянное выражение.
  — Нет. Я была уверена, что к нему не прикасались.
  — Вы не взвешивали его?
  — Нет.
  — Сколько граммов вы купили?
  — Доктор попросил купить двенадцать граммов.
  Я сказал:
  — Все это нас ни к чему не приведет. Если во флакончике действительно было двенадцать граммов, как узнать, взят ли оттуда мышьяк?
  — Может быть, будет лучше, если мы заберем пакетик из камеры хранения?
  — И что вы будете с ним делать?
  — Не знаю. Лучше всего выбросить. Просто уничтожить. Или как-нибудь избавиться от него. Или оповестить полицию, как вы предложили вчера.
  — Мы не знаем, может быть, за это время Китли уже оповестил их. И если он это сделал, то вас заманят в ловушку. Может быть, там только и ждут, когда вы заберете яд обратно. И это будет выглядеть следующим образом: как только вы откроете камеру хранения и вынете пакетик, вам легонько положат руку на плечо. А когда вы поднимете глаза, то увидите человека в штатском, который будет показывать вам полицейский значок. Потом он скажет…
  — Прошу вас, Дональд, замолчите! Мне и без того несладко.
  — Такова ситуация, — сказал я. — И самое неприятное: мы сами не знаем, где мы находимся. Так и бредем в темноте на ощупь.
  — Ох, Дональд, как я раскаиваюсь в том, что сделала. Но когда я увидела, что флакончик еще не открывали, у меня сразу мелькнула мысль поскорее избавиться от него и…
  — И как же вы будете объяснять свое поведение, когда ваше имя найдут в регистрационном журнале аптеки?
  — Я расскажу всю правду, расскажу все подробности. А сейчас нельзя это сделать?
  Я покачал головой.
  — Почему?
  — Потому что сейчас это прозвучит как выдумка, с помощью которой вы пытаетесь создать себе алиби.
  — Не совсем понимаю.
  Я объяснил ей, а потом сказал:
  — Садитесь-ка в мою машину и немного расслабьтесь. А я должен подумать.
  Через некоторое время она спросила:
  — Ну как, придумали что-нибудь? Что нам теперь делать?
  — У нас остается единственный выход. Вы должны на время исчезнуть.
  — Вы думаете, что человек, следивший за мной, оповестил полицию?
  — Откуда я могу это знать? Он играет в этом деле какую-то непонятную роль, и нужно сказать, что он человек неглупый. Так что не стройте иллюзий.
  — Но где мне спрятаться? Я даже не знаю, куда мне пойти.
  — А вот об этом мы и должны сейчас подумать.
  Она схватила меня за руку и сказала:
  — Я сделаю все, что вы мне посоветуете, Дональд.
  Послышался голос мальчишки, выкрикивающего что-то. Я попытался понять, о чем он кричит, и приготовил монетку. Он вынырнул из-за угла, и голос его стал отчетливее:
  — Убийство! Подробности убийства!
  Я перегнулся через Рут к окошку и поманил его к себе. Дав ему монетку, я получил газету.
  Правая сторона первой страницы была перечеркнута броским заголовком:
  «ДАФНА БАЛЛВИН УМЕРЛА».
  Когда взгляд Рут упал на этот заголовок, она громко вздохнула.
  Я разложил газету так, чтобы мы могли читать одновременно.
  — Дональд, это означает… О-о!
  — Помолчите!
  Судя по всему, сведения в газету поступили в самую последнюю минуту, и редакция просто добавила несколько вступительных фраз к статье, которая уже была подготовлена.
  «Когда сегодня утром неожиданно поступило известие, что миссис Баллвин все-таки умерла от отравления мышьяком, для полиции на основании проведенных до сих пор расследований стало ясно, что речь идет о самом запутанном преступлении за последнее время.
  Дафна Баллвин, которая вчера поступила в больницу с тяжелым мышьяковым отравлением, благодаря вмешательству врачей уже преодолела критическую стадию. Совершенно неожиданно наступил рецидив, и вследствие сердечной недостаточности последовала смерть.
  Ее супруг, Джеральд Баллвин, известный маклер, был доставлен в больницу своевременно, в то время как миссис Баллвин нашли только через час. Тем не менее полиция полагает, что отравились они одновременно. По мнению врачей, жизнь мистера Баллвина находится вне опасности. Сегодня утром его самочувствие настолько улучшилось, что он мог уже давать необходимые распоряжения по телефону. Известие о смерти жены глубоко его потрясло. Он распорядился закрыть контору до похорон.
  Подробности отравления пока еще неизвестны, хотя полиция занимается этим делом более двенадцати часов.
  Продолжение на четвертой странице».
  Я сложил газету и бросил ее на переднее сиденье, потом сказал Рут:
  — Вот так-то. Теперь речь идет об убийстве.
  — Дональд!
  Я распахнул перед ней дверь:
  — Выходите.
  — Куда мы направимся?
  — Гулять, — ответил я.
  Я взял ее за руку, подвел к подъезду и вызвал лифт.
  — К вам? — спросила она.
  — Да, — ответил я.
  Какое-то время она задумчиво смотрела на меня, а потом все-таки вошла в лифт. Когда мы поднялись, я снова взял ее под руку и повел к своей двери. Потом я открыл дверь и пропустил ее вперед.
  — Извините за беспорядок, но ко мне прислуга приходит только раз в неделю. Но здесь вам никто не помешает. Если будет звонить телефон, трубку не берите. Если мне нужно будет поговорить с вами, то я вам позвоню. Звонить буду условно. Сразу трубку не берите, а посмотрите на часы. Я дам четыре-пять гудков. Потом повешу трубку. Через две минуты я снова все это повторю. И еще через две минуты я буду звонить в третий раз. Вот только тогда и возьмете трубку. Понятно?
  — Да.
  — Выбраться вам из этого положения можно только одним способом, да и то не уверен, что он сработает. Все будет зависеть от того, как хорошо вы умеете притворяться.
  — Что я должна делать?
  — В полицию, чтобы рассказать там эту историю с мышьяком, идти поздно — вы слишком долго тянули, и теперь уж не объяснить почему.
  — Вы мне уже говорили об этом.
  — Я повторяюсь не зря. Дело в том, что я сам заберу пакетик из камеры хранения и передам его в руки полиции.
  — Что-что?
  — Я поеду на вокзал. Если я не замечу ничего подозрительного, то заберу пакетик.
  — Но ведь на вокзале так много людей, как же вы заметите, наблюдают за камерой или нет.
  — Стопроцентной гарантии не даю, но постараюсь сделать все возможное со своей стороны.
  — А если полиция все-таки вас обнаружит?
  — Если меня постигнет неудача, то я объясню, что вы пришли ко мне и рассказали, как доктор Квай поручил вам купить мышьяк. Вы не знали, как себя вести, оповещать полицию или нет, не переговорив со мной. Поэтому вы снова пошли туда, забрали пакетик и спрятали его в камеру хранения. После того как сегодня вам удалось связаться со мной, вы вручили мне ключ от камеры хранения и попросили меня взять пакетик и уведомить полицию. Вы все поняли?
  Рут понимающе кивнула.
  — Другими словами, я хотел бы совершенно сознательно оставить впечатление, что я не очень-то поверил вашему рассказу. Не хотел совать нос в дело, которое потом вызовет лишь насмешки со стороны полиции. То есть я должен сам все сперва проверить.
  Она сказала с сомнением:
  — А полиция вам поверит?
  — Вряд ли. Но суд, может быть, и поверит.
  — А то, что вы собираетесь делать, не опасно, Дональд?
  — Во всяком случае, другого выхода я не вижу.
  — Я боюсь, Дональд… Я ужасно боюсь.
  — А чтобы все выглядело правдоподобно, вам следует притвориться, что вы мне полностью доверяете, а в остальном вы робкая и боязливая девочка, которая сама боится идти в полицию. Только по этой причине вы и пришли ко мне. Сможете сыграть такую роль?
  — Постараюсь.
  — Все будет зависеть от того, насколько убедительно вы все сыграете. Ну вот, пока и все.
  — Но в этом случае, Дональд, вы очень рискуете.
  — Не очень, если все пойдет так, как я надеюсь.
  — А если пойдет не так?
  — Тогда я действительно сильно рискую.
  — Почему… почему вы идете на такую жертву ради меня?
  — Я и сам не знаю, черт бы вас побрал. Может быть, виноват поцелуй, которым вы меня наградили вчера вечером на прощание.
  — Только не поймите меня превратно, Дональд.
  — В каком смысле?
  — Я совсем не хотела вас соблазнять.
  — Я знаю.
  — Вы мне нравитесь, вы очень милый, и поэтому я не хочу, чтобы у вас из-за меня были неприятности.
  — Я делаю все по собственной инициативе.
  — И вы рискуете больше, чем говорите мне.
  Я покачал головой и сказал:
  — Ну а теперь давайте ключ от камеры хранения.
  Она открыла сумочку, сунула руку в кошелек, нахмурилась, а потом, улыбнувшись, сунула руку в боковой карман. В следующий момент на ее лице появилась растерянность.
  — В чем дело?
  — Я оставила ключ в кармане другого костюма, который был на мне вчера.
  — А что вы сделали с тем костюмом? Надеюсь, не отдали в химчистку?
  — Нет, он висит у меня в шкафу.
  — И ключ в боковом кармане этого костюма?
  Она кивнула и спросила:
  — Мне съездить за ним?
  Я покачал головой:
  — Сейчас вам нельзя показываться дома. Дайте мне ключ от квартиры.
  Она вынула ключ из кошелька и протянула мне.
  — Где этот костюм?
  — Как войдете в комнату, слева будет платяной шкаф. Костюм висит на вешалке, а ключ — в левом кармане жакета.
  — Хорошо, — сказал я. — Итак, ждите моего возвращения. И не забудьте все то, что я говорил вам о телефонных звонках.
  — Дональд, я… — Она встала со стула и подошла ко мне с мокрыми глазами и приоткрытыми губами. — Дональд, — сказала она еще раз едва слышно.
  В следующий момент она внезапно отвернулась.
  — В чем дело?
  Она повернулась ко мне спиной и покачала головой.
  — В чем дело, Рут? — спросил я еще раз.
  — Вчера вечером я не должна была этого делать, — сказала она. — Поэтому вы сейчас считаете себя обязанным идти на такой риск ради меня.
  — То было вчера вечером, — ответил я. — И риск от этого не стал для меня больше.
  Она все еще стояла ко мне спиной.
  Я подошел к ней, положил руки ей на плечи, чтобы снова увидеть ее глаза.
  — Прошу вас, Дональд, будьте осторожны. Разве вы не видите, как я боюсь за вас.
  Глава 14
  Я остановил машину перед домом Рут и прошел к парадной двери. Прежде чем открыть ее, я осторожно осмотрелся. Судя по всему, никто не проявлял к моей особе никакого интереса. Слева и справа стояли машины, но в них никого не было.
  Я быстро миновал лестницу и пошел по коридору к квартире Рут. Без стука, я тихо сунул ключ в замочную скважину и снова осмотрел коридор в обоих направлениях, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает. Лишь потом я круто повернул ключ, рывком распахнул дверь и вошел.
  Инстинкт просигналил мне об опасности. Я молниеносно втянул голову в плечи, но было уже поздно. Мне показалось, что на меня обрушился потолок. Ноги подкосились. Прямо на голову упал какой-то потертый ковер, и в тот же момент я отправился в страну грез.
  Не знаю, сколько я пролежал, пока наконец не открыл глаза. Медленно возвращалось сознание. Я лежал на тонком коврике в комнате Рут.
  Я попытался выяснить, есть ли кто-нибудь в комнате, но, кроме жужжания мухи, не услышал никаких звуков.
  Я глубоко вздохнул, напряг все силы и встал. Ничего не произошло.
  Голова постепенно прояснялась, но боль не проходила. Я прошел к ванной комнате и рванул дверь. Здесь тоже никого не было.
  После этого я с такими же предосторожностями распахнул шкаф и начал рыться в карманах костюма, почти не надеясь на удачу. Тем не менее я почти сразу же нащупал кусочек металла.
  Я внимательно посмотрел на ключ и сунул его к себе в карман.
  Какое-то время я стоял посреди комнаты и осматривался. Если уж проверять все, то нужно было проверить и откидную кровать. Я открыл замок, и кровать медленно опустилась. Между задней стенкой и кроватью находилось пространство, и я заметил дамскую туфлю. Приглядевшись внимательно, я заметил и ногу.
  Я отпрыгнул и секунду выжидал. Нервы мои были на пределе. Но ничто не шевельнулось, все было тихо. Тогда я включил верхний свет и смог теперь увидеть, что за кроватью лежала женщина.
  Я схватил ее за руку. Рука была еще теплая, но пульс не прощупывался. Я немного приподнял голову женщины. Свет упал на мертвое лицо Этель Ворли. Она была задушена нейлоновым чулком.
  Я удостоверился еще раз, что она мертва, а потом закрыл кровать.
  Осторожно я подошел к двери в коридор, обернул руку носовым платком и рванул за ручку.
  Коридор был пуст.
  Я закрыл дверь и стремглав помчался по лестнице. Внизу находилась телефонная будка. Я набрал номер полицейского управления и попросил инспектора Селлерса. Через мгновение я уже слышал его голос.
  — Говорит Дональд Лэм. Привет, инспектор!
  — Привет, Дональд. Я должен срочно с вами поговорить. Где вы сейчас?
  — Лексбрук-авеню, 1627, — ответил я. — Было бы очень хорошо, если бы вы поскорее прибыли.
  — Что я там забыл? — буркнул Селлерс. — Приезжайте лучше сюда.
  — В комнате Рут Отис, за кроватью, лежит труп Этель Ворли, секретарши Джеральда Баллвина…
  Не закончив фразы, я нажал на рычаг, словно связь внезапно прервалась.
  Потом я повесил трубку, выскочил на улицу и сел в машину. В последний момент я еще успел бросить взгляд на машины, стоявшие поблизости.
  Глава 15
  Проехав несколько раз в районе вокзала, я наконец нашел место для стоянки.
  Слежки за собой я не заметил.
  Я вышел на залитый солнцем тротуар и смешался с толпой, которая как раз входила в здание вокзала. Там я первым делом пошел к киоску с прохладительными напитками, взял бутылку кока-колы и принял две таблетки аспирина.
  Никто, казалось, не обращал на меня внимания. Пассажиры сновали взад-вперед, хотя основной поток уже прошел.
  Я нашел пустую телефонную будку и позвонил своему букмекеру.
  — Какие сегодня шансы Файр Леди во втором заезде? — спросил я.
  — Ставки делаются один к пяти. Хотите поставить?
  — Сотню.
  Он тихо присвистнул:
  — Для вас это большие деньги, Лэм. Я думаю, вы выбрали эту лошадь только из-за ее красивого имени. Ну хорошо, ваша заявка принята. Всего хорошего.
  Я вышел из будки. Так же, как и прежде, никто не выказывал интереса к моей персоне.
  Я медленно подошел к камере под номером 28 и небрежно оглянулся. На меня никто не обращал внимания.
  Я быстро вынул ключ из кармана, сунул его в замочную скважину и открыл ящик.
  Камера была пуста.
  Я сунул туда руку и ощупал всю поверхность, потом чуть не засунул туда голову, осмотрев все углы. Ничего!
  Я захлопнул дверцу, оставив в замке ключ, и вышел из вокзала.
  Глава 16
  Я надеялся, что Берта Кул отправится на ленч в обычное время. Но эта надежда не оправдалась. Новая секретарша сказала мне:
  — Мисс Кул хотела бы срочно переговорить с вами. Она ждет вас в своем кабинете.
  — Хорошо, — ответил я.
  — Я скажу ей, что вы здесь.
  — Нет, не надо. Через минуту я уже буду у нее.
  — Но мисс Кул хотела, чтобы ее немедленно оповестили о вашем приходе.
  Малышка посмотрела на меня, наморщив носик, и мне показалось, что она вот-вот расплачется.
  Я рассмеялся и сказал:
  — Ну хорошо, если вам так уж нужно, зайдите к Берте и сообщите ей о моем прибытии. — Потом прошел в свой кабинет.
  Элси Бранд встретила меня словами:
  — Боже мой, Дональд! Какой у вас вид! Что произошло?
  — Досталось немножко…
  — А в чем дело?
  — Как-нибудь в другой раз.
  Я заметил сочувствие в ее глазах и поэтому коротко добавил:
  — Кто-то ударил меня по голове. Поэтому у меня до сих пор болит голова, а позвоночник словно превратился в доску.
  Дверь распахнулась, и послышался ворчливый голос Берты:
  — Безобразный маленький павлин! Что ты вообще думаешь? Всегда исчезаешь неизвестно куда в самые критические моменты.
  — Я работал.
  — Работал. Подохнуть можно со смеха! — набросилась на меня Берта. — Ты даже не знаешь, какое дело расследуешь. Кажется, все еще находишься во власти своей вчерашней выдумки. Что это за партнерство, хотелось бы знать? И что у нас за заведение? Как что-нибудь случается, так мы не можем найти друг друга. Почему, черт возьми, ты не звонишь мне, почему не скажешь, где шляешься?
  Я уселся на вертящееся кресло и, откинувшись на спинку, вытянул ноги. Когда мой позвоночник соприкоснулся со спинкой стула, я передернулся.
  — Что с тобой? — спросила Берта.
  — У него болит голова, — ответила Элси.
  — Болит голова! — прокаркала Берта, повернувшись к Элси. — А у меня, он думает, не болит?
  Я сказал Берте:
  — Успокойся наконец. Я должен подумать.
  — Хочешь подумать? Да ты даже не знаешь о чем.
  — Ну хорошо, — произнес я устало, — тогда ты мне скажи о чем. Я это выслушаю с большим удовольствием, чем твою болтовню, от которой у меня лопаются барабанные перепонки. Ну, выкладывай! О чем я должен подумать?
  — Наша клиентка попала в трудное положение, — начала Берта. — Она срочно нуждается в нашей помощи. А я не могу сказать ничего утешительного.
  — Какую клиентку ты имеешь в виду?
  — Ты что, с луны свалился?
  — Пока нет. Я просто хочу знать, о какой клиентке идет речь.
  — Все о той же… о Шарлотте Хенфорд.
  — Так в чем дело?
  — Она по самые уши увязла в этом деле. Ты должен ей срочно помочь. Как ты думаешь, что ей еще от нас надо? Почему, как ты думаешь, она выложила мне на стол все свои деньги до последнего цента? Пятьсот восемьдесят пять долларов! Приличная сумма, не так ли?
  — Неплохая.
  — Сперва она хотела ограничиться двумястами пятьюдесятью долларами, но я сразу взяла ее в оборот и облегчила ее на пятьсот восемьдесят пять. При этом я все время должна была заговаривать ей зубы и объяснять, что ты не детектив, а чудо, и она сдалась — выложила все деньги.
  — Почему же ты не взяла дело в свои руки?
  — В свои руки! — фыркнула она. — Я разве не взяла в свои руки все пятьсот восемьдесят пять наличными? Если думаешь, что это легко, попробуй сам.
  — Ты дала расписку, Берта? Что в ней?
  — Что мы получили пятьсот восемьдесят пять долларов.
  — И за что?
  — За защиту интересов Шарлотты Хенфорд.
  — Тебе не нужно было этого делать.
  — Понимаю. Тебе не нравится цвет ее волос, не так ли?
  — Ты должна была бы точно узнать у нее, о чем идет речь на этот раз. Нельзя же совать голову в петлю.
  — Речь идет о том, что на малышку пали ложные подозрения.
  — И кто же ее подозревает без оснований?
  — Вот ты и должен это выяснить.
  — И что на нее навешивают?
  — Лжесвидетельство. И этот Селлерс постепенно начинает действовать мне на нервы. Он в каждом начинает видеть преступника.
  — Где она сейчас находится?
  — Послала ее перекусить. Сказала, что ты скоро будешь. О боже, что творится с моей головой! Даже ни одну сигаретку не смогла выкурить до конца.
  Пока Берта готовилась к новому словоизвержению, в кабинете царили тишина и покой.
  — Фрэнк Селлерс основательно пошуровал в доме Баллвинов, и как ты думаешь, что он нашел?
  — Ну и что?
  — Кофейное блюдечко, на котором были остатки анчоусной пасты.
  — Где он его нашел?
  — В буфете.
  Я сказал:
  — Он здорово обрадуется этому вещественному доказательству. Это его новый козырь. А теперь оставь меня одного, Берта. Только на десять минут. Я должен все обдумать. После этого я займусь кофейным блюдечком.
  — Десять минут! — запричитала она. — Ведь у тебя было все утро для раздумий! — потом продолжала: — Она может вернуться в любой момент. Я сказала, чтобы она все продиктовала твоей секретарше — пусть все будет ясно как дважды два. Вообще я всячески старалась задержать ее. Но она слишком нервничает, хочет, чтобы что-нибудь делалось…
  Я перебил ее:
  — Я должен обязательно подумать минут десять. Тут что-то не так. Ничего не сходится — а ведь через несколько минут мне придется рассказать полиции длинную историю.
  В дверь постучали, и испуганная секретарша сунула голову в кабинет.
  — Можно? — спросила она.
  Берта хотела наброситься на нее, но маленькая робкая секретарша уже проскользнула в дверь и прошептала:
  — Там пришла мисс Хенфорд. Она знает, что вы здесь, — все слышно. Я не знаю, что с ней делать.
  — Давайте ее сюда, — распорядилась Берта.
  — Через десять минут, Берта, — сказал я. — А пока проведи ее в свою комнату и займи разговором.
  — Я все утро занимала ее разговорами, — буркнула Берта.
  Я отстранил испуганную секретаршу и, распахнув дверь, сказал медовым голосом:
  — А, миссис Хенфорд, уже вернулись? Хорошо позавтракали?
  Тут меня прервала Берта:
  — Я как раз говорила с мистером Лэмом о вашем деле. Он пришел почти сразу после того, как вы отправились на завтрак. Подходите ближе, не бойтесь. Мистер Лэм хочет обсудить с вами новые повороты в вашем деле. И он посвятит вас в план, который мы за это время разработали…
  Шарлотта Хенфорд подошла к моему столу. Секретарша выскользнула из кабинета, и Берта закрыла за ней дверь на замок.
  Шарлотта с улыбкой посмотрела на меня.
  — Наконец-то я вижу вас, — сказала она.
  — Очень рад снова видеть вас в нашей обители, мисс Хенфорд, — отозвался я.
  Она села в кресло, предназначенное для посетителей, и небрежно закинула ногу на ногу.
  Я закрыл глаза.
  — Он только немного подумает, — шепнула ей Берта.
  Послышался тихий шелест, словно Шарлотта поправляла платье, чтобы немного изменить положение ног.
  — Ну, — произнесла она после небольшой паузы, — как обстоят дела с вашим расследованием? К каким результатам вы пришли?
  — Мистеру Лэму нужны факты. Он хочет услышать их не от меня, а от вас.
  — Но я уже все продиктовала, и все это застенографировано.
  — Да нет, я говорю не о подробностях, — ответила Берта. — Мистер Лэм, в общем, в курсе дела, но он хочет услышать, как вы рассказываете, ну хотя бы об этой чашечке чая. Верно, дорогой?
  — Верно, — подтвердил я.
  Шарлотта устало вздохнула:
  — Это не чашка чая, а блюдце для кофе. Кто-то собирается сделать из меня козла отпущения.
  — Да, судя по всему, это так, — поддакнула Берта.
  — И мне это не нравится.
  — Очень хорошо представляю себе это, моя дорогая. Расскажите-ка мистеру Лэму о кофейном блюдечке.
  — Этот противный инспектор Селлерс всюду сует свой нос, — сказала Шарлотта.
  — Я очень хорошо понимаю ваше состояние, — успокаивающим тоном сказала Берта.
  — Он переворошил весь дом Баллвинов, пока не наткнулся на блюдце, в котором были остатки отравленной анчоусной пасты. Ко всему прочему он еще нашел и маленькую ложечку.
  — Вы знаете, где он нашел все это? — заинтересованно спросил я.
  — Блюдечко стояло в буфете за кастрюлями, которыми пользуются очень редко. Кто-то спрятал туда это блюдце, видимо, в спешке, так как место само по себе не очень-то надежное.
  — Дальше, — сказал я.
  — Этим блюдечком до того, как его нашел инспектор Селлерс, пользовалась я. И на нем остались мои отпечатки пальцев.
  — О-о! — простонал я.
  — Ну да, я им пользовалась, — продолжала она. — Накануне я после ужина отправилась к себе в комнату и забрала с собой чашку и блюдце. Дело в том, что после ужина я очень люблю выпить чашку кофе и кладу туда много сахара.
  — А ложечку? — спросил я. — Где ее нашли?
  — В ящике письменного стола в моей комнате.
  — Были еще чьи-нибудь отпечатки пальцев на блюдце?
  — Не знаю. Инспектор ничего мне об этом не сказал. Он только показал мне фотографии с моими отпечатками, которые нашли там.
  — Фотографии были увеличены?
  — Да.
  — Он сравнил отпечатки пальцев на фотографии с вашими собственными в вашем присутствии, чтобы доказать, что он не обманывает вас?
  — Да.
  — И что же вы?
  — Сначала я сказала, что не понимаю, в чем тут дело. Потом вспомнила, что оставила чашку с блюдцем в своей комнате. Кто-то, наверное, ее оттуда забрал.
  — Вы свои предположения высказали инспектору?
  — Конечно.
  — А вы ничего не сочиняете, чтобы выглядело правдоподобно?
  — Конечно, нет. Я говорю правду.
  — Всю правду?
  — Конечно.
  — Точно ничего не выдумали?
  — Нет.
  — Ну, — сказал я, — если все и впрямь правда, то доказательство находится у вас в руках.
  — Что вы имеете в виду?
  — Имеется вещественное доказательство, которое должно подтвердить правильность ваших слов.
  — Какое? — с надеждой в голосе спросила она.
  Берта вставила нежным тоном:
  — Я же говорила вам, что он голова.
  — Остатки анчоусной пасты на блюдечке тоже содержат мышьяк, потому что отравитель смешивал яд с пастой именно на этом блюдечке.
  — Так оно, видимо, и было, — сказала Шарлотта.
  — Если инспектор Селлерс отдаст на исследование ложечку, то выяснится, что ни следов пасты, ни следов яда там нет. И тем самым станет ясно, что вы рассказали правду. В блюдечке смешивали яд. Если это ваша работа, то вы бы воспользовались ложкой, которая уже была у вас в комнате. Тот, кто хочет вас подставить, о ложке и не подумает, а просто возьмет блюдце с вашими отпечатками и воспользуется другой ложкой.
  — Гениально, — раздался голос Берты.
  Шарлотта Хенфорд промолчала.
  — Ну? — спросил я ее.
  Она заерзала на стуле.
  — Что вы скажете на это? — снова спросил я.
  Она ответила:
  — Я не знаю, кто сыграл со мной эту шутку, но это был не дурак.
  — Почему?
  — Потому что, когда инспектор Селлерс нашел эту ложку, на ней тоже были следы яда.
  — Ничего себе! — прокаркала Берта.
  Я покачал головой:
  — Да, жаль, что вам ничего другого не пришло в голову и вы рассказали инспектору эту версию.
  — Что вы имеете в виду? — набросилась на меня Шарлотта Хенфорд.
  Берта сказала:
  — Поднатужься, Дональд, и подумай хорошенько. Ведь мы должны вытянуть ее из этой трясины.
  Я повернулся к Берте:
  — Лицензии, которые мы имеем, позволяют нам заниматься частным розыском.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Если ты хочешь стать сообщником преступления…
  Берта в ужасе уставилась на меня.
  — Мягко говоря, вы мне кажетесь чудовищем, — вырвалось у Шарлотты.
  Берта заметила:
  — Но, Дональд, раньше ты был смелее…
  — Я сказала вам чистую правду, — продолжала настаивать Шарлотта.
  А Берта между тем продолжала:
  — Послушай, Дональд, как бы неблагоприятны ни были для нас факты, мы не можем оставить нашу клиентку без помощи. Инспектор Селлерс будет… ну, с ним будет трудно столковаться.
  — Легко могу себе представить, как посмотрит инспектор Селлерс на это дело, — сказал я.
  — В таком случае сделай что-нибудь! — набросилась на меня Берта.
  — И что же, по твоему мнению, я должен предпринять?
  — Во-первых, мы должны позаботиться о том, чтобы мисс Хенфорд немедленно исчезла, до тех пор, пока… пока мы не выясним действительное положение дел.
  Я ответил:
  — Факты известны, а объяснить их — дело мисс Хенфорд.
  — Это я уже сделала, — заявила она.
  — Берту, возможно, вы и убедили своим рассказом, но меня — нет. Полицию ваша версия наверняка тоже не убедит.
  — Я же сказала вам, что на меня кто-то хочет повесить это убийство.
  Берта попросила меня:
  — Отвези ее, пожалуйста, куда-нибудь, где она будет в безопасности, пока мы не заглянем за кулисы.
  — Куда же мне ее спрятать?
  — Откуда мне знать? Отвези ее… отвези ее просто к себе.
  — Нет, — сказал я лаконично и сухо.
  — Почему? — продолжала настаивать Берта. — У тебя же милая уютная квартира, без портье. Там никто не наблюдает, кто выходит и кто входит.
  — Боюсь бросить тень на безупречную репутацию мисс Хенфорд.
  — Ба! — фыркнула Шарлотта.
  — Прошу тебя, дорогой, — произнесла Берта.
  — Почему же ты не возьмешь ее к себе?
  — К себе? — буркнула Берта. — О чем ты только думаешь? Она ведь все равно что раскаленная сталь. Если Селлерс обнаружит ее у меня, то…
  — А что он скажет, если обнаружит ее у меня?
  — Ничего! Во-первых, ему никогда не придет в голову искать ее у тебя, а во-вторых, ты всегда сможешь как-нибудь выкрутиться.
  Мисс Хенфорд сказала:
  — Если вы не хотите представлять мои интересы, то верните мне деньги. Я обращусь в другое агентство.
  Берта снова быстро вмешалась:
  — Разумеется, мы хотим и будем представлять ваши интересы, мисс Хенфорд. Мистер Лэм проводит вас к себе на квартиру, но вы должны также понять, на какой большой риск мы идем при этом. Не исключено, что вам придется пробыть там длительное время.
  — Мне нечего больше добавить, — сказала Шарлотта. — Я попала в сложную ситуацию и хочу выбраться из нее как можно быстрее. Только по этой причине я и пришла к вам и хорошо заплатила.
  Берта посмотрела на меня и кивнула:
  — Итак, прячь ее у себя, мой дорогой. И побыстрее, нам нельзя терять времени.
  Я совершенно спокойно заметил:
  — Дай мне еще несколько секунд подумать, Берта.
  — Отвези ее к себе и можешь думать сколько тебе захочется… А сейчас не время для этого. Пока ты думаешь, явится Селлерс, и тогда нам всем не поздоровится.
  Я поднялся и пригласил Шарлотту:
  — Пойдемте.
  Она ловко и грациозно поднялась.
  — Большое спасибо, — кивнула она Берте.
  — Главное — не терять мужества, — подбодрила ее Берта.
  Элси Бранд посмотрела на меня с состраданием, когда я проходил мимо нее. Я распахнул дверь и отступил в сторону, чтобы пропустить Шарлотту.
  Она быстро засеменила впереди меня. Мы спустились на лифте, и я повел ее на стоянку, где оставил свою машину.
  — Вы далеко живете? — спросила она.
  — Мы поедем не ко мне.
  — Как-как? Я не ослышалась?
  Я сказал:
  — Не будьте ребенком, Шарлотта. Берта Кул сама по себе — хороший парень, но в этом деле я положиться на нее не могу.
  — Почему?
  — Достаточно Берте сказать неосторожное слово, и полиция сразу узнает, где вы скрываетесь.
  — Но Берте Кул можно довериться?
  — Пожалуй, можно.
  — Так почему вы не отвезете меня к себе?
  — Я просто не могу так рисковать. Я не думаю, что Берта проболтается, но если такое случится, я никогда не прощу себе такого легкомыслия. И можете упрекать меня сколько хотите.
  — Куда же мы поедем?
  — В кемпинг.
  — Но почему?
  — По многим причинам. Во-первых, я хочу сделать так, чтобы вы не записывались под чужим именем, потому что, если дело дойдет до обвинения, это будет рассматриваться как одно из свидетельств вины.
  — На меня уже собирают материал.
  — Именно поэтому мы и не можем позволить себе просто испариться или жить под чужим именем. Это здорово отяготит ваше положение, если вас найдут.
  — Так что вы собираетесь делать?
  — Я отвезу вас в кемпинг и разыграю все таким образом, будто нас целая компания. Я запишусь под собственным именем, скажем, в такой формулировке: «Дональд Лэм и друзья». И дам номер моей машины. Если нас обнаружат, то я объясню, что хотел собрать всех свидетелей, чтобы отдельные детали по делу Баллвинов свести воедино. Мы решили собраться вместе там, где нам никто не помешает. Я привез вас сюда как первую свидетельницу и сразу же отправился за другими. Берта и я, дескать, хотим начать опрос свидетелей ближе к вечеру.
  Мисс Хенфорд задумалась и потом сказала:
  — Да, действительно, голова у вас работает что надо. Ваша мысль превосходна.
  — Значит, согласны?
  — Да.
  Я нажал на газ. Когда она поправляла стрелки своих чулок, я добавил:
  — У Селлерса достаточно доказательств на руках, чтобы арестовать вас. И тот факт, что он пока оставил вас на свободе, означает, что он готовит ловушку. У нас есть все основания быть осторожными.
  — Поступайте так, как считаете нужным, Дональд.
  Я кивнул и в задумчивости продолжал вести машину.
  — Что с вами сегодня? — спросила она после некоторой паузы. — Последний раз вы интересовались не только делом, но и другими, как бы это сказать, разными пустячками. Почему же сейчас вы весь ушли в себя?
  — У меня чертовски болит голова.
  — Печально.
  Я оторвал взгляд от дороги и повернулся к ней. Она понимающе улыбалась мне:
  — Такую отговорку я уже часто применяла.
  — У меня не отговорка. Меня ударили.
  — Да что вы говорите!
  — И причем по затылку.
  — Когда это было?
  — Пару часов назад.
  — И почему вас ударили?
  — Наверное, я кому-то не понравился.
  Она замолчала. Я переехал через мост, отделявший город от пригорода, и вскоре остановился у большого кемпинга.
  — У вас есть двойные домики на шесть человек? — спросил я у портье.
  — Конечно, сэр. Восемнадцать долларов за ночь.
  — Комнаты приличные?
  — Разумеется, сэр.
  — Хорошо, беру.
  Я зарегистрировался как Дональд Лэм с друзьями. Портье взглянул на мои водительские права и записал номер.
  — А где остальные господа? — поинтересовался он.
  — Они прибудут позже.
  — Там три спальные комнаты с двойными кроватями, — объяснил портье.
  — Отлично.
  — Я провожу вас.
  Он взял ключ и повел нас к большому коттеджу. Это был милый домик с двумя ванными, отделанными кафелем, гостиной и тремя спальнями.
  — Ну как, нравится? — спросил портье.
  — Как раз то, что нужно, — ответил я.
  После этого он оставил нас одних. Шарлотта подошла ко мне и остановилась.
  Я сказал:
  — Ну вот, пока все. Устраивайтесь поудобнее. Здесь вы должны ждать. И пообещайте мне, что никуда отсюда не уйдете.
  — Обещаю. А что вы собираетесь предпринять?
  — Сперва вернусь в контору.
  — Несчастный. Даже передохнуть не хотите.
  — Для меня на первом месте стоит работа.
  Ласковой рукой она провела по моему затылку:
  — Больно?
  — Чувствительно. Кроме того, болит и позвоночник. Видимо, я получил неплохой удар.
  — Как все это ужасно, — произнесла она. — Может быть, вам станет лучше, если вечером вы снова заглянете сюда. Вчера вы мне нравились.
  — Вчера вы никак не выказали своей симпатии.
  Она улыбнулась:
  — Все мы, женщины, таковы.
  — Конечно! — Я повернулся к двери.
  — Когда вы примерно придете?
  — Точно сказать не могу. Вон в той маленькой кухоньке можно готовить. Я что-нибудь привезу с собой, чтобы вы могли проявить свои кулинарные способности. И еще раз повторяю: ни под каким предлогом не покидайте этого домика. И в первую очередь закройте дверь. Если будут стучать, можете крикнуть, что принимаете ванну.
  Когда я хотел открыть дверь, она преградила мне путь:
  — Дональд, как я смогу отблагодарить вас за ваши заботы?
  — Все сказано в договоре.
  — Вы действительно отнеслись ко мне хорошо. Я этого никогда не забуду. Вы и умный, и милый. Вы сразу поняли, что в моем рассказе чего-то не хватает. В это могла поверить Берта Кул, но не вы. Правильно, Дональд?
  — У меня сейчас нет времени выслушивать комплименты, — сказал я. — Инспектор Селлерс — вот кого нужно заставить поверить. — С этими словами я вышел из домика.
  Глава 17
  Дверь в комнату Элси Бранд была открыта настолько, что она могла видеть входную дверь. Когда я вошел в кабинет, она поспешно показала мне в сторону кабинета Берты и знаком дала понять, что будет лучше, если я снова смоюсь.
  Я как раз собирался это сделать, когда дверь кабинета Берты распахнулась и я услышал Фрэнка Селлерса:
  — Значит, как только он придет…
  Я опоздал. Из поля его зрения я выскользнуть уже не мог. Селлерс меня увидел:
  — А вот и он!
  Я повернулся, сделав вид, что спешу в свой кабинет, и воскликнул:
  — Привет, Селлерс!
  Берта буркнула с непроницаемым лицом:
  — Зайдите сюда, Дональд.
  С подчеркнутым равнодушием я прошел в ее кабинет и спросил Селлерса:
  — Вы нашли труп?
  — Да, — ответил он. — Я нашел труп.
  Мы все трое сели. Селлерс повесил свою шляпу на крючок и наморщил лоб. Потом сунул в рот уже изжеванную сигару, нервно начал мять ее зубами, перекатывая из одного уголка рта в другой.
  — Ну? — спросил он.
  Я удивленно посмотрел на него:
  — Что вы хотите сказать этим «ну»?
  — О чем, позвольте вас спросить, вы думали, когда сообщили полиции, где находится труп, потом повесили трубку, не сказав, где вы находитесь и где вас можно найти? Ведь вполне естественно, меня очень интересует вопрос, как вам удалось наткнуться на труп. Ваше поведение, мягко говоря, противозаконно. Может быть, вам еще спасибо сказать, что вы удостоили нас такой чести и сообщили о случившемся?
  Я немедленно проговорил:
  — Не все сразу…
  — Вы же повесили трубку на полуслове!
  Я разыграл удивление:
  — Я повесил? Я полагал, что вы сразу броситесь по горячим следам. Я же вам сказал все, что нужно. Так что это не я, а вы оборвали разговор, и правильно сделали.
  — Вы не сказали мне, что будете ждать меня на месте преступления или где вас можно найти. Если кто-нибудь находит труп, то обязан сообщить полиции все, что знает, и кто он такой.
  — Я позвонил вам через десять секунд после того, как нашел труп. Представился. Потом вы повесили трубку.
  — Может, нас разъединили?
  — Может быть, но мне-то откуда знать?
  — Вы должны были позвонить снова.
  — Чтобы вы мне откусили голову, — усмехнулся я. — Я же успел вам все сказать.
  — А почему вы ни слова не сказали об этом Берте?
  — Не было возможности. В присутствии нашей клиентки я не хотел об этом говорить. Наша контора славится своей щепетильностью.
  — Вы обо всем подумали, — ядовито произнес Селлерс.
  — Да, конечно.
  — Что вам нужно было на Лексбрук-авеню?
  — Собирался поговорить с одной девушкой.
  — С Рут Отис?
  — Да.
  — В связи с чем?
  — Она работала ассистенткой у доктора Квая.
  — Какая связь между всем этим?
  — Доктор Квай — зубной врач миссис Баллвин.
  — Ну и что? Что дальше?
  — Мисс Отис покупала в последнее время мышьяк в аптеке.
  — Значит, вы об этом тоже знали?
  — Да.
  — Еще что?
  — Разве этого мало?
  — И что вы предприняли?
  — Поехал к ней на квартиру.
  — Звонили?
  — Нет.
  — Как же вы вошли туда?
  — Дверь была не заперта.
  — А входная дверь в дом?
  Я поднял голову и какое-то время смотрел в потолок.
  — Я довольно энергично поднажал на дверь, она и открылась.
  — Чепуха какая! Лучше бы вы сказали мне правду, старый дружище, — ворчливо заметил Селлерс.
  — Хорошо. Если вам так больше нравится, я использовал отмычку.
  — Это уже звучит лучше. И что вам там было нужно?
  — Доказательства.
  Берта свирепо прошипела:
  — И ты мне ни о чем не рассказал, Дональд.
  — Не было времени.
  — Теперь у нас достаточно времени, — заметил Селлерс.
  Взглянув на часы, я сказал:
  — Поскольку уж речь зашла о времени, я получил очень точные сведения относительно второго заезда. Как только бега закончатся, я должен связаться с букмекером и получить свои денежки.
  Берта посмотрела на меня:
  — Фрэнк целиком на нашей стороне, дорогой. Наша клиентка полностью оправдана. В этом деле все мы идем теперь одной дорогой. Какая это лошадь, Дональд?
  — Та, которая победит.
  — А откуда ты знаешь, кто победит?
  — Потому что я случайно узнал способ угадывать победителя. Просто уму непостижимо, как до этого раньше никто не додумался.
  — И сколько ты поставил на эту кобылу, дорогой?
  — Сотню.
  — Сто долларов! — воскликнула Берта. — Ты что, с ума сошел? Неужели ты действительно так уверен? Да будет вам известно, Фрэнк, что он никогда не ставит более десяти долларов.
  Селлерс сказал:
  — Мне кажется, мы слишком далеко отошли от нашей темы. Лэм, скажите мне наконец, что вам нужно было в комнате этой девушки? Но если у вас есть что-нибудь по второму заезду, то…
  — Это не «что-нибудь». Я познакомился с одним парнем, который разработал совершенно новую систему отгадывания победителей. У него все строится на математических расчетах.
  Кресло Берты снова застонало, когда она пошевелилась в нем.
  — О какой лошади идет речь? — заинтересованно спросил Селлерс.
  — Файр Леди.
  — Это не лошадь, а старая кляча, — бросил он и покачал головой.
  — Вы бы посмотрели, с какой точностью этот парень делает выкладки. На каждую лошадь у него картотека. Потом аппарат, обрабатывающий данные. А потом на световом экране появляются различные кривые, по которым легко можно определить победителя.
  — Так просто? — спросил Селлерс.
  — Да, так просто, — ответил я.
  Берта с любопытством спросила:
  — И, клюнув на этот фокус-покус, ты сразу поставил на эту клячу сотню долларов?
  — Угу.
  Берта быстро схватила трубку и сказала секретарше в приемной:
  — Соедините меня с городом. — Потом набрала еще какой-то номер: — Привет, Фред! Это Берта Кул. Я хотела бы поставить на второй заезд… Что? Нет, все в порядке. Я знаю, надо спешить. Ну и поспешите, пожалуйста. Двадцать долларов на Файр Леди.
  Селлерс крикнул:
  — И мои двадцать, Берта.
  — Поставьте на эту лошадь сорок долларов, — сказала она в трубку. — Понимаете, сорок.
  Возникла небольшая пауза, потом она продолжила:
  — Ну хорошо, тогда тридцать на меня и двадцать на моего друга. Тогда будет ровно пятьдесят… Да, конечно, все запишите на мое имя. Я отвечаю за весь взнос. Хорошо. Да, пятьдесят долларов и пять к одному, все правильно. До свидания.
  Она повесила трубку.
  — Что это за парень, от которого вы получили такие надежные сведения? — спросил меня Селлерс.
  — У него в городе есть нечто вроде конторы, и он, видимо, ничем не занимается, кроме скачек. Зато этим он занимается по-научному.
  — Поэтому ты и решил поставить сотню, да?
  — Сколько раз можно говорить одно и то же?
  — Ну хватит, — оборвала Берта. — А мы поставили пятьдесят.
  — Из них двадцать пять мои.
  Глаза Берты засверкали.
  — Но вы же говорили о двадцати, Фрэнк.
  — Надо же все делить по-братски. Так что и поделим пополам.
  — Вы сказали двадцать, — продолжала настаивать Берта. — Букмекер сказал, что он даст пять к одному, если я повышу ставку до пятидесяти долларов.
  — Знаю. Вы тоже сперва сказали двадцать… А потом этот букмекер сделал предложение. Я, разумеется, тоже был бы согласен с предложением.
  — Ну ладно, — сказала Берта, — будь по-вашему. Поделим поровну.
  — Хорошо. Вернемся к делу Баллвинов. Этот орешек, кажется, разгрызли.
  Берта начала:
  — Порой впечатления бывают обманчивы, Фрэнк. Вы же сами знаете, как часто…
  — Нет, сейчас все ясно.
  — Но все же странно, — перебила Берта, — при чем здесь секретарша Баллвина?
  — Вероятно, знала слишком много.
  — И вы думаете, что это связано с отравлением Баллвина?
  Селлерс мрачно ухмыльнулся:
  — Связано? Да это одно и то же дело.
  — А кто же преступник? — спросил я.
  — Рут Отис! — выпалил Селлерс.
  — Вы считаете, что она и Баллвинов отравила, и секретаршу задушила?
  — А кто же еще?
  Берта посмотрела на меня:
  — Я думала, что они обвинят во всем Шарлотту Хенфорд.
  — Мы никого напрасно не обвиняем, — обиделся Селлерс. — У нас есть доказательства. И я обязательно должен связаться с этой Хенфорд. Если вы увидите ее, пришлите ко мне. Или лучше позвоните мне, чтобы я мог быстро приехать. Дело очень важное.
  Берта посмотрела на меня. Я промолчал.
  Через какое-то время я спросил у Селлерса:
  — Вы уверены, что именно Отис совершила покушение на Баллвинов?
  — Да. А почему вы сомневаетесь? — ответил он. — В ее комнате мы нашли все доказательства. Пакетик с ядом также был там. Теперь мы даже знаем, сколько яда было употреблено для отравления.
  — И сколько же? — спросил я.
  — Вполне достаточная доза, — ответил он. — Эксперты считают, что одна десятая грамма уже смертельна. Половина этой дозы вызывает сильное отравление, которое, правда, можно ликвидировать своевременным вмешательством.
  — А сколько не хватало мышьяка в этом флакончике, который она купила?
  — Не хватало двух граммов.
  — Остальное вы нашли в ее комнате?
  — Да. Кроме того, мы нашли наполовину заполненный тюбик с пастой. Она ненавидела миссис Баллвин как чуму.
  — А собственно, почему? Она ревновала ее?
  — Нет, дело не в этом. Но она потеряла место из-за миссис Баллвин. Дафна Баллвин была пациенткой доктора Квая. Влиятельная и богатая дама, она пользовалась известными привилегиями. Рут Отис не могла с этим примириться, она сама хотела быть хозяйкой. Рут всегда дерзила миссис Баллвин. Я думаю, что эта маленькая глупышка считала, что доктор Квай ее поддержит.
  — И что же доктор Квай?
  — Естественно, встал на сторону миссис Баллвин, а Отис выбросил на улицу.
  — И она сразу решила отравить миссис Баллвин?
  — Угу.
  — И думала, что ей удастся сохранить за собой место?
  Селлерс повертел сигару во рту и пронзил меня взглядом.
  — Что означает этот сарказм?
  — Я просто спросил.
  — Тон вашего голоса показался мне довольно ироническим.
  Вмешалась Берта:
  — А как обстоит дело с другими доказательствами? Ну, вы знаете, о чем я говорю…
  — С какими другими доказательствами?
  — Блюдечко с остатками отравленной пасты и отпечатками пальцев Шарлотты Хенфорд?
  — А-а, ясно. Как-никак Хенфорд — ваша клиентка.
  — Я вам этого не говорила.
  Селлерс усмехнулся и сказал:
  — Да в этом и нет необходимости. Где ее сейчас можно найти? Я бы хотел связаться с ней.
  Берта недоверчиво спросила:
  — А все же, что там с этим блюдцем?
  — Кто-то хотел бросить тень подозрения на мисс Хенфорд. И я чуть было не попался на эту удочку. Если бы не внезапная смерть мисс Ворли, то все подозрения пали бы на мисс Хенфорд. Я уже хотел выписать ордер на ее арест. Да, запутанное это дело.
  — А что вы узнали об Этель Ворли? — осторожно спросил я.
  — Этим вопросом мы сейчас как раз и занимаемся, — ответил он. — Я там оставил нашего человека, он ищет отпечатки пальцев. А сам ушел оттуда потому, что хотел обязательно узнать, куда это вы исчезли, Лэм, и почему не подождали нашего приезда.
  — Потому что вы мне ничего не сказали.
  — Снова вы за старое. Уж вы-то в нашем деле разбираетесь как никто другой. Вы отлично знали, что в таком случае я обязан поговорить с вами.
  — Так мы же и говорим, верно?
  Селлерс покраснел.
  — И не дурачьтесь, пожалуйста. Вы отлично понимаете, что можете быть втянуты в это дело. Я хотел бы знать, что там с этой отмычкой.
  — Хорошо, — покорно сказал я. — Если вы хотите поговорить со мной в часы приема, достаточно приехать к нам или позвонить.
  — Ну ладно, хватит! — рявкнул Селлерс.
  Я послушно замолчал.
  — Вы как раз хотели рассказать об Этель Ворли и Рут Отис, — попыталась разрядить обстановку Берта.
  Селлерс немного помолчал. Он чиркнул спичкой, попытавшись поджечь свой обмусоленный окурок сигары, и сказал:
  — Джеральд Баллвин уже вне опасности. Если бы не его душевное состояние, то врачи могли бы прямо сейчас выпустить его из больницы. Жену привезли слишком поздно, а то она бы тоже выкарабкалась. Странно, что привратника смерть хозяйки потрясла гораздо больше, чем супруга. Он рыдал как младенец. — Селлерс закинул ногу на ногу и продолжал: — Мы сильно подозревали этого парня… Как его звать? Вильмонт Мервилл. Ведь все-таки он подавал отравленные тосты. Если бы жертвой пал мистер Баллвин, мы взяли бы этого парня в оборот. Но поскольку погибла миссис Баллвин, то, пожалуй, он чист. Жаль, что вы не видели, как сломался этот парень, когда узнал, что Дафна Баллвин умерла.
  — Надеюсь, что у него это было не показное?
  — Показное? Какое тут! Слезы градом текли по его щекам.
  — А Джеральд Баллвин принял известие о смерти супруги довольно легко?
  — Во всяком случае, он лучше держал себя. Позвонил к себе в контору и сказал, что вплоть до похорон контора будет закрыта.
  — Вы случайно не знаете, с кем он говорил? — спросил я.
  — С Этель Ворли, своей секретаршей.
  — Как восприняли его служащие это событие? — спросила Берта.
  — В его приемной работают две девушки. Они немного не ладят, так как одна обошла другую по должности. Как только Этель Ворли узнала, что миссис Баллвин умерла, она заявила Мэри Ингрим, что с нее хватит, и если речь действительно идет об убийстве, то она не станет утаивать известные ей вещи и будет действовать.
  — Она не сказала как?
  — К этой теме я сейчас и перехожу, — продолжал Селлерс. — Машина Этель Ворли никак не хотела заводиться… Машина Мэри Ингрим стояла тут же, и Ворли спросила ее, не подкинет ли она ее в город.
  — Мэри согласилась?
  — Да. Но та не поехала домой, а попросила ее отвезти на Лексбрук-авеню.
  — Ну а что было дальше?
  — Мисс Ингрим привезла ее туда, и Этель Ворли попросила подождать ее несколько минут. Та прождала с полчаса, потом ей все это надоело, она рассердилась на мисс Ворли и уехала, так и не дождавшись ее.
  — И не подумала, что с Этель Ворли могло что-нибудь случиться?
  — Такая мысль вряд ли могла прийти Мэри в голову, так как Ворли сказала, что ей нужно переговорить с одним человеком.
  — Мэри Ингрим наблюдала за выходом из дома, пока ждала?
  — Нет. Так как у нее не было никаких подозрений, она и не думала следить. Она изучает испанский язык, вот она и сидела с учебником и занималась фонетикой. За входом она совсем не следила — во всяком случае, первые двадцать минут. Лишь потом она начала нервничать и иногда поглядывала на подъезд. Через полчаса ей надоело ждать, она завела машину и уехала. Зайти за мисс Ворли она не могла, так как не знала, в какую квартиру та направилась.
  — Что же произошло, по вашему мнению? — спросил я.
  — Откуда мне знать? Я ведь не звезда вроде вас. Но по мне, когда одна женщина ненавидит другую и эту другую отравляют, когда выясняется, что ненавистница купила яд, и когда тот или та, кому это известно, идет к ней, чтобы удостовериться в подозрениях, а ее убивают, тогда даже тупой полицейский способен сложить два и два.
  Я заметил:
  — Этель Ворли была менее всего воздушным созданием. Она могла оказать сопротивление, если противник не был намного сильнее ее.
  — Все дело решил один хорошо нацеленный удар в висок, произведенный сзади, когда она на что-то отвлеклась и ничего такого не ожидала.
  — Во всяком случае, хоть с Шарлотты Хенфорд снято обвинение. — Это была Берта.
  — Да, теперь обвинение с нее снято, — подтвердил Селлерс. — Но тем не менее я должен с ней поговорить.
  Берта вызывающе посмотрела на меня. Я покачал головой. Берта спросила:
  — Почему?
  — Что за игру в кошки-мышки вы тут ведете? Выкладывайте! — вмешался Селлерс.
  — Никакой игры мы не ведем, — ответил я.
  Тот глубоко вздохнул и сказал:
  — Я хорошо знаю, что Шарлотта Хенфорд — ваша клиентка. Какую она играет роль, мне еще непонятно. Возможно, она замышляла что-то против Баллвинов, но в то же время и старалась предотвратить несчастье. Сначала я исходил из того, что она влюблена в Баллвина. Теперь я склонен думать, что она просто хороший человек. Но я до сих пор не понимаю, почему она тратит большие деньги на расследование. Ведь задарма вы не будете представлять ее интересы. Поэтому я пришел к выводу, что это не ее собственные деньги. За ней кто-то стоит — тот, кто знает много из того, что и я хотел бы знать. Поэтому я и должен поговорить с ней, и причем как можно быстрее.
  Мы оба помолчали.
  — Она же ваша клиентка? — продолжал настаивать Селлерс.
  — Я уже неоднократно повторял вам, Селлерс, что такого рода вещи мы не разглашаем, — ответил я.
  — Да бросьте вы, — сказал он. — Я же говорю вам: она вне всяких подозрений. Просто я хочу получить от этой дамы несколько разъяснений, вот и все.
  — Она на квартире у Дональда! — выпалила Берта.
  — Черт возьми! — чертыхнулся Селлерс и устроился поудобнее в кресле.
  — Ее там нет, — возмутился я.
  Селлерс откинулся назад и рассмеялся:
  — Хорошо, хорошо, Дональд! Это действительно отличная идея. Совмещать приятное с полезным. Давайте сразу поедем туда и поговорим с ней.
  — Я говорю еще раз: ее там нет.
  — Не будь так подозрителен, Дональд, — сказала Берта. — Фрэнк Селлерс нас не подведет. Он же говорит, что она вне всяких подозрений. Надо помогать полиции, а не мешать ей. Иногда можно нарваться на неприятности. И это ты также отлично знаешь.
  — Ну хорошо, — уступил я. — Я сведу вас с Шарлоттой, но она не у меня.
  — Да, да, понимаю, — сказал Селлерс, — мы пойдем поиграем в кегли, чтобы вы могли незаметно предупредить ее по телефону. Почему вы, собственно, прячете ее от меня?
  — И в мыслях этого не было.
  Снова вмешалась Берта:
  — Перестань играть в прятки. Говори правду, иначе это сделаю я.
  Селлерс ободряюще посмотрел на нее.
  — Мисс Хенфорд около часа назад была здесь, — сказала Берта. — Она рассказала нам, почему на нее пало подозрение. Дональд посчитал лучшим, чтобы она на время исчезла. Мы посоветовались по этому вопросу и пришли к выводу, что самое безопасное для нее место — это квартира Дональда. Вот он и отвез ее туда.
  — Сколько раз я могу говорить, что я отвез мисс Хенфорд не к себе домой. Я поместил ее в кемпинг.
  Селлерс иронически засмеялся.
  — Что ж, поехали, чтобы я мог вам это доказать, — предложил я.
  — Хорошо, но сперва мы поедем в вашу каморку.
  — С ордером? — спросил я.
  Лицо Селлерса налилось кровью.
  — Хочу предупредить вас, Лэм, чтобы вы не питали никаких иллюзий на этот счет. Дело может принять для вас неприятный оборот. Что касается лично вас, то мне не нужен ордер на осмотр вашей квартиры. А если вы будете продолжать фокусничать, то я научу вас хорошим манерам.
  Он вынул изо рта вконец изжеванный окурок сигары и, осмотрев его, швырнул в корзину Берты.
  — Опять проявляете свою невоспитанность! — набросилась на него Берта. — Сколько раз вам можно говорить, чтобы вы не бросали окурки в корзину. Запах погашенной сигары для меня хуже чумы.
  Селлерс хихикнул:
  — Не ворчите, Берта. Мы должны идти. — Он кряхтя поднялся и хлопнул Берту по ягодице: — Ладно, подруга, не ворчи.
  Берта быстро повернулась:
  — Руки!
  — Не будьте такой недотрогой, Берта, — ухмыльнулся Селлерс. — Я знаю, что вы любите такие штучки. Ну, быстро! Бросим взгляд на личную жизнь Дональда Лэма!
  Глава 18
  — Я хотел бы поехать на нашей машине, потому что мне нужно потом будет еще кое-куда съездить. А вы поедете на служебной?
  — Да, — ответил Селлерс.
  Я спросил Берту:
  — Ты поедешь с Селлерсом или со мной?
  — Меня возьмет Фрэнк.
  — Минутку, — задумчиво сказал тот. — Не пытайтесь ускользнуть от нас, Лэм, чтобы позвонить по телефону.
  Я устало ответил:
  — Я же вам сказал, что мисс Хенфорд в моей квартире нет. Но вы желаете удостовериться. Валяйте. С вашей сиреной вы будете там через пять минут.
  — Можете не беспокоиться, мой дорогой. Я буду ехать непосредственно за вами, чтобы ни на секунду не терять вас из виду. А вы поедете самой ближайшей дорогой. Ясно?
  Я кивнул и притворно зевнул.
  Когда мы проходили по приемной, я незаметно смахнул бумаги со стального накалывателя и захватил его с собой. Элси Бранд это заметила, но даже не наклонилась, чтобы поднять бумаги.
  Мы вместе спустились в лифте. Селлерс оставил свою машину неподалеку. Он сел за руль, а я обошел машину с другой стороны, чтобы помочь Берте сесть.
  Она, конечно, не ожидала от меня такой галантности и мило улыбнулась, а я достал шило, воткнул его в покрышку правого заднего колеса и быстро вытащил. После этого снова сунул его в карман.
  — Ну, поехали! — нетерпеливо сказал инспектор.
  Несмотря на оживленное движение, я ехал довольно быстро, Селлерс отставал квартала на полтора, но не выпускал меня из виду. Его машина придерживалась правой стороны, а потом я заметил, что со своей спущенной камерой он едва не наехал на тротуар. В тот же момент я услышал отчаянную сирену Селлерса. Но я продолжал как ни в чем не бывало ехать с той же скоростью.
  На полном ходу я остановил машину перед домом и помчался вверх по лестнице с ключом в руке.
  Пробежав по коридору, я раскрыл дверь, бросился внутрь и выкрикнул:
  — Выходите, Рут! Вы должны исчезнуть в мгновение ока!
  Я услышал топанье босых ног и тихий вскрик. После этого она появилась передо мной в купальном халате в дверях спальни.
  — Именно сейчас вам понадобилось принимать ванну!
  — Понимаете, я основательно убрала всю вашу квартиру. Мне просто необходимо было вымыться. А что случилось?
  — Сюда едет инспектор Селлерс. Пакетик с мышьяком нашли в вашей комнате.
  — Как-как?
  — Быстрее одевайтесь и исчезайте, — нетерпеливо сказал я.
  — Как же я могу это сделать, если вы смотрите на меня?
  Я подошел к окну и сказал:
  — Я повернусь к вам спиной, и не теряйте времени. Наденьте только самое необходимое. Дверца лифта открыта, так что он пока не работает. Как только выйдете на площадку, бегите к лестнице и поднимитесь на один пролет. Если вас все-таки схватят, отказывайтесь давать любые показания. Вы знали мисс Ворли?
  — Кто это такая?
  — Секретарша мистера Баллвина.
  — А, верно! Как-то раз мы с ней встречались.
  — В вашей комнате нашли ее труп.
  — О, Дональд!
  — Она была убита. Сперва ударом по голове, а потом задушена чулком. Вы знали, что она слышала о докторе Квае?
  — Да.
  — Как вы об этом узнали?
  — Этель Ворли как-то была у меня в квартире…
  — Что ей было нужно от вас?
  — Она пыталась выспросить меня насчет доктора Квая и миссис Баллвин. Но я ничего не сказала.
  — Одевайтесь быстрее!
  — Я… я уже готова.
  Я повернулся. На ней были уже блузка и юбка, туфельки она надевала.
  — У вас была шляпка?
  — Да.
  — Где она?
  — Вон там…
  — А ваши чулки?
  — В сумочке.
  — Больше ничего не было?
  — Кажется, нет.
  — Значит, как можно быстрее вверх по лестнице!
  — А что будет, если меня все-таки поймают?
  — Не теряйте время, иначе вас наверняка поймают. Оставайтесь там до тех пор, пока я вас не позову. Вряд ли кому придет в голову искать вас там. Ну, быстро!
  Я подтолкнул ее к двери и сказал:
  — Лестница за пожарной дверью.
  Когда она исчезла, я быстро осмотрел всю квартиру, не оставила ли она чего. Едва я закончил с этим, как в дверь сильно постучали. Я быстро открыл. Инспектор Селлерс так активно помог мне снаружи, что дверь затрещала.
  Я отступил на шаг, чтобы впустить обоих.
  — Давно вы уже здесь? — спросил Селлерс недовольно.
  Я принял удивленный вид.
  — Только что приехал, — ответил я. — Вы же ехали за мной следом.
  — Вы что, не слышали мою сирену?
  — Вашу сирену? Конечно, слышал.
  — Почему же вы не остановились?
  — Я считал, что вы просто расчищаете себе путь.
  — Вы должны были остановиться и подождать меня. У меня лопнула шина.
  — Не может быть.
  Селлерс схватил меня за плечи, и его мощные лапы основательно тряхнули меня. Потом он внимательно посмотрел на меня и прижал к стене:
  — Или вам здорово повезло, или же вы слишком большой умник.
  Берта, все еще тяжело дыша после подъема, сказала:
  — Вы так душу можете из него вытрясти, Фрэнк!
  Я ответил:
  — Что, я виноват в том, что у вас лопнула камера? И не считайте меня дураком. Вы же не могли так быстро очутиться здесь, если вам нужно было менять колесо.
  Берта, все еще тяжело дыша, выдавила:
  — Мы не меняли колеса.
  А Селлерс продолжил:
  — Мы сразу взяли такси, но тем не менее у вас было около пяти минут времени.
  Я покачал головой:
  — Да нет, вряд ли. А впрочем… Только я не понимаю, почему это так важно. Когда я подъехал к дому, я с минуту подождал вас, а потом уже поднялся наверх.
  Селлерс сказал:
  — Если вы мне солгали, Лэм, я позабочусь о том, чтобы вас лишили лицензии.
  — Давайте лучше смотреть в лицо фактам, — со злостью сказал я. — Вы же сами сказали, что я могу ехать быстро и что вы не оставите меня.
  — Хватит об этом! — рявкнул инспектор. — Где дама?
  — Этот вопрос вы лучше задайте Берте. Ведь это она утверждала, что Шарлотта здесь.
  — А вы хотите сказать, что ее здесь нет?
  — Мисс Хенфорд здесь нет. И с тех пор, как я вам это сказал, ничего не изменилось. Но чтобы в этом убедиться, можете осмотреть квартиру. Не стесняйтесь, инспектор.
  Тот принюхался к воздуху в квартире и спросил Берту:
  — Что за сказки вы мне рассказывали?
  Берта, уже отдышавшись, сказала:
  — Дональд, ты глубоко заблуждаешься, если считаешь, что и меня можешь оставить в дураках.
  Я лишь небрежно повел плечами. Селлерс сделал следующий выпад:
  — Ну, хватит морочить мне голову. Я вижу, что здесь никакой мисс Хенфорд нет. Что за комедия, Берта?
  — А почему не работал лифт? Вы думаете, Фрэнк, это случайность?
  — Не знаю… Что вы имеете в виду под этим, дорогая? Вы можете мне это сказать?
  Берта оставила вопрос без внимания и сказала мне:
  — Не делайте из меня дуру, Дональд Лэм. Со мной такие штучки не проходят. — Она перевела дыхание, чтобы набрать воздуха, и продолжала: — Ведь Фрэнк нас уверил, что у него нет никаких претензий к мисс Хенфорд. Почему же ты продолжаешь ее прятать?
  Я вынул портсигар и протянул его инспектору.
  — Зачем мне эти иголки… — И он вытащил из кармана сигару.
  — На кухне есть бутылка виски, — сказал я, чтобы отвлечь его внимание.
  — Спасибо, но я на работе… Но, Берта, продолжайте. Вы начали хорошо, а Дональд пытается сбить нас с темы.
  — Лифт не работал, но он как раз находился на этом этаже, — заметила она.
  — Наверное, это обстоятельство поможет нам в дальнейшем, — ответил тот.
  Я раздраженно бросил Берте:
  — На твоем месте я пошел бы работать в полицию. Рано или поздно из тебя бы получился бравый полицейский.
  Берта сверкнула глазами:
  — Я просто не хочу быть больше козлом отпущения по твоей вине.
  — А дело с лифтом действительно может заключать в себе какую-то каверзу, — продолжал Селлерс.
  — Эта малышка могла использовать нашу задержку с лопнувшим колесом, — продолжала она. — Он поскакал наверх, сразу блокировал лифт, чтобы еще выиграть время. Если бы я только знала, к чему он разыгрывает эту комедию, тем более что вы неоднократно заявляли, что против Хенфорд нет никаких обвинений.
  Инспектор вопросительно посмотрел на меня:
  — Я этого тоже не понимаю, Лэм.
  Я ответил раздраженно:
  — Я могу дать только одно объяснение: мисс Хенфорд здесь нет и никогда не было.
  Берта внимательно осмотрелась и внезапно вскричала:
  — Конечно, она была! Вы только посмотрите, какая чистота во всей квартире, а у Дональда прислуга приходит раз в неделю. Пепельницы вымыты, даже пыль везде вытерта. — В доказательство она провела пальцем по поверхности полки.
  Селлерс задумчиво посмотрел на нее.
  А Берта тем временем открыла дверь в ванную комнату, заглянула туда и торжествующе заявила:
  — Посмотрите на зеркало. Оно все еще мокрое от пара, да и ванная вся мокрая. Что ты скажешь на это, Дональд?
  Селлерс тихо присвистнул, потом повернулся ко мне и спросил:
  — Ну, Лэм, где она?
  Я покачал головой:
  — Мисс Хенфорд здесь не было.
  — Перестаньте наконец отрицать очевидное, все доказательства налицо. Берта права.
  — Я не знаю закона, который запрещал бы принимать дам.
  Селлерс поскреб затылок.
  — Такое тоже могло быть… — сказал он Берте. — Поэтому он и Хенфорд не привез сюда. У него уже была голубка в клетке. Предположим, что сюда врывается Дональд. Голубка как раз принимает ванную. Что ему остается делать…
  — Шкаф! — перебила его Берта.
  — Я уже туда заглядывал, — ответил инспектор.
  — Он тонкая штучка, — изощрялась Берта. — На мякине его не проведешь.
  — Минутку, — сказал Селлерс. — Давайте вникнем в ситуацию. Почему он вывел из строя лифт?
  — Это мы уже знаем: он хотел выиграть время.
  Селлерс стал рассуждать:
  — Этим он выиграл до двух минут, но с другой стороны, дело для него из-за этого стало более сложным. Если бы мы не поднимались на лифте, девчонка могла бы спуститься по лестнице, не повстречавшись с нами.
  — Ну и что? — спросила Берта.
  — А после того, как голубка улетела, он мог бы опять привести лифт в порядок. И тем не менее он этого не сделал… Ага, понимаю, где тут лестница, которая ведет наверх?
  Я показал. Потом я услышал, как он поднимается наверх.
  — У тебя какие-то странные понятия о совместной работе! — прошипел я.
  — А почему ты раньше не сказал, что у тебя тут спрятана девчонка?
  — Нельзя быть частным детективом и прятать людей, которые разыскиваются полицией. Поэтому я с самого начала не хотел приводить сюда Шарлотту.
  — Какой ты стал в последнее время щепетильный. Самый большой твой недостаток — это то, что ты не умеешь зарабатывать деньги.
  — Как это понимать?
  — Ты всегда забываешь о финансовой части, — сказала Берта. — Как только на горизонте появляется голубка и строит тебе глазки, ты теряешь голову, а работой нашего агентства интересуешься постольку поскольку. Каждое утро, когда я просыпаюсь, я спрашиваю себя, какие неприятности принесет мне предстоящий день. И все из-за тебя…
  Распахнулась дверь, и инспектор Селлерс привел за руку Рут Отис.
  — Смотрите, кто мне попался в лапы, — с триумфом произнес он.
  Рут сказала:
  — Оставьте меня в покое. Какое вы имеете право затаскивать меня в эту квартиру? И кто эти люди?
  Селлерс утешил ее:
  — Зачем так волноваться? Уж не хотите ли вы сказать, что никогда не были в этой квартире?
  — С чего вы это взяли?
  — Об этом свидетельствуют отпечатки ваших пальцев повсюду.
  Я вмешался:
  — Все это дешевый блеф. У вас нет отпечатков ни этой женщины, ни отпечатков, найденных в квартире.
  — Кто вам позволил встревать? — закричал на меня Селлерс.
  — Как-никак это моя квартира, — запротестовал я.
  — Это правильно, — заметил тот спокойнее. — Вы живете здесь, мистер Лэм, но я мог бы и сказать: вы жили здесь. Вашим постоянным местом жительства скоро будет большой серый дом со многими камерами, а на окнах будут решетки.
  — С каких это пор считается преступлением нанимать девушек для уборки квартиры? — спросил я.
  Рут тоже постаралась мне помочь:
  — Чтобы не было никаких недоразумений, да будет вам известно, как обстоят дела. Я встретилась с Дональдом месяц тому назад и влюбилась в него. У нас серьезные планы. Если все будет хорошо, мы в ближайшее время поженимся.
  — Значит, вы здесь жили?
  — Недолго, — ответила Рут. — Последние несколько дней.
  Селлерс подошел к шкафу, открыл дверцу и показал на мою одежду:
  — А где ваш гардероб?
  — Так как к Дональду приходит уборщица, он хотел избежать сплетен, которые неизбежны в этих случаях. Поэтому я не брала своих вещей.
  — Но хоть зубную щетку вы должны были с собой взять! Где она?
  Рут растерянно посмотрела на меня.
  Селлерс облегченно вздохнул.
  — Все ложь и ложь, а к чему… А-а, все ясно. — Он осмотрел Рут с головы до ног. — Рыжие волосы, рост приблизительно сто шестьдесят, вес сто десять фунтов, хорошенькая фигурка. Вот девушка, которую мы ищем по обвинению в убийстве. Вы — Рут Отис!
  Я тотчас же включился:
  — Признаем себя побежденными, Рут. Только не волнуйтесь и присядьте. Пусть все будет так, как положено, потому что самое позднее через минуту инспектор осмотрит вашу сумочку и идентифицирует вашу личность.
  — У меня кружится голова, — запричитала Берта и свалилась на ближайший стул.
  Я глубоко вздохнул и попытался перейти к делу:
  — Ну хорошо, давайте-ка присядем и мирно потолкуем.
  — Только не здесь, — фыркнул Селлерс.
  — Я твердо убежден в том, что в ближайшие два-три часа я справлюсь с этим делом, — сказал я.
  — Здорово, — насмешливо произнес Селлерс. — Смотри-ка, он хочет переплюнуть весь полицейский аппарат! Так, Дональд?
  — Вот именно.
  — Какой он у нас скромник, не правда ли, Берта?
  — Да не петушитесь вы и сядьте наконец. Сейчас я все вам объясню.
  — Ладно, так и быть, валяйте.
  После небольшой паузы я начал:
  — Доктор Джордж Л. Квай велел Рут Отис купить мышьяк. Что она и сделала, а после, как было сказано, положила в шкафчик. Об этом мне Рут сказала и спросила, что ей делать. Я посоветовал ей вернуться в кабинет и забрать его, так чтобы доктор не перепрятал в другое место. Итак, вчера мисс Отис взяла пакетик и положила его в камеру хранения на вокзале Юнион. После этого она сказала мне, что положила его в надежное место. Она попросила меня рассказать об этом полиции. Тогда я посоветовал ей подождать, пока я не возьму яд из камеры хранения. Тут выяснилось, что ключ от сейфа остался в костюме, который был на ней вчера. Я поехал на ее квартиру. Не успел я войти к ней, как кто-то нанес мне хороший удар по голове, а когда я пришел в себя, то обнаружил за кроватью тело. Я сразу оповестил вас. Впрочем, не сразу. Сначала я пошарил у нее в костюме и нашел ключ. Я помчался на вокзал. Открыв ящик камеры хранения, я обнаружил, что он пуст.
  — Значит, вы сразу позвонили в полицию и обо всем нас информировали? — переспросил Селлерс насмешливым тоном. — Чтобы не навлечь на себя подозрения. Очень рад за вас.
  Я продолжал:
  — Я хотел задать мисс Отис несколько вопросов, кое-что выяснить до того, как о деле узнает пресса. А куда от нее денешься, раз был звонок в полицию.
  Селлерс повернулся к Берте:
  — Мне кажется, что с этого момента вы будете работать в одиночку, моя милая.
  — Как это понимать? — испуганно спросила Берта.
  — После того что рассказал нам мистер Лэм, он как бы обвинил себя в соучастии в преступлении и в ближайшие пятнадцать-двадцать лет будет вынужден вести очень одинокий образ жизни.
  — Вы это серьезно? — задала вопрос Берта.
  — Да, — ответил он. — Теперь ему не поздоровится. Честно говоря, этот горе-стратег мне поднадоел.
  Он поднялся, но я сказал:
  — Присядьте еще на минутку, инспектор, и давайте поговорим разумно.
  — Да неужели! — фыркнул он, презрительно глядя на меня. — Мы уже достаточно поговорили разумно. Ваше личное участие в этом деле не подлежит сомнению.
  И тем не менее я продолжал:
  — Так как у меня на руках не было доказательств, я должен был убедиться в правильности всего, а потом уж идти в полицию. Я не хотел сбивать вас с толку в случае ошибки.
  — Какой ангелочек! — сказал он.
  — Слушайте, сержант, не забирайте мисс Отис. Она никуда не денется. И пресса ничего не узнает. Нам с вами нужно еще два часа, и настоящий преступник будет в руках.
  Селлерс ухмыльнулся:
  — А зачем? И так все ясно. Вставайте оба, и едем в полицейское управление.
  — У вас есть сердце, Селлерс?
  — А, бросьте вы это! При моей профессии нужна в первую очередь голова, а не сердце.
  — Если вы арестуете девушку и об этом станет известно прессе, подлинного убийцу вам не видать.
  — Да он уже в моих руках. Может быть, даже двое. Знаете, как все было, мистер Лэм?
  — Как?
  — Полагаю, вы как раз были в квартире этой Отис, когда вас вспугнула Этель Ворли. Чтобы отвертеться, вы ударили ее по голове, но слишком сильно. Потом связали ее, чтобы не было шума. И может, даже нарочно придушили ее. Да, это вполне возможно. Ведь вы далеко не ангел. Берте вы доставляли сплошные неприятности.
  — Сплошные деньги, вы хотите сказать?
  — Ну уж на этом деле она не заработает, — заметил Селлерс.
  — Всего два часа.
  — Ни минуты.
  — Я могу позвонить?
  Он рассмеялся мне в лицо.
  — Только один звонок.
  — Кому?
  Я посмотрел на часы:
  — Моему букмекеру. Хотел бы я знать, как закончился забег.
  — Я сам позвоню. Нет, пусть позвонит Берта.
  Она набрала номер и сказала в трубку:
  — Алло? Я хотела бы позвать… Ах, это вы? Как там наша лошадка?
  С большим волнением я следил за выражением лица Берты — прежде бега меня никогда так не занимали. И когда я увидел, как просветлело ее лицо, я облегченно вздохнул и закурил сигарету.
  — Добрая старая кляча, — восхищенно произнесла она, вешая трубку.
  — Сколько? — спросил Селлерс.
  — Обошла на голову, — ответила Берта. — Двести пятьдесят долларов. Сотня ваша, Селлерс.
  — Как бы не так, сотня. Я же вам еще тогда говорил, что играем поровну.
  — Разве? А я решила, что вы поставили только двадцать.
  — Чепуха! — ответил тот.
  — Ну пусть будет так. Неужели я буду спорить с вами из-за каких-то вшивых двадцати пяти долларов?
  — Так-то лучше.
  Я ввязался в разговор:
  — Вот в этом весь Селлерс. Карьеры вам не видать.
  — О чем это вы, черт побери?
  — Вот сейчас вы арестуете мисс Отис, тотчас поднимется шум. Я уже вижу броские заголовки в газетах: «Инспектор Селлерс арестовывает убийцу!», «Современная Лукреция Борджиа выведена на чистую воду благодаря прозорливости инспектора Селлерса».
  Тот ухмыльнулся:
  — Неплохо, Лэм. Вы и для себя можете заготовить заголовок.
  — Наверняка вы будете знаменитостью дня. И одновременно разрушите единственную надежную систему, с помощью которой можно выиграть на скачках. Дело в том, что этот парень по уши завяз в этой истории, и как только он узнает о ваших арестах, он быстро смоется и унесет с собой все доказательства, которые он имеет по делу Баллвинов.
  Селлерс задумчиво поскреб голову.
  — Ладно, вы арестуете мисс Отис и меня, поскольку так складываются обстоятельства, но вы полностью на ложном пути. А всего-то и нужно немного пошевелить мозгами, свериться с таблицей, набрать код, нажать кнопку — и, пожалуйста, ответ готов.
  Берта сказала, чуть не плача:
  — Пять к одному, Фрэнк. Представьте себе, если бы мы поставили пятьсот долларов, то выиграли бы две тысячи пятьсот долларов.
  Селлерс зажег свою изжеванную сигару. Он некоторое время пускал дым в потолок, потом спросил:
  — Где лавочка этого парня, Лэм?
  Я лишь с улыбкой посмотрел на него. Внезапно он повернулся к Рут, которой до сих пор почти не уделял внимания.
  — Я еще не слышал вашей версии. Ну-ка, послушаем.
  Я энергично вмешался:
  — Молчите, Рут.
  Лицо Селлерса налилось кровью, и он набросился на меня:
  — Да кто вы такой, черт побери? Как вы смеете…
  Я выпустил дым в потолок.
  — Я тот, благодаря кому вы выиграли на скачках.
  Селлерс и Берта обменялись взглядами, потом он сказал:
  — Ну хорошо, я дам вам шанс. Сколько времени вам нужно?
  Я радостно ответил:
  — Вы можете оставить здесь Берту с мисс Отис. Гарантия надежная, потому что Берта и вы играете в одну дудку. Мы поедем вместе, и я познакомлю вас с этим малым.
  — А дальше?
  — Дальше мы пороемся в его лавочке.
  — Мы?
  — Ну конечно! Вы будете искать доказательства, а я буду свидетелем.
  — Тоже свидетель нашелся, — буркнул Селлерс. — Вы арестованный.
  — Хорошо, пусть будет так, — согласился я. — Только делайте как я вам скажу.
  — Это почему же?
  — Чтобы выиграть. Так же, как вы выиграли на Файр Леди.
  Рут сказала:
  — Что касается меня…
  — Ни слова! — Мой тон сразу заставил ее замолчать.
  Берта подбодрила Селлерса:
  — На меня вы можете положиться, вы это знаете, Фрэнк. И если эта маленькая чертовка что-нибудь вздумает сделать, я быстро приведу ее в чувство.
  Селлерс с уважением посмотрел на мощные плечи Берты.
  — В этом я убежден, — сказал он, улыбаясь.
  Глава 19
  Мы шли по коридору здания Паукетта, минуя кабинет доктора Квая.
  Селлерс с любопытством посмотрел на меня:
  — Значит, это не Квай?
  — Нет.
  — Только не водите меня за нос, Лэм.
  — Зачем мне это?
  — Мы пришли к обоюдному соглашению, и я ожидаю, что вы честно выполните его. Так куда мы идем?
  Я остановился перед дверью:
  — Вот здесь.
  Я довольно громко постучал в дверь. Вскоре послышались шаги, и Китли открыл дверь.
  — Смотри-ка, мистер Лэм! Так скоро я вас не ожидал. Все еще рыщете по этому делу?
  — Я хотел бы познакомить вас с Фрэнком Селлерсом.
  Китли бросил на него беглый взгляд и протянул руку. Если он и знал, что Селлерс из полиции, то никак этого не показал.
  — Мы бы охотно побеседовали с вами, — начал Селлерс.
  Китли, стоявший в проходе, отступил в сторону и, сказав «минутку», закрыл дверь перед самым нашим носом.
  — Это еще что за шутки! — прорычал Селлерс, когда дверь захлопнулась на замок. Он быстро схватился за ручку, мощно потряс ее и всем телом приналег на дверь. — Немедленно откройте!
  Китли открыл дверь.
  Селлерс отвернул ворот куртки, показал ему полицейский значок и зло фыркнул:
  — Что все это означает?
  — Да так, кое-что забыл, — сказал Китли.
  — Что вы хотели спрятать от нас? — спросил Селлерс.
  Китли пропустил вопрос мимо ушей.
  — Чем обязан вашему визиту, инспектор?
  — Я должен проверить, чем вы тут занимаетесь.
  — Я содержу бюро, чтобы в мире и покое заниматься любимым делом.
  — А что это за дело?
  — Ответ частично содержится в самом названии фирмы, так как я иногда делаю ставки на лошадок.
  — И каким образом вы это делаете?
  — Так же, как и любой другой, ставлю на лошадь, которая мне кажется более подходящей в данный момент. Временами выигрываю, иногда — нет.
  — А что там за светящаяся штуковина?
  — Это мое изобретение. С его помощью я получаю правильные ответы.
  — Может, покажете?
  — Конечно, — холодно ответил Китли. Он повернулся ко мне: — В чем дело, Лэм? Вы что, не умеете держать язык за зубами?
  — Меня вы можете больше не спрашивать. Я нахожусь под надзором полиции.
  Китли поднял брови.
  Селлерс сказал:
  — В деле Баллвинов, которое известно и вам, имеются детали, которые нужно еще выяснить.
  — Китли знает, — прервал его я, — что вчера Рут Отис забрала яд из конторы доктора Квая. Он проследил за ней и видел, куда она его спрятала.
  Китли хмуро посмотрел на меня и спросил:
  — Вы что, хотите втянуть и меня в эту историю?
  — Разговаривать вы можете только со мной, — сказал инспектор.
  — Я не имею ни малейшего понятия, о чем идет речь, инспектор. И Рут Отис я вообще не знаю.
  — Она — ассистентка доктора Квая.
  — А-а, доктора Квая. У него кабинет на этом этаже.
  — Ну так как, вы следили за Отис?
  Китли рассмеялся:
  — Конечно, нет. Что мне, больше делать нечего?
  Я сказал Селлерсу:
  — В этом вопросе вы должны поставить все точки над «i», не выпускайте его, не давайте отвертеться.
  Китли посмотрел на меня холодно.
  — Вы мне нравитесь все меньше и меньше, Лэм.
  — Это легко понять, — ответил я. — Но в данную минуту мы решаем вопрос: следили ли вы вчера за мисс Отис или нет?
  — Я уже сказал: нет!
  — Вы не следили за ней до вокзала Юнион?
  — Нет.
  — Вы не видели, как она положила в камеру хранения пакетик?
  Он с улыбкой сказал:
  — Нет, конечно, нет. Мне очень жаль, Лэм, что вынужден вас разочаровать. И вам не удастся втянуть меня в это дело.
  Слово снова взял инспектор:
  — Моя задача — все тщательно проверить. И пожалуйста, поймите меня правильно. Позвольте вам кое-что сказать: Этель Ворли, секретарша мистера Баллвина, сегодня утром была найдена в комнате Рут Отис мертвой. А пакетик с ядом мы тоже там обнаружили. В нем не хватало двух граммов. Если вам известно что-нибудь о мисс Отис в связи с ядом, самое время сказать об этом.
  Китли провел языком по губам:
  — Я ничего не знаю о мисс Отис.
  Пока Селлерс и Китли обменивались недоверчивыми взглядами, я незаметно зашел за спину Китли, поближе к аппарату, который стоял на столе, и бесшумно включил его. Потом сказал:
  — Я могу изобличить вас, Китли, во лжи. Дело в том, что за вами непрерывно следил детектив.
  — Значит, он наплел вам небылиц.
  Я сказал инспектору:
  — Это Джим Формби, которого вы хорошо знаете. Он никогда не лжет.
  Ссылка на Формби усилила интерес инспектора.
  — Значит, вы утверждаете, что Формби следил за мистером Китли и видел, что тот, в свою очередь, следил за мисс Отис вплоть до вокзала?
  — Совершенно верно.
  Китли спросил:
  — А откуда стало известно, что в том пакетике был яд, инспектор?
  — Вопрос правомерен, Лэм.
  — Формби может точно описать пакетик, — ответил я.
  — Другими словами, — сказал Китли, улыбаясь, — это просто утверждает мисс Отис.
  — Детектива тоже нельзя сбрасывать со счета.
  Селлерс хотел что-то сказать, как внезапно в аппарате раздался голос:
  «Чуть шире, пожалуйста».
  — А это еще что такое? — спросил Селлерс.
  Китли повернулся ко мне и хотел выключить аппарат, но я быстро схватил его за запястье.
  «Пожалуйста, сплюньте…» — снова послышался голос.
  Китли оттолкнул меня в сторону. В это время прозвучал женский голос:
  «Но, доктор, мне больно…»
  В этот момент Китли выключил аппарат.
  — Да что это такое, черт побери? — снова спросил Селлерс.
  Китли заявил:
  — Если вы хотите задать мне какие-нибудь вопросы, инспектор, то вы можете это сделать в любое время в полицейском управлении. А здесь мое личное бюро. Я занимаюсь тем, что высчитываю шансы скаковых лошадей, и вовсе не хочу, чтобы все знали о моей системе. А что касается Лэма… — Он повернулся ко мне, и его глаза засверкали от ярости, — то он просто уберется отсюда вон! И притом немедленно.
  Я сказал Селлерсу:
  — Надеюсь, что вы поняли, для чего предназначен этот аппарат?
  Китли размахнулся, но я успел уклониться.
  — Я вас… — выдохнул он.
  В тот же момент инспектор бросился на Китли. Он прижал его к стене и приказал:
  — Стоять и не шевелиться. Я должен во всем тщательно разобраться.
  Я включил аппарат. Китли опять попытался броситься на меня, но Селлерс одним толчком отбросил его к стене.
  Снова послышался голос из динамика:
  «Ну вот, сверлить я больше сегодня не буду, но зуб довольно запущенный».
  — Кто это? — спросил меня Селлерс.
  — Вероятно, доктор Квай, он собирается ставить пломбу.
  Селлерс тихо присвистнул.
  — Я требую, чтобы вы оба немедленно покинули мое бюро, — сказал Китли. — Конечно, если у вас нет ордера на обыск, инспектор Селлерс.
  Я ответил ему:
  — В данном случае инспектору не нужен орден на обыск, Китли. Поскольку у вас нет разрешения на эксплуатацию подслушивающего устройства, то это является наказуемым деянием, а как только человек уличен в таком, полиция может вмешиваться, не имея ордера.
  Селлерс посмотрел на меня и благодарно кивнул.
  Китли снова высказался в мой адрес:
  — Как только я подумаю, чем вам обязан, то мне просто плохо становится. А я ведь рассказал вам всю правду об участках Баллвина, потом назвал лошадь, которая будет победителем… Вы, наверное, не поверили.
  — Мы все поставили на нее, — сказал я.
  — Вот так-то, делаешь людям добро, — покорно проговорил Китли, — а получаешь что?
  — Прекратите кривляться! — приказал Селлерс. — Я достаточно хорошо знаю Джима Формби, чтобы вполне доверять ему. Зачем вы следили за Отис?
  Китли сдался:
  — Я старался сам расследовать это дело и хотел передать полиции весь материал. Если бы я сделал это раньше, все пропало бы.
  — Еще один! — простонал Селлерс.
  — Кто? — спросил Китли.
  — Детектив-самоучка. Казалось бы, чего проще — обратиться в полицию. Так нет, каждый умник предпочитает действовать сам по себе. Что вы знаете о деле Баллвина? Рассказывайте, да побыстрее.
  Китли хмуро посмотрел на инспектора.
  Я добавил:
  — Чтобы освежить вашу память, я хочу вам сказать, с чего лучше начать… Несколько лет назад вы послали прядь волос в лабораторию и просили исследовать, нет ли в волосах следа мышьяка. Вот с этого и начинайте.
  Пораженный, Китли несколько секунд смотрел на меня и, наверное, думал о том, что мне известно.
  — Ну, живо! — прикрикнул на него Селлерс.
  Тот уселся на стол, одна нога доставала до пола, а вторая покачивалась — только так он выдал волнение.
  — Итак? — повторил инспектор.
  — Ну хорошо, я все вам расскажу. Моя сестра Анита вышла замуж за Джеральда Баллвина. Мы сильно любили друг друга, что редко бывает между братом и сестрой. Я с самого начала был против этого брака, потому что считал его несерьезным бизнесменом и охотником за юбками. Мои опасения подтвердились, потому что он вскоре связался с Дафной. А сестра внезапно заболела. Речь шла о тяжелом желудочном расстройстве, которым она мучилась очень долго. Потом наступило улучшение, но произошел рецидив, и она умерла совершенно неожиданно. Вскрытия не было. Врач выписал свидетельство о смерти, в котором было сказано, что она отравилась. После этого Джеральд женился на Дафне. У меня, глупца, возникло подозрение лишь полгода спустя. И когда я начал заниматься этим вопросом, я столкнулся с целым рядом удивительных фактов. Но слишком поздно. Труп уже был сожжен. Тем не менее я кое-что почитал, пытаясь распутать эту историю.
  Он подошел к полке и достал книгу с названием «Судебная медицина», потом продолжал:
  — Это четвертое издание Сиднея Смита. На странице двести шестьдесят четвертой описано все, что известно о мышьяке. Это удивительный яд. Он оставляет следы в костях и волосах. Среди личных вещей сестры, которые мне были переданы, находилась расческа, которой она пользовалась перед смертью. Я отправил ее на исследование, и выяснилось, что в волосах содержатся следы мышьяка.
  — Почему же вы не оповестили полицию об этом? — спросил Селлерс.
  Китли скептически посмотрел на него.
  — Полицию? Ведь тогда пошли бы слухи о ложном подозрении, а потом бы заявили, что волосы, оставшиеся на расческе, принадлежали кому-то другому. Мои дальнейшие усилия натолкнулись на многочисленные трудности, так как больше никаких доказательств у меня не было. Но я предпринял все, что было в моих силах. Я обошел все аптеки и проверил журналы регистрации ядов. Искал я везде, а чтобы как-то замаскировать свои действия, разыгрывал из себя любителя выпить и поиграть на бегах.
  — И все это время следили за Джеральдом Баллвином? — спросил инспектор.
  — За Джеральдом? Как вы могли подумать о нем? Я следил за Дафной.
  — За Дафной? Но ведь она сама стала жертвой.
  — Да, тут вы правы… Сейчас она мертва.
  Селлерс закрыл глаза.
  — Дальше, — сказал он.
  — Дафна умерла. Не хотелось бы говорить об усопшей дурно, но добрых слов она не заслуживает. Потаскушка, вымогательница. Я ни на минуту не спускал с нее глаз. Так я выяснил, что она очень интересуется доктором Кваем. Но она интересовалась им только ради мышьяка. Ну я и организовал подслушивание.
  — И что вам удалось выяснить таким образом? — спросил инспектор.
  Китли мгновение находился в нерешительности, а потом сказал:
  — Ну что же, извольте. Только надеюсь, что у вас достанет ума не болтать языком, пока на руках не будут все козыри.
  — Слушаю, мистер Китли.
  Китли подошел к большому шкафу и, вынув из кармана ключ и открыв дверцу, показал на полки с магнитофонными записями.
  — Так я записывал разговоры, которые там велись. Запись велась и в мое отсутствие. Там есть всякие разговоры, есть и довольно интересные. Вот, например, послушайте.
  Он зарядил кассету в магнитофон и включил его. Вначале было слышно только жужжание пленки, но потом раздался голос Рут Отис. Она сказала:
  «— Доктор Квай, пришла миссис Баллвин. Я попросила ее немного подождать, но она настаивает на немедленном разговоре с вами.
  — Проводите ее в лабораторию.
  — Не получится, доктор. Тут вас давно дожидается пациент.
  — Повторяю: проводите ее в лабораторию.
  — Хорошо, доктор».
  Снова пауза, потом доктор сказал слащавым голосом, видно пациенту:
  «— Прошу меня простить, но я ненадолго отлучусь, так как у этой дамы острая боль. Если вы обождете пару минут, я буду вам очень благодарен».
  После этого на какое-то время опять наступило молчание. Китли использовал паузу, чтобы объяснить нам:
  — Я вмонтировал микрофоны во все комнаты доктора Квая. Сейчас он направляется в лабораторию. Значит, следующий разговор будет там.
  Было слышно, как открылась и закрылась дверь, потом доктор сказал Дафне:
  «— У меня нет времени. Я очень занят. Ты не можешь…
  — Я требую наконец, чтобы ты выкинул эту чертовку. Я видеть ее не могу, — сказала Дафна рассерженным тоном.
  — Но она отличный работник, у нее всегда все в порядке.
  — Я настаиваю на том, чтобы ты ее выбросил!
  — Дай мне тебе объяснить, Дафна. В приемной ждет пациент уже с…
  — Выбросишь ты ее или нет?
  — Конечно, дорогая.
  — Так-то лучше, милый мой. Поцелуй меня».
  Звуки поцелуя магнитофон не воспроизвел. Китли шутливо прокомментировал:
  — Поцелуй из породы беззвучных.
  Селлерс переменил позу.
  Разговор потек дальше:
  «— Я с тобой обязательно должна поговорить, дорогой, — сказала Дафна. — Наконец-то представилась возможность, которую мы с тобой так долго ждали. Поэтому-то я и пришла к тебе. Я думаю, что это дело можно провернуть сегодня.
  — Быстрее, быстрее, — ответил доктор. — Ограничься самым важным. В чем суть?
  — Люди с фабрики Цести, которые среди прочего рекламируют анчоусную пасту, хотят организовать рекламную кампанию. Сегодня днем у меня был их представитель и оставил мне целую коробку пасты. Я должна ее попробовать. В ближайшие дни он пришлет фотографа, чтобы сделать несколько снимков, которые они используют в рекламе. Я была бы рада участвовать во всем этом, но ведь время идет, и Джеральд может изменить и условия страховки, и завещание, и тогда эта падаль Этель Ворли нагреет руки.
  — Ворли, конечно, это его слабое место, — послышался голос доктора, — но тем не менее…
  — О чем ты говоришь, милый? Она не дура. Она наняла детектива, который наблюдал за нами, и, кроме того, она полностью в курсе дела относительно уик-энда. Если бы не это, я бы тоже лучше… Но как бы то ни было, в тот раз ни у кого не возникло подозрений. И мы должны отважиться во второй раз.
  — Ты думаешь, если мы используем эту пасту, то…
  — Да.
  Голос доктора прозвучал тише:
  — Только будь осторожна, Дафна. Тут ошибки быть не должно. Ты будешь строго придерживаться того, что я тебе скажу. Дело в том, что этот яд на разных людей действует по-разному. Но ясно одно: доза менее одной десятой грамма не смертельна. В этой капсуле содержится ровно столько. Обращайся с ней аккуратно.
  — И когда я должна ее принять?
  — Непосредственно перед тем, как дать своему супругу отведать пасты. Прежде чем капсула растворится в твоем желудке, пройдет какое-то время, так что он почувствует недомогание раньше тебя. Значит, у тебя еще будет возможность позвонить врачу и объяснить ему симптомы. Не забудь описать их так, как я тебе говорил. Он решит, что это пищевое отравление, и даст по телефону указания, как действовать. Присутствие врача в таких случаях необязательно. Потом появятся симптомы у тебя, и твое болезненное состояние будет служить тебе оправданием, почему ты не приняла дальнейших мер, когда состояние твоего супруга ухудшилось. Ты все поняла?
  — Мы уже неоднократно говорили об этом.
  — Хорошо, — сказал доктор. — Теперь о другом. Не думай, что ты сможешь обвести меня вокруг пальца.
  — Ты это о чем?
  — Ты много значишь для меня, но если говорить честно, я до конца тебе не верю. Кто, собственно, этот шофер?
  Послышался резкий металлический смех.
  — Кто он? — продолжал настаивать доктор.
  — О нем можешь не беспокоиться, дорогой. Если захочешь, я тотчас же его уволю.
  — Да, я хочу этого. Он мне совсем не нравится. Кроме того, мне кажется, что он повсюду шпионит.
  — Не говори глупости. Парень вовсю старается, лишь бы мне угодить. Мне даже жалко становится, когда я подумаю, что уволю его ни с того ни с сего.
  — А мне не жаль.
  — Но, Джордж, неужели ты действительно думаешь, что такой мальчик… Дорогой, поцелуй меня.
  Снова пауза. Потом доктор продолжил:
  — И не забывай, Дафна, что у тебя в желудке капсула. Если ты примешь еще хоть малейшую дозу, то она может подействовать смертельно. Очень аккуратно разложи тосты на подносе и не вздумай перепутать, Джеральд может перепутать, но ты не имеешь права. Для тебя это означает смерть. Не забыла? Не забывай об этом ни на минуту!
  — Не забуду, Джордж. Не считай меня такой дурой… и сегодня же выгони эту курочку».
  — На этой ленте все. Но я думаю, вы уже составили себе впечатление. К тому же я и сам все остальное могу рассказать.
  Китли выключил магнитофон.
  — Валяйте, — бросил инспектор.
  — Дафна взяла яд и отправилась домой. Чтобы бросить подозрение на другого, она воспользовалась кофейной чашкой своей секретарши. Естественно, на ней были отпечатки пальцев. План заключался в том, что тосты в столовую принесет привратник. В этом и заключалась ее ошибка. Как шофер, он был бесподобен, как слуга — неловок и неуклюж. И наверняка, когда он нес поднос, тосты сдвинулись, перемешались, и он попытался привести их в порядок.
  Что касается их отношений, то она действительно смотрела на него как на игрушку, хотя со временем, возможно, он и заменил бы доктора.
  Возвращаясь к сказанному, добавлю, что если бы не неловкость привратника и не Шарлотта Хенфорд, которая сразу почувствовала неладное и вызвала врача, все прошло бы так, как было запланировано. А Дафна наверняка съела один или два отравленных тоста, и ей этого оказалось достаточно. Вот вам, господа, подробности одного преступления.
  — А как вы объясните смерть Этель Ворли? — спросил я.
  — Случайно мне удалось узнать и это, — сказал Китли. — Теперь я могу признаться: я действительно следовал за Рут Отис до вокзала. Доктор Квай умен. Хотя у него и было еще достаточно мышьяка, он попросил купить упаковку Рут Отис. И эта упаковка действительно оказалась нетронутой. Но глупышка Отис, боясь, что на нее могут пасть подозрения, отвезла яд на вокзал. А я исправил ее ошибку, как только мне представилась такая возможность.
  — Что же вы сделали?
  — Я вынул мышьяк из камеры хранения и положил его обратно в лабораторию доктора Квая.
  — Значит, у вас был ключ от кабинета?
  Китли слегка улыбнулся:
  — Как же я в таком случае поставил бы микрофоны…
  — Значит, вы отвезли пакетик обратно сюда?
  — Да, я уже сказал…
  — Почему же полиция обнаружила его в комнате Рут Отис?
  — Вы бы и сами могли ответить на этот вопрос. Как только доктор узнал, что Дафна Баллвин умерла, он понял, что должен что-то сделать, чтобы отвести от себя подозрения, так как в этом случае будет вскрытие. Следовало быстро найти козла отпущения и придумать такие улики, чтобы полиция могла ухватиться за них. Поэтому он изъял из флакона два грамма, а остальное подбросил Рут Отис.
  — Вы можете это доказать? — спросил Селлерс.
  Китли посмотрел на него довольно насмешливо и сказал:
  — Я преподнес вам все на тарелочке. Что-нибудь можете сделать и сами.
  — Короче говоря, насчет Этель Ворли вы ничего точно не знаете. Вы только делаете предположения, так?
  — Вас приятно послушать. Вы что же, думаете, что я буду выполнять за вас всю работу?
  — Свои замечания можете оставить при себе, — перебил его Селлерс. — А мне надо отделить то, что вы знаете, от того, что вы предполагаете.
  — Ну хорошо. Я знаю, что доктор Квай собирался убить Джеральда Баллвина. Я знаю, что Дафна отравила мою сестру. Я знаю, что Дафна лишь по небрежности приняла слишком большую дозу яда. Я знаю, что сам отвез обратно пакетик с ядом. Я предполагаю, что доктор Квай подбросил мышьяк в комнату Рут Отис, изъяв из него предварительно два грамма. Я предполагаю, что Этель Ворли встретилась там с доктором Кваем и решила сделать Рут свидетельницей. На такую встречу доктор, конечно, не рассчитывал. Я знаю, что Этель не любила его и презирала. Что последовало, вы можете себе представить. Для него пути назад не было, так как только он или Отис могли использовать недостающие два грамма яда, а иметь при этом Этель Ворли в качестве свидетеля обвинения означало бы для него смертный приговор.
  Селлерс какое-то время жевал свою сигару, а потом внезапно сказал мне:
  — Дональд, я сейчас пройду к доктору Кваю. Вы останетесь здесь и отвечаете за все эти вещественные доказательства.
  — Об этом можете не беспокоиться, — сказал Китли.
  — Я знаю, — ответил Селлерс, — но от этого зависит жизнь или смерть доктора Квая, а для меня повышение или понижение в должности. Пленки я забрать не могу, а других помощников у меня сейчас нет. — Он строго посмотрел на меня. — Я могу на вас положиться, Дональд?
  — Конечно, — ответил я. — Давайте мне кассету, Китли.
  Тот протянул мне ее. Я попросил:
  — Посмотрите на всякий случай, нет ли у него оружия.
  Китли дал себя осмотреть.
  — Все в порядке, — сказал Селлерс.
  — Хорошо, тогда я присмотрю за ним. А чтобы не было никаких недоразумений, Китли, напоминаю вам, что расследуется дело об убийстве. Так что без шуток.
  — Перестаньте говорить глупости, господа, — рассердился Китли. — Я не меньше вас хочу знать правду. Только думаю, что вам не сразу удастся прижать доктора Квая, так как для признания он еще не созрел. Если бы у нас было немного больше доказательств…
  Селлерс перебил его:
  — Он у меня дозреет. Я доведу расследование до конца. Ждите меня здесь. — На пороге он остановился: — Я надеюсь на вас, Дональд.
  — О’кей! — сказал я.
  Дверь за ним закрылась.
  — Я действительно считаю, что для признания еще рановато, — заметил Китли.
  — Вы ведь знаете Селлерса. Это хороший парень, но когда он начинает действовать, так уж действует вовсю. Как вы смотрите на то, чтобы включить подслушивающее устройство, Китли?
  — Зачем?
  — Чтобы подслушать.
  Его лицо прояснилось.
  — Хорошая мысль, — согласился он.
  Он начал вертеть какие-то ручки.
  — Я думаю, мы сразу подключим и магнитофон, — сказал я. — Позднее эту запись мы сможем использовать как вещественное доказательство.
  Китли кивнул, повернул еще какую-то ручку и сказал:
  — Теперь будет производиться и запись.
  Я уселся в удобное кресло и не успел закурить, как услышал голос доктора Квая:
  — Я очень сожалею, но вынужден просить вас подождать минутку в приемной. Сегодня я работаю без ассистентки.
  Сурово прозвучал голос Селлерса:
  — Я — инспектор Селлерс из отдела по расследованию убийств. Я должен вас предупредить, что все, что вы сейчас скажете, если окажется неправдой, может быть истолковано против вас. Отошлите вашего пациента. Я должен говорить с вами немедленно.
  — Вы можете пройти в лабораторию.
  — Хорошо, пройдемте.
  Возникла небольшая пауза. Потом мы услышали голос доктора Квая:
  — Разрешите поинтересоваться, чем я обязан столь неожиданному визиту ко мне? Вы же не можете просто так…
  — Вы знали Дафну Баллвин? — перебил его инспектор.
  — Да, она была моей пациенткой.
  — Только пациенткой?
  — Да.
  — Она часто приходила?
  — Я не знаю, что это…
  — Я спрашиваю: как часто? У вас есть ее карточка?
  — Так как я знаю ее довольно давно, я, естественно, не все вносил в карточку.
  — Как часто она бывала здесь?
  — Не раз.
  — Я хочу знать точно.
  — Довольно часто.
  — А как часто она бывала за последние два месяца?
  — При всем своем желании я не смогу вам точно сказать.
  — По журналу регистрации нельзя проверить?
  — Нет.
  — Другими словами, она приходила когда хотела, не записываясь предварительно на прием?
  — Да, так оно и было.
  — И не договаривалась при уходе о следующей встрече?
  — Да.
  — Значит, достаточно ей было прийти, и вы были в ее распоряжении, сколько бы у вас ни было народу в приемной?
  — Ну, не совсем так.
  — Но так утверждает ваша бывшая ассистентка.
  — Моя ассистентка ревновала меня к ней. И она наверняка думает, что потеряла место из-за миссис Баллвин.
  — Но это так и было?
  — Совсем нет. Я вынужден был ее уволить из-за неподобающего поведения.
  — И миссис Баллвин тут ни при чем?
  — Абсолютно ни при чем.
  — Вы давали миссис Баллвин мышьяк?
  — Мышьяк? Помилуй бог!
  — Никогда?
  — Нет и еще раз нет.
  — Вы поручали своей ассистентке покупать для вас мышьяк?
  — Если она покупала мышьяк, то она делала это без моей просьбы и без моего ведома. Вы что, считаете, что эта мстительная особа могла из-за оскорбленного самолюбия отравить Дафну Баллвин? Да она всегда была с завихрениями.
  — Нет, — резко отрезал Селлерс. — Об этом никто не говорит. Напротив, я знаю, что вы сами ходили на квартиру своей ассистентки, чтобы подбросить туда вещественные доказательства, которые бы свидетельствовали против нее. Там вы случайно встретились с Этель Ворли.
  — Я не знаю, о чем вы говорите, инспектор.
  — Не пытайтесь ввести меня в заблуждение, — сказал Селлерс. — Кроме того, нам известно, что вы с Дафной Баллвин разработали план отравления Джеральда Баллвина.
  — Вы совсем сошли с ума!
  — Это мы сейчас проверим, — ответил Селлерс.
  Мы услышали какие-то звуки, потом Селлерс сказал:
  — Взгляните-ка на это.
  — А что это такое?
  — Это микрофон от аппарата для подслушивания. Это наша работа. Мы записали ваш последний разговор с Дафной, в котором вы обсуждали подробности убийства ее супруга. Прежде чем она ушла, вы дали ей капсулу с мышьяком, не правда ли?
  Возникла долгая пауза. Мы уже думали, что отказал микрофон, но потом вновь услышали голос Селлерса:
  — Отвечайте же!
  Квай снова промолчал.
  — Ну, скоро я дождусь ответа? — строго спросил инспектор.
  Дрожащим голосом доктор проговорил:
  — Клянусь вам, инспектор, я дал ей такую дозу, от которой она могла только заболеть. Она хотела притвориться, что у нее расстройство желудка. Если вы слышали наш вчерашний разговор в лаборатории, то знаете об этом.
  — Мы знаем об этом, — сказал Селлерс. — Вы хотели отравить не ее, а ее супруга, правильно?
  Казалось, Квай какое-то время раздумывал, а потом произнес:
  — Ну, если вы так уж ставите вопрос, то с ее супругом в конечном итоге ничего не произошло. Он опять в полном здравии. Разве я не прав?
  — Не забывайте о том, что вы проникли в комнату Рут Отис и оставили там, так сказать, кукушкино яйцо, которое должно было навлечь на нее подозрения. При этом у вас произошла неожиданная встреча с Этель Ворли, — сказал Селлерс.
  — Это только ваши предположения, которые ни на чем не основываются и не имеют под собой почвы.
  — Я вам сейчас докажу и это! — ответил Селлерс. — Вы не задумывались над тем, как мисс Ворли добралась до Лексбрук-авеню? Так я вам скажу: ее подвезла туда Мэри Ингрим, которая тоже работает у Джеральда Баллвина, она поджидала Ворли в своей машине. И, коротая там время над учебником испанского языка, она тем не менее видела, как вы вошли в этот дом, видела она вас и выходящим из него. А когда через полчаса Этель Ворли так и не вышла, она поднялась наверх и постучала в дверь. Не получив ответа, она вызвала полицию. Ну а что мы там нашли, вы и сами знаете, доктор Квай.
  В аппарате послышались какие-то шорохи и звуки. Создавалось впечатление, будто двигали мебель, а потом опять послышался суровый голос:
  — На вашем месте я бы не стал этого делать. Поднимитесь и говорите наконец всю правду.
  И тот начал говорить. Это было полное признание вины, сделанное испуганным, дрожащим голосом.
  После этого мы услышали, как защелкнулись наручники на запястьях доктора. А потом Селлерс стал звонить, чтобы вызвать полицейскую машину.
  Я схватил трубку и позвонил в кабинет. Трубку снял Селлерс.
  — Фрэнк, я кое-что для вас сделал.
  — Кто говорит?
  — Лэм.
  — Где вы, черт вас возьми?
  — Здесь, у Китли. Я попросил его включить подслушивающее устройство. Все признание доктора Квая записано на пленку. Вы можете взять ее с собой. Но будет лучше, если вы сдадите арестованного полицейским, когда они прибудут, и приедете сюда. Тут вы и заберете пленки и сможете поговорить с Китли, а также познакомиться с его системой, как выигрывать на скачках.
  Селлерс сказал:
  — Напомните мне, Лэм, чтобы я дал вам одну из своих визитных карточек. Возможно, она вам пригодится, если вас опять задержат за превышение скорости.
  — Очень мило с вашей стороны. Кстати, вы могли бы позвонить мне на квартиру и сказать Берте, что Рут Отис находится вне подозрений. Пусть она выматывается из моей квартиры и оставит Рут одну.
  — Какой у вас номер? — спросил он.
  Я продиктовал его.
  — О’кей, — сказал он, — будет сделано.
  Я повесил трубку.
  — Когда вы здесь появились, то вы мне сказали, что вы арестованы, — сказал Китли.
  — Ах, это была только шутка, — ответил я и сложил два пальца крестиком. — Ведь мы с инспектором Селлерсом большие друзья.
  Глава 20
  Разные мысли роились у меня в голове, когда я ехал в кемпинг, где меня ждала Шарлотта Хенфорд. Прибыв туда, я нашел дверь домика закрытой и постучал.
  — Кто там?
  — Это я, Дональд Лэм.
  — Ах, как чудесно! — воскликнула она и открыла дверь. — Наконец-то я не одна. Мне было очень скучно. Устраивайтесь поудобнее, мистер Лэм.
  — Спасибо, спасибо.
  Шарлотта прошла к маленькому столику и уселась. Я устроился в кресле и закурил сигарету.
  — Устали? — спросила она.
  — Есть такое.
  — Пришлось много поработать?
  — Угу.
  Ее следующий вопрос прозвучал довольно робко:
  — Как ваша голова? Надеюсь, сейчас вы в более хорошем настроении? Вы мне гораздо больше нравитесь, когда немного интересовались мной. Я надела свои лучшие чулки, а вы и слова о них не сказали.
  — Шарлотта, — начал я, — когда вы появились у нас впервые, мы подумали, что деньги, которые вы оставили, были не ваши.
  — Почему вы так решили?
  Я с улыбкой сказал:
  — Не похоже, чтобы вы были влюблены в Джеральда Баллвина. Но даже если так, то вы все равно не потратили бы свои сбережения, чтобы предотвратить возможное преступление против хозяина. Такая идея могла прийти в голову кому-то другому, и этот другой дал вам деньги. Я в этом уверен.
  — Значит, твердо уверены?
  Я опустил свой взгляд на ее ноги.
  — Действительно, великолепны, — сказал я.
  Она сразу непроизвольно поправила юбку.
  — Могла бы я рекламировать чулки, как вы думаете?
  — По-моему, да… Так чьи же деньги, Шарлотта?
  — Вы, наверное, так никогда и не станете джентльменом. Опять все сначала.
  — Я должен это обязательно знать.
  — Это вас вообще не касается.
  — Между прочим, я для вас стараюсь, — продолжал я. — Против вас имеется большой обличительный материал, и, пожалуйста, не забывайте, что блюдце и ваши отпечатки…
  — А что будет, если вы узнаете всю правду?
  — Я бы наверняка смог дать вам хороший совет.
  — А что будет со мной, если я не скажу?
  — Будет очень печально, если девушка с такими очаровательными ножками на долгое время отправится за решетку. После того как вас выпустят, вряд ли кого-нибудь уже заинтересуют ваши ножки, и рекламировать чулки вы уже не сможете никогда.
  На ее лице отразился страх.
  — Вы действовали по поручению Карла Китли?
  — Почему вы так думаете?
  — Мне почему-то кажется, что это был он.
  Мгновение она находилась в нерешительности, а потом робко кивнула.
  — Вы познакомились с ним уже после того, как поступили на службу к Дафне?
  — Нет. Он мне помог устроиться на это место. Я… Ну хорошо, я скажу вам и об этом. Я уже длительное время дружу с Карлом, и он очень хотел, чтобы я заняла это место, чтобы быть в курсе всех дел, которые происходят в доме Баллвинов.
  — Он вам очень нравится?
  — Да. Правда, было время, когда… Ну, вы сами понимаете, он не из тех, кто женится.
  — И он, значит, дал вам порошок и объяснил, что надо делать?
  — Да. Он позвонил мне и попросил срочно приехать к нему в бюро. Там он дал мне крошечную стеклянную пробирку с порошком и объяснил, что это — противоядие, помогающее при мышьяковых отравлениях, если его принять сразу. Потом он сказал мне, что миссис Баллвин примет небольшую дозу мышьяка, которая вызовет лишь отравление. Делается это для того, чтобы на нее не пало подозрение. А потом она отравит своего супруга тостами с анчоусной пастой, содержащей мышьяк.
  — Ну и как все это было?
  — Порошок, который я получила от Карла, я должна была смешать с пастой и приготовить тосты. Далее Карл поручил мне оставаться в гостиной и ждать, пока Дафна не возьмет с подноса один из тостов. Как только она это сделает, я должна была отвлечь ее внимание и подменить тост, который она уже положила к себе на тарелку, на тот, который сделала я… О, Дональд, что мне оставалось? Я была уверена, что речь действительно идет о противоядии, которое не даст действовать мышьяку. Сейчас я полностью отдаю себе отчет, что я… Ну, вы сами понимаете. Ни один человек мне не поверит, что это было действительно так.
  — Я вам верю, — сказал я.
  — Но полиция…
  — Она наверняка не поверит!
  — Я так глубоко завязла в этом деле и даже не знаю, станет ли меня защищать Карл Китли… Я не очень-то надеюсь, ибо ему придется тогда совать свою шею в петлю. А мне бы не хотелось втягивать его в это дело.
  — Никто в наш рассказ не поверит. Решат, что Дафну вы отравили преднамеренно.
  Она закрыла глаза и ничего не ответила.
  — Я устроил вам одну ловушку, Шарлотта. Но вы, кажется, не попали в нее?
  — Какую ловушку?
  Я показал на телефон.
  — Я считал, что, как только я уйду, вы сразу позвоните тому человеку, от которого получили деньги. Вы звонили во время моего отсутствия?
  — Да, но мне это мало помогло.
  — Почему?
  — Я сказала Карлу, где я нахожусь, и он пообещал забрать меня отсюда. Но, судя по всему, он так и не приедет. Поэтому я все и рассказала вам, Дональд. Вы должны мне помочь. Прошу вас, сделайте что-нибудь для меня.
  — Я и так для вас постоянно что-то делаю.
  — Что-то я этого не замечаю…
  В этот момент послышался хруст гравия на дорожке, и в дверь постучали.
  — Это, может, уже полиция? — в волнении спросила она.
  — Если это полиция, то вы должны пообещать мне одно.
  — Что именно?
  — Не говорить ни слова. И вести себя совершенно спокойно. Я, правда, не думаю, что это полиция… Во всяком случае, можете рассчитывать на то, что я вытащу вас из этой петли. Но если это все-таки полиция, отказывайтесь давать какие-либо показания.
  Я подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял Карл Китли.
  — Хотя вы немного и запоздали, — сказал я, — но все равно входите.
  Мгновение он медлил, а потом пожал плечами и вошел. Бросив шляпу на стол, он дружелюбно сказал:
  — Привет, Шарлотта!
  — Привет, дорогой…
  Я заявил:
  — Это действительно была благоприятная возможность для убийства. Я с самого начала спрашивал себя: неужели вы не воспользуетесь ею, Китли? После того как я прослушал магнитофонную запись, мне стало ясно, что такая умная голова, как ваша…
  — Ну, ну, ну! Присядьте, Лэм! И давайте глянем на вещи трезво. Вы умный парень, но вы слишком много говорите. Поскольку ваш друг Селлерс уже закончил это дело, чего же к нему возвращаться?
  — Вы долго искали улики против Дафны, — сказал я. — Вы уже почти отчаялись, когда вам вдруг представился такой шанс. Можно сказать, единственный в своем роде. Вы не только знали, что Дафна сама примет яд, но и могли доказать это, так как у вас была эта пленка. А уговорить Шарлотту, чтобы она дала Дафне дополнительную дозу, не так уж трудно для вас — тем более что вы наплели ей сказку о противоядии. А так как Шарлотта все время была начеку, то она действительно могла спасти жизнь Баллвину.
  — Очень любопытно, — заметил Китли.
  — Более чем, — ответил я, — так как Шарлотта рассказала мне, что…
  Шарлотта сразу крикнула:
  — Нет, Дональд, не надо больше!
  Я откинулся на спинку кресла и замолчал.
  Китли недоверчиво посмотрел на нас.
  — Мне не ясно одно, — продолжал я, — зачем вы дали Шарлотте деньги и поручили обратиться в нашу контору.
  — Ну, это совершенно ясно, — ответила Шарлотта. — Карл действительно хотел защитить Джеральда Баллвина. И вы не должны забывать, что он послал меня к вам еще до того, как слышал разговор между доктором Кваем и Дафной.
  Китли, прищурившись, посмотрел на меня:
  — Вы уже говорили об этом с Бертой?
  — Нет.
  — А с инспектором Селлерсом?
  — Тоже нет. Пока все осталось, как говорится, в одной семье.
  Китли ухмыльнулся.
  — Если это так, то вопрос решается очень просто, — сказал Китли.
  — Очень рад, Китли, что вы сами пришли к этой мысли.
  — Какой? — спросила Шарлотта.
  — Не смотрите на меня так, Шарлотта, — сказал я с улыбкой, — я Купидон.
  — Послушайте, мистер Лэм, — бросил Китли. — Так как я привел неоспоримые доказательства, что Дафна Баллвин приняла яд по доброй воле, а дальнейшие события не поддаются расследованию, то и никакой суд не признает никого виновным. Даже если бы можно было доказать, о какой дозе здесь идет речь. Шарлотта могла дать ей совершенно безобидную дозу, а Дафна умерла от той дозы, которую она приняла добровольно и по ошибке.
  — Это смелое предположение, но не более, — возразил я. — При желании прокурор может разбить его вдребезги.
  — А у вас крепкая хватка, Лэм. Ведь в конечном счете Дафна была убийцей. По закону она и так заслуживает смерти.
  Я только улыбнулся в ответ.
  — Ну хорошо, — сказал Китли. — Если не ошибаюсь, я уже говорил вам, что только дураки позволяют отправлять себя в камеру смертников по пятницам.
  — О чем вы, собственно? — спросила Шарлотта.
  — Я подробно знакомился с уголовным кодексом, — продолжал Китли. — Это было полезное и интересное занятие. Параграф 13, пункт 22, например, говорит, что при совершении преступления ни муж, ни жена не имеют права давать показания друг против друга… Шарлотта, милая, ты окажешь мне честь…
  — Как-как? — выдавила она. — Уж не хочешь ли ты…
  Китли сказал торжественно:
  — Я совершенно серьезно собираюсь на тебе жениться. Умный человек всегда выбирает себе в спутницы союзницу. И делаю я это не потому, что боюсь ваших угроз, Лэм, а так, на всякий случай… Шарлотта, дорогая, ты хочешь выйти за меня замуж?
  — Предложение мне не очень нравится, — обиженно ответила она. — Уж если я выйду замуж, то это должен быть такой человек, который меня любит. И никогда не выйду за человека, чтобы повесить на себя ярмо.
  Китли глубоко вздохнул:
  — Я думаю, Лэм, это вы виноваты в том, что приходится делать предложение в такой неромантичной и сухой форме.
  Потом он присел к Шарлотте.
  — Послушай, моя дорогая, — начал он, — мы знаем друг друга уже давно. Ты много для меня сделала. Ты надежный и верный товарищ. У меня было немало времени подумать…
  Я шепнул ему:
  — Похвалите еще ее ножки, Китли. Она по праву может ими гордиться.
  — Бросьте пороть чепуху, — сказала Шарлотта. — Когда мы отправляемся в путь, Китли?
  — Прямо сейчас. Самым быстрым способом — в аэропорт, а оттуда в небесную высь.
  Шарлотта поднялась и посмотрела на меня.
  — Вы не хотите поцеловать невесту? — спросила она. — Две возможности вы уже упустили. Сейчас вам предоставляется последняя, третья.
  Она получила свой поцелуй.
  Глава 21
  — Невероятно!.. Ты еще жив? — этими словами приветствовала меня Берта Кул. — И о чем ты, собственно, думал, оставляя меня надолго одну? Прошла уже целая вечность с тех пор, как инспектор Селлерс позвонил и сообщил, что подозрения с тебя сняты. Ну как ты до всего этого дошел?
  — Немного логики и дедукции. Мне было известно, что Китли подслушивает и записывает все разговоры, которые доктор Квай ведет в своей конторе. Поэтому я предположил, что среди этих записей имеется и запись того интересного разговора, который состоялся между доктором и миссис Баллвин после моего дебюта в роли рекламного агента анчоусной пасты…
  — Из всех твоих экстравагантных выдумок эта была, разумеется, самая идиотская, — заметила она. — Ты сунул ей все карты в руки. Нет, нет и еще раз нет, мой дорогой, понимать женщин никогда не было сильной стороной мужчин.
  — Тем самым я, несомненно, вызвал цепную реакцию, — перебил я ее.
  — Мне кажется, что ты даже гордишься этим. И потом, история с девушкой в твоей квартире. Временами я не знаю, что о тебе и подумать. Неужели нужно доводить себя до таких крайностей, что тебя даже избивают?
  — Я падаю, но всегда опять твердо встаю на ноги, это ты должна признать.
  — Что верно, то верно, но тут играла роль и удача, — согласилась она.
  — И ты меня еще упрекаешь из-за Рут Отис! Все твои неприятности и возникли из-за того, что ты слишком много наболтала Селлерсу.
  — Фрэнк вообще-то порядочный человек. И он даст нам дышать.
  — То-то видно, — бросил я.
  В этот момент зазвонил телефон. Берта сняла трубку, а потом дала ее мне. При этом она сказала:
  — Тебя… Опять какая-то одинокая девушка.
  — Алло? — Это была Рут Отис.
  — Привет, Дональд! Все в порядке?
  — Да.
  — Все кончено?
  — Да.
  — Я тут купила парочку роскошных бифштексов, — сказала она. — Твоя жаровня работает, но ты давно ею не пользовался. К бифштексам есть пикантный салат, ну и в первую очередь грибной суп… Ты придешь домой ужинать?
  — Домой?
  — Прошу тебя, пожалуйста.
  — Я приду, — сказал я.
  — Когда приблизительно?
  — Примерно через полчаса.
  Я повесил трубку.
  Глаза Берты сверкнули, когда она посмотрела на меня.
  — На этом деле мы почти ничего не заработали, — произнесла она агрессивно.
  — А я доволен. Я выиграл пять сотен чистоганом. Если бы ты только доверяла мне, а не своим предвзятым убеждениям, ты бы смогла выиграть еще больше, — сказал я с триумфом.
  Этими словами я вновь пробудил жадность Берты к деньгам.
  — Дональд, дорогой, а что ты, собственно, узнал об этой системе Китли? Расскажи своей Берте. Ты все хорошо запомнил?
  — Сам Китли уже уехал. Он собирается жениться. Но до этого он кое-что сообщил мне о своем методе.
  — О Китли мы поговорим позже. Ты расскажи мне поточнее, как он приходит к выводу, какая лошадь придет первой.
  — Когда он подслушивал разговоры доктора Квая, у него была масса времени, и он начал разрабатывать эту систему. Сам он убежден, что с теоретической точки зрения эта система превосходна. Все зависит от точности, с какой вычисляется форма лошади на день скачек. Для этого нужно с большой скрупулезностью следить за всеми бегами. Это, конечно, огромная работа, но игра, как говорится, стоит свеч и…
  — Теоретическая сторона меня совсем не интересует, — перебила Берта довольно холодно и жестко. — Я просто хочу знать, как добиться таких результатов, которые будут приносить деньги.
  — Что касается этого, то Китли мне сказал, точнее сознался, что Файр Леди — это всего лишь второй счастливый случай во всей его практике. Во всех остальных случаях он сам попадал впросак. Буквально он сказал так: «Счастье нельзя запрограммировать и вычислить — оно должно прийти само».
  
  1947 год.
  (переводчик: П. Рубцов)
  
  Спальни имеют окна
  Глава 1
  Не женщина, а динамит в изящной упаковке… Маленького роста — ну прямо-таки карманное издание Венеры, — высокогрудая, гладкобедрая, с тонкой талией, огромными карими глазами и волосами цвета спелого ячменя. Весила она не более ста фунтов, была очень хороша и жужжала, как рассерженная оса.
  Учтивый хозяин коктейль-бара пытался растолковать ей что-то. Но у нее, похоже, было свое мнение и свои планы.
  Эту девушку, такую крошечную и восхитительную, вполне можно было принять за фотомодель, из тех, кого так обожают ухажеры средней руки. Могла она сойти и за стюардессу, один взгляд которой бросает пассажира в сладостную дрожь.
  Ее большие темные глаза сверкали гневом:
  — Вы что, принимаете меня за уличную девку?
  — Ну что вы, — объяснял хозяин бара. — У нас такое правило, закон, — если хотите, политика, наконец: дамам без кавалеров входить не разрешается.
  Хозяин бара, продолжая говорить, уважительно и, можно даже сказать, галантно поддерживая ее под руку, постепенно выводил ее за пределы коктейль-бара. В конце концов, они оказались в вестибюле гостиницы. Таким образом, хозяин бара сделал свое дело и не стал больше задерживаться. Он улыбнулся, поклонился, повернулся и быстро удалился.
  Она осталась стоять в некоторой нерешительности.
  Услышав голоса, я выглянул из-за краешка газеты, которой прикрывался. Она окидывала холл блуждающим взглядом. Я хотел было притвориться, что читаю газету, но не успел. Мы встретились глазами. Она довольно долго смотрела на меня, потом отвела взгляд и задумалась. Я сложил газету. Она подошла, села в кресло напротив и принялась меня изучать. Сообразив, что она намерена рассмотреть меня во всех подробностях, я начал внимательно читать свернутую газетную страницу. Наконец я почувствовал, что ее глаза увидели все, что им положено было увидеть, и отложил газету. Она быстро отвернулась.
  Теперь я, в свою очередь, принялся оценивать ее достоинства, насколько позволяли обстоятельства, разумеется.
  Неожиданно мы опять встретились глазами. Она вскинула голову и улыбнулась мне. У нее была красивая белозубая улыбка.
  — Привет, кавалер, — сказала она.
  — Привет, — ответил я.
  — Откровенно говоря, я обдумывала, как мне поступить: то ли платочек уронить, то ли кошелек на виду оставить, то ли просто подойти и спросить, располагаете ли вы временем. Все эти варианты я отвергла. Не люблю ходить вокруг да около.
  — Итак, вы хотите попасть в бар? — спросил я.
  — Да.
  — Зачем?
  — Ну, может, я выпить хочу.
  — Возможно, — оказал я.
  — Может, вы мне нравитесь.
  — Очень мило.
  Она открыла кошелек, вытащила двадцатидолларовую бумажку и сказала:
  — Экспедицию финансирую я, естественно.
  — Вы думаете, она вам обойдется так дорого?
  — Не знаю.
  — Поговорим об этом потом.
  Я встал и предложил ей руку.
  — Трудно будет туда попасть? — спросила она.
  — Не думаю.
  Мы направились к бару. Хозяин бара стоял у входа.
  Я сказал:
  — Послушайте, в чем дело? Почему вы не впустили мою сестру?
  — Сожалею, — сказал он, — у нас такой обычай, правило, закон, наконец. Дамам без кавалеров входить не разрешается.
  — Извините, — сказал я, — но я не знал и велел своей сестре ждать меня в вашем баре.
  Он холодно поклонился и проводил нас к свободному столику. Затем он отошел и что-то сказал бармену.
  Пришел официант и взял у нас заказ.
  — Сухой мартини, — сказала она.
  — И мне тоже, — сказал я.
  Официант поклонился и исчез.
  Она взглянула на меня и сказала:
  — А вы славный.
  — А я охочусь на женщин, может быть. Ваше тело, разрезанное на куски, найдут завтра утром где-нибудь на пустыре, может быть. Нельзя заговаривать с незнакомыми мужчинами.
  — Я знаю. Мама предупреждала меня. — Она помолчала несколько секунд, потом сказала: — Я однажды пыталась остановиться в автокемпинге, но и там не обслуживают дам без кавалеров.
  Я ничего не ответил.
  — Если кавалер сопровождает даму, то ее практически невозможно обвинить в аморальности, — заметила она.
  — Но вам-то не доставляет особого труда найти себе кавалера.
  — Нет, — сказала она и быстро добавила: — Но, поверьте, я не хотела делать этого так, как сделала. А вы славный. Как вас зовут?
  — Лэм, — сказал я. — Дональд Лэм.
  — А меня Люсиль Харт. И раз уж мы брат и сестра, то давай без церемоний.
  Вернулся официант с двумя бокалами коктейля. Он поставил их на стол и рядом положил счет.
  Люсиль попыталась сунуть мне под столом двадцатидолларовую бумажку. Но я не обратил на нее никакого внимания, вытащил из кармана пиджака свой бумажник, вынул из него две однодолларовые бумажки и положил на стол. Официант дал мне сдачи — две двадцатипятицентовые монеты. Я взял одну, официант — другую.
  Люсиль подняла свой бокал и сказала:
  — Выпьем за преступление.
  Я тоже поднял свой бокал, на дне которого лежала одинокая оливка, и сделал маленький глоток. В коктейле определенно было процентов шестьдесят воды, несколько капель сухого вермута и, возможно, чайная ложечка джина.
  Люсиль поставила свой бокал, сделала гримаску, подмигнула мне и сказала:
  — Мне кажется, мы им не понравились.
  — По-видимому, нет, — подтвердил я.
  — Во всяком случае, они не хотят, чтобы мы напились.
  — Верно.
  Я уселся поудобнее и, потягивая коктейль, время от времени оглядывал бар, пытаясь определить, что же здесь было такого, из-за чего ей так не терпелось проникнуть сюда. Надо сказать, что я не очень-то старался.
  Была суббота. Я пришел в эту гостиницу «на хвосте» у человека, за которым давно и тайно следил. Теперь же я ждал прихода ночной смены, надеясь собрать о нем побольше информации. Но это могло подождать. У меня вся ночь была впереди.
  Я еще раз оглядел зал. Здесь каждый вел свою игру. Здоровенный грузный детина лет шестидесяти предлагал себя крашеной блондинке лет двадцати. Видно было, что он переживает лучшую пору своей жизни. Она же никак не могла решить, как ей быть. Она улыбалась его остротам, но в то же время глаза ее холодно и трезво оценивали его. Да, она была твердый орешек.
  Компания из четырех человек с трудом преодолевала первый этап очередной попойки.
  Длинноволосый юноша с выразительными глазами взволнованно излагал хорошенькой девчушке свои политические взгляды. Она наверняка слышала все эти разглагольствования и раньше, однако слушала внимательно, явно им восхищаясь.
  Мужчина и женщина средних лет пытались скрасить однообразие семейной жизни выходом «в свет». Они честно старались изобразить взаимный интерес, то и дело переходивший в обычную скуку, которая неожиданно сменялась всплесками поддельного оживления.
  И наконец, я увидел пару, которая интересовала Люсиль.
  Мужчине было лет тридцать — тридцать три. У него был вид очень серьезного и ответственного человека. Решительно сжатый рот говорил о том, что он привык принимать самостоятельные решения. В его поведении была та самая вежливая настойчивость, которая отличает коммивояжеров. Однако он был явно чем-то встревожен и походил больше на подстрекателя, чем на соблазнителя.
  Женщина была моложе лет на пять-шесть. Она была не такая уж красавица, рыжеволосая, сероглазая. Однако в лице ее читался характер, а в манере держаться было что-то от человека, решившегося на опасную операцию. Она смотрела на мужчину преданными глазами. Но это была преданность, смешанная с уважением. В ней не было страсти.
  Я сделал еще пару глотков и отодвинул бокал. Коктейль был таким слабым, что в нем даже привкуса джина не чувствовалось. Я решил, что именно эта рыжеволосая задумчивая женщина интересует Люсиль.
  — Я не могу пить это отвратительное пойло, — сказала она.
  Официант порхал вокруг нас и многозначительно покашливал.
  — Еще два мартини, — сказал я официанту. — Мы увлеклись разговором, и, пока беседовали, коктейль согрелся. А я, видите ли, теплых коктейлей терпеть не могу.
  — Да, сэр, — сказал он, убирая бокалы. — Понял, сэр.
  — Зачем ты это делаешь, Дональд? — спросила она.
  — Что?
  — Даешь им еще один шанс посыпать соль на наши раны.
  — Не знаю. Так уж я устроен.
  — Скажи, а ты пытался бы меня подцепить, если бы я не сделала это первой? — неожиданно спросила она.
  — Не знаю. Наверное, нет.
  — Тебе хочется знать, что мне здесь нужно, верно?
  — Нет.
  — Что?! — изумилась она. — Конечно же, да.
  Я сказал:
  — Ты рвалась сюда из-за вон той рыжей с серыми глазами, так ведь?
  Глаза ее округлились от удивления.
  — Послушай, кто ты такой? — спросила она, бросив на меня подозрительный и хмурый взгляд.
  — Забудь, — сказал я, — зря я это сказал.
  — Что ты мне шьешь? — Она была настроена весьма решительно.
  — Забудь, — сказал я.
  Официант принес еще два мартини и счет. Я дал ему два доллара. Он дал мне сдачи — две монеты по двадцать пять центов. Я взял их и положил на стол десятицентовик и еще два цента.
  Пока он сердито разглядывал мелочь, я сказал громко:
  — Съешь оливку, Люсиль, пока в нее не просочилась вода.
  Официант сгреб деньги, потом подошел к хозяину и что-то сказал ему.
  — Все в порядке? — спросил хозяин бара, подойдя к нашему столику.
  — Все прекрасно, — ответил я. — Ты за рулем, Люсиль?
  — Да, — сказала она.
  — Тогда тебе больше десяти-пятнадцати таких коктейлей нельзя.
  Она улыбнулась, и мы выпили.
  Хозяин ждал у стола, пока я распробую коктейль и выскажу свое мнение.
  — Отменный вкус у этого коктейля! — воскликнул я.
  Он неохотно удалился.
  — Валяй, выкладывай всю подноготную, — потребовала Люсиль.
  — Боюсь, что ты мне не поверишь.
  — Давай, давай! Не стесняйся. Выкладывай.
  Я вынул из бумажника визитную карточку и протянул ей.
  Она прочла вслух:
  «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования».
  — Успокойся, — сказал я, когда она сделала попытку встать из-за стола. — Все произошло совершенно случайно.
  — Что — все?
  — Все с самого начала. Сегодня ведь суббота, выходной день. А я не женат, поэтому и зашел сюда пообедать. А перед обедом решил почитать газету, меня интересуют скачки. А работа у меня обыкновенная. В ней нет ничего романтического. И тебя я никогда раньше не видел. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из наших клиентов был с тобой знаком. Поэтому не бойся. Никто мне не платит, чтоб я следил за тобой. Тебе нужен был кавалер, и ты его подцепила. А им оказался сыщик. Здесь уж моей вины нет. Я на тебя даже не смотрел.
  — Смотрел. На мои ноги.
  — Ну а кто не стал бы?
  — Кул, это кто?
  — Берта Кул, — сказал я.
  — Женщина? — спросила она.
  — Совершенно верно.
  — О! — воскликнула она, удивленно приподняв брови. — Вы… между вами…
  — Нет, — объяснил я. — Берта Кул — женщина средних лет, весит 165 фунтов, у нее широкая улыбка, бульдожья челюсть, крошечные, блестящие, жадные глазки, и с ней так же трудно и опасно иметь дело, как с мотком колючей проволоки. К тому времени когда я появился на горизонте, она владела сыскной конторой вот уже несколько лет. Я получил юридическое образование и был готов на любую работу, поэтому она и наняла меня и просто замучила этой работой. Ну а потом я стал совладельцем фирмы.
  — А какую работу вам приходится делать?
  — Берта Кул, — ответил я, — занимается разводами, автокатастрофами и еще кучей мелких дел, которыми большинство агентств не станет заниматься. Я даже не могу точно описать, чем мы занимаемся. Вообще-то я часто жертвую принципами ради дела, и поэтому нам везет.
  — Ты хочешь сказать, что просто делаешь деньги?
  — Да. Но это только часть дела. Мы еще и отлично стреляем.
  — А в каких случаях?
  — В разных.
  — Гнусный сыщик, — сказала она.
  — Жаль, что ты не знакома с Бертой Кул. У вас много общего.
  — Много общего?! — Она возмутилась. — Широкая улыбка, бульдожья челюсть.
  — Я имею в виду образ мыслей, особенно когда дело касается суждений о моей профессиональной пригодности.
  — Ты считаешь, что меня интересует эта рыжая с серыми глазами?
  — Да.
  Она презрительно засмеялась.
  — Ну тогда давай уйдем из этого притона. Я и войти сюда хотела только потому, что меня не пускали. Если хочешь знать, у меня сердечная рана. Я хотела залить ее вином. Человек, в которого я влюбилась, оказался подонком. Конечно, у меня есть другой парень, я могла бы прийти с ним сюда и нагрузиться как следует. Но я его держу про запас и не хочу, чтобы он знал об этом. Через несколько недель, когда я отойду ото всего этого, я хочу дать ему шанс… Я говорю глупости, да?.. И вкус их так же горек, как вкус куриной печенки, приготовленной плохим поваром, неосторожно разрезавшим желчный пузырь. Беда с вами, сыщиками, в том, что вам чудится покойник за каждым фонарным столбом. Когда я поняла, что мне придется искать кавалера, я подумала, что ты подойдешь для этой роли — у тебя вполне приличный вид. Теперь же ты меня раздражаешь.
  — Итак, ты решила надрызгаться в гордом одиночестве?
  — Чертовски верно сказано. Что же до тебя, то я… Нет, погоди-ка. Я передумала… Пожалуй, мне придется соблазнить тебя, чтобы загладить свою грубость. Да и вряд ли мне удастся нализаться без кавалера. Я… Ну ладно… Давай сматываться отсюда.
  Мы встали из-за стола и направились к двери.
  — Все в порядке? — спросил хозяин бара учтиво.
  — Замечательно, — заверил я его. — Никогда в жизни я не ел таких вкусных оливок.
  — Всякий раз, как вам захочется оливок, приходите, милости просим, — ответил он.
  — Ждите. Я вас, возможно, удивлю, — сказал я.
  Мы миновали стол, за которым коммивояжер беседовал с рыжеволосой женщиной. Люсиль не выказала никакого интереса. Женщина тоже окинула ее равнодушным взглядом и неожиданно пристально посмотрела на меня. Ее спутник продолжал говорить о чем-то очень серьезно и не обратил на нас никакого внимания.
  Уже на улице я сказал:
  — Ну, Люсиль, прощай. Желаю тебе хорошо провести время.
  Она внезапно предложила:
  — Давай поедем в одно местечко, где можно выпить по-настоящему. У меня во рту так гадко, как будто я помоев напилась.
  Я колебался.
  Она притронулась к моей руке:
  — Сегодня мне нельзя отказывать, понимаешь?
  — А ты расскажешь мне о твоей несчастной любви?
  — Во всех подробностях, — пообещала она, — ничего не утаю. Обещаю, что буду развлекать тебя, как Шахерезада развлекала своего повелителя. Я, конечно, была не права. Взбесилась, обозвала тебя вшивым сыщиком. Теперь твоя профессиональная гордость уязвлена, я понимаю. Но мне без тебя не обойтись. Если ты сейчас уйдешь, то еще неизвестно, повезет ли мне со следующим кавалером. Ведь он может быть ужасен. А ты славный. И только твои детективные способности издают скверный душок. Итак, я расскажу тебе о своей несчастной любви, о своем разбитом сердце… Кстати, что ты предпочитаешь: пикантные подробности или психологические мотивы?
  — Психологические мотивы, — сказал я.
  — Боже мой, как ты изменился! — воскликнула она.
  — Ничего подобного. Это ты изменилась. Это обыкновенное развлечение, запомни. Я собирался в кино, но с тобой, я вижу, веселее.
  — Ну да. Романтичнее. Я-то ведь не стану в отличие от киношников сдавать сценарий в сценарный отдел.
  Мы прошли, наверное, полтора квартала, пока не нашли другой бар. Здесь в коктейль добавляли ликер.
  Люсиль очень старалась, сочиняя историю трагической любви. Правда, детали кое-где не состыковывались, но главное я понял — уж если она на что-то решилась, то идет до конца.
  Она была очень хороша… глаза, фигура… После второго коктейля я понял, что она что-то замышляет.
  Мы заказали обед. Люсиль захотелось еще коктейлей. А потом и виски с содовой.
  Потом она вышла в дамскую комнату, и я заметил, что по дороге она сунула официанту записку.
  Я подозвал его к столу.
  — Чего хотела девушка? — спросил я.
  — Ничего, — сказал он с невинным видом.
  — Она дала тебе пять долларов, — сказал я, — за что?
  Он кашлянул виновато.
  Я показал ему десятидолларовую бумажку.
  Он ухмыльнулся и сказал:
  — Она просила подавать ей пиво вместо виски всякий раз, как она будет его заказывать.
  Я отдал ему ассигнацию и сказал:
  — Удвой.
  — Вы хотите сказать, что и вам подавать пиво вместо виски? Я правильно вас понял?
  — Да.
  — Но цены-то будут как за виски с содовой, — предупредил он.
  — Конечно, — подтвердил я.
  Мы пообедали и выпили пива. Она выпила свою порцию и притворилась опьяневшей, наблюдая за мной, как ястреб за добычей, когда я не смотрел на нее.
  Я тоже выпил свое пиво и тоже прикинулся пьяным, наблюдая за ней в те минуты, когда она отворачивалась.
  Была суббота. И хотя выпивка стоила дороже, чем билет в кино, зато сценарий не надо было редактировать, как остроумно заметила Люсиль. Я напряженно ожидал продолжения игры.
  Когда началось представление, она отправилась в дамскую комнату, но не прямиком, а как-то в обход, делая большой крюк, и выскользнула незаметно. Ее не было целых двадцать минут.
  — Скучал без меня? — спросила она, когда вернулась. — А меня стошнило. Со мной всегда так, если я слишком быстро пью.
  — Конечно же, я скучал, — заверил я ее. — Но здесь показывали стриптиз… очень красивая девушка… И это меня несколько утешило.
  — О, так тебе нравятся такие номера, когда раздеваются и дразнят?
  — Да.
  — А что больше, когда раздеваются или когда дразнят?
  — Когда дразнят. Но мне бы не хотелось, чтобы меня дразнили, если при этом не раздеваются.
  — А я думаю, что ты смог бы вынести раздевание, если бы тебя при этом не дразнили.
  Я помолчал.
  — Честно говоря, я не очень-то задумывался над этим вопросом.
  — Тебе пришлось бы, если бы ты был женщиной. Давай выпьем еще горячительного, а то я что-то трезвею. Теперь я уж не буду так спешить.
  Глава 2
  Люсиль Харт улыбалась мне лучшей из своих улыбок, изображающих показное дружелюбие.
  — Ты мне нравишься, — сказала она.
  — И ты мне нравишься.
  Она положила свою руку поверх моей.
  — Ну, смелей, — сказала она.
  — Да, мисс Харт.
  Она хихикнула.
  — Знаешь что?
  — Что?
  — Мне нужно домой.
  — Я тебя провожу.
  — Я на машине. Это автомобиль моей сестры, и мы договорились, что я отгоню его к восьми часам. А уже, наверное, гораздо больше, да?
  — Сейчас пять минут десятого.
  — Ого! Не знала я, что так поздно. Время летит, не так ли?
  — Это верно.
  — Послушай, — сказала она, — ты ведь трезвей меня, так?
  Я бессмысленно уставился на нее и сказал:
  — Пятьдесят на пятьдесят.
  Она опять хихикнула.
  — Послушай, ты поведешь машину. Вот что мы сделаем сейчас: доедем до дома моей сестры, а затем мой зять отвезет нас обратно.
  — Ты думаешь, я ему понравлюсь?
  Она пренебрежительно фыркнула.
  — Как его зовут?
  — Доувер Фултон.
  — Ты думаешь, я ему не понравлюсь?
  — Скорее всего, нет. Ему нравится тот, другой. Ну так как?
  — Что — как?
  — Ты поведешь машину?
  — Ну ладно, — сказал я. — А где они живут?
  — В Сан-Роублз.
  — Это очень далеко, — сказал я.
  — Не так уж и далеко. Послушай, Дональд, ты позволишь мне заплатить по счету?
  — Нет. Сегодня я принимаю гостей.
  — Нет, я.
  — Я, — сказал я.
  Я подозвал официанта и оплатил счет. Мы прошли целый квартал до автостоянки. Она отдала мне свой талон. Когда дежурный пошел за машиной, я последовал за ним, чтобы взглянуть на регистрационное удостоверение, которое обычно прикрепляют к рулю. Там было написано, что машина зарегистрирована на имя Доувера Фултона, и указан адрес: 6285, Ориндж-авеню, Сан-Роублз. Пока что сходилось. Вот это и встревожило меня. Похоже, что я только что украл машину. Я осторожно вывел ее с автостоянки и открыл дверцу для Люсиль.
  Не нравилось мне все это. Мне нужен был свидетель. Я остановил машину у станции техобслуживания и сказал механику, что мне нужно подкачать задние колеса. Вместе с ним я обошел машину, сунул ему в руку два доллара и громко сказал:
  — Валяй, Люсиль, поезжай. Раз это машина твоей сестры, то ты и садись за руль.
  Она мотнула головой.
  — Да нет же. Ты в порядке. Ты совсем не пьян. Вполне можешь повести машину.
  — Конечно, я в порядке. Только я никуда не еду.
  Я не купил бензина. Механик меня обязательно запомнит. И запомнит этот разговор. Я подмигнул ему и сказал:
  — Ну ладно. Я поведу, если ты настаиваешь, но учти — я делаю это под давлением.
  — Ну и хорошо.
  — Автомобиль принадлежит твоему зятю?
  — Моей сестре, — сказала она. — Доувер настоял, чтоб машину зарегистрировали на его имя. Строит из себя большую шишку. А за нее денежки моей сестры плачены! Доувер Фултон, подумаешь! — сказала она с отвращением.
  Механик вытер лобовое стекло, зачем-то потрогал фары.
  Я включил указатель бензодатчика, взглянул на него, улыбнулся, покачал головой, и мы отъехали.
  Я заметил, что Люсиль внимательно меня изучает.
  — Ты не пьян, а?
  Я ответил:
  — Как только мои руки прикасаются к рулю, я тут же трезвею.
  — А ты чувствуешь, как виски булькает внутри?
  — Конечно.
  — Ну, тогда все в порядке, — сказала она и положила голову мне на плечо.
  Мы выехали на шоссе и сразу же попали на бульвар Вэлли.
  — Сбавь скорость, — отрывисто сказала Люсиль.
  — Почему?
  — Мне так грустно.
  Она прижалась ко мне, уцепившись за руку.
  — Съезжай на обочину и поцелуй меня.
  Я съехал на обочину, и мы поцеловались. Ну, это был поцелуй, доложу я вам! Впереди справа я увидел неоновую вывеску: «Мотель „Коузи Дэлл“. Есть свободные места».
  — Поезжай медленно, — сказала она.
  Я поехал.
  — Останови машину, — скомандовала она. — Здесь.
  — В чем дело?
  — Меня тошнит. Я… О, Дональд, как я одинока, если б ты знал! Боюсь, что завтра у меня будет ужасное похмелье. Съезжай с дороги, — сказала она. — Сюда, поезжай сюда.
  — Но это же мотель?
  — Ну и что?
  — Ничего. Просто спросил.
  — У них здесь, наверное, есть дамская комната. Въезжай.
  Я въехал в мотель.
  — Пойди спроси, есть ли у них дамская комната.
  Я вошел в офис. Женщина, сидевшая за столом, окинула меня холодным тусклым взглядом и сказала, что никаких дамских комнат у них нет, а есть ванные комнаты в коттеджах. Остался один свободный домик. Хочу ли снять его?
  — Пойду спрошу, — сказал я ей.
  Она с презрением посмотрела на меня.
  Я вернулся к машине и сказал:
  — Нет у них никаких дамских комнат, детка. Зато есть ванные комнаты, но они расположены в коттеджах. Один коттедж у них свободен.
  — Ладно, — сказала она, выходя из машины. — Веди меня в коттедж.
  Войдя в холл, она тут же рухнула в кресло. Я записал ее и себя в книгу гостей под именем миссис и мистер Доувер Фултон и указал адрес: 6285, Ориндж-авеню, Сан-Роублз, номер машины 45 С 531.
  Женщина проводила нас к домику номер 11 и отдала ключ. Кислым голосом пожелала спокойной ночи и ушла. Я помог Люсиль войти. Она сразу же ушла в ванную, и оттуда стали доноситься звуки, имитирующие рвоту. Потом она вышла и легла на кровать. Я присел на краешек кровати и посмотрел на нее.
  — Выключи свет. Глаза режет, — сказала она.
  Я выключил свет.
  Она закурила сигарету и сказала:
  — Воздуха не хватает.
  — Я открою дверь.
  — Нет, не надо. Я хочу выйти на воздух.
  — Я пойду с тобой.
  — Нет, оставайся здесь. Я так ужасно выгляжу, не хочу, чтобы ты меня видел такой. Скажи, Дональд, как мы записаны?
  — А как ты думаешь?
  — Я хочу знать.
  — Как муж и жена. Неужели ты думаешь, что нас бы пустили сюда, запиши я иначе?
  — Нет, я так не думаю. Я думаю, что ты очень славный. Подожди здесь, Дональд. Мне нужно взять салфетки из машины. Где ключ?
  Я дал ей ключ.
  — Дверцы машины заперты, детка.
  — Хорошо, что меня вырвало, — сказала она, — завтра будет полегче. А ты как себя чувствуешь?
  — Прекрасно.
  — Нам не следовало этого делать.
  — Чего?
  — Останавливаться здесь.
  — Но мы же здесь не остановились, — сказал я. — Разве ты забыла, что мы отгоняем машину к твоей сестре? А твой зять отвезет меня обратно. Ты-то вошла сюда только потому, что тебе нужна была ванная.
  — А! — воскликнула она, и в глазах ее появился насмешливый огонек.
  Она вышла.
  Я подошел к окну, поднял штору и сел так, чтобы можно было наблюдать за машиной. Ничего не произошло. Она не подошла к машине. Наверное, прогуливалась неподалеку и дышала свежим воздухом.
  Через двадцать минут я пошел ее искать. Мотель находился на окраине города, и вокруг было много пустующей земли. Подъездная дорога, посыпанная гравием, казалась красной от неоновых огней. Чуть выше, по шоссе, на большой скорости проносились машины.
  Под моими ногами скрипел гравий, щедро рассыпанный по всей территории мотеля. Почти во всех домиках было темно и тихо. В одном из домиков шумно веселилась компания из нескольких человек. Оттуда время от времени раздавались взрывы хохота.
  В другом домике ссорилась супружеская пара из Айовы — я узнал это по номерному знаку их машины. Я не все слова разобрал. Что-то насчет дурного обращения с падчерицей. Женщина говорила на одной высокой ноте, очень быстро, очевидно опасаясь, что не успеет выговориться. За те несколько секунд, что мне понадобились, чтобы пройти мимо домика, я услышал достаточно, чтобы понять, что муж никогда не любил Роуз, что он был жесток с ней с самого начала и всегда давал ей почувствовать, что она лишняя в доме; что Роуз чувствительная и застенчивая; что любая девушка на ее месте обиделась бы на подобное обращение; что он должен извиниться перед Роуз; что он немногого стоит; что он занят только собой, и очень придирчив, и вообще совсем не похож на ее первого мужа; Роуз потому любила и уважала своего отца, что он был настоящим джентльменом, всегда учтивым и внимательным; тогда как при нынешних обстоятельствах нельзя обвинять ее в том, что она разочарована и… Я вышел за предел слышимости. Нигде не было никаких следов Люсиль Харт. В одном из домиков очень громко говорило радио.
  Я подошел к машине и попробовал открыть дверцу, но она была заперта.
  Я еще раз обошел все домики, но уже с другой стороны, и опять понапрасну.
  Возможно, Люсиль разыгрывала еще одну сцену опьянения, лежа где-нибудь на земле, в укромном уголке. Но я этого не видел.
  Я еще раз обошел вокруг мотеля, заглянул на все пустыри. Ее не было нигде.
  Когда я возвращался, то услышал звук, напоминающий выхлоп автомобиля. Я остановился и прислушался. Послышались еще два выхлопа. Такие выхлопы обычно производят грузовики, но никаких грузовиков вокруг не было.
  Я вернулся в коттедж и осмотрел его. Люсиль оставила пачку сигарет и коробок спичек. На коробке была изображена реклама ночного клуба «Кабанита». Затем я начал рассматривать пачку сигарет. Она была на одну треть пуста. Целлофановая обертка была надорвана. Свернутый клочок белой плотной бумаги был засунут между целлофаном и пачкой. Я развернул его. Это был клочок, оторванный от меню. На обратной стороне карандашом было написано: «„Коузи Дэлл“, бульвар Вэлли». И больше ничего.
  Я сунул сигареты, клочок бумаги и спички в карман. Еще раз огляделся, но больше ничего не увидел.
  Чтобы не оставлять отпечатков пальцев, я очень тщательно обтер носовым платком все дверные ручки и вообще все, чего касался. В ванную комнату я не заходил, там были отпечатки пальцев Люсиль. Я не стал их стирать, они мне еще могли понадобиться.
  Уходя, я накрыл дверную ручку носовым платком, потом уже вставил ключ в замочную скважину и запер дверь. Ключ я тоже тщательно обтер. Единственное, чего я не мог сделать, — это стереть свои отпечатки с руля машины, так как она была заперта.
  Радио в соседнем домике орало во всю мочь.
  Я обошел офис и направился к шоссе. Я не собирался голосовать и старался держаться подальше от проезжей части, чтобы проносящиеся автомобили не освещали меня. Наконец я подошел к маленькому придорожному ресторанчику, который все еще был открыт. Там был телефон-автомат. Я бросил монету и набрал домашний номер Берты Кул. Прошла пара минут, прежде чем Берта ответила.
  — Ну, в чем дело? — зарычала она.
  — Это Дональд говорит, Берта. Я хочу, чтоб ты за мной приехала.
  — Какая наглость! — вскричала она. — За кого ты меня принимаешь?! Он хочет, чтобы за ним приехали. Да ты…
  Я прервал ее:
  — Пойми, это очень важно. Я далеко, за городом, на бульваре Вэлли, в маленьком придорожном ресторанчике. Я не хочу, чтоб меня здесь видели, поэтому выхожу и жду тебя у входа.
  — Черт бы тебя побрал! Я не желаю слушать этот бред! — кричала Берта. — Возьми такси!
  — Если я возьму такси, таксист меня обязательно запомнит, потому что здесь такое место… и завтра ты увидишь мое имя в газетах.
  — А мне наплевать! — визжала Берта.
  — Это может повредить репутации нашего агентства.
  — Плевать мне на репутацию! Что такое репутация?! Мнение кучки дураков! И…
  — …И мы понесем убытки, — вставил я.
  Берта мгновенно перестала визжать, словно ей закрыли рот рукой. Она молчала несколько секунд, но трубку не бросала. Я слышал ее тяжелое и прерывистое дыхание — так дышит человек, бегущий вверх по лестнице. Очевидно, весь запас кислорода в ее организме ушел на взрыв возмущения.
  — Ну так как? — спросил я.
  — Ну ладно, дружок. Назови адрес.
  Когда я назвал ей адрес, она опять начала вопить, и я повесил трубку.
  Глава 3
  Прошло добрых полчаса, прежде чем появилась Берта. Она была настолько взбешена, что, казалось, перекусит прутья железной решетки, возле которой я стоял.
  Она резко остановила машину, я обошел ее, открыл дверцу и сел рядом. Она развернулась, как линкор, изготовившийся к бою. Ее крошечные круглые глазки сверкали гневом.
  — Ну, куда ты влип на этот раз? — спросила она.
  — Еще не знаю.
  — Ну и ты, конечно, выбрал самое удобное время для расследований, — сказала она с иронией. — Разве нет?
  Она рванула с места и на бешеной скорости промчалась до перекрестка, огляделась и сделала такой крутой поворот, что покрышки заскрипели.
  — Прекрасная погода для этого времени года, не правда ли? — сказал я.
  — Пошел к черту!
  Мы ехали молча. Через некоторое время любопытство все-таки взяло верх.
  — Ну, — сказала она, — рассказывай, что произошло?
  — Давай вернемся к самому началу, — сказал я. — Ты помнишь тот день, когда я получил задание установить слежку?
  — Да, конечно. Кто-то из клиентов хотел выяснить личность человека, который продавал не помню какой товар. А что, он доставил тебе много хлопот?
  — Ничуть. Это было совсем пустячное дело. Я нашел его именно там, где и предполагал, и шел за ним без малейших затруднений. Он привел меня прямиком к гостинице «Вестчестер Армз». Когда он взял у портье ключ, я осторожно навел справки и выяснил, что это Томас Дэрхэм и что он остановился в гостинице два дня назад. Похоже, никто не знает, чем он занимается. Я решил подождать до шести вечера, пока не придет вечерняя смена, чтобы собрать побольше информации. Мне оставалось ждать чуть более получаса.
  — К черту! — возмутилась Берта. — Не надо этих омерзительных подробностей! Бог мой, да я себе задницу отсидела в этих гостиничных вестибюлях в ожидании ночных портье. Если уж ты попал в переделку, то здесь наверняка не обошлось без девиц. Кто она?
  — Я еще не знаю.
  — Небось опять рыжая. Просто не верится, что ты когда-нибудь оставишь их в покое.
  — Но эта — вся как ячменная патока, гладкая как шелк…
  — Боже мой, — сказала Берта, — если я хоть раз соглашусь взять в компаньоны мужчину, то ему будет не меньше шестидесяти и…
  — Но ты ничего не выиграешь, Берта. Шестидесятилетние особенно чувствительны. Красивая девушка узлом завяжет любого из них и…
  — Тогда семидесятилетнего, — поправилась она.
  — Это тебе тоже не поможет. Девушка, если она умная, постарается вызвать у него воспоминания о первых детских увлечениях. Придется тебе поискать кого-нибудь, кому за восемьдесят, в этом возрасте уже портится зрение.
  — В женщинах все зло! — сказала она сердито. — Всегда найдется какая-нибудь девка и спутает все карты. Ну, выкладывай, кто она такая? Чем занимается?
  — Тогда мне нужно вернуться к Тому Дэрхэму и к гостинице, потому что я не совсем уверен, что то, что произошло со мной там, чистая случайность.
  — Что ты имеешь в виду под случайностью? — спросила Берта и вдруг неожиданно закончила: — Черт бы его побрал! Если он не переключит свет, то я… Ага, балбес, получай: так, так и еще так!
  Она яростно нажимала ногой на переключатель света, огни прыгали вверх-вниз. Встречный водитель так и не переключил свет. Берта Кул опустила стекло и, пролетая мимо, прокричала уйму нелестных эпитетов и тут же подняла стекло.
  — Ну что ты ходишь вокруг да около? — обычным голосом спросила она.
  — Ну так вот: сижу я в гостинице, и вдруг появляется эта девушка. Она называет себя Люсиль Харт и прикидывается, что приехала на автомобиле, который якобы принадлежит ее сестре, но зарегистрирован на имя зятя, потому что он хочет играть первую скрипку в семье.
  — Мужья всегда хотят играть первую скрипку, — сказала Берта. — Ну и что произошло?
  — Когда мы вышли из последнего притона, где мы обедали и выпивали, оказалось, что машина совершенно случайно припаркована в нескольких минутах ходьбы.
  Берта хрюкнула.
  — А незадолго до этого она выходила в туалет и пробыла там целых двадцать минут.
  Я взглянул на Берту и понял, что она вот-вот взорвется, поэтому заторопился:
  — Ну и вот так — одно цепляется за другое и…
  — Боже мой, — сказала она, — мне известна правда жизни, не надо мне рассказывать. И прекрати подбирать девок в гостиницах и ресторанах, черт бы тебя побрал! С этого ты начинаешь, и начало у тебя всегда одинаковое. Так же, как и конец, насколько мне известно… Но что же все-таки было в середине?
  — Мы ехали по этой дороге. Я отвозил ее домой, а ее зять должен был отвезти меня обратно в город, а потом снова отогнать машину домой.
  — Гм, — хмыкнула Берта.
  — Она выпила много пива и сказала, что ее тошнит и ей нужно в туалет. Потом велела мне остановить машину, потому что дальше она уже ехать не могла. И это произошло как раз возле мотеля.
  Берта сбросила скорость и посмотрела на меня с жалостью.
  — Боже мой, — сказала она. — Зачем ты ей понадобился? Разве только чтоб ударить тебя по голове чем-нибудь тяжелым?
  — Пришлось снять домик, а она вдруг решила, что ей необходим свежий воздух. Вышла погулять и больше я ее не видел.
  — Это тебе необходим свежий воздух! И она, как видишь, дала тебе возможность подышать. Тысячу раз говорила я тебе, Дональд, что ты не умеешь обращаться с женщинами, хотя они и влюбляются в тебя по уши. Сначала ты разжигаешь страсти, а потом строишь из себя паиньку. Просто удивительно, как она не догадалась стукнуть тебя монтировкой по голове. Кстати, почему ты не взял машину? Она ее, что ли, забрала?
  — Да нет же, — сказал я, — машина была закрыта. А ключи я отдал ей. У меня очень сильное подозрение, что она позвонила в полицию и заявила об угоне машины. Теперь ее ищут. Я, правда, не совсем уверен, но мне кажется, что меня заарканили в качестве козла отпущения. И это меня беспокоит.
  — Послушай, Дональд, — сказала Берта, — у нас все же сыскное агентство, а не таксопарк. И это возмутительно, что мне приходится мотаться по ночам, изображая из себя такси, и проводить бессонные ночи, выслушивая твои рассказы о распутных девках. Я также не могу произносить вместо тебя слова твоей роли. Ты должен сыграть ее сам. В следующий раз бери свою машину или носи с собой радиотелефон, чтобы ты, по крайней мере, мог вызвать такси, когда тебя выбрасывают из машины.
  — Я не думал, что мне понадобится такси. Не думал также, что с моей стороны благоразумно показываться там. Как раз в тот момент, когда я уже собирался покинуть мотель, я услышал звук, очень напоминающий выхлоп двигателя грузовика.
  — Какой звук? — вдруг спросила она с неожиданным интересом.
  — Звук, очень похожий на выхлоп двигателя грузовика. Только вот… грузовика-то не было.
  Берта еще раз сбросила скорость и внимательно на меня посмотрела.
  — Я думаю, — сказал я, — что начинать все-таки придется с дела Тома Дэрхэма. Клиент, который обратился в наше агентство по этому делу, разговаривал с тобой. Расскажи мне поподробнее.
  — Приходила какая-то Бушнелл, вела себя довольно непринужденно. Так мне показалось, по крайней мере. Помню, я еще подумала: сам бог ее послал именно в тот момент, когда тебя не было в конторе. Уж она бы тебя уговорила взяться за дело без заключения договора. Ты бы все вверх дном перевернул, чтобы ей понравиться. А я взяла с нее две сотни.
  — Чего же она хотела?
  — Она рассказала, что у нее есть тетка, единственная родственница, которая недавно попала в автоаварию. И вот теперь она недомогает и почти не выходит из дома. В последнее время эту тетку частенько навещает довольно молодой человек. Так вот, этой Бушнелл вдруг стукнуло в голову, что молодой человек — мошенник и пройдоха и что он намерен облапошить ее дорогую тетушку. Она попыталась допросить горничную, но тетка узнала, ужасно оскорбилась и заявила, что она пока еще в состоянии справляться со своими делами сама и не нуждается ни в чьей помощи. Племянница очень взволнованна и хочет, чтобы наше агентство установило личность молодого человека. Ей нужны какие-нибудь факты, компрометирующие его.
  — Ты думаешь, она боялась, что у него могут быть гнусные намерения?
  Берта фыркнула:
  — Она выложила двести долларов. Неужели ты думаешь, что женщина расстанется с двумя сотнями монет только для того, чтобы удержать мужчину от ухаживаний? Да она боится, что дело может принять серьезный оборот. А вдруг он предложит ей руку и сердце? Тетушка богата, и племянница — ее единственная наследница. Вот так, дружок. Такова моя точка зрения на чек в двести долларов.
  — Очень может быть, — сказал я, — что вся эта история от начала до конца — сплошное надувательство. А что, она хотела, чтобы именно я взялся за это дело?
  — Думаю, что да, — сказала Берта. — Что с тобой, Дональд? Того и гляди лопнешь от гордости, — добавила она. — Ты что, и вправду считаешь, что все вокруг только о тебе и думают?
  Я ничего не ответил, и после минутной паузы Берта продолжала:
  — Она настаивала, чтобы дело передали опытному сыщику, опасаясь, как бы тот человек не заметил слежки. Если только он догадается и донесет тетушке, то она здорово поплатится. Стоит только тетушке подумать, что племянница наняла сыщиков, она тут же порвет с ней всякие отношения.
  — Ты имеешь в виду, что племянница не получит по завещанию тетушкины деньги?
  — Ну а что же еще я могу иметь в виду, когда я говорю о разрыве отношений? Конечно же, речь идет о лишении наследства. Я пообещала ей, что все пройдет гладко, без сучка без задоринки. И гарантировала, что никто ничего не узнает.
  — Почему же ты меня не предупредила, чтобы я был поосторожнее?
  — С какой стати? Ты сам должен знать, как себя вести. Как бы то ни было, а она дала чек.
  — Я просто хочу во всем разобраться, — сказал я.
  — Разве ты еще не разобрался?
  — Итак, ты сказала ей, что передаешь это дело мне, так?
  — Совершенно верно. Я сказала ей, что ты лично будешь заниматься этим делом, но тогда это будет стоить дороже, так как ты лучший сыщик в нашем городе. — Берта помолчала несколько минут, очевидно, обдумывая всю эту историю, затем нахмурилась и сказала: — Если как следует вдуматься, то что-то здесь есть подозрительное… А эта Бушнелл, она довольно хорошенькая.
  — Сколько ей лет?
  — Что-то около двадцати трех.
  — Как ее зовут?
  — Клэр.
  — Где она живет?
  Берта рассердилась:
  — Я тебе не адресная книга. Поднять меня среди ночи! Заставить приехать черт знает куда… И еще требовать, чтобы я ему выложила адреса всех клиентов, которые когда-либо обращались в агентство!..
  Я смолчал, а Берта некоторое время боролась с собой, затем продолжила как ни в чем не бывало:
  — Если бы она знала, что у меня есть молодой талантливый компаньон, то, и это естественно, обратилась бы к нему. Но она же ничего подобного не сделала. Она заверила меня, что испытывает безграничное доверие именно ко мне… и тут же вытащила чековую книжку. Когда она услышала твое имя, то проявила очень слабый интерес, хотя добрая репутация нашего агентства, по ее словам, ей хорошо известна. Но вот теперь, если приглядеться, дело кажется забавным на первый взгляд.
  — Оно кажется подозрительным с первого взгляда, даже если не приглядываться, — сказал я. — Особенно меня интересует вот что: что она рассказала тебе о своей семье.
  — Послушай, Дональд, вот именно здесь мы с тобой расходимся во взглядах. Тебя всегда интересуют самые незначительные детали, которые не имеют ни малейшего отношения к делу. А я…
  — Другими словами, — перебил я, — она тебе так ничего и не сказала о своей тетушке.
  — У меня есть теткин адрес. И она мне сказала, что красавец мошенник назначил старушке свидание в четыре часа дня.
  — А она тебе говорила что-нибудь о пристрастиях своей тетушки, ее жизни, делах, любовных приключениях?
  — Иди ты к черту! Она подписала чек на двести долларов! И не учи меня, как надо работать.
  — Я не учу. Просто хотел порассуждать немного вместе с тобой. Может быть, составить схему.
  — Понятно. А теперь я думаю, что ты отправишься баиньки, — сказала она язвительно, — и тебе будет сниться милая крошка, рисующая схему. Боже мой! Он вез ее домой, черт знает в какую даль! А зять собирался отвезти его обратно. Как мило! А как удобно! И конечно же, ты держался за руль обеими руками. И ты, разумеется, рассказывал ей о книгах, об астрономии, о театральных постановках, и бедной девочке ничего не оставалось, как завезти тебя в мотель и…
  — Но она меня действительно завезла, — перебил я.
  — Пусть это послужит тебе уроком.
  — Когда будешь ехать через город, поезжай по Седьмой улице. Я хочу выйти у гостиницы «Вестчестер Армз». Мне кажется, нужно уделить особое внимание мистеру Томасу Дэрхэму.
  — Пожалуйста, будь осторожен, не выдай себя ничем, — сказала Берта. — Сдается мне, что ты все-таки проболтался. Если бы Дэрхэм знал, что ты за ним следишь…
  — Если бы он знал, что я за ним слежу… — передразнил я. — Да он бывалый проходимец и мысли чужие умеет читать. Не волнуйся. Я все сделал как надо. Не придерешься.
  Берта фыркнула:
  — За те десять минут, что ты шел по его следу, он успел вызвать эту рыжую селедку.
  — Не десять, а двадцать.
  — Ну ладно, двадцать. Вполне достаточно, чтобы дозвониться до какой-нибудь красотки, у которой много всего: и грудь, и зад, и ноги… И науськать ее на тебя. Вот что я тебе скажу: этому парню стоило только взглянуть на тебя, и он сразу понял, что ты падок на девок, и… ну что тут говорить… ей и делать ничего не надо было — только остановить машину перед мотелем да притвориться, что ее тошнит. Боже мой!
  Я ничего не сказал. А что я мог сказать?
  Берта поехала по Седьмой улице и остановила машину напротив гостиницы.
  — Не надо здесь останавливаться, — сказал я, — поезжай вниз по улице и примерно через полквартала остановись и жди. Я тебя найду, как только освобожусь.
  — Черта с два, — сказала она сердито, — я еду домой и ложусь спать. Это твоя работа, а не моя. Я и так с тобой намоталась. Освободишься — лови такси. И не забудь составить перечень расходов, чтобы я могла предъявить клиенту счет за транспортные услуги.
  Я захлопнул дверцу. Берта включила скорость и отъехала, оставив за собой хвост отработанного газа.
  Я вошел в гостиницу. В вестибюле было несколько человек. Дэрхэма среди них не было. Я заглянул в коктейль-бар. И там его не было. Тогда я по гостиничному телефону позвонил портье и сказал:
  — Я ищу человека по имени Джером К. Дэрхэм из Массачусетса. Он у вас не останавливался случайно?
  Дежурная довольно долго не отвечала, я слышал, как она перелистывает книгу записей. Наконец она сказала:
  — Нет. У нас такого нет.
  — Странно. А вы уверены?
  — Да.
  — А вообще у вас хоть какие-то Дэрхэмы есть?
  — Сейчас нет, — ответила она. — Был Томас В. Дэрхэм, но он съехал примерно час назад.
  — Спасибо, — сказал я. — Это все, что я хотел узнать. — И повесил трубку.
  Я начал очень осторожно расспрашивать посыльных и швейцара. Дэрхэм съехал. У него был багаж: сумка, портфель и чемодан с двумя маленькими медными висячими замками.
  Посыльный снес багаж вниз. Швейцар помнит, что вещи стояли у двери. Но он был очень занят, помогал подносить чемоданы. И когда наконец оглянулся, чтобы спросить у владельца багажа, не нужно ли ему поймать такси, вещей и след простыл. Их владельца тоже нигде не было видно.
  Швейцар был уверен, что Дэрхэм не брал такси. Я спросил, может, частная машина его подобрала. Но швейцар сказал: «Вряд ли». Я спросил, куда этот Дэрхэм мог подеваться. В ответ швейцар глупо ухмыльнулся и почесал голову.
  Вход в коктейль-бар находился буквально в нескольких футах от гостиничного входа. Но… хозяин бара вряд ли согласится отвечать на мои вопросы. К тому же я не думаю, что он впустил бы Дэрхэма, нагруженного сумкой, портфелем и чемоданом, в бар.
  Короче говоря, Дэрхэм бесследно исчез. Или он гораздо умнее, чем я о нем думал, или же я гораздо глупее, чем обо мне думает Берта. Я мог бы поклясться, что Дэрхэм и не подозревал, что я вел его до самой гостиницы.
  Я посмотрел на часы. Было поздно. Но у меня оставалась еще одна возможность, которую я мог использовать не откладывая.
  Я вошел в телефонную будку, нашел нужный справочник и в нем адрес: Сан-Роублз, 6285, Ориндж-авеню, Доувер Фултон. Получается, что какая-то часть истории, рассказанной Люсиль, оказалась правдивой.
  Я поднял трубку и назвал номер телефона Фултона. Через несколько секунд оператор велел мне опустить двадцать центов — стоимость трехминутного разговора. Я опустил монетку в щель аппарата и через несколько секунд услышал сонный женский голос.
  — Крайне сожалею, что беспокою вас в столь поздний час, — сказал я, — но мне необходимо связаться с мистером Доувером Фултоном. Дайте ему трубку, пожалуйста.
  — Но его нет дома, — сказала женщина. — Он задержался в городе. Я ожидаю его с минуты на минуту.
  — Могу я передать для него кое-что?
  — Да.
  — Это миссис Фултон?
  — Да.
  — О, миссис Фултон, простите меня за бестактный вопрос, у вас есть сестра?
  — Сестра? — недоуменно повторила она.
  — Да.
  — Нет.
  — Некая мисс Люсиль Харт, — настаивал я. — Разве она не сестра вам?
  — Никогда о такой не слышала. Определенно она мне не сестра. Я же вам сказала, нет у меня никакой сестры.
  — Прошу прощения. Значит, произошла ошибка, — сказал я и повесил трубку прежде, чем она успела потребовать объяснений.
  Глава 4
  Все утренние газеты поместили это сообщение. Было очевидно, что текст сообщения набран в спешке. Это было обычное двойное самоубийство, как писали газеты, но с некоторыми «нюансами». Если эти «нюансы» развить, мог бы получиться потрясающий скандальный материал. И поэтому газеты оставляли за собой право предлагать читателям разные версии в зависимости от того, как повернутся события.
  Заголовки гласили: «Двойное самоубийство!.. Маклер из Сан-Роублз сначала убивает свою бывшую секретаршу, а потом себя… Любовное свидание в мотеле заканчивается трагедией!»
  Все авторы репортажей придерживались одной и той же точки зрения, но подчеркивали при этом, что в деле есть «особые обстоятельства», которые полиция в данный момент тщательно изучает.
  Бывшей секретаршей Доувера Фултона оказалась миссис Минерва Карлтон. Она оставила службу три года назад, когда вышла замуж за Стэнвика Карлтона, и жила в Колорадо, где ее муж владел шахтами.
  Две недели назад она сказала мужу, что хочет «навестить родственников в Калифорнии». Она приехала десять дней назад на собственной машине. В течение этих десяти дней она, по-видимому, несколько раз виделась с Доувером Фултоном. Хозяйка мотеля «Коузи Дэлл» вспомнила, что эта же самая пара снимала у нее домик неделю назад и записалась как мистер и миссис Стэнвик Карлтон.
  Больше всего, однако, полицию озадачили следующие факты: хозяйка «Коузи Дэлл» настаивала, что участники трагедии прибыли на машине с номерами штата Колорадо; в то же время на подъездной дороге мотеля был припаркован собственный автомобиль Доувера Фултона. Он был закрыт изнутри и снаружи. Однако при осмотре тела Доувера ключей не нашли. На полу автомобиля валялся дамский кошелек, в котором было десять долларов, немного мелочи и визитная карточка.
  И что еще больше осложняло дело: за несколько минут до трагедии в полицию позвонили и сообщили, что у Доувера Фултона угнали автомобиль.
  Полиция установила, что самоубийство произошло между десятью и половиной одиннадцатого ночи. Некоторые обитатели соседних коттеджей слышали выстрелы, но приняли их за автомобильные выхлопы. Тела были обнаружены, когда кто-то из соседей пожаловался на орущее радио.
  Один из вопросов, который полиция пыталась решить: почему свидетели слышали три выстрела. Одним выстрелом — в затылок — Фултон убил любовницу, другим выстрелом — себя. Но свидетели настаивали, что слышали три выстрела. После долгих поисков полиции наконец удалось найти третью пулю, прострелившую сумку миссис Карлтон.
  Стэнвик Карлтон, муж убитой, прилетел в город, как выяснилось, примерно за час до роковых выстрелов. У него было, как он объяснил, «дурное предчувствие». Он был «потрясен», когда его нашли в гостинице и известили о смерти жены. Доувер Фултон, хорошо известный в Сан-Роублз биржевой маклер, оставил вдову, Айрин Фултон, и двоих детей: девочку четырех и мальчика шести лет. Судя по всему, он был счастлив в браке, так как миссис Фултон никак не могла объяснить его поступок и поначалу даже отказывалась поверить в то, что ее муж способен на самоубийство. И только увидев тело, она поверила.
  Но самое удивительное, однако, состояло в следующем: в то самое время, когда Доувер Фултон и миссис Карлтон зарегистрировались как мистер и миссис Карлтон и получили ключ от домика номер 3, вторая пара, занявшая домик номер 11, зарегистрировалась как мистер и миссис Доувер Фултон и внесла в гостиничную книгу номер своей машины. Это был черный седан, действительно принадлежавший Доуверу Фултону. Его обнаружили у дверей домика номер 11. Он был заперт.
  Миссис Фултон, по словам хозяйки, красивая блондинка, «ужасно нервничала», как она выразилась. Мужчина же, который был с ней, а она его очень хорошо запомнила, был среднего роста и веса, с темными волнистыми волосами и, как она сказала, «с очень выразительными глазами». Она сказала также, что сразу же почуяла во второй парочке «что-то фальшивое».
  В газетном отчете я прочел: «Нет никакого сомнения в том, что совершившаяся трагедия — обычное самоубийство двух влюбленных, разлученных супружескими обязательствами. В то же время в этом деле есть определенные аспекты, которые требуют более тщательного расследования».
  Далее газета сообщала, что полиция подвергла Стэнвика Карлтона допросу с пристрастием, но ответами его не была удовлетворена. Она изучала его передвижения с того момента, как он сошел с трапа самолета, и до того момента, как он поселился в центральной гостинице.
  Выстрелы были произведены из пистолета 32-го калибра, принадлежавшего Доуверу Фултону. Миссис Фултон рассказала, что ее муж очень много работал и часто задерживался по вечерам, особенно последние десять дней, и примерно десять дней назад он вытащил из ящика письменного стола малокалиберный пистолет и с тех пор с ним не расставался. Она была подавлена постигшим ее горем. В газете были помещены фотографии Доувера Фултона и Минервы Карлтон, а также снимок домика и его интерьера. На одном из снимков были запечатлены распростертые тела, открытая дверь в ванную комнату, сдвоенная вешалка для полотенец, на ней три полотенца: два для рук — вверху и одно банное — внизу.
  Я сложил газеты, положил их на место и начал ходить взад и вперед. С какой бы стороны я ни смотрел на это дело, оно мне представлялось крайне подозрительным.
  Я позвонил Берте.
  — Видела газеты? — спросил я.
  — Не прикидывайся простачком! — завопила Берта. — Я вообще ничего не видела. Я пытаюсь хоть немного поспать, то есть пыталась.
  — Загляни в утреннюю газету. Последний выпуск. Первая полоса. Нижний правый угол, продолжение на третьей полосе.
  — О чем это?
  — О том, о чем тебе не мешало бы знать, — сказал я. — Как только прочтешь, позвони мне. И не говори лишнего по телефону. Пока.
  Я услышал, как Берта изрыгает проклятия в телефонную трубку, и осторожно положил ее на место. Она не звонила мне целых 15 минут. Наверное, решила не звонить вообще, чтобы поставить меня на место, но, когда прочла сообщение, сразу же забыла о своем решении.
  — Дональд, — сказала она, — в чем дело?
  — Не знаю.
  — Но ты же сидел за рулем второй машины?
  — Осторожнее! — прервал я ее.
  — А имя написано твоей рукой?
  — Да.
  — Какого черта ты подписался его именем?
  — Потому что не хотел подписываться своим.
  — Ты вписал настоящий номер машины? — спросила она через пару секунд.
  — Да.
  — Зачем?
  — Были причины.
  — Ты предполагал, что когда-нибудь тебе могут задать вопросы?
  — Я рассматривал такую возможность.
  — Ну и вдрябался же ты в историю!
  — Да. Но ты и половины еще не знаешь. Есть предположение, что визитная карточка, найденная в дамском кошельке, моя.
  — Не может быть!
  — Я не совсем уверен. Но такое возможно. Поэтому ты держись подальше и в это дело не влезай. Теперь скажи, где я могу найти Клэр Бушнелл. Я хочу поговорить с ней.
  — Я записала ее адрес на листочке бумаги и сунула его под регистрационный журнал.
  — А номер телефона?
  — Не знаю, дружок. Не думаю, что у нее есть телефон. Было уже очень поздно, и я не стала делать подробную запись в журнале. Просто записала кое-какие данные на листочке и оставила на столе. Понимаешь, ведь была суббота и…
  — Ты получила деньги по чеку? — прервал я ее.
  — Не будь дураком. Конечно же, я получила деньги по чеку.
  — А он не поддельный?
  — Если бы чек был поддельный, я бы засунула эту девку в мусорный ящик. Или ты считаешь, что было бы умнее пойти в полицию и рассказать им всю правду?
  — Пока еще рано, — сказал я. — Попозже, наверное, придется им рассказать. Я хочу, чтоб они поработали кое над чем.
  — Они бы поработали кое над чем, если бы мы им сказали, не так ли, дружок?
  — Да! — сказал я. — Если б я им сказал!
  Я положил трубку и отправился в нашу контору. Я расписался в журнале, который швейцар хранил в лифте, и поднялся на наш этаж. Миновал дверь с легендарной надписью «Кул и Лэм», выведенной на матовом стекле, и повернул налево, где на двери висела табличка: «Отдел расследований. Входите». Я вошел в контору и, не заходя в свой кабинет, сразу же направился к Берте. Каждый предмет обстановки в кабинете Берты Кул носил на себе отпечаток ее индивидуальности, начиная со скрипучего вращающегося кресла и кончая вечно запертым на ключ верхним правым ящиком письменного стола. Этот ящик запирался отдельным ключом. В нем хранились наличные деньги. И вообще у Берты все было под замком. Она не доверяла ни секретарше, ни швейцару, ни своему компаньону.
  Я сел в Бертино вращающееся кресло. Оно противно заскрипело. Казалось, что в него встроен специальный скрипучий механизм: стоило сделать хоть малейшее движение, как он тут же срабатывал.
  Я приподнял журнал. Записка была на месте. Я стал внимательно ее читать. Там был нужный мне адрес: 1624, Вероника-Вэй. Под ним энергичным Бертиным почерком было написано: «Хочет установить наблюдение за своей теткой». Затем слово «тетка» было зачеркнуто и вместо него вписано «биржевой маклер». Далее ее рука начала машинально выводить разные слова и цифры. Очевидно, это происходило во время разговора с Клэр Бушнелл. Сначала было написано словами «сто долларов». Затем цифрами — 100.00. Затем словами трижды повторено «сто долларов». Затем зачеркнуто «сто долларов» и написано «сто пятьдесят долларов». Затем написано: «Предполагает, что маклер любовник тетки. Это ее тревожит. Чего-то недоговаривает. Хочет, чтобы делом занялся Дональд».
  Затем Бертина рука опять начала машинально чертить разные цифры. На этот раз появилось число 175.00, после него появились слова «настаивает на Дональде».
  Потом опять какие-то цифры и слова и теткин адрес: 226, Корреандер-стрит.
  Затем снова какие-то бессмысленные линии и твердым почерком текст: «Тетку зовут Амелия Джаспер; мошеннику на вид лет тридцать пять, хорошо одет, широкоплеч, носит двубортные пиджаки, в основном серого цвета; лицо смуглое, продолговатое, черты лица правильные; нервный смех, заядлый курильщик, курит сигареты одну за другой, пользуется длинным резным мундштуком из слоновой кости; красивый профиль, смех резкий: когда смеется, рот приобретает жесткое выражение».
  Опять какие-то линии и чертежи, и, видно спохватившись, написала то, чему я так упорно учил ее все эти три года: точный портрет человека, за которым устанавливается слежка: «Рост — пять футов одиннадцать дюймов, вес — сто девяносто пять фунтов, темные волосы, серые глаза».
  Под этим еще раз написано «сто семьдесят пять долларов», зачеркнуто, написано «двести долларов», опять бессмысленные линии и «объект назначил свидание на четыре часа дня. Сообщить Дональду, чтобы он начал за ним слежку от дома номер 226 по Корреандер-стрит».
  В самом низу, как окончательный итог разговора, твердым размашистым почерком было выведено: «Получен чек на двести долларов».
  Все это было написано на трех листах форматом тринадцать на шестнадцать, соединенных скрепкой, и сунуто под журнал. Очевидно, Берта намеревалась составить справку для нашей картотеки, но не успела продиктовать ее секретарше, так как клиент пришел к концу рабочего дня.
  Берта успела меня перехватить. Она позвонила мне, и я отправился вести наблюдение за домом номер 226 по Корреандер-стрит. Это был небольшой, но хорошо спланированный дом с лепными украшениями.
  Объект появился ровно в четыре и, как было указано в памятной записке, курил сигарету в длинном мундштуке, на нем был двубортный хорошо сшитый пиджак серого цвета с синими полосками. Он пробыл в доме один час десять минут.
  Когда он отъехал, я поехал за ним, то отставая, то догоняя и стараясь держаться так, чтобы он меня не заметил в наружном зеркале. Но он, казалось, не проявлял ни малейшего интереса к тому, что происходит сзади.
  Тем не менее этот человек выехал из гостиницы в ту же ночь, через несколько часов после того, как я установил за ним слежку. Должно быть, он оказался умнее, чем я предполагал, знал, что за ним ведется наблюдение. В тот момент я не мог придумать другого ответа на мучивший меня вопрос. Это было очень болезненно для моего самолюбия или, как говорила Берта, чрезмерного самомнения. Я всегда тешил себя тем, что обладаю способностью угадывать момент, когда объект почует слежку.
  Я решил, что впредь буду гораздо осторожнее с мистером Томасом Дэрхэмом, если, конечно, нам суждено будет встретиться. Я вспомнил о памятной записке Берты. Характерно, что она успела поднять цену на сто долларов, пока разговаривала с клиентом; успела оставить клиническую запись своих мыслительных процессов на трех листах форматом тринадцать на шестнадцать; но не успела узнать у клиента телефон и даже не потрудилась навести хоть какие-нибудь справки. Получила двести долларов — и дело с концом.
  Я поискал фамилию Бушнелл в телефонном справочнике, но не нашел. Тогда я позвонил в справочное бюро, но и там мне то ли не смогли, то ли не захотели помочь. Тогда я отправился в гараж и взял нашу старую служебную машину под номером два.
  Служебная машина номер один была совсем новенькой, и ею пользовалась Берта, когда ездила по делам. Машина номер два была невзрачная, но выносливая старая кляча, которая стерла свои копыта, преданно служа нашему агентству. Она пробежала более ста тысяч миль, преследуя другие автомобили, выслеживала женатых мужчин, жаловавшихся своим красоткам, что жены их не понимают, износила уйму покрышек, охотясь за уликами и с трудом добывая свидетелей по делам об убийствах. Я включил мотор и прогревал двигатель до тех пор, пока не исчезли стуки и скрежет. Потом включил скорость и поехал к Клэр Бушнелл на Вероника-Вэй. Номер 1624 оказался многоквартирным домом. Я обошел весь дом, пока не наткнулся на ее имя, вырезанное из визитной карточки и вставленное в маленькую рамку как раз над кнопкой звонка.
  Я позвонил.
  Никакой реакции.
  Было воскресенье. Возможно, она вышла погулять или просто слонялась по улицам без дела. Судя по визитной карточке, она, очевидно, была не замужем, поэтому я решил особо не церемониться. И сыграл на звонке незатейливую мелодию: один длинный звонок, два коротких, длинный, короткий, опять длинный, короткий, потом один длинный и три очень коротких звонка. И добился цели. Раздался гудок, и дверь автоматически открылась. Я взглянул на номер квартиры и вошел внутрь. Номер ее квартиры был 319.
  Был прекрасный солнечный день, и мне даже захотелось бросить все и отправиться куда-нибудь подальше от города, в лес, поставить машину под деревом, лечь на траву и смотреть в небо. Внутри дома было душно и пахло затхлостью. После яркого солнечного света трудно было разглядеть предметы. В холле было довольно темно. Должно быть, владельцы квартир решили экономить электричество, чтобы помочь крупным промышленным предприятиям.
  Наконец я нашел лифт, который, грохоча и повизгивая, довез меня до третьего этажа. Квартиру 319 я искал недолго.
  Дверь была закрыта. Я легонько постучал. Никто не ответил. Тогда я повернул ручку и вошел.
  Это была обыкновенная меблированная квартира — в таких обычно живут люди со средними доходами. Дом был старый, в его планировке видна была какая-то хаотичная непоследовательность. Я догадался, что первоначальный проект был другим, квартиры были просторнее, потом их нарезали на маленькие клетушки.
  Из ванной доносился шум воды, и, когда я закрыл за собой дверь, женский голос выкрикнул:
  — Просто удивительно, что ты не приехала раньше. Сегодня такой прекрасный день и…
  Я сел на стул, стоявший у окна. Так как я не откликнулся, в ванной тоже замолчали, потом выключили воду, и… дверь открылась.
  Клэр Бушнелл в купальном халате и в тапочках, онемев от изумления, шаркая ногами, вошла в комнату.
  — Вот это да! — воскликнула она.
  На столе лежала воскресная газета. Я ее уже просмотрел, особенно статью о случае в мотеле «Коузи Дэлл», но решил притвориться безразличным.
  Я взял газету и сказал:
  — Извините, что помешал вам принять ванну. Пожалуйста, одевайтесь. А я почитаю газету.
  — Вон! — закричала она.
  Я опустил газету и изобразил на лице легкое удивление.
  — Что вы сказали?
  — Вы слышали, что я сказала. Убирайтесь!
  — Но я пришел поговорить с вами.
  — Убирайтесь. Я думала, что это…
  — Да? — спросил я. — Что вы думали?
  — Кто вы такой?
  — Разве вы не обращались в сыскное агентство с просьбой установить слежку…
  — Нет! — закричала она.
  — А я думаю, что да.
  — Вы ошибаетесь. Никогда в жизни я не нанимала сыщиков.
  Я положил газету, вынул из кармана футляр для визитных карточек, вытащил из него одну, встал со стула, подошел к ней и протянул.
  Она взяла карточку, прочла ее, посмотрела на меня с подозрением, затем воскликнула:
  — О-о!
  Я вернулся и опять сел на стул.
  Она снова взглянула на карточку.
  — Вы Дональд Лэм?
  — Да.
  Она на минуту задумалась, потом сказала:
  — У вас есть при себе какое-нибудь удостоверение личности?
  Я показал ей водительские права и удостоверение частного детектива.
  — Я принимала ванну, — сказала она.
  — Я догадался.
  — Я вижу, вас не нужно уговаривать, чтобы вы чувствовали себя как дома. Вы со всеми клиентами обращаетесь так уверенно?
  — Я постучал. Вы не ответили.
  — Я не запирала дверь. Ждала подругу. И подумала, что вы — это она.
  — Вы считаете, что я должен был вернуться в холл и оттуда выкрикивать свое имя и профессию?
  — Нет, — сказала она. — Конечно, нет. Ну ладно. Пойду оденусь.
  По-видимому, спальня находилась за ванной комнатой, потому что она прошла через ванную, плотно притворив за собой дверь, и я услышал, как щелкнула задвижка. Она доверяла мне точно так же, как канарейка доверяет кошке.
  Через пятнадцать минут она вернулась. Берта Кул была права. Она была очень симпатичная с виду. Приятные черты лица, живые черные глаза, искрящиеся юмором, волосы такие черные, что при определенном освещении отливали синевой, и очень, очень стройная фигура.
  Она была хладнокровна, добродетельна и спокойна. Усевшись, она спросила:
  — Ну, что вам удалось выяснить? Надеюсь, вы расскажете мне?
  — Сначала я хотел бы прояснить кое-какие детали, — сказал я.
  — Я дала миссис Кул всю необходимую информацию.
  — Может, вы и дали, но она ее не записала.
  — Не может быть! Она сидела напротив меня с карандашом в руках и записывала каждое мое слово.
  — Берту Кул, — сказал я, — интересуют только деньги, а писала она одно и то же — сумму гонорара, которую вы нам заплатили.
  Клэр Бушнелл расхохоталась.
  — Сначала расскажите мне кое-что о своей тетушке, — сказал я. — Ее зовут Амелия Джаспер, так? И она живет в доме номер 226 по Корреандер-стрит, так? И вы ее единственная родственница?
  — Да. Верно.
  — Ну а что еще?
  — А что вы хотите узнать?
  — Все.
  Она задумалась ненадолго, внимательно на меня посмотрела, как бы пытаясь решить, что же мне можно рассказать, затем сказала:
  — Мой дядя умер несколько лет назад и, вероятно, оставил тете немного денег. Никто не знает сколько.
  Я сидел и молча слушал. Она говорила, осторожно подбирая слова, и я знал, что она очень старается не проговориться.
  — Моей тете, — начала она, — пятьдесят два года. Мне кажется, что она стала непомерно тщеславной за последние несколько лет. Она выглядит очень молодо, это верно. Но когда дело касается ее возраста, она временами становится невыносимо глупой и часто впадает в крайности. В последнее время у нее появилась странная страсть — она предлагает окружающим угадать свой возраст. Стоит вам дать ей сорок пять лет — она тут же нахмурится сурово; если вы дадите ей сорок — улыбнется, ну а если тридцать семь — засияет от удовольствия, заулыбается жеманно и обязательно скажет: «Нет, вы никогда не догадаетесь! В действительности мне сорок один год».
  — Какого цвета волосы? — спросил я.
  — Красит хной.
  — Характер?
  — Застенчива.
  — Другими словами, вы опасаетесь, что у визитера могут быть честные намерения? — сказал я и посмотрел на нее испытующе.
  — Совершенно верно, — ответила она, не отводя глаз.
  — Какие у вас с тетушкой отношения? Дружеские?
  — Я не хочу, чтобы вы заблуждались на этот счет, — сказала она. — Представьте, что вам пятьдесят два, а вы хотите, чтобы люди думали, что вам тридцать пять, и у вас есть молодая племянница, которой… как по-вашему, сколько мне лет?
  Я окинул ее долгим, внимательным, оценивающим взглядом и сказал:
  — Тридцать восемь.
  Ее глаза вспыхнули гневом, но через секунду она опомнилась и расхохоталась.
  — Мне двадцать четыре.
  — Но после лекции, которую вы мне здесь прочли… — неуверенно начал я.
  — Боже мой! Неужели я действительно так старо выгляжу?
  — Ну что вы! Я, признаться, думал, что вам семнадцать, но после того, как вы мне объяснили все про женскую психологию, я подумал…
  — Идите вы к черту! — перебила она.
  Я смолчал.
  — Так или иначе, — сказала она после минутного молчания, — вы вполне можете составить мнение о тете Амелии. Она ко мне расположена дружески, но предпочитает видеться в отсутствие мужчин, особенно с тех пор, как появился этот человек. Тетушка довольно прозрачно мне намекнула, что я должна позвонить, прежде чем прийти. Короче говоря, она хочет быть уверена, что я не появлюсь неожиданно, как раз в то время, когда у нее будет этот черноволосый господин с красивым профилем.
  — А вы с ним когда-нибудь встречались?
  — Однажды. И тетушка так быстро избавилась от меня, что это даже меня позабавило.
  — Она вас познакомила?
  — Не говорите глупостей!
  — Так, значит, вы с ним не знакомы?
  — Нет.
  — Как вы думаете, он узнает вас, если увидит?
  — Да.
  — Он видел вас всего несколько минут?
  — Несколько секунд.
  — Всего?
  — Да.
  — Но он, конечно, успел осмотреть вас с ног до головы?
  — Его взгляд прожег дыры в моем платье.
  — Вот такой он?
  — Думаю, что такой. Во всяком случае, глаза такие.
  — Что ему нужно от вашей тетушки, как вы думаете?
  — Думаю, что он продает ей что-то.
  — Да, вы говорили Берте Кул, что он пытается ей продать какой-то товар.
  — Значит, вы знаете. Зачем же вы спрашиваете?
  — Вы, конечно, не против, чтобы он ее немного надул на этой сделке?
  — Мистер Лэм, если бы этот человек захотел надуть тетушку Амелию на каких-нибудь двадцать-тридцать тысяч долларов, то я… уверяю вас, я бы рассказала ему все, что знаю о ее характере и привычках, чтобы облегчить ему эту работу. Но мне кажется, на эту сумму он ее уже надул. Боюсь, что теперь он пытается всучить ей товар гораздо менее ценный, но обойдется он ей гораздо дороже.
  — Вы полагаете, что он пытается продать себя?
  — Да.
  — Вы думаете, она может еще раз выйти замуж?
  — Думаю, что да. При соответствующих обстоятельствах, разумеется. Она, видите ли, эта ее страсть… она совершенно помешалась на лести… и это переходит границы… Ну, мне не хочется говорить об этом, но…
  — Ну и не надо говорить, — оказал я.
  — Вы что-нибудь выяснили? — спросила она.
  — Я установил за ним наблюдение.
  — Кто он? Где он живет?
  — Его зовут Томас Дэрхэм, он останавливался в гостинице «Вестчестер Армз». Вчера поздно ночью он съехал.
  — Съехал?!
  — Да.
  — А куда он уехал?
  — Не знаю.
  — Тоже мне детектив! — возмутилась она.
  — Минутку, — сказал я, — я получил инструкцию — установить наблюдение и выяснить личность, что я и сделал. Вы же не заказывали почасовую слежку, например, на двадцать четыре часа и не заплатили за это.
  — Но я хотела бы получить еще кое-какие сведения.
  — Получите, — сказал я ей. — Я как раз сейчас над этим работаю.
  — Почему он съехал?
  — Не знаю. Но намерен выяснить. А для того, чтобы выяснить, мне нужно немножко больше информации.
  — Ну так идите добывайте.
  — Я хочу добыть ее здесь.
  — Что вас интересует?
  — Давайте начнем с вас. Вы были замужем?
  — Да.
  — Что произошло с семейным кораблем?
  — Разбился о скалы.
  — Кто он?
  — Некий мистер Бушнелл, — сказала она. — Некий Джеймс Бушнелл, Джимми, ненаглядный сыночек миссис Бушнелл, знаете такого?
  — О да, — подхватил я. — Джимми, старина Джимми, как же, как же, знаю. А что случилось с Джимми?
  — Всего понемножку.
  — И давно вы одна?
  — Год.
  — Живете на алименты?
  — Так я вам все и выложила.
  — Я просто спросил.
  — А я просто ответила.
  — Вы зависите от своей тетки материально?
  — Нет.
  — Но вы ее единственная наследница?
  — Если она неожиданно умрет, то да. Но, конечно, пока она жива, она имеет право распорядиться своей собственностью как ей вздумается.
  — От вас не так уж много толку, — сказал я.
  — Я отвечаю на ваши вопросы.
  — А добровольно ничего не хотите сказать?
  — Но ведь это я вас наняла, чтобы вы мне давали информацию, а не наоборот.
  — Вы относитесь к своей тетке как к постороннему человеку, я не ошибся?
  Она ответила с чувством:
  — Мне бы хотелось быть к ней ближе. Все-таки она моя единственная родственница. Временами она даже скучает по мне. Потом ее стали одолевать матримониальные идеи. Вообще-то она всегда стремилась к замужеству. Всегда боялась, что кто-нибудь завладеет ее деньгами. Она ведь очень скупа. Когда ей одиноко, она меня любит и даже зовет к себе. Несколько недель назад она попала в автомобильную аварию. С тех пор у нее часто бывают приступы радикулита. Она считает, что причина приступов — ушибы, полученные в результате несчастного случая. И устраивает жуткую суматоху вокруг этого радикулита: сидит на надувной подушке в кресле-каталке, ну и так далее в том же духе.
  — Ну а страховка?
  — Страховая компания считает, что авария произошла по ее вине.
  — Ну и еще — она немного помешана на мужчинах!
  — Мягко говоря!
  — Все это очень плохо, — сказал я. — Она сможет вылечиться только в том случае, если сократит расходы.
  — Возможно… Но я никак не могу понять, что ей нужно. Просто не могу понять… нет, я могу, конечно… Я понимаю и сочувствую, но я не могу…
  — Простить? — спросил я.
  — Кого это я должна прощать?
  — Ну, предположим, вы перестанете оправдывать себя в собственных глазах и начнете излагать факты.
  — Мои родители погибли при кораблекрушении, когда мне было три года. Тетя Амелия взяла меня на воспитание. А своих родителей я даже не помню. Помню только тетю Амелию, все ее достоинства, а их много, и все недостатки.
  — Продолжайте, — сказал я.
  — Тетя Амелия была очень, очень красива, — продолжала она. — Она вышла замуж за дядю Дэйва из жалости и вскоре разочаровалась. Разводов она не признавала. Через несколько лет она узнала, что человек, за которого она вышла замуж, неизлечимо болен. С тех пор она старалась изо всех сил сохранить молодость в надежде начать все заново, когда дядя Дэйв умрет.
  — Ее можно понять, — сказал я.
  — Потом дядя Дэйв умер, и она встретила дядю Фреда. К этому времени, мне кажется, она уже стала практичной и расчетливой. Мои первые детские воспоминания связаны с такой сценой: тетушка стоит перед зеркалами, внимательно изучая себя со всех сторон… Меня она оставила на попечении няньки, а потом отдала в частную школу. Теперь вы видите, что произошло, мистер Лэм. Все эти годы тетушка ждала смерти своего мужа и старалась сохранить молодость. За это время она привыкла думать исключительно о себе и своей внешности. Это имело для нее первостепенную важность. Если бы только ее можно было избавить от этого, она была бы прекрасной женщиной, остроумной, мудрой и… эгоистичной.
  — Она была ранена?
  — Да, в автомобильной аварии. Так, легкие ушибы, но она старается не забывать о них. И довольно часто устраивает себе рецидивы болезни, усаживаясь всякий раз в кресло-каталку.
  — Ну а кто ее катает?
  — Сюзи Ирвин, горничная, домоправительница, компаньонка, повариха и шофер.
  — Еще какие-нибудь слуги в доме есть?
  — Нет.
  — Ваша тетушка скупа?
  — Не только скупая, но и скрытная.
  — Богата?
  — Я вам уже говорила, этого никто не знает. Она получила какое-то наследство. Вкладывала деньги в какие-то предприятия. Она производит впечатление человека, у которого всегда есть деньги, но она не любит их тратить. И если вы хотите рассердить ее, задайте ей один вопрос, всего один-единственный вопрос — о ее финансовых делах.
  — Расскажите мне об аварии.
  — А, это был самый банальный случай, каких тысячи на перекрестках дорог. Знаете, это когда каждая сторона обвиняет другую.
  — Дело улажено?
  — Тетушка кипела от злости, потому что страховая компания решила, что виновата она, и возместила ущерб владельцу другой машины. У него были три свидетеля. А тетушка ехала одна. Она была разъярена и расторгла договор со страховой компанией из-за этого решения.
  — И до сих пор не восстановила?
  — Нет, она клянется, что отныне сама будет себя страховать. Она считает, что следовало бы предъявить другой стороне иск о возмещении ущерба и заставить их заплатить. Вполне вероятно, что она права. Ведь тетушка очень осторожная и наблюдательная особа, реакция у нее быстрая. Но, как я уже сказала, у другой стороны было три свидетеля. Возможно, что они заучили свои показания прямо с магнитофонной записи, судя по тому, как они излагали свою версию.
  — Давайте будем откровенны друг с другом, миссис Бушнелл, — сказал я.
  — Обычно меня называют мисс.
  — Хорошо, давайте будем откровенны друг с другом, Клэр.
  — Какой вы прыткий, мистер Лэм!
  — Не такой уж и прыткий, — сказал я. — Просто считаю, что у нас не так уж много времени, чтобы тратить его на знакомство. Давайте внесем полную ясность. Вы живете в меблированной квартире. Снимаете ее за умеренную плату. Вы…
  — Умеренную! Хотела бы я, чтобы вы платили такую умеренную сумму.
  — Да, но, насколько я вижу, ваша квартира среднего разряда и стоит недорого. У вас нет машины. Возможно, вы получаете какой-то доход или алименты. На вас красивое платье, у вас дешевая, но уютная квартира, и, наверное, вы свободны как птица. У вас нет телефона. Вы небогаты. У вас небольшой доход.
  Ее глаза сверкали гневом.
  — Однако вы дали Берте Кул двести долларов только за то, чтобы выяснить, кто увивается за вашей тетушкой. Согласитесь, что двести долларов нелегко достаются.
  — А мне достались легко, — вспыхнула она.
  Я кивнул и продолжал:
  — Вы меня не поняли. Я хотел сказать, что нужно иметь довольно серьезный повод, чтобы расстаться с двумястами долларами. Не станете же вы меня убеждать, что решились на это только потому, что какой-то тип ходит на задних лапках перед вашей тетушкой.
  — Я уже сказала вам, что он пытается продать ей что-то.
  — Берта Кул беседовала с вами довольно долго. За время беседы она взвинтила цену до двухсот долларов, а вы не пытались торговаться…
  — А что, я должна была торговаться?
  — Некоторые торгуются.
  — Ну и что из этого получается?
  — Ничего хорошего. Но я говорю сейчас не о Берте, я говорю о вас. Короче говоря, у вас были какие-то причины, о которых вы мне не сказали.
  Она вскочила со стула и сказала сердито:
  — Пожалуйста, займитесь делом, за которое вам платят, вместо того чтобы околачиваться здесь и еще оскорблять меня.
  — Я и занимаюсь делом: пытаюсь получить информацию у вас, чтобы вам же и помочь.
  — Поверьте мне, мистер Лэм, — сказала она язвительно, — если бы я знала ответы, то не стала бы платить двести долларов за то, чтобы получить их у вашей глубокоуважаемой Берты Кул. Более того, передавая чек вашей алчной партнерше, я была уверена, что плачу за информацию, которую ваша контора обязалась добыть для меня, а вместо этого… вы все утро околачиваетесь в моей квартире и еще пристаете ко мне.
  — Я к вам не пристаю.
  — Ну и что. Не пристаете, так будете…
  — Пари? — предложил я.
  Она посмотрела на меня с презрением и ответила:
  — Да.
  — На сколько?
  — Двести долларов, — ответила она и поспешно добавила: — Нет, погодите минутку. Вы бы… Я говорю о том, как вы вошли, когда я принимала ванну, как вы… Я хочу сказать, что за двести долларов вы бы не стали…
  — Ну так давайте на сто.
  — Нет.
  — Пятьдесят.
  — Нет.
  — Десять.
  — Идет! — сказала она. — Вот это пари. Двести долларов — это слишком много. Вы бы не стали рисковать репутацией джентльмена из-за такой суммы, а вот десятку потерять не жалко, особенно если вам покажется, что вы уже добились первых успехов.
  — Ладно, — сказал я. — Мы заключили пари. Теперь вернемся к делу.
  — Что вы хотите выяснить?
  Я сказал небрежно:
  — Вы когда-нибудь жили в Колорадо?
  — Нет.
  — Вы случайно не знаете Доувера Фултона?
  — Нет.
  — А его жену?
  — Нет, никогда не слыхала о них.
  — Вы случайно не знаете Стэнвика Карлтона?
  Глаза ее округлились.
  — Какое это имеет отношение к делу?
  — Может быть, и никакого. Просто хотел узнать.
  — Я… Я знаю Минерву Карлтон. Я знакома с ней много лет. Она моя близкая подруга. Но с ее мужем я не знакома. И никогда не видела его.
  — Где живет Минерва Карлтон?
  — В Колорадо.
  — Получаете от нее какие-нибудь известия?
  — Нет.
  — Читали газеты? — спросил я.
  — Только отдел юмора и рекламу. Какое отношение имеет все это к Минерве?
  — Не знаю, — сказал я. — Ведь вы ее близкая подруга, не так ли?
  — Да, очень близкая.
  — Когда вы получили от нее последнее известие?
  — Точно не помню. Примерно месяц назад. Мы регулярно переписываемся.
  — У вас случайно нет ее фотографии?
  — М-м, есть фотография, которую прислала она сама, и есть несколько снимков, сделанных на пляже. Мы с ней отдыхали вместе этим летом.
  — Давайте поглядим на эти снимки.
  — Но зачем?
  — Я хочу взглянуть на них.
  — Но какое это имеет отношение к человеку, посещающему тетю Амелию?
  — Я не знаю. Просто я хочу взглянуть на фотографии.
  — Вы самый капризный человек из всех, кого я когда-либо знала, кроме… — Она остановилась в нерешительности.
  — Кроме Джимми, ненаглядного сыночка миссис Бушнелл, — подсказал я.
  — Совершенно верно, — сказала она.
  — Ну ладно, несите фотографии, и будем квиты.
  Она подошла к серванту, порылась в его ящиках и вытащила фирменный конверт, из тех, которыми обычно пользуются в фотоателье. В одном отделении конверта лежали фотопленки, в другом — снимки.
  Она вытащила снимки и начала просматривать их. На губах ее появилась слабая улыбка. Она поспешно положила шесть снимков обратно в конверт, а мне протянула два.
  Я посмотрел на фотографии. Это были хорошие, четкие фотографии, изображавшие Клэр Бушнелл и еще одну девушку в очень открытом купальном костюме. Фотографии подтверждали, что у Клэр Бушнелл очень ладненькая фигурка. Девушка рядом с ней была та самая рыжеволосая с задумчивыми глазами, которую я видел вчера вечером в коктейль-баре.
  — Это Минерва Карлтон? — спросил я.
  — Да, это она.
  — Хорошая фигура, — сказал я.
  — Да. Так считают.
  — Ваша. Я смотрел на вас.
  — Скажите, эти услуги уже включены в сумму гонорара или же вы сами их включили?
  — Я сам их включил.
  — В таком случае можете их исключить.
  — А остальные снимки?
  Она покачала головой:
  — Знаете, когда у вас в руках фотоаппарат и вы от нечего делать флиртуете на пляже, то невозможно предсказать, что получится на снимке.
  — У вас есть негативы этих фотографий?
  — Да.
  — Дайте мне негативы этих двух, пожалуйста.
  — Для чего?
  — Они мне нужны.
  Она постояла нерешительно, затем все-таки вынула пленки из карманчика конверта и подошла к окну, чтобы определить на свет нужные негативы. Она стояла ко мне спиной. Я видел, как двигались ее плечи, видел полупрозрачные пленки в ее руках.
  Наконец она нашла то, что мне нужно, и протянула мне две фотопленки.
  — У вас есть конверт? — спросил я.
  Она взяла со стола фирменный конверт, вытряхнула из него все пленки и протянула мне.
  Я взглянул на пленки. Они были размером два с четвертью на три с четвертью. Я подумал, что их можно было бы увеличить.
  — Прекрасное изображение, — сказал я.
  — Оставьте ваше личное мнение при себе!
  — Я имел в виду экспозицию, — сказал я.
  — А-а!
  Я продолжал изучать пленки.
  — И прекрасно проявлено.
  — Здесь неподалеку есть фотоателье, куда я отдаю проявлять пленки вот уже три года.
  — На этот раз я имел в виду не пленки, — сказал я. — Я говорил о вашей фигуре.
  Она сделала движение, как будто хотела бросить в меня книгу, но в глазах я заметил смешинку.
  — Итак, вы ничего не знаете о Стэнвике Карлтоне? — спросил я.
  Она улыбнулась, покачала головой и сказала:
  — Подозреваю, что Стэнвик не любит меня. Как-никак мое имя связано с бурным прошлым его жены.
  — А разве оно было бурным?
  — Не говорите глупостей. Просто он ревнивец, собственник и недоверчивый человек.
  — Вам следовало бы прочесть всю газету, — сказал я.
  — Зачем?
  — Минерву нашли мертвой в мотеле «Коузи Дэлл» примерно в десяти милях от города. Она…
  Клэр Бушнелл кинулась к журнальному столику, схватила газету и начала лихорадочно ее перелистывать. Я помог ей найти сообщение о двойном самоубийстве. Пока она стояла в немом оцепенении или же мастерски его изображала, я собрал со стола все пленки, незаметно сунул их в карман и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
  Она даже не услышала, как я выхожу. Последнее, что я увидел, закрывая дверь, — ее круглые от ужаса глаза, читающие сообщение о смерти Минервы Карлтон.
  Я нажал кнопку лифта, но кабина не поднималась. Я не стал ждать и бегом спустился по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, плюхнулся в нашу развалюху и рванул с места.
  Проехав четыре квартала, я остановился, чтобы взглянуть на добытые пленки. Две пленки изображали девушек в обнаженном виде, остальные четыре — в купальных костюмах. Но с ними был мужчина. Голова Минервы покоилась на его голом плече. У обоих был счастливый вид.
  Я сунул все пленки в конверт. На лицевой стороне конверта было напечатано: «Три снимка на глянцевой бумаге».
  Глава 5
  Я остановил машину на Корреандер-стрит, взбежал по ступенькам белого особняка и позвонил.
  В наружной двери было окошечко, затянутое сеткой. Внутренняя дверь была открыта. В конце коридора появилась сухопарая женщина лет пятидесяти. Она неуклюже передвигалась, раскачиваясь при ходьбе.
  Подойдя к двери, она остановилась и принялась разглядывать меня сквозь сетку. У нее было суровое, неулыбчивое лицо.
  — Что вы продаете? — спросила она.
  — Ничего.
  — Что вам нужно?
  — Я хочу видеть миссис Джаспер.
  — По какому поводу?
  — По поводу автомобильной аварии.
  — А что именно вас интересует?
  — Я бы хотел узнать, как все произошло. Страховая компания выплатила компенсацию и…
  — Ну и что же вам нужно?
  — Я скажу об этом лично миссис Джаспер.
  Она не сказала ни «извините, пожалуйста», ни «подождите минутку», ни «сейчас узнаю», ну и так далее. Она вообще ничего не сказала. А просто повернулась и не спеша пошла по коридору. Ее длинное, худое, нескладное тело раскачивалось на костлявых ногах.
  Я услышал голоса. Потом женщина вернулась и остановилась на пороге.
  — Как вас зовут? — спросила она.
  — Лэм.
  — Это фамилия. А имя?
  — Дональд.
  — Вы представитель страховой компании?
  — Нет.
  — Почему же вы интересуетесь этой аварией?
  — Я скажу об этом лично миссис Джаспер.
  — Вы беседовали с другой стороной?
  — Нет.
  — Со страховой компанией?
  — Я предпочел бы поделиться своей информацией с миссис Джаспер.
  — А она предпочитает, чтобы вы поделились ею со мной.
  — Передайте ей, что если она хочет, чтобы возмутительное решение страховой компании оставалось в силе, то тогда ладно, пусть отказывает мне в приеме. Но если она хочет восстановить справедливость, то ей лучше повидаться со мной.
  — А что вам известно об этом деле?
  — Многое.
  Ее черные, блестящие, словно покрытые китайским лаком, глаза пристально смотрели из глубоких глазниц. Затем она повернулась и опять не торопясь пошла по коридору. На этот раз она отсутствовала гораздо меньше, минуты полторы.
  Потом возвратилась и отперла парадную дверь.
  Я вошел.
  Она заперла за мной дверь.
  — Куда идти? — спросил я.
  — Вниз по коридору, первая дверь налево.
  Я пошел по коридору, покрытому ковровой дорожкой, повернул налево и вошел в гостиную. В кресле-каталке сидела женщина. Она была красива. Волосы рыжевато-коричневого цвета, лицо почти без морщин. Взгляд быстрый, наблюдательный и умный. Если бы не чуть обвисший подбородок, она выглядела бы гораздо моложе своих лет.
  — Здравствуйте, мистер Лэм, — сказала она. — Я Амелия Джаспер.
  — Миссис Джаспер, — сказал я, поклонившись, — рад познакомиться с вами. И простите за вторжение в столь ранний час, да еще в воскресенье. Но, видите ли, это единственный день, когда я могу собрать материал для работы, которую я в настоящее время выполняю.
  — А что это за работа, можно узнать?
  — Я независимый журналист, — сказал я.
  Она продолжала машинально улыбаться, но в глазах ее появилась настороженность.
  — Журналист? — переспросила она холодно.
  Я сказал с чувством:
  — Видите ли, я пишу статьи о деятельности страховых компаний, особенно о страховании от несчастных случаев. Особую критику вызывает поощрение страховой премией за дачу ложных показаний под присягой при расследовании автомобильных аварий. Бывают случаи, когда с одной стороны есть хотя и единственный, но достойный уважения и доверия свидетель, с другой — несколько свидетелей, но откровенно лгущих по поводу случившегося. В таких случаях компания, как правило, не утруждает себя расследованиями и…
  — И это вы говорите мне? — вскричала Амелия Джаспер, и глаза ее засверкали негодованием. — Никогда в жизни никто не подвергал меня такому унижению, как они… Я имею в виду эту аварию, в которую я попала, и…
  — Пожалуйста, изложите только суть дела, — сказал я. — Как я понял, вы ехали одна?
  — Да, — не сразу ответила она.
  — А во встречной машине было три или четыре человека?
  — Их было четверо, — сказала она. — Невежественные мужланы, готовые на все, даже на лжесвидетельство, лишь бы получить ничтожное вознаграждение в несколько долларов. Вы, конечно, знаете этот тип людей.
  — Это случилось на перекрестке?
  — Да. Я въехала на перекресток, посмотрела направо, там никого не было. Быстро посмотрела налево, предполагая, что у меня будет право на преимущественный проезд перед любым транспортом с левой стороны, затем сосредоточила все свое внимание на правостороннем движении.
  — Что же произошло?
  — Эти несносные типы врезались в меня. Они ехали слева и при этом так быстро, что въехали на перекресток гораздо раньше меня. Но у них хватило наглости сказать страховому агенту, что они уже стояли на перекрестке, когда увидели меня, и что я мчалась на такой бешеной скорости, что не могла остановиться и врезалась в их машину.
  — А вы врезались?
  — Моя машина ударила их машину, если вы это имеете в виду.
  — Значит, не они врезались в вас, а вы врезались в них, не так ли?
  — Но они поставили свою машину прямо перед моим носом, — сказала она.
  — Теперь понимаю, почему страховая компания вынесла такое решение.
  — А я не понимаю, — возмутилась она. — И не рассчитывайте на мое содействие, если вы намерены сочувствовать страховой компании.
  — Я вовсе не сочувствую, — сказал я, — я просто пытался выяснить, что произошло.
  У меня в руках была записная книжка и карандаш, которые я вынул из кармана в начале разговора. Теперь же, даже не раскрыв записной книжки, я сунул ее вместе с карандашом обратно в карман и поклонился.
  — Был очень рад познакомиться с вами, миссис Джаспер, премного благодарен за то, что вы согласились принять меня.
  — Но я вам еще не все рассказала.
  Неловко переминаясь с ноги на ногу, я сказал:
  — Э-э… видите ли… мне кажется, я уже понял суть дела.
  Она рассердилась:
  — Только потому, что их четверо, вы принимаете их сторону и считаете меня виноватой.
  — Ничего подобного, — возразил я. — Просто я понял, что это не тот случай, который мог бы заинтересовать редактора журнала, куда я собирался отнести свою статью.
  — Почему?
  — Видите ли, я хотел показать всю опасность компромиссов: бывает так, что застрахованная сторона фактически права, однако страховая компания полагает, что ее защита потребует слишком больших усилий, и поэтому позволяет другой стороне давать ложные показания, пользуясь преимуществом в количестве свидетелей и…
  — Но это же как раз мой случай!
  Я помолчал, потом спросил:
  — Вы были серьезно ранены?
  — Да. У меня было повреждено бедро.
  — Но рана почти зажила, не так ли?
  — Да. Я уже в состоянии передвигаться самостоятельно, но с тех пор меня мучают приступы радикулита. Вот как раз сейчас у меня сильнейший приступ. Видите, приходится пользоваться надувными подушками, принимать аспирин.
  — Как я вам сочувствую, — сказал я.
  — Но больше всего я боюсь, что одна нога станет короче.
  — Не волнуйтесь. Все будет в порядке, как только мышцы начнут сокращаться… со временем.
  — Со временем! — сказала она пренебрежительно. Я промолчал.
  Она изучала меня несколько секунд, затем сказала:
  — У меня всегда… всегда были красивые ноги…
  В этом месте она сделала паузу и держала ее ровно столько, сколько необходимо, чтобы произвести впечатление человека, обуреваемого разноречивыми чувствами… Наконец после непродолжительной борьбы желание убедить одержало верх над стыдливостью, и она, задрав юбку, показала мне левую ногу.
  Я присвистнул.
  Она одернула юбку с негодующим жестом.
  — Я вам не для того показала, чтобы вы свистели!
  — А для чего?
  — Я просто доказывала свою точку зрения.
  — Не точку, а линию. Я бы так сказал.
  — Вы очень любезны. Но что будет с правой ногой? Она ведь намного короче и может потерять форму.
  На ее глаза навернулись слезы.
  — Да не будет она короче ни в коем случае!
  — Она уже короче. И становится все тоньше и тоньше из-за атрофии мышц. И я… я уже давно не молода…
  Я недоверчиво улыбнулся.
  — Говорю вам, что я не молода. Как вы думаете, сколько мне лет?
  Я поджал губы, наморщил лоб и изобразил беспристрастного судью.
  — Ну, — протянул я, как бы размышляя, — вам, наверное, за тридцать пять. Но с вашей стороны нечестно задавать мне этот вопрос именно сейчас, потому что женщина всегда выглядит старше, если она сидит в кресле-каталке. Вот если бы вы прошлись передо мной, я бы… ну, я бы, возможно, дал вам тридцать пять. Не больше.
  Она засияла:
  — Вы действительно так думаете?
  — Конечно.
  — Мне сорок один, — сказала она.
  — Не может быть! — поразился я.
  — Да. Сорок один, — жеманничала она.
  — Но вы выглядите гораздо моложе.
  — Я и чувствую себя гораздо моложе.
  — Итак, я собираюсь нанести визит, — сказал я, переменив тему, — страховой компании и собрать все факты, касающиеся вашего дела. Я все-таки думаю, что такой материал вполне подойдет для статьи.
  — Я уверена в этом и очень хочу, чтобы вы написали такую статью. И считаю, что ее необходимо напечатать. Уж слишком самоуверенны, слишком самодовольны эти страховые компании.
  — Да, они превратились в корпорации, — подтвердил я, — и совсем запутались в бюрократической волоките.
  — Да. Это верно.
  Я указал на утреннюю газету, лежавшую на журнальном столике рядом с каталкой, и спросил:
  — Читали об убийстве?
  — Каком убийстве?
  — Ну, о том, которое произошло в мотеле «Коузи Дэлл».
  — А… — сказала она небрежно, — это про любовь, убийство и самоубийство. По-моему, я видела заголовки.
  — И вы не прочли статью? — удивился я.
  — Нет.
  — В ней говорится о людях, приехавших из Колорадо. Кажется, мужчину звали Стэнвик Карлтон… нет, погодите… убитого звали Доувер Фултон. Он из Сан-Роублз. А Стэнвик Карлтон — муж женщины, убитой в этой трагедии… Минерва… да-да, ее звали Минерва, если я не ошибаюсь.
  Миссис Джаспер рассеянно кивнула и сказала:
  — Мне бы очень хотелось, чтобы вы связались со страховой компанией. Найдите мистера Смита и попросите его, чтобы он вам изложил свою версию случившегося. И мне бы хотелось знать, что он вам скажет. Вы могли бы сообщить мне об этом?
  — Мог бы, конечно.
  — Я была бы вам очень признательна. Итак, вы журналист. О чем же вы пишете?
  — О разном.
  — Подписываетесь собственным именем?
  — Нет, я пишу под разными псевдонимами, а иногда и анонимно.
  — Зачем вы это делаете?
  Я ухмыльнулся:
  — Дело в том, что в своих рассказах я описываю уйму откровенных признаний и…
  — Вы хотите сказать, что ваши истории выдуманы?
  — Те, которые я пишу, да.
  — А я думала, что они правдивы.
  — Конечно, я беру факты из реальной жизни, затем приукрашиваю их и рассказываю от первого лица. Больше всего меня интересуют разводы, убийства и так далее, в том же духе.
  — Поэтому вы меня спросили об убийстве?
  — Вероятно, поэтому.
  — Я всегда хотела написать что-нибудь, — сказала она. — Это очень трудно?
  — Ни капельки. Вы просто излагаете свои мысли на бумаге, вот и все. Вы себе представить не можете, как легко приходят слова.
  — Но если это так легко, почему же так мало писателей?
  — Не так уж и мало, — сказал я.
  — Я имею в виду тех, кто продает свои произведения журналам. Их как раз мало.
  — Ах, продает! — воскликнул я и покачал головой. — Все это так ужасно! Писать очень легко. Вы просто садитесь за стол и пишете, что вам взбредет в голову. А вот продавать — вот это трудно. Вот в этом-то и закавыка!
  Она засмеялась и сказала:
  — Вы так смешно рассказываете об этом, мистер Лэм. Не хотите ли присесть и побеседовать со мной немного?
  — Мне бы очень не хотелось отнимать…
  — Да что вы, какие пустяки! В конце концов, сегодня воскресенье… И я не жду гостей… Хотя, может быть, вы спешите?
  — Нисколько, — сказал я. — Мне доставляет удовольствие беседовать с вами… Представляете, какой переполох я могу устроить в страховой компании, если сообщу им, что нашел еще одного свидетеля, готового показать, что авария произошла исключительно по вине другой стороны. Да они лопнут от злости! Конечно, они там знают, чем я занимаюсь, и им это очень не нравится. Уж они постараются поставить мне хоть что-нибудь в вину, лишь бы остановить меня.
  — Вот это мне нравится! И не вздумайте отступать! Ни в коем случае!
  — Вообще-то, — сказал я робко, — я хотел навестить вас еще вчера, но потом испугался.
  Сначала я улыбнулся, потом засмеялся… в общем, постарался сделать вид, что сам себя осуждаю за проклятую робость.
  — Вы испугались?!
  — Да.
  — Что же так напугало вас?
  — Молодой человек, хорошо одетый. Я решил, что он детектив.
  — Что же произошло, мистер Лэм?
  — Это был высокий человек в двубортном костюме, он курил сигарету. Мы почти одновременно подъехали к вашему дому. Он вышел первым из своей машины, прошел мимо меня, посмотрел пристально, потом поднялся по ступенькам и позвонил. Я отъехал на целый квартал и остановился в таком месте, откуда я мог наблюдать за его машиной. Я ждал, когда он выйдет. Я думал… да что там думал… я был уверен, что он детектив, работающий на страховую компанию, и что он получил задание выяснить мою личность. Из-за него я чуть было не отказался от знакомства с вами. Но из всех случаев, которые я расследовал, ваш — наиболее типичный, поэтому я решил сделать еще одну попытку познакомиться с вами.
  — Он вовсе не детектив, — сказала она, — конечно же, он не детектив. Он… ну, он… очень милый молодой человек, такой же, как и вы.
  Я засмеялся и сказал:
  — Вы сняли груз с моей души. Значит, он ваш друг. Вы давно с ним знакомы?
  — Не очень.
  Я ждал.
  Она сказала:
  — Он милый, очень милый молодой человек.
  — Однако он очень похож на сыщика, — сказал я.
  Она нахмурилась.
  — Как вы с ним познакомились? — спросил я.
  — Можно сказать, случайно. Он богат, имеет долю в горнодобывающих предприятиях, так что ему не приходится работать. Он, как это принято теперь называть, плейбой. Хотя, признаюсь, мне до сих пор непонятно, что мог увидеть во мне такой человек. — Она самодовольно улыбнулась.
  — Он может увидеть то же, что и я.
  — Мистер Лэм, вы забываете о моем возрасте. Этот человек… Ему не больше… Ну, словом, он гораздо моложе меня.
  — Готов держать пари, что он старше.
  — Ну что вы, мистер Лэм! Что вы такое говорите!
  — Вы прекрасно знаете, что я прав.
  Она ужасно заскромничала.
  — Что вы, что вы, мне такое и в голову не могло прийти. Мистер Дэрхэм был просто очень добр ко мне…
  Я понимающе улыбнулся. У нее был очень самодовольный вид, как у птички, чистящей перышки.
  Я сказал:
  — Очень сожалею. Надеюсь, вы простите меня.
  — За что?
  — За то, что я перехожу на личности.
  Она сказала игриво:
  — Женщины любят мужчин, переходящих на личности.
  — Правда?
  — Разве вы не знаете?
  — Я… видите ли, я как-то никогда об этом не думал.
  — Так вот, это именно то, чего женщины всегда добиваются. Запомните!
  — Обязательно!
  Она посмотрела на меня с некоторым сожалением.
  — Вы придете еще?
  — О да, конечно, обязательно приду. И не однажды. Вот закончу расследование и приду, чтобы задать вам несколько вопросов.
  — Мне бы хотелось, чтобы вы пришли. Я хочу довести до конца это дело со страховой компанией.
  Я встал. Она позвала Сюзи. Горничная внезапно и быстро вошла в комнату. Ее рвение вызывало подозрение.
  — Мистер Лэм уходит. Он будет навещать меня время от времени. Я приму его, когда бы он ни пришел. Запомни, Сюзи, в любое время!
  Сюзи кивнула в ответ. Она стояла в проходе, возле стены. Я протиснулся и пошел вперед. Снял крючок с входной двери, открыл ее и вышел.
  Сюзи стояла в дверях.
  — До свидания, Сюзи, — сказал я и улыбнулся.
  Она свирепо на меня посмотрела и заявила:
  — Вы одурачили ее, но меня вы не проведете, — и громко хлопнула дверью.
  Пока я шел к месту стоянки автомобиля, я обдумывал ее заявление. Я оставил машину на мостовой возле тротуара. И когда я заметил следы женских туфель возле нашей машины (кто-то интересовался нашим номером), я очень обрадовался, что мы приняли меры предосторожности и зарегистрировали ее на подставное лицо. Кстати, туфли были на низких каблуках.
  Глава 6
  Я подогнал машину к автостоянке, где мы арендовали место, закрыл ее и направился к зданию, где находилась наша контора.
  Я заметил какое-то движение на противоположной стороне улицы. Большая полицейская машина тронулась с места и направилась в мою сторону, быстро набирая скорость. Сержант Фрэнк Селлерс из криминальной полиции сидел за рулем и ухмылялся.
  — Привет Умнику! — сказал он.
  — Привет и тебе, — сказал я. — А что у тебя на уме?
  — Просто хотел поговорить с тобой. Тебя же не поймаешь. Берта мне сказала, что ты занят одним делом.
  — Верно, занят.
  — А каким делом?
  — Не будь дураком. Ты же знаешь, я не могу тебе этого сказать.
  — Тебе пришлось бы, если бы я задал вопросы как положено по форме.
  — Ну тогда, значит, ты задал не по форме.
  — Я ищу тебя уже часа три, Лэм. А ты сегодня рановато взялся за работу.
  — Рано — это относительное понятие, — сказал я. — Оно зависит от того, на кого ты работаешь: на Берту Кул или на налогоплательщиков.
  Он не понял намека.
  — Садись, — сказал он, открывая дверцу машины.
  — А куда мы едем?
  — Куда надо.
  — Зачем?
  — Узнаешь когда надо. Садись!
  Я сел в машину. Он захлопнул дверцу и включил скорость.
  — Неужели ты не можешь мне сказать, куда мы едем? — спросил я.
  — Еще не время. Пока я не проверю все факты, я не стану ни допрашивать тебя, ни выслушивать твои объяснения. А вот когда я их проверю, я дам тебе шанс оправдаться.
  Я откинулся на сиденье и зевнул. Сержант Селлерс включил сирену, движение замерло, и мы помчались вперед без помех.
  — Должно быть, произошло что-то чрезвычайное, — сказал я.
  Он ухмыльнулся:
  — Терпеть не могу тащиться в хвосте колонны, особенно в воскресенье. Водителям полезно послушать сирену время от времени. Это их закаляет. Они… Черт бы побрал этого парня!
  Селлерс резко нажал на тормоза, чудом избежав столкновения. Встречная машина, совершая обгон, чуть было не врезалась в нас. Увернувшись от удара, Селлерс сбросил скорость. Мы буквально на тормозах спускались вниз по дороге, когда впереди вспыхнули сигнальные огни патрульной машины, ехавшей нам навстречу.
  Человек, сидевший за рулем, крикнул:
  — Я его достану!
  — Оштрафуй его! — заорал в ответ Селлерс. — Врежь ему на полную катушку.
  Офицер кивнул.
  Селлерс опять прибавил скорость и сказал:
  — Таких людей надо держать взаперти и не выпускать…
  — Совершенно верно, — сказал я. — Но здесь ты уже касаешься проблемы жизни и смерти и…
  Он бросил на меня косой взгляд.
  — Прибереги иронию. Она еще может тебе понадобиться.
  — Ладно, — сказал я, — приберегу. Вероятно, она мне понадобится.
  Еще через три минуты я понял, куда он меня везет.
  Я напряг все силы и приготовился к тому, что должно было случиться.
  При дневном свете мотель «Коузи Дэлл» казался грязным и дешевым. Ночью красочные неоновые огни придавали определенное очарование парадному въезду. Водитель видел изгиб дороги, усыпанной белым гравием, красные и зеленые огни, аккуратные домики, расположенные ровными рядами, и у каждого домика фонарь, освещающий парадный вход.
  Однако при дневном свете в глаза лезла потрескавшаяся штукатурка, заляпанная грязью. Было очевидно, что домики нуждаются в срочном ремонте.
  Сержант Селлерс подкатил к конторе.
  — Пошли, Лэм, — пригласил он.
  Я последовал за ним в контору. За столом сидела та же женщина.
  — Видели его раньше? — спросил Селлерс.
  Я встретился с ней глазами.
  — Да, это тот самый, — сказала она.
  — Какой?
  — Ну, тот самый, о котором я вам говорила, тот самый, который приехал сюда в машине Фултона, тот самый, который написал «Доувер Фултон, 6285, Ориндж-авеню, Сан-Роублз» собственной рукой.
  — Что вы можете сказать о девушке, с которой он приехал?
  Она шмыгнула носом и сказала:
  — Какая-то маленькая шлюшка. И знаете, что я вам скажу: этот парень, он совсем еще зеленый… Представляете, пришел сюда и говорит, что его девицу тошнит и ей нужен туалет. Надо же, придумал предлог! Я ему сказала, что у нас нет никаких уборных, а есть коттеджи с ванными комнатами и туалетами, и предложила снять один домик. И что вы думаете он сказал?
  Сержант Селлерс внимательно меня разглядывал.
  — Ну и что же он сказал, черт возьми?
  — Он сказал, что ему придется пойти и спросить у нее.
  Селлерс ухмыльнулся.
  — Я даже не хотела ему сдавать, — сказала она. — Такие люди, как он, и создают нашей гостинице дурную славу. Теперь я жалею, что не выполнила своего намерения и не выгнала его. Парочка любителей — вот кто они такие. В конце концов, здесь не детский сад.
  — Он не ребенок, — сказал Селлерс.
  — Да, но ведет себя как ребенок.
  — Ну а что насчет той крошки, что была с ним?
  — Я ее не рассмотрела, — сказала женщина и добавила устало: — Я на таких вообще никогда не смотрю. Некоторые хамят ужасно, но любители, те по большей части стараются не попадаться на глаза, сидят в машине и прикидываются безразличными. Меня тошнит от них!
  — Продолжайте, — сказал Селлерс. — Вы ведь видели ее, пусть мельком, но все же видели. Она была рыжеволосая с…
  — Нет, она была маленькая блондинка. Больше я ничего не разглядела. Я уже рассказала полиции о ней все, что знала.
  — А что произошло потом?
  — Этот человек, — сказала она, — сделал запись в журнале, и я их проводила к домику. Потом получила деньги и вернулась сюда. У меня оставалось еще три свободных домика, и я сдала их в течение полутора часов. Потом те, что сняли последний домик, пожаловались, что у их соседей очень громко орет радио, и я…
  — Вы слышали выстрелы?
  — Я подумала, что это грузовик «стреляет». Я понятия не имела…
  — Сколько было выстрелов? Три?
  — Три.
  — Вы услышали выстрелы после того, как эти люди сняли домик?
  — Да.
  — Через сколько минут?
  — Ну, этого я не могу точно сказать. Может быть, через пятнадцать, а возможно, и через десять.
  — А может быть, и дольше?
  — Я же вам сказала, может быть. Но точно сказать не могу. Я такие вещи специально не запоминаю. Если бы я заранее знала, что будут стрелять, то я бы, конечно, засекла время. И если бы я знала, что этот человек доставит мне столько неприятностей, я бы ни за что не сдала ему домик. Я не ясновидящая.
  — Да, да, конечно, — согласился Селлерс. — А что произошло потом?
  — Последний домик я сдала около одиннадцати ночи. Он двойной, комнаты в нем смежные, и, конечно, такая планировка никому не нравится. Примерно в это время появилась компания из четырех человек. Эти четверо… Они сами захотели снять этот домик. Когда я их провожала, я заметила, что в соседнем домике горит свет, и услышала, что играет радио.
  — А до этого жалоб не поступало?
  — Нет. Домики расположены довольно далеко друг от друга, так что ни услышать, ни увидеть ничего нельзя. Вот только этот двойной находится рядом, поэтому все так хорошо и слышно. Эти четверо сказали, что очень устали и лягут спать. И я пообещала им, что заставлю соседей уменьшить звук.
  — Продолжайте, — сказал Селлерс.
  — Но я уже рассказывала.
  — Еще раз расскажите.
  — Я подошла и постучала в дверь. Никто не ответил. Я постучала громче. Опять никакого ответа. Тогда я толкнула дверь. Но она была заперта изнутри. И тут я просто взбесилась и ударила кулаком так, что ключ выскочил из замочной скважины. Запасным ключом я отперла дверь и вошла. И вот что я увидела: они лежали на полу, везде была кровь. Мой новый ковер был залит кровью! А ведь я положила его всего три месяца назад. Я так старалась создать уют для своих гостей! Мне так хотелось, чтоб все здесь выглядело прилично! И вот теперь…
  — И вы позвонили в полицию?
  — Верно. И раз вы уже здесь, я хочу, чтобы вы мне разъяснили: вот я взяла деньги за двойной номер… А эти четверо, как только услышали весь этот шум и вой полицейских машин, ужасно разозлились и потребовали деньги обратно. Я им сказала, что если они порядочные люди и у них чистая совесть, то никакой шум не может им помешать спокойно спать. А они пригрозили, что подадут на меня в суд за то, что я не хочу вернуть деньги. Вот скажите, могут они это сделать?
  — Нет, — сказал Селлерс.
  — Вот и я так думаю. Я рада, что вы подтвердили.
  — Продолжайте.
  — Они съехали около часа ночи. Сказали, что не станут спать в гостинице, где произошло убийство. Поехали куда-то вниз по шоссе. Я уверена, что они ничего приличного нигде не нашли.
  Я взглянул на Селлерса.
  Селлерс сказал:
  — Дайте мне сведения об этой компании… кто они… как зарегистрировались… номер машины и…
  Женщина начала перелистывать журнал.
  — Не сейчас, — сказал Селлерс. — Я вернусь через несколько минут. А вы за это время подготовьте для меня все материалы. Выпишите на отдельный листок. Я вернусь и заберу.
  Селлерс взял меня за руку и вывел наружу.
  — Может быть, начнешь говорить, Дональд? — спросил он.
  Я покачал головой.
  — Начинай, — сказал Селлерс. — Тебе лучше быть чистеньким в этом деле.
  — Не могу, — сказал я. — Это именно то дело, которое я расследую в данный момент.
  — Ну надо же! Он расследует! Да ты знаешь, что я уже все перепроверил! И с Бертой разговаривал по этому поводу.
  — Я продолжаю настаивать, что я веду это дело. Клиентка заплатила двести долларов. Она хотела… — И я остановился.
  — Ну, ну, продолжай, — сказал Селлерс.
  Я покачал головой и сказал:
  — Я не могу злоупотреблять доверием клиента. Прежде чем сказать что-то, я должен получить разрешение на это.
  — Ты можешь помочь нам, Дональд. Я хочу поскорее выяснить ситуацию и закрыть дело.
  — Нет, Фрэнк. Не проси меня. Я уже сказал, что веду это дело.
  — Ну да! Ведь я знаю, что ты сам подцепил эту девчонку. Берта мне все рассказала. Если и дальше будешь пороть эту чушь, то потеряешь патент. Уж больно ты прыткий, любишь срезать углы. А Берта все-таки честный игрок, и я постараюсь освободить ее от такого партнера, как ты.
  — Я же сказал тебе, Фрэнк, что как раз сейчас веду дело. Оно имеет отношение к Доуверу Фултону, но никак не связано с убийством.
  — Ты обязан сотрудничать с полицией. Не забывай.
  — Послушай, Фрэнк, это самоубийство, несчастная любовь. Они оба чокнутые. Предпочли такой выход из положения… Это их личное дело. Что касается полиции, то дело закрыто. Ты знаешь это не хуже меня.
  — Но здесь есть некоторые неясности. И начальство требует, чтобы их прояснили.
  — А здесь нечего прояснять. Они мертвы. Обычное двойное самоубийство.
  — А машина? И вообще все это запутано. И я хочу распутать.
  — Если бы я рассказал тебе все, что знаю, дело не стало бы менее запутанным.
  — Кто твой клиент? На кого ты работаешь?
  Я покачал головой.
  — Подожди здесь, — сказал Селлерс.
  Я видел, как он направляется в офис. Через пять минут он вышел, на ходу складывая лист бумаги.
  Он сел в машину и сказал:
  — Ладно. Прогуляемся по другому адресу.
  На этот раз мы поехали в Сан-Роублз. Дом 6285 по Ориндж-авеню был послевоенной постройки. Его слепили из тех материалов, которые были под рукой. Такие домики обычно строят на юге. Он был опрятный снаружи. Но перед строителями, по-видимому, встала проблема стоимости одного квадратного метра, вот они и постарались сделать как можно меньше этих квадратных метров. Лет пятнадцать назад такой миниатюрный домик, наверное, сочли бы за архитектурную новинку и использовали бы как кукольный, правда, большого размера, или как агентство по продаже недвижимости. Теперь же он стоит двенадцать тысяч семьсот восемьдесят пять долларов. В нем были две спальни и ванная.
  Мы прошли через маленькую калитку. Селлерс позвонил.
  Женщина, открывшая нам дверь, плакала. Увидев нас, она попыталась взять себя в руки. Ее ожидало нелегкое будущее, и теперь она в каком-то полубессознательном состоянии старалась приспособиться к новым обстоятельствам, которые она не могла предусмотреть.
  — Знаете этого человека? — спросил Селлерс.
  Она покачала головой.
  — Извините за вторжение, — сказал Селлерс, — но мы хотим войти.
  Миссис Фултон посторонилась и открыла пошире дверь.
  — Где дети? — спросил Селлерс.
  — У соседей, — сказала она. — Здесь все время толпятся люди, и мне показалось, что лучше их увести отсюда.
  — Я с вами согласен, — сказал Селлерс. — Мы вас задержим ненадолго.
  Он уселся в удобное кресло, скрестил ноги, расстегнул куртку, сунул большие пальцы в проймы жилета и сказал:
  — Прошу без увиливаний. Вы абсолютно уверены, что никогда раньше не видели этого человека?
  Она посмотрела на меня и опять покачала головой.
  — И вы никогда не нанимали его для слежки за вашим мужем?
  — Нет, боже упаси! Конечно, нет. Мне и в голову не приходило, что что-то неладно.
  — Вы думали, что он задерживается в конторе?
  — Нет, не в конторе, а вообще работает где-то.
  — Он к вам не переменился за последние две недели?
  — Нет, что вы! Напротив. Он стал еще более внимательным. Всего несколько дней назад я думала, как мне повезло в жизни… Он сделал комплимент по поводу моей внешности и… ну… кажется, это было вчера…. Как бежит время.
  Селлерс посмотрел на меня.
  — Как у вас со страховкой? — спросил я.
  — Что за странная идея, Умник? — сказал Селлерс.
  — Ничего странного. Ты уже столько времени терзаешь бедную женщину, что я подумал, не пора ли для разнообразия сделать что-нибудь полезное.
  — Хорошо, я обдумаю это, — сказал Селлерс.
  — Всего несколько месяцев назад, — сказала миссис Фултон, — я заставила мужа застраховаться. Стоимость жизни быстро растет, и он, к сожалению, ничего не смог отложить. Поэтому я велела ему застраховаться, чтобы хоть как-то обеспечить наше будущее… если… ну… если с ним что-нибудь случится. Он оставил завещательное распоряжение на сорок тысяч долларов: на имя детей по пятнадцать тысяч долларов на каждого, чтобы в случае чего дать им возможность закончить обучение в школе, и на мое имя — десять тысяч долларов.
  — Правильно сделали, — сказал Селлерс.
  — Когда это было? — спросил я.
  — Прошлой осенью… А теперь я позвонила в страховую компанию, и мне сказали, что страховой полис считается недействительным в случае самоубийства, если не истек годичный срок со дня заключения договора. Мне вернут только первый взнос. Вот и все деньги, какие у меня есть.
  — А дом? — спросил Селлерс.
  — Мы отдали за него большой залог. Конечно, нам могли бы вернуть какую-то часть залога. Но на это уйдет время. И… мне же нужно где-то жить. И дети…
  Она запнулась и задумалась над ситуацией, в которой так неожиданно оказалась.
  — Что же мне делать? Как же мне жить сейчас? Боже мой! У меня же нет никаких доходов! Никаких! Никаких! — Ее охватила настоящая паника.
  — Не волнуйтесь, — сказал Селлерс.
  — А что, эти полисы, — спросил я, — они только по страхованию жизни?
  — Да. Они обеспечивают двойную компенсацию в случае гибели. В автомобильной катастрофе или… где-нибудь еще в таком же роде. Вы знаете, я ночами не спала — все думала, что будет со мной и с моими детьми, если вдруг… если что-нибудь… И когда он застраховался, у меня камень с души упал… А теперь… Они не хотят платить.
  — Да, это так, — сказал Селлерс, — они не выплачивают компенсацию в случае самоубийства. Если еще года не прошло со дня заключения договора.
  Наступило молчание. Затем Селлерс сказал:
  — Очень сожалею, миссис Фултон, но вам придется поехать со мной. Вам придется встретиться с одним человеком.
  — Ну что ж. Придется так придется, — сказала она. В голосе ее даже звучали нотки благодарности, словно она была рада возможности уйти из дома.
  — Вы можете оставить дом?
  — Конечно… Я его просто запру. Дети все равно у соседей.
  — Ладно, — сказал Селлерс, — собирайтесь, и поедем. — Он свирепо взглянул на меня и угрожающе сказал: — А я пока обойдусь без твоих комментариев, Умник.
  — Ну и ладно, — сказал я. — Но ты сейчас вытащишь пустой номер.
  — Без комментариев! — сказал он сердито. — Я еще пока не знаю, что я сделаю с тобой. Хорошо бы, если бы это было убийство. Тогда я бы тебя бросил в каталажку.
  Я смолчал. Селлерс был не в настроении вести дебаты.
  Миссис Фултон плеснула холодной водой в лицо, попудрилась, надела пальто и шляпу и вышла к нам.
  Селлерс отвез нас в мотель «Коузи Дэлл». Хозяйка вышла, посмотрела на миссис Фултон и покачала головой.
  — Нет? — спросил Селлерс.
  — Нет, — сказала она. — С ним была совсем другая женщина, очень маленькая, с хорошей фигурой, длинноволосая, скуластая, с большими темными глазами и пухлым ртом.
  — Вы уверены, что вас не одурачили? Ведь вы не видели, как она выходила из машины.
  — Ни в коем случае, — сказала женщина. — Эта женщина… Ну, она знает как себя вести. Она замужем, это сразу видно. А та была настороженная, ну такая, немного испуганная. Она, конечно, погуливала, но не привыкла проводить ночи в придорожных гостиницах.
  — Помнится, вы назвали ее шлюхой, — сказал Селлерс.
  — Ну ладно, пусть будет так. Но в ней было что-то неестественное, какое-то притворство. Видно было, что она чего-то боится. Я даже подумала, а не опасается ли она, что ее здесь поймают с поличным во время ночной попойки. Ну, не знаю… Что-то в ней вызывало подозрения.
  — Откуда вы знаете, что эта женщина замужем? — спросил Селлерс.
  — А я как посмотрю, так сразу и вижу. Эта женщина уже угомонилась. Она перестала думать только о себе. У нее есть дом, ребенок, возможно, даже парочка ребятишек. А вчерашняя шлюшка, сразу было видно, еще не встретила своего суженого и думала только о себе.
  — Вы что, читаете чужие мысли? — спросил Селлерс.
  — В нашем деле иначе нельзя, — ответила женщина.
  — Сколько лет ей было, на ваш взгляд?
  — Моложе этой женщины, гораздо моложе.
  — И меньше ростом?
  — Меньше.
  — И худее?
  — Гораздо худее.
  Селлерс вздохнул и завел машину.
  — Ну ладно, — сказал он устало, — дело приняло совсем другой оборот. Придется вникать во все подробности.
  Когда мы возвращались в Сан-Роублз, я небрежно спросил:
  — Как ты думаешь, Фрэнк, когда произведены выстрелы?
  — Примерно в десять пятнадцать, насколько мы смогли определить. Знаешь, как это бывает в таких случаях, — никто никогда не смотрит на часы, и потом приходится определять приблизительно. Но все-таки мне кажется, что десять пятнадцать — это самое верное время.
  — А ты всех проверил? — спросил я.
  — Угу, — сказал он устало.
  — А как насчет миссис Фултон?
  — А что миссис Фултон?
  — Ну, ты проверил ее?
  — О чем это вы? — спросила миссис Фултон.
  Селлерс недоуменно поднял бровь.
  — Я понимаю, миссис Фултон, — сказал я, — как потрясены вы были, когда узнали о смерти мужа. Когда, вы говорите, это было?
  — Около часа ночи. Приехала полиция… Они меня буквально вытащили из постели.
  — Это, конечно, тяжелое потрясение… Но ведь вы думали, что у вас есть страховка. И это, вероятно, помогло смягчить удар.
  — Да, — призналась она. — Я думала, что у меня есть страховка, пока не поговорила со страховым агентом. О какой проверке вы там говорили?
  — Он просто хочет узнать, где вы были, — сказал Селлерс, ухмыляясь. — Но он это делает окольным путем, у него такой метод.
  — Где я была? Где же мне быть — дома, конечно.
  — Кто-нибудь еще был дома, кроме вас?
  — Конечно, нет. Мужа дома не было. Я была одна с детьми.
  — А где находились дети?
  — В постели.
  — В десять пятнадцать?
  — Да.
  Селлерс взглянул на женщину, потом на меня.
  — Лэм, — сказал он, — тебе в голову иногда приходят совершенно бредовые идеи.
  — Бывает, — согласился я.
  — Простите, миссис Фултон, — сказал Селлерс, — я не хочу растравлять ваши раны, но мне необходимо занести в протокол ваши показания. Итак, вы могли незаметно выскользнуть из дома, приехать в «Коузи Дэлл», найти здесь своего мужа, устроить сцену и…
  — Какой вздор! — прервала она.
  — И эта сцена… — продолжал Селлерс, — из-за нее ваш муж убил любовницу и себя.
  — Не говорите глупостей!
  — Что-то в этом есть подозрительное.
  — Во-первых, — сказала она, — как я могла добраться туда? Ведь у меня не было машины.
  — А как вы нам докажете, что у вас ее не было? Вы сказали, что ваш муж был на работе и что он взял машину, но… Послушай, Лэм, у тебя наверняка есть какие-то улики, я уверен в этом! Итак, Доувер Фултон не брал машину. Он оставил ее дома. Жена воспользовалась этим, примчалась в «Коузи Дэлл», устроила сцену, сцена закончилась стрельбой, и она побоялась вернуться на этой машине домой. Она… И… — Селлерс постепенно умолк.
  — Ну что, выдохлись? — спросила миссис Фултон язвительно.
  — Напротив. Я только начинаю набирать темп, — сказал Селлерс. — Вы можете хоть как-то доказать, что были дома в десять пятнадцать? Хоть как-то?
  Она колебалась минуту, не больше, потом сказала:
  — Конечно, могу.
  — Тогда доказывайте.
  — Какой-то человек позвонил как раз в это время, — сказала она, — и спросил, дома ли муж. Затем он спросил про какую-то Люсиль Харт, не сестра ли она мне. Я ему сказала, что у меня нет никакой сестры. И тогда он повесил трубку. Нам только нужно найти этого человека, и…
  — Что за бред, — сказал Селлерс ехидно, — и придет же в голову такое — найти одного из четырех миллионов абонентов! И то в пределах города.
  — Мне кажется, это совсем легко. Нужно только напечатать в газетах…
  — Возможно, — прервал ее Селлерс. — А вы сами брали трубку?
  — Конечно.
  — И разговаривали с этим человеком?
  — Да.
  — И думаете, что он узнает ваш голос?
  — Он должен… должен меня узнать. В любом случае он вам скажет, что слышал женский голос. Надеюсь, это опровергнет вашу фантастическую гипотезу.
  Селлерс вел машину молча.
  — Если вы считаете, что я оставила машину в мотеле, то как же, по-вашему, я добралась домой? — спросила миссис Фултон.
  — Наверное, проголосовали, — сказал Селлерс. — Вы приехали туда, заперли машину, а потом побоялись… Минутку! Там же была визитная карточка Дональда и… Где ваш кошелек?
  — Здесь, у меня в сумке.
  — Давайте посмотрим.
  Селлерс подогнал машину к бордюру. Айрин Фултон открыла сумку и протянула ему кошелек. Он задумчиво на него посмотрел и сказал:
  — Это еще ничего не доказывает.
  — Но и вы мне ничего не доказали, — огрызнулась она. — Разве мне мало своих неприятностей? А вы мне еще добавляете!
  — Да, вы правы, — сказал Селлерс и включил скорость. Всю дорогу до Сан-Роублз он молчал. То и дело хмурился, ни разу не включил сирену и ехал так медленно, что мешал движению. Я даже побаивался, что дорожная служба может нас оштрафовать.
  Миссис Фултон тоже молчала. Она была сурова и бледна и смотрела прямо перед собой напряженным взглядом. Она думала о страховке. И это были невеселые мысли.
  Когда мы добрались до ее дома, Селлерс сказал:
  — Мне нужно осмотреть ваш дом. Покажите мне, где у вас телефон и где детская спальня.
  Они ушли, а я закурил сигарету. Селлерса не было минут десять. Когда он вышел, во рту у него торчал измочаленный огрызок сигареты.
  Он сел за руль, хлопнул дверцей и, повернувшись ко мне, сказал:
  — Черт тебя побери, Лэм! У меня бывают моменты, когда мне хочется врезать тебе как следует!
  Я посмотрел на него с невинным видом.
  — Но почему? — спросил я.
  — Черт меня побери, если я знаю почему, — сказал он сердито, — и это меня чертовски раздражает.
  Глава 7
  Селлерс включил сирену, когда мы были на полпути к городу, и стал набирать скорость.
  — Ты можешь меня подбросить в контору? — попросил я.
  — Я еще не закончил с тобой.
  — Куда же сейчас?
  — Увидишь, — сказал он и резко нажал на акселератор.
  Мы с воем промчались по воскресным улицам и лихо подкатили к гостинице «Бивербрук».
  Полицейский в штатском, дежуривший в вестибюле, поздоровался с Селлерсом кивком.
  Селлерс подошел к нему и спросил:
  — Что он делает? Он у себя в номере?
  Полицейский кивнул.
  — Один?
  — Да.
  — Звонил?
  — Да, в бюро обслуживания.
  — А сейчас что делает?
  — Напивается.
  — Прекрасно. Это мне подходит, — сказал Селлерс и, дернув головой в мою сторону, предложил: — Пошли, Лэм.
  Мы поднялись в лифте на одиннадцатый этаж. Селлерс уверенно пошел по коридору, очевидно, он здесь уже бывал; костяшками пальцев он постучал в дверь номера 1110.
  — Кто там? — раздался голос из-за двери.
  — Давайте открывайте, — сказал Селлерс нетерпеливо.
  Послышалось какое-то движение, потом дверь открылась, и на пороге появился высокий худой брюнет, широкоплечий, стройный, очень загорелый, с широко расставленными серыми глазами и узким упрямым ртом. Он был одет в элегантный костюм, который подчеркивал его красоту. И он знал об этом.
  На столе стояли бутылки. У мужчины были красные глаза, но неясно от чего: от злоупотребления спиртным или по другой причине.
  — А-а! Досточтимый сержант Селлерс! — сказал он. — Криминальная полиция собственной персоной! Входите, Селлерс. А кто это с вами?
  Селлерс не заставил себя уговаривать, ввалился в комнату, а я последовал за ним. Он ногой закрыл дверь и спросил отрывисто:
  — Знаете этого человека?
  Мужчина оглядел меня с ног до головы и покачал головой.
  — Кто это? — спросил он.
  — Дональд Лэм, детектив.
  — А что ему нужно?
  — Ему — ничего. Это мне нужно.
  — А вам что нужно?
  — Я хочу знать о нем все.
  — Спросите у кого-нибудь другого.
  — Почему вы нас не представите друг другу? — спросил я Селлерса.
  — Я Стэнвик Карлтон, — сказал мужчина.
  — А-а, — протянул я.
  Селлерс подошел к столу и уселся в самое удобное кресло.
  Я протянул Карлтону руку и сказал:
  — Рад познакомиться с вами, мистер Карлтон.
  — Как, вы сказали, вас зовут?
  — Дональд Лэм.
  Мы пожали друг другу руки.
  — Присаживайтесь к столу и выпейте чего-нибудь, Лэм. Пожалуй, я к вам присоединюсь. Все равно делать нечего. Ребята очень добры ко мне. Пожалуйста, делай что хочешь. Иди куда хочешь. Только не покидай город. Всякий раз, как я выхожу из этой проклятой гостиницы, какой-нибудь шпик обязательно следует за мной.
  — Вы просто не понимаете, как вам повезло, — сказал Селлерс.
  — Возможно, но мне бы хотелось, чтобы мне повезло гораздо меньше, если вы это называете везением.
  — Вы могли бы быть за решеткой.
  — За что?
  Селлерс растерялся и никак не мог придумать за что.
  — Я объект нездорового любопытства, — объявил Карлтон. — Я муж шлюхи. Шлюхи, запутавшейся в сетях недозволенной любовной интрижки и… убитой. Вы женаты, мистер Лэм?
  — Нет.
  — Тогда выпейте. И не женитесь никогда. Вы потеряете из-за нее голову. Посвятите ей всю жизнь. А потом выяснится, что ее убили в каком-то низкопробном мотеле. Выпейте. Бурбон? Виски с содовой? Пиво?
  — Виски с содовой.
  — А вам нельзя пить, — сказал Карлтон, обращаясь к Селлерсу. — Вы находитесь при исполнении служебных обязанностей. Как вам не повезло!
  Нетвердой рукой он взял бутылку и плеснул виски в стаканы.
  — Этот молодой человек вполне цивилизованный, — продолжал он. — Он пьет виски с содовой.
  — Вы могли нанять его, чтобы он выслеживал вашу жену, — предположил Селлерс.
  — Верно, — объявил Карлтон. — Я мог. Я мог сделать уйму всяческих вещей. И сейчас я могу сделать много чего. Я могу из простыни сделать парашют и выпрыгнуть в окошко. Хотите посмотреть?
  Селлерс не ответил.
  Карлтон усмехнулся и сказал:
  — А у вас какая корысть в этом дельце, Лэм?
  — Никакой, — сказал я. — Старая ищейка Селлерс таскает меня за собой и показывает людям. Наверное, хочет раскрыть какую-нибудь тайну.
  — Не только хочу, но и могу, — сказал Селлерс, глядя на виски голодными глазами.
  — Расслабься, Селлерс, и будь человеком! Хоть ненадолго, — сказал я. — В конце концов, нельзя же быть на посту двадцать четыре часа в сутки. А нынешнее расследование тебя совсем доконало.
  — Кто сказал «доконало»?
  — Я сказал. Перед тобой глухая стена.
  Карлтон залпом выпил виски и заплетающимся языком сказал:
  — Я не нуждаюсь в вашем сочувствии. Я хочу, чтоб меня оставили в покое. Я не знаю, за каким чертом я приехал в Калифорнию… нет, знаю… мне было грустно, я хотел увидеть свою жену… И я увидел ее… мертвую… в морге. Теперь все уже знают об этом. Прочли в газетах. Грязная, пошлая интрижка в каком-то дешевом мотеле… Боже мой! А я козел отпущения. Мне нужно устроить похороны, идти за гробом, слушать траурную музыку. Лучше бы я был…
  — Успокойтесь, — сказал я. — И потише. У маленьких детей, вон там, большие уши.
  — Ах вот как, — сказал Карлтон и, повернувшись к Селлерсу, добавил: — А я о вас совсем забыл.
  — Когда-нибудь, Лэм, — сказал Селлерс, — я разорву тебя на куски, просто чтобы посмотреть — что там у тебя тикает внутри.
  Селлерс тяжело поднялся, налил себе бурбона, потом добавил пива.
  — Молодец! — сказал Карлтон. — Все-таки в вас есть что-то человеческое.
  — За каким чертом вы приехали в Калифорнию? — спросил Селлерс.
  — Я вам уже сказал. Я хотел повидаться с женой. Мне было так одиноко.
  — Почему вы не предупредили ее, что собираетесь приехать. Она бы вас встретила.
  — Черт меня знает, — сказал Карлтон. — Просто у меня было предчувствие, что что-то неладно, что она попала в какую-то переделку. — Он посмотрел на дно стакана и произнес насмешливо: — Подсознание. Телепатия. Давно известные явления. Думал, что у нее неприятности и ей необходима помощь мужа!
  — Черт бы вас побрал! — сказал Селлерс. — Вы приехали сюда, потому что у вас было предчувствие! Вы сами признали, что подозревали Доувера Фултона. Вы начали за ним следить и обнаружили, что он не один. С ним была ваша жена. Вы последовали за ними в мотель. Потом вы ворвались в комнату, учинили скандал, сказали, что все, баста, с вас хватит, пусть теперь Фултон забирает ее себе, она вам больше не нужна… И крадучись вышли. Вашей жене вообще-то Фултон был безразличен. Ей просто хотелось пофлиртовать с кем-нибудь. А любила она только вас. Ну а немного разнообразия… Итак, она отправилась отдыхать и захотела немного поразвлечься. Она…
  Карлтон вскочил на ноги.
  — Замолчите! — закричал он. — Я не посмотрю, что вы полицейский! Я разобью этот стакан о вашу голову!
  — Попробуй. И я из тебя лепешку сделаю. Пройдусь по тебе, как паровой каток, — пригрозил Селлерс.
  Карлтон приутих.
  — Думайте, что говорите! — сказал он. — Я вам не позволю говорить в таком тоне о моей малышке.
  — Все равно, Карлтон, — сказал Селлерс примирительно. — Вы там были. Разумеется, вы там были.
  Карлтон опять взбеленился:
  — Черт бы вас побрал, сержант! Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Если бы я был там и застал ее с этим сукиным сыном, я бы его убил…
  — А потом убили свою жену, — вставил Селлерс.
  В глазах Карлтона заблестели слезы.
  — Только не малышку, — сказал он. — Я бы ее побил. Может быть, даже ногами. Поставил бы ей фонарь под глазом, а потом сказал бы: «Одевайся и поедем домой, шлюха!» А дома бы я б ее любил. Я всегда ее буду любить… А ты попридержи свой грязный язык, легавый!
  — Да ты пьян!
  — Ну да, я пьян. Ну и что?
  Селлерс встал и подошел к Карлтону вплотную. Рядом с ним Карлтон казался совсем худеньким и хрупким.
  — Не зарывайся! — сказал Селлерс. — Я тебе так могу врезать, то ты переломишься. Я тебя так могу встряхнуть, что у тебя зубы посыпятся. Я знаю, как ты себя чувствуешь, и делаю на это скидку. Но ты не напирай! Не испытывай мое терпение.
  — Он знает, как я себя чувствую! — сказал Карлтон язвительно.
  — Я хочу выяснить только одну деталь, — сказал Селлерс. — Вы нанимали этого человека?
  — Нет.
  — Вы когда-нибудь разговаривали с ним?
  — Я его никогда в жизни не видел.
  Селлерс допил свой бурбон, поставил пустой стакан на стол и сказал:
  — Пойдем, Лэм.
  — Пожалуйста, останьтесь, поговорите со мной, — сказал Карлтон, обращаясь ко мне. — Я так одинок. Не уходите.
  В глазах Селлерса мгновенно вспыхнуло подозрение.
  — Не надо, Карлтон. Этот человек пытается выяснить, кто меня нанял. Если ему покажется, что вы хотите остаться со мной наедине, он зачислит вас первым в список кандидатов.
  — Нанял вас для чего? — спросил Карлтон.
  — Для того, что хочет выяснить Селлерс.
  Карлтон отступил на шаг, прищурил глаза, пытаясь сфокусировать зрение.
  — Послушайте, — сказал он, — может быть, я просто хочу побеседовать с вами.
  Я подошел к двери, открыл ее и вышел в холл.
  — Ну и ладно, — крикнул нам вслед Карлтон, — идите к черту! Мне на вас наплевать!
  Следом за мной неуклюжей походкой вышел Селлерс и захлопнул за собой дверь.
  — У тебя дрожит подбородок, Фрэнк, — сказал я. — Разве можно так проводить воскресенье! Оставался бы дома, комиксы почитывал.
  — Воскресенье еще не кончилось, — сказал Селлерс угрюмо. — Я еще не все сделал, что наметил.
  — Что же это?
  — Узнаешь.
  Мы спустились в холл.
  Селлерс подозвал полицейского в штатском и сказал:
  — На этом поставим точку. Он спекся и пусть катится на все четыре стороны. В таком состоянии от него все равно никакой пользы.
  Полицейский кивнул.
  — Когда можно оставить пост? — спросил он.
  — Сейчас, — сказал Селлерс. — Только не забудьте написать докладную. Вы свободны.
  Полицейский заулыбался:
  — Какая удача! Ведь я пообещал жене, что отвезу ее с ребенком на пляж, и… обманул. Вместо пляжа пришлось подпирать стены.
  — Ладно, вы свободны, — сказал Селлерс и направился к полицейской машине. Я последовал за ним.
  На этот раз мы поехали на автостоянку.
  Селлерс спросил у дежурного:
  — Доувер Фултон арендует у вас место, не так ли?
  — Да. Это так.
  — Вы видели его машину вчера вечером?
  — Нет. Я ее видел днем. Какая ужасная история! Я даже представить такого не мог!
  Селлерс не обратил на его слова никакого внимания.
  — Кто взял машину? — спросил он. — Фултон?
  Дежурный покачал головой.
  — Встаньте сюда! А теперь посмотрите на этого парня. Выходи, Лэм! — сказал Селлерс.
  Я вылез из машины.
  — Видели его раньше?
  — Нет, не видел.
  — Вы давали Фултону талон на машину?
  — Мы не даем талоны постоянным съемщикам. Мы всех их знаем в лицо. У каждого есть свой бокс под номером, и каждый может приехать и уехать когда ему вздумается. Вообще-то они, как правило, запирают свои машины. А вот вчера… не знаю, запирал ее Фултон или нет. Ее взяла молодая бабенка.
  — Бабенка? — переспросил удивленный Селлерс.
  — Да. Наверное, та самая, с которой его нашли в мотеле.
  — Как она выглядела?
  — Не знаю. Я ее не разглядывал. Видел — пришла такая маленькая нарядная куколка. Шла очень уверенно, как будто знала дорогу. У нее определенно были ключи от машины… Да, да, конечно, были… Я видел, как она вошла и как возилась с дверцей, вставляя ключ. Я еще отметил про себя, что у нее есть ключи, теперь вспомнил.
  — Почему вы ей ничего не сказали?
  Дежурный усмехнулся и покачал головой:
  — Доувер Фултон — наш постоянный клиент. А с постоянными клиентами мы себе такого не позволяем. И если он послал подружку за своей машиной, то кто же осмелится подходить и задавать вопросы! Тем более что у нее были ключи!
  — А почему вы так уверены, что она не угнала машину?
  — Нет, нет, что вы! У нас такого не бывает. Я знал, что все в порядке. Тем более что в руках у нее была визитная карточка Доувера Фултона, на которой было нацарапано «Разрешаю».
  — Откуда вы знаете?
  — Она мне отдала ее, когда выезжала. Хотя я бы ее все равно не остановил.
  — Давайте посмотрим.
  — Я не помню, куда положил ее, — сказал дежурный. — Я знаю, что это была визитка Фултона… Одну минутку… Кажется, я сунул ее в ящик кассы… Да, да, я вспомнил…
  Он открыл ящик кассы, порылся там и вытащил визитную карточку Доувера Фултона, на оборотной стороне которой было написано: «Разрешаю». Без подписи.
  Селлерс посмотрел на дежурного с жалостью.
  — Это почерк Фултона?
  — Думаю, что да. Ведь это его карточка.
  — Он такие карточки раздает десятками.
  Дежурный хихикнул:
  — Посмотрели бы вы на эту куколку!
  — Рыжеволосая?
  — Я не обратил внимания на ее волосы. Возможно, на ней была шляпка. Но глаза я запомнил — огромные, темно-карие, цвета спелых фиников. Может быть, я в этот момент думал о финиках… Я еще подумал: вот Фултону повезло! Повезло, называется! Бедняга уже стоял на краю…
  — Минуточку, — сказал Селлерс. — По-моему, в мотеле с ним была другая. Вы бы узнали ее на фотографии?
  — На фотографии — не уверен, а в жизни — уверен.
  — А этот парень был с ней? — спросил Селлерс, мотнув головой в мою сторону.
  — Нет.
  — А вы видели, как она садилась в машину?
  — Да, видел. И поверьте мне, там было на что посмотреть.
  — Старый похотливый козел! — сказал Селлерс.
  — Да, это правда, — печально признал дежурный.
  — Ну и когда же вы угомонитесь?
  — В том-то и беда, что я уже угомонился. Жена, как старый изношенный башмак. За нее и цента не дадут. Фигура у нее как мешок с картошкой, но повариха она отличная. Всю получку дочиста выгребает и еще орет на меня как сумасшедшая… Черт возьми, сержант, нужна же человеку хоть какая-то отдушина! И если появляется вот такая красотка… стройная, как стрелка спидометра, тут уж я не могу удержаться и пялюсь во все глаза… Да-а… А ведь совсем недавно как лихо мы отплясывали с женой…
  — Совсем недавно, — сказал Селлерс нетерпеливо, — каких-нибудь тридцать пять лет назад.
  Дежурный наморщил лоб:
  — Нет, это было двадцать два, может, двадцать три или двадцать четыре года назад и…
  — Ладно, — сказал Селлерс, — хватит. Возвращайся в машину, Лэм.
  На обратном пути Селлерс упорно о чем-то думал. Он подвез меня к нашему офису и на прощание сказал:
  — Иди, Лэм. Продолжай свою размеренную жизнь. Но помни: я с тебя не спускаю глаз. Если вздумаешь ускользнуть, я тебя изувечу. И мне наплевать, что скажет Берта.
  Я зевнул.
  — Я так часто слышу этот вздор, что привык к нему, как к радиорекламе. Почему бы тебе не положить его на музыку, Фрэнк? Получился бы прекрасный шлягер. Публика была бы в восторге.
  Селлерс рассвирепел, хлопнул дверцей машины и умчался.
  Глава 8
  Я позвонил в дверь Бертиной квартиры. В переговорной трубке раздался ее резкий, пронзительный голос:
  — Кто там на этот раз?
  — Это я, Дональд.
  Берта проворчала что-то нечленораздельное, нажала кнопку, и дверь открылась.
  Я поднялся по лестнице на второй этаж, повернул налево и постучал в дверь.
  — Входи, открыто! — крикнула Берта.
  Я вошел.
  Берта сидела развалясь в обычном своем воскресном великолепии. На ней была просторная пижама, халат, прямые волосы зачесаны назад и за уши. Огромное кресло посредине комнаты было завалено воскресными газетами. На кофейном столике возле кресла стояли кофеварка, чашка, блюдце, молоко и сахар; огромная пепельница была доверху заполнена окурками и обгоревшими спичками. По другую сторону кресла стоял еще один столик, на нем — тостер, тарелка с хлебом, масло и тарелка с печеньем.
  Это было типичное для Берты времяпрепровождение. По воскресеньям, конечно. Время от времени она клала в электротостер кусочек хлеба, поджаривала его, намазывая маслом, наливала себе кофе из огромной электрокофеварки, в которой было никак не меньше полугаллона жидкости, добавляла много молока и сахара. И вот так она обычно сидела, пила кофе, жевала тосты, читала и, время от времени возмущенно фыркая, комментировала газетные статьи.
  Берта взглянула через плечо. Ее крошечные глазки сердито сверкали.
  — Этот чертов Фрэнк Селлерс появился сразу же после твоего звонка и устроил привал на моем крыльце. Какого черта ему надо?
  — Я дал Люсиль свою визитную карточку.
  — Я так и поняла. Боже мой, до чего ты туп! Разве тебе можно быть сыщиком?
  — Тогда мне эта мысль показалась прекрасной.
  — Многое чего кажется прекрасным, особенно если имеешь дело с девушкой.
  — Не знаю только, нарочно ли она оставила ее в машине или случайно.
  — Какое это имеет значение? — сказала Берта.
  — Имеет, — сказал я.
  — Хорошенькую репутацию ты себе заработаешь, распутничая и волочась за кем попало. Ты думаешь, что раз ты не женат, то у тебя есть козырь на руках. Боже мой! Такой умный и такой наивный!..
  Она долго меня обличала… Я терпеливо ждал, пока она закончит.
  Наконец я спросил:
  — У тебя есть что-нибудь на клуб «Кабанита»?
  — А что тебе нужно?
  — Что-нибудь порочащее, — сказал я. — Ты ведь знаешь тамошнего распорядителя, Берта?
  Это был верный ход. Берта знала их всех. В ней самой было что-то от хозяина балагана, и она знала почти всех эстрадных артистов страны из тех, что работают в ночных барах.
  — Дай подумать, — сказала Берта. — По-моему, сейчас там работает Боб Элджин.
  — Мне бы хотелось поговорить с ним.
  — Ему это не доставит удовольствия.
  — Возможно.
  Берта вздохнула и сказала:
  — Открой ящик письменного стола, достань красную записную книжку, она лежит на блоке сигарет. Заодно возьми и свежую пачку сигарет, раз ты уже там.
  Я дал ей записную книжку и сигареты.
  — А что Селлерс думает по поводу этого случая? Что это двойное самоубийство? — спросила Берта.
  — Похоже, что так, — сказал я, — только там кое-что не сходится. И это беспокоит Селлерса. Но теперь, мне кажется, он уже поставил крест на этом деле.
  — Ну и хорошо. Раз он поставил крест, значит, дело закончено.
  — Возможно.
  — К чему ты клонишь?
  — Если они договорились о самоубийстве, то почему он не попал в нее с первого раза?
  Жадный интерес разгорелся в Бертиных глазках.
  — Ты думаешь, для нас там есть работа, Дональд? — спросила она.
  — Еще не знаю.
  — Подойди сюда. Садись. Налей себе чего-нибудь. Что ты будешь пить? Кофе? Пиво? Виски с содовой? У меня здесь только кофе. А содовая в холодильнике. И возьми себе чашку…
  — Я, пожалуй, выпью чашечку кофе.
  Я взял чашку и блюдце. Берта положила мне кусочек торта.
  Пробежав глазами записную книжку, она сказала:
  — Квартирный телефон Боба Элджина: Корнуолл 6-3481. Как ты думаешь, дружок, почему он промазал первый раз?
  — Не знаю. Всего было три выстрела.
  — Третья пуля попала в чемодан?
  — Да. Это была дамская сумка. И пуля прошла как раз возле ручки. Полиция долго ее искала. Они все ломали себе голову над тем, куда же подевалась третья пуля. Потом открыли сумку и нашли ее там. Она проделала маленькое аккуратное отверстие и затерялась среди вещей.
  — Разве она не прошла насквозь?
  — Нет. Она застряла на полпути.
  — Ну и что здесь для нас интересного, дружок? Что ты думаешь на этот счет?
  — Фултон был застрахован на сорок пять тысяч долларов с двойной компенсацией. В случае самоубийства страховой полис считается недействительным. Если же он был застрелен первым, значит, самоубийства не было, и тогда страховой компании пришлось бы выплатить восемьдесят тысяч долларов.
  — Но женщина была убита выстрелом в затылок, — сказала Берта.
  — Верно.
  — Не могла же она это сделать сама!
  — Скорее всего, что нет.
  Берта разозлилась:
  — Какой ты несносный!
  — Комиссионные с восьмидесяти тысяч долларов — это довольно крупная сумма, — сказал я.
  Берта просияла:
  — Тогда займись этим делом, дружок.
  — Тебе тоже придется кое-что сделать, Берта. Повидайся с вдовой, заставь ее нанять нас.
  — А если это она его кокнула?
  — Но ведь есть еще и дети. И если мы защитим их интересы, то суд заставит опекуна выплатить нам гонорар. А опекуном у детей сейчас является мать.
  — Я ее заставлю, — сказала Берта решительно.
  — Не забывай, что на нее тоже падает подозрение. Она ведь, логически рассуждая, заинтересована в смерти мужа.
  — Пошел ты к черту, — сказала Берта сердито. — Сначала ты строишь воздушные замки, а потом выбиваешь почву из-под ног. А что тебя заставляет думать…
  — Единственное — я позвонил ей, чтобы выяснить, где ее муж. Заодно спросил и о сестре. Я, правда, не засек время, но это было уже после того, как мы вернулись в город и я наводил справки о Дэрхэме в гостинице «Вестчестер Армз». Вот как раз в это время я и позвонил ей, чтобы узнать, есть ли у нее сестра. А она сказала, что нет, никакой сестры у нее нет.
  — Ну и что?
  — А она сказала Селлерсу, что ей позвонили как раз в то время, когда в мотеле раздались выстрелы. В действительности же я звонил через час или полтора после выстрелов.
  — Какую же цель она преследовала?
  — Возможно, ей нужно алиби. А может быть, со сна не сообразила, который час.
  — Еще какие-нибудь версии?
  — Да их у меня уйма. Некоторые разделяет и сержант Селлерс. Ему, например, не нравится, что Стэнвик Карлтон, обманутый муж, приехал сюда из Колорадо, снял номер в гостинице и сразу же исчез, как раз в то время, когда в мотеле раздавались выстрелы.
  — Мне это тоже не нравится, — сказала Берта. — Хотя нет. Напротив. Мне это нравится. Ведь если было убийство, то его исчезновение можно объяснить.
  Я кивнул.
  — А почему полиция думает, что это самоубийство?
  — Потому что дверь была заперта изнутри. Тела лежали на полу. Не было никаких следов борьбы. Пистолет принадлежал Фултону и был в его руке.
  Берта нахмурилась.
  — Да, тебе придется попотеть, доказывая страховой компании теорию стоимостью в восемьдесят тысяч долларов с такими фактами в руках.
  Я кивнул.
  — Дверь была заперта изнутри? — спросила Берта.
  — Да. Хозяйке мотеля пришлось выбивать ключ из замочной скважины и открывать дверь запасным ключом. Мне кажется, там было открыто окно.
  Берта опять нахмурилась. По лицу ее пробежала тень разочарования.
  — Это невозможно состыковать, как ни старайся. Ведь дверь была заперта изнутри, и в руке был собственный пистолет.
  — Но было и три выстрела.
  — Один был промах.
  — Который?
  — Первый, наверное.
  — Женщина была убита выстрелом в затылок, — сказал я.
  — Ну?
  — Допустим, что первый раз он промахнулся. Что произошло потом?
  — Откуда мне знать, — сказала Берта. — Ты ведь пытаешься все это соединить. Ты и скажи, что было потом.
  — Если бы женщина стояла к нему спиной, она бы обязательно обернулась при звуке выстрела, чтобы узнать, что произошло, не так ли?
  Берта кивнула.
  — В этом случае, стреляя второй раз, он бы обязательно попал ей в лоб, как раз когда она обернулась и посмотрела на него.
  — Она смотрела на него какую-нибудь секунду, — сказала Берта, — увидела, что он замышляет, повернулась и бросилась бежать. Возможно, она пыталась добежать до двери. Он убил ее выстрелом в затылок.
  — Пока она бежала?
  — А почему бы и нет?
  — Если он не мог попасть в нее, когда она стояла, — сказал я, — то неужели он попал в нее, когда она бежала?
  — Возможно, она сама повернулась к нему спиной, зная, что он собирается застрелить ее. Предположим, у них был договор о самоубийстве; у нее не хватило смелости смотреть в дуло пистолета или же у него не хватило храбрости выстрелить ей в лицо.
  — Логично, — сказал я. — Тогда почему же он промахнулся в первый раз и почему стрелял так низко?
  — Что значит «так низко»?
  — Если женщина стояла, то голова ее находилась примерно в пяти футах от пола. А сумка, стоявшая на полу, высотой всего восемнадцать дюймов. И если он, стреляя ей в голову, промахнулся, то почему он попал в сумку.
  — Дошло! — обрадовалась Берта. — Дошло!
  Лицо ее смягчила улыбка, маленькие глазки быстро заморгали.
  — Дональд, — сказала она, — ты очень сообразительный, просто чертовски сообразительный… иногда. Чем я могу помочь тебе?
  — Позвони Бобу Элджину и скажи ему, что твой партнер хочет с ним поговорить. Скажи ему, что ты не останешься в долгу, если он уделит мне часок своего времени.
  — Передай мне телефон, — сказала Берта.
  Я передал ей аппарат. Она набрала номер и долго ждала, пока на другом конце провода возьмут трубку. Глазки ее лихорадочно блестели, она что-то подсчитывала в уме. Прикрыв трубку ладонью, она неожиданно сказала:
  — Мы можем на этом деле заработать четыре тысячи, дружок.
  — Как получится, — сказал я, — может быть, и больше.
  Берта самодовольно улыбнулась:
  — Теперь я знаю, что могу на тебя положиться.
  Наконец на другом конце провода взяли трубку, и Берта заговорила вкрадчивым голосом:
  — Хэлло… Хэлло… Хэлло, Боб? Боб, это Берта Кул… Конечно, Боб, я знаю, что ты работаешь допоздна… Я сама поздно встаю… Но бывает же такое время суток, когда все одновременно не спят… Послушай, Боб, у меня к тебе просьба… Будь умницей и сделай мне одолжение.
  Затем наступила небольшая пауза. Берта слушала и хмурилась.
  — Не вредничай, Боб, — перебила она, — ситуация такова: у меня есть партнер, Дональд Лэм. Он сейчас расследует одно дело, в котором замешан человек, очевидно, имеющий какие-то связи с «Кабанитой». Если бы ты мог уделить ему всего полчасика. Нет-нет, не надо одеваться, оставайся в пижаме. От тебя ничего не требуется, только поговори с ним. Да нет, этот разговор никак не повредит репутации вашего заведения. Я же тебе сказала, ему нужна небольшая услуга — просто поговорить… Хорошо. Он сейчас будет… Ты живешь там же? Спасибо большое, Боб, милый. Берта любит тебя.
  Берта положила трубку и сказала:
  — Сукин сын!
  — В чем дело? — спросил я.
  — Он еще недоволен! И это после всего, что я для него сделала.
  — Но все-таки он согласился?
  — Конечно, — сказала Берта, — но мог бы быть повежливей.
  — Какой у него адрес?
  Берта взяла листок бумаги, нацарапала на нем адрес и сказала:
  — Он живет в квартире 825, в одном из тех домов, где докладывают о посетителях. Отдельный коммутатор и прочая ерунда. Ну ничего… подождем, когда Бобу что-нибудь от меня потребуется.
  — Может быть, он недоволен тем, что ты разбудила его.
  — Он и попытался мне это внушить. Каков наглец! Представляешь, дружок, не боится вводить в заблуждение Берту Кул!
  — Может быть, он собирался досыпать.
  — Ну уж нет. Нечего ему спать так долго! Я и так слишком много для него сделала.
  — Что же ты для него сделала, Берта? Эта информация может мне помочь.
  — Однажды я помогла ему уйти от правосудия. И, поверь мне, это было не так просто. Я чуть было не потеряла патент из-за него. Но это тебя уже не касается. Лучше тебе этого не знать. Но ты на него можешь давить, дружок.
  — Ладно. А ты тут кое-что сделай, пока меня не будет.
  — Что?
  — Полиция намерена закрыть это дело. Со всех снимаются подозрения… Мне нужна сумка Минервы Карлтон, в которой находится пуля. Ты должна уговорить Стэнвика Карлтона, чтобы он, как муж погибшей, потребовал у властей возвращения ее вещей. Когда он получит эту сумку, уговори его отдать ее тебе на экспертизу.
  — Какую экспертизу?
  — Нужно проследить траекторию полета пули.
  — Ага, поняла.
  — Стэнвик Карлтон — очень большой и очень сильный человек. Однако он думает, что он гораздо сильнее, чем он есть на самом деле. Мне кажется, что он захочет поплакать у кого-нибудь на плече.
  — Хорошо, — сказала Берта, — тогда я прижму его к груди, и пусть рыдает вволю.
  — Будь ему матерью, Берта. Ты ведь не против сыграть мамочку? А, Берта?
  — За деньги я хоть бабушку сыграю.
  Глава 9
  Многоквартирный дом был построен с таким расчетом, чтобы угодить публике, желающей произвести впечатление. Фасад выглядел прекрасно. В нарядном холле стоял пульт управления и коммутатор. Важного вида клерк управлялся с обоими. Там был даже лифтер, одетый в голубую ливрею с золотыми галунами. На воротнике и рукавах ливреи был вышит герб многоквартирного дома.
  Клерк пристально на меня посмотрел.
  — Мне нужен мистер Элджин, — сказал я.
  — Роберт Элджин?
  — Да.
  — Он ждет вас?
  — Да.
  — Назовите ваше имя, пожалуйста.
  — Лэм.
  Клерк повернулся к коммутатору, вставил штекер в гнездо розетки, подождал, пока загорится свет, и сказал:
  — К вам какой-то мистер Лэм. Он говорит, что вы его ждете… Спасибо.
  Он вытащил штекер, снял наушники и сказал:
  — Можете подняться, квартира 825.
  Лифтер поднял меня наверх, остановил лифт и показал мне квартиру Элджина.
  Дом, как я и предполагал, был шикарным только снаружи. Внутри же он был нарезан на маленькие квартирки.
  Боб Элджин стоял на пороге, на нем был халат, пижама и выражение крайней усталости на лице. Мне кажется, в жизни своей я не видел человека, который выглядел бы таким уставшим, это было не утомление, а именно усталость, абсолютная усталость от себя, от жизни, от работы, от окружения.
  К нижней губе его прилипла сигарета, и было такое впечатление, что мышцы рта не в состоянии ее удержать, — она свободно свисала, еще больше подчеркивая усталость его черт.
  — Вы Лэм? — спросил он.
  — Да.
  Я протянул ему руку. Он вяло пожал ее.
  — Партнер Берты Кул?
  — Да.
  — Входите.
  Я вошел. Квартира состояла из двух комнат. В гостиной стояли диван, два кресла и стол, на полу лежал сильно потертый ковер, на окнах — ветхие тюлевые занавеси и на стенах — несколько картин. В приоткрытую дверь видна была спальня, а из нее — дверь в ванную.
  В углу гостиной стояли маленький столик, холодильник и маленькая электроплитка. Над ними на стене — несколько полок.
  В раковине было несколько грязных тарелок. На столе стояли два стакана. На дне стаканов было примерно по полдюйма воды — очевидно, за ночь растаяли кубики льда. Пепельницы были переполнены окурками, и, несмотря на открытое окно, в комнате стоял стойкий запах табака и спиртного. На столе лежал номер «Вэрайэти» и еще один — на диване. На диване же стопкой лежали воскресные газеты. По-видимому, Элджин собрался их прочитать сразу же после разговора с Бертой Кул, но потом почему-то раздумал.
  Он был выбрит и причесан. Черные блестящие волосы зачесаны назад.
  — Садитесь, — сказал он. — Чувствуйте себя как дома. У меня здесь беспорядок. Вчера вечером я немного выпил.
  Я кивнул и сел.
  Ему было на вид лет пятьдесят. Впалые щеки, широкие скулы, широко расставленные черные глаза. У него была привычка вскидывать голову и смотреть на собеседника из-под полуприкрытых век. Это придавало ему особое выражение безразличия.
  — Вы, наверное, работаете допоздна, — сказал я.
  — Я возвращаюсь домой под утро. — В голосе его была безнадежная усталость.
  — Я слышал, вы разыгрываете целые спектакли в «Кабаните», — сказал я.
  На лице его появилась гримаса отвращения. Он глубоко затянулся, пустил две струйки дыма через ноздри и сказал:
  — Обыкновенная работа.
  — Помещение принадлежит вам?
  — Нет. Я его арендую.
  — У вас здесь стабильная работа?
  — У меня здесь стабильный бизнес. А что, хотите купить этот притон?
  — Нет. Мне просто интересно, как он работает.
  — Мы видим одни и те же лица, — сказал Элджин, — в таком месте, как это, приходится много работать, чтобы создать ему популярность. У меня, например, есть такой номер: я рассказываю двусмысленный анекдот… Говорю очень быстро, не жду, пока публика поймет и начнет смеяться. Закончив, я сам начинаю хихикать. Потом делаю паузу и с удивлением смотрю на молчащую публику… Зал ложится…
  — Особенно женщины? — спросил я.
  — …ну просто покатывается со смеху…
  — Но первой всегда смеется женщина?
  — Да, — согласился он, — женщины очень падки на все эти двусмысленности, скороговорки. Обычно какая-нибудь вдовица, которая давно уже знает ответы на все вопросы, вдруг начинает хихикать как ненормальная. Я останавливаюсь и смотрю на нее с удивлением… За это время и до остальных доходит, и они начинают хохотать.
  А если анекдот совсем непристойный, то всегда найдется какой-нибудь шумный малый, который загогочет первым. Я не обращаю на него никакого внимания, продолжаю рассказывать как ни в чем не бывало и останавливаюсь только тогда, когда начинается общий хохот… Нужно только правильно рассчитать время. В этом-то и состоит вся работа. Главное — не делать длинных пауз, чтобы публика не могла опомниться. Длинная пауза может вызвать шок. Нужно говорить не переставая…
  — И тогда они попадаются на удочку?
  — Я же вам говорю: они заглатывают крючок моментально. Если вы говорите женщине что-нибудь рискованное наедине, вы тут же получаете оплеуху. А здесь, на глазах у всего зала, она хохочет над непристойными шутками, которые… Какого черта вам от меня нужно?
  — Я хотел узнать кое-что об одной женщине.
  — О боже!
  — В чем дело?
  — Поднять меня в такую рань из-за женщины. Я могу назвать вам не менее пяти сотен женщин. И еще дать номера их телефонов.
  — У вас много знакомых?
  — Я знаю каждую шлюху в городе.
  — Ну, она, может быть, и не шлюха. Но недавно была в вашем клубе.
  — Как она выглядит?
  — Она очень маленького роста, но прекрасно сложена, светлые волосы, широкие скулы, пухлый рот, карие глаза, во взгляде что-то детское и…
  Он сделал движение рукой, ленивое вращательное движение кистью, напоминающее плывущего тюленя, вяло перебирающего ластами.
  — Знаете такую? — спросил я.
  — Да я знаю сотни таких. Они все похожи друг на друга. Вы же описываете типаж, а не индивидуальность.
  — Но у этой — как раз есть индивидуальность.
  — К нам приходят сотни таких. Ничем не могу помочь. Придется вам самому посетить наш притон.
  — Но эта — зажигательная девочка, и, уверяю вас, у нее есть индивидуальность!
  — Вы знаете, как ее зовут?
  — Люсиль Харт, так она назвала себя.
  — Не знаю такую.
  — Я думаю, что имя, наверное, ее, а вот фамилия, возможно, и не ее.
  — Минутку, — сказал он, — мне нужно подумать.
  Он еще раз затянулся сигаретой, потом погасил ее пальцами и бросил окурок в пепельницу, которая и так была переполнена. Я заметил в пепельнице окурки со следами помады.
  — Люсиль, — сказал он почти мечтательно и уставился на выгоревший ковер, потом вскинул голову и посмотрел на меня из-под полуприкрытых век. — Зачем она вам? — спросил он.
  — Мне нужно найти ее.
  — Это я понял, — сказал он сухо. — А интерес у вас личный или профессиональный?
  — И то и другое.
  — Расскажите сначала о личном.
  — Она увезла меня в мотель, потом удрала, оставив с носом.
  Элджин зевнул. В комнате стояла тишина. Жужжала муха, лениво описывая круги в поисках солнечного света. Элджин потянулся за сигаретой.
  — Хотите закурить?
  — Нет. Спасибо.
  — А в чем профессиональный интерес?
  — Это еще не точно. Но, возможно, она замешана в деле, которое я расследую.
  — Какого рода дело?
  — Самоубийство. Любовное свидание в мотеле. Наверное, читали? — сказал я, указывая на стопку газет.
  — Никогда не читаю подобной чепухи, — сказал Элджин. — Международные новости, спорт, особенно скачки, — это другое дело. Отчеты о лошадиных скачках бывают необычайно остроумные.
  — Вы не читаете комиксов? — спросил я.
  — Боже мой! О чем вы говорите! До комиксов ли вам, если вы сами по три раза в день, семь дней в неделю разыгрываете комедию! Если какой-нибудь парень пытается рассмешить читателей забавными картинками, я ему очень сочувствую. Он вынужден смешить. Это его бизнес. Так же, как и я вынужден смешить. Это мой бизнес. Что еще вы хотите узнать?
  — Допустим, что Люсиль околачивается в вашем заведении. Как мне ее найти?
  — Очень просто. Околачивайтесь и вы в нашем притоне. На вашем месте я не стал бы задавать такие вопросы.
  — Вот коробок спичек из клуба «Кабанита». Это последний образец? — спросил я.
  — Именно так.
  — Внутри пачки сигарет, купленной в вашем клубе вместе со спичками, найден клочок плотной бумаги, на оборотной стороне которого написано: «Мотель „Коузи Дэлл“».
  Я показал ему этот клочок. Боб Элджин осмотрел его со всех сторон.
  — Теперь посмотрите на лицевую сторону еще раз. Не кажется ли вам, что эта бумага тоже из вашего заведения?
  — Думаю, что да.
  — Посмотрите. С той стороны, где оторвано, остались слова «минимальная плата 5 долларов с человека». А в другом углу: «А-ля Кабанита, фирменное блюдо». Очень смахивает на обрывок меню, — сказал я.
  — Да, это так.
  — Есть какие-нибудь идеи?
  — Нет.
  — Вы не очень-то хотите помочь.
  — Вы сидите в моей квартире. Я с вами разговариваю… Отвечаю на ваши вопросы… Что вам еще нужно? Эта ваша Люсиль… Возможно, она наша постоянная посетительница, а может быть, и случайная. Я очень сожалею, но больше ничем помочь не могу. И не потому, что не узнал ее по описанию. Я ее сразу узнал. И я вам уже говорил: таких, как она, сотни.
  — Откуда же они все берутся?
  Он пожал плечами:
  — Откуда берется пыль, когда дует ветер? — И вдруг без всякой связи с предыдущим спросил: — У кого из ваших знакомых по-настоящему красивые жены?
  — Какое это имеет отношение к разговору?
  — Красивая женщина не хочет гробить себя домашней работой. Ее не вдохновляет ни штопка носков, ни стирка, ни мытье полов. Она знает: этим можно погубить красоту. А ее очень трудно сохранить, ибо есть предел всему. Поэтому она научилась жить ради своей красоты. Наиболее удачливые становятся киноактрисами или соломенными вдовами состоятельных людей. Все они зависят либо от счастливого случая, либо от содержания, выплачиваемого мужьями. Менее удачливые пытаются урвать алименты. Их часто обманывают. А ведь надо жить на что-то. У них железная самодисциплина, особенно если это касается диеты. Они часто околачиваются в ночных клубах, появляясь то с одним кавалером, то с другим, а то и вовсе без сопровождения. Вы, конечно, знаете этот тип: легкая походка, пухлый рот, кошачьи движения, готовая улыбка и внимательные глаза. Ненавижу этих сук.
  Дверь спальни отворилась, и в комнату легкой походкой вошла привлекательная блондинка. На ней были хорошо сшитые зеленовато-голубые брюки, блуза с очень глубоким, до пояса, вырезом и открытые сандалии.
  Брюки тесно облегали бедра, и малейшее движение подчеркивало соблазнительные формы.
  — В чем дело? Что здесь происходит? — спросила она.
  Боб Элджин поклонился.
  — Дорогая, разреши представить тебе мистера Лэма. Мистер Лэм — частный детектив. — Потом он повернулся ко мне и сказал: — Моя жена, мистер Лэм.
  Она оглядела меня оценивающим взглядом, сначала с головы до ног, потом с ног до головы. Ее пухлый ротик растянулся в улыбке, и она подала мне руку.
  — Рада познакомиться с вами, — сказала она.
  Я обратил внимание на ее левую руку. На ней не было обручального кольца.
  — Дорогой, — сказала она, раскатывая букву «р», — разве мы не будем пить кофе?
  — Конечно, будем, дорогая. Я сейчас приготовлю.
  Он прошел в угол комнаты, налил воды в кофеварку, насыпал кофе и включил электроплитку.
  — Давно надо было это сделать, — сказала она.
  — Да, дорогая.
  Она опять принялась рассматривать меня своими холодными серыми глазами. Взгляд ее был откровенно бесстыден.
  Она вытащила из пачки сигарету, осторожно постучала ею по ручке кресла, потом взяла ее пухлыми губами и, вскинув голову, стала ждать, пока я ей дам прикурить.
  Я пересек комнату, чиркнул спичкой и поднес ее к кончику сигареты. Она протянула руку, чтобы прикрыть ладонью горящую спичку, и держала ее так дольше, чем нужно. Я наклонился, чтобы задуть пламя. Наши взгляды встретились.
  — Спасибо, — сказала она хрипло.
  Я вернулся к дивану и сел. В углу возился Боб Элджин. Я видел его спину и слышал дребезжание посуды. Он повернулся и спросил:
  — Хотите кофе, Лэм?
  — Нет. Спасибо. Я сегодня целый день пью кофе.
  — Кого вы разыскиваете, мистер Лэм? — спросила блондинка.
  — Пытался получить информацию о прелестной блондинке.
  — Но таких очень много.
  — Она очень маленького роста, хорошо сложена, темноглаза, скуласта, рост — не более пяти футов, и ее зовут Люсиль.
  Я видел, как она напряглась. Несколько секунд она молчала, потом, повернувшись в сторону Боба, спросила:
  — Мы знаем ее, Боб?
  — Нет, — ответил Элджин.
  — К сожалению, ничем не можем помочь.
  — Тогда, может быть, вы знаете мужчину лет тридцати пяти, прямой, длинный нос, правильные черты лица, темные волосы, серые глаза, рост — пять футов одиннадцать дюймов, вес — сто девяносто пять фунтов, носит двубортный костюм, курит сигареты, пользуется длинным резным мундштуком из слоновой кости.
  Из угла послышался звон посуды.
  — Что это? — спросила блондинка.
  — Извини, дорогая. Это чашка.
  — Боб, у тебя дрожат руки. Ты слишком много выпил вчера.
  Послышался шум воды.
  — А сейчас что ты делаешь?
  — Мою чашку. Я разбил последнюю чистую чашку.
  Она повернулась ко мне и улыбнулась устало.
  — Этого человека, возможно, зовут Том, — сказал я.
  — Сожалею, но мы ничем не можем вам помочь.
  Когда Элджин вернулся к столу, я взял воскресную газету, лежавшую на диване, нашел раздел, где было напечатано сообщение о загадочном самоубийстве в мотеле «Коузи Дэлл», и показал им фотографии. Фотографии были сделаны отлично.
  — Знаете этих людей? — спросил я.
  Блондинка вскрикнула от неожиданности.
  — Боб, да ведь это та самая девушка, которая не хотела, чтобы ее фотографировали! Помнишь, на прошлой неделе?
  Элджин так сильно толкнул ее локтем, что у нее голова дернулась.
  — Какая девушка? — спросил он.
  Блондинка сказала неуверенно:
  — Ну, помнишь, мы гуляли в парке и видели ее там… Нет, это не она. Мне показалось. Сначала я подумала, что это она… Нет, нет. Это не она.
  — Видели их когда-нибудь в «Кабаните»? — спросил я, указывая на снимки.
  — Только не в «Кабаните», — сказала она поспешно. — Я их нигде не видела. Мне показалось… глаза похожи. Мы гуляли в парке. А она сидела на скамейке. И кто-то хотел ее сфотографировать. А она возражала.
  — Эта девушка?
  — Нет. Я уверена, что это не она. Мне просто показалось.
  — Вы проводите много времени в «Кабаните»? — спросил я.
  Она кивнула и посмотрела на Боба Элджина.
  Боб Элджин сказал:
  — Моя жена выступает в нашей программе. Она танцует арабский танец. У нее один номер, остальное время она проводит в зале, общается с людьми и вообще помогает мне развлекать публику.
  — Понятно, — сказал я.
  — Что еще? — спросил Элджин.
  — Ничего, — сказал я. — Вы очень помогли мне. Я думаю, что Берта по достоинству оценит вашу помощь.
  Блондинка пожала мне руку.
  — Оставайтесь, — пригласила она, — попьем кофейку.
  — Нет, спасибо. Мне нужно отдохнуть. Я уже сегодня наработался.
  — Да, очень смахивает на это, — сказал Элджин. Он читал сообщение о двойном самоубийстве.
  — Что, Боб? — спросила блондинка с вялым интересом.
  — Да вот это убийство — самоубийство в мотеле.
  — Боже мой, — протяжно сказала она, — и зачем это мужчины их убивают?
  — Потому что любят, — сказал Элджин.
  — Ну ладно, мне пора, — сказал я.
  — Рада была познакомиться с вами, — сказала блондинка. — Приходите в наш клуб как-нибудь, мистер Лэм. Посмотрите мой танец.
  — Спасибо. Приду.
  Боб Элджин проводил меня до двери. Я протянул ему руку. Блондинка смотрела на меня бесстыдными глазами из-за плеча Боба.
  Я спустился вниз и подошел к клерку.
  — У вас есть свободные квартиры? — спросил я.
  — Ни одной, — сказал он, стараясь изо всех сил быть вежливым.
  Я вытащил бумажник и начал небрежно считать деньги.
  — Ни одной? — переспросил я.
  Он жадно смотрел на деньги.
  — Ни одной. Черт, я очень сожалею.
  Продолжая пересчитывать деньги, я сказал:
  — Если бы я мог получить предварительные сведения о том, что освобождается квартира, я…
  — Одну минуту, — сказал он.
  Он подошел к коммутатору. Я видел, что звонят из квартиры Боба Элджина.
  — Одну минуту, — сказал он Бобу, — повторите, пожалуйста, номер. Хорошо, я запомнил: Вэйверли 9-8765. — Он записал номер телефона, потом набрал его и через некоторое время сказал: — Соединяю. — Потом вернулся ко мне.
  — Я бы рад вам помочь, — сказал он, — может быть, позднее что-нибудь будет.
  — Позднее — это уже не помощь. Я сейчас в затруднительном положении.
  Его рот наполнился слюной, когда он увидел в моей руке крупный банкнот:
  — Я… о черт… пока ничего не знаю. Мне нужно связаться с друзьями и…
  — Вообще-то у меня есть еще один адрес, — сказал я, пряча деньги в карман. — Думаю, что там мне не откажут, но ваш дом мне нравится гораздо больше. Здесь очень уютно.
  — Стараемся, — сказал клерк.
  Я болтал с ним до тех пор, пока Элджин не закончил разговор. Так как звонков больше не было, я ушел.
  Глава 10
  Было уже начало десятого, когда я нашел девушку, работавшую фотографом в «Кабаните». Ее звали Бесси, и она жила в трейлере. Вообще-то она обслуживала несколько ночных заведений, переезжая из одного в другое на трейлере, который заодно служил и темной комнатой для проявления фотографий. В данный момент он стоял возле «Красного петуха», придорожной забегаловки, примерно в трех милях от «Кабаниты». Забегаловка стояла на отшибе, и поэтому здесь проходило то, что в другом месте ни за что не прошло бы.
  Я вошел в помещение и огляделся. Девушка с фотокамерой сразу же бросилась в глаза: она вся состояла из ног, белозубых улыбок, любезности и изящных линий.
  Был воскресный вечер, и заведение это, расположенное на окраине города в фабричном районе, было довольно пустынно. Но все-таки у фотографа было четыре заказа. Я видел, как она, закончив работу, взяла в гардеробе плащ, накинула его на плечи и направилась к трейлеру. Я бросился за ней.
  — Не продадите ли несколько фотографий? — спросил я.
  Она искоса взглянула на меня:
  — Обнаженные женщины?
  — Клиенты.
  — Конечно, продам.
  — На прошлой неделе у вас была небольшая неприятность в клубе «Кабанита». Одна парочка не хотела фотографироваться. Помните?
  — Кто вы? — спросила она.
  — Меня зовут Плачу Наличными. Родители при крещении дали мне имя Е. Pluribus Unum, Один из Многих, но народ предпочитает называть меня Плачу Наличными. А мое прозвище — Длинный Зеленый.
  Она посмотрела на меня, улыбнулась и сказала:
  — Были неприятности только из-за одной фотографии. Я занята сейчас. Когда увидимся?
  — Сейчас.
  — Мне нужно проявить пленку, — сказала она.
  — Я могу вам помочь.
  — Я знаю, — сказала она, — многие хотят войти со мной в темную комнату. А в темноте они обычно…
  — Я не буду, — сказал я.
  — Ну ладно, пошли, — сказала она. — Посмотрим, что из этого выйдет.
  Она отперла дверцу трейлера. Я вошел следом за ней. Она опять заперла дверь и нажала кнопку. Трейлер почти тотчас же тронулся с места.
  — Мой партнер очень плавно водит машину, поэтому я смогу проявить пленки еще до того, как мы подъедем к следующему месту. Такая работа, ничего не поделаешь. Приходится спешить.
  Она включила электрический таймер со светящимся циферблатом, выключила все лампочки, и мы оказались почти в полной темноте, если не считать слабый свет красной лампочки в дальнем конце трейлера.
  Через несколько секунд мои глаза привыкли к тусклому свету красной лампочки, и я стал различать размытые контуры ее фигуры и быстрые движения рук.
  — Да, здорово вам приходится крутиться, — сказал я.
  — Да, но я справляюсь, — сказала она. — Я кладу пленку в проявитель, и как только таймер…
  Ее прервал звонок таймера, который тоже внес свою лепту в разговор. Она вытащила контейнер из одного бачка и опустила в другой.
  — У нас есть две минуты, — сказала она, — поэтому я их помещу в химический раствор, чтобы избавиться от фиксажа, затем промою в растворе спирта, высушу, и, пока я снимаю в другом месте, мой партнер напечатает снимки.
  — Скажите мне, что произошло в прошлую субботу?
  — Время от времени с нами случается такое. Не знаю почему. Обычно я никогда не снимаю, пока не удостоверюсь, что фотографию купят. На этот раз я была совершенно уверена… и попалась на удочку.
  — А что случилось?
  — Эта пара сидела за отдельным столиком. Они что-то ели и тихо беседовали. Так обычно ведут себя люди, женатые не первый год. Как правило, я на таких внимания не обращаю. Это не мои клиенты. Я зарабатываю на приезжих и гуляках, желающих сняться на память с какой-нибудь красоткой, чтобы потом показывать фотографию своим дружкам. Иногда семья захочет сфотографироваться…
  — Продолжайте.
  — Меня попросили, чтобы я сфотографировала этих людей. Одна женщина… Она тоже сидела за одним из столиков… Так я подумала сначала. Конечно, я была неосторожна… Я ей объяснила, что мы принимаем заказ не меньше чем на четыре снимка, а каждый снимок стоит доллар. Она сказала, что ее это вполне устраивает и что эти люди празднуют годовщину свадьбы и ей хотелось бы сделать им сюрприз и подарить фотографии. Она пообещала, что за все заплатит.
  — Ну и что же произошло?
  — Я подошла к столу, улыбнулась и подождала, пока они обратят на меня внимание. Когда они подняли головы, я тут же щелкнула их. Дважды. Мужчина захотел узнать, зачем я это сделала. Я ему объяснила, что его ждет подарок и что он ему ничего не будет стоить. Женщина ужасно разволновалась, а мужчина просто рассвирепел и сказал, что он мне не заказывал никакой фотографии. А я сказала, что мне об этом хорошо известно и что его друг хочет преподнести ему сюрприз… Так, слово за слово… а кончилось тем, что он потребовал управляющего.
  — А кто там управляющий?
  — Боб Элджин. Он и конферансье, и управляющий. Он подошел, и началось небольшое совещание. Правда, довольно шумное. Я сказала, что произошла ошибка, я готова вернуть негатив, и он может его порвать.
  — И вы вернули?
  — Нет, конечно. У меня был заказ на четыре доллара. И я не собиралась от него отказываться.
  — Что же вы сделали?
  — Отдала им второй негатив. Вынула фотопленку из фотокассеты и передала Бобу, а Боб передал женщине и спросил ее, удовлетворена ли она. Она сказала, что да. Вот и все, что касается этих людей.
  — А что касается вас?
  — Я нашла свою заказчицу и сказала, что цена поднимается до десяти долларов за штуку. Она сказала — это слишком высокая цена — и предложила двадцать пять долларов за все. Я поняла, что больше мне не сорвать, и согласилась. Я сказала, что пошлю их по почте. И в тот вечер не решилась…
  — А негатив?
  — Одну минутку, — сказала она, — я положу пленку в воду.
  Она перенесла контейнер, и я услышал шум льющейся воды. Потом она сняла крышку с другого бачка, и я уловил запах спирта. Она подержала их в бачке минуту, потом вытащила и повесила на штативы для просушки.
  Она сказала:
  — Я могла бы сделать четыре снимка за двадцать пять долларов.
  — Когда?
  — Сейчас. Я их проявлю, а мой партнер напечатает снимки.
  Трейлер остановился, очевидно, перед светофором. Она зажгла свет, взяла книжечку с большим количеством цифр, перелистала ее, нашла нужный номер, открыла один из ящичков маленькой картотеки и вытащила оттуда конверт с негативом.
  Я вытащил две десятки и пятерку из бумажника и протянул ей.
  — Когда я могу получить снимки?
  — Как только я закончу работу в этом клубе. Хотите пойти со мной и посмотреть, как я работаю?
  — Нет, спасибо, я, пожалуй, останусь здесь и посмотрю, как печатает ваш партнер. Вы можете рассказать мне что-нибудь о вашем заказчике?
  — Красивая блондинка, хорошая фигура, очень маленького роста.
  Трейлер опять тронулся с места, проехал минут пять по шоссе, потом свернул на подъездную дорогу и остановился.
  — Здесь я должна выйти. Так вы отказываетесь пойти со мной?
  — Я лучше подожду здесь.
  Она взяла фотокамеру и набор фотовспышек, поправила чулки и короткую юбочку и спросила:
  — Как я выгляжу?
  — Шикарно, — сказал я.
  — Спасибо.
  — А кто за рулем? — спросил я.
  — Мой партнер.
  — Дружок?
  — Не говорите глупостей. Она девушка. Не очень красивая, но зато хороший фотограф и прекрасный водитель. Мужчина претендовал бы на главные роли как в бизнесе, так и в личной жизни… А мы прекрасно ладим. И заработок, и расходы мы делим поровну.
  Я услышал шаги снаружи. Кто-то дернул ручку.
  — Элси, я сейчас выхожу, — сказала Бесси и отперла дверь.
  Элси взглянула на меня сердито и недоброжелательно. У нее было угловатое, бледное лицо с твердым решительным ртом и немигающими серо-стальными глазами.
  — Не беспокойся, Элси. Этот человек здесь по делу. Ему нужна пленка сорок пять тысяч двести двадцать восемь, четыре снимка, двадцать пять долларов.
  — Хорошо, — сказала Элси, — мы делаем деньги на этом негативе. Я надеюсь, ты не собираешься его выбросить. А то я его возьму себе.
  — Не говори глупостей.
  — Когда я могу получить свои четыре снимка? — спросил я.
  — Сейчас же, — сказала Элси.
  — Там еще четыре негатива, которые нужно отпечатать.
  — Ладно, Бесси. Я напечатаю.
  Бесси окинула меня быстрым взглядом, повернулась и вошла в круг сияющих огней.
  Элси закатала рукава и принялась за работу. Она включила увеличитель, вставила в него пять негативов, приготовила фотобумагу, навела резкость и начала быстро печатать снимки, складывая их стопкой.
  — Смыслите что-нибудь в фотографии? — спросила она.
  — Немного.
  — Делали когда-нибудь такую работу?
  — Вы имеете в виду проявление и печатание?
  — Да.
  — Угу.
  — Тогда кладите эту бумагу в проявитель. Он действует очень быстро. Не надо засекать время. Просто наблюдайте. Как только появится изображение, промойте снимки в чистой воде и положите в закрепитель. И не забывайте, что проявитель концентрированный и действует очень быстро.
  Я начал помогать ей. Она наблюдала за моей работой опытным глазом, время от времени проверяя, правильно ли я делаю. Когда она убедилась, что я все делаю правильно, она перестала обращать на меня внимание и занялась печатанием.
  К тому времени, как она закончила печатание снимков, я тоже закончил свою работу. И пока я просматривал последние отпечатки, Элси вынимала первые из закрепителя, промывала их, вывешивала для просушки.
  — Какие здесь мои? — спросил я.
  — Здесь их несколько. Сначала заплатите двадцать пять долларов.
  — Я уже заплатил вашей партнерше.
  — Она мне ничего не сказала.
  — Скажет, когда вернется.
  — Ладно, тогда вам придется подождать.
  — Хорошо, — сказал я.
  Когда снимки высохли, она вынула из большой картонной коробки паспарту, вставила туда фотографии и включила свет.
  Я огляделся. В трейлере было аккуратно прибрано. Впереди была маленькая кухонька, а в глубине две кровати. Это был большой трейлер, но все в нем было удивительно компактно.
  — Я так понимаю, что вы живете здесь постоянно?
  — Конечно. А почему бы и нет? Зачем нам перевозить вещи с квартиры на квартиру, если у нас уже есть квартира на колесах.
  — Вы, наверное, арендуете место на трейлерной стоянке?
  — Совершенно верно. Только это не трейлерная стоянка, а частная усадьба. Мы туда приезжаем, останавливаемся под деревом, подключаемся к электричеству, спим до полудня, потом завтракаем. Второй раз мы едим в семь тридцать вечера, потом начинаем работать и заканчиваем обычно около трех часов ночи.
  — Похоже, у вас выгодный бизнес, — сказал я.
  — Чужой бизнес всегда кажется выгодным, — сказала она сухо. — Читали вечерние газеты?
  — Нет.
  — Можете взглянуть. Все равно придется ждать Бесси.
  — Давайте посмотрим снимки.
  — Не вздумайте брать их. Я ведь не знаю, заплатили ли вы двадцать пять долларов, — сказала Элси.
  — Да я и не собираюсь их брать. Просто хочу взглянуть.
  Фотографии были мутноватыми, но если учесть обстоятельства, при которых они делались, — это была очень хорошая работа. На одном из снимков была изображена рыжеволосая, лежащая теперь в морге, на другом — Том Дэрхэм.
  Бесси вернулась минут через двадцать.
  — Есть работенка для тебя, Элси! — сказала она. — Я начну, а ты закончишь. Здесь девять негативов.
  — Ты хочешь сказать — девять отдельных кадров?
  — Да.
  — Черт возьми! — сказала Элси тоном, в котором чувствовалось благоговейное уважение. — Да ведь сегодня же воскресенье. Когда же мы все это сделаем?
  — Я с ними немного пошутила, подняла настроение, вот они и захотели сфотографироваться на память, — сказала Бесси. — Ты отдала этому человеку фотографии?
  — А он отдал тебе двадцать пять долларов?
  — Да.
  — Ладно, — сказала Элси, вручая мне снимки. — Получите.
  — А как насчет тех четырех снимков, которые вы сделали? — спросил я. — Кому вы их отправили?
  — Тому, кто их заказал, конечно, — сказала Бесси.
  — Вы имеете в виду Люсиль?
  — Да… А что, вы ее знаете?
  — Угу.
  — Ну и что же вам нужно?
  — Вы случайно не знаете ее адрес?
  — А у вас случайно нет еще двадцати пяти долларов?
  — Вы, я вижу, своего не упустите.
  — А кто упустит? — спросила Бесси.
  — Ну, так скажете?
  Она усмехнулась:
  — Вообще-то клиенты всегда дают мне доллар на чай, так что я получаю пять долларов за четыре снимка, а некоторые, особо щедрые, добавляют еще пятьдесят центов, рассчитывая за эти деньги завладеть и мной заодно.
  — Мне, кроме адреса, ничего не нужно.
  — Дай ему адрес, Элси.
  Элси протянула руку.
  Я положил в нее опять две десятки и пятерку, внутренне содрогаясь при одной мысли о том, что будет с Бертой, когда она узнает о моих расходах.
  Элси раскрыла книжку и прочла адрес: «Люсиль Холлистер, 1925, Моно-Драйв, передать через миссис Артур Марбери».
  Элси спросила небрежно:
  — У вас есть с собой визитная карточка, мистер?
  — Конечно, — сказал я.
  Элси протянула руку.
  — Десять долларов, — сказал я.
  — Откуда такое самомнение?
  — Я думаю, что вы продадите мой адрес не меньше чем за двадцать пять долларов, и хочу оставить вам пятнадцать долларов дохода.
  Девушки переглянулись и засмеялись.
  — Нам нужно спешить, Элси, — заторопилась Бесси. — У нас уйма работы. Боюсь, что мы измотаемся сегодня. Нужно еще вернуться в «Красный петух», отдать фотографии, потом поспеть сюда… У нас даже не хватит времени, чтобы написать завещание.
  — Я поеду с вами до «Красного петуха», а там выйду, — сказал я.
  — Хотелось бы, чтобы вы все-таки представились, — сказала Бесси с сожалением в голосе.
  — Я знаю, что вам этого хочется.
  Она засмеялась:
  — А вы славный. Раз уж вы не хотите говорить, кто вы, то хоть помогите управиться с этой кипой.
  — Он «за» обеими руками, — сказала Элси ехидно.
  Глава 11
  Я вышел у «Красного петуха», на том месте, где оставил нашу развалюху.
  Когда я ехал по направлению к Моно-Драйв, я заметил в наружном зеркале автомобильные огни. Они были довольно далеко. Я прибавил скорости, но машина не отставала, хотя и держалась на приличном расстоянии.
  По привычке я взглянул на указатель уровня бензина. Стрелка показывала, что бак пуст. Я заправился еще перед выездом в «Красный петух».
  Конечно, прибор тоже может барахлить… В любом случае нужна была максимальная подача горючего в двигатель, чтобы сделать рывок.
  Я нажал на акселератор до предела. Дорога, по которой я ехал, проходила через промышленный район на окраине города. Подъездные ветки железной дороги кое-где пересекали шоссе. На огромных пустынных пространствах было разбросано несколько заводов. Движение на дороге было слабым. Темнота сгущалась.
  Наша кляча кашлянула и заглохла, опять завелась, кашлянула и захлебнулась, на этот раз навсегда. Я открыл дверцу и вышел. На дороге было пусто, если не считать неотвратимо приближающихся автомобильных огней.
  Я оглянулся. То, что я увидел, мне не понравилось. По одну сторону дороги стояла фабрика. Там было тихо и темно. Фабрика была окружена высоким забором, на котором через равные промежутки неоднократно повторялась надпись: «Не входить!» На подъездной ветке стояло несколько товарных вагонов, как раз у обочины дороги. За подъездной дорогой находился склад, окруженный очень высоким забором.
  По логике вещей я должен был торчать возле машины, поджидая автомобилиста, который согласился бы подтащить нашу клячу к ближайшей заправочной.
  Но мне не хотелось поступать по логике вещей.
  Я поискал глазами, где бы можно было спрятаться. Спрятаться было негде.
  Я перебежал дорогу и спрятался под вагоном, свернувшись калачиком в тени колес.
  Это было ужасно неудачное место для укрытия. Свет фар приближался. По дороге скользили тени. Наконец машина остановилась. Я услышал, как открылись и захлопнулись дверцы.
  Мужской голос выкрикнул:
  — Эй, в чем дело? Все в порядке?
  В ночной тишине слышался ровный гул мотора.
  Второй голос, женский, произнес:
  — Он где-то здесь… Наверное, бензин кончился. Он же был прямо перед нами.
  Я изо всех сил старался не выдать себя. Парочка рыскала вокруг. Я видел их тени и изредка ноги: мужские — короткие и мускулистые, женские могли бы послужить моделью для рекламы чулок.
  Мужчина сказал:
  — Куда он подевался? Он же ехал впереди нас. Я не ошибаюсь, детка?
  — Нет. Это наверняка его машина. Он не мог уйти далеко. Давай осмотрим вагоны.
  — Чего ради он должен выпрыгивать из автомобиля и забираться в товарный вагон? — сказал он с раздражением. — Естественно, он должен был сделать то, что делает любой человек, у которого кончается бензин. Он должен был стоять у машины и ждать, пока кто-нибудь подъедет. Когда он увидел нашу машину, он должен был остановить нас и попросить помощи.
  — Ну а он не сделал того, что должен был сделать, — сказала она резко и добавила: — Догадываешься почему?
  — Мы ведь не приближались к нему настолько, чтобы он мог испугаться.
  — Значит, он сидит в машине, — сказала она язвительно.
  Я слышал, как мужчина взбирается по железным ступенькам товарных вагонов, потом я услышал его шаги на крыше. Женщина же ходила вдоль вагонов и заглядывала между ними.
  Я осторожно выскользнул из своего убежища и, стараясь держаться в тени, быстро пошел вдоль вагонов.
  Я слышал ровное урчание мотора, и это меня обнадеживало.
  Мужской голос сказал:
  — Его здесь нет. Давай посмотрим под вагонами.
  — Он где-то здесь, — сказала женщина сердито. — Не мог же он перелезть через этот забор и… Эй, вон он!
  Мужчина заорал, и они бросились бежать. Я вскочил в их машину, захлопнул дверцу, включил передачу, и машина тронулась. Я успел проехать почти пятьдесят ярдов, прежде чем увидел в темноте позади целую серию светящихся точек. Одна из них вдруг ударила в заднее стекло, и бесчисленные трещины разошлись в разные стороны.
  Я сбросил скорость только тогда, когда въехал на перекресток. Повернул налево, потом направо, въехал на другой перекресток, еще раз повернул, попетлял в жилом массиве и, прежде чем бросить машину, нашел трамвайную остановку. Я, конечно, принял меры предосторожности и заглянул в регистрационное удостоверение, прикрепленное к рулевой колонке. Машина была зарегистрирована на имя Сэмуеля Лаури, Рипплинг-авеню.
  Я сел в трамвай и ехал в нем до тех пор, пока не увидел такси. Тогда я спрыгнул и пересел в такси. Я велел таксисту везти меня на Моно-Драйв.
  Когда мы подъехали к дому, там было темно, и водитель предложил подождать. Но я убедил его, что мои друзья скоро придут, хорошо заплатил и, когда он отъехал, прошел пешком полтора квартала и остановился у дома 1925.
  В этом районе дома были довольно дорогие. Не то чтобы шикарные дома богачей, но, без сомнения, они принадлежали людям вполне обеспеченным. Это был новый жилой массив. Дома были построены из современных материалов с большим количеством стекла, но по оригинальным проектам. Большая часть из них — одноэтажные постройки с внутренними двориками — отличалась изяществом линий. Их еще нельзя было отнести к разряду шикарных особняков с плавательными бассейнами, но они к нему приближались.
  Я нашел дом, который искал. Плавно закругляясь у стен гостиной, он постепенно переходил в гараж. Противоположное, вытянутое, крыло дома служило оградой внутреннего дворика.
  Я решил, что нужно взглянуть на внутренний дворик, прежде чем войти в дом. Я двинулся вдоль живой изгороди, с трудом продрался сквозь кусты, обошел гараж и вышел во внутренний дворик.
  Я пожалел, что не взял с собой фонарик. Он бы мне очень пригодился. Часть дворика была забетонирована, другая же часть свежевскопана. Я завяз в мягкой земле и не сразу понял, где нахожусь. Потом сообразил и, двигаясь ощупью, постепенно вышел на твердый бетон.
  Дом был построен таким образом, что внутренний дворик был закрыт от посторонних глаз, и поэтому окна спален выходили сюда. Девушка, стоявшая в освещенной спальне, не потрудилась даже опустить шторы. Окно спальни было современной конструкции. Стекло было вставлено в длинную стальную раму, доходившую до пола и напоминавшую балконную дверь. Сходство усиливала дверная ручка, при помощи которой открывалось и закрывалось окно. Конструкция была сделана с таким расчетом, чтобы в спальню проникало как можно больше света и воздуха.
  Девушка была полуодета и стояла перед зеркалом, с явным одобрением рассматривая свое отражение. Это была та самая пышноволосая блондинка, которая вчера вечером увезла меня в мотель.
  Я несколько замешкался, но потом все-таки решил, что пора открывать карты, и направился к окну. Она услышала мои шаги, когда я подходил к маленькому балкончику, куда и выходило полуоткрытое окно. Она увидела мое отражение в ручном зеркальце, при помощи которого разглядывала завиток на шее.
  Она резко обернулась и пронзительно закричала, но сразу же взяла себя в руки.
  В полном смятении и все еще не веря своим глазам, она наблюдала, как я поднимаюсь по ступенькам, ведущим к балкончику.
  — Можно войти? — спросил я.
  Молча, словно в трансе, она открыла окно.
  — Как… как ты нашел меня?
  — Пришлось немного поработать. Будешь говорить?
  — Нет.
  — Я так и знал. Но я тебе не советую упрямиться.
  — Я… я думала о тебе… — И не закончив фразы, неожиданно подняла палец к губам и показала мне, чтобы я замолчал. — Сестра может услышать, если мы будем громко разговаривать, — сказала она, нервно засмеявшись, взяла халат, висевший на спинке кровати, и накинула на плечи. — Возможно, сегодня я щедро возмещу то… — сказала она.
  — Чего меня лишила вчера, — подсказал я.
  — Да, — сказала она и улыбнулась. — Ты, наверное, подумал, что я ужасная мерзавка?
  — Это не я подумал. Это полиция подумала.
  — Полиция? А ей какое дело?
  — Ты все очень тщательно продумала, — сказал я. — Сначала увела со стоянки автомобиль Фултона, а потом стала искать простачка. И нашла… Ты ведь знала, что я зарегистрируюсь под именем Доувера Фултона. Ты знала, что Доувер Фултон и Минерва Карлтон находятся в одном из коттеджей… Ты притворилась пьяной. Ты…
  — Я была пьяна.
  — Ты лжешь.
  Она покраснела.
  — Мы оба притворялись. Ты дала официанту пять долларов, чтобы он тебе принес пива вместо виски, а я ему дал десять долларов, чтобы узнать, за что ты ему дала пять, и… за пиво вместо виски.
  — Как… ты… ты…
  — Именно так, — сказал я.
  Она села на край кровати. Неожиданно она рассмеялась.
  Я подошел и сел рядом. Она взяла меня за руку.
  — Дональд, пожалуйста, не сердись, — сказала она. — Все обстояло совсем не так, как ты думаешь.
  Я не ответил. Халатик соскользнул с голых плеч, но она этого не заметила или сделала вид, что не заметила. Она сидела в соблазнительной позе, скрестив ноги и покачивая носком туфли, халатик в такт этим движениям соскальзывал все ниже и ниже… Видно было, что она очень нервничает, стараясь придумать что-нибудь.
  — В твоем положении, — сказал я, — правда гораздо лучше любой лжи. Ты, конечно, можешь разыграть спектакль, но только один раз. Следующий раз уже придется играть в полиции.
  — Только не в полиции, Дональд.
  — В полиции, — сказал я.
  — Но что я такого сделала? За что меня в полицию?
  — Ты совершила убийство. Во-первых.
  — Убийство? — воскликнула она и сразу же прикрыла рот ладонью, как бы испугавшись, что слишком громко произнесла это страшное слово. — Дональд, ты сошел с ума!
  — Ты оставила меня одного, — сказал я, — а сама пошла рыскать вокруг домиков, пока не нашла то, что тебе нужно. Ты постучала в дверь. Вошла. И устроила сцену. Тогда Доувер Фултон выхватил пистолет и выстрелил в тебя. Ты…
  — Дональд, ты сошел с ума! Ты сумасшедший!
  — Ну ладно, — сказал я, — тогда ты расскажи мне, как было дело.
  — Хорошо, я расскажу. Я скажу тебе правду. Я знаю, ты меня возненавидишь. А я не хочу, чтобы ты меня ненавидел, Дональд. Я… ты мне нравишься… Я…
  — Еще одна сцена хорошо продуманного обольщения, — сказал я. — У тебя прелестное тело, и оно тебя не раз выручало… Вчера ты меня здорово надула… А сегодня я хочу знать правду.
  Я наклонился к ней. Она сидела не двигаясь, не сопротивляясь, ожидая… Я дотянулся до халатика и аккуратно прикрыл ей ноги.
  Она засмеялась:
  — Не выдерживаешь?
  — Нет.
  — Ты забавный.
  — Да. Я странный. Я старомодный. Время от времени мне хочется знать правду. А ноги еще больше осложняют и без того запутанную ситуацию.
  — Ну ладно, — сказала она. — Я расскажу тебе правду, потому… потому… черт возьми… что не могу сейчас придумать никакой убедительной лжи. Твое присутствие лишает меня самообладания так же, как мои ноги лишают самообладания тебя.
  — Валяй. Выкладывай, пока в настроении.
  — Я тебе все расскажу. Мое настоящее имя — Люсиль Холлистер. Я была замужем. Когда мы разошлись, я получила часть имущества по брачному контракту. У меня есть деньги и…
  — Биографические подробности можешь опустить, — сказал я. — Начинай сразу же со вчерашнего происшествия. Ты стараешься выиграть время. И это подозрительно. Если бы ты действительно хотела сказать правду, то сразу же с нее и начала бы.
  — Я не лгу, Дональд, поверь мне. Но я хочу, чтобы ты меня понял. Я хочу, чтобы ты… Ты мне нравишься. Мне давно уже никто так не нравился, как ты. С тобой хорошо. Ты был так добр ко мне…
  — Не тяни. Давай рассказывай!
  — Я не тяну. Я как раз пытаюсь тебе объяснить. — Она пододвинулась ко мне, положила руку мне на плечо и посмотрела умоляющими глазами. — Дональд, — сказала она, — пожалуйста, пожалуйста, верь мне!
  — Но у меня пока нет оснований верить тебе, — сказал я, — и давай побыстрей. Полиция уже на пути сюда.
  — Полиция! На пути сюда!
  Я кивнул.
  — Дональд, они не посмеют… Ты не сделаешь этого.
  — Это не я, а ты сама делаешь, уже сделала.
  — Но, Дональд, что я могу?
  — Во-первых, — сказал я, — ты можешь рассказать мне правду. Ну и… потом я посмотрю… возможно, я помогу тебе.
  — Теперь я вижу, за кого ты меня принимаешь!
  Я смолчал.
  — Хорошо, вот эта история вкратце. Моя сестра никогда не была замужем. Ее зовут Розалинда Харт. Мы из Колорадо и приехали сюда три недели назад. Моя сестра младше меня на четыре года. Она прелестная крошка, очень романтичная и впечатлительная. Она влюбилась в Стэнвика Карлтона с первого взгляда и до сих пор безумно его любит. Они даже были помолвлены какое-то время. Он первый мужчина в ее жизни. И она любит его. Она любит его слишком сильно.
  Ты знаешь, Дональд, как это бывает: когда девушка втюрится в мужчину и окружает его постоянным вниманием, он, как правило, быстро устает от такой любви. Мужчина любит выбирать сам… Искать, прицениваться, торговаться, а не ждать, пока привезут товар на дом, аккуратно завернутый и перевязанный ленточкой. Более опытная на месте Розалинды могла бы веревки вить из Стэнвика Карлтона. Поначалу он тоже был ею увлечен. Но потом она стала слишком доступной и поэтому неинтересной. Я пыталась предостеречь ее, но она посмеялась надо мной. И сказала, что они собираются пожениться и обязательно будут счастливы. Ты знаешь, чем это кончилось.
  — Чем это кончилось?
  — Через некоторое время она ему надоела. Она всегда была рядом, готовая исполнить малейшее его желание. Она обожала его, никогда не обращала внимания на других мужчин и не давала повода для ревности. У нее не хватало даже ума изредка сыграть недотрогу.
  — И тут на сцену вышла Минерва.
  — Верно. Минерва. Хитрая, ловкая, практичная. Я не шучу. Я знаю, о чем говорю. Женщина женщину поймет гораздо лучше, чем мужчина.
  — Итак, она появилась на сцене… Что дальше?
  — Она приехала в Колорадо и мгновенно оценила ситуацию. Она начала строить из себя недотрогу.
  — И что же, Стэнвик Карлтон тут же на ней женился?
  — Не говори глупостей. Это было совсем не так. Он проявил к ней интерес, а она… вздернула подбородок, посмотрела через плечо и ушла. Ему пришлось принять вызов. По-моему, он хотел ей показать, что если захочет, то сможет пробить брешь в ее броне. И он вернулся к Розалинде. Но не успел он опомниться, как оказался в ловушке… Они убежали, чтобы тайно обвенчаться. Бедняга, видно, так и не понял, что произошло, пока не проснулся однажды утром благополучно женатым. Газеты назвали это скоропостижной женитьбой. Скоропостижная женитьба, — сказала она презрительно. — Да. Она была стремительной. Только не он ее торопил.
  — Продолжай, — сказал я.
  — Прошло два года. Я знала, что Минерва погуливает, и внимательно за ней следила. Она приехала сюда, к своей подруге. Ее зовут Бушнелл. Вдвоем они уехали к морю отдохнуть и заодно развлечься. Потом Минерва вернулась в Колорадо. Когда же я узнала, что она опять собирается в Калифорнию, я постаралась уже не выпустить ее из поля зрения на этот раз.
  — Изображала сыщика, а?
  — Верно. И это было легко. Просто чертовски легко. Она связалась с Доувером Фултоном, как только приехала в город. А в первый же вечер своего пребывания здесь ужинала с другим мужчиной. С Фултоном она виделась очень часто. На прошлой неделе они отправились в этот мотель и пробыли там до полуночи. В книге записей они зарегистрировались как муж и жена. Потом она отвезла его обратно в город. Он взял свою машину на стоянке и уехал домой.
  — Представляю, какое отвращение внушала тебе супружеская неверность.
  — Не будь дураком! Мне это очень даже нравилось. Все козыри были у меня в руках. Мне только нужно было рассчитать ходы.
  — Ну и что?
  — Вчера вечером, когда я узнала, что они собираются в тот же мотель, я… ну, в общем, я решила подстроить так, чтобы их имена попали в газеты.
  — И что же ты сделала?
  — Подцепила тебя. Заставила поехать в мотель, зарегистрироваться под именем Фултона, и, конечно, я уж позаботилась о том, чтобы ты вел его машину. Потом я тайком позвонила в полицию и заявила, что машина украдена. Я знала, что полиция первым делом прочешет все мотели, так как там обязательно заносят в регистрационный журнал фамилию постояльца и номер его машины. Я была уверена, что еще до полуночи полиция найдет машину Доувера Фултона…
  — И заодно и меня?
  — Не будь ребенком! Я вовсе не хотела, чтобы именно ты здесь фигурировал. Мне просто нужен был человек, достаточно сообразительный и осторожный, чтобы, почуяв неладное, он мог смыться. Я видела, как ты вышел из домика и ушел. Полиция нашла бы автомобиль в мотеле «Коузи Дэлл». И тогда я намеревалась позвонить миссис Фултон и сказать ей, чтоб она не позволяла мужу дурачить себя, что муж ее вот уже две недели встречается в мотеле с другой женщиной и что история с машиной просто уловка. Она, конечно, приехала бы в мотель, чтобы удостовериться насчет машины, и хозяйке мотеля пришлось бы установить личность Доувера Фултона, зарегистрированного как Стэнвик Карлтон.
  — И конечно, ты собиралась сообщить и Стэнвику Карлтону, чем занималась его жена в мотеле.
  — Ты совершенно прав.
  — Очаровательное создание.
  — Я не создание. Я кошка. У меня есть когти. Я сражаюсь за Розалинду. В действительности Стэнвик любит Розалинду и всегда любил ее. Эта Минерва пришла и просто отхватила чужой кусок пирога. Увидела, что жених вполне подходящий и его можно легко увести, использовав лишь несколько приемов из прикладной психологии. Она была опытная женщина и прекрасно знала человеческую психологию. Разве можно сравнить с ней невинную и наивную Розалинду? Конечно, она проиграла.
  — После того как ты вышла и оставила меня одного, ты слышала выстрелы?
  Она испугалась.
  — Ты слышала? — повторил я.
  Она впилась ногтями в мою руку.
  — Ты слышала?
  — Да.
  — Где же ты была в это время?
  — В одном из гаражей. Я пряталась там; ждала, когда ты выйдешь. А потом я решила проголосовать и… вдруг услышала выстрелы.
  — Ты сразу догадалась, что это выстрелы?
  — Я… да, я подумала, что это выстрелы, но я не знала, из какого домика они доносились, я… ну… я бы… я думаю, что я бы обязательно… нет, я не стала бы.
  — Нет, — сказал я. — Ты не стала бы. Сколько выстрелов ты слышала?
  — Три.
  — Ты уверена?
  — Да.
  — Который был час?
  — Было семь часов десять минут. Я посмотрела на часы.
  — А дальше что?
  — Дональд, я говорю правду. Я испугалась. Я спряталась и наблюдала. Я видела, как из этого домика выходили люди… после выстрелов, и видела, как отъехала машина. Потом я смылась. У меня колени подгибались. Я не могла идти. Я проголосовала. Придумала историю, будто бы меня высадили из машины. Мужчина, подобравший меня, был очень любезен.
  — Он привез тебя домой?
  — Не прикидывайся простачком, Дональд! Я не хотела оставлять следов. Поэтому попросила его подвезти меня к центральной гостинице. Я ему сказала, что остановилась там. А когда он отъехал, я взяла такси и приехала сюда.
  — Представляю, какую историю ты выдала ему! А какие потрясающие подробности в ней были!
  — Естественно, — сказала она, — если мужчина подбирает женщину на дороге в ночное время, то он имеет право… Ну… на хороший рассказ, по крайней мере.
  — По крайней мере? — спросил я.
  Она засмеялась:
  — Ты очень милый, наивный человек, Дональд.
  — И он к тебе приставал?
  — Конечно. Ведь я привлекательна. И он подумал, что я отправилась развлекаться, но просто мне не понравился партнер.
  — Как случилось, что ты написала адрес мотеля на обрывке меню и…
  — Дональд, я не делала этого.
  — Не делала чего?
  — Не писала.
  — Но в той пачке сигарет, которую ты…
  — Да, он там был, но я его не писала, Дональд.
  — Кто же сделал это?
  — Если бы я знала это, я бы знала многое. Я пытаюсь выяснить. Понимаешь, Дональд… Нет… Я не скажу тебе, пока не узнаю точно.
  — Ты маленькая интриганка…
  Она резко повернулась, и ее глаза встретились с моими.
  — Да, — согласилась она и неожиданно взяла мое лицо в ладони, повернула к себе и поцеловала.
  Это был незабываемый поцелуй. Он длился очень долго. Потом она также неожиданно оттолкнула меня и сказала:
  — Теперь ты знаешь ответы на все вопросы. — В ее глазах был дерзкий вызов.
  — Да, — сказал я, вставая и направляясь к двери.
  — Куда ты идешь?
  — Сначала я позвоню своему приятелю сержанту Селлерсу. Он служит в криминальной полиции. Я хочу, чтобы ты с ним побеседовала.
  — Дональд, туда нельзя.
  — Хорошо, я выйду в другую дверь.
  — Нет-нет, и сюда нельзя. Послушай, Дональд, там, в гостиной, моя сестра.
  — А где миссис Артур Марбери?
  — Она в гостях. Дональд, дорогой, пожалуйста, я тебя очень прошу. Дай мне шанс, и я пойду куда угодно.
  — Что значит «куда угодно»?
  — Если ты хочешь перевести стрелки часов на двадцать четыре часа назад, то я согласна.
  — Ты имеешь в виду…
  — Господи! Мне что, нужно нарисовать график или что?
  — Одевайся, — сказал я.
  — Я быстро, — сказала она, — а ты пока подожди меня в соседней комнате — это спальня моей сестры. Я приду сразу же, как только оденусь. Потом я тебя познакомлю с сестрой. Я постараюсь убедить ее, что ты заехал за мной, как мы договорились, и что я впустила тебя во двор через калитку. Она сейчас читает роман и…
  — А если она вдруг отложит роман и…
  — Не отложит. Моя сестра тебе понравится, Дональд. Я уверена в этом. Она такая милая невинная девочка… И все время читает. Не выходит из дома. Мучает себя. На нее жалко смотреть. Бедная девочка! Как она страдает! Как только ты ее увидишь, Дональд, ты сразу же поймешь, что я говорю тебе правду. И ты простишь мне то, что я сделала. И я… я докажу тебе, что я надежный товарищ, Дональд. Честное слово! Я докажу. Я все время думала о тебе… всю ночь не спала. Я совсем не хотела тебя подставлять… понимаешь… так получилось. — Она взяла меня за руку, подвела к двери и вытолкала в коридор. — Заходи сюда, Дональд, и жди, — сказала она, указав на соседнюю дверь. — Я недолго.
  Я сделал несколько шагов, остановился, подождал, пока она закроет за собой дверь, и пошел на цыпочках в конец коридора. Спустился вниз по лестнице и заглянул в открытую дверь гостиной.
  В шезлонге сидела брюнетка с книгой в одной руке и сигаретой в другой. Она так пристально смотрела в книгу, что, казалось, глаза ее прожгут в ней дыры. По-видимому, в доме никого больше не было.
  Я вернулся в комнату, которую мне указала Люсиль. Эта спальня ничем не отличалась от той, где я только что был, разве что окна выходили на ту сторону дома, которая примыкала к соседнему участку. Все окна были занавешены.
  Это была типичная девичья спальня. Везде были разбросаны предметы туалета. В комнате стояли большая кровать, шкаф, глубокое удобное кресло, столик, на нем стандартная лампа, несколько журналов и книга.
  Я уселся в кресло и стал ждать. Вдруг я вспомнил про помаду на губах. Я подошел к зеркалу и носовым платком стер липкое красное пятно, расползшееся по губам и подбородку.
  Я огляделся, ища телефон. Телефона не было.
  Я опять уселся в кресло, взглянул на журналы, но потом все-таки выбрал книгу. Я перелистал ее. Это была история любви двух молодых людей. Я заинтересовался и начал читать.
  Начиналась она с описания целомудренной и возвышенной любви двух юных неопытных созданий. Затем на сцене появляется ловкая и бесстыжая соблазнительница. Юноша в смятении. Он пытается сопротивляться. Но… увы, падение его неотвратимо. После непродолжительной борьбы он сдается. Однако рано еще коварной соблазнительнице торжествовать победу. Любовь юноши к нежной и целомудренной подруге оказалась гораздо глубже и сильнее, чем обыкновенное сексуальное влечение. Книга была зачитана до дыр. Обложка была завернута в целлофан. Можно было подумать, что книгу читают каждый день на ночь, как Библию.
  Я облизал губы и почувствовал что-то неприятное, поначалу никак не мог сообразить, что это такое. Потом я вспомнил, что это помада, которая, похоже, намертво пристала к моим губам. Я вынул носовой платок и опять начал тереть рот. Потом вернулся к чтению.
  Прошло уже довольно много времени. Сначала я подумал, что уж больно долго она прихорашивается, потом мне вдруг пришло в голову, что она могла выйти через окно во двор. Но в этом не было никакого смысла, раз уж я ее нашел и знал, кто она такая. Ее сестра сидела в гостиной и читала роман… Все, что мне нужно было сделать, — это просто войти в гостиную, представиться… я мог, правда, вернуться через спальню…
  Дверь отворилась. Кто-то стоял на пороге.
  — Ну, давно пора, — сказал я… и услышал захлебывающийся пронзительный крик.
  Я поднял глаза. В дверях стояла не Люсиль, а ее сестра. Они были очень похожи. Только сестра была тоньше и нежнее. Большие выразительные глаза, испуганное бледное лицо. Она пыталась было снова закричать, но тут я встал и сказал:
  — Люсиль переодевается и велела мне подождать здесь.
  Она успокоилась.
  — Но как вы сюда попали?
  — Люсиль впустила меня через черный ход.
  — Черный ход?
  Я кивнул.
  — Но почему же я ничего не слышала?
  — Вы были поглощены чтением.
  — Я читала, но не была… ну…
  — Люсиль велела мне сидеть тихо. А сама ушла переодеваться.
  — Но почему она привела вас именно сюда? Это моя спальня.
  — Давайте спросим у нее. Она, наверное, уже оделась.
  — Где она?
  — Где-то там, — сказал я, неопределенно указывая рукой в конец коридора. — Она ушла туда… По-видимому, ее спальня там.
  Розалинда смотрела на меня испуганными глазами и не знала, что ей делать — то ли закричать, то ли ринуться на поиски сестры.
  Я сделал несколько шагов по направлению к ней. Это вывело ее из оцепенения, и она бросилась бежать по коридору с криками: «Люсиль, Люсиль!»
  Распахнулась дверь комнаты, она вдруг застыла на пороге.
  Я усмехнулся и сказал ей вслед:
  — Не бойтесь меня, Розалинда. Когда вы узнаете меня поближе, вы поймете…
  Но она уже вошла в комнату, и вдруг оттуда раздался душераздирающий вопль. Потом я услышал крики: «Помогите! Полиция! Полиция!» Наверное, ее было слышно во всей округе.
  Я подошел к двери и заглянул через ее плечо. Люсиль лежала на полу в трусиках и лифчике. Чулок был завязан тугим узлом на ее тонкой, нежной шее. Лицо было обезображено и все в пятнах.
  — Полиция! Полиция! Убийство! — кричала Розалинда.
  Из дома напротив донесся мужской голос:
  — В чем дело?
  — Помогите! Полиция! Убийство! — кричала Розалинда.
  Я услышал, как хлопнула дверь… и торопливые мужские шаги по бетонной дорожке.
  Я повернулся и быстро пошел по коридору, потом спустился в гостиную, а из нее через боковую дверь прямо во внутренний дворик и оттуда на улицу. Было очень темно.
  Мне надо было все хорошенько обдумать. Для этого нужно время. И мне совсем не улыбалось встретиться с полицией в этом доме, имея в запасе одну-единственную версию.
  Глава 12
  Из этой истории газетчики сделали потрясающий материал, исказив по возможности почти все факты.
  По их версии выходило, что девушка, собираясь на свидание, одевалась перед зеркалом. Было тепло. Окна спальни были открыты; они выходили во внутренний дворик, укрытый от посторонних глаз, поэтому девушка даже не опустила шторы.
  Сексуальный маньяк, из тех, что подглядывают в замочные скважины, совершал регулярный обход окрестностей. Он заглянул в окно спальни и увидел полуодетую девушку перед зеркалом. Он пошел прямо к спальне через двор, но завяз в мягкой почве свежевспаханной лужайки. Накануне садовник засеял ее и обильно полил, и маньяк провалился в землю по щиколотки. Он сумел сделать всего несколько шагов, потом повернул и выбрался на бетон. И потом уже пошел прямо к спальне. На бетоне остались его следы.
  На цыпочках он поднялся по ступенькам. Девушка, полураздетая, стояла перед зеркалом, накладывая грим и примеряя платья.
  Вдруг ей стало не по себе. Она почувствовала чье-то дыхание за спиной и попыталась обернуться… но не успела. Жесткое колено уперлось в спину между лопаток, и ее собственный чулок перетянул ей горло. Она попыталась крикнуть, но звука не получилось. Шелковый чулок сдавливал ей горло все туже, туже, туже.
  Сопротивление было слабым и бесполезным. Задыхаясь, она молотила руками и ногами, пытаясь вырваться, но жесткое колено придавило ее к полу, сильные, жилистые руки стягивали чулок все туже. Еще несколько судорожных движений… и тишина.
  Тишина смерти. И тогда убийца перевернул ее на спину, наклонился и поцеловал в губы. Размазанная помада свидетельствовала о последнем поцелуе.
  Поцелуй смерти.
  История эта была царским подарком для чувствительных журналисток и бульварной прессы. В газетах была фотография Люсиль. Она лежала распростертая на полу в тонком, прозрачном белье.
  Газеты продолжали.
  Кровожадный бандит направился в соседнюю комнату. Это была спальня сестры убитой. Очевидно, он искал еще одну жертву или же знал, что младшая сестра рано или поздно поднимется к себе в спальню, и устроил засаду. Пока он ждал, он увлекся чтением.
  Литературный бандит!
  Это была еще одна грандиозная сенсация, которую репортеры повторяли на все лады.
  Как оказалось, убийца читал любимую книгу Розалинды Харт, с которой она почти никогда не расставалась. Розалинда обернула ее в целлофан, чтобы предохранить от порчи. Случилось так, что полиция, прибыв на место преступления и узнав, что убийца держал в руках эту книгу, сумела благодаря целлофану немедленно снять не только отпечатки пальцев, но и очертания кисти преступника.
  Сестра убитой показала, что, когда она вошла в комнату, убийца читал книгу и одновременно вытирал носовым платком губы, вероятно пытаясь избавиться от помады, изобличающей его. Убийца, потрясенный неожиданным появлением сестры, вскочил на ноги, нечаянно уронив платок. Полиция, обнаружив на платке пятна помады, сделала анализ, который подтвердил, что помада на губах убитой и помада на носовом платке убийцы идентичны. На платке была метка прачечной, которая несколько расплылась, поэтому полиция пока что не смогла ее прочесть, но все же рассчитывает сделать это в скором времени и таким образом получить дополнительную информацию.
  Читая газеты, я понял, что повис над пропастью и вот-вот сорвусь.
  Я вспомнил, как очень давно я был на экскурсии в тюрьме и мне показали камеру, в которой совершались казни: квадратный капкан виселицы, какой-то механизм, который на первый взгляд неотличим от пола, — это тяжелая крышка люка, которая при легком нажатии кнопки со зловещим грохотом падает вниз. Этот оглушительный грохот, до ужаса знакомый тем, кто когда-либо присутствовал при казни, сопровождается отвратительным треском костей, когда повешенный падает вниз, раскручивая до конца веревку, а петля, затянутая палачом на его шее, выламывает шейные позвонки так, что шея становится длинной, как рука, и веревка впивается в дрожащую плоть.
  Я почти физически ощущал, как стою на шатком помосте, а палач натягивает мне на голову черный мешок и затягивает петлю на шее.
  Я вышел из дома и направился к автостоянке, где наше агентство арендует небольшую площадку для двух машин. Хотел кое-что проверить.
  Наша машина номер два, та самая, в которой я ехал, когда кончился бензин, та самая, которую я бросил на дороге, когда украл другой автомобиль, стояла на своем обычном месте.
  Я включил зажигание и проверил, есть ли бензин в баке. Бак был полон. Дежурный не знал, когда машину поставили на стоянку. Это было ночью. Когда он пришел, автомобиль уже стоял.
  Я не стал задавать больше вопросов.
  
  Я вошел в контору с утренней газетой под мышкой, стараясь казаться беспечным.
  Элси Бранд, моя секретарша, оторвалась от печатания и улыбнулась мне.
  — Как провел уик-энд? — спросила она.
  — Прекрасно, — ответил я.
  — У тебя очень бодрый вид.
  — Чувствую себя превосходно, — заверил я. — А ты выглядишь как кинозвезда. Берта у себя?
  Она кивнула.
  — Она просила зайти.
  — Если меня будут спрашивать, я у Берты.
  Я вошел в Бертин кабинет.
  Берта стрельнула в мою сторону своими маленькими глазками, повернулась на вращающемся стуле. Стул скрипнул в знак протеста.
  — Закрой дверь, дружок.
  Я закрыл.
  — Ну, как у нас дела? Что ты сделал для того, чтобы сократить восемьдесят тысяч на сумму гонорара?
  — Как насчет сумки?
  — Видит бог, — сказала она, — с сумкой не было проблем.
  Стоит только сказать Берте, что нужно сделать, и она тут же сделает.
  — Где сумка? — спросил я.
  Она отодвинулась вместе со стулом и вытащила сумку из-под стола.
  — Как тебе удалось добыть ее?
  — Я пошла к Стэнвику Карлтону и сказала, что хочу написать статью о случившемся, что я не считаю полицейскую версию верной; что, возможно, все было подстроено специально для того, чтобы скрыть нечто более серьезное.
  — Что, например?
  — Господи, я ему не сказала что. Так, общие рассуждения, но в блестящей упаковке. Бедный малый был убит горем. Я позволила ему поплакать у себя на плече, а потом влила в него спиртное, чтобы привести его немножечко в чувство. Я сказала, что мне нужна сумка. Он отдал ее и поцеловал меня. Представляешь, дружок, этот сукин сын меня поцеловал!
  — Но зато у тебя есть сумка, — попытался я утешить ее.
  Берта вытерла рот тыльной стороной ладони и сказала:
  — Ты прав, черт возьми! У меня есть сумка.
  Я внимательно осмотрел сумку.
  — Ты не знаешь, в ней кто-нибудь рылся с тех пор, как…
  — Откуда мне знать, черт возьми! Ты же знаешь полицию! Я спросила у Стэнвика Карлтона, заглядывал ли он в сумку, но он сказал — нет, он не может этого вынести.
  Я открыл сумку и увидел, что пули там не было.
  — Конечно, они вынули пулю, — сказал я. — Посмотри, что ты думаешь об этом, Берта?
  — О чем? Об этой растреклятой сумке?
  — У нас осталось совсем мало времени, и надо успеть кое-что выяснить. Например, почему стреляли в сумку?
  — Потому, — сказала Берта, — что человек, стрелявший в женщину, промахнулся, и пуля попала в сумку.
  Я начал вынимать из сумки одежду и складывать ее на столе. Я старался сложить каждый предмет одежды так, чтобы пулевые отверстия совпадали, помогая себе при этом ручкой, которую взял с Бертиного стола.
  Я вынул из сумки аккуратно сложенную кофту, в которой пулевые отверстия не совпадали со складками.
  — Наверное, кто-то разворачивал кофту, а потом сложил заново, — сказал я.
  — Наверное, полицейские, — сказала Берта.
  — Как аккуратно все сложено, — отметил я.
  — Угу.
  — Давай попробуем ее развернуть, а потом сложить заново так, чтобы все-таки совместить отверстия.
  Несколько раз я складывал кофту и так и эдак, но у меня ничего не получалось.
  Заинтересовалась и Берта.
  — Как еще можно ее сложить? — спросил я у нее. — Как бы женщина упаковала свои вещи?
  — Откуда мне знать, черт возьми, — сказала Берта. — Обычно я запихиваю вещи в чемодан, не складывая. Потом утрамбовываю их собственным весом. Просто сажусь на крышку чемодана и давлю до тех пор, пока он не закроется. Ты ведь знаешь меня, дружок. Я уже вышла из того возраста, когда придают значение вещам. Мне наплевать, как я выгляжу и как я одета.
  — Берта, — сказал я, — у нас не очень-то много времени осталось, чтоб распутать это дело.
  — Ты уже второй раз говоришь об этом. При чем здесь время? Какое оно имеет отношение к делу, черт возьми?
  — Возможно, мне придется уехать на некоторое время.
  — Это нужно для работы?
  Я кивнул.
  — Ты зарабатываешь на хлеб с маслом, тебе и решать, дружок. Когда под ногами валяется восемьдесят тысяч, то просто грех не урвать кусочек…
  — Чтобы потом отдать восемьдесят процентов государству налогами, — сказал я.
  Я знал, что Берта клюнет. Она затряслась от ярости и начала изрыгать проклятия.
  Я уложил все вещи в сумку и направился в свой кабинет, прихватив ее с собой.
  Когда я вошел в приемную, Элси Бранд перестала барабанить по клавишам пишущей машинки и с любопытством уставилась на сумку.
  — Ты уезжаешь? — спросила она.
  — Возможно.
  — Извини, разве это не женская сумка?
  Я кивнул и сказал:
  — Зайди ко мне в кабинет на минутку, Элси.
  Она встала из-за стола и пошла за мной.
  Я закрыл дверь и сказал:
  — Элси, у нас есть всего несколько минут. Нам придется очень быстро работать. Представь себе: ты едешь со своим любовником в мотель… Дверь заперта. Вы одни в домике. Что ты будешь делать?
  Она покраснела.
  — Нет, нет, я не это имею в виду. Давай опустимся на землю. Ты начинаешь раздеваться… Что ты будешь делать с одеждой?
  — Повешу в шкаф, конечно.
  — Загляни в эту сумку. Конечно, вещи здесь уже перекладывались несколько раз, поэтому невозможно догадаться, в каком порядке они были уложены первоначально. Но давай все-таки рассмотрим каждую вещь в отдельности. В некоторых вещах есть пулевые отверстия: вот чулки, нижнее белье… видишь дырочки? Вот носовые платки… Теперь… вот кофта. Кофта — это проблема… Ты сможешь сложить ее так, чтобы пулевые отверстия совпадали? Ты видишь, пуля прошла сквозь нее в четырех-пяти местах.
  — Потому что она была так сложена, — сказала она.
  — Ну тогда сложи ее так же.
  Элси расстелила кофту на столе и начала ее складывать, пытаясь совместить все отверстия. Но не смогла.
  Тогда она начала внимательно ее изучать, поднеся кофту к носу, — понюхала, опять положила, попыталась сложить. Наконец покачала головой и сказала:
  — Она не была сложена. А, наверное, была свернута вот так.
  Она взяла кофту, скомкала ее в беспорядочный сверток, потом взяла ручку со стола и начала нанизывать на нее дырочки до тех пор, пока они не образовали одну линию.
  — Скажи, Элси, стала бы женщина упаковывать кофту в таком виде?
  Она покачала головой и сказала:
  — Эта кофта ношеная. Но все равно никакая женщина не станет так небрежно бросать…
  — Минутку, что значит «ношеная»?
  — Не совсем чистая. Ее уже надевали.
  — Если бы ты отправилась на свидание к мужчине, которого ты любишь, взяла бы ты с собой грязные вещи?
  — Конечно, нет. Ты имеешь в виду, что у нее, кроме сумки, ничего не было?
  — Да.
  — А что было у мужчины?
  — Ничего.
  Элси начала рыться в сумке, вынимая вещи по одной и тщательно их изучая.
  — Отвернись на минутку, — сказала она, — здесь кое-что интимное.
  Я отвернулся, но сказал через плечо:
  — Не надо так деликатничать. Полиция уже все там перелапала.
  — Нет. Мне так не кажется. По-моему, они ничего не трогали.
  Я подошел к окну и закурил сигарету.
  — Подойди сюда, — сказала Элси. — По-моему, на ней была вот эта кофта, когда она… ну, понимаешь, когда она отправлялась на свидание.
  — Я тоже так думаю, Элси. Но не могу этого доказать.
  — И когда она складывала ее, то ей пришлось это сделать таким образом…
  Я наблюдал, как Элси свертывает кофту. Все дырочки совпали. Но кофта была наполовину сложена, а наполовину свернута и занимала очень мало места.
  — Ты бы сложила так свою кофту?
  Элси покачала головой.
  — Теперь я знаю ответ. Послушай, Элси, дело принимает крутой оборот.
  — Как? — спросила она.
  — Да, очень крутой оборот. Сейчас я уйду. Мне нужно расследовать одно дело. Это очень важное дело, настолько важное, что я даже не могу сказать тебе, где я буду находиться. Но ты не забывай говорить всем, что видела меня сегодня утром, что я никуда особенно не спешил и вышел по работе. Ты…
  Дверь распахнулась. Берта Кул стояла на пороге, испуская негодующие вопли.
  — Что случилось? — спросил я.
  — Черт бы побрал этот банк! Что они себе позволяют?! Ну ничего, я до них доберусь! Я им покажу!
  — Какой банк? — спросил я. — В чем дело?
  — Дело в чеке, который Клэр Бушнелл внесла в банк. У них хватает наглости говорить, что они спишут с моего счета эту сумму. Они, видите ли, приняли этот чек только при одном условии: сначала они должны проверить кредитоспособность человека, подписавшего чек.
  — Ну и что? Человек оказался некредитоспособным?
  — Так они говорят.
  — А кто подписал чек?
  — Они не хотят говорить.
  — Ладно, Берта. Я этим займусь.
  — Что они там пытаются провернуть?
  — Пусть пытаются.
  — Не на того напали… Я им… Я им…
  — Но ведь деньги у тебя, не так ли?
  — Были у меня.
  — А что же случилось?
  — Они пытаются списать эти деньги с моего счета в нашем банке на том основании, что деньги были просто сданы в банк на хранение. Ну что ты на это скажешь?
  — А куда ты внесла чек? Ты сама ходила в банк, на который был выписан чек?
  — Еще чего? Стану я туда ходить! Я пошла в наш банк и оттуда позвонила в их банк, чтобы проверить, действителен ли чек. Они проверили и сказали, что да, все в порядке. Ну и я внесла его в банк, который на основании этого телефонного звонка дал мне кредит.
  — Ну а дальше что?
  — Ну а сегодня утром, когда они начали производить расчет по чекам, выяснилось, что чек, внесенный Клэр Бушнелл, недействителен. Дональд, дружок, не могут они с нами так поступать!
  — Если ты внесла чек в наш банк, то они совершенно правы. Они не обязаны платить, если чек ничем не обеспечен.
  — Но ведь они меня заверили по телефону, что чек действителен.
  — Это было в субботу, — сказал я. — А сегодня понедельник. Ситуация изменилась.
  — Черт побери! Ведь мы почти закончили это дело. И надо же — работать на такую сомнительную личность.
  — Я постараюсь что-нибудь сделать. Никому не говори, над чем я работаю. Смотри не проболтайся, где меня можно найти. Дело пахнет порохом, и я намерен быть крайне осторожным.
  — Я никому ничего не скажу, — пообещала Берта. — Но ты должен найти эту Бушнелл. Должны же у нее быть хоть какие-нибудь деньги. Пусть заложит кольцо, в конце концов. Или попросит у своей богатой тетушки.
  Я улыбнулся:
  — Ты хочешь сказать, пусть тетушка раскошеливается за слежку за своим дружком?..
  — Мне наплевать, что для этого придется сделать. Мне нужен действительный чек на двести долларов. Не можем же мы упустить такую сумму.
  — Мне нужно предварительно все обдумать, прежде чем я смогу что-то сделать. Говори всем, что я занят обычной работой и вернусь с минуты на минуту.
  — Что ты так суетишься с утра?
  — Ничего подобного, — сказал я, — я просто пытался совместить пулевые отверстия, прежде чем…
  — Прежде чем что? — спросила Берта.
  — Прежде чем полиция додумается проследить траекторию полета пули через сумку.
  — Ты что, спятил? Дело уже закрыто. Не вздумай за него браться, ты потерпишь неудачу. Невыясненным остался только вопрос о страховке. Не забывай — это восемьдесят тысяч!
  — Сосредоточься на восьмидесяти тысячах, Берта, и не отвлекайся. Это иногда помогает. И помни главное — это страховка.
  — Я не хочу, чтобы эта кофта отвлекала тебя от чека в двести долларов, — сказала она. — Мы же не позволим, чтобы банк обошел нас в этом деле, дружок. Как только подумаю об этом, так и хочется задушить их голыми руками. Не позволяй этой стерве совращать себя.
  — Не позволять? — спросил я улыбаясь.
  — Нет! — завопила Берта. — И не шути с этим, Дональд. Ты прекрасно знаешь, что нет такой женщины в мире, которая бы стоила двести долларов. — И Берта вышла, хлопнув дверью.
  — У Клэр Бушнелл и у Берты могут быть разные понятия о совращении, — сказал я.
  Элси Бранд потупила глаза.
  — А у тебя?
  — Я не специалист в этом деле.
  Элси по-прежнему не поднимала глаз. Через некоторое время она спросила:
  — Ты читал утренние газеты?
  Я кивнул.
  — Об убийстве красивой блондинки. Ее задушили при помощи чулка.
  — Да, читал.
  — Ты знаешь, меня всегда интересовало, как можно найти преступника по описанию, которое дает полиция.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Полиция дала описание человека, которого они разыскивают в связи с убийством. Тебе следовало бы прочесть.
  — Зачем?
  Она засмеялась:
  — Ты не поверишь, но описание точь-в-точь твой портрет. Боже мой! Когда я его читала, я думала: кого-то оно мне смутно напоминает. Потом прочла вторично и поняла: да это же вылитый ты. И это меня ужасно рассмешило. Это же еще раз доказывает, как поверхностны и ненадежны подобные описания.
  — Очень даже надежны, черт бы меня побрал, — сказал я и направился к выходу.
  — Ты вернешься?
  — Конечно, я вернусь, — сказал я через плечо.
  Я поймал такси и вышел у аптеки на Вероника-Вэй, потом вернулся и пошел пешком до дома 1624. Я нажал кнопку звонка и сыграл на нем ту же мелодию, что и вчера.
  В переговорной трубке раздался голос Клэр Бушнелл:
  — Кто там?
  — Лэм.
  — О, я никак не могу принять вас сейчас.
  — Почему?
  — Я только что проснулась.
  — Наденьте халат и впустите меня. Это очень важно.
  После небольшой паузы зажужжало электрическое устройство, и дверь отворилась.
  Я вошел и поднялся наверх. Дверь в комнату Клэр была приоткрыта. Я открыл ее и вошел.
  Из спальни раздался ее голос:
  — Усаживайтесь и располагайтесь как дома. Я выйду через несколько минут.
  — Не стесняйтесь, черт подери, — сказал я. — Надевайте халат и выходите. Мне нужно поговорить с вами.
  Она чуточку приоткрыла дверь.
  — Кто стесняется? — спросила она. — Я просто хочу выглядеть прилично. Разве вы не знаете, как выглядит женщина утром, когда встает с постели?
  — Откуда мне знать?
  — А вы пройдите курс заочного обучения, — сказала она и захлопнула дверь спальни.
  Я сидел и ждал.
  Прошло не меньше четверти часа, прежде чем она появилась. На ней были домашние тапочки и пушистый халатик, но волосы были убраны, лицо загримировано: губы аккуратно накрашены.
  — Вы пришли в самый неудачный момент, — сказала она.
  Я посмотрел на нее и сказал:
  — Зачем лилии позолота?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вам не нужна эта боевая раскраска. Вы могли бы выскочить из постели и тут же получить приз за красоту.
  — Много вы знаете об этом. Хотите кофе?
  — Хочу.
  Она открыла дверь, за которой скрывалась крошечная кухонька, встроенная в кладовку. В ней стояли маленькая газовая плита, крошечный холодильник и висело несколько полок.
  — Больше ничего не дам. Я сама почти ничего не ем на завтрак.
  — Спасибо. Я уже завтракал. Я так, просто чтобы поддержать компанию.
  — Что вас заставило прийти сюда в такую рань?
  — Чек, который вы нам дали.
  — Чек на двести долларов?
  — Да.
  — Ну и что с чеком?
  — Он был возвращен ввиду отсутствия средств на счету плательщика.
  Она насыпала кофе в кофеварку. Услышав это, она быстро обернулась, все еще держа банку с кофе в руке.
  — О чем вы говорите?
  — Он был возвращен.
  — Как? Он же совершенно безупречный.
  — Мне кажется, здесь есть небольшое расхождение во мнениях, — сказал я. — Банк думает иначе. По-видимому, вы внесли в свой банк чек на какую-то сумму и примерно на ту же сумму выписали чек нам. Так вот: чек, который вы внесли в свой банк, недействителен.
  — Дональд, но это же нелепо! Тот чек был абсолютно безупречным.
  — Тогда позвоните в свой банк, если вы мне не верите.
  Она оцепенела от изумления. Потом медленно поставила банку кофе и сказала:
  — Боже мой! Никогда бы не подумала!
  — Берта Кул уже навела справки, — сказал я.
  — Еще бы!
  — Что можно сделать? — спросил я.
  Она посмотрела на меня задумчиво:
  — Думаю, что ничего. Не сейчас.
  — Вы можете достать денег?
  — Ни цента.
  — Должно быть, у вас есть какие-то деньги в банке?
  — Допустим, есть. Ну и что?
  — Вы можете заложить кое-что.
  — И не подумаю.
  — Ваша дорогая тетушка, оказывается, не так уж и дорога вам сегодня. А ведь еще недавно, в субботу, вы…
  — Замолчите. Сидите и ждите, когда вам подадут кофе.
  — Кто дал вам чек, — спросил я, — тот, который возвратили?
  — Что вы предпочитаете? — спросила она. — Остаться и выпить чашку кофе или выйти вон?
  — Остаться и выпить кофе, — сказал я.
  Она налила воду в кофеварку, зажгла газ, приготовила электротостер, нарезала хлеб и вынула из холодильника пакетик с сыром.
  — Видели газету? — спросил я.
  — Нет.
  Я передал ей утреннюю газету и сказал:
  — Кстати, вы можете почитать новости, пока варится кофе.
  — Я лучше поговорю с вами, а газету почитаю потом. Вы… вы забавный тип… и все время пытаетесь что-то у меня выпытать, не так ли?
  — Я уже выпытал.
  Она развернула газету, пробежала глазами заголовки и первую страницу, немного задержалась на сообщении об убийстве, потом обратилась к последней странице, где были напечатаны фотографии убитой в трусиках и лифчике.
  — Как это страшно! — сказала она.
  — Что?
  — Быть задушенной подобным образом.
  Я промолчал.
  — Вероятно, какой-нибудь сексуальный маньяк, — сказала она; ее передернуло. — Мне даже противно думать об этом.
  Я вытащил портсигар из кармана.
  — Хотите сигарету?
  — Да.
  Она взяла сигарету. Я дал ей прикурить. Закурил сам и отошел к окну. Постоял немного и резко обернулся. Она открыла газету на спортивной странице и изучала расписание скачек.
  Я отвернулся и стал смотреть в окно. Я услышал, как зашуршала бумага, она складывала газету.
  — Нравится пейзаж? — спросила она.
  — Угу.
  — Я рада, что вам нравится. Некоторые предпочитают человека на фоне пейзажа.
  — Вы сегодня гораздо приветливее, чем вчера.
  — Возможно, сегодня вы мне больше нравитесь.
  — Возможно.
  — Возможно, я себя лучше чувствую.
  — Возможно.
  — Возможно, вам просто кажется, что сегодня я приветливее.
  — Возможно.
  — Господи! — сказала она. — Вы не хотите со мной ссориться?
  — Нет. Я оставлю это Берте.
  — Прекрасно. О Берте я позабочусь сама.
  — Вы запоете по-другому, когда Берта подаст на вас в суд за выдачу чека, не обеспеченного достаточными денежными средствами.
  — У меня было достаточно средств, когда я выписывала чек. Я не виновата, если там что-то произошло.
  — Но банк считает, что вы не имели права выписывать чек, пока не будут произведены все расчеты.
  — Но почему они меня не предупредили, когда я вносила чек? Они приняли его и записали на мой счет в расчетную книжку. Я могу показать.
  — Давайте посмотрим.
  Она ушла в спальню. Через минуту она вернулась. В руках у нее была маленькая банковская расчетная книжка. Она раскрыла ее и протянула мне, указав наманикюренным пальчиком на последнюю запись. Этот взнос составлял пятьсот долларов, и рядом была удостоверяющая подпись банковского служащего. Я стал водить пальцем по странице и увидел несколько взносов по двести пятьдесят долларов. Эти взносы делались регулярно раз в месяц.
  Она вдруг сообразила, что я делаю, и выхватила книжку из моих рук.
  — Алименты, — сказал я, — думаю, что вы их потеряете, если снова выйдете замуж.
  Ее глаза горели негодованием.
  — Никогда не встречала такого любопытного и наглого человека, как вы!
  — Этих алиментов, наверное, хватит на жизнь, — сказал я, — если, конечно, на всем экономить. Почему бы вам не попытаться выйти замуж вторично, чтобы получить побольше алиментов в следующий раз.
  — Когда-нибудь я дам вам оплеуху, Дональд Лэм.
  — Не вздумайте! — сказал я. — Вы можете разбудить во мне первобытного зверя, и я вас побью.
  — Первобытный? Вы? — сказала она презрительно. — В вас нет ничего первобытного.
  — Все еще думаете о том пари на десять долларов? Да, если бы вам удалось заставить меня приставать к вам, у вас было бы сейчас на счету на десять долларов больше.
  Выражение ее лица изменилось.
  — Я и забыла о том пари, — сказала она и добавила: — И очень сожалею, что стала заключать с вами пари.
  — Я тоже.
  — Не хотите ли отменить его, Дональд? — сказала она резко. — Давайте забудем.
  — Нет, — сказал я. — Десять долларов мне не помешают.
  Ее лицо покраснело от гнева.
  — Вы… вы… — И вдруг она рассмеялась и сказала: — Вы придерживаетесь твердой линии, не так ли?
  — Никакой линии я не придерживаюсь. Я просто работаю.
  — И, как я понимаю, никогда не сочетаете приятное с полезным. Сперва работа — потом развлечения.
  — Вот именно.
  — Мне такие люди не нравятся.
  — Можете меня выставить, как только я выпью кофе.
  — Я так и сделаю.
  Кофе закипел. И она положила два кусочка хлеба в тостер. Я отказался от тоста, но выпил две чашки кофе. Она ела и изучала меня.
  — Мне хотелось бы знать правду, Клэр.
  — Я вам не лгала.
  — Вы говорили, что этот молодой человек пытался всучить вашей тетушке какой-то товар или что-то в этом роде…
  — Я предполагала, что такое возможно.
  — …А также, что вы боитесь, как бы он на ней не женился и не отрезал бы и себе кусок пирога.
  — Да, это правда.
  — Но вы же не станете меня убеждать, что расстались с двумястами долларами только для того, чтобы выяснить его намерения.
  Она не ответила.
  — Давайте не будем ходить вокруг да около, Клэр.
  — Это вы ходите вокруг да около, строя безумные догадки, пытаясь что-то обнаружить, терзая свое воображение.
  — Послушайте, Клэр, давайте будем откровенны друг с другом. Возможно, у вас есть шанс унаследовать от тетушки немного денег. Я не думаю, что шанс так уж велик, как вы пытались нас убедить. Более того, я вообще сомневаюсь, что там так уж много денег, как вы пытались внушить Берте.
  — Ну и что? Это мое дело.
  — Это ваше дело, но до определенного предела, — сказал я. — Вы пришли в нашу контору и попросили, чтобы мы установили наблюдение за человеком, который навещал вашу тетку. Вы сочинили историю, которая расползается по швам. Берта потребовала с вас двести долларов. Для девушки в вашем положении — это огромная сумма. А вы даже не попытались торговаться. Вы их сразу же выложили. Теперь, оказывается, что на вашем счету в банке совсем не так много денег, как вы предполагали. Итак, в банк на ваше имя был внесен чек на пятьсот долларов. Это было в субботу. И вы были уверены в этом, так как сразу же после этого отправились к Берте Кул. Берта Кул отнесла ваш чек в наш банк незадолго до закрытия. Из нашего банка позвонили в ваш, и ваш банк сообщил, что человек, выписавший чек, кредитоспособен. Теперь же ваш банк настаивает на такой версии: якобы они приняли чек только на хранение и временно кредитовали ваш счет. А когда выяснилось, что чек недействителен, они списали с вашего счета пятьсот долларов, поэтому и ваш чек на двести долларов оказался недействительным.
  — Господи, как вы мне надоели, — сказала она. — Что вы одно и то же перемалываете? Ну предположим, что это правда. Ну и что?
  — Вывод очевиден. Ваш безупречный чек — это не обычный чек. И это была не обычная сделка. Если бы вы думали, что чек на пятьсот долларов, внесенный на ваш счет, действителен, то вы бы, при обычных обстоятельствах, конечно, обязательно настаивали на том, что примете меры к тому, чтобы получить эти деньги и, таким образом, обеспечить и наш двухсотдолларовый чек. Вы этого не делаете, потому что знаете, что это бесполезно.
  — Пусть так. Так, может быть, в этом-то все и дело? Очень часто случается так, что люди принимают чеки, а они оказываются недействительными. Их попросту надувают.
  — Вас не надули, — сказал я. — Вы действительно взяли безупречный чек. А сейчас он недействителен не потому, что он не обеспечен капиталом, а потому, что банку стало известно, что человек, выписавший его, мертв.
  Когда я произносил последнюю фразу, она как раз подносила чашку ко рту. Теперь же она поставила ее на блюдце и уставилась на меня, не говоря ни слова.
  — Другими словами, это была Минерва Карлтон. Именно она дала вам чек на пятьсот долларов. Вы встретились с ней в субботу утром. И она вас попросила выяснить личность человека, посещающего вашу тетушку Амелию. Она сказала, что даст вам пятьсот долларов на расходы. Вы должны были пойти в наше агентство, придумать историю про тетушку и молодого человека. Сама миссис Карлтон не могла этого сделать, потому что, какую бы историю она ни придумала, там не сходились бы концы с концами. И это могло вызвать подозрение. Но она знала, что вы смогли бы. Тот факт, что тетушка никогда не собиралась оставлять вам наследство, а вы никогда на него не рассчитывали, — никому не был известен. И вы сочинили довольно сносную историю. А чек на двести долларов ничего, абсолютно ничего для вас не значил, так как за все платила Минерва. А теперь я рассчитываю на то, что остальное мне расскажете вы.
  — У вас действительно необузданное воображение, — презрительно сказала она.
  — На вашем месте я бы поторопился… Иначе я передам информацию полиции.
  — А что мне сделает полиция? — сказала она.
  — Полиция может вызвать вас в суд в качестве свидетеля… После того, как выяснят эту историю с чеком на пятьсот долларов. Конечно, сначала в суд вызовут представителей вашего банка, а потом уже и вас.
  Она опустила глаза и задумалась.
  — Я надеюсь, мне не придется ждать целый день.
  Она вздохнула.
  — Дайте мне сигарету, Дональд.
  Я дал ей прикурить. Она сделала глубокую затяжку, выдохнула дым и начала внимательно изучать кончик сигареты, очевидно раздумывая, как найти выход из затруднительного положения.
  Наконец она сказала:
  — Ладно, Дональд, вы победили.
  — Расскажите мне все.
  — Минерва и я были близкими подругами и проводили много времени вместе, вместе ходили на свидания и развлекались. Мы друг друга прекрасно понимали. Она не особенно увлекалась мужчинами, но нам доставляло особое удовольствие понаблюдать, как будут развиваться события. Мы обе любили приключения.
  — Поэтому она и жила здесь и работала у Доувера Фултона?
  — Да. Она была у него секретаршей.
  — Ну а потом?
  — Потом она уехала в Колорадо. У нее там богатые родственники. Она встретила Стэнвика Карлтона. Не то чтобы она влюбилась в него, этого не было, но она знала, что он хорошая партия, и решила обкрутить его. И вот она поставила себе цель и обкрутила.
  — А потом что?
  — Через некоторое время ей надоела эта скучная респектабельная жизнь. Она была достаточно умна, чтобы понять, что с прошлым покончено, но все-таки ей хотелось иногда поговорить о былом. Поэтому она наведывалась ко мне, и мы, бывало, ночи напролет вспоминали свои похождения. Потом у нее был отпуск, и она решила провести его вместе со мной где-нибудь на берегу моря. Она говорила, что в Колорадо слишком высоко и это действует ей на нервы. И вот она спустилась с гор, и мы отправились к морю вдвоем.
  — И начали крутить любовь?
  — Не говорите глупостей, — сказала она. — Мы немножко пофлиртовали, вот и все. Минерва была замужем. У нее было все: положение в обществе, деньги, хороший дом, слуги, в общем, все, что ей хотелось иметь. Правда, я не думаю, что она была так уж безумно счастлива. Минерва любила смех, движение, разнообразие. Но она понимала, что ей придется угомониться рано или поздно. Она угомонилась, и вот что из этого вышло.
  — Но мужчины к вам приставали?
  — Когда?
  — Ну там, на берегу.
  — Ко мне?
  — Нет, к вам обеим.
  — Конечно, приставали. Я еще не знала такого мужчину, который бы рано или поздно не пытался это сделать.
  — Ну а что делала Минерва в таких случаях?
  — Водила за нос, отшучивалась. Конечно, у нас были кавалеры, приятели, компаньоны… И был один парень, который совершенно помешался на ней, но из этого ничего не вышло.
  — Минерва сфотографировалась с ним на пляже.
  — Откуда вы знаете?
  — Я видел снимок.
  — Дональд Лэм, скажите честно, это вы украли пленки? Держу пари, что вы. Я весь дом обыскала… Я… Но почему… вы…
  — Конечно, я их захватил с собой. Вы же не хотели их показывать.
  — Мне это не нравится.
  — Давайте оставим эту тему и вернемся к главному предмету разговора. Подозревал ли Стэнвик Карлтон о том, что происходило во время этого отпуска?
  — Я вам говорила уже, что ничего ровным счетом не происходило. Водили за нос парочку простачков, вот и все.
  — И один из них был Том Дэрхэм?
  — Никогда в жизни не видела Тома Дэрхэма, как вы его называете, кроме одного раза, когда была у тети Амелии. Я вам уже рассказывала, как он вошел и как нас не представили друг другу.
  — Тогда зачем же понадобилось Минерве устанавливать за ним слежку?
  — Она не думала ни о какой слежке. Она просто хотела выяснить, кто он такой и какие у него отношения с тетей Амелией.
  — Откуда она знала, что он знаком с вашей тетушкой?
  — Не знаю. Честно, не знаю, Дональд. Минерва пришла ко мне в субботу утром. Мы виделись с ней и до этого несколько раз, и она была очень подавлена. А в субботу у нее было хорошее настроение, даже ликующее. Казалось, что она избавилась от чего-то, что ее тревожило. Она была очень возбуждена. Дала мне чек на пятьсот долларов и попросила, чтобы я пошла в агентство и наняла именно вас для того, чтобы выяснить личность этого человека. Она также сказала, что он знаком с моей тетушкой, и, когда она описала его, я его сразу узнала.
  — И вы не знаете, чего он хотел от вашей тетушки Амелии?
  — Господи, конечно нет. Минерва сказала, что он будет у тети в четыре часа.
  — Так вы не знаете, хотел ли он жениться на ней, или продать ей что-то, или…
  — Не знаю. Может быть, он агент по страхованию жизни. Я вам все выложила, и теперь вы можете приступить к расследованию, но, если вдруг что-нибудь случится, я должна быть уверена, что следы опять не приведут к Минерве. Это ее ужасно тревожило. Она говорила, что если что-нибудь случится и если кто-нибудь состряпает дельце против нее, то следы должны вести только ко мне и на мне остановиться.
  — И что же, все это время Минерва скрывала от вас…
  — Что вы имеете в виду?
  — У нее был роман с Доувером Фултоном, а она вам так ничего и не сказала.
  — Дональд, я этого никак не могу понять. Я почти уверена, что Минерва мне бы обязательно сказала, если… если бы там был роман. Ей не было смысла скрывать от меня что бы то ни было. Она это знала. Я никак не могу понять этой истории с Доувером Фултоном.
  — Где вы были в субботу вечером около десяти часов? — спросил я.
  — Я… меня не было дома.
  — Подруга?
  — Не ваше дело.
  — Дружок?
  — Так я вам и сказала…
  — Я надеюсь, вы сможете доказать свое алиби.
  — Алиби? Что вы имеете в виду?
  — В это время было совершено убийство.
  — Какое убийство? О чем вы говорите? Убийство было совершено вчера.
  — Вы имеете в виду удушение чулком?
  — Да.
  — А я нет.
  — Что значит «а я нет»?
  — Я говорю об убийстве Минервы Карлтон.
  — Вы хотели, чтобы я очень удивилась?
  — Нет.
  — Я знаю наверняка, что это не самоубийство. Минерва не из тех. Она не стала бы убивать себя. Тем более что этот Доувер Фултон ничего для нее не значил. Она им восхищалась как работником и уважала его как человека. Но Доувер Фултон, кроме обычных шуточек, никогда ничего себе не позволял, пока она работала у него.
  — Он был в нее безумно влюблен?
  — Вот здесь я ничего не понимаю. Не думаю, что он был в нее влюблен. Мы были очень близки с ней. И я уверена, что она не стала бы от меня скрывать, если бы что-то было.
  — Вы хотите сказать, что знали ее достаточно хорошо?
  — Конечно.
  — Если вдруг меня будут искать у вас, скажете, что я у вас был и ушел.
  — Кто-то собирается вас разыскивать?
  — Возможно.
  — Из вашей конторы?
  — Вероятно.
  — А что собирается предпринять ваша компаньонка по поводу чека, который я ей дала?
  — Вероятно, спустит с вас шкуру.
  — Дональд, я вам все объяснила. Теперь вы видите, что моей вины здесь нет.
  — Попробуйте придумать какое-нибудь сносное объяснение… Но предупреждаю вас: уговорить Берту Кул отказаться от двухсот долларов — это все равно что превратить атомный взрыв в икоту.
  И, внушив ей эту мысль, я ушел, чтобы сразиться с собственными невзгодами.
  Глава 13
  У меня была еще одна ниточка. Боб Элджин звонил по телефону: Вэйверли 9-8765. Я помнил адрес некоего Сэма Лаури: Рипплинг-авеню, 968. Я узнал этот адрес и имя из регистрационного удостоверения, которое находилось в машине, преследовавшей меня накануне.
  Надежда была очень слабой. Можно было ставить сто против одного… Но, как ни странно, я выиграл.
  Я поискал фамилию Лаури в телефонной книге. Телефона у него не было. Тогда я поискал телефон Вэйверли 9-8765. Оказалось, что это коммунальный телефон в многоквартирном доме по адресу: Рипплинг-авеню, 968.
  Я поехал туда. Это была последняя отчаянная попытка. Время истекало. Когда девушки-фотографы проснутся и прочтут утреннюю газету, они определенно припомнят адрес, который они давали мне. После этого у меня останется ровно столько времени, сколько понадобится Фрэнку Селлерсу, чтобы раскинуть свои сети.
  Номер 968 на Рипплинг-авеню оказался невзрачным многоквартирным домом. Лаури жил на втором этаже.
  Я позвонил.
  Мне пришлось ждать довольно долго.
  Наконец сверху послышался голос:
  — Кто там?
  — Вам письмо, — сказал я.
  Зажужжало электрическое устройство, и дверь открылась. Я вошел.
  На лестничной площадке стоял крепко сбитый широкоплечий малый лет двадцати восьми — двадцати девяти. Похоже было, что он себя в обиду не даст ни при каких обстоятельствах. На нем были домашние туфли, брюки и пижамная куртка. Темные волосы взъерошены. Толстая, как у борцов, шея… Сломанный нос придавал его плосковатому лицу что-то монгольское. Но в его ухмылке сквозило какое-то ленивое добродушие.
  — В чем дело? — спросил он.
  Я закрыл за собой дверь и сказал:
  — Извините, если я поднял вас с постели.
  — А, да ладно. Я обычно в это время и встаю. А в чем, собственно, дело? От кого письмо?
  — Письмо от меня.
  Добродушная улыбка исчезла. Он стоял, широко расставив ноги, загораживая проход. Во всей его фигуре чувствовалась враждебность.
  — Не нравится мне все это, приятель, — сказал он.
  — Меня зовут, — сказал я, — Дональд Лэм.
  Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где он слышал это имя.
  Я напомнил ему:
  — Вы играли со мной в пятнашки прошлой ночью.
  Его лицо просияло. Он широко улыбнулся, обнажив зубы. С левой стороны на верхней челюсти не хватало двух зубов.
  — Так-так, — сказал он, — вот как обстоят дела! Проходите и садитесь.
  Он посторонился и протянул мне руку. Рукопожатие было таким сильным, что у меня кости хрустнули.
  — Получили свою машину? — спросил он. — Все в порядке?
  — Да, — сказал я, — спасибо.
  — Мы заправили вашу клячу бензином и поставили ее в стойло. Пришлось узнать, где вы ее обычно ставите. Правда, ключи я оставил в машине, но не думаю, чтобы на нее кто-нибудь позарился.
  — Нет, нет. Все в порядке. Она была на месте.
  — А что вы сделали с моей машиной?
  — Оставил ее у трамвайной линии. Я подумал, что вы заявите о пропаже машины.
  Он нахмурился:
  — Вы, наверное, думаете, что я подлец какой-нибудь. Я бы ни за что так с вами не поступил.
  Он пошел по коридору к своей квартире. Я за ним.
  — Я пытался дозвониться до вас, — сказал я, — но никто не подходил к телефону. У меня есть ваш номер: Вэйверли 9-8765, так?
  — Откуда у вас этот номер?
  — У меня есть каналы, по которым я добываю информацию такого рода.
  Он засмеялся:
  — Это коммунальный телефон, он находится в холле. По нему невозможно дозвониться, если никого нет рядом. Хозяйка нашего дома живет в квартире рядом с холлом. Она хороший человек. И если она слышит звонок, то обязательно позовет к телефону. Но она не всегда бывает дома.
  — Что бы вы сделали, если бы поймали меня? — спросил я.
  Он ухмыльнулся:
  — Сделал бы массаж при помощи рук. Может быть, немножко изменил бы черты лица, в зависимости от того, сопротивлялись бы вы или нет.
  — А что вы собираетесь сделать сейчас?
  — Сейчас я угощу вас чашечкой кофе. Как насчет кофе? Я все утро читал газеты и чертовски проголодался.
  — Я уже съел три завтрака и выпил три чашки кофе.
  — Ну тогда оставайтесь и усаживайтесь поудобнее. Мне, возможно, придется получить разрешение, прежде чем я вас выпущу. А вы вроде бы славный парень.
  — Что же произошло прошлой ночью?
  — Вы же знаете.
  — Нет, не знаю, — сказал я.
  — Но должны знать.
  В его движениях была какая-то естественная легкость и даже изящество. Он налил воду в кофейник. Потом просунул голову в дверь спальни и крикнул:
  — Эй, малышка!
  Сонный голос отозвался:
  — Кто там?
  — Ты никогда не догадаешься, — сказал Лаури. — Приведи себя в порядок и выходи.
  Я услышал шаги. Дверь спальни отворилась. На пороге стояла рыжеволосая красотка. На ней был мужской купальный халат. Слишком длинные рукава были подвернуты дюймов на шесть-восемь. Халат был обернут вокруг нее полтора раза и свисал до пола. От этого она казалась необычайно маленькой.
  — Взгляни-ка на него, — сказал Лаури. — Это тот самый парень, который ускользнул от нас прошлой ночью, тот самый, которого мы не могли найти среди товарных вагонов.
  — Ну и ну, — сказала рыжеволосая, — и он решился прийти сюда?
  — Ну да.
  — А что ему нужно?
  — Этого я еще не знаю. Почисть зубки, детка, и умой глазки. Мы позавтракаем и все обсудим.
  — Ладно, — сказала она и хлопнула дверью.
  Через минуту в ванной зашумела вода.
  — Красотка, — сказал Лаури.
  — Да, это верно.
  — Вы же ее не видели. Вот погодите — она снимет халат… И нрав веселый. Маленькая чертовка… Как вам приготовить яйца?
  — Я уже трижды завтракал. Спасибо.
  — Да, да. Вы говорили. Мне нужно хорошо позавтракать. Без хорошей пищи мне не сохранить форму… Она красотка, конечно, но готовить не умеет.
  — Почему бы вам ее не обучить?
  — Конечно, я попробую. Но, в общем-то, мне все равно.
  Он нарезал ветчину, бросил ее на сковородку, поставил сковородку на газ и сказал:
  — Должен отдать вам должное. Вы сообразительный.
  — Не такой уж я сообразительный. Просто мне повезло.
  — Я открылся, — признался он, — и это была ужасная глупость с моей стороны. Никогда бы не подумал, что вы сыграете со мной такую шутку. А где вы были? Под вагоном?
  — Именно так. Под вагоном.
  — Господи, какой же вы сообразительный! Не успел у вас кончиться бензин, а вы уже сообразили, где можно спрятаться.
  — Чего вы хотели?
  — Вы знаете, чего я хотел, черт возьми! Я хотел стукнуть вас пару раз и забрать у вас фотографии. Хотел поучить вас немножко, чтобы вы не совали свой нос в дела, которые вас не касаются.
  — Почему?
  — Видите ли, — сказал он, убавляя огонь под сковородкой, — это вопрос профессиональной этики. Вы лучше с кем-нибудь другим поговорите на эту тему.
  — Я хочу поговорить на эту тему с вами. Почему Боб Элджин велел вам избить меня?
  — Не трещи, приятель. У меня и так голова раскалывается. Я еще не завтракал, и мне неохота бить тебя на голодный желудок.
  — Ну ладно. Мне и так все ясно.
  — А я все думал, появитесь вы здесь или нет. А вы не такой уж дурак. Я бы даже сказал, умный. Зачем вам нужны были фотографии?
  — Я расследую дело о страховке.
  — Какое отношение к страховке имеет парочка жуликов?
  — Возможно, очень большое.
  — Можете рассказать мне об этом, пока я ем.
  Ветчина начала шипеть, и он перевернул ее вилкой. Дверь спальни отворилась, и рыжеволосая красотка вышла к нам. Она была в туго обтянутых брюках и свитере.
  — Видите? — сказал Лаури с гордостью. — А что я вам говорил?
  Я кивнул.
  — Займись яичницей, детка, — сказал Лаури, — а я пойду в ванную.
  Она подошла к плите, улыбнулась мне, потом повернулась спиной и начала регулировать пламя под сковородкой.
  Лаури сказал:
  — Не трогай огонь. Я только что его отрегулировал.
  Она не обратила на него никакого внимания и нагнулась, чтобы заглянуть под сковородку.
  — Видите? А что я вам говорил? — крикнул Лаури, уже заходя в ванную. — Шикарная фигура! Посмотрите на этот изгиб!
  — Ах ты! — сказала она голосом, в котором не было и тени недовольства.
  Лаури закрыл дверь ванной. Она опять поправила огонь, потом повернулась ко мне и улыбнулась.
  — А вы славный, — сказала она.
  — Стараюсь, — ответил я.
  — Я рада, что мы не нашли вас прошлой ночью. Сэм бывает иногда слишком груб. Он и не подозревает, какая в нем сила.
  — Могу представить, — сказал я.
  Она разгладила складки на свитере, поймала мой взгляд и улыбнулась.
  — Какая там погода на улице?
  — Прекрасная.
  — Солнышко?
  — Ни облачка.
  — Будет жарко.
  — Не думаю.
  — Посмотрите на этот столик, — сказала она, указывая на красивый полированный стол, который в этой комнате был явно не к месту, — ну разве это не чудо?
  — Конечно, чудо, — подтвердил я.
  — Сэм купил его мне на день рождения. Он сделан из миртового дерева. Держу пари, что вы никогда в своей жизни не видели ничего более симпатичного.
  — Это правда.
  Она положила на стол кусок толстой фланели, а сверху постелила скатерть.
  — Вы нам составите компанию? Позавтракаем вместе, — сказала она, — и забудем о том, что было.
  — Очень хорошо. Но я уже…
  — Я знаю. Тогда выпьете с нами чашечку кофе.
  Я наблюдал за тем, как она двигается по комнате. Она была хороша и знала это. Ей нравилось, что я за ней наблюдаю.
  — Итак, вы получили, что хотели? — спросила она.
  — Угу.
  — Вы очень сообразительный. Сэм ужасно хохотал, когда понял, что вы сделали.
  Она еще раз перевернула ветчину.
  — Вы какую яичницу любите?
  — Нет, нет, спасибо. Больше в меня не влезет.
  — Послушаем новости? — спросила она.
  — Я могу вам принести утреннюю газету.
  — Фу! Я не люблю читать. Слишком хлопотно. Давайте лучше послушаем.
  Она подошла к приемнику и включила его, поймав какую-то радиостанцию, которая передавала новости.
  — Я сделаю погромче, чтобы Сэму было слышно, — сказала она и повернула регулятор громкости до отказа.
  Диктор завершил обзор международного положения, прокомментировал волнения среди рабочих и перешел к местным новостям.
  Это был маленький радиоприемник, но с хорошей настройкой, и голос диктора слышался очень отчетливо.
  «Последняя информация об убийстве Люсиль Холлистер. Благодаря усилиям сержанта Селлерса из криминальной полиции был выявлен преступник — сексуальный маньяк, задушивший девушку ее же собственным чулком.
  Интуиция не подвела сержанта Селлерса и на этот раз. Он занялся проверкой деятельности одного частного детектива, расследовавшего дело, к которому Холлистер имела отношение, какое именно — полиция еще не установила.
  Только что нам сообщили, что полиция сделала следующее заявление: убийцей оказался частный детектив Дональд Лэм из агентства „Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования“. Сестра убитой опознала Дональда Лэма на фотографии, предъявленной полицией. По ее словам, это тот самый человек, которого она увидела в своей спальне сразу же после совершения убийства. Кроме того, отпечатки пальцев, снятые с целлофановой обложки книги, которую читал незваный гость, полностью совпадают с отпечатками пальцев Дональда Лэма.
  Более того, хозяйка мотеля опознала в убитой молодую женщину, с которой Дональд Лэм приезжал в мотель, где снял домик под вымышленным именем Доувер Фултон и зарегистрировал спутницу как свою жену.
  Несмотря на то что сержанту Селлерсу принадлежит несомненная заслуга в раскрытии этого чрезвычайно запутанного дела, он держится весьма скромно и старается оставаться в тени. Переломный момент, сказал он, наступил, когда он обнаружил, что описание убитой полностью совпадает с описанием молодой женщины, зарегистрированной в мотеле „Коузи Дэлл“ как миссис Доувер Фултон. Зная, что эта молодая женщина была связана с частным детективом, сержант Селлерс немедленно отправился в мотель, нашел хозяйку и привез ее в морг, где она опознала труп. После этого сержант Селлерс связался с сестрой убитой, Розалиндой Харт, чтобы установить, не являлся ли Дональд Лэм тем самым незваным гостем, который читал книгу в ее спальне.
  Сегодня, комментируя мотивы преступления, сержант Селлерс заявил: „Дональд Лэм — человек, несомненно, одаренный и даже блестящий, но его психическое здоровье всегда внушало некоторые подозрения. Его компаньон утверждает, что женщины часто влюбляются в него, многие пытаются заигрывать с ним, но он, как правило, остается холоден и равнодушен“.
  Полиция пока что не подготовила описания подозреваемого для передачи по радио, но в следующей программе новостей, через час, мы постараемся передать подробный портрет преступника. Полиция предупреждает, что все выходы из города перекрыты. Селлерс уверен, что Лэм будет задержан в ближайшие часы. Однако, — сказал диктор мрачно, — преступник, находясь в безвыходном положении, может оказать отчаянное сопротивление при попытке задержания».
  Затем диктор перешел на другую тему. Девушка встала, чтобы выключить приемник.
  Сэм Лаури вышел из ванной.
  — Ну, — сказал он. — Разве это не сюрприз?
  Я закурил.
  — Что будем делать? — спросила рыжеволосая.
  — У вас есть пистолет? — спросил Лаури.
  — Нет.
  — Вы виноваты в убийстве?
  — Нет.
  — Как же случилось, что вы оставили отпечатки пальцев на книге?
  — Я объясню, когда придет время.
  — Сейчас как раз самое время, черт возьми! — сказал Лаури и стал между дверью и мной.
  — Сэм Лаури, — завизжала рыжеволосая, — смотри не попади в меня! Где твой пистолет?
  — Мне не нужен пистолет, — сказал Лаури.
  Я продолжал курить.
  — Надо позвонить в полицию, — сказала девушка.
  — Минутку, минутку, не суетись, — сказал Лаури.
  — В чем дело?
  — Наверное, за эту птицу полагается вознаграждение. Если, конечно, они сами не найдут его до завтрашнего утра. Предположим, он сейчас смоется… Ты знаешь, что обычно бывает, когда сексуальный маньяк гуляет на свободе? Полиция начинает бить в барабаны, а город назначает вознаграждение за поимку преступника.
  Рыжеволосая посмотрела на меня с отвращением.
  — У вас вид совсем нормального человека. Как вы могли сделать с женщиной такое? Какое удовольствие вы получаете от…
  — Заткнись, — сказал Лаури. — У меня появилась идея. Лэм, встань.
  Он двинулся в мою сторону, мягко ступая на подушечки пальцев.
  — Не вздумай выкидывать фортеля, приятель! Встань и повернись ко мне спиной.
  Я встал и повернулся к нему спиной. Он тщательно ощупал мою одежду.
  — Что ты знаешь об этой малышке? Он говорит правду. У него действительно нет пистолета.
  Я сел.
  — Не оставляй меня с ним наедине! — закричала девушка.
  Лаури кивнул и окинул меня оценивающим взглядом. Глаза его ярко блестели на опухшем лице, носившем отпечатки кулаков и основательно пострадавшем за время спортивной карьеры.
  — Я не убивал ее, — сказал я.
  — Я знаю, — сказал Лаури, ухмыляясь, — она тебя поцеловала, и вдруг ее охватил непреодолимый порыв: она схватила чулок, затянула его на шее и задушила себя. А ты смотрел на нее, оцепенев от ужаса, беспомощно опустив руки… Я знаю, как все это было, приятель.
  Рыжеволосая сказала:
  — Если ты позволишь ему хотя бы приблизиться ко мне, Сэм Лаури, я убью тебя.
  — Не волнуйся, малышка, — сказал Лаури, — он к тебе не приблизится. Присмотри за ветчиной. Она же у тебя уже горит!
  — Ты ведь сам себе готовишь, — сказала она. — Я не могу…
  — Подойди к плите и переверни ветчину, — сказал он, — а я присмотрю за этой птичкой. Если у тебя подгорит ветчина, я уйду и оставлю вас наедине.
  Угроза возымела действие. Она схватила вилку, бросилась к плите и вынула ветчину из сковородки.
  — Теперь сделай подливку: налей воды, молока, добавь муки, — сказал Лаури.
  — Не учи меня. Сама знаю. Тысячу раз готовила.
  — Ладно. Не хочу с тобой спорить. Давай жми!
  Она сделала подливку.
  Лаури облизал свои толстые губы и сказал:
  — Мне кажется, я смогу на тебе заработать, Лэм.
  — Вы собираетесь продержать меня здесь довольно долго, как я понял, но, когда вы будете сдавать меня полиции, я расскажу, что вы меня держали здесь специально для того, чтобы получить вознаграждение.
  Он засмеялся:
  — Твое слово ничего не стоит сейчас. Ты станешь рассказывать полиции, что не убивал, а отпечатки твоих пальцев найдены на обложке книги. На твоем платке пятна помады. Что бы ты ни говорил полиции — это их не убедит и тебе не принесет никакой пользы. Поэтому я вполне могу провернуть это дельце и заработать немного монет.
  — Не вздумай оставлять меня с ним, — сказала девушка, — я…
  — Заткнись, малышка. Мне нужно все хорошенько обдумать. Что ты хочешь за эти фотографии, Лэм?
  — Я расследовал одно дело.
  — Какое дело?
  — Ну, обыкновенное дело. Двойное самоубийство, то есть убийство и самоубийство.
  — То, которое произошло в мотеле? — спросила девушка.
  Я кивнул.
  Она смотрела на меня широко раскрытыми, испуганными глазами.
  — Эта девушка поехала с вами в мотель, и вы там записались как муж и жена?
  — Это полиция так считает.
  — Вы хотели заманить ее туда, чтобы… Вы хотели затянуть чулок на ее шее и…
  — Заткнись, малышка. Вылей подливку в тарелку, помой сковородку и сделай яичницу. Лэм, ты хочешь яичницу?
  Я покачал головой.
  — Ладно. Тогда разбей четыре яйца, малышка.
  — Я не голодна, — сказала она. — Меня тошнит, и я ничего не хочу.
  — Разбей яйца в сковородку, — скомандовал Лаури, сделав угрожающее движение в ее сторону.
  Она замолчала и принялась готовить.
  Лаури сказал задумчиво:
  — Это дело следует обдумать.
  — Если ты собираешься оставить меня с ним наедине, ты сумасшедший, — сказала она.
  — Вот это-то меня и беспокоит, — признался Лаури. — Как мне управиться с этим делом? Мне нужно связаться с Бобом Элджином, но… я не хочу, чтобы он видел тебя здесь. — Наступила тишина. Потом Лаури сказал: — Я могу дать тебе пистолет, малышка. Ты будешь держать его под прицелом. Просто сиди и держи его на мушке…
  — Я тебе уже говорила, что не останусь с ним наедине ни минуты… независимо от того, сколько пистолетов ты мне дашь.
  Лаури лихорадочно думал.
  — Мы бы могли объединиться, Лаури, — сказал я, — и вы бы заработали немного денег.
  — Каким образом?
  — Пора бы уже и повзрослеть. Вы что, хотите всю жизнь быть ночным вышибалой?
  — В этом мире ты имеешь то, что тебе дают, а не то, чего ты хочешь, — сказал Лаури.
  — Может быть, подумаем вместе?
  Девушка поставила завтрак на стол. Лаури начал есть.
  — Будь осторожен, — сказала малышка с негодованием, — уж больно он ловкий… Если ты вздумаешь заключать с ним какие-то сделки, только ты меня и видел.
  — Что ты мне предлагаешь? — спросил Лаури.
  — На карту поставлены восемьдесят тысяч долларов страховки, — сказал я. — Страховая компания собирается возместить только годичный взнос и освободиться от обязательств. Им чертовски не понравится, если их нагреют на восемьдесят тысяч долларов.
  — А кому понравится? — перебил меня Лаури, бросая большие куски ветчины в рот.
  — Я собираюсь их нагреть. Я как раз занимался этим делом. И пришел к этой девушке. Она в это время одевалась и велела мне подождать в соседней комнате. Кто-то шел за мной по пятам. Я думаю, что это были вы.
  — Только не он, — заявила девушка. — Вы не посмеете навесить это дело на нас. Я была с ним все время, каждую минуту, с тех пор как вы украли нашу машину. Мы остановили машину, попросили немного бензина, заправили вашу машину и отогнали ее на вашу стоянку. Потом взяли такси и приехали сюда.
  — Кто-то еще знал этот адрес, — сказал я.
  — Какой адрес?
  — Адрес убитой.
  Лаури ухмыльнулся и сказал:
  — Ты сочинил великолепную историю, однако. Давай прокрутим ее еще раз. Итак, ты вошел в спальню несчастной и увидел, что она одевается, так?
  — Так.
  — И она тебя поцеловала?
  Я кивнул.
  — И ты, конечно, такой застенчивый, что не захотел смотреть, как она одевается. А она такая стыдливая, что не захотела одеваться при тебе и вытолкала тебя в спальню сестры.
  — Можете мне не верить, но так оно и было.
  Он расхохотался:
  — Что бы ты подумала о такой девушке, малышка? — спросил он.
  — Не втягивай меня в этот разговор, — заявила она. — Подумать только, как мы рискуем! Боже мой, бедная девочка!
  — Пожалуй, я съем парочку яиц, — сказал я. — Я проголодался. Не беспокойтесь, я все приготовлю сам.
  Я приготовился встать.
  — Сиди и не двигайся, — сказал Лаури. — Малышка, если уж ему так хочется яиц, приготовь ему яичницу.
  Она надула губки:
  — Я не собираюсь ничего готовить для сексуальных маньяков. Пусть сам себе готовит.
  — Уж больно быстро он проголодался, — сказал Лаури. — Меня не проведешь. Он хочет готовить сам! Ты знаешь почему? Как только ему в руки попадет сковородка с кипящим жиром, знаешь, что он сделает? Плеснет мне в глаза. И представляешь, что потом будет с тобой?
  — Ой, ой! — закричала она.
  — А вы подозрительный, — сказал я.
  — Да, ты прав. Я чертовски подозрительный. — Лаури усмехнулся. — Я уже один раз имел с тобой дело. У меня есть опыт.
  Девушка встала и пошла готовить яичницу. Я сидел и смотрел, как шипит на сковородке жир. Она, конечно, не умела жарить яичницу. Дно сковородки было покрыто корочкой. Она даже не потрудилась ее снять. А по бокам застыли пузыри. И яичница представляла собой отвратительное месиво, плавающее в жире.
  — Детка, убери перец со стола, — сказал Лаури.
  — Я хочу поперчить яичницу, — сказал я.
  — Я сам тебе поперчу, — сказал Лаури. — Тебе только дай перечницу, ты обязательно снимешь крышку и сыпанешь мне перцу в глаза. И не смей трогать кофейник, — сказал он, увидев, как я потянулся за ним. — Я сам налью тебе кофе. Нет… Пожалуй, малышка нальет тебе кофе.
  Лаури отодвинул стул, встал и сказал:
  — Не двигайся! Не вздумай выкинуть что-нибудь. Я сейчас вернусь.
  Он вышел в другую комнату, оставив дверь открытой, и через минуту вернулся, держа в руке пистолет.
  — Эта штука, — сказал он, — отрезвит тебя, если тебе вздумается плеснуть мне в глаза горячий кофе.
  Я давился жирной яичницей, заталкивал в себя тосты и все это запивал кофе. Надо сказать, что кофе был отменный. Но от еды меня воротило.
  Лаури смотрел, как я ем, и смеялся.
  — Тебе приходится каждый кусок глотать дважды.
  — В чем дело? — спросил я. — Неужели вы пытаетесь критиковать яичницу, приготовленную руками малышки? Кажется, у меня совсем мало шансов поладить с вами, что бы я ни делал.
  Он наблюдал, как я доедаю яичницу и допиваю вторую чашку, кофе.
  — Сиди и не двигайся, — сказал он, — что бы ни случилось, не вставай с места. Понял?
  Я зевнул.
  — Мне это подходит. Я собирался помочь вашей жене помыть посуду.
  — Жене! — фыркнула рыжеволосая.
  — Ладно, малышка. Пусть будет так, — сказал Лаури.
  — Как вы думаете, Лаури, зачем я пришел к вам сегодня?
  — Черт меня побери, если я знаю.
  — Я заключил сделку с Элджином. На карту поставлено восемьдесят тысяч. Мы получим только небольшую часть от этой суммы. Но эта часть может оказаться довольно большим куском. Думаю, что Элджин очень скоро явится сюда, если только он не передумал брать вас в долю. Но, наверное, он этого не сделает, как вы считаете?
  Лаури смотрел на меня с большим подозрением.
  — Что ты имеешь в виду, черт возьми? Что значит «не взять меня в долю»?
  — Да я просто спросил.
  — Откуда мне знать, что он станет делать?
  Он замолчал. Мы оба наблюдали, как девушка наливала воду в миску, окунала тарелки в мыльную воду, полоскала и ставила на сушильную полку.
  Я взглянул на часы и сказал:
  — Черт возьми, как странно, что Элджин не связался с вами. А я думал, что он придет сюда.
  — Он что, сказал, что придет?
  — Я выдал ему всю информацию по делу и попросил, чтобы он мне порекомендовал человека, который помог бы мне в случае, если бы дело приняло крутой оборот. И я ему сказал также, сколько этот человек получит за помощь. И он мне назвал ваше имя и адрес. Я ему сказал, что вы уже пытались со мной встретиться. А он засмеялся и сказал: «Люди, с которыми вы хотите встретиться, не всегда хотят встретиться с вами», или что-то в этом духе. Я точно не помню. Я ему сказал, что еду к вам. Я, конечно, был уверен, что он или позвонит вам, или сам приедет.
  Опять наступила тишина.
  — Как вы думаете, не хочет ли он надуть нас обоих? — спросил я.
  — Я у него не компаньон, — сказал Лаури. — Я у него вышибала.
  — Однако предполагалось, что вы будете участвовать в этом деле.
  — Сколько, вы говорите, тысяч?
  — Восемьдесят тысяч монет.
  — Откуда?
  — Почитайте вчерашнюю газету. И посчитайте сами. Доувер Фултон найден мертвым. Он совершил самоубийство. Страховка не выплачивается его семье, потому что не прошло еще и года. Семье возвращают только взнос за первый год. Если же он не совершал самоубийства, семье положена двойная компенсация. Значит, если он застраховался на сорок тысяч, семье должны выплатить восемьдесят.
  — Восемьдесят тысяч! — воскликнул Лаури и облизал губы.
  — Наша доля составит двадцать тысяч. Ваша доля позволит вам завести собственное дело, купить красивые платья малышке. Тогда она сможет сниматься в кино, при соответствующей поддержке, конечно.
  — Вы думаете, я смогу? — спросила она.
  Лаури разозлился.
  — Ты со мной разговариваешь, Лэм, или с ней? И не надо за меня тратить мои деньги. Я потрачу их по собственному усмотрению.
  Теперь разозлилась рыжеволосая.
  — Неужели ты мне ничего не выделишь, Сэм, если…
  — Заткнись, малышка, — приказал он. — Мне нужно серьезно подумать.
  В наступившей тишине слышалось только тиканье будильника. Девушка закончила мытье посуды и повесила посудное полотенце.
  Я протянул свою чашку, и она вылила туда остатки густого черного кофе.
  — Согрей ему кофе, малышка, — сказал Лаури.
  — Не беспокойтесь, — сказал я. — Я люблю холодный кофе.
  Я сидел у стола, держа чашку в руке.
  Неожиданно Лаури сказал:
  — Мне нужно позвонить Бобу Элджину, детка.
  — Но ты же не оставишь меня с ним наедине, Сэм.
  — Послушай, крошка, я оставлю тебе пистолет. Садись напротив и держи его на мушке. Если он сделает хоть одно движение, всади в него пулю. У тебя на это есть все права. Он убийца. Полиция ищет его, а он пытается скрыться. Если что-нибудь случится, помни, что я пошел в холл, чтобы позвонить в полицию.
  — Я не хочу оставаться с ним наедине.
  — Но это единственный выход, — сказал Лаури. — Я должен позвонить.
  — Давай я позвоню.
  Он засмеялся и сказал:
  — Ты ведь знаешь, что скажет Боб, если узнает, что ты здесь.
  — А что мы будем делать, если он вдруг придет?
  — Ты улизнешь через черный ход.
  — Лучше я это сделаю сейчас.
  — Нет. Пока я не позвоню, ты останешься здесь и будешь за ним присматривать.
  — Я тебе уже говорила. Я не хочу оставаться с ним наедине.
  — Послушай, детка, садись вот здесь, прямо у входной двери. Если он сделает хоть одно движение — стреляй. Ведь я же не ухожу далеко. Я иду в холл и услышу, если ты выстрелишь. Я даже крик твой услышу. Я мигом вернусь. Если будешь стрелять, долго не возись. Застрели его как собаку.
  — Да он в любом случае заслуживает казни, — сказала она, — как только подумаю о той девушке… Какая у нее красивая фигурка… и… я готова убить его собственными руками.
  — Конечно, может быть, Боб и не собирался брать вас в долю, — сказал я, — но я почему-то подумал, что у него было такое намерение.
  — Он обязан был это сделать, — сказал Лаури.
  — Как я понимаю, — сказал я, — Боб Элджин был хорошо осведомлен об убийстве в мотеле. Он знал, кто туда выезжал и…
  — Погоди-ка, — сказал Лаури, — уж не собираешься ли ты обвинить Боба? У него приличное заведение, и он его содержит в порядке. Не позволяет всяким там воришкам и гангстерам околачиваться в клубе. Изредка какая-нибудь бабенка может отхватить себе кусок пирога, но дальше этого дело не идет.
  — Но он вел себя так, как будто ему все известно об этом деле. И он сказал, что мы с вами сможем его распутать. Может быть, я сказал ему слишком много?
  — Возьми пистолет, детка, — сказал Лаури. — Я позвоню Элджину.
  — А что ты ему скажешь? — сказала она. — Все, что ты сейчас слышал, — это пустые разговоры, ничем не подтвержденные.
  Я увидел, что последняя фраза произвела на него впечатление. Он сел.
  — Кажется, этот малый — очень ловкий враль.
  — А чего вы ожидали? — спросил я. — Чтобы вам все это показали по телевидению? Я вам говорю, и этого достаточно.
  — А что вы нам говорите? — спросила она. — Вы же еще ничего не сказали. Нельзя ли поподробнее?
  — Хорошо, — сказал я. — Я расскажу. Том Дэрхэм и Боб Элджин участвуют в какой-то афере. Я не знаю, что это за дельце, но знаю, что оно выгодное. Лично мне, кстати, это глубоко безразлично. Не знаю, на что ставил Дэрхэм в этой темной игре, но знаю, что она имеет отношение к так называемому двойному самоубийству. Боб тоже в этом замешан. У меня есть шанс на спасение и возможность получить долю от восьмидесяти тысяч. Боб Элджин тоже проявил интерес к этому делу. Он велел мне прийти сюда… Хотя… Черт его знает… Может быть, он нас провел. И мне совсем не светит сидеть здесь и ждать, пока я попаду за решетку.
  — Ты будешь сидеть еще очень долго, не здесь… но в других местах наверняка, — сказал Лаури.
  — Нет, я не буду сидеть. Я уверен, что с меня снимут обвинение в убийстве. А дело это я все-таки завершу и свою долю получу.
  — Уж не пытаешься ли ты убедить нас, что ты не убивал?
  — Конечно, не убивал.
  — Я иду звонить Бобу, и это решение окончательное. Возьми пистолет, малышка. — Лаури передал пистолет девушке. Она встала между мной и дверью. — Я оставлю дверь открытой, — сказал Лаури.
  Он окинул комнату взглядом, еще раз оценивая обстановку, кивнул девушке и вышел.
  Итак, девушка стояла между мной и полуоткрытой дверью с пистолетом в руке. Пистолет был нацелен на меня. Я видел, как от напряжения побелела кожа на суставах ее пальцев.
  — Попробуй только шевельнись, — сказала она, — и я нажму курок, грязная скотина! А на вид такой приличный… Я действительно могу выстрелить…
  — Я уже говорил: я никакого отношения к этому убийству не имею. В любом случае убийство было совершено не на сексуальной почве.
  — А помада на носовом платке?
  — Она меня поцеловала.
  — А что вы делали в ее спальне?
  — Разговаривал с ней.
  — Но она была не одета.
  — Она сама меня пригласила в спальню.
  — Звучит правдоподобно.
  Я потянулся за чашкой и незаметно наклонил ее, пролив кофе на скатерть.
  Надо сказать, что инстинктивные реакции бывают очень сильными.
  — Неуклюжая свинья! — закричала она. — Надо что-нибудь подложить под скатерть. Быстрей! Быстрей! Попадет на стол!
  Я вытащил платок из кармана и сделал несколько неловких попыток промакнуть пролитый кофе.
  — Не так! Не так! — кричала она. — Нужно под низ! Быстрей! Нельзя, чтобы попало на стол!
  И тут она не выдержала… Пулей кинулась к столу… Как только она ухватилась за край стола, я тут же набросил ей на голову скатерть со всем содержимым; перегнулся через стол, схватил ее за запястье и вывернул руку; выхватил у нее пистолет и сказал:
  — Ни звука. И быстро… веди меня к черному ходу! Побыстрей!
  Она побелела от страха, и даже толстый слой румян не мог скрыть эту мертвенную бледность.
  — Быстро вниз… и к черному ходу, — повторил я и потом добавил с дьявольской усмешкой: — Или ты хочешь, чтобы я затянул чулок на твоей белой шейке? Такой красивый чулочек… который перекроет доступ воздуха в легкие… Представляю, как ты будешь выглядеть, ты…
  Это ее доконало. Она начала визжать.
  Я тут же закрыл ей рот ладонью и сказал:
  — Одно слово, и я затяну чулок на твоей шее. А ну-ка быстро к черному ходу!
  Она вся тряслась от ужаса. Мне стало жаль ее. Я потрепал ее по плечу.
  — Все это чушь, малышка, — сказал я. — Никакой я не убийца. И про это убийство ничего не знаю. Совсем ничего. У меня духу не хватает продолжать этот спектакль… Не хочу тебя терзать… Выводи меня отсюда через черный ход… пожалуйста.
  — Не… не души меня. Я… сделаю все, что ты захочешь. Я…
  — Не говори глупостей, — сказал я. — Я никогда в своей жизни никого не душил, но мне нужно выйти отсюда побыстрей, и я хочу захватить тебя с собой, чтобы ты не смогла предупредить Сэма. А теперь пойдем.
  Она провела меня через черный ход на замаскированную деревянную лестницу. Я спрятал пистолет в карман. Где-то на полпути вниз я сказал:
  — Можешь вернуться, малышка. Мне очень жаль, что пришлось воспользоваться именно таким способом… Но мне необходимо выбраться отсюда. Я и не думал, что радио может так неожиданно помешать моим планам.
  — Ты не возьмешь меня с собой? Чтобы… ты меня не задушишь?
  Я рассмеялся:
  — Забудь об этом. Вот твой пистолет. Бери.
  Я оттянул затвор, высыпал из магазина патроны и отдал ей вместе с пистолетом.
  — Не стреляй, пока не вставишь патроны в магазин, — сказал я. — Ну и вообще хорошенько подумай… Зачем привлекать к себе внимание? Еще в газеты попадешь… Боб узнает, что ты здесь была… Ему это не понравится. Прощай, малышка.
  Она колебалась какое-то мгновение, потом губы ее сложились в полуулыбку.
  — Прощай, — сказала она. — Ты очень… чертовски сообразительный… И вообще ты славный парень.
  Я сбежал вниз. Оглянувшись, я увидел, что она все еще стоит на лестнице и держит пистолет в одной руке, а патроны в другой.
  Глава 14
  Спустя полчаса после моего побега из квартиры Лаури я уже наигрывал мелодию на дверном звонке Клэр Бушнелл.
  Она впустила меня.
  — Я вернулся, — сказал я.
  — Вижу. Вы весь день то появляетесь, то исчезаете.
  — Угу. Читали свежие газеты?
  Она покачала головой.
  — Разговаривали с кем-нибудь?
  Она опять покачала головой.
  — Я делала маникюр.
  — Ладно, Клэр. Давайте договоримся. Я работаю на вас, а вы даете мне приют.
  — Что вы имеете в виду?
  — Есть люди, которые меня ищут. Мне же не хочется их видеть. Я бы хотел остаться здесь.
  — Надолго?
  — На весь день… А может быть, и на ночь.
  — Господи, похоже, что вы действительно намерены здесь поселиться.
  — А что, нельзя?
  — На ночь — нельзя.
  — Почему?
  — Помимо меня, в доме есть и другие жильцы. И будет неловко…
  — Не будет, если они меня не увидят.
  Она не нашлась что сказать.
  Она подошла к окну и выглянула на улицу, потом повернулась ко мне.
  — Дональд, — сказала она, — я знаю.
  — Знаете что?
  — Я слушала радио.
  Я подошел поближе к двери.
  — Что же вы собираетесь делать?
  Она подошла ко мне. Глаза ее смотрели твердо.
  — Вы не убивали.
  — Спасибо.
  — Почему вы хотите спрятаться, Дональд?
  — Потому что я хочу довести это дело до конца прежде, чем меня возьмут. Если они меня поймают, то сразу же посадят в тюрьму. И даже не отпустят на поруки. А я, как вы понимаете, не могу заниматься расследованием в камере.
  — А если они вас не поймают?
  — Тогда я смогу распутать это дело.
  — Как? Сидя здесь?
  — Мне важно начать… При первом же удобном случае я нанесу удар. Для этого я должен иметь возможность свободно передвигаться, чего в камере я сделать не смогу.
  — Могу я быть уверена, что не проснусь однажды утром с чулком вокруг шеи?
  — Можете.
  Она подошла ко мне и положила мне руки на плечи.
  — Дональд, посмотрите мне в глаза.
  Наши взгляды встретились.
  — Расскажите, что же случилось с той… с той девушкой.
  — Я изучал обстановку вокруг дома и увидел ее в окне спальни. Окна были открыты, шторы не задернуты. Она одевалась… Увидела меня… Я вошел. Думаю, что она была немного испугана.
  — Это вы ее напугали?
  — Она была замешана в чем-то и боялась, что это может открыться. Она знала что-то и не хотела, чтобы мне об этом стало известно.
  — Что же она сделала?
  — Она попыталась соблазнить меня. Может быть, я ошибаюсь, но она не показалась мне искренней. Потом она велела мне перейти в соседнюю комнату и ждать ее там. Что я и сделал.
  — А соседняя комната оказалась спальней ее сестры?
  — Верно.
  — Почему вы не дождались полиции?
  — Потому что, если бы я сделал это, я бы сразу угодил в тюрьму, и у меня не было бы никакой возможности распутать это дело.
  — А разве полиция не смогла бы распутать это дело без вашей помощи?
  — Не думаю.
  — Вы, наверное, понимаете, что ваш побег ставит вас в совершенно безвыходное положение.
  — Положение у меня безвыходное в любом случае, — сказал я. — Или я распутаю это дело, или же меня приговорят к смертной казни, как сексуального убийцу. Более того, они навесят на меня все не раскрытые за последние пять лет сексуальные убийства. Можете не сомневаться: они обольют меня грязью, опорочат и представят врагом рода человеческого. Вот вам и разрешение проблемы.
  — Так вы думаете, что распутаете это дело, если у вас будет шанс?
  — У меня уже есть шанс, но он довольно рискованный. Однако мне придется идти на риск, так как другого выхода нет.
  — Что вы намерены делать? Как вы собираетесь распутать этот клубок?
  Я сел в кресло. Она села напротив.
  — Вы мне нравитесь, — сказала она, — и поэтому я тоже хочу рискнуть… то есть я… Мне кажется, что я хочу рискнуть. Но прежде вы должны мне все рассказать. Мне нужны факты.
  — Итак, начнем с Тома Дэрхэма. Вы хотели, чтобы я установил его личность. Вы сочинили довольно связную историю, в которой изложили причины, побудившие вас установить за ним слежку. Но ваш рассказ — это выдумка чистейшей воды. В действительности слежка нужна была Минерве Карлтон, а не вам. Именно она хотела выяснить личность Тома Дэрхэма.
  — А я вам говорила об этом.
  — Откуда Минерва знала, что Дэрхэм навещает вашу тетушку?
  — Не знаю.
  — Не думаю, чтобы Том Дэрхэм хотел жениться на вашей тетушке.
  — Это было бы глупо с его стороны.
  — Я не думаю также, что он пытался всучить вашей тетушке какой-то товар.
  — Однако он определенно чего-то хотел.
  Я кивнул.
  — Думаю, что Том Дэрхэм — шантажист. Мне кажется, что он шантажирует вашу тетушку. Теперь пошевелите мозгами и скажите мне, чем он может ее шантажировать. Какие компрометирующие ее сведения могут у него быть?
  Она нахмурилась.
  — Шантажировать? Тетю Амелию?
  — Ну да.
  — Вряд ли ее можно чем-нибудь шантажировать.
  — Ну тогда он просто так пытался ее шантажировать.
  — Но она бы сообщила в полицию.
  — Не думаю. Улики свидетельствуют, что у него были какие-то сведения или он думал, что они у него были.
  — Не имею ни малейшего представления, что бы это могло быть.
  — Вы считаете, что ваша тетушка неуязвима?
  — Не знаю. Она ни перед кем не отчитывается за свои поступки.
  — А что вы знаете о ее отношениях с покойным мужем?
  — Ничего особенного. Он для нее ничего не значил. Она его даже не вспоминает.
  — Последний муж оставил ей какие-то сбережения?
  — По правде говоря, Дональд, я не знаю. Она всегда очень тщательно скрывала свои доходы. Думаю, что там были какие-то деньги, но не знаю сколько. Мне кажется, что дядюшка оставил ей в основном страховку.
  — А как он умер?
  — Очень неожиданно. Какое-то пищевое отравление или что-то в этом роде.
  — В этом-то все и дело.
  — Что вы говорите, Дональд?
  — Я просто думаю вслух. Анализирую различные варианты. Когда он умер?
  — Три или четыре года назад.
  — Я все-таки думаю, что вашу тетушку шантажируют. А эта горничная… она давно у нее работает?
  — Сюзи?
  — Да.
  — О, много лет.
  — А когда дядюшка был жив, Сюзи у нее уже работала?
  — О да, конечно.
  — А как Сюзи относилась к вашему дяде?
  — Сюзи всегда была очень предана тете Амелии. Их связывают очень прочные узы. И это кажется довольно странным.
  — Вы считаете, что супружеская жизнь вашей тетушки не была особенно счастливой?
  — Этого я не знаю, Дональд. Я видела ее очень редко. Она меня раздражала и… ну, в общем, вам и так понятно. Что я знаю наверняка? Она всегда хотела быть свободной. Она всегда искала любовных приключений.
  Я встал, выглянул в окно, потом закурил сигарету и начал ходить по комнате взад-вперед. Потом опять сел.
  — Почему вы думаете, что мою тетю шантажировали?
  — Потому что считаю Тома Дэрхэма шантажистом.
  — Сомневаюсь, что нам удастся выяснить, как обстояло дело в действительности, — сказала Клэр Бушнелл. — Но… я вспоминаю, что в смерти дяди было что-то странное, то есть я хочу сказать, что он умер как-то очень уж неожиданно. А у тети Амелии не было никаких симптомов отравления. Я помню, что она тоже вроде бы жаловалась на недомогание, но, по правде говоря, у нее был вполне цветущий вид, поэтому я не придала ее словам никакого значения и вскоре забыла.
  — Минерву Карлтон шантажировали, — сказал я, — значит, кто-то подцепил ее на крючок. Я думаю, что это был Том Дэрхэм. Минерва, безусловно, знала, что Том пытается шантажировать и вашу тетушку тоже. Поэтому она и хотела собрать о нем всю информацию, какую только возможно. Почему она решила обратиться в частное сыскное агентство через вас? Потому что Том шантажировал именно вашу тетушку. Это был очень удобный случай, и Минерва им воспользовалась.
  — Почему вы думаете, что Минерву шантажировали?
  — Все указывает на это. Я…
  В это время раздался звонок.
  — Пусть звонят, — сказал я, — давайте не будем открывать.
  Однако звонок не умолкал. Кто-то настойчиво пытался проникнуть в дом.
  — Ладно. Узнайте, кто звонит. Если это полиция, вам придется открыть дверь. Ничего не поделаешь… Если вас спросят, что я делаю в вашей квартире, что вы скажете? Можете сочинить какую-нибудь басню?
  — Запросто, — сказала она, собирая мои окурки и нанося на них помаду кончиком пальца.
  Я засмеялся.
  — Наверное, вас уже ловили на этом? Есть опыт?
  — На чем?
  — Ну, на том, что в вашей пепельнице были окурки без следов помады.
  — А разве это не забавно? — сказала она обиженно.
  — Нет, — сказал я.
  Она подошла к переговорной трубке.
  — Кто там?
  В переговорной трубке раздался громкий голос Берты Кул:
  — Это Берта Кул. Вы мне срочно нужны.
  Клэр Бушнелл вопросительно посмотрела на меня.
  — Погодите-ка, — сказал я, — скажите ей, что вы… хотя… пусть войдет.
  Клэр нажала кнопку.
  — А что мне сказать ей? Что вы здесь делаете? Прячетесь?
  Я кивнул.
  — Я спрячусь в стенном шкафу. Скажите Берте, что вы меня не видели.
  — Хорошо.
  Я открыл стенной шкаф и вошел внутрь. Клэр захлопнула за мной дверцу. Я слышал, как щелкнул замок. Через несколько секунд я услышал голос Берты Кул:
  — Здравствуйте, мисс Бушнелл.
  — Здравствуйте. Что привело вас сюда?
  — Мы работаем по вашему заказу. Надеюсь, помните?
  — Да, конечно. Пожалуйста, проходите. Садитесь.
  Я услышал, как заскрипели половицы под тяжелой Бертиной поступью. Потом она плюхнулась в кресло и сказала:
  — Ваш чек возвращен, дорогуша.
  — Что вы имеете в виду?
  — Чек на двести долларов, который вы нам дали, оказался недействительным. Черт побери! Я же сказала Дональду, чтобы он сообщил вам об этом. Я думала, что он у вас.
  — Этого не может быть. У меня есть деньги в банке.
  — А банк утверждает, что у вас их нет. Они говорят, что ваш чек был взят только на хранение, временно. Он выписан в другом штате и оказался недействительным. Поэтому они списали эту сумму с вашего счета.
  — Как же так? Ведь это совершенно безупречный чек.
  — А кто его выписал?
  — Боюсь, что этого я вам сказать не могу, миссис Кул. Но я готова пойти в банк вместе с вами.
  Я не видел выражения лица Клэр, но заданный ею тон поразил меня своей естественностью. Да, она была чертовски талантливая актриса. Я вспомнил, как ловко она размазывала помаду на кончиках сигаретных окурков, и удивился огромному опыту нашей клиентки в искусстве надувательства.
  — Нам нужен обеспеченный чек, — сказала Берта.
  — Но он и так обеспеченный, миссис Кул.
  — А банк утверждает, что нет.
  — Хорошо, я выясню отношения с банком.
  — Мне плевать, с кем вы будете выяснять отношения и что вы будете говорить, — сказала неистовая Берта, — но прежде чем я уйду отсюда, у меня в руках должно быть нечто, что может уравновесить не имеющую никакой силы чернильную цифру в двести долларов на нашем счете. Ведь я внесла этот чек под честное слово.
  — Ну да… конечно… я… если человек, давший мне чек… ну понимаете… я окажусь в затруднительном финансовом положении.
  — Если вы не оплатите чек, вас ожидают гораздо большие затруднения, чем это, — мрачно сказала Берта Кул.
  — К сожалению, у меня ничего нет, миссис Кул.
  — Черта с два.
  — Что вы имеете в виду?
  — Не будьте ребенком, дорогуша. Пойдите к своему дружку и…
  — У меня нет дружка.
  — Тогда заимейте.
  — Я… я… ну… видите ли… я…
  — Вы видели сегодня Дональда Лэма?
  — Нет.
  — Господи! Какая неприятность, — сказала Берта. — Полиция обвиняет его в сексуальном убийстве и распространяет это сообщение по всей стране. Каков мерзавец!
  — Сексуальное убийство! Не может быть!
  — Да. Эта девушка была задушена собственным чулком в собственной спальне.
  — Но мистер Лэм, что вы… разве… я бы никогда не сказала, что он способен на такое.
  — Ну, я не знаю, — сказала Берта рассудительно. — Я его всегда любила. Но все-таки в нем есть что-то ненормальное. Женщины бросаются ему на шею, а он даже не реагирует. Я и сама начинаю удивляться этому теперь… когда слушаю радио.
  — Но миссис Кул! Как вы можете говорить такое о своем компаньоне?
  — Черт бы меня побрал, если я знаю, — сказала Берта, — я просто разговариваю.
  — Разве вы не распутывали вместе множество дел?
  — Конечно, распутывали.
  — Разве не видно человека по его поступкам?
  — Черт возьми, — вспылила Берта, — у нас сотрудничество чисто деловое. Я с ним не спала.
  — Но я совсем не это имела в виду.
  — Я вам голову хотела оторвать, — сказала Берта, — за то, что вам вздумалось нас перехитрить. Так вы видели его?
  — Нет. А вы были в своей конторе, миссис Кул?
  — Наскоками. Мне пришлось выехать по делу в Сан-Роублз. По дороге я включила радио и услышала эту историю о Дональде. Когда я вернулась в контору, там уже все всё знали. Девушки бились в истерике.
  — Какие девушки?
  — Секретарши. Элси Бранд, личная секретарша Дональда, совсем обезумела. Ее всю затрясло от возмущения. Она сказала, что готова ценой своей жизни доказать, что Дональд невиновен; что она купит ему дюжину чулок и в любое время останется с ним наедине в темной комнате.
  Клэр Бушнелл тут же воспользовалась ситуацией, чтобы посыпать соль на мои раны.
  — Да, конечно, в этой истории есть что-то подозрительное, — мстительно сказала она. — Вчера я беседовала с мистером Лэмом. Он ворвался ко мне, знаете, довольно бесцеремонно…
  Раздался звонок, резкий, настойчивый. Клэр подошла к переговорной трубке. Я слышал, как она спросила: «Кто там?» Затем наступила тишина.
  — Кто это? — спросила Берта. — Господи, что с вами? На вас лица нет.
  — Какой-то Селлерс, — ответила она. — Сержант Селлерс из полиции.
  — А, это Фрэнк, — сказала Берта, — славный малый. Он из криминальной полиции. Интересно, какого черта ему здесь нужно?
  Через несколько секунд я услышал громкий, повелительный стук в дверь. Клэр впустила его.
  — Вы Клэр Бушнелл? — спросил Селлерс.
  — Да.
  — Привет, Фрэнк, — сказала Берта.
  — Привет, Берта, — сказал Селлерс. — Поверь мне, я не хотел этого делать, но монета упала не той стороной.
  — Я тебя не обвиняю, — сказала Берта. — Если то, что я слышала по радио, правда, то пусть получает по заслугам. Беда с этими умниками… Вообще он всегда был довольно скрытный.
  — Никогда не имел нормальных отношений с женщинами? — спросил Селлерс.
  — Откуда мне знать, черт возьми? — рассвирепела она. — Женщины просто с ума по нему сходят… Возьмите его секретаршу… Она ведь помешалась на нем. А он обращается с ней как с младшей сестренкой. Каждый раз, как он входит в комнату, ее глаза загораются, как автомобильные фары. За каждым его движением следит, глаз не спускает. А он даже не замечает… Но надо отдать ему должное, он всегда к ней хорошо относился, добивался для нее повышения зарплаты, всячески старался облегчить работу и вообще сделать что-нибудь приятное.
  — Типичные симптомы, — сказал Селлерс с категоричной самоуверенностью доморощенного психоаналитика. — Черт возьми, и как я не догадался раньше?!
  — Могу я спросить у вас, о чем вы разговариваете? — спросила Клэр.
  — Ее компаньон Дональд Лэм — убийца, сексуальный маньяк. Что вы знаете о нем?
  — Ну, как вам сказать… Я видела его… разговаривала…
  — К черту! Не будем ходить вокруг да около. Где он?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы знаете, что я имею в виду. Ведь вы прячете его у себя.
  — Не понимаю, о чем вы говорите! — воскликнула Клэр с негодованием.
  — Я знал, что, как только это дело откроется, Дональд ни за что не придет в контору. Уж слишком он сообразительный. Он обязательно пойдет туда, где, как он думает, его никто не станет искать. А оттуда позвонит Берте и попросит, чтоб она пришла к нему. Поэтому я и не стал его искать, а просто торчал у конторы и следил за Бертой. Как только она отправилась сюда, я потащился за ней. Я совершенно уверен, что она приехала сюда, чтобы встретиться с Лэмом. Он или уже здесь, или придет попозже.
  — Ты ненормальный, Фрэнк! Ни с каким Дональдом я не разговаривала. Я представления не имею, где находится этот поросенок.
  — Меня не проведешь, Берта. Ты можешь верить или не верить в то, что он убийца, но вы ведь компаньоны… И ты наверняка постараешься заполучить у него всю информацию по делу, прежде чем его упекут за решетку. Ведь расследование придется завершить тебе, если, конечно, ты хочешь немного заработать.
  — Великолепная идея! Если бы я знала, как с ним связаться, я бы обязательно сделала это. А приехала я сюда потому, что эта молодая особа дала нам чек на двести долларов, не обеспеченный денежными средствами.
  — А, да-да. Знаю, — сказал Селлерс. — Я хочу осмотреть квартиру.
  — Осматривай, — сказала Берта. — Но ты все равно его не найдешь, потому что его здесь нет. Держу пари. Согласен?
  — Сколько ставишь? — спросил Селлерс.
  — Пятьдесят долларов, — быстро сказала Берта.
  — Давай! Согласен.
  Этот вызов явно обеспокоил Селлерса. Он долго молчал и наконец сказал:
  — Пари не заключаю, а квартиру все равно осмотрю.
  — Вы не имеете права устраивать обыск в моей квартире, — сказала Клэр.
  — Такова награда за труды. Увы! — заметил Селлерс.
  — Но вы не имеете права. У вас нет ордера на обыск. Вы врываетесь в чужой дом и… Откуда я знаю, что вы полицейский?
  — Берта знает, что я полицейский, — сказал Селлерс. — Почему ты не хочешь, чтобы я обыскал квартиру, сестренка?
  — Потому что это моя квартира. И мне не нравится, что полиция врывается в дом и устраивает обыск в любое время, когда ей вздумается.
  — Все еще хочешь заключить пари? — спросил Селлерс Берту.
  Последовала долгая пауза, потом Берта сказала с большим сомнением в голосе:
  — Ставлю десять долларов.
  — Поставь двадцать пять, — сказал Селлерс.
  — Нет, десять. Это мой предел.
  — Ты сбросила сорок долларов.
  — А ты запел на другой лад.
  — Ладно, — сказал Селлерс, — ставлю десять долларов. Посторонись, сестричка. Что за этой дверью?
  Я слышал, как Клэр самоотверженно сражается с Селлерсом.
  — Черт бы вас побрал, — говорила она, задыхаясь, — вы не имеете права. Вы…
  — Посторонись, сестра, посторонись, — говорил Селлерс.
  Замок щелкнул, дверца распахнулась, и… я вывалился наружу.
  — Так-так, — сказал Селлерс. — Первая погремушка вывалилась из ящика. Входи, Лэм.
  Я вошел в комнату.
  Берта вскочила как ошпаренная. Глаза ее метали молнии.
  — Ах ты чертов сукин сын! — визжала она. — Ты обошелся мне в десять долларов.
  Фрэнк Селлерс покатился со смеху.
  — Хорошо, — сказал он, — очень хорошо.
  — Как ты мог, ты, неблагодарный… — Берту душил гнев.
  Клэр беспомощно на меня посмотрела.
  — Все в порядке, Клэр, — сказал я. — Вы, должно быть, вышли позвонить. Дверь была открыта, и я вошел, решил подождать, когда вы вернетесь. Но вдруг раздался звонок. Я не знал, кто это, поэтому спрятался в шкафу и дверцу за собой захлопнул. Очень сожалею, что причинил вам неприятность.
  — Я действительно выходила. А вы, наверное, появились здесь перед самым приходом Берты? — сказала Клэр.
  — Да.
  Селлерс вдруг перестал смеяться. Он подошел к шкафу, в котором я прятался, и сказал:
  — А ну-ка покажи мне, Лэм, как ты захлопнул за собой дверцу.
  Я понял, что попался. На внутренней стороне дверцы не было ручек.
  Селлерс ухмыльнулся:
  — Да. Это очень странно. Давай-ка свои руки, Дональд.
  — Погоди, Фрэнк, я хочу…
  — Руки! — сказал он властно.
  Я знал, что означает этот тон. Я понимал, что означает этот блеск в глазах. Поэтому я протянул руки, и он защелкнул на них наручники. Потом он обыскал меня, но оружия, естественно, не нашел.
  — Ладно, теперь можешь сесть, — сказал он. — Ты арестован. Тебе предъявлено обвинение в убийстве Люсиль Холлистер. Если хочешь что-то сказать, говори. Но учти: все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя. А теперь можешь говорить хоть до одурения.
  — Я не убивал, — сказал я.
  — Конечно, ты не убивал. Я знаю. Ты пришел и увидел, что она уже мертва. И тогда ты размазал ее помаду по своему лицу, пошел в спальню сестры и стал ждать… Не ожидал я от тебя такого, Дональд. Я знал, что ты странный… Но чтобы ты был способен на такое, никогда бы не подумал!
  — Давай вернемся к самому началу, Селлерс, — предложил я.
  — Еще чего захотел! — возмутился он, но быстро спохватился: — Ну ладно, валяй! Говори!
  — Надеешься, что я проговорюсь. Хочешь использовать это против меня. А ты расслабься, Селлерс. Забудь, что ты полицейский. Освободись от предвзятых мнений, и давай вместе подумаем, что можно сделать.
  — Нет уж. Это твоя вечеринка. Ты и сервируй стол.
  — Давайте вернемся к истории вопроса: Люсиль Холлистер обожала свою младшую сестру Розалинду; Розалинда была влюблена в Стэнвика Карлтона; жена Карлтона любила… порезвиться — так думала Люсиль; она хотела развести Стэнвика с женой.
  — Кто сказал тебе все это? — спросил Селлерс.
  — Люсиль.
  — Когда?
  — Перед самой смертью.
  В глазах Селлерса засветился огонек. Такой бывает у охотника, напавшего на свежий след.
  — Итак, ты признаешь, что находился в ее спальне перед самой ее смертью?
  — Да.
  — Почему ты убил ее, Дональд? Это было сексуальное убийство?
  — Глупости! Во-первых, я ее не убивал. Во-вторых, это не было сексуальное убийство. Кто-то убил ее, опасаясь разоблачений.
  — Каких разоблачений?
  — Вот об этом-то я и пытаюсь тебе рассказать.
  — Валяй! — сказал Селлерс и обратился к Клэр: — Вы слышали? Он признался, что был с ней перед самой ее смертью.
  Клэр послушно кивнула. Она была бледна и сильно нервничала.
  — Люсиль Холлистер кое-что знала, она следила за Минервой Карлтон. Однако на этот раз никаких любовных интрижек не было.
  — Понятно, — сказал Селлерс ехидно. — Она поехала в мотель с Доувером Фултоном, потому что он обещал научить ее играть в блошки103, и она сняла кофту, чтобы не помять рукава.
  — Минерва Карлтон вела очень сложную игру. Она дала Клэр чек на пятьсот долларов и попросила ее обратиться в наше агентство, чтобы установить личность человека, который бывает у тетушки Клэр.
  Селлерс взглянул на Клэр. Она кивнула. Он заинтересовался.
  — Валяй, Лэм, рассказывай. Только покороче.
  — Я взялся за это дело. Установил за ним наблюдение и выяснил, что он остановился в гостинице «Вестчестер Армз» под именем Тома Дэрхэма. Теперь, как вы думаете, зачем Минерве Карлтон понадобилось устанавливать за ним слежку?
  — Откуда мне знать, — сказал Селлерс, — я не умею читать чужие мысли.
  — Когда Люсиль Холлистер выходила из коттеджа, она оставила на столе пачку сигарет и коробок спичек. На спичках был штамп клуба «Кабанита».
  — Ну и что? — спросил Селлерс.
  — В пачке сигарет был спрятан обрывок меню из клуба «Кабанита» с надписью на оборотной стороне: «Коузи Дэлл». Очевидно, Люсиль забыла об этом.
  — Это был тот самый мотель, куда Люсиль Холлистер заманила тебя? — спросил Селлерс.
  — Да.
  — Мотель, где Доувер Фултон и Минерва Карлтон совершили самоубийство?
  — Мотель, где они были убиты, — поправил я.
  — Так-так… оживление в зале… — сказал Селлерс язвительно. — Значит, по-твоему, они были убиты? А дверь была закрыта изнутри?
  — Да.
  — Продолжай, продолжай… Если нам не удастся осудить тебя за убийство девушки, то мы навесим на тебя эти два.
  — Дверь была закрыта изнутри. Это верно. Но никто не знает, когда ее закрыли.
  — К чему ты клонишь?
  — Вспомни — было несколько выстрелов.
  — Верно. Одна пуля попала в сумку, другая — в Доувера Фултона, а третья — в Минерву Карлтон.
  — Итого четыре, — сказал я.
  — Четыре! Ты что спятил? Получается три.
  — Четыре.
  — Ну что ты тут разыгрываешь, Лэм? Хочешь навязать дискуссию?
  — Сколько выстрелов сделано из пистолета Доувера Фултона? Ведь он шестизарядный.
  — Три.
  — Почему же осталось только два патрона?
  — Потому что пистолет был недозаряжен. Многие так делают. Так безопасней, — сказал Селлерс.
  — Итак, три выстрела, два патрона и один пустой патронник?
  — Верно.
  — Четыре выстрела, — сказал я.
  Селлерс начал поглядывать на меня с некоторой долей уважения.
  — Конечно, Лэм, — сказал он, — может быть, ты и прав. Что ты знаешь об этом?
  — Я просто сопоставляю: два и два…
  — Получается четыре. — Селлерс засмеялся собственной шутке.
  — Получается четыре, — повторил я. — Если Фултон стрелял в нее, то как он мог попасть в сумку?
  — Может быть, он промахнулся.
  — Промахнулся? Но ведь сумка стояла на полу.
  — Черт возьми, — сказал Селлерс, — может быть, она наклонилась, чтобы положить туда какую-нибудь вещь, а он решил выстрелить неожиданно, чтобы застать ее врасплох.
  — Пусть будет так, — сказал я. — Предположим, она стоит на коленях и открывает сумку. Доувер Фултон стреляет ей в затылок. Он хочет застать ее врасплох… и промахивается.
  — Да. Такое вполне вероятно.
  — Хорошо. Тогда учтите элемент неожиданности. Итак, что она делает в таком случае?
  — Вскакивает, естественно, — сказал Селлерс.
  — И поворачивается к нему лицом, — сказал я.
  — Ну и что?
  — А то, что вторая пуля в таком случае угодила бы ей в лоб.
  — Необязательно. Она поворачивается к нему лицом, видит, что происходит, и пытается убежать.
  — И тогда уж он стреляет ей в затылок.
  — Верно.
  — Что же получается? — сказал я. — Он промазывает, когда она неподвижно стоит на коленях, и бьет без промаха, когда она убегает.
  Селлерс почесал голову.
  — Не знаю, что там произошло, но это вполне приемлемое объяснение.
  — Это объяснение, которое ничего не объясняет, — сказал я. — А дело было так: стреляли три раза. Стрелявший знал, что ему надо отчитаться за три выстрела. А он не мог за них отчитаться. Поэтому он отнес пистолет и сумку за пределы мотеля, туда, откуда выстрелы не были слышны, прострелил сумку, принес ее обратно в домик, вложил пистолет в руку Доувера Фултона, запер дверь изнутри и вылез через окно.
  — Что-то я тебя не понимаю, — сказал Селлерс. — Зачем ему понадобилось проделывать все это? Столько хлопот!
  — Потому что ему нужно было отчитаться за третий выстрел. Полиция должна была найти три пули. Поэтому ему пришлось выстрелить в сумку, где и была найдена третья пуля.
  — Тогда получается четыре пули, если так, — сказал Селлерс.
  — Совершенно верно.
  — Значит, четвертый выстрел сделан только для того, чтобы отчитаться за третий? Зачем?
  — Затем, — сказал я, — что третья пуля попала в стрелявшего.
  Селлерс был в полном недоумении. Он долго моргал и жевал губами, пытаясь переварить эту мысль.
  — Это предположение, — сказал он наконец, — всего-навсего предположение, предположение и больше ничего.
  — Помимо предположения, есть еще и факты, — сказал я. — Где была одежда убитой, когда вы обнаружили трупы?
  — Часть одежды была на ней, остальная… дай вспомнить… ага… остальная в сумке.
  — В том-то и дело. Женщина, проводящая свой уик-энд в гостинице, не станет комкать и мять свои вещи. Ведь в коттедже есть и платяной шкаф, и вешалка. Когда началась стрельба, сумка была открыта и стояла на полу возле стула. А кофта висела на спинке этого стула. Убийца запаниковал, схватил кофту, скомкал ее и сунул в сумку.
  — Уж больно много ты знаешь, — сказал Селлерс многозначительно. — Еще бы! Ведь ты был в мотеле как раз в это время. — Он задумался. И вдруг сказал: — Господи! Наконец-то дело начинает проясняться! Прошу всех быть свидетелями! Он был в мотеле, когда произошло убийство. И если это действительно убийство, то его совершил он.
  — Я не убивал, потому что я не ранен. Третья пуля попала в того, кто стрелял. Взгляните на фотографии, на которых изображена внутренность комнаты, где были найдены тела убитых. Взгляните на вешалку для полотенец.
  — А что там такое?
  — Там два полотенца для рук и всего одно банное полотенце.
  — Ну?
  — Каждому постояльцу гостиницы положено одно полотенце для рук и одно банное. Значит, на вешалке должно быть два полотенца для рук и два банных полотенца. Где же второе банное полотенце?
  — Не знаю, черт возьми! — сказал Селлерс. — В наши обязанности не входит проверять наличие белья.
  — Убийца был ранен, — сказал я, — и перевязал рану банным полотенцем, чтобы остановить кровотечение. Вероятно, кровотечение было не очень сильным, но полотенце было использовано именно с этой целью.
  — Это нелепое предположение, Лэм, нелепое. Просто фантастическое!
  — Согласен. Но оно стоит того, чтобы его проверить.
  — Да, ты абсолютно прав, — вмешалась Берта, — оно стоит того, чтобы его проверить. Подумай только, что будет со страховой компанией, Фрэнк!
  — Как это? Не понимаю.
  — У них такое правило: если происходит самоубийство, а годичный срок со дня заключения договора еще не истек, то страховая компания не платит ни копейки, — сказала Берта. — Если смерть наступает от других причин, они платят сорок тысяч долларов. Если же произошел несчастный случай, то страховая компания выплачивает двойную компенсацию.
  Селлерс присвистнул.
  — Мы как раз этим занимаемся, то есть я хотела сказать — я этим занимаюсь, — сказала Берта.
  — Продолжай, Лэм, — сказал Селлерс.
  — Это была вовсе не любовная история. Минерву Карлтон шантажировали. Вымогатель требовал слишком крупную сумму, которую она не могла уплатить. Он же угрожал, что расскажет обо всем мужу.
  — Если ее шантажировали, то, наверное, так все оно и было, — сказал Селлерс.
  — Она же решила нанести шантажисту ответный удар, — сказал я, — и обратилась за помощью к своему бывшему боссу Доуверу Фултону. Она его уважала. Возможно, даже была влюблена когда-то. Этого я не знаю наверняка. Но, во всяком случае, она к нему обратилась, и он решил ей помочь. Они договорились, что Доувер Фултон сыграет роль ее мужа. Дело в том, что шантажист ни разу не видел Стэнвика Карлтона. Итак, Фултон сыграл Стэнвика. Может быть, он даже вошел в роль и воскликнул: «Моя жена была мне неверна? Что с того? Я ее прощаю!» Может быть, он ее даже поцеловал и сказал вымогателю: «А теперь пойди и утопись!»
  — Такое вполне вероятно, но нужны доказательства, — сказал Селлерс.
  — Я и пытался найти доказательства. А ты надел на меня наручники.
  — Ты совершенно прав, я надел на тебя наручники. Но ты был пойман с поличным.
  — Я ее не убивал.
  — Если ты не убивал, зачем же ты убежал, приятель? Ты ведь знаешь, что за это бывает. А ты думал, что можешь убежать и тебе это сойдет с рук. Ты даже не подумал, что тебя могут опознать. Но я сразу догадался. Я вспомнил описание маленькой блондинки, которое давал мне ты, и сопоставил его с описанием убитой девушки. Я…
  — Да, знаю, знаю. Я все это уже слышал по радио.
  Селлерс уставился на меня.
  — Я снял отпечатки пальцев с целлофановой обертки книги, и это были твои отпечатки.
  — Конечно, — сказал я, — я же там был.
  — Так, — сказал Селлерс, обращаясь к Клэр и Берте, — запомните, он уже дважды признался.
  — Есть все основания считать, что вокруг клуба «Кабанита» собралась большая группа шантажистов. Вообще-то это обычное явление в больших городах, где много бездельников и гуляк.
  Обычно какой-нибудь шустрый малый, сообразительный и с хорошей памятью на лица, торчит в клубе и наблюдает за публикой. Охотится в основном за приезжими. Это, как правило, женатые люди из провинции, которые вырвались в большой город поразвлечься. Почти в каждый ночной клуб съезжаются вымогатели. Здесь они ищут поживу: изучают публику, стараются запомнить номер автомобиля или еще что-нибудь… чтобы заработать хоть немного наличными. Как правило, это все мелкий шантаж. Я думаю, что Том Дэрхэм — шантажист. А Боб Элджин знает, кто такой Том Дэрхэм и где его можно найти.
  Дэрхэм останавливается в гостинице «Вестчестер Армз». Он съехал сразу же после убийства. Тогда я подумал, что он обнаружил слежку и поэтому скрылся. Теперь же я думаю, что он скрылся потому, что узнал об убийстве. Его нужно обследовать. Вполне вероятно, что в нем сидит пуля 32-го калибра.
  — Хорошо, — сказал Селлерс, — я посмотрю, что можно сделать.
  — Вчера я был в клубе «Кабанита». Хотел добыть кое-какие фотографии. Кое-кому это очень не понравилось. Пытались даже побить меня. С трудом унес ноги. Но фотографии все же добыл. И заодно адрес Люсиль Холлистер. Я пошел по этому адресу, чтобы проверить, кто там в действительности живет. И проверил. Но кто-то следил за мной. Или же просто знал, что я туда направляюсь.
  — Мало ли что ты скажешь, — сказал Селлерс. — У тебя нет свидетелей.
  — Поэтому я и хочу, чтобы ты распутал это дело. Это мой единственный шанс снять с себя обвинения и восстановить свою честь… А теперь надо торопиться, чтобы вовремя поспеть к Амелии Джаспер, пока она не успела сочинить какую-нибудь фантастическую историю: ведь ее тоже шантажировали. Вымогатель будет держать с ней связь по телефону, скорее всего. Вряд ли раненый Дэрхэм сможет активно передвигаться сегодня. Единственное, что тебе нужно сделать, Фрэнк, — это остановиться у дома Амелии Джаспер по дороге в полицию и допросить ее с пристрастием.
  — Ну да, и потерять из-за этого работу, — сказал Селлерс. — Ты за кого меня принимаешь? За простачка, который ни с того ни с сего вваливается в дом к богатой леди и говорит: «Послушайте, мадам, вас случайно не шантажируют?»
  — Это сделаю я. Ты будешь только сидеть и слушать.
  Селлерс задумался, потом покачал головой.
  — Это все обман. Поедешь в полицию тотчас же.
  — Надо идти по горячим следам, пока не поздно.
  — Я поймал убийцу, и этого вполне достаточно. Кстати, прошу учесть, что я потратил на это всего один день, — сказал Селлерс самодовольно. — Пойдем.
  — Ради бога, Фрэнк, дай же и мне шанс, — сказала Берта. — Ты отнял у меня компаньона, опозорил наше агентство — вся эта шумиха в газетах, весь этот скандал влетит мне в копеечку. А я как раз сейчас расследую одно дело, связанное со страховкой на восемьдесят тысяч долларов. Если Дональд говорит правду, то у меня есть шанс подцепить на крючок страховую компанию и хоть немного заработать.
  Фрэнк Селлерс колебался… Наконец он сказал, обращаясь ко мне:
  — Если ты меня обманешь, я…
  — Интересно, кто и когда тебя обманывал? — обиделась Берта.
  Селлерс посмотрел на меня и нахмурился:
  — Это я не про тебя, Берта, а про него. Никогда не знаешь, что он замышляет.
  Я поднял свои руки в наручниках и сказал язвительно:
  — Ну да, что-то не похоже, чтобы я тебя перехитрил.
  — Мы могли бы с тобой поделиться, если мы… — сказала Берта.
  — Не будь дурой, Берта, — сказал я. — Фрэнк думает вовсе не о деньгах.
  Селлерс посмотрел на меня с благодарностью.
  — У тебя есть возможность, Фрэнк, разгадать тайну убийства в мотеле «Коузи Дэлл», и тогда ты вплетешь еще несколько листьев в свой лавровый венок. У тебя есть шанс изловить шайку вымогателей и найти истинного убийцу Люсиль Холлистер; рассказать всем, как, почему и кем она была убита.
  — Многие скажут, что ответ на последний вопрос у меня уже есть и мне незачем его искать, — сказал Селлерс, но в тоне его не было прежней уверенности.
  — И не забывай, — продолжал я, — о вдове с двумя детьми, которых еще надо кормить, одевать, учить, и не только в школе, но и в колледже. А образование стоит денег. Не забывай, что там, в Сан-Роублз, есть женщина, которая в данный момент не знает, где взять денег, чтобы накормить детей обедом. Если ты прислушаешься к моему совету, она сможет получить восемьдесят тысяч долларов.
  — Ладно. Уговорил, — сказал Селлерс. — Поехали.
  Мы все встали, и я спросил:
  — Как насчет наручников?
  — Что ты волнуешься из-за пустяков. Разве наручники мешают тебе ходить?
  — Если бы ты их снял, я мог бы принести гораздо больше пользы.
  — Пользы — кому? — съязвил он.
  — Вся беда в том, что у тебя логика полицейского. Ладно, пойдем.
  Мы все столпились в кабине лифта, который, грохоча и дергаясь, довез нас до первого этажа. Потом всей гурьбой направились к машине Фрэнка.
  Когда мы расселись, Селлерс спросил:
  — Адрес?
  — Корреандер-стрит, 226, — сказала Клэр.
  Машина тронулась с места.
  — Не включай сирену. Так будет лучше, — сказал я.
  Селлерс бросил на меня свирепый взгляд и отвернулся, переключив внимание на дорогу. Мы ехали со скоростью тридцать миль в час и наконец въехали на Корреандер-стрит. Остановившись перед домом 226, мы также гурьбой двинулись к крыльцу. Селлерс позвонил.
  Появилась Сюзи. Она шла неторопливой, развинченной походкой. При виде Фрэнка Селлерса она отпрянула в испуге, но потом взяла себя в руки, и лицо ее опять приняло бесстрастное, даже тупое выражение.
  — Привет, Сюзи, — сказала Клэр. — Тетя Амелия дома?
  Горничная медлила с ответом.
  Фрэнк распахнул куртку и показал ей свою бляху.
  — Так она дома или нет? — спросил он.
  — Да.
  — Следуйте за мной, — сказал Селлерс, не дожидаясь, пока горничная доложит о нашем приходе.
  Сюзи сердито и беспомощно смотрела нам вслед. Но не успели мы дойти до дверей гостиной, как к ней вернулось самообладание и она крикнула высоким резким голосом:
  — Миссис Джаспер, к вам пришла Клэр с полицией.
  Селлерс схватил меня за руку и толкнул дверь гостиной. Мы вошли: Амелия Джаспер сидела в кресле-каталке. Увидев нас, она расплылась в улыбке.
  — Здравствуйте, — сказала она, — проходите, присаживайтесь. Клэр, детка, как ты себя чувствуешь?
  — Спасибо. Хорошо.
  — Дорогая, тебе придется взять на себя роль хозяйки. Я не могу встать. У меня опять приступ радикулита, внезапное обострение после этой ужасной аварии. Просто не знаю, что делать. Никак не могу унять боль. Я приняла так много аспирина, что меня даже затошнило. И все равно не помогает. Да вы садитесь, садитесь! И извините меня. Я сегодня как пьяная. Это все из-за лекарств.
  Мы начали усаживаться, и вдруг она увидела наручники.
  — Боже мой, мистер Лэм! Конечно же, вы не… Но почему…
  Появившаяся в дверях Сюзи Ирвин объяснила:
  — Я слышала об этом по радио, мэм. Я не хотела вам говорить. Это он убил Люсиль Холлистер. Помните? Вы читали в газетах… удушение чулком…
  — Дональд Лэм — убийца! Этого не может быть! — воскликнула Амелия Джаспер. — Такой приятный молодой человек. Но почему… вы привели его сюда?
  — Видите ли, мы хотели бы прояснить кое-какие неясные моменты в одном деле, — сказал Селлерс извиняющимся тоном.
  — Ну, нет. Я не желаю видеть его в своем доме. Я не хочу, чтоб он стоял рядом со мной. Я прочла в газетах об этом преступлении… Какие ужасающие, отвратительные подробности… Я, извините… но я просто…
  — Только парочка вопросов, тетя Амелия, — сказала Клэр, — всего лишь несколько неясных моментов… Чем быстрее вы ответите на вопросы, тем быстрее все уйдут.
  — Я никого не желаю здесь видеть. И вообще… на какие вопросы я могу ответить? Я видела его всего один раз, когда…
  Селлерс прервал ее:
  — Мы хотели бы получить кое-какую информацию о человеке по имени Дэрхэм.
  — Что именно? — спросила она резко.
  — Мы предполагаем, что между Лэмом и этим человеком есть какая-то связь.
  — Ни в коем случае! О чем вы говорите? Что их может связывать? Мистер Дэрхэм — вполне порядочный молодой человек.
  — Когда вы видели его в последний раз? — спросил я.
  Она сердито на меня взглянула:
  — Я не обязана отвечать на ваши вопросы.
  — Дело в том, — сказал я, — что Дэрхэм замешан в этой истории… с двойным самоубийством.
  Она не обратила никакого внимания на мое заявление.
  — Я думаю, — продолжал я, — что он шантажист.
  — Шантажист! — презрительно фыркнула она.
  — Он вас шантажировал? — спросил я.
  Она не ответила.
  — Он вас шантажировал, отвечайте! — настаивал я.
  — Не понимаю, с какой стати я должна отвечать на вопросы этого гнусного убийцы, этого негодяя, который проник в мой дом под видом писателя и еще вызвался помочь мне получить страховку. И это перед ним я должна отчитываться о своих личных делах! Подумать только! Мне еще очень повезло, что я не лежу бездыханная на полу с чулком вокруг шеи. А могла бы!
  — Пытался ли Дэрхэм шантажировать вас? — прервал я ее.
  Она опять проигнорировала мой вопрос.
  — Так шантажировал или нет? — спросил Селлерс.
  — Не понимаю, с чего вы взяли?
  — Если он вас не шантажировал, чего же он от вас хотел? — спросил я. — Отвечайте прямо на поставленный вопрос. Не уклоняйтесь. Что он здесь делал?
  — У нас были дела, и мы их обсуждали.
  — Какие дела?
  — Речь шла о шахте.
  — О какой шахте?
  — О той, где добывают свинцовую руду.
  — Где она находится?
  — В Колорадо.
  — Вы уверены, что там добывают свинец? — спросил я и изобразил торжествующую улыбку.
  Эта улыбка ее обеспокоила. Ей показалось, что она попала в ловушку.
  — Ну, там был свинец… смешанный с золотом.
  — А на чем вы собираетесь делать деньги — на свинце или на золоте?
  — Не знаю… Я… я особенно не вникала. Мы еще не обсуждали детали.
  — Вы хотите сказать, что не заинтересованы в помещении капитала в эту шахту?
  — Нет.
  — Тогда почему вы так часто встречались с Дэрхэмом? Почему?..
  — Я не позволю вам допрашивать меня в моем собственном доме! Это возмутительно! Сержант, я буду на вас жаловаться!
  Селлерс смущенно поежился.
  Она повернулась ко мне:
  — Вы мерзкое животное! — Потом, содрогаясь от отвращения, сказала: — Подумать только! Такая славная девочка! И как раз в тот момент, когда она взяла его лицо в ладони и притянула к себе, чтобы поцеловать, он…
  — Постойте, — сказал я, — откуда вы знаете, что она делала?
  — Я слышала по радио…
  — Вы не могли этого слышать. По радио этого не передавали. В газетах этого тоже не было. Откуда же вы знаете?
  Я наклонился и посмотрел ей прямо в глаза. Она смутилась.
  — Я не знаю, — сказала она. — Я же говорила, что выпила слишком много лекарств, я…
  — Это я вам сказала, — вмешалась Сюзи Ирвин. — Это я слышала по радио.
  — Как вы могли слышать такое? — спросил я. — Интересно, где же прятался диктор? Откуда он узнал, как меня целовали?
  — Сообщение сделала полиция, а не диктор, — сказала Сюзи. — Наверное, у них есть свидетели.
  — Да, да, верно. Это Сюзи мне сказала.
  — Теперь мне все понятно! Каким же дураком я был! — сказал я.
  — В чем дело? Что понятно? — воскликнул Селлерс. — Самым большим дураком был я. Сам сунул голову в петлю.
  — Разве ты еще не понял? — спросил я.
  — Что?
  — Дэрхэм — шантажист. Это верно. Но он не шантажировал эту женщину. И не он здесь главный. Пригласите доктора, и пусть он посмотрит на этот «радикулит». Вы убедитесь, что причиной «радикулита» была пуля 32-го калибра.
  Амелия закричала пронзительно:
  — Уберите этого человека! Я требую!
  — Вызовите доктора! Побыстрей! — настаивал я.
  Селлерс колебался.
  — Ты с ума сошел, Лэм. Разве можно так вести дело? Ты сам хочешь выпутаться, поэтому…
  — Не будь дураком. Все ясно как день. Этот внезапный приступ «радикулита» вызван тем, что пуля, выпущенная в «Коузи Дэлл», попала ей в бедро.
  — Сержант, — сказала Амелия, изобразив праведный гнев, — я требую, чтобы все немедленно покинули мой дом. Достаточно с меня оскорблений… Сюзи, позвони в полицейский участок и скажи…
  — Прошу прощения, — сказал Фрэнк, — очень сожалею…
  Он схватил меня за воротник и рывком поставил на ноги.
  — Пойдем, Лэм. Ты поставил меня в ужасное положение. Вот что получается, когда хочешь сделать людям одолжение.
  Он сильно ударил меня, и я упал, инстинктивно вытянув руки вперед. Стальные наручники так впились в запястья, что я чуть было не заорал от боли.
  — Надеюсь, вы извините меня, миссис Джаспер, — сказал Селлерс. — Мне просто хотелось прояснить несколько моментов, чтобы закрыть дело. Этот малый наговорил мне неизвестно что.
  — Выпроводи их, Сюзи, — скомандовала миссис Джаспер.
  Я повернулся к Селлерсу.
  — Ты набитый дурак, — сказал я. — Разве ты не видишь, что произошло? Она…
  — Заткнись! — Селлерс ударил меня по лицу. — Выходи!
  Клэр плакала.
  Берта, тяжело ступая, шла сзади.
  Я обернулся и сказал умоляюще:
  — Берта…
  Селлерс тут же ударил меня по голове, да так сильно, что чуть не сломал мне шею.
  Но я успел увидеть, что Берта повернула назад.
  Мы были примерно на полпути к выходу, когда из гостиной послышался душераздирающий крик… грохот опрокидывающегося стула, шум борьбы, опять крик… Амелия Джаспер звала на помощь…
  И голос Берты:
  — Все ясно. Подлая лгунья! А ну тихо, а не то я тебе шею сломаю… Фрэнк, возвращайся!
  Несколько замешкавшись, Селлерс, в конце концов, развернулся и бросился бежать по коридору. Я бежал впереди.
  Каталка была опрокинута и отброшена в противоположный угол комнаты, на полу валялась окровавленная повязка. Амелия лежала на полу, Берта сидела на ней верхом, мертвой хваткой вцепившись в ее ногу. Амелия визжала дурным голосом и звала на помощь.
  — Берта, этого нельзя делать! — закричал Селлерс. — Не можешь же ты…
  — Черта с два не могу, — сказала Берта сердито. — Еще как могу! Посмотри на пулевое ранение.
  — Отпусти ее, Берта. Этого делать нельзя. — Селлерс схватил ее за плечи и попытался оттащить.
  — Дело уже сделано.
  Селлерс опять попытался сдвинуть Берту с места.
  Она оттолкнула его с такой силой, что он потерял равновесие и чуть было не рухнул на пол. Несколько секунд его шатало из стороны в сторону, пока он наконец не пришел в себя.
  Неожиданно в дверях появилась Сюзи с револьвером в руке. Вид у нее был решительный и мрачный.
  — Руки вверх! — сказала она. — Все, как один! — Зловещая интонация не оставляла никаких сомнений относительно ее намерений.
  — Это вас тоже касается, сержант, — сказала она. — Поднимите руки.
  Селлерс слишком быстро повернулся — это напугало Сюзи, и она спустила курок. Грохнул выстрел, и я увидел, как Селлерс, оцепенев, смотрит на свою правую руку, из которой хлещет кровь.
  Опасность ситуации стала очевидной для всех. Сюзи Ирвин не шутила.
  Амелия с трудом встала на ноги.
  — Быстрей, Амелия! — скомандовала Сюзи и побежала к выходу.
  Амелия бросилась вслед. Она бежала, припадая на одну ногу. Каждый шаг наверняка причинял ей ужасную боль.
  Селлерс попытался дотянуться до кобуры левой рукой, но не смог. Берта тяжело поднялась и двинулась вперед как танк, рванувшийся с места в атаку. Сюзи остановилась у входной двери и прицелилась в Берту. Я успел выставить ногу и дать Берте подножку. Она упала с таким грохотом, что зашатался дом. Сюзи выстрелила, и пуля, рассекая со свистом воздух, пролетела как раз в том месте, где мгновение назад находилась голова Берты.
  Входная дверь захлопнулась.
  Послышался шум мотора.
  Селлерс закричал Клэр:
  — Быстрее, вынь мой револьвер из кобуры и вложи мне в левую руку!
  Клэр вынула револьвер и вложила его в левую руку Селлерса. Он ринулся к выходу.
  Выскочив на улицу, он увидел стремительно удаляющуюся полицейскую машину.
  Селлерс опешил, потом взбеленился и накинулся на меня:
  — Это ты во всем виноват! Теперь я стану посмешищем всего…
  — Заткнись! — сказал я. — Сними с меня наручники и передай по радио сигнал тревоги. Тебе предстоит продвижение по службе, а ты такой тупой, что до сих пор этого не понял.
  Глава 15
  Фрэнк Селлерс сердито на меня взглянул, потом вынул носовой платок и начал перевязывать рану, пытаясь остановить кровь. У него это плохо получалось.
  — Вот что выходит, когда я следую твоим советам, — сказал он свирепо.
  — Что именно?
  — Подумать только! Какая-то ничтожная женщина… сумела застать меня врасплох, ранить, да еще и удрать в моей машине. Женщина, понимаешь! Как мне теперь смотреть людям в глаза?
  Я поймал Бертин взгляд.
  — Берта, поищи какое-нибудь полотенце. Надо перевязать ему руку.
  — Ничего мне не надо, — сказал Селлерс. — Я сам о себе позабочусь. Поймай такси, Берта. Поедем в управление. Черт побери! Теперь все надо мной будут потешаться. Подумать только! Ранен… И кем? Женщиной!
  — Берта, попытайся найти банное полотенце, — сказал я.
  — Банное полотенце… Зачем? По-моему, носового платка вполне достаточно. Из него получится прекрасный жгут. Так что кровотечение скоро остановится и…
  — Если ты не понимаешь, то мне придется говорить открытым текстом: пойди и поищи банное полотенце с пометкой мотеля «Коузи Дэлл».
  — Какого черта ты сразу не сказал? — огрызнулась Берта.
  — Вызовите мне такси, черт бы вас побрал! — сердился Селлерс. — Видно, мне самому придется это сделать.
  Он подошел к телефону, левой рукой набрал номер.
  — Говорит полицейский сержант Фрэнк Селлерс. Я нахожусь на Корреандер-стрит, 226. Мне нужно такси. Сейчас же. Пришлите немедленно.
  Он подождал подтверждения заказа, пробормотал что-то и бросил трубку.
  Берта рыскала по дому и громко стучала дверьми. Напуганная Клэр, исполненная сочувствия, порхала вокруг Селлерса и предлагала свою помощь.
  — Мне здорово повезло, — сказал Селлерс. — Пуля не задела костей, если не считать большой палец. У него, правда, ужасный вид. — Он обратился ко мне: — Я вас обоих привлеку к ответственности: и тебя, и Берту. Берта толкнула меня, иначе я бы…
  — Берта спасла тебе жизнь, — сказал я.
  Он посмотрел на меня так, как будто хотел откусить мне голову.
  Вдруг мы услышали тяжелый топот — это Берта бежала по коридору.
  С торжествующим видом ворвалась она в комнату и разложила перед нами банное полотенце с меткой «Коузи Дэлл». Полотенце было в пятнах крови.
  — А вот и мы, дружок, — сказала она. — Я нашла это в корзине с грязным бельем, в ванной. Эта женщина ужасно неосторожна… бросила полотенце в грязное белье.
  — Она была уверена, — сказал я, — что никто никогда не будет искать это полотенце в ее доме. Заверни его в какую-нибудь бумагу, Берта. Но сначала чернилами проставь свои инициалы где-нибудь в уголке. Ведь придется давать показания на суде и объяснять, где оно было найдено.
  — Не беспокойтесь, — сказал Селлерс, — об уликах я позабочусь сам.
  — Осторожнее, сержант, — сказал я, — не притрагивайтесь к полотенцу. На нем могут остаться следы вашей крови. А нам ваша кровь в качестве улики не нужна.
  Он рассердился:
  — Ни на какие твои махинации, Дональд, я больше не иду. Сейчас поедешь в главное управление. Там на тебя заведут дело. А потом я разберусь с этими женщинами.
  — Ладно, — сказал я. — Только учти: газетные репортеры тебе проходу не дадут — захотят узнать подробности о твоем ранении.
  — Ну и ладно. Я им расскажу.
  — Не забудь: это Берта спасла тебе жизнь. Она тебя вовремя толкнула, иначе бы ты обязательно попал под пулю.
  — Какого черта ты морочишь мне голову? — возмутился Селлерс. — Что ты несешь?
  — Я говорю о том, что Берта спасла тебе жизнь. И если ты думаешь, что эта информация, напечатанная в газете…
  — Берта не спасла мне жизнь! — завопил он. — Она меня толкнула, и я потерял равновесие. И как раз в этот момент эта мерзкая харя пульнула в меня. Берта, если ты вздумаешь еще хоть раз прикоснуться ко мне, я не посмотрю, что ты женщина, я тебе так врежу по челюсти…
  — Только попробуй! — сказала Берта воинственно. — Если ты думаешь, что у тебя это получится…
  — Ладно, Фрэнк, — сказал я, — раз ты занял такую жесткую позицию, давай откроем наши карты. Ты отведешь меня в полицию, а сам сядешь в глубочайшую лужу. Арестовать-то ты меня арестовал, а упрятать в тюрьму не сможешь.
  — Это ты так считаешь!
  — Ну, разве что на время. Но теперь уже есть достаточно доказательств, что я не убивал. И адвокат меня, конечно, вытащит.
  — Что-то я тебя не понимаю. Ты установил, что Амелия Джаспер ранена в бедро. Ну и что с того?
  — Ладно. Против нее еще не возбуждено дело, но и против меня тоже… во всяком случае, сейчас…
  — Ну так будет возбуждено, черт возьми!
  — Нет, не будет, Фрэнк. Рассказ Амелии о том, как Люсиль меня целовала, как она взяла мое лицо в ладони и притянула к себе… — все это свидетельствует против нее. Значит, она знала, что произошло. Она наблюдала за нами со двора.
  — А что, девушка действительно взяла твое лицо в ладони?
  — Да.
  Селлерс задумался.
  — Теперь уже точно установлено, — сказал я, — что Амелия была в «Коузи Дэлл». Она пыталась подцепить на крючок Минерву Карлтон, оказавшуюся в затруднительном положении из-за того, что кто-то собрал на нее компрометирующие материалы. Таким образом, ее загнали в угол. Она не хотела, чтобы муж узнал об этом, и обратилась за помощью к Доуверу Фултону, который согласился выступить в роли ее мужа.
  — Ты нам все это уже рассказывал, Дональд. Какой ты зануда!
  — Но что-то там вышло не так, как было задумано, — продолжал я, не обращая внимания на реплику Фрэнка. — Наверное, случилось вот что: Фултон вытащил пистолет… Амелия испугалась и бросилась бежать, а Сюзи — она тоже была там — набросилась на Фултона и ударила его чем-то тяжелым по голове; Фултон, ошалев от удара, нечаянно спустил курок, и пуля случайно попала в Амелию; Минерва, испуганная таким поворотом событий, тоже бросилась бежать, но Сюзи схватила пистолет, выпавший из рук Фултона, и выстрелила ей в затылок. Это усугубило ситуацию. И так как выхода не было, они прикончили Фултона и решили представить дело так, как будто бы это было двойное самоубийство, вернее убийство и самоубийство. Но им надо было отчитаться за лишний выстрел. И они придумали выход: выстрелить в сумку.
  Сумка была открыта и стояла на полу. Кофта, возможно, лежала сверху. Минерва сняла с себя ровно столько одежды, сколько нужно было, чтобы показать посторонним, что она чувствует себя вполне непринужденно наедине со своим мужем.
  Сначала Амелия схватила банное полотенце и перевязала ногу, чтобы остановить кровотечение. Потом она закрыла сумку, но не сразу. Лежавшая сверху кофта мешала ей, поэтому она скомкала ее и втиснула внутрь. Потом Амелия и Сюзи вышли за пределы мотеля и пошли вниз по дороге. Пройдя с милю, они остановились, прострелили сумку, а выброшенную при выстреле гильзу подобрали, чтобы не оставлять вещественных доказательств. Потом они вернулись в мотель, поставили сумку на место, заперли дверь изнутри и вылезли в окно.
  — Я чертовски устал от твоих бездоказательных теорий!
  — Это не теория. Это быль. И я тебе рассказываю все это только потому, что намерен дать прессе такое же интервью.
  — Ну давай и иди к черту!
  — Это означает только одно — ты встал не с той ноги сегодня. Вместо того чтобы найти настоящего убийцу Люсиль Холлистер, ты создал неразбериху и испортил все дело. Вдобавок позволил женщине ранить себя и еще угнать служебный автомобиль. Представляешь ли ты себе, каким олухом ты будешь выглядеть? Когда будешь позировать перед фотографами, не забудь и о подписях под фотографиями. Как тебе понравится такое: «Полицейский сержант Фрэнк Селлерс ранен женщиной, угнавшей его автомобиль и скрывшейся в неизвестном направлении!»
  Селлерс задумался. Очевидно, он нарисовал в своем воображении картину… и эта картина ему не понравилась…
  — Еще можно все исправить, — уговаривал я. — За полчаса я тебе все объясню…
  — Ладно, — сказал он устало, — пусть будет по-твоему. Опять какой-нибудь безумный план… Послушаем, что на этот раз…
  — Сними с меня наручники.
  — Ни в коем случае.
  — Давай думать вместе… Том Дэрхэм тоже был замешан в этом деле. Об этом легко догадаться, так как Минерва хотела установить его личность. Должно быть, он был посредником. Теперь же, когда оказалось, что Амелия и Сюзи замешаны не только в шантаже, но и в убийстве, они попытаются спастись бегством. Но прежде свяжутся с Томом Дэрхэмом. Им необходимо выслушать его рассказ для того, чтобы потом состряпать свою собственную, более убедительную версию, которая в дальнейшем, уже на суде, поможет им взвалить всю вину на него. Можешь не сомневаться — суд признает Тома Дэрхэма виновным в преднамеренном убийстве.
  — Ты все болтаешь, болтаешь и болтаешь, — сказал Селлерс раздраженно. — Где же такси, черт бы его побрал! — И сразу же, словно таксист ждал этих слов, раздался автомобильный сигнал.
  — Ладно, поднимайтесь… и в такси, все! — приказал Селлерс, с трудом поднимаясь. — Вперед, Умник! — Левой рукой он вцепился в мою руку.
  — Ты, я вижу, хочешь играть в такую игру… Ну что ж, играй. Меня это не беспокоит. Но если ты захочешь вернуться в управление в служебном автомобиле да еще с двумя раскрытыми убийствами в кармане, то ты должен играть в мою игру. — Мне показалось, что хватка его несколько ослабла. — Какого черта ты вцепился в меня? — сказал я. — У тебя есть револьвер, возьми его в левую руку и стреляй, если я попытаюсь убежать. — Опять раздался автомобильный сигнал. — Сними с меня наручники, и я отведу тебя к Тому Дэрхэму… и к месту стоянки твоего автомобиля.
  Таксист просигналил несколько раз.
  — Послушай, — сказал Селлерс, — если ты так много знаешь, то давай начнем с автомобиля. А эти браслеты тебе очень идут. И держись рядом… а не то зубы проглотишь! Пусть одна из твоих девиц скажет таксисту, чтобы он прекратил гудеть!
  Клэр выбежала из дома и направилась к такси.
  — Том Дэрхэм покинул «Вестчестер Армз» в одиннадцать часов вечера, — сказал я, обращаясь к Селлерсу. — Как раз в это время он мог вернуться из своей поездки в «Коузи Дэлл». Согласись: одиннадцать часов вечера — очень странное время. Куда можно выехать в одиннадцать часов вечера? Поезда в это время не ходят, я смотрел расписание. Правда, есть ночные авиарейсы. Но Дэрхэм не заказывал такси в аэропорт. Он вообще не заказывал такси. Швейцар в этом совершенно уверен. Он не помнит Дэрхэма, но очень хорошо помнит его огромный чемодан с двумя застежками и двумя висячими замками. Посыльный сказал, что снес чемодан Дэрхэма вниз после того, как тот оплатил счет в кассе. Швейцар помнит, как посыльный поставил этот чемодан. Он даже мельком видел Дэрхэма, но так как был очень занят, не обратил на него особого внимания. Когда же он освободился, то ни Дэрхэма, ни его чемодана уже не было.
  — Вышел в другую дверь и поймал такси, — подсказал Селлерс.
  — Не думаю.
  — А куда же он делся?
  — Давай договоримся, — предложил я, — если твоя машина стоит у гостиницы «Вестчестер Армз», ты снимаешь с меня наручники и даешь мне шанс…
  Селлерс колебался. По-видимому, мысль о пропаже автомобиля не давала ему покоя.
  — Учти, я приведу тебя как раз к тому месту, где стоит твой автомобиль и…
  — Ты сначала найди его. Вот когда ты найдешь его, тогда и поговорим. Мне очень не хочется писать рапорт об угоне автомобиля.
  — Ладно, пойдем, — сказал я.
  И мы вышли на улицу, где нас поджидало такси.
  — Гостиница «Вестчестер Армз», — сказал я. — Когда подъедем к ней, не останавливайтесь, а поезжайте дальше на малой скорости, пока я не велю вам остановиться.
  Глава 16
  В двух кварталах от «Вестчестер Армз» мы нашли полицейскую машину Фрэнка Селлерса. Она стояла у пожарного гидранта.
  Селлерс издал какой-то невнятный звук, но мы сразу же поняли, какой огромный камень свалился с его души.
  — Остановитесь здесь! — велел он таксисту.
  Таксист остановил машину у обочины.
  Селлерс вышел из такси, подошел к своей машине, увидел, что ключи зажигания на месте, и вздохнул с облегчением. Он вынул их, положил в карман и вернулся к нам.
  — Берта, — сказал Селлерс, отведя свою раненую руку, чтобы случайно не удариться о дверцу машины, — ключ от наручников у меня в правом кармане.
  Берта долго рылась в его кармане. Селлерс вздрагивал и морщился от боли всякий раз, когда Берта неосторожно дергала куртку или оттягивала карман.
  Наконец Берта нашла ключ и сняла с меня наручники.
  — Ты все еще находишься под арестом, Лэм, — сказал Селлерс. — Я просто даю тебе шанс.
  — А кто мне заплатит? — спросил таксист.
  — Они, — сказал Селлерс, кивнув в нашу сторону.
  Представляю, что творилось с Бертой, когда ей пришлось открыть кошелек и вынуть оттуда шестьдесят центов, положенных по тарифу. Потом она подумала и наконец решилась добавить еще пятнадцать центов.
  — А теперь что? — спросил Селлерс. — Будем ждать их возвращения?
  — Они не собираются возвращаться, — сказал я. — У них хватает сообразительности, чтобы понять такую простую вещь: самый верный путь попасть в полицию — это разъезжать на полицейской машине.
  — Ну ладно. Что будем делать? — спросил он нетерпеливо.
  — Пойдем со мной, — предложил я.
  Селлерс нахмурился и чуть было не отказался наотрез, но вовремя опомнился и зашагал рядом со мной.
  — Только без фокусов, — предупредил он.
  Мы молча шли до самой гостиницы.
  — Неужели ты думаешь, что они в гостинице? — спросил Селлерс.
  — Они в отчаянии. Ведь за ними охотятся. А они пытаются спастись бегством. Когда Том Дэрхэм выехал из гостиницы, он спешил, он тоже спасался бегством. Я тебе уже говорил: и он, и его чемодан неожиданно исчезли, словно испарились. Мы имеем дело с хорошо организованной шайкой вымогателей. Это не единичный факт случайного шантажа. Это часть хорошо отлаженной системы.
  — Ну ладно. Не нуди. Переходи к делу.
  — Пойдем, — сказал я, — сюда.
  Я открыл дверь и вошел в коктейль-бар. Хозяин бара стоял в центре, откуда хорошо просматривался как выход на улицу, так и вход в холл.
  Он поспешил нам навстречу, раскланиваясь и улыбаясь… И вдруг увидел Селлерса, его перевязанную руку… Потом перевел взгляд на меня и мгновенно меня узнал.
  — Узнаете? — спросил я.
  Он старался изо всех сил изобразить удивление.
  — Вы дали мне стакан воды с оливкой, а взяли с меня за коктейль.
  — А у вас есть доказательства?
  — Да. Они в канализационной трубе.
  — Не будьте дураком, — сказал он, глядя как зачарованный на окровавленную повязку на правой руке Селлерса.
  — Ладно, — сказал я, — дайте нам выпить, только не так, как в прошлый раз.
  Я направился в отдельную кабинку, остальные — за мной. Мы уселись за столик, Селлерс — с явным неудовольствием.
  Хозяин бара испарился.
  — Следуй за ним, Клэр, и побыстрей, — сказал я вполголоса. — Если он будет звонить, постарайся подсмотреть, какой номер он набирает.
  Клэр соскользнула со стула и, скромно потупив глазки, как и подобает воспитанной молодой леди, отправившейся на поиски дамской уборной, последовала за ним.
  — Ты думаешь, он тоже в этом замешан? — спросил Селлерс недоверчиво.
  — Что-то здесь произошло… и как раз в то время, когда я выслеживал Дэрхэма. Более того, Фултон и Минерва были здесь перед тем, как отправиться в «Коузи Дэлл».
  — Это очень тоненькая ниточка, и ею не связать разрозненные факты, — сказал Селлерс сердито.
  — Не такая уж она тоненькая, если вывела тебя на твой автомобиль.
  Он не нашелся, что ответить.
  — Я рассчитал, что автомобиль должен быть либо здесь, либо у клуба «Кабанита». А решил начать отсюда только потому, что здесь легче от него избавиться.
  Селлерс нечаянно двинул рукой и поморщился от внезапной боли. Берта смотрела на него с большим сочувствием.
  — Не мешало бы тебе принять спиртного, — посоветовала она.
  — Надо найти официанта, — сказал он.
  — Я найду его, — предложил я. — Что тебе заказать?
  — Двойную порцию бренди, — сказал Селлерс.
  Он вдруг побелел, глаза его закрылись. На лице появилось страдальческое выражение. Он начал медленно сползать со стула.
  Я уже выскочил из кабинки, но не успел пройти и нескольких шагов, как Селлерс открыл глаза и выпрямился.
  — Эй! — сказал он. — Не ты. Пусть Берта идет. А ты вернись.
  Где-то закричала женщина. Это был какой-то странный, приглушенный крик. Казалось, что он доносился из-за стойки бара.
  Я бросился к стойке.
  Бармен сказал:
  — Сюда нельзя.
  За стойкой, в глубине, я увидел полуоткрытую дверь и за ней лестничный марш. Я рванулся туда. Бармен успел схватить меня за плечо. Я пнул его в колено, и он меня тут же выпустил. Я выскочил на лестницу. Она вела вниз, в подвал. Я начал спускаться и услышал, как наверху захлопнулась дверь. В подвале был склад. Повсюду стояли ящики с ликером и стеллажи с винными бутылками. Клэр нигде не было видно. В противоположном конце склада открылась дверь. Это хозяин бара пытался незаметно выйти из помещения. Я бросился к нему. Когда он меня увидел, на лице его появилось выражение жгучей ненависти.
  — Что вам угодно? — спросил он резко.
  — Где девушка?
  — Какая девушка?
  — Которая кричала.
  — Не знаю… Она убежала… Это личные отношения. Они вас не касаются. Уходите. Посторонним входить сюда не разрешается.
  — Куда вы идете? — спросил я.
  Наверху раздались топот, какая-то возня, шум.
  — Как это понимать? — сказал он. — Это налет? Я буду защищаться.
  Он быстро сунул руку в карман пиджака.
  Я его опередил. Схватив за горлышко бутылку шампанского, я швырнул ее ему в голову… но промахнулся. Бутылка ударилась о бетонную стену. Шампанское с силой вырвалось из разбитой бутылки, плеснуло ему в лицо и ослепило его. Правую руку он держал в кармане, а левой сердито протирал глаза.
  Я услышал треск за спиной. Кто-то вышибал ногой дверь… Тяжелый топот…
  Хозяин мгновенно передумал и вытащил руку из кармана.
  Сержант Селлерс и Берта Кул неуклюже спускались по лестнице.
  — Что здесь происходит, черт возьми! — спросил Фрэнк. Он был бледен как полотно.
  — Где женщина? — настаивал я. — Отвечай!
  — Она поднялась наверх, — сказал хозяин бара.
  Из-за клетки с винными бутылками показалась голова Клэр. Лицо ее было залеплено паутиной.
  — Черта с два! — сердито сказала она. — Никуда я не уходила. Я все время шла за ним. Только один раз, когда он обернулся, я сделала вид, что поднимаюсь наверх. Но потом я вернулась и спряталась за этой клеткой.
  — Как это понимать? — возмутился хозяин бара. — Я буду жаловаться в полицию. Хорошо еще, что не выстрелил. Ведь я подумал, что это налет. Сержант, вы будете нести за это ответственность.
  У Селлерса был вид бегуна на длинные дистанции, стойко преодолевающего оставшиеся до финиша метры. Он медленно ко мне подошел и сказал:
  — Лэм, хватит с меня!..
  Но я резко нагнулся и нырнул в открытую дверь.
  Сзади раздался сердитый рев Селлерса:
  — Хватайте его!
  Хозяин бара тоже кричал мне вслед:
  — Вы не имеете права входить туда! Я вам запрещаю…
  Топот. Крики.
  — Я его догоню! — обещал Селлерсу хозяин бара.
  Я очутился в помещении, приспособленном под квартиру. По-видимому, здесь жил носильщик или дворник. Комната, в которой я оказался, была обставлена дешевой мебелью. Было накурено, и в пепельнице, стоявшей на столе, лежала дымящаяся сигарета.
  Я нагнулся, заглянул под кровать и… встретился с ненавидящим взглядом Амелии Джаспер. Сзади послышалось какое-то движение. Я оглянулся: Том Дэрхэм замахивался на меня палкой. Я успел увернуться и схватил его за ногу. Дэрхэм не удержал равновесия и упал рядом со мной. Мы сцепились и покатились по полу.
  Амелия выползла из-под кровати и схватила меня за волосы. Подоспевший хозяин бара бил меня ногами… И вдруг Берта врезалась в эту свалку как таран…
  Я слышал, как орал Селлерс:
  — Прекратите! Прекратите сейчас же!
  Потом я увидел мускулистую ногу Берты, которая буквально просвистела над моей головой и врезалась в челюсть Дэрхэма.
  — Какая неудобная современная мода, — сказала Берта сердито. — Хуже не бывает. Каждый раз, когда нужно врезать по морде какому-нибудь сукину сыну, приходится черт знает сколько времени путаться в этих дурацких юбках.
  Глава 17
  Берта посмотрела на меня с отвращением, когда я вошел в ее кабинет.
  — Где тебя черти носили?
  — Искал недостающие нити.
  — Недостающие нити! Черта с два! Ты был с этой девчонкой Бушнелл. Небось ворковали, чирикали и целовались в щечку. Она же считает тебя героем.
  — Я решил, что мне лучше уйти на то время, пока Селлерс дает интервью прессе. Я не хотел его смущать.
  Берта фыркнула.
  — Ты втюрился в нее как дурак!
  — Выяснили что-нибудь? — спросил я.
  — Ты был прав, как всегда, дружок. Хозяин коктейль-бара тоже участвовал в рэкете. Вероятно, и у Боба Элджина рыльце в пушку. Но они не хотели делать грязную работу. А Амелия Джаспер была готова на все. Вот так она зарабатывала на жизнь последние пять лет.
  Удивляет только, как она вышла на Минерву Карлтон. Очевидно, Клэр нечаянно проболталась о том, как они проводили время на пляже…
  — Кто-нибудь признался? — спросил я.
  — Клэр думала, что просто развлекает тетушку рассказом о своих приключениях, — продолжала Берта, не обращая на меня внимания. — А тетушка поощряла ее своей заинтересованностью, и, таким образом, ей стали известны факты и…
  — Удалось ли Селлерсу добиться признания? — перебил я ее.
  — Удалось ли ему? — сказала Берта с восхищением. — Ты бы посмотрел, как он работает! А ведь только одной рукой! Всего лишь разок прошелся резиновой дубинкой, как они сразу же наделали в штаны.
  — Кто раскололся?
  — Как ни странно, первым раскололся мужчина.
  — Том Дэрхэм?
  — Да.
  — Ну и как же обстояло дело?
  — Они шантажировали Минерву, угрожали рассказать мужу. Том Дэрхэм встретился с ней в «Кабаните». Минерва обещала передать деньги в субботу вечером в мотеле «Коузи Дэлл». И написала название мотеля на оборотной стороне меню. Когда они ушли, Люсиль, следившая за Минервой, оторвала клочок меню с адресом мотеля. В субботу шантажисты не пришли. Очевидно, испугались. Минерва продолжала настаивать на встрече именно в этом мотеле. И они наконец согласились. В следующую субботу она приехала в «Коузи Дэлл» с Доувером Фултоном. Когда появились шантажисты, она представила им своего «мужа», который якобы неожиданно приехал из Колорадо. Она сказала, что во всем ему призналась и он ее простил.
  Завязалась ссора. Дэрхэм, обезумев от неудачи, бросился на Фултона. Фултон выхватил пистолет, выстрелил, но промахнулся и попал в Амелию.
  Дэрхэм вырвал у него пистолет. Фултон прыгнул на Дэрхэма и тут же получил пулю в лоб. Он не струсил и поплатился за это. Минерва попыталась спастись бегством, но получила пулю в затылок. Дэрхэм — первоклассный стрелок.
  — А сумка?
  — Точь-в-точь как ты говорил. Они хотели отчитаться за третью пулю.
  — А Люсиль Холлистер?
  — Они хотели предложить ей выгодную сделку. Ведь они следили за ней. Хотели перехватить ее, когда она будет выходить из дома. Но тут появился ты и помешал их планам. Обе женщины последовали за тобой, сначала во внутренний дворик, а потом и в спальню.
  — Ты имеешь в виду Амелию и Сюзи?
  — Да. Господи, какой же ты тупой! Неужели трудно оглянуться и проверить, не идет ли кто за тобой следом?
  — Когда видишь, как перед тобой раздевается девушка, оторваться совершенно невозможно.
  — Вот что бывает, если твой компаньон — мужчина. Придется купить тебе подзорную трубу.
  — Да. Не мешало бы. Так ты говоришь, они за мной следили?
  — Не за тобой, а за домом.
  — Понятно. Они наблюдали за домом, но когда появился я, они последовали за мной.
  — Именно так. Они никак не могли понять, откуда взялась Люсиль, и приняли ее за детектива. Поэтому и боялись ее, и хотели с ней договориться. Конечно, прочтя сообщение об убийстве в «Коузи Дэлл», они сразу догадались, что и ты там был, и не один, а с Люсиль. Ее они узнали по описанию. Она ведь околачивалась в ночных клубах, и они ее часто там видели. Но они не знали, почему она за ними следит.
  В тот вечер Амелия и Сюзи подошли совсем близко к открытому окну и слышали весь ваш разговор… Люсиль сама себе подписала смертный приговор.
  Элси Бранд легонько постучала в дверь.
  — Представитель страховой компании хочет видеть Дональда Лэма, — доложила она.
  Берта расплылась в улыбке:
  — Пусть войдет. — И, обращаясь ко мне, сказала почти нежно: — Ты не откажешься от моей помощи, дружок?
  
  1949 год.
  (переводчик: М. Стрижевская)
  
  И опять я на коне
  Предисловие
  Весной 1950 года Орел Дж. Скин, начальник исправительной тюрьмы в штате Западная Вирджиния, высококомпетентный в своем деле джентльмен, уроженец Юга страны, для которого кодекс чести является в жизни путеводной звездой, оказался в очень затруднительном положении. В соответствии с законом он должен был казнить заключенного Роберта Балларда Бейли, который, как ему подсказывали опыт и интуиция, был не виновен. Все возможные средства защиты уже были безуспешно использованы заключенным. Ни на что не надеясь, без цента в кармане, беспомощный человек проводил отведенное ему жизнью время в узкой камере — в ожидании свидания с электрическим стулом.
  И тогда начальник тюрьмы вспомнил о недавней статье в журнале «Аргози» под названием «Последнее прибежище».
  Он набрал номер телефона Тома Смита и объяснил ему свое затруднительное положение.
  Комитет по расследованию, созданный при журнале, возглавил его президент, Гарри Стигер. Туда вошли доктор Ле Мойн Снайдер, имевший одновременно научную степень медицины и юриспруденции, специалист судебной медицины и исследователь; Алекс Грегори, один из самых квалифицированных во всей стране специалистов по расшифровке детектора лжи; Том Смит, несколько лет возглавлявший исправительную тюрьму штата Вашингтон в Волла-Болла; Боб Рэй, тюремный психиатр; Раймонд Шиндлер, частный детектив международного класса, и Эрл Стенли Гарднер, адвокат и писатель. Они собрались вместе, чтобы заново проштудировать документы, касающиеся дела Бейли.
  Времени в распоряжении комитета оставалось мало, на счету был буквально каждый час, поэтому Смит, Грегори и Гарднер срочно отправились в тюрьму штата в Маундсвилле, чтобы взять интервью у приговоренного к смерти.
  После этого трое направились в столицу штата Чарлстон, чтобы снова тщательно изучить и проверить все факты этого дела, побеседовать с ведущим процесс судьей и поговорить с кем-то из имеющихся свидетелей.
  Гарри Стигер, президент журнальной корпорации «Аргози», известный журналист, бросил все дела, связанные с изданием трех десятков различного рода журналов, сел на самолет и догнал группу в Маундсвилле. Путь его лежал в Чарлстон, где нужно было принять участие в новом расследовании.
  Началась лихорадочная работа. Следователи на местах постоянно перезванивались по телефону с членами комитета, находящимися в других городах, вносили корректировку в имеющуюся информацию, отчаянно стараясь воспроизвести наиболее полную картину происшедшего, — ведь уже в самом начале расследование содержало безнадежные противоречия.
  Когда свидетель показывал, что он видел совершенно трезвого Бейли, совершившего убийство, в одном из районов Чарлстона, муниципальная полиция уверенно утверждала, что она опознала Бейли в это же самое время, совершенно пьяного, за несколько миль от указанного свидетелем района.
  Полиция попыталась арестовать Бейли за вождение машины в нетрезвом состоянии, но, несмотря на бешеные гонки и стрельбу, Бейли после долгой погони все-таки удалось скрыться.
  Позже машину нашли, без труда ее опознали: вся она была пробита пулями, что само по себе являлось молчаливым доказательством случившегося.
  И все же свидетель настаивал: именно в этот момент он видел Бейли на месте совершенного преступления.
  Несмотря на форсирование расследования, только к полудню в субботу представители «Аргози» смогли со всей ответственностью заявить, что, по их мнению, факты дела требуют нового, более тщательного и детального расследования, а потому необходима отсрочка для приведения в исполнение смертного приговора над Бейли.
  Субботним утром, в одиннадцать часов сорок пять минут, чувствуя себя не совсем уверенно, представители комитета «Аргози» позвонили в офис губернатора Западной Вирджинии Л. Петтерсону. К телефону подошла секретарша, мисс Розалинд Функ, которой они и изложили свою позицию. Мисс Функ попросила подождать минут десять, чтобы проинформировать губернатора, и попросила членов комитета перезвонить.
  Последовавший ответ был типичным для людей его ранга. Стояло лето, было очень жарко, и губернатор собирался провести свой уик-энд с семьей в горах, где царила приятная прохлада. К тому же следует заметить, что представитель власти уже изучил свидетельские показания и факты по делу Бейли и был абсолютно уверен, что осужденный виновен в преднамеренном убийстве. Однако ничего такого вслух не сказал, предпочтя ответить уклончиво:
  — Если вы, ребята, безвозмездно тратите свое время и даже уик-энд посвящаете этому делу, то и я готов принести в жертву свои выходные дни. Нет вопросов!
  Итак, члены комитета встретились с губернатором Петтерсоном и Розалинд С. Функ, которая тоже пренебрегла своим отпуском, — в 1 час 15 минут пополудни субботы.
  Здание Сената штата было пустынным. Электричество отключили, кондиционеры не работали. По мере того как шло совещание, в комнате становилось все более душно и влажно, но губернатор Петтерсон, его секретарь и начальник тюрьмы Скин провели в этом помещении всю субботу, по крупинке изучая информацию, которую им доставили.
  А когда начало смеркаться и на столицу опустился вечер, губернатор Петтерсон, оттолкнув в нетерпении кресло, встал:
  — Итак, джентльмены, вы убедили меня, что в данном деле необходимы новое расследование и отсрочка по приведению в исполнение смертного приговора. Я намерен официально назначить представителя от департамента полиции штата Вирджиния, который бы взаимодействовал с комитетом. Надеюсь получить полный отчет при завершении вашего расследования и повторяю: склоняюсь к тому, что Роберт Бейли виновен. Однако здесь прозвучало достаточно информации, которая убедила меня, что точку в данном расследовании ставить еще рано…
  И потребовалось еще несколько недель, прежде чем разбирательство было завершено. Вряд ли стоит приводить все обнаруженные факты, так как цель данного повествования — поведать читателю об одном официальном представителе нашего общества, который не пошел ни на какие компромиссы с совестью, отбросил политические амбиции, едва дело коснулось справедливости и правосудия.
  Достаточно сказать, что в конце концов, после долгого и трудного процесса губернатор Петтерсон заменил смертную казнь на пожизненное заключение. Он призвал полицию штата повторно начать вести это расследование публично и непредвзято.
  Не каждый губернатор штата способен пожертвовать своим отдыхом в конце недели, чтобы скрупулезно заниматься делом никому не известного бедняка, против которого было выдвинуто огромное количество улик.
  Автор книги, признаться, был поражен неординарностью личности губернатора Петтерсона, его отношением к людям, неизменной любезностью и способностью становиться в случае необходимости выше собственных политических амбиций. И нам всем нечего опасаться за исход подобных дел, их справедливое решение до тех пор, пока ключевые посты в правительстве занимают такие люди, как он.
  Автор гордится гражданской позицией и действиями губернатора Петтерсона. Эта книга в знак уважения посвящается достопочтенному Л. Петтерсону, губернатору штата Западная Вирджиния.
  Глава 1
  Я просматривал подшивку документов, расположившись около стеллажа с папками дел в приемной нашего офиса, когда в контору вошел высокий широкоплечий мужчина в хорошо сшитом клетчатом пальто, перепачканных в грязи брюках и двухцветных туфлях. Внешне он почему-то напомнил мне бывшую в употреблении трубочку для питья воды. Я услышал, как вошедший попросил пригласить старшего партнера. И сделал он это с видом человека, который вначале требует все самое лучшее, а потом наверняка согласится на то, что ему дадут.
  Ведущая прием посетителей секретарша вопросительно взглянула на меня, но я сделал вид, что не слышал, о чем шла речь. Старшим партнером у нас была Берта Кул.
  — Старшего партнера? — переспросила секретарша, все еще с надеждой поглядывая на меня.
  — Да, полагаю, его зовут Б. Кул, — объявил посетитель, просмотрев список имен, висевший на стеклянной двери, которая вела в приемную.
  Девушка кивнула и нажала кнопку телефона.
  — Ваше имя?
  Он как-то весь подтянулся, заважничав, вытащил из кармана бумажник крокодиловой кожи, извлек оттуда визитную карточку и с улыбкой протянул ее.
  Несколько мгновений секретарша рассматривала ее, как будто ей стоило немалого труда разобрать имя.
  — Мистер Биллингс?
  Мистер Джон Карвер Биллингс… В этот момент Берта Кул ответила на звонок, и девушка произнесла торжественно:
  — Мистер Биллингс… Мистер Джон Карвер Биллингс хочет вас видеть, миссис Кул.
  — Второй! — прервал он девушку, постучав по карточке. — Вы что, не умеете читать? Второй!
  — О да, Второй.
  Это уточнение, видимо, несколько сбило с толку Берту Кул, поэтому секретарша повторила:
  — Второй — так написано на его карточке, и так он сам произносит свое имя. Его имя Джон Карвер Биллингс, а затем идут две прямые вертикальные палочки после Биллингса.
  Мужчина нетерпеливо хмыкнул.
  — Отошлите ей мою карточку, — строго сказал он. Секретарша машинально провела указательным пальцем по выпуклым буквам.
  — Да, миссис Кул, именно так. Второй. — Она повесила трубку и обратилась к мужчине: — Миссис Кул сейчас примет вас, можете войти.
  — Миссис Кул?
  — Да.
  — Она же Б. Кул?
  — Да. «Б» означает Берта.
  Секунду поколебавшись, он поправил свое клетчатое пальто и вошел в кабинет.
  Подождав, пока за ним закроется дверь, секретарша посмотрела на меня:
  — Ему нужен был, очевидно, мужчина?
  — Нет, ему нужен был «старший» партнер.
  — Если он спросит тебя, что мне следует ответить?
  — Ты недооцениваешь Берту. Она сразу определит, чего стоит клиент в денежном выражении, и если это солидный клиент, то сама пригласит меня. Если же деньжата светят не очень большие и Джон Карвер Биллингс Второй даст понять, что предпочитает детектива мужчину, увидишь сама, как он будет за ухо выведен из этой комнаты.
  — Ваши познания по части анатомии блистательны, мистер Лэм, — скромно съязвила секретарша. В ее голосе прозвучал скрытый сарказм.
  Я вернулся к себе в офис, и ровно через десять минут зазвонил телефон. Моя помощница Элси Бранд сняла трубку и, посмотрев на меня, тут же объявила:
  — Миссис Кул желает знать, можешь ли ты зайти к ней на совещание?
  — Конечно, — ответил я, подмигнув секретарше и проходя мимо нее в личный офис Берты. По выражению лица моего партнера я сразу понял, что все в полном порядке. Маленькие, жадные глазки Берты сияли. Она широко улыбалась.
  — Дональд, — представила она, — познакомься, это мистер Джон Карвер Биллингс.
  — Второй, — добавил я.
  — Второй, — эхом откликнулась она. — А это мистер Дональд Лэм, мой коллега.
  Мы пожали друг другу руки. По собственному опыту я уже знал, что и эти вежливые манеры, и этот сладкий воркующий голосок появлялись у Берты только при получении хорошей наличной суммы.
  — У мистера Биллингса проблема, — продолжала она тем временем. — И ему кажется, что над ней должен поработать именно мужчина, возможно, что…
  — …он будет работать более результативно, — закончил ее мысль Джон Карвер Биллингс Второй.
  — Совершенно верно, — согласилась Берта слегка иронично.
  Кресло моего патрона застонало под весом в сто шестьдесят пять фунтов, когда Берта потянулась за лежавшей на краю стола стопкой вырезок из газет. Не говоря ни слова, она протянула их мне.
  Я прочел:
  «ДНЕВНАЯ КОЛОНКА „НАЙТА“: ДЕНЬ И НОЧЬ.
  Исчезла красавица-блондинка. Друзья обеспокоены нечестной игрой. Полиция настроена скептически.
  Морин Обэн, красавица-блондинка, которая находилась вместе с Габби Гарванза в момент, когда в него стреляли, исчезла самым непостижимым образом. Друзья настаивают на проведении расследования, хотя полиция придерживается другой версии адвоката. Офицер полиции вполне недвусмысленно подтвердил, что всего несколько дней назад мисс Обэн просила полицию „не совать свой нос“ в ее личную жизнь, что и было с удовольствием выполнено. Похоже, молодая женщина, категорически отказавшаяся помочь следствию, имела собственный бизнес и воспользовалась услугами личного адвоката.
  Друзья девушки рассказали, что три дня назад Морин Обэн присутствовала на вечеринке в ночном клубе, поссорилась с сопровождавшим ее мужчиной и неожиданно ушла с человеком, с которым только что познакомилась здесь же. Полиция не придает особого значения этому факту. Детективы искренне считают, что подобное поведение вполне обычно для таинственной молодой девушки, которую, как оказалось, трудно найти, когда ее друг Габби Гарванза неожиданно получил две пули в грудь.
  Через какое-то время на ступеньках дома мисс Обэн скопилось слишком много бутылок с молоком, которые никто не забирал, и человек, сопровождавший ее в тот вечер, обратил на это внимание и, чувствуя что-то неладное, сообщил в полицию. Правда, до этого, как проговорился один из полицейских, полиция уже побывала у него дома.
  Между тем Гарванза после перенесенной операции по извлечению двух пуль находился в отдельной палате местного госпиталя, где его обслуживали три высококвалифицированные медицинские сестры.
  После того как Гарванза пришел в себя, он охотно выслушал полицию, подробно расспросил о ведущемся расследовании и заявил: „Кто-то затаил против меня обиду и выпустил пару пуль!“
  Это заявление полиция рассматривает как свидетельство доверия и желания сотрудничать. Правда, в полицейском управлении считают, что Габби Гарванза и мисс Обэн могли бы оказать более существенную помощь в данном расследовании».
  Вырезку из газеты я положил обратно на стол Берты и внимательно посмотрел на Джона Карвера Биллингса Второго.
  — Честно говоря, я не знал, кто она такая, — сказал он.
  — Так вы тот человек, с которым она ушла из ночного клуба?
  Он кивнул.
  — На самом деле это не совсем ночной клуб. Скорее коктейль, еда, танцы.
  В ответ глаза Берты жадно блеснули, а пальцы, унизанные дорогими кольцами, жадно потянулись к ящику, где лежала наша наличность.
  — Мистер Биллингс предварительно заплатил нам часть гонорара, — сообщила при этом она.
  — И предложил еще пятьсот долларов в качестве дополнительного вознаграждения, — продолжил Биллингс.
  — Я как раз собиралась об этом сказать.
  — Вознаграждение за что?
  — За то, что вы отыщете девушек, с которыми я был потом.
  — После чего?
  — После того, как мы с Обэн расстались.
  — Той же ночью?
  — Ну конечно.
  — Похоже, вы очень многое успели за одну ночь.
  — Это происходило так, — пояснила Берта. — Мистер Биллингс был приглашен на этот коктейль одной молодой женщиной. Она в какой-то момент отошла от него к другим гостям, и он обратил внимание на Морин Обэн, а когда поймал ее взгляд, пригласил на танец. Один из ее спутников сказал, чтобы он проваливал, на что мисс Обэн ответила, что она не его собственность, а он в свою очередь ответил, что знает это и просто охраняет ее для другого — того, кто считает ее своей собственностью. Когда стало ясно, что вот-вот возникнет ссора, мистер Биллингс вернулся к своему столу. Через несколько минут к нему подошла Морин и спросила: «Вы хотели потанцевать, не так ли?» И они пошли танцевать и, как сказал мне мистер Биллингс, очень понравились друг другу. Он немного нервничал, потому что сопровождавшие Морин мужчины не спускали с них глаз. Он предложил ей уйти и пообедать с ним. Она согласилась, назвав место, куда бы хотела пойти. И они пошли туда, а придя, она сразу заглянула в дамскую комнату… По рассказу Биллингса, Обэн и сейчас все еще пудрит там нос…
  — И что же вы предприняли дальше?
  — Сначала я просто ждал, чувствуя себя полным идиотом, потом заметил двух девиц, подмигнул им, они подошли, мы потанцевали. К этому времени я уже понял, что Морин меня надула. Я хотел, чтобы одна из девушек отправила подругу домой: хотел остаться с другой наедине, но из этого ничего не получилось. Они оказались неразлучны. Я пересел за их столик, угостил их парой коктейлей, потом мы вместе пообедали, опять потанцевали, я заплатил по счету и затем повез их в мотель, на шоссе.
  — Что было потом?
  — Я пробыл там с ними всю ночь.
  — Где?
  — В мотеле.
  — С обеими сразу?
  — Они спали в спальне, а я на кушетке в первой комнате.
  — Стало быть… платонически?
  — Мы все слишком много пили.
  — Ну, и что произошло дальше?
  — Утром около десяти тридцати мы выпили томатного сока, девушки приготовили завтрак. Они себя чувствовали не очень хорошо, а я так просто ужасно. Я поехал от них к себе, принял душ и пошел к парикмахеру. Побрился, сделал массаж лица и… С этого момента я могу отчитаться за свое время.
  — За каждую минуту?
  — За каждую минуту.
  — Где находится этот мотель?
  — Недалеко от шоссе Супельведа.
  В разговор включилась Берта:
  — Видишь, Дональд, девицы приехали на машине из Сан-Франциско. Очевидно, они планировали это путешествие заранее, на время своих каникул. Хотели посмотреть ночной Голливуд, увидеть знаменитостей. Мистер Биллингс уверен, что они или близкие подружки, или родственницы, а может, вместе работают. Когда он пригласил их танцевать, они с удовольствием согласились. Затем он предложил отвезти их на своей машине, но они предпочли ехать на своей. Он… Ну, ему не хотелось так рано заканчивать вечер.
  Биллингс посмотрел на меня, пожав плечами:
  — Одна из них мне понравилась, надо было избавиться от подруги, но ничего не получалось. Я выпил гораздо больше, чем собирался, да к тому же, когда мы приехали в мотель, я предложил еще добавить на сон грядущий. А дальше уже ничего не помню: или они подсыпали мне что-то в стакан, или он был для меня последней каплей… Когда я утром пришел в себя, у меня ужасно болела голова.
  — Как вели себя девушки?
  — Сердечно и любезно.
  — Не приставали с ласками?
  — Не говорите глупостей, ни у них, ни у меня не было для этого настроения.
  — Ну и чего же теперь вы от меня хотите, мистер Биллингс?
  — Я хочу, чтобы вы разыскали этих девиц.
  — Зачем?
  — Потому что теперь, когда Морин исчезла, он чувствует себя неуверенно, — вмешалась Берта.
  — К чему ходить вокруг да около? Морин — любовница гангстера… Она не рассказала полиции, но наверняка знает, кто всадил в него пули. Представьте, если кто-нибудь подумает, что она успела мне сболтнуть что-то лишнее?
  — Разве есть какой-либо повод для этого?
  — Нет, но вдруг с ней что-то случилось? Вдруг… эти молочные бутылки у входа в ее дом так и будут копиться на пороге?
  — Морин сказала вам свое настоящее имя?
  — Нет, она разрешила называть ее просто Морри. Я понял все лишь после того, как увидел фотографию в газете. Эти парни, которые ее окружали, были по виду настоящими гангстерами, а я решился и пригласил ее танцевать!
  — И часто вы себя ведете подобным образом?
  — Конечно, нет! Я просто слишком много тогда выпил, и меня подставили.
  — И потом так же просто вы тут же подбираете других девиц?
  — Да, это так, но почему-то все получилось очень легко. Просто, наверное, они сами хотели кого-нибудь в тот вечер подцепить. Парочка джинсов на каникулах ищет приключений.
  — Они назвали вам свои имена?
  — Только первое имя, Сильвия и Милли.
  — Какая из них вам больше понравилась?
  — Маленькая брюнетка, Сильвия.
  — Как выглядела вторая?
  — Рыжая, явно с более сильным характером, чем у Сильвии. Она знала ответы на все вопросы, но не хотела, чтобы я их задавал. Было такое впечатление, что она окружила Сильвию непроницаемой железной оградой и пропустила по ней ток. Думаю, это она подсыпала мне что-то в коктейль. Конечно, не уверен в этом, но именно она вытащила бутылку, предложив распить ее на посошок, и я тут же отпал.
  — Они сразу согласились, чтобы вы их отвезли?
  — Да. Кстати говоря, они еще нигде к тому времени не были устроены и хотели только попасть в мотель.
  — Вы ехали на их машине?
  — Да, на их.
  — Они зарегистрировались, когда вы приехали туда?
  — Нет. Они попросили это сделать меня, тем самым как бы разрешив оплатить счет за ночлег. В таких местах ведь платят вперед.
  — Машину вели вы?
  — Нет, Сильвия сама села за руль, и я тоже был впереди, а Милли между нами.
  — А вы говорили Сильвии, куда надо ехать?
  — Да, она сказала, что ищет подходящее местечко. Я ей его и показал.
  — И вы нашли его на Супельведа?
  — Мы проехали мимо нескольких, но везде висела табличка: «Свободных мест нет».
  — Кто первым пошел в мотель?
  — Я сказал уже, что я.
  — И вы зарегистрировались?
  — Да.
  — Под каким именем вы регистрировались?
  — Я не помню фамилию, которая пришла мне в голову.
  — Почему вы не записались под собственной?
  Он с удивлением посмотрел на меня:
  — Вы потрясающий детектив! А вы в подобных обстоятельствах использовали бы свое имя?
  — Ну а когда вас попросили назвать номер машины, что вы сказали тогда?
  — Вот тут-то я и совершил ошибку. Вместо того чтобы выйти и посмотреть на номер, я тоже назвал его наобум.
  — И хозяин не вышел и не проверил?
  — Конечно, нет. Если вы выглядите достаточно респектабельно, они никогда этого не делают. Иногда просто спрашивают, какой марки машина.
  — И что вы сказали?
  — Ответил, что «Форд».
  — Вы зарегистрировали именно «Форд»?
  — Да. Именно «Форд». Но почему, черт возьми, вы ведете такой допрос, чуть ли не третьей степени? Если вы не хотите браться за дело, так и скажите, просто верните мне деньги, и я уйду.
  Глазки Берты Кул хищно сверкнули.
  — Не глупите, — строго посмотрела Берта на Биллингса. — Мой партнер просто старается узнать все в деталях, чтобы потом вам же помочь.
  — А мне показалось, что это перекрестный допрос.
  — Ничего подобного он не имел в виду, — энергично покачала головой Берта. — Он разыщет этих девиц, можете не сомневаться. Дональд Лэм — прекрасный детектив.
  — Хорошо, если это действительно так, — хмуро ответил Биллингс.
  — Можете еще что-нибудь вспомнить, что могло бы нам пригодиться при розыске?
  — Абсолютно ничего.
  — Адрес мотеля, где вы останавливались?
  — Я уже его дал миссис Кул.
  — Какой номер был у вашей комнаты?
  — Я не могу сейчас точно назвать его, но припоминаю, что она находилась справа, в самом конце строения. Как будто номер пятый.
  — Хорошо, мы посмотрим, что можно сделать, — пообещал я.
  Биллингс же настойчиво повторил:
  — Помните, что вы получите дополнительно еще пятьсот долларов, если разыщете этих девиц.
  — Этот трюк с премией никак не согласуется с правилами этики, которые лежат в основе работы любого детективного агентства, — с чувством внутреннего достоинства одернул я его.
  — Почему же?
  — Потому что это становится похожим на работу за случайный гонорар. Детективы этого не любят.
  — Кто этого не любит?
  — Чиновники, которые выдают нам права на работу.
  — Ну ладно, — махнул рукой Биллингс. — Вы найдете этих девиц, а я отдам эти пятьсот долларов в ваш любимый благотворительный фонд.
  — Вы что, с ума сошли? — тут же вмешалась Берта.
  — Что вы имеете в виду?
  — Мой любимый фонд милосердия — это я сама.
  — Но ведь ваш партнер исключает случайные гонорары.
  Берта сердито засопела.
  — Уверяю, никому об этом не будет известно, если вы сами не проболтаетесь.
  — Хорошо, я согласна, — сказала Берта.
  — А я бы предпочел делать это на основе…
  — Вы еще ничего не сделали, девиц не нашли, — бесцеремонно прервал меня Биллингс. — Давайте говорить откровенно. Мне нужно алиби на эту ночь. Единственный способ его подтвердить — найти девиц. Причем мне нужно письменное подтверждение под присягой. Я предложил вам свои условия, сообщил всю информацию, которой располагал, и я не привык, чтобы мои слова подвергались сомнению.
  Бросив на меня сдержанно-негодующий взгляд, он тяжело поднялся и вышел.
  — Черт, Дональд, ты чуть не испортил все дело! — раздраженно посмотрела на меня Берта.
  — Боюсь, тут нечего портить.
  Она открыла ящик стола и показала мне пачку денег:
  — Имей в виду, я не желаю их потерять.
  — А мне не нравится его история, от нее несет душком.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Две девушки приехали из Сан-Франциско, хотят посмотреть Голливуд и поглазеть на кинозвезду, обедающую в соседнем ресторане…
  — Ну, и что тут плохого? Это именно то, что делала бы любая другая женщина в подобных обстоятельствах.
  — Сама подумай! Они проделали такой длинный путь. Первое, что они должны были бы сделать, — это принять душ, распаковать свои вещи, вытащить портативный утюг, все перегладить… Освежили бы свой внешний вид, косметику и только после этого отправились бы на поиски кинозвезды.
  — Но они проделали весь путь за один день.
  — Ладно, предположим, они проделали его за два. Сама идея поездки из Сан-Луиса, Обиспо, или Бейкерсфилда, или любого другого места сюда только для того, чтобы с ходу запарковать машину и тотчас отправиться на танцы, даже не остановившись, чтобы привести себя в порядок, звучит для меня по меньшей мере абсурдно.
  Берта заморгала, обдумывая сказанное мной.
  — Может, они все это сделали, но просто приврали чуток Биллингсу, так как не хотели, чтобы он знал, где они остановились.
  — Согласно заявлению Биллингса их чемоданы находились в багажнике машины.
  Берта сидела в своем крутящемся скрипящем кресле, нервно барабаня пальцами по крышке стола. От колец с бриллиантами на ее пальцах вспыхивали то и дело яркие лучики света.
  — Ради бога, Дональд, выметайся отсюда и начинай уже что-то делать! Как ты вообще представляешь наше партнерство? Это что — дискуссионный клуб или детективное агентство?
  — Просто я обратил твое внимание на совершенно очевидные факты.
  — Мог бы и не обращать! — повысила голос Берта. — Иди и найди этих двух женщин. Не знаю, как ты, но лично я заинтересована в этом добавочном вознаграждении, в этих пяти сотнях!
  — У нас есть хотя бы их приметы?
  Из лежащего на столе блокнота она вырвала листок и бросила его мне в лицо.
  — Вот тебе все приметы, все факты! Боже мой, ну зачем я с тобой связалась? Наконец-то приходит болван с деньгами, просит ему помочь, а ты начинаешь заниматься психоанализом…
  — Полагаю, тебе даже не пришло в голову посмотреть в «Кто есть кто», кем был Джон Карвер Биллингс Первый?
  — Почему я должна думать о том, кем был Джон Карвер Биллингс Первый, когда деньги есть у Второго! — закричала Берта. — Три сотни в твердой валюте наличными! Не чек, поверь мне, наличными!
  Молча я подошел к полке, снял с нее «Кто есть кто» и стал просматривать страницы на букву «Б». Берта сначала следила за мной, сузив злые глаза, потом подошла и стала заглядывать через плечо. Я чувствовал на затылке ее горячее, сердитое дыхание.
  В этой книге не нашлось сведений о Джоне Карвере Биллингсе. Я достал другую — «Кто есть кто в штате Калифорния». Берта в нетерпении выхватила ее у меня и стала быстро просматривать сама.
  — Может быть, у меня хватит ума, чтобы найти эту фамилию, а ты пока поедешь и проверишь этот мотельчик на шоссе.
  — Хорошо, не слишком напрягай свой мыслительный аппарат, а то он может получить невосполнимый ущерб, — бросил я, устремляясь к двери.
  Уверенность, что Берта кинет книгу мне вслед, почему-то не оправдалась: она не сделала этого.
  Глава 2
  Элси Бранд, моя секретарша, посмотрела на меня, оторвавшись от пишущей машинки:
  — Новое дело?
  Я кивнул.
  — Как там Берта?
  — Такая же, как всегда: раздражительная, вспыльчивая, жадная, зацикленная на себе… Ну да ладно, не хочешь ли сыграть роль падшей женщины?
  — Падшей женщины?
  — Я же ясно выразился — падшей женщины.
  — А, понимаю, прошедшее время! И что же мне нужно для этого сделать?
  — Будем с тобой представлять мужа и жену, когда я зарегистрируюсь в мотеле.
  — И что потом?
  — Потом займемся работой детективов.
  — Мне понадобится багаж?
  — Подъедем к моему дому, и я возьму чемодан, больше нам ничего не понадобится.
  Элси вынула из шкафа пальто, взяла шляпку и закрыла чехлом пишущую машинку.
  Когда мы вышли из конторы, я протянул ей листок, исписанный неразборчивым почерком Берты Кул, и предложил прочитать. Элси внимательно его просмотрела.
  — Очевидно, ему понравилась Сильвия, и он просто возненавидел Милли.
  — Как ты определила?
  — Боже мой, послушай сам, что здесь написано: «Сильвия, привлекательная брюнетка с большими карими блестящими глазами, симпатичная, интеллигентная, красивая, с прекрасной фигурой, среднего роста, около двадцати четырех лет, прекрасно танцует.
  Милли, рыжая, голубоглазая, умная, может быть, лет двадцати пяти или двадцати шести, среднего роста, неплохая фигура».
  Я ухмыльнулся:
  — А теперь попытаемся выяснить, какую информацию оставили после себя эти женщины в мотеле, где они побывали всего три раза.
  — Думаешь, работающий там персонал сможет нам что-нибудь сообщить?
  — Вот именно поэтому, Элси, я и беру тебя с собой. Хочу узнать, насколько аккуратно там работает персонал.
  На стоянке я взял старую машину агентства. Когда подъехали к моему дому, Элси осталась сидеть в машине, а я поднялся наверх и покидал в чемодан какие-то вещички. Уходя, снял с вешалки на всякий случай плащ.
  У меня была кожаная сумка для фотокамеры, которой пользовалась одна моя знакомая, ее я тоже прихватил с собой. Элси с любопытством осмотрела принесенное в машину.
  — Похоже, нам придется путешествовать налегке, — заметила она.
  Я кивнул.
  Мы въехали на Супельведа, изучая расположенные на нем мотельчики. В это время дня они все были свободны.
  — А вот и то, что мы ищем, — кивнул я Элси. — Вон там, направо.
  Мы въехали на дорожку, ведущую к входу. Почти во всех отсеках двери были открыты. Негр собирал с постелей использованное белье. Симпатичная девушка в форменной шапочке и переднике убирала, и нам понадобилось минут пять, чтобы найти хозяйку.
  Ею оказалась крупная женщина, чем-то напоминающая мне Берту. Но моя компаньонша была похожа на высеченную из камня бабу, а эта была явно помягче, если не считать глаз. Глаза у нее были Бертины.
  — Как насчет того, чтобы получить номер?
  Она посмотрела мимо меня на сидевшую в машине Элси.
  — Надолго?
  — На весь день и всю ночь.
  Она была явно удивлена.
  — Моя жена и я, мы ехали всю ночь. Нам надо хорошо отдохнуть, а потом мы хотели бы осмотреть город и завтра рано утром уехать.
  — У меня есть славный номер за пять долларов.
  — А как насчет номера пятого, вон в том углу?
  — Это двойной номер. Вам он не подойдет.
  — Сколько он стоит?
  — Одиннадцать долларов.
  — Я его возьму.
  — Нет, не возьмете.
  Я удивленно поднял брови.
  — Думаю, вы ничего не получите.
  — Это почему же?
  — Послушайте, мое заведение очень высокого класса. Если вы знаете эту девушку достаточно хорошо, чтобы пойти в одиночный номер, как муж и жена, и у вас есть деньги, чтобы оплатить его, я согласна. Если же вы собираетесь вместе снять двойной номер, то я знаю, что это означает.
  — Вы напрасно беспокоитесь. Не будет никакого шума, никакой компании. Я вам заплачу двадцать баксов за пятый номер. Договорились?
  Она оглядела Элси.
  — Кто она?
  — Она мой секретарь. Я не собираюсь к ней приставать. Наше путешествие связано с деловой поездкой.
  — Хорошо, — прервала она меня, — двадцать долларов.
  Я протянул ей двадцать долларов, получил ключ от номера и проехал на машине в гараж… Затем мы открыли ключом дверь и вошли внутрь. Это был очень симпатичный двухкомнатный номер, маленькая гостиная и две спальни, каждая с душем и туалетом.
  — Ты надеешься получить от нее какую-нибудь информацию? — спросила Элси.
  — Не думаю, что нам повезет. Даже если она что-то и знает, то не скажет. Это не тот тип болтливых женщин: она явно не желает привлекать внимание к своему заведению.
  — Симпатичное местечко, — констатировала Элси, осмотрев комнаты. — Чисто и уютно, приятная мебель.
  — Ну а теперь давай займемся тем, что нас сюда привело. Может быть, обнаружишь что-нибудь, что дало бы нам представление об этих женщинах, занимавших комнату три дня назад.
  — Я правильно расслышала, что ты заплатил за номер двадцать долларов? — спросила она.
  — Да, правильно. Она не пожелала сдать за обычную цену.
  — Берта, конечно, зарычит, когда увидит эту сумму на нашем листе расходов.
  Молча кивнув, я продолжал обследовать комнаты.
  — Это напоминает охоту на диких гусей. Может, мы даже найдем золотое яйцо, — обнадежил я Элси.
  Мною все внимательно было осмотрено, но, кроме нескольких банальных заколок для волос, ничего обнаружить не удалось. В раздумье я подошел к бюро, выдвинул ящик и в самом дальнем его углу обнаружил вдруг какой-то обрывок бумажки.
  — Что это такое? — спросила Элси.
  — Похоже на ярлык от рецепта. Смотри-ка, это и в самом деле рецепт из аптеки в Сан-Франциско на имя мисс Сильвии Такер. Здесь сказано: «Принимать по одной капсуле в случае бессонницы. Повторно не принимать в течение четырех часов».
  — Название аптеки в Сан-Франциско. Не так уж мало! — сказала Элси.
  — А вот номер рецепта и фамилия доктора.
  — Сильвия именно та женщина из Сан-Франциско, которую мы ищем?
  — Похоже, именно та.
  — Как удачно, — обрадовалась Элси.
  — Очень, очень, очень удачно! — почти пропел я.
  Она посмотрела на меня:
  — Что ты имеешь в виду?
  — Я имею в виду, что нам очень повезло.
  — Что же хорошего, девушка была здесь, и теперь ясно, что Биллингсу действительно подсыпали снотворного. Видимо, когда она засовывала обратно в ящик бутылочку с капсулами, ярлычок и отклеился.
  — Сильвия была именно той девушкой, которая ему нравилась. Видимо, это другая сделала ему «бай-бай», — предположил я.
  — Так думает Джон Карвер Биллингс Второй. Может быть, он уж не настолько был поражен ее красотой, как ему показалось. В любом случае вторая девица могла незаметно взять капсулу, так что Сильвия этого и не заметила.
  Я стоя рассматривал ярлык.
  — А теперь что мы будем делать? — в нетерпении спросила Элси.
  — Теперь мы вернемся в офис, а потом я улечу в Сан-Франциско.
  — Это был очень короткий медовый месяц, — вздохнула Элси. — Ты собираешься сказать хозяйке, что она может оставить для себя нашу квартирку?
  — Нет, пусть лучше гадает, что случилось, — ответил я. — Давай-ка собирайся, и пойдем.
  Когда мы разворачивались, я увидел оторопевшую администраторшу.
  Из своего офиса я, не мешкая, позвонил знакомому в Сан-Франциско, который проверил аптеки и уже через час собрал для меня нужную информацию.
  Итак, Сильвия Такер жила на Пост-стрит, в доме под названием «Траки-эпартментс», в квартире номер шестьсот восемь, и рецепт был выписан ей на амитал натрия. Она работала маникюршей в парикмахерской на той же Пост-стрит.
  Элси заказала мне билет на самолет, и я зашел к Берте, чтобы предупредить, что улетаю в Сан-Франциско.
  — Дональд, любимый, как поживаешь? — заворковала Берта в своей самой милой манере.
  — Так же, как и вчера.
  — Что это, черт возьми, означает? Что мы получим эти пятьсот долларов? Ты постараешься?
  — Возможно.
  — Смотри только старайся не превышать служебные расходы.
  — Но клиент же их оплачивает, не так ли?
  — Конечно, но, боюсь, это будет долгая и трудная работа.
  — Эта работа не будет долгой и трудной.
  — Не старайся раскрыть это дело слишком быстро, Дональд.
  — Но ведь именно за это и обещана премия. Он не хочет, чтобы мы транжирили его деньги, беря за каждый день.
  Ее тяжелый взгляд остановился на мне, и я не нашел ничего лучше, как спросить:
  — Ты нашла в книге Джона Карвера Биллингса Первого?
  — Да, это была прекрасная идея, Дональд, дорогой. По крайней мере, теперь мы многое узнали. Знаем его прошлое и настоящее.
  — Кто же он?
  — Банкир из Сан-Франциско, президент десятка компаний, пятидесяти пяти лет, командор яхт-клуба, расточительно сорит деньгами. Это о чем-нибудь тебе говорит?
  — Мне это говорит о многом. Это означает, что сын его был вполне искренен с нами.
  — Деньги? — услужливо спросила Берта.
  — Спортивное пальто, — ответил я.
  У Берты потемнело от гнева лицо, потом она рассмеялась:
  — Ты не можешь удержаться, чтобы не производить впечатления умненького, Дональд? Но только помни, любовничек, чтобы крутились колеса, нужны деньги.
  — И пока колеса все крутятся и крутятся, — не без злости ответил я, — будьте осторожны, мадам, и следите, чтобы ваш палец не угодил в машину.
  — Ты принимаешь меня за идиотку! — раскричалась вдруг Берта. — Наивную любительницу, а не профессионала! Смотри, Дональд Лэм, чтобы твой собственный нос не запачкался, а я уж сама прослежу за своим пальцем! Если Берте что-то нужно, будь спокоен, она это достанет. Но ты должен быть осторожен! Смотри сам не попади в те колесики, что так мило крутятся вокруг тебя!
  — Они крутятся просто как сумасшедшие, — признался я, — и мне хотелось бы знать, что эта машина производит.
  — Зажарь меня вместо утки, если ты не самый большой сукин сын, которого я когда-либо видела! Я повторю тебе еще раз, что производят маленькие колесики, Дональд! Деньги! Вот что!..
  После этих слов Берта опять погрузилась в изучение книги «Кто есть кто в штате Калифорния».
  Я молча выскользнул из офиса, оставив ее наедине со своими мыслями.
  Глава 3
  Было уже далеко за полдень, когда я прибыл в Сан-Франциско. Зашел в парикмахерскую на Пост-стрит как раз перед закрытием. Понадобилось не более секунды, чтобы заметить Сильвию. В зале работали три маникюрши, но Сильвия явно выделялась среди них: ее можно было узнать и без описания примет.
  Когда я вошел, она работала, но на мой вопрос, останется ли у нее время еще на один маникюр перед закрытием, она посмотрела на часы, кивнула, и ее пальцы еще быстрее стали летать над рукой клиента, который недовольно поглядывал в мою сторону.
  Я подошел к чистильщику сапог и решил привести в порядок свои башмаки, пока дойдет моя очередь к Сильвии. Неожиданно ко мне обратился старший парикмахер:
  — Вы ждете маникюр?
  — Да.
  — Вон там освободилась девушка, она сделает вам то, что надо.
  — Но я хочу подождать, когда освободится Сильвия.
  — Та маникюрша работает не хуже, чем Сильвия.
  — Спасибо, я тем не менее подожду.
  Недовольный старший парикмахер вернулся на свое место.
  — Звучит что-то очень недружественно по отношению к Сильвии, — обратился я как бы между прочим к негру, чистившему мои штиблеты.
  Он усмехнулся, осторожно оглянувшись через плечо:
  — Да, он ее не очень-то жалует.
  — А в чем дело?
  — Они мне не платят за сплетни.
  — Они не платят, а я заплачу.
  Слегка подумав, негр наклонился пониже к моим ботинкам и едва слышно прошептал:
  — Он просто ревнует и вовсю за ней приударяет. Во вторник она позвонила и, сославшись на головную боль, не вышла на работу. И вообще не появлялась до сегодняшнего дня. Он уверен, что у нее есть дружок. Боюсь, недолго она здесь продержится.
  Я сунул ему два доллара, как мог, объяснил свой интерес к девушке.
  — Спасибо, мне было просто любопытно.
  Сильвия закончила делать маникюр, мужчина встал и надел пальто. Она кивнула мне, чтобы я занял его место.
  Погрузив руку в теплую мыльную воду, я расслабился, наслаждаясь наблюдением за движением мягких, уверенных пальцев Сильвии, трудившихся над моей рукой.
  — Давно здесь работаете? — спросил я немного погодя.
  — Около года.
  — Вам предоставляют здесь отпуск?
  — О да, я только что вернулась после короткого путешествия.
  — Прекрасно, и куда же вы ездили?
  — В Лос-Анджелес.
  — Одна?
  — Вас это не касается! — Приветливость Сильвии будто ветром сдуло.
  — Я просто так интересуюсь, не обижайтесь.
  — Я ездила с подружкой, — смягчилась она. — Нам очень хотелось побывать в Голливуде и, может быть, даже повстречать какую-нибудь звезду в одном из ночных клубов.
  — Ну и как, удалось повстречаться?
  — Да нет, конечно.
  — Что ж так?
  — Мы были в ночном клубе, но никого из звезд, конечно, не увидели.
  — Ну, вам просто не повезло, их там более чем достаточно, и они иногда обедают…
  — Когда мы обедали в клубе, они там не появлялись.
  — А как долго вы пробыли в Голливуде?
  — Всего несколько дней, я вернулась только вчера ночью.
  — Ездили поездом?
  — Нет, на машине моей подружки.
  — Сегодня пятница, а где вы были, если не секрет, во вторник ночью?
  — Именно в ту ночь мы и были в Голливуде.
  — Можете мне рассказать, Сильвия, что с вами произошло в ту ночь, во вторник?
  — А если я не желаю этого делать? — сказала она, вдруг ожесточившись снова, глаза ее блеснули.
  Я ничего не ответил.
  Она продолжала трудиться над моими руками. Молчание становилось тягостным, она нарушила его первой:
  — Мне уже двадцать шесть, я сама себе хозяйка. И ни перед кем не должна отчитываться в том, что делаю.
  — Или в том, чего не делаете?
  Она в упор глянула мне в глаза.
  — Хочу задать вам встречный вопрос: откуда вы, мистер?
  — Из Лос-Анджелеса.
  — Когда приехали сюда?
  — Только что прибыл.
  — На чем?
  — Прилетел самолетом.
  — Во сколько вы приехали?
  — Всего час назад.
  — Вы что, прилетели и прямо с самолета пришли ко мне?
  — Да, именно так я и сделал, вы угадали.
  — Почему вы интересуетесь тем, что случилось со мной в прошлый вторник ночью в Лос-Анджелесе?
  — Просто ради интереса, чтобы поддержать разговор.
  — О!
  Я ничего не мог ответить на это «О!». Она раза два-три с любопытством посмотрела на меня, отрывая взгляд от моих рук, и явно силилась что-то сказать, но каждый раз передумывала. И все-таки после одной паузы не удержалась от вопроса:
  — Вы здесь по делам?
  — Можно сказать, да.
  — Думаю, вы, наверное, многих здесь знаете?
  Я отрицательно покачал головой.
  — Ну, тогда вы должны чувствовать себя одиноким в чужом городе?
  Я снова молча кивнул.
  Внезапно она отложила инструмент.
  — Боже мой, я совсем забыла, мне срочно необходимо позвонить! — С этими словами она вскочила, ринулась к стоящей недалеко телефонной будке, набрала номер и проговорила — я смотрел на часы — около четырех минут, дважды посмотрев в мою сторону во время разговора, будто кому-то про меня рассказывала, как я выгляжу. Потом вернулась на место, села и извинилась за свое недолгое отсутствие.
  — Да нет, все в порядке, мне все равно некуда особенно спешить. Надеюсь, вам не придется из-за меня задерживаться на работе.
  К этому времени парикмахерская начала закрываться, служащие опускали на окнах жалюзи, и мастера уже готовились уходить.
  — О, это ничего, я тоже не тороплюсь… Этот звонок… Пришлось отложить свидание и приглашение на обед.
  — Жаль, — посочувствовал я.
  Она продолжала молча работать, пока опять не промолвила:
  — Да, жаль, я очень хотела пойти пообедать, дома у меня абсолютно ничего нет.
  — Почему бы вам не пообедать со мной?
  — Да?.. Я бы с удовольствием… Хотя я ведь вас совсем не знаю.
  — Меня зовут Дональд, Дональд Лэм.
  — А я Сильвия Такер.
  — Привет, Сильвия.
  — Привет, Дональд! Скажите, вы кажетесь себе симпатичным?
  — Стараюсь им быть.
  — Я не гонюсь за чем-то необыкновенным, но люблю толстые и сочные стейки и знаю, где их подают, там они очень хороши.
  — Ну и прекрасно!
  — Не хочу, чтобы вы подумали о чем-то плохом.
  — Я и не подумал ничего такого.
  — Все-таки, вы понимаете… Можете подумать, как, мол, легко подцепить эту девицу, то есть меня…
  — Не смею думать о вас как о легкой добыче. Как и вы, я тоже должен где-нибудь поесть, так почему бы нам не сделать этого вместе?
  — Приятно, что вы думаете подобным образом, вы меткий стрелок.
  — Стараюсь им быть.
  — Обычно я не принимаю таких приглашений, у меня мало друзей, но… Я не знаю… мне кажется… вы совсем не похожи на других парней, которых я знаю.
  — Это можно расценить как комплимент?
  — Поверьте, я не имела в виду ничего плохого. Вы не… вы знаете, что я имею в виду. — Она засмеялась. — Вы не принимаете это как само собой разумеющееся? Девушка соглашается на свидание потому, что характер ее работы позволяет делать ей такие предложения?
  Я ничего не ответил.
  — Вы знаете, — легко вдруг продолжила она свой рассказ без всякого побуждения на то с моей стороны, — со мной тогда была моя подружка, а привязавшийся к нам парень оказался слишком настойчивым. Так она без моего ведома вытащила у меня из сумочки снотворное и высыпала капсулу ему в стакан с виски. Ну, он тут же и отпал.
  — А зачем ваша подружка это сделала? Ей не понравился тот парень? Или ей казалось, что вас надо охранять от любого нападения?
  — Не от любого! Думаю, Милли сделала это из вредности. Она смешная девчонка, маленькая рыженькая плутовка. Не знаю, может быть, она была слегка раздражена, что понравилась не она. Трудно бывает сказать что-то определенное о некоторых женщинах… И он был неплохим парнем.
  — Ну, и что же потом произошло?
  — Да ничего, просто я об этом сейчас вспомнила. К слову…
  — Ну-ну, — только и сказал я, тотчас замолчав.
  Она кончила делать маникюр и на минуту задумалась:
  — Я должна перед уходом подняться к себе в квартиру.
  — Хорошо, вы хотите, чтобы я поднялся вместе с вами сейчас или заехать за вами немного позже?
  — Почему бы вам тоже не подняться?
  — Хорошо. Если вы мне пообещаете, что не подсыплете, как тому парню, снотворного.
  — Обещаю! — засмеялась она. — Да и Милли не будет, это ведь она проделала всю ту грязную работенку.
  — А что, неплохая шутка!
  — Да, ничего. Хотя я очень рассердилась, потому что мне понравился тот парень, но, честно, Дональд, мне было очень смешно! Он чувствовал себя в городе своим человеком, этакий рубаха-парень, душа компании. Он как раз начал по-настоящему мной интересоваться, но, когда этот дринк со снотворным на него подействовал, бедняга даже не успел сделать мне предложение, так и заснул посреди начатой фразы. Мы с Милли положили его на кушетку, и он спал как убитый до утра, пока мы не разбудили его завтракать. Надо было видеть выражение его лица, когда он проснулся и понял, что ночь прошла!
  Она откинула голову и весело расхохоталась.
  — Клянусь, это и в самом деле смешно, — поддакнул я. — А где все это происходило?
  — В мотеле на шоссе. Милли никогда не упустит возможности слегка подзаработать. Ведь она попросила его найти хороший мотель, и он, конечно, предложил нас подвезти, а это означало, что ему пришлось зарегистрироваться и, стало быть, заплатить самому и за номер.
  — Ну что ж, за свои деньги он, по крайней мере, неплохо выспался.
  Мое замечание опять рассмешило ее.
  — Послушайте, Дональд, поднимемся ко мне и выпьем. А потом пойдем обедать.
  — Мы пойдем пешком или возьмем такси?
  — Да тут близко, шесть кварталов.
  — Тогда возьмем такси.
  Мы вышли на улицу, и, пока ждали машину, я как бы невзначай спросил ее:
  — А где, на какой улице был тот мотель?
  — На шоссе Супельведа.
  — Когда же это происходило?
  — Дайте мне подумать, Дональд… Это было в ночь на вторник.
  — Вы уверены?
  — Ну конечно, уверена. А вам-то какая разница?
  — Ну, не знаю. Я просто интересовался, как вы проводили отпуск.
  — Ну, вот так все и было, как я рассказала.
  Появилось такси. Сильвия назвала свой адрес, и мы уселись на заднем сиденье. В это время суток, чтобы проехать даже такое небольшое расстояние, надо было останавливаться бессчетное количество раз из-за светофоров.
  — А как это вы поместились втроем в одном номере? — со смехом спросил я Сильвию. — Одна комната у Милли, другая у вас, а в третьей поместили этого парня?
  — Знаете, это был симпатичный двойной номер. И я просто сняла с него туфли, когда мы его положили на кушетку, и подложила ему под голову подушку со своей кровати.
  — А одеяло?
  — Не говорите глупостей, мы прикрыли ему ноги его плащом и закрылись на ключ. Если бы ему стало холодно и он бы проснулся, то мог при желании уехать на такси…
  — Ну что, мы сегодня, наконец, поедим? — спросил я, переключаясь на другую тему.
  — Я говорила, что знаю прекрасный ресторанчик, это не совсем по пути, но…
  — Прекрасно, но только у меня заказан билет на самолет, на десятичасовой рейс.
  — Дональд! Как это, на сегодня? — В ее голосе прозвучало разочарование.
  Я кивнул.
  Она придвинулась поближе и вложила свою руку в мою ладонь.
  — Ну что ж, у нас еще полно времени, чтобы поесть и успеть на самолет.
  Глава 4
  Элси Бранд заглянула в мой кабинет:
  — Берта сидит с клиентом. Она интересуется, узнал ли ты что-нибудь новенькое.
  — Скажи Берте, что я уже иду.
  Она с любопытством на меня посмотрела:
  — Что-нибудь раскопал вчера в Сан-Франциско?
  — Вполне достаточно.
  — Была приятная поездка?
  — Ничего.
  — Нашел Сильвию?
  — Да.
  — Ну и как она?
  — Соответствует описанию.
  Элси Бранд исчезла из кабинета, хлопнув дверью. Я выждал несколько минут и направился в офис к Берте. Там в кресле с прямой спиной сидел Джон Карвер Биллингс Второй, показавшийся мне слегка чем-то взволнованным, и курил сигарету.
  Берта озабоченно взглянула на меня.
  — Ты что-нибудь нашел?
  — Имя девушки, которая была с мистером Биллингсом, Сильвия Такер. Она работает маникюршей в одной из парикмахерских Сан-Франциско. Неподалеку от работы снимает квартиру. Симпатичная девочка, прекрасно помнит вечер, проведенный с вами, мистер, даже сердится на подругу за то, что та подсыпала вам в виски снотворное.
  — Вы хотите сказать, что вы ее нашли? Вы и в самом деле располагаете всей этой информацией? — Биллингс вскочил со стула.
  — Ну да.
  Берта так вся и просияла.
  — Поджарьте меня как устрицу! — с чувством воскликнула она. Она всегда восклицала так, когда была в хорошем настроении.
  — Вот это я называю хорошей работой, — восхитился Биллингс, однако с каким-то недоверием еще раз переспросил: — Вы уверены, что это та самая девица?
  — Она рассказала мне все. Как они отправились в Лос-Анджелес и мечтали увидеть настоящую кинозвезду в каком-нибудь ночном клубе, как встретили вас, как Милли рекомендовала вам мотель и как вам пришлось зарегистрироваться, заплатив по счету. Вы действительно понравились Сильвии, и она рассердилась на подружку, когда та без ее ведома подсыпала вам снотворное, прервав начинавшийся роман и разбив ее надежды на приятную ночь.
  — Она сама вам все это рассказала?
  — Абсолютно все, и, естественно, сама.
  Джон Карвер Биллингс Второй, вскочив, схватил мою руку и стал ее трясти изо всех сил, стучать по спине, потом повернулся к Берте.
  — Вот это работа, это настоящий детектив! — не уставал повторять он свои комплименты.
  Сняв с ручки колпачок, Берта протянула ее Биллингсу.
  — Не понимаю, что?.. — удивленно воззрился на нее тот. — А… Да, да, да!..
  Он засмеялся, сел и подписал чек на пятьсот долларов.
  От Берты просто исходило сияние, и было похоже, что она готова расцеловать нас обоих.
  Я протянул Биллингсу аккуратно напечатанный отчет о проделанной работе:
  — Здесь говорится о том, как мы нашли Сильвию, что она поведала мне, где работает и ее домашний адрес. Записан также ее рассказ о том, что произошло в тот вторник вечером. Теперь вы можете заставить ее письменно подтвердить ваше алиби, если это для вас так важно.
  — Надеюсь, вы пока не просили ее это делать, правда?
  — Нет, я просто получил информацию, действуя вполне осторожно, так, чтобы она не догадалась, для чего мне это нужно.
  — Ну и прекрасно. Я рад, что вы не сказали ей, как это для меня важно.
  — Моя специальность — сбор информации, а не предоставление ее, — с достоинством ответил я.
  — Лэм, вы просто молодец! — опять не удержался он от того, чтобы не похвалить мою работу. С этими словами, сложив мой отчет, он положил его в карман своего спортивного пальто, еще раз пожал всем руки и удалился.
  Берту по-прежнему не покидало прекрасное настроение.
  — Ты иногда бываешь сумасшедшим, как лунатик. Иногда мне просто хочется тебя убить, но ты действительно прекрасно работаешь, Дональд, любовничек дорогой, как это ты сумел все сделать так быстро?
  — Просто я шел по бумажному следу.
  — Что ты имеешь в виду, говоря о «бумажном следе»?
  — Я, как говорится, взял след, который очень аккуратно был оставлен для меня, чтобы я по нему шел.
  Берта начала что-то говорить в ответ, но внезапно остановилась, заморгала своими маленькими, колючими глазками.
  — Повтори-ка еще раз то, что ты сказал, Дональд!
  — Я шел по следу, который был специально оставлен.
  — Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
  — Только то, что я сказал, а ты слышала.
  — Кто же мог тебе оставить этот ключ к разгадке?
  Я пожал плечами.
  — Ты испытываешь мое терпение, Лэм!
  — Да нет, совсем нет, но подумай хорошенько сама над тем, что я тебе только что рассказал.
  — Что же все-таки произошло?
  — Давай вместе вникнем в смысл рассказанной нам Джоном Карвером Биллингсом Вторым истории. Помнишь, когда он подобрал этих двух девиц, только что приехавших в Голливуд в отпуск?
  — Да, помню.
  — Это было во вторник вечером. Он же пришел к нам вчера, в пятницу, а сегодня суббота.
  — Ну и что?
  — В номере мотеля я нашел ярлык от рецепта. В Сан-Франциско разыскал одну из девушек, и она сказала, что только прошлой ночью вернулась домой и вышла на работу вчера утром.
  — Ну и что в этом такого?
  — Согласно ее рассказу они отправились в Сан-Франциско вечером в понедельник, в пять часов. Ехали без остановки до Салинас, там переночевали и на следующий день прибыли в Голливуд. Девушки сразу отправились на вечеринку, где познакомились с Биллингсом, и поехали в мотель. Это было во вторник ночью. Утром в среду перебрались в другой мотель. Там провели следующую ночь со среды на четверг. Рано утром в четверг выехали домой и возвратились в Сан-Франциско ночью.
  — Ну и что? Что из всего этого следует?
  — Не правда ли, Берта, потрясающие каникулы?
  — Да, у многих людей короткие каникулы, они не могут себе позволить уезжать на более долгий срок.
  — Да, конечно, я понимаю.
  — И что в этом плохого? — недоумевала Берта.
  — Представь, у тебя всего четыре дня отпуска и ты хочешь побывать в Лос-Анджелесе. Что бы ты сделала?
  — Я взяла бы и поехала в Лос-Анджелес! Черт возьми, Лэм, ближе, наконец, к делу!
  — Ты бы так организовала все свои дела, чтобы отпуск начался в понедельник и закончился в субботу. В обратный путь ты бы наверняка отправилась лишь в субботу утром или в крайнем случае после полудня. В твоем распоряжении оказались бы еще и суббота после полудня, и воскресенье — в дополнение к полученным отпускным дням. Не так ли?
  Берта сосредоточенно размышляла. «Нарежьте меня вместо лука», — подумала она, ибо как еще можно было выразить ее состояние недоумения.
  — Более того, как только эта девица Сильвия поняла, что перед ней детектив, я сразу перестал расспрашивать ее о поездке и сделал вид, будто больше меня уже ничего не интересует. И знаешь, через минуту она на глазах запаниковала, испугавшись, что не получит от меня обещанных денег, которые были ей гарантированы в случае, если она мне все откровенно расскажет. Скорее всего, она просто решила, что я опасный детектив, поэтому сама пригласила меня вместе пообедать и чуть не затащила в свою квартиру — лишь бы выложить мне побольше информации.
  — Ну, что ж, ты ее раздобыл, и мы с тобой получили за это премию. О чем тут беспокоиться? Мы получили триста долларов от этой птички Биллингса, когда она только залетела к нам вчера утром в контору. Мы получили от него еще пятьсот долларов сегодня утром. А это уже целых восемьсот за два дня работы! Если теперь Большая Берта будет получать по четыреста долларов в день за расследование этого дельца, то они могут прямо сейчас выехать сюда и здесь остаться. — Берта стукнула по столу своей унизанной драгоценностями рукой.
  — По мне, так пожалуйста, — сказал я, поднялся и направился к двери.
  — Послушай, неужели ты полагаешь, Дональд, что вся эта история с алиби абсолютная фальшивка?
  — Ты получила свои деньги, чего же еще тебе надо? — Я пожал плечами.
  — Одну минуточку, любовничек, а может, и в самом деле все не так просто, как кажется? А?
  — А что, по-твоему, не так? — спросил теперь уже я.
  — Если все фальшивка, то этот сукин сын заплатил восемьсот долларов только лишь за возможность получить алиби, которое является абсолютным обманом.
  — Ну ты же сама сказала, что ничего не имеешь против того, чтобы подыгрывать этому болвану за четыре сотни в день. Тебе, думаю, совсем нелишне отложить две сотни в специальный фонд.
  — Для чего?
  — Чтобы потом, в случае необходимости, тебя взяли за эти деньги на поруки.
  Глава 5
  Я подъехал на машине к мотелю на Супельведа. Хозяйка, узнав меня, с удивлением взглянула, когда я вошел в ее кабинет, и глаза ее сразу стали злыми:
  — Не понимаю, в чем дело, в какие игры вы тут играете?
  — Не волнуйтесь, пожалуйста.
  — Вы сняли двойной номер и пробыли там ровно пятнадцать минут. Если именно так вам было нужно, почему заранее не предупредили меня, когда уезжали?
  — Я не хотел, чтобы вы его тут же снова сдавали. Ведь вам было заплачено за него вполне достаточно, не правда ли?
  — Это вас не касается. Если вы не захотели им пользоваться…
  — Хватит ходить вокруг да около, миссис! Полагаю, вы сейчас расскажете мне о тех людях, которые останавливались в нем во вторник ночью.
  — Предположим, я не стану этого делать, что тогда? У нас не принято обсуждать постояльцев мотеля.
  — Потому что это, естественно, избавляет вас от возможной неприятной огласки.
  Хозяйка подозрительно посмотрела на меня и как бы в раздумье вдруг заговорила, будто сама с собой:
  — Ну конечно, удивительно, как я сразу не догадалась!..
  — Вот именно! — не стал я разуверять ее.
  — Так что вам угодно?
  — Мне нужно взглянуть регистрационную книгу за ночь вторника. Я хочу с вами кое-что обсудить.
  — Это все законно?
  Я кивнул.
  Взяв лист бумаги, лежавший под стеклом, она стала водить по строчкам длинным красным ногтем, а затем внимательно изучила оставленные ногтем пометки. Это занятие поглотило ее целиком, я же стоял и молча ждал.
  Внезапно подняв голову, она спросила:
  — Частный?..
  Я кивнул.
  — Так конкретно, что вам нужно?
  — Я хочу знать, кто останавливался в номере во вторник, — повторил я свою просьбу.
  — Зачем вам это?
  Ответом был мой смех, на что хозяйка, напротив, посерьезнела и снова отказалась помочь прояснить что-либо.
  — Я не выдаю информацию подобного рода. Исключительно из-за того, чтобы хорошо шли дела в мотеле, приходится соблюдать конфиденциальность. Но мне все же хочется знать, почему вы этим интересуетесь. Хотя желательно, чтобы вы меня в это не вмешивали.
  — Вы хозяйка и постоянно живете здесь. Мы тоже пробыли тут, хоть и недолго. Поверьте, я бы не пришел сюда к вам, если бы необходим был настоящий допрос. У меня нашлись бы иные пути для получения нужной информации.
  — Каким это образом?
  — Я нашел бы дружески настроенного газетного репортера, или мне помог бы кто-нибудь из офицеров полиции.
  — И все-таки мне это не нравится!
  — Не сомневаюсь, — не мог не согласиться я с ней.
  Хозяйка открыла ящик стола, порылась в нем и вытащила регистрационную карточку. В ней указывалось, что номер во вторник вечером снимал Фергюсон Л. Хой, проживающий в Окленде, пятьсот пятьдесят один, Принц-стрит, и его гости; плата за проживание составляла тринадцать долларов.
  Я вынул маленькую фотокамеру со вспышкой и сделал несколько снимков.
  — Это все? — спросила она.
  — Нет. Теперь бы мне хотелось узнать кое-что о мистере Хое.
  — Здесь я мало чем могу вам помочь. Это был обыкновенный, ничем не примечательный человек.
  — Молодой?
  — Что-то не припоминаю. Сейчас, когда вы меня заставили сосредоточиться, я вспомнила, что он оставался в машине, а карточку мне вынесла одна из сопровождающих его женщин вместе с тринадцатью долларами, без сдачи.
  — Сколько же их было всего?
  — Четверо, две пары.
  — Вы смогли бы узнать этого человека по фамилии Хой, если бы еще раз вам удалось увидеть его?
  — Трудно сказать определенно, но думаю, что нет.
  — Они были здесь вчера около одиннадцати часов?
  Она кивнула.
  — Кто-нибудь успел побывать в этом номере до того, как я прибыл сюда с дамой?
  — Нет, — покачала она головой, — номер был убран и…
  Я прервал ее:
  — Повторяю свой вопрос: кто-нибудь заходил в номер до того, как я вошел в него со своей дамой?
  — Не думаю.
  — Кто-нибудь, кто курил сигареты?
  Она покачала головой.
  — Горничная не могла закурить?
  — Нет.
  — На туалетном столике я обнаружил остатки пепла от сигареты, правда, совсем немного.
  — Нет, не думаю… Не знаю! Горничные, когда убирают номер, должны тщательно вытирать пыль.
  — Мне кажется, было убрано хорошо, кругом было все идеально чисто.
  Я вытащил записную книжку и, держа ее так, чтобы она могла ее видеть, попросил позвать одну из горничных.
  Женщина вышла из кабинета, поясняя на ходу:
  — Горничные и сейчас убирают в дальнем конце. Я не хочу идти туда, потому что не услышу телефонного звонка. Отправляйтесь туда сами и попросите их прийти сюда, но я хочу присутствовать при вашем разговоре. Будете говорить с ними по очереди.
  — Хорошо, меня это вполне устраивает.
  Не успел я выйти за дверь и дойти до конца коридора, как хозяйка уже куда-то заспешила. Цветная служанка оказалась очень милой молодой женщиной, в которой чувствовалась природная смекалка.
  — Хозяйка хочет вас видеть, — сказал я ей.
  Оглядев меня, она спросила:
  — А в чем дело? Что-то пропало?
  — Она мне ничего не сказала, просто просила передать, что хочет видеть вас.
  — Вы в чем-то меня хотите обвинить?
  Я покачал головой.
  — Вы ведь были здесь вчера, в пятом номере? Не правда ли?
  — Да, я здесь убирала. И не было никаких жалоб от постояльцев.
  — Да не волнуйтесь вы так. Хозяйка просто хочет с вами поговорить.
  Я повернулся и пошел в сторону кабинета. Девушка последовала за мной.
  — Флоренс! — обратилась к ней хозяйка, когда та вошла в кабинет. — Ты не помнишь, кто-нибудь заходил в пятый номер до того, как в нем поселился вчера этот человек? — Она кивнула в мою сторону.
  — Нет, мэм.
  — Ты уверена?
  — Да, мэм.
  Я сел на край стола и, делая вид, что ищу что-то, дотронулся до ручки стоящего рядом телефона, которая еще хранила тепло руки хозяйки: она успела кому-то позвонить, пока я отходил в дальний конец коридора. Я это сразу понял.
  — Одну минуточку, — обратился я к горничной, — я не имею в виду кого-то, кто останавливался бы надолго. Я имею в виду человека, зашедшего просто на минутку, может быть, что-то забывшего там…
  — О, я вспомнила! Да, да! Это был джентльмен, который занимал номер в среду ночью. Он действительно что-то забыл в пятом номере, хотя и не сказал, что именно, просто попросил его впустить туда. Я ему сказала, что он пуст, но он протянул мне пять долларов. Надеюсь, я ничего плохого не сделала?
  — Все в порядке! Теперь я хочу, чтобы вы описали мне этого человека. Высокий, около двадцати пяти — двадцати шести лет, в спортивном пальто и слаксах? Он…
  — Нет, — прервала она меня на полуслове. — Тот мужчина был не в спортивном пальто, а в кожаном и в фуражке с золотыми галунами.
  — В военной форме?
  — Скорее морской, в такой, какую носят яхтсмены. Но он действительно был высокий и прямой, как фасолевый стручок.
  — Он дал вам пять долларов?
  — Да, дал.
  Я вынул пять долларов и протянул ей.
  — Как долго он там находился?
  — Ровно столько, сколько требуется, чтобы повернуться на каблуках и тут же выйти обратно… Хотя нет, я слышала, как он открывал и закрывал несколько ящиков шкафа, но тут же вышел из номера, улыбаясь во весь рот. А когда я спросила, нашел ли он то, что искал, он ответил, что едва вошел в номер, сразу вспомнил, что просто положил это в карман другого костюма. Заметил еще, что стал последнее время рассеянным, потом быстро сел в машину и уехал.
  — А вы уверены, что он останавливался здесь в этом номере в среду вечером?
  — Конечно, нет. Я в этот день закончила работу в четыре часа тридцать минут. Он же сказал, что останавливался именно в среду.
  Хозяйка посмотрела на меня:
  — Что-нибудь еще?
  Я повернулся к горничной:
  — Вы бы узнали его, если бы еще раз увидели?
  — О, уверена. Я его видела, как вижу сейчас вас, и… пять долларов чаевых не растут на деревьях при такой работе.
  После беседы с горничной я отправился домой, по дороге позвонив из телефона-автомата своей секретарше:
  — Элси, меня не будет в городе на уик-энд, я уезжаю в Сан-Франциско.
  — Почему? — не могла пересилить любопытства Элси.
  — Потому что в наше с тобой гнездышко в мотеле, где мы проводили «медовый месяц», наведался высокий, как стручок фасоли, мужчина, в фуражке яхтсмена.
  — Ха, тоже мне, «медовый месяц»! — изрекла Элси. — Передай мой искренний привет Сильвии.
  Глава 6
  В доме на Джери-стрит над номером квартиры Милли была прикреплена аккуратно вырезанная из визитной карточки полоска картона с фамилией: «Миллисент Родес». Я нажал кнопку звонка. Ничего не произошло, в ответ не раздалось ни звука. Я снова нажал и долго не отпускал кнопку, потом сделал три коротких звонка. Наконец в переговорном устройстве послышался какой-то звук, и девичий голос, отнюдь не гостеприимно, произнес:
  — Это субботнее утро! Убирайтесь!
  — Мне надо вас увидеть, и теперь уже далеко не утро, а почти полдень.
  — Кто вы?
  — Я друг Сильвии, Дональд Лэм.
  Помолчав секунду, она нажала кнопку домофона, и с электрическим жужжанием открылась дверь. Миллисент занимала номер триста сорок второй. Старинный лифт находился в другом конце коридора, куда я направился, войдя в поскрипывающую от старости кабину. Подъем на третий этаж занял времени ровно столько же, сколько потребовалось, если бы я поднимался пешком по лестнице.
  Милли Родес сразу открыла дверь.
  — Надеюсь, у вас ко мне серьезное дело? — холодно встретила она меня.
  — Вы не ошиблись.
  — Хорошо, входите. Сегодня суббота. Я не работаю и решила отоспаться. Для меня это, пожалуй, единственный символ моей экономической независимости, которую я могу себе позволить, давно укоренившаяся привычка.
  Я с удивлением взглянул на нее. Даже без косметики и помады на губах она была удивительно хороша. Рыжеволосая, с маленькой головкой правильной формы. Видимо, мой звонок поднял ее с постели, и, идя открывать дверь, она накинула на плечи легкий шелковый халат.
  — Вы совсем не похожи на ту девушку, которую мне описывали, — сказал я.
  Состроив милую гримаску, она попросила:
  — Дайте девушке минутку, я немножко приведу себя в порядок и оденусь.
  — Надо ли? Вы и так привлекательны. И гораздо более, чем ваше описание.
  — Наверное, за это я должна благодарить Сильвию.
  — Как раз нет, Сильвия тут ни при чем. Кое-кто другой, кого вы сопровождали.
  Она с удивлением посмотрела на меня:
  — Что-то я ничего не понимаю. Возьмите кресло и присядьте. Вы застали меня врасплох, но имейте в виду, любой из друзей Сильвии и мой друг тоже.
  Милли поискала сигареты. Я тут же предложил ей свои. Она легко вытащила одну из пачки, постучала ею о край маленького столика, прикурила от моей зажигалки, удобно устроилась на краю кровати, потом подложила под спину ворох подушек и уселась, скрестив ноги.
  — Наверное, мне следовало бы вас продержать внизу, пока я не застелю постель и не расставлю кресла. Но лучше не обращайте внимания на весь беспорядок, принимайте меня такой, какая я есть. Итак, что там наговорила обо мне Сильвия?
  — Сильвия рассказала мне интересную историю.
  — О, она это любит.
  — Я бы хотел проверить, все ли соответствует действительности.
  — Если Сильвия вам что-то рассказала, значит, все так и было, как она говорит.
  — Это касалось вашего путешествия в Голливуд.
  Она внезапно подняла голову и рассмеялась:
  — Вот теперь я все поняла. Боюсь, Сильвия меня никогда не простит за то, что я сделала. Ей ведь начинал нравиться этот парень, а я ему подала стакан виски и подсыпала в него снотворное. Если бы вы только его видели — пытался говорить что-то страстное и вдруг на полуслове заснул!.. Я думала, что расхохочусь ему прямо в лицо.
  — Я так понимаю, он сразу уснул?
  — Мгновенно. Мы положили его на кушетку, укрыли одеялом, подоткнули со всех сторон, обложив подушками.
  — Сделали все, чтобы ему было удобно.
  — Ну конечно.
  — Сильвия сказала, что вы сняли с него туфли, разложили диван…
  Поколебавшись минуту, она подтвердила:
  — Да, правильно, все так и было на самом деле.
  — Вы поставили его туфли под кровать, повесили пальто на спинку кресла и оставили на нем брюки.
  — Да, правильно.
  — Ночь была теплой?
  — Сравнительно теплой, но мы его прикрыли.
  — Вы знаете его фамилию?
  — Святые небеса, нет, только его имя… Джон. А вас, вы говорите, зовут Дональд?
  — Да.
  — Послушайте, Дональд! Зачем столько времени обсуждать то, что произошло там, в Лос-Анджелесе? И что вам вообще надо?
  — Поговорить о том, что случилось в Лос-Анджелесе.
  — Зачем?
  — Я детектив.
  — Кто-кто?
  — Детектив.
  — Вы совсем не похожи на детектива.
  — Я частный детектив.
  — Черт, может, я слишком много говорю?
  — К сожалению, не слишком.
  — Как давно, Дональд, вы знакомы с Сильвией? Что-то я не припомню, чтобы она мне когда-нибудь о вас рассказывала.
  — Потому что я познакомился с ней только вчера, и мы вместе пообедали.
  — Это было впервые?
  — Да.
  — Ну и что все-таки вам нужно на самом деле?
  — Информация.
  — На кого вы работаете?
  — На человека, который был с вами.
  — Не говорите глупостей. Он не знал, кто мы такие. Он и через сто лет нас не нашел бы. Мы уехали из мотеля утром, поэтому он не мог узнать, кто мы. Я боялась, что он что-нибудь заподозрит и разозлится.
  — Нет, он нанял меня, а я нашел вас.
  — Каким образом?
  — Довольно просто. Вы воспользовались снотворным Сильвии, и ярлычок от рецепта, упав в ящик, застрял между стенкой и дном.
  — Не может быть!
  — Там я его и нашел.
  — А я-то считала себя ловкой девушкой! Ведь могла влипнуть в неприятную историю. Что думает обо всем этом тот парень? Он знает, что ему подсыпали снотворное?
  — Да, он сообразил, что ему подсыпали что-то быстродействующее.
  — До того, как был найден ярлычок, или после?
  — До.
  — Он компанейский парень, правда, слишком уж явно навязывался и слишком импульсивен. Догадываюсь, что у него много денег, из-за этого и возникает половина его проблем. Он ведь полагает, что если угощает девушку хорошим обедом и парой коктейлей, то у него уже есть право вломиться к ней в дом, войти запросто в ее жизнь.
  — Я ничего этого не говорил.
  — Так кто же он все-таки такой, Дональд?
  — Лучше расскажите, что знаете о нем вы сами.
  — Есть причины, по которым я должна обязательно это сделать?
  — Нет, но разве есть причины, почему бы вам этого не сделать?
  Поколебавшись немного и глядя сквозь длинные ресницы, она сказала:
  — Похоже, вы привыкли резать пирог большими кусками.
  — Зачем что-то делать наполовину? — спросил я.
  Засмеявшись, она согласилась:
  — Полагаю, вы правы.
  Я промолчал.
  — Итак… Мы с Сильвией шныряли в поисках добычи. Надо сказать, Сильвия более импульсивна, чем я. И как раз в это время мы и повстречали парня, который тоже нуждался в компании, ну а нам нужен был эскорт и кто-нибудь, кто бы заплатил по нашему счету. Мы…
  — Прекрати, Милли, — попросил я, прервав. — Прекрати паясничать!
  — Что прекратить?
  — Тебе эта роль не к лицу.
  — Мне казалось, вы хотели знать, как все было…
  — Ты же интеллигентная девушка и к тому же очень хорошенькая. А то, что ты сейчас тут разыгрываешь, тебе не принесет никаких дивидендов. Просто не сработает. Скажи честно, сколько тебе заплатил Биллингс?
  — Что вы имеете в виду?
  — Хочу заметить, что вы не предусмотрели множества незначительных деталей. Я просто хотел быть уверенным в том, что вы его знали, прежде чем привлечь ваше внимание к этим мелочам.
  — Что вы имеете в виду?
  — Если бы ты умела играть в эти игры, то непременно настояла бы, чтобы я беседовал с тобой и Сильвией вместе. Позволить мне говорить с тобой наедине было твоей роковой ошибкой и лишь доказало, что ты всего-навсего любительница, а никакая не профессионалка.
  — Теперь ваша очередь говорить, — сказала Милли, не спуская с меня своих голубовато-зеленых глаз, которые сразу стали настороженными, жесткими и внимательными.
  — По рассказу Сильвии, вы положили Джона на кушетку одетым и только сунули ему под голову подушку. Диван-кровать никто не раскладывал, и у него даже не было одеяла; Сильвия, кажется, отдала свою подушку, и это все.
  Помолчав с минуту, Милли попросила дать ей еще одну сигарету.
  Я исполнил ее просьбу.
  — Можно, конечно, было бы продолжать игру, но теперь понимаю, что ни к чему хорошему это не приведет. Сильвия позвонила мне и сообщила, что вы, Дональд, проглотили целиком наживку, крючок и всю удочку — ведь вы молоды, хороши собой и привлекательны для девушки с длинными красивыми ногами.
  — Да, уж такой, какой есть, — иронично подтвердил я.
  Она засмеялась.
  — Ну ладно, теперь рассказывайте, как вы догадались?
  — Хочешь спросить, насколько я обо всем осведомлен? Эта история сразу показалась мне неправдоподобной. Ведь вы давно знакомы с Биллингсом?
  — Я-то узнала его совсем недавно, он один из друзей Сильвии.
  — А ты знакома со всеми ее друзьями?
  — Нет. Во всяком случае, не с такими, у кого есть деньги: Сильвия свои дела обделывает сама.
  — Сколько же он тебе, интересно, заплатил?
  — Двести пятьдесят баксов. Мне их передала Сильвия и при этом заявила, что это моя доля в деле.
  — Повтори точно, что ты должна была сделать за эти деньги и что тебе при этом говорила Сильвия.
  — Она сказала, что я могу заработать двести пятьдесят долларов, если соглашусь на публикацию моей фотографии в газете; что я должна сыграть роль падшей женщины. И еще добавила, что я буду «падшей» только на словах.
  — Что ты ей ответила?
  — Но вы ведь здесь, не так ли?
  — Да.
  — Это и есть мой ответ.
  — И потом ты встретилась с Биллингсом?
  — Да, встретилась. Он передал мне деньги и пристально так рассматривал, все хотел узнать, когда снова увидит. Ну, я постаралась его запомнить. Мы выпили по одному или по два коктейля, потом он ушел с Сильвией.
  — Кто придумал всю эту историю?
  — Сильвия.
  — Зачем ему понадобилось алиби, ты знаешь?
  — Нет, понятия не имею.
  — Ты хочешь сказать, что даже не спросила его об этом?
  — У меня в сумочке лежали пять хрустящих бумажек по пятьдесят долларов. Я бы не задала вопроса, даже если бы там оказалась всего одна, а тут целых пять!..
  — Сколько же он заплатил Сильвии, как полагаешь?
  — Он и Сильвия… — Она подняла руку со скрещенными указательным и средним пальцами. — Не стоит извинений, это была часть всего дела, мне за это дали баксы. Я ждала твоего прихода еще прошлой ночью, когда Сильвия позвонила мне по телефону и сказала, что ты вернулся в Лос-Анджелес.
  Я кивнул.
  — Ты только и делаешь, что меняешь самолеты.
  — Приходится много передвигаться по стране.
  — Что мне теперь делать?
  — Главное — помалкивать.
  — Позвонить мне Сильвии, рассказать, что вы сразу меня раскусили и?..
  — И что тогда сделает Сильвия?
  — Сильвия, конечно, во всем обвинит меня. Она будет уверять, что вы поверили в то, что она рассказала, и все было бы прекрасно, пока вы не явились сюда, ко мне, ну а я выпустила кота из мешка… Впрочем, ладно, от Сильвии ведь нельзя ждать какого-то ответственного отношения к делу, особенно когда в него замешан один из ее дружков.
  — Много их у нее?
  — Два или три.
  — А у тебя, Милли?
  — Это вас не касается, мистер.
  — Очень многое теперь будет касаться. Запомни это. Так сколько же их у тебя, я спрашиваю?
  — У меня ни одного. В том смысле, в каком вы думаете, — ответила Милли, взглянув на меня.
  — Именно такого ответа я и ожидал.
  — А это и есть правда.
  — Думаю, так оно и есть на самом деле, — сказал я и поднялся с кресла. — Скажи, почему Сильвия выбрала именно тебя, чтобы подтвердить истинность этой истории?
  — Потому, что мы друзья.
  — И нет других причин?
  — И я была свободна.
  — В каком это смысле?
  — Я действительно взяла неделю отпуска, а это значит, что никто ничего не сможет проверить. Я вроде была на работе, а на самом деле находилась в Лос-Анджелесе. Думаю, Сильвия предпочла бы выбрать кого-нибудь другого, а не меня, мы не так уж близки на самом-то деле, но мои каникулы ее устраивали, а мне они принесли двести пятьдесят долларов. Не правда ли, неплохой бизнес? Стоит только начать и… Скажите мне честно, Дональд, я не угодила в какую-то скверную историю?
  — Со мной нет, — мрачно пошутил я.
  — Значит, с кем-то еще?
  — Пока еще нет, Милли.
  — Но мне все-таки следует придерживаться своей версии?
  — Я бы на твоем месте этого не делал.
  — Куда вы теперь отправляетесь, Дональд?
  — На работу.
  — Могу я предложить вам чашечку кофе?
  Я отрицательно покачал головой.
  — И вы, Дональд, не собираетесь рассказывать Сильвии, в чем я вам призналась?
  — Конечно, нет.
  — Так что же мне ей сказать, когда мы увидимся?
  — Скажи просто, что я был тут и задавал вопросы.
  — И это все?
  — Это все.
  — Вы легко сняли меня с крючка, правда, Дональд?
  — Я стараюсь, Милли.
  — Спасибо, я этого не забуду.
  Я закрыл дверь, спустился по лестнице на первый этаж и сразу отправился в полицейский участок. Там я выбрал показавшегося мне симпатичным и способным помочь полицейского, показал ему документы и сказал:
  — Мне нужна информация. Ее я могу почерпнуть только из судебных протоколов. Хочу их получить как можно быстрее и готов за нее заплатить. — С этими словами я вынул десять долларов.
  — Что это за информация?
  — Мне нужен список всех дорожных инцидентов, происшедших ночью во вторник, при которых виновные сбежали с места происшествия.
  — Только те, где виновные сбежали? — переспросил полицейский.
  — Мне, конечно, хотелось бы увидеть список всех дорожных происшествий, но особенно меня интересуют последние.
  — Какой городской район или направление вас интересует?
  — Все в пределах вверенной вам части города.
  — Почему вам нужны именно те случаи, где виновные сбежали? У вас есть какие-то особые подозрения, причины?
  Я отрицательно покачал головой:
  — К сожалению, у меня нет ничего, что бы могло объяснить вам что-то более конкретно. Я даже точно не знаю, случался ли подобный инцидент во вторник ночью, при котором виновный бы скрылся. Но если судить по характеру человека, дело которого я рассматриваю, думаю, что инцидент был именно такого рода. Только это может быть наиболее приемлемым объяснением происшедшего.
  — Объяснением чего?
  — Объяснением, почему я даю вам десять баксов, чтобы поискать для меня эту информацию.
  — Посидите вон там, приятель. Я сейчас вернусь, — пообещал полицейский и вышел.
  Я сел и принялся проклинать себя за то, что из-за скаредности Берты не мог себе позволить дать ему больше: эта работа наверняка стоила всех пятидесяти, — что такое десять долларов? Но в ушах у меня звучал противный Бертин голос, требующий соблюдать экономию в наших постоянных расходах. Про себя я решил: в будущем делать все так, как сам считаю нужным. Для полицейского, отважившегося взять деньги, наверняка эти десять долларов — все равно что для посыльного десять центов на чай.
  Через несколько минут мой полицейский вернулся с нужной информацией.
  — Только два случая, приятель, похоже, могут вас заинтересовать, — протянул он мне бумаги. — На углу Пост-стрит и Полк-стрит машиной был сбит человек, ее вел молодой парень, по-видимому пьяный. Рядом с ним сидела дамочка, которая, по словам очевидцев, просто приклеилась к нему. Она его обнимала, а он гнал очень быстро. Сбив этого прохожего, он сломал ему бедро, лодыжку и плечо, отбросив его к обочине, притормозил, пытаясь остановиться, но потом, очевидно, вспомнил, сколько он выпил, и быстро оттуда умчался. Ему повезло: никто не успел запомнить номер машины, слишком молниеносно все произошло. Где-то в самом конце улицы шла машина, из нее свидетели наблюдали все, что произошло, и бросились было догонять нарушителя. Идея была, конечно, хорошая, но ничего из нее не вышло: в то самое мгновение от тротуара отъехал еще один автомобиль, который врезался в пытавшуюся догнать беглецов машину, столкнувшись бамперами и разбив передние стекла. Дорога оказалась заблокированной, и ни одна машина не смогла без промедления отправиться вдогонку за беглецами.
  — И у вас нет никаких улик?
  — Я же сказал, что этому парню повезло — он удрал оттуда… Там, где он сбил прохожего… В нашем распоряжении оказался целый набор разбитых стекол и несколько кусков покореженного металла, но все это было от двух других, не замешанных в аварии машин. Сбившая же пешехода, похоже, уехала без царапины.
  — Ну а что за второй инцидент?
  — Не думаю, что он заинтересует вас. Машину вел очень пьяный мужчина. Как потом выяснилось, его только что выпустили на поруки.
  Я поднялся.
  — Спасибо, наверное, это как раз то, что мне нужно.
  — Черт возьми, это именно то, что вам нужно? — удивился помогавший мне полицейский.
  — Что вы имеете в виду?
  — Тогда вам, мистер, надо встретиться со следователем, который расследует этот случай.
  — В какое время это можно осуществить?
  — Да прямо сейчас.
  — Дело в том, что я сам ничего не знаю толком. Поэтому и пришел к вам за информацией. Я…
  — Вы все это расскажете нашему лейтенанту.
  — Но даже если бы у меня и были какие-то сведения, какая-то информация, я бы никому не смог ее передать, в том числе и вашему лейтенанту. Я охраняю права своего клиента.
  — Это ты так считаешь.
  — Когда я защищаю интересы своего клиента, то делаю это до конца.
  — Ты и дошел уже до конца, приятель. Ты дошел от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско. Попытайся охранять права своего лос-анджелесского клиента у нас и посмотри, куда это тебя приведет.
  — Попытайся выбить из меня информацию и тогда сам увидишь, куда это приведет тебя, — ответил я.
  Но он уже положил свою длань мне на плечо, ручищу величиной с окорок, сильные пальцы которой скользнули по моей кисти и вцепились мертвой хваткой в локоть.
  — Иди прямо туда, — сказал он.
  Глава 7
  Лейтенант Шелдон оказался высоким, стройным мужчиной, совсем не похожим на полицейского. Он был в штатском и сидел за письменным столом с видом отпускающего грехи священника. При моем появлении лейтенант поднялся из-за стола, протянул руку:
  — Очень рад с вами познакомиться, Дональд. Мы будем рады, если сможем вам чем-нибудь помочь.
  — Спасибо.
  — Но взамен ждем ответных действий.
  — Само собой разумеется.
  — Вас интересует несчастный случай, который произошел во вторник вечером, а виновный скрылся?
  — Не совсем так. Меня интересуют все случившиеся в это время преступления, и дорожные происшествия в том числе, но особенно те, когда виновные скрылись с места происшествия.
  — Понимаю, понимаю. Вам нужна информация в полном объеме. Вот возьмите, тут все специально для вас напечатано, Лэм.
  С этими словами он протянул мне три страницы текста, где перечислялись три случая ограбления, две попытки изнасилования, пять взломов и три инцидента вождения автомобиля в нетрезвом виде. Список продолжали другие краткие описания разновидностей ночного криминала — проституции, азартных игр, вымогательства денег по фальшивым документам… Я не успел дочитать до конца, как лейтенант Шелдон заговорил снова:
  — Положите эту бумагу в карман, Лэм, и изучите ее на досуге. А теперь скажите, что вам известно об этом последнем случае наезда и бегства с места происшествия?
  — Практически ничего.
  — Может быть, у вашего клиента есть машина и на ней обнаружены вмятины? Вы хитро ведете себя, Лэм, хотите кое-что разузнать, прежде чем представить вашего клиента, не так ли?
  — Нет, не так. У меня не было клиента с разбитой машиной.
  — Ну, Лэм, давайте не будем морочить друг другу голову, хорошо?
  — Я этого и не делаю.
  — И не пытайтесь казаться этаким крутым парнем. У нас этот номер не пройдет.
  — Знаю отлично, что это ничего не даст.
  — Ну и прекрасно, значит, мы поняли друг друга.
  — Если я что-нибудь узнаю об этом случае, то непременно сообщу вашим парням, — кивнул я.
  — Конечно, сообщишь. Мы будем тебе очень признательны за взаимную помощь, и нас огорчит, если ты не пойдешь на это, — сказал Шелдон. — Итак, Лэм, ты из Лос-Анджелеса. У вас там детективное агентство, и кто-то к вам пришел и сказал: «Послушайте, когда я был в Сан-Франциско, у меня случилась маленькая неприятность. Я слегка выпил и сел в машину со своей девушкой. Она демонстрировала свое отношение ко мне слишком активно, и на переполненной народом улице я услышал, как кто-то закричал. Не думаю, что кто-то был сбит, но мне хотелось бы, чтобы вы узнали все точно. И если это действительно так, попытайтесь что-нибудь для меня сделать».
  — Все было совсем не так, лейтенант, — покачал я головой.
  — Знаю, — ответил Шелдон, — я просто рассказываю тебе свою версию.
  Я ничего не ответил.
  — И ты приходишь сюда к нам, вынюхиваешь все тут, стараешься выяснить, что произошло. Там, где это касается тебя, все в порядке, но если все-таки затронуты интересы департамента полиции, нам бы хотелось закрыть это дело. Тебе, надеюсь, понятно?
  Я кивнул.
  У Шелдона посуровели глаза.
  — Итак, если тебе что-либо известно об этом случае, ты нам сообщишь, а мы в свою очередь поможем тебе, и все будет в порядке, Дональд. В противном случае твой клиент окажется в очень затруднительном положении. Ему тогда уже ничто не поможет, а тебе не захочется больше появляться в Сан-Франциско.
  Я опять кивнул.
  — Ну а теперь, когда мы с тобой познакомились поближе, что бы ты все-таки мог нам рассказать?
  — Пока мне рассказать нечего.
  — Мне это совсем не нравится, Дональд. Не нравится твое «пока», не нравится слово «нечего».
  Я опять промолчал.
  — Скоро ты сам захочешь нам помочь, и сейчас самое время заложить основу для этой помощи.
  — Вы, лейтенант, ошибаетесь в своих предположениях, — наконец открыл я рот.
  — Конечно, конечно, я могу ошибаться, Дональд! Зачем мне это говорить? Святые небеса! Представь себе, какой-то человек входит в твой офис и говорит: «Дональд, мой сын поехал в Сан-Франциско, и, когда вернулся домой, я узнал, что у него там были большие неприятности. Но он хороший мальчик, хотя у него и есть склонность к выпивке, а после этого он любит посидеть за рулем. Пожалуйста, смотайся в Сан-Франциско и посмотри, нет ли против него обвинений». Есть еще и другой вариант, — продолжал без передышки лейтенант Шелдон. — Некто пришел к тебе в офис и сказал, что случайно видел, как сбили пешехода, и сбежал с места происшествия. Сказал, что был при этом со знакомой женщиной, а не с женой, поэтому просто не мог позволить себе вмешаться в это дело и теперь может дать кое-какую информацию о том, что видел, и, возможно, ваше бюро сможет использовать эту информацию, чтобы найти водителя машины… Словом, можно предположить, Лэм, сотню различных вариантов.
  — У меня есть один клиент, лейтенант, но я пока не представляю, знает ли он что-нибудь об этом инциденте. Я сам заинтересован в том, чтобы его найти. Когда вернусь обратно в Лос-Анджелес, собираюсь встретиться с ним и все ему выложу. Если он в этом деле замешан, то сам первый явится к вам. Как, такой вариант вам подходит?
  Лейтенант Шелдон поднялся, обошел вокруг стола, схватил меня за руку и стал ее трясти: вверх-вниз, вверх-вниз…
  — Вот теперь, Дональд, ты начинаешь понимать, как мы здесь работаем. Как мы работаем рука об руку с такими парнями, как ты, если вам приходится с нами сталкиваться. В любом случае не старайся обойти меня, лучше просто сними трубку и позвони лейтенанту Шелдону лично. Понял?
  — Понял, — кивнул я.
  — Скажите мне, Лэм, какие факты у вас есть на сегодняшний день и что вы собираетесь предпринять. Полиция, действуя по вашей подсказке, сразу же начнет работать и раскроет дело благодаря умной и тонкой помощи детективов. Когда мы закончим расследование, вы начнете работать над своим, и мы сделаем все от нас зависящее, чтобы быть в свою очередь полезными вам. Мы выложим все, что знаем, и раскроем все тайные нити…
  Я опять кивнул.
  — Но помните, Дональд, — говорил он, тыча меня в грудь указательным пальцем, будто был школьным учителем, а я непослушным учеником, — не пытайтесь от нас что-то утаить. Если вы что-нибудь знаете, лучше скажите об этом сейчас, иначе вам будет плохо, очень плохо… Плохо не только для вашего клиента, — никак не унимался Шелдон. — Это принесет крупные неприятности вашему агентству. Вот список свидетелей этого несчастного случая, — сказал он, протягивая мне напечатанный список фамилий и адресов. — Это все, что мы имеем в настоящий момент, но я чувствую, вы поможете нам расширить информацию, Дональд. Я просто в этом уверен, вы ведь не так глупы. Поэтому, если вам что-то нужно, пока вы здесь, любая информация, которую мы можем организовать, — пожалуйста, просто дайте нам знать, и она в любую минуту будет предоставлена.
  Я наконец поблагодарил и ушел.
  Взяв такси, поехал к отелю «Палас». Расплатившись, вошел в вестибюль и сразу — благодаря боковому входу — очутился на другой улице, взял другое такси, чтобы избавиться от преследовавшей меня машины.
  Попросил таксиста ехать вдоль Буш-стрит, и вскоре мне бросился в глаза довольно претенциозный дом почти на вершине холма, где я велел водителю остановить машину. Я взбежал по ступенькам, вошел в дом и протянул швейцару свою карточку.
  — Там, наверху, я работаю над распутыванием одного дела, — сообщил я ему доверительно.
  Он смотрел на меня очень недружелюбно.
  — У вас есть постоялец, который ездит на машине марки «Бьюик» темно-синего цвета, седан?
  — Точно не знаю, вполне возможно, что такая машина есть у нескольких наших жильцов.
  — У меня указан этот адрес, и темно-синий седан должен быть здесь, — настаивал я.
  — Уверен, что ничем, мистер, не смогу вам помочь.
  — Но вы могли бы выяснить это для меня?
  — Боюсь, что нет. Я не шпионю за нашими постояльцами.
  — Я не прошу вас ни за кем шпионить. Я просто нуждаюсь в некоторой информации. Нельзя ли мне взглянуть на список ваших жильцов?
  В списке нужной фамилии не оказалось; выйдя на улицу, я взял такси и вернулся к себе в гостиницу. Поднявшись в номер, выждал минут десять, потом опять спустился, поймал такси, доехал до бань Сутро и вдоволь насладился плаванием. Выйдя через час из бань, снова взял такси и поехал на Джери-стрит. Подъехав к нужному мне перекрестку, заплатил таксисту и прошел пешком одну улицу. Убедившись в том, что за мной никто не следит, я вошел в аптеку, вызвал по телефону еще одно такси и отправился по адресу, где проживал Джон Карвер Биллингс.
  На звонок дверь открыла служанка.
  — Я Дональд Лэм из Лос-Анджелеса и хочу поговорить с мистером Джоном Карвером Биллингсом Вторым. Скажите ему, что это очень важно и срочно.
  — Одну минутку, сэр. — Служанка кивнула.
  Она взглянула на мою карточку, а затем исчезла в глубине квартиры, закрыв за собой дверь. Вернувшись минуты через две, пригласила меня войти.
  Через приемную я прошел в большую гостиную, и Джон Карвер Биллингс Второй вышел мне навстречу. Похоже, он был мне совсем не рад.
  — Привет, Лэм! Что, черт побери, вы здесь делаете?
  — Работаю.
  — Я считал, что ваше агентство уже прекрасно поработало на меня, — сказал он. — И все уже закончено. «Пау», как говорят на Гавайях.
  Он не предложил мне сесть.
  — Я работаю тут еще над одним делом, — поставил я его в известность.
  — Если могу хоть чем-то вам помочь, я в вашем распоряжении. — Голос Карвера был похож на холодный линолеум, который ощущаешь босыми ногами.
  — Я сейчас расследую дорожное происшествие, в котором виновный уехал с места аварии… Полиция очень заинтересована…
  — Вы хотите сказать, что полиция наняла частного детектива из Лос-Анджелеса, чтобы?..
  — Я этого не говорил. Я сказал всего лишь, что полиция заинтересовалась этим случаем.
  — Говорите, случай, когда виновный наехал и сбежал?
  — Именно так.
  — Им и следует этим заниматься.
  — На углу Пост— и Полк-стрит парень сбил человека, поломал ему ребра и скрылся, — как ни в чем не бывало продолжал я. — Кто-то попытался его остановить, но влетел в отъезжавшую от тротуара машину, что и дало возможность этому подонку удрать.
  — И вы пытаетесь найти этого удравшего?
  — Думаю, что знаю, кто это сделал, — сказал я, посмотрев Карверу прямо в глаза. — И теперь пытаюсь найти способ, как ему это доступно объяснить.
  — Ну, не могу сказать, что я желаю вам удачи, мистер Лэм. Обычно такие водители действительно представляют угрозу… Что у вас еще ко мне? Я сейчас просто занят. У меня совещание с моим отцом и…
  — Если бы вы были больны, пришли бы в кабинет врача и попросили его выписать вам пенициллин, он бы дал вам его, не задавая лишних вопросов, и позволил уйти. Что бы вы при этом подумали?
  — Я бы сказал, что он потрясающий врач. Вы это хотели от меня услышать, Лэм?
  — Да, именно этого я от вас и ждал.
  — Хорошо, я это сказал.
  — Это то, что вы сделали… Вы вошли в детективное агентство, описали, какое вам нужно лекарство, и ушли.
  — Я дал вам, Лэм, специальное задание, если вы это имеете в виду. Я не был болен, и мне не нужны были лекарства.
  — Может быть, вы не подозреваете, что больны, но вам лучше еще проанализировать ситуацию. Попробуйте свой пульс и измерьте температуру.
  — К чему вы клоните, Лэм?
  — Вы заготовили себе фальшивое алиби, потом ушли и подтвердили его. Вы хотите вести себя как ни в чем не повинный человек и сказать, что заплатили хорошие деньги детективному агентству за то, чтобы оно нашло нужных людей…
  — Мне не нравится ваше поведение, Лэм.
  — Слабость вашей схемы состоит в том, что вы не осмеливались подойти к абсолютно незнакомому человеку. Вам был нужен кто-то, с кем бы у вас были хорошие отношения. Больше того, чтобы Сильвия выглядела падшей женщиной только на словах, а не на деле, и для утверждения своего алиби вы настояли на участии в ваших махинациях этих двух девушек.
  — Вы сами-то представляете, о чем говорите, Лэм? Потому что я не представляю…
  — После того как вы убедились, что управляете ситуацией и все улажено, вы поспешно возвращаетесь в мотель, переодевшись в кожаную куртку и надев морскую фуражку яхтсмена. Входите в номер и намеренно оставляете улику, чтобы я обратил на нее внимание. Только не могу никак понять, по какому принципу вы выбрали именно этот мотель. Может, вам приходилось раньше в нем останавливаться?
  Очень медленно, весь дрожа от сдерживаемого гнева, Карвер сказал:
  — Меня предупреждали о том, что собой представляют частные сыщики. Мне говорили, что они шантажируют своих клиентов, если могут на этом что-нибудь заработать. Теперь понимаю, что мне стоило прислушаться к этим предупреждениям. Первое, что я сделаю в понедельник утром, — это позвоню в свой банк и попрошу аннулировать выданный вашему агентству чек. А сейчас я пошлю телеграмму о том, что выплата по чеку приостанавливается. Я категорически протестую против вашего вмешательства не в свои дела. Протестую против ваших попыток шантажа. И вы сами, мистер Лэм, мне тоже не нравитесь.
  Я попытался сыграть своей последней козырной картой.
  — Думаю, вашему отцу тоже не понравится, если его сын получит отрицательное паблисити, если станет известно, что он, совершив аварию, скрылся. Мы могли бы урегулировать это дело, мистер Биллингс…
  — Одну минутку, — сказал он, — подождите меня здесь, Лэм. У меня кое-что есть для вас. Ждите меня и никуда не уходите.
  Он повернулся и вышел из комнаты.
  Я подошел к удобному мягкому креслу и опустился в него. Послышались чьи-то шаги, дверь открылась, и Биллингс вернулся вместе с пожилым мужчиной.
  — Это мой отец. У меня нет от него секретов. Отец, это Дональд Лэм. Он частный детектив из Лос-Анджелеса. Я нанял его через агентство, чтобы разыскать людей, которые были со мной во вторник вечером в мотеле в Лос-Анджелесе. Он провел блестящую работу по розыску этих людей, и у меня есть его письменный отчет. Я передал агентству, в котором он работает, дополнительный чек на пятьсот долларов за хорошую работу, хотя совсем не уверен, что с моей стороны было этично так поступать. И после этого он появляется в моем доме и пытается меня шантажировать. Теперь обвиняет меня в том, что я пытался якобы состряпать себе фальшивое алиби, и считает меня замешанным в дорожном инциденте — наезде на человека и попытке уехать с места происшествия во вторник вечером. Сам же несчастный случай, полагаю, произошел около Пост— и Полк-стрит. Скажи, отец, что мне делать?
  Джон Карвер Биллингс Первый взглянул на меня так, будто я только что, как насекомое, пролез в щель двери и он хочет меня хорошенько рассмотреть, прежде чем раздавит ногой.
  — Выброси за дверь этого сукина сына! — приказал он.
  — Вашего сына не было во вторник вечером в этом мотеле. Он просто был занят созданием себе фальшивого алиби, и у него ничего из этого не вышло. Поэтому если будет произведено расследование, сам факт, что он пытался создать себе алиби, сразу бросит на него тень и одновременно лишит его симпатии суда и публики. Я просто пытаюсь помочь вашему сыну.
  Биллингс-старший продолжал разглядывать меня с явным пренебрежением.
  — Вы закончили, мистер… мистер?..
  — Лэм. Дональд Лэм.
  — Так вы закончили, мистер Лэм?
  — Вполне.
  Биллингс повернулся к сыну:
  — А теперь, Джон, скажи мне, о чем здесь идет речь?
  Волнуясь, Джон облизал губы:
  — Папа, честно говоря, я решил погулять в Лос-Анджелесе. Я познакомился с девушкой. Все, что я сделал, — пригласил ее потанцевать. Но, как оказалось, эта девица была любовницей известного гангстера. После того как она меня подставила и исчезла, я познакомился с двумя другими милыми девушками. Я даже не знаю, как их зовут. И мы втроем провели ночь в мотеле.
  Я нанял этого человека, папа, чтобы он разыскал этих девушек для того, чтобы в случае необходимости они подтвердили, что я был с ними, а не с этой Морин Обэн. Он очень хорошо выполнил свою работу и теперь старается преувеличить результаты собственного расследования. Ему уже заплатили, но он, видимо, хочет еще денег. Вполне возможно, одна из девушек, которой что-то во мне понравилось, солгала этому человеку, чтобы ей тоже достался лакомый кусочек…
  — И это все, что ты мне можешь рассказать, Джон?
  — Да, это все. Так помоги мне, отец!
  Биллингс повернулся в мою сторону:
  — Вон дверь. Убирайтесь отсюда!
  — А вот теперь меня заинтересовали вы, — улыбнулся я.
  Он подошел к телефону, снял трубку и произнес:
  — Соедините меня, пожалуйста, с полицией.
  — Вам надо попросить к телефону лейтенанта Шелдона, — подсказал я. — Именно Шелдон расследует этот несчастный случай с наездом и последующим бегством водителя машины на углу Пост— и Полк-стрит во вторник, около десяти тридцати вечера.
  Джон Карвер Биллингс Первый и ухом не повел. Он сказал в трубку:
  — Это полиция?.. Я хочу поговорить с лейтенантом Шелдоном.
  Конечно, он мог блефовать: в телефоне мог быть запрятан рычажок, который не дал ему соединиться с полицией.
  Я подождал. Через мгновение в трубке послышался звук, и Биллингс сказал:
  — Говорит Джон Карвер Биллингс, лейтенант. Я хочу вам пожаловаться на действия одного частного детектива, который пытается шантажировать моего сына… Он мне дал вашу фамилию… Кто это? Да, частный детектив из Лос-Анджелеса, Дональд Лэм.
  — Фирма «Кул и Лэм», отец, — добавил сын.
  — Мне кажется, он из фирмы «Кул и Лэм» в Лос-Анджелесе, — продолжал старик. — Похоже, он ищет подонка, замешанного в дорожном инциденте, который произошел во вторник вечером. Да, да, именно это. Так он и говорит. На Полк— и Пост-стрит, около десяти тридцати… Именно об этом речь. Так что мне делать? Да… Я могу?.. Очень хорошо. Я постараюсь задержать его до вашего приезда.
  Больше я не стал ждать. Если это и был блеф, то у них было больше шансов переиграть меня, и они легко бросили свои козыри на середину игрального стола. И выиграли.
  Я повернулся и вышел. Никто не пытался меня остановить.
  Глава 8
  Поменяв дважды такси, я оказался в южной части города, на рынке. Я не нырял, я погружался. Это было неплохо для моего поиска.
  В маленьком магазинчике на Третьей улице я купил себе рубашку, носки и нижнее белье. В магазине-аптеке приобрел бритвенные принадлежности. После этого оказался в маленькой, тесной, темноватой комнатенке, где, сидя за небольшим столиком у дивана, принялся размышлять, что же произошло.
  Джону Карверу Биллингсу Второму нужно было алиби, и это ему было так необходимо, что он потратил массу усилий, денег и времени, чтобы хоть и неудачно, но сфабриковать что-то, что могло его защитить.
  Почему?
  Наиболее логично было предположить, что он виновник пресловутого наезда, но, похоже, это его не удивило, когда я выложил ему все свои предположения. Или он гораздо более опытный игрок в покер, чем я думал, или я шел по ложному следу.
  Спустившись вниз, я позвонил из автомата в квартиру к Элси Бранд и, к счастью, застал ее дома.
  — Как там Сильвия? — прежде всего поинтересовалась она.
  — Сильвия — прекрасно. Она хочет, чтобы ты ее запомнила.
  — Большое ей спасибо, — холодно ответила моя секретарша.
  — Элси, боюсь, я иду по ложному следу.
  — Как это могло произойти?
  — Сам не знаю. Это меня очень беспокоит. Может быть, все-таки ответ на этот вопрос надо искать в Лос-Анджелесе. Я хочу поэтому, чтобы ты кое-что для меня сделала. Прежде всего составь список всех преступлений, совершенных в Лос-Анджелесе во вторник вечером.
  — Это будет не маленький список.
  — Особое внимание удели тем случаям, в которых водители сбивали человека и скрывались с места происшествия. Меня интересуют особенно те случаи, в которых были сбиты и серьезно ранены прохожие, а машина не пострадала, поэтому особых улик, оставленных на месте, нет. Ты меня понимаешь?
  — Да, конечно!
  — Просмотри также такие случаи, которые произошли и в окрестностях Лос-Анджелеса, в пятидесяти или, лучше, даже ста милях в округе. Посмотри, пожалуйста, что можно найти. Сможешь, Элси?
  — Это срочно?
  — Да, срочно.
  — Похоже, тебя не беспокоит, что это мой выходной день?
  — Когда я вернусь, у тебя будет полно выходных и уик-эндов. Обещаю.
  — Много они мне принесут радости, — съязвила Элси.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Просто прошу передать привет Сильвии. Да, кстати, куда же мне тебе звонить?
  — Когда ты собираешься это делать?
  — Завтра утром.
  — В воскресенье утром!
  — Вот именно. Знаешь, между прочим, ты с каждым днем становишься все больше похожим на Берту, — заявила вдруг Элси.
  — Хорошо, клянусь, по возвращении я стану уделять тебе больше внимания и дам выспаться. Давай договоримся утром в понедельник? Хочешь? Я позвоню в кредит, так что вы заплатите за звонок, потому что у меня кончаются деньги.
  — Дональд, ты можешь звонить когда удобно, и в воскресенье тоже, если хочешь. Я сделаю все, что смогу…
  — Нет, думаю, к этому времени ты не сможешь получить нужные мне сведения, сегодня же суббота.
  — Откуда ты знаешь? Сегодня меня на обед пригласил в ресторан полицейский детектив.
  — Ты действительно все успеваешь! А кто он?
  — Да так, местный. Мне для этого не надо ехать в другой город.
  Я засмеялся.
  — Ладно, Элси! Давай созвонимся в понедельник. Это тоже достаточно скоро.
  — Честно? Ну, тогда до скорого, — сказала она уже мягче и повесила трубку.
  Я вышел и направился на угол Полк— и Пост-стрит, чтобы осмотреться. Это был очень удобный для столкновения перекресток: тот, кто ехал по Пост-стрит и видел знак «идите», прибавлял скорость, чтобы успеть проехать его, если он видел, что на Полк-стрит было пусто.
  На углу парнишка продавал газеты. Движение машин было довольно интенсивное. Я вынул из кармана список свидетелей, который дал мне лейтенант Шелдон, и задумался, на самом ли деле он полный. В нем числилась женщина, которая просто была названа «продавщицей», мужчина, работающий рядом в аптеке, механик по машинам, который, как было сказано, «все это видел собственными глазами со своего рабочего места где-то посередине квартала», и, наконец, продавец сигар в небольшом киоске, который, услышав громкий звук столкновения машин, выбежал, чтобы посмотреть, что произошло.
  Но в этом списке отсутствовал почему-то парнишка, продающий газеты. Я попытался обдумать эту мысль, потом подошел к нему и купил утренний выпуск, дал ему вдвое больше и разрешил оставить себе сдачу.
  — Ты регулярно торгуешь здесь? — задал я ему вопрос.
  Он кивнул, продолжая внимательным взглядом осматривать прохожих и проезжающие машины, выискивая потенциального покупателя.
  — Ты здесь каждый вечер?
  Он опять кивнул.
  — Как же так получилось, что ты не рассказал полиции всего, что знал об этом наезде здесь, на углу, во вторник вечером? — внезапно задал я ему вопрос.
  Он попытался сразу было бежать, но я успел схватить его за руку.
  — Перестань, парень, не бойся и расскажи мне все.
  Парнишка был похож на пойманного кролика.
  — Вы не имеете права меня хватать и толкать! — тоненько заверещал он.
  — Кто это тебя толкает? — возмутился я.
  — Вы, кто ж еще!
  — Ты, парень, не знаешь, как толкают. Скажи-ка, сколько тебе заплатили, чтобы ты молчал?
  — Пошел ты знаешь куда!..
  — Ты в курсе, парень, как это называется? Содействие уголовному преступлению.
  — У меня тоже есть друзья в полиции, — нашелся он. — Но вы-то ведь, я знаю, не оттуда. Эти ребята не позволят вам так со мной обращаться.
  — Может, у тебя и есть друзья в полиции, и ты действительно имеешь сейчас дело с человеком не из полиции. Но скажи, среди твоих знакомых найдется хороший судья?
  При этих словах парня словно передернуло.
  — Хороший друг из судейских тебе бы сейчас очень не помешал. Да, ты прав, я не служу в полиции. Я частный детектив и очень суровый.
  — Да что вы ко мне пристали, что я такого сделал?
  — Отвечай, кто тебе заплатил за молчание?
  — Никто мне не платил.
  — Может, ты хочешь заняться вымогательством?
  — Имейте совесть, мистер. Да, меня хотели подкупить, но я понял, что не смогу пойти на это.
  — Почему же?
  — Потому что у меня уже были неприятности в Лос-Анджелесе. Я был освобожден под честное слово и сбежал снова. Продавать газеты мне тоже нельзя легально. Там, в Лос-Анджелесе, надо было отмечаться у полицейского, условно выпустившего меня на поруки, каждые тридцать дней. Но мне это не нравилось, и я сбежал сюда, в этот город, и стал продавать газеты тут.
  — И все-таки почему ты не рассказал о том, что видел во время этого несчастного случая?
  — Как я мог? Мне казалось, что я правильно себя повел. Я записал номер машины этого парня и хотел передать его полицейским, когда вдруг понял, что не могу этого сделать. Чем бы это для меня кончилось? Окружной прокурор вызвал бы меня в суд как свидетеля, и адвокат обвиняемого тут же начал бы меня терзать. Сразу бы обнаружилось, что я нарушил все правила и сбежал, когда меня выпустили на поруки. Суд тоже не поверил бы мне, и меня бы отослали обратно в Лос-Анджелес, в приемник для нарушителей.
  — Ты очень умен для парня твоих лет! — сделал я ему комплимент.
  — Да, я уже не ребенок.
  Посмотрев на лицо рано повзрослевшего мальчика с острым, умным взглядом быстро бегающих глаз, проницательно меня рассматривающих, как будто старающихся обнаружить мое самое слабое место, я почувствовал под своими пальцами худенькое плечо.
  — Ну, ладно. Ты был со мной честен, и я буду с тобой откровенен. Сколько тебе лет?
  — Семнадцать.
  — И как же ты здесь живешь? Как справляешься с жизнью?
  — У меня все прекрасно. Больше никаких нарушений закона… Там, в даунтауне104 Лос-Анджелеса, у меня слишком много друзей. Я состоял членом одной банды, и ребята надо мной потешались, если я не грабил и не делал того, чего они от меня требовали.
  — А чем они занимались?
  — Поверьте мне, мистер, они не брезговали ничем. Мы все начинали еще маленькими детьми, но когда во главе банды стал Батч, он потребовал от всех, чтобы члены банды работали на нее как бы на постоянной основе. Он был жесток, и его все боялись.
  — Почему же ты не рассказал все это офицеру полиции, который тебя условно выпустил на поруки?
  — Думаете, я могу быть предателем?
  — Ну почему бы тебе, парень, просто не оставаться дома и не заниматься своими делами?
  — Не говорите глупостей!
  — И ты сбежал сюда, чтобы больше с ними не связываться?
  — Ну да, так я и сделал.
  — И теперь ты в самом деле ни с кем не связан?
  — Ни с кем.
  — Дай мне номер машины, а я попытаюсь вытащить тебя из этих неприятностей.
  Он достал из кармана клочок бумаги, оторванный от края газеты, на котором твердым карандашом был нацарапан номер. Я внимательно рассматривал его, а парнишка в это время продолжал рассказывать энергичным, слегка подвывающим голосом:
  — Эта машина, что сбила того парня… Водитель ее на огромной скорости скатился с холма и чуть не сбил меня самого. Именно после этого я пришел в бешенство и вынул карандаш, чтобы записать его номер. За рулем сидел толстый мужчина средних лет, рядом, прижавшись к нему, — маленькая блондинка. В тот момент, когда они подъехали к перекрестку, она пыталась его поцеловать, или он целовал ее, или они оба сразу целовались… Я не совсем понял, как это было.
  — И что ты сделал в этот момент?
  — Я отпрыгнул в сторону и подумал, что этот малый сейчас врежется в край тротуара. Я записал номер машины на клочке бумаги, когда он врезался в этого парня, стоявшего у обочины.
  — И что случилось потом?
  — Потом он на минуту совсем сбавил скорость, женщина что-то ему сказала, и он помчался дальше не останавливаясь.
  — И никто за ним не погнался?
  — Один парень попытался, но едва он вырулил на дорогу, как какой-то дуралей начал отъезжать от тротуара. Именно в этот момент они и столкнулись с такой силой, что потом все кругом было засыпано битым стеклом. В это время уже вовсю кругом забегали люди, старались помочь сбитому старику, и тут-то я внезапно понял, что нахожусь в центре этой самой заварухи. Если полиция приедет и начнет свои расспросы, я окажусь конченым человеком.
  — Так кто это был, тот водитель?
  — Я же вам сказал, не знаю. Все, что мне известно, это то, что он был за рулем темного седана, мчался с огромной скоростью и что он и его девица целовались в тот момент, когда все это случилось на перекрестке.
  — Он был пьян?
  — Как я могу утверждать? Просто он был занят другими вещами, помимо вождения автомобиля. Ну, вот я вам и помог, мистер. Теперь дайте мне уйти.
  Я протянул ему пять долларов:
  — Иди купи себе кока-колу, приятель, и больше ни о чем не беспокойся.
  Он посмотрел на протянутую пятерку с некоторым колебанием, потом схватил ее и засунул в карман.
  — Ты бы узнал этого подонка, если бы его снова увидел, — того, что вел машину?
  Он посмотрел на меня сразу ставшими хитрыми и жестокими глазами.
  — Нет, — был его ответ.
  — Думаешь, не смог бы его узнать, даже если бы он стоял в одном ряду с другими на опознании?
  — Нет.
  Расставшись с продавцом газет, я стал просматривать список регистрационных номеров машин и вскоре определил, что автомобиль-нарушитель принадлежал Харви Б. Лудлоу, который жил недалеко, в доме около пляжа. Машина оказалась «Кадиллаком»-седаном.
  Глава 9
  В воскресенье я проспал до полудня в своей трущобе на южной окраине города. Мой завтрак в небольшом ресторанчике состоял из яичницы, жаренной на неизвестном масле, мутного кофе и остывшего, непрожаренного тоста.
  Купив воскресные газеты, я вернулся к себе в комнатушку с потертым ковром, жестким стулом и стареньким столом.
  Наконец-то в газете появились новости о Габби Гарванза. Он выписался из госпиталя сам, и его внезапное исчезновение свидетельствовало о том, что он опасался за свою жизнь. Его сиделки и врач утверждали, что они ничего не знают, когда он исчез. Гарванза быстро поправлялся после ранения и уже мог передвигаться без посторонней помощи. В тапочках, пижаме и домашнем халате он отправился в конец коридора, где был расположен солярий. Когда через некоторое время его сиделка отправилась туда за ним, его уже в солярии не было.
  Обыскали весь госпиталь, но Габби Гарванза словно испарился. Тогда предположили, что игрок и гангстер предпочел побег перспективе быть украденным своими многочисленными врагами.
  В палате остались все его вещи, которые ему туда принесла Морин Обэн на следующий день после того, как на него было совершено нападение. Среди вещей остался костюм стоимостью в триста пятьдесят долларов, шелковая рубашка, двадцатипятидолларовый галстук ручной росписи, который был на нем в тот роковой день и который был приобщен к делу в качестве улики. Пятна крови вокруг отверстий от пуль на костюме и рубашке оставляли надежду, что спектрографический анализ опаленных по краям нитей ткани что-либо покажет.
  На следующий день после случившегося Морин Обэн принесла целый чемодан вещей, среди которых был еще один трехсотпятидесятидолларовый костюм, сшитый портным, сделанные по специальному заказу семидесятидолларовые туфли, еще один двадцатипятидолларовый галстук ручной работы и несчетное число модных шелковых рубашек, носков, платков. Все это она оставила в госпитале. Исчезнувший же потерпевший ушел в одной пижаме, больничном халате и шлепанцах.
  Персонал госпиталя был уверен в том, что человек в такой одежде не мог пройти ни через один из выходов госпиталя, тем более не смог уехать на такси.
  Полиция между тем констатировала, что, несмотря ни на что, Габби Гарванза исчез, просто растворился в воздухе.
  Многие критиковали полицию за то, что у палаты не был выставлен специальный пост охраны, однако она отвергала всякую критику, приводя неопровержимый довод о том, что Гарванза сам являлся объектом охоты. Однако не стрелял и вообще не был вооружен, когда находился в ресторане. У полиции было и так немало обязанностей, не менее важных, чем охрана известного гангстера, который, похоже, оказался жертвой тех, кого пресса назвала участниками «прибыльного рэкета». И все это происходило на глазах у многих, несмотря на заявления полиции о том, что в городе запрещены азартные игры и что он очищен от рэкетиров подобного рода.
  Я взял ножницы, вырезал статью из газеты и, сложив ее, спрятал в бумажник. Я мог себе позволить в этот день не работать и провести его в постели, читая и обдумывая сложившуюся ситуацию.
  В понедельник утром я отправился за газетами.
  На первой полосе была изложена в подробностях вся история. Тело Морин Обэн было найдено в неглубокой яме, присыпанной песком, около Лагуна-Бич, известного океанского курортного местечка к югу от Лос-Анджелеса. Последний приют красавица обрела в могиле, вырытой выше уровня прибоя, но ветер разметал легкий земной покров, и запах разложившегося тела ощутили купающиеся; вскоре было найдено и тело самой Морин.
  Судя по небрежности, с которой все это делалось, полиция предполагала, что могила была вырыта в спешке ночью и что молодая женщина была уже мертва, когда ее тело привезли на пляж в машине и выбросили из нее с песчаного откоса вниз. Затем убийца торопливо вырыл могилу и был таков.
  Следователь, производивший дознание по делу о насильственной смерти, полагал, что женщину лишили жизни неделю назад. Эксгумация показала, что в нее стреляли, и оба раза в спину. Хладнокровное и безжалостное убийство. Каждая из пуль могла оказаться для нее смертельной, и кончина ее была мгновенной.
  Обе пули были найдены. Полицейские Лос-Анджелеса, которые сначала делали вид, что умывают руки в связи с отказом Морин помочь дать информацию по поводу нападения на Габби Гарванза, теперь предпочли помалкивать, воздерживаясь от комментариев. Шериф графства метал громы и молнии в адрес гангстеров.
  Ввиду такого оборота событий был объявлен розыск молодого человека, с которым в последний раз видели Морин Обэн той ночью, когда, по предположению полиции, Морин была убита. В распоряжении полиции имелось описание внешности этого молодого человека, поэтому всех тщательно проверяли.
  Я пошел к телефону и позвонил в офис Элси Бранд, заказав разговор с оплатой за счет абонента. Я слышал, как оператор на другом конце провода сказал: «Миссис Кул оплачивает все звонки Дональда Лэма».
  Через мгновение в трубке раздался истерический голос Берты:
  — Ты, чертов слабоумный идиот! Интересно, чем это ты там занимаешься? Кто, по-твоему, ведет наши дела?
  — Ну, что еще случилось? — еще не понимая, о чем идет речь, спросил я.
  — И ты еще спрашиваешь, в чем дело? — продолжала кричать она. — Мы в ужасном положении. Ты пытался шантажировать клиента; он собирается аннулировать наши права. Клиент отложил оплату пятисот долларов по чеку… И он еще спрашивает, в чем дело!.. В чем дело?.. Зачем ты сунул свой нос в Сан-Франциско? Полиция города ищет тебя, агентство в опасности, пятьсот долларов ушли в песок, и ты еще названиваешь за счет агентства? В чем, черт возьми, ты полагаешь, дело?
  — Мне нужно получить кое-какую информацию от Элси Бранд, — сумел прорваться я сквозь ее истерику.
  — Тогда сам плати за свои звонки! — заорала Берта. — Больше я не собираюсь оплачивать твои звонки! — С этими словами она бросила трубку с такой силой, что та неминуемо должна была соскочить с рычага.
  Я тоже повесил трубку, сел тут же в будке и посчитал оставшиеся у меня деньги: моей наличности не хватало даже на то, чтобы перезвонить Элси Бранд. Я пошел на телеграф и послал ей телеграмму, которую оплатить, получив, должна была она сама:
  
  «СООБЩИ МНЕ ИНФОРМАЦИЮ, ЗАРАНЕЕ ОПЛАТИВ. ПОЗВОНЮ ЧЕРЕЗ „ВЕСТЕРН ЮНИОН“».
  
  Берте, надеюсь, не придет в голову проверять наличие неоплаченных телеграмм.
  Я вернулся в свою крысиную дыру, в отель, бросился на кровать и стал ждать свежих газет и сообщений от Элси.
  Появившаяся в полдень пресса Сан-Франциско была полна нужной мне информацией. Убийство Морин Обэн внезапно приобретало серьезное значение. Первые страницы пестрели заголовками типа:
  «СЫН ИЗВЕСТНОГО БАНКИРА СОГЛАСИЛСЯ ДАТЬ ИНФОРМАЦИЮ ПО ПОВОДУ УБИЙСТВА ГАНГСТЕРА».
  Я внимательно прочел откровения Джона Карвера Биллингса Второго, который добровольно поведал полиции, что именно он пригласил потанцевать Морин Обэн в полдень в небольшом ресторанчике и именно его привлекательность побудила красивую любовницу гангстера бросить свою компанию. Далее он рассказал, как его успех быстро сменился унижением, когда красотка пошла попудрить нос в женскую комнату и более не появилась. Далее молодой Биллингс откровенничал по поводу того, как он познакомился в этом же ресторанчике с двумя девушками из Сан-Франциско и провел остаток вечера с ними. Он не знал имен девиц, пока не разыскал их с помощью детективного агентства в Лос-Анджелесе.
  Биллингс дал полиции имена этих женщин, но так как они были уважаемыми молодыми особами, работающими в деловых кругах Сан-Франциско, и принимая во внимание, что их контакт с Биллингсом ограничился лишь несколькими бутылками выпитого вместе дринка и тем, что он показал им ночной Лос-Анджелес, полиция сочла возможным не называть их имена. Однако известно, что с ними встречались, и они подтвердили рассказ Биллингса во всех деталях.
  Все газеты напечатали прекрасную фотографию Джона Карвера Биллингса, хорошо исполненную, четкую фотографию, сделанную газетным репортером.
  Я зашел в редакцию газеты и в отделе искусства за пару хороших сигар получил добротный отпечаток этой фотографии — с настоящим, живым Джоном Карвером Биллингсом Вторым на ней.
  Потом опять отправился на телеграф. От Элси не было ни слова. Тогда я взял такси и поехал к Милли Родес. Она оказалась дома.
  — Привет, — сказала она, открывая дверь, — входи! — Глазки у нее блестели от возбуждения. На ней было нарядное платье, которое явно было только что вынуто из коробки с названием одного из самых дорогих магазинов Сан-Франциско.
  — Не работаешь? — поинтересовался я.
  — Сегодня нет, — ответила она, загадочно улыбаясь.
  — Я думал, твой отпуск закончился и ты уже должна ходить на службу.
  — У меня изменились планы.
  — И работа, чувствую, тоже?
  — Я теперь домашняя хозяйка.
  — С каких это пор?
  — С тех, как мне этого захотелось.
  — Ну и как, тебе нравится?
  — Не говори глупостей.
  — Ты сжигаешь за собой мосты, Милли.
  — Пусть они себе горят!
  — А если захочешь вернуться обратно?
  — Только не я. Я никогда не вернусь к прошлому, бери выше — я живу ради будущего!
  — У тебя новый наряд?
  — Не правда ли, он великолепен? И идет мне. Я его отыскала в одном магазине, он сидит на мне, будто я для него рождена. Представляешь, не понадобилось ничего исправлять и подгонять. Я просто в восторге от него. — При этих словах она подошла к зеркалу, которое отражало ее в полный рост. Слегка подняв руки, она повернулась медленно вокруг, так, чтобы я мог рассмотреть каждую линию и строчку.
  — В самом деле, хорошо сшито и очень тебе идет.
  Милли села, скрестив ноги и разглаживая на коленях юбку легкими ласкающими движениями.
  — Ну, так что ты хочешь от меня на сей раз? — спросила она.
  — Я не хочу, чтобы ты сжигала за собой все мосты, Милли. Достаточно было твоего вранья мне по поводу алиби Джона Карвера Биллингса.
  — Джона Карвера Биллингса Второго, — поправила она меня с улыбкой.
  — Второго, — признал я ошибку. — Говорить мне неправду — одно, но врать полиции — совсем другое дело.
  — Послушай, Дональд, ты кажешься внешне хорошим парнем. Ты ведь детектив, поэтому у тебя такая подозрительная и мерзкая натура. Ты сам пришел сюда и предположил, что я лгу из желания создать Джону Карверу Биллингсу алиби. Я согласилась с тобой исключительно из желания посмотреть, что ты скажешь в дальнейшем.
  — Ты не выдержишь перекрестного допроса и не сможешь придумать сколько-нибудь состоятельной истории.
  Она засмеялась, будто все, что я говорил, было чрезвычайно забавным.
  — Я просто хотела, чтобы ты высказался, Дональд, неловко было как-то затыкать тебе рот.
  Она села на диван рядом со мной, положила одну руку мне на плечо и мягко, доверительно сказала:
  — Дональд, когда же ты наконец повзрослеешь?
  — Я уже повзрослел.
  — Пойми, невозможно иметь деньги и влияние одновременно, во всяком случае — не в этом городе.
  — У кого они водятся, деньги? — бросил я раздраженно.
  — В настоящий момент они есть у Джона Карвера Биллингса Второго.
  — Хорошо. А у кого влияние?
  — Я отвечу тебе на вопрос: у Джона Карвера Биллингса.
  — Ты упустила «Второго», — саркастически заметил я.
  — Нет, не упустила.
  — Ты хочешь сказать, что…
  Она кивнула.
  — Я имею в виду Джона Карвера Биллингса старшего. Влияние — у него.
  Я задумался на мгновение.
  — Ты слишком далеко высунулся, — между тем продолжала она. — Ты сделал многое, чего делать тебе не следовало. Говорил вещи, о которых надо было помолчать. Почему ты не можешь не ввязываться и не противоречить, когда не надо, Дональд?
  — Потому что я не так устроен.
  — Ты потерял пятьсот долларов, рассорился с полицией. Отдан приказ разыскать тебя, и у тебя будут неприятности. Не будь же ребенком, веди себя соответственно возрасту, надо все это немедленно уладить, тогда полиция аннулирует ордер на твой арест, чек на пятьсот долларов будет опять подтвержден.
  — Значит, ты снова возвращаешься к этой злополучной версии с алиби?
  — Я и не отказывалась никогда от этой версии, — мечтательно произнесла она и продолжала: — Джон Карвер Биллингс Второй, Сильвия Такер и я — мы придерживаемся ее. Ты же явился ко мне, выслушал и потребовал, чтобы я изменила ее содержание. Для тебя. А теперь ты заявляешь, что я рассказывала что-то другое. Я это целиком отрицаю! Джон Карвер Биллингс Второй говорит, что ты пытался его шантажировать. В полиции тоже заявляют, что ты все время что-то вынюхивал, чтобы отыскать какие-то улики и шантажировать своего клиента. Поверь мне, ничего умного ты не делаешь, Дональд.
  — Значит, ты уже решила заложить меня?
  — Нет, я просто захотела кое-что приобрести для себя.
  — Милли, тебе не открутиться, и не пытайся даже!
  — Занимайся своими делами и не лезь в мои. Я как-нибудь сама их решу.
  — Милли, не делай этого. Тебе в любом случае не уйти от ответа. Произойди перекрестный допрос, и ты поймешь, во что ты замешана, но будет, увы, поздно.
  — Ну давай, устрой здесь, прямо сейчас этот свой перекрестный допрос!
  — Что хорошего в том, если я тебя, Милли, загоню в ловушку? Ты что, поумнеешь от этого или сумеешь вывернуться, наврав с три короба?
  — Я и сейчас достаточно благоразумна, Дональд. Почему бы и тебе не последовать моему примеру?
  — Пойми же наконец, ты имеешь дело с шайкой любителей, а не профессионалов. Они думают, что в состоянии все уладить. Ты же хорошая девчонка, Милли, и мне будет крайне неприятно видеть тебя замешанной в эту криминальную историю. Для тебя все может кончиться очень плохо.
  — Напротив, думаю, что все плохо кончится для тебя.
  Направляясь к двери, я зло бросил на прощанье:
  — Очень скоро мы увидим, у кого начнутся серьезные неприятности.
  Она побежала за мной:
  — Не уходи так, Дональд! Не уходи!
  Я оттолкнул ее. Но она обняла меня за шею:
  — Дональд, ты же такой замечательный парень! И мне так не хочется узнать, что на тебя свалятся неприятности. Не забывай, ты имеешь дело с силой, влиянием и деньгами. Они раздавят тебя и выбросят, если не хуже… Дискредитируют твое имя, заявив, что ты занимался вымогательством, тебя лишат твоих прав на работу… Дональд, ну, пожалуйста! Я могу все для тебя устроить наилучшим образом. Я уже поставила им условие: или они все должны с тобой уладить, или я не буду иметь с ними никаких дел. Они мне обещали, Дональд.
  — Милли! — ответил я. — Давай посмотрим на это дело хладнокровно, с точки зрения логики. Джону Карверу Биллингсу пришлось заплатить за свое алиби тысячу долларов, и это не считая того, что они заплатили тебе. Я подозреваю, что Сильвия — более мягкий человек, и ей они много не дали. В первый раз тебе вручили двести пятьдесят долларов. Во второй они, похоже, заплатили тебе более щедро, и ты сразу начала покупать себе наряды и чемоданы. Похоже, ты даже под присягой собираешься подтвердить то, что они от тебя требуют, а потом с легким сердцем отправишься путешествовать, может быть даже в Европу.
  — Так и быть, расскажу тебе, как на самом деле все это произошло. Они послали за мной, заплатили, заплатили очень большие деньги и обещают мне свое покровительство и поддержку впредь. Я не еду в Европу. Я отправляюсь в Южную Америку. Ты понимаешь, что это значит для меня?
  — Конечно, понимаю, это и значит, что ты делаешь под присягой свое заявление, Биллингс оказывается невиновным, и ты уплываешь на корабле в страну, где будешь недосягаема для юрисдикции суда. По крайней мере, временно. При желании они смогут тебя допросить только через американское консульство той страны, куда ты отбываешь…
  — Все совсем не так, Дональд, ты смотришь на это со своей колокольни. Я — со своей. Ты знаешь, каково приходится девушке, попавшей в большой город и оставшейся одной, без всякой поддержки? Она встречается со множеством мужчин, плейбоев. Все только и хотят одного — поиграть с ней. Вначале кажется, что ты просто флиртуешь и тебе даже нравятся эти игры. Впервые в жизни ты себя чувствуешь взрослой, тебе дозволено все, что прежде было запрещено. Ты личность, абсолютно свободна, и никто тебя не опекает. Ты снимаешь квартиру, сама себе хозяйка, сама зарабатываешь на жизнь и не обязана ни у кого спрашивать разрешения, как себя вести. Тебе кажется, что у тебя полно времени, чтобы устроить свою жизнь, когда ты сама будешь к этому готова. У тебя есть работа, постоянная и регулярная зарплата. Ты сама покупаешь себе одежду и можешь делать что угодно и когда угодно… Первое время чувствуешь удивительную свободу и радость, но потом сахарная оболочка постепенно облетает, а под ней остается горькая действительность.
  Ты совсем не так свободна, как тебе казалось. Ты понимаешь, что являешься просто винтиком в экономической и социальной машине общества и можешь достигнуть только определенного уровня: дальше тебя не пустят. Хочешь поиграть? Пожалуйста, тебя познакомят с богатыми бездельниками. Но если ты будешь стремиться к чему-то более серьезному, тебя загонят в угол. Через какое-то время ты начинаешь мечтать о стабильности своей жизни, о том, чтобы иметь свой дом, детей, о том… чтобы добиться уважения, стать респектабельной женщиной с положением. Тебе хочется иметь рядом мужчину, которого ты можешь любить и уважать, кому ты можешь стать верной и преданной женой, посвятить свою жизнь. Ты хочешь иметь мужа, свой дом и видеть, как растут твои дети.
  Но ты не встречаешь на своем пути никого, кто бы пожелал стать твоим верным спутником жизни или стремился иметь с тобой общий дом. Потому что на тебе клеймо проститутки. Ты получала удовольствие от жизни — теперь расплачивайся. Маленькая бухгалтерша находит себе в мужья холостого парня из департамента статистики. Тебе же никто не предлагает руку и сердце. У тебя предложения иного рода. Тебя хорошо знают даже старшие официанты, и они могут оказать тебе внимание, но на тебе клеймо.
  Женатые мужчины в офисе в свободное время ухаживают за тобой, твой босс может хлопнуть тебя по мягкому месту, проходя мимо, может рассказать тебе анекдот сомнительного свойства и при этом считать себя неотразимым. Ты встречаешь на своем пути множество парней, которые на первый взгляд кажутся очень нормальными, которые клянутся, что они все холостяки. Но после пятого дринка они вытаскивают свой бумажник и показывают тебе фотографии детей и жены…
  Дональд, я поеду на этом корабле… Там никто обо мне ничего не знает — ничего о моем прошлом. У меня красивые вещи, я интересная, шикарная женщина… Буду сидеть весь день в шезлонге на палубе и рассматривать пассажиров. Среди них я отыщу того, кто будет по-настоящему свободным и… холостым.
  — Ты собираешься забросить крючок в первого, что попадется тебе на пути? — спросил я.
  — Ну, я уж не настолько нетерпелива, как ты думаешь. И еще не так низко пала. Но я найду того, кто мне будет интересен и кто заинтересуется мной. У меня будет возможность с ним поговорить, понять, что он за человек, чего он хочет в жизни. Я поближе с ним познакомлюсь, по-настоящему узнаю его. Словом, все будет так, как у всех порядочных женщин.
  А что сейчас? Кто-то наспех, между прочим знакомит тебя с симпатичным мужчиной, он приглашает отобедать в ресторан. Я мчусь домой, принимаю душ, надеваю вечернее платье, накладываю убойную косметику, чтобы выглядеть на все сто. Мы идем обедать, но ровно через десять минут мне становится ясно, чего он хочет и ждет от меня. И с этого момента все катится, как всегда, и выясняется, что он покупатель-оптовик из Лос-Анджелеса, у которого жена и двое детей. Он обожает свою семью и думает, что он в сексе — волк, и мне приходится прикидываться, что это так и есть на самом деле…
  А мне бы хотелось провести один день с понравившимся мне мужчиной, пойти с ним в гости, познакомиться с новыми интересными людьми, поехать в Рио-де-Жанейро, бродить там по маленьким магазинчикам… И он не будет думать обо мне как о случайной знакомой, не будет красть минуты у семьи, у домашнего очага, не будет приставать, а получив желаемое, в спешке бежать домой…
  — Похоже, тебя кто-то будто околдовал, показав проспект туристического путешествия, на котором изображены девушка и парень, танцующие под лунным светом, отражающимся в темных тропических водах океана, — фото счастливой пары, с замиранием сердца танцующей под звуки романтической музыки в объятиях друг друга. Ты…
  — Перестань, Дональд! — сказала она, рассмеявшись. — Ты способен одним словом уничтожить всю радость от описанной мной картины.
  Что-то в ее смехе, интонации вдруг насторожило меня. Я повернулся и посмотрел на девушку: у нее в глазах стояли слезы.
  — Перестань, Милли. Ну что с того, что тебе до сих пор приходилось сталкиваться с такого рода экземплярами и что все твои друзья только такие. Что с того, что, как тебе кажется, на тебе ярлык? Ну почему просто не сменить место жительства, познакомиться с новыми людьми, найти новую работу?
  — О чем ты толкуешь, Дональд? Бросить все, ради чего я столько времени работала, начинать опять с нуля на зарплату Армии спасения?.. Да я умру от этого! Мне нужно действовать, Дональд. Я хочу выбраться отсюда и быть в новом, светском обществе, хочу видеть новых людей. Я не люблю быть привязанной к одному месту, не такой я человек: хочу видеть в театре новые интересные спектакли, слушать красивую музыку, танцевать в лучших ночных клубах, хочу жить в роскоши!..
  — Ты не сможешь все это иметь, ведь у тебя нет ни связей, ни денег.
  — Смогу, если буду путешествовать первым классом.
  — Милли, ты строишь роскошные воздушные замки, но должна будешь за все расплачиваться.
  — Перестань мне напоминать, что я должна делать!
  — И не забудь: тебе предъявят обвинение в даче ложных показаний…
  — Дональд, не лей на меня холодную воду. У меня свидание с моим будущим. И я намерена с ним повстречаться. Да! Тысячи раз в своей жизни я не делала каких-то вещей, которые мне хотелось делать, боясь последствий. И всегда приходила к выводу, что случалось множество событий, но не тех, которых я боялась, которые должны были произойти. Если ты не сделаешь в своей жизни чего-то, что хочешь сделать, ты совершенно точно этого никогда не совершишь. Это окончательно и сомнению не подлежит, и ты, возможно, пожалеешь, что не сделал чего-то. А если сделаешь то, что хочется сделать, может быть, и угодишь в какие-то неприятности. Но уж лучше ввязаться в них и выйти победителем, чем запереться у себя в чулане и прозябать, спрятавшись от жизни… Дональд, я все для себя решила: еду в Рио.
  — Когда? — спросил я.
  — Когда и как — это пока секрет, я не собираюсь это обсуждать, но еду. И ты будешь удивлен, если узнаешь, как скоро это произойдет.
  — Ну что же, — сказал я, — торопишься на свои похороны, не мои…
  — Опять ошибаешься, это моя свадьба.
  — Тогда не забудь прислать мне приглашение!
  — Конечно, Дональд… Дональд?
  — Что, Милли?
  — Ты женат? — У нее на губах заиграла улыбка.
  — Нет, — сказал я и открыл дверь, чтобы теперь уже и в самом деле попрощаться. И уже за спиной, когда был в коридоре, вдруг услышал:
  — Так и знала, Дональд, что ты холостой.
  От Милли я направился прямо в офис «Вестерн Юнион» и послал Элси Бранд телеграмму:
  «МЕНЯ ИНТЕРЕСУЮТ ТОЛЬКО УБИЙСТВА. СТАВКИ СЛИШКОМ ВЕЛИКИ ДЛЯ ЧЕГО-ТО НЕЗНАЧИТЕЛЬНОГО. ТЕЛЕГРАФИРУЙ ОТВЕТ. ПОСПЕШИ».
  Глава 10
  Я съел большую тарелку «чили» и отправился на телеграф. Там меня ждала телеграмма:
  «НЕ БЫЛО СОВЕРШЕНО НИ ОДНОГО УБИЙСТВА. ОДНО ПОКУШЕНИЕ НА УБИЙСТВО В ОФИСЕ. ТЫ ЧИТАЛ О МОРИН. МОЖЕТ ЛИ ЭТО БЫТЬ ОТВЕТОМ НА ВОПРОС ИЛИ ЭТО СЛИШКОМ ПРОСТО? С ЛЮБОВЬЮ ЭЛСИ».
  Я уже положил было телеграмму в карман, когда меня окликнул оператор:
  — Подождите минутку, мистер Лэм, мы принимаем сейчас еще одну телеграмму для вас. Она длинная.
  Я сел и стал ждать, пока одна из операторов снимала ленту с телетайпа и наклеивала ее на бумагу. Когда она протянула ее мне, я заметил любопытствующий взгляд, которым обыкновенный обыватель смотрит на известных преступников, частных детективов и проституток.
  — Распишитесь здесь, — показала она мне место на листе бумаги.
  «ДЛЯ ТВОЕЙ ИНФОРМАЦИИ, УДРАВШИЙ ИЗ ГОСПИТАЛЯ Г.Г. СЕЙЧАС НАХОДИТСЯ НА БОРТУ ЮНАЙТЕД ЭРЛАЙНС, РЕЙС 665, УЛЕТАЮЩИЙ ИЗ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА В ТРИ ЧАСА И ПРИБЫВАЮЩИЙ В САН-ФРАНЦИСКО В ЧЕТЫРЕ ТРИДЦАТЬ СЕГОДНЯ. ОН ПУТЕШЕСТВУЕТ ПОД ИМЕНЕМ ДЖОРДЖА ГРЕНБИ И ДУМАЕТ, ЧТО ЭТО НИКОМУ НЕ ИЗВЕСТНО. Я УЗНАЛА ОБ ЭТОМ ЧЕРЕЗ СВОЕГО ЗНАКОМОГО, С КОТОРЫМ ГОВОРИЛА ПО ТЕЛЕФОНУ. ЭТО СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ. БЕРТА ВЗРЫВАЕТСЯ КАЖДЫЕ ТРИДЦАТЬ МИНУТ КАК СТАРЫЙ ГЕЙЗЕР В ЙЕЛЛОУСТОНЕ. ПОСЫЛАЮ ТЕБЕ ДЕНЬГИ ИЗ СВОИХ СБЕРЕЖЕНИЙ, ПОСТАРАЙСЯ ИХ НЕ СЛИШКОМ ТРАТИТЬ, БОЛЬШЕ У МЕНЯ НЕТ. ВСЯ МОЯ ЛЮБОВЬ С СИЛЬВИЕЙ. ТВОЯ ЭЛСИ».
  — У вас есть какой-нибудь документ, кредитная карточка, водительские права или что-нибудь в этом роде? — спросила меня служащая.
  Я предъявил водительские права и удостоверение частного детектива.
  — Вот здесь еще распишитесь, — указала она на строчку ниже.
  Я расписался. Она стала считать деньги: триста пятьдесят долларов двадцатками и десятками. Это было одно из самых приятных зрелищ, которые я когда-либо наблюдал в своей жизни.
  Габби Гарванза должен был уже приземлиться в аэропорту, и я составил список пяти самых престижных отелей, начав обзванивать их и спрашивая, не остановился ли у них мистер Джордж Гренби. В третьем по счету мне ответили, что мистер Гренби остановился у них. Я попросил соединить меня с ним, подождал, пока в трубке не раздался сердитый, раздраженный голос:
  — Алло?
  — Я хочу поговорить с вами о Морин Обэн, — сказал я. — Я частный детектив из Лос-Анджелеса. Полиции не нравится то, как я провожу расследование, и они хотят меня схватить. Я к этому, естественно, не стремлюсь. Я хочу поговорить с вами.
  Габби Гарванза подтвердил свою репутацию человека неразговорчивого.
  — Приходите, — коротко бросил он и повесил трубку.
  Взяв такси, я поехал в отель, и мне удалось подняться в его номер незамеченным. Постучав в дверь, услышал:
  — Входите.
  Поколебавшись секунду, я распахнул ее. Комната оказалась пустой. Тогда я сделал несколько шагов вперед, но опять никого не увидел. В ту же секунду дверь захлопнулась с помощью здоровенного охранника, который стоял за нею и не был виден. Он сразу подступил ко мне. Одновременно открылась дверь из ванной, и в комнату вошел болезненного вида человек, который, очевидно, и был Габби Гарванза.
  — Руки вверх! — произнес охранник. Я немедленно поднял руки. Это был здоровенного вида парень с ушами, напоминающими листья цветной капусты, и лицом, носившим следы былых нелегких сражений; он обыскал меня самым тщательным образом.
  — Он чист, — резюмировал охранник.
  — Садитесь и скажите мне, кто вы такой и что вам от меня нужно, — сказал Габби.
  Я сел, сказал, глядя ему в глаза:
  — Меня интересует, что случилось с Морин Обэн.
  — Меня тоже.
  — Я частный детектив и расследую совершенное преступление. — С этими словами я протянул ему свое удостоверение. Едва взглянув, он сначала отложил его, потом, задумавшись на миг, снова взял в руки, внимательно стал рассматривать и тут же положил его в карман.
  — У вас крепкие нервы, Лэм.
  Я промолчал.
  — Как вы меня нашли?
  — Я детектив.
  — Это ни о чем еще не говорит.
  — Подумайте лучше, может быть, все-таки вам придет что-нибудь в голову.
  — Не люблю думать. Я здесь скрываюсь. Инкогнито, — продолжал Габби. — И если так легко обнаружить мое прикрытие, я хочу знать, как вы этого добились.
  — Я у вас в номере. Таким образом, как видите, это оказалось не так уж трудно сделать.
  — Каким образом?
  — Я ничего не могу сказать вам на это. У меня есть связи, и я не вправе раскрывать их.
  — Вы возомнили о себе при всей вашей ничтожности бог знает что! — начал выходить из себя Гарванза.
  — Мне нравится ваша наглость, — засмеялся я ему в лицо.
  — Спасибо.
  — Что у вас за проблема, мистер?
  Он недовольно поморщился и сквозь зубы процедил:
  — В дело замешан Джон Карвер Биллингс Второй — парень, который заявил, что он был с Морин, когда она ушла от нас с вечеринки.
  — Продолжайте.
  — А это все. — Он покачал головой. — И я хочу выяснить, где на самом деле находился в ту ночь Джон Карвер Биллингс Второй.
  — Что же вам мешает это сделать?
  — Да ничего.
  — Ну, тогда идите и выясняйте.
  — Это, господин детектив, именно то, что я сейчас и делаю.
  — Тогда вы не очень-то далеко продвинулись в этих поисках. — Усмехнувшись, я достал сигарету.
  Охранник посмотрел на Габби, как бы вопрошая, выбросить ли меня за мою наглость в окно или вышвырнуть в коридор через дверь.
  Спокойно прикурив сигарету и задув спичку, я сказал:
  — Молодой Биллингс говорит, что он сначала познакомился с Морин, а уже потом отправился с ней посидеть в другое место. И там, едва войдя, она ушла в дамскую комнату и оттуда уже не появилась.
  — И тебе это кажется достаточно правдоподобным?
  — Отнюдь нет.
  — Тогда продолжай, — милостиво разрешил Габби, настойчиво разговаривая со мной на «ты».
  — Мне кажется, мистер, все произошло следующим образом: Морин была в ресторане со своими знакомыми. Весьма состоятельными знакомыми. Они же ее и охраняли. Молодой Биллингс придумал миленькую историю о том, как просто с ней познакомился и так же просто она ушла с ним с этой вечеринки, будто Морин Обэн какая-то дешевая секретарша, приглашенная туда своими знакомыми клерками или бухгалтерами из офиса. Не думаю, что все происходило именно так. Это одна сторона вопроса.
  — Продолжай думать вслух, — попросил Габби уже более спокойно.
  — Другая состоит в том, что мне совсем не хочется, чтобы молодой Биллингс брал на себя вину за то, чего он не совершал и чего не смог бы сделать никогда… Вот я и подумал: может быть, мистер Гарванза, вы прилетели сюда, чтобы задать ему парочку вопросов?
  Габби громко рассмеялся, а я замолчал.
  — Нет, ты продолжай!
  — Я сказал все.
  — Тогда дверь вон там, — ткнул он пальцем на выход из номера.
  Я покачал головой:
  — Я не уйду, пока вы мне не скажете, собираетесь ли порасспросить молодого Биллингса, проверить истинность его показаний и не по этим ли причинам вы вернулись сюда, мистер…
  — Иди копайся в своих бумагах, — жестко бросил мне телохранитель, поймавший гневный взгляд своего хозяина.
  Я не двинулся с места. Габби Гарванза на этот раз кивнул, и телохранитель сразу же двинулся ко мне.
  — Не спешите! — предупредил я. — Может быть, мистер Гарванза, я смогу оказать вам когда-нибудь необходимую услугу.
  — Подожди, — внял разумному доводу Габби.
  — Нет, я имею в виду не сейчас, позже.
  — Когда же?
  — Когда я узнаю, что за человек отваживается прыгать на раскаленную сковородку.
  — Ну, и когда же ты узнаешь причину этого?
  — Существует только одно объяснение: он прыгнул, чтобы вытащить кого-то из огня.
  — Какого огня?
  — Вот это я и хочу разузнать, мистер.
  — Если ты вдруг это выяснишь, смотри не обожги свои пальцы! — зловеще предостерег он.
  — Я и раньше их обжигал. Теперь я ношу перчатки.
  — Что-то я их на тебе не вижу.
  — Я снял их, когда шел сюда.
  — Клянусь, тебя вынудили это сделать. — Немного подумав, Габби Гарванза продолжил: — Ты даже не можешь себе представить, насколько меня не интересует этот парень, Биллингс.
  — То, что он рассказывает, думаю, все же должно вас заинтересовать.
  — От его истории дурно пахнет.
  — Вы не верите тому, что он рассказывает?
  — Ты доверчивый парень! Голливудский красавчик приходит и рассказывает тебе, детективу, как он врывается в клетку к разъяренному льву и вырывает у того кусок конины прямо из-под носа, лупит льва по морде и спокойненько так выходит из клетки, а ты потом сам приходишь к нему в клетку и спрашиваешь, действительно ли все так и было.
  — Так лев — это кто? Вы? — не выдержал я.
  Габби спокойно встретил мой ироничный взгляд.
  — Ты задаешь слишком много вопросов, парень, но твое спокойствие мне нравится. Я тебе сказал все, что хотел сказать. А теперь пошел отсюда к черту.
  Телохранитель распахнул передо мной дверь номера. Я не оглядываясь вышел. Спускаясь в лифте, обдумывал детали состоявшейся встречи. Джон Карвер Биллингс Второй, видимо, должен был выбрать тот способ убийства, который, как он думал, поможет выйти сухим из воды, потому что в противном случае он боялся оказаться замешанным в преступлении, из которого ему было не выпутаться.
  В Сан-Франциско в этот день не было зарегистрировано ни одного убийства, но я чувствовал: что-то я упустил из виду, и решил на всякий случай проверить список пропавших без вести людей. У меня был шанс, что я найду кого-то, кто исчез именно во вторник ночью.
  Я позвонил нашему корреспонденту в Сан-Франциско и попросил проверить список пропавших, обратив особое внимание на вторник; счет просил прислать в наш офис в Лос-Анджелесе. Еще я сказал ему, что перезвоню позже, чтобы узнать результаты.
  Глава 11
  Но мне не пришлось ему звонить. Я прочел заголовки вечерних газет. Это и был ответ на мой вопрос. Единственно возможный ответ. Богатейший шахтовладелец, Джордж Бишоп, выехал на машине из Сан-Франциско ночью во вторник, направляясь к себе на шахту в Северной Калифорнии. Туда он не прибыл. Сегодня рано утром его «Кадиллак» был найден в стороне от основной дороги, недалеко от Петалумы. На левом переднем сиденье были обнаружены следы крови. Кровь была и на внутренней поверхности стеклоочистителя ветрового стекла.
  Следы на земле вокруг свидетельствовали, что машина стояла здесь по крайней мере уже дней пять, а может быть, и больше. Похоже, Бишопа лишили жизни именно во вторник. Возможно, это дело рук хитчхайкера, которого он любезно подвез и который ограбил и убил своего благодетеля.
  Было известно, что Бишоп, отправляясь в деловые поездки, всегда имел при себе крупные суммы денег. На этот раз он должен был ехать всю ночь, чтобы прибыть на шахту в Сискийо-Каунти рано утром в среду.
  В багажнике машины полиция обнаружила чемодан и кожаную сумку из очень дорогого фирменного магазина, в которых были сложены личные вещи Джорджа Бишопа и туалетные принадлежности. Жена его опознала все вещи. В настоящее время полиция усиленно разыскивала тело самого Бишопа. Судя по запекшимся пятнам крови, было ясно, что его убили несколькими выстрелами в затылок. Это сделал кто-то из ехавших на заднем сиденье, что навело полицию на мысль: Бишоп посадил в машину не одного, а двух человек; возникло также и предположение о том, что один из пассажиров сидел впереди, рядом с Бишопом. Возможно, посторонних было даже трое.
  Судя по обилию кровавых пятен, полиция была совсем не уверена, что и сидевший рядом с Бишопом человек тоже был жив. То же утверждал и один из экспертов: сидевший на переднем сиденье рядом с водителем был или ранен, или убит.
  Стараясь восстановить детали проделанного миллионером пути, полиция обнаружила, что после убийства кто-то вел автомобиль еще несколько километров, и только потом тело Бишопа было выброшено, но его пока так и не удалось найти.
  Наиболее интенсивные поиски трупа велись вдоль основной дороги, исходя из предположения, что убийцы постарались как можно быстрее избавиться от него. И только после того, как это было сделано, они отогнали машину подальше на боковую дорогу, а потом вниз, на узкую проселочную, где его и обнаружили. Вряд ли убийцы рискнули бы ехать с трупом на сиденье более длительное расстояние.
  В газете была напечатана фотография жены Бишопа, снятой в тот момент, когда она просматривала вещи покойного мужа. На фотографии — очень миловидная женщина, не похожая на убитую горем вдову, скорее кокетка, пытавшаяся выбрать наиболее выгодный ракурс для снимка. Возможно, конечно, что это сам фотограф сумел ее так удачно снять.
  Тут же был указан адрес убитого, жившего в Беркли, и я решил отправиться туда и самому на все посмотреть. Берта бы оценила мою экономность: я поехал не на такси, а автобусом, стараясь все последние дни как можно дольше не прикасаться к деньгам Элси Бранд.
  Остановка была в трех кварталах от их дома, поэтому я сразу увидел несколько полицейских машин, припаркованных около дома Бишопов. Мне пришлось не менее получаса бродить вокруг да около, пока они не разъехались.
  Это был не просто дом, а настоящая вилла, расположенная на склоне холма. Позади нее — бассейн, и повсюду пейзаж дополняли в изобилии привезенные сюда мелкие, декоративно разбросанные обломки скал. Я не мог не чувствовать, что на это великолепие было затрачено уж никак не менее семидесяти пяти тысяч долларов, не говоря о стоимости самого дома…
  Когда последний автомобиль скрылся из виду за углом круто поворачивающей дороги, я уверенно поднялся по ступенькам парадного и позвонил. Мне открыла чернокожая горничная. Я не растерялся. Легким движением руки отогнул левый лацкан своего костюма, сделав вид, что у меня там полицейский значок, и со словами: «Скажите миссис Бишоп, что я хочу ее видеть», я решительно вошел в дом, не сняв своей шляпы.
  — Она очень устала, — предупредила горничная.
  — Я тоже, — заявил я, решительно проходя к столу красного дерева и все еще не снимая своей шляпы.
  Будучи уверенным, что никто и никогда не сможет уличить меня в том, что я выдал себя за офицера полиции, я легко мог себе представить досаду полицейского, если бы цветная служанка была вызвана на помост и заявила: «Да! Я подумала, что он полицейский, по тому, как он себя вел. Он ничего толком мне не сказал, просто вошел, не снимая шляпы, поэтому я и решила, что он офицер полиции».
  Минуты через три в приемную вошла женщина, и я сразу понял, что она и в самом деле так устала, что находится на грани нервного срыва. На ней было простое платье темного цвета с треугольным глубоким вырезом, который достаточно смело открывал ее безупречную шею и оттенял прекрасную гладкую кожу цвета взбитых сливок. Это была брюнетка лет двадцати пяти с прекрасной фигурой и серо-голубыми глазами.
  — В чем дело? — холодно спросила она, не глядя на меня.
  — Я бы хотел кое-что проверить о некоторых компаньонах вашего мужа.
  — Это уже было сделано, мистер, по крайней мере раз десять.
  — Знал ли он человека по имени Мередит? — спросил я.
  — Понятия не имею. Никогда от него этого имени не слышала. Это кто — мужчина или женщина?
  — Мужчина.
  — Не припомню, чтобы он упоминал при мне когда-то имя Мередит.
  — А имя Биллингс? — задал я другой вопрос.
  На какое-то мгновение я уловил в ее глазах огонек удивления, но он сразу же погас, и она ответила равнодушным, утомленным голосом:
  — Биллингс… Знакомое имя… Возможно, я его и слышала от Джорджа.
  — Можете вы мне, миссис, рассказать немного о цели его последней поездки?
  — Меня уже об этом спрашивали не один раз.
  — Но не я. Расскажите мне, пожалуйста.
  — Ну а что именно вас интересует?
  — Я работаю над раскрытием одного преступления. Поверьте, я не беспокоил бы вас по мелочам.
  — Послушайте, еще нет никакого дела. Они ведь не нашли… не нашли ничего, чтобы прийти к какому-то определенному выводу… Может быть, Джордж заключил секретную сделку и пользовался любыми средствами, чтобы скрыть ее?
  Слушая миссис Бишоп, я все ждал, когда она оторвет наконец взгляд от ковра и взглянет на меня.
  — Вы и в самом деле серьезно в это верите, миссис?
  — Нет, — ответила она прямо и медленно подняла глаза, взглянув наконец на меня. — Продолжайте же, — сказала миссис Бишоп, и я увидел, что голова ее постепенно начинает освобождаться от тумана усталости и она обретает способность мыслить более ясно.
  — У мужа была шахта на севере?
  — В Сискийо-Каунти.
  — Шахта себя оправдывала?
  — Я не в курсе его рабочих дел.
  — Он уехал из дома во вторник?
  — Да, примерно в семь вечера.
  — Почему так поздно?
  — Он собирался вести машину всю ночь.
  — У него была привычка подбирать на дороге попутчиков?
  — Послушайте, вы опять спрашиваете о том, о чем я уже рассказывала много раз. Кто вы, в конце концов?
  — Мое имя Лэм, — ответил я и без передышки задал ей следующий вопрос, чтобы у нее не оставалось времени над чем-либо задуматься: — Что вам говорил муж перед самым отъездом?
  Она не попалась на эту удочку незадачливого детектива, а только внимательно меня рассматривала.
  — Полагаю, миссис, ваш муж редко бывал дома?
  — А я хотела бы задать вам такой вопрос: какое отношение вы имеете к полиции и каково ваше там положение, то есть какой у вас чин?
  — На все вопросы один ответ: ноль-ноль-ноль… Но если вы ответите на мой вопрос, миссис Бишоп, вместо того чтобы задавать вопросы мне, мы покончим с этим делом очень быстро.
  — Если вы не ответите на мой вопрос, вместо того чтобы задавать мне все новые и новые, то мы, видимо, сразу и покончим с этим интервью, — ответила она весьма раздраженно и все более настораживаясь. — Так кто же вы в таком случае?
  Я понял, что мне придется ей ответить, если я хочу продолжить этот допрос, и никакие уловки мне уже не помогут.
  — Я Дональд Лэм. Частный детектив из Лос-Анджелеса. Работаю над раскрытием одного преступления, которое, думаю, связано как-то с вашим мужем и может мне помочь.
  — Кому помочь?
  — Мне.
  — Я так и думала.
  — И возможно, вам тоже, миссис.
  — Каким образом?
  — Только потому, что вы красивы, совсем не значит, миссис, что вы должны быть не слишком умной.
  — Спасибо, но можете не утруждать себя подобной чепухой.
  — Ваш муж был богатым человеком?
  — Что, если так?
  — В газете написали, что ему было пятьдесят шесть?
  — Да, правильно.
  — Очевидно, вы его вторая жена?
  — Я сейчас же с этим покончу! — решительно повернулась она, чтобы уйти. — И потом попрошу выбросить вас отсюда.
  — Наверное, существует еще и страховка, — продолжал рассуждать я вслух, будто ничего не произошло. — Если вы настолько неумны, что не понимаете, что полиция обязательно заподозрит вас и вашего молодого любовника в желании избавиться от скучного, престарелого мужа, чтобы наследовать его деньги и жить с вашим парнем как вам хочется, то вы, миссис, по уши в дерьме.
  — Полагаю, мистер Лэм, что цель этой вашей тирады — запугать меня и получить приличные деньги?
  — Очень ошибаетесь.
  — Ну тогда скажите, какую цель вы преследуете?
  — Я работаю еще над одним делом. И думаю, что разрешение его, безусловно, связано во многом с вашим мужем и с тем, что на самом деле случилось с ним. Вас это интересует?
  — Нет, — сказала она откровенно, но на этот раз уже не сделала попытки немедленно выйти из комнаты.
  — Если вы хоть в чем-то виновны, то не отвечайте на мои вопросы. Вон там на столике стоит телефон. Если у вас что-то есть на совести, позвоните своему адвокату и расскажите ему, что произошло. Только ему, и больше никому.
  — А если я ни в чем не виновата?
  — Если вы ни в чем не виноваты, если вы не боитесь, что полиция до чего-то докопается, то поговорите со мной, и, может быть, я смогу вам помочь.
  — Если я ни в чем не виновата, то мне не нужна ваша помощь.
  — Это свидетельствует лишь о том, что вы большая оптимистка. Как-нибудь потом, когда вам нечего будет делать, почитайте книгу профессора Борчарда «Осуждение невиновных», где вы найдете рассказ о шестидесяти трех совершенно достоверных случаях неправильно осужденных, которые описываются в этом исследовании. И поверьте мне, это только те случаи, что лежат на поверхности.
  — У меня нет времени читать книги!
  — Оно у вас появится, поверьте.
  — Что вы имеете в виду?
  — Если вы не проявите немного сообразительности, то вам, возможно, придется провести долгие послеполуденные часы в тюремной камере.
  — Это дешевая попытка меня напугать.
  — Да, это так, — не отпирался я.
  — Зачем вы это делаете, если не хотите получить от меня деньги?
  — Мне нужна информация.
  — Вы же сами только что сказали, что я не должна никому ничего рассказывать, кроме моего адвоката.
  — Я сказал: в том случае, если вы виновны.
  — Что еще вы хотели бы знать, мистер Лэм?
  — Гарванза, — произнес я. — Когда-нибудь слышали от мужа это имя?
  На этот раз уже не было никакого сомнения, что в глазах ее мелькнул неподдельный интерес, но тут же лицо опять стало бесстрастным.
  — Гарванза, — медленно произнесла она. — Я где-то уже слышала это имя.
  — Ваш муж никогда с вами не говорил о Гарванза?
  — Нет, не думаю. Он очень редко обсуждал со мной свои дела. Не знаю, я совсем не уверена, знал ли муж мистера Гарванза или нет.
  — Когда я назвал имя Мередит, вы спросили, мужчина это или женщина. На вопрос о Гарванза вы сразу стали отрицать, что слышали его, не поинтересовавшись, мужчина это, женщина или девушка.
  — Или маленький ребеночек Гарванзочка, — с сарказмом съязвила она.
  — Совершенно верно!
  — Я боюсь, мы с вами не сможем поладить, мистер Лэм.
  — Не вижу причин, почему бы и не поладить. По-моему, мы уже почти поладили.
  — Я так не считаю.
  — Как только вы перестанете строить из себя оскорбленную добродетель, чтобы как-то прикрыть промашку, которую вы совершили, когда я произнес имя Гарванза, чувствую, что мы с вами сразу станем друзьями.
  Ее серо-голубые глаза внимательно, изучающе рассматривали меня, и эти пять секунд показались мне несколькими длинными минутами. Потом она сказала:
  — Да, мистер Лэм. Он знал Габби Гарванза. Я не в курсе, насколько близко они были знакомы, но слышала, как он говорил о Гарванза. Когда же прочел в газетах, что Гарванза ранен в Лос-Анджелесе, то был очень обеспокоен. Я точно знаю. Он старался, чтобы я этого не поняла, но я-то видела, что это так. Ну вот и ответ на ваш вопрос. Теперь в какую сторону двинемся?
  — Теперь-то мы только и начнем говорить по-настоящему, миссис. Гарванза когда-нибудь звонил сюда, к вам домой?
  — Я слышала, как муж упоминал однажды это имя, они были знакомы. Кстати, не знаю, когда точно был ранен Гарванза… Дайте подумать… Это было в четверг, перед тем как исчез мой муж. Он читал газету и внезапно удивленно вскрикнул, издав какой-то звук, будто его душат. Это случилось во время завтрака. Я посмотрела на мужа, и мне показалось, что он чем-то подавился, стал кашлять, схватил чашку с кофе, стараясь запить застрявший кусок жидкостью, но кашель продолжался, — он, делая вид, что кусок не проходил, притворялся.
  — И как вы поступили?
  — Я сделала вид, что поверила ему, поднялась и несколько раз постучала его по спине, посоветовав, что надо пониже опустить голову между колен, и приступ пройдет. Он так и сделал. Через несколько мгновений перестал наконец кашлять, улыбнулся и сказал, что кусочек тоста попал ему в дыхательное горло.
  — Вы знали, что он говорит неправду?
  — Конечно!
  — И что же вы сделали?
  — После того как он уехал в офис, я взяла газету, развернула ее на том месте, где он ее сложил, когда читал, и сразу увидела статью, которая его так разволновала. Это была статья о гангстере из Лос-Анджелеса, которого ранили накануне. Невозможно представить, почему это могло так огорчить Джорджа, но я запомнила тот случай. В газете было сказано, что рана не смертельна и что гангстер выживет. Я видела, что муж чем-то сильно расстроен, так было и в воскресенье, и в понедельник. Когда он мне сообщил, что собирается ехать на шахту во вторник, то окончательно убедилась, что нападение как-то связано с тем, что его беспокоило все последние дни.
  — Может быть, я все-таки прав и у вас есть молодой любовник? В любом случае в ваших интересах, миссис Бишоп, чтобы дело было расследовано до того, как вмешается полиция.
  — Я не могу понять, — ответила она задумчиво, — что в вас такое есть, что вы позволяете себе говорить вещи, за которые хочется вам влепить пощечину… Но вам это сходит с рук. Мне даже кажется, что порой в нашем разговоре вы вполне искренни.
  — Да, это так, но вы все-таки не ответили на мой вопрос. Насчет любовника.
  — Нет, мистер Лэм, вы не правы… У меня нет никакого любовника, и мне абсолютно наплевать, что предпримет полиция.
  — Поговорим о вашем прошлом?
  Она опять внимательно посмотрела мне прямо в глаза, надолго задержав свой взгляд:
  — Мне не нравится этот вопрос.
  — Вы столь ранимы?
  — На такие вопросы предпочитаю не отвечать. В любом случае вам дана вся информация, которая у меня была, потому что, как мне кажется, вы на правильном пути. Пока полиция не начала меня подозревать — а очень скоро это случится, — мне бы хотелось избежать подобного неприятного момента. Да, это так: шесть недель назад мой муж завещал свою страховку мне.
  — Вы этого еще не говорили полиции?
  — Меня об этом не спрашивали.
  — Расскажите об этой шахте в Сискийо-Каунти.
  — Она принадлежит одной из компаний моего мужа, — дело в том, что у него несколько компаний.
  — А в каком месте, скажите поточнее, расположена эта шахта?
  — Где-то в долине Сейад, в малоосвоенных местах. Это — дальняя часть графства Сискийо.
  — Что там стряслось, на этой шахте?
  Она улыбнулась. Ее голос приобрел интонацию родителя, терпеливо объясняющего непонятное своему неразумному дитяти:
  — На шахте работают люди. Они добывают руду, которую конвейерами поднимают на поверхность и грузят в стоящие на путях вагоны. Затем руду доставляют на сталеплавильные заводы.
  — Они тоже принадлежат корпорации вашего мужа?
  — Да. Он их контролировал.
  — А что происходит потом?
  — Он получает чек от сталеплавильной компании за то количество металла, которое содержалось в руде.
  — Чеки бывали на большие суммы?
  — Думаю, что да. Мой муж делал большие деньги.
  — У вашего мужа есть офис? Кто ведет его бухгалтерские книги?
  — У него нет офиса в обычном, привычном смысле этого слова. Его офис — в его голове. Что же касается его счетов, их контролирует человек, отвечающий за подоходные налоги, — мистер Хартли Л. Чаннинг. Вы найдете его имя в телефонной книге.
  — Вы можете еще что-нибудь рассказать, что могло бы помочь нам в расследовании?
  — Есть одна необычная вещь, о которой я хочу сообщить вам: мой муж был очень суеверным человеком.
  — В каком смысле?
  — Он очень верил в счастливый случай.
  — Большинство шахтеров в это верят.
  — Но у него был еще один пунктик. Сколько бы шахт он ни открывал или ни закрывал, одна из них, обычно самая доходная, должна была называться «Зеленая дверь», — записи можно найти в его документах.
  Это сообщение навело меня на одну мысль. В Сан-Франциско существует известное казино, которое тоже называется «Зеленая дверь». Я подумал: знает ли жена Бишопа о нем и знал ли о нем ее муж? Не исключено, что однажды ему крупно повезло в этом казино, и он стал считать, что и впредь это название принесет ему удачу в деле добычи руды.
  — Что-нибудь еще? — спросил я.
  — Ну, да… в некотором роде…
  — Расскажите.
  — Когда мой муж уезжал во вторник вечером, он уже знал, что ему грозит опасность.
  — Откуда вам это стало известно?
  — Он всегда тревожился, когда уезжал и оставлял меня одну.
  — Почему?
  — Я тоже всегда пыталась это понять. Думаю, потому, что я была намного моложе его, а он уже в преклонном возрасте… В его положении мужчина становится собственником, вот он всегда и волновался. С некоторых пор у него вошло в привычку держать в ящике стола пистолет; уезжая, он каждый раз инструктировал меня, как им пользоваться… Когда он уехал в тот, последний вторник, то взял пистолет с собой. Это случилось впервые, никогда раньше, отправляясь в путь, он так не делал.
  — Но ведь он собирался ехать всю ночь?
  — Большую часть ночи.
  — Тогда вполне закономерно, что он решил взять с собой оружие.
  — Много раз и до этого он предпринимал ночные поездки, но никогда прежде не брал пистолет, а оставлял его мне.
  — Он сказал вам, что берет оружие с собой?
  — Нет.
  — Как же вы узнали?
  — Я просто посмотрела в ящик стола, его там не оказалось после отъезда мужа.
  — А до этого он там был?
  — За два дня до отъезда — да.
  — Вы не знаете, муж взял его с собой в карман или положил в чемодан?
  — Нет, этого не знаю.
  — Вы знали содержимое его чемодана?
  — Да, знала.
  — Как, когда и где вам стало известно о случившемся?
  — Они отвезли меня в Петалуму. Машину привезли туда.
  — Вы сразу узнали машину вашего мужа?
  — Да.
  — И все-таки, миссис, может быть, это ваш любовник приложил руку к этому делу?
  — Не говорите глупостей! Расследуют разные мотивы убийства. Если бы у меня был молодой любовник, как вы все время настаиваете, и мы бы задумали вместе убить Джорджа, этот план, согласитесь, надо было бы осуществлять здесь, дома, и любовник тоже был бы здесь. Поэтому именно полиция Беркли и работает над этим делом, и они лишь делают вид, что работают совместно с шерифом графства Сонома, но я-то сразу поняла, что у них на уме.
  — Расскажите мне о чемодане.
  — В нем все лежало так, как я положила.
  — Вы сами собирали вещи мужа?
  — Это была одна из обязанностей, которую я взяла на себя, когда вышла за него замуж.
  — А сколько времени вы были замужем?
  — Недолго, около восьми месяцев.
  — Где вы с ним познакомились?
  Она засмеялась и покачала головой.
  — Бишоп был вдовцом?
  — Нет. Есть первая миссис Бишоп.
  — А что произошло с ней?
  — Ничего. Он откупился от нее.
  — Когда?
  — После того, как… она стала нас подозревать в связи.
  — Он получил развод?
  — Да.
  — Окончательный?
  — Конечно. Я же сказала, что мы женаты официально.
  — Вы бы не согласились ни на какие другие условия, не так ли?
  Она опять посмотрела мне пристально прямо в глаза.
  — А вы бы? — с вызовом спросила она.
  — Не знаю, я спрашиваю вас.
  — Я давно держала глаза открытыми и согласилась на этот брак, все обдумав, сознательно. Я была намерена вести честную игру.
  — И с вами тоже играли честно?
  — Думаю, что да.
  — Вы когда-нибудь ревновали своего мужа?
  — Нет.
  — Почему же?
  — Не думаю, что было к кому ревновать, а даже если бы и было, я бы не позволила моему давлению подняться выше нормы из-за того, с чем не можешь справиться и чего нельзя избежать.
  — Вы рассуждаете вполне здраво, — сказал я. — Ну что ж, увидимся позже.
  — Когда же это — позже?
  — Пока не знаю.
  — Должна вас предупредить, думаю, что полиция держит дом под наблюдением. Похоже, они считают, что есть что-то сомнительное во всей этой ситуации. Меня ни в чем не обвинили, и теперь они собираются последить, не вернется ли Джордж домой тайно, а может быть, какой-нибудь другой мужчина случайно заглянет сюда.
  — Ну, значит, я тоже уже у них на подозрении.
  — Вполне возможно, — ответила она.
  — Вы сказали, что вещи в чемодане лежали так, как вы их положили?
  — Да.
  — Муж его при вас открывал?
  — Нет.
  — И никто не заглядывал в него?
  — Что вы имеете в виду?
  — Как по-вашему, кто-нибудь обыскивал чемодан или сумку?
  — Похоже, этого не делали.
  — Как вы думаете, у полиции есть представление, кто убил Джорджа Бишопа? Они кого-то подозревают?
  — Трудно сказать.
  — Они задавали вам вопросы о вашей замужней жизни?
  — Да, вопросы задавали, но не об этом.
  — Сколько денег было у вашего мужа с собой?
  — Он всегда имел при себе несколько тысяч долларов в специальном поясе.
  — Вы знаете еще какие-нибудь подробности, которые могли бы нам помочь?
  — Ничего, кроме того, что я уже вам рассказала.
  — Спасибо, — сказал я и на этот раз направился к двери.
  — Вы не расскажете в полиции о том, что я вам говорила о Гарванза?
  Я отрицательно покачал головой.
  — В конце концов, это только моя догадка, подозрение, предположение, — произнесла напоследок миссис Бишоп.
  — И ничего более.
  — И все-таки я чувствую, что в каком-то отношении права.
  — Я тоже, — сказал я, решив оставить последнее слово за собой, и вышел.
  Глава 12
  Джону Карверу Биллингсу Второму потребовалось два дня упорного мыслительного процесса, чтобы с нашей помощью создать себе алиби.
  Полиции потребовалось только два часа, чтобы доказать полную его несостоятельность.
  В последних вечерних новостях было объявлено, что полиция Лос-Анджелеса, ставя под сомнение невиновность молодого Биллингса в деле об убийстве Морин Обэн, просила полицию Сан-Франциско кое-что проверить, что та и сделала. Две девушки, которые были найдены частным детективным агентством по просьбе Джона Карвера Биллингса Второго, были вызваны в полицию.
  Одна из девушек, Милли Родес, только что купила себе целиком новый гардероб и уехала в туристическую поездку по Южной Америке. Разыскать ее оказалось непросто. Вторая девушка, Сильвия Такер, двадцати трех лет, работающая маникюршей в небольшой парикмахерской, постаралась вначале поддерживать алиби, но когда полиция предъявила ей конкретные факты, свидетельствующие о том, что она находилась в Сан-Франциско в тот вторник, она сразу призналась, что алиби было фальшивым и что ей и ее подружке хорошо заплатил за это сын банкира.
  Она заявила, что не знает, для чего это ему понадобилось.
  Джон Карвер Биллингс сказал, что это бесстыдная ложь, попытка со стороны Сильвии Такер вовлечь его в неприятности. Но полиция располагала неопровержимыми доказательствами того, что девушка говорила правду, и молодой Биллингс угодил в расставленную им же самим ловушку. Таким образом, Джон Карвер Биллингс Второй, сын хорошо известного финансиста из Сан-Франциско, стал подозреваемым номер один в деле об убийстве Морин Обэн.
  Я в этот час уже облачился в пижаму и собирался ложиться спать в маленьком, тесном номере дешевого отельчика. Но после того как по радио были переданы такие новости, немедленно оделся, вызвал такси и поехал к резиденции Биллингсов.
  Почти во всех окнах ярко горел свет. Перед домом стояли машины полиции и журналистов. Время от времени видны были яркие вспышки ламп фоторепортеров, ослепляющие нестерпимо ярким светом.
  Заплатив таксисту, я переждал в тени, пока последняя машина не отъехала от виллы. Не представляя, следит ли полиция за домом, я решил рискнуть и прошел боковой аллеей к гаражу, подергал заднюю дверь, она оказалась запертой. Я вытащил свой перочинный нож, открыл его и, орудуя острием, определил, что ключ вставлен в замочную скважину изнутри. Под дверью темнела большая щель. Тут же рядом была незапертая кладовка, где на полках стояли банки с консервированными фруктами, а сами полки были покрыты толстой оберточной бумагой. Пришлось переставить на пол банки с одной из них, потом снять с полки плотный лист бумаги, подсунуть его под дверь гаража и острием ножа вытолкнуть из замочной скважины ключ. Он упал точно на бумагу, я осторожно потянул лист к себе вместе с ключом… Отперев дверь черного хода, осторожно воткнул ключ на место, а бумагу водворил на полку, поставил обратно банки и спокойно прошел через пустую кухню в освещенную часть дома.
  В большой столовой было темно, но дальше, в библиотеке, уютно светились настольные лампы, стояли глубокие, комфортабельные кресла. Дверь, ведущая дальше, в кабинет, была приоткрыта, и я расслышал приглушенные голоса разговаривавших там мужчин. Постояв с минуту, прислушался. Очевидно, Джон Карвер Биллингс Второй и его папаша совещались в соседней комнате, говорили они вполголоса, еле слышно. Я не разобрал, о чем шла речь, и не пытался понять. Внезапно решившись, я плюхнулся в одно из кресел, необычайно глубокое, с высокой спинкой, повернутое лицом к стене, утонул в нем, и меня со стороны почти не было видно.
  Через несколько показавшихся мне долгими минут Биллингсы вошли в библиотеку. Я слышал, как сын что-то сказал отцу, но не понял что. Отец ответил односложно, и тут я уловил конец фразы Биллингса: «…этот чертов детектив».
  Не поворачиваясь, я произнес:
  — Я же вам говорил, что вы похожи на пациента, пришедшего в офис к доктору и требующего пенициллин.
  Я не мог видеть их лиц, но по наступившей внезапно тишине понял, что они от неожиданности потеряли дар речи. Потом Биллингс-отец оторопело произнес:
  — Кто это? Что за глупые шутки?
  — Вы попались и понимаете это, — сказал я. — Теперь давайте поговорим и обсудим, что можно для вас сделать.
  Наконец они догадались, откуда шел голос. Сын обежал вокруг стола и стал лицом ко мне.
  — Ты, чертов жулик! — закричал он.
  Я закурил сигарету.
  Молодой Биллингс сделал навстречу мне угрожающий шаг.
  — Будь ты проклят, Лэм! Хоть это удовольствие я могу себе позволить. Я собираюсь…
  — Подожди, Джон. — Голос отца звучал властно и уверенно.
  — Если бы вы, джентльмены, выложили на стол ваши карты и попросили бы помочь отмазаться в деле Бишопа, то мы бы сэкономили массу времени, — заявил я.
  Похоже, молодого Биллингса, стоявшего со сжатыми кулаками, будто укололи шилом.
  — Что, черт возьми, вы имеете в виду под делом Бишопа? — спросил отец.
  — Бишоп исчез, — ответил я. — Ваш сын старался состряпать себе алиби. Для чего? С моей точки зрения, в этом повинен Джордж Бишоп. Что бы вы могли мне сказать по этому поводу?
  — Ничего, — ответил молодой Биллингс, придя немного в себя от шока. — Как вы, между прочим, сюда проникли?
  — Я просто взял и вошел.
  — Как?
  — Через черный ход.
  — Это неправда! Дверь была на замке.
  — Была… но не тогда, когда я входил.
  — Джон, пойди проверь, — низким уверенным голосом приказал отец. — Если она открыта, то, ради бога, запри ее. Мы не желаем, чтобы сюда зашел кто-нибудь еще.
  — Я знаю, что она заперта, отец, — сказал сын, поколебавшись мгновение.
  — Удостоверься в этом сам, — жестко еще раз приказал отец.
  Сын прошел через столовую и комнату дворецкого в кухню.
  — У него большие неприятности, — констатировал я. — Возможно, я смогу ему помочь, если успею.
  Биллингс-старший хотел было мне ответить, но передумал и промолчал. Через минуту вернулся сын.
  — Ну что?
  — Ключ в дверях, папа. Наверно, я забыл его повернуть, но совершенно точно, я закрывал эту дверь, когда уходили слуги.
  — Думаю, нам надо поговорить, Джон, — сказал отец.
  — Если бы Лэм не наболтал полиции бог знает чего, то с нами было бы все в порядке, — ответил Джон. — Мы…
  — Джон! — резко остановил его старик.
  Сын сразу замолчал, — голос отца был похож на удар хлыста. Несколько секунд прошло в молчании. Я продолжал дымить сигаретой. Несмотря на все мои усилия, у меня дрожали руки, но очень хотелось надеяться, что никто этого не заметил. Теперь можно было или утонуть, или выплыть. Если они опять позвонят в полицию, со мной будет кончено. На сей раз это действительно сочтут за шантаж, и меня без раздумий выкинут с работы.
  — Думаю, Лэм, нам надо кое-что обсудить, — сказал Биллингс-отец, и они с сыном направились в кабинет, оставив меня одного.
  Появился большой соблазн встать и уйти. Теперь, когда фишки-ставки были на середине стола, я начал сомневаться, хороши ли у меня карты. Если они все-таки решатся позвонить в полицию, то я окажусь поверженным в прах. Если же этого не сделают, мне придется работать над делом, которое было так ужасно, так безнадежно запутано, что выигрыш можно было оценить как один шанс из тысячи.
  В этом удобном кресле — увы — я чувствовал себя как на электрическом стуле. На лбу выступили капли пота, ладони вспотели. Я был зол на себя за то, что не мог держать в узде свою нервную систему, но пот продолжал буквально струиться.
  Джон Карвер Биллингс Первый вскоре вернулся и уселся в кресло напротив меня.
  — Лэм, — сказал он, — мы готовы вам все рассказать, но нужно заранее обговорить один пункт.
  — Что такое?
  — Мы бы хотели быть уверены, что активность полиции, поставившей под сомнение алиби моего сына, не является результатом действий вашего агентства. Это так?
  — Пора бы вам повзрослеть, — с горечью воскликнул я. — Ваш сын потратил столько усилий и средств, чтобы создать себе это алиби. Но с самого начала оно было прозрачным, как папиросная бумага. Оно бы все равно долго не продержалось. Я-то знал, что оно не продержится. И сыну вашему следовало понимать, что оно не устоит под натиском полиции. Я пытался докопаться до проблемы, зачем ему понадобилось это алиби, и затем предпринять что-нибудь, что его могло бы как-то оградить от дальнейших неприятностей, ни в коем случае не полагаясь на сфабрикованные им факты, — все это, поверьте, было очевидно с самого начала. В результате мне не заплатили пятьсот долларов, выданных нам в качестве компенсации за проделанную работу. Полиция разыскивает Лэма как шантажиста. И вообще, я могу лишиться работы… Моя коллега в бюро, Берта Кул, так напугана, что в любую минуту может расторгнуть наше партнерство: она уже дала поручение банку не оплачивать больше подписанные мною счета… Вот что получилось, и все из-за моего искреннего желания помочь вашему сыну, вместо того чтобы просто тянуть без зазрения совести из него деньги и называть это работой… Ну, мистер, теперь я ответил на ваш вопрос?
  Джон Карвер Биллингс-старший с достоинством кивнул.
  — Спасибо, мистер Лэм, это безусловно исчерпывающий ответ на мой вопрос.
  — Мы с вами потеряли три или четыре дня и, возможно, несколько тысяч долларов наличными. Может быть, теперь пора поговорить серьезно и о деле?
  — Что вы знаете о Бишопе? — задал вопрос Биллингс.
  — Не много. Скорее всего, то, что печатала пресса: всю информацию я получил из газет.
  — В газетах не было упоминания нашего имени в связи с делом Бишопа.
  — Да, вы правы, этого в газетах не было. Но полиция в курсе всех ваших усилий по установлению алиби на вечер вторника. Я тоже в курсе. Спрашивается: зачем это было вам нужно? Вначале я считал, что это связано с несчастным случаем на дороге, с наездом. Сейчас думаю, что это что-то посерьезнее… Полиции пока неизвестно ни одного случая убийства, совершенного во вторник ночью, поэтому я стал разыскивать такое убийство, до которого она еще пока не докопалась.
  — И вы его нашли?
  — Я нашел Джорджа Бишопа.
  — Вы хотите сказать, что нашли его самого, вы нашли…
  — Нет, не поймите меня превратно. Я нашел дело Бишопа. Я побывал у его вдовы.
  — И что же она вам рассказала?
  — Я хотел узнать, не имела ли она молодого любовника, не спланировала ли заранее убийство своего мужа. И подумал, что именно в этом месте ваш сын должен появиться в этом деле. Он не мог себе позволить скандала, и он хотел эту женщину.
  — И что же она все-таки рассказала?
  — Все, что вы могли от нее ожидать.
  — Может быть, то, что я жду от ее рассказа, и то, что ожидали вы, — абсолютно разные вещи.
  — Можете считать и так. Я получил ответ на свой вопрос — именно это я и ожидал от ее рассказа.
  — Для меня это пока не имеет большого значения, — сказал Биллингс-старший.
  — Для меня тоже.
  Он помолчал, глядя на меня с опасением.
  — Теперь вы будете, мистер Лэм, уклончивы в своих ответах?
  — Поставьте себя на мое место.
  Он опять долго обдумывал мой ответ.
  — Дайте мне возможность поговорить с вашим сыном о миссис Бишоп и выслушать, что он будет говорить.
  — Вы опять на ложном пути, Лэм, — усмехнулся Биллингс. — В этой ситуации молчание было моим лучшим оружием, поэтому я не открывал рта. — Биллингс откашлялся. — То, что я собираюсь вам рассказать, Лэм, должно быть строго конфиденциально.
  Я кивнул, продолжая молча курить сигарету.
  — Вся ситуация становилась очень неприятной и привела в замешательство лично меня, — сказал Джон Карвер Биллингс-старший.
  — Ваше заявление — это, на мой взгляд, шедевр по умению уходить от ответа. Так что же все-таки случилось во вторник ночью?
  — У меня есть лишь сведения, полученные от моего сына. Сам я при этом не присутствовал.
  — Так что же он вам рассказал, ваш сын?
  — У нас есть яхта, слегка претенциозная, большая, длиной в шестьдесят пять футов. Мы зовем ее «Биллингс-бой», и она стоит на причале одного из самых престижных яхт-клубов нашего залива. Вторник мой сын провел с Сильвией Такер, молодой, привлекательной женщиной. Она маникюрша. Они договорились, что та позвонит к себе на службу, притворившись, что у нее разыгралась головная боль и она не сможет в этот день работать. Дело было сделано, и она отправилась с моим сыном на нашу яхту, они плавали весь день и вернулись только к вечеру. Мой сын после морской прогулки довез девушку до ее квартиры. Потом они выпили у нее по паре стаканчиков, и мой мальчик ушел. Он знал, что мне Сильвия не нравится и я не одобряю такого рода путешествия, поэтому, полагаю, ему просто не хотелось со мной встречаться. По дороге домой он останавливался еще в нескольких барах и везде брал по стаканчику, чтобы как-то успокоить свои нервы. Себя он уговорил, что мне ничего не станет известно об этом путешествии, так как ему удастся на яхте все привести в порядок. С этой мыслью он вернулся обратно, собираясь сменить одежду и убрать все кругом, чтобы казалось, что он целый день работал на борту яхты… Далее, мистер Лэм… для того, чтобы вам было ясно, что же произошло дальше… мне придется объяснить вам, как работают в яхт-клубе.
  — Пожалуйста, объясните.
  — Клуб расположен в таком месте, где кругом полно праздно шатающегося народа, и, конечно, члены клуба отнюдь не желают, чтобы обычная публика лазила по нашим яхтам. Они не понимают и не могут оценить, какой требуется уход за яхтой, чтобы она была в отличном состоянии. Скажем, тонкие каблучки женских туфелек могут испортить прекрасно отполированную поверхность палубы дорогой яхты… Ну и так далее.
  — Вы пытаетесь мне сказать, что яхт-клуб — это совершенно закрытое для обычной публики заведение?
  — Именно это я и хочу вам объяснить.
  — Что еще?
  — Участок земли, который принадлежит клубу, за высокой оградой, по верхнему краю которой натянута колючая проволока, так что перебраться через нее практически невозможно. Верхние три ряда колючей проволоки расположены под углом к обычной сетке и на поворотах ограды перехлестываются. Так что практически вряд ли кто решится перелезть через верх. В ограде только одни ворота, где постоянно дежурит сторож, проверяющий каждого входящего на территорию и выходящего оттуда. Это необходимо для охраны, а также для того, чтобы сторож знал, кто из его членов в настоящее время находится в клубе, чтобы в случае необходимости пригласить того к телефону.
  — Другими словами, когда бы вы ни появились в клубе, служитель фиксирует время и сам факт вашего появления?
  — Время прихода и время ухода записывается в специальной книге, которая заведена для этой цели, точно так же, как в официальных учреждениях, где расположены фирмы.
  Не кажется ли вам, что иногда это просто неудобно? Может быть, в ином клубе, который состоит из самой разнообразной публики, это именно так, но наши члены клуба — люди очень консервативные. Те, кто устраивает вечеринки и гулянки на своих яхтах, предпочитают быть членами других клубов с правилами более либеральными.
  — Продолжайте. Что же случилось?
  — Теперь вернемся к вечеру вторника. Мой сын вернулся обратно к нам на яхту, собираясь прибрать на ней, чтобы все выглядело достаточно убедительно, будто он работал там весь день. Когда Джон проходил через ворота, сторож разговаривал по телефону, повернувшись спиной к проходу, и у сына сложилось впечатление, будто само провидение решило ему помочь. Так он прошел через ворота незамеченным. Когда вы переступаете через борт яхты, раздается громкий звук электрического сигнала. По непонятным причинам и сигнал в тот день не работал, так что мой сын прошел на яхту вообще никем не замеченный. Никто не знал, что он там, никто бы не смог доказать, что он там был. Вы должны это запомнить, мистер Лэм. Это важно!
  — Хорошо, что же было дальше?
  — На полу каюты лежало тело Джорджа Бишопа. Мой сын обнаружил его, как только переступил порог яхты и открыл своим ключом дверь основной кабины. Было очевидно, что он застрелен, и убийство произошло примерно за час до прихода туда сына…
  Я переваривал только что полученную информацию. Пот опять заливал мой лоб. Ладони стали мокрыми. Да, крепко же я влез в это дело!.. Миленькое убийство — и вот я уже связан с младшим Биллингсом, его фальшивым алиби и со всей этой компанией.
  — Мой сын принял решение, — продолжал между тем Биллингс-старший. — Это решение недостойно похвалы, однако он так решил, а наше дело — принять все как было.
  Мое молчание ярче всяких слов свидетельствовало о моем отношении ко всему происшедшему.
  — Для того чтобы вы лучше поняли все, мистер Лэм, вы должны себе представить, — заговорил Биллингс извиняющимся тоном, — что мой сын предполагал, будто я мог быть невольным соучастником случившегося.
  — Каким образом он мог так подумать?
  — У меня были трения с Бишопом.
  — Какого рода трения?
  — Это скорее не трения, а финансовые разногласия.
  — Вы должны были ему деньги?
  — Боже мой, мистер Лэм, о чем вы говорите? Я никогда никому не бываю должен!
  — Тогда что же это были за неприятности?
  — Бишоп был посредником.
  — Он вам должен был деньги?
  — Да, но дело совсем не в этом. Он был должен банку. Не как частное лицо, а как держатель контрольного пакета акций «Скайхук Майнинг и Дивелопмент Синдикат».
  — Продолжайте.
  — Боюсь, что описание всех деталей дела займет слишком много времени.
  — Продолжайте, мистер Биллингс, позже у нас его может и не быть.
  — Это длинная история.
  — Опишите мне основные факты.
  — Бишоп был странным человеком. Он состоял постоянным вкладчиком в банке, президентом которого являюсь я. Обычно вкладывал туда большие суммы. Помимо этого, он имел высокие проценты с капитала различных компаний по разработке рудников и приисков, существо которых нам до сих пор не совсем понятно. Более того, как только мы начинали расследование его деятельности во всех этих компаниях, его участие в них и его интерес к их работе становились для нас еще более непонятными.
  — Что вы скажете о тех деньгах, что он был должен вам?
  — Как я уже только что упомянул, у него было свыше дюжины различных компаний, где он обладал контрольным пакетом акций, но в которых акции предлагаются для покупки широкой публике.
  — С разрешения правления корпораций?
  — О да, конечно! У него было разрешение на продажу акций, хотя это считается крайне рискованными операциями, скорее спекуляцией, и существуют различного вида гарантии и предосторожности, не дающие возможности посредникам делать деньги за счет этой широкой публики. Однако теперь, когда банк начал проводить свое, частное расследование его деятельности, обнаружили странную общую закономерность, некий шаблон в отношении этих корпораций.
  — Какую же?
  — При их формировании в банке развития занимались деньги, вначале проводилась некоторая деятельность по разработке рудников, но вскоре постепенно работы на шахтах сворачивались, объем вырабатываемой руды уменьшался.
  — А как же насчет взятых займов?
  — Взятые кредиты выплачивались вовремя, точно, когда приходило время платежей.
  — А как насчет держателей акций?
  — Вот здесь-то и существовала какая-то странность, Лэм, которую я не смог понять… Публике в открытой продаже предлагался определенный объем акций, но не очень большой пакет: большая же часть акций держалась на депоненте в банке. Затем, очевидно, — и, поверьте, я не знал этого еще сорок восемь часов назад, когда наши расследователи доложили мне об этом, — весь объем акций покупается кем-то, кто оплачивает держателям акций за них те же суммы, что они раньше платили за эти акции.
  — Предположим, что держатели акций не захотят их продавать?
  — Акция, которая обратно не была продана…
  — Подождите минуту, вы сказали «обратно». Что вы имели в виду, говоря это?
  — У нас есть все основания полагать, что человек, скупавший акции, являлся представителем Джорджа Тастина Бишопа.
  — Хорошо, а как же все-таки с теми людьми, кто не хотел продавать свои акции?
  — Им разрешается держать свои акции еще полгода или год, а затем вновь предлагается их продать. В конце концов или они продавали акции, или те обесценивались. Постепенно и рудник начинал чахнуть, так как на нем прекращались всякие разработки.
  — Наверное, все это требовало значительных накладных расходов?
  — Безусловно, не только юридически законных расходов, но и сумму вознаграждения, расходы на продажу. И все равно у многих держателей не появлялось особого желания продавать свои акции. Когда же проект вступал в силу, основные акции начинали продаваться немедленно по почте. После продажи небольшого процента акций лихорадка их сбыта прекращалась, и корпорация вступала в очередной период покоя, после которого акции покупались вновь.
  — До меня как-то не доходит смысл всего этого, — откровенно признался я. — Ну хорошо, а теперь поподробнее расскажите мне об этом «Скайхук Майнинг».
  — Здесь тоже создалась крайне странная ситуация. Организация этой корпорации происходила по шаблону. Было дано разрешение продавать акции по их стоимости, предполагая пятнадцать процентов комиссионных для продавца. Однако подразумевалось, что весь баланс денег непременно попадет в казначейство корпорации, и не должны выплачиваться никакие суммы, пока вновь не возникнут необходимые предпосылки в деле расширения работ.
  — Откуда же брали деньги для расширения работ?
  — Специальная комиссия корпорации решила, что продажа акций будет проводиться самим синдикатом и пятнадцать процентов вместе с вложениями, сделанными в форме займа самими организаторами, будут идти на расширение этих работ.
  — Так что держатели акций были вольны делать, что они пожелают?
  — Можно сказать, что так. Это было сделано. Корпорации было разрешено сделать на выпущенных векселях, подписанных Джорджем Бишопом, банковскую передаточную подпись, предполагающую, что все полученные от этого деньги пойдут в казначейство корпорации.
  — Куда же девались деньги из казначейства корпорации?
  — Они тратились на расширение работ. Теперь послушайте, мистер Лэм, мне очень не хочется более глубоко вдаваться в подробности всего этого, потому что, если подобные детали станут известны публике, это станет началом нашего конца.
  — Почему?
  — Через свои каналы банк провел очень интересное расследование, которое недоступно обычным следователям и в отношении которого я не хотел бы делать каких-либо заявлений.
  — Хорошо, и каковы же были результаты вашего расследования?
  — Руду доставляли железнодорожными платформами на плавильные заводы корпорации, принадлежащей Джорджу Т. Бишопу.
  — Что же происходило потом?
  — А потом происходило нечто самое невероятное во всем этом деле, — сказал Биллингс. — Руду там дробили и использовали для мощения дорог, в иных случаях — как наполнитель в качестве балласта.
  — Вы хотите сказать, что руда добывалась в горах, транспортировалась по железной дороге лишь для того, чтобы быть потом раздробленной на мелкие кусочки?
  — Совершенно точно.
  — Где-то, возможно, произошла какая-то ошибка?
  — Ошибки не было. Мы обнаружили, что такая же процедура происходила практически на каждой шахте и руднике, где разрабатывались копи. Руда доставлялась на сталеплавильные и обогатительные фабрики, и там, на этих фабриках, она превращалась в дорожный балласт.
  — Другими словами, Бишоп был обыкновенным мошенником?
  — Я не могу делать такого категорического обвинения. Безусловно, происходило что-то… Что-то совершенно далекое от нормального процесса развития делового предпринимательства.
  — Сколько же платили сталеплавильные компании за эту руду, которая вместо металла превращалась в дорожный балласт?
  — Различные суммы, пока рудодобывающая корпорация получала достаточно денег, чтобы выплатить взятый в банке заем. После этого она прекращала свою деловую активность, больше не посылались транспорты с рудой: заем оплатили, и компания как бы растворилась, исчезла, а всем держателям акций предоставлено право выбора специальными уполномоченными корпораций: или забрать всю сумму денег, которую они вложили в акции, или держать акции на хранении в банке.
  — Вы, конечно, мистер Биллингс, отправились к уполномоченному корпорации?
  — Нет, сэр, я этого не сделал.
  — Почему же?
  — Потому что до определенных пределов наш банк участвовал в урегулировании спора. Возможно, нам следовало более подробно изучить варианты афер этих корпораций; но ведь обычно мистер Бишоп держал в нашем банке очень большие суммы денег на многих счетах, которые не лежали пассивно — они работали. Нам приходилось с этим считаться.
  — Но когда вы обнаружили… что тогда сделали вы?
  — Мы потребовали от мистера Бишопа объяснений.
  — Вы рассказали ему о том, что выяснилось при расследовании?
  — Большую часть этого мы выяснили уже после… слишком поздно. Но Бишоп знал о проводящемся нами расследовании.
  — Вы хотите сказать, что многое из этого вы обнаружили до прошлого вторника?
  — Да, к прошлому вторнику мы знали достаточно, чтобы уже быть начеку, чтобы… заподозрить его.
  — И вы попросили Бишопа о встрече с вами, чтобы он кое-что вам объяснил?
  — Да.
  — Когда вы попросили о встрече?
  Биллингс закашлялся.
  — Так когда же?
  — В тот вторник, вечером.
  — Где?
  — У меня дома.
  — Хорошо. А теперь вернемся опять к вашей яхте. Ваш сын нашел тело Бишопа там, на полу… Что он сделал после этого? Как поступил?
  — Сын понимал, что практически никто не знал о том, что он находится в клубе на своей яхте.
  — В какое время все происходило?
  — После того, как стемнело.
  — И что же он сделал?
  — Он разделся. У каждого из нас на яхте есть своя каюта и в ней стенной шкаф, полный разной одежды. Таким образом, Джон мог полностью изменить свой внешний вид и остаться никем не замеченным.
  — Что он сделал потом?
  — Надел плавки, положив в карман ключи от машины, закрыл яхту на замок и, тихо соскользнув с ее борта в воду, поплыл к каналу. Прямо по каналу он обогнул территорию яхт-клуба и незамеченный, достигнув пляжа, вышел на берег. Он производил впечатление человека, решившего просто поплавать перед сном. Он прошел мимо нескольких парочек, сидевших в машинах и любовавшихся игрой волн, направившись к тому месту, где он оставил свой автомобиль. Он сел в машину, повернул ключ зажигания и поехал домой, где принял душ, насухо вытерся, высушил плавки и переоделся.
  — Что же было потом?
  — К сожалению, меня в тот час не было дома: деловое совещание заняло весь вечер, и ему пришлось меня долго ждать, пока я не вернулся. Было почти одиннадцать, когда я приехал домой.
  — И что вы сделали?
  — Мой сын рассказал мне о том, что произошло. Я без обиняков высказал ему свое недовольство тем, как он повел себя, что ему надо было сразу сообщить о происшествии в полицию.
  — Полагаю, вы сами позвонили?
  — Да, но не в полицию… Я решил, что будет лучше, если тело Бишопа обнаружит кто-то из сторожей яхт-клуба. Поэтому позвонил в яхт-клуб ночному охраннику и попросил его пойти на мою яхту, взять там оставленный мной в главной каюте чемоданчик с деловыми бумагами и прислать его мне с таксистом.
  — Что же произошло дальше?
  — Я полагал, что когда он попадет на яхту, то сразу обнаружит тело и сообщит в полицию.
  — И что, он этого не сделал?
  — Нет, просто… тела там не оказалось.
  — Откуда вы об этом узнали?
  — Ночной охранник прислал мне чемоданчик с бумагами, как я просил, с таксистом, и я очень расстроился. Тут же детально расспросил сына еще раз, даже предположил, что, может быть, он перепутал яхты или ему просто все случившееся приснилось. На следующее утро я отправился на яхту сам и внимательно ее осмотрел.
  — Вы обнаружили там что-нибудь?
  — Я не нашел ничего, что бы говорило о том, что здесь лежало тело убитого. Все вещи стояли на своих местах, там, где я их оставил.
  — Как ночной сторож попал на вашу яхту?
  — У него хранится запасной ключ. Правила яхт-клуба не требуют, чтобы владелец яхты обязательно оставлял от нее ключи охранникам, но многие предпочитают это делать на случай пожара или какой-то срочной необходимости: сторож может взойти на борт яхты и в случае надобности даже передвинуть ее.
  — Что было потом?
  — Мой сын волновался, так как не понимал, что произошло. Поэтому решил, что ему не помешало бы на всякий случай надежное алиби на ночь вторника.
  — А у вас, мистер Биллингс, оно есть?
  — Да, конечно. Я ведь был на конференции со своими деловыми партнерами. Один из них — директор нашего банка.
  — Дайте мне его имя и адрес.
  — Конечно, мистер Лэм. Надеюсь, вы не сомневаетесь…
  — Я не сомневаюсь. Я расследую. Как его имя? Его адрес?
  — Вальдо В. Джефферсон. Его офис находится в здании нашего банка.
  — К вам на яхту приходили гости? Они как-нибудь регистрируются при этом?
  — Нет, гости не должны регистрироваться, только владельцы яхт. Но количество гостей фиксируется — один, два, трое, четверо…
  — Хорошо, вернемся к яхте. Поедем сейчас туда, и вы запишете меня как своего гостя.
  — Но ведь я уже тщательно осмотрел ее, мистер Лэм. Там ничего нет.
  — Может быть, вы не обнаружили никаких улик, но если тело мертвого человека находилось на яхте и полиция будет иметь все причины подозревать вас, то, поверьте мне, они найдут множество улик, о которых вы даже и не подозреваете.
  Выражение довольства собой появилось на лице Биллингса-старшего.
  — Там нет никаких улик, мистер Лэм, уверяю вас.
  — Возможно, и нет.
  — Что вы все-таки собираетесь там найти, мистер Лэм? Что вы будете там искать?
  — Знаете, однажды я посетил семинар известного Френсиса Г. Ли о расследовании убийств…
  — Мне казалось, у вас достаточно высокая профессиональная квалификация, мистер Лэм. Однако я не вижу причин, почему мы сейчас должны это обсуждать…
  Я продолжал рассказывать, будто не слышал, как меня пытался одернуть Биллингс:
  — На семинаре предложили кому-нибудь из нас помочь следствию. Согласившемуся закатали рукав и измазали руку и ладонь человеческой кровью.
  — На моих руках не было никаких брызг крови! — оскорбленно воскликнул Биллингс.
  — После этого, — как ни в чем не бывало продолжал я, — ему предложили помыть руки с мылом горячей водой, потереть их щеткой — словом, сделать все, чтобы смыть следы крови.
  — Она сразу отмылась?
  — Конечно.
  — И что потом? — спросил Биллингс.
  — Ничего.
  — Что вы имеете в виду, говоря «ничего»?
  — Он ушел вместе со всем классом.
  — Вы хотите сказать, что они брызнули кровью ему на руки, заставили потом ее смыть — и это все?
  — На следующий день его спросили на семинаре, принимал ли он дома душ, и он ответил, что принимал, причем особенно тщательно тер щеткой руки в тех местах, куда попала кровь.
  — И что же потом?
  — Ничего, говорю я вам.
  — Лэм, вы шутите?
  — Нет. На третий день его опять спросили, принимал ли он ванну и тер ли он с мылом руки.
  — Лэм, я не понимаю, к чему вы клоните?
  — После этих расспросов ему закатали рукав и смазали реактивом те места, где была прежде кровь. И знаете, что случилось? Везде, где два дня назад на руках и ладонях алела кровь, выступили темно-синие пятна.
  Джон Карвер Биллингс неподвижно застыл в кресле, как застывает иногда мышь на полке в кладовой при виде внезапно открывающейся двери… Я видел, как он переваривает только что полученную информацию, и она ему совсем была не по душе.
  Внезапно он выпрямился и произнес своим спокойным, уверенным голосом опытного банкира:
  — Хорошо, мистер Лэм, а сейчас мы отправимся с вами на нашу яхту.
  Глава 13
  Плавающие дворцы из красного дерева и тика, сверкающие лаком и глянцем, начищенной до блеска бронзой, спокойно поднимались и опускались на волнах, терпеливо дожидаясь уик-энда, когда их владельцы возьмут их на несколько часов отдыха на воды залива или в открытый океан, кативший свои бесконечные волны. Некоторые яхты были таких огромных размеров, что для управления ими требовалась целая команда. Другие имели на своем борту новейшее навигационное управление, что позволяло владельцу в случае необходимости вести яхту одному в открытом море.
  Все было так, как мне рассказал Биллингс-отец. Яхт-клуб принимал только своих членов. Высокая стена из стальной сетки с тремя рядами колючей проволоки окружала территорию клуба, и в воротах стояла специальная платформа, при вступлении на которую раздавался сигнал, а ночной охранник уважительно поздоровался с Биллингсом, пожелав ему доброго вечера и протянув специальную книгу, в которой Биллингс расписался, а в отдельную колонку сделал запись: «Один гость». Охранник посмотрел на часы, проверив время нашего прибытия. Он хотел, как мне показалось, сказать еще что-то Биллингсу, но тот оборвал его:
  — В другой раз, Боб.
  Взяв мою руку, он повел меня по длинной дорожке к яхте. Пока мы шли, нас сопровождал приятный звук плескавшейся воды и игра световых бликов на ее поверхности. Вокруг царила какая-то мрачная, зловещая атмосфера. Ни он, ни я не произнесли ни слова. Мы подошли к белой яхте, палубы которой были сделаны из тикового дерева; кругом в свете луны сверкали бронзой начищенные поручни и ручки. В верхней кабине окна были квадратными, с тяжелыми непробиваемыми стеклами. В нижней — круглые небольшие иллюминаторы.
  — Это здесь, — остановился Биллингс. — Пожалуйста, наступайте не на палубу, а на ковер. Я сейчас отопру каюту.
  Мы взошли на борт. Биллингс вставил ключ в замок. Скользящая панель отъехала в сторону, и мы очутились в залитой светом каюте: Биллингс успел, входя, щелкнуть выключателем.
  — Это произошло здесь, — произнес он.
  Я впитывал атмосферу, царящую тут. Вокруг все дышало роскошью и богатством. Мои ноги утопали в толстом ворсистом ковре, и казалось, я иду по мху в глубине нетронутого леса. Цветовая гамма интерьера в кабине подбиралась тщательно. Дорогие шторы прикрывали окна от любопытных взглядов внешнего мира. Кресла, стулья, классный радиоприемник — все здесь создавало комфорт в миниатюре.
  — Где лежало тело? — спросил я.
  — Как я понял из рассказа моего сына, оно лежало здесь. Вы видите, на ковре нет ни единого следа.
  Я опустился на четвереньки.
  — Вы можете этого не делать, — предостерег Биллингс. — Здесь, на ковре, вы не найдете и крохотного пятнышка, — повторил он.
  Я продолжал ползать на коленях, замечая краем глаза, что Биллингс начал раздражаться.
  — Ни одного, ни малейшего… — согласился я с ним.
  — Уж можете поверить мне на слово, — повторил он.
  — На ковре нет ни пятнышка, потому что он совершенно новый и только недавно был заменен.
  — О чем, черт возьми, вы толкуете? — потребовал ответа Биллингс. — Этот ковер лежит здесь с тех пор, как…
  Я покачал головой и сдвинул в сторону одно из кресел. Там, где от его ножек должны были остаться глубокие вмятины, лишь слегка примялся ворс.
  — Ковер лежит здесь с тех пор, как сюда были поставлены кресла, — констатировал я.
  — Это очень дорогой ковер. Его ворс не в состоянии придавить даже самая тяжелая мебель — он сразу принимает прежнее положение, едва вы убираете ее.
  — Знаю, мистер Биллингс, об этом, но невозможно полностью уничтожить следы от ножек постоянно стоящей мебели. Вы забыли и об этой вот фотографии, — я кивнул на стену, — где вы сидите и читаете в этой каюте. Здесь, естественно, нельзя определить цвет ковра, но легко различить его рисунок: он совсем другой.
  На лице Биллингса мгновенно появилось выражение ужаса, когда он взглянул на снимок. Я же прошел, заглядывая во все углы и проводя пальцами там, где было трудно достать рукой.
  — Видите, по углам еще ощутимы следы вязкого вещества, которым старый ковер приклеивался к полу. Одну минутку, мистер Биллингс, а это что такое?
  — Что, что?
  — Вот там, в углу, на два фута ближе к стене.
  — Я этого не заметил, — сказал он, наклоняясь.
  — Рад, что вы раньше не заметили, но вам лучше увидеть это сейчас.
  — Что это такое?
  — Это маленькая, круглая дырочка с очень странными темными краями вокруг ее внешнего края. Она размера пули 38-го калибра — похоже, там есть даже крохотный кусочек какой-то ткани, которая, видимо, пристала к пуле.
  Побледнев, Джон Карвер Биллингс неподвижно уставился на меня и молчал.
  — А теперь объясните мне, если, как вы мне рассказывали, вы договорились встретиться с Бишопом во вторник у вас дома, — как получилось, что вы провели этот вечер с мистером Вальдо В. Джефферсоном? Как вы могли знать, что мистер Бишоп не сможет встретиться с вами в вашем доме?
  Было такое впечатление, что на Биллингса вылили ведро ледяной воды. Он издал какой-то непонятный звук и стоял по-прежнему молча, с сразу осунувшимся лицом. И именно в этот момент я услышал какой-то звук: это был странный, стучащий звук, как будто бежало много людей. Потом стал слышен гул многих голосов, они звучали где-то за пределами яхты и были слегка приглушены стенами каюты.
  Джон Карвер Биллингс Первый взобрался по ступенькам и вышел на палубу.
  — Кто вы такой? — спросил незнакомый голос.
  И прежде чем Биллингс успел что-либо ответить, я услышал голос охранника:
  — Это мистер Биллингс, Джон Карвер Биллингс. Он пришел на свою яхту всего несколько минут назад до того, как вы приехали.
  — Куда-то собираешься отплывать, приятель? — спросил тот же голос.
  — Мистер Биллингс — известный банкир, — продолжал ночной охранник.
  Шаги слышались уже где-то в стороне, люди бежали дальше, но охранник остался около нас.
  — Сэр, случилась неприятность. Я хотел рассказать вам, когда вы проходили мимо, но вы не стали меня слушать. На борту яхты «Эффи А» нашли тело убитого. Ночной охранник прошлой смены почувствовал неприятный запах. Хозяин яхты, как вы знаете, уехал в Европу. Похоже, что кто-то сорвал замок и… Боюсь, что это отразится на репутации яхт-клуба, сэр, но мы ничего не могли поделать: мы должны были сообщить в полицию.
  — Хозяин яхты, говоришь, уехал?
  — Он в Европе, сэр. Яхта была заперта и…
  — Ее никто не снял?
  — Нет, сэр, никто.
  — Идите к ним, я не хочу ни во что вмешиваться, — нетерпеливо бросил Биллингс. — Надо всячески помогать полиции. — Он задвинул скользящую панель и спустился вниз, в кабину. Лицо Биллингса было почти зеленого цвета, он избегал моего взгляда.
  — Мне предстоит очень много работы, сэр, и я должен сделать ее как можно скорее, — объяснил я.
  Он вытащил из кармана бумажник, открыл его и вытащил стодолларовый банкнот.
  — Ваш сын приостановил действие выданного им чека, который я получил вместе с партнером в Лос-Анджелесе и…
  — Я приношу извинения за тот его шаг. И немедленно это исправлю, мистер Лэм. Я дам банку поручение…
  — Не надо давать банку никаких поручений, — попросил я. — Оплата по чеку была приостановлена. Оставим все как есть. Но вы можете добавить пятьсот долларов к той сумме, которую дадите мне на расходы по расследованию вашего дела.
  — Деньги на расходы?
  — Да, у меня может оказаться очень много расходов, сэр. Добавьте пятьсот долларов.
  Он кивнул и продолжал отсчитывать деньги. Посмотрев на необъятных размеров его бумажник, я понял, что он заранее подготовился к такому повороту событий. Это были деньги, предназначенные для того, чтобы откупиться, и их было у него очень много, целая пухлая пачка. Бумажник плюс дырка от пули на яхте плюс новый ковер на полу сказали мне все, что мне нужно было узнать.
  Глава 14
  Как-то я сделал одолжение знакомому брокеру — одолжение, за которое он был до сих пор благодарен мне, поэтому-то я сразу позвонил ему в восемь утра на следующий день, и он сразу с радостью откликнулся на мою просьбу.
  — У меня есть тысяча триста пятьдесят долларов, — сказал я, — наличными.
  — Да, Лэм.
  — Я хочу, чтобы триста пятьдесят долларов ты вложил в акции компании «Скайхук Майнинг и Дивелопмент Синдикат».
  — Никогда о такой не слышал, Лэм.
  — Узнай о ней все. Найди ее фонды. Мне это очень нужно. И нужно очень быстро.
  — Хорошо, а еще тысяча долларов, их куда?
  — Триста пятьдесят долларов вложи на имя Элси Бранд. Тысячу долларов вложи в те же акции, но на имя агентства «Кул и Лэм», партнеров. Хочу, чтобы ты нашел эти акции и чтобы их купил утром, как только начнется рабочий день, и…
  — Подожди минутку, — перебил он меня. — Я листаю справочник индексов… Вот, кажется, нашел. Это одна из тех компаний, акции которой заказывают и рассылают по почте, Лэм. Мне придется, видимо, повозиться, чтобы выяснить, кто держатели ее акций, и…
  — Мы не располагаем временем, — ответил я. — Они получили разрешение на проведение операций через комитет по корпорациям. Акции должны быть положены на хранение в банк на год, в течение этого срока владелец акций по своему желанию может ее забрать. В течение того же срока должны проводиться работы по техническому развитию рудников, в противном случае продажа акций будет считаться недействительной и покупатель может аннулировать сделку.
  — Итак, что я должен делать?
  — Постарайся связаться с кем-нибудь из тех, у кого есть такие акции. Скажи им, что ты имеешь право предложить своим клиентам разумную прибыль и что тебе необходима определенная информация. Но не говори им, для кого она тебе нужна и для чего. Скажи, что ты должен получить информацию любым способом. Начинай же, друг, работай, звони по междугородному телефону, покупай акции!
  — До какого верхнего предела цены я могу покупать?
  — Можешь за двойную стоимость. Если не будет получаться, прекращай, выше не бери. Помни, что есть в большом количестве векселя корпорации, но банк ничего не предпринимал, потому что на них стояла подпись Бишопа. Теперь он умер, и банку придется с ними что-то делать. Держатели депонированных акций должны об этом знать. И держатели обычных акций тоже должны быть поставлены об этом в известность. Если это еще не сделано, то постарайся, чтобы они об этом узнали.
  — Хорошо, я все сделаю, — обещал мой знакомый брокер.
  — Начинай работать немедленно.
  Положив телефонную трубку, я взялся за утренние газеты. Крупные заголовки во всех них просто кричали о случившемся:
  «ТЕЛО УБИТОГО ВЛАДЕЛЬЦА РУДНИКОВ НАЙДЕНО НА ЯХТЕ МИЛЛИОНЕРА!»
  Все это было совершенно естественно — репортеры уголовной хроники зарабатывали свой хлеб.
  Как оказалось, Эриксон Б. Рейн, миллионер, владелец яхты, холостяк, проводил каникулы в Европе. Не было никаких сомнений в том, что он последние четыре недели находился за пределами Соединенных Штатов. Кроме того, помимо дубликата ключа от яхты, который лежал в сейфе яхт-клуба, другого просто не существовало.
  Однако полицейское расследование показало, что замок на яхте — было совершенно очевидно — сбит и заменен новым, поэтому делавший очередной обход ночной сторож ничего подозрительного не заметил.
  Полиция в это время разрабатывала версию о том, что Джордж Бишоп был убит в каком-нибудь другом месте и уже потом его тело было привезено в яхт-клуб. Но вот каким образом оно туда попало, оставалось для всех загадкой.
  Я уже третий раз прочел отчет о событиях, пока сидел в офисе Хартли Л. Чаннинга, ожидая приема. Это был вполне респектабельный офис, на его матовом дверном стекле красовалась надпись:
  «ХАРТЛИ Л. ЧАННИНГ. ВЕДЕНИЕ БУХГАЛТЕРСКИХ КНИГ».
  В приемной сидела симпатичная секретарша, миловидная, с большими голубыми глазами и цветом лица, похожим на персик со взбитыми сливками, но холодная и неприступная.
  Когда я вошел, она читала модный журнал, держа его в ящике стола, который сразу задвинула, едва я появился и сказал, что хочу видеть мистера Чаннинга. После этого она утомленным жестом потянула к себе другой ящик, вынула из него лист бумаги, вставила его в пишущую машинку и начала стучать по клавишам с механической точностью, но без всякого энтузиазма.
  Было пять минут десятого, когда я вошел в контору, и девица, не отрываясь, печатала уже пятнадцать минут, не произнося ни слова.
  Хартли Чаннинг появился ровно в девять тридцать.
  — Здравствуйте, — сказал он, — чем могу вам помочь?
  — Моя фамилия Лэм. Я хочу проконсультироваться с вами по вопросу о некоторых моментах налогообложения.
  — Хорошо, входите.
  Он пропустил меня в свой кабинет. Стук на машинке сразу прекратился, едва я переступил его порог.
  — Садитесь, мистер Лэм. Так чем я могу быть вам полезен?
  Чаннинг — ухоженный, элегантно одетый человек, ногти которого были явно обработаны маникюршей немногим более двух дней назад, в добротно сшитом костюме из импортной ткани, дополненном дорогим модным галстуком ручной росписи, и туфлях, похоже тоже сшитых на заказ.
  — Вы занимаетесь делами мистера Бишопа? — спросил я.
  Мгновенно глаза Чаннинга стали как две ледышки, и между нами словно опустился невидимый занавес.
  — Да, — ответил он и выжидающе посмотрел на меня.
  — Жаль его, — выразил я соболезнование.
  — Есть что-то загадочное в том, что произошло, — тотчас же холодно прозвучало в ответ.
  — Вы видели сегодняшние утренние газеты? — поинтересовался я.
  — Нет еще, — ответил он, и мне сразу стало ясно, что он говорит неправду. — Я был очень занят все утро.
  — Уже, кажется, не осталось ничего загадочного в этой истории.
  — Что вы имеете в виду, мистер Лэм?
  — Его тело было найдено на борту одной из яхт в местном яхт-клубе.
  — Значит, он мертв?
  — Да.
  — Его смерть зарегистрирована?
  — Да.
  — Как же он умер, это было известно?
  — От двух пуль: одна из них попала в грудь, другая — в голову.
  — Очень жаль, конечно. Однако вы, мистер Лэм, кажется, собирались проконсультироваться со мной по каким-то вопросам?
  — Я хотел поговорить о налогах.
  — О чем именно, мистер Лэм?
  — Я хотел бы знать, насколько вы в курсе того жульничества, которым занимался Бишоп.
  — Что вы имеете в виду, сэр?
  — Если вы вели его дела и занимались налогами, которые он платил, то должны знать совершенно точно, что я имею в виду.
  — Мистер Лэм, мне не нравится ваше поведение. Могу ли я узнать, это официальный визит?
  — Это визит неофициальный, скорее личный и дружеский.
  — Кто вы такой на самом деле?
  — Сыщик из Лос-Анджелеса, частный детектив.
  — Я не собираюсь что-либо с вами обсуждать, мистер Лэм.
  — Послушай, приятель, — отбросив всякие церемонии, жестко сказал я, — карты на стол и кончай паясничать! Ты тоже в этом замешан, и я хочу знать, насколько глубоко ты увяз.
  — Я абсолютно уверен, что не имею ни малейшего представления, о чем вы толкуете, мистер Лэм, и мне не нравится ваш тон. Мне хотелось бы, чтобы вы сейчас же покинули мой офис.
  — Бишоп, — продолжал я, не обращая внимания на его гнев, — занимался разнообразной деятельностью; он был достаточно умен и решил, что ему выгоднее не держать в секрете суммы своих доходов, но он никогда не выдавал источников их получения, поэтому занимался всем, чем угодно, — шахтами, рудой, сталеплавильными заводами, но, как оказалось, все это было полной мистификацией, надувательством.
  — Бишоп в своей жизни не обманул ни одного человека.
  — Конечно, он в общепринятом смысле этого слова не обманывал. Для этого был слишком осторожен, и если бы попытался это сделать в открытую, был бы арестован и выброшен из бизнеса. Нет, он никого не обманул, он просто присваивал чужие капиталы, владел различными компаниями и докладывал о своих доходах в этих компаниях, а затем ловко жонглировал фондами и ценными бумагами. Однако, как я уже сказал, он был предельно осторожен и старался ни в чем не быть замешанным, всегда регулярно отчитывался о своих доходах. Теперь, с моей точки зрения, этому может быть только одно объяснение.
  Чаннинг схватил со стола карандаш и стал нервно крутить его в руках.
  — Я абсолютно уверен, сэр, что не желаю обсуждать дела мистера Бишопа с кем бы то ни было, кто не является официальным лицом.
  — Вам придется обсудить это сначала со мной, мистер Чаннинг, а потом и с полицией. Очевидно, вы еще не поняли всей серьезности положения, в котором оказались.
  — Вы уже несколько раз намекаете на это, Лэм, и я сказал вам, что мне это не нравится. — С этими словами Чаннинг оттолкнул свое кресло и встал из-за стола — большой, атлетического сложения парень, немного толстоватый в талии, но с мощными, широкими плечами. — Убирайтесь отсюда, — приказал он угрожающе, — и постарайтесь держаться от меня подальше.
  — Бишоп планировал действовать быстро и, конечно, не мог обойтись без вашей помощи. Насколько я в вас разобрался, вы бы не занялись подобного рода бизнесом за обычную вашу зарплату. Уверен, что и от этого пирога вы имели свой солидный кусок.
  — Ну ладно, достаточно, мне надоело это выслушивать. Сейчас я вас выброшу за дверь.
  С этими словами он обошел вокруг стола и левой рукой схватил меня за воротник пальто.
  — Поднимайся! — угрожающе процедил он сквозь зубы, поднимая указательным пальцем правой руки мой подбородок. Этот парень знал свое дело, знал, где расположены нервные центры. Нестерпимая боль подняла меня с кресла. Сильным движением он развернул меня по направлению к двери: — Ты сам напросился на это! — с этими словами одной рукой он взялся за ручку двери, а другой, крепко держа воротник моего пальто, вытолкнул меня за порог. Ручка при повороте издала лязгающий звук, и, выскочив за дверь, я услышал тут же возобновившийся стрекот машинки. Но не сдался: повернувшись к Чаннингу, я прокричал ему в лицо:
  — Может быть, у вас лично и есть алиби и вы непричастны к убийству Бишопа. Но это еще не значит, что оно у вас есть в связи с убийством Морин Обэд. Да и насчет Габби Гарванза вам трудно будет все объяснить. Когда я ему расскажу…
  Его пальцы при этих словах сразу разжались, и он отпустил наконец меня. Чаннинг стоял посредине комнаты абсолютно неподвижно, разглядывая меня холодными, ничего не выражающими голубыми глазами. Потом вернулся к письменному столу, опустился в кресло и тихо произнес:
  — Садитесь, мистер Лэм.
  Я сел и, не дав ему раскрыть рта, сказал:
  — Если вы хотите избавить себя от крупных неприятностей, начинайте рассказывать! Прямо сейчас!
  — Вы должны передать Габби, что я ничего не знаю об убийстве Морин. Это абсолютнейшая правда.
  — Небезопасно для собственного здоровья становиться у Габби на пути, — ответил я.
  — Я никогда не становился на его пути.
  Схватив карандаш, Чаннинг нервно стал крутить его между пальцами, потом вытащил носовой платок и высморкался, вытер вспотевший лоб, засунул платок снова в карман пиджака и откашлялся.
  — Начинайте говорить, — посоветовал я.
  — Что говорить? Я ничего не знаю о Морин.
  — Вы сможете убедить в этом судью, мистер Чаннинг?
  — К черту судью! Какое он к этому имеет отношение?
  Я улыбнулся ему в лицо злорадной улыбкой победителя:
  — Если ты встанешь на пути Габби, он обвинит тебя в убийстве и, будь уверен, поможет пойти под суд. И ты это знаешь не хуже моего.
  Странное дело: костюм этого парня продолжал сохранять безупречность линий, но тело, видел я, тело внутри его сразу уменьшилось в объеме. Казалось, костюм стал сразу велик ему по крайней мере на два размера.
  — Теперь послушай меня, — проговорил он медленно. — Ты работаешь на Гарванза и…
  — Я не говорил тебе, на кого работаю, — прервал я его и тут же увидел, как расширились его глаза, в них появилось выражение явного облегчения. — Но теперь у меня есть информация, которую Гарванза очень захочет получить. А я хочу узнать от тебя о Бишопе. Начинай же рассказывать.
  Мои слова возымели свое действие. Вскользь брошенное сообщение о Габби, обвиняющего Чаннинга в убийстве, как бы лишило его какого-то последнего жизненного стержня, и он теперь сидел передо мной, буквально объятый ужасом, не готовый к тому, чтобы ясно мыслить, чтобы даже попытаться понять, какой же существует у меня лично интерес в этом деле. Он выглядел загипнотизированным, объятым ужасом.
  — Все, что я могу рассказать, Лэм, это о бухгалтерских книгах. Мы подробно все в них записывали, и по этим книгам можно понять, что все доходы Бишопа шли от его рудных компаний.
  — А что происходило с этими компаниями?
  — Среди всех видов их деятельности числились и операции за «Зеленой дверью». В их уставе ничего не говорилось о том, что они не имеют права этого делать: не было никаких причин, по которым компания не может заниматься тем, чем хочет. Теперь я могу рассказать вам, что когда Габби Гарванза хотел перевести все свои дела в Сан-Франциско, некоторые дельцы решили его туда не пускать, но это не была идея Бишопа. Мы с Бишопом не хотели с ним ссориться. Если он захотел бы организовать для себя защиту, мы были готовы заплатить за его охрану. Нас не интересовало, куда и кому шли деньги. Нам нужен был товар. И мы были готовы покупать его у того, кто нас лучше обслужил. Вот в этом вся правда, мистер Лэм. Ни я, ни Бишоп никогда не выступали против Габби.
  — Насколько близко вы знали Морин?
  — Вы хотите знать, насколько близко я был с ней знаком? Да, я познакомил Габби с Морин. Я ее знал очень хорошо, но Бишоп — очень близко.
  — А что вы скажете о миссис Бишоп?
  — Ирен не вмешивалась в бизнес.
  — Я хочу узнать от вас о ее прошлом.
  — Разве вы о нем ничего не знаете?
  — Нет.
  Чаннинг по-прежнему старался взять себя в руки, и ему это почти удавалось.
  — Поверьте, Лэм, если участвуешь в делах с Гарванза, всегда многого не знаешь до конца.
  — Но я многое знаю. У меня есть для Габби очень интересная информация. А теперь расскажите мне об Ирен.
  Пока еще по непонятным причинам, но Чаннинг до смерти боялся Габби. Мой приход и вопросы, касавшиеся Морин, были ему, видел я, крайне неприятны.
  — Ирен работала в бурлеске, — начал он рассказывать. — Она занималась стриптизом. Однажды Бишоп был приглашен в ресторан, где она работала, увидел ее и влюбился… Ну а она оказалась достаточно умна в игре с ним.
  — Они что, состояли в законном браке?
  — Законном? Ну конечно! Ирен уж сделала все, чтобы он был законным: она настояла на его разводе с женой, и ему этот развод влетел в копеечку — пришлось откупаться от нее. Ирен, может быть, и кажется нежным ягненком, но она очень умна.
  — А кто убил Морин Обэн?
  — Лэм, клянусь, я этого не знаю! Я был просто в шоке, когда услышал… Эта женщина мне очень нравилась.
  — А кто убил Бишопа?
  — Тоже не знаю! Но очень хотел бы узнать. Поставьте себя на мое место… Кругом убийства… Я и сам не знаю теперь, в каком положении нахожусь. Судя по всему, кто-то попытается убрать и меня. Должен вам признаться, это неприятное чувство. Вы можете передать Габби, что я не прочь с ним встретиться. Я пытался с ним связаться, но не смог, а он бы мне мог помочь.
  Я ухмыльнулся открыто ему в лицо. Он опять начал вытирать платком вспотевшее лицо.
  — Что теперь произойдет с «Зеленой дверью»? — поинтересовался я.
  — Что касается меня, то я не стану противодействовать тому, что захочет делать Габби. Конечно, лишь в том случае, если он договорится с остальными… Но, думаю, он сможет договориться.
  — Что вы знаете о Джоне Карвере Биллингсе?
  — Биллингс — известный банкир. Иногда мы пользовались его услугами. Он никогда не задавал лишних вопросов, для него было самым важным, чтобы мы держали наши деньги в его банке.
  — У Биллингса могут быть к вам какие-то вопросы?
  — Не думаю, Лэм. Джордж крепко держал его за горло из-за его сына.
  — Расскажите мне поподробнее об этом деле с лишением акционеров «Скайхук Майнинг и Дивелопмент Синдикат» права выкупа заложенных ими акций.
  — Вот здесь вы меня поймали! Я сотни раз говорил Джорджу Бишопу, что это была одна из самых неразумных его идей. Этого нельзя было делать! Это в любой момент могло кончиться расследованием специальной комиссии… Могло вообще разрушить все наше дело.
  — И он вас не послушал?
  — Нет, он требовал принять к реализации свою бредовую идею, говорил, что ему наплевать, что будет потом, требовал лишить должников права выкупа заложенного имущества… Скажите все же Габби, что мне надо с ним поговорить — в любое удобное для него время.
  — А как насчет вдовы?
  — Она не имеет к этому никакого касательства! — засмеялся Чаннинг.
  — Может быть, она как раз и имеет к этому непосредственное отношение?
  — Не заблуждайтесь на этот счет, мистер Лэм. Все имеет свой предел. Можете передать Габби Гарванза, что я беру на себя управление казино «Зеленая дверь».
  — Что с этого будет иметь Ирен?
  — Ирен получит свою долю имущества. Видите ли, она была очень хорошей танцовщицей в бурлеске. Получила то, что хотела, и отдала то, что имела, но она ничтожный винтик. Она возьмет свое и исчезнет. Что касается сегодняшнего вечера, то я беру его на себя.
  К нему явно возвращалась его самоуверенность.
  — А что же будет с корпорациями?
  — Корпорации исчезнут в густом тумане цифр.
  — Оставайтесь у себя до двух часов пополудни, — попросил я его. — Ни при каких обстоятельствах не выходите из офиса и не покидайте контору, а главное, никому не давайте никакой информации. Если Габби захочет вас увидеть, он сам даст об этом знать.
  Это явно опять напугало Чаннинга. Мысль о том, что он снова может попасть в жесткие объятия Габби Гарванза, совсем ему не улыбалась.
  — Попросите его позвонить мне, — сказал он.
  — Мне казалось, что вы хотели его увидеть, мистер Чаннинг?
  — Да, я хотел, но в ближайшие часы буду очень занят. Теперь, когда выяснилось, что Джордж мертв, полиция скоро будет здесь и…
  — Но вы же хотели увидеться с Габби?
  — Я хотел, я хочу, но мне надо, поверьте, сделать тысячу дел.
  — Мне, очевидно, стоит сказать Габби, что вы слишком заняты и у вас нет времени с ним увидеться?
  — Нет, нет, ради бога, я не это имел в виду!
  — Но это прозвучало именно так.
  — Лэм, поставьте себя на мое место.
  — Чертовски уверен, что я бы не хотел быть на вашем месте! — сказал я, поднимаясь и выходя их кабинета; Чаннинг же все это время промокал платком свой мокрый лоб.
  Когда я вышел, его машинистка опять печатала не отрываясь и даже не подняла головы.
  Глава 15
  Миссис Джордж Тастин Бишоп утомленно взглянула на меня.
  — Опять вы, — сказала она устало.
  — Да, опять я, — пришлось подтвердить мне.
  На ее лице появилась скучающая улыбка.
  — Никуда не годный полицейский!
  — Нет, миссис ошибается, просто бойскаут, — покачал я головой. — Я вчера хорошо поработал, собираюсь то же самое сделать и сегодня.
  — Со мной?
  — Да.
  — Полагаю, абсолютно бескорыстно, — с большой долей сарказма произнесла она.
  — Опять ошибаетесь.
  — Послушайте, Лэм, я не спала всю ночь. Меня допрашивали несчетное количество раз, а мне еще надо ехать идентифицировать тело моего мужа. Мой врач хочет сделать мне укол успокаивающего со снотворным, чтобы я немного отключилась. Правда, я сказала ему, что смогу все выдержать и обойтись без укола: всегда трудно представить себе, что могут со мной сделать, пока я буду спать. Но я устала, ужасно устала.
  — Попробую, миссис, вам кое в чем помочь. Приготовьтесь услышать странную новость: ваш муж не был владельцем рудников.
  — Не говорите глупостей! Он был владельцем полудюжины различных шахтных корпораций разного профиля в разных штатах и…
  — И он просто прикрывался ими, чтобы настоящий источник его доходов оставался неизвестным.
  — И что же это, как вы изволили выразиться, за «настоящий источник доходов»?
  — Одно местечко в Сан-Франциско под названием «Зеленая дверь».
  — Что это такое, мистер?
  — Игорный дом!
  — Садитесь, — пригласила она меня неуверенно.
  Я сел, она расположилась напротив.
  — Дело в том, что Хартли Л. Чаннинг собирается прибрать этот дом к рукам, — сказал я.
  — Мне всегда казалось, что Чаннинг приятный человек.
  — Послушайте, Ирен, вы всегда были как-то включены в этот бизнес, занимались стриптизом и вообще были королевой бурлеска. Уверен, вы должны быть в курсе, какой в настоящее время счет и в чью пользу.
  — Похоже, вы сами потеряли покой и сон, мистер Лэм! Кто вам наплел все это?
  — Вы были бы очень удивлены, если бы узнали.
  — А может быть, и нет.
  — В любом случае у нас есть что обсудить, помимо этого. Как обстоят ваши финансовые дела?
  — Вы хотите быть в курсе их?
  — Почему бы и нет?
  — Почему это, мистер Лэм, я должна вам докладывать, как обстоят мои финансовые дела?
  — Потому что, похоже, только один я собираюсь быть с вами честным. В одном, Ирен, вы можете быть уверены: я не предам вас.
  — Нет, думаю, вы этого не сделаете. Как вас зовут?
  — Мое имя Дональд, миссис.
  — Хорошо, Дональд. Когда вы по четыре или пять раз за ночь должны раздеться перед целой кучей идиотов, то, поверьте, вы очень от этого устаете. И вдруг является Джон и сразу влюбляется в меня — это обрушилось с силой падающей тонны кирпича. Вначале я не поняла, что его чувства серьезны, что он не играет, но он предложил мне руку и сердце, и я поверила, что все это не сон наяву. И я сыграла так, как ему того хотелось. Его жена стремилась оставить его без копейки, а он ужасно боялся, что она потребует выплаты огромных алиментов. Я ему объяснила, что хочу лишь дать ему большую уверенность в себе, чтобы ему еще раз не проходить через все это — ведь в жизни всякое бывает, — и предложила перед нашей женитьбой составить брачный контракт. Идея ему очень понравилась.
  — И что потом?
  — Потом он поручил своему адвокату составить этот контракт, в котором оговаривалось условие полного соглашения в разделе имущества.
  — Сколько же вам полагалось по этому контракту?
  — Десять тысяч долларов в качестве моей личной и отдельной от него собственности.
  — На что же в свою очередь согласились вы?
  — Он должен был оплатить временные алименты, зарплату адвокату, постоянные алименты… ну, словом, полный раздел имущества.
  — А в случае его смерти?
  — Не знаю, никогда не смотрела на наше соглашение с этой точки зрения, но, насколько я помню, он имел право распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению.
  — Он оставил завещание?
  — Я этого не знаю.
  — Где оно может храниться в случае, если он его оставил?
  — Думаю, у адвоката.
  — Есть у него еще кто-нибудь, кому он мог оставить свою собственность, вы не знаете?
  Она пожала плечами.
  — Значит, он продолжал соблюдать условия соглашения?
  — Да, я следила за этим.
  — Вы умница.
  — Не ошибитесь, Дональд, на мой счет. Может быть, я и не такая, как вам кажется, но знаю, как надо поступать в том или ином случае. Я владею искусством раздевания в совершенстве — так, что всех зрителей в первых рядах неведомая сила поднимает с кресел и они бросаются к сцене. Поверьте, и в жизни нужно обладать подобным искусством, все надо делать красиво. Если не верите, сравните, как одно и то же делают неопытная девушка и настоящая, имеющая опыт работы, артистический опыт, девушка-страйпер.
  — Ну а теперь, миссис, вернемся к первому вопросу. Так как же у вас обстоят дела с финансами?
  — У него была страховка, а у меня мои десять тысяч долларов.
  — Кто платил последнее время за вашу одежду и другие покупки?
  — Это всегда делал Джордж. Он хотел, чтобы я не прикасалась к своим десяти тысячам как можно дольше.
  — Боюсь, что когда развеется туман над различного рода деятельностью вашего мужа, вы, возможно, обнаружите, что единственный бизнес, который он имел на самом деле, — это игорный дом «Зеленая дверь», что именно оттуда поступали деньги, чтобы платить за все остальное. Это был основной источник его доходов. Вы когда-нибудь слышали об игорном бизнесе? Доходы от него как-то отражены в утвержденном судом завещании?
  — Нет.
  — И, наверно, никогда и не услышите.
  — Ну и что?
  — Ваш муж был очень осторожный человек, поэтому его личные связи с казино «Зеленая дверь» никто не сможет доказать. А дело в том, что все его финансовые дела держал в руках человек, который считает себя натурой исключительной… Ваш муж, возможно, поместил часть денег в банк, в депозитный сейф. И наверное, Хартли Чаннинг знает, где этот сейф находится. Возможно, окажется, что в этом сейфе обнаружатся наличные деньги, а может быть, и нет. Но, если принимать во внимание ваше прошлое, может возникнуть множество вопросов, огромное количество вопросов, а то, что он завещал вам страховку, вообще может стать моментом довольно сомнительным, вызвать подозрение.
  — Я это знаю. Именно поэтому не хочу, чтобы мой врач давал мне снотворное: сейчас нельзя ничего выпускать из виду. Да и самой мне хочется иметь ответы на некоторые вопросы.
  — Хочу вас спросить: на холме, возле дома, есть площадка, она принадлежит вам?
  Ирен кивнула.
  — У вас там, видел я, свалено огромное количество гранита — в основном это небольшие куски, крошка… Зачем это?
  — Да, знаю. Джордж собирался соорудить там теннисный корт, и в его основание он собирался заложить именно гранит, чтобы образовался добротный дренаж, недоступный подземным водам.
  — Ну хорошо… Давайте, Ирен, спустимся в гараж и посмотрим на вещи вашего мужа.
  — Зачем?
  — Думаю, мы там обнаружим золотую кастрюлю.
  — Ну уж конечно!.. Там у Джорджа лежало несколько спальных мешков, ступка и пестик, которыми он пользовался во время командировок, чтобы дробить породу, своего рода реактивный двигатель для опытов и кое-что еще в том же роде. Он все это держал в гаражной кладовой, в специальном шкафу, запертом на ключ.
  — Давайте пойдем и посмотрим.
  — Зачем, опять спрашиваю я вас?
  — Мне просто любопытно посмотреть.
  — А мне совершенно нет.
  — Ирен, я хочу вам подсказать разгадку тайны.
  — В обмен на что?
  — Возможно, я ничего взамен не потребую.
  — Не говорите глупости! За эти годы я достаточно хорошо изучила мужчин — они все чего-то хотят. Так чего же хотите вы, Лэм?
  — Может быть, и мне достанется кусочек пирога.
  — И с чем после этого останусь я?
  — Со всем остальным пирогом.
  С минуту она пристально рассматривала меня, потом сказала:
  — Полагаю, в вашей профессии сыщика тоже надо обладать долей артистизма, как в профессии артистки стриптиза. Вам еще требуется кое-какая амуниция, реквизит, так сказать, и все это находится в разных местах. Трудно… Ну ладно, Дональд, пошли в гараж.
  Мы спустились с Ирен по ступенькам, и она открыла дверь. В гараже было навалом всякого мусора и старья. Прежде всего я увидел ступку и пестик в ней.
  — Ирен, — сказал я, — если мы выйдем отсюда вместе и нас кто-нибудь увидит, это, несомненно, привлечет внимание. Возьмите эту корзину и идите на площадку, где разбросаны куски… скал. Соберите по нескольку небольших сколков в разных местах. Старайтесь подбирать разного цвета и фактуры. Если увидите на куске разноцветные прожилки, возьмите по одному образцу каждого цвета.
  Ирен с удивлением посмотрела на меня, потом, не говоря ни слова, взяла корзину, вышла во двор, обогнула бассейн, подошла к площадке, где в изобилии валялись осколки породы, сброшенные с привозивших ее туда грузовиков, и стала подбирать образцы, следуя моим рекомендациям.
  К тому времени, когда она вернулась, я уже оборудовал свое рабочее место: брал куски породы, складывал в ступку и крошил их пестиком, пока та не превращалась в размолотую пудру.
  — Можете вы мне наконец сказать, что за замечательная идея пришла вам в голову?
  — Я шахтер, добываю полезные ископаемые.
  — Вы что, ждете, что порода, доставляемая рудной компанией, нашпигована бриллиантами?
  — Не совсем так, Ирен. Думаю, мы напали на золотую жилу… Очень надеюсь на это. Если же ничего не обнаружим, то мне можно выходить из игры.
  В углу гаража была установлена водопроводная раковина. Я наполнил кастрюлю, которую нашел тут же, водой, встал на ящик и начал промывку, как я подозревал, золотоносной породы. Ирен внимательно следила за моими действиями. Она напряженно склонилась, наблюдая за работой через мое плечо. Размолотая в пыль порода легко смывалась водой, и на дне кастрюли оседал черный песок. Мне надо было манипулировать весьма осторожно, чтобы не смыть вместе с породой крупицы драгоценного металла. Поэтому промывку надо было делать небольшими порциями. Определить же качество золота можно по оттенкам его цвета, что, в свою очередь, будет свидетельствовать уже об оценке месторождения в целом. Кроме того, мне казалось, что я смогу оценить то, что у нас оставалось в корзине, просто глядя, как промывается порода. Ведь золото само по себе — прекрасный драгоценный металл, но ни один ювелир не в состоянии сделать его еще более красивым, чем то, которое лежало теперь на дне промывочной кастрюли на ложе из черного песка.
  Я осторожно, кругами вертел воду в кастрюле, и, по мере того, как черный песок уносила вода, на дне ее оседали крупинки золота. Мое предчувствие оправдалось: я знал, что золото будет, но не в таком количестве. Казалось, порода на треть состояла из черного песка и на треть из золота. За моей спиной раздался удивленный возглас Ирен, и я позволил себе пошутить:
  — Есть одна интересная особенность промывки золота в кастрюле. Если в ней лежит кусочек золота достоинством в десять центов, вам может показаться, что оно стоит два миллиона.
  — Дональд, — тем временем продолжала восклицать Ирен, а потом перешла на шепот: — Дональд!..
  Я в последний раз крутанул кастрюлю и вылил содержимое в раковину, ополоснув ее и поставив на место.
  — Дональд, вы что, не собираетесь спасать золото? — изумилась Ирен.
  — От него у нас будут одни неприятности, поверьте.
  Я промыл раковину и попросил Ирен отнести остатки породы в сад, откуда все это было взято.
  Она взяла корзину и, выйдя во двор, высыпала ее содержимое, потом вернулась и посмотрела на меня с выражением любопытства и сомнения на усталом лице.
  — Возьмите ваши десять тысяч долларов и купите на них акции «Скайхук Майнинг и Дивелопмент Синдикат», — посоветовал ей я.
  — Но ведь это компания моего мужа?
  — Конечно, последняя его компания. Эта порода именно из шахт этой компании.
  — Откуда вы это знаете, Дональд? У него еще пять или шесть таких же…
  — Она должна быть именно из шахты этой компании, так как ваш муж пытался повлиять на банк, чтобы он лишил должников права на заем.
  — Но почему же он стремился сделать это?
  — Чтобы потом написать оптимистическое письмо держателям акций, сообщая им, что компания испытывает временные финансовые трудности из-за того, что банк настаивает на оплате займа, что держатели акций не должны впадать по этому поводу в уныние, что, по всей видимости, шахта имеет большую ценность и они должны придерживать свои акции.
  — И что же?
  — Эффект от всего этого будет самый негативный: среди держателей акций начнется паника. И сразу после этого каждый из них помчится на рынок и постарается сбыть свои акции за бесценок.
  — Можете вы мне, Дональд, объяснить все-таки, о чем идет речь? — по-прежнему недоумевала Ирен.
  — Конечно, могу. У людей существуют наработанные в процессе жизненного опыта стереотипы мышления. Если человек получает деньги от акций рудных компаний, он считает, что их зарабатывают на шахте, их дает непосредственно шахта. Если он получает чек от сталеплавильной компании, то делает вывод, что они заработаны от плавки металла из руды. Ваш муж имел сталеплавильную компанию. Он получал от нее неплохие доходы. Ему платили неплохие деньги. Это так. Он владел шахтами, которые поставляли руду на его сталеплавильные заводы. И никогда никому не приходило в голову, что руда была просто разбитой на куски скальной породой и что сталеплавильные компании владели очень доходным казино…
  Она смотрела на меня изучающе.
  — Тогда мне следует купить акции сталеплавильной компании? Так, Дональд?
  — Нет, акции шахт, Ирен. Активы сталеплавильных компаний были прибраны к рукам мафией. Игорные дома не проходят испытательный срок.
  — Но как я добуду эти акции? Я не знаю, где их покупают.
  — Мне пришла в голову мысль, что ваш муж подумал об этом заранее. Давайте пойдем и убедимся в этом.
  Нам не пришлось далеко ходить. В столе Джорджа Бишопа мы сразу обнаружили черновик письма, обращенного к держателям акций его предприятий, в котором содержалась просьба не терять веры в компанию; если они наберутся терпения и переждут период финансовых трудностей, через который она проходит, то они окажутся на вершине холма. Банк может подать в суд на держателей долговых расписок. Но шахта работает все лучше и лучше, так что те, кто сможет продержаться еще некоторое время, в скором времени получат причитающуюся им прибыль, может, до ста пятидесяти процентов от первоначальной стоимости акций, а может быть, и больше…
  Это было очень умно составленное письмо. Мы с Ирен нашли также список адресатов, по которому оно рассылалось; рядом стояли цифры, показывающие количество акций, которые принадлежали каждому из их держателей.
  — Хотите попробовать? — спросил ее я. — Похоже, акций было продано на тридцать тысяч долларов. Компания может их скупить обратно тысяч по пятнадцать-двадцать. Но если вы узнаете, что ваш муж являлся держателем контрольного пакета акций компаний, если наследуете его имущество, то вам нет надобности скупать эти акции. Если нет — вам будет лучше вложить ваши деньги в них.
  — Мне кажется, скорее я их наследую…
  Я обошел вокруг стола и увидел на другом его конце папку солидных зеленых карточек, красиво оформленных и написанных сложным, замысловатым шрифтом. Это оказались пропуска в игорный дом «Зеленая дверь», на них стояла подпись Хартли Чаннинга.
  Ирен молча их рассматривала. Я взял и засунул всю пачку в карман.
  — Это может мне пригодиться, — объяснил я.
  Она ничего не ответила.
  — Скажите, Ирен, — внезапно спросил я ее, — у вас есть алиби на вечер прошлого вторника?
  — Ничего… Ничего, что бы я могла предъявить в качестве убедительного доказательства.
  — У вас есть приятель?
  Она колебалась, видел я, отвечать ли мне на этот вопрос.
  — Так есть или нет, Ирен?
  — Есть, но не в том смысле, в каком это принято считать. Я сразу решила, что буду вести себя честно с Джорджем, когда выйду за него замуж.
  — И вам не было одиноко? Ведь он всегда был в разъездах?
  Она посмотрела мне прямо в глаза.
  — Дональд, — сказала она тихо, — я девушка из стриптиза, а не экзистенциалист. Если эта бацилла попадает вам в кровь, от этого трудно избавиться. У меня просто отвращение к отдельным типам в толпе, которая смотрит на меня, но ведь кучка презираемых мною индивидов и составляет толпу. Я люблю гром обрушивающихся на твою голову аплодисментов, который накатывается из темного зала. Я знаю, почему они аплодируют и так беснуются: это не моя актерская игра, это мое тело приводит их в такое неистовство. Они стараются заставить меня снять с себя еще что-нибудь, хотя больше уже снимать нечего — запрещено законом. Они стучат ногами, хлопают и, выходя из себя, становятся просто сумасшедшими…
  — Разве они не знают, что вы не можете снять с себя больше, — за это ведь могут отправить в тюрьму?
  — Вот в этом-то все и дело, Дональд. Они знают, но мое представление на сцене заставляет их об этом забыть. Настоящий стриптиз дает возможность зрителям поверить, что сию минуту вы готовы перейти ту заветную черту, что вы сейчас готовы снять с себя все именно для этой аудитории. Стриптизерша стоит на сцене, будто сама с собой решая, перейти ли ей заветный рубеж. И это вызывает у аудитории дикие аплодисменты… Говорю вам, Дональд, поверьте, — это настоящее искусство.
  — И вы скучаете, вам не хватает и этой сцены, и этой аудитории?
  — Дональд, мне ужасно грустно без моей работы.
  — Но как это, Ирен, связано с тем, где вы были во вторник вечером?
  — Очень даже связано, Лэм!
  — Каким образом?
  — Я знала, что Джордж уезжает. Среди группы бурлеска у меня осталось много друзей, наша прежняя банда… После отъезда Джорджа я поехала в театр, надела маску и выступила на сцене в номере «Таинство и маска». Я очень любила эту роль, наш режиссер — тоже. Публика была в экстазе. Вот почему мое абсолютное алиби могут подтвердить несколько сотен человек.
  — Вы были в маске, Ирен, никто не видел вашего лица.
  — Они не видели, но дюжина моих друзей-актеров знали, что под маской — я, да и публика это знала. Я провела подряд два представления.
  — А раньше вы выступали с этим номером?
  — Вы хотите спросить: с тех пор как вышла замуж за Джорджа?
  — Да.
  — Нет, это было впервые.
  — А вот это как раз и плохо. Все выглядит так, будто вы специально создали себе алиби. Как алиби оно слишком безупречно.
  — Да, знаю, — признала она справедливость моих слов. — Я об этом уже думала.
  — И в полиции подумают так же. Вот что главное. Что вы рассказали в полиции?
  — Я объяснила им, что была дома в постели.
  — Вы не ложились всю ночь?
  — Да.
  — Значит, вы не спали уже несколько ночей подряд?
  — Да, не спала.
  — Обратитесь к вашему врачу, Ирен. Скажите ему, что вы стали очень нервной, дерганой. Скажите, что вы хотите как следует выспаться, по крайней мере в течение суток. Если вам начнут задавать вопросы и у вас не будет на них правильных ответов, вас могут арестовать.
  — Да, это я тоже знаю.
  — Вы всегда можете сослаться на действие таблеток, которые вызывают у вас галлюцинации и потерю памяти… И с вашей фигурой… да любой присяжный заседатель будет на вашей стороне. А вот если вам не будут давать лекарств, снотворного и вы не сможете спать по ночам, да потом будете неправильно отвечать на вопросы, то это станет труднее объяснить. Поэтому дайте мне этот список держателей акций и столько денег, сколько желаете вложить в акции этих компаний, и вы убедитесь сами, смогу ли я добавить приличную сумму к вашему состоянию.
  — А что вы хотите, Лэм, выиграть в этой ситуации для себя?
  Я посмотрел ей прямо в глаза.
  — Пятьдесят процентов от всех доходов.
  — Вот теперь я могу вам доверять, — сказала Ирен со вздохом облегчения.
  — Почему?
  — Раньше мне было не совсем ясно, что вам было нужно, и я была очень раздражена по этому поводу, потому что не доверяю тем мужчинам, которые не знают, чего хотят.
  Глава 16
  Газеты Сан-Франциско сделали экстренный выпуск, когда Джон Карвер Биллингс и его сын были арестованы. Одна из них даже напечатала заголовок красной краской:
  «БАНКИР АРЕСТОВАН ПО ОБВИНЕНИЮ В УБИЙСТВЕ ДЖОРДЖА БИШОПА».
  Полиция получила неопровержимые косвенные доказательства вины обоих и была уверена, что Бишоп не был убит на яхте, где нашли тело миллионера. Эксперт обнаружил отпечатки пальцев на бронзовой ручке — отпечатки трех пальцев правой руки Джона Карвера Биллингса, и они были в пятнах крови… Висячий замок на лодке оказался сбитым и заменен на новый. Полиция проверила все хозяйственные магазины в округе и отыскала тот, в котором был куплен новый замок. Хозяин магазина вспомнил, что он продал его в среду после полудня. Полиция показала ему фотографию Джона Карвера Биллингса, и он немедленно сделал, как называет это полиция, «положительную идентификацию».
  Ныряльщики-полицейские нашли на глубине в заливе пистолет 38-го калибра, прямо под днищем яхты банкира. Номер его был определен и показал, что данный пистолет был продан Джону Карверу Биллингсу по разрешению полиции для личной охраны банкира. Баллистическая экспертиза показала, что пуля, обнаруженная в теле Джорджа Бишопа, была выпущена именно из этого пистолета. Она прошла насквозь через тело убитого и была найдена в углублении, которое она проделала в углу основной каюты яхты Биллингсов «Биллингс-бой». Полицейские сняли ковер в салоне и нашли пятна крови на полу, хотя были, очевидно, приложены все усилия, чтобы их уничтожить. Однако используемые полицией химикаты помогли обнаружить эти пятна.
  Положенный на пол в салоне ковер оказался совершенно новым, купленным Джоном Карвером Биллингсом в четверг утром. После обыска в гараже банкира был найден и старый. Микроскопические исследования показали, что на нем тоже есть пятна крови и волосы, которые по текстуре, диаметру и цвету были с головы Джорджа Бишопа. Это полицейские эксперты определили с полной уверенностью.
  Однако полиция все еще не докопалась до мотивов преступления. Но, как оказалось позже, всем были известны разногласия, имевшие место между Бишопом и Биллингсом и вызванные финансовыми операциями, связанными с рудниками и тем займом, который был сделан в банке Бишопа.
  Во время допроса оба Биллингса представили свое алиби, которые полиция сразу опровергла. Старший Биллингс заявил, что он во вторник поздно вечером присутствовал на конференции с одним из директоров банка, Вальдо В. Джефферсоном, когда и было совершено убийство. Однако Джефферсон после допроса в конце концов раскололся и признал, что Джон Карвер Биллингс попросил его как о личном одолжении поклясться, что они вместе были на конференции во вторник вечером, — на тот случай, если ему потребуется алиби.
  Необходимость же иметь подобное алиби Биллингс объяснил своему коллеге серьезными личными мотивами, а Джефферсон так несокрушимо верил в непогрешимость президента своего банка, что подумал только о сложных мотивах, связанных с его семейной жизнью, но все-таки согласился без лишних вопросов подтвердить алиби того. Однако узнав содержание обвинительного акта, Биллингс очень быстро признал свою ошибку.
  После того как мною были прочитаны газеты, я сразу отправился в яхт-клуб. Вокруг уже толпилось не менее трех сотен зевак, пытающихся рассмотреть что-нибудь сквозь густую сетку ограды и слоняющихся бесцельно вдоль нее, всматриваясь в стоящие на причале яхты. Полицейские между тем приезжали и отъезжали. Технический персонал делал свою обыденную работу сразу на двух яхтах, искал новые отпечатки пальцев, обсыпал не только металлические, но и все другие поверхности специальным порошком. Время от времени кто-нибудь из фотографов-любителей старался прорваться за ограду, но охрана требовала пропуск. Если его не оказывалось, охранник кивал полицейскому, и тот быстро отправлял любопытного прочь.
  Я простоял там около двух часов, пока у меня от стояния не затекли ноги. Наконец один из полицейских отпустил охранника попить кофе, а я пристроился следом за ним.
  — Мне бы хотелось получить от вас кое-какую информацию, я не из тех, кто не платит, — сказал ему я.
  Он посмотрел на меня исподлобья.
  — В полиции меня предупредили, чтобы я не давал никакой информации.
  — О, это не касается убийства, об этом я бы вас и не спрашивал. Это о другом.
  — О чем же?
  — Я пытаюсь кое-что выяснить о яхте.
  — О которой из них?
  — Точно не уверен в ее названии и имени владельца, но знаю, что неделю назад, еще во вторник, она была в море до полудня. Мне кажется, не так уж много яхт выходит в море среди недели.
  — Вот вы и ошибаетесь. В среду после полудня многие выходят в море.
  — Ну а как насчет понедельника?
  — Вряд ли, но хоть одна да выходит.
  — А во вторник?
  — О да, вполне может быть несколько.
  — У вас ведется запись выходящих в море яхт?
  — Нет, не ведется.
  — Однако вы записываете, кто из хозяев прошел к вам на территорию через ворота?
  — Да, это так.
  — Тогда, проверив, кто во вторник утром проходил через ворота, вы, возможно, скажете, кто выходил из них в открытое море.
  — Полиция забрала себе все эти записи. Они взяли книгу как улику. И теперь мне придется начинать новую.
  — Очень жаль.
  — Это не имеет значения, просто мне теперь невозможно ссылаться на старые записи.
  — Вторник после полудня, — сказал я и протянул ему двадцать долларов.
  — Мне нравятся эти двадцать, — пошутил он, — но я ничем не могу вам помочь. Увы.
  — Почему?
  — Мои книги пропали, их забрали законники.
  — Как вас зовут, мистер?
  — Дэнби.
  — Может быть, мистер Дэнби, вы все же хотите заработать?
  — Каким образом?
  — Когда вы завтра кончаете службу?
  — В шесть вечера.
  — Я вас встречу, и мы вместе, если не возражаете, проедемся в моей машине, а вы мне кое-кого покажете.
  — Кого же?
  — Человека, с которым вы знакомы. Я, правда, не знаю его имени и хочу это выяснить. Сейчас я дам вам двадцатку. Потом добавлю еще.
  Дэнби молча обдумывал предложение.
  — А сейчас мне бы хотелось кое-что узнать о ваших обязанностях.
  — Что именно?
  — Вы не можете каждую минуту неотлучно сидеть в проходной. Есть моменты, когда вам приходится повернуться спиной, иногда отойти от ворот, когда вы…
  — Послушайте, — перебил он меня, — вы рассуждаете точно так же, как и полицейские. Никто не может забраться на борт ни одной из яхт без того, чтобы этого не заметил охранник у ворот. Если ты иногда вдруг покинешь эту маленькую кабинку даже на тридцать секунд, то обязательно опускаешь шлагбаум и ставишь замок-сигнал, который начинает звенеть, едва кто-то попытается ступить на платформу у ворот. Члены клуба категорически настаивают на том, чтобы никто, кроме них самих, не имел возможности попадать на территорию. Если случаются бракоразводные процессы, у нас от этого тоже возникают неприятности. Это было несколько лет назад. Жена одного из членов клуба решила собрать против своего мужа улики. Полицейские просочились на территорию клуба и попали на яхту, где в это время находился хозяин с любовницей. Был ужасный скандал. С тех пор, по настоянию членов клуба, так изменились правила в сторону их ужесточения, что никто, кроме них самих, не может пройти сюда — никто и никогда.
  — Разве это всегда удобно, если вас вдруг не окажется на месте?
  — Я всегда на своем месте. Это моя обязанность — все время находиться в проходной. Не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь из членов яхт-клуба ждал меня больше, чем две минуты. Я всегда на месте. Мне за это платят.
  Я протянул ему двадцать долларов:
  — Буду вас ждать в шесть вечера, Дэнби. Просто подойдите к моей машине.
  Он со всех сторон осмотрел двадцатку, будто опасался, что она может быть фальшивой, и быстро скрылся за дверью ресторанчика, не сказав больше ни слова.
  
  И тут я неожиданно увидел своего брокера.
  — Ну, как? Ты покупаешь акции рудников? — спросил я.
  — Я покупаю… дешево… Лэм, но я бы хотел, чтобы ты этого не делал.
  — Почему?
  — Во-первых, мне не нравится, что они распространяются по почте. Во-вторых, шахта теряет деньги на каждом вагоне руды. В-третьих, они в долгу у банка. Ну а в-четвертых, мне вообще не нравится, что за всем этим стоял этот парень, Бишоп. Если бы ты, Лэм, хотел найти самое худшее вложение денег на земле, то не отыскал бы более подходящего объекта. Ей-богу!
  Я усмехнулся.
  — Это все, что я хотел сказать тебе, Лэм.
  — Смотри не поднимай на них цену, — предупредил я.
  — Черт, Дональд, ты же не сможешь вложить достаточно денег, чтобы поднять в цене эти акции, даже если будешь пользоваться ковшом экскаватора для их сгребания в кучу.
  — Ты сам-то много ли купил?
  — Да полно!
  — Продолжай скупать, — порекомендовал я, и мы расстались.
  В назначенное время я подъехал, чтобы подобрать Дэнби. Он, похоже, не очень-то обрадовался моему появлению.
  — А полицейским это может совсем не понравиться, — предрек он, хотя я не сказал ни слова.
  — Полицейские не платят денег.
  — У них существуют свои собственные методы, чтобы не понравиться кому-то.
  — Пятьдесят долларов, Дэнби. Это немало, чтобы оплатить то неприятное, что вам предстоит сделать?
  Его глаза сразу стали хитрыми и жадными.
  — Ну, пожалуй, не хватает еще десяти долларов.
  Я добавил еще десять.
  — Что вы хотите? — спросил он, сунув деньги глубоко в карман.
  — Мы кое-куда с вами поедем.
  — Куда же это?
  — Вы будете сидеть в машине, и если узнаете кое-кого, кого вы, я уверен, знаете, то скажете мне об этом.
  — И это все?
  — Это все.
  Я быстро повел машину вниз по Ван-Несс-авеню, пересек Маркет-стрит по направлению к Дейли-Сити и сбавил скорость, подъезжая к казино «Зеленая дверь». Надо признаться, место было малопривлекательное. Много лет назад в Сан-Франциско стали строить дома определенного типа: на первом этаже размещались склады для малого бизнеса; над ними два этажа с рядовыми квартирами; и все это со стандартными окнами и архитектурой, столь типичной для Сан-Франциско, что ее всегда можно отличить. Казино располагалось в одном из таких домов.
  С одной стороны в нем был небольшой продуктовый магазин, куда ходили лишь живущие поблизости люди и который разрешал постоянным посетителям записывать купленное в долг: кредит был единственным способом, благодаря которому мог выжить одинокий хозяин подобной лавки рядом с большими супермаркетами.
  С другой располагалась чистка, а между магазином и чисткой — казино «Зеленая дверь», обычное злачное место без особых претензий, дверь которого выкрашена в зеленый цвет.
  Я объехал вокруг этого дома несколько раз. Очевидно, хозяева казино требовали, чтобы гости оставляли свои машины за несколько улиц, так как рядом их почти не было. Такси же останавливались прямо у дверей и тут же отъезжали. Однако я заметил, что три больших дорогих автомобиля все же были запаркованы невдалеке. Рядом и напротив стояло несколько сломанных машин, которые, очевидно, принадлежали жильцам ближайших домов, а два этажа квартир над казино казались совсем такими же, какими они были в соседних домах. На одной из них была табличка: «Сдается в аренду», однако названное на этой табличке агентство по продаже квартир не существовало в природе уже несколько лет. На других окнах, правда, хоть и висели занавески и стояли на подоконниках цветы, но все в целом производило впечатление запустения, и, видно по всему, жильцы этих квартир имели явно очень низкий доход. Внешний вид этого дома был, совершенно очевидно, лишь декорацией, словно на сцене — фальшивый фасад. Но, судя по всему, то была артистическая работа.
  Мы запарковали машину в таком месте, с которого удобно наблюдать за входящими и выходящими из казино, и сидели на своих местах, ожидая дальнейшего развития событий. Ждать пришлось долго. Вначале Дэнби пытался задавать мне вопросы. Я дал ему понять, что человек, которого он должен опознать, выйдет из дверей продуктового магазина. С холмов начал спускаться туман. Его легкие белые полотнища подталкивал едва ощутимый ветерок с моря. Перед «Зеленой дверью» остановилось такси, из которого вышли двое. Они толкнули дверь казино и вошли туда. Казалось, что там, за дверями, нет охранников и нет запора изнутри.
  — Знаешь их? — спросил я Дэнби.
  — Никого из них прежде не видел. Они же не пошли в магазин, они направились куда-то в квартиры, — ответил он.
  Мы продолжали ждать дальше.
  Шикарная машина с сидящими в ней мужчиной и женщиной появилась из-за угла, запарковалась, и эти двое тоже вошли в дверь.
  Я вышел из машины и купил нам с Дэнби пару бутербродов. Дэнби, видел я, занервничал.
  — Сколько это может продолжаться? — не выдержал он.
  — Думаю, не менее чем до полуночи.
  — Одну минутку, Лэм. Я не собираюсь долго здесь сидеть. Никогда не думал, что все это будет происходить подобным образом.
  — А что, ты думал, будешь делать?
  — Я думал, мы походим вокруг и…
  — Вылезай из машины и походи вокруг, — предложил я.
  Но ему эта идея тоже не понравилась.
  — Вы имеете в виду, Лэм, ходить по улице до полуночи?
  — Если тебе это больше нравится.
  — Тогда я лучше посижу в машине.
  Потом Дэнби немного помолчал. Подъехало еще одно такси. Подошли четверо мужчин, очевидно, машину они оставили где-то в другом месте; один из них подозрительно взглянул на нас, потом они перешли улицу и скрылись за зеленой дверью. Мне все это не нравилось: из казино нас могли уже заметить и подослать к нам делегацию. Я посмотрел на Дэнби и подумал о том, что бы он сказал, если бы понял, что его гонорар включал также и плату за увечья…
  — Все это мне не нравится, — вдруг решительно заявил Дэнби. — Если в клубе узнают, кто мы, особенно я, мне будет трудно им что-либо объяснить.
  — Ну и что? Где еще клуб найдет кого-нибудь с вашим опытом, кого-то, кто так хорошо знал бы всех и вся в этой подпольной кухне? И что случится, если даже они что-то узнают? Они вам повышали хоть раз зарплату? Наверное, держат вас на одной и той же уже давно?
  — Да нет, они несколько раз мне повышали ее.
  — На сколько?
  — Один раз на пятнадцать процентов, один раз — на десять…
  — За сколько это лет?
  — За пять.
  Я саркастически и непрощающе рассмеялся. Дэнби сразу задумался над моими словами: может, и в самом деле ему недоплачивали все это время и обижали?.. Я видел, что мысль об этом ему понравилась и хоть на время отвлекла его от нашего занятия. Я посмотрел на свои наручные часы. Было пятнадцать минут десятого. Подъехала и остановилась невдалеке небольшая машина, модель трехлетней давности, но в хорошем состоянии. Из нее вышел мужчина, которому было явно наплевать, где припарковать машину — прямо перед дверью казино или в каком-то другом месте: он, что называется, выпрыгнул из нее, посмотрел вверх и вниз вдоль улицы, затем тоже вошел в зеленую дверь.
  — Это Гораций Б. Катлин, — сразу узнал его Дэнби. — Если он меня здесь увидит…
  — Ты водишь машину? — прервал я его.
  — Конечно.
  — Этот человек член яхт-клуба?
  — Да.
  — Подожди меня здесь. Не больше часа. Если я не вернусь за это время, езжай по этому адресу, спроси человека, он там главный, и расскажи ему о том, чем мы тут с тобой занимались весь вечер.
  Дэнби взял в руки карточку с адресом, которую я передал ему, и с любопытством стал ее рассматривать.
  — Подождите, Лэм, это ведь не очень далеко отсюда… Я пытаюсь понять, где же это.
  — Не волнуйтесь, сделайте, как я просил. Сейчас половина десятого. Если меня все еще не будет в десять пятнадцать, то езжайте и расскажите всю историю.
  С этими словами я вышел из машины, оставив на сиденье свою шляпу, и, перед тем как войти в «Зеленую дверь», оглянулся. Дэнби все еще сидел и спокойно изучал карточку. Я надеялся, что он сразу не поймет, что за карточку я дал ему, пока не приедет по указанному там адресу — адресу полицейского участка.
  Я повернул ручку и толкнул зеленую дверь. Она легко и беззвучно открылась — петли ее были хорошо смазаны, — и очутился в маленьком холле. Пролет зашарпанной лестницы без ковра вел к другой двери. Я только поднял руку, чтобы постучать в нее, когда вдруг понял, что в этом нет необходимости: я прошел через пучок невидимых лучей, и дверь сама бесшумно открылась. Через небольшое окошко в ней меня рассматривали чьи-то глаза, стекло в нем было толщиной не менее дюйма.
  — У вас есть карточка членства? — спросил меня голос через микрофон.
  Я вынул из кармана одну из карточек, которые забрал со стола Бишопа. Мое имя было вписано в нее моей рукой. По ту сторону стекла ее внимательно рассмотрели, а потом голос приказал мне:
  — Хорошо, просуньте карточку в щель.
  Только после этих слов я заметил очень узкую щель в двери. Я просунул туда свою карточку, как посоветовал голос. Наступила абсолютная тишина, а потом я услышал, как электрический механизм оттянул державший дверь болт, и тяжелая дверь отошла в сторону, скользя на подшипниках по металлическому рельсу. Эта дверь почему-то напомнила мне стальную дверь сейфа. Оглянувшись по сторонам, я внезапно понял, что все вокруг сделано из стали и только лестница была деревянной. Я прошел через зеленую дверь и оказался в этой коробке из металла, где все подвергались осмотру.
  — Итак, — произнес нетерпеливо голос, — идите.
  Я обратил внимание, что голос произнес «идите» вместо «входите», поэтому совсем не удивился, когда очутился в этой стальной коробке, где охранника у дверей уже не было: он занял свой пост в пуленепроницаемом отсеке, расположенном по другую сторону двери. Я видел этот отсек, но не охранника. Скорее всего, у него в руках даже было оружие.
  Я прошел через дверь и будто вдруг оказался в совершенно ином мире. Мои ноги утонули в толстом, мягком ковре, который напоминал лесной мох. Холл был залит ярким светом боковых ламп, на всем лежала печать привычного, без особого труда достающегося богатства, которое так свойственно всем казино высокого класса. В них создана такая атмосфера, что его завсегдатаи с самого первого момента, как попадают туда, чувствуют себя приобщенными к роскоши и богатству, ощущают себя властелинами мира. Многие целеустремленно, но с немалым трудом карабкаются вверх по социальной лестнице, поэтому им должен нравиться дух игорного дома, который приобщает их к миру больших денег. Этот климат изысканной роскоши делает тут всех равными, и даже крапленые карты и колеса рулетки не кажутся никому кощунством. Атмосфера казино сама по себе не стоила дорого, как можно было подумать на первый взгляд. И хозяева казино не слишком-то раскошеливались, умело создавая имидж этой роскоши. На стенах висели картины в тяжелых рамах, искусно подсвеченные снизу лампами с большими матовыми абажурами. Если завсегдатаи не в состоянии были оценить эти картины по достоинству, то относили это лишь на счет своей необразованности в области искусства. На самом же деле цена каждой из них составляла не больше двадцати долларов за копию, и вставлены они были в пятидесятидолларовые рамы, освещенные десятидолларовыми подсветками.
  Посетитель, который мог определить скорее стоимость рамы, чем цену картины, предполагал в своем невежестве, что все это — работы старых мастеров.
  Другие уловки, на которые шли хозяева, оказывались более простыми — ковры приятных цветов на губчатой подкладке, которая и делала их более мягкими для шага, артистически подобранные по цветовой гамме шторы на окнах. Под мягким боковым светом казалось, что они стоят целое состояние. При дневном же — иначе как безобразными их не назовешь.
  Я вошел в гостиную, где нашел то, что и ожидал найти: оно оказалось удобным баром с уютными столиками, мягкими высокими стульями, длинными креслами с изогнутой удобной спинкой, которые принято называть «креслами для любви», приглушенным светом и приятными тихими звуками органной музыки.
  Несколько пар сидело за столиками. В дальнем конце бара видна была компания из трех мужчин, перед ними на столе высились беспорядочно набросанные пачки денег, стояли две бутылки шампанского. Может быть, они такие же новички, как я, подумалось мне. Неприятный субъект приблизился ко мне, протянул мою карточку, которую я предъявил внизу охраннику, поинтересовался вполголоса:
  — Могу я узнать, что вы здесь ищете, мистер Лэм?
  — То, что у вас здесь есть, — ответил я.
  Холодные глаза на секунду смягчились.
  — Могу я полюбопытствовать, откуда у вас наша карточка? Кто поручился за вас, когда вы ее получали?
  — Карточка подписана поручителем.
  — Знаю, но иногда подобные, уже подписанные карточки вручаются для распространения в различных фирмах.
  — Эту мне дал хозяин казино, — ответил я.
  Слегка удивленный, он покрутил ее в руках:
  — Тогда вы, видимо, знакомы с мистером Чаннингом?
  — Вот именно.
  — Ну, тогда совершенно другое дело. Будьте как дома, мистер Лэм.
  Но, прежде чем я успел двинуться с места, он сказал извиняющимся тоном:
  — Могу я видеть ваши водительские права и убедиться, что вы именно тот человек, фамилия и имя которого указаны в карточке?
  — Ну конечно, — ответил я, открывая свой бумажник и вытаскивая оттуда свои водительские права.
  — Вы из Лос-Анджелеса?
  — Да, именно оттуда.
  — Наверное, по этой причине я не знаю вас, мистер Лэм, в лицо. Вы долго собираетесь у нас здесь пробыть?
  — Недолго, я хочу немного поиграть. Да не беспокойтесь, я знаком с казино «Олл» в Лос-Анджелесе.
  — Как поживает сам Олл? — спросил он.
  — Я с ним незнаком, просто бывал в его игорном доме…
  Произнося эту фразу, я споткнулся на полуслове, будто случайно и не желая называть чужого имени.
  — Ну так что? — спросил неприятный субъект.
  Я улыбнулся.
  — Если вы знакомы с человеком, которого я имел в виду, то должны знать его имя. Если же нет, то не стоит его и произносить вслух.
  Он засмеялся.
  — Может быть, вы хотели бы договориться о кредите, или вам нужно оплатить чек, или что-либо еще, мистер Лэм?
  — Думаю, у меня хватит наличности, чтобы поиграть вечерок.
  — Вам не нужен кредит? — настойчиво продолжал он задавать свои вопросы.
  — Может быть, позже, если я проиграю и у меня кончатся наличные деньги. В таком случае я попрошу о кредите лично мистера Чаннинга.
  — Проходите, мистер Лэм.
  С этими словами он показал мне на дверь в дальнем конце комнаты, за баром. Я направился в ту сторону, толкнул ее и опять оказался в холле. На одной из дверей был указатель «он», на другом «она». Тут же стоял негр-служитель. Я услышал три отчетливых звонка. Без единого слова одетый во все белое негр нажал на какую-то невидимую кнопку, и дверь бесшумно отъехала в сторону. Я вошел в игровой зал. В это время в нем еще не собралось слишком много публики. Видимо, настоящие игроки прибывали позже, после обеда и театра.
  Здесь тоже царила атмосфера искусственно созданного богатства. Стояли столы с рулеткой, несколько столов для игры в «двадцать одно» и покер. Сидящие за столами человек семь или восемь были одеты в вечерние туалеты, смокинги, делали ставки и рисковали большими деньгами с совершенно безупречным высокомерием, которое ярче всяких слов выражало их отношение к окружающему миру. Но я-то знал эту обманную механику, все они являлись подставными куклами, которых наняли, чтобы игорный зал не казался пустым во время ранних вечерних часов и еще для того, чтобы вызывать азарт у пришедших, стимулируя их желание поскорее усесться за стол.
  Горация Б. Катлина не было среди присутствующих. По моему первому впечатлению, печальная новость о смерти Джорджа Тастина Бишопа никак не отразилась на приподнятой атмосфере, царящей в клубе. Игра шла, как обычно, с легким налетом эксклюзивности для избранных мужчин и женщин, которые, потеряв несколько сотен, а то и тысяч долларов, сочтут это всего лишь забавным инцидентом, не более того, о котором стоит сразу же забыть.
  Позже, когда игра станет более оживленной, некоторые из подставных игроков, может быть, даже проиграют немалые суммы, сохраняя при этом на лице снисходительную улыбку, а затем начнут брать в кассе и кидать крупье столбики фишек, удивленно приподняв при этом бровь, что должно означать, что они полностью контролируют свои чувства. И тогда у тех олухов, которые не имели ни малейшего шанса на выигрыш, не имели пусть даже десяти центов, возникнет желание посоревноваться со своими соседями по столу из «высшего общества», и они тоже будут проигрывать, снисходительно улыбаясь.
  Конечно, в Соединенных Штатах существовало несколько больших подпольных игорных домов, где развлекалась в основном богатая публика, но я был твердо убежден, что казино «Зеленая дверь» к таким отнюдь не принадлежало.
  Вначале я наблюдал за игрой других, потом пошел и купил на двадцать долларов фишек. Кассир, продававший мне их, не удивился столь малой сумме. Крупье, который крутил колесо наманикюренными опытными пальцами, на одном из которых горел большой бриллиант, тоже не обратил на меня особого внимания. Все его поведение только и свидетельствовало о том, что они здесь широко смотрят на вещи и для них не играет роли, ставлю я доллар или сто. Они были большими демократами.
  Я поставил фишек на пять долларов на красное, и колесо показало черный цвет. Я удвоил свою ставку на красном. Колесо остановилось на красном, и я выиграл. Поставил два доллара на номер три, и выпал номер тридцать. Я поставил еще два доллара на третий номер, и выпала семерка.
  Я опять поставил два доллара на номер три и выиграл. Крупье выдал мне выигранные фишки и одарил меня улыбкой. Кое-кто из гостей стал за мной наблюдать.
  Я поставил два доллара на тройку и два доллара на двадцать. Выиграла двадцатка, крупье еще раз подвинул ко мне лопаточкой стопку фишек и задержался на секунду, чтобы поправить свой галстук.
  Я поставил два доллара на пятерку. За моей спиной раздался нервный женский смех. Через плечо я увидел голое женское плечо и руку, протянутую так, чтобы она слегка задела мою щеку.
  — Извините меня, — услышал я ее голос, — надеюсь, вы не будете возражать, но я просто не могу упустить такого шанса, не бойтесь, я не испорчу вашего везения, но, может быть, немного выиграю вместе с вами…
  — Пожалуйста, — вежливо ответил я и внимательно посмотрел на нее.
  Очаровательная блондинка с небольшим вздернутым носиком, губками купидона и фигурой, которая безусловно могла занять первое место на любом конкурсе красоты… Она улыбнулась мне даже с некоторой сердечностью и тут же напустила на себя неприступный вид, давая мне понять, что она не знает, кто я такой, и наше знакомство не что иное, как просто случайность, встреча за игорным столом.
  Колесо опять повернулось, и шарик, прыгая, остановился на номере семь. Я поставил снова два доллара на номер десять. Блондинка поставила свои два доллара на мои. Колесо повернулось, и мы проиграли: я услышал разочарованный вздох. Я опять поставил два доллара на номер семь и доллар на три. Блондинка, поколебавшись, будто стараясь скрыть тот факт, что это ее последний доллар, поставила свои фишки сверху моих.
  Шарик закрутился и попал точно. Блондинка увидела это раньше меня и с радостным возгласом, энтузиазмом человека, потерявшего контроль над собой, схватила меня за руку.
  — Мы сделали это! — воскликнула она. — Мы выиграли! Выиграли!
  Крупье посмотрел на нее с отеческой улыбкой, как на забавного зверька, и затем заплатил нам выигранное.
  Потом мы ставили вместе еще несколько раз подряд и опять выиграли. Передо мной образовалась довольно высокая стопка фишек. Блондинка нервным движением вытащила из своей черной сумки сигарету и постучала кончиком ее по серебряному портсигару. Я поднес ей огонь, щелкнув зажигалкой. Когда она наклонилась к язычку пламени, я заметил длинные, закручивающиеся кверху ресницы и кокетливый взгляд больших карих глаз: она явно смотрела на меня с интересом.
  — Спасибо вам, — сказала она. И через секунду добавила: — За все спасибо.
  — Не за что меня благодарить, — ответил я.
  — Вряд ли кто-нибудь разрешил бы мне играть так великодушно, как это сделали вы: любому было бы неприятно, если бы я… разделила с ним его удачу.
  Ее взгляд побуждал сказать: «Ну что вы, мисс, для меня одно удовольствие играть вместе с вами». Я не сказал ничего и просто улыбнулся, а ее рука на секунду задержалась на моей, пока она двигала свою стопку фишек на два дюйма вдоль стола. Внезапно она сказала:
  — Это так много для меня значит, так много, потому что я осталась буквально с последним долларом.
  Мы проиграли три или четыре раза подряд, и потом я поставил еще пять долларов. Она, как бы предчувствуя, что ей должно повезти, поставила десять долларов сверху моих пяти. Мы выиграли и на этот раз.
  В восторге она вскрикнула, но сразу же замолчала, с опаской посмотрела по сторонам, потом на меня. Ее глаза продолжали смеяться, а рука коснулась моей, и пальчики пытались проникнуть под обшлаг пиджака.
  Крупье отдал нам наши фишки и с некоторым раздражением придвинул блондинке ее стопку. Теперь это был довольно внушительный столбик. Она склонила голову мне на плечо, я чувствовал, как она дрожала.
  — Мне надо идти, нет… я должна присесть, — неожиданно прошептала она. — Пожалуйста… Пожалуйста, как мы поступим с моими фишками?
  — Если хотите, получите за них деньги, — ответил услышавший ее слова крупье. — А потом сможете опять купить фишки и снова играть.
  — О, как хорошо! — Она повисла на мне так, будто ее не держали ноги. — Пожалуйста, — прошептала она, — помогите мне дойти до бара.
  Я посмотрел сначала на ее стопку фишек, потом на свою.
  Крупье, перехватив мой взгляд, кивнул.
  — Идите, я за ними присмотрю, — пообещал он с видом человека, который не придает деньгам особого значения.
  Я взял девушку под руку и повел в бар, там мы сели за столик, и к нам тут же подбежал официант.
  — Похоже, нам есть что отметить. Хотите шампанского? — спросил ее я.
  — О конечно, обожаю шампанское! Я хотела чего-нибудь выпить… Это все так много для меня значит… Могли бы вы?.. — Она не договорила, но я понял ее без слов.
  — Конечно, если вы этого хотите, — ответил я. — Сейчас я для вас поменяю ваши фишки на деньги. Вы знаете, сколько вы выиграли?
  Она покачала головой.
  — В таком случае, боюсь, вам самой придется проводить эту финансовую операцию.
  — О, все нормально. Я знаю, я понимаю, что если бы не вы, мистер…
  — Лэм, — ответил я.
  — Меня зовут мисс Марвин, — улыбнулась она. — Мои друзья зовут меня Диана.
  — А меня зовут Дональд.
  — Дональд, я абсолютно ошеломлена случившимся, и у меня нет сил встать и опять входить в игорный зал. Мои ноги просто не держат меня. Если бы вы знали, как у меня дрожат колени!..
  — А что, это мысль, — невольно вырвалось у меня.
  — О боже, я не это имела в виду!
  В этот момент над нашим столом склонился один из помощников крупье.
  — Господа, вы бы хотели погасить ваши фишки? — спросил он. — Или вы предпочитаете, чтобы это сделали за вас мы и принесли вам деньги? Можете использовать выигранную сумму, чтобы расплатиться за все в этом доме, даже за шампанское.
  — А вы можете их принести сюда? — сразу спросила она.
  — Конечно.
  Он поклонился нам и мгновенно исчез, вернувшись буквально через минуту с пластиковым контейнером в руках, в котором были мои фишки, и полированным деревянным ящичком с фишками девушки.
  — Я взял на себя смелость поменять ваши фишки на более крупную сумму и положил голубые фишки, каждая из которых стоит двадцать долларов, — сказал он.
  — Эти голубые… по двадцать каждая? — спросила Диана.
  — Вот именно, — ответил помощник крупье.
  Ее пальцы нежно касались золотого края каждой фишки.
  — Подумать только, каждая из них стоит двадцать долларов! — шепотом произнесла она.
  Официант принес бутылку, открыл ее, вытащил лед из наших бокалов и наполнил их шампанским до самых краев.
  — За удачу! — сказал я, когда мы чокнулись.
  — За вас, вы моя удача! — предложила она.
  Мы выпили. Ее глаза внимательно смотрели на меня.
  Внезапно она сказала:
  — Мне нужны деньги, у меня есть только половина того, что мне нужно. Буду с вами откровенна. Я спустила все до последнего цента и пришла сюда, одолжив деньги. Просто наскребла последнее, чтобы купить фишки. И решила для себя: или пан, или пропал — либо я выиграю и добьюсь, чего хочу, либо буду полным банкротом…
  Ее голос звучал проникновенно, и это придавало словам особую значимость.
  — И что бы вы потом сделали, если бы стали банкротом, моя дорогая?
  — Не знаю, так далеко я не загадывала. Пришлось бы или продать себя, или убить. Думаю, что так.
  Я ничего не ответил.
  Она продолжала внимательно меня изучать.
  — Что мне следовало сделать? — задумчиво произнесла она. — Остановиться и больше не играть, быть осторожной?.. Или постараться заработать остальные деньги каким-нибудь другим способом?.. Или все-таки продолжать играть дальше?..
  — По таким вопросам мне трудно дать вам совет.
  — Вы мое вдохновение, моя удача. Вы принесли мне успех. Все было так плохо, и вдруг явились вы.
  Я промолчал. Внезапно к нашему столу подошел старший менеджер.
  — Вы не могли бы пройти в главный офис? — сказал он Диане.
  — О, что такое я сделала на этот раз? — взволнованно прижав кулачок с побелевшими костяшками к губам, спросила она.
  Улыбка старшего менеджера стала еще приветливее:
  — Ничего особенного. Меня просили передать вам, чтобы вы зашли в офис, мисс. Мистера Лэма босс хотел бы видеть тоже.
  Я посмотрел на часы. Прошло уже тридцать пять минут с того времени, как я зашел в казино, и все еще не увидел Горация Б. Катлина.
  Диана Марвин резко поднялась.
  — Пойдем и давай с этим поскорее покончим, — сказала она.
  — В чем дело?
  — Может быть, что-то с моим кредитом… или… я не уверена, не знаю.
  Менеджер проводил нас до двери, она распахнулась перед нами безо всяких усилий с его стороны: очевидно, он нажал на какую-то невидимую мне кнопку.
  — Пожалуйста, сюда, — сказал он, отступив в сторону.
  Я проследовал в офис за Дианой. Менеджер не вошел, и дверь за нами захлопнулась так же бесшумно: тут я увидел, что у нее не было ручки. Несколько мягких кресел окружали стол, на котором стояли бокалы, ведерко со льдом, содовая вода и шейкер для сбивания коктейлей. В дальнем конце комнаты раскрылась другая дверь, и быстрым шагом вошел Хартли Л. Чаннинг.
  — Пройдите сюда, — пригласил он.
  Мы вошли, очевидно, в его кабинет, — как оказалось, это было именно так.
  Чаннинг пожал нам обоим руки, спросил:
  — Как поживаете, Лэм?
  Диане он не сказал ни слова. Она прошла во внутренний офис, я за ней. Эта комната одновременно служила и офисом, и кабинетом. Тут были телевизор, радио, проигрыватель, сейф, письменный стол, удобные кресла, много полок с книгами; стены обиты панелями, мягкий свет делал обстановку уютной. И ни одного окна. Кондиционер бесшумно гнал прохладный воздух. Чаннинг повернулся к Диане:
  — Ты можешь успокоиться. Этот человек совсем не та рыбка.
  — Почему же тогда мне не подали сигнала? — с оскорбленным достоинством спросила девушка.
  — Помолчи, детка, произошла небольшая путаница.
  — Путаница!.. И это когда у меня так хорошо шли дела!
  — Я же сказал тебе, мы кое-что напутали. Теперь можешь идти. И забудь, что когда-то видела этого человека.
  Не сказав на прощанье ни слова, даже не посмотрев в мою сторону, Диана быстро вышла из комнаты. Я даже не мог понять, знала ли она комбинацию цифр, благодаря которой открывалась дверь с отсутствующей ручкой. Может быть, на столе Чаннинга была вмонтирована какая-то кнопка, которая открыла ее и закрыла…
  Мы с Чаннингом посмотрели друг на друга через стол.
  — Мне бы хотелось посмотреть на ту карточку, которую вы показали швейцару, Лэм.
  Я улыбнулся ему в лицо.
  — Итак?.. Я жду. — Он протянул руку.
  — Эта карточка понадобилась мне, чтобы попасть сюда. Вам что, этого недостаточно?
  — Нет, недостаточно.
  Я не шевельнулся, и на моем лице не отразилось ничего.
  — Вы, конечно, не столь наивны, Лэм, чтобы подумать, что я не контролирую здесь ситуацию? — спросил он.
  — Конечно, и я тоже надеюсь, что вы не столь наивны, чтобы считать, что расскажу вам, о чем думаю?
  — Обмен любезностями нас ни к чему не приведет.
  — А я думаю, что все зашло слишком далеко, — парировал я.
  — Вам это совсем не принесет успеха, — пообещал Чаннинг.
  Я посмотрел на свои наручные часы: оставалось как раз девятнадцать минут до назначенного мною времени, когда я должен был вернуться к машине.
  — Может быть, мы все-таки перестанем играть в догонялки и поговорим, придя к какому-то соглашению?
  — Я хочу видеть эту карточку, — настаивал Чаннинг. И я опять ничего не ответил, но пропустил момент, когда он подал сигнал — возможно, опять нажав какую-то скрытую кнопку: дверь из внутреннего офиса внезапно открылась, и на пороге появился мужчина во фраке. — Мистер Лэм предъявил карточку при входе в казино…
  Пришедший не произнес ни слова.
  — И упорно не хочет мне ее показывать. А я очень хочу на нее посмотреть, Билл.
  Мужчина двинулся ко мне, улыбаясь.
  — Карточку, мистер Лэм, — только и сказал он.
  Я не пошевельнулся.
  Мужчина не более секунды колебался в нерешительности. Чаннинг кивнул. Мужчина сделал шаг вперед и неожиданно мертвой хваткой вцепился в мое запястье. Я попытался было освободиться, но это оказалось все равно что сражаться со стальной стенкой. Быстрым, наработанным движением он вывернул мне руку, одновременно другой схватив локоть…
  Я подавил крик боли.
  — Карточку! — потребовал Чаннинг.
  Я развернулся всем телом, стараясь освободиться, но боль стала еще невыносимей.
  — Чертов дурак! — бросил Чаннинг и подошел ко мне, чтобы обыскать. Я был абсолютно беспомощен перед ними, не в состоянии пошевельнуться. Чаннинг засунул руку во внутренний карман моего пиджака, молниеносно извлек из него бумажник и карточку, которой я воспользовался, входя в казино; потом, засунув бумажник обратно в карман, почему-то тут же передумал и бросил его вместе с карточкой к себе на стол.
  — Все, Билл, отпусти его!
  Мужчина выпустил меня из своих железных объятий, и я без сил упал в кресло. Рука ужасно болела. Чаннинг хотел попросить Билла уйти, но потом передумал и приказал остаться.
  — Лэм, мне это не нравится. Ты несколько часов со своим компаньоном сидел в машине перед нашей дверью. Этот парень все еще там, ждет тебя. Полагаю, если ты не появишься внизу к определенному времени, он позвонит в полицию? Не так ли?
  — Ты говоришь, я слушаю. У меня свой бизнес, у тебя — свой, — ответил ему я.
  Чаннинг внимательно стал рассматривать карточку.
  — Она настоящая. И на ней не только моя настоящая подпись, но даже маленькая секретная отметка, о которой вам, Лэм, ничего не было известно. Это настоящая карточка… Как она к вам попала?
  — Мне ее дали.
  Он покачал головой.
  — Такого рода карточки не попадают в руки первому встречному.
  Я промолчал. Он снова повертел карточку в руках, будто тщательно изучал, потом посмотрел на меня, и мне совсем не понравилось то, что я увидел в его глазах.
  — Лэм, не могу вам открыть, как я узнал, но это одна из карточек, которые принадлежали покойному Джорджу Бишопу для распространения среди очень избранного круга лиц. Обычно Джордж старался держать свои отношения с нами в строгом секрете, но тем, кому он доверял, это было известно: именно для них он держал специальные карточки. Это одна из них. Как она к вам попала? — снова спросил Чаннинг.
  — Мне ее дали.
  — Вы знаете, Лэм, есть маленький шанс… совсем небольшой, что она попала к вам через Ирен Бишоп. Если это так, то мне это совсем не нравится.
  Я промолчал. Он взял мой бумажник и стал изучать его содержимое, а потом вдруг замер на миг.
  — Черт бы меня побрал! Да у вас еще четыре таких карточки! И все они были даны Бишопу!
  Только тут я осознал, как глупо с моей стороны было держать при себе такие улики. Без сомнения, теперь понимал я, на каждой из них стояла секретная пометка. Какое-то время Чаннинг сидел не шелохнувшись. Я опять незаметно взглянул на часы: у меня оставалось всего одиннадцать минут до того момента, как Дэнби поедет в полицию. Если, конечно, он будет следовать моим инструкциям.
  Внезапно Чаннинг обратился к Биллу:
  — Там, внизу, в машине, Лэма ждет человек. Думаю, он просто у него на побегушках, — страхует от всяких возможных осложнений, но было бы лучше нам в этом убедиться. Спустись и приведи его сюда.
  — А если он не захочет идти? — спросил Билл в нерешительности.
  — Я же сказал тебе, приведи его сюда.
  Билл направился к двери, и я знал, что мне надо выиграть всего каких-нибудь десять с половиной минут.
  — Может быть, нам сначала поговорить? — предложил я.
  — Мы сможем поговорить после его прихода, — изрек Чаннинг.
  Я встал с кресла и сказал:
  — Мне надоело, что мной командуют, мистер Чаннинг! — надеясь, что мое заявление заставит Билла опять применить ко мне один из его приемов дзюдо и тем самым отсрочит надвигающиеся с неумолимой быстротой события.
  Билл уже у двери вопросительно посмотрел на Чаннинга.
  — Давай, Билл, работай, — ответил Чаннинг и положил на письменный стол револьвер 38-го калибра, вынув его из ящика стола. — Думаю, мне придется пересмотреть в ближайшие несколько минут некоторые понятия… Итак, вы, Лэм, в самом деле частный сыщик? Над чем, черт возьми, вы работаете все последние дни? На кого работаете?
  Дверь за Биллом закрылась, и я понял, что неудержимо иду ко дну: мне надо было, конечно, постараться сократить время до трех минут. Теперь приезд полиции был для меня столь же нежелателен, как и для Чаннинга. Наверное, поэтому я не смог уложиться в лимит времени: ведь я предполагал только войти, собрать нужную информацию и выйти из казино не более чем через полчаса. И я смог бы уложиться в этот промежуток времени, если бы не Диана Марвин. Тот факт, что человек с рулеткой подал ей неправильный сигнал начать играть со мной в игры, внушил мне ни на чем не основанное чувство безопасности… Чаннинг же, минуту обдумав происходящее, бросил мне через стол мой бумажник, и он упал ко мне прямо на колени.
  — Возьмите его, Лэм. Я не хочу, чтобы вы подумали, что мы силой у вас что-то отбираем: все на месте. Я просто хотел посмотреть, что в нем, и правильно сделал, черт возьми!
  — Ладно, — сказал я, убирая бумажник. — Что теперь будем делать, мистер Чаннинг?
  — Подождем.
  — Я пил шампанское с вашей девицей. Может быть, бутылка все еще меня ждет?..
  — Не вспоминайте о ней, Лэм, мы за нее не возьмем с вас плату. Больше того, я прикажу, чтобы ее принесли сюда. Может быть, я использую ее, чтобы окрестить вас.
  — Что значит «окрестить»?
  — Может быть, я вылью ее вам на голову, и мы будем считать вас подлецом недели.
  — Это вам ничего не даст, уверяю.
  — Замолчите и дайте мне подумать.
  Мы посидели, не произнося больше ни слова, потом в громкоговорителе послышался голос:
  — Билл здесь, у дверей. Он говорит, что с ним еще один человек.
  — Скажи, чтобы он привел этого парня ко мне в офис, и подключи эту комнату к радио… Допроси его там. Помоги ему с вопросами. Я хочу знать, кто этот парень и что он все это время делал рядом с нашим домом. Полагаю, это один из людей вашего агентства? — спросил, повернувшись ко мне Чаннинг.
  Я промолчал. Неожиданно Чаннинга осенило:
  — Я вот все думаю… может быть, Ирен на самом деле гораздо умнее, чем мы предполагали?
  Я не проронил ни слова.
  — Если она вздумает нам мешать, для нее это кончится очень плохо, она не извлечет пользы из всей этой истории. Смотрите не ошибитесь, Лэм, казино в моих руках, и это окончательно. Не существует ни единого клочка бумажки, в котором бы имя Бишопа как-то связывалось с казино. Нет никого, кто мог бы подтвердить, что это не мой бизнес. Я выстроил все это на свои деньги и своими руками. И нет никакой возможности у Ирен отнять все это у меня. У нее нет и одного шанса из миллиона!..
  Он помолчал несколько минут, потом спросил:
  — Мне хотелось бы знать, работаете ли вы на нее или нет.
  Я ничего не успел ответить, так как на стене вдруг замигала лампочка. Чаннинг потянулся и повернул выключатель, сказав:
  — Мы с вами услышим то, что будет происходить в соседней комнате, а они нас — нет.
  Почти сразу же голос произнес:
  — Итак, парень, как твое имя?
  — Мое имя Дэнби, я не хотел сюда приезжать, и я на вас пожалуюсь, вы не можете, не имеете права со мной так обращаться, это просто киднепинг.
  — Дэнби! Чем вы занимаетесь?
  — Это вас не касается.
  — Дайте мне посмотреть ваши водительские права… А, вот они… Френк Дэнби, вот они. Что это за адрес на ваших правах?
  — Это адрес яхт-клуба.
  — Боже мой, я наконец все понял! — вставая из кресла, с волнением в голосе произнес Чаннинг. Он пересек комнату, открыл дверь и вышел.
  Я тоже встал, обошел вокруг стола и увидел, что пистолет он забрал с собой. Я быстро проверил все ящики. Второго пистолета в них не оказалось, хотя лежала коробка с пулями для пистолета 38-го калибра, трубка, пачка табака, две пачки сигарет, жвачка и бутылка чернил для перьевой ручки. Вдруг из соседней комнаты я услышал голос Чаннинга:
  — Что здесь происходит?
  — Меня украли. Кто вы такие? — услышал я уверенный голос Дэнби.
  — Украли? — сделал вид, что удивился, Чаннинг.
  — Этот парень с пистолетом в руках заставил меня прийти сюда.
  — Билл, в чем дело? — невинно-строго спросил Чаннинг.
  — Да не было у меня никакого пистолета, ему показалось — просто ручка карман пальто оттопырила, а ему показалось, что это пистолет.
  — Да, но что вообще здесь происходит? — не унимался Дэнби.
  — Никаких неприятностей! — продолжал уверять Билл. — Этот парень просто сидел в своей машине перед нашей дверью и мешал всем, кто подъезжал. Я и решил, что он ждет кого-то из наших богатых клиентов, чтобы обчистить, едва тот выйдет из казино с выигрышем.
  — Да, это серьезное обвинение. Надо сдать его полиции, — глубокомысленно произнес Чаннинг.
  — Вы просто идиоты! — возмутился Дэнби, но по его голосу было понятно, как он перепуган. — Я просто был нанят, чтобы показать одного парня, которого знаю.
  — Кто вас нанял?
  — Не знаю его имени, но я должен был показать ему мистера Катлина, и тогда бы тот, кто нанял, меня отпустил.
  Чаннинг расхохотался совершенно естественным смехом:
  — О небеса, так ведь это был Дональд Лэм!
  — Да, это был он, его имя Лэм, он сказал мне, что если пробудет у вас больше часа и не выйдет, то я должен буду позвонить его другу.
  — Как обидно, Дэнби, но Лэм оставил для вас записку, и я собирался ее передать, но не представлял, что должен вручить ее вам. Вы его шофер?
  — Что он просил передать? — заволновался Дэнби.
  — Лэм нашел человека, которого хотел увидеть, и они ушли вместе через боковую дверь. Лэм опасался, что этот человек может устроить шум, поэтому и попросил вас позвонить своему другу. Но никаких неприятностей не случилось, и Лэм ушел. Он ведь частный сыщик, вы это знаете? Я знаком с Лэмом более десяти лет, он очень хороший человек.
  — А что у него были за неприятности с мистером Катлином? — спросил Дэнби.
  — С ним не было никаких неприятностей. Просто Катлин помогал Лэму и должен был показать ему одного человека, мне надо было вас раньше об этом предупредить, но я был занят. Лэм просил меня передать вам, чтобы вы или проехали на машине в яхт-клуб, или вызвали себе такси, он оставил вам пять долларов на проезд и ушел каких-нибудь двадцать минут назад.
  — Я получу эти пять долларов, если не буду вызывать такси, а поеду в клуб на машине? — спросил Дэнби.
  В этот момент я понял, что окончательно тону. Бесполезно было слушать продолжение их разговора, и я стал искать возможность выйти из офиса Чаннинга, для чего осмотрел письменный стол, лихорадочно ища на нем скрытую от глаз кнопку. Я старался припомнить точно, что делал Чаннинг перед тем, как выскочил из комнаты. Но внезапно дверь распахнулась. Видимо, я невольно все-таки нажал нужную панель или скрытую кнопку, но уже в следующее мгновение понял, что дверь была открыта не мною, а кем-то извне.
  Вошел Билл и потребовал, чтобы я немедленно сел: очевидно, он получил какой-то сигнал от Чаннинга. Я попытался было не подчиниться приказу и проскочить в дверь, пока она не закрылась, но Билл резко ухватил меня за полу пальто, развернул лицом к себе и сомкнул свои железные пальцы на моем запястье.
  — Садитесь в кресло, Лэм! — прорычал он.
  Я ударил его в живот со всей силой, на какую был способен. Это застало его врасплох, что дало мне возможность на секунду освободиться от его мертвой хватки, броситься к медленно закрывающейся двери. Билл рванулся было за мной, но я успел проскочить в холл, буквально ощущая у себя на затылке его горячее дыхание. Впереди открылась еще одна дверь, и я рванулся к ней в тот самый момент, когда Чаннинг собирался войти. Я успел ударить его, несмотря на то что Билл закричал, пытаясь его предупредить. От неожиданности и от силы моего удара Чаннинг упал навзничь, я рванулся было за ним, но сзади меня уже схватили за воротник пальто цепкие, догнавшие-таки меня пальцы Билла.
  Что-то со страшной силой ударило меня по голове, черный туман, поднявшийся откуда-то изнутри, заколебался перед глазами, колени медленно подогнулись и, хотя я пытался схватиться за ближайшую ко мне дверную ручку и удержаться, мне это сделать не удалось. Падая, я слегка повернулся и боковым зрением успел увидеть Билла, заносящего руку для нового удара. Выражение его лица было абсолютно бесстрастным, даже, я бы сказал, слегка скучающим. Затем я упал лицом на пол, и наступила полная темнота.
  Глава 17
  Когда я пришел в себя, то не мог понять, сколько же прошло времени. Я лежал на кровати в маленькой комнатке с дешевой металлической тумбочкой, креслом, комодом и раковиной. Это были дешевые меблирашки, где вся обстановка, похоже, была куплена на распродаже подержанных вещей. Она разительно отличалась от кричащей синтетической элегантности игорного дома, и все же какой-то внутренний голос подсказывал мне, что я еще нахожусь в казино.
  Рядом в кресле сидел Билл и читал детективный роман. Кресло стояло рядом с единственной в комнате лампой под зеленым абажуром.
  Я слегка повернул голову, и все сразу поплыло у меня перед глазами, будто я очутился в каюте лодки, вышедшей в открытое море. Тошнота подступила к горлу. Билл перевернул страницу и посмотрел в мою сторону. Увидев, что я лежу с открытыми глазами, заложил своим толстым пальцем страницу, положил книжку на колени и с усмешкой поинтересовался:
  — Как поживаешь, приятель?
  — Отвратительно.
  — Ничего, скоро тебе станет легче.
  Он встал, взял с комода бутылку, вытащил пробку и сунул ее мне под нос. Это была какая-то нюхательная соль типа нашатыря. Я несколько раз вдохнул неприятный запах, и мне в самом деле полегчало.
  — Ну а теперь лежи тихо, ты не так уж тяжело травмирован, — почти с симпатией сказал Билл. — Скоро поправишься.
  Постепенно стук в висках начал стихать, комната встала на место, и осталась лишь тупая боль в голове да сильно ломило за правым ухом.
  — В чем все-таки дело, как ты собираешься со мной поступить? — спросил я.
  Билл прочел еще несколько, видимо, очень заинтересовавших его абзацев, прежде чем ответить:
  — Собираюсь держать тебя здесь.
  — Если я встану и уйду, тебе предъявят серьезные обвинения, Билл.
  — Каким это образом?
  — Вы меня похитили.
  — Побереги себя, приятель, и не фантазируй.
  Я заставил себя сначала сесть на кровати. Билл наблюдал за мной с интересом. Потом медленно, но я встал. Билл отложил детектив.
  — Послушай, Лэм, ты неплохой парень, но сам влез в эти неприятности. И ты достаточно умен, чтобы понять это.
  — Что Чаннинг собирается делать?
  — Думаю, он еще не решил окончательно.
  — Ему придется меня отпустить через какое-то время.
  Билл перестал улыбаться.
  — На твоем месте, парень, я бы не был в этом так уверен. Ты ведь не знаешь многого из того, что известно мне.
  — Что тебе такое известно, Билл, чего не знаю я?
  — Сказано тебе, что не могу говорить об этом. И ты тоже заткнись. Я хочу еще почитать и не желаю с тобой ни разговаривать, ни слушать тебя.
  — Ты работаешь на Чаннинга?
  — Да, это так.
  — И тебе нравится твоя работа?
  — Пока все идет нормально.
  — Верность — прекрасное качество. Но главное правило — это думать прежде всего о себе. Как известно, это первый закон природы, — пытался я открыть ему глаза.
  Он засмеялся в ответ тяжелым беспощадным смехом.
  — Посмотрите, кто это говорит! Да тебе самому следует подумать о себе! И следовало сделать еще до того, как собрался проникнуть в этот притон.
  — Думаешь, Билл, я настолько глуп, что отправился к вам, не зная, что делаю?
  Я заметил проблеск некоторого интереса в его глазах.
  — Может быть, ты просто испытывал свою судьбу, парень?
  — Не обольщайся! — посоветовал я. — Ты всегда знал что-то, знал, что здесь происходит противозаконное. Габби Гарванза мечтал прибрать тут все к рукам, и его решили убрать. Но парень, которому было поручено это, немного занервничал и промахнулся: пули не попали в цель, и он остался жив. Теперь Габби чувствует себя хорошо и приехал сюда, в Сан-Франциско. Для чего, как ты думаешь, он вернулся?
  Билл закрыл книгу.
  — Знаешь ведь, что настоящим хозяином этого места являлся Джордж Бишоп. Чаннинг… Чаннинг его только представлял, следил за счетами, — решил я открыть глаза Биллу. — Морин Обэн была подружкой Бишопа. Он бросил ее, развелся с женой, а когда познакомился с Ирен, то женился на этой женщине из стриптиза. Бишоп избавился сразу и от супруги, и от любовницы — так он был влюблен в Ирен. Морин связалась с Гарванза, однако в ней постоянно жила обида на Бишопа. Морин была девушкой Гарванза, но когда в него стреляли, а она была рядом, на ее жизнь не покушались. Она ничего не сказала полиции. Почему это, как ты думаешь?
  Я видел, как Билл серьезно задумался, но ответа не дал, поэтому я продолжал:
  — А причина была в том, что Морин знала человека, который стрелял, и симпатизировала ему. И она так нравилась ему, что он просто не мог сделать ей больно. Он знал и то, что нравится ей настолько, что может на нее положиться и она его не подведет. Потом Габби поправился и был в курсе, кто в него стрелял. Габби начал готовиться к переезду в Сан-Франциско, собираясь отомстить. Морин хотела предупредить своего друга. Она хотела быть уверенной, что в следующий раз он будет убит. Вспомни эту историю, Билл, которую разрекламировали газеты! Как она рассорилась со всеми, кто был с ней, и охранников, которых к ней приставил Габби, чтобы с ней ничего не случилось…
  И она сделала вид, что ей понравился первый встретившийся случайно парень. Знаешь, я сам кое-что разузнал. Этот парень был летчиком. Морин выбрала его, но у них не было романа. Он должен был посадить свой самолет на аэродроме к северу от Сан-Франциско, где Морин и Джордж Бишоп договорились о дружеской встрече и планировали, что Габби скоро навсегда успокоится на холодных носилках в морге. Но кто-то обо всем узнал, и их здесь уже ждали, вернее, ждал кто-то, кто знал, какая большая выгода будет от всего этого, если Джорджа Бишопа убрать тихо и спокойно, да так, чтобы у убийцы было прекрасное алиби.
  — Кто, Габби Гарванза? — не выдержал Билл.
  — Нет, Габби не стал бы сам всем этим заниматься. Подумай хорошенько, кто больше всего выиграл от смерти Бишопа?
  Билл молчал, думал, потом в нетерпении заерзал в своем кресле:
  — Мне не нравятся твои намеки, Лэм. Даже если я буду только слушать то, что ты говоришь, — одно это может навлечь на меня большие неприятности.
  — Не слушать того, о чем я рассказываю? Это может привести тебя к еще большим неприятностям, поверь. Ты думаешь, Габби такой уж непроходимый дурак? Кстати, в данный момент он находится в Сан-Франциско. Так что совершил убийство Хартли Чаннинг.
  — А Джон Биллингс убил Бишопа, — сказал Билл.
  Я улыбнулся, покачал головой:
  — Тело Бишопа принесли на яхту Биллингса. Это было сделано кем-то, кто знал, что, как только тело будет обнаружено на яхте, никто не станет дальше искать настоящего убийцу: вина падет на Биллингса. А Биллингс посчитал себя весьма хитрым и умным. Когда он обнаружил тело на своей яхте, то сразу перетащил его на соседнюю. Чего он не знал, так это того, что Бишоп был убит из его револьвера и что убийца выбросил его за борт яхты Биллингса. Биллингсу никогда бы не пришло подобное в голову, но именно это пришло в голову полицейским. Водолаз локатором сразу обнаружил пистолет под кормой его яхты: Габби Гарванза учел и такие детали. Теперь, как ты думаешь, Билли, что он собирается делать дальше?
  — Откуда ты знаешь, что Габби Гарванза их знает?
  Подмигнув, я ответил ему:
  — А кто, черт возьми, ты думаешь нанял меня, Дональда Лэма?
  Билл сразу выпрямился в кресле. Он внимательно изучал меня в течение нескольких долгих минут, потом слегка присвистнул, бросил книжку мне на кровать.
  — Чего ты хочешь от меня, Лэм? Если я дам тебе возможность уйти отсюда, Чаннинг убьет меня раньше, чем Габби сможет чем-либо помочь.
  — Дай мне хоть позвонить, — попросил я его.
  — Это будет не так-то просто.
  — Очень многое делать непросто. Можешь ни минуты не сомневаться, что Габби Гарванза знает обо всем, что здесь происходит. Ты уберешь меня, и шансов, что ты встретишь свой следующий день рождения, будет один из миллиона. А мне плевать, если твой день рождения послезавтра.
  Билл нахмурил лоб, пытаясь осмыслить то, что я сказал.
  — Полиция, — пообещал я, — найдет этого летчика, который отвез Морин туда…
  — Замолчи, я хочу подумать, — разозлился мой страж. — Если ты так умен, как кажешься, то заткнешься на несколько минут.
  Я сел на кровати, подоткнул повыше подушку под голову. Шея у меня сильно затекла. Минут через пять Билл наконец решился:
  — В конце коридора стоит телефонная будка. Теперь иди и постарайся, чтобы никто тебя не увидел, не шуми.
  Я быстро поднялся с постели, он взял меня за руку и помог сохранить равновесие: голова кружилась.
  — У тебя есть монеты?
  Я сунул руку в карман и нащупал немного мелочи:
  — Есть!
  — Хорошо, дальше иди сам. Если кто-нибудь тебя заметит, я дам тебе под ребро и заявлю, что ты от меня сбежал.
  Он открыл дверь и посмотрел, нет ли кого поблизости в коридоре, потом кивнул мне. Я тихонько прокрался вперед и вошел в будку. Потом закрыл за собой дверь и стал судорожно вспоминать номер телефона Габби в гостинице. Невозможно было тратить время на то, чтобы посмотреть его в лежащей тут же телефонной книге. Наконец я все-таки его вспомнил и стал лихорадочно крутить диск. Когда отель ответил, я попросил соединить меня с номером Джорджа Гренби. Понимая, как много зависит от того, застану ли я его в номере теперь и будет ли Гарванза со мной говорить, я ужасно разволновался: руки мои дрожали, колени подгибались при одной мысли, что его может там не оказаться. К телефону подошел его охранник, я его сразу узнал.
  — Позовите Габби, — сказал я.
  — Кто говорит?
  — Это Санта-Клаус, и у нас сейчас Рождество. Быстро позови Габби, или его чулочек с подарками окажется пустым.
  Я услышал, как парень сказал кому-то в глубине комнаты: «Какой-то сумасшедший говорит, что он Санта-Клаус и хочет передать срочную информацию. Вы будете с ним говорить?»
  Габби что-то прошуршал в ответ, и охранник сказал:
  — Ну, давай говори, выкладывай поскорее, что там у тебя!
  — Это Дональд Лэм, частный сыщик, которого вы выбросили недавно из комнаты.
  — О-о-о-о! — прозвучало в ответ.
  — Я кончил свое расследование. Я говорил Габби, что найду кое-что для него. Теперь я готов рассказать об этом.
  — О чем же?
  — Я хочу рассказать ему, что я нашел, что раскрыл…
  — Нам совершенно наплевать, что ты там нашел! Мы знаем все, что хотим знать.
  — Вы только думаете, что знаете. Вам бы лучше знать то, о чем знаю я, и тогда бы вы узнали, кто убил Морин Обэн и почему. Спроси, парень, интересует ли это Габби.
  На этот раз я ничего не услышал в трубке, он ладонью прикрыл ее. Но зато почти тотчас услышал голос Габби:
  — Начинай говорить. Давай только факты. Меня не интересуют твои выводы. Дай мне только факты.
  И я начал:
  — Вы были знакомы с Морин около года. Сколько раз за этот год она могла так напиться, чтобы начать кокетничать с первым попавшимся незнакомцем? Все, что случилось потом, ее ссора с вами и охранником — все это было лишь частью хорошо разыгранного представления. Парень, с которым она ушла, был летчиком. Он отвез ее в Сан-Франциско.
  — Любой дурак может сложить два и два, — послышалось в ответ.
  — Хорошо. Дальше она действовала, как сама считала нужным. Совершала поступки, о которых боялась вам рассказать, опасаясь, что об этом узнает ее охранник. А дело в том, что у нее состоялась тайная встреча с Джорджем Бишопом.
  — И это все? — недовольно спросил Габби.
  — Джордж Бишоп стрелял в вас, — ответил я. На другом конце провода наступила тишина. — И Морин приложила к этому руку.
  — Ты слишком много болтаешь лишнего, — заметил Габби.
  — Вы хотели услышать о фактах — теперь вы их знаете.
  — У тебя есть доказательства насчет Морин?
  — Конечно.
  — Давай выкладывай.
  — Человек, который убил Бишопа и Морин, — это Хартли Л. Чаннинг. Он хотел прибрать к рукам «Зеленую дверь», зная, что, если убрать с пути Бишопа и при этом связать все это с убийством, полиция уже не позволит вам вмешаться в дела казино.
  — Где ты сейчас находишься?
  — Сейчас я пленник Чаннинга. Думаю, что он собирается полить меня жидким бетоном и потом утопить в самой глубокой части залива Сан-Франциско. Я просто умоляю вас сделать что-нибудь, прежде чем…
  — Как тебе удалось добраться до телефона?
  — Я внушил парню, который меня охраняет, что теперь вы будете у них новым боссом.
  Опять на том конце провода наступила на несколько мгновений тишина, потом он сказал:
  — Ты просто наивный сукин сын!
  — Но я же все рассказал?
  — Конечно, ты все рассказал. Тебя охраняет Билл? Не так ли?
  В нерешительности я замолчал и только тут понял, почему мне удалось так легко уговорить Билла дать мне возможность позвонить Габби.
  — Да, он.
  — Хорошо, передай трубку Биллу.
  Я оставил ее висеть и бесшумно, на цыпочках, пробрался обратно в комнату.
  — Твой босс на линии, — сказал ему я.
  Ни слова не говоря, он встал и направился к телефону, оставив меня одного, без присмотра. Я решил немного поиграть, сел в кресло Билла, взял его журнал и стал читать. Когда он вернулся, я был глубоко погружен в чтение детективной истории.
  — Давай же, иди, я тебя отпускаю, — сказал он.
  Я медленно поднялся с кресла, а он с любопытством смотрел на меня:
  — Как, черт возьми, ты узнал, что я человек Гарванза?
  Я ему не ответил. Я этого не знал, взял да и сыграл эту сцену, а судьба на этот раз просто оказалась на моей стороне.
  Я постарался выглядеть очень скромным парнем.
  — Да, согласен, ты очень умный мужик, — повторил Билл уже ранее высказанную мысль. — Давай же, пошли!
  Глава 18
  Я позвонил в полицию из своего дешевенького отеля и попросил к телефону лейтенанта Шелдона.
  — Говорит Дональд Лэм, — представился я.
  — Ах ты, сукин сын! Где ты, Дональд?
  Я дал ему адрес своего отеля.
  — Что ты там делаешь?
  — Прячусь.
  — От кого?
  — Не хотел отнимать у вас время, лейтенант, знаю ведь, как вы заняты, и я надеялся, что кое-кто из ваших парней старался меня найти и доставить к вам.
  — Ты слишком ко мне внимателен, Дональд. Я хочу тебя видеть. Хочу видеть немедленно. В самом деле, я приказал доставить тебя хоть из-под земли, здесь или в Лос-Анджелесе.
  — Буду очень рад снова увидеться с вами, лейтенант.
  — Так ли уж? — усомнился Шелдон.
  — У меня есть нужная для вас информация.
  — Какая информация? — подозрительно спросил он.
  — О том водителе, который сбил человека и уехал.
  — А, эта!
  — Больше того, я могу вам сообщить кое-что интересное, касающееся убийства Бишопа, и вы сможете таким образом раскрыть оба дела сразу. Если вы ко мне приедете, что было бы неплохо, хотелось бы, чтобы вы были один и в новой форме.
  — Зачем это?
  — Здесь будет полно репортеров, и они захотят вас сфотографировать.
  — Знаешь, Лэм, мне многое в тебе нравится, но у тебя есть один большой недостаток.
  — Какой же?
  — Ты плохо знаешь географию. Ты думаешь, что находишься все еще в Лос-Анджелесе.
  — Нет, я знаю, где я нахожусь.
  — Ты думаешь, — продолжал он, — то, что помогает продавать участки земли в Лос-Анджелесе, поможет тебе и в твоих делах с полицией Сан-Франциско?
  — А что мне, по-вашему, лейтенант, помогает продавать их в Лос-Анджелесе? — спросил я с удивлением.
  — «Луговой майонез», — было ответом.
  — Вы не правы, это климат, — сказал я и повесил трубку.
  Через десять минут Шелдон уже был у меня. Не в новой форме, как я просил. Но он явно надеялся, что и в старой получит здесь столь желанное для него паблисити.
  — Итак, — сказал я, — насчет этого несчастного случая…
  — Давай выкладывай!
  — Только не могу назвать источники своей информации.
  — Дональд, мне это не нравится.
  — Если вы получите чистосердечное признание, уверяю, вам уже будет наплевать на эти источники.
  — Если получу признание, говоришь?
  — Пойдемте услышим его, и позже я расскажу вам все, что знаю о деле Бишопа.
  — Куда мы пойдем?
  Я назвал ему адрес Харви Б. Лудлоу.
  — Знаешь, Дональд, ты должен помнить, что тебе самому грозит обвинение в шантаже.
  — Разве не я вам первый позвонил?
  — Да.
  — Не я сказал, куда надо приехать? Не так ли?
  — Да, ты.
  — И что, я похож на идиота?
  — Нет, на идиота не похож, но ты так часто стараешься меня обмануть касательно твоих дел в Лос-Анджелесе…
  Я ничего не ответил, мне лучше было промолчать. Мы отправились в машине лейтенанта Шелдона. По дороге он спросил:
  — Так все же что, Лэм, ты можешь сказать по поводу убийства Бишопа?
  — Давайте сначала разберемся с делами Лудлоу. Если это прозвучит убедительно, вы меня выслушаете с большим терпением, если нет, то позже не поверите ничему из того, что я вам расскажу.
  — Дональд, если все это себя не оправдает… тебе самому не захочется мне дальше рассказывать.
  Мы подъехали к резиденции Лудлоу. Он был еще в постели. Похоже, все это должно было себя оправдать… Харви Б. Лудлоу — полный коренастый человек, по профессии брокер, ушедший уже на покой, при виде нас просто затрясся, как желе на тарелке, когда увидел полицейский значок лейтенанта. И прежде чем Шелдон успел задать ему несколько вопросов, он уже начал ему все выкладывать.
  Нам даже не пришлось идти к его машине, чтобы убедиться, есть ли вмятина на ее крыле, дабы подтвердить наши подозрения: Лудлоу просто спешил нам рассказать все, что он знал, и сбросить наконец с себя этот тяжкий груз.
  Как оказалось, он присутствовал на деловой конференции, выпил там пять или шесть порций. Один из его деловых партнеров для ведения записей бесед взял свою секретаршу на конференцию, и Лудлоу после ее окончания предложил подвезти ее. По дороге они остановились, выпили еще по нескольку коктейлей в каком-то баре, и Лудлоу не мог отвести от нее восхищенного взгляда. Она рассказала, что не любит свою работу. Она знала, конечно, что Лудлоу человек состоятельный, и, наверное, смотрела на него с обожанием. Лудлоу об этом нам, само собой разумеется, не говорил, но ее интерес к нему, скорее всего, можно объяснить именно этим: с ее точки зрения, он был человеком богатым. К тому моменту, как им было пора разъезжаться по домам, завернув по дороге к девушке, Лудлоу почувствовал действие спиртного, на него накатило приятное чувство собственной значимости и показалось, что внешне он не так уж плох и не настолько стар для нее. Девушка же будто бы вполне благосклонно выслушивала его пьяные комплименты. Вот, собственно, и вся история.
  Лудлоу, конечно, хотел сохранить свое «доброе имя». У него был шанс уехать подальше, и он им воспользовался. С тех пор его преследовали кошмары. Он известный в городе человек, член престижного клуба, и вдруг такое… Все это может вызвать громкий скандал, подумал лейтенант Шелдон. Поэтому, может быть, решил он, лучше поставить в известность капитана, своего непосредственного начальника.
  Шелдон так и сделал. Пришлось вытащить капитана из постели. Явились репортеры, была сделана масса снимков, в том числе и машины Лудлоу, которую они рассматривали чуть ли не в микроскоп.
  Были сделаны снимки и семьи Лудлоу: его жена снялась, обнимая его за шею, заявляя, что она будет стоять за мужа, что бы с ним ни случилось, что все это не больше чем печальное недоразумение.
  А лейтенант Шелдон и капитан рассказывали тем временем репортерам удивительную историю о том, как они постепенно, осторожно, шаг за шагом раскрывали детали этого прискорбного случая. Как они внимательно изучили машину Лудлоу, притом втайне от него, так что у хозяина не появилось ни малейшего подозрения на этот счет, что следствие ведется вот уже несколько дней… Так, мол, работает полиция — спокойно, эффективно, с абсолютной четкостью.
  В общем, со всем было покончено, лейтенант Шелдон отвез меня обратно в полицейский участок. Очутившись там, Шелдон обнял меня за плечи: теперь мы стали приятелями, и я вполне мог не оплачивать все свои повестки за неправильную парковку машины в Сан-Франциско.
  Когда мы вошли в офис старшего по чину, Шелдон сказал:
  — Капитан, у меня не было возможности объяснить вам все о Дональде Лэме.
  — Так это он дал вам частную информацию по делу Лудлоу? — спросил капитан.
  Шелдон с упреком взглянул на него:
  — Черт, нет, конечно, я до всего докопался сам, но давно разыскивал Лэма.
  — С какой же целью, лейтенант?
  — Думаю, он кое-что прояснит нам в деле Бишопа.
  Капитан даже присвистнул от удивления.
  — Капитан, вы не будете возражать, если я приглашу его в свой офис и мы поговорим с ним? Вы могли бы нас подождать пару минут?
  — Нет, конечно. Вы что, Шелдон, хотите меня исключить из этого дела?
  — Просто я думаю, что будет лучше, если я и Дональд поговорим и все по-дружески обсудим… Я не против того, чтобы вам все рассказать, капитан. Думаю, я уже знаю, что случилось, и уже могу назвать убийцу прямо сейчас.
  — Итак, кто же он?
  Но тут лейтенант упрямо покачал головой:
  — У Дональда Лэма есть несколько фактов, которые, как мне кажется, окончательно решат исход этого дела. Дайте мне полчаса для переговоров с ним, и потом я все вам выложу: думаю, у меня к тому времени будут уже и доказательства.
  — После разговора я вас жду у себя, лейтенант. Идите прямо ко мне, ни с кем ничего не обсуждая. Поговорите с Лэмом и прямо ко мне! Вы поняли?
  Лейтенант Шелдон посмотрел ему в глаза:
  — Конечно, я понял, капитан.
  — Вы, черт возьми, прекрасно поработали. Побольше бы мне таких офицеров, как вы, Шелдон. Думаете, вам потребуется на разговор всего полчаса?
  — Около этого.
  — Начальство очень этим интересуется.
  Лейтенант кивнул в знак понимания и взял меня за руку:
  — Пошли, Дональд. Думаю, у тебя и в самом деле есть интересная информация, которая нам очень поможет, — говорил он нарочито громко, чтобы его слова слышал капитан. — Не поверишь, но и у меня есть кое-какие мысли по поводу случившегося. Думаю, я очень скоро смогу решить этот вопрос с твоей помощью. Скоро увидимся, капитан!
  Глава 19
  — Вы собираетесь доставить сюда Джона Карвера Биллингса для допроса? — спросил я лейтенанта.
  — Кого, сына?
  — Нет, Биллингса-старшего.
  — Он нанял очень известного адвоката. Тот проинструктировал его и посоветовал не давать показаний в его отсутствие.
  — Так мы все-таки будем с ним разговаривать здесь?
  Он многозначительно посмотрел на меня.
  — Знаешь, Лэм, я уже сунул шею в эту петлю. Если через полчаса мне придется вернуться к капитану и сказать ему, что «ничего нет», для меня это будет весьма не просто, очень не просто, черт возьми.
  — У вас всего полчаса, лейтенант. Я скажу вам, что смогу сделать, и, уверен, у вас будет что завтра рассказать газетчикам…
  — Пока это только пустая болтовня, Лэм! Что у нас есть на Биллингса?
  — Это зависит от того, насколько вы мне верите, — пожал я плечами.
  Он снял телефонную трубку, набрал номер одного из внутренних абонентов и приказал:
  — Приведите сюда Джона Карвера Биллингса-старшего. Да, правильно. И поспешите… А мне плевать на то, что говорит его адвокат. Давайте его сюда, и побыстрее!.. Разбудите!.. — Шелдон повесил трубку. — Итак, Дональд, хочу услышать что-то из твоей теории.
  — Пригласите стенографистку, чтобы записать его признание, и сами слушайте все, о чем я буду его спрашивать.
  — Дональд, если тебе удастся его расколоть, это, конечно, будет нечто экстраординарное!
  — Это именно так.
  — Ты имеешь в виду Биллингса? Его признание добавит лишнее перо на мою шляпу!
  — Черт с ним, с пером, лейтенант! Я достану вам целый головной убор из перьев. Слушайте же! Биллингс не имеет никакого отношения к убийству.
  В глазах лейтенанта появилось искреннее уважение ко мне.
  — Не хочешь ли сигару, Дональд, — предложил он. — У меня очень хорошие сигары.
  Минут через десять в кабинет привели Джона Карвера Биллингса. В его глазах, казалось, погас свет, но спину он держал прямо.
  Когда он увидел меня, на его лице появилось выражение крайнего удивления. Губы были плотно сжаты, выражая решимость.
  — Мой адвокат предупредил меня, чтобы я не отвечал ни на один ваш вопрос, все должно происходить только в его присутствии, — сообщил он Шелдону.
  — Мистер Биллингс, поверьте, у нас есть шанс решить этот вопрос, — сказал я ему.
  Он посмотрел на меня и упрямо повторил:
  — Мой адвокат предупредил, чтобы я отвечал на все вопросы только в его присутствии.
  — Ну, хорошо, не отвечайте на мои вопросы! — сказал я.
  — Меня проинструктировали, чтобы я вообще не говорил ни о чем…
  — Не говорите, просто слушайте, — ответил я ему.
  Он замолчал, закрыл глаза, будто стараясь абстрагироваться от окружавшей действительности, от этого офиса и от всего, что было с ним связано.
  — А теперь слушайте, лейтенант, что произошло на самом деле, — начал я. — Джордж Тастин Бишоп являлся владельцем казино «Зеленая дверь». Вы, может быть, официально не хотите о нем знать ничего, но неофициально наверняка знаете, что это за место.
  — Я думал, что человек по имени Чаннинг был…
  — Чаннинг у Бишопа был просто человеком, ведущим его бухгалтерские дела, когда Бишоп еще только начинал. Потом он вошел в дело и отрезал себе неплохой кусочек от пирога. Когда же узнал, что происходит на самом деле за главным фасадом… Бишоп считался шахтовладельцем, владельцем рудников. Он не хотел скрывать от государства свои доходы, но не хотел и того, чтобы узнали, что они идут от казино. Поэтому он создал много дутых корпораций, шахт, рудников, сталеплавильных заводов, получая чеки от сталеплавильных компаний. Ну и все в этом же роде. Если бы кому-нибудь пришло в голову все это расследовать, то афера выплыла бы наружу. Никому не было до этого дела, никто не брался за расследование, потому что в книгах учета все было безупречно и не к чему придраться. Никому ни разу не пришло в голову, что сталеплавильные компании будут готовы оплачивать золотоносной рудой за обычную пыль. И всегда у Бишопа одна из шахт носила название «Зеленая дверь»…
  — Продолжайте, — сказал Шелдон.
  — До того, как Бишоп занялся игорным бизнесом, он иногда подрабатывал шантажом на стороне. Не знаю точно, кого он еще шантажировал, кроме сына Биллингса, но с ним он обошелся очень жестоко. Не знаю, какой зуб он имел на него, — так глубоко мне не удалось проникнуть, — но, я уверен, прежде чем мы здесь кончим, мистер Биллингс сам нам расскажет, что это было.
  Шелдон вопросительно посмотрел на Биллингса.
  Биллингс молча сидел на стуле с закрытыми глазами, сжатыми кулаками и губами, сомкнутыми так плотно, будто боялся, что какое-нибудь слово вдруг случайно вылетит помимо его желания. Лицо его было цвета мокрого цемента…
  Взглянув на него, я продолжал:
  — После того как Бишоп стал хозяином «Зеленой двери», он перестал заниматься такими мелочами, как шантаж. Но помните, у него что-то было на Биллингса, какая-то порочащая того информация, которую знал он и, видимо, Чаннинг тоже. Хотя, возможно, Чаннинг и не знал конкретно содержание этого компромата… Постепенно Чаннинг стал входить в игорный бизнес, и Бишопу это не нравилось, он вообще стал подозрительно относиться к нему. Вначале он нуждался в таком человеке, некой подставной фигуре, которая была в курсе всех его дел. Но Чаннинг слишком быстро стал завоевывать все новые и новые позиции. Бишоп перестал ему доверять и стремился его от всего отстранить, отправив туда, где бы тот уже ничего не хотел и ни к чему не стремился… Затем в дело решил войти Габби Гарванза, но кто-то в него стрелял, желая убрать с пути. Попытка оказалась неудачной: он выжил.
  — Знаешь, кто это сделал? — перебил меня Шелдон.
  — Конечно. Это был Джордж Бишоп. Он решил, что сделал все как надо, поэтому, когда утренние газеты сообщили, что Габби пришел в себя, чуть не потерял сознание, по словам его жены. Его вдова может это подтвердить.
  — Продолжай, Лэм, — сказал лейтенант.
  — Одно время Бишоп встречался с Морин Обэн. Чаннинг познакомил ее с Гарванза, когда Бишоп женился на Ирен, артистке стриптиза. Морин стала девушкой Габби, но не забыла обиды на Бишопа.
  Когда жизненные интересы Бишопа и Габби пересеклись, Бишоп попытался убрать его с дороги, но сделал это по-дилетантски. Бишоп был игроком, шантажистом, но отнюдь не убийцей: он не в состоянии был лишить человека жизни. И когда пришел в себя от шока, узнав, что Габби жив, то понял, что ему, несмотря на внутреннее сопротивление, надо сделать еще одну попытку его убрать, пока тот не сделает это первым. Но не своими руками…
  — Продолжай, — в нетерпении перебил меня Шелдон.
  — И Бишоп решил воспользоваться Морин, чтобы быть уверенным, что на этот раз Габби не избежит гибели, поэтому все было так подстроено, чтобы Морин чувствовала себя очень измотанной, а стало быть, и импульсивной. Ей подставили красавца-незнакомца, который, по их расчетам, должен был ей понравиться. Этот человек был летчиком, нанятым Бишопом, но на самом-то деле он был крепко связан опять-таки с Чаннингом. Вот так все и получилось… Чаннинг понимал, что Бишоп очень нервничает, и решил, что для него будет лучше нанести удар первым. Он знал также, что игорные дома, запрещенные законом, не наследуются.
  — Все ясно, но расскажи мне об этом летчике поподробнее, — попросил Шелдон.
  — Летчик получал приказы и инструкции от Бишопа, но отчитывался перед Чаннингом. Познакомившись с Морин, он, по ее просьбе, на самолете переправил ее на летное поле к северу от Сан-Франциско, где ее уже ждал Бишоп. Единственная неприятность состояла в том, что и Чаннинг тоже поджидал их здесь. Морин залезла в машину Бишопа. Чаннинг заранее незаметно забрался на заднее сиденье машины. У него было два пистолета, Морин была убита из автоматического оружия… Его мы пока не нашли и не проследили, кому оно принадлежало.
  Бишоп был убит из пистолета, который Чаннинг предусмотрительно забрал из каюты на яхте Биллингса. И пулевое отверстие с остатками окровавленной ткани по краям тоже было предусмотрительно оставлено убийцей как улика.
  Шелдон не выдержал:
  — Ты что же, хочешь сказать, что Чаннинг выстрелил в Бишопа на яхте Биллингса второй раз?
  — Именно это я и хочу сказать: он сделал это так, чтобы пуля пробила деревянную обшивку, ведь круглое пулевое отверстие с кровавыми краями было очень хорошей прямой уликой. А незадолго до убийства Бишоп пытался надавить на Биллингса. Нет, это не был шантаж: Бишоп хотел, чтобы тот сделал ему одно одолжение. Но именно этого одолжения Биллингс и не хотел ему делать.
  — В чем же оно заключалось?
  — Видите ли, Бишоп вел сложную игру с рудниками, где добывалась золотоносная руда. Он вывозил породу из шахт и продавал ее как щебень, гравий или просто… топил в заливе… Один из таких контейнеров он привез как-то к себе в поместье и высыпал на площадку, где готовился разбить теннисный корт и сад — на террасах склона холма. Это стоило ему около трехсот долларов — измельчение тонны руды. Содержание золота в ней было не слишком велико, так что его не увидишь стекающим потоком при промывке, однако процент его от общей массы был достаточно велик. Я убедился в этом сам, промыв руду с участка Бишопа…
  Лейтенант Шелдон, видел я, глубокомысленно размышлял над сказанным мною. Подождав с минуту и видя его озабоченность, я продолжил свой рассказ:
  — У Бишопа на руках был контрольный пакет акций. Часть их была продана тем, кто пожелал их приобрести. Часть — и большая — хранилась в банке, причем банкирам было разрешено продавать ценные бумаги при условии, если акции будут держаться вкладчиком в банке не менее года. Это условие было поставлено корпорациями, занимающимися рудниками… В конце года собирался совет экспертов, на котором анализировалась ценность тех или иных рудников, перспективность шахт, и, если какая-то из них признавалась убыточной, не приносящей прибыли, Бишоп посылал отчет в комиссию по корпорациям. Совершенно естественно, что мелкие держатели акций забирали с депозита в банке свои ценные бумаги, а учредитель оставался обладателем основного, контрольного пакета акций…
  Шло время, и, когда все забывали о существовании очередной убыточной шахты, начинали поступать доходы от «сталеплавильной компании». Бухгалтерские книги показывали, что и шахта под названием «Зеленая дверь» тоже начала приносить их. У Бишопа, как вы помните, всегда одна из шахт так называлась. Никто из налоговых чиновников не догадывался хоть раз копнуть при проверке глубже, и все выглядело вполне законно. Если бы вдруг кто-то почувствовал что-то неладное, Бишоп всегда бы смог подтвердить документально, что он отчитался за каждый цент с доходов от «Зеленой двери». И никто бы ничего больше не спросил. Но если вдруг налоговые инспекторы полагали, что от шахты все-таки идут доходы, то Бишоп не мог их «винить» в их невольной ошибке…
  Дальше… Он нашел очередную шахту, в руде которой содержалось золото. И захотел иметь все акции этой шахты по ценам, взятым буквально с потолка, которые никак не отражали действительной стоимости прибыли от них. Корпорации ему отказали. Тогда он попросил Биллингса, президента банка, подать в суд на них, основываясь на долговых расписках, которые Бишоп подписывал совместно с этими корпорациями… Биллингс почувствовал, что запахло жареным, и отказался подавать иск в суд. Но Бишоп против Биллингса кое-что имел и решил использовать шантаж, чтобы получить то, чего он так добивался…
  Чаннинг знал подноготную всей этой кухни. Когда он решил убрать с дороги Бишопа, то хотел быть уверенным, что в этом убийстве будет обвинен именно Биллингс. И никто другой. Если бы у полиции не было никаких веских доказательств, то первым, кого бы стали подозревать, был Чаннинг…
  Гораций Б. Катлин — человек, о котором мне практически ничего не известно. Он член яхт-клуба, и я просто предположил в своих рассуждениях, что у него были какие-то финансовое затруднения. Но в любом случае — он бывал в казино «Зеленая дверь» очень часто и, видимо, оказался по завязку в долгах. Об этом, конечно, Чаннинг Бишопу не докладывал и, естественно, делал это намеренно, чтобы использовать Катлина в своих личных целях…
  Во вторник поздно вечером Катлин вернул свой долг Чаннингу. И… одолжил ему свою яхту. Чаннинг перевез тело мертвого Бишопа на яхту Катлина и отогнал автомобиль Бишопа подальше от стоянки яхт-клуба. В это же самое время частный самолет уже вез тело Морин Обэн на юг. Это было сделано для того, чтобы полиция посчитала, что убийца, который покушался на жизнь Габби Гарванза, отправил на тот свет и Морин: будь девушка жива, она могла бы многое порассказать полиции о гангстере…
  Преступники надеялись, что Морин похоронят там, где ее тело будет найдено. А вот труп Бишопа должен был упасть прямо, что называется, в руки Биллингсу. В таком случае, сами понимаете, лейтенант, полиция никогда бы не заподозрила в убийстве Чаннинга…
  Охрана яхт-клуба всегда была внимательна к тем, кто входил на его территорию и выходил, — как правило, через ворота. Но никогда не учитывались люди, приплывающие или уплывающие на яхтах. Ими, как правило, являлись уважаемые члены клуба, которых проверили и перепроверили не один раз. Но только тогда, когда они проходили через ворота… Вот так все и произошло. Чаннинг приплыл на яхте Катлина. Потом, когда стемнело, сбил замок на яхте Биллингса и положил туда тело Бишопа в каюту на пол, выбросил за борт пистолет, из которого был убит Бишоп, будучи твердо уверен, что Биллингсу никогда не придет в голову искать его, когда он обнаружит тело… Но Чаннинг-то знал, что полиция обязательно пошлет водолаза, чтобы разыскать оружие, и сделает это по прибытии незамедлительно.
  — Интересная история! — вставил вдруг лейтенант. Не зная, как реагировать на замечание Шелдона, я счел самым разумным продолжить повествование:
  — Видимо, Чаннинг предвидел, что тело будет найдено не более чем два дня спустя, но тут-то Биллингс и спутал все его планы. Оба Биллингса наведались по каким-то своим делам в яхт-клуб и подошли к своей яхте незамеченными, потому что как раз в этот момент почему-то в воротах перестал работать электрический сигнал, а Дэнби, охранник, разговаривал по телефону, повернувшись к воротам спиной, когда они туда входили.
  Когда отец и сын обнаружили тело Бишопа на полу своей яхты, то буквально пришли в ужас. Они понимали, что едва труп найдет полиция, методы, которыми Бишоп шантажировал их, наверняка выплывут наружу. И, конечно, Биллингсы знали, что в убийстве обвинят их…
  Вместе оба стали думать, как избавиться от мертвеца, и неумело, если можно так выразиться, чисто любительски провели всю работу по сокрытию трупа. Им удалось перетащить то, что осталось от Бишопа, на одну из соседних яхт. Чтобы это сделать, они сбили с нее замок. Боясь, что охрана заметит содеянное ими, они повесили новый. На полу осталась кровь убитого, Биллингсы сняли старый ковер и заменили его новым. Словом, все сделанное лишь способствовало тому, что они все туже затягивали у себя на шее петлю…
  Внезапно лицо лейтенанта Шелдона помрачнело и стало вдруг пунцово-красным. Он выдавил из себя:
  — Ладно… Лэм, скажи мне, кто тебя нанял?
  — Джон Карвер Биллингс.
  — Старик?
  — Нет, молодой Биллингс.
  — Ах ты, сукин сын! — бросил он с такой яростью, что ему могла позавидовать бы сама Берта Кул: ее эпитеты по сравнению со злостью, с которой он произнес это ругательство, показались бы просто объяснением в любви.
  — В чем дело? — недоумевал я.
  — Хочешь подсунуть мне эту ерунду?! Ты что же, подсунул мне и это дело Лудлоу с его наездом на человека, чем втерся в доверие, а теперь несешь мне всю эту чепуху?
  — Одну минутку, лейтенант!
  — Пошел к черту! Считай, тебе не повезло, Дональд! Я покажу, что может произойти с такими ублюдками, как ты, которые пытаются обмануть представителя…
  — Ну а теперь заткнись и забудь, что ты чертов полицейский! — заорал я вне себя. — Тебя заждался твой капитан, а ему уже названивает его начальство и жаждет правильного решения по делу Бишопа! Ну, Шелдон, желаешь сохранить свою голову на плечах или предпочитаешь ее потерять?
  Лейтенант просто подскочил при одном упоминании капитана и своего шефа. Ему в случае чего должно было от них здорово нагореть, и он это прекрасно понимал.
  — Дональд! — в его обращении я уловил такую ненависть, что даже изменился голос — стал низким, едва слышным. — Если ты меня подставил, я переломаю все твои ребра!
  — У вас есть возможность проверить то, о чем я рассказал. И в вашем распоряжении всего каких-нибудь двадцать минут. Вам надо немедленно найти Горация Б. Катлина и допросить его.
  Шелдон начал лихорадочно крутить телефонный диск. Но два человека в полицейской форме появились в офисе гораздо быстрее, чем ему удалось с кем-либо соединиться, Шелдон прокричал им:
  — Держите этих двоих так, чтобы никто их не видел, и мне плевать — кто бы этого ни захотел! Я сказал — никто! Не позволяйте им говорить ни с кем из департамента! Не разрешайте встречаться ни с одним из адвокатов! Не позволяйте подходить к телефону! И чтобы они оставались там, где сейчас!..
  Лейтенант выскочил из офиса подобно реактивному самолету, взмывающему вверх на взлетной полосе.
  Биллингс открыл глаза и посмотрел на меня. Потом медленно протянул мне руку, пожав ею мою. И не произнес ни слова.
  — Не говорите им, что у Бишопа было за душой против вашего сына и… — тихо сказал ему я.
  — Заткнись! — закричал один из охранявших нас офицеров. — Лейтенант запретил вам разговаривать с кем бы то ни было!
  — Но это не значит, что мы не можем разговаривать между собой, — логично заметил я.
  — Я понял это иначе. Заткнись! — настаивал охранник. Биллингс попытался еще что-то сказать мне. Один из офицеров угрожающе встал.
  — Вы, парни, дождетесь, что вам достанется по шее!
  Мы замолчали. Это продолжалось томительных тридцать минут. Кажется, за эти полчаса я посмотрел на часы не менее пятидесяти раз, но Биллингс сидел не шелохнувшись, с каменным лицом. Наконец появился лейтенант Шелдон. Его будто подменили. Теперь он был больше похож на сияющего десятилетнего ребенка в рождественское утро. Я посмотрел на него и вздохнул с облегчением.
  — Дональд опять перешел запретную линию, поэтому мне пришлось так себя повести. Капитан и шеф ждут меня в офисе. А вы убирайтесь отсюда, — обратился он к охранникам.
  Те мгновенно испарились.
  Мне пришлось снова и снова повторить ему свой рассказ, чтобы он его как следует запомнил.
  — А как ты нашел Катлина, Лэм?
  — Я знал, что в деле должен был быть кто-то замешан из членов клуба, кто оказался бы целиком в руках управляющего казино «Зеленая дверь». И этот человек настолько увяз в долгах, что делал все, что ему приказывали… Поэтому я нанял охранника из яхт-клуба, чтобы тот понаблюдал за людьми, входящими и выходящими как из него, так и из казино. Когда охранник его узнал, я понял, что это тот самый человек, которого я ищу. Я пошел за ним и сразу увидел, что его нет ни за одним из столов, где играли: он, без сомнения, сразу отправился к менеджеру. Я был уверен, что нашел ответ на свой вопрос.
  — Не хотите ли сигару? — спросил нас с Биллингсом лейтенант Шелдон. — Мы приносим свои извинения, что из-за нас вам пришлось терпеть такие неудобства, сэр, но вы должны понять… И пожалуйста, подождите меня здесь. Не выходите. В коридоре будет охранник. Просто сидите здесь и ни с кем не разговаривайте. Дональд, ты ведь достаточно умен и все понимаешь… Смотри, чтобы Биллингс тоже молчал. Не разговаривайте ни в коем случае с репортерами. Не пытайтесь говорить по телефону…
  Лейтенант набрал номер и сказал в трубку:
  — Я уже иду к вам, капитан. Простите, что заставил ждать. Мне надо было кое-что выяснить и перепроверить. Я сейчас буду.
  С этими словами он выскочил из комнаты.
  Я повернулся к Биллингсу.
  — Скажите мне, какой информацией располагал Бишоп о вашем сыне?
  — Честно, Лэм, я сам узнал об этом только на прошлой неделе. И мне не хочется это обсуждать.
  — Но мне-то вы могли бы сказать.
  — Нет, не могу.
  — Ваш парень высокий, длинноногий?
  Он кивнул.
  — Играл в колледже в баскетбол?
  — Да.
  — Был членом школьной команды?
  — Да, был.
  — Бишоп был игроком, который ставил и на игры в колледжах, — сообщил я ему.
  Внезапно лицо банкира скривилось от внутренней боли. Он заплакал. Невозможно было видеть без содрогания, как у сильного, мужественного человека по лицу текут слезы.
  Я поднялся, подошел к окну, повернувшись к Биллингсу спиной: я не мог этого выносить. Через несколько минут, когда редкие всхлипывания прекратились, вернулся и сел обратно в кресло.
  Довольно долго никто из нас не произносил ни слова.
  — Когда будете рассказывать вашу историю Шелдону, скажите ему, что ваш сын был замешан в скандале с девицей.
  — Для него это будет недостаточно веским мотивом, — ответил Биллингс. — Я уже об этом думал.
  — Скажите ему, что девушка умерла в результате подпольного аборта.
  Биллингс с минуту обдумывал мои слова, потом согласно кивнул.
  — Дональд, — произнес он, и в голосе его я ощутил теплоту. — Если вам удастся убедить полицию, Лэм, в правдивости вашей истории как официальной версии, вы получите очень большое вознаграждение. Солидное вознаграждение…
  Мне сразу почему-то вспомнилась Берта. Посмотрев ему прямо в глаза, я сказал:
  — Мы ждали этого, мистер Биллингс. Мы не делаем свою работу бесплатно.
  — Вам этого и не придется делать. Вы этого просто не должны делать.
  На этом наш разговор прекратился. Нам больше нечего было сказать друг другу. Мы сидели и просто ждали, ждали, ждали… Очень долго. Наверное, несколько часов… Потом вошел офицер и принес нам кофе и сандвичи.
  — Лейтенант просил передать, чтобы вы чувствовали себя как дома. Просил ни с кем не разговаривать, — опять напомнил он нам.
  Примерно через час пришел сам лейтенант Шелдон, закрыл дверь, пододвинул свое кресло поближе к Биллингсу и сел.
  — Мистер Биллингс, вы очень влиятельный в Сан-Франциско человек, и мы хотим, чтобы вы поняли, что полиция вас уважает. Мы стараемся помочь таким уважаемым людям, как вы.
  — Спасибо, — ответил тот.
  — Ну а теперь расскажите мне, пожалуйста, мистер Биллингс, что за компрометирующий материал имел Бишоп на вашего сына?
  — Это по поводу одной девушки, — ответил Биллингс.
  Шелдон хмыкнул.
  — Ей пришлось сделать операцию, и она умерла.
  Ухмылка сползла с лица Шелдона. Ему понадобилось время, чтобы это осмыслить.
  — Хорошо, мистер Биллингс, думаю, мы можем больше не касаться этого вопроса о шантаже, если вы согласитесь нам помочь.
  — Если вы не будете даже произносить это слово «о шантаже», то я сделаю… сделаю все от меня зависящее, чтобы вам помочь.
  — Хорошо. Вы должны сделать только одно.
  — Что же именно?
  — Помогите нам в наших усилиях охранить вас от возможных неприятностей.
  — Что вы имеете в виду?
  — Ни с кем не разговаривайте. Газетчики все очень хитрые и пронырливые. Они жаждут устроить вам перекрестный допрос, если вы им подадите хоть чуточку надежды. Они зададут вам множество вопросов, а потом сами все начнут перепроверять. И загонят вас в угол.
  — Вы хотите, чтобы я им вообще ничего не рассказывал? — прервал его Биллингс.
  — Да. Для вашей же пользы. Поверьте, мы хотим вам помочь, но есть только один способ избежать вопросов о шантаже.
  — Ладно, буду молчать.
  Я повернулся к Шелдону.
  — Вы должны для меня кое-что сделать, лейтенант.
  — Все, что хотите, Дональд. Весь этот чертов город ваш. Просто все, что хотите!
  — Когда будете рассказывать эту историю репортерам, вам надо сделать упор на тот факт, что Джордж Бишоп стал богатым благодаря этой шахте.
  Он посмотрел на меня и подмигнул.
  — Да хранит вас Господь, Дональд. Эта история уже в печати. Шахта, богатая золотоносной рудой, — это сенсация и в то же время драма. Я уже столько говорил с репортерами, что охрип. Теперь, Дональд, вам придется в этом деле отступить на задний план. Поверьте, когда представится следующий случай, вы можете рассчитывать на мою помощь и на помощь всего нашего отдела. Тебя устраивает такой поворот событий, Лэм? — Он называл меня от полноты чувств, его распиравших, то на «вы», то на «ты».
  Я кивнул.
  Он обошел вокруг стола и хлопнул меня по плечу с такой силой, что чуть не вышиб из меня дух.
  — Дональд, ты умный малый. Ты много видел. Поверь мне, ты себе ничем не повредил, расследуя это дело. Все, что тебе будет нужно в Сан-Франциско, ты получишь, этим может похвастаться не каждый частный сыщик, особенно из Лос-Анджелеса.
  Он сам рассмеялся своей шутке.
  — А что же будет со мной и моим сыном? — спросил Биллингс. — Мы свободны?
  — О, совсем забыл! Мы были так заняты… Мы подняли с постели вашего шофера, мистер Биллингс, и ваша машина ждет у подъезда. Вас ждет еще и толпа репортеров со своими камерами. Они вам будут задавать вопросы. Если вы просто будете отвечать, ничего не комментируя, это очень нам поможет. Позвольте мне ответить на их вопросы, сэр.
  — Мне не о чем с ними говорить, — согласился Биллингс.
  — Тогда с этим покончено, — явно обрадовался Шелдон, схватив за руку Биллингса в экстазе сердечности. Он проводил Биллингса до двери, придержал ее, когда тот выходил, а меня попросил задержаться. — Пусть мистер Биллингс выйдет один, Дональд. Его сын ждет внизу у машины. Может быть, для него лучше, если тебя не будет на фотографиях, которые сейчас обойдут все газеты. Пусть лучше о тебе не знают, и работать тебе потом, поверь, будет спокойнее.
  — Я страшно люблю анонимность! — сказал я.
  — А вам надо заплатить этому парню хороший гонорар, мистер Биллингс. Поверьте, он очень нам помог в раскрытии этого сложного дела, да и вам тоже.
  — Не беспокойтесь, — холодно ответил Биллингс, — я не вчера на свет родился.
  Дверь за ним закрылась.
  — Нет ли здесь черного хода? — поинтересовался я у Шелдона.
  — Дональд, это действительно одно удовольствие работать с тобой, ты и в самом деле знаешь свое дело!
  Над городом уже вставало солнце, когда он наконец выпустил меня через дверь, куда обычно подъезжали машины «Скорой помощи». На этот раз полицейская довезла меня до моего отеля.
  Глава 20
  Я вошел в свой офис. Секретарша подняла голову, издав такой звук, будто увидела привидение, и приложила пальчик к губам, прося соблюдать тишину.
  Я подошел к ее столу:
  — В чем дело, Элси? Берта опять на тропе войны?
  — Она хотела, чтобы ей сообщили, как только ты вернешься.
  — И как она это выразила?
  — Она сказала: «Если этот тонкий маленький червяк будет иметь мужество сунуть сюда свой нос, то позвони мне, и я сама вышвырну его за дверь. Наше партнерство расторгнуто».
  — Как мило с ее стороны! Позвони ей, Элси. Скажи, что я только что пришел и я в своем офисе.
  Буквы на дверях моего офиса с моим именем «Дональд Лэм», видно, грубо и нервно соскребли со стекла. Я представил, как Берта занималась этим лично, держа в руках безопасную бритву.
  Элси Бранд смотрела на меня широко раскрытыми глазками.
  — Дональд! — попросила она. — Не входи сюда и немедленно найми себе адвоката. Боже мой, Дональд, сейчас опять разразится скандал!
  Я вынул из кармана чек и протянул его Элси.
  — Хочу вернуть тебе деньги, которые ты мне послала. Спасибо.
  — Ладно, Дональд, ладно! Смотри, чтобы Берта не узнала, что я тебе их одалживала. Дональд, что это? Что? Это же чек на тринадцать тысяч долларов!
  — Вот именно, — скромно прокомментировал я.
  — Это чек от кассира?!
  — Правильно, из банка Биллингса, умница, догадалась.
  — Но что… Но что это? Почему… так много?
  — Те деньги, что ты мне послала, Элси, я вложил в рудники, компания «Скайхук Майнинг и Дивелопмент Синдикат» — кстати, прекрасная компания! По-моему, это неплохое вложение. И после того, как мы с тобой купили ее акции, цены на них, уверен, взлетят к небу, как ракета.
  — Дональд, ты хочешь сказать, что это мои триста пятьдесят, которые я тебе послала?.. Дональд, я просто не понимаю!
  — Тебе и не надо понимать, просто погаси чек, и все.
  В этот момент за моей спиной раздался вдруг грохот, похожий на землетрясение. Стул полетел к стенке, стол был отброшен в другую сторону, будто его двигала чья-то гигантская рука, а перед тем распахнулась дверь с такой силой, что чуть не сорвалась с петель, и на пороге появилась Берта Кул.
  — Ах ты, сукин сын! И у тебя еще хватило наглости прийти сюда? Зачем ты явился? У тебя здесь не больше прав, чем у ничтожной моли, вылетевшей из вещевой кладовки! Ты худосочный, плоскогрудый, весь покрытый веснушками, похожий на навозного жука ублюдок!..
  — Какое замечательное творчество! — успел восхититься я столь радушному приему.
  — После того как Берте удалось отложить пятьсот долларов, ты отправился в Сан-Франциско и засунул свои похожие на арахисовые орешки мозги бог знает во что!.. Ты засунул свой нос в бизнес, и что из этого вышло? Они приостановили оплату по чеку! Ты и твой поганый язык! Ты и твое особое мнение!.. Потом оказывается, что из-за тебя нашего клиента арестовывают за убийство. И полиция начинает тебя разыскивать. Выдан ордер на твой арест. Подумать только! Арестовать частного сыщика из Лос-Анджелеса, моего партнера! Которого я подобрала из грязи. Я взяла тебя в свои партнеры, и чем ты мне отплатил за это? Ох, чтоб меня зажарили как устрицу!.. — Повернувшись к сидящей за столом телефонистке, Берта приказала: — Соедините меня с полицией и скажите им, что Дональд Лэм ждет их здесь, чтобы они надели на него наручники. Скажите им, что самый великий и умный детектив вернулся и ждет их!
  Она уперлась руками в свои необъятные бока, растопырила локти, а ее челюсти в этот момент очень напоминали бульдога.
  — Берта! — спокойно сказал ей я. — Подпиши здесь, — с этими словами я протянул ей карточку через стол.
  Она даже не посмотрела на нее.
  — Распишись на моей!.. — сказала она. — Прежде чем я что-нибудь подпишу, я потребую для тебя ордер в Верховном суде! И не надейся, что получишь от меня хоть цент! Ты поднял такую бучу, что я должна с тебя вычесть все, до последнего цента, после продажи твоего имущества, чтобы компенсировать нанесенный мне ущерб. Поговорю со своим адвокатом, и он подтвердит, что я абсолютно права. Пойди и тоже найми себе адвоката, вот тогда и посмотрим, что это тебе даст… Вещи, которые тебе принадлежали и находились в твоем письменном столе, сложены в коробки и стоят в углу комнаты. А теперь убирайся отсюда к черту!
  — Все-таки тебе лучше подписать эту карточку, Берта. Это наш новый совместный счет — счет партнеров в банке Сан-Франциско, — сказал я ей.
  — Совместный банковский счет партнеров?! Что это, черт возьми, ты плетешь? Будь проклят, Лэм, ты наверняка попадешь в тюрьму! Я прекратила выплату по любым чекам, на которых стоит твоя подпись. И вообще закрыла наш совместный счет в банке, а все оставшиеся деньги переложила на свое имя. Я прекратила наше партнерство! Я, Берта Кул, подняла тебя из грязи, да поможет мне бог, но я тебя снова туда брошу!
  — Хорошо, хорошо! Тогда я один буду распоряжаться счетом в банке в Сан-Франциско. А ты продолжай вести дела здесь, в Лос-Анджелесе, если тебе так нравится. Тебе нечего беспокоиться по поводу юридической стороны дела: если наше совместное сотрудничество расторгнуто, то деньги, заработанные мной, целиком становятся моей собственностью.
  — Деньги, которые ты сам заработал?
  — Именно так.
  Она наконец схватила со стола карточку, пристально рассматривая написанное на ней, и вдруг удивленно воскликнула:
  — Что это? Похоже, счет из банка в Сан-Франциско, на котором должна стоять моя подпись для совместного сотрудничества «Кул и Лэм»?..
  — Да, правильно, так и есть.
  Она поднесла карточку ближе к глазам.
  — Да, и на этом совместном счете, — сказал я, — лежит кругленькая сумма в банке Сан-Франциско. И теперь мы будем еще и в добрых отношениях с полицией Сан-Франциско, и они нам будут посылать все дела, которые надо помочь им раскрыть. С ними мы тоже теперь будем работать как партнеры.
  — О чем это, черт возьми, ты толкуешь, не пойму что-то?
  — Ты знаешь, Берта, что дело Бишопа раскрыто?
  — То, что оно раскрыто, я знаю, но не пытайся меня убедить, что ты имеешь к этому какое-то отношение! Я тоже почитываю газеты. И знаю, во что вляпался Биллингс и что чуть не подмочило его репутацию. Боже мой! Этот Биллингс еще подаст на нас в суд за нанесенный ущерб!
  — Биллингс не сделает этого, Берта. Он дал мне чек на пять тысяч долларов.
  — На пять тысяч долларов?!
  — Именно так. А перед тем — на расходы по раскрытию преступления он дал мне еще пятнадцать сотен.
  — Он дал тебе пятнадцать сотен на расходы? Невероятно!
  — Но раз наше совместное партнерство тобой расторгнуто до того, как мне был выдан этот чек, то эти деньги тоже принадлежат мне.
  Берта заморгала своими глазками и внезапно спросила совершенно спокойным голосом:
  — Так сколько же лежит, говоришь, на этом счете в Сан-Франциско?
  — Пять тысяч долларов Биллингса в качестве моего гонорара в дополнение к тем деньгам на расходы, которые я вложил в акции шахт. Потом я продал купленные акции и получил небольшой доход, что-то около сорока тысяч долларов. Мой брокер успел купить почти все акции «Скайхук Майнинг и Дивелопмент Синдикат». Нам осталось только заплатить за телефонные переговоры несколько сотен, и мы будем чисты.
  У Берты расправились доселе напряженные скулы, будто я ударил ее кулаком в лицо.
  — Что ты сделал, говоришь?
  — Ну ты понимаешь, Берта, когда я называю такие суммы, то это пока без вычета налогов. Нам придется заплатить подоходный налог, но в тот момент надо было продавать быстро, чтобы заработать приличную сумму.
  Берта опять схватила карточку с напечатанной суммой и прочерком для ее подписи. Она схватила ручку и быстро подмахнула бумагу, отступив внутрь офиса, и сразу закричала на телефонистку:
  — Что, черт возьми, ты делаешь? Повесь эту чертову трубку!
  Бросившись в кресло, она поставила свою подпись и на моей банковской карточке.
  — Элси, дорогая, пошли все это немедленно в банк Сан-Франциско! — Взглянув на меня, она глубоко вздохнула: — Дональд, мой любовничек, ты понимаешь, что ты расстроил Берту? Знаешь ведь, что Берта раздражительна и временами сама не знает, что делает. Тебе надо быть с ней деликатным и состоять в более теплых отношениях… Заходи, Лэм, в мой кабинет и расскажи подробно все, что произошло. Элси, пригласи художника и закажи новую красивую надпись на дверь моего партнера Дональда Лэма. Он должен ее сделать до полудня. Вынь его вещи изо всех коробок и разложи обратно в его столе так, как они лежали прежде. Я хочу, чтобы ты персонально несла ответственность за все неудобства, которые он может испытать… А тебе, Дональд, дорогой, тебе надо отдохнуть. Ты работаешь день и ночь. Как ты все это переносишь, просто не представляю. Ну а пока пройди все же в мой кабинет, дорогой любовничек, и расскажи обо всем подробно. Проходи, садись.
  В этот момент Элси Бранд пальцем аккуратно подвинула мне почтовую открытку.
  — Думаю, вам будет лучше забрать вашу почту до того, как вы уйдете, мистер Лэм.
  Я взял открытку. Она была опущена в Гаване, на Кубе, и адресована персонально мне.
  «Дорогой! Прекрасно провожу время. Хотела бы, чтобы ты был со мной. Милли».
  Слова «хотела бы, чтобы ты был со мной» были подчеркнуты жирным карандашом.
  Берта, не умолкая, продолжала крутиться вокруг меня.
  — Пошли, пошли, дорогой маленький ублюдок!.. Расскажи своей Большой Берте все о сорока тысячах… Ах ты, мой умненький сукин сын!
  
  1952 год.
  (переводчик: Е. Пташникова)
  
  Женщины не любят ждать
  Глава 1
  На работу я опоздал совсем немного — всего на полчаса, но можно было подумать, что из-за меня настал конец света. Началось с лифтера.
  — Мистер Лэм, вас разыскивала Берта Кул! — испуганно сообщил мне он.
  — Да, благодарю вас, — ответил я.
  — Кажется, по срочному делу, — не отставал лифтер.
  — Спасибо, я уже понял.
  После этого мне удалось доехать до своего этажа спокойно. Выйдя из лифта, я направился по коридору к двери, на матовом стекле которой значилось: «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования».
  Не успел я войти в приемную, как секретарша, самозабвенно втыкавшая в номерник телефонные штырьки, воскликнула:
  — Ой, наконец-то! Берта Кул велела, чтобы вы сразу же зашли к ней!
  — Она одна?
  — Нет, у нее мистер Бикнел.
  — Кто такой Бикнел?
  — Не знаю, он в первый раз.
  — Позвоните Берте и сообщите, что я здесь. Буду у нее через минуту.
  Я прошел в свой кабинет, где секретарша Элси Бранд встретила меня с расширенными от ужаса глазами.
  — О господи, Дональд! Берта все бюро на ноги подняла. Ты у нее был?
  — Нет еще.
  Элси вся аж трепетала от возбуждения.
  — Дональд, что я тебе скажу!
  — Что?
  — Ты едешь в Гонолулу!
  — Вот те на!
  — Ты разве не рад?
  — Подожду официального подтверждения, — осторожно ответил я.
  — Это точно, ты едешь завтра. Плывешь на «Лурлайне».
  — На «Лурлайн» так запросто за сутки не попадешь, — возразил я.
  Она посмотрела на свои часики.
  — Осталось больше суток.
  — Но что все это значит?
  — Не знаю, — сказала она. — Просто сообщаю то, что слышала собственными ушами. Берта с ног сбилась, тебя разыскивая, звонила в компанию «Матсон навигейшн», из нашего архива ей принесли какие-то старые документы, а этот Бикнел сидит и упрашивает ее поехать в Гонолулу. Она ему и сказала, что поедешь ты и…
  Тут латунная ручка двери крутанулась с такой силой, словно ее хотели вырвать с корнем. Дверь распахнулась, и на пороге возникла Берта Кул — сто шестьдесят пять фунтов веса плюс глаза, пылающие гневом, жадностью и страстью к наживе.
  — Где тебя черти носят?
  — По улице, — ответил я.
  — Вижу, что по улице! Я уже полчаса на стены кидаюсь, а тебя все нет! У нас тут клиент — золотое дно, а ты черт знает где шляешься. Он хочет получить то, что хочет, и тогда, когда хочет, а хочет он этого немедленно!
  — Чего же он хочет?
  — Чтобы ты поехал в Гонолулу.
  — Пусть он мне так и скажет.
  — Он разговаривает со мной.
  — Значит, он хочет, чтобы ты поехала в Гонолулу, — предположил я.
  — Чего он хочет и что получит — разные вещи.
  — Ну ладно, — сказал я, — пойдем поговорим с ним.
  — Нет уж, подожди минутку. — Берта прикрыла дверь и с возмущением посмотрела на Элси Бранд. — Дай-ка я тебе кое-что расскажу про этого типа.
  — Расскажи.
  — Когда будешь здороваться, — начала Берта, — руку не жми, здоровайся чисто символически. Это хилый, тщедушный ревматик: чуть сожмешь руку — у него кости треснут. Но в остальном веди себя с ним, словно он супермен.
  — А в чем дело-то?
  — Сам узнаешь, — ответила она. — Мне надо вернуться, я не хочу оставлять его одного надолго. Странный тип: отлучишься на минутку, придешь — а у него уже новые идеи. Нужно контролировать ситуацию. Теперь все; я тебя предупредила насчет рукопожатия, выжди секунд десять и заходи вслед за мной. И не забудь сказать: ты был занят по делу. А то, может, подумает, что мой партнер шляется где попало и сколько ему заблагорассудится.
  — Как он вышел на нас? — спросил я.
  — Он давно про нас наслышан.
  — И знал, что ты женщина?
  — Конечно.
  — Уже легче, — сказал я.
  Берта Кул — старший партнер нашей фирмы — повесила на своей двери табличку: «Б. Кул», и это подчас приводило к недоразумениям. Когда клиенты, желавшие поговорить с руководителем фирмы, узнавали, что «Б» — это «Берта», у них возникали сомнения: сможет ли мягкосердечная женщина вести их сложное дело. Правда, они довольно быстро убеждались в том, что Берта тверда и неумолима, как асфальтировочный каток, но все же приходилось прилагать для этого дополнительные усилия.
  — Мало того, — добавила Берта, — мистеру Бикнелу нужна именно женщина. Он считает, что в его деле необходим женский подход.
  Представив себе «женский подход» Берты, я невольно усмехнулся.
  — А кто такой Бикнел?
  — У него золотые рудники, нефтяные скважины и апельсиновые рощи.
  — Если он хочет, чтобы кто-то срочно попал в Гонолулу, то нужно лететь самолетом, — сказал я. — На «Лурлайн» так просто не придешь и…
  — Не будь идиотом, — оборвала меня Берта. — У него зарезервировано полдюжины мест. Он едет сам и… — Она запнулась.
  — И хочет, чтобы ты поехала с ним и занялась его делом, — закончил я за нее.
  — В общем, да.
  — Почему же ты не едешь?
  — Потому что я не люблю никуда ездить, — ответила Берта. — Я ненавижу лазить по лестницам. Господи, ты же знаешь, какие у меня ноги!
  Она подняла юбку и показала ноги. Действительно, ноги у нее, в целом достойные футболиста, были довольно стройными, с аккуратными лодыжками, правильно очерченными ступнями и высоким подъемом. На вес более девяноста фунтов они явно рассчитаны не были.
  — Видишь?! — воскликнула Берта. — Ноги как у антилопы, а задний мост — как у грузовика!
  Мы с Элси знали, как она гордится своими ногами, о чем свидетельствовали дорогие, тщательно подобранные туфли.
  Я понимающе кивнул, но заметил:
  — На этом корабле есть лифты.
  — На этом корабле есть лифты, но они всегда переполнены, — не унималась Берта. — А в этом Гонолулу сплошные подъемы и горы, я видела на картинках. Весь этот чертов остров — сплошные горы. И жара. Если я буду таскаться по Гонолулу, я буду потеть и ругаться на чем свет стоит. И потом, я терпеть не могу больных и хилых, а ты сумеешь поладить с этим типом.
  — А что с ним такое, с этим Бикнелом?
  — Сплошной артрит, куда ни ткни. Я боюсь, что, когда на корабле этот сукин сын заскрипит своими костями, я выкину его за борт. Ладно, все! Я тебе ничего про него не говорила, жди десять секунд, потом заходи и докладывай, что был занят делом.
  Берта развернулась, рывком открыла дверь и, захлопнув ее за собой, удалилась в свой кабинет.
  — Ой, Дональд! — воскликнула Элси. — Вот будет здорово, если окажется, что это важное дело и мне тоже нужно вылететь туда на самолете — вести наблюдение или что-нибудь еще! Ты только подумай! Гонолулу! Алмазный мыс! Пляж Вайкики! Цветочные венки! Вареные осьминоги!
  — И сырая рыба, — добавил я.
  Элси поморщила нос.
  — Говорят, она восхитительна.
  — Ладно, не раскатывай губы. Если там, на острове, понадобится выполнить какую-нибудь секретную работу, Берта наверняка наймет местных — на час или на день. Ей только заикнись, что можно вызвать секретаршу с материка, — она в обморок упадет.
  — Да, я знаю, — грустно сказала Элси. — Уж и пофантазировать нельзя?
  — Можно, — ответил я, поправил галстук и направился в комнату, на дверях которой было написано: «Б. Кул, личный кабинет».
  Когда я вошел, Берта приторно заулыбалась.
  — Дональд, это мистер Бикнел, — сказала она и, совсем расплывшись в улыбке, обратилась к Бикнелу: — А это Дональд Лэм, мой партнер.
  — Нет-нет, не вставайте. — Я быстро подошел к нему и протянул руку. Он сунул мне кончики пальцев, но отдернул руку раньше, чем я успел до нее дотронуться.
  — Осторожно, — сказал он, — у меня побаливает рука — небольшой ревматизм.
  — Прошу прощения, — сказал я ему. Потом, взглянув на часы, обратился к Берте: — Да, кстати, я все уладил, Берта. Ну, то дело, которое мы обсуждали вчера вечером.
  — А-а, хорошо, Дональд. Теперь понятно, почему тебя не было.
  Я пододвинул стул и сел.
  — Мистер Бикнел хочет, чтобы мы избавили его от одной неприятности, — сказала Берта.
  — От какой именно? — спросил я.
  — Он сейчас сам тебе расскажет, — сказала она и добавила: — Тебе надо будет поехать в Гонолулу, Дональд.
  — Зачем?
  — Именно по этому делу. Ты должен завтра отплыть на «Лурлайне».
  — Если ты позвонишь в «Матсон», — возразил я, — то тебе скажут, что на «Лурлайн» все места проданы до…
  — Ты отплываешь завтра, — оборвала меня Берта. — Мистер Бикнел все устроил, и они уже оформляют билеты.
  Я обернулся и внимательно посмотрел на Бикнела.
  На вид ему было лет сорок пять. Из-под кустистых бровей пронзительно смотрели серые глаза. Высокие скулы, густые темные волосы. Но казалось, что даже легкий порыв ветра сдует его со стула. Восковой оттенок кожи усиливал впечатление болезненности. На нем был костюм, сшитый у портного долларов за двести пятьдесят, не меньше, начищенные до абсолютного блеска ботинки, двадцатипятидолларовый галстук ручной росписи, сорочка с отложными манжетами и золотые запонки с изумрудами. Он сжимал сухими когтистыми пальцами набалдашник крепкой трости и старался держаться как большой босс, однако не мог скрыть выражения беспокойства на лице. Казалось, он чего-то боялся — то ли что его кто-нибудь уронит, то ли что у него спросят что-нибудь лишнее.
  — Вы давно зарезервировали места на «Лурлайне»? — спросил я.
  — Да, довольно давно.
  — Значит, вы заранее знали, что возникнут неприятности?
  — Нет.
  — Вы собирались поехать не один?
  — Ради бога, Дональд, — вмешалась Берта, — пусть мистер Бикнел сам все расскажет. Не надо его допрашивать. Ты сейчас все запутаешь.
  — Наоборот, я хочу кое-что прояснить.
  — Ты ставишь телегу впереди лошади, а лошадь — задом наперед.
  Я усмехнулся и спросил:
  — Кто же здесь лошадь?
  — Ты! — Глаза Берты вспыхнули неподдельным гневом. Но она моментально взяла себя в руки и, улыбнувшись Бикнелу, промурлыкала: — Дональд любит дурачиться, не обращайте внимания. Но в деле он парень мозговитый и быстро найдет ответы на все ваши вопросы.
  — Будем надеяться, — проговорил Бикнел, — но мне было бы гораздо приятнее, чтобы поехали вы, миссис Кул. Ни в коей мере не хочу умалить ваши достоинства, мистер Лэм, — заверил он меня.
  — Мы вернемся к этому позже, — быстро отреагировала Берта. — Нам нельзя уезжать вдвоем, и сейчас так сложились дела, что Дональд имеет возможность уехать немедленно, а я — нет. Прошу вас, мистер Бикнел, может быть, вы еще раз расскажете нам о некоторых деталях дела. Самые основные моменты. Я кое-что себе пометила и могла бы посвятить Дональда в подробности, но хочу, чтобы он услышал обо всем от вас, из первых уст.
  Бикнел сжал своими костистыми ревматическими пальцами набалдашник трости и, подавшись вперед тощими плечами, оперся на трость всем телом.
  — Никаких подробностей я, собственно, и не знаю, — возразил он. — Это вы должны узнать подробности.
  — Итак, вы хотите защитить женщину, — уточнила Берта, — которую, как вы считаете, шантажируют с целью вымогательства.
  — Совершенно верно, — подтвердил Бикнел. — Я хочу защитить Миру — но так, чтобы она не узнала, кто ее защищает. Вот почему я и хотел бы, чтобы этим занялась женщина. Я бы очень хотел, — выразительно повторил он, — чтобы это была женщина, миссис Кул.
  — Я понимаю, — ответила ему Берта, — но, в конце концов, вам же нужны результаты? Я права?
  — Вы правы.
  — И Дональд как раз такой смышленый чертенок, который их получит. Он молод, полон сил и…
  — И может быть, даже слишком, — раздраженно вставил Бикнел.
  — Как это? — не поняла Берта.
  — Видите ли, Мира… В общем, я не желал бы усложнять ситуацию.
  — Вы хотите сказать, что Мира слишком впечатлительна? — Кажется, она вдруг осознала еще один нюанс проблемы.
  — Скажем так, Мира очень непредсказуема.
  — Ну, насчет Дональда вы можете не волноваться, — сказала Берта, пожалуй, излишне горячо. — Когда Дональд берется за дело, он больше ни о чем не думает.
  Бикнел с сомнением покосился на меня. Ну, Берта!
  — Может быть, я смогу подъехать позже. — Она пронзила его жадным взглядом своих глазенок и добавила: — Если дело окажется стоящим.
  — Это стоящее дело, — с выражением произнес Бикнел. — Настолько стоящее, что не следует жалеть усилий. Поймите, миссис Кул, я не корова и доить себя не позволю, но я готов платить за то, что получаю.
  — Конечно. И от нас вы, безусловно, получите все, за что вы платите, — сказала Берта, и лицо ее заметно оживилось. — А теперь расскажите нам поподробнее о вашей Мире.
  — Я получил от Миры телеграмму, — начал Бикнел. — У нее серьезные неприятности, и ей нужны деньги. Больше я ничего не знаю.
  — Мира — это Мириам Вудфорд? — переспросила Берта, чтобы мне стало яснее.
  — Совершенно верно.
  Берта заглянула в свои заметки.
  — Она была женой вашего партнера, Эзры П. Вудфорда, который умер и оставил ей кучу денег.
  — И это, в общем, верно. Эзра был сказочно богат, и других родственников у него не было.
  — Когда он умер? — спросил я.
  — Три месяца назад.
  — А когда они поженились?
  — Девять месяцев назад.
  — Эзре Вудфорду было шестьдесят девять лет, — сказала Берта. — Верно, мистер Бикнел?
  — Верно. Он умер в шестьдесят девять лет, а женился в шестьдесят восемь.
  — А Мире? — спросил я. — Ей сколько?
  — Двадцать семь.
  Я замолчал.
  — Да, это так, — сказал Бикнел, сердито глядя на меня. — Это был брак по расчету, но Эзра так хотел. Мира вовсе не заарканила его; она замечательная девушка. И Эзра мог завещать свое состояние только Мире и мне. Он любил Миру, любил быть с ней рядом — когда вы ее увидите, вы сразу поймете, что я имею в виду. От нее исходит сияние жизни, молодости, веселья, энергии. Рядом с ней начинаешь понимать, что жизнь — это не только каждодневная рутина, но и праздник. Отступают все болезни, ты словно вдыхаешь свежий воздух, пьешь искристое вино. Она…
  — Да-да, — прервала его Берта, — мы понимаем, она замечательная девушка. Итак, Дональд, мистер Бикнел и Эзра Вудфорд были партнерами. Между ними существовало партнерское соглашение: если кто-либо из них умрет неженатым, то вся его собственность переходит к партнеру; если он оставляет вдову, то вдова должна получить половину наследства. И когда Эзра Вудфорд женился, он, в соответствии с партнерским соглашением, сразу же изменил свое завещание. По новому завещанию он поделил свою собственность пополам, так что после его смерти одна половина сразу же отошла мистеру Бикнелу, а другая — Мире на условиях доверительного управления.
  — А вы доверенное лицо? — спросил я Бикнела.
  — Совершенно верно, я доверенное лицо с широкими полномочиями. Я могу осуществлять различные финансовые операции и перечислять прибыль на ее счет. Кроме того, я имею право зачислить на ее счет любую часть основного капитала, если сочту необходимым, но это, правда, лишь в чрезвычайной ситуации.
  — Каков срок действия договора?
  — Пять лет.
  — А потом?
  — Потом Мира получает в собственность основной капитал при условии, что в течение этого срока она не будет втянута ни в какой скандал, который, по моему мнению, может унизить или опорочить память ее покойного мужа.
  — А если это произойдет, то что станет с ее капиталом?
  — Этого не должно произойти.
  — Но вдруг?
  — Тогда эти деньги будут перечислены на счета нескольких благотворительных организаций.
  — Возможно, этот пункт завещания может быть оспорен, — сказал я. — В каком штате оно оформлено?
  — В Колорадо.
  — Вы сами его видели?
  — Мои адвокаты склонны полагать, что завещание составлено безупречно.
  — Стало быть, — сказал я, — если говорить о деньгах, то женитьба вашего партнера обошлась вам в приличную сумму?
  — Получается, что так.
  — Зная, что это возможно, вы не пытались противодействовать?
  — Вначале я действительно неверно трактовал мотивы поведения Миры.
  — И были против этого брака?
  — Не совсем так. Эзра был достаточно взрослым человеком, чтобы принимать самостоятельные решения.
  — Но эти решения стоили вам половины его состояния!
  Бикнел рассмеялся.
  — Я вполне обеспечен. Видимо, мне уже не удастся потратить и того, что я имею. Но вначале я все же боялся, что Эзра позволяет обвести себя вокруг пальца.
  — А потом?
  — Потом я осознал, что он принял замечательное решение — стал счастливым человеком!
  — Ну хорошо, — вмешалась Берта. — Давайте вернемся к нашим баранам. Значит, Мира дала вам телеграмму, что у нее неприятности и что ей требуется большая сумма денег в дополнение к ее доходу. То есть налицо чрезвычайная ситуация?
  — Совершенно верно, — сказал Бикнел.
  — Сколько же она просит? — спросил я.
  — Десять тысяч долларов, — ответил Бикнел.
  — Поэтому, — сказала Берта, — мистер Бикнел считает, что это шантаж. Кто-то вымогает у нее деньги.
  Я посмотрел на Бикнела.
  Он согласно кивнул.
  — Вообще говоря, наследство достаточно велико, — сказал он. — Дело вовсе не в этой сумме, а в принципе. Заплатив шантажисту один раз, должен будешь платить ему и дальше. Я хочу надежно защитить Миру, а если заплатишь деньги — проблему не решишь.
  — Кто может пытаться выудить у нее деньги?
  — Не знаю. У меня даже нет полной уверенности в том, что это шантаж.
  — Давайте говорить откровенно, Бикнел, — сказал я. — Мириам Вудфорд, несомненно, живой человек.
  — Несомненно.
  — И ей двадцать семь лет.
  — Совершенно верно.
  — Замуж она вышла девять месяцев назад.
  Он кивнул.
  — Муж ее умер, и она богата. Спрашивается, по какому поводу ее могут шантажировать? Совершенно очевидно, что если это какая-нибудь мелкая неосторожность, то она бы так сильно не беспокоилась — уж во всяком случае, не на десять тысяч долларов.
  — Ну что я могу сказать? Мира — прекрасная девушка, у нее хорошая репутация, но если это действительно скандал — в том смысле, как об этом говорится в договоре, — то вы представляете себе мое положение, мистер Лэм.
  — Где жил Эзра Вудфорд?
  — В Денвере.
  — Мира тоже из Денвера?
  — Нет, она из Нью-Йорка.
  — Сколько времени они были знакомы с Эзрой до свадьбы?
  — Три или четыре месяца.
  — Каким образом они познакомились?
  — В круизе.
  — А вы давно ее знаете?
  — Я познакомился с ней вскоре после Эзры.
  — И вы о ней хорошего мнения?
  — Она совершенно очаровательная молодая женщина.
  — Что заставило Эзру вписать в завещание это условие — избегать скандалов в течение пяти лет под угрозой потерять все деньги? Ведь это настоящая приманка для шантажистов!
  — Я не обсуждал с Эзрой этот вопрос. Думаю, однако, он понимал, что Мира — человек импульсивный, и хотел обезопасить свое доброе имя.
  — Но чего же теперь хотите вы? — спросил я.
  — Я хочу огородить Миру стеной, гарантирующей ее безопасность. Я чувствую, что что-то случилось, что ей угрожает опасность. Я хочу защитить ее.
  — Но это трудно сделать, если, как вы говорите, нам придется проводить расследование тайно…
  — Да, я не хочу, чтобы она про это узнала. Боюсь, что, если она догадается, что я кому-то рассказал о ее проблемах, она придет в ярость.
  — Тогда что же, на ваш взгляд, мы должны делать?
  — Именно поэтому, — сказал Бикнел, — я и предпочитаю, чтобы за дело взялась женщина. Я пришел сюда, потому что знаю миссис Кул как очень толковую, решительную и находчивую женщину, испытанную в сложнейших делах. Думаю, она смогла бы познакомиться с Мирой как бы случайно, завязать с ней дружбу, разузнать, откуда исходит угроза, и предотвратить все возможные неприятности.
  — Хорошо, допустим, что ее шантажируют.
  — Скорее всего, так.
  — Как вы представляете себе защиту от шантажиста? Вы хотите, чтобы его арестовали?
  — Нет, боже упаси. Я просто хочу, чтобы его… чтобы он был каким-либо образом устранен, исчез из поля зрения.
  — Каким же это образом?
  — Это мне все равно, мистер Лэм, — сказал он.
  — А почему бы мне не полететь на самолете? — спросил я. — Мне кажется, если миссис Вудфорд в опасности, то я только потеряю время…
  — Я хочу, чтобы вы плыли на корабле, потому что там у вас будет возможность познакомиться с одним человеком.
  — С кем?
  — С Нормой Радклиф, подругой Миры. Она тоже отплывает завтра, чтобы навестить Миру. Я подумал, что на корабле можно свести знакомство с Нормой Радклиф, а уже через нее можно будет выйти и на Миру.
  — Понятно. А что вам известно о Норме Радклиф?
  — Практически ничего.
  — Вы сами с ней знакомы?
  — Нет, мы ни разу не встречались.
  — Она не из Денвера?
  — Нет, она тоже из Нью-Йорка, старая подруга Миры.
  — Кстати, что вы ответили Мире на ее телеграмму?
  — Я ответил ей, что прибываю на «Лурлайне».
  — А-а, так вы и сами завтра отплываете?
  — Да.
  — И она знает об этом?
  — Сейчас уже, видимо, да.
  — Ну, Дональд, — вмешалась Берта, — я думаю, этого достаточно.
  — Если бы вы поехали сами, миссис Кул, — сказал Бикнел, — то я готов был бы существенно увеличить оговоренную сумму вознаграждения.
  — Это совершенно ничего не даст, — поспешно сказала Берта. — Я не смогу там работать, у меня ноги отнимутся.
  — Я бы очень хотел, чтобы поехала женщина, — повторил Бикнел.
  Берта поглядела на часы, потом выразительно обвела глазами груды бумаг на столе.
  — И я, конечно, не поскуплюсь на затраты, — добавил Бикнел. — Я понимаю, каких денег стоит поездка на Гавайи.
  Берта посмотрела на меня.
  — Почему бы и нет? — спросил я с улыбкой. Во взгляде и голосе Берты появилась злоба.
  — Потому что я ненавижу пароходы. Я ненавижу куда-то ездить, куда-то лазить. Я ненавижу эти хваленые-перехваленые райские уголки в Тихом океане. Ненавижу эти гогочущие толпы туристов. Я не хочу слушать эту гавайскую музыку. Я не хочу оставлять свой кабинет. Я хочу быть там, где могу следить за всем, что происходит. Я…
  Бикнел сунул руку в нагрудный карман, со значительным видом вытащил чековую книжку, раскрыл ее и вопросительно посмотрел на Берту. Та, как только увидела чековую книжку, оборвала фразу на полуслове и несколько секунд не сводила с книжки своих жадных глазок.
  — Ладно, — разгневанно согласилась Берта. — Я еду в Гонолулу. Дай ему авторучку, Дональд.
  Я усмехнулся Бикнелу.
  — Раз Берта едет, я вам, видимо, не нужен?
  — Совершенно верно.
  — Черт возьми! — взорвалась Берта, брызнув слюной. — Зато мне он нужен! Я же не могу везде бегать сама, я не могу…
  — Можете, — прервал ее Бикнел сухим, бесстрастным, хрипловатым голосом. — Вы, миссис Кул, можете делать все, что необходимо для этого дела. И я буду чувствовать себя гораздо лучше, если вести его будете вы. Я бы даже сказал, что вы должны вести его лично, иначе мне придется отказаться.
  Наступила тяжелая тишина. Выждав немного, я протянул Бикнелу авторучку.
  — Не беспокойтесь, — сказал я, — она поедет.
  Глава 2
  Я проводил Бикнела до лифта; он ковылял своей особой, шаркающей походочкой, скривив бледное лицо в торжествующей ухмылке. Вернувшись в агентство, чтобы переговорить с Бертой, я застал ее уже звонящей в Денверский банк.
  — Говорит Берта Кул, «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования». Мы получили чек на три тысячи долларов, подписанный Стефенсоном Д. Бикнелом. Скажите, он надежен?.. Это точно?.. Тогда я инкассирую его сегодня через свой банк… Вы совершенно уверены?.. А то нам нужно предусмотреть некоторые затраты… Хорошо, благодарю вас. — Она шмякнула трубку. — Представляешь, этот парень даже не стал заглядывать в реестр. Сказал, что чек надежный, как чистое золото.
  — Дай уж заодно телеграмму нашему информатору в Денвере, — посоветовал я. — Пусть быстренько раскопает для нас, что сможет, про Мириам Вудфорд, Эзру П. Вудфорда и Стефенсона Д. Бикнела.
  — Нашему клиенту это может не понравиться, — возразила она.
  — О’кей, — сказал я. — Если хочешь, можешь действовать вслепую. Чует мое сердце, что ты об этом пожалеешь.
  — Это еще почему?
  — Он пытается внушить нам, что ситуация чрезвычайная, — пояснил я, — но хочет, чтобы мы плыли на корабле. Он настаивает на этом. А ты могла бы сесть на самолет и быть там уже завтра.
  — Но он же объяснил. Он хочет, чтобы мы навели мосты с помощью этой самой Нормы Радклиф.
  — Согласен, — ответил я. — Способ знакомства неплохой, но все же задержка на пять дней. Неужели такая потеря времени оправдана? Или, если уж ты плывешь на корабле, почему бы мне не полететь на самолете?
  Берта прищурилась.
  — А что ты думаешь по этому поводу?
  — Я думаю, у Миры гораздо более серьезные «неприятности», чем заурядное вымогательство, о котором он талдычит.
  — Почему?
  — Потому что не стал бы он отправлять тебя на Гавайские острова на шикарном лайнере, — сказал я, — если бы тебе предстояло всего лишь пару раз искупаться на пляже Вайкики.
  — Искупаться! — фыркнула Берта. — Чтоб они провалились, эти пляжи! Да я в купальном костюме больше всего похожа на куль с мукой. Только попадаю на солнце — моментально покрываюсь волдырями. Ненавижу Гавайи! Какого лешего я согласилась туда ехать?
  — А денежки? — вставил я.
  Берта снова взглянула на чек.
  — Это ты сказал, Дональд, а не я.
  — Ладно, я. А теперь давай телеграмму в Денвер.
  Поколебавшись еще немного, Берта все же продиктовала телеграмму.
  Ответ мы получили в половине пятого.
  «МИРИАМ ВУДФОРД ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА ЭЗРУ П. ВУДФОРДА ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД. ЧЕРЕЗ ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ ЭЗРА УМЕР ОСТАВИВ ГРОМАДНОЕ НАСЛЕДСТВО ПОЛОВИНУ СТЕФЕНСОНУ БИКНЕЛУ ПОЛОВИНУ ВДОВЕ. МИРИАМ ВУДФОРД НАХОДИТСЯ В ГОНОЛУЛУ. СЫЩИК ЭДГАР Б. ЛАРСОН ИЗ ДЕНВЕРСКОГО ОТДЕЛА РАССЛЕДОВАНИЯ УБИЙСТВ ОТПЛЫВАЕТ ЗАВТРА В ГОНОЛУЛУ НА ЛУРЛАЙНЕ ЯКОБЫ НА ОТДЫХ. БИКНЕЛ УЕХАЛ ИЗ ДЕНВЕРА ДЕСЯТЬ ДНЕЙ НАЗАД МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ НЕИЗВЕСТНО. ВИДИМО СОБЛЮДАЕТ КРАЙНЮЮ ОСТОРОЖНОСТЬ. ВДОВА ВОЗМОЖНО ПОДТОЛКНУЛА ЕСТЕСТВЕННЫЙ ХОД СОБЫТИЙ. ПОЛИЦИЯ ВЕДЕТ СКРЫТОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ».
  — Ну вот, это уже кое-что, — сказал я Берте. — Насколько я понял про эту Миру, раскопать в ее бурном прошлом какой-нибудь мелкий эпизод — раз плюнуть; на это она бы и ухом не повела. А вот убийство — это другое дело.
  — Ах ты, жарь меня вместо устрицы! — пробормотала Берта. Потом добавила: — Но ведь вдова получила только половину. Бикнел же тоже наследник!
  — Ты не увлекайся, — заметил я. — Бикнел был полноправным партнером; он и сам очень богат. Кроме того, если бы он и замышлял избавиться от партнера, то сделал бы это до свадьбы, а не после.
  — Почему? — спросила Берта, но, прежде чем я успел ответить, догадалась сама. — Ах да, понятно. Разница в пятьдесят процентов.
  Я кивнул.
  — Кажется, он к ней неравнодушен, — заметила Берта.
  — Сейчас — да.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Когда Мириам вышла замуж за Эзру Вудфорда, — пояснил я, — Бикнел наверняка ее возненавидел. А теперь он заливается дифирамбами. Возможно, когда Мира узнала, что ее деньги пять лет будут находиться под его опекой, она решила с ним подружиться. И если ей за столь короткий срок удалось добиться таких успехов — значит, она классный специалист. Не исключено, — добавил я, немного подумав, — что она дала Бикнелу телеграмму про неприятности только для того, чтобы вытянуть его из Денвера в Гонолулу: там ей будет удобней продолжать свое дело, не привлекая внимания друзей и знакомых.
  Берта смотрела на меня круглыми глазами.
  — Стало быть, — продолжал я, — Бикнел воспылал страстью к Мириам Вудфорд. Теперь он хочет ее защитить, но при условии, чтобы это сделала женщина: подпускать к ней другого мужчину ему вовсе не улыбается. Весь вопрос в том, действительно ли он ищет для нее защиты или ему нужны лишь основания для того, чтобы лишить ее прав на наследство?
  — Режь меня на куски и посыпай меня перцем! — воскликнула Берта. — Это же может обернуться жутким кошмаром!
  — Не хочешь ли вернуть ему деньги обратно? — осторожно осведомился я.
  — Что сделать? — взвизгнула Берта.
  — Вернуть ему деньги обратно.
  — Я что, с ума сошла? — завопила она.
  — Ладно, — сказал я. — Желаю тебе приятного путешествия, Берта. Может быть, тебе повезет познакомиться с Эдгаром Б. Ларсоном. А может, он и сам на тебя выйдет. Не исключено, что ему захочется узнать, зачем ты едешь на Острова.
  На том я и ушел. Заглянув в свой кабинет, я сказал Элси:
  — Позвони в какую-нибудь фирму, которая может собрать продуктовую посылку, упаковать ее в большую красивую корзину, завернуть в целлофан, перевязать ленточкой и приколоть там и сям записочки: «Приятного путешествия!» Надо послать ее на «Лурлайн» для Берты Кул.
  — За чей счет? — спросила она.
  — За счет нашей фирмы, — ответил я. — Включим это в затраты по делу Бикнела.
  — Она с ума сойдет, — предостерегла Элси.
  — Знаю, — ответил я. — Но я хочу, чтобы она была в боевом настроении перед встречей с одним попутчиком.
  — С кем?
  — Ты его, наверно, не знаешь. Его фамилия Ларсон, он работает в денверской полиции. Да, на корзину нужно прицепить записку: «Наилучшие пожелания от полиции Денвера».
  — Господи, да Берта же лопнет от злости!
  — Берте нужно выбросить из головы повседневные проблемы, — сказал я. — Вот это ее и отвлечет.
  Глава 3
  В пятницу я все утро был занят делами и позвонил в агентство только около полудня. Берты не было. Я перезвонил в половине первого, но она еще не появилась.
  Мне нужно было разыскать кое-какие сведения в окружной администрации. Занятие это отняло у меня больше времени, чем я ожидал, и в следующий раз я позвонил в агентство только после двух.
  — Берта появилась? — спросил я.
  — Нет. Это вы, мистер Лэм?
  — Я.
  — Берта велела передать, что вы обязательно должны увидеться с ней до ее отъезда. Это совершенно необходимо.
  — Я и сам хотел с ней увидеться, — сказал я. — Теперь уже мне придется ехать прямо к ней на корабль. Соедините меня с Элси.
  Телефонистка перевела разговор на мой кабинет.
  — Дональд, ты едешь провожать Берту? — спросила Элси.
  — Выходит, что ничего другого не остается.
  — Можно, я тоже поеду? Я обожаю пароходы и… ах, Гонолулу! Дон, и почему только ты сам не едешь?!
  — Потому что наш клиент считает, что я бабник, а вот Берта для этого дела как раз подходит, — ответил я.
  — Ну хорошо, я все равно хочу поехать с тобой на корабль. Вдруг вы там в последнюю минуту будете решать важные дела и понадобится секретарша, чтобы что-нибудь записать?
  — Возможно, — согласился я. — Я заеду за тобой минут через двадцать, когда здесь закончу.
  — Пароход отплывает в четыре, — напомнила она.
  — Я знаю, не волнуйся. Мы успеем.
  — Надо успеть непременно. Берта тут уже всех достала! Всем велено передавать тебе, чтобы обязательно приехал.
  — Я и сам пытался ее поймать, — огрызнулся я. — Черт бы ее побрал, я же не могу одновременно делать дела и гоняться за ней. Чем она занималась-то?
  — Чем же она могла заниматься? — удивилась Элси. — Ходила в магазин, делала прическу, что-то доставала из одежды для поездки.
  — Это ты про Берту?
  — Про Берту, — наставительно сказала Элси. — Все-таки она женщина.
  — Брось меня разыгрывать. — Я повесил трубку.
  Через двадцать минут я подъехал к офису и снизу позвонил Элси — подниматься мне уже было некогда. Элси быстро спустилась. Когда она выбежала, я открыл дверь машины, так что ей оставалось только плюхнуться на сиденье.
  — Дональд, тебе нужно гнать что есть мочи, а то не успеем.
  — Знаю, — сказал я. — Держись покрепче.
  Мы успели проскочить светофор на углу, выбрались на автостраду и набрали хорошую скорость.
  — У меня есть карта, где обозначено место стоянки этого парохода, — сказала Элси.
  — Не волнуйся, — ответил я, — я знаю, как туда подъехать.
  Мы несколько раз грубо превышали скорость, проскакивали на желтый свет и наконец вылетели к пристани, над которой возвышался «Лурлайн». Его желто-голубые трубы четко вырисовывались на фоне ясного неба; ревел гудок.
  — Ой, наверно, провожающих уже не пускают! — в отчаянии воскликнула Элси.
  — Успеем, — успокоил ее я.
  — И, как назло, негде поставить машину. Теперь мы…
  Но в тот же момент одна машина отъехала со стоянки почти напротив нужного нам входа. Не теряя времени, я втиснулся задом на освободившееся место.
  — Хорошее предзнаменование, — сказала Элси.
  Я схватил ее за руку, и мы кинулись по крытому пирсу прямо к трапам, где нас ожидала кипящая гневом Берта.
  — Ну и ну! — выпалила она. — Мы же сейчас отплываем!
  — Я звонил тебе четыре или пять раз, — ответил я, — а ты таскалась по магазинам!
  — Ну и что? Не могу же я шляться по этому пароходу голая, — сказала Берта. — Мне абсолютно нечего было надеть. Ты что, не понимаешь, что это значит — собраться всего за несколько часов. Да я…
  — Ладно, ты права, — прервал я ее. — Ты хочешь что-то обсудить до отплытия?
  Элси Бранд раскрыла сумочку и вытащила блокнот.
  — Элси, останься здесь, — приказала Берта. — Дональд, пойдем со мной, мне нужно тебе кое-что сообщить.
  — Если вы хотите, чтобы я что-нибудь записала, — робко начала Элси, — то я…
  — Нет, — отрезала Берта. — Дональд, быстро за мной.
  Она вытащила из своей сумочки и вручила Элси сложенный вдвое конверт:
  — Здесь распоряжения для тебя. Прочитай, пока нас не будет.
  Я последовал за Бертой вверх по трапу, но нас остановил верзила-матрос.
  — Провожающим нельзя. Судно отходит через несколько минут и…
  — Нас это не касается, — оборвала его Берта, — мы пассажиры.
  Она прошмыгнула мимо него по трапу на палубу.
  — Тебе нужно увидеться со Стефенсоном Бикнелом, — сказала она мне.
  — У меня нет времени, — возразил я. — Он ведь наверху, на палубе «А», а уже…
  — Есть время, — сказала Берта. — Иди за мной. — И она что есть силы шваркнула по кнопке вызова лифта.
  — Берта, помилосердствуй. Уже время отплытия, и…
  По счастью, лифт прибыл мгновенно. Лифтер открыл нам дверь.
  — Верхняя палуба, — приказала Берта.
  Мы выскочили из лифта, и я бросился к двери, ведущей на палубу.
  — Мы не найдем его в этой толпе, Берта. — Я нервно посматривал на часы.
  — За мной, — скомандовала она.
  Я побежал за ней по коридору к одноместным каютам в носовой части корабля.
  Берта сунула ключ в замок одной из дверей, рывком открыла ее и крикнула:
  — Скорей, Дональд! Мы должны все быстро сделать, а то корабль через десять минут отходит.
  Я вошел и огляделся; это была просторная одноместная каюта. В ту же секунду я услышал, как хлопнула дверь и щелкнул замок, который заперли снаружи. Я рванул дверь, но тщетно: она была уже заперта.
  — Берта! — завопил я.
  За дверью — ни звука.
  Тогда я огляделся еще раз. Под кровать был засунут чемодан, показавшийся мне знакомым. Я вытащил его; это был мой чемодан. За ним лежал еще один; и второй чемодан тоже был мой.
  Я открыл стенной шкаф. На вешалках аккуратно висела моя одежда.
  Я подошел к иллюминатору и выглянул наружу. Из громкоговорителей неслась веселая музыка. Вдоль борта корабля тянулись гирлянды бумажных флажков. Далеко внизу толпились люди; они смотрели вверх, улыбались и махали руками.
  Я снял трубку телефона; видимо, он был отключен. Тогда я еще раз рванул ручку двери, но она по-прежнему была заперта.
  Ну и черт с вами, подумал я. Хотите шутить со мной шутки — меня это устраивает. Я растянулся на диване, подложил под голову подушку и закурил сигарету.
  Долгий, зычный гудок гулко разнесся по пароходу, эхом отразившись от высокой стены дока. Но я и так уже все понял. Я плыл в Гонолулу.
  Глава 4
  Только после половины шестого, когда корабль уже раскачивался и подрагивал далеко за волнорезом, я услышал, как в замке поворачивается ключ. Дверь открылась; на пороге стояла моя Большая Берта и внимательно меня разглядывала. А я лежал, подсунув под голову подушки, на раскладном диване, который на ночь превращают в кровать.
  — Привет. — Я нарушил молчание.
  — Ну давай, облегчи душу, — пригласила Берта.
  — От чего я должен ее облегчить?
  — От всего. Давай уж покончим с этим сразу.
  — У меня на душе легко, как никогда, — ответил я. — Присаживайся, Берта, у тебя усталый вид.
  — Черт бы тебя побрал, Дональд! — вскипела она. — Никогда не говори женщине, что у нее усталый вид. Даже если женщина выглядит как распоротый мешок муки — ни за что не говори, что у нее усталый вид.
  — Берта, ты выглядишь замечательно, — сказал я тогда. — Присядь.
  Она захлопнула дверь и, опустившись на стул, глубоко и тяжело вздохнула. Потом скинула туфли и стала массировать ступни. Несколько секунд в каюте стояла тишина, прерываемая лишь тихим поскрипыванием покачивающегося судна.
  — Ты слышишь? — испуганно спросила Берта.
  — Так бывает на всех кораблях, — успокоил я ее. — Это нормально.
  — Для кораблей, может, и нормально, — сказала Берта, — а для людей — нет. Ты слышал, как скрипит наш клиент? Ей-богу, он меня доведет.
  — Нет, не слышал.
  — У него скрипят суставы в коленях.
  — Он же, наверно, не нарочно.
  — Слушай, Дональд, ты на меня не злишься?
  — За что?
  — За то, что я тебя похитила.
  — Надеюсь, — сказал я, — Элси Бранд сможет вернуться в город. А то у меня остались ключи от машины.
  — Не волнуйся, я обо всем подумала. Я вложила дубликат ключа от машины в конверт с распоряжениями. Раз ты молчишь, я тебе вот что скажу, Дональд: если уж я возьмусь за дело как следует, у меня все получается отлично.
  Я кивнул.
  — Вот почему я не могла встретиться с тобой в бюро — боялась, что чем-нибудь выдам свой план. Но уж и пришлось мне поработать! Нужно было поехать к тебе и собрать весь этот хлам. Должна сказать, Дональд, что у тебя в доме жуткий кавардак. Никакой системы. Почему ты, например, держишь парадные плиссированные сорочки вместе с цветными рубашками и обычными белыми сорочками?
  — Потому что в комоде мало места.
  — Никогда ничего подобного не видела! А запонки твои я так и не нашла. Купишь себе какие-нибудь здесь, на корабле. Но все остальное барахло я, кажется, взяла.
  — А что на это скажет Бикнел? — спросил я.
  — С Бикнелом все улажено, — ответила она. — Я уже сказала ему, что ты мне необходим. Мы договорились, что в контакт с Мириам Вудфорд буду вступать только я, и вообще там, в Гонолулу, за все отвечать буду я, а твоя работа — на корабле, с Нормой Радклиф. Ты мой ассистент.
  — Зачем же тогда весь этот спектакль с похищением? — спросил я. — Почему нельзя было просто сказать, что мы едем вместе?
  — Затем, что я тебя знаю, черта с два бы ты поехал! — заявила Берта. — Наверняка сказал бы, что это дело мое, что Бикнел не хочет, чтобы ты в него вмешивался, и что ты вообще не собираешься туда ехать и выполнять мои указания.
  — Я и до сих пор так думаю.
  — Ну и пожалуйста, — злорадно объявила Берта, — можешь прыгать за борт к чертовой матери и плыть обратно.
  Я выглянул в окно и прикинул расстояние.
  — Не дури, — с опаской сказала Берта.
  — Только знай, — предупредил я, — твоя выходка будет стоить тебе хороших отношений с Бикнелом.
  — А вот и нет, — ответила Берта. — Я ему сказала, что когда ты работаешь, то думаешь только о деле и что я все время буду рядом и прослежу, чтобы ты действительно думал только о деле. И имей в виду, если ты посмотришь на эту девушку хотя бы второй раз, я тебе лично откручу башку!
  Я усмехнулся:
  — А если она сама начнет за мной бегать?
  Берта недоверчиво фыркнула.
  — А вдруг?
  — Этого не случится, — заверила меня Берта. — Но тебе вообще нечего крутиться вокруг нее. Поддерживать с ней контакты буду я. И прошу помнить, что я рекомендовала тебя как человека, не обращающего внимание на женщин, если это не входит в твои обязанности. Я сказала Бикнелу, что на работе ты настолько захвачен делом, что не взглянешь на девушку, даже если она выйдет на прогулочную палубу нагишом.
  — Ничего себе рекомендация для сыщика!
  — Ну, ты же понимаешь, что я имела в виду, Дональд.
  — Нет. Но будем надеяться, что Бикнел понял.
  Берта пошарила у себя в кармане и вытащила зеленый бумажный прямоугольник.
  — Вот твой билет. — Потом она швырнула на стол желтую бумажку. — А это твой талон на место в столовой, и если ты думаешь, что мне легко было посадить тебя за один стол с Нормой Радклиф, то ты болван. Пришлось подмазать двух стюардов. Учти! Трачу большие деньги и…
  — Надеюсь, ты включила их в смету текущих расходов?
  — Конечно, включила, за это ты можешь быть совершенно спокоен. Ты когда-нибудь видел, чтобы я тратила деньги на дело и не включала их в смету расходов?
  — Что же ты тогда ворчишь? Бикнел все оплатит.
  — Да я так, просто затраты неимоверные, — задумчиво сказала Берта. — Знаешь, Дональд, наш Бикнел тот еще типчик. Влюблен по уши в Миру Вудфорд и думает, что никто этого не замечает. Простодушный, как двухмесячный щенок. Абсолютно щенячья нежность. Но не заблуждайся: во всем остальном он старый, ушлый пес, правда, с ревматизмом.
  — Не так уж он и стар, — заметил я. — Просто замучен артритом и поэтому плохо выглядит.
  — Стар, стар, — возразила она. — Никуда не годен. Впрочем, — вдруг добавила Берта, — ему действительно, наверно, ненамного больше, чем мне. Но он так шаркает ногами, так боится толпы! Сидит в своей каюте и наверняка будет сидеть там, пока все не успокоятся. Страшно боится, что кто-нибудь в него врежется.
  — Если бы у тебя был такой артрит, ты бы тоже боялась, что на тебя кто-нибудь налетит.
  — Да, вот уж чего я не боюсь. — Берта расправила плечи. — Пусть налетает кто хочет, да покрепче — отлетит за милую душу к самому борту.
  — Ладно, — сказал я, — это твоя игра. Лучше скажи, когда кормить будут?
  — У тебя вторая смена, — ответила Берта. — Пойдешь в столовую «Вайкики» в семь тридцать. Господи, неужели мне пять дней придется питаться на этом корабле?!
  — А что? — не понял я. — Говорят, на линиях «Матсона» отлично кормят.
  Она посмотрела на меня с нескрываемой злобой.
  — В чем же дело? — переспросил я.
  — Ты прекрасно знаешь, что я непременно съем всю эту гадость.
  — Ну и на здоровье.
  — И потолстею.
  — Тогда не ешь.
  — Ты с ума сошел? — вскипела Берта. — Там в меню столько всего понаписано. Я за все это заплатила. И теперь не допущу, чтобы какое-то паршивое пароходство меня обдурило и само съело то, за что я заплатила. Сидеть, как дура, со своим аппетитом, который в океане еще больше разыгрывается, и знать, что на тебе наживается пароходство, — нет, это слишком! Я буду жрать как лошадь!
  — Отлично, — сказал я. — А кто с тобой сидит за столом?
  — Еще не знаю. Я подумала, что обработать Норму Радклиф удобнее тебе. Под это дело я и выставила Стефенсона Бикнела, чтобы он взял тебя с собой. Только смотри, Дональд, не торопись, действуй осторожно. У нее не должно возникнуть никаких подозрений. Пусть дело идет своим чередом. И наверно, будет лучше, если мы сделаем вид, что не были раньше знакомы, а просто познакомились на корабле.
  — Где твоя каюта?
  — Дальше по коридору, — ответила Берта. — Можно подумать, что Стефенсон Бикнел закупил здесь чуть ли не все одноместные каюты. А это непросто. Обычно на этот корабль все места распродаются месяцев за десять. Конечно, бывает, что потом многие аннулируют свои заказы.
  — Ты что, думаешь, Бикнел спланировал эту поездку в Гонолулу заранее?
  — Откуда я знаю, что именно он спланировал? — ворчливо ответила Берта. — Я хочу тебя вот еще о чем предупредить, Дональд. Он очень не любит, когда его допрашивают. Нервничает ужасно. Он предпочитает сам рассказывать то, что считает нужным, а когда разговор начинает хоть чем-то напоминать допрос, просто звереет. Поэтому-то ты ему с первого раза и не понравился. Ты устроил ему настоящий перекрестный допрос.
  — Ничего я не устраивал, — возразил я. — Просто хотел кое-что уточнить.
  — Вот этого он как раз и не любит. Он что-то скрывает про свою Миру. Носится с ней, как курица с единственным цыпленком, и думает только о том, как бы ее защитить. — И в сердцах добавила: — Ох и ушлая она, видно, баба! Ты только подумай: превратить такого упрямого старого дурака из смертельного врага в полоумного воздыхателя — и всего-навсего за три месяца!
  — Бикнелу придется привыкнуть к расспросам, — сказал я. — Мне совсем не улыбается работать вслепую. Несколько вопросов к нему у меня уже есть.
  — Нет, Дональд, сейчас нельзя. Тебе сначала надо сгладить неприязненное отношение к себе. Пока он платит деньги и возмещает расходы, он наш клиент. Сейчас тебе нужно привести себя в порядок, чтобы произвести впечатление на Норму Радклиф. Лезть из кожи вон тебе не придется. На таком корабле выбор мужчин небогатый, и Норма это быстро сообразит, если я правильно ее вычислила. Ты здесь будешь подарком судьбы, — продолжала рассуждать Берта, — и Норма обязательно положит на тебя глаз в первую же минуту, иначе в тебя моментально вцепится какая-нибудь другая девица. Так что от тебя даже ничего не требуется. Сиди тихонько и не мешай ей; она все сделает сама.
  — А если она не станет ничего делать? — спросил я.
  — Глупости. Это же морское путешествие, Дональд! Да будь у тебя хоть запах изо рта, или перхоть, или еще какая-нибудь дрянь, о которой твердят в рекламах, все равно любая уважающая себя девушка непременно в тебя вцепится. И совсем не потому, что она чем-то проникнется к тебе лично. Просто подцепить в путешествии приличного мужика и пощеголять с ним, словно в новом наряде, — это особая женская доблесть.
  Вскочив с места, Берта крутанула ручку двери, рывком распахнула ее и хотела выскочить в коридор, но наткнулась на коридорного стюарда.
  Он спросил:
  — Вы — миссис Кул?
  — Да, а что?
  — Вам посылка.
  — Какая посылка?
  Стюард показал ей огромную корзину с фруктами и конфетами, завернутую в желтый целлофан.
  — Если желаете, я отнесу ее в вашу каюту, — сказал он.
  Берта схватила конверт, болтавшийся на ручке корзины, оторвала его, раскрыла, вытащила карточку, минуту смотрела на нее в остолбенении, а потом торопливо приказала:
  — Оставьте пока здесь. Отнесете ее позже.
  Захлопнув дверь, она трагически прошептала:
  — Дональд, нас вычислили!
  — В чем дело?
  Она протянула мне карточку с надписью: «Наилучшие пожелания от полиции Денвера».
  Я постарался сохранить непроницаемое лицо, но, видимо, чем-то все же себя выдал; а может, ситуация оказалась уж настолько несуразной, что Берта обо всем догадалась и завопила:
  — Дональд! Опять твои идиотские шуточки! Да ты… — Она схватила разукрашенную корзину и стала размахивать ею, явно собираясь шмякнуть ее посреди моей каюты.
  — Она стоит двадцать четыре доллара семнадцать центов, включая доставку, — успел сказать я.
  Берта застыла на месте и уставилась на меня, а потом на корзину.
  — Черт бы побрал тебя с твоими расчетами!
  — И все это еще можно съесть, — добавил я.
  Берта сорвала с корзины желтый целлофан и стала вышвыривать оттуда фрукты, конфеты, орехи и баночки с мармеладом.
  — Не надо ее здесь разгружать, — сказал я. — Это тебе.
  Берта не останавливалась.
  — Я же не буду это есть, — продолжал я. — Придется выкинуть.
  Она все равно не останавливалась.
  — И деньги пропадут, — не унимался я. — Отличные фрукты, дорогие; и конфеты такие, что…
  Берта глубоко вздохнула, отшвырнула обертку, потом побросала фрукты и конфеты обратно в корзину и направилась к двери.
  — Дональд, — укоризненно сказала она, — ты прекрасно знаешь, что я не позволю, чтобы это пропало. Теперь я все съем.
  — Можешь кому-нибудь раздать, — осторожно предложил я.
  — Кому?
  — Кому-нибудь, кто проголодается.
  — На этом корабле никто не проголодается, — грустно заметила она и добавила: — И потом, какого черта мне отдавать товары на двадцать четыре доллара семнадцать центов кому-то, кого я даже не знаю?
  — Можешь угостить этого денверского полицейского, — подсказал я, — Эдгара Ларсона. У вас завяжется крепкая дружба.
  Берта посмотрела на меня испепеляющим взглядом и потащила корзину к себе в каюту.
  Глава 5
  Нарочно спустившись в столовую несколько позже назначенного времени, я обнаружил, что за моим столом, накрытым на шесть персон, уже сидят четверо.
  В компании ощущалась некоторая напряженность, обычная для первых часов морского путешествия. Все уже готовы вступить в приятельские отношения, но никто пока не знает, как их завязать. Каждый предпочитает, чтобы первый шаг сделал кто-то другой.
  — Добрый вечер, — сказал я, усаживаясь за стол. — Моя фамилия Лэм. Кажется, нам предстоит провести несколько дней вместе.
  Норма Радклиф оказалась слева от меня. Лет двадцати семи, рыжеволосая, с голубыми глазами, лукаво поглядывавшими то на одного, то на другого, она имела вид человека, давно познавшего все жизненные проблемы и большинство из них для себя решившего.
  Справа от меня сидела еще одна девушка — блондинка, представившаяся как Филис Итон. Ее характер сразу угадать было трудно. Должно быть, и ей доводилось пленять мужские сердца, но сейчас она сидела скромно потупив взор и разговаривала так тихо и невнятно, что приходилось напрягать слух.
  Прямо напротив меня расположился мужчина, назвавшийся Сиднеем Селмой. Это был законченный хам, фальшивый, как трехдолларовый банкнот, явно склонный к пошлостям самого низкого пошиба.
  Сидевшая рядом с ним молодая женщина, Роза Флакстон, видимо, пришла за стол первой; Селма явился вторым и, естественно, уселся рядом с ней. Она была, пожалуй, немного полновата, лет тридцати с небольшим, однако на вид свойская, добродушная бабенка без всяких предрассудков.
  Через минуту появился и наш последний сосед по столу — Эдгар Ларсон. Это был сухой, жилистый субъект лет сорока, высоколобый, с пронзительным взглядом и плотно сжатыми губами, одетый в серый костюм с серым же галстуком. Видимо, он старался ничем не обращать на себя внимания, однако, как это часто бывает, именно этим старанием и выделялся.
  Увидев его, я сразу понял, что сел он за этот стол не случайно. Ни один приличный стюард не посадил бы его сюда без специального указания, подкрепленного либо деньгами, либо властью.
  Для игры, которую я затевал, лучшую исходную позицию придумать было трудно. Этот Селма был настолько прямолинеен в своем идиотском донжуанстве, что мне оставалось лишь расслабиться на своем стуле и предоставить первое слово ему.
  Болтал он без умолку. Пространно и с подробностями разглагольствовал о самом себе, о своем происхождении, изрекал житейские мудрости. Правда, чем он зарабатывал на жизнь — не сказал, и никто его об этом не спросил. Посмотрев на него повнимательнее, я вдруг подумал, не кроется ли под его личиной типичного сыночка богатых родителей что-нибудь мерзкое: он вполне мог подрабатывать подставным игроком в заштатном казино или просто сводничать. Я решил, что Сидней Селма успеет всем надоесть задолго до окончания путешествия.
  Сыщик Ларсон, казалось, слушал глазами. Как только кто-нибудь заговаривал, он поднимал на говорящего свои серые глаза и пристально его разглядывал, после чего снова опускал взгляд в тарелку. Иногда он загадочно улыбался. За все время ужина мы не услышали от него и десяти слов.
  Официант сумел обслужить нас так, что все были готовы подняться из-за стола одновременно. Однако, выйдя на палубу, мы обнаружили, что там не очень уютно: дул прохладный ветер, увеличивалась зыбь. Норма Радклиф объявила, что ей нужно разобрать вещи, после чего она обязательно сделает кружок по палубе перед сном.
  Похоже было, что Берта ошиблась в ней на сто процентов: не станет она цепляться за меня только для того, чтобы не отдать другой. Тем не менее я некоторое время слонялся по палубе — на случай, если она вдруг выйдет. Другие пассажиры не знали, чем себя занять. Видимо, все устали после сборов и проводов, поэтому постепенно стали расходиться. Замерзнув, я тоже спустился к себе в каюту, где развернул обогреватель так, чтобы удобно было посидеть в кресле и почитать.
  Но в девять часов дверь затряслась от грохота. Это мог быть только один человек.
  — Войдите, — пригласил я.
  Берта влетела в каюту и оглушительно захлопнула за собой дверь.
  — Что ты расселся?
  — Читаю.
  — Ты сейчас должен строить глазки Норме Радклиф.
  — Ты же сказала, что она возьмет инициативу в свои руки, — возразил я.
  — Чего же ты он нее ждешь, черт возьми? — взревела Берта. — Чтобы она пришла сюда, сорвала дверь с петель, схватила тебя за шиворот, утащила к себе и прицепила на тебя багажную бирку «В каюту»?
  — Нет, — устало проговорил я. — Просто я сделал то, что ты сказала. Говоря откровенно, особого интереса ко мне она не проявила.
  — Умные девушки так и не начинают, — сказала Берта.
  — Но почему ты так уверена на ее счет?
  — Да ты вылези на палубу и посмотри, что делается на этом корыте, — начала втолковывать Берта. — Люди едут на Острова, чтобы развлечься. Кто они? Здесь есть высокооплачиваемые секретарши, скопившие деньги на морское путешествие. Несколько молоденьких вдовушек. Некоторое количество замужних женщин, чьи мужья погрязли в работе, а жен отослали отдыхать. Есть люди, которым перевалило за семьдесят. Они подумали: что толку баловать правительство налогом на наследство после смерти? И, подчинившись здоровому импульсу, ушли на пенсию. Беда только в том, что никаких других импульсов у них не осталось; они просто катят в Гонолулу. Так вот, — продолжала она, — все молодые женщины осматриваются вокруг и ищут подходящих мужчин. Сколько приличных мужиков может быть на этом корабле?
  Я проигнорировал этот вопрос.
  — Никаких иллюзий! — провозгласила Берта. — Пока молодой человек оканчивает колледж, служит в армии, пытается что-то сделать в бизнесе, у него нет денег на то, чтобы укатить в Гонолулу на шикарном лайнере и бездельничать там три недели. Здесь есть, конечно, несколько богатеньких отпрысков и несколько коммивояжеров, подделывающихся под богатеньких отпрысков. Женщине нужно, чтобы было с кем прошвырнуться по палубе, потанцевать. Пусть другие видят: все, что необходимо, чтобы покорить молодого мужчину, — все при ней!
  — Тогда Норме нужен приятель вроде этого типа по имени Сидней Селма, — предположил я.
  — И будет нужен, — с напором откликнулась Берта, — если ты его не обскачешь.
  — Так что, она сейчас на палубе?
  — Да, она гуляет на палубе, — сказала Берта.
  — Она говорила что-то вроде того, что ей нужно разобрать вещи, а потом она сделает кружок по палубе перед сном.
  Берта застонала.
  — О господи! Да она ведь тебе сказала, где и когда будет! Опомнись, черт побери! Марш на палубу и дай хотя бы шанс бедной девушке!
  Я надел кепи, выключил свет и вышел на палубу.
  Нормы Радклиф я не нашел. Зато встретил Сиднея Селму, гулявшего сразу с тремя женщинами — Розой Флакстон, Филис Итон и еще одной, которой я не знал. На первый взгляд всем им было ужасно весело.
  Я хотел было вернуться, но потом решил сделать еще круг. И тут заметил в тени женскую фигуру, кутавшуюся в меховое манто. Вглядевшись, я узнал Норму Радклиф.
  — Вы, кажется, прячетесь? — спросил я, подойдя к ней.
  — Нет, — засмеялась она, — просто укрылась от ветра и дышу свежим воздухом на сон грядущий.
  — Наверно, нелегкая была работенка — разобрать все вещи, развесить все по вешалкам? — Чтобы завязать разговор, я нес какую-то чушь.
  — Конечно.
  — И все равно, у вас такой вид, словно вы прячетесь.
  — Ладно, сдаюсь. Я действительно прячусь.
  Я недоуменно поднял брови.
  — Серый волк под горой, — сказала она, кивнув в сторону веселого квартета.
  Небольшая качка давала Селме повод то и дело приникать к одной из дам, поддерживать ее рукой за талию, а потом убирать руку так, чтобы слегка провести ею по бедрам.
  — Довольно шустрый, — заметил я.
  Она снова кивнула и начала что-то говорить, но передумала и замолчала.
  По палубе бродили и более солидные люди: две или три супружеские пары, четыре или пять пар женщин, которым на вид было лет за тридцать. Они явно вышли не просто подышать воздухом, а чтобы осмотреться на корабле, оценить ситуацию и пассажиров.
  Внезапно Норма Радклиф сказала:
  — Ну ладно, я уже надышалась. Пора идти спать. Доброй ночи, мистер Лэм!
  — Доброй ночи, — ответил я.
  Дверь, ведущая к каютам, была тугая, и я придержал ее для Нормы.
  — А вы еще остаетесь гулять? — спросила она.
  — Нет, — ответил я после секундного размышления, — я тоже отправлюсь на боковую.
  — Спокойной ночи, — сказала она еще раз и дружески улыбнулась.
  Я пошел к себе. Дверь каюты Берты была раскрыта, и, когда я проходил мимо, она заметила меня и сделала знак зайти.
  — Ну, как дела? — нетерпеливо спросила она.
  Я пожал плечами.
  — Ты нашел ее?
  — Да, нашел, — ответил я. — Она закуталась в манто и отошла в тень, так что ее почти не было видно.
  — Но ты увидел?
  — Увидел, — сказал я. — Кажется, она слегка пошевелилась. Но из-за этого манто ее сразу можно было и не узнать.
  — Она стояла одна?
  Я кивнул.
  — И ты остановился и заговорил с ней?
  — Да.
  — И что она тебе сказала?
  — Что собирается пойти спать, — ответил я.
  — Что еще?
  — Я спросил, не прячется ли она, и она ответила, что да. И добавила что-то про серого волка.
  — Это про того молодца, что ходил с тремя бабами и при каждом удобном случае гладил их по заднице?
  — Про того самого.
  Берта фыркнула.
  — Вот паразит, прости господи! И они таки будут его терпеть, потому что соперников у него нет. Если, конечно, им не удастся взять в оборот тебя. Но пока у тебя все идет отлично. И у Нормы тоже.
  — Норма ничего особенного не делает, — возразил я. — Просто вышла подышать воздухом, а потом, почти сразу после того, как я появился, сказала, что уже устала, и пошла спать.
  — И ты придержал для нее тяжелую дверь? Ту, что ведет с палубы?
  Я кивнул. Берта улыбнулась мудрой, таинственной улыбкой.
  — Ты все сделал правильно, — милостиво закончила она.
  Я вернулся к себе в каюту, но минут через десять-пятнадцать мне стало интересно посмотреть, что делают Селма и три его дамы, и я снова вышел на палубу. Почти все пассажиры уже разошлись, но Селма и его трио настойчиво продолжали моцион.
  Роза Флакстон, правда, уже держалась слегка в стороне. Увидев меня, она воскликнула:
  — Давайте уговорим мистера Лэма сделать кружок с нами. Идите сюда, мистер Лэм! У нас заход на милю.
  Она отделилась от шеренги и протянула мне руку. Я принял приглашение и взял ее под локоть. Селма обернулся, смерил меня неприветливым взглядом и сосредоточил свое внимание на двух других девушках. Теперь он обнимал их обеих за талии всякий раз, когда корабль накренялся, и убирал руки, когда он выправлялся.
  Я заметил, что девушка слева от него выказывала явное недовольство его фамильярностью, а Филис Итон, шедшая справа, не протестовала; ее взгляд был так же скромен и невинен, как и за ужином. Селма телепатически почувствовал, что здесь он пощечины не заработает, и пользовался этим вовсю.
  Роза Флакстон провела меня по палубе два круга, а потом сказала:
  — Ну все, мистер Лэм. Свою милю я отшагала и план выполнила. Доброй ночи! — и резко свернула к двери.
  Когда она налегла на нее всем телом, я сказал:
  — Позвольте мне, — открыл дверь, и она проскользнула внутрь.
  — Спокойной ночи! — повторила она. — До скорой встречи.
  В глазах у нее сверкнули веселые искорки. Я так и не понял, воспользовалась ли она мной, чтобы отделаться от Селмы, или действительно закончила свою милю.
  Про этот выход на палубу я решил Берте не рассказывать.
  Глава 6
  В морских путешествиях принято говорить «доброе утро» всем попутчикам, легко вступать в разговоры, стоя у борта, а при желании — и знакомиться. Здесь совсем не так, как на берегу, где каждый тащится по наезженной дорожке со своею ношей и нет ему дела до других людей, бредущих по параллельным дорожкам.
  На кораблях атмосфера совсем другая, и приспосабливаются к ней по-разному.
  Всегда находятся снобы, не желающие ни с кем вступать в беседу и сразу дающие это понять своим попутчикам. А есть энтузиасты, которые только и делают, что бегают по кораблю и знакомятся.
  Есть люди, возможно впервые в жизни вырвавшиеся из каждодневной рутины; им очень хочется разбавить серый, однообразный круг своих приятелей новыми знакомствами. Бывают и такие, что и хотели бы наслаждаться путешествием и общаться с незнакомыми людьми, но стесняются вести себя по-компанейски.
  Наконец, есть огромное число нормальных людей, вполне склонных заводить знакомства с другими людьми, у которых близкие вкусы или сходное прошлое; но у них уже полно друзей дома, так что слишком расширять круг знакомств они не стремятся.
  В общем, в первый день поездки на корабле возникает странная мешанина человеческих существ, которые бродят туда-сюда, постепенно пропитываясь атмосферой путешествия и приспосабливаясь к новому образу жизни.
  Но ко второму дню ситуация меняется. Люди уже как-то разобрались и разделились на группы. Деловое напряжение береговой жизни спало, пассажиры становятся людьми. Именно на второй и третий день на борту завязываются дружеские связи.
  Наблюдать за тем, как вели себя разные люди, было очень интересно. Утром первого дня Сидней Селма встретил кое-какой отпор. Лишь к полудню, когда девушкам удалось прояснить ситуацию, Селма стал им намного милее, а уж к полудню второго дня его акции взлетели чуть ли не до небес.
  Однако Норма Радклиф продолжала избегать его. Стараясь поменьше с ним сталкиваться, она все больше и больше тянулась ко мне, словно в поисках защиты.
  — Он невыносим, — говорила Норма. — Не то чтобы у меня ханжеский взгляд на жизнь, да и одеваюсь я как человек, следящий за модой. Но ведь личность человека тоже должна что-то значить! Приятно, когда тебя уважают. Но этот Селма не таков. У него только одно на уме. Чтобы ему понравиться, от девушки требуется единственное — полный набор анатомических аксессуаров.
  Берта Кул выражалась еще хлеще.
  — Посмотри, этот прохвост отлавливает девушек, словно телят из стада, — негодовала она.
  — Как это? — не понял я.
  — Он как будто вешает им на шею бирку для общего сведения.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Да ты погляди на него. Он выбирает какую-нибудь девушку и начинает активную атаку. Та осматривается вокруг, видит, что, кроме него, на корабле выбирать особенно некого, и решает воспользоваться тем, что есть. Ей хочется получить удовольствие от путешествия, вот она к нему и приклеивается. Некоторое время они ходят не разлей вода, потом она вдруг прячется обратно в свою раковину, и тогда он бросает ее, словно горячую картофелину. Позже с некоторыми из них он заговаривает уже как бы по-приятельски… Черт побери, он их словно метит!
  — Никогда не воспринимал это таким образом, — рассмеялся я.
  — Был бы женщиной — воспринял бы. — Берта фыркнула от негодования. — Что, например, думает женщина, глядя на эту скромненькую блондинку, которая к нему так и прилипла? Посмотришь на ее лицо — нежное, целомудренное создание; посмотришь на фигуру — нет, она тоже человек; а раз Сидней Селма повесил на нее свой ярлык — значит, легкая добыча.
  И, не желая, чтобы нас видели долго беседующими, Берта зашагала прочь, приноравливаясь к качке и проклиная ту минуту, когда ступила на корабль.
  Стефенсон Бикнел отдыхал в шезлонге, который ему поставили в тихом солнечном уголке. Если в воздухе чувствовалась хоть малейшая прохлада, к нему подходил палубный стюард и заботливо закутывал в одеяла. Желая, чтобы Берта была при нем неотлучно, он устроил так, чтобы ее кресло поставили рядом. Но Берта не разделяла его желания, и он в отчаянии обернулся ко мне.
  Согласно уговору, я не должен был на корабле водить с Бикнелом особую дружбу — так только, случайное знакомство, ничего не значащие разговоры. Все же я подошел к нему и опустился в пустующее кресло Берты.
  — Доброе утро, Бикнел. Как дела?
  — Все болит, — проговорил он.
  — Это плохо.
  — Из-за качки не могу найти удобного положения. А если, не дай бог, на что-нибудь наткнусь — просто как зубная боль.
  — Очень жаль.
  — Как ваши успехи с Нормой Радклиф?
  — Разговариваем иногда.
  — Я часто вижу ее с вами.
  — Она прячется от волков, — пояснил я.
  — Понятно, — сухо прокомментировал он. Потом, глядя куда-то вдаль, добавил: — А у вас хорошо получается с женщинами.
  — У меня? — Я постарался выразить удивление.
  — Да, у вас.
  — Для меня это новость.
  — И черт меня побери, если я понимаю, из-за чего это! — продолжал Бикнел. — Вроде не такой уж вы красивый или высокий, с виду отнюдь не дамский любимчик. И не бегаете за ними, но почему-то получается, что они бегают за вами.
  — По-моему, у вас обо мне превратное представление, — сказал я.
  — Да нет, не превратное. Слушайте, Лэм, я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Мира — женщина молодая и непредсказуемая. Что ей взбредет в голову — никогда не угадаешь. А мне не хочется, чтобы у нас возникли проблемы.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я не хочу, чтобы ситуация осложнилась.
  — Что значит «осложнилась»?
  — Ну, я не хочу… Думаю, будет лучше, если знакомство с Мирой вы оставите Берте Кул, и пусть Мира Берте обо всем расскажет. Потом уже вы можете помогать миссис Кул.
  — Я именно так и понимал ваши намерения и планы, — ответил я ему.
  — Ну, вот так и понимайте. — У него вырвался прерывистый вздох; он откинул голову и прикрыл глаза.
  Поднявшись, я прошелся по палубе, а затем уселся в свой шезлонг. Через несколько минут появилась Норма Радклиф; она подошла и расположилась по соседству.
  — Надеюсь, вы не возражаете, Дональд?
  — А в чем дело?
  — Я подкупила стюарда.
  — Зачем?
  — Чтобы мой шезлонг поставили рядом с вашим. И не будете ли вы так добры — как только появится этот Сидней Селма, смотрите прямо на меня и внимательно слушайте, что я вам буду говорить.
  — А что вы будете говорить?
  — Не важно, — ответила она. — Может быть, я буду тихонько говорить о погоде. Может быть, спрошу, что вы ели на завтрак. Было бы очень хорошо, если бы мы увлеклись беседой и просто забыли, что Селма существует на белом свете.
  — Не нравится он вам? — спросил я.
  — Нравится! — воскликнула она. — Да я начинаю скрежетать зубами всякий раз, когда он со мной заговаривает. Кончится тем, что я себе всю эмаль в порошок сотру. Если бы можно было выкинуть его за борт!
  Среди всей этой суеты перемещался денверский полицейский Эдгар Ларсон. Ходил он тихо-тихо, как мышка, выползающая из норки, когда в доме погасили свет и все улеглись спать. Он неожиданно возникал то на палубе, то в коктейль-баре. Присутствовал на всех корабельных развлечениях, на игре в кено105, стоял в дверях зала, когда показывали фильмы. Этот человек, казалось, поспевал всюду, нигде не выделяясь, но везде занимая удобную позицию, чтобы смотреть, слушать, следить. И, надо сказать, добивался существенных успехов. Люди почему-то доверялись Ларсону. Стоило ему посмотреть на человека ласковым взглядом серых глаз и принять позу слушающего, слегка наклонив голову, — и человек уже ощущал потребность излить ему всю душу.
  А тем временем огромный роскошный лайнер плыл все дальше, рассекая голубые воды Тихого океана. На третий день пути погода существенно переменилась. Холодные ветры уступили место мягким тропическим бризам. Солнце палило немилосердно, и бассейн для плавания был набит до отказа. Девушки, принимавшие на палубе солнечные ванны, начали темнеть, словно гренки в тостере.
  Пассажиры уже хорошо знали друг друга. За обедом над столами стоял гул от непрерывной болтовни. Перед обедом люди толпились в коктейль-баре, а после обеда собирались группками за ликером и беседовали о политике, о налогах, о серфинге.
  Руководитель круиза по Гавайям открыл школу танца «хула». Занятия шли полным ходом. Можно было только удивляться тому, с каким увлечением осваивали женщины этот замечательный гавайский танец. Смущаясь, они робко выходили на середину многолюдного зала, но постепенно в их движениях, вначале таких неуклюжих, все заметнее проступало то завораживающее изящество ритмичного покачивания, которым так славятся танцоры-островитяне. Все вдруг поняли и почувствовали, что этот танец не просто случайный набор движений или импровизация, а древняя традиция. В гавайской хуле тело танцора передает игру таинственных сил природы, сияние радуги в небе, шум ливня, солнечный свет, колыхание ветвей пальмы, неумолкающий гул океана. И, как ни странно, научиться этому можно всего за несколько часов занятий. Для многих пассажиров это стало настоящим откровением, и привлекательность Островов открылась им в совершенно новом свете. С удвоенным усердием учились они танцевать; то, что началось шуткой, превратилось в серьезное занятие.
  А Сидней Селма продолжал выступать в своем репертуаре. Гарем его сузился до четырех-пяти девушек, которых, видимо, абсолютно устраивала его манера общения.
  Но в тот вечер я вдруг не обнаружил Нормы Радклиф в соседнем шезлонге, а потом увидел ее прогуливающейся по палубе с Сиднеем Селмой. Она преданно смотрела ему в лицо и внимательно выслушивала его дурацкие двусмысленности, грубые шуточки и сомнительные истории.
  Тут же подоспела Берта и бухнулась в свободное кресло.
  — Дональд, что ты такого натворил и что вообще происходит?
  — А в чем дело?
  — Только не смотри на меня круглыми глазами. Что ты сделал с девушкой?
  — С какой девушкой?
  — С Нормой Радклиф.
  — Ничего.
  — А может, что-нибудь пытался сделать?
  — Ничего.
  — Черт! — Берта немного подумала. — Ну, так тоже с девушками себя не ведут. Надо, чтобы им все время приходилось быть настороже. Конечно, не следует переть как танк, но необходимо постоянно давать им знать, что ты существуешь на свете, что у вас что-то происходит, что ты нормальный живой человек, в конце концов! Давай-ка, пошевелись, — затормошила она меня, — займись девушкой. Отшей этого кретина!
  — Знаешь, Берта, я считаю, что это может повредить делу.
  — Какого черта ты еще что-то считаешь? — завопила Берта. — Да что ты понимаешь в женщинах?!
  — Ничего.
  Тогда Берта стала объяснять спокойнее.
  — Сидней Селма чересчур агрессивен, но все понимают, что именно ему нужно. А ты слишком скромный. Вот твоя боевая подружка и решила высечь из тебя искру ревности, чтобы ты слегка раскачался. Наверно, ты обращался с ней, как с гипсовой статуей святого. А теперь вылезай из шезлонга, пойди пройдись да следи за Нормой. Как только увидишь, что она отошла от Сиднея Селмы, — подходи и отбивай.
  Берта выгрузилась из кресла и зашагала по зыбкой палубе. Вид у нее был решительный: плечи развернуты, губы плотно сжаты, глаза стреляли по сторонам.
  Но я остался сидеть в своем удобном шезлонге.
  Был прекрасный теплый вечер. Засмотревшись на лунные блики на воде, я и не заметил, как в соседний шезлонг проскользнула Норма Радклиф.
  — Дональд, у меня есть к вам одна просьба.
  — В чем дело?
  — Мне нужен совет.
  — Прошу.
  — У меня возникли проблемы.
  Я обернулся к ней и многозначительно поднял брови.
  — Да нет, не то, — поспешно сказала она.
  — А что?
  — Меня шантажируют.
  — Из-за чего?
  — Из-за нескольких писем.
  — Что это за письма?
  — Письма, которые было бы не очень приятно увидеть в суде.
  — Как же вас угораздило писать такие письма?
  — Теперь-то я понимаю, да уж поздно.
  — А кто вас шантажирует?
  — Наш дражайший общий друг, — ответила она, и в голосе ее зазвенела ненависть.
  — Неужели Сидней Селма?
  Она кивнула.
  — А я-то подумал, что вы вдруг прониклись к нему интересом, — сказал я.
  — Когда я узнала, что письма у него, я попыталась как-то к нему подступиться. Я не понимала, чего он хочет.
  — И чего же он хочет?
  Норма пожала плечами.
  — А когда вы это узнали?
  — Сегодня утром.
  — Вы были с ним знакомы до этой поездки?
  Она отрицательно покачала головой.
  — Так вы действительно не понимаете, чего ему нужно?
  — Ему нужно мое замечательное загорелое тело, если вас это интересует. Но только это не все.
  — А оно у вас действительно загорелое?
  — Вы что, не видели меня около бассейна? Я была в новом эластичном купальнике.
  — Наверно, проглядел. Видимо, зачитался.
  Она вздохнула.
  — Если бы вы не были так милы, то были бы невыносимы. А я-то надеялась, что вы ко мне подойдете.
  — Мне не очень нравятся эти крохотные бассейны на кораблях.
  — Там-то все и произошло.
  — Ах, ну да. Так вы говорите, это шантаж?
  — Да.
  — Он сказал, что вы должны выкупить эти письма?
  — Фактически — да.
  — Но цену не назвал?
  — Нет.
  — Он прощупывает почву. Цена будет объявлена позже.
  — Думаю, что так.
  — Боюсь, мне трудно что-либо вам посоветовать.
  — Я на вас очень надеялась.
  — С чего бы это?
  — Мне показалось, что вы такой… такой умный и понимаете, что к чему. Чем вы занимаетесь, Дональд?
  — Боюсь, мой ответ может вас удивить, — уклончиво ответил я.
  — Вы не адвокат?
  — В общем, нет.
  — Что вы этим хотите сказать?
  — Ничего особенного.
  На ее лице отразилось отчаяние.
  — Ну хорошо, — смягчился я. — Позвольте задать вам несколько вопросов. Когда вы решили поехать в Гонолулу?
  — Недавно.
  — Но ведь билеты на «Лурлайн» заказывают за несколько месяцев.
  — Да, но бывают отмены заказов.
  — И эти билеты продают тем, кто числится в листе ожидания?
  — По-моему, разные агентства путешествий имеют определенные квоты на заказ билетов, причем могут распоряжаться отмененными заказами из своей квоты.
  — Ну и что?
  — Ну, я и сумела попасть на корабль, — закончила она.
  — А зачем вы едете в Гонолулу?
  — Вы никому не расскажете?
  — Не могу ответить определенно.
  — Мне нужно встретиться с одним человеком, — сказала она.
  — С мужчиной или женщиной?
  — С женщиной.
  — Вы давно с ней знакомы?
  — Много лет. Она отличная девушка, но у нее тоже неприятности.
  — А что у нее?
  — Мне не хотелось бы обсуждать ее проблемы. Давайте лучше поговорим о моих.
  — А связи тут нет никакой?
  — Почему вам это пришло в голову, Дональд?
  — Ладно, давайте рассмотрим ваше дело объективно, — согласился я. — Итак, в Гонолулу вы решили ехать только недавно.
  Она кивнула:
  — Верно.
  — Вы писали какие-то письма. Кому вы их писали?
  — Я не хотела бы называть имена.
  — Женатому человеку?
  — Да.
  — И эти письма интересуют его жену?
  — Жена хочет при разводе обобрать его до последнего цента, и ей все равно, каким образом это сделать.
  — А письма попали к Сиднею Селме?
  — Он говорит, что они у него.
  — Где?
  — Там, где он их может легко достать.
  — Он вам не нравится?
  — Я его ненавижу и презираю.
  — Так когда вы узнали, что письма у него?
  — Сегодня утром.
  — Раньше он вам этого не говорил?
  — Нет.
  — Допустим, письма у него, — стал рассуждать я. — Он узнал, что вы плывете в Гонолулу. Очевидно, он тоже попадает на корабль, чтобы встретиться здесь с вами. Хотя нет, это было бы неразумно.
  — Почему?
  — Поездка в Гонолулу стоит ему больших денег. И времени. Письма-то у него. И если они вам так нужны, что вы согласны за них заплатить, ему стоило только дать вам знать, что они у него, и вы сами бы к нему пришли. А вы хотите убедить меня, — продолжал я, — что он сел на корабль специально для того, чтобы здесь начать вас шантажировать, да еще ждал три дня, прежде чем сделать первый шаг. Нет, это неправдоподобно.
  — Но именно так все и произошло!
  — Это еще было бы разумно, — добавил я, — но только при одном предположении.
  — Каком?
  — Если та плата, которую он от вас ждет, должна быть получена в Гонолулу.
  — Да, пожалуй.
  — Может быть, это не обязательно деньги?
  — Но ведь он пока не назвал цену!
  — И все-таки здесь что-то может быть связано с вашей подругой — с той, с которой вы хотите встретиться в Гонолулу.
  — Я предпочла бы не обсуждать дела моей подруги, — твердо заявила она.
  — Если вы не хотите говорить мне правду, — ответил я, — то вам трудно будет рассчитывать на мой совет.
  — Ну хорошо, допустим… допустим, что вы правы.
  — Мне нужно знать, прав я или нет.
  — Ладно, — внезапно решилась она. — Думаю, что вы правы.
  — Что же ему нужно?
  — По-видимому, это что-то, что есть у моей подруги, Мириам Вудфорд.
  — Что именно?
  — Я не знаю, Дональд, и не хочу гадать. Есть одна вещь, которая… Я понимаю, получается так, что я от вас что-то скрываю, но все-таки… все-таки я не могу!
  — Кто такая Мириам Вудфорд? — спросил я.
  — Вдова, молодая и привлекательная.
  — Вы едете к ней?
  — Да.
  — Зачем?
  — Ей сейчас очень одиноко, ей нужна компания.
  — Может быть, есть еще какие-то причины?
  Норма отрицательно покачала головой.
  — Я готов выслушать эту историю в любой момент, когда вы решитесь ее рассказать.
  — Я не могу рассказать вам эту историю, Дональд, но все равно хочу получить от вас совет.
  — Это безумие — давать советы, не опираясь на факты.
  Минуты две она просидела молча, напряженно размышляя. Потом резко повернулась ко мне.
  — Дональд, — решительно начала она. — Вы заметили здесь, на корабле, такого хилого человечка лет пятидесяти, которого все время закутывают в одеяла, чтобы его не продуло? Он сидит вон там, на палубе «А», в углу.
  — А кто это?
  — Его зовут Стефенсон Д. Бикнел, — ответила она. — Он из Денвера. Он был партнером мужа Миры Вудфорд и по условиям завещания Вудфорда стал доверенным лицом, распоряжающимся наследством Миры.
  — Вы с ним знакомы?
  — Нет, мы ни разу не встречались. Мне о нем писала Мира.
  — А он знает, что вы едете?
  — Я сама хотела бы это знать, Дональд. Я уже пробовала проверять, обращает ли он на меня внимание, но он вообще мало где появляется. У него ревматизм, поэтому он большую часть дня проводит в одиночестве. С ним иногда беседует одна женщина, некая миссис Кул. Вы, кажется, ее знаете, я видела, как вы разговаривали.
  — Кул… — проговорил я, словно припоминая эту фамилию.
  — Женщина лет пятидесяти, широкоплечая такая и… в общем, бочонок на тонких ножках.
  — А-а, ну да, — сказал я.
  — Бикнел едет в Гонолулу, чтобы защитить Мириам, — продолжала она. — А Мириам этого не хочет; ей нужно получить с него некоторую сумму, тогда она справится сама. А теперь вот этот гад Селма намекает, что я должна «работать с ним вместе». Чем это все кончится — один бог знает! Я в совершенной растерянности.
  — Но может быть, Селме только и нужно, что ваше замечательное загорелое тело? — предположил я.
  — Нужно, конечно, — вздохнула она. — Он ни одно загорелое тело пропустить не может.
  — Но возвращать за это письма он не хочет?
  — Нет, конечно. Он хочет большего. Ему нужно, чтобы я с ним «работала».
  — И что же я должен сделать?
  — Дать мне совет.
  — Скажите Селме, чтобы он катился к черту, — посоветовал я.
  — Но у него же эти письма!
  — Ничего у него с ними не получится.
  — Почему вы так думаете? Он человек совершенно беспринципный.
  — А что он с ними может сделать?
  Она на секунду задумалась.
  — Он может продать их жене этого человека.
  — А ее муж богат?
  — Не миллионер, но все же.
  — И жена хочет забрать все?
  — Да.
  — Если бы Селма хотел продать ей письма, он бы их уже давно продал. И незачем ему было бы создавать себе столько проблем и идти на такие расходы — плыть с вами на этом корабле. Кроме того, — продолжал я, подумав, — если бы он просто хотел шантажировать вас, ему достаточно было написать вам, чтобы вы пришли к нему до отплытия. Нет, за всем этим что-то кроется, и единственный способ об этом узнать — рассмеяться в лицо Селме и послать его к черту. Пусть делает с письмами что хочет.
  Она задумалась.
  — Наверно, вы правы, Дональд.
  — Эти письма могут сильно вам навредить?
  — Мне — нет, но этому человеку…
  — Это вас очень волнует?
  — Я хочу быть честной, только и всего. Его жена может в суде поминать меня как любовницу сколько угодно — я перенесу. Но по отношению к моему другу я хочу остаться честной до конца, вот и все.
  — Все это как-то бессмысленно, — сказал я. — Если Селма хоть что-то понимает в шантаже, то ему надо было предложить купить эти письма либо мужу, либо жене; вы самый несостоятельный покупатель из трех возможных.
  Она кивнула:
  — Это верно.
  — Значит, у вас есть еще что-то, что ему нужно. Что же это?
  — Не могу придумать ничего, что могло бы окупить путешествие в Гонолулу; сейчас, по крайней мере, ничего не понимаю.
  — Тогда посылайте его к черту. Может быть, подстегнем события и что-нибудь выясним.
  — Спасибо вам большое, Дональд, вы мне очень помогли.
  — А почему вы обратились именно ко мне? — поинтересовался я.
  — Потому что мне нужен был совет.
  — Но почему вы решили, что я могу вам его дать?
  — Я же сказала, потому что я поняла, что вы умный человек. Ах, Дональд, что вы теперь будете обо мне думать?
  — Что вы имеете в виду?
  — Эти письма. Теперь вы, наверное, думаете, что я наглая, гадкая, порочная женщина!
  — Я думаю, что вы просто женщина, — ответил я.
  Ее взгляд потеплел.
  — Да, я женщина, — тихо проговорила она, — и я вам так благодарна!
  — Что вы, я для вас ничего и не сделал, — сказал я и добавил: — Пока.
  — Дональд, вы просто золото, — порывисто произнесла она и, подавшись вперед, крепко и смачно поцеловала меня в губы.
  Как раз в этот момент Берта Кул, очень озабоченная тем, чтобы растрясти набранный на корабле жирок, вышла из-за угла на первый круг своей вечерней мили.
  Глава 7
  И вот наступили последние сутки нашего плавания. В легком возбуждении, обычном для конца путешествия, пассажиры стали готовиться к скорой высадке на берег.
  В школе танца хула прошло последнее занятие. Под теплым солнцем возле плавательного бассейна женщины самого разного возраста и темперамента, разного роста и веса, изрядно поднаторевшие в гавайском танце, готовились сдавать экзамены и получать дипломы. А на корме в полдень любители стендовой стрельбы собрались пострелять по тарелочкам.
  Из багажных отсеков подняли дорожные сундуки и чемоданы. Путешественники собирали вещи, оживленно болтали, обменивались адресами, подписывали друг другу на память ресторанные меню и пассажирские карточки.
  Теплый, бархатный воздух дышал очарованием тропиков. За бортом лениво перекатывались волны; из них то и дело выскакивали летучие рыбы и долго скользили над поверхностью воды, пока их не накрывало следующей волной. За кораблем, словно привязанный невидимой нитью, парил чернолапый альбатрос.
  Я стоял у борта и любовался океаном. Мимо прошел Сидней Селма и посмотрел на меня с нескрываемым любопытством, словно в первый раз заметил. Норму Радклиф я практически не видел; лишь один раз, когда она появилась на палубе, Селма попытался заговорить с ней, но она резко отвернулась. Берта подошла ко мне и встала рядом.
  — Ах ты негодник! — с восхищением прошептала она.
  Я обернулся и поднял брови в немом недоумении.
  — А еще делал вид, что у тебя ничего не получается. Это ж надо, как она на тебя набросилась! Я ведь говорила!
  — Слушай, Берта, — спросил я, — ты обсудила со Стефенсоном Бикнелом детали нашего контракта?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Я имею в виду то, что именно мы должны делать.
  — Мы должны защищать Мириам Вудфорд.
  — От чего?
  — От всего, что ей угрожает.
  — И это все?
  — Все. О господи, как ноют мои ноги! Они совершенно не рассчитаны на сто шестьдесят пять фунтов нагрузки.
  — Ты справилась с фруктами и конфетами?
  Берта тяжело вздохнула.
  — Наверно, я старею. Часть конфет пришлось отдать.
  — Кому?
  — Стюарду.
  — А фрукты?
  — Фрукты я съела. Почти все.
  — Вот и замечательно.
  — Но если ты еще раз выкинешь такой номер, — угрожающе прошипела Берта, — я тебе вышибу мозги. Так и знай, вышибу своей собственной рукой.
  — Кстати, — заметил я, — нам нужно вести себя поосторожнее. Мне уже говорили, что, похоже, мы были знакомы до поездки.
  — Не может быть!
  Я печально кивнул.
  — А почему ты вдруг спросил, что именно мы должны делать?
  — Просто завтра мы выходим на берег и должны начать работать.
  — Тебе Норма что-нибудь рассказала?
  — Нет, ничего особенного. — Я потянулся и зевнул.
  — Ты, хитрый негодяй, наверняка что-то уже знаешь. — Глаза Берты сердито сверкнули.
  — Конечно. В противном случае мы оказались бы в изрядной заднице, — ответил я и ушел, оставив ее стоять, вцепившись в перила.
  Глава 8
  Наутро я вышел на палубу с первыми лучами солнца. Впереди мерцал свет маяка на мысе Макапуу, и на горизонте прямо на моих глазах стали вырисовываться очертания острова Оаху.
  Стюарды вынесли на палубу столы, уставили их блюдами со сладкими булочками, сдобами, кренделями, подали кофе и фруктовые соки.
  Миновав мыс Коко, потом Алмазный мыс, мы развернулись и пошли к проходу в рифах. От берега отчалил катер со встречавшими нас официальными лицами. Они взобрались на борт корабля, таща за собой кипы разноцветных гавайских венков. Некоторые пассажиры принялись тут же ими обвешиваться. Это было какое-то буйство красок: цветы розовые, желтые, белые, темно-красные, пурпурные.
  На палубах началась суматоха. Под звуки оркестра «Ройял Гавайян» и нараставший гомон гавайской речи «Лурлайн» медленно подошел к пристани.
  Когда на палубу поднялась Мириам Вудфорд, я постарался оказаться рядом с Нормой Радклиф. Мириам была очаровательной блондинкой со смеющимися глазами, сверкающими зубами и великолепной фигурой. Глядя на нее, никак нельзя было подумать, что у нее в жизни есть хоть малейшие осложнения.
  Она бросилась к Норме Радклиф, моментально украсила ее венком из ярких цветов, и они начали обниматься и целоваться. К ним сквозь толпу засеменил Стефенсон Бикнел, всячески стараясь избегать столкновений, но полный решимости вытерпеть любую боль ради того, чтобы увидеть Мириам. Обогнув последнюю разделявшую их шумную группу, он позвал ее: «Мира!», вложив в этот возглас всю свою душу.
  Она обернулась к нему.
  — О-о, Стиви! — воскликнула она. — Дорогой вы мой, как я рада вас видеть! Что же вы не предупредили меня о приезде пораньше?
  — Хотел сделать вам сюрприз, — ответил он и подошел к ней, никого уже вокруг не замечая.
  Мира поцеловала его, и трость Стефенсона Бикнела грохнулась на палубу. Он попытался своими ревматическими руками сжать Миру в мужественных объятиях.
  Она отступила на шаг, подняла трость, вручила ее Бикнелу и обратилась к Норме:
  — Вам надо обязательно познакомиться. Норма, это мой попечитель, Стиви Бикнел. Стиви, а это Норма, моя лучшая подруга.
  — Почему же вы не сообщили мне, что она приезжает? — спросил Бикнел.
  — Ну, Стиви, — рассмеялась Мириам, — у вас и так голова болит от всяких финансовых дел. Стоит ли еще волноваться по поводу моих подруг?
  Норма обернулась, и наши взгляды встретились. Она подозвала меня кивком.
  — Мира, я хочу познакомить тебя с Дональдом Лэмом. Он отличный парень, мы подружились на корабле.
  Мириам Вудфорд посмотрела на меня добрым внимательным взглядом, улыбнулась и протянула руку.
  — Привет, Дональд Лэм.
  Я тоже взглянул в ее смеющиеся голубые глаза.
  — Привет, — коротко ответил я, чтобы скрыть некоторое смущение.
  — Вы знакомы с мистером Бикнелом? — спросила она.
  — Да, мы встречались на корабле.
  Тут вмешался Бикнел:
  — А вот, Мира, моя знакомая, миссис Кул. Я хочу, чтобы и вы познакомились. — И он представил Мире Берту.
  — С миссис Кул мы тоже познакомились на корабле, — упредил его я.
  Среди толпы бродил репортер какой-то местной радиостанции с микрофоном в руке. При нем был список пассажиров, у которых он намеревался взять интервью. Рядом болтался палубный стюард, вызвавшийся помочь ему найти нужных людей. Оставив своих знакомых беседовать у борта, я пошел следом за репортером.
  Первым интервьюируемым оказался некий фабрикант. Его выступление было обильно пересыпано дурацкими рассуждениями о международном положении.
  Потом репортер сказал в микрофон:
  — Сегодня у нас есть еще один интереснейший гость — Эдгар Б. Ларсон из Управления полиции Денвера. Что привело вас в Гонолулу, мистер Ларсон?
  Ларсон уставился на него в совершенном остолбенении и стал невнятно бормотать:
  — Я, право же, не понимаю… я не совсем уловил… я думал, вас интересует путешествие.
  — Совершенно верно, — бодро ответил репортер. — Как прошло путешествие, мистер Ларсон?
  — Очень хорошо.
  — Долго ли вы собираетесь пробыть на Островах?
  Ларсон несколько секунд колебался. Потом, очевидно осознав до конца, что его секрет раскрыт, он расправил плечи и сказал в микрофон:
  — Не знаю. Но покинуть Гавайские острова я надеюсь не один, а вместе с убийцей. Я здесь по делам службы. У нас есть данные, что в Денвере совершено убийство и в настоящий момент убийца находится в Гонолулу.
  Среди пассажиров, кольцом собравшихся вокруг, чтобы послушать интервью, наступила абсолютная тишина.
  Оправившись от изумления, интервьюер спросил:
  — Что еще вы можете нам рассказать об обстоятельствах этого убийства, мистер Ларсон?
  — Я могу сказать вам только одно, — ответил Ларсон. — Убийца считает, что никаких следов преступления не осталось. Я могу разочаровать этого человека: мы знаем гораздо больше того, что предполагает подозреваемый.
  — А он знает, что вы приехали? — спросил репортер.
  — Кто вам сказал, что убийца — это «он»? — переспросил Ларсон.
  — Я так понял… вы сказали — «подозреваемый». Вы имели в виду, что это может быть и «подозреваемая»?
  — Может, — ответил Ларсон.
  — Значит, сейчас вы больше ничего нам не скажете?
  — Только то, что я прибыл сюда, чтобы задержать человека, совершившего убийство; следовательно, я намерен оставаться здесь, пока этого не сделаю.
  Репортер, казалось, не знал, что бы еще спросить.
  — Ну что ж, — сказал он наконец, — очень интересно было услышать, что вы абсолютно уверены в успехе. Кстати, насчет того, чтобы совершить убийство и улизнуть. Разве не то же самое делают наши доблестные спонсоры? Они безнаказанно сбивают цены настолько, что некоторые товары уже приходится продавать ниже себестоимости. — И он поспешил к следующему интервьюируемому.
  Я подошел к стюарду.
  — Кажется, Ларсон был изрядно удивлен, — сказал я.
  — Я спросил его, согласен ли он дать интервью как пассажир, и он ответил, что с удовольствием. Но он, конечно, не знал, что репортеру известно, что он из денверской полиции.
  Я достал из кармана десятидолларовый банкнот.
  — Как вы думаете, стюард, нельзя ли выяснить, каким образом для интервью выбрали именно Ларсона?
  Он покосился на банкнот.
  — Думаю, выяснить можно.
  Я отдал банкнот стюарду.
  Он сложил его, сунул в карман, усмехнулся и сказал:
  — Это сделал я. Мне подсказали, что Ларсон — очень колоритный тип, способный сообщить много интересного о своей профессии, и что на радио его рассказ пойдет на ура.
  — А кто подсказал это вам?
  — Сидней Селма, — ответил стюард. — Я, пожалуй, и сам задам ему несколько вопросов при встрече.
  Я кивнул.
  — Что-нибудь еще?
  — Нет, — ответил я. — У меня вопросов больше нет.
  Глава 9
  Бикнел сам распоряжался предварительными заказами на гостиницы для нашей компании, чтобы иметь возможность разместить всех по своему усмотрению. Но вышла неувязочка. Он полагал, что Мириам Вудфорд останется жить в отеле «Ройял Гавайян», а оказалось, что она сняла квартиру в районе Вайкики, в нескольких сотнях метров от отеля. Норму Радклиф она забрала к себе.
  Бикнел поселил Берту Кул в «Ройял Гавайян», где остановился и сам, а мне заказал номер в отеле «Моана». Перед тем как мы разошлись, Берта успела потихоньку меня проинструктировать.
  — Наш клиент, — прошептала она, — явно раздражен.
  — По какому поводу?
  — Ему не понравилось, как его встретила Мира. Он стал подозревать, что она что-то от него скрывает. Она так и не объяснила, что у нее за неприятности, сказала, что поговорит с ним позже.
  — Что-нибудь еще?
  — Он не хочет, чтобы ты слишком светился. Считает, что все необходимые сведения о Мириам Вудфорд ты должен получать от меня.
  — Это меня устраивает, — согласился я, — при условии, что, пока ты выясняешь, что да как, этот тип будет оплачивать все наши расходы плюс суточные. Боюсь, когда дело будет сделано, он обнаружит, что его мошна изрядно полегчала.
  — Не волнуйся, — успокоила меня Берта, — денег у него куры не клюют. А теперь иди, герой, купайся, загорай и держись в сторонке, пока тетя Берта не расколет эту вдовушку и не узнает, в чем там дело.
  — Как ты считаешь, сколько времени у тебя на это уйдет?
  — Откуда я знаю, черт возьми! — вскипела Берта. — Ты пристаешь ко мне, как самый надоедливый клиент! Нам ведь платят, так что не бери в голову.
  — Надеюсь, тебе понравится в Гонолулу, — задумчиво сказал я.
  — Ненавижу это место! — воскликнула Берта. — Я уже задохнулась под этой горой цветов и вся мокрая.
  — Ты лучше подумай, что сейчас творится на материке, — сказал я. — Дуют ветры, холодный дождь бьет по стеклам нашего бюро. На улицах мокро, люди набиваются в трамвай в вымокшей одежде, от сырости все воняет, а…
  — Перестань! — оборвала меня Берта, повернулась и зашагала к стоянке такси.
  А я отправился в отель «Моана». Там выяснилось, что если уж Бикнел заказывает номера, то можно быть уверенным, что это не какая-нибудь дешевка. Огромные окна моего номера выходили на пляж Вайкики; из них открывался вид на белый песок пляжа и дальше — на испещренную барашками волн морскую гладь, усеянную гавайскими каноэ106, купальщиками и любителями серфинга.
  Ну что ж, все шло нормально. Я почему-то был уверен, что пройдет довольно много времени, пока Мириам Вудфорд начнет изливать душу Берте Кул. Похоже, что она вообще не скоро кому-нибудь что-нибудь расскажет, вот разве что Норме Радклиф.
  Было бы неплохо, подумал я, заполучить магнитофонную запись их беседы, когда они останутся вдвоем. И тут же поймал себя на мысли: а не пришла ли эта блестящая идея в голову кому-нибудь еще?
  Я знал, что Эдгар Ларсон уехал в отель «Серфрайдер»: именно туда отослали его багаж. Где остановился Сидней Селма, мне проследить не удалось, как я ни старался.
  Мысль о том, что бы такое сейчас могли обсуждать Мириам Вудфорд и Норма, меня не покидала. А вдруг действительно какой-нибудь смышленый гражданин ухитрился установить микрофон в квартире Мириам? Был бы я шантажистом, обязательно бы это сделал.
  Так или иначе, не мое это собачье дело. Он пожелал нанять нас на работу, а потом пожелал разъяснить нам, как эту работу делать. Если уж он так хочет и если будет хорошо платить — я не против. В конце концов, хозяин — барин.
  Прибыли мои чемоданы, и я стал распаковываться. Интересно, подумал я, догадалась ли Берта положить мои купальные принадлежности?
  Догадалась.
  Если в порту Гонолулу было жарко, то пляж привлекал прохладой. Я надел плавки, спустился на пляж и плюхнулся в воду.
  Вода была словно бархатная. Лишь вначале она казалась слегка бодрящей, но очень скоро я почувствовал себя абсолютно естественно, как в ванне.
  Проплыв метров триста-четыреста, я перевернулся на спину и долго блаженно лежал, словно впитывая в себя соленую влагу. Иногда я делал несколько ленивых гребков и снова позволял волнам нести меня к берегу. Проплавав так с полчаса, я вылез на песок и улегся под ослепительным солнцем.
  — Вот человек, который зря время не теряет, — произнес кто-то рядом со мной.
  Я глянул вверх. Это была Мириам Вудфорд.
  — Привет. А где остальные?
  — Норма решила прилечь. Я пыталась вытащить ее поплавать, убеждала, что ей от этого станет намного лучше, но она отказалась. Вы еще пойдете купаться?
  — Я хотел немного позагорать.
  Она кивнула и опустилась на песок, приглашая присесть рядом с собой. Потом махнула рукой мальчику, прислуживавшему на пляже, и через минуту он притащил большой зонт. Мы устроились на песке рядышком, словно были знакомы уже много лет.
  Теперь мне удалось рассмотреть ее получше. Право, здесь было на что посмотреть.
  С такой фигурой на любом конкурсе красоты можно смело рассчитывать на первый приз. И кожа у нее была замечательная — от загара она приобретала ровный матовый блеск. Часто бывает, что у женщин, долго и упорно загорающих, кожа становится сухой и неровной. Но у Мириам кожа замечательно реагировала на солнце, хоть она и была блондинкой.
  Она заметила, что я ее рассматриваю, и спросила:
  — Что-нибудь не так?
  В голосе ее сквозило ленивое добродушие.
  — У вас отличный загар.
  — И все?
  — Ну, не совсем, конечно.
  — Если бы было все, я бы разозлилась. Так вам нравится мой загар?
  — Он вам несомненно идет.
  — Я загорала постепенно. В первый день — всего несколько минут, на второй день — немножко больше, и так далее. И конечно, пользовалась кремами для загара.
  — Смотрится неплохо, — сказал я.
  — Если бы не эти дурацкие условности! — вздохнула она. — Почему нельзя ходить так, как нас сотворила природа? Я была бы загорелой и красивой везде. А сейчас те места, которые закрывает купальник, неприлично белые. Если бы люди избавились от предрассудков, у девушек был бы настоящий загар!
  — Внесите поправку к конституции, — предложил я. — Я буду голосовать «за».
  — А я и здесь могла бы раздеться догола — все равно, когда я иду по пляжу, все мужчины мысленно меня раздевают.
  — Ну, не можете же вы лишить их хотя бы этого удовольствия.
  — Да, но равномерного загара у меня от этого не будет. А я, черт побери, хочу быть загорелой везде!
  Я усмехнулся ее горячности. Потом она вдруг посмотрела на меня и сказала совсем другим тоном:
  — Норма говорила мне, что вы очень разумный человек.
  — Поблагодарите, пожалуйста, Норму от моего имени.
  — Да ну, я даже не собираюсь рассказывать ей, что встречалась с вами.
  — Правда?
  Она отрицательно покачала головой.
  — А то она забеспокоится.
  — О чем?
  — Сами знаете.
  Я промолчал.
  — Как по-вашему, что должна делать Норма? — спросила она.
  — Это ей решать, — ответил я.
  — Но что бы вы ей посоветовали?
  — Больше я ничего придумать не могу.
  — А что может быть нужно этому человеку, как вы считаете?
  — Мужчинам много чего бывает нужно, — сказал я и стал внимательно следить за одним серфбордистом. Он забирался на гребень большой волны, делал несколько мастерских маневров на своей доске — направлял ее сначала вправо, потом резко влево — и, установив равновесие, устремлялся вместе с волной вперед. Это было великолепное зрелище.
  — Не очень-то вы общительны, — заметила Мириам.
  Я неопределенно хмыкнул, и она тоже усмехнулась.
  — Мне это нравится. Я буду называть вас Дональд, ладно? А вы зовите меня Мира. Где вы остановились?
  — В «Моане».
  — Я каждый день в это время хожу сюда купаться, — объявила она.
  — А я ждал не дождался, когда смогу выбраться на пляж, — сказал я. — Вода отличная, правда?
  Она кивнула.
  — Вы катались на гавайских каноэ?
  Я отрицательно покачал головой.
  — Вон, видите, плывет одно? Они сначала уходят далеко, в большие волны, а потом перед какой-нибудь особенно высокой волной разворачиваются и гребут к берегу. Когда волна начинает их накрывать, они ускоряются, и их поднимает на самый верх. Там нужно сделать несколько умелых маневров, после чего всем можно расслабиться и катиться на гребне со страшной скоростью почти целую милю.
  — Звучит заманчиво, — сказал я.
  — Ничего более восхитительного я в жизни не видела. А вы никогда не катались?
  — Нет.
  — Тогда я должна вас просветить, — решительно сказала она. — Я угощаю!
  Она снова подала знак мальчику на пляже, и тот стал семафорить руками.
  Через минуту к нам подошло каноэ, и Мириам, взяв меня за руку, сказала:
  — Пойдемте, Дональд. Я хочу, чтобы вы сели прямо на носу — там впечатления самые потрясающие. Вас ждет такое, что вы надолго запомните.
  Я не видел причин, почему мне надо было отказываться. Бог даст, Стефенсон Бикнел и Берта Кул пока что на пляже не появятся.
  Мы залезли в каноэ и усердно налегли на весла. Сзади сидело трое гавайцев — здоровые мужчины, отличные гребцы. Вряд ли мы сильно им помогали, но, по крайней мере, для меня это было неплохое упражнение и приятное развлечение после пяти дней безделья на корабле.
  Скоро мы выбрались туда, где ходили уже высокие валы.
  Мириам принялась мне объяснять:
  — С этой стороны остров окружает внешний коралловый риф. Он почти выходит к поверхности воды, поэтому огромные волны, которые несутся из океана, разбиваются здесь на более мелкие. Эти уже не разбиваются и не рассыпаются; у них появляются гребни, и они мчатся к берегу ровными линиями со скоростью десять или пятнадцать миль в час, прямо до самого пляжа. Совершенно ошеломляющее ощущение. Несешься в водовороте пены и…
  — Гребите, гребите! — прервал ее крик гавайцев.
  Мы принялись грести изо всех сил, уже в сторону берега; каноэ быстро заскользило по воде. Я оглянулся через плечо. Нас нагонял огромный вал высотой футов в десять — величественная масса воды, плавно вздымающаяся к небесам и увенчанная на гребне полосой шипящей белой пены. Нас подхватило и понесло вверх, словно на лифте.
  — Гребите, гребите! — продолжали кричать гавайцы, а потом вдруг прозвучала команда: — Весла в лодку!
  Мы вытащили весла, и один из гавайцев — видимо, главный — сделал несколько ловких гребков, точно поставив каноэ кормой к набегавшей сверху полосе кипящей пены.
  И мы понеслись вперед. По обе стороны от нас вода, рассекаемая корпусом лодки, разлеталась хрупкими дугообразными волнами; позади бушевал бурун, а впереди расстилалась безмятежная синяя гладь. Теплый воздух бил мне в лицо и свистел в ушах; на солнце сверкали мириады бриллиантовых брызг. И чем дальше мы летели, тем быстрее, казалось, нес нашу лодку могучий вал.
  Я оглянулся на Мириам. Она раскинула руки, ветер рвал ее волосы, а глаза сияли от наслаждения. Наши взгляды встретились, и она послала мне воздушный поцелуй. Я помахал ей рукой и стал снова следить за полетом нашего каноэ.
  Мы сделали четыре или пять рейсов и лишь тогда решили, что уже хватит.
  Когда мы вылезли из каноэ, Мира предложила:
  — Посидим немножко на пляже, Дональд. Я хочу с вами поговорить.
  Я уселся рядом с ней, расслабил натруженные мышцы и почувствовал себя совершенно счастливым.
  — Мне кажется, — осторожно спросила Мира, — вы уже знаете из разговора с Нормой, что у меня неприятности?
  — Норма не особенно распространяется о чужих делах.
  Она рассмеялась.
  — Да, и все же вы о них знаете, не так ли?
  — У вас действительно неприятности?
  — Ну, тогда слушайте, — начала она. — В Нью-Йорке я жила бурной жизнью, ни о чем не думала, гуляла и развлекалась, как могла. Один раз я поехала в морское путешествие. Я вообще очень люблю путешествовать. А в тот раз познакомилась с Эзрой Вудфордом. Эзра был гораздо старше меня, — продолжала Мира. — Он и выглядел на свои годы, и вел себя соответствующе — довольно старомодно. Но человек он был очень приятный, и мы подружились. Денег у него была куча. Короче говоря, он сделал мне предложение. Он понимал, что любить его я не могла, но считал, что это и не обязательно. Он надеялся, что я смогу стать ему другом, которого у него не было, и что он тоже сможет доставить мне радость. Он обещал после смерти оставить мне половину своего состояния.
  — И вы вышли за него замуж?
  — Да.
  — И он умер?
  — Да.
  — И вы получили половину состояния?
  — Да.
  — И наследство действительно порядочное?
  — Да.
  — Вы были счастливы?
  — Нет, так не скажешь. Довольно трудно объяснить, что именно испытывает молодая женщина по отношению к человеку пожилому, но разумному, все понимающему и общительному. Она чувствует себя очень уютно. Конечно, это не любовь. И счастьем это не назовешь. Наверно, это чем-то напоминает отношение к отцу. Вы знаете, у меня не было отца, которого я могла бы любить и уважать, а мне всегда этого хотелось. Поверите вы или нет, но я действительно восхищалась Эзрой Вудфордом; не знаю, как еще это выразить.
  — Ну хорошо, так в чем же проблема?
  — Есть люди, которые собираются обвинить меня в том, что я его убила.
  — Что вы его убили?
  — Да. Они считают, что я не хотела ждать.
  — Чего ждать?
  — Пока он умрет. Что я подтолкнула ход событий.
  — Ничего себе!
  — Да уж. — Она помолчала, потом словно решилась. — Слушайте, Дональд, вы ведь живете в «Моане»?
  — Верно.
  — Знаете что? Поднимайтесь-ка к себе, переодевайтесь, наденьте что-нибудь легкое — например, спортивную рубашку и слаксы — и приходите ко мне на чашку чая. Я хочу, чтобы вы получше познакомились с Нормой и… в общем, мне кажется, я могла бы вам о многом рассказать.
  — Когда мне прийти? — спросил я.
  — Как только переоденетесь.
  — А вы?
  — Не волнуйтесь, я к тому времени буду готова. — И она снова засмеялась.
  — Это уже похоже на свидание, — улыбнулся я.
  — Вам надо будет пройти всего пару кварталов.
  Я встал и хотел помочь ей подняться, но она вскочила сама, как резиновый мячик, и отряхнула с себя песок. Ее смеющиеся голубые глаза задорно смотрели на меня, и казалось, что жизнь для нее — одно сплошное приключение, и не важно, что может произойти в следующую минуту, — лишь бы было не скучно.
  Я пришел к себе, быстро ополоснулся в душе, влез в слаксы и гавайскую рубаху и отправился к Мире.
  Она открыла дверь, видимо только что выйдя из ванной, дыша свежестью, словно запотевший от росы розовый лепесток. На ней был домашний халат, надетый, судя по всему, на голое тело. Норма развалилась на диване в легкой шелковой пижаме.
  Держались они совершенно свободно и раскованно. Можно было подумать, что одна из них — моя жена, а другая — близкая родственница, к которой я зашел в гости.
  — Мы пьем скотч с содовой, — объявила Мириам.
  — Нет возражений, — согласился я.
  Мы уселись в кружок и стали потягивать виски с содовой.
  — Ну давай, — обратилась Норма к Мириам, — выкладывай.
  — Меня шантажируют, — сказала Мириам.
  — И каким же образом? — спросил я.
  — Это долгая история.
  — Тогда вкратце. — Я мельком глянул на часы и вспомнил про Берту и Бикнела.
  — Первая дань — двадцать тысяч долларов, — сказала Мириам.
  — Сидней Селма? — спросил я.
  Она отрицательно покачала головой.
  — Никакого Сиднея Селмы я не знаю.
  Я недоуменно поднял брови и поглядел на Норму.
  — Сидней Селма — это мой клиент, — пояснила та.
  — Тогда давайте выкладывайте карты на стол, — предложил я.
  — А они уже на столе, — ответила Мириам. — Во всяком случае, я с этого и хотела начать. Значит, так. Когда-то я покупала мышьяк. Норма про это знает, у нее даже есть мое письмо, с помощью которого это можно доказать.
  — Написано вашей собственной рукой?
  — Да.
  — Это уже интересно, — заметил я.
  — Действительно, — согласилась Мира.
  — А что именно написано в этом письме?
  — Я упомянула мельком, что ходила по делам и купила столько мышьяка, что можно убить лошадь. Ну и еще какие-то шуточки; мы с Нормой всегда так пишем друг другу.
  — Где же это письмо?
  — Точно неизвестно. Норма думает, что оно валяется у нее где-то в Нью-Йорке. Мы и не задумывались об этом раньше. А теперь к ней на корабле привязался Сидней Селма. У него оказалось несколько писем, которые нужны Норме. Он предложил ей их отдать, если она взамен передаст ему все мои письма к ней.
  Я обернулся к Норме:
  — Так вот чего на самом деле хотел Селма?
  — Да. И этого тоже.
  — А как так получилось, что вы покупали мышьяк?
  — Вот в это как раз поверить труднее всего, но меня попросил сам Эзра, — ответила Мира.
  — А зачем он ему был нужен?
  — Он занимался таксидермией — такое у него было хобби. Он готовил какие-то препараты для сохранения кожи птиц, и в их состав входил мышьяк.
  — Он что, сам их готовил?
  — Сам. И попросил меня купить ему этот мышьяк.
  — У вас были проблемы?
  — Никаких. Поставщик лекарств прекрасно знал моего мужа, и больше ничего не требовалось.
  — Вы расписывались в реестре ядовитых веществ?
  Она покачала головой:
  — Нет, тут я как раз проскочила.
  — Каким образом?
  — Мой муж покупал его оптовыми партиями, прямо со склада.
  — Вы можете как-нибудь доказать, что это муж просил вас его купить?
  — Нет.
  — И сколько же вы купили?
  — Достаточно, чтобы отравить тысячу мужей.
  — Где этот мышьяк сейчас?
  — Когда я поняла, что после смерти Эзры проводят какое-то расследование — ну, выясняют, умер ли он естественной смертью, я запаниковала и разыскала эту коробку. Я подумала, что мне стоит показать, что она не распечатана и находится в том же состоянии, в каком я ее привезла.
  — И показали?
  — Нет.
  — А что случилось?
  — Кто-то разрезал обертку и взял из коробки часть мышьяка.
  — Много?
  — Не могу сказать. Какую-то часть.
  — И что вы сделали?
  — Высыпала остальное в сточную канаву и сожгла коробку.
  — Это неосмотрительно. Они ведь могут установить факт покупки.
  — Я знаю. Теперь-то я знаю, а тогда не сообразила. Но когда я увидела, что часть мышьяка отсутствует, вы же понимаете, что я подумала!
  — Ну ладно. А кто вас шантажирует?
  — Его фамилия Бастион, Джером К. Бастион.
  — Он сейчас здесь?
  — Да, где-то здесь, на острове.
  — Где именно?
  — Не знаю. Ни в одной из гостиниц такого нет. И в туристическом бюро про него не знают.
  — А Селму вы не знаете?
  — Никогда про него не слыхала.
  — Как с вами связывается Бастион?
  — Называет мне место встречи.
  — По телефону?
  — Да.
  — И давно он здесь?
  — Наверно, около месяца.
  — А вы давно приехали?
  — Пару месяцев назад.
  — Когда вы с ним встречались в последний раз?
  — Около двух недель назад.
  — И что вы ему сказали?
  — Я дала ему понять, что со мной можно вести переговоры и что если он отдаст мне все улики, то я могла бы заплатить ему — может быть, не так много, как он просит, но вполне приличную сумму.
  — А у него есть улики?
  — Он утверждает, что есть.
  — И теперь шантажист пытается заполучить письма, которые вы писали Норме?
  — Да.
  — Стало быть, вы обещали Бастиону деньги?
  — Я сказала, что постараюсь найти некоторую сумму.
  — И после этого он оставил вас в покое?
  — Он знает, что я ищу эти деньги.
  — И вы намерены ему заплатить?
  Она вызывающе посмотрела на меня и ответила:
  — Если не смогу избавиться от него другим способом.
  — Так вы отравили своего мужа или нет?
  — Вы мне не верите?
  — Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Отравили или нет?
  — Нет.
  Я помолчал, потом сказал:
  — Обещайте мне одну вещь.
  — Какую?
  — Что вы не заплатите шантажисту ни цента.
  — Вы считаете, так лучше?
  — Да.
  — Хорошо. Обещаю.
  — И никому не скажете, что беседовали со мной.
  — Хорошо.
  Я пригубил виски и обвел глазами комнату. Мне почему-то показалось, что одна из картин, висевших на стене, не вписывается в общий стиль интерьера. Я подошел и сдвинул ее в сторону. В стене за картиной была просверлена аккуратная круглая дырочка величиной с серебряный доллар, в глубине которой безошибочно угадывалась сетчатая головка микрофона.
  Я подал знак Мире и Норме. Они подошли и, толкая друг друга, стали заглядывать мне через плечо, вытягивая шеи.
  Мира, у которой от изумления перехватило дыхание, чуть не потеряла равновесие и схватила меня за руку. Я поддержал ее за талию; действительно, у нее под халатом ничего надето не было.
  Норма налегла на меня всем телом, оперлась рукой о мое плечо и ошарашенно прошептала:
  — Дональд!
  Очень аккуратно, стараясь не издать ни малейшего звука, я вернул картину на место и сказал:
  — Ну вот. Такие-то дела.
  — Но… но откуда он может идти? — прошептала Мира.
  Я приложил палец к губам, потом довольно громко спросил:
  — Мира, где здесь комната для мальчиков?
  Она прыснула.
  — Вот сюда.
  Я нарочито громко хлопнул дверью и, притянув Миру поближе, прошептал ей на ухо:
  — Разговаривайте о чем-нибудь без остановки — о путешествии Нормы или о чем угодно. Разговаривайте обо мне, разберите меня по косточкам, задайте мне жару. Вообще, болтайте без умолку. Я должен выяснить, подслушивают нас или только записывают.
  Я, конечно, дал маху, как самый наивный, легкомысленный любитель! Нужно было осмотреть комнату раньше, до того, как девицы разговорились.
  Наличие микрофона говорило о многом. Ясно, что теперь мы в ловушке. Если его установила гавайская полиция, сотрудничающая с полицией Денвера, то мы погибли: они уже сегодня выдадут ордер на арест Мириам Вудфорд, и Эдгар Ларсон может готовиться к триумфальному возвращению на материк.
  Если микрофон — дело рук шантажистов, то мы теперь оказываемся в их власти, конечно, при одном условии — что запись попадет к ним.
  Я вышел в холл по соседству с гостиной, пододвинул стул и стал искать провода. Они оказались запрятаны очень тщательно: по простенку поднимались к лепному карнизу, а дальше шли поверх этого карниза. Двигаясь вдоль проводов, я в конце концов нашел-таки магнитофон, запрятанный под половицами на маленьком крыльце заднего служебного входа.
  Я отсоединил микрофон, выключил магнитофон и вытащил его на свет, чтобы получше рассмотреть. Это был специальный магнитофон с большими бобинами, какими пользуются в профессиональных студиях звукозаписи. В обычных любительских магнитофонах скорость записи в два раза меньше, чем в студиях; если не требуется высокое качество звучания, то скорость можно снизить вдвое, а в некоторых небольших аппаратах — даже в четыре раза.
  Этот же магнитофон был низкоскоростной с большими бобинами; мощные элементы питания обеспечивали длительную работу. По моим прикидкам, одной бобины должно было хватать часов на шесть работы.
  Теперь обе девушки буквально повисли на мне и смотрели, что я делаю. Я довольно быстро сообразил, как работает магнитофон, включил обратную перемотку, дошел до начала пленки и сказал:
  — Мне нужно ее послушать, чтобы понять, какой вред она может нам нанести.
  — Вы имеете в виду наш разговор? На ней записан весь разговор?
  — Думаю, что да. Весь ваш разговор со мной и…
  — И все, о чем мы говорили до этого вдвоем?
  Я кивнул.
  — О господи! — в ужасе воскликнула Норма Радклиф.
  А Мириам Вудфорд рассмеялась:
  — Да, это хороший способ узнать, о чем болтают девушки в отсутствие старших!
  Я кивнул и добавил:
  — Вот я как раз и собираюсь сейчас это узнать, — и понес магнитофон в ванную.
  — Нет, Дональд! Я запрещаю! Вам нельзя! Вы…
  До нее вдруг дошло, что, собственно, я собираюсь делать, и она рванулась, чтобы остановить меня. Но я успел захлопнуть дверь в ванную перед ее носом и запер ее.
  Найдя розетку для электробритвы, я включил магнитофон в сеть, нажал кнопку воспроизведения и устроился поудобнее.
  Сначала мне пришлось на высокой скорости прокрутить часть пленки, на которой ничего не было записано; потом, услышав писклявые голоса, обозначавшие начало разговора, я переключил магнитофон на обычную скорость.
  Вскоре я дошел до того места, когда Норма «сбросила эту ужасную одежду» и они с Мирой уселись поговорить по душам.
  Разговор получился захватывающий.
  Между дверью ванной и полом оставалась узкая полоска света. Я то и дело замечал, как на эту полоску набегала тень: это значило, что подружки, или хотя бы одна из них, стоят за дверью и слушают.
  Вся беседа прослушивалась ясно и четко. Это был великолепный магнитофон.
  Через тридцать минут после начала разговора я уже успел узнать много нового. Я понял, насколько эти девушки дружны; услышал парочку веселых историй; узнал некоторые интимные подробности, касавшиеся их туалетов и других мелочей личной жизни.
  Потом Норма рассказала Мириам обо мне, о том, как я был любезен и как ей помог. Мириам спросила, не может ли она меня где-нибудь найти. Норма ответила, что я остановился в отеле «Моана».
  Затем я услышал, как кто-то крутит телефонный диск; это оказалась Мириам. Вернувшись от телефона, она сказала Норме:
  — Он… Портье говорит, что видел, как он вышел на пляж в плавках.
  — Ну что ж, действуй, — предложила Норма. — Надевай свой банановый купальник, иди на пляж, и пусть он на тебя потаращится.
  — Думаешь, сработает? — спросила Мириам.
  — А то как же! — с восхищением произнесла Норма. — Милая моя, такими бедрами можно разбередить любого твердокаменного святошу.
  — Ты думаешь, он сможет мне помочь?
  — Безусловно.
  — А он захочет помогать?
  — Он не псих, не слепой, и ему не сто два года, — уверенно ответила Норма. — Ты же много раз в этом убеждалась. Мне даже завидно.
  — Могла бы и сама попробовать, — ответила Мириам. — Посмотри на себя!
  — С телесами у меня все в порядке, — согласилась Норма, — но мне как-то не по себе этим пользоваться.
  Дальше все шло в том же духе. Видимо, Мириам облачалась в свой купальник, и обсуждались такие анатомические подробности, от которых у меня невольно вспыхнули щеки.
  — Дональд Лэм, немедленно выключите эту гадость, иначе я отлуплю вас так, что свои не узнают! — прокричала из-за двери Мириам каким-то сдавленным голосом.
  Но я дослушал запись до того места, когда раздался стук закрываемой двери, означавший, что Мириам Вудфорд ушла на пляж меня кадрить. Тогда я выключил магнитофон и открыл дверь ванной.
  Мириам сидела на кровати в смешанных чувствах — то ли смущаясь, то ли улыбаясь. А Норма уже готова была расхохотаться.
  — Ну что, узнали? — спросила она.
  — Узнал, — ответил я.
  — Мало того, что вам стало известно, о чем говорят женщины между собой, — сказала она, — вы теперь знаете обо мне так много, словно я замужем за вами уже пять лет.
  И они обе покатились со смеху.
  — Смеяться-то особенно нечему, — заметил я. — Тот, кто установил этот микрофон, теперь…
  — Знаю, знаю, — простонала Мириам. — Знаю, что нужно плакать. Но все равно это ужасно смешно. Только представить себе, как вы там сидите и слушаете всю эту чушь про себя и про то, как я собираюсь вас охмурять…
  — И действительно, сработало, — признался я.
  — Конечно, сработало! — воскликнула Норма. — Все как мы и планировали.
  И снова взрыв смеха.
  — Ну ладно. Скажите лучше, кто у вас здесь занимается хозяйством?
  — Одна девушка, Мицуи. Полугавайка-полуяпонка.
  — Как вы полагаете, не могла ли она…
  Мириам покачала головой.
  — Она совершенно незаметное существо. Ходит тут тихонько, словно мышонок, делает разные дела, меняет полотенца и все такое.
  — Где она сейчас?
  — Я послала ее в город кое-что купить.
  — У нее здесь есть комната?
  — Она у нас не ночует. Приходит около восьми часов утра и уходит примерно в восемь вечера.
  — Она что-нибудь с собой носит? — спросил я.
  — Сумку, — ответила Мириам. — У нее там униформа, она переодевается в ванной для прислуги.
  — Пойдемте-ка посмотрим.
  Мы пошли в ванную для прислуги. Над ванной висела небольшая сумка. Я открыл ее. Так и есть: в сумке лежали еще две большие бобины с пленкой.
  — Что же нам теперь делать? — спросила Мириам.
  — Вернуть магнитофон на место.
  — А что делать с этой записью?
  — Стереть.
  — Как ее можно стереть?
  Я показал им, как заправляется пленка и как он работает, как можно стереть запись на ускоренной перемотке.
  До возвращения прислуги я стер всю запись, перемотал пленку в нужное положение, водворил магнитофон на прежнее место под половицы и подсоединил микрофон. Я включил режим прослушивания: теперь наша служаночка должна подумать, что забыла нажать кнопку записи. Это должно было объяснить, почему пленка осталась чистой; я, во всяком случае, на это рассчитывал.
  — Что теперь? — спросила Мириам.
  — Теперь я должен проследить за вашей тихой маленькой служанкой, когда она пойдет с работы, — ответил я, — и узнать, что она делает с этими пленками.
  — Вы думаете, Дональд, вам это удастся? — испуганно спросила Мириам.
  — Думаю, да. Я возьму в аренду машину. Вы говорите, она уходит в восемь?
  — Да. Если хотите, я могу ее немного задержать.
  — Нет. Восемь часов — хорошее время.
  — Оставайтесь сейчас с нами пить чай! Когда она вернется, у вас будет возможность составить о ней мнение.
  — Я уже составил, — отказался я. — Теперь, девушки, помните, что все, о чем вы будете говорить, прослушивается. Насколько я могу прикинуть, та катушка, которая сейчас стоит, будет работать почти до четырех часов, а потом она поставит новую. Так вот, вся ваша болтовня запишется. Если разговор будет неестественный, то они догадаются, что вы обнаружили микрофон. Поэтому вы…
  — Не волнуйтесь, — успокоила меня Мириам, — разговор будет что надо. — Они переглянулись и захихикали.
  — Раз такое дело, — сказал я, — думаю, мне следует побыстрее отсюда смыться. Я подъеду, когда надо будет перехватить на выходе вашу Мицуи. Не хочу, чтобы она сейчас меня видела, мне так будет легче за ней следить.
  Мириам кивнула.
  — Когда же мы вас увидим?
  — Я свяжусь с вами. Только помните, надо соблюдать предельную осторожность. Каждое ваше слово записывается на пленку. Если я позвоню, нам надо будет соблюдать конспирацию, поскольку ваш телефон тоже может прослушиваться. Мы будем говорить намеками.
  — О’кей, — вздохнула Мириам. — А кроме того, Дональд, если вы опять увидите меня в том же купальнике, что и сегодня, то знайте: это сигнал «на помощь!».
  — Хорошо, буду знать, — ответил я.
  На прощанье они расцеловали меня смачно, отнюдь не платонически. Это был целый спектакль.
  — Давление крови — 180, — объявила Мира.
  — Пульс — 125, — ответила Норма.
  И, бросившись друг другу в объятия, снова залились смехом. Я уверен, даже знай они, что их обеих арестуют, как только я уйду, все было бы то же самое. Если есть хоть малейший повод повеселиться — они его не упустят. Колоссальные бабы!
  В результате я вышел на улицу с легкой дрожью в коленках и с надеждой, что у меня не поплавились золотые пломбы.
  Интересно, подумал я, что сейчас делает Бикнел?
  Глава 10
  В отеле «Ройял Гавайян» все дышало спокойной, ленивой роскошью. Королевские пальмы отбрасывали колеблющиеся полосатые тени. Воздух был словно пропитан неповторимым запахом океана и ароматами цветов.
  Побродив по холлу и зайдя в пару магазинчиков, я наконец обнаружил Берту Кул. Она сидела за столиком на большой веранде, выходившей в сторону океана. Перед ней стоял большой бокал плантаторского пунша. Щеки у Берты разрумянились, глаза поблескивали, губы были плотно сжаты. Приглядевшись внимательнее, я понял, что она слегка под мухой и очень, очень сердита.
  Я пододвинул стул и сел за столик напротив нее. Берта свирепо глянула на меня; ее глаза, слегка покрасневшие от спиртного, сверкали благородным негодованием.
  — Ну и чем ты занимался? — грозно спросила она.
  — Искал тебя.
  — Ничего себе сыщик!
  — Ну да, — невозмутимо продолжал я. — Разобрал вещи, потом пошел окунулся.
  — Ах да, конечно, — язвительно заметила Берта. — А тебе не кажется, что наш клиент заплатил семьсот пятьдесят долларов за твой проезд туда и обратно, потому что рассчитывал, что ты будешь заниматься кое-чем другим?
  — Чем же, на его взгляд, я должен заниматься?
  — Защищать Мириам Вудфорд.
  — От чего?
  — Именно это мы и должны здесь выяснить.
  — Признаться, мне казалось, что я должен быть твоим подручным.
  — От таких подручных, — заявила Берта, — только несподручней!
  — Что-нибудь не так?
  — Все не так!
  — А в чем дело?
  — Бикнел злится.
  — На кого?
  — На тебя, на меня, на самого себя.
  — Хорошая компания.
  — Да неужели? — Помолчав и отхлебнув из своего бокала, Берта с досадой выпалила: — Так и знала, что здесь будет невыносимо!
  — Да что тут тебе так уж невыносимо?
  — Все вместе. Когда я вижу этих бойких девиц в бикини, сразу вспоминаю свою фигуру и свой возраст. Вон, погляди на эту: разгуливает в купальнике размером с почтовую марку, да он еще облегает ее так плотно, словно кожура на сосиске!
  Я поглядел.
  — Или вон та вертихвостка, — кивнула Берта в другую сторону. — В мое время так хвостом не вертели, да и вообще таких смазливых не было.
  Она снова отхлебнула из бокала.
  — По-моему, тебе нужно смотреть на все это спокойнее.
  — Я просто выхожу из себя, — не унималась Берта. — Сижу здесь, затянутая в корсет, как в подпругу, и слежу, чтобы задница не свешивалась со стула. Посмотри вон на ту блондинку в белом купальнике. Я вон ту имею в виду…
  — Я уже видел ее задолго до тебя, — прервал я ее.
  — Конечно! — Она сверкнула глазами и сделала два больших глотка из бокала.
  — В конце концов, — примирительно сказал я, — ведь твоя сила не в том, что ты щеголяешь в бикини, а в том, что ты умеешь зарабатывать деньги.
  Берта снова свирепо посмотрела на меня; видимо, мои слова ей не понравились.
  Через веранду прошла величественная гавайка, одетая в нечто похожее на балахон Матушки Хаббард107, украшенное ярким гавайским рисунком.
  — Взгляни-ка на нее, — сказал я Берте. — Вот она пояса не носит.
  — А ей и не нужно, — ответила Берта.
  — А ведь она весит фунтов на двадцать больше тебя, — заметил я, — и ничуть не выше ростом.
  Берта посмотрела на нее с интересом.
  — В ее осанке что-то есть, — задумчиво проговорила она. — Спина прямая, плечи на одной линии с бедрами, голова поднята.
  — Интересно, носят ли они что-нибудь на голове? — сказал я.
  — Черт бы меня побрал, если я знаю! — Берта с завистью не отрывала глаз от женщины. — Она вполне могла бы… А ведь она старше меня, Дональд!
  — Вот что, Берта, — предложил я, — допивай-ка свой пунш и давай сходим вон в тот магазин, купим тебе гавайское платье.
  — Это мне-то? — фыркнула Берта.
  — Тебе.
  — Неужели ты думаешь, что я смогу такое на себя напялить? Ты что, Дональд Лэм, с ума спятил?
  — Пойми, — стал втолковывать я, — только так ты можешь растопить лед между собой и Мириам Вудфорд. Сейчас ты приехала, сидишь здесь этакой заправской деловой женщиной, зашнурованная в свои латы, и изрыгаешь проклятия на всех и вся. В таком состоянии ты никому не интересна. Если же ты будешь вести себя естественно, как туземка, об этом сразу заговорят. А Мириам Вудфорд, насколько я могу судить, девушка импульсивная; она обожает все необычное и непривычное. Так почему бы, Берта, и тебе не подчиниться импульсу? Давай допивай!
  Я заставил Берту быстро допить пунш, схватил ее за руку и потащил через вестибюль в один из гавайских магазинчиков.
  Войдя туда, Берта вызывающе уставилась на продавщицу, явно собираясь испытать ее на вежливость.
  — Мне нужно что-нибудь гавайское! — объявила она.
  — Пожалуйста, — с улыбкой ответила продавщица так же спокойно, как если бы Берта попросила пачку сигарет. — У нас безусловно найдется что-нибудь как раз на вас. Будьте любезны, взгляните вот на эти образцы. Не хотите ли пройти в примерочную?
  Берта перебрала одно за другим четыре или пять платьев, наконец выбрала одно и ринулась в примерочную. Через минуту она вышла оттуда с решительным видом — сам черт ей не брат! — в новом платье.
  — Ну, Дональд, как я выгляжу? — Ее кураж явно объяснялся выпитым пуншем.
  — Держись прямее, — посоветовал я, — и свободнее.
  — О господи, — охнула Берта, — без пояса трудно!
  — В этом-то все и дело, — вмешалась продавщица. — Из-за ношения пояса ваши мышцы ослабли — им же не надо было самим работать. А посмотрите на гавайских женщин! Они ходят ровно и прямо, и даже у полных женщин крепкие фигуры, потому что у них хорошо развиты мышцы.
  — А как они их развивают? — спросила Берта.
  — Танцуют хулу.
  — Я это беру, — заявила Берта. — Отошлите миссис Кул, в номер 817.
  — На вашем месте я купила бы два платья.
  — Хорошо, я возьму это и вон то, разрисованное пальмовыми листьями.
  — В этом вы пойдете, а другое вам прислать, да?
  — Пойти? — переспросила Берта. — Чтобы я вышла в этом на люди?
  — Конечно, миссис Кул. Это же обычный наряд для Гонолулу. А ваши вещи мы тоже пришлем в номер.
  — Я чувствую себя раздетой, — неуверенно пробормотала Берта.
  — Нет-нет, вы замечательно выглядите, — заверила ее продавщица.
  — Пойдем, — поддержал ее я. — Тебе лучше поскорее освоиться с этим платьем, и вообще надо привыкать ходить без пояса.
  Берта похлопала себя по бедрам и пожаловалась:
  — Я рыхлая, как квашня.
  — Вам надо позаниматься плаванием и хулой, — серьезно посоветовала ей девушка.
  — Чтобы я танцевала хулу? — воскликнула Берта. — Да вы что, меня разыгрываете?
  — Нисколечко. Ваши мышцы моментально укрепятся. Для вас это самая лучшая тренировка, вы научитесь двигаться изящно и ритмично.
  — Это в моем-то возрасте? При моей-то фигуре?
  — Да вы посмотрите на гавайских женщин! Вон хотя бы на ту.
  Берта оглянулась на проходившую гавайку.
  — Ладно, — решилась она. — Заверните пояс, юбку и кофту и отошлите в номер 817. Дональд, предупреждаю, если ты меня сфотографируешь и пошлешь фото в офис, то я тебя на обратном пути выкину за борт, и пусть меня за это повесят! Не знаю, что со мной случилось, но… Пойдем, Дональд!
  И мы направились обратно через вестибюль.
  — Слушай, на меня все смотрят, как будто я голая, — прошептала она.
  На веранде один или двое туристов, плывших вместе с нами на корабле, сначала уставились на Берту в остолбенении, а потом расплылись в улыбках. Это решило дело.
  — Можете таращиться сколько угодно, — ядовито прошипела себе под нос Берта. — Чтоб у вас буркалы повылазили! Моя фигура, что хочу, то и буду с ней делать!
  — Вот это верно, — одобрил я. — Теперь тебе нужен хороший купальник.
  — Купальник?
  — Купаться лучше в купальнике. Существуют, понимаешь, некоторые обычаи…
  — Я ни за что не выйду на этот пляж в купальнике, чтобы…
  — Пойдем, — прервал я ее, — пройдемся и посмотрим на некоторых загорающих. Вон, например, та женщина — наверно, в два раза толще тебя.
  Берта глянула на женщину, которую я ей указал.
  — Господи! — прошептала она.
  — Да, — согласился я, — и тем не менее. Никто тебя здесь не знает. Ты ведь приехала не работать, а хорошо провести время. Давай вернись в магазин за купальником, надевай его и вылезай на пляж.
  — Я сгорю, — не сдавалась Берта.
  — Конечно, сгоришь. Твоя кожа тридцать лет не видела солнца. Так что вперед и на пляж! Как раз во второй половине дня солнце не такое опасное. А водичка великолепная. Быстренько окунешься, поплаваешь, потом минут десять-пятнадцать полежишь на вечернем солнце и намажешься хорошим лосьоном.
  — Дональд, кажется, я пьяная! — вдруг заявила Берта.
  — Ну и что? — сказал я. — Для чего же еще мы сюда приехали?
  — Мы сюда приехали, потому что нас привез этот старый донжуан, который теперь ругается, что я до сих пор не вышла на контакт.
  — Ты никогда и не выйдешь на контакт, если будешь сидеть на веранде и накачиваться плантаторским пуншем. Давай выходи на пляж и бросайся в волны!
  — Ладно, — согласилась Берта. — Кажется, сейчас я в таком состоянии, что могу делать что угодно, и пошли они все к черту!
  — А где Бикнел? — спросил я.
  — Наверху, у себя в номере. Злой, как волк. Он тебя искал. Потом звонил Мире и просил передать ей, чтобы она перезвонила ему, но она этого не сделала. Теперь он скрежещет зубами и скрипит костями, как ржавая дверная петля.
  — Ладно, — повторил я, — вперед за купальником, а я поднимусь к Бикнелу.
  — Он тебя вышвырнет взашей. Он уже вообще жалеет, что взял тебя сюда.
  — Ну и отлично, — ответил я. — Значит, я явлюсь к нему с деловым отчетом.
  Берта поглядела на меня с подозрением.
  — А что ты ему собираешься докладывать?
  — Что мы оба здесь и ждем его дальнейших указаний, — ответил я, — и что ты готова вступить в контакт на пляже.
  Внезапно Берта озорно хохотнула и провозгласила:
  — Режь меня, как лимон, Дональд, и дави меня в чашке, но я себя чувствую отлично! А раньше мне действительно было здесь противно.
  — Ну давай! — сказал я. — Ступай в магазин, выбирай купальник и… Да, кстати, Берта, ты интересовалась, сколько все это стоит?
  Берта испуганно посмотрела на меня и проговорила:
  — О господи! Нет.
  — Ну ладно, — успокоил я ее. — Это платье ты уже поносила, так что возвращать его поздно. Придумаем как-нибудь, чтобы включить его в расходы по делу.
  — Да не в том дело! — отмахнулась Берта. — Дело в том, что я купила вещь, не спросив, сколько она стоит! Видит бог, Дональд, у меня еще не такой склероз. Не могла же я, черт возьми, напиться до такой степени!
  — Конечно, не могла, — утешил я ее. — Просто ты начинаешь успокаиваться и наслаждаться жизнью. Иди за купальником, а я еду к Бикнелу.
  Но Берта стояла как вкопанная, и на суровом лице ее застыло выражение ужаса. Губы дрожали, и казалось, она вот-вот разревется.
  — Я не спросила, сколько стоит это чертово платье, — причитала она голосом, полным отчаяния.
  Я оставил ее, надеясь, что она все же доберется до воды, прежде чем поймет, что плантаторский пунш в «Ройял Гавайян» способен свалить даже такую крутую бабу, как Берта Кул. Да плюс к тому гавайский воздух, атмосфера ленивой роскоши; ничего удивительного, что женщины, уже много лет назад забывшие о сексе, вдруг начинают заниматься хулой и покупать бикини.
  Задержавшись ненадолго в баре, я съел сандвич, запил его соком папайи и отправился на поиски старого зануды Бикнела.
  Глава 11
  В номере Бикнела не оказалось. Коридорный посоветовал поискать его на пляже.
  Я спустился на пляж и стал прогуливаться вдоль океана, выглядывая Бикнела, но его нигде не было. Я уже решил было возвращаться, как вдруг мой взгляд наткнулся на странную фигуру в плавках.
  Я не предполагал, что Бикнел рискнет выйти на пляж в таком виде, поэтому и не узнал его сразу. Тем не менее это был он — в плавках, под зонтиком и с книгой в руке. Меня он не видел.
  Поборов изумление, я подошел и опустился рядом с ним на песок.
  — День добрый, Бикнел. Как поживаете?
  Он перевел взгляд на меня и аж сморщился от негодования.
  — Где вас черти носят, позвольте узнать?
  — Я искал вас.
  — Не надо меня искать. Вы должны держать связь с Бертой Кул, а я буду связываться с ней.
  — О’кей. Вы узнали что-нибудь?
  — Я узнал, что Мира избегает меня.
  — Почему?
  — Видимо, что-то скрывает.
  — Около получаса назад я видел, как она шла вдоль пляжа, — как бы мимоходом сказал я. — Судя по всему, она кого-то искала. Не иначе как вас.
  Его лицо моментально оживилось, словно внутри его зажглась электрическая лампочка.
  — Вы ее видели? Где, где? — заволновался он. — Куда она шла? Что она сказала?
  — Здесь, на пляже, — ответил я, — и совсем недавно.
  — Недавно?
  — Наверно, с полчаса назад. Она спросила, не встречал ли я вас.
  — Да-да, значит, я ее упустил, — сокрушенно произнес Бикнел.
  — Мне сказали, что она всегда в полдень выходит на пляж. А вы не пробовали ей звонить?
  — Я звонил ей, но она сказала, что сегодня встречаться со мной не хочет.
  — Ну, это-то понятно, — задумчиво проговорил я.
  — Что вы имеете в виду? — взъярился он, резко повернувшись ко мне.
  — Она девушка неглупая, — спокойно объяснил я, — и, конечно, подозревает, что ее телефон прослушивается; а может быть, и в квартире где-нибудь спрятан микрофон. Понятно, что она хочет встретиться в таком месте, где не было бы лишних ушей. Что же может быть лучше, чем встреча на пляже, где есть возможность потолковать без помех и подозрений?
  — Черт побери, Лэм! — воскликнул он. — Ей-богу, вы правы! В самую точку! Так вот почему она так странно говорила по телефону! Она боится, что линия прослушивается. Но кто это может устроить?
  — Шантажист, который хочет собрать на нее досье.
  — Но он бы не шантажировал, если бы ничего не знал.
  — Да нет, он может и блефовать. Вот если бы она в разговоре с вами наболтала лишнего, у него появились бы существенные доказательства — при условии, конечно, что беседа будет записана. То же самое и с разговорами у нее дома. На вашем месте я бы не совался в эту квартиру, а постарался бы все выяснить, встретив ее как бы случайно.
  Бикнел ухватился за это объяснение обеими руками.
  — Да-да, верно! Поэтому она и отвечала по телефону так односложно. Лэм, Берта права. Вы умница! Ей-богу, умница!
  — Что вы, мистер Бикнел, — скромно ответил я, — это просто опыт. У нас таких случаев масса, и мы уж сколько раз обнаруживали, что телефоны прослушивают, а в тех комнатах, где чаще всего ведутся разговоры, устанавливают «жучки».
  — Так вы сказали, она была здесь, на пляже, а потом ушла?
  — Не знаю, куда она пошла, но я ее видел.
  — Бедное дитя, — вздохнул он. — Наверно, я ее подвел. Она, видимо, надеялась, что я соображу выйти сюда и ждать ее в таком месте, где мы могли бы встретиться как бы ненароком. А я дал маху! Ну что ж, видно, теперь уже ждать бесполезно. Лэм, вы не поможете мне подняться?
  Я подал ему руку. Он встал и отряхнул песок со своих сухих плавок.
  — Вам надо беречься солнца, — предупредил я его. — Не выходите надолго — можете обгореть.
  — Нет, с этим у меня все в порядке, я не обгораю. Я… Послушайте, Лэм, если вы увидите Миру на пляже или еще где-нибудь, где мы могли бы спокойно поговорить, не дадите ли мне знать?
  — Где вас найти?
  — До вечера я буду у себя в номере, потом спущусь в коктейль-бар, а немного позже пойду обедать. Во всяком случае, старший коридорный будет все время знать, где я.
  — О’кей, — согласился я, — я сообщу вам. Но сегодня ей такая возможность может больше и не представиться. Вероятно, она позвонит откуда-нибудь, но учтите, что ваш телефон тоже может прослушиваться. А возможно, за ней следят.
  — Вы думаете? То есть вы считаете, что они — кто бы они ни были — могут зайти так далеко?
  — Как знать? Я обязан учитывать все — надеяться на лучшее, но быть готовым к худшему.
  — Да-да, вы правы.
  Он положил руку мне на плечо.
  — Дональд, — проникновенно сказал он, — вы совершенно правы. Вы отлично работаете. Я очень рад, что Берта настояла на вашем участии в деле. Я уверен, мы во всем разберемся. Но пусть все же Берта возьмет контакты на себя. Мы справимся, Дональд, обязательно справимся.
  — Конечно, справимся, — подтвердил я.
  И он поплелся на своих ревматических ногах к «Ройял Гавайян». Я вернулся в «Моану», позвонил в агентство по прокату автомобилей и договорился насчет машины.
  В восемь часов я был уже на посту и не сводил глаз с дверей квартиры Миры.
  Вскоре вышла с сумкой наша служаночка, невинная, как агнец божий. Как и полагается служанке, она направилась к автобусной остановке и, когда подошел автобус, забралась в него. Я двинулся следом.
  Автобус направился вниз по Калакауа-стрит, потом свернул налево на Кинг-стрит. Проехав полмили или около того, он остановился. Вышел всего один пассажир — моя «японочка».
  Пройдя вперед вдоль тротуара пару десятков метров, она подошла к довольно приличной машине, открыла дверцу, ловко запрыгнула на сиденье водителя и, отъехав от тротуара, сразу дала по газам.
  В Гонолулу ездят так, что у впервые попавшего сюда водителя душа сразу уходит в пятки. Все едут как бог на душу положит, свободно выскакивают из ряда и втискиваются обратно, носятся как сумасшедшие по узким улочкам, только шины визжат на крутых виражах. На перекрестке, где сходятся четыре или пять дорог, гаваец каким-то сверхъестественным чутьем угадывает, что будут делать другие водители, совершает немыслимые рывки и зигзаги, не снижая скорости, — и проскакивает! Каждый раз кажется, что случилось настоящее чудо.
  Моя подопечная не была исключением — типичный гавайский водила. Что я пережил, чтобы не упустить ее из виду, рассказать невозможно! Подъезжать слишком близко я не решался, но твердо знал, что, если отстану хоть раз, потеряю ее безнадежно.
  После нескольких лихих поворотов она выскочила на шоссе, ведущее к мысу Коко, и вот тут-то началась настоящая гонка!
  Иногда я почти нагонял ее, иногда отпускал подальше. Один или два раза, когда был уверен, что она никуда не свернет, я даже обгонял ее. Она этого вынести не могла — сразу же давала полный газ и не успокаивалась, пока не оказывалась впереди.
  Но вот она сбросила скорость и резко свернула вниз на дорогу, ведущую к пляжу. Здесь открыто ехать за ней было уже опасно, но я все же рискнул поехать следом по крутому спуску, выключив фары. Она свернула в боковой проезд; я проехал еще метров сто до конца дороги, сделал разворот и, вернувшись к этому проезду, обнаружил, что ее машина стоит возле аккуратного домика, прилепившегося к скале над уютной бухточкой. Дом плотной стеной окружали банановые деревья, пальмы и прочая тропическая растительность.
  Я чуть-чуть отъехал вниз, остановился, заглушил мотор и стал ждать.
  Минут через десять «японочка» вышла, села в машину и направилась в сторону Гонолулу. Несколько минут я следовал за ней, а когда убедился в том, что она возвращается, прибавил скорости и промчался мимо.
  Теперь она не торопилась и вела себя по-иному. Ее обгоняли другие машины, но никакого впечатления это на нее не производило. Я поглядывал в зеркало заднего вида, чтобы не потерять ее.
  Когда мы добрались до первых городских перекрестков, я сбросил скорость и дал ей себя обогнать. Она ехала с постоянной скоростью, спокойно, не проявляя ни малейшей подозрительности; возможно, она останавливалась на шоссе и убедилась в отсутствии слежки.
  Остальное было несложно. Через некоторое время она свернула в сторону небогатого квартала Гонолулу, сделала три или четыре поворота и остановилась возле весьма скромного домика. Я видел, как она вошла внутрь; в доме зажегся свет и задернулись занавески.
  Тогда я вышел и осмотрел ее машину. Конечно, двери были заперты, а зажигание выключено. Посветив карманным фонариком, я сумел рассмотреть показания спидометра. Эти цифры я записал. Вернувшись в машину, я поехал к себе, записав и показания собственного спидометра.
  Сначала я отыскал Берту в «Ройял Гавайян».
  — Ну, как Бикнел? — спросил я ее.
  — Ты знаешь, за обедом он был очень оживлен, — ответила Берта. — Старая кляча ведет себя как молодой жеребчик. Мы славно пообедали и немного выпили. Потом, правда, он погрузился в задумчивость, то и дело поглядывал на часы.
  — Это я сейчас улажу, — заверил я ее. Вернувшись в «Моану», я позвонил к ним в отель и попросил соединить меня с Бикнелом. Бикнел снял трубку тут же, и в голосе его звучало нетерпение.
  — Мистер Бикнел, наконец-то! — сказал я. — Никак не мог добраться до свободного телефона. Я звоню из ресторана «Лао Ючжэ». Когда я уходил из «Моаны», Мира бродила там в холле словно неприкаянная, кажется, кого-то ждала. Вы ничего не говорили ей о том, что будете в отеле «Моана»?
  — Я? Нет.
  — А я думал, говорили. По-моему, когда она нас встречала на корабле, вы рассказывали что-то про отель «Моана».
  — Я говорил только, что останавливался там, когда приезжал сюда раньше, — сказал Бикнел.
  — А-а, ну, наверно, вы действительно именно это и хотели сказать, — заливался я. — А то я подумал, что вы решили пойти в «Моану» и…
  — Хорошо, Дональд, благодарю вас, — прервал он меня. — Рад был бы с вами поболтать, но я, к сожалению, занят. У меня деловое свидание, я должен уйти. Всего хорошего.
  Он повесил трубку, а я спустился в одну из ближайших закусочных, подошел к официантке и сунул ей пятерку.
  — За что это? — недоуменно спросила она.
  — Позвоните, пожалуйста, по одному телефону, — попросил я.
  — И все?
  — И все.
  Мы зашли в телефонную будку, и я набрал номер «Ройял Гавайян».
  — А что теперь? — спросила она.
  — Попросите Стефенсона Д. Бикнела, — сказал я. — Его на месте не окажется, спросите, можно ли оставить для него сообщение. Говорите сладким, обольстительным голоском, очень вежливо. Попросите дежурного передать ему, что звонила знакомая, что не может назвать своего имени, но постарается обязательно встретиться с ним где-нибудь завтра.
  Официантка прекрасно справилась с заданием.
  Когда она повесила трубку, я подмигнул ей и объяснил:
  — Он увивается за одной девицей, а мне нужно, чтобы он решил, что уже многого добился.
  — А-а! — Она засмеялась и сказала: — Только не надо его слишком раззадоривать, тут и так полно охотников.
  — Да, конкуренция серьезная, — согласился я.
  — Вам-то откуда знать?
  — Бросается в глаза. А что?
  — Да ничего. — Она лукаво улыбнулась. — Уж вам-то, я думаю, нечасто приходится встречать серьезное сопротивление.
  — Вы просто себе не представляете, — возразил я.
  — С удовольствием представила бы. — Она снова рассмеялась. — Если вам понадобится еще куда-нибудь позвонить, приходите ко мне. Давно уже я так легко не зарабатывала.
  — Не премину воспользоваться, — заверил я. — Большое вам спасибо.
  — Всегда пожалуйста, — ответила она. — Доброй ночи.
  Она подождала, не скажу ли я еще что-нибудь, но я попрощался и вернулся к себе. Раздевшись, я лег в постель и почитал какую-то книжку.
  Перед сном я позвонил Мире.
  — Вас беспокоит ваш знакомый с пляжа.
  — А-а, да, привет…
  — Только давайте без имен, — предупредил я.
  — Да, понятно. Когда мы с вами увидимся?
  — Может быть, завтра.
  — А сегодня никак?
  — Нет.
  — Как жаль! Я надеялась… Вам удалось сделать то, о чем мы говорили?
  — Да.
  — Что-нибудь узнали?
  — Да.
  — Не расскажете?
  — Сейчас нет.
  — Так нечестно. Могли бы забежать и…
  — Сегодня нельзя. Нам еще нужно решить одну проблему. Кстати, есть важная вещь, которую вы должны иметь в виду. Сегодня вы ходили по всему району Вайкики, надеясь встретить Стива Бикнела.
  — Черта с два!
  — Ходили, ходили! Вы искали его повсюду. Надеялись наткнуться на него, чтобы получилась как бы случайная встреча. Вы боитесь, что за вами следят. Вы нервничаете. Один раз вы звонили, но его не было.
  — А-а, значит, я должна придерживаться этой легенды?
  — Да, если хотите, чтобы я вам помог, — ответил я и во избежание дальнейших расспросов повесил трубку.
  Я еще немного почитал, пока не заснул.
  Глава 12
  На следующее утро Мицуи — скромная, незаметная, старательная горничная — без пяти минут восемь вышла со своей сумкой из автобуса и скрылась в квартире Мириам.
  Я следил за ней из машины и, как только она вошла внутрь, поехал по Калакауа-стрит. На тот случай, если за мной тоже следят (проверить это я пока не мог, но опасался), я сделал несколько поворотов и рывков, пару раз превысив скорость; если бы какая-то машина увязалась за мной, я должен был бы это заметить. Убедившись в том, что наверняка оторвался от любого «хвоста», я свернул налево на Кинг-стрит и поехал медленнее, внимательно просматривая номера стоявших у тротуара автомобилей.
  Машину Мицуи я нашел примерно в том же месте, что и накануне. Я вышел и глянул на ее спидометр. Судя по километражу, она приехала сюда прямо из дома, никуда не сворачивая.
  Удовлетворившись этим, я отправился в тот пригород, куда она ездила вчера вечером. Когда я туда добрался, было уже около девяти часов.
  Какой-то парень, с виду довольно приветливый, вышел из своего дома и собирался усесться в автомобиль. Я остановился рядом.
  — Прошу прощения за беспокойство. Вы не знаете, где здесь дом Смитов?
  — Дом Смитов?
  — Да. Он сдается в аренду и должен быть где-то рядом.
  — Я тут не знаю ни одного дома, который бы сдавался, — с сомнением ответил он. — Вы не ошиблись адресом? Уверены, что это именно здесь?
  — Не могу сказать, что уверен, — ответил я, — но мне вроде бы так объяснили.
  — Тут сдавался один дом, — вспомнил он, — вон там, налево, в конце этого проезда, но его уже месяц назад кто-то арендовал.
  — А его фамилия не Смит? — спросил я с надеждой.
  — Нет, — ответил парень, — он… у него какая-то странная фамилия. Как же его… я с ним недавно познакомился. А-а, да, его фамилия Бастион. Он мало с кем здесь общается.
  Я устало вздохнул.
  — Да, похоже, мне надо вернуться и разузнать дорогу получше. Наверно, я где-то ошибся поворотом.
  — Тут вообще мало домов сдается, — посочувствовал парень, — и их быстро расхватывают. Вас кто сюда направил?
  — Агент по недвижимости, — ответил я. — Надо было мне взять его с собой, но я понадеялся, что сам найду. Спасибо большое, извините еще раз.
  И я двинул обратно в Вайкики. Первым делом я нашел в «Ройял Гавайян» Берту Кул. Она ела на завтрак папайю.
  — Привет, Дональд, — сказала она. — Ну как, что-нибудь узнал?
  — Что тебя интересует?
  — Вкусная штука. — Берта указала ложкой на папайю.
  — Конечно, вкусная. И для тебя очень полезная. Много пепсина, который помогает пищеварению. А еще папайю применяют, когда готовят мясные блюда, — от нее мясо становится нежнее.
  — Ты еще расскажи про состав питательных веществ! — взорвалась Берта. — Мне не надо помогать переваривать пищу. Не волнуйся, я все до последнего кусочка переварю сама, лично, выжму все питательные вещества в свой собственный желудок. Ты лучше скажи, какого черта мы здесь время проводим?
  — Ждем, пока ты установишь контакт, — лукаво ответил я.
  — Знаешь, что-то это все очень подозрительно. — Берта даже отложила ложку. — Не за что зацепиться. Я звонила этой красотке раз пять или шесть, и мне все время отвечают, что ее нет. Какая-то мерзкая горничная снимает трубку и говорит, что она ушла на пляж. Знаешь, что я думаю? Она всех водит за нос, и помощи ей ни от кого не нужно. Вот и руководи после этого расследованием! Слушай, почему бы тебе не заняться делом и что-нибудь не узнать?
  — Например?
  — Например, что тут происходит, черт возьми!
  — А я-то думал, что это должна сделать ты, а я буду только твоим подручным.
  — Ты рассуждаешь, как Бикнел!
  — Ну ладно, что ты хочешь, чтобы я сделал?
  — Выясни, что происходит! Господи, и зачем я только уехала из бюро? Бизнес, Дональд, — вещь серьезная. Это тебе нужно ездить и управляться со всеми делами, а Берта должна сидеть в конторе и выдаивать из клиентов желтые кружочки и зеленые бумажки. — Помолчав, она добавила: — А здесь я не знаю, что делать. Этот олух, наш клиент, уже собирается нас уволить. Сначала устраивал скандалы, требовал, чтобы мы действовали по его указке, а теперь мы же во всем виноваты.
  — Ладно, — смилостивился я. — Тогда слушай. Во-первых, Сидней Селма — тот, что плыл с нами на корабле, — шантажист. Он пытался шантажировать Норму Радклиф, и, насколько я понял, не без успеха. По-моему, есть что-то такое, о чем Норма нам не рассказывает.
  — Так, — сказала Берта. — И что дальше?
  — Во-вторых, есть и другой шантажист, который угрожает Мириам. Его зовут Джером К. Бастион. Он арендует дом в пригороде Гонолулу. Его адрес — Нипануала-Драйв, 922.
  Берта застыла в изумлении.
  — Что ты мелешь?
  — Рассказываю тебе, что здесь происходит.
  Берта вдруг рванулась к своей сумочке и выхватила блокнот и карандаш.
  — Как, ты говоришь, его зовут?
  — Джером К. Бастион.
  — А адрес?
  — Нипануала-Драйв, 922.
  — Скажи по буквам, — попросила она.
  Я сказал по буквам.
  — Чертовы гавайские названия! — выругалась Берта. — Меня уже в дрожь бросает. С ума сойти можно от этого языка!
  — Капакахи, — сказал я.
  — Это еще что такое? — не поняла Берта.
  — С ума сойти, — ответил я.
  — Я же и говорю, с ума сойти, — вспылила Берта. — А что значит «капакахи»?
  — Сойти с ума.
  Лицо Берты налилось кровью.
  — Я уже сто раз сказала, что от этого языка можно сойти с ума, а ты без конца повторяешь какой-то гавайский бред! Что за чушь ты порешь?
  — «Ка-па-ка-хи», — с расстановкой повторил я, — по-гавайски значит «сойти с ума».
  Берта аж зашипела, как гадюка, но весь пар у нее уже вышел.
  — Иногда мне хочется задушить тебя голыми руками, — процедила она. — Откуда ты все это узнал?
  — Обычная работа детектива: арендую машину, выслеживаю шпионов.
  — Ты ведешь учет расходов?
  — Конечно.
  — Вот это правильно, — с облегчением вздохнула Берта. — Расскажи поподробнее об этом сукином сыне Бастионе.
  — Он требует с Мириам двадцать тысяч долларов.
  — За что?
  — За сокрытие доказательств того, что она убила мужа.
  — Жарь меня вместо устрицы! — вырвалось у Берты. Подумав немного, она сказала: — А что же этот тип из Денвера, Эдгар Ларсон? Знаешь, Дональд, мне что-то не нравится, как он себя ведет. Он очень скрытный и хитрый и наверняка уже что-то знает. Иначе он развил бы тут бурную деятельность, и мы бы все время на него натыкались. А про него ни слуху ни духу. Будто заполз в берлогу и вход за собой завалил.
  — Поэтому-то я тебе и рассказываю про Бастиона, — сказал я.
  — Почему?
  — Потому что Ларсон хитер, а мы должны его обскакать.
  — А что он может сделать?
  — Может добраться до Бастиона и предложить ему сделку.
  — По поводу чего?
  — По поводу того, что известно Бастиону.
  — А что ему может быть известно?
  — Не думаю, что очень много; сейчас он, вероятно, просто блефует. Но все-таки он знает что-то, что подогревает его интерес и побуждает всеми правдами и неправдами добывать новую информацию.
  — И что из этого следует?
  — Из этого следует, — ответил я, — что ты должна прогуляться по пляжу и…
  — Я — по пляжу? — с негодованием вскричала Берта. — Чтобы набрать полные туфли песка или распороть чулок о какую-нибудь корягу?
  — Должна пройтись по пляжу в новом купальнике, босиком, — продолжал я, не обращая внимания на свирепое выражение ее лица. — Никаких туфель, никаких чулок. Если хочешь, можешь надеть пляжные сандалии. Ты пойдешь туда и найдешь Бикнела, сидящего под зонтиком. Поторопись, а то он, пожалуй, уже начал терять терпение и может наброситься на тебя с упреками. Он станет допытываться, что ты успела узнать, будет нудить, что пора бы получить хоть какие-то результаты.
  Берта аж взревела:
  — Ты мне еще будешь рассказывать! Я уже отведала, каково это — вести расследования по указке клиента. Он хочет, чтобы я установила контакт с Мирой. Как же! Мира рвется поговорить со мной ничуть не больше, чем я рвусь позвонить в налоговую инспекцию и доложить о своих доходах, чтобы они могли содрать с меня побольше налогов.
  — Берта, — сказал я, — сейчас у тебя есть что доложить Бикнелу. Ты докажешь ему, что мы занимаемся делом. Еще ты можешь сказать, что горничная Миры — шпионка, нанятая шантажистом, и ему нельзя даже близко подходить к ее дому, а встречаться с Мирой нужно здесь, на пляже.
  Жадные маленькие глазки Берты засверкали. Я чувствовал, как она буквально засасывает информацию.
  — Ты не заливаешь?
  — Нет, не заливаю.
  — Откуда ты узнал про горничную?
  — Следил за ней вчера вечером.
  — Черт возьми, Дональд! — объявила Берта. — Иногда я просто горжусь тобой! Давай выкладывай, что ты еще узнал.
  — Квартира Миры прослушивается, — сказал я. — Там в гостиной установлен «жучок», и все разговоры записываются на магнитофон. Обслуживание магнитофона, замена и передача пленок — дело горничной.
  — Ах, маринуй меня с чесноком! — воскликнула Берта. — Как это ты узнал?
  — Хожу, наблюдаю, — уклончиво ответил я. — Пока это все, что у меня есть.
  — Ладно. Работай дальше.
  — А ты надевай свой купальник, ступай на пляж и найди Бикнела. Он обязательно будет сидеть под зонтиком.
  — И как ты уломал меня купить этот купальник? Я была здорово выпивши. Сегодня я в него влезла, так у меня из-под него все торчит!
  — Вот ступай и поторчи на пляже. Ты для чего сюда приехала? Делать деньги или побеждать на конкурсе красоты?
  Берта снова зыркнула на меня с яростью.
  — И поторопись, — добавил я. — Бикнел действительно начинает возникать по поводу нашей работы, и дело может кончиться плохо.
  Берта схватила нож, словно собиралась пронзить тарелку с яичницей и ветчиной, которую только что принес официант.
  — Ладно, — сказал я, — давай завтракай. Приятного аппетита.
  — Дональд, — сердито сказала Берта, — куда это ты собрался?
  — Погулять, — ответил я и пошел к выходу, помахав ей на прощанье рукой.
  Берта осталась сидеть над тарелкой. Я был уверен, что за мной она не побежит. За яичницу с ветчиной было уплачено, и Берта ее съест, даже если вдруг начнется потоп, мор или эпидемия.
  Я зашел в телефонную будку и позвонил Мириам Вудфорд.
  Трубку сняла горничная.
  — Миссис Вудфорд еще не вставала, — ответила она.
  — А мисс Радклиф?
  — Тоже не вставала.
  — Передайте им от меня вот что… — начал было я.
  — Я не могу им ничего передать, — прервала она меня каким-то деревянным голосом, отделяя и четко произнося каждое слово. — Они спят.
  — Разбудите их, — я решил быть непреклонным, — и передайте, что звонил Дональд Лэм и что я сейчас приду.
  — Они не вставали, — упрямо повторила она.
  — Передайте им это сообщение, — твердо сказал я и повесил трубку.
  Выждав минут десять, я поднялся к Мириам.
  Она впустила меня сама. Кроме шелкового пеньюара, на ней, видимо, не было ничего. Пока она стояла в дверях, на фоне яркого солнечного света, лившегося сзади из окна гостиной, сквозь шелк просвечивали контуры ее восхитительной фигуры.
  — Ох и ранняя вы пташка, — сказала она. — Разве можно поднимать девушек в такую рань?
  — Есть дело.
  — Входите же, Дональд. Мы только-только открыли глазки. Норма еще принимает душ.
  Войдя в гостиную, я указал рукой сначала на картину, где был спрятан микрофон, а потом на спальню. Мириам прекрасно меня поняла.
  — Зайдите на минутку сюда, Норма хотела вам что-то сказать. Норма, ты в приличном виде?
  — А кто это? — отозвалась Норма.
  — Дональд.
  — Я же в душе.
  — Ну и оставайся там, — сказала Мириам и пропустила меня в спальню. — Садитесь, Дональд.
  Я плотно прикрыл дверь, потом обошел спальню, заглянул под все картины и внимательно осмотрел стены. Мириам во все глаза следила за моими действиями. Когда я закончил, она подняла брови в немом вопросе. Я отрицательно покачал головой.
  — Должно быть, они успевали установить только один «жучок» и выбрали для этого гостиную.
  — Ну, рассказывайте же, — нетерпеливо попросила она.
  — Я проследил за вашей горничной, — начал я. — Она, как и полагается, села на автобус, но вышла после поворота на Кинг-стрит. Там у нее стоял вполне приличный «Шевроле». Она села и поехала по шоссе к мысу Коко. Остановилась возле одного маленького домика. Там на крутом склоне с полдюжины таких домиков, а внизу небольшая бухта с пляжем.
  — Это где?
  — Называется это место Нипануала-Драйв, 922.
  — И что она там делала?
  — В доме пробыла недолго, но вполне достаточно для того, чтобы отдать пару записанных пленок и взять несколько новых. Потом вернулась в машину и поехала домой. Утром встала, доехала на машине до Кинг-стрит, опять оставила машину, села на автобус и приехала сюда, на работу.
  — Хитрая мерзавка! — проговорила Мириам. — Будь моя воля — выдавила бы ей глаза и…
  — Это ничего не даст. Для нас сейчас главное — держать свои карты к груди поближе.
  — Как это?
  — Я хочу, — пояснил я, — чтобы вы с Нормой сразу после завтрака надели ваши самые соблазнительные купальники. Чтобы вы пошли на пляж и нашли бы там под зонтиком Стефенсона Д. Бикнела.
  Лицо Мириам моментально скорчилось в недовольную гримаску. В ответ я изобразил молчаливое недоумение.
  — Сама не знаю, — ответила она на мой немой вопрос. — Когда-то он был партнером Эзры, и в этом качестве я к нему относилась совершенно нормально. Но теперь он распоряжается всеми моими деньгами и в этом качестве совсем мне не нравится.
  — Почему?
  — Потому что я не люблю сторожей. Не люблю опекунов. Не люблю шпионов. Не люблю, когда суют нос не в свои дела. Не люблю дисциплины. Не люблю вообще никаких ограничений. Не люблю и никогда не любила.
  Тут Норма высунула голову из-за двери ванной и спросила:
  — На берегу спокойно?
  — Здесь Дональд.
  Она повернула голову ко мне.
  — Привет, Дональд. Как насчет того, чтобы позволить девушке что-нибудь на себя набросить?
  — Да ладно тебе! — беззаботно бросила Мириам. — Дональд и так уже все про тебя знает.
  — Ну не настолько, — возразила Норма.
  — Бьюсь об заклад, узнает и настолько.
  — На что спорим?
  — На две сотни, — подумав секунду, предложила Мириам.
  — Идет. Хотя нет, не идет. Ты просто пытаешься сорвать мне игру. — Она рассмеялась. — Дональд, раз Мира не хочет, не кинете ли вы мне вон тот халат?
  — А я-то почему должен хотеть? — Я тоже засмеялся. — Не вижу ни одной разумной причины.
  — Ну, достали вы меня! — Норма задумалась. — Ой, кто это ползет? — И она указала голой рукой на дверь.
  Мы с Мириам резко повернули головы. Я услышал сзади топот босых ног и, обернувшись, увидел, что Норма уже схватила халат и прижала его к груди.
  Мириам расхохоталась, а Норма, пятясь задом, вернулась в ванную. Через несколько секунд она, сияя улыбкой, вышла к нам, завязывая халат на поясе.
  — Ну что, шутники? — язвительно спросила она.
  — Да, неплохо ты нас сделала, — призналась Мириам.
  — А скажите-ка мне, девушки, — спросил я, — что бы вы подумали и как бы поступили, если бы я послушно подал Норме халат, когда она меня попросила?
  — Лично я подумала бы, что вы настоящий джентльмен, — ответила Норма и добавила: — И очень разозлилась бы, если бы не услышала комплиментов.
  — А я бы выкинула его отсюда, — заявила Мириам.
  — Фигушки ты бы выкинула, — поддразнила ее Норма. — Не те времена!
  — Ну ладно, давайте вернемся к делу, — поспешно сказал я. — Так вот, вам надо пойти на пляж. Если хотите, можете идти порознь, но, когда Мира найдет Бикнела, нужно, чтобы Норма сразу оказалась рядом.
  — И что нам там делать? — спросила Норма.
  — Ничего, просто ходить и красоваться. Демонстрировать свои прелести, флиртовать, трепаться.
  — По-моему, он и так строит планы на будущее, — недовольно сказала Мириам. — Насмотрелся на счастье Эзры, вот и раскатал губы. Вчера он меня облобызал, как заправский Ромео.
  — Вполне возможно, — согласился я.
  — Я уже один раз выходила замуж из-за денег, — заявила Мириам, — но теперь у меня деньги есть.
  — И больше не хотите?
  — Во всяком случае, не таким способом — выйти за Стива Бикнела и ждать, пока он протянет ноги.
  — Говори за себя, — ухмыльнулась Норма. — Тут еще я есть.
  — Да, ты-то уж, пожалуй, ждать не станешь, — согласилась Мириам и повернулась ко мне. — Ну хорошо, мы находим Бикнела. Что дальше?
  — Дальше, — стал объяснять я, — вы будете держаться вместе. Вы, Мириам, все время намекаете Норме, чтобы она отошла, но без толку. Вы, например, предлагаете ей пойти в пляжный магазин посмотреть что-нибудь из одежды, говорите, что обязательно ее дождетесь.
  — А я? — спросила Норма.
  — А вы никаких намеков не понимаете и отвечаете, что хотите пойти с ней вместе.
  — Это я должна играть такую дуреху?
  Я кивнул.
  — Ну ладно, — сказала Норма, — постараюсь, чтобы это выглядело убедительно.
  — Бикнел должен поверить, — пояснил я, — что Мириам ищет случая остаться с ним наедине. Но вы ее гость, и, поскольку вы неразлучные подружки, вам и в голову не приходит, что у Мириам может появиться желание от вас избавиться. У вас ведь нет секретов друг от друга.
  Норма кивнула.
  — И когда мы должны все это разыграть?
  — Сразу после завтрака.
  — А что делать с нашей служанкой, Мицуи?
  — Мицуи, конечно, будет мною интересоваться, — сказал я, — поэтому надо как-то ввести меня в игру.
  — Как же нам вас представить?
  — Допустим, я знал вас обеих еще в Нью-Йорке. Был вашим хорошим знакомым, а за Нормой даже ухаживал.
  — Успешно? — поинтересовалась Норма.
  Я усмехнулся.
  — Для пользы дела лучше показать, что когда-то в прошлом успехи были.
  — Отлично, — согласилась Норма. — Придумайте мне бурную биографию, и я постараюсь соответствовать.
  — Вы только про меня не забудьте, — напомнила о себе Мириам.
  — Конечно, не забудем, — успокоил ее я, — особенно когда Мицуи доложит обо всем Бастиону.
  — А что тогда будет?
  — Это заранее не угадаешь. Может быть, он станет искать какой-то новый способ шантажа. А пока не забывайте, что магнитофон работает. Как только выйдете в ту комнату, разговаривайте о чем-нибудь интимном. Отпускайте колкие намеки, обсуждайте меня, шушукайтесь. Имейте в виду, что слова, сказанные шепотом, не записываются; можно сесть поближе друг к другу и просто шипеть — получится разговор шепотом.
  — Зачем бы это нам шептаться, если мы не знаем про микрофон? — не поняла Норма.
  — А служанка? — напомнил я. — Нужно же беречь репутацию Нормы.
  — Это после того, как мой бывший любовник заходит в спальню до завтрака, когда мы одеваемся?
  — Вы забываете, что Мириам тоже здесь. В компании всегда безопаснее.
  Норма вдруг разразилась хохотом, запрокинув голову.
  — Что тут смешного? — не понял я.
  — Я вспомнила, как Мириам обеспечивала мою безопасность. Тоже мне, подруга!
  Но Мириам о чем-то напряженно размышляла.
  — Дональд, а не могли бы вы… — начала она, но не договорила.
  — Что? — спросил я.
  Поколебавшись секунду и глянув на Норму, она сказала:
  — Не могли бы вы съездить в этот дом? Подождать, пока Бастион уйдет купаться, войти и как следует там все осмотреть. Может быть, вы найдете какие-нибудь улики, которые он хранит у себя и… Вряд ли ведь он пойдет в полицию с заявлением — он же не может сказать, что держал у себя улики с целью шантажа.
  — Я так понимаю, вы учите меня работать? — спросил я.
  — Да, — ответила она, глядя мне в глаза.
  — Это лишнее. Мне уже приходилось иметь дело со столькими случаями шантажа, что многие вещи для меня просто очевидны. В нашем случае есть некоторые сложности, о которых вы пока не знаете. Поэтому постарайтесь в точности делать то, что я вам говорю.
  В дверь осторожно постучали. Мириам с сомнением переглянулась с Нормой. Дверь отворилась, и в спальню заглянула Мицуи. Ее невинные глазки, похожие на блестящие спелые маслины, быстренько обшарили комнату.
  — Я ухожу в магазин, — проговорила она. — Завтрак на столе. — И закрыла дверь.
  — Как вам это нравится? — воскликнула Мириам. — Чертовка делает что хочет. Мы, видите ли, немного опоздали к завтраку. Можно подумать, что она торопится к поезду.
  — Она что, каждое утро уходит в магазин? — спросила Норма.
  — Да, и ей, видите ли, нужно обязательно уходить в определенное время.
  — Ну вот, опять проблемы, даже в «райском уголке Тихого океана»! — рассмеялась Норма.
  — Ну ладно, — сказал я, — мне пора. А вы, девочки, завтракайте поскорее и бегом на пляж!
  — Мы не задержимся, — заверила Мириам. — Нам только влезть в купальники — и мы готовы.
  — О’кей. Тогда я пошел.
  — А вы куда, Дональд?
  — Нужно забежать в пару мест.
  — А с нами поплавать не хотите?
  — Нет. Вам надо сыграть то, что я вам объяснял.
  — Я-то, конечно, должна с ним видеться хоть иногда, — сказала Мириам, — но зачем таскать с собой Норму и портить ей все утро? Она могла бы встретиться и еще с кем-нибудь…
  — Нет, вам надо сделать точно так, как я сказал, — настойчиво повторил я и ушел.
  Бегом вернувшись к себе в отель, я надел плавки, взял напрокат доску для серфинга, лег на нее и поплыл, гребя руками, в тот конец пляжа, который был отведен для постояльцев «Ройял Гавайян».
  Бикнел был на месте. Выйдя с доской на берег, я подошел к нему и сел рядом.
  — Приветствую вас, — сказал я. — Как самочувствие?
  — Гораздо лучше. При моем артрите солнце и свежий воздух очень полезны. Вот, смотрите, я даже начал загорать.
  — Будьте осторожны, а то сгорите.
  — Нет, я не сгораю, хотя кожу немного пощипывает. Постараюсь приобрести хороший загар. Ну как, Дональд, выяснили вы уже что-нибудь с вашей партнершей?
  — Конечно, — ответил я как можно более беззаботно, — начало положено и скоро…
  — Только не пудрите мне мозги!
  Я удивленно посмотрел на него.
  — Одно из двух, — резко сказал он. — Либо вы абсолютно некомпетентны, либо что-то уже узнали, но скрываете от меня.
  — Как мы могли что-то узнать, — возразил я, — если вы настаивали, чтобы мы обязательно действовали через Мириам Вудфорд, а Берта никак не может с ней встретиться? Вы же сами требовали, чтобы Берта сначала поговорила с ней как женщина с женщиной.
  — Ну и что в этом плохого?
  — Ничего, только этот метод не работает и, я боюсь, не сработает и дальше.
  — Почему же Берте это не удается?
  — Не может же она пойти к Мириам, позвонить в дверь и сказать: «Привет, вы женщина и я женщина, так не расскажете ли вы мне о своих неприятностях?»
  — Зачем же делать из меня дурака? Я вовсе не имел в виду, что миссис Кул должна идти и звонить в дверь. Я имел в виду, что она может встретиться с Мириам как бы случайно здесь, на пляже, разговориться. Когда это будет нужно, она может сказать, что она частный детектив из Калифорнии. Тогда Мириам подумает как следует и решит попросить у нее совета. Вот все и устроится! Должен признаться, я слегка разочарован вашей партнершей, Дональд. Ей не хватает воображения, что ли.
  — Ладно, она с минуты на минуту должна выйти, вот вы ей все и скажете.
  — Конечно, скажу.
  Я забрал свою доску, старательно заплыл на ней подальше в волны, потом, взгромоздясь на нее, аккуратно, без всяких выкрутасов, добрался до берега у отеля «Моана», избегая столкновений с другими серфбордистами, сдал доску и поднялся к себе в номер. Потом принял душ, сполоснул плавки, повесил их сушиться, подошел к окну и стал высматривать на пляже Миру и Норму. Но узнать их с такого расстояния без бинокля оказалось невозможно: красивых девушек на пляже было пруд пруди.
  Тогда я уселся в кресло и стал ждать, глядя на телефон. Как говорится, ждать да догонять — хуже нет.
  Время шло, но телефон молчал. Прошел час, другой. Наконец раздался звонок. Я бросился к телефону, словно девушка, ожидавшая приглашения на первый бал, и сграбастал трубку. Это была Берта. Голосом, прерывающимся от волнения, она проговорила:
  — Дональд, ради бога, приезжай скорее!
  — Куда?
  — В полицейское управление.
  — Что-нибудь случилось?
  — Да. Приезжай, прошу тебя.
  — Где тебя найти?
  — В кабинете сержанта Хуламоки. Отдел расследования убийств.
  Я повесил трубку и набрал номер Мириам. Она подошла сама.
  — Мириам, это Дональд, — сказал я.
  — Привет, Дональд. Какие новости?
  — Вы встретили Бикнела?
  — Вы шутите!
  — Так встретили или нет?
  — Мы с Нормой влезли в такие купальники, что даже мне было неловко, — ответила она, — и обошли весь пляж. Бикнела нигде нет.
  — Ну как же так? Он же сидел там, под зонтиком.
  — Да не было его.
  — Вы уверены?
  — Абсолютно.
  — А Берты Кул?
  — Это той тетехи, что приплыла на корабле вместе с вами?
  — Да.
  — Не было. Неужто она осмелится напялить на себя купальник?
  — Вполне возможно.
  Мириам прыснула, потом сказала:
  — Нет, ее мы тоже не видели.
  — О’кей, — сказал я, — тогда сидите тихо, никуда не выходите. Там что-то случилось, точно не знаю. — И повесил трубку.
  Я помчался в полицейское управление. Приехав, попросил проводить меня к сержанту Хуламоки.
  У него в кабинете сидели Берта и Стефенсон Бикнел. Было заметно, что они очень напряжены и даже напуганы. А за столом сидел сам сержант Хуламоки. Мы обменялись с ним рукопожатиями.
  — Мы тут пытаемся выяснить обстоятельства одного небольшого дельца, — сказал он, — и миссис Кул считает, что вы можете нам помочь.
  — Что-нибудь серьезное? — спросил я.
  — Мистер Бикнел, — пояснил сержант Хуламоки, — стал невольным свидетелем преступления.
  Бикнел взглянул на меня, поерзал на стуле и стиснул набалдашник трости.
  — Хочу сразу предупредить, — продолжал сержант Хуламоки, глядя на меня. — Вам не стоит строить из себя человека со стороны. Мы здесь, в полиции, получаем и внимательно просматриваем список пассажиров «Лурлайна» за несколько дней до его прихода. Нам интересно, кто именно удостаивает нас честью посетить Острова.
  В таких случаях самое безопасное — ничего не отвечать. Я молча кивнул.
  — Мы прекрасно осведомлены о роде ваших занятий, миссис Кул и мистер Лэм. Мы знаем также, чем занимался и занимается Стефенсон Бикнел, и у нас возникло предположение, что его срочный визит не случаен.
  — Срочный визит?
  — Видите ли, мистер Бикнел использовал все свои связи и возможности, чтобы получить места на «Лурлайне», пошел на большие хлопоты и существенные траты. Но даже накануне отплытия он не знал точно, кто поедет вместе с ним.
  Я снова кивнул с умным видом.
  — Нам бы очень хотелось, чтобы вы, господа, были с нами откровенны, — продолжал сержант Хуламоки. — Вы двое приехали сюда, потому что вас наняли; вы занимали каюты, зарезервированные мистером Бикнелом, и совершенно очевидно, что вы занимаетесь его делом. Что касается мистера Бикнела, то у него есть определенные финансовые интересы, к которым имеет отношение также миссис Эзра П. Вудфорд.
  — Во-первых, она предпочитает, чтобы ее называли миссис Мириам Вудфорд, — вмешался Бикнел. — А во-вторых, дважды два — это совсем не двадцать два.
  — Отлично, пусть будет миссис Мириам Вудфорд, — любезно согласился сержант Хуламоки. — Тем не менее смею предположить, что мистер Бикнел прибыл сюда по какому-то важному делу, связанному именно с Мириам Вудфорд.
  — Не понимаю, с чего вы это взяли, — возразил Бикнел.
  — Никаких других дел на Островах вы не ведете. И друзей у вас здесь нет. Тем не менее вы заявили в компании «Матсон навигейшн», что вам нужно на Острова по чрезвычайно важному, неотложному делу.
  — Мне просто очень хотелось сюда приехать, — стоял на своем Бикнел.
  — И поэтому вы наняли детективов из агентства «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования», чтобы они помогли вам как следует отдохнуть?
  Бикнел молчал.
  Сержант Хуламоки покачал головой и спросил:
  — А как вы объясните тот факт, что Дональд Лэм сразу же нанес визит миссис Вудфорд?
  Бикнел выпрямился на своем стуле и бросил на меня гневный взгляд.
  — А в последний раз, — продолжал сержант Хуламоки, — он был у нее сегодня утром перед завтраком, когда обе девушки только одевались. Не иначе Дональд Лэм — их стародавний друг?
  — Хитрый, двуличный сукин сын! — не выдержал Бикнел, не понимая, что клюет на наживку сержанта.
  — И они оживленно болтали с ним в спальне, пока одевались.
  — Они обе? — с некоторым облегчением переспросил Бикнел.
  — Обе, — подтвердил сержант Хуламоки.
  — Простите, сержант, вы за всеми приезжими следите с таким интересом? — осведомился я.
  — Нет, — ответил он мне с улыбкой.
  — Благодарю вас, — сказал я, — это большая честь.
  — Вполне заслуженная!
  Бикнел не сводил с меня холодного, ненавидящего взгляда. Сержант Хуламоки наконец перешел непосредственно к делу.
  — Мы имеем основания полагать, что мистер Бикнел стал свидетелем убийства и его показания имеют огромное значение.
  — Все, что знаю, я вам уже рассказал, — раздраженно откликнулся Бикнел.
  — Нам кажется все же, что вы могли бы помочь нам гораздо больше.
  — Не будете ли вы добры, — вмешался я, — сказать мне, кто, собственно, убит?
  — Убийство совершено на Нипануала-Драйв, 922, — ответил сержант Хуламоки. — Убит Джером К. Бастион, приехавший на Острова примерно четыре недели назад.
  — Мы с Бертой Кул ездили туда, — добавил Бикнел. — Я хотел поговорить с этим парнем.
  — О чем? — спросил я с невинным видом.
  — Мне нужно было обговорить с ним пару деловых вопросов.
  — Какого рода?
  — Чисто личных.
  — И что дальше? — переспросил сержант Хуламоки.
  — Я уже десять раз рассказывал вам всю историю с самого начала.
  — Но мистер Лэм ее не слышал, а я вижу, он сгорает от любопытства.
  — Там такой узкий проезд, — начал Бикнел, — даже негде поставить машину, чтобы не загородить дорогу. Мы развернулись, я вышел из машины и позвонил у двери. Никто не открыл. Я позвонил еще раз; снова никого. Я решил, что жилец, видимо, спустился к бухте купаться; там внизу кто-то плескался и были слышны голоса.
  — Понятно, — сказал я.
  — Тогда я решил заглянуть в одно окно, где были подняты жалюзи.
  — И что?
  Судорожно передернув плечами, он сказал:
  — Противно про это вспоминать.
  — Нет уж, продолжайте, — вмешался сержант Хуламоки. — Вам придется поднапрячься как следует. После стольких репетиций пора бы уже перестать дергаться.
  — Ладно, постараюсь. Я увидел мужчину, лежавшего на кровати. Кто-то всадил ему пулю между глаз.
  — Что еще? — спросил сержант Хуламоки.
  — Я увидел убегающего человека.
  — Мужчину или женщину?
  — Я уже говорил вам, это была женщина.
  — Как она выглядела?
  — Этого я не могу сказать, я видел ее только сзади, мельком, главным образом ноги и бедра. Она была в купальнике, а может, даже совсем голая — точно не могу сказать.
  — Что она делала?
  — Она буквально вылетела в дверь, так что видел я ее всего одно мгновение.
  — Вы можете описать ее купальник?
  — Я даже не уверен, что на ней был купальник, — может быть, она была голая. Если и был, то плотно обтягивающий, телесного цвета.
  — И что вы сделали дальше?
  Тут вмешалась Берта:
  — Он вернулся к машине. Я сидела и ждала, хотела узнать, есть ли кто дома, прежде чем парковать машину. Когда Бикнел звонил в дом, а потом стал смотреть в окно, я поняла, что дома никого нет. Затем он бросился к машине, размахивая руками. У него артрит, он не может бегать, но он торопился, как мог.
  — Что произошло потом? — спросил сержант Хуламоки, пристально глядя на Берту.
  — Он кое-как объяснил мне, что он там увидел, — ответила Берта, — и велел побыстрее найти телефон и сообщить в полицию.
  — И что сделали вы?
  — Выскочила из машины, бросив ее там, где она стояла, и побежала звонить в полицию.
  — Ну а что дальше?
  — Потом я вернулась, заглянула в это окно и увидела тело. После этого мы безвылазно просидели с Бикнелом в машине до приезда полиции. Все это заняло лишь несколько минут.
  — Где вы нашли телефон?
  — Там, где я вам уже говорила в первый, второй, третий, четвертый и пятый раз. — Взгляд Берты сверкнул негодованием. — Я вскарабкалась на миллион ступенек в дом, который стоял наверху холма, и попросила разрешения воспользоваться их телефоном.
  — А в тот дом, где лежало тело, вы не заходили?
  — Конечно, нет! Что я, ненормальная?
  — А Бикнел?
  — Конечно, нет!
  — Вы видели его с того места, откуда звонили?
  — Вот именно, видела. Когда я объяснила хозяйке, что мне нужно, она провела меня к телефону, который находился как раз у большого венецианского окна. Я видела, что Бикнел стоял там, словно заблудившаяся овца.
  — Я даже не пробовал открывать, — добавил Бикнел. — Я не настолько глуп.
  — В этом я не сомневаюсь, — заметил сержант Хуламоки. — И все же мне кажется, что вы должны были рассмотреть эту девушку лучше, чем вы тут нам рассказываете.
  — Тем не менее.
  Сержант обернулся к Берте.
  — Хорошо, вот вы вернулись, позвонив в полицию. Вы не попробовали проверить заднюю дверь?
  — Нет, это еще зачем?
  — Все-таки в доме был убийца.
  — Вот именно, что «был», — сказала Берта. — Не думаете же вы, что она могла там остаться. Бикнел видел, как она выбегала из комнаты. Она услышала наши звонки в дверь и, конечно, удрала при первой возможности.
  — Каким образом?
  — Видимо, через заднюю дверь. Потом спустилась по ступенькам к бухте, переплыла на другую сторону и выбралась наверх — к своей машине, если она ее там оставила, а может, вошла в какой-нибудь дом. Черт возьми, откуда мне-то знать, каким образом она ушла, но она точно должна была уйти.
  — А что, разве сложно было подняться на вершину холма, откуда видно эти ступеньки и бухту, и разглядеть все-таки эту девушку? Хотя, возможно, мистер Бикнел уже узнал ее и не хотел, чтобы вы тоже ее узнали?
  — Я, к вашему сведению, не газель, — едко ответила Берта, — и скакать, как горный козел, не могу. Лазить по горам, прыгать с камня на камень и тому подобное — это меня как раз в последнее время прельщает меньше всего.
  — Мистер Бикнел тоже, как вы говорите, простоял на крыльце все время, пока вы ходили звонить в соседний дом. Я не могу отделаться от ощущения, что вы оба были как-то уж очень нелюбопытны и не предприняли ни малейших усилий, чтобы рассмотреть эту сбежавшую юную особу.
  — Бикнел страдает артритом, — ответила Берта, — ему вообще очень трудно передвигаться.
  Сержант Хуламоки покачал головой.
  — А я все-таки считаю, что мистер Бикнел мог бы гораздо подробнее описать нам девушку, которую видел в доме.
  Бикнел пожал плечами.
  — Может быть, вы кого-то выгораживаете? — напрямую спросил сержант.
  — Да нет, конечно! — возмутился Бикнел.
  — Странно, — заметил сержант. — Видите ли, мистер Бикнел, так уж случилось, что мы довольно много знаем об этом Джероме К. Бастионе.
  Бикнел выпрямился на своем стуле, но выражение его лица не изменилось. Я глянул на Берту; но и она сидела с непроницаемым лицом.
  — Этот господин, — продолжал сержант Хуламоки, — был очень опытным и ловким профессиональным шантажистом. Он зарабатывал на жизнь вымогательством, и неплохо зарабатывал! А с вами на корабле приплыл сыщик Эдгар Б. Ларсон из полиции Денвера. Он приехал по службе: узнал, что Джером К. Бастион находится здесь, причем именно с целью шантажа. Так вот, у сержанта Ларсона есть основания предполагать, что объектом шантажа Бастиона является не кто иной, как ваша подопечная Мириам Вудфорд.
  — Я не являюсь ее опекуном.
  — Ну, скажем, опекуном ее состояния.
  — От этого она сама моей подопечной не становится. К сожалению.
  — Почему к сожалению?
  — Потому что я не имею никакого влияния на эту женщину. Я не могу заставить ее понять всю серьезность ситуации.
  — Какой ситуации?
  — Ее финансовой ситуации, ее социального положения. Не могу дать ей понять, что, как бы она ни относилась к Эзре, ей пристало вести себя так, как обычно ведут себя вдовы. Нет, пожалуй, я неточно выразился. Я имел в виду, что мне очень хотелось бы, чтобы она поняла, что ее образ жизни, такой естественный, такой непредсказуемый, должен… в общем, что она не должна быть столь легкомысленной.
  Сержант Хуламоки внимательно выслушал тираду Бикнела и сказал:
  — Мистер Бикнел, у нас здесь, на Островах, ни богатство, ни связи особой роли не играют. Если мы расследуем преступление, то делаем все, чтобы раскрыть его до конца, невзирая на лица.
  — Рад слышать, — ответил Бикнел.
  — И если обнаруживаем, что кто-либо с нами неискренен, наше отношение к этому человеку резко меняется к худшему.
  — Полностью разделяю такое отношение к делу, — заверил его Бикнел.
  — Можете ли вы еще что-нибудь добавить к вашим показаниям?
  — Нет.
  — Значит, девушка, которую вы видели, была в купальнике?
  — Я полагаю, да.
  — И она была молода?
  — Она была очень гибкая, стройная, ловкая.
  — Высокая?
  — Да, довольно высокая.
  — Худая?
  — Не сказал бы. У нее были стройные ноги и хорошая… фигура.
  — Красивые формы?
  — Да, — ответил Бикнел.
  Сержант Хуламоки поднялся из-за стола.
  — Извините, я должен на несколько минут прервать нашу беседу. Мне нужно переговорить с сержантом Ларсоном, у нас назначена встреча. — И вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
  Я встал, указал Берте и Бикнелу на настольную лампу, которая стояла на какой-то странной подставке, и приложил палец к губам. После этого я сказал:
  — Ну ладно, друзья, расскажите-ка мне быстренько, как все было на самом деле. Итак?
  — На самом деле, — начал Бикнел, — мы…
  Тут Берта двинула его по ноге так, что Бикнел скорчился от боли.
  — Мы ему все рассказали, Дональд, — объявила Берта. — Все было в точности так, как описал Бикнел.
  — Он узнал девушку?
  — Спроси его сам, — ответила Берта.
  Я еще раз сделал предостерегающий знак и спросил:
  — Бикнел, скажите мне откровенно и не тяните время. Мы работаем на вас, поэтому вы должны говорить нам все как есть. Вы узнали эту девушку?
  — Конечно же, нет, — убежденно ответил Бикнел, поняв наконец, в чем дело. — Я рассказал ему все начистоту.
  — Все в точности?
  — В точности.
  — И ничего не скрыли?
  — Ничего.
  — Имейте в виду, — не унимался я, — у нас большой опыт в делах такого рода, а у вас его нет. Так что, Бикнел, отвечайте честно: вы действительно говорите нам всю правду?
  — Всю правду, без всякого исключения.
  — Ладно. Но ведь действительно странно, что вы видели только, как эта девушка выбегает в дверь, и не можете сказать про нее больше ничего. Например, где она была в тот момент, когда вы заглянули в окно?
  — Не знаю, — ответил Бикнел. — Видимо, она где-то спряталась. А потом, вы же знаете, как это бывает: внезапное движение приковывает ваше внимание. Я заметил, как метнулось что-то белое, и тут же увидел ее ногу. Понимаете, Дональд, комната была освещена довольно плохо, а через стекло смотреть вообще трудно — мешают блики и отражения. Во всяком случае, единственный момент, когда я сумел более или менее разглядеть девушку, — это когда она уже выбегала через дверь.
  Я обернулся к Берте:
  — Теперь скажи мне ты, Берта. И тоже, пожалуйста, ничего не скрывай.
  — Черт возьми, — вскипела Берта, — я и не собираюсь ничего скрывать и никого укрывать. Это же убийство! Что мне, хочется, чтобы на моего клиента повесили убийство? Я тебе и говорю все как есть. Я лично думаю, что он ее действительно не узнал.
  — Но вы уверены, что это была женщина? — спросил я у Бикнела.
  — Да, я видел женскую ногу и… заднюю часть.
  — А что за купальник на ней был?
  — Я даже не уверен, что на ней был купальник. Вполне возможно, что она была совершенно голая.
  — Куда же она могла деться?
  — Очевидно, выскочила через заднюю дверь.
  — Почему вы так думаете?
  — По-моему, я слышал, как хлопнула дверь, когда там стоял.
  — И ничего не предприняли?
  — А что я мог предпринять? Вы полагаете, я должен был срочно ковылять к задней двери, чтобы встретиться лицом к лицу с женщиной, которая только что убила молодого мужчину? Что за глупости! Пусть этим занимается полиция. Я уже немолод, и у меня нет ни сил, ни здоровья. На что я могу рассчитывать в схватке с человеком, только что совершившим убийство?
  — А она не выходила туда, где вы стояли?
  — Нет, — ответил он. — Я не стал говорить это полицейским, но я представляю себе все это так. Она выходила к бухте якобы купаться в халате на голое тело. Видимо, она открыла заднюю дверь, скинула халат и вошла внутрь нагишом. Все это для того, чтобы не осталось следов крови на одежде, даже на купальнике. Пристрелив парня, она снова выскочила через заднюю дверь, накинула халат и спустилась по ступенькам к пляжу. Наверх она могла подняться по какой-нибудь другой лестнице. На нее никто не обратил бы особого внимания: обыкновенная молодая женщина возвращается после утреннего купания, и кто может знать, есть у нее под халатом купальник или нет?
  — А куда она могла деться потом? — спросил я.
  — Там от бухты склон поднимается террасами, и на них стоит с полдюжины домов; на трех уровнях проходят дороги. Она могла просто подняться на одну из этих дорог, где у нее стояла машина, и уехать еще до того, как миссис Кул дозвонилась до полиции.
  — Ну ладно, — сказал наконец я. — Видимо, пока полиция не разберется, мы больше ничего не можем поделать. Вы раньше были знакомы с Бастионом?
  — Нет.
  — Никогда с ним не встречались?
  — Никогда.
  — А ты, Берта, его знала?
  Берта отрицательно покачала головой.
  — Тело я не узнала, и имя его мне ни о чем не говорит.
  — Ну хорошо, а зачем тогда вы к нему поехали?
  — Мы поехали туда, — объяснила Берта, — потому что я получила информацию, что живущий там человек пытался шантажировать Мириам Вудфорд.
  — А откуда у тебя эта информация? — спросил я, выразительно глядя ей прямо в глаза.
  — А вот это как раз, — сказала Берта, — я не скажу даже тебе. Во всяком случае, пока.
  — Почему?
  — Это конфиденциальная информация, и я не могу раскрывать ее источник. Я это обещала и буду держать свое слово.
  — Что же вы собирались там делать?
  — Я собиралась заставить его раскрыть карты, — ответила она. — Хотела припугнуть его как следует. Ненавижу грязных шантажистов!
  — А если бы он не испугался?
  — Тогда, — добавил Бикнел, — если уж вы, мистер Лэм, так хотите все знать, в ход пошла бы моя чековая книжка.
  — Конечно, мистер Бикнел, я хочу знать все, — невозмутимо ответил я. — Очень вам признателен. Что-нибудь еще?
  — Нет, это все, — ответил Бикнел.
  — Больше ничего, — подтвердила Берта. Тогда мы закурили и стали ждать.
  Минуты через две дверь открылась и вошли сержант Хуламоки и сыщик Эдгар Ларсон из денверской полиции.
  — Приветствую вас, мистер Ларсон, — сказал я.
  Он в ответ кивнул и сразу приступил к делу.
  — Предлагаю выложить карты на стол. Для всех посторонних я приехал сюда в качестве туриста, но в действительности я работаю в полиции Денвера и занимаюсь расследованием убийств.
  Я кивнул.
  — Не буду вдаваться в детали, — продолжал он, — однако у нас есть основания подозревать Мириам Вудфорд в убийстве мужа, Эзры П. Вудфорда.
  Бикнел выпрямился на стуле и даже хотел вскочить, но у него не получилось — ноги подвели.
  — Вы не имеете права бросаться такими обвинениями, — выкрикнул он, схватившись за трость, — вы…
  — Не кричите, — оборвал его Ларсон, — лучше послушайте. У нас есть основания считать, что у Джерома К. Бастиона, приехавшего в Гонолулу и арендовавшего здесь дом, были доказательства причастности Мириам Вудфорд к убийству мужа.
  — Во-первых, Эзра Вудфорд не был убит, — встрял опять Бикнел. — Во-вторых…
  Но Ларсон снова его прервал:
  — Что вы знаете о Мириам Вудфорд?
  — Я знаю, что она человек порядочный. Допускаю, что она не была по уши влюблена в Эзру. Но они заключили своего рода деловое соглашение, и она свои обязательства по этому соглашению выполняла.
  — А ее прошлое вам известно?
  — Нет, — ответил Бикнел. — Более того, я и не собираюсь его выяснять.
  — Если судить с точки зрения общепризнанных норм жизни, — внушительно произнес Ларсон, — то прошлое у нее, мягко говоря, достаточно пестрое, в нем есть чрезвычайно любопытные картинки.
  — Иными словами, — в голосе Бикнела зазвучал сарказм, — вы считаете, что, как только девушка теряет невинность, ее уже можно подозревать в убийстве? Так?
  — Нет, не так, — спокойно ответил Ларсон, не обращая внимания на сарказм. — Мы просто хотим знать, что за люди связаны с этим происшествием.
  Бикнел промолчал, гневно сжав тубы.
  — Мириам находила себе клиентуру в морских круизах, — сказал Ларсон. — Именно так она и познакомилась с Эзрой Вудфордом. Ее тогда звали Мириам Верной. Вудфорд был одиноким богатым человеком, а Мириам кипела энергией, словно динамит. Норма была ее постоянным партнером и умело ей подыгрывала. Вот так Эзра Вудфорд и женился на Мириам.
  — А теперь послушайте меня, — не выдержал Бикнел. — Я был партнером Эзры Вудфорда и прекрасно знал, что он чувствовал и о чем думал. Раз уж вы об этом заговорили, я хочу сообщить вам, что никаких иллюзий относительно Мириам он не питал. Он прекрасно знал, что она «круиз-герл». И тем не менее она ему понравилась. Она обладала чудесным даром доставлять ему радость, поддерживать в нем бодрость духа. Он был одинок и хотел видеть рядом молодое существо. И готов был за это платить. Вот так они с Мириам и заключили это соглашение. Она выходила за него замуж и получала за это обеспечение на всю жизнь. Она выполняла свои обязанности в этой сделке, и он выполнил свои.
  — Вся штука в том, — заметил Ларсон, — что Эзра Вудфорд оказался довольно живучим. Выяснилось, что у него сильный организм, масса собственных планов, намерений. Некоторое время Мириам, конечно, могла поиграть, но дольше она ждать не хотела.
  — Что вы имеете в виду — «ждать не хотела»?
  — Ровно то, что сказал, — ответил сержант Ларсон. — Ожидальщик из Мириам вышел никудышный. Энергии много, а терпения мало. Вот она и решила слегка ускорить события с помощью мышьяка.
  — Мышьяка? — изумленно переспросил Бикнел. — Да вы с ума сошли!
  — Кое-какие доказательства у меня уже есть, — сказал Ларсон. — Уверен, что и новые не заставят себя ждать. И тогда убийца предстанет перед судом.
  — Эзра умер своей смертью, — отчеканил Бикнел, — и врачи это подтвердили.
  — У него был ряд признаков отравления мышьяком.
  — В свидетельстве о смерти сказано — «острое пищевое отравление», — вспылил Бикнел.
  Ларсон выразительно промолчал. В наступившей тишине сержант Хуламоки вопросительно взглянул на Ларсона; тот согласно кивнул.
  — Ну что ж, думаю, на сегодня все. Вы все можете идти. Весьма возможно, мы вызовем вас еще раз, — смилостивился сержант Хуламоки.
  Мы встали и вышли из кабинета.
  — Я поеду с тобой, Дональд, — безапелляционно заявила Берта. — Бикнел арендовал седан и доберется сам, а потом мы встретимся в «Ройял Гавайян».
  Когда мы уселись в мою машину, я тщательно осмотрел все внутри — не появились ли в ней лишние микрофоны или магнитофоны — и лишь после этого обратился к Берте:
  — Ну, теперь рассказывай, что случилось.
  — Господи, Дональд! — всплеснула руками Берта. — Ну и попала я в переплет! У меня до сих пор поджилки трясутся!
  — Что там было? — допытывался я. — Вы что, входили внутрь?
  Она кивнула:
  — Да, Берта входила внутрь!
  — Рассказывай!
  — Меня уговорил Бикнел. Конечно, я понимала, что это страшно рискованно, но он тряс своей чековой книжкой, и я… ну, ты же знаешь тетю Берту. Она никогда не упустит случая отхватить лишний кусок.
  — Дальше, — сказал я. — Рассказывай про само дело. Когда это произошло? До того, как ты позвонила в полицию, или после?
  — После. Я позвонила в полицию — в точности как я рассказывала — и вернулась к Бикнелу, который стоял на крыльце. И мы стали ждать полицию.
  — Что потом?
  — Вот тут-то Бикнел и стал меня подбивать. Он начал говорить, что этот Бастион — шантажист, что он шантажирует Мириам, что это убийство — худшее, что можно придумать, потому что у него в доме наверняка хранятся какие-то мерзости, а теперь их обнаружит полиция и будет целое дело.
  — Он говорил что-нибудь о том, что именно мог использовать Бастион для вымогательства?
  — Говорил что-то о прошлом Мириам. Я так понимаю, она была порядочная вертихвостка. И Бикнел, похоже, все про нее знает, но это его не волнует. Не знаю, Дональд, может быть, тут дело серьезное. Может быть, она действительно ускорила события. С этими сумасшедшими бабами ни за что нельзя ручаться. Иногда такое придумают! А современных девиц вроде Мириам и Нормы я вообще не понимаю; это другое поколение и…
  — Оставь это, — прервал ее я. — Как Бикнел узнал про Бастиона?
  — Я ему сказала.
  — Когда, где и зачем?
  — Прямо на пляже, через несколько минут после того, как ты ушел. Этот сукин сын стал на меня орать, что мы ничего не узнали, что он понапрасну потратил деньги, привезя нас сюда, что он в нас разочаровался.
  — А ты сказала ему, откуда у тебя эти сведения?
  — Не волнуйся, герой. На этот счет ты можешь Берте доверять. Я сказала ему то же, что и в полиции, — что я не могу раскрывать источники информации.
  — Правильно, и дальше не раскрывай, — сказал я, — потому что я сегодня утром тоже туда ездил — разведывал, что и как. Полиции этого лучше не знать.
  — Ну, положим, повесить это убийство на тебя они не могут: его совершили прямо перед нашим приездом, — успокоила меня Берта. — Врачи подтвердили.
  — Ладно, — сказал я. — Ответь мне теперь честно: что, Бикнел увидел в этой комнате Мириам?
  — По-моему, да.
  — Ты точно не знаешь?
  — Нет. Он не признается.
  — Тогда почему ты думаешь, что это была Мириам?
  — Потому что он так дьявольски изворачивается в своих показаниях. Думаю, что он разглядел ее гораздо лучше.
  — Ладно, тогда еще один вопрос. Сам Бикнел не мог этого сделать?
  — Нет.
  — Откуда это известно? Он не отлучался с пляжа?
  — Он был со мной. Я нашла его на пляже сразу после того, как ты ушел. Мы потом разошлись по своим номерам переодеться, но это был единственный момент, когда я его не видела, если не считать того промежутка времени, когда я карабкалась по этим ступенькам в соседний дом звонить в полицию; но это ведь было уже после того, как убийство…
  — А когда он вылез из машины и пошел к дому?
  — Он все время был у меня на глазах. Он позвонил в дверь, потом заглянул в окно и побежал ко мне. Я думаю, Дональд, что это была Мириам Вудфорд. А если так, то защитить ее нам не удастся.
  Я немного подумал.
  — Это зависит от того, что обнаружит полиция. Расскажи подробно, что у вас там произошло.
  — Значит, после того, как я позвонила, Бикнел сказал, что, судя по положению тела, Бастиона застрелили в постели. Рядом с ним на полу лежала газета — он, видимо, ее читал. Бикнел предположил, что Бастион открыл дверь заранее и снова лег в постель с газетой. Поэтому, возможно, передняя дверь могла остаться открытой.
  — Дальше, — поторопил ее я: Берта рассказывала мучительно медленно, словно высверливала зуб.
  — Так вот, — продолжала Берта, — он так заколебал меня, что, когда он стал открывать дверь, я уж решила, пусть он удовлетворит свое любопытство.
  — И что?
  — Получилось в точности как он и предположил. Дверь была отперта и открылась — входи — не хочу! Все оказалось так просто. Я-то, конечно, сначала не пошла, но тут Бикнел запел свою серенаду с чековой книжкой. И Берта не устояла.
  — Ох, дураки! — не выдержал я. — Вы же наверняка оставили повсюду отпечатки пальцев и…
  — Ты не торопись, — ответила Берта. — Бикнел не такой уж дурак, а если бы и был дураком, я тоже не лыком шита. Перед тем как войти, я тщательно вытерла ручку двери носовым платком и предупредила Бикнела насчет отпечатков. Но оказалось, что у него в кармане пара легких перчаток; он их надел и сказал, что быстренько тут пошарит, а я чтобы ничего не трогала.
  — Дальше, — сказал я. — Что было потом?
  — Мы зашли в комнату, где лежал труп, и осмотрелись. Бикнел стал выдвигать ящики, потом начал шарить в одежде. Наконец он нашел бумажник Бастиона.
  — И что было в бумажнике?
  — Куча денег, — ответила Берта, — и какие-то бумаги.
  — Что за бумаги?
  — Не знаю, — ответила она. — Бикнел быстро глянул на них и положил к себе в карман.
  — Ненормальный, — выругался я. — Полицейские могли обыскать его и…
  — Не спеши с выводами, — снова успокоила меня Берта. — Бикнел жутко хитрый. Конечно, он боялся, что его могут отвезти в полицейское управление и обыскать. Поэтому он стал думать, куда бы их сплавить, чтобы полицейские их не нашли, а он бы потом мог их снова забрать.
  — И что он сделал?
  — Там рядом с домом есть каменная стена. Когда Бикнел вышел, он вложил бумаги в одну перчатку, скатал обе перчатки вместе, засунул их в отверстие в стене и заткнул отверстие еще одним камнем, который валялся под стеной.
  — А что в этих бумагах, ты не знаешь?
  — Нет. Может быть, и Бикнел как следует не знает. Он взглянул на них лишь мельком, но вещь, видимо, ценная, что-то из того, что он искал.
  — Что-нибудь еще? — спросил я.
  — В шкафу было много катушек с пленками, — ответила Берта, — и магнитофон для их прослушивания. Я так думаю, часть пленок были чистые, а часть — с записями. Наверно, это были разговоры Мириам и Нормы. Но их трогать мы не стали — мы не сумели бы их оттуда незаметно вывезти.
  — Теперь полицейские их найдут, прослушают и наедут на Мириам Вудфорд, как самосвал, может, еще сегодня. Дальше, что еще?
  — Вот теперь, — запинаясь, сказала Берта, — осталось то, что меня больше всего беспокоит. Ты знаешь, Дональд, наверно, я совсем сбрендила.
  — Говори же, — нетерпеливо сказал я, — у нас мало времени. Выкладывай начистоту. От твоего самобичевания уже лучше не будет.
  — Пока что я держалась в рамках — закон нарушал Бикнел.
  — Не считая того, что ты тоже вошла внутрь.
  — Верно, вошла, но я, по крайней мере, ничего не трогала.
  — Так, дальше.
  — Но затем я начала трусить, отчаянно трусить, — проговорила Берта.
  — Вовремя, — заметил я.
  — Я сказала Бикнелу, что выйду наружу, послежу за обстановкой и, если появится полиция, я ему свистну.
  — И что ты сделала?
  — Вышла.
  — Оставив Бикнела внутри?
  — Да.
  — Продолжай же, — теребил ее я. — Ты ведь что-то хочешь сказать, говори же ради бога.
  — Я заметила это, уже когда выходила. В маленькой прихожей стоял шкаф с книгами, и одна книга на полке слегка высовывалась из общего ряда. Наверно, я могла бы похвастаться своим зорким взглядом сыщика, но на самом деле это было не так. Просто женский инстинкт, привычка домашней хозяйки. Черт побери, ты только не смейся, у меня тоже есть женские инстинкты!
  — Я и не смеюсь.
  — Это оказалась фальшивая книга! Как только я за нее взялась, я почувствовала, что с ней что-то не так. И я ее вытащила! Только снаружи это была книга, а внутри, под обложкой, страницы были вырезаны.
  — Быстрее, — еще раз поторопил я. — Повторяю, у нас мало времени. К черту подробности, должны же мы понять наконец, в чем дело!
  — Бикнел был в другой комнате, шарил там по всем углам. — Берта никак не внимала моим призывам. — Как только я взялась за книгу, я почувствовала, что у нее какой-то не тот вес. Я попыталась запихнуть ее на место, но второпях ничего не получилось. Тогда-то я и раскрыла ее и увидела, что книга была только снаружи. А внутри, где все было вырезано, лежала обычная кинокамера.
  — И все?
  — Все, — сказала она.
  — Что же ты с ней сделала?
  — Прежде чем что-нибудь делать, — ответила Берта, — я вынесла кинокамеру на свет и внимательно ее рассмотрела. И тут я вдруг поняла, что везде и на всем оставляю отпечатки пальцев. Я схватила носовой платок и оттерла эту книгу, как могла. Потом взялась за кинокамеру и поняла, что и на ней везде мои отпечатки и удалить их практически невозможно.
  — И что ты сделала?
  — Я украла эту кинокамеру, а фальшивую книгу поставила обратно на полку.
  — А что ты сделала с камерой?
  — Понимаешь, — ответила она, — я боялась, что полицейские могут меня обыскать. Было понятно также, что они найдут способ обшарить и автомобиль. Я вышла на улицу и некоторое время постояла на крыльце, держа в руках эту штуку. И вот тут-то у меня родилась блестящая идея. Я прошла по дороге к началу этого проезда. Там, на углу, есть полдюжины почтовых ящиков. На одном из них значилась фамилия Эбни. Я не знала, конечно, в котором часу у них разносят почту, но подумала, что утро уже прошло, поэтому можно рискнуть. В общем, я открыла этот ящик и сунула туда камеру.
  — Оставив на ней отпечатки пальцев?
  — Нет. Я, конечно, вытерла ее, как могла, но все равно очень беспокоюсь. Может быть, что-то и осталось. У меня же не было перчаток.
  — Что потом?
  — Потом вернулась на крыльцо и тут же услышала приближающийся звук сирены. Я подала сигнал Бикнелу, и он вышел. Я спросила, нашел ли он что-нибудь еще, и он ответил, что нет, только эти бумаги.
  — Которые он спрятал?
  — Нет, они еще были у него. Как раз в этот момент он и вложил их в одну перчатку, скатал перчатки вместе, засунул в дырку в каменной стене и заткнул другим камнем, который валялся на земле. Наверно, этот камень и выпал раньше из стены.
  — А про камеру ты Бикнелу не сказала?
  — Дональд, — торжественно произнесла она, — я не говорила про камеру никому на свете и никому не скажу. Если ее найдут, я буду отпираться до последнего. Конечно, я поступила глупо, но мне вдруг пришло в голову, что в ней может быть какая-нибудь важная пленка, может быть, что-нибудь, что он использовал для шантажа. — Она замолчала и умоляюще посмотрела на меня. — Дональд, ты же такой смелый и находчивый! Ты сможешь достать эту пленку и отдать ее проявить. Полиция будет следить за Стивом Бикнелом и за мной, но у тебя-то ведь будет возможность съездить туда и отличиться.
  — Почему же ты не сказала про камеру Бикнелу? — переспросил я.
  — Чтобы оказаться во власти этого скрипучего козла? — взорвалась Берта. — Какого черта мне самой лезть в петлю? Ты про нее знаешь, я про нее знаю, теперь еще Бикнел будет знать! Или, может, ты думаешь, что, когда дело дойдет до расчета, Бикнел скажет: «А еще, миссис Кул, раз вы рисковали своей лицензией и совершали противоправные действия, чтобы мне помочь, я хочу дать вам небольшую надбавку»? Вот уж хрен! Он будет иметь на меня компромат, достаточный, чтобы лишить меня работы. Он такой вредный и сварливый, что непременно постарается это использовать против меня. А я сама хочу быть вредной и сварливой, хочу иметь возможность строго на него смотреть и напоминать при случае, что это он нарушил закон, когда вошел в дом и там рыскал.
  — А ты не рыскала?
  — Я была достаточно осторожна: стояла в дверях и наблюдала.
  — Значит, что делал Бикнел, пока ты ходила засовывать камеру в почтовый ящик, ты не знаешь?
  — Он продолжал поиски.
  — Я имею в виду, ты не знаешь, что он нашел.
  — Он сказал, что больше ничего не нашел.
  — Ну, это он сказал. Но ты этого не знаешь.
  — Не знаю.
  — Ладно. Расскажи подробнее, где там в стене лежат эти перчатки.
  — Справа от дорожки, идущей вверх, футах в десяти; это примерно две трети дорожки. Там на одном камне пятно белой краски, и перчатки как раз под этим камнем.
  — Хорошо, — сказал я. — Посмотрим, что можно сделать. Только держи язык за зубами.
  — Непременно, — заверила меня Берта. — Уж про это я ни с кем трепаться не буду.
  — И еще одно, — добавил я. — Там в комнате было много крови?
  — Порядочно. Поработали неаккуратно.
  — Конечно, сейчас полицейские еще не могли искать на тебе следы крови с микроскопом…
  — Я туда и близко не подходила, — прервала меня Берта.
  — А Бикнел?
  — Он старался ходить осторожно.
  — Старался, — повторил я. — Ты же не можешь точно сказать, что там происходило. Учти, Берта, здешние полицейские свое дело знают. Они видели, в каких ты туфлях, они точно знают, во что ты была одета. И одежду Бикнела они тоже запомнили.
  — Ну и что? — не поняла Берта.
  — Сегодня они могут обыскать ваши номера, — пояснил я, — и если не найдут чего-нибудь из вещей, которые на вас сейчас, особенно обуви, то сразу поймут, в чем дело. Поэтому обязательно повидайся с Бикнелом и предупреди его, чтобы он ни в коем случае не пытался избавиться от ботинок или какой-нибудь одежды. И особенно опасно отдавать вещи в чистку.
  — А что, если у него действительно остались пятна крови на подошвах?
  — Пусть Бикнел погуляет по пляжу, — сказал я, — пройдется несколько раз вперед-назад по песочку и, раз уж у него такой артрит, пусть как следует пошаркает ножками.
  — Понятно, — сказала Берта. — А что будешь делать ты?
  — Заметать ваши следы, — ответил я.
  Глава 13
  Превышать скорость в это время дня — верный способ угодить за решетку, чего мне уж никак не хотелось. Но дело есть дело.
  Убедившись, что за мной нет «хвоста», я припустил со всей мочи, хотя и в пределах разумного. Слава богу, дорогу я уже знал хорошо, и долго искать Нипануалу мне не пришлось. Свернув с шоссе и проехав вниз примерно до восьмисотых номеров, я обнаружил большое скопление автомобилей.
  Видимо, весть об убийстве быстро распространилась по округе. Полицейские перегородили боковой проезд, и перед ограждением толпились любопытные: переговаривались, глазели, щелкали фотоаппаратами.
  Толпа стояла и возле почтовых ящиков. Это мне было на руку. Я протиснулся к ящику с надписью: «Эбни», дождался, когда большинство любопытствующих устремило взгляды на дом, открыл крышку ящика и запустил туда руку. Камера была на месте! Я вздохнул с облегчением.
  Вытащив камеру, я движением плеча прикрыл крышку ящика и ненадолго присоединился к группе ротозеев, глазевших на дом. Одно дело было сделано, но предстояло сделать еще многое. Насколько я уловил стиль работы сержанта Хуламоки, времени на свободное передвижение у меня было не больше часа. Я сел в машину и помчался обратно в «Моану».
  По дороге я остановился и открыл кинокамеру. Это была стандартная узкопленочная камера, однако кассеты с пленкой в ней не оказалось. Вместо нее я обнаружил маленький рулончик пленки, две квитанции за абонирование индивидуальных банковских сейфов — одну из банка Сан-Франциско, другую из банка Солт-Лейк-Сити — и ключи, видимо, от этих сейфов. Ключи и пленка были обернуты в мягкую бумагу, чтобы не гремели.
  Рулончик пленки оказался проявленным микрофильмом. Размотав его, я обнаружил, что это фотокопии писем. Их было множество — наверно, больше сотни.
  Одно письмо, написанное женской рукой, я решил рассмотреть с помощью карманной лупы и обнаружил, что это письмо от Нормы какому-то мужчине. Меня аж пот прошиб: дуреха подписалась собственным именем. Дальше рассматривать письма времени не было, надо было действовать: у меня в руках оказался настоящий динамит.
  Положив пленку в карман, я поехал дальше и остановился у магазина кинофототоваров. Купив новую кассету с пленкой, я вставил ее в камеру и поехал на Кинг-стрит — улицу, где оставляла свою машину Мицуи.
  Машина была на месте и даже не заперта, хотя ключа в зажигании не было. Я взял камеру и немного поснимал машину с разных сторон. Потом, потратив несколько минут на то, чтобы стереть с камеры отпечатки пальцев, я засунул ее в бардачок в машине Мицуи. Затем зашел в соседнюю лавчонку и купил будильник, упакованный в картонную коробочку. Вынув будильник, вложил в коробочку микрофильм и ключи и запечатал коробочку снова. Наконец завернул на почту и отправил эту посылочку авиапочтой на континент — Элси Бранд, на адрес нашего агентства.
  Я был уверен, что сержант Хуламоки наверняка продержит нас в полицейском управлении до тех пор, пока его коллеги не начнут обыск в квартире Мириам Вудфорд. Это был очевидный ход, тем более для такого толкового полицейского, каким казался сержант Хуламоки; но чтобы убедиться в этом, я все-таки проехал мимо ее дома. У дверей стояли две полицейские машины.
  Я остановился чуть дальше у противоположного тротуара и стал ждать развития событий. Поскольку обе полицейские машины были на месте, девушки, видимо, еще находились в доме.
  Минут через пять я убедился, что и тут не ошибся: из дома вышли Мириам и Норма в сопровождении двух полицейских, которые усадили их в одну из машин и умчались.
  Настало время действовать. Я перешел улицу и позвонил в дверь. Около минуты ответа не было, но потом дверь резко распахнулась; на пороге стоял полицейский.
  — Войдите! — сказал он.
  Я отрицательно покачал головой.
  — Входите! — Это был уже приказ.
  — Извините, — возразил я, — входить я не буду. Я только хотел попросить вас, чтобы вы обыскивали помещение как следует, досконально.
  — Кто вы такой?
  — Я знакомый этих девушек. Я очень заинтересован в том, чтобы установить, кто именно совершил убийство.
  — Войдите, — снова потребовал он. — Я хочу познакомиться с вами поближе.
  — Я уже сказал, входить я не хочу…
  Тогда он протянул руку, сграбастал меня спереди за рубашку, втянул за порог, развернул одним рывком и толкнул в ближайшее кресло.
  — Не больно умничай, — сказал он. — Если я говорю «войди», значит, надо войти. А теперь, кто…
  — Меня зовут Дональд Лэм, — как бы нехотя проговорил я. — Я частный детектив с континента, здесь по службе. Дело, которое я веду, конфиденциальное. Я уже был у сержанта Хуламоки и подвергся допросу третьей степени, после чего был отпущен.
  — Тогда какого черта вы здесь делаете?
  — Я пришел только для того, чтобы попросить вас особо тщательно осмотреть квартиру Мириам Вудфорд.
  — Нечего учить нас, как надо работать.
  — Очень надеюсь на это, но все же повторяю: я очень заинтересован в том, чтобы вы все обыскали как следует.
  — Чего ради?
  — Я боюсь, что впоследствии здесь может оказаться какая-нибудь подброшенная улика, причем в таком месте, которое вы пропустили при первом обыске.
  Он немного подумал.
  — Кого из этих девушек вы представляете?
  — Ни одна из них не платит мне ни цента.
  — В чем же состоит ваш интерес?
  — Я хотел бы выяснить, кто совершил убийство.
  — Раз вы сюда пришли, значит, подозреваете хотя бы одну из них.
  Я зевнул и сказал:
  — Для нас обоих будет лучше, если вы займетесь обыском, а мне позволите уйти по своим делам. Я действительно хочу, чтобы вы поймали настоящего убийцу, а не повесили это убийство, например, на меня.
  — С какой это стати нам вешать его на вас?
  — Чтобы быстрее закрыть дело.
  — Мне кажется, — проговорил он, — что вы сами намеревались сюда что-то подкинуть.
  Я встал и вытянул вперед руки.
  — Обыщите меня.
  Он не поленился и обыскал.
  — Единственное, что мне нужно, — повторил я, — это чтобы вы как следует сделали свое дело. Я так и знал, что вы нагрянете сюда с обыском: вначале побеседуете с девушками здесь, потом ваши сотрудники увезут их в полицейское управление, чтобы задать им еще несколько вопросов, а вы сможете остаться и обшарить помещение. Я дождался, пока полицейские увезут девушек на первой машине, и пришел к вам с одной-единственной целью. Если впоследствии здесь будет что-нибудь обнаружено при повторном обыске, я должен суметь доказать, что это было подкинуто после вас. Вы можете провести обыск таким образом, чтобы я был совершенно спокоен?
  — На наш счет не волнуйтесь, — заносчиво ответил он. — Мы с коллегой распотрошим эту квартиру до нитки. Если здесь хоть что-нибудь есть, от нас не ускользнет.
  — Отлично, — сказал я. — Не будете ли вы добры назвать мне вашу фамилию?
  — Дейли, — ответил он.
  — Так осмотрите все получше, — напоследок сказал я и поднялся, чтобы уйти.
  Он секунду поколебался, но все-таки решил меня не задерживать.
  Я поднялся к себе в номер, надел плавки и вышел поваляться на пляж. Потом взял доску для серфинга и поплыл на ней вдоль берега, разглядывая отдыхающих.
  Минут через десять-пятнадцать я наконец обнаружил Берту Кул, сидевшую под пляжным зонтиком. Я подплыл к берегу, подхватил доску и подсел к ней.
  — Ну, что нового?
  Она посмотрела на меня с подозрением.
  — Если ты скажешь хоть слово про мою фигуру, я так отделаю тебя вот этим зонтиком, будешь драпать через весь пляж до самого отеля. Ты уладил наше дело?
  Я задумчиво посмотрел на море и ответил:
  — Кажется, да. Где Бикнел?
  — Откуда я знаю? Я ему не нянька.
  — Что же ты здесь делаешь? — спросил я.
  — Сижу, жду, может быть, появится Бикнел или эта фифочка.
  — Кто?
  — Мириам Вудфорд.
  — Ее сейчас допрашивают в полиции.
  Берта бросила на меня испепеляющий взгляд.
  — Да что ты говоришь! — саркастически воскликнула она. — Вот уж не ожидала! — И, помолчав немного, задала встречный вопрос: — А что же ты тут тогда дурака валяешь?
  — Я даю полиции возможность осмотреть мой номер, — ответил я. — Вон, посмотри. — Я кивнул в сторону отеля «Моана». — Там в одном окне на верхней веранде стоит полицейский и смотрит в бинокль. Как только я направлюсь в отель, он сразу даст знать своему напарнику.
  — Наверно, и в моем номере сейчас шарят, — вздохнула Берта. — Надеюсь, что они своими лапами не изуродуют и не разбросают мои вещи.
  Мы немного посидели молча.
  — Дурацкий случай, — сказала наконец Берта. — Нас водят за нос, а мы не можем понять, в чем дело.
  — Откуда ты знаешь, что нас водят за нос?
  — Чувствую.
  — Ну ладно, — сказал я. — Оседлаю-ка я своего морского конька и подплыву поближе, чтобы он меня лучше видел.
  — Ты скоро вернешься к себе?
  — Как только этот мужик на верхней веранде прекратит высматривать меня в бинокль — это будет означать, что обыск закончен.
  Я опустил доску на воду, аккуратно улегся на нее животом и погреб в открытое море.
  Через полчаса я вернулся к берегу на гребне волны. Кажется, никто уже за мной не следил. Я поднялся к себе, принял душ, оделся и проверил, все ли вещи на месте.
  Потом я занялся номером автомобиля, в котором разъезжала горничная. Наведя справки, я установил, что эта машина взята напрокат. Позвонив в агентство, я выяснил, что машина выписана на имя Джерома К. Бастиона.
  Понятно, что полицейские, проведя обыск на квартире Мириам, найдут микрофон и магнитофон. Это означало, что они возьмутся за горничную. К чему это может привести, заранее сказать было трудно.
  Я позвонил в полицейское управление и попросил к телефону сержанта Хуламоки. Когда он подошел, я представился:
  — Сержант, это Дональд Лэм.
  — Ах да. — В его голосе прозвучал неподдельный интерес. — Я хотел… что же я хотел?.. Прошу прощения, Лэм, я хочу взять трубку в соседнем кабинете. Тут много народу.
  Усмехнувшись про себя, я стал ждать. Понятно, чего он хочет. Он хочет, чтобы кто-то еще взял параллельную трубку, а может, включает записывающее устройство. Через несколько секунд в трубке снова зазвучал его дружелюбный, приветливый голос.
  — Ну вот, Лэм, теперь получше, можно спокойно поговорить. Я не хотел оттуда разговаривать, там было несколько газетчиков. Так чем могу быть полезен?
  — Я заинтересован в раскрытии этого убийства, — начал я.
  — Это я понял.
  — Возможно, не в том смысле, как вы это понимаете.
  — Хорошо, не будем спорить. Значит, вы заинтересованы. И что? Вы ведь не только поэтому звоните?
  — Я тут навел справки в агентствах по прокату автомобилей, хотел узнать, арендовал ли Джером К. Бастион машину.
  — Да, да, понятно.
  — И обнаружил, что да, арендовал. У меня есть ее номер. Вы хотите его знать?
  — Спасибо, Лэм, мы уже выяснили это час назад.
  — Я подумал, что хорошо бы поскорее найти его машину; очень важно, в каком месте она находится.
  — Одна из машин стоит в гараже — там же, в доме, который он арендовал.
  — Одна из машин? Вы хотите сказать, что он арендовал две?
  — Совершенно верно, — ответил сержант Хуламоки. — Одну из них он держал в доме, а на вторую мы объявили общий розыск. Думаю, скоро ее найдут, и ее местонахождение, вы правы, поможет сделать кое-какие выводы.
  — Две машины, — задумчиво повторил я.
  — Да. Одну — в одном агентстве, а другую — в другом. Странно, что вы этого не знали, раз обзвонили все агентства.
  — Я все не проверял, — поспешно пояснил я. — Я начал их обзванивать, но после первого успеха бросил.
  — Я, правда, не люблю лезть с советами, — самодовольно заметил сержант Хуламоки, — но мы на Гавайях, ведя расследования, никогда не останавливаемся при первом успехе.
  — Благодарю вас, — вежливо ответил я. — Намек понял. Теперь я постараюсь проводить собственные расследования на гавайский манер.
  — У вас есть что-нибудь еще? — спросил сержант Хуламоки.
  — Я заходил на квартиру Вудфорд, когда там были ваши люди, и попросил их провести обыск с максимальной тщательностью.
  — Это я знаю. А что вас так беспокоит?
  — Если потом кто-нибудь подбросит в ее квартиру «улики», то мне бы очень хотелось быть уверенным, что вы сможете это установить.
  — Думаю, вам не стоит волноваться, Лэм, — успокоил он меня и после некоторой паузы спросил: — Что-нибудь еще?
  — С нами на корабле плыл один тип, — сказал я. — Его зовут Сидней Селма. Мне кажется, он профессиональный шантажист. Если так, то он может быть связан с Бастионом.
  — Так-так-так! Это уже интереснее. А почему вам кажется, что он шантажист?
  — Да так, некоторые особенности его поведения.
  — Чутье подсказывает?
  — Давайте назовем это чутьем.
  — Из семисот десяти пассажиров, которых вы видели на корабле, почуять одного шантажиста, — с недоверием произнес он. — И вы полагаете, что мы должны его сцапать и предъявить обвинение в убийстве?
  — Я этого не предлагал.
  — Но подразумевали.
  — Верно, подразумевал.
  — Вы это серьезно? — В его голосе промелькнуло удивление.
  — Вполне.
  — Значит, вы знаете гораздо больше, чем мне говорите.
  — Не могу же я так прямо выложить вам все, что знаю, да еще в короткой телефонной беседе.
  — Я имею в виду, что касается убийства, — добавил он.
  — Я тоже, — ответил я.
  Он помолчал, потом спросил:
  — Есть еще какие-нибудь идеи?
  — Пока все.
  — Звоните в любое время, — сказал он напоследок и повесил трубку.
  Глава 14
  Я продолжал наблюдать за квартирой Мириам Вудфорд. Полицейские, проводившие обыск, уехали. Примерно через полчаса Мириам Вудфорд и Норму Радклиф привезли домой на полицейской машине.
  Я совсем было решил нанести им визит, но не успел даже ступить на мостовую, как из-за угла выскочила машина и остановилась перед их домом. Из нее кое-как выбрался Стефенсон Бикнел и, несмотря на свой артрит, бросился помогать Берте Кул.
  Это надо было видеть. Подыгрывая ему, Берта — Большая Берта, которая легко могла поднять его в воздух и перебросить через крышу автомобиля, — изящно оперлась на его руку, сама войдя в роль слабой женщины, а Бикнелу дав возможность насладиться ролью сильного мужчины — покровителя и заступника.
  Я наблюдал за этой сценой, давясь от смеха. Очевидно, Бикнел с Бертой тоже следили за домом и ждали, когда вернутся девушки. Теперь они вошли в дом, а я вновь остался ждать.
  Вышли они примерно через час. Когда их машина скрылась из виду, я подошел к двери и позвонил.
  Дверь распахнула Мириам Вудфорд с возгласом:
  — Ну, кто там еще? Мы… А-а, Дональд, привет! А я все гадаю — куда вы делись?
  — Я здесь.
  — Да, похоже, глаза меня не обманывают. Ну, входите же.
  Я указал на спальню, и она провела меня туда. Мы уселись на постели вплотную друг к дружке и стали вполголоса беседовать.
  — Устали? — спросил я.
  — Еще бы! — ответила Мира. — Эти образины из полицейского управления устроили нам настоящее многоборье!
  — Как это?
  — Метание, толкание, плавание… Все, что угодно!
  — И что же вы им рассказали?
  — Я им много чего порассказала, — огрызнулась Мириам.
  — Вас допрашивали вместе или порознь?
  — Сначала порознь, потом вместе, потом опять порознь.
  — Расскажите мне все по порядку, — предложил я.
  — Значит, так. Утром, после того как вы ушли, мы отправились на пляж.
  — Вместе? — уточнил я.
  Она потупила глаза.
  — Так вместе?
  — Сначала вместе.
  — А потом?
  — Потом, — призналась она, — Норма встретила одного парня. Он тоже плыл на «Лурлайне» и несколько раз пытался за ней приударить. Симпатичный парень.
  Я вопросительно посмотрел на Норму.
  — Я осталась с ним поболтать немножко, — сказала Норма. — Он был такой одинокий и…
  — А он кто?
  — Его зовут Рей Гири.
  — И долго вы с ним беседовали?
  — Получилось дольше, чем я предполагала. — Норма хохотнула. — Вначале мы окунулись, потом вылезли, повалялись на солнышке и славно потрепались. Я все думала, что вот сейчас пойду догоню Мириам, посмотрю, нашла ли она этого старого зануду, но как-то Рей Гири меня заговорил и… в общем, я и застряла.
  — На сколько же времени?
  — Я даже не знаю.
  — Ну а что дальше?
  — Потом я все же от него сбежала, пыталась разыскать Мириам, но ее нигде не было. Я два раза прошла весь пляж туда и обратно, из конца в конец, но не нашла ни ее, ни Бикнела.
  — А где же вы были, Мириам? — стал допытываться я.
  — Я была сыта по горло поисками Бикнела, — ответила она, — и мне это надоело. Я решила, пусть он сам меня поищет, если ему так нужно.
  — Значит, его не было?
  — Да нет же, не было и в помине.
  — И что же вы сделали?
  — Я решила отойти в сторонку и полежать в тенечке, подождать Норму, — сказала она. — Мне не хотелось портить ей свидание; имеет же она право на личную жизнь!
  — И что?
  — Я улеглась в тени под перевернутым каноэ. Потом меня, наверно, разморило, а волны так ласково плескались, что я не заметила, как заснула.
  — И долго вы спали?
  — Проснувшись, я даже не поняла, сколько времени прошло.
  — Часов у вас не было?
  — Нет, конечно. Зачем мне часы, если я иду купаться?
  — И что дальше?
  — А дальше я вновь отправилась на поиски Нормы. Вернулась к тому месту, где мы расстались, но ее уже не было. Тогда я вернулась домой, вылезла из купальника, приняла душ и просто повалялась в свое удовольствие.
  — Долго?
  — Пока не приехали полицейские.
  — А Норма вернулась до того?
  — Ах, ну конечно.
  — Когда?
  — Примерно за полчаса до того, как нагрянули полицейские.
  — А где были вы, Норма?
  — Искала Миру. Меня замучила совесть. Я обошла весь пляж, искала ее, но так и не смогла найти. Да и знакомых никого не было. Я уже слегка огорчилась, что покинула своего симпатичного приятеля, поискала и его, но он тоже ушел. Тогда я решила, что с меня довольно, и пошла купаться одна. Наплававшись вдоволь, я вернулась домой, приняла душ и обменялась с Мириам несколькими теплыми словечками.
  — Вы что, выясняли, кто кого бросил?
  Она кивнула.
  — Вы рассказали все это полицейским?
  — Да.
  — Вы им сказали, сколько времени вы были с Реем Гири?
  — Я сказала, что не знаю. Ни у меня, ни у него не было часов.
  — Достаточно продолжительное время?
  — В общем, да.
  — А вы понимаете, девушки, — внушительно произнес я, — что каждая из вас вполне могла бы успеть съездить к Джерому Бастиону и укокошить его?
  — Что за глупости! — воскликнула Норма. — В жизни никогда бы этого не сделала.
  Мириам только хихикнула.
  — В полиции нам и так про это все уши прожужжали, — добавила Норма. — Вы зануда, Дональд.
  — Прошу прощения, что приходится снова говорить о неприятном.
  — Да уж, точно.
  — А ваша горничная, Мириам? — как бы вскользь спросил я. — Она ведь могла бы подтвердить ваше алиби. Она же, наверно, видела, как вы пришли, приняли душ, отдыхали?
  — Нет, Мицуи не было. Она уходила в магазин.
  — А когда она вернулась?
  — Незадолго перед Нормой.
  — Полицейские ее допрашивали?
  — Нет, не сумели. Как только полицейские вошли в переднюю дверь, она выскочила через заднюю.
  — И не вернулась?
  — Видимо, нет. Когда мы уезжали, ее нигде не могли найти. Мы хотели сказать ей, чтобы она оставалась и следила за порядком.
  — А как вы думаете, полицейские не могли схватить ее у задней двери и отвезти в управление?
  — Вряд ли. Они тоже ее искали.
  — Вы назвали им ее имя?
  — Конечно.
  — А адрес?
  — Адрес мы сами не знаем. Она просто приходит на день и уходит домой, а где она живет, мы не знаем.
  — Ничего, — сказал я, — они ее найдут, если очень захотят.
  — Такое впечатление, что они хотят.
  — Позвоните-ка сержанту Хуламоки, — предложил я Мириам. — Попросите его освободить поскорее вашу служанку. Скажите, что у вас сегодня званый обед и она вам нужна.
  — А если она у них и он ее действительно отпустит? Что мы будем делать с выдумкой про обед?
  — С удовольствием буду вашим гостем, — нашелся я. — Я не очень люблю обедать в ресторанах.
  — Какое благородство с вашей стороны! — проворковала Мириам.
  — А я могу позвать Рея Гири, — быстро вставила Норма, — и мы замечательно посидим вчетвером. Мира, давай!
  Мириам секунду поколебалась, но все же подошла к телефону, набрала номер полицейского управления, попросила сержанта Хуламоки и, когда тот подошел, сказала:
  — Сержант, это Мириам Вудфорд. Мне нужна была бы сегодня на вечер Мицуи. У меня гости к обеду. Не могли бы вы ее поскорее отпустить?
  Она помолчала, слушая его ответ.
  — У вас ее нет?.. Но я тогда не понимаю… Нет, я же вам говорила, у нас нет ее адреса… Да, понимаю… Да, я подожду.
  Некоторое время мы молча смотрели на Мириам, которая ждала продолжения разговора. Но вот она опять заговорила в трубку:
  — Да… Да, понятно… Хорошо, спасибо большое. Значит, вы надеетесь, что к обеду она сможет вернуться?
  Снова пауза.
  — Хорошо, я перезвоню вам, — сказала Мириам и повесила трубку.
  — В чем дело? — спросил я.
  — Сначала он сказал, что они не знают, где Мицуи, но как раз во время разговора ему передали сообщение, что Мицуи задержали. Она была за рулем автомобиля, который арендовал Джером К. Бастион.
  — Как удачно, что сообщение подоспело вовремя, — заметил я.
  — Вы что, думаете, это розыгрыш?
  — Нет, — ответил я. — Я думаю, что ее действительно задержали за рулем этого автомобиля.
  Мириам беспокойно посмотрела на меня.
  — Дональд, вы что-то знаете, а мне не рассказываете.
  — Я стараюсь помочь вам, Мира.
  — Может, вы и стараетесь, но все равно чего-то недоговариваете.
  — Ну, смотрите, — пояснил я. — Полиция обнаружила этот магнитофон. Они знают, что кто-то должен был с ним работать — менять бобины. Естественно, они должны допросить горничную. И вот теперь, очень кстати, ее находят за рулем автомобиля Бастиона.
  — Значит, — подхватила она, — установлена прямая связь между Мицуи и Бастионом. Теперь они узнают, кто тут установил магнитофон.
  — Но кроме того, — добавил я, — установлена прямая связь между Бастионом и вами.
  Она с досадой прикусила губу.
  — Что вы отвечали полицейским на вопросы про Бастиона?
  — Что ничего про него не знаю, что мне он совершенно незнаком.
  — Вы не говорили, что он пытался вас шантажировать?
  — Конечно, нет. Что я, дура, что ли, сама повесить на себя мотив для убийства?
  — Но если они сумеют доказать, что он пытался вас шантажировать, то тем самым докажут, что вы лгали.
  — Ну, поскольку Бастиона уже нет, им придется изрядно попотеть, чтобы что-нибудь доказать.
  — Слушайте, Мира, — сказал я, немного подумав. — Сегодня утром Мицуи ходила за покупками и долго отсутствовала. Что она в результате купила?
  Норма и Мириам переглянулись.
  — Мы не знаем.
  — Пойдемте-ка посмотрим, — предложил я.
  Мы тщательно обследовали холодильник и всю кухню. Никаких следов сегодняшних покупок Мицуи мы не обнаружили.
  — Отлично, — сказал я. — Это необходимо запомнить.
  — Но она же не была одета в купальник, — растерянно проговорила Мириам.
  Мы тем временем вернулись в спальню.
  — По показаниям Бикнела, девушка, которую он видел, возможно, была совершенно голая. Хитрая бабенка могла сбросить с себя всю одежду. Тогда, если бы на нее попало хоть пятнышко крови, она могла бы вернуться домой и смыть его. А вот на одежде — совсем другое дело: пятна крови очень трудно отмываются.
  — Ну конечно! — воскликнула Мириам. — В этом-то все и дело! Интересно, додумается ли до этого полиция?
  — Полиция-то, конечно, додумается, — сказал я, — но может оказаться очень полезным, если вы еще разок позвоните своему другу сержанту Хуламоки и скажете, что хотели бы переговорить с Мицуи. Это очень важно и вы должны поговорить с ней сразу же, как только ее привезут на допрос.
  — И он что, позволит ей позвонить мне?
  — Господи, конечно, нет! Он спросит вас, что именно вы хотите ей передать, и скажет, что сам передаст ей сообщение.
  — И что мне ему сказать?
  — Попросите узнать, куда она дела продукты, которые ходила покупать сегодня утром. Вам не из чего готовить обед.
  Лицо Мириам расплылось в улыбке.
  — Теперь понятно, — обрадованно проговорила она. — Другими словами, я эту идею преподнесу ему прямо на блюдечке.
  Я кивнул и поднялся — мне пора было заняться другими делами.
  — Послушайте, Дональд, вы же придете вечером, правда? И мы славно, уютно посидим пообедаем. Рей Гири вам понравится, вот увидите, — пригласила меня Норма.
  — А если Мицуи не появится? — поинтересовался я. — Скорее всего, так ведь и будет.
  — Ну и не надо. Все равно приходите. Мы с Мирой можем приготовить…
  — Ты с кем? — переспросила Мириам.
  — С тобой, — повторила Норма.
  Мириам отчаянно затрясла головой.
  — Ты можешь делать для своего приятеля что хочешь, но чтобы я из-за кого-нибудь стала возиться на кухне, мыть грязную посуду и готовить этот самый уютненький обед при свечах — нет, этому не бывать!
  Лицо Нормы помрачнело.
  — Зато, — добавила Мириам, обернувшись ко мне, — вы, Дональд, можете пригласить нас пообедать у «Лао Ючжэ».
  — Всех троих? — уточнил я.
  Норма задумалась.
  — Ладно, — сказала она наконец с некоторым вызовом. — Раз уж на то пошло, Мира, ты, наверно, права. Ты можешь разрешить Дональду пригласить себя, а я разрешу Рею пригласить меня.
  — А он об этом знает? — спросила Мириам.
  — Конечно, нет, — без тени смущения ответила Норма. — Я сейчас позвоню ему и приглашу на обед, а потом в последнюю минуту сообщу, что полиция задержала нашу служанку и все отменяется. Естественно, он должен будет поступить как настоящий джентльмен.
  Я не мог удержаться от смеха.
  — Боже, какими неизведанными гранями открывается для меня женщина! Имеет ли простой смертный хоть один шанс устоять против такой техники?
  — Никогда, Дональд, — многозначительно глядя на меня, изрекла Норма, — ни одного шанса он не имеет; и чем быстрее вы это поймете, тем лучше для вас.
  Глава 15
  Я позвонил в кассу авиакомпании и спросил, нельзя ли как-нибудь попасть на ночной рейс на континент. Мне улыбнулась удача: одно свободное место на ночной рейс еще оставалось, и я его быстренько сцапал. Когда меня попросили назвать имя, я ответил: «Сидней Селма», после чего спустился и выкупил билет.
  Если я действительно полечу на этом самолете, рассуждал я, то смогу полететь и под фамилией Селма. Если же полиция контролирует вылет пассажиров, то они будут знать, что Сидней Селма собирается срочно слинять из Гонолулу. Более того, я даже не был уверен, что это последнее свободное место не ловушка. Не исключено, что полиция специально оставила его, чтобы посмотреть, кто на него позарится.
  Примерно через час в моем номере раздался телефонный звонок. Я снял трубку; это была Мириам Вудфорд.
  — Дональд, не могли бы вы зайти к нам? — попросила она.
  — Когда?
  — Прямо сейчас.
  — Что случилось?
  — Вернулась Мицуи, — объяснила Мира. — С ней сержант Хуламоки и еще один полицейский.
  — Сейчас буду, — ответил я и поспешил в квартиру Мириам.
  Не похоже, чтобы сержант Хуламоки сильно мне обрадовался.
  — Вы ведь не адвокат, Лэм? — спросил он.
  — Да вроде нет.
  — И лицензии на деятельность в Гонолулу у вас нет?
  — Нет.
  — Какой же у вас интерес к этому делу?
  — Я хочу его распутать.
  — Вы работаете на Мириам Вудфорд?
  — Как я уже говорил, она не платит мне ни цента.
  — Это я хочу, чтобы он был здесь, — вмешалась Мириам.
  — Зачем?
  — Я считаю, что он сумеет разобраться в этом деле.
  — Ну ладно, господа хорошие, — решился сержант Хуламоки. — Тогда карты на стол! При обыске мы нашли здесь микрофон, вон за той картиной, а от него — провода к магнитофону, спрятанному на крыльце служебного входа. И еще, кто-то должен был менять кассеты на этом магнитофоне каждые шесть часов. Очевидно, — продолжал он, увидев, что все молчат, — этот человек должен был иметь свободный доступ к магнитофону так, чтобы ни у кого не возникало подозрений. И мы подумали, что это могла быть Мицуи.
  — Ни про какой магнитофон я ничего не знаю, — произнесла Мицуи.
  — Поэтому, — продолжал сержант Хуламоки, — мы отдали приказ задержать Мицуи. Еще раньше мы объявили розыск второй машины, арендованной Бастионом. — Он снова сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. — Как вы знаете, у него было две машины.
  — Да, теперь я знаю.
  — Дальше. Мы прочесали дом Бастиона самым частым гребешком в надежде найти что-нибудь важное.
  — Нашли? — спросил я.
  — Действительно, — продолжал он, не обращая внимания на мой вопрос, — среди найденного в его доме было несколько кассет с кинопленкой, но не было кинокамеры. Это нас насторожило, потому что все остальное было вроде бы на месте. Зато мы обнаружили замечательный тайник. В одной из книг, стоявших в шкафу, страницы были вырезаны так, что в ней как раз могла бы поместиться такая кинокамера.
  — Неужели? — вежливо переспросил я.
  — Вы ничего не можете сказать по этому поводу, Лэм? — повернулся он ко мне.
  — Можете устроить у меня обыск, — ответил я.
  — Не беспокойтесь, понадобится — устроим, — зловеще заверил он и, помолчав немного, продолжал: — Так вот, когда мы задержали вторую машину Бастиона, выяснилось, что за рулем сидит не кто иной, как Мицуи, а в бардачке лежит искомая кинокамера.
  — Я ничего не знаю, — снова повторила Мицуи.
  — Каким образом вы оказались за рулем этой машины?
  — Ее для меня взяли напрокат.
  — Кто?
  — Один знакомый.
  — Какой знакомый?
  — Мой приятель.
  Сержант Хуламоки обернулся к Дейли — полицейскому, производившему обыск у Мириам, — и спросил его:
  — Вы осмотрели эту квартиру, Дейли?
  — Мы осматривали вдвоем с помощником.
  — Все осмотрели, без исключения?
  — Ага.
  Сержант Хуламоки снова перевел на Мицуи свой испытующий взгляд.
  — Представляется мне, — задумчиво произнес он, — что эта женщина работала на Бастиона, и дело касалось присутствующей здесь миссис Вудфорд. А потом что-то в этом деле не заладилось. И вот сегодня утром какая-то женщина проникает в дом Бастиона, сбрасывает с себя одежду и пускает в ход пистолет. — Говоря все это, он продолжал прищурившись смотреть на Мицуи. Потом вдруг резко обернулся к Дейли: — Так вы говорите, все здесь осмотрели?
  — Да, все, — подтвердил Дейли.
  — Ладно, теперь я сам посмотрю, — сказал сержант.
  — Вот именно от этого я и предостерегал, — вмешался я. — Я попросил Дейли провести обыск так, что если потом что-нибудь обнаружится, то…
  — Знаю, знаю, мы оба ему это говорили.
  — Я так и сделал, — обиженно заявил Дейли.
  — И все же я хочу кое-что осмотреть, — сказал сержант Хуламоки и двинулся в ванную.
  Я пошел вслед за ним.
  — В чем дело? — спросил он.
  — Вы ведь считаете возможным меня подозревать, — сказал я.
  — У меня работа такая — всех подозревать.
  — Вот и я подозреваю вас. У меня тоже такая работа.
  — Чего вы боитесь?
  — Вы можете что-нибудь подложить.
  — Это я-то могу подложить?
  — Да, вы.
  — Что, например?
  — Например, пистолет.
  — Знаете что, Лэм? — не выдержал он. — Врезать бы вам как следует, чтоб знали, как себя вести.
  — Вы, конечно, можете и врезать, — тихо сказал я. — Тогда я тем более буду подозревать, что вы собираетесь подложить пистолет.
  — Ну ладно, — он вдруг сразу остыл, — пойдем посмотрим вместе.
  В ванной он открыл шкафчик-аптечку, потом залез на стул и осмотрел крышку шкафчика. Опустился на четвереньки и посветил карманным фонариком во все углы. Спустил воду в туалете. Заглянул в корзину с грязным бельем. Выдвинул ящики и аккуратно вынул все полотенца и туалетные принадлежности.
  Затем, постояв несколько секунд в задумчивости посреди ванной, он подошел к туалету и стал снимать разные мелочи с фарфоровой полочки, устроенной наверху сливного бачка. Сняв все, он поднял крышку бачка и тут же чуть не уронил ее.
  — Господи! — воскликнул он. — Поглядите-ка сюда, Лэм.
  Я подошел и заглянул через его плечо. В бачке на самом дне лежал пистолет.
  — Этого-то я и боялся, — проговорил я.
  — Черт возьми! — сказал он. — Но не я же его сюда сунул. Я и близко не подходил к этому месту.
  — Кто же его мог подложить? — сказал я.
  — Одно из трех, — предположил он. — Мицуи, Мириам Вудфорд или Норма Радклиф.
  — Не только, — возразил я.
  — А кто еще?
  — Любой, кто сумел бы проникнуть внутрь через заднюю дверь, мог его сюда подбросить. Вот что получается, если недостаточно тщательно проводить обыск.
  — Погодите-ка минутку, — сказал Хуламоки и крикнул: — Дейли, зайдите сюда, — после чего накрыл бачок крышкой.
  В дверях появился Дейли.
  — Слушаю, сержант.
  — Вы здесь смотрели?
  — Конечно, — ответил Дейли.
  Сержант Хуламоки внимательно на него посмотрел.
  — Подойдите-ка сюда. Я хочу вам кое-что показать.
  — Минутку, — запротестовал я. — Я хочу задать ему один вопрос.
  — Нет, — отрезал Хуламоки, — это мое дело. Дейли, взгляните-ка.
  С этими словами он снял крышку с бачка.
  — Видите этот пистолет?
  — О господи! Вижу. — У Дейли от удивления отвисла челюсть.
  — Вы заглядывали сюда при обыске?
  Совершенно удрученный Дейли отрицательно покачал головой.
  — Почему? — спросил я.
  — Мне и в голову не пришло, — выпалил он.
  Я высказался о его голове одним крепким кратким словцом и вышел из ванной. Мириам Вудфорд вопросительно взглянула на меня.
  — Это провокация, — быстро сказал я. — Ничего не говорить, на вопросы не отвечать. То же самое относится к вам, Норма.
  — А ко мне? — спросила Мицуи, подняв на меня взгляд своих непроницаемых японских глаз. Личико у нее было безмятежное, как цветок лотоса.
  — Об этом спросите свою совесть, — ответил я ей, — если, конечно, она у вас есть. — Потом добавил: — Вам стоит только еще что-нибудь присочинить про Бастиона — и вы получите на свою голову обвинение в убийстве.
  Сержант Хуламоки и Дейли не выходили из ванной добрых минут пять. Когда наконец они появились, пистолет был уже аккуратно завернут, видимо, в надежде снять с него отпечатки пальцев, когда он высохнет. И я, и они сами прекрасно понимали бессмысленность этой процедуры, так что все это делалось лишь для проформы.
  — Мне очень жаль, Лэм, что так получилось, — сказал сержант.
  — Это я понимаю.
  — Вы, конечно, считаете, что пистолет подложили?
  — Конечно.
  — Чем вы это докажете?
  — Ничем! Это вы попробуйте доказать обратное, — парировал я.
  Он выразительно посмотрел на Дейли и пробормотал:
  — Тысяча чертей!
  — Мне и в голову не приходило, что там может быть тайник, — оправдывался Дейли. — Я думал, крышка вообще не поднимается. Во всех других местах я посмотрел, сержант, это точно.
  — Иными словами, — сказал Хуламоки, — вы посмотрели во всех местах, кроме того, где лежал пистолет.
  — Кроме того места, куда впоследствии был подброшен пистолет, — поправил я. — Хорошо же вы готовите ваших сотрудников, сержант.
  — Я хорошо готовлю своих сотрудников, — зло ответил Хуламоки. — У меня хорошие сотрудники, и я хорошо их готовлю.
  — Оно и видно.
  — Все делают ошибки.
  — Но некоторые чаще, чем другие.
  — Слушайте, Лэм, я, пожалуй, обойдусь без ваших замечаний.
  — Теперь — конечно, обойдетесь, — не удержался я.
  Его лицо потемнело от злости.
  — Сержант, — возник Дейли, — одно ваше слово — и я скручу его в бараний рог.
  Хуламоки отрицательно покачал головой.
  — С ним мы еще разберемся, — сказал он. — Мне кажется, он что-то знает.
  — Наверняка что-то знает! — подхватил Дейли.
  — К сожалению, не могу ответить вам тем же комплиментом, — злорадно ответил я, обернувшись к Дейли.
  Тот угрожающе двинулся ко мне.
  — Дейли! — окликнул его сержант, и тот застыл на месте.
  Хуламоки перевел взгляд на Мицуи.
  — Сегодня утром вы якобы ходили за покупками, — сказал он. — На самом же деле вы сели на автобус и поехали на Кинг-стрит, где у вас стоял автомобиль. Вы вышли из автобуса и сели в этот автомобиль.
  Лицо ее оставалось неподвижным, однако глаза заметались из стороны в сторону, как мышки в клетке.
  — Кое-что мы все-таки умеем! — самодовольно продолжал Хуламоки. — Мы поговорили со всеми водителями автобусов, выезжавшими сегодня утром на линию, и один из них вас узнал. Более того, он сказал, что вы всю неделю выходили на этой остановке и садились в автомобиль.
  — Разве это нарушение закона — ездить в автомобиле? — с невинным видом спросила Мицуи.
  — Все дело в том, кто для вас его арендовал.
  — Мой приятель.
  — Значит, Бастион был вашим приятелем?
  Она задумалась.
  — Так был или нет?
  — Нет, — ответила она.
  — Видимо, просто дал вам этот автомобиль из солидарности с угнетенным рабочим классом, так? — спросил Хуламоки.
  Мицуи молчала, снова надев на себя маску ничего не понимающей восточной женщины; казалось, эту броню невозможно пробить никакими хитроумными вопросами. Но сержанта Хуламоки это не смутило — видимо, опыт работы с восточными молчальниками у него был.
  — Если вы не скажете правду, я вас арестую.
  Сержант молча смотрел на Мицуи; она тоже подняла на него глаза, и в комнате повисла напряженная тишина.
  Мицуи сидела неподвижно, как статуя, но глаза ее снова забегали. Она всячески старалась избегать пытливого взгляда Хуламоки, а он все смотрел и смотрел на нее, ни на секунду не ослабляя психологического давления. Все остальные тоже молчали.
  Потом сержант глянул на свои часы и вновь на Мицуи. Он не говорил ни слова о том, сколько времени дает ей на размышление, лишь показывал это всем своим поведением. Сидел он в свободной позе, не выказывая ни вражды, ни дружелюбия. Было ясно, что он просто полицейский, который несет свою службу — спокойно, без грубостей, но при необходимости будет действовать очень быстро и жестко.
  Такого напряжения Мицуи выдержать не могла.
  — Я буду говорить, — сдалась она.
  — Говорите, — сказал Хуламоки.
  — Неделю с небольшим назад этот человек пришел ко мне, — начала она.
  — Кто?
  — Он сказал, что его фамилия Бастион.
  — Что ему было нужно?
  — Некоторые услуги.
  — Сколько он вам обещал?
  — Сто долларов каждую неделю.
  — Что вы должны были сделать?
  — Впустить его в дом, когда госпожи не будет.
  — И вы это сделали?
  — Сделала.
  — А что сделал он?
  — Просверлил дырку в стене, вставил микрофон, протянул провода. Он велел вымести осыпавшуюся штукатурку и привести все в порядок, чтобы никто ничего не заметил.
  — И вы это сделали?
  — Сделала.
  — Что дальше?
  — Он установил записывающую машину и показал мне, как менять катушки. Каждые шесть часов надо было менять катушки.
  — И это вы делали?
  — Делала.
  — Куда вы девали пленки, которые записывали?
  — Клала в свою сумку.
  — А потом?
  — Отвозила их мистеру Бастиону.
  — И что он с ними делал?
  Она пожала плечами.
  — И Бастион предоставил вам автомобиль?
  — Да, чтобы я могла быстро привозить ему пленки.
  — А камеру?
  — Про камеру я ничего не знаю.
  — Кто еще знал, что Бастион дал вам автомобиль?
  — Никто не знал.
  — Что еще вы делали для Бастиона?
  — Больше ничего.
  — Он заплатил вам?
  — Два раза.
  — Два раза по сто долларов?
  — Да.
  — Вы слушали разговоры, которые здесь велись? Запоминали имена людей?
  Мицуи кивнула.
  — И докладывали Бастиону?
  Она снова кивнула.
  — Куда вы ездили сегодня утром?
  — За покупками.
  Сержант покачал головой:
  — Вы только собирались, но поехали совсем не туда. Что-то заставило вас изменить планы. Что именно?
  — Я ездила за покупками.
  — Допустим. И что же вы купили?
  — Я купила кофе, — ответила Мицуи после небольшой паузы. — Я купила…
  — Кофе вы купили вчера, — вмешалась Мириам.
  Мицуи снова замолчала.
  — Так что же вы купили сегодня? — переспросил сержант Хуламоки.
  Мицуи беспомощно посмотрела на Мириам Вудфорд, потом на сержанта.
  — Что вы купили?
  — Я не могу вспомнить.
  — Куда вы ездили?
  — На рынок.
  — Для чего?
  — Покупать продукты.
  — Какие?
  Она молчала.
  — Мицуи, вы знаете человека по имени Сидней Селма? — спросил я.
  Она резко обернулась ко мне, ноздри ее трепетали, а лицо перекосила гримаса ненависти. Сержант Хуламоки прищурился.
  — Так вы знаете Сиднея Селму? — переспросил он.
  Ее лицо снова стало бесстрастным.
  — Нет, — ответила она.
  Сержант Хуламоки поднялся со стула.
  — Ладно, Мицуи, вы поедете со мной. Я задерживаю вас до тех пор, пока с этого пистолета не снимут отпечатки пальцев.
  — Еще можно снять отпечатки с крышки бачка, — вставил я.
  — Там в любом случае могут быть отпечатки ее пальцев. А также пальцев миссис Вудфорд и Нормы Радклиф. Это ничего не дает. Поехали, госпожа Мицуи!
  Глава 16
  Я ждал Реймонда Л. Гири долго, невыносимо долго. Поселился он в одной из самых дешевых гостиниц, вдалеке от пляжа.
  Когда он наконец появился, я выдержал небольшую паузу — зачем ему знать, что я его ждал? — потом поднялся следом и постучал.
  Он открыл дверь, очевидно ожидая увидеть коридорного. Посмотрел на меня и сказал:
  — Привет! Мы, кажется, виделись — вы приплыли на том же пароходе, что и я.
  — Верно. Я бы хотел с вами поговорить.
  — Прошу. — Он был сама учтивость.
  На дипломатичные выкрутасы времени у меня не было, однако несколько вопросов для разгона я все же задал.
  — Как вам отдыхается?
  — Отлично.
  — Купались?
  — Конечно.
  Я огляделся вокруг и спросил, словно это неожиданно пришло мне в голову:
  — Недавно пришли?
  — Да, только что, — ответил он. — Совершил тур по острову. На автобусе, — добавил он и усмехнулся. Открыв сумку, он достал и показал мне с полдюжины фотокассет и дешевый фотоаппарат.
  — Мне хотелось бы с вашей помощью прояснить несколько важных деталей, — сказал я без дальнейших обиняков.
  — Каких?
  — Вы ведь знакомы с Нормой Радклиф — она была на корабле вместе с нами?
  Он замер на месте, словно изваяние, уставившись на меня.
  — Да.
  — Сегодня утром вы вместе были на пляже.
  — Верно.
  — Вы не можете сказать точнее, какое именно это было время?
  — А что?
  — Это могло бы помочь ей в одном деле.
  Он снова внимательно посмотрел на меня.
  — Вы ее родственник?
  — Нет.
  — Вы случайно не ее муж?
  — Нет.
  — Но это она прислала вас ко мне?
  — Нет.
  — В чем же тогда дело?
  — Я просто пытаюсь выяснить кое-какие детали.
  — Вы так близко общались с Нормой на корабле, — сказал он, — что я даже подумал, не едет ли она за ваш счет.
  — Это вы неправильно подумали. До «Лурлайна» мы с ней никогда не встречались.
  — Тогда какая вам разница, сколько времени она провела со мной утром на пляже?
  — Лично для меня это никакого значения не имеет. Но это имеет некоторое значение для нее.
  — Почему?
  — Есть обстоятельства, в силу которых нам важно точно установить время.
  — Кому это «нам»?
  — Нескольким заинтересованным лицам.
  Он опустился на стул и сказал:
  — Надо же, как любопытно! Да вы садитесь. Как вас зовут?
  — Лэм. Дональд Лэм.
  — Очень, очень любопытная ситуация, — повторил он.
  Я не смог удержаться от смеха.
  — Да нет, это обычное дело. Так случилось, что по некоторым причинам личного характера Норма пытается уточнить время событий и заручиться свидетельствами.
  — По причинам личного характера, вы говорите?
  — Совершенно верно.
  Несколько секунд он напряженно обдумывал мои слова, потом неожиданно сказал:
  — А знаете, я ведь уже один раз был в морском круизе вместе с Нормой.
  — Правда?
  — Хотя она меня не запомнила, — добавил он.
  Я промолчал.
  — Она плавала с каким-то богатым плейбоем, который оплачивал все ее расходы и близко никого к ней не подпускал. А мне она очень понравилась.
  Я снова счел за благо промолчать.
  — Но у меня нет денег, чтобы тратиться на женщин, — признался он. — То немногое, что у меня есть, я трачу на себя. А я очень люблю ездить по разным странам — узнавать, как живут люди, что там происходит, ну и все такое прочее. И денег у меня как раз хватает на такие путешествия — скромные, тщательно спланированные, без лишних затрат.
  Я по-прежнему не произносил ни слова.
  — Такие девушки, как Норма, — продолжал он, — не смотрят на молодых людей, тщательно планирующих свой скромный бюджет. Они нас сразу распознают, поверьте моему опыту!
  — И как же?
  У него вырвался нервный смешок.
  — Начиная с номера каюты — нехорошо, если она будет на палубе «Е», — и кончая возможностью или невозможностью появляться перед обедом в коктейль-баре. Поймите меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что Норма — вымогательница; но несомненное пристрастие к богатым у нее есть. А сегодня утром ей просто нечего было делать. Она мне нравится, — признался он после паузы. — Очень нравится. И у меня такое чувство, что и я мог бы ей понравиться, если бы имел деньги. Но такие девушки просто не могут позволить себе ждать. У меня есть определенные цели в жизни, и у Нормы есть определенные цели, и цели эти разные. — И он снова невесело рассмеялся.
  — Вы так и не ответили на мой вопрос, — напомнил я.
  — Верно, так и не ответил.
  Тут, как назло, зазвонил телефон. Но Гири все же высказался, причем в голосе его появился оттенок враждебности.
  — А вы путешествуете в отдельной каюте, на палубе «А», ни в чем себе не отказываете, хотя вроде на плейбоя не очень похожи. Вы…
  Телефон продолжал звонить; он прервал фразу на полуслове и снял трубку. Я, конечно, слышал только то, что говорил он.
  — Хэлло!.. Да, это Реймонд Гири… Не понял… Кто это?.. А-а, понятно, сержант. Да, я с ней знаком… Да, были… Убийство?.. Вот так так!.. Раз такое важное дело, сержант, я хотел бы немного собраться с мыслями. Я… Да… Да, я хотел бы как следует восстановить события. Да… Я вскоре… У меня тут сейчас один приятель. Я могу перезвонить вам через десять минут?.. Да, отлично… Хорошо, я записываю номер… Спасибо большое! До свидания. — Он нацарапал номер телефона на листке блокнота и обернулся ко мне. Лицо его расплылось в широкой улыбке. — Вот так та-ак! — буквально пропел он.
  Я молчал. Он подошел ко мне и со значением пожал руку.
  — Чрезвычайно рад был познакомиться с вами, Лэм. Большое вам спасибо, что зашли. Но сейчас должен перед вами извиниться. У меня вечером ответственная встреча. Очень ответственная встреча, можно сказать, долгожданная.
  — Прошу прощения, я не знал, что вам срочно нужно заняться выходным туалетом, — попробовал съязвить я.
  — Я очень тороплюсь, потому что должен как следует подготовиться к встрече. — Улыбка так и не сходила с его лица. — Похоже, Реймонд Гири вытянул неплохую карту, а?
  — Какую карту?
  — Ключевого свидетеля в деле об убийстве. Понимаете, Лэм, такая девушка, как Норма, сейчас ни за что не обратит на меня внимание. Вот когда у меня вырастет второй подбородок и большой живот, а вместе с ними и счет в банке, и я смогу ездить в круизы, тогда конечно… Но к тому времени, боюсь, Норма уже котироваться не будет. А будет другая молоденькая девушка, точь-в-точь как Норма на нашем корабле, — с отличной фигурой и быстрыми глазками, умеющая улыбнуться кому надо и при определенных условиях оказаться вполне доступной. Мне нужны были деньги, Лэм, много денег, — продолжал он. — И вдруг старина Реймонд оказывается основным свидетелем! Поймите меня, Лэм, я против вас ничего не имею. Каковы ваши интересы в этом деле, я не знаю и знать не хочу. Но вы хотели получить от меня информацию просто так, задаром. А теперь, когда вы отсюда уберетесь, я позвоню Норме и назначу ей свидание на вечер, а также и на завтрашний вечер, и на послезавтрашний. Да, Лэм, мне здесь будет чем поживиться.
  — Значит, уточнить время, в которое Норма была с вами, вы не можете?
  — Не сейчас, Лэм, не сейчас! Через десять минут я должен позвонить сержанту Хуламоки и что-нибудь ему сказать. Меня ждут напряженные десять минут. Я должен переговорить с Нормой, посовещаться с ней. Может быть, после этого мы сможем гораздо лучше ориентироваться во времени. Конечно, человеку, идущему на пляж купаться, наручные часы ни к чему; поэтому, чтобы восстановить цепочку событий, мне понадобится определенное время. Я так и скажу сержанту Хуламоки. Скажу, что мне нужно расспросить нескольких человек, которые смогут мне помочь. Но вы, Лэм, к сожалению, к их числу не принадлежите. Там, на корабле, вы действовали так, как считали нужным. Мне оставалось только с завистью наблюдать, как Норма буквально прилипла к вам. Мне даже сказали, что она приплатила палубному стюарду, чтобы он переставил ее шезлонг — отвел место рядом с вами. Это значит, что человек, сидевший рядом с вами, должен был ни с того ни с сего пересаживаться на ее место. Конечно, я подумал, что вы богатый плейбой. Я и сейчас не передумал. Мне кажется, что вы хотите сыграть роль рыцаря в блестящих доспехах, спасающего Норму от ужасного обвинения в убийстве. Ну-ну! — И он снова усмехнулся.
  Я ответил ему любезной улыбкой и предупредил:
  — Имейте в виду, что телефон Нормы может прослушиваться. Так что не слишком искушайте судьбу.
  — О, не беспокойтесь, — ответил он. — Могу вас уверить, Лэм, этого не случится. Мне очень подходит эта девушка, и, будь у меня деньги, я бы ей тоже очень подошел. Я в этом совершенно уверен. А теперь у меня есть кое-что даже лучше денег. Я и представления не имел, что на свете бывает что-нибудь лучше денег. Так что всего наилучшего, Лэм. У меня очень много дел, да и вас я не смею задерживать. Большое спасибо, что зашли.
  Я встал и направился к выходу.
  — Кстати, — сказал я в дверях, — по-моему, вы лично действительно Норме нравитесь.
  — Спасибо. Большое спасибо, Лэм. Как видите, все к лучшему.
  — Ну что ж, желаю удачи.
  — Я постараюсь, — ответил он. — Всего доброго, Санта-Клаус!
  Закрывая за собой дверь, я все еще видел на его лице довольную улыбку.
  Глава 17
  Вернувшись к себе в отель, я узнал, что мне каждые пятнадцать минут звонил Стефенсон Д. Бикнел. Он велел передать мне, чтобы я связался с ним немедленно, как только приду.
  Я позвонил ему. В голосе его звучало нетерпение.
  — Вас совершенно невозможно найти, Лэм! — сердито воскликнул он.
  — Я отсутствовал по делам.
  — Это ваш вечный ответ! Вы можете придумать что-нибудь получше? Я привез вас сюда с определенной целью! — не утихал он.
  — Я помню. Именно поэтому я и отсутствовал.
  На несколько секунд воцарилось напряженное молчание, после чего он продолжал уже значительно более мягким тоном:
  — Простите, если я чересчур резок, Лэм, но мои нервы на пределе. Не зайдете ли вы ко мне? Тут сидит Берта, и мы очень хотели бы посовещаться. Я боюсь, что наши дела плохи.
  — Сейчас приду.
  Я повесил трубку и отправился в «Ройял Гавайян». Едва я зашел в номер, как сразу же заметил, что Бикнел прилично выпил. Что касается Берты, то неприязненное выражение ее лица свидетельствовало о том, что на сегодня Бикнел уже исчерпал ее лимит терпения.
  — Садитесь, — пригласил Бикнел.
  Я пододвинул себе стул.
  — Нам нужно действовать очень быстро, — начал Бикнел, — чтобы имя Миры избежало весьма неприятной огласки.
  Я видел, что ему нужно выговориться, и решил предоставить эту возможность.
  — После того как нашли этот пистолет, — продолжал Бикнел, — ситуация резко изменилась. Получается, что подозрение падает на трех женщин — Миру, Норму и Мицуи.
  — Норму надо вычеркнуть.
  — Что? — Он посмотрел на меня с недоумением.
  — Вычеркнуть.
  — Слушайте, Лэм! Вас наняли для того, чтобы вы защищали интересы Мириам Вудфорд. Вы не можете не понимать, что если мы вычеркнем любую из двух других женщин, то это сильно ухудшит шансы Миры. И тем не менее вы…
  — Я говорю, что Норму надо вычеркнуть, — повторил я, — не из-за сочувствия или особого отношения к ней, а опираясь на голые, неумолимые факты. Из-за них я и отсутствовал: я пытался переговорить с одним человеком, способным обеспечить Норме алиби, до того, как он узнает, о чем идет речь. К сожалению, как раз в середине нашего разговора ему позвонил сержант Хуламоки и…
  — Обеспечить Норме алиби? — переспросил Бикнел.
  — Да, такой человек есть, — ответил я.
  — Как его зовут? — спросила Берта.
  — Реймонд Гири. Он плыл с нами на корабле. Это скромный, экономящий на всем отпускник, он путешествует из любопытства и интереса, живет в отеле вдали от берега, ездит по острову на автобусах. Сегодня утром он был на пляже, встретил Норму, и они очень мило беседовали.
  — Долго? — спросил Бикнел.
  — Именно это я у него и выяснял, — ответил я, — когда позвонил сержант Хуламоки и расстроил мне всю игру.
  — Не понимаю, какое это имеет значение? — проворчал Бикнел.
  — Раньше Рей Гири считал, что в игре за благосклонность Нормы, где козыри — звонкие бубны, он имеет на руках только несколько мелких червей. А теперь вдруг понял, что у него все четыре туза.
  — И ты считаешь, что Норма на него поставит? — спросила Берта.
  — Насчет Нормы не беспокойся, — рассмеялся я. — Конечно, они с Мирой закадычные подружки, но дружба дружбой… Если у Нормы будет шанс заполучить надежное алиби на то время, когда произошло убийство, то можешь спорить на что хочешь — она его получит. Скорее всего, уже получила.
  — Неужели этот Рей Гири действует так быстро?
  — Да, именно так.
  — Это еще больше усложняет нашу ситуацию, — сокрушенно произнес Бикнел.
  — А я и не спорю.
  — И этому никак нельзя помешать?
  — Не знаю. Если бы сержант Хуламоки задержался со своим звонком хоть на пять минут, я узнал бы, как было на самом деле. Узнаем ли мы это сейчас — большой вопрос.
  — Вот черт! — в сердцах воскликнула Берта.
  — В какое время произошло убийство? — спросил я.
  — Мы приехали туда примерно в десять сорок, — ответил Бикнел. — Убийство должно было произойти за две-три минуты до этого, не больше. Женщина, совершившая убийство, бегала по комнате и что-то искала.
  — Полиции это известно?
  — Да, конечно. Более того, они это проверили. Патологоанатом установил, что убийство было совершено не более чем за час до его приезда.
  — А когда он приехал?
  — Где-нибудь в пятнадцать минут двенадцатого, — ответил Бикнел.
  — Стало быть, остаются Мицуи и Мира.
  — Я очень долго думал обо всем этом. Мне кажется, я мог бы сообщить новые важные сведения.
  — Какие?
  — Я все время старался восстановить в памяти то, что видел, — сказал Бикнел, — и теперь я убежден, что ноги этой девушки были естественного коричневого цвета.
  — Но ведь Мириам все время ходит на пляж и успела приобрести отличный загар, — заметил я.
  — Да знаю я, знаю, — нетерпеливо проговорил он, — но это совсем другое. Мириам ведь носит купальник; на ногах у нее, конечно, прекрасный загар, но вот… верхняя часть… э-э…
  — Задница, — подсказала Берта, слушавшая его с большим интересом.
  — Совершенно верно, — обрадовался Бикнел. — Э-э… эта часть тела должна была быть белой, абсолютно белой. А я чем больше вспоминаю, тем больше уверен, что эта девушка была голая и ничего белого в… э-э… верхней части ног, или, как выражается миссис Кул, на заднице, у нее не было.
  — Вы не говорили об этом сержанту Хуламоки на допросе? — спросил я.
  — Нет.
  — Почему?
  — Все произошло так внезапно. Я не мог как следует собраться с мыслями.
  — Это понятно, — сказал я. — Но зато потом у вас было достаточно времени, чтобы собраться с мыслями. Ведь вы заинтересованное лицо. Вы явно защищаете Мириам Вудфорд, даже потратили три тысячи долларов на то, чтобы спасти ее от какой-то неизвестной опасности. Вы пристрастны, поэтому все эти ваши свидетельства не так уж много стоят. — Я даже пальцами прищелкнул для убедительности.
  — Что-то не нравятся мне ваши речи, Лэм, — снова угрожающе заговорил Бикнел.
  — Я и не рассчитывал, что они вам понравятся, — ответил я. — Если вам нужны пустые заверения, то я могу сесть рядом, потрепать вас по плечику, напустить розовых соплей, и вы будете считать, что все идет замечательно. И накинете нам премиальные. А потом столкнетесь с грубой реальностью и получите по морде. Так что выбирайте, что вам милей: поиски реального выхода или приятный треп.
  Бикнел гневно глянул на меня, но я понял, что главное до него дошло.
  — Есть еще один вариант, который, по-моему, стоит предложить полицейским, — сказал я. — Ведь этот Бастион был шантажистом-профессионалом. Он на этом карьеру сделал. Он наверняка хорошо умел собирать «взрывчатые» материалы, которые можно использовать для шантажа, и хранил у себя дома какой-то «арсенал».
  — Продолжайте, — заинтересовался Бикнел.
  — На каждую из его жертв падает подозрение в убийстве, — продолжал я. — Мы, конечно, можем искать его жертвы до конца жизни и так и не найти; но если бы мы смогли заполучить что-нибудь из этих материалов, то с их помощью вышли бы и на других его «клиентов».
  — Очень, очень разумно, Дональд! — Бикнел даже облизал пересохшие губы.
  — Теперь подумаем, почему Бастион арендовал коттедж. Мне кажется, на то были особые причины. Я думаю, что он вряд ли приехал в Гонолулу из-за одной Мириам; скорее всего, хотел убить сразу нескольких зайцев.
  — Честное слово, Дональд, — воскликнул Бикнел, — котелок у вас варит!
  — Я не верю в то, что Мириам его убила. Не верю и в то, что это сделала Норма. Я сомневаюсь и в том, что это дело рук Мицуи, хотя здесь ручаться нельзя. Очевидно лишь то, что именно Мицуи подбросила пистолет. Кто-то дал ей этот пистолет и велел его подбросить. Если мы выясним, кто это, то найдем и нужного нам убийцу.
  Бикнел оторвался от стула, подошел ко мне и пожал руку, соблюдая, правда, обычную для него осторожность. А Берта аж вся сияла от гордости.
  — Значит, — сказал я, — нужно сконцентрироваться на Мицуи. Здесь мы полицию опережаем. Они ведь должны проверять подозрения и насчет Нормы, и насчет Мириам. А мы срежем угол, поскольку знаем, что пистолет подкинула Мицуи. Может быть, она и убила Бастиона, но может быть, это сделала другая жертва шантажа, которая потом подкупила Мицуи, чтобы та подбросила орудие убийства и тем самым направила подозрения против Мириам. А из этого следует, — продолжал я, — что мы должны представить себе эту новую подозреваемую. Скорее всего, она замужняя женщина. Вполне возможно, она живет где-то недалеко от дома, который арендовал Бастион, может быть, даже в одном из домиков, что стоят на склоне над той бухтой. Муж ее работает в городе. Сегодня утром, когда муж уехал на работу, она надела купальник, взяла пистолет, проникла в дом Бастиона, разделась, да и прописала ему то единственное, с ее точки зрения, лекарство, которое подействует эффективно и заставит его успокоиться навсегда.
  — А потом? — спросила Берта.
  — Потом снова надела купальник, сбежала по лестнице к бухте, прыгнула в воду, искупалась, вышла как ни в чем не бывало, вернулась к себе домой, приняла душ, переоделась и отправилась в город за покупками.
  — А пистолет? — спросила Берта.
  — А пистолет передала Мицуи, чтобы она подбросила его в квартиру Мириам, где его рано или поздно должна была найти полиция. По чистой случайности он не был найден при первом обыске.
  — Но какое отношение к этой женщине может иметь Мицуи?
  — В этом-то и загвоздка, — сказал я. — Нам необходимо найти эту связующую фигуру. Этот человек должен быть достаточно близко знаком с Бастионом и знать, что тот держит под прицелом много жертв. Он должен быть знаком и с Мицуи. Ведь Мириам — это сладкое яблочко на самой верхушке яблони; та, другая женщина — яблочко поменьше, но она была доведена до полного отчаяния.
  — Вы, кажется, уже и сами в это не верите, — произнес вдруг Бикнел, который долго молча смотрел на меня.
  — Я верю в то, что такая возможность существует. Но сейчас я хочу просто придумать какой-нибудь хитроумный трюк и подбросить его полицейским, чтобы они отвлеклись от Мириам как единственной подозреваемой.
  — И кто же, по-вашему, это может быть?
  — Я предполагаю, что это Сидней Селма. Мне кажется, он был партнером Бастиона. Я думаю, именно он узнал из письма Нормы нечто, на чем построил шантаж против Мириам, а потом, когда запахло деньгами, решил, что не стоит делиться с Бастионом.
  — Замечательная версия, — с сомнением произнес Бикнел, — остается только ее доказать. Чем вы можете подкрепить ее, кроме чистых домыслов?
  — Пока ничем, — признался я. — Поэтому-то я и хочу раскопать какую-нибудь другую жертву шантажа и использовать ее в качестве наживки для полиции. Хотя в том, что Селма был партнером Бастиона, я лично уверен. И Мицуи должна была его знать, иначе она не согласилась бы взять пистолет и подложить его.
  Бикнел глубоко задумался, время от времени кивая своим собственным мыслям.
  — Стало быть, — добавил я, — самое важное сейчас для нас — добыть хоть какую-то информацию о других жертвах Бастиона.
  Бикнел посмотрел на Берту и спросил:
  — Вы рассказали ему о бумагах, спрятанных в стене?
  Она кивнула.
  — Мне не удалось прочитать их, Дональд, но я думаю, что это именно то, что нам нужно. Необходимо поехать и забрать их.
  — Не так-то это просто, — ответил я. — Они какое-то время будут следить за домом, так что с бумагами придется обождать. Я надеялся, что вы успели их просмотреть и хоть что-то в них обнаружили.
  Бикнел отрицательно покачал головой.
  — Там было одно письмо, но я не прочитал его. Не было времени.
  — Значит, нужно искать что-то еще, — сказал я.
  Бикнел в задумчивости стал потирать свой подбородок.
  — Если я совершенно однозначно опознаю Мицуи как девушку, которую я видел в доме Бастиона, — медленно произнес он, — то опровергнуть меня они смогут лишь одним способом — предъявив другую реальную женщину, не важно кого.
  — Не надо себя обманывать, — ответил я ему. — Хороший адвокат разобьет ваше свидетельство в мелкие дребезги.
  — Я не согласен с вами, Дональд.
  — Хотите попробовать? — предложил я.
  — А вы хороший адвокат? — В его голосе прозвучал сарказм.
  — Чтобы разнести вас в клочья — достаточно хороший.
  — Ладно, давайте попробуем, — согласился он с вызовом. — Итак, я вышел на свидетельское место и даю показания. Я видел ногу обнаженной девушки. В данный момент я убежден в том, что она была совершенно обнаженная; купальника на ней не было. Видимо, она сняла одежду, чтобы не запятнать ее кровью. И я совершенно определенно помню, что кожа ее имела коричневый оттенок. — Он сделал секундную паузу, потом кивнул и, обернувшись ко мне, пригласил: — Пожалуйста, ваши вопросы, мистер Лэм.
  — Понимаете ли вы, мистер Бикнел, — начал я, — что после того, как в квартире Мириам Вудфорд было найдено орудие убийства, подозрение естественным образом пало на трех девушек, имевших доступ в эту квартиру, — Мириам Вудфорд, Норму Радклиф и горничную Мицуи?
  — Конечно, — ответил он. — Я достаточно разумный человек и думаю, что это вполне очевидно.
  — Норма Радклиф сумела освободить себя от подозрений, доказав, что в момент убийства находилась в другом месте, — продолжал я.
  — Нога, которую я видел, никоим образом не могла принадлежать Норме Радклиф.
  — Заинтересованы ли вы каким-либо образом в Мицуи?
  — Конечно, нет.
  — Имеете что-нибудь против нее?
  — Определенно, нет.
  — Являетесь ли вы ее хорошим знакомым?
  — Конечно, нет! Кроме того…
  — Но зато с Мириам Вудфорд вы знакомы хорошо?
  — Она была замужем за моим партнером. Я познакомился с ней, когда она была его женой, а по условиям завещания моего партнера я являюсь доверенным лицом по управлению ее имуществом.
  — Стало быть, в ней вы заинтересованы?
  — В том смысле, как я только что сказал.
  — И этого было достаточно, чтобы нанять детективов для ее защиты и привезти их сюда?
  — Естественный поступок для управляющего ее состоянием.
  — А соответствующие расходы вы относите на ее счет?
  — В общем, нет.
  — Вы оплачиваете их сами?
  — Да.
  — Как частное лицо?
  — Да.
  — Стало быть, и заинтересованы вы в ней как частное лицо?
  — Что именно вы хотите этим сказать?
  — Вы предлагали ей выйти за вас замуж?
  Он густо покраснел, бросил на меня испепеляющий взгляд и вскрикнул:
  — Вы настоящий нахал, Лэм! Какого черта я вас нанял?! Кругом полным-полно детективов, которые…
  — Вы сейчас разговариваете не с мистером Лэмом, — прервал его я, — а с адвокатом Мицуи, который ведет ее защиту и допрашивает вас. Так что отвечайте на поставленный вопрос.
  — Я не обязан отвечать на ваш вопрос. — Лицо его продолжало пылать, а во взгляде смешались злоба и смущение.
  Тогда я усмехнулся и сказал:
  — Хорошо, я перестаю быть адвокатом Мицуи и снова становлюсь детективом, которого вы наняли. Надеюсь все же, вы теперь поняли то, что я пытался вам объяснить. Ваше опознание убийцы слегка запоздало. А именно, в соответствии с заявлением, сделанным вами сержанту Хуламоки, запротоколированным и подписанным вами, вы не могли отчетливо разглядеть эту девушку и узнать ее. Вы даже не могли сказать точно, был ли на ней купальник.
  Бикнел заерзал на своем стуле. И в эту секунду раздался стук в дверь. Берта тревожно взглянула на меня.
  — Кого еще черт принес? — недовольно проворчал Бикнел.
  Стук раздался снова, гораздо настойчивее, чем в первый раз.
  — Судя по звуку, это полиция, — предположил я, встал и открыл дверь.
  На пороге стояли сержант Хуламоки и полицейский Дейли.
  — Так-так, — проговорил сержант, входя в номер без специального приглашения. — Как удачно, что мы застали вас всех вместе. Судя по всему, беседуете о погоде?
  — Да, обсуждаем планы на отдых, сержант, — ответил я. — Вот собрались, чтобы решить, когда нам устроить тур по вашим прекрасным Островам и куда именно поехать.
  — Да-да, понятно, — усмехнулся он.
  Дейли закрыл за собой дверь, и оба полицейских уселись, где смогли: Дейли — на постели, а сержант Хуламоки — на стуле.
  — Есть некоторые интересные новости, — сообщил он.
  — У меня тоже есть для вас интересные новости, — ответил Бикнел.
  — О-о, значит, дело продвигается, не так ли? Какие же новости у вас, Бикнел?
  — Мне кажется, сначала мы должны выслушать вас, сержант, — попробовал вмешаться я, но сержант отрицательно покачал головой и снова усмехнулся.
  — Нет-нет, Лэм. Налогоплательщикам всегда приоритет. Да и мы больше любим получать информацию. Так в чем дело, Бикнел?
  — Я только сейчас, — начал Бикнел, — как следует разобрался в том, что произошло. Мне удалось припомнить кое-что про женщину, которую я видел в том доме.
  Я кашлянул. Бикнел недовольно оглянулся на меня. Я нахмурился и покачал головой.
  — На вас не дует из окна, Лэм? — заботливо спросил меня Дейли. — А то давайте пересядем. Мы тут, на Островах, привыкли к вечернему бризу. Живем на природе.
  — Нет, спасибо, — ответил я. — В горле что-то запершило.
  — Так продолжайте, Бикнел, — сказал сержант Хуламоки.
  — Я думаю, что никакого купальника на этой девушке не было, — единым духом выпалил Бикнел.
  — А-а, ну, это может многое упростить, — произнес сержант, переглянувшись с Дейли. — Но вы, конечно, не очень ясно это видели?
  — Как раз это я вспомнил совершенно четко.
  — Понимаю, — сказал сержант, — однако в первоначальных показаниях вы заявили, что не можете сказать, была ли она в купальнике или без. Кроме того, Бикнел, согласитесь, что обнаженная женская фигура выглядит совершенно иначе, нежели в купальнике.
  Бикнел промолчал.
  — Ну хорошо, Бикнел, продолжайте, поделитесь с нами своей новостью.
  — Это и была моя новость, — произнес Бикнел.
  — И все?
  — Все. Но вы же понимаете, что у белокожих обнаженных женщин определенные места должны выделяться по сравнению с загорелыми ногами, а у женщины с темной кожей цвет будет везде одинаковый.
  — Очень любопытно.
  — Мне кажется, это весьма существенно.
  — Возможно. Я так понимаю, теперь вы уже рассказали нам все, что вспомнили?
  — Да. С учетом этого дополнительного замечания — все.
  — Больше вы ничего не забыли нам сказать во время нашей прошлой беседы?
  — Нет.
  — И никаких других новостей тоже нет?
  — Нет.
  — Ну что ж, отлично, — сказал сержант. — Знаете, Бикнел, мы всегда оказываемся в довольно затруднительном положении, когда свидетель вспоминает какие-то важные обстоятельства лишь через некоторое время. Хорошо, конечно, что вы потрудились вспомнить детали этого происшествия. Я прав, Бикнел?
  — Что я сделал?
  — Потрудились вспомнить все в деталях.
  — Да.
  — Наверно, очень постарались?
  — В общем, да.
  — Но кроме одного-единственного обстоятельства, а именно что эта девушка, как вы теперь полагаете — и то, конечно, не с полной уверенностью, — была без купальника, вы так ничего нового и не вспомнили?
  — Нет.
  — Ни одной детали?
  — Нет.
  — Ну ладно, — отцепился наконец сержант Хуламоки. — А теперь я поделюсь с вами нашими новостями.
  Я внутренне подобрался и решил, что мое лицо в любом случае должно быть абсолютно бесстрастным.
  — Мы очень тщательно провели обыск в доме Бастиона, — начал сержант. — У нас были самые серьезные основания подозревать, что этот парень добывал себе средства существования не вполне законными способами. Никто, собственно, и не знал, за счет чего он живет. Социального обеспечения не получал. Сведений о доходах в налоговую инспекцию не представлял. И тем не менее жил он неплохо, тратил довольно значительные суммы денег. Странно, что налоговые службы не особенно им интересовались; но, конечно, раз он не подавал деклараций, не было и оснований для проверок.
  — Так. Дальше, — нетерпеливо произнес Бикнел.
  — Так вот, мы обнаружили у него несколько квитанций со счетами. Одна из них была выписана Джерому К. Бастиону фирмой «Круглосуточные фотоработы» в Денвере. И счет-то был всего на два доллара, тем не менее Бастион зачем-то его хранил.
  — Фотографические работы? — без особого интереса уточнил Бикнел.
  — Совершенно верно, — с едва заметной улыбкой ответил сержант. — Мы ведь здесь, знаете, вдалеке от остального мира, поэтому вынуждены рассчитывать на помощь с материка. Я сегодня несколько раз связывался по телефону с полицией Денвера и попросил их, в частности, зайти в эту фирму и постараться узнать что-нибудь об этой квитанции. По счастью, там тщательно регистрируют все заказы, и выяснилось, что эти два доллара были получены за фотокопирование документов компании по оптовой торговле фармацевтическими и химическими товарами «Роки-Маунтин». Денверская полиция не поленилась навестить и эту компанию, а там секретарша в канцелярии вспомнила этот эпизод и вынесла им скопированный документ. Такая вот замечательная цепочка удач. — Сержант Хуламоки сделал многозначительную паузу, явно ожидая вопросов с нашей стороны.
  Я решил молчать, хоть он тресни, но Бикнел, конечно, не выдержал. Проведя языком по пересохшим губам, он спросил:
  — И что же это был за документ?
  — Это была подписанная получателем квитанция-накладная на большую коробку мышьяка, — медленно произнес сержант. — Покупателем значится Эзра П. Вудфорд, у которого, судя по всему, был открыт счет в этой компании, а подпись на накладной свидетельствует о том, что получила покупку миссис Эзра П. Вудфорд. А еще там стоит дата — все это произошло за четыре дня до смерти Эзры П. Вудфорда. А теперь, мне кажется, — продолжал сержант после небольшой паузы, — есть смысл раскрыть вам один маленький секрет. Эдгар Ларсон из полиции Денвера приехал сюда именно по этому делу. У них еще раньше возникли подозрения по поводу обстоятельств смерти Эзры Вудфорда, поэтому была произведена секретная эксгумация тела. И при токсикологическом анализе обнаружено такое количество мышьяка, которое может убить лошадь. — Сержант Хуламоки замолчал и внимательно посмотрел по очереди на нас троих — Стефенсона Бикнела, Берту Кул и меня.
  — А кто… э-э… кто заказал эту коробку мышьяка? — не очень уверенным голосом спросил Бикнел.
  — Ее заказала по телефону женщина, назвавшаяся миссис Эзра П. Вудфорд. Вы понимаете, конечно, что в суде факты такого рода доказать не удается: свидетель не может достоверно опознать голос по телефону, если этот голос ему незнаком. И мы, конечно, должны в своем расследовании это обстоятельство учитывать. Знаете, мистер Бикнел, полиция довольно часто сталкивается в ходе расследования с такими фактами, которые нельзя рассматривать как доказательства для суда. Разница между судом и следствием весьма существенна. В суде нужно излагать абсолютно достоверные сведения. Вас обязывают оперировать только бесспорными фактами, специально приводят к присяге. Хитроумным умозаключениям там не место — жюри присяжных их не учитывает. Но в ходе следствия определенные умозаключения вполне уместны.
  — Вы уже… вы уже беседовали обо всем этом с миссис Вудфорд? — спросил Бикнел.
  — Скорее всего, мой сотрудник делает это как раз в данную минуту, — ответил сержант. — А я решил пока что зайти поговорить с вами.
  — Со мной?
  — Совершенно верно. Вы ведь управляете состоянием Мириам Вудфорд?
  — Я.
  — По условиям договора вы имеете полномочия по своему усмотрению и в случае чрезвычайной необходимости выплачивать ей определенную часть основного капитала или некоторый аванс в счет будущего дохода. Не так ли?
  — Да.
  — Так вот, — торжествующим тоном произнес сержант, — не кажется ли вам правдоподобным такой вариант. Джером Бастион, раздобыв фотокопии этой накладной с подписью миссис Вудфорд и смазанной цифрой даты, приезжает сюда и пытается выманить у нее весьма значительную сумму. Ну, скажем, тысяч двадцать или тридцать, а Мириам Вудфорд в панике сообщает вам, что в силу чрезвычайных обстоятельств, подробнее о которых она говорить с вами не может, ей нужна большая сумма денег — не важно, из основного ли капитала или в качестве аванса, — и…
  Бикнел хотел что-то вставить, но сержант остановил его.
  — Нет-нет, мистер Бикнел, не торопитесь. Дайте мне закончить, — сказал он. — У меня вовсе нет желания расставлять вам ловушки. Так вот, разве в этом случае кому-то покажется странным, что вы, предчувствуя, что миссис Вудфорд попала в беду, обратились в бюро «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования» — к очень хорошим детективам, известным своим умением получать результаты, соблюдая максимальную осторожность и конфиденциальность, — и попросили их приехать сюда и помочь вам защитить Мириам Вудфорд, какая бы опасность ей ни грозила? Я тоже готов проявить осторожность и допустить, что вы действительно не знали, в чем тут дело. Возможно, вы подозревали, что дело в шантаже, и в то же время ничего не знали о покупке мышьяка. Вы только понимали, что миссис Вудфорд что-то угрожает, и допускали возможность шантажа. Наше следствие установило, — продолжал сержант, — что миссис Вудфорд отнюдь не вела жизнь затворницы. Мы выяснили также, что вы выписали бюро «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования» чек на три тысячи долларов. Конечно, какая-то часть этой суммы была затрачена на поездку сюда. Так или иначе, собрав вместе все эти факты, мы получаем необычайно интересную картину. Мы понимаем, что вы, Бикнел, привезли на Острова ваших двух друзей не только на отдых. — Бикнел нервно провел ладонью по волосам. Сержант Хуламоки обернулся ко мне. — Есть и еще одна интересная новость, Лэм. Я имею в виду кинокамеру, найденную нами в машине, на которой ездила Мицуи. Мы вынули пленку и проявили ее. На ней снята сама эта машина, стоящая у тротуара на Кинг-стрит. Даже непонятно, зачем надо было это снимать. Но на пленку попал также кусочек проезжей части улицы, видны проезжающие машины. На нескольких кадрах, в частности, четко виден номер одной из проезжавших машин. Мы узнали, чья это машина, Лэм. Кстати, это очень привлекательная женщина. Мы спросили ее, как часто она в последнее время ездила по Кинг-стрит, и, представляете себе, она до сегодняшнего дня была в отъезде! Единственный раз за последнюю неделю она проезжала по Кинг-стрит сегодня, спустя примерно два часа после нашего убийства.
  Я вежливо прикрыл ладонью зевок. Сержант Хуламоки по-прежнему смотрел на меня, но я был убежден в том, что мое лицо ничем меня не выдало. Тогда он посмотрел на мою напарницу, но Берта была как скала.
  — Я подумал, что вы сможете сказать нам что-нибудь по этому поводу, мистер Лэм.
  — Бастион приехал сюда месяц назад, — ответил я. — Эти кадры могли быть сняты в любой момент в течение этого месяца. Все, что я могу вам посоветовать, — переспросите эту вашу привлекательную женщину, сколько раз она ездила по Кинг-стрит за последний месяц.
  — Да, конечно, — разочарованно произнес сержант Хуламоки. — Я и не собирался бросать эту нить. Я, конечно, рассуждаю в рамках следствия, не имея в виду доказательств для суда.
  — А я предпочитаю говорить о доказательствах для суда, — ответил я, глядя ему в глаза. — Только такие доказательства могут помочь в раскрытии преступления.
  — Я так и не понял, обвиняете ли вы в чем-нибудь Мириам Вудфорд, — вмешался Бикнел. — Но если да или если вы собираетесь это сделать, то я найду для нее лучших адвокатов на этих Островах, а она перестанет отвечать на ваши вопросы до тех пор, пока не окажется в суде.
  — Нет-нет, мы ее ни в чем не обвиняем.
  — Что же вы в таком случае делаете? — спросил я.
  — Просто хотели бы рассчитывать на ваше сотрудничество.
  Берта фыркнула. Я недовольно посмотрел на нее и обратился к Хуламоки:
  — Мы очень благодарны вам за внимание; можете на нас рассчитывать.
  По лицу сержанта пробежала тень усмешки.
  — Благодарю вас, Лэм. Мы вам действительно признательны. Мы к вам еще зайдем, вы можете не беспокоиться на этот счет. Будем постоянно держать с вами связь. По правде говоря, мы настолько ценим ваше сотрудничество, что не хотели бы, чтобы кто-либо из вас покинул Острова, не предупредив нас об этом. — Сержант Хуламоки с неожиданной для него торжественностью обменялся с нами рукопожатиями, и на том они с Дейли ушли.
  У Бикнела был такой вид, словно он проглотил две унции касторки.
  — Она этого не делала, — пробормотал он. — Она не могла этого сделать! Я верю ей! Я… Я люблю ее! — И он закрыл лицо руками.
  Мы с Бертой сидели молча. Внезапно он поднял на нас глаза и надрывно проговорил:
  — Идите! Я хочу побыть один. И надо делать наше дело. Надо следить за тем, чтобы Мириам не пострадала от этих гиен… Сколько это будет стоить — не важно. Теперь все ограничения сняты.
  Берта посмотрела на меня, и ее жадные глазенки заблестели.
  — Не волнуйтесь, Бикнел, — успокоила его она. — Мы как раз готовы преподать этим гавайским зазнайкам урок на всю жизнь. — Она открыла дверь, и мы вышли.
  Бикнел сидел, в отчаянии обхватив голову руками.
  — Вот так-то! — сказала Берта в коридоре. — Он любит эту девушку, Дональд. Ты слышал, что он сказал?
  — Про то, что он ее любит?
  Лицо Берты аж перекосилось.
  — Да нет, дурья твоя башка, про то, что сняты все ограничения на оплату.
  — При условии, что мы ее выручим, — напомнил я.
  — Так иди же и выручай! — рявкнула она.
  — Каким образом?
  — Все равно каким! Но помни, если ты допустишь, что эта баба в тебя влюбится, мы пропали. Теперь ты понимаешь, почему ему нужна была женщина-детектив. Он боялся тебя с первой минуты знакомства. Он понял, что ты во вкусе Мириам.
  — Ошибаешься, — ответил я. — В ее вкусе был Эзра Вудфорд.
  Глава 18
  Я сидел у телефона и ждал. Звонок раздался, когда уже совсем стемнело.
  — Вы меня узнаете? — спросила Мириам.
  — Да.
  — Где стоит ваша машина?
  — На стоянке у отеля.
  — Встретимся в ней.
  — А вы сможете найти ее?
  — Да.
  — О’кей, — сказал я. — Прямо сейчас?
  — Прямо сейчас.
  Я повесил трубку, выключил везде свет и вышел на улицу. Был чудесный, теплый гавайский вечер. Я прошел на стоянку, сел в машину и стал ждать.
  Вдруг за моей спиной раздался сдавленный голос:
  — Ну поезжайте же!
  У меня хватило ума не оглянуться. И так было ясно — Мириам спряталась на полу за спинкой сиденья.
  Я завел мотор и вырулил со стоянки.
  Лишь когда мы проехали с полдюжины кварталов, Мириам выбралась из укрытия и сказала:
  — Если вам раньше никогда не приходилось видеть женских ног, то вас ждет небывалое потрясение.
  С этими словами она задрала юбку и перемахнула на переднее сиденье.
  — Приходилось, — ответил я. — Правда, не такие красивые.
  — К сожалению, — вздохнула она, — сейчас не время для комплиментов.
  Она придвинулась ко мне вплотную и схватила меня за руку. Я почувствовал, что рука ее дрожит.
  — Что случилось? — спросил я.
  — Поедем куда-нибудь в такое место, где можно спокойно остановиться, там и поговорим, — попросила она.
  Я понесся по шоссе к мысу Коко, поглядывая в зеркало заднего вида. Похоже, за нами никто не следил. Миновав мыс, я помчался дальше вдоль побережья. Дорога была практически пустынна, однако я не останавливался, пока мы не добрались до укромного места, где шоссе красиво взмывало над заливом. С отвесного каменного откоса открывался прекрасный вид на океан; рядом была просторная автостоянка. Нам повезло — ни одной машины.
  Я остановился, заглушил мотор, выключил свет и, повернувшись к Мириам, спросил:
  — Итак?
  Она ухитрилась развернуться задом наперед на своем сиденье и буквально лечь на рулевое колесо так, чтобы оказаться лицом к лицу со мной.
  — Дональд, — проговорила она, — вы мне верите?
  Я подсунул руку ей за плечи, чтобы хоть немного защитить руль, и осторожно ответил:
  — Это зависит…
  — От чего?
  — От нашего теперешнего разговора. Что вы рассказали в полиции?
  — Рассказала все как есть, — ответила она.
  — Кто с вами разговаривал?
  — Хотите верьте, хотите нет, Дональд, но разговаривал со мной сам начальник полиции.
  — Ну и как он?
  — Ничего, приятный.
  — Перескажите мне то, что говорили им.
  — Мне кажется, они кое-что знают.
  — Они не сказали, что именно они знают?
  — Нет.
  — А что они сказали?
  — Начальник объяснил, что положение у меня серьезное. Сказал, что дальнейшее очень сильно зависит от того, насколько я буду искренна; что я должна ему рассказать все о наших отношениях с Эзрой Вудфордом, о нашем браке и все, что я знаю о Бастионе. Сказал, что помочь мне может только правда, а если я буду лгать, то станет еще хуже.
  — И как вы поступили?
  — Рассказала правду.
  — Теперь повторите ее мне.
  — Что вам повторить?
  — Все.
  — Я для них не стала начинать очень уж издалека.
  — Вот и для меня начните оттуда же, — попросил я.
  — Мне всегда хотелось приключений, — начала Мириам. — Наверно, я была просто лихой девчонкой и… В общем, передо мной была целая жизнь и… и я соблазнилась.
  — Это случается с девушками, — заметил я. — Поехали дальше.
  — Ну и попался мне один красавчик, — продолжала она. — Я вляпалась по полной программе: отдала ему любовь, доверила все свои тайны, все на свете. Я отдала ему всю себя, а он — сначала болтал всякую чушь, а потом бросил меня и отвалил.
  — А вы?
  — Наверно, я должна была пережить потрясение, шок, боль, ненависть. Но все было не так. Я даже обрадовалась. Сказать по правде, к тому времени, когда он отвалил, я уже начинала от него уставать. Но тщеславие мое было уязвлено — он ведь бросил меня ради другой девушки, значит, она обладала чем-то, чего у меня не было. И я решила: больше такого не повторится! Я должна стать в этих делах докой и в будущем рвать отношения первой. Нечего ждать, пока им вздумается уйти от меня.
  — Ладно. Дальше.
  — В следующий раз, когда за мной стал ухлестывать один парень, я уже знала свою роль назубок. И даже сама присочинила кое-какие сцены для нашей пьесы, чем немало его озадачила.
  — И что получилось?
  — Он всерьез и по-настоящему влюбился в меня по уши. Мне казалось, что я тоже в него влюблена. Он был богат и хотел жениться.
  — И что?
  — Я вышла за него. Но опыт не удался.
  — Почему?
  — Потому что на самом деле я его не любила. Это была не любовь, а так — забава с рыбкой, которая попалась на крючок. Попросту говоря, я его не уважала. И примерно через год мы решили расстаться. Единственное, что меня бесило, — это то, что мне опять перешла дорогу другая женщина.
  — Кто?
  — Некая брюнетка. Она смотрела на него чувственными темными очами, медленно поднимала веки, так что он буквально проваливался в этот омут, потом опускала веки и издавала трепетный вздох.
  — Умелая игра? — спросил я.
  — Да бросьте вы, Дональд, — ответила она. — Всякая женщина, которую бог не обидел внешностью, тщательно изучает перед зеркалом свои достоинства и находит способ их подчеркнуть. Эта потаскушка так отработала технику, что будь здоров. Она буквально вползла в мою нору и вытолкала меня оттуда. На эту нору мне, конечно, было наплевать, но то, что меня снова обошли, привело меня в бешенство.
  — Что было дальше?
  — Вышла я на свободу не с голыми руками, — продолжала Мириам. — Кое-что с собой унесла.
  — Много?
  — Вполне прилично. Уж слишком он воспылал страстью к своей брюнеточке. Большой куш отхватил, конечно, мой адвокат, но и у меня осталось около сорока тысяч. Правда, не сразу — сначала десять тысяч наличными, а остальное — постепенно, в виде алиментов.
  — Что потом?
  — Потом уже больше никто и никогда не переходил мне дорогу, даже по моей, самой строгой мерке. Я потренировалась-таки перед зеркалом. Раз уж мужчинам так нравятся эти чувственные взгляды, вздохи и прочая чушь, решила я, то эти дешевые трюки я освою в совершенстве.
  — Значит, эту науку вы постигли?
  — И практику тоже.
  — И помогло?
  Она хихикнула.
  — Ладно. Пойдем дальше, — сказал я.
  — Значит, так. О том, чтобы успокоиться и начать заниматься чем-нибудь серьезным, я и не думала. Я решила съездить в морское путешествие, расширить свой горизонт.
  — Ну и как, расширили?
  — Несомненно.
  — Отлично. Что же произошло?
  — В этом путешествии я встретила одного плейбоя, — ответила она, — очень энергичного, очень богатого. Я тоже хотела разбогатеть.
  — У вас ведь уже были деньги.
  — Мне хотелось еще. Я считала, что деньги — это самая надежная защита, по крайней мере для меня. О том, что бывают и другие способы защиты, я тогда не подозревала.
  — Значит, вы себя продали?
  — Я ужасно не люблю это выражение, Дональд. Он был человеком щедрым, а я вовсе не собиралась попусту его дразнить или вытягивать деньги. Мы объехали всю Южную Америку, путешествовали по Средиземному морю.
  — Это все в одном круизе?
  — Нет, в разных.
  — А в промежутках?
  — Он снял для меня квартиру.
  Я промолчал.
  — Только ради бога, не надо ничего драматизировать, — ответила она на мою невысказанную реплику. — В конце концов, Дональд, в жизни есть вещи, которые следует принимать. Вы и представить себе не можете, как легко пойти по пути…
  — Чего?
  — Я не знаю, как это правильно назвать. Уж во всяком случае, это никакая не «нравственная бездна», о которой талдычат святоши в журналах для женщин. Это просто… ну, скажем, просто целесообразность.
  — Ладно. Закончим с этим.
  — И вот тут-то через некоторое время я и познакомилась с Эзрой Вудфордом, — сказала она.
  — Он ухаживал за вами?
  — Да бросьте вы. Это был одинокий, больной человек, весь в делах. Когда у него вдруг появилась возможность развлечься, выяснилось, что он забыл, как это делается. А если бы и попробовал, наверно, на него стали бы смотреть как на ненормального. Все считали его старой развалиной, которому остается только разгуливать по палубе со скорбной физиономией, оказывать знаки внимания старушенциям да выслушивать их бесконечный треп про внучатых племянников и про операции на желчном пузыре.
  — Что же у вас произошло?
  — Я сразу поняла, что понравилась Эзре. Я вовсе не старалась закадрить его. Мне просто хотелось его развеселить, и у меня это здорово получалось.
  — А что вы для этого делали?
  — Разрешала ему угощать меня напитками, смешила его, сама от души смеялась его избитым шуткам, иногда опиралась на его руку, заглядывала в глаза, отпускала ему комплименты по поводу его выдающихся деловых качеств.
  — Но вы ведь в это время были несвободны?
  — Да, я была несвободна и не собиралась его дурить. Я не из тех, кто охмуряет, Дональд, хоть некоторые так и думают.
  — Ладно. Что потом?
  — Потом Эзра стал писать мне. А когда я порвала со своим плейбоем, Эзра приехал в Нью-Йорк и попытался восстановить веселые, беззаботные отношения, какие были у нас на корабле.
  — И получилось?
  — Нет, Дональд, на суше это невозможно.
  — Почему?
  — Сама не знаю. На кораблях особая атмосфера. Когда люди оказываются вместе, у них неизбежно появляются общие интересы: вместе обедают, пьют коктейли, встречаются для бесед, а главное — все отдыхают. Больше там делать нечего. Никакой спешки, никаких забот, никакого напряжения. Все веселятся и развлекаются и… в общем, там все по-другому. А в Нью-Йорке спишь до полудня, потом встаешь, наводишь красоту. Потом появляется почетный эскорт, и ты отправляешься куда-нибудь в город. Возможности твои ограничены. Если достанешь билеты, можно пойти на спектакль или концерт. Можно податься в клуб «Аист» или в «Двадцать одно». Можно укрыться в каком-нибудь уютном ресторанчике и вкусно пообедать. Можно немного выпить и поговорить. Но в городе вы предоставлены самим себе; вокруг вас нет компании, с которой вас круглосуточно связывают общие интересы.
  — Ну и что было дальше?
  — Дальше, — ответила она, — Эзра стал все чаще заводить серьезные разговоры. Он был одинок, страшно одинок и угнетен своей старостью.
  — И он предложил вам выйти за него замуж?
  — Ему хотелось… хотелось полнокровной, активной жизни. И ему хотелось, чтобы я была с ним.
  — И что вы ему ответили?
  — Дональд, — сказала она, — я хочу, чтобы вы мне поверили. Я ответила, что могу быть с ним и что для этого ему совсем необязательно на мне жениться, что он даже может потом пожалеть о таком своем решении.
  — А он?
  — Дональд, я даже не знаю, как вам объяснить, чтобы вы представили себе Эзру. Он был весь в работе, никаких развлечений. Когда-то он был женат на женщине, которая быстро превратилась в ворчливую зануду, донимавшую его расспросами о том, где он был и что он делал. Его семейная жизнь, наверно, была невыносимой.
  — Да, я знаю, — заметил я. — Жена его не понимала.
  — Нет, Дональд, дело не в этом. Тут было другое, и я это прекрасно знаю. Есть масса мужчин, решивших жениться и разочаровавшихся в своем решении, и он был одним из них. Кончилось тем, что он… он просто ушел с головой в дела и стал пропадать у себя в конторе, потому что не хотел идти домой. Отдав все силы работе, он заработал кучу денег и достиг огромных успехов, но стал — как бы это сказать? — беспросветным трудягой.
  — Он потерял вкус к жизни?
  — Да.
  — Понятно. И что?
  — Он считал, что жить ему осталось недолго. Денег у него была куча. Эзра сказал мне, что понимает, что я не люблю его — в романтическом смысле этого слова. Не стал скрывать, что и он, по-видимому, в этом смысле меня не любит, однако восхищен мною и покорен тем обаянием молодости, которое от меня исходит. Он сказал, что хочет просто видеть меня, смотреть, как я развлекаюсь, слышать мой смех, хочет, чтобы я была рядом. И добавил, что готов за все это платить.
  — Каким образом он собирался за это платить?
  — Сделав меня своей женой. Он сказал, что в Денвере иначе нельзя. Он не желал, чтобы я стала его любовницей и ему приходилось бы тайком выкраивать возможность со мной увидеться. Он хотел, чтобы я могла спокойно жить в его доме, познакомиться с его друзьями и все остальное, как полагается.
  — Ну и что же вы ответили?
  — Я ответила «да».
  — А потом вы не пожалели об этом соглашении?
  — Я — нет. Если уж я заключаю сделку, то делаю это с открытыми глазами и потом выполняю свои обязательства. При этом я понимала, что если сама не буду жить счастливой жизнью, то мечта Эзры не сбудется. И я сделала все от меня зависящее, чтобы он не считал свои затраты напрасными и получил все, на что рассчитывал.
  — Он был счастлив?
  — Как весенний жаворонок. Он буквально расцвел, словно майская роза, я даже сама удивилась. Денвер оказался очень приятным местом. У Эзры было много друзей, и они ко мне замечательно относились. Я старалась дать ему все, чего он хотел: всегда была веселой, жизнерадостной, забавляла его, шутила и… правда, Дональд, я сумела сделать его по-настоящему счастливым.
  — А вы не устали ждать? — спросил я напрямик.
  — Чего ждать?
  — Его смерти.
  — Дональд, — решительно ответила она, — посмотрите мне в глаза. Я не вру, верьте мне. Ничего такого я не ждала. Я просто выполняла условия соглашения и не испытывала от этого никакого неудовольствия.
  — Ну хорошо. А как насчет Бикнела?
  — Конечно, — ответила Мириам, — Бикнел осуждал Эзру с самого начала, как только об этом узнал. Еще когда Эзра уехал в Нью-Йорк, Бикнел понял, что он хочет увидеться со мной. Мы ведь переписывались и… наверно, партнеры всегда как-то узнают о таких вещах, а может, секретарша Эзры сболтнула чего лишнего и… в общем, так или иначе Бикнел обо всем знал.
  — И не одобрил?
  — Даже представить себе не можете, до какой степени не одобрил.
  — И что?
  — Когда Эзра вернулся и объявил Стиву, что собирается жениться, тот подпрыгнул до потолка. Он разговаривал с Эзрой таким тоном, что они чуть-чуть не рассорились вдрызг.
  — Что потом?
  — О-о! — Она выразительно закатила глаза. — Потом все, как положено. Стив Бикнел нанял детективов, которые стали копаться в моем прошлом. Честное слово, Дональд, вы не можете себе представить, до чего может докопаться умелый детектив! Хотя что я говорю? Конечно, можете, вы ведь сами детектив.
  — Откуда вы узнали?
  — Мне сказали в полиции.
  — Понятно.
  — Значит, — продолжала она, — они узнали про меня абсолютно все. Проследили всю мою жизнь с самого детства — наверно, с того дня, когда мама отняла меня от груди. И конечно, с того момента, как я познакомилась с первым кавалером. Уж поверьте, набрали они материала целую кучу — грязную, вонючую кучу. Ведь если убрать романтику, прогулки при луне и прочие прелести, все это выглядит совершенно ужасно. И аккуратно изложили все на бумаге в отпечатанном виде.
  — И что произошло?
  — Стив Бикнел вручил эти бумаги Эзре и предложил прочитать.
  — А что Эзра?
  — Эзра прочитал их, порвал в клочья, выкинул в камин и объявил Стиву, что если тот еще раз заикнется о чем-нибудь подобном, то он его убьет.
  — Что потом?
  — Потом мы поженились и уехали жить в Денвер.
  — Для Бикнела ваш брак имел какие-нибудь финансовые последствия?
  — Да, в некотором смысле.
  — Какие же?
  — У них существовало партнерское соглашение, по которому любой из них оставлял всю свою долю целиком оставшемуся в живых партнеру. Если же он был женат, то вдова должна была получить половину наследства, а партнер — другую половину.
  — Значит, если бы Эзра умер неженатым, он все оставил бы Бикнелу?
  — Да.
  — Стало быть, из-за женитьбы Эзры Бикнел терял приличное состояние?
  — Ну, он, конечно, и не рассчитывал, что Эзра так скоро умрет.
  — Все же вы оба не могли не думать о такой возможности.
  — В общем, да.
  — И Бикнелу вы, конечно, не понравились?
  — Конечно.
  — Как же тогда получилось, что Эзра сделал Бикнела доверенным лицом по управлению вашим состоянием?
  — Чтобы это объяснить, нужно вернуться к тому моменту, когда я только появилась в Денвере.
  — Давайте вернемся.
  — Бикнел, конечно, относился ко мне как к какой-то нечисти.
  — А вы? Объявили ему войну?
  — Вовсе нет. Я решила не обращать на него внимания, только объявила Эзре, что он не должен пускать Стива в наш дом. Это было единственное, на чем я настаивала.
  — Так. И что потом?
  — Потом, постепенно, когда Стив увидел, как я себя веду, он изменил свое отношение ко мне. И поскольку Эзра хотел все же, чтобы он у нас бывал, я в конце концов согласилась.
  — И что было дальше?
  — Вот так мы и жили — я развлекала Эзру, и Эзра ходил веселый и радостный. Он начал следить за своей внешностью, часто посещал парикмахеров, ухаживал за ногтями. Стал шить у портных дорогие модные костюмы. С работы он торопился вернуться домой, где мог отдохнуть, развлечься, насладиться жизнью. И он явно гордился мною, любил похвастаться мною перед другими — поверьте, я говорю это совсем не из бахвальства.
  — А как реагировали люди?
  — Сначала они думали, что я просто товар, который Эзра приобрел на базаре, не подумав как следует. Мне предстояло с этим бороться, но я ведь и раньше знала, что придется столкнуться с таким отношением к себе, поэтому вовсе не была обескуражена. В подобной ситуации быть женой в десять раз труднее, чем любовницей. Но я представляла себе всю эту ситуацию заранее и прекрасно знала, что мне предстоит испытать. Я твердо решила, что возьму верх и заставлю других хорошо к себе относиться. Самой мне, конечно, на них было наплевать, но я понимала, что Эзра хочет сохранить друзей и свой образ жизни, а не просто запереться в шикарном особняке с молодой женой, которой все будут пренебрегать.
  — Значит, вам удалось добиться хорошего отношения со стороны его друзей?
  — Да, понемногу удалось. Это оказалось не так уж трудно. В людях ведь много хорошего. Я люблю людей, и они, как правило, любят меня.
  — И каким же способом вы этого добились?
  — Просто вела себя открыто и естественно. Некоторые юные щеголи, конечно, пытались за мной ухаживать, намекали, что я, наверно, очень одинока и все такое.
  — И как вы поступали в таких случаях?
  — Я обходилась без благородного негодования, — ответила она. — Просто смеялась им в лицо и говорила, чтобы они пошли, поиграли в свои игрушки.
  — Ясно. Что дальше?
  — Дальше все стали понимать, что я играю по-честному, и в один прекрасный день, словно по мановению волшебной палочки, все стали замечательно ко мне относиться.
  — Значит, это произошло достаточно быстро?
  — По-моему, не более двух месяцев, но для меня, конечно, прошла целая вечность. Даже странно, как иногда быстро все происходит. Друзья любили Эзру, так что постепенно полюбили и меня. Эзра любил устраивать званые обеды, а со мной всем было весело, и людям понравилось к нам приходить.
  — А Бикнел?
  — И Бикнел вскоре стал появляться среди гостей.
  — Понятно. Что дальше?
  — Дальше, — ответила Мириам, — Эзра стал счастливейшим человеком на свете, и его друзья полюбили меня за то, что я для него сделала. Они уже не смотрели на меня как на поношенное тряпье с барахолки, а считали меня… считали чем-то вроде тонизирующего напитка для Эзры. А кроме того, я была гостеприимной хозяйкой для всех.
  — Ясно. Что же было потом?
  — А потом он неожиданно умер. И по завещанию мне досталась половина его состояния.
  — То есть сколько?
  — Господи, Дональд, я не знаю. Его еще не успели оценить, но это огромные деньги. У Эзры были золотые рудники, нефтяные скважины, куча предприятий — все, что угодно. И теперь я богата. То есть буду богата.
  — Если только не окажетесь замешанной во что-нибудь, что вызовет скандал вокруг имени Вудфорда, — заметил я.
  Мириам промолчала.
  — А убийство — это несомненный скандал, — продолжал я. — И шантаж Бастиона — тоже.
  — Я не убивала Бастиона, — твердо произнесла она.
  — Вы боялись его?
  — Да.
  — И собирались заплатить ему?
  — Да.
  Прежде чем продолжить беседу, я немного поразмышлял.
  — Расскажите мне подробнее про Бикнела, — попросил я наконец.
  — Бикнелу почему-то полюбилась идея полюбить меня.
  — Вот об этом я и хотел бы узнать.
  — Ну, понимаете… Даже не знаю, как и сказать… Он ведь тоже был одинок. Жена его давно умерла, а второй раз он так и не женился. И я понимаю, что у него и желания-то особого не было. Он был такой… ну, как их обычно называют — брюзга, сморчок, зануда, рыба холодная.
  — Понятно, — сказал я.
  — Он прекрасно знал Эзру до женитьбы — одинокого, несчастного. И вдруг увидел, как Эзра переменился, когда появилась я. Видимо, ему в голову втемяшилась идея, что и ему хорошо было бы так жениться.
  — Точнее, жениться на очень молодой и очень красивой девушке, — уточнил я. — Неплохое предприятие, что и говорить.
  — Вот он и хочет это предпринять.
  — Он уже предлагал вам выйти за него замуж?
  — Вы обязательно хотите это знать, Дональд?
  — Да.
  — Предлагал, — ответила она, — он хочет, чтобы я за него вышла. Есть даже письменное свидетельство.
  — То есть?
  — Вскоре после того, как я приехала сюда, я получила от него письмо. Он написал, что сначала очень ошибся на мой счет, что я оказалась на редкость порядочным человеком. И спросил, не подумаю ли я о том, чтобы выйти за него замуж через несколько месяцев, когда все уляжется и не будет лишних разговоров.
  — И что вы ему на это сказали?
  — Я еще не разговаривала с ним. Я написала ему, что хотела бы о многом поговорить при встрече, и тем пока и ограничилась. Вы ведь знаете, что происходит с мужчинами средних лет, когда им вдруг приходит в голову влюбиться, — они становятся слегка того, словно дети малые.
  — Вы рассказали обо всем этом в полиции?
  — Да, за исключением того, что Стив хочет на мне жениться. Я сочла, что мне совсем необязательно посвящать их в личные дела Стива.
  — Ладно, — сказал я. — Похоже, вы с ними хорошо поговорили. Видимо, вам удалось их убедить, иначе они бы вас вряд ли отпустили.
  — Не очень-то много мне пока удалось. Они продолжают расследование.
  — Они, конечно, сказали вам о своем подозрении, что Бастион вас шантажировал и что вы нашли единственный способ отделаться от шантажиста?
  — Да. Прямо они меня не обвиняли, но наводящие вопросы задавали.
  — Ну и что вы им ответили?
  — Я сказала, что они сошли с ума. Что я никогда в жизни не смогу взять пистолет и пойти кого-то застрелить. Что это вообще не способ решать проблемы.
  — Как же, по-вашему, следует обращаться с шантажистами?
  — Не знаю, — ответила она.
  — Но заплатить вы ему собирались?
  — Да.
  — Почему?
  — Ой, я не знаю. Не могу сказать. Просто единственное, что мне хотелось, — это чтобы меня больше не беспокоили. В конце концов, он просил не очень много и… в общем, Бастион убеждал меня, что это все, что ему нужно. Просто ему была срочно нужна некоторая сумма и…
  — Не надо себя обманывать. Шантаж — это как зыбучий песок, из него невозможно выбраться. Чем больше сопротивляешься, тем глубже вязнешь.
  — Я понимаю, что в большинстве случаев это действительно так, — быстро заговорила она, — и очень может быть, что я ошибаюсь, но Бастион на самом деле очень убедительно все объяснил.
  — А именно?
  — Он сказал, что случайно наткнулся на эти документы, что он сам себя проклинает за то, что решил воспользоваться ими, что он совсем не такой, он не вымогатель, он всегда старался заниматься честным бизнесом, но что он оказался в ужасном финансовом положении. Ему срочно нужны деньги. Он объяснил, что, когда к нему в руки попали эти бумаги, он подумал, что у меня все равно столько денег, что я не знаю, что с ними делать, и я могла бы дать ему в долг. Он обещал, что больше ему ничего не потребуется. Он клялся, что будет стараться вернуть их. Сказал, что он в таком положении, что должен срочно погасить некоторые долги и вложить деньги в одно дело, которое ему подвернулось… Ну, в общем, вы понимаете…
  — И на какие же это документы он наткнулся?
  — Про то, что я покупала мышьяк прямо перед смертью Эзры.
  — Но это Эзра хотел, чтобы вы его купили?
  — Да. Он ему нужен был для изготовления чучел. Я же вам все про это рассказала, Дональд.
  — И в полиции тоже все рассказали?
  — Все абсолютно.
  Я немного помолчал и сказал:
  — О’кей, Мира, вы меня убедили.
  — В чем?
  — Что не убивали Бастиона, — ответил я и, улыбнувшись, добавил: — И в том, что ты — парень что надо!
  — Дональд, — тихонько произнесла она.
  — Что?
  — Ты мне нравишься.
  — Отлично. Я очень рад.
  — А я тебе нравлюсь?
  — Да.
  — По тебе незаметно.
  — Я на работе.
  — Сейчас уже нерабочее время.
  — В моем деле нерабочего времени не бывает. Сейчас, например, я только-только по-настоящему взялся за работу.
  — Какую?
  — Вытаскивать тебя из заварушки.
  — Дональд… — снова проговорила она и осеклась.
  — Что?
  Но она ничего не ответила, а просто откинулась на мою руку, все еще лежавшую поперек баранки, и поглядела на меня снизу вверх. В лунном свете, проникавшем сквозь стекла машины, ее лицо белело нежным овалом.
  — Тебе не удастся так просто отсюда выбраться, Дональд. Если ты сейчас же меня не поцелуешь, то я это сделаю сама.
  — Ничего не выйдет, — уперся я. — Сейчас не до сентиментальных нежностей. Мы…
  Но ее руки уже обвили мою шею, а губы прижались к моим губам в горячем поцелуе. Она приникла ко мне всем телом, и на какое-то время другие дела пришлось отложить.
  Наконец мне удалось ее слегка отстранить и судорожно вдохнуть глоток воздуха.
  — Слушай, Мира… — начал было я.
  — Только не надо проповедей, Дональд, — прервала меня она. — Сейчас я немного отдышусь и повторю все сначала. Еще один раунд, а уж тогда я спокойненько усядусь на свое сиденье и позволю тебе отвезти меня в город, а там… в общем, теперь моя судьба в твоих руках. Можешь ею распоряжаться по своему усмотрению. Мне сейчас очень одиноко, и у меня… у меня какая-то тяжелая полоса. А ты понравился мне с самой первой минуты, как только я тебя увидела.
  — Если мы сейчас не прекратим безобразия, — снова начал я, — то все дела пойдут кувырком. И ты сама же будешь…
  — Я знаю, — сказала она и мягко положила на мои губы свой указательный палец. — Не надо читать проповедей, Дональд.
  — Ты, наверно, измазала меня помадой с…
  — Вздор! Я стерла помаду, еще когда забралась в твою машину.
  — Почему это? — не понял я.
  — Потому что я все спланировала заранее, — рассмеялась она.
  Я чувствовал, что пульс у меня грохочет, как отбойный молоток, дробящий на дороге асфальт.
  — Послушай меня, малыш, — сказал я. — Все это очень серьезно. Ты влипла в историю — не дай бог. Вот Норма Радклиф, судя по всему, из нее благополучно выскочит.
  — Да, наверно, — сказала Мириам, — и ее не в чем винить. Норма уже давно играет в игры, в которых самой приходится заботиться о себе. И если она сама этого не сделает, то кто это сделает за нее?
  — Отлично, — сказал я, — но, значит, и тебе нужно позаботиться о себе. Так вот, где ты была сегодня утром примерно в десять сорок?
  — Я сама пыталась это вспомнить, Дональд, — ответила она. — Единственное, что я могу сказать точно, — это что я провела на пляже часа полтора.
  — Что ты делала?
  — Сначала искала Стива Бикнела, но не нашла его. Затем немного повалялась на песке и… ну, я же тебе говорила, я просто была на пляже, купалась, загорала, задремала на какое-то время, немного прогулялась вдоль берега.
  — Ты не встречала там никого из знакомых?
  — Нет. Я ведь очень недолго оставалась на пляже после того, как проснулась. В порту стоял какой-то военный корабль, и буквально целый десант высыпал в Вайкики на пляж — наверно, человек двести. Мне их так было жалко, бедняжек. Они очень старались прилично себя вести; наверно, им дали строгие указания, чтоб не свистели, к девушкам не цеплялись и все такое. Но глазенки у них бегали. Знаешь, голову держат прямо, вроде как вперед смотрят, а сами глаза скосят и буквально пожирают тебя взглядом. Сразу видно, что им, бедняжкам, скучно, хочется с кем-нибудь поговорить и за девушками приударить. Представляешь, дома, наверно, у каждого кто-нибудь есть, куча подружек, есть перед кем покрасоваться. И вдруг вся твоя веселая компания остается где-то далеко, тебя высаживают в каком-то незнакомом порту, ты ходишь по пляжу и видишь множество аппетитных бабенок в купальных костюмах… ну, ты же понимаешь.
  — Да, понимаю, — сказал я, — но сейчас это к делу не относится. У тебя много знакомых в Гонолулу?
  — Нет, очень мало.
  — На пляже ты ни с кем не познакомилась?
  — Нет. Ты же видишь, что тут творится. Туристы приезжают и уезжают пачками. Приезжают они белокожие, сразу вылезают загорать, моментально сгорают, становятся свекольного цвета и какое-то время на пляже не появляются; потом опять выходят и снова усердно загорают. Валяться и загорать — больше им ничего не надо. Я и сама это люблю; люблю, когда у меня гладкая шоколадная кожа. Но превращать это занятие в цель жизни — нет, это не по мне. Я хочу сказать, что с этими людьми у меня нет ничего общего и…
  — А как насчет охотников на девушек? — спросил я.
  — В Вайкики на пляже их мало. Они здесь себя прилично ведут. Полиция все время за этим следит, так что лихих ребят не видно. Так, только смотрят. Ты же, наверно, интересуешься, завела ли я здесь приятеля?
  — Угадала.
  — Нет, не завела.
  — Надо как-то доказать, что ты действительно была на пляже в Вайкики.
  — Да, черта с два это докажешь, — огорченно сказала она.
  — Вот этого-то я и боюсь, — заключил я и завел мотор.
  — Мы что, возвращаемся?
  — Да, пора.
  — И что будем делать?
  — Я буду работать.
  Она вздохнула и проговорила:
  — Да, не повезло мне. Ты парень-кремень!
  — Будь я проклят, если это не так.
  Подвезти Мириам прямо к ее дому я не решился. За домом наверняка следила полиция, а как раз сейчас мне очень не хотелось, чтобы они за мной увязались. Поэтому я остановил машину квартала за четыре до ее дома.
  — Приехали, — сказал я. — Отсюда тебе придется дойти пешком.
  — А ты? — спросила она.
  — Мне надо еще кое-куда подскочить.
  — Не хочешь говорить?
  — Нет.
  — Ты вернешься в отель?
  — Попозже.
  — Дональд, я хочу знать, где ты.
  — Зачем?
  — Чтобы тебя найти.
  — Зачем тебе меня находить?
  — Не знаю. Мне здесь плохо одной. У меня такое предчувствие, что что-то случится.
  — Сиди тихо и не волнуйся, — успокоил я ее. — Сегодня за твоим домом всю ночь будут следить полицейские.
  — Да, наверное. Дональд, ты меня поцелуешь на прощанье?
  — Я уже тебя поцеловал.
  — Ну, ты страшно деловой!
  — Примерно процентов на девяносто.
  Она рассмеялась.
  — Я согласна на оставшиеся десять.
  — Как-нибудь в следующий раз, — ответил я и поспешно открыл ей дверцу машины. Она вышла и хотела было еще что-то сказать, но я рванул с места и умчался.
  Направился я прямиком на Нипануала-Драйв. Полицейский пост возле дома, где произошло убийство, уже сняли. В самом доме было тихо и темно, лишь поблизости бродило несколько любопытных.
  Я остановил машину, вышел и огляделся. Стоявший неподалеку мужчина спросил меня:
  — Вы не знаете, это и есть тот дом, где сегодня произошло убийство?
  — Кажется, да, — ответил я, — хотя я не уверен. У меня есть его адрес — Нипануала, 922.
  — Да, тогда это он.
  — У вас тут какие-то дела? — спросил я.
  — Да нет, просто любопытство разбирает, — ответил он. — Как и вас.
  Я пошел вокруг участка, но мой новый приятель привязался ко мне как банный лист. Подойдя к кирпичной стене, я прошел немного вдоль нее по тропинке. Точно на том месте, где указала Берта, я увидел камень с белым пятном. Прямо под ним в стене была дырка — небольшое углубление, откуда выпал один камень. Сам этот камень валялся у стены на земле.
  Лежали ли там все еще перчатки, свернутые в клубок вместе с бумагами? Было неизвестно. Лунный свет туда не попадал. Подойти ближе и заглянуть в дырку я не решился. Непонятно было, сам ли упал на землю этот камень или кто-то уже обнаружил и тайник, и его содержимое.
  Старательно изображая из себя беззаботного зеваку, я постарался подойти поближе к стене, так чтобы не вызвать подозрений. Бесполезно. Мой «любопытный» не сводил с меня глаз. С тем же успехом он мог спокойно нацепить на куртку свою бляху. Я повернулся и направился к своей машине; «приятель» пошел следом. Теперь я заметил, что он поинтересовался номером моего автомобиля. Тогда я решил сделать хорошую мину, чтобы у сержанта Хуламоки не возникло никаких подозрений.
  — Вы только никому не говорите, — сказал я, — но меня сюда привело не праздное любопытство. Меня зовут Дональд Лэм. Это моя партнерша, Берта Кул, обнаружила тело.
  — Что вы говорите! — изумленно воскликнул он.
  — Да-да. Хотел сам посмотреть, что здесь и как.
  — Зачем?
  Я пожал плечами.
  — А вы пробовали составить представление о каком-нибудь месте по описаниям женщины?
  Он рассмеялся.
  — Ну вот, теперь, по крайней мере, я могу себе представить все, о чем она рассказывала. Это мне и надо было. Всего доброго.
  — Всего доброго, — ответил он.
  Я сел в машину и уехал.
  Глава 19
  В отеле «Ройял Гавайян» я поднялся в номер к Берте Кул и постучал в дверь. Ответа не было.
  Прислушавшись к звукам, доносившимся из комнаты, я безошибочно определил мелодию танца хула. Это был популярный мотив гавайской песни «Все едут в Хукилау». Тогда я постучал сильнее.
  Музыка оборвалась, и Берта крикнула:
  — Кто там?
  — Это Дональд, — ответил я.
  Несколько секунд стояла тишина, но потом она все же решилась и открыла дверь.
  Войдя, я увидел Берту в гавайском платье. У стены на дорожном сундуке стоял переносной проигрыватель; как только я вошел, она быстро захлопнула на нем крышку. Но румянец на щеках Берты ее выдал: она практиковалась перед зеркалом танцевать хулу.
  Я тактично не сказал ни слова, но Берта все же решила хоть как-то объясниться.
  — На этом проклятом острове в тебя прямо вселяется какой-то дьявол! Ты не знаешь почему?
  — Не знаю, — ответил я. — Наверно, действует климат, дружеская атмосфера, гостеприимство, расовая терпимость — тут много всего.
  — Может быть, — сказала Берта. — Но все равно я чувствую, что веду себя как последняя идиотка.
  — Ну почему же?
  Она кивнула на зеркало и проигрыватель:
  — Если скажешь об этом Стефенсону Бикнелу — вышибу дух!
  — Не волнуйся, — заметил я, — на Бикнела климат тоже действует. Если он задержится здесь еще на две недели, то будет прыгать по деревьям, как Тарзан, бить себя в грудь и издавать победный крик обезьяньего самца, убившего своего соперника. А теперь убери свои музыкальные принадлежности и гавайские наряды — для тебя есть работа.
  — Что еще за работа?
  — Работа, которую нужно сделать тихо и быстро, чтобы полиция ничего не пронюхала, а мы получили то, что нам нужно.
  — А именно?
  — В порту стоит военный корабль, и солдаты с него сегодня утром получили увольнительные на берег. Целая толпа их выкатилась на пляж Вайкики, они бродили, глазели кругом и наверняка щелкали фотоаппаратами.
  — Ну и что?
  — Мириам Вудфорд объяснила мне, что все утро была на пляже, загорала и даже заснула там на берегу.
  — Да-а, — протянула Берта, — конечно, может, и была. — Потом пристально посмотрела на меня и добавила: — А может быть, как раз в это время поехала и шлепнула Джерома Бастиона.
  — Все может быть, — согласился я.
  — Это уже лучше, — наставительно заметила Берта.
  — В каком смысле? — не понял я.
  — В том смысле, что эта подлая двуличная бестия строит тебе глазки и готова обвиться вокруг тебя, как розовая ленточка вокруг рождественского подарка. Она пускает тебе пыль в глаза, а ты, дурень, уже готов поверить, что она ни в чем не виновата ни раньше, ни сейчас, никогда. И теперь мы должны что-то делать только потому, что ты считаешь, что она не виновата.
  — Это что, плохо? — спросил я.
  — А что хорошего?
  — Ладно, — сказал я. — Считай, что я допускаю любую версию.
  — Ты, конечно, можешь допускать любую версию, — не унималась Берта, — но я спорю на пятьдесят долларов против пяти, что эта девица уже нашла какую-нибудь возможность тебя закадрить.
  — Ты выслушаешь меня до конца или будешь…
  — Пятьдесят против пяти! — провозгласила Берта. — И учти, это деньги Берты Кул — личные, а не из текущих расходов. А я деньги терять ой как не люблю и ни за что не стала бы спорить, если бы не была уверена на сто процентов!
  — Это я знаю.
  — Так принимаешь пари?
  — Я хотел бы поговорить о деле.
  Берта фыркнула.
  — Конечно, это было глупо с моей стороны, — проворчала она. — Если она еще тебя не закадрила, то ты просто забрал бы деньги, а если закадрила, то чего ж тебе спорить — конечно, лучше поговорить о деле. Ладно, давай о своем деле. Чего ты хочешь?
  — Я хочу, — с облегчением ответил я, — чтобы ты нашла какого-нибудь молодого офицера с этого корабля. Эти ребята такие впечатлительные, им здесь скучно, они заглядываются на женщин, и ты легко сможешь…
  — Ты хочешь сказать, что они будут заглядываться на меня? — еще раз фыркнула Берта.
  — Конечно, будут.
  — Рехнуться можно! Меня душит смех. Ладно, поехали дальше.
  — Ты должна найти такого офицера, — продолжал я, — и уговорить его расспросить солдат. Пусть возьмет пару человек себе в помощь, если это нужно.
  — Да что нужно-то?
  — Я хочу, чтобы он узнал, кто из них делал снимки на пляже Вайкики. И как только пленки будут проявлены и снимки отпечатаны, я хочу на них посмотреть. Каждый может написать на обороте снимков свою фамилию. Мне нужны снимки людей на пляже.
  — Ты думаешь, на них будет Мириам Вудфорд?
  — Если она действительно была там. Если она говорит правду, что загорала в своем замечательном купальнике и прогуливалась по пляжу, то можно спорить на что угодно — минимум человек десять ее тайком засняли.
  — Это еще почему?
  — А ты не замечала, какая у Мириам Вудфорд фигура? — осведомился я.
  — Ну, замечала, — сказала Берта.
  — Вот и солдатики тоже заметили.
  — А вдруг на снимках ее не окажется?
  — Вот почему, — объяснил я, — мы должны выяснить это до того, как полиция догадается сделать то же самое или узнает, что мы этим занимаемся.
  — Ну что ж, — вздохнула Берта. — Ладно, завтра займусь.
  Я усмехнулся.
  — Что-нибудь не так? — недовольно спросила она.
  — Все не так.
  — Господи, Дональд, ты что, хочешь, чтобы я занялась этим на ночь глядя?
  Я кивнул. Берта тяжело вздохнула.
  — А ведь кто-то живет себе и наслаждается жизнью! Послать бы тебя к черту с твоими выдумками или хоть понять, чего ты хочешь. Ну, допустим, мы найдем ее на фотографиях, что тогда?
  — Тогда мы попросим тех, кто сделал эти снимки, вспомнить, в котором часу они были на пляже.
  — Во-первых, это не так просто, — возразила Берта, — а во-вторых, это не убедит полицию.
  — Это уже будет не твоя забота, — успокоил ее я.
  — А чья?
  — Мириам, если ее к тому времени не посадят.
  — Лучше уж тогда послать Мириам прямо на корабль, чтобы ребята ее опознали, — с насмешкой сказала Берта. — Она получит девяносто восемь процентов голосов. Каждый будет рваться присягнуть, что…
  — Вот именно этого, — прервал ее я, — я и хочу избежать. Мне сначала нужны фотографии, тогда я сумею построить доказательство.
  — Да, это логично, — неохотно согласилась Берта. — Ну ладно, попробую.
  — Как себя чувствует Бикнел?
  — Нормально. Пылает страстью. Ты знаешь, что тут было?
  — Что?
  — Он пришел ко мне в номер и сказал, что готов выложить сто тысяч долларов из собственного кармана, только бы Мириам не засудили. Он собирается нанимать адвокатов и дает нам полную свободу действий.
  — Ну и что?
  — Черт побери, Дональд! — вспылила Берта. — Тебя что, совсем не волнуют эти цифры?
  — Да нет, почему же.
  — Уж и не знаю почему! Я вижу, что ты глаз не сводишь с этой Мириам. Господи, у нее походка, как у танцующей рыбы на нересте!108
  Я усмехнулся и вышел из комнаты. Мне вслед неслось шипение Берты насчет коварных женщин и чересчур впечатлительных мужчин.
  А я направился туда, где накануне вечером оставила свою машину Мицуи. Добравшись до ее скромного жилища, я поднялся по ступенькам и позвонил в дверь. Мне открыл молодой человек, тоже полугаваец-полуяпонец.
  — Мицуи, — коротко сказал я.
  Лицо его осталось совершенно неподвижным. Я положил руку на лацкан куртки, слегка отогнул его и тут же опустил на место.
  — Да, господин полицейский, — сказал тогда он. Буквально через мгновение появилась Мицуи.
  Я шагнул внутрь дома. Увидев меня, она отшатнулась, словно я ее ударил. Молодой человек вопросительно посмотрел на нее, и она сказала ему что-то по-японски. Я тем временем пододвинул себе стул и сел.
  Японец подошел ко мне и произнес всего одно слово:
  — Уходите!
  Я не двигался с места. Он с угрожающим видом шагнул в мою сторону, но я потянулся правой рукой под куртку, словно за пистолетом, и посмотрел на него как можно пристальнее и тверже. Видимо, взгляд мой ему не понравился, потому что он отступил. Пока что блеф срабатывал.
  — Что вам нужно? — спросил он.
  Я повернулся к Мицуи.
  — Мицуи, кто вам платил за то, что вы меняли пленки на магнитофоне?
  Ее лицо напоминало деревянную маску. Я уже решил, что не дождусь ответа, но после паузы она все же произнесла одно слово своим низким мелодичным голосом:
  — Бастион.
  — Кто еще?
  — Больше никто.
  — Вы знаете Сиднея Селму?
  — Сиднея Селму? — механически повторила она.
  — Да, Сиднея Селму.
  — Не знаю, — ответила она.
  — Вчера вечером вы ездили к Бастиону, — сказал я.
  В глазах ее пару раз что-то мелькнуло, но она продолжала стоять неподвижно, глядя на меня.
  — У него в доме был еще кто-нибудь?
  — Женщина?
  — Женщина или мужчина, не важно кто.
  Ответа не было.
  — Вы кого-нибудь видели? — еще раз спросил я.
  Ее темные глаза, таинственные и непроницаемые, словно покрытые черным лаком, неподвижно уставились на меня.
  — Вы видели кого-нибудь, кто был в доме у Джерома Бастиона?
  Она продолжала молчать.
  — Вчера вечером там был Сидней Селма, — твердо сказал я, — или же вы виделись с ним сегодня. Ему около тридцати лет, он довольно высокий, широкоплечий, с голубыми глазами. Может быть, он назвался другим именем, но так или иначе вы виделись с ним, и он заплатил вам за то, чтобы вы сделали для него одну вещь. Я хочу знать, за что он вам заплатил.
  Она продолжала смотреть на меня своим непроницаемым взглядом. Лицо ее было абсолютно неподвижно. А вот молодой японец себя выдал. По его лицу я понял, что за моей спиной что-то происходит. Я резко обернулся. В дверях стоял Сидней Селма, наставив на меня дуло пистолета. Глаза его сверкали недобрым блеском.
  — Ах ты, сукин сын, какой любопытный! — проговорил он. — Кориото, забери-ка у него пистолет.
  Молодой японец подошел ко мне неслышными, кошачьими шагами. Теперь он улыбался холодной торжествующей улыбкой.
  — Не загораживай его от меня, — предупредил Селма.
  Я попытался еще раз остановить Кориото.
  — Не трогай, сынок, — сказал я, — получишь пулю. Селма после второго трупа уже не оправдается. А я оправдаюсь.
  Кориото заколебался.
  — Давай же! — крикнул Селма. — Он тебя дурит. Я его продырявлю и глазом не моргну, а потом уж поищем объяснения.
  Ситуацию разрядила Мицуи. Она сказала по-японски еще несколько слов, и Кориото кинулся на меня, как кот на мышку. Я отскочил в сторону и попытался ударить его кулаком. Кориото этого ждал. Он вцепился в мое запястье железными пальцами, молниеносно развернулся вокруг своей оси, и в следующий момент комната словно перевернулась: стол оказался у меня над головой, потолок — под ногами. Потом все вернулось на свои места, я шмякнулся об стенку, а Кориото оседлал меня сверху.
  Я ударился с такой силой, что к горлу подступила тошнота. Я все же попытался сделать Кориото удушающий захват, но он, конечно, увернулся и резким движением скрутил меня в бараний рог. Я услышал шлепающие по полу шажки Мицуи: она подошла, невозмутимо встала рядом с нами и протянула Кориото рулончик бинта.
  — Забери у него пистолет, — скомандовал Селма.
  Кориото быстрым движением связал мне кисти рук бинтом и пошарил с левой стороны под курткой — нет ли под мышкой кобуры. Ничего не найдя, он похлопал меня по карманам.
  — Ну, — торопил Селма, — где же пистолет?
  — Пистолета нет, — сокрушенно произнес Кориото.
  Селма запрокинул голову и залился раскатистым смехом. Искоса глянув на лицо Кориото, я подумал, что Селма, пожалуй, зря так громко над ним смеется.
  — Ладно, — сказал наконец Селма и сунул свой пистолет в карман. — Давай его обыщем.
  Они расстегнули на мне куртку и рубашку, стянули брюки, закатали майку и уложили меня в таком виде на пол. Пока Селма обшаривал одежду, Кориото и Мицуи тщательно обыскали меня, залезая абсолютно во все места. Когда эта процедура была закончена, Селма внимательно пересмотрел содержимое моих карманов, лежавшее кучкой на столе.
  — Ну ладно, умник, — сказал наконец он. — Говори, где они?
  В голове у меня гудело, словно после удара кувалдой. Каждое движение, даже каждый удар сердца отзывался в мозгу гулкой, пульсирующей болью.
  — Где — что? — тихо спросил я, стараясь, чтобы голос не выдал моей беспомощности.
  Селма снова рассмеялся, подошел ко мне и нанес сильный удар тяжелым башмаком по ягодицам. Я содрогнулся от боли. Кориото захихикал нервным смешком, чисто по-японски.
  — Слушай, ты, — грозно проговорил Селма. — Мы знаем, что они у тебя. Мы уже обыскали твой номер в отеле. Обыскали твою машину. Обшарили все уголки, где ты только появлялся, но ничего не нашли. Должен признать, что ты парень ловкий. Но я не собираюсь и дальше мотаться по всему острову и тыкаться, как слепой котенок. У меня нет времени. Они мне нужны.
  — Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал я.
  Его лицо налилось кровью.
  — Я не знаю, — продолжал я, — что вы тут замышляете с Мицуи и Кориото, но знаю, что отделаться от них вам ничто не помешает. Вам ведь не привыкать предавать сообщников. Вы убили Бастиона, потому что решили, что лучше все получить одному, чем делить на двоих. Уж не знаю, как вы договорились с Кориото и Мицуи, но…
  Он снова ударил меня. Это было очень больно. Его удары сотрясали все тело, гулко отдавались в ноющем мозгу. Я понимал, что мой единственный шанс — заставить Мицуи и Кориото заподозрить в нем недоброе, но эти удары меня совершенно обессиливали. Я чувствовал, что если он ударит еще раз, то меня просто вырвет. Я собрал все свои силы, чтобы сосредоточиться.
  — Говори, — снова рявкнул Селма, — где они?
  Он неожиданно нанес еще один удар, и меня начало тошнить.
  — Оденьте его, — приказал Селма.
  Мицуи опустилась на колени и натянула на меня одежду. Надела брюки, застегнула рубашку, даже подтянула куртку, которая была скомкана поверх связанных рук. Затем она связала мне ноги в лодыжках.
  Селма пододвинул стул и уселся на него.
  — Не думай, что я уже закончил, — объявил он. — Мне понравилось тебя бить, это очень меня взбадривает. Если ты такой мазохист, то меня это вполне устраивает. Получишь по полной программе. Сейчас я отвезу тебя в одно местечко, там ты сможешь хорошенько обдумать свое положение и принять решение.
  Превозмогая боль, я проговорил:
  — Вы на ложном пути. Вы можете сколько угодно упражняться в садизме, но нельзя выбить из меня то, чего я не знаю.
  Он снова рассмеялся своим отвратительным, грубым, скрежещущим смехом.
  — Уж не знаю, как попала эта кинокамера в почтовый ящик, — сказал он, — но ты напрасно вытащил ее оттуда. Мы нашли свидетеля, который это видел; тогда-то он, конечно, ничего не заподозрил. Должен признаться, мне и в голову не могло прийти, что Бастион станет держать у себя такие вещи; для меня это было неожиданностью. Но если кто из нас и заблуждается, так это ты. Я его не убивал, но, черт побери, непременно добрался бы до этой штуки, если бы знал, где ее искать.
  Я понимал, что нахожусь полностью в его руках. Играть дальше в немого и получать новые побои никакого смысла не было. Он замордует меня до смерти, да еще и удовольствие получит. Поэтому, когда он снова поднялся на ноги, я проговорил:
  — Ладно. Я скажу.
  Он с явным разочарованием опустил уже занесенную ногу.
  — Ну, — сказал он, — где же они?
  — В том самом месте, которое вы пропустили, — ответил я.
  — Я ничего не пропустил.
  — Значит, вы их нашли.
  Эта логика, как ни странно, на него подействовала. Он задумался на секунду и сказал:
  — Ладно. Так что же это за место?
  — Жалюзи.
  — Не валяй дурака!
  — Только не на деревянных планках, — добавил я, — а внутри карниза, на котором они подвешены.
  — Внутри?
  — Да, — подтвердил я. — Я прилепил пленку скотчем к карнизу изнутри. Увидеть ее можно, только если подтянуть жалюзи до середины и высунуть голову в окно.
  — Ах ты, сукин сын! — В голосе Селмы даже прозвучала нотка восхищения.
  Я замолчал и прикрыл глаза. Сквозь ноющую боль я чувствовал, что Селма не двигается — стоит рядом и что-то обдумывает.
  Вдруг он сказал:
  — Ладно, вот тебе еще разок для ровного счета, просто за то, что ты лишил меня удовольствия забить тебя до смерти.
  Он нанес мне сильный удар, а потом вдруг, словно взбесившись, стал пинать меня острыми носками своих башмаков, стараясь попасть в живот. Я скорчился, чтобы хоть как-то защититься, но спас меня Кориото, оттащив его прочь.
  — Не сейчас, — сказал он. — Сначала забери документы, а то полиция это сделает раньше.
  Хотя Селме жутко хотелось меня добить, он не мог не согласиться, что японец прав. Полиция могла обнаружить то, что он искал, в любую минуту.
  Кориото взял его за плечи и, развернув в сторону двери, подтолкнул:
  — Иди.
  — Постерегите его, пока я не вернусь, — распорядился Селма. — Пусть полежит здесь. Только не давайте ему разговаривать, не слушайте его. — И выскочил за дверь.
  Через несколько секунд я услышал с улицы звук взревевшего мотора и отъезжающей машины. Я открыл глаза. Кориото стоял надо мной с зажженной сигаретой и задумчиво смотрел на меня.
  — Ну, как дела, простофиля? — проговорил я.
  — Что значит — простофиля?
  — То и значит — простофиля, лопух, легкая добыча.
  — Хочешь получить еще?
  — Да нет, просто беседую.
  — Вот вернется Селма, получишь еще. А я помогу.
  — Вот поэтому ты как раз и лопух, — сказал я, — раз думаешь, что Селма вернется.
  Кориото поглядел на меня, прищурившись так, что глаза его превратились в щелочки, и глубоко затянулся сигаретой.
  — Думаешь, когда Селма получит то, что ищет, он приедет сюда поделиться с тобой? — спросил я. — Думаешь, он полный идиот и останется здесь, на острове, где его каждую минуту может замести полиция? Не будь дураком.
  — Что же он собирается делать? — спросил Кориото после некоторого молчания. Он вроде бы даже и вопросы мне задавать не хотел, однако совладать со своим любопытством все же не смог.
  — Сядет на самолет и улетит на континент, — ответил я. — У него уже есть билет на сегодня на ночной рейс и на всякий случай заказано место на завтра.
  — Самолет на континент?
  — Конечно.
  — Он сделал заказ?
  — Не только заказ, черт побери! У него уже есть билет!
  Глаза его снова превратились в узенькие щелки. Мицуи что-то протараторила ему по-японски.
  — Если не верите мне на слово, — корчась от боли, проговорил я, — то можете позвонить в авиакомпанию.
  Они снова затрещали по-японски, после чего Мицуи вышла из комнаты характерной японской птичьей походочкой. Я слышал, как шлепали по полу ее сандалии. Потом я услышал звуки крутящегося телефонного диска и вежливый голосок Мицуи:
  — Скажите, пожалуйста, улетает ли сегодня на самолете мистер Сидней Селма?.. Он заказал место?.. Уже билет?.. Спасибо, большое спасибо.
  Она повесила трубку, и по комнате посыпались дробные звуки быстрого разговора по-японски — тревожные, как цокот кастаньет. Потом я услышал, как Мицуи подбежала ко мне. Она наклонилась, и через секунду мой рот был залеплен широким куском клейкой ленты.
  Потом снова разговор по-японски, снова беготня. Наконец громко хлопнула входная дверь, и с улицы снова донесся звук мотора и отъезжающей машины.
  Я попробовал пошевелить запястьями, но они были связаны чрезвычайно хитроумно, с истинно японским мастерством — ведь их предки упражнялись в разных фокусах с веревками на протяжении десяти тысяч лет. Все, что мне удавалось, — это перекатываться с одного бока на другой.
  У окна стоял маленький столик, на котором красовались рубиновая японская вазочка и резная статуэтка. Мне удалось подсунуть ноги под нижнюю перекладину столика, собраться с силами, приподнять столик и толкнуть его вперед. Столик ударился о стекло, разбил его, вазочка с шумом грохнулась на крыльцо и покатилась. Я еще раз пнул стол ногами, так что остатки стекла осыпались на пол. Теперь оставалось только ждать.
  Долго, казалось целую вечность, ничего не происходило. Я уже стал соображать, хватит ли у меня сил вытолкнуть в окно весь столик, как вдруг услышал приближающиеся шаги и какой-то мужчина испуганным голосом спросил:
  — Что случилось?
  Похоже было, что он бросится наутек при первых признаках опасности. Я замычал заклеенным ртом и еще раз толкнул ногами столик.
  Мужчина заглянул в комнату через окно и тут же отскочил. Я слышал, как он сбежал с крыльца, но потом остановился. Шаги опять стали приближаться — осторожные, нерешительные. В окне вновь появилось бледное лицо. Наконец я услышал, как поворачивается ручка двери, и мужчина вошел в дом.
  Видно было, что он перепуган до смерти. Если бы я как-нибудь неосторожно дернулся, он наверняка убежал бы. Наклонившись надо мной, он зацепил пальцами край клейкой ленты у меня на губах и потянул вверх. Мне показалось, что вместе с лентой он сдерет кожу с моих губ; но вопреки моим опасениям кожа осталась на месте.
  — Грабители, — проговорил я. — Развяжите меня! Позовите полицию!
  — Где они? — первым делом спросил он.
  — Удрали, — заверил я его; только так его можно было удержать.
  Изрядно повозившись, он наконец развязал мне руки. Я сел, достал перочинный нож, перерезал бинты, стягивавшие ноги, и наконец-то перевел дух. Чувствовал я себя совершенно разбитым.
  — Сейчас они ушли, — сказал я, отдышавшись, — но скоро должны вернуться. Поэтому они меня так и оставили связанным, чтобы…
  Этого уже было достаточно. Он даже не стал дожидаться благодарностей — выскочил из дома, словно выпущенный из катапульты.
  Теперь, сказал я себе, в моем распоряжении минут десять, не больше.
  Внутри у меня все болело. Каждый шаг вызывал нестерпимую боль в мышцах. И тем не менее я хорошенько осмотрел дом.
  В кухне на гвоздике висели два ключа. Я внимательно рассмотрел их. Это были ключи от разных замков, причем от хороших, дорогих. Ни к передней, ни к задней двери дома Мицуи они не подходили. Я спрятал их в карман.
  Больше ничего интересного я не нашел. Я уже направился к двери, как вдруг услышал шаги на крыльце. Я спрятался за входной дверью и замер.
  Дверь с шумом распахнулась, и в дом влетел Сидней Селма. Тупо уставившись на пустую комнату, он замер и оказался в великолепной позиции — лучше не придумаешь.
  В свой удар я вложил все силы. Получив ногой в задницу, он рухнул вперед на четвереньки. И тут же я врезал ему в бок.
  — Ну, как ощущение? — полюбопытствовал я. Третий удар я нанес прямо в грудь.
  Он опрокинулся на спину, и на лице его отразилось полнейшее изумление — он словно не верил собственным глазам. Неловко перебирая руками, он попытался подняться, но я двинул ему в челюсть и вышел.
  Теперь я понимал, как легко люди становятся садистами. Последний мой удар был особенно хорош.
  Глава 20
  Я позвонил в авиакомпанию и отменил свой заказ. Они были только рады: несколько человек, записавшихся к ним в лист ожидания, до последней минуты надеялись получить освободившееся место. Дежурная была сама вежливость; она объяснила мне, что свой билет я могу сдать на следующий день или обменять на другой рейс. Все, что от меня требовалось, — это назвать номер билета. Поскольку я предусмотрительно записал номер к себе в блокнот, это было проще пареной репы.
  С нашим делом надо было что-то решать, и я пошел к Берте Кул. Открыв дверь своего номера и едва взглянув на меня, она воскликнула:
  — А-а! Заходи, ты как раз вовремя. Хорошенькую кашу ты заварил!
  Я вошел в комнату. Стефенсон Бикнел сидел на краешке стула, обхватив руками набалдашник трости, с таким зверским лицом, словно собирался сожрать на завтрак пару плотницких гвоздей. Я проковылял мимо него к свободному стулу.
  — Что это с тобой? — спросила Берта. — Ты еле ноги волочешь, как инвалид. — Последние слова сорвались у нее с языка явно необдуманно, и она поспешила исправить ошибку. — Ты что, попал в автокатастрофу? — Она с опаской покосилась на Бикнела: не воспринял ли он ее предыдущую фразу как оскорбление.
  — Да нет, просто подрался немного, — ответил я, осторожно опустившись на стул.
  — О господи! — всплеснула руками Берта. — Опять ты позволил кому-то себя поколотить! И как это у тебя получается — понять не могу, честное слово! Все, кому не лень, колошматят тебя, как теннисный мяч! Скажи на милость, ты сам когда-нибудь кого-нибудь можешь побить?
  — Видимо, нет, — ответил я.
  — Ну ладно, — махнула рукой Берта. — В общем, мы опять влипли в историю.
  Тут вступил Бикнел.
  — Когда я кого-либо нанимаю, — отчеканил он, с ненавистью глядя на меня, — я рассчитываю на порядочность и преданность этого человека. Я доверяю ему и ожидаю, что и он будет играть по-честному.
  Я поерзал на стуле, пытаясь усесться так, чтобы по возможности ослабить боль, мучительно вспыхивавшую в каждой мышце.
  — Давайте не будем поспешно осуждать Дональда, — по-матерински вступилась за меня Берта. — Его, конечно, побили, но он все-таки смышленый чертенок и, наверное, сумеет довести дело до конца.
  — Только не за мои деньги! — заявил Бикнел. — Что касается меня, то я больше доить себя не позволю.
  — Но послушайте, — продолжала Берта, — все это можно еще уладить и…
  Но Бикнел решительно замотал головой. Теперь уже у Берты в глазах появилось такое выражение, словно она его вот-вот убьет.
  — А с чего, собственно, сыр-бор разгорелся? — осторожно спросил я.
  — Я только что узнал, — сказал Бикнел, — причем впервые, что миссис Кул кое-что нашла в доме Бастиона.
  — Подумаешь, какую-то старую кинокамеру! — выпалила Берта. — Да я вам десять таких кинокамер куплю, если вы так переживаете.
  — Дело не в камере, — раздраженно ответил он, — а в том, что в ней было. Ну-ка, Лэм, расскажите, куда все это делось?
  — Она в полиции.
  — Я хочу знать, куда делось то, что было в камере?
  — В ней была пленка. В полиции ее проявили.
  — Знаю, — отрезал Бикнел. — И обнаружили кадры уличного движения на Кинг-стрит, снятые через два часа после убийства. Боже мой, я-то думал, что могу вам доверять! Я же платил вам, был с вами абсолютно откровенен и совершенно не предполагал, что столкнусь со злостным обманом!
  — Да кто вам сказал, что вас обманули?
  — Я вам говорю!
  — Неправда. Вы получаете именно то, за что платите.
  — Нет, не получаю. Я нанял вас, чтобы…
  — Вы наняли нас, — продолжил за него я, — чтобы мы защищали Мириам Вудфорд.
  — Совершенно верно, — сказал он.
  — Вот мы ее и защищаем.
  — Нет, не защищаете! Вы должны были передать эту информацию мне, что бы там ни лежало.
  Я отрицательно покачал головой.
  — Вот именно это, — среагировал на мой жест Бикнел, — я и считаю абсолютной, злостной неисполнительностью!
  — Бывают случаи, — спокойно сказал я ему, — когда целесообразно предоставлять клиенту всю имеющуюся информацию; а бывают и другие случаи, когда это нецелесообразно. Сейчас как раз тот самый случай.
  — Я желаю знать, что лежало в этой камере, Лэм.
  — Свернутый в рулончик микрофильм, — ответил я, — парочка квитанций за абонирование индивидуальных банковских сейфов и ключи от них.
  — Так! — сказал Бикнел, резко выпрямившись на своем стуле. — Ну наконец-то! Ведь это же именно то, что нам нужно. Теперь все меняется. Теперь мы действительно сможем защитить Мириам Вудфорд.
  — Значит, вы довольны? — спросил я.
  — Вы еще спрашиваете!
  — Отлично, — сказал я. — Значит, Берта выкрала эту камеру, а я достал из нее то, что нужно, и переправил в надежное место. Вы же сами хотели, чтобы эти материалы были обезврежены, вот они и обезврежены. Теперь ни один злоумышленник не сможет ими воспользоваться, и вам не о чем беспокоиться. Вместо того чтобы тут сидеть и ругаться, могли бы поздравить нас с отличной работой.
  — А вы не могли рассказать мне все это раньше, чтобы я не волновался?
  Я вновь отрицательно покачал головой:
  — Не забывайте, что полиция нашла квитанцию за фотокопирование и узнала о факте покупки яда.
  — Да, — задумчиво произнес он, — это верно.
  Я тем временем посмотрел на Берту и вопросительно поднял брови.
  — Ну да, я ему рассказала, — сердито ответила Берта на мой молчаливый вопрос. — Меня мучила совесть, и я сообщила ему про камеру под строгим секретом, а он взорвался и начал метать громы и молнии.
  — Ну и что? — недовольно спросил Бикнел. — Мы же должны работать вместе, а я только в первый раз случайно узнал, что мы нашли что-то важное.
  — Вы ведь не знали этого, когда вас допрашивали в полиции, не так ли? — спросил я.
  — Нет.
  — Когда сегодня будете перед сном молиться, — сказал я, — не забудьте вознести за это хвалу господу.
  — Это еще почему?
  — Потому что если бы вы об этом знали, то и полиция узнала бы. Берта все правильно сделала. Кстати, насколько я припоминаю, у вас были легкие перчатки, в которые вы закатали некие документы и спрятали все это в каменной стене.
  — Совершенно верно.
  — Вы их забрали?
  — Вы хотите сказать, достал ли я их из стены?
  — Да.
  — Нет, не достал.
  — Где же они?
  — Полагаю, все еще там, в стене.
  — Вы никого не посылали забрать их оттуда?
  — Нет.
  — И никому о них не говорили?
  — Нет. Об этом знала только миссис Кул.
  — Тем не менее их там нет, — сказал я.
  — Вы уверены?
  — Не совсем уверен, потому что у меня не было возможности засунуть в дырку руку и пошарить как следует. Но тот камень, который прикрывал дырку, лежал на земле. Насколько можно было разглядеть при лунном свете, там ничего не было. Иначе, я думаю, я бы увидел.
  Он нахмурился:
  — Да, это может оказаться серьезно.
  Я промолчал.
  — Все равно, — упрямо продолжал он, — я настаиваю на том, что с вашей стороны имела место явно нечестная игра.
  — Я так не считаю.
  — А я считаю.
  — Вы ведь наняли нас, чтобы защищать Мириам, — начал я снова сказку про белого бычка.
  — Совершенно верно.
  — Отлично. Мы ее и защищаем.
  — От чего?
  — Насколько я помню, мы должны были защищать ее от всего, что ей угрожает.
  — Правильно, — сказал он. — И при этом первое, что вы делаете, — это утаиваете полученные вами ценные сведения.
  — Да. И мы сделали это, чтобы защитить Мириам.
  — Что вы хотите сказать? Что не могли доверить мне сведения, касающиеся Мириам?
  — Совершенно верно.
  — Что-о? — завопил Бикнел.
  — Ну-ну, Дональд, давай-ка полегче, — заволновалась Берта. — Нам надо выяснить все это и…
  — Никаких выяснений! — кричал Бикнел. — Все кончено! Вы свое дело сделали, вы оба! С этого момента вы уволены! Жаль, конечно, что я не могу вернуть деньги по уже выданному чеку, вы успели его обналичить, но теперь уж будьте любезны оплачивать свои расходы сами! Если хотите, можете попробовать отсудить у меня свое жалованье или оплату расходов. Я вас сам по судам затаскаю! Я выставлю вас как самых настоящих жуликов! Я и пятидесяти тысяч долларов не пожалею, если понадобится, лишь бы вы не получили ни одного паршивого цента!
  Берта злобно посмотрела на меня.
  — Как так получилось, Бикнел, — сказал я как можно спокойнее, — что утром у вас в кармане оказались эти перчатки?
  — Не знаю, — раздраженно проговорил он. — Хотел поберечь руки. Они у меня немного обгорели и…
  — В Гонолулу никто перчаток не носит, — прервал его я.
  — А я ношу!
  — Потому что вы заранее знали, что будете шарить в доме Бастиона, и не хотели оставлять отпечатков пальцев.
  — Да что вы такое несете? Его убили как раз тогда, когда мы подъехали.
  — Кто убил?
  — Какая-то женщина.
  — Шалите, шалите, Бикнел! — Я покачал головой. — Как не стыдно утаивать важные вещи от своих детективов?
  — Что вы еще выдумали?
  — Вы все замечательно спланировали… — начал я, но тут Берта не выдержала.
  — Нет, нет, Дональд! Куда тебя заносит? Как можно предполагать такое? Ты же знаешь, что Бикнел все утро был на пляже, пока я не рассказала ему про Бастиона. Потом мы туда поехали вместе. Я все время была с ним.
  — Ну-ка, когда было совершено убийство? — спросил я Берту.
  — Как раз когда мы подъехали, — выпалила она. — Или прямо перед этим.
  — Или когда ты пошла звонить в полицию, — добавил я.
  — Что?! — воскликнула Берта. — Да ты с ума сошел! Я же звонила в полицию после… — И тут она осеклась.
  — Вот именно, — сказал я. — Ты ведь до этого не вылезала из машины. Ты ведь не видела тело. Бикнел взошел на крыльцо, потом заглянул в окно, побежал обратно и сообщил тебе, что Бастиона убили выстрелом между глаз и он лежит мертвый в постели, а рядом на полу скомканная газета.
  Берта уставилась на меня, моргая своими зелеными глазками.
  — Ну да, — проговорила она. — Я же видела тело собственными глазами.
  Я только усмехнулся.
  — После того как ты вернулась, позвонив по телефону в полицию, на постели действительно лежало мертвое тело. А вот когда Бикнел заглядывал в окно, Бастион просто спокойно лежал в постели и читал газету. — Наступила тишина, и я продолжал: — Да, Бастион действительно стал шантажировать Мириам. Но Селма, большой дока в этом деле, быстро понял, что тут пахнет гораздо более крупной игрой, что здесь есть другая жертва, у которой на самом деле совесть нечиста, а значит, она вдвойне уязвима.
  — Вы о чем сейчас говорите, позвольте вас спросить? — вмешался Бикнел.
  — Об убийстве Бастиона.
  — Вот и говорите об этом.
  — Хорошо. — Я снова повернулся к Берте. — Бикнел сказал, чтобы ты пошла позвонила в полицию, а он останется ждать. Ты стала карабкаться по лесенке в соседний дом, думая только о том, что ты будешь говорить полиции. Тем временем Бикнел вошел в дом, достал из кармана пистолет, выстрелил Бастиону точно между глаз и снова вышел на крыльцо. Все это он проделал еще до того, как ты успела объяснить соседке, что тебе от нее нужно, и добраться до телефона, откуда ты уже видела Бикнела через окно. Он, правда, рассчитывал, что успеет не только убить Бастиона, но и найти нужные ему документы. Однако времени до твоего возвращения оказалось мало и ничего найти он не успел, поэтому пришлось уговорить тебя войти в дом вместе с ним и поискать как следует.
  — Вы лжец и предатель! — не выдержал Бикнел. — Я добьюсь, что вас лишат лицензии!
  Я не обращал внимания на его крики и продолжал объяснять Берте:
  — Бикнел плевать хотел на Мириам Вудфорд. Все это сплошной спектакль. Да, Мириам Вудфорд покупала мышьяк, но Эзра Вудфорд был отравлен совсем не этим мышьяком. Эзра действительно попросил ее купить мышьяк, но только потому, что Бикнел попросил Эзру сделать это для него: он якобы собирался попробовать заняться набиванием чучел. Так что вся история с мышьяком просто дымовая завеса.
  Тут Бикнел произнес ледяным голосом:
  — Я не знаю, как именно можно лишить вас обоих права заниматься расследованиями, но сколько бы ни потребовалось от меня времени, денег, сил и терпения — я это сделаю. Вы самые гадкие, самые дрянные детективы, какие только бывают на свете, вы отбросы этой профессии! Подонки, предатели своих же собственных клиентов!
  Я усмехнулся. Берта посмотрела на меня испепеляющим взглядом и прошипела:
  — Чтоб мне провалиться, Дональд, если я понимаю, что ты вытворяешь! Один раз в жизни нам попался клиент — настоящий Санта-Клаус, так ты сам же рубишь сук, на котором сидишь!
  — Я вам еще кое-что скажу, — снова заговорил Бикнел, обращаясь ко мне. — Существует такая вещь, как доказательство. Уж и не знаю, слышали вы о ней или нет, но если не слышали, то сейчас как раз самое время вам о ней узнать. Вы, видно, начитались детективных романов, в которых стоит только мудрому сыщику ткнуть в кого-нибудь пальцем, как тот или моментально падает духом и признается, или вынимает пистолет и пытается пустить себе пулю в лоб, или бросается в бегство. Должен вам заявить, что я поступлю совершенно противоположным образом. Вы выдвинули против меня ложное, клеветническое обвинение в присутствии свидетеля, и я подам на вас в суд за клевету. И попробуйте доказать хотя бы часть ваших диких обвинений, молодой человек. Дело кончится тем, что я разоблачу вас и покажу, кто вы есть на самом деле.
  — Ну, раз пошло такое дело, — не выдержала Берта, — то мы тебе, сукиному сыну, скрипучему паралитику, зададим такую трепку, какой ты в жизни не видел! Если хочешь знать, я думаю…
  И тут раздался требовательный стук в дверь. Берта моментально замолчала. А Бикнел, озабоченно посмотрев на меня, сказал:
  — Наверно, сейчас нам лучше обойтись без посторонних. В конце концов, мы, похоже, наговорили друг другу много лишнего. Пора спуститься на землю, прийти к какому-то здравому соглашению и…
  Стук в дверь повторился, на этот раз еще решительнее. Я встал и открыл дверь. На пороге стоял сержант Хуламоки, согнувшись в полупоклоне и улыбаясь.
  — Можно войти? — вежливо спросил он.
  — Нет! — пронзительно вскрикнул Бикнел.
  — Нет! — завопила и Берта.
  Я сделал шаг в сторону. Сержант Хуламоки вошел в номер и поблагодарил:
  — Спасибо. Большое спасибо.
  Я прикрыл дверь.
  — Вы здесь что-то говорили насчет доказательств, мистер Бикнел, — начал сержант Хуламоки. — Это очень, очень интересная тема, и мне кажется, я смогу внести посильный вклад в ее обсуждение. Я, собственно, поэтому и решил заглянуть на минутку.
  — Вы что, слышали, о чем мы говорили? — испуганно спросила Берта.
  — Конечно, — ответил сержант Хуламоки. — Должен вам сказать, что ваш номер прослушивается. Мы следим за вашей беседой из соседней комнаты.
  — И все записывается? — ахнула Берта.
  — Да, безусловно. Записывается и подтверждается свидетелями. Не подумайте ничего такого — обычная полицейская рутина, миссис Кул.
  — Отлично! — нашелся Бикнел. — Значит, у меня есть еще свидетели, которые мне так нужны. Теперь я имею прекрасную возможность возбудить дело против Дональда Лэма за распространение порочащих меня сведений.
  — Так вот, о доказательствах, мистер Лэм, — обратился ко мне сержант Хуламоки. — Вы сделали ряд очень интересных выводов, или, я бы даже сказал, умозаключений…
  — Назовите их хотя бы подозрениями! — гневно запротестовал Бикнел.
  — …а мы со своей стороны, вероятно, можем представить некоторые доказательства.
  — Правда?
  — Например, пистолет в туалетном бачке, — продолжал сержант, — орудие убийства. Уже нет сомнений в том, кто и когда именно его туда положил.
  Бикнел хотел еще что-то возразить, но передумал.
  — Конечно, сразу стало ясно, — сказал сержант Хуламоки, — что если кто-то решил воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств — когда можно убить шантажиста и навлечь подозрения на миссис Вудфорд, — то этот пистолет так или иначе должны были подбросить в ее дом. Судя по всему, именно так вы и рассуждали, мистер Лэм, когда настаивали на самом тщательном проведении обыска у нее в квартире.
  Я кивнул.
  — И я, конечно же, рассуждал точно так же, — пояснил сержант.
  Бикнел саркастически хмыкнул.
  — Что же тогда ваши гориллы не заглянули в бачок во время обыска? Все было бы значительно проще.
  — Конечно, — согласился сержант Хуламоки. — Обыск — это тоже обычная полицейская рутина. И мы, конечно же, туда заглянули.
  — Заглянули? — переспросил Бикнел, у которого буквально отпала челюсть.
  — Несомненно, — строго заметил сержант. — Неужели вы думаете, что в полиции Гонолулу, да еще в отделе по расследованию тяжких преступлений, может работать хоть один человек, способный пропустить при обыске столь очевидный тайник?
  — Очевидный? — переспросил Бикнел.
  — Ну, возможно, для вас, мистер Бикнел, и не очевидный, — ответил сержант Хуламоки со своей обычной приветливой, умиротворяющей улыбкой. — Преступник-любитель, вбегающий в ванную комнату в поисках места, где он мог бы спрятать изобличающий его предмет, быстренько осмотрится, увидит бачок и решит, что это идеальный тайник, лучше и не сыскать. Но мы-то, мистер Бикнел, профессионалы. Мы сталкиваемся с такими вещами каждый день. Для вас, наверно, это было впервые. Вряд ли вам раньше приходилось спешно прятать какой-нибудь предмет в комнате, где удобных потайных мест вообще мало; вот вас и прельстил этот туалетный бачок. А для наших людей, смею вас заверить, вы далеко не первый, кто считает почему-то, что в бачок полицейские ни за что не заглянут; с такими случаями мы имеем дело регулярно. Более того, — продолжал сержант Хуламоки, — мы были уверены, что улику, скорее всего, подбросят именно в ванную. Правда, если бы этот предмет подбрасывала Мицуи, горничная-японка, то он почти наверняка оказался бы где-нибудь на кухне. Наверно, она бы решила, что идеальным укрытием для него послужит банка с мукой или сахаром. Вы и представить себе не можете, сколько раз горничные и кухарки использовали жестяные банки с мукой или сахаром, а иногда и с кофе, чтобы что-нибудь туда спрятать. Им всегда кажется, что их озаряет блестящая идея. Поэтому, конечно, когда мы осматриваем кухню, мы в первую очередь заглядываем именно туда, а когда ищем что-нибудь в ванной, непременно проверяем туалетный бачок. В вашем случае, мистер Бикнел, вы решили навестить Мириам Вудфорд вместе с миссис Кул, чтобы заверить Мириам в вашей поддержке, пообещать адвокатов, которые станут отстаивать ее интересы, сказать, что не поскупитесь ни на какие расходы ради ее безопасности, и все такое. Вам ведь это было выгодно, поскольку все обязанности по ее защите оставались за вами. Как человек, оплачивающий услуги адвокатов, вы были бы в состоянии контролировать всю стратегию защиты. Для вас, безусловно, создавалась идеальная возможность проследить за тем, чтобы ее осудили за убийство, хотя внешне вы вроде бы старались ее выручить.
  — Ну конечно! — саркастически заметил Бикнел. — Может, тогда вы уж заодно расскажете нам, зачем мне все это понадобилось — так предавать женщину, которой я восхищался?
  — Конечно, расскажу, — спокойно ответил сержант Хуламоки. — Вы знали о том, что Эзра Вудфорд просил жену купить мышьяк. Так что вам было очень удобно отравить мышьяком своего партнера. А причина, я уверен, отыщется, если внимательно изучить документы, касающиеся ваших партнерских отношений. Этот шантажист Бастион, — продолжал он, — действительно очень хитер, однако он пошел по ложному следу — пытался шантажировать Мириам, хотя виноваты во всем были вы. Зато Сидней Селма оказался настоящим мастером вымогательства и решил исправить ошибку Бастиона. Вы узнали, что он приезжает сюда, и сумели приехать с ним на одном корабле; более того, привезли с собой детективов, чтобы «защитить» Мириам. Очень недурно, очень тонко, — сержант с улыбкой отвесил Бикнелу легкий поклон, — но все же недостаточно тонко!
  — Да вы сами-то понимаете, что вы говорите? — пронзительно выкрикнул Бикнел.
  — Конечно. — Сержант Хуламоки, казалось, даже слегка удивился. — Конечно, я понимаю, что говорю. Я, изволите ли видеть, не только формирую слова в собственном мозгу и произношу их собственными губами, но и слышу их собственными ушами. Так что никаких сомнений!
  — Вы же выдвигаете против меня прямое обвинение! — не унимался Бикнел.
  — Совершенно верно, — ответил сержант.
  В комнате повисла напряженная тишина. Потом снова заговорил сержант Хуламоки:
  — Я надеюсь, что и вы правильно понимаете, что я говорю. У вас, мистер Бикнел, была отличная возможность зайти в ванную комнату. Видимо, это была единственная комната, куда вы могли зайти на какое-то время один, не вызывая никаких подозрений. Вы вели себя естественно, как старый друг, вот и зашли в ванную. Там вы закрылись, скорее всего, даже заперлись, на несколько минут. При вас было орудие убийства, и вы стали срочно искать для него потайное место; вы знали, что должны найти такое место в ванной комнате. Не знали вы только одного: что мистер Лэм специально попросил наших людей, производивших обыск, тщательно осмотреть все возможные потайные места, чтобы потом нельзя было незаметно подбросить оружие. Не знали вы, конечно, и того, что и я отдал своим подчиненным точно такие же распоряжения. Так вот и получилось, мистер Бикнел, что, когда вы вошли в ванную комнату, вы попались в тщательно установленную ловушку. Могу заверить вас в том, что каждый дюйм в ванной комнате был обследован с максимальной тщательностью. Мы не только все осмотрели в самой комнате, мы проверили также все кафельные плитки на стенах — не находится ли тайник за одной из них. Наконец, только вы, мистер Бикнел, заходили в ванную во время вашего с миссис Кул визита к Мириам Вудфорд. А потом, когда я сам начал осматривать ее квартиру с ванной, я, конечно, едва ли не первым делом полез в бачок и — пожалуйста! — обнаружил там пистолет. Могу вам сейчас сообщить, мистер Бикнел: исследования однозначно показали, что именно им было совершено убийство.
  — Вы можете вешать на меня что угодно, — довольно твердым голосом произнес Бикнел. — Я буду бороться до конца. У меня хватит денег, чтобы нанять лучших адвокатов.
  Сержант Хуламоки широко улыбнулся:
  — О-о, я очень рад слышать это от вас, мистер Бикнел! Очень рад. Я уж начал бояться, что вы падете духом и просто признаете свою вину, отдав себя в руки правосудия. Очень хорошо, что вы собираетесь защищаться!
  — Почему это? — не поняла Берта.
  Сержант Хуламоки посмотрел на нее с недоумением, словно она должна была знать ответ на свой вопрос прежде, чем задавать его. Тем не менее он счел необходимым вежливо объясниться.
  — Видите ли, миссис Кул, наша зарплата и весь бюджет нашей организации очень зависит от благожелательного к нам отношения налогоплательщиков, поэтому нам, естественно, очень хотелось бы, чтобы налогоплательщики были в курсе того, как хорошо мы работаем ради их безопасности. Между тем очень часто, когда нам удаются яркие операции и наши детективы работают отлично, преступники признают свою вину и отдаются в руки правосудия. Никаких сведений о нашей прекрасной работе налогоплательщики в таких случаях не получают. Бывают, правда, и другие случаи, когда в деле фигурирует мало улик. Тогда обвиняемый является в суд с целой свитой адвокатов, и полиция начинает выглядеть, мягко говоря, небезупречно. Публика ведь, как правило, плохо понимает, что мы, полицейские, не строим доказательств; мы лишь стараемся собрать побольше улик. И вот какой-нибудь ушлый адвокат начинает в суде катить бочку на полицию и заявляет присяжным: «А почему они не представили вот этой улики?», «А почему они не добыли вон той улики?», «А почему они не сделали того-то и того-то?». И присяжные очень часто одобрительно кивают головами, после чего, как правило, обвиняемого оправдывают, а полицию начинают ругать. В нашем же случае получается совсем наоборот. У нас такой замечательный случай, когда даже самый лучший адвокат может…
  — Да прекратите вы болтать! — со злостью прервал его Бикнел. — Я бизнесмен и кое-как разбираюсь в том, что можно сделать, а чего нельзя. Вы просто блефуете. Ну, допустим, я заходил в ванную. Но доказать, что именно я подбросил туда пистолет, можно было единственным способом — проследить, когда я туда вошел, и сразу после этого обнаружить пистолет. А так — туда заходило множество людей: там была Мириам, там была Норма, там был, в конце концов, этот несчастный детективишка, там…
  — Конечно, — охотно согласился сержант Хуламоки. — Вы совершенно правы, мистер Бикнел. Здесь двух мнений быть не может.
  — Ну и?.. — сказал Бикнел.
  — Но все же, — продолжал сержант, — у вас была такая возможность. Это-то вы должны признать.
  — И у меня, и у нескольких других людей.
  — Безусловно, мистер Бикнел. Вы что же, нас за детей считаете?
  — Тогда ваше дело не такое уж замечательное, — торжествующе сказал Бикнел, — и мой адвокат сделает из вас в суде отбивную.
  — А как вы в таком случае объясните то обстоятельство, что когда мы установили продавца и владельца пистолета по его номеру, то обнаружили, что…
  — А вот тут-то вы на меня этот пистолет не повесите! — воскликнул Бикнел. — Уж одно я вам могу гарантировать — что этого пистолета я не покупал!
  — Ну конечно, не покупали, — спокойно ответил сержант Хуламоки. — Вы не так глупы! Этот пистолет продан лет пятнадцать назад одному человеку, у которого, к сожалению, уже ничего не узнаешь. Он умер.
  — Вот так-то! — сказал Бикнел.
  — Зато, — продолжал сержант Хуламоки, — в полиции Денвера очень аккуратно ведут учет лиц, владеющих оружием. Каждый уважаемый гражданин имеет право носить оружие, если у него есть на то особые причины, но полиция любит порядок в таких вещах. Так случилось, что десять лет назад вы обратились за разрешением на ношение оружия, и разрешение было предоставлено вам полицией безотлагательно. И вот тогда-то вы и указали марку, модель и номер оружия, которым собирались владеть.
  Лицо Бикнела внезапно исказил беспощадный, несдерживаемый страх.
  — И этот номер, — продолжал сержант Хуламоки, — в точности совпадает с номером пистолета, обнаруженного в туалетном бачке, — того самого, из которого был убит Бастион. Полиция, мистер Бикнел, должна в определенных ситуациях действовать быстро и решительно, мгновенно преодолевая большие расстояния. Мы здесь, на Островах, вдалеке от остального мира, поэтому вынуждены часто пользоваться международной связью, а это увеличивает расходы на содержание полицейского управления. Так что для нас чрезвычайно важно получить возможность доказать налогоплательщикам, что эти расходы оправданны. А теперь, мистер Бикнел, — сказал он после небольшой паузы, — мне, право же, не хотелось бы сильно вас беспокоить, тем более что вы, как я знаю, страдаете артритом. Думаю, наручники в этом случае окажутся мерой чересчур жестокой, а нам бы этого не хотелось. Кроме того, проходить в таком виде через холл — это очень унизительно. А вам еще надо выписаться из вашего номера. Да-да, мистер Бикнел, к сожалению, сейчас в Гонолулу очень, очень много гостей; в отеле длиннющий лист ожидания, и администрация очень жестко настаивает на этой формальности. Двое моих сотрудников помогут вам собраться. Наверняка на такой номер, как у вас, будет много претендентов; а вот на те апартаменты, где вам предстоит завершить ваш визит в Гонолулу, боюсь, охотников немного. Вы уж простите мне эту безобидную шутку, мистер Бикнел; иногда хочется как-то разрядить обстановку. Разрешите, я помогу вам подняться, — продолжал он. — Вы, конечно, можете пользоваться вашей тростью, но, пожалуйста, только для того, чтобы опираться при ходьбе. Если вы попробуете воспользоваться ею как оружием или вообще прибегнете к насильственным действиям, это будет в высшей степени неблагоразумно, особенно при вашем состоянии здоровья. Итак, если вы готовы…
  И сержант Хуламоки, подойдя к Бикнелу, взял его под руку, помог подняться со стула, вручил ему трость, поклонился нам и сказал:
  — Прошу прощения за внезапное вторжение, однако, когда мы услышали, какой оборот принимает беседа, мы решили, что есть смысл принять в ней участие. Ваш разговор пошел на чересчур высоких тонах, а «Ройял Гавайян», знаете ли, отель первоклассный, и в его номерах не должно быть никакой ругани — по крайней мере, такой, которая беспокоила бы других постояльцев. Что же касается купленного вами будильника, мистер Лэм, то вы, конечно, можете им пользоваться, но вот коробочка от него, куда вы вложили некоторые вещички и отправили на континент по вашему служебному адресу мисс Элси Бранд, нас, конечно, очень интересует. Я уже дал телеграмму на континент, и завтра утром, когда почтальон доставит эту посылочку, его будут сопровождать почтовый инспектор и полицейский. И мы, конечно, рассчитываем, что мисс Бранд пойдет нам навстречу.
  — Пойдет, — сказал я, — но мы в свою очередь ожидаем того же от вас.
  — В чем именно?
  — Бог его знает, сколько на этом микрофильме опасных материалов, — пояснил я. — Мы хотели бы обеспечить безопасность наших клиентов.
  — Ваших клиентов? Ах да, вы говорите о миссис Вудфорд и об этой девушке Радклиф. Я как-то упустил из виду этот момент. Да, понимаю, такой предусмотрительный человек, как вы, в ситуации, когда ваш первоначальный наниматель оказался обвиняемым в убийстве, не мог не заключить разумного взаимовыгодного финансового соглашения с двумя женщинами; для них оно, безусловно, будет очень полезным. Конечно, конечно, мистер Лэм, в этом деле вы можете полностью на нас рассчитывать. Шантаж нравится нам ничуть не больше, чем вам, так что вы, безусловно, можете положиться на нашу деликатность. Да, и еще одна вещь, — добавил он. — Я имею в виду ваш, миссис Кул, поход на военный корабль, чтобы найти фотографии Мириам Вудфорд на пляже. Это была отличная идея с вашей стороны, мистер Лэм, и наши сотрудники немедленно приступили к ее реализации. У нас уже есть несколько снимков Мириам Вудфорд на пляже. Какая все-таки у нее восхитительная фигура! На двух фотографиях она снята прямо на фоне «Каноэ-клуба»; а как вы помните, мистер Лэм, на стене этого клуба, обращенной в сторону океана, висят большие часы, чтобы купающиеся могли следить за временем. Так вот, эти фотографии снимают с миссис Вудфорд все подозрения. В момент совершения преступления она была на пляже. Итак, — он снова обратился к Бикнелу, — прошу вас пройти со мной. Обещаю вам, что, когда вы будете проходить через холл и оформляться в регистратуре, мы будем стараться вести себя так, словно вы наш дорогой гость, видный, богатый турист, которого мы провожаем в поездку по острову. Благодарю вас, миссис Кул, и особенно вас, мистер Лэм. Мы действительно очень высоко ценим вашу помощь в этом деле, мистер Лэм. А с вами, миссис Кул, хотел бы поговорить наш начальник управления, но с этим, видимо, можно подождать до завтра или послезавтра: сейчас он очень занят. Мы вообще-то редко беспокоим коллег с материка, особенно когда их усилия в конце концов приводят к благоприятному результату. Боюсь, однако, что миссис Кул вела себя весьма неосмотрительно; поэтому в ближайшие дни, когда вам будет удобно, миссис Кул, начальник управления хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу изъятия улик с места преступления. Наконец, осталось еще одно дело, — теперь он обратился ко мне, — этот шантажист Селма, к которому вы так усердно привлекали наше внимание. И о нем мы тоже позаботились. Некоторое время мы даже считали, что, возможно, это он совершил убийство. Не исключено, что подобная идея приходила ему в голову. Но он был в совершенном отчаянии, узнав, что материалы, которые прятал Бастион, уплыли из рук. Его можно понять — ведь на кону были сотни тысяч долларов! Но мы, повторяю, хорошо о нем позаботились; по иронии судьбы, он проведет ночь в камере по соседству с мистером Бикнелом. Однако не буду вас утомлять подробностями. Вам, без сомнения, есть что обсудить, а мне нужно сопровождать мистера Бикнела в его новую резиденцию. Доброй вам ночи!
  И с этими словами сержант Хуламоки церемонно раскланялся и вывел Бикнела в коридор. За дверью, как мне удалось заметить, их поджидали двое полицейских. Дверь за ними аккуратно закрылась.
  — Жарь меня, как последнюю устрицу! — выдохнула Берта. — Режь меня тупым ножом и жарь на противном вонючем жире!
  Я приложил палец к губам, напоминая ей, что номер прослушивается.
  Глава 21
  Мы с Бертой спустились вниз и, пройдя через веранду отеля, вышли к океану. Белоснежная полоса кораллового песка поблескивала при свете луны. На фоне мирного ночного неба вырисовывались четкие силуэты пальм. Теплые волны останавливались у невидимой преграды метрах в двадцати пяти от берега, и только мерное, спокойное колыхание прибрежной воды было отголоском их долгого путешествия.
  — Что-то не нравится мне, как ведет себя местная полиция, — нарушила молчание Берта. — Надо проверить, не засунули ли они микрофон мне за бюстгальтер.
  — А что, надежное место, — рассеянно ответил я.
  — А теперь еще этот начальник управления привязался, — продолжала Берта. — Если он думает, что я побегу к нему на допрос, то он идиот.
  — Он не идиот.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Он и не думает, что ты к нему побежишь.
  — Но он же передал через сержанта, чтобы я пришла.
  — И при этом как раз сейчас он очень занят, — добавил я. — Я уверен, что если ты покажешь свое удостоверение и объяснишь, что тебе нужно по срочному делу, то сможешь сесть на самолет и слинять отсюда раньше, чем он освободится.
  Берта остановилась и внимательно посмотрела на меня.
  — Ну, голова! Так ты думаешь, что сержант именно это и имел в виду?
  — Во всяком случае, не удивлюсь, если это так, — ответил я. — Ты вмешалась в расследование, похитила улику и утаила ее. Это называется «непрофессиональное поведение». Нас могут притянуть к ответу, причем и в Калифорнии тоже, так что в принципе дело могло бы принять серьезный оборот.
  — Я же просто защищала клиента от шантажиста, — запротестовала Берта.
  — Конечно, — согласился я. — Так вот, начальник управления и дает тебе знать, что если ты будешь по-прежнему ошиваться поблизости, то он должен будет привлечь тебя к ответственности. Но несколько дней он, понимаешь ли, будет очень занят. А когда немного освободится, чтобы с тобой поговорить, а тебя уже здесь не будет, он наверняка окажется слишком занят, чтобы сообщать о твоем деле на континент.
  — Жарь меня, как устрицу! — воскликнула Берта. — Ты прав, как всегда!
  Я скромно промолчал.
  — Слушай, Дональд, — снова заговорила она. — Кажется, тут есть какой-то утренний рейс. Давай-ка тетя Берта попробует узнать, есть ли на него билеты. Куча дел накопилась у тети Берты, да и в бюро наверняка кто-нибудь ждет с нетерпением. А ты, Дональд, пойди и сообщи хорошие новости девушке Вудфорд.
  — Ладно, пойду.
  — Только помни, герой, — Берта взглянула на меня с недоверием, — мы работаем за деньги. Так что не принимай в оплату вечную благодарность и следы от губной помады.
  — Нам ведь Бикнел уже заплатил.
  — От Бикнела, между прочим, мы получили только аванс, — заявила Берта.
  — Кстати, есть еще один интересный момент, — вспомнил я.
  — Какой?
  — По законам большинства штатов убийца не может наследовать состояние человека, которого он убил.
  — Ты хочешь сказать, что раз Бикнел убил Эзру Вудфорда, ему не могут достаться его деньги, даже полагающиеся по завещанию?
  — Совершенно верно.
  — А что тогда будет с этими деньгами?
  — Их должны присоединить к остальному состоянию.
  — То есть к тому, что получает вдова?
  — Да, именно так.
  — Дональд, — выдохнула Берта, — да это же черт-те какая кормушка! Ну-ка, давай быстро ее охмуряй! Попробуй узнать, не можем ли мы подрядиться защищать какие-нибудь ее интересы или… Господи, да что ж ты все стоишь? Марш быстро к ней! Ты же ей нравишься. Пойди приласкай ее, обними, поцелуй. Давай, давай, работай!
  — Ну, если ты так настаиваешь… — протянул я.
  — Настаиваю?! — заорала Берта. — Это с нефтяными-то скважинами, с золотыми рудниками, с недвижимостью — и ты еще тянешь резину?! Господи боже ты мой! Раздави меня, как картошку, и сожри с вонючим чесноком! Ну-ка, пулей к ней!
  И я отправился восвояси.
  Мириам была дома, слушала радио у себя в гостиной в пеньюаре.
  — Привет, Дональд, — встретила она меня.
  — Привет. Хорошо, что я тебя застал.
  — Я так и знала, что ты придешь, — сказала она. — Заходи.
  В гостиной царил полумрак. Мириам присела на тахту.
  — А где Норма? — спросил я.
  — Гуляет со своим алиби.
  — С Гири?
  — Да.
  — Ну и как у них дела?
  — Сейчас, видимо, уже все в порядке, — ответила она, взглянув на свои часики. — К полуночи алиби будет противоударным, пуленепробиваемым, с блестящими медными заклепками. А в час ночи его уже и тонной динамита не возьмешь.
  — Отлично.
  Я хотел сесть на стоящий рядом стул, но Мира скорчила гримаску.
  — Иди лучше сюда, на тахту. Здесь уютнее и приятнее.
  — Мне еще надо кое-что тебе сообщить, — сказал я. — По делу.
  — Дела подождут.
  Я подошел, сел рядом с ней на тахту. Запустив руку в карман, достал два ключа, найденные в доме Мицуи.
  — Я думаю, что один из них — от твоей квартиры.
  — Да, — ответила она, — голова у тебя работает неплохо.
  Рассмеявшись, она обвила меня руками и порывистым движением притянула к себе.
  
  1953 год.
  (переводчик: М. Ойзерман)
  
  Берегитесь округлостей!
  Предисловие
  В течение нескольких лет мои книги о Перри Мейсоне включали предисловия, описывающие интересных личностей в области судебной медицины. Книги посвящались людям, о которых говорилось в предисловиях.
  Однако в книгах о Берте Кул и Дональде Лэме, которые я пишу теперь (под псевдонимом А.А. Фэйр), мне хочется удалиться с поля судебной медицины и поведать читателям кое-что любопытное о людях, непосредственно осуществляющих правосудие.
  Эта область включает проведение законов в жизнь, расследование преступлений и пенологию109.
  Лишь немногие сознают, до какой степени наши исправительные учреждения являются, по существу, фабриками преступлений. Профессиональным пенологам известны необходимые реформы, но они не решаются говорить о них из-за общественной апатии в одних случаях и враждебности — в других.
  Мой друг Артур Бернард — начальник тюрьмы штата Невада в Карсон-Сити.
  Это маленькая тюрьма — настолько маленькая, что Арт Бернард лично знает всех ее заключенных.
  Бернард начал свою карьеру в пенологии несколько лет назад как государственный назначенец. Он заинтересовался своей работой и попытками поисков источников преступлений.
  Странно, что лишь немногие преступники знают, почему они ступили на путь нарушения закона. Как и все прочие, они зачастую склонны винить в своих бедах других.
  Некоторые заключенные тюрьмы Карсон-Сити не желают даже здороваться с начальником тюрьмы. Другие — жестокие и безнадежно испорченные убийцы. Третьи — ловкие мошенники, которые охотно расскажут любому исследователю все, что он хочет услышать, в надежде извлечь хоть какую-нибудь выгоду для себя.
  Тем не менее большое количество заключенных хотят отбыть свой срок и начать жить честно. Смогут ли они это сделать — другой вопрос. Некоторые — да, а очень многие — нет. Общество создает тяжелые препятствия человеку, только что вышедшему из тюрьмы.
  Арт Бернард ведет большую работу с заключенными, стараясь помочь им, пытаясь выяснить, каким образом они стали нарушителями закона.
  В его кабинете есть магнитофон, и когда кто-то из заключенных хочет откровенно поговорить с начальником, Арт Бернард беседует с ним, записывая разговор на пленку, потом прослушивает запись, делая собственные комментарии и предложения, после чего отсылает пленку доктору Лемойну Снайдеру, исследователю в области судебной медицины, и мне. Я делаю дубликаты записей, и таким образом мы постепенно создаем библиотеку. Медленно, но верно мы находим ключи к некоторым импульсам, мотивам и слабостям, побуждающим людей пренебрегать законом.
  Это интересная и, по-моему, очень важная работа.
  За свою жизнь Арт Бернард побывал шахтером, боксером-профессионалом, скотоводом и объездчиком лошадей, инспектором шахт. Он в значительной степени самоучка, зато отлично знает человеческую натуру.
  Будучи предельно скромным, Арт Бернард обычно преуменьшает роль великолепного образования, которое он получил в суровой школе жизни. Но так как Арт действует в области практики, а не теории и большую часть своих знаний приобрел тяжким физическим трудом, он видит мало пользы в теории как таковой. Он не станет заниматься тем, что, по его мнению, не сработает, но благодаря своей биографии заставляет «срабатывать» все, к чему бы он ни обращался.
  Арт Бернард говорил мне, что некоторые из величайших трагедий тюремной жизни происходят потому, что преступник, судимый впервые, получает минимальный срок в один год.
  Многие из этих впервые осужденных — молодые люди, которые могли бы быть вашими или моими сыновьями. Они нарушили закон и приговорены к тюремному заключению. Некоторые из них, возможно, совершали правонарушения, будучи несовершеннолетними; многие держатся вызывающе. Однако практически все не имеют понятия о тюремной жизни.
  Чаще всего юнцы, впервые попадающие в тюрьму, пытаются выглядеть крутыми парнями. Но это главным образом поза, придающая им уверенность.
  Когда двери тюрьмы захлопываются за таким человеком, когда он впервые осознает весь ужас жизни в заключении, когда он оказывается среди мужчин, лишенных женщин, но не сексуальных потребностей, когда он сталкивается с тесными камерами, строгой дисциплиной и ограничениями, налагаемыми вооруженными надзирателями, его охватывает чувство страха и отвращения.
  Арт Бернард утверждает — и многие вдумчивые пенологи с ним согласны, — что если бы было возможно освобождать этих молодых парней после того, как они пробудут в заключении достаточно долго, чтобы ощутить все прелести тюремного существования и осознать всю его сущность, то они никогда в жизни больше не совершали бы ни одного преступления.
  К несчастью, год — самый минимальный срок. Молодой человек способен быстро адаптироваться, и после первых недель, когда ощущение ужаса начинает ослабевать, он, по словам Арта Бернарда, «адаптируется к тюремной жизни».
  Таким образом, ему наносится двойной удар — точнее говоря, обществу, которое отправило его в тюрьму и превратило подобные учреждения в фабрику по производству преступников.
  Существует настоятельная необходимость реформы нашей пенитенциарной системы, особенно в отношении впервые осужденных, а также слабовольных личностей, ставших на преступный путь в силу привычки следовать линии наименьшего сопротивления.
  Здесь не место для подробных комментариев по этому поводу, но я хочу привлечь внимание к работе моего друга Арта Бернарда, пытливо изучающего людей, о которых общество должно иметь куда больше информации.
  Поэтому я посвящаю эту книгу моему другу Артуру И. Бернарду, начальнику тюрьмы штата Невада в Карсон-Сити.
  Глава 1
  Берта Кул вовсю демонстрировала любезные манеры гиппопотама в период ухаживания.
  — Дональд, — проворковала она, — я хочу, чтобы ты познакомился с мистером Энселом — мистером Джоном Диттмаром Энселом. Это мой партнер Дональд Лэм, мистер Энсел.
  Джон Диттмар Энсел — высоченный тип с черными глазами поэта, тонким прямым носом, чувственным ртом, обилием вьющихся черных волос, длинными руками и весьма скромно одетый — неподвижно сидел на стуле. Когда он поднялся, чтобы поздороваться со мной, его глаза оказались дюймов на шесть-семь выше моих. Я определил его рост примерно в шесть футов и два или три дюйма. Голос у него был негромкий и спокойный, а рукопожатие походило на робкий жест человека, старательно избегающего физического насилия.
  Трудно было представить себе больший контраст, чем между Бертой Кул и Джоном Диттмаром Энселом.
  Берта сидела за письменным столом; бриллианты на ее пальцах поблескивали при каждом движении рук в проникающем сквозь окно дневном свете.
  — Джон Диттмар Энсел — писатель, Дональд, — объяснила она. — Возможно, ты читал кое-что из его вещиц — я хотела сказать, произведений.
  Последовала напряженная пауза. Я кивнул, и Берта просияла.
  — Я мало занимаюсь беллетристикой, — извиняющимся тоном сказал Энсел. — В основном пишу технические статьи под псевдонимом Диттмар.
  — У него проблема, — продолжала Берта. — Кто-то рекомендовал ему нас. Он спросил меня, так как увидел табличку с надписью «Б. Кул» и решил, что я мужчина. — Она улыбнулась посетителю. — Мистер Энсел повел себя как истинный джентльмен и начал извиняться, но я сразу распознала симптомы. Я объяснила ему, что мой партнер — мужчина и что я хочу его с тобой познакомить. Если мы можем оказать услугу мистеру Энселу, Дональд, то мы это сделаем, а если нет — никто не будет в обиде.
  Губы Берты кривились в любезной улыбке. Ей явно было нелегко контролировать выражение маленьких алчных глаз, холодно поблескивающих, как бриллианты на ее пальцах.
  Энсел с сомнением переводил взгляд с Берты на меня.
  Большая Берта — женщина весом в сто шестьдесят пять фунтов, возраста где-то в конце пятого или в начале шестого десятка, крутая, суровая и грубая, как моток колючей проволоки, — улыбалась и мурлыкала с преувеличенной доброжелательностью, явно казавшейся Энселу фальшивой. Он потихоньку переменил позицию, встав между Бертой и дверью.
  Энсел неуверенно смотрел на меня, очевидно пытаясь найти способ выразить свои мысли, не оскорбляя при этом моих чувств.
  Берта быстро затараторила, спеша объясниться, прежде чем Энсел выйдет из кабинета.
  — Мой партнер, Дональд Лэм, еще молод и не обладает внешностью, которую можно ожидать от частного детектива. Зато мозгов у него в избытке, и потому что он выглядит так… так… — Не найдя нужных слов, Берта внезапно решила, что игра не стоит усилий быть приторно-вежливой. Отбросив свое воркование, она перешла к сути дела. — Черт возьми! — фыркнула Берта. — Дональд выглядит таким безобидным, что может пробраться куда угодно и раздобыть все нужные сведения, и никто не заподозрит в нем частного детектива. Можете не сомневаться — он башковитый ублюдок. Короче говоря, нужны мы вам или нет? Если нет, то так и скажите и выметайтесь отсюда, потому что у нас дел по горло. А если да, то садитесь и поговорим начистоту. Смотреть тошно, как вы переминаетесь с ноги на ногу, словно парень перед дверью ванной в меблированных комнатах.
  Это сработало. Чувственный рот Энсела изогнулся в улыбке. Он вернулся к столу и сел.
  — Думаю, вы мне нужны, — сказал он.
  — Отлично, — кивнула Берта, — но это будет стоить вам деньжат.
  — Сколько именно?
  — Изложите вашу проблему, и тогда мы вам скажем.
  — Писатели не обременены избытком денег, миссис Кул, — заметил Энсел.
  Это ему не помогло.
  — Детективы тоже, — отозвалась Берта.
  Взгляд Энсела задумчиво устремился на ее бриллианты.
  — Кроме хороших, — поспешно уточнила Берта. — Ну, выкладывайте.
  — Я хочу, чтобы вы разыскали кое-кого.
  — Кого?
  — Забыл фамилию. Его зовут Карл.
  — Вы что, дурака валяете? — осведомилась Берта.
  — Нет.
  Берта взглянула на меня.
  — Почему вы хотите его разыскать? — спросил я.
  Энсел провел длинными пальцами по темным вьющимся волосам, потом посмотрел на меня и улыбнулся.
  — Он подал мне идею превосходного сюжета.
  — Когда? — продолжал расспрашивать я.
  — Шесть лет назад.
  — Где?
  — В Париже.
  — И зачем он вам нужен?
  — Чтобы выяснить, могу ли я получить эксклюзивные права на использование этой истории.
  — Речь идет о вымысле или о факте?
  — О факте, но я хочу превратить его в сюжет. Из этого может получиться великолепный роман.
  — Допустим, вы повстречали Карла в Париже, — сказал я. — Но в Париже Карлов пруд пруди. Что вам еще о нем известно?
  — Конечно, тогда я знал его фамилию, но она ускользнула у меня из памяти. Он приехал из этих краев — из местечка под названием Ситрес-Гроув на окраине Санта-Аны. Карл был довольно состоятельным человеком и приехал в Париж на медовый месяц. Его жену звали Элизабет — он называл ее Бетти. Приятная девушка.
  — О чем была его история?
  — Ну, о женитьбе… Я… В ней говорилось о мужчине, убедившем любимую девушку, которая его не любила, что ее настоящий возлюбленный… — Он не договорил. — Не хочу разглашать такой прекрасный сюжет.
  — Ладно, — кивнул я. — Нам нужно найти человека по имени Карл из Ситрес-Гроув, который отправился в Париж на медовый месяц шесть лет назад и сообщил вам прекрасный сюжет, который вы не хотите разглашать. Как он выглядел?
  — Высокий, крепкий, широкоплечий — из тех, которые добиваются того, чего хотят.
  — Какого он был возраста?
  — Примерно моего.
  — А сколько вам лет?
  — Сейчас тридцать два.
  — Как он получил свое состояние?
  — Не знаю.
  — Ну а чем он зарабатывал на жизнь?
  — Думаю, жил за счет капиталовложений.
  — И насколько он был богат?
  — Не знаю. Он казался хорошо обеспеченным.
  — Это весьма приблизительное описание.
  — Лучшее, которое я могу дать.
  — Он блондин или брюнет?
  — Рыжий.
  — Глаза?
  — Голубые.
  — Рост?
  — Шесть футов.
  — Вес?
  — Солидный. Около двухсот двадцати фунтов. Но он не толстый — скорее плотный, если вы понимаете, что я имею в виду.
  — Его беспокоил вес?
  — Думаю, да, но он не сидел на диете — ел, что хотел. Он вообще получал все, что хотел.
  — Вы не знаете, в каком отеле он останавливался?
  — Нет.
  — А он прибыл в Париж морем или по воздуху?
  — Думаю, морем, но я не уверен.
  — В каком месяце?
  — Кажется, в июле — точно не помню.
  — Ну и что вы хотите от нас?
  — Просто разыщите его. Узнайте его фамилию. Вот и все.
  — Хорошо, — сказал я. — Мы этим займемся.
  — Сколько это будет стоить?
  — Пятьдесят долларов.
  Стул Берты негодующе заскрипел, когда она наклонилась вперед. Берта открыла рот, собираясь заговорить, но передумала. Я видел, как сверкнули ее глаза, захлопали ресницы и лицо медленно начало краснеть.
  — Где мы можем вас найти? — спросил я Энсела.
  — Сколько это займет времени? — в свою очередь осведомился он.
  — Возможно, не больше дня.
  — Вы не сможете меня найти. Я приду сюда завтра в это же время. — Энсел протянул руку, и я ощутил легкое пожатие его длинных пальцев. Потом он кивнул Берте и вышел.
  Берта едва смогла дождаться, пока захлопнется дверь.
  — Из всех безвольных, сентиментальных ублюдков… — начала она.
  — Ты о нем? — осведомился я.
  — О тебе! — рявкнула Берта.
  — Чем я провинился?
  — Ты не потребовал предварительного гонорара, хотя бы в счет предстоящих расходов! — завопила Берта. — Не взял адреса! Паршивые полсотни за то, чтобы найти парня по имени Карл, который был в Париже шесть лет назад! Ты назначил гонорар в пятьдесят баксов и ни цента больше за то, что может стоить нам тысячу!
  — Успокойся, Берта, — сказал я. — Этот парень — писатель. Денег он зашибает немного. Кто-то подал ему идею сюжета шесть лет назад в Париже. Это была подлинная история, но он собирается сделать из нее роман. Поэтому он хочет разыскать того типа и, вполне естественно, обратился в детективное агентство. Обычная рутина.
  Берта тряхнула головой, как будто до нее дошло полное значение моих слов.
  — Чтоб меня поджарили, как устрицу! — воскликнула она.
  — Вот именно, — кивнул я.
  — Я не думала об этом с такой точки зрения.
  — Ну так подумай теперь, — посоветовал я.
  — Какого же рожна ему нужно на самом деле? — осведомилась Берта.
  — Возможно, мы выясним это завтра. Не исключено, что он пишет статью о детективных агентствах, разоблачая трюки, с помощью которых они вытягивают из клиентов чрезмерные гонорары за простую работу. Знаешь, как иногда газеты посылают парня с абсолютно исправным радио в разные мастерские проверить, сколько с него сдерут за якобы сложный ремонт.
  — Чтоб меня замариновали, как свеклу! — воскликнула Берта.
  Я вышел.
  Глава 2
  Редакция газеты открывалась в половине девятого. Я пришел туда в восемь тридцать пять и попросил подшивку шестилетней давности.
  Никто даже не спросил, кто я такой. Мне тут же выдали аккуратную подшивку.
  Решив, что июльский медовый месяц в Париже может означать свадьбу в июне, я сосредоточил внимание на июньских номерах и в восемь сорок семь обнаружил фотографии Карла Карвера Эндикотта и Элизабет Флэндерс. Невеста работала секретаршей в местной адвокатской конторе. Карл Карвер Эндикотт был важной шишкой в городе — апельсиновые рощи, нефтяные скважины и тому подобное. «Популярный молодой бизнесмен… обширная нефтяная империя…»
  Я сделал выписки и вернул газеты девушке за письменным столом. Девушка улыбнулась, поблагодарила меня и нажала ногой скрытую под столом кнопку звонка. Я заметил, что она надавила на нее всем своим весом — ей явно хотелось быть уверенной, что сигнал сработает. Я услышал звонок в соседней комнате. Дверь открылась, и оттуда вышел молодой человек с длинными волосами. Он сделал вид, будто что-то ищет, потом устремил на меня проницательный взгляд.
  — Хэлло, — поздоровался он. — Могу я что-нибудь для вас сделать?
  — Спасибо, обо мне уже позаботились.
  — Значит, моя помощь не требуется?
  — Нет, благодарю вас.
  Тревожиться было не из-за чего — они просто делали свою работу. В редакцию приходит явно нездешний посетитель и хочет посмотреть подшивки шестилетней давности. Это могло ничего не означать, но могло и послужить интересным материалом для газеты. В последнем случае они хотели заполучить этот материал, а не отдавать его конкурирующему изданию.
  Я решил дать им знать, что мой визит не означает ровным счетом ничего.
  — Он только что просматривал старые подшивки, — сообщила девушка.
  — Вот как? — Репортер вопрошающе посмотрел на меня.
  Я рассмеялся.
  — Проделываю небольшую исследовательскую работенку, касающуюся роста цен на недвижимость. Шесть лет назад было объявлено о продаже недурного земельного участка, и я хотел узнать тогдашнюю цену.
  — Ну и как, узнали? — осведомился репортер.
  Я покачал головой.
  — Нет, только выяснил, что земля была продана. Придется разыскать агента и попытаться выяснить цену у него. Это может оказаться нелегким делом.
  — Возможно, — согласился молодой человек. — Конечно, цена зависит от того, был ли это фермерский или деловой участок.
  — Разумеется, — кивнул я.
  Он усмехнулся.
  Я бы мог сразу уйти, и ничего бы не произошло, но ощущение безопасности усыпило мою бдительность. Все шло так удачно, что мне хотелось закрепить успех.
  — Между прочим, — сказал я, — насколько я понимаю, здесь есть парень по имени Эндикотт, у которого имеется земля на продажу.
  — Эндикотт? — переспросил репортер.
  — Карл Карвер Эндикотт.
  Репортер попытался быстро согнать с лица выражение испуганного удивления, но у него это не вышло. Девушка за столом уронила печать и не наклонилась, чтобы подобрать ее.
  Репортер глотнул пару раз и осведомился:
  — Вы знакомы с Эндикоттом?
  — Конечно, нет, — ответил я. — Меня интересует недвижимость, а не люди.
  — Понятно.
  — Я мог бы договориться об аренде.
  — Могли бы.
  Ну, я зашел так далеко, что мог смело идти до конца.
  — Ладно, — сказал я. — Что не так с Эндикоттом?
  — Зависит от того, как вы на это смотрите.
  — Он все еще живет здесь, не так ли?
  — Он пребывает неподалеку от города. — Голубые глаза, наблюдавшие за мной, походили на глаза кошки, дежурившей у крысиной норы.
  — Не исключено, что я все-таки знаю этого парня, — продолжал я. — Несколько лет назад я встречал одного Эндикотта, приехавшего из этих краев. Он проводил за границей медовый месяц.
  — Понятно, — снова протянул репортер.
  — Слушайте, — не выдержал я, — что не так с Карлом Эндикоттом? Он подцепил чуму?
  — Карл Эндикотт, — ответил репортер, — был убит вскоре после возвращения из свадебного путешествия. Если вас это интересует, то за информацию, приведшую к аресту и осуждению лица или лиц, ответственных за это преступление, назначена награда в двадцать пять тысяч долларов. А если вы идете по горячему следу, то мы бы не возражали получить материал.
  — Убит?
  — Убит.
  — А кто назначил вознаграждение?
  — Совет директоров его компании — «Эндикотт энтерпрайзис».
  — Ну, — сказал я, — рад был с вами познакомиться.
  — Вы еще со мной не познакомились.
  Я усмехнулся.
  — Хоть я и не знаю вашего имени, но догадываюсь, кто вы такой. А что касается вашего предложения, то дела об убийстве вряд ли имеют что-то общее с торговлей недвижимостью.
  После этого я удалился.
  Я припарковал микроавтобус нашего агентства, в котором приехал в Ситрес-Гроув, у самых дверей здания, где помещались различные офисы. Не решаясь сразу сесть в машину, я направился в агентство по продаже недвижимости и несколько минут болтал о разной чепухе с одним из сотрудников. После этого я позавтракал, направился в публичную библиотеку, узнал, что она открывается только в десять, сходил еще в одно агентство, потом зашел в телефонную будку и стал листать справочник.
  Репортер все еще следовал за мной.
  Я увидел полисмена, проверяющего время стоянки автомобилей. Меньше всего мне хотелось, чтобы мою машину снабдили квитанцией, поэтому я пошел в ресторан, выпил чашку кофе, прошел через заднюю дверь с надписью «Комната отдыха», закрыл ее за собой и направился в кухню.
  Повар, отдирающий от сковородки яичницу, ткнул большим пальцем в сторону другой двери.
  — Сюда, приятель.
  Я усмехнулся, вышел в переулок, обогнул квартал и почти бегом направился к машине. Полисмен только что прикрепил к ней квитанцию, а репортер стоял рядом с блокнотом.
  — Простите, — обратился я к полисмену. — Я как раз пришел забрать машину.
  — Вы немного опоздали.
  — Я думал, правило действует с девяти.
  Он указал на знак в углу:
  — С восьми тридцати утра до шести вечера стоянка не более часа. Исключения — выходные дни и праздники.
  Я льстиво улыбнулся.
  — Вам следует делать некоторые уступки приезжим.
  — Вы владелец машины?
  — Я езжу на ней.
  — Ну, давайте взглянем на ваши права, — сказал он.
  Я показал ему права.
  — О’кей, — кивнул полисмен. — На первый раз прощаю.
  Репортер усмехался, как Чеширский кот.
  Я сел в машину и поехал, оставив за собой симпатичную газетную историю. Я даже представлял себе заголовок: «Лос-анджелесский детектив расследует местное убийство».
  От этого легко было оттолкнуться. «Дональд Лэм, младший партнер фирмы „Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования“, этим утром был в городе, просматривал газетные подшивки и наводил справки об убийстве Карла Карвера Эндикотта. Лэм отказался дать интервью и даже назвать репортеру свое имя. Он явно был более склонен получать информацию, нежели делиться ей. Тем не менее тот факт, что частное детективное агентство расследует…» и т. д.
  О’кей. Ну и что из того? Черт возьми, если наш клиент выложил карты на стол, так чего мне беспокоиться?
  Однако я был раздосадован.
  Вспоминая о том, как Берта охарактеризовала меня «башковитым ублюдком», я представлял себе, как будет смотреть на меня наш клиент с поэтическим выражением лица, мечтательными глазами и длинными чувствительными пальцами, когда кто-нибудь пришлет ему вырезку из газеты Ситрес-Гроув.
  Ну и черт с ним! Просто мне нужно покончить с делом до выхода газеты. Он хотел информации — я предоставлю ему ее.
  Вернувшись в город, я позвонил Элси Бранд, секретарше.
  — Привет, Элси. Берта здесь?
  — Да.
  — Нервничает?
  — Не без того.
  — Сердится?
  — Нет.
  — Ты видела нашего вчерашнего клиента, мужчину по фамилии Энсел?
  — Нет.
  — Он приходил вчера около трех и должен прийти сегодня приблизительно в то же время. Теперь слушай внимательно: ровно без четверти три я буду в баре через дорогу. Бармен меня знает. Позвони туда, как только появится этот парень. Только не рассказывай о нашем разговоре Берте. О’кей?
  — О’кей.
  Я повесил трубку и вернулся в библиотеку.
  Существует ежегодный указатель имен всех авторов, публиковавшихся в любых крупных периодических изданиях Соединенных Штатов. Спустя полчаса я выяснил, что наш клиент Джон Диттмар Энсел никогда не печатался ни в одном из сколько-нибудь значительных журналов ни как Джон Энсел, ни как Джон Диттмар. Я также узнал, что он никогда не публиковал никаких книг — ни художественных, ни технических.
  У меня был друг в справочном отделе одной из лос-анджелесских газет. Я отправился туда и получил конверт с вырезками, касающимися убийства Карла Карвера Эндикотта. Газеты Лос-Анджелеса посвятили этому событию немало места, подробно излагая все известные факты, которых было не так уж много.
  Я пришел в бар достаточно рано, чтобы успеть посмотреть по телевизору пару подач в бейсболе, прежде чем Элси позвонила, сообщив, что Энсел уже в офисе, а Берта рвет на себе волосы, пытаясь меня разыскать. Я немного задержался, чтобы поглазеть на еще одну подачу.
  Глава 3
  Когда я вошел в офис, телефонистка сказала:
  — Берта вне себя из-за того, что не может до вас добраться.
  Я посмотрел на часы и поднял брови.
  — Сейчас иду.
  Пройдя через приемную, я открыл дверь кабинета Берты, прежде чем телефонистка успела позвонить. Энсел неподвижно сидел на стуле, закинув ногу на ногу. Его лицо выражало упрек и страдание.
  Берта стрельнула в меня глазами. Вид у нее был еще мрачнее обычного.
  — Где ты шлялся? — осведомилась она.
  Я кивнул в сторону Энсела.
  — Занимался делами нашего клиента. А что?
  — Я не могла тебя найти.
  — Меня не было поблизости.
  — Оно и видно. Ты должен был представить отчет мистеру Энселу.
  — Готов это сделать.
  Энсел приподнял темные брови.
  — В самом деле? — пробормотал он.
  Обменявшись с ним рукопожатием, я присел на край стола Берты и сказал:
  — У меня есть все, что вы хотели.
  — Прекрасно, — одобрил Энсел. — Вы имеете в виду, что нашли его?
  — Я знаю его имя, — ответил я. — Человека, который вам нужен, зовут Карл Карвер Эндикотт. Он жил в Ситрес-Гроув и женился на Элизабет Флэндерс шесть лет назад.
  На этом я закончил.
  Энсел молча сидел, ожидая продолжения.
  Я закурил сигарету.
  Молчание становилось многозначительным. Берта попыталась заговорить, но поняла, что я молчу намеренно, и плотно сжала губы. Энсел поерзал на стуле, посмотрел на меня, потом на ковер, потом опять на меня.
  Я продолжал курить.
  — Ну? — не выдержал наконец Энсел.
  — Ну? — удивленно повторил я. — Это информация, которую вы хотели. Имя человека — Карл Карвер Эндикотт. Он проживал в Ситрес-Гроув, но не в самом городе, а в апельсиновой роще — на ранчо под названием «Козодой».
  — «Козодой», — точно эхо отозвался Энсел.
  — Совершенно верно — «Козодой», — улыбнулся я, дымя сигаретой.
  Энсел снова заерзал.
  — Ну, я пошел, — сказал я Берте. — Мне нужно заняться делом Рассетта и…
  — А как же я? — спросил Энсел.
  Я удивленно обернулся.
  — О чем вы?
  — О моем деле.
  — Оно закончено. Вы хотели узнать фамилию доброго старого Карла, с которым познакомились в Париже. Хотели узнать, кто он. Я раздобыл для вас фамилию.
  — Ну и где же он теперь? — осведомился Энсел.
  — Боже великий! — воскликнул я. — Вы не просили нас это выяснить. Я не знаю, где он теперь.
  Энсел облизнул губы кончиком языка.
  — Мне бы очень хотелось это узнать.
  — Это может оказаться нелегкой работенкой, — заметил я.
  — Почему? — вмешалась Берта. — Такой человек не стал бы уезжать, не оставив адреса.
  — Это зависит от того, куда он уехал, — многозначительно произнес я.
  Берта поймала мой взгляд и прикусила язык.
  — Конечно, я хотел бы это выяснить, — настаивал Энсел. — Я никак не предвидел, что вы узнаете только имя.
  — Это все, что вы просили.
  — Возможно, я не вполне ясно выразил мои пожелания, — сказал он.
  — Вполне возможно.
  — Не понимаю, — раздраженно фыркнула Берта, — на кой черт вам якшаться с частными детективами, когда у вас есть имя и адрес? Позвоните ему, отправьте письмо или телеграмму.
  — Верно, Энсел, — кивнул я. — Вы ведь хотели связаться со стариной Карлом, так как у него есть идея для сюжета романа, помните?
  Энсел провел рукой по волосам.
  — Но должны же вы были хоть что-то узнать о нем, пока выясняли имя и адрес.
  — Разумеется, — согласился я, — но это произошло мимоходом. От нас требовалось узнать его фамилию — мы ее узнали.
  — Повторяю, — упорствовал Энсел. — Возможно, я не вполне ясно выразился.
  — Вполне возможно, — снова сказал я. — Если вас интересовало убийство, то вы выразились весьма не ясно.
  — Я не интересовался убийством! Я просто хотел… — Он умолк с испуганным видом.
  Я усмехнулся.
  — И как же вы узнали об убийстве, Энсел?
  Он попытался ответить, но смог издать только несколько нечленораздельных звуков.
  Я услышал скрип стула Берты Кул, когда она наклонилась вперед, чуя финансовую прибыль, как собака, натасканная на птиц, чует стаю перепелов.
  — Если вы хотели разузнать об убийстве, Энсел, — заговорил я, — то сделали несколько крупных ошибок. Одна из них заключается в том, что вы не удосужились сообщить мне описание главного подозреваемого — высокого худощавого мужчины с темными волосами и длинными тонкими пальцами. Считают, что шофер такси может опознать этого человека. Вторая ошибка — то, что вы не сказали, с чем мне придется иметь дело, чтобы я мог замести следы. В результате я стал играть в открытую, и к этому времени властям уже известно, что частное детективное агентство «Кул и Лэм» интересуется делом Карла Эндикотта. Так как полицейские склонны к скептицизму, они вряд ли поверят, что мой интерес был связан исключительно с поисками «доброго старого Карла» (в кавычках), который подал вам в Париже идею для «сюжета романа» (снова в кавычках). Вполне естественно, они подумают, что нас интересует определенный аспект убийства, и очень скоро захотят узнать, какой именно. Третья ошибка — то, что вы не оставили своего адреса. Поэтому, поняв, с чем мы имеем дело, я не мог разыскать вас и предупредить, чтобы вы не приходили в офис. Как бы то ни было, раз уж вы сделали эти ошибки, то вам и отвечать за последствия. Когда вы в следующий раз обратитесь к детективам, сообщите им все, что вам нужно. А пока что выдайте нам пятьдесят баксов.
  — Но… но… — Энсел фыркал, как остывший мотоциклетный мотор, — вы делаете поспешные выводы.
  — С детективами такое бывает, — согласился я.
  Энсел съежился на стуле.
  — Простите, — наконец буркнул он.
  — Ну, — сказал я, — мы свою работу сделали. Мы добыли для вас информацию, которая, как вы сказали, вам нужна. А читать мысли мы не умеем. Уплатите моему партнеру пятьдесят баксов, которые вы нам должны.
  Я направился к двери.
  — Эй, погоди! — окликнула меня Берта. — Куда это ты собрался?
  — Куда глаза глядят, — ответил я.
  Энсел сидел в явном замешательстве.
  Я вышел из офиса, сел в машину, завел мотор и стал ждать.
  Прошло почти пятнадцать минут, прежде чем вышел Энсел. Он пару раз боязливо оглянулся, но, увидев, что никто не проявляет к нему интереса, вроде бы успокоился.
  Оказалось, что его машина припаркована на той же стоянке, что и наши. Я видел, как он отъехал в «Шевроле» выпуска четырехлетней давности с номером AWV 421.
  Я поехал следом за ним. Добравшись до места, где было не так много транспорта, Энсел начал описывать восьмерки вокруг кварталов, очевидно глядя в зеркальце, нет ли за ним «хвоста».
  Я прекратил преследование, проехал полмили по бульвару, свернул в переулок и стал поджидать.
  Должно быть, Энсел проделал еще несколько сложных маневров, так как прошло добрых двадцать минут, прежде чем я увидел его машину на бульваре.
  Я ехал за ним до бунгало на Бетуорд-Драйв.
  Он припарковал машину, а я проехал еще полквартала и остановился там.
  Я видел, как Энсел вышел из машины и вошел в бунгало.
  Прошло полчаса, но он так и не появился. Я поехал назад в офис.
  Девушки уже ушли домой.
  Берта сидела в одиночестве, поджидая меня.
  — Что это за штучки — вскакивать и бросать клиента посреди разговора?
  — Мы выяснили для него все, о чем договаривались.
  — Ну и что? — сердито сказала Берта. — Если бы ты был хотя бы наполовину таким умным, каким тебя считают, то понял бы, что, если мы сделали для него одну работу, это не значит, что он не даст нам другую.
  — Не сомневаюсь, что даст, — отозвался я.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Он хочет, чтобы мы узнали, не опасно ли ему возвращаться.
  — Что значит «не опасно возвращаться»?
  — Водитель такси по фамилии Никерсон, — объяснил я, — подвозил пассажира к дому Эндикотта в вечер убийства. Никерсон описал пассажира как высокого, худого мужчину лет под тридцать, с черными глазами и с портфелем. Подъезжая к дому, пассажир открыл портфель, вынул оттуда револьвер и сунул его в карман. Водитель подумал, что это грабитель, и стал наблюдать за ним в зеркальце, опасаясь нападения. Но ничего такого не произошло. Они доехали до ранчо Эндикотта, пассажир заплатил водителю, дав ему доллар на чай, и направился к парадной двери. Шофер поехал по своим делам. На следующий день он сообщил обо всем в полицию.
  — Никерсон? — задумчиво переспросила Берта.
  Я кивнул.
  — Единственный свидетель?
  — Единственный, о котором упоминала полиция. В гостиной дома сидел банкир — некий Хейл. У него было деловое свидание с Эндикоттом.
  — Ну и что произошло? — спросила Берта.
  — В ту ночь все слуги ушли домой. Незадолго до того Эндикотт поссорился с женой, она собрала чемодан, взяла свою машину и уехала. К счастью для нее, она остановилась у заправочной станции в Ситрес-Гроув. На этой станции ей был открыт неограниченный кредит, и она наполнила бак. Служащий запомнил время, потому что он как раз собирался закрываться, когда она подъехала.
  Хейл рассказал, что во время их разговора с Эндикоттом позвонили в дверь. Эндикотт извинился и пошел открывать. Хейл слышал, как какой-то мужчина обменялся несколькими словами с Эндикоттом, потом послышались шаги, а примерно через минуту наверху раздался выстрел.
  Хейл помчался наверх и обнаружил Эндикотта лежащим на полу спальни в луже крови. Он был мертв — пуля 38-го калибра угодила ему в затылок.
  Маленькие глазки Берты алчно блеснули.
  — А что говорит шофер такси?
  — Шофер заявляет, что его пассажир добрался до дома Эндикотта примерно без одной минуты девять, так как в девять он заканчивает работу. В тот вечер водитель вернул машину в гараж на семь минут позже. Свидетель Хейл утверждает, что выстрел произошел ровно в девять, а служащий заправочной станции в Ситрес-Гроув говорит, что миссис Эндикотт подъехала к станции также ровно в девять, когда он закрывался.
  Миссис Эндикотт поехала в сторону Сан-Диего. Никто не знает, где она была. Позже она сказала полиции, что услышала об убийстве на следующее утро по радио. Она вернулась на похороны. Эндикотт не оставил завещания, так что его жена унаследовала все — других наследников не оказалось.
  Спустя несколько месяцев миссис Эндикотт обосновалась в «Козодое», на ранчо своего мужа. Она редко покидает дом и, как говорят, ведет жизнь затворницы.
  Хейл рассказывал близким друзьям, что Эндикотт перед убийством очень нервничал и сказал ему, что жена бросила его окончательно.
  Полиция предполагает, что Эндикотт платил деньги какому-то шантажисту, который с ним и разделался.
  — Почему? — осведомилась Берта.
  — В то утро Эндикотт снял со счета двадцать тысяч долларов наличными. Уже в третий раз за три месяца он брал из банка наличными крупные суммы. В первые два раза он снимал по десять тысяч. Эндикотт сказал Хейлу, что ожидает посетителя, который отнимет у него всего несколько минут.
  — Чтоб меня поджарили, как устрицу! — воскликнула Берта. — Десять штук в месяц! Наверняка это шантаж!
  — Конечно, — согласился я.
  Берта задумалась.
  — Ты позволила Энселу одурачить себя? — спросил я.
  — То есть как это «одурачить»? — сердито отозвалась Берта.
  — Он соответствует описанию, данному шофером такси своему пассажиру — человеку, приехавшему на ранчо Эндикотта за несколько минут до выстрела. Полиция думает, что этот парень был шантажистом и что Эндикотт отказался продолжать выплачивать ему деньги.
  — Ну? — поторопила меня Берта.
  — Что бы ты сделала на месте шантажиста, Берта? Неужели прикончила бы простофилю, который платил тебе десять штук в месяц?
  — Конечно, нет, — усмехнулась Берта. — Я бы застраховала его жизнь и наняла телохранителя, который следил бы, чтобы он не угодил под трамвай.
  — Вот именно, — кивнул я.
  Берта снова задумалась.
  — Значит, если бы не шофер такси, у полиции не было бы ни одного подозреваемого.
  — Возможно, — сказал я. — Хотя с полицией трудно что-нибудь знать наперед. Там работают чертовски смышленые ребята.
  — Верно, — согласилась Берта. — А ты знаешь имя этого таксиста — Никерсона?
  — У него необычное имя.
  — Какое?
  Я вынул записную книжку.
  — Друд — Друд Никерсон.
  Уголки рта Берты скривились в улыбке.
  — Когда-нибудь ты признаешь, Дональд, — сказала она, — что если у тебя хватает мозгов для распутывания дел, то у Берты их хватает для того, чтобы загребать денежки.
  — О чем ты? — спросил я.
  Берта открыла ящик стола и вынула пять новеньких стодолларовых банкнотов.
  — Что это?
  — Предварительный гонорар, — ответила она.
  — За что?
  — За информацию, которую мы уже раздобыли.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Как ты получил информацию об этом убийстве?
  — Когда я узнал, что мы можем угодить в неприятную историю, то просмотрел газеты, чтобы выяснить, с чем мы можем столкнуться.
  — Ну, ты добыл информацию, — кивнула Берта. — А теперь взгляни на это. — Она протянула мне газетную вырезку из колонки с некрологами.
  Я прочитал ее:
  «Друд Никерсон, горячо любимый супруг Марии Никерсон, погиб в автомобильной катастрофе под Сузанвиллом, штат Калифорния. Семейные похороны, Сузанвиллское похоронное бюро. Цветов не присылать».
  — Очень интересно, — заметил я. — Ну и как же это связано с предварительным гонораром в пятьсот долларов?
  — Мы должны выяснить, тот ли это Никерсон, который подвозил пассажира к дому Эндикотта. По окончании расследования мы получим еще полсотни, а кроме того, нам выделена достаточная сумма на расходы. Так что займись этим, Дональд!
  — Тебе не следовало браться за это, Берта.
  — То есть как это не следовало? — завопила Берта. — Мы уже получили пять сотен баксов, притом вполне законных, которые можем пустить на уплату подоходного налога. По-твоему, нам не нужны деньги?
  — Нет, если они заряжены динамитом.
  — Да хоть чем угодно! Человек просто хочет получить ответ на один простой вопрос: был ли этот Друд Никерсон тем самым шофером такси.
  Я посмотрел на часы.
  — Будем надеяться, что у нас еще есть время.
  — На что? — осведомилась Берта.
  — На то, чтобы расследовать убийство Уильяма Дезмонда Тейлора, — ответил я. — Возможно, ты помнишь эту историю. Она произошла в 1921 году. Одно из самых знаменитых нераскрытых убийств в Голливуде.
  На сей раз я окончательно доконал Берту.
  — Один из нас наверняка спятил! — взвизгнула она.
  Я открыл дверь.
  — Куда ты? — Голос Берты становился все пронзительнее. — Немедленно вернись, паршивый недоносок, не то…
  Крик заглушило хлопанье двери. Я отправился в библиотеку и начал копаться в архивах в поисках сведений об убийстве Уильяма Дезмонда Тейлора.
  Глава 4
  Смерть Уильяма Дезмонда Тейлора принадлежала к голливудской классике. Тейлор был знаменитым режиссером периода немого кино.
  Когда однажды утром в 1921 году дворецкий Тейлора открыл дверь бунгало, где он проживал, и обнаружил его мертвым на полу, это послужило началом цепи событий, имевших неожиданные последствия.
  Выяснилось, что Уильям Дезмонд Тейлор в действительности был Уильямом Дином Тэннером, который таинственно исчез из Нью-Йорка несколько лет назад. Биография знаменитого кинорежиссера оказалась таким же вымыслом, как сюжеты созданных им фильмов.
  Из Голливуда в газеты просочилась история о женской шелковой ночной рубашке, которую дворецкий находил аккуратно лежащей в ящике комода наверху. Дворецкий специально складывал рубашку по-новому и через определенные промежутки обнаруживал, что она сложена совсем по-другому.
  Имена известных киноактрис того времени появлялись в деле и исчезали из него, сопровождаясь причудливыми заявлениями, комментариями и слухами в полном соответствии с преувеличенными страстями немых фильмов.
  Следует помнить, что в те дни актер, преследуя кого-то, находившегося в двух прыжках от него, обязательно должен был упираться в угол съемочной площадки, смотреть в неправильном направлении, прикрывая глаза ладонью, потом поворачиваться, смотреть в противоположную сторону, тыкать пальцем, дабы всем стало ясно, что его жертва находится там, бежать в другой угол и повторять всю пантомиму заново.
  Расследование убийства Уильяма Дезмонда Тейлора протекало именно по такому образцу.
  Я сделал много выписок и, когда библиотека закрылась, вышел с двумя полностью исписанными блокнотами.
  В среду утром я снова побывал в справочном отделе газеты.
  Когда я пришел в офис, Берта Кул как раз отправлялась на ленч.
  — Ты был в Сузанвилле? — спросила она.
  — Собираюсь туда.
  — Собираешься?! — рявкнула она. — Господи! Ты давным-давно должен был туда отправиться. Наш клиент звонил, и я сказала ему, что ты уже там.
  — Вот и прекрасно.
  — Чем, черт возьми, ты занимался? — сердито спросила Берта.
  — Добывал кое-какую страховку.
  — Страховку?
  Я кивнул.
  — Для чего?
  — Чтобы уберечь нас от потери лицензии, — ответил я.
  — Когда ты уезжаешь? — спросила Берта, слишком взбешенная, чтобы выяснять подробности.
  — Сразу же, — отозвался я. — Доберусь самолетом до Рино, а там возьму напрокат машину и поеду в Сузанвилл.
  Берта злобно уставилась на меня.
  — Ну и когда ты туда доберешься?
  — В зависимости от обстоятельств.
  — Наш клиент рвет и мечет. Он звонил дважды — хотел узнать, выехал ли ты. Мне пришлось ответить, что да.
  — Отлично. Пока он чувствует, что мы работаем, он будет доволен.
  Лицо Берты помрачнело.
  — На кой черт тебе страховка, если мы работаем над давно закрытым делом?
  — Это как сказать.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Полиция не возражала бы разобраться в убийстве Эндикотта. Их единственный свидетель — шофер такси по имени Друд Никерсон. Внезапно газеты сообщают о смерти Друда Никерсона в Сузанвилле. Похороны семейные, цветов не присылать. Естественно, думаешь, что тело отправят назад в Ситрес-Гроув и похороны состоятся там.
  Берта задумалась над моими словами.
  — Увидимся позже, — сказал я и двинулся к двери.
  — Чтоб меня замариновали, как свеклу! — пробормотала Берта, когда я открывал дверь.
  Глава 5
  Уже во второй половине дня я добрался в Сузанвилл, зарегистрировался в мотеле под собственным именем, дав адрес агентства, и отправился в похоронное бюро.
  — У вас находится тело Никерсона? — спросил я.
  Мужчина за столом окинул меня взглядом, потом стал нарочито тщательно рыться в картотеке.
  — Да.
  — Можете назвать мне его имя?
  — Друд.
  — Вам что-нибудь известно о нем?
  — Погиб в автокатастрофе.
  — Когда похороны? — спросил я.
  — Похороны семейные.
  — Знаю, что семейные. Когда?
  — Еще не решили.
  — Могу я видеть тело?
  — Оно в закрытом гробу. А кто вы такой?
  — Меня зовут Лэм — Дональд Лэм. Я из Лос-Анджелеса.
  — Родственник?
  — Нет. Просто интересуюсь.
  — Чем?
  — Хочу кое-что уточнить. Никерсон жил в Ситрес-Гроув. Почему его не хоронят там?
  — А я почем знаю?
  — Коронер занимался этим делом?
  — Да.
  — Тогда я с ним свяжусь.
  — Валяйте.
  — А как насчет одежды этого парня? — спросил я. — Насколько я понимаю, при нем были документы. Не мог бы я взглянуть на его водительские права?
  — Я должен получить разрешение.
  — Сколько это займет времени?
  — Не много.
  Дежурный взял телефонную трубку, набрал номер и сказал:
  — Здесь Дональд Лэм из Лос-Анджелеса. Он расспрашивает о Друде Никерсоне, хочет уточнить идентификацию и взглянуть на его водительские права и прочее, что нашли у него в одежде. Что мне делать? — Выслушав ответ, он кивнул. — О’кей.
  Дежурный положил трубку.
  — Сейчас придет представитель коронера. Он все вам покажет, если вы объясните, зачем вам это нужно.
  — Хорошо, объясню.
  Я ждал минуты две с половиной, пытаясь вызвать дежурного на разговор, но он упорно возился с бумагами.
  Дверь открылась, и вошли трое мужчин. От них за милю пахло полицией.
  Дежурный ткнул пальцем в мою сторону.
  — О’кей, — заговорил один из мужчин, показывая звезду. — Я здешний шериф. Почему вы интересуетесь делом Никерсона?
  — Я провожу расследование.
  — С какой целью?
  — Я детектив.
  — Черта с два.
  Я показал ему удостоверение.
  Шериф посмотрел на более высокого из своих спутников и сказал:
  — Вы уже вторично лезете в эту историю, Лэм. Этот джентльмен — шериф округа Ориндж.
  — Рад познакомиться, — отозвался я.
  Шериф округа Ориндж кивнул, не делая попыток протянуть руку.
  — Зачем вы вчера просматривали газеты в Ситрес-Гроув и расспрашивали о деле Эндикотта?
  — Уточнял факты.
  — Ладно, — сказал местный шериф. — Пожалуй, вам лучше пойти с нами.
  Они проводили меня к машине и отвезли на квартиру, очевидно принадлежавшую местному шерифу.
  Шериф округа Ориндж взял инициативу на себя. Он казался славным парнем, но был чертовски зол.
  — Не советую вам шутки шутить с законом, — сказал он. — Вы ведь сотрудник детективного агентства, имеющий лицензию, а речь идет об убийстве.
  — Конечно, — кивнул я.
  — Вы явились в редакцию газеты, издаваемой в Ситрес-Гроув, и стали разыскивать сведения об убийстве Эндикотта, верно?
  — Нет.
  — Не лгите мне, так как у нас есть информация о том, что…
  — Если ваша информация надежна, — прервал я, — то вы должны знать, что я разыскивал сведения о браке Эндикотта.
  Мужчины обменялись взглядами.
  — Позвоните в газету, — предложил я им. — Я оплачу разговор. Вы узнаете, что я не проявлял ни малейшего интереса к убийству.
  Шериф махнул рукой.
  — Нам незачем звонить — мы верим вам на слово. Вы разыскивали сведения о браке. Почему?
  — Потому что об убийстве я уже и так все знал.
  — Вы признаете это?
  — Конечно, признаю.
  — Значит, вы все-таки наводили справки об убийстве?
  — Разумеется.
  — Это уже лучше. Ну и зачем вам это понадобилось? Что вы знаете об этом деле?
  — Все, что полиция сообщила газетам, — ответил я. — Смерть этого парня, Никерсона, заставляет по-новому взглянуть на эту историю. Я подбираю сведения о целой серии нераскрытых убийств на юго-западе страны — собираюсь написать о них книгу. Вот только не знаю, назвать ее «Убийства в Южной Калифорнии» или еще как-нибудь.
  — Не рассчитывайте, что мы этому поверим, — усмехнулся шериф.
  — А почему нет? На таких вещах можно недурно заработать. Я мог бы продать эти сведения журналам, специализирующимся на историях о подлинных преступлениях, а потом превратить их в книгу. Если хотите знать, я провел немало времени вчера и сегодня, занимаясь убийством Уильяма Дезмонда Тейлора. Вот это история так история!
  — Да, только о ней уже писали семнадцать тысяч раз, — заметил шериф округа Ориндж.
  — Не так, как я собираюсь написать.
  — Ну и как же вы собираетесь это проделать?
  — Я не стану болтать об этом повсюду, чтобы другой писака меня обошел.
  — А о чем вы писали раньше?
  — Ни о чем.
  — Не смешите меня, — заявил местный шериф.
  — Надо же с чего-то начинать.
  — Вот вы и начали с траты денег на путешествия, — саркастически заметил шериф округа Ориндж. — Хотите начать с самого верха.
  — Вы тоже так начинали, — ответил я.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы ведь написали в одном из журналов статью об убийстве Эндикотта, не так ли? До этого вам приходилось что-нибудь писать?
  — Я ее не писал, — заявил он. — Они воспользовались моим именем.
  — Ну а мне кажется, что у меня есть литературный талант, и я думаю, что благодаря моей профессии частного детектива смогу добраться до сути некоторых из этих историй и сделать из них что-нибудь погорячее. — Я поднял портфель. — Могу показать вам заметки, которые я сделал об убийстве Тейлора, хотя не намерен сообщать вам, с какой стороны собираюсь взяться за эту историю.
  Они долго изучали все записи, которые имелись в моем портфеле, потом сердито и озадаченно уставились на меня.
  — Почему вы приехали в Сузанвилл? — спросил местный шериф.
  — Чтобы выяснить подробности о Никерсоне.
  — Зачем?
  — Если Друд Никерсон мертв, вам никогда не найти убийцу Эндикотта.
  — Не будьте так в этом уверены, — посоветовал шериф округа Ориндж.
  — Разумеется, если преступника замучает совесть и он явится с повинной, то вы его прищучите. В противном случае у вас нет ни единого шанса.
  — Почему вы хотели видеть тело? — спросил сузанвиллский шериф.
  — Чтобы попытаться получить эксклюзивное фото тела в гробу.
  — Вам это не удастся.
  — Ладно. Тогда не мог бы я получить фотографии места катастрофы? Хочу провести кое-какое расследование.
  Шериф покачал головой.
  — Почему?
  — Потому что нам не нужны ваши расследования.
  — Почему не нужны?
  — Потому что нам и так житья не дают и мы не хотим, чтобы вы путались под ногами и мешали нам работать.
  — Мы все еще занимаемся этим делом, — поспешно добавил местный шериф, — и не желаем, чтобы посторонние вмешивались в нашу работу.
  — Я могу раздобыть сведения о катастрофе и сделать фотографии разбитых машин, — упорствовал я. — Газеты набросятся на эту историю.
  — Не набросятся. Газеты с нами сотрудничают, и советую вам делать то же самое.
  Я изобразил обиду.
  — Мне пришлось потратить деньги, заработанные тяжким трудом, чтобы добраться сюда и сделать фотографии.
  — Где ваша камера?
  — Собираюсь взять напрокат. Я буду пользоваться прокатными камерами, пока не стану в них лучше разбираться и не решу, какой аппарат мне купить. В начале писательской карьеры я не намерен тратить деньги на фотокамеру.
  — Давайте-ка обсудим все это, ребята, — внезапно предложил сузанвиллский шериф.
  Они встали и направились к двери.
  — А вы оставайтесь здесь, Лэм, — сказал мне шериф.
  Они вернулись минут через пять.
  — Вы работаете в Лос-Анджелесе? — спросил шериф округа Ориндж.
  — Совершенно верно.
  — Кого вы знаете в тамошней полиции?
  — Фрэнка Селлерса из отдела расследования убийств.
  — Подождите, — сказал местный шериф. — Мы попробуем с ним связаться.
  Он заказал разговор и положил трубку. Мужчины молча смотрели друг на друга, пока не зазвонил телефон.
  — Это Фрэнк Селлерс, — сказал шериф, снимая трубку. — Хэлло. — По его изменившемуся лицу я понял, что что-то произошло.
  — Как фамилия? — спросил он. — Назовите по буквам. — Шериф взял карандаш и что-то записал на верхнем листке в стопке бумаг для заметок. — О’кей, а как ее имя?.. Ее машина?.. О’кей, какой номер? Это в Калифорнии?.. Вы можете задержать ее?.. Ну, минут на десять… Хорошо, мы постараемся действовать как можно быстрее… Сейчас мы ждем разговора с Лос-Анджелесом… О’кей, делайте, что можете… Если нужно, звоните.
  Шериф положил трубку, многозначительно посмотрел на остальных, сунул листок в карман, взглянул на часы и собирался что-то сказать, но телефон зазвонил снова.
  Шериф опять снял трубку и сказал «хэлло». По выражению его лица я догадался, что на сей раз звонит Селлерс.
  — У нас здесь частный детектив по имени Дональд Лэм, — сообщил ему шериф. — Вы знаете о нем что-нибудь?
  Из трубки донеслись квакающие звуки.
  — Он влез в одно дело. Говорит, что собирает материал для статьи, которую собирается написать. Мы пока не хотим, чтобы в это расследование вмешивались посторонние. Что нам с ним делать?
  Кваканье послышалось вновь.
  — Дайте мне побольше сведений, — попросил шериф.
  Селлерс говорил еще около трех минут.
  — О’кей, — сказал шериф.
  Он положил трубку и повернулся ко мне. Его голос стал более любезным.
  — Селлерс говорит, что вы смышленый парень, что вы будете оберегать клиента изо всех сил и что нам не стоит верить ни одному вашему слову.
  — Спасибо за комплимент, — усмехнулся я.
  — Селлерс также сказал, что если вы дали слово, то будете его держать.
  — Если, — подчеркнул я.
  — Совершенно верно, если.
  Последовала недолгая пауза.
  — Как вы добрались сюда?
  — Взял напрокат машину в Рино.
  — Хорошо, Лэм. Можете возвращаться.
  — Я не хочу возвращаться.
  — Селлерс просит вас вернуться. Он сказал, что если вы представляете клиента, то будете торчать здесь, пока вас не выдворят силой, но если вы действительно собираете информацию для статьи, то сделаете ему одолжение и вернетесь.
  Я понемногу придвинулся к углу стола, где стоял телефон, и притворился, что обдумываю предложение. Спрятав правую руку за спину и убедившись, что она не видна остальным, я потихоньку протянул ее к стопке бумаг для заметок возле телефона и взял верхний листок, совсем недавно лежавший под тем, на котором писал шериф.
  Сложив листок вдвое и зажав его в кулаке, я спрятал добычу в карман брюк.
  Остальные не сводили глаз с моего лица, не обращая ни малейшего внимания на мои движения.
  — Ну? — осведомился шериф.
  — Дайте мне подумать.
  — Вы уже достаточно думали.
  — Селлерс славный парень. Ненавижу его разочаровывать.
  — Он говорит, что вы слишком умны, чтобы вам можно было доверять.
  — Весьма любезно с его стороны.
  — Мне тоже так показалось.
  — Ладно, — сказал я, беря портфель. — Ненавижу напрасно тратить деньги, но придется возвращаться.
  — Мне это не слишком нравится, ребята, — заметил шериф округа Ориндж.
  — Мне тоже, — добавил третий мужчина.
  — Хотите, чтобы я проторчал здесь еще день-два? — живо осведомился я. — Возможно, за это время мне удастся накопить материал.
  — Нет, — покачал головой шериф округа, — пожалуй, мы хотим, чтобы вы убрались отсюда, и как можно скорее. У вас есть час на сборы. Если к тому времени вы еще будете здесь, мы покажем вам дорогу из города.
  — Ее найти не так уж трудно.
  — Это как для кого.
  — Терпеть не могу, когда меня вышвыривают подобным образом.
  — Знаем, но ведь это личное одолжение сержанту Селлерсу — если, конечно, вы не представляете здесь клиента.
  Я попрощался, вышел, сел в машину и вынул из кармана клочок бумаги. На нем виднелись слабые вмятины. Я достал нож и мягкий карандаш, превратил грифель в черный порошок и начал втирать его в бумагу, покуда на ней не обозначилось то, что написал шериф: «Стелла Карис, Лос-Анджелес, Морхед-стрит, 6825. Номер машины JHY 328».
  Я поехал в свой мотель. Администратор сказал, что звонил шериф и распорядился вынести мои вещи из номера и вернуть мне деньги.
  С его стороны это было весьма предусмотрительно.
  Я подъехал ко второй стоянке на проспекте, припарковал машину и стал ждать. Было уже темно, но уличные фонари позволяли разглядеть номера машин.
  Прошел час. Я был готов сдаться и хотел завести мотор, когда с моей машиной поравнялся «Форд» с номером JHY 328.
  За рулем сидела молодая женщина, и когда я поехал следом за ней, то понял, что она нарушает все ограничения скорости. Я с трудом за ней поспевал.
  Внезапно на машине впереди сверкнули красные тормозные огни. Женщина подъехала к обочине и остановилась. Дверца водителя открылась. Я увидел пару стройных ножек, юбку, а потом и всю женщину, которая стояла на шоссе, преграждая мне дорогу.
  Я резко затормозил.
  Она не сдвинулась с места.
  Я открыл дверцу и вышел.
  — Что, по-вашему, вы делаете? — осведомилась девушка.
  — Я? — отозвался я. — Еду в Рино.
  — Знаю, что вы едете в Рино, но вы, очевидно, боитесь заблудиться и поэтому висите у меня на хвосте последние двадцать миль. Советую вам ехать дальше и не останавливаться, пока не доберетесь до Рино. А если вы, как я подозреваю, один из местных служителей закона и хотите убедиться, что я покинула этот округ, то можете вернуться в Сузанвилл и сообщить, что я не намерена здесь задерживаться.
  — Я не связан с сузанвиллской полицией. Я сам по себе. Надеюсь, вы не будете возражать, если я скажу, что хорошенькая молодая женщина вроде вас рискует угодить в серьезную переделку, останавливая машину и выясняя, кто следует за ней последние двадцать миль.
  — Зря надеетесь, — сердито сказала она. — Я, безусловно, буду возражать. А теперь езжайте, да поживей! Сколько человек у вас в машине?
  — Только я.
  Она подошла и заглянула внутрь.
  — Ладно, поезжайте.
  — Возможно, у меня имеется полезная для вас информация, — не сдавался я. — Меня зовут Дональд Лэм.
  — Мне наплевать, как вас зовут и найдете ли вы дорогу в Рино.
  Я сел в машину и поехал вперед. Миль через пять, добравшись до перекрестка, я остановился, выключил фары и зажигание и снова стал ждать.
  Вскоре позади появились фары другого автомобиля. Я услышал шорох покрышек по асфальту, и мимо меня промчалась машина, но не та, которой управляла девушка.
  Место было пустынным, и автомобили проезжали редко. Я продолжал ждать, склонившись на руль.
  Мимо пронеслась еще одна машина — и снова не та.
  Наконец через пять минут появился автомобиль девушки.
  Она ехала довольно медленно, и я дал ей несколько минут форы, а потом поехал следом. Быстро обогнав девушку, я миновал небольшой подъем и резко сбавил скорость. Увидев в зеркальце фары ее машины, я поехал дальше и держался впереди еще миль двадцать-тридцать, прежде чем она поняла, в чем дело. Девушка догнала меня и прижала к обочине. Я остановился, и она тоже.
  Девушка вышла из машины и подошла к окошку моего автомобиля.
  — Как, вы сказали, вас зовут?
  — Дональд Лэм.
  — Чем вы занимаетесь, мистер Лэм?
  — Я частный детектив.
  — Как интересно! И визитки у вас, конечно, нет?
  Я протянул ей одну из моих визиток.
  — Не могла бы я для большей уверенности взглянуть на ваши права?
  Я показал ей водительские права. Девушка положила визитку в сумку.
  — Отлично, — сказала она. — Теперь я знаю, кто вы, и если вы не перестанете мне досаждать, я добьюсь, чтобы вас арестовали, когда мы приедем в Рино.
  — Арестовали за что?
  — За то, что вы приставали ко мне, и еще за ряд мелких проступков.
  Я улыбнулся.
  — Это общественное шоссе, а я и не думал к вам приставать. Вы едете в Рино, и я тоже.
  — По-вашему, я ничего не могу поделать? — спросила девушка.
  — Ничего, если только я не стану с вами флиртовать, а у меня нет таких намерений. Что касается вождения автомобиля, то я следовал букве закона и…
  Девушка уцепилась левой рукой за воротник блузки и рванула его вниз. Ткань с треском порвалась. Потом она взялась обеими руками за край юбки и попыталась разорвать и ее. С минуту у нее ничего не получалось, но в итоге плотная ткань поддалась.
  — Вы когда-нибудь слышали о преступном нападении? — осведомилась она.
  Я кивнул.
  — Именно это вы и проделали. Знаете, какое наказание за это полагается?
  Я покачал головой.
  — И я не знаю, но в Карсон-Сити имеется уютная маленькая тюрьма, и вы отправитесь прямиком туда. Вы на это напрашиваетесь, мистер Лэм, и получите то, что искали. Вы преследовали меня на шоссе. Я остановилась и стала протестовать. Тогда вы набросились на меня. Я пыталась освободиться, а увидев фары еще одной машины, позвала на помощь. Вы отпустили меня, я бросилась к своему автомобилю и всю дорогу до Рино ехала впереди вас.
  — Мы еще не в Неваде, — заметил я. — Пока что это Калифорния.
  Девушка не ответила. Она повернулась, побежала к своей машине, села за руль, захлопнула дверцу и быстро поехала вперед.
  Я пытался догнать ее, но не мог. Она мчалась как ошпаренная и выруливала к середине шоссе, как только мне удавалось приблизиться.
  Мы ехали со скоростью восемьдесят миль, когда позади сверкнула красная подвижная фара. Полисмен махнул рукой, подавая мне знак подъехать к обочине.
  Я был вынужден подчиниться.
  Полисмен затормозил рядом со мной.
  — Следуйте за мной, — распорядился он, — но не пытайтесь меня догнать. Я должен остановить ту машину.
  Его автомобиль с ревом рванулся вперед. Я выжимал из микроавтобуса все, что можно. Впереди я видел красные огоньки машины девушки и слышал вой полицейской сирены, приглушенный расстоянием.
  Девушка заставила полисмена пробежаться. Мне с трудом удавалось не отставать от них. Наконец он смог прижать ее к обочине, прежде чем мы пересекли границу штата, милях в пятнадцати от Рино.
  Рассвирепевший полисмен выскочил из машины.
  Я остановился сзади, вылез и направился к нему.
  — Вы не дали мне объяснить, — заговорил я с полисменом. — Я пытался привлечь ваше внимание.
  Он повернулся и рявкнул:
  — Не лезьте не в свое дело! Я ведь велел вам держаться позади. Мне пришлось делать девяносто миль в час, чтобы догнать эту машину, а вы от меня не отставали.
  — Конечно, не отставал, — сердито отозвался я. — Потому что хотел вас остановить. А что, по-вашему, я пытался сделать?
  Мой воинственный тон побудил его окинуть меня задумчивым взглядом.
  — Кто-то напал на эту девушку, — продолжал я. — Мы мчались в поисках полиции. Если бы вы выслушали меня, то смогли бы задержать машину, полную громил, которая ехала в сторону Сузанвилла. Но вы так увлеклись приказами, что не пожелали слушать!
  Полисмен склонил голову набок.
  — О чем это вы? — спросил он.
  — О машине с подонками, которые заставили эту девушку съехать с дороги и хотели на нее напасть. Один бог знает, что бы произошло, если бы я не оказался рядом. Посмотрите на нее! Посмотрите на ее одежду!
  — Что это вы несете? — возмутился полисмен. — Она пьяна — вытворяла на дороге невесть что. Вы пытались ее догнать, а она вертелась перед вами туда-сюда.
  — Девушка расстроена, — объяснил я. — Ей хотелось скорее добраться до места, откуда она могла бы позвонить дорожному патрулю.
  — Я включил сирену, — упорствовал он, — а она даже не обратила внимания.
  Я подошел к машине девушки и спросил:
  — Вы слышали его сирену, мисс?
  Она начала плакать.
  — Слышала, но боялась остановиться. Я думала, что возвращаются эти бандиты.
  — Они заставили ее остановиться как раз таким образом, — объяснил я. — Кто-то из них ловко изобразил сирену. Она подъехала к обочине, а они вытащили ее из машины.
  — А вы где были? — спросил полисмен.
  — Должно быть, милях в пяти позади, — ответил я. — Они едва меня не столкнули, проезжая мимо.
  — Что у них была за машина?
  — «Бьюик» 52-го года, черный седан.
  — Сколько их было?
  — Четверо молодых ребят. Один был в тенниске и коричневой кожаной куртке, другой — в замшевом блейзере, третий — в свитере, а четвертый — в спортивном пиджаке и рубашке без галстука, с воротничком навыпуск.
  — Вы заметили их номер?
  — Заметил, но позабыл в суматохе, — признался я. — У меня не было возможности его записать. Я старался не выпускать из виду эту молодую женщину, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
  Полисмен помедлил в нерешительности.
  — Похоже на банду, с которой мы уже имели дело, — сказал он. — Один из них — высокий блондин?
  — Да, — кивнул я. — Тот, что в блейзере. Похож на баскетболиста.
  — Лет девятнадцати-двадцати и роста более шести футов? — допытывался полицейский.
  — Я не уверен. Они сразу умчались, когда я остановился.
  — И вы хотели в одиночку задержать четырех громил?
  — Они же не знали, что я в машине один, — ответил я. — У меня есть револьвер, которым я мог воспользоваться в случае надобности.
  — У вас есть револьвер?!
  — Да.
  — Ну-ка покажите ваше разрешение.
  Я показал ему свои документы.
  Полисмен изучил их, потом повернулся к девушке.
  — Покажите ваши права.
  Она протянула их ему.
  — Стелла Карис? О’кей, что вы намерены делать? Подать жалобу?
  — Хотела, но раздумала, — ответила она. — Почему я должна видеть свое имя в газетах после всего, что мне пришлось перенести?
  — Ваше поведение не поможет следующей девушке, которую подстерегут на дороге, мисс Карис, — заметил полисмен.
  — Если вас будут интервьюировать, мисс Карис, — сказал я, — то вам незачем рассказывать, что полисмен гонялся за вами, а не за бандой юнцов.
  Полисмен прищурился.
  — Говорите, «Бьюик» 52-го года?
  — Ага.
  — Черный седан?
  — Либо черный, либо настолько темный, что казался черным. Насколько я понял, они сначала обогнали мисс Карис, потом пропустили ее вперед, затем снова догнали, рассмотрели машину как следует и загудели, как сирена. Когда мисс Карис затормозила, они вытащили ее из машины и…
  — О’кей, о’кей, — прервал полисмен. — Но вам следовало запомнить номер.
  — Если бы вы выслушали меня, когда я пытался вам все объяснить, — сказал я, — то, может быть, успели бы их догнать.
  — Возможно, — согласился он, — но это не давало мисс Карис основания нарушать правила.
  — Она была в истерическом состоянии.
  — О’кей, — снова сказал он. — Я поеду на пост и позвоню, чтобы перекрыли дорогу. Конечно, они могли свернуть, но у нас еще есть шанс их поймать. Нам пришлось немало помучиться с этой шайкой. Вы смогли бы опознать машину, Лэм?
  — Я не заметил никаких отличительных признаков, но знаю, что это был черный «Бьюик»-седан 52-го года и в нем сидели четверо парней. Это все, что я могу вам сообщить, кроме того, что я, возможно, сумел бы опознать высокого блондина, а может, и здоровяка с черной челкой. Остальных я плохо разглядел.
  — О’кей, я поеду звонить.
  Полицейский подошел к своей машине, сел и помчался стрелой.
  Я стоял у окошка машины Стеллы Карис.
  Внезапно она рассмеялась.
  — Вы в самом деле думали, Дональд, что я собираюсь вас обвинить?
  — Вы ведь порвали хорошую одежду.
  — Я не хотела, чтобы вы совали нос в мои дела. Это хороший способ отпугивать излишне назойливых мужчин. У них сразу же душа уходит в пятки. Ну, мне нужно достать чемодан и переодеться.
  — Лучше подождите, пока не пересечете границу штата, — посоветовал я. — Там как раз есть пост.
  — О’кей, показывайте дорогу.
  — Ладно. Как насчет того, чтобы вместе пообедать в Рино?
  — Быстро же вы работаете, — усмехнулась она. — Какую вы ведете игру?
  — Расследую смерть Друда Никерсона, шофера такси, — ответил я. — Полиция выставила меня из города.
  Ее глаза расширились.
  — Так вот оно что!
  Я кивнул.
  — Можете рассчитывать на обед, — сказала она. — Знаете хороший мотель?
  Я снова кивнул.
  — Тогда показывайте дорогу.
  Когда мы проезжали пост, полисмен как раз звонил по телефону. Я помахал ему рукой, и он подал нам знак ехать дальше. Я понял, что он хочет огласки не больше нашего. Однако он мог как следует поразмышлять о происшедшем и прийти к неутешительным для нас выводам.
  Мы пересекли границу между штатами, и я остановился милях в пяти от города.
  Стелла Карис остановила свою машину позади моей, вытащила чемодан, раскрыла его и скрылась за автомобилем со стороны обочины.
  Ей понадобилось меньше минуты, чтобы переодеться. Она вышла из-за машины и окинула меня взглядом с головы до ног.
  — Вы морочите мне голову или говорите правду? — осведомилась девушка.
  — Говорю правду, — ответил я.
  — Вы интересуетесь Друдом Никерсоном?
  — Да.
  — Почему?
  — По причинам, которые не могу сообщить ни вам, ни сузанвиллской полиции, которая велела мне убираться из города.
  — Ну и каково ваше мнение? — спросила она.
  — О вас?
  — Не валяйте дурака. О Никерсоне.
  — В настоящее время не могу ничего вам сказать.
  — Почему?
  — По разным причинам.
  — Вы имеете в виду, что не составили никакого мнения или что не можете мне его сообщить?
  — Не могу сообщить.
  — Много же от вас толку! — фыркнула она.
  — Я на работе.
  — Отлично, — сказала девушка. — Вы просили меня пообедать с вами. Я согласна. Но предупреждаю, что намерена вытянуть из вас нужную информацию.
  — Каким образом? — спросил я.
  — С помощью разных уловок, — ответила она. — Соблазнительного очарования. Возможно, выпивки.
  — А какой у вас интерес к Никерсону? — осведомился я.
  — Никакого.
  — Не смешите меня.
  — Поехали в мотель, — сказала девушка. — Только никаких штучек, когда дело дойдет до регистрации. Вы возьмете один номер, а я — другой, и надеюсь, что они будут далеко друг от друга. Дайте мне двадцать минут, чтобы освежиться, а потом деликатно постучите в мою дверь, и мы пойдем обедать. Ваши расходы оплачиваются?
  — Да.
  — Тогда вы платите за обед.
  — Хорошо.
  Мы сели в машины и поехали в Рино. Я подыскал хороший мотель, но он оказался переполненным. В другом мотеле было то же самое. Я подошел к автомобилю Стеллы Карис.
  — Предположим, нам не удастся раздобыть два отдельных номера, — сказал я ей. — Не могли бы мы…
  — Не могли бы, — отрезала она.
  — Не могли бы мы остановиться в разных мотелях?
  Девушка улыбнулась.
  — Я неверно поняла вас, Дональд. Конечно, могли бы.
  Но в следующем мотеле нашлись две свободные комнаты.
  Администратор окинул нас скептическим взглядом, но выдал ключи от номеров.
  — Встречаемся через двадцать минут, — напомнила Стелла.
  — Собираетесь кому-то звонить? — спросил я.
  — Возможно, — улыбнулась она. — А вы?
  — Я пошлю телеграмму.
  — О’кей. Значит, через двадцать минут.
  Я пошел к себе в номер и написал текст телеграммы Берте:
  «Ситуация сугубо садовая — еще одно растение. Волноваться нет причин, но не думаю, что наш клиент захочет добавить это растение широко распространенного вида к своей коллекции. Привет. Дональд».
  Глава 6
  Я осторожно постучал в дверь номера Стеллы Карис.
  — Кто там? — спросила она.
  — Дональд, — ответил я.
  — Входите.
  Я открыл дверь. Стелла сидела перед зеркалом за туалетным столиком.
  Она медленно обернулась, посмотрела на меня через голое плечо, опустила длинные ресницы и произнесла соблазнительным тоном:
  — Хэлло, Дональд.
  Я знал, что это было тщательно отрепетировано, но какую бы цель она ни преследовала, репетиция не пропала даром.
  Стелла медленно поднялась и направилась ко мне.
  На ней было платье с обнаженными плечами, выгодно подчеркивающее достоинства ее фигуры.
  Я остро ощущал каждую округлость ее тела, холодный взгляд из-под полуопущенных ресниц, точно рассчитанные движения, длинные пальцы, касающиеся моей руки.
  — Вы простите меня, не так ли, Дональд?
  — За что?
  — За то, что я приняла вас за местного копа, которого послали выпроводить меня за пределы штата и убедиться, что я не вернулась назад. Мне казалось, что если я разорву на себе одежду, то повергну вас в паническое бегство.
  — Это означает несправедливое использование преимуществ вашего пола, — заметил я.
  — Все, что касается пола, несправедливо, — промолвила она. — Даже природа несправедлива в этом отношении. Пол предоставляет преимущества обеим сторонам — иначе я не была бы здесь с вами.
  — Думаю, вам нужно выпить, — сказал я.
  — Я тоже так думаю.
  Стелла протянула мне меховую пелерину. Я накинул ее ей на плечи, и мы отправились в ресторан. Я заказал для нее два коктейля перед обедом — она настояла на третьем, исподтишка наблюдая за мной. Мы вкусно пообедали, потом играли в рулетку, в двадцать одно, в автоматах. Я спустил около восьми долларов, а она выиграла больше ста пятидесяти без всяких признаков возбуждения.
  Было около половины второго, когда я отвез ее в мотель.
  — Зайдете? — спросила она.
  — Уже поздно.
  — Чего вы боитесь?
  — Вас.
  — Почему?
  — У вас очаровательная привычка рвать на себе одежду и звать полицию.
  — Я проделываю это только с дешевой рабочей одеждой. Когда я в таком платье, вам нечего опасаться.
  Я вошел.
  Стелла опустилась на тахту, и я сел рядом.
  — О’кей, — сказал я. — Карты на стол. Я знаю ваше имя и номер вашей машины. Я детектив и смогу все о вас выяснить. Конечно, это потребует времени и денег. Почему бы вам самой не рассказать мне обо всем?
  — Я тоже знаю ваше имя, — отозвалась Стелла, — и у меня ваша визитка, так что мне известны ваш адрес и номер телефона. Слушайте, Дональд, вы, часом, не расследуете убийство Карла Карвера Эндикотта?
  — Я уже говорил вам, что не могу обсуждать причины своего пребывания здесь.
  Она задумчиво посмотрела на меня.
  — Друд Никерсон — мошенник.
  — Похоже, весь город состоит из мошенников, — заметил я.
  — Сузанвилл?
  — Ситрес-Гроув.
  — Дональд, если вас интересует убийство Эндикотта, мы могли бы помочь друг другу.
  — В моей работе запрещено оказывать помощь. Я могу только принимать ее.
  — Приятно для вас, — усмехнулась девушка.
  Мы оба помолчали.
  — Так вы работаете над делом Эндикотта, Дональд?
  — Нет комментариев.
  — Повторяю: я могу вам помочь.
  — Много комментариев, но не произносимых вслух.
  Стелла закрыла глаза на полсекунды, позволив длинным темным ресницам подчеркнуть гладкую кожу ее щек. Потом она медленно подняла на меня взгляд.
  — Хорошо, Дональд, карты на стол. Мне двадцать три года. Я была замужем. Я чертовски деловая женщина. Тетя Марта умерла и оставила мне свою землю в Ситрес-Гроув. Я была художницей — не блестящей, хотя и не плохой: реклама, иллюстрации и тому подобное.
  В Ситрес-Гроув хотят строить фабрику, и я владею землей, которая нужна для этой фабрики. Но земля считается жилой, и мне нужно добиться изменений в зональной системе. В любом другом городе это не составило бы труда. Но в Ситрес-Гроув так дела не делаются.
  — А как делаются дела в Ситрес-Гроув? — спросил я.
  — Ситрес-Гроув находится под властью своего мэра.
  — А кто там мэр?
  — Чарлз Фрэнклин Тэбер. Раньше в городе были честная администрация и порядочный шеф полиции. Но Тэбер начал произносить речи и давать интервью прессе. Кто-то за ним стоит — не знаю кто, но использовано слишком много мозгов, чтобы добиться своего с таким болваном, как Тэбер. Короче говоря, компетентный мэр потерпел поражение на выборах, и Чарлз Фрэнклин Тэбер вознесся на его место, как он сам говорил, «на волне реформ». Он нашел полицейского, который брал взятки, и представил дело так, будто вся полиция коррумпирована. В результате честного шефа уволили, а нового взяли со стороны, дабы он был «свободен от давления местной политики».
  — А при чем тут Друд Никерсон?
  — Раньше Друд Никерсон был шофером такси. Но он кузен мэра и стал ворочать большими делами. Как-то Никерсон заявился ко мне. Он знал много вещей — о секретных переговорах, касающихся фабрики, о земле, которую я унаследовала. Я объяснила ему, как много пользы принесет городу фабрика — приток населения, новые рабочие места, развитие строительства и так далее.
  — И что же сказал Никерсон?
  — Никерсон рассмеялся и посоветовал мне не быть наивной. Он сказал, что если я рассчитываю на изменения в зональной системе, то мне придется долго ждать, и добавил, что на такой основе не делают бизнес.
  — А на какой делают?
  — На денежной.
  — И вы заплатили?
  — В конце концов да.
  — Сколько?
  — Пятнадцать тысяч долларов — три раза по пять тысяч.
  Я свистнул.
  — Я была простофилей, Дональд?
  — В зональную систему внесли изменения?
  — Еще нет. Я заплатила Никерсону всего две недели назад. Он сказал, что себе оставит только тысячу, а остальное пойдет на политическое давление, лоббирование и тому подобное.
  — А потом?
  — Потом он погиб в автомобильной катастрофе.
  — Ну и почему вас интересует его тело?
  — Не тело, а одежда, которая была на нем во время аварии. Никерсон сказал мне, что не отдаст деньги, пока не будет уверен в успехе, а чтобы защитить меня в случае, если с ним что-нибудь произойдет, он положит деньги в сейф и ключ от сейфа вместе с запиской, удостоверяющей, что деньги принадлежат мне, будет лежать у него в бумажнике.
  — Вы этому верите?
  — Тогда верила.
  — И записка действительно была в бумажнике?
  — Не знаю. Меня вышвырнули из Сузанвилла, как бродяжку, сказав, что я должна обратиться к управляющему состоянием покойного.
  — Вы не видели его бумажник?
  — Они меня и близко не подпустили. Ну, Дональд, я выложила карты на стол. Я старалась вас перехитрить, старалась выглядеть соблазнительно… старалась… Черт возьми, очевидно, я так долго имела дело с мошенниками, что решила, будто все кругом такие же. Но вы честный и… достойный.
  — Я не могу вам помочь, — сказал я ей.
  — Почему?
  — Потому что я работаю над кое-чем другим и для кое-кого другого. Я могу получать информацию, а не делиться ею. Скажу вам только одно.
  — Что?
  — Не лейте слез по поводу кончины Друда Никерсона.
  — Чтобы я стала плакать из-за этого жулика! — сердито воскликнула она. — Я только хочу знать, что теперь будет с зональной системой. А что касается этого двуличного… Хотя о мертвых не принято говорить дурно.
  — Можете смело говорить о нем что хотите.
  — Что вы имеете в виду?
  — Он не мертв.
  Девушка выпучила глаза.
  — Откуда вы знаете?
  — Я не знаю — просто догадываюсь. Но думаю, что он жив и вся эта история — сплошная подтасовка.
  Несколько минут Стелла Карис молча обдумывала услышанное. Внезапно она подняла голову и сказала:
  — Вы очень милый, Дональд, и можете поцеловать меня на ночь. Более того, это не будет холодный, целомудренный поцелуй. Можете считать его наградой от признательной вам женщины.
  Глава 7
  Я успел на шестичасовой самолет в Лос-Анджелес и прибыл в офис почти одновременно с Бертой Кул.
  — Получила мою телеграмму? — спросил я.
  — Еще бы, — огрызнулась Берта. — Сколько ты выпил перед тем, как отправить ее?
  — Я был трезв как стеклышко.
  — По-твоему, тебя послали в пустыню собирать флору и фауну? Ты не мог так разволноваться из-за паршивого растения. Что, черт возьми, ты имел в виду?
  — Неужели ты не поняла? Я хотел предупредить нашего клиента, что все это подтасовка110.
  — Что «все»?
  — Смерть Друда Никерсона.
  Берта Кул моргнула своими проницательными глазками.
  — Почему же ты не сообщил мне?
  — Сообщил. Я послал тебе телеграмму.
  Берта задумалась.
  — Если это подтасовка, — сказала она наконец, — у нашего клиента может быть куча неприятностей.
  — Каким образом?
  — Я едва не оборвала все телефонные провода, пытаясь с тобой связаться. Звонила во все отели, мотели, меблированные комнаты и ночлежки в Сузанвилле.
  — А в чем дело?
  — У нас больше нет этого клиента.
  — Почему?
  — Он получил нужную информацию из газеты.
  — Из какой газеты? — спросил я.
  — «Ситрес-Гроув Кларион».
  — Ну и что там говорилось?
  — Газета разузнала о гибели Друда Никерсона и напечатала об этом заметку, где говорилось, что смерть Никерсона уничтожила последний шанс раскрыть убийство Карла Карвера Эндикотта. Никерсон был единственным человеком, который видел убийцу и мог его опознать.
  — И это заинтересовало нашего клиента?
  — Даже очень.
  — Что он предпринял?
  — Сказал мне, что получил всю информацию, в которой нуждался, что был счастлив с нами познакомиться, что не сомневался в нашей способности выполнить его поручение, но теперь нам незачем беспокоиться.
  — Весьма любезно, — заметил я. — А как же вдова Эндикотта?
  — При чем тут вдова?
  — Где она?
  — А нам какое дело?
  — Давай попробуем это выяснить.
  Я снял телефонную трубку и попросил нашу телефонистку связаться с Элизабет Эндикотт, в Ситрес-Гроув, предупредив, что это личный разговор, что мы не будем беседовать ни с кем другим и что если ее нет, то узнать, где можно ее найти. В случае если она находится в любом месте Соединенных Штатов, где имеется телефон, мы позвоним ей туда.
  Берта захлопала веками, когда я положил трубку.
  — Ты окончательно рехнулся? — осведомилась она.
  — Нет.
  — Эти разговоры стоят денег.
  — У нас еще есть деньги на расходы.
  — Теперь нет. Дело прекращено.
  — Если все произошло так, как я думаю, — возразил я, — то дело только начинается. Правда, не знаю, будем ли мы в нем участвовать.
  — Ты либо свихнулся, Дональд, либо говоришь о каком-то другом деле, — промолвила Берта. — Наш клиент, Джон Диттмар Энсел, позвонил и сказал, что дело закончено, чтобы мы прекратили расходы на него и представили ему счет. Понимаешь?
  — Еще бы. Это Энсел не понимает.
  — Чего он не понимает?
  — Что шагает прямиком в западню.
  Зазвонил телефон, и наша телефонистка передала, что миссис Эндикотт нет и не будет около недели и что связаться с ней невозможно.
  Я сообщил информацию Берте.
  — Ну и что? — осведомилась она.
  — Полагаю, — ответил я, — мы могли бы позвонить нашим корреспондентам в Лас-Вегас, штат Невада, и Юму, штат Аризона, и заставить их поработать, чтобы дать нам возможность предостеречь Энсела. Но это стоит немало денег, и я сомневаюсь, что он заплатит за то, что ему испортили свадьбу.
  — И ты можешь его за это порицать? — спросила Берта.
  — Нет, — сказал я и двинулся к двери.
  — Погоди! Не уходи, пока не расскажешь мне, что все это означает.
  — Я еще точно не знаю.
  — А когда узнаешь?
  — Когда полиция арестует Джона Диттмара Энсела и Элизабет Эндикотт, поднимающихся к алтарю, дабы заключить священный брачный союз.
  — Ты шутишь?
  — Нет.
  — Тогда кто же такой наш клиент, Джон Диттмар Энсел?
  — К твоему сведению, — ответил я, — Джон Диттмар Энсел — человек, который приехал в такси Друда Никерсона в дом Карла Карвера Эндикотта в роковой для него вечер.
  Берта задумалась над услышанным.
  — Полиция может это доказать?
  — Конечно, может. Иначе они не пускались бы на такие ухищрения, чтобы заставить Энсела снабдить их доказательствами мотива.
  — Чтоб меня зажарили, как устрицу! — воскликнула Берта.
  Я вышел, оставив ее щелкать пальцами в приливе возбуждения.
  Глава 8
  Около половины второго ночи я проснулся и с трудом заснул снова. Серия событий бешено вращалась у меня в голове, пытаясь обрести упорядоченный облик.
  Три или четыре раза я засыпал, чтобы проснуться опять, так как различные предположения бегали друг за другом, словно марионетки в пьесе. Наконец около половины третьего мне удалось заснуть по-настоящему. Правда, меня мучили кошмары, а в конце концов разбудил телефонный звонок.
  Я снял трубку и по тону Берты Кул понял, что мы напали на золотую жилу.
  — Дональд, — проворковала она, причем каждое слово звенело, как доллар в кассовом аппарате, — Берте очень не хочется беспокоить тебя среди ночи, но не мог бы ты одеться и быстро прийти в офис?
  — В чем дело? — спросил я.
  — Не могу объяснить по телефону, Дональд, но у нас клиент, у которого очень большие неприятности. Мы…
  — Слушай, Берта, — прервал я, — ты имеешь дело с человеком, которого арестовали, с женщиной, которая была с ним, или с адвокатом?
  — Второе, — ответила она.
  — Сейчас буду. Где ты?
  — В офисе, Дональд. Это самая странная и дикая история, какую ты когда-либо слыхал.
  — Миссис Эндикотт с тобой?
  — Да, — коротко сказала Берта.
  — Ладно, скоро приду.
  Я выбрался из кровати, принял душ, поскреб лицо электробритвой, оделся и зашагал по пустым улицам к зданию агентства.
  Ночной сторож привык к необычному распорядку в офисе. Он что-то проворчал насчет людей, снимающих помещение для работы двадцать четыре часа в сутки, но впустил меня.
  Я открыл дверь ключом и прошел в личный кабинет Берты Кул.
  Берта по-матерински нянчилась с женщиной лет тридцати, с печальными глазами, которая почти неподвижно сидела на стуле, но при этом довела свои перчатки до такого состояния, что они стали походить на скрученные обрывки веревки.
  При виде меня Берта просияла.
  — Это миссис Эндикотт, Дональд.
  — Здравствуйте, миссис Эндикотт, — приветствовал ее я.
  Она протянула мне холодную руку и одарила теплой улыбкой.
  — Дональд, — сказала Берта, — это самая необычная история, какую ты слышал в своей жизни. Она абсолютно ни на что не похожа. Это… Мне бы хотелось, чтобы миссис Эндикотт сама тебе рассказала.
  Миссис Эндикотт была брюнеткой с черными глазами, выдающимися скулами и гладкой кожей. Если бы не похоронный взгляд, она могла бы сойти за профессионального игрока в покер. При этом она умела держать эмоции под контролем. Ее лицо было бесстрастным, как мраморная плита на могиле.
  — Вы не возражаете, дорогая? — осведомилась Берта.
  — Конечно, нет, — ответила миссис Эндикотт тихим, но твердым голосом. — В конце концов, мы из-за этого вытащили мистера Лэма из постели, и он не сможет работать над делом, не зная фактов.
  — Если бы вы могли сообщить ему самое основное, — сказала Берта. — Остальное я добавлю позже.
  — Хорошо. — Миссис Эндикотт с такой силой скрутила перчатки, что они, казалось, вот-вот треснут по швам. — Это произошло почти семь лет назад, — начала она.
  Я кивнул, так как женщина сделала паузу.
  — Только самое основное, — повторила Берта голосом, сочившимся фальшивым сочувствием.
  — Джон Энсел и я любили друг друга. Мы собирались пожениться. Джон работал у Карла Карвера Эндикотта.
  Карл послал Джона Энсела в Бразилию, а когда он добрался туда, велел ему отправляться в экспедицию по Амазонке. Карл утверждал, что ищет нефтяные месторождения. В группе было два человека. Он предложил каждому премию в двадцать тысяч долларов, если они успешно выполнят свою миссию.
  Конечно, они не давали никаких обязательств, но Джон очень хотел получить эти деньги, потому что тогда мы смогли бы пожениться, а он сумел бы начать собственное дело. Но путешествие обернулось узаконенным убийством. Все было рассчитано специально. Тогда я этого не знала. У экспедиции не было ни одного шанса из тысячи. Карл Карвер Эндикотт заблаговременно об этом позаботился.
  Спустя некоторое время Карл пришел ко мне со слезами на глазах. Он сказал, что только что получил известие о гибели экспедиции. Они запаздывали с возвращением, и он отправил на их поиски самолеты и пешие группы, не останавливаясь перед расходами.
  Для меня это было страшным ударом. Карл делал все, чтобы меня утешить, и наконец предложил мне возможность обеспечить себе надежное и безбедное существование.
  Женщина сделала паузу и так стиснула злополучные перчатки, что кожа на костяшках ее пальцев побелела.
  — Вы вышли за него замуж? — спросил я.
  — Да.
  — А потом?
  — Потом он уволил одну из своих секретарш, и она обо всем мне рассказала. Я не могла поверить своим ушам. Но все соответствовало другим фактам, о которых я узнала позже.
  Секретарша рассказала, что Карл Эндикотт тщательно выбирал место для самоубийственного путешествия. Он послал Джона Энсела на такую же верную гибель, как если бы поставил его перед расстрельной командой.
  — И вы сразу же обвинили в этом вашего мужа? — спросил я.
  — Не успела, — ответила она. — Произошло нечто невероятное. Зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала голос Джона Энсела. Второй участник экспедиции погиб, но Джону удалось выжить в джунглях и наконец добраться до цивилизованных мест, где он и узнал о моем замужестве.
  — Ну и как вы поступили?
  — В те дни я еще не научилась управлять своими чувствами. Я впала в истерическое состояние, сказала Джону, что принадлежала и принадлежу только ему, что в брак меня вовлекли обманным путем, что я должна сейчас же увидеть его и что я немедленно ухожу от Карла.
  А потом я сделала то, чего не должна была делать. Понимаете, мистер Лэм, я испытала страшный шок и…
  — Так что же вы сделали?
  — Я обо всем сообщила Джону по телефону. Рассказала ему, что Карл хотел убрать его с пути и намеренно послал его на верную смерть, чтобы жениться на мне.
  — Что было потом? — спросил я.
  — Последовало молчание, а затем раздался щелчок. Я не знала, положил ли Джон трубку или это прервалась связь. Наконец я позвонила телефонистке и сообщила ей, что нас прервали. Она сказала, что мой собеседник положил трубку.
  — Когда это было?
  — В день смерти моего мужа, — с горечью ответила она.
  — А где находился Джон Энсел, когда звонил вам?
  — В аэропорту Лос-Анджелеса.
  — Хорошо. Что случилось дальше?
  — Я не могу вам этого объяснить, не рассказав кое-что о Карле. Он был безжалостным, властным, хладнокровным и дьявольски умным. Если Карл чего-то хотел, он это получал. Думаю, главной причиной, по которой он захотел получить меня, было то, что я не ответила на его первые ухаживания.
  Ко времени, когда позвонил Джон, я многое узнала о характере Карла. Полагаю, что его страсть ко мне, если это можно так назвать, подходила к концу. Женитьба на женщине, чье сердце принадлежало другому, удовлетворяло его стремление побеждать, но этого не могло хватить надолго.
  — А позже вы сообщили вашему мужу о том, что узнали?
  — Да, мистер Лэм, и я бы отдала все, чтобы в тот момент пораскинуть мозгами, прежде чем выплескивать свои эмоции. Но я копила их месяцами, и теперь они прорвались наружу. У нас произошла жуткая сцена.
  — Что вы сделали?
  — Ударила его по лицу. Я… если бы у меня было оружие, я бы убила его.
  — А потом вы ушли из дома?
  — Да, ушла.
  — Ну?
  — Джон Энсел был в аэропорту. Тогда до Ситрес-Гроув летали вертолеты. Он прилетел туда, взял такси и поехал в поместье Карла. Позже я узнала, что произошло.
  — Что же?
  — Джон позвонил в дверь. Карл сам открыл ему. Разумеется, он знал, что Джон жив, потому что я в приступе гнева все ему рассказала. Джон не стал сразу сообщать о себе в офис, когда выбрался из джунглей, из-за сделанных им открытий. Все еще преданный интересам Карла, он намеревался лично связаться с ним, прежде чем станет известно, что он выжил, и начнется газетная шумиха. Думаю, Карл узнал о возвращении Джона еще до того, как я ему об этом сообщила.
  — Продолжайте.
  — Мне кажется, Карла не испугала эта новость. В конце концов, Джон не мог ничего доказать — по крайней мере, так думал Карл, но, посмотрев Джону в лицо, он понял, что ему все известно, и… Ну, Джон Диттмар Энсел был уже не тем человеком, которого Карл отправил с самоубийственной миссией. Джон жил в джунглях бок о бок со смертью, постоянно борясь с ней… Посмотрев на Джона, Карл был потрясен. Он проводил его в кабинет наверху, сказал, что сейчас придет, и вышел в соседнюю комнату.
  Вы встречали Джона, мистер Лэм. Думаю, вы разбираетесь в людях. В Джоне Энселе есть нечто телепатическое. По натуре Джон — мягкий человек, но, как я говорила, он провел много времени в джунглях в невероятно тяжелых условиях. Джон рассказал мне, что через несколько секунд понял, что у Карла на уме. Карл собирался застрелить его и заявить, что действовал в целях самозащиты. Он бы положил рядом с телом Джона револьвер, предварительно выстрелив из него, а потом сказал бы, что Джон обвинил его в краже невесты и…
  — Бог с ними, с намерениями, — прервал я. — Что сделал Джон?
  — Джон потихоньку вышел из кабинета и на цыпочках спустился по лестнице. Он решил встретиться с Карлом при свидетелях, чтобы не дать ему возможности застрелить его и объяснить это самозащитой. Джон как раз открыл дверь и выходил из дома, когда услышал револьверный выстрел.
  — Джон знал, что вы ушли от Карла? — спросил я.
  — Да. Это было очередным проявлением его телепатических способностей, а впрочем, можете называть это как хотите. Джон сказал, что в ту минуту, когда вошел в дом, почувствовал, что я ушла. Конечно, он мог понять это по выражению лица Карла…
  — А Карл ничего ему не рассказывал?
  — Нет. По крайней мере, так говорит Джон.
  — Хорошо. Что он сделал потом?
  — Вышел на шоссе и добрался на попутных машинах в Лос-Анджелес. Джон прочитал в газетах о смерти Карла и о шофере такси, который точно описал его. Он понял, что, если станет известно, что он жив, его обвинят в убийстве Карла и у него не будет ни малейшего шанса на оправдание. У Джона были все основания убить Карла, но он… Ну, вы ведь понимаете, мистер Лэм, что, если не найдут настоящего убийцу, шансов у Джона действительно не остается.
  — Ну и что произошло потом?
  — Я знала, где находится Джон, и отправилась к нему той же ночью. Мы все обсудили и решили, что Джону не следует попадаться на глаза знающим его людям, пока не будет осужден убийца Карла. Это не составляло труда, так как все считали Джона погибшим. Так начался долгий кошмар. Джон не сообщал о себе никому, а я делала все возможное, чтобы раскрыть убийство моего мужа. Мне пришлось вернуться назад и вступить во владение его состоянием. Я унаследовала деньги Карла, потому что он не успел изменить завещание, и не скрою, что пользовалась ими в свое удовольствие.
  — А как же настоящий убийца Карла Эндикотта?
  — Его убил Купер Хейл, — сказала женщина, — но мы не можем этого доказать и не сможем никогда. Купер Хейл слишком умен. Он знал, что произошло. Хейл последовал за Карлом наверх. Помните, что Карл захватил револьвер, который собирался положить возле тела Джона. Карл намеревался использовать Хейла как свидетеля, что он стрелял в целях самозащиты. Хейл вошел в кабинет, спокойно подобрал револьвер, выстрелил Карлу в голову, потом спустился и позвонил в полицию.
  — А каковы были мотивы Хейла? — спросил я.
  — Этого я не знаю. Мне известно, что в тот день мой муж взял из банка двадцать тысяч долларов. Думаю, он знал, что Джон жив, и собирался уплатить ему обещанную премию. По какой-то причине Карл решил заплатить наличными. Эти двадцать тысяч исчезли.
  Кроме того, в течение двух месяцев муж платил шантажисту по десять тысяч в месяц.
  Хейл был простым клерком. Внезапно у него появились деньги. А после смерти Карла он постоянно богател и стал влиятельным банкиром.
  — Хорошо. Давайте переходить к настоящему, — сказал я. — Что происходило после этого?
  — Полиция наблюдала за мной день и ночь. Они чувствовали, что я, возможно, поддерживаю связь с человеком, которого они считали убийцей. Я была очень осторожна. Старалась почти не выходить, чтобы уберечь Джона. Постепенно полиция ослабила бдительность. Мы с Джоном смогли встречаться, но тайком и очень редко. Ведь все думали, что Джон Энсел мертв.
  Друд Никерсон был единственным свидетелем. А теперь я прочитала, что он погиб в автомобильной катастрофе. Я не осмеливалась проявить интерес к этому делу, но мы решили, что Джон может обратиться в детективное агентство, не сообщая им своего адреса, чтобы в случае чего полиция не могла проследить и арестовать его.
  Потом мы выяснили, что Никерсон в самом деле мертв и что полиция отказалась продолжать расследование убийства Карла. Полагаю, мы вели себя глупо, но мы так истосковались за эти годы, встречаясь украдкой и живя в постоянном напряжении, и у нас были причины верить, что полиция списала дело со счетов.
  Сама мысль о том, что мы сможем открыто жить вместе, как муж и жена, полностью захватила нас. Мы решили, что рано или поздно нам все равно придется выйти из укрытия, так что лучше сделать это теперь.
  — И угодили в ловушку, — заметил я.
  Она нервно теребила перчатки.
  — Вы правы. Мы прилетели в Юму и отправились к мировому судье, чтобы пожениться. Полиция нас уже поджидала. Это было так жестоко! Почему им было нужно арестовать его именно тогда? Могли бы подождать, пока мы поженимся, и…
  — И тогда они не могли бы принуждать вас давать показания, — закончил я. — Они специально дотянули до бракосочетания, чтобы получить доказательства мотива.
  — Это была ловушка, — признала она. — Полиция ловко ее подстроила. Они знали, что Друд Никерсон — их единственный свидетель и что, если он умрет, расследование придется прекратить. Поэтому они договорились обо всем с Никерсоном. Завтра газеты напечатают, что сообщение о его смерти было ошибкой, происшедшей из-за того, что в кармане у погибшего случайно оказалась одна из визиток Никерсона.
  Я покачал головой.
  — Нет. Они этого не сделают.
  — Что значит «не сделают»? — удивилась женщина. — Нам уже сказали, что…
  — Когда они хорошенько подумают, им придет в голову другая идея, — объяснил я. — Они будут трубить о хитрой полицейской ловушке, в которую завлекли беглеца, скрывавшегося от правосудия целых шесть лет.
  Миссис Эндикотт снова скрутила свои перчатки. На этот раз ее лицо исказилось, а голос походил на тарахтение трещоток гремучей змеи.
  — Я могла бы убить того, кто причинил нам все это.
  — Вам бы это не помогло, — сказал я.
  — Так что же мне делать?
  — Миссис Эндикотт полностью доверилась тебе, Дональд, — проворковала Берта, — а о финансовой стороне можешь не беспокоиться. Мы уже обо всем договорились. Она связалась со мной, как только полиция произвела арест. Мы хотим, Дональд, чтобы ты сразу же начал работать над этим делом. Оно достаточно запутанное, так что мы можем сосредоточиться на нем и выбросить из головы все прочее.
  Я взял со стола Берты телефонный справочник.
  — Прежде всего вам нужно обзавестись адвокатом, и побыстрее.
  — Я уже думала об этом, — ответила миссис Эндикотт. — В Лос-Анджелесе есть два известных адвоката, чьи имена внушают уважение. Я…
  — Забудьте об этом! — прервал я. — Дело будет слушаться в округе Ориндж. Нам нужен человек из Санта-Аны, который будет прислушиваться к голосу разума.
  — Что значит «к голосу разума»? — спросила она.
  — К моему голосу. — Я взял телефонную трубку и набрал номер междугородной связи. — Я хочу заказать срочный разговор с Барнардом Куинном, адвокатом в Санта-Ане, Калифорния. Его домашний номер — Сикамор 3-9865. Звоните, пока вам не ответят.
  Глава 9
  Только начало светать, когда мы припарковали наши машины на пустынной улице перед зданием, где находился офис Барни Куинна.
  Он уже ждал нас.
  Куинн был крепко сложенным парнем, обладавшим достаточным опытом в своем деле. Мы с ним вместе учились в юридической школе.
  Мы объяснили ему все обстоятельства. Разумеется, Куинн был знаком с основными фактами, касающимися убийства Карла Карвера Эндикотта. В свое время это считалось одним из самых загадочных преступлений, и местные газеты воздавали ему должное.
  — Они не пытались задержать вас? — спросил он миссис Эндикотт.
  Она покачала головой.
  — Они придут за вами как за важным свидетелем, — предупредил ее Куинн. — Окружной прокурор будет держаться по-отечески. Он объяснит вам, что раз вы, несомненно, были обмануты, что если вы дадите ему исчерпывающие показания, то у вас не будет никаких неприятностей, хотя ему придется вызвать вас в качестве свидетеля и так далее.
  — И что я должна делать? — спросила она. Ее губы сжались сердито и решительно.
  — Сказать ему, чтобы он убирался к дьяволу, — ответил Куинн. — Конечно, не в подобных выражениях, но смысл должен быть именно такой. Скажите, что он просто не знает Джона Диттмара Энсела, что произошла ужасная ошибка, что Энсел и мухи не обидит, что вы не удовлетворены расследованием этого дела, что убийца вашего мужа сейчас читает газеты и смеется над усилиями, которые предприняла полиция, чтобы отдать под суд невиновного.
  Постарайтесь вложить в ваш монолог побольше драматизма! Не жалейте слов! А потом разразитесь слезами и откажитесь продолжать. Объясните, что вы уже все сказали.
  Когда вас упрекнут, что вы отказываетесь помочь следствию, возмутитесь и скажите, что готовы к любому сотрудничеству и ответите на любые вопросы, но с этого момента будете давать показания только в офисе Барнарда Куинна — адвоката Джона Д. Энсела. Вы сможете это сделать?
  — Конечно, смогу.
  — И сделаете?
  — Можете на меня положиться.
  — Отлично, — сказал Куинн. — А теперь я постараюсь повидать Энсела. Вы не знаете, миссис Эндикотт, отказался ли он от экстрадиции?
  — Я не знаю ничего, что с ним произошло. Полиция взяла его под стражу. Я пыталась поговорить с ним, но мне не позволили. Это произошло перед самым бракосочетанием. Они запихнули его в машину и увезли так быстро, словно торопились на пожар. Очевидно, их люди следили за нами в Лас-Вегасе и Юме. Как только мы получили брачную лицензию, мы были обречены на заклание.
  — Если они не заставили его отказаться от экстрадиции, мы будем ее добиваться, — промолвил Куинн. — А если он отказался, я свяжусь с ним, как только его переправят в городскую тюрьму. — Куинн повернулся ко мне: — Ты оказал мне неоценимую помощь, Лэм, в паре дел, которыми я занимался. Теперь нам тоже понадобится твоя поддержка.
  — Вы ее получите, — заявила Берта Кул.
  Куинн снова обратился к миссис Эндикотт:
  — Важно, чтобы мне оказали содействие в получении информации. Я хочу, чтобы вы договорились с этими детективами…
  — Обо всем уже договорено, — решительно прервала Берта. — Вам незачем влезать в это, мистер Куинн. Вы можете рассчитывать на нашу помощь и сотрудничество.
  Куинн задумчиво посмотрел в холодные светлые глаза Берты, скривил губы, поиграл карандашом и сказал миссис Эндикотт:
  — Я намерен потребовать предварительный гонорар.
  — В какой сумме? — спросила она.
  — Дело будет не из дешевых.
  — А я и не просила вас делать его дешевым.
  — Двадцать тысяч долларов, — заявил он.
  Миссис Эндикотт открыла сумочку и вынула чековую книжку.
  — Человека, который совершил это преступление, зовут Купер Хейл, — сказала она.
  Куинн поднял руку.
  — Не упоминайте никаких имен. Все, что вам известно, это что Джон Энсел невиновен. Остальное предоставьте мне.
  — Хорошо, — кивнула она.
  Куинн посмотрел на меня.
  — В добыче информации полагаюсь на вас, ребята.
  Момент, когда клиент выписывал чек, Берта считала священным. Малейшие звук, слово или замечание могли помешать процедуре.
  Берта сидела, затаив дыхание, покуда ручка миссис Эндикотт бегала по продолговатому тонированному листку бумаги. Когда чек был подписан, Берта сделала шумный выдох. Она наблюдала за тем, как чек перешел из руки миссис Эндикотт в руку Барни Куинна, потом глубоко вздохнула и осведомилась:
  — Когда мы поедим?
  Глава 10
  Утренние газеты вышли с заголовками: «Подозреваемый в убийстве попался в полицейскую западню».
  Естественно, пресса накинулась на это событие. Происшедшее шесть лет назад убийство Карла Карвера Эндикотта — мультимиллионера, чьи нефтяные вышки и цитрусовые рощи покрывали обширные пространства, который был таинственно застрелен в собственном доме, — согласно заявлению полиции, было на грани раскрытия.
  Полиция давно располагала хорошим описанием убийцы. Человек, бывший в то время водителем такси, но с тех пор разбогатевший благодаря операциям с недвижимостью и другим капиталовложениям, подробно описал своего пассажира, который последним видел Эндикотта живым.
  Полиция давно руководствовалась теорией, что убийца, кто бы он ни был, действовал, побуждаемый романтическими мотивами. Они также знали свою главную слабость — то, что Друд Никерсон, бывший шофер такси, был единственным свидетелем, который мог опознать подозреваемого.
  Поэтому в качестве последнего отчаянного усилия полиция расставила ловушку в сотрудничестве с прессой.
  Когда неопознанный мужчина погиб в автокатастрофе, полиция организовала исчезновение Друда Никерсона на несколько дней. Они сообщили, что идентифицировали жертву катастрофы как Друда Никерсона и благодаря содействию части прессы усыпили бдительность подозреваемого, внушив ему ложное ощущение безопасности.
  Скрывавшийся несколько лет Джон Диттмар Энсел, который считался давно погибшим на Амазонке, вышел из своего убежища. Буквально через несколько часов после сообщения, что полиция закрывает дело об убийстве Эндикотта из-за смерти единственного свидетеля, могущего опознать преступника, Джон Диттмар Энсел и Элизабет Эндикотт, богатая вдова Карла Карвера Эндикотта, появились в Юме, штат Аризона, взяли брачную лицензию и уже собирались пожениться, когда полиция, так сказать ожидавшая в кулисах, схватила парочку и отправила Энсела в тюрьму.
  Элизабет Эндикотт пока не предъявлено никакого обвинения, но прокурор округа Ориндж заявил, что хочет допросить ее как важного свидетеля. Цель допроса, как он указал, выяснить, знала ли миссис Эндикотт, что Энсел жив и где он скрывался последние шесть лет, сколько раз она с ним виделась, предпринимала ли какие-нибудь шаги, чтобы помочь ему скрываться, и знала ли что-нибудь об убийстве своего мужа, что не сообщила ранее властям.
  Газеты напоминали, что миссис Эндикотт покинула дом незадолго до убийства. Время преступления точно установлено, и миссис Эндикотт имеет алиби, так как в этот момент покупала бензин для своего автомобиля в двух милях от дома.
  Тем не менее окружной прокурор заявил, что фактор времени будет расследован заново, как и все дело в целом.
  Мы позавтракали и вернулись в Лос-Анджелес. Я пошел в парикмахерскую, побрился и сделал массаж с множеством горячих полотенец.
  Когда я добрался до офиса, Элси Бранд, моя секретарша, протянула мне записку с телефонным номером, по которому меня просили позвонить.
  — Имя назвали? — спросил я.
  — Никаких имен — просто соблазнительный голос. Она сказала, что встречалась с тобой в Рино.
  Я позвонил и услышал голос Стеллы Карис.
  — Не хотите позавтракать со мной? — спросила она.
  — Я работающий человек, — ответил я, — и уже давно позавтракал.
  — Как давно?
  — Несколько часов назад.
  — Значит, вы можете съесть второй завтрак.
  — Где вы?
  — В своей квартире.
  — Как вы вернулись?
  — На машине.
  — Когда?
  — Около одиннадцати ночи.
  — Читали газеты?
  — Нет.
  — Есть новости в связи с Ситрес-Гроув, — сказал я. — Вам было бы интересно взглянуть.
  — Я обязательно прочту. Так вы придете завтракать?
  — Когда?
  — Сейчас.
  — Куда?
  — В многоквартирный дом «Монастер».
  — Приду, — ответил я.
  Лицо Элси Бранд, слушавшей беседу, не выражало ровным счетом ничего.
  — Хотите продиктовать эту корреспонденцию сейчас, Дональд? — спросила она.
  — Нет, — сказал я. — Сейчас я занят.
  — Так я и думала.
  — Слушай, Элси, если меня спросит Берта, скажи, что я заходил и ушел снова, не сказав куда. Ты достаточно хорошо знаешь Берту, чтобы понять, есть ли у нее что-то важное или она просто проверяет, где я. Если это важно, позвони мне по этому номеру, но не показывай его никому и не звони без особой надобности. Поняла?
  Она кивнула.
  — Хорошая девочка, — похвалил я, потрепал ее по плечу и вышел.
  «Монастер» был шикарным домом, а у Стеллы Карис оказалась очень славная солнечная квартирка с окнами, выходящими на восток.
  На Стелле была пушистая кофта с потрясающим вырезом и длинными рукавами в форме колокола, которыми она с акробатической ловкостью умудрялась не попадать в кофе, тосты и яичницу.
  Завтрак был неплохой, хотя я не особенно в нем нуждался.
  — Дональд, — заговорила Стелла, когда я опустошил свою тарелку, — вы знаете?
  — О чем?
  — Об этом Никерсоне.
  — Допустим.
  — Он не мертв.
  — Я же говорил, чтобы вы прочитали газеты.
  — Мне незачем было это делать. Он позвонил мне в семь утра.
  — Вы удивились, услышав его голос?
  — Я была потрясена. Я… ну, надеялась, что больше никогда не буду иметь с ним дела.
  — Вам не хочется говорить, что вы надеялись, будто он действительно умер, верно?
  — Хорошо, я действительно на это надеялась.
  — Это уже лучше.
  — Никерсон позвонил и сказал, что ему нужны еще десять тысяч долларов, так как члены городского совета оказались более упрямыми, чем он ожидал, что их пятеро и каждому нужно дать по пять тысяч. Никерсон сказал, что при такой цене для него не останется ни цента, что он смущен, так как не смог доставить товар по обещанной цене, поэтому действует просто в качестве посредника и дарит мне свои услуги.
  — Филантроп, — усмехнулся я. — Ну и что вы ему ответили?
  — Что должна подумать.
  — А потом вы приготовили завтрак и заманили меня сюда?
  Она помедлила, затем улыбнулась.
  — Совершенно верно.
  — Но ведь я профессионал, — заметил я. — У меня есть партнер. Мы продаем наши услуги.
  — Я охотно их куплю.
  — Зато я в данном случае не могу их продать и не могу делать вас нашим клиентом.
  — Почему?
  — Это может создать конфликтную ситуацию.
  — И я не могу стать вашим клиентом, сколько бы я ни заплатила?
  — В том, что касается Никерсона, нет.
  — А как друг, вы можете дать мне совет?
  — Как друг, могу.
  — Какой?
  — Пошлите его к черту. Скажите, что вы хотите получить назад ваши пятнадцать штук.
  — Что я хочу получить назад деньги от такого человека, как Никерсон? — воскликнула она. — Вы что, спятили?
  — Я не говорю, что вы намерены их получить. Просто скажите ему, что вы этого хотите.
  — А что потом?
  — Потом он спросит вас, что вы собираетесь делать.
  — Ну?
  — Скажите, что у вас есть план, который перевернет вверх тормашками весь Ситрес-Гроув.
  — А потом?
  — Положите трубку.
  — Ну и что произойдет тогда?
  — В зональную систему внесут изменения, и вы осуществите вашу затею с фабрикой.
  — Вы уверены?
  — Нет, не уверен. Все зависит от того, насколько члены совета в этом замешаны и насколько Никерсон вас одурачил. Я имею в виду, передал ли он хотя бы десять центов из ваших пятнадцати штук кому-либо еще.
  — Конечно, — кивнула она. — Такому, как он, доверять нельзя.
  — Вы уплатили ему пятнадцать тысяч наличными?
  — Да.
  — Как?
  — Три раза по пять тысяч.
  — Где вы взяли деньги?
  — В банке, разумеется.
  — Каким образом?
  — Предъявила чеки к оплате.
  — По пять штук каждый раз?
  — Да.
  — А почему вы платили деньги трижды?
  — Так хотел Никерсон.
  — С какими интервалами?
  — В один день. Он потребовал пять тысяч в понедельник, пять во вторник и пять в среду.
  — Где вы ему платили?
  — Здесь.
  — В этой квартире?
  — Да.
  — Расскажите мне о фабрике.
  Она колебалась.
  — Можете не рассказывать — как хотите, — сказал я ей. — И не доверяйте мне никаких секретов. Я работаю над другим делом. Если ситуация позволит воспользоваться вашим делом как козырной картой, я так и поступлю.
  — Вы имеете в виду дело об убийстве Эндикотта?
  — Возможно.
  — Конечно, кое-что я держала при себе, но…
  Я посмотрел на часы.
  — Хорошо, я все вам расскажу, — решилась Стелла. — Фабрика — новое предприятие. Они хотят производить цитрусовые конфеты, похожие на миниатюрные апельсины и лимоны, упакованные в коробки, и продавать их как сувениры из Южной Калифорнии. На коробках и на фабричных бланках должен стоять адрес Ситрес-Гроув. Администрации кажется, что слова «Ситрес-Гроув111, Калифорния» могут стать отличной торговой маркой.
  — Они затевают крупномасштабное производство?
  — Да. Конфеты будут посылать по почте и продавать везде, где люди покупают подарки, — в аэропортах, на вокзалах, в живописных уголках.
  — Сколько им нужно земли?
  — Десять акров.
  — Да ну? Что они будут делать на этих десяти акрах?
  — К этому участку можно подвести железнодорожную ветку и…
  — Железнодорожную ветку?
  Она кивнула.
  Я задумался.
  — Вы имеете дело непосредственно с компанией или с каким-то агентом по покупке недвижимости?
  — Непосредственно с компанией. Ее президента зовут Сьюард — Джед С. Сьюард.
  Я снова подумал.
  — Слушайте, — спросил я, — все эти десять акров не имеют зонального тарифа?
  — Часть из них зонирована как жилая территория, а часть — как деловая, правда, с ограничениями.
  — Каким образом десять акров без зданий…
  — Там есть здания, — прервала она. — Маленькие дешевые развалюхи.
  — Как вы все это приобрели? Как случилось, что это не попало к нескольким владельцам?
  — Потому что моя тетя была проницательной женщиной. Она говорила, что эта земля станет очень ценной, когда город расширится, и несколько лет скупала недвижимость, предлагавшуюся к продаже. За некоторые участки она платила фантастическую цену.
  — И теперь все досталось вам?
  Она кивнула.
  — Я была ее единственной родственницей, поэтому получила наследство, с которым не знала, что делать. Мне не нравится заниматься недвижимостью. Я художница и хочу рисовать. А теперь я до тошноты богата. — Она задумчиво посмотрела на меня. — Мне нужен управляющий — толковый человек, который понимал бы меня…
  — Хотите совет? — прервал я.
  — От вас — да.
  — Отправляйтесь в ваш банк и передайте все их трастовому отделу. Пусть они обратят ваши владения в ценные бумаги и выплачивают вам доход.
  — Мне бы этого не хотелось. Банки чересчур безлики. А ведь это выглядит, как будто я объявляю себя некомпетентной и беру банк в качестве опекуна.
  — Вам понадобится опекун, если вы начнете подыскивать управляющего.
  — Я могу положиться на свою интуицию.
  — Это лишний раз доказывает, что вам нужен опекун.
  — Я знаю, что делаю.
  — Ладно, оставим это. Когда Никерсон намерен связаться с вами?
  — Во второй половине дня.
  — Скажите ему, чтобы убирался к черту, — напомнил я.
  — Но, Дональд, если бы я добилась изменений в зональной системе, я бы могла…
  Я покачал головой.
  — Почему нет?
  — У вас ничего бы не вышло.
  — Почему?
  — Потому что вы младенец в лесу, — ответил я. — Компания, занимающаяся мелкотоварным производством, не нуждается в десяти акрах, пригодных для железнодорожной ветки.
  — Но они нуждаются! Они уплатили большой задаток…
  — А Никерсон ловко разыгрывает свою партию, — продолжал я. — Пятнадцать штук были только началом.
  — Теперь я вложила столько денег, что…
  — Вот на это Никерсон и рассчитывает, — объяснил я. — Вы вложили пятнадцать тысяч, он требует еще десять, а потом вам придется уплатить еще двадцать. В итоге вы заплатите столько, что уже не сможете отступить. Вы возьмете его в партнеры.
  — Но, Дональд, это выглядит так глупо…
  — Слушайте, — сказал я, — вы имеете дело с коррумпированной городской администрацией. Вы имеете дело с мошенником. Теперь он стал главным свидетелем в деле об убийстве и лопнет как мыльный пузырь, когда окажется в суде. Не связывайтесь с ним! Вы просили моего совета и получили его. Не знаю, многого ли он стоит, но на чашку кофе и яичницу хватает.
  Она покраснела.
  — Я вовсе не собиралась… Ну, я хотела сделать вам предложение. Вы мне нравитесь, и я нуждаюсь в ком-то, кто…
  — Забудьте об этом, — прервал я. — Идите в банк и делайте то, что я сказал.
  — По-вашему, моей интуиции нельзя доверять? — рассердилась Стелла. — Думаете, я опять свяжусь с мошенником. А разве вы мошенник? Я даю вам шанс надуть меня, но вы им не пользуетесь — посылаете меня в банк, а потом заявляете, что я не могу найти человека, который…
  Зазвонил телефон.
  Стелла нехотя сняла трубку, сказала «хэлло» и нахмурилась.
  — Это вас, Дональд.
  Я взял трубку и услышал голос Элси Бранд.
  — Дело получило огласку, Дональд. Барни Куинн сделал шумные заявления в Санта-Ане. Мы увязли по горло, и Берта в истерике. Сейчас в офисе пара репортеров.
  — Задержи их. Я приду сразу же, — велел я.
  — Что ты имеешь в виду под «сразу же»? — скептически осведомилась она.
  — То, что сказал.
  Я взял шляпу, поблагодарил Стеллу за завтрак и бросился к двери.
  Глава 11
  Взгляд Берты Кул просветлел, когда я вошел в офис. Газетчики здорово ее достали.
  Здесь были два репортера и фотограф. Я пожал руки всем троим.
  — Что вы хотите знать, ребята?
  Они знали свое дело и не стали ходить вокруг да около.
  — Вы работаете на обвиняемых по делу Эндикотта?
  — Разве их двое? — спросил я.
  — Возможно.
  — Мы работаем на Барни Куинна, — ответил я.
  — Каким образом они выбрали его своим адвокатом?
  — Разве он не хороший адвокат?
  — Не знаю. Меня интересует, как случилось, что они его выбрали.
  — Лучше спросите об этом Энсела.
  — Слушайте, Лэм, вы работаете над этим делом уже несколько дней. Вы ездили в Ситрес-Гроув, рылись в газетных подшивках, задавали вопросы об Эндикотте.
  — Верно, — согласился я.
  — Я же отрицала это, Дональд! — ахнула Берта.
  Я присел на край стола и усмехнулся.
  — Никогда не лги репортерам, Берта. Это плохой бизнес. Либо говори им правду, либо молчи.
  — Значит, вы действительно работали над делом Эндикотта?
  — Я этого не говорил.
  — А что же вы говорили?
  — Что ездил в Ситрес-Гроув, рылся в подшивках «Ситрес-Гроув Кларион» и расспрашивал об Эндикотте.
  — Разве это не одно и то же?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что я искал нечто, совсем не связанное с убийством. Я не знал, что Эндикотта убили, пока не побеседовал с людьми в редакции.
  — Чушь!
  — Это правда, ребята. Даю вам слово.
  — Зачем же вы туда ездили?
  — По другому делу.
  — По какому?
  — Выяснял определенные факты для клиента, чье имя я не могу вам сообщить. К вашему сведению, Ситрес-Гроув собирается стать одним из крупнейших индустриальных центров в этом районе. Один автопромышленник с Востока ищет в Калифорнии место для завода, подходящее для железнодорожной ветки, жилых помещений и тому подобного. Он остановил свой выбор на Ситрес-Гроув. Чтобы получить место, которое хочет его компания, нужно изменить зональные ограничения на участке, соседнем с территорией, которую компания тайно приобрела. В интересах развития промышленной жизни Южной Калифорнии зональная система, безусловно, должна быть изменена. Из-за этого возникла задержка, которая беспокоила компанию. Были указания на то, что определенные влиятельные лица пытаются нагреть на этом руки. Компания хотела расследовать ситуацию. Она не желает вкладывать деньги в город, где процветает коррупция.
  — Мы можем цитировать вас? — спросил один из репортеров.
  — Можете.
  — А что за завод собираются строить в Южной Калифорнии?
  — Я не могу делиться этой информацией.
  — Вы сказали, что это автомобильный промышленник с Востока?
  — Сказал, — подтвердил я, — и вы можете меня цитировать, но не слишком удивляйтесь, если предприятие окажется занимающимся иной сферой индустрии.
  Карандаши бешено строчили в блокнотах. Берта смотрела на меня с испугом и недоверием.
  — Ну так зачем вы рылись в газетных архивах в Ситрес-Гроув?
  — Пытался получить информацию личного характера об одном человеке.
  — А потом вы поехали в Сузанвилл?
  — Совершенно верно.
  — Там вы не поладили с шерифом округа Ориндж и вас выставили из города?
  — Меня попросили покинуть город в качестве личной услуги одному из сотрудников полиции Лос-Анджелеса.
  — Почему?
  — Потому что, как я понял теперь, полиция расставила ловушку человеку, которого они считают убийцей Карла Карвера Эндикотта. Тогда я об этом не знал. Меня попросили уехать в качестве личного одолжения, и я уехал, так как убедился, что нить, по которой я следовал, не является продуктивной.
  — Можно с полной безопасностью предположить, что лицо, о котором вы наводили справки, замешано в упомянутой вами коррупции?
  — Это зависит от того, что вы имеете в виду под «полной безопасностью». Если вы хотите это предположить — на здоровье. Но если вы хотите опубликовать это предположение, то вас могут привлечь за клевету.
  Репортеры задумались.
  — А как вы оказались вовлеченными в дело Эндикотта?
  — Нас нанял Куинн.
  — Когда?
  — Сегодня, рано утром.
  — Он вам звонил?
  — Мы сначала обсуждали дело по телефону.
  — А где вы с ним договорились окончательно?
  — В его офисе.
  — Не является ли странным совпадением то, что за последние несколько дней вы занимались двумя делами, связанными с Ситрес-Гроув?
  — Это зависит от того, что вы имеете в виду. Возможно, мы должны быть признательны «Ситрес-Гроув Кларион». Она опубликовала заметку, где говорилось, что я расследую дело об убийстве Эндикотта. Заметку прочитал Барни Куинн. При данных обстоятельствах я бы не удивился, если бы это оказалось связанным с нашим наймом.
  — Что намерена делать миссис Эндикотт? Собирается сотрудничать с властями?
  — О мисс Эндикотт вам следует спросить мистера Куинна.
  — Как случилось, что Джон Энсел, которого считали погибшим в джунглях Амазонки несколько лет назад, все это время не давал о себе знать?
  — Спросите мистера Куинна.
  — Почему он скрывался?
  — Не знаю. Возможно, он вел собственное расследование. Вам лучше спросить Куинна.
  — Правда, что миссис Эндикотт узнала, что Энсел жив, перед убийством мужа.
  — Слушайте, ребята, вы тратите время, — сказал я. — У вас есть отличный материал. Почему бы вам не отнести его в газеты? Вы прекрасно знаете, что мы не имеем права сообщать вам ничего об участниках дела, которым мы занимаемся. Единственный человек, который мог бы дать вам такую информацию, это Барни Куинн. Я рассказал вам все, что мог. Вам был нужен материал — я предоставил вам самый свежий.
  Репортеры обменялись взглядами и кивнули. Фотограф снял меня сидящим на краю стола и «совещающимся» с Бертой.
  После этого они пожали нам руки и удалились.
  — Ты ублюдок! — заявила Берта. — Они распнут тебя за это!
  — За что?
  — За ту чушь, которую ты им наболтал.
  — Посмотрим, — сказал я.
  Глава 12
  История угодила во все вечерние газеты. В вечернем выпуске «Ситрес-Гроув Кларион» появилось заявление Бейли Кроссета, одного из членов городского совета.
  Кроссет категорически отрицал клеветническое обвинение, сделанное «безответственным лос-анджелесским детективом», что кто-либо из членов городского совета Ситрес-Гроув нечист на руку или стоит на пути прогресса.
  Он признал, что имела место неофициальная дискуссия, касающаяся изменения зональных тарифов. Совет рассмотрел этот вопрос.
  Кроссет заявил, что никогда не получал и не ожидал получить деньги за какую-либо деятельность, связанную с его обязанностями члена городского совета. Однако он занимался политикой и был уполномочен получать взносы на избирательную кампанию. Такой взнос он принял от Друда Никерсона. Сумма составляла две тысячи долларов. Когда Никерсон дал ему деньги, Кроссет не увидел в этом ничего плохого, но теперь он намерен провести расследование. Если окажется, что Никерсон в какой-то мере заинтересован в истории с зональными тарифами, то для Кроссета это явится новостью. Сам Кроссет в любом случае будет голосовать против всяких изменений в зональной системе, поэтому не может быть и речи, чтобы ему уплатили за осуществление подобных изменений.
  Газета сообщала, что Друд Никерсон, упомянутый Кроссетом, как внесший вклад в две тысячи долларов на избирательную кампанию, является тем самым Друдом Никерсоном, который был свидетелем в деле об убийстве Эндикотта и вследствие нового развития дела сейчас недоступен для интервью.
  Газеты Санта-Аны поведали историю о крупном промышленнике с Востока, ищущем подходящее место для завода, и заявляли, что, несмотря на слухи об избрании им Ситрес-Гроув, имеются указания, что в качестве территории для нового предприятия рассматривается участок в окрестностях Санта-Аны.
  Стелла Карис позвонила мне по телефону. Она так сердилась, что едва могла говорить.
  — Что, черт возьми, вы со мной проделали? — осведомилась она. — Вы просто лживая крыса! Вы…
  — Сбавьте тон, — посоветовал я ей. — Я ведь предупреждал, что любая информация, которую вы мне сообщите, не будет конфиденциальной.
  — Возможно, вы произнесли эти слова, но таким тоном, что я…
  — Слушайте, — прервал я. — Когда я видел вас в прошлый раз, вас пытались нагреть еще на десять штук вдобавок к тем пятнадцати, которые вы уже заплатили. Больше вы не слышали о доплате, верно?
  — Верно, — признала она.
  — И не услышите, — заверил я ее. — Не будьте дурой, идите в банк, обратите ваше состояние в ценные бумаги и начинайте рисовать ню.
  Я положил трубку.
  Телефон зазвонил снова.
  — Мистер Лэм? — осведомился вежливый голос.
  — Он самый.
  — С вами говорит Хомер Гарфилд, председатель торговой палаты Ситрес-Гроув.
  — Как поживаете, мистер Гарфилд?
  — Превосходно, благодарю вас. Я читал различные заявления в прессе по поводу возможного развития Ситрес-Гроув. Судя по статьям, эти сведения исходят от вас.
  — Совершенно верно.
  — Могу я спросить, имеется ли у вас подлинная информация?
  — Можете.
  — Ну так да или нет?
  — Да.
  — Можете вы сообщить ее мне?
  — Нет.
  — Почему?
  — Я не могу сообщать вам сведения, которые не сообщил прессе, — ответил я. — Но могу сказать вам следующее. Ваши вечерние газеты напечатали заявление Бейли Кроссета насчет денежного вклада в избирательную кампанию, переданного ему Друдом Никерсоном. Почему бы вам не связаться с Никерсоном и не выяснить об этом вкладе? Почему бы не расспросить других членов городского совета о том, не передавали ли им также подобные вклады?
  — Никерсон сейчас недоступен.
  — Какого черта? — возмутился я. — Вы представляете торговую палату. Кто, интересно, скажет вам, что Никерсон недоступен? Вы намерены молчать в тряпочку и позволить заводу с количеством рабочих мест на двадцать миллионов долларов ежегодно обосноваться в Санта-Ане, так как ваш город настолько коррумпирован, что добиться разумных изменений в зональной системе не представляется возможным? Вы собираетесь позволить дешевым политиканам вынуть двадцать миллионов долларов из карманов жителей вашего города, потому что им нужны две штуки на предвыборные расходы?
  Гарфилд прочистил горло.
  — Я как раз хотел это обсудить, мистер Лэм. Но для этого мне нужна информация.
  — Тогда вы звоните не туда, — сказал я. — Ваш окружной прокурор и ваш шериф занимают выборные должности. Какого же дьявола они не будут допускать вас к Никерсону, когда речь идет о деле, связанном с выборами? Пока вы будете сидеть и ломать голову, Санта-Ана благополучно отберет у вас завод.
  Он снова откашлялся.
  — Могу я спросить, откуда вы взяли эту сумму — двадцать миллионов, мистер Лэм?
  — Из головы, — ответил я и положил трубку.
  После этого я отправился охотиться за секретаршей, которую уволил Карл Карвер Эндикотт и которая рассказала миссис Эндикот, что Джона Энсела отправили в экспедицию на верную гибель.
  Найти ее оказалось нетрудно. Секретаршу звали Хелен Мэннинг. Выглядела она недурно — блондинка с голубыми глазами, хотя немного толстозадая. На пишущей машинке она умела играть любые мелодии.
  Хелен работала в офисе, и так как ни ее босс, ни она сама не одобряли разговоров на службе, мы условились вместе пообедать.
  Я вернулся в свой офис.
  — Телеграмма, — сообщила мне Элси Бранд.
  Телеграмма была от Барни Куинна. В ней были всего два слова: «Хорошо. Продолжайте».
  Позвонил репортер «Ситрес-Гроув Кларион», который хотел взять у меня интервью.
  — Я не могу говорить о деле об убийстве, — сказал я. — Вам следует связаться с мистером Куинном и…
  — К черту дело об убийстве, — сердито прервал он. — Как насчет той фабрики?
  — Вы говорили о ней с председателем вашей торговой палаты? — осведомился я.
  — Я говорил с ним?! — воскликнул репортер. — Это он говорил с нами!
  — А вы интервьюировали Друда Никерсона? — спросил я.
  — При чем тут Друд Никерсон? — нервно отозвался он.
  — Я просто спросил, интервьюировали ли вы его.
  — Нет, — кратко ответил он.
  — Я бы посоветовал вам сделать это.
  — Слушайте, — сказал репортер, — тут кое-что происходит. Еще один член городского совета заявил, что получил от Никерсона двухтысячный взнос на предвыборные расходы. Он настаивает, что это никак не могло быть связано с изменениями зональной системы, и говорит, что расследует факты и что, если деньги имеют какое-то отношение к попытке заставить его голосовать за изменения, он будет голосовать против.
  — Хороший у вас городской совет, — заметил я.
  — Это сарказм?
  — Какой еще сарказм? Люди принимают взносы на избирательную кампанию и заявляют, что если деньги каким-то образом связаны с изменениями зональной системы, то они будут голосовать против изменений.
  — Погодите, — остановил меня репортер. — По-вашему, это правильно?
  — Что правильно?
  — Голосовать против изменений, которые могут принести городу процветание?
  — Это ставит дело на долларовоцентовую основу, — ответил я. — А члены городского совета ставят в основу личную честность. Меня удивляет, что вы можете выдвигать финансовые аргументы в связи с решением членов вашего городского совета, чья честность подвергается сомнению. Больше у меня нет комментариев.
  Я положил трубку, подождал десять минут и позвонил Хомеру Гарфилду, председателю торговой палаты Ситрес-Гроув.
  — Как я понял, еще один советник признался в получении от Никерсона двухтысячного взноса на предвыборную кампанию? — спросил я.
  — Да, — осторожно ответил он, — это правда.
  — Вы беседовали с Никерсоном?
  — Как я уже говорил вам, Никерсон недоступен.
  — А почему именно он должен был делать взносы на избирательную кампанию?
  — Взносы в две тысячи долларов слишком велики для офиса городского советника, — сухо отозвался Гарфилд.
  — Верно, — сказал я. — Вы могли бы спросить у Никерсона, какие еще взносы были сделаны? Любопытно узнать, были ли эти четыре тысячи единственными его вкладами в избирательную кампанию.
  — А могу я спросить у вас, каков ваш интерес в этом деле?
  — Мой интерес в честной администрации, — ответил я. — В поддержке идеалов нашей страны. В том, чтобы жители вашего города не смотрели на вас как на слабака, который позволяет Никерсону прятаться за юбками окружного прокурора только потому, что он свидетель в деле об убийстве.
  — Окружной прокурор сказал мне, что вы интересуетесь именно делом об убийстве.
  — Он сказал правду.
  — Что вы бы хотели дискредитировать Никерсона.
  — Я бы хотел выяснить факты.
  — Он говорит, что отказался позволить своему офису таскать для вас каштаны из огня.
  — Это означает, что вы не можете побеседовать с Никерсоном?
  — Прокурор говорит, что не могу.
  — И Большое жюри тоже не сможет?
  — Об этом я его не спрашивал.
  — Могу я спросить, каков ваш род занятий, мистер Гарфилд?
  — У меня здесь скобяная лавка.
  — А у вас есть собственность в Санта-Ане?
  — Нет.
  — И свободных земельных участков тоже нет?
  — Ну… я получаю доход с одного участка в Санта-Ане.
  — Понятно.
  — Что вы имеете в виду?
  — То, что я не хотел бы оказаться на вашем месте. Если Ситрес-Гроув заполучит завод, вы потеряете всякое влияние. Если его заполучит Санта-Ана, все скажут, что вас подкупили. Положение у вас незавидное.
  Гарфилд уклонился от этой темы.
  — Единственная автомобильная компания, которая могла бы пойти на такой шаг, категорически это отрицает.
  — А вы помните британских чиновников, которые категорически отрицали, что Британия отказалась от золотого стандарта?
  Он задумался над этим.
  — Если никакая компания не планирует строить здесь завод, — продолжал я, — как случилось, что по крайней мере двое, а может быть, и все ваши советники получили по две тысячи долларов на их предвыборную кампанию?
  — Это меня тоже беспокоит, — признался Гарфилд.
  — Неудивительно. Позвольте спросить еще кое о чем. Могут ли вопросы, которые вы задали бы Никерсону об этих вкладах, если бы повидались с ним, как-нибудь отразиться на его показаниях по делу Эндикотта?
  — Не вижу для этого никаких причин.
  — И я не вижу, — подтвердил я. — Тогда почему окружной прокурор держит его в изоляции? Ну, мне пора, мистер Гарфилд, у меня назначена встреча. Всего хорошего.
  Глава 13
  Хелен Мэннинг принарядилась для нашей встречи. Вкус в одежде у нее был отменный. При этом она побывала в салоне красоты и проделала с собой то, что помогает некоторым женщинам носить любую одежду так, как будто они приобрели ее в лучших парижских магазинах.
  Мы выпили пару коктейлей. Когда дело дошло до заказа обеда, Хелен попыталась подсчитывать калории, но быстро подчинилась официанту, меню и моим предложениям. В итоге она съела омара, салат из авокадо и грейпфрута, томатный суп, филе миньон и сладкий пирог.
  Мы пошли к ней в квартиру, и Хелен принесла бутылку мятного ликера. Она убавила свет, так как у нее устали глаза после долгой работы, и села, закинув ногу на ногу. Ножки у нее были отличные, да и вообще в полумраке ей можно было дать не больше двадцати двух лет. Когда я видел ее стучащей на машинке в офисе, она выглядела на все тридцать пять.
  — Что вы хотите знать? — спросила Хелен.
  — Вы работали у Карла Карвера Эндикотта?
  — Да.
  — В качестве кого?
  — Личного секретаря.
  — Ну и как вам у него работалось?
  — Великолепно.
  — Он вел себя как джентльмен?
  — Во всех отношениях.
  — Даже в личных?
  — Личных у нас не было — только сугубо деловые. Если бы он не был настолько джентльменом, чтобы придерживаться этой программы, то я была вполне леди, чтобы на ней настоять.
  — Вы много знали о его делах?
  — Да.
  — Как насчет его честности?
  — Он был безукоризненно честен. Лучшего босса нельзя пожелать.
  — Почему же вы уволились?
  — По личным причинам.
  — По каким?
  — Атмосфера в офисе несколько изменилась.
  — В каком смысле?
  — Трудно описать. Мне не нравились некоторые девушки, которые со мной работали. Я могла найти работу где угодно и не должна была терпеть неприятное окружение. Поэтому я ушла.
  — С дурными чувствами?
  — Конечно, нет. Мистер Эндикотт дал мне отличные рекомендации. Если хотите, могу показать.
  — Да, пожалуйста.
  Хелен Мэннинг вышла в спальню и принесла бланк «Эндикотт энтерпрайзис» с отпечатанным текстом, в котором Эндикотт характеризовал ее как компетентного секретаря, проработавшего у него много лет и ушедшего по собственному желанию, о чем он крайне сожалеет.
  — Вскоре после этого, — сказал я, прочитав рекомендацию, — вы отправились побеседовать с миссис Эндикотт, не так ли?
  — Я? — недоверчивым тоном воскликнула она.
  — Да, вы.
  — Разумеется, нет! Я видела миссис Эндикотт в офисе однажды или дважды. Конечно, я знала, кто она, и здоровалась с ней, но не более того.
  — И вы ни разу не говорили с ней после того, как уволились?
  — Возможно, пожелала ей доброго утра при встрече на улице, но я этого не припоминаю.
  — Вы не звонили ей по телефону и не спрашивали, где бы вы могли с ней встретиться, так как вам нужно кое-что ей сообщить?
  — Конечно, нет.
  — Прекрасно, — сказал я. — Вы бы не возражали в этом поклясться?
  — Это еще зачем?
  — Чтобы я мог доложить истинные факты моему боссу и пресечь слухи, которые начали распространяться.
  — Не вижу причин ни для каких клятв.
  — Но ведь это правда, верно?
  — Разумеется, правда. К чему мне лгать?
  — Тогда вам ничего не стоит дать клятву.
  Несколько секунд она молчала, потом внезапно осведомилась:
  — Как вы об этом узнали?
  — О чем?
  — О том, что я ходила к миссис Эндикотт.
  — Вы же утверждаете, что не ходили к ней, и собираетесь в этом поклясться.
  — Хорошо! — огрызнулась она. — Я ходила к ней и рассказала ей то, что, по-моему, она должна была знать.
  — Очевидно, вы были злы на Эндикотта? — спросил я.
  — Еще бы! После всего, что я для него сделала. Я была полностью ему предана! Мирилась с его придирками… А он принял на службу эту маленькую шлюшку. Если бы она хотя бы хорошо работала, но она даже не умела печатать на машинке. Эта девка обвела его вокруг пальца и…
  — И вы устроили сцену?
  — Никакой сцены я не устраивала! Я просто сказала ему, что если он хочет иметь любовницу, то должен держать ее в квартире, а не в офисе, подвергая опасности бизнес. Я добавила, что если старшим секретарем буду я, то он должен дать это понять маленькой потаскушке, у которой хорошенькое личико и фигурка, но не мозги, чтобы указывать мне, что я должна делать.
  — Поэтому он вас уволил?
  Хелен заплакала.
  — Он вас уволил? — настаивал я.
  — Уволил, черт бы его побрал! — всхлипывая, ответила она.
  — Так-то лучше, — промолвил я. — Значит, вы пошли к миссис Эндикотт. О чем вы ей сообщили?
  — О том, что произошло. Карл Эндикотт отправил Джона Энсела и еще одного человека в джунгли Амазонки, прекрасно зная, что посылает их на верную гибель. Он хотел избавиться от них обоих.
  — Когда вы об этом узнали?
  — Незадолго до разговора с миссис Эндикотт.
  — Почему так поздно?
  — Потому что… потому что я не позволяла себе даже сомневаться в порядочности моего босса.
  — Как вы узнали о том, что их ожидало на Амазонке?
  — Другая экспедиция раньше была послана в те же места. Всех ее участников убили, и Эндикотт об этом знал.
  — Откуда?
  — Экспедицию отправила другая нефтяная компания, и Эндикотт получил об этом информацию.
  — Как?
  — Письменно.
  — И где это письмо?
  — Полагаю, в его архиве.
  — Вы не забрали его с собой, когда уволились?
  — Нет, и жалею об этом.
  — И у вас нет фотокопии?
  — Нет.
  — Значит, вы никак не можете доказать то, что знаете?
  — Только тем, что я видела письма. Я отпечатывала некоторые его запросы.
  — Эндикотт заключил с вами какое-нибудь соглашение, когда уволил вас? Относительно компенсации?
  — Почему он должен был это делать?
  — Да или нет?
  — Нет.
  — Вы живете на ваше жалованье?
  — Я — трудящаяся девушка.
  Я окинул ее взглядом. Шесть лет назад она, наверное, была лакомым кусочком. Тогда ей было двадцать девять, а сейчас — тридцать пять. Впрочем, печатала она виртуозно.
  — Было бы скверно, если бы эта история вышла наружу, — заметил я.
  — В каком смысле?
  — Боссам не нравятся секретарши, которые, разозлившись, ходят к их женам и рассказывают им о делишках мужей.
  Она задумалась, а я посмотрел на часы.
  — Мне пора бежать, Хелен. Я занимаюсь убийством Эндикотта, и у меня работы невпроворот. Было очень любезно с вашей стороны уделить мне вечер.
  — Спасибо за чудесный обед, Дональд, — сказала Хелен.
  Она проводила меня до двери. Я поцеловал ее на прощанье, но от этого поцелуя было мало радости. Хелен была занята своими беспокойными мыслями.
  Глава 14
  Мэр Тэбер был человеком лет пятидесяти пяти, с тяжелым подбородком, толстыми губами, холодными серыми глазами и привычкой говорить настолько быстро, что слова походили на пулеметные очереди.
  Купер Хейл был низеньким, полным и тихим человечком. Он окинул меня внимательным взглядом и отвернулся.
  Берта представила нас, и мы обменялись рукопожатиями.
  — Эта огласка весьма некстати, — заговорил Тэбер. — Как будто она исходит из вашего офиса. Не знаю, что у вас за источники информации, Лэм, и знать не хочу. Но газеты намекают, что городская администрация Ситрес-Гроув позволяет каким-то дурацким зональным тарифам стоять на пути прогресса. — Он помолчал, глубоко вздохнул и затарахтел снова: — Мне это не нравится. Так дела не делаются. Если у вас есть какие-то законные претензии к городу, приезжайте в Ситрес-Гроув и изложите нам их. Не знаю, чего вы добиваетесь. Мне известно, что вы замешаны в деле об убийстве Эндикотта, и хотя я не готов к публичным обвинениям — пока что, — у меня не выходит из головы, что тут есть какая-то связь.
  — Вы имеете в виду, что моя информация лжива? — спросил я.
  — Конечно, она лжива!
  — А как же насчет взноса на избирательную кампанию Кроссета?
  — Это очень неприятная история. Я близкий друг Кроссета, уважаю его и восхищаюсь им. Он человек безупречной честности и высочайших моральных принципов, поэтому любое пятнышко на его репутацию кажется ему кучей грязи. Я очень огорчен, что это произошло.
  — Кроссет тоже, — заметил я.
  — Его ведь уполномочили принимать взносы, полагаясь на его добросовестность.
  — Не сомневаюсь.
  — Тогда зачем раздувать эту историю?
  — Кроссет сложил с себя эти обязанности, не так ли?
  — Да.
  — Почему?
  — Потому что, как я вам уже объяснил, у него слишком высокие моральные принципы.
  — А как насчет других?
  — Каких других?
  — Которые тоже получили по две тысячи долларов на их предвыборную кампанию?
  — Вам известно, что кто-то еще получил деньги?
  — Насколько я понял, еще один член городского совета заявил, что принял такой же вклад.
  — Ну и что в этом дурного?
  — Ничего.
  — Тогда зачем это затевать?
  — Я ничего не затеваю.
  — Но вы задали вопрос.
  — Я просто пытаюсь ознакомиться с ситуацией.
  Хейл повернулся и поднял на меня взгляд.
  — В конце концов, — заметил он, — ваше положение тоже может оказаться не таким уж неуязвимым, Лэм.
  — В каком отношении?
  — Во многих.
  — Назовите их.
  — Я не обязан это делать.
  — Ну хотя бы одно.
  — Я просто сделал заявление.
  — Допустим. А теперь возьмите его назад.
  — Мы пришли сюда не для того, чтобы ссориться, — вмешался Тэбер.
  — А для чего?
  — Мы хотели бы добиться содействия вашей фирмы.
  — В чем?
  — Вы говорили с прессой.
  — У вас есть возражения?
  — Мы считаем безответственными некоторые заявления, сделанные вами репортерам.
  — Вы бы хотели, чтобы большая фабрика досталась не Ситрес-Гроув, а Санта-Ане?
  — Разумеется, нет. И к вашему сведению, весьма маловероятно, что нечто подобное может произойти.
  — Хотите пари?
  — Я не люблю биться об заклад. Я не игрок, а бизнесмен.
  — И политик?
  — Был и политиком.
  — И рассчитываете стать им снова?
  — Возможно.
  — Эта компания хочет строить завод в Ситрес-Гроув и уже выбрала место, — сказал я. — Ей нужно разумное содействие со стороны городских властей. Понятия не имею, что напечатают об этом газеты, но знаю, что у одного репортера есть идея.
  — Какая?
  — Идея, что некое лицо с мощными политическими связями, владеющее землей в Ситрес-Гроув, хочет изменить местонахождение завода и чинит препятствия переменам в зональной системе в надежде узнать имя промышленника и перехватить сделку.
  — Это абсурд! Нелепая ложь! — взвился Хейл.
  — Я всего лишь комментирую идею одного из репортеров, — напомнил я ему.
  — Если вы скажете мне, какого именно, я сверну ему нос набок!
  — Почему?
  — Потому что ничего подобного нет в природе.
  — Тогда почему вы должны сворачивать ему нос? Вам-то что до этого?
  Хейл промолчал.
  — Мистер Хейл имеет в виду, — заговорил Тэбер, — что публикации подобного рода, сопровождаемые намеками, могут отразиться на нем лично.
  — Вы хотите сказать, что он владеет землей в Ситрес-Гроув?
  — Я всегда твердо верил в будущее Ситрес-Гроув, — елейным голосом произнес Хейл. — Я разбогател благодаря серии удачных вкладов в недвижимость, что поддержало мою убежденность в будущем процветании нашего города. Чтобы помочь этому процветанию, я внес солидные пожертвования.
  — Вот так молодец! — воскликнул я.
  — В самом деле, — согласился Тэбер.
  — Эта болтовня ни к чему нас не приведет, — вмешалась Берта. — Что вам нужно?
  — Мистер Никерсон — свидетель по делу об убийстве Эндикотта, — сказал Тэбер.
  Я промолчал.
  — Как и мистер Хейл, — продолжал Тэбер.
  — Ну? — осведомился я.
  — А вы интересуетесь этим делом, — отозвался Тэбер.
  — Мы работаем над ним, — поправил я.
  — У Энсела нет ни единого шанса! Его вина очевидна!
  — Сомневаюсь, чтобы так думал окружной прокурор, — возразил я. — А мистер Куинн, адвокат Энсела, явно придерживается иного мнения.
  — Эта история очень льстит жителям нашего города, — заметил Тэбер. — Дух нашего сообщества должен ярко заявить о себе на процессе. Некоторые присяжные, безусловно, будут из района Ситрес-Гроув. Окружной прокурор потребует смертного приговора, и я не думаю, что у Энсела есть хотя бы один шанс избежать газовой камеры.
  Я ничего не сказал.
  — Мы готовы к сотрудничеству, — продолжал Тэбер. — Если, как я подозреваю, появление в прессе этих слухов имеет своей целью отвлечь внимание от дела Эндикотта и бросить тень на некоторых свидетелей, то вы избрали неверную тактику. Вы могли бы добиться большего успеха, стараясь содействовать, а не ниспровергать.
  — В каком смысле?
  — Окружной прокурор — разумный человек и случайно мой друг. Уверен, что он прислушается к голосу рассудка.
  — Опять-таки в каком смысле?
  — Я убежден, что если Энсел признает себя виновным, прокурор примет к сведению тот факт, что округ избавлен от многих лишних расходов, и не будет давить на судью с целью вынесения смертного приговора. Не исключено, что он сам потребует пожизненного заключения. Конечно, я не могу ничего утверждать. Я не представляю окружного прокурора, а только оцениваю ситуацию.
  — Понятно.
  — Энсела могли бы признать виновным в убийстве второй степени или даже в непредумышленном убийстве.
  — Не думаю, что мистер Куинн заинтересуется подобной сделкой, — сказал я. — Он уверен, что Джон Энсел полностью невиновен.
  — Это абсолютно необоснованная уверенность. Она не учитывает суровые и очевидные факты.
  — Я не настолько знаком с фактами, — промолвил я. — Мы сейчас работаем над делом.
  — Ну, когда вы познакомитесь с фактами, свяжитесь со мной, — сказал Тэбер, вставая. — Вы можете всегда найти меня в моем офисе в Ситрес-Гроув. Повторяю, что готов сделать что угодно ради экономических интересов моего прекрасного города.
  — Тогда лучше займитесь зональной системой, — посоветовал я.
  — Что вы имеете в виду?
  — Если пять членов городского совета получили по две тысячи долларов от Друда Никерсона, — ответил я, — очень важно, чтобы этой проблемой занялись вплотную. У меня есть своя теория. Она состоит в том, что члены городского совета действительно получили по две тысячи на их избирательную кампанию, но они расценили это не как поощрение голосовать в пользу изменений зональной системы. Думаю, они приняли деньги, считая, что мистер Никерсон был бы очень счастлив, если бы система осталась прежней и местоположение завода было бы перенесено на участок, которым владеет кто-то из его друзей. Пока что я не могу назвать вам имена, но надеюсь получить их завтра к тому же времени.
  — Вы над этим работаете? — спросил Тэбер.
  — Разумеется.
  — Как профессионал?
  — Надеюсь, я ничего не делаю как любитель.
  — У вас могут возникнуть неприятности.
  — Конечно. Как и у многих других. Интересно, внес ли мистер Кроссет эти две тысячи фунтов в налоговую декларацию.
  — Он не обязан декларировать взнос, полученный на расходы по избирательной кампании, — сказал Тэбер.
  Я усмехнулся.
  — По крайней мере, я думаю, что не обязан, — поправился он.
  Я продолжал усмехаться.
  — Мы сделали все, что могли, Чарлз, — заговорил Хейл. — Мы предложили сотрудничество. Окружной прокурор — мой друг. Я с радостью сделаю то, что от меня зависит, но хочу, чтобы мне шли навстречу.
  — Ладно, — кивнул Тэбер. — Мы просто заглянули познакомиться. Мы думали, что вы оцените нашу позицию.
  — А я чертовски уверен, что вы оцените нашу, — отозвался я.
  — Вы еще услышите о нас, — предупредил Тэбер.
  Оба визитера удалились, не протянув руки.
  Когда дверь за ними закрылась, глаза Берты засверкали холодным огнем, как бриллианты на ее пальцах.
  — Что ты вытворяешь, Дональд? — осведомилась она. — Ты оскорбил этих людей, практически напрямую обвинив их в двурушничестве!
  — Тебе так показалось? — осведомился я.
  — Конечно.
  — Тогда можно надеяться, что на них это произвело такое же впечатление.
  — У тебя действительно есть идея, о которой ты говорил?
  — Безусловно. Никерсон получил пятнадцать штук от Стеллы Карис. Она хотела изменений в зональной системе, так как на ее земле собираются строить завод.
  Никерсон и Хейл узнали об этом. Хейлу хотелось приспособить для этой цели свою землю, и он не хотел, чтобы Стелла Карис путалась у него под ногами.
  Поэтому Хейл решил подкупить советников, чтобы они уперлись и не вносили изменений в систему. Однако Хейл не мог сам вкладывать в это деньги — у него возникли бы неприятности с законом. Поэтому он и Никерсон разработали хитрый план, заставив Стеллу Карис уплатить деньги якобы с целью повлиять на совет, чтобы он изменил зональную систему. Но Никерсон использовал эти деньги на подкуп членов совета, дабы они оставили систему в прежнем виде.
  К тому времени, когда жители Ситрес-Гроув поймут, что большой завод, могущий обеспечить работой тысячи людей, уплыл в другое место только потому, что это выгодно какому-то политикану, возникнет…
  — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — прервала меня Берта.
  — Я тоже надеюсь. Общественное мнение кое-чего стоит, если его возбудить.
  — Ну, это тебе наверняка удастся. Я слыхала, что в Ситрес-Гроув уже не желают ни о чем говорить, кроме убийства и автомобильного завода.
  В три тридцать пять того же дня городской совет Ситрес-Гроув собрался на специальную сессию и принял меры для изменения зональной системы, направленные на то, чтобы участок Стеллы Карис считался промышленным.
  Когда указ вступил в силу, «Ситрес-Гроув Кларион» заверила своих читателей, что индустриальная экспансия, которой дальновидные отцы города потихоньку добивались в последние несколько недель, теперь обеспечена.
  Друд Никерсон оставался «недоступным» для интервьюирования.
  В мое отсутствие дважды звонила Стелла Карис. Элси Бранд записала ее сообщение и передала его мне, когда я вернулся. Мисс Карис сказала, что хотела бы повидаться со мной и что у нее «просто не хватает слов, чтобы выразить мне признательность».
  Я оставил это без внимания.
  Глава 15
  Большая часть работы детектива перед процессом об убийстве состоит в добыче информации о присяжных. Как только дело было передано в суд, мы с Бертой начали работать над списком, из которого должны быть отобраны двенадцать человек, которым предстоит определить степень виновности подсудимого.
  Берта занялась пожилыми, а я — молодежью.
  Конечно, было бы нарушением этики и прямым неуважением к суду разговаривать с этими людьми о деле, следить за ними так, чтобы они об этом знали, и вообще проявлять какую-либо деятельность, могущую повлиять на их решение.
  Однако не существовало закона, запрещающего болтать с друзьями членов жюри или рыться в архивах, чтобы узнать, бывали ли они присяжными раньше, при рассмотрении каких дел и за какое решение голосовали.
  Это была долгая и утомительная работа, но в итоге мы собрали неплохую коллекцию биографий.
  Барни Куинн взял эти биографии и свел их к кратким резюме. После этого он взял резюме и изобретательно их зашифровал. Вертикальная черточка над квадратом напротив имени присяжного означала, что он честен и прям, но приемлем. Если черточка наклонялась влево, то это подразумевало, что присяжный настолько прям, что может удариться в другую крайность. Если черточка находилась под квадратом, значит, присяжный туп, упрям и предубежден. Если линия была горизонтальной, это означало, что присяжный легко поддается нажиму.
  Я занимался уточнением фактов.
  За день до начала процесса мне позвонила Стелла Карис.
  — Вы так и не пришли навестить меня, Дональд.
  — Я работаю день и ночь.
  — Но вы же должны есть.
  — Я не ем. Я глотаю.
  — Я могла бы понаблюдать, как вы глотаете. Мне нужно кое-что вам сообщить.
  — О чем?
  — О деле, которым вы занимаетесь.
  — Что именно?
  — Мистер Хейл приходил ко мне несколько раз.
  — Черт бы его побрал! Что ему нужно?
  Она соблазнительно рассмеялась.
  — Я скажу вам, но не по телефону.
  — Честное слово, Стелла, у меня сейчас нет ни минуты…
  — Это касается свидетеля.
  — Хорошо, я увижусь с вами.
  — Когда?
  — Как насчет сегодняшнего вечера?
  — К обеду?
  — Давайте после обеда, — сказал я. — В обед у меня уже назначена встреча. Девять часов не слишком поздно?
  — Нет. Приходите — буду ждать.
  Я провел день, приводя в порядок список присяжных, и пришел к Стелле без пяти девять.
  Когда Стелла Карис открыла дверь и склонилась ко мне, вырез ее платья обнаружил весьма привлекательные округлости, а когда она повернулась, чтобы пойти назад, широкий разрез обтягивающей юбки продемонстрировал столь же заманчивый кусочек ноги.
  Мы пили кофе, потом перешли к ликеру.
  — Дональд, — наконец сказала Стелла, — мистер Хейл хочет управлять моим состоянием по доверенности.
  — Как любезно, — заметил я.
  — Вы же сами сказали, чтобы я пошла в какой-нибудь банк…
  — Неужели вы настолько спятили, чтобы отдать свое состояние в лапы Хейла?
  — Он организует инвестиционную компанию.
  — Весьма кстати — для Купера Хейла.
  — Со мной он и впрямь был очень любезен. Но вас он ненавидит.
  — Я могу это пережить, — заверил я ее.
  — Он думает, что я тоже вас ненавижу.
  — В самом деле?
  — Да. Хейл расспрашивал меня о вас, но я сказала, что больше с вами не виделась.
  — Продолжайте.
  — Он кое-что сообщил мне, о чем, по его словам, никто не знает.
  — Что именно?
  — Помните вечер, когда убили Эндикотта?
  — Еще бы.
  — Считается, что миссис Эндикотт находилась на заправочной станции в девять часов и что роковой выстрел был произведен ровно в девять. Так вот, один владелец ранчо по имени Томас Виктор был на этой станции без семи минут девять, надеясь заправить машину, но станция уже была закрыта. Он думает, что человек, который там работает, закрылся раньше срока или у него спешили часы.
  — Или отставали часы Виктора, — заметил я.
  — Виктор утверждает, что нет. Я подумала, что вам следует знать об этом, Дональд.
  — Спасибо.
  — Это важно? — спросила она.
  — Возможно, не так важно, — ответил я, — как тот факт, что Хейл решил сообщить вам об этом.
  — Почему?
  — Этого я не знаю. Но постараюсь выяснить. Как идут дела с заводом?
  — Они подписали договор об аренде и… Знаете, Дональд, вы были правы. Эта компания не занимается мелкотоварным производством. Когда дошло до дела, то выяснилось, что это одна из крупнейших компаний на Востоке, производящих роликовые подшипники. Им нужен здесь завод, чтобы обеспечить развитие бизнеса на Западе.
  — Ага.
  — Вы не радуетесь?
  — А вы?
  — Я сделаю на этом много денег.
  — А вам нравится делать деньги?
  — Честно говоря, нет. Я бы хотела вернуться к живописи и рисованию. Конечно, я далеко не первоклассная художница, но это все-таки творчество. Это моя жизнь! Мне нравятся люди, которые этим занимаются. С ними я могу говорить о свете, о перспективе, и они меня понимают. А теперь все сводится к контрактам, акциям и прибылям. Дональд, вы не могли бы управлять инвестиционной компанией для меня?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что тогда мне пришлось бы работать на вас.
  — Ну и что тут плохого?
  — То, что это означает бегать вокруг вас на поводке. Мне это не подходит. Предпочитаю работать сам на себя.
  — Я боялась, что вы так скажете. — Она немного подумала. — Купер Хейл не испытывает таких чувств.
  — И не должен испытывать.
  — Как по-вашему, если он организует инвестиционную компанию, я могла бы поручить ему мои ценные бумаги? Он гарантирует мне солидный доход.
  — Мой единственный совет — доверить ваши ценные бумаги какому-нибудь банку с хорошей репутацией. Пусть они ведут ваши дела, а вы будете получать небольшой, но надежный доход. Избавьтесь от всей вашей недвижимости и от всего, что требует вашей личной заботы. Обратите деньги в ценные бумаги и возвращайтесь к живописи. Если хотите, поезжайте учиться в Европу. Постарайтесь заняться чем-нибудь достойным.
  — Полагаю, вы правы, — вздохнула она.
  — Вы были замужем? — спросил я ее.
  — Да. Я говорила это вам еще в Рино.
  — Ну и что произошло с вашим браком?
  Стелла чертила рисунок на диване кончиком указательного пальца.
  — Он распался. Я разведена.
  — Почему так вышло?
  — Мне не нравится быть чьей-то собственностью. Думаю, это вообще не привлекает людей с творческим темпераментом. Очевидно, поэтому браки актеров и актрис так недолговечны. Люди говорят об аморальности Голливуда, но в действительности это не аморальность. Это нечто другое — оно сильнее вас. Конечно, это не мешает вам влюбляться, но когда любовь достигает стадии, на которой вы пытаетесь придерживаться общепринятых норм, но чувствуете, что кто-то вами владеет, вы начинаете бороться — не с этим человеком, а с самим принципом обладания.
  — Хотите снова выйти замуж? — спросил я.
  — Это предложение?
  — Нет, вопрос.
  — Не особенно. Конечно, есть мужчины, в которых я могла бы… Ну, иногда я ощущаю симптомы влюбленности.
  — Сейчас вы лакомый кусочек для охотников за деньгами. Каков размер вашего состояния?
  — Это не ваше дело.
  — Так держать!
  — Как?
  — Сколько вы имеете, никого не касается. Если хотите моего совета, обратите все в ценные бумаги, возвращайтесь в Нью-Йорк и живите на двести долларов в месяц. Настройтесь на то, что, как бы ни обернулись дела, вы не должны тратить больше двух сотен ежемесячно.
  — Знаете, я как раз так и думала поступить.
  — Подумайте еще раз, — сказал я. — А сейчас мне пора. Я занят.
  — Я больше вас не увижу, — надула губки Стелла.
  — Я сам себя не вижу, — отозвался я, — кроме нескольких минут, когда смотрюсь в зеркало во время бритья по утрам.
  — Но когда дело закончится, мы увидимся, Дональд?
  — Не знаю.
  Стелла рассмеялась.
  — Вы еще хуже, чем я. Вы не только не хотите, чтобы вами владели, но не желаете, чтобы вас хоть к чему-то обязывали.
  — Возможно, вы правы. Но сейчас я намерен поспать, потому что у меня впереди тяжелый день.
  Я зевнул пару раз, пожелал ей доброй ночи, вышел и позвонил Барни Куинну.
  Его голос казался напряженным и нетерпеливым. Я начал рассказывать ему, что напал на след, но у меня ничего не вышло.
  — Слушай, Дональд, — сказал он. — Я весь день пытался тебя разыскать. Через сколько времени ты сможешь сюда выбраться?
  — Сразу же. Мы с Бертой весь день проверяли присяжных.
  — О’кей. Я не мог найти вас обоих. Захвати с собой Берту.
  — Все так плохо? — спросил я.
  — Еще хуже.
  — Могу сообщить тебе кое-что об ином аспекте дела. Они проверяют фактор времени в связи с заправочной станцией.
  — Какой заправочной станцией? А, вспомнил. Ну, сейчас это не так важно. Приезжай немедленно.
  — Мне понадобится время, чтобы зайти за Бертой.
  — Тогда ты отправляйся сюда, а Берта пусть приедет следом. Это крайне важно. Считай, что разверзся ад.
  Глава 16
  Я позвонил Берте. Она ворчала, скрипела и ругалась, но тем не менее была готова, когда я заехал за ней, и мы отправились в Санта-Ану.
  Куинн сидел в своем кабинете. Под глазами у него были темные круги. Комната была заполнена сигаретным дымом, а пепельницы — окурками. Он явно нервничал.
  Берта тяжело опустилась на стул.
  — Молодой человек, вы превращаете себя в калеку, — заметила она.
  — Это чертово дело превращает меня в калеку, — огрызнулся Куинн. — Я послал за Элизабет Эндикотт. Она должна быть здесь с минуты на минуту. Если не возражаете, я подожду ее и тогда сообщу вам печальные новости, чтобы мне не пришлось делать это дважды.
  — Значит, новости печальные? — осведомился я.
  — Даже очень, — ответил он и бросил в пепельницу наполовину выкуренную сигарету.
  — Я могу кое-что к ним добавить, — сказал я ему.
  — Давай. Лучше свалить все гадости в одну кучу. Мы…
  В дверь постучали.
  Куинн поднялся и открыл.
  — Добрый вечер, Барни, — поздоровалась миссис Эндикотт.
  — Входите, Бетти, — отозвался Куинн. — Простите за поздний вызов, но, похоже, быть беде.
  — Какой беде?
  — Садитесь.
  Она села на стул.
  Куинн посмотрел ей в глаза.
  — Вы рассказали мне замысловатую историю о телепатических способностях Джона Энсела, о том, что, войдя в дом Карла Эндикотта, он почувствовал, что вас там нет и что Эндикотт намерен убить его. Вы сказали, что когда Карл вышел в другую комнату, Джон Энсел внезапно догадался, что он собирается его застрелить и положить оружие рядом с ним.
  — Это правда.
  — Правда или выдумка, которую вы сочли нужным рассказать и которую вбили в голову Джону Энселу, чтобы он также ее придерживался?
  Выражение лица Элизабет не изменилось.
  — Это правда, — повторила она.
  — Нет, это неправда, — покачал головой Куинн. — Джон пару раз пытался рассказать мне ту же историю, но сейчас мы добираемся до сути. Ведь в суде его подвергнет перекрестному допросу очень опытный прокурор.
  — Джон Энсел не лжет, — упрямо заявила Элизабет Эндикотт. — Его история основана на фактах.
  — Черта с два! — рявкнул Куинн. — Джон отправился в Ситрес-Гроув, намереваясь обвинить Карла Эндикотта в попытке избавиться от него. Он собирался убить Карла и имел при себе оружие. Это Карл оказался телепатом. Бросив один взгляд на Джона, он все понял, заманил его в кабинет наверху, а потом извинился и вышел в другую комнату. Это была спальня, и в ней находились вы.
  — Я? — воскликнула она.
  Куинн кивнул.
  — Во всей вашей истории был один правдивый момент. Джон провел много времени в джунглях, вдали от цивилизации, борясь за свою жизнь, и его чувства были обострены до предела.
  Вы были в той комнате. Когда Карл открыл дверь, запах духов, которыми вы пользуетесь, достиг ноздрей Джона. Потом Карл закрыл дверь и что-то тихо сказал вам.
  Джон вновь осознал, что вы жена Карла Эндикотта, что вы с ним живете, как муж и жена. Его охватило чувство глубочайшего отвращения. Он выбросил в окно револьвер, который держал в руке. Оружие упало в живую изгородь. Ощущая тошноту, Джон сбежал по лестнице и выскочил из дома.
  Куинн умолк. Он стоял, расставив ноги и в упор смотря на Элизабет. Его обвиняющий взгляд словно причинял ей физическую боль.
  Элизабет не плакала. Она молча смотрела на него и казалась уменьшившейся в размерах.
  — Я говорила ему, что он никогда не должен это рассказывать, — сказала она наконец.
  — Энсел никудышный лгун, особенно если на него нажмешь. Он предпочитает избегать конфликтов. Я бы принял его историю за чистую монету, но завтра начинается суд, и на перекрестном допросе от него живого места не оставят. Поэтому сегодня утром я решил сам устроить ему перекрестный допрос, чтобы посмотреть, как он его выдержит. — Последовала напряженная пауза. — Таким образом мне удалось все выяснить, — с горечью произнес Куинн и отвернулся.
  — Я очень сожалею, — спокойно сказала Элизабет. Глаза у нее были сухими.
  — Вам есть о чем сожалеть, — буркнул Куинн.
  — Вы были в той комнате? — спросил я у Элизабет Эндикотт.
  — Нет, — быстро ответила она, но без особой уверенности.
  — Это не отрицание, а черт знает что, — сказал Куинн. — Вам придется давать показания в суде. Вложите побольше чувства.
  — Нет! — повторила Элизабет.
  — Это уже лучше, — одобрил Куинн.
  — Ваше алиби, — сказал я, — зависит от человека по фамилии Уолден, который в девять вечера закрывал свою заправочную станцию.
  — Это хорошее алиби, — промолвила она.
  — Окружной прокурор откопал владельца ранчо по имени Томас Виктор, который проезжал мимо станции без семи минут девять. Он хотел заправить машину, но станция была закрыта.
  Элизабет облизнула губы кончиком языка.
  — Очевидно, у Виктора отставали часы.
  — Господи, Лэм! — воскликнул Барни. — С этим алиби все должно быть в порядке. Уолден давал показания на дознании, и никто в них не усомнился. Очевидно, Виктор в самом деле ошибся.
  Я не сводил глаз с Элизабет Эндикотт.
  — Она морочит нам голову, — сказал я Куинну.
  Он повернулся к ней.
  — Бетти, завтра мы отправляемся в зал суда. Вы не можете позволить себе лгать нам. Мы ваши друзья. Наша задача — спасти все, что вам дорого. Обманывая нас, вы перерезаете себе горло. Скажите нам правду.
  — Я говорю ее вам, — ответила она.
  Куинн обернулся ко мне.
  — Что ты об этом думаешь, Дональд?
  — Я думаю, что она лжет.
  — Дональд, ты не можешь… — начала Берта Кул.
  — Черта с два не могу, — прервал я. — Взгляни на параграф 258 «Кодекса утверждения завещания», Барни. Прочти его ей.
  — Какой параграф? — переспросил Барни.
  — 258-й.
  Элизабет Эндикотт посмотрела на меня.
  — Вы адвокат? — осведомилась она.
  — Мог бы им быть, — ответила Берта Кул. — Он получил юридическое образование. Дональд — смышленый сукин сын. Если вы лжете, дорогуша, то вам лучше чистосердечно признаться в этом.
  Куинн вертел страницы «Кодекса».
  — Нашел? — спросил я.
  — Да.
  — Прочитай вслух.
  Куинн прочитал параграф:
  — «Никакое лицо, осужденное за преднамеренное или непреднамеренное убийство покойного, не может иметь права на наследование какой-либо части его состояния, и та часть, которую означенное лицо унаследовало бы в иных обстоятельствах, распределяется между другими наследниками».
  Куинн посмотрел на миссис Эндикотт, потом на меня. Лицо его было бледным.
  — Боже мой! — воскликнул он.
  — Выкладывайте, — сказал я Элизабет Эндикотт.
  Ее глаза встретились с моими.
  — Вы работаете на меня, — сказала она. — Вы не имеете права говорить, что я лгу.
  — Я работаю на вас и поэтому хочу вас спасти, пока еще не поздно.
  — Я не была в доме во время выстрела, — заявила миссис Эндикотт.
  — А где же вы были?
  — На дороге в Сан-Диего.
  — Попробуем еще раз, — сказал я.
  — Я действительно была на дороге в Сан-Диего, но не могу это доказать. Уолден с заправочной станции ошибся. Он думал, что закрылся в девять. Но в тот день он не завел часы, и они остановились около семи. Уолден включил радио, чтобы проверить время. Программа закончилась в семь пятнадцать, а он думал, что в семь тридцать, и поставил часы на пятнадцать минут вперед. Уолден понял это уже после того, как давал показания на дознании. Он был абсолютно уверен, что его часы идут правильно. На дознании Уолден заявил, что поставил часы по радио менее чем за два часа до закрытия. Все сочли само собой разумеющимся, что он поставил их по сигналу точного времени, но в действительности он руководствовался передачей и ошибся на пятнадцать минут.
  — Значит, Уолден это понял? — спросил я.
  — Да, после дознания. Брюс Уолден обратился ко мне, а я сказала, что это не имеет значения, так как я действительно была на пути в Сан-Диего. Он мне поверил и больше никому об этом не говорил.
  — Где сейчас Брюс Уолден?
  — Тогда он работал на заправочной станции, а сейчас обслуживает бензином весь округ.
  Куинн посмотрел на меня.
  — Они заполучили этого Виктора, — сказал я. — Он уверяет, что когда подъехал к станции без семи девять, она уже была закрыта.
  — Если они начнут в этом копаться, — предупредила Элизабет Эндикотт, — миссис Уолден заявит, что ее муж ошибся. Он вернулся домой в пять минут десятого и не мог бы этого сделать, если бы действительно закрыл станцию в девять. Она сочла, что он закрылся раньше. После дознания миссис Уолден поняла, что к чему, и спросила мужа, как он поставил свои часы. Он рассказал ей, как это произошло. Она первая указала ему, что он ошибся во времени на четверть часа.
  Куинн посмотрел на меня и развел руками.
  — Чтоб меня поджарили, как устрицу! — пробормотала Берта Кул.
  — Ладно, — сказал я Куинну. — Прежде всего нам нужно найти этот револьвер, пока его не нашел окружной прокурор. Не забывайте, что прокурор в затруднительном положении. Он обвиняет Джона Энсела в убийстве первой степени и не хочет отступать и прекращать дело. Даже если он сможет доказать, что Уолден закрыл станцию на пятнадцать минут раньше, это не означает, что Элизабет Эндикотт виновна в убийстве своего мужа. Вот что беспокоит его сейчас. Мы должны найти револьвер, если он все еще там.
  — Пойми, — возразил Барни Куинн, — что в суде Энсел расскажет всю правду. Он не умеет лгать, а теперь, когда я знаю его историю, я не могу подстрекать его ко лжи. Он сообщит об оружии.
  — Значит, он не должен давать свидетельских показаний, — заявил я.
  — Если мы не выпустим его свидетелем, мы проиграем, — сказал Барни.
  — Нет, — покачал головой я. — Мы позволим прокурору нам подыграть.
  — Каким образом?
  — Подсунем ему свидетеля.
  — Какого?
  — Хелен Мэннинг.
  — Кто это?
  — Уволенная секретарша, которая пришла к Элизабет Эндикотт и рассказала ей, каким подлецом был ее муж. Женщина, первой сообщившая Элизабет, что Карл намеренно послал Джона на смерть, и побудившая ее подумать об убийстве мужа.
  Элизабет Эндикотт сидела неподвижно; ее лицо походило на маску.
  — Чего вы добиваетесь? — спросила она. — Хотите отправить меня в газовую камеру?
  — Мы добиваемся, чтобы окружной прокурор застрял, перебираясь через изгородь из колючей проволоки, — ответил я, — одна нога с одной стороны, другая — с другой.
  — С этим парнем у тебя ничего не выйдет, — предупредил Куинн. — Он слишком проницателен.
  — Хорошо, — сказал я. — Как ты предлагаешь с ним поступить?
  Куинну было нечего ответить.
  Я повернулся к Элизабет Эндикотт.
  — Искать револьвер будет нелегко. Мы не можем делать это днем, чтобы кто-нибудь предупредил полицию, и не можем пользоваться фонариками. Земля Купера Хейла рядом с вашим поместьем, поэтому нам придется действовать после полуночи. Мы выйдем из вашего дома через боковую дверь, а потом поползем на четвереньках и будем обыскивать на ощупь каждый дюйм этой живой изгороди.
  — Ну и что мы сделаем, если найдем револьвер? — спросил Барни Куинн.
  — Оставим его при себе, — ответил я.
  — Это вещественное доказательство, — заметил Куинн. — Утаивать его — преступление, а для адвоката — непрофессиональное поведение. Меня за это могут дисквалифицировать.
  Я усмехнулся.
  — Тебя там не будет, Барни. Не забудь спросить у меня завтра, нашли ли мы револьвер. Пошли, Берта. Увидимся на вашем ранчо часа через два, миссис Эндикотт. Оставьте для нас открытой заднюю дверь. Можете освежить нас кофе и проверить, чист ли горизонт.
  Глава 17
  Ночь была темной. С океана полз туман, и воздух был очень влажным.
  Берта Кул и я ползли на четвереньках по траве вдоль живой изгороди, вгрызаясь пальцами в каждый дюйм почвы.
  — Почему ты велел Бетти Эндикотт оставаться в доме? — спросила Берта.
  — Во-первых, потому, что мы не можем ей доверять, — ответил я. — А во-вторых, она подаст нам сигнал, если кто-нибудь появится.
  — Я испортила платье, пару нейлоновых чулок и сломала два ногтя, — пожаловалась Берта.
  — Это пустяки, — отозвался я. — Ты можешь испортить свою профессиональную карьеру.
  — Зачем, черт возьми, мы это делаем?
  — Обслуживаем нашего клиента.
  — Никогда не занималась такими вещами, пока не связалась с тобой, — проворчала Берта. — Только с начала нашего партнерства я стала попадать в подобные переделки.
  — До нашего партнерства ты ни черта не зарабатывала, — ответил я. — Заткнись и работай как следует. Не просто царапай ногтями по поверхности, а зарывай пальцы глубоко в почву. Эта штука пролежала здесь годы и наверняка покрылась слоем земли.
  — Почему же ее не нашли?
  — Потому что не искали. Садовник поливает изгородь и иногда подстригает ее. Она настолько плотная, что не дает расти сорнякам, поэтому садовнику незачем глубоко копать. Он срезает дерн вокруг изгороди и швыряет грязь в кусты, возможно давным-давно забросав ею револьвер.
  Берта изрыгнула серию ругательств.
  — В чем дело?
  — Порвала платье и поцарапала лицо. Дональд, какого черта мы не могли воспользоваться фонариком?
  — Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что происходит. Полиция, возможно, держит ранчо под наблюдением, а Хейл живет рядом.
  Берта со стонами поползла дальше, ругая меня на чем свет стоит. Внезапно мои пальцы на что-то наткнулись.
  — Погоди, Берта! Это либо камень, либо… О’кей, это револьвер!
  — Слава богу! — вздохнула Берта, с трудом поднимаясь. — Не знаю, как я проберусь в свою квартиру. Если швейцар увидит меня, то подумает, что я воровала кур.
  — Скажи ему, что он тебя недооценивает, — посоветовал я, — и что ты совершила куда более серьезное преступление, нежели кража кур.
  — Ну, — сказала Берта, — давай сообщим Элизабет Эндикотт. Полагаю, нам следует позвонить Барни Куинну.
  — Нет, — возразил я.
  — Что «нет»?
  — Мы скажем Элизабет, что обыскали всю изгородь и ничего не нашли, — отозвался я. — И Барни скажем то же самое.
  — Иногда, — с чувством произнесла Берта, — мне искренне хочется, чтобы я больше никогда тебя не видела.
  Глава 18
  В истории, рассказанной Джоном Диттмаром Энселом Барни Куинну, лишь одна вещь не соответствовала действительности.
  Револьвер очень сильно заржавел. Я даже не мог открыть барабан без длительной работы по удалению ржавчины. Но, прочистив дуло от грязи, я сумел увидеть с помощью фонарика, что патрон на одной линии с дулом пуст. В других патронах пули были на месте. Следовательно, из револьвера был сделан один выстрел.
  Дело становилось все более запутанным.
  Суд начался по расписанию. Барни Куинн посадил нас там, где мог бы с нами консультироваться в случае надобности, но он впал в уныние и выглядел как человек, которого вот-вот поволокут на казнь. Куинн старательно воздерживался от вопросов насчет револьвера.
  Во время полуденного перерыва я отвел его подальше от репортеров и рубанул сплеча:
  — В таких делах нужен мужчина, а не мальчишка. Ты адвокат, и твоего подзащитного обвиняют в убийстве. Наказание за такое преступление — смертная казнь. Присяжные наблюдают за окружным прокурором и за тобой. Ты выглядишь как человек, защищающий виновного клиента. Это несправедливо по отношению к вам обоим. Борись, но не так, как будто тебя прижали к стенке, а с уверенной улыбкой адвоката, представляющего невиновного клиента.
  — Актер из меня скверный, — проворчал Куинн.
  — Тогда начинай практиковаться, — посоветовал я ему.
  После перерыва он выглядел немного лучше.
  Используя добытую нами информацию, Куинн знал все, что нужно было знать о присяжных. Опасность заключалась в том, что из списка могут не набрать нужного количества членов жюри. Тогда судья издаст распоряжение о дополнительном списке, и Барни придется иметь дело с людьми, о которых он ничего не знает.
  Окружной прокурор Мортимер Эрвин был высоким, красивым, исполненным достоинства мужчиной с вьющимися темными волосами, широкими плечами и уверенным видом.
  Эрвин не был женат, хотя являлся едва ли не самой выгодной партией среди местных холостяков, и любил включать в состав жюри молодых впечатлительных женщин и пожилых седовласых матрон, предпочитая не иметь дела с мужчинами, чьи руки были покрыты мозолями от работы на ранчо.
  Впечатлительные молодые женщины смотрели на него как на кинозвезду. Они выслушивали его доводы, голосовали за вердикт о виновности подсудимого и выходили из зала суда, шепча друг другу: «Ну разве он не чудесен?»
  Пожилые матроны говорили, что Эрвин напоминает им Джимми, которого, увы, нет в живых. Джимми всегда хотел быть юристом.
  Некоторые из мужчин с мозолистыми руками смотрели на тщательно причесанные волосы Эрвина, заглядывали в его выразительные глаза — и выносили вердикт в пользу обвиняемого.
  Барни Куинн составил список присяжных, постаравшись, чтобы в нем было как можно меньше молодых женщин. В списке Эрвина присутствовала прямо противоположная тенденция.
  Видя, как идут дела, я отозвал Барни в сторону:
  — Подыграй ему, Барни.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Пусть себе набирает в жюри женщин.
  — Ну нет! — запротестовал Куинн. — Он набрал их слишком много. Женщины от него без ума. У него красивый звучный голос, и, приводя свои доводы, он устремляет выразительный взгляд на присяжных женского пола. Он платит по триста долларов за костюмы и каждое утро надевает свежевыглаженный. Парень хорошо обеспечен и не зависит от своей прокурорской деятельности. Он хочет влияния и восхищения и наверняка надеется стать сенатором, генеральным прокурором или губернатором штата.
  — И тем не менее подыграй ему, — настаивал я. — Позволь ему набрать женщин.
  — Не знаю, чего мы вообще хотим от любого жюри, — вздохнул Куинн. — Наш парень мог бы смело признать свою вину.
  — Что тебе нужно, — сказал я, — так это выпивка, крепкий сон и девочка. Бодрись! Это дело либо принесет тебе успех, либо тебя сломает.
  — Об успехе и речи быть не может, — мрачно произнес он.
  — Если ты будешь продолжать в том же духе, то безусловно.
  В пять часов заседание закончилось. Берта уехала домой в своей машине, а я позвонил Стелле Карис и договорился о встрече.
  Мы выпили коктейли и пообедали в ресторане, а потом пошли выпить в ее квартиру. На сей раз она села не на диван, а на стул и вела себя более сдержанно.
  — Как идут дела с вашим дружком? — осведомился я.
  — Кого вы имеете в виду?
  — Банкира.
  — А, Купера, — промолвила Стелла. — Знаете, Дональд, я боюсь, что с вашей стороны это обычная ревность.
  — Возможно, — признал я.
  — Купер — хороший парень. К тому же он отлично соображает. Но он привлекает меня только самую малость. — Она усмехнулась. — Не знаю, что привлекает к вам. Вы один из самых надменных типов, каких я когда-либо встречала.
  — Вовсе я не надменный, — возразил я. — Просто я работаю над делом Эндикотта и беспокоюсь из-за него.
  — Почему?
  — Говоря по секрету, — ответил я, — есть один свидетель, который в состоянии снабдить обвинение мотивацией убийства, и я боюсь, что окружной прокурор может его откопать.
  Стелла опустила ресницы и устремила взгляд на кончик своей сигареты.
  — Кто это? — спросила она, не глядя на меня.
  — Девушка по имени Хелен Мэннинг, бывшая секретарша Эндикотта. Он уволил ее, а она пошла к миссис Эндикотт и сообщила ей, что Эндикотт — подлец и что он специально отправил Джона Энсела в джунгли Амазонки, чтобы убрать его с дороги.
  — Могу себе представить, что почувствовала миссис Эндикотт, — заметила Стелла.
  Я промолчал. Стелла немного подумала.
  — Знаете, Дональд, — сказала она, — думаю, вы правы. Я могла бы обратить мое состояние в ценные бумаги, обеспечивающие мне доход, и вернуться к живописи.
  — Только будьте осторожны с теми, кому вы поручите бумаги, — предупредил я.
  Она скривила губы.
  — Обычно я разбираюсь в людях. А если кто-то пытается меня надуть, я становлюсь безжалостной.
  — Как и большинство женщин, — усмехнулся я, — хотя немногие из них в этом признаются.
  — Я не только признаюсь — я горжусь этим. Так что не пытайтесь обмануть меня, Дональд.
  — Хорошо, не буду, — пообещал я.
  Стелла встала, чтобы налить очередную порцию ликера. На сей раз на ней было что-то белое и полупрозрачное. Бутылка опустела, и Стелла открыла дверь в кухню, чтобы взять другую.
  Яркий свет из кухни четко обрисовывал округлости ее фигуры под тонкой тканью.
  — Может, вы предпочитаете бренди и «Бенедиктин» мятному ликеру? — спросила она, повернувшись в дверном проеме.
  — А у вас есть и то и другое? — осведомился я.
  — Да. — Она слегка изменила позу, а свет продолжал делать свое дело.
  — Бренди и «Бенедиктин», — сказал я. — Но только немного, Стелла. Мне нужно идти работать над этим проклятым делом.
  — Как вы мне надоели с вашим делом! — сердито отозвалась она.
  — Когда оно закончится, — пообещал я, — вы будете видеть меня чаще.
  — К тому времени, — огрызнулась Стелла, — вы, возможно, совсем не сможете меня видеть.
  Она вошла в кухню, взяла бренди и «Бенедиктин» и вернулась, погасив в кухне свет.
  Мы выпили, я пожелал ей доброй ночи и отправился домой.
  В восемь утра мой телефон зазвонил. Я снял трубку и сказал «хэлло».
  Голос на другом конце провода звучал почти истерически:
  — Мистер Лэм?
  — Да.
  — Это Хелен — Хелен Мэннинг.
  — Слушаю вас, Хелен.
  — Я только что получила повестку. Здесь полисмен — он говорит, что прокурор округа Ориндж хочет со мной побеседовать.
  — Где сейчас полисмен? — спросил я.
  — В другой комнате. Я сказала ему, что должна пойти в спальню переодеться. Что мне делать?
  — А что вы можете сделать?
  — Боюсь, что ничего, — немного подумав, призналась она.
  — Вы могли бы посоветоваться с адвокатом, — сказал я, — но это будет выглядеть, словно вам есть что скрывать. Вы можете отказаться говорить, но это только привлечет к вам внимание. По-моему, единственное, что вам остается, — это рассказать всю правду.
  — Мистер Лэм… Дональд, не могла бы я поговорить с вами?
  — Нет, — ответил я. — Мне прямо сейчас нужно ехать в Санта-Ану. Я должен быть в суде, когда будут выбирать жюри. Повторяю, вам лучше сказать правду.
  — Но я не могу!
  — Если вы запутаетесь во лжи, это будет скверно выглядеть. Могу помочь вам только одним советом.
  — Каким?
  — Мортимер Эрвин, прокурор округа Ориндж, высокий красивый мужчина и к тому же холостяк. А вы, если вам самой это неизвестно, весьма лакомый кусочек.
  — Вы так думаете, Дональд? — Ее голос дрогнул.
  — Я это знаю, — ответил я. — В вас есть все то, чем обладает красивая женщина: индивидуальность, привлекательность, умение одеваться.
  — О, Дональд!..
  — Не говорите ни с кем из помощников прокурора. Ничего не обсуждайте с полицейскими. Поберегите вашу историю для ушей окружного прокурора. Вы поняли? Только для него одного!
  Ее голос заметно повеселел:
  — Дональд, вы просто чудесны! Вы действуете как тонизирующее!
  — Увидимся, — сказал я и положил трубку.
  Глава 19
  К одиннадцати утра дело подошло к раскрытию карт.
  — Сначала выслушаем мнение народа, — сказал судья Лотон.
  Мортимер Эрвин встал, поклонился, улыбнулся судье и посмотрел на жюри.
  — Обвинение полностью удовлетворено составом жюри. Народ отказывается от права изменять состав.
  Куинн полуобернулся на стуле и быстро взглянул на меня.
  Я сделал утвердительный жест.
  Куинн оказался на высоте положения. Он поднялся, устало улыбнулся присяжным и сказал:
  — Защита также полностью удовлетворена составом жюри, не сомневаясь, что он вынесет беспристрастное и справедливое решение.
  Судья Лотон нахмурился при этой слегка напыщенной фразе.
  — Очень хорошо, — сказал он. — Жюри может быть приведено к присяге. Другие присяжные, упомянутые в списке, могут быть свободны. После присяги жюри суд сделает десятиминутный перерыв, вслед за которым окружной прокурор выступит со вступительной речью.
  В зале суда начался всплеск активности. Репортеры бросились к телефонам сообщать, что жюри утверждено, и называть имена присяжных.
  Барни Куинн подошел ко мне. Когда шум немного утих, он промолвил:
  — Ну, скоро мы узнаем самое худшее. После вступительной речи прокурора нам будет ясно, с чем придется иметь дело.
  — Возможно, — кивнул я. — С другой стороны, если он приготовил сюрприз, то может ограничиться общими словами.
  — Как я выгляжу? — спросил Барни.
  — Лучше, — ответил я. — Помни, что присяжные не сводят глаз с юристов. Любая мелочь может выдать твои чувства. То, как ты откидываешься на спинку стула, как смотришь на часы, как проводишь рукой по волосам, как встаешь, чтобы обратиться к суду, с какой скоростью делаешь заметки карандашом. Они отмечают абсолютно все. Ты не сможешь обмануть жюри, не обманув самого себя. Это дело — твой шанс. Воспользуйся им на полную катушку.
  — Это не мой шанс, Эрвина, — мрачно отозвался Куинн. — Отсюда он начнет кампанию за пост генерального прокурора. Он обаятелен, вежлив, убедителен и… черт возьми, Лэм, у него в жюри восемь женщин!
  — Ну и что с того? — осведомился я. — Что он делает, когда злится? Взрывается?
  — Откуда я знаю?
  — Практиковать уголовное право — тяжкий труд, — заметил я. — Узнай, как он себя ведет, когда сердится.
  Куинн кисло улыбнулся.
  — Я не считаю себя неудачником, Лэм, но это дело сбило с меня спесь. Скажи, ты нашел этот револьвер?
  — Нет, — ответил я, глядя ему в глаза.
  — В самом деле? — переспросил он. Его лицо просветлело.
  — Конечно, черт возьми! — огрызнулся я. — Ты защитник в суде, и я обязан говорить тебе правду, верно? Очнись, дружище! Ведь мы работаем на тебя!
  — Ты имеешь в виду, что мы не утаиваем доказательства?
  — Разумеется.
  Казалось, он вырос на несколько дюймов.
  — Почему же ты сразу не сказал?
  — Ты меня не спрашивал.
  — Я боялся. Я думал… Энсел был уверен, что бросил оружие в изгородь.
  — Сомневаюсь, что у него вообще было оружие. Знаешь, что я думаю?
  — Что?
  — Что бедняга считает, будто Элизабет Эндикотт застрелила своего мужа, и почти готов взять вину на себя.
  Куинн задумался.
  — Пусть я буду последним сукиным сыном… — медленно начал он.
  Дверь комнаты судьи открылась, и я ткнул Куинна пальцем.
  — Продолжай и заставь прокурора разозлиться.
  Судья Лотон призвал зал к порядку. Мортимер Эрвин начал вступительную речь тренированным голосом человека, прошедшего в колледже курс актерского искусства.
  Это был блистательный каскад общих мест. Прокурор заявил, что намерен доказать существование привязанности между Элизабет Эндикотт, вдовой Карла Карвера Эндикотта, и подсудимым Джоном Диттмаром Энселом. Он рассчитывает доказать, что после того, как Элизабет Эндикотт согласилась выйти замуж за ныне покойного Карла Эндикотта, подсудимый Энсел не пожелал смириться с поражением и продолжал надеяться, что сможет разрушить семью, несмотря на то что он работал у Карла Эндикотта, что Эндикотт доверял ему самые конфиденциальные поручения. Энсел, как змея в траве, поджидал удобного случая…
  Барни Куинн поднялся и сказал, что ему не хочется прерывать прокурора, но сейчас не время для подобной аргументации. Это всего лишь вступительная речь, в которой обвинитель должен изложить, что именно он собирается доказать, не впадая при этом в мелодраматизм и не пытаясь произвести впечатление на присяжных своей эмоциональностью.
  Это разозлило не только Мортимера Эрвина, но и судью Лотона. Судья упрекнул Барни за манеру, в которой тот выразил свой протест, а Эрвина — за злоупотребление привилегией вступительной речи. После этого он принял протест.
  В гневе Эрвин выглядел не столь безупречно. Он утратил значительную долю своей уверенности и обходительности. Я понял, что он по натуре не боец. Когда дело принимало крутой оборот, он не бросался в драку, а держался в укрытии и стрелял из-за угла.
  Эрвин продолжил свою речь. Он намерен доказать, что Энсел вернулся из экспедиции, в которую отправился по доброй воле и за которую получил премию в двадцать тысяч долларов, что через несколько минут после прибытия в аэропорт Энсел позвонил по телефону в дом Карла Карвера Эндикотта и, как свидетельствуют записи телефонистов, заявил, что хочет говорить с миссис Эндикотт и ни с кем другим, если ее нет дома.
  Эрвин собирался доказать, что Энсел отправился в дом своего босса. К удивлению подсудимого, ему открыл дверь сам Карл Карвер Эндикотт. Он пригласил подсудимого в комнату наверху. Спустя несколько секунд Карл Карвер Эндикотт был мертв, а Элизабет Эндикотт стала вдовой. После этого Энселу пришлось бежать. Он оставался в укрытии, избегая длинных рук закона только потому, что его считали погибшим. В течение этого длительного периода выжидания он продолжал тайно встречаться с Элизабет Эндикотт.
  Наконец, когда полиция заподозрила истину, она расставила ловушку, в которую попалась преступная пара — Элизабет Эндикотт, вдова, общавшаяся с убийцей своего мужа, прежде чем его тело успело остыть, а Джон Диттмар Энсел, подсудимый, который расплатился за все благодеяния, оказанные ему Карлом Карвером Эндикоттом, пустив последнему в затылок пулю 38-го калибра.
  Эрвин сел в полной тишине. Две молодые женщины из состава жюри смотрели на Джона Диттмара Энсела с нескрываемым отвращением.
  Судья объявил полуденный перерыв.
  — Теперь Эрвин в твоих руках, — сказал я Барни Куинну. — Он не может выстоять в ближнем бою. Это портит его импозантную внешность. Играй погрубее. Не позволяй ему добиться успеха этими разговорами о предательстве интересов босса. Произнеси вступительную речь, когда суд займет свои места. Скажи присяжным, что Эндикотт намеренно отправил Энсела на верную гибель, что он расставил ему западню этим обещанием двадцати тысяч долларов, но был настолько безжалостен, что даже не выплатил их авансом. Деньги должны были выплатить, когда экспедиция вернется, выполнив неосуществимую миссию.
  — Но защитник не должен произносить вступительную речь, прежде чем будет готов к вызову своих свидетелей, — возразил Куинн.
  — Возможно, тебе некого будет вызывать, — предупредил я. — Сейчас ты не осмеливаешься вызвать свидетелем подсудимого, а потом, возможно, побоишься выставить свидетельницей Элизабет Эндикотт. Скажи им, что ты собираешься доказать, а потом убирай все тормоза. Покажи им другую сторону картины. Расскажи о человеке, который, спокойно сидя в офисе, посылает на смерть другого человека, чтобы жениться на его возлюбленной.
  — Судья вынесет мне порицание, — сказал Куинн.
  — Судья уже вынес порицание Эрвину, — напомнил я, — так что вы будете квиты. Начинай!
  Куинн проделал хорошую работу. Эрвин был в бешенстве. Он вскакивал с места, размахивал руками, прерывал речь.
  Когда Куинн начал повествование, некоторые женщины стали с сочувствием поглядывать на Джона Энсела. Другие смотрели на Элизабет Эндикотт, изучая ее бесстрастное лицо.
  Я передал Куинну записку, напоминая сказать присяжным, что перед ними женщина, которая так много страдала, что не в состоянии плакать, так как слезы не могут принести ей облегчение. Она годами не давала выхода своим чувствам и дошла до полного эмоционального истощения.
  Куинн с каждым словом обретал все большую уверенность, проявляя качества, создавшие ему репутацию энергичного и напористого защитника.
  К началу выслушивания свидетельских показаний значительная часть впечатления, произведенного Эрвином на жюри, сошла на нет. Присяжные заинтересованно поглядывали на адвоката, свидетелей, подсудимого, а более всего на Элизабет Эндикотт.
  В конце концов, она была заметной личностью — богатой главой нефтяной империи, таинственной женщиной, которая после трагедии сторонилась людей, но которую теперь обвиняли в тайных встречах с любовником, скрывавшимся от полиции.
  Присяжные готовились наслаждаться пикантными подробностями.
  Эрвин начал допрос свидетелей с подготовительной части — он вызвал топографа, представившего план территории, фотографа, продемонстрировавшего снимки, хирурга, произведшего вскрытие, которое показало, что Карл Карвер Эндикотт был убит пулей 38-го калибра, попавшей ему в затылок и застрявшей в черепе.
  Пулю представили в качестве вещественного доказательства. Выстрел произвели с такого расстояния, что следов пороха не осталось. По мнению свидетеля, выстрел был сделан на расстоянии примерно фута от покойного, который в этот момент повернулся спиной к своему убийце.
  Мортимер Эрвин посмотрел на часы и драматически произнес:
  — Вызываю свидетеля Хелен Мэннинг.
  Хелен принарядилась перед явкой в суд. Если не считать нескольких лишних фунтов, она была хорошенькой малышкой и отлично это знала. Однако было достаточно разок посмотреть на нее, чтобы понять, что все сработало с точностью до наоборот. Вместо того чтобы Хелен произвела впечатление на Мортимера Эрвина, он использовал на ней все свои чары и обвел ее вокруг пальца.
  Хелен походила на хорошо выдрессированную собачонку, делавшую то, что от нее ожидали. Негромким гортанным голосом она поведала, что несколько лет работала у мистера Эндикотта, но решила уйти, потому что работа была для нее тяжеловатой, а ситуация в офисе стала для нее неприятной, хотя ей не хотелось беспокоить этим шефа. Она была опытной секретаршей и легко могла устроиться на другое место. Мистер Эндикотт был очень огорчен из-за ее ухода и пытался узнать, в чем дело. Он обещал, что произведет любые нужные ей изменения, но она упорно не желала объяснить ему причину своего ухода, так как молодая женщина, с которой ей было трудно ладить, содержала больную мать, нуждалась в работе, но не была таким компетентным секретарем, как Хелен, и вряд ли могла бы сразу найти себе место.
  Хелен предъявила письмо, подписанное мистером Эндикоттом, где он выражал сожаление о такой потере, подтверждал, что она уволилась по собственному желанию, и давал ей превосходную рекомендацию.
  Примерно в период ее увольнения до нее «дошли слухи», что подсудимый Джон Диттмар Энсел был намеренно послан в бразильские джунгли на верную гибель. К несчастью, она поверила слухам и сообщила об этом миссис Эндикотт.
  — И что сказала миссис Эндикотт? — спросил Эрвин.
  Куинн с ревом вскочил на ноги и обвинил окружного прокурора в непрофессиональном поведении. Он возражал против последнего вопроса и требовал вычеркнуть из протокола все показания свидетельницы. Все связанное с Элизабет Эндикотт не является доказательствами против обвиняемого, и окружному прокурору это отлично известно. Это коварная попытка создать предубеждение у жюри. Куинн попросил суд не учитывать показания мисс Мэннинг и вынести порицание прокурору.
  Судья Лотон отнесся к его словам вполне серьезно.
  — Какова позиция обвинения в этом вопросе? — спросил он у Эрвина. — По-вашему, информация, переданная миссис Эндикотт, каким-то образом касается обвиняемого?
  — Мы намерены доказать, что миссис Эндикотт передала обвиняемому полученные сведения, — ответил Эрвин.
  — Вы рассматриваете это как факт?
  — Ну, как предположение.
  Лицо судьи побагровело.
  — Вы располагаете чьими-либо показаниями, непосредственно подтверждающими это предположение, мистер обвинитель?
  Эрвин уклонился от прямого ответа.
  — Полагаю, ваша честь, определенные события говорят сами за себя. Я думаю, присяжным следует позволить сделать выводы…
  — Я задал вам конкретный вопрос, — прервал судья Лотон. — Имеются ли у вас определенные показания, подтверждающие ваше предположение и могущие превратить его из эмоционального в юридический фактор?
  Эрвин провел рукой по воротнику рубашки.
  — Я бы не хотел открывать заранее то, чем располагает обвинение, — сказал он. — Если суд проявит терпение в этом вопросе, я уверен, что их связь с обвиняемым станет очевидной.
  — Каким образом? — осведомился судья.
  — Благодаря выяснению обстоятельств и признаниям самого обвиняемого, — ответил Эрвин.
  — Контроль за порядком дачи свидетельских показаний относится к компетенции суда, — заметил судья Лотон. — Мне кажется, эти показания могут создать предубеждение, если не будет установлена их связь с подсудимым. Прежде чем продолжать допрос этого свидетеля, я предлагаю вам объяснить, как вы намерены установить упомянутую связь.
  — К сведению уважаемого суда, я еще не закончил эту линию допроса свидетельницы, — сказал Эрвин.
  — Закончили в той степени, в какой это касается суда, покуда вы не продемонстрируете ваш метод установления связи, — отрезал судья. — Суд намеревается в данном случае защитить права обвиняемого и считает, что в этом вопросе требуется нечто большее, чем уверенность обвинителя.
  — Хорошо, — кивнул Эрвин. — Могу я на некоторое время отпустить этого свидетеля и вызвать другого?
  — С целью связать с подсудимым показания первого свидетеля?
  — Да, ваша честь.
  — Отлично, — сказал судья Лотон. — Хочу объяснить происходящее, дабы избежать непонимания. К суду обратились с ходатайством полностью вычеркнуть из протокола показания этого свидетеля, предложить жюри не принимать их во внимание и вынести порицание окружному прокурору за непрофессиональное поведение. Суд воздерживается от постановлений по этому ходатайству до показаний следующего свидетеля. Вы можете временно покинуть место свидетеля, мисс Мэннинг, но не оставляйте зал суда. Ваши показания не окончены. Теперь, мистер окружной прокурор, вызывайте свидетеля, который, как вы надеетесь, может установить связь услышанных нами показаний с обвиняемым.
  — Хорошо, ваша честь, — отозвался Эрвин с потугами на любезность. — Вызовите Джона Смолла Ормсби.
  Ормсби выглядел новым с головы до пят. На нем были новые ботинки, новый костюм, новый галстук, и даже прическа явно была новой. При этом он казался смущенным.
  Как выяснилось, Ормсби отбывал наказание в окружной тюрьме за обнаруженные у него сигареты с марихуаной. Его признали виновным и приговорили к шестимесячному заключению. Он снискал расположение тюремной администрации, заслужил определенные привилегии, был помещен в одну камеру с Джоном Диттмаром Энселом и имел с ним разговор.
  — О чем был этот разговор? — спросил Эрвин.
  Ормсби переминался с ноги на ногу, поблескивая новыми ботинками.
  — Ну, — ответил он, — Энсел вроде как вернулся в камеру после беседы со своим адвокатом, который задал ему трепку.
  — Подождите, — прервал судья Лотон. — Мы не хотим выслушивать ваши выводы. Просто повторите, что он сказал.
  — Да, что он сказал? — елейным тоном подхватил Эрвин. — Неужели мистер Энсел сказал, что его адвокат задал ему трепку?
  — Это его точные слова, — кивнул Ормсби.
  — А что он сказал потом?
  — Что он раскололся и выложил адвокату про пушку, которую захватил с собой, отправляясь к Эндикотту. Он сказал, что выбросил пушку из окна в кустарник — в живую изгородь.
  — Что еще он говорил? — спросил Эрвин.
  — Ну, что он ошибся, рассказав об этом адвокату. Вроде бы это вышибло из адвоката весь кураж.
  Глаза присяжных устремились на Барни Куинна, у которого хватило присутствия духа вскинуть голову и усмехнуться.
  — Что еще? — настаивал Эрвин.
  — Что миссис Эндикотт говорила ему о какой-то секретарше, которая все ей выложила про то, как Эндикотт послал его…
  — Под «ним» вы подразумеваете Энсела?
  — Верно, его. Энсел сказал, что эта секретарша выложила миссис Эндикотт про то, как Эндикотт нарочно послал его на Амазонку, чтобы убрать с дороги, прекрасно зная, что его там прикончат.
  — Он говорил что-нибудь еще?
  — Говорил со мной раза два-три, но все о том же. Спрашивал, как по-моему, сделал ли он ошибку, рассказав адвокату про пушку.
  — Свидетель ваш, — сказал Эрвин Куинну.
  — Энсел говорил вам, что выбросил оружие из окна? — спросил Куинн с презрительной усмешкой.
  — Да.
  — Он сказал, что это было его оружие?
  — Да, сэр, именно так он и сказал.
  — И что он взял его с собой, когда поехал к Эндикотту?
  — Да, сэр.
  — Он говорил, почему выбросил оружие?
  — Ну, сказал, что его вроде как затошнило.
  — Он объяснил почему?
  — При мысли, что девушка, которую он любил, замужем за Эндикоттом.
  — Теперь внимание. — Куинн указал пальцем на свидетеля. — Энсел говорил, что стрелял из револьвера?
  — Нет, сэр.
  — А что не стрелял?
  — Да, говорил.
  — А он не рассказывал вам, когда именно миссис Эндикотт сообщила ему о своем разговоре с секретаршей?
  — Нет, сэр, не рассказывал.
  — Но у вас сложилось впечатление, что это произошло спустя много времени после смерти Эндикотта, не так ли?
  — Протестую, — всполошился Эрвин. — Его впечатление не имеет значения. Вопрос подталкивает к выводу.
  — Протест принят, — сказал судья Лотон.
  — Энсел говорил вам, что он не видел миссис Эндикотт до гибели ее мужа?
  — Да, сэр.
  — Следовательно, она не могла ничего ему сообщить до этого времени?
  — Протестую — вопрос подсказывает свидетелю ответ, — заявил Эрвин.
  — Протест принят, — кивнул судья.
  — Но он точно сказал вам, что не видел миссис Эндикотт со времени отъезда в джунгли и до смерти Эндикотта?
  — Да, сказал.
  — Вы торговец наркотиками, не так ли? — спросил Куинн.
  — Протестую, — в третий раз сказал Эрвин. — Это не основание для отвода свидетеля. Свидетель может быть подвергнут отводу только в том случае, если осужден более чем на год тюремного заключения.
  — Вопрос может оказаться предварительным. Возможно, он должен подвести к вопросу об ошибочности показаний, — заметил судья Лотон.
  — Тогда другой вопрос следует задать первым, — настаивал Эрвин.
  — Хорошо. Протест принят.
  — Вы находитесь в тюрьме в качестве заключенного? — продолжал Куинн.
  — Да, сэр.
  — Сколько времени вы пробыли в тюрьме?
  — Чуть больше четырех месяцев.
  — И сколько вам осталось?
  — Около десяти дней при хорошем поведении.
  — Почему вас отправили в тюрьму?
  — У меня нашли сигареты с марихуаной.
  — Вы курили их?
  — Да, сэр.
  — Вы торговали ими?
  — Протестую. Вопрос некомпетентный, несущественный и не имеющий отношения к делу, — заявил Эрвин.
  — Протест принят, — распорядился судья.
  — Не было ли у вас разговора с тюремной администрацией, во время которого вам сообщили, что вас могут обвинить в торговле сигаретами с марихуаной, но если вы дадите показания по этому делу, обвинение не будет предъявлено?
  — Ну… нет.
  — А вам не говорили, что если вас подсадят в камеру обвиняемого Джона Диттмара Энсела и вы сможете вытянуть из него какое-нибудь признание, идущее на пользу обвинению, то вас освободят из тюрьмы и не станут преследовать за торговлю наркотиками.
  — Нет, сэр, не в таких выражениях…
  Куинн с презрением посмотрел на обувь свидетеля.
  — Сколько времени у вас эти ботинки? — спросил он.
  — Со вчерашнего дня.
  — Где вы их взяли?
  — В обувном магазине.
  — Вы ведь должны находиться в тюрьме. Как вы оттуда выбрались?
  — Шериф меня отпустил.
  — Где вы взяли эти брюки?
  — В магазине одежды.
  — Когда?
  — Вчера.
  — А пиджак?
  — Там же.
  — Когда?
  — Вчера.
  — Кто платил за костюм?
  — Шериф.
  — А за ботинки?
  — Шериф.
  — Когда вы в последний раз стриглись?
  — Вчера.
  — Кто платил за стрижку?
  — Шериф.
  — Где вы стриглись?
  — В городской парикмахерской.
  — Не знаете, есть в тюрьме парикмахеры?
  — Не знаю.
  — Так сколько времени вы пробыли в тюрьме?
  — Четыре с половиной месяца.
  — За это время вам ведь стригли волосы?
  — Да.
  — Кто?
  — Тюремный парикмахер.
  — Однако вчера, когда вы исполнили роль подсадной утки и доложили обо всем начальству, тюремный парикмахер оказался для вас недостаточно хорош. С целью произвести впечатление на жюри вас отвели в первоклассную парикмахерскую, не так ли?
  — Ну, меня водили в город.
  — На вас новый галстук, верно?
  — Да.
  — Кто за него заплатил?
  — Шериф.
  Барни Куинн с отвращением отвернулся.
  — Это все, — сказал он.
  — Вопросов больше нет, — кивнул Эрвин.
  Ормсби покинул место свидетеля.
  — Теперь, ваша честь, — сказал Куинн, — я возобновляю ходатайство о вычеркивании из протокола всех показаний Хелен Мэннинг, так как стало очевидным, что она ничего не могла сообщить по делу покойного. Я возобновляю ходатайство о вынесении окружному прокурору порицания за непрофессиональное поведение и об указании жюри не принимать во внимание все сказанное свидетельницей Хелен Мэннинг и все сказанное окружным прокурором в связи с ее показаниями.
  Судья Лотон наклонился вперед, тщательно взвешивая слова.
  — Ходатайство о вычеркивании показаний Хелен Мэннинг принято. Просьба к жюри не принимать во внимание показания этой свидетельницы, как если бы ее вообще не вызывали. Суд признает факт непрофессионального поведения окружного прокурора. Жюри указано не принимать во внимание никакие замечания обвинения и защиты, пока они не будут подкреплены доказательствами. Суд инструктирует присяжных полностью исключить из рассмотрения все заявления окружного прокурора в связи с показаниями свидетельницы Мэннинг относительно того, что он намерен связать смысл этих показаний с предъявляемым обвинением. А теперь, мистер обвинитель, вызывайте вашего следующего свидетеля.
  — Если позволит суд, — сказал Эрвин, — моим следующим свидетелем будет тот, кто установит связь показаний…
  — Эти показания вычеркнуты из протокола, — напомнил судья Лотон. — Вы сможете восстановить их в любое время, если сумеете доказать упомянутую связь. Суд полагает, что обвинителю следовало предъявить подобные доказательства, прежде чем вызывать свидетельницу Мэннинг. Суду кажется, что дальнейшие ссылки со стороны обвинения на показания, вычеркнутые из протокола, могут создать непонимание и предубеждение. А теперь продолжайте.
  — Хорошо, — кисло улыбнулся Эрвин. — Вызовите Стивена Бердсли.
  Высокий долговязый мужчина занял место свидетеля и принес присягу.
  — Чем вы занимаетесь, мистер Бердсли?
  — Я помощник шерифа этого округа.
  — Есть ли особая область осуществления закона, в которой вы специализировались?
  — Да, сэр.
  — Что это за область?
  — Баллистика. Идентификация огнестрельного оружия.
  — Не сообщите ли вы нам, какое образование вы получили по этому предмету?
  — Я обучался под руководством ведущих специалистов страны и практиковался в идентификации огнестрельного оружия более десяти лет.
  — Вы знакомы с городом Ситрес-Гроув, входящим в этот округ?
  — Знаком, сэр.
  — И с ранчо под названием «Козодой», принадлежавшим Карлу Карверу Эндикотту?
  — Да, сэр.
  — Вы видите упомянутое место на этой карте — вещественном доказательстве города номер один?
  — Да, сэр.
  — Обыскивали ли вы живую изгородь, отмеченную на упомянутом вещественном доказательстве?
  — Обыскивал, сэр.
  — Находили ли вы на прошлой неделе оружие в этой изгороди?
  — Да, сэр.
  — Это оружие при вас?
  — Да, сэр.
  — Предъявите его, пожалуйста.
  Свидетель предъявил покрытый ржавчиной револьвер.
  — Что это за оружие?
  — Револьвер «кольт» 38-го калибра.
  — Сколько патронов в этом револьвере?
  — В барабане пять патронов с пулями и одна пустая камера.
  — Вы смогли выстрелить проверочными пулями из этого оружия?
  — Мне было нелегко привести его в состояние, безопасное для стрельбы, но я удалил достаточно ржавчины, чтобы механизм функционировал. Я намеренно воздержался от удаления ржавчины, не препятствующей этой цели, чтобы продемонстрировать состояние, в котором оружие было найдено.
  — Тест позволил вам определить, из этого ли оружия была выпущена пуля, убившая Карла Карвера Эндикотта?
  — Ну, я отвечу так. Дуло очень заржавело, и оставляемые им следы на пуле не позволяют произвести идентификацию. Все, что я могу утверждать, что это «кольт» 38-го калибра, стреляющий пулями определенного типа, и что пуля, извлеченная из головы мистера Эндикотта, — того же самого калибра и типа.
  — Иными словами, с точки зрения баллистики, нет причин, по которым пуля, извлеченная из головы Карла Карвера Эндикотта, не могла быть выпущена из этого револьвера?
  — Совершенно верно. Роковой пулей могли выстрелить из этого оружия.
  — Вам удалось установить владельца револьвера?
  — Да, сэр.
  — Кто же он?
  — Протестую. Вопрос задан с целью получить доказательство, основанное на слухах, подталкивает свидетеля к выводу и вторгается в функцию жюри, — заявил Барни Куинн.
  Эрвин выглядел встревоженным.
  — Если пожелает суд, мы можем подойти к этому иным путем, но он будет дорогостоящей процедурой и потребует вызова свидетеля, которому придется добираться сюда самолетом.
  — Тем не менее, — указал судья Лотон, — это одна из конституционных гарантий, предоставляемых человеку, который обвинен в преступлении. Он имеет право требовать присутствия в зале суда всех свидетелей обвинения, дабы защита могла подвергнуть их перекрестному допросу. Как я понимаю, теперешний свидетель не знал бы лично, кому принадлежит оружие, если бы не провел расследование, убедившее его, что владельцем револьвера является определенное лицо.
  — Это так, ваша честь.
  — Протест принят, — сказал судья Лотон. — Как будто пришло время заканчивать заседание. Суд делает перерыв до завтрашнего утра. В это время подсудимый находится под стражей на попечении шерифа, а присяжные не должны обсуждать дело между собой и позволять кому-либо обсуждать его в их присутствии. Вы не должны выражать какое-либо мнение, пока дело не будет передано вам для вынесения решения. Суд удаляется на перерыв до десяти часов утра.
  Направляясь к выходу из зала суда, Куинн задержался возле меня.
  — Зайди ко мне в офис, — шепнул он.
  Я последовал за ним.
  — Зачем?
  — Обсудить показания.
  — К дьяволу показания! — сказал я. — Мне нужно заняться кое-чем другим. Держи телефон рядом, чтобы я мог связаться с тобой в любое время ночи. Постарайся выспаться — ночь будет нелегкой.
  Я подозвал Берту, и мы стали пробиваться сквозь толпу.
  — Что теперь? — осведомилась Берта.
  — Теперь, — ответил я, — мы отправимся к нашему баллистическому эксперту в Пасадену и выясним, что за штуковину мы откопали в саду.
  — Это тоже «кольт» 38-го калибра, — сказала Берта.
  — Возможно, орудие убийства. Это означает, что одного из нас вызовут свидетелем.
  — О боже! — простонала Берта.
  Мы проехали в Пасадену, где находился офис одного из лучших баллистических экспертов округа, и вручили ему наше оружие. Через полчаса он установил его номер, а еще через час мы получили ответ.
  Револьвер был куплен Хелен Мэннинг шесть лет назад.
  Я положил трубку и обернулся к Берте.
  — Это твоя епархия, Берта. Тебе придется заняться малышкой.
  — Какой?
  — Хелен Мэннинг.
  — Этой сучкой! — поморщилась Берта.
  — Ты сможешь ее расколоть?
  — Смогу, — пообещала Берта. — Я вытряхну ее потроха на пол ее же квартиры.
  — Поехали, — сказал я.
  Глава 20
  Я нажал кнопку звонка у двери квартиры Хелен Мэннинг.
  — Кто там? — осведомилась она нежным голоском.
  — Дональд Лэм, — ответил я.
  — Одну минуту, Дональд.
  Она немного помедлила, потом засмеялась и сказала:
  — Я только что из душа. Позвольте мне что-нибудь надеть.
  Мы с Бертой ждали около пяти минут, затем дверь открылась.
  Хелен нацепила на себя нечто полупрозрачное.
  — Простите мне мой вид, Дональд, — скромно заговорила она, — но я только из ванной и… Кто это?
  Берта въехала в комнату, словно танк, наступающий на переднюю линию вражеских укреплений.
  — Я Берта Кул, детектив, — представилась она. — Не будем тратить время и перейдем к делу. Садитесь там, где я могла бы смотреть на вас.
  Берта закрыла дверь, пнув ее ногой.
  — Чего это вам пришло в голову убивать Карла Эндикотта? — осведомилась она.
  Хелен отшатнулась. Ее рука скользнула к горлу, глаза расширились.
  — О чем вы говорите?
  — Вы отлично знаете о чем, — сказала Берта. — Вы приходили повидать Эндикотта в тот день, когда он был убит, и захватили с собой оружие, верно, дорогуша? Когда сегодня в зале суда вы так мило ворковали с окружным прокурором, вы не рассказали ему всего. Например, того, как вы купили револьвер, не так ли? Ну так я расскажу вам об этом. Вы купили «кольт» 38-го калибра в магазине спорттоваров в Санта-Ане за два дня до убийства Карла Эндикотта. Но после убийства он уже не был в вашем распоряжении. Не следовало ли сообщить об этом прокурору, тем более с такой романтической внешностью?
  — Почему вы… — запинаясь, произнесла Хелен. — Я не… я никогда…
  — Не морочьте мне голову! — прикрикнула на нее Берта. — Это вам не демонстрировать мужчинам ваши ножки! Вы разговариваете с женщиной, которой известны все трюки. И не разыгрывайте передо мной маленькую леди. Вы спали с Карлом Эндикоттом и не возражали против его женитьбы, пока оставались любовницей номер один, но когда он завел себе еще кое-кого и передвинул вас на второй номер, вы не выдержали.
  — Я… я… — Хелен Мэннинг начала всхлипывать.
  — Хнычьте сколько душе угодно, — сказала Берта. — Это даст вам возможность не смотреть мне в глаза, но больше ничем не поможет. Когда ваши слезы высохнут, вы увидите Берту Кул, а не Дональда Лэма. А теперь быстренько подсыхайте и колитесь, покуда я не взялась за вас по-настоящему.
  — Что… что вам нужно?
  — Что произошло в ту ночь, когда Эндикотт был убит?
  — Я… я не знаю.
  — Черта с два вы не знаете, — сказала Берта. — Вы сообщили миссис Эндикотт о том, что Карл отправил Джона Энсела в путешествие на Амазонку, откуда тот не должен был вернуться. Миссис Эндикотт все выложила мужу. Это подлило масла в огонь, и муж позвонил вам. Конечно, последнее всего лишь догадка, но вы были у Эндикотта в тот вечер, когда его убили. Вы находились там, когда пришел Джон Энсел. Вы и есть та женщина, которая была в спальне наверху. Вы убили Эндикотта и решили, что ваше оружие никогда не найдут. Ну так, к вашему сведению, дорогуша, мы нашли его, и эксперт по баллистике установит, что роковая пуля была выпущена из этого самого револьвера, купленного вами за два дня до убийства в спортивном магазине в Санта-Ане. Вы будете говорить или хотите, чтобы я вызвала сюда полицию и чтобы репортеры вытряхнули наружу все ваши тайны?
  Берта смотрела на Хелен сверху вниз. В ее решительности не было никаких сомнений.
  — Я не убивала его, миссис Кул, — взмолилась Хелен. — Честное слово!
  — Тогда кто?
  — Купер Хейл — единственный, кто мог это сделать.
  — Ну, вот вы и заговорили, — одобрила Берта. — Выкладывайте факты. Что именно произошло?
  — Я все рассказала его жене, а жена сообщила об этом ему. Он пришел в бешенство, позвонил мне и потребовал, чтобы я приехала к нему. Я испугалась и купила это оружие… Не знаю, что я собиралась сделать, но… Я очень любила Карла Эндикотта и отдала ему куда больше, чем он отдал мне. Я отдала ему мое сердце, лучшие годы моей жизни. Я…
  — Прекратите это нытье, — прервала Берта. — Мне нужны факты. У нас мало времени.
  — Когда я прибыла к нему домой, он сказал, что мистер Хейл придет с минуты на минуту, и отвел меня в спальню наверху. Со мной он был ласков — сказал, что жена оставила его, обнял меня и… его руки нащупали револьвер.
  — Что было потом?
  — Он засмеялся, забрал у меня револьвер и положил на туалетный столик. И тут позвонили в дверь. Это был Хейл. Карл сказал, чтобы я его подождала — что Хейл скоро уйдет и он вернется. Я была так взволнована и расстроена, что не знала, как поступить. В дверь снова позвонили. Это пришел Джон Энсел. Я думала, что он мертв, и испугалась, услышав его голос. Карл отвел Энсела наверх, извинился, вернулся в спальню и шепнул мне: «Тебе придется уйти, дорогая; ситуация стала слишком сложной. Возвращайся в город, а я позвоню тебе позже». Потом он поцеловал меня и добавил: «Спускайся потихоньку и исчезни».
  — Ну и что вы сделали?
  — Послушалась. Когда я добралась до тротуара, то услышала револьверный выстрел в спальне наверху. Я немного поколебалась, а потом пустилась бегом. Я бежала, пока не выдохлась окончательно, села на автобус и вернулась в город. В глубине души я знала, что произошло — знала… что он мертв.
  Берта посмотрела на меня.
  — Напишите все это, — сказал я Хелен.
  Мы подвели ее к столу и дали ей бумагу. Она написала то, что сообщила нам.
  — Теперь подпишитесь, — велел я.
  Хелен подчинилась.
  — Поставьте число!
  Она снова послушалась.
  Берта и я расписались как свидетели.
  — Вы сознавали, что отправляете невиновного в газовую камеру? — спросил я.
  — Я не знала, что мне делать, — ответила Хелен. — Пыталась остаться в стороне. Вы не понимаете, что все это означает для меня, Дональд. Вся моя карьера… у меня хорошая работа, мне платят приличное жалованье, как опытной секретарше. Малейший намек на скандал, и меня вышвырнут, а я уже… не так молода.
  — Что это вы болтаете? — сказала Берта. — Не говорите, что вы не молоды. Вам около тридцати пяти — для женщины это самый подходящий возраст, чтобы начинать жить. Вы ведь отлично знаете вкусы мужчин и умеете сводить их с ума. От вашего нытья меня тошнит. Только не заводите разговоры о «лучших годах жизни» и тому подобной чепухе. Это отпугивает мужчин почище черной оспы. Ешьте поменьше сладкого и найдите себе подходящего парня. Лучшие годы для вас только начинаются.
  — Знаю, — печально промолвила Хелен, — но почти все мои знакомые мужчины уже женаты.
  — Это не помеха, — без всякого сочувствия заметила Берта. Подойдя к стулу, она взяла висевший на его спинке пояс, посмотрела на него и швырнула в угол. — При вашей фигуре стыд и срам стискивать себя этими штуками. Откажитесь от нескольких калорий и используйте вашу попку на всю катушку. Пошли, Дональд.
  Мы оставили Хелен Мэннинг громко всхлипывающей.
  — Ну? — спросила Берта Кул.
  — Отправляйся домой и ложись спать, — сказал я ей. — Я должен отвезти эти показания Барни Куинну.
  — Будем надеяться, что это его приободрит, — вздохнула Берта.
  — Адвокату нелегко, когда клиент лжет ему, особенно если он планирует всю защиту на его показаниях.
  — Знаю, — сказала Берта. — Как я выглядела? Была достаточно крутой?
  — Вполне достаточно.
  — Это послужит ей уроком, — заметила Берта. — Девочке следовало вытянуть из этого сукиного сына побольше денег, чтобы ей не пришлось искать работу, когда он даст ей от ворот поворот.
  — Откуда она могла знать, что ей дадут от ворот поворот? — возразил я.
  — С таким парнем, как Карл Эндикотт, этого всегда можно ожидать. А теперь блондиночка думает, что в тридцать пять лет для нее все кончено. Вздор! Все только начинается! Ей нужно сбросить фунтов пять с задницы, и она готова к бегам. В тридцать пять только и начинаешь понимать что к чему. Ладно, Дональд, поезжай к Барни Куинну, а Берта пойдет домой и съест большой жирный кусок мяса. Слава богу, мне незачем беспокоиться о своей заднице. С мужчинами я покончила.
  Глава 21
  Барни Куинн мерил шагами свой кабинет.
  — Начинаю думать, что мы справимся, Дональд, — сказал он. — Это хорошее жюри, и полагаю, нам удалось вызвать у них сочувствие.
  — Отлично, — кивнул я. — Завтра утром Эрвин кончит разбираться с экспертом по баллистике. На основании находки в изгороди оружия Энсела он попытается снова ссылаться на показания Хелен Мэннинг…
  Куинн рассмеялся.
  — Это ему ничего не даст. Судья Лотон вымарал ее показания из протокола, так что ему придется…
  — Погоди, — прервал я. — Когда Эрвин попытается восстановить показания Хелен Мэннинг на том основании, что их подтверждает находка оружия, ты скажешь суду, что при данных обстоятельствах точка зрения Эрвина выглядит хорошо аргументированной и ты отзываешь ходатайство о вычеркивании из протокола показаний Хелен Мэннинг.
  — Что?! — изумленно воскликнул Барни. — Ты спятил!
  — Тогда, — продолжал я, — Эрвин угодит в ловушку. Он вызовет своих главных свидетелей — Никерсона и Купера Хейла. Хейл расскажет весьма убедительную историю. После этого окружной прокурор успокоится и уступит инициативу тебе. Ты привлечешь внимание суда к тому факту, что Хелен Мэннинг удалили с места свидетеля и у тебя не было возможности подвергнуть ее перекрестному допросу.
  — Это будет форменным самоубийством, — заявил Барни Куинн.
  — А когда ты вернешь на свидетельское место Хелен Мэннинг для перекрестного допроса, — закончил я, — то достанешь окружного прокурора.
  — В каком смысле «достану»?
  Я бросил на письменный стол заявление Хелен.
  Барни Куинн сел и начал читать. Прочитав несколько строк, он внезапно выпрямился и пробежал глазами остальное вплоть до подписи и даты. После этого Барни с благоговейным восторгом посмотрел на меня, встал и пожал мне руку, затем подошел к книжному шкафу, отодвинул полдюжины фальшивых корешков и извлек из открывшегося углубления бутылку и два стакана.
  — Мне не нужно, — предупредил я его. — Я за рулем.
  Барни Куинн наполнил свой стакан до краев.
  — Тогда садись за руль и поезжай домой, — сказал он. — У меня груз упал с души, и я намерен как следует выспаться впервые с того времени, как я занялся этим проклятым делом. Мне не терпится взглянуть на физиономию Эрвина, когда он сядет в лужу.
  — Не будь слишком уверен, — предупредил я его. — Эрвин далеко не дурак, а на Хелен Мэннинг явно действуют его выразительные глаза, широкие плечи и узкие бедра.
  Куинн взял со стола заявление.
  — Дай мне только ткнуть ей в лицо эту бумажку, и тогда мне безразлично, даже если она спит с окружным прокурором.
  — Тогда тебе лучше завтра все закончить, иначе это неминуемо произойдет, — усмехнулся я.
  Барни осушил полстакана виски, и его лицо расплылось в улыбке.
  — Как раз то, что нужно! — сказал он.
  Глава 22
  В начале утреннего заседания Эрвин вызвал свидетеля из Нью-Орлеана. Свидетель заявил, что работает в тамошнем магазине и продал револьвер, фигурирующий в качестве вещественного доказательства со стороны обвинения, подсудимому Джону Диттмару Энселу несколько лет назад. Он предъявил регистрационную книгу продажи огнестрельного оружия с подписью обвиняемого и опознал его.
  Перекрестного допроса не последовало.
  — Теперь, если будет угодно суду, я бы хотел восстановить показания свидетельницы Мэннинг, — сказал Эрвин голосом, дававшим понять, что для него это всего лишь вопрос рутины.
  Судья Лотон открыл рот, чтобы ответить отказом, когда поднялся Барни Куинн.
  — Может суд выслушать мое мнение, ваша честь?
  — Да, хотя в этом нет необходимости, — ответил судья.
  — Благодарю вас, ваша честь. Защита чувствует, что после идентификации оружия показания свидетельницы Мэннинг становятся важными, и отзывает ходатайство о вычеркивании их из протокола.
  — Что?!
  — Мы отзываем ходатайство о вычеркивании показаний. Защита полагает, что теперь они должны фигурировать в деле.
  — Ну а суд так не полагает, — фыркнул судья Лотон.
  Эрвин поспешил воспользоваться преимуществом.
  — Защита отзывает ходатайство о вычеркивании показаний свидетельницы Мэннинг?
  — Совершенно верно, — подтвердил Куинн.
  Судья задумался.
  — При данных обстоятельствах, — настаивал Эрвин, — вопрос отпадает сам собой, и показания свидетельницы могут считаться восстановленными.
  — Хорошо, — проворчал судья, недовольно глядя на Куинна.
  После этого был вызван Друд Никерсон.
  Занявший место свидетеля мужчина с солидным брюшком и внешностью полицейского осведомителя вернулся в своих показаниях к вечеру убийства. Никерсон опознал в Энселе человека, который сел к нему в такси в аэропорту в начале девятого и которого он отвез к дому Карла Карвера Эндикотта. Тогда этот человек казался нервным и расстроенным.
  Куинн ограничился самым поверхностным перекрестным допросом.
  Окружной прокурор вызвал Купера Фрэнклина Хейла.
  Хейл медленно поднялся на свидетельское место, принес присягу, назвал свои имя и адрес и осторожно опустился на стул, словно опасаясь каких-то тайных ловушек.
  Он заявил, что был в доме Эндикотта в вечер убийства, что к Эндикотту пришел другой посетитель, поэтому Эндикотт извинился и поднялся наверх. Хейл ждал внизу, чтобы окончить свои дела с Эндикоттом, услышал наверху револьверный выстрел, направился к лестнице и увидел человека, сбегавшего по ступенькам. Он опознал этого человека в подсудимом Джоне Диттмаре Энселе.
  Снова Куинн задал только несколько вопросов.
  — У обвинения больше нет свидетелей, ваша честь, — сказал Эрвин.
  — Прошу суд учесть, — вмешался Куинн, поднявшись с места, — что нам не дали возможности подвергнуть перекрестному допросу свидетельницу Мэннинг. Ее удалили со свидетельского места и…
  — Ее показания были вычеркнуты, — прервал Эрвин, — и впоследствии восстановлены без какого-либо ходатайства со стороны защиты о перекрестном допросе.
  — Это ничего не меняет, — указал судья Лотон. — Защита имеет право подвергнуть перекрестному допросу эту свидетельницу. Суд упустил это из виду, так как считал… Не важно. Пусть свидетельница Мэннинг займет место для перекрестного допроса.
  Хелен вырядилась, словно для фотографии в газету. Барни Куинн начал исподволь.
  — Правда ли, что свидетельница сообщила миссис Эндикотт о том, что Джона Энсела отправили в экспедицию на верную гибель, за два дня до смерти Эндикотта?
  Свидетельница подтвердила, что это правда.
  — Не является ли правдой также то, — продолжал Куинн, — что Карл Эндикотт позвонил вам в день своей смерти и сказал, что вы сообщили его жене ложные сведения, что он хочет объяснить вам свое поведение, так как огорчен, что вы использовали служебные сплетни в качестве информации?
  — Да.
  — Не отправились ли вы в тот же день в его дом?
  — Да.
  — И, — повысил голос Куинн, вставая и указывая на нее пальцем, — не положили ли вы в сумочку револьвер «кольт» 38-го калибра?
  — Он был не в сумочке, а в бюстгальтере.
  — Незачем кричать на свидетельницу, — упрекнул Эрвин. — Нет никаких причин для столь драматических возгласов.
  Судья Лотон перевел ошеломленный взгляд с прокурора на адвоката, потом посмотрел на свидетельницу.
  — Продолжайте, — сказал он.
  — Не сообщил ли вам покойный Карл Карвер Эндикотт, когда вы пришли к нему в тот вечер, что он ожидает визитера в лице Купера Фрэнклина Хейла, и не попросил ли он вас подняться наверх и подождать там, пока ему не удастся избавиться от мистера Хейла?
  — Да.
  — И вы поднялись наверх вместе с ним?
  — Да.
  — В спальню?
  — Да.
  — Где мистер Эндикотт обнаружил оружие, которое было при вас?
  — Да.
  — Что он с ним сделал?
  — Отобрал оружие и упрекнул меня за то, что я взяла его с собой.
  — И что произошло затем?
  — В дверь позвонили. Мистер Эндикотт сказал, что это мистер Хейл и что я должна его извинить.
  — А потом?
  — Потом он спустился вниз и пробыл там минут пятнадцать, когда позвонили снова, и мистер Эндикотт открыл дверь обвиняемому.
  — Вы точно знаете, что это был обвиняемый?
  — Я слышала его голос.
  — Вы знали обвиняемого?
  — Да.
  — И узнали его голос?
  — Да.
  — Что сделал мистер Эндикотт?
  — Повел мистера Энсела… я имею в виду обвиняемого, наверх, в свой кабинет.
  — И этот кабинет находился рядом со спальней, где были вы?
  — Да.
  — Что произошло дальше?
  — Мистер Эндикотт извинился перед обвиняемым, вошел в спальню и сказал, что ситуация оказалась сложнее, чем он ожидал, и что мне лучше уйти домой, но он обязательно свяжется со мной и договорится о встрече.
  — И как же вы поступили? — Поведение Куинна выдавало его крайнее удивление происходящим.
  Свидетельница должна была плакать, биться в истерике и неохотно давать весьма неприятные для нее показания, а вместо этого она сидела абсолютно спокойно и отвечала на вопросы без малейших признаков смущения. Окружному прокурору следовало пребывать на грани паники при виде того, как тщательно сконструированное им дело разбивается вдребезги, но Эрвин оставался хладнокровным, вежливым и ироничным, сохраняя выражение лица человека, который мирится с тактикой мелкого крючкотворства, избранной его оппонентом, только потому, что не желает тратить время суда на протесты.
  Помощник шерифа прошел по проходу на цыпочках и передал мне сложенный лист бумаги. Это было сообщение от нашего эксперта из Пасадены. В нем говорилось, что он получил повестку с требованием явиться в суд и захватить с собой револьвер.
  Я понял, что мы идем ко дну, и изо всех сил пытался встретиться взглядом с Куинном, прежде чем он задаст последний, роковой вопрос.
  — Что вы сделали потом?
  — Я вышла из дома, оставив оружие в спальне на бюро.
  — Кто был в спальне?
  — Покойный Карл Эндикотт.
  — А где был обвиняемый?
  — В соседнем кабинете.
  — Это все, — сказал Куинн и сел. Он походил на человека, обрушившегося всем своим весом на дверь, чтобы взломать ее, и обнаружившего, что дверь не заперта.
  Окружной прокурор благожелательно улыбнулся.
  — Это все, мисс Мэннинг. Благодарю вас за откровенное изложение фактов.
  Хелен собралась покинуть место свидетеля.
  — Одну минуту, — остановил ее Эрвин. — Хочу выяснить последний вопрос. Вы уже заявляли то, о чем только что дали показания?
  — Да.
  — Когда?
  — Вчера вечером.
  — Кому?
  — Двум детективам, нанятым обвиняемым, — Дональду Лэму и Берте Кул.
  — Благодарю вас. Это все.
  Хелен покинула свидетельское место.
  — В свете показаний этой свидетельницы, ваша честь, — сказал Эрвин, — я вынужден вызвать еще одного свидетеля.
  Он вызвал эксперта из Пасадены.
  Эксперт опознал в предъявленном ему оружии то, которое он получил от нас. Он признал, что почистил револьвер с целью выстрелить из него проверочной пулей. У него не было доступа к пуле, послужившей причиной гибели Эндикотта, и следовательно, он не мог определить, была ли выпущена роковая пуля из этого оружия.
  — Если бы вам дали возможность проконсультироваться у эксперта обвинения и обследовать роковую пулю, вы смогли бы сделать точный вывод? — спросил Эрвин.
  — Думаю, что смог бы, — ответил эксперт.
  Улыбающийся Эрвин предложил, чтобы свидетелю предоставили такую возможность, добавив, что Стивен Бердсли, баллистический эксперт обвинения, будет только рад сотрудничеству со столь выдающимся специалистом.
  Эрвин попросил снова ненадолго вызвать Купера Хейла. Хейл заявил, что, услышав выстрел, он помчался наверх, обнаружил Эндикотта, лежавшего на полу мертвым с пулевым ранением в затылке, и что на бюро не было никакого револьвера.
  — Теперь, — сказал Эрвин, — позвольте задать вам несколько вопросов о более недавних событиях, мистер Хейл. Где вы проживаете в настоящее время?
  Хейл назвал свой адрес.
  — На каком расстоянии находится это место от ранчо «Козодой», принадлежавшего покойному Карлу Карверу Эндикотту?
  — Прямо по соседству.
  — То есть это соседний дом?
  — Да.
  — Теперь хочу привлечь ваше внимание к ночи перед началом этого процесса. Не заметили ли вы в указанное время чего-либо необычного в поместье Эндикотта?
  — Да, сэр, заметил.
  — Что именно?
  — Два человека что-то откапывали в живой изгороди ранчо Эндикотта.
  — У вас была возможность разглядеть этих людей или узнать их?
  — Да. Я узнал их по голосам.
  — Не расскажете ли вы нам, что именно произошло?
  — В моем доме было темно. Я собирался спать, так как было далеко за полночь, когда разглядел в окно двух людей в живой изгороди. Мне стало любопытно, поэтому я накинул темный халат и выскользнул через боковую дверь. Услышав их разговор, я узнал, что они что-то выкапывают.
  — Что было дальше?
  — Я услышал, как один из них сказал: «Я нашел это!»
  — Вы знаете, кто это сказал?
  — Да, сэр.
  — Кто?
  — Дональд Лэм, детектив, нанятый защитой.
  — Вы слышали его голос раньше?
  — Да.
  — Вы узнали этот голос?
  — Да.
  — А до того времени вы видели, как кто-то закапывал что-то в районе живой изгороди?
  — Да, сэр.
  — Кто?
  — Миссис Эндикотт.
  — Вы имеете в виду Элизабет Эндикотт, вдову Карла Карвера Эндикотта?
  — Да, сэр.
  — Что она закапывала?
  — Не знаю. Она вынула эту вещь из пакета, вырыла ямку в земле, положила ее в эту ямку и снова забросала ее землей.
  — Когда это произошло?
  — Той же ночью.
  — В какое время?
  — Примерно за час до того, как мистер Лэм и миссис Кул выкопали оружие.
  — Вы слышали, как они называли это оружием?
  — Да.
  — В каком месте изгороди миссис Эндикотт закопала этот предмет? Можете указать его на карте?
  Свидетель указал место.
  — Отметьте его крестом и поставьте рядом свои инициалы.
  Хейл повиновался.
  — А вы можете указать место, где, как вы видели или, вернее, слышали, упомянутые вами лица откопали оружие?
  — Да, сэр.
  — Где это было?
  — Насколько я могу судить, в том же месте, которое я отметил на карте.
  Эрвин с улыбкой обернулся к Куинну.
  — Перекрестный допрос, — сказал он.
  К счастью, у Куинна хватило ума привлечь внимание суда к тому факту, что подошло время первого перерыва.
  Суд удалился, и Куинн подошел ко мне.
  — Все в порядке, — успокоил я его. — Мы их перехитрим.
  — Но что произошло?
  — Нечто абсолютно очевидное, — ответил я. — Этот чертов прокурор с его романтической внешностью и выразительным взглядом полностью загипнотизировал Хелен Мэннинг. Она ест у него из рук. Должно быть, она позвонила ему, как только мы вышли из ее квартиры, и все рассказала.
  Конечно, мы никак не могли это предотвратить. Если бы мы представляли обвинение, то могли бы взять ее под стражу, чтобы помешать ей связаться с противной стороной.
  Окружной прокурор связался с Хейлом и сообщил ему печальные новости, но Хейл рассмеялся, сказал, что только того и ждал, чтобы мы угодили в ловушку, и впервые рассказал прокурору о том, как видел миссис Эндикотт, что-то закапывающую в живой изгороди, и нас, что-то выкапывающих в том же месте.
  — По-твоему, Эрвин посмотрел на это сквозь пальцы и даже не спросил Хейла, почему он не рассказал эту историю раньше?
  — Наверняка спросил, и Хейл, несомненно, объяснил, что он думал, будто власти располагают орудием убийства, точно не знал, что именно мы нашли, и хотел посмотреть, какой трюк мы готовим, прежде чем показать свои козыри.
  — Эрвин не так туп, — заметил Куинн. — Хейл лжет.
  — Мы не можем это доказать, а Эрвин в этом деле настолько на его стороне, что это отражается на всех его суждениях. Он во что бы то ни стало хочет выиграть процесс.
  — Но что нам теперь делать? — спросил Куинн.
  — Ты должен расколоть Хейла. Спроси его, не являлся ли он в мой офис и не предлагал ли дать показания в пользу подзащитного, если мы предоставим ему возможность передать его землю в аренду промышленнику с Востока?
  — Что? — встрепенулся Куинн. — Он в самом деле предлагал вам это?
  — Спроси у него.
  — Но я не могу спрашивать, не будучи уверен, что подобное имело место.
  — Спроси, — настаивал я.
  — А ты обещаешь, что выйдешь на место свидетеля и заявишь, что он это говорил?
  — Нет, — ответил я. — Не уверен, что он говорил об этом в таких выражениях. Но он подразумевал именно это и не сможет вспомнить, какие именно слова произносил тогда. Так что спрашивай смело.
  — Не буду, если ты не обещаешь это подтвердить.
  — Спроси его, зачем он приходил в наш офис. Спроси, не называл ли он себя личным другом окружного прокурора и не предлагал ли ходатайствовать за обвиняемого, если я буду с ним сотрудничать.
  — А это ты подтвердишь?
  — Да, так как предложение было сделано в присутствии мэра Тэбера и с его одобрения.
  Суд вернулся в зал. Хейл, самоуверенно улыбаясь, ожидал перекрестного допроса.
  — Не были ли вы знакомы с детективами Дональдом Лэмом и Бертой Кул? — спросил Куинн.
  — Познакомился совсем недавно.
  — Не заявляли ли вы мистеру Лэму и его партнеру миссис Кул, что вы друг окружного прокурора?
  — Вполне возможно. Я считаю окружного прокурора своим другом. Я знаю многих чиновников в этом округе и рассматриваю их как своих друзей.
  — Не предлагали ли вы ходатайствовать в пользу обвиняемого, если мистер Лэм будет сотрудничать с вами в одном деловом вопросе?
  — Нет.
  — Не предлагали ли вы использовать ваши хорошие отношения с окружным прокурором с целью облегчить положение обвиняемого, если Кул и Лэм будут содействовать вам в одной проблеме, касающейся недвижимости? Не отказали ли они вам и не перешли ли вы к угрозам?
  — Разумеется, нет!
  — Не имела ли место подобная беседа в их офисе?
  — Нет, сэр.
  — Но вы были в их офисе?
  Свидетель колебался.
  — Были? — прогремел Куинн.
  — Ну да.
  — До начала процесса?
  — Да.
  — После ареста обвиняемого?
  — По-моему, да. Я не помню точной даты.
  — Не обсуждали ли вы тогда это дело с мистером Лэмом и миссис Кул?
  — Мы обсуждали много вещей.
  — Отвечайте на вопрос! Обсуждали ли вы с ними это дело?
  — Возможно, я упоминал о нем.
  — А в этой связи вы обсуждали вашу дружбу с окружным прокурором?
  — Может быть.
  — Не предлагали ли вы им свое содействие?
  — Содействие — весьма широкое понятие, мистер Куинн.
  — Я понимаю по-английски, — сказал Куинн. — Так предлагали или нет?
  — Возможно, я использовал это слово. Но то, что я под ним подразумевал, может означать совсем иное, чем думают мои собеседники.
  — Но вы приходили к ним в офис?
  — Да.
  — После того, как дело передали в суд?
  — Да.
  — И вы упоминали о вашей дружбе с окружным прокурором?
  — Да. Либо я, либо мой спутник.
  — И вы предлагали использовать ваши связи в обмен на их сотрудничество?
  — Ну, может, я и предлагал что-то насчет сотрудничества. Не помню.
  — Хорошо. Не было ли это предложение встречено отказом?
  — Не было никакого определенного предложения, от которого можно было отказаться.
  — Вы покинули офис, произнеся угрозы?
  — Я… Нет.
  — Следовательно, вы ушли из офиса в том же дружелюбном настроении, в каком явились туда?
  — Да.
  — Уходя, вы обменялись рукопожатиями с Дональдом Лэмом?
  — Не помню.
  — А с миссис Кул?
  — Тоже не помню.
  — Разве не факт, что вы ушли, не пожав им руки?
  — Я не запоминаю такие мелочи.
  — Зачем вы приходили в их офис? — спросил Куинн.
  — Ну… я…
  — Протестую, ваша честь! — заявил Эрвин. — Обсуждение этой темы зашло достаточно далеко.
  — Протест отклонен, — буркнул судья Лотон.
  — Так почему вы приходили в их офис?
  — Я хотел получить определенную информацию.
  — О чем?
  — О слухах, циркулировавших вокруг промышленного предприятия, которое якобы планируют построить в Ситрес-Гроув.
  — И вы не упоминали, что владеете недвижимостью в Ситрес-Гроув?
  — Возможно, упоминал.
  — И не предлагали использовать ваше влияние и дружбу с окружным прокурором, если Кул и Лэм будут с вами сотрудничать?
  — Ну, не в таких выражениях.
  — Но это являлось целью вашего визита?
  — Нет, сэр.
  — Тогда что?
  — Я хотел получить нужную информацию.
  — И в процессе ее получения вы упомянули, что дружны с окружным прокурором, и предложили содействие в деле обвиняемого Джона Диттмара Энсела в обмен на сотрудничество Кул и Лэма? Так или нет?
  — Не совсем так.
  Куинн с отвращением отвернулся.
  — Это все, — сказал он.
  Эрвин заявил, что тесты, производимые экспертами, требуют времени, и предложил отложить заседание до двух часов.
  Судья Лотон удовлетворил его просьбу.
  — Встретимся в твоем офисе, — сказал я Куинну, когда он выходил из зала суда. — Не хочу разговаривать здесь.
  Я тоже покинул зал.
  Репортеры щелкали вспышками мне в лицо, фотографируя и Берту Кул.
  Один из них спросил Берту, есть ли у нее комментарии насчет показаний Хейла.
  — Конечно, есть, — ответила Берта.
  — Какие?
  — Можете написать, что Хейл предложил использовать свои связи с целью свести обвинение к непредумышленному убийству, если мы сообщим ему определенную информацию. Можете добавить, что я намерена заявить об этом в суде, и, если окружной прокурор станет ко мне цепляться, я ему башку сверну.
  Я пришел в офис Куинна. С ним была миссис Эндикотт.
  — Ну? — осведомился Куинн.
  — Я хочу, чтобы ты сделал одну вещь, Барни, — сказал я. — Если ты сделаешь так, как я скажу, то все будет в порядке.
  — О чем ты?
  — Вызови экспертов и докажи, что Эндикотт был убит из оружия Мэннинг, а не Энсела. Остальное пусть пока идет само собой. Сосредоточься на этом.
  Я повернулся к миссис Эндикотт.
  — Вы действительно зарыли это оружие?
  Она покачала головой.
  — Показания Хейла абсолютно лживы.
  — Но как я могу это доказать, Лэм? — спросил Куинн. — Если я вызову миссис Эндикотт свидетельницей, они начнут проверять ее передвижения в момент убийства и разнесут ее алиби вдребезги.
  — В убийстве обвиняют Энсела, — напомнил я.
  — Знаю, но если им удастся дискредитировать миссис Эндикотт, то это отразится на Энселе. Это будет выглядеть, как будто они спланировали преступление вместе.
  — Если ты сделаешь, как я сказал, то тебе незачем будет никого вызывать.
  — Что?!
  — Докажи, что преступление совершено оружием, которое мы передали эксперту прошлой ночью.
  На его лице отразилось сомнение.
  — Черт возьми! — воскликнул я. — Я знаю, что делаю. Слушай меня, выдвинь аргументы, о которых я тебе говорю, и с жюри будет все в порядке.
  — Они все равно признают его виновным, — упорствовал Куинн.
  — Ладно, — вздохнул я. — Не полагается спрашивать тебя об этом в присутствии твоего клиента, но какую тактику планируешь ты? Рискнешь вызвать свидетелем миссис Эндикотт?
  — Нет.
  — Тогда обвиняемого?
  — Нет.
  — Ну и что произойдет, если ты не вызовешь никого из них?
  Он скорчил гримасу.
  — Энсела признают виновным в убийстве первой степени.
  — Тогда тебе придется сделать то, что я говорю, хочешь ты этого или нет, — сказал я. — Забудь обо всем и сосредоточь внимание на оружии, а когда будешь выступать в прениях, заставь окружного прокурора объяснить жюри, что именно предполагает обвинение. Пусть он реконструирует преступление для присяжных.
  Куинн все еще сомневался.
  — Заключительное слово в прениях принадлежит Эрвину, а он хитер. Если я его спровоцирую, он будет реконструировать преступление, пока присяжным не покажется, будто они видят, как Энсел стреляет Эндикотту в затылок.
  — Из оружия Хелен Мэннинг? — осведомился я.
  Барни задумался над этим.
  Глава 23
  Суд собрался во второй половине дня. Обвинитель вызвал Стивена Бердсли.
  Свидетель заявил, что эксперт, нанятый защитой, и он обследовали два револьвера, о которых шла речь, и оба пришли к выводу, что убийство было совершено из второго оружия. Бердсли добавил, что, хотя наш эксперт удалил значительную часть земли из второго оружия, на металле осталось достаточное ее количество, чтобы произвести анализ почвы.
  Эта почва резко отличается от земли в районе изгороди и земли, прилипшей к первому оружию, представленному в качестве вещественного доказательства, — оружию, которое он будет именовать револьвером Энсела в отличие от второго оружия, которое, соответственно, получит наименование револьвера Мэннинг.
  Таким образом, не вызывает сомнений, что револьвер Мэннинг пролежал некоторое время зарытым в каком-то другом месте, был выкопан сравнительно недавно и снова зарыт в живой изгороди. Разумеется, свидетель не может определить, кто именно это сделал.
  Бердсли посмотрел на миссис Эндикотт. Она, не дрогнув, встретила его взгляд. Ее лицо оставалось лишенным всякого выражения.
  — Вы полностью уверены, что роковая пуля была выпущена из оружия, которое вы именуете револьвером Мэннинг?
  — Да, сэр. Таково мое мнение.
  Рискуя получить замечание от судьи, я нацарапал записку и попросил пристава передать ее Барни Куинну.
  В записке было сказано: «Никакого перекрестного допроса!»
  Куинн прочитал записку, бросил взгляд на меня, потом нахмурился и задумчиво посмотрел на Эрвина.
  Прокурор отвесил ему иронический поклон.
  — Свидетель ваш.
  — Вопросов нет, — сказал Куинн.
  Эрвин был явно сбит с толку.
  — Ваша честь, — обратился он к судье, — я… я крайне удивлен таким оборотом событий.
  — Для этого нет никаких причин, — заметил судья Лотон. — Мне кажется, обвинитель-ветеран должен предвидеть такую возможность. Вы желаете открыть прения?
  — Да, ваша честь.
  Эрвин начал с пространного выступления.
  Куинн сменил его. Он говорил о странных обстоятельствах дела, о том факте, что орудие убийства было принесено в дом Эндикотта свидетельницей Мэннинг, что обвинение пыталось утверждать, будто миссис Эндикотт зарыла что-то в живой изгороди, но не смогло продемонстрировать, что именно.
  Между тем, указал Куинн, обвинение было обязано доказать свои утверждения. Не могут служить доказательствами слова, что миссис Эндикотт что-то зарыла, а другие люди что-то вырыли в том же месте. Обвинению следовало раскопать всю землю под изгородью и убедиться, что там не зарыты никакие другие предметы.
  Более того, каким образом миссис Эндикотт могла иметь в распоряжении орудие убийства? Ее тогда не было в доме. Если бы Энсел хотел убить Эндикотта, он бы застрелил его из револьвера Энсела, а не из револьвера Мэннинг. Он никогда не стал бы выбрасывать свое оружие в окно, рассчитывая войти в спальню и найти там другое оружие.
  Куинн призвал окружного прокурора реконструировать преступление и показать, как именно оно было совершено.
  Эрвин взял карандаш и начал делать им какие-то заметки. При этом он усмехался.
  Куинн опустился на стул.
  Эрвин с достоинством поднялся. Он заявил, что принимает вызов защиты и охотно продемонстрирует, как все произошло.
  Эрвин яркими красками описал расстроенного и разгневанного Энсела, которого бросало то в жар, то в холод. Вначале Энсел намеревался убить Эндикотта, потом передумал, выбросил оружие и собирался покинуть дом. Но ему представилась соблазнительная возможность, он схватил лежавший на бюро револьвер и застрелил Эндикотта.
  Эрвин встал возле ложи жюри. Его выразительные глаза сверлили присяжных женского пола. Он использовал свое обаяние на полную катушку.
  Судья Лотон напомнил жюри, что они располагают несколькими формами вердикта: они могут признать подсудимого невиновным либо виновным в убийстве первой степени, второй степени или непредумышленном убийстве.
  Судья определил убийство первой степени как совершенное при помощи яда, пытки, поджидания жертвы в засаде или других преднамеренных действий, а также в результате осуществления или попытки поджога, изнасилования, кражи, ограбления, нанесения увечий или других действий, указанных в разделе 288 Уголовного кодекса. Все прочие убийства не принадлежат к убийствам первой степени. Непредумышленным убийством является лишение человека жизни в порыве гнева или во время внезапной ссоры.
  Судья велел жюри избрать председателя сразу же после ухода из зала суда и вынести вердикт, который председатель должен сообщить суду.
  Жюри удалилось в четыре пятнадцать.
  Куинн подошел посоветоваться со мной.
  — Я не понимаю твоей стратегии, Лэм, — сказал он.
  — Судебный репортер записал заключительное выступление окружного прокурора, — объяснил я. — Эрвин угодил в ловушку. Он заявил, что независимо от того, какие у Энсела были намерения, когда он отправлялся к Эндикотту, он выбросил в окно оружие, которое захватил с собой. Это означает отказ от попытки преднамеренного убийства. Если орудием преступления был револьвер, лежавший на бюро, — оружие Мэннинг, то это непредумышленное убийство.
  — Ну, так это и мое мнение, — сказал Куинн, — и я очень опасаюсь, Лэм, что, несмотря на твой оптимизм, жюри придет к тому же выводу.
  — Чего ты волнуешься? — спросил я. — Если жюри признает Энсела виновным в убийстве первой степени, ты сможешь подать апелляцию и добиться вердикта о непредумышленном убийстве.
  — Да, но если жюри признает его виновным как раз в непредумышленном убийстве?
  — Тогда, — ответил я, — подожди, пока суд отпустит жюри, и подойди к перилам, чтобы шепотом посовещаться со мной.
  — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнул Барни. — Я бы хотел заняться Хейлом. Лично я не сомневаюсь, что он поднялся по лестнице после ухода Энсела, увидел в спальне Эндикотта и револьвер на бюро, схватил оружие, выстрелил Эндикотту в затылок и взял крупную сумму денег, которую Эндикотт, очевидно, намеревался выплатить Энселу в качестве обещанной премии.
  — Я тоже в этом не сомневаюсь, — кивнул я. — Мы оба знаем, что произошло, но как нам это доказать?
  Хейл убил Эндикотта. Возможно, он узнал о том, как Эндикотт обманом женился на Элизабет, и стал его шантажировать. Но когда Хелен Мэннинг все рассказала миссис Эндикотт, ее мужу стало незачем платить шантажисту.
  Хейл на цыпочках поднялся наверх и стал слушать. После ухода Хелен Мэннинг и Энсела он шагнул в спальню, взял револьвер Мэннинг, прикончил Эндикотта и забрал двадцать штук.
  Оружие Хейл где-то зарыл. Узнав, что Энсел рассказал, как выбросил свой револьвер в окно, он выкопал орудие убийства и снова зарыл его в живой изгороди, где револьвер и должны были найти. Потом он заявил, что оружие закопала миссис Эндикотт.
  Мы не можем это доказать — нам незачем даже пытаться. Теперь Хейл — банкир с солидной репутацией. Он хорошо распорядился деньгами, добытыми шантажом и кражей, и стал крупной жабой в мелкой луже. Окружной прокурор набросил ему на плечи мантию респектабельности. Хейл — главный свидетель обвинения. Если бы ты попытался доказать, что он убийца, жюри признало бы Энсела виновным в убийстве первой степени, и ты ничего не мог бы сделать. Но благодаря избранной нами линии они могут признать его виновным самое большее в непредумышленном убийстве.
  — За это его могут упечь за решетку лет на десять, — мрачно промолвил Куинн.
  — Возможно, — согласился я.
  Глава 24
  В восемь семнадцать жюри вынесло вердикт.
  Присяжные гуськом вошли в зал суда. У некоторых женщин глаза были на мокром месте.
  Председатель жюри, мрачноватый загорелый владелец ранчо, доложил суду, что вердикт вынесен.
  Суд прошел через обычные формальности, и вердикт был зачитан. Присяжные признали подсудимого виновным в непредумышленном убийстве.
  Председатель прочистил горло.
  — Может ли суд меня выслушать, ваша честь?
  — В чем дело? — спросил судья.
  — Присяжные единодушно выражают сочувствие обвиняемому, но они сочли, что закон требует признать его виновным в непредумышленном убийстве.
  — Хорошо, — кивнул судья. — Вердикт принят, и присяжные свободны. Какого приговора требует обвинение?
  — Одну минуту, ваша честь, — вмешался Куинн.
  Он склонился над перилами, чтобы посоветоваться со мной.
  — У тебя при себе Уголовный кодекс? — спросил я.
  — Да.
  Я протянул ему записку.
  — Прочти это судье.
  Куинн посмотрел на клочок бумаги и сдвинул брови.
  — Суд ждет, мистер Куинн, — напомнил судья Лотон.
  Куинн медленно шагнул назад к столу защиты.
  — Если позволит суд, — сказал он, — я считаю справедливым заявить, что в этом деле я пользовался советами мистера Дональда Лэма, который имеет юридическое образование. Только что я получил от него настолько поразительный документ, что мне нужно время, чтобы полностью в нем разобраться. Суть его сводится к тому, что убийство является преступлением, судебное преследование за которое может быть возбуждено в любое время.
  — Разумеется, и в этом нет ничего удивительного, — кивнул судья.
  — Однако, — продолжал Куинн, — есть определенное исключение. В отличие от убийства первой и второй степени, непредумышленное убийство может преследоваться только в течение трех лет с момента совершения преступления. Таким образом, коль скоро подсудимый осужден за непредумышленное убийство, совершенное более трех лет назад, у суда нет иного выбора, кроме как освободить его. Разумеется, вердикт «непредумышленное убийство» оправдывает подсудимого от обвинений в убийстве первой и второй степени.
  Судья Лотон посмотрел на окружного прокурора, потом на Куинна и, наконец, устремил внимательный взгляд на меня. Его лоб слегка наморщился, но мне показалось, что в уголках его рта мелькнула улыбка.
  — Покажите мне записку, которую вам только что передали, мистер Куинн, — попросил судья.
  Куинн принес ему записку.
  Судья Лотон провел ладонью по волосам и стал рыться в Уголовном кодексе.
  — Желает ли окружной прокурор сделать заявление по этому поводу? — спросил он у Эрвина.
  — Окружной прокурор абсолютно не готов обсуждать этот вопрос в данный момент, — ответил Эрвин.
  — Ну, — промолвил судья, — по-моему, спорить тут не о чем. Я прочитал в записке, что мистер Лэм ссылается на знаменитое дело так называемого Человека-паука, который прожил несколько лет на чердаке дома своей жертвы. Защиту в этом деле представлял Эрл Сили Уэйкмен. В процессе возникла такая же ситуация. Теперь, когда внимание суда было привлечено к этому делу, суд припоминает, что доводы защиты были признаны убедительными.
  Добавлю, что решение, которое суд намерен вынести в данных обстоятельствах, вызывает сочувствие суда и, несомненно, вызовет сочувствие жюри. Суд не вполне убежден, что некоторые показания, данные по этому делу, следует принимать за чистую монету.
  Учитывая тот факт, что подсудимый был признан невиновным в убийстве первой и второй степени, а срок, по которому он мог быть осужден за непредумышленное убийство, давно истек, вердикт жюри аннулируется и обвиняемый освобождается из-под стражи.
  То, что началось в зале суда, походило на ад кромешный. Зрители ликовали. Репортеры влезали на стулья, столы и куда угодно, где можно было сделать снимок.
  Я подчеркивал, что Элизабет Эндикотт при всех обстоятельствах сохраняла бесстрастное выражение лица. Но на сей раз эмоции вырвались наружу. С сияющими глазами, со слезами, текущими по щекам, она подбежала к Джону Энселу, обняла его и поцеловала.
  Потом, прежде чем я успел опомниться, она стала целовать меня, шепча слова благодарности.
  Судья Лотон оставил попытки восстановить порядок и, улыбаясь, вышел из зала.
  Миссис Эндикотт поцеловала Берту, потом поцеловала Барни Куинна.
  Берта Кул подошла ко мне.
  — Все-таки ты башковитый сукин сын, — сказала она.
  Постскриптум
  Для Берты дело закончилось спустя два дня после вердикта, когда от миссис Элизабет Эндикотт пришел чек на пятнадцать тысяч долларов.
  Для меня же оно закончилось несколькими неделями позже, когда я получил по почте конверт.
  Обратного адреса на нем не было. Мой адрес был написан женским почерком. От конверта пахло духами. Внутри лежала газетная вырезка. Заголовок гласил:
  «Банкир задержан по обвинению в похищении и изнасиловании».
  Статья сообщала, что Купер Фрэнклин Хейл, известный банкир из Ситрес-Гроув и глава инвестиционной компании Хейла, был арестован на основании жалобы мисс Стеллы Карис.
  Хейл вроде бы занимался ее капиталовложениями. Между ними возникли расхождения. Мисс Карис заявила, что Хейл использует ее деньги и ее доверие для поддержки собственных инвестиций.
  Хейл прибыл на квартиру своей клиентки и предложил прокатиться на машине и «все обсудить».
  Спустя два часа один автомобилист подобрал мисс Карис. Она была покрыта грязью и царапинами; на ней разорвали одежду, оставив ее почти обнаженной.
  Мисс Карис заявила, что Хейл остановил машину в уединенном месте и попытался перевести финансовые затруднения в романтическую интерлюдию. Получив отказ, он пришел в бешенство, вытащил ее из машины в придорожные кусты и набросился на нее.
  Согласно мисс Карис, ей удалось вырваться только после того, как она была вынуждена подчиниться грубой силе.
  Хейл клялся, что это клевета и что ему было незачем прибегать к силе.
  Я с интересом следил за этим делом. Жюри поверило Стелле Карис, которая произвела в суде неизгладимое впечатление.
  В настоящее время Хейл отбывает в Сан-Квентине пожизненное заключение без права на досрочное освобождение.
  
  1956 год.
  (переводчик: П. Рубцов)
  
  Можно помереть со смеху
  Глава 1
  Я открыл дверь, на которой была табличка: «Б. Кул и Дональд Лэм — детективы». Старший партнер нашего агентства не позволяла писать свое имя полностью — «Берта Кул», а только — «Б. Кул».
  — Когда взволнованные клиенты обращаются в агентство, они не хотят иметь дело с женщиной, — говорила она время от времени. — Они хотят жесткого, грубого, видавшего виды мужчину. Женщина их стесняет. Они полагают, что женщина — слишком деликатное и нежное создание. Но они не знают, что я так же жестка и так же видала виды, как и любой мужчина в этой стране. Пусть они придут ко мне, и я покажу им тот склад ума, рядом с которым любой мужчина будет выглядеть мальчиком в коротких штанишках.
  Это было твердым убеждением Берты Кул, а сто шестьдесят пять фунтов ее тяжелой плоти были неподатливы, как моток колючей проволоки. И как всегда, она была права. Некоторых людей, слышавших о фирме и приходивших посоветоваться со старшим партнером, отпугивало женское имя на двери нашего офиса.
  Когда я вошел в приемную агентства, там ощущалась штормовая обстановка. Секретарша, показывая на кабинет Берты Кул, делала таинственные знаки. Одна из стенографисток подмигнула мне и кивнула в ту же сторону. Девушка из архива присела перед дверью Берты в шутливом реверансе. Я ухмыльнулся, давая им понять, что принял к сведению все то, что они пытались сказать мне, и прошел к двери, на которой было написано: «Дональд Лэм».
  Элси Бранд, моя верная секретарша, подняла глаза от машинки и сказала:
  — Доброе утро, Дональд! Ты видел Берту?
  Я отрицательно мотнул головой.
  — Ну так сейчас увидишь… — зловеще пообещала она.
  Элси еще не успела договорить, как большая рука Берты Кул рванула ручку двери моего кабинета так, что дверь затряслась и открылась, чуть не слетев с петель.
  — Где, черт побери, ты был? — прорычала она.
  — Вне игры…
  — Ах, ты был вне игры, там, где никто не мог тебя найти, а из-за этого мы чуть не потеряли самое крупное дело, какое мы когда-либо могли иметь.
  — Какое? — спросил я.
  — Нефть, — ответила Берта, и ее маленькие глазки загорелись жадным блеском.
  — Садитесь, — пригласил я, — и утихомирьте ваше давление.
  Берта Кул посмотрела на часы:
  — Он вернется в десять тридцать.
  — Тогда мы не потеряли его, — предположил я.
  — Мы этого не знаем, пока он не вернется обратно.
  — Как его зовут?
  — Лоутон С. Корнинг, из Техаса.
  — Зачем он искал меня?
  — Он искал меня, — ответила Берта. — Кто-то направил его к нам в агентство, пообещав, что мы сумеем хорошо выполнить его поручение, а потом он испугался, что я могу оказаться слишком мягкой и легкомысленной, поскольку я женщина, поэтому захотел встретиться с тобой. Боже мой! Я не знаю, что делает мужчин такими чертовски глупыми! Они думают, что только мужчины могут быть жесткими. Взять тебя, например… Любая умная малютка с прелестными ногами и осиной талией может обвести тебя вокруг пальца. Ты имеешь не больше ста тридцати фунтов чистого веса и никогда не выиграешь боя. А я имею сто шестьдесят фунтов чистого упрямства, и ни один мужчина не сможет подольститься ко мне, ни одна женщина не сможет влезть ко мне в душу без мыла и…
  — Сто шестьдесят? — переспросил я. — Вы что, похудели на пять фунтов?
  Она покраснела:
  — Я собираюсь похудеть. Сажусь на диету.
  — Насколько я слышал, в последний раз было сто шестьдесят пять.
  — Поди ты к черту! — огрызнулась Берта. — Я хочу знать, где я могу найти тебя, когда придет клиент, иначе мы можем потерять несколько тысяч долларов. Но для тебя, правда, деньги ведь ничего не значат… Я полагаю, ты только что закончил завтрак с маленькой глазастенькой самочкой и уже думаешь о свидании за ленчем…
  — Он должен прийти в десять тридцать? — прервал я ее.
  Она посмотрела на часы.
  — Точно через пятнадцать минут, — ответила она и, хлопнув дверью, вышла из моего кабинета.
  Я ухмыльнулся Элси Бранд:
  — Итак, день начался…
  — Мальчик, она хочет держать всех на коротком поводке, — сказала Элси. — Она названивала по всем телефонам во все места. Ей мерещилась уплывающая от нас Большая Нефть.
  — Ты не знаешь, что это за дело?
  — Только то, что, по подозрению Берты, здесь замешана нефть. Этого ей достаточно.
  Я пошел к своему столу, где Элси вскрыла и разобрала почту. Самый обычный ассортимент. Писали люди, искавшие пропавшие вещи, кое-кто выдвигал предложения, не стоившие выеденного яйца, была парочка писем, в которых мне намекали на самое большое дело, когда-либо попадавшее нам в руки, но при этом и сами хотели урвать для себя куш.
  Два письма требовали ответа, и я отложил их в сторону. Все остальное можно было со спокойной совестью бросить в мусорную корзину.
  — Ответишь им потом, — сказал я Элси. — Что ты думаешь об этой ситуации?
  Не успел я договорить, как на моем столе, как сигнал тревоги, зазвенел зуммер. Я посмотрел на часы. До десяти тридцати оставалось две минуты.
  — Этот парень точен.
  — Получите вашу нефть! Ты не забудешь обо мне, не правда ли, Дональд?
  — Заметано, — на ходу успокоил я ее и отправился в кабинет Берты Кул.
  Глава 2
  Клиент с головы до ног был техасцем. Ладно скроен и крепко сбит, широкоскул и плечист — решительный мужчина со стальными глазами и кустистыми бровями. На нем были ковбойские сапоги и широкий пояс с огромной серебряной пряжкой. Рядом с ним на стуле лежала высокая шляпа.
  Берта сияла, как знатная вдова на свадьбе у дочери миллионера.
  — Мистер Корнинг, — сказала она. — Я хочу, чтобы вы познакомились с Дональдом Лэмом. Дональд невысок, но мозговит. Если он начинает какое-нибудь дело, то расследует его до самого дна. Иногда ему крепко достается, но еще никому не удалось сломать его, не так ли, Дональд?
  Я игнорировал этот вопрос и протянул руку мистеру Корнингу.
  — Приятно познакомиться с вами, — сказал я.
  — Как здоровьице? — спросил Корнинг, после чего выбросил вперед руку, схватил мою ладонь, сжал ее и дернул от плеча вниз.
  — Мистер Корнинг из Техаса, — лучезарно улыбаясь, объявила Берта.
  Я посмотрел на него и пробормотал:
  — Ах вот как, мистер Корнинг? — И сел, потирая раздавленные пальцы.
  — Теперь я хочу предложить вам подробно рассказать мистеру Лэму, с чем вы пришли в наше агентство, — обратилась Берта к Корнингу.
  — Все очень просто, — сказал тот. — Я хочу, чтобы вы разыскали место пребывания миссис Друрри Велс… Миссис Ивонны Велс.
  — А потом? — с надеждой спросила Берта.
  — Это все, — отрезал Корнинг.
  Маленькие жадные глазки Берты забегали со скоростью ста пробежек туда и обратно в минуту.
  — Но это не то, о чем вы говорили час назад, — сказала она.
  — Это то, о чем я говорю вам сейчас, — произнес Корнинг.
  — Но вы говорили мне о нефтяной сделке, — сказала Берта.
  — Вы меня неправильно поняли, — сказал Корнинг.
  — Черт возьми, я поняла вас правильно, — огрызнулась Берта.
  — Я полагаю, что это невозможно до тех пор, пока я не знаю, где находится миссис Велс.
  — Вы говорили о разработках полезных ископаемых, — настаивала Берта. — Вы также говорили что-то о бурении, — еще раз напомнила она.
  — Я, чтобы продолжать работать, должен соединить это дело с другим делом.
  — Возможно, мы сможем помочь вам в этом «другом» деле.
  — Нет. Одного дела для вашего агентства достаточно.
  — Мы могли бы сделать это дело дешевле, чем другие, и, возможно, сохранили бы вам деньги.
  — Меня не интересует дешевая работа. Я готов дать справедливую цену за хорошее обслуживание. Я, когда мы говорили с вами утром, миссис Кул, намеревался оплатить оба дела. Но теперь я хочу подчеркнуть, что нефть в этом деле ни при чем: я ничего не говорил о нефти, о бурении, о полезных ископаемых. Я желаю нанять ваших людей, чтобы найти миссис Велс. Это все, что вы должны сделать. Найдите ее и сообщите мне. Очень просто.
  — По-вашему, это очень просто? — спросил я.
  — Откуда мне знать, — сказал Корнинг. — Если это слишком сложно для вас, забудьте о нашем разговоре, и я обращусь к кому-нибудь другому.
  Берта издала такой звук, будто ее кто-то душил, затем тут же взяла себя в руки и придала губам форму неподвижной, замороженной улыбки.
  — С чего надо начинать расследование? — спросил я Корнинга.
  — С Друрри Велса, — ответил тот. — Он проживает на Фрост-Моур-роуд. Номер дома 1638. Это одно из тех мест, где продается акр земли вместе с независимостью. У него маленький дом, несколько фруктовых деревьев и огород.
  — Жена живет там же? — спросил я.
  — И да, и нет…
  — Что вы имеете в виду?
  — Они — муж и жена, и предполагается, что живут вместе, но жены там нет.
  — Вы имеете представление, где она?
  — Именно поэтому я вас и нанимаю.
  — Вы спрашивали об этом Друрри Велса?
  Он посмотрел на меня с видом человека, который хочет составить мнение о партнере по игре в покер.
  — Да, — сказал он после минутной паузы.
  — Что он говорит?
  — Велс считает, что она сбежала с мужчиной. Он обеспокоен этим.
  — Вы разговаривали с соседями?
  — Да.
  — С кем именно?
  — С миссис Фрэнсис Рейли.
  — Где она живет?
  — В соседнем доме.
  — Что она думает по этому поводу?
  Корнинг посмотрел мне в глаза:
  — Она думает, что миссис Велс похоронена на одном из пляжей в песке дюн.
  — Вы заявляли в полицию?
  — Я не имею дел с полицией, — сказал Корнинг.
  Я сказал:
  — Тогда задание приобретает серьезный характер.
  — К черту! — воскликнул Корнинг. — Если бы я думал, что это простое дело или пустой номер, я бы справился со всем этим без посторонней помощи.
  Тут вмешалась Берта Кул:
  — А как насчет того участка земли в округе Сан-Бернардино, где, как вы говорили, вы побывали после разговора с соседями мистера Велса?
  Он был невозмутим:
  — Я не говорил, что побывал на этом участке земли. Я сказал только, что Ивонна Велс могла иметь заинтересованность в этом земельном участке, и поэтому, может быть, здесь лежит ключ к разгадке того, где ее искать.
  — У меня такое впечатление, что и вы были заинтересованы в этом участке.
  — Я заинтересован только в том, чтобы найти миссис Велс.
  Берта выглядела так, будто за завтраком съела блюдо стальных опилок, получив при этом удовольствие.
  — Как вел себя Велс, когда вы говорили с ним? Он был враждебен или готов к сотрудничеству?
  — Он готов сотрудничать. Он сказал мне, что беспокоится о жене и хочет найти ее.
  Я сказал:
  — Выпишите чек на тысячу долларов. Я начну поиски. Возможно, я найду ее. Возможно, и не найду. После того как я израсходую вашу тысячу долларов на поиски миссис Велс, мы снова поговорим.
  Корнинг вытащил чековую книжку. В этот момент Берта нервно сцепила пальцы. Свет заиграл на ее бриллиантовых кольцах.
  Корнинг выписал и положил на стол чек. Я взял его. Чек был выписан на банк Сан-Антонио, Техас, который должен был выплатить фирме «Кул и Лэм» сто пятьдесят долларов.
  Я бросил чек на стол перед Бертой:
  — Этот чек на сто пятьдесят долларов, а я говорил о тысяче.
  — Я слышал, что вы говорили. Сто пятьдесят долларов — это самая высокая цена, которую я готов заплатить в настоящее время. Я представляю крупный синдикат, который имеет широкий круг интересов. Это для нас относительно мелкое дело. Я хочу, чтобы оно и оставалось мелким делом.
  Я сказал:
  — Я не думаю, что такая сумма, выданная нам на расходы, позволит добыть ту информацию, которую вы хотите получить.
  — Ну, как хотите, — сказал он, подхватил шляпу и протянул за чеком свою большую загорелую руку.
  В ту же минуту в очередной раз вспыхнули бриллианты — это Берта выхватила чек прямо из-под его пальцев.
  — Мы приступаем к работе! — отрезала моя партнерша. — Когда мы израсходуем эти сто пятьдесят долларов, мы сразу сообщим вам об этом, и вы сможете принять любое решение: продолжать расследование или прекратить его.
  — Возможно, к тому времени вы найдете ее, — сказал он.
  — Мы найдем, — подтвердила Берта холодно. — Как с вами связаться?
  — Отель «Дортмут». Я проживу там еще десять дней.
  — Известите нас, если будете менять адрес, — сказал я Корнингу.
  — Перемены адреса не будет, — заявил он, пожал нам руки и пошел к двери.
  Берта подождала, пока дверь за ним закрылась, схватила со стола коробку с пластмассовыми скрепками и бросила ее на пол. Потом вскочила и начала топтать скрепки высокими каблуками своих туфель. В завершение всего она ногой отбросила пустую уже коробку в дальний угол кабинета.
  Я сел на стул и закурил.
  — Черт тебя побери, Дональд! — раздраженно крикнула она. — Если бы ты пришел на работу на час раньше, мы бы влезли в нефтяной бизнес. Этот сукин сын имеет арендный договор, который подписан на имя миссис Велс. Он отдал бы нам большой куш, чтобы мы нашли ее.
  — Еще не вечер, — сказал я.
  — Черта с два, не вечер! — разозлилась Берта. — Игра проиграна. После разговора со мной он ходил к адвокату, который сказал ему, что не нужно вмешивать детективное агентство в нефтяной бизнес только для того, чтобы найти пропавшую женщину. Этот адвокат посоветовал ему вернуться к нам и представить всю эту историю как банальные поиски пропавшего человека.
  — Но мы этим и занимаемся… Разве не так?
  — Именно так, черт побери! — закричала она.
  Я попытался выпустить изо рта кольцо дыма. Берта вызвала секретаршу и сказала ей:
  — Элси, подбери с пола скрепки и положи их в коробку. Черт бы их побрал — они свалились со стола.
  Я подмигнул Элси и вышел из кабинета.
  Глава 3
  Окраину, на которой находилась улица Фрост-Моур-роуд, нельзя было назвать ни городом, ни деревней.
  Когда-то кто-то начинал здесь с лозунга: «Акр земли дает независимость!» Энтузиасты позаботились об орошении пустынных земель, которые были разделены на небольшие ранчо, каждое размером в один акр. Люди, соблазненные привлекательным лозунгом, покупали эти ранчо на Фрост-Моур-роуд. Их становилось все больше и больше. Орошенная и удобренная земля пустыни давала ее владельцам при упорном труде обильные урожаи овощей, позволяла держать кроликов, цыплят и другую живность.
  Номер 1638 принадлежал выкрашенному в белый цвет бунгало, которое было слишком велико для кукольного домика, слишком мало для виллы процветающего бизнесмена, но было построено с некоторой претензией, которая, по мнению хозяев, позволяла рекламировать это строение как «дом с двумя спальнями, ванной, кухней, гостиной, столовой, служебными помещениями, открытый солнцу и с прекрасным видом на горы». Я знал этот тип домов — спальни в них так малы, что, если поставить в них две кровати, между ними можно будет запарковать только пару шлепанцев. Столовую и гостиную разделяла только воображаемая граница, а кухня была размером с кабину грузовика.
  На мой звонок вышел Друрри Велс. Это был бледный высокий человек с замедленными движениями и речью и с опущенными глазами. Ему было приблизительно лет тридцать пять. На нем была голубая рубашка не первой свежести, а на ногах — армейские башмаки на толстой подошве.
  — Вы ко мне? — спросил он.
  — Меня зовут Дональд Лэм.
  Мы пожали друг другу руки.
  — Я детектив, — представился я.
  — Черт возьми! — воскликнул он.
  — Частный детектив.
  — О!
  — Я хотел бы поговорить с вашей женой.
  — И я бы тоже хотел.
  — Вам не известно, где она?
  — Нет.
  — У вас есть какие-нибудь предположения на этот счет?
  — Заходите в дом, — предложил он. — Посидим. Можете курить, если захотите.
  Он повел меня в гостиную кукольного домика. Там он предложил мне стул.
  — Когда вы видели вашу жену в последний раз? — спросил я.
  — Три дня назад.
  — Вы давно живете здесь?
  — Мы поссорились с ней через два или три дня после того, как въехали в этот дом.
  — И она исчезла?
  — Именно так.
  — Когда? Ночью, утром, днем? Когда?
  — Когда я утром встал, ее уже не было.
  — Вы встаете рано?
  — Обычно нет. Я люблю поваляться в кровати, если есть такая возможность.
  — И в то утро вы тоже не сразу встали?
  — Точно. Черт возьми! Она сорвалась, даже не приготовив мне завтрака.
  — Понятно, — сказал я. — Оставила готовку на вас. Так, что ли?
  — Так.
  — Жестоко.
  Его светлые глаза быстро оглядели меня, и он сказал:
  — Жестоко оставить человека без женщины.
  — Из-за чего возникла ссора? — спросил я.
  — Не из-за чего.
  — Она оставила записку?
  — Она не оставила мне ничего, кроме грязной посуды в мойке.
  — Тарелки от завтрака?
  — Нет, судя по всему, перед тем как уйти, она съела только пару яиц и выпила чашку кофе.
  — Вы слышали, как она готовила завтрак?
  — Нет, не слышал. Она ходила по кухне тихо, как мышь.
  — Вы чувствовали запах кофе?
  — Нет.
  — Сколько платьев она взяла с собой? Она очистила весь свой шкаф?
  — Нет.
  — Вы достаточно хорошо знаете ее гардероб, чтобы определить, какие вещи исчезли?
  — Нет.
  — Как насчет ее родственников? — спросил я. — Есть у вашей жены родственники, к которым она могла уехать?
  — Не могу сказать. Мы не ходили по родственникам. Я не очень-то люблю ее родственников. У нее был дядя. Он умер примерно неделю назад и оставил ей наследство. Я не знаю, есть ли у нее другие родственники, и знать не хочу.
  — Где вы поженились?
  — Прежде я задам вам несколько вопросов. Для чего вы хотите встретиться с моей женой?
  — Я хочу поговорить с ней.
  — О чем?
  — О том, почему она сбежала.
  — Я тоже хотел бы видеть ее, — сказал он. — Но я не хочу, чтобы встреча с ней принесла мне кучу чужих неприятностей. У вас есть сигарета?
  Я дал ему сигарету.
  — Где вы работаете?
  — Сейчас я без места. Собираюсь заняться садами.
  — А кто вы по профессии?
  — Я намерен начать собственное дело, чтобы не только сводить концы с концами.
  — Кто-нибудь видел, как ваша жена уходила из дома?
  — Не знаю.
  — Какие у вас отношения с соседями?
  — С одними — хорошие. Другие соседи — безмозглые ослы.
  — Кто эти безмозглые ослы?
  Он указал пальцем на соседний дом и сказал:
  — Женщина по фамилии Рейли.
  — Она замужем?
  — Ага.
  — Он дома?
  — На работе.
  — Он тоже безмозглый осел?
  — Нет, черт возьми! Но в своем доме у него нет ни малейшего шанса вымолвить хотя бы словечко.
  — Вы не возражаете, если я поговорю с миссис Рейли?
  — Мы живем в свободной стране.
  — Тогда я поговорю с ней.
  — О’кей!
  — Вы останетесь дома.
  — Я подожду жену еще неделю, а после этого — черт с ней!
  — Вы имеете в виду, что после этого не примете ее?
  — Правильно.
  — А если предположить, что она страдает амнезией и не может вспомнить, где ее дом?
  — У меня ведь тоже может возникнуть амнезия, и я не смогу вспомнить, что она моя жена.
  — Вы не хотите говорить откровенно?
  — А чего мне с вами откровенничать? — спросил он. — Вы сказали мне, что хотите видеть мою жену. Я ответил, что тоже хотел бы этого. Я сообщил вам о ее уходе все, что знаю.
  — У вас есть машина?
  — Есть. Подержанная.
  — Она взяла ее?
  — Нет, черт возьми! Я бы не вынес этого.
  — Тогда каким образом она покинула дом?
  — Пешком, как можно догадаться.
  — Автобус проходит близко от дома?
  — Остановка примерно в полукилометре отсюда.
  — Она взяла чемодан?
  — Не знаю. Говорю вам, что я не видел ее.
  — Вы не знаете, сколько у вас чемоданов?
  — Я думаю, что не хватает одного чемодана, но точно не знаю.
  — Вы проверили, сколько платьев она взяла?
  Он отрицательно мотнул головой.
  — Но она оставила здесь какие-нибудь платья?
  — Оставила.
  — Если она полкилометра несла чемодан до автобусной остановки, она вряд ли взяла много вещей.
  — Логично.
  — Имела ли ваша жена собственное имущество, кроме того, которое ей завещал дядя?
  — А какое вам дело?
  — Я просто спрашиваю.
  — Не знаю, я не интересовался ее имуществом. Слушайте, мистер… как вы назвали ваше имя?
  — Лэм. Дональд Лэм.
  — Вы детектив?
  — Верно.
  — Кто-то платит вам за эту работу?
  — Я не работаю бесплатно.
  — Ну, если кто-то заплатил вам, вы должны отработать эти деньги. Я ничего не имею против вас лично, но мне не нравится, когда чужие люди приходят в мой дом и суют свой нос в дела, которые их не касаются.
  — Это ваша жизненная позиция?
  — Это моя жизненная позиция.
  — Отлично, — сказал я. — Пойду поищу ее следы где-нибудь еще.
  — Уверен, что поищете.
  Я встал со стула.
  — Всего хорошего!
  — До свидания! — сказал он.
  Я подошел к двери. Он встал, чтобы проводить меня, но, подумав, только махнул рукой и двинулся к стулу, на котором я только что сидел. Расположившись на нем, он закинул ноги на соседний стул, глубоко затянулся сигаретой, которую я ему дал, и выпустил через нос две струйки дыма.
  Я зашагал к дому соседки. На почтовом ящике было написано: «У. Чарльз Рейли». Едва я позвонил, как тут же затряслась дверная ручка. Затем человек за дверью, по-видимому, почувствовал, что лучше немного подождать, чтобы его торопливость не обнаружила его поведение: ручка несколько секунд оставалась неподвижной, и только после этого дверь открылась. Черноглазая женщина лет пятидесяти пяти с птичьим лицом сказала:
  — Здравствуйте.
  — Здравствуйте, — ответил я. — Я хотел бы получить некоторые сведения о ваших соседях из того дома.
  — Для чего вам нужны эти сведения?
  Она говорила с такой скоропалительностью, что выпущенные ею слова налетали одно на другое.
  — Я детектив.
  — Наконец-то! Самое время, чтобы кто-нибудь занялся этим. Заходите. Проходите и садитесь. Когда я думаю, что случилось с этой бедной женщиной, и о том, что все позволяют ему выйти сухим из воды, я впадаю в шок. Никогда не слышала ничего подобного. Вот какова наша цивилизация и наша полиция! Входите и садитесь. Так как, вы говорите, ваше имя?
  — Я сказал только то, что я детектив. Меня зовут Дональд Лэм.
  — А я миссис Уэндл Чарльз Рейли.
  — Я так и предполагал.
  — Теперь вы попали куда надо, — сказала она. — Потому что я расскажу вам все, что знаю. Поймите правильно, я не из тех, кто сует нос в чужие дела, я не сплетница, я обыкновенная женщина, простая смертная. Я стараюсь быть хорошей соседкой. Я никуда не лезу, когда меня не просят. Я стараюсь относиться к людям по-доброму. Я считаю, что в соседстве, когда люди живут близко друг от друга, они должны быть хорошо знакомы друг с другом и вести себя по-человечески. Разве это не так?
  — Насколько я понимаю, не совсем так.
  — Ну, значит, вы придерживаетесь тех же взглядов, что и мой муж Уэндл — это его первое имя, Уэндл, но он его не любит. Он называет себя У. Чарльз. Наверное, вы заметили это имя на почтовом ящике — «У. Чарльз Рейли». Я не знаю, почему мир изменился, но он изменился. Но в любом случае Уэндл говорит, что я слишком активна. Он утверждает, что нам пришлось съехать с прошлой квартиры из-за того, что я близко к сердцу принимала разные события в жизни наших соседей. Бог свидетель, я не хочу, чтобы Уэндл думал, что я и теперь вмешиваюсь в дела такого рода. Я рада, что вы пришли ко мне по собственному желанию, а не по моей инициативе. Вы говорите, вы детектив?
  — Частный.
  — А что это значит?
  — Я из частного сыскного агентства.
  — Вы не из полиции?
  Я отрицательно покачал головой.
  — Вы хотите сказать, что после всего, что здесь произошло, полиция сюда еще не приезжала?
  — Еще не приезжала.
  — Откуда вы об этом знаете? — воскликнула она.
  Я промолчал.
  — Вообще-то я могу и вам рассказать то, что знаю. В конце концов, тут нет никакого секрета… Это было тринадцатого числа, в пятницу вечером. Мой муж крепко спит. А я нет. Меня беспокоит малейший шум. А я услышала совсем не слабый шум в соседнем доме. Похоже было, что там началась ссора. Это было около полуночи. Я говорила вам, что предпочитаю не совать нос в чужие дела, но, в конце концов, есть предел приличий и для соседей. Я встала с постели, чтобы посмотреть, в чем дело. Я представила себе, что в дом влезли грабители и мучают бедную женщину, требуя сказать, где хранятся деньги. На самом деле это была семейная ссора. Друрри Велс ругал свою жену самыми страшными словами. Вдруг она закричала. Это был ужасный, пронзительный крик. Я такого еще никогда не слышала, клянусь вам, мистер Лэм. Теперь мой муж уверяет, что все это мне померещилось, он говорит, что я просто сумасшедшая. Но я-то знаю, что я слышала и чего не слышала. Это был женский крик, звук удара, будто упало что-то тяжелое.
  — Что вы предприняли? — спросил я.
  — Я раздвинула шторы и посмотрела в окно. В соседнем доме горел свет, но окна были занавешены, и я не могла увидеть, что происходило внутри. А знаете, что там случилось, мистер Лэм? Сейчас я вам расскажу. Ведь на этом шум не прекратился. Начался такой грохот — видно, они дрались как сумасшедшие. Мужчина все ругал женщину. Потом женщина закричала. И наступила тишина. После этого не говорите мне, пожалуйста, что этот мужчина не нокаутировал ее. Уж я это знаю. Я полагаю, что он ударил ее не кулаком, а палкой, и убил. Вот в чем я уверена, мистер Лэм, он убил ее!
  — Почему вы уверены, что дело происходило именно так?
  — Я вам уже сказала почему. Я знаю, что было именно так. Я знаю это так же твердо, как то, что в данную минуту я здесь. Теперь я вам скажу, почему я уверена в этом, мистер Лэм. Я сходила за халатом и снова расположилась у окна, чтобы выяснить, что произойдет дальше. И вы знаете, что я увидела, мистер Лэм?
  — Что же вы увидели?
  — Я увидела, что мужчина вышел из задней двери своего дома, пошел к гаражу, и вы знаете, что он нес на себе?
  — Что он нес?
  — Он нес на плече огромный сверток. Что-то очень большое было завернуто в ковер, или во что-то похожее на ковер, или в одеяло. Что-то темное. Вы знаете, что было внутри, мистер Лэм?
  — Что это было, по вашему предположению?
  — Я не предполагаю, что там было. Я знаю это. Он нес тело женщины.
  — Вы видели тело?
  — Конечно, нет. Бедное создание было завернуто в одеяло, или в ковер, или еще во что-то. Я не могла видеть ее, но я видела его. Сверток на его плече выглядел так, что было очевидно: внутри находится тело. Тяжелый сверток на его плече колыхался так, как колышется еще теплое тело. Нет, не колыхался, а покачивался. Он вошел в гараж, и я увидела, что в гараже загорелся свет. Потом я услышала, как гулко открылась крышка багажника. Вы знаете этот особый тихий звук, когда вы открываете крышку багажника автомобиля?
  — Вы можете описать эту женщину? — спросил я.
  — Она была небольшого роста и хорошенькая. Примерно двадцати шести лет, а может быть, и моложе. Я не могу понять, что такая женщина могла найти в Друрри Велсе. Я не думаю, что ее вес превышал сто десять фунтов, а рост пять футов два дюйма.
  — Какого цвета были ее глаза?
  — Голубые. У нее были рыжие волосы. Она несомненно выглядела очень привлекательно, особенно когда надевала шорты.
  Я сказал:
  — Полагаю, вы вернулись в постель после того, как он…
  — Пойти в постель? Ни за что! Я сидела у окна и наблюдала, и вы знаете, что произошло дальше, мистер Лэм?
  — Что произошло?
  — Этот мужчина вышел из гаража и вскоре вернулся с лопатой и киркой.
  — Было так светло, что вы увидели кирку и лопату?
  — Ну, я не могу дать клятву, что видела эти инструменты, но я слышала, как кирка ударилась о лопату. Знаете этот звук — металлом по металлу.
  — Продолжайте, — сказал я.
  — Он выключил свет в доме, погрузил в машину кирку и лопату, включил свет в гараже, затем вывел машину на дорожку, которая проходит за домом, и я больше не могла его видеть. Бог знает, что он там делал, но прошло несколько минут до того, как он выехал на улицу и куда-то укатил.
  — Факт серьезный, — сказал я. — А вы сообщили в полицию?
  — Сообщить в полицию! — воскликнула она. — Полагаю, что я дала вам достаточно полное представление об Уэндле Чарльзе Рейли. Мне достаточно того, что я сообщила мужу. В ту же минуту, как я сказала ему об этом, он чуть не открутил мне голову. Каждый может подумать, что нехорошо обвинять соседа в убийстве. Муж сказал мне: «Если бы ты оставалась ночью в постели, вместо того чтобы в халате подглядывать за чужой ссорой, у меня была бы более счастливая жизнь».
  — Когда Велс вернулся?
  — Он вернулся через два часа сорок пять минут. Теперь, мистер Лэм, давайте представим себе, что произошло за это время. Он, должно быть, уехал на один из пляжей…
  — Почему именно на пляж? — спросил я.
  — Потому что, — сказала она, — это единственное место, где можно спрятать труп и вернуться через два часа сорок пять минут. Даже если ехал он очень быстро, у него не было времени на то, чтобы вырыть глубокую могилу. А вот в мокром песке мужчина вполне может за сорок пять минут вырыть подходящую могилу.
  — Вы видели, как он приехал домой? — спросил я.
  — Да.
  — Он выносил что-нибудь из машины?
  — Нет. Он отвел машину в гараж и потом пошел в дом. Я видела, что на кухне некоторое время горел свет, и я полагаю, что он там приготовил себе кофе. Возможно, он тяпнул и кое-что покрепче. Если вы спросите меня, что я о нем думаю, я скажу, что это тот тип мужчины, который, закопав труп женщины, возвращается домой и спокойно пьет кофе, заливает за воротник и отправляется спать, наплевав на весь мир.
  — И больше вы никогда не видели миссис Велс?
  — Последний раз в ее жизни кое-кто ее видел, а кое-кто слышал, как она закричала, получив смертельный удар.
  — Но разве вы это видели?
  — Я этого не видела, но я это слышала.
  — Значит, вы не видели миссис Велс на следующее утро?
  — Не видела.
  — А мистера Велса?
  — Около одиннадцати часов утра он вышел из дому, и я увидела его. Он пошел в гараж и оставался там некоторое время. Затем он вернулся в дом и долго не выходил.
  — А вы что делали?
  — Ну, ничего особенного. Я только… Ну, я пошла к нему одолжить немного сахара. Я увидела, что у меня в доме нет сахара, пошла и постучала в кухонную дверь, ну, вы знаете, как всегда ходят к соседям. Чисто по-соседски, вы же понимаете.
  — И что было дальше?
  — Мистер Велс подошел к кухонной двери. Я спросила его, могу ли я поговорить с миссис Велс. Он сообщил мне, что она еще не вставала, потому что у нее болит голова. И спросил, зачем она мне нужна. Я ответила, что хочу одолжить у нее чашку сахара. Тогда он пошел и принес мне чашку сахара.
  — Больше вы не наведывались к нему за сахаром?
  — Нет, за сахаром больше не наведывалась, но позже я вернула ему чашку с сахаром. Я наполнила ее до краев, взяла… и…
  — И что было дальше? — перебил я ее.
  — Дальше я снова пошла к кухонной двери.
  — И опять спросили про миссис Велс?
  — Спросила.
  — И вы увидели ее?
  — Я сказала вам, что после той ночи ее в глаза никто не видел. Живую.
  — Что он сказал на этот раз?
  — Он сказал, что миссис Велс на автобусе уехала в город. А я прекрасно знаю, что она никуда не уезжала, потому что все время следила за их домом. Я знаю, что она не выходила.
  — Вы рассказывали кому-нибудь об этом, миссис Рейли?
  — Сюда приезжал джентльмен, который назвался Корнингом, крупный тип с обветренным лицом. Он пришел вчера днем и сказал, что хочет получить от меня информацию о соседях. Я начала говорить с ним, но разговор был коротким, потому что Уэндл не раз предупреждал меня, чтобы я не болтала с посторонними.
  — Но вы успели рассказать ему все, что рассказали мне?
  — Ну, я ответила на его вопросы. Конечно, я не собираюсь высовываться со своими подозрениями, но я также не собираюсь быть невежливой и не отвечать человеку на его вопросы.
  Я сказал:
  — Я хочу сделать вам комплимент — вы очень наблюдательны. Позвольте сказать вам, что вы могли бы стать первоклассным сыщиком.
  — В самом деле? — спросила она, просияв. — Вот это действительно комплимент. Я бы хотела, чтобы его слышал мой муж. Держу пари, что у вас есть огромный опыт в детективном деле, — завистливо сказала она. — Сидя взаперти в своем доме, очень трудно следить за тем, что происходит по соседству.
  — Я очень вам сочувствую, — сказал я и пожал ей руку.
  Вернувшись к дому Друрри Велса, я позвонил в парадную дверь и тут же услышал:
  — Кто это?
  — Лэм, — ответил я через закрытую дверь.
  — Что надо?
  — Фотографию вашей жены. Есть она у вас?
  — Нет.
  — Ни единой?
  — Ни единой.
  Я подергал дверь. Она была заперта. Я отошел от двери и отправился в обход вокруг дома. Заглянул в гараж. Машина была сильно потрепана. Я записывал ее номер, когда за моей спиной неожиданно возникла тень. Я оглянулся. В дверях стоял Велс.
  — Мне не нравится, когда чужие парни крутятся возле моего дома, — сказал он.
  — Вы будете возражать, если я захочу осмотреть ваш автомобиль? — спросил я.
  — Буду.
  — И будете возражать, если я захочу осмотреть гараж?
  — Да.
  — Так, — сказал я, положил в карман записную книжку и улыбнулся ему. — И вы, скорее всего, будете возражать, если я захочу еще побыть на ранчо?
  — Разумеется, буду.
  Я вышел из гаража.
  — Вам незачем больше сюда являться, — пригрозил он мне. — И можете сказать этой старой сплетнице в соседнем доме, что, если она не заткнется, я обращусь к адвокату.
  — Это обойдется вам недешево, — сказал я ему. — Вы можете попросить полицию, чтобы они поговорили с ней.
  — Идите к черту! — отрезал он и выпроводил меня за ограду.
  Он смотрел мне вслед, когда я направлялся к соседям с другой стороны. Я позвонил к этим соседям и поговорил с толстухой, которая сказала, что она ничего не видела и не слышала и вообще никогда не ходила к своим новым соседям. Так я от нее ничего и не добился. Велс стал у своей ограды и следил за мной до тех пор, пока я не уехал.
  Глава 4
  День я провел в беготне. Изучил расписание движения автобусов по интересующему меня маршруту, узнал фамилии водителей автобусов, нашел и расспросил их о молодой женщине лет двадцати трех — двадцати шести, с рыжими волосами, голубыми глазами, ростом примерно сто пятьдесят — сто шестьдесят сантиметров, весом сто десять — сто двадцать фунтов, с чемоданом в руках, которая ехала последним ночным автобусом в пятницу или первым утренним автобусом в субботу. Я знал, что чемодан был весомой уликой, которую я должен найти. Расспросы не дали ни одной зацепки.
  Тогда я начал знакомиться с архивными документами, но мне не удалось найти свидетельства о браке между Ивонной и Друрри Велсом, зато посчастливилось найти другой документ: восемь лет назад был заключен брак между Друрри Велсом и Эстел Амблер.
  Я позвонил в агентство и попросил соединить меня с Бертой Кул.
  — Это Дональд, Берта, — сказал я, когда она взяла трубку.
  — Привет, неудачник! Что еще случилось?
  — Разговаривал с миссис Рейли, — сказал я. — Она считает, что Ивонна Велс была убита в прошлую пятницу. Поговорил и с другими соседями, но они ничего не знают, кроме того, они вообще не хотят, чтобы их впутывали в это дело. Я проверил маршруты автобусов, чтобы установить путь, которым она ушла из дому со своим чемоданом. Пустой номер. Я проверил архивы, документа об их браке нет.
  — Боже мой! — воскликнула она. — Какой же ты молодчага! И это ты называешь работой профессионала?
  — Это результат работы профессионала как раз на сто пятьдесят долларов. Мы должны иметь навар с любой работы. Или вы хотите, чтобы я делал работу, которая стоит пятьсот долларов, за сто пятьдесят?
  — Даже за сто пятьдесят долларов не очень-то щедрый результат, — сказала она.
  — Но ведь и клиент у нас скряга, — ответил я ей.
  — Он не был скрягой, когда пришел к нам в первый раз, он пенился от энтузиазма, он готов был платить нам любой гонорар. Держу пари, что за обнаружение Ивонны Велс он был готов предложить нам даже долю в нефтяном бизнесе.
  Я сказал:
  — Я могу судить только о том, что видел собственными глазами, когда он пришел к нам во второй раз. Он хотел прокатиться на дармовщинку, и ровно на столько я ему и наработал…
  — Не будь таким дьявольски мелочным. Ты мог проверить номер автомобиля и что-нибудь разнюхать о его нефтяных делах.
  — Не думаю, что это принесло бы нам какую-нибудь пользу.
  — А я не думаю, что это могло бы нам навредить! — огрызнулась Берта. — Я чувствую, что, если мы покажем высокий класс работы, этот клиент еще вернется.
  — Ладно, — сказал я. — Я потрачу на это дело еще немного времени.
  — Но, пожалуйста, будь поаккуратнее в расходах, — предупредила Берта. — Нам не следует тратить много денег сверх того, что он дал нам.
  — Я буду аккуратен, — успокоил я ее.
  Остаток этого и весь следующий день прошли в беспрерывной беготне. Я потратил немало денег на междугородные телефонные разговоры и тайно навел справки об автомобиле Велса. Он купил подержанную машину, которая до него сменила четырех владельцев. Я выяснил также, как он арендовал ранчо.
  Велс въехал в полностью меблированный дом, внеся задаток за два месяца. Если бы он хотел остаться в доме, ему бы пришлось заключить контракт. Если бы дом ему не подошел, он бы мог отказаться от него. Агент по найму недвижимости, который совершал эту сделку, почувствовав, что у них туго с деньгами, посоветовал Велсу пока что не подписывать контракт и спросил, кто может их рекомендовать. Велс назвал две фамилии.
  Агент написал им, но ответа пока еще не получил.
  На следующий день, во вторник, в пять тридцать вечера, так нигде ничего не обнаружив, я расквитался с этим делом. Правда, я нигде ничего и не ожидал найти. Вернувшись в агентство, я наговорил все на диктофон и закончил тем, что искать миссис Велс все равно что искать иголку в стоге сена. По моему мнению, мы ее никогда нигде не отыщем, пока не подключим к этому делу полицию. Полиция сможет обследовать автомобиль Велса в поисках следов крови, разыскать место, где женился Велс, узнать, когда он женился, установить девичье имя его жены, ее родственников и по возможности, чтобы выяснить, чего не хватает, составить полную опись ее вещей.
  Короче говоря, без полиции это расследование не будет эффективным. Другими словами, в любом случае большой гонорар нам пока что не светит.
  Я оставил диктофон Элси Бранд с просьбой напечатать мой отчет на машинке и положить один экземпляр на стол Берты Кул. После этого я с чистой совестью отправился обедать и спать.
  Глава 5
  Когда в среду утром я пришел на работу, Элси Бранд уже отпечатала мой отчет.
  — Берта уже выступала сегодня по поводу того, что я в девять утра еще не был на работе?
  Она покачала головой:
  — Сегодня Берта тиха, как ягненок.
  — Ты положила мой отчет ей на стол?
  — Да.
  — Порядок, — сказал я. — Подождем дальнейших событий. Долго ждать не придется…
  Я еще не успел закончить фразу, как на моем столе зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал голос Берты:
  — Дональд, можешь заглянуть ко мне? У меня мистер Корнинг.
  — Иду, — пообещал я. — Вы прочитали мой отчет?
  — Я нашла его на своем столе, но не стала читать, а сразу дала ознакомиться с ним мистеру Корнингу.
  — Он сейчас читает?
  — Да.
  — Я зайду, когда он закончит, — сказал я.
  Элси Бранд задумчиво посмотрела на меня и пошла к своему столу.
  — Боюсь, ты не пылаешь любовью к нашему новому клиенту, мистеру Корнингу, — сказала она.
  — Я не люблю, когда на меня давят, — ответил я ей.
  — Я давно за тобой это замечаю.
  Я положил ладонь на ручку двери.
  — Как он пытался давить на тебя, Дональд?
  — Я предложил выписать мне чек на тысячу долларов, чтобы мы провели заказанное им расследование. Он вроде бы согласно кивнул, выписал чек и вручил его нам. Но бумажка оказалась на сто пятьдесят долларов.
  — Большая шишка, видать? — спросила она.
  — Большая шишка, — согласился я.
  — Кажется, Берта говорила, что он не хочет вмешивать в это дело полицию?
  — Правильно.
  — Наверное, туда он обратится только в крайнем случае.
  — И я так полагаю.
  — Он подпрыгнет до потолка, когда прочитает твой отчет.
  — Ничего, потолок застрахован.
  Она засмеялась. Я открыл дверь, пересек приемную и вошел в кабинет Берты.
  Лоутон Корнинг только что кончил читать. Когда я вошел, он вскочил со стула. Испепеляя меня взглядом, он с силой бросил мой отчет на пол.
  — Проклятье! — закричал он. — Я же сказал вам, что не желаю иметь дела с полицией!
  Я твердо посмотрел ему в глаза.
  — Ну и что? — спросил я.
  — А то, что вам начхать на мои слова, — сказал он. — Вы сделали всего-навсего первые очевидные ходы в игре и уже предлагаете мне обратиться в полицию.
  — Я предупреждал вас: для того чтобы найти миссис Велс, нужно иметь тысячу долларов на расходы, — сказал я. — Вы не посчитались с моим предложением.
  — Но на это есть свои причины.
  — Ваше право, — сказал я. — Вы хотели найти миссис Велс. На это требуется много времени и много денег, но даже при соблюдении этих условий нет уверенности, что частное детективное агентство сможет выполнить такую задачу. Полиция имеет больше шансов добиться успеха.
  — Конечно, — сказал он с сарказмом. — Если заболел палец на ноге, надо отрезать ногу до колена.
  — Другого способа нет, — сказал я.
  — Вы считаете, она мертва? — спросил Корнинг.
  — Не знаю.
  — Сколько времени потребуется вам на поиски? Вы уже потратили два дня.
  — У меня нет власти, чтобы заставить каждого человека отвечать мне. У полиции достаточно власти, чтобы получать ответы на свои вопросы и быстро добиваться успеха в расследовании.
  Он взял со стула свою шляпу:
  — Могу я использовать сведения, оплаченные ста пятьюдесятью долларами?
  — Можете, — ответил я. — На самом деле расчет показывает, что мы израсходовали на тринадцать центов больше, чем сто пятьдесят долларов. Мы рассчитывали, что вы покроете все расходы. Советую вам обратиться в полицию, если вы не хотите неприятностей.
  — Я не собираюсь иметь неприятности и не собираюсь звать на помощь полицию.
  — Бывают моменты, когда обращение в полицию становится гражданским долгом.
  — Перед полицией штата Калифорния у меня нет гражданских обязанностей.
  Он опустил руку в карман брюк, вытащил несколько монет, отсчитал тринадцать центов, презрительным жестом кинул их Берте на стол и сказал:
  — В другой раз за такую крупную сумму я потребую от вас расписку и включу ее в свою налоговую декларацию. — После этого он повернулся ко мне: — Я сам позабочусь о своих делах, а вы беспокойтесь о своих.
  — Точно, — сказал я. — Именно так я и собираюсь поступить. Я понимаю вас так, что вы нас увольняете?
  — Вы чертовски правы.
  — Значит, мы на вас больше не работаем?
  — Категорически нет!
  Я поднял телефонную трубку, попросил телефонистку соединить меня с городом и набрал номер.
  Корнинг уже взялся за ручку двери, когда я сказал в трубку:
  — Дайте, пожалуйста, полицейское управление.
  Он резко повернулся на каблуках и уставился на меня.
  — Фрэнк Селлерс на месте? — спросил я.
  — Одну секунду, — ответил голос в трубке.
  Селлерс тут же подошел к телефону:
  — Алло, кто это?
  — Дональд Лэм, — ответил я.
  — А, это ты? Привет, Шустрик! Какого черта я понадобился тебе на этот раз? Ты уже так давно не надоедал мне, что я…
  — Хочу сообщить тебе о подозрении на убийство.
  — Ну ты даешь!
  — Ничего не поделаешь.
  — Кто подозревается в убийстве?
  Корнинг отпустил ручку двери и с угрожающим видом двинулся на меня.
  — Не бросай трубку, Селлерс, — сказал я. — Боюсь, сейчас я схлопочу по морде: тогда ты услышишь звук удара.
  Корнинг остановился.
  — Интересно, кто собирается тебя бить? — спросил Селлерс.
  — Я думаю, сейчас он изменил свои намерения. Он не хочет, чтобы наше агентство сообщило полиции то, что нам известно.
  — Как это он не хочет! Скажи мне, кто этот парень, и я научу его хорошим манерам, — сказал Селлерс.
  — Это было бы не очень хорошо с моей стороны.
  — Тогда мне самому придется приехать к вам.
  — Ну что ж, приезжай.
  — Я выхожу. Ждите. Если этот парень не хочет иметь неприятностей, пусть остается на месте.
  — Как я могу удержать его здесь?
  — Будь ему боксерской грушей для битья, — посоветовал Селлерс. — Это лучший способ из всех мне известных. Это упражнение принесет ему не меньше удовольствия, чем драка с тобой.
  — Лучше возьми ручку, — сказал я. — У тебя нет необходимости приезжать сюда.
  — Беру ручку и бумагу, — сообщил он. — Давай.
  Я начал диктовать:
  — Друрри Беле, Фрост-Моур-роуд, номер 1638, въехал туда примерно неделю назад с женой Ивонной: женщина с рыжими волосами, лет двадцати трех — двадцати шести, вес — сорок девять килограммов, рост — сто пятьдесят четыре сантиметра. Согласно сведениям, полученным от соседки, миссис Фрэнсис Рейли, у этой супружеской пары в пятницу ночью произошла шумная ссора. Соседка уверяет, что слышала звук, похожий на удар палкой. После этого Друрри вышел из дома, неся — что бы ты думал? — тело, завернутое в ковер или в одеяло. Он положил тело в автомобиль и…
  — Я выезжаю туда, — прервал меня Селлерс.
  Корнинг кинулся на меня. Я попытался увернуться.
  Он согнутой рукой зажал мою шею, хватаясь одновременно за телефонный аппарат.
  — Началось! — закричал я в трубку.
  Корнинг выдернул телефонный шнур из розетки и отбросил аппарат в дальний угол комнаты. При этом у него был вид убийцы.
  Берта сидела тихо и безмолвно, ее маленькие глазки перебегали с Корнинга на меня и обратно.
  Корнинг что-то крикнул, толкнул меня к Берте, кинулся к двери и был таков.
  — Сукин сын, — сказала Берта.
  — Это вы про меня? — спросил я.
  — Про него, — сказала Берта.
  Я улыбнулся ей:
  — Наше взаимопонимание растет.
  — Иди к черту! — прикрикнула она на меня. — Канай отсюда!
  Я вышел из ее кабинета. Как только я появился в своем кабинете, Элси Бранд перестала печатать на машинке.
  — Нефть? — спросила она.
  — Касторка, — пробурчал я.
  Глава 6
  Берта уже ждала меня, когда на следующий день я вошел в ее кабинет. Она была так холодна, что масло не растаяло бы у нее во рту.
  — Дональд, ты не будешь возражать, если мы, прежде чем ты начнешь работать, проведем совещание? — спросила она официальным тоном.
  В этот день Берта извлекла на свет свои самые дорогие кольца и свои самые изысканные манеры. Она села за свой стол, вставила в длинный мундштук сигарету, зажгла ее и сказала:
  — Слушай, Дональд, мы не можем допустить, чтобы нас дурачил всякий проходимец.
  Я сел в ожидании того, что она скажет дальше.
  — Справочный отдел газеты, — сказала Берта.
  — Ну и что дальше? — спросил я.
  — Вчера я обдумала ситуацию.
  — Насчет чего?
  — Насчет этого сукиного сына из Техаса, Дональд. В первый свой приход он кое-что рассказал мне об округе Сан-Бернардино. Я навела справки, и в архиве местной газеты нашлись документы с упоминанием имени миссис Друрри Велс… И знаешь, что я обнаружила?
  — Конечно, знаю, — сказал я.
  — Что? — воскликнула она с удивлением.
  — Вы нашли кое-что такое, что можно легко превратить в деньги. Вы сидите здесь, как кошка, которая мурлычет при виде тарелки со сливками.
  Берта многозначительно взглянула на меня.
  — Так вот, — сказала она. — Миссис Друрри Велс получила в наследство участок земли примерно в десяти милях западнее крохотного городка в Калифорнии, который называется Юкка. Она получила его от дяди из Техаса. Его звали Аарон Бедфорд.
  — Когда это случилось?
  — Десять дней назад. Бедфорд умер и оставил завещание, по которому все его акции (участок земли, вклады) оставались его вдове. За исключением пятнадцати тысяч долларов и участка земли в Калифорнии, которые переходили к его племяннице Ивонне Клаймер, если она окажется живой. В том случае, если она умрет раньше его, калифорнийская недвижимость должна перейти к другой племяннице, Люсиль Пэттон, проживающей в Сакраменто. Ивонна Клаймер — это и есть миссис Друрри Велс. Репортеры из газеты Сан-Бернардино начали охоту за ней. Это было нелегким делом. Наконец они отыскали в городе Бэннинг Друрри Велса. Но его жена отсутствовала — уехала к друзьям в Сакраменто. Когда репортеры рассказали Велсу о наследстве, он немедленно позвонил жене и потребовал, чтобы она срочно прилетела домой. Газеты напечатали подробную статью о ней и дали фотографию, на которой она выглядела весьма привлекательно.
  — Насколько я понимаю ситуацию, Друрри Велсу не понадобилось много времени, чтобы истратить полученные женой пятнадцать тысяч долларов. Он немедленно бросил городишко Бэннинг и перебрался к нам в Сан-Франциско, арендовав ранчо на Фрост-Моур-роуд.
  — Ага, — хмыкнула Берта, — это и послужило причиной ссоры.
  — Вы раздобыли эту статью из газеты? — спросил я.
  Берта выдвинула ящик стола, вытащила газетную вырезку и протянула ее мне. Ивонна Клаймер Велс была сфотографирована в юбке и свитере. Она продемонстрировала фотографам свои прелести — чуть ли не всю фотографию заполняли ее ножки.
  — Лакомый кусочек, — оценил я.
  Берта раздраженно оборвала меня:
  — Тьфу ты, пропасть! Хватит разглядывать ножки, быстрее читай статью! Мы, между прочим, заняты бизнесом!
  В этой статье я не нашел для себя ничего нового. Берта, по существу, уже изложила ее содержание.
  — Хотелось бы знать, имеется ли нефть на интересующем нас участке? — задумчиво произнесла Берта.
  Я отрицательно покачал головой.
  — Ишь какой умник, почему ты в этом так уверен?
  — У меня есть знакомый геолог.
  — Ну и что?
  — Я расспросил его обо всей долине, на которой находится этот участок, с точки зрения перспективности нефтяного бизнеса.
  — И что же он сообщил?
  — Он сказал, что если там бурят землю, то натыкаются на гранит.
  — Не в том смысле, наивняк. Я бы хотела знать, что находится под гранитом.
  — Я тоже спросил его об этом.
  — И что он ответил? — с надеждой встрепенулась Берта.
  — Снова гранит!
  Берта откинулась на стуле, и ее глаза заблестели.
  — Для такого башковитого малого, как ты, Дональд Лэм, ты поразительно глуп.
  — Ну, пусть так, — сказал я ей, — а что предлагают умные?
  — Этот самый Корнинг собирается вложить деньги в некий участок земли, чтобы грести нефтяные доллары. Мы можем перехватить эти деньги. Мы отыщем ту девчушку, которая получит права на этот земельный участок вместе со всеми его полезными ископаемыми, и приобретем эти права для себя. Тогда Корнинг будет иметь дело с Бертой Кул. И я покажу ему, что женщина может быть такой же жесткой, как и мужчина.
  — Это не очень-то этично, — усомнился я.
  — Почему?
  — Он обратился к нам как клиент, он доверил нам конфиденциальные сведения.
  — Ничуть не бывало. Он при тебе клялся, что ничего не говорил мне про нефть, клялся, что ни словом не обмолвился про бурение и права на земельный участок. Ты что, забыл об этом? Чего же больше! Мы сможем влезть в этот бизнес как участники и…
  Я отрицательно покачал головой.
  — Почему нет? — спросила Берта.
  — Этика.
  — Этика! — завопила Берта. — Ты и твоя проклятая этика! Ты…
  В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился Фрэнк Селлерс.
  — Так, так, так, — сказал он. — Партнеры проводят очередную конференцию. Расслабьтесь, Берта. Если цвет лица о чем-нибудь говорит, то ваше давление, наверное, подскочило до двухсот тридцати.
  Селлерс ногой захлопнул дверь, сдвинул шляпу на затылок и ловко перебросил языком незажженную сигару из одного угла рта в другой. На его лице играла широкая ухмылка.
  — Однажды, в один прекрасный день, — сказала Берта, — кто-нибудь научит вас, как врываться в частные учреждения без предупреждения и без…
  — Знаю, знаю, — засмеялся Селлерс, — но я представляю здесь закон во всем его величии. Закон не может ждать. Убийца скроется. Когда я получаю от вас сигнал о возможном убийстве, я хочу знать, где находится огонь, из которого таскают каштаны, и я хочу знать, насколько там пахнет жареным.
  — Смотрите, как бы вам не обжечь пальцы, — огрызнулась Берта с некоторой долей сарказма.
  — Не так воспитаны, — усмехнулся Селлерс.
  Он прислонился к стене с добродушием сильного мужчины, который держит на руках все козыри и знает об этом. Его густые волнистые волосы кучерявились из-под полей шляпы, сидевшей у него на затылке.
  Он сказал:
  — Ну, кто из вас, воркующие голубки, намерен рассказать мне о миссис Велс?
  — Мы уже рассказали вам о миссис Велс, — сказала Берта. — И какого вам еще черта надо? Боже мой, мы даем вам острый сигнал, и что вы делаете? В сладких снах проходит целая ночь, и только после этого вы снова являетесь к нам за информацией.
  — Та-та-та, Берта, — сказал Селлерс. — Вы очень несправедливы ко мне. Через полчаса после вашего сигнала мы были на месте происшествия, но было уже поздно.
  — Что значит «было поздно»? — спросил я.
  Он объяснил:
  — Друрри Велс вскочил в свой старый драндулет и исчез в облаке пыли сразу после того, как у него побывал Дональд. И не вернулся. Мы на всю ночь установили слежку за его домом. Поскольку он не появлялся, мы получили ордер на обыск и вошли в дом.
  — И что вы обнаружили?
  — Ничего.
  — Что значит «ничего»?
  — Именно это и значит. Ничего. Кое-какая одежда. Чертовски много грязной посуды. Бардак в комнатах. Сад, заросший сорняками. Нашли кирку и лопату. И ковер на месте.
  — А следы крови?
  — Крови нет.
  — Почему ты думаешь, что это тот самый ковер?
  — Велсы жили в меблированном доме. Мы вызвали агента, оформлявшего сдачу этого дома внаем, и он обнаружил, что ковер остался на месте. Исчезла миссис Велс. Исчез Друрри Велс. Миссис Рейли рассказывает захватывающую историю об убийстве. Одна беда — нет трупа.
  Мы с Бертой обменялись взглядами.
  — Итак, — сказал Селлерс, — расскажите мне поподробнее, как вы впутались в эту историю.
  — Клиент нанял нас, чтобы найти пропавшую женщину, — сказал я ему.
  — Кто этот клиент? — спросил Селлерс.
  — Вообще-то он не клиент, — вмешалась Берта, — он проходимец.
  — Он клиент, Берта, — прервал ее я.
  — Что, что? — сказала Берта. — Бывший клиент.
  — Речь идет об убийстве, — напомнил Селлерс.
  — Ты уверен в этом, Фрэнк?
  — Я намерен это выяснить.
  — Когда выяснишь, возвращайся, — сказал я ему.
  — Я хочу выяснить здесь, сейчас и у вас непосредственно.
  — Не у нас, Фрэнк. Мы как будто все уже рассказали.
  — По закону частные детективы в делах об убийстве обязаны сотрудничать с полицией, — сказал Селлерс.
  Берта сразу раскололась:
  — Имя клиента — Лоутон С. Корнинг. Он поручил нам найти миссис Велс.
  — Так-то лучше, — сказал Селлерс, — сообщите его адрес, Берта.
  — Отель «Дортмут».
  — Что вы еще можете сказать, Берта?
  — Он дал нам чек на сто пятьдесят долларов — банк Сан-Антонио, — чтобы мы сделали для него работу, которая стоит тысячу долларов. Он мошенник.
  — Это уже кое-что, — сказал Селлерс. — Теперь вы похожи на себя: дружелюбные и любезные. Как он выглядит?
  — Он выглядит как уроженец штата Техас.
  Селлерс повернулся ко мне и сказал:
  — Когда ты позвонил мне, Дональд, мне показалось, что я слышу какую-то суматоху.
  — Вы не ошиблись, — сказала Берта.
  Селлерс не сводил с меня глаз.
  — Что тут происходило, Дональд?
  — Корнингу не понравилось мое предложение обратиться в полицию.
  — Он отключил телефон, — сказала Берта.
  — Почему? — спросил Селлерс.
  Я вмешался в разговор:
  — Фрэнк! Берта сегодня в слишком разговорчивом настроении. Я же стараюсь не забыть, что этот парень — наш клиент.
  Берта сказала:
  — Этот клиент обратился к нам не за тем, чтобы мы раскрыли преступление. Он хотел иметь подпись на некоторых документах или что-то вроде этого. Он хотел найти эту женщину живой.
  — И не заикался об убийстве или даже о двух? — спросил Селлерс.
  — Ни в малейшей степени.
  — Есть фотографии? — спросил Селлерс.
  — Чьи? — спросила Берта.
  — Давайте без фокусов, — сказал Селлерс. — Раскалывайтесь: есть фотография этой женщины?
  Я взглянул на Берту. Видно было, что она колеблется.
  — Ну! — резко сказал Селлерс.
  — Вообще-то тут мы переходим уже к проблеме частной собственности, — сказала Берта. — Я раскопала кое-что в Сан-Бернардино, в том числе и снимок. Но есть одно условие — мы желаем, чтобы наша информация оставалась бы только между нами. Мы не хотим, чтобы вы разболтали наши…
  — Ладно, ладно, — нетерпеливо прервал Селлерс. — Выкладывайте снимок! Об остальном поговорим после.
  Берта открыла ящик стола и вытащила оттуда все ту же газетную вырезку.
  Селлерс пробежал глазами текст и внимательно начал рассматривать снимок молодой женщины.
  — Это блюдо в его вкусе! — сказал он, указав на меня.
  — Было раньше, — сказала Берта.
  — И осталось, — внес я поправку.
  — Полагаю, вы уже были в налоговом управлении и познакомились с данными о земельном участке? — спросил Селлерс.
  На этот вопрос Берта не ответила.
  — Что это за участок? — настаивал Селлерс.
  — Сплошной гранит, — сказал я.
  Зазвонил телефон.
  Берта Кул сняла трубку:
  — Алло, кто? Да, он здесь. Подождите минуту. — Прикрыв трубку рукой, она тихо произнесла: — Это вас, Фрэнк. Вы будете говорить?
  — Конечно, — ответил Селлерс. — Только люди, которые остались в доме Велсов, знали о моем приезде сюда. Должно быть, Друрри Велс вернулся домой. Поеду туда и потрясу его как следует.
  Он взял у Берты трубку:
  — Селлерс слушает… Когда? Еще здесь?.. О’кей. Контролируйте ситуацию. Если потребуется, будьте жестки, но держите все под контролем. Я выезжаю.
  Он положил телефонную трубку и повернул голову ко мне:
  — Собирайся, великий умник!
  — Куда? — спросил я.
  — Со мной.
  — В дом Велсов?
  — Верно говоришь.
  — Он возник? — спросил я.
  — Ты первый, кто впутал меня в эту историю, — сказал Селлерс. — Теперь я хочу, чтобы ты использовал свои знаменитые мозги, о которых все время твердит Берта. Клади газетную вырезку в карман, и пошли.
  — Мы работаем для заработка и не можем просто так покидать наше агентство, — сказала Берта. — У нас ведь частное учреждение и…
  Селлерс холодно посмотрел на нее:
  — Что вы предпочитаете — чтобы вырезка лежала в кармане у Дональда или в моем кармане?
  Берта несколько секунд обдумывала это соображение.
  — Конечно, у Дональда! — твердо решила она.
  — Так я и думал, — сказал Селлерс. — Давай, Дональд, пошли.
  Мы сели в полицейскую машину, которая ожидала Селлерса у нашего агентства. Он не включил ни сирену, ни мигалку, но не очень-то беспокоился об ограничении скорости и других правилах уличного движения.
  По пути я спросил его:
  — Вообще-то, что происходит?
  — Мне позвонили по телефону, — ответил Селлерс.
  — Знаю. Ну и что же тебе сообщили?
  — Приедем на место, там посмотрим.
  — Появился Велс? — снова спросил я.
  — Я же сказал тебе, выясним все на месте.
  Я окончательно понял, что попытки что-нибудь вытянуть из него бесполезны. Поэтому я замолчал, обдумывая различные версии данной ситуации. Я упорно думал о полученных из газетной вырезки новых сведениях, которые расширяли круг возможных опасностей, что не могло меня не тревожить.
  На большой скорости мы ехали по шоссе, затем свернули на боковую дорогу, по которой двигались на протяжении четырех или пяти километров. После этого мы выехали на Фрост-Моур-роуд. Мы увидели, что неподалеку от дома Велсов стоит машина. Когда мы поравнялись с ней, Селлерс затормозил.
  — Он все еще там? — спросил Фрэнк у человека, сидевшего в этой машине.
  Тот в ответ кивнул.
  — О’кей, — сказал Селлерс. — Тогда можешь прекратить наблюдение за домом. Послоняйся где-нибудь поблизости. Держи радиосвязь. Я передам указания через нашу полицейскую связь.
  Селлерс нажал на стартер, и машина покатила дальше, к дому Велса.
  — Вылезай, Дональд, — сказал Селлерс.
  Он подошел к дому, я последовал за ним. У двери Фрэнк с силой придавил пальцем кнопку звонка.
  Дверь отворила красотка в коротких шортах. У нее были рыжие волосы, голубые глаза и фигура, как у девчонки на детских картинках.
  — Привет, — сказала она. — Что вы собираетесь предложить, мальчики? Какие-нибудь журналы? Продемонстрировать пылесосы? Или продаете щетки?.. Надеюсь, вы извините меня за мой вид. Я одета для домашних работ. В доме полно грязной посуды… Я всего лишь домашняя хозяйка.
  Селлерс отвернул лацкан своего пиджака и показал ей полицейский значок.
  — Я из полиции, — сказал он.
  — О! Чем это я провинилась?
  — А чем вы провинились? — парировал Фрэнк.
  Она, дерзко смеясь глазами, посмотрела на него снизу вверх.
  — Наверно, почти всем, — улыбнулась она.
  — Расскажите об этом подробнее, — попросил Селлерс.
  — Хотите войти в дом или поговорим здесь? У меня испачканы руки, и, если мне придется прервать работу, я должна их вымыть и смазать кремом. Современная женщина должна следить за кожей.
  — Вы отлично выглядите, — сделал комплимент Селлерс.
  — Я стараюсь, — уверила она его. — Заходите в дом.
  Мы вошли в гостиную кукольного домика. Здесь сохранился застарелый запах табака, но все пепельницы были вычищены. В кухне на столе я увидел чисто вымытые тарелки, а в мойке грудой лежала грязная посуда. Над тазом с горячей водой поднимался пар.
  Она, напевая на ходу, пошла в спальню, а когда вернулась, я почувствовал запах крема для рук.
  — Все в порядке, мальчики, так на что жалуетесь?
  — Вы миссис Друрри Велс?
  — Правильно.
  — Ваше имя?
  — Ивонна.
  — Где вы были в последние дни? — спросил Селлерс.
  — В разных местах.
  — При каких обстоятельствах вы покинули дом?
  — Это официальный допрос?
  — Можете считать, что это так. Мне платят деньги не за то, чтобы я по утрам беседовал с рыжеволосыми красотками о том, как они провели последний уик-энд.
  — Какая досада! — сказала она ему. — Вы, наверное, приятный собеседник.
  — Надеюсь, — сказал Селлерс, — но в данном случае я вынужден допросить вас.
  — Ладно, — согласилась она. — Мой муж и я поссорились. Он хороший парень, если не считать его дикой вспыльчивости. Я полагаю, что время от времени я даю ему повод. В таких случаях он становится как безумный, теряет самообладание. Он скатывает одеяла, укладывает их в машину, уезжает и спит под звездами. Иногда он остается там час или два до тех пор, пока не замерзнет. А иногда остается на целую неделю. На этот раз при ссоре он, по обыкновению, взвалил на плечи тюк с одеялами и выбежал из дома. Но тут уж и я потеряла терпение, психанула и решила, что когда он вернется, то меня здесь не застанет. Я даже не стала укладывать чемодан. Взяла только зубную щетку, немного нижнего белья и баночку крема.
  — Вы ушли из дома пешком?
  — Да.
  — К автобусной остановке?
  — Да, но я опоздала на последний автобус. Поэтому я пошла к бульвару…
  — А потом?
  — Поймала попутную машину.
  — Разве для такой молодой, привлекательной женщины, как вы, не было опасно ночью останавливать на дороге неизвестную машину?
  — Это зависит от того, что вы понимаете под опасностью. Сначала появилась машина, в которой ехали мужчина с женой, он помотал головой и не остановился. В следующей машине ехали два парня. Они с любопытством посмотрели на меня и остановились.
  — Что же было дальше? — спросил Селлерс.
  — Как вас зовут? — спросила она.
  — Сержант Селлерс. А это Дональд Лэм.
  — А как ваше имя, сержант?
  — Фрэнк.
  Ее глаза смеялись, но она сказала:
  — Фрэк, это было ужасно! Знаете, что сделали эти отвратительные типы? Они сделали мне гнусное предложение! Так вот, если теперь вы узнали от меня все, что хотели узнать, я пойду домывать посуду.
  — Вы вернулись сегодня утром?
  — Да.
  — Почему?
  — Я немного развлеклась, и моя обида на Друрри прошла. Я думала, что вернусь и буду маленькой славной женушкой. И вымою тарелки.
  — Он старше вас?
  — Старше.
  — Вы ладите между собой?
  — Иногда не очень.
  Селлерс взглянул на меня.
  — Что вы в нем нашли? — спросил я.
  — Иногда я сама спрашиваю себя об этом.
  — Где и когда вы поженились?
  Она осмотрела меня с головы до ног и сказала:
  — А вы что, пришли сюда, чтобы узнать только это?
  — И тем не менее это хороший вопрос.
  — Что касается меня — это трудный вопрос, — сказала она. — Вам придется самим разбираться. А я вернусь к грязным тарелкам.
  Она встала и пошла на кухню. Ее бедра покачивались, слегка подчеркивая каждое движение. Она открыла кран с горячей водой в мойке.
  — Если хотите, оставайтесь и вытирайте тарелки, — предложила она.
  Селлерс подошел к двери кухни и прислонился к косяку.
  — Где сейчас находится ваш муж? — спросил он.
  Она засмеялась и сказала:
  — По словам миссис Болтушки из соседнего дома, он внезапно испарился. Я полагаю, что он устал ждать меня. Я, как примерная женушка, приведу в порядок дом. Если он вернется, мы простим друг друга и доживем счастливо до следующей перебранки. Если он не вернется, я узнаю, когда кончится арендная плата, и очищу дом для следующего жильца. Боже мой! Мужчины всегда сначала испортят дело, а потом удирают, чтобы начать новое.
  Она была занята тем, что сбрасывала с тарелок остатки пищи и подставляла скользкую от жира посуду под струю горячей воды.
  — Кухонные полотенца вон там, на вешалке, — показала она нам.
  — Это дело не для меня, — сказал ей Селлерс. — Меня за ненадлежащее для офицера полиции поведение вышибут со службы.
  — Ладно, тогда возьмите полотенце и принесите его мне, — сказала она. — У меня мокрые руки. Я не хочу перепачкать всю кухню.
  Селлерс взял полотенце и подошел к миссис Велс.
  — Куда его положить?
  — Повесьте мне на плечо.
  Она повернула к нему плечо, кокетливо посмотрела на него снизу вверх и засмеялась.
  Селлерс положил полотенце ей на плечо.
  — Придержите его чуть-чуть, а то оно соскользнет, — попросила она.
  Он выполнил ее просьбу.
  — Спасибо, — сказала она ему. — Вам нужно еще немного терпения.
  — Иди сюда, — позвал меня Селлерс. — Мы уходим. Дай мне только газетную вырезку.
  Я вытащил газетную вырезку из кармана.
  — Что это такое? — обернувшись к нам, спросила миссис Велс.
  — Всего лишь проверка, — ответил Селлерс.
  — А-а, я знаю, что там у вас. Это снимок из газеты Сан-Бернардино.
  — Как это случилось, что вы никогда не снимались в кино? — спросил ее Селлерс.
  — Меня никто не приглашал, — сказала она. — Я думала, что, возможно, снимок в газете привлечет внимание киношников.
  — Поэтому вы и ушли из дома? — спросил Селлерс. — Это истинная причина?
  Она кокетливо выгнула спину, покачала бедрами и засмеялась:
  — Мальчики, вы задаете дьявольские вопросы. Почему бы вам не побежать в соседний дом и не побеседовать с миссис Болтушкой? Я знаю, вы умираете от желания поговорить с ней, а у нее от желания разнюхать все новости повышается кровяное давление.
  Селлерс вздохнул, вернул мне газетную вырезку и молча пошел к двери.
  — Заходите еще, — пригласила миссис Велс.
  Мы вышли из дома и спустились по ступенькам.
  — Проклятье! — сказал Селлерс. — Это ты втянул меня в это дело, Лэм.
  — Во что?
  — В дело об убийстве! Потом оказалось, что труп — жив и здоров!
  — Миссис Рейли первой заварила это дело, — сказал я.
  — Но не со мной, — напомнил Селлерс. — Тем не менее пойдем поговорим с ней.
  На этот раз нам даже не пришлось звонить в дверь. Теперь миссис Рейли не притворялась, что не подглядывала за нами и не ожидала нас. Она распахнула дверь, стоило нам ступить на крыльцо.
  — С добрым утром, с добрым утром! — приветливо затараторила она. — Заходите. Я умираю от желанию узнать, что там происходит.
  Селлерс, стоя в дверях, сказал:
  — Только один вопрос. Вы видели там женщину?
  — Видела.
  — Это миссис Велс?
  — Да.
  — Это та женщина, о которой вы говорили, что ее убили.
  — Ну что вы говорите, офицер! Я вовсе не утверждала, а только предполагала, что она убита. Я рассказала о подозрительных обстоятельствах. Я слышала ссору, а затем крик этой женщины и видела несущего что-то мужчину.
  — На что было похоже это «что-то»?
  — Ну, на основании того, что я знаю теперь, я полагаю, что эта была просто пара одеял.
  — Вы предполагали, — сказал Селлерс, — что мужчина нес завернутый в ковер труп: ноша была тяжелой и колыхалась…
  — Ну, человек с одного взгляда не может с уверенностью определить, насколько тяжела ноша.
  — Впрочем, вы можете сказать, что мужчина имеет право прогуливаться с чем-то тяжелым на плече, — сказал Селлерс.
  — Ну, я… Конечно, это была ночь. Я только пытаюсь рассказать вам, офицер, что происходило. И это все. Я просто выполняю свой долг.
  — Вы говорили мне, что слышали звук удара, — вмешался я.
  — Ну и что из этого?
  — Я только хочу услышать, что вы скажете на этот раз.
  — Это не относится к делу. Любой мужчина может ударить свою жену, но я не говорила, что слышала звук удара. Я сказала, что слышала звук, который можно было бы принять за звук удара.
  — Вы разговаривали об этом с миссис Велс? — спросил Селлерс.
  — Нет. И я буду вам благодарна, если мое имя не будет фигурировать в этом деле.
  — Полагаю, что вы можете отблагодарить меня сейчас, — успокоил ее Селлерс.
  — У вас нет сомнений, что это действительно миссис Велс? — настаивал я. — Именно та женщина, которая?..
  — Вы думаете, такую женщину можно с кем-то спутать? — в свою очередь спросила миссис Рейли.
  — Ладно, пусть будет так, — сказал ей Селлерс и, обращаясь ко мне, добавил: — Поехали, Лэм.
  Мы направились к машине Селлерса. У выхода из дома миссис Рейли напомнила сержанту:
  — Я полностью доверяю вам и уверена, что мое имя не будет связано с этим делом.
  Селлерс не потрудился даже обернуться или ответить на ее просьбу.
  — О’кей, мистер Умник, — сказал он, когда мы сели в машину. — Ты втянул меня в эту историю, теперь вытаскивай из нее.
  — А что такого в этой истории? — спросил я.
  — Ничего. Совсем ничего такого! — сказал он. — Всего только рапорт об убийстве, которого на самом деле не было. Переполошили всех на свете историей, основанной на сплетнях об убитой женщине, которая в конечном итоге оказывается живой и невредимой.
  — Даже слишком живой, — подтвердил я.
  — Теперь можно говорить что угодно, — сказал Селлерс. — Но это бесполезно, я организовал слежку за этим проклятым домом в три смены, чтобы обеспечить круглосуточное наблюдение. Я держал ситуацию под контролем, чтобы, когда покажется Велс, его можно было сразу допросить. Я должен регулярно обо всем докладывать. А теперь мне придется краснеть перед начальством.
  — Ты зашел в этом слишком далеко, — сказал я. — Почему бы не держать это дело под контролем до тех пор, пока Велс не засветится в кадре, после чего почему бы не допросить его?
  — О чем? — насмешливо спросил Селлерс. — О семейной ссоре с женой?
  Селлерс вынул изо рта сигару и выбросил ее на улицу.
  — В следующий раз, когда ты, Дональд Лэм, дашь мне наводку об убийстве, не обижайся, если я в середине разговора брошу телефонную трубку.
  — И ты тоже не обижайся, — сказал я ему, — если в следующий раз, получив сведения об убийстве, я просто забуду сообщить о них.
  Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:
  — Черт возьми, ты пытаешься использовать мои собственные слова, чтобы переспорить меня. Ну, хватит об этом! Ты можешь что-нибудь придумать, как снять меня с крюка?
  — Есть кое-какие идеи.
  — Так-то лучше, — сказал он. — Что же это за ценные идеи?
  — Прежде чем закрыть дело, надо бы поподробнее узнать о Корнинге, — сказал я ему. — Ты расколешь его, как ты умеешь это делать. А через него мы сможем выйти на Друрри Велса.
  — А теперь слушай меня, Соколиный Глаз, — сказал Селлерс. — Я ведь служу в отделе по расследованию убийств, припоминаешь? Не думай, что ты можешь сначала вытащить меня из неприятной истории, а потом сделать сообщником в недостойной сотрудника отдела по расследованию убийств жульнической игре.
  — Это значит, что ты должен иметь труп?
  — Я должен иметь выход из скверной ситуации. У тебя есть такой выход?
  — Пока нет.
  — А какие-нибудь идеи?
  — У меня есть половина идеи.
  — Ну, значит, ты имеешь много больше, чем имею я, и ты лучше оставь эту полусырую идею до тех пор, пока она не созреет полностью. Когда эта идея созреет и встанет на ноги, тогда позовешь меня.
  Глава 7
  Утро в пятницу было многообещающим — ясное голубое небо, ласкающие тело и душу солнечные лучи, кристально чистые снеговые вершины гор и напоенный ароматом растений воздух.
  В своем «придворном» ресторане я получил мой обычный завтрак: яйца всмятку, сухие хлебцы, кофе, мармелад. Я обдумал ситуацию еще раз. Друрри Велс был женат на Эстель Амблер. Документы о разводе с ней обнаружены не были. По документам она проживала в городе Сакраменто. Я записал ее адрес, взял телефонную книгу этого города и начал искать номер ее телефона. Там значился телефон миссис Гордон Амблер, адрес которой совпадал с адресом Эстель Амблер.
  Я позвонил по этому телефону в Сакраменто.
  — Можно попросить Эстель? — спросил я.
  — Ее сейчас нет дома. Она вернется примерно через полчаса. Что-нибудь передать ей? — спросил женский голос.
  — Нет, я позвоню позже, — сказал я и повесил трубку.
  Достав свою записную книжку, я начал в ней новый раздел «Доходы и расходы» и записал в расходную часть оплату междугородного разговора с Сакраменто.
  Я позвонил в агентство. По расписанию очередной лайнер в Сакраменто вылетал через сорок семь минут. Я зарезервировал место и надеялся, что у меня будет достаточно времени для того, чтобы позвонить из аэропорта Берте, но, когда я туда приехал, уже объявляли посадку, и я едва успел припарковать машину и достать билет. Я торопливо забрался в самолет, пристегнул ремень и начал раздумывать над тем, как подскочит давление у Берты: ведь ей предстоит провести целый день, не зная, куда я делся, или руководить мной на дальнем расстоянии в городе Сакраменто. Я решил об этом не думать, откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться.
  Обычно монотонный шум моторов усыпляет меня, но на этот раз я не мог заснуть. Я опустил спинку кресла, закрыл глаза, но мозг продолжал работать. Я снова открыл глаза и начал смотреть в окно.
  Слева высились горы. Далеко внизу виднелись мчащиеся по шоссе машины. Я сидел, не отрывая взгляда от окна, но мой ум действовал так же энергично, как моторы лайнера. Где же искать ответы? Как всегда, я признавал, что готов бежать за несбыточным и не разделять мысли Берты, что время — деньги.
  Потом стюардесса подала ленч, и я отвлекся от серьезных размышлений.
  Самолет приземлился в Сакраменто. Я отправился в контору по прокату автомобилей, предъявил свою кредитную карточку, получил машину и поехал к Эстель Амблер.
  Это был типичный для Сакраменто старомодный дом, вызывающий воспоминания о славном прошлом Калифорнии. Высокий двухэтажный особняк с высокими потолками, длинным окнами, со старинными деревянными вентиляторами внутри дома и тенистыми деревьями снаружи, посаженными еще до того, как был изобретен автомобиль.
  Я поднялся по деревянным скрипучим ступенькам парадного крыльца и нажал кнопку звонка. В дверях появилась седая женщина с орлиным взором.
  — Здесь живет миссис Друрри Велс?
  — Да.
  — А вы миссис Амблер?
  — Да.
  — Я хотел бы поговорить с миссис Велс.
  — О чем?
  Я подарил ей свою самую лучезарную улыбку и сказал:
  — По личному вопросу. Это касается ее замужества, разговор ее ни к чему не обяжет. Я хотел бы, чтобы вы, миссис Амблер, если пожелаете, присутствовали при разговоре. Возможно, это будет полезно.
  — Как вас зовут?
  — Дональд Лэм.
  — Не вы ли звонили по междугородному телефону и спрашивали Эстель?
  — Я.
  — Для чего вы это сделали?
  — Чтобы узнать, на месте ли она.
  — Зачем?
  — Я не хотел лететь в Сакраменто, чтобы поцеловать замок и вернуться домой.
  — Чем вы занимаетесь?
  — Я детектив — частный детектив.
  — Кого вы разыскиваете?
  — Я пытаюсь узнать, что случилось со второй миссис Велс.
  — Второй миссис Велс?
  — Да, второй.
  — Но никакой второй миссис Велс не существует.
  — Возможно, я имею некоторую информацию, которая будет интересной для вашей семьи.
  — Тогда входите, — пригласила она.
  Я последовал за ней через маленькую прихожую в просторную гостиную с высоким потолком и широкими окнами. Они выходили на затененный двор, от которого в комнату шла приятная прохлада.
  — Садитесь, — предложила она. — Я схожу за дочерью.
  Она вышла из комнаты и через минуту вернулась с молодой женщиной. Это была брюнетка с несчастными глазами, которая, казалось, уже признала себя побежденной в жизненной игре. Плечи ее были опущены, в углах рта затаилась печаль. Видно было, что она давно махнула на себя рукой.
  — Это моя дочь, Эстель Велс, — представила ее миссис Амблер.
  — Меня зовут Дональд Лэм, — сказал я. — Я детектив. Мне хотелось бы получить некоторую информацию.
  — О Друрри?
  — Да.
  — Он частный детектив, — поторопилась пояснить дочери миссис Амблер.
  — Это мне без разницы, — сказала Эстель.
  — Он лишил мою дочь всяческих иллюзий, — объяснила миссис Амблер.
  — У вас есть ребенок? — начал я свои расспросы.
  — У меня двое детей.
  — Какого возраста?
  — Пяти и семи лет.
  — Эстель себя неважно чувствует, — вмешалась миссис Амблер. — Мы имеем право во многом обвинять этого человека. Он отнял у моей дочери здоровье.
  — Вы работаете? — спросил я Эстель.
  — Время от времени, — объяснила мать. — Она не может выдержать постоянной работы. У нее для этого не хватает физических сил. Я и сама не очень-то здорова, а кроме нас двоих, больше некому заботиться о детях.
  — Велс помогает вам материально?
  — И да, и нет, — сказала миссис Амблер. — Меня беспокоит одна вещь. Последние пять лет Друрри пытался получить то, что он называет свободой. В обмен на развод он предлагает Эстель недвижимое имущество. Но она не пойдет на такую сделку. Этот мужчина испорчен до мозга костей, мистер Лэм, абсолютно испорчен.
  Я кивнул.
  — Конечно, если бы мы пошли ему навстречу, — продолжала она, — и согласились на развод, мы бы могли получать от него алименты и посадить его в тюрьму, если бы он отказался платить. Есть другой путь: угрожать ему судом каждый раз, когда он не дает денег на детей, и этим оказывать на него давление. Это следовало бы сделать еще тогда, когда Эстель оставила его. Но в последнюю минуту он всегда сумеет увильнуть от неприятностей, выйти сухим из воды. Речь идет о войне нервов. Он определенно мастер по грязным проделкам.
  — Вы знаете, чем он сейчас занимается?
  — Не имею ни малейшего представления. Возможно, он ничего не делает. Он самый ленивый тип из всех, кого я когда-либо видела в жизни.
  — Как вы связываетесь с ним, когда хотите потребовать деньги для детей?
  — Мы имеем один адрес, по которому всегда можем найти его через какой-то промежуток времени. Это адрес его брата — доктора Карлтона Велса.
  — Доктор медицины? — спросил я.
  — Зубной врач, — сообщила она. — Его кабинет в Лос-Анджелесе. Друрри постоянно держит связь с Карлтоном. Но никто не знает, что они братья. Карлтон искренне стыдится поведения Друрри. Карлтон — джентльмен в полном смысле этого слова. Если бы не он, Друрри вообще ничего бы не делал для своих детей. Рано или поздно Карлтон всегда находит Друрри, и каждое письмо, которое мы отправляем через Карлтона, обязательно будет доставлено адресату.
  В разговор наконец вступила Эстель Велс:
  — Полагаю, что у него опять неприятности. Это серьезно?
  Я улыбнулся ей:
  — Я только проверяю кое-какие сведения. Скажите, вы знаете девушку по имени Ивонна? У нее рыжие волосы, примерно двадцати трех — двадцати шести лет от роду, вес — около пятидесяти килограммов.
  — Я полагаю, у нее прелестная фигура, — сказала Эстель. — Друрри всегда любил женщин с хорошими фигурами. Не знаю, как он умудряется получать их. Правда, он может быть очаровательным, когда захочет; могу предположить, что именно это заставляет женщин бегать за ним.
  — Нет, мы не знаем девушку по имени Ивонна, — сказала миссис Амблер.
  — Подождите минуточку! — оживилась вдруг Эстель и обратилась к матери: — Ты помнишь Ивонну Клаймер, которая жила на другой стороне улицы в Бербенке? Я всегда подозревала эту женщину. Друрри часто подвозил ее домой. Он подхватывал ее в свою машину, когда она шла домой от автобусной остановки.
  — Помню, — сказала миссис Амблер с сомнением в голосе. — Ты, похоже, описываешь Ивонну Клаймер. Когда я посещала вашу семью в Бербенке, я замечала, что он был очень внимателен к этой Ивонне. Хотела бы я знать…
  — Миссис Велс, вы не выходили замуж еще раз? — спросил я.
  Эстель отрицательно покачала головой.
  — Я же не разведена с ним.
  — И он тоже не может жениться на другой женщине, — сказала миссис Амблер.
  — Вам что-нибудь известно об Ивонне Клаймер? Что вы можете сказать о ее характере? — спросил я.
  — По-моему, она слишком сексуальная, маленькая, наглая проститутка, которая не пропускала ни одного мужчины в нашем квартале, — с чувством сказала Эстель. — И когда она положила глаз на Друрри, вы можете быть уверены, что Друрри не мог не потянуться к ней.
  — Вы не знаете, где она теперь?
  — Не знаю, — сказала она.
  — Но она жила в Бербенке?
  — Да.
  — Вы можете дать мне ее тамошний адрес? — попросил я.
  — Я должна поискать этот адрес, — сказала она. — Черт подери, я должна была бы помнить его. Это было перед тем, как мы окончательно разошлись. Мы жили там только четыре месяца. Но это еще одна сторона характера Друрри. Он всегда стремится переехать с одного места на другое и вообще перескакивать с одного на другое.
  — У меня есть ваш адрес в Бербенке на конвертах твоих писем, — сказала миссис Амблер, — я передам его мистеру Лэму.
  Она поспешно вышла из комнаты и через несколько минут вернулась с конвертом в руке, который вручила мне.
  — Это старый, ненужный конверт. Вы можете не списывать с него обратный адрес, а забрать сам конверт. Обратный адрес находится в его левом углу. Ивонна Клаймер жила на другой стороне улицы через четыре или пять домов от Эстель, ближе к углу.
  — Она жила там с родственниками?
  — Со своей матерью. Они обе работают. Ее мать разведена, но на основании того, что я слышала, я предполагаю, что Ивонна характером пошла в отца, при этом она была самоуверенная, красивая женщина.
  — У нее была хорошая фигура, — добавила Эстель.
  — Отлично, — сказал я им. — Возможно, через некоторое время после того, как я постараюсь разобраться в одном запутанном деле насчет земельных участков, я приеду к вам еще раз.
  — Приходите и расскажите нам все как есть, не пытаясь смягчить удар, — сказала Эстель. — Я чувствую, что Друрри сейчас в беде. Боюсь, что он попадет в тюрьму, хотя я всегда знала, что рано или поздно это обязательно произойдет.
  — Навещает ли он детей? — спросил я.
  Миссис Амблер поджала губы:
  — Он приходит навестить детей только для того, чтобы вызвать ссору. Он надеется, что однажды Эстель не позволит ему видеть детей и он использует это как почву для обвинения ее в душевной черствости, но добра ему от этого не будет. Эстель имеет против него такие козыри, что он никогда не сможет получить развод, хотя, возможно, он и не знает об этом. Если хотите, я покажу вам некоторые письма, которые моя дочь нашла в его вещах; письма от дюжины различных женщин, большинство из них бесстыдные и совершенно ужасные. Я не представляю, что подобное могли написать женщины.
  — Всех этих женщин Друрри упрашивал писать ему письма, — сказала Эстель равнодушным голосом. — Их содержание льстило ему, тешило его самолюбие.
  — В случае если он неожиданно придет навестить детей, — предупредил я, — не говорите ему, что я был здесь. Расследование желательно вести в полной тайне, если, конечно, это возможно.
  — Конечно, — сказала миссис Амблер. — Эстель все понимает.
  Эстель с тусклой улыбкой протянула мне вялую руку. Миссис Амблер пошла провожать меня.
  — Кошмарная вещь, когда жизнь молодой женщины идет прахом, — сказала она. — Ужасно слышать, что отец твоих детей доигрался до тюрьмы. Если бы он перестал к нам приходить, Эстель могла бы сказать детям, что их отец умер. Тогда ребята не узнают, какой у них отец на самом деле. Все дети ведь маленькие мучители, они любят издеваться, насмехаться над другими детьми. Так что, если он попадет в тюрьму, это будет ужасная трагедия для нашей семьи.
  — Я постараюсь, насколько это возможно, не повредить вам, — попытался я ее успокоить, после чего попрощался и пошел к своей машине, которую взял напрокат в Сакраменто. Сев за руль, я некоторое время еще обдумывал ситуацию.
  Потом я поехал в городскую мэрию и начал искать в архиве документы, связанные с семьей Пэттон, чтобы найти сведения о Люсиль Пэттон. Мне сопутствовала удача, я обнаружил ее адрес и номер телефона и сразу же поехал по этому адресу. Прибыв на место, я увидел небольшой многоквартирный дом. Смотрительница сообщила мне, что Люсиль Пэттон работает в одном из государственных учреждений, но в каком именно, она не знала. Домой Люсиль возвращается обычно в четверть шестого. Смотрительница была так болтлива, что своей болтливостью могла уговорить до смерти кого угодно. Но я мог потратить некоторое время на разговоры. Она предложила мне выпить, и мы обсудили с ней немало разных пустяковых проблем. Поэтому, когда я снова вернул разговор на интересующую меня тему о Люсиль, она стала еще более откровенной.
  Молодая женщина жила здесь почти пять лет в одной и той же квартире. Она стремилась казаться респектабельной, но по существу была «свой парень». Люди относились к ней с симпатией. О ее семье и о ее прошлом ничего не было известно, но, по-видимому, она никогда не была замужем. Эффектная брюнетка с серыми глазами, ростом сто пятьдесят шесть сантиметров, весом сорок девять килограммов и, как считала смотрительница, лет двадцати шести — двадцати семи от роду. У нее хороший характер, множество друзей и вместе с тем незаурядная деловая хватка. Люсиль имела хорошо оплачиваемую постоянную работу.
  Сорокапятилетняя смотрительница снова предложила мне выпить. Я извинился и отказался. Тогда она выпила сама и попыталась вытащить у меня сведения о том, чем я занимаюсь и для чего мне все это нужно знать. Я сказал ей, что на Западе я дружил с парнем, который, когда жил в Сакраменто, знал Люсиль и посоветовал мне, в случае если я окажусь в ваших местах, позвонить ей, поскольку она замечательная девушка, компанейская, всегда веселая, не зануда, настоящая леди.
  — Это точно про Люсиль, — согласилась смотрительница. Она сообщила мне адрес офиса, в котором работает Люсиль Пэттон, и предложила представить меня ей, когда та вернется домой.
  Но этот план меня не устраивал.
  В четверть пятого я отъехал от дома Люсиль, остановил машину за углом, открыл дверцу, вышел на тротуар и стал ждать.
  По тому описанию внешности, которое мне дали, я без труда узнал среди прохожих Люсиль Пэттон. Шагнув ей навстречу, я снял шляпу.
  — Мисс Пэттон?
  Она молча осмотрела меня с головы до ног и снова подняла глаза на мое лицо.
  — Ну? — спросила она.
  — Я хотел бы поговорить с вами.
  Легким движением она дала мне понять, что не собирается останавливаться, и почти на ходу спросила:
  — О чем?
  — О Друрри Велсе.
  Ее лицо оставалось безразличным.
  — И о вашем дяде: Аароне Бедфорде. Это может быть полезным для вас — получить определенную информацию.
  Эти слова сработали. Она было уже совсем двинулась мимо меня, но тут резко остановилась. Ее большие, холодные глаза внимательно посмотрели на меня.
  — Разговор официальный? Личный? Или просто из любопытства? — спросила она.
  — Будем говорить так: комбинация всех трех форм. Я детектив.
  — Покажите ваше удостоверение.
  — Частный детектив, — уточнил я.
  — Ах так! — воскликнула она и снова двинулась прочь от меня.
  — Возможно, я смогу держать под контролем официальное расследование, — сказал я, — если мы с вами найдем общий язык.
  — Послушайте, я не собираюсь вести разговоры посреди улицы, — сказала она. — И точно так же не намерена разговаривать в вашей машине, поэтому бесполезно держать дверцу так широко открытой. Если вы имеете у себя какие-то козыри, выкладывайте их на стол сразу. Тогда, если я захочу взглянуть на остальные ваши карты, я скажу вам об этом.
  Я сказал:
  — Ваш дядя Аарон Бедфорд владел участком земли в округе Сан-Бернардино. Он умер и завещал этот участок Ивонне Клаймер.
  — Ну и что?
  — Ивонна Клаймер говорила всем, что она замужем за Друрри Велсом. Если у них действительно был брак, то это было двоеженство.
  — Ну и что из этого? — спросила она. — На свете полно двоеженцев.
  — Вы не хотите защитить Ивонну?
  — С чего бы это?
  — Она ведь ваша двоюродная сестра, не правда ли?
  — Мы действительно родственницы, но я никогда в жизни не видела ее.
  — О’кей, — сказал я. — Придется мне отказаться от этого дела. Я провожу расследование, но зашел в тупик. Мне нужна вся информация, которую можно раздобыть, и я думаю, что вы могли бы мне помочь.
  — Какие у вас трудности конкретно?
  — Для ответа на этот вопрос нужно время.
  — Как вы поймали меня на этом месте? — спросила она.
  — Я побывал в вашем доме и познакомился с вашей смотрительницей. Она описала мне вашу внешность.
  — И чего же вы от меня хотите?
  — Я хочу поговорить с вами.
  — Я не привыкла разговаривать на улице с незнакомым мужчиной, на какую бы наживку он меня ни ловил.
  — Хотите, чтобы я отправился к вашей смотрительнице и попросил ее официально представить меня? Она предлагала мне свои услуги по этой части.
  — Этот номер не пройдет. Она знает о вас только то, что вы сами о себе сказали. Примерно столько же знаю о вас и я.
  Я сказал:
  — Вот ключи от машины. Не хотите ли сесть за руль? А я сяду рядом с вами. Вы будете за рулем. Таким образом, никто не сможет похитить вас или…
  Наконец она рассмеялась и сказала:
  — Пожалуй, вы славный парень. Мне кажется, вы больше боитесь меня, чем я вас.
  — Ладно, — сказал я ей. — Мне подумалось, что вы захотите чувствовать себя уверенно.
  — Давайте ключи.
  Я передал ей ключи.
  — Отодвиньтесь.
  Я сделал шаг в сторону, она юркнула в машину и села за руль. Я сел рядом и захлопнул дверцу. Она включила зажигание, выключила его, открыла кошелек и сунула туда ключи.
  — Отлично, — сказала она. — Расскажите мне теперь все по порядку.
  Я сказал:
  — Меня зовут Дональд Лэм. Вот мое удостоверение.
  Изучив удостоверение, она поинтересовалась:
  — А кто такой Б. Кул?
  — Хотите верьте, хотите нет, но буква «Б» означает имя — Берта, — сказал я.
  — Какая идиллия!
  — К Берте Кул такое слово не подходит.
  — Слишком стара?
  — Не девочка, выступает как тяжеловес, жесткая, настроена скептически.
  — Как случилось, что вы с ней играете в одной команде?
  — Это длинная история.
  — Так что вы хотите от меня?
  — Несколько дней назад мне поручили расследовать дело, связанное с человеком по имени Друрри Велс; наш клиент хотел разыскать его жену миссис Велс. Я отправился к Велсу, чтобы поговорить с ним. Он рассказал мне, что у них была ссора и его жена ушла из дома. Он предположил, что она сбежала с другим мужчиной.
  — Продолжайте, — сказала она.
  — Соседка Велсов ночью слышала голоса, шум ссоры, крики, наконец, звук от удара чем-то тяжелым, а затем — молчание. Через какое-то время Друрри Велс вышел из дома, неся на плече нечто большое, завернутое в ковер или одеяло. Это мог быть труп. Это могли быть несколько одеял. Он взял кирку и лопату, положил их в машину, туда же погрузил свою ношу и уехал в неизвестном направлении. Все это происходило вскоре после полуночи, и через два часа сорок пять минут он вернулся домой.
  Она сидела за рулем, скосив на меня глаза, как бы стараясь составить представление обо мне, затем несколько мгновений задумчиво смотрела прямо перед собой и наконец спросила:
  — Что вам еще известно?
  — Теперь мы подходим к самой тяжкой части этой истории. На этой стадии расследования мой клиент отказался от услуг нашего агентства. Но я не мог бросить этого дела, потому что подозревал, что жена Велса была убита. Я позвонил своему другу из полицейского управления и рассказал ему о своих подозрениях. Он выехал на место происшествия, поговорил с той же соседкой и пришел к заключению, что совершено убийство. Велс исчез. За домом на случай, если Велс вернется, было установлено круглосуточное наблюдение. Он не вернулся. Вернулась его так называемая жена — живая, здоровая и счастливая, виляющая бедрами и глядящая на мир невинными глазами. Даже меня и моего друга полицейского офицера она вогнала в краску. Мне почему-то кажется, что это далеко не конец этой странной истории, а я хочу знать все.
  — Поэтому вы и приехали сюда повидать меня?
  — Не совсем так. Я приехал сюда повидать жену Велса, его законную жену. Они до сих пор не разведены. Я надеялся, что она даст мне зацепку. И получил кое-что. Она вспомнила Ивонну Клаймер, которая, оказывается, когда они жили в Бербенке, была их соседкой, и эта Ивонна Клаймер старалась закадрить Друрри Велса. На мой взгляд, это похоже на правду. Ваш дядя умер несколько дней назад и завещал своей племяннице Ивонне Клаймер земельный участок в округе Сан-Бернардино. Ее разыскали газетные репортеры, хотя она уже называлась миссис Друрри Велс, и сообщили ей, что она унаследовала землю, а также пятнадцать тысяч долларов наличными. В завещании оговаривалось, что если она умрет до получения наследства, то наследницей становитесь вы, мисс Люсиль Пэттон. В связи с этим я предположил, что вам могут быть известны некоторые важные обстоятельства.
  — Что вы мне еще хотите сказать? — спросила она.
  — Я нарисовал полную картину.
  — Куда вы отсюда едете?
  — Вернусь в Лос-Анджелес.
  Она снова достала свой кошелек, вытащила из него ключ от машины, вставила его в замок зажигания и сказала, улыбаясь:
  — При данных обстоятельствах, Дональд, вы должны называть меня просто Люсиль и пригласить пообедать.
  Я улыбнулся ей в ответ:
  — Выходит, что похищение состоится, только похищенным буду я.
  — Вы хотите позвать на помощь полицию?
  — Пока что нет.
  — Возможно, вы захотите сделать это позже, — сказала она, повернула ключ зажигания, нажала на газ, и машина плавно отъехала от тротуара.
  — Интересно, какая идея скрывается за вашим предложением? — спросил я.
  — Такая идея, что я решила кое-что рассказать вам, — ответила она, — но прежде чем сделать это, я хочу узнать вас получше. А самый лучший способ, с помощью которого девушка может узнать мужчину, — это пообедать и потанцевать с ним, а также на практике увидеть, какой он пользуется техникой, обхаживая женщин.
  — А если он не обхаживает их?
  — Тогда надо посмотреть, что стоит за этим: безразличие, неумение или неопытность?
  — А если ни то, ни другое, ни третье?
  — Такая ситуация тоже учитывается.
  — По какой графе: дебет или кредит?
  — В зависимости от обстоятельств.
  — От каких?
  — От того, каков мужчина и какие чувства испытывает к нему девушка.
  — Понятно, — сказал я. — Вы прощупываете меня. Куда мы едем?
  — В ресторан пообедать, выпить коктейль и потанцевать.
  — Может быть, вы хотите остановиться возле вашего дома, чтобы привести себя в порядок?
  — Я хочу, но не сделаю этого. У нашей смотрительницы большие глаза, большие уши и длинный язык.
  Я сказал:
  — Если она сопоставит некоторые факты, то ей будет как дважды два ясно, что происходит.
  — Едва ли. Когда я вернусь домой, она сообщит мне, что вы приходили к ней и что, по ее предположению, вы отправились встречать меня на улицу. Но прежде чем она спросит меня, видела ли я вас, я сама попрошу ее описать вашу внешность, манеру поведения и все такое прочее. Я не буду врать ей, я просто собью ее со следа просьбой описать вас и к тому же увижу вас еще и чужими глазами.
  — Ну, вы настоящая женщина! — воскликнул я.
  — Мы оба не лыком шиты, не правда ли?
  Я откинулся на сиденье. Она управляла машиной, как профессиональный шофер. Я закрыл глаза.
  — Уже устали от меня? — спросила она.
  — Да нет… пытаюсь сосредоточиться.
  — На чем?
  — Думаю о том, как бы не подавиться на экзамене в ресторане.
  Люсиль засмеялась. Смех был такой зовущий, воркующий, что я невольно взглянул на нее, а мой мозг начал быструю работу по переоценке моих представлений об этой женщине. Любезна, но стеснительной ее не назовешь, без малейшей боязни ведет со мной деловую игру, и у меня возникло неприятное чувство, что на протяжении всей нашей встречи она вела против меня спланированную кампанию, заставляла меня раскрывать карты, обнаруживать свои намерения.
  Мы вошли в модный ресторан. Еще не наступило время для наплыва посетителей, но в коктейль-баре уже было немало людей. Люсиль заказала официанту «Манхэттен». Я заказал тот же коктейль.
  Через четверть часа мы снова заказали по «Манхэттену». Еще через двадцать минут мы повторили заказ. После этого выпивка подействовала на нее и, сказать по правде, на меня тоже. Я видел, как заблестели ее глаза и слегка порозовели щеки, движения стали раскованней, но она не теряла самоконтроля.
  Я спросил, улыбаясь:
  — Вы пытаетесь напоить меня вусмерть?
  — Я хочу разрушить броню вашей сдержанности.
  — Она уже разрушена. Не пора ли нам закусить?
  — Да хоть сейчас, если вы «за».
  Выбирая закуски, она не стеснялась: бифштекс из вырезки с кровью, запеченная картошка, устрицы, салат из авокадо, кофе.
  В ресторане был дансинг, и мы с Люсиль пошли танцевать. Она была прелестна, и я осмелился прижать ее к себе ближе, чем это обычно принято. Время от времени она кокетливо посматривала на меня. Я понимал, что она все еще изучает меня.
  После танцев нам принесли десерт, и мы выпили еще два коктейля. Оплачивая счет, я содрогался при мысли о том, как отреагирует на такие расходы Берта Кул, если мне не удастся запудрить ей мозги.
  На этом дело не кончилось. Я решил послать к чертовой матери мой страх перед расходами, и мы выпили посошок на дорожку.
  Когда мы вышли из ресторана и служитель подогнал к подъезду мой автомобиль, Люсиль проворно уселась за руль. Она подтянула юбку так, что оголились колени, и демонстрировала мне свои прелестные ножки. На центральных улицах мы стремительно, как форель в бурной горной речке, лавировали в потоке машин, потом переехали через мост, проехали метров двести по грунтовой дороге, свернули направо, в затененную деревьями парковую аллею, и оказались на берегу водоема. Может быть, это была широкая река, может быть, лагуна, а может быть, водохранилище. Я так никогда и не узнал, что это было на самом деле, только видел в неясном свете луны мерцающую воду.
  Люсиль выключила мотор и откинулась на спинку сиденья. Воцарилась тишина, нарушаемая только легким шумом остывающего двигателя. Потом послышалось кваканье лягушки. Вслед за первым смельчаком заквакали остальные. Затем ночь ожила тысячью звуков.
  И в этот момент Люсиль выскользнула из-за руля и придвинулась ко мне вплотную так, что ее подбородок касался моего плеча. Голова ее запрокинулась, глаза были полузакрыты, в лунном свете были видны обнаженные колени.
  Я обнял Люсиль. Она приподняла подбородок, и я поцеловал ее долгим поцелуем, который вызвал во мне естественное возбуждение.
  Я притянул ее к себе еще ближе, мои губы прижались к ее лбу, кончики пальцев ласкали нежную кожу на шее. Ее тело расслабилось и затихло в моих объятиях.
  Мы сидели так приблизительно минут десять-пятнадцать, любуясь лунной дорожкой на воде, нежась в бархатном тепле ночи, прислушиваясь к шорохам темного берега.
  Потом я почувствовал, как Люсиль легко шевельнулась в моих объятиях, чуть сильнее прижалась ко мне, и мы слились в долгом поцелуе.
  Неожиданно она резко оттолкнула меня и поспешно заняла свое место за рулем. Я потянулся к ней, но она правой рукой остановила меня, в то время как ее левая рука повернула ключ зажигания, и наша машина с зажженными фарами начала разворачиваться.
  — Люсиль, — сказал я с мягким упреком.
  — Все, Дональд, — отозвалась она. И тут же смягчила ответ: — Я попробую объяснить вам.
  — Что объяснить?
  — Вы вели себя как подобает и не перешли границ. Этого я и ожидала от вас. Я хочу сказать вам, что мы зашли достаточно далеко.
  — Для вас?
  — Для нас обоих, Дональд. Вы славный парень. Не надо все портить.
  Через ветровое стекло в машину проникал лунный свет и освещал ее взволнованное, возбужденное лицо. Она гнала машину по грунтовой дороге, как бы стараясь поскорее покинуть это место. На предельной скорости мы выехали на асфальт, проскочили через мост, и, только после того, как влились в поток уличного движения, наша машина сбавила скорость. Казалось, напряжение оставило Люсиль. Несколько раз она искоса взглянула на меня. Мы молча проехали несколько улиц и подъехали к дому, где она жила. Машина остановилась с выключенным мотором и потушенными фарами.
  — Мне вылезать? — спросил я.
  — Не надо!
  Я молча откинулся на спинку сиденья.
  Она сказала:
  — Вы выдержали экзамен. Думаю, вы получили «пять с плюсом». Что вы хотели узнать у меня?
  — Все, что вам известно.
  — Дональд, — сказала она, — не знаю, смогу ли я помочь или нет, но вот что я могу сказать по этому поводу. В нашей семье никогда не было много денег. Однако дядя Аарон в свое время уехал в Техас и за бесценок приобрел там кусок бросовой земли. Он упорно держался за эту землю, построил там лачугу, завел несколько коров и жил так до тех пор, пока… Ну, вы, конечно, догадались, что произошло дальше. Там нашли нефть. Он разбогател. Вскоре умерла его жена. Дядя Аарон остался один. Однажды он приехал ко мне в Калифорнию. Я была единственной родственницей, которая переписывалась с ним. Я показала ему наш город, как могла, развлекала его. Вернувшись в Техас, он прислал мне оттуда несколько писем. В одном из них он сообщил мне, что написал завещание, по которому оставлял мне все свое имущество. Это необычайно удивило меня.
  Он был моим родственником, я сочувствовала его одиночеству, кроме того, я не была уверена, что сумею правильно распорядиться его имуществом, поэтому в благодарственном письме я обратила его внимание на то, что ему следовало бы заняться поисками других членов нашей семьи.
  — Он последовал вашему совету? — спросил я.
  — Последовал. Он сообщил, что нашел родственницу по имени Беатрис Клаймер, у которой есть дочь Ивонна, что они живут в Бербенке, но он оставляет мне большую часть его собственности, хотя им тоже останется достаточно, чтобы обеспечить безбедное существование. Других родственников он не обнаружил.
  — У вас сохранились эти письма? — спросил я.
  Она кивнула.
  — Продолжайте, — попросил я. — Что было дальше?
  — Случилось то, что неизбежно должно было случиться, — ответила она. — В Техасе появилась куколка, и вдовец-миллионер быстро попался на ее крючок.
  — Она женила его на себе?
  — Женила, и он так и остался висеть на ее крючке. Естественно, что его жена глубоко возненавидела меня. Я хорошо понимала, что она постоянно капала ему на мозги, настраивая против меня. Тон его писем резко изменился, он написал мне сразу после свадьбы и сообщил, что по понятным причинам он внесет в свое завещание некоторые изменения, но при этом оставит мне третью часть наследства. Позже он известил меня, что все свое имущество в Техасе он полностью оставляет своей жене, но завещает мне свое имущество, расположенное в Калифорнии. Еще через пару месяцев я получила уведомление о том, что он по дешевке распродал все свое калифорнийское имущество и превратил в наличные. Вскоре он умер, и по его завещанию оказалось, что все, за исключением участка земли в районе Сан-Бернардино, досталось его жене. Этот участок, вместе с пятнадцатью тысячами долларов, перешел по наследству к его племяннице Ивонне Клаймер.
  — Значит ли это, что мать Ивонны к тому времени умерла?
  — Полагаю, что так. Она либо умерла, либо чем-нибудь не угодила жене дяди Аарона. Честно говоря, у меня не осталось горького осадка от этой истории. Я не погрешу против истины, если скажу, что деньги не главное в моей жизни. Я не стремлюсь к богатству, но хотела бы иметь достаточно денег, чтобы не беспокоиться о завтрашнем дне. Девушка, которая не разгибаясь сидит за пишущей машинкой, не может не беспокоиться о том, что с ней будет, если она заболеет: заработает артрит или будет вынуждена оставить работу по другим каким-то причинам. Я не знаю, сколько денег имел дядя Аарон, но это был большой денежный мешок. Если бы у меня на черный день было несколько тысяч долларов, это облегчило бы мое существование. Такая жизнь подходит мне больше, чем жизнь богатой суки, которая, будучи постоянно окруженной охотящимися за ее деньгами молодчиками, бездельничает в европейских отелях, проводит ночи в барах. И еще…
  — Вы можете выйти замуж, — сказал я ей. — И это даст вам чувство уверенности.
  — Замужество пугает меня, оно не прибавляет уверенности в будущем. Вы выходите замуж. Расстаетесь с независимостью. Рожаете детей. Становитесь домашней хозяйкой, теряете фигуру, душевную энергию и своих друзей. А после всего этого ваш муж оставляет вас ради миража юности… Вы рассказали мне о Друрри Велсе и его первой жене, которая живет в этом городе. Что вы скажете о ее судьбе?
  — Ну, кое-что от этого остается, — промямлил я.
  — Дети? — спросила она.
  — Двое.
  — А какова ее собственная жизнь?
  — Ну, она работает, когда может… Ее здоровье оставляет желать лучшего.
  — Вот об этом я и говорю, — сказала Люсиль. — Меня лично пугает потеря независимости. Я имела немало возможностей выйти замуж, но отказывалась от этого, потому что никого не любила, хотя несколько раз я все же всерьез обдумывала предложения руки и сердца. Конечно, я надеюсь, что придет день, когда я потеряю голову от любви, и тогда мне будет не до рассуждений о своем будущем. Я брошусь в брак очертя голову… Но человека, Дональд, не могут не напугать неизвестность и мысли о том, что может случиться.
  — Вас могут пугать мысли о том, что может случиться, но невозможно предвидеть всего, что с вами может произойти.
  — Полагаю, что вы правы.
  — Вы должны идти вперед и прожить вашу жизнь так, как вам это удастся. Постарайтесь наилучшим образом разыграть ваши карты. И улыбайтесь! Нельзя уползти под кровать и спрятаться там от жизни. Вы должны каждую минуту жить, должны прожить всю вашу жизнь до самой смерти.
  — Знаю, — сказала она, — и пусть у вас не складывается ложное впечатление, будто я боюсь жизни. Я ничего не боюсь. Теперь я скажу вам одну вещь: как я отношусь ко всей этой истории. Естественно, у меня осталось горькое чувство, но я никогда никому об этом не говорила.
  — Вы что-нибудь знаете о женщине, которая вышла замуж за вашего дядю Аарона?
  — О ней я знаю только то, что она значительно моложе его и свадьба была невеселой: без помолвки и всего такого. Они просто сошлись и поженились. Думаю, он встретил ее где-нибудь в гостинице. Она знала, чего хотела, и действовала уверенно.
  — У вас сохранились все письма вашего дяди?
  — Сохранились.
  — Не теряйте их, — сказал я. — А что вам известно об Ивонне Клаймер?
  — Я была бы сплетницей, если бы пересказывала то, что слышала о ней. Я незнакома с этой женщиной. На самом деле она не племянница, а внучатая племянница дяди Аарона.
  — О’кей, — сказал я. — Теперь мне предстоит разузнать еще кое-что.
  — То, что я рассказала, может быть вам полезно, Дональд?
  — Откровенно говоря, не очень. Ваш рассказ немного укрепил у меня почву под ногами. Вот и все. Но суть, мне кажется, такова: от всего, что связано с Друрри Велсом, пахнет фальшью, там мог быть фиктивный брак, или они живут в зарегистрированном браке. Не знаю. Но почему-то это не помешало вступлению в законную силу завещания Аарона Бедфорда.
  — Дональд, вы женаты?
  — Нет.
  — Помолвлены?
  — Нет.
  Несколько секунд она молчала, потом сказала:
  — Это был прекрасный вечер, Дональд. Я давно хотела выговориться. Но у меня нет никого, кому бы я могла открыть душу. Бог знает, почему я начала откровенничать с вами. Это можно объяснить только тем, что вы… Вы нравитесь мне. Вы мне понравились с той минуты, когда я впервые увидела вас, стоящего возле открытой дверцы машины. В тот момент я подумала, что вы из тех донжуанов, которые пристают к женщинам на улице… В этот вечер я чувствовала себя очень одинокой. Ну, о делах мы уже поговорили, и теперь, Дональд, пришла пора прощаться… Я рассказала вам все, что знаю, и могу только повторить, что вы мне нравитесь и выдержали сегодняшний экзамен с блеском. Если наш прощальный поцелуй не будет бесконечным, вы успеете вернуть машину в агентство по прокату автомобилей и улететь на последнем самолете в Лос-Анджелес.
  Теоретически она была права, но на практике из этого плана ничего не получилось. Мне чертовски не повезло — самолет улетел минутой раньше моего приезда на аэродром.
  Глава 8
  В субботу наше агентство работает только до двенадцати часов. Обычно в полдень мы со старшим совладельцем Бертой Кул проводим часовое совещание, на котором составляем планы работы на следующую неделю. Берта любила проверять всю нашу документацию и банковские счета каждую неделю, чтобы всегда знать, как идут дела.
  Я пришел в офис точно в девять часов утра. Берты еще не было на месте. Я попросил Элси сразу же сказать мне, как только Берта появится на работе.
  Она пришла через десять минут, и, как только она вошла в свой кабинет, Элси оповестила меня об этом. Войдя к Берте, я с порога сказал:
  — Между прочим, агентство начинает работу в девять утра. Почему вас нет на месте вовремя?
  Берта посмотрела на меня, открыла рот, хотела что-то сказать, но задохнулась от возмущения. Ее лицо постепенно окрашивалось в цвет сырой печени. Наконец она обрела дар речи:
  — Почему меня нет на месте?! И ты, шустрый сукин сын, еще имеешь наглость спрашивать меня об этом. Хотела бы я знать, где был ты? Что это за манера исчезать, не сообщив никому, где ты находишься! Вчера целый день я обзванивала всех красоток, которые хоть раз встречались с тобой, пробуя разыскать ту дыру, в которую ты провалился. Ты имеешь наглость, нырнув куда-то, никому не сказать, куда именно. За кого ты меня принимаешь? За секретаршу или что-нибудь вроде этого?
  — Агентство открывается в девять утра, — повторил я твердо. — Я уже давно жду вас.
  Тут уж она пришла в полное бешенство.
  — Ну ладно, — сказал я примирительно, — забудем об этом. Я понимаю так, что компаньон фирмы не должен работать как раб. Ведь мы оба можем иногда иметь хоть немного свободного времени. Приступим к делу.
  — Ну, ты и тип! — сказала Берта. — Ты делаешь все, чтобы вывести меня из рабочего состояния. Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы, используя свои мозги, скрутить меня прежде, чем я начну раскручиваться. Я чертовски сердита на тебя, но вместе с тем я не могу тобой не гордиться.
  — Отлично, — сказал я Берте. — Теперь расскажите мне, что происходило вчера. Было что-нибудь важное?
  Берта поджала губы:
  — Черт возьми, Дональд! Я встревожена.
  — Что вас так напугало?
  Она открыла ящик письменного стола, вытащила оттуда два официальных документа и передала их мне.
  — Взгляни на них.
  Я взял документы и прочитал их названия. Этого было достаточно: в Верховный суд штата Калифорния и округа Сан-Анджелес, истец — Друрри Велс против Берты Кул и Дональда Лэма как совладельцев фирмы «Кул и Лэм». Мне не было нужды читать саму жалобу и судебные повестки, но я все-таки просмотрел их.
  Друрри Велс хорошо сделал свою работу. Он утверждал, что в то время, когда он проживал на улице Фрост-Моур-роуд, в доме номер 1638, ответчики назойливо вмешивались в его личную жизнь, опрашивали его соседей, преднамеренно создавая у них впечатление, что истец является убийцей, тем самым опорочивая его доброе имя; ответчики сообщили в полицию, что истец убил женщину, проживающую с ним как его жена; в результате данной информации полиция установила наблюдение за домом истца, создавая этим ему дурную славу и вынуждая его уехать из своего дома, что принесло ему крайние неудобства и беспокойство, а также тяжелые душевные переживания, нанесло ущерб его здоровью и репутации в обществе и так далее и тому подобное. В документе содержалось требование истца выплатить ему пятьдесят тысяч долларов за нанесенный ущерб и сто тысяч долларов для наказания ответчиков. Я положил судебную повестку и жалобу на стол Берты.
  — Вам известны дополнительные факты? — спросил я свою партнершу.
  — Я не уверена, что знаю все, — ответила Берта.
  — Расскажите, что знаете.
  — В заявлении говорится, что ты наталкивал соседей на мысль, что истец совершил убийство.
  — Я это заметил.
  — Как только эти документы были мною получены, я, разумеется, кинулась разыскивать тебя, а не найдя, приняла решение прежде всего поехать к соседке Друрри Велса и получить от нее письменное заявление, в котором бы миссис Рейли засвидетельствовала тот факт, что это именно она сказала тебе, Дональд, о своих подозрениях насчет убийства жены Друрри Велса.
  — И вы это осуществили?
  — Я взяла в качестве свидетеля своего друга, и мы поехали к миссис Рейли, которая заявила нам, что ничего подобного никогда тебе не говорила, что это ты сам, приехав к ней, спросил у нее о подозреваемом в убийстве своей жены соседе. Другой сосед Друрри Велса сказал, что ты задавал ему такие же вопросы, хотя и не сделал никаких заявлений, но характер твоих вопросов мог натолкнуть на мысль, что миссис Велс могла исчезнуть в результате какой-то грязной игры. Все это чертовски неприятно! Миссис Рейли перепугана до смерти!
  — Отчего она перепугана до смерти?
  — Мне кажется, что все эти страхи накапливались в ее душе годами, и сейчас она испугана так, что стала даже заикаться.
  — Вы объяснили ей, для чего вы спрашиваете у нее о том, что она мне рассказывала? — спросил я.
  — Конечно, иначе для чего же я приехала к ней?
  — Вы сказали ей, что против нас возбуждено судебное дело?
  — Сказала.
  — Прежде чем задали ей вопросы?
  — Я хотела играть с этой женщиной честно. И сразу выложила карты на стол.
  — Благими намерениями вымощена дорога в ад. Миссис Рейли боится своего мужа. И в ту минуту, когда представила себе судебный процесс, она испугалась до смерти, — сказал я.
  — Но она рассказывала Фрэнку Селлерсу то же, что и тебе, и не сможет отказаться от этих показаний, — огрызнулась Берта.
  Некоторое время я обдумывал ситуацию, потом сказал:
  — Заметьте, Друрри Велс не заявил, что женщина, которая жила с ним, была его женой. Он сказал, что эта женщина жила с ним как жена. Он никогда не был разведен со своей настоящей женой. Вы знаете, что мой телефонный разговор с Селлерсом имеет очень большое значение. Подтвердит ли Фрэнк нашу версию?
  — Фрэнк? Фрэнк засвидетельствует, что ты сообщил ему об убийстве. У него из-за этого дела большие неприятности, и он не намерен ради нашего благополучия терять работу.
  — В таком случае, — сказал я, — самым важным нашим свидетелем становится Корнинг, который был здесь в то время, когда я по телефону рассказывал эту историю Фрэнку Селлерсу.
  — Друрри может выиграть этот процесс? — спросила Берта.
  — Нет, не может, если мы найдем кого-нибудь, кто на суде скажет правду, — сказал я. — Первым встречался с миссис Рейли Корнинг… Где он остановился?
  — В отеле «Дортмут».
  — Ну, я пошел, — сказал я.
  — Ты собираешься говорить с ним?
  — Если найду его. Попытаюсь получить от него письменное заявление. Если смогу.
  — Дональд, он сотрет тебя в порошок.
  — Он действительно сотрет нас в порошок, если встретится с адвокатом Друрри Велса прежде, чем я поговорю с ним.
  Глаза Берты сузились.
  — В таком случае у нас тоже есть возможность устроить ему райскую жизнь.
  — Каким образом?
  — Ты утверждаешь, что Корнинг не сообщил об убийстве полиции и даже попытался оттолкнуть тебя от телефона, когда ты звонил по этому поводу в полицейское управление. Ты также утверждаешь…
  — Это хорошо придумано. Так он и впрямь может сказать правду.
  — Но он слышал, как ты говорил о том, что произошло убийство.
  — При этом, однако, я не говорил, что его совершил Друрри Велс. Я сказал только, что такое утверждение сделала миссис Рейли.
  — Вчера, Дональд, тебя искал судебный исполнитель. Мог он вручить мне адресованную тебе повестку в суд?
  — Нет, он должен был вручить повестку лично мне.
  — Но он дал мне две копии, одна из которых предназначена для тебя.
  — Нет, — сказал я, — это не копии. Он вручил вам две повестки: одну — Берте Кул как частному лицу, другую — как совладельцу фирмы «Кул и Лэм». Мне он постарается вручить повестку, скорее всего, сегодня.
  — Так что же мы будем делать?
  — Нам надо встретиться с адвокатом и прежде всего ознакомиться с показаниями Друрри Велса. Не думаю, что ему это понравится. Необходимо также найти Корнинга.
  Берта отодвинула стул и обошла вокруг письменного стола.
  — Послушай, Дональд, — сказала она, — я цепляюсь за каждый чертов грош. Тут уж ничего не поделаешь. Я так устроена. До того как ты начал работать в нашем агентстве, мне приходилось вести дела фирмы, располагая минимальными средствами. И у меня появилась привычка трястись над деньгами. Каждый раз, когда ты тратишь сумму в пять центов, которые, на мой взгляд, можно было бы не потратить, у меня начинается головная боль и повышается давление. Теперь, когда мы с тобой попали в переплет, я хочу, чтобы ты знал: Берта в полной мере понимает, какие у тебя мозги и какое мужество, превратившие фирму из весьма скромного, второсортного учреждения в процветающее частное детективное агентство. Конечно, меня чертовски злят твои счета и вообще твое слишком легкое отношение к расходам, но, черт побери, Дональд, когда приходят трудные времена, Берта стоит рядом с тобой, плечом к плечу! Ты не услышишь от меня ни одного стона при любом исходе: победе, поражении или ничьей. — Она шагнула ко мне, протянула увешанную кольцами руку и сказала: — Твою руку, партнер!
  Ее похожие на бусинки, маленькие, блестящие глазки наполнились слезами.
  — Теперь иди и найди этого сукиного сына, Корнинга, чтобы решить, как нам вести дело дальше. Я никогда не думала, что могу так испугаться, как сейчас, после того как испортила дело с этой женщиной Рейли.
  Глава 9
  «Дортмут» оказался небольшой гостиницей с претензией на роскошь. Портье сказал, что посмотрит, дома ли мистер Корнинг, и попросил меня назвать себя. Я назвался мистером Велсом. Портье позвонил по внутреннему телефону, после чего обратился ко мне с самой любезной улыбкой:
  — Поднимайтесь сразу к нему, мистер Велс. Мистер Корнинг сказал, что будет очень рад вас видеть.
  Я поблагодарил его.
  — Номер 362-А, на третьем этаже, — добавил он.
  — Спасибо, — снова поблагодарил я, поднялся на третий этаж и нажал перламутровую кнопку звонка на двери номера 362-А. Тут же на пороге появился Корнинг с заранее приготовленной лучезарной улыбкой на лице. Но она мгновенно погасла, когда он увидел меня.
  — Черт побери! — воскликнул он.
  — Мне надо поговорить с вами, — сказал я ему.
  Он был без пиджака, в расстегнутой на шее рубашке, крупный, заносчивый, и смотрел на меня сверху вниз. Но в его глазах было напряжение, какое бывает у человека, старающегося быстро привести в порядок свои мысли.
  Я сказал:
  — У меня есть дополнительная информация, которая может представлять для вас ценность.
  — Какого черта вы выдали себя портье за мистера Велса?
  — Таким способом было легче проникнуть к вам.
  Корнинг стоял в дверях, загораживая проход в номер, и напряженно размышлял.
  Я шагнул к нему с видом совершенно уверенного в себе человека.
  — Эта информация заинтересует вас, — сказал я ему.
  Он отодвинулся в сторону, пропустил меня, шумно захлопнул дверь и указал мне на стул.
  Это был номер, который сдавался с оплатой за сутки, неделю или месяц. Состоял он из трех комнат. Гостиная была прекрасно обставлена. В углу находился бар, в котором я заметил дюжину рюмок. Большинство бутылок были наполовину или на две трети пустыми — по-видимому, Корнинг нередко принимал здесь гостей.
  — Итак? — прорычал он. — О чем речь?
  — Если вы мне скажете точно, с какой истинной целью вы приходили к нам, я, может быть, сумею помочь вам.
  — Я уже говорил вам, что мне нужно, — сказал он, — я хочу найти миссис Велс.
  — Для чего она вам нужна?
  — Это не ваше собачье дело! Я просто хочу найти ее.
  — Ладно, — сказал я. — Однако искать человека, не зная, зачем он нужен, — это все равно что искать в темноте черную кошку. Конечно, эта женщина — лакомый кусочек! Мне понравилась ее фотография, но снимок не идет ни в какое сравнение с натурой: она полна жизни, обаяния и…
  Корнинг чуть не подскочил на стуле:
  — Что это значит? Вы видели ее?
  — Разумеется, — сказал я.
  — Вы хотите сказать, что видели ее? Какого дьявола вы не сообщили мне об этом?
  — Вот этим я сейчас и занят: сообщаю вам.
  — Где она?
  — Для начала я хотел бы кое-что прояснить, — сказал я.
  — Что именно?
  — Когда вы в последний раз были в нашем агентстве, я при вас разговаривал по телефону с сотрудником полицейского управления. Вы помните этот случай?
  — Да.
  — По телефону я сообщил полицейскому, что соседка мистера Велса, миссис Рейли, рассказывала мне о том, что поздно ночью слышала доносящийся из соседнего дома шум драки, звук удара, затем увидела, как Друрри Велс понес на плече в гараж тяжелую ношу, которую она приняла за завернутое в ковер человеческое тело. Помните такой разговор?
  — Помню.
  — Помните его содержание?
  — Помню его содержание.
  — Помните, что я не утверждал, будто Велс убил свою жену, а только пересказывал сообщение миссис Рейли?
  Глаза Корнинга сузились, и он сказал:
  — Вы, кажется, чертовски обеспокоены всем этим?
  — Я просто хочу быть уверенным в том, что вас не подводит память.
  Он немного подумал и неожиданно спросил:
  — Где миссис Велс?
  — В доме 1638 на улице Фрост-Моур-роуд.
  — Мне знаком этот адрес.
  — Позавчера она была там. И в прекрасной форме.
  — Вы хотите сказать, что она вернулась? — спросил Корнинг.
  — Она вернулась, занялась уборкой дома, мытьем грязной посуды, переменила постели, очистила пепельницы…
  — И вы утверждаете, что позавчера она была там?
  — Точно.
  — Почему же, черт возьми, вы не сообщили мне об этом позавчера?
  — Вы же до этого отказались от наших услуг. Я был занят другими делами.
  Корнинг вскочил, застегнул рубашку, завязал на шее галстук, снял со спинки стула пиджак, надел его и только после этого сказал:
  — Пойдемте. Следует провести опознание личности. Вы разговаривали с ней?
  — Конечно, разговаривал.
  — Порядок. Пошли.
  Я сказал:
  — Я хотел бы, чтобы вы дали мне письменное заявление о том, что вы присутствовали при телефонном разговоре с моим другом из полицейского управления и подтверждаете мою версию содержания этого разговора…
  — Конечно, конечно, — уверил меня Корнинг, — все организуем как надо. Буду рад оказать вам услугу, Лэм. Только вы должны были сообщить мне сегодняшнюю новость позавчера. Я, пытаясь обнаружить эту женщину, имел тут кучу затруднений и неприятностей. Я совершенно не могу понять, как она оказалась в этом доме. Вот уж чего я никогда не мог бы себе представить.
  — Тем не менее она там. Если бы вы не уволили меня, вы бы к данному моменту уже повстречались с ней, завершили свои дела и возвратились в Техас.
  — Допускаю, что совершил ошибку, Лэм. Недооценил ваши способности.
  — Спасибо.
  — Мы устраним это недоразумение.
  — Тогда пишите свои показания о моем телефонном разговоре с полицией…
  — Сразу после того, как я поговорю с этой женщиной, миссис Велс. Как только это произойдет, я напишу все, что вы хотите. Вы продиктуете текст, и я подпишу его.
  — Поедем на моей машине? — спросил я его.
  — Я сам поведу машину, — ответил он.
  Мы вышли в коридор. Корнинг оставил ключ от номера у портье и сказал ему:
  — Я уезжаю часа на два. Пошли, Лэм.
  Услышав, что меня назвали Лэмом, портье удивленно поднял брови.
  — Добрый день, мистер Велс, — сказал он с сарказмом.
  — Добрый день, — ответил я с таким холодом в голосе, что мог бы заморозить моего собеседника.
  Мы сели в машину Корнинга и отправились в путь. Он был опытным водителем.
  Я понимал, что он молчит, потому что не хочет, чтобы я получил от него какую-либо информацию. И я не заговаривал с ним по той же причине. Откинувшись на спинку сиденья, я отдыхал, пока мы не свернули на Фрост-Моур-роуд и не подъехали к дому Велсов. Как только машина остановилась, я вылез из нее.
  — Я хочу поговорить с миссис Велс наедине, а потом иметь вас в качестве свидетеля.
  — Согласен, — сказал я. — Идите в дом, а я пока пойду поговорю с миссис Рейли.
  Он пошел по дорожке к крыльцу дома, а я отправился к дому Рейли.
  Миссис Рейли уже ждала меня возле входной двери.
  — А-а, это вы, мистер Лэм! Вы знаете, у меня неприятности. Сюда приходили люди и задавали мне кучу вопросов.
  — Расскажите мне об этом, — попросил я.
  — Это целая история.
  Мы вошли в дом, и я попросил ее:
  — Так расскажите мне, пожалуйста, эту историю.
  — Сюда приходили две женщины. Они сообщили мне, что мистер Велс возбуждает против вас судебное дело.
  — Что еще они сказали?
  — Оказалось, что эти женщины — нотариус и стенографистка. Они взяли у меня письменные показания, но копию не оставили. Они привезли с собой пишущую машинку, дали мне прочитать напечатанный текст, но при этом сильно торопили меня. Вроде бы там не было ничего такого плохого. Я подписала бумагу. Потом одна из женщин велела: «Поднимите правую руку». Я подняла правую руку, и она сказала мне: «Даете ли вы торжественную клятву, что все написанное здесь изложено правдиво?»
  — А изложено было действительно правдиво? — спросил я.
  — Правильно, — сказала она. — Кое-что, конечно, выглядело не совсем так, как было на самом деле, но вообще-то это была правда!
  — Вы так и сказали нотариусу, что изложено правдиво?
  — А что я еще могла сделать при таких обстоятельствах?
  — Что было дальше?
  — Потом нотариус сказала: «Вы дали торжественную клятву», достала из своего чемоданчика печать, поставила ее на бумаге с моими показаниями, подписала и передала документ адвокату. Этот адвокат, оказывается, ожидал на улице, как в засаде.
  — Понятно, — сказал я, — он получил то, что хотел: не зря сидел в засаде. Что конкретно содержалось в ваших данных под присягой показаниях?
  — Правда, только правда.
  — Будем говорить начистоту, миссис Рейли. Вы помните, как я пришел к вам, чтобы расспросить о ваших соседях?
  — Помню.
  — И вы рассказали мне, что слышали шум драки и звук удара, донесшийся из их дома. Видели, как сосед нес на плече нечто, похожее на человеческое тело. Затем погрузил свою ношу, а также кирку и лопату в машину. Уехал и вернулся через два часа сорок пять минут. Короткое время находился на кухне. Потом, выключив там свет, перешел в спальню, где свет горел столько времени, сколько было необходимо для того, чтобы раздеться и лечь в постель. Вы сказали мне о своем убеждении в том, что сосед убил свою жену. Вспоминаете вы о таком разговоре?
  — Убил ее?! — воскликнула она.
  — Вы так сказали.
  — Да ведь я вам никогда ничего подобного не говорила, мистер Лэм! — сказала она. — С какой стати я стала бы об этом говорить? Вы спрашивали меня о соседях, о том, как они живут, и я ответила, что у них все в порядке, за исключением одного случая, когда однажды ночью я услышала доносящиеся из их дома сердитые голоса. Это было похоже на ссору, но слов я разобрать не смогла. Я действительно говорила вам, что через некоторое время сосед вышел из дома, но и речи не было о том, что он нес на плече какое-то тело. Зачем вы приписываете мне слова, которых я не произносила?
  — Не было тела? — спросил я терпеливо. — Вы сказали мне, что он нес на плече нечто, завернутое в ковер или в одеяло, и что это нечто было похоже на человеческое тело.
  — Что за странная идея! Я вам никогда не говорила таких вещей. Я сказала вам, что видела его выходящим из дома, но было темно, и я не могла ничего толком рассмотреть. Это мог быть свернутый ковер, или несколько свернутых одеял, или… ну, это могло быть все, что угодно.
  — Вы говорили мне, что он захватил с собой также кирку и лопату?
  — Да ведь я вам никогда ничего такого не говорила! Вы что, совсем с ума сошли?
  — Вы совсем ничего не говорили мне о кирке и лопате?
  — Господи! Я сказала только, что слышала, как железо стукнуло о железо! Это ничего не означает. Это…
  В этот момент нетерпеливо зазвучал дверной звонок. Она вскочила со стула.
  — Пойду взгляну, кто там.
  Она отворила дверь, и в дом стремительно вошел Корнинг.
  — Где сейчас миссис Велс? — взревел он. — Судя по всему, ее нет дома.
  — Да, да, полагаю, что так. Впрочем, не знаю. У меня хватает своей работы в доме, чтобы еще следить за моими соседями. Мистер… Я вас уже видела раньше, но не могу вспомнить вашего имени, мистер… Как вы называли свою фамилию?
  — Корнинг, — ответил я вместо него. — Лоутон С. Корнинг из Техаса.
  — О да, мистер Корнинг. У меня действительно слишком много забот, и мне некогда совать нос в чужие дела.
  — Кажется, вы успеваете управляться со всеми делами, — сказал ей Лоутон Корнинг. — Вы ведь живете не в безвоздушном пространстве. Где сейчас миссис Велс? Она ночевала дома?
  — Не могу сказать. Мне к приходу мужа нужно убрать комнаты, приготовить еду… Я стараюсь быть хорошей соседкой, готовой всегда оказать любую услугу, в которой может нуждаться каждый из моих соседей, но я никогда не вмешиваюсь в их жизнь. А вчера вечером у меня было особенно много работы.
  — Но ведь вы должны были видеть, горел ли у Велсов свет? — спросил я.
  — Я не обратила внимания.
  Мы с Корнингом переглянулись.
  — Как вы могли не обратить на это внимания? Что с вами стряслось? — спросил Корнинг.
  — Ничего со мной не стряслось, — ответила она обиженно. — Но я определенно не желаю приобрести репутацию сплетницы. А то этот адвокат, который околачивался возле моего дома, пытался намекнуть, что…
  — Что за адвокат? — заинтересовался Корнинг.
  — Адвокат, который ворвался в мой дом вслед за женщинами. Они задавали мне вопросы, записали то, что я говорила, дали мне прочитать эту бумагу и попросили подписать ее.
  — Адвокат?
  — Да, адвокат.
  — Как он представился?
  — Ну, он сказал, что представляет интересы мистера Велса, который собирается найти того, кто несет ответственность за распространение слухов о том, будто это мистер Велс убил свою жену, и подать на клеветника в суд. Адвокат спросил, не я ли распространяю слухи. Я ответила, что это, конечно, не я! И рассказала ему, что приходили разные люди, приставали ко мне с вопросами, но я никогда не говорила, что Велс убил свою жену или что-нибудь вроде этого. Да ведь эта женщина жива, она позавчера целый день находилась в своем доме, занимаясь домашним хозяйством. Кому вообще могло прийти в голову, что она убита?
  Корнинг ухмыльнулся:
  — Вот теперь в конце туннеля начинает появляться свет. Вы сказали, что адвокат взял у вас показания. Вы подписали этот документ, миссис Рейли?
  — Конечно, подписала. Они также взяли с меня клятву. Все это меня беспокоит, потому что они не оставили мне даже копии документа. А ведь та женщина заставила меня поднять правую руку и сказала: «Здесь изложена правда, да поможет мне Бог». А я ответила: «Да, это так». После этого она вытащила из чемоданчика какую-то печать, пришлепнула ее к документу, подписала его и передала адвокату.
  — Вы дали письменное показание под присягой, — объяснил ей Корнинг. — Если вы теперь измените что-нибудь в этих показаниях, вас обвинят в лжесвидетельстве.
  — Но как же человек может помнить, что он сказал под присягой, если ему не дали копии подписанного им документа?
  — При таких обстоятельствах единственный выход из положения — ни с кем не разговаривать на эту тему и, главное, ничего не подписывать, миссис Рейли, — начал учить ее Корнинг. — Итак, миссис Велс снова уехала из дома, не правда ли?
  — Я абсолютно ничего об этом не знаю. Я не сую свой нос в чужие дела. У меня достаточно своих забот, чтобы еще торчать у окна, подглядывая за тем, что делают мои соседи.
  — Ну, ну, ну, — отозвался Корнинг. — Я говорил Лэму, чтобы он не сообщал об этом деле в полицию.
  Тут в разговор вмешался я:
  — Послушайте, миссис Рейли! Как миссис Велс вернулась домой? Кто-нибудь привез ее на машине, или она приехала на автобусе, или?..
  — Ну, я случайно видела, как она появилась на нашей улице. Она пришла пешком. Должно быть, приехала на автобусе.
  — У нее был чемодан?
  — Она несла сумку. Красивая, вместительная сумка. С виду она не была полной.
  — А уезжала она из дома с этой же сумкой?
  — Но я не могу ответить на этот вопрос. Я не видела, как она уезжала. Я вообще обращала на нее мало внимания. Иногда случалось встретить ее во дворе, поздороваться с ней, и все.
  — Может быть, вы спрашивали у нее, где она пропадала?
  — Вообще-то я могла бы спросить ее о том, куда она уезжала, и все такое прочее. Но она была так занята по хозяйству, да и я была очень занята делами. Нам некогда было долго разговаривать.
  Я обратился к Корнингу:
  — Возможно, у вас есть какие-то неотложные дела, а я хотел бы еще на некоторое время остаться с миссис Рейли. Если вы уедете сразу, то не беспокойтесь — я вернусь в город на такси.
  Он ухмыльнулся:
  — Я останусь здесь, Лэм. Я никогда не тороплюсь и хотел бы послушать, что еще скажет миссис Рейли. Вы знаете, что я не меньше вас заинтересован в этом.
  Тогда я повернулся к миссис Рейли:
  — Надеюсь, вы помните сержанта Селлерса из полицейского управления, который приезжал к вам вместе со мной. И помните, как после разговора с миссис Велс мы с ним появились в вашем доме.
  — Понятия не имею, о чем вы говорите.
  — Вы хотите сказать, что позавчера вообще нас не видели?
  — Нет, я видела вас обоих у ее дома, но я не знаю, говорили вы с ней или нет. Говорю вам раз и навсегда, мистер Лэм: у меня хватает своих забот, чтобы еще интересоваться жизнью моих соседей.
  — Вот это характер! — одобрительно воскликнул Корнинг. — Миссис Рейли, если вы хотите получить маленький совет от мужчины, который знает жизнь, то я скажу вам следующее. Подписав свои показания под присягой, передав документ адвокату и не получив его копии, я был бы очень осторожен в любых разговорах с любыми людьми. В конечном счете может оказаться, что вам придется опровергать саму себя.
  — Я не буду себя опровергать. Я хочу получить копию той бумаги, которую я подписала. И все! Однако полагаю, мистер Корнинг прав. Я сказала то, что должна была сказать.
  — Солидные люди, когда не хотят отвечать на вопросы, обычно отделываются ничего не значащими фразами, — продолжал поучать ее Корнинг. — Они просто говорят: «Комментариев не будет». Это выражение не может быть неправильно истолковано, искажено или извращено.
  Миссис Рейли не отрывала глаз от его ухмыляющейся физиономии. Она воскликнула:
  — Хорошая идея, но я только пыталась объяснить…
  — Любые объяснения только искажают суть, — снова прервал ее Корнинг.
  — Полагаю, что так.
  Я сказал:
  — Я хочу попробовать немного освежить память миссис Рейли. Вы говорили мне о своих подозрениях по поводу того, что мистер Велс убил свою жену?
  — Комментариев не будет, — заявила она.
  — Ладно. Что вы говорили сержанту Селлерсу относительно ссоры в доме Велсов?
  — Комментариев не будет.
  Корнинг сиял от удовольствия.
  — Вот это характер, миссис Рейли, — подбодрил он ее. — Я не хотел бы причинять неприятностей Дональду Лэму, но как бы и вам не попасть в беду. Адвокат получил основание для возбуждения судебного процесса, не так ли?
  — Насколько я понимаю, речь идет об иске в сто пятьдесят тысяч долларов.
  — Да, да, да, — подхватил Корнинг. — При таких обстоятельствах, миссис Рейли, вам не стоило бы продолжать этих переговоров с мистером Лэмом, да и вообще с кем бы то ни было. Лучше вы говорите всем, что комментариев не будет. И на этом кончено.
  — Хорошо же вы осуществляете обещанную мне помощь, — сказал я Корнингу.
  Корнинг гордо выпрямился:
  — Я стараюсь скрупулезно честно выполнять свои обещания. Однако я вижу, что миссис Рейли неизвестны многие ее права в таких делах и она может случайно навлечь на себя немалые неприятности.
  — Навлечь на себя неприятности? — испуганно воскликнула миссис Рейли.
  — Ну конечно, все зависит от того, что вы будете говорить, — поддавал жару Корнинг. — Но, возможно, они уже включили вас в эту судебную тяжбу.
  — Но у них нет оснований поступать так! Я никогда никому ничего не говорила!
  Я встал со стула и вежливо сказал:
  — Надеюсь, мы еще увидимся с вами, миссис Рейли.
  В тот же момент я услышал голос Корнинга:
  — У вас есть адвокат, миссис Рейли?
  — Адвокат? Зачем мне адвокат? Конечно, у меня нет адвоката.
  — В вашем городе есть солидная юридическая фирма, в которую я иногда обращаюсь, и я был бы рад поговорить с ними о том, чтобы они проконсультировали вас в связи с этим делом, — предложил ей Корнинг.
  — На кой черт мне нужны адвокаты?! На кой черт мне нужны консультации?!
  — Но это было бы полезно для вас. Я совершенно уверен, что адвокат посоветует вам не разговаривать с посторонними и не подписывать без его присутствия никаких документов.
  — Все равно мне не нужен никакой адвокат, я вообще не делаю никаких заявлений. Полагаю, я и так уже наговорила слишком много.
  — Ну, хватит, — сказал я Корнингу. — Пошли… Возможно, когда-нибудь я смогу оказать вам услугу.
  — Не стоит беспокоиться, — сказал он. — Вы могли оказать мне только одну услугу: сразу же, как только два дня назад узнали, что миссис Велс вернулась домой, сообщить об этом мне. Вы тогда не сделали этого. Подозреваю, что вы держали миссис Велс под наблюдением и выжидали, пока она не уедет отсюда, и только после этого сообщили мне, будто она находится в своем доме.
  — Повторяю, я вчера был очень занят и, как только освободился, сразу дал вам нужную информацию.
  — Вы могли позвонить мне.
  — Хотелось бы напомнить вам, что вы отстранили меня от работы по вашему делу, — сказал я Корнингу.
  — Как же, помню, — сказал он. — Деловые отношения с вашим агентством были мною прекращены. Вы ничего не должны мне, и я вам ничего не должен. Вместе с тем я чувствую ответственность перед миссис Рейли, поскольку она с первого раза отнеслась ко мне внимательно и дружелюбно. И если бы я был на вашем месте, миссис Рейли, я бы на все вопросы отвечал: «Комментариев не будет». Со своей стороны я утверждаю, что миссис Рейли никогда не говорила мне ни о каком убийстве и ни о каких своих подозрениях насчет убийства. Миссис Рейли тогда как воды в рот набрала…
  — Благодарю вас, мистер Корнинг. Большое вам спасибо.
  — Не стоит благодарности. Что же касается вас, мистер Лэм, то опыт общения с вами убеждает меня, что вы не склонны распространять о ком-либо слухи, и я никогда не слышал от вас даже намека на совершение кем-то какого-либо убийства.
  — Спасибо, мистер Корнинг, — произнес я в интонации миссис Рейли. — Чем больше я думаю об этом, тем больше прихожу к выводу, что для вас нет ничего важнее, чем защита моих интересов…
  Тут наконец мы направились к выходу, где сердечно попрощались с миссис Рейли, заверив ее, что визит к ней доставил нам обоим большое удовольствие.
  Когда мы оказались в машине Корнинга, он сказал мне:
  — Теперь я знаю, по какой причине вы, сукин сын, любезно известили меня о том, что миссис Велс вернулась домой, знаю, почему вы задержали у себя эту информацию, в результате чего из моих рук выскользнуло интересующее меня дело. Ну вот мы и квиты. Вы ничего не должны мне, и я вам ничего не должен.
  — Это не совсем точно, — сказал я.
  — Что же тут неточного?
  — Я вам кое-что все-таки должен! И я намерен выплатить свой долг… Я сойду здесь на углу и вернусь в город на автобусе…
  Он усмехнулся и сказал:
  — Вы хотите еще раз вернуться к миссис Рейли и попытаться выцыганить у нее письменные показания. Черт с вами, Лэм! Но вы не сможете выйти из моего автомобиля ни на углу, ни на автобусной остановке. Мы вернемся в город другим путем, тем, который устроит меня…
  Я откинулся на спинку сиденья и молчал. Что еще можно было сказать или сделать? Так молча мы доехали до его отеля.
  Корнинг остановил машину, открыл дверцу и сказал:
  — Вы — детектив?! Эта мысль вызывает у меня смех!
  — Как бы вам от смеха не умереть, — сказал я ему вместо слов прощания и вылез из его автомобиля.
  Отыскав на стоянке свою машину, я поехал к шерифу. С его помощником мы были в приятельских отношениях. По моей просьбе он позвонил в Техас и спросил, кому принадлежит автомобильный номер, который я видел на машине Корнинга. Выяснилось, что наш недавний клиент живет в Сан-Антонио. Мой приятель позвонил в этот город, и его техасский коллега, который лично знал Корнинга, рассказал, что тот занимается в основном разного рода торговыми спекуляциями и разбогател на нефти. У него была репутация безжалостного и хитрого дельца, готового уничтожить каждого, кто встанет на его пути.
  Без раздумий я сразу поехал в Сан-Бернардино, в редакцию местной газеты. Редактор не смог дать мне уж очень много информации. По его словам, все началось с того, что он получил вырезку из газеты города Сан-Антонио, где говорилось о смерти Аарона Бедфорда, о его завещании, переданном для исполнения его женой, и о том, что наследство в пятнадцать тысяч долларов и участок земли в округе Сан-Бернардино предназначались его племяннице Ивонне Клаймер. Нетрудно было установить, что Ивонна Клаймер проживала в Бербенке, носила теперь имя миссис Друрри Велс, но недавно переехала в город Бэннинг. Редактор решил, что эта история вызовет интерес у читателей его газеты, и он поручил своему корреспонденту в Бэннинге взять с собой фотокорреспондента и подготовить с ним гвоздевой материал.
  Взяв у редактора сведения об этом корреспонденте, я немедленно поехал в Бэннинг. Прибыв на место, когда уже совсем стемнело, я нашел этого парня и пригласил его выпить. Он хорошо помнил это редакционное задание: отправиться в семейство Велсов и первым сообщить им приятную новость. Миссис Велс в это время навещала каких-то своих родственников, но должна была вскоре вернуться домой. Мистер Велс обещал срочно позвонить ей, поторопить с возвращением и немедленно сообщить корреспонденту о ее появлении дома. Действительно, он позвонил журналисту на следующее утро и…
  — На следующее утро? — переспросил я.
  — На следующее утро.
  — Не вечером того же дня, когда вы говорили с Друрри Велсом?
  — Она гостила где-то в Сакраменто и прилетела оттуда на самолете, — объяснил он.
  — Понятно, — сказал я. — Значит, он позвонил вам утром и вы отправились к Велсам?
  — Точно.
  — И что было дальше?
  — Как только я увидел эту малютку, я сразу понял: это будет гвоздь номера. Позвонил в Сан-Бернардино. Редактор сразу учуял, что запахло жареным, и послал сюда репортера с фотографом. Искусство состоит в том, чтобы сделать из дерьма конфетку. А тут был первоклассный экземпляр — прямо хоть снимай обнаженную натуру.
  — Вам не обидно, что редактор послал к вам другого журналиста?
  — Нисколько. Это показало, что редактор высоко оценил мое умение ухватить сенсацию. Такая у меня специализация — найти и разработать тему для газеты. Я имею постоянную работу в редакции.
  — Вам что-нибудь известно насчет участка земли, упомянутого в завещании?
  — Не имею ни малейшего понятия. Невозможно извлечь сенсацию из участка земли на краю пустыни, но можно вызвать читательский интерес, демонстрируя прелести миссис Велс.
  — Дадите мне адрес дома, в котором жили Велсы?
  — Адрес есть в газетной статье. Вы ведь имеете вырезку?
  — Имею.
  — Велсы недолго снимали этот дом, — все же сказал он. — Мне не удалось собрать об этих людях большого количества сведений. Но, между нами говоря, Лэм, я бы не удивился, если бы узнал, что эта семейная пара что-то натворила.
  — Почему вы так думаете?
  — О, только на основании первого впечатления, которое журналист получает, взглянув на интервьюируемого им человека. Определенная атмосфера, связанная с нехваткой домовитости, и эта малютка… черт возьми, ну не знаю, как сказать. Она действовала так, как будто играла в семейную жизнь. Я сам женатый человек и поэтому не пытался проникнуть в тонкости отношений между супругами. Просто у меня сложилось определенное впечатление об этом браке. Ну, вы знаете, как складываются такие впечатления. Я был озабочен только тем, чтобы читатели узнали интересную историю насчет провинциальной домашней хозяйки, которая неожиданно получила в наследство от богатого техасского дядюшки пятнадцать тысяч долларов и кусок земли. Это должен был быть очерк о повседневной жизни обыкновенной женщины с натруженными руками и неоплаченными счетами. Когда я увидел миссис Велс, ее красивые ноги, я сразу понял, что из этого получится гвоздь номера. Наши журналисты отлично выполнили задание.
  — Вы расспрашивали их соседей или кого-нибудь еще?
  — Нет, черт побери! Я раздобыл факты и выстроил из них сюжет. Искусство состоит в том, как сделать это. И еще снабдить все подходящими фотографиями.
  Я сказал:
  — Мне необходимо найти миссис Велс.
  — Зачем?
  — Имеются документы, которые она должна подписать.
  — Велсы живут где-то в Лос-Анджелесе, — сказал он. — А что это за документы? Их можно использовать для газеты?
  — Кое-кто хотел бы купить этот участок земли.
  — Для чего?
  Я пожал плечами.
  — Знаете что, — сказал он, — когда покупка состоится или произойдет что-нибудь еще более интересное, сообщите мне. Мы стремимся получить любую информацию о событиях в нашем городе.
  — О’кей, если удастся узнать что-нибудь интересное, я обязательно сообщу вам, — пообещал я. — Спасибо за все.
  — Кто-то, должно быть, ужасно хочет купить этот участок, — задумчиво сказал корреспондент.
  — Не думаю, — ответил я. — Кто-то, может быть, ужасно хочет украсть его, но не думаю, чтобы этот кто-то хотел заплатить за него большую цену.
  — Во всяком случае, вы попытаетесь найти миссис Велс?
  — Буду искать.
  — Из этого может получиться очерк.
  — Но не сейчас. Может быть, позже.
  — Если я воздержусь сейчас от публикации того, что узнал от вас, могу ли я рассчитывать, что получу кое-какую информацию о том, что станет вам известно впоследствии?
  — Заметано, — сказал я. — Буду обеспечивать прессу. Даю вам наводку.
  — Отлично, — сказал он мне. — Благодарю за помощь.
  Глава 10
  Я провел ночь в гостинице города Бэннинг. Где нахожусь, я не сообщил никому.
  Горный воздух здесь чист и сух.
  Мотель располагался в квартале от шоссе, и, засыпая, я слышал шум беспрестанного движения, рев грузовиков, шепот автомобильных моторов. Проснувшись в воскресное ясное утро, я оделся, побрился и позавтракал в ресторане: кофе со сливками, два яйца и ветчина. Прикончив эту еду, я заказал еще одну чашку кофе с тостами. Потом влез в машину, выехал на шоссе и вскоре по крутому склону поднялся на густо поросшее стройными деревьями плато. Фантастические, гротескных форм ветви вонзались в глубокую голубизну неба.
  Ночь прошла для меня в тревоге и напряжении. Теперь же, на этой горной вышине, я почувствовал уверенность в том, что все закончится хорошо, и успокоение вошло в мою душу.
  Остановившись в Юкке, я выпил еще чашечку кофе, купил карту и расспросил кое о чем местных жителей. Здесь все посходили с ума из-за урана. Сюда двинулся поток людей с палатками, раскладушками, кирками, лопатами, картами, припасами — всем необходимым для геологоразведки. Отсюда они отправлялись дальше. Лучший способ не привлекать излишнего внимания — самому притвориться искателем. Я нашел лавку, где напрокат давали счетчик Гейгера и синциллятор, продавали проспект, излагающий всем желающим, каким способом вести поиски урана, как копать шахты, и в котором содержались другие советы на все случаи старательской жизни. Я выполнил всю программу полностью: купил инструкции, взял напрокат счетчик Гейгера, задал хозяину миллион дурацких вопросов, и мне удалось узнать много из того, что позволяло тут же начать поиск нужного мне участка земли.
  При этом была полная уверенность в том, что никто не мог даже заподозрить, что имеет дело с детективом: перед ними был просто очередной ищущий залежи урана старатель.
  Уран!
  Внезапно у меня в мозгах что-то щелкнуло. Почему это я решил, что Корнинг был заинтересован именно в нефтяном бизнесе? Я рассказывал Берте, что в этих местах нет никакой нефти и если вы копнете землю, то наткнетесь только на гранит, а когда вы пройдете этот гранит, то под ним опять найдете гранит.
  Здесь лежал не нефтяной край — это был край урана!
  В результате моего скрытого расследования была получена довольно существенная информация. На интересующем меня участке земли в свое время в жалкой хижине жил человек. Он арендовал этот кусок земли и попытался с помощью примитивного самодельного устройства вырыть колодец, но вместо колодца вырыл только сухую яму. Тогда арендатор махнул на все рукой и исчез из этих мест.
  Я продолжил свой путь по плато, по сети каменистых пыльных дорог. Дважды, несмотря на мое предельное внимание, я сбивался с пути, однако оба раза мне удавалось исправить ошибки. В конце концов мне удалось разыскать место, вроде бы похожее на то, которое мне описали в Юкке. Участок был расположен вдоль дороги. С помощью компаса и карты я определил его границы. Полуразвалившаяся хижина была сооружена бог знает из чего: старые доски, куски ржавого железа, два смятых в лепешку луженых бака. В двери была занавешенная брезентом огромная дыра. Внутри хижины пахло крысами и смертью. Сваленные в углу старые журналы давали представление о том, из какого материала строят свои норы мыши. Койку покрывали старые, высохшие, колючие и ломкие сосновые ветки. Здесь же помещалась плита с единственной целой ножкой и шкаф, содержащий остатки битой посуды. Пол был завален обрывками бумаги, осколками стекла и тому подобным хламом.
  Выйдя из хижины, я обвел взглядом продуваемый всеми ветрами пустыни участок земли, но нигде не мог найти указаний на существование какого-либо колодца. Тогда я подошел к какой-то куче земли и обнаружил лежавший на земле большой щит.
  Ухватившись за угол, я приподнял этот щит и сразу же почувствовал, как из-под него хлынула струя холодного воздуха. Под щитом скрывалась четырехугольная яма пяти футов длиной, которая уходила в глубокую темноту. Я сходил к своей машине, взял счетчик Гейгера и приступил к исследованиям. Поначалу счетчик вел себя спокойно, возле кучи земли его показания несколько увеличились, в некоторых других точках его реакция представляла кое-какой интерес. Я бродил по участку, взбирался на бугры, смотрел карту, изучал показания счетчика, получил кое-какие обнадеживающие результаты, искал как собака, но не смог добиться ничего определенного. По-видимому, следовало смириться с создавшимся положением: я проделал в этот день большой путь, многое узнал, но что дальше? Получить здесь более полную информацию казалось невозможным.
  Я забрался в машину.
  И тут вдруг в голове моей мелькнула одна мысль. Снова взяв в руки счетчик Гейгера, я пошел с ним к яме, приподнял один угол щита, сдвинул его в сторону и заглянул вниз. У меня не было фонаря, дно ямы нельзя было увидеть, но там, оказывается, находилась деревянная балка, к которой была приставлена лестница. Она стояла вертикально, как это принято практиковать в горном деле, и была гвоздями прибита к балке. Я попытался определить прочность ступенек. Они казались крепкими, хотя и скрипели при нагрузке. Тогда, взобравшись на небольшой холмик, я внимательно осмотрел окружающее пространство. Несомненно, я мог попасть в неприятную историю, если бы кто-то недобрый пришел сюда в момент, когда я буду находиться на дне этой ямы. Но, несмотря на явную уязвимость такой позиции, я привязал счетчик Гейгера к шее и, пробуя ногой каждую ступеньку, начал спускаться в колодец. Там было темно и сухо, но стоял какой-то странный запах, характер которого я определил не сразу. Чем дальше я спускался по лестнице, тем сильнее становился этот запах. И я все острее ощущал страх, тревогу и беспокойство, которые люди обычно испытывают при клаустрофобии. Надо было выбираться наверх. Прекратив спуск, я вцепился в лестницу, задрал голову, уставился на голубую полоску неба и только после этого с трудом ухватил счетчик и включил его. Прибор затрещал как пулемет.
  Я рывком забросил счетчик себе за спину и, несмотря на слабость в коленках, мигом, как обезьяна, выбрался наверх, на свет божий, увидел солнечный свет, вдохнул свежий воздух и обнаружил, что весь покрыт испариной и трясусь как осиновый лист. Взобравшись на тот же холмик, я снова осмотрел окрестности: кругом не было ни души. С огромным трудом я все тем же щитом закрыл проклятую яму, сел в машину и поехал в Юкку.
  Возвращая хозяину лавочки взятый напрокат счетчик и расплачиваясь за него, мне пришлось выслушать речь, которую слышат, по-видимому, все его клиенты:
  — Ничего не нашли? Ну, надо еще поискать… здесь все это есть. Если бы человек мог найти месторождение за один день, мы все здесь стали бы миллионерами. Но то, что вы ищете, точно есть здесь! Просто нельзя точно знать, когда придет удача… Ну приходите сюда еще, просто загляните к нам — от этого худа не будет, а может, принесет вам много добра. Продавец из книжной лавки приезжал сюда в течение трех месяцев каждую неделю и месяц назад наткнулся на богатые залежи. Небось читали об этом случае в газете?
  — Где это случилось? — спросил я. — К западу отсюда?
  — На востоке. Но залежи есть повсюду…
  — О’кей, — сказал я. — Я еще приеду к вам.
  С этим я сел в машину и отправился в Бэннинг.
  Глава 11
  Вернувшись в Бэннинг, я разыскал дом, где раньше жили Велсы, и решил опросить их соседей.
  Одна половина дома пустовала, и с этой стороны перед ним висело объявление: «Продается», но другая его половина была вполне обитаемой, и на мой звонок проем входной двери загородила ширококостная крупная женщина.
  Я лучезарно улыбнулся ей и представился:
  — Моя фамилия Лэм. Я собираю сведения о недвижимом имуществе. Может быть, вам известно что-нибудь о доме, который продается и который расположен через один дом от вас?
  — Я знаю только то, что он продается. В нем жили люди по фамилии Смит. Мужчина Смит уехал куда-то на север. Агент по продаже недвижимости знает его адрес, телефон агента указан на объявлении о продаже дома.
  — Знаю, — сказал я. — Но, наверное, трудно найти его в воскресенье…
  — Думаю, вы поймаете его, — не согласилась она. — Ведь воскресенье — подходящий день для работы такого рода…
  — Спасибо, — сказал я. — А как насчет дома, который находится рядом с вами? Вы что-нибудь знаете о нем?
  — Этот дом сдается. Он меблирован…
  — А вам известна фамилия людей, которые в нем жили? Я бы хотел поговорить о них. Вы не возражаете?
  В этот момент из глубины дома послышался мужской голос:
  — С кем ты разговариваешь, Аманда?
  — Человек интересуется имуществом, — крикнула она в ответ.
  Я снова одарил ее своей самой ослепительной улыбкой и сказал:
  — Могу я узнать ваше имя?
  — Бозвел.
  — Вы миссис… миссис… миссис…
  — Миссис Оскар Бозвел.
  Я сказал:
  — Мне бы хотелось узнать кое-что о мистере и миссис Велс.
  Ее лицо сразу одеревенело. Но все же она сказала:
  — Они жили здесь недолго. Потом она получила в наследство какие-то деньги…
  — Аманда! — из глубины дома закричал мужчина. В его голосе звучало предупреждение.
  — Иду, — откликнулась женщина и сделала попытку закрыть дверь.
  — Только одну минуту, миссис Бозвел, — сказал я. — Мне следует также сказать вам, что я детектив.
  — О боже! — воскликнула она.
  Послышался скрип ботинок, и в коридоре появился Оскар Бозвел, который был на пятьдесят фунтов легче, на голову ниже и лет на пять старше своей жены. Его лицо выражало беспокойство.
  — Что здесь нужно полиции? — спросил он.
  Теперь свою обворожительную улыбку я обратил к нему.
  — Здравствуйте, мистер Бозвел. Меня зовут Лэм, Дональд Лэм, — пропел я и мимо стоящей между нами женщины протянул ему руку. Такой маневр позволил мне проникнуть внутрь дома. Говорил я очень быстро и напористо. — Я не полицейский детектив, мистер Бозвел. Я частный детектив. Я хотел бы навести некоторые справки о ваших соседях, и в частности о людях, которые жили в соседнем доме.
  — Зачем? — спросил он.
  Я улыбнулся еще шире, еще невиннее:
  — О, я не знаю зачем! Просто наш клиент желает получить такую информацию — это все, что мне известно. Полагаю, что интерес клиента связан с полученным вашими соседями по наследству имуществом. Все, в чем я нуждаюсь, — это немного информации.
  — Мы не ведем разговоров о наших соседях, — отрезал он. — Мы не ведем разговоров о других людях.
  Передо мной стоял похожий на мышь, испуганный, унылый маленький человек с окруженной седой бахромой лысиной и седыми усами. Его нос был украшен большими очками, которые, по-видимому, использовались для чтения, поскольку на меня он смотрел поверх очков.
  — Ради бога, мистер Бозвел! — воскликнул я. — Меня вовсе не интересуют сплетни! Речь идет всего лишь об известных фактах.
  Тут я повернулся к его жене и спросил у нее:
  — Вы ведь знали о том, что миссис Велс получила наследство?
  — Я прочитала об этом в газете, — ответила она.
  — До этого вы были с ней знакомы?
  — Они въехали в соседний дом всего за несколько дней до этого.
  — Но вы встречались с ней?
  — Не нос к носу. Видела ее иногда возле дома.
  — Вы не нанесли ей соседский визит вежливости?
  — Я собиралась это сделать, но хотела подождать, пока она не устроится в новом доме как следует.
  — Значит, наследство свалилось на нее еще до того, как она устроилась в новом доме как следует?
  — Она уехала отсюда еще до наследства.
  — Куда же она уехала? — спросил я.
  — В Сакраменто.
  — Аманда! — твердо сказал Бозвел, после чего широким и быстрым потоком нас внезапно затопила его немецкая речь.
  Я знал немецкий язык и понимал все, что он говорил, но пока не показал виду, что понимаю. Когда он остановился, я с улыбкой сказал его жене:
  — Ну а теперь вернемся к информации, которую я хотел бы получить от вас. Когда же все-таки миссис Велс уехала отсюда?
  В тот же миг снова зазвучал немецкий монолог ее мужа. Она слушала его и качала головой.
  Тогда я повернулся к нему и сурово сказал:
  — Прежде чем запрещать своей жене разговаривать с кем-нибудь, вам следовало бы убедиться, что человек, при котором вы распинаетесь, не знает немецкого языка. Не сделав этого, вы поставили себя в весьма сомнительное положение. Вас можно обвинить в стремлении скрыть информацию…
  — Нет, нет, нет, — залепетал он. — Мы ничего не скрываем. Мы только хотим держаться подальше от всего этого…
  Устремив на него строгий и непримиримый взгляд, я повторил:
  — Вы скрываете информацию. И стараетесь заставить делать то же самое вашу жену.
  — Нет, нет… Мы ничего не знаем. Просто моя жена имела некоторые догадки. Вот их-то она и высказала…
  — Отлично, это именно то, что я ищу, — сказал я и решительно повернулся к миссис Бозвел: — Расскажите мне о ссоре или драке, которая произошла у ваших соседей, о том событии, после которого миссис Велс покинула дом.
  Она вопросительно посмотрела на мужа.
  Тогда я твердо добавил:
  — В противном случае я подам рапорт о том, что вы скрываете важную информацию, и сами понимаете, что для вас могут возникнуть определенные неприятности.
  — Никто не может заставить человека говорить, если он того не хочет. Мы живем в свободной стране, — пытался ерепениться Оскар Бозвел.
  — В одних случаях это так. В других — не так. — Сказав это, я сделал резкий выпад рукой и, ткнув пальцем прямо в миссис Бозвел, поставил жесткий вопрос: — Вы считаете, что произошла драка, от которой миссис Велс пострадала, так?
  Бозвел снова начал что-то говорить жене, но вскоре замолчал.
  — Будет лучше для всех, если вы мне все расскажете, — сказал я.
  — Она ничего не знает, — нервно прервал меня мистер Бозвел. — Она только слышала шум ссоры и больше ничего…
  — Ночью, — подсказал я.
  — Да, ночью, — согласился он.
  — И на другой день миссис Велс уехала?
  — Ну и что из этого? Она отправилась навестить своих родственников.
  — Откуда вы знаете, что она поехала к родственникам?
  — Так сказал ее муж.
  — Кому он это сказал?
  — Он сказал это мне.
  — Вы спросили его, где находится его жена?
  — Нет, нет, конечно, нет! Не так грубо. Я только намекнул…
  — А почему вы все-таки говорили об этом?
  — Ну, потому что… Потому что Аманда очень нервничала. Вот почему…
  — Конечно, она очень нервничала, — подтвердил я. — Вы думали, что миссис Велс пострадала, не так ли? Вы слышали звук сильного удара, а, миссис Бозвел?
  — Нет, нет, — ответил вместо жены Бозвел. — Никакого звука удара… Во всяком случае, она не может дать клятву, что слышала звук удара.
  — И после этого, — сказал я, — мистер Велс сел в свой автомобиль и уехал. Так было дело?
  — Ну и что в этом плохого? — спросил Бозвел. — Человек имеет право уезжать и приезжать, когда захочет. Разве мы не живем в свободной стране?
  — Все зависит от того, как вы понимаете свободу, — сказал я ему и обратился к его жене: — Вы видели, как он клал тело в автомобиль?
  — Нет, нет, нет! — закричал на нее Бозвел. — Нет, Аманда, нет…
  Его жена крепко сжала губы и придала лицу бессмысленное выражение.
  Я предупредил их:
  — Если вы хотите скрыть информацию такого рода, вы можете навлечь на себя большие неприятности.
  — Подождите, послушайте, — умоляюще сказал Бозвел и ухватил большим и указательным пальцами пуговицу на моем пиджаке. — Как это было… Просто драка. Просто обыкновенная семейная драка. Может быть, было только больше, чем обычно, криков и затем…
  — Что затем?
  — Ну, возможно, удар, возможно, просто что-то упало со стола на пол. Возможно, перевернулся стол. Кто знает?
  — И после этого шума драки больше уже не было слышно?
  — Ну и что это означает? Совсем ничего. Возможно, они поняли, что разбудили соседей…
  — В котором часу происходили эти события?
  — Около полуночи того же дня, когда они въехали в дом.
  — В это время вы выглянули из окна?
  — Я не выглядывал. Выглядывала Аманда. Я говорил ей, чтобы она шла спать, что все это нас не касается…
  — Миссис Бозвел, — обратился я к ней. — Что делал Велс с телом?
  — Нет, нет, нет, — снова всполошился Оскар. — Не было никакого тела, как вы не можете понять? Она вернулась. Она совершенно не пострадала. Все это ужасно! Такая ошибка! Аманда могла поднять шум и иметь жуткие неприятности.
  — Она хотела заявить в полицию? — спросил я.
  Молчание Оскара Бозвела было таким многозначительным, что ответа и не требовалось.
  — Что же именно Велс положил в автомобиль? — задал я Аманде очередной вопрос, но ответ опять получил от ее мужа.
  — Всего лишь тюк с одеялами. Но в то время Аманда подумала о другом.
  — Вы могли видеть его? — спросил я, не спуская глаз с женщины.
  — Я видела его. Видела, как он погрузил одеяла в машину и уехал.
  — Но он вернулся?
  — Вернулся.
  — Когда?
  — Примерно… О, примерно часа через три.
  — Вы ждали у окна?
  — Нет, я пошла спать. Но мой муж слышал, как сосед вернулся домой.
  — Я очень чутко сплю, — пояснил Оскар Бозвел.
  — Вы слышали, как он вернулся?
  — Да, я слышал, как к его дому подъехала машина.
  — И что было потом?
  — Ну, потом я не знаю. Я выглянул из окна, свет в их доме был включен, потом погас, сосед пошел спать, и я пошел спать. Нас такие вещи не касаются. Мы не из тех людей, которые осложняют жизнь своим соседям.
  — Но вы разговаривали с Велсом на другое утро?
  — Да, разговаривал.
  — О чем?
  — Я спросил его о жене, не случилось ли чего с ней, может быть, она упала и ушиблась.
  — Что же он вам ответил?
  — Он засмеялся и сказал, что она решила поехать в Сакраменто навестить родственников, и он отвез ее на своей машине до автобусной остановки. Она уехала на ночном автобусе. Он рассказал мне, что не хотел, чтобы она уезжала, потому что они только переехали сюда и предстояла большая работа по устройству на новом месте. По этому поводу они поссорились. Чемоданы были еще не распакованы. Он сказал: «Ты не поедешь», она сказала: «Поеду». Чемодан лежал на маленьком столике. Он схватил чемодан с одной стороны, она — с другой. Столик опрокинулся. Чемодан упал на пол, и они оба рассмеялись. Им было смешно, что они чуть было не подрались из-за такого пустякового повода. До этого случая они никогда раньше не ссорились. Он уступил жене и отвез ее к автобусу. Сосед сказал мне, что его жена уехала с чемоданом и большим узлом, в котором везла подарки для родственников.
  — Что происходило потом?
  — Я был удовлетворен его рассказом. Аманда не была им удовлетворена. Она хотела сама с ним поговорить. Я сказал ей, что она сошла с ума. Мы набрали в рот воды и жили своей жизнью, а наши соседи — своей. Может быть, была драка. Может быть, чемодан упал на пол, а может, и не падал. Не наше дело.
  — А когда миссис Велс вернулась домой?
  — Она вернулась? Через четыре дня она вернулась…
  — Вы видели ее? — спросил я у Аманды.
  И опять вместо жены мне ответил муж:
  — Когда она вернулась, ее сфотографировал фотокорреспондент. В то время мы не знали, для чего ее снимают. Позже мы прочитали об этом в газете.
  — Вы видели ее фото в газете?
  — Видели!
  — Она похожа на себя?
  — Там сняты в основном ее ноги.
  — У нее рыжие волосы?
  — Точно. Рыжие волосы. Миниатюрная женщина с хорошей фигурой. Умеет одеваться со вкусом, стильно.
  — Может быть, вы позвонили соседке, чтобы поздравить ее с получением наследства?
  — Ей позвонила моя жена.
  — Конечно, я позвонила ей, — подтвердила Аманда.
  — Когда?
  — На следующий день после выхода газеты.
  — Она была возбуждена?
  — Чем?
  — Тем, что получила в наследство и деньги, и имущество.
  — Совсем чуть-чуть. Имуществом оказался участок земли в пустыне, где не может выжить даже кролик. Ну, деньги — всегда деньги…
  — Это все она вам говорила?
  — Да.
  — Вы нанесли визит соседям?
  — Нет, звонила по телефону.
  — Они были дружелюбны?
  — Очень даже…
  Оскар Бозвел нервно прервал жену:
  — Видите ли, мистер Лэм, тот факт, что мы слышали шум драки, может привести к большим неприятностям. Мне очень жаль, что вы услышали об этой истории. Так случилось только потому, что вы знаете немецкий язык. Аманда вам бы ничего не рассказала, абсолютно ничего. Вы меня понимаете?
  — Понимаю.
  — Не забывайте, пожалуйста, что мы говорили с вами конфиденциально.
  — Разумеется.
  Он взглянул на жену. Она прочитала его сигнал, повернулась и шагнула в глубину дома. А он протянул мне руку.
  — Рад, что встретился с вами, мистер Лэм, — сказал он. — Спасибо. Большое спасибо. Надеюсь, вы понимаете, что моя жена нервничает и у нее сильно развито воображение.
  — И я рад, что вы рассказали мне кое-что, потому что наш разговор многое проясняет.
  — Что проясняет? — спросил он.
  — Причину, по которой жена Велса ушла из дома так неожиданно.
  — Она очень милая, — бросила через плечо Аманда и с видом человека, сказавшего окончательное слово, сделала еще один шаг в сторону кухни.
  Оскар Бозвел показал мне на дверь, еще раз пожал руку и уверил меня, что решил никому и ничего больше не говорить по поводу этой истории.
  — Прекрасное решение, — поддержал я его. — Просто великолепное решение. Никому и ничего не говорить. У соседей случилась ссора. Ну и что? У многих людей бывают ссоры.
  Его лицо расплылось в радостной улыбке:
  — Спасибо, спасибо, спасибо. Спасибо, мистер Лэм. Вы все понимаете. Вы говорите именно то, о чем я постоянно твержу своей жене. До свидания!
  И дверь закрылась.
  Я сел в машину и поехал в Сан-Бернардино, откуда на вертолете прилетел в Лос-Анджелес, где пересел на самолет, доставивший меня в Сан-Антонио. Поспав в отеле часа три, я вскочил с кровати и отправился собирать информацию об Аароне Бедфорде.
  Глава 12
  На двери конторы висела табличка: «Аарон Бедфорд. Инвестиции».
  В приемной никого не было, но дверь, ведущая во внутреннее помещение конторы, была приоткрыта, и я вошел в нее. За письменным столом сидела женщина, перед которой стояли на полу две наполненные бумагами плетеные мусорные корзины. Женщина вынимала из стола очередную бумагу, пробегала по ней глазами и кидала в корзину. Увлеченная этим занятием, она даже не заметила моего появления в конторе.
  — Миссис Бедфорд? — спросил я.
  Она подняла на меня глаза, в которых читалось некоторое удивление.
  — Да, я миссис Бедфорд.
  — А я — Дональд Лэм, — представился я с улыбкой.
  — Ну и что? — спросила женщина, глядя на меня холодными, оценивающими глазами с длинными ресницами. Передо мной была одетая в черное дама с большим бюстом, с тонкими губами на сильно накрашенном лице, с черными, как вороново крыло, волосами. Она держалась настороженно, как боксер перед первым раундом.
  — Меня интересуют сведения о расположенном в Калифорнии имуществе вашего мужа, — объяснил я цель моего визита.
  — Не имеется…
  — О, я считал, что имелось.
  — Теперь не имеется. Мой муж перед смертью продал свою калифорнийскую собственность. А почему вас интересует это имущество, мистер Лэм?
  — Я занимаюсь проверкой документов на право определенного рода собственности в штате Калифорния. Разве у него не было участка земли где-то поблизости от города Юкка?
  Она разрешила себе изобразить на лице холодную улыбку.
  — Ну, это трудно рассматривать как имущество. Клочок голой земли в пустыне. Ни на что не пригодный. Без воды. Там нет ничего, кроме пыли.
  Я подошел к ней поближе и придал голосу интонацию личного интереса:
  — Вы не считаете, что этот участок земли был бы хорошей покупкой?
  Ее глаза еще раз оценивающе осмотрели меня, немного потеплели, и она спросила:
  — Хорошая покупка — для кого?
  — Для меня.
  — Нет.
  — Но ваш муж ведь владел этой землей.
  — Ну и что из этого?
  — Он был бизнесменом, дальновидным инвеститором.
  — Ну и что это доказывает?
  — Он бы не купил тот клочок земли, если бы не чувствовал, что это стоящий товар.
  — Откуда вы знаете, что он купил этот участок?
  — Так он же владел им.
  — Точно.
  — Боюсь, я чего-то не понимаю, — сознался я.
  После этого она почти совсем растаяла.
  — Садитесь, — пригласила она. — Я расскажу вам историю об этом клочке земли. Мой муж приобрел его в результате другой сделки. Это было «и кое-что в придачу», как всегда запрашивают при сделке лошадиные барышники. Мой муж при сделках был суеверен: он всегда стремился получить «кое-что в придачу». В тот раз человек, с которым он имел дело, был готов в качестве бесплатного приложения к сделке дать участок земли в Калифорнии. У мужа всегда было убеждение в великой потенциальной ценности любого кусочка земли, поэтому он согласился на сделку. Полгода назад, будучи в Калифорнии, мы с мужем поехали посмотреть на свое имущество. В результате я, чувствуя унижение от созерцания этого абсолютного ничто, дня на два впала в депрессию. Несколько лет назад какой-то бедолага, живя там и пытаясь вырыть шахту, потратил кучу времени и денег. Полуразрушенная, кишащая мышами, заплесневелая хижина осталась памятником тщетности его надежд. Шахта-колодец начиналась с бесплодного сухого грунта и кончалась бесплодным сухим гранитом. Мы тогда же продали все свое калифорнийское имущество, за исключением этой полоски земли. В Калифорнии жили родственники мужа, которые предвкушали удовольствие от получения от него наследства. Я посоветовала мужу оставить им этот кусок земли, чтобы они из-за него передрались.
  Она засмеялась, и ее смех был холодным и неприятным.
  — Не можете ли вы сказать мне что-нибудь об этих родственниках в Калифорнии? — попросил я ее.
  — Я немало знаю о каждом, хотя никогда никого из них не видела. Это женщины. Две женщины. Первая из них — приятная, но жадная. Вторая — наглая и жадная.
  — Первая из них — это миссис Друрри Велс?
  — Полагаю, что так. Она немного приятнее другой.
  — Другая — Люсиль Пэттон из Сакраменто? — спросил я. — Вы знаете ее?
  — Я знаю ее как облупленную, — резко сказала она и добавила: — Хотя, как я уже сказала, никогда ее не встречала.
  — Вы переписывались?
  Она мотнула головой и сказала:
  — Я ей не писала. Она переписывалась с моим мужем.
  — А как насчет полезных ископаемых? — спросил я. — Возможно, ваш муж предполагал, что в этой земле может оказаться нефть?
  Она улыбнулась и показала рукой на куски лежащего за стеклами книжного шкафа темного камня.
  — Видите эти камни? — спросила она.
  Я кивнул.
  — Они взяты из этой самой земли, — продолжала она. — Ивонна Велс из-за того, что камни такие темные, решила, что там есть нефть. Она прислала их моему мужу, сообщив, что они находились в принадлежащей ему земле. Ивонна думала, что в этой пустыне могут оказаться залежи нефти. Нефть при такой геологии! Какая чушь! Я посоветовала мужу, чтобы он пообещал оставить этот участок ей в наследство, и, если там окажется нефть, в один прекрасный день она сказочно разбогатеет.
  Миссис Бедфорд снова рассмеялась. Смех был невеселый, фальшивый и злорадный.
  — Знаете ли, мистер Лэм, адвокат моего мужа рекомендовал упомянуть в завещании обеих племянниц из Калифорнии. Он предложил оставить им по сто долларов каждой. А я посоветовала завещать им все калифорнийское имущество, а потом распродать его, кроме того участка земли, но муж сказал, что обещал оставить им что-нибудь существенное. Тогда я предложила отказать Ивонне немного денег, если уж он хочет, но если он даст хоть что-нибудь этой нахалке из Сакраменто, я выцарапаю ему глаза. Я не хочу показаться злой, но эта Пэттонша была абсолютно, совершенно невозможна! Не знаю, зачем я вам все это рассказываю, только я нахожусь в огромном эмоциональном напряжении и… ну, с вами легко разговаривать, по вашим глазам видно, что вы умеете слушать.
  И она улыбнулась мне.
  — Спасибо, — сказал я.
  — Вы кажетесь мне очень симпатичным человеком, и я не хотела бы видеть, как вы тратите на этот участок деньги и прогораете на таком деле.
  — Большое спасибо, — еще раз поблагодарил я.
  Несколько секунд мы молчали, потом я спросил:
  — А как родственники из Калифорнии восприняли сообщение о том, что мистер Бедфорд женился?
  Мой вопрос предоставил ей возможность позлорадствовать. Она была одинока и жаждала говорить и говорить с кем-нибудь о калифорнийских родственниках мужа — это было приятным для нее развлечением.
  — Обе эти женщины возмущают меня. О, как они возмущают меня. Им почти удалось запустить свои маленькие жадные пальчики в богатство Аарона Бедфорда. И в этот момент появилась я. Аарон полюбил меня, и мы поженились. Можно себе представить, какую волну горького разочарования это подняло. Вы думаете, они попытались понять меня? Боже мой, ни в малейшей мере! Они изображали меня как золотоискательницу, авантюристку, бывшую горничную, которая превратилась в хозяйку дома. Я была, по их словам, интриганкой! Можете вообразить такое, мистер Лэм? Бесстыдные, ищущие золота, маленькие побирушки с их слезливыми, полными дурацких признаний в любви и привязанности письмами, с жадно устремленными на богатство Аарона глазами. Они смеют думать, что я была золотоискательницей! Я могла бы рассмеяться им прямо в лицо, но я не сделала этого. Они унижали меня, думали, я не пойму смысла их позорных писем. Какая чушь! Я вижу этих женщин насквозь! Так может знать женщину только другая женщина. Я полностью раскусила эту драгоценную парочку!
  Вдруг мне в голову пришла хорошая мысль, и я прервал хозяйку:
  — Скажите, ваш муж был близко знаком с Лоутоном Корнингом?
  — О да. Аарон не стремился очень уж сближаться с людьми. Ему хватало самого себя! Но он очень уважал мистера Корнинга.
  — Они были друзьями?
  — О да. Мистер Корнинг провернул с моим мужем несколько успешных дел. У него нюх, как у хорошей гончей собаки: он выходит на дело и находит добычу. Иногда ему платят зарплату и премии, иногда он охотится на свой страх и риск, а потом пытается продать добычу вразнос. Мой муж сделал с ним несколько дел и относился к нему с великим уважением.
  — А вы уверены, что все имущество в Калифорнии было продано?
  — Разумеется. Было продано все, за исключением заброшенного участка земли в пустыне.
  — Вы не допускаете, что имелось какое-то имущество, о котором вы не знали?
  Она покачала головой:
  — Нет. Я знала все, чем владел Аарон. Калифорнийская недвижимость, кроме этой земли, была вся продана. Он оставил участок в пустыне своей племяннице, которая полагала, что там есть залежи нефти. Взгляните на эти камни! В них нефти не больше, чем в моем письменном столе…
  — Я слышал, что Люсиль Пэттон тоже рассчитывала получить после смерти мистера Бедфорда какую-то недвижимость.
  — Так это она рассчитывала, — миссис Бедфорд подчеркивала слова, отрезая каждое из них губами, как ножницами. — За всю свою жизнь я не встречала более такой бесстыжей потаскушки. Мой муж, до того как встретил меня, был очень одинок. Он поехал в Калифорнию, и, поверьте мне, эта бесстыдница начала ловить его на крючок. Видели бы вы, какие она ему писала письма! Господи боже мой! Масло таяло у нее во рту! Она хотела, чтобы ее дорогой дядя Аарон знал, что ее дом всегда остается его домом, что его родственники всегда стремятся заботиться о нем, что она будет счастлива, если он захочет жить в Калифорнии, и устроит его жизнь в Сакраменто, что ей не нужно ни одного цента из его богатства. О дорогой, дорогой дядя! Было бы неправильно оставлять ей все его состояние — лучше будет, если он поищет также и других родственников. Она любит его ради него самого, без всякой корысти!
  — Может быть, она говорила это искренне?
  — Один шанс из десяти миллионов.
  — Могли бы вы дать мне адрес миссис Велс?
  — У моего адвоката имеется письмо, полученное от ее мужа Друрри Велса. Там он указывал какое-то место на Фрост-Моур-роуд. Я…
  — 1638, Фрост-Моур-роуд? — спросил я.
  — Именно, — подтвердила она. — Сейчас я вспомнила номер.
  — Это письмо у вас здесь?
  Она покачала головой и сказала:
  — Сейчас я занимаюсь тем, что очищаю ящики от старой корреспонденции. Мой муж был самым великим человеком по хранению самых немыслимых и ненужных вещей. Он не выбрасывал ничего. Его стол заполнен бумагами, эти шкафы ломятся от обилия личной переписки.
  — А шкафы в приемной использовались для деловых документов?
  Она кивнула.
  — Его секретарша прекрасно знала, где что лежит. Теперь она здесь не работает. Я отпустила ее. Она слишком задирала нос… Может быть, я употребляю не самое изысканное выражение, но оно передает суть проблемы.
  — Ваш муж, наверное, имел и клерка?
  — О да. Дэвина должна была передать ему архив, но я уволила ее на следующий день после смерти мужа. В офисе работали еще две сотрудницы: они были вежливы, но очень холодны со мной. Они думали, что имеют право на мужчину только потому, что работали с ним долгое время! В конце концов, я считаю, что жена не должна вмешиваться в деловую жизнь супруга. Эти сотрудницы нравились ему, он хорошо к ним относился, но я тут же отправила их отсюда, как только сама оказалась в седле. — Она откинулась на спинку стула и сказала: — Вы весьма обаятельный человек, мистер Лэм. Поэтому вот вам визитка с именем адвоката, который вел дела моего мужа. Если вы встретитесь с ним, он даст вам всю информацию, которая вас интересует. А что касается миссис Велс, надеюсь, вы сможете вступить с ней в контакт в Лос-Анджелесе на Фрост-Моур-роуд. Если же вы ищете возможности для спекуляции, то среди недвижимости моего мужа в Техасе вы, думаю, найдете для себя что-нибудь подходящее. Если хотите, я позвоню адвокату и попрошу оказать вам помощь и внимание.
  — Спасибо. Большое спасибо, — рассыпался я в благодарностях. — Мне очень неловко, что я вторгся к вам без приглашения, но…
  — Все в порядке, — прервала она. — Мне в самом деле было приятно пообщаться с вами. Смерть Аарона повергла меня в шоковое состояние, и я постоянно должна чем-то занимать свою голову. Сейчас я расчищаю ящики и отделяю зерна от плевел. Здесь этих плевел ужасно много.
  — Готов в это поверить, — сказал я, взглянув на заполненные бумагой мусорные корзины.
  — Очень важно, что друзья Аарона очень, очень любезны и во многом помогают мне. Конечно, я этого совсем не ожидала, но уверена, что все происходит, как и следует у друзей.
  Еще раз поблагодарив ее, я вышел из офиса и отыскал швейцара — курящего короткую трубку коренастого шведа с выцветшими, как бы покрытыми непроницаемой пленкой голубыми глазами.
  Вручив ему свою визитку, я сказал:
  — Как детектив, я имею основания предполагать, что сегодня ночью в этот дом намерена забраться Морфин Мэри.
  — Кто такая Морфин Мэри? — спросил он.
  Я объяснил:
  — Морфин Мэри — одна из самых опасных воровок, крадущих наркотики. В вашем доме расположены врачебные и зубоврачебные кабинеты, в которых всегда содержится некоторый запас наркотических веществ для непредвиденных случаев, и сегодня Морфин Мэри, для которой не составляет труда открыть любой замок, проникнет в эти помещения и ограбит их.
  Он пыхтел своей трубкой и молчал.
  Тогда я продолжил:
  — Когда кончается рабочий день в офисах, вы отключаете все лифты, кроме одного, того, который остается стоять здесь, внизу? Правильно?
  Швед кивнул. Я вытащил из кармана двадцать долларов.
  — Чтобы поймать воровку, необходимо устроить ей засаду. Лучше всего было бы, если бы я выдал себя за ночного лифтера.
  — Вы даете мне деньги? — спросил он.
  — Я даю вам деньги, — ответил я.
  — Предположим, что эта женщина с отравой войдет в лифт. Что будет тогда? Вы устроите большой шум?
  — Никакого шума не будет вообще. Мне надо только убедиться, что она появилась в этом здании, и я по телефону сразу же сообщу об этом в полицию. Мы устроим ей ловушку. Я работаю для детективного агентства, которое на основе страхования охраняет от грабителей имущество врачей и дантистов. Мы должны поймать Морфин Мэри. Ее место — за решеткой. Полиция тоже заинтересована в этом, и если я предупрежу их, то полицейские заранее начнут следить за вашим домом и воровка догадается о засаде — она очень умна!
  Швейцар протянул руку за купюрой.
  — Когда служащие начинают оставлять офисы? — спросил я.
  — В семь часов.
  — Буду здесь в семь. И возможно, придется ждать допоздна.
  Он кивнул. Дело было сделано.
  Глава 13
  Я появился за несколько минут до семи. Первые два часа прошли в катании вверх и вниз на лифте с задержавшимися на службе сотрудниками разных контор, офисов, медицинских кабинетов. Затем наступило время спокойствия и тишины. Швейцар-швед слушал по радио репортаж о матче боксеров. Уборщицы приволокли прорезиненный транспортер с различными принадлежностями для уборки помещений и брезентовые ведра, в которые они свалили содержимое мусорных корзин. В мусор шестого этажа попали в основном выброшенные миссис Бедфорд бумаги.
  Швед, все еще пыхтя трубкой, слушал радио. Соревнования по боксу уже закончились, но передавали поп-музыку. Откинув назад голову и сцепив на затылке пальцы, швейцар слушал радиомелодии, вокруг его закрытых глаз витали голубые кольца табачного дыма.
  Я работал быстро: перебирая кучи личных писем, газетных вырезок, журнальных статей, старых заявлений и ходатайств. Этот парень, Бедфорд, и в самом деле ничего не выбрасывал. Я отбирал бумаги, написанные женским почерком, и засовывал их в мой чемоданчик. Все было закончено к тому моменту, когда швед выключил радио.
  — Она не придет сюда после полуночи, — сказал я ему.
  — Нет?
  Кивком головы я подтвердил свои слова.
  — Вы придете завтра вечером? — спросил он.
  Я снова кивнул.
  — Как плохо получилось, — сказал он. — Приходите в любое время.
  Я пообещал прийти.
  Швед вывел меня из здания.
  На аэродроме я успел попасть в самолет, отлетающий в час ночи, и, сидя в кресле, сразу приступил к изучению бумаг из чемоданчика. Там оказалось семь или восемь писем от Люсиль, четыре — от Ивонны.
  Письма Люсиль были того сорта, что не могли не понравиться одинокому дядюшке, письма, от которых жена-золотоискательница вполне могла рехнуться от злости.
  Письма Ивонны были датированы числами, укладывавшимися в период, занимавший три года. И на всех на них лежала печать пустой и формальной содержательности, снисходительного высокомерия, с которым молодость относится к старости и одиночеству: рассуждения о погоде, танцах, кинофильмах и звездах телеэкрана, а также уверения в том, что родственники умоляют его беречь себя.
  Но четвертое, последнее письмо Ивонны производило совсем другое впечатление. Там содержался рассказ о Друрри Велсе, который сразу после знакомства обещал устроить ее на шикарную работу в агентстве, с которым он связан и которое, по его словам, подбирало девушек-манекенщиц для фотографий в журналах, художественных календарях, а также иногда и в рекламных роликах. Она верила ему. Он посулил ей быструю карьеру манекенщицы, говорил, что при его влиянии на некоторых людей, работающих на различных киностудиях, может помочь девушке дебютировать в Голливуде.
  Она писала, что была «очарована» Друрри Велсом, и неудивительно, что они «укатили в Неваду или Аризону» и там «без лишнего шума, скромно и хорошо» поженились. А до этого они с женихом совершили поездку в пустыню, посетили принадлежащий Бедфорду участок земли и нашли на нем почти совершенно развалившуюся хижину. Там они устроили маленький пикник с теми закусками, которые привезли с собой. На участке кто-то выкопал яму, должно быть, искал воду, но тяжелые, темные камни, которые были подняты из ямы, наводили на мысль, что там могла быть нефть. Три таких камня она отправила дорогому дяде в почтовой посылке.
  От этого письма сохранился и конверт. В нем лежали фотографии — совершенно ужасные снимки, сделанные любительской камерой, у которой отсутствовала даже автоматическая наводка. На некоторых из них изображения были не в фокусе, на некоторых было вообще трудно понять, что там изображено. Их делал человек, ничего не смыслящий в фотографическом искусстве, не имеющий понятия ни о композиции, ни о законах освещения. Имелось также изображение самого Друрри Велса — тоже никуда не годное и тоже не в фокусе.
  Не стоило большого труда, собрав все сведения воедино, получить более или менее складную историю.
  Последнее письмо, судя по дате, было отправлено Ивонной дней за десять до смерти Бедфорда. Возможно, в тот момент, когда его вместе с посылкой принес почтальон, в офисе находился и Корнинг. В посылке, если верить словам вдовы Бедфорда, лежали три камня, в шкафу конторы Бедфорда — только два. Получив камни, Бедфорд высмеял предположение, что они содержат нефть. Корнинг — меткий стрелок, с нюхом охотничьей собаки — почувствовал, что здесь должна быть какая-то нажива. Один из камней соскользнул к нему в карман, позже был проверен на счетчике Гейгера, и оказалось, что нюх ловкого дельца не обманул его. Трудность состояла в том, что Бедфорд был консервативен, осторожен и знал цену Корнингу, который почему-то вдруг захотел купить эту землю подешевле. Внезапно Бедфорд умирает, и Корнинг, разузнав, о чем говорится в его завещании, отправляется на поиски Ивонны Велс. Все яснее ясного.
  В Лос-Анджелес я прилетел еще до рассвета, на автобусе добрался до Сан-Бернардино, взял там напрокат автомобиль и поехал в Бэннинг. Дождавшись открытия городской телефонной станции, я представился как Друрри Велс и попросил выяснить, не звонили ли мне после того, как я уехал из города, по междугородному телефону. Девушка, с которой я разговаривал, куда-то ушла, потом вернулась, неся извещение на двенадцать долларов восемьдесят пять центов, и укоризненно сказала, что мне следовало бы предупредить о своем отъезде телефонную компанию и дать ей мой новый адрес. Я попросил отдать мне извещение, чтобы я мог проверить его. Она сказала, что проверка уже произведена и извещение отправлено на мой новый адрес. Я уверил ее, что не получил его, и хотел оплатить свой долг немедленно. Она опять куда-то ушла и наконец принесла мне дубликат счета, который я оплатил, после чего покинул телефонную контору.
  Судя по извещению, междугородный разговор происходил на следующий день после того, как газета сообщила о молодой домохозяйке из Бэннинга, которая получила в наследство участок земли. Я зашел в телефонную будку и набрал тот же номер, по которому звонил тогда, номер, который указывался в извещении из Бэннинга в Лос-Анджелесе. На вопрос, с кем я говорю, мне ответили, что это «Агентство манекенщиц», которое целиком и полностью к моим услугам. Я сказал, что не туда попал, и повесил трубку. Вернувшись в машину, я минут пятнадцать неподвижно просидел в ней, обдумывая ситуацию. Потом, приняв решение, снова пошел к будке звонить Берте Кул.
  Берта только что пришла на работу.
  — Здесь кто-то разыскивает тебя, Дональд, — сразу сообщила она.
  — Клиент?
  — Полагаю, что клиентка. Женщина.
  — Старая? Молодая? Красивая?
  — Молодая и красивая. Но, кроме нее, имеется еще и мужчина, который болтается у нас в коридоре. Боюсь, что это судебный исполнитель.
  — Так я и думал, — сказал я. — Сегодня мне лучше не появляться в офисе, Берта.
  — Какого черта! Что случится, если ты придешь?
  — Сами знаете.
  — Он хочет поговорить с тобой.
  — Этого надо избежать.
  — Почему?
  — Я не хочу, чтобы мне вручили судебную повестку.
  — Мне уже вручили судебную повестку. Какого черта ты не можешь находиться со мной в одной лодке?
  — Нам лучше быть в разных лодках.
  — Как с тобой связаться, если ты понадобишься?
  — Дайте объявление в газете, — сказал я и повесил трубку, прежде чем у нее в ярости возникло желание с корнем вырвать телефонный аппарат, как это однажды уже сделал Корнинг. Ведь вряд ли телефонная компания согласилась бы ставить по два аппарата в неделю в одном месте.
  После этого я позвонил в Сакраменто Люсиль Пэттон.
  — Дональд! — воскликнула она, и я с удовольствием уловил в ее голосе радостные нотки.
  — Я хотел бы поговорить с вами о расположенной в пустыне недвижимости, — сказал я. — Вы позволите ее для вас устроить?
  — Что за странный разговор, Дональд! У меня ни в какой пустыне нет никакой недвижимости.
  — Вы совершенно уверены, что не владеете никакой недвижимостью? Ведь я мог бы вести в ваших интересах переговоры о стоящем деле.
  — Если вы его выиграете, даю вам пятьдесят процентов, — засмеялась она. — Вам достаточно?
  — Слишком много и недостаточно.
  — Как это понимать?
  — Пусть будет пятнадцать процентов и совместный обед как премия.
  — Пятнадцать процентов ваши, Дональд. Я готова обедать с вами в любое время, когда вы будете у нас в городе.
  — О’кей, — сказал я. — Отправьте мне на наше агентство, адрес которого имеется на моей визитной карточке, — я вам ее давал — телеграмму. В телеграмме укажите, что наше агентство получает исключительное право на управление вашим недвижимым имуществом в округе Сан-Бернардино и будет получать пятнадцать процентов от доходов, полученных от этой недвижимости при нашем участии.
  — Телеграмма уйдет через пятнадцать минут.
  — Прекрасно!
  — Но не забудьте об остальном, Дональд!
  — О чем?
  — О приглашении на обед.
  — Не забуду, — уверил я ее.
  Вернувшись в Лос-Анджелес незадолго до полудня, я отправился в «Агентство манекенщиц». Управляющим в агентстве служил человек с бегающими глазами по имени Норволк Ликенс.
  Наш разговор некоторое время вертелся вокруг да около, потом я назвался вымышленным именем и заявил, что мне нужна рыжеволосая женщина примерно двадцати пяти — двадцати семи лет, дал полное описание ее внешности и объяснил, что с ее помощью надеюсь успешно завершить одно коммерческое дело. Если эта манекенщица сможет проявить дополнительное старание, она получит дополнительную оплату. Он хотел знать, в какую сумму выльется «дополнительная оплата».
  Перед моим внутренним взором мгновенно возникла рассматривающая предъявленный мною крупный счет для оплаты Берта. Я поспешил сунуть в потную руку управляющего двадцатку и сказал, что, если я получу такую женщину, которая мне необходима, и она выполнит все то, что мне необходимо, он получит еще, а женщине гарантируется дополнительная оплата в сто пятьдесят долларов. Он понимающе кивнул. Потом сходил в картотеку и принес оттуда несколько фотографий. На третьем по счету снимке была изображена женщина, которая на моих глазах мыла грязные тарелки в доме Друрри Велса.
  — Кто эта женщина? — поинтересовался я.
  — Ванда Уоррен. Это ее профессиональный псевдоним. Я почти ничего не знаю о том, откуда она и кто такая, но классная манекенщица! Вы в ней не ошибетесь — получите то, что вам нужно!
  Я задумчиво изучал остальные фотографии, потом вернулся к снимку Ванды Уоррен.
  — Сейчас она свободна? — спросил я.
  — Могу уточнить, — сказал он и поднял телефонную трубку. Выяснилось, что Ванда свободна и может прийти в агентство.
  — Я сам навещу ее, — сказал я управляющему. — Дайте мне номер ее телефона.
  Он засмеялся и сказал:
  — Мы такой бизнес не практикуем.
  — Почему? — спросил я.
  — Список наших манекенщиц и есть прейскурант нашей коммерции.
  — Каков ваш заработок на делах такого рода?
  — Сто долларов.
  — Обдумайте сумму, — сказал я. — Вы получите лично, а не для агентства.
  — Ванда, подождите минуту у телефона, — сказал он в трубку и, прикрыв ее ладонью, повернулся ко мне: — Семьдесят пять! И ни центом меньше!
  — Семьдесят пять, — согласился я. — И вы даете мне ее адрес.
  Он снял руку с трубки и сказал:
  — Сейчас из агентства прямо к вам, Ванда, поедет некий джентльмен. Он будет у вас примерно через полчаса. Речь идет об особой работе!
  Он повесил трубку, написал на листке бумаги адрес и протянул его мне:
  — Уверен, эта девушка сумеет удовлетворить вас во всех отношениях.
  — А если нет?
  — Агентство не гарантирует стопроцентного положительного результата.
  — Может быть, тогда понадобится заменить девушку?
  — Пожалуйста — за новую плату. Но мы, я повторяю, не можем гарантировать результаты. — Он постарался изобразить на лице сердечную улыбку.
  — Ладно, — сказал я, — рискну.
  — Вы не пожалеете, если наймете ее. Она веселая, легкая, милая девушка, которая не раз выполняла особые задания. Во время сессии законодательного собрания штата она работает в Сакраменто на лоббистов, которые на нее нахвалиться не могут. Она провернула для них немало потрясающих дел.
  — Работает в Сакраменто? — переспросил я.
  — Ну да. Когда там заседают законодатели. А между сессиями она выполняет наши заказы. Ей нравятся наши поручения. Конечно, в основном у нас требуются манекенщицы, но больше всего она любит особые случаи. Увидите, что она умеет приспосабливаться к любой ситуации…
  — Отлично, — сказал я. — Поверю вашей рекомендации. Вы знаете женщин.
  Он приложил руки к груди, улыбнулся и проникновенно сказал:
  — Я действительно знаю женщин.
  Глава 14
  Доходный дом был оборудован предохранительной системой. Возле входной двери висел список жильцов. Я нашел фамилию Ванды Уоррен, нажал кнопку и через минуту получил сигнал, что дверь отперта. Я вошел в подъезд, поднялся по лестнице и позвонил.
  Дверь открыла Ванда. Увидев меня, она воскликнула:
  — Кажись, я вляпалась в историю!
  В этот момент ее глаза были широко раскрыты, в них застыли тревога и предчувствие, которые, правда, уже через минуту сменились смешливостью.
  — Где же ваш дружок — фараон? — спросила она. — Тот, что все время жевал незажженную сигару?
  — Здесь, поблизости, — соврал я.
  Она была нарядно одета в элегантную темно-коричневую юбку и жакет, который выгодно подчеркивал изящество ее фигуры. Волосы были причесаны так, что каждый завиток занимал строго положенное ему место. Она, по-видимому, приготовила лучшую свою «внешность», и эта «внешность» действительно была хороша.
  — Послушайте, — сказала она. — Очень мило с вашей стороны так неожиданно свалиться на мою голову. Вы, полагаю, хотите задать мне ряд вопросов, но сейчас вам придется на время убраться. У меня назначено деловое свидание с клиентом.
  — Клиент — это я.
  — Не может быть! — обескураженно воскликнула она.
  — Почему не может быть? — поинтересовался я.
  — Ну, вы… Ну, я думала…
  Я показал ей листок, на котором рукой Норволка Ликенса был написан ее адрес, и квитанцию, свидетельствующую о произведенной за наем манекенщицы оплате.
  — Ну что ж, — сказала она. — Тогда входите. Значит, теперь вы мой новый босс. Чем же нам предстоит заняться?
  Я вошел в квартиру. Она заперла дверь, несколько мгновений молча стояла, глядя на меня, потом сказала:
  — Не обременяйте своей тяжестью ноги. Устраивайтесь как дома. Но, наверное, вы наняли меня не для того, чтобы сидеть здесь и вести пустые разговоры?
  — Да.
  — Так что мы должны делать?
  — Что вы должны делать.
  — Скажите мне, чем я должна заняться, и тогда я скажу вам, буду ли я этим заниматься.
  — Вы недавно изображали из себя миссис Велс. Для чего?
  — Разве я не сделала это красиво?
  — Вы можете сделать красиво все, что угодно…
  — Я была хорошей женой?
  — Не знаю.
  — Ну как же? Вы видели, как я мыла грязную посуду, убирала комнаты, чистила пепельницы.
  — Вы терпеть не можете домашнюю работу?
  — В жизни я люблю разнообразие и события. А ненавижу тяжелую, нудную работу любого сорта. Например, в конторе. Терпеть не могу вставать утром в определенное время, заранее точно зная, что произойдет с тобой в течение всего дня. Терпеть не могу одних и тех же мужчин, которые делают мне одни и те же предложения. Я стремлюсь к разнообразию.
  — Не понравится ли вам идея еще немножко побыть миссис Велс?
  — За деньги?
  Я молча кивнул.
  — Подойдет. Что я должна делать?
  — У вас остался ключ от того дома?
  Теперь уже молча кивнула она.
  — Поезжайте туда и приступайте к работе.
  — К какой работе?
  — Ну, вытрите пыль, немного приберите в комнатах.
  — А потом?
  — Потом туда приеду я, и мы вместе выйдем из дома, так, чтобы нас увидела миссис Рейли.
  — А что еще?
  — Мы сядем в машину и вместе уедем.
  — Что же будет дальше?
  — Дальше вы поедете со мной, мы вместе посидим где-нибудь и некоторое время подождем развития событий.
  — Будем ждать молча?
  — Нет, будем иметь разговор.
  — И что произойдет после этого?
  — Возможно, мы отправимся в путешествие.
  — Вот это по мне!
  — Для чего вы были наняты Друрри Велсом? — переменил я тему разговора.
  — Я не задаю клиентам вопросов. Они платят деньги. Они говорят мне, чего ждут от меня. И я исполняю их желания.
  — Чего желал Друрри Велс?
  — Он хотел, чтобы я действовала как его жена.
  — Зачем?
  — Я его не спрашиваю зачем. Думаю, причина была в том, что он добивался развода с первой женой и хотел, чтобы кто-то засвидетельствовал, что у него есть вторая жена. Но точно я не знаю: он платил, и я ни о чем не спрашивала.
  — Просто были его женой?
  — Только по названию, — засмеялась она. — Имейте в виду, Дональд, игра есть игра, она имеет свои границы. Я говорю это на всякий случай, чтобы вы тоже знали правила этой игры.
  — Не знал, что вы с таким благоговением и трепетом относитесь к правилам игры, — сказал я.
  В ответ она улыбнулась с таким выражением лица, которое трудно было понять, и сказала:
  — Я говорю это как официальное лицо…
  — Отлично, — сказал я. — Вы одеты и готовы к отъезду?
  — Я даже чемодан собрала.
  — Пока что он не потребуется. У вас есть машина?
  Она отрицательно покачал головой.
  — Возьмите такси, — велел я ей. — Поезжайте на Фрост-Моур-роуд, 1638. Побродите около дома, пока не убедитесь, что соседи засекли вас. Но не снимайте свою одежду, чтобы быть готовой немедленно уехать по первому звонку.
  — Когда я покину эту мусорную свалку?
  — Когда я приеду за вами.
  — А когда это случится?
  — Примерно через полчаса после вашего прибытия на место.
  — Ладно, — сказала она. — Но я хочу кое о чем предупредить вас. Если в том доме мне придется выполнять домашние работы, я сниму эту свою одежду. Может быть, там в чулане я найду какой-нибудь халат, который налезет на меня, — тогда все в порядке. Но если не найду, то не стану делать грязную работу в своем костюме. Моя одежда — часть моего индивидуального капитала, который я вкладываю в дело.
  — Вам не придется делать грязную работу. Просто делайте вид, что работаете. Если миссис Рейли подойдет к вам и втянет в разговор, расскажите ей любую басню, которая вам взбредет в голову, только не правду.
  — Я придумаю не историю, а конфетку, — уверила она меня. — Я люблю врать без предварительной подготовки, особенно когда разговариваю с такими сплетницами, как миссис Рейли.
  — Только не перестарайтесь, — предупредил я.
  — Все будет в порядке, — сказала она и протянула мне руку с повернутой вверх ладонью.
  — В чем дело? — спросил я.
  — Деньги на оплату такси, — объяснила она.
  Я усмехнулся и, выложив денежки, сделал еще одну дыру в бюджете нашей фирмы. Потом я вышел из дома Ванды Уоррен и позвонил своей секретарше Элси Бранд.
  — Элси, ты видела рослого, грубого типа, который приходил к нам несколько дней назад? Его звали Лоутон С. Корнинг.
  — Я видела, как он уходил из агентства. Что я должна сделать?
  — Он остановился в отеле «Дортмут» и ездит на машине с техасским номером. Сейчас же садись на такси, поезжай к отелю и жди, пока Корнинг не выйдет на улицу. Как только это случится, немедленно позвони мне на расположенную на Фрост-Моур-роуд станцию техобслуживания. Номер телефона станции найди в телефонной книге. Через минуту после того, как он уйдет из отеля, я должен об этом знать!
  — Будет сделано, Дональд. Что-нибудь еще?
  — Это все, — сказал я. — Но если случится что-нибудь неожиданное и, когда он уедет из отеля, ты не сможешь связаться со мной по телефону, скажи водителю такси, чтобы он на полной скорости гнал машину к дому 1638 на Фрост-Моур-роуд. Там ты увидишь женщину. Увези ее оттуда. Скажи ей, что действуешь по моему распоряжению, и в доказательство этого покажи ей свою визитную карточку с указанием нашего агентства.
  — Все понятно, Дональд. Что мне сказать Берте?
  — Скажи ей, что выйдешь на минуту. А когда вернешься, дай ей полный отчет.
  — В таких случаях она устраивает шум на все агентство.
  — Пусть пошумит. В конце концов, ты работаешь на меня. Так что немедленно приступай к делу.
  — О’кей, — сказала она.
  Повесив трубку, я сразу поехал на станцию техобслуживания. Там мне заправили полный бак бензином, залили масло и воду, осмотрели колеса. Потом я сказал служащему, что ожидаю телефонного звонка по их номеру, дело очень важное и он должен, как только мне позвонят, немедленно позвать меня к телефону. Он предложил мне войти в дом, и я прохлаждался там около часа.
  Наконец Элси Бранд позвонила мне.
  — Алло, Дональд?
  — Я.
  — Он уехал.
  — Когда?
  — Минуты две назад.
  — Не знаешь куда?
  — Нет. Он спустился в вестибюль отеля на лифте. Наверное, он заранее позвонил в гараж и велел подогнать его автомобиль к подъезду. Выйдя из отеля, он сразу сел в машину и уехал.
  — Как он выглядел? — спросил я. — Был в возбуждении?
  — В возбуждении? Мальчик! Он как сумасшедший пробежал через вестибюль, влетел в машину и погнал ее как на пожар.
  — Отлично, Элси. Большое спасибо.
  — Теперь какие будут указания?
  — Теперь возвращайся в офис и постарайся удержать Берту в душевном равновесии. Предупреди ее, что, если меня кто спросит, пусть скажет, что я скоро буду на месте. Приеду, наверно, часа через два.
  — Стоит ли приезжать сюда, Дональд? — обеспокоенно произнесла она. — Судебный исполнитель вручит тебе повестку в суд.
  — Знаю, — успокоил я ее. — Но теперь это не страшно.
  — Ну хорошо, раз так. Я уверена, ты знаешь, что делаешь.
  Повесив трубку, я сел в свою машину и поехал к дому Велсов.
  Остановив автомобиль у парадного подъезда, я не спеша подошел к двери и позвонил. На пороге возникла Ванда Уоррен.
  — Хай! — поздоровалась она.
  — Хай, — отозвался я. — Я торгую щетками. Это может заинтересовать вас?
  — Конечно! Для того чтобы вычистить отсюда некоторых типов, мне совершенно необходима жесткая щетка.
  Мы вошли в дом.
  — Каких таких типов? — спросил я.
  — Прежде всего миссис Рейли.
  — Вы разговаривали с ней?
  — Я бы сказала, она разговаривала со мной. Пыталась выкачать из меня как можно больше информации. И знаете что?
  — Что?
  — Думаю, скоро здесь появится какой-то посетитель.
  — Почему вы так решили?
  — По ее поведению можно было догадаться, что кто-то хорошо заплатил ей за то, чтобы она сообщила ему о моем появлении в этом доме. Дональд, может быть, мною интересуется полиция?
  — Испугались? — спросил я.
  — Не особенно, — сказал она. — Не возражаю против рекламы, но хочу избежать дурной славы. Вы знаете, газеты готовы раздуть любой пустяк и сделать из него сенсацию: «МУЖЧИНА НАНЯЛ РЫЖУЮ МАНЕКЕНЩИЦУ ИГРАТЬ РОЛЬ ЖЕНЫ…» — и всякую грязь в том же роде.
  — Успокойтесь, — сказал я ей.
  — Что мы будем делать дальше?
  — Вы готовы к отъезду?
  — Когда я вышла из дома во двор, где полно маленьких коряг, за которые можно зацепиться, я сняла хорошую одежду.
  — Переоденьтесь, да побыстрее.
  Она быстро переоделась.
  — Очень вам идет, — похвалил я.
  — Спасибо. Мне самой тоже нравится. Что теперь?
  — Мы выходим из дома и садимся в машину. Только прежде чем вы влезете в мой автомобиль, вы должны сделать вид, что колеблетесь. А я как будто уламываю, уговариваю вас.
  — Играем на публику?
  — Играем на публику.
  — Согласна, — сказала она. — Полагаю, вы знаете, что делаете.
  — Ключи от дома у вас?
  — Да.
  — Порядок, — сказал я. — Заприте дверь. Но я должен быть уверен, что миссис Рейли сможет без всяких помех наблюдать за нами.
  — Не беспокойтесь. Она уже без всяких помех наблюдает за нами. Эта женщина способна за одну миллионную долю секунды увидеть все, что ей надо. Ей известны любые подробности о жизни всех ее соседей.
  — Отлично. Пошли…
  Мы заперли дом и пошли к машине. Возле нее мы остановились, и я, повернувшись к Ванде, начал размахивать руками, как бы пытаясь объяснить, внушить ей нечто очень важное.
  — Понимаете, все дело вовсе не в том, чтобы всю жизнь отказываться от права на собственность. Почему бы вам не быть славным парнем и не дать мне миллион долларов?
  Она ответила с сомнением и колебаниями:
  — Ну, если вы хотите поставить вопрос именно так, Дональд… Тогда мне, конечно же, должно быть стыдно иметь так много благ и не желать подарить вам хоть кое-что из них.
  — Вот так же насчет этого думаю и я.
  Ее глаза светились от смеха.
  — Ну, благотворительностью займемся дома. Что же я должна изобразить сейчас?
  — Подойдите ко мне ближе, — сказал я.
  Она подошла так близко, что ее волосы начали ласкать мои щеки. Я почувствовал тепло ее тела.
  — Ну уж не настолько близко, — сказал я.
  — О, мне показалось, вы просили подойти ближе, — заявила она и немного отодвинулась.
  — Просил, — сознался я.
  — Наверное, вы просто хотели, чтобы я встала рядом с вами?
  — Пусть так. Встаньте рядом.
  — Хорошо. Уже встала.
  — Можно кончать комедию, — сказал я. — Прыгайте в машину.
  — Поехали! — сказала она.
  Я привез ее к нам в агентство. Мы вошли в офис, и тут же с шумом отворилась дверь кабинета нашего дорогого шефа. Берта уже с порога начала что-то говорить, но, повнимательней взглянув на Ванду Уоррен, замолчала. В это время открылась входная дверь в офис, и в приемную проскользнул какой-то маленький человечек.
  — Дональд Лэм? Взгляните, пожалуйста, на эти документы, — единым духом произнес он.
  Я повернулся к нему, и он со словами: «Повестка в суд по делу Велс против агентства „Кул и Лэм“» — протянул мне бумаги.
  — Получите повестку как частное лицо и повестку как совладелец фирмы. До свидания… — добавил он, повернулся и выскользнул за дверь так же неожиданно и загадочно, как и возник.
  Берта оглядела Ванду Уоррен с головы до ног, пока та в свою очередь с холодным любопытством смотрела на нее.
  — Мелкая рыбешка, — пробурчала Берта себе под нос.
  Я с удивлением поднял брови.
  — Когда ты за что-нибудь берешься, — сказала мне Берта, — ты делаешь это хорошо. Не так ли, Дональд?
  — Что именно? — спросил я, но она, повернувшись на каблуках, пошла к своему кабинету и, войдя в него, захлопнула за собой дверь.
  Я провел Ванду Уоррен к себе, представил ее Элси Бранд и попросил секретаршу:
  — Спрячь на некоторое время эту девушку от посторонних глаз, Элси.
  Она осмотрела Ванду тем оценивающим взглядом, каким покупатель смотрит на предназначенного на перепродажу мяснику бычка, и сказала:
  — Будет исполнено, босс.
  Я пошел к Берте.
  — Откуда ты ее выкопал? — спросила Берта.
  — Я взял ее напрокат, — ответил я.
  — Взял напрокат?
  Я кивнул.
  — Как напрокат?
  — За деньги.
  — Ты заплатил деньги?
  Я снова кивнул.
  Было видно, как ярость в сердце моего делового партнера начинает подниматься все выше.
  — Бывают минуты, — сказала она, — когда мне хочется взять вот этот нож для бумаг и перерезать тебе горло от уха до уха, Дональд Лэм! Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что взял ее напрокат?
  — Я нанял ее.
  — За деньги нашего агентства?
  Я кивнул еще раз.
  — Ты сведешь меня с ума! Тебе ведь нет нужды нанимать женщин, один твой взгляд — и эти чертовы малютки падают на тебя. Не знаю, каким способом ты достигаешь этого. На мой взгляд, ты всего лишь маленький шустрик. Если бы я была лет на тридцать моложе, я бы даже не заметила такого, как ты, а у тебя тем не менее целый ассортимент девиц, которые смотрят на тебя влюбленным взором. А теперь ты еще возникаешь с этой новой красоткой и уверяешь меня, что нанял ее за деньги.
  — Она — особая красотка, — сказал я.
  — Это как же понимать?
  — Эта красотка принесет к нам в офис мистера Лоутона С. Корнинга.
  — Ты совсем рехнулся? — спросила Берта. — Корнинг не вернется сюда и за миллион долларов. Он звонил мне сегодня утром.
  — Чего он хотел от вас?
  — Он хотел только выпустить пар. Высказать все, что у него накипело, а также то, что он думает о людях, которые поступают так, как мы с ним поступили. Он считает, что мы пытались охмурить его как сосунка, но он еще проучит тебя, научит не быть таким умником и хочет, чтобы я знала также о том, что и меня он научит не быть такой умной…
  — И что вы ему ответили?
  — О, я многое ему сказала! Подождала, пока этот сукин сын выдохнется, и ответила! О, мой мальчик! Уж я ему сказала!
  — Хорошо, — одобрил я ее рассказ.
  — Что в этом хорошего?
  — Когда он придет сюда, вы можете заставить его подползти к вам на коленях.
  — Знаешь что, Дональд, — сказала она, — я устала от твоих безумных трюков. Если Лоутон Корнинг придет в наше агентство с дружелюбной улыбкой на устах, я покачу носом орех от этого места и до…
  — Ну? До какого места?
  Но тут Берта стала осторожнее.
  — Нет, — сказала она. — Сначала посмотрим, как тебе удастся вытащить из шляпы кролика. Мне, к сожалению, не придется катить орех, будь он проклят! Ты не знаешь всех фактов. Ты не знаешь, что я наговорила ему по телефону…
  — Ладно, — сказал я. — Но вы, в случае если фокус удастся, собирались катить носом орех…
  — Я не сказала, куда покачу его.
  — Куда?
  — Весь путь от этого места… Весь путь от этого места…
  — Ну-ну! Смелее! — подбодрил я ее.
  — Весь путь от этого места до самой двери в офис.
  — Заметано, — сказал я. — Сейчас я пойду в свой кабинет, а вы некоторое время не выходите.
  — Я пыталась предупредить тебя, что где-то поблизости толкается судебный исполнитель, который жаждет вручить тебе повестку в суд. Что будем делать?
  — Держаться! — сказал я. — Мы не сдадим позиций.
  — Рада слышать это. Сколько ты заплатил за прокат этой рыжей?
  — Забудьте о ней, — посоветовал я. — Лучше подумайте о том, что следует сказать Лоутону Корнингу.
  Выходя из ее кабинета, я видел, что она вся кипит от любопытства, но гордость не позволяла ей показать его. В своем кабинете, не обращая внимания на Ванду Уоррен, я занялся тем, что надиктовал секретарше несколько деловых писем. Я успел продиктовать, кажется, три или четыре письма, когда раздался телефонный звонок.
  Подняв трубку, я услышал приглушенный голос Берты:
  — Дональд, ты можешь зайти ко мне на несколько минут?
  — Иду, — ответил я.
  Подмигнув на ходу Элси Бранд, я пересек приемную и вошел в кабинет Берты.
  Лоутон С. Корнинг с широкой, искусственной улыбкой на лице протянул мне красную лапу и сказал:
  — Дональд! Я был не прав. Признаю этот факт. Я одурачил самого себя, чертовски сглупил. Приношу свои извинения. Я уже сказал миссис Кул, что в наших с вами отношениях я действовал как грубый хам. Я позволил себе выбрать плохую манеру поведения и оказался в дураках. Мне следовало бы передать вам тысячу долларов, о которых вы говорили, но теперь я пришел сюда с извинениями, что не сделал этого. Вот чек на восемьсот пятьдесят долларов в счет гонорара. Вы можете начать поиски миссис Велс, и, если посчитаете, что мне следует заплатить еще несколько сотен долларов, никто не будет возражать против этого. Кроме того, вам, конечно, понадобятся деньги на расходы. Можете начинать работу и расходовать деньги по своему усмотрению — я полностью вам доверяю.
  — Спасибо, — откликнулся я.
  Он протянул мне чек на восемьсот пятьдесят долларов. Я отвел его руку с чеком.
  — Не спешите, не спешите отказываться, Лэм. Забудьте о плохом. Я был дураком, но теперь я пришел сюда и прямо, по-мужски, признал это. Я извиняюсь также перед миссис Кул.
  — Не в том дело, — сказал я. — Просто за это время многое изменилось.
  — Послушайте, Лэм, — решительно произнес Корнинг. — Я бизнесмен, человек дела, а не слов.
  Я сидел тихо. Смотрел на него. А на меня, как кошка на мышь, смотрела Берта.
  Корнинг продолжал:
  — Вот чек на восемьсот пятьдесят долларов для вашего агентства. Я хочу, чтобы вы нашли для меня миссис Велс. Кроме того, я хочу сделать одно выгодное предложение: если вы сможете найти ее в течение двадцати четырех часов, я плачу вам две тысячи долларов дополнительно; если найдете за сорок восемь часов, премия уменьшается до тысячи долларов; если дело затянется до семидесяти двух часов, получите только пятьсот долларов; если не уложитесь и в этот срок, премия отменяется.
  — Что это вы еще задумали? — спросил я.
  Он откинул голову и засмеялся:
  — Дональд, вы великий игрок в покер. Но не пытайтесь одурачить Лоутона Корнинга. Признаю, что вы играете великолепно. Я готов дать вам возможность сделать деньги, но хватит играть со мной в покер. Уверен: вы можете представить мне миссис Велс в течение часа, если очень этого захотите. Мое предложение делает стоящими затраты времени и труда, упрощает дело.
  — Изложите ваше предложение в письменном виде, — сказал я.
  — Мое слово — закон, — сказал он сердито.
  — Меня не беспокоит ваше слово, — отрезал я. — Меня беспокоит ваша память.
  Он рассердился еще пуще:
  — В этом деле не должно быть никакого обмана. Я знаю, что раньше Велс имел другую жену. Возможно, он разведен с нею, возможно — нет. Мне это неизвестно. Поэтому я не желаю стать жертвой нового трюка, при котором вы представите мне его бывшую жену и объявите, что это и есть настоящая, законная миссис Друрри Велс. Мне требуется только та миссис Друрри Велс, которая имела девичье имя Ивонна Клаймер.
  — Вот поэтому я и хочу, чтобы вы все это зафиксировали на бумаге, — объяснил я. — Не хочу, чтобы потом вы заявили, будто произошло какое-то недоразумение, возникло взаимонепонимание. Поэтому изложите свое предложение черным по белому.
  — Ладно, — наконец согласился он. — Дайте мне лист бумаги, миссис Кул.
  Получив от нее просимое, он выхватил из своего кармана ручку. Я предложил ему:
  — В соседней комнате находится секретарша и пишущая машинка.
  — К черту пишущую машинку! Пусть каждое слово на этой бумаге будет написано моей рукой.
  — Тогда пишите, — сказал я.
  Его лицо налилось гневом, но он сел за стол и начал медленно выводить на бумаге свои каракули, потом некоторое время жевал конец ручки и снова принялся марать бумагу.
  Берта старалась поймать мой взгляд, но я упорно смотрел в окно.
  — Конец! Вот мое предложение на бумаге, — объявил Корнинг. Я прочитал его поручение.
  «В агентство „Кул и Лэм“. Настоящим я вручаю вам восемьсот пятьдесят долларов с поручением выяснить для меня местонахождение Ивонны Клаймер Велс, которая является или не является законной супругой Друрри Велса, но которая живет с ним как его жена. Если вы представите мне ее в течение двадцати четырех часов, я выплачу вам дополнительно две тысячи долларов. Если в течение сорока восьми часов — выплачу тысячу долларов, если найдете через семьдесят два часа, я выплачу премию в пятьсот долларов. Я также оплачу необходимые для проведения поисков расходы при условии их ограничения в сто долларов за день или пятьсот долларов за всю работу».
  Он посмотрел на нас и спросил:
  — Ну как?
  — А что вы понимаете под словами «выяснить местонахождение»? Предположим, я найду ее, например, в Бэннинге и сообщу вам, где она находится, но вы под тем предлогом, что увидели ее позже, чем через двадцать четыре часа, откажетесь выплатить нам две тысячи долларов.
  — Тот момент, когда вы сообщите мне, где вы ее обнаружили, будет считаться моментом выполнения вашего задания.
  — Запишите это на бумаге, — сказал я.
  — В этом нет необходимости, — возразил он. — Мы же уже достигли взаимопонимания.
  — Запишите, — повторил я, указывая на его ручку.
  Трясясь от ярости, он написал: «Ваше задание будет выполнено в тот момент, когда вы сообщите мне точное местонахождение миссис Велс».
  — Поставьте внизу дату, — сказал я.
  Он послушно поставил дату.
  — Подпишитесь, — выдвинул я последнее требование.
  Он подписал документ.
  Я взял его в руки и написал на нем: «Данное предложение принято. В нем содержится полное соглашение между нами». И подписал: «По поручению фирмы „Кул и Лэм“ подписано Дональдом Лэмом».
  Я передал документ Берте со словами:
  — Спрячьте его!
  Корнинг бросил на стол свой чек, вскочил со стула и пошел к выходу. У двери он повернулся, словно желая мне что-то высказать, потом раздумал и выскочил из кабинета как ошпаренный — только каблуки его ковбойских сапог загрохотали по полу.
  — Черт меня подери! — воскликнула Берта. — Это выше моего понимания. Как ты сумел устроить этот трюк? Что же нам теперь делать?
  Я поднял телефонную трубку, позвонил в полицейское управление Фрэнку Селлерсу и сказал ему:
  — Помнится, ты говорил, что если я разузнаю нечто тебя интересующее, то не прогадаю, если сообщу об этом.
  — Правильно. Ну и что разузнал на этот раз, Шустрик?
  — А ты помнишь ту миловидную куклу в шортах, которая мыла грязные тарелки в доме 1638 по Фрост-Моур-роуд?
  — Еще бы!
  — Она сейчас здесь, у меня в офисе. Думаю, она может рассказать тебе немало интересного.
  — Привези ее ко мне в управление.
  — Не годится, — сказал я. — Там газетные репортеры.
  — Мне надоело, Лэм, загонять для тебя дичь.
  — Я намерен раскрыть для тебя кое-что весьма интересное. Но пока все должно быть в тайне. Если узнают репортеры, то информацию от них может получить какой-нибудь другой полицейский, и он же получит все лавры от твоей работы.
  Селлерс на минуту задумался, потом сказал:
  — Выезжаю к вам.
  — Ждем, — сказал я. — Но заправь полный бак в своей машине.
  Глава 15
  Селлерс был подозрителен и осторожен. Его действительно беспокоила мысль о том, что какой-нибудь полицейский может оказаться проворнее его.
  — Садись, Фрэнк, — предложил я. — В ногах правды нет.
  Селлерс, перекатывая из одного угла рта в другой незажженную сигару, стоял, широко расставив ноги.
  — Черт бы побрал эти предисловия, — сказал он. — Переходи к делу!
  — Сейчас, Фрэнк. Не будьте… — сказала Берта.
  Он прервал ее:
  — Пусть говорит этот Шустрик. Я хочу услышать старую хитрую версию этого дела.
  Я начал говорить:
  — Друрри Велс и его жена, прежде чем появились на Фрост-Моур-роуд, жили в Бэннинге.
  — Ну и что? — спросил он.
  — Я поехал в Бэннинг и опросил их бывших соседей. Один из них, который из своего дома мог видеть окно их спальни, рассказал мне кое-что интересное.
  — Что именно?
  — Шум ссоры, звук удара, тишина. Велс, несущий что-то на плече, грузящий это «что-то» в автомобиль, его отъезд, возвращение примерно через три часа и отход ко сну в своей спальне. На следующий день жена исчезла. Уехала погостить к родственникам.
  — Черт возьми! — сказал Селлерс.
  Я кивнул и замолчал. Он стоял и обдумывал мое сообщение.
  — Чудеса! — сказал он наконец. — Что это, конвейерное производство? Почему они снова и снова играют одну и ту же пластинку?
  — А что ты об этом думаешь? — спросил я.
  — Не знаю.
  — Хочешь еще раз поговорить с рыжей, которую ты встретил на Фрост-Моур-роуд?
  Он кивнул.
  Я вышел в коридор и привел Ванду Уоррен в кабинет.
  Она посмотрела на Берту Кул, Фрэнка Селлерса, на меня и сказала:
  — Ну, кажется, у нас есть кворум?
  — Мы имеем кворум, — отрезал Селлерс. — Расскажите вашу историю.
  — Позвольте мне изложить основные факты, — сказал я.
  — К черту факты, — отверг мое предложение Селлерс. — Пусть она расскажет свою историю.
  — Не упрямься, Фрэнк, — сказал я ему. — В нашем распоряжении всего двадцать четыре часа, чтобы закончить это дело. Иначе мы потеряем две тысячи монет. Ты сперва выслушай меня, а потом уже задавай свои вопросы.
  Не ожидая его согласия, я приступил к изложению основных фактов этого дела, начав с того, как Корнинг впервые пришел в наше агентство, и закончив его последним визитом. Кроме того, я показал Селлерсу подписанное Корнингом соглашение, скрыв только то, что ездил в Сакраменто. Не упомянул я ни слова и о моем уговоре с Люсиль Пэттон.
  Фрэнк выслушал мой рассказ до конца. Он по-прежнему стоял, широко расставив ноги, широкоплечий, со сдвинутой на затылок шляпой, и жевал незажженную сигару. Наконец Селлерс повернулся к Ванде Уоррен, сидевшей на том же самом стуле, на котором совсем недавно восседал Корнинг.
  — Чем вы зарабатываете на жизнь? — спросил Селлерс.
  — Я манекенщица. И актриса. И выполняю разные поручения.
  — Какие, например?
  За нее ответил я:
  — Во время сессий законодательного собрания штата она работает по заданиям лоббистов в Сакраменто. Здесь она работает между сессиями.
  — Понятно, понятно, — сказал Селлерс и взглядом окинул ее с головы до ног.
  Ванда ответила ему приветливой улыбкой и удобнее расположилась на стуле, положив ногу на ногу.
  Селлерс сказал:
  — У нас деловой разговор. Не пытайтесь разговаривать со мной вашими ножками. Говорите с помощью языка.
  — Что вы хотите узнать от меня?
  — Хочу рассеять туман. Вы ведь знали этого Велса и раньше, до этого случая?
  — Нет, не знала. Говорю вам правду, сержант. Клянусь богом! Это была обычная работа по заданию клиента. Он позвонил в агентство и…
  — Не пудрите мне мозги. Велс для этого своего трюка не стал бы нанимать незнакомую женщину. Он был знаком с вами?
  Она отрицательно покачала головой.
  — Хватит врать! — вскипел Селлерс. — В этом городе все знают, что, когда я начинаю дело, я довожу его до конца. Тому, кто со мной сотрудничает, я даю хорошие шансы; тому же, кто пытается меня облапошить — не приведи господи, — не работать в нашем и, возможно, любом другом городе.
  Ванда молча размышляла над его словами.
  Он же сказал ей:
  — Опустите юбку пониже.
  Она опустила юбку на колени.
  — Теперь будет лучше, если вы расколетесь! — приказал он.
  Она глубоко вздохнула и сказала:
  — Да… Я… Я знаю его…
  — Так-то лучше. Откуда вы его знаете?
  — Это деловое знакомство.
  — Вы работали на него?
  — Не совсем, но вроде этого. В агентстве фотоманекенщиц управляющим служит Норволк Ликенс, но Велс тоже принимает участие в делах. Я не знаю всего круга его обязанностей, но время от времени он предлагает девушкам клиентов.
  — И время от времени платил вам деньги за разные услуги?
  Она посмотрела ему в глаза и призналась:
  — Да.
  — Теперь намного лучше! — одобрил ее Селлерс. — Давайте вернемся к тому моменту, когда он предложил вам эту самую работу. Как это произошло?
  — Он позвонил из Бэннинга Ликенсу и попросил его разыскать меня и передать, чтобы я ему немедленно позвонила.
  — Ликенс нашел вас?
  — Нашел.
  — Что было потом?
  — Он велел мне срочно выехать в Бэннинг.
  — И тогда?
  — И тогда Велс объяснил мне, что я должна делать, какую играть роль.
  Селлерс подошел к окну, выглянул из него, вынул изо рта остаток изжеванной сигары и выбросил его во двор. Потом повернулся ко мне и сказал:
  — Хорошо, умник, я хочу спросить кое о чем и тебя. Зачем ему понадобилось устраивать повторный спектакль?
  — А ты как думаешь?
  — Я не думаю! Я хочу, чтобы ты как следует обмозговал это дело.
  — В обоих случаях, — напомнил я, — приблизительно по два часа сорок пять минут.
  — Ты имеешь в виду… Покупаю твою гипотезу. Есть в этой конторе компас или пара циркулей? — спросил он у Берты.
  Та вытащила из ящика письменного стола компас и передала ему.
  — И карту Южной Калифорнии, — потребовал он и снова получил от Берты просимое. Сержант разложил карту на столе и начал рассуждать: — Значит, все путешествие занимало два часа сорок пять минут. Сорок пять минут надо, чтобы как-то разделаться с трупом. Один час — туда, один — назад. По городу ехать со скоростью сорок миль в час. От тридцати пяти до сорока миль… Теперь давайте найдем на карте дом Велсов на Фрост-Моур-роуд.
  Приблизительно здесь… Измерим расстояние… Поставим компас на место, где располагается дом Велсов, и проведем окружность радиусом в сорок миль. И такую же окружность проведем вокруг города Бэннинг. Мы получили два пересечения окружности… Черт побери! Ну и умник! В обеих точках пересечения нельзя похоронить даже кошки: в этих местах и днем и ночью полно машин и людей.
  — Точно, — подтвердил я.
  — Так чего же тогда стоит твоя идея с компасом?
  — Но это была не моя, а твоя идея.
  — Ладно, пусть будет так! Но какова же тогда твоя идея?
  — Когда Велсу позвонил газетчик, ему стало ясно, что у него обязательно будут спрашивать о его жене. Он понимал также, что и другие будут задавать ему вопросы о том, куда делась миссис Велс. Если эти вопросы будут задавать ему в Бэннинге, то наверняка всплывут слухи о семейной ссоре и драке, о звуке удара, о его ночном отъезде из дома, о его отсутствии в течение двух часов сорока пяти минут, о его возвращении и о том, что после этих событий никто не видел его жены. Тогда он поехал на Фрост-Моур-роуд и…
  — Черт побери! — возбужденно прервал меня Селлерс. — Эту версию я покупаю. Будь я проклят, но в твоих словах что-то есть.
  — Думаю, в них действительно кое-что есть, — согласился я. — В противном случае я бы не стал тебе звонить.
  — Есть определенный план?
  Я кивнул.
  — Что нам потребуется? — спросил он.
  — Фонарь.
  — У меня он есть.
  — Лопата.
  — И лопата найдется.
  — Ну тогда, может быть, нам еще что-нибудь пригодится?
  — Ни черта!
  Я обратился к Ванде Уоррен:
  — Вам придется подождать здесь, пока мы…
  — Черта с два она будет ждать здесь, — прервал меня Селлерс. — Она поедет с нами. Эта крошка и близко не подойдет к телефону. Она также не передаст никому никакой записочки и не сможет выкинуть никакого другого трюка. Пошли, сестренка. Будете играть со мной честно, я тоже буду играть с вами по правилам. Если попытаетесь объехать меня по кривой, встретите самого жестокого, безжалостного парня из всех, с какими вам приходилось иметь дело за всю вашу бурную жизнь.
  И, повернувшись ко мне, он добавил:
  — Давай, Шустрик, пошли!
  Глава 16
  Сержант Селлерс настоял на том, чтобы сделать остановку в Сан-Бернардино.
  — В таких делах есть свои правила, — объяснил он. — Мы должны поставить в известность шерифа данного округа. В каком округе мы намерены действовать?
  — В округе Сан-Бернардино, — подтвердил я.
  — Ну так вот: мы посетим тут заместителя шерифа. Правила следует соблюдать.
  Мы подъехали к полицейскому управлению. Селлерс вышел из машины, направился было к дверям, но вдруг повернул обратно.
  — Слушай, Шустрик, — сказал он с тревогой. — А что, если мы вытащили пустой номер?
  — Проклятье, — сказал я. — Это всего лишь мое предположение. Без гарантий. Я высказал тебе свое мнение о том, как развивались события. И все.
  Он вытащил из кармана сигару, сунул ее в рот и, задумчиво глядя на меня, некоторое время жевал ее конец. Потом внезапно молча повернулся и пошел к ведущей в управление лестнице. Через некоторое время он появился на улице вместе с помощником шерифа.
  Селлерс даже не подумал познакомить нас. Просто оба полицейских офицера уселись на переднем сиденье автомобиля, а мы с Вандой Уоррен — на заднем. Она сделала мне глазки, одарила обаятельной улыбкой и придвинулась ко мне вплотную. Я неодобрительно покачал головой.
  — Ханжа! — громко возмутилась она. — Одинокая женщина во время путешествий не должна чувствовать себя такой одинокой.
  Селлерс обернулся, чтобы взглянуть на нас, и ухмыльнулся во весь рот. Зафиксировав в сознании полицейских наши отношения как объятия флиртующей парочки, Ванда приблизила лицо к моему уху и прошептала:
  — Дональд, вы сможете спрятать меня от репортеров?
  Я неопределенно пожал плечами.
  — Постарайтесь, — выдохнула она в мое ухо и сразу же отодвинулась от меня, скользнув на дальний край сиденья. После чего громко сказала: — Бог мой! Никогда раньше мне не приходилось видеть такого скопления похожих на ледяных истуканов мужчин.
  Когда мы въехали в Бэннинг, Фрэнк Селлерс спросил меня:
  — Как туда проехать?
  Я начал показывать дорогу, и вскоре мы остановились у дома, в котором жили Велсы.
  Селлерс задал мне следующий вопрос:
  — Какие соседи слышали всю эту семейную суматоху?
  Я показал на дом. Полицейские переглянулись, и Селлерс приказал мне:
  — Ты и девица подождите нас в машине. Запомни, Лэм: я не люблю шуток. Девица не должна ни на миг покидать машину. Оставляю ее на твою ответственность.
  Они оба вылезли из машины и пошли к дому Велсовых соседей. В тот же момент Ванда сказала мне:
  — Дональд, эти мужланы могут втянуть меня в скандальную историю. Даже небольшое количество газетной грязи принесет мне дурную славу, даже немного…
  — К сожалению, я ничего не могу обещать, кроме того, что сделаю для вас все, что смогу…
  — Дональд, мне нужно сбегать в туалет на станцию техобслуживания…
  Я усмехнулся.
  — Вы не имеете права удерживать меня насильно.
  — Не заставляйте меня делать этого, — сказал я. — Лучше действуйте в соответствии с указаниями Селлерса, и он даст вам шанс выйти из этого дела без потерь.
  — Думаете, он сделает так?
  — Обеспечьте друг другу игру по правилам.
  Она задумалась над моими словами, но я прервал ее размышления:
  — Давайте прямо сейчас приступим к игре по правилам. Предположим, начнем с того, что вы расскажете мне об Ивонне Клаймер.
  — Она была одной из нас, — сразу сказала Ванда.
  — Манекенщица?
  Ванда утвердительно кивнула.
  — Велс познакомился с ней как с манекенщицей?
  — Нет. Он знал ее раньше. И втянул ее в это занятие.
  — Как развивались их отношения дальше?
  — Через некоторое время они начали жить вместе. Но они не были женаты.
  — Как они жили?
  — Полагаю, что вскоре у них начались ссоры. Пока она была только манекенщицей, у них было все в порядке, но когда он начал заставлять ее быть домашней хозяйкой… Это ей не понравилось.
  — Ванда, где сейчас находится Ивонна?
  Девушка торопливо отвела глаза.
  — Где она? — повторил я.
  — Я сама бы хотела знать это!
  — Но где, по вашему мнению, она может быть?
  — Я… Дональд, не знаю.
  — Что сказал вам Велс?
  — Сначала он вообще ничего не объяснил мне. Просто потребовал, чтобы я приехала сюда для срочной работы. И сказал, что я должна сыграть роль его жены.
  — Он объяснил, для чего ему это нужно?
  — Да.
  — Что же он сказал вам?
  — Это была длинная история, Дональд. Она была связана с его разводом в Мексике. Он открыл мне, что раньше был женат. Я к тому времени уже знала о его предыдущем браке от Ивонны. Мне он сказал, что его бывшая жена была настоящая сука, собака на сене, которая не давала ему развода, но вернуться к нему и жить с ним тоже не хотела. Она не разрешала их детям видеться со своим отцом и настраивала их против него. Тогда он послал документы и заявление о разводе в Мексику и по мексиканским законам сумел получить свидетельство о разводе. Конечно, эта бумага у нас ничего не стоит, но… ну, она лучше, чем ничего.
  — Продолжайте. Что произошло потом?
  — Потом он и Ивонна начали жить вместе.
  — Почему ему понадобилось, чтобы вы сыграли роль его жены? Как он объяснил это?
  — Он подозревал, что его первая жена собирается устроить ему какую-то неприятность. И ожидал почему-то, что эта женщина обратится в суд и ему, а также Ивонне будут вручены судебные повестки. Вместо Ивонны повестку получила бы я. Затем в надлежащее время, на суде, выяснилось бы, что судебный исполнитель вручил повестку не тому, кому надо. И суд бы не состоялся.
  — Так оно и произошло?
  — По существу, да.
  — А где была Ивонна?
  — Он сказал, что она где-то прячется от судебного исполнителя.
  — Вы ему задавали какие-нибудь другие вопросы?
  — Надо как следует знать Друрри Велса. Ему нельзя задавать вопросов, особенно если ты девушка, чьи заработки зависят от его прихоти.
  — Ваши заработки зависят от его прихоти?
  — В некоторой степени — да. Он один из совладельцев нашего агентства и, если захочет, может быть очень безжалостным. Одна из наших девушек… ну, с ней случилась не очень приятная история.
  — Какая история?
  — Он по каким-то причинам добился, чтобы агентство перестало давать ей работу. Она попыталась работать сама от себя, но он сделал так, что ее арестовали… ну и она все еще сидит.
  — За что?
  — Он донес в полицию, что она торгует наркотиками, у нее сделали обыск и нашли травку, хотя я точно знаю, что она не имела никаких дел с наркотиками.
  — Но как он мог ожидать, что соседи не заметят подмены его жены?
  — Поймите, Дональд, они только-только въехали в этот дом. Накануне вечером. По существу, никто из соседей Ивонны еще не видел. Или если видел, то только издалека и не общался с ней. Мы с Ивонной очень похожи внешне: у нас одинаковые фигуры, один и тот же вес, рыжие волосы. Я могу носить ее платья. Она может носить мои. Таким образом, я появилась в этом доме и начала изображать жену Друрри, но случилось так, что сюда сразу же нагрянули газетчики. Друрри не знал, что придумать, но потом позвонил Ивонне, и та предложила продолжать игру.
  — Он позвонил Ивонне?
  Ванда кивнула.
  — Вы в этом уверены? — допытывался я. — Вы сами слышали их разговор?
  — Да.
  — И сами говорили с Ивонной?
  — Нет. Но я слышала, как он говорил с ней.
  — Когда это было?
  — В тот же день, когда я приступила к исполнению роли его жены.
  — Разговор с Ивонной проходил по телефону, установленному в доме?
  — Да.
  — Каков был характер разговора? Дружеский? Или…
  — О, очень дружеский!
  — А где Ивонна находится теперь?
  — Все еще прячется от суда.
  — Вы с Велсом очень спешно уехали из этого дома, не так ли?
  — Да.
  — Почему?
  — Чтобы сбить с толку тех, кто искал Ивонну.
  — Послушайте, Ванда, — сказал я. — Вы верите во всю эту сказку?
  — Верила… в то время.
  — А сейчас?
  — Сейчас… Ну, не знаю. Было что-то странное в том, как он вскоре после того, как мы поселились на Фрост-Моур-роуд, отправил меня из дома, а потом велел снова туда приехать. Недавно я прочитала в газете, что он начал против вас, Дональд, и против вашего компаньона по детективному агентству судебное дело. Боюсь, что тут имеет место какая-то большая афера.
  — Ну и что из этого следует?
  — Тогда я впуталась в грязное дело, а я не хочу быть замешанной в аферу.
  — Ванда, — сказал я, — посмотрите на меня.
  Она повернула ко мне лицо и посмотрела на меня глазами, которые сразу же стали нежными и любящими.
  — Вы нравитесь мне, Дональд, — сказала она с чувством.
  — Ваше умение охмурить мужчину чертовски близко к совершенству. Но не пробуйте делать этого со мной. У нас нет для этого времени. Вам не приходило в голову, что речь может идти не об афере, а об убийстве?
  Она вздрогнула, как от удара, и отвела глаза в сторону. Ответить на мой вопрос она не успела, потому что в этот момент дверь дома открылась и к машине подошел Селлерс. Но я, собственно говоря, и не нуждался в ее ответе.
  Фрэнк открыл заднюю дверцу нашей машины и приказал:
  — Выходите!
  — Я? — спросила Ванда, удивленно подняв нарисованные брови.
  — Вы оба, — уточнил Селлерс.
  Мы вылезли из машины и пошли за ним к дому. Он распахнул входную дверь с такой уверенностью, будто входил в свое собственное жилище.
  — Идите за мной, — приказал он и ввел нас в гостиную, где вместе с помощником шерифа со смущенным видом сидели супруги Бозвел.
  — Вы знаете эту женщину? — обратился к ним Селлерс.
  — Привет, — весело поздоровалась с бывшими соседями Ванда.
  — Да. Это та самая женщина! — воскликнула Аманда.
  — Посмотрите на нее внимательно, — потребовал Селлерс.
  — Это она! — уверяла миссис Бозвел.
  Селлерс внимательно посмотрел на ее мужа. Тот уверенным кивком подтвердил заявление жены.
  Селлерс нахмурился, вытащил из кармана новую сигару, яростно перекусил ее и наконец сказал:
  — Ну, на этот раз Шустрик оказался прав.
  Я на это ничего не ответил.
  Полицейские обменялись взглядами, и Селлерс обратился к хозяевам дома:
  — Мы получили от вас всю информацию, в которой нуждались, спасибо. — И, повернувшись к нам, скомандовал: — Пошли!
  Мы вернулись в автомобиль, и Селлерс, яростно нажав на педаль, рывком вывел машину в поток уличного движения.
  — Куда мы едем? — спросил я.
  — А как ты думаешь, куда? — со злостью огрызнулся Селлерс. — Отвезем шерифа обратно в Сан-Бернардино, и я поеду домой. В другой раз, когда у тебя случится просветление ума с галлюцинациями, путешествуй в одиночестве, а я не намерен…
  — Ты вернешься домой с теми результатами, которые получил здесь, и тебя засмеют, — сказал я. — Поворачивай машину и веди ее в направлении Юкки…
  — Это еще зачем? — прорычал он.
  — А как ты думаешь, зачем? — переспросил я.
  Минуты две мы продолжали ехать в молчании, потом машина замедлила ход и остановилась у тротуара. Селлерс повернул голову, посмотрел на меня, изучая в тусклом свете убывающего дня мое лицо и задумчиво жуя свою сигару. Помощник шерифа сидел не оборачиваясь, демонстрируя позицию невмешательства и полное безразличие ко мне и моим идеям.
  Я сказал Селлерсу:
  — Ты уже потратил на это дело столько времени, что, пожертвовав дополнительной парой часов, ровным счетом ничего не потеряешь, а вот выиграть можешь вполне.
  Селлерс несколько мгновений обдумывал мои слова, потом посмотрел на шерифа и спросил у него:
  — Что вы скажете на это, Джерри?
  — Решайте сами, — отозвался тот.
  Наш автомобиль медленно отъехал от тротуара и неожиданно развернулся в обратную сторону.
  Селлерс, не поворачивая головы, бросил мне:
  — Я еду туда, Шустрик, не потому, что верю в обоснованность твоих предположений, а потому, что не хочу оставлять тебе ни малейшей лазейки для уверток. На этот раз ты у меня не отвертишься.
  В машине воцарилось молчание, наполненное враждебностью, недоверием и сомнениями. Эту тяжкую атмосферу, это напряжение с женским легкомыслием попробовала развеять Ванда Уоррен, проворковав как ни в чем не бывало:
  — А когда мы остановимся, чтобы перекусить?
  — Пикников не будет, — отрезал Селлерс и нажал на газ так, что машина затряслась мелкой дрожью.
  Вскоре он выключил свет фар. Закат солнца в пустыне необыкновенно красив: на западе пылало багровое небо, подсвеченное нежно-розовым сиянием снежной горной вершины и переходящее к востоку в более блеклые лиловые цвета. Но только я один заметил красоту заката. Наша машина, ведомая широкоплечим, агрессивным полицейским, неслась по пустыне в ночь, пока я не сказал Селлерсу:
  — Здесь надо повернуть налево.
  Он не сделал ни малейшего движения, чтобы показать, что услышал мои слова, но машина свернула на боковую дорогу и начала подниматься на плоскогорье. Очень трудно было в темноте выискивать правильный путь, выбирая его среди бесконечных развилок и пыльных проселочных дорог, но я понимал, что мне нельзя ошибаться, иначе и помощник шерифа, и Селлерс обвинят меня в легкомыслии и операция сорвется. Поэтому, положив руки на спинку переднего сиденья, чтобы лучше видеть освещенную фарами колею, я сконцентрировал на этом все свое внимание.
  Ванда Уоррен, подвинувшись ко мне вплотную, держала в своих ладонях мою правую руку как вещественный знак восстановленного доверия и надежды на мою помощь.
  Удача не отвернулась от меня. Я, оказывается, помнил каждую развилку, узнавал нужную дорогу, и наконец фары осветили узкую ухабистую колею, которая вела к уже знакомой мне полуразрушенной хижине.
  — Нужно подъехать к домику, — сказал я Селлерсу.
  Он поставил машину так, что свет фар уперся в покрытую брезентом дыру от двери. Я сказал:
  — Разверни машину к задней стороне хижины, чтобы фары осветили наваленную там кучу земли… Нет, ты повернул машину слишком сильно на юг… Надо, чтобы фары светили немного севернее. Стоп! Ну вот, теперь надо опять взять чуть поюжнее. Вернись немного назад. Все! Нормально! Вылезай!
  Мы вышли из машины, и я повел всех к деревянной платформе.
  — Мы должны поднять ее, — сказал я.
  Не говоря ни слова, Селлерс подошел к платформе, своими огромными ручищами ухватился за один ее край, с трудом поднял и попытался откинуть в сторону. Однако тяжелая платформа упала недалеко, лишь чуть-чуть приоткрыв одну сторону колодца.
  — Осторожно! — предупредил я. — Не свались в яму!
  Он наклонился над открывшейся под платформой черной дырой и сказал:
  — Надо всем вместе отодвинуть этот чертов настил, чтобы окончательно прояснить эту чертову историю. Мы должны тщательно обследовать колодец.
  Втроем мы с трудом подняли платформу и оттащили ее от колодца.
  — Фонарь у вас, Джерри? — спросил Селлерс у помощника шерифа и, взяв у того фонарь, попытался осветить им дно колодца. — Что там? — спросил он меня.
  — То самое, — ответил я.
  В это время Джерри старался при свете фонаря рассмотреть то, что скрывалось в темной глубине ямы, потом выпрямился, минуту подумал, попробовал ногой прочность лестницы и предложил:
  — Я полезу вниз.
  — Хорошо, — согласился Селлерс. — Имеете право — это ваши владения.
  Пробуя ногой каждую ступеньку, осторожно ступая, наклонив голову и сдвинув на глаза шляпу, помощник шерифа в слабом свете фонаря спускался в колодец. Селлерс старался как можно лучше освещать его путь. При этом он сказал мне:
  — Эта девица на твоей ответственности, Дональд! Не спускай с нее глаз. Нельзя допустить, чтобы она ускользнула от нас.
  — Вы что же, думаете, что я убегу в пустыню? — спросила его Ванда.
  — А почему бы и нет? — невозмутимо отозвался Селлерс.
  Мы смотрели, как медленно и осторожно Джерри продолжает спуск. Достигнув конца лестницы, он вытащил из кармана фонарик и начал светить им во все стороны. Потом, задрав голову, он крикнул:
  — Мне нужна лопата!
  — Сейчас дам! — крикнул в ответ Селлерс, сходил к машине за лопатой, потом, привязав к ней веревку, спустил на дно колодца.
  Мы услышали, как Джерри крикнул: «Порядок!», затем раздался скрежет железа по камню, и все стихло.
  Через минуту из колодца раздался возглас:
  — Я вылезаю наверх!
  — Что вы там нашли? — спросил Селлерс.
  — Расскажу, когда вылезу! — крикнул Джерри.
  Мы смотрели, как помощник шерифа торопливо поднимается по лестнице, а когда тот появился из ямы, Селлерс подхватил его под мышки и помог вылезти наверх. Тут же помощник шерифа сказал Селлерсу:
  — Отойдем в сторонку.
  Они отошли на такое расстояние, чтобы их голоса не были слышны нам, и о чем-то толковали минуты две. Затем Селлерс вернулся.
  — Джерри останется здесь, — сказал он. — А мы поедем в Юкку.
  — Почему? — спросила Ванда. — Что случилось?
  — Ничего, — ответил Селлерс и повел нас к машине. — Мы все трое сядем на переднее сиденье. — И, неожиданно взглянув на меня, добавил: — Ну, Шустрик, ты оказался прав!
  Он схватил мою руку, и жар его рукопожатия продемонстрировал мне всю меру его облегчения.
  Приехав в Юкку, он остановил машину у первой же телефонной будки и куда-то позвонил.
  Когда он выходил оттуда, я сказал ему:
  — Мне тоже нужно сделать пару звонков.
  Он не возражал.
  Прежде всего я позвонил в Бэннинг тому газетчику, который раньше снабдил меня полезной информацией.
  — Позвоните в вашу редакцию в Сан-Бернардино, — сказал я ему. — Пусть они немедленно «покроют» офис шерифа. А вам стоило бы сейчас же приехать в Юкку и послоняться здесь: возможно, кое-что узнаете.
  — Что именно?
  — Кое-что важное.
  — Стоящее того, чтобы ночью пускаться в путешествие?
  — Первоклассный материал, — сказал я. — Без сомнений звоните в Сан-Бернардино, и пусть репортер «покрывает» офис шерифа без промедления.
  Повесив трубку, я тут же позвонил в отель «Дортмут». Мне повезло: Корнинг оказался в своем номере. Я сказал ему:
  — Это Дональд Лэм. Я нашел миссис Велс.
  — Да-да, — всполошился он. — Где вы сейчас находитесь, Лэм?
  — В данный момент я звоню из городка под названием Юкка.
  — Какого черта вас занесло туда?
  — Здесь расположен ближайший телефон.
  — Вы сказали, что нашли миссис Велс?
  — Да.
  — Где?
  — Думаю, вам известно, что участок земли, принадлежащий Аарону Бедфорду, находится к западу от Юкки.
  — Предположим…
  — Так вот, она на этом участке.
  — Какого черта она там делает?
  — И тем не менее, — сказал я.
  — Слушайте, Лэм. Я не вчера родился. Мне известно, что вы подцепили ее еще сегодня утром. Что за дурацкая идея уехать с ней в пустыню и оттуда сообщать мне, что вы нашли ее?
  — Когда вы сюда приедете, я вам все объясню.
  — Но я не собираюсь ехать ночью.
  — Дело ваше, — сказал я. — Но я выполнил условия нашего договора и сообщил вам местонахождение той, кого вы ищете.
  — Проклятье! — закричал он. — Вы могли привезти ее ко мне в номер отеля «Дортмут» через двадцать минут после того, как я подписал обязательство выплатить вам за эту работу две тысячи долларов. Вы…
  — Вам хочется спорить? Или вам хочется увидеть миссис Велс?
  — Я хочу видеть ее.
  — Тогда немедленно приезжайте сюда, — сказал я и повесил трубку.
  Вернувшись к машине, я застал Ванду и Селлерса за оживленным разговором.
  — Что будем делать теперь? — спросил я.
  — Теперь можно перекусить, — улыбнулся Селлерс.
  В маленьком ресторанчике, открытом до глубокой ночи, подавали вкусное мясо с жареной картошкой по-французски. Селлерс выпил три чашки кофе и завел разговор с Вандой, которая, несмотря на то что боялась его, пыталась все же обольстительно улыбаться. Но с тем же успехом она могла воздействовать своими чарами на морозильный шкаф.
  Закончив ужин, мы вернулись на участок земли в пустыне. Возле хижины Селлерс остановил машину, выключил мотор и погасил фары. В темноте возник луч от фонарика — это шел Джерри.
  — Все в порядке? — спросил он.
  — Все в порядке, — ответил Селлерс. — Берите мою машину и поезжайте в Юкку. Поешьте, а главное, выпейте побольше кофе. Когда в Юкку приедут все остальные, вы как гид проводите их сюда.
  — Понятно, — согласился Джерри и добавил: — Но у этого проклятого фонаря садятся батарейки.
  — Я привез из Юкки новые батарейки и несколько фонарей, — успокоил его Селлерс.
  Джерри сел в машину, и она исчезла в темноте.
  Побродив по окрестностям, я разыскал поваленное бревно, принес несколько охапок сухой полыни, корней каких-то кустарников и разжег костер. Языки огня осветили таинственную декорацию окружающего мира, его блики и тени, жестокое, задумчивое лицо Селлерса, Ванду Уоррен, полную страха, тревоги и предчувствий от того, что в данной ситуации единственное оружие, которое всегда приносило ей победу, оказалось непригодным. Она лежала на песке, время от времени меняя положение тела. Растерянная манекенщица поворачивалась то на один бок, то на другой, то опиралась на локоть, то ложилась на живот и подкладывала руки под подбородок — и во всех ее позах свет костра высвечивал соблазнительную округлость ее фигуры. Но Селлерс ни разу не взглянул на рыжеволосую красавицу, которая тем не менее неустанно продолжала свои попытки. В дело пошла даже обнаженная плоть ее прелестных ножек. Однако быстрый взгляд Селлерса показал обманчивость ее надежд, и Ванда скромным, целомудренным жестом вновь прикрыла юбкой свои ноги. Она чувствовала себя деревянным истуканом.
  Раз или два Ванда бросала на меня жалкий, трогательный, душераздирающий взгляд, на который я отвечал улыбкой симпатии и безнадежности.
  Мне часто приходилось отправляться на поиски топлива для костра. Над головой сияли звезды. Огонь создавал совсем небольшую зону тепла, вне которой находилась холодная промозглость ночной пустыни. Мы вынуждены были встать на ноги и без конца поворачиваться к огню то лицом, то замерзшей спиной, а я вновь и вновь должен был подбрасывать и подбрасывать спасительному костру его горючую пищу.
  Наконец в темноте пустыни появились лучи автомобильных фар, которые танцевали при подъемах и спусках на пыльной проселочной дороге. Колонна из четырех машин, впереди которой двигался ведомый Джерри наш автомобиль, въехала на участок и остановилась у костра.
  Хорошо подготовленные люди быстро и скоординированно начали разгрузку: они вынесли прожекторы и установили над колодцем треножник, на котором укрепили лебедку с привязанным к канатам куском брезента.
  Я в очередной раз отправился на поиски дров, но в это время к нам прибыл еще один автомобиль. Из него выскочил фотограф и тут же начал ослеплять всех подряд вспышками специальной лампы. За ним вылез корреспондент, с которым я познакомился в Бэннинге, и подошел ко мне, чтобы поздороваться.
  Возле лебедки кипела работа, кто-то из прибывших спустился в колодец и обменивался с людьми, оставшимися наверху, репликами и приказами. Наконец подготовка была закончена, и по сигналу снизу, поднимая на поверхность земли какой-то груз, заработала лебедка. Потом из ямы появился брезент, из которого торчал угол одеяла.
  Мои часы показывали полночь. Вся операция прошла так быстро и гладко, что трудно было представить, как много надо было предвидеть деталей и как много надо было потратить сил, чтобы добиться успеха.
  В этот момент издалека послышался шум мотора, вспыхнул свет фар, и на дороге показалась еще одна машина. Она приближалась к нам на малой скорости.
  — Ну вот, Шустрик, — подходя ко мне, сказал Селлерс. — Мы можем ехать, дело сделано.
  — Подожди несколько минут, — попросил я. — Не уходи. Мне нужен свидетель.
  — Для чего?
  — Подожди — увидишь.
  В конце пути, ориентируясь на свет нашего костра и лучи прожекторов, водитель приближающейся машины прибавил газу, круто развернулся перед хижиной и остановился. Я увидел, что за рулем сидел Корнинг.
  Он вылез из машины, когда я направился в его сторону.
  — Что за дурацкая идея, Лэм? — сказал он раздраженно.
  — Я нашел миссис Велс, — ответил я. — Вот и все.
  Корнинг посмотрел на маленькую группу людей, которые убирали лебедку, складывали треножник, и тут его взгляд натолкнулся на Ванду Уоррен. Он сорвался с места и кинулся к ней.
  — Приветствую вас, дорогая, — затараторил он. — Рад вас видеть. Я сразу узнал вас по фотографии в газете…
  Наконец-то нашелся человек, который обратил на Ванду внимание, и она с радостным облегчением повернулась к нему.
  — В самом деле? — воскликнула она, кокетливо улыбаясь и стреляя глазами.
  — Вы делаете ошибку, Корнинг, — предупредил я, подходя к нему сзади.
  — Какую еще, к черту, ошибку? — бросил он мне через плечо.
  — Это не миссис Велс. Это — Ванда Уоррен, — объяснил я.
  Он огляделся вокруг и сказал:
  — Но здесь нет другой женщины.
  Тогда я показал рукой на место, где лежал на брезенте завернутый в одеяло тюк.
  — Нет есть, — сказал я. — Здесь есть женщина по имени Ивонна Клаймер, известная также как Ивонна Велс.
  Я подошел к брезенту и, прежде чем кто-либо смог остановить меня, раскрыл одеяло. Холод, царивший на дне колодца, задержал разложение голого, уже несколько распухшего тела. Бросив беглый взгляд на стертые смертью черты женского лица, Лоутон С. Корнинг, пошатываясь на слабеющих ногах, отошел в сторону. У него началась рвота.
  Ко мне подошел Селлерс и спросил:
  — Где Друрри Велс?
  Я пожал плечами.
  — Пошли, — позвал он меня, и мы направились к Ванде Уоррен.
  — Где Велс? — спросил он у нее.
  Она покачала головой.
  — Вы мне головой не качайте, — резко сказал Селлерс. — Я посажу вас за решетку. И не по обвинению в бродяжничестве или еще каком-нибудь пустяке, а за пособничество в убийстве. Где Друрри Велс?
  — Честное слово, не знаю, — сказала она. — Мне известно, что он один из владельцев нашего агентства. Где он может быть сейчас, знает, возможно, Норволк Ликенс. А мне это неизвестно.
  — Когда вы видели его в последний раз?
  — Дней… Дня два назад. Он сказал мне, зачем я ему понадобилась, дал мне подробные инструкции и ключи от дома…
  Тут в разговор вмешался я:
  — Думаю, мы можем найти его.
  — Как? — спросил Селлерс.
  — Пошли со мной — увидишь.
  Я пошел к машине Корнинга. Он приковылял сюда, открыл дверцу машины, рукой нащупал «бардачок», вытащил оттуда бутылку и сделал из нее большой глоток.
  — Вы можете рассчитаться со мной и завтра, — сказал я. — Приходите к нам в агентство.
  — Рассчитаться? За что? — спросил он.
  — За то, что я нашел для вас Ивонну Клаймер.
  Он посмотрел на меня так, будто я ударил его ногой в живот.
  — Ну, мошенник! Ну, жулье! Как я могу делать бизнес с трупом!
  — Вы подписали со мной контракт, в котором ни одним словом не обмолвились о том, что я должен найти ее живую. Вы смеялись надо мной, и я предупредил вас о том, как бы вам от смеха не умереть. Теперь можете смеяться сколько угодно, но завтра утром вы должны прийти ко мне в мой офис и принести с собой чековую книжку.
  — Я приведу с собой адвоката, — вспыхнул он.
  — Приведите самого хорошего из всех адвокатов — вам понадобится наилучший!
  — Вы чертовски правы! — закричал он. — Я приведу самого лучшего адвоката! И после того как он поговорит с вами, вы перестанете думать, что вы такой необыкновенный умник!
  Селлерс прервал его монолог:
  — Ладно, Шустрик, поехали. И возьми с собой курочку. А с этим парнем вы можете доспорить и утром.
  Мы сели в машину и, оставив остальных завершать дело в пустыне, отправились в обратный путь. Как только согрелся мотор, Селлерс на полную мощность включил печку и признался:
  — Промерз до мозга костей.
  — В Бэннинге можно будет выпить горячего кофе, — предложил я.
  Селлерс кивнул и погнал машину еще быстрее. Ванда Уоррен опять прижалась ко мне, и ее пальчики вцепились в мою руку.
  Только после того, как мы выпили по чашке кофе, Селлерс напомнил мне:
  — Ну, Шустрик, давай свою наводку!
  Я показал глазами на Ванду, и сержант сразу меня понял.
  — Ладно, поехали, — сказал он, вставая с места.
  Мы все трое вышли на улицу, но как только женщина села в машину, Селлерс резко захлопнул дверцу и, повернувшись ко мне, повторил свое требование:
  — Давай наводку, Лэм.
  — У Друрри Велса есть родной брат, Карлтон Велс, зубной врач. Он, если ему это понадобится, всегда может связаться с Друрри, — сказал я.
  Селлерс смотрел на меня, и на его лице появилась широкая ухмылка. Он сказал:
  — Тогда чего же мы ждем?
  Наша машина неслась по ночному шоссе на предельной скорости. Молчание нарушила Ванда. Она, пустив в ход свою самую обольстительную улыбку, спросила Селлерса:
  — Вы отвезете меня домой?
  — Ну конечно, — любезно ухмыльнулся он. — А где он, ваш дом?
  Она назвала адрес.
  — Конечно, мы отвезем вас, — подтвердил Селлерс. — Только вот я бы хотел, чтобы перед этим вы поговорили с некоторыми людьми.
  — Надеюсь, это не газетчики, — забеспокоилась Ванда.
  — Бог мой, конечно, нет. Речь идет о женщине, ужасно милой женщине.
  — Как ее зовут? — спросила Ванда.
  — Давайте будем звать ее просто Матрона. Этого имени вам будет достаточно.
  Глава 17
  Доктор Карлтон Велс жил в окруженном садиком аккуратном маленьком домике, расположенном в заполненном такими же аккуратными, окруженными ухоженными садиками домиками пригороде. Здесь обитали люди, имеющие в гараже по два автомобиля и ведущие, несмотря на семейные обязанности, активную общественную жизнь. Местные женщины нанимали нянек, чтобы те присматривали за их детьми, пока они сами сидели на собраниях или плясали на танцах. Загорелые, стройные мужчины проводили воскресные дни за игрой в гольф. Полицейские машины редко заезжали в такие поселения.
  Мы остановились возле домика Карлтона Велса, прошли по дорожке к двери, и Селлерс нажал кнопку звонка. В доме на этот звук никто не отозвался. Он начал нажимать кнопку через короткие промежутки времени, создавая прерывистый тревожный сигнал. Наконец в комнате на втором этаже зажегся свет, открылось окно и раздался мужской голос:
  — Кто там?
  — Полиция, — ответил Селлерс.
  — В чем дело?
  — Нам надо поговорить с вами.
  — О чем?
  — Вы хотите, чтобы о содержании нашего разговора знали все ваши соседи? — спросил Селлерс.
  Окно закрылось. Свет загорелся на первом этаже, и послышались шаги на лестнице. Дверь приоткрылась на несколько сантиметров и осталась в этом положении, обусловленном длиной предохранительной цепочки.
  Встревоженный голос спросил из-за двери:
  — Могу я взглянуть на ваше удостоверение?
  Селлерс вытащил из кармана бумажник, раскрыл его и показал через дверь свой полицейский значок. После этого цепь была снята, дверь широко отворилась и перед нами предстал доктор Велс — узкоплечий, испуганный мужчина, который, казалось, страдал от язвы желудка. Он был в купальном халате, надетом на пижаму, на ногах его были шлепанцы.
  — Что случилось? — спросил он.
  — Вы родственник Друрри Велса?
  — Он мой брат.
  — Где его сейчас можно найти?
  — Не знаю.
  Селлерс резко распахнул дверь и вошел в дом. Я последовал за ним.
  — Зажгите здесь свет, — приказал Селлерс.
  Загорелась люстра, и мы все трое вошли в гостиную.
  — Вы бы… Вы бы не хотели выпить чего-нибудь крепкого? — пробормотал доктор Велс.
  — Мы при исполнении обязанностей, — отрезал Селлерс. — Где ваш брат?
  — Говорю вам, не знаю. Некоторое время назад он сообщал мне, где находится, но где он теперь, мне неизвестно.
  — Когда он в последний раз связывался с вами?
  — Примерно неделю назад.
  — Где он находился тогда?
  — Он не сказал… Понимаете ли, дело в том, что у него произошли некоторые домашние неприятности и он, как бы это сказать, сторонится людей, не желает ни с кем общаться.
  — Как осуществляется связь между вами?
  — Он время от времени звонит мне по телефону.
  — Как часто?
  — Иногда может пройти целый месяц, прежде чем я услышу его голос. А после этого он нередко звонит мне каждые два-три дня. Видите ли, сержант, он мой брат, но я далеко не во всем его одобряю. Например, я считаю недостойным, позорным его отношение к жене и детям. Он помогает им только материально, да и то лишь тогда, когда это становится совершенно необходимым. И объясняет свою позицию тем, что его супруга необыкновенно противится разводу и он, мол, хочет заставить ее расплатиться за ее несговорчивость. Я не одобряю такое поведение.
  — А вы сами можете связаться с ним? — продолжал спрашивать Селлерс.
  — Говорю вам, сержант, что не могу. Я не знаю, где он… Полагаю, вы ищете его по поводу неуплаты алиментов?
  — Мы ищем его по поводу убийства, — прямо ответил Селлерс.
  — По поводу чего?
  — Вы слышали, что я сказал. Речь идет об убийстве.
  — Но это невозможно! — воскликнул доктор.
  Селлерс оставил эту реплику без внимания, вынул из кармана сигару, взял ее в рот и сказал:
  — Итак, вы пытаетесь укрыть парня, который подозревается в убийстве? Это может обернуться для вас крупными неприятностями, и я могу быть тем человеком, который принесет вам эти крупные неприятности. Вы это понимаете?
  Доктор Велс покорно кивнул.
  Селлерс резко повернулся и вышел. Я пошел следом за ним. Но за дверью задержался, услышав, что кто-то вышел из спальни. Затем раздался резкий женский голос:
  — Звони своему братцу. Пусть он не впутывает нас в свои делишки! Карл, ты не можешь позволить себе шутить с полицией… И, в конце концов, в такого рода серьезных делах каждый человек должен помнить о гражданском долге…
  После короткой паузы послышалось шуршание телефонного диска и громкий голос доктора Велса:
  — Друрри, что ты натворил на этот раз?
  Очевидно, он не получил развернутого ответа, потому что почти без перерыва продолжал говорить:
  — У меня только что была полиция… Они ищут тебя… Нет, они говорят, что не по этому поводу… Они из отдела по расследованию убийств… Говорят, что речь идет о подозрении в убийстве…
  На недолгое время он замолчал, слушая, по-видимому, что говорит ему брат, и, выслушав это, сказал:
  — Друрри, я больше не могу скрывать от них твое местонахождение. Даю тебе двадцать четыре часа, и это все, что я могу для тебя сделать.
  После этих слов доктор Велс повесил трубку.
  У супругов состоялся короткий разговор, и, выключив свет в гостиной, они вместе пошли в спальню.
  Переждав минут пять, я осторожно вылез из своего убежища, на цыпочках подошел к входной двери, нащупал цепочку, снял ее, приоткрыл дверь и выскользнул на крыльцо. Сбежав по ступенькам на садовую дорожку, я выскочил по ней на тротуар и поспешно пошел к центру города, размышляя на ходу над тем, как бы мне поскорее поймать такси. Дойдя до угла улицы, я увидел свет приближающихся ко мне фар и пошел ему навстречу. Машина двигалась медленно, а поравнявшись со мной, подъехала к тротуару и остановилась. Дверь ее отворилась, и Селлерс сказал:
  — Залезай в машину, Шустрик!
  Я с удовольствием исполнил это приказание.
  — Ну, что он там делал? — сразу спросил Селлерс.
  — Ты догадался, что я остался в доме? — спросил я.
  — А разве я не сделал все, чтобы помочь тебе в этом?
  Что я мог ответить на такой вопрос?
  — Он позвонил брату? — спросил Селлерс.
  — Позвонил сразу, — ответил я.
  Селлерс вывел машину на середину улицы, и мы вернулись к дому доктора Велса.
  На этот раз хозяин очень быстро отворил дверь и залепетал:
  — Вы не имеете права. Это нарушение закона… Это…
  Он не мог закончить, потому что Селлерс ворвался в дом, схватил его за грудки, сильно тряхнул и прижал спиной к стене.
  — Ну, быстро называйте номер телефона, по которому вы звонили после моего отъезда! — прокричал он.
  — Ни по какому номеру я не звонил, — испуганно промямлил Карлтон Велс, но Селлерс, мертвой хваткой держа лацканы его халата, оторвал доктора от стены и снова шарахнул о стену с такой силой, что задрожал дом.
  — Одевайтесь! — приказал он. — Вы арестованы!
  — За что?
  — За препятствование расследованию уголовного преступления. За помощь преступнику после совершения убийства. Думаю, что найдутся и другие пункты обвинения. Во всяком случае, я постараюсь, чтобы против вас был использован весь уголовный кодекс.
  — Клянусь вам: я никому не звонил. Я…
  Селлерс повернул лицо ко мне.
  — Он лжет, — сказал я.
  — Нет-нет. Я не лгу. Я…
  — Когда после нашего ухода вы покидали гостиную, вы запирали входную дверь на цепочку? — спросил я доктора.
  Он смотрел на меня испуганными глазами, в которых появилось предощущение неудачи.
  — Да, запирал, — припомнил доктор Велс.
  Где-то наверху заплакал ребенок.
  — А когда вы сейчас открывали нам эту дверь, цепочка была уже снята? — продолжал я. — Нетрудно догадаться, отчего это произошло.
  — Как будут чувствовать себя ваши дети и жена, — при этих словах Селлерс показал рукой на потолок и продолжил: — если завтра в газетах появится фотография их отца и мужа? Ваша фотография вместе с фотографией арестованного за убийство вашего драгоценного брата. А как к этому отнесутся ваши знакомые и друзья? Ваши партнеры по гольфу всегда будут рады сыграть с таким человеком, как вы, парочку партий, не правда ли?
  На протяжении этой речи доктор Велс сжимался в своем купальном халате все больше и больше.
  — Одевайтесь, — повторил свой приказ Селлерс.
  — Сержант! Я… Я скажу вам… Я…
  — Одевайтесь!
  — Я скажу вам… Я…
  — Ну, придется вам ехать в халате, — неумолимо сказал Селлерс и потащил доктора Велса к двери.
  — Нет, нет, нет. Я оденусь!
  — Я пойду с вами наверх, — заявил на это его собеседник, и они вместе начали подниматься по лестнице.
  Оттуда донеслись женские причитания и детский плач, затем мужчины вернулись в холл.
  — Вы не имеете права делать это без ордера на арест, — лепетал доктор Велс.
  — Но я делаю это, не так ли? — говорил Селлерс, выталкивая его из дома.
  — Вы не имеете права увозить меня…
  — Посмотрите и увидите, какие я имею права, — возразил Селлерс и втолкнул его в полицейскую машину.
  Через несколько секунд автомобиль сорвался с места и рванулся от тротуара сразу на середину проезжей части.
  Мы расположились втроем на переднем сиденье, и Селлерс говорил со мной через голову сидевшего между нами доктора Велса:
  — Он говорил по телефону с братом, Дональд? — спросил у меня Селлерс.
  — Говорил. Он сказал Друрри, что больше не имеет возможности скрывать его местонахождение, и дал ему двадцать четыре часа на то, чтобы исчезнуть…
  — Это все, что нам требуется, — с удовлетворением констатировал Селлерс. — Такого разговора вполне достаточно, чтобы поставить доктора Велса перед судом.
  Потребовалось всего лишь две минуты для того, чтобы после таких слов зубной врач окончательно капитулировал, раскололся и выложил адрес своего брата.
  — Кажется, вы начинаете умнеть прямо на глазах, — похвалил его Селлерс и, включив красную мигалку, до предела нажал на акселератор. Сирену он не включил.
  Будучи опытным полицейским офицером, Селлерс хорошо ориентировался в подобных ситуациях и знал, как надо делать такие дела. Еще до поворота к нужному месту он заглушил мотор, выключил фары, и машина тихо скользила рядом с тротуаром до того момента, когда он остановил ее ручным тормозом. Селлерс вынул из замка зажигания ключ, положил его в карман и дал строгие инструкции доктору Велсу.
  — В таком деле не должно быть никаких ошибок и никакого шума. Когда мы позвоним в дверь и ваш брат спросит: «Кто там?», вы ответите: «Это Карлтон!» И ни слова больше. Скажете только: «Карлтон». И все. Вы крепко усвоили свою роль?
  Доктор Велс наклонил голову в знак понимания и смирения. Мы бесшумно вошли в подъезд многоквартирного дома, по лестнице взобрались на третий этаж, прошли длинный коридор и остановились перед дверью, под которой виднелась полоска света. За дверью кто-то с бешеной активностью двигался, бегал по коридору и передвигал вещи.
  Селлерс подал знак доктору Велсу, и тот поспешно постучал в дверь.
  Движение в квартире немедленно прекратилось, и наступила напряженная тишина.
  Селлерс дотронулся до доктора и кивнул ему.
  Тонким, испуганным голосом мистер Велс сказал:
  — Это я, Карлтон, Друрри.
  В квартире послышались приближающиеся к двери шаги.
  — Кто? — спросил оттуда мужской голос.
  — Карлтон. Открой мне.
  Мы услышали скрежет отодвигающейся задвижки и щелканье отпираемого замка. Затем дверь приоткрылась. Этого было достаточно, чтобы Селлерс успел протиснуть в образовавшуюся щель свое плечо, расширить ее и ворваться в квартиру с пистолетом в руке.
  — Друрри Велс, вы арестованы! — крикнул он. — Руки вверх! Выше руки! Это полиция, вы арестованы по подозрению в убийстве. Идите к стене, упритесь в нее ладонями и сделайте шаг назад.
  Друрри Велс внимательно посмотрел на потерянное лицо брата, повернулся к нему спиной и, не говоря ни слова, пошел к стене. Там он прижал ладони к обоям и сделал большой шаг назад. Очевидно, он уже и раньше проходил через рутинную процедуру полицейского обыска.
  — Пощупай его, Шустрик, — сказал мне Селлерс.
  Под левой рукой Велса я нашел плечевую кобуру, в которой был револьвер 38-го калибра, а в боковом кармане обнаружил нож.
  — Что есть еще? — спросил Селлерс.
  Прощупав одежду еще раз более внимательно, я ответил:
  — Больше ничего нет. Теперь он чист.
  — Можете повернуться, Друрри Велс, — разрешил Селлерс.
  Велс воспользовался этим разрешением и сразу перешел в наступление.
  — Это незаконно! Меня преследуют и… — Тут он бросил на меня свирепый взгляд. — Вот кто все это подстроил… Завтра же я поручу адвокату подать на вас иск о возмещении ущерба и сдеру с вас еще сто тысяч долларов.
  — Заткнись, — прервал его Селлерс. — Завтра ты будешь разговаривать только с тем адвокатом, который возьмется защищать тебя по обвинению в убийстве. В убийстве своей гражданской жены.
  Друрри Велс как-то странно отреагировал на эти слова — он засмеялся.
  — Ах, значит, вы тоже попались на эту удочку! Этот сукин сын, детектив, пытается заставить меня взять назад судебный иск. В этом весь фокус! Вы видели мою жену, и она…
  — Правильно, — сказал Селлерс. — Я видел ее.
  — Тогда как же вы можете обвинять меня в том, что я убил ее?
  — Потому что, когда я видел ее, она была мертва, как труп. Она лежала на дне шахты, расположенной на том участке земли в пустыне, который она получила в наследство. И пролежала там более двух недель. В то же время Ванда Уоррен рассказала нам, как вы позвонили в «Агентство манекенщиц» и вызвали ее к себе затем, чтобы она изображала вашу жену.
  Друрри Велс слушал эти слова с лицом, искаженным страхом.
  — Хладнокровное умышленное убийство без смягчающих обстоятельств, — жестко продолжал Селлерс. — Вы дубинкой проломили ей череп, увезли труп из дома, похоронили его и затем наняли манекенщицу, которую выдавали за свою жену, создавая себе условия для того, чтобы сбежать из Бэннинга, рассеяв подозрения соседей. Переехав на новое место жительства (в дом на Фрост-Моур-роуд) вместе с манекенщицей, вы разыграли перед новыми соседями сюжет, который раньше произошел в реальности. Цель состояла в том, чтобы создать у соседей впечатление, будто у вас есть традиционная привычка после ссоры с женой, забрав с собой сверток одеял, ночевать вне дома под открытым небом. Вы позаботились даже о том, чтобы в обоих случаях поездка на машине продолжалась примерно одинаковое время, и таким образом разговоры старых и новых соседей о вашей семейной жизни звучали совершенно однотипно. Великолепный спектакль для миссис Рейли был разыгран для того, чтобы дать вам возможность сделать новые шаги для шантажа против любого, кто заподозрит вас в преступлении, подав на него в суд за клевету. При таком повороте событий вы рассчитывали, что сумеете избежать наказания за преступление и благополучно исчезнуть из поля зрения тех, у кого могли возникнуть какие-либо подозрения! — Селлерс сделал короткую паузу и закончил: — Все, Друрри! Наденьте вашу шляпу, и поехали! Вы и ваш брат. Я повезу вас в одних наручниках…
  Карлтон Велс взмолился:
  — Друрри! Ради бога, скажи ему!
  — Что ему сказать?
  — Разве это правда?
  Друрри Велс сделал глубокий вдох и сказал:
  — Нет, неправда. Это был несчастный случай, Карл. Клянусь тебе.
  Приготовивший уже наручники Селлерс задержался с исполнением своих намерений и, многозначительно взглянув на меня, спросил у Велса:
  — Что вы имеете в виду, говоря о несчастном случае?
  — Она упала и ударилась головой о ванну. И тут же умерла. Я даже не мог сразу в это поверить. Но это был несчастный случай!
  — Почему она упала? — спросил Селлерс.
  Велс облизал сухие губы и наконец сказал:
  — Я ударил ее…
  — Вот это ближе к истине, — сказал Селлерс.
  Я решил вмешаться в разговор и спросил:
  — В этом доме есть бумага и ручка?
  Глаза Друрри Велса обратились на меня с выражением неизбывной ненависти.
  — Отличная идея! — поддержал меня Селлерс и приказал Велсу: — Напишите все как было, прежде чем мы уедем отсюда. А то потом вы начнете что-нибудь выдумывать и передумывать, изовретесь так, что сами попадете в свою же ловушку. Лучше напишите обо всем сразу — сделайте для себя доброе дело.
  С этими словами Селлерс схватил Велса за лацканы и усадил за стол.
  — Ничего я писать не буду! — заявил Велс. — У меня есть гражданские права. И я знаю их.
  — Ну, разумеется, у вас есть ваши права, — подхватил Селлерс его слова. — Вы имеете кучу прав. Вы не должны свидетельствовать против себя. Вы имеете право советоваться со своим защитником на всех стадиях расследования вашего дела. Вы имеете право задавать вопросы свидетелям. На вас распространяется презумпция невиновности, согласно которой вы считаетесь невиновным до тех пор, пока ваша вина не будет доказана, причем все сомнения будут толковаться в вашу пользу. И к тому времени, когда благодаря всему этому вы станете умным человеком, вы получите приговор суда и будете иметь право перед тем, как вас посадят на электрический стул, прочитать свой смертный приговор. В соответствии с традицией вы также имеете право в ночь перед приведением приговора в исполнение потребовать и получить любую, какую только захотите, еду. Вы имеете право…
  — Хватит! — закричал Друрри.
  — Но ведь вы хотели рассказать мне о своих правах! Вот я и говорю вам о ваших правах. Я хорошо знаю все ваши права.
  Открыв ящик письменного стола, Друрри Велс вытащил лист бумаги и начал писать. Когда он закончил эту работу и передал листок Селлерсу, тот прочитал текст и сказал:
  — Поставьте дату!
  Велс выполнил указание.
  — Подпишитесь как свидетель, — сказал Селлерс доктору Велсу, подавая ему документ. Прочитав бумагу, зубной врач подписал ее. Руки у него тряслись.
  — Поставь свою подпись, Шустрик, — сказал мне Селлерс.
  Подписал документ и я.
  — Отлично, — сказал Селлерс. — Поехали! Вы, доктор Велс, поймаете такси и возвратитесь к вашей жене и детям и, когда приедете домой, поздравьте себя с тем, что у вас есть двое славных детишек, обижать которых у меня не поднимается рука.
  После этой речи Селлерс повернулся ко мне и сказал:
  — Черт возьми, Дональд! Я всегда считал, что Берта, когда говорит о твоих мозгах, склонна перехватывать через край. Однако сегодня ночью ты доказал, что они у тебя действительно есть!
  — Да ладно тебе, о чем говорить! — ответил я.
  Он усмехнулся и передвинул сигару из одного угла рта с другой.
  — Ты чертовски прав, о чем говорить, — сказал он. — Я парень, который занимается убийствами, поэтому ты тоже поезжай домой на такси, а вот моего арестованного я возьму с собой.
  Глава 18
  Утром я вошел в кабинет Берты Кул в тот момент, когда она только начала разбирать почту.
  — Ну, как дела, Дональд? — спросила она.
  — Мы заработали две тысячи долларов!
  — Он заплатит?
  — Ага.
  — Где он?
  — В последний раз я видел его, когда в пустыне его выворачивало наизнанку.
  — Дональд, о ком мы говорим?
  — Я говорю о нашем клиенте Корнинге.
  — Ты ушел и оставил там его одного?
  — Точно.
  — Почему же ты не закончил с ним?
  — Думаю, будет лучше, если последний разговор с Корнингом мы проведем вместе с вами.
  — Почему?
  — Иногда я бываю чрезмерно покладистым.
  — Вот это верно! Если кто попросит тебя, ты снимешь с себя последнюю рубашку вместе с золотыми запонками.
  — Ну вот и возьмите это дело в свои руки, Берта. Корнинг ворвется сюда в ярости. Он будет обвинять нас в мошенничестве. Он как сумасшедший будет скрежетать зубами.
  — Ну и что я должна делать?
  — Получить у него две тысячи.
  — Ты думаешь, это легко при таких обстоятельствах?
  — Хотите разорвать его обязательство? И освободить его от уплаты гонорара? Хотите?
  — Что ты несешь? — закричала Берта. — Я хочу получить наши деньги!
  — Я так и думал.
  — Так что я должна делать?
  — Он придет сюда, изрыгая огонь, — начал я. — Он…
  И тут дверь распахнулась, будто в кабинет ворвался бешеный порыв ветра. За ним влетел Корнинг в сопровождении жирного коротышки с большой круглой головой и чемоданчиком в руке.
  — Жулье! — сразу завопил Корнинг. — Проходимцы… Вы…
  — Воздержитесь, — сказал ему жирный человечек.
  Корнинг затих, лишь слегка шипя от негодования.
  — Берта Кул, я полагаю? — спросил жирный коротышка.
  Она кивнула.
  Он повернулся ко мне:
  — Мистер Лэм?
  Я тоже кивнул.
  Человек открыл свой чемодан, запустил туда руку с наманикюренными пальцами и вытащил две визитные карточки.
  — «Гастон Лавайер Дибойс, адвокат», — прочитал я и пожал ему руку со словами: — Рад вас видеть, мистер Дибойс!
  — Я приглашен моим клиентом мистером Корнингом, чтобы поставить вас в известность о том, что две тысячи долларов, которые вы требуете выплатить вам, выплачены не будут.
  — По какой же причине?
  — Миссис Велс мертва. Мой клиент был заинтересован в том, чтобы заняться проблемой, связанной с правом на использование определенных полезных ископаемых. Для этого он поручил вам найти ее. И вы об этом знали.
  — Откуда же я мог об этом знать? — спросил я.
  — Вы наверняка должны были знать об этом. Потому что мой клиент в первом же разговоре с миссис Кул по телефону сказал ей об этом. А сведения, полученные одним из совладельцев фирмы, являются сведениями, полученными всем руководством. Вы…
  Повернувшись к Берте, я с удивлением спросил:
  — Разве этот человек, когда нанимал нас, чтобы отыскать для него миссис Велс, не отрицал с поразительной решительностью то, что имеет какие-либо интересы к правам на использование полезных ископаемых?
  — Еще как отрицал! — заявила Берта Кул. Ее глаза мерцали жаждой борьбы и показывали, что она готова сорваться в любой момент.
  Адвокат спросил у Корнинга:
  — Вы ведь объяснили этим людям, для чего вам понадобилось найти миссис Велс?
  — Нет, — сказал Корнинг.
  — Вот честный человек, — сказал я с улыбкой. — Настоящий техасский джентльмен добрых старых времен! С таким нет нужды подписывать письменные деловые соглашения. Ваше слово крепче, чем закладная.
  Его лицо от моей насмешки побагровело, но он удержался и не вскочил со стула.
  — Я действительно ни одному из этих проходимцев никогда не говорил таких слов. Но я сразу сказал миссис Кул, что собрался заняться бизнесом, связанным с правами на использование ископаемых.
  — Далеко ли у вас наше письменное соглашение? — спросил я у Берты.
  Она достала документ из ящика своего стола и передала мне.
  — Вот, адвокат, — обратился я к Дибойсу. — Письменное соглашение по закону заключает в себе полное взаимопонимание двух сторон. Никто не может что-либо менять в нем прежде, чем это соглашение не будет выполнено. Ведь так?
  Маленький адвокат схватился руками за голову.
  — О’кей, — сказал я и добавил: — Теперь послушайте, что здесь написано.
  Я прочитал вслух все соглашение.
  Адвокат обратился к Корнингу:
  — Вы подписали этот документ?
  — Разумеется, я подписал его, — ответил Корнинг. — Но я подписывал его тогда, когда думал, что она жива и…
  — Они сказали вам, что она жива? — спросил адвокат.
  — Нет. Но они знали, что я думаю, что она жива. Ведь Лэм вчера утром приехал в дом Велсов и увез с собой оттуда женщину, которую я считал миссис Велс. Я заплатил ее соседке, миссис Рейли, чтобы она наблюдала за домом Велсов и сообщила…
  — Минутку! — перебил его адвокат. — Вы говорите, что вчера она уехала с мистером Лэмом из своего дома!
  — Правильно.
  — Но ведь она же была уже мертва. Она…
  — А я считал, что эта женщина и есть миссис Велс.
  — По какой причине вы так считали?
  — Почему я… Так мне сказала миссис Рейли.
  — Миссис Рейли была агентом фирмы «Кул и Лэм»? Служила у них? — спросил адвокат.
  — Нет, черт возьми! — раздраженно крикнул Корнинг. — Она была моим агентом!
  Я улыбнулся адвокату. Но он не ответил на мою улыбку, а продолжал задавать вопросы своему клиенту.
  — Прежде чем вы подписали этот документ, Кул и Лэм говорили вам, что миссис Велс жива?
  — Я точно не помню, что они мне говорили, но они наверняка знали, что я считаю ее живой, — ответил Корнинг.
  — Как они могли узнать об этом?
  — Ну, черт! Они могли понять это по моему поведению.
  — Мы не ясновидящие и не умеем читать мысли на расстоянии, — сказал я адвокату. — Мистер Корнинг хотел найти миссис Велс, мы согласились помочь ему разыскать ее. И заключили между собой соглашение. Письменный договор!
  Несколько секунд адвокат обдумывал мои слова, потом тяжело вздохнул и обратился к своему клиенту:
  — Выписывайте чек на две тысячи долларов.
  Горло Корнинга заклокотало, как мотоциклетный мотор в морозное утро, но, встретившись глазами со своим адвокатом, он достал из кармана чековую книжку и приступил к неизбежному делу оплаты гонорара.
  — В любой момент, когда вы захотите обсудить вопрос о добыче урана на известном вам участке земли в пустыне, — сказал я ему, — мы к вашим услугам.
  — Вы? — с удивлением спросил Корнинг, откладывая ручку в сторону.
  Я кивком подтвердил это.
  — Что вы хотите этим сказать? — снова спросил он.
  — Ивонна Клаймер умерла за сутки до смерти Аарона Бедфорда. Поэтому право собственности на участок земли, содержащей уран, перешло к Люсиль Пэттон из Сакраменто. Мисс Пэттон выдала мне доверенность на ведение всех дел, связанных с этой ее собственностью.
  Корнинг смотрел на меня с изумлением. Ни на кого не обращая внимания, я молча вышел из комнаты, пошел в свой кабинет, оттуда позвонил в Сакраменто. Люсиль взяла трубку почти сразу.
  — Если вы желаете отхватить большой куш, — сказал я ей, — то немедленно хватайте билет на автобус-экспресс и приезжайте сюда.
  — О каком большом куше вы говорите?
  — Я веду деловые переговоры, связанные с принадлежащими вам залежами урана.
  — Принадлежащими мне залежами урана?
  — Да, и я хочу добиться, чтобы вы единовременно как аванс получили крупную сумму денег, а также гарантированные ежемесячные выплаты аренды и проценты от доходов.
  — Вы издеваетесь надо мной?
  — В данный момент я занимаюсь этим делом в нашем офисе.
  — Тогда я прилечу к вам на самолете, Дональд, — сказала она.
  — Помните, что вы имеете приглашение пообедать со мной!
  — С удовольствием! — сказала она, и я повесил трубку.
  В тот же миг на пороге кабинета возникла негодующая фигура Берты Кул.
  — Что за дурацкая манера разговаривать с парнем, когда он занят выпиской чека? — спросила она.
  — А в чем дело? Он не подписал чек?
  — О, еще как подписал. Но в принципе мешать человеку при таком занятии — это не укладывается у меня в голове. Никогда нельзя ничего говорить и делать, когда клиент подписывает чек. Тебе это правило известно так же хорошо, как и мне. И к тому же ты врезал этим делом с ураном Корнингу между глаз и тут же смылся из кабинета… Корнинг был нокаутирован — уронил ручку на неподписанный чек. В тот момент я могла бы убить тебя.
  — Но он же все-таки подписал чек?
  — Подписал и стал сладким, как торт. Минуты три или четыре втолковывал мне, как дьявольски ты умен и как ему приятно иметь дело с нашим детективным агентством. Теперь у него новая идея: пригласить тебя сейчас же позавтракать с ним. Он ждет тебя.
  — Передайте ему, что сейчас я занят. Мне нужно ехать в аэропорт, чтобы встретить своего друга из Сакраменто.
  — Это куда ты на днях ездил, Дональд? Ты именно в Сакраменто охмурил эту женщину?
  — Да, именно там я познакомился с мисс Пэттон, — произнес я тоном холодного достоинства.
  Но на Берту мой тон не произвел особого впечатления.
  — Корнинг — наш клиент, — сказала она. — Мы собираемся начать с ним деловые отношения. Он протягивает нам оливковую ветвь. Пусть твоя дама возьмет в аэропорту такси — ничего с ней не случится. А наш клиент Корнинг ждет твоего ответа.
  — Недавно Корнинг сказал, что, когда видит такого детектива, как я, умирает от смеха. В ответ я высказал опасение, как бы ему не умереть от смеха, и напомнил, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Вы можете передать ему эти слова в качестве моего ответа.
  
  1957 год.
  (переводчик: В. Михайлов)
  
  Некоторые рубашки просвечивают
  В течение более тридцати пяти лет мой друг Джозеф Рейген имел дело с людьми, скажем так, не преисполненными уважением к закону. Вначале он был шерифом, затем начальником тюрьмы, работал в министерстве юстиции, потом снова возглавил исправительное учреждение. И при этом всю жизнь ему удалось хранить в своем сердце веру в человека и торжество справедливости.
  Почти двадцать два года Джозеф Рейген был начальником государственной тюрьмы в Иллинойсе. Он инспектировал исправительные заведения в шестнадцати других штатах, и губернатор Массачусетса однажды назвал его лучшим тюремным администратором в Соединенных Штатах.
  Однако в самом Иллинойсе деятельность Джо Рейгена не была оценена по достоинству до тех пор, пока в 1941 году он не подал прошение об отставке, после того как в штате на очередных выборах избрали нового губернатора.
  9 октября 1942 года молодчики из банды Тоухи контрабандой передали в тюрьму оружие и устроили своим ребятам побег, в результате которого несколько охранников получили тяжелые ранения. Возмущение граждан не имело пределов.
  Несмотря на некоторые политические соображения, жители штата хотели, чтобы Джо Рейген вернулся. И он вернулся, и занимает пост начальника тюрьмы в Иллинойсе по сей день.
  Рейген убежден, что часто люди становятся на путь преступления по вине своих родителей. Он утверждает, что ребенок в семье должен обладать определенными правами и обязанностями. По его мнению, дети как можно раньше должны понять истинную цену денег, их необходимо приучать к порядку и дисциплине, им обязательно надо дать религиозное воспитание, приобщить к труду, а самое главное — внушить необходимость уважать интересы других людей.
  Джо Рейген пришел к этому выводу, имея перед своими глазами тысячи разрушенных судеб, рассматривая истории преступлений от изнасилований и убийств до поджогов и мошенничеств.
  После того как люди попадали в возглавляемую Рейгеном тюрьму, многим из них удавалось вырваться из бездны. Рейген помогал в этом своим подопечным, стараясь дать им то, что некогда они недополучили от родителей.
  Он — сторонник железной дисциплины, основанной на абсолютном доверии и справедливости.
  Он пользуется заслуженным уважением заключенных.
  Рейген регулярно и без тени страха заходит в тюремную парикмахерскую, где около пятидесяти парикмахеров из числа заключенных держат в руках заточенные бритвы.
  Это требует от человека недюжинной смелости и уверенности: не бояться ступить шаг за порог административного здания.
  Заключенные нарушили закон, но они уважают справедливость.
  Совершенно очевидно, что у начальника тюрьмы Рейгена есть некоторые идеи, реализация которых способствовала бы уменьшению преступности. Но так уж получается, что простые люди слишком погружены в свои собственные проблемы, чтобы беспокоиться по поводу тюрем.
  Именно это равнодушие добропорядочных граждан и является подоплекой многих преступлений. Читатель, задумайся над этим, послушай, что говорят наши ведущие пенологи112, и тогда ты поможешь спасти многих людей, предотвратить возможные убийства и заставить кривую на графике преступности в твоем городе ползти вниз.
  И я посвящаю эту книгу моему другу Джозефу Рейгену.
  Глава 1
  Берта Кул уверенно повернула ручку двери своей сильной рукой, унизанной бриллиантами, и ее крупное тело вплыло в мой кабинет. Сердитый взгляд предвещал бурю.
  В тот момент мы — я и мой секретарь Элси Бранд — обсуждали до сих пор нераскрытое дело о киднеппинге годовой давности. Тому, кто обнаружит преступников, была обещана награда в сто тысяч долларов.
  Бросив взгляд на Берту, я повернулся к Элси:
  — Пока все.
  Берта стояла, уперев в бедра мощные кулаки, и дожидалась, пока девушка выйдет из комнаты. Наконец она сказала:
  — Дональд, я их не выношу.
  — Кого?
  — Хнычущих мужчин.
  — А почему зашла речь о них?
  — Потому что один такой сидит в моем кабинете.
  — И он тебя раздражает?
  — Да.
  — Так вышвырни его вон.
  — Не могу.
  — Почему?
  — У него есть деньги.
  — Что ему нужно?
  — Хороший детектив, разумеется.
  — А чего ты хочешь от меня?
  — Дональд, — произнесла Берта, придав своему голосу льстивые интонации, — мне нужно, чтобы ты поговорил с ним. Тебе удается в каждом человеке найти что-то интересное. А Берта — не может. Берте люди либо нравятся, либо нет, и если ей кто-то не нравится, она готова проклинать землю, по которой он ходит.
  — Что тебя не устраивает?
  — Все!.. За каким чертом он не подумал о том, как любит свою жену, прежде чем начал увиваться за той блондинкой! А теперь он приходит сюда и распускает сопли!
  — Сколько денег он может выложить?
  — Я сказала, что мы хотим пятьсот долларов в задаток даже до того, как его выслушаем. Я думала, это его отпугнет. Я бы, конечно, попереживала, но…
  — Так что же он сделал?
  — Представь себе, без звука достал бумажник и отсчитал пять стодолларовых бумажек. Сейчас эта кучка лежит на моем столе.
  — Наличными?
  — Да. Ему не хочется отмечать сделку в своих бухгалтерских книгах.
  Я встал с кресла:
  — Покажи мне его.
  Лицо Берты расплылось в довольной улыбке.
  — Я знала, что могу рассчитывать на тебя, Дональд. Ты чертовски отзывчивый малый.
  Берта промаршировала через кабинет Элси Бранд, миновала приемную и вошла в свои владения.
  Около стола в кресле для клиентов сидел мужчина, нервно вскочивший при нашем появлении.
  — Мистер Фишер, — представила Берта, — это Дональд Лэм, мой партнер. Мне показалось, что вам будет полезно познакомиться с точкой зрения мужчины на это дело.
  У Фишера были рыжие волосы, рыжие брови и бледно-голубые глаза. Выражение его лица было таково, словно он каждую минуту может зайтись в рыданиях. Мы пожали друг другу руки, и он сказал:
  — Очень приятно, мистер Лэм.
  Однако при этом он производил впечатление человека, которому ни разу в жизни не довелось столкнуться с чем-либо приятным.
  Я взглянул на пять стодолларовых банкнотов, разложенных на белом листке.
  Со вздохом облегчения Берта опустилась в кресло, затрещавшее под ее тяжестью, оглядела нас обоих с таким видом, который ясно говорил, что дальнейшее ее не интересует и она умывает руки, смела банкноты в ящик стола и закрыла его на ключ.
  — Я уже рассказал миссис Кул о своих бедах, — начал Фишер.
  — Расскажите еще раз, — попросила Берта. — На этот раз Дональду.
  Фишер набрал воздух в грудь.
  — Его зовут Баркли Фишер, — покровительственным тоном сказала Берта. — Он занимается недвижимостью. Женат, имеет полуторагодовалого ребенка. Две недели назад он ездил в Сан-Франциско на конференцию. Пожалуйста, Фишер, продолжайте.
  — Трудно объяснить, что произошло. — Фишер нервно хрустнул костяшками пальцев.
  — Не ломайте пальцы, — одернула его Берта. — Они могут распухнуть.
  — Простите, плохая привычка, — ответил он.
  — Надо избавиться от нее.
  — Так что же произошло с вами в Сан-Франциско? — спросил я.
  — Я… я напился.
  — А потом?
  — Очевидно, я… я провел ночь не в своей комнате.
  — А в чьей же тогда?
  — Очевидно, в комнате девушки по имени Лоис Марлоу.
  — Где вы познакомились с ней?
  — Она была в числе девушек, оживлявших своим присутствием конференцию.
  — Что это была за конференция?
  — Там собрались предприниматели, занимающиеся изготовлением яхт и моторных лодок.
  — Какое отношение вы имеете к этому?
  — Я финансирую одно предприятие, занимающееся изготовлением лодок из стекловолокна. Знаете, такой необыкновенной конструкции, с подвесным мотором. Мы делаем лодки разных размеров, но в основном специализируемся на пятнадцатифутовых. Возможно, вам это неизвестно, мистер Лэм, но наша компания имеет филиалы по всей стране. Полтора года назад я вложил деньги в это дело, и мои прибыли растут.
  — Значит, вы приехали на конференцию как управляющий компанией?
  — Как ее президент.
  — Прошу прощения.
  — Ничего, все в порядке.
  Фишер снова хрустнул пальцами.
  — Прекратите! — поморщилась Берта.
  — Итак, — продолжал я. — Лоис была там среди прочих девушек, оживлявших своим присутствием конференцию?
  — Да, в каком-то смысле… Там было около десяти молодых женщин. Не знаю точно, откуда они взялись. Видите ли, после заседания мы все собрались в номере одного предпринимателя, который занимается подвесными моторами. Он показал фильм о том, как этот мотор работает. Это была новая модель, и этому промышленнику, разумеется, хотелось заключить сделки с изготовителями лодок.
  — Как называется эта компания?
  — «Иенсен трастмор». Ее президент — Карл Иенсен — весьма предприимчивый делец. Ему удалось создать мощный мотор. Он привез киноролики о водных лыжах, регатах, и, само собой разумеется, пейзаж украшали красотки в купальных костюмах. Некоторые из них присутствовали на встрече и вели себя… гм… очень дружелюбно.
  — Чтобы подбодрить клиентов? — спросил я.
  — Вот именно.
  — И к вам была прикреплена Лоис Марлоу?
  — Она несколько раз наполняла мой бокал. Мы пили фруктовый пунш, казавшийся довольно безобидным.
  — А шампанское?
  — Оно было позже.
  — И Лоис наполняла ваш бокал?
  — Да.
  — Сколько вы выпили?
  — Не помню. Она была очень настойчивой и… привлекательной.
  — Хорошо. Так в чем же дело?
  — Вот в этом, — сказал Фишер.
  Он вынул из кармана конверт и подал его мне. На конверте стоял штемпель Сан-Франциско, он был адресован Баркли Фишеру, президенту «Фишер инвестмент компани», с указанием полного адреса и индекса почтового отделения.
  — Вы хотите, чтобы я прочел письмо? — спросил я.
  Фишер кивнул. Я достал из конверта листок с напечатанным на машинке текстом и прочел:
  «Сэр!
  В распущенности и моральной деградации современного общества повинны главным образом мужчины вашего типа.
  Если бы не вы, Лоис Марлоу была бы нормальным, полезным обществу человеком. Она романтическая натура, и ее влечет светская жизнь, она любит веселые компании. Это вы, мужчины, спаиваете ее до того, что она теряет моральные устои, и добиваетесь своего, самодовольно кичась репутацией сердцеедов. У вас нет к ней настоящего чувства. Единственное, что вас интересует, — минутное удовольствие. Я предполагаю, что вы женаты, и, конечно, постараюсь выяснить это. Вы еще обо мне услышите.
  Я протянул письмо Берте.
  — Я уже видела его, — отмахнулась она.
  — Это ужасно, просто ужасно! — воскликнул Баркли Фишер. — Я никогда не смогу объяснить это Минерве.
  — Минерва — это ваша жена?
  Он печально кивнул:
  — Вот почему я расклеился.
  — Кто такой этот Джордж Кэдотт?
  — Понятия не имею. Никогда не встречал человека с таким именем.
  — Хорошо. — Я посмотрел на него в упор. — Вы сказали, что были в дружеских отношениях с Лоис? Насколько дружеских?
  — Говорю вам, что не знаю. Я был пьян и не осознавал, что происходит.
  — Вы оказались в ее комнате?
  — Я был в квартире какой-то женщины — вероятно, в ее.
  — Расскажите об этом поподробнее.
  — Последнее, что я запомнил, — мне страшно захотелось пить. У меня во рту все горело, и я выпил шампанского. Потом я помню, как чьи-то мягкие руки гладили меня по лбу. Затем полный провал памяти и темнота. Проснулся я утром в незнакомой квартире на кушетке под одеялом и нагишом. Соседняя комната оказалась спальней, дверь в нее была открыта.
  — Что вы сделали?
  — Я встал и огляделся. Голова у меня буквально раскалывалась от боли. Я заглянул в поисках воды в соседнюю комнату и увидел там женщину, лежавшую в постели.
  — Это была Лоис Марлоу?
  — Не знаю. Она лежала ко мне спиной, а мне не хотелось ее будить. Во всяком случае, как и Лоис, она была блондинкой.
  — Что вы сделали дальше?
  — Мой костюм висел на стуле. Я оделся и вышел из квартиры. Дом был совершенно незнаком мне, и я долго блуждал по коридору, прежде чем нашел лифт. Помню, что я был на третьем этаже. Я вышел на улицу и попытался поймать такси, но ни одна машина не останавливалась. И немудрено, представляю себе, как я выглядел в тот момент! Я пошел пешком по направлению к центру города, и, на мое счастье, меня догнало такси. Мне не пришлось даже останавливать его, водитель посмотрел на меня и все понял. Я сообщил ему название моего отеля, и он доставил меня на место.
  — Кто-нибудь видел, как вы выходили из квартиры? — спросил я.
  — К несчастью, да.
  — Кто же?
  — Не знаю. По коридору шел мужчина и… ну, он, наверное, был знаком с женщиной, живущей в той квартире, потому что, увидев меня, он резко остановился.
  — Он что-нибудь сказал?
  — Нет, ничего.
  — Сколько ему на вид лет?
  — Года тридцать два или что-то около этого. Тогда я не обратил на него особого внимания.
  — Рост и телосложение?
  — Среднего роста, обычный, ничем не примечательный мужчина.
  — Наверное, вы дали Лоис Марлоу свою визитную карточку? — предположил я.
  — Не знаю. Почему вы так думаете?
  — Судя по адресу на конверте, — ответил я, — автор письма взял его с карточки. Когда вы получили письмо?
  — Вчера днем.
  — А когда состоялась конференция?
  — Две недели назад.
  — Так и есть, — сказал я. — Этот человек, очевидно, нашел карточку, оставленную вами у Лоис Марлоу. Он видел вас выходящим из ее квартиры. Уже десять дней он знал, кто вы такой. Почему же он выжидал?
  — Не знаю, — пожал плечами Фишер.
  — Зато я знаю. Он наводил справки о вас, о вашем финансовом положении. Они хотят запустить в вас когти и выясняют, насколько глубоко они их могут запустить.
  — Они? — спросил Фишер.
  — Конечно, — ответил я. — Этот человек и Лоис, несомненно, работают вместе.
  — О, нет! Вы ошибаетесь! Лоис очень милая девушка и… Но есть одна причина, мистер Лэм, из-за которой я чувствую себя таким подлецом во всей этой истории.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я уверен, что понравился Лоис по-настоящему. Ее влекло ко мне. Мужчина всегда чувствует, когда действительно нравится женщине. Но я не сказал ей, что женат.
  — То есть вы сказали ей, что не женаты?
  Фишер заерзал в кресле и наконец выдавил:
  — Я уже сказал вам, мистер Лэм, что не могу припомнить всего, что случилось в ту ночь.
  — Хорошо. Итак, у вас есть выбор: или платить, или драться. Заплатив, получите передышку до следующей попытки шантажа. Они будут сжимать челюсти до тех пор, пока вы будете терпеть. Вступая же с ними в борьбу, рискуете, что эта история вылезет наружу. Что вы предпочитаете?
  — Ничего, мистер Лэм. Мне не хочется ни платить, ни драться. О боже, зачем только я поехал в Сан-Франциско! Как я мог себе позволить так надраться! Я…
  — Забудьте об этом! — попросил я. — Сделанного не воротишь. Итак, вы женаты. Расскажите о вашей жене.
  — Минерва — самая замечательная женщина в мире.
  — Великодушная, с широкими взглядами?
  — Она — замечательная женщина!
  — Тогда идите домой и расскажите ей обо всем: что во время вечеринки какая-то крошка напоила вас шампанским, что больше ничего не было, но теперь, оказывается, вас шантажируют. Так вы сэкономите пятьсот долларов.
  Берта Кул сердито сверкнула глазами. Баркли Фишер снова нервно заерзал в кресле.
  — Ну, что еще? — нетерпеливо спросил я.
  — Вы не знаете Минерву, — произнес он упавшим голосом. — Она замечательная, отзывчивая, чуткая. Словом, лучшая женщина в мире. Это известно всем. Но она никогда не простит неверности.
  — Но ведь не было никакой неверности!
  Фишер подавленно молчал.
  — Или была? — допытывался я.
  — Я не помню всего и ни в чем не могу быть уверен… Насколько я понимаю, мистер Лэм, вы не женаты?
  — Совершенно верно.
  — Я так и думал.
  — Как поступит ваша жена, если узнает эту историю?
  — Она… она уйдет от меня и заберет с собой ребенка.
  — Сколько лет ребенку? — спросил я.
  — Полтора года.
  — Как давно вы женаты?
  — Около года.
  — Что?! — удивился я. — Подождите, или вы перепутали даты, или мой календарь врет?
  — Нет-нет, — сказал он. — Это длинная история. Видите ли, это ребенок сводной сестры Минервы. Моя жена взяла его на воспитание. Одна из замечательных черт Минервы — она всегда готова прийти на помощь людям. Муж ее сводной сестры умер до рождения ребенка. Когда на свет появилась девочка, сестра поняла, что и она долго не проживет. Она написала Минерве, и после ее смерти моя жена поехала в Аризону и увезла ребенка.
  — Это произошло до вашего брака?
  — Через два месяца после того, как мы поженились.
  — Предположим, произойдет худшее, и Минерва потребует развода. Что будет с собственностью? Она у вас раздельная или общая?
  — По этому поводу я должен посоветоваться с адвокатом. Я вложил деньги жены в дело. Она выплачивает мне жалованье и процент с доходов, но это деньги, доставшиеся ей в наследство от сестры. Та имела капиталовложения в техасские нефтяные разработки. Минерва обратила все акции в деньги и получила тридцать тысяч наличными. Она передала их мне, чтобы я вложил в дело. С тех пор цены выросли. Мои собственные деньги помещены удачно, а ее капитал перевалил за двести пятьдесят тысяч долларов.
  — После уплаты налогов?
  — Нет, но в любом случае сумма приличная. Я вложил деньги в разработку урановой руды, и похоже, что эти шахты тоже принесут немалый доход.
  — Какое жалованье выплачивает вам жена?
  — Размер жалованья, разумеется, постоянно увеличивается, поскольку постоянно растет ее собственное состояние. На сегодняшний день я получаю от нее десять тысяч долларов в год и десять процентов от дохода.
  — Мне надо поехать в Сан-Франциско, — предложил я. — Мы должны первыми нанести удар. Не знаю, что меня ждет. Возможно, понадобятся деньги. Боюсь, нам не избежать сотрудничества с полицией.
  — Только никакой огласки! — заволновался Фишер. — Помните, я не могу позволить себе ни малейшего шума, ни тени скандала. Минерва не должна ничего знать.
  — Дело обойдется вам в круглую сумму, и я заранее предупреждаю, что ничего не могу гарантировать, — ответил я.
  — Сколько это будет стоить? — поинтересовался он.
  — Трудно точно сказать, но если мне удастся устроить все так, чтобы вас больше не беспокоили, это пробьет большую брешь в вашем бюджете.
  — Я готов к этому, мистер Лэм. — Фишер некоторое время молчал, подбирая слова. — А вам не кажется, что вам обоим стоит поехать? Участие женщины, миссис Кул…
  Берта решительно покачала головой:
  — Вы недооцениваете Дональда. У него хорошие мозги, и он умеет работать. Если и есть человек, который вытащит вас из неприятностей, так это он. Но за это вам придется заплатить.
  — Я так и предполагал, — кивнул Фишер.
  Берта взглянула на меня и расплылась в улыбке:
  — Я напишу расписку, а тебе, Дональд, лучше поспешить с заказом билета на самолет до Сан-Франциско.
  Глава 2
  Я позвонил своему другу, работавшему в министерстве автомобильного транспорта, и он обещал к моему приезду в Сан-Франциско раздобыть информацию о Лоис Марлоу.
  Позвонив ему из аэропорта, я выяснил, что Лоис Марлоу имеет водительские права, что ей двадцать семь лет и живет она в «Вистерия Апартментс».
  «Вистерия Апартментс» оказался типичным для Сан-Франциско многоквартирным пятиэтажным домом с узким фасадом и рядом кнопок около запертого парадного.
  Я выяснил, что Лоис Марлоу живет в квартире 329, нажал кнопку звонка и стал ждать.
  Через несколько секунд зуммер возвестил, что дверь открыта и я могу войти.
  Судя по всему, дом Лоис был открыт для всех. Ее не интересовала личность гостя. Вы нажимали звонок, она в ответ нажимала кнопку, отпирающую входную дверь.
  Пятнадцативаттной лампочки было явно недостаточно, чтобы осветить недавно обновленный интерьер кабины лифта — алый плюш и позолота. Я нажал на кнопку, лифт словно нехотя пришел в движение и доставил меня на третий этаж.
  Квартиру 329 я нашел почти сразу и не мешкая нажал перламутровую кнопку звонка.
  Женщина, открывшая дверь, была хороша собой и прекрасно знала это — блондинка со свежим цветом лица, характерным для уроженок Сан-Франциско, и с большими серыми глазами.
  Она довольно долго разглядывала меня, пытаясь определить, что я собой представляю.
  — Я вас не знаю! — приветливо улыбнулась она, демонстрируя две ямочки на щеках.
  — Теперь знаете, — ответил я.
  — Боюсь, что вы ошиблись адресом. — Она, не закрывая дверь, продолжала улыбаться.
  — Позвольте мне войти в квартиру и объяснить вам, в чем дело, — попросил я.
  — Нет, не позволю, — ответила она, при этом не лишая меня удовольствия любоваться своей улыбкой.
  — Ладно, — согласился я, — объяснимся в коридоре. Меня зовут Дональд Лэм. Я друг мистера Фишера. Эта фамилия говорит вам что-нибудь?
  — Нет.
  — Баркли Фишер?
  Она покачала головой.
  — Вспомните конференцию предпринимателей, изготовляющих моторные лодки, подвесные моторы…
  — Подождите, — прервала она, — как вы его назвали?
  — Фишер, Баркли Фишер.
  В ее глазах появился интерес.
  — Так в чем дело с этим Баркли Фишером?
  — Вы знаете человека по имени Джордж Кэдотт?
  — О боже! — воскликнула она и, отступив в сторону, пропустила меня в комнату: — Проходите. Как вы себя назвали?
  — Дональд Лэм.
  — Ну так входите, Дональд, и объясните мне, в чем заключается ваше дело.
  Это была милая, уютная квартирка. В гостиной действительно стояла кушетка, на которой, очевидно, спал тогда Фишер. Полуоткрытая дверь вела в спальню, а вращающаяся дверь, по-видимому, в кухню. Квартира была мило обставлена, пожалуй, только с избытком безделушек. В гостиной витал легкий аромат духов.
  Лоис Марлоу опустилась в кресло, продемонстрировав свои изящные ножки, обтянутые нейлоном.
  — Что, Джордж натворил каких-нибудь бед, Дональд?
  — Во всяком случае, пытался.
  — Не знаю, что можно с ним поделать… разве только хлороформом отравить.
  — Баркли Фишер женат, — сказал я, переходя к делу.
  — Подождите минуту, — сказала Лоис. — Давайте выясним прежде всего одну вещь. Баркли Фишер — это рыжий парень, который трещит пальцами?
  — Тот самый, — подтвердил я.
  Она рассмеялась хрипловатым, но приятным смехом:
  — Роль старого прожженного волка оказалась ему не под силу. Он с ней не справился.
  — Могу себе представить, — согласился я. — Так что же произошло?
  — После фруктового пунша он стал пить шампанское как воду. Эта смесь доконала его.
  — И что случилось?
  — Он отправился в ванную.
  — А потом?
  — Вас интересуют все подробности?
  — Да.
  — Его вырвало.
  — И дальше?
  — Я устроила его на кушетке.
  — А было что-нибудь еще?
  — Почему вы спрашиваете?
  — Джордж Кэдотт написал ему письмо.
  — Он способен на это.
  — Ладно. — Я решил открыть свои карты. — Я частный детектив. Вот моя визитная карточка.
  Она посмотрела карточку и спросила:
  — А кто такая Б. Кул?
  — «Б» означает Берта, — объяснил я. — Берта Кул — хладнокровная, искушенная, безжалостная вдова, сто шестьдесят пять фунтов костей и мускулов. Она тверда и опасна, как моток колючей проволоки. Вам бы она понравилась.
  — Восхитительно! — сказала Лоис.
  — Возможно, на первый взгляд я не кажусь столь опасным, — добавил я, — однако и я умею причинять людям неприятности, вполне могу доставить их вам в любом количестве.
  — В чем это вы хотите меня убедить? В вас, Дональд, есть нечто печальное, такое трогательное. Держу пари, многие женщины мечтают вас усыновить и нянчиться с вами. Вам приходится держать ухо востро, чтобы не попасть в колыбельку.
  — Моя личная жизнь, — заметил я, — не является темой нашего разговора.
  — А почему нет? Вы же интересуетесь моими друзьями.
  — Но мои друзья не пишут писем с угрозами, — парировал я.
  Лоис снова рассмеялась, но затем резко посерьезнела:
  — Я дала этому парню отставку несколько лет назад.
  — Если это обычный шантаж, то мне остается вам только посочувствовать. Денег вы не получите. Если вы будете продолжать копать в том же направлении, не удивляйтесь, когда прочтете свое имя в полицейских сводках.
  — Не будьте глупцом, Дональд, это не шантаж.
  — Тогда что же это такое?
  — Трудно объяснить, — сказала Лоис. — Мне очень нравится Джордж. Он один из тех искренних, серьезных людей, которые готовы взорвать мир. Джордж не жалеет сил, чтобы переделать его, очистить от всякой скверны. Он уже давно считает, что любит меня.
  — А как вы относитесь к нему?
  — Иногда он чертовски надоедает мне, иногда меня забавляют его разглагольствования. Он осуждает многие мои поступки, но, кажется, действительно любит меня.
  — Чем он занимается?
  — Думает.
  — Меня интересует, чем он зарабатывает на жизнь?
  — Он получил наследство.
  — Сколько?
  — Не слишком много, но вполне достаточно для жизни.
  — Чем же он оправдывает свое существование?
  — Собирается написать великий американский роман. Хочет заняться живописью. А может, политикой. Он стремится хоть немного улучшить этот продажный мир.
  — Трудно бывает ладить с ним?
  Лоис беспечно улыбалась. Было видно, что она не утруждает себя раздумьями над философией жизни.
  — Дональд, — ответила она, — нет такого мужчины, с которым временами не было бы трудно ладить. Вы выложили свои карты на стол, поэтому я тоже выложу свои. Я люблю веселье, смех, разнообразие. Но сейчас я уже немного устала. Мне хотелось бы открыть шляпный магазин, а Джордж может дать на него деньги. И удовольствуется простой распиской. Так что если вы, Дональд, со своей Бертой Кул и рыжим недотепой встанете у меня на дороге, то вам предстоит такая драка, что вряд ли вам удастся устоять на ногах.
  — А чего хочет Джордж Кэдотт в награду за финансирование шляпного магазина?
  — Не знаю, — с притворной скромностью ответила она. — Он еще не сказал мне.
  — Брак?
  — О, нет! Только не это снова.
  — Что вы имеете в виду под «снова»?
  — Я уже была замужем, и с меня хватит.
  — Так чего же все-таки хочет Джордж? — напирал я.
  — Он хочет пользоваться правами жениха. Кроме того, он хочет защищать меня. А мне это не нужно, мне нужен шляпный магазин. Джордж считает, что я слишком неразборчива в связях.
  — Что он подразумевает под неразборчивостью?
  — Все мужчины подразумевают под этим одно и то же, — отрезала Лоис. — Все, что вы делаете с ним, — это нормально. Все, что вам может прийти в голову делать с другими, — это неразборчиво.
  — Джордж может причинить неприятности Баркли Фишеру?
  — Один бог знает, что может сделать Джордж!
  — Вы дадите мне его адрес?
  — Нет. Я хочу, чтобы вы держались подальше друг от друга.
  — Вам не везет, Лоис. Я должен встретиться с этим парнем.
  — Предупреждаю, я позвоню ему и сообщу, что вы его ищете.
  — Что ж, звоните, если считаете нужным.
  — Это не остановит вас?
  — Меня ничто не остановит, Лоис. Я собираюсь увидеться с этим парнем и объяснить ему, что если он предпримет какие-то действия против Баркли Фишера, если он сообщит его жене о любовной интрижке в Сан-Франциско во время конференции, то ему придется туго.
  — Вы хотите запугать его?
  — Совершенно верно.
  — Если бы я была уверена, что это все, чего вы хотите, я помогла бы вам.
  — Как Джордж узнал о Баркли?
  Лоис, немного подумав, ответила:
  — Через три двери от меня вдоль по коридору в квартире 316 живет Горас Даттон. Он женат на двоюродной сестре Джорджа — Кэролайн. Она тоже получила свою долю наследства от их покойного деда. Жалею, что эта парочка — Горас и Кэролайн — не попала в автомобильную катастрофу или не утонула. Я бы тогда наконец спокойно вздохнула.
  — Они следят за вами?
  — Горас Даттон — друг Джорджа Кэдотта, — пояснила она. — Из Гораса, может быть, и могло бы что-нибудь получиться, если бы не Кэролайн. Живя с ней, он становится все более невозможным. Кэролайн исподволь сводит его с ума и снабжает деньгами. Горас художник. С Джорджем Кэдоттом у них сложились дружеские отношения. Он в принципе неплохой человек, не то что его женушка. Кэролайн может притворяться твоим лучшим другом, а за глаза поливать тебя грязью. Она ограниченная, язвительная, завистливая сплетница. Горас Даттон видел, как Баркли Фишер выходил из моей квартиры, и счел своим долгом сообщить все Кэролайн. Она насплетничала Джорджу. Он приехал сюда и устроил скандал. Дескать, у меня ночевал какой-то мужчина, я превращаюсь в особу легкого поведения, в проститутку, в шлюху! Ладно, хватит, сказала я ему, будет шляпный магазин или нет, но я не позволю так разговаривать со мной. Меня он не купил, и я не собираюсь быть его собственностью. И велела ему выметаться.
  — А потом?
  — Он продолжал разнюхивать. Нашел человека, который был на конференции, и узнал, что я была нанята развлекать этого Баркли Фишера.
  — А почему вы на это пошли?
  — Потому что Карл Иенсен заплатил мне двести пятьдесят долларов, — ответила она. — Он хотел заключить сделку с компанией Фишера и предложил мне развлечь его. Мне нужны были деньги, и я согласилась.
  — Вы помирились с Джорджем? — поинтересовался я.
  — Нет, я не видела его с тех пор, как выставила из квартиры. Так легко я с ним не помирюсь.
  — Вы думаете, что он вернется?
  — Уверена.
  — И тогда даст вам денег на шляпный магазин?
  — Да, но сначала он должен извиниться.
  — А он извинится, если узнает, что вы получали деньги за то, что развлекали клиентов конференции?
  — Что вы подразумеваете под словом «развлекала»?
  — Вы сами употребили его.
  — Я просто наполняла бокал Фишера и позволяла ему самоутверждаться как мужчине.
  — А потом?
  — Когда Баркли стал слишком настойчивым, я начала подливать ему шампанское. Я предпочла, чтобы он перепил и выспался на моей кушетке. В противном случае мне пришлось бы выслушивать укоры Карла Иенсена за то, что отвесила пощечину его перспективному партнеру.
  — А зачем вам бить его по щекам?
  — Вы видели вашего клиента? — спросила Лоис.
  — Да.
  — А что бы вы сделали на моем месте? Легли бы с ним в постель и слушали, как он трещит пальцами?
  Я не удержался и расхохотался.
  — О’кей, — сказала она. — Мы, кажется, выяснили все.
  — Где я могу найти Джорджа Кэдотта?
  — Где хотите. Лично я позабочусь, чтобы вы никогда не нашли его. Сама я тоже больше не желаю вас видеть.
  — Вы не знали, что он написал письмо Баркли Фишеру?
  — Господи, конечно, нет!
  — Вы собираетесь рассказать ему о нашем разговоре?
  — Там будет видно.
  — Тогда передайте, — повторил я, — что если он попытается сообщить что-нибудь миссис Фишер, и вообще, если он вздумает писать письма, то у него будут крупные неприятности.
  — Сообщите ему свою угрозу сами.
  — Мне не удастся это сделать, если я не увижусь с ним, как вы обещаете.
  — Верно.
  — Раз вы все равно будете разговаривать с ним, почему бы вам не передать ему мои слова?
  — Потому что, — ответила она, улыбаясь, — передавать ваши угрозы — не лучший путь к приобретению шляпного магазина. А теперь, если вы будете послушным и уберетесь отсюда, я примусь за возведение препятствий… Возможно, в конце концов то, что я сделаю, пойдет на пользу вашему клиенту.
  — Ухожу. — Я направился к выходу.
  Лоис проводила меня.
  — Пока, — сказал я. — Будьте паинькой.
  Она скорчила гримасу:
  — Хватит нотаций! Предоставьте их Джорджу. Это его конек. Тем не менее, к вашему сведению, я буду очень, очень осторожна.
  Глава 3
  Я занялся Джорджем Кэдоттом. Судя по всему, Лоис не поленилась сделать то, что обещала.
  Разыскать квартиру Джорджа не составляло большого труда, но он уехал из дома за час до моего визита. Клерк сказал, что он предупредил по телефону, что уезжает на несколько дней, и просил прятать его почту в безопасное место, а не оставлять в почтовом ящике. Я получил описание его спортивной машины и ее номер.
  Итак, обычным путем мне не удастся найти его. Этим я всецело обязан Лоис.
  Я сел за телефон и обзвонил всех торговцев картинами, все клубы художников, а также натурщиц. В конце концов мне удалось найти владельца магазина, торговавшего предметами искусства, который знал Гораса Даттона. У него были выставлены какие-то картины Даттона.
  Я задал ему несколько вопросов, затем извинился, сказав, что это какой-то другой Даттон, а не тот, что нужен мне, и повесил трубку. Путь мой лежал в этот самый магазин.
  Я попал в окружение абстрактной живописи. По-моему, все картины выглядели ужасно. Творение, подписанное Горасом Даттоном, называлось «Восход над Сахарой» и стоило пятьдесят семь долларов. Оно напоминало яичницу-глазунью, приготовленную неумелой кухаркой.
  Я отступил назад и принялся рассматривать ее с таким выражением лица, будто она меня чем-то заворожила. Я наклонял голову то к одному, то к другому плечу. Я сложил большой и указательный пальцы колечком и посмотрел сквозь него. Я то подходил поближе, то отступал вновь. В конце концов все эти манипуляции не остались не замеченными торговцем.
  — Нравится? — сладко промурлыкал он, подходя ко мне.
  — Это великолепно!
  — У вас прекрасный вкус.
  — Создается впечатление яркого света, блеска.
  — Вы совершенно правы.
  — Вам не кажется, что рама сюда не подходит?
  — Нет, мы пробовали вставлять это полотно в другие рамы, но именно эта как нельзя лучше оттеняет достоинства данной картины.
  — Возможно, вам это покажется странным, — сказал я, — но мне бы хотелось видеть эту картину в более яркой лиловой раме.
  — В лиловой раме? В первый раз слышу!
  — В природе тени имеют лиловый оттенок, — сказал я. — Устав от солнечного света, глаз останавливается на лиловом цвете, чтобы успокоить уставший от напряжения зрительный нерв. Вот почему тени кажутся такими приятными в яркий солнечный день. Вот почему стоит перейти с залитой солнцем калифорнийской улицы в глинобитный испанский дом, и вы сразу чувствуете себя лучше.
  Торговец не стал спорить со мной. Человек, мало-мальски знакомый с основами торгового дела, знает, что никогда не стоит спорить с возможным покупателем картины Гораса Даттона «Восход над Сахарой» за пятьдесят семь долларов. Если бы я даже сказал, что луна сделана из швейцарского сыра, а кратеры образовались от ударов в головку сыра метеоритов, то и тогда бы этот парень только кивал и поддакивал.
  — Возможно, в этом что-то есть, — неопределенно сказал он.
  — Великий боже, еще бы! — ответил я. — Сделайте трубку из руки, приложите к глазам и посмотрите на нее в круге… Я имею в виду, на картину.
  Он повиновался.
  — Да-да, — сказал торговец с осторожным энтузиазмом.
  — Улавливаете это, не правда ли?
  — Конечно, — согласился он, не решаясь спросить, что именно.
  — Для этой картины определенно нужна круглая лиловая рама, — настаивал я. — С золотой полоской внутри.
  — Круглая! — воскликнул он.
  — Разумеется, — снисходительно ответил я. — Совершенно уверен, художник не одобрил бы обычную прямоугольную раму на этой картине. Ее лейтмотив круг — солнце круглое, круглый ярко-оранжевый ореол вокруг него — вот о чем я толкую. Именно поэтому я смотрел на картину через круглую трубку. Мне казалось, что вы поняли.
  — Понял, понял, — заторопился он. — Просто я думал о том, что технически будет трудно изготовить круглую деревянную раму. Конечно, я понял вашу мысль. Лиловая рама снаружи, чтобы отдыхал глаз, и ободок позолоты внутри для усиления эффекта сияющего солнца.
  — Вот именно! — воскликнул я. — Мне хотелось поговорить об этом с самим художником.
  — Ну, конечно, если вы купите картину, я могу… — с сомнением начал торговец.
  — Разумеется, куплю, — перебил я его. — Неужели вы думаете, что я стал бы отнимать ваше время и беспокоить художника, если бы не собирался купить картину? Конечно, я куплю ее, и это будет удачное помещение денег, потому что в один прекрасный день художник, создавший этот шедевр, станет знаменитым.
  Я достал свой бумажник, открыл отделение, в котором лежали деньги на расходы, и отсчитал три двадцатидолларовые бумажки.
  — Как я могу встретиться с художником? — как бы между прочим поинтересовался я.
  — Я постараюсь устроить встречу, — пообещал торговец.
  — Когда?
  — Ну, я должен связаться с ним и…
  — У него есть телефон?
  — Да.
  — Тогда почему бы вам не позвонить ему сейчас? — предложил я. — Скажите, что один покупатель хочет поговорить о его картине. Мне бы хотелось получить разрешение художника на переделку рамы, ведь для этого картину придется обрезать по углам.
  — Но ведь картина теперь ваша, мистер э-э-э…
  — Биллингс, — подсказал я. — Дональд Биллингс.
  — Картина теперь ваша, и вы можете делать с ней все, что заблагорассудится.
  — Только не с произведением искусства, — нашелся я. — Человек может купить право обладать картиной, любоваться ею, повесить в своем доме, но это не дает ему права уродовать или уничтожать ее. Мне нужно получить разрешение художника.
  Торговец сказал:
  — Уверен, когда я сообщу мистеру Даттону, что вы заплатили пятьдесят семь долларов за картину «Восход над Сахарой», он не будет возражать, даже если вы ее пропустите через мясорубку. — Внезапно поняв, что зашел слишком далеко, поправился: — Ха-ха! Это, конечно, шутка. Я сейчас же позвоню мистеру Даттону.
  Торговец не позволил мне присутствовать при разговоре. Он скрылся в кабинете, но вышел оттуда через три минуты с сияющим лицом.
  — Мистер Горас Даттон, — сказал он, — живет в «Вистерия Апартментс», в квартире 316. Он очень заинтересовался, когда я сообщил ему о вашей реакции на картину. Ему очень хочется поговорить с вами. Он сообщил, что ближайшие полтора часа будет дома.
  — Прекрасно, — важно, с растяжкой вымолвил я. — А теперь прошу вас завернуть картину, дать мне расписку, и я пойду.
  — Мы можем доставить вам картину домой.
  — Нет, благодарю вас. Мне хочется, чтобы художник взглянул на нее прямо сейчас. Тем более что мне может понадобиться срочно уехать из города.
  Получив в конце концов картину и расписку, я покинул магазин и на такси добрался обратно до «Вистерия Апартментс». Я надеялся, что мне повезет и я не столкнусь в лифте или коридоре с Лоис Марлоу. Приходилось рисковать.
  Я поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка квартиры 316. Дверь распахнулась. Стоявший на пороге мужчина посмотрел на сверток у меня под мышкой.
  — Вы Биллингс? — спросил он.
  Я с достоинством кивнул головой.
  — А вы Даттон?
  — Рад познакомиться с вами. — Он с чувством потряс мою руку. — Это такая редкость — встретить человека, понимающего искусство и имеющего оригинальные идеи. Входите, входите! Как замечательно, что вы решили зайти ко мне! Мистер Биллингс, моя жена Кэролайн. Мистер Биллингс купил мою картину, дорогая. Садитесь, мистер Биллингс. Давайте вашу шляпу, положите картину сюда. Что будете пить: джин и «севен-ап» или джин с тоником?
  — Джин с тоником.
  Горас Даттон наполнил три бокала.
  Это был жилистый, подвижный человек с горящими глазами. Говорил он быстро, словно боялся не успеть сказать что-то очень важное, и при этом активно жестикулировал. Он был похож на нервного терьера, охотящегося на полевых мышей. Сначала он рыл одну нору, потом бросался в сторону и рыл другую.
  Кэролайн была не такая. Она могла сидеть и долго караулить жертву у одной норы, потом одним прыжком получала то, что хотела. На вид ей было около тридцати лет. Облегающий свитер подчеркивал достоинства ее фигуры. Кто-то, возможно, считал ее красавицей, но, на мой взгляд, общее благоприятное впечатление портило угрюмое выражение лица.
  Даттон передал нам с ней бокалы, и мы чокнулись. Он сказал:
  — Насколько я понял, вы хотите сменить раму на картине?
  Я поставил свой бокал, встал и принес картину. Почти благоговейно развернув, водрузил ее на стол и взглянул на полотно. Потом сложил два пальца в кольцо и с самым серьезным видом принялся рассматривать через него картину.
  Через несколько секунд Даттон сделал то же самое.
  — Лейтмотивом картины является круг, — начал я. — Солнце круглое и оранжевый ореол вокруг него тоже круглый с исходящими из центра лучами.
  — Символом солнечных лучей, — вставил Даттон.
  — Разумеется, — согласился я. — Поэтому картину следовало бы вставить в круглую раму.
  — Боже мой, Биллингс! Вы правы!
  — Мне нужно на это ваше разрешение.
  — Вы правы! Вы совершенно правы!
  — У вашей картины смелая идея, — продолжал я вешать лапшу на уши. — Она оригинальна, в ней есть сила. Словом, она великолепна!
  — Спасибо! — сиял художник. — Так приятно слышать мнение человека понимающего. Я стремлюсь интерпретировать природу. Только этим и стоит заниматься.
  — Конечно, — сказал я.
  — В противном случае, — продолжал он, — лучше выходить с фотоаппаратом и делать цветные снимки. Я ни цента не дам за картину, которая с первого взгляда будет понятна человеку. Все стоящее в жизни — это то, чего мы не можем понять. То, что нужно интерпретировать. Художник — это прежде всего интерпретатор, истолкователь.
  — Насколько ему дается выразить себя в картине, — вставил я, — настолько он создает нечто новое, оригинальное. Возможно, вы не осознаете этого, Даттон, но вы родоначальник новой школы.
  — Я?!
  — Да, вы.
  — Мне хотелось бы показать вам вещь, над которой я сейчас работаю, — заторопился он.
  — Буду счастлив.
  Я допил свой джин с тоником. Художник открыл шкаф, выволок оттуда мольберт с картиной и снял с нее тряпку.
  Это был кусок холста с разбросанными по нему разноцветными кругами и пересекавшими их красными и оранжевыми зигзагами. Я внимательно рассматривал картину. Она очень походила на связку воздушных шаров, поднятых в воздух шквальным ветром, причем молниям каким-то чудом удавалось миновать шары. Я попытался придумать ей название.
  Та картина называлась «Восход над Сахарой», а эту можно было назвать «Гроза над карнавалом».
  Я отступил на шаг, потом придвинулся ближе, затем склонил голову набок. Через минуту я кивнул.
  Даттон не мог дождаться, когда я выражу свое мнение, и опередил меня.
  — Она называется «Вдохновение», — выпалил он. — Вдохновение выражено через эти яркие вспышки, прорезающие зигзагами круги, которые представляют собой различные мысли, проносящиеся в мозгу художника.
  Я выждал добрых пять секунд, прежде чем сказать что-то. Я видел, что Даттон с лихорадочным нетерпением наблюдает за мной.
  Наконец я произнес только одно слово:
  — Великолепно!
  Лицо Даттона сияло. Он схватил мою руку и прижал к своей груди:
  — Биллингс, вы единственный человек, который способен по-настоящему оценить произведение искусства.
  Я еще посмотрел на «Вдохновение», затем торжественно проговорил:
  — Кажется, я нашел человека, способного сделать это!
  — Что сделать? — полюбопытствовал он.
  — Написать картину, которая произведет фурор в современном искусстве.
  Даттон вопросительно уставился на меня.
  — Что за картину? — заикаясь, выдавил он.
  — Конфликт, — заявил я.
  Он прищурился.
  — Главной бедой сегодняшнего мира является конфликт. Неразрешимые противоречия между народами приводят к войнам. Конфликты между отдельными людьми делают жизнь подчас невыносимой. Идеи вступают в противоречие с другими идеями, и гениальные открытия предаются забвению, — продолжал я с нарастающим пафосом.
  — Как выразить это в живописи? — задумчиво сказал он.
  Я перешел к сути вопроса:
  — Вам знаком звук, возникающий, когда новичок берется в автомобиле за переключатель скоростей? Шестеренки сцепляются и начинают скрежетать и стучать.
  Даттон кивнул.
  — Найдите живописное выражение для этого звука и назовите картину «Конфликт».
  Он отступил назад и во все глаза смотрел на меня.
  — Это можно сделать, — убежденно втолковывал я. — Только у нас должен скрежетать цвет. Положите яркий красный цвет рядом с зеленым, и это окажет такое действие на зрителя, которое оказывает на слух скрежет шестеренки. Получится картина, которая будет дисгармонировать с нервной системой человека, и вы дадите ей название «Конфликт».
  — Боже мой! — взвыл Даттон с благоговейным восторгом. — Это можно сделать!
  — Вы можете сделать это. — В знак преклонения перед гением живописи я склонил голову. — Вы.
  Мне показалось, что он сейчас расцелует меня. В разговор вступила Кэролайн:
  — Лучше поинтересуйся, Горас, сколько мистер Биллингс запросит за эту идею.
  — Ничего! — решительно сказал я. — Я не художник. У меня просто появляются удачные идеи, и моими слабыми силами я стремлюсь внести вклад в искусство!
  Даттон стиснул меня в объятиях. Потом он закрыл «Вдохновение» тряпкой и потащил его в шкаф.
  — Я могу сделать это! Это самая блестящая идея, которую мне когда-нибудь приходилось слышать. Я так напишу конфликт, что он со страшной силой ударит по глазам зрителя. «Конфликт»! Блестящая идея!
  — Я человек с ограниченными средствами, — продолжал я, — поэтому не могу гарантировать, что именно я куплю ее, но уверен, что она произведет сенсацию. Я кое-что понимаю в рекламе, и, думаю, мне удастся привлечь к вашей работе внимание критики.
  Даттон подошел к столу и налил нам еще джина, щедро наполнив стаканы. Мы снова чокнулись и выпили.
  Спустя некоторое время я сказал:
  — Мне хотелось бы посмотреть и другие ваши картины и познакомиться с художниками, которые являются последователями вашей традиции.
  — У меня нет последователей, я ни на кого не влияю.
  — Не может быть! — изумился я. — Любой человек, который видел ваши картины и понимает живопись, сразу замечает, что в вас что-то есть! Сила! Экспрессия! Зрелость!
  Кэролайн сказала задумчиво:
  — Может быть, Джордж, Горас.
  — Кто этот Джордж? — спросил я.
  — Джордж Кэдотт, — ответила Кэролайн, — мой двоюродный брат. Он немного пишет, и я знаю, что он высоко ставит талант Гораса.
  — Пожалуй, да, — не слишком уверенно подтвердил Горас.
  — Где я могу найти Джорджа Кэдотта? — небрежно поинтересовался я.
  — В данный момент с ним нельзя встретиться, — с сожалением вздохнул горе-художник.
  — Печально.
  Мы выпили еще джина и на том прикончили бутылку. Я спустился и купил еще одну в магазине на углу.
  Постепенно Горас накачался. О Кэролайн этого нельзя было сказать. Она знала меру и время от времени поглядывала на меня настороженно и испытующе.
  Даттон подошел к телефону. Его язык заметно заплетался.
  — Междугородный разговор, — заявил он телефонистке. — Говорит Горас Даттон, номер Лейквью 6-9857. Мне нужно поговорить с Джорджем Кэдоттом, «Роудсайд-мотель» в Вальехо. Не знаю, в каком номере он остановился, но он зарегистрировался там…
  — Не под своим именем, Горас, — напомнила Кэролайн.
  — Подождите минутку, верно, — сказал он. — Черт возьми, под какой же фамилией он записался? Подождите, я попробую вспомнить…
  — Он не сказал нам фамилии, — снова вступила Кэролайн.
  — Нет, сказал! Мне сказал. А, вспомнил! Чалмерс, Джордж Чалмерс!
  Ответа пришлось подождать пару минут. Не теряя времени зря, Даттон потянулся за стаканом и выпил еще. Потом он отставил стакан, и его лицо оживилось.
  — Хэлло, Джордж, старина! Ты знаешь, что произошло? Я продал «Восход над Сахарой» и наконец-то встретил настоящего знатока живописи. Поверь, он способен распознать талант в человеке… Подожди, Джордж, старина. Я знаю, ты просил звонить тебе только в случае крайней необходимости, но это именно такой случай. Это переломный момент в моей жизни. Это кульминация моей карьеры. Это нечто действительно стоящее! Знаешь что, Джордж? Мне подсказали идею картины, которая наверняка получит премию года. Представь себе, что ты переключаешь зубчатую передачу… Сногсшибательная идея!.. Алло!.. Алло!.. — Даттон постучал по рычагу. — Эй, телефонистка, меня разъединили! — Он прислушался, повесил трубу и, повернувшись к Кэролайн, растерянно промямлил: — Как тебе нравится? Этот сукин сын бросил трубку!
  Мы допили джин. Я рассыпался в извинениях и, пошатываясь, направился к двери, зажав под мышкой драгоценную картину.
  Горас Даттон проводил меня до лифта. Его палец попал на кнопу вызова только с третьего раза. Лифт наконец пришел. Я шагнул в кабину, но Даттон остановил меня:
  — Знаете что, Биллингс?
  — Ну?
  — Я начну писать эту картину прямо сейчас, вечером… Мне пришла в голову великолепная идея насчет дисгармонирующих красок… Знаете что еще?.. Вы подали мне мысль относительно необычных рам. Я вставлю эту картину в восьмиугольную раму, причем все ее стороны будут разной длины. Дисгармонирующие краски и перекошенная рама! Биллингс, вы одно из самых редких явлений на свете, ибо способны вдохновить гения!
  Дверца лифта закрылась.
  Я нашел такси в квартале от «Вистерия Апартментс». Чувствовал я себя отвратительно и зашел в кафе при отеле, выпил три чашки черного кофе. Потом я поднялся в свой номер, лег на кровать, но через десять минут встал и пошел в ванную. Меня вырвало, и сразу же пришло облегчение. Я позвонил горничной и попросил принести еще кофе.
  Только восстановив таким образом пошатнувшееся здоровье, я нашел в себе силы позвонить и заказать разговор с Баркли Фишером.
  — Как дела? — обрадовался он моему звонку.
  — Неплохо, — ответил я. — Собираюсь встретиться с Кэдоттом. Я узнал, где он сейчас находится.
  — Где?
  — В «Роудсайд-мотеле» в Вальехо. Он зарегистрировался там под именем Джорджа Чалмерса.
  — Где вы сейчас?
  Я сказал.
  — Что вы собираетесь ему сказать? — В трубке отчетливо раздался треск его пальцев.
  — Поговорю с ним… — Я пытался подавить возникшую неприязнь к этому человеку.
  — Но что вы ему скажете?
  — Уж я найду что!
  — Лэм, что с вами? — обеспокоенно бубнил Фишер.
  — Со мной все в порядке, — отрезал я. — Кэдотт нашелся. Поверьте, это было нелегко. Я позвонил вам, чтобы сообщить, что мы добились определенного прогресса в вашем деле.
  Повесив трубку, я посмотрел на себя в зеркало. Вытер лицо влажным полотенцем и растянулся на постели. Кофе начал оказывать свое действие, и я был уже почти в форме, но стоило закрыть глаза, как все поплыло передо мной.
  Я взглянул на часы — пять часов дня. Не вставая с кровати, я дотянулся до телефона и заказал разговор с Бертой Кул.
  Вскоре в трубке послышался ее бесстрастный голос. Рассказав ей о положении дел, я добавил:
  — Берта, мне просто хотелось успокоить тебя.
  — В отношении чего?
  — В отношении одной статьи в расходной ведомости. Я потратил пятьдесят семь долларов.
  — Пятьдесят семь баксов за один присест?
  — Да.
  — На что? Твои расходы на джин обычно не превышают пяти долларов, но зачем же накачиваться шампанским?
  — Я купил картину, — сообщил я. — Она называется «Восход над Сахарой», и я вставлю ее в лиловую раму.
  — Это междугородный разговор, пьяный дурак! — завопила Берта. — Переходи к делу. Зачем ты позвонил мне и почему ты пьян?
  — Меня никто не понимает, — ответил я.
  Берта швырнула телефонную трубку на рычаг. Я вызвал телефонистку и попросил ее разбудить меня в семь часов. Итак, в моем распоряжении было два часа отдыха. Потом я поеду в Вальехо и увижусь с Джорджем Кэдоттом.
  Глава 4
  В мою дверь стучали. Сознание медленно возвращалось ко мне. Стук прекратился. Я лежал на кровати, раздумывая, как мне следует поступить. Наверное, стучали не в дверь, а просто в моем мозгу кому-то вздумалось забивать гвозди. Я проснулся от того, что мне показалось, что я должен что-то сделать, но не мог вспомнить, что именно.
  Однако стук в дверь возобновился. На этот раз ошибиться было невозможно. Каждый удар отдавался внутри моего черепа, как револьверный выстрел в запертой комнате. Я с трудом сел и включил лампу, стоявшую на ночном столике возле кровати, потом подошел к двери и открыл ее.
  На пороге стоял Баркли Фишер.
  — Хэлло, Фишер, — сказал я.
  — Что тут с вами происходит? — взволнованно начал он. — Я еле вас добудился! Вы спите так крепко? Вы даже не раздевались…
  — Не до того было, — буркнул я.
  В горле пересохло, а вкус во рту был такой, словно там ночевало коровье стадо. Я посмотрел на часы. Было половина четвертого.
  — А что вы здесь делаете? — спросил я.
  — Я не мог заснуть, — сознался он, — и прилетел ночным самолетом.
  — А что вы сказали жене?
  — Лэм, я солгал Минерве, — торжественно заявил он. — Видите, до чего довела меня эта проклятая история? Мне пришлось солгать Минерве.
  — Печально.
  Я подошел к телефону, снял трубку и спросил:
  — Я просил разбудить меня в семь часов. Почему мне не позвонили?
  — Минутку, — ответил приятный женский голос.
  Наступило молчание, потом голос сказал:
  — Да, мистер Лэм, вы просили разбудить вас в семь часов. Вам не позвонили, потому что еще нет семи. Сейчас половина четвертого.
  — Соедините меня с комнатой обслуживания.
  На этот раз телефонистка сделала то, что я от нее хотел, и я заказал кувшин холодного томатного сока, бутылку острого соуса и пару лимонов. Я улегся в постель, подсунув под спину подушки.
  — Что сказал Джордж Кэдотт? — не унимался Фишер.
  — Я еще не виделся с ним.
  — Но ведь вы сказали мне по телефону, что собираетесь поехать в Вальехо. Почему вы этого не сделали?
  — Главным образом потому, — ответил я, — что просил разбудить меня в семь часов, а дура телефонистка решила, что я имел в виду семь часов утра.
  — А что вы имели в виду?
  — Я имел в виду семь часов вечера. Мне пришлось вчера выпить восемь или десять стаканов джина с приятелем Кэдотта, чтобы узнать, где прячется Джордж, и я хотел перед поездкой в Вальехо пару часов соснуть.
  — И вы проспали?
  — Да.
  Фишер хрустнул пальцами. Его водянистые голубые глаза с упреком смотрели на меня, и даже костяшки на его руках издавали какой-то обвиняющий звук.
  — Я надеялся, что к этому времени уже все удалось уладить.
  — Кэдотт прячется. Мне пришлось предпринять героические усилия, чтобы узнать его адрес.
  — Почему он прячется?
  — Ваша приятельница Лоис Марлоу посоветовала ему забраться в какую-нибудь нору и не высовывать носа.
  — А почему она посоветовала ему это?
  — Надеюсь выяснить это в самое ближайшее время, — ответил я. — Она хотела вывести его из игры, и ей это удалось.
  Фишер пролепетал с несчастным видом:
  — В данный момент, Лэм, Кэдотт, возможно, пишет письмо Минерве. Он может даже просто снять трубку и позвонить. Он опасен. Мы не имеем права терять ни секунды.
  — Хорошо. Чего вы от меня хотите? Чтобы я позвонил этому парню в четыре часа утра и сказал: «Послушайте, Кэдотт, вы не должны причинять хлопот Фишеру, потому что это грозит ему многими осложнениями». Такая тактика будет ему только на руку, он поймет, что вы боитесь его, уверует в свою силу и начнет пользоваться ею. Кэдотт — это ревнивый фанатик, который жаждет переделать мир.
  — Что же нам делать? — упавшим голосом спросил Фишер. — Как помешать ему связаться с Минервой?
  — У меня есть одна идея, но я буду обсуждать ее только после того, как получу свою кварту томатного сока.
  Фишер расхаживал по комнате и трещал пальцами. Этот звук напоминал пистолетный выстрел.
  — Вы сняли комнату? — спросил я.
  — Нет.
  — Так снимите.
  — Я не могу спать.
  — Зато я могу.
  — Вы уже достаточно спали, — тоном обвинителя сказал он.
  — Скажу больше, — ответил я. — Я купил картину.
  — Картину?
  — Совершенно верно. Я купил ее на ваши деньги. Она стоила пятьдесят семь долларов. Ее автор — Горас Даттон, и она называется «Восход над Сахарой». Хотите взглянуть?
  Он посмотрел на меня как на помешанного.
  Я подошел к столу и развернул картину.
  — Боже мой! — воскликнул он, отступив назад. — И вы купили это?
  — Совершенно верно. Это был единственный способ узнать адрес Кэдотта. Кроме того, мне пришлось купить бутылку джина и выпить ее вместе с автором этого шедевра.
  В дверь постучали. Это официант принес заказ. Постукивание льда в кувшине с томатным соком показалось мне сладчайшим звуком на свете.
  Я налил сок в большой стакан, опустил туда лед, капнул немного острого соуса, выжал лимон и стал с наслаждением поглощать это жидкое пламя.
  Фишер продолжал пялиться на картину Даттона.
  — Хотите? — Я указал на сок.
  Он покачал головой.
  — Перед тем как подняться сюда, я выпил кофе. Мне ничего не хочется. Лэм, все-таки меня беспокоит это дело.
  — Еще бы!
  — Мы должны выиграть время.
  Я кивнул.
  — Ну вот, — наступал он, — вы говорите, шантажисты действуют с перерывами, так сказать, в рассрочку. Первая плата является первым взносом.
  Я снова кивнул.
  — Но мы ведь можем уплатить и тем самым выиграть время, — сказал он.
  Я сделал себе еще одну порцию томатного коктейля.
  — Вся беда, Фишер, в том, что это не шантаж.
  — А что же это такое?
  — Я еще не разобрался окончательно, но, по-моему, это проблема для психоаналитика.
  — Что вы имеете в виду?
  — Мне кажется, Кэдотт чем-то обеспокоен. Он считает себя грешником. Поэтому у него выработался комплекс, в силу которого он стремится обнародовать грехи других людей и тем самым убедить себя, что он ничуть не хуже остальных. Психоаналитики, наверное, подберут этому название, я его не знаю. Я называю это попыткой искупления некоей вины. Кэдотт в каком-то смысле ведет крестовый поход против порочного мира.
  — Ну и что? — не понял Фишер.
  — Когда совесть так мучает человека, он готов исповедоваться любому, кто захочет его выслушать. Я не удивлюсь, если смогу уговорить Кэдотта рассказать мне, что именно его беспокоит.
  — И тогда мы бы поменялись ролями. Кэдотт был бы в наших руках под угрозой разоблачения?
  — Нет, я не имел это в виду. Мне кажется, что, если бы Кэдотт облегчил свою душу, он бы успокоился и стал принимать жизнь такой, какая она есть, а не старался бы изменить ее. Тогда бы он перестал терзать Лоис и сам не мучился.
  — Должно быть, Лэм, вы располагаете информацией, которой у меня нет.
  — А почему бы и нет? Ведь вы меня за тем и наняли.
  — Можете не напоминать мне об этом, — сказал он.
  — Подумайте сами. Живет парень с довольно-таки строгими нравственными принципами, влюбленный в мисс, которой нравится общество, смех, разнообразие. По большей части он нормальный человек со всеми своими достоинствами и недостатками, а потом вдруг становится мрачным, непреклонным реформистом-фанатиком. Он считает, что вы поставили Лоис Марлоу в двусмысленное положение, и пишет письмо, в котором угрожает испортить вашу репутацию. Он собирается разоблачить вас, с тем чтобы Лоис Марлоу покаялась в своих грехах, а вы признались в измене жене. Я приезжаю повидаться с ним, а он прячется. Ну как все это согласуется?
  — Не знаю, — признался Фишер.
  — Я тоже не могу придумать этому никакого объяснения, кроме моей теории. Парень эмоционально неустойчив. Вероятно, он угрожал не только вам, но и другим мужчинам.
  — И что из всего этого следует?
  — Многое. Зависит от того, как именно он поступал с другими испорченными — с его точки зрения — людьми. — Я отпил немного сока.
  — Что ж, признаю, ваша идея звучит правдоподобно, — после некоторой паузы произнес Фишер. — Но мне кажется, разумнее было бы заплатить этому человеку.
  — Ладно. Поедем к нему вместе. Если это шантаж, вы подождете, пока мы не придем к соглашению. Лично я думаю, что это не шантаж… Где ваш чемодан?
  — Внизу. Я сниму номер и зайду к вам часов в восемь. Мы позавтракаем и поедем в Вальехо.
  Я покачал головой:
  — Заходите ко мне в половине восьмого. Мы позавтракаем и выедем отсюда в восемь.
  — Хорошо, тогда до половины восьмого.
  Фишер ушел. Я разделся, залез в ванну с теплой водой, помок в ней минут двадцать, затем принял душ, вытерся насухо и побрился. Мой костюм был помят, и я вызвал дежурного и попросил отгладить его и занести обратно в комнату без пятнадцати семь.
  Потом я допил томатный сок.
  «Восход над Сахарой» раздражал мой тонкий художественный вкус и вызывал неприятные воспоминания. Я повернул картину к стене, послал рассыльного за газетами и почитал немного, а потом подремал, пока ровно в семь утра меня не разбудил звонок телефонистки. Я извлек из чемодана свежее белье и рубашку, а грязное отдал в стирку. Слуга принес мне выглаженный костюм. Одевшись и приготовившись к новой встрече с клиентом, я спустился в бар.
  Фишер уже сидел за стойкой и пил кофе.
  — Доброе утро, — как можно приветливее произнес я. — Вы меня опередили.
  — Я не мог заснуть. — Он печально посмотрел на меня.
  — И давно вы здесь сидите?
  — Бар открылся в шесть тридцать. Я здесь с открытия.
  — Будете завтракать?
  Он покачал головой:
  — Только кофе.
  Я сел на свободный табурет рядом с ним и сказал официантке:
  — Апельсиновый сок, чернослив, яичницу с ветчиной. Счет — этому джентльмену.
  Фишер подал пустую кофейную чашку через стойку и попросил:
  — Еще кофе.
  — Лучше бросьте это, — посоветовал я. — Кофе только взвинчивает нервы, а вы и без того уже возбуждены сверх всякой меры. Лучше съешьте яичницу.
  Фишер скорчил гримасу отвращения.
  — Даже думать о еде противно.
  Я же быстро управился с завтраком. Официантка принесла Фишеру счет. Он расплатился, оставив двадцать пять центов на чай. Я вынул из кармана серебряный доллар и положил на стойку:
  — Это за то, что вы надоедали ей с раннего утра.
  Он посмотрел на монету.
  — Пожалуй, вы правы. — Он сунул в карман свои двадцать пять центов.
  — Держу пари, что прав, — ответил я, добавив к доллару еще пятьдесят центов.
  Официантка молча наблюдала за этими манипуляциями. Она улыбнулась мне и посмотрела на Баркли Фишера как на марсианина.
  Он вышел из бара, треща пальцами.
  — Как мы поедем? — спросил он.
  — Я взял напрокат машину.
  Нам пришлось прокладывать путь в потоке встречных автомобилей, вливавшихся в город со стороны залива. Потом мы выбрались на автостраду и взяли довольно высокую скорость. Вскоре мы прибыли в Вальехо, и я без труда нашел «Роудсайд-мотель».
  — Мы будем его искать под вымышленным именем? — спросил Фишер.
  — Не говорите глупостей, — ответил я. — Мы вообще ни у кого ничего не будем спрашивать. Мне известно, что он водит спортивную машину и зарегистрировался под фамилией Чалмерс. Сперва надо просто осмотреться.
  В этот утренний час мотель уже покинула добрая половина постояльцев, и горничные убирали номера.
  Я посоветовал Фишеру расправить плечи и напустить на себя уверенный вид.
  — Первая заповедь сыщика, — сказал я ему, — ни в коем случае не показывать окружающим, что вы что-то ищете. Надо вести себя так, как будто вы хорошо знаете, куда и зачем идете. Потому что, если вы будете суетиться, вас могут остановить, чтобы помочь, и тогда запомнят. Вы должны идти целеустремленно, но без особой спешки. Если вы не нашли то, что искали, поспешите отойти, как будто что-то забыли.
  Идя по подъездной аллее, я увидел спортивную машину рядом с дверью 24 номера.
  — А теперь что? — засыпал меня вопросами Фишер. — Мы нашли этого парня, и что это нам даст?
  — Теперь мы с ним поговорим.
  Мы подошли к двери его номера, и я постучал. Никто не ответил. Я постучал сильнее. Тот же результат.
  — Наверное, он завтракает, — предположил я. — Пойдем посмотрим.
  Мы зашагали мимо конторы мотеля к ресторану.
  — Вам известно, как он выглядит? — спросил Фишер.
  — Я думаю, что смогу его узнать, — ответил я. — Самоуверенный и нетерпимый фанатик… У него высокие скулы, густые волосы, горящий напряженный взгляд и слабый безвольный рот. Движения резкие, нервные, нетерпеливые.
  Мы зашли в ресторан. Фишер взял себе чашку кофе, а я тост с корицей и чашку шоколада.
  Медленно, осторожно я принялся разглядывать посетителей ресторана. Среди них не было Джорджа Кэдотта, если только я не ошибся в определении внешности этого парня.
  Мы вернулись к номеру Кэдотта.
  — Может, он был в ванной, — сказал я. — Постучим еще раз.
  Я громко постучал в дверь. Опять никто не ответил. Я повернул ручку двери и толкнул ее.
  — Эй, эй! Что вы делаете! — запротестовал Фишер.
  — Хочу заглянуть.
  Дверь бесшумно распахнулась. Фишер отступил.
  — Тут я вам не союзник, — сказал он.
  — Тогда подождите у двери.
  Это меня вполне устраивало, потому что хотелось поговорить с Кэдоттом без свидетелей, да и Фишер не будет трещать пальцами у меня под ухом.
  Войдя в номер, я мягко закрыл за собой дверь и постоял немного, пока глаза не привыкли к полумраку.
  Кровать была не тронута, очевидно, этой ночью на ней не спали. Чего-чего, а этого я никак не предполагал.
  Я обошел кровать, направляясь к ванной, и вдруг заметил пару ног в ботинках. Я подошел ближе. Это были в высшей степени красноречивые ноги. Рассказанную ими историю я до сих пор не могу вспоминать без содрогания.
  На полу лежало тело убитого мужчины. Мертвец был полностью одет. Крови вытекло немного. Я разглядел только красное пятнышко на груди и маленькую лужицу на толстом ковре.
  У меня не было никаких сомнений в том, что я вижу Джорджа Кэдотта, и в том, что он мертв. Это был мужчина с шапкой густых черных волос, которых давно не касались ножницы парикмахера. У него было скуластое лицо с безвольным подбородком. Его глаза были закрыты, рот разинут. Состояние его одежды не обнаруживало следов борьбы. Все было в порядке. Под полой пиджака мужчины виднелся кожаный футляр для ключей. Я поднял его и сунул себе в карман.
  Вернувшись к двери, я вытер носовым платком ручку, вышел из комнаты, закрыл дверь и вытер ручку с внешней стороны, спрятав платок в кулаке.
  Фишер прогуливался по двору, старательно делая вид, что он видит меня впервые в жизни.
  Я быстро подошел к нему и сказал:
  — Пойдемте отсюда.
  — Что он сказал? — спросил Фишер.
  — Его нет в номере, — ответил я. — Я не стал осматривать комнату, а просто взглянул от двери.
  — О, значит, он не спал.
  — Его постель вообще не тронута.
  — Черт бы его побрал!
  — Совершенно с вами согласен.
  — Но ведь его машина здесь. Он не мог отойти далеко. Не лучше ли справиться у администратора?
  — Нет, не лучше.
  — Что же нам теперь делать?
  — Мы вернемся в город.
  — Не понимаю, — возразил Фишер. — Мы ведь проделали неблизкий путь, ехали сюда, чтобы повидаться с Кэдоттом, а теперь вы заявляете, что мы возвращаемся обратно.
  — Верно, мы передумали.
  — Не понимаю почему.
  — Вы и не должны все понимать, — заметил я. — По сути дела, это вы уговорили меня ехать сюда.
  — Я ничего не мог поделать с собой. Мне хотелось быть на линии огня. Ожидание было просто невыносимо. Скажите, Лэм, вам не кажется, что Кэдотт уже осуществил свою угрозу и написал Минерве?
  — Не знаю.
  — Мы должны связаться с ним и остановить.
  — Думаю, что я остановил его, — сказал я.
  — Каким образом?
  — Я встретился с Лоис Марлоу и рассказал ей, кто я такой и зачем приехал.
  — Вы думаете, она передала это ему?
  — Иначе зачем ему было срочно приезжать сюда и регистрироваться под вымышленной фамилией?
  — Да, это верно, — признал Фишер.
  — Итак, я отвезу вас в оклендский аэропорт, — сказал я, — и вы вернетесь домой с первым самолетом.
  — Но я хочу быть с вами! Я приехал сюда для этого.
  — Вы вернетесь, — настаивал я. — Вы только мешаете мне работать.
  — Я не могу сразу ехать в Окленд. Мой чемодан остался в отеле.
  — Хорошо, забирайте чемодан и первым же самолетом летите на юг.
  Фишер подозрительно посмотрел на меня:
  — Кажется, вы имеете обыкновение неожиданно менять свои планы.
  — Совершенно верно, — ответил я. — Когда вы узнаете меня поближе, увидите, что за мной водится эта странность.
  Глава 5
  Я не знал, сколько времени у меня в распоряжении, но понимал, что дорога каждая минута. В лучшем случае у меня в резерве один час. Скоро какая-нибудь горничная обнаружит труп Кэдотта, затем полиция проверит регистрационный сертификат машины и найдет квартиру Кэдотта.
  Третий ключ в связке, которую я поднял около трупа Кэдотта в мотеле, легко повернулся в замке, и я открыл дверь его квартиры.
  Как правило, в квартире холостяка всегда стоит специфический запах табачного дыма и пепельниц. Я уже не раз замечал это. Квартира Кэдотта не была исключением.
  Я быстро огляделся.
  На полках стояли книги по метафизике, а также монографии с названиями вроде «Колесо судьбы», «Философия Востока» и «Искупление и карма».
  Письменный стол был заперт, но я открыл его ключом из связки. Здесь царил образцовый порядок. В одном ящике лежали по алфавиту папки с документами, в другом — конверты, марки, копировальная бумага. На столе стояла портативная пишущая машинка без чехла.
  Я вытащил папку с буквой «Ф» и нашел второй экземпляр письма, полученного Фишером. Но следующая находка заставила меня похолодеть. Это была копия послания, написанного два дня назад и отправленного на домашний адрес миссис Баркли Фишер с пометкой «Конфиденциально, в собственные руки».
  Я внимательно прочел его:
  «Уважаемая миссис Фишер!
  Прошу вас понять, что я не сплетник и не любитель совать нос в чужие дела. Я человек, посвятивший свою жизнь тому, чтобы сделать мир, в котором мы живем, чище и светлее.
  Лоис Марлоу, проживающая в Сан-Франциско в „Вистерия Апартментс“, — прекрасная девушка, но она слишком любит удовольствия, праздную жизнь и не научилась еще ценить вечные добродетели.
  Я пытаюсь заставить ее понять одну истину: что посеешь, то и пожнешь. Законы судьбы непоколебимы. Все наши дела взвешиваются на весах вечности.
  Пять лет назад я женился на Лоис Марлоу. Тогда она была милой, неискушенной девушкой. Мы не поладили, и она уехала в Рино и развелась со мной.
  С тех пор она медленно, но неуклонно опускается все ниже и ниже. Она думает только о праздности и развлечениях. Она идет по жизни с внешностью зрелой женщины, но с умом подростка.
  Я слишком хорошо отношусь к ней, чтобы позволить этому продолжаться.
  Почему я пишу вам обо всем этом? Дело в том, что ваш муж провел с ней ночь, когда приехал во Фриско на конференцию. Я чувствую себя обязанным защитить Лоис Марлоу от себя самой. При обычных обстоятельствах я не стал бы возлагать всю вину на вашего мужа, но я навел справки и узнал, что он взял на себя ответственность за воспитание усыновленного ребенка, и мое чувство справедливости требует, чтобы власти выяснили, насколько он подходит для роли отца.
  Теперь я в силах доказать, что предприниматель Карл Иенсен использует секс для привлечения покупателей своей продукции. Молодые женщины получают деньги за то, что пятнают свою репутацию, помогают Иенсену продавать моторы фирмы „Иенсен трастмор“.
  Иенсен уже получил одно мое предостережение. Больше я не буду предостерегать его… Человек несет моральную ответственность перед обществом. Ваш муж согрешил. Кто может поручиться, что он не согрешит еще и еще раз?
  Пусть правосудие свершится.
  Я сложил копии обоих писем и сунул в карман, потом, бросив взгляд на часы, быстро обыскал стол. Я знал, что рискую, но это неизбежно в нашем деле.
  Найдя тетрадь в кожаном переплете, я быстро ее просмотрел. Это был дневник. Его я тоже сунул в карман. Других заинтересовавших меня записей там не оказалось.
  Стерев следы своего пребывания, я вышел из квартиры. В ближайшем магазине купил портфель и положил туда дневник, копии писем и ключи.
  Я поехал на такси на вокзал, оставил портфель в камере хранения, а ключ от ячейки положил в конверт и отдал официантке в кафе, попросив сохранить для меня.
  С этого момента я был чист. Меня могли обыскать, но ничего бы не нашли.
  Оставив взятую напрокат машину на стоянке, я снова взял такси и поехал в «Вистерия Апартментс». Мне хотелось видеть Лоис Марлоу в тот момент, когда она узнает о случившемся.
  Я на цыпочках прошел мимо двери Даттонов. Из-за нее доносился аппетитный запах кофе: супруги завтракали.
  Я нажал кнопку звонка квартиры номер 329.
  — Кто там? — спросила через дверь Лоис.
  Я назвался.
  Она явно колебалась, потом я услышал звук отодвигаемой задвижки и звяканье цепочки. Дверь открылась.
  На пороге стояла Лоис Марлоу в легком домашнем халатике и туфлях без задников. Больше на ней, по всей видимости, ничего не было, если не считать лучезарной улыбки.
  — Чертов детектив, — невозмутимо произнесла она. — Даже не даете возможности одеться.
  — Вы вполне одеты, — возразил я.
  — Не одета, а еле прикрыта.
  — Будем разговаривать в коридоре или вы позволите мне войти?
  — Есть другая возможность.
  — Какая?
  — Мы вообще не будем разговаривать.
  Я улыбнулся и простодушно сказал:
  — Я пришел уплатить долг.
  — Какой еще долг?
  — Вы держали пари, что мне не удастся найти Джорджа Кэдотта. Я утверждал обратное. И вот теперь я собираюсь домой.
  — Значит, вы не нашли его?
  — Иначе разве я стал бы расплачиваться?
  — На что мы спорили?
  — Не помню, — ответил я.
  — Входите, — милостиво посторонилась Лоис, — меня всегда интересовали джентльмены, готовые заплатить проигранное пари. Я, признаться, не люблю упускать того, что само плывет мне в руки. И все-таки, что вы задумали?
  — Я могу угостить вас выпивкой, — предложил я.
  Через приоткрытую дверь мне была видна ее спальня с незастеленной кроватью. Лоис закрыла дверь и уселась на кушетку, положив ногу на ногу. Проследив за направлением моего взгляда, она сказала:
  — Длинные ноги, не правда ли, Дональд?
  Она безуспешно попыталась натянуть халат на колени, потом сказала:
  — О, черт с ним. Думаю, вы не в первый раз видите женские ноги.
  Она закурила сигарету, с наслаждением выдохнула дым. Некоторое время мы молчали.
  — Хотите кофе?
  — Угу.
  — О’кей, только докурю сигарету. И постараюсь понять, что у вас действительно на уме.
  — Уплатить вам проигрыш, — повторил я. — Помните?
  — Помню, — кивнула она. — Но это только начало шахматной партии.
  — Если я оплачу свой долг, вы скажете мне, где Джордж Кэдотт?
  — Мне это неизвестно. Я велела ему исчезнуть.
  — И он исчез?
  — Как видите.
  — Очевидно, вы правы. Меня только интересует, почему он с такой быстротой послушался вас.
  — Я предупредила его, что им интересуется сыщик.
  — И это обеспокоило его?
  — Да.
  — Почему, вы можете сказать?
  — Послушайте, Дональд, дайте мне посидеть немного спокойно, наслаждаясь сигаретой. Потом я поставлю кофейник, а вы займетесь яичницей и беконом, пока я оденусь. После завтрака мы обо всем поговорим.
  — Хорошо, — согласился я. — Сидите и докуривайте вашу сигарету. Однако у меня есть вопрос, который мне хотелось бы задать до кофе.
  Лоис затянулась сигаретой и внимательно посмотрела на меня:
  — Какой?
  — Что заставило Джорджа Кэдотта предпринять столь рискованную обличительную кампанию против вас?
  Она улыбнулась.
  — Это вопрос стоимостью в шестьдесят четыре тысячи долларов. — Она погасила сигарету. — Пожалуй, я поставлю кофейник.
  Лоис встала и прошла в кухню. Я получил возможность полюбоваться ее спиной.
  Я слышал, как она наполняет кофейник водой и ставит его на плиту. Затем Лоис вернулась.
  — Я люблю процеженный кофе, — сказала она.
  — Я тоже.
  — У меня всегда есть хороший кофе. Теперь я пойду оденусь. Вы последите…
  — За тем, как вы будете одеваться?
  — Не валяйте дурака. За кофе, конечно.
  Лоис прошествовала в спальню, ногой захлопнув дверь. Она приоткрылась от толчка, но Лоис не подумала закрыть ее, и я мельком увидел, как она сбросила халат, и солнце осветило ее тело.
  — Вы следите за кофе, Дональд? — крикнула она.
  — Нет. Кофе, за которым следят, никогда не закипает.
  Она высунулась в дверь. На ней была одна комбинация.
  — Ваша рубашка просвечивает, — заметил я.
  Оглядев себя, Лоис рассмеялась:
  — Некоторые рубашки не просвечивают, Дональд.
  — Что вы имеете в виду? — спросил я.
  Она улыбнулась и сказала:
  — Догадайтесь сами. Вы ведь сыщик. Я просто хочу, чтобы вы знали, что некоторые из моих рубашек не просвечивают… по крайней мере, я на это надеюсь. А теперь отправляйтесь на кухню и следите за кофе. Бекон и яйца в холодильнике.
  Я помыл руки в кухонной раковине и вытер их бумажным полотенцем. Отыскав бекон и яйца, я стал поджаривать мясо на медленном огне. Когда бекон начал подрумяниваться, я наклонил сковороду так, чтобы лишний жир стек в пустую жестянку. Затем я разбил в миску шесть яиц. Когда бекон поджарился, я выложил его на бумажное полотенце, чтобы оно впитало жир, влил в яйца немного сливок, взбил смесь и выплеснул ее на сковородку. Яичница уже начинала густеть, когда в кухню вошла Лоис и встала рядом со мной.
  — Как дела? — поинтересовалась она.
  — Прекрасно, если вы любите яичницу-болтунью.
  — Люблю.
  — А если добавить чуть-чуть паприки?
  — Можно с паприкой.
  — А капельку вустерширского соуса?
  — Можно и вустерширского.
  — Теперь попробуйте.
  — Соль, перец? — спросила она.
  — Соль. О’кей. И самую чуточку черного перца, чтобы он не забивал аромат паприки.
  — Но ваш бекон остынет!
  — Как только я выложу яичницу на тарелку, я опять кину бекон на сковородку, чтобы подогреть его перед подачей на стол.
  — Вы, должно быть, женаты, Дональд?
  — Нет.
  — Тогда откуда у вас такие познания в кулинарии?
  — Разве это признак женатого человека?
  — Приготовление завтрака — да. Женившись, мужчина обнаруживает, что его жена любит утром понежиться в постели. Кроме того, выясняется, что, если она не выпьет кофе, у нее целый день болит голова и плохое настроение. Это приводит его на кухню. А уж раз он туда попал, то скоро приучается класть бекон и яйца на сковородку.
  — И делает все это в лучшем виде?
  — Ага.
  — А вы не думали о том, чтобы научить готовить Джорджа?
  — Дальше будет видно.
  — Чем вызвано появление у Джорджа комплекса обвинителя?
  — Ведь если я вам скажу, вы будете это знать, не так ли?
  — Логично.
  Лоис наблюдала за тем, как я ловко перевернул яичницу, потом выложил ее на тарелку, а на освободившуюся сковородку бросил ломтики бекона.
  — А если вы узнаете, то будете так поражены, что вряд ли придете в себя до Рождества.
  — Меня трудно поразить. Как насчет тостов?
  — С удовольствием.
  — Тогда приготовьте их сами. Вон там у вас стоит электрический тостер.
  Она рассмеялась и занялась тостами, время от времени испытующе поглядывая в мою сторону.
  Я подождал, пока хлебцы подрумянятся и Лоис смажет их маслом. Потом я поставил тарелку с яичницей в окружении ломтиков бекона на маленький кухонный столик.
  Мы сели. Лоис налила две чашки кофе. Я положил себе немного яичницы.
  — Вы не слишком голодны, — заметила Лоис.
  — Это мой второй завтрак или третий — сбился со счета.
  — Я сразу поняла: вы та самая птичка, которой достается первый червячок.
  Она отпила кофе, положила себе яичницу, попробовала бекон и подцепила на вилку большой кусок.
  — Черт возьми, Дональд. Из вас вышел бы прекрасный муж.
  — Боюсь, что нет, — возразил я. — Я слишком груб. Я выволок бы жену из постели, задал бы ей трепку и велел приготовить завтрак, пока я бреюсь.
  — Нет, вы бы так не сделали. Если бы женщина хорошо относилась к вам, то и вы были бы на редкость милы.
  — Может быть.
  Поглощая еду, она одновременно изучала меня. Я ей не мешал.
  — Держу пари, что вы прямой человек, Дональд. — Лоис заговорила первой.
  — Хотите испытать меня?
  — Подумаю. Так с чего мы начали?
  — Для начала ответьте мне, любили ли вы Джорджа Кэдотта, когда выходили за него замуж? — сделал выпад я.
  Лоис в этот момент подносила к губам чашку, но вдруг резко, со стуком поставила ее на блюдце.
  — Вот как обстоит дело? — не смогла она скрыть своего удивления.
  — Так любили или нет? — допытывался я.
  Лоис глубоко вздохнула:
  — Думала, что любила.
  — Что же произошло потом?
  — Джордж изменился.
  — Что заставило его измениться?
  Она посмотрела на меня, раздумывая, достоин ли я ее откровенности, потом четко выговорила:
  — Он убил своего деда.
  Мне с великим трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица.
  — Я знала, что это поразит вас, — поняла она мое состояние.
  — Давайте уточним, — начал я, — Кэролайн Даттон — двоюродная сестра Джорджа?
  — Правильно.
  — Она и Джордж получили наследство после смерти деда?
  — Деньги учрежденного дедом трастового фонда. По условиям траста Джорджу причиталось вдвое больше, чем Кэролайн.
  — Но оба они получили деньги после смерти деда?
  — Да.
  — Вы считаете, что он был убит?
  — Меня при этом не было.
  — А как насчет Кэролайн? Она знает об этом?
  — Разве она стала бы молчать, если бы знала?
  Я был поражен больше, чем ожидал, и неосмотрительно сказал:
  — Она такой человек, что… — Но тут же спохватился: — Если она такой человек, как вы описывали, то тогда…
  — Черт меня возьми! — перебила меня Лоис.
  — В чем дело? — спросил я.
  — Дональд, вы дьявол! Держу пари, что это были вы!
  — О чем вы говорите? — спросил я, понимая, что допустил большую ошибку.
  — Кэролайн и Горас заглянули ко мне вчера вечером, — сказала она. — Они были в стельку пьяны и говорили о величайшем повороте в их судьбе. Картину Гораса купил некий знаток искусства и… Черт возьми! Дональд, это были вы?
  — Кто?
  — Тот парень, который купил картину. Не отпирайтесь. Есть что-то в выражении вашего лица, в том, как вы оборвали себя, когда заговорили о Кэролайн, что подсказало мне это. Вам не хотелось, чтобы я знала о вашем знакомстве с ней. Дональд, если вы сделали это, то это грязная недостойная шутка. Это жестоко. Сейчас Горас пребывает буквально на седьмом небе.
  — Это замечательно, — возразил я. — Художник работает более активно, если чувствует прилив энтузиазма. Человек искусства способен горы свернуть, если в нем поселить уверенность в том, что он в силах создать нечто такое, что взбудоражит весь мир. А теперь расскажите мне, почему вы считаете, что Джордж убил своего деда?
  — Подождите минуту! — прервала меня Лоис. — Давайте все выясним. Если вы тот самый покупатель — а я думаю, что так оно и есть, — и если Горас узнает, что вы детектив и купили у него картину только для того, чтобы выведать местопребывание Джорджа, то это разочарование совершенно лишит его сил. Узнать об этом будет для него равносильно прыжку с крыши двадцатиэтажного дома.
  — Но ведь мы не расскажем ему, правда, Лоис?
  — Не должны. Ответьте мне, это были вы, Дональд?
  — Не знаю, — сказал я.
  — Не надо держать меня за дурочку. Я ведь рассказала вам о Джордже. Теперь ваша очередь.
  — Ну ладно, — сдался я. — Это сделал я.
  — Вам хотелось узнать, где находится Джордж?
  — Верно.
  — Я ненавижу вас. Вы останетесь здесь, чтобы помочь мне помыть посуду, а потом уберетесь навсегда из моей квартиры и из моей жизни!
  — Подождите. — Я пытался образумить разбушевавшуюся Лоис. — Я не причинил никому никакого вреда.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Я дал Горасу вдохновляющий толчок под зад. Он теперь будет писать как сумасшедший. Я подсказал ему парочку недурственных тем.
  Лоис задумалась.
  — Вчера он действительно сказал мне, что его осенила гениальная идея. Был, правда, сильно на взводе, но собирался с утра, как только протрезвеет, приняться за работу.
  — Если вы не проговоритесь, то он, возможно, однажды проснется знаменитым.
  — Но он уверен, что вы знаток искусства или коллекционер, путешествующий инкогнито.
  — Может быть, он и прав. Почему бы детективу не быть ценителем искусства?
  — Вы спрашивали его о Джордже?
  — Не прямо.
  — Значит, вы направили разговор в это русло. Неужели вы довели Гораса до того, что он позвонил Джорджу, чтобы сообщить ему свои новости?
  — Что-то в этом роде.
  — Вы мерзавец!
  — Вы говорите совсем как Берта Кул, — заметил я.
  — Разве она называет вас так?
  — Да.
  — Держу пари, что она относится к вам с материнской нежностью.
  — Нет. Она терпеть меня не может. Так что вы говорили насчет Джорджа и его дела?
  — Мне не следовало рассказывать вам об этом, Дональд.
  — Однако теперь поздно идти на попятную.
  — Не смейте на меня давить, я вам больше ничего не скажу.
  В дверь громко постучали.
  — Кого там еще черти принесли? — раздраженно сказала Лоис, направляясь к двери.
  — Какой-нибудь нетерпеливый приятель, — предположил я.
  — У меня нет приятелей, которые испытывают нетерпение по утрам. Они приберегают его на более позднее время. Я уже, кажется, говорила, что утром люблю выкурить сигарету, выпить кофе и спокойно позавтракать.
  Она открыла дверь. Мужской голос произнес:
  — Вы знаете Джорджа Кэдотта?
  — Нет, черт возьми! — ответила Лоис, пытаясь закрыть дверь.
  — Минутку, сестренка! — сказал мужчина. — Взгляните на это.
  — Ого! — удивилась Лоис.
  — Так как насчет Джорджа Кэдотта?
  — Он въелся мне в печенки.
  — Больше он не станет вам досаждать, — заявил мужчина. — Он умер.
  — Что?! — воскликнула Лоис.
  Мужчина вошел в квартиру.
  — Что вы делаете? Завтракаете?
  — Да.
  — Я тоже, пожалуй, выпью кофе. — Вновь пришедший направился прямиком на кухню.
  Я со старательно изображаемым спокойствием допивал кофе.
  — А это кто? — поинтересовался мужчина. — Ваш приятель?
  — Не ваше дело!
  — Нет, мое.
  — Послушайте, — набросилась на него Лоис. — Это правда насчет Джорджа?
  Мужчина подошел ко мне. Я узнал его — это был детектив из местной полиции.
  — Кто вы и что здесь делаете? — Он показал мне значок.
  — Успокойтесь, — остудил его я. — Меня зовут Дональд Лэм. Я частный сыщик из Лос-Анджелеса. Вот моя визитная карточка, а вот удостоверение. — Я бросил документ на стол.
  — Чем вы здесь занимаетесь?
  — Пытаюсь добыть сведения о Джордже Кэдотте.
  — Зачем?
  — Мне нужно поговорить с ним.
  — О чем?
  — Если он мертв, то это неважно.
  — Послушай, приятель, — настаивал полицейский, — мы здесь не любим частных сыщиков из Лос-Анджелеса.
  Я как ни в чем не бывало откинулся на спинку стула.
  — Меня не интересует, что вы любите, а что нет. — Я встал. — У меня есть лицензия на право работы в этом штате, вы задали мне вопрос, и я ответил. Я не собираюсь выбалтывать тайны наших клиентов. В таком тоне вы будете разговаривать только с моим адвокатом. А теперь я ухожу.
  — Полегче, — не отставал детектив.
  — Вам тоже было бы полезно помнить об этом.
  — Ты говоришь слишком громко для своего размера пиджака, — развязно заявил он.
  — А кто-то говорит слишком громко для своего размера шляпы, — вмешалась Лоис.
  Офицер свирепо смерил меня взглядом.
  — Как давно ты в Сан-Франциско, Лэм?
  Я ответил.
  — Где ты остановился?
  Я опять ответил.
  — Что ты еще здесь сделал?
  — Я нанял машину.
  В его глазах неожиданно зажегся огонек заинтересованности.
  — Вот как! — протянул он. — Тогда ответь мне на один вопрос. Название «Роудсайд-мотель» в Вальехо говорит тебе что-нибудь?
  — А в чем дело?
  — Кто-то приезжал на наемной машине в этот мотель, и нам очень хотелось бы знать, кто это был.
  — Почему?
  — Потому что, судя по всему, человек, приехавший в той машине, и убил Джорджа Кэдотта.
  Я старался сохранить на лице безразличное выражение. Офицер внимательно смотрел на меня.
  — Ты поражен этим, Лэм?
  — Мне бы не хотелось думать, что вы здесь настолько лишены понятия о гостеприимстве, что приписываете местные убийства приезжим детективам, — съязвил я.
  — Не беспокойся, напрасно мы тебе ничего не припишем. Мы здесь действуем честно, но не любим, когда кто-то путается у нас под ногами. Понятно?
  Я кивнул.
  В дверь позвонили. Лоис вскочила с места.
  — Это, наверное, моя соседка.
  — О’кей. Хочу взглянуть и на соседку, — сказал офицер. — Я объявил все новости, которые должен был объявить. Пойдем в соседнюю комнату, Лэм, будет лучше, если ты побудешь у меня на глазах.
  Мы перешли в гостиную.
  — За мной не надо следить, — заметил я. — Я не собираюсь удирать.
  — Вот это правильно, — одобрил полицейский. — Меня зовут Мортимер Эванс. Наш отдел по расследованию убийств работает над делом вместе с полицией Вальехо.
  Лоис Марлоу открыла дверь.
  Послышался голос Кэролайн Даттон:
  — Лоис, простите, что я беспокою вас так рано, но у нас закончился сахар. Горас работает как одержимый, и я хотела приготовить ему кофе. У вас не найдется… О, мистер Биллингс, как вы здесь оказались?
  — Сейчас я дам вам сахар, — поспешила сказать Лоис.
  Эванс посмотрел на меня, потом на Кэролайн Даттон.
  — Биллингс? — спросил он.
  — Да, Биллингс, — ответила Кэролайн. — Коллекционер, любитель живописи… Конечно, это он. Вчера он купил картину моего мужа.
  Лоис Марлоу вышла из кухни с сахарницей в руках.
  — Неужели? — спросила она.
  Эванс полез в карман и предъявил Кэролайн значок.
  — Входите и садитесь, — пригласил ее он. — И расскажите мне об этом Биллингсе.
  — Мы мало знаем его, — затараторила она. — Но он купил картину моего мужа «Восход над Сахарой».
  — А кто ваш муж?
  — Горас Даттон.
  Эванс повернулся к Лоис.
  — Просто соседка! — саркастически процедил он.
  — Она двоюродная сестра Джорджа Кэдотта, — ответила Лоис.
  — Вот как! — удивился Эванс. — И вам этот человек представился как Биллингс?
  — А разве что-нибудь не так? — спросила Кэролайн.
  — Джордж мертв, — сказала Лоис.
  — Подождите, — оборвал ее Эванс. — Говорить буду я. Сядьте все. Давайте все выясним. Я хочу задать несколько вопросов и прошу прекратить переговариваться. — Он повернулся к Кэролайн Даттон: — Насколько я понял, этот человек купил картину вашего мужа. Он назвался Биллингсом и представился вам как коллекционер. Правильно?
  Она спросила:
  — Что с Джорджем?
  — Этот парень пришел к вам домой?
  — Да. Скажите, что с Джорджем? Что произошло?
  — Я дойду до этого.
  — Он убит, — сказала Лоис.
  — Черт побери! Заткнитесь! — разозлился Эванс. — Я сам все расскажу. — Он снова повернулся к Кэролайн: — Пока этот человек находился у вас в доме, вы говорили о Джордже Кэдотте?
  Кэролайн покачала головой:
  — Кажется, нет.
  — А о чем вы говорили?
  — О картинах моего мужа. Этот человек восхищался ими. Он купил одну и фактически согласился купить вторую. Дело в том, что он действительно разбирается в абстрактной живописи, потому что дал моему мужу несколько ценных советов.
  — О Джордже Кэдотте ничего не говорилось?
  Она покачала головой.
  — Этот человек не просил вашего мужа свести его с Джорджем Кэдоттом?
  — Нет. Они разговаривали о живописи. Мой муж говорил с Джорджем, но не по просьбе мистера Биллингса.
  — Давайте разберемся, — сказал Эванс. — Ваш муж звонил по телефону вчера вечером Джорджу Кэдотту?
  — Да.
  — И при разговоре присутствовал этот человек?
  — Да.
  — Он прислушивался к разговору?
  — Кажется, нет. Он разговаривал в это время со мной, но, конечно, мог услышать кое-что из разговора.
  — О чем говорил ваш муж с Кэдоттом?
  — О картинах.
  — Вашему мужу известно местопребывание Кэдотта?
  — Да, конечно.
  — Откуда?
  — Джордж сам сказал ему об этом.
  — И где он был?
  — В «Роудсайд-мотеле» в Вальехо под фамилией Чалмерс.
  — Дура! — вмешалась Лоис. — Это же частный сыщик, который…
  — Замолчите! — закричал на нее Эванс. — Если вы не успокоитесь, я запру вас в ванной.
  — Вы обладаете такими полномочиями? — с иронией спросил я.
  — Ты, ясноглазый, все прекрасно знаешь о моих полномочиях, — ответил он, посмотрев на меня. — Я веду расследование, и этим все сказано.
  Кэролайн сказала:
  — Вы имеете в виду, что этот человек, Биллингс, на самом деле частный сыщик из Лос-Анджелеса?
  Лоис энергично кивнула.
  Кэролайн повернулась ко мне. Лицо ее выражало неприкрытую ненависть.
  — Вы грязный! Вы…
  — Успокойтесь! — рявкнул Эванс. — Предоставьте мне разобраться, что это за фрукт. — Он повернулся в мою сторону: — Теперь послушаем тебя.
  — Я думал, вы один собираетесь говорить, — опять съязвил я.
  — Я уже закончил, — ответил он.
  — По мне, так можете и продолжать, — сказал я. — Вы уже и так свалили все в одну кучу. Вам и разгребать.
  Лицо Эванса побагровело. Он подошел ко мне и ткнул меня кулаком под ребра.
  — Значит, тебе все время было известно, где находится Джордж Кэдотт? — спросил он с яростью.
  — Так же как Лоис Марлоу, — ответил я. — Так же как Горасу Даттону и его жене.
  — Вы уже один раз ударили его, — обратилась Кэролайн к Эвансу, — продолжайте в том же духе, измолотите его! Меня это вполне устроит.
  — Он еще и не начинал бить, дорогая моя Каролина, — заметил я. — Это была обычная демонстрация силы, которая, к моему глубочайшему сожалению, не продвинула нас на пути обнаружения убийцы.
  — Да я тебя… — Эванс угрожающе двинулся на меня. — Я мог бы…
  Он сумел взять себя в руки и вовремя остановился.
  — Ну вот и чудненько, — сказал я. — Мне уже пора в отель.
  — Это мы еще посмотрим. Мало ли кому куда пора, — пробурчал Эванс.
  — Конечно, вы можете заключить меня под стражу, но тогда я подам на вас в суд за незаконный арест.
  — Мне не нравится твое отношение к делу.
  — А мне ваше, хотя вы и делаете то, что в ваших силах. К вашему сведению, вы добились бы от меня большего, если бы применили менее жесткую тактику. Но у вас свой стиль работы.
  — Совершенно верно, я груб и жесток. В следующий раз я поговорю с тобой, Лэм, без свидетелей.
  — О’кей, — ответил я. — Тогда и увидимся.
  Я вышел из квартиры, оставив Мортимера Эванса с женщинами. Остановившись у квартиры Даттона, я нажал кнопку звонка, одновременно посматривая через плечо, не выйдет ли кто-нибудь из квартиры Лоис Марлоу. Никто не вышел.
  После второго звонка Горас Даттон рывком открыл дверь. Его лицо было сердитым.
  — Черт возьми! — рявкнул он. — Я занят. О, хэлло, Биллингс!
  Последние слова он произнес тоном ребенка, встречающего Санта-Клауса. Я позволил ему потрясти мою руку и обнять за плечи.
  — Входите, входите, — сказал он. — Я работаю над ним.
  — Над кем?
  — Над «Конфликтом». Это будет потрясающая картина! Настоящая бомба!
  — Все это чудесно, — сказал я. — Но, к вашему сведению, меня зовут не Биллингс, а Дональд Лэм. Я частный детектив и занимался поисками Джорджа Кэдотта. Он прятался от меня. Я познакомился с вами, чтобы получить сведения о Джордже. А теперь выяснилось, что он убит.
  Рука Даттона соскользнула с моего плеча. Он смотрел на меня, открыв рот.
  — Кроме того, — продолжал я, — мне хочется посоветовать вам продолжать работу над «Конфликтом». По-моему, картина будет великолепна! Что же касается абстрактной живописи вообще, то я не вижу в ней ни малейшего смысла. Но вокруг убийства Джорджа будет большая шумиха, сюда приедут репортеры. Если они застанут вас работающим над одним из шедевров, то вы получите бесплатную рекламу, а потом, возможно, кто-нибудь купит картину. Кто-то сказал, что дурак рождается каждую минуту. И у некоторых из них есть деньги. Прощайте.
  Я повернулся и ушел, оставив онемевшего от изумления Даттона стоять на пороге.
  Глава 6
  Я остановился у первого попавшегося отеля, зашел в телефонную будку, плотно закрыл за собой дверь и заказал междугородный разговор, назвав номер кредитной карточки Берты Кул.
  Через минуту я услышал ее голос. Она разговаривала с телефонисткой:
  — Какого черта я должна оплачивать этот разговор? Скажите ему, пусть заплатит сам. Он ведь получил деньги на расходы… Впрочем, ладно, я принимаю разговор. Да, Берта Кул. Хэлло, хэлло.
  — Хэлло, Берта. Говорит Дональд, — начал я разговор.
  — Я прекрасно знаю, кто говорит, — продолжала разоряться она. — Какого черта тебе пришло в голову заказывать разговор за мой счет? У тебя же есть свои деньги. Ты мог бы приплюсовать это к общему счету за отель. В любом случае оплатить этот разговор можно в конце месяца, а до этого времени…
  — Прекрати ворчать. У нас неприятности.
  Берта мгновенно перестала брюзжать. Воцарилось молчание.
  — Ты слушаешь? — спросил я.
  — Конечно. Какого рода неприятности?
  — Выслушай и постарайся понять. Пускать это дело на самотек ни в коем случае нельзя.
  — Не томи, что у тебя произошло?
  — Я ошибся в расчетах, Джордж Кэдотт уже написал Минерве Фишер о подробностях поведения ее мужа на конференции в Сан-Франциско, упомянул имя Лоис Марлоу, и это письмо, вероятно, отправлено.
  — Пусть меня поджарят вместо устрицы! — взбесилась Берта. — Неужели ты не мог помешать этому парню?
  — Это только половина неприятностей. Прошлой ночью Джордж Кэдотт был убит.
  — Черт возьми!.. — Это новость охладила обличительный пыл Берты.
  — Кроме того, наш клиент Баркли Фишер допустил ошибку, прилетев сюда ночью самолетом с тем, чтобы повидаться с Джорджем Кэдоттом и предложить ему отступного, хотя я убеждал его не делать этого. Прилетев, он зарегистрировался в отеле. Надеюсь, к тому времени, когда станет известно время смерти Кэдотта, у Фишера будет твердое алиби.
  — Конечно, конечно, — поспешила заверить Берта. — Он будет вне подозрения, если выяснится, что он был в это время в самолете.
  — Но я не был в самолете, — сказал я.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Что я вляпался в это дело по самые уши.
  — Ого!
  — Вы должны немедленно связаться с Баркли Фишером, — продолжал я. — Письмо к Минерве было датировано понедельником. Не знаю, было оно послано тогда или позже. Передайте Фишеру, чтобы он крутился дома и просматривал почту. Если увидит письмо из Сан-Франциско со штемпелем и адресом, напечатанным на машинке, пусть уничтожит его, если дорожит своим семейным счастьем.
  — Понятно.
  — Письмо может прийти сегодня, если оно, конечно, уже не пришло вчера.
  — Хорошо, я свяжусь с Фишером. Теперь скажи, Дональд, как глубоко ты увяз?
  — Не знаю, если не считать того, что мне пришлось срезать один угол.
  — Что за угол?
  — Острый.
  — Очень похоже на тебя.
  — Думаю, никто ничего не сможет доказать — пока.
  — Что ж, заметай следы, — посоветовала Берта.
  — Чем я и занимаюсь. Но есть возможность, что на какое-то время мне придется скрыться. Так что на всякий случай будь у телефона. Ты можешь мне понадобиться.
  — Хорошо.
  Я повесил трубку, вернулся в свой отель и подошел к портье за своим ключом.
  — Мистер Баркли Фишер у себя? — спросил я.
  — Он расплатился и выехал два часа тому назад, — ответил портье.
  — Но он зарегистрировался у вас?
  — О, да.
  — Вы не скажете, когда он приехал?
  — Я могу посмотреть в книге, если у вас есть причина интересоваться.
  Я показал ему свою визитную карточку.
  — Надеюсь, что дело не касается репутации отеля? — осведомился он.
  — Ни в малейшей степени.
  Портье заглянул в книгу и сказал:
  — Он зарегистрировался без десяти одиннадцать вечера.
  — Не может быть! — воскликнул я. — Он же был в это время в самолете…
  — Простите, мистер Лэм, но наши документы очень точны, время регистрации проставляется автоматически и сверяется по встроенным часам. Вот видите, десять пятьдесят… нет, простите, десять пятьдесят одна.
  — Спасибо. Вероятно, я что-то перепутал, — нашелся я.
  — Надеюсь, все в порядке? — с некоторой тревогой спросил портье, радеющий о репутации отеля. — Я говорю, может, вас интересует, не было ли чего предосудительного?.. Здесь указано, что он зарегистрировался один.
  — Да, это верно. В каком номере он жил?
  — В 428-м.
  Я еще раз поблагодарил портье, поднялся на лифте на свой пятый этаж, спустился по лестнице на четвертый и нашел горничную, которая убирала один из номеров.
  — Как дела? — спросил я ее.
  Она взглянула на меня, почуяла чаевые и улыбнулась.
  — Отлично! Уже заканчиваю убираться.
  — Хотите заработать пять долларов? — спросил я.
  — Смотря за что, — ответила она, внимательно разглядывая меня.
  — Пойдемте со мной и уберите номер 428, — сказал я. — Ко мне должны прийти гости, и я хочу, чтобы все было в порядке.
  — Ну, это совсем просто. Погодите минутку. Я здесь почти управилась.
  Девушка навела в комнате окончательный лоск и откатила свою тележку к 428-му номеру. Она открыла дверь своим ключом.
  Я вошел вслед за ней и оглядел комнату. В мусорной корзине лежал багажный ярлык. Он был выдан пассажиру самолета компании «Юнайтед эйрлайнс», рейс четыреста шестьдесят первый.
  Я достал из кармана расписание авиарейсов. Этот самолет вылетел из Лос-Анджелеса в семь часов вечера и прилетел в Сан-Франциско в девять.
  Пока горничная убирала ванную, я быстро обыскал комнату. Багажная квитанция была единственной вещью, оставленной здесь Фишером.
  Я пролистал телефонную книгу, нашел адрес «Иенсен трастмор компани» и позвонил туда.
  Мне ответил очень приятный женский голос:
  — «Иенсен трастмор компани».
  Я объяснил, что хочу поговорить с Карлом Иенсеном, и меня соединили с его секретарем. У той тоже был очень приятный, я бы даже сказал, волнующий голос. И мне неожиданно пришло в голову, что именно эти крошки помогали развлекать участников конференции.
  — Говорит Дональд Лэм, — представился я. — Мне хотелось бы увидеться с мистером Иенсеном по очень срочному важному делу.
  — Он назначил вам встречу?
  — Вы же знаете, что нет, — заметил я, — в противном случае вы не задали бы этот вопрос.
  Она рассмеялась:
  — Ну если уж вы так хорошо разбираетесь в наших правилах, то вам должно быть известно, что мне поручено выяснять, кто звонит и по какому делу. Причем предполагается, что все это я буду делать в тактичной форме.
  — Так приступайте и проявляйте свою тактичность, — сказал я.
  Она снова рассмеялась и предложила:
  — Начинайте вы.
  — Я частный детектив из Лос-Анджелеса, — уточнил я.
  — Детектив?
  — Совершенно верно.
  — А по какому поводу вы хотите переговорить с мистером Иенсеном? — Ее тон сразу стал холодным.
  — По поводу того, что произошло на конференции.
  — Мне очень жаль, мистер Лэм, но мистер Иенсен несколько минут назад ушел завтракать и не скоро вернется. Если вы скажете мне, что именно вас интересует…
  — Меня интересует, — перебил ее я, — письмо, полученное им от человека по имени Джордж Кэдотт, и я хочу обсудить с мистером Иенсеном некоторые вопросы, связанные с этим письмом.
  — Как вы назвали того человека?
  — Кэдотт, — сказал я. — К-э-д-о-т-т.
  — Подождите минутку, — сказала секретарь. — Сейчас я попробую связаться с мистером Иенсеном.
  Наступило молчание, потом я уловил неясный шорох и перешептывание на том конце провода. Через несколько секунд в трубке раздался мужской голос:
  — Карл Иенсен слушает.
  — О, как поживаете, мистер Иенсен? Насколько я понял, вы шли завтракать?
  — Да, меня перехватили у лифта. Так что насчет письма, которое, как вы предполагаете, было написано мне?
  — Письмо, в котором вы обвиняетесь в эксплуатации молодых женщин и попытках использовать греховность и соблазн в развитии своего бизнеса.
  — О ком вы, черт возьми, говорите?
  — О Джордже Кэдотте.
  — Я не знаю никакого Джорджа Кэдотта и понятия не имею, о чем вы говорите.
  — Если вы сможете встретиться со мной до ленча, — ответил я, — то я сообщу вам некоторые подробности, которые вам пригодятся, когда полиция начнет задавать вам вопросы.
  — Где вы сейчас находитесь?
  Я назвал свой отель.
  Он колебался некоторое время, потом спросил:
  — Как, вы сказали, вас зовут?
  — Дональд Лэм.
  — Хватайте такси, Лэм, и приезжайте сюда. Я не знаю, о чем вы говорите, но когда человек по телефону сообщает такие вещи, мне хочется взглянуть ему в глаза и составить о нем собственное мнение.
  — Выезжаю сейчас же. — Я положил трубку.
  Выйдя из отеля, я нашел такси и через пятнадцать минут был в конторе Карла Иенсена.
  За секретарским столиком сидела очаровательная блондинка с фиалковыми глазами. Она догадалась, кто я такой, в ту же минуту, как я открыл дверь.
  — Мистер Лэм? — пропела она.
  Я кивнул.
  — Я была тактичной?
  — Весьма.
  — Мистер Иенсен ждет вас. Пройдите, пожалуйста, сюда.
  Я открыл дверь с табличкой «Карл Иенсен».
  Хозяин кабинета оказался мужчиной лет сорока, атлетического телосложения, с каштановыми волосами, серо-голубыми глазами и, видимо, молниеносной реакцией.
  Он стремительно поднялся с кресла, выбросил вперед руку и стиснул мою в крепком рукопожатии. Оглядев меня с ног до головы, сказал:
  — Вы не похожи на детектива.
  — Благодарю вас.
  — За что?
  — Я стараюсь не быть похожим.
  — Почему?
  — Это помогает в работе.
  — Я всегда представлял себе людей вашей профессии высокими и сильными, с тяжелой походкой и пристальным взглядом, который заставляет собеседника признаться во всех преступлениях разом.
  — Вы просто насмотрелись детективных фильмов, — сказал я.
  — Возможно, — согласился он со смехом. — Садитесь. Так что вас интересует?
  — Джордж Кэдотт, — ответил я, усаживаясь в кресло.
  — Послушайте, Лэм, выясним все до конца. Я не знаю никакого Кэдотта, но вы сказали, что хотите поговорить со мной о чем-то, что произошло на последней конференции.
  — Лоис Марлоу, — произнес я.
  — А что с Лоис Марлоу?
  — Вы ее знаете?
  — Ну вот, вы уже задаете вопросы.
  — Мне за это платят мои клиенты.
  — И что же вы хотите о ней знать?
  — Ничего, — ответил я. — Мне о ней все известно. Я знаю о том, что она напоила допьяна Баркли Фишера и что Джордж Кэдотт написал вам письмо с угрозами. Ну как, вы согласны выложить карты на стол?
  — Почему я должен это сделать?
  — Джордж Кэдотт поссорился со многими людьми.
  — Ну и что же? Это часто случается, — усмехнулся Иенсен. — Кроме того, я не имел удовольствия лично быть знаком с Кэдоттом.
  — Джордж Кэдотт, — продолжал я, — считал себя избранным свыше, чтобы переделать мир. Он намеревался изъять грех и соблазн из секса, а секс из коммерции.
  — Непомерно большая задача для одного человека, — обронил Иенсен, испытующе глядя на меня.
  — Итак, — продолжал я, — он написал вам письмо, в котором предупреждал, что вы понесете ответственность за зло, причиненное его жене…
  — Его жене! — воскликнул Иенсен, вскочив с кресла.
  — Конечно, Лоис Марлоу — его жена, — сказал я. — Они разведены, но он продолжал видеться с ней.
  — Боже мой! Я понятия не имел, что он ее бывший муж!
  — Вот так-то лучше, — сказал я. — Теперь, если вы согласны играть в открытую, я могу рассказать вам кое-что еще.
  — Что именно?
  — Кто-то выследил Джорджа Кэдотта в мотеле в Вальехо и убрал его со сцены.
  — Как убрал?
  — Всерьез и надолго.
  — Он… он…
  — Продолжайте, — сказал я. — Что же вы замялись?
  — Он… убит?
  — Блестящая догадка.
  На секунду Иенсен растерялся, но тотчас снова овладел собой. Его лицо сохраняло бесстрастное выражение, серо-голубые глаза смотрели на бювар, но было ясно, что в эти минуты его мозг работает, как ротор турбины.
  — Так вы считаете, что это мне поможет? — спросил он через некоторое время.
  — Да.
  — Каким образом?
  — Вы можете к приходу полиции состряпать историю, которая будет прилично выглядеть в газетах.
  — Предположим, что Кэдотт не писал письма?
  — Он пользовался пишущей машинкой, — заметил я. — Будет очень неприятно, если вы заявите, что он не писал вам, а потом полиция найдет у него копии послания, адресованного вам.
  — Почему вы пришли ко мне?
  — Мне нужна информация.
  — Какая?
  — Меня интересует, какие шаги вы предприняли, чтобы защитить себя от угроз Кэдотта. Детективное агентство, полиция, адвокат… Вас непросто запугать. Вы не из тех людей, которые будут сидеть и ждать удара противника. Вы захотите опередить его.
  Иенсен поднял на меня глаза:
  — Что вам известно об убийстве? Расскажите мне подробности.
  — Сначала я хочу услышать от вас о Лоис Марлоу, — сказал я.
  Не колеблясь ни минуты, он начал:
  — Я познакомился с Лоис Марлоу года три-четыре назад, как раз после ее развода. Но я понятия не имел, что она была замужем за Кэдоттом. Этот парень — настоящий псих. Я не встречался с ним лично, но он дважды писал мне. Оба раза я выбросил его бредовые письма в корзину с мусором. В течение двух лет Лоис Марлоу выполняла для меня работу на конференциях. Когда я устраивал демонстрацию водных лыж, то всегда приглашал ее прокатиться и заодно заработать. На неофициальных встречах после заседаний Лоис Марлоу была одной из «хозяек», принимавших гостей. Во время показа фильмов о моторных лодках они разносят напитки. Для последней встречи я снял номер в отеле, где проходила конференция. Вот и все. Теперь расскажите об убийстве Кэдотта.
  — Его нашли мертвым в номере «Роудсайд-мотеля» в Вальехо. Он приехал туда утром и зарегистрировался под именем Джорджа Чалмерса. В мотеле нет других занятий, кроме раскладывания пасьянсов, лежания в постели и писания писем. Интересно, писал ли он там письма?
  — Почему бы и нет? — задумчиво произнес Иенсен. Он помолчал немного и спросил: — А какое отношение ко всему этому имеете вы, Лэм?
  — Я представляю интересы клиента. Его имя я не могу вам сообщить. Он тоже получил письмо, написанное в очень угрожающем тоне.
  — Все письма Кэдотта таковы, — кивнул Иенсен. — Слушайте, Лэм, вы были откровенны со мной. Я тоже буду откровенен с сами. Я не изобретатель, а делец. Мне удалось получить патент на мотор, который произведет революцию в технике. Не знаю, разбираетесь ли вы в подвесных моторах, но это совершенно новая, многообещающая конструкция. Естественно, в связи с ней у меня много хлопот. Некоторые из конкурентов хотели бы оттеснить меня и завладеть патентом. А для этого им нужно сделать меня уязвимым, найти мое слабое место. Они не гнушаются ничем, придумывают всевозможные ловушки, чтобы поймать меня на горяченьком. Я почти уверен, что письмо Джорджа Кэдотта было одной из таких уловок.
  — Почему вы так думаете?
  — Такое впечатление создалось у меня после чтения его писем. Бросьте, Лэм, не стройте из себя невинную овечку, ведь вам же известно, как проходят подобные конференции. Требуется подогреть интерес у покупателей, а лучшим способом для этого бывает красивая женщина. Я плачу «хозяйкам» за то, что они развлекают потенциальных покупателей. Они заботятся о том, чтобы бокалы мужчин были наполнены, говорят комплименты, стойко переносят некоторое количество лапанья и присматривают за тем, чтобы покупатель был информирован о деле.
  — А потом?
  — Что происходит потом — не мое дело. Я не могу отвечать за все. Я просто рассказал, для чего их нанимаю.
  — Убийство Джорджа Кэдотта может усложнить ситуацию, — заметил я.
  — И очень сильно. Вы уверены, что он был женат на Лоис Марлоу?
  — Можете не сомневаться. Где вы были вчера вечером?
  — В какое время?
  — Я еще этого не знаю.
  — Было бы неплохо это выяснить.
  — Поверьте, мне это тоже очень интересно. Но у вас есть алиби?
  — О чем вы говорите? Неужели у вас есть мнение, что меня можно заподозрить в убийстве этого парня?
  — А почему бы и нет? — спросил я, вложив в свой тон немного цинизма.
  — Не валяйте дурака, Лэм. Он ничего не значил для меня. Я едва смог вспомнить его имя, а письма выбросил в корзину.
  — Когда-нибудь вы говорили с ним?
  — Нет.
  — Как далеко зашла дружба Баркли Фишера и Лоис Марлоу?
  — Не интересовался.
  — Как далеко она зашла, когда вы видели их в последний раз?
  — Он лакал шампанское, как кот валерьянку, а Лоис подливала ему.
  — Зачем?
  — Это уловка, — пояснил Иенсен. — Вообще-то я не очень одобряю ее, но в данном случае не возражал.
  — Что вы имеете в виду?
  — Девушка спаивает мужчину, чтобы иметь возможность удрать от него, пока он будет приводить себя в порядок в ванной.
  — С Фишером тоже было так?
  — Не знаю. Я с ним в ванную не ходил.
  — Ну, судя по всему, Фишеру не удалось добиться многого.
  — Фишер — это один из этих долговязых, унылых…
  — Покупателей, — подсказал я.
  — Потенциальных покупателей, — поправил Иенсен, усмехнувшись. И продолжал: — Да, я действительно получил от Кэдотта пару бредовых писем, но убейте меня, если я помню, о чем в них шла речь. Я только мельком взглянул на эти писульки, смял их и отправил туда, где им самое место, — в мусорную корзину. — Он надолго замолчал, о чем-то задумавшись.
  — Я заметил на столе у вашей секретарши книгу для регистрации посетителей, — нарушил я молчание. — Она как раз ее открывала, когда я вошел. А туда случайно не заносятся фамилии тех лиц, которые звонят вам и с которыми у вас назначены встречи?
  — А в чем дело? — спросил Иенсен.
  — В случае, если Кэдотт звонил вам вчера днем перед отъездом в Вальехо, советую изъять его фамилию из книги.
  — С чего вы взяли, что он звонил мне?
  — Это мое предположение.
  — Он не звонил.
  — Я не говорил, что он должен был это сделать. Но если он звонил, вам лучше подумать, как сделать так, чтобы его имени в вашей регистрационной книге не было.
  — Его там нет.
  — Тогда вам повезло, — сказал я, вставая. — Итак, я сделал все, что мог, — сообщил вам об убийстве.
  Мы пожали друг другу руки.
  — Почему вы пришли ко мне, Лэм? — спросил Иенсен.
  — Мне нужна информация.
  — Но пока вы ее не получили?
  — Пока — нет, — ответил я, и мы еще раз пожали руки.
  Я вышел.
  — Всего хорошего, — улыбнулась обольстительная секретарша.
  — До свидания, — ответил я.
  Выйдя из конторы, я постоял несколько секунд в коридоре, потом открыл дверь и вернулся в приемную. Она была пуста, секретарши не было. Я подошел к двери кабинета Иенсена и бесшумно приоткрыл ее.
  Секретарь и шеф стояли, склонившись над столом, Иенсен резинкой стирал какую-то запись в книге для регистрации посетителей, которую она держала открытой перед ним. Они были так поглощены этим занятием, что не заметили меня.
  — Думаю, что так будет незаметно, — обеспокоенно сказал Иенсен.
  Девушка поджала губы и склонила голову набок.
  — Пожалуй, поверх следует написать другую фамилию, — сказала она. — А то получается грязновато.
  — Спасибо, — произнес я. — Теперь я получил нужную информацию.
  Они оба подскочили, как дети, застигнутые за банкой украденного варенья. Первым пришел в себя Иенсен.
  — Рита, — сказал он, — напишите сверху имя Дональда Лэма.
  Секретарь склонилась над столом и начала писать. Смотреть на нее было одно удовольствие.
  — Думаете, теперь все обойдется, Иенсен? — спросил я.
  — Документы будут в порядке, — заверил он. — Я недооценил вас, Лэм.
  — Благодарю вас. Теперь расскажите мне, что произошло, когда пришел Кэдотт.
  — Я выставил его вон.
  — Буквально?
  — Буквально.
  — А потом?
  — Нанял частных детективов, чтобы они разузнали всю подноготную этого парня.
  — Результаты?
  — Пока никаких. Они не стали следить за ним, а просто копались в грязи… По профессионализму эти парни не сравнятся с вами, Лэм.
  Рита повернулась ко мне и посмотрела более чем вызывающе.
  — Думаю, что они и в половину не так хороши, — уточнила она.
  Я встретился с ней взглядом.
  — Кажется, я не прочь купить моторную лодку, — сказал я.
  — Мы были бы рады продать вам мотор для нее, мистер Лэм.
  — Я запомню ваше обещание, — кивнул я, — и напомните вашему шефу, чтобы он дал мне знать, если его сыщики раскопают что-нибудь.
  Я повернулся и вышел.
  Глава 7
  Я вышел из отеля, прошел два квартала пешком и, убедившись, что за мной никто не следит, поехал на вокзал. Там я достал из ячейки портфель, в котором лежали ключи, копии писем и дневник в кожаной обложке, взятый мной в квартире Кэдотта.
  Оттуда я поехал в оклендский аэропорт и успел на самолет, направлявшийся в Рино. Во время полета я мог спокойно, без помех познакомиться с дневником.
  Первая запись в нем была сделана четыре года назад в январе. Сначала это были будничные отчеты о прожитых днях — куда ходил, с кем говорил. Но запись, датированная пятнадцатым апреля, показалась мне интересной.
  «Кажется, дедушка серьезно болен. Ему становится все хуже. Мне будет очень недоставать его, когда произойдет неизбежное, но, как говорит К., любовь не должна закрывать нам глаза на реальность».
  На следующий день:
  «К. спросила меня, не заметил ли я, каким взглядом дедушка провожал молодую сиделку, убиравшую у него в комнате. После того как она это сказала, я начал следить и понял, что дедушка не на шутку увлекся сестрой Ортанс. Нелепо думать, что она может воспользоваться теми преимуществами, которые дает ей профессия, но К. настаивает, что у Ортанс именно это на уме. Нет смысла себя обманывать, дедушка сильно изменился за время болезни. Он стал капризным, по-детски раздражительным и, несмотря на свою слабость, одержимым похотью.
  Наверное, в свое время он был не промах по женской части. По крайней мере, об этом свидетельствуют семейные предания. Боже всемогущий! Неужели в последнюю минуту Ортанс удастся поймать дедушку на крючок и заставить его переделать завещание?
  Мне не хочется думать об этом. Еще меньше хочется писать об этом, но я решил быть откровенным в дневнике… Глупо отрицать, что слова К. встревожили меня».
  На следующий день краткая загадочная запись:
  «К. позвала меня к себе. Я наотрез отказался обсуждать то, что пришло ей в голову».
  На другой день:
  «Возможно, К. права, но я не могу принять в этом участие».
  Следующая запись:
  «Когда К. вошла в комнату, дедушка целовал Ортанс, сидевшую на краю его постели. К. вне себя от ярости. Она убедила меня присоединиться к задуманному ею плану».
  На другой день лаконичная запись:
  «Дедушка умер в девять тридцать утра».
  Следующий листок оставался пустым.
  Затем несколько строк:
  «Постоянно звонит телефон. Я знаю, что это К., и не подхожу. Я не могу смириться с некоторыми фактами — пока, во всяком случае».
  Запись на следующий день:
  «Похороны. Никогда не забуду чувства, охватившие меня, когда я стоял у гроба и смотрел на восковое, застывшее лицо дедушки. Что подумали бы присутствующие, если бы смогли увидеть, что происходит в наших душах. К. выглядела преданной внучкой, погруженной в горе, но усилием воли заставляющей себя держаться. Насколько обманчива внешность женщин!»
  На другой день:
  «Как дорого бы я дал, чтобы стереть из памяти лицо лежащего в гробу дедушки! Несколько лет назад, до того как он так сильно сдал, мне казалось, что его голубые глаза видят человека насквозь. Он был точен и строг в своих суждениях о людях. Даже после смерти его лицо продолжало внушать мне ужас. Меня преследует странное чувство, что он не ушел от нас. Ночью я сплю не больше двух-трех часов и просыпаюсь в холодном поту. Мне кажется, дедушка склоняется над моей кроватью и смотрит на меня».
  Запись на следующий день:
  «Сегодня вскрыто завещание. Оно оказалось таким, как мы думали. Ортанс не упомянута в завещании. Она, конечно, не присутствовала при чтении, но, вероятно, нашла предлог и справилась у адвоката, не оставил ли ей дедушка чего-нибудь… Но у нее не было времени запустить свои когти в дедушку. Теперь я понимаю, насколько точна была в оценке положения К.».
  Следующие страницы дневника свидетельствовали о постепенном изменении, происходившем с Джорджем Кэдоттом. Одна запись гласила:
  «Теперь я знаю, только искреннее раскаяние приносит успокоение мятущейся душе. Приятно чувствовать, что ты направил на путь истинный заблудшую душу. Я независим в финансовом отношении и собираюсь посвятить мою жизнь искуплению».
  Дальнейшие записи удостоверяли постепенное превращение Джорджа Кэдотта в психически больного.
  Последняя запись гласила:
  «Лоис сказала, что хочет развестись. Это конец».
  Самолет приземлился в Рино. Сунув ключи Кэдотта в карман, а бумаги в портфель, я поехал в «Риверсайд-мотель» и сдал дежурному на хранение портфель, а полученную квитанцию заложил за кожаную подкладку шляпы. Потом я вернулся в аэропорт. До моего обратного самолета оставалось несколько минут, и я позвонил Берте Кул.
  — Что это тебя занесло в Рино? — спросила она.
  — Прячусь, — ответил я.
  — Ну так можешь вылезать на свет божий, — возвестила она. — Скоро у тебя будут гости.
  — Кто?
  — Фишеры.
  — Где?
  — В Сан-Франциско. А ты где думал?
  — Что-то случилось?
  — Случилось все, что только могло случиться. Я пыталась дозвониться тебе в отель. Минерва получила письмо от того психа из Сан-Франциско и учинила Баркли допрос с пристрастием. Он, конечно, раскололся и, треща суставами, рассказал ей все. Они собираются лететь в Сан-Франциско повидаться с тобой.
  — Когда?
  — Они ушли из офиса час назад.
  — Что за женщина миссис Фишер? — спросил я.
  — Одна из тех добрых, многострадальных особ, которые всегда принимают на себя заботу о стариках, остаются дома ухаживать за папочкой, в то время как другие дочери выходят замуж. Таким женщинам всегда достается худшее, и они не жалуются на это. Они сами выбирают себе крест и терпеливо несут его. По-моему, она ни разу в жизни не вышла из себя.
  — Даже когда узнала, что Баркли провел ночь в квартире Лоис Марлоу?
  — У тебя неверное представление о ней, — заявила Берта. — Она не рассердилась. Она разочаровалась. У нее высокие моральные принципы. Она никогда не сможет простить неверности. Если Баркли сказал ей правду, тогда одно дело. Но если он намеренно обманул — совсем другое. Тогда этим делом будет заниматься адвокат.
  — Как же так вышло, что она получила это письмо? Я надеялся, что Баркли перехватит его.
  — Это ты так думал. А он проворонил его. Вполне в его духе.
  — О’кей. Я собирался еще некоторое время не высовываться и дождаться, когда прояснится горизонт, но раз дела обстоят так, я всплываю. В Сан-Франциско я буду через полтора часа.
  Я прилетел в город и поехал в отель. Баркли Фишер и его жена ждали меня в холле. Увидев меня, он вскочил.
  — Вот Лэм! — воскликнул он. — Вот он, Минерва.
  Высокая женщина с лицом добропорядочной матери семейства и крупными формами одарила меня благосклонной улыбкой.
  Баркли Фишер представил нас друг другу и добавил:
  — Я говорил тебе о нем. Он может теперь рассказать, что именно произошло.
  Я подошел к портье и взял свой ключ. Никаких сообщений для меня не было.
  — Поднимемся ко мне? — предложил я.
  Она кивнула, и мы сели в дребезжащий лифт. Я мог начать разговор прямо на ходу, но мне хотелось немного понаблюдать за супругой Фишера и найти лучший подход к ней.
  Но это оказалось пустой тратой времени. Как только дверь моего номера закрылась за нами, Минерва уселась в единственное кресло и сказала, пристально посмотрев на меня:
  — Я хочу знать все, мистер Лэм. Я также хочу предупредить вас, что я человек принципа. Я провожу резкую границу между хорошим и дурным. Я вышла за Баркли, чтобы быть с ним в горе и радости. Могу закрыть глаза на легкий флирт, но неверности не прощу никогда.
  — Нет и речи о неверности, дорогая, — запротестовал Баркли Фишер и треснул суставом среднего пальца правой руки, извлекая звук, похожий на пистолетный выстрел.
  Минерва чем-то напоминала школьную учительницу, которая выговаривает ученику за то, что он плевался жеваной бумагой. Это заставило меня вспомнить свои школьные годы, и я с трудом удержался от желания сказать ей: «Да, мэм».
  — Вы имеете дело, — начал я, — с психически больным человеком, миссис Фишер.
  — То есть?
  — Автор письма, Джордж Кэдотт, страдает комплексом вины. Ему в голову взбрела идея спасти мир от зла.
  Она и глазом не моргнула.
  — Весьма похвальное намерение. Мне хотелось бы поговорить с мистером Кэдоттом.
  — Это невозможно.
  Она вздернула подбородок:
  — Не понимаю почему, мистер Лэм. Я выслушала одну сторону — Баркли, а теперь мне хочется выслушать мисс Марлоу и Джорджа Кэдотта.
  — Вы не можете поговорить с Джорджем Кэдоттом, — пожал плечами я, — потому что он мертв.
  — Он умер?
  — Очевидно, покончил с собой. Видите ли, он постоянно терзался угрызениями совести, все время бичевал себя и наконец не выдержал той затянувшейся нравственной пытки.
  — Я получила от него письмо, — заявила Минерва.
  — Оно при вас?
  — Да.
  Я подождал, но она не сделала попытки достать его.
  — Джордж Кэдотт проявил полное непонимание ситуации, — сказал Баркли Фишер. — Я уже говорил об этом Минерве. Я был пьян…
  — Я не могу простить опьянения, — бросила Минерва Фишеру.
  — …и, очевидно, провел ночь на кушетке в квартире этой девушки, — закончил Фишер.
  — Я не прощу неверности, — твердила его жена прокурорским тоном.
  — Но, судя по всему, ее и не было, — заметил я.
  — Вы, мужчины, стоите друг за друга горой, — сказала Минерва. — Джордж Кэдотт явно не разделял вашего мнения по поводу этой ситуации, мистер Лэм.
  — Джорджа Кэдотта там не было, — сказал я.
  — Вас тоже, — парировала она.
  — Хорошо, — согласился я. — Поедем и поговорим с Лоис Марлоу. Она-то уж была там. Послушаем ее.
  — Минерва, дорогая, — взмолился Баркли Фишер, — уверяю тебя, что ничего не было, абсолютно ничего.
  Минерва решительно перебила его:
  — Будем надеяться, Баркли.
  Я решил, что не стоит звонить и предупреждать Лоис Марлоу о визите, потому что она может отказаться.
  Мы поехали прямо в «Вистерия Апартментс». Уличные фонари были зажжены, и над крышами домов нависал густой туман, который ветер принес с океана. Воздух был холодным, и Баркли Фишер дрожал.
  Но Минерва, казалось, не замечала холода. Она шла медленно и величественно, походкой уверенной в себе женщины. Чувствовалось, что она знает, чего хочет и как этого добиться.
  Около входной двери дома я сделал вид, что нажимаю кнопку звонка Лоис Марлоу, а на самом деле нажал две другие, которые, как я выяснил, автоматически отпирали дверь. Прозвучал зуммер, дверь открылась, и мы поднялись наверх, на третий этаж.
  Я позвонил в квартиру Лоис Марлоу.
  — Опять вы, — протянула она, открыв дверь.
  По-видимому, она собиралась выйти, потому что на ней было платье для коктейля, подчеркивающее ее стройную фигуру. Затем она увидела Баркли Фишера.
  — Боже мой, и вы?! — узнала она.
  Тут выступила вперед Минерва Фишер.
  — Моя жена, мисс Марлоу, — представил женщин Баркли.
  Лоис Марлоу сделала шаг назад — инстинктивное движение женщины, стремящейся избежать неприятного контакта. Минерва воспользовалась этим, чтобы проникнуть в квартиру. Она сказала:
  — Мне хотелось бы поговорить с вами о том, что произошло на конференции, миссис Кэдотт.
  Баркли Фишер вопросительно посмотрел на меня.
  Я последовал за Минервой в комнату, так как ничего другого мне не оставалось.
  Было похоже на то, что Лоис спешит, и нам нужно было брать быка за рога, прежде чем нас выгонят вон.
  Лоис Марлоу насмешливо сказала:
  — Добро пожаловать! Чувствуйте себя как дома.
  — Ну наконец-то, — произнес мужской голос. — Вот и ваш сыщик вернулся.
  В гостиной в кресле сидел Морт Эванс с сигаретой в зубах, стаканом в руке и пепельницей на подлокотнике. Стакан был пуст, а пепельница наполовину заполнена окурками. Очевидно, он уже давно здесь обретался.
  — Прошу всех сесть, — предложил Эванс. — Вы сэкономили мне много сил и энергии.
  — Могу я спросить, кто этот человек? — произнесла Минерва Фишер таким тоном, каким задала бы вопрос гувернантка Викторианской эпохи, обнаружив в постели воспитанницы мужчину.
  На этот раз я не позволял себе опередить и сказал:
  — Это Мортимер Эванс, детектив из отдела по расследованию убийств, который считает, что Джордж Кэдотт был убит. Он имеет честь расследовать это дело вместе с ребятишками из полиции Вальехо, и ему нравится считать себя незаменимым.
  — Благодарю, Лэм, — сказал Эванс. — Вы весьма талантливо упростили все дело. А кто это считает, что Кэдотт не был убит?
  — Я думаю, он покончил с собой, — ответил я. — У него был комплекс вины и склонность к суициду.
  — Где же тогда орудие убийства?
  — Если он сам покончил с собой, то там не должно быть ни одного орудия убийства.
  — Если человек найден умершим от огнестрельной раны, а оружия в комнате нет, мы называем это убийством.
  — Не валяйте дурака, — сказал я. — Часто бывает так, что кто-то входит в комнату и забирает оружие.
  — У вас есть предположения о личности человека, который это сделал? — осторожно поинтересовался Эванс.
  — Определенного нет.
  Минерва Фишер вмешалась:
  — Мистер Эванс, думаю, нам повезло, что мы встретили вас здесь.
  — Я тоже так думаю, — ответил он.
  — Послушайте, — заговорила Лоис Марлоу. — У меня назначено свидание, и я должна уйти. Мне надоело, что меня допрашивают. Будьте добры, покиньте мою квартиру. Я уже предупредила мистера Эванса, что, если он не уйдет, я вызову полицию. Очевидно, это его не слишком напугало, поскольку, как заявил мистер Эванс, он сам и является полицией. Тем не менее я ухожу.
  Минерва окинула ее взглядом с ног до головы, повернулась к Эвансу, будто не слышала слов Лоис, и сказала:
  — Я Минерва Фишер. Мой муж некоторое время назад провел здесь ночь с Лоис Марлоу. Мистер Кэдотт написал мне письмо, в котором рассказал о случившемся. Мой муж нанял сыщика, Дональда Лэма, чтобы замять дело. Мне пока не удалось выяснить…
  Эванс вскочил с кресла. Куда девался его ленивый сарказм, он напоминал теперь гончую, идущую по следу.
  — Это письмо у вас с собой, миссис Фишер?
  — Да.
  Он протянул руку:
  — Дайте его сюда!
  После короткого колебания Минерва вынула из сумочки письмо и подала ему. Он жадно прочел его и присвистнул.
  — Как вы получили это письмо, миссис Фишер? — спросил я.
  — По почте.
  — Сегодня утром?
  — Да.
  — Со срочной доставкой?
  — Думаю, что мне не стоит отвечать на этот вопрос, мистер Лэм. Важно, что я его получила.
  — Этот пункт может иметь большое значение, — заметил я. — Важно узнать, когда и как было получено письмо, чтобы установить, отправлено ли оно из Вальехо или из Сан-Франциско. Где конверт от письма?
  — Я уничтожила конверт.
  — Что ж, это письмо проливает новый свет на некоторые обстоятельства, — произнес Эванс. — Вы сказали, что ваш муж нанял Дональда Лэма, чтобы замять дело?
  — Да.
  — Откуда вы это узнали?
  — Он сам рассказал мне об этом.
  — Лэм?
  — Мой муж.
  — Это любопытно. Ситуация постепенно проясняется.
  — Кроме того, — продолжала Минерва, — мой муж связывался с мистером Лэмом по телефону, и мне показалось, что случилось что-то серьезное, что заставило мужа прилететь сюда.
  — И привезти вас? — спросил Эванс.
  — Нет-нет, — ответила она. — Я имею в виду первую поездку сюда, вчера вечером.
  — Вчера вечером! В какое время?
  — Точно не знаю, — ответила она. — Я спросила об этом мужа и боюсь, что он солгал мне. Он сказал, что вылетел сюда в полночь.
  — Дорогая, так и было. — Баркли Фишер нервно трещал суставами. — Неужели ты не доверяешь мне, Минерва?
  — Вот именно это я и пытаюсь решить, — невозмутимо отрезала она.
  — Зачем вы прилетели сюда? — повернулся Эванс к Фишеру.
  — Посоветоваться с мистером Лэмом.
  Минерва опередила открывшего было опять рот Эванса:
  — Дело в том, что днем мистер Лэм звонил по телефону моему мужу и сказал, что мистер Джордж Кэдотт остановился в «Роудсайд-мотеле» в Вальехо и зарегистрировался там под именем Джорджа Чалмерса.
  — Что?! — воскликнул Эванс, и его голос прозвучал как лай гончей, взявшей след.
  Минерва кивнула.
  — Откуда вам известно это? — спросил Эванс.
  — Когда звонят моему мужу, я обычно беру трубку параллельного телефона. Дело в том, что он просил меня делать для него записи деловых разговоров.
  — И что же вы услышали?
  — Я слышала, как мистер Лэм назвал свое имя и сказал, что ему удалось установить местонахождение мистера Джорджа Кэдотта, хотя это было нелегко, и после этого дал адрес.
  — Когда он позвонил? — наступал Эванс.
  — Днем. Мистер Лэм говорил довольно невнятно. Я подозреваю, что он был пьян.
  Лоис Марлоу незаметно для заинтригованного Эванса зашла за кресло, в котором он сидел и, выразительно посмотрев на Минерву, покачала головой. Когда этот сигнал не был принят, она приложила палец к губам.
  — Значит, ваш муж получил информацию днем, но вылетел в Сан-Франциско только в полночь? — продолжал допрос Эванс.
  — Так он утверждает, — заметила Минерва.
  Баркли Фишер сидел, втянув голову в плечи.
  — Я не успела предупредить мужа, что слышала разговор. Только я собралась спросить у него, кто такой мистер Лэм, и узнать, почему он искал мистера Кэдотта, — продолжала Минерва, — как муж заявил, что ему нужно отлучиться в контору по важному делу и чтобы я не беспокоилась, если он не вернется до утра. Его не было дома всю ночь, но затем он позвонил из аэропорта в Сан-Франциско и сказал, что возвращается.
  — Это было сегодня утром?
  — Да.
  — Как ваш муж объяснил поездку в Сан-Франциско?
  — Он сказал, что летал сюда по делу.
  Эванс опять повернулся к Баркли:
  — Почему вы вылетели сюда только в полночь? Ведь уже днем вам стало известно, что Лэм нашел Кэдотта.
  — Я раздумывал над тем, как поступить. Признаюсь вам откровенно, я был не на шутку встревожен.
  — Баркли, — сказала Минерва торжественно, — спрашиваю тебя еще раз в присутствии свидетелей: ты прилетел сюда двенадцатичасовым рейсом?
  — Конечно, дорогая! — Баркли молитвенно сложил руки. — Клянусь в этом моей любовью к тебе.
  — Тогда, — Минерва спокойно открыла сумочку и достала желтый листок бумаги, — как у тебя оказался договор из агентства по прокату автомобилей, который доказывает, что в девять семнадцать вечера ты нанял машину в аэропорту в Сан-Франциско?
  Это был нокаут. Баркли Фишер тупо смотрел на жену, челюсть его отвисла.
  Морт Эванс выхватил талон у Минервы, просмотрел его и сказал:
  — Ну и ну! Общий километраж к моменту сдачи машины как раз равняется расстоянию от аэропорта до «Роудсайд-мотеля» в Вальехо.
  Фишер весь съежился, он обводил всех присутствующих затравленным взглядом. Последние слова Минервы совершенно выбили почву у него из-под ног.
  Морт Эванс повернулся к нему.
  — Ладно, Фишер, — сказал он. — Выкладывай все. Ты поехал в мотель, зашел в номер к Кэдотту, вы поссорились, и ты его убил. Ну, давай, давай, говори.
  — Я не убивал его, говорю вам, не убивал. — Фишер чуть не плакал.
  — Черта с два! — Эванс вскочил со своего места. — Сейчас у нас достаточно фактов, чтобы арестовать тебя. Ты уже стоишь одной ногой в газовой камере. Говори правду. Может быть, есть смягчающие обстоятельства. Что произошло между вами? Он задирал тебя и ты застрелил его?
  — Нет, я не стрелял в него.
  — Ладно, продолжай отмалчиваться, — пригрозил Эванс, — и мы позаботимся, чтобы тебя привязали к креслу в газовой камере. Потом тебя предупредят, чтобы ты прислушивался к стуку железной крышки на сосуде с таблетками и к их шипенью, потом тебе нужно будет сосчитать до десяти и сделать глубокий вдох. Как тебе это понравится?
  По лицу Фишера было видно, что ему это совершенно не нравится.
  — Ты признаешь, что нанял машину и поехал в «Роудсайд-мотель»? — опять навалился на несчастного Эванс.
  — Он никогда не признает ничего подобного, — заявил я громко.
  Детектив метнул в меня злобный взгляд.
  — Советую тебе не совать нос в чужое дело, — грубо зарычал он.
  Я понимал, что необходимо отвлечь огонь от Фишера. Я терпеть не могу быть мальчиком для битья, но ведь, в конце концов, этот парень — мой клиент.
  — Черта с два это не мое дело! — в свою очередь заорал я. — Я представляю интересы Баркли Фишера. Вы не можете пришить ему обвинение в убийстве. Он имеет право посоветоваться с адвокатом. Фишер, держитесь спокойно, не отвечайте ни на один вопрос.
  Эванс уже был на ногах. Он оказался проворнее и сильнее, чем я думал. Один удар в челюсть, и перед глазами у меня все поплыло. Я попытался ответить, но получил еще удар, споткнулся о кресло и упал на пол.
  Я увидел, как Эванс склонился надо мной. Его рука тянулась к вороту моей рубашки. Я не мог противиться искушению: поднял ногу, прицелился каблуком в подбородок Эванса и резко выпрямил ее. Эванс отлетел к стене и зашатался. Я встал на четвереньки.
  — Фишер, возьмите адвоката, — почти умолял я. — Не говорите ни слова. Не отвечайте ни на один вопрос. Возьмите адвоката…
  Разъярившийся Эванс налетел на меня, опрокинул на спину и залепил — то ли ногой, то ли кулаком — под дых. Я испугался, что меня сейчас размажут по полу. Огни перед глазами слились в один круг. Кто-то открыл дверь квартиры, и я вылетел головой вперед в коридор. Дверь за мной захлопнули, и я услышал звук задвигаемого засова.
  Баркли Фишер остался лицом к лицу с неистовым Мортимером Эвансом. Кроме того, там осталась моя шляпа. Я надеялся, что Эвансу не придет в голову заглянуть за ее подкладку.
  Я посидел несколько минут на полу в коридоре, пытаясь восстановить дыхание и ожидая, когда окружающий мир перестанет вращаться вокруг меня.
  Наконец я смог встать на ноги. Только стремление Эванса продолжать допрос Баркли Фишера спасло меня от жестокой трепки.
  Я понимал, что бесполезно рваться обратно в квартиру. Возможно, у Фишера хватит ума последовать моему совету — держать рот на замке и вызвать адвоката.
  Я вышел на улицу, вернулся на такси в отель и поднялся в свою комнату.
  Не вызывали сомнения два обстоятельства. Первое — Баркли Фишер попал в дьявольскую переделку. Второе — у меня самого весьма серьезные неприятности. Стоит Мортимеру Эвансу заглянуть за подкладку моей шляпы, найти квитанцию на портфель, оставленный мною в Рино, вынуть оттуда дневник Джорджа Кэдотта — и я погиб.
  Пока я придумывал выход из этой ситуации, зазвонил телефон. Это была Берта Кул.
  — Хэлло, — сказала она. — Как дела?
  — Идут, — ответил я.
  — Минерва приехала?
  — Да.
  — Ну и что?
  — С Минервой все в порядке, — сказал я. — Но выяснилось, что вчера сюда приезжал Баркли Фишер. Он тайком нанял машину и отправился в «Роудсайд-мотель», где позже был найден труп Кэдотта. Он лгал жене, лгал полиции, а теперь арестован по обвинению в убийстве первой степени.
  — А ты? — после короткой паузы спросила Берта.
  — Если полиция раздобудет некоторые улики, что она вполне в силах сделать, — сказал я, — то меня сочтут сообщником и, вероятно, отберут мою лицензию.
  — Поджарьте меня вместо устрицы! — завопила Берта. — Тебе придется как следует поработать головой, Лэм, и найти выход из положения. Я вылетаю в Сан-Франциско. Жди меня.
  — Чего ты от меня хочешь? — устало спросил я. — В любую минуту я могу оказаться в тюрьме. Так что если меня не будет в отеле, ты знаешь, где искать.
  Но Берта не стала выслушивать мои тоскливые излияния, а хлопнула трубкой о рычаг.
  Глава 8
  Я сидел в номере около четверти часа, пытаясь сложить вместе кусочки чудовищной головоломки.
  Если Джорджа Кэдотта убил Баркли Фишер, то я не хочу быть втянутым в это дело. Если он не убивал Кэдотта, то ему нужно помочь. Тем более что он наш клиент, он заплатил нам деньги и собирался заплатить еще.
  Но подо мной был тонкий лед. Стоит полиции узнать о дневнике и о ключах, подобранных мной в номере мотеля, она смешает меня с грязью, от которой мне никогда не отмыться. Следовательно, я должен позаботиться, чтобы она об этом не узнала.
  Эванс неплохо поработал надо мной. Каждое движение отдавалось дикой болью в боку. Я осторожно ощупал себя, чтобы понять, не сломано ли ребро. Но сказать что-либо с уверенностью было трудно. У меня дико ныла челюсть, но я знал, что она не сломана.
  Я с трудом поднялся с кресла. Только через несколько минут удалось заставить мышцы повиноваться.
  Взяв такси, я поехал на Маркет-стрит, где находилось множество дешевых магазинов и мастерских. В одной из них стояла машина для изготовления ключей-дубликатов. Я купил несколько заготовок и приступил к работе. Сначала сделал два дубликата с ключей от квартиры Кэдотта, потом начал изготовлять такие ключи, какие мне приходили в голову. Это было довольно забавно: из заготовки получался ключ, который, по-моему, не подошел бы ни к одной двери в мире. Настоящая творческая работа вроде сочинения музыки или занятия живописью.
  Сделав таким образом с десяток ключей, я пошел в галантерею и купил пару кожаных футляров. В каждый футляр вложил по одному дубликату ключа от квартиры Кэдотта, а остальное дополнил образчиками своего творчества. Затем я повалял футляры в пыли на тротуаре, наступил на них несколько раз, вытер и сунул в карман. После этого отправился в отель.
  Портье сказал, что мне звонила какая-то женщина и обещала перезвонить через четверть часа. Я поднялся к себе в номер, намочил полотенце в горячей воде, приложил его к ломившей челюсти и стал ждать.
  Наконец телефон ожил. Это была Лоис Марлоу.
  — Хэлло, Дональд, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?
  — Паршиво.
  — Вы ушли и оставили свою шляпу.
  — Точнее говоря, меня вышвырнули, и я оставил свою шляпу.
  Она рассмеялась своим приятным грудным смехом.
  — Вам не хочется ее забрать? Я сейчас свободна.
  — Хочется. Откуда вы звоните. Из дома?
  — Господи, конечно, нет! Моя квартира расположена слишком близко к эпицентру событий.
  — Что случилось с вашими гостями?
  — Ушли в сопровождении полицейского эскорта.
  — Шляпа осталась там?
  — Нет, она со мной.
  — Где вы находитесь?
  — Сижу в шикарном ресторане «Золотое руно» в квартале от вашего отеля.
  — Я знаю это место.
  — Придете? — полюбопытствовала Лоис.
  — А что будет? — вопросом на вопрос ответил я.
  — Выпьем.
  — А потом что?
  — Пообедаем.
  — А потом?
  — Поговорим, — ответила она с загадочным и очень соблазнительным смешком. — Так вы придете?
  — Приду, — пообещал я и повесил трубку.
  Я сунул один из футляров с дубликатами ключей в карман, а другой завернул в грязное белье и бросил на самое дно чемодана.
  Спустившись на лифте вниз, отдал ключ от номера портье и предупредил его, что, возможно, вернусь поздно, на случай, если мне будут звонить.
  Это был один из тех маленьких отелей, которых в Сан-Франциско тьма-тьмущая. Там, как правило, лишь изредка останавливаются приезжие, а большинство постояльцев живет в них годами. И потому портье приходится быть одновременно и телефонистом, и консьержем, и управляющим.
  Улица круто спускалась под уклон, и, шагая по ней, мне приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать от боли в боку.
  Лоис Марлоу ждала меня. На ней было то самое открытое темное платье, обрисовывавшее фигуру, в котором я уже видел ее в квартире. Ее улыбка показалась мне очень радушной.
  — Хэлло, Дональд, — сказала она. — Я уже стала бояться, что вы не придете.
  — Я не мог вас подвести. Где моя шляпа?
  — В гардеробе, конечно. — Она подала мне номерок. — Это вам обойдется в двадцать пять центов чаевых, но девушка в гардеробе носит очень короткую юбку, у нее красивые ноги, так что вы не раскаетесь.
  — Мы пообедаем здесь? — спросил я.
  — Это зависит от ваших финансовых возможностей.
  — Здесь дорого?
  — Очень.
  — Вы хотите есть?
  — Очень.
  — Тогда здесь, — решил я.
  — Я уже заказала столик на ваше имя, — сообщила Лоис. — Он будет готов через двадцать минут, а пока мы можем посидеть в баре.
  — Идет, — согласился я.
  Лоис выбрала уединенный уголок в коктейль-баре, села на табурет, обтянутый кожей, и уставилась на меня.
  — По-моему, вы замечательный! — сразу же огорошила меня Лоис.
  — Продолжайте. — Я включился в игру.
  — Разве этого мало?
  — Мало.
  Она рассмеялась. Подошел официант, и она заказала двойной «Манхэттен».
  — Для меня одинарный, — попытался протестовать я.
  — Принесите ему тоже двойной. — Лоис улыбнулась официанту. — Я не хочу его обгонять.
  Официант удалился. Мы перебрасывались ничего не значащими фразами, по мере сил упражняясь в остроумии. Наконец официант поставил перед нами по двойному коктейлю. Я расплатился и прибавил сверху доллар на чай.
  Это гарантировало нам несколько спокойных минут.
  Мы чокнулись, и Лоис залпом выпила полбокала.
  — Мне это необходимо, — сказала она.
  Я сделал пару глотков и поставил бокал.
  — Ладно, так какие у вас неприятности? — спросил я.
  Лоис широко раскрыла глаза:
  — Какие у меня могут быть неприятности?
  — Почему вам нужен детектив?
  — Он мне не нужен.
  — Но вы же хотели меня видеть?
  — Это совсем другое дело.
  — Не думаю.
  — А я знаю.
  Я промолчал. Лоис тоже молчала некоторое время, потом решилась:
  — Знаете, Дональд, по-моему, вы себя недооцениваете. Вы очень симпатичный. Но если большинство привлекательных мужчин задирает нос и ведет себя так, будто они облагодетельствовали женщину, позволив ей обожать себя, то вы излишне скромны. А между тем вы милы, уверены в себе без самонадеянности и… ну, словом, вы очень привлекательны.
  Я опять промолчал.
  — Разве женщины никогда с вами не заигрывали, Дональд?
  — Пока не замечал.
  — Вы не наблюдательны.
  — Вы заигрываете со мной?
  Лоис колебалась некоторое время, потом выпалила:
  — Да!
  — Можно ли мне кое о чем спросить вас? — поинтересовался я.
  — Вы можете спрашивать меня о чем угодно, — понизив голос, разрешила Лоис.
  — Хорошо. Сегодня у вас было назначено свидание с человеком, который, по-видимому, что-то значит для вас. Вы хотели выставить Морта Эванса из квартиры и пойти на свидание, но, если бы он не ушел, вы даже рискнули бы оставить его в квартире. Значит, свидание было очень важным для вас. После моего ухода произошло что-то, напугавшее вас. Вы отменили свидание и позвонили мне… Почему вы вдруг заинтересовались мной?
  Лоис играла с бокалом, вращая его ножку. Она избегала моего взгляда.
  — Допустим, мой кавалер не пришел на свидание.
  — Не может быть. Ни один мужчина вас не обманет. Вы обладаете всем, что нашего брата интересует, и прекрасно знаете об этом.
  Лоис опять стала крутить бокал, потом вдруг резко поднесла его к губам и в один момент осушила.
  — Можно мне заказать еще, Дональд?
  — При условии, что вы не будете заказывать для меня.
  — Не буду.
  Я подозвал официанта и указал ему на пустой бокал Лоис. Он перевел глаза на меня и удивленно поднял брови. Я отрицательно покачал головой. Он понимающе улыбнулся и принес полный бокал. Я опять дал ему доллар на чай.
  — Премного благодарен вам, сэр, — многозначительно поклонился он.
  — Думаю, это сделает свое дело, — заговорщически подмигнул ему я.
  — Надеюсь, сэр.
  Официант ушел. Лоис искоса взглянула на меня и вздохнула:
  — Дональд, вы мне нужны.
  — Вот так-то лучше.
  — У меня неприятности.
  — Возможно, я буду не в силах помочь вам.
  — Почему?
  — Я представляю интересы Баркли Фишера.
  — Разве это может помешать вам помочь мне?
  — Вероятно.
  — Но я должна с кем-то поделиться. Я не могу больше молчать.
  — Выслушать вас я готов всегда. Но я вряд ли в состоянии вам помочь и, вероятно, не смогу сохранить рассказанное в тайне.
  — Кому вы можете рассказать это?
  — Я могу воспользоваться вашей информацией, чтобы помочь своему клиенту.
  — Тогда я ничего не скажу вам, — решительно заявила Лоис.
  — Возможно, мне удастся рассказать вам то, что вы собирались сказать мне.
  — Ну нет, вам это не удастся.
  — Когда вы вышли замуж за Джорджа Кэдотта?
  — Пять лет назад.
  — В то время Джордж был неплохим парнем, — медленно начал я. — Возможно, излишне самодовольным и чопорным, но добрым и неиспорченным. Денег у него не было. Не знаю, что вы нашли в нем, но факт остается фактом: вы вышли за него замуж. У Джорджа была одна опасная привычка: он вел дневник, в который записывал свои мысли и события прошедшего дня. Вскоре после медового месяца вы обнаружили этот дневник и время от времени открывали и читали его. Это доставляло вам удовольствие. Особенно нравилось читать строчки, посвященные вам… Приятное занятие для новобрачной — читать впечатления мужа о том, каким великолепным созданием является его жена.
  — Дональд, — изумилась Лоис, — откуда вам все это известно?
  — После того как вы прожили в браке год или два, — продолжал я, — романтический ореол начал спадать, и вы увидели, что Джордж совершенно заурядный человек. В это время умер дед Джорджа, и ваш муж унаследовал некоторую сумму денег… После этого он сделался совершенно невыносимым. Он замкнулся в себе, постоянно испытывал какую-то неясную тревогу, стал нервным, в нем развился этот самый комплекс вины. Все это достигло таких масштабов, что вы не смогли больше жить с ним под одной крышей. Вы терпели полгода и наконец решили уйти. Но вы боялись, что Джордж может не дать вам развода. Вы и Джордж — совершенно разные люди, у вас несовместимые характеры. Он вел жизнь угрюмого отшельника, вы любили веселье и приключения… Я не слишком бы удивился, узнав, что в вашей жизни был один или двое мужчин, о которых Джордж подозревал. Это могло бы доставить вам неприятности в случае судебного разбирательства вашего дела. Так или иначе, но вы хотели защитить себя и поэтому, уходя, украли дневник Джорджа, в котором описывались обстоятельства смерти его деда.
  Лоис побледнела и смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами.
  — Дональд, — с трудом произнесла она, — кто рассказал вам это?
  — Я сам догадался. В дневнике Джорджа описана смерть деда, потом в течение полугода он рассуждает на его страницах об искуплении и исправлении мира, и вдруг дневник резко обрывается. Это может означать только одно: дневника у него больше не было. Последней записью в нем было, что вы попросили у него развод. Через полгода после смерти его деда вы развелись в Рино. Детективу остается только сложить два и два. Любому понятно, что когда вы ушли от Джорджа, то забрали дневник с собой.
  — Как вы узнали все это, Дональд?
  — Работая над делом, я люблю выяснять все детали.
  — Но, Дональд, полиция точит на вас зуб. Вы играете в опасную игру. Они вам не доверяют.
  — От них этого не требуется.
  Лоис машинально водила донышком бокала по столу. Ее губы кривились в судорожной улыбке.
  — Джордж лишился дневника через полгода после смерти деда, — сказал я. — Готов держать пари, что он больше его не видел. Однако дневник был найден в его квартире. Спрашивается, как он туда попал?
  — Ну и как же?
  — Есть лишь один ответ. Его подложили туда вы!
  — Я?! Дональд, вы сошли с ума! Зачем мне это надо?
  — Затем, что вы устали от Джорджа, от того, что он постоянно вмешивался в вашу жизнь, не давал делать то, что вам хотелось, — ответил я. — И вам хотелось, чтобы полиция нашла его. Вы знали, что его квартиру могут обыскать, и подложили украденный дневник, который четыре года хранился у вас, в такое место, где полиция сразу же нашла бы его.
  Лоис молчала.
  — Я прав?
  — Да.
  — А теперь позвольте спросить, зачем вам это было нужно?
  — Да затем, что я не могла больше выносить эту почтенную дуэнью в штанах и при галстуке. Я уже большая девочка и в состоянии понять, чего я хочу. А хочу я только одного — самой отвечать за свои поступки. Да, я была замужем, теперь это в прошлом, но, может быть, вы мне объясните, почему я должна потакать капризам бывшего мужа, возомнившего себя борцом за нравственность?
  — Почему же вы тогда не отшили Джорджа? — спросил я. — Почему терпели его?
  — Он давал мне деньги, — ответила она.
  — Почему?
  — Вы знаете, что такое человек с больной совестью? Джордж считал себя моим мужем, а меня женой, которой перед алтарем поклялся быть вместе в горе и в радости. Так что он продолжал заботиться обо мне.
  Я пристально смотрел на нее.
  — Здесь не было определенного шантажа с вашей стороны?
  — Нет, Дональд, нет. Джордж и не подозревал, что дневник у меня. Он не думал, что мне известно что-то о смерти его деда, до того момента, как…
  — Как — что?
  — Пока вы не пришли ко мне и не сообщили о том, что он написал то ужасное письмо. Тогда я поняла, что нужно что-то делать.
  — И что же вы сделали?
  — Я была в панике, — созналась Лоис. — В то время, когда вы сидели у меня, Джордж был рядом, у Даттонов. Я боялась, что вы встретитесь с ним. Кроме того, у подъезда стоял его заметный спортивный автомобиль…
  — Очевидно, я прошляпил это, — сказал я. — Но продолжайте, что было дальше?
  — Ну, избавившись от вас, я заглянула к Даттонам и попросила Джорджа зайти ко мне.
  — Он пошел?
  — Как миленький. Мы были в ссоре, но Джорджу всегда хотелось помириться.
  — И что вы ему сказали?
  — Многое. Я сказала, что знаю о письме и не собираюсь прощать ему подобные вещи. Он начал говорить, что делал это для моей же пользы. Тогда я разозлилась и закричала, что он напрасно возводит себя на пьедестал непорочности и благонравия… Короче, я назвала его убийцей.
  — Что произошло потом?
  — Он пытался все отрицать, но быстро расползался по швам.
  — Вы сообщили ему, что дневник у вас?
  — Нет. Джордж не знал о дневнике. Он думал, что просто потерял его.
  — Продолжайте. — Я старался не упустить благоприятный случай. — Как вы справились с ситуацией?
  — Сказала Джорджу, что вы очень умный детектив и что он напрасно вылез с этими письмами. Из-за них ему придется сесть в тюрьму, а тогда власти начнут расследование и докопаются до причины смерти его деда.
  — Это испугало его?
  — Да, очень. Он согласился меня слушаться. Я посоветовала ему поехать в мотель в Вальехо и сидеть там до тех пор, пока вы не уедете из города. Я спросила, нет ли в его квартире каких-нибудь уличающих документов. Он сказал, что есть копии писем, отправленных им Фишерам.
  — Обоим?
  — Да, он сказал обоим. Я велела ему выезжать немедленно, так как вы напали на его след и, несомненно, уже заметили его спортивную машину у подъезда. Я сказала ему, что вы, Дональд, с легкостью вывернете его наизнанку. Для пущего устрашения я расписала ему в красках методы современного частного расследования, когда сыщик влезает в самые дебри личной жизни подозреваемого, так что скоро все будет известно об обстоятельствах смерти его деда.
  — Другими словами, вы запугали его?
  — Да, он буквально позеленел от страха. Ведь ему и в голову не приходило, что я кое-что подозревала об обстоятельствах смерти деда. И когда я выложила ему об этом, он выглядел так, словно у него начались желудочные колики. Еще я сказала ему, что до смерти деда он был нормальным человеком со всеми своими достоинствами и недостатками, но когда ему пришло в голову изменить мир во искупление греха, совершенного им и Кэролайн…
  — Вы упомянули о Кэролайн?
  — Да, она ведь причастна к убийству. Наверное, она все и сделала своими руками.
  — Как же поступил Джордж?
  — Он так перепугался, что решил поехать в мотель, не возвращаясь в квартиру за вещами. Все необходимое он намеревался купить по дороге. Отдал мне свои ключи и просил заехать к нему и вынуть из стола копии его писем.
  — Продолжайте. — Я старался ввести разговор в нужное мне русло.
  — Джордж поехал в Вальехо, а я отправилась к нему на квартиру и сделала все, как он просил.
  — Подождите, Лоис. То есть вы взяли копии писем?
  — Да.
  — И потом?
  — Я дождалась полуночи и отправилась в Вальехо. Мне хотелось быть уверенной, что за мной никто не следит, так что я приняла меры предосторожности.
  — Все ясно. Значит, вы прибыли в мотель. Что произошло там?
  — Я постучала в дверь номера Джорджа. Никто не ответил. Дверь была не заперта, и я вошла. Мне все это показалось очень странным, так как машина Джорджа стояла прямо перед дверью.
  — В какое время это было?
  — Я приехала туда, наверное, в половине второго ночи.
  — Ну и что вы увидели?
  — Джордж был мертв.
  — Что же вы сделали?
  — Я достала ключи и хотела положить их ему в карман, но не могла заставить себя прикоснуться к нему, поэтому приподняла край пиджака и сунула ключи под него.
  — Что потом?
  — Я вернулась домой и начала думать обо всем этом. Кэролайн увязла в истории со смертью деда по самую шею, а мне осточертело ее самодовольное превосходство в обращении со мной. Я решила повернуть все на сто восемьдесят градусов, поехала на квартиру Джорджа и оставила там не только взятые раньше копии писем, но и дневник.
  — Но вы ведь оставили ключи у трупа Джорджа, — заметил я. — Как же вы вошли туда?
  — Неужели вы не понимаете, Дональд? В этой квартире я жила во время замужества. Уходя, я просто взяла с собой и ключи. Джордж не учел этого, когда давал мне свои…
  — Когда же вас осенила идея подкинуть дневник?
  — Не сразу. Рано утром. Накануне я легла спать, но сон не приходил. Я выпила пару порций виски, снова прилегла и таращилась в темноту. Ну вот, я все ворочалась, и мне вдруг пришла в голову мысль поехать на квартиру и оставить там дневник, чтобы его нашли. Так я и сделала.
  — Полиция найдет ваши ключи от квартиры и тогда…
  — Не найдет. Я выбросила их в залив.
  — Продолжайте.
  — Это все, Дональд. Не понимаю только, почему полиция ничего не сказала мне… — Тут голос Лоис внезапно замер, и она посмотрела на меня, как будто видела впервые. — Дональд, вы дьявол! — воскликнула она.
  — В чем дело на этот раз? — поинтересовался я.
  — Это вы были в квартире и взяли копии писем и дневник. Вот откуда вам известно его содержание.
  — Каким образом я мог туда войти? — спросил я.
  — Но вы ведь были там, Дональд?
  — Неужели вы считаете меня сумасшедшим?
  Лоис помолчала некоторое время, потом спросила:
  — Что же мне теперь делать?
  — Вы уже все сделали.
  — Я хочу понять, что мне делать теперь?
  — Я ведь говорил, что не смогу посоветовать вам ничего.
  — Потому что вас нанял Баркли Фишер? Но разве его интересы враждебны моим?
  — Не знаю. Может быть, я решу подставить вас как девочку для битья.
  — Дональд, вы так не поступите!
  — Когда я представляю интересы клиентов, для меня ничего другого не существует.
  — Но я под большим секретом рассказала эту историю.
  — Большую часть ее рассказал я, а не вы. Кроме того, я предупредил вас, что работаю на Фишера.
  Лоис сердито смотрела на меня:
  — Но, по крайней мере, одну вещь для меня вы должны сделать, Дональд. Вы обязаны сказать, что мне делать дальше!
  — Что ж, — усмехнулся я, — вот идет метрдотель предупредить вас, что столик готов. Так что сначала поедим.
  Я встал и проводил Лоис в ресторан.
  — Кроме того, — шепнул я ей, — не стоит больше вам говорить о том, что я вам что-то должен, я никому ничего не должен.
  Глава 9
  Закончив обед, Лоис отодвинула в сторону пустую креманку из-под мороженого и взглянула на меня через стол:
  — Ваш вид беспокоит меня, Дональд.
  — Почему?
  — У меня такое впечатление, что вы все-таки что-то утаиваете от меня.
  — Возможно, это просто профессиональная сдержанность.
  — Возможно. А возможно, и то, и другое. Скажите, Дональд, вы всегда прячете козыри в рукаве?
  — Нет.
  — Но, судя по вашему поведению, вы припасли еще немало сюрпризов.
  — Я ведь детектив.
  Лоис испытующе посмотрела на меня:
  — Дональд, что вы обо мне думаете?
  — Почему вы об этом спрашиваете?
  — Мне хочется знать.
  — Вы славная.
  — Вы действительно так считаете?
  — Действительно.
  — Дональд, вы много повидали, вы знаете жизнь. Скажите, как вы относитесь к женщинам вроде меня?
  — Я ведь вам уже сказал.
  — Нет, вы сказали, что думаете обо мне, а мне интересно узнать, что вы думаете о таких, как я.
  — То есть?
  — Ну зачем нам ходить вокруг да около? Вы прекрасно меня поняли. Женщины моего типа хотят жить своей жизнью. Меня не устраивает пассивное ожидание, я не хочу сидеть на маленьком островке, потихоньку стареть и наблюдать, как жизнь течет вокруг меня. Время идет, отдаете вы себе в этом отчет или нет. Расскажу вам, какая я на самом деле. Я люблю, когда весело, когда светло, когда много людей. Я люблю привлекательных мужчин. Одна мысль о том, чтобы простоять всю жизнь у раковины с грязными тарелками, приводит меня в уныние.
  — Значит, вы никого не любите.
  — Почему вы так думаете?
  — Если бы вы были влюблены, то вам хотелось бы быть вместе с каким-то одним мужчиной. Вам бы больше никто не был нужен. Вы бы хотели ждать его, готовить для него, шить для него, стоять перед этой самой пресловутой раковиной с грязной посудой.
  — Неужели вы так думаете?
  — Ну, во всяком случае, так принято говорить.
  Она рассмеялась.
  — Но ведь в данный момент вы живете так, как вам нравится, — сказал я. — Так что же вас беспокоит?
  — Будущее.
  — Почему?
  — Я не уверена в завтрашнем дне. Что произойдет со мной, когда я потеряю привлекательность, когда фигура расплывется и мужчины перестанут желать меня?
  — Мужчины всегда будут желать вас, пока вы останетесь желанной.
  — Загадочное замечание.
  — А что, по-вашему, может дать эту уверенность? Замужество?
  — Не знаю, в замужестве тоже нет никаких гарантий. Вы вступаете в брак, проводите лучшие годы жизни у кухонной плиты, стараетесь, чтобы все было не хуже, чем у людей, толстеете, седеете, а потом появляется какая-нибудь блондинка, и вы узнаете, что муж требует вернуть ему свободу. Свободу! Что вам остается делать?
  — Продолжайте, — улыбнулся я. — Выговоритесь до конца.
  — Меня беспокоит моя жизнь, Дональд. Я стараюсь не думать о сексе. — Лоис посмотрела на меня и неожиданно расхохоталась. — Вы понимаете людей, Дональд?
  — Во всяком случае, пытаюсь.
  — А как вы относитесь к сексу?
  — Положительно.
  — Дональд, все время, что мы с вами разговариваем, вы думаете о чем-то другом. Почему вы не можете вести себя в моем присутствии, как все другие мужчины?
  — А как ведут себя другие?
  — Ну, они, например, мысленно раздевают меня.
  — Вам это нравится?
  — Все зависит от того, кто это делает.
  — Так вы считаете, что я занят другим?
  — Вы мысленно играете партию в шахматы, — сказала Лоис, — и я всего лишь пешка в вашей игре. Вы готовы передвинуть меня куда угодно, и я боюсь, что при удобной ситуации я буду принесена в жертву.
  — Разве я говорил вам это? Я только сказал, что представляю интересы клиента, Баркли Фишера.
  — Вы должны быть верны ему?
  — Да.
  — А что мне сделать, чтобы вы были верны мне?
  — Ничего. Верность клиенту нельзя разделить.
  Лоис изучала меня некоторое время.
  — Дональд, предупреждаю, что собираюсь перетянуть вас на свою сторону. Мне нужна ваша голова и ваш опыт.
  — Баркли Фишер имеет право первой заявки.
  Лоис предложила:
  — Давайте уйдем отсюда.
  Я расплатился за обед, получил в гардеробе шляпу и тайком сунул пальцы за подкладку. Квитанция на портфель была там.
  — Куда мы поедем? — поинтересовался я.
  — Куда-нибудь, где можно поговорить.
  — В вашу квартиру?
  — А это не опасно?
  — Опасно.
  — Зачем же мы туда поедем?
  — Все равно, рано или поздно, вам придется возвращаться домой.
  — Но не обязательно ехать туда сейчас.
  — А какие есть предложения?
  — Да тысяча!
  — Если бы вы не знали, что полиция может нечаянно нагрянуть, вы бы сейчас поехали домой?
  — Конечно.
  — Тогда смею вас уверить, что если они захотят, то найдут вас и в любом другом месте.
  Я подозвал такси и дал шоферу адрес «Вистерия Апартментс». Лоис, садясь в машину, скорее выдохнула, нежели произнесла:
  — Вы чертовски уверены в себе.
  — Вам это не нравится? — спросил я.
  Она положила голову мне на плечо.
  — Нравится, Дональд, — мечтательно произнесла она. — Возможно, в глубине души вы растеряны, но у вас всегда такой решительный вид, будто вы хорошо знаете, что делать.
  Ее рука скользнула по моему бедру и нашла мою руку. Она крепко сжала ее.
  — Дональд.
  — Что?
  Она подняла голову и вздохнула:
  — Вам хочется меня поцеловать?
  — Нет.
  — Вы мерзавец! — взорвалась она.
  Я промолчал.
  — Почему вам не хочется поцеловать меня, Дональд?
  — Потому что мне нужно подумать.
  — Хорошо, думайте, — сказала она. — Я тоже хочу, чтобы вы задумались. А когда закончите, поцелуйте меня.
  Мы доехали в молчании до «Вистерия Апартментс». Я расплатился с шофером. Мы поднялись в квартиру Лоис. К ее двери была прикреплена записка. Лоис развернула ее:
  «Л.! Зайди ко мне, как только вернешься. Безразлично, в какое время. К.».
  — Мне не хотелось бы, чтобы нам мешали, — поморщилась Лоис.
  — Чтобы вы могли спокойно заняться подрывом моей верности клиенту? — пошутил я.
  — Возможно. — Она встретилась со мной взглядом.
  — Неужели из-за этой записки вы измените свои планы?
  — Вы не понимаете, — объяснила она. — Речь идет о Кэролайн, а у нее отвратительная привычка подглядывать и подслушивать. Иногда мне кажется, что ее взгляд проникает через стены и ей всегда известно, где я нахожусь.
  Дверь квартиры дальше по коридору распахнулась, и голос Кэролайн окликнул:
  — Лоис!
  — О, Кэролайн! Я только что пришла, — отозвалась она.
  — Ты сможешь зайти ко мне? — спросила Кэролайн.
  — Не знаю. Я не одна.
  Наступило молчание, в течение которого две женщины напряженно изучали друг друга. Я постарался слиться со стеной.
  Кэролайн сказала:
  — Это займет только минуту.
  — Значит, ненадолго? — как-то нерешительно переспросила Лоис.
  Кэролайн подошла к нам и решительно сказала:
  — Лучше поговорим у вас!
  Лоис открыла дверь, мы все трое вошли в гостиную и сели. Кэролайн медленно и цепко оглядела нас своими блестящими глазами.
  — Видели газеты? — наконец спросила она.
  Лоис отрицательно покачала головой.
  — Тогда минутку, я принесу свою, — сказала Кэролайн.
  — А что такого особенного пишут в газетах? — полюбопытствовала Лоис.
  — Сейчас сами увидите, — загадочно произнесла Кэролайн, поднимаясь с кресла.
  Я положил шляпу на телевизор донышком вниз. В таком положении квитанция на портфель почти на полдюйма высовывалась из-за подкладки, это начало меня беспокоить. В то же время было неловко встать и поправить ее.
  — Что ж, пока мы можем включить телевизор, — нашелся я, протягивая к нему руку.
  Кэролайн, направлявшаяся к двери, невольно отшатнулась, чтобы не задеть меня, и сбила шляпу на пол. Нагнувшись, она подняла ее и положила на телевизор, но уже донышком вверх.
  Я откинулся на спинку кресла, а Кэролайн вышла из гостиной.
  — Раздумали насчет телевизора? — напомнила Лоис.
  — Угу, — ответил я.
  Она опустилась в кресло, демонстрируя обтянутые нейлоном соблазнительные ножки.
  — Будьте осторожны с Кэролайн, — предупредила она. — Это хитрая, безжалостная и решительная женщина. Она готовит какую-то западню.
  — Что я, по-вашему, должен делать?
  — Ничего, просто будьте осторожны. Следите за ней, как ястреб.
  Вошла Кэролайн с газетой в руках. Дверь в гостиную осталась открытой.
  — Это вечерняя газета. Здесь рассказывается об убийстве Джорджа. — Она полупрезрительно перебросила газету Лоис. — Хочешь прочесть?
  — В чем же дело? — спросила Лоис, даже не заглянув в газету.
  — В статье сообщается, что мотивом убийства было ограбление. При трупе найдена довольно большая сумма денег, но там не было ключей.
  — Не было ключей? — как эхо повторила Лоис.
  — Да. Нашли только ключи от машины и никаких других.
  — О, вот как! — отозвалась Лоис.
  Кэролайн посмотрела на меня:
  — Вы были там, Дональд Лэм?
  — Где? — невинно спросил я.
  — Не прикидывайтесь глупцом, — ехидно процедила она. — Вы были в мотеле рано утром с вашим драгоценным клиентом Баркли Фишером.
  — Очевидно, вы собираетесь что-то сообщить нам, — сказал я. — Так начинайте.
  — Я так и сделаю. У меня найдется, что сказать вам обоим. В тот день, Лоис, когда ты посоветовала Джорджу спрятаться, он после разговора с тобой зашел ко мне. Брат был очень обеспокоен историей с частным детективом и тогда впервые рассказал о своем дневнике, который он вел в год смерти дедушки. Дневник все время лежал у него в портфеле, но однажды пропал. С тех пор Джордж жил как в кошмарном сне. Он сообщил, что некоторые записи в дневнике могут быть неправильно истолкованы. Прочитав его, какой-нибудь дурак может решить, что дедушка был убит… Как только он рассказал мне об этом, я поняла, кто взял дневник. Это сделала ты, Лоис, а потом отдала его этому сыщику, а он собирается подбросить его туда, где его найдет полиция. Это совершенно ясно. Недаром при нем ты задираешь платье чуть ли не до шеи и крутишь задом.
  — Заткнись! — крикнула Лоис. — Лгунья!
  Кэролайн сделала шаг вперед:
  — Это меня ты называешь лгуньей, ты, шлюха?! Я не слепая и отлично знаю, что происходит в твоей квартире. Не думай, что твое дешевое притворство хоть на минуту обмануло меня!
  Лоис вскочила с места:
  — Ну этого я тебе не прощу, ты… убийца!
  С минуту женщины напряженно вглядывались друг в друга, потом сцепились. Они дрались, как дикие кошки, не соблюдая никаких правил, забыв о скромности и милосердии. Они царапались и пинали друг друга ногами, драли за волосы и разрывали одежду. Женщины упали на пол, и каждая стремилась размазать обидчицу по ковру. При этом они обменивались друг с другом такими выражениями, которые, как принято считать, леди не знают.
  Выбрав удобный момент, когда женщины переводили дыхание, я спокойно сказал:
  — Все в порядке, Лоис, я сейчас позвонил в полицию. Машина с полицейскими будет здесь через минуту.
  Женщины отпрянули друг от друга, словно их окатили холодной водой из шланга.
  — Что вы сделали? — прерывающимся голосом спросила Лоис.
  — Вызвал полицию, — повторил я.
  Кэролайн вскочила с пола. Лоис продолжала лежать, отдыхая.
  — Поправь юбку, Лоис, — приказала Кэролайн.
  — Иди к черту! — огрызнулась та.
  Кэролайн повернулась ко мне:
  — Вы не совсем понимаете, как обстоит дело. Хотите позвонить в полицию? Что же, посидите здесь, я сейчас покажу вам кое-что.
  Она выбежала из комнаты.
  Лоис встала на колени, потом с трудом протянула ко мне руку. Я помог ей подняться. Она оглядела разорванное платье и стала прикрывать обнаженное тело висящими лоскутами.
  — Вы правда позвонили в полицию, Дональд?
  — Нет.
  — Я так и думала… а эта убийца…
  Полуоткрытая дверь распахнулась настежь, и в комнату ввалилась Берта Кул. Оглядев Лоис Марлоу, она спросила:
  — Что здесь происходит?
  Лоис, безуспешно пытавшаяся прикрыть рваным куском от платья грудь, осведомилась:
  — Кто вы такая?
  — Позвольте представить вам моего партнера Берту Кул, — сказал я.
  Берта кивнула, мгновенно оценивая ситуацию.
  — Что произошло с этой крошкой? — спросила она.
  — Две женщины подрались. Эта и…
  В этот момент дверь опять распахнулась, и в комнату влетела Кэролайн Даттон.
  Разодранное платье и всклокоченные волосы придавали ей весьма живописный вид.
  — Ты, шлюха, хочешь расправиться со мной, но погоди! — крикнула она, намереваясь вновь броситься на Лоис, не заметив Берты Кул.
  Женщины снова оказались на полу, причем Кэролайн сверху. Берта нагнулась над ними, схватила Кэролайн за руку и лодыжку и кинула ее на кушетку — так фермер поднимает мешок с овсом.
  Кэролайн тут же вскочила, увидев наконец Берту, и остановилась, разглядывая ее. Потом, угрожающе нагнув голову, кинулась на Берту.
  Та врезала ей так, что Кэролайн тут же свалилась. А Берта, взяв ее двумя руками за горло, забросила драчливую дамочку в кресло.
  — Сидеть! — приказала Берта. — А то я задам тебе такую трепку, что будешь зубы выплевывать, как семечки. А теперь, что здесь происходит?
  — Кто вы такая?
  — Я Берта Кул, если вам что-то говорит мое имя. Я детектив и партнер Дональда Лэма. Так чем вы здесь занимались?
  — Я пыталась удержать вашего драгоценного партнера и эту шлюху от попыток обвинить меня в убийстве, — всхлипнула Кэролайн.
  Берта улыбнулась мне:
  — Неплохо, Дональд. Я рада, что ты наконец перешел к активным действиям.
  — Подождите, — сказала Кэролайн. — Я послала за человеком, который может…
  В дверь постучали. Берта открыла, в комнату вошла Минерва Фишер и с недоумением оглядела растрепанных женщин, поваленное кресло, Берту Кул и меня.
  — Я пришла, как только смогла, — обратилась она к Кэролайн.
  Берта наклонилась, подняла с пола поролоновую накладку для груди, оглядела женщин и презрительно бросила ее на колени Кэролайн со словами:
  — Похоже, это твое хозяйство, сестричка. — Затем она повернулась к Минерве Фишер: — Ну а вы что здесь делаете?
  Та ответила:
  — Ваш партнер, Дональд Лэм, продал нас со всеми потрохами.
  — Почему вы так думаете?
  — Эта молодая женщина, миссис Джордж Кэдотт, или мисс Лоис Марлоу, как она предпочитает себя называть, использовала свои чары, чтобы заставить Дональда Лэма предать наши интересы.
  Берта посмотрела на меня. Я покачал головой.
  — Это неправда, — подтвердила Лоис. — Дональд Лэм верен интересам Баркли Фишера.
  — Мне говорили другое, — заявила Минерва.
  — Что же вам говорили? — спросила Берта.
  Минерва начала рассказывать:
  — Мой муж признался во всем. Дональд Лэм позвонил ему и сказал, что Джордж Кэдотт зарегистрировался в «Роудсайд-мотеле» в Вальехо под именем Джорджа Чалмерса. Моему мужу казалось, что Дональд Лэм предлагает ему не лучший путь для решения проблемы — тот хотел сам поговорить с Кэдоттом. Он посчитал, что дело не терпит отлагательства и наилучшим выходом будет заплатить шантажисту прежде, чем он отправит письмо мне. Так что мой муж решил поехать и встретиться с Кэдоттом. Не предупредив Лэма, он сел на семичасовой самолет в Лос-Анджелесе и прилетел в девять часов в Сан-Франциско. Наняв машину в агентстве, он поехал в «Роудсайд-мотель» и постучался в дверь номера 24, где остановился Джордж Кэдотт. Ему не ответили. Тогда он зашел в ресторан и выпил кофе. После этого он опять подошел к номеру и постучал. Ему снова никто не ответил. Затем он подождал около часа в машине, после чего вернулся в Сан-Франциско, вернул автомобиль в агентство и заглянул в отель к Дональду Лэму. — Минерва Фишер с упреком смотрела на меня. — Дональд Лэм и мой муж поехали рано утром в Вальехо. Лэм постучал в дверь 24 номера, а потом зашел туда, но вскоре вышел и сказал, что там никого нет. Это была ложь: там был мертвый Джордж Кэдотт!
  — Вам это рассказал муж? — спросила Берта.
  — Да.
  — Хорошо же вы храните его тайну, — насмешливо произнесла Берта. — Посмотрите, две эти особы так и ловят каждое ваше слово.
  — Я не могу простить неверности, — гордо заявила Минерва. — Я не могу простить обмана. Если мой муж остался верен мне, я буду поддерживать его, но, конечно, на основе правдивых фактов. Если он прибегнет к обману, нам с ним не по пути…
  — Я все поняла, — перебила ее Кэролайн Даттон. — Дональд Лэм взял ключи с тела Джорджа, и они с Лоис целый вечер упражнялись, пытаясь подделать почерк моего брата. Несколько минут назад Лоис обронила одно замечание, которое показывает, что она считает меня причастной к смерти дедушки. Мой брат знал, что я не имею никакого отношения к этому, а эти двое хотели подбросить в квартиру Джорджа фальшивый дневник, который послужил бы сфабрикованной уликой.
  Берта внимательно изучала мое лицо.
  — У тебя есть что сказать на это? — спросила она.
  Я встретился с ней глазами:
  — Не валяй дурака, Берта.
  — Знаете, милочка, — сказала она, — вы напрашиваетесь на скандал. Вас нужно бы использовать вместо швабры для мытья полов. Боюсь только, что у вас такие грязные мысли, что после мытья пол станет еще грязней. А теперь убирайтесь!
  — Вы не имеете права выталкивать меня отсюда! — взвизгнула Кэролайн. — У меня такие же права находиться здесь, как и у вас…
  — Вон отсюда! — Берта угрожающе двинулась на нее.
  Кэролайн, схватив лежавшую тут же поролоновую накладку для груди, вскочила с кресла и сделала шаг к двери.
  В этот момент совершенно некстати открыла рот Минерва Фишер:
  — Я не могу допустить такой грубости, вульгарности и богохульства в разговоре с женщиной, миссис Кул.
  — Вас никто здесь не держит, — заметила Берта. — А я допускаю вульгарность и обожаю богохульства.
  Минерва с достоинством сказала:
  — Полагаю, на этом мы завершаем все отношения с вашим агентством, миссис Кул. — Она повернулась к двери: — Пойдемте, Кэролайн.
  — Ну и черт с тобой! — сказала Берта Минерве. — Мы процветали до того, как твой муж впервые появился у нас в конторе, и после твоего клоунского ухода как-нибудь протянем.
  — Позвольте вам заметить, — вставил я, — что нашим клиентом являетесь не вы, миссис Фишер, а ваш муж. Мы обязаны защищать его интересы.
  Минерва не удостоила нас ответом и, взяв под руку Кэролайн, удалилась.
  Берта пнула дверь ногой, и она захлопнулась.
  — Ну, ловкач, — обратилась она ко мне. — Ты был у Кэдотта?
  Я ничего не ответил.
  Берта повернулась к Лоис.
  — Вы подделали дневник? — спросила она у нее.
  — Не понимаю, по какому праву вы допрашиваете меня? — огрызнулась та. — С меня хватит и полиции.
  Берта негодующе подалась вперед.
  — Поймите, черт возьми, что мы в трудном положении, — зло зашипела она. — Дорога каждая секунда. Итак, вы подделали дневник?
  Лоис взглянула на меня.
  — Отвечайте! — приказал я.
  — Нет, я не подделывала дневник, — сказала Лоис. — Я украла его у Джорджа несколько лет назад. Записи в нем доказывают, что Джордж и Кэролайн убили своего деда. Я подбросила дневник в квартиру Джорджа. Мне кажется, что Дональд залез туда и похитил дневник.
  Берта расплылась в улыбке.
  — Да уж, конечно, этот маленький негодяй там пошарил, — одобрительно сказала она.
  В дверь постучали.
  — Откройте! — послышался голос Мортимера Эванса.
  — Кто это? — спросила Берта у Лоис.
  — Морт Эванс из местного отдела по расследованию убийств, — сказал я. — Лучше его впустить, Берта.
  Берта Кул открыла дверь.
  — О’кей, умник! — Мортимер Эванс ввалился в комнату. — Я же велел тебе держаться подальше от этого дела, но ты не захотел меня послушаться. Теперь тебе придется прокатиться со мной в полицейское управление.
  Я снял с телевизора шляпу и сунул пальцы за подкладку. Квитанция исчезла.
  Тут Эванс увидел Берту Кул.
  — Кто это? — спросил он меня.
  — Берта Кул, мой партнер, — ответил я.
  Внезапно Эванс обратил внимание на растерзанный вид Лоис Марлоу.
  — Что с вами? — удивился он. — Что тут произошло?
  — Я выясняла отношения.
  — С кем?
  — По-моему, с Дональдом, — вмешалась Берта. — Он начал заигрывать, а она дала ему пощечину. Но с Дональдом так нельзя поступать. Он очень чувствителен к подобным вещам. Стоит женщине ударить его, и он сразу же теряет разум от ярости.
  Мортимер Эванс посмотрел на меня, потом шлепнулся в кресло и разразился громоподобным хохотом.
  Берта сердито уставилась на него.
  Я взглянул на нее и покачал головой.
  — Ладно, — сказала она. — Попробуй сам.
  Она повернулась к нам спиной и отошла к окну.
  — Послушайте, Эванс, — сказал я. — Я напал на след одного дела, которое должно принести кучу денег. Разгадал одну тайну, над которой безуспешно бились лучшие сыщики страны. Это дело прославит ваше имя в веках.
  — Что за дело? — иронично спросил Эванс.
  — Оно касается… — Тут я замолчал.
  — Ну, продолжайте. — Полицейский был явно заинтригован.
  — Ну да, я все расскажу, а вы бросите меня в «одиночку», сами закончите расследование, и все лавры достанутся вам одному.
  — Я уверен, что твое дело — блеф, — заявил Эванс.
  — Ничего подобного, — горячо возразил я. — Вы получите его упакованным и завязанным ленточкой. Только не мешайте мне.
  — А что ты имеешь в виду под словом «не мешать»?
  — Нет, вы не подумайте, я вовсе не предлагаю взятку!
  — Я не беру взяток. Но ты должен мне рассказать, что это за дело, на которое ты столь загадочно намекаешь!
  Я встал, подошел к окну, потом снова повернулся к Эвансу:
  — Послушайте, я предлагаю вам сделку. Мне нужна поддержка официальных органов. Вы поможете мне, и мы вдвоем раскроем убийство Кэдотта и одно из крупнейших дел в стране за последние несколько лет.
  — Ты имеешь в виду убийство деда Кэдотта?
  — Нет, это мелочь. Я говорю о настоящем деле, за которое обещана награда, которой должно хватить до конца жизни.
  — Ну, выкладывай! — приказал Эванс.
  — По рукам?
  — Там будет видно.
  Я вопросительно взглянул на Берту. Та смотрела на меня так, словно я начал продавать билеты на Луну.
  — Я должен поговорить с вами наедине, — заявил я.
  — Эта комната меня вполне устраивает.
  Я взглянул на Лоис:
  — Оставьте нас на минуту.
  — Что?! — возмутилась было она.
  Берта подошла и взяла ее за плечи.
  — В ванную, милочка, в ванную, — сказала она. — Посидите там до тех пор, пока мы вас не позовем.
  — Как вам это нравится! — продолжала протестовать Лоис. — В моей квартире и меня же…
  — В ванную, — твердо стояла на своем Берта. — Это серьезное дело.
  — Я не позволю выталкивать себя! Я не…
  Берта, теряя терпение, поддала ей коленом под зад.
  — Идите, милочка, — добавила при этом она.
  Проводив Лоис в ванную, она заперла дверь и вернулась в гостиную.
  Эванс смотрел на меня с холодным подозрением.
  — Начинай, — велел он. — Итак, над каким делом ты работаешь?
  — Киднеппинг, — ответил я. — Семейство Кросби.
  — Что общего имеет убийство Кэдотта с похищением ребенка Кросби? — удивился он.
  Я мерил его холодным взглядом.
  — Поработайте головой, Эванс. Ребенок Кросби был похищен. Он исчез бесследно. Родители получили записку с требованием уплатить тридцать тысяч долларов. Они решили оставить деньги в указанном месте. Деньги были взяты, а ребенка так и не вернули.
  — Можете не рассказывать мне всего этого, — заявил Эванс. — Это обычная история. Они убивают ребенка через полчаса после того, как он попадает к ним в руки. Только так они могут обезопасить себя. Попытка вернуть ребенка после получения выкупа может стоить им пожизненного тюремного заключения… Эти парни не гнушаются детоубийством, чтобы выйти сухими из воды.
  — Вот тут вы и ошибаетесь, — возразил я. — Это похищение сработали не парни, а женщина с материнским комплексом. Для нее был важен не столько выкуп, сколько ребенок, выкуп она использовала, чтобы сбить со следа полицию, да и деньги ей были тоже нужны.
  — Допустим… Примем твою версию, — кивнул Эванс.
  — Дело получило широкую огласку, — продолжал я. — В нашей стране не было человека, который бы не волновался за судьбу несчастного ребенка. Теперь поставьте себя на место женщины с материнским комплексом, которая получила выкуп и хочет оставить ребенка. Что она должна делать?
  — Это твоя история, — заметил Эванс. — Отвечай сам на вопрос…
  — Любая женщина, предъявляющая соседям шестимесячного ребенка, рискует, что они уже через двадцать четыре часа заявят об этом в ФБР. Любая женщина, переехавшая на новое место с ребенком, тоже постоянно будет под наблюдением соседей. Поэтому Минерва Фишер разыграла этот спектакль. Других вариантов у нее не было.
  Подготовку к похищению она начала загодя. Она осмотрелась на поле битвы и выбрала себе подходящего ребенка. Потом начала распространять среди своих друзей и знакомых слух о том, что ее сводная сестра, имеющая ребенка, неизлечимо больна. Минерва объявляет, что сестра умерла, и едет на похороны. Минерва — добрая женщина, и она не может бросить сироту. Она усыновляет ребенка. Так найдено объяснение для появления ребенка… Кроме того, находится объяснение и для денег. У сводной сестры было небольшое состояние, она завещала все Минерве, и та привозит деньги.
  Эванс, вы полицейский офицер и находитесь на службе закона. Вы знаете, как много времени требуется для получения наследства, сколько формальностей приходится выполнить, прежде чем нотариус выпишет чек. Вы только представьте себе, что какой-нибудь ваш родственник оставил вам тридцать тысяч долларов. Да вы состариться успеете, прежде чем дело о наследстве дойдет до суда и чек — подчеркиваю: чек! — будет наконец выписан. А Минерва привезла не чек, а наличные…
  Теперь Эванс сидел на краешке кресла и не мигая смотрел на меня.
  — Так что же насчет Кэдотта? — нетерпеливо перебил он.
  — Кэдотт попал в это дело случайно, — сказал я. — Он унаследовал состояние после смерти деда. Возможно, кто-то помог деду пораньше переселиться на тот свет. Но суть в том, что Джордж Кэдотт считал, что это сделала Кэролайн при его безмолвном согласии, и поэтому у него развился комплекс вины. Он решил переделать мир, искоренив порок. Баркли Фишер поехал на конференцию в Сан-Франциско. Карл Иенсен хотел заключить с ним сделку, а для этого нужно было приехавших на конференцию «подогреть». Что Иенсен и сделал, потратив несколько сот долларов на шампанское и красивых женщин с длинными ногами, прелестными кудрями, соблазнительными взглядами и непринужденными манерами.
  Фишер был поручен вниманию Лоис Марлоу, веселой, общительной девушки. Ей не очень-то понравился бедняга Фишер, считавший свою дорогую Минерву лучшей женщиной в мире. Может быть, немного холодной в постели, излишне самоуверенной в гостиной, но прекрасной поварихой и заботливой женой. Баркли никогда и в голову не пришло бы подозревать что-то в отношении жены и ребенка. Но случилось так, что Джордж Кэдотт написал Минерве письмо, в котором обещал ей обратиться в суд, чтобы тот проверил, достоин ли такой аморальный человек, как ее супруг, быть отцом ребенка. Вы понимаете, что это означало для миссис Фишер? Опекунский совет прислал бы к ней следователя, который начал бы с того, на каких основаниях ребенок находится у Фишеров… Этого Минерва допустить не могла.
  — Как Минерва узнала о планах Кэдотта? — недоумевал Эванс.
  — Из его письма. Кэдотт послал одно письмо Баркли, второе — его жене. Они пришли одной почтой. Баркли думал, что Кэдотт собирается написать жене позже. Он просматривал почту жены, но ему не удалось перехватить письмо. Почему?.. Потому что оно уже было получено. Минерва выдала себя еще и тем, что не показала конверт, в котором оно пришло. Естественно, она не могла себе позволить так рисковать.
  Итак, Джордж Кэдотт должен был замолчать. Минерва слишком глубоко завязла в этом деле, чтобы отступать. Баркли явился в наше агентство и нанял нас. Должно быть, Минерва знала об этом. Я приехал сюда и вынужден был основательно накачаться джином, чтобы узнать местонахождение Джорджа.
  Я позвонил Баркли Фишеру и рассказал ему, где прячется Кэдотт. Минерва подслушала наш разговор по параллельному аппарату. Баркли пришла идея поговорить с Кэдоттом через мою голову и попробовать откупиться от него. Он боялся, что дело выльется в серьезный скандал, так что предпочел не дожидаться другого удобного случая. Он садится в самолет на Сан-Франциско, а потом едет на машине в мотель…
  Тем временем Минерва понимает, что надо спешить. Она летит самолетом до Окленда и опережает мужа на полчаса. С аэродрома она едет на машине в мотель и убивает Кэдотта выстрелом в сердце. Потом возвращается в Лос-Анджелес и опять становится добрейшей миссис Фишер.
  Ее муж попал прямо в ловушку. Он вошел и увидел Кэдотта уже убитым. Он прекрасно понимал, что стоит ему позвать людей, и он станет подозреваемым номер один. Промолчав, он тоже сунул голову в петлю. Но тогда он еще не знал об этом. В любой момент Минерва могла выдернуть ковер у него из-под ног, и он был бы конченым человеком. Что Минерва и сделала недавно.
  Эванс, наморщив лоб, обдумывал все.
  — Как ты собираешься доказать это? — наконец спросил он.
  — Я не собираюсь ничего доказывать. Это сделаете вы. Вы начнете расследование: поговорите с Минервой и выясните все подробности о предполагаемой сводной сестре. Вы достанете фотографии ребенка Кросби и посмотрите на ребенка Фишеров. Одновременно вы сможете расследовать убийство Кэдотта.
  — С твоих слов, — сказал Эванс, — вся эта сказочка представляется вполне реальной, но, разрази меня гром, если я понимаю, как ее рассказать моему шефу.
  — Какого черта вам нужно докладывать о ней шефу или кому-то еще? Проведите расследование сами. За это дело назначена награда в сто тысяч долларов.
  Эванс погладил подбородок.
  — А что насчет Кэдотта? — осторожно спросил он.
  Я сказал:
  — Кэдотт вел дневник, который изобличал Кэролайн Даттон как убийцу. Помните, у него был комплекс вины и он был одержим страстью очистить мир от скверны. И помимо всего прочего его постоянно распирало желание исповедоваться в собственных прегрешениях. Так вот, Кэролайн хотела заполучить этот дневник. У нее был ключ от квартиры брата, и она только лишь дожидалась удобного момента, чтобы завладеть этой компрометирующей ее уликой. И когда она узнала, что Кэдоттом интересуется частный детектив, решила, что дольше медлить опасно. Джордж Кэдотт пустился в бега, а она проскользнула в его квартиру и взяла дневник, а кроме того, возможно, и кое-что еще.
  — А потом? — Эванс следил за мной из-за полуопущенных век.
  — Я скажу вам, как Кэролайн поступила с уликами. Ей нужно было спрятать их так, чтобы полиция не добралась до них. Поэтому она полетела в Рино и оставила портфель с дневником и другими уликами в камере хранения «Риверсайд-мотеля»… Когда сегодня события стали разворачиваться неудачно для нее, она решила еще раз перепрятать портфель. Вы можете позвонить в «Риверсайд-мотель» и справиться насчет портфеля. Пусть сыщик, служащий при отеле, сунет туда нос и проверит, есть ли там дневник… Потом свяжитесь с полицией Рино. Если кто-то явится за портфелем, арестуйте его, и дело в шляпе.
  Эванс подумал и сказал:
  — Это меня устраивает. Это я могу проверить по телефону.
  — Вы все дело можете устроить по телефону, — заверил я. — Помните, в отношении награды я с вами в половинной доле. Представляю себе газетные шапки: «Мортимер Эванс, детектив полиции Сан-Франциско, с помощью логики и дедукции распутывает дело о киднеппинге».
  — Ладно, я пойду позвонить. — Эванс поднялся. — В конце концов, Лэм, я всегда успею арестовать тебя. Ты просто получаешь отсрочку.
  — Идите звонить, — отозвался я.
  Эванс вышел и закрыл за собой дверь.
  Берта Кул внимательно посмотрела на меня.
  — Это блеф? — спросила она.
  — Конечно, — невесело улыбнулся я. — У меня не было другого выхода.
  Глаза Берты чуть не вылезли из орбит.
  — То есть ты хочешь сказать, что возвел нелепые обвинения на Минерву Фишер, даже не дав себе труда задуматься над тем, что за этим последует?
  — Другого выхода не было, — повторил я. — Я увяз в этой истории по горло, мне нужно было как-то выбраться. Ведь без нашей помощи Баркли Фишер пропадет.
  — А что насчет похищения Кросби? — поинтересовалась она. — Ты почти купил меня на это.
  — Подумай, как могло это произойти. Одно из двух: или ребенок был убит вскоре после похищения, или кому-то был нужен ребенок, а выкуп явился побочным моментом, который заставил всех думать, что это работа профессиональной шайки, а ребенок убит, как это обычно происходит.
  Теперь посмотрим на ситуацию с другой стороны. Как могла женщина обставить подобное похищение? Она должна была иметь репутацию доброй, милой особы с материнскими наклонностями. Ей пришлось бы сочинить историю о больной родственнице и ребенке, оставшемся сиротой. То есть она должна была бы разыграть все, как Минерва.
  — В этом есть смысл, — согласилась Берта.
  — Я много размышлял об этом деле, — продолжал я. — Просто проверял его по главным линиям, прикидывал, не поможет ли оно нам. Но Эванс начал делать круги вокруг меня, и мне пришлось срочно выдумывать какую-то уловку, чтобы хоть на время избежать его когтей. Я понимаю, что теоретически к Минерве подходит то описание похитительницы, которое было у меня в голове…
  — Слушай, Дональд, — взволнованно перебила Берта, — но ведь твой рассказ чертовки логичен. Есть один шанс на тысячу, что ты попал в цель…
  — Вернее, один шанс на миллион, Берта. Не увлекайся особенно этой историей. Хорошо уже то, что нам удалось продать ее Эвансу.
  — А как насчет Рино и дневника?
  Я подмигнул ей.
  — Ах ты, маленький негодяй! — восхитилась Берта.
  Я подошел к телефону, набрал номер газеты «Сан-Франциско экзаминер» и попросил соединить меня с редактором.
  — Не имеет значения, кто с вами говорит, — сказал я ему, — но смотрите, как бы у вас из-под носа не утянули историю, которая скоро поставит на уши всю страну.
  — О чем вы говорите? — спросил редактор без всякого энтузиазма.
  — Морт Эванс, детектив из отдела по расследованию убийств, получил новые сведения о похищении ребенка Кросби, — сообщил я. — Сейчас он старается скрыть это от газетчиков, чтобы пресса не оказывала на полицию давления. Когда он закончит расследование и будет готов поделиться с вами материалом, его получат все газеты сразу. Если вам удастся сейчас опередить других, то вы можете взять с Эванса обещание, что вам он сообщит историю на полчаса раньше, чем другим. Только не говорите ему, что вас предупредили по телефону.
  Я повесил трубку, повернулся к Берте и сказал:
  — О’кей, а теперь выпустите Лоис из ванной, Берта.
  В дверь постучали. Послышался голос Морта Эванса:
  — Эй, откройте!
  Я открыл, и полицейский вошел.
  — Пока я сидел здесь с тобой, — сказал он, — твоя история звучала прекрасно, но стоило мне выйти на улицу, и она стала похожа на бред. Если это так, то я поработаю над тобой. Если я ошибся, значит, ты, сукин сын, слишком умен для меня. Собирайся, пойдешь со мной.
  — Выпустите Лоис из ванной, — сказал я Берте.
  Глава 10
  Мы поехали в полицейское управление и поднялись в отдел по расследованию убийств.
  Никто из присутствовавших в комнате не обратил на нас ни малейшего внимания.
  Эванс соединился с «Риверсайд-мотелем» в Рино и попросил позвать детектива. Тот подошел, и Эванс объяснил, что от него требуется.
  — Ладно, я проверю, — в голосе сыщика слышалось сомнение. — И позвоню вам.
  Эванс повесил трубку, и мы стали ждать, дымя сигаретами. Эванс оценивающе поглядывал на меня. Наконец он сказал:
  — Это неплохая идея, если даже она в корне неверна. Когда я смотрю на тебя, она звучит чертовски убедительно.
  — История с убийством Кэдотта? — спросил я.
  — Нет, с похищением ребенка Кросби. Вот что действительно меня интересует.
  — Разумеется, вы должны сами во всем убедиться, прежде чем свяжетесь с этим делом. Это будет грандиозный скандал!
  — Это вы мне говорите? — усмехнулся Эванс.
  Зазвонил телефон.
  — Это Рино, — сказал Эванс, беря трубку.
  Он слушал некоторое время, потом спросил:
  — Вы заглядывали внутрь?
  Слушая ответ, он хищно прищурился, так что стал похож на змею перед броском на зазевавшуюся пташку. Потом резко сказал:
  — Не спускайте глаз с этого портфеля. Я сейчас же вылетаю к вам. Мне самому хочется во всем убедиться. Если кто-нибудь предъявит квитанцию, задержите его. Говорю вам это на всякий случай, так как надеюсь, что буду у вас раньше. — Эванс повесил трубку и повернулся ко мне: — О’кей, умник, прокатишься в Рино вместе со мной.
  Один из детективов сказал:
  — Ты видел записку на своем столе, Морти? Тебя просили позвонить в «Экзаминер».
  — Черт с ними. Я занят.
  — Они сказали, что это чертовски важно.
  — Ну я тоже работаю сейчас над чертовски важным делом, — разозлился Эванс. — Если они позвонят еще раз, скажи, что я еще не приходил.
  — Куда мы отправимся сейчас? — спросил я Эванса.
  — В аэропорт. Один нефтяной магнат разрешил мне в случае крайней необходимости воспользоваться его самолетом. Сейчас именно такой случай. Я пойду разбужу пилота. Ты, Лэм, до сих пор вел себя хорошо. Надеюсь, ты и впредь будешь молодцом.
  Дверь распахнулась, и вошел высокий мужчина.
  — Хэлло, Дэйв, — сказал ему Эванс, — что случилось?
  — Редактор велел мне срочно связаться с вами, — ответил Дэйв. — Говорят, вы распутали дело о похищении ребенка Кросби?
  Эванс на какое-то время замер, потом повернулся ко мне. Его взгляд был злым.
  — Сукин сын! — процедил он сквозь зубы.
  — Не валяйте дурака, — сказал я с полным самообладанием. — Лучше застолбите идею, пока не поздно.
  Эванс немного подумал.
  — Только идею, — повторил я.
  Детектив повернулся к репортеру:
  — Послушайте, Дэйв, я могу вам кое-что сообщить, но пока это только версия.
  — Можно написать, что вы работаете над ней?
  — Нет, черт возьми! Напишите, что я выдвинул ее в беседе с репортерами.
  — Построение версий и гипотез — удел пустословов, — разочарованно протянул Дэйв.
  — Но не таких, — заметил Эванс.
  — Можно процитировать вас?
  — Только в отношении этого пункта.
  — Это меняет дело, — обрадовался репортер, — но тогда вы должны связать свою версию с тем, над чем вы сейчас работаете.
  — О чем вы говорите? — рассердился Эванс. — Я ничего вам не дам. Я работаю сейчас над большим делом. Когда оно будет закончено, вы узнаете о нем одновременно с другими газетами.
  — Подождите, я не имел этого в виду, — начал оправдываться репортер. — Я хотел сказать, что если можно было бы связать вашу версию с какой-то определенной нитью следствия, то наши читатели получили бы роскошный «подвал». Это помогло бы и вам, Мор, вы наложили бы свое клеймо на идею.
  — Напишите, что я работаю над важной нитью следствия, — предложил Эванс. — Только без указания имен, дат, арестов. Просто работаю, и все.
  — Что это за нить и кто этот парень?
  — Дональд Лэм, частный сыщик из Лос-Анджелеса, — сказал Эванс. — Я допрашиваю его в связи с делом об убийстве Кэдотта. А сейчас я тороплюсь в аэропорт. Хотите — поедем вместе, по дороге и поговорим. — Он повернулся ко мне: — Познакомься, это Дэйв Гриффин, репортер из «Экзаминер».
  — Послушайте, — обратился Дэйв к Эвансу. — А можно напечатать, что эту поездку вы предпринимаете в связи с вашей версией о похищении Кросби?
  — Нет, черт возьми! — рявкнул Эванс. — Хватит с вас и версии. Поехали!
  Мы двинулись в аэропорт. По дороге Эванс обрисовал репортеру версию о женщине-похитительнице с материнским комплексом и усыновленным ребенком. К тому моменту, когда мы приехали в аэропорт, Дэйв Гриффин уже имел все факты.
  — Это только версия, — задумчиво сказал он. — Ее может выдвинуть каждый. Знаете, что я думаю?
  — Что?
  — Эта поездка поможет распутать похищение Кросби.
  — Вы можете думать все, что вам заблагорассудится, — сказал Эванс, — но в газете вы это изложите только как версию. Если вы добавите что-то от себя, то будете иметь дело со мной.
  — Постараюсь сделать из этого статью, — пообещал Гриффин. — Каким самолетом вы летите?
  — Частным.
  — А куда?
  — В одно место.
  — Если вы что-то узнаете, вы позвоните мне раньше других?
  — Не знаю, получится ли. Дело слишком крупное. Закончив его, я буду вынужден оповестить всех.
  Самолет уже стоял перед ангаром, и механик прогревал мотор.
  — Это все, Дэйв, — закончил Эванс. — Теперь мы вынуждены вас оставить.
  Он пошел показать свои документы пилоту.
  Дэйв Гриффин обратился ко мне:
  — Если бы я мог написать, что он предпринял эту поездку в связи с определенной нитью следствия, то у меня была бы готовая статья. А так это только версия. Их может выдвинуть каждый.
  — Он работает над определенной нитью, — сказал я. — Завтра все газеты страны будут полны этой историей.
  — Вы тоже имеете отношение к делу?
  — Иначе зачем бы ему брать меня с собой? Он боится меня оставить, потому что мне известно слишком много.
  Репортер тут же побежал к телефону.
  Глава 11
  В Рино сыщик из «Риверсайд-мотеля» уже связался с детективом Крамером Лоусоном из местного отделения полиции. Морт Эванс и я присоединились к ним.
  Во время полета Эванс проникался скепсисом по отношению к моей версии. Он мрачнел, и мои акции опускались ниже и ниже.
  В Рино, узнав, что в камере хранения мотеля лежит портфель с дневником Кэдотта, Эванс немного повеселел.
  Рино в штате Невада — это город, который бодрствует все двадцать четыре часа в сутки. Наверное, некоторые жители все-таки спят ночью, но это трудно выяснить. Зато в любой час ночи его улицы заполнены людьми, не собирающимися ложиться в кровать. Именно для них работают игорные дома города, рестораны и клубы.
  Сидя в вестибюле «Риверсайд-мотеля», можно познакомиться со всеми категориями приезжих в Рино. Пижоны из ближайших городишек, разряженные в ковбойские костюмы; туристы, проигравшие в рулетку больше, чем собирались, и поэтому погруженные в мрачные мысли; туристы, выигравшие и пребывающие в радостном возбуждении; туристы, восхищенные красотами города…
  Большинство туристов приезжают в Рино на ночь-другую, это единственный способ избежать полного банкротства или же сберечь свой выигрыш. Но те, кому улыбнулась фортуна за игорным столом, сразу же воображали себя великими везунчиками и просаживали огромные суммы.
  Были в Рино и влюбленные пары, совершающие романтическое путешествие. Для этих голубков что выигрыш, что проигрыш — все было хорошо. Они упивались друг другом и были счастливы одной лишь возможностью держаться за руки. Романтика за деньги — дикий парадокс нашего времени.
  Мы сидели в вестибюле, а время шло.
  Эванс начал подремывать, потом поудобнее устроился в кресле и негромко захрапел.
  Крамер Лоусон игнорировал меня. Для него я был просто балласт.
  Я чертовски устал, но не мог уснуть. Ломал голову, пытаясь придумать такой расклад карт, при котором я бы не остался совсем без взяток. Я проклинал себя за верность клиенту, за то, что поехал в чертов мотель к Кэдотту. Однако у меня было смутное чувство, что, если бы ситуация повторилась, я поступил бы точно так же. Эта черта моего характера беспокоила и Берту, и меня. Мне не нравился Фишер, но, начав работать на него, я делал все, что было в моих силах. Он был моим клиентом, этим все было сказано.
  Зазвонил телефон, и бой подозвал детектива из Рино:
  — Вас, мистер Лоусон, из полицейского управления.
  Лоусон не счел нужным что-то сказать мне, но извинился перед сыщиком из мотеля и подошел к телефону.
  Минут через пять он вернулся, и на его лице было написано недоумение.
  Он потряс Эванса за плечо, пытаясь его разбудить.
  — А?.. В чем дело? — спросил тот, спросонья оглядываясь по сторонам.
  — Какого черта вы нас дурачите? — сердился Лоусон.
  — Что вы имеете в виду?
  — Почему вы нам не рассказали, что дело связано с похищением Кросби?
  — Я ничего не знаю о похищении Кросби.
  — Черта с два не знаете… «Сан-Франциско экзаминер» напечатала сегодня статью, а пресс-агентство распространило ее по всей стране. Сегодня утром газета города Рино перепечатала ее. Вы дали им всю информацию: о женщине с ее материнским комплексом, об усыновлении ребенка, о том, что выкуп был только прикрытием… и, судя по статье, вы полетели на самолете в неизвестном направлении в неизвестное место назначения, причем ваша поездка связана с вашей версией.
  Эванс побагровел и повернулся ко мне:
  — Это, наверное, твоя очередная пакость…
  Я ткнул его в бок:
  — Посмотрите!..
  В дверь отеля входил Горас Даттон.
  Эванс оглянулся, заметил Даттона, повернулся ко мне и сказал:
  — Я собираюсь порадовать себя хотя бы тем, что не позволю тебе затоптать этого несчастного. Ты прожженный, двуличный обманщик.
  — Так вы хотите взять дело в свои руки и раскрыть убийство Кэдотта или позволите этому делу просочиться сквозь пальцы?
  Эванс зло посмотрел на меня, затем снова перевел взгляд на Даттона.
  За окнами светало, воздух в мотеле был совершенно неподвижным, каким-то застывшим. Свежесть раннего утра резко контрастировала с бледными лицами людей, не спавших всю ночь. Свет электрических ламп казался кричащим и слишком резким на фоне солнечных лучей. Даттон даже и не подумал о том, чтобы как-то оценить ситуацию.
  Он окинул вестибюль мотеля усталым взглядом человека, которому пришлось проделать за ночь неблизкий путь на автомобиле. Мы едва успели спрятать свои физиономии за развернутыми газетами. Впрочем, и без этих мер предосторожности он мог не заметить нас. Усталость и эмоциональное напряжение совсем доконали парня. Его жизненные силы были на исходе.
  Он подошел к камере хранения и подал служителю квитанцию. Тот отдал ему портфель.
  Даттон направился к выходу, не замечая, что за ним следуют детективы в штатском. Он подошел к своей машине и там был арестован офицером местной полиции. Потом детективы вместе с Эвансом запихнули его в автомобиль и отвезли в полицейское управление.
  Через полчаса Даттон во всем признался. Полицейские не хотели, чтобы я был свидетелем методов, которыми они пользовались при допросе, но мне разрешили сидеть в соседней комнате, оборудованной микрофонами, в то время как Даттон диктовал свое признание стенографисту.
  Вкратце история была такова. Горас Даттон и Джордж Кэдотт дружили. Они часто встречались, беседовали об искусстве, создавали новый стиль в живописи…
  Все это было до смерти деда Джорджа. Но затем Джордж сильно изменился, стал раздражительным и начал подозревать свою кузину Кэролайн, жену Даттона, в убийстве их деда. Это была сущая чепуха, но эта идея, зародившаяся в болезненном мозгу Кэдотта, росла и давала свои плоды. Даттон ничего не знал о подозрениях Джорджа, и они встречались как ни в чем не бывало.
  Затем приехал сыщик из Лос-Анджелеса и начал разыскивать Кэдотта. Тогда в игру вступила бывшая жена Джорджа Кэдотта Лоис Марлоу, которой хотелось уберечь свое имя от газетной шумихи. Она посоветовала Джорджу исчезнуть, припугнув его тем, что сыщик может обвинить его в соучастии в убийстве деда. Кэдотт поехал в Вальехо и остановился там в «Роудсайд-мотеле» под вымышленным именем. Перед отъездом он рассказал Горасу Даттону, куда направляется, но не раскрыл полностью причину. Тут у Даттона появился сыщик Дональд Лэм. Выдав себя за коллекционера, он купил картину Гораса и убедил его в том, что ему удалось создать новое направление в живописи. Вне себя от радости художник позвонил Джорджу, чтобы сообщить ему о своих радужных перспективах.
  После того как Дональд Лэм ушел, Кэдотт позвонил Даттону и сказал, что им необходимо срочно увидеться. Это было в половине десятого вечера. Перед этим Даттон много выпил, он устал, и его нервы были взвинчены. Но он поехал в Вальехо и встретился с Джорджем. Тот был в панике. Он рассказал Даттону, что Кэролайн убила их деда, именно тогда Даттон впервые узнал о его подозрениях, что он не хочет быть арестован как соучастник, а пойдет сейчас в полицию и все расскажет. Даттон попытался уговорить его подождать и выяснить все с Кэролайн, но не смог. Они поссорились, и Кэдотт выхватил револьвер. Даттону показалось, что Кэдотт пришел в такое возбуждение, что не преминет воспользоваться оружием. Так что он попытался отнять его у Джорджа. Завязалась борьба, во время которой револьвер выстрелил, и Джордж Кэдотт упал на пол с пулей в сердце. Даттон пришел в ужас. Он попытался замести следы: взял револьвер и поспешил домой, где все рассказал жене.
  Кэролайн встревожилась. Она не была виновата в смерти деда, но знала о подозрениях Кэдотта.
  Фактически дело обстояло так: их дед влюбился в сиделку, которая хотела женить его на себе, и Кэролайн сказала Джорджу, что есть только один способ предотвратить это. Но она имела в виду не убийство, а обращение в суд с просьбой признать старика недееспособным. Просто Джордж неправильно понял ее.
  Сыщик Дональд Лэм встречался с Лоис Марлоу, и, по мнению Даттона, та передала ему дневник и другие документы. Вечером следующего дня на квартире Лоис Марлоу произошло настоящее побоище, при котором присутствовал и Дональд Лэм. Кэролайн Даттон увидела квитанцию, торчащую за подкладкой его шляпы. Воспользовавшись удобной возможностью, она выкрала ее. Даттоны рассмотрели квитанцию, выданную камерой хранения «Риверсайд-мотеля» в Рино, и пришли к выводу, что Лэм спрятал там от полиции дневник Кэдотта и другие документы. Было решено, что Горас поедет туда и возьмет бумаги.
  На этом показания Даттона, касавшиеся непосредственно его, кончались. Он понимает, что виновен в сокрытии преступления, но надеется убедить суд присяжных, что действовал в целях самозащиты. Любой человек, знавший Кэдотта, подтвердит, что тот жил последнее время в страшном возбуждении.
  Даттон хотел явиться к властям с повинной, но отложил это из-за дневника, в котором, как он полагает, содержится информация, порочащая его жену. Он рассказал правду и рад, что весь этот кошмар кончился.
  Револьвер он закопал в землю по дороге из Вальехо. Наверное, он сможет показать полицейским это место. Он просит отметить, что сам считает то, что произошло между ним и Кэдоттом, нечаянным убийством в целях самообороны, а против Джорджа у него никогда ничего не было. Единственное, что тревожит его в сложившейся ситуации, — подозрения, которые могут лечь на Кэролайн в связи с обстоятельствами смерти ее деда.
  Признание было застенографировано и подписано.
  Все это заняло немало времени, хотя Эванс и спешил.
  Даттон отказался от экстрадиции.
  Наконец мы сели в самолет, взяв с собой Даттона, и вылетели обратно в Калифорнию.
  Было чудесное утро. Всю дорогу до Сан-Франциско Даттон, с души которого свалился такой камень, спал как младенец.
  Эванс время от времени начинал клевать носом, но всякий раз просыпался, судорожно трогал свой внутренний карман, в котором лежало признание Даттона.
  Мои акции котировались невысоко, несмотря на то что убийство Кэдотта было раскрыто. Когда я пытался что-то сказать Эвансу, тот только невнятно бурчал в ответ. Мы приземлились около десяти утра, и пилот подрулил к ангару. Он заглушил мотор, и в это время к нам бросилась огромная толпа народа.
  — Что за черт? — изумился Эванс.
  Он был достаточно опытен, чтобы понять, что дело об убийстве Кэдотта не может вызвать такого ажиотажа. Значит, произошло что-то более важное.
  Нас засыпали сотнями вопросов, то и дело вспыхивали «блицы», репортеры отталкивали друг друга локтями. Было ясно, что виновником столь помпезной встречи стал Эванс. Никто не обратил внимания на арестованного в наручниках, прибывшего вместе с ним из Рино.
  Наконец мы все поняли. Газеты разнесли по всей стране версию Эванса о похищении Кросби. Она показалась всем очень логичной, и читатели мучились догадками, куда же отправился детектив.
  В конце концов двое жителей Давенпорта, штат Айова, прочитав газету, решили, что властям не мешает поинтересоваться соседкой, усыновившей маленького ребенка-сироту. Они позвонили в ФБР, и оттуда выслали сотрудника с фотографией похищенного ребенка Кросби. Ребенок был опознан, а его приемная мать призналась во всем на первом же допросе. В газетах появились огромные снимки Морта Эванса и его шефа. В статьях говорилось, что они разрешили дело с помощью трезвой логики, опиравшейся на их опыт в подобных расследованиях.
  Берта ознакомилась с тем, что писали обо всем этом в газетах, смяла их и бросила на пол в гостиной номера люкс первоклассного отеля.
  — Черт бы побрал твои завиральные идеи! — воскликнула она. — И долго ты варил ее в своей башке? Можешь не отвечать. А потом ты пошел и выболтал все придурку полицейскому, хотя тебя никто за язык не тянул!
  — Это был блеф, и он был необходим, — попытался оправдаться я. — Я должен был что-то делать, чтобы он переключил свое внимание с моей персоны, в противном случае меня бы забрали в отделение и обвинили в соучастии в убийстве.
  — Ну что ж, теперь о нас забыли, — вздохнула с облегчением Берта, — и лучше всего сейчас нам исчезнуть из города. Возможно, на нашу долю и достанется кусочек награды, если ты догадался громко заявить об этом, где следует.
  — Забавно, что в данном случае убийство привело к рекламе, — засмеялся я, — а, в свою очередь, реклама помогла раскрыть дело о похищении.
  — Дональд, я уверена, что в глубине души ты имел бредовую идею, что Минерва Фишер — похитительница.
  — Почему бы и нет? Она страшно действовала мне на нервы. По-моему, она слишком правильна, чтобы быть искренней.
  Берта минуту помедлила:
  — Дональд, давай убираться отсюда, пока не случилось ничего плохого. А то с них станется вызвать тебя на опознание трупа.
  — Они, конечно, могут это сделать, — сказал я, — но не будут. Меньше всего на свете они хотят, чтобы я отвечал на вопросы журналистов.
  Берта сняла телефонную трубку:
  — Соедините со столом заказов… Прошу доставить мне в номер два билета на первый самолет до Лос-Анджелеса.
  — Ты собираешься взять с собой нашего клиента? — спросил я.
  — Нет, боже упаси! Мы добьемся его освобождения из своего офиса и предоставим ему возможность вернуться домой вместе со своей женой, которая не прощает неверности и не одобряет богохульства. Если я еще раз услышу, как он хрустит пальцами, то сойду с ума.
  — В таком случае тебе лучше взять один билет, — сказал я. — У меня назначено свидание с блондинкой.
  Глава 12
  Для Берты дело закончилось через два дня, когда Баркли Фишер в последний раз хрустнул пальцами у нас в офисе и подписал чек. Он пожал нам руки и слегка прослезился при расставании. Минерву мы, к счастью, так больше и не увидели. Она не одобряла женщин, которые бранятся.
  Но для меня дело закончилось по-настоящему в тот день, когда я наткнулся в газете на статью, посвященную открывшейся у нас в городе выставке абстрактного искусства. В статье говорилось, что первую премию на выставке получила картина Гораса Даттона «Конфликт».
  Она произвела на всех потрясающее впечатление. По словам художника, она является зрительным воплощением того звука, с которым сцепляются шестерни зубчатой передачи. В картине этот эффект достигается с помощью дисгармонирующих красок.
  Картина экспонируется в восьмиугольной раме — еще одно новшество, введенное Горасом Даттоном. Его последние картины заключены в необычные рамы, форма которых зависит от общего мотива картины.
  В статье упоминалось о том, что Даттону недавно пришлось испытать сильное эмоциональное потрясение, которое, как он утверждает, расширило его кругозор, придало зрелость его технике и определило основной мотив его творчества.
  Он был арестован по обвинению в убийстве своего родственника Джорджа Кэдотта. Однако на суде Даттону удалось доказать, что он действовал в целях самообороны, и суд присяжных оправдал его.
  Я вырезал статью и отдал своей секретарше Элси Бранд для архива.
  Берте о статье я не рассказал. Она ничего не понимает в абстрактной живописи, да и вообще в искусстве.
  Зато она любит получать наличные по чекам своих клиентов.
  
  1957 год.
  (переводчик: П. Рубцов)
  
  Счет девять
  Предисловие
  Почему меня так интересует преступный мир? Потому что я пишу детективные романы? Или наоборот — я начал писать детективы из-за того, что интересуюсь жизнью преступного мира? Ответить на этот вопрос так же трудно, как решить проблему яйца и курицы. Знаю только, что преступление, розыск преступника и его наказание — постоянно в центре моего внимания.
  Большинство граждан совершенно равнодушны к этой стороне жизни — и напрасно. Нравится нам это или нет — многие тюрьмы, вместо того чтобы исправлять преступников, весьма успешно превращают человека, поддавшегося слабости, в озлобленного, озлобленного — в порочного, а порочного — в убийцу. Некоторые выходят из заключения настолько сломленными, что не могут жить в ладу ни с обществом, ни с самим собой. Они становятся рецидивистами. Конечно, не все. Как показывает статистика, около 18 процентов заключенных освобождаются раз и навсегда и только 2 процента умирают в тюрьме. Надо ли доказывать, как важно для всех нас уменьшить процент тех, кто остался врагом общества и отравляет жизнь его гражданам?
  Кем станет заключенный после освобождения — зависит от того, что общество делало для него, пока он был в заключении. Уделяя больше внимания пенологии — науке, изучающей все, что касается мест заключения, — чаще прислушиваясь к профессиональным пенологам, пытающимся определить, какие факторы способствуют исправлению заключенного и какие разрушают его характер, общество могло бы более эффективно бороться с преступностью.
  Мой друг Дуглас К. Ригг, начальник тюрьмы штата Миннесота в Стилуотере, — один из наиболее дальновидных и современно мыслящих пенологов. Он занимается исследованием важнейшей проблемы: как и почему меняется характер заключенного. Во время нашей последней встречи Ригг мрачно сказал: «Если жестокость по отношению к этим людям пойдет им на пользу — я буду жестоким. Если наказание остановит преступника — я за него. Если я, наказывая, смогу изменить человека к лучшему — я буду его наказывать. Беда в том, что проблема не так уж проста. Слишком много усложняющих факторов, а готовых рецептов нет. Можно по-разному воздействовать на заключенного: в одном случае это приведет к его исправлению, в другом — озлобит. Каждый из них — неповторимая личность, со своими индивидуальными и социальными особенностями, к каждому нужен особый подход, а чтобы найти его, нужно как следует узнать человека. Мне хотелось бы, чтобы общественность проявила побольше интереса к пенологии; уверен: этот интерес принесет большие дивиденды».
  Тридцать первого августа 1957 года в газете «Сэтеди ивнинг пост» была напечатана глубокая, острая статья Дугласа Ригга. Эта статья у многих вызвала раздражение. Ригг написал ее не ради гонорара; его цель — привлечь внимание общественности к проблемам пенологии, решение которых не терпит отлагательства.
  Нам нужны люди, подобные Дугласу Риггу. Он прочен как скала и тверд как сталь; его суждения основаны на здравом смысле и проверены практикой. У него нет иллюзий, но он истинный гуманист. Я надеюсь, что подобных людей скоро станет намного больше.
  Итак, я посвящаю эту книгу моему другу Дугласу К. Риггу.
  Глава 1
  Не успел я войти в приемную, как меня ослепила фотовспышка. Берта Кул, дама весьма внушительных размеров, с глупой улыбкой смотревшая в объектив фотоаппарата, сердито обернулась ко мне, затем спросила фотографа:
  — Я все испортила?
  — Боюсь, что да, — вежливо ответил фотограф. — Когда дверь отворилась, луч моей лампы-вспышки отразился обратно в камеру.
  Берта пояснила фотографу:
  — Это мой компаньон. — Затем, видя мое замешательство, добавила уже для меня: — Не волнуйся, Дональд, я организовала это для рекламы.
  Она повернулась было к фотографу, но тут ее внимание привлекла девушка-архивариус, сидевшая на углу стола, задрав юбку выше колен и оттянув носки так, чтобы ее скрещенные ножки выглядели еще пикантнее.
  — Какого черта вы выставили свой нейлон перед фотокамерой?! — злобно спросила Берта.
  Девушка беспомощно взглянула на фотографа.
  — Она выполняет указания, — сказал тот.
  — Чьи?
  — Мои.
  — Все указания здесь даю только я, — отпарировала Берта. — Всю жизнь мечтала, чтобы у меня по всей конторе расселись потаскушки! Скинь свой зад со стола! Встань там, возле шкафа с делами, если хочешь! Нечего восседать здесь, выставив свои ходули!
  — Виноват, миссис Кул, — смутился фотограф.
  Но тут из-за канцелярского шкафа вышел еще один посетитель и упрямо сказал:
  — Нам нужны соблазнительные ножки, миссис Кул. Если не будет соблазнительных ножек, газеты не опубликуют снимка.
  — Соблазнительные ножки в детективном агентстве?! — возмутилась Берта Кул.
  — Соблазнительные ножки в детективном агентстве, — настойчиво повторил он. — Соблазнительные ножки нужны везде. Без соблазнительных ножек снимка не опубликовать. А если он не попадет в газету, незачем тратить пленку. И тогда мистер Крокетт не пожелает иметь дела с вашим агентством.
  Берта сердито зыркнула на него; она все еще пыталась сопротивляться.
  — Это мой компаньон Дональд Лэм. Дональд, это Мелвин Отис Олни. Он у Дина Крокетта отвечает за связи с общественностью.
  Олни подошел и пожал мне руку.
  — Мы не прочь сделать снимок с мистером Лэмом и девушкой-архивариусом, — сказал он. — Лэм может сидеть, просматривая в спешке бумаги, а…
  — Только не Дональд, — перебила Берта. — Если эта красотка выставит ляжки, Дональд не станет смотреть ни на какие бумаги. Он будет глазеть только на ее ноги. Извольте не отвлекаться. Делайте снимок.
  Архивариус вопросительно посмотрела на Олни. Тот спокойно приказал:
  — Залезай обратно на стол и задери юбку выше колен. Оставь складки, будто они только что появились. Как будто юбка задралась нечаянно… Сейчас покажу.
  Он подошел к столу, откинул подол юбки назад. Потом постоял поодаль, оценивая эффект, снова подошел и поправил подол. Берта с холодной яростью впилась в него своими крохотными глазками.
  — Так хорошо? — спросила девушка.
  — Лучше некуда, — процедила сквозь зубы Берта. — Действуй. Я вижу, вы оба довольны: он щупает твои ноги, а ты смотришь на него с глупой улыбкой.
  — Ничего он не щупает! — огрызнулась девушка.
  — Я не слепая, — возразила Берта. — Ради бога, кончайте с этим! Мы начнем сегодня работать?!
  Фотограф переставил лампу-вспышку и зарядил в фотоаппарат новую кассету.
  — Все готовы?
  Мелвин Отис Олни приказал архивариусу:
  — Оттяни оба носка. Так твои ноги выглядят длиннее и стройнее. Носки в пол! Теперь сделай глубокий вдох… О’кей, Лионель, ее можно отпустить.
  Берта скривила лицо в глуповатой улыбке. Эта сладенькая, ненатуральная улыбка шла ей как почтовый штемпель — стодолларовому банкноту. Опять сверкнул блиц.
  — Прекратите, — изрекла Берта. — Идите к черту!
  — Еще разок, — возразил фотограф. — Теперь сделаем по размеру страхового полиса.
  Он выдернул кассету, сунул в фотоаппарат другую, достал из кармана новую лампочку, лизнул цоколь и ввинтил ее в патрон рефлектора. Поднял фотоаппарат, отрегулировал объектив и попросил:
  — Теперь, пожалуйста, улыбнитесь.
  Берта глубоко вздохнула. Мне показалось, что я слышу скрежет ее зубов.
  Олни сказал:
  — Нам хотелось бы сделать снимок одного из двоих компаньонов и…
  — Только быстро! — сквозь зубы процедила Берта; ее лицо скривила злобная усмешка. — Хотя кое-кто готов работать и в этом кабаке… Убирайтесь!
  Фотограф, не спуская глаз с ее губ, подождал, пока лицо Берты не приняло нужного выражения. Она, в сущности, женщина разумная и потому приподняла уголки неразжатых губ в подобие улыбки. Блиц сверкнул еще раз.
  Берта прошипела архивариусу:
  — Хватит. Слезай со стола и принимайся за работу.
  Берта направилась было в свой кабинет, но, видимо сочтя необходимым объяснить мне, что происходит, остановилась и небрежно произнесла:
  — Дин Крокетт-второй дает бал и нанимает нас охранять вход, чтобы никто посторонний не проник в квартиру. В прошлый раз, когда он устраивал прием, кто-то из незваных гостей стибрил нефритовую статуэтку стоимостью шесть тысяч долларов. Он хочет быть уверенным, что такое не повторится. Считает, что главное — не допустить на бал посторонних, а приглашенные вне подозрений.
  Я сказал:
  — В таком случае ты не сможешь охранять драгоценности. Только вход.
  — Точно, — вмешался Олни. — Вход. И агентству поможет реклама, мистер Лэм. Это в интересах не только мистера Крокетта. Облегчит вам работу. Предупреждение незваным гостям, что их не потерпят, — половина успеха.
  — Я вызову для охраны самых опытных агентов, — заверил я.
  — Хорошо, — согласился Олни. — Одна из причин, почему я захотел увидеть в газете именно ее изображение: она выглядит так сурово… — Он спохватился: — Я хотел сказать, так профессионально…
  Берта едва не испепелила его гневным взглядом.
  — Не трудись деликатничать, — сказала она. — Я жестокая волчица и знаю это.
  — Мы решили обратиться в детективное агентство, где работает женщина-профессионал, — пояснил Олни. — Мистер Крокетт полагает, что нефритовую статуэтку украла женщина. А мужчина не может подойти к даме и сказать: «Прошу прощения, мне показалось, что вы только что сунули под платье статуэтку». У решительной женщины-детектива совсем другие возможности.
  Олни с улыбкой посмотрел на Берту.
  — Я переверну ее вверх тормашками, поставлю на голову и вытрясу все, что бы она ни спрятала, — пообещала Берта. — У меня никто ничего с собой не унесет.
  Я сказал Олни, что это коронный прием Берты, кивнул ей и пошел в свой кабинет.
  Элси Бранд, моя секретарша, вскрывала почту.
  — Почему ты не сфотографировалась? — поинтересовался я.
  — Меня не позвали.
  Я посмотрел на ее ноги:
  — Ты работаешь гораздо лучше архивариуса.
  Она покраснела, затем засмеялась и сказала:
  — Архивариус ведет прием посетителей. Она общительна и дружит с фотографом. Не думаю, что мои ноги — предмет, достойный внимания.
  — Два предмета, — уточнил я.
  Она буквально швырнула мне письмо:
  — Вот на это нужно ответить немедленно, Дональд.
  Глава 2
  Наш рекламный материал украсил ближайший номер вечерней газеты. Снимок получился очень неплохо. Ножки архивариуса выглядели весьма соблазнительно, и Берта Кул, подобная семидесятипятикилограммовому мешку картошки, с бульдожьей челюстью и сверкающими глазками, эффектно контрастировала с миниатюрной девушкой. Статья, озаглавленная «Дин Крокетт объявляет войну воришкам», не могла не понравиться даже самому требовательному редактору: в ней было упомянуто все, что могло способствовать популярности Крокетта, — путешествия, охота на крупного зверя, приключения, два предыдущих брака. На фотографии красовалась его теперешняя жена — знойные глазки и белокурые локоны над эффектными округлостями. Описаны особые апартаменты, нечто вроде «дома в доме», изложена история о незваных визитерах, которые заявились на прошлую вечеринку. Перечислены крокеттовские безделушки, унесенные охотниками за сувенирами три недели назад, и в частности резной нефритовый Будда.
  «Предстоящий прием, — говорилось в статье, — будет взят под охрану хорошо известным детективным агентством „Кул и Лэм“. Берта Кул, главный компаньон, готова сама взяться за работу, и не поздоровится любому, кто попытается войти, не будучи приглашенным, равно как и тому, кто вознамерится улизнуть с каким-нибудь экспонатом бесценной коллекции Дина Крокетта-второго».
  Далее в статье сообщалось, что сотрудник Крокетта Отис Олни, ведающий связями с общественностью и светской жизнью, тщательно просеял список гостей. Прежде чем лифт поднимет их с верхнего этажа до «дома в доме», каждому придется показать приглашение. Это будет музыкальный вечер с демонстрацией фильмов, которые Крокетт снял во время своего последнего путешествия на Борнео.
  Газетную статью иллюстрировали также снимки самого Крокетта с духовым ружьем в руках и его яхты, на борту которой он «объехал весь мир». Словом, полный отчет вплоть до нынешнего дня.
  Прочитав статью, я спросил у Элси Бранд:
  — Как восприняла это Берта?
  — Буквально пожирает ее, — ответила Элси. — Приказала, как только принесут, подать ей газеты. Важничает, как павлин.
  — А архивариус?
  — Ходила вчера на свидание с фотографом.
  — Ловко сработано!
  — Ты имеешь в виду архивариуса или фотографа? — спросила она.
  — А ты как думаешь?
  — Ну, — сказала она, — давай назовем это так: случай непреодолимого влечения к неотразимому существу.
  — Я что-то не заметил неотразимого существа, — возразил я.
  Элси с притворной скромностью опустила глаза.
  — Видимо, на сей раз ты осмотрелся менее тщательно, чем обычно, Дональд.
  — Я совсем не осматривался, — поправил ее я. Элси покраснела.
  — Берта вознамерилась преподнести себя публике единственным представителем фирмы, — заметил я. — Она не позаботилась, чтобы в газете появилась и фотография компаньона.
  — Когда речь идет о внутриагентских отношениях, — твердо сказала Элси Бранд, — я придерживаюсь тактики благоразумного молчания.
  — Чертовски разумная тактика.
  — Ты будешь на приеме, Дональд?
  — Незачем, — ответил я. — Это бенефис Берты. С нанимателем договорилась она, рекламу организовала тоже она. Пусть и торчит там около лифта, наблюдая за девчонками с декольте чуть не до пупа и надеясь через разрез узреть какого-нибудь нефритового Будду.
  Элси рассмеялась.
  Я вошел, постучав, в кабинет Берты Кул:
  — Мои поздравления, Берта.
  — По какому поводу?
  — Фотография, известность…
  — О… Небольшая реклама время от времени не повредит детективному агентству.
  — Именно это я и имел в виду, — сказал я.
  Берта взяла газету, открытую на анонсе предстоящего крокеттовского приема, и, разглядывая фотоснимок, проворчала:
  — Нахальная девка!
  — Архивариус? — поинтересовался я.
  Она кивнула.
  — Сотрудник Крокетта по связям с общественностью утверждал, что соблазнительные ножки совершенно необходимы, — напомнил я.
  — Это не соблазнительные ножки, — огрызнулась Берта. — Это анатомия.
  — Ну а ты вышла на фото прекрасно, — сподхалимничал я. — Выглядишь вполне профессионально.
  — Какая есть, — мрачно отозвалась Берта.
  На этом мы и расстались.
  Глава 3
  Я вернулся домой около полуночи, принял душ, дотащился до постели и только собирался погасить свет, как зазвонил телефон. Я поднял трубку, сказал: «Алло», — и голос Берты Кул ударил в уши, словно порыв ветра в кучу сухих листьев.
  — Дональд! — завопила она. — Приходи сюда!
  — Куда это «сюда»? — поинтересовался я.
  — В квартиру Дина Крокетта-второго!
  — Что случилось?
  Она завизжала:
  — Черт побери! Не задавай вопросов! Мчись сюда! Во весь дух! Немедленно!
  — Ладно, — согласился я.
  С расположением крокеттовской квартиры на двадцатом этаже многоквартирного жилого дома я был знаком и со слов Берты, и по газетной статье. Обитателей и визитеров туда поднимал из отдельного вестибюля специальный лифт, его снующая вверх и вниз кабина открывалась по сигналу из прихожей на двадцатом этаже. Когда Крокетт устраивает прием и в других особых случаях, нижний вестибюль держат открытым и там дежурит лифтер. Лифт автоматизирован. Тот, кто хочет посетить Крокетта, должен позвонить из комнаты дежурного по дому. Крокетт, ежели пожелает, прикажет кому-нибудь спуститься в лифте и открыть дверь вестибюля, а сам будет ждать визитера на двадцатом этаже. А ежели не пожелает, наверх нипочем не подняться, если нет ключа, подходящего к двери вестибюля. Когда кто-либо входит в этот вестибюль, скользящий щиток отходит назад, открывая кнопку, нажатием которой можно вызвать лифт. Кроме того, имеется другой скользящий щиток, скрывающий телефон, напрямую соединенный с апартаментами Крокетта. Дверь вестибюля, открывающаяся по сигналу с двадцатого этажа, точно такая же, как дверь квартиры. На ней номер 20.
  Когда я вознамерился подняться на двадцатый этаж, дверь вестибюля была открыта и там дежурил лифтер. Я дал ему свою визитную карточку, но она не возымела никакого действия. Он сказал: «Подождите здесь» — и закрыл дверь лифта перед моим носом. Затем поднялся и, видимо, переговорил с самим Крокеттом, поскольку, когда он вернулся, его тон был совсем другим:
  — Прошу извинить, я только выполнял указания. Все в порядке. Я подниму вас, мистер Лэм.
  Я вошел в кабину, и лифт повез меня наверх. Когда его двери раздвинулись, я очутился в приемной, убранной восточными коврами, с хрустальными люстрами, с рядом кресел и просторными стенными шкафами. Каждая дверца шкафа, будучи открытой, образовывала отдельный отсек для пальто и шляпы. За гардеробной стойкой стояла весьма привлекательная девушка в юбке до колен. Взяв мои пальто и шляпу, она осчастливила меня натянутой улыбкой.
  Дверь в прихожую открылась, и быстро вошел Мелвин Отис Олни. Он был в смокинге и выглядел обескураженным.
  — Входите, пожалуйста, — пригласил он.
  — Что случилось? — спросил я.
  — Пожалуйста, войдите.
  Я последовал за ним в комнату, обставленную с претензией на комфорт и намеком на восточный стиль. Там сгрудилась небольшая кучка людей, пытавшихся говорить одновременно. В стоявшем посередине высоком человеке я узнал Дина Крокетта-второго. Его фотографии часто украшали различные иллюстрированные еженедельники, спортивные и охотничьи журналы, а также колонки светской хроники в газетах.
  Берта Кул, казалось, искала повода удрать подальше от этой группы. Она схватила мою руку и так сжала ее, словно я спасатель, а она — на дне водоема глубиной тридцать метров. Косметика была недостаточно толстой, чтобы скрыть багровые пятна на ее лице. На лбу выступили капельки пота. В общем, Берта выглядела буйнопомешанной.
  — Сукин сын! — прошипела она.
  — Это ты мне? — осведомился я.
  — Ему.
  — Тогда другое дело, — сказал я. — Что случилось?
  Она пообещала:
  — Отойдем в сторонку, и я расскажу.
  — Миссис Кул, — позвал Крокетт голосом резким, словно щелчок хлыста.
  — Одну минуту, — отозвалась Берта Кул, — это мой компаньон. Мне надо с ним посоветоваться.
  — Тащите его сюда. Я хочу познакомиться с ним. Немедленно.
  Немного поколебавшись, Берта потащила меня к нему.
  Крокетт был из тех, о ком говорят «настоящий мужчина». Рост сто восемьдесят пять сантиметров. От природы широкие плечи увеличены мягкими подплечниками, чтобы талия казалась совсем тонкой, — он выглядел просто ходячим треугольником. Разглядывая его, я вспомнил жалобу, приписываемую одному из его портных: «Черт побери, этому парню не нужен портной, ему больше подойдет садовник». Поддерживать загар для сего молодца — дело важное. На случай солнечных дней у него имеется солярий, а пасмурных — кварцевая лампа. И когда он входит в ресторан, его коричневая кожа привлекает всеобщее внимание. А он любит, чтобы на него глазели.
  Крокетт оглядел меня сверху вниз и протянул загорелую руку.
  — Итак, вы компаньон Берты Кул, — сказал он и пожал мне руку с такой силой, что кости затрещали.
  — Рад познакомиться с вами, — ответил я.
  — Ладно. Здесь черт-те что творится, — заметил он.
  — Что произошло?
  — Из-под носа вашего бдительного компаньона кто-то украл другого нефритового Будду и духовое ружье. Бог знает, что еще пропало. Не знаю, каков ваш опыт в делах такого рода, но методы, несомненно, устаревшие. Кто-то показал лифтеру приглашение, поднялся в квартиру, а потом отослал свое приглашение вниз жулику, который, вторично предъявив его, прошел мимо Берты Кул. Очевидно, миссис Кул пренебрегла обязанностью вычеркивать из списка имена поднявшихся наверх гостей. Я собираюсь предпринять генеральную проверку и установить, что еще увели. Наверняка у вора был сообщник. Боже мой, мне самое время раздать остальные бесценные редкости из моей коллекции! Создается впечатление, что я разбрасываю их, как конфетти. Раньше у меня не было таких неприятностей. Подумать только, я заплатил за охрану, высунулся со всеми этими газетными рекламами… Я не собираюсь звать полицию, чтобы снова попасть в газеты. После того как я бросил вызов жуликам, показав, как я защитился против них, это будет выглядеть смешно.
  К нам подошла изящная блондинка и вежливо произнесла:
  — Право, Дин, это не их вина…
  — Не говори, что это не их вина! — возразил он. — Я заплатил им, не так ли? Я поставил эту женщину тут, возле двери, контролировать все приглашения. А она пренебрегла обычным правилом — отмечать присутствующих в списке гостей.
  — Для меня было достаточно вашей подписи на приглашении, — оправдалась Берта.
  — Вы смотрели на подпись? — с иронией переспросил он. — Сколько раз, как вы полагаете, вы позволили пройти мимо вас жуликам? Так легко было подняться, раздеться и отослать свое приглашение вниз грабителю!
  — Вы полагаете, кто-то из гостей сам отнес приглашение вниз? — поинтересовался я.
  — Разумеется, нет, — ответил Крокетт, уничтожающе посмотрев на меня. — Он отослал его вниз через кого-нибудь из обслуги. Такое происходит сплошь и рядом. Некто сует официанту десять долларов, и официант, снующий туда-сюда с посудой, ухитряется сунуть приглашение тому, кто ждет снаружи с опознавательным знаком, который невозможно пропустить. Например, незажженная сигара во рту или что-нибудь в этом роде.
  Я взглянул на Берту. Ее лицо было красным, глаза — сердитыми.
  — Хорошо, — сказала она. — Допустим, кто-то из шайки проскользнул мимо меня с чужим приглашением. Но, уверяю вас, никто не проходил мимо меня с духовым ружьем!
  — Я чувствую, что ты, дорогой, где-нибудь найдешь свое ружье, — сказала блондинка. — Ты, должно быть, сам засунул его куда-то. Никто не мог выйти с ним.
  — Моя жена, — коротко представил Крокетт блондинку. Она улыбнулась мне.
  Я вспомнил, что она, прежде чем выйти за Крокетта, стала победительницей конкурса красоты. Что ж, она победила заслуженно. Крокетт не бросал свои деньги на ветер.
  — А нефритовый Будда? — спросил Крокетт. — Он тоже исчез. Кто-то разбил стеклянный колпак и…
  — Я согласна, Дин, — успокаивающе сказала блондинка, положив руку ему на предплечье. — Но, в конце концов, ты не можешь возложить ответственность за это на миссис Кул. Она была нанята только следить, чтобы не проникли незваные жулики. Если ты хотел, чтобы она охраняла редкости, то должен был ясно сказать, и тогда она взяла бы на себя ответственность за это. И привлекла бы кого-нибудь, кто не спускал бы глаз с вещей. — Она сверкнула в мою сторону ослепительной улыбкой и поинтересовалась: — Вероятно, вы ее компаньон, мистер Лэм?
  Крокетт опять посмотрел на меня сверху вниз.
  Берта сказала:
  — Вам нужно было поручить мне стеречь этого Будду, тогда ваши упреки были бы справедливыми. Дональд мог бы проверять приглашенных по списку, а я стояла бы здесь и стерегла Будду. И если какая-нибудь из красоток попыталась бы сунуть его под платье, когда я поблизости, я раздела бы ее до лифчика. Но я была, черт возьми, уверена, что они не смогут ничего вынести, когда я на посту.
  Крокетт презрительно хрюкнул, повернулся на каблуках и широко зашагал прочь.
  — Вы должны понять его, — извинилась миссис Крокетт. — Он очень огорчен. Он скоро остынет. Поначалу он всегда воспринимает неприятности ужасно тяжело.
  — А сколько стоит нефритовый Будда? — поинтересовался я.
  — Несколько тысяч долларов.
  — А другая вещь — духовое ружье?
  Она пожала плечами, и это пожатие привлекло мое внимание к ее глубокому декольте.
  — Я не дала б за него и пятицентовика, — медленно и с нажимом произнесла она. — Между нами, мистер Лэм, я ждала удобного случая, чтобы вышвырнуть эту вещь в окно. Если б только была уверена, что не попаду какому-нибудь прохожему по голове, я бы его давно выбросила. Эта длиннющая штуковина собирает пауков, и пыльная паутина тянется изнутри, как только его перевернешь. Одному богу известно, как пауки забираются в такую дыру! И потом, это ружье стреляет ядовитыми стрелами — человек может умереть от одной царапины такой стрелой! Я не позволяю горничным вытирать пыль в его комнате с редкостями, делаю это сама… Поймите, — сказала она, одарив меня лучезарной улыбкой, — я не хочу его оценивать, но буду очень и очень довольна, если никогда больше не увижу этого пигмейского духового ружья со стрелами. Мне хотелось бы поместить в газете объявление о награде — не тому, кто его вернет, а тому, кто украл.
  — Оно цельное или сборное? — спросил я.
  — Из одного куска. Мой муж считает, это шедевр инженерного искусства примитивного племени: достать сук или ствол небольшого дерева, проделать в нем абсолютно прямое отверстие. Наверное, они выпрямляют ствол при помощи огня или пара или как-нибудь еще, а затем просверливают сквозное отверстие. Затем много часов полируют отверстие изнутри. Это твердое дерево особой породы, и отверстие гладкое, как стекло. Я видела, как Дин прикладывает ружье к губам и посылает из него стрелу с такой силой… Это просто неосторожно!
  — Одну из отравленных стрел? — спросил я.
  — Нет-нет, — ответила она. — Такие он хранит в особом футляре, нечто вроде колчана или мешочка с секретом. Но он сделал несколько стрел из очень легкой древесины… Приделал к ним металлические наконечники и оперение и обвил их шнуром, чтобы они плотно прилегали к стволу. Удивительно, как далеко они летят.
  — А эти стрелы украдены?
  — Эти ненастоящие? — уточнила тона. — Видит бог, не знаю.
  — Где они?
  — В выдвижном ящике стола в его логове. Пожалуйста, не расстраивайтесь из-за этого. Он легко возбуждается и выходит из себя. Уверяю вас, уже завтра он будет смотреть на все иначе. Когда человек достигает такого положения, приходится ожидать чего-нибудь подобного. В конце концов, вещи воровали и раньше. Все его редкости застрахованы.
  Она улыбнулась Берте, затем порывисто протянула мне руку:
  — Вы не расстроитесь, мистер Лэм, не правда ли?
  — Не расстроюсь, — пообещал я.
  — Открою один секрет, — сказала она. — Истинная причина того, что мой муж вышел из себя, в том, что он ненавидит потери. Видите ли, он в течение долгого времени терял ценные экземпляры и поставил себе цель поймать вора. Он нарочно выставил приманку сегодня вечером. Вот почему ему понадобилась гласность, вся эта реклама. А в результате он позволил вору сделать еще одну попытку, и небезуспешную. Вся эта шумиха вокруг проверки приглашений детективами должна была прикрыть тот факт, что он оснастил лифт рентгеновским аппаратом.
  — Рентген в лифте? — удивился я.
  — Да. Он установил его две недели назад. Возможно, и вы попали в распознающую защитную установку. Когда входили в кабинет, включалось рентгеновское излучение. Скрытый наблюдатель видит вас насквозь: что у вас в карманах, нет ли пистолета или ножа.
  — Я видел такое в тюрьмах.
  — Итак, каждый гость, покидающий квартиру нынешней ночью, просвечивался рентгеновскими лучами. Вещи просто не могли быть вынесены… и все же они пропали! Извините, я пойду к мужу, плесну масла на бушующие волны.
  Она повернулась и пошла к группе посередине комнаты; ее бедра соблазнительно покачивались.
  — Проклятие! — прорычала мне Берта. — Отвлекись от ее зада. Мы тут по делу.
  — Я весь в деле, — возразил я.
  — По твоему виду этого не скажешь. Но что, черт побери, нам делать?
  — Что прикажешь.
  — Не смей взваливать все на мои плечи! — вознегодовала Берта. — Это наш общий бизнес. А между тем ты, сделав кислую мину, самоустранился, и мне пришлось одной торчать здесь, наблюдая за этими проклятыми гостями.
  — Ты не просила меня прийти, — напомнил я. — Ты пожелала одна красоваться на фотографиях. Тебе понадобилась известность. Ты была красоткой вулканического темперамента, готовой перевернуть женщину вверх тормашками и трясти, пока двухметровое духовое ружье не выпадет у нее из-за пазухи, и…
  — Довольно! — рявкнула Берта.
  — Внизу, возле двери лифта, приглашенных проверяла ты?
  — Да! — огрызнулась она. — Но не спрашивай, почему я не вычеркивала их из списка гостей, не то я стукну тебя прямо здесь, при всех.
  — Я и не собирался, — сказал я. — А поставщики провизии? Как они поднимаются наверх? Есть тут боковой лифт?
  — Нет, — ответила она. — Только один лифт. На нем все поднимается и все должно опускаться.
  — Так будь добра объяснить мне, как некто вытащил вон контрабандой неразъемное полутора— или двухметровое духовое ружье из цельного куска дерева?
  Берта взглянула на меня, ее маленькие глазки сверкнули.
  — Ты можешь ошибиться и позволить непрошеным жуликам войти, — продолжил я, — но я не считаю тебя настолько глупой, чтобы позволить кому-нибудь выйти с духовым ружьем, не заметив его.
  Берта обдумала мои слова, затем медленно усмехнулась.
  — В таком случае оно спрятано, — изрекла она, — и должно быть где-то в квартире.
  — Если кто-либо не вытащил его через крышу.
  Берта сказала:
  — Он послал за своим страховым агентом. Хочу сделать ему заявление. Буду рада, когда он придет и я смогу убраться к чертям.
  — А как насчет полиции?
  — Об этом ни слова, — сказала Берта. — Он не желает слышать о полиции. Хочет сохранить это в секрете. Ну а ты, черт побери, что и кому хочешь доказать?
  — О чем ты?
  — О Филлис Крокетт, дорогой мой, — сказала Берта. — Она с тебя глаз не сводила и вела себя так вызывающе, что противно смотреть. Боже мой, я не понимаю, что ты с этого поимеешь. Ты же мальчик-с-пальчик. Дин Крокетт может поднять тебя одной рукой. Он сделает из тебя два пирога с потрохами.
  — Только полтора, и без начинки, — уточнил я.
  — Хорошо, полтора без потрохов, — сказала Берта. — Но… — Она вдруг замолчала и задумчиво оглядела миссис Крокетт. — У Дина Крокетта есть все для семейного благополучия, — изрекла она. — А у его жены ничего нет.
  — Ты хочешь наставить меня на путь истинный? — спросил я Берту.
  — Да. Я хочу, чтобы ты поговорил со страховым агентом, когда он придет. Лучше, если это сделает мужчина.
  Дверь лифта открылась, и в сопровождении Мелвина Отиса Олни из него вышел человек в строгом сером костюме. Он выглядел так, будто собирался лечь спать, но его подняли и велели прийти сюда. Крокетт поверх голов подозвал нас и представил. Страхового агента звали Уильям Эндрю. Он сделал какие-то записи и начал задавать вопросы.
  — Во сколько вам обошелся нефритовый Будда? — спросил он Крокетта.
  — В девять тысяч, — ответил тот не моргнув глазом.
  — Резной нефрит?
  — Нефрит очень высокого качества, — уточнил Крокетт. — Во лбу рубин.
  — У вас недавно украли такого же нефритового Будду? — спросил страховой агент.
  — Да. Это был его двойник.
  — Они похожи?
  — Да.
  — Во всех деталях?
  — Я сказал вам, это близнецы.
  — Но того вы оценили в семь тысяч пятьсот, — заметил страховой агент.
  Крокетт поморгал с минуту, но быстро нашелся:
  — Девять тысяч долларов — это общая сумма, в нее входит стоимость и нефритового Будды, и духового ружья.
  — Понятно, — согласился страховой агент. — Девять тысяч долларов за оба предмета. Значит, за духовое ружье — пятнадцать сотен.
  — И еще стрелы, — добавил Крокетт.
  — О да. Сколько стрел?
  — Шесть.
  — Вы можете определить, сколько за духовое ружье и сколько за стрелы?
  — Нет, — коротко сказал Крокетт. — Не могу. На самом деле обе вещи бесценны. Стрелы пропитаны ядом, который не полагается ввозить в нашу страну. Это полностью оснащенное духовое ружье абсолютно уникально. Его невозможно заменить. Это…
  — Знаю-знаю, — прервал страховой агент. — Я просто пытаюсь обосновать оценку для нашей компании. Все в порядке. Пятнадцать сотен за духовое ружье со стрелами и семьдесят пять — за нефритового Будду. — Он взял кожаный чемоданчик-«дипломат», вынул из него бланк и начал торопливо писать, используя «дипломат» как письменный стол.
  — О, необязательно делать это сейчас, ночью, — вдруг смягчившись, разрешил Крокетт. — Я, знаете ли, очень разволновался. В сущности, звонить вам особой нужды не было, но…
  — Нет-нет. — Страховой агент ненадолго оторвался от писания, чтобы взглянуть на Крокетта с приятной улыбкой. — Мы для этого и существуем, такое обслуживание мы и стараемся обеспечить… Подпишите здесь, мистер Крокетт, и мы пришлем чек по почте. Больше мы вас не побеспокоим.
  Крокетт прочел заявление и подписал его. Страховой агент открыл свой «дипломат», сунул в него бумагу, поклонился каждому, произнес: «Доброй ночи… Хотя правильнее сказать, с добрым утром» — и направился к лифту.
  Берта выглядела «умирающим лебедем», поэтому я сказал Крокетту:
  — Я полагаю, нам тут больше делать нечего.
  — Какого черта нечего! — огрызнулся он. — Я хочу вернуть свое имущество.
  Я улыбнулся Берте и пояснил Крокетту:
  — Коммерческий директор фирмы — она.
  — Что вы имеете в виду? — спросил Крокетт.
  — Я имею в виду, — ответил я, — что вы наняли наше агентство, чтобы не пропускать незваных посетителей, а не для того, чтобы вернуть украденную собственность. Если хотите поручить нам отыскать ваши вещи, то это отдельная работа.
  Его лицо вспыхнуло, он шагнул было ко мне, но остановился.
  — Будь я проклят, вы правы, — сказал он. — Полагаю, я должен перед вами извиниться, Лэм. Я недооценил вас, когда встретил.
  — Оставим это, — промолвил я.
  Берта произнесла с гордостью:
  — Насчет Дональда многие ошибаются. Он невысокого роста, но крепок и умен как черт.
  — Смени пластинку, Берта, — попросил я.
  — Я-то насчет него не ошиблась, — сказала Филлис Крокетт, подавая мне руку. — Я сразу узнаю талантливых людей. Доброй ночи, мистер Лэм. Я рада была познакомиться с вами. Уверена, что утром мой муж обсудит с миссис Кул все деловые вопросы. — Она повернулась к Берте: — Доброй ночи, миссис Кул.
  Я крикнул Мелвину Отису Олни, провожавшему страхового агента:
  — Задержите лифт, Олни, мы спустимся вместе и сэкономим один спуск.
  — Хорошо, задержу, — пообещал Олни.
  Я постарался избежать рукопожатия Крокетта, чтобы не дать ему возможности покалечить мне руку. Мы пожелали друг другу доброй ночи, вошли в лифт, и дверь закрылась. Страховой агент посмотрел на меня и улыбнулся:
  — Возьмите мою визитную карточку. Я знаю ваше агентство, но буду рад получить вашу личную визитку, если вы не против. Просто чтобы иметь точные сведения.
  Я дал ему одну из наших карточек. Мы спустились в вестибюль, и Олни повел частный лифт обратно вверх.
  — Вы с этого много имеете? — спросил я Уильяма Эндрю.
  — Слава богу, да, — ответил он. — Перепадает все время. Возьмем хотя бы Дина Крокетта. Он набивает квартиру редкостями, которые насобирал в разных частях света. Время от времени возвращается домой и начинает просматривать свои сокровища. Думает, что они стоят миллион долларов. А мы даже не пытаемся предложить снизить цену. Это хороший бизнес. Никто не украдет это барахло целиком, но часто то одно, то другое пропадает, и мы выплачиваем завышенную страховку. Но страховые взносы у нас так велики, что выплаты окупаются с лихвой. Ко всеобщему удовольствию. Мы можем влипнуть только в случае пожара. Но дом Крокетта пожаробезопасен… Мы готовы оценить его «сокровища» в миллион долларов, но если он завтра умрет и его движимое имущество пойдет с молотка, знаете, сколько удастся выручить за все это? — Эндрю постучал по чемоданчику-«дипломату», куда он спрятал заполненное Крокеттом заявление. Я ничего не ответил, и Эндрю продолжил: — За все охотничьи трофеи — не больше десяти тысяч долларов. Это духовое ружье он раздобыл в куче утильсырья и хлама. Заплатил только за провоз.
  Глава 4
  Когда я на следующее утро вошел в контору, Элси Бранд сказала:
  — Берта рвет и мечет.
  — Чего ей надо?
  — Тебя.
  — Зачем?
  — Кража на приеме.
  — Я думал, она сама собирается заняться этим, — усмехнулся я. — Газеты намекают, что была нанята только она.
  Элси обычно старается не обсуждать наши с Бертой отношения, но на сей раз сказала сдержанно:
  — Сегодня утром она иного мнения.
  — Прекрасно. Отправляюсь к ней.
  Я подошел к кабинету Берты, выполнил церемонию стука в дверь и вошел.
  — Боже мой! Ты пришел почти вовремя! — истерически завопила Берта.
  — Что стряслось на сей раз?
  — Этот проклятый Будда и духовое ружье.
  — Ну и что с ними?
  — Мы должны их вернуть.
  — А на деле он вовсе не желает их возвращать, — сказал я. — Если Крокетт получит ружье и Будду обратно, ему придется вернуть страховой компании девять тысяч долларов.
  — Мне он сказал, что хочет их вернуть.
  — Так почему бы не вернуть ему их?
  — Не гни со мной такую линию. Как ты, черт побери, собираешься найти эти вещи? Пока ты не втерся в агентство, у меня был почтенный, заурядный бизнес. Учет векселей, подготовка счетов, проверка свидетельств.
  — И заурядные доходы, — напомнил я.
  — После того как ты начал работать на меня по своим методам, мы приобрели славу сумасшедшего дома.
  Я посмотрел на ее кольца с крупными бриллиантами. Берта проследила за моим взглядом и вдруг оскалилась:
  — Ладно, Дональд. Подо мной земля закачалась. Каким образом ты сумеешь провести подобное дело, не привлекая полицию?
  Она оттолкнула свое скрипучее вращающееся кресло от стола, встала и принялась ходить взад-вперед по кабинету странной походкой — крупным шагом вперевалку.
  — У него было пятьдесят два гостя, — сказал она. — Нет, еще больше. Шестьдесят два. Все с приглашениями. Я следила за каждым из них. Все они, как он сказал, «столпы порядочности»… И один из этих чертовых «столпов порядочности» украл нефритового Будду и духовое ружье. Теперь Крокетт желает их вернуть. Что ты сможешь предпринять, если нельзя обращаться к полиции? Без нее ты даже не проверишь ломбарды, а эти вещи в ломбард не попадут. Они уже в частной коллекции одного из этих гостей.
  — Если это духовое ружье не находится в квартире Крокетта, спрятанное где-нибудь под кроватью или в другом укромном месте, — предположил я.
  — Нет, — опровергла она. — Я намекнула, что один из гостей мог его спрятать, и они сегодня утром перевернули весь дом. Заглянули в каждый уголок.
  — Попробуй дать объявление в газету, — предложил я. — «Просьба к тому, кто неумышленно ушел с редкой вещью с приема, устроенного общеизвестной светской особой, сообщить через почтовый ящик 420 за вознаграждение…»
  Берта одарила меня свирепым взглядом:
  — Не шути.
  — Я и не шучу, — сказал я. Берта запыхтела. — Это неплохой, логически обоснованный совет, — продолжил я. — Ты не желаешь ему последовать, но у тебя ведь нет ничего другого.
  — Я не желаю ему последовать! — воскликнула она. — Ты тоже один их тех, кто собирается вернуть это барахло. Я свою часть работы выполнила и не собираюсь тащить на себе весь груз общего бизнеса. — Я поднял брови. — Я стояла там на больных ногах перед проклятым лифтом, была любезной с прибывающими людьми, с улыбкой просила показать приглашение… Не вешай мне лапшу на уши, Дональд Лэм! Именно тебе придется вернуть эти вещи, а я намереваюсь с этой минуты заняться другими делами. Когда этот проклятый Отис Олни говорил со мной, я намекнула ему, что за эту часть бизнеса отвечаешь ты.
  — Прелестно! — резюмировал я, усаживаясь в кресло и закуривая сигарету. — И как ты ладишь с Олни?
  — Я ненавижу его до мозга костей. Это сверхлицемерное, учтивое, грошовое, раболепствующее барахло.
  — И фотограф тоже?
  — Фотограф очень мил, — не согласилась она.
  — Он был там прошлой ночью?
  — О, конечно. Снимал там повсюду.
  — Личный фотограф?
  — Смотря что ты понимаешь под словом «личный». Крокетт хотел получить эти снимки. Крокетт желает, чтобы его каждую минуту фотографировали.
  — Под каким предлогом была устроена вечеринка? — спросил я.
  — Он только что вернулся. Изучал дикарей Хусиса, привез массу снимков. Женщины с корзинами на голове. Женщины, голые сверху до талии. Убитые животные. Крокетт, поставивший ногу на грудную клетку туши, с ружьем в руке и глупой улыбкой.
  — Ты видела эти снимки?
  — Не все. Когда прибывали гости, я дежурила у проклятого лифта. Потом поднялась и стояла около входа в лифт в верхнем холле, так что проследила за всеми, кто пришел позже.
  — Такие были?
  — Одна пара.
  — Где он путешествовал?
  — Где-то в Африке. Или на Борнео. Или где-то еще. Я никогда не интересовалась географией.
  — Между Африкой и Борнео огромное расстояние, — не удержался я.
  — Между твоей болтовней и возвращением украденных вещей тоже огромное расстояние, — съязвила Берта.
  — Какой-нибудь флаг у него был? — спросил я. — Флаг клуба приключений или что-нибудь в этом роде?
  — О, конечно, — подтвердила Берта. — Без этого не обходится. Они снимают на кинопленку, как молодец втыкает флагшток в землю, а затем — как он там развевается, и некоторые считают это важной церемонией.
  — И потом забирают его?
  — Забирают.
  — Кто эти некоторые? Ты знаешь?
  — Черт побери, нет. Кто-то из олухов, вылизывающих крокеттовский зад. Он глава одного проклятого клуба.
  Я поднялся, потянулся, зевнул и сказал Берте:
  — Ладно, беру эту неразбериху на себя. Тебе не по душе мое предложение насчет объявления в газете, не так ли?
  — Убирайся! — рявкнула она. — Не то я начну швырять в тебя чем попало.
  Я вышел из конторы попить кофе и купил утреннюю газету. Мелвин Отис Олни, специалист по связям с общественностью, знал свое дело. Веселая вечеринка с танцами была описана в обычном стиле и проиллюстрирована фотографиями Дина Крокетта-второго, поставившего ногу на грудную клетку великолепного редкого животного, а также втыкающего в землю древко флага Международного клуба доброй воли, который, кажется, был организован с целью содействовать международной дружбе через распространение знаний об обычаях, общественном развитии и культурных ценностях разных народов и рас.
  Я вернулся в свой кабинет и спросил Элси:
  — Что ты знаешь о нашем архивариусе?
  — О Еве Эннис? Немного.
  — Она давно у нас работает?
  — Около шести недель.
  — Как реагирует на Берту?
  — Ужасается.
  — Как относится ко мне?
  — А ты сам определить не можешь? В конце концов, — произнесла она с достоинством, — я секретарь, а не сводня.
  — Запомни, — сказал я, — это бизнес.
  — Могу вообразить! — фыркнула она презрительно.
  — Пригласи ее сюда, — велел я Элси, — и держи ушки на макушке. Можешь участвовать в беседе.
  Она посмотрела на меня с любопытством:
  — К чему все это?
  — Приведи ее сюда — и узнаешь. Я ее не напугаю, как думаешь?
  — Думаю, что нет.
  — Ну так приведи.
  Элси вышла и скоро вернулась с Евой Эннис.
  Я осмотрел ее довольно внимательно. Гибкая, с хорошей фигурой, сознающая свою сексуальную привлекательность и скрывающая это под притворно-застенчивым выражением лица. Одета в облегающий свитер с высоким воротником, жакет и юбку.
  — Вы хотели меня видеть, мистер Лэм?
  — Присядьте, Ева, — пригласил я. — Я хочу поговорить с вами.
  Она завлекательно улыбнулась, выставила бюст, затем посмотрела на Элси.
  — Присядьте и вы, Элси, — сказал я. — Я хочу узнать кое-что об интимной жизни Евы, а на такой случай нужна дуэнья.
  Ева вроде бы пыталась что-то сообразить, но не сумела и ляпнула не подумав:
  — И представить себе не могла, что девичью любовную жизнь можно открывать без дуэньи.
  Я кивнул, будто принял это замечание за воплощение здравого смысла, и сказал:
  — Я пытаюсь связаться с фотографом, который был тут на днях. Хочу предложить ему кое-какую работу.
  — О, Лионель, — оживилась она и добавила: — Лионель Палмер.
  — Вы что-нибудь о нем знаете?
  — Разумеется, мистер Лэм. Но я познакомилась с ним только позавчера.
  — Я спросил не об этом, — пояснил я. — Я спросил, что вы о нем знаете?
  — Он милый.
  — Чем он занимается?
  — Фотографирует.
  — Он рассказывал вам о своих занятиях?
  — О да. Он путешествовал с мистером Крокеттом, чтобы превосходными снимками вести фотолетопись путешествия. Он делал цветные слайды, чтобы их потом проецировали на экран. И использовали в фоторекламе. Делал также цветную киносъемку и черно-белые снимки. Так что имеется превосходный фоторепортаж обо всех путешествиях в трех видах: на цветных слайдах, черно-белых фотографиях и цветной кинопленке.
  — Почему понадобилось такое разнообразие?
  — На лекциях мистер Крокетт показывает цветные слайды, в газеты дает черно-белые снимки, а на приемах вроде вчерашнего демонстрирует цветные кинофильмы.
  — Вы были на приеме прошлым вечером?
  Она скривила гримаску и сказала:
  — Нет, — коротко и резко.
  — Почему нет? — поинтересовался я. — Как я понял, вчера вы ушли отсюда с Лионелем.
  — Кто вам это сказал?
  — Полно, полно, Ева, — успокоил я. — Не надо смущаться. Вы же знаете, я детектив. Я видел, как он, закончив фотографировать, вытащил блокнот и записал номер вашего телефона.
  — Мой адрес, — уточнила она. — Он обещал отпечатать для меня снимок.
  — А он не мог послать его почтой в агентство?
  — Я хотела, чтобы его доставили мне на дом.
  — Ну и доставили?
  — Я получила его сегодня утром.
  Я усмехнулся:
  — Почта приходит после полудня. Вы, наверное, пользуетесь специальной доставкой.
  Ее глаза сверкнули.
  — В этом есть что-нибудь плохое?
  — Ровно ничего плохого, — успокоил я. — Но мы говорили о Лионеле. Не надо стесняться. Вчера вечером вы ушли с ним и сегодня вечером тоже с ним уйдете.
  — Вчера вечером я не с ним ушла, — сказала она. — Мы собирались пойти вместе на этот прием. Он… он хотел устроить так, чтобы я смогла туда проскользнуть и увидеть снимки, а потом, прежде чем он проводит меня домой, мы бы зашли куда-нибудь поесть яичницы с ветчиной. Но они там устроили бедлам, и он не смог уйти, и я не позволила ему даже попытаться провести меня тайком, потому что… ну, вы знаете, кто дежурил у лифта.
  — Вот так-то лучше, — одобрил я. — Вы не собираетесь назначить Лионелю свидание?
  — Свидание?.. — произнесла она многозначительно.
  — Не будет ли слишком бесцеремонной просьба кое-что разузнать и завтра утром рассказать мне об этом?
  — А что вам нужно узнать?
  — Кое-что о вашем приятеле. Чем он вообще занимается и много ли снимков сделал прошлой ночью на этой развеселой вечеринке с танцами? Мне понадобятся отпечатки всех снятых там фотографий.
  — Зачем?
  — Мы работаем на мистера Крокетта. Я могу получить их у него самого, но предпочитаю иметь дело с фотографом. Не люблю обсуждать с клиентами свои методы розыска. Все, чего я хочу, — это провернуть дело, предъявить клиенту результаты и получить чек.
  Она немного поколебалась, почертила кончиком указательного пальчика какой-то узор на юбке, туго обтянувшей скрещенные ноги.
  — Ну как? — спросил я.
  — Ладно, — согласилась она.
  — Превосходно, — одобрил я.
  — Что-нибудь еще?
  — Ничего.
  Она поднялась с кресла и направилась к двери, но остановилась:
  — Поймите, мистер Лэм, я не хочу быть подсадной уткой. Я готова помочь во всем, если дело честное, но я никогда не вставала поперек дороги другу и не собираюсь этого делать.
  — Никто и не предлагает вам этого, — заверил я.
  — Благодарю вас, — произнесла она и удалилась.
  Элси Бранд посмотрела на меня:
  — Я полагаю, ты знаешь, что делаешь?
  — Нет еще, — признался я. — Тыкаюсь вокруг, пытаясь отыскать правильное направление.
  — Хорошо, посмотрим на эту красотку. Я не знаю ничего, кроме конторских сплетен, но, говорят, на последнем месте работы с ней, правда давно, произошла какая-то некрасивая история.
  — Спасибо за частную информацию, — поблагодарил я.
  Ее глаза сверкнули.
  — Это не частная информация. Это предупреждение.
  Глава 5
  Отыскав в телефонной книге координаты Международного клуба доброй воли, я выписал адрес и взял такси. Я ожидал найти нечто вроде окошечка в стене, где секретарь с неполным рабочим днем получает почту, и был весьма удивлен, обнаружив роскошную контору, позади которой находились клубная комната и библиотека. Администратор вышел ко мне, радостно протянув руку.
  — Лэм, — отрекомендовался я, пожимая ее. — Нельзя ли побольше узнать о вашем клубе? Я писатель. Хочу состряпать о нем статью.
  — Карл Экс Бедфорд, — представился приятный джентльмен, — секретарь и директор клуба. Буду рад сделать для вас, мистер Лэм, все, что смогу. Видите ли, мы немного идеалисты и полагаем, что наши намерения очень и очень важны.
  — У вас отличное помещение.
  — Только маленькое, — посетовал он. — В нашей библиотеке собраны весьма редкие книги о приключениях, географические журналы и прочее в этом роде. Имеется бар самообслуживания, то есть члены клуба могут сами приносить напитки, а у нас есть холодильник и достаточно кубиков льда. Клуб пока невелик, но мы надеемся расшириться.
  Я кивнул, вытащил из кармана блокнот, вошел в помещение и начал осматриваться.
  — Хотелось бы уточнить, какое периодическое издание вы представляете, — осведомился Бедфорд.
  — Я независимый солдат прессы, — ответил я. — Люблю самостоятельно добывать материалы для очерков, а затем продаю их тем, кто лучше платит.
  — Понимаю… — протянул он чуть менее сердечно.
  Я обошел комнату и просмотрел книги. Ни одной новой. Выглядели так, словно достались от других библиотек. Я вытащил наугад книгу об Африке, раскрыл и нашел имя Дина Крокетта-второго, написанное на отдельном листе.
  — Прекрасно, прекрасно, — пробормотал я. — Это тот самый Дин Крокетт, путешественник?
  — О да. У нас много его книг.
  — Неужели?
  — Да. Жилищные проблемы, знаете ли. Квартиры становятся все меньше и меньше, и там не так много места для книг, как… как двадцать лет назад, когда, говорят, важные персоны жили в больших домах, или как пятьдесят лет назад, когда в каждом благоустроенном доме имелась большая библиотека.
  — Итак, Крокетт пожертвовал клубу свои книги о путешествиях и приключениях?
  — Некоторые из них.
  — А другие жертвовали?
  — Да. Наши члены очень щедры.
  — И много их?
  — Список невелик. Наш клуб, он… ладно. Честно говоря, мистер Лэм, мы стремимся скорее к качеству, чем к количеству.
  — Не могли бы вы тем не менее назвать количество?
  — Не думаю, что в интересах клуба публиковать такие сведения, мистер Лэм. Мы гораздо больше заинтересованы в освещении намерений клуба: содействие международной доброй воле, пониманию особенностей иностранной культуры.
  — Да, это превосходно. А как вы содействуете такому пониманию?
  — Клуб проводит серию лекций по всей стране. Мы стараемся заинтересовать публику жизнью других народов, их идеалами, ремеслами, цивилизациями, государственностью.
  — Весьма похвально. Вы платите лекторам?
  — О да.
  — Можно мне узнать их имена?
  Он опять заколебался:
  — Имена? Не уверен, что стоит их называть. Некоторые могут почувствовать себя уязвленными.
  — Что ж, — произнес я небрежно, — я попрошу самих членов посвятить меня в суть этих лекций.
  — О да. Это очень важная часть нашей программы.
  Я внимательно посмотрел на него.
  — Вы не могли бы, — попросил я, — вспомнить имена хотя бы некоторых лекторов, не являющихся членами вашего клуба?
  — Нет, думаю, что не смогу. Видите ли, мы чрезвычайно щепетильны. Клуб желает быть уверенным в абсолютной достоверности того, что излагается от его имени. Потому мы не можем себе позволить привлекать кого попало, у кого хорошо подвешен язык, но нет достоверных сведений.
  — У вас есть клубный флаг?
  — Да, разумеется, есть.
  — Я полагаю, у вас хранятся флаги, которые были водружены в экзотических странах?
  — Разумеется, мистер Лэм. У нас уникальная коллекция фотографий, запечатлевших, как экспедиции водружают клубный вымпел или флаг.
  — Если я возьмусь за очерк, смогу ли я получить некоторые из этих фотографий, чтобы его проиллюстрировать?
  — О да. Я уверен, что сможете. Будем только рады предоставить вам некоторые из них.
  — У вас есть доступный для посетителей альбом со снимками?
  — Разумеется, есть, мистер Лэм. Вот здесь их целая полка.
  Бедфорд отодвинул скользящую в пазах дверцу и показал мне две полки, уставленные альбомами. Я вынул первый попавшийся. Он оказался о путешествии Дина Крокетта-второго в Африку. Вытащил другой. В нем были фотографии охоты на тигров в Индии. Еще один был посвящен охоте на крупную дичь на Аляске.
  — Премилые фотографии, — одобрил я.
  — Не правда ли?
  — А можно посмотреть на флаги? Они у вас здесь?
  — Мы храним их в специальной кладовой.
  Он открыл дверь и вытянул длинную, плавно катящуюся на роликах раму с приблизительно двумя дюжинами флагов; древко каждого было охвачено полукруглой пластинкой с выгравированными фамилией члена клуба и наименованием экспедиции, во время которой флаг был водружен. На пластинках повторялись одни и те же имена: на двадцать шесть флагов — пять фамилий.
  — Этот, последний на раме, — небрежно спросил я, — от самой последней экспедиции?
  — Верно, — подтвердил Бедфорд. — Этот флаг подарен мне Дином Крокеттом-вторым только вчера вечером. Он был водружен в дебрях Борнео. Наиболее примечательная экспедиция.
  Я снял этот флаг с рамы, а потом снял и соседний, который был водружен также Крокеттом в суровой местности Мексики. Я покачал оба флага вверх и вниз. Мексиканский был сплошной, а в древке борнейского что-то тряслось и стукалось.
  — Ну-ка, что это? — спросил я.
  Поставив мексиканский флаг обратно на раму, я перевернул борнейский и увидел ввинченную в торец древка заглушку.
  — Ах это! — засмеялся Бедфорд. — Это уступка практичности, мистер Лэм. Видите ли, в нижний конец древка ввинчивается сменный наконечник, очень твердый и очень гладкий. Когда флаг водружают, исследователь ввинчивает его, и тогда флаг легко втыкается в грунт. Затем его фотографируют. Это принятая у нас церемония. Но впоследствии, когда исследователь доставляет флаг домой, острый наконечник может причинить немалые неудобства. Поэтому его вывинчивают и заменяют тупой заглушкой. Это предотвращает несчастные случаи, разумеется, облегчает хранение флага в кладовке.
  — Хорошее устройство, — одобрил я. Затем отвинтил металлическую заглушку, сунул ее в карман и наклонил флагшток. Из отверстия высунулся конец длинного черного куска дерева. Я вытащил его наружу и спросил:
  — Что это?
  — Спаси господи! — удивился Бедфорд. — Это… да ведь это духовое ружье… это выглядит точно как… как… ну, это выглядит как духовое ружье мистера Крокетта! Но почему, собственно, оно оказалось здесь, внутри?
  — В том-то и дело, — сказал я. — Почему?
  Духовое ружье из черного, твердого как железо дерева, длиной более полутора метров было обожжено, отшлифовано и отполировано так, что выглядело словно металлическое. Я повернул его к свету. Канал ружья представлял собой внутренность гладкой, отполированной трубы, блестевшую, словно бриллиант или стекло. Я поставил ружье в угол, ввинтил заглушку обратно во флагшток, который теперь стал намного легче, чем у других флагов, и поставил флаг обратно на раму. Затем взял духовое ружье и сказал:
  — Прекрасно. Благодарю за интервью.
  — Послушайте, подождите минуту, — забеспокоился Бедфорд. — Вы что, собираетесь уйти с этим ружьем?
  — Собираюсь вернуть его владельцу, — ответил я.
  — А откуда вы знаете, кто владелец?
  — Оттуда же, откуда и вы. Это духовое ружье Крокетта.
  — Я сам верну его, мистер Лэм. Это собственность клуба.
  Я улыбнулся:
  — Прошу меня извинить, но я верну его сам.
  Бедфорд сделал шаг вперед и неуклюже загородил мне дорогу.
  — Сейчас же отдайте мне это духовое ружье! — запротестовал секретарь Клуба доброй воли, и глаза его стали сердитыми.
  Я сказал:
  — Вы, вероятно, сможете отобрать его у меня, но если сделаете это, я подойду вон к тому телефону, позвоню в полицию и сообщу о краже со взломом.
  — Не думаю, что мистеру Крокетту понравится такая огласка.
  — Мистер Крокетт избежит огласки, — ответил я, — если я получу возможность вернуть ему ружье, а вы будете держать язык за зубами.
  — Что вы подразумеваете под кражей со взломом?
  Я пояснил:
  — Это духовое ружье было украдено. Мне поручено вернуть его. Вот почему я пришел сюда.
  — Вы… вы…
  Я показал ему мою визитную карточку, удостоверяющую, что я частный детектив.
  — Вы удовлетворены? — спросил я.
  Он вытаращил глаза:
  — Вы детектив?
  — Да.
  — Я… никогда бы не подумал. — Я промолчал. — Вы меня одурачили.
  — Не хотите ли вы рассказать мне, каким образом вы прошлой ночью забрали это духовое ружье из квартиры Крокетта?
  — Я не забирал его.
  Я изобразил на лице эдакую злую всезнающую улыбку, которая — я был уверен — весьма подходила к нашему разговору.
  — Уверяю вас, мистер Лэм, я об этом ничего не знаю! Флаг мне преподнесли как секретарю клуба, и я взял его, чтобы, как полагается, описать, снабдить именной пластинкой и поместить на раму.
  — Почему бы нам не поговорить немного посвободнее?
  — Что значит «поговорить»?
  — Вы же не хотите, чтобы эта история получила огласку, не так ли?
  — Какая история?
  — Вы когда-нибудь предъявляли налоговой инспекции ваши бухгалтерские книги? — спросил я.
  — Конечно, нет. А почему мы должны это делать?
  — Вы же корпорация, получающая прибыль.
  — Да нет же, мистер Лэм. Мы объединились с целью содействовать международной доброй воле и взаимопониманию!
  Я усмехнулся:
  — Это последнее, что я хотел узнать.
  — Что?
  — Что вы не получаете прибыли. Теперь я расскажу вам, что здесь делается. В вашем клубе по списку восемь или десять членов. Я думаю, не больше. У вас много почетных членов, в основном сосунков. Ваши активные члены жертвуют клубу большие суммы. Клуб, в свою очередь, финансирует их, когда они отправляются в путешествия. Дина Крокетта к примеру. Он, скажем, желает отправиться на Борнео. У него яхта, собственный фотограф. С ним его сотрудник по связям с общественностью, жена и четверо-пятеро гостей. Если он потратится на это путешествие как на увеселительную прогулку, расходы будут чрезмерны даже для такого богача, как он. К тому времени, как он оплатит счета, потом получит доход, достаточный, чтобы покрыть эти расходы, заплатит налог с затраченных на путешествия денег, он разорится.
  Вместо этого он жертвует клубу пятьдесят тысяч долларов, а затем клуб субсидирует экспедицию Крокетта на Борнео. Возвратившись, Крокетт презентует клубу флаг и копию цветного кинофильма, снятого во время путешествия. А его фотограф пополняет архивы клуба альбомом снимков, сделанных во время путешествия. Затем Крокетт представляет на рассмотрение клуба отчет о расходах в пятьдесят тысяч шестьсот семь долларов. Крокетт не отчитывается о полученных на путешествие деньгах как о доходах, поскольку клуб просто оплатил его расходы. С другой стороны, он сообщил о пожертвовании клубу пятидесяти тысяч долларов, которые не подлежат налогообложению. Таким путем группа миллионеров, членов клуба, ухитряется совершать охотничьи вояжи, содержать яхты, катать своих друзей вокруг света, не платя ни копейки налогов. Я даже предполагаю, что развеселая вечеринка, устроенная Дином Крокеттом прошлой ночью, была названа лекцией в интересах международной доброй воли и содействия взаимопониманию элиты нашего города и дикарей Борнео. Вы оплатите счет поставщика провизии, и Крокетт сделает пожертвование, чтобы его покрыть.
  Бедфорд смотрел на меня с ужасом:
  — Для кого… на кого вы работаете?
  — В настоящее время я работаю на Дина Крокетта.
  — Хорошо, но вы не должны действовать подобным образом!
  — Черта с два не должен! — возразил я. — Я получил специальное задание. Меня наняли, чтобы вернуть духовое ружье. И я его отыскал. А прочую чепуху я вам рассказывал для того, чтобы произвести на вас впечатление, дабы вам не захотелось помешать мне. Если вы решитесь на это, ваша шайка попадет в газеты. А если шайка попадет в газеты, вы потеряете свое тепленькое местечко.
  Я еще немного постоял, осматриваясь.
  — Всего доброго, мистер Бедфорд, — попрощался я.
  Он глубоко вздохнул и церемонно поклонился:
  — Всего доброго, мистер Лэм.
  Я ушел, забрав ружье с собой.
  Глава 6
  Лионель Палмер жил в небогатом районе с обветшалыми домами, где размещались в основном офисы. В свое время дома были вполне респектабельны, а офисы, возможно, претенциозны, но теперь там обосновались склады, ателье по перелицовке и ремонту одежды и мелкий бизнес с доставкой товаров по почте. Как только я открыл дверь под вывеской: «Лионель Палмер — фотограф. Вход», колокольчик на двери прозвонил куда-то в глубину и вспыхнула электрическая надпись: «Фотограф занят в лаборатории, выйдет к вам через минуту. Пожалуйста, присядьте и подождите».
  Я осмотрелся. Там были стол, вращающееся кресло, два стула с прямыми спинками, студийная фотокамера, несколько сменных задников и застекленная полка с портативными ручными камерами. Несколько фотографических портретов в рамках и увеличительных снимков охотничьих эпизодов; на каждом красовался Дин Крокетт-второй. Палмер появился примерно через две минуты. Его глаза после темноты сильно блестели.
  — Сожалею, что заставил вас ждать, — извинился он. — Я был в лаборатории, заряжал кассеты… Ба-ба-ба! Да это детектив!
  — Точно.
  Я поднялся, и мы обменялись рукопожатиями.
  — Какими судьбами? Я могу вам чем-то помочь?
  — Я веду двойную жизнь, — промолвил я.
  — Это пустяки, — утешил он. — Двойная жизнь — пустяки. Вот тройная или четверная жизнь чревата неприятностями. Так что вы хотите?
  — Фотоснимки.
  — О чем?
  — О вечеринке прошлой ночью.
  — Я как раз печатаю их.
  — Мне нужно не только посмотреть, но и получить снимки, — пояснил я.
  Он нахмурился, потом сказал:
  — Ладно, буду считать вас членом семьи. Войдите.
  Лаборатория, большая темная комната, была устроена так, что благодаря S-образному лабиринту свет снаружи в нее не попадал. Оранжевая лампа освещала стены, сплошь завешанные приколотыми к ним снимками. Это были художественные и не слишком художественные фотопортреты обнаженных женщин. Некоторые фото голых красоток были настолько смелыми, что вряд ли какой-либо журнал согласился бы их напечатать. Никаких других фотографий не было. Те, на которых одежды было больше, чем можно прикрыть обычной почтовой маркой, делали высокий взмах ногой или стояли перед ветродуем в комнате смеха.
  — Неплохая коллекция, — присвистнул я.
  — Собрана среди знакомых.
  — Мне нужны отпечатки того, что вы наснимали на вечеринке, — напомнил я.
  — Для чего?
  — Чтобы изучить лица людей, которые там были.
  — Вы работаете на Крокетта, Лэм?
  — Точно.
  — И думаете, что эти фотографии помогут вам вернуть украденные вещи?
  — Возможно.
  — Вам здорово повезет.
  — Это почему же?
  — Вы ведь получите вознаграждение?
  — Никто ничего не обещал. Финансами ведает мой компаньон.
  — А если я помогу вам самому отрезать кусок пирога? Быть может, и вы поможете мне?
  — Может быть.
  — Я крайне стеснен в наличных деньгах, — сказал он. — Войдите в мое положение! Я не всегда беру деньги вперед, а сегодня хочу пригласить девчонку поужинать.
  — Вы положили глаз на архивариуса в нашей конторе? — спросил я.
  — В какой конторе?
  — Нашей, нашей.
  — О, эта милашка. — Он вытащил из кармана записную книжку, сделал поярче свет, пробежал записи. — Как ее зовут? Ах да, Эннис. Ева Эннис. Ее телефон у меня есть.
  — Ваша книжка заполнена плотненько, — заметил я.
  Он пролистал ее и пожал плечами:
  — Побывав с милашкой три или четыре раза, я уже сыт по горло. Мне нравится домогаться и добывать новых.
  — Я вообще-то не прочь поговорить о милашках, но мне прежде всего нужен фотоотчет о вчерашней вечеринке. Вы много сделали моментальных снимков?
  — Около пятидесяти.
  — Могу я увидеть некоторые из них?
  — Еще не совсем готовы, — сказал он, — но вы можете посмотреть. Вот те, что я сделал сегодня. Проявил негативы и отпечатал несколько на глянцевой бумаге, увеличив до формата двадцать на двадцать пять. Сейчас выну из сушки.
  Он подошел к большому барабану, накрытому парусиной. Я услышал, как падают отпечатки, затем парусина откинулась, и я увидел большой горячий барабан из нержавеющей стали, отполированный до зеркального блеска. Из выдвижного ящика Палмер вынул несколько десятков готовых фотографий.
  — Прекрасная работа! — восхитился я.
  — Я всегда работаю прекрасно.
  — Они отлично смотрятся.
  — Дейтериевая бумага, — пояснил он. — Я вымачиваю ее в глицериновой ванне. А фиксаж отмываю до сушки.
  Я начал просматривать отпечатки.
  — Здесь несколько очаровательных красоток, — одобрил я.
  — Угу.
  — Вы знаете, как их зовут?
  — Могу узнать. Каждая пронумерована. Я нумерую пленки, когда снимаю, и заношу имена в книгу.
  — И адреса?
  — Если понадобится. Некоторые из них желают получить снимки, а другим они без надобности.
  — Снимки раздает Крокетт?
  — Я. Крокетт хочет получать все фотографии для себя. А им я говорю, что нужно договариваться со мной.
  — О чем договариваться? — спросил я.
  Он подмигнул:
  — Зависит от возраста.
  Он показал на фотографию привлекательной молодой женщины.
  — Эта красотка обожает сниматься, — сказал он. — По ней, пропади пропадом кино и телевидение, только бы сохранились ее очаровательные снимки. Попросила меня сделать несколько профессиональных моментальных снимков со спины. Хотите взглянуть?
  — Конечно.
  Он открыл другой выдвижной ящик, вынул обычные, профессионально сделанные портреты размером двадцать на двадцать пять, а затем моментальные снимки во весь рост в купальнике.
  — Она очаровательна! — восхитился я.
  Он немного поколебался, затем достал из ящика конверт:
  — Вы вроде бы славный парень. Быть может, заинтересуетесь этим.
  Я раскрыл конверт. В нем находилось полдюжины моментальных снимков той же самой девушки размером двенадцать на восемнадцать. Позы были, без сомнения, подсказаны фотографом. Одежды на ней не было.
  — Как вы это находите?
  — Высший класс, — одобрил я.
  — У меня много таких. Я не вожусь с ними, если это не высший класс.
  Он задумчиво рассматривал снимки. Вдруг откинул голову и рассмеялся:
  — Знаете, как я заполучил эту девчонку, Лэм?
  — Как?
  — Это одна из моих выдумок. Я сам это придумал. Право же, это умора.
  Я изобразил заинтересованность.
  — Вы бывали в аэропорту? Видели там автомат для страхования от несчастного случая на сто двадцать пять тысяч с выплатой от двадцати с половиной тысяч до полной суммы? — Я кивнул. — Значит, так. Вы встречаетесь на людях с красоткой, но не клеитесь к ней, пока она сама не начнет проявлять к вам интерес. Продолжаете ту же игру — она в недоумении. Затем едете в аэропорт, опускаете в автомат двадцать пять центов и получаете страховой полис на ее имя. И копию. Эту копию кладете в конверт и посылаете ей по почте.
  — И что потом?
  — Забудьте обо всем этом, — сказал он. — Примерно через неделю позвоните ей. Она захочет вас видеть. Она чертовски озадачена. Она говорит: «Не знаю, как получилось, что мне прислали этот страховой полис?» Вы смотрите на нее и все отрицаете. Она говорит: «Что за черт? Я летала на самолете, я видела этот страховочный автомат и думала, что, пожалуй, пора застраховаться». Тогда вы, рассмеявшись, признаетесь: «Это было глупо, но, прошу вас, не сердитесь». Красотка смотрит на вас насмешливо и говорит: «Ладно. Вы сделали глупость, но как получилось, что вы поставили на полисе именно мое имя?» Вот здесь нужно быть очень осмотрительным, чтобы не зайти слишком далеко, до покупки обручального кольца. Вы начинаете говорить, не теряя времени. Говорите ей, что она, быть может, и не осознает этого, но в ней есть нечто, что производит на мужчин неотразимое впечатление. Таинственная улыбка, особенная походка и так далее. И первый шаг сделан — она готова прийти. Знаете, большинство парней совершают ошибку, делая ставку на свое собственное обаяние. А нужно твердить девчонке, что бездна обаяния в ней и что она может любого заставить потерять голову. И вот она уже готова, она ваша, вся, с потрохами. Вы понимаете, что я имею в виду? Ни одна бабенка не откажется от мысли, что она в силах внушить страсть. Итак, вы ждете, пока она достаточно созреет, а затем хватаете добычу, вот и все.
  — Будь я проклят! — вымолвил я задумчиво. — Вы полагаете, такая тактика повышает ваши шансы?
  — Конечно. Большинство из них я заполучил именно так. Но это для парня вроде меня, который любит бывать в разных компаниях. А вот еще один отличный трюк. Это если окажешься в чужом городе.
  — Какой же?
  — Войдите в телефонную будку возле аэропорта и сделайте вид, будто просматриваете телефонную книгу. Представьте себе парня, у которого в этом городе зазноба. Он прилетел сюда по делу, времени у него — всего ничего, и он зашел позвонить ей, пока выгружают багаж. В телефонных будках, как правило, темновато, и, чтобы найти номер девчонки, парень поднимает телефонную книгу так, чтобы свет падал на нужную ему фамилию… Затем он вынимает карандаш и проводит против имени черточку или другую отметку. Это на случай, если линия с первой попытки занята, чтобы потом снова опустить свой десятицентовик и набрать номер прямо по книге.
  — И все такие номера — это то, что нужно?
  — Черт побери, нет, — сказал он. — Некоторые звонят друзьям детства, некоторые — в разные конторы. Но кое-кто — красоткам, которые не прочь поживиться. Нужно руководствоваться инстинктом. И здравым смыслом. Если номер принадлежит Э.Л. Левинстон — ничего нельзя сказать заранее, но если в книге указана Эвелин Л. Левинстон, можно держать пари — дело верное. Так что бросаете в телефон десятицентовик. Если отвечает девичий голос, начинаете действовать. Говорите ей: «Держу пари, что вы меня не помните. В последний раз, когда я вас видел, я был с другой. Вы тоже были с другим парнем, а я был не в силах ухаживать за своей девушкой, потому что не мог оторвать от вас глаз».
  — Что потом?
  — Если она не того сорта, с достоинством отвечает, что вы ошиблись номером. Но если она из таких, какую вы искали, она заинтересуется. Постарается вспомнить, где и когда. И она уже поймана. Говорите ей, что не хотите оскорблять ее друга, который был тогда с ней, но вы решились позвонить ей и узнать, помнит ли она вас. Черт побери, есть еще дюжина разных подходов. У меня, знаете, большой опыт в этом деле.
  — Не могу поверить, что можно добиться всего вот так, сразу! — подзадорил его я.
  — Можно, еще как! Еще хорошо действует, если пообещать рассказать ей, что говорила о ней ее подруга. Красотка может не захотеть узнать, как вы выглядите, но она наверняка не упустит случая услышать, что о ней говорит другая девушка. Тут уж промашки не бывает.
  — Боже, — благоговейно произнес я, — до чего же хорошо вы знаете женщин!
  — Да, я знаю женщин, — подтвердил он. — Не понимаю, почему начал посвящать вас во все эти трюки. Отберите снимки, которые вам нравятся, и я обеспечу вам свидания со всеми этими бабенками. А пока я кое-чем займусь. Вы можете посидеть там, в конторе, и отобрать нужный материал.
  Он усадил меня за стол, дал стопку альбомов с фотографиями:
  — Я хочу зарядить побольше кассет, а потом вынуть и промыть снимки, которые положил в фиксаж. Как только закончите, приходите в лабораторию. В альбомах, что я дал, фото первоклассных красоток.
  Я поблагодарил его и уселся за стол. Как только он вышел, я начал исследовать контору. Осмотрел фотокамеры на полке и взял репортерскую, которой он снимал в нашем агентстве. Это была «Спид грэфик». Я открыл ее. Внутри ничего не было. Осмотрел полости двух других камер и подумал, что поставил не на ту лошадь. Я был готов вытерпеть общество этого молодца и даже пары его красоток, лишь бы получить хоть намек на то, что мне нужно. И тут я увидел другую «Спид грэфик», с широкоугольным объективом. Я перевернул ее, открыл и заглянул внутрь. Он оказался там, резной нефритовый Будда высотой десять сантиметров, завернутый в полотно. И во лбу у него пылал большой рубин. Я положил статуэтку в карман, просмотрел увеличенные фотографии в альбомах, выбрал несколько снимков с вечеринки, вошел в лабораторию и сказал:
  — Вот эти фотографии мне нужны.
  Он взял список, пообещав:
  — Отлично. Отпечатаю завтра. В альбоме «Только для мужчин» вы нашли женщину, которая вам понравилась?
  — Мне все они нравятся. Вам в самом деле доступна любая из них?
  — Где встретимся нынче вечером? — поинтересовался он.
  — Минутку, — ответил я. — Мне нужно утрясти с работой.
  Я набрал номер своего агентства:
  — Говорит Дональд Лэм. Где мой секретарь? Она может подойти?
  — Подождите минутку, — ответила телефонистка.
  Через минуту на проводе была Элси Бранд:
  — Что, Дональд?
  Я сказал:
  — Слушай, сегодня я собираюсь завести любовную интрижку. Могу я провести вечер с приятелем и парой девчонок?
  Голос Элси стал холоднее льда.
  — Насколько я знаю, никаких препятствий нет, — отчеканила она.
  — Подожди минуту! — крикнул я. — Не вешай трубку. Пойди и спроси Берту.
  — Берта отсутствует, — отрезала Элси.
  — Я подожду.
  На другом конце провода с минуту помолчали, затем Элси положила трубку. Я минуты две подождал, затем произнес:
  — Алло, Берта! Я собираюсь немного поразвлечься сегодня вечером и… — Я осекся и изобразил на своей физиономии смущение. Через минуту сказал: — Послушай, Берта! Это нечто особенное. Я… — Немного спустя я попробовал снова: — Послушай, Берта, это бизнес. Правда. Этот парень некоторым образом связан… с нашим клиентом. Я хочу… — Через несколько секунд продолжил упавшим голосом: — Ладно, если так нужно… Ладно-ладно, перестань визжать. Я возьму это чертово дело на себя.
  Я с отвращением шлепнул трубку на рычаг и покачал головой:
  — Без меня меня женили. Черт бы побрал этот бизнес!
  Его лицо выразило разочарование.
  — Ну вот, а я предвкушал нечто изысканное, — посетовал я. — Хотел усвоить несколько твоих трюков с женщинами.
  — Держись ко мне поближе, я научу тебя, как надо действовать, — пообещал он. — Ты выглядишь сосунком.
  Мы обменялись рукопожатиями, и я ушел.
  Глава 7
  Когда я вернулся в контору, Элси Бранд кивнула мне весьма холодно. Я закрыл дверь и сказал:
  — Теперь послушай, сестренка. В ближайшее время я посвящу тебя в дела, а пока по крайней мере ходи мне в масть и не начинай козырять моими тузами.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Ты прекрасно знаешь, черт побери, что я имею в виду, — возмутился я. — Если у меня важное свидание, я не стану спрашивать у тебя разрешения идти на него. Если я звоню, чтобы таким путем от чего-то отвертеться, по крайней мере оставайся на проводе и начинай мне подыгрывать, пока не догадаешься, к чему я клоню. К твоему сведению, этот разговор могли подслушать. А на сей раз я был вынужден, после того как ты бросила трубку, имитировать разговор, чтобы надуть одного типа и избавиться от свидания, на которое не хотел идти.
  Ее лицо залилось краской.
  — О, мне очень жаль, Дональд. Я же не знала, что у тебя на уме.
  — Впредь, — потребовал я, — доверяй мне немного больше. И хотя бы попытайся догадаться, к чему я клоню.
  Я подошел к стенному шкафу, открыл его и вынул духовое ружье.
  — Ты не собираешься объяснить мне, что это такое? — спросила Элси. — Я хотела повесить туда пальто и… На вид это какая-то дьявольская вещь.
  — Это, — ответил я, — аванс небольшого, но соблазнительного гонорара… Берта у себя?
  — У себя.
  — Одна?
  — Вроде бы да. Хочешь, чтобы я позвонила?
  — Пойду без звонка, — сказал я.
  Взяв духовое ружье, я направился в кабинет Берты. Она высоким металлическим голосом говорила что-то в диктофон. Посмотрела на меня с досадой и выключила его.
  — Черт побери, когда ты мне нужен, тебя не отыскать. Но когда я диктую важное письмо, ты… Дональд, что это, черт побери?
  — Это, — объяснил я, — духовое ружье.
  Я вытащил из кармана нефритового Будду.
  — А это, — продолжил я, — пропавший нефритовый Будда. Поскольку у тебя был персональный контакт с Дином Крокеттом-вторым, неплохо бы тебе самой вернуть вещи.
  Берта уставилась на меня. Двойной подбородок покоился на ее шее. Маленькие свинячьи глазки раскрылись так широко, что стали почти большими.
  — Что за черт! — вскричала она.
  Я поставил духовое ружье в угол, снял со своего рукава воображаемую ниточку и произнес:
  — Ну, ладно. Я пошел…
  — Вернись, шельмец! — завизжала Берта.
  Я остановился и удивленно глянул через плечо.
  — Что-нибудь еще? — спросил я невинным голосом.
  — Где, черт побери, ты раздобыл эти предметы?
  — У людей, которые их украли.
  Бриллианты Берты Кул блеснули, когда она указала пальцем на кресло:
  — Ты усядешься сюда и расскажешь мне, черт побери, все!
  Не часто приходится рассказывать Берте такие истории. Настроение у меня было лучше некуда, я уселся, закурил сигарету… Блестящие глазки Берты сверлили меня, становясь с каждой минутой все более злющими.
  — В былые времена, — вымолвила Берта, — я отдыхала после обеда. Что от этого осталось?
  — Итак, — начал я, — ты стояла возле лифта, наблюдая за входящими. Духовое ружье более полутора метров длиной. Нужно быть клинической идиоткой, чтобы пропустить кого-либо с полутораметровым ружьем.
  — Хочешь сказать, его вовсе не вынесли?
  — Нет, — возразил я, — его вынесли. Оно должно было быть вынесено. Квартиру обыскали, и в ней никакого ружья не нашли. Его либо вынесли, либо сбросили с крыши. Но ничто не указывало, что сбросили.
  — Дальше, — поторопила Берта.
  — Итак, — продолжал я, — необходимо было только определить, что можно, не привлекая внимания, вынести из квартиры с полутораметровым духовым ружьем внутри. Как только начинаешь думать в этом направлении, отгадку найти не трудно.
  — И где оно было?
  — В древке клубного флага, который вынес секретарь клуба.
  — Значит, это он украл?
  — Не думаю.
  — Но вынес его он?
  — Конечно, его вынес он, — подтвердил я. — Но вряд ли он знал, что внутри находится духовое ружье.
  — Почему?
  — Ну, хотя бы потому, что работа должна быть выполнена тщательно. Древки этих флагов сделаны так, что их можно воткнуть глубоко в грунт. Они из твердой древесины. Так вот, кто-то, кто знал точные размеры духового ружья, должен был взять этот клубный флаг и пробуравить в его древке канал или иметь запасное древко с заранее высверленным отверстием. Наспех это сделать невозможно. Во-первых, работа высокоточная, а во-вторых, остаются стружки, опилки и мусор.
  — Ты полагаешь, это было сделано вне квартиры?
  — Сделано заранее, вне квартиры и по очень точным размерам.
  — Я теряю свое реноме, — посетовала Берта. — Ответь мне, кто, по-твоему, придумал все это?
  Я пожал плечами:
  — Нам заплатили, чтобы мы вернули пропажу.
  — А как было с этим Буддой? — поинтересовалась Берта.
  — С Буддой было просто.
  — Я понимаю, — произнесла она с невольным восхищением в голосе. — Разумеется, ты просто взял список гостей, пошел к тому, кто стибрил вещь, и сказал: «Отдай», — вот и все.
  — В действительности, — сказал я, — все было даже еще проще.
  — Как именно?
  — Известно, — начал я, — что частный лифт, ведущий в квартиру-дом, оборудован рентгеновской установкой, совсем как кабины при входе в какую-нибудь тюрьму штата. Значит, каждый выходящий из квартиры на несколько секунд становится перед рентгеновским аппаратом. Этого вполне достаточно, чтобы провести полную инвентаризацию того, что у него при себе. Ты знаешь это, я знаю это, и, вероятно, тот, кто намеревался взять нефритового Будду, тоже знал это, хотя не знал, что нефритового Будду рентгеновский аппарат не обнаружит. Тем не менее похититель мог спуститься на лифте обычным образом.
  — Что ты понимаешь под «обычным образом»?
  — Я имею в виду, что тот, кто ушел с этим идолом, не был просвечен рентгеновскими лучами.
  — Почему не был?
  — Потому что ему единственному нельзя быть просвеченным. Там должно быть устройство, позволяющее отключать рентгеновскую установку, когда спускается эта единственная персона. Этой персоной мог быть только один человек.
  — Кто же это?
  — Фотограф. Он вносил и выносил фотоаппараты с пленкой. А от рентгеновских лучей пленка покрывается «вуалью». Поскольку снимки с вечеринки «вуалью» покрыты не были, это яснее ясного говорит о том, что снаряжение фотографа не просвечивалось ни при входе, ни при выходе.
  Берта сверкнула глазами, осмысливая сказанное.
  — И Будда оказался у фотографа?
  — Он был спрятан в его аппаратуре. Не будем вдаваться в подробности.
  — Что он сказал, когда ты нашел статуэтку?
  — Он не знает, что она у меня. Я ее украл.
  — Ты меня доконаешь, — пробормотала Берта.
  Я поднялся и вышел.
  Глава 8
  Элси Бранд показала мне вырезки из газет.
  Это были колонки сплетен с множеством новостей о тех особах, что вечно на виду у публики. Много завуалированных клеветнических измышлений, по всей вероятности высосанных из пальца: «Что за подрядчик, как дурак, пребывает в раю, не ведая, что его жена наняла частного детектива, следившего за ним два месяца, и теперь она знает все о его апартаментах на Ноб-Хилл?.. Как получается, что некий юрист, чья фамилия начинается с М, всегда находит ночную работу для своего секретаря в пятницу вечером, когда его жена отправляется на собрание в свой клуб?..»
  — Что о наших делах? — спросил я Элси.
  Она показала на абзац почти в самом низу: «Ходят слухи, что богатая личность, которая тратит много времени на круизы вокруг чужих стран, не бывает дома слишком долго. Его жена, которая много моложе, строит свои собственные планы на то, как провести остаток жизни».
  — Думаешь, это относится ко мне? — спросил я.
  — Должно быть, — ответила она.
  Я хотел было ответить, но нас прервала Берта Кул. Она воинственно встала в дверном проеме с деревянным духовым ружьем в одной руке и нефритовым Буддой — в другой.
  — Не думай, что я собираюсь таскаться с этим утильсырьем, — выпалила она.
  — Ты намеревалась обговорить гонорар, не так ли?
  — Ты чертовски прав. Намеревалась.
  — Тогда тебе лучше пойти на последний контакт с клиентом.
  — Последний контакт, — отпарировала Берта, — будет, когда я определю размер гонорара. Я не собираюсь доставлять это ему на дом, словно мальчик-посыльный. Я все обдумала. Дональд, ты должен признать, что в финансовых делах Берта кое-что смыслит… Можно хорошо обыграть это. Ты возьмешь эти вещи и вручишь им. Расскажешь, каким путем удалось их вернуть. Не признавайся, что все было так чертовски легко и просто, как рассказал мне. Немного приукрась. Расскажи о своих умозаключениях, только не начинай с середины. Начни с первооснов. Расскажи ему обо всем, что связано с тем лифтом. Разукрась все хорошенько.
  — Он может обидеться.
  — Пусть обижается и катится к чертям. Мы должны получить свои деньги. Он уже оценил это утильсырье в девять тысяч баксов. Мы вернем ему украденное и избавим от головной боли.
  Я покачал головой:
  — Так не пойдет, Берта, нет!
  — Что, черт побери, ты имеешь в виду под «не пойдет»?! Я говорю о деньгах!
  — Я тоже говорю о деньгах, — сказал я. — Давай рассуждать логически. Если б, чтобы отыскать эти вещи, потребовался месяц, мы могли бы устроить большую игру. Мы же вышли на них и захватили сама знаешь как быстро. Мы не сможем расписать это как большую работу. Ну а поскольку это дело, как ни верти, относительно небольшое, почему бы не приуменьшить его и не заявить, что мы проделываем подобное каждый день перед завтраком? Мы пошлем ему счет за оперативную работу за один день, добавив стоимость проезда на такси и еды, а также непредвиденные расходы. Мы встанем на ноги благодаря новым клиентам. Когда-нибудь что-то понадобится друзьям Крокетта, и тогда они придут к нам, узнав о нас от него.
  Берта поморгала и изрекла:
  — Я обдумаю это. Отложу решение до утра. Может быть, ты и прав.
  — Я уверен, что прав.
  — Хорошо, Дональд. Забери утильсырье.
  Я сказал:
  — Если ты даешь мне персональное поручение, я отвезу утильсырье и позволю ему рекламировать нашу работу.
  — Это дело, — одобрила Берта и буквально впихнула вещи мне в руки.
  — Мне позвонить по телефону и сказать, что ты сейчас придешь к нему? — спросила Элси Бранд.
  Я с минуту поколебался, потом улыбнулся:
  — Нет, я хочу посмотреть на лицо этого типа, когда верну ему пропажу. Эта дыра во флагштоке не могла быть просверлена, если кто-либо из домашних не знал об этом. Другими словами, это должно быть внутренним делом. Хочу узнать, не сам ли Крокетт-второй организовал пропажу этих вещей, а затем для прикрытия позвонил нам. А если так, то почему он это сделал?
  — Не будь с ним жестким, — предупредила Берта.
  — Без необходимости не буду, — пообещал я.
  — А как быть с фотографом? Не может же он быть вором! — сказала Берта.
  — Может, — ответил я, — но на сей счет у меня другое предположение.
  — Какое именно?
  — Я вовсе не уверен, что фотограф знал про идола в фотокамере.
  — Почему?
  — Потому что он был завернут в полотно.
  — И о чем это говорит?
  Я объяснил:
  — Предположим, некая женщина загорелась желанием заиметь этого божка и она знает, что наилучший способ вынести его — это спрятать в фотокамеру. Эта «Спид грэфик», где находился идол, снабжена широкоугольным объективом. Другими словами, этим фотоаппаратом без перезарядки можно сделать только один снимок. Обычно им пользуются, чтобы сфотографировать гостей за столом, и последним в эту ночь фотограф собирался сделать именно такой снимок. Кто-то, кто знал фотографа и его фотоаппараты, мог быть абсолютно уверен в том, что спрятать нефритового божка надежнее всего в этой камере. Таким образом, некая женщина, которая вознамерилась заполучить статуэтку, использовала в своих целях Лионеля Палмера, чтобы достать для нее каштан из огня. Затем осталось зайти как бы мимоходом в палмеровскую студию, задать несколько вопросов, а возможно, и договориться о свидании с ним, самым отвратительным мерзавцем, какого только можно себе представить, дождаться удобного случая, открыть заднюю крышку фотоаппарата, забрать божка и удрать.
  — А при чем тут полотно? — спросила Берта.
  — Фотограф мог спьяну засунуть полотно в камеру, но он не мог завернуть в него божка так аккуратно. Явно женская рука.
  У Берты алчно блеснули глаза.
  — Послушай, — сказала она, — меня осенило. Скажи ему, что в данный момент ты не можешь открыть, где обнаружил божка, потому что продолжаешь работать, чтобы привлечь виновного к ответственности. Это позволит проработать еще четыре-пять дней. Ты послоняешься возле фотостудии и увидишь, кто туда придет.
  — Я не собираюсь слоняться возле этого парня неделю, он мне противен, — заявил я.
  — Тогда я сама за него возьмусь, — решила Берта. — Мы повозимся еще немного, а потом представим Крокетту полный отчет. Докажем или то, что фотограф виновен, или то, что он только инструмент.
  — Послонявшись вокруг него, — пообещал я, — ты многое узнаешь о жизни.
  — Я достаточно знакома с реальной жизнью, — сказала Берта.
  — Узнаешь углубленно и с вариантами.
  — Я давно углубилась, изменилась и познала истину, — сказала она. — Убирайся к чертям! Ты пойдешь разыгрывать спектакль с Крокеттом, а я займусь выворачиванием фотографа наизнанку… А может, поручить это Еве Эннис? Я заметила, он к ней неравнодушен.
  Я покачал головой:
  — Ты заблуждаешься, Берта. Нужно выложить наши карты Крокетту на стол, побыстрее вернуть вещи, а уж затем он, если пожелает получить дополнительные сведения о Лионеле Палмере, поручит нам добыть их.
  Берта утомленно вздохнула:
  — С тобой спорить — все одно что с календарем. Убирайся отсюда к чертям и делай как знаешь. Во всяком случае, отправляйся к нему.
  Глава 9
  Я не смог миновать вахтера в дежурке многоквартирного дома, не объяснив ему, куда и зачем я несу это чертово духовое ружье. Может, я и сумел бы проскочить мимо конторки, сделав вид, что я — один из жильцов, но духовое ружье не допускало такого поведения.
  — О вас должны были предупредить, — сказал человек за стойкой.
  — Дональд Лэм, — представился я. — Позвоните мистеру Крокетту.
  Он передал сообщение обо мне наверх, потом сказал:
  — Мистер Крокетт в настоящее время недоступен, мистер Лэм, но его жена примет вас в своей студии. Это на двадцатом этаже, с другой стороны дома. Бой поднимет вас.
  — Хорошо, — согласился я.
  Поразмыслив, я понял, что нелепо ожидать удивления и восторга на лице Дина Крокетта-второго. Он окружил себя стеной и вовсе не расположен чему-либо удивляться.
  Бой поднял меня на двадцатый этаж, а затем, вместо того чтобы пройти к секретному лифту, провел меня по коридору и позвонил в дверь с надписью: «Квартира 20-А». К двери подошла миссис Крокетт, сплошная улыбка и грация. На ней был художнический халатик, и от нее слегка пахло скипидаром. Но, взглянув на меня, Филлис перестала улыбаться. В глазах ее застыло изумление.
  — Духовое ружье! — воскликнула она.
  — Духовое ружье, — подтвердил я и добавил: — У меня также с собой…
  — Мистер Лэм, войдите.
  Она с улыбкой отпустила боя и вошла в квартиру.
  — Это мое хобби, — объяснила она. — Здесь я провожу много времени. Я люблю рисовать, а мой муж, вы знаете, подолгу отсутствует… Я хорошо провожу время. — Она лукаво взглянула на меня. — А теперь вы скажете, что дьявол находит забаву для праздных рук.
  — Так вы боитесь праздности? — спросил я.
  — Не боюсь, — возразила она, — но убеждена, так лучше. — Опять взглянула на меня и пригласила: — Пойдемте в мою студию.
  Комната была действительно оборудована как студия: высокие окна с матовыми стеклами, драпировки, позволяющие регулировать освещение, мольберт с натянутым холстом. Десятки картин вокруг. И обнаженная натурщица, стоящая на помосте в позе, какую в рекламах принимают женщины-фотомодели, якобы только что включившие автомобильный двигатель.
  — Ох, я про тебя забыла, — сказала миссис Крокетт. — Я… Надеюсь, ты не возражаешь?
  — Ну, возражать уже поздно, — ответила натурщица.
  Филлис Крокетт рассмеялась:
  — Рискну предположить, что мистер Лэм и раньше видел обнаженных женщин.
  Она подошла к креслу, оглядела его и спросила:
  — Где тут твое платье, Сильвия?
  — Я повесила его в стенной шкаф.
  — Я достану его, — произнесла миссис Крокетт, — а затем представлю вас друг другу официально.
  Девушка засмеялась:
  — Знаешь, лучше сначала представь нас друг другу, а потом я оденусь.
  Филлис сказала:
  — Мисс Хэдли, это Дональд Лэм. Он в настоящее время работает на… В общем, он принес Дину кое-какие вещи.
  Сильвия Хэдли улыбнулась мне:
  — Приятно познакомиться, мистер Лэм.
  Она спокойно прошла к стенному шкафу, набросила на плечи шаль и села. Теперь я смог хорошенько рассмотреть ее лицо. Лицо этой девушки я видел днем раньше на одной из фотографий в студии Лионеля Палмера. Внезапно меня осенило.
  — Вы принесли духовое ружье и что-то еще? — спросила миссис Крокетт.
  — Духовое ружье, — твердо прервал я.
  — А я думала, что…
  — Духовое ружье, — снова перебил я, улыбаясь. — Другая часть задания продвигается, но… — Я повернулся к натурщице. — Вы профессиональная модель, я угадал, мисс Хэдли?
  Она покачала головой и улыбнулась.
  — В данный момент, — пояснила миссис Крокетт, — она моя подруга и, когда не позирует, очень скромная молодая леди. Но подумывает, не сделать ли позирование профессией. Ее положение изменилось, и…
  Сильвия Хэдли рассмеялась:
  — О, не тяни волынку, Филлис. — Она повернулась ко мне: — Мой муж оказался настоящим подлецом. Он спустил все, что у меня было, а затем его подцепила другая женщина, и он бросил меня в беде. Филлис ужасно мила и пытается создать видимость, будто то, что я делаю для нее, всего лишь приятельское одолжение. В действительности она мне платит. Я знаю, что она рисует и нанимает натурщиц. А мне надо есть и пить. Поэтому и попросила ее платить мне столько же, сколько другим натурщицам. Теперь вы все знаете, мистер Лэм, и нет нужды наводить тень на ясный день. В конце концов, я зарабатываю на жизнь честным трудом… Время от времени мы делаем перерыв. Вот такая, в двух словах, история.
  Я осмотрелся кругом и показал на картины:
  — Очевидно, вы много работаете.
  Филлис засмеялась:
  — Не знаю, заметили ли вы, мистер Лэм, но у нее совершенно божественная фигура. Я хочу запечатлеть ее на холсте в разных позах, как сумею.
  — Я заметил, — сказал я сухо.
  — Картины?
  — Фигуру.
  — Я так и думала, что заметили, — скромно вставила Сильвия.
  — Вашего мужа нет дома? — спросил я миссис Крокетт.
  — У моего мужа, — ответила она, — как известно, имеются личные апартаменты. Он скрывается в них каждый раз, когда хочет поработать, и при этом запирает дверь. И когда он там, он недосягаем для своей жены, своих друзей и вообще для кого бы то ни было. Вероятно, это бывает, когда он пишет свои книги о путешествиях. Сидит там и диктует часами.
  — Секретарю? — спросил я.
  — На диктофон. У него там маленькая кухонька, в которой он держит провизию. То, что можно приготовить без особых усилий: яйца, консервированные бобы, стручковый перец, испанский рис, хлеб из непросеянной муки… Он прилично готовит и может подолгу сидеть на белковых пищевых концентратах без свежей зелени. Иногда остается там два-три дня безвылазно.
  — Из этого я должен заключить, что он не заинтересуется возвращением духового ружья?
  — Конечно, заинтересуется, ужасно заинтересуется. Но он не захочет ничего об этом узнать, пока не выйдет из того, что я называю зимней спячкой.
  — А когда это может произойти?
  Она пожала прекрасными плечами.
  Я поставил духовое ружье в угол.
  — Сюда можно?
  — Да. Факт остается фактом, вы отыскали его, мистер Лэм. Но как это вам удалось, да еще так быстро?
  Я ответил:
  — Это довольно длинная, но простая история.
  Сильвия Хэдли переводила взгляд с нее на меня.
  — Разве духовое ружье было украдено? — спросила она.
  Филлис кивнула.
  — Что-нибудь еще пропало? — спросила Сильвия, и мне показалось, что в ее голосе проскользнуло нечто большее, чем случайный интерес.
  — Нефритовый Будда, — ответила миссис Крокетт. — Двойник Будды, исчезнувшего три недели назад.
  — Ты имеешь в виду тот прекрасный кусок полированного зеленого нефрита, резного Будду в нирване с выражением спокойной сосредоточенности на лице?
  — Именно его, — подтвердила Филлис. — Из-за него Дин устроил жуткую сцену.
  — И я понимаю, ведь это одна из самых прекрасных резных статуэток, которые я когда-либо видела. Я… о, я была бы счастлива иметь даже его копию. Я собиралась попросить Дина заказать в Париже гипсовую копию… Ты хочешь сказать, что он пропал?
  — Он пропал, — промолвила Филлис.
  — Ох, это ужасно! — воскликнула Сильвия Хэдли.
  Я взглянул на миссис Крокетт:
  — Не думаете ли вы, что ваш муж настолько заинтересован в возвращении духового ружья, что захочет прервать свое заточение?
  — Его невозможно прервать.
  — Но там же есть дверь, — возразил я. — Можно постучать.
  — Там две двери. Обе заперты. Между ними тамбур. Не думаю, что он услышит стук.
  — А телефон там есть?
  Она покачала головой:
  — Эта часть квартиры сооружена по специальному проекту. Говорю вам, это совершенно немыслимо, если только…
  — Если только что?
  — Если он не работает. Тогда я могу привлечь его внимание через окно.
  Я промолчал. Она задумчиво покусала губы, подняла духовое ружье и предложила:
  — Пожалуйста, пройдемте со мной.
  Она оставила Сильвию Хэдли сидящей, скрестив ноги, в тонкой шали, завязанной у талии, с двумя концами, ниспадающими от узла в виде перевернутой буквы V. Я последовал за Филлис. Она прошла в коридор, открыла дверь ванной комнаты и, усмехнувшись, произнесла:
  — Протиснетесь поближе к окну, и посмотрим.
  Я протиснулся к узкому окну ванной. Она открыла раму с матовым стеклом и придвинулась ко мне так близко, что наши щеки соприкоснулись. Окно находилось на противоположной стороне вентиляционного колодца шириной примерно семь с половиной метров и на добрых четыре с половиной метра выше нашего окна.
  — Там, наверху, его логово, — сказала она. — Иногда он зашторивает окно… Нет, сейчас шторы раздвинуты… Когда наговаривает на диктофон, сиднем сидит, а когда раздумывает, ходит по комнате взад и вперед мимо окна, и тогда можно посигналить ему фонариком. Подождите минуту, — попросила она и вышла из ванной. Через секунду вернулась с электрическим фонариком.
  — Если увидим, что он ходит, я посигналю, — сказала она. — Но я не хочу отвечать за последствия. Можно нарваться на ужасную ругань. Он не любит, чтобы его беспокоили, когда он там, наверху.
  — Я нахожу, что ваш муж большой оригинал, — заметил я.
  — Вы правы.
  Она подошла ко мне совсем близко и сказала:
  — Послушайте, так неудобно. Я протиснусь между стояком и стеной… вот сюда.
  Извиваясь, она изменила положение тела, обвила левой рукой мою шею и тесно прижалась ко мне.
  — Сюда, — повторила она, — так лучше…
  — А если вашему мужу случится выглянуть и увидеть нас теперь? — сказал я. — Он, вероятно, разразится удвоенным потоком ругани. Сверху мы можем выглядеть довольно тесно прижатыми друг к другу.
  — Не глупите, — возразила она. — Заниматься любовью в ванной комнате с прижатыми к окну головами?
  — Он сочтет, что мы прижались друг к другу слишком тесно.
  — Конечно, тесно. Ради бога, что это в вашем внутреннем кармане? Авторучка?
  — Карандаш.
  — Так, ради бога, переложите его.
  Я вынул карандаш и переложил его в боковой карман пиджака.
  — Не думаю, что он там прохаживается… — Она понизила голос. — А что вы можете сообщить о нефритовом Будде?
  — Я почти нашел нефритового Будду.
  — Мне показалось, вы сказали, что уже нашли.
  — Надеюсь, я этого так прямо не сказал.
  — Ну, значит, я не расслышала. Иногда хорошо слышу, а иногда нет… Ладно, мистер Лэм, что ни говори, это было приятно. Но вот связаться с мужем… Ну хорошо, я готова попытаться.
  Она включила электрический фонарик и направила луч на окно с зеркальным стеклом.
  — Правее открыто другое окно, — заметил я. — Куда оно ведет?
  — Оно ведет в маленький тамбур, о котором я говорила. У него две двери: одна в его апартаменты, другая в основную квартиру. Он держит обе либо запертыми, либо открытыми. Давайте попытаемся посветить в открытое окно.
  Луч фонаря оказался достаточно мощным, чтобы проникнуть через открытое окно, показав часть полки, уставленной в беспорядке полудюжиной предметов, которые трудно было сразу распознать. Внезапно она выключила фонарь.
  — Я боюсь, — сказала она. — Пойдемте отсюда, оставим это. Я скажу ему, как только он выйдет из логова. Он будет очень, очень доволен, мистер Лэм, что вы вернули это духовое ружье. Вы можете рассказать мне, как вам это удалось?
  — Не теперь, — возразил я.
  Она надула губы:
  — Почему?
  — Это может помешать возвращению нефритового божка.
  Она опустила окно, отгородив нас матовым стеклом от окон на противоположной стороне вентиляционного колодца. Я попытался выбраться из угла. Она поизвивалась и встала лицом ко мне совсем уж близко: ее тело вдавилось в мое.
  — Вы догадываетесь? — спросила она низким голосом.
  — О чем?
  — Вы очень привлекательны, — ответила она.
  И вдруг обвила рукой мою шею, притянула мою голову к горячему кольцу своих губ. Подняла другую руку и пальцами начала поглаживать мою щеку, затем пальцы скользнули к затылку, пощекотали короткие волосы над шеей. Через минуту она отстранилась от меня, выдохнув: «О, вы чудесный!» А затем деловито произнесла:
  — Вот салфетка. Сотрите губную помаду. Я не хочу, чтобы Сильвия узнала, что я… я… стала несдержанной.
  Она засмеялась, повернулась к зеркалу, вынула помаду и начала красить губы.
  — Все в порядке? — спросила она.
  Я осмотрел свое отражение в зеркале.
  — Думаю, да. Дыхание немного учащенное, но в общем все в порядке.
  Она открыла дверь ванной и небрежной походкой вышла в студию, говоря:
  — Не получилось, Сильвия. Мы не можем вызвать его.
  Она обернулась ко мне, теперь холодная и томная, и сказала равнодушно, отпуская:
  — Полагаю, это бесполезно, мистер Лэм. Я дам ему знать, что вы отыскали духовое ружье.
  — И на пути к возвращению божка, — добавила Сильвия Хэдли.
  — И на пути к возвращению божка, — эхом отозвалась Филлис Крокетт.
  Я на мгновение заколебался.
  — Ладно, — оживленно продолжила Филлис. — Перерыв окончен. Сильвия, примемся за работу.
  Не говоря ни слова, Сильвия легко поднялась, развязала шаль, бросила ее на спинку кресла, подошла к постаменту и опять, обнаженная, приняла позу профессиональной фотомодели. Филлис Крокетт подняла свой детский халатик, снова надела его, пропустила палец в отверстие в палитре, выбрала кисть и сказала через плечо:
  — Ужасно мило, что вы пришли, мистер Лэм.
  — Не стоит благодарности, — ответил я.
  Она набрала краски на кисть и начала покрывать холст мазками.
  — Рад был познакомиться с вами, мисс Хэдли, — произнес я и, не удержавшись, уже держась за ручку двери, добавил: — Надеюсь ближе узнать вас.
  Они взаимно улыбнулись, и я мягко прикрыл дверь.
  Глава 10
  В половине десятого утра я позвонил в квартиру Крокетта. Из трубки донесся хорошо поставленный голос Мелвина Отиса Олни:
  — Кто говорит?
  — Дональд Лэм, Олни.
  — Да, мистер Лэм?
  — Я нашел духовое ружье.
  — Да неужто! — воскликнул он.
  — Я нашел пропавшее духовое ружье. Разве миссис Крокетт вам не сказала?
  — Я не видел миссис Крокетт.
  — Ладно. Я нашел его и оставил у нее.
  Его тон стал холодно-официальным:
  — Боюсь, вы не должны были этого делать. Собственность Дина Крокетта должна быть возвращена ему самому.
  Мне не понравилась барская манера, с которой он попытался делать мне замечания.
  — Крокетт заперся в своем логове. Он не вышел. У него там нет телефона. Больше никого в доме не было, и я оставил его у миссис Крокетт. Что в этом худого? Это общая собственность, не так ли?
  — Я полагаю, да.
  — Ну так вот, я оставил ружье у нее. У меня есть еще и нефритовый Будда. Что мне с ним делать?
  — У вас есть что?
  — Нефритовый Будда, — повторил я. — Что с телефоном? Вы меня слышите?
  — Слышу, слышу, — отозвался Олни. — Но мне трудно поверить в то, что я слышу! Это невероятно!
  — Что в этом невероятного?
  — Вы так быстро нашли обе вещи, такие ценные…
  — Для этого нас и наняли, не так ли?
  — Да, но… так быстро! Это немыслимо, невероятно! Мистер Крокетт просто не поверит своим ушам, когда я ему скажу.
  — Ладно, быть может, он поверит своим глазам, когда сам увидит нефритовую статуэтку. Как мне вернуть владельцу этого нефритового Будду?
  — Просто поднимайтесь с ним наверх.
  — Может быть, мне лучше поговорить с самим мистером Крокеттом? Вам ведь не понравилось, что я оставил духовое ружье у миссис Крокетт. Мистер Крокетт там?
  — Он здесь.
  — Доступен?
  — Будет доступен. Он велел мне быть здесь в девять утра, чтобы обсудить одно дело; он хотел, чтобы здесь был и секретарь, готовый перепечатать с магнитной ленты несколько записей, которые он наговорил на диктофон.
  — Он здесь?
  — Я сказал вам, он выйдет к тому времени, когда вы доберетесь сюда. Поднимайтесь наверх.
  — Миссис Крокетт не сказала вам о духовом ружье?
  — Нет. Я впервые о нем услышал от вас.
  — Вы можете у нее спросить, где оно? — осведомился я.
  — Не вижу в этом необходимости, мистер Лэм. Предоставим это мистеру Крокетту. Когда вы сможете быть здесь?
  — Примерно через двадцать минут.
  — Очень хорошо. Ждем вас.
  Я втиснулся в старый агентский драндулет и поехал к знакомому дому. На этот раз мне не пришлось сообщать о себе. В дежурке меня встретили, словно почетного гостя, перед которым расстилают красный ковер.
  — Доброе утро, — приветствовал дежурный, сплошная улыбка. — Поднимайтесь в квартиру Крокеттов. Они ждут вас. Вы знаете, как пройти. Поднимайтесь на лифте на двадцатый этаж. Там вас встретят.
  — Благодарю, — сказал я.
  Я подошел к двери с номером 20-S, которая выглядела точно так же, как дверь в любую другую квартиру. Она была отперта. Я открыл эту дверь и оказался в знакомом вестибюле. Потайная заслонка была отодвинута, за ней находился телефон; на нем лежала отпечатанная на машинке записка: «Нажмите кнопку и поднимите телефонную трубку». Я нажал кнопку, поднял трубку и услышал мужской голос, но не принадлежащий Олни:
  — Да?
  — Это Дональд Лэм. Кто это?
  — Это Дентон, секретарь мистера Крокетта. Спускаю для вас лифт, мистер Лэм.
  Я повесил трубку и подождал. Примерно через минуту лифт спустился, и я поднялся наверх. Мне было очень интересно, просвечен ли я рентгеновскими лучами. Предположим, что просвечен. Я вышел из лифта, и высокая понурая личность протянула мне слабую руку:
  — Я Дентон. Секретарь мистера Крокетта. Рад встретить вас, мистер Лэм.
  Я постарался побыстрее высвободить свою руку и спросил:
  — А где Олни?
  — Мистер Олни у телефона.
  — А Крокетт?
  — Мистер Крокетт появится через минуту.
  — Вы предлагаете мне подождать его?
  — Всего несколько минут, я уверен. Мистер Крокетт планировал на это утро очень важное дело и просил быть здесь вовремя и приготовиться к работе. Мистер Олни сказал мне, что у вас очень важное дело. Мистер Крокетт непременно захочет встретиться с вами.
  Улыбка Дентона была слабым подобием псевдосердечной манеры обращения, характерной для Олни. Он провел меня в ту часть квартиры, где я прежде не был: нечто вроде машбюро с электрической пишущей машинкой, устройством для расшифровки стенограмм, несколькими заполненными шкафами и четырьмя или пятью удобными креслами.
  — Присядьте, — предложил он. — Если не возражаете, я займусь работой.
  — Не возражаю.
  Дентон надел наушники, с минуту подержал свои длинные костистые пальцы над клавиатурой пишущей машинки, а затем обрушился на нее, словно пианист, исполняющий быстрый пассаж. Я наблюдал за ним, словно загипнотизированный. Стаккато клавиш прерывалось только звяканьем звоночка. Казалось, что каретка, когда отпечатывалась строка, двигалась справа налево почти с такой же скоростью, как отбрасывалась обратно слева направо электрическим возвратом. Открылась дверь, и вошел Мелвин Отис Олни, сплошная улыбка, обаяние и сердечность.
  — Прекрасно, Лэм! — воскликнул он. — Вы просто демон сыска! Вы поставили рекорд эффективности, оперативности и надежности в работе. Как поживаете?
  Он схватил мою руку и долго покачивал ее вверх и вниз. Его левая рука тем временем похлопывала меня по спине. Дентон ни на мгновение не отрывал глаз от своей работы.
  — Вы не встречались прежде с Дентоном? — спросил Олни.
  — Нет.
  — Хорошо, ближе к делу. Мистер Крокетт хочет вас видеть.
  Он провел меня через контору в личный кабинет Крокетта и осторожно постучал в дверь. Дверь выглядела запертой. Не услышав ответа, он постучал еще раз. Когда опять не последовало ответа, нажал кнопку звонка, замысловато скрытую где-то в стене. Даже внимательно наблюдая за ним, я не смог увидеть, где эта кнопка находится. Это мог быть искусно встроенный кусок инкрустации. Такой звонок можно обнаружить разве что с лупой, но если не знать, где он, нипочем не найти. Что такая кнопка есть и действует, я узнал по тому, что услышал приглушенный звонок, когда Олни на что-то надавил большим пальцем. Затем он посмотрел на свои наручные часы и сказал:
  — Странно…
  Я промолчал. Женский голос произнес:
  — Что тебя беспокоит, Мелвин?
  Я обернулся и увидел миссис Крокетт в тонком, словно паутинка, пеньюаре. Свет, льющийся из дверного проема позади нее, обрисовывал силуэт ее фигуры с обескураживающей откровенностью, но не похоже было, что она умышленно себя демонстрирует. Олни ответил с холодной официальностью:
  — Все в порядке, миссис Крокетт.
  И тут она заметила меня:
  — О, доброе утро, мистер Лэм! Наверное, здесь, в дверях, меня слишком удобно рассматривать…
  Она засмеялась и завернулась в пеньюар немного плотнее; это, впрочем, не помешало ее рассматривать.
  — Где Дин? — спросила она.
  — В своей личной студии, — ответил Олни. — Он сказал мне, что нынешним утром приступит к работе в девять часов, и вызвал Уилбера к этому часу. Ему вроде бы нужно составить несколько документов.
  — Когда он это сказал?
  — Вчера после полудня.
  — Я думала, он весь день не вылезал из своей студии.
  — Он выходил примерно на полчаса. Вы, вероятно, в это время были у себя в студии.
  Олни снова нажал кнопку, и снова послышался приглушенный звонок.
  — Где-нибудь наверняка есть запасной ключ, — произнес Олни. — Я думаю, лучше заглянуть внутрь. Не исключено, что…
  — Нет-нет-нет! — воскликнула миссис Крокетт. — Он никогда и никому этого не позволяет. Когда он там, нельзя нарушать его уединение!
  — А если с ним плохо?
  — Он… Ему не может быть так плохо, чтобы он не смог выйти.
  — Ну почему же? — возразил Олни. — Человек может внезапно почувствовать себя так плохо, что он не в силах встать с кресла… Где этот запасной ключ?
  — Он… он в сейфе. Но я его ни за что на свете не трону! И не подумаю!
  — Где сейф?
  — В верхнем правом шкафу.
  — Вы знаете комбинацию?
  — Да.
  — Я думаю, нам лучше открыть сейф и воспользоваться этим ключом.
  Она покачала головой. Олни сказал еще более холодно и официально:
  — Очень хорошо, миссис Крокетт, решение за вами, но и ответственность ляжет на вас. — Он посмотрел на свои часы. — Сейчас семь минут одиннадцатого, мистер Лэм. Пожалуйста, запомните, что я хотел воспользоваться запасным ключом и войти в студию в это время и что миссис Крокетт воспротивилась.
  — Обождите минуту, — прервала она. — Почему вы собираетесь взвалить такую ответственность на мои плечи?
  — Тогда дайте нам ключ.
  Она на момент заколебалась, потом согласилась:
  — Очень хорошо. Мистер Лэм, будьте добры запомнить, что сейчас семь минут тридцать секунд одиннадцатого и что мистер Олни уведомил меня, что, если я не дам запасного ключа и не открою эту дверь, он возложит на меня персональную ответственность.
  Я стоял, не произнося ни слова. Олни сказал мне:
  — Это совершенно справедливо, мистер Лэм. Но всякий раз, когда я за что-либо принимаюсь, я готов взять ответственность на себя.
  — Минуточку, — кротко вымолвила миссис Крокетт. — Я дам вам ключ. — И исчезла за дверью.
  — Здесь что-то неладно, — произнес Олни вполголоса. — Он любит скрываться там от нее. Супруга имеет обыкновение прерывать его литературный труд, приставая в самое неподходящее время с разными глупостями, например, спрашивает, не хочет ли он пообедать или поговорить с кем-то по телефону. Хуже всего то, что она совершенно невоспитанна… И все же я не стану обсуждать это с вами. Надеюсь, вы расцените мои замечания как сугубо личные, конфиденциальные. Это вырвалось у меня только потому, что сейчас я немного обеспокоен. Я не знаю, что случилось, но могу предположить. Боюсь, у Дина Крокетта сердечный приступ или удар. Этот звонок — секретный сигнал, о котором знаем только я и его жена. Попробуйте обнаружить кнопку.
  Он отошел в сторону, и я внимательнейшим образом осмотрел деревянную панель. Кнопки найти не смог.
  — Теперь следите за моим большим пальцем, — сказал Олни.
  Он встал перед панелью, пробежал пальцами поверх нее и вдруг ткнул куда-то большим пальцем. Я снова услышал звонок.
  — Понятно, — сказал я, — я уже догадался.
  Он посмотрел на меня с покровительственной улыбкой:
  — Посмотрим, сможете ли вы ее найти.
  Я подошел к панели и так же, как он, пробежал пальцами поверх дерева. Проделывая это, я подвинул носок своего левого ботинка так, что он оказался против плинтуса точно в том же месте, где находился носок его ботинка. Сделав вид, что ударяю большим пальцем по деревянной панели, я одновременно надавил носком ботинка на плинтус. Звонок зазвенел. Я отступил назад. Олни смотрел на меня с очень странным выражением лица.
  — Боже! — вымолвил он. — Вы догадались.
  Я не ответил. Дверь отворилась, и вошла миссис Крокетт с ключом. Она сказала:
  — Я разрешаю вам взять этот ключ, Олни, поскольку вы уверили меня, что…
  Олни не стал ждать, пока она закончит. Он схватил ключ, вставил его в замок и отомкнул дверь. Мы трое шагнули в тамбур, который я днем раньше созерцал из студии миссис Крокетт, и остановились как вкопанные. Там, на полу, растянулся Дин Крокетт-второй. Он лежал на спине, колени сдвинуты, одна нога подвернута. В его груди, неподалеку от горла, торчала стрела из духового ружья. Он был, без сомнения, мертв. Я быстро осмотрел тамбур. Там были полки, заставленные редкостями, консервами, канцелярскими принадлежностями, блокнотами и прочим. В задней стене, у потолка, застряла другая стрела, выпущенная с такой силой, что острие глубоко вошло в дерево.
  — Боже милостивый! — воскликнул Олни.
  — Смотрите, смотрите! — истерически взвизгнула Филлис Крокетт. — В его горле… стрела из духового ружья!
  — Есть и другая. Воткнулась в стену над полкой, — показал я.
  Миссис Крокетт прошла вперед и потянулась вверх, чтобы схватить стрелу.
  — Не трогайте! — предостерег я.
  Она обернулась на звук моего голоса.
  — Почему… Мистер Лэм, вы испугали меня. Почему вы не разрешаете ее трогать? И кто вы такой, чтобы разговаривать со мной в таком тоне?
  Я сказал:
  — Отойдите оттуда. Эта стрела — улика. Если вы хоть что-нибудь здесь тронете, то очень и очень пожалеете об этом.
  — Почему это я пожалею? — спросила она.
  Я объяснил:
  — Угол, под которым стрела вонзилась в дерево, показывает направление ее полета. Траектория полета стрелы показывает на открытое окно. Это окно внизу, в ванной вашей студии.
  Она смотрела на меня с изумлением, открыв рот.
  — Вы вошли сюда и чуть не вытащили эту стрелу, — продолжил я. — Ваша первая мысль была не о вашем муже, а о том, как бы побыстрее войти и попытаться уничтожить вещественное доказательство, которое указывает, что выстрел из духового ружья был произведен вами через окно вашей ванной комнаты, потому что вам захотелось стать очаровательной вдовой. Теперь выйдите отсюда и оставьте все как есть. Я намереваюсь уведомить полицию.
  Олни повернулся ко мне и холодно сказал:
  — Я вынужден согласиться с миссис Крокетт. Вы разговариваете в непозволительном тоне.
  — Вы абсолютно правы, — согласился я. — Я частный детектив. Я знаком с процедурой, необходимой в таких случаях. Вы оба выйдете отсюда и закроете дверь. Я позвоню в отдел по расследованию убийств.
  — А если мы вам не подчинимся?
  Я сказал:
  — Тогда я расскажу полиции, что вы уничтожили улику, и они поймут, что это сделано умышленно.
  Олни усмехнулся:
  — Это, конечно, меняет дело. Я должен сказать, что все это звучит весьма впечатляюще. Пойдемте, миссис Крокетт, мы выйдем отсюда и закроем дверь. Дабы вытащить ядовитое жало этой маленькой гремучей змеи, которая вдруг начала шипеть и колотить своими погремушками, позволим ему держать у себя ключ, пока не прибудет полиция. Таким путем мы избавимся от обвинения в изъятии вещественных доказательств.
  Он потянул Филлис Крокетт назад и толкнул дверь, которая была закрыта все время, пока он говорил. Как только мы вышли, он повернул ключ в замке. Я протянул руку, взял ключ и сказал:
  — Это одна из лучших речей, которые вы когда-либо произносили. Даже если вы не настолько умны, чтобы осознать это… или все-таки осознаете?
  Глава 11
  Отдел по расследованию убийств поручил приятелю Берты Кул Фрэнку Селлерсу тщательно разобраться в происшествии. Он поднялся в квартиру.
  Фрэнк Селлерс сыграл некоторую роль в нелегкой жизни видавшей виды Берты Кул. Наши с ним отношения всегда оставались напряженными. Когда я внедрился в детективное агентство, Селлерс не скрывал своего недовольства. Напрасно Берта убеждала его, что ей нужен компаньон помоложе, быстро соображающий и скорый на ноги. Селлерс просто видеть не мог малорослых мужчин. Он предпочитал мускулы. Помню, однажды я услышал, как он сказал: «Когда же ты, черт побери, научишься шевелить мозгами, Берта? Это может ударить по тебе же».
  Увидев меня, Селлерс сказал:
  — Ну-ну, это же не кто иной, как наш друг Дональд Лэм ростом с поллитровку, умник, сбежавший с юридического факультета. Что ты, черт побери, здесь делаешь?
  — Я в данный момент, — ответил я, — заканчиваю телефонный разговор с полицией, куда сообщил об убийстве. Как только мне ответят на некоторые вопросы, отправлюсь в агентство, если только вы не пожелаете потратить еще немного моего драгоценного времени на свои насмешки.
  — Какие, к черту, насмешки? — спросил Селлерс, мгновенно ощетинившись.
  — Необоснованная критика переходит в плоское псевдоостроумие.
  — Ты, сукин сын, — взъярился Селлерс, — где Крокетт?
  — Вот ключ. Он за этой дверью. Там же и ключ к разгадке.
  — Если только ты его не потерял, — сказал Селлерс.
  Он взял ключ и отпер дверь. Довольно долго постоял на пороге, потом жестом велел двум другим полицейским подойти к нему. Они застыли в молчании. Селлерс указал на оперенную стрелу, вонзившуюся в дерево, затем — на открытое окно и студию на противоположной стороне светового колодца.
  — Узнайте, чья эта комната там, внизу, — приказал он одному из полисменов. — Затем найдите управляющего домом. Получим ключ от входной двери и посмотрим.
  — В этом нет нужды, — заявила миссис Крокетт. — Это помещение занимаю я.
  — Какой смысл жить тут, наверху, и занимать помещение там, внизу?
  — Это моя студия. Место, где я работаю.
  — Над чем вы работаете? — спросил он подозрительно.
  — Она рисует, — пояснил я.
  — Как давно вас привлекли к этому делу? — спросил меня Селлерс.
  — Три дня назад.
  — Каким образом?
  — Они устраивали вечеринку. Во время предыдущих сборищ у Крокетта кое-что украли, поэтому он нанял Берту, чтобы она следила…
  — Помню, читал в газете, — прервал Селлерс, ухмыляясь. — И как Берта обходилась с гостями?
  — Замечательно.
  — В манере старой девы?
  — Руководствуясь их внешним видом.
  — Баба что надо! — восхитился он и добавил, поясняя одному из своих людей: — Есть одна такая девчонка, что у тебя глаза на лоб повылезут, если начнет выкручивать тебе руку… Ладно, Лэм, отведи этих двоих в какую-нибудь комнату. Я оставляю их на тебя. Последи за ними. Не позволяй им ничего трогать из того, что может быть вещественным доказательством. А мы пройдем туда, где тело, и посмотрим… Как получилось, что преступление обнаружено только что? Он, очевидно, давно уже мертв.
  — Я поднялся сюда всего несколько минут назад, — пояснил я. — Но я знал, что у него есть секретное убежище. Он запирался там, когда хотел, чтобы его никто не беспокоил. Закон этого дома — не тревожить хозяина для чего бы то ни было, когда он там, внутри.
  — А как насчет еды?
  — Как видите, на полке консервы, и я полагаю, имеется кухонька, примыкающая к помещению.
  — Как далеко ты туда заходил?
  — Не дальше порога.
  — А остальные?
  — Тоже не дальше. Я всех возвращал.
  — Ладно, — сказал он, — посиди здесь. Когда закончим осмотр, я поговорю со всеми вами. Полицейский фотограф прибудет с минуты на минуту, а также дактилоскопист и заместитель следователя по уголовным делам. Скажешь им, где мы… Можно ли попасть сюда без этой канители у лифта?
  — Можно, — ответил я. — Насколько я знаю, можно подняться на крышу какого-либо другого корпуса и пройти по ней.
  — Ладно-ладно. И не спускай глаз с этих людей. Я осмотрюсь.
  Мы все прошли в гостиную и расселись там.
  — Не выпить ли нам? — спросила Филлис Крокетт так небрежно, словно мы находились на обычной светской вечеринке.
  — Я полагаю, учитывая некоторые обстоятельства, с этим лучше немного подождать, — возразил я. — Селлерс может счесть это предосудительным, а поскольку ему на службе выпивать не положено, учует в нашем дыхании запах спиртного… Я отдал вам духовое ружье вчера вечером, не так ли?
  — А почему, в самом деле, вы оставили его у меня в студии? — спросила она. — Вы думаете, они захотят его увидеть?
  — Несомненно, захотят.
  — Отлично, — сказала она небрежно. — Пойду и принесу.
  — Вы останетесь здесь, — возразил я, — и не спуститесь в свою студию без Селлерса.
  — Почему?! Это же моя студия!
  — Разумеется, ваша. Но Селлерс обязан вас подозревать. Он скажет, что вы кинулись вниз, чтобы скрыть какое-нибудь вещественное доказательство или улику.
  — Что вы подразумеваете под уликой?
  — Я ничего не подразумеваю, — заверил я. — Я только пытаюсь объяснить ход мыслей Селлерса.
  Несколько секунд помолчали. Стук пишущей машинки в конторе действовал на нервы. Я сказал:
  — Неплохо бы сообщить Дентону, что человек, на которого он работает, отныне не подпишет ни одного чека.
  Олни предложил:
  — Сообщите сами.
  Мне показалось, что я уловил мгновенный обмен взглядами между ним и Филлис Крокетт. Поэтому я закурил сигарету и произнес:
  — В конце концов, это не так уж важно. Он скоро сам обнаружит это, и, возможно, Селлерс захочет, чтобы все эти записи были расшифрованы.
  — Ладно, но мне нужно выпить кофе, — заявила миссис Крокетт. — У меня внутри все дрожит.
  — Я присоединюсь к вам, — подхватил Олни. — Разрешите мне заняться этим.
  — Нет-нет, я сама приготовлю.
  Олни улыбнулся мне:
  — Если вы нас извините, Лэм, я помогу миссис Крокетт сварить кофе. Мы вернемся через минуту.
  Я вскочил с кресла:
  — Если вы оба меня извините, я помогу справиться с кофе вам обоим.
  Я прошел с ними в кухню. Филлис Крокетт достала электрокофеварку и прочее.
  — Мы тут не кухарничаем, — объяснила она. — Только кофе. Иногда варим яйца и жарим бекон. Но большей частью еду нам присылают или мы ходим в ресторан, а когда у нас вечеринка, заказываем готовые блюда в службе снабжения провизией.
  — Кофе будем пить со сливками? — спросил Олни.
  — Я пью черный кофе, — сказала миссис Крокетт.
  — А я от кофе без сливок и сахара не получаю никакого удовольствия, — сказал Олни.
  Она открыла холодильник и вынула пачку сливок. Подошла к ящику со столовыми приборами, вынула ложку, взяла на нее немного сливок, попробовала и заявила с гримаской:
  — Скисли. Какая неприятность!
  — Я сбегаю вниз и, пока кофе варится, принесу сколько угодно свежих сливок, — предложил Олни. — Или… может быть, при данных обстоятельствах мне лучше не выходить? Им может что-нибудь понадобиться… Лэм, вы не будете категорически возражать против того, чтобы спуститься вниз на лифте? Через два дома есть гастроном и…
  — Я буду категорически возражать, — перебил я, — и Селлерс тоже. — Я взял ложку из ящика и попробовал сливки. — К тому же эти сливки совершенно свежие.
  — А на мой вкус, кислые.
  — С вашим вкусом что-то не в порядке.
  — Вот что получается из-за фруктового сока, — оживленно поведала Филлис Крокетт. — Когда выпью грейпфрутового сока, а затем попробую сливки, всегда нахожу их прокисшими. А как вы насчет чашечки кофе, мистер Лэм?
  — Не стоит, — отказался я. — А вот предложить Фрэнку Селлерсу было бы неплохо. Он большой любитель кофе.
  — Не вижу резона поить и кормить полицию, — проворчал Олни.
  — Не поите и не кормите их, — сказал я, — но если все же напоите их кофе, вам гарантировано более любезное обращение. Селлерс любит кофе и, если учует его аромат, но не получит, может стать весьма черствым.
  Олни не хотелось ударить лицом в грязь:
  — Мне совершенно безразлично, станет он черствым или нет! — Но, посмотрев многозначительно на Филлис, добавил: — А может быть, и в самом деле, миссис Крокетт, стоит сварить побольше кофе?
  Она извлекла из серванта вместительный серебряный электрокофейник:
  — Сюда входит четыре литра. Сколько приготовить кофе, мистер Лэм?
  — Сколько найдете нужным.
  — Насыпьте побольше кофе и наполните водой, — посоветовал Олни. — В конце концов, здесь полицейский пост. Копы любят кофе.
  Филлис Крокетт положила кофе, налила воды, включила кофейник в сеть, достала из холодильника апельсиновый сок, разбавила водой, помешала ложкой и молчаливо, подняв брови, предложила напиток нам обоим. Я покачал головой, Олни кивнул. Она наполнила два стакана, и они молча выпили. Тут отворилась дверь, и вошел Селлерс.
  — Лэм, — сказал он, — выдайте мне всю подноготную.
  Я начал:
  — Это миссис Крокетт, вдова.
  Я заметил, что при слове «вдова» глаза Филлис расширились, но через мгновение она уже овладела своим лицом.
  — Да, я уже разговаривал с ней, — сказал Селлерс. — Кто этот человек?
  — Это Мелвин Отис Олни, — ответил я. — Главный управляющий, ведает связями с общественностью и, насколько я знаю, правая рука мистера Крокетта. Того, кто в соседней комнате стучит на пишущей машинке, зовут Уилбер Дентон. Он секретарь. Не думаю, что он уже знает об убийстве Крокетта. Здесь не живет. Живет или нет здесь Олни, сказать не берусь.
  — Вы живете здесь? — спросил его Селлерс.
  На вопрос ответила миссис Крокетт:
  — Конечно, нет.
  — Ладно, — сказал Селлерс, — пусть так. Я хочу побыстрее управиться… Там, в электроагрегате, кофе?
  Она кивнула.
  — Прекрасно. Выпью чашечку, когда закончим. Теперь я прежде всего задам несколько вопросов вам, миссис Крокетт. Вы давно замужем?
  — Три года.
  — До этого были замужем?
  — Однажды.
  — Овдовели или развелись?
  — Развелась.
  — А теперешний муж?
  — До меня был женат дважды.
  — Когда вы видели его в последний раз?
  — Это было… Вчера я не видела его. Он удалился в свою студию до того, как я проснулась, и…
  — Что вы подразумеваете под словами «удалился в свою студию»?
  — Сейчас скажу. Когда он скрывался туда, обычно запирал обе двери. И в основную часть квартиры, и в тамбур.
  — Для чего он уходил туда?
  — Чтобы работать.
  — Я заметил у него там диктофон.
  — Точно.
  — Но я не смог установить, диктовал ли он что-нибудь вчера.
  — Должно быть, диктовал. Он пробыл там весь день… Конечно, иногда он просто обдумывал предстоящие экспедиции.
  — Он много диктовал?
  — Много. В основном статьи о путешествиях. Он любил путешествовать. Вся его жизнь была посвящена этому.
  — А вы рисуете?
  — Да.
  — Как давно вы занимаете эту студию там, ниже, в другом корпусе?
  — Около полугода.
  — Я намерен пройти туда и осмотреть помещение. Есть возражения?
  — Нет. Я пойду с вами.
  — Просто дайте мне ключ, — предложил Селлерс, — и я сам все осмотрю.
  — Хотелось бы, чтобы это происходило при мне.
  — Ладно, если хотите. Отправимся туда немного погодя. — Он обернулся к Олни: — Что вы обо всем этом знаете?
  — Я работал в довольно тесном контакте с мистером Крокеттом, — ответил Олни. — Знаю, что вчера он ушел в свою студию, но выходил оттуда около… Вероятно, без четверти пять или в пять. Дал мне несколько диктофонных записей для перепечатки и просил, чтобы секретарь, мистер Дентон, был здесь в девять утра. Сказал также, что хотел обсудить со мной некоторые дела и чтобы я был здесь тоже в девять. Затем он кому-то позвонил по телефону и вернулся в свою личную студию, заперев двери.
  — Знаете, кому он звонил?
  — Нет.
  — Секретарь пришел сюда сегодня утром?
  — Пришел. Он печатает записи.
  — Судя по звуку, прекрасный работник, — одобрил Селлерс, вслушиваясь в стук пишущей машинки.
  — Он печатает очень быстро и абсолютно без ошибок.
  — Пожалуй, отдам ему перепечатать мой рапорт, — сказал Селлерс. — Моя двухпальцевая техника не вполне хороша. У меня, говорят, тяжелый удар.
  — Отдайте, — посоветовал я.
  — А как быть с тобой, Поллитровочка? — поинтересовался он. — Какого черта ты здесь делаешь?
  — Я пришел сюда, чтобы обсудить с мистером Крокеттом одно дело.
  — Что за дело?
  — Дело, для которого я был нанят.
  — Был украден нефритовый Будда, — пояснил Олни. — Мистер Лэм сказал мне по телефону, что он его отыскал.
  Селлерс поднял брови; я кивнул.
  — Где же он? — поинтересовался Селлерс.
  — Там, откуда я могу взять его, когда понадобится.
  — Где ты его нашел? У кого он был?
  — Это может иметь значение, — ответил я и, уловив его взгляд, медленно подмигнул, — а может и не иметь.
  — Хорошо, Поллитровочка, — понял Селлерс. — До Будды доберемся позднее.
  — Духовое ружье тоже было украдено, — напомнил Олни.
  Вдруг сильно заинтересовавшись этим, Селлерс дернулся в кресле так, словно его током ударило:
  — Духовое ружье?
  — Точно.
  — То, из которого его убили?
  — Похоже, что так.
  — И что же было дальше с этим духовым ружьем?
  — Мистер Лэм нашел его. Вчера.
  Селлерс посмотрел на меня и выругался:
  — Черт!
  — И, — продолжил Олни, — он отдал ружье миссис Крокетт. По крайней мере, так он сказал мне, и я ему верю.
  — Что вы на это скажете? — спросил Селлерс, понаблюдав за мной и переведя взгляд на миссис Крокетт: — Вы получили его?
  — Оно в моей студии.
  — Вы имеете в виду это помещение внизу? — спросил Селлерс, показав туда пальцем.
  Она кивнула.
  — Что произошло там, внизу?
  — Мистер Лэм пришел вчера повидать моего… моего мужа. Здесь, в квартире, в то время никого не было, и потому я сообщила дежурному на случай, если кто-нибудь позвонит, что я буду в своей студии. Мистер Лэм позвонил мне туда и сказал, что духовое ружье при нем. Я, кажется, подумала, что он просит разрешения подняться. Он хотел видеть мистера Крокетта. А может быть, он сказал об этом после того, как сообщил мне о духовом ружье. Последовательность я точно не помню.
  — Неужели? — промолвил Селлерс, выказывая крайнюю заинтересованность, — это был его стиль. — И духовое ружье было при нем?
  — Да.
  — И что он с ним сделал?
  — Отдал мне.
  Селлерс почесал голову:
  — Миссис Крокетт, я хочу у вас кое-что спросить. Я не хочу, чтобы вы волновались. Я ничего не предлагаю. Я просто задаю вопросы. Там, в вашей студии, имеется окно. Маленькое продолговатое окно, похожее на окно ванной. Оно почти прямо напротив этого открытого окна в тамбуре личной студии вашего мужа.
  — Правильно.
  — Теперь, — продолжил Селлерс, — я хочу, чтобы вы хорошенько подумали. Я хочу, чтобы вы ответили на этот вопрос и не изменили позднее свои показания. Я хочу знать истину прямо сейчас. После того как получили это духовое ружье, вы открывали или нет это окно?
  — Ну конечно, — ответила она.
  — Значит, открывали?
  — Да, конечно. Вместе с мистером Лэмом.
  — Ладно-ладно-ладно, — проговорил Селлерс, глядя на меня. — А что вы сделали вместе, открыв его?
  — Она пыталась привлечь внимание мужа, — объяснил я. — Взяла карманный фонарик и…
  — Не вмешивайся, Поллитровочка, — перебил Селлерс. — Я сам справлюсь. Так зачем вы открыли окно, миссис Крокетт?
  — Я хотела привлечь внимание моего мужа. Чтобы он подошел к окну.
  — И как вы собирались сделать это?
  — С помощью карманного фонарика.
  — Это было днем или вечером?
  — Это было днем, но… ближе к вечеру.
  — Вряд ли он отреагировал бы на таком расстоянии на свет карманного фонарика.
  — Это был большой фонарь, — вмешался я. — Пятибатареечный.
  — Да держись ты в сторонке, Поллитровочка! — рявкнул Селлерс. — Я… хм, что ты сказал?
  — Пятибатареечный электрофонарь.
  — Хорошо, — смилостивился Селлерс. — Для чего вам был нужен пятибатареечный электрофонарь там, внизу, миссис Крокетт?
  — Я держала его там специально для этого, — ответила она. — Иногда, чтобы привлечь его внимание, я освещала фонарем окно в тамбуре или окно в студии. Если он хотел отозваться, то подходил к окну, открывал его, и я получала возможность передать ему информацию.
  — Следовательно, вы держали там, внизу, этот электрофонарь единственно для того, чтобы сигналить своему мужу?
  — Да.
  В комнату вошел один из полисменов.
  — Инспектор Гиддингс, — представил его Селлерс. — Как насчет того, чтобы дать мне ключи и разрешить осмотреть помещение там, внизу? — Этот вопрос относился к миссис Крокетт.
  — Я думаю, будет лучше, если миссис Крокетт пройдет туда с вами, — предложил я.
  Селлерс холодно посмотрел на меня:
  — А вас, сыщик-недоучка, я попрошу оставить при себе ваши советы, которым красная цена — двадцать пять центов, и позволить мне, дураку, расследовать убийство самому!
  Я с усмешкой посмотрел на него:
  — Возможно, вы найдете там что-нибудь, прилепите на это ярлычок, притащите в суд как вещественное доказательство, и какой-нибудь неглупый адвокат поставит вас на место свидетеля для перекрестного допроса и спросит: «А почем мы знаем, что вы эту вещь не украли?»
  — Учишь меня, как мне выполнять мою работу, сопляк?! — взревел Селлерс.
  — Приходится…
  Селлерс на минуту задумался и сказал:
  — Следовало бы заехать тебе по физиономии, но я, пожалуй, прощу тебя на этот раз. Я возьму с собой инспектора Гиддингса — если, профессор, вы, конечно, соизволите одобрить это. И поскольку вы утверждаете, что некий умный адвокат сумеет придраться к тому, как я веду здесь расследование, я, пожалуй, отведу вас всех в контору, и мы с этим секретарем поговорим о его боссе. А затем мы оставим вас под надзором, чтобы вы тут чего-нибудь не натворили. Я полагаю, ваш выдающийся ум не обнаружит в этом плане никаких изъянов, мистер Лэм. Теперь, миссис Крокетт, если вы соизволите дать мне ключ от вашей студии…
  — Вы не обязаны делать этого, — встревожился я. — Если он хочет осмотреть помещение, вы имеете право…
  Для человека его комплекции Гиддингс двигался очень быстро. Он схватил меня сзади за шею, средним и большим пальцами надавил на нерв под ушами. Старый полицейский прием, применяемый с лицами, которые оказывают сопротивление; часто демонстрируется в кинофильмах.
  — Еще одно неуместное замечание, — пообещал он, — и я тебя проучу!
  Я извивался от боли, но все-таки сказал:
  — Уберите руки, и я сам вас проучу.
  Инспектор Гиддингс тряс меня, пока у меня не стало двоиться в глазах.
  Селлерс наблюдал за ним и сказал небрежно:
  — Я думаю, это лишнее, инспектор.
  Гиддингс остановился и удивленно посмотрел на Селлерса:
  — Вы собираетесь терпеть такие разговорчики? Вы позволите ему стащить эту вещь и уйти с ней?
  — Не ошибись насчет парня, — предостерег Селлерс. — Он не дурак. Теперь поставим точки над «i», Лэм. Миссис Крокетт тебя наняла?
  Из-за боли мне трудно было говорить.
  — Я его наняла, — сказала миссис Крокетт.
  — Для чего? — спросил Селлерс.
  — Чтобы он постарался раскрыть, кто виновен в смерти моего мужа.
  Селлерс сощурил глаза:
  — Вы предоставляете ему обширное поле деятельности.
  — Разумеется, — согласилась она. — Я предоставляю ему обширное поле деятельности. Я не прочь иметь дело с полицией, но я хочу выяснить, кто убил моего мужа.
  — Именно за это нам и платят, — заметил Селлерс.
  — Я знаю это, и мистер Лэм тоже знает. Я совершенно уверена, что вы будете продолжать расследование и за то же жалованье вести его с такой же интенсивностью. Ну а если хотите получить мои ключи от студии, вот они.
  Она отдала ключи Селлерсу, тот кивнул инспектору Гиддингсу.
  — Ладно, Тэд, — сказал он. — Пойдем-ка объявим новости Дентону, потом спустимся вниз и осмотрим то помещение. Вы понимаете, миссис Крокетт, что вы вольны пойти с нами, если хотите.
  — Этого вполне достаточно, — сказала она. — Мне нечего скрывать. Я совершенно уверена в ваших честности и способностях, хотя, — она сердито взглянула на инспектора Гиддингса, — мне не нравится ваша грубость.
  Гиддингс отпарировал:
  — Ну, в законе не сказано, что какому-то частному детективу позволено совать везде свой нос, когда полиция расследует убийство.
  — Я думаю, — холодно сказала она, — что мистер Лэм всегда будет строго придерживаться своих прав, как, впрочем, он делал и до сих пор. Он был вежлив, почтителен, готов к сотрудничеству. А ваше неспровоцированное нападение было, по-моему, запугиванием. Я впервые соприкоснулась с полицейской грубостью, и мне это не нравится.
  Гиддингс стоял и молча смотрел на нее; лицо его побагровело от гнева. Фрэнк Селлерс вздохнул.
  — Пойдем, Тэд, — позвал он. — Тут мы ничего не добьемся. Давай-ка пройдем вниз и посмотрим на эту студию.
  Глава 12
  Третий полисмен перегнал нас, как пастух стадо, в контору, где Уилбер Дентон продолжал стучать на пишущей машинке. Полисмен тронул Дентона за плечо:
  — Пора отдохнуть.
  Дентон удивленно поднял глаза:
  — Что такое?
  Полисмен вынул из кармана кожаную книжечку, показал ему значок и служебную карточку.
  Дентон посмотрел на полицейского, затем оглянулся на нас. На лице его застыли испуг и удивление.
  — Дин Крокетт убит, — объяснил я.
  Полисмен повернулся ко мне:
  — Здесь говорю я.
  — Тогда продолжайте, что теперь тянуть?
  — Я предпочитаю делать так, как сочту нужным.
  Я промолчал. Дентон встал. Он выглядел совершенно ошеломленным, как если бы его окатили из ведра холодной водой. Полисмен взял инициативу на себя:
  — Ваш босс убит. Теперь скажите, чем вы были здесь заняты?
  — Я перепечатывал с диктофона его записи.
  — Вам придется подождать, когда вернется сержант Селлерс, — сказал полисмен. — Он занят. Нам нужны все эти записи и оригиналы, чтобы можно было сверить… О чем они?
  — Некоторые новые факты об исследовании Борнео.
  — В этом материале может быть ключ к разгадке. Когда вы получили записи?
  — Сегодня утром.
  — Кто вам их дал?
  — Мистер Олни.
  Полисмен повернулся к Олни:
  — Как вы их получили?
  — Мистер Крокетт дал их мне вчера после полудня, когда он вышел из своей студии. Он поручил мне связаться с Дентоном и сказать ему, что материал нужно перепечатать сегодня.
  — А потом?
  — Потом он вернулся в свою студию.
  Полисмен сказал:
  — Хорошо, можете сесть вот здесь. Не вставайте и ничего не делайте.
  Он подошел к двери и заглянул в студию, где фотограф снимал покойного и дактилоскопист посыпал все порошком, стараясь обнаружить скрытые отпечатки пальцев. Мне были видны только отблески фотовспышек. Полисмен наблюдал за тем, что происходило в тамбуре, — сперва равнодушно, потом заинтересованно.
  Филлис Крокетт, стоявшая рядом со мной, тронула меня за руку:
  — Мистер Лэм, я хочу, чтобы вы меня защитили.
  — От чего?
  — От ложного обвинения в убийстве.
  Мистер Олни пытался через плечо полисмена заглянуть в тамбур. Дентон все еще пребывал в шоке. Он сидел, ероша пальцами правой руки свои волосы, словно старался убедиться, что не спит.
  Я сказал:
  — Вам придется заплатить мне, миссис Крокетт.
  — Деньги у меня есть.
  — Как вы думаете, они могут выдвинуть обвинение против вас?
  — Да.
  — Почему?
  — Я под колпаком.
  — Откуда вы знаете?
  — Сложила два и два. Сумма сошлась.
  — И кто же виноват?
  — Выяснить это — и есть ваша задача. Деньгами я располагаю; это все, что могу вложить я. Вы вложите свои мозги, способности, опыт и энергию.
  — Обратитесь к адвокату, — посоветовал я. — Мы будем действовать с ним вместе.
  — По некоторым причинам я не могу этого себе позволить.
  — Почему?
  — Это будет выглядеть так, будто я признаю себя виновной.
  Полицейский, стоявший в дверном проеме, бросил взгляд через плечо и увидел Олни, пытающегося рассмотреть, что делается в тамбуре.
  — Эй, отойдите назад и сядьте.
  — Можно мне посмотреть? — спросил Олни.
  Полисмен оттолкнул его:
  — Нет, нельзя!
  Я наклонился к Филлис Крокетт.
  — Так все-таки почему же вы не можете прибегнуть к помощи адвоката? — спросил я вполголоса.
  Она покачала головой.
  — Расскажите, — настаивал я полушепотом. — Я должен знать все, если возьмусь действовать в ваших интересах.
  — Это длинная история, — наконец ответила она. — Вскоре после нашей свадьбы я обнаружила, что мой муж и не думал обуздывать свою склонность к любовным интрижкам… Я пылкая и нежная… Ну, вы-то знаете это, Дональд!.. — Она посмотрела на меня умоляюще.
  — Ладно, — сказал я, — знаю. Так что же?
  — Я тянусь к людям и… У Дина были очень старомодные взгляды. Он считал, что ему позволительно переспать с кем угодно, но упаси бог меня даже взглянуть на кого-нибудь… Последние три месяца нашего брака были сущим адом.
  — Почему вы не развелись?
  — Он держал меня в ежовых рукавицах. Вы понимаете, что я имею в виду, Дональд?
  — А как с его завещанием? — спросил я. — Его смерть вам выгодна?
  Она покачала головой:
  — Ну, я не знаю. Но Дин говорил мне, что, если я когда-нибудь попрошу развод, он сумеет отбить у меня к этому охоту: алиментов я и десяти центов не получу. Даже на его смерти не разживусь…
  Дверь отворилась, и в комнату вошли Фрэнк Селлерс с инспектором Гиддингсом.
  — Попрошу вас, — сказал Селлерс, — ответить на некоторые вопросы. Миссис Крокетт, начнем с вас. — Она повернулась к нему. — Вы узнаете эти предметы?
  На пластиковом подносе лежали три стрелы.
  — Видела.
  Я подал ей знак: поднял брови.
  — Я видела раньше несколько стрел, которые выглядели так же, как эти, — поправилась она. — Но я, разумеется, не могу отличить одну стрелу от другой.
  Селлерс подозрительно взглянул на меня и повелел:
  — Пересядь вон туда, на то кресло, Лэм. До тебя очередь дойдет через минуту. А пока я разговариваю с миссис Крокетт.
  Инспектор Гиддингс выступил вперед.
  — Подойдите сюда, миссис Крокетт, — сказал он.
  Филлис подошла к инспектору и Селлерсу.
  — Посмотрите внимательно на эти стрелы, — предложил Селлерс.
  Она пристально посмотрела на стрелы.
  — Ну и как? — спросил он.
  — Я сказала вам все, — ответила она с беспомощным выражением лица. — Они выглядят точно так же, как стрелы, которые я видела в коллекции моего мужа, но я не знаю, как можно отличить одну стрелу от другой.
  — Мы найдем способ различить их, и очень надежный, — пообещал Селлерс. — А что вы скажете об этом пластмассовом подносе?
  — Я видела точной такой, как этот, — ответила она.
  — Где?
  — В моей студии. У меня там несколько таких. Я кладу на них кисти.
  — Хорошо, — сказал Селлерс. — Пойдем дальше. Попробуем докопаться до сути. Вы были вчера в студии во второй половине дня?
  — Да.
  — В котором часу вы пришли туда?
  — Точно не помню. Это было около… положим… да, вероятно, в половине четвертого.
  — Когда вы туда вошли, вы были одна?
  — Да, я вошла туда одна, но… там уже находился человек.
  — Кто?
  — Моя натурщица.
  — Ее имя?
  — Сильвия Хэдли.
  — Как она туда проникла?
  — У нее был ключ.
  — От вашей студии есть запасные ключи?
  — Да, конечно. Время от времени я приглашаю натурщиц и не хочу, чтобы они сидели в прихожей, когда я опаздываю. Нанимая для картины натурщицу, я даю ей ключ и разрешаю войти и подождать там. Когда она кончает позировать, то возвращает ключ.
  — Вы не знаете, как долго Сильвия Хэдли пробыла в студии одна? До вас?
  — Она сказала, несколько минут.
  — Вы не знаете точно сколько?
  — Нет.
  — А ты, — спросил Селлерс, повернувшись ко мне, — был в студии вчера во второй половине дня?
  — Точно.
  — В котором часу?
  — Чуть позже половины пятого… Скажем, приблизительно без двадцати пять.
  — Как долго ты там оставался?
  — Пятнадцать или двадцать минут.
  — Хочешь сказать, что ушел без пяти пять или в пять часов?
  Я ответил:
  — Чтобы быть уверенным, скажу: в четверть шестого.
  — Когда в последний раз кто-либо видел Дина Крокетта живым?
  — Я знаю, что он был жив с четырех и до половины шестого, — сказал Мелвин Отис Олни, — насколько я смог заметить время.
  — Почему вы думаете, что он был в это время жив?
  — Потому что я видел его. Именно тогда он дал мне записи, которые Дентон начал перепечатывать.
  — Где он был?
  — Тут, в конторе.
  — А эта дверь в тамбур?
  — Она была открыта.
  — А дверь из тамбура во внутреннюю студию?
  Олни скривил рот и на момент задумался, потом покачал головой.
  — Я не хочу говорить, поскольку не уверен, — произнес он. — Кажется, она… нет, не могу сказать.
  — Когда Крокетт вернулся к себе в студию?
  — Точно не знаю. Незадолго перед тем, как я ушел.
  — Во сколько вы ушли?
  — У меня была назначена встреча без четверти шесть. К сожалению, я не могу точнее указать время. Но я ушел отсюда примерно без двадцати шесть, поскольку пришел на свидание вовремя.
  — Куда?
  — На нижний этаж.
  — С кем вы встречались?
  Олни скривил губы и повторил:
  — С кем?
  — Да, с кем? — вторично спросил Селлерс. — Черт побери, вы же знаете, с кем у вас было свидание?
  — С молодой леди.
  — Прекрасно. Я знаю полмиллиона молодых леди. Как ее зовут?
  — Она репортер из газеты.
  — Как ее имя?
  Олни глубоко вздохнул:
  — Я полагаю, вы неправильно поняли суть дела. Мы договорились о встрече, но она не пришла. Вместо леди пришел мужчина.
  — Что за мужчина?
  — Джек Спенсер. Спортивный очеркист из «Сан телеграф».
  — Почему вы так и не сказали сразу?
  — Потому что я… я хотел быть абсолютно правдивым. Я не ожидал увидеть мистера Спенсера, но в вестибюле меня поджидал именно он. Его прислали получить материал для печати вместо молодой женщины-очеркистки, которую я ожидал встретить.
  — Что вы делали после этого?
  — Мы разговаривали со Спенсером до… дай бог памяти… примерно до половины одиннадцатого. Потом он ушел.
  — Вы можете рассказать, как провели время от без четверти шесть до половины одиннадцатого?
  — Разумеется.
  — А после половины одиннадцатого?
  — Я пошел домой.
  — Прямо домой?
  — Нет, не сразу.
  — Вы немного выпили? — уточнил Селлерс.
  Олни пожал плечами. Селлерс повернулся к Дентону:
  — А вы? Где вы были вчера?
  — Я неважно себя чувствовал. Весь конец дня и вечер отдыхал.
  — Что вы подразумеваете под словом «отдыхал»?
  — Сидел дома и читал.
  — Вы живете один?
  — Да.
  — Кто еще побывал тут вчера после полудня?
  — Лионель Палмер, — ответил Олни.
  — Кто это?
  — Фотограф, обязанность которого делать фотоснимки во время крокеттовских экспедиций.
  — Где можно его найти?
  — У него фотостудия и лаборатория.
  — Адрес?
  — Ист-Руш, 92. Это короткая улица, всего два квартала.
  — Я знаю, где это, — перебил Селлерс. — Что он тут делал?
  — Зашел, чтобы поговорить с мистером Крокеттом о фотоснимках.
  — Что за фотоснимки?
  — Я полагаю, — сказал Олни, — вам лучше спросить об этом самого Палмера. Как я понял, мистеру Лэму были нужны какие-то фотографии. Лионель хотел получить разрешение хозяина.
  — Вы имеете в виду Лэма, этого молодца, который здесь присутствует?
  Олни кивнул.
  — Для чего ему понадобились снимки?
  — Я думаю, для того, чтобы найти похитителя духового ружья и нефритового Будды. Вам лучше спросить об этом мистера Лэма. Я получил сведения из вторых рук, от Лионеля Палмера.
  Селлерс посмотрел на меня:
  — Наш пострел везде поспел!
  Я промолчал. Селлерс спросил Олни:
  — Что Крокетт сказал Палмеру?
  — Я знаю только то, что слышал. Лионель Палмер спросил мистера Крокетта, можно ли отдать несколько отпечатков мистеру Лэму.
  — И что ответил Крокетт?
  — Крокетт рассмеялся и посоветовал не валять дурака, поскольку мистер Лэм его детектив и имеет право делать все, что пожелает.
  — Без исключений?
  — Да. Мистер Палмер хотел только узнать, чем мистер Лэм занимается, и мистер Крокетт объяснил, что Лэм нанят им, дабы найти того, кто прошлой ночью украл из его квартиры духовое ружье и резного нефритового Будду.
  — Каков был дальнейший ход беседы?
  — Лионель обиделся. Он схватил мистера Крокетта за лацканы пиджака и сказал: «Послушайте, мистер Крокетт. Я хочу знать, доверяют мне или нет? Если я под подозрением и вы наняли детектива, чтобы следить за мной, я хочу это знать».
  — Ну а потом? — спросил Селлерс.
  — Крокетт вроде бы не обиделся. Он не любил выставлять свои чувства напоказ. Трудно поверить, что он мертв…
  — Отбросьте все лишние слова, синтаксис, грамматику и черт знает что еще! — рассердился Селлерс. — Только факты. Я хочу знать только то, что Крокетт сделал.
  — Он отшвырнул Палмера толчком в грудь.
  — Сильным толчком? — спросил Селлерс.
  — Довольно сильным.
  — И что сказал?
  — Сказал: «Какого черта! Никогда не хватайся за мой пиджак! Не прикасайся ко мне. Я ненавижу, когда до меня дотрагиваются. Запомни это».
  — Ну а потом?
  — Потом он повернулся ко мне и напомнил, чтоб я во что бы то ни стало связался с Уилбером Дейтоном и обязал его быть с раннего утра готовым перепечатывать эти записи… Он был рассержен поведением Палмера.
  — Что сделал Палмер?
  — Он ушел в другую комнату.
  — В каком настроении? Угрюмый? Сердитый?
  — Должно быть, сердитый и угрюмый. Не знаю. Я никогда не имел возможности близко узнать Лионеля. Он довольно эмоционален, но что именно он тогда чувствовал, сказать не могу.
  — Он ушел раньше вас?
  — Нет. Пошел в машинописную комнату. Когда я уходил, он был еще там, но мистер Крокетт уже вернулся в свою студию и запер дверь.
  — Вы ушли примерно без четверти шесть?
  — Незадолго до этого. Внизу, в вестибюле, я был, вероятно, без двадцати шесть, минуты за две до… Но мистер Крокетт вернулся в свою студию раньше. Вероятно, будет лучше, если вы позволите мне объяснить. Я приблизительно знаю, когда я пришел и когда ушел. Я пробыл здесь в целом больше часа, но я не в силах восстановить в памяти последовательность событий настолько точно, чтобы помочь вам уточнить время. Я переделал немало дел, со многими поговорил по телефону за то время, когда мистер Крокетт выходил из студии. Я не могу указать точно, когда что случилось. Но я знаю, это было между четырьмя и половиной шестого.
  Селлерс повернулся к миссис Крокетт.
  — Как долго вы пробыли в вашей студии? — спросил он. — Дональд Лэм ушел около пяти часов. Как долго вы оставались там после его ухода?
  — Вероятно, еще час.
  — После этого ушли?
  — Да.
  — И натурщица с вами?
  — Да.
  — Где вы были потом?
  — Я поднялась сюда.
  — Поужинали здесь?
  — Да.
  — Кто еще был здесь?
  — Никто. Я была одна… то есть мой муж находился в квартире, но он закрылся в своей студии. Его там никто и никогда не беспокоил.
  — Но запасной ключ от этих дверей имеется? Вы могли бы туда войти, если б захотели?
  — Да. Сегодня утром я открыла двери.
  — Вы знали, где лежит запасной ключ?
  — Естественно.
  — Где?
  — В сейфе.
  — Кто знал комбинацию цифр, открывающую сейф?
  — Я и мой муж.
  — Больше никто?
  — Насколько я знаю, больше никто.
  — И вы были здесь одна?
  — Да.
  — Ваш муж не открывал двери и не выходил?
  — Нет.
  — Сколько времени вы пробыли здесь?
  — Весь вечер.
  — И что вы делали?
  — Смотрела телевизор, потом читала. Потом пошла спать.
  — У вас с мужем общая спальня?
  — Да. Здесь одна спальня с двуспальной кроватью.
  — Отдельной кровати у вас нет?
  — Нет.
  — Вы проснулись сегодня утром?
  — Разумеется.
  — Кто вас разбудил?
  — У нас дневная горничная.
  — К вам никто не приходил прошлой ночью?
  — Нет.
  — Вы были здесь совсем одна?
  — Да.
  Селлерс обдумал услышанное и сказал:
  — Ладно. Я поговорю с этим Лионелем Палмером… Вы знаете его?
  — Конечно.
  — Он вас фотографировал?
  — Разумеется. Сотни раз.
  — Но у него не было ключей от вашей студии?
  Она хотела было ответить, но запнулась. Глаза Селлерса вдруг сделались очень внимательными.
  — Так был у него ключ?
  — Одно время да.
  — И вчера тоже?
  — Да.
  — Почему?
  — Я велела ему сфотографировать несколько моих картин.
  — Для чего?
  — Я не могу повсюду носить с собой картины, — ответила она. — Я велела сделать их цветные фотокопии размером десять на тринадцать. Таким образом, если я захочу показать кому-нибудь мои картины, не приглашая его сюда, в студию, и не вынося их, я просто покажу коллекцию цветных диапозитивов, и этого будет достаточно, чтобы дать представление о картинах.
  — Сколько снимков он сделал?
  — У меня более двух десятков картин. Они все сфотографированы на цветную пленку некоторое время назад. Две новые картины еще не были сфотографированы, а мне их снимки нужны. Я… я полагаю, он сделал их вчера, когда я распорядилась заняться этим.
  — В какое время?
  — Времени я не назначала. Я увидела его на вечеринке, дала ключ от моей студии и велела пойти туда и сфотографировать картины, но предварительно позвонить, дабы убедиться, что я не работаю. Потому что я не выношу, когда меня беспокоят во время работы.
  — Вы описали картины, которые хотели сфотографировать?
  — Да. Они обе были на мольбертах.
  — Вы не знаете, приходил он фотографировать картины или нет?
  — Не знаю.
  — Ладно, закругляемся, — сказал Селлерс. — Но это только предварительный разговор. Обстоятельный допрос будет позднее, так что готовьтесь.
  Дентон прочистил горло:
  — Если вас интересуют ключи от студии миссис Крокетт, у меня в столе есть запасные.
  — Что у вас есть?
  — Запасные ключи.
  Миссис Крокетт поспешила объяснить:
  — Когда приходила натурщица, а мне было не с руки встретить ее или заранее дать ключ, я предлагала ей подняться за ключом сюда. Затем звонила мистеру Дентону, и он отдавал его девушке.
  — Сколько у вас ключей? — спросил Дентона Селлерс.
  — Два.
  — Где они?
  — В ящике моего стола.
  — Посмотрим, — сказал Селлерс.
  Дентон подошел к столу, объяснив:
  — Я держу их в этой коробке с марками.
  Он открыл ящик, затем коробку и нахмурился.
  — Здесь только один ключ, — констатировал Селлерс.
  — Да, — признал Дентон.
  — А должно быть два?
  — Когда я заглядывал в коробку в последний раз, оба были на месте.
  — Когда это было?
  — Позавчера.
  — Подойдите поближе и взгляните. Вы держите этот ящик запертым?
  — Нет.
  — Ну, знаете! — воскликнул Селлерс. — Одного ключа нет. Вы уверены, что пару дней назад оба были на месте?
  — Да, сэр.
  — Вы никому не отдавали один из ключей?
  — Нет, сэр.
  — Ладно, — резюмировал Селлерс. — Не ясно только одно: кто убил Крокетта, послав стрелу ему в грудь из студии. Скорее всего, из духового ружья выстрелили через окошко ванной.
  Он повернулся к инспектору Гиддингсу:
  — Добудь свидетелей, инспектор. Расспроси всех, у кого здесь квартиры. Быть может, кто-нибудь заметил духовое ружье, высунувшееся из окна ванной. Если так, установи, в какое время это было и не посчастливилось ли кому-нибудь увидеть лицо стрелявшего. На сегодня все. Я задержу вас еще немного. Так вот, я не желаю, чтобы кто-нибудь подходил вот к этой двери в контору. Вам всем лучше пройти в другую комнату. Тут будут дежурить полисмены. Сюда же через несколько минут набьются газетчики. Вы все можете говорить им что хотите. Что до меня, то полиция ничего скрывать не станет.
  — Я могу сообщить им о пропаже ключа? — спросил Дентон.
  — Вы вольны рассказать кому угодно что угодно, любезный, — ответил Селлерс. — Можете вернуться к своей работе, а мы займемся делом.
  Глава 13
  Я вошел в контору детективного агентства «Кул и Лэм», и тотчас же из-за набитого шкафа, где он явно разговаривал с Евой Эннис, навстречу мне выскочил Лионель Палмер. Ева слегка покраснела и улыбалась той особенной — полуосознанной, но вполне приличной — улыбкой, которой расцветают лица девушек, когда их находят хорошенькими. Палмер большими шагами пересек комнату мне навстречу.
  — Привет, Палмер! — произнес я.
  — Какого черта! — набросился он на меня. — Для чего вам понадобилось втягивать меня в неприятности с Дином Крокеттом?
  — Я втянул вас в неприятности?
  — Черт побери, вы отлично знаете, что втянули! Как только вас наняли, чтобы вернуть украденные вещи, вы прежде всего заявились ко мне, в мое ателье. Это выглядело так, словно вы подозревали, будто я замешан в краже. Крокетт так думал, и Олни так думал. Знаете, придется, наверное, дать вам по зубам, чтобы проучить.
  Я вынул портсигар, открыл его, протянул ему и предложил:
  — Сигарету?
  — Черт с вами, — чуть поостыл он.
  Я взял сигарету, сунул ее в рот, зажег спичку и сказал:
  — Какая разница, с чего начать осмотр — со снимков или с людей?
  Я заметил, что Ева Эннис взволнована и смотрит на Палмера с восхищением, которое у девушек такого склада вызывают самонадеянные типы.
  — Черт, — сказал он, — вы, прикинувшись другом, выведали у меня всю подноготную. Вы доставили мне так много неприятностей, что я намерен сейчас рассчитаться, выколотив из вашей шкуры…
  Я прервал его:
  — Вы даже не знаете, какие это неприятности. Пока не знаете.
  Он спросил насмешливо:
  — Вы что, собираетесь мне их добавить?
  — Не я, — пояснил я, — кое-кто другой.
  — Кто? — спросил он, косясь на Еву Эннис, выдвинув вперед подбородок и выпятив грудь.
  — Полиция, — сообщил я.
  Чтобы до него дошло, понадобилась минута. Затем его грудь начала опадать, как шина, из которой медленно вытекает воздух.
  — Что, черт возьми, надо полиции?
  — Совсем немного, — пояснил я, — они вас разыскивают.
  — Для чего?
  — Хотят допросить.
  — О чем, черт побери, они хотят меня допросить?
  Я сказал:
  — Вы знаете, что духовое ружье и маленький нефритовый божок были украдены из крокеттовской квартиры во время последней вечеринки?
  — Натурально, знаю.
  — Вы имеете к этому какое-нибудь отношение?
  — Почему я должен иметь к этому какое-то отношение?
  — Вы знали, что духовое ружье пропало?
  — Конечно, знал, я же говорил вам. Это не секрет. Крокетт кричал об этом на всех углах. Вчера после полудня сказал мне, что нанял вас, чтобы вернуть вещи. И хотел знать, почему вы крутились вокруг меня. И знай я…
  — Я вернул вещи, — перебил я.
  — Ну так что? Зачем вы говорите мне об этом?
  — Думаю, это может вас заинтересовать.
  — А я так не думаю. Мне совершенно не интересны ни вы, ни то, чем вы занимаетесь. Так что впредь не суйте нос в мое ателье!
  — Полиция собирается задать вам несколько вопросов.
  — Пусть задают. Я им отвечу.
  — Полиция собирается узнать, что вы делали в студии Филлис Крокетт.
  Он еще не совсем сник, но его грудь опала еще больше.
  — Что вы подразумеваете под студией Филлис Крокетт?
  — Я полагаю, ключ от нее у вас? — Он ничего не ответил. — И вы вчера какое-то время там пробыли?
  — Я не обязан отчитываться перед вами.
  — Правильно, — согласился я. — Не обязаны. Я просто сообщаю, о чем именно полиция собирается вас допросить, и вот ей вы будете обязаны ответить.
  — Мне нужно было кое-что сделать в студии.
  — Конечно, конечно, — согласился я. — И у вас был ключ от нее, а это то самое помещение, из которого убит Дин Крокетт.
  Он отступил шага на два и до предела выкатил глаза:
  — Что?!
  — Убит.
  — О чем вы, черт побери, говорите?
  — Итак, — начал я, — незадолго до убийства вы беседовали с ним, причем схватили его за лацканы пиджака, а он отшвырнул вас толчком в грудь на середину комнаты и сказал, что сыт по горло вашей фамильярностью по отношению к нему и его жене… Полиция очень интересуется тем, что вы делали после этого, поскольку вскоре Крокетт был убит. Теперь извините, у меня полно работы.
  Я оставил его стоять там и пошел в свой кабинет. Открыв дверь, я оглянулся. Он стоял на том же самом месте и смотрел мне вслед с выражением мучительной озабоченности на физиономии. Ева Эннис все еще смотрела на него, но в ее глазах уже не было восхищения, какое самка дарит самцу-победителю. Я постоял, держась за ручку полуоткрытой двери и наблюдая. Ева отвернулась от Палмера, подошла к канцелярскому шкафу и принялась подшивать бумаги. Я прошел к себе, поприветствовал Элси Бранд и сел за свой стол.
  Элси доложила:
  — Берта визжала так, что чуть не лишилась головы.
  — Пусть визжит. Скоро зазвонит телефон. Секретарша, ведущая прием посетителей, скажет тебе, что Лионель Палмер хочет меня видеть. Попроси ее предложить ему посидеть и подождать.
  — Психологический прием?
  — Точно. Я хочу, чтобы он некоторое время подождал, теряя терпение.
  — А как насчет Берты?
  — Ладно, соедини меня с ней.
  — Она хотела, чтобы ты зашел к ней, как только появишься.
  — Позвони.
  Элси набрала номер Берты и кивнула мне. Я поднял трубку своего настольного телефона:
  — Привет, Берта. Я вернулся.
  — Вернулся? — истерически взвизгнула Берта. — Где, черт возьми, ты шлялся? Я пыталась разыскать тебя, но никто не знал, где ты. Ты ведешь себя как президент корпорации на отдыхе. Но в нашем агентстве надо работать! Мы собираемся заняться бизнесом.
  — Какого рода бизнесом?
  — Зайди ко мне, и я объясню.
  — Не могу, — возразил я. — Меня в конторе ждет человек.
  — Пусть подождет, — отрезала она.
  — Это как раз то, что я собираюсь ему предложить, — сказал я и повесил трубку.
  И тотчас же позвонила секретарша, ведущая прием посетителей:
  — Вас хочет видеть мистер Лионель Палмер.
  — Попросите его подождать. Я занят.
  Я откинулся на спинку вращающегося кресла, положил ноги на стол и пустил дым в потолок. Примерно через пять секунд дверь рывком отворилась, как будто сорванная с петель, и ворвалась, ругаясь, Берта Кул. Ее лицо пылало гневом.
  — Слушай меня! — пронзительно и злобно закричала она. — Мы делаем дело, а вот чем, черт побери, занимаешься ты, никто не знает. Кто-нибудь собирается готовить отчет? Я обещала Крокетту докладывать ежедневно.
  — Прелестно, — заметил я.
  — Что ты сделал, чтобы вернуть духовое ружье и нефритового божка?
  — Нефритовый божок у меня, — ответил я. Открыл ящик стола, вынул его и положил на промокательную бумагу.
  — А духовое ружье?
  — Оно в полиции.
  — Хорошо, — утихомирилась Берта. — Давно пора… В полиции?!
  — В полиции.
  — Какое, черт побери, до него дело полиции?
  — Твой приятель, Фрэнк Селлерс, заинтересовался духовым ружьем, а также тем, когда я его в последний раз видел.
  — Фрэнк Селлерс? Он же работает в отделе по расследованию убийств…
  — Совершенно верно.
  — Что, черт возьми, он делал, когда ты его видел? — спросила Берта.
  — Расследовал убийство.
  — Какое убийство?
  — Твоего клиента, — ответил я.
  — О ком ты говоришь?
  — О Дине Крокетте.
  — Хочешь сказать, что он… что он мертв?
  — Ни малейших признаков жизни.
  — Кто его убил?
  — Они еще не знают.
  — Чем его убили?
  — Мы немного поспешили с розыском, Берта. Его кто-то застрелил из духового ружья, которое мы вернули. По крайней мере, в данный момент это выглядит именно так. По мнению Фрэнка Селлерса.
  Берта уставилась на меня не мигая, словно ее мозг был не в силах переварить это сообщение.
  — Когда он был убит? — спросила наконец Берта.
  — Прошлой ночью. Тело обнаружили только сегодня утром.
  — Под каким углом ты над этим работаешь?
  — Убийство.
  — Для кого?
  — Для вдовы.
  — Почему?
  — Ее, кажется, собираются обвинить.
  — А это ее рук дело?
  — Не знаю.
  — Что думает Селлерс?
  — Он мне не сообщил.
  Она сказала:
  — Послушай, Дональд Лэм. Если Фрэнк Селлерс вобьет себе в голову, что миссис Крокетт убила своего мужа, а ты подставишь свою шею, стараясь спасти миссис Крокетт, это чревато неприятностями.
  — Для кого?
  — Для тебя. Для агентства.
  — Неприятности и так сыплются на меня со всех сторон.
  — Я не люблю этого, — заявила Берта.
  — Миссис Крокетт, — сказал я, — тоже не любит этого.
  — А как насчет денег?
  — Я ее не спрашивал.
  — Ну так спроси, — проворчала Берта. — Доставь ее сюда, и я сама спрошу, если тебе, Дональд Лэм, это очень уж неприятно. Ты из тех беспечных парней, которые всем верят… Я говорила тебе тысячи раз, что, когда берешься за любую работу, прежде всего надо получить некоторую сумму денег в качестве аванса. Они могут схватить эту женщину и бросить в тюрьму. Затем могут обвинить ее в убийстве, и она не получит ни цента из наследства. Тогда мы останемся на бобах.
  — Это верно, — сказал я. — Поэтому мы должны не позволять им обвинить ее в убийстве мужа.
  — Всегда получай вознаграждение авансом, — не унималась Берта, — тогда не твоя забота, что случится с клиентом.
  — А сколько ты получила с Дина Крокетта?
  Берта попыталась сохранить достойный вид:
  — С человеком такого ранга нельзя же… Что, черт побери, ты, маленький шельмец, себе позволяешь? Пытаешься насмехаться надо мной?
  — Я всего лишь выразил изумление, — ответил я. — Ты сказала, что всегда получаешь деньги вперед.
  — Ну, это другое дело.
  — Почему другое?
  — Он миллионер. Работать с ним всегда выгодно.
  — Теперь уже не выгодно.
  Берта глубоко вдохнула, хотела что-то сказать, но повернулась и пулей вылетела из кабинета. Я подождал еще пять минут, затем велел Элси Бранд сообщить секретарше в приемной, что Лионель Палмер может войти. Он выглядел совсем иначе, когда вошел в кабинет. Утратил агрессивное превосходство.
  — Слушайте, Лэм, — начал он. — Я хочу знать точно, что именно полиция собирается мне предъявить.
  Он внезапно умолк и вытаращил глаза, как только увидел нефритового Будду, стоящего посередине промокательной бумаги на моем столе.
  — Что… что это?
  — Пропавший нефритовый Будда, — ответил я небрежным тоном.
  — Вы… вы нашли его?
  — Не пришел же он сам.
  — Где вы достали его?
  — О, я нашел его.
  — Когда?
  — Вчера.
  — Где?
  — У одного человека.
  — Слушайте, Лэм. Я спрашиваю не просто так. Мне нужно знать, у кого был этот Будда.
  — Вы сами знаете, — произнес я многозначительно и закурил новую сигарету.
  Он чуть не выпрыгнул из кресла и спросил:
  — О чем вы, черт побери, говорите?
  — Я говорю о вас и о Будде.
  — Вы нашли его не у меня.
  — Я обнаружил его в одной из ваших фотокамер. Он был завернут в полотно и помещен в одну из ваших «Спид грэфик» — ту, что с широкоугольным объективом.
  — Вы с ума сошли!
  — Это еще не доказано, — отпарировал я. — Берта Кул, мой компаньон, возможно, согласится с вами. Я не собираюсь оспаривать мнение большинства… Тем не менее я обнаружил Будду именно там.
  — Я вам не верю.
  — Можете не верить. Фрэнк Селлерс поверит.
  — Кто такой Фрэнк Селлерс?
  — Крутой коп из отдела по расследованию убийств, который собирается заняться вами.
  — Он знает об этом?
  — О чем именно?
  — Что вы обнаружили… что вы, как сказали мне, нашли этого Будду внутри одной из моих камер?
  — Еще нет.
  — Вы собираетесь сказать ему?
  — Разумеется.
  Палмер начал извиваться в кресле.
  — Послушайте, Лэм, — вымолвил он. — Вы чертовски хороший парень.
  — Благодарю.
  — Почему бы нам не разойтись подобру-поздорову?
  — Не исключено.
  — Как, по-вашему, этот Будда попал внутрь моей камеры?
  — И знать не хочу. Не мое дело. Это дело Селлерса. За это ему платят налогоплательщики. Он докопается до истины.
  — Вы… вы полагаете, что докопается?
  — Я чертовски хорошо знаю, что докопается.
  Палмер опять занервничал и начал подталкивать свое кресло поближе к моему. Он понизил голос, взглянул через полуоткрытую дверь в комнату Элси Бранд, где она просматривала бумаги, притворяясь, что не слушает.
  — Послушайте, Дональд Лэм, мы можем сделать бизнес. — Я поднял брови. — Я расскажу вам, что, по моему мнению, произошло.
  — Давайте.
  — Но я хочу, чтобы вы отнеслись ко мне с доверием.
  Я сказал:
  — Я работаю на своего клиента. И защищаю только моего клиента. Еще одного.
  — Но вы можете… вы должны защитить и свой источник информации.
  Я закинул руки за голову, зевнул и сказал:
  — Мне не нужен никакой источник информации. Я сам могу узнать то, что мне нужно. Что сказала Сильвия Хэдли, когда пришла в вашу студию и обнаружила пропажу нефритового божка?
  — Сильвия! — воскликнул он.
  Я кивнул.
  — Это… это не могла быть Сильвия.
  — Почему вы думаете, что не она?
  — Потому что она… она…
  — Она заходила в студию вчера после полудня, не так ли?
  — Заскочила накоротке перед тем, как пойти к миссис Крокетт позировать.
  — Угу.
  — Но с ней все в порядке. Она стоит очень, очень высоко.
  — Придумала ли она предлог, чтобы остаться одной? В той комнате, где вы держите свои камеры?
  — Ей не понадобилось придумывать предлог. Я кое-что делал в лаборатории. Она побыла недолго со мной, но не выдержала запаха кислой фиксажной ванны, вышла и ждала меня там.
  — А после того, как она заглянула в камеру и обнаружила исчезновение нефритового божка, не изменилось ли ее поведение?
  Он посмотрел на меня так, словно я ударил его в солнечное сплетение.
  — Ну, — сказал я, вставая и потягиваясь. — У меня сейчас назначена встреча. Я с вами прощаюсь. Зайдите в другой раз.
  Я пересек комнату Элси Бранд и открыл дверь. Лионель Палмер вышел. Он выглядел ошеломленным. Его спортивный пиджак стал смотреться на два размера больше, чем нужно. Ева Эннис наблюдала, как он уходил. Ее лицо выражало недоумение. Я собрался вернуться в кабинет, и Ева Эннис перебросила мне несколько бумаг:
  — Это те бумаги, о которых вы на днях справлялись, мистер Лэм. Вы хотели получить показание под присягой по делу Смита.
  — О да, — сказал я, взяв бумаги.
  Она кокетливо посмотрела на меня.
  — Что вы с ним сделали? — поинтересовалась она. — Зачем он вам понадобился?
  — Вы о ком?
  Она кивнула в сторону двери:
  — О Лионеле Палмере.
  Я изобразил удивление:
  — Ничего не сделал. А почему вы спрашиваете?
  — Он выглядел так, будто из него выкачали воздух.
  — Правда? Я не заметил.
  — Он ждал вас. Сказал, что собирается… ну в общем, грозился.
  — Грозился?
  — Собирался вымыть вами полы в конторе.
  — Даже так? Как давно вы здесь работаете, Ева?
  — Около трех месяцев.
  — Когда пробудете здесь подольше, — сказал я, — вы научитесь не обращать внимания на подобные заявления. Вымыть мною полы в конторе никто не вправе, даже ради восхитительных глазок архивариуса… Чего хотел Палмер?
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы знаете, что я имею в виду. Чего он хотел?
  — О, — смутилась она, — он хотел… ну, он хотел поговорить… Не могу выразиться яснее.
  — Вполне ясно. Но я говорю не о ваших отношениях, а о нашем архиве.
  — Да ведь, — удивилась она, — он не хотел ничего получить из архива.
  — А я думаю, что хотел. Судя по тому, как он стоял возле вас вот тут, около архивного шкафа.
  — Нет и нет, он только… ну, вы знаете… заигрывал. — Она помолчала с минуту, затем хихикнула: — Делал авансы.
  — Я все-таки думаю, его интересовал архив.
  — Он только завел разговор о нем.
  — Какого рода разговор?
  — Интересовался.
  — Вы точно помните, что он сказал?
  — Он спрашивал, как устроен архив, как долго я здесь работаю и какое устройство наиболее целесообразно для небольшой организации, подобной нашей, чтобы даже новенькая могла быстро сориентироваться, и…
  — И он попросил показать ему ящик с архивом?
  Она переменила позу на более соблазнительную.
  — Он хотел затащить меня вон туда, в угол.
  — Для чего?
  — Не стройте из себя дурачка, — лукаво произнесла он.
  — Он давал волю рукам?
  — Все мужчины дают волю рукам.
  — Он просил вас показать ему ящик с архивом?
  — Да.
  — Кто открывал ящик?
  — Он.
  — А были там судебные дела?
  Она задумчиво нахмурила брови:
  — Ну… я полагаю, были. Честно говоря, я не заметила.
  — Вы приняли архив по Дину Крокетту?
  — Да.
  — Когда он поступил?
  — Только что. Записки миссис Кул относительно охраны помещения и предотвращения кражи редкостей.
  — Если он вернется, — сказал я, — держите его подальше от архивной комнаты.
  — Он не вернется.
  — Вы не можете заранее знать.
  — Мистер Лэм, — импульсивно сказала она, — я думаю, вы сейчас удивитесь.
  — Да?
  — Да.
  — Чему?
  — Вы так… так бесстрашны!
  — Я не бесстрашен, — пояснил я. — Я просто подчиняюсь неизбежному.
  Дверь в мой кабинет отворилась, вошла Элси Бранд. Осмотрелась, ища меня, но поначалу не заметила. Ева Эннис стояла ко мне очень близко и смотрела мне в глаза с выражением величайшего женского интереса. Она хотела что-то сказать, но тут глаза Элси остановились на мне. Она подошла и спокойно сказала:
  — Мне очень жаль, что прервала вас, но на проводе молодая женщина, которая жаждет поговорить с тобой, Дональд. Она сказала, это очень важно.
  — Она назвалась?
  — Нет.
  — Ладно, — сказал я.
  Я выдал Еве Эннис улыбку, которую она могла понять как обещание в недалеком будущем возобновить разговор. К моему кабинету мы с Элси шли рядышком.
  — Я пошлю ей копию закона об охране дичи и о правилах охоты, — сообщил я.
  — Девушке у телефона?
  — Еве Эннис.
  — Почему именно этого закона?
  — Чтобы она кое-что узнала об открытии сезона, вторжении в частное владение и получении разрешения на охоту.
  Усмехнувшись, я поднял трубку телефона и услышал испуганный женский голос:
  — Дональд, я должна тотчас же вас увидеть.
  — Кто это?
  — Сильвия Хэдли.
  — Что случилось? — поинтересовался я.
  — Случиться может многое. Я надеюсь, что вы сумеете добраться сюда раньше, чем что-либо случится. Начнет случаться.
  — Где вы находитесь?
  — У себя дома.
  — Где это?
  — Креста-Виста, дом 19. Вы приедете?
  — Не знаю, — ответил я. — Зависит от того, о чем вы хотите со мной поговорить. Я работаю на клиента, и мое время принадлежит моему клиенту.
  — Дональд, пожалуйста, приходите! — воскликнула она. — Это важно как для меня, так и для вас. Это… это ужасно важно для Филлис.
  Я колебался достаточно долго, чтобы не показать нетерпения, затем сказал:
  — Хорошо, я сейчас буду.
  — Как можно скорее, пожалуйста, Дональд!
  — Ладно, — повторил я и повесил трубку. А Элси сказал: — Я ухожу на час или около того. Это на случай, если кому-нибудь понадоблюсь.
  — Будь осторожен, — посоветовала она.
  — Почему осторожен? — поинтересовался я.
  — Потому что ты не умеешь быть благоразумным, — сказала она.
  Глава 14
  Я нажал перламутровую кнопку у двери под номером 19, и Сильвия спросила из-за двери: «Кто там?» Я ответил: «Лэм». Она рывком открыла дверь.
  — О, Дональд! — воскликнула она. — Дональд, я так рада, что вы пришли!
  Ее руки легли на мои, пальцы дрожали. Она смотрела мне в глаза с полуоткрытым ртом.
  — О, Дональд, — продолжила Сильвия, — это ужасно! Это совершенно ужасно…
  — Ладно, — прервал я, — давайте-ка ближе к делу. Расскажите, что именно так ужасно.
  Она заперла дверь и повернула задвижку.
  — Пройдите туда, Дональд, — предложила она, — и садитесь.
  Сильвия подвела меня к кушетке, села, сбросила туфли, поджала ноги так, что стали видны туго натянутые нейлоновые чулки, и придвинулась ко мне очень близко, положив руки с переплетенными пальцами мне на плечо.
  — Дональд, — почти простонала она, — это ужасно. Я не хотела говорить вам, но я должна это сделать.
  — Хорошо, расскажите же мне все, — поощрил я.
  — Этот нефритовый божок…
  — Что с ним?
  — Я взяла его.
  — Гм, — хмыкнул я. — Можно мне закурить?
  — Дональд, мне все-таки кажется, что вы недостаточно внимательны.
  — Ну что вы, я весь внимание. Вы взяли нефритового идола. Можно мне закурить?
  — Нет, — ответила она с недовольной гримасой.
  — А вы сами не хотите?
  Она поколебалась. Потом сказала:
  — Хорошо.
  Я дал ей сигарету. Она потянулась к огоньку зажигалки, держа мою руку и глядя поверх пламени мне в лицо.
  — Дональд, мне нужна ваша помощь. Я ужасно, ужасно в ней нуждаюсь!
  — Продолжайте, — сказал я. — Вы украли нефритового идола. Как это произошло?
  — Дональд, я расскажу, если обещаете мне верить.
  — Я верю, что вы украли нефритового божка.
  — Ну тогда почему вы так… так несерьезно к этому отнеслись?
  — А вам хотелось бы, чтоб я шлепнулся на пол в обмороке? Вы украли божка. Теперь вы вознамерились рассказать мне об этом только потому, что знаете: я знаю, что божка украли вы, и знаю, каким способом вы незаметно вынесли его из квартиры.
  — Нет-нет, Дональд, клянусь, что это неправда! Если бы вы только выслушали меня! Позвольте мне рассказать вам всю историю.
  — Продолжайте, — сказал я. — Вы так торопили меня приехать. А теперь ведете себя так, будто у вас уйма времени.
  — Боюсь, что нет.
  — В таком случае лучше не тянуть.
  Она придвинулась ко мне еще ближе. Юбка скользнула вверх, до самых резинок туго натянутых чулок, обнажив ноги целиком. Ее губы были в двух сантиметрах от моего уха.
  — Дональд, — почти прошептала она, — я предала своего друга.
  — Какого друга?
  — Филлис.
  — Каким образом предали?
  — Я кое-что сделала с… с ее мужем.
  — Кое-что?
  Она немного поколебалась:
  — Ну, он хотел, чтобы я приняла участие в одной интриге, в заговоре.
  — Что это за заговор?
  — Я не знаю. Это был целиком его план. Он очень умный. Интрига была продумана до мелочей, а мне досталась в ней лишь небольшая роль.
  — Что он хотел от вас?
  — Он хотел, чтобы я украла идола.
  — Ого! — промолвил я. — Вы пытаетесь оправдаться тем, что взяли божка якобы по просьбе самого Крокетта?
  — Конечно, Дональд. Именно об этом я и пытаюсь сказать вам.
  — Ну вот вы и сказали.
  — Нет, я еще не все сказала. Только изложила голые факты.
  — А теперь желаете приодеть их?
  — Нагота интересна, — изрекла она, — но не всегда артистична.
  — Ладно, — согласился я, — протест против наготы принят. Продолжайте и приоденьте факты.
  — Дональд, я опасаюсь, что вы заранее осудили меня.
  — Я пытаюсь выслушать вас.
  — Но вы не облегчаете мне задачу.
  — Чего вы от меня хотите?
  — Сочувствия. О, Дональд, я чувствую себя ужасно одинокой и беспомощной. Мне сейчас так нужен сильный мужчина, который… который защитил бы меня.
  — Я не сильный.
  — Нет, Дональд, вы очень сильный. Вы замечательный, только не знаете этого.
  — Это относится к голой правде? — спросил я. — Или к одеянию?
  — Мне кажется, вы только пытаетесь быть гадким, — сказала она и попыталась толкнуть меня, но только ушиблась сама, ибо, когда ее тело откинулось далеко назад, я наклонился вперед, чтобы дотянуться до пепельницы. Она глубоко вздохнула.
  — Это было вот как, — начала она. — Дин Крокетт пришел ко мне и сказал, что хочет устроить кражу в ночь этого приема, чтобы второй нефритовый Будда тоже исчез.
  — Почему?
  — Ему нужен был предлог, чтобы нанять детективов.
  — Для чего?
  — Этого я не знаю.
  — Постарайтесь точно пересказать, что вам сказал Дин Крокетт.
  — Он сказал мне, что ему совершенно необходимо создать впечатление, будто какой-то вор украл второго нефритового Будду из его коллекции. Сказал, что собирается нанять детектива. Мало того, поместил в лифт рентгеновскую установку и может ее включать, когда захочет.
  — Чтобы предотвратить кражи? — спросил я.
  Она сказала:
  — Я пришла к выводу, что цель была совсем другая.
  — Какая же?
  — Людей, входящих в квартиру, просвечивали рентгеновскими лучами, чтобы узнать, нет ли при них оружия. Как только человек входит в лифт, включается рентгеновская установка, изображение передается на флуороскоп, а с него при помощи особого устройства проецируется на экран наверху. Не знаю, как это делается. Используются то ли зеркала, то ли специальная телевизионная система. Во всяком случае, каждый, кто входил в лифт, мог быть обследован человеком, сидящим в маленькой кабинке позади шахты лифта.
  — Вы уверены в этом?
  — О да, — засмеялась она. — Мы говорили о наготе. Мой бог, посмотрели бы вы на женщину через этот флуороскоп! Можно разглядеть каждую косточку. Та же система, что и в тюрьмах. Посетители в наиболее надежных тюрьмах, вы знаете, просвечиваются рентгеном. Они становятся в одну из кабин, и охранники изучают все, что при них… — Хихикнув, Сильвия добавила: — Особенно интересно рассматривать через этот флуороскоп мужчин.
  — И какое впечатление?
  — О, — сказала она, — у мужчин в карманах полно всякого хлама: портсигары, монеты, булавки для галстука, запонки. Все, что угодно.
  — Вы наблюдали людей, поднимающихся и спускающихся в лифте?
  — Да.
  — Зачем? Просто чтобы позабавиться?
  — Нет. Я работала на мистера Крокетта.
  — Что значит «работала»?
  — Ну, я сидела там, когда он ожидал, что у кого-то из его посетителей может быть оружие. Поднимающихся и спускающихся в лифте просвечивали специальные контролеры; иногда этим занималась я.
  — Вы были настолько близки с ним?
  — Достаточно близка.
  — Итак, он сказал вам, будто желает, чтобы этого нефритового Будду украли?
  — Да.
  — И эта кража понадобилась ему как предлог, чтобы держать детектива, охраняющего квартиру?
  — Да, это была часть его плана.
  — А в чем состояла суть плана?
  — Я не знаю. Это-то меня и беспокоит.
  — И все же вы что-то предполагаете?
  — Ну, он собирался нанять опытного детектива… Она должна была… Видите ли, он хотел, чтобы это была женщина, которая смогла бы обыскать приглашенных дам, если понадобится, и…
  — Подождите минутку, — перебил я. — Попробуйте-ка взглянуть на это с другой стороны. Почему Крокетту захотелось получить возможность обыскивать приглашенных дам?
  — Чтобы удержать их от соблазна унести что-нибудь.
  Я покачал головой:
  — Я так не думаю. Крокетт был богат. Попытавшись обыскать какую-либо гостью, он покрыл бы себя позором.
  — Но не в том случае, если гостья действительно попыталась что-либо украсть.
  — Он хотел схватить ее за руку, — сказал я. — Но для этого нужно быть абсолютно уверенным в том, что делаешь. Предположим, гостья просто отказалась бы подвергнуться обыску и предоставила ему возможность вызвать полицию, если уж он зашел так далеко.
  — Он может так поступить?
  — Может, но никогда не поступит.
  — Он сказал мне, что собирается нанять такую фурию, что никто не отважится ей противоречить.
  — И он нашел такую женщину-детектива?
  — Да, вашего компаньона Берту Кул.
  — Тогда почему он захотел, чтобы украли нефритового Будду?
  — Я думаю, Дональд, это было завязкой интриги. Продолжение планировалось на следующий день после приема. Зачем-то ему нужна была эта кража. Во всяком случае, он сказал мне, что надо сделать. Я подождала удобного момента, вдребезги разбила стеклянный колпак, взяла оставшегося нефритового Будду, завернула его в полотно и положила в камеру Лионеля Палмера для групповых снимков, ту, с широкоугольным объективом. Мистер Крокетт сказал мне, что камера будет использоваться только один раз за весь вечер — для того чтобы сделать снимок всех собравшихся за столом гостей, после чего, сказал он, Лионель не будет пользоваться ею, и она послужит превосходным сейфом для нефритового Будды. Видите ли, рентгеновскую установку всегда отключают, когда Лионель Палмер поднимается или спускается, потому что в противном случае снимки Лионеля будут затуманены. Рентгеновские лучи просто разрушат пленку. Мне кажется, что однажды Лионель догадался о рентгеновской установке в лифте. Он не мог понять, что случилось с его пленками, пошел к Дину Крокетту и сказал ему о порче пленок и что он, похоже, на какое-то время оказался вчера под рентгеновским излучением.
  — Вот тогда Крокетт и сказал ему про рентгеновские лучи в лифте?
  — Сказал он ему или нет, я не знаю, но пообещал Лионелю выяснить, в чем дело, и принять меры, чтобы этого больше не случилось. Сказал что-то про защитные устройства, которые должны были быть установлены неким детективным агентством; больше, мол, он ничего не знает.
  — Итак, Дин Крокетт велел вам взять нефритового Будду и засунуть его в фотокамеру. Что вы должны были делать потом?
  — Ну, конечно, Лионель вынесет ее, а я должна зайти к нему на следующий день, и… Лионель несколько раз снимал меня для рекламы, и я приду якобы договориться о следующих снимках. Мистер Крокетт сказал: Лионель наверняка будет весь день в лаборатории проявлять и печатать снимки, увеличивать их для различных рекламных целей, и если я немного потолкусь там, то без затруднений доберусь до полки, где хранятся фотоаппараты, и заберу Будду. И никто не догадается, каким путем он исчез из квартиры.
  — Ну и что же?
  — Вы… вы большая умница, вычислили, где спрятан нефритовый Будда, пришли и вынули его из фотоаппарата Лионеля и затем поставили кого-то следить за его студией, так что, когда я пришла в фотостудию и попыталась вынуть Будду из камеры, вы могли схватить меня за руку.
  — И вы это знали?
  — Вскоре догадалась.
  — И зачем вы теперь мне все это рассказываете?
  — Я боюсь.
  — Чего?
  — Лионель не станет меня покрывать… Меня обвинят в краже нефритового Будды. Я слишком много сказала Лионелю, и он знал, что именно я положила нефритового Будду в фотокамеру и пришла только затем, чтобы достать его. Конечно, когда Будда исчез, я обвинила Лионеля в том, что он нашел его и спрятал…
  — Ну и? — спросил я.
  Она погладила кончиками пальцев мою щеку, нежно откинула мои волосы назад.
  — Теперь, — сказала она, — я более или менее в вашей власти, поскольку после гибели Дина Крокетта некому подтвердить мою историю, и… я могу оказаться в ужасно затруднительном положении, если вы меня не выручите.
  — Неужели, — сказал я, — вам не пришло в голову, что я работаю на своего клиента?
  — Конечно, пришло. Поэтому я и захотела встретиться с вами.
  — У меня уже есть клиент, Сильвия.
  — Я знаю. Это миссис Крокетт.
  — И поэтому я не в состоянии ничего сделать для вас.
  — Дональд, посмотрите на меня, — попросила она.
  — Я слушаю. Мне нет нужды смотреть.
  — А я хочу смотреть на вас. И хочу, чтобы вы смотрели на меня.
  Она подвела руку под мой подбородок, нежно, но твердо наклонив мою голову к своей.
  — Теперь смотрите мне в глаза, Дональд, — сказала она. — Я хочу, чтобы вы это знали. Я не попросила бы вас прийти сюда, если б не чувствовала, что вы нуждаетесь во мне так же сильно, как я нуждаюсь в вас.
  — Почему это я в вас нуждаюсь? — спросил я.
  — Чтобы защитить Филлис.
  — И как вы собираетесь помочь мне защитить Филлис?
  — Я могу забыть про то, что Филлис зашла в ванную и закрыла дверь, — сказала она. — Затем я услышала, как окно открылось. Мною овладело любопытство, я обернулась и взглянула через плечо на окно студии…
  — Вы хотите сказать, что увидели окно ванной? — спросил я.
  — Нет, я не могла увидеть окно ванной. Я стояла на натурщицком помосте, около окон с матовым стеклом. Некоторые из них для проветривания поворачиваются на шарнирах так, что верхняя часть оказывается внутри комнаты, а нижняя — снаружи. Немного, только чтобы пропустить воздух… Они не хотели, чтобы оно поворачивалось на больший угол, тогда из окон других квартир можно было бы заглянуть в студию, а тогда… Ну, вы знаете, тогда увидели бы голую натурщицу… некоторых людей шокирует вид раздетой женщины.
  — Да, некоторых это шокирует.
  — Это не должно шокировать, — мягко произнесла она. — В конце концов, это естественно, Дональд. Что плохого в наготе?
  — Мы говорили об окне ванной, — напомнил я.
  — Да. Я взглянула через плечо и, конечно, не смогла увидеть окна ванной, но через небольшую щель повернутой рамы… Дональд, утаить то, что увидел, это преступление?
  — Да.
  — А если я расскажу вам, что я видела нечто существенное, и вы утаите это от полиции, это будет считаться преступлением?
  — Я ничего не видел, — сказал я.
  — Я знаю; но если что-то видела я и рассказала об этом вам, а вы посоветовали мне держаться подальше от полиции, тогда это может быть…
  — Я не советую вам что-либо утаивать от полиции.
  — Даже если я видела кончик духового ружья, высунувшегося из окна ванной, и как он двигался вверх и вниз, словно кто-то прицеливался?
  — Не говорите глупостей, — посоветовал я.
  — Я не говорю глупостей, Дональд. Я пытаюсь быть вам полезной.
  — Почему?
  — Потому что хочу, чтобы вы помогли мне.
  Я сказал:
  — Мне жаль, Сильвия, но это не игра в кости.
  Ее глаза стали жесткими.
  — Что значит «не игра в кости»? Вы собираетесь выбросить меня за борт?
  — Я не собираюсь выбрасывать вас за борт.
  — Собираетесь позволить это Филлис?
  — Как может Филлис выбросить вас за борт?
  — Владея вами единолично.
  — Она не владеет мной единолично.
  — Я имею в виду ваши услуги.
  — Чего вы от меня хотите?
  — Напомните Филлис, как Дин Крокетт сказал ей под большим секретом, что кража маленького нефритового идола — всего лишь мошенничество, повышающее его цену; что он уговорил меня сделать это, и, таким образом, я действовала по его распоряжению.
  — Вы думаете, он сказал ей это?
  — О, я уверена, что сказал.
  — Откуда такая уверенность?
  — Потому что для него сказать это было бы вполне естественным… Вы знаете, он говорил Филлис о многом. Если она только захочет немного больше пошевелить мозгами, то может вспомнить.
  — А если она не сделает этого?
  — Тогда это обернется плохо.
  — Для кого?
  — Для нее, а возможно, и для нас обеих. Дональд, вы просто обязаны поддержать меня. Разве я вам не нравлюсь?
  Она обняла меня и прижалась ко мне всем телом.
  — Как, по-вашему, называется то, что вы сейчас делаете? — спросил я.
  — О, — сказала она, — я только начинаю. Это так, прелюдия. Хотите узнать, как соблазняют по-настоящему?
  — Нет, — ответил я, — убирайтесь к чертям и дайте мне подумать.
  Она надула губы:
  — Но ведь это было приятно?
  Я возразил:
  — Вы психованная потаскушка на любителя. И даже не представляете себе, что делает полиция, когда хватает преступника. Она расчленяет его на куски.
  — Я не вчера родилась. — Она вызывающе взглянула на меня. — Знаю, что могу получить отпущение всех своих грехов, если дам свидетельские показания, которые помогут им в расследовании убийства. Я просто не хочу идти против Филлис.
  Я оттолкнул ее и вскочил на ноги.
  — Ладно, — сказал я, — попробуйте и посмотрите, что получится.
  — Дональд!
  — Вы слышали, что я сказал?
  — Вы не собираетесь помочь мне?
  — И позволить затолкать себя в каталажку за содействие лжесвидетелю, столкнуть Филлис в грязь, дабы она проиграла судебный процесс даже прежде, чем он начнется? Не смешите! Если вам что-либо известно, расскажите об этом полиции. И помните об опасности быть расчлененной на куски.
  — Мне это не грозит, — вызывающе сказала она, заворочалась на кушетке, демонстрируя ноги до самого паха, и рванулась ко мне.
  Я прошел к двери, повернул задвижку, вышел и хлопнул дверью. Когда она закрылась, послышался злобный крик: «Сукин сын!»
  Глава 15
  Филлис Крокетт подошла к телефону.
  — Говорит Дональд Лэм, — сказал я. — Мне необходимо повидаться с вами.
  — Когда?
  — Немедленно, если можно.
  — Поднимайтесь, — пригласила она.
  — Куда? В квартиру или в студию?
  — В студию. Я оставила в дежурке указание, чтобы вас пропускали в любое время.
  — Как дела? — спросил я.
  — Все в порядке.
  — Может обернуться похуже, — пообещал я.
  Я повесил телефонную трубку, подъехал к многоквартирному дому, и вахтер в дежурке улыбнулся мне так, будто я квартировладелец. Я поднялся на двадцатый этаж и нажал кнопку звонка студии миссис Крокетт.
  Она была в черном облегающем платье без пояса. Лицо осунувшееся и строгое.
  — Привет, Дональд, — сказала она.
  — Куда вы собрались в таком наряде? — спросил я, указав на платье.
  Она улыбнулась:
  — Вам не нравится?
  — Не в этом дело. Вы теперь вдова, не забыли? Вы должны быть в отчаянии из-за утраты.
  — Фи, — возразила она. — Нет нужды изображать горе. Мы с Дином не были физически близки более года и… Вы знаете, что он делал в день своей смерти?
  — Что?
  — Оказывается, неделей раньше он поручил своему поверенному подготовить бумаги о разводе. В тот день он позвонил поверенному. Тот должен был закончить к следующему утру.
  — И закончил?
  — На следующее утро… он был мертв.
  — Полиция знает об этом?
  — Об этом знают и полиция, и газеты. Словом, все.
  — А как узнали вы?
  — Они затравили меня до смерти, не столько полиция, сколько репортеры. Полиции я рассказала всю правду, и они позволили мне передохнуть.
  — Они рассмотрят ваши показания под разными углами и, если в конце концов найдут нечто неладное, вернутся вас терзать. А как репортеры?
  — Они задавали большей частью нетактичные вопросы. В конце концов меня от них избавили. Мелвин Олни золотой человек. Он был предан Дину Крокетту, пока тот был жив, он знал недостатки Дина как никто другой. После вашего ухода мы славно поговорили. Он сказал мне, что хотел бы служить мне, что он был предан Дину, но, если я позволю ему остаться, он так же будет предан мне.
  — Почему он должен остаться?
  — Что вы имеете в виду?
  — Зачем вам понадобился пресс-агент?
  — Он не только пресс-агент, он управляющий. У него в руках все нити. И он действительно уладил все с прессой. Он учтив и внимателен и все же сумел убрать газетчиков.
  — Вы выходили из дома?
  — Нет.
  — Когда полиция закончила осматривать квартиру?
  — Около двух часов назад. Они сказали мне, что закончили и я могу пойти туда и пользоваться своим жильем. Большую часть времени я провела здесь, так что, если кто-нибудь из газетчиков пробрался туда, он…
  — Но тут жить нежелательно, — сказал я.
  — Почему нежелательно?
  — Не допустить репортеров в ту квартиру вы сможете, а сюда, в студию, нет.
  — Я… меня не беспокоит, знает ли Мелвин, что я сейчас с вами. Я сказала ему, что собираюсь спуститься в студию, чтобы немного отдохнуть.
  — Он знает, что вы здесь?
  — Да.
  — Я прошу вас вспомнить вчерашний день, день убийства.
  — Что именно?
  Я напомнил:
  — Я вчера отдал вам духовое ружье.
  — Вы мне его не отдавали, вы просто оставили его здесь для вручения Дину.
  — Да, так будет точнее. Теперь я хочу знать, что вы делали после моего ухода.
  — Рисовала.
  — Вы заходили в ванную комнату?
  — Ну, Дональд, — протянула она, — разве упомнишь? Я нормальный человек, я захожу в ванную, когда в этом есть надобность. Через два-три дня трудно припомнить, сколько раз там была и когда.
  — Вы знаете, что я имею в виду, — настаивал я. — Не заходили ли вы в ванную с какой-нибудь особой целью?
  Она улыбнулась:
  — Я всегда захожу туда только с особой целью.
  Я сказал:
  — Сильвия Хэдли сообщила, что вы зашли в ванную, закрыли дверь и некоторое время оставались там. Что вы высунули духовое ружье в окошко ванной. Она слышала, как вы подняли окно, и видела кончик духового ружья.
  — Она лжет. Она не могла этого видеть.
  — Вы хотите сказать: она лжет, ибо вы этого не делали, или она лжет, так как не могла этого видеть?
  — И то и другое.
  — Давайте поставим эксперимент, — предложил я. — Если спуститься вниз, удастся нам раздобыть палку от швабры или метлу? Что-нибудь такой же длины, как духовое ружье?
  — У меня есть длинная кисть… Но я не понимаю, в чем вы хотите удостовериться? Сильвия просто не могла ничего видеть!
  Я сказал:
  — Мы поговорим об этом немного погодя. Я хочу, чтобы вы прошли в ванную, открыли окно и высунули ручку этой длинной кисти наружу, насколько сможете далеко.
  Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала; подошла к чуланчику, вышла из него с кистью, прошла в ванную и открыла окно.
  — Вот так?
  — Да, так, — подтвердил я.
  Я подошел к окну с матовым стеклом, повернул его так, чтобы образовалась щель шириной примерно пять сантиметров, затем прошел к подиуму для натурщицы и взглянул назад через эту щель. Я увидел конец кисти длиной двадцать пять или тридцать сантиметров. Я закрыл окно, сказав:
  — Ну вот, она могла это увидеть.
  — Могла?
  Я кивнул. Филлис закусила губу.
  — Она довольно скоро расскажет об этом полиции, — пообещал я. — Если вы не убивали своего мужа, то будете выставлены на позор, а если убили, угодите в газовую камеру.
  — Дональд, я его не убивала!
  — Но вы открывали окно и высовывали духовое ружье наружу?
  Она потупилась и вымолвила низким голосом:
  — Да.
  — Как это получилось?
  — Это было почти тотчас после вашего ухода, Дональд. Я знала, что мой муж захочет узнать, что духовое ружье возвращено. Я вспомнила, что его окно открыто. Пошла в ванную и попыталась что-нибудь придумать. Открыла окно, чтобы, может быть, увидеть его.
  — И увидели?
  — Да.
  — Где он был?
  — В том маленьком тамбуре, где нашли его тело. Он стоял прямо перед окном, спиной ко мне, и с кем-то разговаривал. Я думаю, это… Я не могла увидеть, кто это был. Может быть, женщина.
  — Хорошо. Что вы сделали?
  — Открыла окно и окликнула его по имени.
  — Он вас услышал?
  — Нет.
  — Что было потом?
  — Позвала еще раз, потом высунула духовое ружье из окна, чтобы он мог увидеть его, и крикнула: «Ау!»
  — Он вас услышал?
  — Нет.
  — Что вы сделали дальше?
  — Я убедилась, что он так поглощен разговором с этой личностью, что не услышит меня. Потом я втащила духовое ружье внутрь, поставила его в угол, закрыла окно ванной и вернулась к рисованию.
  — Почему вы не воспользовались карманным фонарем, чтобы привлечь его внимание? Вы могли послать луч света на стену, и он его наверняка заметил бы.
  — Я в тот момент не подумала об этом.
  — Но ведь вы держите фонарь именно для этого?
  — Да.
  — Значит, должны были подумать.
  — Но это привлекло бы внимание собеседника мужа и могло прервать важный разговор. Я не хотела этого.
  — Вы часто пользовались световым сигналом?
  — Нет. Дин не любил, чтобы его покой нарушали, когда он в своей студии. Я сигналила ему светом, только когда случалось что-нибудь важное, никогда не вызывала его для пустых разговоров.
  — А как насчет Сильвии?
  — В каком смысле?
  — Что она собой представляет?
  — Вы достаточно знакомы с ней, чтобы понять это.
  — Что вы хотите этим сказать?
  — Вы видели все ее прелести. Есть на что посмотреть, не правда ли?
  — И это все? — догадался я.
  — Разумеется, это все. Как многие женщины с прекрасной фигурой, она даже не пытается обуздывать проявления своих чувств, выставляет напоказ свою личность, свои переживания. Ей нравится демонстрировать свое тело. Ей вообще нравится, чтобы на нее обращали внимание.
  — Чье внимание она особенно ценит?
  — Всеобщее внимание.
  — И Дина Крокетта?
  — Я полагаю, да. — Ее голос звучал устало. — Когда Дин был полностью поглощен своей работой, он отбрасывал женщин в сторону, как досадную помеху; но я догадываюсь, что они вовсе не были ему безразличны… У него были любовницы.
  — Сильвию он тоже отбрасывал в сторону?
  — Я не думаю, чтобы ему удалось от нее отделаться. Если Сильвии что-нибудь втемяшилось в голову, от нее нелегко отделаться.
  — Вам это было безразлично?
  — А что я могла сделать?
  — Вероятно, ничего. Но вот чего я не понимаю. Если у вас возникли подозрения, почему вы оставались так милы с Сильвией?
  — А что мне следовало делать?
  — Большинство женщин выцарапали бы ей глаза.
  — Если бы я выцарапала глаза всем женщинам, с которыми переспал Дин Крокетт-второй, на свете появилось бы слишком много слепых женщин.
  — Но, судя по вашим же словам, он был слишком захвачен своей работой, чтобы…
  — Он умел ловить момент. Когда отрывался от работы, действовал очень быстро.
  — У вас в доме имелись два нефритовых Будды?
  — Совершенно верно.
  — У Сильвии было туго с деньгами?
  — Не знаю. Об этой стороне ее жизни мне ничего не известно. Я знала только, что у нее есть кое-какие источники дохода. Не так давно она попросила меня индоссировать чек — она получила по нему наличными.
  — Подлежащий оплате?
  — Да.
  — Вы знаете, кто выдал чек?
  — Да. Я посмотрела на подпись. Я должна была сделать это, поскольку фактически поручилась за Сильвию. Ей это не понравилось. Она заявила, что я шпионю за ней. Я посмеялась над ней. Объяснила: не могу быть гарантом чьего-либо чека, не посмотрев на подпись.
  — Кто его подписал?
  — Мортимер Джеспер.
  — Он вам знаком?
  — Встречались на аукционах предметов искусства.
  — Сильвия высоко ценит искусство?
  — Она ценит только красоту своей фигуры. Но она мне нравится, Дональд.
  — Почему?
  — Не знаю. Она так раскованна — может, поэтому.
  — Предположим, она по какой-то причине сильно нуждается в деньгах и соблазнилась возможностью украсть этих резных нефритовых Будд. Кому она может их продать?
  Филлис покачала головой:
  — Нет, это на Сильвию не похоже. Сильвия иногда может быть настоящей проституткой, но в денежном отношении она всегда была честной. Она… — Филлис резко осеклась.
  — Продолжайте, — попросил я.
  — Дайте подумать, — сказала она. — В последние две или три недели Сильвия вела себя очень странно. На днях я видела ее в спортивном автомобиле вместе с Мортимером Джеспером. Они ставили автомобиль на стоянку в нижнем этаже. У них, очевидно, было какое-то общее дело: они разговаривали, наклонившись друг к другу. Я удивилась.
  — Кто такой Мортимер Джеспер? — спросил я.
  — Разные люди скажут о нем разное.
  — Я спрашиваю вас.
  — Ну, некоторые считают его спортсменом, известным всему городу коллекционером редких произведений восточного искусства, а некоторые думают, что он…
  — Продолжайте, — настоял я. — Некоторые думают, что он что?
  — Ну, нечто вроде торговца краденым.
  — Где я могу его найти?
  — У него собственный небольшой магазин антиквариата в деловом районе, но его домашнего адреса я не знаю. Наверное, он есть в телефонной книге.
  — Вы сообщили полиции о том, как пытались привлечь внимание вашего мужа: высовывали духовое ружье из окна и окликали его?
  — Нет.
  — Почему?
  — Не думала, что это необходимо.
  — Прекрасно, — сказал я. — Тем самым вы сунули голову в петлю. Ну а теперь я хочу, чтобы вы, хорошенько подумав, вспомнили. После того как я ушел, вы побывали в ванной комнате… А Сильвия заходила в ванную?
  — Силы небесные, я не знаю, Дональд! Каждая из нас могла к тому времени почувствовать в этом необходимость. Мы были здесь одни и… Да, верно. Подождите, подождите… Да, заходила.
  — И духовое ружье было в это время в ванной комнате?
  — Да. Я поставила его вон там, в углу.
  — Как долго она пробыла в ванной?
  — Не знаю. Я не засекала время. Я продолжала рисовать, была совершенно поглощена работой и не обращала внимания на то, что происходит рядом. Но я точно помню, что она выходила в ванную: из-за этого не удалось точно схватить эффект, который я хотела отразить на полотне. Я хотела, чтоб она вернулась на натурщицкий подиум, чтобы я могла продолжать рисовать ее, пока светло. Я помню это очень ясно.
  — Когда полиция вернется, — посоветовал я, — скажите им, что сегодня вы были просто не в состоянии отвечать на вопросы. А затем переоденьтесь во что-нибудь неброское, поскромнее, и будьте печальны.
  — Я не чувствую никакой печали!
  — Не имеет значения, — настаивал я. — Важно создать видимость. Ваш муж был не особенно близок вам. У него был очень странный характер. Он всегда держался особняком. Вы так и не успели узнать его до конца, но вы уважали мужа и восхищались им на расстоянии. Возвели его на пьедестал. К несчастью, его не интересовали женщины. Он был так захвачен своими исследованиями, что игнорировал сексуальную жизнь, и физически вы отдалились. Вы очень сожалели, что так произошло, но ничего не могли с этим поделать. Для вас это огромная потеря, и вы ужасно опечалены тем, что его убили. Вы, конечно, надеетесь, что полиция в состоянии найти убийцу. Однако вы наняли детективов, чтобы помочь полиции расследовать убийство. Это не потому, что вы не доверяете полиции, — вы наняли детективов только для того, чтобы помочь отыскать путеводную нить, которая может быть полезна полиции, расследующей преступление. Вот так. Теперь я хочу, чтобы вы кое-что сделали.
  — Что?
  — Дайте мне лист бумаги.
  Она открыла ящик стола и вырвала лист из альбома. Я достал свою ручку и написал: «Настоящим я уполномочиваю агентство „Кул и Лэм“ отыскать и забрать резных нефритовых Будд из коллекции моего мужа, которые были украдены из нашей квартиры». Я положил перед нею бумагу и авторучку. Она прочитала и спросила:
  — Не хотите ли поставить на нем дату? — Я покачал головой. — Даже дату кражи? — Я опять покачал головой. — Почему?
  — Так нужно.
  Она на мгновение заколебалась, затем подписала. Я взял бумагу, сложил ее, положил в карман и сказал:
  — До скорой встречи, Филлис.
  Она выглядела разочарованной:
  — Я хочу, чтобы вы не всегда так спешили, Дональд.
  — Постараюсь, — пообещал я и вышел.
  Глава 16
  Я дважды объехал квартал, изучая дом. Было темно, и я не мог ничего разглядеть как следует, но в окне одной из комнат горел свет, место выглядело спокойным и заселенным. Признаков бурной деятельности не было. Респектабельный, с крыльцом, обвитым разросшимися виноградными лозами, дом излучал спокойное достоинство. Я припарковал агентский автомобиль, поднялся по ступеням, вынул нефритового божка и спрятал его в глубокой тени виноградного куста. Почувствовал, что не стоит вносить туда идола. Если этот тип заодно с Сильвией и она украла Будду для него, скорее всего, он уже знает обо мне. Я плотнее сдвинул ветки над тайником и позвонил.
  К двери подошел человек пониже меня ростом. Ему было, вероятно, около пятидесяти. Выражение его водянистых глаз вызывало в памяти глаза бездомной собаки с поджатым хвостом, которой всю жизнь доставались только пинки да камни.
  — Вы Мортимер Джеспер, — уверенно сказал я.
  — Да, я Мортимер Джеспер, — подтвердил человек, осматривая меня со слабым любопытством.
  — Меня зовут Лэм, — представился я, — Дональд Лэм. Я частный детектив. Могу я поговорить с вами?
  — Почему бы и нет, мистер Лэм. Не угодно ли войти?
  Я вошел за ним в дом. Мы прошли через небольшой холл в комнату. Это из ее окон на улицу лился свет. Комната представляла собой нечто среднее между студией, логовищем и магазином. Там были большой письменный стол, верстак с несколькими крошечными токарными станочками для ювелирных работ, большой сейф с двойной комбинацией, бинокулярный микроскоп, несколько книг, тяжелое вращающееся кресло позади стола и еще два старомодных кресла с кожаными сиденьями — перед ним.
  — Присядьте, — предложил он мне спокойным, мягким голосом. — Скажите, чем я могу быть вам полезен, мистер Лэм?
  — Я с очень деликатной миссией.
  — Что-нибудь секретное?
  — Нет.
  Я наблюдал за ним, стараясь выбрать наилучшее начало для разговора.
  — Вам знакома натурщица по имени Сильвия Хэдли? — спросил я наконец.
  Он взял карандаш и начал машинально рисовать на бумаге в бюваре нечто бессмысленное. Это продолжалось несколько секунд; потом Джеспер поднял на меня глаза и спросил:
  — Это имеет какое-нибудь значение?
  — Это вполне может иметь значение.
  — Почему вы захотели поговорить со мной?
  Я ответил:
  — Я профессионал, мистер Джеспер.
  — Профессионал?
  — Детектив.
  — Это вы уже сказали.
  — Я получаю деньги за свою работу.
  — Что ж, это вполне естественно.
  — Я пришел поговорить с вами кое о чем и полагаю, это может иметь значение.
  — О чем же вы хотите поговорить?
  — Как я уже объяснил, мистер Джеспер, я профессионал.
  — Я просил сказать мне, о чем идет речь.
  — Вы, конечно, знаете, что Дин Крокетт умер?
  — Я читаю газеты.
  — У Дина Крокетта были два очень дорогих резных нефритовых Будды. Нефрит прекрасного цвета, отличного качества, без единого изъяна. Изысканная резьба, в лоб каждого Будды искусно вделан сверкающий красный рубин, что создает эффект круглого живого огня в мозгу Будды.
  — Интересно, — вымолвил он, продолжая рисовать.
  — В ночь перед убийством Крокетта одного из этих двух идолов украли, за три недели до его смерти был украден другой. Мистер Крокетт считал их бесценными.
  Водянистые глаза оторвались от бювара, на котором Джеспер рисовал свои каракули, потом снова опустились и продолжали следить за карандашом, вычерчивающим серии переплетающихся треугольников.
  — Я знаю, кто взял идолов.
  — В самом деле?
  — И скоро об этом узнает полиция.
  — Скоро?
  — Вероятно, через несколько минут.
  — Продолжайте.
  — Сильвия Хэдли, — сказал я. — Она молода, всюду бывает. Запросто приходила к Крокетту в гости. Ловкая. Красотка. Талантливая. Однако у нее нет выдержки и опыта общения с полицией. На допросе неминуемо расколется и расскажет полиции, что время от времени она наряду с другими вещами крала маленькие, но отборные драгоценности.
  Я замолчал. Джеспер тоже безмолвствовал. Его карандаш продолжал чертить пересекающиеся треугольники.
  — Она упомянет ваше имя, — наконец произнес я.
  — У нее нет для этого оснований, — возразил он, не поднимая глаз.
  — Полиция, — продолжил я, — проведет расследование. Возможно, они уже получили ордер на обыск.
  В комнате снова установилась тишина, нарушаемая только шорохами карандаша, скользящего по бумаге, оставляя на ней бесконечные пересекающиеся треугольники.
  — Они придут сюда, — произнес я. — Времени осталось мало. Могу ли я быть вам полезным?
  — Каким образом?
  — Я представляю наследницу Дина Крокетта, работаю на его вдову Филлис. И нанят, чтобы вернуть украденного идола. Обещано вознаграждение. Если вы посодействуете возвращению идола, то получите три тысячи долларов от страховой компании. Страховая компания, конечно, не выплатит вознаграждения, если не уверится, что не имеет дела с вором или его представителем. Вот почему я готов ввести вас в курс дела. Я могу подтвердить, что вы позвонили мне прежде, чем полиция вышла на Сильвию Хэдли. Я скажу, что вы сообщили мне, что это ювелирное изделие у вас: вы купили его у молодой женщины, которая утверждала, будто оно много лет принадлежало ее семье и досталось ей от дедушки, который когда-то торговал в Китае. Мол, когда вы прочли сообщение о смерти Дина Крокетта и описание пропавшего идола, то поняли, что у вас, возможно, находится двойник этого идола, и потому обратились ко мне. Таким образом вы снимаете с себя подозрение, поскольку возвращаете украденное имущество, и получаете от страховой компании вознаграждение в размере трех тысяч, а возможно, и больше.
  — А почему вы так заинтересованы в возвращении статуэтки?
  Настал момент, когда надо было вести себя очень тонко. Если я запрошу слишком мало, он заподозрит неладное, а если слишком много, выставит меня за дверь.
  Я подождал, пока водянистые глаза не остановились на мне, и произнес:
  — Тысяча долларов. Наличными.
  — А если у меня нет тысячи долларов наличными?
  — Я думаю, они у вас должны быть.
  — Извините меня, — сказал он, — телефон.
  Он поднялся и прошел позади меня из комнаты в холл. Я услышал, как он поднял телефонную трубку и сказал: «Алло, алло, да…» Затем дверь закрылась, и я услышал только громыхание его голоса, не имея возможности разобрать ни слова. Очевидно, в доме было два телефонных аппарата: отводная трубка в конторе и основной, который звонил, в задней части дома. Я некоторое время посидел, размышляя. У меня хороший слух, но я не слышал никакого телефонного звонка. И как я сразу не догадался про два параллельных аппарата? Я вскочил, обошел вокруг стола и осторожно поднял телефонную трубку. И вовремя: в ней звучал голос Джеспера: «В таком случае позаботьтесь об этом». Я бросил телефонную трубку, словно она была раскаленная. К тому времени, когда Джеспер, неслышно ступая, вошел в дверь, я успел вернуться в свое кресло и сидел, покуривая сигарету.
  — Мой друг, — сказал он, — вы много на себя берете.
  — При моей работе иногда приходится.
  — Может быть, слишком много?
  — Может быть.
  — Какую я получу гарантию, что вы будете играть честно?
  — Я позвоню в вашем присутствии миссис Крокетт и сообщу ей, что говорю из вашей квартиры, откуда вы позвонили мне вскоре после полудня. Я пришел туда повидаться с вами, и вы сказали мне, что у вас есть Будда, который выглядит двойником пропавшего, и что вы хотели бы, чтобы она пришла на него взглянуть, если, конечно, она хоть немного оправилась после пережитого удара.
  Карандаш снова начал чертить на листке каракули. Джеспер посмотрел на часы. Я посмотрел на свои.
  — Остается не так уж много времени, — сказал я.
  — Достаточно.
  Я ожидал, что он уйдет, но он вдруг выпрямился и сказал:
  — Напишите то, что я продиктую.
  Он протянул мне бювар с бумагой и ручку.
  — Сперва мне нужно узнать, что вы собираетесь продиктовать, — возразил я.
  Он сказал:
  — Вы напишете: «Мне, Дональду Лэму, имеющему должным образом оформленную лицензию, частному детективу, сегодня в два часа дня позвонил по телефону Мортимер Джеспер и сказал, что, как он полагает, у него имеется один из пропавших идолов из коллекции Крокетта. Поскольку он приобрел его честным образом, он с громадным удивлением прочел описание нефритового Будды, похищенного у Крокетта. Я пришел к мистеру Джесперу, и мистер Джеспер показал мне своего идола. Я подтвердил ему, что это абсолютный двойник идола, который был украден, и мистер Джеспер передал его мне, взяв это письменное заявление в качестве расписки в получении и как свидетельство его добросовестности. Я возвращаю идола владельцу. Мистер Джеспер сказал мне, что он заплатил за идола одну тысячу долларов и желает получить деньги обратно. Помимо этого у него нет никаких финансовых интересов в возвращении чего бы то ни было».
  Я прикинулся дурачком:
  — Я могу добыть для вас целых три тысячи долларов.
  — Конечно, — ответил он. — Вы добудете мне три тысячи долларов, а возможно, и больше. Но пока я хочу иметь ваше письменное свидетельство. Если дело обернется плохо, я пущу его в ход. Но я не сделаю этого без надобности. Вы пришли ко мне с подозрительными намерениями. Впрочем, не знаю… Вы заявили, что представляете владельца имущества. Все, что я знаю из газет, — это то, что вашей фирме было поручено охранять коллекцию. Что ж, мой друг, как вы заметили, времени мало, и мы или делаем дело, или не делаем.
  — Я здесь не для развлечения, — сказал я, — мне нужна тысяча долларов.
  — Конечно.
  — Наличными. Это секретное соглашение.
  — Все должно остаться между нами.
  — Ну конечно, — заверил я.
  — Тогда начинайте писать, — распорядился он.
  — Вам придется продиктовать еще раз, — сказал я.
  Он снова продиктовал, я написал, перечитал, поколебался с минуту и подписал. Он открыл правый нижний ящик своего стола, вынул нефритового Будду, вытащил из кармана бумажник, отсчитал десять стодолларовых банкнотов, отдал мне нефритового Будду и деньги. Я спрятал деньги в карман, взял нефритового Будду.
  — Время на исходе. Я хочу уйти до появления полиции.
  — Я хочу того же, — ответил он.
  Джеспер проводил меня до двери. Ни он, ни я не предложили обменяться рукопожатиями. Я спешно пересек тротуар, вскочил в агентский автомобиль, включил зажигание и фары, выжал сцепление и, как только начал отъезжать от края тротуара, почувствовал зловещий холод у себя на шее сзади.
  — Тихо, приятель. Заверни за угол вправо. Проезжай два квартала. Там есть пустырь. Правь туда.
  Я начал лихорадочно соображать.
  — Кто вы? — спросил я.
  — Это неважно.
  — Чего вы хотите?
  — Мы тебе скажем.
  — Копы? — спросил я.
  — Не задавай вопросов. Крути баранку. Выключи двигатель и зажигание, — приказал голос.
  Я повиновался.
  — Теперь фары.
  Выключил и их.
  — Положи руки на голову, сцепи пальцы на макушке.
  Я выполнил приказ. Меня обшарили в поисках оружия.
  — Выходи.
  Я вышел. Из машины вышли двое. Это были крупные парни, им, вероятно, было трудно пригнуться, поэтому я заметил их, еще когда садился за руль.
  — Ах ты, маленький наглец! — сказал один из них.
  Другой ударил меня так, что я перевернулся. От удара сбоку по голове перед глазами заплясали звезды и заныло в животе. Другой ударил меня кулаком в солнечное сплетение. Я упал, хватая ртом воздух. Один из нападавших ударил меня по ребрам. Я сделал выпад, схватил его за ногу и повалил наземь. Я услышал чей-то смех, затем ощутил удар по голове, и это было последнее, что я мог вспомнить.
  Глава 17
  Когда я пришел в себя, было половина девятого. Я лежал на пустыре. Агентский автомобиль исчез. Я пошевелился и почувствовал боль как от удара кинжалом, но все-таки поднялся на четвереньки и затем, шатаясь, на ноги. Пошарил в карманах. Тысяча долларов исчезла, все мои личные деньги тоже, но агентское удостоверение осталось на месте. Записная книжка, авторучка и ключи тоже были в кармане, часы — на руке. Исчезли только деньги и Будда. Я попытался идти. Было очень больно, и продвигаться удавалось медленно, но постепенно мышцы размялись, и я увеличил шаг. Однако сильная боль не позволяла выпрямиться, и я оставался сложенным пополам. Я надеялся дойти до освещенного угла, но на полпути голова закружилась. Я почувствовал, что тротуар подо мной вращается; мимо проплыл почтовый ящик. Я уцепился за него и почувствовал тошноту. Через некоторое время меня осветили фары, я услышал, как рядом остановился автомобиль. Незнакомый голос произнес:
  — Эй, приятель, отцепись от него. — Я поднял глаза и попытался улыбнуться. — Двигай сюда. Давай поговорим.
  Это был радиофицированный полицейский автомобиль с двумя полисменами на передних сиденьях. Я подошел к нему.
  — Что празднуешь? — спросил один из копов.
  — Ничего я не праздную, — возразил я.
  — Черт, да у него рубашка в крови, — сказал другой. — Эй, что случилось?
  — Пара головорезов затащили меня на пустырь, ограбили и оставили умирать.
  — Достань водительские права, — повелел один из полисменов.
  Я сунул руку в карман и достал свое удостоверение личности. Один из полисменов принялся изучать его, другой не спускал с меня глаз. Первый полисмен тихонько присвистнул:
  — Парень частный детектив, Джим.
  — Частный детектив?
  — Ну да. По имени Дональд Лэм.
  Второй полисмен спросил:
  — Что вы здесь делаете, Дональд Лэм?
  — Я позвонил по телефону одному человеку в связи с расследованием, которое веду. Пока автомобиль стоял перед его домом, двое головорезов спрятались на заднем сиденье. Я вскочил в автомобиль, не посмотрев, и… они меня чуть не убили. Один из них приставил сзади пистолет к моей шее и приказал ехать вдоль улицы на пустырь.
  — Где теперь ваша машина?
  — Очевидно, они ее забрали.
  — Вы знаете ее номер и прочее?
  — Конечно.
  — Хорошо. Опишите все это, и, может быть, удастся их поймать. Выглядите вы неважно — похоже, вас здорово обработали. Кому вы звонили?
  — Человеку, живущему неподалеку.
  — Скажите-ка его имя.
  — Это было секретное дело.
  — Говорите!
  — Мортимер Джеспер, — сказал я.
  — Где он живет?
  — Примерно в полутора кварталах отсюда. Поезжайте вдоль улицы и поверните направо.
  — Садитесь, — сказал полисмен, — покажете дорогу.
  Я влез в автомобиль и указал им путь к дому Джеспера.
  — Выходите, Лэм, — предложил полисмен, когда мы добрались до цели.
  Вылезать было мучительно, но один из них помог мне; другой остался в патрульной машине, настраивая коротковолновый радиоприемник. Я поднялся по ступеням крыльца, и полисмен позвонил. Через минуту дверь открылась. В дверном проеме стоял Мортимер Джеспер с удивленным видом; его водянистые голубые глаза выражали слабое любопытство.
  — Что вам нужно? — спросил он.
  — Я полисмен, — представился мой спутник. — Этот парень заявляет, что сегодня вечером посетил вас по делу. Двое напали на него и ограбили.
  — Посетил меня? — спросил Джеспер голосом, полным недоверчивого удивления.
  — Именно так.
  — Но это невозможно! Ко мне весь вечер никто не приходил.
  — Взгляните на него. — Полисмен повернул меня к льющемуся из двери свету.
  Джеспер сказал:
  — Я не знаю, зачем этот человек оклеветал меня, но я его никогда в жизни не видел.
  Полисмен посмотрел на меня оценивающе.
  — Хорошо, Лэм, — заключил он. — Мы отвезем вас в полицейский участок. Может, там вы придумаете историю получше.
  Полисмен провел меня обратно к автомобилю. Оставшийся в нем спросил:
  — Ну что?
  — Джеспер говорит, что никогда в жизни его не видел, — ответил полисмен.
  — Я связался с нашими по радио. Он частный детектив, все правильно. Имеет лицензию, на хорошем счету. Работает в связи с делом Крокетта. Знаешь, Дин Крокетт, который убит. Инспектор Гиддингс и сержант Селлерс тоже работают над этим делом. Они хотят, чтобы мы его привезли.
  — Хорошо, я уже сказал ему, что мы собираемся доставить его в участок, — сказал второй полисмен.
  Он кивнул мне:
  — Устраивайтесь поудобнее, Лэм. Мы едем в полицейский участок. Они хотят поговорить с вами.
  Глава 18
  Инспектор Гиддингс осмотрел меня.
  — Ну и ну, — резюмировал он. — Выглядишь, словно тебя пропустили через мясорубку. Ну, кончай ломать комедию и расскажи, что с тобой произошло на самом деле.
  Я попытался улыбнуться, но лицо было слишком перекошено односторонней опухолью, а один глаз совсем заплыл. Выпрямиться было мучительно.
  — Я стукнулся о дверь в темноте, когда шел в ванную, — попытался я сострить.
  Инспектор Гиддингс смотрел на меня, как может смотреть тренер на побитого призового бойца, когда ему приходится выбрасывать на ринг полотенце.
  — Ты выглядишь, словно получил полный счет.
  — Только счет девять.
  — У тебя неважно со слухом, Дональд. Ты в нокауте, а потому выбыл из игры.
  — Что?
  — Из игры. Из игры. Мне что, произнести это для тебя по буквам?
  — Хорошо, — сказал я. — Я вас слушаю.
  — Вот теперь, — сказал он, — ты начинаешь походить на разумного человека. Я, черт возьми, настоятельно советую тебе меня послушать. Ты знаешь, мы не любим нахальных шутников и частных детективов, затевающих игры вокруг дела об убийстве. Хорошо же мы будем выглядеть, если Дональд Лэм, частный детектив ростом с поллитровку, раскроет дело об убийстве Крокетта, в то время как полиция ходит вокруг да около. — Гиддингс помолчал и покачал головой. — Мы называем это потерей лица. Когда твои честные глаза откроют что-либо, относящееся к преступлению, ты должен прийти прямо к нам и рассказать об этом, а уж мы продолжим дело.
  — Вы говорите об информации, которую добыл я сам, — спросил я, — или о том, что я мог прочесть в газетах?
  Он отечески улыбнулся:
  — В газетах много не прочтешь, Дональд. Мы уже кое в чем разобрались, а тут являешься ты, начинаешь все сначала и заявляешь мне, что…
  Дверь рывком распахнулась, и быстро вошел Фрэнк Селлерс.
  — Привет, Фрэнк, — сказал Гиддингс. — Я здесь пробую завербовать эту маленькую птичку. Сию минуту растолковывал ему, до чего нам нравится слушать птичье пение.
  — При условии, что она поет вовремя, — добавил Селлерс.
  — Точно, — согласился Гиддингс.
  Селлерс сказал:
  — Ты снова ввязался в это дело, а?
  — Ничего я не делал, — огрызнулся я.
  — Ну, это на тебя не похоже, — констатировал Селлерс. — Ты натворил больше, чем можешь себе представить.
  Он откинул голову назад и захохотал. Гиддингс тоже улыбнулся.
  — Я только что говорил молодцу, что его бой закончен, — сказал он. — Он теперь вне ринга. Получил полный счет.
  — Ну, что ты знаешь, то знаешь, — Селлерс потер руки, словно костяшки его пальцев при виде моей разбитой физиономии начали зудеть. Он повернулся к Гиддингсу: — Я тебе уже говорил, у этого маленького шельмеца в голове не то чтоб совсем уж пусто. Он хитер. Его беда в том, что он не умеет держаться в тени. Всегда лезет вперед со своей болтовней и всегда нарывается на колотушки. Держу пари, что не менее дюжины раз видел его готовым пациентом для больницы, и все из-за того, что он подставлял свою голову, вместо того чтобы связаться с полицией.
  — И этого шельмеца ни разу как следует не проучили? — с притворным удивлением спросил Гиддингс.
  — Недавно проучили, — ответил Селлерс.
  Лицо Гиддингса стало жестким.
  — На этот раз его проучим мы, — мрачно произнес он.
  — Сомневаюсь, — не согласился Селлерс. — Он предпочитает получать кулаком по физиономии. Не так ли, Дональд?
  Я промолчал. Гиддингс сказал:
  — Я как раз собираюсь сделать из парня христианина. Хорошо, что ты здесь, Фрэнк. — Он повернулся ко мне: — Выкладывай-ка все, что знаешь.
  — Да, — подтвердил Селлерс, вытаскивая из кармана сигару и садясь. — Все, что знаешь.
  Он отломил зубами кончик сигары, сплюнул комок табака на пол, зажег сигару и расселся, как человек, собирающийся поразвлечься хорошим представлением.
  — Начинай, Поллитровочка, давай выкладывай. И будет лучше, если ты выдашь всю правду.
  — Мне нечего выдавать.
  — Послушай-ка, — сказал Гиддингс. — У нас много способов заставить человека заговорить, даже без промывания мозгов. Мы будем давить на тебя, Дональд. Мальчик мой, мы будем давить на тебя со всех сторон. Ты не сможешь жить и работать в городе, если полиция будет против тебя. И если ты умен, ты должен понимать это.
  — Он умен, — убежденно промолвил Селлерс. Помолчав немного, добавил: — Но хитер. Ужасно хитер.
  — Действуя вместе со мной, вы никогда не проигрывали, — напомнил я Селлерсу.
  — Да, никогда, — подтвердил он, задумчиво пуская дым из своей сигары. — Я не могу сказать, что проигрывал. Но я не собираюсь сидеть позади тебя и ждать, чтобы ты сдавал карты так, как ты хочешь. После того как ты их перетасуешь, я заберу колоду и буду сдавать по-своему.
  — Хорошо, — согласился я. — Я еще тасую. Когда буду готов сдавать, вы получите карты.
  Гиддингс покачал головой:
  — Нет, так не пойдет, Дональд. Может быть, Селлерс доверяет тебе, но я — нет. Я скептик, вот такой уж я сукин сын. Не доверяю никому.
  — Расскажи все с самого начала, — сказал Селлерс. — Не стоит водить за нос Тэда Гиддингса, Дональд. Тебе лучше начать выкладывать карты.
  — В противном случае? — поинтересовался я.
  Селлерс пощелкал языком. Так снисходительно мать упрекает несмышленыша.
  — Начни с самого начала, — посоветовал Гиддингс.
  И я начал:
  — Пока у меня ничего нет, кроме подозрений. Я ненавижу…
  — Для начала нам достаточно, — прервал Гиддингс.
  — Но я ненавижу обвинять, основываясь только на подозрениях!
  — Мы все время делаем это в разговорах между собой, — сказал Селлерс. — Только не говори ничего кому-нибудь другому, Дональд, особенно газетчикам.
  — Ну, — начал я, — все началось с натурщицы, которая позировала нагишом…
  — Ты говоришь о малышке Сильвии Хэдли, красотке, которая позировала миссис Крокетт в тот день, когда ее мужа прикончили, не так ли?
  — О ней.
  — О Дональде можно сказать одно, — вмешался лейтенант Селлерс. — Красотка, даже на фотографии, так сильно действует на него, что лучше убрать эту фотографию. Я полагаю, он вызывает материнские чувства. Выглядит таким беззащитным. Возникает желание сменить ему пеленки. Я не раз наблюдал это.
  — Продолжай, — сказал Гиддингс. — Так что ты говорил о Сильвии Хэдли?
  Я сказал:
  — Она в некотором роде торговка краденым.
  — Торговка краденым? Эта милашка?
  Я кивнул.
  — Он спятил, — сказал Гиддингс, повернувшись к Селлерсу.
  Тот покачал головой:
  — Пусть продолжает, Тэд. Пусть мелет вздор. У него своя точка зрения, и мы сможем принять ее во внимание, если разрешим ему говорить. Продолжай, Дональд. Ты думаешь, что она торгует краденым. На каком основании?
  Я пояснил:
  — Она связалась со стариком по имени Мортимер Джеспер, своего рода коллекционером. Как мужчина он ее интересовать не может, это слишком очевидно. Значит, он для нее что-то делает.
  — Что? — поинтересовался Гиддингс.
  — Я думаю, он снабжает ее… Это только предположение, но я думаю, он снабжает ее информацией о стоимости вещей. Сильвия крадет их, а затем продает ему.
  Гиддингс посмотрел на Селлерса:
  — Упаси господи, до какой глупости он может дойти?
  — Перестань, Тэд, — одернул инспектора Селлерс; его глаза сверлили меня. — Продолжай. В чем суть, Дональд? У тебя, видимо, есть основания думать так. Какие?
  — Об этом я и пытаюсь сообщить вам, — сказал я.
  — Ладно, продолжай.
  — Ну, я попытался проследить эту линию до конца, вот и все. Позвонил Джесперу и договорился о встрече, чтобы задать несколько вопросов. Никогда раньше не встречался с ним. Когда я остановил автомобиль и начал вылезать из него, откуда-то выскочили двое головорезов и заставили меня поехать на пустырь. Там они чертовски меня избили.
  — Этому, — улыбнулся Гиддингс, — нам хотелось бы получить доказательства. Мало ли что ты нам тут наплетешь!
  — Ты думаешь, что между Джеспером и этими двумя бандитами есть связь? — спросил Селлерс.
  — Черт побери, нет, — ответил я. — Поймите правильно. Скорее всего, эта девчонка, Сильвия Хэдли, поручила двум громилам следовать за мной, чтобы проследить, куда я пойду. Они увидели, что я напал на след, и обработали меня. Чтобы на некоторое время устранить.
  — Они что-нибудь взяли? — спросил Селлерс. — Что-нибудь говорящее о причинах нападения?
  — Если бы при мне было что-нибудь подобное, — ответил я, — я бы лучше позаботился о своей грудной клетке. Не раскрылся бы. Черт побери, нет. У меня при себе были только подозрения.
  Селлерс и Гиддингс обменялись взглядами.
  — Похоже, в этом что-то есть, — задумчиво произнес Селлерс. — Но он ставит телегу впереди лошади. Понимаешь, о чем я, Тэд?
  — Согласен, — сказал Тэд. — Стоит попытаться.
  Помолчали. Потом Гиддингс ткнул в меня пальцем:
  — Что нам с ним делать?
  — Возьмем с собой.
  Гиддингс покачал головой.
  — Ты плохо знаешь его, — настаивал Селлерс. — Может, он темнит. Не отпускай его. Пусть постоянно будет при нас. Если заявиться к красотке с Поллитровочкой, это позволит нам сразу вывести его на чистую воду. Она подумает, что он навел нас на нее, начнет орать, жаловаться, и мы сможем кое-что узнать.
  — Мне не хочется брать его, — упрямился Гиддингс.
  — Если не возьмем, проиграем, — сказал Селлерс. — Он нас запутает.
  — Не посмеет.
  — Черта с два не посмеет, — возразил Селлерс. — У него мужества больше, чем у любых шестерых парней вместе взятых. Именно по этой причине его все время избивают. У него нет инстинкта самосохранения.
  — Мы можем запереть его в камере.
  — Он выскочит через пятнадцать минут, — возразил Селлерс.
  — Не сможет, если распорядимся не подпускать его к телефону.
  — Тогда он судебным порядком сдерет с нас миллион долларов компенсации, — сказал Селлерс. — Я уже имел с ним дело. Это динамит; к тому же он скор на ногу. Делай, как я сказал, Тэд. Возьмем его с собой.
  — Ладно, — неохотно согласился Гиддингс. — Начальник ты. Как велишь, так и сделаем. Пошли, — обратился он ко мне.
  Я попытался подняться с кресла, но ноги оказались слишком слабыми. Гиддингс схватил меня под мышки и поставил на ноги.
  — Двигай ножками, — повелел он, — не то они будут чертовски болеть.
  — Думаете, они сейчас болят недостаточно? — спросил я.
  Он только улыбнулся:
  — Пошли.
  Они дотащили меня до лифта, затем — до полицейской машины и дали отдохнуть, пока ехали к дому Сильвии. Инспектор Гиддингс предупредил в дежурке:
  — Мы собираемся подняться в квартиру Сильвии Хэдли. Нужно задать ей пару вопросов. Не сообщайте ей о нашем приходе.
  — Ладно, — согласился дежурный.
  — Вы меня поняли? — уточнил Гиддингс.
  — Я вас хорошо понял.
  — Если о нас доложат, расценим это как противодействие, — предупредил Гиддингс. — Пошли.
  Мы поднялись на лифте и прошли к квартире Сильвии Хэдли. Фрэнк Селлерс постучал в дверь… Она открылась сантиметров на пять, насколько позволяла туго натянутая бронзовая цепочка. Селлерс показал свой значок и удостоверение личности, все в красивой кожаной книжечке.
  — Полиция, — произнес он. — Мы хотим поговорить с вами.
  — Я уже сказала вам все, что знаю, — отреагировала Сильвия.
  — Мы хотим поговорить с вами поподробнее, — настаивал Селлерс. — Не тяните, открывайте. Мы не собираемся торчать здесь всю ночь.
  Она открыла дверь. Мы вошли. Она взглянула на меня:
  — Дональд, что случилось?
  — Стукнулся о дверь, — ответил я.
  — А почему вы пришли вместе с этими людьми?
  — Они захватили меня с собой на прогулку.
  — Начнем разговор, — сказал Селлерс. — Дональд уже побывал здесь, не так ли, Сильвия?
  — Да.
  — Что вы ему сказали?
  — Ничего особенного… просто кое о чем рассказала.
  — О Мортимере Джеспере? Что вы ему сказали о Джеспере?
  Увидев внезапный испуг на ее лице, Селлерс понял, что попал в точку.
  — Итак, что вы ему сказали?
  — Я ему ничего не говорила, будь он проклят! — вспыхнула Сильвия. — А если он что-нибудь наболтал вам о Мортимере, так он… он лжет, он…
  — Полегче, полегче, — остановил ее Селлерс. — Так что о Мортимере Джеспере?
  — Ничего.
  — Что вас с ним связывает?
  — Ничего не связывает.
  — Вы его знаете?
  — Я… я встречала его.
  — Вы что-нибудь говорили Дональду Лэму о нем?
  — Не говорила! — опять вспыхнула она. — Я не знаю, что он вам наговорил, но что бы там ни было — все ложь!
  Селлерс уселся в кресло, скрестил ноги, вынул сигару.
  — Удивительно, удивительно, — произнес он голосом человека, который сию минуту узнал о выигрыше в ирландском тотализаторе. Он откусил кончик сигары, выплюнул его на старый, потертый ковер, покрывавший пол в комнате, зажег спичку, поднес ее к сигаре, затянулся раза два и опять сказал: — Никогда бы не подумал!
  — Не люблю сигарный дым, — огрызнулась Сильвия Хэдли.
  Селлерс не отреагировал на это замечание, словно не слышал. Он сделал пару глубоких, долгих затяжек и улыбнулся Гиддингсу:
  — Похоже, мы при деньгах.
  Гиддингс поднял брови, Селлерс кивнул и повернулся к Сильвии:
  — Вы знаете этого Мортимера Джеспера?
  — Я сказала вам: я встречала его.
  — Бывали где-нибудь с ним?
  — Я с ним обедала.
  — Что-нибудь еще?
  — Это все.
  — Было что-нибудь этакое?
  — Он слишком стар, годится мне в отцы.
  — Такие бывают еще в силе, — сказал Селлерс. — Возможно, он настолько стар, что может быть вашим дедушкой, но он еще в силе. Такие бывают укрывателями краденого, и они не упустят случая…
  — Мортимер Джеспер этого не любит.
  — Не опекал ли он вас затем, чтобы кого-нибудь вами угостить?
  — Я уже сказала. Конечно, нет. Он джентльмен.
  — Ладно, в таком случае, — промолвил с улыбкой Селлерс, — что ему было нужно? Чего он хотел? Почему водил вас в ресторан?
  — Он… Я нравилась ему. Я так думаю. Это чисто отеческий интерес.
  — Значит, он приглашал вас только потому, что вы ему нравились?
  — Я полагаю, что поэтому.
  — И больше ничего?
  — Ничего.
  — Не валяйте дурака, — сказал Селлерс.
  Сильвия ничего не ответила.
  — Что вы знаете о Мортимере Джеспере? — спросил Гиддингс.
  — Очень мало.
  — Как познакомились с ним?
  — Я забыла. Думаю, что была представлена ему на какой-то вечеринке — возможно, у мистера Крокетта.
  — Вы посещали крокеттовские кутежи?
  — Иногда.
  — Каким образом попадали на них?
  — Меня приглашали.
  — Кто?
  — Мистер Крокетт или миссис Крокетт.
  — Иногда вас приглашал Крокетт?
  — Да.
  — Тоже отеческий интерес?
  — Он… он считал, что я могу оживить вечеринку.
  — И вы оживляли его вечеринки?
  — Пыталась.
  — И там вы встретили Джеспера?
  — Может быть. Не знаю. Не могу вспомнить.
  — Вы не можете вспомнить, когда впервые встретили этого молодца?
  — Нет.
  — Как давно это было?
  — И этого не могу сказать.
  — Сколько раз он приглашал вас пообедать?
  — Не могу вспомнить. Несколько раз.
  — Ладно-ладно, — сказал Селлерс. — Не знаю, как вы оживляли крокеттовские тусовки, а наш разговор оживленным пока не назовешь. Теперь скажите, чем занимается Мортимер Джеспер? Каков его образ жизни?
  — Он очень замкнутый.
  — Каков круг его интересов? Увлечений? Как ему удается держать себя в форме?
  — Я не знаю.
  — О чем вы с ним говорили?
  — Не могу сказать. О разных разностях.
  — Секс?
  — Я сказала вам, что нет.
  — Как делать деньги?
  — Я думаю, он знает об этом лучше меня.
  — Искусство?
  — Да, он интересуется искусством.
  — Ювелирными изделиями?
  — Драгоценными камнями. Ювелирными изделиями — не очень.
  — Какое искусство его особенно интересует?
  — Искусство вообще. Он поклонник красоты.
  — В том числе и вашей? — спросил Селлерс.
  — Он так не говорил.
  — Но ему нравилось смотреть на вас?
  — Откуда я знаю, на что он смотрел?
  — Подумать только! — с иронией воскликнул Селлерс. — Вы знаете, мы можем причинить вам большие неприятности, мисс Хэдли. Для вас же будет лучше, если вы начнете немного более активно сотрудничать с нами.
  — О чем вы говорите?
  — О мистере Джеспере. Вы когда-нибудь давали ему деньги? — спросил Селлерс.
  — Конечно, нет. С чего бы я стала давать ему деньги?
  — Хорошо, — сказал Селлерс. — А он когда-нибудь давал вам деньги?
  Она заколебалась.
  — Вспомните, — сказал Селлерс, — мы ведь можем сами узнать об этом. Сделаем официальный запрос о его банковском счете и…
  — Он дал мне чек на тысячу долларов.
  — Никогда бы не поверил! — воскликнул Селлерс, потирая руки. — Удивительно! Похоже, лед тронулся.
  — Ничего подобного! — вспыхнула она. — Это был просто… заем!
  — Для чего?
  — Я хотела кое-что купить. Несколько платьев. Заплатить за автомобиль.
  — Кто бы мог подумать!
  — Затвердили одно и то же, как попугай! — вскипела она. — Не знаете больше никаких слов, что ли? Вы действуете мне на нервы.
  Селлерс улыбнулся:
  — Слушайте, Сильвия. Не стоит нервничать. Не надо. Вы ведь не хотите лишиться моего дружеского расположения, не так ли?
  — Вы можете засунуть свое дружеское расположение себе в…
  — Тсс, — прервал Селлерс. — Оно вам понадобится, Сильвия.
  — Для чего, черт побери, мне может понадобиться дружеское расположение какого-то глупого копа?
  — Во-первых, я не глупый коп. Во-вторых, вы не очень-то удачно выбираете себе друзей. Взять хотя бы молодца, который настолько стар, что годится вам в отцы. Вы с ним обедаете, рассуждаете об искусстве; общих дел у вас нет, как женщина вы его не интересуете. Ваши отношения ограничиваются совместными обедами и разговорами об искусстве. Вы не можете вспомнить, когда с ним познакомились и как это произошло, — просто случайное знакомство. И вот этот молодец дает вам тысячу баксов! Да, девушка, имеющая подобных друзей, может далеко пойти…
  Сильвия повернулась ко мне.
  — При чем тут этот тип? — спросила она.
  — Кто?
  — Дональд Лэм.
  — Ну, мы просто взяли его с собой, чтобы не дать ему нарваться на неприятности, — пояснил Селлерс. — Вы знаете, если позволить ему свободно рыскать, Дональд непременно попадет в какую-нибудь историю. О чем еще вы могли бы рассказать, мисс Хэдли? — поинтересовался Селлерс.
  — Я уже рассказала вам обо всем, что знаю.
  — Подумать только! — промолвил Селлерс. — Что скажешь, Тэд?
  — Надо бы проверить, — ответил Гиддингс.
  — Согласен, — сказал Селлерс. — Одевайтесь, Сильвия, поедем.
  — Куда?
  — Всего лишь небольшая поездка.
  — Вы не имеете права забирать меня в полицейский участок и допрашивать в такое позднее время! Я собираюсь на свидание.
  — Не переживайте, — утешил ее Селлерс. — Наготове другой парень, все путем. Лучшие парни всегда выигрывают. Собирайтесь.
  Она прошла в ванную комнату, Селлерс последовал за нею.
  — Дайте мне спокойно одеться! — вспыхнула она.
  — Вам нужно только пальто, — ответил Селлерс. — И я помогу надеть его.
  — Откуда вы знаете, что мне нужно?
  — Я же вижу вас.
  Он подал ей пальто. Она надела шляпку перед зеркалом.
  — Пошли, — поторопил Селлерс.
  Мы спустились на лифте и сели в полицейский автомобиль. Через несколько кварталов Сильвия заявила:
  — Полицейский участок не там.
  — Разве кто-нибудь сказал про полицейский участок? — поинтересовался Гиддингс.
  — Но вы не имеете права везти меня куда-нибудь, кроме полицейского участка!
  — Мы собираемся посетить вашего друга Мортимера Джеспера, — сообщил Селлерс, — нужно внести ясность относительно тысячи долларов, которую он вам дал.
  — Да, — подтвердил Гиддингс, — мы теперь расследуем другое преступление.
  — Какое преступление?
  — Вовлечение в правонарушение несовершеннолетней, — сказал Селлерс.
  — Не смешите, — огрызнулась она. — Мне двадцать четыре года, и я совершила первое нарушение за десять лет до того, как впервые увидела Мортимера Джеспера.
  — Нас всегда пытаются в этом убедить, — сказал Гиддингс. — Забираешь четырнадцати— и пятнадцатилетних детей, пытающихся купить спиртное, — и, будь я проклят, у них всегда при себе поддельное свидетельство о рождении, или разрешение, или еще что-нибудь. Всегда заявляют, что они достаточно взрослые и могут делать все, что им вздумается, и никто не вправе указывать им, что можно и чего нельзя.
  — Забавно, — отозвался Селлерс. — Возьмем хоть эту красотку. Возможно, ей девятнадцать или двадцать, но…
  — О, я бы не дал ей больше девятнадцати, — сказал Гиддингс.
  — Она говорит, что ей больше.
  — Конечно, говорит. Это нам не в новинку. Люди потворствуют таким вот подросткам, а в результате они становятся черствыми, циничными…
  Сильвия выпалила:
  — Плевать я хотела на вас обоих!
  Селлерс рассмеялся:
  — Вот что выходит из попытки уточнить возраст женщины, Тэд. А вот лет через десять, если уменьшишь ее возраст на четыре или пять лет, заулыбается во весь рот. Но ребенок всегда жаждет слыть взрослым.
  Сильвия что-то пробурчала себе под нос. Селлерс спросил:
  — Я не расслышал, Сильвия, но надеюсь, это не то. Мне послышалось неприличное слово.
  Сильвия сидела молча, с плотно сжатыми губами. Через пять минут машина остановилась перед домом Мортимера Джеспера.
  — Войдем все вместе? — спросил Гиддингс.
  — Все вместе, — подтвердил Селлерс.
  Мы вышли из машины и плотной группой медленно пошли по цементированной дорожке. Селлерс позвонил. Через минуту Мортимер Джеспер открыл дверь.
  — Полиция, — сказал Селлерс. — Мы хотим поговорить с вами.
  Джеспер взглянул мимо него на меня:
  — Когда наконец мне дадут заснуть? Уже второй раз этот лживый сукин сын заявляется сюда с полицией. Я его никогда в жизни не видел!
  — Никогда? — уточнил Селлерс.
  — Никогда в жизни.
  — Даже когда полицейские притащили меня в первый раз? — спросил я.
  — Ты, самоуверенный, занимающийся сомнительными делишками стряпчий, проходимец, паразит, ты… — Джеспер спохватился.
  — Похоже, что об этом парне, которого прежде в глаза не видали, вы знаете чересчур много, — сказал Селлерс. — Взгляните на эту юную леди. Ее вы знаете? — Гиддингс подтолкнул вперед упирающуюся Сильвию Хэдли.
  — Я говорила вам, — заторопилась она, — я только…
  Гиддингс обнял ее за шею и зажал ей рот:
  — Молчать! Сейчас очередь Джеспера. Позволим ему сказать.
  — Кажется, это мисс Хэдли, — проговорил Джеспер, сверкнув глазами. — Я плохо вижу отсюда…
  — Прекрасно, — перебил Селлерс. — Мы пройдем туда, где посветлее.
  Селлерс ринулся внутрь. Гиддингс крепко держал Сильвию Хэдли. Я приблизился было к двери, но споткнулся, упал на одно колено, и, попытавшись подняться, растянулся плашмя на цементе и лежал там, тяжело дыша.
  — Пошли, пошли, — сказал Селлерс, взглянув через плечо, — не мешкай, Дональд!
  Я встал на одно колено, нагнулся к кромке крыльца и начал изображать потуги к рвоте.
  Джеспер сказал:
  — Я спрашиваю, что все это значит?
  — Мошенник! — сердито крикнул Селлерс. — Дыши глубже, Дональд! Каждую минуту, которую ты даешь этому молодцу, он думает.
  — Не могу ничем помочь. Я болен, — ответил я.
  — Это увертка, — проворчал Гиддингс. — Он старается дать ему время подумать.
  — А для чего, собственно, мне нужно время, скажите на милость? — спросил Джеспер.
  Селлерс втолкнул его в дом, сказал:
  — Пойдем, Гиддингс. Введешь Сильвию и вернешься втащить Лэма.
  Как только они скрылись за дверью, я пошарил рукой и нашел нефритового идола, которого раньше спрятал в виноградных лозах, сунул его в карман и пополз на четвереньках к двери. Вышел Гиддингс, подхватил меня под руки, рывком поставил на ноги, выпрямил и коленом подтолкнул пониже спины.
  — Двигайся, маленький шельмец, — приказал он. — В такой момент вздумал выкинуть фокус.
  — Я ничего не могу сделать, — простонал я.
  — Входи же, черт побери!
  — Я плохо себя чувствую!
  — Болей в доме сколько угодно, — сказал он. — Давай входи.
  Джеспер попытался наброситься на меня с кулаками, но Селлерс не собирался предоставлять ему дополнительное время для раздумий. Он начал допрос:
  — Итак, Джеспер, что вас связывает с Сильвией Хэдли?
  Сильвия заторопилась:
  — Я сказала им, Мортимер, что…
  Гиддингс снова метнулся к ней и зажал рот.
  — Вы без конца говорите, — сказал Селлерс Сильвии, — но если еще раз пикнете, проведете ночь в арестантской камере. Поговорим, Джеспер. Не надо тужиться, пытаясь придумать длинную историю, потому что у вас нет на это времени. Начинайте сразу же говорить правду.
  Джеспер заговорил:
  — Я знаю эту юную леди, но это все. Я встречал ее несколько раз и…
  — И почему же вы дали ей тысячу баксов, если едва с ней знакомы? — спросил Селлерс.
  Джеспер сверкнул глазами.
  — Кто сказал, что я дал ей тысячу баксов? — воинственно спросил он.
  Селлерс подскочил к нему и отчеканил:
  — Вы дали ей тысячу долларов, это говорю я!
  Джеспер попытался подать Сильвии знак глазами, но лицо Селлерса было все так же близко.
  — Начинайте говорить, — твердил он, — начинайте говорить!
  — Ее другу понадобилась тысяча долларов, — выдавил Джеспер. — Этот друг хотел продать мне ювелирное украшение. Я думал, что сумею перепродать его с выгодой, и знал, что, заплатив тысячу долларов, не прогадаю. Сильвия была посредником. Она сказала, что приведет этого друга, и я дал ей авансом тысячу долларов, но велел не давать ему и десяти центов, пока не получит товар на руки.
  — Она получила его?
  — Не думаю. Я больше ничего об этом не слышал. Это знает только она.
  — Что это было? — спросил Селлерс.
  — Нефритовый идол, резной нефрит. Судя по ее описанию, весьма изысканный и… прекрасный образец китайского искусства. Она сказала, что может получить его за тысячу долларов. Ее друг захотел продать, потому что ему понадобились наличные.
  — Она сказала, кто этот друг?
  — Нет.
  — Это не Филлис Крокетт?
  — Она не сказала, а я не спросил.
  — Вы видели два нефритовых изваяния Будды в коллекции Дина Крокетта?
  — Нет.
  — Не думаете ли, что это мог быть один из них?
  — Не могу ничего сказать, поскольку я их еще не видел. Возможно. Она сообщила мне, что, по словам ее друга, эта вещица долго хранилась в семье. Друг хотел отделаться от нее. Ему понадобилась некоторая сумма — тысяча долларов. И Сильвия подумала, что сможет достать эту тысячу долларов.
  — Черт побери, вы снова рассказываете ту же историю, тянете время, — раздраженно сказал Селлерс. — Сойдите с этого места и доберитесь до конца. Сильвия выручила своего друга? Она достала деньги?
  — Я дал ей деньги, но товара так и не получил. Она меня не послушалась. В конце концов, я знаю мисс Сильвию Хэдли очень мало. Если она влюблена, то наверняка пожертвует Мортимером Джеспером ради какого-нибудь юнца. Влюбленная женщина на все готова.
  — Как давно вы дали ей тысячу баксов? Припомните, собирались ли вы записать этот расход в свои книги?
  — Это, помнится, было… три или четыре недели назад.
  Полицейские так и впились глазами в физиономию Джеспера. На их лицах застыло скептическое выражение. Они просто наслаждались своей ролью блюстителей закона, ничего не замечая вокруг себя. Я проскользнул за стол. Там была кожаная корзинка для мусора, наполовину заполненная бумагами. Я вытащил из кармана нефритового идола и засунул его в бумаги.
  — Вы дали ей тысячу баксов просто так, после ничем не подтвержденного заявления? — спросил Селлерс.
  — Да. Я доверился ей. Понадеялся на ее честность.
  — Как долго вы ее знали до того, как дали ей эту тысячу баксов?
  — Не очень долго. Я уже сказал: я, в сущности, знаю о ней очень немного.
  — Когда вы с ней познакомились?
  Он попытался перемигнуться с Сильвией. Селлерс схватил его за плечи и повернул.
  — Она сама пришла ко мне, — сказал Джеспер. — Она слышала, что я интересуюсь произведениями искусства. Она хотела узнать, не заинтересуюсь ли я редкостью — очень древним, изумительной красоты куском нефрита, который она может достать за тысячу долларов.
  — Это была ваша первая встреча, так вы с ней познакомились?
  — Да.
  — Вы сказали ей, что вас это интересует?
  — Да.
  — И дали ей тысячу долларов.
  — Да.
  — Вы дали девушке, которую до тех пор никогда не видели, тысячу баксов?.. Продолжайте, Джеспер. Учтите, нам кое-что известно о ваших отношениях. Мы знаем, что вы появлялись с нею на людях. Приглашали ее пообедать…
  — Это было после того, как я дал ей тысячу долларов.
  — А не прежде? — усомнился Селлерс. — Хорошенько подумайте, возможно, через минуту вы окажетесь в чертовски затруднительном положении.
  — Я не могу думать. Вы меня совсем запутали, — заявил Джеспер.
  — Так прежде тысячи баксов? — настаивал Селлерс.
  — Да, — признался Джеспер.
  — Вот так-то лучше. Теперь говорите правду.
  — Я знал, что она позировала художникам, — начал Джеспер. — Я увидел ее изображения и захотел познакомиться с натурщицей. Я узнал ее имя и адрес, и… ну, я навестил ее. Я… Черт возьми, я хотел позабавиться!
  — Позабавиться? — спросил Селлерс. — И вам это удалось?
  — Трудно сказать, — ответил Джеспер.
  Сильвия издала какой-то звук — похоже, это была попытка высказаться по адресу Джеспера, но рука Гиддингса, зажимавшая ей рот, пресекла эту попытку. В результате раздался истерический животный взвизг ярости.
  — Я дал ей тысячу долларов, — повторил Джеспер.
  — За кусок нефрита?
  — Для друга, который хотел продать мне нефритового идола. Она обещала вручить его мне. Тогда я ей доверял. К тому же использовал эту сделку, чтобы добиться дружеских отношений.
  — Насколько дружеских?
  — Очень близких. Я собирался войти в долю.
  Селлерс кивнул Гиддингсу, и тот отнял руку ото рта Сильвии.
  — Ты лживый сукин сын! — крикнула она. — У меня не было другого выхода, а то я тебя и на три метра не подпустила бы! Ты поручил мне достать этих нефритовых идолов из коллекции Крокетта и обещал по тысяче баксов за штуку. Ты не дал мне тысячу долларов, пока я не достала первого идола. Я должна была достать обоих, но, когда взяла первого, Дин Крокетт запер другого…
  — Так-то лучше, — резюмировал Гиддингс, усаживаясь. — Садитесь все, устраивайтесь поудобнее.
  — Никогда бы не подумал! — сообщил Селлерс, улыбаясь.
  — Это все выдумка! — Джеспер все еще пытался сохранить достоинство. — Поскольку меня намерены в чем-то обвинить, я настаиваю, чтобы мне разрешили связаться с моим адвокатом.
  — Не будете возражать, если мы тут пошарим? — осведомился Селлерс.
  — С какой целью?
  — Чтоб посмотреть, не спрятали ли вы нефритового идола где-нибудь здесь просто из озорства?
  — Даю гарантию, что у меня нет ничего подобного.
  — Как насчет сейфа?
  — Он заперт. И не может быть открыт до девяти часов завтрашнего утра. Таким способом я защищен на случай кражи со взломом.
  — Не возражаете, если мы вернемся утром, чтобы заглянуть в сейф?
  — Даю голову на отсечение, там нет ничего похожего на нефритового идола.
  — А как насчет остального помещения? — спросил Селлерс.
  — Не возражаю против того, чтобы вы осмотрели его, — разрешил Джеспер. — И заверяю вас, что любой осмотр окажется абсолютно безрезультатным.
  Селлерс прошел к столу.
  — Мне нечего скрывать, — продолжил Джеспер, — поэтому я не возражаю; но я знаю, что это незаконно. Это сплошное самоуправство!
  — Что-нибудь да обнаружится, — обратился Селлерс к Гиддингсу. — Откройте стол. Давайте посмотрим.
  — Стол не заперт, можете открыть его, — заявил Джеспер. — Не думаю, что у вас есть ордер на обыск.
  — Я чертовски скоро получу его, — отрезал Селлерс, — основываясь на том, что вы сказали.
  — Нет, не получите, — не согласился Джеспер.
  Селлерс посмотрел на Гиддингса и нахмурил брови. Гиддингс посмотрел на Сильвию. Сильвия, уловив какой-то сигнал Джеспера, вдруг сжала губы в твердую линию, всем видом показывая, что решила молчать.
  — Минутку, — сказал Селлерс. — Дайте подумать. Малыш Поллитровочка побывал здесь сегодня вечером, и его избили… Он что-то разыскивал… Он свернул на ложный путь, поставил телегу перед лошадью. Думал, что Сильвия была… Погодите-ка еще минутку. Черт, он не настолько глуп. Он… он что-то выслеживал.
  — И получил взбучку, — добавил Гиддингс.
  — В этом нет сомнений, — сказал ему Селлерс. — Улики на лице.
  — Я ничего об этом не знаю. Я не имел с ним дела. Я никогда прежде не видел этого человека, — уверял Джеспер.
  — Но полисмены приходили сюда с Лэмом? — спросил Селлерс.
  — Да.
  — И вы сказали им, что никогда прежде его не видели?
  — Верно.
  — Так, — обратился Селлерс к Гиддингсу, — он знал, что его дом собираются обыскивать. У него было время, час или два, чтобы их спрятать. Теперь мы, вероятно, не сможем ничего обнаружить.
  — Могу вас заверить, ничего не найдете, — сказал Джеспер. — Но не потому, что я, как вы говорите, избавился от чего-то уличающего.
  Селлерс прошелся по комнате, осматривая все кругом. Джеспер, уверовавший в свою неуязвимость, произнес:
  — Вы не имеете права ничего предпринимать без ордера на обыск, полисмен.
  — Я могу позвонить и получить ордер на обыск, и мы можем подождать прямо здесь и проследить, чтобы вы ничего не трогали, — пообещал Селлерс.
  Джеспер улыбнулся:
  — Действуйте. Попробуйте получить ордер на основании того, что вы знаете.
  Селлерс ударом ноги вытолкнул корзинку для мусора на свободное место:
  — Посмотрим, как вы избавлялись от бумаг, когда узнали, что близятся неприятности.
  Он посмотрел на разорванные конверты, скомканные письма, и вдруг его взгляд на чем-то задержался. Он сунул руку в корзинку, с минуту пошарил в ней, а затем вытащил нефритового идола.
  — Ну и ну, — сказал он. — Удивительно!
  Джеспер уставился на нефритового идола, как на нечто фантастическое.
  — Инсценировка! Сфабриковано! — воскликнул он. — Подтасовано! Вы подложили это. Это мошенничество! Это… — Его голос одиноко звучал в тишине.
  — Никогда бы не подумал, — сказал Селлерс. — Так это, по-вашему, мошенничество? Вы сможете заявить это судье. Держу пари, это тот самый пропавший идол из крокеттовской коллекции.
  Сильвия вскочила на ноги.
  — Вы, сукин сын, ведете двойную игру! — пронзительно закричала она. — Вы обещали мне держать его в секретном месте. Вы сказали мне по телефону, что убрали все улики, и…
  — Молчать! — рявкнул Джеспер с такой концентрацией злобы в голосе, что Сильвия осеклась на полуслове.
  — Это превосходно, — лучезарно улыбнулся обоим Селлерс. — Ваши истории нам больше не нужны. Мы получили все, что нам нужно.
  Селлерс поднял телефонную трубку, набрал номер полицейского участка:
  — Говорит Фрэнк Селлерс. Я в квартире Мортимера Джеспера, Карлтон-драйв, шестьдесят два восемьдесят шесть… В его мусорной корзинке мы обнаружили нефритового идола. Это зеленый нефрит с большим рубином во лбу. Я думаю, это идол, украденный у Крокетта. Думаю, что Джеспер — торговец краденым. Гиддингс здесь, со мной. Я хочу, чтобы сюда выслали патрульную машину. Нужно осмотреть помещение. Я выезжаю в полицейский участок с Сильвией Хэдли и частным детективом по фамилии Лэм. Как только проведем опознание этого идола, собираюсь дать письменное показание под присягой и получить ордер на обыск. Я хочу, чтобы потревожили миссис Крокетт, пусть опознает идола… Вы устроите это? Хорошо, будьте наготове. Я хочу, чтобы это помещение тщательно охраняли, пока я не вернусь с ордером на обыск. Я думаю, что параллельно с кражей мы раскроем тайну убийства Крокетта.
  Селлерс повернулся к Гиддингсу:
  — Ты встретишь патрульную полицейскую машину. Скажи им, чтобы не спускали глаз с этого господина. Если понадобится, пусть наденут на него наручники. И арестуют. Дабы все краденое оставалось нетронутым. Но я предпочитаю подождать, пока мы не получим положительные результаты опознания. Тем не менее скажи полисменам, чтоб не спускали с него глаз.
  Лицо Джеспера стало болезненно-зеленым.
  — Крокетт убит, — простонал он. — Боже мой!
  Селлерс повернулся к Сильвии:
  — Поедешь со мной, сестренка, — и указал пальцем на меня: — Ты тоже, Лэм. Пошевеливайся. Патрульная машина приедет к Тэду через две минуты.
  Глава 19
  Как только прибыла радиофицированная патрульная машина и сидевшим в ней полисменам поручили следить за Джеспером, я сказал Селлерсу, понизив голос:
  — Я полагаю, вы захотели взять меня с собой, чтобы помочь вам допрашивать Сильвию Хэдли?
  — Помочь в чем?
  — Допрашивать Сильвию Хэдли, — прошептал я.
  Он повернул голову назад и рассмеялся:
  — Слушай, Поллитровочка, не переоценивай себя. Твой компаньон Берта Кул уверяет, что ты мозговитый маленький шельмец. Но это еще под большим вопросом, так что не позволяй подобной рекламе забивать тебе голову.
  — Я вам больше не нужен?
  — Я ничего от тебя не хочу. Свободен. Хочешь, я скажу, что тебе надо делать?
  — Да? — спросил я.
  — Я точно скажу тебе, что делать, — подтвердил он. — Не знаешь, где тут ночная аптека?
  — Конечно, знаю. Но вообще-то аптеки еще открыты.
  — Прекрасно, — сказал он. — Ступай в аптеку и купи квасцов в порошке на двадцать пять центов.
  — Квасцов в порошке на двадцать пять центов? Это очень много, — удивился я. — Что с ними делать?
  — Отправляйся домой, наполни водой тазик и распусти в нем все квасцы.
  — Ну а потом?
  — Потом, — пояснил он, — мочи в них свою физиономию, пока она не примет нормальный вид.
  С этими словами Фрэнк Селлерс отошел к Сильвии и Гиддингсу. Он любил пошутить, когда был в хорошем настроении.
  — Ну, сестренка, — сказал он Сильвии, — а у нас своя дорога.
  Они залезли в патрульную машину. Гиддингс сел за баранку, Селлерс хлопнул дверцей.
  — Исчезни, Поллитровочка, — пожелал он.
  За три квартала я увидел бензоколонку. Дошел до нее, хотя передвигаться было все еще довольно мучительно. Служащий бензоколонки, взглянув на агентскую кредитную карточку, рискнул выдать мне несколько десятицентовых монет. Я позвонил Берте.
  — Где ты, черт побери, находишься? — требовательно спросила она.
  — На бензоколонке, в пятьдесят восьмом квартале, на Карлтон-драйв.
  — Что ты, черт побери, там делаешь?
  — У меня неприятности.
  — У тебя всегда неприятности. Что случилось на этот раз?
  — Двое бандитов угнали агентский автомобиль.
  — Что?! Украли агентскую машину?!
  — Ну да.
  — Кому понадобился такой автомобиль?
  — Им был нужен не автомобиль, — пояснил я. — Им нужно было оставить меня без колес. Мне нужен транспорт. Я избит и довольно слаб.
  — Опять?
  — Опять.
  — Где, ты сказал, находишься?
  — На Карлтон-драйв.
  — Ладно, — сказала Берта, — выезжаю.
  — Я здорово окровавлен, — добавил я. — У меня в кабинете есть упакованный чемодан. Если привезешь его, я смогу переодеться в чистую рубашку.
  — Хорошо, — проговорила Берта. — Сделаю. Боже мой, если теория перевоплощения верна, ты в прошлой жизни, конечно же, был футбольным мячом.
  — Или боксерской «грушей» для отработки кулачных ударов, — сказал я и повесил трубку.
  После этого я позвонил Филлис Крокетт:
  — Полисмены собираются попросить вас опознать нефритового Будду. Опознайте, но не говорите ничего сверх необходимого. Скажите им, что ждете меня, что я позвонил и еду. Когда они уйдут, не выходите из дому — так нужно. Ждите меня. Приеду, как бы поздно ни было.
  Я не хотел дать ей возможность задавать вопросы или спорить, а потому повесил трубку.
  Берта прибыла через полчаса и сразу заголосила:
  — Боже мой! Ну и видок у тебя!
  — А я о чем тебе говорил? Привезла чемодан?
  — Да.
  — Захватила денег?
  — Это еще зачем?
  — Мои уплыли.
  — Послушай, — сказала Берта, — ты имеешь право носить оружие. Почему ты не пользуешься им, вместо того чтобы позволять себя колотить?
  — Пистолеты, — возразил я, — стоят от шестидесяти до семидесяти пяти долларов. Хорошие, а я хочу носить только такие.
  — Ну так почему ты не приобрел такой пистолет? Только не пытайся вписать его в расход агентства. Это твое личное средство защиты, и плати из своего кармана.
  Я сказал:
  — Тогда каждый раз, когда на меня нападут, будут забирать и оружие. Нет, я не стану покупать пистолет.
  — Твое дело, — согласилась Берта без особого сочувствия. — Так, значит, тебе теперь нужна машина. А как я, черт побери, доберусь до своей квартиры?
  — Тут есть телефон, — сказал я. — Вызови такси, пока я буду переодеваться.
  — Вызвать такси! Почему ты… Кто я, по-твоему?
  — Вызови такси, — повторил я, — и запиши оплату проезда на счет миссис Крокетт. Если хочешь, я сам вызову и оплачу такси, но мне нужно немного денег.
  Берта неохотно вытащила свой кошелек и отсчитала пять долларов:
  — Этого тебе до завтрашнего утра хватит… Это же надо, позвонил мне среди ночи, заставил работать шофером… Так что теперь будет с агентским автомобилем?
  — Завтра утром, — сказал я, — тебе сообщат о нем из полицейского участка. Быть может, раньше. И спросят, почему агентский автомобиль оставлен перед пожарным гидрантом.
  — Ты уверен, что они припаркуют его перед пожарным гидрантом? — спросила она.
  — Абсолютно.
  — Ты вытворяешь черт-те что, — проворчала Берта и втиснулась в телефонную будку, чтобы вызвать такси.
  Я взял чемодан, переоделся в туалете, смыл с лица засохшую кровь и осмотрел следы катастрофы в волнистом зеркале. Когда я вышел, Берта уже покинула кабину. Служащий бензоколонки смотрел на меня сочувственно.
  — Вы, должно быть, попали в аварию? — спросил он.
  — Совершенно верно.
  — А что с вашей машиной?
  — Разбита к чертям вдребезги, — ответил я.
  Я проверил горючее в автомобиле Берты. Бак был залит наполовину. Я поехал вдоль Карлтон-драйв и, когда проезжал мимо, взглянул на дом Джеспера. Перед ним стоял полицейский автомобиль. Они все еще сидели у Джеспера, ожидая Селлерса с ордером на обыск. Я проехал полквартала и остановился. Сопоставив факты, я догадался, что, когда я беседовал с Джеспером, он только притворился, будто услышал телефонный звонок из другой части дома. А в действительности позвонил своим головорезам, велев им прийти и «позаботиться» обо мне. Чтобы это выполнить, те, кому он звонил, должны были находиться поблизости. Прибыть издалека у них времени не было. Я почувствовал уверенность, что эти люди должны находиться где-нибудь рядом и не спускать глаз с дома, а потому начал отмечать номер каждого автомобиля, проезжавшего по Карлтон-драйв. Одна машина замедлила ход около дома Джеспера. Я поехал за ней и догнал примерно через четыре квартала. Это был старомодный седан, регистрационный номер NPE 799. В нем находились двое, оба крупные молодцы, и в сидевшем за баранкой я достаточно уверенно узнал того, кто бил меня ногой по ребрам, когда я схватил его за ногу и повалил на землю.
  Они повернули направо, на Пятую улицу. Я поехал прямо, до начала Пятьдесят третьей, потом вернулся на прежнее место и стал ждать. Примерно через пять минут тот же самый автомобиль опять проехал мимо. Я еще раз последовал за ним. На этот раз они доехали до бензоколонки и остановились. С заднего сиденья вылез верзила и вошел в телефонную будку. Я остановился в полуквартале. Примерно через две минуты верзила вышел из телефонной будки, влез в автомобиль, и они быстро укатили. Я последовал за ними, держась так близко, как только было можно. Они сделали три правых поворота вокруг квартала, вернулись на Карлтон-драйв, повернули налево и поехали к Шестьдесят первой. Повернули направо, на Шестьдесят вторую, затем налево, на подъездную аллею. Я заметил место и, проехав по Шестьдесят первой четыре квартала, развернулся и поехал обратно. Их автомобиль стоял на подъездной аллее. Они оба стояли перед дверью маленькой одноэтажной дачи с верандой. Я вылез из машины и торопливо пошел по аллее к седану. Надел перчатки и попробовал открыть дверь. Она была не заперта. Я осветил салон фонариком, вмонтированным в авторучку. Автомобиль был зарегистрирован на имя Лайли Фергюсона, девяносто шесть одиннадцать, Шестьдесят первая улица. В отделении для перчаток я обнаружил полулитровую бутылку виски, в которой осталось граммов триста. Рукой в перчатке я взял бутылку за горлышко, закрыл отделение для перчаток, тихонько прикрыл за собой дверь автомобиля, вернулся к автомобилю Берты, вылил виски в водосточный желоб и осторожно опустил опорожненную бутылку на пол машины. Затем привязал к горлышку бутылки веревку, подвесил ее, предотвратив тем самым загрязнение отпечатков, которые могли на ней остаться, и поехал к себе домой.
  Держа пустую бутылку из-под виски за веревку, я вошел в квартиру и приступил к разгрому. Вытащил ящики, вывалил вещи на пол, перевернул аптечку, стащил костюмы с вешалок и вывернул карманы. Сбросил постельные принадлежности и голый матрас с кровати. Закончив, вышел и поехал к аптеке возле дома Крокетта. Оттуда я позвонил Филлис.
  — Сделайте проход к лифту свободным, чтобы я мог подняться, — сказал я. — Собираюсь прокрасться мимо дежурного. Будьте уверены, я поднимусь в вашу квартиру очень скоро. Держите двери открытыми.
  Я подошел к многоквартирному дому и подождал, пока туда не вошла группа людей, по виду живущих в этом доме. Я вошел сразу за ними. Один из вошедших заметил меня и придержал дверь. Я поблагодарил его; вынул сигарету, попросил у него прикурить и вошел в лифт вместе с ним, стараясь, чтобы он все время был между мною и ночным дежурным. Его компания вышла на пятнадцатом этаже, я поехал на двадцатый. Дверь в прихожую была открыта. Филлис встретила меня.
  — Вы одна? — спросил я.
  — Совсем одна, — ответила она. — Слава богу, Дональд! Что с вами?
  — Несчастный случай.
  — Что за несчастный случай?
  — Кое-кто, — сказал я, — подумал, что я мешок для битья. Они здорово мне надавали, хотя я пытался их разубедить.
  — Дональд, вы должны показаться врачу!
  — Врачу действительно стоило бы увидеть меня, — попытался я улыбнуться, но лицо слишком распухло, и улыбка получилась односторонней. — Который час? — спросил я.
  Филлис посмотрела на свои наручные часики:
  — Двенадцать минут первого.
  Я покачал головой.
  — Что вы хотите сказать?
  — Сейчас двадцать минут двенадцатого, — сказал я.
  — Дональд, что вы имеете в виду?
  Я ответил:
  — Ваши часы спешат. Сейчас двадцать минут двенадцатого.
  — Дональд, не может быть! Я смотрела телевизор и… Я знаю, мои часы идут точно.
  — Я пришел сюда в двадцать минут двенадцатого, — повторил я.
  Она с минуту изучала меня, затем улыбнулась:
  — Хорошо. А теперь расскажите мне, что случилось с вашим лицом?
  — Я думаю, мы доберемся и до этого, — ответил я.
  — Каким путем?
  — Это интересует не только вас, но и полицию.
  — Полицию?
  — Да, полицию, — сказал я. — Никогда не делайте ничего, что помешало бы полиции увенчать себя лаврами. В моем случае это аксиома. Мне никто не звонил?
  Она покачала головой.
  — Берта Кул, мой компаньон, не звонила и не спрашивала меня?
  — Нет.
  Я произнес:
  — Ну, тогда мы…
  И тут зазвонил телефон. Я кивнул Филлис.
  — Если кто-нибудь спросит, не здесь ли вы, что я должна ответить? — спросила она.
  — Скажите, что я здесь.
  Она ответила на звонок, затем повернулась ко мне:
  — Это ваш компаньон, миссис Кул. Она хочет поговорить с вами немедленно.
  Я подошел к телефону. Берта сказала:
  — Фрэнк Селлерс желает увидеть тебя прямо сейчас.
  — Где он?
  — В полицейском участке. Он велел разыскать тебя и тотчас сообщить ему об этом.
  Я ответил:
  — Ладно, Берта. Я учту это.
  В голосе Берты звучало сомнение:
  — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Дональд? Фрэнк, кажется, что-то пронюхал.
  — Всегда кажется, что он что-то пронюхал, — подтвердил я. — Я позвоню ему.
  Я положил телефонную трубку и кивнул Филлис:
  — Надо звонить в полицию.
  Я набрал номер полицейского участка, попросил отдел по расследованию убийств и застал у телефона Фрэнка Селлерса. Он сразу же набросился на меня:
  — Где ты, черт побери, находишься, Дональд?
  — В квартире Крокетта. Совещаюсь со своей клиенткой.
  — Как давно ты там торчишь?
  — Чуть больше часа. А что?
  — Я хочу тебя видеть.
  — Я только что от вас, — напомнил ему я. — Вы велели мне убираться. Я убрался.
  — А теперь я намерен опять повидаться с тобой.
  — Я здесь, наверху, — напомнил я.
  — Хорошо, я поднимусь, — сказал Селлерс. — И пусть эта дама, Крокетт, устроит так, чтобы я смог подняться в том самом лифте без помех, иначе разнесу квартиру на куски… Я думаю, ты здорово влип, Поллитровочка, и собираюсь взяться за тебя персонально. Так что получишь урок, который никогда не забудешь.
  Я сказал негодующе:
  — Вы не позволили бы себе так со мной разговаривать, если бы пара головорезов не обработала меня.
  Было слышно, как Селлерс тяжело сопит у телефона. Я положил трубку. Филлис Крокетт, слышавшая разговор, смотрела на меня озабоченно.
  — Что это значит, Дональд? — спросила она. — Вы не в ладах с полицией?
  — Я всегда не в ладах с полицией, — ответил я. — Это хроническое. Это органическое. Фрэнк Селлерс поднимется сюда. С ним, возможно, будет еще кто-нибудь. Он желает подняться без малейших хлопот. Лучше позвоните в дежурку, чтобы его пропустили и чтобы кто-нибудь проводил его во избежание недоразумений с лифтом.
  — Дональд, я обязана встречаться с полицией в любой час ночи, как только они того пожелают?
  — Только сегодня, — успокоил я.
  — Дональд, давайте-ка я положу вам на лицо горячий ореховый компресс. И мне нет дела до того, кто сюда поднимется.
  — Давайте, — одобрил я. — И разбросайте вокруг побольше полотенец, как если бы обрабатывали мое лицо около часа. И если представится случай, выражайте Фрэнку Селлерсу побольше негодования: мол, полиция, не может защитить граждан, в том числе меня.
  — Это его не разозлит?
  — Разумеется, — пояснил я, — он разозлится на вас до чертиков. Я знаю массу способов взбесить его, а взбесившись, он не сможет сосредоточиться.
  — Он что, уже взбешен?
  — Взбешен, точно, — подтвердил я. — По правде говоря, в настоящее время виновник его бешенства я.
  Глава 20
  Полиция прибыла вовремя. Они были взбешены до крайности. Взбешены и испуганы.
  — Ну-ну, — произнес Гриддингс, как только они вошли. — Очаровательная семейная сцена. Твои клиенты всегда оказывают тебе первую помощь, Лэм?
  — Это нежданная роскошь, — ответил я.
  — Очень хорошо, а теперь — в сторону компрессы и остроты. Поднимайся, нам нужно с тобой поговорить.
  Филлис наклонилась надо мной и сняла с моего лица горячий ореховый компресс. Я сел на кушетку.
  — Слушай, Дональд, — начал Фрэнк Селлерс. — Я дружески отношусь к вашему агентству. Ты хитрый маленький шельмец, но я всегда полагал — и говорил Тэду Гиддингсу, — что ты не встанешь поперек дороги тому, кто играет заодно с тобой.
  — Кто встал поперек дороги и кому? — спросил я.
  Гиддингс промолвил:
  — Сильвия Хэдли нам все рассказала.
  — Что ж, — не удивился я, — с нее станется.
  — Теперь мы знаем: на деле все было на сто процентов не так, как ты наболтал нам. И, слава богу, ты знал, как это было. Мортимер Джеспер хотел заиметь двух идолов. Она достала одного из них, и он заплатил ей тысячу баксов. Она должна была достать другого и получить от него за это еще тысячу долларов.
  — Сохрани господь! — воскликнул я, приняв самый невинный вид, какой только сумел изобразить. — Вы хотите сказать, что руководителем был Мортимер Джеспер, а Сильвия — только оружием?
  — Так и есть, — терпеливо подтвердил Селлерс. — И у нас еще есть кое-что интересное для тебя.
  — И что же это? — спросил я.
  — Джеспер оказался скандальным типом. Он сказал, что ты подложил этого идола в его мусорную корзинку, что ты прятал его где-то на крыльце и, пока мы все там суетились, сумел добраться до корзинки и засунуть туда Будду. Поднапрягшись, я вспомнил, как ты оказался очень близко от этой мусорной корзинки и я вроде бы слышал шорох бумаги, как если бы какой-то предмет засовывали туда. Джеспер сказал, что ты обнаружил идола, украденного прошлой ночью, и подложил его, будто это украденный три недели назад, то есть устроил против него инсценировку. Он обратился к адвокату и угрожает предъявить нам иск за незаконный арест, предумышленное преследование, фальсификацию и все такое прочее. У сукина сына оказалось черт знает сколько связей, и его адвокаты действуют быстро. А посему я вызван завтра к начальству в девять утра. Это обещает адский разнос.
  Я сказал:
  — Ну конечно, Джеспер должен был попытаться переложить свою вину на кого-то, и вам, джентльмены, посчастливилось, что я был с вами. Иначе Джеспер обвинил бы в инсценировке вас.
  — Ну, на это можно сказать одно, — грозно вымолвил Селлерс, — и только одно. Сильвия Хэдли сообщила, что ты обнаружил идола, которого она спрятала в фотокамере Лионеля Палмера.
  Я помолчал с минуту; они оба стояли, уставившись на меня в зловещем молчании.
  — Вот что, — продолжил Селлерс, — нам нужен этот идол, и нам нужна правда, Дональд. Тогда мы дадим отпор Мортимеру Джесперу и сможем закрыть это дело. С другой стороны, мы можем заявить, что ты неуправляем и разыграл нас ради шутки.
  — А если обнаружится, что ты нас надул, — вставил Гиддингс, — я собственноручно отделаю тебя так, что никакие компрессы в мире никогда не восстановят прежний вид твоей физиономии. Обещаю!
  Я вздохнул:
  — Я не знаю, почему вы подозреваете меня в нечестной игре. Я бы не удивился, если бы Джеспер обвинил Гиддингса, будто он подложил этого идола. Вы были высокомерны с ним, Селлерс. Но поскольку он обвиняет меня и вы примчались сюда среди ночи… Ладно, идем. Получите идола.
  — Где он?
  — У меня дома.
  — Пошли, — согласился Селлерс.
  — Я могу, конечно, доставить его рано утром и…
  — Я сказал пошли. — Селлерс начал сердиться.
  Я поднялся с кушетки, застегнул ворот рубашки.
  — Велят идти, — сказал я Филлис.
  — Я слышала, Дональд, — сказала она. — А вы достаточно хорошо себя чувствуете? Сможете идти?
  — О, конечно, — ответил я. — Я в прекрасной форме.
  — У вас же синяк под глазом, — возразила она.
  — Это неважно, — отмахнулся я. — Мне всегда достаются синяки. В данный момент меня больше беспокоит ребро. Мне кажется, оно сломано. Меня, вероятно, нужно простукать.
  — Позвольте мне пригласить к вам доктора, Дональд, и…
  — Пошевеливайся, пошли, — прервал ее Селлерс. — Дональд собирается отдать нам этого идола.
  — Подождите минутку, — сказал я. — Я не говорил, что готов отдать вам его. Этот идол юридически имущество миссис Крокетт, и…
  — Этот идол — вещественное доказательство, и ты знаешь это, — перебил Селлерс. — Не твое дело цепляться за него.
  — Но, — возразил я, — эта вещь не украдена.
  — Что ты имеешь в виду?
  Я продолжил:
  — Сильвия сказала мне, будто Дин Крокетт хотел, чтобы она взяла его.
  — Да, — сказал Гиддингс, — она пыталась и нас пустить по этому следу. Это длилось, чтобы быть точным, около двух минут.
  — Ну, она сказала мне это, и я поверил.
  — Черт с тобой, — отрезал Гиддингс, — она тебе сказала, ты ей поверил. И она не собиралась болтать об этой другой улике… — Он вдруг осекся.
  Селлерс сказал:
  — Не говори больше ничего, Тэд. Давай-ка сперва получим этого идола.
  Гиддингс взглянул на меня:
  — Ладно, пойдем в квартиру этого молодца и заберем идола. Если он через десять минут не окажется в наших руках, мы поступим с голубчиком по справедливости.
  Мы трое пошли к лифту. Филлис Крокетт смотрела на меня озабоченно.
  — Я вернусь, — пообещал я, — не ложитесь спать и устройте так, чтобы я смог вернуться.
  Она подошла ко мне:
  — Это ключ от вестибюля, Дональд.
  — Если он не предъявит идола, ему придется провести ночь в больнице, — пообещал Гиддингс.
  — Пошли, Поллитровочка, — поторопил Селлерс, схватив меня за воротник и вталкивая в лифт.
  Мы спустились вниз. Полицейский автомобиль ожидал нас снаружи. Ни один из полисменов по дороге к моему дому не сказал ни слова. Мы поднялись в мою квартиру. Я открыл дверь и отошел в сторону.
  — Входите, джентльмены, — пригласил я и зажег свет.
  Они вошли и вдруг остановились.
  — Что за черт! — промолвил Селлерс.
  — Что стряслось? — спросил я.
  Они стояли по обеим сторонам от двери, так что я смог заглянуть внутрь комнаты.
  — Боже сохрани, кто-то устроил погром! — воскликнул я.
  Селлерс и Гиддингс обменялись взглядами.
  Я поспешил мимо них к письменному столу и с мрачным смирением осмотрел взломанный фомкой замок.
  — Он пропал, — сообщил я.
  Селлерс покачал головой:
  — На этот раз ты мог бы выдать что-нибудь получше, Поллитровочка.
  — Что, черт побери, вы хотите сказать этим «получше»?! — вскипел я. — Я добьюсь правды! Мое жилище полностью разорено, а вы стоите здесь, словно мертвые. То, что я частный детектив, еще не означает, что я должен мириться со всей этой гнусностью. Я обращусь в суд. Теперь, полагаю, вы перестанете обращаться со мной грубо и отыщете того, кто, черт побери, разграбил мое жилище.
  Селлерс посмотрел на Гиддингса.
  — Парень дошел до точки, — сказал он. — Давай-ка вызови дактилоскописта и осмотри тут все.
  Гиддингс издал глухой издевательский смешок:
  — Чтобы потерять еще больше времени?
  — Мы делаем то, что обязаны сделать, — ответил Селлерс.
  Он подошел к телефону и позвонил в полицейский участок. Немного спустя прибыл дактилоскопист. Я увидел пустую бутылку в кухонной раковине.
  — Это не мое, — заявил я.
  — Что именно?
  — Бутылка.
  — Возможно, парень на этот раз не врет, — сказал Селлерс Гиддингсу. — Он как-то раз выпивал с зазнобой, но в пьянство не ударяется. Держу пари, у него в квартире бутылок отродясь не было. — Он повернулся к дактилоскописту: — Посмотрите.
  Дактилоскопист опылил бутылку из-под виски:
  — На ней полно отпечатков.
  — Прекрасно. Сделайте-ка несколько снимков, — велел Селлерс, — и взгляните на отпечатки Дональда. Убедитесь, есть ли там его пальцы.
  Дактилоскопист снял отпечатки моих пальцев, опылил жилище, но не обнаружил никаких отпечатков, кроме моих собственных и экономки, — только на бутылке из-под виски.
  — Тут какой-то подвох, — резюмировал Гиддингс.
  — Конечно, похоже на подвох, — согласился Селлерс, — но когда имеешь дело с этим парнем, приходится смотреть в оба. Я тебе уже говорил, он умен.
  — Он только думает, что умен, — усмехнулся Гиддингс. — Подожди, я до него еще доберусь.
  — Пошли, Поллитровочка, — сказал мне Селлерс. — Отправляемся в полицейский участок.
  — Я полагаю, на этой бутылке достаточно отпечатков, чтобы опознать почти всех, — подытожил дактилоскопист. — Бутылка сплошь покрыта ими.
  Я сказал:
  — Головорезы, набросившиеся на меня, были настоящими верзилами. Я думаю, одного из них, с потрепанной мордой, я смогу узнать.
  — Хорошо, Поллитровочка, мы предоставим тебе такую возможность, — пообещал Селлерс.
  Около половины второго ночи я выбрал наконец фотографию одной потрепанной, истасканной морды.
  — Этот похож на того парня, — сказал я Гиддингсу.
  Гиддингс был скептичен.
  — Ладно, умник, — ответил он, — посмотрим, что покажут отпечатки пальцев.
  Через десять минут поведение инспектора Тэда Гиддингса разительно переменилось.
  — Что с отпечатками? — спросил я.
  Гиддингс посмотрел на меня и удивленно покачал головой.
  — Они проверили, — сказал он. — Отпечатки пальцев этого парня на бутылке имеются. Черт побери, ты все растешь и растешь.
  Я сделал большие глаза.
  — Так, — сказал я, — теперь мы знаем, где идол, который был у меня.
  — Там имеются и другие отпечатки, — возразил Гиддингс. — Давайте не будем торопиться с выводами.
  — Конечно, пусть все идет своим чередом, — сказал я. — Но поскольку я — гражданин, чья квартира разгромлена и разграблена, мне хотелось бы увидеть большую активность полиции.
  — Ты увидишь ее, — проворчал Гиддингс, — ты ее получишь. Не получи только муравья в горло.
  На двадцать минут меня оставили одного, затем Гиддингс и Селлерс снова вошли в комнату.
  — Я полагаю, мы опознали твоих головорезов, Поллитровочка, — сообщил Селлерс.
  — Как вам это удалось?
  — Человека, которого ты узнал, зовут Фергюсон. Он условно освобожден и живет на Шестьдесят первой улице, девяносто шесть одиннадцать. Он под наблюдением своего участкового полисмена, получил хорошую работу в телевизионном концерне. Специалист по электронике. Во время условного срока замечаний не имел. Однако там, в тюрьме, сдружился с неким Джимми Леноксом, по прозвищу Следующий Раз, поскольку, когда бы ни пытались поднять его на работу, он всегда божился, что сейчас никак не может, а пойдет в следующий раз. Так это к нему и приклеилось. А для тебя, Дональд, такая новость: отпечатки Джимми Ленокса тоже есть на бутылке. Это их связывает, а ежели эти двое проходимцев сдружились, можете быть уверены, что-то произойдет. Больше того, этот дом девяносто шесть одиннадцать по Шестьдесят первой улице почти примыкает к Карлтон-драйв, где живет Мортимер Джеспер. Пожалуй, с этого можно кое-что поиметь. — Я согласно кивнул. — Будет неплохо, если ты напишешь жалобу, обвинив Ленокса и Фергюсона в краже со взломом, и дашь письменное показание под присягой. Этого будет достаточно для получения ордера на обыск.
  — Почему я должен что-то писать? — возразил я. — Почему вы, приятели, не можете взвалить это на собственные плечи?
  — Послушай, Дональд, — вымолвил Селлерс почти умоляющим голосом, — мы и так достаточно глубоко вляпались. Мы доверились твоим доводам… Ну и в конце концов все к чертям перемешалось. Мы вроде бы разрешили эту проблему, но не заглянули поглубже. Ты ведь не только частный детектив, но и просто гражданин, твое жилище разграблено и разгромлено, и ты думаешь, будто знаешь тех, кто сделал это. Будь человеком, дай письменное показание под присягой, чтобы мы смогли получить ордер на обыск.
  Я посмотрел на Гиддингса:
  — Я не знаю, смогу ли когда-нибудь сотрудничать с вами. Со мной в эту ночь обращались слишком грубо.
  — Не держи зла на Тэда, — попросил Селлерс. — Тэд просто хороший, честный коп, который, может быть, был к тебе несправедлив нынче вечером.
  — Я не слышал, чтобы он признал это, — сказал я.
  Гиддингс глубоко вздохнул:
  — Может быть, я был несправедлив к тебе нынче вечером, Лэм.
  Он сказал это таким тоном, будто у него вытащили все зубы.
  — Ты мошенник, — сказал я, — но, так и быть, я тебя прощаю.
  Глава 21
  В половине третьего полицейский автомобиль подкатил к дому девяносто шесть одиннадцать на Шестьдесят первой улице. Копы действовали наиболее рациональным способом: выключили двигатель за квартал и к дому подъехали накатом, воспользовавшись для остановки аварийным тормозом, не включающим ослепительно-сверкающие красные сигнальные огни. Вышли, не хлопнув дверью. При них был кузнечный молоток и пара изогнутых прутьев, чтобы быстро открыть дверь. Одна дорожка вела к задней стене дома, но Селлерс и Гиддингс пошли к фасаду. После того как они минуты две прозвонили, в доме зажегся свет, и кто-то спросил из-за двери: «Кто там?»
  — Полиция, — ответил Селлерс. — У нас ордер на обыск. Откройте.
  — Черт побери, у вас не может быть ко мне никакого дела, — ответил голос.
  — Откройте. У нас ордер на обыск.
  — У вас не может быть ордера на обыск, — настаивал голос, — я ничего не сделал.
  — Откройте дверь, не то выломаем, — пригрозил Селлерс.
  Дверь открылась. На пороге стоял высокий, в теле, человек в спортивном нижнем белье. Он был даже на полголовы выше Селлерса. Гиддингс вытолкнул меня вперед.
  — Когда-нибудь раньше видели этого парня? — спросил Селлерс, направив луч карманного электрического фонарика на верхнюю часть крыльца, так что наши лица осветились отраженным светом.
  — Никогда в глаза его не видел, — сказал верзила, — и я не собираюсь, будучи поднятым с постели в такой час, отвечать на вопросы. Катитесь-ка отсюда. Я чист и…
  — Кто сказал, что ты чист? — перебил Селлерс. — Это тот парень, Дональд?
  — Тот самый, — ответил я убежденно.
  — Никогда в жизни не видел этого маленького сукина сына, — запротестовал верзила.
  — Хорошо, Фергюсон, — сказал ему Селлерс, — мы входим в дом. У нас ордер на обыск. Есть в доме еще кто-нибудь?
  — Никого.
  В это время у задней стены дома началась возня, и один из тех, кого отрядили стеречь заднюю дверь, вошел с менее рослой личностью, одетой в брюки, ботинки, пиджак и нательную рубашку. Верхнюю он, видимо, надеть не успел.
  — Мы схватили этого парня, он пытался выскользнуть из задней двери, — доложил полисмен. — Посмотри-ка, что у него было в кармане пиджака. — Он протянул зеленого Будду с пылающим красным рубином во лбу.
  Верзила в неглиже выругался и попытался увернуться и убежать. Селлерс сдавил сзади его шею. Верзила грохнулся так, что дом вздрогнул.
  — Шевелись, — приказал Селлерс, — заходи в дом. Поговорим об искусстве.
  Глава 22
  Мои наручные часы показывали чуть больше четырех часов. Сама мысль о возвращении домой была пыткой. Я вспомнил о валяющемся на полу матрасе, о кровати, которую надо будет застелить… Да и Берта, можете быть уверены, позвонит самое позднее в восемь утра, плюс уборка в доме… Не удастся поспать и нескольких часов. Я вспомнил, что меня ждет Филлис. Должна ждать. Но я вызвал такси и поехал в турецкие бани, намереваясь раздеться, закутаться в простыню и похромать в парную. Расслабиться в горячем воздухе, почувствовать, как мышцы впитывают теплоту и боль отпускает, — это же небесное блаженство.
  Банщик, положивший на мою макушку холодные мокрые полотенца, вошел со стаканом воды и сообщил:
  — Там снаружи стоит коп и хочет вас видеть. Сказал, его зовут Селлерс.
  — Скажите, чтоб зашел сюда.
  — Он не может войти. Он одет. Из него за пять минут вытечет ведро пота.
  — Скажите ему, что я выйти не могу. Простужусь.
  Банщик вышел. Примерно через пять минут вошел Фрэнк Селлерс; он был похож на опасного сумасшедшего.
  — Слушай, Поллитровочка, — начал он. — Когда ты, черт побери, думаешь подняться?
  Он снял мундир и галстук, бросил их на кресло.
  — Я никогда не поднимусь, — ответил я. — Стараюсь выгнать боль из своих мышц и не собираюсь выходить на холод, чтобы разговаривать с вами. Так что вы хотели узнать?
  — Слушай, Поллитровочка, — сказал Селлерс, — ты должен вскочить молниеносно. Я, черт побери, не знаю, как ты это сделаешь, и меня это не интересует. Мы крепко засели. Мы открыли этот самый сейф, мы получили показания Фергюсона и Джимми Ленокса. Мортимер Джеспер — крупнейший в стране торговец краденым, имевший дело с отборными клиентами, бравший только вещи, о которых заранее договорился с покупателями, и оперировавший прямо под нашим носом, а мы даже не подозревали, что делается. Я тебе много чего обещал. Уверен, ты раньше нас сумеешь поставить точку в деле об убийстве. Но это входит в мои обязанности, и я не могу позволить себе быть в доле. Я хочу узнать все, что тебе известно, а потом действуй как знаешь.
  Я сказал:
  — Вы слишком самоуверенны и упрямы, чтобы рассуждать об убийстве.
  — Нет, я не таков, — не согласился он. — Но я убежден в одном. Единственное место, откуда могла быть выпущена стрела, — это студия Филлис Крокетт. Единственное время, когда она могла быть выпущена, — это когда Филлис Крокетт и Сильвия Хэдли находились там. А Сильвия видела конец духового ружья и то, как Филлис Крокетт прицеливалась из ванной комнаты. На основании свидетельских показаний такого рода можно добиться обвинения в убийстве первой степени.
  — Вы уверены, что сможете этого добиться? — спросил я.
  Селлерс сильно вспотел. Он вытащил носовой платок из заднего кармана и вытер лоб.
  — Черт побери! — воскликнул он. — Не спорь со мной! Скажи, что ты знаешь, и дай мне уйти к чертям отсюда.
  — Ваши предпосылки и ваш взгляд на происшествие односторонни, — произнес я.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Вы сказали, что единственное место, откуда могла быть выпущена стрела, — это студия Филлис Крокетт.
  — Ну? Разве это не так?
  — Стрела не могла быть выпущена из студии.
  — Ты чокнулся, Дональд, — рассердился Селлерс. — Мы притащили это чертово духовое ружье в тамбур и проверили: нет ни одного проклятого места, где можно было бы поместиться, даже высунувшись насколько можно из окна, так, чтобы выстрелить из этого духового ружья стрелой. Я согласен с тобой, стрела могла быть выпущена кем-то стоявшим возле окна в тамбуре. Но этим ружьем трудно манипулировать, оно длиной полтора метра и диаметром десять сантиметров…
  — Что можно сказать о следах выстрела? — спросил я.
  — Каких следах выстрела? — спросил Селлерс.
  — Это термин, бытующий в отделе баллистической экспертизы, — объяснил я. — Вы же знаете, как идентифицируют оружие. Сравнивают нарезку и царапины на выпущенной из пистолета пуле с полем нареза в канале его ствола и…
  — Ты совсем спятил, — перебил Селлерс. — В духовом ружье никакого поля нареза нет.
  — Дослушайте до конца хоть раз, Фрэнк Селлерс, — попросил я. — Вы действительно считаете, что на стреле, выпущенной из духового ружья, не найти никаких отметин?
  — Конечно, нет.
  — Тогда, — продолжил я, — от какого черта вам известно, что стрелы были выпущены именно из крокеттовского духового ружья?
  Селлерс посмотрел на меня, хотел что-то сказать, передумал, схватил свой носовой платок, вытер лоб, обернул носовой платок вокруг воротника рубашки, снова посмотрел на меня и произнес:
  — Сукин сын!
  — Откуда вам известно, что она вылетела из этого самого духового ружья? — повторил я свой вопрос.
  — Мы этого не знаем, — вымолвил Селлерс.
  — Хорошо, — сказал я. — Это открывает интересные возможности.
  — Но, Дональд! Согласно простому здравому смыслу получается, что стрелы были выпущены из этого духового ружья.
  — Что значит «согласно здравому смыслу»?
  — Ну, духовое ружье не предмет массового изготовления. Каждое из них уникально. Стрелы изготовлены так, чтобы подходили именно к данному ружью. Таковы стрелы, которые вместе с ружьем Крокетт привез с Борнео. Их видели в его коллекции. Вряд ли можно спутать эти стрелы с другими.
  — Таким образом, вы уверены, что они непременно должны были быть выпущены из этого духового ружья?
  — Конечно.
  — Почему?
  — Потому что они изготовлены именно к этому духовому ружью.
  — Тогда, — рассуждал я, — если стрелы изготовлены специально к духовому ружью, значит, и духовое ружье можно изготовить специально для стрел.
  Селлерс вытер руки носовым платком, провел им по лбу, вытер шею и сказал:
  — Черт побери, я готов выскочить отсюда!
  — Что вас удерживает? — поинтересовался я.
  — Ты.
  — Это каким же образом?
  — Не говоришь мне всего, что знаешь.
  — Я просто задал несколько вопросов относительно духового ружья.
  — Ладно, — сдался он, — пойдем дальше. Задавай мне еще вопросы. Но я уверен: эти стрелы были выпущены из этого духового ружья. Все твои разглагольствования — ерунда.
  — Вы уверены?
  — Конечно, уверен.
  — Та стрела, — сказал я, — вошла в дерево довольно глубоко.
  — Это верно. Довольно глубоко.
  — Вы думаете, миссис Крокетт выдула ее через световой колодец в окно студии?
  — Должна была выдуть. Это единственное место, откуда могла прилететь стрела. Угол, под которым она воткнулась, указывает прямо на окно ванной комнаты.
  — Ну, — возразил я, — следует рассмотреть и другую возможность. Вы не пытались выдуть из этого духового ружья одну из стрел, чтобы посмотреть, как глубоко она может вонзиться в дерево?
  — С какой стати я стал бы это делать?
  — Это могло бы быть надежной проверкой.
  — Стрела воткнулась в дерево. Этого ты оспорить не можешь, Поллитровочка.
  — Я не пытаюсь это оспорить, — возразил я. — Я только говорю, что не думаю, будто Филлис Крокетт в состоянии выдохом легких послать эту стрелу на такое расстояние и вонзить ее в древесину так глубоко. Я не думаю, что и вам удалось бы это сделать, даже с расстояния метр или метр двадцать.
  — К чему ты клонишь? — спросил он, все больше раздражаясь.
  — Я клоню к тому, что вы пошли по самому легкому, очевидному пути. Вы видели духовое ружье, которое сделано, чтобы стрелять стрелами; видели стрелу, которая сделана, чтобы ею выстрелили из духового ружья, — и пришли к очевидному выводу, что эта стрела вылетела из этого ружья. Я не думаю, что она вообще вылетела из какого-нибудь ружья.
  — Так откуда же, по твоему мнению, она прилетела? Скажи-ка, если ты такой умный! — спросил Селлерс, вытирая пот с лица и шеи. — И хватит водить меня за нос. Больше всего на свете мне хочется уйти отсюда к чертовой матери!
  — Можете убираться к чертовой матери, как только вам захочется, — разрешил я. — А моя гипотеза состоит в том, что некто изготовил короткоствольное духовое ружье, приводимое в действие сжатым воздухом, и что этот некто стоял в тамбуре совсем рядом с Дином Крокеттом и выстрелил стрелой ему в грудь. Затем, после того как Дин Крокетт упал, этот некто вставил в ружье вторую стрелу и разрядил его так, чтобы она вошла в дерево под таким углом, словно была выпущена из окна ванной комнаты. Но я думаю, что этот некто допустил роковую ошибку в превосходно задуманном преступлении, не приняв во внимание тот факт, что сжатый воздух в его ружье создает гораздо большую выталкивающую силу, чем может создать пара человеческих легких. Я оценил ситуацию, когда понял, что стрела в древесине была выпущена второй, а не первой. Вы можете прийти к такому же выводу, — пояснил я. — Поставьте себя на место Дина Крокетта. Если он стоял тут, у окна, и кто-либо пустил в него стрелу и промахнулся — стрела вонзилась в дерево, — он вряд ли повернулся бы лицом к окну, положив руки на подоконник и поставив себя в положение превосходной мишени для второго выстрела. Этот тип объездил все джунгли и не вчера родился. Когда я увидел, что стрела до оперения вошла в твердую древесину, я чертовски хорошо понял, что она не могла быть выпущена из обычного духового ружья.
  Я откинулся назад и закрыл глаза. Селлерс подошел к двери и промычал, обращаясь к банщику (в его голосе звучала неподдельная мука):
  — Эй, ради бога, принесите мне полотенце!
  Широко раздвинув ноги, он глядел на меня сверху вниз, вытирая полотенцем вспотевшие лицо, шею и руки. Затем вдруг скомкал полотенце, швырнул изо всей силы на пол, надел мундир, повернулся и молча пошел к выходу. Возле самой двери он повернулся на каблуках и спросил:
  — Хорошо, кто сделал это?
  — Обратите внимание на того, кто последним видел Крокетта живым, — сказал я и опять закрыл глаза.
  Селлерс постоял с минуту, потом я услышал, как он выходит за дверь. Затем он вернулся и сказал:
  — Если бы здесь не было жарко настолько, что трудно пальцем пошевелить, я бы пнул тебя прямо в твою задницу. Благодарю за информацию.
  Глава 23
  Я вошел в контору агентства около половины одиннадцатого. Выглядел я немного лучше, но мое лицо украшал хороший синяк под правым глазом; кроме того, я не мог глубоко вдохнуть без боли и на ходу берег одну сторону. Элси Бранд выбежала ко мне.
  — Берта желала увидеть тебя, как только появишься, — выдохнула она. — Чуть на уши не встала, пытаясь тебя разыскать.
  — Скажи ей, что я пришел, — распорядился я.
  Я осторожно опустился во вращающееся кресло, и, прежде чем я устроился поудобнее, тяжело ступая, примчалась Берта.
  — Фрэнк Селлерс в моем кабинете, — сообщила она. — Ты можешь прийти?
  — Скажи ему, чтоб пришел сюда.
  — Ему это не понравится.
  — Скажи ему, чтоб пришел сюда.
  Берта взвилась:
  — Мы не можем себе позволить так вести себя с копами. Мы должны сохранять с ними хорошие отношения…
  Я поудобнее устроил свое больное тело во вращающемся кресле и закрыл глаза.
  — Правильно, — сказал я. — Если он захочет меня видеть, он придет сюда. Если не захочет, это не имеет значения. Скажи ему, что я расскажу все, что знаю.
  Берта, крупно шагая, выскочила из кабинета. Примерно через десять секунд она вернулась с Фрэнком Селлерсом.
  — Как ты себя чувствуешь, Поллитровочка? — спросил Селлерс. Голос был дружелюбным, почтительным.
  — Неважно.
  — Тебя и вправду здорово побили.
  — Не стоит говорить об этом.
  Селлерс выглядел слегка смущенным.
  — Дональд, — сказал он, — нынешним утром я раскрыл это убийство.
  — Крокетта?
  — Крокетта.
  — И кто же сделал это?
  — Олни, — ответил Селлерс. — Он был чертовски ловок. Подготовил все так, чтобы иметь возможность приносить свое духовое ружье, и никто этого не замечал. Он осторожно удалил сердцевину в древке клубного знамени, затем украл стрелы. Намеревался подложить духовое ружье в студию миссис Крокетт, но ты опередил его, избавил от части хлопот.
  Я слегка изменил положение, пытаясь уменьшить боль в боку.
  — Он сам изготовил маленькое духовое ружье? — спросил я.
  — Этого я не знаю, — ответил Селлерс. — Труба не длиннее двадцати пяти сантиметров; он привинтил к ее концу баллончик со сжатым воздухом, точнее, со сжатым углекислым газом и разработал спусковое устройство, посылающее стрелы так быстро и так сильно, что они летели, как пули.
  — Гм…
  — Он управлял делами Крокетта и уплатой налогов и мало-помалу облегчил Крокетта примерно на шестьдесят тысяч баксов. Крокетт начал что-то подозревать и намеревался в ближайшее время провести ревизию; по крайней мере, Олни так думал.
  Я сказал:
  — Это еще ничего. Я побаивался, не положил ли он глаз на Филлис и не потому ли хотел устранить Крокетта.
  — Ну, здесь все одно к одному, — сказал Селлерс. — Раз мы пошли по правильному пути, до конца дошли без труда. Мы обыскали его комнату. Чертов дурак даже не избавился от духового ружья, которое изготовил.
  Я зевнул:
  — Зачем вы сюда пришли, Фрэнк?
  — Хотел поговорить с тобой, прежде чем все это попадет в газеты, — признался Селлерс смущенно.
  — Зачем?
  — Ну, — замялся он, — они, вероятно, будут брать у нас интервью, и хотелось бы знать, что ты собираешься рассказать газетчикам.
  — Я? — произнес я, удивленно подняв брови. — Но, черт побери, я не собираюсь рассказывать ничего особенного. Только то, что прошлой ночью мне посчастливилось работать с сержантом Селлерсом из отдела по расследованию убийств, когда он раскрывал кражу нефритовых Будд из квартиры Крокетта. Что после того, как он раскрыл эту кражу, Селлерс пошел дальше и закончил расследование убийства Крокетта.
  — А о нашем совещании в турецкой бане? — спросил Селлерс.
  — Какая еще турецкая баня? — спросил я.
  Через мгновение Селлерс оказался около меня, схватил мою руку и начал ее трясти.
  — Ты благородный маленький шельмец, — сказал он, — и чертовски хороший друг! Я готов тебя расцеловать, хотя хорошо знаю, какую кашу ты заварил с этими двумя идолами. И я, слава богу, не так умен. Мне не понять, что это было.
  — Тогда зачем пытаться?
  Селлерс опять потряс мою руку, затем вдруг схватил и поцеловал Берту.
  — Вот такие частные детективы нужны городу! — сказал он и вышел.
  Берта Кул застыла как вкопанная, буравя меня своими жадными маленькими глазками.
  — В чем дело? — спросил я.
  Я подумал, она хочет узнать о гонораре за дело Крокетта и как я договорился с Филлис. Но вместо этого Берта зашлепала губами.
  — Сукин сын меня поцеловал, — проникновенно вымолвила она.
  Все-таки женщины непредсказуемы!
  
  1958 год.
  (переводчик: О. Фалько)
  
  Передай мне соус
  Предисловие
  Проблема совершения преступления гораздо более серьезна, чем кажется на первый взгляд. Преступления не только уносят огромное количество человеческих жизней, отнимают и разрушают нашу собственность; количество их за последние годы, к сожалению, неуклонно растет.
  Эксперты-криминалисты, занимающиеся этой проблемой, понимают, что она очень сложна и ее надо рассматривать комплексно, в совокупности с другими, сопутствующими.
  Иные представители нашего общества даже полагают, что суровое наказание за содеянное должно положить конец преступности. Когда человек совершает преступление, функция полиции — поймать виновника; суд же должен его осудить, заключить на определенный срок в тюрьму, где он отбывает положенное время в качестве наказания.
  Эта мера необходима, дабы провинившийся перед законом и обществом был выведен на время из жизни и общения, — наказание должно служить предупреждением для других, склонных к совершению подобных злонамеренных поступков.
  К сожалению, данная система существует лишь в теории, на практике многое нередко не срабатывает.
  Около девяноста восьми процентов осужденных, отбыв срок, оказываются на свободе и вливаются в общество. С собой они несут только то, что обрели во время пребывания в тюрьме.
  Наказание необходимо, но оно не может изменить, реформировать человека, оно в состоянии лишь озлобить, ожесточить его. В результате возникает серьезная актуальная проблема: как перевоспитать тех, кто попал в места заключения?
  Каждый из них — это просто номер в тюремных документах, но каждый камерник — это еще и личность: он ею являлся и до тюрьмы, остается ею и там, где отбывает срок. Поэтому возникает немало сложных проблем по содержанию преступников: ведь существует множество типов заключенных, и каждый тип содержит в себе множество индивидов. Одни становятся озлобленными. Другие спокойно и меланхолично отбывают свой срок. Некоторые способны подавлять сексуальные желания во время длительного периода лишения свободы, когда общение с женщиной невозможно, другие с этим не могут справиться. Часть из них становятся тайными, трусливыми и подлыми оппортунистами. Другие — просто побитыми жизнью людьми, которым больше подходит определение «отверженные, изгои общества».
  Некоторые известные ученые, занимающиеся пенологией, наукой о тюрьмах, пытаются подсказать в той или иной форме, что же до́лжно делать с преступниками. Но, похоже, приемлемыми, правильными решениями этих проблем не владеет никто.
  Трудность заключается еще и в том, что «среднестатистический» горожанин, незнакомый с этими «подсказками» ученых, чаще всего мстителен и обладает непререкаемой логикой: с преступившим закон общество должно свести счеты.
  Этот «мстительный» подход к наказанию за преступление, как правило, не срабатывает: зло лишь преумножается злом.
  Последние десять лет я серьезно занимался проблемой тюрем и заключенных, все больше осознавая, как трудно найти выход из этих проблем. Как их решить, не знаю, но настоятельно стараюсь привлечь к ним внимание общества, выдающихся ученых в области пенологии.
  Мой друг Роберт А. Хейнц прослужил в тюрьме около тридцати двух лет. Начинал первым заместителем шерифа по условному освобождению заключенных, а позже, в течение двух лет, занимался тем же в Сан-Квентине. В 1944 году стал надзирателем в калифорнийской тюрьме особо строгого режима в Фолсоме. Я знал Боба Хейнца многие годы. У этого человека были огромные кулаки, и он умел ими пользоваться. С крутыми парнями он сам становился таким же. Но под суровой внешностью билось большое доброе сердце, и Боб прекрасно понимал, что каждый заключенный — тоже человек, всегда был готов протянуть руку помощи, сказать ободряющее слово, исполнить данное обещание.
  Строгая тюремная дисциплина требует адекватного надзирателя, чтобы уметь поддерживать ее на этом уровне. Но Боб Хейнц исповедовал идею, выдающуюся для всех времен и тюремных порядков: в местах заключения, считал он, должна существовать справедливость. Основные принципы человеческого общения должны распространяться на всех, в том числе и на закоренелых преступников, за которыми тянется длинный хвост нарушений законности и порядка, если государство заинтересовано, чтобы большая часть людей за решеткой перевоспиталась. С другой стороны, и сам преступник должен проникнуться идеей собственного перевоспитания, иначе этот принцип гуманности окажется невыполнимым.
  Для этого государство должно предоставить все имеющиеся у него средства, но этот процесс возможен, повторяю, только в том случае, если заключенный сам проникнется идеей перевоспитания.
  Мне бы хотелось в этой книге дать миллионам моих читателей представление о сложнейших проблемах пенологии, рассказать об одном из самых замечательных практиков-исследователей в этой области.
  
  Я посвящаю эту книгу моему другу
  Роберту А. Хейнцу,
  
  надзирателю тюрьмы штата Калифорния в Фолсоме (обычно называемой Фолсомской тюрьмой штата).
  Глава 1
  Девчонке было около пятнадцати. Она изо всех сил старалась держаться храбро и выглядеть старше своих лет, напуская на себя вид взрослой, опытной женщины. Берта Кул норовила от нее отмахнуться. Я стоял в дверях ее кабинета, держась за ручку двери.
  — Извини, я не знал, что ты занята, Берта.
  — Все нормально, она уже уходит, — ответила миссис Кул.
  Девочка часто заморгала, сдерживая слезы. Ей не хотелось уходить, но просить она не собиралась и с достоинством поднялась.
  — Спасибо вам большое, что уделили мне столько времени, миссис Кул.
  Она направилась к двери, а я продолжал стоять в проеме. Словно оправдываясь, Берта представила меня:
  — Это мой партнер, Дональд Лэм, Сандра. Нам надо обговорить с ним одно важное дело.
  Большие голубые глаза снова наполнились слезами, но девочка силилась улыбнуться.
  — Как поживаете, мистер Лэм? — спросила она с показной вежливостью и хотела было пройти мимо, но я не посторонился.
  — Что-то вас беспокоит, Сандра? — спросил я.
  Девочка кивнула, потом внезапно попыталась все-таки проскользнуть мимо.
  — В ее деле для нас нет ничего интересного, — объяснила Берта. — Мы не заработаем на нем ни цента.
  Я обнял девочку за плечи.
  — Подождите, Сандра. Расскажите мне, что случилось.
  Берта посмотрела на меня с недоумением.
  — Она мне уже все рассказала. Говорю тебе, что мы не сможем ей ничем помочь.
  — Так что же все-таки произошло, Сандра?
  Теплота моей руки, обнимавшей ее за плечи, и простая человеческая симпатия оказались выше ее сил. Она припала лицом к моему плечу и заплакала, вздрагивая от всхлипываний.
  — Черт возьми, я ненавижу слезы и сцены! Уведи ее отсюда! — не выдержала Берта.
  — Мы уходим, — ответил я.
  — Я хочу с тобой поговорить! — закричала Берта мне вслед.
  — Говори сейчас. Садитесь, Сандра. — И я подвел девочку к креслу. Она с сомнением посмотрела на миссис Кул, потом села на самый его краешек.
  — Поверь, там нет ничего такого, что могло бы нас заинтересовать. Она хочет найти своего дядю Эмоса. Если Эмос еще жив, то должен унаследовать деньги, и в этом случае часть их даст матери Сандры, если, конечно, не передумает. Ее мать тогда сможет оплатить свои медицинские расходы: похоже, она больна и не в состоянии больше работать. Даже в том случае, если вы найдете ее дядю, нет никакой гарантии, что он вообще собирается выделить ее матери какие-либо деньги. Я уже сказала, гонораром для нас здесь и не пахнет. Поэтому, ради всего святого, позволь решать все мне и уведи отсюда этого ребенка.
  Я взял Сандру за руку и вывел из личного офиса Берты Кул, направляясь в свой офис, расположенный по другую сторону коридора.
  Элси Бранд, мой секретарь, посмотрела на девочку, и в ее глазах сразу затеплилась симпатия.
  — Зайди ко мне, надо кое-что записать, — попросил я.
  Элси села рядом с Сандрой на диван и обняла ее за плечи.
  — Так что же случилось? А?
  Сандра вытерла глаза, потом улыбнулась мне и Элси, как настоящая леди, и выпрямилась. Элси Бранд, повинуясь какому-то шестому чувству опытного секретаря, сразу все поняла и сняла руку с плеча Сандры.
  — Почему вы пришли именно сюда, Сандра? — спросил я.
  — Я смотрю телевизионные шоу и знаю, что должен делать хороший частный сыщик. Один мой друг, он работает в библиотеке, рассказывал мне о вашем агентстве «Кул и Лэм», и я решила, что, если со мной что-нибудь случится, прежде всего приду к вам. И пришла, но вас не было, и меня согласилась принять миссис Кул.
  — Так что же все-таки случилось? — спросил я в который раз.
  — Дядюшка Эмос…
  — Как его зовут?
  — Гейдж, Эмос Гейдж.
  — Ну и что с ним?
  — Дядюшка Эмос… ну, он немного странный.
  Я понимающе кивнул.
  — Он принимает таблетки, ну… наркотики, напивается… Ни мама, ни я не можем на него повлиять. Мама говорит, что он нездоров, что он не в силах ничего с собой поделать, что это такая же болезнь, как если бы у меня была корь.
  — А где он сейчас, твой дядюшка?
  — Пустился в один из своих обычных загулов и еще не вернулся. Написал маме, что его запой кончился и он добирается домой на попутных машинах, но до сих пор так еще и не добрался.
  — Где он живет?
  — У него свой дом, недалеко от нас. Дядюшка Эмос хорошо относится ко мне и к маме.
  — Он что, брат твоей мамы?
  — Нет. Моя мама была замужем за его братом, моим отцом, потом он умер, и мама вышла за Джеймса Идена, ну а потом они разошлись. Дядюшка Эмос очень добрый человек, он очень хорошо к нам с мамой относится, — повторила девочка.
  — И что же случилось?
  — Дядюшка Эмос получает деньги из фонда опеки. Теперь он дает маме по тридцать долларов в месяц, а в этом месяце по какой-то причине он этих денег не получил. Во всяком случае, мы его еще не видели.
  — И он вам не звонил?
  — Нет. — Она покачала головой. — Он просто прислал открытку, — снова повторила она, — что он на пути домой и придет к нам сразу, как вернется, но… он так и не приехал.
  — Откуда же твой дядя получает эти деньги?
  — Из фонда опеки. Деньги ему оставил его дядя — Элберт.
  — Тебе известно, сколько он оставил денег?
  — Я только знаю, что там их очень много и дядя Эмос пока наследовал лишь часть из них. Позже он получит много больше.
  — Твоя мама обо всем этом знает?
  — Конечно. Он же дает маме тридцать долларов в месяц. И обещал, что, когда получит всю сумму, будет ей давать намного больше. Но для этого дядюшке Эмосу должно исполниться тридцать пять лет. Он еще сказал маме, что завещает все ей в случае смерти. Мы с мамой единственные, кто по-настоящему ему близок. Мы его очень любим.
  Я посмотрел на часы.
  — Мне необходимо увидеться с Бертой Кул по очень важному вопросу. Она ждет меня. Ты, Сандра, поговори пока с Элси Бранд, дай ей свой адрес, телефон, мамино имя. И отправляйся домой. Кстати, ты хорошо знаешь, как доехать до своего дома?
  Она бросила на меня испепеляющий взгляд.
  — Конечно, мне же почти пятнадцать!
  — Хорошо, тогда отправляйся домой, и, как только мы что-нибудь выясним, сразу же дадим вам знать.
  — Но миссис Кул сказала, что вы не можете заняться этим делом, что вы разоритесь, если будете заниматься всякой ерундой, — заморгала глазами Сандра, готовая вот-вот расплакаться.
  Я хорошо знал Берту Кул — сверкающий бриллиант! Но внешность ее обманчива: внутри у нее сердце, сделанное из стали и цемента. И все же я ободряюще кивнул Элси.
  — Пошел в клетку льва, а ты пока подготовь всю необходимую информацию.
  Глава 2
  Берта Кул временами напоминает мне огромный моток колючей проволоки. Вот и теперь она смотрела на меня с нескрываемой враждебностью своими маленькими пронзительными глазками.
  — Волшебный принц из сказки! Дед Мороз! А я, конечно, как всегда, старая злая ведьма!
  — Я просто хотел уяснить, чего же хочет от нас эта девочка.
  — Ей хочется, чтобы к ней отнеслись с симпатией, расположением, состраданием. И все это в тебе есть, Дональд Лэм, и это худшая часть твоего существа. В тебе живут отвратительные качества, присущие всем мужчинам. Стоит только женщине любого возраста пригорюниться и выдавить из себя слезу, вы сразу разрешаете ей положить головку к вам на плечо и спрашиваете, чем можете помочь. Если бы ты не был таким законченным дураком, то многое бы понял в этой жизни. У этой незаконнорожденной есть мать, к тому же достаточно хитрая: посылает подростка в сыскное агентство только для того, чтобы вызвать к себе жалость, а не потому, что очень плохо себя чувствует.
  Я стоял и слушал, расплывшись в улыбке.
  — Ты хотела со мной о чем-то поговорить?
  — Я не уверена, что вообще хочу тебя видеть! — взорвалась Берта. — Ты и твои необыкновенные манеры! Твое мягкосердечие! Видит бог, Дональд, если бы не я, ты бы разорил наше чертово сыскное агентство в первые же тридцать дней его существования.
  — Это может подождать?
  — Что может подождать?
  — То, о чем ты хотела со мной поговорить.
  — Черт, конечно, нет!
  — В таком случае…
  — О нет, это не так уж важно, — с сарказмом перебила она меня. — Всего пять сотен долларов в качестве предварительного гонорара, пятьдесят долларов за каждый прошедший день, триста долларов на расходы и пять сотен дополнительно, если мы сможем решить поставленную перед нами проблему в течение недели.
  На пальцах Берты зловеще сверкнули бриллианты, когда она в ажиотаже размахивала руками.
  — Но нет, мы этого не желаем! Мы слишком горды и независимы, чтобы беспокоиться о деньгах! Забудем о расходах, которые ложатся в подобных случаях на администрацию офиса! К черту наличные, пока мы гоняемся за миражами! Фирма «Кул и Лэм» отныне работает только с детьми!
  Постепенно Берта начала успокаиваться. Сказала будто в телефонную трубку:
  — Что у вас?.. Две тысячи долларов? Извините, нас это не интересует. Все служащие фирмы брошены на розыски пропавшей машинки пятилетнего ребенка, который не помнит, где ее оставил…
  Берта сделала вид, что бросает трубку на рычаг. А я открыл дверь, чтобы вернуться к себе.
  — Куда, черт возьми, ты уходишь? — завопила она.
  — Хватит истерик, у меня полно дел!
  — Спешишь послужить этой плоскогрудой внебрачной с голубыми глазами? К черту! Вернись и послушай, что тебе говорят!
  — Пока ничего стоящего я не услышал.
  Берта в ответ сжала свои бульдожьи челюсти, протянула руку к каким-то бумагам на столе, и опять сверкнули бриллианты на ее унизанных кольцами пальцах.
  — Посмотри вот это. Малкольм Гринлеаз Бакли исчез неделю назад. Его жена Дафни Бакли в отчаянии. Она хочет, чтобы мы его разыскали.
  — Почему? — явно невпопад задал я вопрос.
  — Почему? — опять заорала Берта. — Откуда, черт возьми, я могу знать? Видимо, потому, что она любит этого сукиного сына.
  — Что-нибудь со страховкой?
  — Почему ты об этом спрашиваешь?
  — Вознаграждение назначено в пятьсот долларов. Женщины обычно не бывают слишком щедрыми через неделю после разъезда с мужем.
  В глазах Берты сразу зажегся огонек интереса к моим словам.
  — Нет, ты все-таки умный шельмец, Дональд! — с некоторой долей восхищения произнесла она. — Иногда я задумываюсь над тем, как у тебя это получается? И почему до сих пор женщины не вытащили золотые коронки у тебя изо рта, не сорвали с тебя рубашку, а самого не выбросили на съедение рыбам?
  — Значит, все-таки дело в страховке?
  — Семьдесят пять тысяч долларов и двойная компенсация в случае несчастного случая.
  — Так с чего же в таком случае мы начнем?
  — Ты начнешь с разговора с миссис Бакли, ее имя Дафни. Не правда ли, звучит как название какого-то блюда?
  — И ты позволяешь мне с ней поговорить?
  — Не волнуйся, все финансовые детали с ней уже обговорены. Можешь спокойно дать ей возможность рассказать тебе все, положив ножку на ножку и придумывая все, что ей придумается. Но ничего не поможет. Гонорар определен, и, если ты хочешь знать о таком типе женщин, Дональд, она даже бровью не поведет в твою сторону. Она знает, что я не дам ей ни на цент снизить мой гонорар.
  — Где мне ее найти?
  — В жилом квартале Рейнголд, квартира 721, она ждет. Надеюсь, она тебе расскажет всю правду, если еще не передумала, пока ты тут ковырялся и изображал доброго дядюшку.
  — А как насчет денег на расходы?
  — Она оставила на расходы три сотни. И смотри, ни цента больше, иначе придется тратить из нашего гонорара.
  — Но этого будет недостаточно.
  — Нет уж, постарайся уложиться.
  — Хорошо, я выпишу чек на три сотни долларов, — мне ничего не оставалось, как согласиться.
  — Ты можешь пока взять на расходы пятьдесят, потом зайдешь и возьмешь еще, если понадобится.
  — Нет, я так не работаю! Начну с тремя сотнями в кармане, а потом, если понадобится, потребую еще, а если не израсходую их, то верну.
  Берта начала медленно краснеть, но я не стал дожидаться нового взрыва возмущения, распахнул дверь и вернулся к себе в офис.
  Элси все еще разговаривала с Сандрой Иден.
  — У девочки есть какие-нибудь фотографии? — спросил я, глядя на записи, которые сделала Элси.
  — Она думает, что у ее матери они есть.
  — Как ты сюда добралась? — спросил я Сандру.
  — Автобусом.
  — Хочешь обратно доехать со мной на машине?
  — С вами?
  Я кивнул. У нее сразу загорелись глазки.
  — С большим удовольствием, — проворковала она.
  — Пошли.
  Элси Бранд проводила нас задумчивым взглядом.
  Я получил у кассира причитавшиеся мне на расходы три сотни, посадил Сандру в старенькую машину нашего агентства, и мы помчались на встречу с ее матерью. Они жили в довольно облезлом доходном доме, и миссис Иден, естественно, не ждала никаких посетителей.
  — Я похожа на пугало, — засмущалась она, — и просто не могу сейчас с вами беседовать. Я должна надеть на себя что-нибудь поприличнее.
  — Мне нужен ваш голос, а не ваш внешний вид. И, знаете, у меня очень мало времени, миссис.
  — Сандра сказала мне, что идет в ваше агентство. — Она посмотрела на Сандру, и я увидел в ее глазах огромную любовь к девочке. — А я ее предупреждала, что вряд ли это дело вас заинтересует, ведь понадобятся деньги, чтобы вести расследование.
  — Ну, вообще-то вы правы, — ответил я.
  — А денег у нас нет, как и многого другого.
  — Вы работаете?
  — Работала.
  — Бросили из-за нездоровья?
  — Меня попросили уйти с работы, они считали, что я ее выполняю слишком медленно. Хотя я согласилась бы работать, даже если бы боль была вдвое сильнее… Я боролась с ней…
  — А что за болезнь у вас?
  — Думаю… у меня опухоль. Доктора советовали сделать операцию еще полгода назад.
  — И вы ждете эту операцию шесть месяцев?
  — Я должна была работать, а сейчас на операцию просто нет денег.
  Я поднялся, прошел в небольшую кухоньку и открыл холодильник. В нем стоял пакет с молоком и ничего больше: ни яиц, ни масла, ни мяса.
  Она разозлилась.
  — Что это вы себе позволяете, идете в кухню, будто у себя дома?
  — Извините, миссис Иден.
  — Знаете, мистер Лэм, думаю… — голос ее задрожал, — я не могу себе позволить быть слишком гордой…
  — Расскажите о дядюшке Эмосе, — попросил я.
  — Его полное имя Эмос Гейдж. Он должен скоро получить деньги от фонда опеки, которые оставил ему его дядя.
  — Как имя этого дяди?
  — Элберт.
  — Расскажите об этих деньгах.
  — Эмос Гейдж должен их получить, когда ему исполнится тридцать пять лет, но только в том случае, если он не совершит до этого никакого преступления. Если же он не доживет до этого возраста или совершит преступление, то деньги переходят к различным фондам милосердия.
  — Сколько лет сейчас Эмосу Гейджу?
  — Должно исполниться тридцать пять через несколько недель. До этого срока попечители выдают ему небольшую сумму на жизнь.
  — Трудная ситуация… Вождение машины в нетрезвом состоянии — это уже преступление. И очень многие его совершают, находясь в разной степени опьянения.
  — Ну… это именно то, что и беспокоило дядюшку Эмоса, тем более что у него бывают периодические запои. Сандра рассказывала, наверное, вам об этом.
  — Мы сэкономим массу времени, если вы будете обо всем говорить сами.
  — Вы хотите сказать, что ваше агентство берется за наше дело?
  — Пока я еще не могу этого утверждать с полной уверенностью, но надеюсь, мы что-нибудь придумаем.
  — У меня нет денег, я не смогу вам заплатить.
  — Знаю.
  — И если вы его даже найдете, это тоже может принести не много радости.
  — Что вы имеете в виду?
  — Думаю, что это именно тот случай: он, очевидно, вел машину в нетрезвом состоянии, где-то по дороге его арестовали, а он мог назвать полиции не свое имя…
  — Как же это может быть, ведь водительские права на его имя?
  — Он мог их и не показать. Даже мог выбросить.
  — Что, он такой хитрый мужик?
  — Очень хитрый и сообразительный, но не во всех вопросах.
  — Хорошо, я попытаюсь его найти, но что, если его все-таки заключили в тюрьму за вождение в нетрезвом виде?
  — Тогда он не получит своих денег.
  — Какая сумма его ждет?
  — Мне кажется, сейчас это что-то около семисот пятидесяти тысяч долларов. Сначала там было около миллиона, но часть вложили в ценные бумаги. И их стоимость за это время выросла.
  — Предположим, миссис, что мы его нашли и он не в тюрьме?
  — Тогда он поможет нам. Мне нужна его помощь, особенно теперь, но я боюсь, что… Я боюсь об этом и подумать, мистер Лэм. Ужасно боюсь, что именно по этой причине о нем ничего не известно, боюсь, он все-таки в тюрьме.
  — Хорошо, предположим, Эмос Гейдж в тюрьме и пытается скрыться под чужим именем, чтобы опекуны не узнали о его преступлении. Мы его находим. Ведь это выдернет ковер прямо из-под ног вашего дядюшки, да и ваших тоже.
  Она согласно кивнула.
  — Это предоставляет детективному агентству прекрасную возможность для вымогательства денег и шантажа.
  — Я не знала, что такое происходит в реальной жизни.
  — Я тоже. Но вспомните книги, кинофильмы, телевизионные постановки на эту тему. Основой сюжета для них, как правило, являются жизненные реалии.
  Миссис Иден еле заметно улыбнулась. Я присмотрелся к ней. Она была недурна, очень изящна, совсем без косметики и губной помады, в домашнем халатике, ее запавшие голубые глаза казались особенно печальными.
  — Вы сказали, что были у доктора?
  — Да.
  — Как его имя?
  — Доктор Мортинсен Л. Беач. Он известный специалист по… женским болезням.
  — Это он предложил сделать вам операцию?
  — Да, он.
  — Почему вы так уверены, что дядя Эмос, как вы его называете, даст вам деньги на нее, если мы его разыщем? Будут ли деньги вообще у него, вот в чем вопрос.
  — Он очень щедрый человек, брат моего первого мужа. И настоящий друг. Он помогал мне, каждый месяц давал по тридцать долларов, и это было еще до того, как я потеряла работу. Теперь я просто в отчаянии… И… я вам доверяю, мистер Лэм.
  — Это всегда помогает, особенно если вы хотите получить какие-то результаты, — сказал я.
  — Дядюшка Эмос периодически начинал очень сильно пить, это были настоящие запои. И всегда знал, чем это кончается. Так как он понимал, что может произойти в случае, если его остановят пьяным за рулем, то, как только он выпивал свой первый стаканчик, ключи от машины отдавал мне.
  — Что, Гейдж жил недалеко от вас?
  — Да, по соседству.
  — У него квартира?
  — Нет, у него дом, гараж.
  — Ну, так. Он отдавал вам ключи, а что было дальше?
  — Ключи оставались у меня до тех пор, пока он окончательно не выходил из состояния запоя. Иногда, правда, он являлся и умолял, чтобы я отдала ему ключи, но мне всегда приходилось быть непреклонной до конца, пока запой не проходил.
  — А как вы могли определить, что этот момент наступил?
  — Знаете, мистер Лэм, это трудно объяснить словами, но это возможно.
  — Вы были замужем за его братом?
  — Да.
  — Он что, умер?
  — Да.
  — И вы снова вышли замуж?
  — Да.
  — Сандра — ребенок от первого брака?
  — От первого. Она поменяла фамилию, когда я вышла замуж за Джеймса Идена.
  — Почему?
  — Родственники первого мужа меня всегда ненавидели, все, кроме Эмоса.
  — А дядюшка Элберт?
  — Он меня так и не признал. После смерти моего первого мужа Элберт ни разу не разговаривал ни со мной, ни с Сандрой.
  — Как звали вашего первого мужа?
  — Норман Гейдж.
  Я прекратил расспросы. Но миссис Иден, очевидно, надо было выговориться, и она, помолчав с минутку, продолжила:
  — Так вот, об Эмосе. В этот раз я тоже получила ключи от его машины и знала, что он уехал куда-то, может быть даже, чтобы подготовиться раньше времени отпраздновать свой тридцатипятилетний юбилей. Я не одобряла эту затею, и меня она очень волновала. Несколько дней назад я получила от Эмоса открытку из Карвер-Сити. В ней говорилось, что он пришел в себя и возвращается домой.
  — Из Карвер-Сити?
  — Да.
  — Как же он собирался вернуться, если у него не было денег, а ключи от машины оставались у вас?
  — Он обычно возвращался на попутных машинах, поэтому деньги не требовались.
  Я удивленно поднял брови.
  — Я хочу, чтобы вы поняли, мистер Лэм… Когда Эмос впадал в состояние запоя, это не означало, что он просто хотел выпить, это страстная психологическая и физиологическая необходимость…
  — Не трудитесь, миссис Иден, объяснить с научной точки зрения периодические запои вашего дядюшки, мало кому это дано понять.
  — Что делать, но именно так все с ним и происходит: он пьет, пока у него не кончаются деньги. Поэтому его дядя и не доверил ему больших сумм, больше тех, на которые можно хоть как-то прожить. От фонда опеки он получает триста пятьдесят долларов в месяц. Они это называют фондом транжира.
  Я понимающе кивнул.
  — Поэтому, когда деньги кончаются, он находит станцию обслуживания, которая принадлежит члену ордена оленей.
  — Почему именно этот орден?
  — Он тоже принадлежит к этому ордену. Рассказывает обычно, кто он и что ему нужно, и, как правило, ему помогают, сажают на попутные машины. Иногда приходится менять две-три, если ему становится не по пути, иногда же его сразу доставляют до места, в наш город. На этот раз я получила открытку, я вам уже говорила, из Карвер-Сити. Он написал, что у него все хорошо, что он пережил ужасный шторм и не менее ужасную встряску, что деньги кончились и что теперь он ждет на станции одного из членов ордена оленей и надеется добраться домой в течение ближайших суток.
  — И что было потом?
  — Полная тишина.
  — Вы не думали, что надо сообщить об этом в полицию?
  — Сначала я хотела это сделать, но потом побоялась. Если полиция об этом узнает, делу дадут официальный ход. Если Эмос и в самом деле в тюрьме, они составят документ и сообщат в фонд.
  — Что касается нас, то…
  — Если бы я стала вашим клиентом, то вы защитили бы меня, не так ли? Вы освободили бы его из тюрьмы, и это не получило бы огласки?..
  — Вы хотите сказать, что могли бы обмануть попечителей фонда, скрыв от них правду?
  На секунду она отвела взгляд, потом прямо посмотрела мне в глаза.
  — Это жестокое, несправедливое условие завещания! Оно лишало дядюшку Эмоса уверенности в себе. Если бы не оно, думаю, он бы сам справился со своей болезнью. Он ведь понимает, что ему необходимо лечиться, а члены опекунского совета надутые, лицемерные, самодовольные, ведут себя как садисты по отношению к нему.
  Дело в том, что дядя Эмос должен каждый месяц приходить к ним в офис фонда, где они вручают ему наличные деньги и при этом не пропускают случая прочесть нотацию, как надо себя вести, изменить свое поведение, чтобы из пьяницы получился нормальный человек. Дядюшка каждый раз так злится, что теряет над собой всякий контроль, иногда именно это вызывает у него очередной запой.
  Я посмотрел на Сандру.
  — Целиком доверяю моей дочери Сандре, и она доверяет мне, — сказала миссис Иден, как бы прочитав мои не высказанные вслух мысли.
  — А у вас есть его снимки?
  — Да, но только моментальная фотография, сделанная шесть месяцев назад, на ней мы втроем.
  — Он похож на ней на себя?
  — Это моментальный снимок, а не портрет, но он на нем очень на себя похож.
  — Давайте посмотрим! Я хотел бы взглянуть и на открытку, если она все еще цела.
  Миссис Иден подошла к полкам с книгами, вынула «Приключение королевы Эллери». Рядом стоял трехтомник Шерлока Холмса, «Скачка на розовом коне» Дороти Хьюс, истории Ниро Вулфа Рекса Стаута и том с удивившим меня названием «Убийства в Лос-Анджелесе».
  Я в некотором недоумении поднял брови.
  — Это все книги Сандры, — объяснила она. — Девочка просто глотает эти истории об убийствах. А вот фотография. Я закладываю ее в книгу, чтобы не помялась.
  — Таким способом я тренирую свою внутреннюю силу, — объяснила тем временем Сандра. — И теперь, мама, в нашем доме есть настоящая библиотечка детективной литературы.
  — Боюсь, моя дорогая, ты слишком импульсивна, — ответила мать с терпеливой, всепрощающей улыбкой.
  Она пододвинула ко мне фотографию, затем обошла вокруг стола, взяла ее в руки и подала мне.
  — Хорошо, — ответил я, взглянув на фото и возвращая его, — я займусь этим и дам вам знать, сможем ли мы взять дело к расследованию в своем агентстве.
  Мы пожали друг другу руки, и Сандра, играя роль гостеприимной хозяйки, проводила меня до дверей. Я спустился с лестницы. Напротив дома был продуктовый магазин, кулинария. Я взял двадцать пять долларов из тех, что мне были выданы на расходы, и спросил менеджера этого магазина, знает ли он девчушку по имени Сандра Иден, которая живет в доме напротив. Он ответил, что знает: она и ее мать иногда покупают у него продукты, но он что-то давно их не видел. Мать девочки помнил плохо, так как продукты обычно покупала дочь.
  — Вы знаете, какие продукты они обычно покупают? — спросил я.
  Он утвердительно кивнул.
  — Хорошо, — сказал я, — положите в корзину несколько хороших кусков мяса, пару кур, еще что-нибудь из продуктов, которые они обычно берут, и отнесите в квартиру 305. Если вас спросят, от кого они, скажите, что вас попросил это сделать незнакомый вам человек от имени дядюшки Эмоса.
  — Кого-кого? — не понял менеджер.
  — Дядюшки Эмоса.
  — Да, я вспомнил, Эмос Гейдж, он живет напротив, и он…
  — Вам следует не говорить, а слушать. Доверенный дяди Эмоса хотел, чтобы они получили эти продукты.
  — Доверенный Эмоса? Я правильно понял?
  — Вы поняли правильно, и, если они спросят, как он выглядел, вы ответите, что не запомнили. Отнесите все это немедленно. Понятно?
  — Да, я понял.
  — Хорошо, делайте.
  Спустившись вниз по улице, я вошел в телефонную будку и в абонентской книге нашел номер доктора Мортинсена Л. Беача. Я позвонил и попросил принять меня по не терпящему отлагательства делу, но секретарша ответила, что это невозможно. Я спросил, могу ли я поговорить с сестрой, она ответила, что и это невозможно. И только когда я сказал, что хочу договориться о срочной операции одной из их пациенток, подошла к телефону медицинская сестра. Я сказал ей:
  — Говорит представитель мистера Эмоса Гейджа. Я знаю, что у вас есть больная Элеонор Иден, которой вы рекомендовали сделать операцию. Я бы хотел знать, сколько она может стоить.
  — Кто это говорит?
  — Представитель мистера Эмоса Гейджа. Она его родственница.
  — Одну минутку, — было ответом. Потом в трубке раздался мужской голос:
  — Говорит доктор Беач. Я хотел бы знать точно, с кем имею честь разговаривать.
  — Я представитель мистера Эмоса Гейджа, который является родственником Элеонор Иден. Она нуждается в операции, и мне хотелось бы знать, насколько это серьезно.
  — Она нуждается в срочной операции. Обычно я не обсуждаю состояние моих пациентов даже с родственниками… В данном случае я имею все основания полагать, что операцию сделать пока еще не поздно, но мы не должны затягивать время ее проведения, в противном случае придется делать резекцию окружающих тканей. Кроме того, ситуация в любой момент может стать непоправимой. Пожалуйста, придите ко мне в офис и скажите, кто вы, и…
  — Доктор, сколько может стоить такая операция? — спросил я.
  — Стоить! — закричал он в трубку. — Стоить, черт побери! Давайте сначала сделаем операцию. Мы поговорим о ее стоимости и о моем гонораре потом. Надо только выяснить, будет ли у нее сто пятьдесят долларов, чтобы внести госпитальную плату. Я согласен на кредит. Она говорила мне, что у нее есть родственник, который, возможно, ссудит ее деньгами, но только через несколько месяцев, после того, как он их сам получит… Не буду от вас скрывать, ей очень нужна операция. Я буду ее лечить, но не могу заплатить за нее госпитальные расходы.
  — Значит, ваш гонорар можно пока не оплачивать?
  — Я подожду со своим гонораром, можете даже выбросить его в окно. Теперь вы появитесь в моем кабинете?
  — Я приеду, — сказал я и добавил: — Но пока не знаю когда. — С этими словами я поспешил повесить трубку, прежде чем он успел мне возразить.
  Глава 3
  Я позвонил в газету «Дейли трибюн» и спросил телефон справочной библиотеки. Как только я услышал в трубке голос Марлин Хайд, директора этого справочного морга, я сказал:
  — Привет, красавица, это Дональд!
  — Дональд! Где ты скрывался все это время?
  — Был занят.
  — Больше не хочу никогда тебя видеть.
  — Все еще гоняюсь за убийцами, — попытался объяснить я.
  — Ну что же, для тебя было бы лучше приехать сюда и провести некоторую исследовательскую работу.
  — Это идея! — вскричал я. — А как насчет того, чтобы разложить материал так, чтобы мне осталось его только просмотреть?
  — Я могу это сделать, но хорошо, если бы ты мог не так спешить.
  — Ты ускоряешь мой обмен веществ. Я постоянно голоден и всегда готов есть.
  — Что же ты мне сразу этого не сказал? Я бы испекла пирог и принесла в офис.
  — Договорились. А пока посмотри, что у вас есть на парня по фамилии Элберт Гейдж, который умер несколько лет назад и оставил после себя большое состояние, передав его в опекунский фонд для своего племянника по имени Эмос. Взгляни, может быть, в газетах того времени что-то обнаружишь.
  — Как, ты сказал, его имя? Гейдж?
  — Да, правильно.
  — Я все подготовлю. Когда ты приедешь?
  — Через пятнадцать минут.
  — Я вся — ожидание.
  — Не обманываешь?
  — Нет! По крайней мере не я, — быстро добавила она и повесила трубку, прежде чем я успел что-нибудь сказать.
  Я тотчас сел в свою развалюшку и покатил к редакции «Трибюн». Оставив машину на стоянке, поднялся в офис.
  У Марлин Хайд были рыжие волосы и нежная кожа, какая бывает у рыжеволосых. У нее прекрасный вздернутый носик и фигура, вполне достойная избрания Мисс «чего-то». Несколько лет назад о ней много писали в газетах… Однажды, чтобы только ее позлить, я попросил в газете «Трибюн» файл на ее имя, и, прежде чем она узнала о том, что я ищу, у меня в руках были все вырезки за несколько лет; на фото Марлин резала сырный пирог в то время, когда она была «Мисс Высокое напряжение» на конвенции электриков, или что-то в этом роде…
  — Я удивлена, что ты еще помнишь сюда дорогу, — произнесла Марлин.
  — Неужели это было так давно?
  — Да, это было так давно, — сказала она, беря меня под руку и ведя к столу. — Что ты делал все это время и как твоя ужасная партнерша, вы все еще вместе?
  — Она не столько ужасна, сколько производит ужасный шум, вот и все.
  — Знаешь, Дональд, я ее презираю.
  — Что?
  — Она ужасно боится, что ты можешь жениться… Еще одно женское начало… это трудно объяснить. Берта, конечно, любит тебя, но по-своему.
  — И по-своему же она меня ненавидит.
  — Не уверена, что твоя Берта Кул вообще любит мужчин…
  — Да нет, несколько лет назад она была замужем, но все распалось.
  — Это ее история, — ответила Марлин. — Уверена, что она сама все испортила.
  — О чем-нибудь другом не хочешь поговорить?
  — Что можешь предложить ты?
  — Как это получилось, что мы стали обсуждать чужое замужество?
  — Начала я, — призналась Марлин.
  — Я просто подумал, как это могло вообще получиться.
  — С мужчинами всегда так, их надо подвести к теме, хотя у них на уме совсем другое.
  — Например?
  — Ну, кто кого ведет, Дональд?.. Давай перейдем к делу. Скажи, почему ты так спешишь, зачем тебе нужна информация о Гейдже?
  — Я действительно спешу, и мне нужен его файл.
  Она молча передала мне большой конверт, и я начал его просматривать.
  В конверте лежали фотографии покойного дяди и молодого Эмоса тех лет, снятые, возможно, лет десять назад. В конверте также лежала копия одной из статей завещания, из которой явствовало, что завещатель, горячо любивший сына своего брата и не имевший, кроме него, других родственников, сомневался в способности племянника вести себя прилично и с достоинством, в случае если он внезапно наследует столь огромную сумму. Исходя из этого, покойный и завещал все деньги через опекунский фонд. Если к тридцати пяти годам Эмос Гейдж не будет признан виновным в совершении какого-либо серьезного преступления, деньги должны быть полностью переданы ему, а фонд ликвидирован.
  Если же названный Эмос Гейдж умрет, не достигнув этого возраста, или будет признан виновным в совершении тяжкого преступления, тогда и только тогда половина всей суммы должна пойти на нужды тех организаций, в которых у завещателя были свои интересы, а вторая половина денег достается наследникам, если таковые, помимо Эмоса Гейджа, отыщутся, или его детям.
  Затем следовал список организаций, имевших отношение к системе образования, а также различных благотворительных учреждений.
  Одним из опекунов назывался Джером Л. Кемпбелл, именно ему завещатель доверял больше других. В случае его смерти прежде, чем фонд будет ликвидирован, его место должен был занять дублер, имя которого называлось. В случае смерти дублера называлась следующая замена.
  Из газетных вырезок я понял, что Кемпбелл был банкиром, а оба его дублера — адвокатами.
  Я вернулся к письменному столу Марлин, которая в это время разговаривала по телефону с каким-то репортером из газеты. Разговор был, видимо, забавным, она смеялась, пока разговаривала, и чертила указательным пальцем игривые завитушки на поверхности стола.
  Зайдя к ней за спину, я нажал пальцем на рычаг телефона.
  В гневе Марлин обернулась ко мне, ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего, но гнев внезапно погас, и она протянула ко мне свои губки. Я наклонился и поцеловал ее. Это был всего второй поцелуй в нашей жизни. Поцелуй — это все, чего можно ждать от рыжеволосых девушек.
  Когда Марлин оторвала свои губы от моих, она тут же с негодованием заявила:
  — Я бы очень хотела поверить, что ты разъединил телефон, чтобы меня поцеловать, но интуиция мне подсказывает, что тебе нужны другие вырезки и ты не мог дождаться, пока я закончу говорить.
  — Джером Л. Кемпбелл… — проговорил я.
  — Настоящий джентльмен по крайней мере солгал бы, — с упреком сказала Марлин.
  Она дала мне легкую пощечину, исчезла в комнате, где стояли файлы с информацией, и тут же вернулась с нужным конвертом в руках.
  В конверте ничего ценного не оказалось, просто вырезки из различных газет, рассказывающие о человеке, имя которого было более или менее известно в финансовых кругах.
  Кемпбелл произносит речь на конференции банкиров, Кемпбелл читает приветственный адрес на деловой конвенции, Кемпбелл — член жюри в дебатах двух колледжей…
  Я взял его адрес и вернул конверт Марлин. В этот момент вбежал один из известных газетных репортеров, и Марлин пришлось долго танцевать вокруг него. Я видел, что она хочет хоть на секунду отвлечься, чтобы поговорить со мной, прежде чем я уйду, но тот так и не дал ей такой возможности.
  Я тотчас поехал по адресу и сказал секретарю, что хочу видеть Джерома Кемпбелла по делу о наследстве Гейджа. Начался небольшой телефонный перезвон, но потом мне все-таки позволили войти в его кабинет.
  Кемпбелл оказался крупным мужчиной с холодным и честным взглядом. Похоже, это было для него привычным делом — изображать искренность с широко распахнутыми глазами. Когда он говорил, то разводил руки в стороны как бы для подтверждения своих слов. Похоже, с годами он набирал вес и теперь смотрел на меня с видом большого мужчины, презирающего таких маленьких, как я, ростом всего каких-то пять футов шесть дюймов и весом не более ста тридцати пяти фунтов.
  — Мистер Лэм, — произнес он мое имя, будто объявлял имя собаки, представляя ее на собачьем шоу.
  — Я хочу поговорить с вами об имуществе Гейджа и его фонде опеки.
  — Что именно вас интересует?
  — Хочу узнать историю этого дела.
  — Вы газетный репортер?
  — Точнее будет сказать, я на вольных хлебах. А сейчас пришел из газеты «Трибюн». Я изучил дело в их архиве, собрал всю информацию об этом человеке.
  — Тогда что же вам надо от меня, если вы уже собрали всю информацию?
  — Согласно документам, Эмосу Гейджу должно исполниться тридцать пять лет двадцать пятого числа этого месяца. Что тогда станет с фондом?
  — С фондом ничего не случится, — холодно промолвил Кемпбелл.
  — Вы готовы его закрыть?
  — Почему же? Должны быть выполнены определенные условия, а они еще не все соответствуют завещанию.
  — Какие условия?
  — Условия опеки. По моим данным, Эмос Гейдж сейчас может находиться в какой-нибудь тюрьме.
  — И вы не намерены выплачивать деньги в том случае, если он в заключении?
  — Вы же познакомились с правилами фонда опеки, — сказал он.
  Я кивнул.
  — Если он в тюрьме, то весь фонд будет передан различным благотворительным учреждениям. Должен вам сказать, мистер Лэм, что если вы желаете описать данную ситуацию, то я, конечно, одобряю ее с точки зрения разрушающего действия алкоголя на человеческую личность. Я не выдаю секрета, говоря о том, что Эмос Гейдж пьяница. Его дядя знал об этом и резко его осуждал.
  — Вы выдаете Эмосу ежемесячную сумму на проживание?
  — Да, ему назначено определенное месячное содержание, определить эту сумму было разрешено мне лично… По завещанию, я должен был ему дать не менее трехсот долларов в месяц. Я мог дать и больше, если бы счел нужным.
  — Что будет с этими тремястами долларами, когда ему исполнится тридцать пять лет?
  — Конечно, эта сумма больше выдаваться не будет. Весь фонд так или иначе исчезнет. Однако в случае, если деньги фонда пойдут благотворительным организациям, я должен буду остаться на своем посту опекуна еще дополнительно три года, чтобы превратить имущество в наличные деньги. Должен вам сказать, что завещание было написано в спешке, но оно юридически полностью законно. Элберт Гейдж откладывал написание завещания до последнего. А умер он через тридцать дней после того, как оно вступило в силу. Вообще это была трагическая ситуация — у такого человека не нашлось никого из родственников, кому бы он мог завещать такие огромные деньги… Это ужасный пример влияния алкоголя на человеческую личность.
  — Как я понимаю, если состояние перейдет к Эмосу, то он получит его в форме различных ценных бумаг, которые будут приносить доход?
  — Да, правильно, но только в том случае, если оно перейдет к Эмосу. Если же к перечисленным в завещании благотворительным организациям, то я остаюсь на своем посту еще в течение трех лет, чтобы ликвидировать ценные бумаги, постепенно переводя их в наличность и увеличивая оставленную завещателем сумму. Впрочем, я уже говорил вам об этом.
  — Вам платят за ваши услуги?
  — Я получаю компенсацию.
  — Позвольте узнать, сколько же?
  — А вот это вас не касается.
  — Каким образом выплачивается Гейджу его месячное пособие? Вы посылали ему чек? — спросил я.
  — Конечно, нет. Я слишком серьезно отношусь к своим обязанностям. Мистер Гейдж должен был являться в мой офис каждый раз лично. Я выплачивал пособие и получал от него расписку.
  — Сколько раз вы заплатили ему более трехсот долларов?
  — Я никогда не давал ему более трехсот долларов. Он ни разу не выказал желания исправиться, что было условием увеличения его месячного пособия.
  — Вы сами собираетесь найти мистера Гейджа, когда наступит срок окончания работы вашего фонда?
  — Конечно, нет, я не собираюсь этого делать. Я попечитель. Это дело самого мистера Гейджа — прийти ко мне после дня рождения и доказать мне, что все условия завещания соблюдены. Если принять во внимание, что время получения его последнего пособия прошло, а он так и не пришел за ним, могу с уверенностью заявить, что у меня все более растет подозрение, мистер Лэм, что с ним не все в порядке.
  — Что вы имеете в виду, говоря, что с ним не все в порядке?
  — Я говорил вам, что полагаю, у него неприятности, возможно, он даже в тюрьме.
  — И если это так?..
  — Если он в тюрьме, то деньги переходят к различным благотворительным фондам. Я говорил…
  — Надеюсь, вы каждый свой шаг согласовываете с адвокатами?
  — Что вы имеете в виду? Мне не нужны адвокаты. Каждый год я иду в суд со счетом фонда. В прошлом году даже удостоился похвалы за образцовое ведение дел.
  — А вам, мистер Кемпбелл, было бы неплохо еще раз внимательно посмотреть условия трастового фонда.
  — Что вы имеете в виду?
  — По условиям фонда, Гейдж получает деньги, если он жив и не был признан виновным в совершении серьезного преступления к тому времени, как ему исполнилось тридцать пять лет.
  — Да, правильно, здесь не возникает вопроса.
  — А как насчет определения «серьезного»? — спросил я.
  — Любое преступление может считаться «серьезным». Все, что может привести к тюрьме. Я знаю, что имел в виду завещатель, и думаю так же, как он.
  — Здесь присутствует еще одно обстоятельство, о котором вы, видимо, не подумали, — сказал я.
  — Какое же?
  — «Признан виновным».
  Кемпбелл хотел что-то сказать, но передумал, помолчал, глубоко вздохнул.
  — Вы имеете в виду, что… — Он остановился на середине фразы, обдумывая ситуацию.
  — Да, да, я имел в виду, что даже если Эмос Гейдж был задержан по обвинению в убийстве, был арестован за убийство и его судили за убийство, если присяжные заседатели не вынесут свой вердикт до двадцать пятого числа этого месяца, то вам придется выплатить ему деньги трастового фонда.
  — Почему? — удивился он. — Это ведь смешно и нелепо, мистер Лэм!
  — Таковы условия трастового фонда.
  — Но не его сущность!
  — Скажите, что контролирует такого рода фонды, — невинно задал я вопрос, — дух или буква закона?
  — Мистер Лэм, вы намеренно пытаетесь поймать меня на удочку?
  — Вы уже сами проглотили крючок без всякого нажима с моей стороны.
  С этими словами я вышел из комнаты, ощущая спиной его остекленевший взгляд.
  Глава 4
  Я решил все-таки направиться по данному мне Бертой адресу на тот случай, если миссис Бакли звонила еще раз и пожаловалась, что я все еще не появился у нее. Я отложил кое-какие неспешные дела и поехал в квартал Рейнголд.
  Дафни Бакли оказалась удивительно красивой брюнеткой с черными глазами и волосами цвета воронова крыла. Прекрасная стройная фигура, очень тонкая в талии, но со всеми полагающимися к такой талии совершенными изгибами тела. Ей можно было дать не больше двадцати пяти. Слишком тонкие губы ее не украшали, но она знала об этом своем недостатке и, пользуясь помадой, придавала рту красивую форму, хотя и делала его несколько крупноватым.
  Она знала все и о своих достоинствах и прекрасно ими пользовалась: движения ее бедер были мягкими, будто волнообразными; трудно сказать, что было в этих волнующих движениях, но в ходу при стриптизе, когда исполнительница в танце медленно раздевается и так же медленно снимает перчатки, уже и это кажется порочным.
  Такой была Дафни Бакли. Она посмотрела на меня, потом отвела глаза, взглянула опять, и я услышал волнующий грудной голос:
  — О, мистер Лэм! Ваша партнерша Берта Кул обещала, что вы ко мне придете.
  В ее голосе, движении рук появилось что-то интимное, наводящее на мысль о спальне, хотя она сидела в кресле и едва успела произнести первые слова. Я же устроился на диване, вдалеке от нее, и старался вести себя по-деловому.
  — Итак, — сказал я, открывая блокнот для записей, — ваш муж исчез, и вы хотите его… вернуть.
  Черные глаза с тяжелыми веками быстро взглянули на меня и опустились, будто она боялась, что я прочту в них какие-то ее тайные мысли.
  — Может быть, я как раз и не хочу его вернуть. Узнать бы, что с ним произошло. Признаюсь, мои чувства скорее корыстные, нежели супружеские.
  — Понимаю, — отозвался я.
  — Ничего-то вы не понимаете, — протянула она. — Я вас просто шокировала своим заявлением, признайтесь, вы не привыкли слышать от женщин подобные откровения, не правда ли?
  — Женщины всегда полны сюрпризов.
  — Я стремлюсь быть искренней и могу себе это позволить. Никогда не любила прибегать к уловкам. Если мне кто-то нравится, я так и говорю. Если же мне кто-то не по душе, люди очень скоро понимают это.
  — А сейчас, когда дело касается вашего мужа, вы столь же прямодушны?
  — Именно этого я пока не знаю сама, — сказала она, скрестив ноги и проводя указательным пальцем правой руки по натянутому вокруг колена чулку. — Может быть, чтобы как-то оправдать себя, мистер Лэм, мне следует рассказать вам, что муж мой был в поездке не один: он путешествовал с блондинкой, которая попросилась к нему в машину. Пока эта проститутка не появилась на сцене, он звонил мне каждую ночь. Потом же как в воду канул.
  — Было бы неплохо, чтобы вы сообщили мне более точные факты, — высказал я пожелание.
  — Мой муж продавец. Он хороший продавец, мистер Лэм, но, честно говоря, мы скопили не так уж много денег. Если бы я подала на развод, у нас наверняка не хватило бы средств, чтобы оплатить расходы на судебный процесс. С другой стороны, у мужа были немалые доходы, и мы с успехом вместе тратили деньги.
  Я все еще держал наготове свой блокнот и кончик пера в двух сантиметрах от бумаги. На определенный тип клиентов это обычно действовало безотказно.
  — Если буду разводиться, потребую от него выплаты алиментов. Я хочу его поймать на месте преступления, мистер Лэм, чтобы уже не возникало больше никаких вопросов.
  — Боюсь, что вы обратились не в то агентство, миссис Бакли. Мы не занимаемся вопросами разводов.
  — Поверьте, это не дело о разводе: вы должны провести расследование. Я все уже объяснила миссис Кул по телефону; она сказала, что является главой вашего агентства, и я полагала, что этот вопрос решен… Мой муж не просто развратничает. Боюсь, с ним что-то случилось. Он просто не смог бы находиться так долго вдали от меня и ни разу не позвонить. Даже если эта блондинка необыкновенно хороша… Видите ли, мистер Лэм, муж на десять лет старше меня. И если уж говорить откровенно, вспомнить о чисто биологических проблемах, то Малкольм никогда не заметит женщину, если от нее не исходит высокое напряжение… Он всегда с радостью летел домой, очень, очень радуясь возвращению, даже после недельного отсутствия. А на этот раз его нет уже десять дней.
  — Ток высокого напряжения? Блондинка? — недоумевал я.
  — Да, но, мистер Лэм, я уверена, он все же торопился домой, не мог дождаться, когда вернется. Вот вам… более точные факты. Он ведь прислал мне открытку из Карвер-Сити и одновременно позвонил. Потом позвонил еще раз из Сентрал-Крик. И уже потом у него спустила шина, и он попросил эту блондинку позвонить мне из Роммели.
  — И все это пятого числа?
  — Все пятого. Только звонок блондинки был утром шестого. Видите, муж звонил мне из Карвер-Сити. В это время он еще полагал, что поедет в Рино, чтобы на следующий день встретиться там с одним человеком. В открытке из Карвер-Сити писал, что будет в дороге всю ночь и что у него в машине попутчик, которого он взял, чтобы разговаривать с ним и не заснуть за рулем.
  — Понятно. А как далеко Карвер-Сити от нас?
  — Около двухсот сорока миль. Он писал еще, что на дороге много рыбаков, что их машины мчатся, по его выражению, как летучие мыши из ада.
  — У вас сохранилась его открытка?
  — Конечно.
  — А его фотография?
  — Конечно, я бы не позвонила в сыскное агентство, не имея его фотографии. Знаю, что вы прекрасно ведете расследования, но и вы не можете вынуть кролика из шляпы.
  — Могу я взглянуть на открытку?
  — Да, она у меня тут — та, что из Карвер-Сити.
  Я сразу почему-то вспомнил об открытке, посланной из Карвер-Сити дядюшкой Эмосом.
  — Скажите, обычно ваш муж, когда уезжал, имел обыкновение присылать вам открытки?
  — Очень редко, он не любил, чтобы посторонние читали его переписку, предпочитал более удобные и быстрые средства общения.
  — Значит, он вам звонил из Карвер-Сити? Так?
  — Да, и позже, из Сентрал-Крик.
  — Понятно, но открытка пришла из Карвер-Сити? Почему это он решил вам позвонить, а потом еще и открытку прислать?
  — В ней ничего существенного не было, так, пустяки, несколько приятных комплиментов. Но самое странное, что, проехав еще двадцать миль, он позвонил мне опять.
  — Когда он посылал открытку, то должен был знать, что увидит вас раньше, чем она до вас дойдет по почте.
  — Нет, этого он тогда не знал. Когда он послал открытку и потом мне позвонил в первый раз, то думал, что поедет в Рино на встречу с постоянным клиентом. Но после того как он позвонил мне уже из Карвер-Сити, он сообщил по телефону и ему, что состоится их встреча, но тут выяснилось, что клиент заболел. Вот тогда он и принял решение ехать домой и позвонил еще раз из Сентрал-Крик.
  — Но ведь вы только что сказали, что не в его обыкновении было посылать почтовые открытки? Что же могло послужить причиной того, что он изменил своей привычке?
  — Когда он звонил, то сказал, что станция обслуживания в Карвер-Сити начала бесплатно раздавать открытки с наклеенными марками. На открытке была изображена в рекламных целях эта станция, и там было еще несколько слов о ее работе.
  — Теперь понятно, давайте-ка, миссис Бакли, посмотрим на эту открытку.
  На картинке оказалась симпатичная, чистенькая станция, и наверху надпись: «Карлайл-Камп сервис». На обратной стороне маленькими буквами было написано: «Станция обслуживания „Карлайл-Камп“ находится при въезде на самую лучшую для рыбалки и охоты территорию штата. Здесь всегда вам мгновенно выдадут самую свежую информацию для спортсменов.
  На станции есть безупречно чистые туалеты, телефонные будки с кондиционерами, бьет фонтан чистейшей питьевой воды, стоят автоматы по продаже сигарет и различных прохладительных напитков. Не забудьте остановиться в „Карлайл-Камп“!»
  Справа оставлено место для адреса, а слева — для текста.
  Малкольм Бакли и написал именно здесь небольшое послание жене:
  «Дорогая, я еду в Рино, не забываю о тебе ни на минуту. Я посадил к себе попутчика, похоже, он неплохой парень. Думаю, мы поладим».
  Открытка была подписана «Малкольм Г.Б.».
  — «Г» — Гринлеаз и «Б» — Бакли? — уточнил я.
  Она в ответ кивнула.
  — Через полчаса, где-то около полуночи, он позвонил еще раз из Сентрал-Крик. Его голос звучал совершенно обычно, он радовался, что ему удастся приехать домой на два дня раньше, чем он предполагал.
  — Что точно он сказал?
  — Он сказал, что отменил встречу в Рино и едет прямо домой. Еще добавил несколько слов из нашего личного лексикона, который понятен только нам с ним. Он любил мне звонить из других городов, слушать мой голос и употреблять только нам с ним известные слова. Для окружающих эти слова ничего не значили.
  — Могли бы вы мне их сказать?
  Она посмотрела на меня странным прямым взглядом и отказалась.
  — Зачем вам нужно знать наш код?
  — Я и не хочу его знать, мне нужно проверить, что было сказано. На тот случай, если кто-то подслушал ваш разговор.
  — Не думаю, что это так уж важно для вас, мистер Лэм. Уверена, что это был его голос, и я чувствовала, что он в прекрасном настроении.
  — Хорошо. О чем вы говорили еще?
  — Я спросила его, кто оказался его попутчиком. Он засмеялся в ответ и сказал, что у него уже два попутчика. Мужчина, который сел к нему в машину в Карвер-Сити, выпивоха, но вообще симпатичный парень. А вот перед тем как въехать в Сентрал-Крик, к нему подсела и красивая блондинка. «Женщина?» — спросила я. «Молодая женщина, хитчхайкер, попросила ее подвезти», — ответил он. Потом засмеялся и добавил: «Я просто звоню, чтобы сказать тебе, что посадил ее на заднее сиденье. Должен заметить, что это ее удивило. Она, видимо, не привыкла к такому обращению», — пошутил муж. Я ему ответила, что пусть она так и продолжает ехать на заднем. Он засмеялся и сказал, что так и сделает и скоро будет дома.
  — Вы не спросили его, зачем это он подвозит красивых блондинок? — задал я вопрос Дафни.
  — Конечно, нет, — ответила она. — Любой мужчина на его месте поступает так же. Наступила полночь, и как в это время не подвезти молодую да еще красивую женщину? Мой Малкольм не мог пропустить такую соблазнительную штучку. Да если бы он не был таким, я бы его и не полюбила.
  — Что же случилось дальше? — спросил я.
  — Дальше? Я решила лечь спать. Проспала часа четыре, потом встала, приняла душ и опять легла в постель, задремала. Около пяти часов утра зазвонил телефон. Это был звонок из другого города. Телефонистка сказала, что звонят из Роммели, Калифорния. Потом я услышала незнакомый женский голос, который спросил, я ли миссис Бакли. Я ответила, что это я. Она сообщила, что обещала мистеру Бакли позвонить мне. Оказывается, у машины спустила шина, и когда он стал ее менять, то обнаружил, что запаска тоже не в порядке. Она уехала от него на другой попутной машине, а он остался ждать ремонтную, которую она обещала для него вызвать по телефону. «Это не так уж далеко, всего миль десять от того места, где я нахожусь», — сказала женщина и повесила трубку, прежде чем я успела ее о чем-либо спросить.
  Все это мне показалось вдруг очень подозрительным.
  — Телефонистка сказала вам, откуда был звонок?
  — Да, из городка Роммели. Я посмотрела потом по карте, это примерно в шестидесяти милях от Сентрал-Крик.
  — Продолжайте.
  — Дальше я стала размышлять, мистер Лэм. Предположим, он был в десяти милях от Роммели. Ему в таком случае не понадобилось бы пяти часов, чтобы проехать пятьдесят миль. Он бы готов был пройти эти пятьдесят миль пешком — так ему хотелось домой.
  Но самое удивительное, что когда утром я позвонила во все ремонтные агентства в Роммели, то оказалось, что ни в одном из них не было заказа на выезд в четыре часа для ремонта машины на автостраде. Был вызов на два часа сорок пять минут, и последний звонок был в три ночи. Мне удалось проверить и эти звонки, но в обоих случаях это был не заказ мужа.
  Представляю его досаду, когда он увидел, что и запасное колесо тоже спустило, что он не может двигаться дальше и ему придется ждать ремонтную машину. Конечно, он не захотел оставлять в своей машине незнакомых людей, да и мужчина-пассажир мог бы только вызвать подозрение, прося ночью о помощи. Поэтому он попросил блондинку остановить проходящую мимо машину, чтобы ее подвезли до ближайшего пункта с телефоном, где она могла бы вызвать ремонтников.
  Я кивнул в знак того, что внимательно слушаю ее рассуждения.
  — Однако это никак не объясняет его пятичасовую задержку.
  — Но ведь блондинке тоже требовалось время, чтобы найти попутную машину.
  — Наверно, так, но, по-моему, на дорогах всегда достаточно чувствительных мужчин, на которых она могла произвести впечатление, тем более муж сказал, что в тот час там было полно рыбаков, едущих поудить…
  — Вы не совсем правы, — возразил я. — Многие водители боятся останавливаться ночью и брать в машину случайного пассажира, будь это самая роскошная красотка. Известно, что некоторые грабительские шайки пользуются услугами таких красоток. Делается все очень просто: если водитель останавливает машину при виде красивой женщины, галантно открывает перед ней дверцу, именно в этот момент несколько мужчин выскакивают из темноты и бросаются к нему с криком: «Руки вверх!»
  — Да, вы правы. Однако это может объяснить только то, что она позвонила в пять часов утра. Остается главный вопрос: почему прошло больше недели, а я до сих пор ничего не знаю о своем муже?
  — Вы пытались как-то самостоятельно его искать?
  — Нет, кроме тех звонков в ремонтные агентства, я просто сидела как приклеенная и смотрела, не отрываясь, на телефон. Правда, я просила полицейского из участка Сентрал-Крик проверить, не было ли там аварии, на отрезке между Сентрал-Крик и Бейкерсфильдом. Но он не нашел ни разбитой машины, ни какого-либо рода аварии. Поэтому я остановилась на своей догадке, и, честно говоря, мне слегка надоело донжуанство мужа. Это же не в первый раз, мистер Лэм, он всегда был бабником.
  Я удивленно поднял брови.
  — Коммивояжеры вообще странные люди. Торговцы этого типа если много не ездят, то считаются плохими работниками. Коммивояжер, который… Впрочем, я уверена, что половина женщин, встречающихся на вашем пути во время расследований, бросается к вам на шею.
  — Вы назвали слишком высокий процент.
  Она рассмеялась каким-то особенным, грудным смехом.
  — А я думала, вы скажете, что он слишком низок.
  — Вы обсудили с Бертой Кул все условия? — спросил я, меняя тему разговора.
  — Конечно, миссис Кул назначила цену. Боюсь, мистер Лэм, она человек меркантильный и очень недоверчивый. Она потребовала, чтобы я заплатила деньги вперед, что я и сделала, отправив их с посыльным. Взяла в банке нужную сумму, и она уже у нее.
  — У вас с мужем совместный счет в банке?
  Дафни кивнула.
  — А теперь давайте на мгновение представим иную ситуацию: что, если оставшийся в машине попутчик завладел машиной, связал вашего мужа, доехал до какого-то укромного местечка, ударил его по голове и выбросил из машины? А?..
  — Тогда я становлюсь вдовой.
  Я посмотрел ей прямо в глаза, и на этот раз она не отвела своего взгляда.
  — Да, совершенно верно, в таком случае вы становитесь вдовой. Думаю, миссис Кул должна была сообщить вам, что существует страховка в сумме семидесяти пяти тысяч долларов, размер которой удваивается в случае неожиданной смерти одного из супругов, — сказал я. — Значит, если он мертв, вы устанавливаете этот факт и получаете страховку?
  — Естественно.
  — А если он жив?
  — Тогда я потребую алименты.
  — Опишите мне внешность вашего мужа, — попросил я.
  — Ну, дайте подумать, — сказала Дафни. — У него темные вьющиеся волосы. Не такие черные, как мои, скорее каштановые. Он не очень высокого роста, около шести футов, весит примерно сто восемьдесят фунтов. Глаза у него голубые.
  — Сколько ему лет?
  — Я же говорила вам, что он на десять лет старше меня, — сказала она, слегка поколебавшись.
  — Я спрашиваю, сколько ему лет?
  — Разве у того, кто имеет дело с сыщиком, нет права на свои личные секреты?
  — Это информация строго конфиденциального характера. Так сколько же лет мистеру Гринлеазу Бакли?
  — Ему тридцать шесть.
  — Какая у него машина? Какая-нибудь старенькая, грузовичок для транспортировки товаров?
  — О нет, Малкольм любит все самое лучшее. У него «Роадрейсер» модели этого года со всеми аксессуарами: автоматической антенной, подвижными сиденьями, кондиционером.
  — Вы знаете номер его машины?
  — Конечно. НФЕ-801.
  — Вы сказали, что у вас есть фото мужа?
  — Даже два.
  Она ушла и вернулась, держа снимки в руках. На одном из них были сняты трое мужчин.
  — Крайний справа — мой муж, — сказала Дафни.
  Я внимательно стал изучать фотографию. Она была сделана вполне профессионально для фотографа-любителя. Я протянул руку, чтобы взять вторую, но она колебалась, давать ли ее мне. Потом прикрыла половину изображения ладонью.
  — Могу я не показывать вам другую?
  — Попробуйте, как это у вас получится.
  На второй половине был запечатлен тот же мужчина, он стоял в плавках на берегу моря, худощавый, с тонкой талией, широкими плечами и волосатой грудью.
  — Вот этот снимок мне понадобится, — решил я. — На нем хорошо видно лицо, потому что снято в солнечный день и нет темных пятен и теней.
  — Как вы можете знать, в какую погоду это было снято? — удивилась Дафни.
  — Для этого надо немного разбираться в фотографии. Например, я могу сказать, что это фото сделано довольно поздно днем, было туманно. Выдержка — одна сотая секунды, использовался объектив с фокусным расстоянием шестнадцать футов. Мгновенная съемка.
  Дафни широко раскрыла глаза.
  — Это легко определить. Фото очень четкое. Задний план хорошо проработан. Расстояние было где-то около восьми футов, и на заднем плане видна каждая деталь. Снято квадратной камерой два с четвертью на два с четвертью, возможно, камера имела двойной объектив, поэтому изображение так четко. Правда, есть небольшая расплывчатость по краям, что, по-видимому, означает, что камера могла дрогнуть в руках снимавшего…
  — Этот снимок делала моя племянница, — объяснила Дафни. — Она помешана на этом деле, и у нее есть камера с двойным объективом. Помню, что она пользовалась экспонометром и говорила, что берет выдержку одну сотую и фокусное расстояние шестнадцать футов.
  Я кивнул.
  — Это просто потрясающе, как вы определяете эти вещи!
  — Так я возьму фотографию?
  — Нет, нельзя!
  — Почему же?
  — На ней рядом с ним стою я.
  Я слегка оттолкнул ее руку в сторону. Ее сопротивление было скорее просто кокетством, потому что на фото она была в бикини, что еще более подчеркивало ее стройную фигуру.
  — Я просто ужасно здесь выгляжу. Я снималась ради шутки.
  — Не вижу ничего ужасного, — успокоил я ее.
  — И здесь, кроме того, я слишком оголена. Послушайте, мистер Лэм, ведь вам надо найти моего мужа, а не меня… Я же здесь, рядом с вами. — Она наклонилась ко мне, будто хотела отобрать фото, и при этом ее грудь под блузкой нечаянно коснулась моей щеки.
  — Не говорите глупости, — сказал я, — эта фотография мне нужна для работы. Если вы уж так хотите, отрежьте вторую половину с вашим изображением.
  — Нет, мне не хочется ее резать. Обращайтесь с ней осторожно, хорошо?
  — Я буду очень, очень осторожен, — сказал я, прощаясь, и положил фотографию в карман. — До свидания, у меня сегодня еще много дел.
  — Берта Кул сказала мне, что вы необычный детектив, ведете расследование собственными методами, что вы очень умны и сообразительны.
  — Берта неплохо умеет продавать чужие способности.
  Дафни Бакли насмешливо посмотрела на меня.
  — Бьюсь, мистер, об заклад, что их не меньше семидесяти пяти процентов!
  — Кого это их?
  — Женщин, которые бросаются вам на шею. И я могу представить, что они чувствуют. Что-то в вас есть, мистер Лэм. Вы вызываете доверие…
  — Спасибо большое! — сказал я и поклонился в лучших традициях своей профессии.
  — И вызываете, — она медлила, подыскивая подходящее слово, — интерес к себе.
  Глава 5
  Я слишком долго занимался сыском, чтобы назвать все это случайным совпадением.
  Двое исчезли в один и тот же день, оба прислали одинаковые открытки с одной и той же станции обслуживания в Карвер-Сити, и после этого родственники этих двух совершенно разных людей пришли в одно и то же сыскное агентство с просьбой о проведении расследования.
  Утром я сложил свой чемодан, забрался в старую машину, принадлежавшую нашему агентству, и отправился в Карвер-Сити. Это было далекое путешествие. Сначала я проехал сто одиннадцать миль по направлению к Бейкерсфильду. Потом еще сто миль по извилистым дорогам, которые шли через долину с ее непрекращающейся жарой и влажностью, петлями по склонам гор и над стремительными горными потоками, через покрытое густым лесом плато и узкое скалистое ущелье, и наконец в половине девятого вечера я добрался до Карвер-Сити.
  Город расположен у подножия горы, с поросшими прекрасным лесом склонами и макушкой всегда в снегу, даже летом, в самое пекло.
  По другую сторону, к востоку, склоны небольших холмов покрыты вечнозеленой растительностью, которая становится бурой к концу лета от несусветной жары. Здесь растут изумительно красивые вязы и дубы, а в долине так печет, что от горячего воздуха над дорогой возникают миражи, попадающие иногда в поле зрения и водителей, мчащихся по автостраде.
  В Карвер-Сити приезжают провести отпуск любители: летом — половить рыбу, осенью — поохотиться, зимой — покататься на лыжах по склонам гор.
  В городе и вокруг него полно мотелей, магазинов со спортивной одеждой, ресторанов и заправочных станций.
  Нужную мне станцию обслуживания фирмы «Карлайл-Камп» я нашел без особого труда.
  — Я ищу того, кто работал ночью пятого числа этого месяца, — сказал я, приехав на станцию.
  — Ну, я работал в это время с шести вечера и до двух часов утра, — ответил служащий станции.
  — Вы открыты всю ночь?
  — В это время года всю ночь.
  — Мистер Камп тоже трудится в ночную смену?
  — Нет, он только днем и нерегулярно. Его функция совладельца станции заключается в том, чтобы следить за нашей работой.
  — Мне показывали несколько открыток, которые были посланы отсюда, со станции, — сказал я.
  — Почему бы и нет, в среднем уходит до трехсот открыток в день.
  — Так много? — удивился я.
  — Это в среднем, иногда эта цифра доходит до тысячи.
  — Вы даете их заправляющимся бесплатно?
  — Да.
  — И марки?
  — И марки.
  — И вы можете себе это позволить?
  — А почему нет? Это самая дешевая в мире реклама. Люди останавливаются здесь не из-за открыток, а для того, чтобы заправиться бензином. Одни из наших конкурентов раздают своим покупателям купоны на продукты, другие продают торговые марки одной из компаний. Мы тоже попробовали идти этим путем, но нам это не понравилось, а потом кому-то пришла в голову прекрасная идея об открытках, которые, являясь рекламой, одновременно притягивали бы и покупателей. Люди используют возможность послать домой бесплатные открытки, ведь на них уже наклеена марка, и всего-то остается — это написать адрес и небольшой текст. Почтовый ящик — рядом.
  Он подвел меня к большому деревянному ящику, почти доверху наполненному почтовыми карточками.
  — Понимаете, получая такую открытку с видом нашей станции, люди рассматривают ее и запоминают. А потом, когда они снова оказываются в нашем городе, они проезжают мимо станций, где дают марки на продукты, и находят нас, где дают бесплатные открытки вместе с информацией о рыбной ловле и охоте.
  — Вы здесь сейчас один? — поинтересовался я.
  — Нет. Я отвечаю за состояние станции и помогаю, если одновременно приезжает больше двух машин. Обо всем остальном заботится вон тот парень. — При этом он показал на юношу в белых джинсах, который в этот момент мыл переднее стекло у подъехавшей машины.
  — Меня зовут Лэм, — представился я.
  — Леннокс. — Он протянул мне руку. — Что бы вы хотели узнать о той ночи на пятое этого месяца?
  — Вы тоже «олень»? — Я увидел у него на руке знак моей масонской ложи.
  — Конечно! А ты сам-то откуда? — спросил он.
  — Четырнадцать тридцать, Вентура, — ответил я.
  Он дал мне свой номер в ложе, и мы пожали друг другу руки.
  — Скажи, ты не помнишь, брат «олень», одного парня, который в ту ночь пришел сюда на станцию и ждал, кто бы его подвез?
  — Я его помню, — тут же ответил Леннокс.
  — Ты знаешь, что с ним случилось?
  — Я могу тебе рассказать, — ответил он, — если ты в самом деле желаешь знать и имеешь на это право.
  — Я частный детектив и пытаюсь понять, что же в ту ночь произошло с этим человеком.
  — Слушай же! Парень был несколько странным. Он разговаривал как джентльмен, но выглядел пропойцей. Был небрит, явно спал в той же одежде, но, черт возьми, что-то в нем было. Он появился, прошел в туалет, потом стал слоняться вокруг. Мы этого не любим. Когда приезжают наши клиенты и подобный бродяга просит его подвезти, отказать бывает трудно. Но ведь порой водитель совсем не желает иметь рядом пассажира. Я сам, например, ни за что бы никого не посадил, тем более среди ночи. Но одно дело — проехать в машине мимо первого встречного по хайвею, и совсем другое — посмотреть человеку прямо в глаза на заправочной станции и сказать, что сесть на свободное место в твоей машине нельзя.
  Поэтому мы тактично говорим таким людям, чтобы они уходили по-хорошему, а если они не слушаются, только уж тогда вызываем полицию. Полиция приезжает сразу, делая вид, что это просто дежурная проверка, могут и забрать такого парня, могут и обвинить в бродяжничестве.
  Тот, конечно, первым делом начинает оправдываться и спешит уйти вниз по дороге, где он, собственно, и должен искать попутную машину, которая его подбросила бы.
  — Но ты сказал, этот человек был другим?
  — Да, он отличался от обычных бродяг, и тоже был наш брат «олень». И обратился ко мне как брат к брату, рассказал свою историю. Он периодически находится в запое, а это значит, что может не пить по нескольку недель, а потом вдруг у него начинает гореть душа, его неудержимо тянет к спиртному. Он пьет, пока не кончаются деньги, потом начинает пить за счет своих собутыльников, которые сначала пили с ним на его деньги. Когда и эти деньги кончаются, он постепенно успокаивается. После окончания запоя ему хочется домой, помыться, сменить одежду, принять опять респектабельный вид, и начинает казаться, что он никогда больше не притронется к бутылке… А потом через какое-то время его снова начинает неудержимо тянуть к выпивке.
  — Ты выслушал всю его историю? — спросил я.
  — Да, выслушал.
  — И чего же он от тебя хотел?
  — У него не было тогда ни цента. Он хотел добраться домой автостопом, вообще-то ему было все равно, куда ехать, но предпочтительней было в Лос-Анджелес.
  — И ты помог ему?
  — Если кто-нибудь узнает об этом, меня могут уволить из «Карлайл-Камп». Я объяснил ему, что сейчас у него не тот вид, чтобы подходить к каждому со своей просьбой. Но я обещал, что попытаюсь что-нибудь устроить. Сказать по правде, я хотел поискать ему водителя на старом, разбитом грузовичке или кого-либо в этом роде, кому требовался попутчик, чтобы не заснуть за рулем. Минут через десять подъехал пикап, но водитель отказался наотрез.
  — Ну и что было потом?
  — А еще минут через десять подъехал человек на новой, сверкающей машине, она выглядела просто на миллион долларов. И, представляешь, он сам спрашивает меня, где бы ему найти попутчика, так как ему предстоит дальняя дорога, он едет в Рино и боится заснуть за рулем. Он даже сказал, что хотел бы взять человека, который бы помог ему вести машину. И теперь мне даже кажется, что он сам его заметил: тот еще стоял на освещенной площадке.
  — И что же ты ему ответил на эту просьбу?
  — Я ответил, что один парень уже полчаса ждет, кто бы его подвез.
  — Ты не помнишь имя этого «оленя»?
  — Честно говоря, не помню. Он показал мне свою членскую карточку, свой номер в ордене, и мы обменялись рукопожатиями. В тот момент я еще о нем ничего не знал и подумал, что ему просто хотелось прикоснуться к моей руке, напомнил ему, что в стране масонского братства «оленей» так принято. И еще сказал, что на свою зарплату мне трудно содержать жену и детей, тем более помогать ложе.
  — Что же случилось потом?
  — Потом приехал этот парень на шикарной машине… Я попросил его подождать, обошел вокруг станции и обнаружил сидящего в тени брата по ложе. Он подошел к машине, поговорил с водителем и, очевидно, произвел на него благоприятное впечатление, потому что тот пригласил его сесть в машину, и они уехали.
  — Ты совсем не знаешь того, на шикарной машине? — спросил я.
  Он усмехнулся:
  — Ладно уж, признаюсь тебе! Парень сидел за рулем новенького «Роадрейсера». Чудесная машина! Да и сам он выглядел как миллионер, прекрасно одет. В общем, я записал номер его водительских прав.
  — Ты его еще помнишь?
  — Послушай, Лэм, что все-таки происходит?
  — Я сам пока не знаю, может быть, что-то и происходит, а может быть, и ничего, но то, что ты медлишь с нужной информацией, только повредит…
  — Кому повредит?
  — Тебе.
  Он подумал, а потом попросил:
  — Послушай, Лэм, сделай одолжение, не впутывай меня в эту историю, пусть все, что я рассказал, останется между нами.
  — Я не имею обыкновения передавать кому-либо полученную информацию.
  — Что случилось? Этот парень замешан в ограблении?
  — Не думаю, но точно сейчас ничего не могу утверждать. Пока этот бродяга мне нужен как свидетель.
  — Но что же он все-таки натворил?
  — Возможно, ничего, — ответил я.
  — Ты не хочешь мне сказать правду?
  — Послушай, Леннокс, я веду расследование. Мне платят за то, что я веду его и добываю информацию. А не даю ее. Если ты хочешь узнать новости, читай газету, слушай радио, смотри телевизор, но не проси человека, который зарабатывает себе на жизнь подобным образом, разглашать добытые сведения бесплатно.
  — Но ведь это ты просил меня об одолжении.
  — Я просил информацию, которая нужна для продолжения расследования. Или ты мне ее даешь по-хорошему, или мы поговорим с тобой по-другому. Если ты мне сообщишь то, что мне нужно, то вполне возможно, что Карлайл-Камп никогда ни о чем не услышит; если же будешь упрямиться, то не исключено, что прочтешь обо всем в завтрашнем утреннем выпуске местной газеты.
  — Что же натворил такого этот парень, скажи?
  — Повторяю тебе, возможно, что он ни в чем не виноват. Честно говоря, меня больше интересует другой, водитель «Роадрейсера».
  — Как ты мог знать, что он останавливался именно здесь? — спросил Леннокс.
  Я показал ему на набитый до отказа открытками деревянный почтовый ящик, над которым висела надпись:
  «СУВЕНИРНЫЕ ОТКРЫТКИ С МАРКАМИ.
  БЕСПЛАТНО.
  ГОТОВЫ К ОТПРАВКЕ. ОБСЛУЖИТЕ СЕБЯ САМИ!»
  Он сразу все понял и как-то взбодрился.
  — Хорошо, сейчас посмотрю, где у меня записан номер его машины. Я держал его несколько дней, все думал, а вдруг пригодится, потом решил выбросить, но не успел. По-моему, он лежит в кассовом ящике.
  Он вернулся к кассе, вытащил ящик и стал перекладывать лежащие в нем бумажные деньги.
  — Извини, Лэм, не могу его найти. Одну минутку! А, вот и он!
  На клочке бумаги было написано: «Роадрейсер», последняя модель, номер НФЕ-801.
  — Это твой почерк? — спросил я.
  Леннокс в ответ кивнул.
  Я попросил его написать на обратной стороне дату, когда он записал номер, сегодняшнее число и расписаться.
  Он все сделал, как я просил, и я положил листок в свою записную книжку.
  — Если это что-то означает, Лэм, то полагаю, этот листок должен храниться у меня, — вдруг сказал он.
  — Это не так уж важно, если он будет у меня. Думаешь, ты узнаешь этих людей, если встретишь?
  — Думаю, что да, узнаю. Помню, у водителя «Роадрейсера» была кредитная карточка — мы ведь здесь принимаем кредитные карточки всех видов. Я сейчас не скажу, какой именно он расплачивался, но можно посмотреть документы за пятое число, и мы сразу определим, если уж это так важно.
  — Это не так уж важно, — сказал я. И добавил: — Пока.
  — Ты так и не расскажешь мне, Лэм, что же произошло?
  — Насколько я знаю, пока ничего. Сколько можно об этом?..
  — Тогда что же ты расследуешь?
  — У меня есть клиент, который меня нанял для проведения расследования.
  — И что же хочет знать этот клиент?
  — Все, что узнаю я.
  В этот момент к станции подкатили сразу несколько машин и пристроились в очередь за той, которая в это время заправлялась, поэтому Леннокс сразу поспешил на помощь к своему напарнику, попрощавшись со мной и напомнив еще раз, что он в этом деле не участвовал.
  Я обошел вокруг станции и направился к полке с открытками, выбрав одну из них, надписал адрес нашего агентства.
  «Прекрасно провожу время, — написал я Берте Кул. — Хотел бы, чтобы вы были со мной. Необыкновенная станция обслуживания. Все открытки с заранее наклеенными и бесплатными марками. Можно посылать сколько пожелаешь. Почему бы вам не приехать на несколько дней перед Рождеством?»
  Я подписал открытку и опустил ее в деревянный ящик. Пока машины заправлялись и обслуживались, люди из них вышли, один зашел в телефонную будку с кондиционером, другие увидели стопки открыток и стали брать по нескольку штук, чтобы тут же отправить. Мне было интересно узнать, насколько у станции увеличивается количество приезжающих именно сюда людей, которые знают, что здесь дают бесплатные открытки. В какой-то полумиле ярко светились огни другой заправочной станции, где посетителям вручали разного рода мелкие подарки. Я подсчитал, что от станции обслуживания фирмы «Карлайл-Камп» отъехало с полдюжины машин, а от соседней — всего одна.
  Мне очень хотелось спать, но было еще много дел, поэтому я сел в машину и отправился в близлежащий, открытый круглосуточно кафетерий, выпил там две чашки черного кофе, потом поехал в Сентрал-Крик, расположенный в двадцати милях от Карвер-Сити. Это небольшой городишко, где был всего один магазин товаров повседневного спроса — большое здание, похожее на амбар, на котором была надпись «Гараж», несколько станций обслуживания и небольшое кафе, где я опять заказал кофе и бутерброд. Меня обслуживала симпатичная блондинка, и на мой вопрос, не запомнила ли она ночь на пятое число, когда сюда заходил мужчина, который звонил из их телефона-автомата, с готовностью ответила, что она здесь новенькая и приступила к исполнению своих обязанностей лишь шестого.
  — А что же случилось с девушкой, которая работала до вас? — спросил ее я.
  — Ничего не случилось, поэтому она и ушла.
  Я сидел за столиком и мысленно представлял себе недавно происшедшие тут события. Малкольм Бакли заправил машину на станции «Карлайл-Камп» в Карвер-Сити. Там были рестораны высшей и средней категории, где можно вкусно поесть. Но он отправился в Сентрал-Крик, хотя здешний ресторан совсем не отличался особой привлекательностью. Сентрал-Крик всего в двадцати милях от Карвер-Сити, и это расстояние опытный водитель на приличной скорости может преодолеть всего за какие-нибудь двадцать две — двадцать три минуты или за двадцать семь — двадцать восемь, если будет ехать не спеша.
  Малкольм Бакли проехал мимо хороших ресторанов в Карвер-Сити и остановился поесть через полчаса. Ответ напрашивался сам собой — он не был голоден, а за последние полчаса посадил второго попутчика, им оказалась блондинка. Кто-то из них — или дама, или посаженный ранее мужчина — оказался голодным, поэтому Бакли остановился у кафе, где можно перекусить. И в это время он позвонил жене, предупредив о том, что его поездка в Рино откладывается и он скоро вернется домой. Было совершенно ясно одно — Бакли спешил вернуться домой и не хотел терять времени на еду. Пока блондинка и мужчина поглощали бутерброды или пончики с кофе, Бакли позвонил, и они отправились дальше.
  Возможно, прошлая официантка запомнила хорошо одетого человека, которого сопровождали двое — небритый мужчина в помятой одежде и пышногрудая блондинка. Может быть, она даже слышала их разговор и кое-что из него запомнила?..
  — Вы не знаете, мисс, где бы мне найти ту девушку, которая работала здесь до вас? — спросил я у новенькой, приступившей работать шестого.
  Она отрицательно помотала головой.
  — Кто хозяин этого заведения?
  — Дороти Леннокс.
  — Мисс или миссис?
  — Миссис.
  — Имеет она какое-то отношение к Фрэнку Ленноксу, который работает на станции обслуживания в «Карлайл-Кампе»?
  — Это его жена. Она владелица здешнего заведения и магазина товаров повседневного спроса. Работает у Кампа в Карвер-Сити.
  — Могу я поговорить с миссис Леннокс?
  — Она уехала в Лос-Анджелес, кое-что закупает для нас.
  — Вы видели ту девушку, которая работала здесь до вас?
  — Нет, она уволилась еще до того, как я приступила к работе. Я вообще случайно сюда зашла, и миссис Леннокс уговорила меня поработать здесь хотя бы временно.
  — Кто у вас готовит?
  — Попс! — позвала она.
  В окне, отделяющем кухню от зала, показалась морщинистая физиономия в смятом поварском колпаке.
  — Что? — спросил он.
  — Да тут один человек хочет знать, кто у нас работает на кухне, — ответила официантка.
  — Я работаю, — ответил Попс, — что вам надо?
  — Я хотел узнать, кто готовит.
  — Теперь вы это знаете, — ответил он и опять нырнул в окно кухни.
  — Попс, вернитесь, — позвал я. — Вас тут ждет пара долларов, вот, возьмите.
  Голова опять появилась в проеме окна, кривая улыбка обнажила прокуренные желтые зубы. Он протянул руку за деньгами, и я подумал: возможно, этот человек сидел в тюрьме, там и научился готовить.
  — Кто работал на кухне пятого числа этого месяца?
  — Я работал.
  — Не помнишь ли мужчину, который зашел сюда с двумя попутчиками, пышной блондинкой и довольно потрепанной личностью? Он должен был очень спешить.
  — Конечно, помню, мистер, он действительно очень спешил. Заказал две яичницы с беконом, просил меня поторопиться, а сам пошел звонить. Он несколько раз меня подгонял, поэтому я его и запомнил. А его друзья, когда ели, чуть не давились от спешки.
  Я протянул ему еще два доллара и поинтересовался, не припомнит ли он еще что-нибудь. Блондинку, например.
  — Ни разу на нее не взглянул, — ответил Попс и улыбнулся. — Я слишком спешил выполнить заказ, а потом только посмотрел на них, пока они ели. Меня больше заинтересовал хорошо одетый мужчина — он стоял там, где вы сейчас. Женщина и другой парень сидели в углу, женщина — ко мне спиной.
  Я поблагодарил обоих, вышел к машине и проехал в сторону Роммели еще шестьдесят миль по горному серпантину очень медленно, смотря по сторонам в поисках хоть каких-нибудь признаков дорожной аварии или какой-либо мелочи, которая могла бы послужить ключом к разгадке. Однако в свет фар моей машины попадали то пустые банки от пива, то битое стекло.
  Роммели — небольшой городок, где рано ложатся спать. В нем оказалось два гаража для ремонта машин. На каждом из них у входа был звонок с надписью: «Ночной вызов». Вначале я подъехал к тому, что расположен на восточной окраине. Позвонил, но мне никто не ответил. Понадобилось еще пять минут и три долгих звонка, чтобы дверь наконец открыли.
  — Что случилось? — спросил появившийся в дверях молодой мужчина лет двадцати семи, со светлыми вьющимися волосами и припухшими от сна голубыми глазами; на мужчине были только шорты, и он пытался попасть ногой в брюки, что ему со сна никак не удавалось.
  — Мне надо с вами поговорить, — сказал я.
  — Говорите! — согласился он. — А где ваша машина?
  — За углом.
  — Что с ней случилось?
  — Ничего.
  — Тогда какого черта?!
  Я вынул из кармана трехсотграммовую бутылку виски. Он внимательно на нее посмотрел, и медленная улыбка осветила его лицо.
  — Ну, тогда другое дело, — пригласил он меня войти.
  Комната была поделена на две неравные части, в углу одной из них стояла его кушетка, даже без простыней, на ней валялись лишь два старых одеяла. Наволочка, видимо, очень давно не видела прачечной. Над изголовьем кушетки несколько фотографий обнаженных моделей, снятых во весь рост: одни вырваны, очевидно, из обычных журналов, другие — глянцевые, на которых голые модели стояли полуобернувшись, спиной к зрителю, глядя с улыбкой через плечо, — наверное, копии с фотографий.
  Мужчина сел на кушетку и сразу засунул бутылку под свое грязное ложе.
  Я спросил, не звонила ли от него пышная блондинка ночью пятого или утром шестого числа. Он отрицательно покачал головой. При этом вспомнил, что однажды, на днях, босс позвал его к телефону и он разговаривал с какой-то женщиной, но это было по поводу починки машины.
  Я внимательно пригляделся к парню и решил, что для такого, как он, выбросить из памяти полную блондинку равносильно тому, чтобы голодный лев начисто забыл об аппетитном куске мяса, брошенном ему в клетку.
  Мы пожали друг другу руки, и я ушел.
  Второй гараж с «ночным вызовом» принадлежал тридцатипятилетнему мужчине, которого не смягчила даже моя очередная бутылка виски: его глаза остались такими же жесткими и враждебными.
  — Вы полицейский?.. — спросил он.
  — Я расследую дело, — ответил я.
  — Один черт, — буркнул он.
  Я не стал с ним спорить и спросил о звонке и о женщине. Он мотнул головой.
  — Черт возьми, как могло вам прийти в голову разбудить меня посреди ночи, чтобы только спросить об этом? Да не было никаких звонков! Не было никакой женщины! Вы меня слышите? Не было никакой женщины! А теперь убирайтесь вон!
  Я пытался задать последний вопрос: уверен ли он, что помнил бы об этом звонке?
  — Конечно, я бы помнил! — заорал он. — Неужели вы бы забыли, сидя на необитаемом острове, если бы вдруг явилась королева стриптиза и начала купаться перед вами при свете дня?.. Вы бы это могли забыть? Скажу больше, все звонки у меня записаны. Когда ночью звонят в дверь, автоматически пробивается бумажная лента, и я отмечаю звонок в специальной книжке. Мой хозяин — электрик, он и выдумал все эти штучки. Фиксируется все: когда я открываю дверь, когда не открываю дверь, когда я не подхожу к двери больше пяти минут!.. Вот такой у меня проклятый хозяин. А теперь проваливай отсюда! — заорал он и захлопнул дверь.
  Я вычеркнул это место из взятых мной на заметку.
  Теперь было совершенно ясно: что бы ни произошло, гаражи с «ночным вызовом» Бакли не помогали. Вполне возможно, что запаска и не была спущена, просто у нее плохо работал клапан и из него медленно выходил воздух. Правда, возможно, Бакли помог проезжавший мимо водитель, у которого мог оказаться пневматический насос, которым он мог накачать запасное колесо, и Бакли продолжил поездку.
  В таком случае он бы поехал дальше именно через Роммели вместе с пассажиром; блондинка, может быть, осталась и продолжила путь с кем-то еще. Могло быть и так: она позвонила миссис Бакли и сказала, что посылает ремонтную машину, хотя по причинам, известным только ей, не приблизилась ни к одному гаражу в округе. Но почему Бакли понадобилось столько времени, чтобы проехать эти десять миль, которые отделяли Сентрал-Крик от Роммели?
  Или вполне мог быть еще и такой вариант: попутчики сговорились, ударили хозяина машины по голове и завладели его автомобилем, а звонок миссис Бакли был лишь хитрым шагом, который помог запутать следы.
  Этим звонком блондинка, может быть, рассчитывала снять с себя все подозрения в случае, если начнутся какие-то расследования.
  Приехав в Роммели, я отыскал мотель, где решил поспать пару часов. К концу дня я уже был на дороге и снова ехал медленно, внимательно смотря по сторонам в поисках хоть какого-нибудь признака аварии. Но, увы, ничего не обнаружил. Я промчался еще тридцать миль до Сентрал-Крик, повернул обратно, направился опять к Роммели и потом медленно к Бейкерсфильду.
  Но ничего, что бы свидетельствовало о несчастном случае, не попадалось, даже свежеполоманного ограждения вдоль дороги.
  Несколько раз я останавливался, вылезал из машины и внимательно осматривал острые скалы и русла горных речушек. Никаких следов машины, сломанных ветвей или обломков скалы, сдвинутых с места ее падением.
  До Бейкерсфильда я добрался уже после девяти вечера и сразу позвонил миссис Бакли.
  — Это говорит Дональд Лэм, я звоню из Бейкерсфильда. Скажите, у вашего мужа в машине были образцы товаров?
  — Нет, он работал, как правило, с фотографиями. Где вы находитесь, мистер Лэм?
  — Я же сказал, в Бейкерсфильде, — ответил я.
  — Когда вы вернетесь, чтобы отчитаться передо мной?
  — Пока не могу. Скажите мне, ваш муж имел при себе большую сумму денег?
  — У него с собой всегда было немного денег на случай непредвиденной ситуации, но он полагался на туристские чеки компании «Америкэн экспресс».
  — Вы не помните, миссис, он записывал номера чеков, имевшихся у него дома?
  Она задумалась, потом вспомнила, что у них есть небольшая черная книжка, в которой, помнится, муж делал какие-то записи.
  — Принесите эту книжечку, — попросил я, — и помните, что я звоню из другого города.
  — Одну минутку, Дональд, — сказала Дафни с удивившей меня фамильярностью, как будто называла меня по имени всю мою жизнь. Она вернулась к телефону, тут же прочла мне ряд номеров.
  Выяснилось, что у Малкольма Бакли на счете оставалось пятьсот долларов непогашенных чеков достоинством от пятидесяти до двадцати долларов.
  Я поблагодарил, сказал, что мое расследование продвигается, и повесил трубку прежде, чем она успела что-то произнести. Потом я сделал еще несколько звонков в другие города.
  Один из моих друзей в полиции согласился связаться с банком «Америкэн экспресс» и проверить, не получал ли кто-нибудь деньги в течение последних десяти дней по чекам с номерами, которые были у Бакли.
  Когда полиция хочет, она быстро добывает информацию, а банк «Америкэн экспресс» всегда отличался высоким уровнем эффективности.
  После позднего неспешного завтрака я просмотрел газеты, сидя в холле своего мотеля, потом позвонил приятелю в полицию и сообщил, где меня можно найти. У него уже была нужная для меня информация: один из чеков на пятьдесят долларов был погашен в Рино, штат Невада.
  Была глубокая ночь, когда я, почти без приключений, если не считать небольшой поломки машины, приехал в Рино. Казино, в котором был погашен чек, сверкало и горело всеми цветами радуги. Оно было одним из самых дорогих, с огромным количеством игральных аппаратов. У женщин особенным успехом пользовались так называемые «однорукие бандиты». Сотни игровых автоматов, в которые надо было бросать монетки достоинством в пять, десять, двадцать пять и пятьдесят центов и даже серебряный доллар, были уже заняты игравшими, так что найти свободный было не просто.
  Многие игроки абонировали их сразу по два, опускали монету, дергали «бандита» за руку и быстро передвигались к соседнему аппарату, делая то же самое, потом бросались к первому, когда цифры щелкали и выстраивались в строчку. Одна женщина играла одновременно даже на трех машинах по десять центов очень ритмично и проворно. Если бы ей пришлось на фабрике стоять вот так у конвейера целый день и работать в таком ритме, она бы очень скоро могла очутиться с нервным расстройством в больнице. Здесь же шла игра, и она явно получала удовольствие.
  Я осмотрелся по сторонам. Кроме автоматов, здесь были рулетка, блэк-джек, кости, колесо фортуны, что-то еще…
  Народу собралось очень много, то и дело слышался серебряный плеск монет, стекающих небольшим водопадом в металлические чашки около тех, кто выиграл. Монетки звонко падали в прорези автоматов. Я поднялся по эскалатору на второй этаж, потом на третий. Вот это было местечко, на него стоило взглянуть! Машины стояли повсюду. Нарядные куколки, с острым, все замечающим взглядом, хорошенькие, с прекрасными фигурами, сновали между играющими, предлагая монетки, хранившиеся в специальных раздаточных устройствах, которые висели у них через плечо.
  Я разменял у одной из них пять долларов на четвертаки. Молодая женщина положила мои пять долларов в кармашек специального устройства, на что-то нажала, и каскад четвертаков посыпался ей в ладонь. Она протянула их мне и, улыбнувшись, пожелала удачи.
  Я играл минут двадцать, пока у меня не остались последние четыре монетки. Тут я увидел автомат, в котором было маленькое стеклянное окошечко, с надписью: «Видение разведчика, двадцать пять центов».
  Я бросил одну монетку и приник к окошку. Сначала там было темно, но постепенно светлело, и я увидел прекрасную диораму с горами на горизонте. Начинался рассвет, небо темнело, принимало красноватый оттенок — всходило солнце. Свет становился все ярче, и на переднем плане появилась фигура голой девушки.
  Я понимал, что она была сделана из воска, или пластика, или из чего-то еще, но выглядела абсолютно живой. Казалось, она лежит в каких-то двух метрах от меня, и на ней ничего не было, кроме красного платка, повязанного вокруг талии.
  Свет стал еще интенсивнее, живая плоть приобрела четкие пропорции. Откуда-то подул ветер, красный платок взлетел, но свет постепенно стал уходить, и все погасло.
  Это был шедевр иллюзии. Я бросил еще четвертак и посмотрел все действо с начала до конца. Хотел было бросить третий раз, но передумал и, не успев повернуться, услышал за спиной приятный женский голос:
  — Так быстро закончили?
  Возможно, это была одна из тех, которые приезжают сюда для получения развода. По законам штата Невада, вы могли спокойно развестись со своим супругом, прожив шесть недель на земле штата. Развод вы получали быстрый и окончательный, обжалованию не подлежащий. Как только он входил в силу, обе стороны могли снова вступать в брак.
  — Что-то здесь не так с освещением, — сказал я. — Она исчезает в самый напряженный психологический момент.
  — Плохо, — засмеялась женщина. — Может быть, это происходит оттого, что вы бросаете всего двадцать пять центов?
  — Боже мой, я просто об этом не подумал… но здесь щель слишком мала, чтобы бросить что-нибудь крупнее.
  — А пятьдесят центов? — удивилась она.
  — Или бумажку в двадцать долларов? — предложил я.
  — Я поговорю с управляющим об этом. Вы играли на машинах?
  — Играл. А вы?
  — И я.
  — Почему же перестали?
  — А вы?
  — Мне больше нравится «Видение разведчика».
  — А у меня кончились деньги, — сказала она.
  Я подозвал девушку-менялу и протянул ей пять долларов. Моя знакомая наклонилась ко мне и прошептала:
  — Она видела меня раньше одну, здесь не одобряют знакомства. Увидимся позже. — С этими словами женщина будто испарилась.
  Девушка-меняла протянула мне двадцать четвертаков. Она делала вид, что не обращает на меня внимания, но каждый раз, как я поворачивался, видел ее наблюдающий взгляд.
  Бросив четыре монеты в автомат, на четвертой я выиграл поток монет. Меняла сразу оказалась за моей спиной. После этого я подошел к машине, в которую надо было бросать пятьдесят центов, и выиграл шестнадцать долларов на третий четвертак.
  Молодая женщина, которая со мной разговаривала, смотрела издали голодным взглядом… Я встал на эскалатор, спустился на первый этаж и стал ее ждать, но она не появлялась, то ли передумала, то ли ее просто не пустил кто-то из представителей администрации. В конце концов, почувствовав себя безмерно усталым, я подошел к окну кассы, чтобы обменять свои фишки.
  — Мне бы хотелось туристский чек компании «Америкэн экспресс», который прошел через ваше казино неделю назад, — сказал я. — Это возможно?
  — На какую сумму?
  — На пятьдесят долларов.
  Кассирша посмотрела на меня как на сумасшедшего.
  — На сколько?!
  — На пятьдесят долларов.
  — Вы хоть представляете, сколько денег проходит через кассира только за двадцать четыре часа, какие пачки чеков отправляются в банк каждый день?
  — Нет, не представляю.
  — Меня уволят, если я вам назову эту цифру. Если бы вы только представили!..
  Я опять с недоверием покачал головой.
  — Пойдите выпейте чашечку кофе и перестаньте доставать меня своими пятьюдесятью долларами, которые здесь проходили неделю назад! Просто смешно слушать! Это равносильно тому, как если бы во время снегопада вы спросили меня, не заметила ли я какую-то конкретную снежинку.
  Неожиданно лицо за кассой улыбнулось.
  — Я бы хотела вам помочь, поверьте!
  Ее улыбка теперь стала почти сердечной и была предназначена только мне. Но в эту самую минуту кто-то подошел с чеком для получения наличных денег. Улыбка на лице осталась, но глаза стали холодными и отстраненными.
  — У вас есть документ, удостоверяющий вашу личность? — спросила она подошедшего с чеком мужчину.
  Не услышав его ответа, я отправился в гостиницу.
  Ранний завтрак в Рино сам по себе уже настоящее зрелище. Я пришел в ресторан позавтракать, когда заря только еще занималась. Здесь уже сидели девицы, которые, судя по внешнему виду, могли быть профессиональными зазывалами в казино, несколько разводившихся пар, объединенных в прошлом общими радостями и горестями, да еще туристы, явившиеся сюда в поисках приключений и слегка разочарованные их отсутствием. Все поглощали яичницу с беконом или яйца всмятку и тосты с безразличным и унылым видом людей, которые знают, что, как бы ни повернулся мир, он не сулит им никаких иллюзий.
  Малый, с виду профессиональный попрошайка, но, вполне возможно, миллионер, жевал свою еду, ритмично двигая могучими челюстями, — заправлял организм горючим на целый день, явно не чувствуя вкуса еды.
  Среди туристов выделялась группа любителей рано начинать свой день. Обращал на себя внимание мужчина с яркими щечками и сияющими глазами. Здесь же пристроилась парочка дилеров из казино, свободных в это время суток.
  Я вышел из ресторана, когда заря на небе уже разгорелась, сел в машину и выехал на автостраду, чтобы начать последовательно объезжать в округе все мотели.
  Это оказалась долгая и утомительная процедура: в каждом мотеле я искал «Роадрейсер» с номером штата Калифорния, потом отправлялся к следующей стоянке, и все повторялось сначала. Когда я объехал все мотели по одной стороне дороги, повернул назад и начал поиски по другую сторону хайвея. Эта процедура так мне наскучила и я так устал, что было уже трудно сосредоточиться на чем-либо, запросто можно было пропустить нужную машину, когда перед твоим взором их проходят сотни. Но внезапно, под влиянием какого-то странного импульса, я сделал вдруг двойной поворот, в третий раз внимательно посмотрел назад и нажал на тормоза. Около мотеля стоял «Роадрейсер»-седан, и его калифорнийский номер был НФЕ-801.
  На машине не было никаких следов дорожного происшествия. Я подъехал, запарковался рядом, потом направился к кабине номер двенадцать и постучал в дверь.
  Ответа не последовало. Я стал настойчиво стучать. Наконец сонный голос спросил:
  — В чем дело?
  — Открывайте, — приказал я.
  На этот раз голос был более настороженным:
  — Что вам надо?
  — Страховая компания, — ответил я. — По расследованию дела с машиной «Роадрейсер» НФЕ-801. Это ваша машина?
  Несколько секунд за дверью было тихо, потом я услышал шаги и щелканье замка.
  В дверях стоял мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, что-то около шести футов, с голубыми глазами и темными, каштановыми волосами. Он осмотрел меня сонными, еще опухшими от сна глазами и заглянул, нет ли у меня кого за спиной: наверное, ожидал увидеть там полицейского. Когда он понял, что я пришел один, его опасения, видимо, рассеялись, и он вздохнул с явным облегчением.
  — Кто вы?
  — Сейчас объясню, — пообещал я и, оттолкнув его, вошел в комнату.
  Он послушно отступил в сторону.
  — Будет лучше, если вы оденетесь, — сказал я.
  Должно быть, он обрадовался возможности собраться с мыслями. Спал он в шортах и нижней рубашке, поэтому поспешил надеть брюки, рубашку, носки и туфли, прошел в ванную и умылся, потом вынул из кармана расческу и аккуратно причесал волосы.
  — Ну, придумали что-нибудь?
  — Что вы имеете в виду?
  — Достаточно правдоподобную историю.
  — Почему я должен что-то придумывать?
  — Ваше имя?
  — Малкольм Бакли, — представился он, слегка поколебавшись.
  — Как зовут вашу жену? — спросил я.
  Он посмотрел на меня, заморгал и внезапно осел на край кровати, будто его перестали держать ноги.
  — Вы когда-нибудь встречали человека по имени Эмос Гейдж? — жестко задал я вопрос.
  — Вы выиграли…
  — Тогда продолжайте.
  — Я предчувствовал, что рано или поздно это случится. Боже мой, офицер, если бы я знал, что мне делать! Если бы у меня было с кем посоветоваться, но мне все приходилось делать одному, и вот в какие же неприятности я угодил!..
  — Сколько вы украли у Бакли?
  — Я ничего у него не крал.
  — А если без глупостей?
  Он не ответил.
  — Какая чертовски дурацкая шутка! — сказал я. — Вы должны были на днях получить огромное состояние, если бы не совершили никакого преступления, и тут вы впутываетесь черт знает во что.
  — Это совсем не то, что вы думаете, — возразил он робко, — я просто попал в ситуацию, когда не знал, что делать, и даже какое-то время не соображал, кто я такой.
  — Что, временная потеря памяти? Амнезия?
  — Да, ненадолго.
  Я засмеялся.
  — Это правда, это истинная правда! Я читал, что такие вещи случаются, но не представлял, как это бывает на самом деле.
  — Продолжайте, давайте послушаем вашу историю. Только не советую тратить попусту время на выдумывание подробностей. Я наслушался подобных историй, и меня просто тошнит от них. Но можете попрактиковаться на мне, это будет неплохая репетиция перед выступлением в суде.
  — В суде! — воскликнул он с ужасом.
  — А где же еще, по-вашему?
  Он надолго замолчал.
  — Итак, — нетерпеливо напомнил я ему о себе, — начинайте же говорить. Интересно, как это все было.
  Он по-прежнему молчал, и я решил подбодрить его советом:
  — Послушайте, может быть, вам полегчает, если вы исповедуетесь и сбросите с себя этот груз? Наверняка вы почувствуете себя лучше.
  Это неожиданно подействовало, и он начал свой рассказ:
  — Да, я Эмос Гейдж, и у меня периодически случаются запои, иногда короткие, иногда нет. Я могу долго держаться, прибегаю ко всяким уловкам, чтобы не попасть в историю, не ношу с собой много денег, а если уж начинаю пить, оставляю у знакомых ключи от машины…
  — Давайте дальше! Пожалуйста, переходите к рассказу о Бакли.
  — Да, да. Так вот, у меня был очередной запой, на сей раз не помню, как долго. Кажется, кто-то покупал мне выпивку, но я не помню кто.
  — Это был Бакли?
  — Я не знаю кто. Помню, постепенно начал трезветь. У меня не было ни копейки, даже на чашку кофе… Ужасное состояние!..
  — Продолжайте, — сказал я.
  — У меня своя система, как попасть домой после запоя. Сначала я иду к фонтану, умываюсь из него холодной водой и пью сколько влезет. Когда перестают дрожать ноги, отправляюсь на ближайшую станцию обслуживания и стараюсь найти среди ее персонала кого-нибудь из ордена масонов.
  — Что потом?
  — Потом я обращаюсь к этому человеку как к брату и прошу помочь доехать домой. Иногда мне даже дают из сострадания деньги на еду и чашку кофе.
  — А на этот раз?
  — И на этот раз служитель, член нашего ордена, обещал позаботиться обо мне, посоветовал мне отойти в сторонку и ждать.
  — Помните его имя?
  — Честно говоря, нет. Помню только, что это случилось в Карвер-Сити. Я знал его имя, он даже дал мне свой номер в масонской ложе, мы обменялись рукопожатием… Я могу поехать в Карвер-Сити и найти эту станцию и, конечно, парня этого узнаю. На станции давали бесплатные почтовые открытки с марками, это был их рекламный трюк. Я написал открытку друзьям, сообщив, что со мной все в порядке и что я возвращаюсь…
  Я подбодрил его, сказав, что мне интересно его слушать. Ведь я уже верил в его искренность: рассказ Эмоса Гейджа повторял то, что я уже знал.
  — Что же случилось дальше? — спросил я.
  — Я пробыл на станции не больше получаса, когда появился этот парень, работник станции, и сказал мне, что нашел для меня машину, водитель которой согласился меня подвезти. Он просил меня не подвести его, предупредил, что помог мне только из чувства солидарности к члену своего масонского братства. Повторяю, мы обменялись рукопожатием, и я заверил его, что не подведу. Водитель ехал в Рино, собирался вести машину всю ночь, и ему требовался человек, который мог бы подменить его за рулем…
  — Продолжайте, — попросил я.
  — Мне не нужно было в Рино, я жил в Лос-Анджелесе, но меня пугала перспектива ночи на дороге, и очень хотелось есть. Я полагал, что рано или поздно этот парень накормит меня.
  Хозяин машины еще на станции сделал пару звонков, после чего сказал, к моей радости, что его планы изменились и он едет в Лос-Анджелес, что меня очень устраивало.
  Я сел в машину рядом с ним. Из рассказа служащего станции знал, что ему нужен помощник-водитель, но не собирался навязываться сам: видел, что он меня изучает. Через некоторое время он поинтересовался, не любитель ли я выпить. Я честно сказал ему о своих периодических запоях и что сейчас абсолютно трезв, но очень голоден, так как уже давно маковой росинки во рту не имел. Он ответил, что все понимает и в ближайшем городе остановится и накормит меня, а потом посадит за руль и посмотрит, как я справлюсь… Ну а потом мы увидели на дороге эту женщину.
  — Какую женщину?
  — Она тоже просила ее подвезти, сказала, что ее зовут Мадж, но больше мы о ней ничего не узнали.
  — Хорошо, что было дальше?
  — Они с минуту поговорили. Он спросил, куда ей надо, она ответила, что в Лос-Анджелес. На его вопрос, что женщина в столь поздний час делает одна на дороге, она отшутилась: мол, стала слишком набирать вес, и ее доктор посоветовал совершать дальние прогулки, и триста миль, по ее мнению, достаточно далекое расстояние. Потом придумала еще, что она беженка… Ну, в общем, он в конце концов разрешил ей сесть в машину, на заднее сиденье, так как потом машину поведу я, и она ответила, что ей это безразлично: видимо, умела отваживать пристающих к ней мужчин.
  — Что же случилось дальше?
  — Когда мы приехали в Сентрал-Крик, наш водитель остановился у кафе и покормил нас яичницей с ветчиной, но все это происходило в страшной спешке. Он снова звонил по телефону в другой город, не знаю кому, думаю, что домой.
  — Не помните, он опускал деньги в автомат или звонил «коллект», то есть с оплатой другого абонента?
  — Не помню. Нет, вспомнил, он вроде опускал монеты… Черт, не помню, — сказал Гейдж с раздражением. — Я рассказываю вам все, как было. Это дьявольская история, слушайте дальше, вы еще не узнали самого главного.
  — Я весь внимание.
  — Хорошо. Итак, мы выехали из Сентрал-Крик. Бакли сказал, что скоро передаст мне руль, как только согреюсь.
  — Где была женщина?
  — На заднем сиденье. Она сказала, что тоже умеет водить, но Бакли сделал вид, что не слышит ее, и она примолкла.
  — Хорошо. После этого у вас спустило колесо и…
  — Что? — Гейдж удивленно уставился на меня.
  — Спустило колесо, он остановил машину, но когда вынул запаску, она тоже оказалась спущенной и…
  Гейдж затряс головой.
  — Нет?
  — Нет, нет! — сказал он.
  — Так что же случилось?
  — Я не знаю.
  — То есть как вы можете не знать?
  — Мы просто ехали, и вдруг мне показалось, что на меня упала крыша. Я выключился. Помню шок от внезапности удара, мне стало плохо до того, что я потерял сознание. Кажется, меня ударили дважды, но я не уверен в этом.
  — Вас ударил Бакли?
  — Он вел машину. Очевидно, ударила женщина, но я точно не могу утверждать. Говорю вам, словно мир перевернулся и на меня упал потолок.
  — Что же потом?
  — Я пришел в себя, кругом было темно. Я лежал ничком рядом с автомобилем, передняя правая дверца была открыта, по шее у меня текла кровь, плечо и воротник пальто тоже были от нее мокрыми. Я не знал, где нахожусь, и, видит бог, мистер, я не помнил, кто я такой. Было только чувство панического ужаса, которое побуждало меня немедленно бежать с того места, где я очнулся.
  — И что же вы сделали?
  — Фары были включены, мотор работал, и, почти не соображая, что делаю, я встал кое-как на ноги. Меня шатало, голова кружилась, я облокотился на машину, в которой не было ни души, затем проскользнул на сиденье водителя. Внезапно паника охватила меня еще сильнее. Я чувствовал, что отсюда надо немедленно убираться. Я повел машину сначала по обочине грязной дороги, потом выехал на дорогу с покрытием. Не знаю, в каком месте я очутился — справа поднимались горы, слева они были небольшие, и я повернул налево, откуда дорога вела вниз по холмам. У меня возникло очень странное чувство, будто мне неведомо, кто я такой. Я совсем ничего не помнил о себе, ничего из своей прошлой жизни… вообще ничего. Я просто вел чью-то машину.
  — Но вы же помнили, как вести ее?
  — Совершенно автоматически. Руки делали то, что должны были делать. Я как будто только что родился, там, прямо у машины…
  — Как же вы поступили дальше?
  — Я продолжал ехать, надеясь, что память ко мне вернется. Но этого не случилось. Я полез в карман и обнаружил в нем деньги. Остановился у какого-то ресторана, выпил кофе. Заплатив за него, я пошел в уборную, запер дверь и стал себя осматривать. В кармане я нашел бумажник, в нем оказалось больше ста долларов, кредитные карточки на имя Малкольма Г. Бакли, его личные документы, чековая книжка «Америкэн экспресс», чеки в ней были достоинством от двадцати до пятидесяти долларов. Книжка была новой. Ни один из чеков еще не был погашен. Книжка для путешествий тоже принадлежала Малкольму Бакли — знаете такого рода книжки: вы пишете свое имя, когда их получаете, и еще раз снова, когда погашаете чек.
  — Что же вы сделали?
  — Ну, так как память не вернулась ко мне, я, естественно, решил, что я и есть Малкольм Бакли, и повел машину дальше. Где-то все же брезжила мысль, что мне надо ехать в Лос-Анджелес, но я не имел ни малейшего представления, где находится этот город и где нахожусь я. Я продолжал ехать, надеясь, что память ко мне скоро вернется, но этого все не происходило. Ощущение, что за моей спиной осталось что-то ужасное, не проходило и продолжало пугать меня до смерти, и почему-то я все время наблюдал за дорогой в боковое зеркало. Потом мне вдруг стало страшно ехать по основной дороге. Это чувство оказалось сильнее меня, оно заставило петлять, свернуть на боковую гравийную дорогу, а потом выехать на перекресток и опрометью лететь вперед, не зная, кто я, где и куда направляюсь.
  Наконец я начал спускаться по склону горы и очутился на мощеной дороге. Проехав немного, увидел дорожный знак, указывавший, что она ведет в Рино. Я не знал, где находится Рино, я не мог отличить одно место от другого…
  — И вы не остановились, не спросили у встречных, куда вам ехать?
  — Черт, нет! Я ужасно боялся, что что-то не так, у меня внутри поселился страх, ехал вперед без остановки, чисто интуитивно, и наконец прибыл в Рино, по-прежнему ничего не помня, если не считать каких-то мелочей, скажем, правил игры в рулетку, вождения машины, помнил, как делать все, чем мы пользуемся в повседневной жизни.
  — Что же было дальше?
  — Увидев казино, я вошел и начал играть на те деньги, которые у меня оказались в кармане. Вначале мне везло, но вскоре удача изменила, и я проиграл все.
  — А потом?
  — Потом я решил погасить тот туристский чек, который оказался в бумажнике. Должен вам сказать, когда мне пришлось подписывать его именем Малкольма Бакли, я почувствовал себя почему-то не очень уверенно: рука меня не слушалась, и моя подпись не была идентична подписи на чеке, даже я в состоянии беспамятства увидел это.
  — И что же?
  — Мне кажется, кассиры в этом заведении привыкли к тому, что завсегдатаи казино вечно нервничают, получая деньги по чеку. У соседнего окна, заметил я, стоял мужчина, у которого возникли неприятности с погашением личного чека, к погашению же туристского там относились с меньшим вниманием. Кассир в окне посмотрела на него, потом на меня, попросила документ, удостоверявший мою личность. Я вынул водительские права, она заглянула в них, проверила подпись, что-то отметила на самом чеке и отсчитала мне деньги.
  — И как же вы поступили дальше?
  — Знаете, у меня возникло странное чувство, что я оказался в безвоздушном пространстве. Словно во сне, подошел к столу, где играли в рулетку, купил на все деньги фишки и поставил на красное. Красное выиграло. Я оставил опять все на красном и опять выиграл. После этого я взял всю стопку, поставил на номер двадцать шесть, и, представьте, шарик остановился именно на этой цифре. Я опять поставил на красное и опять выиграл. После этого я собрал всю кучу моих фишек и… в этот момент ко мне вернулась память. Как будто кто-то отдернул занавес перед моими глазами. У меня закружилась голова, я покачнулся, и хорошо, что сзади оказался стул. Помню, что кто-то поинтересовался, хорошо ли я себя чувствую. Ко мне подошел один из менеджеров, оттолкнул нескольких типов, сгрудившихся около меня и, вероятно, собиравшихся поживиться, пользуясь моим состоянием, взял меня за плечи, подвел к стойке кассира и погасил мои фишки. Я выиграл больше восемнадцати тысяч долларов.
  Должен вам заметить, хорошие казино всегда заботятся о своих клиентах. Менеджер сказал мне буквально следующее: «Вы плохо себя чувствуете, поэтому послушайте моего совета, возвращайтесь домой и отдохните. Мы будем рады видеть вас снова, когда вам станет лучше, тогда вы снова сможете пустить в оборот эти деньги. Кому-то повезет — казино или вам. Но сейчас вам нужно вернуться домой и лечь в постель».
  — Вы послушались совета?
  — Я сел в машину, сразу вспомнив, где оставил ее. Вообще помнил все совершенно ясно, так, как сейчас рассказываю обо всем вам. Я приехал в этот мотель и с тех пор никуда отсюда не выхожу, не считая ресторана напротив. Боюсь показываться в городе, опасаюсь с кем-то общаться. Понимаю, что, наверное, следовало бы обратиться в полицию сразу, как только ко мне вернулась память, но ведь я погасил чужой чек… И оказался теперь вот в тупике. Знаете, есть еще одно обстоятельство… Если я доживу до своего тридцатипятилетия и не буду обвинен ни в каких проступках и преступлениях, то получу большие деньги. Но есть один чертов мужик, который, пока он управляет всеми моими деньгами, будет просто счастлив выдернуть у меня из-под ног этот «золотой» ковер. Поэтому я твердо решил оставаться здесь сколько удастся. Это место удобно тем, что я могу сойти за приехавшего сюда ради быстрого развода и выжидающего положенные шесть недель. Мне никто не задает никаких вопросов, ну и сам я не выдаю никому никакой информации.
  — Вы не правы в одном, — заметил я.
  — В чем же?
  — По условиям завещания вы лишаетесь наследства после тридцати пяти лет не в случае совершения преступления. Вы должны быть признаны виновным в совершении преступления.
  — И в чем же разница?
  — В этом самом она и есть, — ответил я. — Если вы будете сидеть тихо, не станете уклоняться от выдачи властям, если не совершите ни одной ошибки и наймете лучшего адвоката — словом, протянете всю эту канитель как можно дольше, у вас будет хороший шанс выиграть время.
  — И что меня ждет в таком случае потом?
  — А потом, когда вам исполнится тридцать пять, вашим теперешним попечителям придется считаться с тем, что вас признали невиновным в совершении тяжкого преступления, и предъявить вам баланс общей суммы капитала.
  — А потом?
  — Черт возьми, потом вы станете обладателем наследства и сможете начать настоящую борьбу с ними.
  Гейджа вдруг осенило:
  — А собственно, почему вы рассуждаете подобным образом? Вы что, разве из полиции?
  Я отрицательно покачал головой.
  — Вы же сказали, что вы из страхового агентства?
  — Я частный детектив и старался разыскать вас. Вы знаете Сандру Иден?
  — Знаю ли я ее?! — При этих словах глаза его буквально засияли. — Как она? Как Элеонор?
  — Прекрасно. Они очень обеспокоены вашим исчезновением, кроме того, сидят без денег.
  Тут он схватился за голову.
  — Я столько раз думал о них! Хотел связаться с ними, но боялся это делать. Знаю, что они сидят без денег. Я должен как-то им передать… хоть немного.
  — Ну, ладно, — сказал я. — Теперь вы все вспомнили…
  — Да, вспомнил.
  — Давайте проследим ваш путь шаг за шагом. Где вы находились в тот момент, когда пришли в себя?
  — Я оказался на проселочной дороге, где-то в горах. Слышал шум хвойного леса и горного потока. Хорошо помню плеск бегущей по камням воды. Помню, хотелось подойти к ней умыться, но что-то заставляло немедленно бежать с того страшного места. Такого безотчетного страха, поверьте, я никогда в своей жизни не испытывал. Простите, а как ваше имя?
  — Меня зовут Дональд Лэм… Так продолжим наш разговор. Как вам кажется, вы далеко в тот момент находились от мощеной дороги?
  — Думаю, милях в двух.
  — Какого рода была грунтовая дорога?
  — Жесткая, вся в кочках, машину на них все время подбрасывало, скорее всего, дорога шла через горы, на высоте, я чувствовал это по разреженному воздуху. Сосны шумели, и я видел только их верхушки. Была еще ночь.
  — И когда грунтовая дорога кончилась и началась мощеная, вы повернули на подъем?
  — Да, так и было, дорога пошла вверх.
  — Что же потом?
  — Я проехал около двадцати миль.
  — Вспомнили, где вы заправлялись?
  — Не сразу, у меня бак оказался полным.
  — А подъем продолжался долго?
  — Дорога петляла, подъемы и спуски чередовались. Потом я выехал на мощеную дорогу, а по ней — в долину, уже рассвело, вокруг лежали фермерские поля, и вскоре я увидел указатель. «Рино — сорок миль» — было написано на нем.
  — Сколько же часов вы провели в пути, пока увидели этот знак?
  — Не помню точно, очевидно, эта часть моего сознания еще не совсем прояснилась. Помню только, ехал весь день.
  — За время пути вы заправлялись?
  — Да, дважды, а может быть, и трижды, не уверен.
  — Вы о чем-нибудь спрашивали сотрудников станции, где останавливались?
  — Нет, я просил залить полный бак, платил и молча уезжал. Вам трудно, мистер Лэм, понять мое состояние. Вам приходилось когда-нибудь просыпаться утром после глубокого сна, когда не сразу осознаешь, где находишься? Чувствуешь, что проснулся, однако не понимаешь, где ты. Я же не в постели нежился, а с полным провалом памяти вел машину, нервничал, у меня болела голова, и меня трясло от страха. Голова и до сих пор болит.
  — У вас была на лице кровь?
  — Да! Помните, я сначала остановился у ресторана? Вот тогда-то, заказав себе кофе, я пошел в туалет, заперся там и посмотрел на себя в зеркало. Весь в крови!.. Я мочил бумажные полотенца и вытирал кровь с лица.
  — Много ее оказалось на пиджаке?
  Гейдж подошел к вешалке, снял пальто и показал мне.
  — Видите ли, я старался отмыть кровь холодной водой сначала с плеча, но пятна остались, посмотрите.
  — Да, интересную историю вы мне рассказали!
  — Вы мне не верите?
  — Пойдемте лучше позавтракаем, — предложил я. — А потом я вас оставлю, сам же поеду и еще кое-что проверю.
  — Что же вы собираетесь проверять, мистер Лэм?
  Я посмотрел ему прямо в глаза.
  — Хочу установить, что вас так напугало. От чего вы бежали так спешно.
  Он смутился. Я попытался поймать его взгляд, но Гейдж упорно уклонялся от моего прямого взгляда.
  — У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?
  — Куда там! Ничего, кроме дикого, панического страха, который и сейчас еще леденит мне спину!
  — Хорошо, тогда пойдемте завтракать. Вам надо побриться и выпить кофе. Полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что ни одно жюри присяжных вам не поверит?
  — Да, я догадываюсь.
  Глава 6
  Приехав в аэропорт Рино, я сел на самолет до Сакраменто, из Сакраменто пересел на самолет до Бейкерсфильда. Там арендовал машину и поехал назад в горы, внимательно следя за боковыми дорогами. Агентство по сдаче машин в аренду брало деньги за километраж, и каждый раз, как на спидометре проскакивали очередные десять миль, я представлял себе лицо Берты, когда я ей покажу чек на мои расходы.
  Я не представлял, что в горах так много проселочных дорог, ведущих в небольшие долины. Когда я уже решил было прекратить свои поиски, то нашел эту дорогу. Она проходила чуть в стороне, мимо брошенной кем-то старой кабины машины, лежащей без колес, прямо на своем днище. Невдалеке слышался шум воды, бегущей вдоль поросшего соснами каньона.
  Я вышел из машины и прошелся вдоль потока, вниз по течению, но ничего примечательного не обнаружил. Только в воздухе стоял какой-то странный запах. Я поднялся вверх по течению — запах усилился. Через несколько минут я нашел то, что было причиной этого зловония. Вид был достаточно неприятный для глаз.
  Оглядевшись по сторонам, я влез в свою машину и поехал к автотрассе, потом по ней — к Бейкерсфильду, где и разыскал офис шерифа. Там оказался его заместитель. Я предъявил свои документы.
  — Хочу заявить о том, что я нашел труп.
  — Где?
  Заместитель шерифа потребовал рассказать об увиденном во всех деталях, я вынул карту и показал место, где его обнаружил.
  — Как же это вдруг вы его нашли? — спросил он подозрительно.
  — Дело в том, что если вы свяжетесь с полицейским дорожным патрулем штата Калифорния, то узнаете, что они ищут этого человека довольно давно. Им было приказано обнаружить место, где машина могла сойти с дороги, перевернуться… Я не могу знать точно, но думаю, что это труп Малкольма Г. Бакли, который посадил в свою машину двух попутчиков, добиравшихся автостопом до Лос-Анджелеса, после чего он исчез.
  — А его машина? — спросил заместитель шерифа.
  — Насколько я могу судить, поблизости машины не было. Я старался особенно не затаптывать следы.
  Заместитель шерифа задумался на минутку.
  — Проехав через столько городов, вы могли бы заявить об этой находке в десяток различных полицейских участков, где есть такие же заместители шерифов, — недовольно поморщился он.
  — Конечно, мог. Но я хотел сообщить в главное управление полиции.
  — Почему именно нам?
  — Потому что я в этом заинтересован и не желаю, чтобы какой-то неопытный полицейский взялся за расследование этого дела, хочу, чтобы оно велось отсюда, из главного управления.
  Эти слова его, видимо, убедили.
  — Думаете, убийца — хитчхайкер?
  — Пока не знаю. Мне известно только, что Малкольм Г. Бакли собирался вести свою машину всю ночь до Лос-Анджелеса. Он позвонил жене и сообщил ей, что взял попутчика в машину, а позже посадил еще и женщину. Блондинку.
  — Вы можете описать ее?
  — Судя по описанию, очень интересная особа.
  — Весьма точное определение, — не удержался от ехидства представитель полиции.
  — Это определение, которое дала ей жена Бакли. Может, для вас этого мало, но для меня вполне достаточно, чтобы представить себе женщину определенного типа.
  Улыбнувшись, он одобрил:
  — Ну, хорошо, Лэм. Пошли! Если это так важно, то, что вы тут излагали, придется хорошенько потрудиться. Я сам возьмусь за это дело, вероятно, по дороге захватим с собой местного заместителя шерифа, чтобы он составил протокол.
  — Берите с собой кого хотите и не забудьте о фотографе. Пока там еще все не затоптано, надо убедиться в том, что это действительно Малкольм Гринлеаз Бакли.
  — Скажите, там, очевидно, замешана страховка?
  — Сто пятьдесят тысяч долларов, — ответил я.
  Он только присвистнул.
  — Убитый занимался торговлей, продажей вещей по образцам, словом, коммивояжер. Бизнес шел на довольно высоком уровне.
  — Что скажете о его жене?
  — Особа очень практичная. Думаю, она потеряла уже всякую надежду найти его живым, когда позвонила мне. Если бы муж ее оказался жив, вряд ли бы он ей понадобился.
  — Как она выглядит? Сколько ей лет? Что за тип женщины?
  — Ей что-то около двадцати шести — двадцати семи. С хорошей фигурой.
  — Блондинка? — ухмыльнулся он.
  — Брюнетка.
  — Практичная, говорите, дамочка?
  — Очень. Она думает, что муж или погиб в аварии на дороге, или сбежал с этой попутчицей-блондинкой. В любом случае требует доказательств. Если он погиб, ей нужно представить его труп, пока он еще не разложился и его можно будет идентифицировать. Если же он сбежал с блондинкой, ей и в этом случае нужны доказательства, ибо это явится причиной для развода.
  — Ну, в таком случае хоть истерики не будет, — облегченно вздохнул заместитель шерифа.
  — Боюсь, что опознать труп не так-то просто, если не сможем снять у него отпечатки пальцев.
  — Сложное дело, — задумался помощник шерифа.
  — У нас есть прекрасные эксперты, — заметил я. — В подушечки пальцев умершего шприцем впрыскивается специальная жидкость, а затем снимаются отпечатки.
  — Да и у нас здесь на месте тоже есть хороший эксперт, — ответил он. — Ну, поехали?
  И мы опять отправились в горы. К этому времени уже стемнело, но я теперь знал каждый фут на этом месте. По дороге мы посадили в машину местного заместителя шерифа. С нами ехал и следователь, который обычно ведет дело в случае насильственной смерти. Да, справедливо замечено: нам предстояла тяжелая работа.
  Вскрытие делать не понадобилось, чтобы установить, что это было убийство. Затылок у парня был разбит, как яичная скорлупа. Орудие убийства валялось неподалеку на земле — ручка от домкрата, длиной в двадцать пять дюймов. Но была одна странность в этом деле. Далеко от трупа, примерно в миле, мы нашли шляпу, по-видимому принадлежащую убитому.
  Я сказал заместителю шерифа, что неплохо было бы замерить это расстояние поточнее и отметить его на карте.
  Он посмотрел на меня с подозрением.
  — В чем дело, Лэм? Тут ветрено с обеих сторон каньона. Шляпу могло нести ветром по земле, пока она не зацепилась за какой-нибудь куст, здесь она теперь и валяется. Спустя неделю она бы лежала где-то еще.
  — Возможно, умный защитник в суде поинтересуется, где шляпа находилась именно сегодня. Учтите, вам придется отвечать на вопросы в качестве свидетеля. Именно вас будут подвергать перекрестному допросу. При страховке в сто пятьдесят тысяч долларов, поверьте мне, это будет весьма интересное дело.
  Немного подумав, заместитель шерифа чертыхнулся:
  — Какое отношение может иметь ко всему этому шляпа?
  — Посмотрите на нее внимательно, — посоветовал я. — Шляпа в прекрасном состоянии. Видимо, убитый снял ее с головы раньше, чем убийца ударил его ручкой домкрата.
  — И что?
  — Вы водите машину в шляпе или без?
  — Иногда в ней, иногда без шляпы. Это ничего не доказывает, черт возьми! — уперся шериф.
  — Дело ваше… Скажите еще, где вы держите свой домкрат?
  — В багажнике. А что?
  — Если окажется, что найденная ручка подойдет к домкрату Малкольма Бакли, лежащему в багажнике его машины, то это одно дело. Вспомните, что блондинка, подсевшая к нему в машину, позвонила его жене и сказала, что у него спустило колесо и что она собирается вызвать ему ремонтную машину.
  — Но ведь не было никакой ремонтной машины. По крайней мере вы мне так сказали.
  — Никто из владельцев гаражей не помнит, чтобы им звонила женщина, попутчица Бакли, — ни утром, ни днем.
  Он внимательно посмотрел на меня, потом отошел и обратился к местному заместителю шерифа:
  — Хорошо, Билл, возьми ленту и измерь расстояние от шляпы до тела. Сфотографируй всю картину, которую мы здесь застали. Сделай много фотографий с разных точек. Этот процесс обещает быть громким.
  Пока они работали, я бродил вокруг и внимательно все осматривал. Через несколько минут я позвал их:
  — Ребята, посмотрите-ка сюда!
  Похоже, здесь кому-то стало плохо, и его вывернуло наизнанку. Они сразу подошли вместе со своими яркими лампами, но шериф спокойно объявил, что такое бывает очень часто. Человек совершит кровавое убийство, а потом посмотрит на дело своих рук, и у него наступает нервная реакция. Это совсем ничего не означает.
  — В тех книгах, по которым меня обучали, каждая улика что-то означает, — заметил я.
  Хотя Кловер, заместитель шерифа, и улыбнулся, глаза его оставались холодными.
  — Я это знаю, Лэм, но здесь — не твоя книга. Она моя, ты помнишь об этом?
  Я помнил, о чем и сказал ему.
  Глава 7
  Наконец труп положили в пластиковый мешок и погрузили в машину «Скорой помощи».
  — Что же дальше? — спросил я Харви Кловера, помощника шерифа.
  — Теперь мы снимем у него отпечатки пальцев и объявим розыск его машины. Это надо было сделать уже давным-давно. Почему вы об этом не позаботились?
  — Я думал об этом.
  — Тогда почему не сделали?
  — Потому что вы мне этого не сказали.
  — Но вас никто, однако, не просил сюда приезжать и находить убитого, не так ли?
  — В некотором роде так, — ответил я.
  — К чему вы клоните?
  — Представьте, что власти объявили по стране розыск машины, а Малкольм Бакли уехал с этой блондинкой-попутчицей, и они где-то скрываются. Предположим, парочка едет по дороге, их останавливает офицер полиции, смотрит водительское удостоверение Бакли и говорит ему, что по просьбе его жены объявлен розыск машины: якобы она была украдена. Бакли отвечает полицейскому, что его жена может пойти и утопиться в озере, что он едет по делам службы, что ему надоело все время ей звонить и выслушивать ее поучения, что сидящая с ним рядом в машине блондинка не та женщина, которую он посадил в машину позавчера, или на прошлой неделе, или когда бы то ни было, а совсем другой человек; что она шла пешком по шоссе, а он ее пожалел, что она едет с ним всего час, что когда он звонил своей жене пятого числа, то у него в машине еще не было блондинки-попутчицы, что он просто пошутил — обычно такое случается между мужем и женой…
  — Да, понимаю ход ваших мыслей, — кивнул Кловер.
  — Теперь представьте себе еще и такую версию, — сказал я. — Миссис Бакли звонит незнакомая женщина и говорит, что в машине случилась поломка, что сама она в Роммели и пытается вызвать ремонтную машину, которая помогла бы Бакли поставить запасное колесо, чтобы Бакли смог добраться домой. Она не собиралась возвращаться к нему в машину, хотела ехать дальше на других попутных.
  — Но ведь вы мне сказали, что вызова ремонтной машины не было.
  — Я не это сказал. Я сказал, что ни в одном из мест, которые посылают в таких аварийных случаях ремонтные машины, не припомнят ее звонка.
  — Что вы имеете в виду? — все еще не доходило до него.
  — Если у Бакли не спускало колесо, то звонившая женщина говорила неправду. Если она связана с убийством, значит, попутчик-мужчина чист.
  — Не обязательно, они могли все спланировать вместе.
  — Могли бы, — ответил я.
  — Что теперь вы имеете в виду?
  — У вас в офисе есть детектор лжи?
  — Да, есть, а почему вы спрашиваете об этом?
  — Сегодня, пока вся эта история еще не попала на страницы газет, надо проехать в оба гаража и проверить их хозяев на детекторе.
  Его глаза сузились.
  — И в случае, если один из них говорит неправду, мы сможем оправдать нашу блондинку. Она оставила Бакли на дороге со спущенной шиной и попутчиком. Багажник был открыт, домкрат вынут, попутчик держал ручку домкрата в руках.
  — И тогда шину накачал кто-то другой.
  — Конечно! Мимо проезжал какой-то человек, у которого оказался пневматический насос. Что бы вы сделали, если бы у вас был такой насос и вы бы на дороге увидели стоящую со спущенным колесом машину?
  — Я бы остановился.
  — И задержались бы, пока хозяин машины и его попутчик не накачают шину. Кончив, они бы вас поблагодарили, вы бы взяли свой насос и уехали. Вам бы ни к чему было дожидаться, когда они снимут машину с домкрата, положат запасное колесо в багажник и поедут.
  — Хорошо, я позвоню в офис. С которого начинать?
  — С того, кто помоложе: он работает в гараже «День и ночь». У него татуировки: наверно, служил в морской пехоте. Все стены его комнаты увешаны картинками с девчонками. Если прекрасная блондинка…
  — Я понял, мы привезем детектор лжи.
  Он тут же позвонил в офис, чтобы прислали человека с полиграфом, и мы стали ждать.
  Оператор с детектором приехал после полуночи, и мы все отправились в гараж. Молодой парень, его хозяин, работал ночью. Он не ложился в постель и, комфортно устроившись в кресле, слушал радио.
  Меня тотчас вспомнил, и мы обменялись рукопожатиями. Я познакомил его с помощником шерифа Кловером и с оператором детектора лжи. Начал Кловер:
  — Вы помните ночь на пятое число? Раннее утро шестого? Мы пытаемся выяснить, был ли вам звонок по вызову ремонтной машины.
  — Помню, сэр.
  — Как ваше имя?
  — Том Аллен, сэр.
  — Вы что-нибудь знаете об этом звонке?
  — Нет, сэр. Я уже об этом говорил вот этому джентльмену, ведущему расследование. Думаю, тут какая-то ошибка, сюда не звонили. Может быть, в другой гараж?
  — Почему вы так уверены, что сюда не звонили?
  — Как я могу быть не уверен? Вот же висит книга, в нее я записываю все звонки. Кроме того, у меня в машине спидометр, и я отчитываюсь за каждую милю, которую прошла ремонтная машина. При некоторых звонках мы берем по доллару за милю, пятьдесят центов за милю — в менее сложных случаях, двадцать пять — в самых легких.
  — Хорошо, — сказал Кловер, — просто отвечайте на мои вопросы. Сначала подумайте. Понятно?
  — Да, сэр.
  — Хорошо. Садитесь в кресло, это детектор лжи, мы хотим убедиться, говорите ли вы правду.
  — Не уверен, что мне нравится эта проверка.
  — Вы хотите сказать, что отказываетесь?
  Аллен посмотрел в пол, облизнул губы и сказал после некоторого молчания:
  — Нет, не отказываюсь.
  — Здесь не самые лучшие условия, я не могу ничего гарантировать, — сказал оператор.
  — Все равно начинайте, — ответил Кловер.
  — Посмотрите, — начал оператор, — это сложный прибор, он измеряет ваше кровяное давление, чувствительность вашей кожи и ее сопротивление, частоту вашего дыхания. Когда я окончу этот опыт, мне будет абсолютно ясно, лжете вы или нет. Вам понятно?
  Аллен едва кивнул.
  — Закатайте рукав, я надену вам манжету аппарата для измерения давления и пульса.
  Аллен закатал рукав, глубоко вздохнул и устроился поудобнее в кресле. Эксперт приладил манжетку и вынул из кармана колоду игральных карт.
  — Видите это? — Он показал Аллену несколько карт.
  Аллен кивнул.
  — Выберите одну из них мысленно, не дотрагиваясь до нее. Подумайте, сосредоточьтесь! Выбрали?
  — Да.
  — Хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы сказали мне какую-то неправду. Хочу увидеть тот рисунок, который возникает, когда вы лжете.
  — Что вы имеете в виду?
  — Я вас спрошу, выбрали ли вы туз пик. Вы скажете нет, даже в том случае, если вы действительно выбрали туз пик. Кроме слова «нет», больше ничего не говорите. Вы меня поняли?
  — Хо-хо!
  — Даже если я угадаю вашу карту, вы должны мне сказать «нет».
  — Я понял.
  Оператор приладил свое оборудование, проверил самописцы и спросил:
  — Вы выбрали туз пик?
  Аллен ответил:
  — Нет.
  Эксперт подождал пять секунд.
  — Вы выбрали королеву червей?
  — Нет.
  — Бубновую десятку?
  — Нет.
  — Вы выбрали четверку червей?
  — Нет.
  — Король треф?
  — Нет.
  — Хорошо, — сказал экзаменатор, — а теперь еще раз. Вы должны отвечать так же, как и отвечали. Вам понятно?
  — Еще бы!
  — Вы выбрали туз пик?
  — Нет, — ответил Аллен.
  — Ну вот, Том, теперь я знаю ваши психологические реакции. Мне ясен тот рисунок, который возникает на ленте, когда вы говорите неправду. А выбрали вы четверку червей, не так ли?
  Аллен выглядел крайне удивленным.
  — Ну а теперь, — сказал оператор, — мы вернемся к вечеру пятого числа и к утру шестого. Начнем наш разговор с утра шестого.
  Часовой механизм детектора лжи пришел в движение, из-под барабанчиков медленно поползла бумажная лента, запульсировали стрелки, показывая величину давления крови у Тома, его пульс, частоту дыхания и чувствительность его кожного покрова.
  — Ваше имя Том Аллен?
  — Да.
  Стрелка, указывающая на величину кровяного давления, поползла вверх, потом стала возвращаться в исходное положение.
  — Вы сегодня обедали?
  — Да. — Стрелка двигалась по прямой, без рывков.
  — Рано утром шестого числа вам звонила женщина?
  — Нет.
  — Вы курите?
  — Да.
  — Какая-нибудь женщина звонила ночью вам в дверной звонок и просила вас выехать вниз по дороге, чтобы помочь владельцу машины накачать спустившее колесо?
  — Нет.
  — Вы когда-нибудь играли на деньги в покер?
  — Да.
  — Вы женаты?
  — Нет.
  — Вы служили в частях морской пехоты?
  — Да.
  — Шестого утром вы ответили на телефонный звонок и выезжали для ремонта спущенной шины?
  — Нет.
  — Подождите минуточку, Аллен, — прервал сам себя оператор, — я хочу еще раз задать вам те же вопросы.
  И снова вся процедура повторилась с самого начала, после чего были сняты ленты, которые опоясывали Тома вокруг груди, и манжета от аппарата, измеряющего кровяное давление.
  — Извините, Том, но вам не уйти от ответа.
  — Что вы имеете в виду?
  — Вы говорили неправду.
  — Черт возьми, я говорил неправду?
  — Давайте я вам докажу. Я спросил о вашем имени. Спросил о женщине-блондинке. Отметил, как изменился уровень вашего кровяного давления. Я спросил вас о звонке утром шестого. Давление опять пошло вверх. Посмотрите на указатель частоты вашего дыхания. Видите вот этот небольшой скачок? Теперь я вам что-то скажу. Том Аллен — не ваше настоящее имя. Вы в растерянности! Это не просто игра. Это убийство. Вы говорили неправду. Вы скрываете улики и живете под чужим именем. Мы должны снять у вас отпечатки пальцев. Через двадцать четыре часа мы будем располагать вашей полной биографией.
  Аллен тяжело опустился в кресло.
  — У вас были когда-нибудь неприятности с полицией?
  Аллен молчал.
  — Ладно. В таком случае нам придется забрать вас с собой в участок. Вы важный свидетель, и ваши показания могут существенно повлиять на расследование дела об убийстве. Придется проверить ваши документы.
  — Послушайте, — истошно закричал Аллен, — я не замешан ни в каком убийстве! Да, я сидел в тюрьме штата Невада и выпущен оттуда под честное слово. Да, я нарушил данное мной обещание, но это не делает меня причастным к убийству! Нет!
  — А что вы скажете теперь о телефонном звонке утром шестого числа? — спросил Кловер.
  — Правду скажу. Я спал — а сплю я крепко, храплю во сне. В дверь несколько раз позвонили, пока я проснулся. Я встал, полусонный, натянул брюки, зажег свет и пошел открывать, думал, водитель какой, а там стояла шикарная блондинка! Она сказала, что на шоссе стоит машина, у которой спустило колесо и запаска. У водителя нет насоса, поэтому она просила меня поехать туда и помочь ему.
  — И что же сделали вы?
  — Рассказывая, красотка зашла в гараж. Я спросил, кто она такая, она ответила, что водитель согласился ее подвезти и не имеет никакого значения, кто она такая. У него есть деньги, чтобы заплатить за ремонт… Ну а я ей ответил, что нет причины так уж спешить и я сначала сварю кофе. Предложил ей чашечку, она согласилась. Я провел ее на кухню, включил электрический кофейник и… ну, знаете, то да се… а потом я подумал, что теперь уж этот водитель либо послал еще кого-нибудь за помощью в другой гараж, либо сам накачал шину и давно уехал.
  — Что же произошло с блондинкой? — спросил Кловер.
  — Она со мной сначала мило шутила, а потом сказала, что должна двигаться дальше и что она едет автостопом. Ну и красивая она была, должен вам сказать! Волосы, правда, белые от пироксида, но глаза такие большие, темно-синие, а какая гладкая кожа!..
  — Так вы все-таки узнали, кто она?
  — Я, конечно, старался это сделать, хотел, чтобы она оставила номер телефона — очень хотелось встретиться с ней еще раз. Но она все хитрила: не отвечала на мои вопросы, увиливала, переводила разговор на другие темы, откровенно подшучивала надо мной.
  — Но, похоже, это оказалось для вас легкой победой? — вздохнул Кловер.
  — Это вам так кажется. Сначала она только согласилась выпить кофе. Рассказала, что всегда может найти работу, что она — беспокойная душа и не любит нигде оставаться подолгу. Господи, такая девочка может себе позволить быть неугомонной!.. Она была свободна. Я знаю женщин, уж поверьте. И могу об этом судить. Она пришла, ей захотелось кофе, а потом… я ей просто понравился. Я это понял, как только открыл дверь и она на меня взглянула.
  — И это навело вас на мысль?..
  — Да, именно так. Знаете, с одними людьми ни в какую не сойтись, сколько ни старайся. А с другими — стоит только поглядеть друг на друга…
  — Но вы отрицали, что вам кто-либо звонил в этот день.
  — Конечно, я отрицал, я же не хотел, чтобы меня уволили.
  — Куда же потом девалась эта дамочка?
  — Она мне сказала, что будет добираться до Лос-Анджелеса. Это все, что я о ней знаю. Она оставалась здесь почти до семи утра и, похоже, совсем не спешила. Если бы не моя смена в семь тридцать, она бы и еще осталась, так мне показалось.
  — Вы понимаете, что вам грозят большие неприятности? — строго спросил Кловер.
  — Что вы имеете в виду под «грозят»? Я просто не ждал от вас вопроса о моем настоящем имени. Да, я не Том Аллен. Конечно, теперь опекунский совет, который отпускает заключенных под честное слово, опять меня засадит в тюрьму Карсон-Сити. Я ведь обещал надзирающему, что больше со мной ничего не случится. Они не любят, когда условно заключенные не держат своего обещания. Плохи мои дела!
  — Да, ваши дела плохи, — подтвердил помощник шерифа. — А сейчас вы поедете с нами как важный свидетель… Сможете узнать эту блондинку, если опять повстречаете?
  — Боже мой, и он еще спрашивает!
  Кловер повернулся ко мне.
  — Итак, подозрение падает на попутчика, который оставался с водителем.
  — Мне еще тогда показалось, в первый раз, что парень говорит неправду. — Я кивнул на Тома.
  — Это все вы со своей дружеской болтовней. Я был уверен, что мне удалось навешать вам лапшу на уши.
  — Почему же тогда, по-вашему, я вернулся обратно?
  — Боже мой, если бы я мог ответить на этот вопрос! Когда вы явились с законниками, я подумал, что меня кто-то продал. Стоит вам теперь взять у меня отпечатки пальцев, и я получу свои пять лет.
  Кловер посмотрел на меня с благодарностью.
  — Знаете, — сказал он, — мы обычно не связываемся с частными сыщиками из Лос-Анджелеса, но теперь я ваш должник, Лэм! Предчувствие не обмануло вас.
  — Спасибо, надеюсь, когда-нибудь и вы мне поможете.
  — Всегда к вашим услугам, — ответил он и повернулся к Аллену: — Собери свои вещи, Том, позвони хозяину и скажи, что ему придется нанять кого-то другого на ночную смену. Все эти картинки можешь взять с собой. — Кловер кивнул на стены.
  Глава 8
  Я дал Харви Кловеру описание «Роадрейсера» Бакли и номер машины. Он куда-то позвонил и передал полученные данные, чтобы их заложили в компьютер.
  — Что дальше? — спросил я.
  — Вернемся в Бейкерсфильд.
  — Считаете, здесь для нас работы больше нет?
  — Похоже, что так.
  — Что вы сделаете с Томом Алленом?
  — Он поедет с нами. Надо сообщить властям Невады, пусть решают, желают ли они получить его обратно.
  — У меня мелькнула догадка, — сказал я. — В Сентрал-Крик в ресторане работает официантка, блондинка. Она начала там службу шестого числа… Так вот, мне кажется, она может как-то дополнить картину преступления.
  — Не близкий путь предстоит, однако, чтобы проверить вашу догадку, Лэм, — заметил Кловер, — стоит его, очевидно, проделать.
  — И очень любопытно посмотреть на Тома Аллена, не узнает ли он ее.
  Кловер задумался.
  — Будет обидно, если мы, не отработав этот вариант, позволим ей проскользнуть у нас между пальцами, Кловер.
  Мое замечание все решило. Он сразу согласился.
  — О’кей, поехали, и берем с собой Аллена.
  — Что делать остальным?
  — Пусть отдохнут. Оператор почти всю ночь не спал. Он может поехать в мотель и там выспаться, а мы отправляемся в путь.
  Итак, втроем: Кловер, Том Аллен и я — мы тронулись в сторону Сентрал-Крик. К этому времени до Тома Аллена окончательно дошло, что его поймали на крючок, и он замкнулся; Кловер устал, так что большую часть дороги мы проехали молча.
  Когда до Сентрал-Крик осталась всего миля, Кловер сбавил скорость.
  — Я хочу сам провести эту игру как считаю нужным, — выразил он желание.
  — Валяйте! — согласился я.
  Кловер повернулся к Аллену:
  — Догадываешься, почему мы тебя сюда везем?
  — Не представляю!.. Вы везете, я еду.
  Остановились перед входом в кафе.
  — Пойдемте выпьем кофейку, — предложил Кловер.
  — Вы везете меня в Неваду? — робко поинтересовался Аллен.
  — Я везу, ты едешь — сам так сказал. Помнишь?
  — Помню, — мрачно согласился Аллен.
  Втроем мы вошли в ресторан. Блондинка-официантка стояла за стойкой. Она посмотрела на нас и, сразу узнав меня, улыбнулась, а потом увидела Тома, и в глазах ее мелькнуло крайнее удивление. Том, видимо, подал ей какой-то знак, и ее лицо сразу застыло как маска. Я взглянул на Кловера — он был невозмутим. Мы подошли к стойке, уселись на высокие стулья.
  — Привет! — обратилась ко мне официантка. — Вы все еще здесь?
  — Да, здесь, — не мог не признать я очевидного.
  Она поставила перед нами три стакана воды, на мгновение ее глаза встретились с глазами Аллена.
  — Мне яичницу с ветчиной, — заказал Кловер. — Вы что хотите, Том?
  — Что вы обычно делаете с заключенными, вы…
  — Заткнись! — перебил его Кловер. — Будешь яичницу с ветчиной?
  — Буду.
  Официантка посмотрела на меня, я кивнул:
  — Мне тоже яичницу с ветчиной.
  — Попс, три яичницы с ветчиной, — прокричала она в кухонное окошко. — Как вам ее поджарить, посильнее или слегка?
  — Посильнее, — сказал Кловер.
  — Слегка, совсем слегка, — ответил Аллен.
  — Мне посильнее, — добавил я.
  Она поставила перед нами три чашки кофе.
  — Когда-нибудь раньше видела этого человека? — спросил ее Кловер, кивнув на Тома Аллена.
  Официантка лениво осмотрела его и отрицательно покачала головой.
  — Это она? — обратился Кловер к Аллену.
  — Никогда прежде в жизни не видел ее, — затряс головой Том.
  — Как ваше имя?
  — Эдит Джордан. А что, вам не все равно, как меня зовут?
  — Может быть, и нет. Вы давно здесь работаете?
  — С утра шестого числа этого месяца.
  — Во сколько начали работу?
  — Около десяти, кажется… Что-нибудь еще?
  — Не сейчас.
  Она отвернулась от нас, плечи ее враждебно вздернулись.
  — По крайней мере мы съездили, — сказал Кловер, очень уставший и не собиравшийся скрывать этого.
  Поставив локти на стол, он опустил голову в ладони и прикрыл глаза. Я же отвернулся от Аллена и сел так, чтобы видеть в большом зеркале отражение всей комнаты. Я ждал, что Аллен даст официантке еще какой-нибудь сигнал, но он сидел спокойно, не двигаясь. Попс подал три приготовленные яичницы; мы ели в молчании, запивая кофе, который она нам подливала несколько раз. Кловер посмотрел на меня, подняв брови. Я кивнул и сказал, обращаясь к официантке:
  — Счет, пожалуйста.
  Я заплатил по счету, оставив ей доллар на чай, и мы направились к машине.
  — Хотите, я поведу? — спросил я Кловера.
  — Очень хочу, но эта машина государственная, и я за нее отвечаю.
  — Давайте поведу я, — сказал Аллен, — единственное, что я хорошо делаю, так это вожу машину.
  — Ну уж нет! — Кловер посмотрел на меня. Взгляд его был понятен без слов.
  — Я поведу, по крайней мере часть пути, — сказал я, усаживаясь на место водителя.
  — Хорошо, посадите Аллена на переднее сиденье рядом с собой, а я сяду на заднее. Смотри, веди себя нормально, Том Аллен, или ты приедешь ногами вперед!
  — Черт, за кого вы меня принимаете, совсем за идиота?
  Мы поехали. Несколько раз я пытался завести разговор с Алленом, но безуспешно. Потом молчали до самого Роммели.
  — Теперь что будем делать? — спросил я Кловера.
  Тот поднялся с заднего сиденья, делая вид, что в дороге он не спал ни минуты, потянулся, зевнул и посмотрел вокруг.
  — Придется нам разбудить нашего эксперта и забрать с собой; жаль нарушать его сон, но ничего не поделаешь. А вы, Лэм, конечно, имеете право на ошибку, но все остальное вы провели прекрасно, — обратился ко мне Кловер, пока мы ждали нашего уважаемого оператора.
  — Что вы имеете в виду, когда говорите об ошибке? — обиделся я.
  Он кивнул в сторону Сентрал-Крик.
  — Я наблюдал за девицей. Если бы это была та блондинка, которую мы ищем и которая знала Тома, она бы сразу запаниковала, увидев Тома вместе с нами.
  — Вы так думаете?
  — Достаточно занимаюсь этим, чтобы что-то понимать.
  — Давайте опять проверим его на детекторе лжи, — предложил я, — и зададим ему вопрос, знает ли он официантку из ресторана.
  — Одну минуточку! — подал голос Аллен. — Я согласился вам добровольно помочь, но больше вы этого не дождетесь.
  — И как вам это нравится? — обратился я к Кловеру.
  Тот с сомнением посмотрел на Аллена, потом на эксперта.
  — А ну-ка, присоедините его! — распорядился он.
  — Я не буду отвечать на ваши вопросы!
  — Присоедините, я сказал, его!
  Они вдвоем все же усадили Аллена в кресло и присоединили все проволочки от детектора.
  — Вы ели с тех пор, как я вас видел в последний раз? — спросил оператор.
  Аллен молчал.
  — Ваше имя Том Аллен?
  Ответа не последовало.
  — Вы были недавно в Сентрал-Крик?
  Молчание.
  — Вы видели там кого-нибудь из знакомых?
  Снова молчание.
  — Имя Эдит Джордан вам что-нибудь говорит?
  Аллен как воды в рот набрал. Оператор посмотрел на изрисованную самописцем бумагу, потом на Кловера и утвердительно кивнул.
  Кловер тихо выругался.
  — Послушайте, Аллен, вы говорите неправду. Посмотрите на эту линию, это ваше кровяное давление. Это ваш пульс. Ваше дыхание. Вы знали Эдит Джордан. Вы хорошо ее знали. Посмотрите сами ваши реакции на мои вопросы.
  Аллен упорно смотрел прямо перед собой, не удостаивая и малейшим вниманием бумажную ленту, выползающую из аппарата.
  — Итак, Аллен, ваш ответ?
  — Комментариев не будет. Я с вами не желаю разговаривать.
  — За вас говорит ваше кровяное давление, ваши реакции. Вы видели раньше эту девицу, вы ее знаете.
  Аллен стал срывать с себя провода и ленты, которые соединяли его с детектором.
  — Пошли вы все к черту! Человек не может быть свидетелем против самого себя. Настолько я еще знаю законы!
  — Можешь это рассказать администрации, когда вернешься в тюрьму Невады, — ответил Кловер.
  — И расскажу!
  Кловер пошел к телефону, позвонил своему заместителю в Карвер-Сити и попросил немедленно поехать в Сентрал-Крик, к маленькому кафе.
  — Там работает блондинка Эдит Джордан, — сказал он. — Заберите ее, а потом подъезжайте ко мне в мотель «Саммит», в Роммели, блок двадцать шесть. Позвоните сразу, как найдете ее. Черт, просто заберите ее!.. Можете сказать даже, что по подозрению в убийстве.
  С этими словами Кловер бросил трубку и повернулся к Аллену.
  — Ну, теперь ты окончательно повязан!
  Тот ничего не ответил, по-прежнему сидел молча, опустив голову.
  — Сложите все! — обратился Кловер к оператору. — Будем ждать, пока не позвонят из Сентрал-Крик. Скоро мы проверим нашу блондиночку и подобьем одно к другому.
  — Если только она еще там, — добавил я.
  — Что, черт возьми, вы имеете в виду? — возмутился Кловер.
  — Да ничего особенного, — как можно спокойнее ответил я.
  Мы отправились обратно в мотель. Прошло не так уж много времени, как зазвонил телефон. Кловер снял трубку, напряженно вслушиваясь.
  — Выпускайте специальный бюллетень, подозрение в убийстве. Найдите ее!
  Он швырнул трубку на рычаг и повернулся ко мне:
  — Исчезла! Сразу исчезла, едва мы уехали! Наверное, автостопом, но там даже не знают, в каком направлении.
  — Что ж, — философски изрек я, — человек имеет право на ошибку, кажется, так вы недавно сказали?
  — Ах ты, сукин сын! — закричал Кловер. — И ведь она была у нас в руках!.. Черт бы тебя побрал, Лэм, что же ты мне ничего не сказал?
  — Вы заявили с самого начала, что хотите играть в эту игру по-своему.
  — Тебе следовало бы знать…
  — Кловер, а если подумать… Может быть, еще не все так плохо.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Вы можете ее найти. То, что она исчезла, говорит о ее виновности, а до этого против нее не было никаких улик, и, если бы Аллен не заговорил, у вас могли бы быть неприятности. Показатели детектора лжи не являются свидетельством в суде Калифорнии. Теперь у вас на руках есть хоть что-то, что можно использовать.
  Кловер с минуту поразмышлял, ухмыльнулся.
  — Будь я проклят, если ты не прав, Лэм! Давай пошли!
  И мы опять проделали долгий путь в Бейкерсфильд.
  Когда наконец мы подъехали к офису шерифа, солнце стояло прямо над головой и уже был выпущен бюллетень о розыске машины «Роадрейсер». По телефону сообщили, что он был обнаружен припаркованным и брошенным на дороге, в районе Бриджпорта, штат Калифорния. Кто-то хорошо прошелся по его сверкающей поверхности, все следы от пальцев были стерты.
  Кловер время от времени отрывался от телефона, передавая мне услышанное.
  — Спросите их насчет запасного колеса, — подсказал я.
  — Как там насчет запасного колеса? — спросил Кловер. — С запаской все в порядке, она накачана.
  — А как там с ручкой домкрата?
  Он опять повернулся и повторил вопрос в телефон, потом повторил ответ:
  — Домкрат в багажнике, это гидравлический домкрат с металлической ручкой, но они ее не могут найти.
  — Но запаска накачана?
  — Накачана.
  — Это значит, что кто-то ему ее накачал.
  Кловер раздраженно сузил глаза.
  — Ты прав, Лэм, спасибо за подсказку.
  Он развернулся к Тому Аллену.
  — Ты, чертов сукин сын! — закричал он. — Блондинка пришла к тебе и рассказала о машине, что у нее на дороге поломка. Это случилось всего в каких-то десяти милях от тебя. Ты поехал туда на своей машине вместе с нею, накачал спущенное колесо, а потом стукнул этого парня по голове ручкой от его домкрата, отвез его на несколько миль и выбросил из машины.
  — А как насчет другого попутчика? — спокойно спросил Аллен. — Что я сделал с ним? Тоже, по-вашему, убил или он был в деле вместе со мной? Давай посылай меня обратно в Неваду!
  — Чего захотел, обратно в Неваду! Мы будем тебя держать здесь по подозрению в убийстве до конца следствия!
  — Это меня устраивает. Вы не сможете повесить на меня убийство.
  — Я тебе продемонстрирую, черт возьми, как это делается! — закричал Кловер. — Не хватает еще, чтобы заключенные нам врали, когда мы расследуем убийство!
  — Я хочу взять адвоката.
  — Что ты там хочешь, никого не интересует. Это ты подал знак блондинке, и она проскользнула у нас между пальцами.
  — Я никогда не был раньше знаком с этой официанткой, хоть она и блондинка.
  — У вас есть расписание самолетов? Я бы хотел сесть на ближайший рейс в Лос-Анджелес, — обратился я к Кловеру.
  — Я отвезу вас в аэропорт сам, вы молодец, Лэм.
  — Несмотря на мою ошибку?
  — Забудь об этом и поскорее уноси ноги, пока газетчики не пронюхали, что происходит, и не начали задавать тебе вопросы.
  — Они будут разговаривать со мной, — вдруг заявил Аллен.
  — Это ты так считаешь! — Кловер повернулся к своему заместителю. — Давай карауль получше этого сукина сына!
  Он взял с письменного стола расписание полетов, просмотрел его и глянул на часы.
  — Пошли, Лэм. Ты еще попадешь на ближайший рейс в Лос-Анджелес.
  Глава 9
  Я не спал уже так давно, что забыл, как это приятно. Но, прилетев в Лос-Анджелес, сразу отправился в парикмахерскую, чтобы постричься, помыть голову, побриться и сделать массаж.
  Почувствовав себя возрожденным к жизни, я позвонил Дафни Бакли. Ее голосок звучал ясно, в нем не проскальзывало ни малейшего нервного напряжения, чувствовалось, что она хорошо отдохнула.
  — Думаю, мы нашли вашего мужа, — сказал я.
  — С блондинкой или без?
  — Без нее.
  Наступила пауза.
  — Вы медлите, чтобы подготовить меня, Дональд?
  — Да.
  — Не надо, говорите прямо.
  — Вы вдова.
  — Когда это произошло?
  — В ночь с пятого или ранним утром шестого числа, можно сказать только приблизительно. Видимо, это дело рук одного из его попутчиков или, возможно, обоих. Они убили вашего мужа и уехали на его машине.
  — Вы не придете ко мне, чтобы все рассказать подробнее? — попросила она.
  — Я так давно нормально не спал, что уже забыл, как выглядит моя кровать.
  — Бедный мальчик! Приходите, сварю вам прекрасный кофе. Я должна узнать подробности, Дональд, и, поверьте, не собираюсь устраивать истерику. Я ожидала нечто подобное с тех пор, как позвонила вам. Обещаю, что не буду усложнять ситуацию слезами, но я хочу знать, что же вы все-таки обнаружили.
  — Хорошо, выезжаю.
  — Буду ждать.
  Я взял такси и вскоре был у ее дома, квартира 721. Дафни Бакли открыла мне дверь в ту же секунду, едва я дотронулся до кнопки звонка, прозвучавшего приглушенно где-то в глубине квартиры.
  Она сразу взяла меня за руку и не отпускала до тех пор, пока не закрыла входную дверь. Мы прошли в гостиную.
  — Вам звонили из полиции? — поинтересовался я.
  — Нет, — покачала она головой.
  — Думаю, они скоро позвонят, буквально с минуты на минуту.
  — Дональд, что я должна делать?
  — Что вы имеете в виду?
  — Я не хочу лицемерить, изображать глубокую скорбь. Честно говоря, Малкольм и я хорошо относились друг к другу, когда бывали вместе. Но он мне изменял, я это знала, и мне, как бы это сказать… мне было любопытно, как далеко это может зайти, разрушит это нашу семью или нет. Мне всегда было интересно, что какая-нибудь другая женщина чувствовала бы при подобных обстоятельствах. Конечно, и я ощущала, что из моей жизни уходит что-то хорошее. Когда оправилась от шока после его первой измены, то почувствовала себя очень одинокой. Скучала без его дневных звонков и тех милых, только нам понятных слов, которые он мне прежде говорил. Но…
  Она, я видел, колебалась, продолжать ли дальше.
  — Но вы молоды, очень хороши собой, прекрасно сложены и в довершение ко всему наследуете сто пятьдесят тысяч долларов.
  — Хотите сказать, Лэм, что передо мной открывается новая жизнь?
  — Что-то в этом роде, если вы, конечно, этого захотите.
  Она посмотрела мне прямо в глаза:
  — Дональд, я этого хочу.
  Я кивнул.
  — Но люди будут считать меня бездушной, если я не стану проливать слезы после гибели мужа. Дональд, я просто не могу этого делать, не могу до такой степени быть лицемерной. Я люблю жизнь, люблю смеяться, люблю ночные огни и, хочу сказать вам откровенно, Дональд, не могу в этой жизни обходиться без мужчины.
  Я опять согласно кивнул.
  — Скажите, Дональд, что же мне дальше делать?
  — Когда полиция сообщит вам, что найдено тело вашего мужа, вы должны им сказать, что я уже поставил вас в известность о том, что его убили. Вы можете не плакать, но сделать вид, что словно парализованы от шока. Поплачете на похоронах. Нельзя не плакать. Вы не можете не плакать: как бы вы ни относились к этому человеку, когда вы увидите его в гробу, обязательно заплачете. Так устроены все женщины…
  Потом вам надо будет отправиться в путешествие. Начнете новую жизнь и постараетесь обо всем забыть. Поставьте в известность друзей, что летите в Европу, а вместо этого сядьте на пароход и отправляйтесь в Южную Америку.
  — А что произойдет, когда я вернусь?
  — А зачем вам возвращаться?
  — Что вы имеете в виду?
  — Что вас здесь держит? Семья, родственники, что?..
  — Несколько близких друзей.
  — Ваших общих друзей?
  — Вы имеете в виду моих и Малкольма?
  Я кивнул.
  — Малкольм был очень общительным, у него было много друзей, и…
  — И каждый станет подходить к вам со своей меркой. Мужчины будут готовы тут же его заменить, женщины будут вас постоянно критиковать, как бы вы примерно себя ни вели.
  Если же начнете горевать о нем, скажут: «Господи боже мой, Дафни, надо быть более разумной, все слезы и печали не смогут вернуть к жизни бедного Малкольма».
  Ну а если попытаетесь начать жизнь с того места, где пришлось остановиться, тут же ощутите, что все вокруг изменили свое отношение к вам. Друзья — это все замужние пары вашего возраста, а для них вы — одинокая женщина, вдова, потенциальный источник опасности, угроза стабильности их семьи. Жены начнут вас бояться, перестанут приглашать к себе, чтобы их мужья реже с вами виделись. Если же вы завяжете роман с кем-то из неженатых мужчин, то все начнут говорить: «Господи, у Дафни Бакли не хватает достоинства подождать, пока Малкольм остынет в могиле, прежде чем флиртовать с другими. Вы видели, как она смотрела на этого красавчика с вьющимися волосами, когда вчера танцевала с ним? Все было понятно по ее глазам, а мне никогда в жизни еще не было так противно!..»
  Дафни молча слушала мою длинную речь.
  — Дональд, думаю, вы совершенно правы, я так рада, что обратилась в ваше агентство «Кул и Лэм». Я…
  И в этот момент зазвонил телефон.
  Глядя в раздумье на аппарат, Дафни вдруг спросила меня:
  — Вы действительно думаете, что я так привлекательна, Дональд?
  — Конечно, я так считаю, могу поклясться, вы самая красивая из всех женщин, которых я когда-либо знал! Женщина с замечательной фигурой!
  Телефон продолжал трезвонить.
  Дафни поднялась, медленно подошла, явно думая о моих словах, и рассеянным движением взяла трубку.
  — Алло! Говорите. — После этих слов Дафни долго молча слушала, что ей говорили.
  Потом я услышал:
  — Я уже в курсе ситуации. Детектив из агентства «Кул и Лэм» только что мне все рассказал… Я сейчас очень расстроена. Вы не дадите мне немного времени, чтобы прийти в себя?.. Я не могу это сейчас обсуждать. Да, мистер Лэм сейчас подойдет к телефону.
  Она протянула мне трубку, и я услышал:
  — Говорит Фрэнк Мэлони из газеты «Трибюн». У нас идет небольшой материал об убийстве Малкольма Бакли. Можете нам что-нибудь сообщить? Мы не хотим беспокоить вдову, но нам необходимы факты. Не собираемся также раздувать дело об этом убийстве, но ведь он был бизнесменом и жил в нашем штате, поэтому необходимо сделать о нем статью.
  — Что вы конкретно хотите знать?
  — Лэм, я не могу точно определить, все зависит от фактов, от того, что выявится нового в этом деле. После того как я напишу ее, меня могут заставить многое оттуда убрать.
  Я посмотрел на Дафни, прикрыл ладонью трубку, объяснил, кто звонит, и спросил ее, что я могу им сообщить.
  — Все что хотите, я не возражаю, — сказала она.
  — Хорошо, я расскажу то, что сам знаю, — ответил я в трубку. — Вот известные мне факты. Малкольм Бакли возвращался из деловой поездки в Лос-Анджелес пятого числа этого месяца. Из Карвер-Сити, с дороги, он послал жене открытку. Первого попутчика он подобрал в Карвер-Сити; далее, перед Сентрал-Крик, он посадил к себе в машину женщину, тоже хитчхайкера. Он позвонил жене из Сентрал-Крик и сообщил о женщине-блондинке. Через пять часов после этого из Роммели жене позвонила та самая блондинка с сообщением, что у Бакли спустила шина и запасное колесо тоже оказалось не в порядке, поэтому она вызвала к нему ремонтную машину.
  Бакли больше не объявлялся, его жена звонила в оба функционирующих в Роммели гаража, но там ей ответили, что им никто не звонил и они не выезжали ремонтировать машину в четыре часа утра.
  Вчера люди шерифа в Керн-Каунти, графство Керн, тщательно обыскав все дороги в горах, нашли тело Малкольма Бакли. Кто-то разбил ему голову ручкой от домкрата — похоже, домкрат лежал в багажнике его машины.
  Машина убитого была найдена недалеко от Бриджпорта, на боковой дороге. Власти полагают, что она здесь стояла не меньше суток.
  Помощник шерифа получил известие о том, что один чек Бакли после его убийства был погашен в казино Рино. Вот и вся известная мне информация. Получил я ее от помощника Харви Кловера. Кстати, он прекрасный парень!
  — Вы что-нибудь узнали еще об этой блондинке? — поинтересовался Мэлони. — Похоже, во всей этой истории она играет не последнюю роль?
  — Что касается этой части истории, я бы посоветовал вам получить информацию у помощника шерифа в Бейкерсфильде, Харви Кловера. Я сопровождал его в Роммели, до гаража «День и ночь»; той ночью там работал парень по имени Том Аллен, так он утверждает, что никаких звонков в ту ночь не было, однако на детекторе лжи помощник шерифа определил, что парень говорил неправду. Позже Том Аллен признался, что в пять утра шестого числа к нему в гараж явилась блондинка с просьбой послать ремонтную машину… Он же решил сначала угостить ее чашечкой кофе, а потом они подумали, что прошло уже слишком много времени и Бакли, должно быть, сам уже нашел какой-то выход из положения.
  — Ничего себе поворот событий! — воскликнул Мэлони с энтузиазмом. — Мы здорово это обыграем! Представляете заголовки: «Красавица блондинка задерживает ремонтного мастера, пока местного бизнесмена убивает хитчхайкер»?
  — Лучше бы вам пока поосторожнее обращаться с заголовками, — посоветовал я.
  — Что вы имеете в виду?
  — А может быть, это блондинка его убила, но ни мы, ни вы пока точно не знаем, что произошло.
  — Что ж, по-вашему, она его убила, а потом пришла в гараж с намерением вызвать ему ремонтную машину?
  — Как вы можете точно знать, что это не было именно так?
  — Но ведь это очевидно! Ремонтник мог найти машину вместе с убитым, и блондинка была бы задержана.
  — Тело убитого было обнаружено совсем в другом месте, — осадил я его.
  — Ну, тогда его убил второй попутчик, или он отвез его тело в укромное местечко и спрятал там!
  — Могло случиться и так. С другой стороны, следует помнить, что звонок этой женщиной был сделан через пять часов после того, как Бакли позвонил жене из Сентрал-Крик. Это значит, что он ехал всего со скоростью десять миль в час. Дело в том, что остается большой промежуток во времени, и мы не можем пока объяснить, что произошло именно в те часы.
  — Да, а что со вторым попутчиком?
  — Возможно, он тоже убит. Пока найден только один труп. Бакли рассказал жене, что блондинка ехала на заднем сиденье.
  — Черт побери! — воскликнул Мэлони.
  — Более того, — продолжал я. — Бакли, очевидно, был убит ручкой от домкрата своей собственной машины. Однако кто-то же открыл багажник, чтобы вынуть оттуда домкрат? И вообще, зачем был открыт багажник?..
  — Ну это же просто: спустила шина. Так ведь заявила девица?
  — Но когда машину нашли в Бриджпорте, и шина, и запаска были в полном порядке, никаких признаков поломки.
  — Это действительно убийство? — спросил Мэлони.
  — Конечно, убийство, что же еще. Бакли не мог покончить самоубийством, ударив себя по голове ручкой от домкрата. Можно было бы найти лучший способ для этого.
  Мэлони помолчал лишь мгновение.
  — Черт побери, вы мне рассказали потрясающую историю! Может быть, стоит мне самому приехать в Бейкерсфильд, взять несколько интервью и сделать фото?
  — Может быть! И встретите по пути блондинку, исчезнувшую из кафе в Сентрал-Крик. Кстати, хозяйка этого кафе Дороти Леннокс.
  — Что за история с этой, другой блондинкой?
  — Ее вам расскажет помощник шерифа из Бейкерсфильда.
  В голосе Мэлони появилась еще большая заинтересованность.
  — Вот это история! Сколько времени эта девица и ремонтник провели вместе и были ли они знакомы раньше?
  — А кто сказал, что они спали вместе?
  — Ну, они сидели… пили кофе… Что, черт возьми, они делали — пили кофе, говорите вы?
  — Как я могу знать точно, что они делали?
  — А что говорит сам мастер по ремонту?
  — Он врет. Вернее, врал.
  — Но потом ведь он признался во лжи?
  — Да, признался.
  — И что же он рассказал?
  — Не думаю, что власти будут так углубляться в детали, по крайней мере они при мне этого не делали. Кстати говоря, Аллен — бывший заключенный, выпущенный под честное слово, и скрывается под чужим именем. Его разыскивают власти штата Невада за нарушение режима.
  — Вот так история, черт возьми! Великолепный материал для статьи: секс, убийство, тайна! Так вы сказали, что прошло пять часов между тем, как Бакли звонил своей жене, и звонком этой блондинки из Роммели?
  — Да, я сказал так.
  — Может быть, она позвонила уже после того, как «наигралась» с этим бывшим заключенным?
  — Вполне возможно.
  — А это существенно?
  — Конечно, для объяснения временного фактора.
  — Кто-то в казино погасил чек, украденный у Бакли.
  — Да, было такое.
  — Мужчина или женщина?
  — Мужчина.
  — Подобное означает, что это мог сделать только второй попутчик? — спросил Мэлони.
  — Не обязательно. Они бы могли разделить все пополам, пятьдесят на пятьдесят.
  Мэлони немного подумал над сказанным мною, потом поблагодарил:
  — Огромное вам спасибо, Лэм! Вы рассказали мне удивительную историю.
  — Если вам, мистер Мэлони, захочется поблагодарить первоисточники, вспомните, что именно фирма «Кул и Лэм» помогла вам, и наш офис находится в…
  — Глупости! — прервал он меня. — Я не вчера родился на свет. Именно вы, Лэм, навели меня на след, и я должен быть благодарен только вам, а не фирме. В моей статье вы найдете о себе большой абзац, где будет сказано, что Дональд Лэм, опытный и умный детектив, сопровождал полицию, когда они нашли тело убитого Бакли, он дал интервью исключительно для газеты «Трибюн», в котором рассказал…
  — Прекрасно звучит, — перебил я поток его красноречия.
  — Жду, Лэм, от вас продолжения, — ответил Мэлони.
  — Вы сможете найти меня в нашем офисе, меня или моего партнера Берту Кул: кто-то из нас всегда на месте.
  — Огромное спасибо, Дональд! — сказал Мэлони и повесил трубку.
  Дафни Бакли смотрела на меня встревоженными глазами.
  — Дональд, не слишком ли много вы ему рассказали?
  — Ничего, другие газеты все равно бы это разнюхали.
  — Но вы описали слишком много деталей происшедшего. Кое о чем и я не знала, например об этой девице, которая обнималась в гараже до тех пор, пока не стало слишком поздно.
  — У меня пока не было и минуты, чтобы рассказать вам об этом.
  Она подошла к дивану, села и постучала по нему рукой, приглашая меня присесть рядом.
  Я игнорировал ее жест, прошел вперед и сел в кресло. Она разочарованно посмотрела на меня, пошутив:
  — Вы всегда склонны не принимать предложения клиента?
  Я пересел к ней. Она налила кофе, и я выпил чашку.
  — Расскажите об этой блондинке, которая работала в ресторане, а потом внезапно исчезла.
  — Очень может быть, что она и являлась попутчицей вашего мужа. Доехала до Роммели, потом позвонила вам, добралась до гаража, чтобы действительно вызвать ремонтную машину, а через некоторое время, возможно, в ней заговорила совесть, и она опять автостопом добралась до того места, где оставила вашего мужа.
  — И когда она не нашла его машину на месте?..
  — Вот тогда она добралась до Сентрал-Крик и зашла выпить кофе. Хозяйка кафе спросила ее, не хочет ли она поступить к ним на работу, и она осталась.
  — В таком случае эта женщина не виновата в убийстве?
  — Возможно, что и нет.
  — Думаете, Лэм, что попутчик, ехавший на переднем сиденье, убил Бакли?
  — Не знаю. Я просто ни в чем пока не уверен.
  Дафни посмотрела на меня с жалостью и сочувствием.
  — Бедный Дональд, вы просто умираете от недосыпания, я же вижу.
  — Я просто устал, но пока не умираю.
  Внезапно она обняла меня за шею, откинулась назад, к спинке дивана, и притянула мою голову к себе. Кончиками пальцев она стала нежно поглаживать мой лоб, веки, затылок, приговаривая:
  — Бедному Дональду надо поспать. Ты не хотел бы отдохнуть здесь, у меня?
  Она прижала свою щеку к моей, но мои слова подействовали словно ушат холодной воды — я предостерег ее:
  — Это был всего лишь газетный репортер, этот Мэлони. Тебе еще не звонила полиция… Они будут тут с минуты на минуту и…
  — Здесь? — раздраженно воскликнула она.
  — Конечно!
  Дафни резко выпрямилась и слегка оттолкнула меня.
  — Дональд, тебе надо ехать домой и выспаться.
  — Прекрасная мысль! — согласился я.
  Она тут же вскочила, улыбаясь и стараясь теперь как можно быстрее меня выпроводить.
  — Но не забывай обо мне! — на прощание сказала она.
  — Если появятся какие-то новые подробности, я обязательно вернусь, и мы покончим с начатым делом.
  Она секунду подумала.
  — Полагаю, вы правы. Не хочется думать, что убийство моего мужа не будет расследовано.
  — Полиция над этим работает.
  — Да, надеюсь.
  Она, поколебавшись, сказала:
  — Я счастлива, что пришла именно в вашу фирму. Скажи, Дональд, могут возникнуть какие-нибудь сложности с идентификацией трупа?
  — Это, видимо, будет зависеть от степени его разложения. Думаю, полиции все-таки удастся снять отпечатки пальцев и по ним идентифицировать личность вашего мужа. Кстати, он служил в армии?
  — Да, служил.
  — Тогда отпечатки его пальцев есть в личном деле. Не думаю, что возникнут какие-нибудь сложности с опознанием и с получением вами его страховки.
  — Дональд, я хочу сказать вам что-то, что вы, наверное, уже слышали от сотен женщин.
  — Что?
  — Вы козленок! — Она с нежностью поцеловала меня. Я тоже ее поцеловал. Потом она старательно стерла помаду с моего лица, поправила мой галстук и пригладила волосы кончиками пальцев. — Несносный парень! — в притворном гневе воскликнула она. — Теперь можешь идти.
  — Почему же несносный?
  — Потому что так равнодушно меня поцеловал. — И с этими словами она открыла дверь и выпроводила меня в коридор.
  Глава 10
  Я сразу от нее отправился к Иденам. Мне открыла Сандра и радостно протянула руку. За дверью я услышал голос Элеонор, которая спрашивала, кто пришел.
  Узнав, что это я, она тут же появилась в холле с глазами полными слез.
  — Что случилось? — удивился я.
  — Я вам так благодарна, вы столько для нас сделали! Мне все рассказали в нашем продуктовом магазине. Вы не должны были… нам неловко. Это такой великодушный, такой широкий жест… — У нее перехватило горло.
  — Перестаньте! Что-нибудь слышно от Эмоса Гейджа?
  — Знаете, случилось что-то очень странное, и я просто не знаю, что и подумать.
  — Что же именно?
  — Мы получили телеграмму, в которой было сказано, что Эмос Гейдж выслал нам деньги через телеграфную компанию «Вестерн юнион», и мне надо было их получить в нашем почтовом отделении. Там они задали мне несколько вопросов об Эмосе, к счастью, я им сказала, что не представляю, где сейчас находится сам Эмос. Я сказала им, правда, что его фамилия была написана не совсем точно: там было что-то вроде Эмос Грейг. Тут они поинтересовались, знаю ли я, сколько денег мне переведено. Я ответила, что, видимо, долларов тридцать. Кассир улыбнулся и сказал, что триста.
  — Когда это случилось?
  — Вчера вечером. Они выписали мне чек на триста долларов, я подписала его. Мистер Лэм, это, должно быть, сделал Эмос Гейдж, но…
  — Вы не помните, откуда были посланы деньги?
  — Нет… Хотя, подождите, вспомнила: Бишоп, это место находится где-то в пустыне.
  — А, ясно! — сказал я без всякого выражения.
  Я вынул из кармана фотографию, которую дала мне Дафни Бакли, где она была снята в бикини и рядом с ней стоял мужчина в плавках. Увидя фотографию, Элеонор вскрикнула:
  — Боже мой, мистер Лэм, кто эта женщина? Господи, она же практически…
  — Не имеет значения. Скажите мне, кто стоит с ней рядом?
  — Это дядюшка Эмос.
  — Я тоже хочу посмотреть, — сказала Сандра. — Мама, это в самом деле дядя Эмос, но я никогда не видела его в пляжном костюме!
  Я мягко высвободил снимок из рук миссис Иден.
  — Вы можете мне объяснить, откуда к вам попала эта фотография? — спросила женщина с обидой в голосе.
  — Сейчас пока не могу.
  — Просто интересно, где она была сделана?
  — Думаю, это в некотором роде шутка. Вы абсолютно уверены, миссис Иден, что на фото именно ваш дядюшка Эмос Гейдж?
  — Ну, вы понимаете, на фото можно и спутать…
  — Конечно, это может случиться со всяким, снимок иногда бывает нечетким. Мне просто было интересно, узнаете ли вы его.
  — Я почти уверена, что это он, но… откуда взялась эта женщина? Рядом с ним?..
  — Какая женщина, мама? — спросила Сандра.
  — Та, что на фотографии, дорогая. На ней очень… нескромный купальник.
  Сандра посмотрела и рассмеялась.
  — Ну, мама, такой фасон пляжных купальников моден сейчас в Европе. А ведь дядюшка Эмос никогда не бывал в Европе, правда?
  — Мы с тобой не можем знать, где он бывал, а где нет, — ответила мать.
  — Знаешь, я не уверена… Не уверена, что это дядя Эмос. Что-то такое в выражении его глаз…
  Миссис Иден опять взяла фото и стала его рассматривать более пристально, потом вернула его мне.
  — А вы, мистер Лэм, как считаете, это Эмос Гейдж? — спросила она.
  — Честно признаться, я и сам не уверен. Я считал, что есть известная доля сходства, поэтому и решил спросить вас, не ошибаюсь ли я.
  — Удивительно похож, вы правы, но… у вас есть причины полагать, что это не Эмос? — спросила она.
  — Да, у меня есть причина так полагать, во всяком случае, это не тот Эмос Гейдж, которого вы знаете.
  Она вернула мне фотографию.
  — Не думаю, что он бы стал фотографироваться с женщиной такого плана, — сказала Элеонор. И после паузы добавила: — А что вы мне посоветуете делать с этими деньгами, мистер Лэм?
  — Тратить. Вам надо потратить деньги на то, что вам понадобится в ближайшее время. Я бы на вашем месте запасся банками консервов, сухими супами — всем тем, что не портится. Купите побольше яиц и мяса, так чтобы вам хватило на всю неделю.
  — Зачем? У вас все-таки есть какие-то новости от дядюшки Эмоса?
  — В некотором роде… Но только в некотором роде.
  — Объясните, что вы имеете в виду?
  — Боюсь, ваш дядюшка Эмос не сможет вам выслать обычную месячную сумму, и, уверен, он хотел бы, чтобы вы имели деньги на будущее и запаслись всем.
  — Но почему я должна покупать на эти деньги продукты?
  — Не знаю, мне кажется, что так для вас будет лучше.
  — Когда лучше?
  — Сейчас.
  — Но я не понимаю почему?
  — Представьте, кому-то пришло в голову, что вам прислали деньги по ошибке, и они попытаются их вернуть, а ведь продукты никто отобрать не сможет.
  — Кто же это может захотеть отобрать у меня деньги?
  — Никогда ничего нельзя сказать заранее! Это вообще необычная ситуация. Если бы ваш дядюшка захотел или смог, он бы прислал вам деньги не под вымышленным именем, а под своим собственным, не так ли?
  — Да, конечно. Но Эмос никогда бы не сделал ничего плохого, он никогда бы не завладел чужими деньгами…
  — Да, да. Он бы вам их не прислал, если бы что-то было не так. Именно поэтому я и советую вам их потратить. Повторяю, Эмос пытается вам сказать, что он хочет, чтобы вы их потратили на самое необходимое. А для вас это питание…
  — Я только думаю, может быть, мне все-таки вернуть деньги?
  — Кому вернуть?
  — Эмосу.
  — Значит, вы его видели?
  — Вы хотите сказать, что знаете, что дядюшка имел в виду?
  — Именно это я и пытаюсь вам объяснить. Я пришел, чтобы дать вам совет. Одевайтесь и отправляйтесь в магазин за покупками. Истратьте долларов сто на продукты. Остальные внесите как вступительную плату в госпиталь, чтобы лечь на операцию. Сделайте все это сегодня же.
  Сандра, все это время молчавшая, спросила:
  — Так вы видели дядю Эмоса? С ним все в порядке?
  — Есть вопросы, на которые я не могу ответить, Сандра, но думаю, сейчас с ним все в порядке.
  — Вы имеете в виду причины, касающиеся его дел?
  — В некотором смысле, да.
  — У него дела в шахтном бизнесе, и он не хочет, чтобы знали, где он сейчас находится?
  — Ну, так уж точно я не могу определить эти причины. На твоем месте, вместо того чтобы обсуждать их, я бы перестал волноваться. В одном я твердо уверен: вам надо поторопиться.
  — Вы сами свяжетесь с дядей? — спросила Элеонор.
  — Ну конечно! И вы всегда можете мне звонить. Только спрашивайте меня самого, а если меня нет, ничего не передавайте с незнакомыми людьми. Договорились, миссис Иден?
  Она кивнула.
  — В таком случае я пошел, потому что очень устал и хочу спать.
  — Мистер Лэм, можно я вам заплачу из этих денег?
  — Нет, нельзя, больше того, вы вообще должны забыть, что знаете меня, как и то, что когда-либо были в нашем агентстве.
  — Но я не умею лгать.
  — Конечно, я понимаю. Никто и не просит вас говорить неправду. Просто об этом надо забыть, пока вас не спрашивают. А если спросят, скажите, что вы никого не нанимали. И это не будет неправдой. Ведь к нам в офис приходила Сандра, пытаясь заинтересовать фирму в деле розыска дяди Эмоса, но мой партнер, миссис Кул, сказала, что мы не будем этим заниматься. Помнишь, Сандра?
  Она согласно кивнула.
  — Таким образом, все, что я делал, я делал как ваш друг. Поэтому, если вас спросят, нанимали ли вы детектива, вы можете ответить отрицательно. Вы же и в самом деле никого не нанимали.
  — Но почему все так таинственно? Почему нельзя сказать то, что есть в действительности?
  — Будет лучше, миссис Иден, если вы не будете делать никаких предположений. Потому что враги дядюшки Эмоса могут так повернуть факты, что все, что вы скажете, обернется во вред дядюшке Эмосу. А вот отправиться в госпиталь и заплатить небольшую сумму авансом за операцию вы должны немедленно.
  Сандра удивленно смотрела на мать. Элеонор немного подумала, потом сказала:
  — Хорошо, наверное, вы правы. Помни и ты, Сандра, что сказал мистер Лэм. Мы никому ничего не скажем. А сейчас пойдем делать покупки.
  
  Когда я входил в личный кабинет Берты Кул, она держала в руке мою открытку, которую я послал ей из Карвер-Сити. Она подняла голову, увидела меня, и ее лицо залилось краской.
  — Что за странная идея пришла тебе в голову?
  — Какая идея?
  — Посылать мне открытки из другого города.
  — Я думал, что тебе будет приятно узнать, где я нахожусь.
  — Мне абсолютно наплевать, где ты находишься. Мне надо знать, что ты делаешь.
  — Хорошо, я послал открытку, чтобы ты знала, что я делаю.
  — Почему же именно открытку?
  — За нее не надо платить.
  Берта засопела.
  — Что, черт возьми, случилось с Бакли?
  — Мы его нашли.
  — С блондинкой?
  — Нет.
  — Мертвого?
  — Именно.
  — Как же он умер?
  — Кто-то сделал ему массаж головы ручкой от домкрата.
  — Как мило! — восхитилась Берта. — Кто же это сделал?
  — Это могло быть делом рук или попутчицы-блондинки, или мужчины, которого он тоже подвозил. Или они сделали это вместе. Или это мог быть парень по имени Том Аллен, который работал в ту ночь в гараже по ремонту машин в Роммели… Это мог быть любой из многих. Но ведь нас нанимали не для того, чтобы найти убийцу, а для того, чтобы отыскать жертву.
  — И мы его нашли.
  Я кивнул.
  — Есть какие-то сомнения при идентификации трупа Бакли?
  — Не думаю. Они смогут снять у него отпечатки пальцев.
  — Ты сообщил об этом нашей клиентке?
  — Да, я поставил ее в известность.
  — Получил премиальные?
  — Еще нет. Надо подождать, пока экспертиза точно установит, что это он, но мы нашу работу выполнили: мы нашли его тело.
  Зазвонил телефон, и Берта, сверкнув бриллиантами на пальцах, взяла трубку.
  — Алло… Да, это Берта Кул… Дональда Лэма? Газета «Трибюн»? Пожалуйста.
  — Лэм? — услышал я в трубке голос репортера.
  — Да, это я.
  — Вы мне сделали одолжение, теперь я хочу отплатить вам тем же.
  — Как вы это собираетесь сделать?
  — Сообщаю: полиция арестовала подозреваемого по делу об убийстве М.Г. Бакли. Его имя Эмос Гейдж. Полицейские взяли его на пути из Моджавы, когда он пытался автостопом добраться до Лос-Анджелеса, подвергли обычному допросу, и его ответы вызвали подозрение. Они решили, что он и есть убийца.
  — Где сейчас Эмос Гейдж?
  — По дороге в Бейкерсфильд. Это будет потрясающая сенсация! Я подумал, что надо об этом вам сообщить.
  — Спасибо, — ответил я и повесил трубку, повернувшись к Берте: — Ну, мне кажется, ты сможешь решить этот вопрос прямо не выходя из кабинета, я имею в виду вопрос оплаты моей дальнейшей работы по следствию.
  — Куда это ты собрался?
  — В Бейкерсфильд, а потом в Рино.
  — Зачем? — подозрительно спросила она.
  — Чтобы вернуть взятый напрокат автомобиль, который я оставил в Бейкерсфильде, и сесть там в машину нашего агентства.
  — Ты взял напрокат автомобиль?! — возмутилась Берта.
  — Совершенно верно!
  — Позвони им! Почему, черт возьми, нам надо тратить время и ехать куда-то за сотню миль? И почему ты вообще решил взять в аренду машину?
  — Чтобы сэкономить время.
  — А где же машина агентства?
  — В Рино, штат Невада.
  — Что, черт возьми, ты делал в Рино?
  — Расследовал дело Бакли.
  — Сколько ты потратил из тех денег, что тебе выделили на расходы?
  — Почти все.
  Мне показалось, что ее вот-вот хватит удар.
  — Мне бы следовало это знать. Ты всегда идешь и получаешь чек на расходы, хватаешь все, что тебе попадается на глаза, говоришь, что потом отчитаешься и вернешь остаток, но этого, насколько я помню, никогда не происходит.
  — Ты собиралась вернуть оставшиеся деньги миссис Бакли? — осведомился я.
  — Глупости! Мы никогда ничего не возвращаем. А если ведешь расследование ты, то, как правило, и возвращать бывает нечего.
  — Ты же не вернула бы деньги в любом случае, а миссис Бакли заслуживает, чтобы вернуть ей остаток денег. Значит, это просто удача, что их не осталось.
  — Итак, ты собираешься отправиться в Бейкерсфильд, а потом в Рино?
  — Да, собираюсь, и мне причитаются суточные с того момента, как я уехал на расследование, и до моего возвращения. Не забудь об этом.
  — Я ничего не забуду, — вскипела Берта, — но не надейся на дополнительные деньги и не вздумай в Рино играть! Ты уже достаточно потратил денег в казино!
  — Это не я тратил.
  — Ни за что не поверю, что ты не тратил ни цента в этих игровых вертепах!
  — Да, целый доллар потратил, чтобы увидеть то, что надо. — С этими словами я выскользнул за дверь, оставив Берту в абсолютном шоке.
  Глава 11
  Я прибыл в Бейкерсфильд задолго до того, как помощник шерифа Харви Кловер вернулся из Моджавы вместе с задержанным. Офис шерифа имел в своем распоряжении самолет, и они без хлопот доставили Эмоса Гейджа в Бейкерсфильд, хотя предварительно и пытались на первом допросе выжать из него хоть какие-то сведения.
  Чтобы дать в свои газеты репортаж о последних событиях, собралось немало репортеров и фотокорреспондентов. Среди них был и мой знакомый Фрэнк Мэлони из «Лос-Анджелес трибюн».
  Я наблюдал, как садится самолет. Спустившись по трапу, Гейдж мельком посмотрел на меня, но я сделал вид, будто с ним незнаком. Он тоже смотрел прямо перед собой. Шериф и его помощник Кловер позировали перед фотокорреспондентами. Гейджа тоже стали снимать, и он не сумел заслониться, так как был в наручниках.
  Его отвезли в тюрьму, а Кловер дал несколько интервью репортерам.
  — Мы начали расследование, — говорил он, — когда нам позвонил Дональд Лэм, частный детектив из Лос-Анджелеса, который занимался в это время расследованием другого дела о страховке, и сообщил, что найдено неопознанное тело.
  Мы сразу прибыли на место преступления. Благодаря высокой технической оснащенности нашей лаборатории уже через несколько часов мы смогли сделать положительную идентификацию тела. Убитый оказался Малкольмом Бакли из Лос-Анджелеса.
  Бакли исчез в ночь с пятого на шестое число этого месяца. Основным свидетелем в этом деле является Том Аллен, житель города Роммели. При допросе мы поймали его на даче ложных показаний и вскоре определили, что он является бывшим заключенным одной из тюрем штата Невада, нарушившим данное им честное слово после того, как его освободили. Попросту он исчез из штата, поэтому выдвинутые против него обвинения продолжают иметь силу. После проверки Аллена на детекторе лжи мы пришли к выводу, что ему известны факты, связанные с данным убийством. Он признался в целом ряде действий, которые могут (или не могут) сделать его по крайней мере соучастником этого преступления.
  Сейчас мы разыскиваем женщину по имени Эдит Джордан, которая до недавнего времени работала официанткой в кафе Сентрал-Крик. Ей двадцать пять или двадцать шесть лет, рост приблизительно пять футов три дюйма, весит сто двадцать — сто сорок фунтов. Когда она начала работать официанткой, то сидела без денег, поэтому стала брать небольшие суммы у хозяина в счет жалованья вперед.
  В спешке она бежала с места работы и не получила последней зарплаты. А это может означать, что ей придется немедленно искать работу. Пока не выяснено ее непосредственное отношение к данному преступлению, но возможно, что именно она и есть та женщина-блондинка, которую Бакли посадил в машину в ночь своей гибели между Карвер-Сити и Сентрал-Крик.
  После того как мы объявили розыск машины убитого, дорожный патруль штата Калифорния обнаружил машину Бакли «Роадрейсер» с номерным знаком НФЕ-801 недалеко от Бриджпорта, в направлении Невады. Бросивший машину человек ехал из Невады в Калифорнию, возможно в город Бишоп, но на гравийной дороге сделал разворот на сто восемьдесят градусов. При этом шины набрали дорожного гравия, который попал и на асфальтированную часть дороги. Это и дало возможность предполагать, что машина сделала крутой поворот и после этого была брошена так, будто водитель ее ехал в Рино, но у него кончилось горючее. Бак с бензином был абсолютно пуст, но мы вскоре обнаружили место, где был слит бензин, после чего машина шла буквально на остатке уцелевшего в карбюраторе горючего. Итак, мы имеем довольно полную картину того, как водитель, ехавший из Рино, пытается убедить нас, что он ехал на юг и у него не хватило горючего.
  Мы немедленно проверили машину и попытались найти отпечатки пальцев. Вот тут-то и стало ясно, что водитель был человеком осторожным и удалил с машины абсолютно все отпечатки. Но одну ошибку он все же совершил: тщательно протерев рулевое колесо, рычаги, ручки двери, стекло и все другие части, где, как он думал, могли остаться его пальцы, он забыл протереть зеркало заднего вида, которое он повернул перед тем, как сесть в машину.
  Эксперты нашли также несколько отпечатков на тыльной стороне зеркала и установили, что они, без всякого сомнения, принадлежат Эмосу Гейджу, которого мы арестовали.
  Благодаря тому что у нас было точное описание человека, которого Бакли посадил в машину на станции обслуживания в Карвер-Сити, мы передали описание внешности Эмоса Гейджа повсюду, а поиски вели особенно тщательно к югу от Бриджпорта, ибо догадывались, что он старается сбить полицию со следа, делая вид, будто едет на север, тогда как на самом деле направлялся на юг.
  На границе между штатами Калифорния и Невада видели машину марки «Роадрейсер», которую вел человек, похожий на нашего хитчхайкера.
  Была оповещена полиция в Бишопе, Моджаве и Ланкастере, которая стала проверять все: и машины, и тех людей в них, которых они подвозили.
  Проверили около шестидесяти машин, прежде чем выяснили, что отпечатки пальцев на тыльной стороне зеркала заднего вида в машине Бакли принадлежат именно Эмосу Гейджу.
  Гейдж отказывается отвечать на наши вопросы и молчит, ссылаясь на то, что будет давать показания лишь в присутствии адвоката…
  Итак, я вам описал ситуацию достаточно подробно. Ну а теперь у кого есть вопросы, господа репортеры?
  Встал один из них:
  — Вы дадите ему возможность встретиться с его адвокатом или будете продолжать с ним работать?
  Кловер ухмыльнулся:
  — Мне бы хотелось несколько по-иному интерпретировать ваше замечание относительно формулировки «будете продолжать с ним работать». Позвольте сказать, что мы планируем дать ему возможность доказать свою невиновность, если он и в самом деле невиновен.
  — Ну а возможность увидеть своего адвоката вы тоже ему предоставите?
  — Он имеет это право на всех этапах судебного процесса, но, по всей вероятности, ему не разрешат пользоваться телефоном, чтобы позвонить адвокату, пока ему не будет формально предъявлено обвинение в совершении убийства.
  — Когда это произойдет? — задал вопрос Фрэнк Мэлони и добавил: — Я из газеты «Лос-Анджелес трибюн».
  — Пока не могу вам этого сказать.
  — Иными словами, вы лишаете этого парня его законных прав. Не так ли?
  — Мы организовали приезд оператора со станции обслуживания в Карвер-Сити, который его видел, чтобы он удостоверил его личность. Но мы уверены, что именно этот человек вел машину Бакли.
  — А где сейчас находятся вещи, принадлежащие Бакли?
  — Мы не нашли у Гейджа никаких вещей, о которых можно было бы совершенно определенно сказать, что они принадлежат Бакли. Однако при нем оказалась тысяча долларов — у Бакли могла быть с собой такая сумма от проданных вещей: он работал коммивояжером.
  Ну а теперь, друзья, вы в курсе всех событий. Мы и в дальнейшем будем сообщать вам новые факты, которые выявятся в процессе расследования. Фрэнк Леннокс, работавший на станции обслуживания в Карвер-Сити и запомнивший тот момент, когда Бакли посадил к себе попутчика, прибудет с минуты на минуту для идентификации преступника.
  Фрэнк Мэлони закрыл свою записную книжку и бегом бросился к телефону, чтобы позвонить в редакцию. Остальные репортеры не спешили, так как все они были из местных газет и ждали лишь, как дальше разовьются события.
  — Вы что-нибудь узнали о том, где был Эмос Гейдж всю прошлую неделю? — спросил я Кловера, когда репортеры разошлись.
  — Ничего не узнали. Послушай, Лэм, ты ведь тоже участвуешь в этом деле, знаешь хорошо все факты. Почему бы тебе не поработать над этим парнем, видать, он крепкий орешек.
  — Сомневаюсь, что смогу что-то сделать и принести вам пользу. По крайней мере сейчас. Вы, ребятки, пока работайте сами, а в дальнейшем, если все покажется вам уж совсем безнадежным, дайте знать, может быть, к тому времени мне станет что-нибудь известно.
  С этими словами я покинул его офис. Мне надо было разыскать телефонную будку, из которой Мэлони звонил в редакцию. Я постучал в стекло, когда он уже был готов повесить трубку. Мэлони сразу приоткрыл дверь и с беспокойством спросил, не появилось ли чего-нибудь новенького.
  — Это новенькое ты можешь разыскать в вашем газетном архиве, — посоветовал я.
  — Что разыскать?
  — Всю информацию об этом парне, Эмосе Гейдже. Марлин Хайд знает о нем все.
  — Что? Расскажи мне!
  — Гейдж является наследником большого состояния, которое находится пока в трастовом фонде, это примерно три четверти миллиона долларов. Он должен получить свои деньги через две недели, когда ему исполнится тридцать пять лет, при условии, что за это время он не будет признан виновным в совершении серьезного преступления. В противном случае все деньги будут переданы различным благотворительным организациям, которые, без сомнения, будут рады прочесть в газетах о том, что это случилось.
  У Мэлони глаза просто вылезли на лоб от этой новости.
  — Ты меня разыгрываешь, Лэм?
  — Позвони в архив и попроси к телефону Марлин.
  Мэлони повернулся к телефону, трубку которого так и не выпускал из руки. От возбуждения ему было трудно говорить.
  — Послушайте, — закричал он, — это черт знает что за история — финансовые интересы, драма, убийство, тайна, бог знает что еще! Соедините меня немедленно с библиотекой! Я должен поговорить с Марлин Хайд, ждите на линии в редакции, Джим, и слушайте наш разговор.
  Через несколько секунд он уже говорил с ней:
  — Привет! Марлин? Это Фрэнк Мэлони. Я звоню из Бейкерсфильда. Я сейчас разговаривал с частным сыщиком по имени Дональд Лэм, говорит, что знает тебя… Хо-хо! О, он так сделал? Эмос Гейдж — это человек, о котором нам хотелось бы кое-что узнать. Где он там у тебя?.. Хорошо, дай мне все, я должен переписать всю эту чертову историю. Черт, да… Джим, ты на линии?.. Ты слышал все, что говорила Марлин? Боже, конечно! Потрясающая история! Начинайте писать. Возьмите интервью у тех, кто получит деньги в случае, если Гейджа признают виновным и он потеряет свое наследство. Встретьтесь с кем-нибудь из опекунов. Узнайте, где живет Гейдж, чем он занимается, где работает, найдите его друзей… Боже мой, вот это удача! Естественно, что это подстроено, они выдвинули против парня неоспоримые доказательства. Другой вопрос, смогут ли они заставить колесо крутиться так, чтобы доказать его вину в течение двух недель? Если они не сумеют это сделать за столь короткий срок, то Гейджу исполнится тридцать пять, и он получит свои деньги. Об этой истории ни одна газета еще не знает. Мы будем иметь эксклюзивные права!.. Да, я останусь здесь, мы ждем Леннокса, который должен установить, тот ли это парень, что подсел в машину Бакли на его станции обслуживания в Карвер-Сити. Мы его ждем с минуты на минуту…
  Мэлони помолчал, слушая собеседника.
  — Скажу тебе, что помощник шерифа местного отделения полиции проделал серьезную работу, но большую ее часть ему удалось выполнить только благодаря помощи детектива Дональда Лэма из фирмы «Кул и Лэм», он и сейчас нам помогает. Только благодаря ему и его доброму отношению мы имеем сейчас этот эксклюзивный материал. Послушай, Джим, я хочу позвонить нашему редактору и попросить поставить этот репортаж прямо в номер. Правильно… Хорошо, я перезвоню через тридцать минут.
  Мэлони вышел из будки и начал трясти мою руку.
  — Сногсшибательная история, Дональд! И подумать только, мы могли ее прозевать! Редактор не очень-то одобрял идею моего приезда в этот город. Но я ему сразу сказал, что чувствую: в этом кроется что-то потрясающее, а он все возражал. И вот теперь мы имеем эксклюзив, который заставит наших соперников позеленеть от зависти.
  — Ну и прекрасно, — порадовался я за Мэлони.
  — Поверь мне, Дональд, ты с этого тоже будешь кое-что иметь. Газета посылает сюда фотокорреспондента и очеркиста. У нас в руках интереснейший материал года, и мы раскрутим его как надо!
  — Когда они сюда приезжают?
  — Как только смогут достать билеты на самолет.
  — Хорошо, запомни только одно: я ничего тебе не рассказывал о том, кто такой Гейдж. Ты сам обо всем узнал из вашего архива.
  — Боже мой, ты отказываешься от славы, от благодарности?
  — Да не нужно мне этого! Я вовсе не хочу, чтобы помощник шерифа Харви Кловер имел на меня зуб, и незачем знать репортерам местных газет, что все это рассказал тебе я. Понятно?
  Мэлони ударил меня по спине с такой силой, что у меня стало троиться в глазах.
  — Ну, Лэм, ты потрясающий парень, и, мой бог, ты знаешь, как тебе поступать. Слава!.. Она к тебе все равно придет! Вот увидишь!
  — Хорошо, у меня будет слава, а газета «Трибюн» получит эту историю, потому что у нее бдительные репортеры, журналисты и редактор, который был достаточно умен и сразу обратился к архивным документам, как только в воздухе стало витать имя Эмоса Гейджа.
  Фрэнк Мэлони, выслушав мои слова, мгновенно снова нырнул в телефонную будку и как ненормальный опять начал набирать номер редакции.
  Я спустился в ресторан и взял себе чашку кофе. Через несколько минут привезли Фрэнка Леннокса с эскортом полицейских на мотоциклах, которые сопровождали его от самого Карвер-Сити. Леннокса сразу повели в тюрьму, а офис шерифа стал готовиться к проведению опознания. Кловер снова собрал прессу.
  — Итак, мальчики, — начал он, — теперь все сошлось. Фрэнк Леннокс не сомневается относительно личности арестованного: это именно тот человек, который просил его помочь доехать до Лос-Анджелеса ночью пятого числа. Они оказались членами одной и той же ложи, и Леннокс разрешил ему подождать на станции, пока попадется попутная машина.
  — Членами какой ложи они были? — спросил один из репортеров.
  — Я бы не хотел, чтобы вы это узнали от меня.
  — Мы все равно это узнаем, когда будем брать интервью у Леннокса! — настаивал на своем репортер.
  — Конечно, со временем вы узнаете! Но не от меня, а пока вы не сможете взять у него интервью.
  — Почему же?
  — По разным причинам: нам надо получить от Леннокса письменные показания, надо дождаться фотографий. Мы хотим провести проверку, поставив в ряд семерых мужчин вместе с Эмосом Гейджем и предложить Ленноксу найти среди них того хитчхайкера, которому он помог уехать в ту достопамятную ночь.
  Больше того, могу вам сообщить, что Леннокс был настолько предусмотрителен, что записал номер машины, в которую посадил Гейджа. И этот номер совпадает с номером машины Бакли.
  — Что вы можете нам сказать о самом Гейдже? Он уже раскололся?
  — Пока нет, он все еще требует адвоката.
  — И вы предоставите ему эту возможность?
  — Ему было обещано передать его просьбу любому адвокату, которого он назовет, но беда в том, что он не знает никого из местных юристов, поэтому хочет сначала получить сведения обо всех них и выбрать лучшего.
  — Что вы скажете о деньгах, найденных при нем?
  — Пока они будут храниться у нас в качестве улики.
  — Вы можете доказать, что это деньги Бакли?
  — Пока доказать не можем, но мы подошли близко к этому. Могу вас заверить, что «забьем» этого парня уликами, как забивают гвоздь по самую шляпку.
  Зазвонил телефон, Кловер снял трубку, с минуту слушал то, что ему говорили, и повернулся к представителям прессы.
  — Итак, ребятки, Гейдж просит нас позвонить специальному адвокату, мистеру Гудвину Ф. Джеймсу, и пригласить его приехать в тюрьму.
  Репортеры сразу повскакивали со своих мест и бросились к дверям. Каждый из них горел желанием перехватить Джеймса до того, как тот войдет в здание тюрьмы, и после свидания с обвиняемым.
  Кловер же повернулся ко мне.
  — Дональд, ты не хотел бы повидать этого парня?
  — Я поговорю с ним позже, мне бы не хотелось появляться в тюрьме в качестве представителя полиции; лучше, если все будет идти своим путем.
  — Ты мог бы с ним поговорить конфиденциально, Лэм.
  — Ну конечно, мог бы… Но при этом вся комната будет вами прослушиваться.
  — Что же в этом плохого?
  — Я придерживаюсь иной точки зрения.
  — Я думал, что мы работаем вместе.
  — Нет, просто я дал вам информацию.
  — Ну и я тоже тебе в ней не отказывал.
  — Предпочитаю держаться в стороне.
  — Но при этом помни, что в любое время, когда я тебе понадоблюсь, я к твоим услугам.
  — Спасибо, — ответил я, вышел на улицу, схватил такси и отправился в аэропорт.
  Глава 12
  Добраться от Сакраменто до Рино — значит совершить просто кошмарное путешествие: надо проехать горами Сьерры, одолеть горный перевал, спуститься в долину, объехать озеро. Но по воздуху это путешествие занимает не более тридцати минут, поэтому я воспользовался самолетом.
  Я доехал от Бейкерсфильда до Сакраменто, потом долетел самолетом из Сакраменто в Рино и взял на платной стоянке машину нашего агентства, перекусил по дороге и позвонил Кловеру в Бейкерсфильд.
  — Говорит Лэм. Что нового по делу Эмоса Гейджа?
  — У него уже есть адвокат.
  — Гудвин Джеймс?
  — Да, он.
  — И что же говорит Гудвин Джеймс?
  — Ничего.
  — А что говорит его клиент?
  — Тоже ничего.
  — А что там с Томом Алленом?
  — Вот здесь меня кое-что удивляет, — сказал Кловер. — Я могу понять, почему молчит Эмос Гейдж. Ему выгодно тянуть время. До начала суда могут возникнуть какие-то новые аспекты, которые помогут ему вывернуться. Он заставит своего адвоката тщательно проверить все имеющиеся у нас улики, вполне вероятно, выдвинет и новую версию, скажем, такую: блондинка пыталась убить их обоих и угнать машину.
  — А как вы можете утверждать, что этого не было?
  — Ну, пока… нет, но мы ведь уже знаем, что кто-то получил деньги по чеку Бакли в казино, и этот «кто-то» был мужчиной.
  — Хорошо, поговорим о Томе Аллене.
  — А вот у Тома Аллена нет причин молчать. Он, по крайней мере мы так думаем, не замешан в убийстве, и мы не собираемся вешать на него это убийство.
  — Вы в этом так уверены, Кловер?
  — Ну, точно судить не берусь. На него кое-что есть, вы же помните, что он сбежал от правосудия в Неваде, и мы пригрозили, что выдадим его, но он продолжает упорствовать и молчать.
  — А что там слышно насчет блондинки?
  — Мы ее скоро найдем. Никуда она не денется. Мы разослали ее приметы во все южные штаты. Полиция сейчас проверяет рестораны, где за последнее время нанимали официанток, мы наводим справки и проверяем через профсоюзы.
  — Может быть, она поменяла род занятий, нанялась, скажем, уборщицей в какую-нибудь гостиницу?
  — Я об этом думал, мы проверяем и гостиницы. Мы поймаем ее, это, правда, может занять какое-то время, но мы ее непременно найдем.
  — А вы выяснили, Кловер, каким образом она от нас ускользнула?
  — Мы ни черта пока не выяснили. Она сказала повару Попсу, что скоро вернется, попросила присмотреть за посетителями. Вот и все.
  — И что было потом?
  — Все! Она будто испарилась.
  — Такую приятную женщину, как она, всегда с удовольствием подвезут, — высказал я предположение. — Выяснили ее имя, номер ее страхового полиса?
  — Черт, не хочется тратить на это время. Возможно, она проститутка и могла работать под вымышленными именами, может быть, в дальнейшем нам что-то и удастся прояснить через профсоюз, но и там она могла записаться не как Эдит Джордан. Мы ведем проверку всех женщин, у которых первое имя — Эдит.
  — Хорошо, — ответил я.
  — Да, кстати, мы набрели на ваш след в Рино.
  — Что вы имеете в виду?
  — Это вы первым пытались проследить принадлежащий Бакли туристский чек?
  — Да, я.
  — Вы заставили нас слегка поволноваться, но потом по описанию внешности мы пришли к выводу, что это были вы.
  — Конечно, это был я. Я же вам об этом рассказывал.
  — Но вы нам ничего не сказали о том, что именно убийца получил деньги по чеку.
  — В этот момент я еще полагал, что деньги по чеку получил сам Бакли.
  — Ладно, Дональд, пока нет ничего существенного. «Трибюн» хорошо поработала, напечатала статью об Эмосе Гейдже. Похоже, он может получить большие деньги из трастового фонда, если его не обвинят в уголовном преступлении до того, как ему исполнится тридцать пять. Осталось две недели.
  — У него есть шансы освободиться через две недели?
  Кловер засмеялся.
  — Ты думаешь, мы собираемся играть ему на руку? Немало организаций жаждет получить свою солидную долю долларов из фонда Гейджа, если он будет приговорен до своего тридцатипятилетия. А что бы вы, Лэм, сделали, оказавшись на месте окружного прокурора в подобной ситуации?
  — Я, возможно, попытался бы приговорить Эмоса Гейджа к тюремному заключению, а часть денег постарался бы получить на свое переизбрание.
  — И возможно, были бы избраны. Во всяком случае, если даже парень не попадет в газовую камеру, то и в тюрьме ему эти деньги не понадобились бы.
  — Трудно сказать. Он на них мог бы подкупить охрану.
  — Если бы получил их на руки, но ведь и надзиратели не вчера родились на свет божий. Пока этот парень будет сидеть в тюрьме, денег он не увидит.
  — Ладно, пока, до встречи, — сказал я, вешая трубку, решив, что все темы на сей раз исчерпаны.
  Выйдя из телефонной будки, я залез в машину и стал размышлять.
  Наша блондинка-официантка имела голову на плечах. Полиция сидела у нее на хвосте, но найти так и не смогла. Возможно, они исходили из неверной посылки. Приехав из Роммели, они полагали, что девушка должна была ехать в сторону Карвер-Сити. А ведь гораздо умнее было вернуться обратно, в Бейкерсфильд…
  Я должен был продумать несколько версий. Итак, она знала Тома Аллена. Она его хорошо знала. Том Аллен, в свою очередь, был готов принять серьезное наказание и сносить оскорбления от полицейских, чтобы защитить ее. Почему?
  Или в данном случае он защищал себя, или, по каким-то причинам, она была для него очень дорога и он оберегал ее?..
  Предположим, что она для него человек особенный. В уме я сделал для себя зарубку. Том Аллен находился в заключении в тюрьме Карсон-Сити. Если бы для нее он тоже был близким человеком, она была бы с ним рядом.
  В голову мне пришла мысль поговорить с представителем компании «Юнайтед эйрлайнз», что я и сделал немедленно.
  — Мне бы хотелось узнать, кто из ваших стюардесс летает из Лос-Анджелеса в Сакраменто и дальше в Рино. Я ищу одну молодую женщину, которая села в самолет до Рино…
  Менеджер компании улыбнулся и покачал головой.
  — Это будет довольно сложно сделать. Мы могли бы вам показать пассажирские листы, если это может вам как-то помочь.
  С этими словами он открыл ящик стола, нашел несколько листов и показал мне. Я был уверен, что это мне не поможет, но тут же увидел знакомое имя — Эдит Джордан — прямо в начале списка. Она улетела утренним рейсом из Лос-Анджелеса через Сакраменто в Рино.
  — Извините, мистер Лэм, но мне нужно поговорить со стюардессами, и это долгое дело, — сказал менеджер.
  Я узнал все, что мне было нужно, а потому, поблагодарив менеджера, отправился в таксопарк. Нашел водителей, которые постоянно доставляли пассажиров в аэропорт, и наконец отыскал одного, который вез девушку-блондинку, у нее не было с собой багажа, а только один кошелек. «Она очень спешила и взяла такси, когда другие пассажиры еще ждали свой багаж», — рассказал мне этот водитель. Я дал ему пять долларов, а он мне — ее адрес, по которому я тут же и отправился.
  Это оказался очень неплохой дом с небольшим количеством квартир. В списке жильцов стояло ее имя: Эдит Джордан, и еще оно было написано крупными буквами на одном из почтовых ящиков. Я даже прошел в телефонную будку и проверил по лежавшей там телефонной книге. Она значилась и там вместе с номером телефона. Я начал набирать этот номер, но потом передумал и вернулся в подъезд дома. Звонок громко отозвался внутри квартиры. Дверь открылась на несколько сантиметров: ее сдерживала накинутая цепочка. Прямо на меня смотрели большие, испуганные глаза Эдит Джордан.
  — Здравствуйте, мисс Джордан, я должен с вами поговорить и…
  — Мне нечего вам сказать. — С этими словами она попыталась захлопнуть дверь, но моя нога не давала ей возможности сделать это.
  — Уберите свою ногу, или я…
  — Или вы?..
  — Возьму электрический утюг и начну им гладить вашу ногу.
  — Не надо этого делать, у меня есть для вас небольшая информация, — сказал я, а потом добавил: — Пока полиция сюда не нагрянула.
  — Полиция?
  — Конечно. Кого же вы еще ожидали?
  — Мне нечего сказать полиции.
  — Может, вам и нечего ей сказать, но у нее есть что у вас спросить.
  — А что вы сами хотели мне сообщить?
  — Что-то, что пойдет вам на пользу.
  — Да кто вы такой?
  Я вытащил из кармана свои документы и показал ей через дверную щель.
  — Дональд Лэм.
  — Детектив?
  — Частный.
  — Что вам нужно?
  — Приехал с вами поговорить.
  — Уберите ногу, чтобы я могла закрыть дверь и снять цепочку. Мне же надо вам открыть.
  — Вы не передумаете, если захлопнете дверь?
  — Если я обещаю что-то сделать, я это делаю. Если я куда-то собираюсь идти, то иду до конца. Или я не начинаю…
  — Умница, — похвалил я и убрал ногу из щели.
  Она закрыла дверь, и я услышал звук снимаемой цепочки, а потом дверь раскрылась, и Эдит Джордан пригласила меня войти.
  Это была очень симпатичная квартирка, очевидно, она сняла ее уже меблированную, но в ней было много милых личных мелочей, которые сразу говорили о том, что здесь жила именно такая девушка, как Эдит. Осмотревшись, я начал в уме делать небольшие арифметические подсчеты.
  — В Рино это стоит денег, — сказал я, оглядевшись.
  — Вы мне об этом говорите!.. Садитесь, хотите выпить?
  Я отрицательно покачал головой.
  — Так что же я должна знать до того, как сюда нагрянет полиция?
  — Мне не следовало бы вам это рассказывать, и я не хочу, чтобы вы это кому-то, в свою очередь, сообщали.
  — Хорошо, будем откровенны: я с вами, а вы со мной. Так что же вы мне хотите сказать?
  — Том Аллен!
  — Что вы о нем знаете?
  — Он в полиции, и, как там на него ни давят, он не сказал ни слова. Они пытаются сдвинуть с места землю и небо, чтобы найти вас, но Том вас не выдает.
  — Если он будет и дальше молчать, полиция обо мне не узнает? — В ее голосе проскользнула робкая надежда.
  — Я же нашел вас? — вопросом на вопрос ответил я.
  — Разве не Том дал вам мой адрес?
  — Я не видел его с тех пор, как полиция проверяла его на детекторе лжи, который показал, что он говорил неправду, уверяя, что не знает вас.
  — Боже мой! — с ужасом произнесла она. — Тогда полиция может быть здесь совсем скоро!
  — Вполне возможно.
  — Боже, это ужасно!
  — Почему ужасно, из-за убийства?
  — Какого убийства?
  — Вы что, не знаете?
  Она отрицательно покачала головой.
  Я вынул из кармана газетные вырезки и дал их ей прочитать. Она села в кресло, не потрудившись одернуть юбку. У нее были стройные ноги. Она читала вырезки, а я рассматривал прекрасную пару женских ног.
  Прочтя, она протянула мне всю стопку.
  — Это усложняет ситуацию, не так ли?
  — Да, это так.
  — Я ничего об этом не знала.
  — То, что вы улетели, свидетельствует против вас.
  — Я уехала совсем не из-за убийства. Конечно, я соучастница его преступления, я имею в виду только нарушение тех условий, на которых его выпустили из тюрьмы. Боюсь, они могут и против меня выдвинуть какие-то обвинения. Я говорю вам правду, Дональд, выкладываю все карты на стол.
  — Эти карты мне нравятся. Выложите еще несколько.
  — Том совсем не так уж плох. Он, конечно, человек импульсивный и эмоциональный. Что же касается женщин, то он слабак. Что тут поделаешь, он мужчина. Женщины иначе устроены, чем мужчины, они ищут единственного и готовы ради него на все. Том не мог любить одну женщину. Он старался, верил, что может быть с одной, но стоило появиться какой-нибудь красотке, как он тут же готов был из брюк выскочить.
  — И вы из-за этого поссорились?
  — Да, поссорились из-за этого.
  — Расскажите, как это случилось.
  — Мы с Томом были обручены. Собирались пожениться. Я уже была замужем и спокойно отправилась с ним в путешествие. Мы ехали как муж и жена. Однажды он напился и попал в неприятности: казино было для него погибелью. Он начал играть и в одну ночь выиграл триста долларов. Мы с удовольствием их прожигали, а он все удивлялся, почему ему никто до сих пор не сказал о таком легком способе зарабатывать деньги.
  — Поэтому на следующую ночь он опять отправился в казино и проиграл все? — предположил я.
  — Да, он проиграл последнюю рубашку и вынужден был погасить чек. Вот тут он и совершил ошибку. Люди там не любят получать поддельные чеки от игроков.
  — И Том отправился в тюрьму. А что стали делать вы?
  — Крутиться вокруг него и ждать, — ответила она.
  — Как же вы существовали?
  Она стала что-то объяснять, потом посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
  — У меня есть деньги, но Том этого не знает.
  — Сколько же?
  — Приличная сумма. Я не хочу, чтобы об этом знали. Он погибнет, если будет привязан к женщине с деньгами, которая обеспечит его всем необходимым. Я его знаю. Том не хотел, чтобы я работала официанткой. Я по натуре человек приветливый, и моя фигура нравится мужчинам. Публика в казино бывает разная: некоторые просто дружелюбны, а кто-то может и пристать, а кое-кто и ущипнуть за заднее место.
  — Продолжайте, — сказал я.
  — Том очень хороший механик и зарабатывает столько, что хватило бы для нас обоих, когда он этого хочет. Но характер у него отвратительный, неугомонный и… ну, хватит об этом. Короче, он сидел в тюрьме в Карсон-Сити, а я его ждала. Он вышел, как вы знаете, под честное слово. А одно из условий, когда выпускают под честное слово, — это запрет на выезд из штата. В штате Невада легально открыты игорные дома, а для Тома это как нож в сердце: можно играть, а его не пускают. Ну и Том не мог сдержаться. Он поехал в казино и выиграл восемьдесят пять долларов. Когда пришел домой и рассказал об этом мне, я сразу поняла, что это для нас значит. Я сказала ему, что нам надо уехать в штат Калифорния и найти там работу.
  — Послушайте, вы его зовете Томом?
  — Это его имя. Но Аллен не его фамилия.
  — Какая же у него фамилия?
  — Адейр.
  — У вас, значит, достаточно денег, чтобы себя содержать?
  — У меня достаточно денег, чтобы себя содержать, — с гордостью ответила она.
  — Ну, хорошо, теперь давайте поговорим о ночи с пятого числа на шестое.
  — Ничего не было в ту ночь. Том и я живем в мотеле Роммели. Ночами он работает в гараже, это единственная работа, которую он смог найти. Я прихожу где-то в семь тридцать утра, он тоже возвращается в это время, и мы вместе завтракаем в кафе. Потом идем домой в мотель, и он спит часа два или три. Больше ему не нужно, чтобы прийти в себя.
  В ту ночь он работал как всегда. У него должно быть открыто до двенадцати, но в ту ночь он закрыл дверь в девять, сидел и слушал радио. В полночь прилег на кушетку. Иногда по ночам ему звонят — как правило, водители, которым нужен бензин. Он выходит и заправляет машины.
  — Дальше, — подгонял ее я.
  — Дальше уже почти нечего рассказывать. Утром шестого числа, примерно в четверть седьмого, я зашла в гараж, чтобы, как всегда, отправиться с ним завтракать… Он явно меня не ждал.
  — Вы хотите сказать, что там была другая женщина?
  — Другая женщина была там раньше меня.
  — Как вы узнали об этом?
  — Да есть такие признаки, которые женщина безошибочно угадывает…
  — Можете мне рассказать о некоторых?
  — О некоторых?.. — подумав, протянула она. — Он не вымыл чашки из-под кофе, на одной из них была губная помада. Там есть раковина и горячая вода. Том обычно бреется в четверть восьмого, когда уходит с работы, чтобы быть чисто выбритым ко времени завтрака. На этот раз помада была и на зеркале, перед которым он брился.
  — То есть как это?
  — Она, видимо, приводила себя в порядок перед маленьким зеркальцем для бритья, и на нем остались следы.
  — Как можно оставить помаду на зеркале для бритья?
  — А вы знаете, как женщина красит губы? Она мажет губы помадой, а потом мизинцем слегка размазывает ее по губам.
  — Продолжайте!
  — Ну и на зеркальце остались следы ее мизинца, когда она стала перед уходом рассматривать, все ли в порядке с ее лицом.
  — Очень интересно! Что же стало с зеркальцем?
  — Я взяла его с собой.
  — И где оно сейчас?
  Она пересекла комнату, открыла ящик и вынула из маленькой сумочки круглое двустороннее зеркальце для бритья, — они продаются во всех аптеках, дешевые, с металлической ручкой: с одной стороны обыкновенное зеркало, с другой — увеличительное. След от мизинца был на увеличительном зеркале, а еще в двух местах я нашел след от безымянного пальца и бокового изгиба руки. Еще один след был не таким четким, но все же его можно было идентифицировать.
  Я попросил у Эдит липкую ленту. Она принесла. Я отрезал несколько кусков прозрачного скотча и приложил к отпечаткам на стекле. Она очень удивилась.
  — Напишите на ленте свои инициалы и поставьте дату, — сказал я.
  Она написала.
  — Это сохранит отпечатки, они не смажутся. Просто чудо, что они остались целы, когда зеркало лежало у вас в сумочке. А как вы догадались взять у него это зеркало?
  — Том не знает, что я его взяла. Я ему сразу сказала, что у него там была женщина. Он вначале отпирался, потом стал говорить, что она не входила в гараж и ждала его в дверях, пока он одевался. Якобы он сварил себе кофе, и она тоже попросила, он налил и отнес ей к дверям, потом она выпила и вернула ему пустую чашку, и он поставил ее на стол…
  — И что?
  — Ну, пока он рассказывал мне эту сказку, я взяла зеркало как доказательство того, что он врет, и незаметно положила в сумочку.
  — Что потом?
  — Потом мы начали с ним ссориться, я сказала, что с меня довольно вранья, что, когда он научится говорить правду, пусть тогда меня поищет. Сказала еще, что я с ним больше не желаю иметь ничего общего. В тот момент я так искренне хотела этого!
  — И как же вы поступили дальше?
  — Вышла на дорогу и попыталась найти попутчика до Сентрал-Крик. Меня подвезли до ресторана. Дороти Леннокс сама убирала со столиков, она приехала накануне ночью. На дорогах было много рыболовов, ресторан переполнен, Попс не справлялся одновременно на кухне и с обслуживанием.
  — А дальше?
  — Дальше мне предложили работу, и я согласилась, надеясь, что Том не скоро узнает, что я работаю официанткой, хотя этот ресторанчик не так уж далеко от гаража. Он мог прийти сюда однажды вечером и при этом не потерять работы, а если бы он меня хорошенько попросил, я бы его простила. Так у нас уже бывало: он изменял, иногда я его ловила на этом, иногда нет… Обычно я чувствую, когда он начинает мне изменять, каждая женщина это чувствует.
  — Он всегда отказывался, говорил неправду?
  — Всегда.
  — И после этого вы ссорились, и вы от него уходили?
  — Раньше никогда не уходила. Обычно после очередной ссоры я старалась его припугнуть и грозилась уйти. Потом мы мирились, он обещал, что это больше никогда не повторится. Женщины — его слабость. Я это знаю. И он это знает. Том очень эмоциональный человек. Он пока еще не остепенился, но у него доброе сердце. Он хороший парень. Так уж случилось, мистер Лэм, он у меня в крови, и мне от этого чувства не избавиться.
  — Самое безопасное для вас место — в этой квартире, — сказал я, поднимаясь. — Вам надо забыть, что вы меня когда-нибудь видели, а я забуду, что видел вас. Что бы ни случилось, помните, вы должны оставаться здесь и только здесь. Что бы вы ни слышали, кто бы ни пытался нагнать на вас панику.
  — Не будет ли лучше, если…
  — Будет просто ужасно, — перебил я. — Вы не представляете, какие они могут выдвинуть против вас обвинения. Ваш уход из ресторана — улика против вас. Вам надо оставаться здесь. Ваша версия: вы просто поссорились с вашим приятелем и ушли из ресторана, в котором работали… Что вы потом сделали? Попросили вас подвезти?
  — Я ушла из ресторана через пять минут после вас, попросив Попса последить за столиком. Я просто ушла, и меня тут же согласились подвезти, — мы ехали следом за вами, до Роммели.
  — Вы там не останавливались?
  — Меня подвезли прямо до Бейкерсфильда. Там хозяин машины заправился, и мы отправились дальше, до Лос-Анджелеса.
  — И вы все время ехали с ним?
  — Да, я была с ним всю дорогу. И с самого начала предупредила его, что в Лос-Анджелесе у меня дружок, который меня ждет, но сказала, что он мне нравится больше. Если он меня довезет, то я с ним буду потом встречаться, — боюсь, что он до сих пор меня ждет.
  — Что же было потом?
  — Потом я взяла такси до аэропорта, села на самолет компании «Юнайтед» и приехала домой.
  — Что доказывает, что обычное прямое действие гораздо умнее, чем все хитрости мира.
  — Вам кажется, что я это доказала?
  — Да, я считаю, что вы это доказали, мисс Джордан.
  — Знаете, Дональд, вы неплохой парень.
  — Вы тоже стоящая девушка. Первое, что вы сделаете завтра утром, — пойдете к адвокату. Скажете ему, что у вас есть улики, которые вы бы хотели пока попридержать. Пусть он думает, что у вас дело о разводе. Покажите ему зеркало и отпечатки пальцев с помадой. Попросите его поставить свою подпись и дату рядом с вашими на ленточке скотча на зеркале. Потом попросите положить зеркало в конверт и спрятать в сейф.
  — А дальше?
  — Дальше? Возвращайтесь сюда и никуда не выходите. Вы уверены, что Том ничего не знает о существовании этой квартиры?
  — Он никогда здесь не был, я никогда ему ничего о ней не рассказывала.
  — Вы снимали ее все время, пока он был в тюрьме?
  — Почти все время.
  — И он думал, что вы работаете в ресторане?
  Она кивнула.
  — А когда он вышел, что было тогда?
  — Он устроился на работу и нашел для нас маленькую каморку, плохую, вонючую, но для меня это все равно был общий дом.
  — И вы время от времени сбегали оттуда, чтобы привести себя в порядок и…
  — Нет, никогда от него не сбегала, Дональд. Та каморка была моим домом, он был моим мужчиной. Я оставалась с ним и с этим домом и делала для них все, что могла.
  — Вы хорошая девочка, Эдит. Помните мой совет.
  Она проводила меня до дверей, протянула на прощание руку, а потом, повинуясь внезапному импульсу, подставила мне щечку для поцелуя.
  — Вы очень милый, Дональд, — сказала она на прощание.
  — Ты тоже очень милая, Эдит.
  Я вернулся к машине агентства и начал долгий путь в Бейкерсфильд.
  Глава 13
  Адвокат Гудвин Ф. Джеймс оказался высоким, костлявым, нескладным человеком, длинноносым, с высокими скулами и небольшими серыми, глубоко посаженными глазами, которые холодно смотрели из-под черных, лохматых бровей. Костюм висел на его худой фигуре как на вешалке.
  — Рад вас видеть, Лэм, — приветствовал он, шагнув мне навстречу. — Мой клиент говорит только о вас.
  — В самом деле?
  — Да, и мне непонятно, почему он придает такое значение вашему мнению и совету.
  — Странно, я никогда не высказывал ему своего мнения и даже не знал, что ему нужен мой совет.
  — Однако это так.
  — Мне непонятно, каким образом я заслужил его доверие. Почему? Когда? И где?..
  — Он хочет скорее встретиться с вами, но я не представляю, как это организовать, чтобы состоялся абсолютно конфиденциальный разговор. Вот поэтому я и не хочу, чтобы он рассказал вам кое-что из того, что знаю я.
  — Почему?
  — Это может плохо отразиться на его деле.
  — Вы хотите сказать, что вам он сделал особое признание?
  Вместо ответа на мой вопрос Джеймс спросил:
  — Объясните, почему мой клиент так высоко ценит ваш совет?
  Я в сомнении покачал головой.
  — Вы ведь не адвокат?
  — Я имею специальную юридическую подготовку.
  — Черт возьми! Надеюсь, вы не собираетесь давать ему советов?
  Я посмотрел на него широко открытыми, честными глазами и спросил:
  — Когда же я смогу увидеть вашего клиента?
  — Этого я пока не знаю. А сейчас, по его просьбе, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.
  — Какие, например?
  — Например, он спрашивает, как вы полагаете, присяжные заседатели поверят его рассказу?
  — А как думаете вы? — спросил я его.
  — Не в моих правилах высказывать посторонним свою точку зрения о результатах дел, в которых заинтересованы мои клиенты.
  — Совершенно с вами согласен, — ответил я. — И не в моей компетенции выражать свою точку зрения о результатах дел, в которых замешаны мои клиенты.
  — Черт бы вас побрал, Лэм! Хватит ходить вокруг до около! Когда вы виделись с Гейджем?
  — Если вы считаете, что я виделся с ним, пока полиция его искала, и не сообщил ей об этом факте, то эта ситуация оказалась бы для меня крайне неприятной, не так ли?
  — Да, я бы выразился именно так.
  — А я не люблю оказываться в неприятной для меня ситуации.
  Положив на стол свои большие руки с выступающими костяшками, Джеймс вытянул пальцы и стал потирать ладони о край стола, взад-вперед, взад-вперед, задумчиво поглядывая на меня.
  — С вами говорить непросто, — резюмировал он.
  — Вы хотите, сэр, получить больше, чем даете сами.
  — Поймите, Лэм, я все это делаю против своего желания и только по просьбе моего клиента.
  Я ничего не ответил.
  — Мой клиент хочет, чтобы его признали виновным!
  — Виновным?! — воскликнул я. — В чем?
  — В преднамеренном убийстве.
  — Он сошел с ума!
  — Если он будет признан виновным, он может получить пожизненное заключение. Однако пятьдесят на пятьдесят, что он получит смертную казнь.
  — Никак нельзя договориться с окружным прокурором? — спросил я.
  — Да, он хочет, чтобы я договорился с окружным прокурором.
  — О пожизненном заключении?
  — Я бы мог попытаться, конечно, но его больше интересует другой вопрос.
  — Что же может его интересовать в большей степени?
  — Он хочет оттянуть рассмотрение дела до начала следующего месяца. Тогда ему уже исполнится тридцать пять, а если его не признают виновным в совершении тяжелого преступления до этого времени, то он будет признан единственным наследником.
  — Интересно, к чему человеку богатство, если он уже практически труп?
  — Я тоже задал этот вопрос. Он мне ответил, что хочет, чтобы наследство досталось миссис Иден. В случае пожизненного заключения он оставит ей большую часть денег, если же его приговорят к смертной казни, он все деньги по завещанию оставит ей… Конечно, из этой общей суммы он заплатит мне хороший гонорар, если я сумею все это организовать и проследить, чтобы деньги из трастового фонда перешли только ему.
  — А в случае, если он будет признан виновным? И не будет никакой договоренности с окружным прокурором?
  — Тогда мы окажемся в весьма странной ситуации. Окружной прокурор торопится передать дело в суд. И я должен вам сказать, что суд, похоже, с ним полностью согласен. Дело поставлено в суде в список неотложных, и можно догадаться почему.
  Я кивнул.
  — Итак, что вы обо всем этом думаете? — спросил Джеймс.
  — Если он предстанет перед судом и будет признан виновным, вы полагаете, они вынесут приговор до наступления его тридцатипятилетия?
  — Я абсолютно в этом уверен, — ответил Джеймс.
  — В таком случае он ничего не получит?
  Джеймс кивнул:
  — Именно. Не получит ничего.
  — Но по соглашению с окружным прокурором о том, что слушание дела продолжится и после даты его рождения, до принятия официального признания виновности, вы, как я понимаю, получите достаточно большой гонорар.
  Он кивнул.
  — Тысяч пятьдесят долларов? — предположил я.
  — Нет, нет! Намного меньше! Господи, нет! Я не мог и подумать взять с человека такой высокий гонорар, когда лишь предъявил суду его признание в виновности.
  — Но помните, что в ваши обязанности входит надзор за получением денег из трастового фонда.
  — С этим, полагаю, сложностей быть не должно.
  — Вы не знаете характеров этих попечителей, вам придется хорошенько потрудиться.
  — Ничего, я постараюсь все устроить как надо.
  — Не будете ли вы все-таки столь любезны, что назовете мне размер вашего гонорара?
  Он сложил свои большие руки в кулаки, потом опять распрямил пальцы и посмотрел на них.
  — Тридцать пять, — ответил Джеймс.
  — Тридцать пять — чего?
  — Тридцать пять тысяч долларов.
  Я не сразу смог переварить услышанное.
  — Значит, получается, что ваш клиент будет просить признать его виновным в совершении преступления и отправится в газовую камеру либо на всю оставшуюся жизнь в тюрьму. Если же вы передадите его просьбу признать его виновным и он будет таковым признан, вы получите за это тридцать пять тысяч и при этом не перетрудитесь.
  — Вы забываете, что, прежде чем он дойдет до суда, мне потребуется проделать немалую работу.
  — А в том случае, если он дойдет до суда, вам придется изрядно поработать, но вы можете не получить ни цента.
  — Я пока не анализировал столь скрупулезно свою позицию.
  — Да, черт возьми, вы этот вариант почему-то не приняли во внимание.
  — Хорошо, Лэм, я подумаю над вашими словами. Что плохого в том, что я предложил?
  — Ничего. Но весь вопрос в том, что лучше для вашего клиента.
  — Он хочет оставить по себе хорошую память. Он мне говорил, что, оглядываясь на свою прошлую жизнь, пришел к выводу, что за тридцать четыре года не сделал ничего полезного ни для себя, ни для человечества. Упустил все возможности, почти превратился в алкоголика. И считает, что тюрьма может пойти ему на пользу, а он может стать полезным людям, если получит эти деньги и использует их во благо.
  — А окружной прокурор может дать ему возможность дождаться дня его рождения и подать просьбу после этой даты?
  — Не знаю. Мне кажется, что окружной прокурор может рассмотреть это предложение по ходу дела.
  — Но вы пока ничего не предпринимали?
  — Нет.
  Я сидел и смотрел на Джеймса, а он продолжал играть своими пальцами, складывая их в кулаки и выбрасывая вперед. Наконец он посмотрел на меня и произнес:
  — Вы думаете, у него есть шансы?
  — Шансы на что?
  — Вы знаете, что я имею в виду, шансы на выигрыш дела перед присяжными заседателями.
  — Если он расскажет свою историю как есть, а в ней не сможет подтвердить одни факты другими, его признают виновным.
  Джеймс кивнул в знак согласия.
  — С другой стороны, в жюри двенадцать присяжных. Я бы сказал, у него есть один шанс из двенадцати, что кто-то из них ему поверит, а может, окажется и два шанса из двенадцати.
  — Ну, это тоже не принесет ему добра. Он получит свои деньги, но ему придется снова доказывать свою невиновность.
  — Но тогда он станет богатым.
  — Да, вы правы.
  — Вот тогда он вам заплатит хороший гонорар за ваши труды и сможет нанять экспертов, и в состоянии будет…
  — Нанять детективов, — продолжил за меня Джеймс.
  — Это не то, что я хотел сказать.
  — А я хотел сказать именно это, — заявил Джеймс.
  — Итак, Гейдж просил, чтобы вы со мной все обсудили. Вы все со мной уже обсудили?
  — Не хотите, чтобы он признал себя виновным?
  — Черт побери, нет!
  — Вы понимаете, какой это риск, мистер Лэм?
  — Конечно, понимаю, что шансов очень мало. Но я попробую бороться.
  — Был рад возможности с вами поговорить, — сказал он. — Я обязательно передам ваше мнение моему клиенту.
  — Какое же дело они имеют против него? — спросил я и добавил: — Пока.
  — Серьезное дело.
  — Не хотите ли вы кратко мне его обрисовать?
  Джеймс взял лежавший на столе карандаш, набросал на листе бумаги цифру один и обвел ее кружком.
  — Прежде всего, они абсолютно точно определили, что именно Эмос Гейдж был на станции обслуживания «Карлайл-Камп» в Карвер-Сити и именно его подвозил в своей машине Малкольм Бакли. В этом нет никаких сомнений, тем более что оператор на станции обслуживания записал номер машины Бакли.
  Я согласно кивнул. Джеймс написал цифру два и обвел ее.
  — Дальше, Бакли остановился в Сентрал-Крик и позвонил своей жене. Это был его второй звонок с дороги. В первый раз он сказал ей, что собирается ехать в Рино. Во второй — сообщил, что, кроме одного попутчика, он посадил по дороге еще и блондинку и что она устроилась на заднем сиденье его машины.
  — Может окружной прокурор предъявить эти телефонные звонки в качестве улики, не является ли это показанием с чужих слов?
  — Здесь, безусловно, есть проблема, — согласился со мной Джеймс. — Мы будем бороться, наш подзащитный сидел за стойкой и пил кофе, когда этот звонок был сделан из Сентрал-Крик.
  — Кто знает, что он там сидел?
  Джеймс посмотрел на меня и начал тереть щеку кончиками своих длинных пальцев.
  — Вот тут вы попали в точку, они ведь никак не могут найти эту официантку. Конечно, вы знаете и я знаю, что обвиняемый там был в это время, но смогут ли они это доказать? В этом все дело.
  Джеймс нарисовал большой вопросительный знак рядом с цифрой два. Потом ниже написал пункт три и тоже обвел его кружком.
  — В Карвер-Сити у нашего подзащитного не было ни гроша, ему нечем было заплатить за чашку кофе. Об этом он сказал оператору на заправочной станции. Когда же его взяла полиция, у него оказалась тысяча двести долларов. Обвинение покажет, что у Бакли при себе часто бывали крупные суммы, а это очень сильная улика против нашего подзащитного: он украл эти деньги у Бакли.
  — А если он их выиграл?
  — С чем бы, интересно, он начал ту игру?
  — Он мог найти где-нибудь десяток долларов.
  — Мог бы, — сказал без всякого энтузиазма Джеймс. И машинально обводил карандашом цифру три, когда зазвонил телефон. Извинившись передо мной, он снял трубку: — Алло, Гудвин Джеймс у телефона. Да, сейчас приду.
  Он посмотрел на меня. В трубке продолжали говорить. Джеймс сидел и молча слушал. Его лицо на мгновение передернулось, потом застыло, только пальцы крутили карандаш, пока не переломили его пополам. Он нервно отбросил обломки прочь от себя и спросил в трубку:
  — Вы абсолютно уверены? — Подождал секунду и добавил: — Полагаю, вы правы.
  Он попрощался, положил трубку на рычаг, взял бумажку, на которой писал, разорвал ее на клочки и выбросил в мусорную корзинку.
  — Что произошло? Все так плохо? — заволновался я.
  — Полиция Рино выяснила, что Эмос Гейдж останавливался в мотеле, зарегистрировался в нем под именем Малкольм Г. Бакли и дал правильный номер его машины, НФЕ-801. Он платил понедельно, но внезапно, за два дня до окончания срока, уехал. Менеджер мотеля опознал по фотографии Эмоса Гейджа как человека, который останавливался в его гостинице. Нет никаких сомнений, что это так и было.
  — Ну, парень же должен был где-то находиться?
  — Вы что, не понимаете? Он зарегистрировался под именем Бакли. И еще кто-то из соседей видел, как Гейдж рыл яму лопатой позади здания мотеля. Сначала не придали этому никакого значения, но при опросе полиции вспомнили об этом и указали место, где он рыл. Как вы думаете, что они там нашли?
  — Что же они нашли?
  — Наручные часы Бакли, пятьсот долларов в чеках «Америкэн экспресс», один чек на пятьдесят долларов был оторван. Они нашли бумажник с водительскими правами Бакли и в нем все документы убитого, нашли его ключи, нож и ручку с золотым пером, на которой было выгравировано его имя. На часах были отпечатки пальцев Гейджа…
  Я молча слушал. Мне нечего было сказать.
  — В бумажнике не оказалось ни цента, — продолжал между тем Джеймс. — Скажу больше, они нашли официантку из кафе Дороти Леннокс в Сентрал-Крик. Именно она работала в ту ночь с пятого на шестое. Она помнит всех троих — Бакли, Гейджа и блондинку, — как они вошли и сели за стойку. Помнит, что Гейдж и блондинка быстро съели свою яичницу, пока Бакли звонил по телефону. Она их опознала на фотографии, и теперь ее привезли в Бейкерсфильд для очной ставки.
  Джеймс сидел и смотрел на меня с видом человека, который чем-то отравился.
  — Да, все это выглядит очень неприятно, — согласился я.
  Помолчав, Джеймс сказал:
  — Конечно, я могу, по крайней мере теоретически, предположить… что это блондинка, сидевшая на заднем сиденье машины Бакли, совершила убийство. У нее для этого были, собственно, все возможности… Только у нее, впрочем, и была возможность убить водителя.
  — Зачем бы ей надо было это делать?
  — Зачем хитчхайкеры убивают водителей? Им нужна машина и деньги.
  — Вы не собираетесь заявить, что она и Гейдж вместе совершили это преступление, не так ли?
  — Конечно, нет. Тогда они были бы виновны оба, и Гейджу грозила бы газовая камера.
  — Понятно, вы считаете, что это была ее идея?
  — Убив, она отдала все найденное Гейджу: деньги, ручку с золотым пером, наручные часы, туристские чеки, а вот теперь надо понять, почему она это сделала.
  Джеймс снова стал с ожесточением тереть свою щеку.
  — Да, Дональд, адвокатская практика — тяжкое дело, совсем не легкий заработок на жизнь. Вы не можете отступить, вы должны бороться за своего подзащитного, следить, чтобы соблюдались все его права, вы должны сохранять присутствие духа и веру в то, что ваш подзащитный невиновен…
  Я кивнул.
  — И мне придется стоять перед присяжными заседателями и позволять окружному прокурору делать из меня дурака.
  — Вы не собираетесь, Джеймс, договориться с ним по поводу признания виновности?
  — Черт возьми, этот окружной прокурор не захочет заключать со мной соглашение ни по одному вопросу, он не даст подзащитному лишних пяти минут в суде, не выдавит из себя даже вымученную улыбку ободрения… и это человеку, которому при его участии грозит газовая камера…
  На тот случай, если вы этого не знаете, Дональд, окружной прокурор этого штата просто мечтает встать перед присяжными и шаг за шагом, кусочек за кусочком сложить все элементы этого дела и вынести приговор по преднамеренному убийству. Больше того, он постарается сделать все это до того, как Эмос Гейдж достигнет тридцатипятилетия, чтобы порядка десяти различных благотворительных организаций были ему благодарны и ощутили свою обязанность поддерживать его в продвижении по лестнице власти.
  — И что же вы собираетесь предпринять, Джеймс? Подадите в отставку?
  — Черт, нет! Я не могу уйти. Если я уйду сейчас, то заранее обреку это дело на провал. Лучше бы я был болен, когда мне позвонили, лучше бы я заболел оспой!.. Но я согласился представлять интересы Гейджа и должен теперь идти до конца.
  Мне было абсолютно нечего сказать ему, я поднялся, мы обменялись рукопожатиями, и я ушел.
  Глава 14
  Я сел в разбитую машину нашего агентства, выехал на Ридж-роуд и направился к Лос-Анджелесу.
  Берта Кул за своим столом в офисе выглядела необычайно мягкой, просто-таки умиротворенной.
  — Дональд, мой маленький шельмец. — В ее голосе слышались мурлыкающие, кошачьи нотки.
  — В чем дело на этот раз? — спросил я.
  — Тебе опять это удалось, не так ли?
  — Что удалось?
  Берта взяла со стола несколько газетных вырезок.
  — Посмотри «Трибюн», Дональд! Боже мой, какую ты получил известность!
  Я взял газету и прочел статью Мэлони о нашем агентстве.
  — Да, помощника шерифа Харви Кловера написанное вряд ли обрадует. Из этой статьи следует, что весь его отдел занимался только тем, что смотрел мне в рот и подбирал брошенные мной клочки информации.
  — Какого черта ты о них беспокоишься? — с досадой заявила Берта. — С них и гроша ломаного не получишь. Нас с тобой должны интересовать только наши клиенты, Дональд, постоянные и случайные, но только те, которые платят…
  Да, кстати, вспомнила, у нас совсем недавно была прекрасная и очаровательная миссис Бакли. Она, Дональд, очень практичный человек. Как сама мне сказала, ей, конечно, придется пройти все этапы игры в безутешную вдову, рассказывать, как она была безумно счастлива со своим мужем, однако давно догадалась, что она для него не единственный в мире человек… а потом, ты знаешь, Дональд, она спросила о тебе.
  — Где я?
  — Да нет, вовсе не о том, маленький ты дьявол! Она стала расспрашивать, женат ли ты, есть ли у тебя серьезная связь с кем-нибудь. Ну а потом она заплатила по счетам, дала обещанную премию и заявила, что у нее для нас есть еще работа, но это уж она предпочитает обсудить с тобой лично, потому что только ты хорошо изучил дело об убийстве ее мужа.
  — Чего же она хочет?
  — Она говорила что-то о преследовании, о какой-то опасности… Смотри, будь осторожен, Дональд, чтобы она не вонзила в тебя свои коготки! Не рви наши партнерские отношения! Она, несомненно, придумает какую-нибудь уловку, чтобы увезти тебя в Европу в качестве ее охранника или в любом другом качестве.
  — А ты бы стала возражать против этого?
  — Ну, в общем, нет, пока мы сохраняем наше партнерство, но не заключай с ней индивидуального договора. Пока мы партнеры, можешь отправляться с ней хоть на Северный полюс.
  Зазвонил телефон. Берта быстро схватила трубку.
  — Да, — сказала она. — Кто его просит?
  Что-то возмутилось во мне, и я вырвал у нее трубку.
  — Я могу сам ответить на звонки мне, Берта! Алло, Дональд Лэм у телефона, кто говорит?
  — Это Сандра Иден, мистер Лэм. С вами хочет говорить моя мама, подождите, пожалуйста, секунду.
  В трубке раздался голос Элеонор:
  — Мистер Лэм, добрый день. Вы знаете, я очень обеспокоена тем, что случилось с Эмосом. Вы хоть чем-то можете ему помочь?
  — О, вы об этом… не знаю.
  — Вы в курсе наших финансовых дел. Мне очень неловко вас беспокоить, но все говорит о том, что бедный Эмос нуждается в поддержке.
  — Я встречусь с вами позже, мисс Иден, — сказал я и повесил трубку.
  Берта смотрела на меня враждебно.
  — Черт бы побрал тебя, Дональд! Это была та девица с мышиной мордочкой, которая сюда недавно приходила и пыталась отыскать своего исчезнувшего дядюшку? Что, черт возьми, ты делаешь, Дональд? Занимаешься благотворительностью? Мы же с тобой партнеры. Я имею право заставить тебя работать, как работаю сама. Она…
  — Да, она хотела, чтобы нашли ее дядюшку Эмоса, — сумел я как-то втиснуться в ее тираду.
  — Нет, вы только послушайте, найти ее дядюшку Эмоса! Этого парня, который что-то там делал для ее матери, а сама мать не потрудилась прийти сюда и попытаться узнать, что же случилось с ее благодетелем! Больше того, она не захотела потратить ни цента своих собственных денег на его розыски и поэтому послала к нам свою тонконогую дочь…
  — Она хотела найти своего дядюшку Эмоса! Эмоса, Берта! Ты что, до сих пор не поняла, о ком идет речь?
  Берта заморгала глазами.
  — Ты имеешь в виду того человека, который убил Малкольма Бакли? Черт бы меня подрал! — Берта просто онемела бы от неожиданности, если бы могла. — Черт бы меня подрал! Зажарь меня вместо устрицы! — вопила она.
  Я ждал, пока мозги Берты начнут снова работать. Она потрясла головой, будто что-то ей мешало и она хотела от этого избавиться.
  — Послушай, Дональд, как, черт возьми, это может быть? Как могло так получиться, что к нам приходит кто-то и просит разыскать пропавшего дядюшку, а буквально через несколько минут после этого кто-то другой просит нас разыскать пропавшего мужа. А потом оказывается, что этот дядюшка убил этого мужа! Что за чертовщина!
  — Очень интересный случай, Берта! — подтвердил я. — У тебя есть домашний телефон Дафни Бакли?
  — Есть, я его записала специально для тебя.
  Я попросил телефонистку соединить меня с номером Дафни Бакли. Через минуту в трубке послышался мягкий, завораживающий голос.
  — Говорит Дональд Лэм.
  — Дональд, — заворковала она, — я хочу, чтобы ты немедленно пришел. Мне надо обсудить с тобой нечто очень важное.
  — Я сейчас очень занят, — ответил я.
  Сверкающая бриллиантами рука Берты уже показывала мне на дверь.
  — Но, Дональд, — говорила Дафни, — ты не мог бы оторваться от дел хоть ненадолго?
  — Не сейчас. В чем дело? Объясните!
  — Дональд, ты видел газеты?
  — Не все.
  — Они напечатали фото убийцы моего мужа.
  — Ну и что?
  — Когда я увидела фотографию, я была просто в шоке. Я сначала подумала, что это фото моего мужа, и решила, что они перепутали фотографии.
  — Они так похожи?
  — Похожи! — воскликнула она. — Да они просто как близнецы-братья! Теперь кое-что нужно сделать…
  — Что?
  — Но об этом не по телефону. Я вообще не хотела никому говорить, но это может быть самая большая мистификация за многие годы.
  — Что вы имеете в виду? Вы дали мне фотографию и сказали, что на ней вы и ваш муж, а в действительности это был Эмос?
  — Ничего подобного! Не думайте, что я настолько уж глупа! — Дафни, сбиваясь от волнения, говорила мне то «вы», то «ты».
  — Тогда в чем же дело?
  — Может быть, мой муж пытается просто от меня улизнуть? Может быть, он только делает вид, что убили его, а на самом деле это он убил своего попутчика и скрылся с блондинкой, а все это специально продуманная игра, чтобы всех сбить со следа? Я услышала по радио, что были закопаны его часы, водительские права, бумажник и все остальные вещи… но вы ведь не слышали, чтобы там, в яме, были найдены его деньги? Он просто избавился от всех документов — они ему теперь не нужны.
  — Если он таким образом пытался обмануть страховую компанию, он бы просто оставил все эти вещи в карманах убитого. Больше того, они взяли отпечатки пальцев у трупа. Это оказались отпечатки пальцев вашего мужа.
  — Да, — сказала она, — это просто какая-то фантастическая история! Сейчас, когда я сама осознала по-настоящему происшедшее, я поняла, что все это звучит по-идиотски, но, Дональд, в этом деле все равно что-то не так.
  — Что же именно?
  — Не знаю!
  — Хотите мне заплатить, чтобы я это выяснил?
  — Как раз это я и имела в виду. Но я хочу быть абсолютно уверена, Дональд. Повторяю, абсолютно уверена. Я говорю это только вам, потому что вы так все понимаете: Малкольм был коварным человеком, это очень в его духе — организовать подобную штучку, а потом нанять детектива, чтобы он следил за мной, что я делаю в этой ситуации.
  — Зачем бы ему понадобилось за вами следить?
  — Ему хотелось бы знать, что я буду делать, узнав, что он умер. И, поймав меня на чем-то, он бы смог получить развод, не дав мне ни цента. Хотел поймать меня на измене, вот что!
  — А у вас кто-то есть?
  — Ну что за вопрос!
  — Я что-то не понимаю.
  — Ну и ну, оказывается, и вы прикидываетесь тупым, когда вам это выгодно. Почему, Дональд, вы не хотите приехать ко мне и все вместе обсудить?
  — Я очень занят.
  — Слишком заняты, чтобы помочь клиенту решить его проблему?
  — Поговорите с Бертой Кул. После того как вами будет все оформлено, я возьмусь за ваше дело. Перезвоните нам через десять минут. — Я повесил трубку.
  Берта просто сияла.
  — Вот только так и надо с ними говорить, Дональд! — одобрительно сказала она. — Я знаю толк в бизнесе, особенно если дело касается женщин… Послушай, Дональд, как ты считаешь, мы получим часть денег от этой страховки?
  — Это твоя забота.
  — О чем она тебе рассказывала по телефону?
  — Она говорит, что ее муж очень коварный человек. Он якобы мог сфабриковать все это дело, имитировать свою смерть.
  — Вот это номер!
  — Но он этого не делал.
  — Почему ты так думаешь?
  — Потому что полиция сняла отпечатки пальцев у трупа, а отпечатки не лгут.
  — А почему ей вообще взбрело все это в голову?
  — Потому что Эмос Гейдж похож как две капли воды на ее мужа. Она говорит, что сходство просто поразительное.
  — Может быть, простое совпадение?
  — Не слишком ли много, Берта, «простых совпадений»? Совпадение, что Сандра Иден пришла к нам с просьбой найти дядю сразу после того, как Дафни Бакли обратилась к вам с просьбой найти ее мужа?
  — Ты хочешь сказать, Дональд, что ты понял, в чем дело?
  — Да, есть у меня мысли на этот счет, но уж больно фантастические.
  — Так что же ты думаешь?
  — Предположим, что Малкольм Бакли все это планировал заранее. Предположим, он встретил очень интересную блондинку, с хорошей фигурой, которая была готова дать ему все, что он хотел…
  — Продолжай, Дональд, не останавливайся! Что же могло произойти?
  — Давай вернемся к Тому Аллену, Берта.
  — Это кто?
  — Человек из гаража в Роммели, который работал в ту ночь, помнишь, большой любитель женщин и у него криминальное прошлое?
  Она кивнула.
  — Так, Том Аллен встречает очень сексуальную блондинку. Том заинтересован в деньгах, и блондинка весьма хороша. У него достаточно мозгов, чтобы обдумать это предприятие.
  Берта опять согласно кивнула.
  — Он знает, что если блондинка выйдет на шоссе и будет автостопом просить ее подвезти, любой мужчина не сможет ей отказать. Но она не так проста, она будет выбирать, к кому ей сесть, ей не нужны старые машины, она будет ждать новую модель с богатым водителем. Вот и попался ей наконец Малкольм Бакли в своем «Роадрейсере» последней модели. Она села к нему в машину. На переднем сиденье двое мужчин. У блондинки была короткая дубинка, спрятанная где-то под одеждой.
  — На шнурке, на шее между грудей! — догадалась Берта, почти задыхаясь. И внезапно осеклась: — Дональд, ты ошибаешься, то была ручка от домкрата.
  — Ручкой от домкрата было совершено убийство, а я сейчас говорю о короткой полицейской дубинке. Так вот, в удобный момент блондинка вытащила орудие убийства из-под свитера, и что же она сделала?
  — Что же она сделала? — эхом повторила Берта.
  — Она не могла ударить по голове водителя, потому что сидящий рядом с ним человек повернулся бы к ней, и это могло бы для нее плохо кончиться. Но если бы она ударила пассажира, то водитель не смог бы оторвать рук от руля, не разбив машину, особенно на горной дороге. Разве что мог только освободить одну руку. Вот поэтому она сначала нанесла удар по затылку пассажира, а потом уж водителя. Дальше… Она садится сама за руль и съезжает на проселочную дорогу. Останавливается, берет ключи от машины, открывает багажник, вынимает из него ручку от домкрата и добивает водителя. Ей нужен труп, который можно будет идентифицировать. Потом опять садится за руль, проезжает еще несколько сот метров и бьет лежавшего без сознания пассажира, чтобы он не очнулся некстати.
  Она забирает все вещи из карманов Бакли, потом идет к лежавшему без сознания мужчине и кладет все это в его карманы за исключением, может быть, нескольких сот долларов, так просто, из принципа, ей противно класть деньги в карман этого болвана.
  — И что потом? — затаив дыхание, спросила Берта.
  — А потом она слегка ударяет пассажира ручкой домкрата, чтобы было только немного крови. Вот и все, дело сделано.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Она садится в сторонке под кустами и ждет, когда пассажир придет в себя. И вот тут-то ей просто повезло. После удара Гейдж теряет память и, придя в себя, не помнит, как он сюда попал и что с ним произошло. Хотя не такая уж большая разница, если бы он и знал, где находится.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Он пришел в себя, у него ужасно болит голова, темно, он не знает, где дорога, рядом стоит машина, дверцы которой распахнуты, работает мотор. Что бы ты, Берта, сделала на его месте?
  — Я бы вскочила в машину и понеслась бы к черту от этого места, прежде чем меня бы добила блондинка.
  — Совершенно верно! А что бы ты сделала потом?
  — Я бы помчалась в ближайший город и позвонила бы в полицию.
  — И это верно! И что бы ты им сказала?
  — Я бы им рассказала о блондинке, подсевшей в машину, и все, что помнила, а потом привела бы их на место преступления.
  — Ты все делаешь прекрасно, что дальше?
  — Потом полицейские с фонарями обследуют это место и находят… Подожди, Дональд… Они находят блондинку?
  — Каким это образом? Что, блондинка бы их там дожидалась?
  — Нет, конечно, они бы нашли только тело Бакли.
  — Хорошо, а потом?
  — Потом они обыскали бы карманы убитого, чтобы найти документы, и обнаружили, что таковых не имеется.
  — И что потом?
  Берта беспомощно заморгала.
  — Послушай, Дональд, зажарь меня вместо устрицы!
  — Они начнут задавать вопросы пассажиру. Они захотят знать, чем он может доказать, что там была блондинка.
  — Будь я проклята, Дональд! Он не сможет доказать, что там была блондинка. Он не сможет доказать, что там, кроме него, был еще кто-то. У него в кармане деньги Бакли, и все его бумаги, и часы… А теперь продолжай ты, Дональд.
  — Ну, что должно было случиться потом?
  — Все будет против него, и его признают убийцей. Но если все происходило именно так, то что же надо было блондинке? И почему она позвонила миссис Бакли и сказала ей, что у машины ее мужа спустило колесо?
  — Вот в этом-то все и дело! Блондинке не нужны были деньги, которые были с собой у Бакли. Ей было нужно кое-что покрупнее.
  — Что же именно?
  — Она рассчитывала тысяч на двадцать.
  — К чему ты клонишь, Дональд?
  — Помнишь о трастовом фонде, по которому Эмос Гейдж получает огромную сумму, если до своего тридцатипятилетия не будет признан виновным в совершении серьезного преступления? Если же его признают виновным в таковом, что тогда происходит с его деньгами?
  — Благотворительность, — сказала Берта. — Все пойдет в благотворительные общества.
  — А если это условие завещания удалось бы обойти, то деньги переходят к легальным наследникам Гейджа.
  — Кто же они?
  — Во-первых, вдова брата Эмоса Гейджа.
  — Кто-кто?
  — Мать Сандры и сама Сандра, конечно.
  — Что?!
  — Именно так.
  — Но как можно обойти трастовый фонд?
  — По законам нашего штата, если завещание вступает в действие в течение тридцати дней после смерти завещателя, то лишь треть от общей суммы переходит благотворительным организациям. Остальные деньги достаются наследникам.
  Глаза Берты сузились, потом внезапно расширились.
  — Дональд, хорошенько приглядись к этой маленькой… Черт, зажарьте меня вместо устрицы! Сколько лет этой незаконнорожденной дряни?
  — Пятнадцать.
  — Прочти, что говорит Федеральное бюро расследований о подростках и совершаемых ими преступлениях! — зло бросила Берта. — В наши дни дети смотрят множество детективных фильмов и шоу по телевизору. Они быстро получают образование по этой части… Боже мой, Дональд… Она может… Подожди минутку! Что-то здесь не так!
  — Что же не так?
  — Эта блондинка-попутчица, она не должна была появиться на горизонте. Она должна была существовать лишь в той истории, которую рассказывал Эмос Гейдж и которой никто не верил.
  — Если это так, то должны были случиться две вещи, которые могли все изменить.
  — О чем ты говоришь?
  — Первое — это нечто, чего никто не мог предположить заранее. Бакли останавливается в Сентрал-Крик, чтобы накормить своих попутчиков. Пока они глотают яичницу, он звонит жене и говорит ей, что взял попутчиков, одна из которых красивая блондинка. Это выводит блондинку на сцену…
  — Продолжай, пожалуйста.
  — Она вышла на сцену и должна была с нее исчезнуть. Итак, если бы Эмос Гейдж сделал то, что он должен был сделать: остановился бы в Роммели, вызвал бы полицию и все такое прочее, — то блондинка бы исчезла со сцены. Но он всего этого не сделал, оставался на виду. Это не устраивало преступников. И тут мы можем объяснить, почему Бакли понадобилось пять часов на то, чтобы проехать всего пятьдесят миль до Сентрал-Крик и до места, находящегося всего в десяти милях от Роммели, где он должен остановиться со спущенной шиной.
  — Поэтому-то блондинка должна была встретиться с Томом Алленом и посоветоваться с ним что делать? — спросила Берта.
  — Вполне возможно. Продолжай развивать эту мысль, Берта!
  — И Том Аллен посоветовал ей позвонить жене Бакли и рассказать эту придуманную историю о спущенной шине.
  Я слушал. Берта продолжала:
  — И это опять выводит блондинку на сцену, но, принимая во внимание тот факт, что Эмос Гейдж уехал на машине с туристскими чеками и всем прочим, он увел тем самым блондинку со сцены.
  — Помнишь историю, которую она рассказала? Спустила шина, и ее выбрали из них троих, сидевших в машине, чтобы она пошла и вызвала ремонтную службу.
  — Ты сказал, что вы проверяли Аллена на детекторе лжи?
  — Да, мы его проверяли, и детектор показал, что он говорит неправду, утверждая, что ему не звонила блондинка утром шестого числа. Когда эксперт заявил, что он лжет, Аллен глубоко вздохнул и признался.
  — Именно здесь и была совершена ошибка: не было проверено на детекторе, явилось ли признание Аллена правдой или тоже было ложью.
  — Я говорил тебе, Берта, что все это выглядит весьма фантастично. Но отбросить подобную версию я не мог и пытался ее осмыслить.
  — Но почему она пришла тебе в голову?
  — Все было как-то уж слишком кстати. Вся эта коллизия с Эмосом Гейджем, который должен был получить наследство по достижении определенного возраста и на определенных условиях. Потом он внезапно оказался вовлеченным в дело об убийстве, которое было так быстро раскрыто, и тут же убийца был найден; и теперь дело быстро пытаются закрыть. Потом тот факт, что миссис Бакли пришла к нам с просьбой разыскать ее исчезнувшего мужа и сразу после нее пришла Сандра Иден…
  — Почему, ты думаешь?
  — Видимо, она знала, что Дафни Бакли была здесь и говорила с вами.
  — Как она могла об этом узнать?
  — На это может быть несколько ответов. Помнишь, Сандра пришла сюда сразу после прихода Дафни? Сразу после нее, помнишь это? Не до, а после — сразу после нее?
  — Дональд Лэм, вы хотите заявить, что эта маленькая кривоногая незаконнорожденная… мой бог, Дональд, ты прав! Эта мерзавка, она сидела здесь и глотала душившие ее слезы… черт, да ей было абсолютно наплевать, найдем мы ее дядюшку или нет. Все, что ей требовалось, — это вывести на сцену Эмоса так, чтобы мы напали на его след, разыскивая машину Малкольма Бакли. Они хотели, чтобы «Роадрейсер» был найден, и Эмос Гейдж не мог не сыграть им на руку, что бы они ни делали!
  — Да, ты права. Единственно, что они не смогли заранее предусмотреть, — это его потерю памяти, но, как оказалось, это тоже сыграло им на пользу.
  — Дональд, что ты собираешься теперь делать?
  — Ничего. Это ведь твоя версия. Я задавал тебе вопросы. Ты придумывала ответы.
  Берта воззрилась на меня.
  — Это ты навел меня на мысль, ну а теперь я вижу все, что случилось, в целом. Ах ты, двуличная дрянь!
  — Лучше с этим подождать, Берта.
  — Чего нам ждать?
  — Подождать встречи с попечителем, Джеромом Л. Кемпбеллом. Я пытаюсь тебе объяснить, что кто-то решил свалить убийство на Эмоса Гейджа. И это происходит именно в то время, когда решается судьба семисот пятидесяти тысяч долларов.
  — Попечитель! Что, черт возьми, он…
  Ее прервал телефонный звонок. Берта сняла трубку, сказала «Алло!» и передала ее мне.
  — Кто звонит?
  — Из другого города.
  Я сразу догадался, кто звонит. Действительно, в трубке раздался голос помощника шерифа Харви Кловера:
  — Лэм, мне очень не хотелось бы вас огорчать, но появились новые обстоятельства в деле Гейджа.
  — Я очень заинтересован узнать о них.
  — Да, это вам будет интересно. Эмос Гейдж рассказал обо всем, что случилось.
  — Что же он рассказал?
  — Что вы обнаружили его в отеле Рино, что выслушали всю его историю и не связались с властями, что вы, узнав от него, где он потерял сознание, поехали на место преступления и нашли тело. Он рассказал, что вы советовали ему сидеть тихо в Рино, чтобы оттянуть время до момента, когда ему исполнится тридцать пять лет, что он собирался следовать вашему совету, но очень испугался и решил избавиться от всех вещей Бакли. Потом, закопав их в Неваде, решил убраться подальше из этого штата.
  — Это очень интересно — то, что вы говорите!
  — Это намного сложнее, чем просто интересно, — сказал Кловер. — Нам все это очень не нравится, Лэм, и ставит вас в положение человека, скрывавшего известную вам важную улику в деле об убийстве. Практически вы оказываетесь соучастником, Лэм.
  — И что же вы хотите от меня?
  — Мы хотим заполучить вас, Лэм. Я сунул свою голову в петлю: я уговорил окружного прокурора не выносить дело на Большое жюри, пока он не побеседует с вами.
  — Вы что-нибудь сообщили прессе?
  — Пока нет.
  — Вы лично хотите меня видеть?
  — Да. Вопрос в том, приедете ли вы сами или за вами послать?
  — Я выезжаю, — сказал я и повесил трубку.
  — Дональд, — заволновалась Берта, — в этом ничего нет такого?
  — В чем?
  — В том, что ты вступишь в контакт с Эмосом Гейджем?
  — Почему бы и нет, ведь нам поручено найти Эмоса Гейджа?
  — Как это — найти?
  — Сандра Иден хотела найти своего дядюшку Эмоса. Ее мать, Элеонор, хотела знать, где Эмос, но у них не было денег, чтобы нанять детектива через агентство.
  — И ты за моей спиной попал в ловушку?
  — Да не попал я ни в какую ловушку! Это нам даже выгодно. Поверь, Берта!
  — В каком смысле?
  — Мы одновременно выполняли две работы. Одна — найти Малкольма Бакли, другая — найти Эмоса Гейджа. Я прикрывал своего клиента, поэтому не мог рассказать, где скрывается Гейдж, пока не доложил своему клиенту. Конечно, то, что я нашел труп, меняло дело. Я должен был заявить об этом властям, но я совсем не обязан был говорить им все. Например, как я узнал, где находилось тело.
  — Наш клиент! Эта тощая мерзавка, которая, насмотревшись передач по телевизору, вместе со своей матерью планировала убийство, чтобы потом получить все деньги!..
  — Возможно, что и так, но вы пока еще этого не знаете. Это не доказано.
  — Черт, я не знаю, но это ты продал мне свою версию.
  — Продать бы ее еще окружному прокурору, тогда бы мы с ним договорились.
  С этими словами я взял свою шляпу и вышел, оставив в одиночестве онемевшую Берту.
  Глава 15
  Если ехать с большой скоростью, можно добраться до Бейкерсфильда за два часа и двадцать пять минут.
  Я потратил на дорогу всего два часа. Харви Кловер встретил меня суровым взглядом и поджатыми губами.
  — Лэм, я рискую из-за вас головой.
  — Знаю, спасибо.
  — Я пытался не дать хода этой информации, чтобы она не попала в газеты, но каким-то образом произошла утечка. Может быть, из вашего офиса?
  — Черт, конечно, нет!
  Он протянул мне вырезку из газеты. Я взглянул. Заголовок буквально кричал: «Детектив и окружной прокурор разделяют ответственность».
  В статье говорилось, что идут слухи об участии детектива Дональда Лэма из частного агентства «Кул и Лэм» в расследовании дела. Он должен в скором времени быть допрошен прокурором. Большое жюри присяжных хочет задать ему определенные вопросы. Установить местонахождение Лэма пока не удалось, однако в разговоре с его партнером Бертой Кул удалось выяснить, что Лэм собирается сделать «потрясающее» заявление перед судом присяжных.
  — Черт возьми, что все это значит?
  — Ваш партнер, она что, знает об этом деле?
  — Только то, что я ей рассказал.
  — Если у вас есть «потрясающее сообщение», выкладывайте его, Лэм! Мы отправляемся сейчас к окружному прокурору.
  Открылась дверь, и в комнату вошел еще один помощник шерифа.
  — Пойду узнаю, свободен ли окружной прокурор, — сказал Кловер.
  — Что он за человек? — спросил я Кловера.
  — Увидите сами, — ответил он интригующе и вышел.
  — Никогда нельзя с уверенностью сказать, что сделает тот или иной человек, — произнес я банальную истину, обращаясь к заместителю шерифа. — Как случилось, что Эмос Гейдж рассказал свою историю?
  Но тот вместо ответа просто покачал головой и протянул мне газету.
  — Это все, что я сам знаю.
  В газете было напечатано короткое сообщение о том, что Гудвин Ф. Джеймс отозван как адвокат подсудимого Эмоса Гейджа, а тот, в свою очередь, сделал заявление окружному прокурору.
  Дальше в статье говорилось, что дело в самом скором времени будет рассматриваться судом, окружной прокурор Наннели Иван сообщил, что жюри обещало безотлагательно рассмотреть это дело, несмотря на очень уплотненный график работы. Суд согласился пойти навстречу при условии, что расследование в Керн-Каунти будет проведено быстро.
  Здесь же было напечатано интервью с Дафни Бакли вместе с ее фотографией в темных очках. Окружной прокурор в беседе с ней сказал, что дело настолько ясно, что, по его мнению, Эмос Гейдж, возможно, сам признает свою вину. Если же этого не случится, то собрано достаточно свидетельских показаний, чтобы признать его виновным в преднамеренном убийстве.
  Миссис Бакли обещали оградить от неприятной процедуры дачи показаний. Она подавлена горем. Доктора рекомендуют ей отдохнуть на море.
  Кто-то из женщин-репортеров напечатал свое интервью с миссис Бакли. Я дочитал его почти до середины, когда внезапно вернулся Кловер.
  — Пойдемте со мной, Лэм, — сказал он.
  Он повел меня по коридору в офис, на дверях которого висела табличка с надписью «Окружной прокурор». Мы прошли мимо нескольких человек, собравшихся в приемной, прямо к нужной двери, и Кловер представил:
  — Лэм, Наннели Иван.
  Это был крупный мужчина лет сорока восьми, с черными, пронзительными, близко посаженными глазами. Он не протянул мне руки, но сесть предложил.
  — До меня дошла очень неприятная история о вас.
  — Что же неприятного вы обо мне услышали?
  — То, что вы оказались соучастником преступления.
  — Какого преступления?
  — Убийства.
  — Чьего убийства?
  — Не морочьте мне голову. Убийства Малкольма Г. Бакли.
  — Каким образом?
  — Это вы посоветовали убийце держаться подальше от властей, скрыть улики и не сообщили о краже машины Малкольма Бакли.
  Я равнодушно зевнул.
  — Черт побери! Это все очень серьезно, Лэм. Вы потеряете право работать детективом, я вам это обещаю. А возможно, потеряете и свободу. Теперь можете продолжать зевать.
  — Я просто прикрывал своего клиента, — разъяснил я.
  — Нет, вы не прикрываете клиента, я говорил с миссис Бакли по телефону. У вас не было от нее никаких инструкций что-либо скрывать. Она…
  — Я не имею в виду миссис Бакли. Я говорю о родственниках Эмоса Гейджа.
  Он озадаченно заморгал глазами.
  — О каких родственниках?
  — Пятнадцатилетней девочке-подростке, которая чувствовала, что с ее дядей случилось что-то страшное.
  — Это уже какой-то новый поворот событий. — Иван замолчал и задумался.
  — А теперь я хочу узнать, почему миссис Бакли не появится в суде и перед жюри присяжных? — спросил я.
  — Сейчас мы говорим о вас, а не о миссис Бакли. Да, она не появится ни в суде, ни перед присяжными.
  — Наверное, это вполне справедливо. Не возражаете, если я, мистер окружной прокурор, воспользуюсь вашим телефоном?
  — Чего вы хотите?
  — Прежде всего мне нужен телефон миссис Бакли. Хотя, кажется, он у меня есть.
  С этими словами я вытащил записную книжку, нашел нужный номер и с трубкой в руках повернулся к окружному прокурору.
  — Чья это идея, чтобы миссис Бакли не давала свидетельских показаний в суде? Ваша или ее?
  — Моя, — ответил окружной прокурор. — Я сказал ей, что это убережет ее от неприятного испытания и паблисити.
  Я обратился к телефонистке:
  — Мне нужно поговорить с оператором, который занимается междугородными звонками между Сентрал-Крик и Роммели. Полагаю, эти звонки проходят через центральную службу?
  — Да, это так. Вы звоните из офиса окружного прокурора?
  — Да.
  — Кто говорит?
  — Дональд Лэм, пожалуйста, соедините меня побыстрее.
  Через минуту в трубке раздался голос:
  — Да, пожалуйста?
  — Я пытаюсь проверить несколько телефонных звонков, сделанных в ночь на пятое число, а также утром шестого. Вначале проверьте звонок из Карвер-Сити в Эджмонт: 6-5589. Дальше, прошу проверить звонок, происшедший через тридцать пять минут после первого из Сентрал-Крик в Эджмонт, номер 6-5589. И далее прошу проверить третий звонок из Роммели около пяти часов утра в Эджмонт: 6-5589.
  — Что, черт возьми, вы делаете? — возмутился Иван.
  — Делаю то, что следовало бы сделать вам намного раньше. Проверяю эти междугородные звонки.
  — Нет никакой необходимости их проверять. У меня есть заявление миссис Бакли, при этом она поклялась на Библии. Она перечислила мне все свои разговоры и их время. Два раза звонил ее муж, и она узнала его голос. Она может поклясться, что говорил именно ее муж. Поэтому нет нужды проверять эти звонки.
  — Как это любезно с вашей стороны, — заметил я.
  — Повесьте трубку. Я чувствую, что это какая-то уловка. Мы сами все проверим, если возникнет необходимость.
  — Вы хотите сказать, что вы не проверяли до меня ее звонки?
  — Конечно, мы их не проверяли. Я уже сказал вам, что у нас есть заявление женщины, которой звонили.
  Тут вмешался Харви Кловер:
  — Подождите, Наннели, давайте все-таки проверим и звонки, и время, когда они производились.
  И только я хотел было повесить трубку, как в ней раздался голос телефонистки:
  — Извините, сэр, но у нас не проходили звонки из Карвер-Сити, из Сентрал-Крик и из Роммели по номеру Эджмонт, 6-5589.
  — Если бы кто-то позвонил по этому номеру по междугородному телефону и не получил ответа, что бы произошло?
  — Если абонент не отвечает, то заказ аннулируется, — сказала телефонистка.
  — Спасибо, будет лучше, если вы все это повторите окружному прокурору. Одну минутку!
  Я повернулся к Наннели и сказал:
  — У них не было звонков из Карвер-Сити, Сентрал-Крик и из Роммели ни пятого, ни шестого числа. Когда кто-то звонит, но никого не застает дома, заказ отменяется, карточка аннулируется и записи не остается. Если бы разговоры состоялись, у них осталась бы запись. Вы хотите поговорить с телефонисткой?
  Наннели выхватил трубку из моих рук.
  — Говорит окружной прокурор Наннели Иван. Послушайте, нам известно, что звонки прошли по этому номеру, да, все три, и мы знаем, в какое время. Я хочу, чтобы вы все проверили еще раз!
  На его лице появилось выражение крайнего раздражения, и он закричал в трубку:
  — Черт возьми! Говорю вам, что эти звонки были сделаны! У меня есть клятвенное заявление человека, которому звонили.
  Он замолчал, а потом удрученно произнес:
  — Мы не можем ошибиться. Я вам повторяю, эти звонки проходили, что-то не так с вашими записями.
  С этими словами он бросил трубку на рычаг и повернулся ко мне.
  — С меня достаточно, Лэм! Я пытался спасти вас от неприятностей, но мое терпение лопнуло. Зовите репортеров, — обратился он к Кловеру.
  В коридоре послышались голоса, топот ног. Дверь распахнулась, впустив репортеров и фотокорреспондентов. Я устроился в кресле и закурил сигарету.
  — Джентльмены, — обратился к вошедшим Наннели. — Я старался, как мог, до поры не разглашать подробности этого события. Познакомьтесь, перед вами Дональд Лэм, частный сыщик из Лос-Анджелеса. В своем заявлении, которое сегодня утром в этом офисе сделал Эмос Гейдж, он называет Лэма.
  Фотокорреспонденты засверкали вспышками. Один из репортеров достал стопку бумаги и обратился к Ивану:
  — Господин окружной прокурор, вы бы не хотели сделать заявление?
  Наннели заколебался. Фрэнк Мэлони посмотрел на меня.
  — А вам нечего сказать, Лэм?
  — Есть, и очень многое. Я собираюсь дать интервью прессе.
  — Мы вас слушаем, — сразу отреагировал Мэлони.
  — Дафни Бакли, как вам известно, ныне вдова, заявила, что в течение пятого и шестого числа ей трижды звонили: один раз муж из Карвер-Сити, через тридцать пять минут из Сентрал-Крик — он же, и спустя пять часов звонила блондинка, попутчица ее мужа. Окружной прокурор только что сделал удивительное открытие: на телефонной станции эти звонки не зарегистрированы. Телефонистка объяснила ему, что если бы эти звонки были, то непременно остались бы заказы на междугородные переговоры. Заказов же не было и нет.
  Это означает, что Дафни Бакли всех вводила в заблуждение, утверждая, что ей трижды звонили. Это также может означать, что Дафни Бакли не было дома в ночь с пятого и утром шестого числа.
  Благодаря помощнику шерифа Харви Кловеру полиция сейчас работает над новой горячей версией. Короче говоря, блондинка-попутчица, которая существует на самом деле, не кто иная, как сама Дафни Бакли. Она была в светлом парике, использовала голубые контактные линзы и действовала в соответствии с разработанной совместно со своим мужем операцией, в результате которой они должны были получить страховку в сто пятьдесят тысяч долларов.
  — Подождите! — закричал Наннели. — Вы не можете!..
  Харви Кловер смотрел на меня удивленными глазами. Он вытянул руку ладонью вверх по направлению к Ивану:
  — Одну минутку, Наннели, одну минутку! Лэм говорит. Дайте ему договорить!
  — Малкольм Бакли зарабатывал много денег, но был разорен. Он застраховался на сто пятьдесят тысяч долларов на случай смерти от руки убийцы. Он и его жена спланировали хитроумное преступление.
  Все началось с того момента, когда они столкнулись с человеком, который был удивительно похож на Бакли, просто его двойник. Его зовут Эмос Гейдж. Они изучили его привычки, контакты, друзей, которые стали бы его искать в случае исчезновения. Если бы у нас с вами было время и желание, возможно, мы бы обнаружили, что они наняли частного детектива для слежки за ним. Они выяснили, в числе прочих обстоятельств, что он периодически страдал запоями.
  Когда Гейдж попал на станцию обслуживания и хотел автостопом добраться домой, Малкольм Бакли оказался в нужное время в нужном месте. Это стало началом осуществления задуманного плана.
  Он подобрал Гейджа и посадил его на переднее сиденье своей машины. Они поехали в сторону Карвер-Сити.
  Через несколько миль на дороге они подобрали таинственную блондинку, которая на самом деле была Дафни Бакли, женой Малкольма Бакли. Она была в парике, с голубыми контактными линзами и в узком обворожительном платье, чтобы четче обозначить прелести своей несравненной фигуры.
  Она села на заднее сиденье. Бакли остановился в Сентрал-Крик, будто бы для того, чтобы накормить своих пассажиров. На самом деле ему надо было сделать тот, ставший всем известным, звонок миссис Бакли, которая якобы находилась дома. Этот звонок давал ей прекрасное алиби.
  Бакли делал вид, что разговаривает по телефону, но на самом деле линия была мертва. Потом он вернулся к столу, и вместе с попутчиками они отправились дальше. Когда уже ехали по дороге к Роммели, миссис Бакли ударила Гейджа по затылку короткой палкой. Они съехали с автострады на проселочную дорогу и вынули из багажника ручку от домкрата. Скорее всего, они собирались разбить ему лицо и оставить так его тело, рассчитывая, что после того, как начнется разложение, лицо станет неузнаваемым. Они вынули из карманов мистера Бакли все его мелкие вещи и переложили в карманы Гейджа, чтобы по ним можно было решить, что это Малкольм Бакли.
  И в этот момент Малкольм не выдержал вида крови и того, что они вдвоем сотворили. Его вырвало. Возможно, он направился к ручью, чтобы умыться. И тут-то его жена поняла, что связалась со слабаком, который не сможет довести их план до конца. Если она добьет Эмоса Гейджа, ее муж расколется после первых же допросов и выложит полиции все.
  Зачем же рисковать собой?
  Все, что ей требовалось, — мертвый муж и его страховка. Эта идея осенила ее, и она воплотила ее в жизнь. Приготовленная ручка домкрата и дурнота мужа от одного осознания содеянного пришлись весьма кстати. Но не успела она добраться до Гейджа, чтобы вынуть из его карманов документы Бакли и вернуть их снова по принадлежности, как Эмос пришел в себя, с трудом вскарабкался в машину и был таков. Но эта неудача показалась ей не такой уж и важной: миссис Бакли стала обладательницей трупа стоимостью в сто пятьдесят тысяч долларов. Теперь вину, кроме таинственной блондинки, мог разделить и Эмос Гейдж.
  Поэтому она и явилась в Роммели в гараж с просьбой прислать ремонтную машину для поломанного «Роадрейсера». Она полагала, что ремонтная машина выедет на место поломки и, так ничего и не найдя, вернется обратно. Однако молодой человек, работавший в гараже, показался ей симпатичным. Они выпили по чашке кофе, разговорились, и к тому времени, как ей надо было уходить, Том Аллен уже не видел необходимости посылать ремонтную машину.
  Наннели попытался что-то сказать, перебив меня, но, видел я, уже взял себя в руки.
  — Помощник шерифа Харви Кловер, прекрасный полицейский, обнаружил зеркало Тома Аллена, которым пользовалась мистическая блондинка. На нем был отчетливо виден отпечаток мизинца, который в дальнейшем был определен как отпечаток мизинца правой руки Дафни Бакли.
  Я замолчал и глубоко затянулся сигаретой.
  — Послушайте, — обратился ко мне Фрэнк Мэлони, — мы хотим услышать подтверждение сказанного вами от…
  Кловер вскочил.
  — Джентльмены, — сказал он, — мы не знали, что Дональд Лэм собирается вам все рассказать. Он работал рука об руку с нашей полицией, но мы пока не были готовы делать подобные заявления. Мы бы попросили вас немного подождать.
  — Подождать с подобным материалом! — воскликнул Мэлони. — Да вы просто сошли с ума!
  Кловер повернулся к нему:
  — Убирайтесь отсюда! Все это зашло слишком далеко! Черт бы вас побрал, Лэм! У вас не было права выпускать кота из мешка!
  — Я думал, вы хотите сделать заявление прессе. Разве не для того вы здесь их всех собрали?
  — Убирайтесь все отсюда, все! Мы сделаем официальное заявление через полчаса. Так ведь, Наннели?
  — Давайте лучше, скажем, минут через сорок, — ответил окружной прокурор.
  Глава 16
  Берта Кул прочла газету и посмотрела на меня.
  — Ах ты, маленький сукин сын! Как, черт возьми, ты обо всем этом догадался, Дональд?
  — Дафни Бакли внезапно стала нервничать. Врач посоветовал ей уехать к океану отдохнуть, а окружной прокурор освободил ее от дачи показаний в суде. Я сложил два плюс два, кроме того, я не мог объяснить совпадений в этом деле, пока не стал внимательно обдумывать мелкие факты.
  Ключ к разгадке просматривался с самого начала, когда Сандра Иден сказала, что она пришла к своей подруге-библиотекарю и попросила порекомендовать хорошее сыскное агентство. По ее совету Сандра и пришла к нам. Бакли так все устроила, что мы приняли участие в игре. Это не могло быть простым совпадением. Это могло только означать, что люди Бакли проверяли Сандру и весь сценарий строился в соответствии с этим. Тело Бакли слишком долго не находили. Его вдова нервничала. Это ее выдавало и подтверждало мои догадки.
  — Зажарь меня вместо устрицы! — закричала Берта Кул. — И ты выпустил кота из мешка там, в Бейкерсфильде, и Дафни пришлось во всем признаться и потом выпить пол-упаковки снотворных таблеток.
  — Это лучше, чем угодить в газовую камеру или отсиживать в тюрьме всю оставшуюся жизнь.
  Берта взяла в руки чек, лежавший перед ней на столе.
  — Страховая компания имеет специальную статью, по которой детективные агентства, раскрывшие попытку мошенничества, получают определенную сумму от величины страховки. Вот чек на десять тысяч долларов!
  — Это все мелочи! Вспомни об Эмосе Гейдже, который скоро получит свои семьсот пятьдесят тысяч!
  — Иногда мне кажется, Лэм, что ты один из самых умных сукиных сыновей в мире!
  — Я думаю, деньги тебе не помешают? — спросил я Берту Кул. — Они совсем неплохая приправа к жизни. Без эдакого острого соуса жизнь кажется пресноватой, не правда ли?
  — Ты меня пугаешь, Дональд, а не деньги. Буду с тобой откровенна. Если бы не моя жадность, я давно бы прекратила наше партнерство, пока еще не совсем потеряла остатки своей независимости.
  — Но ты ведь не собираешься этого делать?
  — Нет, черт возьми! Можешь съездить к своему Гейджу за этим великолепным соусом… Для себя! Ну… и мне передашь немного.
  
  1959 год.
  (переводчик: Е. Пташникова)
  
  Содержанка никуда не денется
  Предисловие
  Что мы намерены делать с преступниками?
  Мы должны наказывать нарушающих закон людей так, чтобы наказание послужило предотвращению преступлений. Но что происходит с этими людьми после того, как они отбыли наказание?
  Что мы намерены делать с нашими тюрьмами? Собираемся ли мы оставить их фабриками преступлений, выпускающими преступников, или намерены переделать таким образом, чтобы они превращали нарушителей закона в общественно полезных граждан?
  От ответов на эти вопросы зависит гораздо больше, чем мы думаем.
  Поведение нарушителя закона после выхода из заключения на свободу во многом определяется тем, как обращалось с ним общество, пока он пребывал в заключении.
  Если обществу хочется использовать заключение в качестве способа «свести счеты» с преступником, преступник, освободившись, скорее всего, пожелает расквитаться с обществом.
  Легких ответов не существует, однако под руководством Джеймса В. Беннетта, директора Управления тюрем, федеральные тюрьмы добиваются колоссальных успехов.
  В течение нескольких последних лет я поддерживаю контакты с Престоном Дж. Смитом, начальником федеральной тюрьмы на острове Терминал-Айленд в Сан-Педро, штат Калифорния. Время от времени мы с ним беседуем о некоторых проблемах пенологии, и он с таким жаром изложил свою позицию в недавно присланном мне письме, что я попросил разрешения процитировать здесь следующие абзацы.
  «Я полностью сознаю, что основная наша ответственность перед обществом и перед людьми, вверенными нашему попечению, состоит в обеспечении их надежного содержания в течение предписанного судом периода времени. Но гораздо более серьезная ответственность, на мой взгляд, заключается в том, чтобы помочь этим людям извлечь для себя хоть какую-то пользу за время тюремного заключения, получив в результате шанс стать после освобождения законопослушными и уважаемыми членами свободного общества».
  «Мы не претендуем на исправление преступников. Лучшее, что мы можем надеяться сделать, — создать нашим заключенным необходимые условия, подтолкнуть их к самостоятельному исправлению и руководить ими на этом пути. Насколько они сумеют воспользоваться предоставленными возможностями — вопрос сугубо личный. Каждый мужчина и каждая женщина самостоятельно выбирают путь. Нам остается лишь суеверно скрестить пальцы и уповать на самое лучшее».
  «Вам, конечно, известно, что я имею в виду, говоря о „необходимых условиях“. Мы, во-первых, пытаемся приучить их к главному — следить и ухаживать за собой, грамотно и культурно выражаться, внушаем, как важно держать в порядке камеры и рабочие места, какое удовлетворение приносит честный труд и т. д. Потом переходим к профессиональному и общему обучению, религиозным наставлениям, индивидуальным и коллективным собеседованиям, специальным занятиям, например в группах „АА“113, Дейла Карнеги114 и пр. Таковы некоторые возможности, которыми располагают наши „клиенты“. Какую выгоду они из них извлекают, зависит, как уже было сказано, от их собственного решения. К счастью, процент тех, кто провел время с пользой и вышел из тюрем гораздо лучше подготовленным к роли уважаемых членов общества, обнадеживает».
  «Мне весьма посчастливилось на протяжении многих лет своей тюремной карьеры тесно общаться с мистером Беннеттом, Вашим хорошим другом и нашим талантливым директором. Выдающиеся способности мистера Беннетта как руководителя, его неуклонное стремление совершенствовать этот злосчастный сегмент нашего общества стали подлинным источником вдохновения для всех нас — тех, кому выпала честь его знать и работать в его команде. Мы с немалой тревогой ожидаем того дня, когда он предпочтет воспользоваться правом на вполне заслуженный отдых. С его уходом образуется брешь, которую будет практически невозможно заполнить».
  Я, пожалуй, давно не встречал столь верного описания ситуации, какое дано в вышеприведенных цитатах. Заключенные тоже люди. Нельзя попросту изолировать их от общества и считать, что они вновь начнут жить лишь после выхода на свободу. Человеческое существо невозможно выключить или включить наподобие электрической лампочки или водопроводного крана.
  Мысль о мести с помощью карательных мер — худшее, что способно прийти на ум обществу. Возможно, определенным личностям это ненадолго приносит садистское удовлетворение. Надо помнить, однако, что огромная масса заключенных действительно хочет встать после освобождения на прямую дорогу. И, как ни странно, весьма немногие из них сознают, что конкретно заставило их впервые нарушить закон.
  Обычному заключенному хочется стать преступником не больше, чем выпивающему — алкоголиком.
  Обществу самое время признать этот факт и принять по сему поводу какие-то меры.
  Попытки помочь заключенным самостоятельно реабилитироваться и предоставить им соответствующие возможности совершенно не означают, будто мы нянчимся с преступниками. Это мера, позволяющая защитить общество.
  Поэтому я посвящаю книгу своему другу Престону Дж. Смиту, начальнику федеральной тюрьмы на Терминал-Айленде, штат Калифорния.
  Глава 1
  Надпись, выведенная краской на матовом стекле коридорной двери, гласила: «Кул и Лэм». Пониже красовались имена: «Б. Кул — Дональд Лэм», и единственное слово: «Вход».
  В этой надписи не содержалось никакого намека на то, что Б. Кул — женщина, сто шестьдесят пять фунтов подозрительности с алчными глазками. Формами и несгибаемостью Берта Кул напоминала моток колючей проволоки, предназначенный для отгрузки с фабрики за счет поставщика.
  Я толчком распахнул дверь, кивнул секретарше в приемной, прошагал к двери с табличкой «Дональд Лэм — личный кабинет» и отворил ее.
  Элси Бранд, моя секретарша, трудившаяся над альбомом с вырезками, подняла глаза.
  — Доброе утро, Дональд.
  Я бросил через ее плечо взгляд на заметки, которые она наклеивала в альбом. Это был пятый том нераскрытых дел, способных когда-нибудь дать нам шанс получить прибыль. Шансы для большей части этих дел составляли один к десяти тысячам, но, по моему неизменному убеждению, любому хорошему детективному агентству следует знать, что за варево кипит в котле преступного мира.
  Элси была в платье с квадратным вырезом спереди, и, когда наклонилась, приклеивая вырезку, я поймал себя на том, что глаза мои скользят вниз по линии ее шеи.
  Она почувствовала мой взгляд, посмотрела снизу вверх, нервно рассмеялась, переменила позу и вымолвила:
  — Вы опять за свое!
  Я покосился на вырезку, вклеенную в альбом, — история о наглом, хладнокровном грабеже из бронированного автомобиля сотни тысяч баксов. Провернули его до того ловко, что никто не знал, как его провернули, где его провернули и когда его провернули. Полиция думала, будто его могли провернуть в кафе быстрого обслуживания115 под названием «Полный обеденный судок».
  Умненький четырнадцатилетний паренек увидал припарковавшийся у придорожного ресторанчика бронированный автомобиль и заметил, что за ним почти сразу же остановился седан. Рыжеволосый мужчина лет двадцати пяти стал прилаживать под левым передним колесом седана домкрат. Странность заключалась в том, что свидетель поклялся, будто шина на левом переднем колесе не была спущена, хотя мужчина последовательно совершал все необходимые для замены покрышки операции.
  Деньги лежали в заднем отделении броневика. Чтобы открыть его, требовались два ключа. Один находился в руках у водителя, другой — в кармане вооруженного охранника. Взломать замок невозможно.
  В броневиках всегда ездят двое мужчин — шофер и охранник. Они останавливались в этом месте выпить кофе, но тщательно следовали обычному распорядку — один оставался в автомобиле, пока другой шел покупать кофе и арахис. После чего возвращался, сидел в свой черед в машине, а первый выходил. Формально перерывчик на кофе был нарушением правил, но покуда один человек оставался в машине, компания по привычке поглядывала на подобный проступок сквозь пальцы.
  Элси Бранд подняла на меня глаза и сообщила:
  — Сержант Селлерс заперся с Бертой Кул.
  — По общественному, сексуальному или деловому вопросу? — уточнил я.
  — По-моему, по деловому, — предположила она. — Я кое-что услыхала по радио, когда ехала сюда утром. Селлерс с напарником работают над одним делом, и прошел слух о пропаже пятидесяти тысяч долларов из найденных денег.
  — По этому делу? — спросил я, кивая на вырезки, только что вклеенные ею в альбом.
  — Не знаю, — ответила она. А потом добавила: — Берта, как вам известно, не откровенничает со мной.
  Элси слегка изменила позу. Вырез платья чуть-чуть приоткрылся, и она попросила:
  — Дональд, прекратите.
  — Что прекратить?
  — Это не предназначено для разглядывания под таким углом.
  — А тут и нет никаких углов, — возразил я, — одни округлости. Если это не предназначено для разглядывания, к чему вся красота?
  Она подняла руку, прикрыла вырез и посоветовала:
  — Сосредоточьтесь на деле. У меня есть идея, что сержант Селлерс…
  Ее перебил звонок телефона.
  Она взяла трубку, проговорила:
  — Секретарь Дональда Лэма, — и оглянулась на меня, вопросительно приподняв брови.
  Я кивнул.
  — Да, миссис Кул, — продолжала она. — Он только что вошел. Я ему передам.
  Я услыхал отдававший в трубке хрипотой и металлом голос Берты:
  — Дай его. Я сама передам.
  Элси Бранд подтолкнула ко мне телефон.
  — Привет, Берта, — поздоровался я. — Что новенького?
  — Зайди сюда! — рявкнула Берта.
  — В чем дело?
  — Сам черт ногу сломит, — объявила она и бросила трубку.
  Я пододвинул телефонный аппарат назад к Элси и заметил:
  — Должно быть, сегодня утром яичница встала ей поперек горла, — после чего вышел из кабинета, пересек приемную и вошел в дверь с надписью: «Б. Кул — личный кабинет».
  Большая Берта восседала за столом в своем скрипучем вертящемся кресле, посверкивая как глазками, так и бриллиантами.
  Сержант полиции Фрэнк Селлерс, ворочая в зубах незажженную сигару, словно нервный пес, грызущий резиновый мячик, сидел в кресле для клиентов, выпятив вперед челюсть, как будто ожидал удара или готовился нанести его сам.
  — Всем доброе утро, — радушно приветствовал я присутствующих.
  Берта сказала в ответ:
  — Нет, вы только подумайте, черт побери, — «доброе утро»! Какого дьявола ты затеваешь?
  Фрэнк Селлерс двумя пальцами правой руки выдернул из зубов сигару и изрек:
  — Слушай, малыш, если ты намереваешься одного из нас обойти хитрым маневром, я — помоги мне господь — расколочу тебя на кусочки, пока не сойдешь за китайскую головоломку. И обещаю, что после этого никому никогда в жизни не удастся сложить тебя снова.
  — Ну и что дальше? — спросил я.
  — Хейзл Даунер, — провозгласил Селлерс.
  Я обождал продолжения, но его не последовало.
  — Не изображай из себя святую невинность, — посоветовал Селлерс, перекладывая раскисшую сигару в левую руку, а правой выуживая из бокового кармана квадратный листок бумаги, на котором женским почерком было написано «Кул и Лэм», адрес офиса и номер телефона.
  На секундочку мне показалось, что от него исходит слабый запах пьянящих духов, но когда я поднес листок к носу, свежий дух отсыревшего табака от пальцев сержанта Селлерса перебил аромат парфюмерии.
  — Ну? — буркнул Селлерс.
  — Что «ну»? — переспросил я.
  — Одному можете рискнуть поверить, Фрэнк, — сказала Берта. — Если она молода, привлекательна, отличается пышными формами и когда-либо связывалась с нашим агентством, то могла контактировать только с Дональдом.
  Селлерс кивнул, потянулся за листком бумаги, положил его обратно в карман, снова сунул в рот сырую сигару, пожевал ее минуту, зловеще насупился на меня и подтвердил:
  — Она молода и отличается пышными формами. Хейзл Даунер, малыш. И ты мне о ней расскажешь.
  Я отрицательно покачал головой.
  — Хочешь сказать, будто с ней не встречался? — усомнился он.
  — Не слыхал о такой никогда в жизни, — заявил я.
  — Ладно. Теперь смотри, — продолжал Селлерс. — Я собираюсь сообщить тебе кое-что, что уже сообщил Берте. Конфиденциально. Если я прочитаю про это в газете, буду знать, как оно туда попало. Вчера пришло известие, что из бронированного автомобиля исчезла добрая сотня тысяч долларов, чистая сотня кусков, все тысячедолларовыми банкнотами.
  Мы получили наводку от юного скаута-орла116. Не расположен тебе докладывать, как мы ее получили или как планируем по ней действовать, только указывает она на никчемного лоботряса, рыжеголового сукина сына по имени Герберт Баксли, и, к твоему сведению, я готов, черт меня побери, придушить его собственными руками, что и сделаю, если выпадет шанс совершить это безнаказанно.
  — Так что с этим Баксли? — спросил я.
  — Мы его взяли, — доложил Селлерс. — Он таскался по всяким местам, делал всякие вещи, а мы сидели у него на хвосте. Имелось у нас его вполне приличное описание, только уверенности все же недоставало. Мы с напарником приготовились его накрыть, но хотели, чтоб он нас немножечко поводил до захвата.
  Этот парень закусывал в «Полном судке». В открытой забегаловке, где обретаются самые пышненькие милашечки в городе. В жаркую погоду они разгуливают в шортах, не оставляя ни малейшей работы воображению. А в прохладную облачаются в слаксы и свитеры, которые их обтягивают, точно кожура на сосиске, но воображению определенный простор остается.
  Они ведут бурную деятельность… просто до чертиков бурную. Мы намечаем на днях наведаться в заведение по подозрению в нарушении нравов и, возможно, прикроем лавочку. Только суть в том, что небольшое число постоянных клиентов заскакивают туда хлебнуть кофе. Именно там в течение последнего месяца останавливался почти каждый день тот бронированный грузовичок, пока двое водителей по очереди пили кофе, жевали арахис да глазели по сторонам. Обслуживают их как в автомобилях, так и за стойкой.
  У нас есть основания полагать, что именно там кто-то добрался до задней дверцы броневика с дубликатами ключей и сгреб сотню кусков.
  Так или иначе, пока мы висели на хвосте у этого типа Баксли, он завернул в забегаловку и заказал гамбургеры на вынос. Заказал два: один — со всякой всячиной, а другой — со всякой всячиной, кроме лука. Их ему выдали в бумажном пакете. После чего он направился к своей машине и стал тщетно ждать встречи с дамой.
  Она не явилась. Он несколько раз зыркал на часы и был просто в бешенстве. Через какое-то время сжевал оба гамбургера — оба, слышишь? — и с луком, и без лука. Потом швырнул в мусорный ящик бумажный пакет и салфетку, вытер руки, сел в автомобиль и рванул вниз по улице. Несомненно, какая-то дама должна была к нему подвалить, и они с большим успехом расправились бы с двумя этими гамбургерами. Дама лука не любит. А он любит. Он не стал бы заказывать один с луком, а другой без лука, если бы собирался самостоятельно смолоть оба. Таким образом, на наш взгляд, что-то, наверно, вселило в даму подозрения, и она натянула ему нос.
  Как бы там ни было, мы продолжали тащиться за Баксли. Убравшись из забегаловки, он поехал на станцию обслуживания, где стоит телефонная будка. Поставил машину, зашел в будку. Мы прихватываем на такой случай пару чертовски хороших биноклей. Я нацелился на телефон и сумел разглядеть номер, который он набирал. Коламбин 6-9403.
  Не хотелось мне проглядеть этот номер, и мы, должно быть, остановились чуть ближе, чем следовало. Парень только заговорил в трубку, как случайно взглянул через плечо и наткнулся прямехонько на наставленный на него бинокль. До сих пор не пойму, углядел он нас или нет, только я допустил совершенно естественный промах. Бинокль девятикратный, сильный как черт. Мы сидели в автомобиле, припаркованном за семьдесят пять футов, но когда он оглянулся и уставился мне прямо в глаза, через бинокль-то показалось, будто он торчит в восьми футах и неожиданно засекает меня. Я заорал напарнику: «Все, он накрыл нас! Давай за ним!»
  И мы выкатились из машины. Ну, если он нас до того не заметил, то теперь уж, черт побери, наверняка разглядел. Бросил трубку, оставил ее болтаться, выскочил из будки, прыгнул в машину. Однако не успел запустить мотор, мы наставили на него пистолеты, он не осмелился шутки шутить и вылез с поднятыми руками.
  Мы его обыскали, нашли пистолет, обнаружили также ключи от квартиры, адрес и все прочее, а когда обработали, он признался, что занимается мошенничеством.
  Мой напарник поехал позади нас в служебном автомобиле. Я сел к Баксли, надел на него наручники и сам повел машину. Нам не хотелось медлить с доскональным обыском, так что, прежде чем доставлять его в камеру, остановились у его дома. Наткнулись на запертый чемоданчик. Вскрываю замок, а там лежат пятьдесят кусков, чистеньких пятьдесят тысяч баксов, точнехонько половина добычи. Я разнес чертову квартиру в пух и прах, но ничего больше не смог отыскать.
  Ну, привозим мы парня и пятьдесят тысяч в управление, и что, по-твоему, заявил этот сукин сын, очутившись там?
  — Что вы прибрали к рукам остальные пятьдесят тысяч, — подсказал я.
  Селлерс пожевал сигару, потом вытащил ее изо рта, словно счел неприятной на вкус, и угрюмо кивнул.
  — В точности так. Больше того, компания по страхованию от несчастных случаев «Колтер-Крейг», которая оформляет страховку на все, что фирма по транспортировке денег и ценных бумаг перевозит в бронированных автомобилях, вроде бы наполовину поверила этому сукину сыну. Чертовски умно с его стороны было обождать с заявлением до прибытия в управление, иначе его красота оказалась бы сильно подпорченной.
  Ладно, тебе ясно, что это значит, и мне ясно, что это значит. Это значит, что у него есть партнер, который обстряпывал вместе с ним дело, и он разделил улов на две части. А после того, как мы обнаружили одну половину, решил спустить собак на нас.
  О’кей, на это у нас есть ответ. Мы отправились искать партнера. Естественно, первый ключик, попавший нам в руки, — телефонный номер, Коламбин 6-9403.
  Телефон частный. Установлен в квартире 7А в Лареми. Берлога высшего класса. Владеет квартирой 7А ловкая штучка по имени Хейзл Даунер. У Хейзл Даунер полным-полно того, сего, пятого и десятого. В тот момент, когда мы туда добрались, она упаковалась и приготовилась рвать когти. Мы стали выпытывать у нее подноготную, покуда она не успела чего-нибудь предпринять. Она заявила, будто Герберт Баксли к ней клеился, да она не такая, и что он ей позванивал время от времени, неким неведомым способом разузнав телефон, а она ему никогда своего номера не давала.
  .
  Ну, потом мы в конце концов получили ордер, обыскали ее жилье — я имею в виду, по-настоящему обыскали. Только все, что обнаружили, — вот эту вещь у нее в кошельке, этот самый клочок бумаги с нацарапанными фамилиями «Кул и Лэм».
  Теперь вот как я помножил бы два на два. Хейзл Даунер участвовала в деле с Гербертом Баксли. Умудрилась заполучить ключи от бронированного автомобиля, изготовила дубликаты, а Баксли провернул работенку.
  — Она служит в «Полном судке»? — спросил я.
  — Нет, не служит, — ответил сержант Селлерс. — Если б служила, уже сидела бы в камере. Но когда-то работала в автомобильной забегаловке, какое-то время была секретаршей, а потом вдруг сильно разбогатела. Проживает последние несколько месяцев в этой шикарной квартире, нигде не работает. Мы не установили местонахождение того типа, который ее так содержит. Знаем только его имя — Стэндли Даунер. Хейзл представляется его женой. А я наверняка догадываюсь, что она просто подстилка. Изловчилась каким-то манером шепнуть словечко тому типу Даунеру, или еще кто-нибудь ему стукнул, он заполз в нору и замуровал за собой вход.
  Ни черта мы не смогли вытянуть из этой Хейзл Даунер, за исключением подтверждения, что Баксли звонил ей из телефонной будки. Ну, и не можем за это ее задерживать, а если она по-настоящему разозлится, вполне способна поднять адский шум вокруг ордера на обыск. Я его сам выписал. Чертовски уверен был, что отыщем вторую половину украденного, припрятанную у нее в квартире, и самостоятельно сунул шею в петлю. Партнер Баксли — это либо она, либо Стэндли Даунер, но, похоже, теперь у нас будет дьявольски много времени на поиски доказательств.
  А сейчас, малыш, я хочу тебе только сказать: след за девкой горячий, как раскаленная конфорка на печке. Если ты всего-навсего улучишь время, чтоб встретиться с ней, мы заберем у тебя лицензию и…
  У Берты Кул затрещал телефон.
  Берта проигнорировала пару звонков, но телефон сбил Селлерса с толку, и он оглянулся, ожидая, пока та ответит.
  Берта подняла трубку, сказала:
  — Алло, — потом нахмурилась и проворчала: — Он сейчас занят, Элси. Что, никак нельзя подождать?
  Минуту послушала, поколебалась и согласилась:
  — Ладно, передаю.
  Берта повернулась ко мне:
  — Элси докладывает, что-то важное.
  Я взял трубку, и Элси Бранд заговорила очень тихим голосом, чтобы никто в комнате не услышал:
  — Здесь миссис Хейзл Даунер, Дональд. Пришла вас повидать. Выглядит на миллион долларов и утверждает, что это важно и абсолютно конфиденциально.
  — Пускай он подождет, — велел я, — пока…
  — Это женщина, — поправила Элси.
  — Я говорю, пусть он просто меня обождет. У нас важное совещание в кабинете Берты.
  Я положил трубку. Алчные маленькие глазки Берты захлопали.
  — Если клиент стоящий, Дональд, ни в коем случае нельзя рисковать его потерять, — указала она. — Сержант Селлерс желал только выяснить, не связывалась ли с нами Хейзл Даунер. Он сказал уже все, что хотел.
  Сержант Селлерс вытащил изо рта сигару, огляделся вокруг и полюбопытствовал:
  — Почему, черт возьми, вы не держите у себя в заведении плевательниц, Берта? — И бросил остатки раскисшей, изжеванной сигары в Бертину пепельницу.
  — Мы не держим плевательниц, — объяснила Берта, — потому что у нас заведение высокого класса. Уберите отсюда эту чертову гадость. Она провоняет весь офис. Мне это не нравится… Ладно, Дональд, сержант Селлерс сказал тебе все, что хотел. Отправляйся и выполняй требование клиента.
  Я обратился к Селлерсу:
  — Значит, он заказал два сандвича, один с луком, другой без?
  — Именно так.
  — А потом оба съел?
  — Все было так, как я изложил.
  — Стало быть, подозрения у него возникли после того, как он заказал сандвичи, и до того, как ему их вручили.
  — Никаких подозрений у него не возникло, — взорвался Селлерс. — Все дело в цыпочке, которая должна была с ним встретиться. Она его продинамила. Вот поэтому он и съел оба сандвича.
  — Тогда почему бы ему ей не звякнуть из забегаловки? — спросил я. — Зачем уезжать оттуда, а потом останавливаться и звонить?
  — Он хотел выяснить, почему она не явилась, — растолковал Селлерс. — Он не знал, что за ним хвост.
  — Но заметил бинокль? — допытывался я.
  — По-моему, да.
  — И запаниковал?
  — Это я так подумал, — сознался Селлерс, — и слишком быстро захлопнул ловушку. Может, он и не видел бинокля, да мне показалось, будто смотрит мне прямо в глаза.
  — Возможно, вы что-то упустили, сержант, — предположил я. — Не думаю, чтобы он стал звонить у вас на виду, если…
  — Слушай, — угрожающим тоном перебил меня сержант Селлерс, — больно уж ты догадливый, черт тебя подери. Я ни на крошечку не собираюсь тебя недооценивать. Сижу в этом деле по горло в дерьме, но в твоей помощи не нуждаюсь и не желаю, чтоб ты мешал. Просто держись в сторонке — ясно?
  — Вам нет надобности так разговаривать с Дональдом, Фрэнк, — заметила Берта.
  — Черта с два нет надобности, — огрызнулся Селлерс. — Будь я проклят, этот парень чересчур для меня умный. И сообразительный. Чертовски сообразительный. А по его личному мнению, даже еще сообразительней.
  — Не стану передавать никому из своих знакомых вашу рекомендацию, — пообещал я. — А теперь прошу извинить, я занят. Мы вынуждены зарабатывать себе на жизнь и не можем просиживать стулья, выслушивая от людей угрозы.
  Я покинул кабинет Берты Кул, поспешно промчался через приемную к своему офису и отворил дверь.
  Элси Бранд, ткнув пальцем в сторону моего личного кабинета, шепнула:
  — Там. — А потом добавила: — Ой-ой-ой! Это нечто сногсшибательное!
  Я вручил Элси ключ.
  — Что это? — спросила она.
  — Ключ от мужской туалетной в холле, — объяснил я. — Отведи ее туда и запри дверь на задвижку.
  — Что?
  — То, что слышишь.
  — Почему туда? Почему не в женский туалет? Почему не…
  — Туда, — повторил я. — Давай. — Толкнул дверь и вошел в кабинет.
  Хейзл Даунер сидела лицом к двери, положив ногу на ногу. Поза была тщательно выверенной и заученной. Напоказ выставлялось ровно столько обнаженных телес, сколько требовалось, а сверх того — вероятно, из опасения, вдруг я не обращу должного внимания, — добавлено еще чуточку прозрачного нейлона. Картина грандиозная.
  — Добрый день, Хейзл, — сказал я. — Я Дональд Лэм, а вы попали в переплет. Это Элси Бранд, моя секретарша. Она проведет вас по коридору. Идите с ней и ждите. — Я повернулся к Элси. — Постучу в дверь условным сигналом.
  — Пойдемте, Хейзл, — пригласила Элси.
  — Куда? — с некоторой подозрительностью уточнила Хейзл.
  — В туалетную, — пояснила Элси.
  — Ну и дела! — констатировала Хейзл, поднялась с кресла, выпятила грудь и вместе с Элси вышла из кабинета, не оглядываясь, чтобы проверить, разглядываю ли я ее бедра.
  Проверки не требовалось. Одета она была так, что не разглядывать не оставалось возможности.
  Я уселся в свое собственное вертящееся кресло и принялся черкать на бумаге.
  Прошло около полутора минут до того, как дверь распахнул сержант Селлерс. Из-за его плеча опасливо выглядывала Берта.
  — Где тот мужчина? — спросил Селлерс.
  — Какой мужчина?
  — Клиент.
  — А, — отмахнулся я, — не стоило беспокоиться. У парня пустяковая работенка по взысканию долга.
  — Дональд, — всполошилась Берта, — ты не должен отказываться ни от каких пустяковых работенок. Я все время твержу тебе снова и снова, что подобные мелочи приносят деньги.
  — Только не эта, — уперся я. — Счет всего на сто двадцать пять долларов, а он даже не знает, где проживает должник. Нам пришлось бы сперва провести розыски, а потом требовать долг.
  — Ну, надо было хотя бы попробовать, — ныла Берта. — За такие дела можно браться на условии пятидесяти процентов комиссионных и…
  — Он сказал, что предел для него — двадцать пять, так что я посоветовал ему идти своей дорогой.
  Берта подавила вздох:
  — Кто бы мог подумать, в каких скупердяев превратятся нынче все эти мерзавцы!
  Селлерс оглядывал офис:
  — Где твоя секретарша?
  Я вздернул голову:
  — В холле, наверно. А что? Она вам нужна?
  — Нет, — буркнул Селлерс. — Просто спрашиваю.
  Он выдернул изо рта размокшую сигару и раздавил ее в моей пепельнице. Я не стал ее оттуда вытряхивать, так как вонь отсыревшего табака несколько перебивала аромат духов, оставленный Хейзл Даунер. Нос Селлерса был полностью парализован сигарой, и сержант ничего не почувствовал, но, по-моему, когда он впервые открыл дверь, Берта подозрительно принюхалась.
  — Хорошо, Фрэнк, — подытожила Берта Кул. — Вам известно, что мы не станем перебегать дорогу.
  — Мне известно, что вы не станете, — подтвердил Селлерс, — только насчет малыша не уверен.
  — Слушайте, сержант, — предложил я. — Если речь идет о пятидесяти тысячах, почему бы вам не посоветовать Хейзл Даунер прийти повидаться с нами, а потом посмотреть, что она скажет? Может быть, мы сумели бы вам помочь.
  — Может, сумели бы, а может, нет, — заупрямился Селлерс. — Как только вы с ней свяжетесь, она станет вашей клиенткой и вы будете представлять ее интересы.
  — Хорошо. А в чем состоят ее интересы? — спросил я.
  — Смотаться с пятьюдесятью кусками.
  Я покачал головой и заявил:
  — Нет, раз они жареные. Мы можем помочь ей заключить сделку с полицией. Возможно, служба транспортировки в бронированных автомобилях выделит нам в награду пять тысяч. Тогда и вы выберетесь из заварухи, и она останется чистенькой.
  — Когда мне понадобится ваша помощь, — сказал Селлерс, — я попрошу.
  — Ладно, не кипятитесь, — порекомендовал я и спросил: — А что тот броневичок делал с сотней тысячедолларовых банкнотов?
  — Деньги заказывал Национальный торгово-промышленный и морской банк. Они сообщили нам, что заказ сделал вкладчик, а дальше этого идти не пожелали. Мы думаем, дело касается каких-нибудь крупных букмекеров, только тут ничего не докажешь. Так или иначе, деньги были в машине, а теперь нету… У тебя есть идеи?
  — Ни одной, которая вам приглянулась бы, — признался я. — Или вы уже просите помощи?
  — Провались в преисподнюю, — пожелал Селлерс и вышел.
  Берта подождала, пока дверь за ним закроется, после чего предупредила:
  — Не надо так обращаться с сержантом Селлерсом, Дональд. Ты нарочно приводишь его в бешенство.
  — Ну и что? — сказал я. — Мы тут треплемся попусту про пятьдесят тысяч наличными, а сержант Селлерс сел в лужу. Допустим, нам удастся решить его проблему — вернуть страховой компании пятьдесят тысяч — и отхватить себе кусок пирога.
  Глазки Берты на миг жадно сверкнули, потом она с опасением покачала головой:
  — Нельзя.
  — Почему?
  — Потому что они нас за это распнут, вот почему.
  — За что?
  — За отказ от судебного преследования ради материального вознаграждения, когда мы окажемся соучастниками после события преступления, то есть недоносителями или укрывателями…
  — Вы намерены излагать мне законы? — спросил я.
  — Вот именно, будь я проклята, — подтвердила она. — Я намерена изложить тебе законы.
  — Я немножко и сам разбираюсь в законах, Берта, — напомнил я. — Предположим, Селлерс облаивает не то дерево. Предположим, тот тип, Баксли, просто пытался назначить свидание этой цыпочке, но предположим, ей о нем кое-что известно. Предположим, мы обойдемся с ней очень мило и она сможет дать нам ключик?
  Берта, подумав, покачала головой, но на сей раз не столь решительно.
  — У сержанта Селлерса права нет диктовать, что нам делать и чего нам не делать, — продолжал я. — У него есть теория, и ничего больше. К чему он собрался ее привязывать? Ни к чему, кроме номера телефона.
  — А за спиной у него встанет весь растреклятый полицейский департамент, — твердила Берта. — С этими парнями только свяжись, они могут круто с тобой обойтись.
  — Я не собираюсь с ними связываться, — возразил я.
  — А что ты собираешься делать?
  — Делать собственный бизнес своим собственным способом, — объявил я.
  Берта выскочила из кабинета. Я обождал две минуты, затем открыл дверь и вышел в холл.
  Сержант Селлерс торчал возле лифтов.
  — В чем дело, сержант? — полюбопытствовал я. — Лифты бастуют?
  — Нет, — сказал он. — Присматриваю за тобой, умник. Не нравится мне блеск твоих глаз. Куда направляешься?
  — В сортир, — сказал я, помахивая ключами. — Не желаете присоединиться?
  — Иди к черту, — гаркнул он.
  Я пошел вниз по коридору. Сержант Селлерс провожал меня взглядом.
  Сделав вид, что вставляю ключ в скважину, я выстучал по панели условный сигнал и услышал, как изнутри отодвигают задвижку. Дверь чуть-чуть приоткрылась и испуганный голос Элси спросил:
  — Дональд?
  — О’кей, детка, осади назад, — шепнул я, протиснулся, закрыл за собой дверь и задвинул щеколду.
  — Ну, доложу я вам, мне это нравится, — провозгласила Хейзл Даунер.
  — А в чем дело? — не понял я.
  — В писсуарах.
  — У меня времени не было менять сантехнику, — сказал я. — А теперь слушайте. Вы попали в горячее дело, все равно что на раскаленную сковородку. Сержант Селлерс из полицейского департамента дежурит в холле.
  — Ну и ну! — возмутилась Хейзл Даунер. — А какое право он имеет меня преследовать? Я ничего такого не сделала.
  Элси Бранд уставилась на меня, вытаращив глаза.
  — Ладно, — начал я, обращаясь к Хейзл. — Чего вы хотите?
  Она осмотрела меня.
  — Мне необходима услуга, но я не желаю говорить о ней здесь… и не знаю, удастся ли вам мне ее оказать.
  — Почему нет?
  — Вы не тот, кто мне нужен.
  — Кто же вам нужен?
  — Широкоплечий и с крепкими кулаками, — объявила она.
  — Мистер Лэм работает головой, — уведомила ее Элси, немедленно встав на мою защиту.
  Хейзл Даунер оглянулась на писсуары и заметила:
  — Похоже на то.
  — Ладно, — сказал я ей. — Никто никому никакого вреда покуда не причинил. Я сейчас выйду и выведу за собой на тротуар сержанта Селлерса, после чего вы, девочки, выбирайтесь отсюда. Элси, возвращайся в офис. А Хейзл сама о себе позаботится. Когда окажетесь на улице, Хейзл, вас будет там поджидать сержант Селлерс. Вам часто придется общаться с Фрэнком Селлерсом.
  Хейзл Даунер струсила.
  — Мне ничего не известно про его пятьдесят тысяч, — доложила она. — Этот Баксли просто гангстер какой-то, помешанный на любовных приключениях. Я даже не знаю, откуда у него взялся номер моего телефона.
  Я потянулся и зевнул:
  — Зачем вы мне это рассказываете? Не забывайте, я вам не понравился.
  Она окинула меня взглядом:
  — Может, еще и понравитесь… в определенных обстоятельствах и в другой обстановке.
  — В данных обстоятельствах мы вынуждены беседовать именно в такой обстановке. Чего вы хотите?
  — Я хочу, чтобы вы отыскали одного человека.
  — Кого?
  — Стэндли Даунера.
  — Кто такой Стэндли Даунер?
  — Такой-сякой… Он удрал с моими деньгами.
  — Родственник?
  — Я когда-то ответила этому парню «да».
  — Где?
  — Перед алтарем.
  — А потом?
  — Я думала, вы догадливый, — уколола она.
  — Он имеет в виду деньги, — пояснила Элси.
  — Я тоже, — сказала Хейзл.
  — Откуда у вас деньги? — спросил я.
  — От дяди.
  — Сколько?
  — Шестьдесят тысяч.
  — После уплаты налогов?
  — После уплаты налогов и гонорара адвокатам. Чистыми.
  — Можете как-нибудь доказать?
  — Разумеется. Есть судебные протоколы.
  — Это можно проверить, — предупредил я.
  Она закусила губу.
  — Хорошо, — сказал я. — В чем проблема?
  — В суде ничего нет. Дядя мой был, что называется, закоренелый индивидуалист. Делал бизнес и получал наличные. Экономил на подоходном налоге. Засолил шестьдесят кусков в банковском сейфе. Когда понял, что путь его подошел к концу, послал за мной.
  — А теперь, — подхватил я, — вам осталось лишь сообщить мне, будто он держал шестьдесят тысяч в тысячедолларовых банкнотах и будто все отдал вам.
  — Именно так и было.
  — И вы не осмелились положить их в банк, так как налоговые инспекторы пожелали бы полюбопытствовать, откуда взялись эти деньги, так что просто их где-то припрятали, а потом вышли замуж за Стэндли Даунера. Даунер заинтересовался, где вы раздобыли такой капитал. Вы не стали ему рассказывать; он пошевелил мозгами, отыскал в конце концов спрятанное, сгреб добычу и отвалил.
  — Правильно.
  — Итак, — заключил я, — вы хотите, чтоб я его отыскал. Что ж, если лжете и деньги составляют вашу долю украденного из бронированного автомобиля, я сяду в тюрьму как соучастник после совершения преступления и проведу там, пожалуй, лет пятнадцать. С другой стороны, если ваша история — правда, то я, отыскав деньги, стану соучастником после совершения преступления, связанного с уклонением от уплаты налогов, и, может быть, выйду на волю лет через пять. Нет, спасибо, ни то ни другое меня не устраивает.
  — Постойте минуту, — вмешалась она. — Выкладываю начистоту.
  — Давайте.
  — Вы разыщете моего мужа и деньги, после чего я докажу, что являюсь наследницей.
  — А когда я найду Стэндли Даунера, — допытывался я, — что помешает ему послать меня подальше?
  — Я.
  — Каким образом?
  — У меня на него кое-что есть.
  — Чудная складывается картинка, — подытожил я. — Шантаж, уклонение от уплаты налогов и отказ от судебного преследования ради вознаграждения. Что-то она мне не нравится.
  — Вы получите пятьдесят баксов в день и премию в зависимости от того, что я получу назад.
  — Велика ли премия?
  — Смотря сколько времени это займет.
  — Двадцать процентов.
  — Хорошо, двадцать процентов.
  Элси Бранд умоляюще смотрела на меня, уговаривая глазами не связываться.
  — Нам требуется аванс, — сказал я.
  — Сколько?
  — Тысяча.
  — Вы в своем уме? У меня нету.
  — А сколько есть?
  — Пятьсот, и ни цента больше.
  — Где?
  Она поставила ногу на писсуар, задрала юбку, вытащила сверху из чулка пластиковый пакет и открыла его. Там оказались пять сотенных банкнотов.
  — Не столкнулись с затруднениями при размене? — поинтересовался я.
  — При размене чего?
  — Тысячедолларовой бумажки.
  — Идите к черту, — сказала она. — Хотите получить деньги или нет?
  — Вот что я вам скажу, сестренка, — молвил я. — Если вы замешаны в деле с броневиком, я намерен вас сдать. Если врете, я вас в речку сброшу. А если говорите правду, я найду Стэндли Даунера.
  — Ясно, — сказала она. — Вы найдете его, и тогда поговорим серьезно, но должны его отыскать, пока он все не потратил.
  — Давно он исчез?
  — Неделю назад.
  — Фотография есть?
  Хейзл открыла сумочку, вытащила бумажник, нашарила снимок и протянула мне.
  — Цвет волос?
  — Темный.
  — Глаза?
  — Голубые.
  — Вес?
  — Сто семьдесят.
  — Рост?
  — Шесть футов ровно.
  — Сколько лет?
  — Двадцать девять.
  — Характер?
  — По обстоятельствам.
  — Возбудимый?
  — Весьма.
  — Вы до этого были замужем? — спросил я.
  — Если это каким-либо образом вас касается, да.
  — Сколько раз?
  — Два.
  — А он был женат раньше?
  — Был однажды.
  — А вы лакомый кусочек, — признал я, рассматривая ее.
  — В самом деле? — переспросила она, огладила свои пышные формы и с преувеличенным энтузиазмом продолжила: — Что ж, спасибо за уведомление, мистер Лэм, а то я не знала.
  — У нас времени нету на умничанье и сарказм, — оборвал ее я. — Вы кусочек лакомый.
  — Ладно, лакомый, что из этого?
  — Муж вас не бросил бы, если бы не наткнулся на нечто чрезвычайно привлекательное. На что именно?
  — Разве башлей не достаточно?
  Я покачал головой:
  — Перестаньте упираться. Кто эта девушка?
  — Ивлин Эллис.
  — А теперь, — подсказал я, — если вы скажете, будто Ивлин служит в «Полном судке», я услышу все, что мне нужно.
  — Но она в самом деле там служит, — подтвердила Хейзл. — Там мой муж на нее и наткнулся.
  Я опустил пятьсот долларов в карман и объявил:
  — Ладно, туда я и отправлюсь.
  Элси Бранд схватила меня за руку:
  — Пожалуйста, Дональд, не надо.
  — Это профессиональный риск, Элси, — утешил ее я.
  Хейзл Даунер моментально преисполнилась подозрений:
  — Что за риск? На что вы оба намекаете?
  — Не обращайте внимания, — посоветовал я. — Опишите мне Ивлин.
  — Рыжеволосая, с большими, невинными с виду голубыми глазами, двадцать три года, сто семьдесят фунтов, тридцать шесть, двадцать четыре, тридцать шесть117.
  — Что в ней такого, чего нет в вас?
  — Она меня не приглашала присутствовать в тот момент, когда мой муж занимался выяснением этого.
  — Однако с размерами вы, похоже, неплохо знакомы.
  — Почему бы и нет? Все это было опубликовано, когда ее выбрали «Мисс Американские Металлические Изделия» на съезде дилеров скобяных товаров в прошлом году.
  — Что она делала с металлическими изделиями?
  — Ничего она с ними не делала. Работала бухгалтером в одной импортирующей компании.
  — А что она делала в автомобильной забегаловке?
  — Это уж после металлоизделий. Присматривала впечатлительного мужчину, у которого есть деньги или который способен ими обзавестись. И присмотрела Стэндли. Теперь уволилась.
  — У вас есть хоть какое-нибудь представление, где они сейчас могут быть?
  — Было бы, стала бы я вам деньги платить.
  — Что мне делать, когда я их отыщу, если отыщу?
  — Просто поставьте меня в известность.
  Я повернулся к Элси:
  — Когда я выйду, обожди три минуты, приоткрой дверь и выгляни в щелку, нет ли кого в коридоре. Если в окрестностях чисто, возвращайся в офис. Если Берта захочет разузнать что-нибудь, помалкивай. — И опять посмотрел в лицо Хейзл Даунер. — Вы направитесь следом за Элси, — диктовал я. — Спуститесь в лифте на первый этаж. Пройдете квартал вниз до большого универмага. Там в женском туалете две двери. Войдите в одну, выйдите из другой. Убедитесь, что вас не преследуют.
  Каждый день в полдень выходите из квартиры. Старайтесь не подцепить хвост. Заходите в телефон-автомат и звоните Элси в мой офис. Постарайтесь, чтобы ваш голос звучал как можно грубее. Скажите, что звонит Абигайль Смайт, объясните Элси, что эта фамилия обязательно пишется через «ай», и спросите, где обретается бездельник, за которого вы вышли замуж и которого я для вас разыскиваю.
  Элси сообщит вам, где со мной встретиться, если я раздобуду что-нибудь новенькое. Когда будете набирать номер, следите, чтобы никто не подсматривал. Все ясно?
  Она кивнула.
  Я открыл дверь и вышел.
  Навстречу, пройдя уже полкоридора, шагал сержант Селлерс.
  — Многовато тебе времени требуется, — заметил он.
  — Это время принадлежит Берте, — подчеркнул я. — Только так я способен свести с ней счеты. Спасибо, что проявляете интерес к моей деятельности.
  — Куда теперь направляешься?
  — Ухожу.
  — Я с тобой.
  — А то как же. Пошли.
  Сержант спустился со мной в лифте.
  — Не хочу, чтобы ты выступал с какими-нибудь идеями, — заявил он. — Помни, умник, я собрался положить конец делу о коррупции. Ты меня понял? Я собрался положить ему конец.
  — Ну и прекрасно, — одобрил я.
  — И ни в какой помощи не нуждаюсь.
  — Знаю, — сказал я. — В вашем красочном лексиконе отсутствует такое слово, как неудача.
  — Какой еще к черту «лексикон»? — рявкнул он.
  — Словарь по-гречески, — пояснил я.
  — В один прекрасный день, — сообщил он, — ты достукаешься.
  — Я уже достукивался.
  — Будет хуже, — предупредил Селлерс.
  Я заметил, что он поглядывает на витрины с сигарами, и предложил:
  — Пройдемте со мной квартал вниз. Там за прилавком с сигарами очаровательнейшая блондинка. Я кину с ней кости на сигару. И вам выделю парочку.
  — Ох уж ты со своими женщинами, — буркнул он.
  — Ох уж вы со своими сигарами, — отпарировал я.
  Он пошел со мной. Я зашел за сигарами и отдал ему половину. Делиться совсем не хотелось, но я не мог допустить, чтобы он углядел выходившую из здания Хейзл Даунер. Временами приходится кое-кому угождать.
  Глава 2
  Консультантом по связям с общественностью, обеспечивавшим рекламу Национальной ассоциации скобяных товаров, оказался Джаспер Диггс Калхун. В его офисе все было рассчитано на внушение посетителям вдохновляющей мысли, будто они вступают в мир обитания «динамичной личности».
  Соблазнительная секретарша с обилием пышных округлостей, обрисованных облегающим платьем, сохраняла на физиономии тщательно отработанное и заученное выражение скромного целомудрия. Казалось, она и понятия не имеет о своих выдающихся формах.
  — Не могли бы вы мне сообщить, что желаете обсудить с мистером Калхуном, мистер Лэм? — с наивной невинностью спросила она, глядя на меня широко распахнутыми голубыми глазами.
  — Одну любопытную проблему вторичных связей с общественностью, — сообщил я.
  — Вторичных связей с общественностью?
  — Совершенно верно.
  — Не могли бы вы объяснить, что под этим подразумевается?
  — Безусловно, — согласился я. — Я могу объяснить это всего в нескольких словах… мистеру Калхуну.
  И послал ей улыбку.
  Она встала из-за стола, обогнула его, чтобы я разглядел, как сидит на ней платье сзади. Неплохо. Скрылась за дверью с надписью: «Дж. Д. Калхун — личный кабинет», через несколько минут вынырнула и объявила:
  — Можете войти, мистер Лэм. Встреча вам не назначена, но мистер Калхун постарается передвинуть следующую, чтобы увидеться с вами. Он только что возвратился после ленча, и у него в расписании несколько аудиенций, однако он вас примет.
  — Благодарю вас, — сказал я и вошел.
  Калхун сидел за столом, слегка наклонившись вперед, источая могучую энергию. Губы были старательно сжаты в прямую линию. Небольшие усики подстрижены так, чтобы подчеркнуть решительность, столь же искусственную, как невинное выражение личика его секретарши.
  Это был широкоплечий мужчина, которому перевалило за тридцать, с темными волосами, темными бровями и сверлящими серыми глазами.
  — Мистер Лэм! — вскричал он, вскочил и выбросил вперед руку, словно метал ее в цель.
  Я в ответ протянул свою и напряг пальцы, чтобы не сморщиться при пожатии. Видно было, что у него хроническая привычка тискать руку изо всех сил, демонстрируя динамичность личности.
  — Как поживаете, мистер Лэм? Присаживайтесь. Моя секретарша доложила, что вы желаете обсудить проблему вторичных связей с общественностью?
  — Совершенно верно.
  — В чем она состоит?
  — Вам, специалистам по связям с общественностью, — начал я, — приходится много думать. Вы изобретаете потрясающие идеи. Идеи используются, а потом забываются. Пустая трата хорошего материала. Во многих случаях существует возможность сделать замечательную рекламу на том, что происходит, так сказать, постфактум.
  — Например? — уточнил он.
  — О, в самом широком смысле, — промычал я, обводя взмахом руки кабинет и разглядывая фотографии на стене, — на любой вашей идее. Ну вот, например, кое-что интересное. Превосходнейшие фотографии.
  Калхун зевнул:
  — Может быть, вам так кажется, но в нашем бизнесе красоток в купальниках и модельных нарядах на цент дюжина. Мы используем в своем деле обнаженную натуру.
  — А для чего вы ее используете?
  — Слушайте, — вздохнул он, — я слишком занят, чтобы читать вам лекции по паблисити и рекламе. В принципе, если мы продаем нечто внешне непривлекательное, то стараемся привлечь внимание публики обнаженным женским телом.
  Поэтому вы и видите фотографии новых автомобилей в окружении девушек в купальных костюмах или хорошеньких манекенщиц в облегающих юбочках и прозрачных нейлоновых блузочках. Мы берем их пачками, по десятку. На конкретной фотографии, которую вы рассматриваете, представлены конкурсантки, соперничавшие за выигрыш приза в две тысячи долларов наличными и титула «Мисс Американские Металлические Изделия». Было это в рамках рекламной кампании съезда, проводившегося в Новом Орлеане несколько месяцев назад. Паблисити обеспечивал я.
  — Очаровательные малышки, — заметил я.
  — Угу, — подтвердил он скучающим тоном, — миленькие, и что из этого?
  — Кто победил?
  — Конкурсантка под номером шесть, — сообщил он.
  — Ну а теперь кое-что, что должно вас заинтересовать, — продолжал я. — Вот как я понимаю вторичные связи с общественностью. Могу поспорить, конкурсантка под номером шесть привлечет американскую публику. Эта девушка где-то работала официанткой или…
  — Бухгалтером в одной импортирующей компании, — перебил Калхун.
  — Отлично, — подхватил я, — бухгалтером. Она просто красавица, но никто этого не замечал. Изо дня в день выполняла нудные обязанности, а потом услыхала про конкурс на звание королевы Национальной ассоциации скобяных товаров. Робко отстукала на машинке заявку. Выяснила, что необходимо показываться в купальнике. Немного поколебалась, но все же решилась. Она…
  — Вы говорите — робко отстукала заявку? — вмешался он.
  — Именно так.
  — Ничего общего с этой крошкой! Насколько помнится, это она заподозрила, будто кто-то из девушек что-то подсовывает в купальник, и потребовала вести судейство таким образом, чтобы судьи могли убедиться в отсутствии каких-либо искусственных приспособлений, подчеркивающих красоту… Моя секретарша может порассказать о ней гораздо больше. Я не помню особых подробностей. То был просто очередной конкурс, и, если честно, мы ими сыты по горлышко, черт их побери.
  — Ясно, — подытожил я, — однако давайте подумаем о дальнейшем — затем я и пришел. Она победила. Ликование…
  — Наличные, — сухо поправил Калхун.
  — Ладно, наличные. А вдобавок признание, известность, шанс попасть в Голливуд… Полагаю, вы предоставляете им возможность сделать какие-то кинопробы?
  — Ну разумеется, — кивнул он, — именно это и привлекает публику. Вон на той фотографии, на другой стене, я вручаю ей чек на тысячу долларов, контракт на кинопробы, на появление в качестве «Мисс Американские Металлические Изделия» на национальном кабельном телеканале… все это — общепринятая нынче рутина. Газеты могут уделить полосу… если сильно нуждаются в новостях.
  Я прошел через кабинет к противоположной стене и посмотрел на фотографию, где Джаспер Диггс Калхун старался не выглядеть скучающим и утомленным, а победительница взирала на него одухотворенным взглядом. Она набрала полную грудь воздуху и выпятила ее, а живот втянула. Купальник обтягивал ее, точно шкурка сосиску. Внизу шла подпись: «Ивлин Эллис объявлена королевой съезда оптовых торговцев американскими скобяными товарами».
  — Вы не занимаетесь скобяными товарами? — спросил я Калхуна.
  Он помотал головой:
  — Я занимаюсь связями с общественностью.
  — Я думал, презентации проводят официальные представители Ассоциации скобяных товаров.
  — Что наглядно свидетельствует о вашей осведомленности, — подколол меня он. — Эти петушки женаты. Женам не нравится, когда они публично фотографируются рядом с цыпочками в купальниках.
  — Разве вы не женаты?
  — Женат, конечно, только это мой бизнес. Жена понимает. Могу предъявить вам тысячи фотографий, где я снят с голенькими девчонками.
  — Стало быть, скобяные боссы держатся от королевы подальше? — допытывался я.
  — Не будьте идиотом, — фыркнул он. — Они не снимаются с ней на публике, но отираются рядом и ощупывают руками формы через купальник. Кое-кто обязательно похлопает по попке и посоветует быть «хорошей девочкой». Черт возьми! Это входит в игру. За это она получает тысячу баксов и шанс выставиться напоказ.
  — Что ж, — заключил я, — она может оказаться великолепным материалом. Подумайте о том, что произошло после… Наверно, она, появившись на телевидении, привлекла пристальное внимание?
  — Боже мой, до чего вы наивны, — посочувствовал Калхун.
  — Тогда что же произошло? — не отставал я.
  — Вы отнимаете у меня много времени, — отрезал он. — Извлеку я из этого что-нибудь, Лэм?
  — Разумеется, извлечете, — заверил я. — Если бы мне удалось слепить об этом статью, я писал бы ее с точки зрения специалиста по связям с общественностью. Все эти голенькие малышки волнуют публику, но у нас их на цент дюжина, и…
  — Ну-ну, обождите минутку, — поспешно перебил он. — Так не пойдет. Публика может лишиться иллюзий. Мы же, специалисты по связям с общественностью, не желаем разочаровывать публику. Осадите назад и начните сначала. Представьте меня энтузиастом, которому нравится видеть, как девушки шагают к успеху, у которого острый глаз на красоту — профессиональный, конечно. Я способен взглянуть на бухгалтера, официантку, билетершу, на кого угодно в том же роде и сразу прямо сказать, чего она стоит. Романтические возможности совершить открытие и способствовать продвижению волнуют меня точно так же, как публику. Эти девушки — Золушки. А я — добрая фея. Взмахну рукой, и паблисити обеспечено, дело сделано. Вот как мне хотелось бы выглядеть в глазах общественности.
  — Я вас понял, — сказал я. — Где сейчас эта женщина? Как ее зовут?
  — Там на снимке подписано, — буркнул он. — Ивлин… как ее там. Помню, пришлось переделывать чек, потому что я написал имя с ошибкой.
  — Ивлин Эллис, — прочел я подпись под фотографией. — Где она сейчас?
  — Откуда мне знать? В последний раз я ее видел, когда вручал чек.
  — Вы позволите мне спросить у вашей секретарши? Может быть, у нее есть адрес?
  — О, для вас я его раскопаю. Сейчас поищу.
  Он открыл ящик стола, перебрал карточки, выдвинул другой, заглянул в записные книжки, наконец перешел к третьему, вытащил блокнот и объявил:
  — Ивлин Эллис в момент своего последнего появления на телевидении проживала в отеле «Бриз-Маунт».
  — Как я понял, вы после съезда оптовиков бросили этот лакомый кусочек обнаженной плоти и принялись разрабатывать другие идеи, которые ошеломили бы публику.
  Это задело его за живое.
  — Тут вы точно заметили, Лэм. Нам все время приходится выходить с новыми предложениями насчет того, сего, пятого и десятого…
  Он поднял руку и при каждом слове прищелкивал пальцами.
  Я кивнул.
  — Из всего этого я сумею состряпать неплохую историю.
  — И она пойдет мне на пользу?
  — А что, вред какой-нибудь причинит?
  — Нет, по-моему, не причинит.
  — Паблисити, — изрек я, — всегда к лучшему.
  — Ну, паблисити такого сорта может особого добра и не принести, особенно если девчонке не посчастливилось и она не добилась благополучия, или… ну, знаете, как бывает с такими особами. Надеются потрясти Голливуд, обладая всего-навсего недурной фигуркой и выиграв конкурс. Таких малюток пруд пруди. Они, как правило, не переносят разочарования. А искупавшись в лучах славы и обожания, нелегко возвращаться к рутинной работе.
  — Как насчет того, чтобы заняться ее поисками и дать мне знать, где она сейчас находится?
  — Мне надо подумать, — отговорился он. — Позвоните завтра.
  — Позвоню, — пообещал я. — Может, мы сможем помочь друг другу.
  Мы вновь обменялись рукопожатиями. Я вышел, и автоматический доводчик с легким щелчком закрыл за мной дверь.
  Я повернулся к секретарше, оглядел ее и спросил:
  — Почему, ради всего святого, они вас не использовали?
  — Для чего? — пролепетала она.
  — Для конкурса на звание «Мисс Американские Металлические Изделия» на съезде Национальной ассоциации, — пояснил я. — Силы небесные, зачем им понадобилась Ивлин Эллис, если вы были рядом?
  Она потупила глазки:
  — Мистер Калхун никогда не использует персонал офиса.
  Я снова оценивающе осмотрел ее. Под моим взглядом она вновь обрела заученно скромный вид.
  — А где сейчас Ивлин Эллис? — небрежно поинтересовался я.
  Секретарша легонько махнула рукой:
  — Какое-то время была на седьмом небе, названивала, хотела, чтоб ей помогли стать моделью, ждала, что мы ей посодействуем пробиться в кино. Несколько раз появлялась на телевидении и возомнила себя королевой бала. Работу бросила, поднималась с постели не раньше часа, а то и двух пополудни, пару часов в день торчала в салонах красоты.
  Я сочувственно кивнул:
  — Мне знакомы девицы подобного типа.
  — Потом нашла место где-то в автомобильной закусочной, а в последнее время связалась с женатым мужчиной.
  — Где она живет? — спросил я.
  — Жила в отеле «Бриз-Маунт», — ответила секретарша.
  — Послушайте, — сказал я, вынимая десятидолларовую бумажку, — у вас куча ее снимков. Я хочу получить несколько. У меня времени нет за ней гоняться, а потом еще нанимать фотографа. Как насчет этого?
  Она нерешительно созерцала бумажку.
  — А мистер Калхун знает, что вы просите у меня снимки?
  — А мистер Калхун узнает, что я дал вам десятку?
  Девушка взяла деньги. Пошла к архивному шкафу, заглянула в картотеку, перешла к другому, вытащила несколько фотографий. Перебрала, вынула несколько, имевших дубликаты, и протянула мне копии:
  — Эти сгодятся?
  Я взглянул и присвистнул.
  — Явно сгодятся, — едко прокомментировала она.
  — Я просто поражен, — признался я. — Те, что в кабинете у мистера Калхуна, не столь откровенны.
  — Те для газет, — пояснила она. — А эти для отборочной комиссии.
  — Если вы пробовали когда-либо участвовать в конкурсе, — сказал я, — мне очень хотелось бы знать, как пройти через отборочную комиссию. Как бы мне, например, это сделать?
  Она с усмешкой окинула меня взглядом:
  — Почему бы вам не организовать собственный конкурс?
  Я не успел ответить, как зазвенел звонок. Секретарша одарила меня ослепительной улыбкой:
  — Извините, мистер Лэм, меня вызывает мистер Калхун.
  Я не стал выходить, пока она не обогнула стол, демонстративно любуясь ее походкой.
  Перед тем как открыть дверь кабинета, она оглянулась через плечо и еще раз сверкающе улыбнулась.
  Я вышел, разглядывая фотографии. На них стояла подпись какого-то японца-фотографа, а на обороте — штамп с надписью: «Фотостудия „Приятная неожиданность“».
  Судя по адресу, фотостудия «Приятная неожиданность» располагалась в Сан-Франциско.
  Глава 3
  Отель «Бриз-Маунт» числился в телефонном справочнике как пансионат. Я набрал номер и попросил менеджера.
  Женщина, взявшая трубку, ответила:
  — Я и есть менеджер, миссис Марлен Шарлотт.
  — Меня интересует мисс Ивлин Эллис, — начал я. — Не скажете ли, у нее есть личный телефон или…
  — У нее есть личный телефон, который пока установлен в квартире, но она вчера во второй половине дня съехала, даже не удостоив меня любезности позвонить, — возмутилась женщина. — Уехала и оставила мне записку с сообщением, что арендная плата внесена до первого числа месяца и что я немедленно могу сдать квартиру.
  — Вам неизвестно, куда она переехала?
  — Мне неизвестно, куда она переехала. Мне неизвестно, почему она переехала. Мне неизвестно, с кем она переехала. Кто говорит?
  — Мистер Смит, — представился я. — Я надеялся перехватить ее до отъезда. Прошу прощения.
  И повесил трубку.
  Позвонил в офис, чтобы поговорить с Элси Бранд.
  — Привет, Элси. Хочешь оказать мне кое-какую помощь?
  — В зависимости от степени безумия.
  — На сей раз мне требуется по-настоящему безумный поступок. Придется тебе опорочить свое доброе имя.
  — Ох, всего-навсего?
  — Нет, это еще не все, — возразил я, — только первый шаг.
  — Что от меня требуется?
  — Я буду сидеть в машине, взятой напрокат в агентстве, рядом с пансионатом «Бриз-Маунт». Это на углу Бриз-Маунт-драйв и Тридцать третьей авеню. Возьми такси и приезжай туда. Сними с правой руки колечко с печаткой, надень на безымянный палец левой руки и поверни так, чтобы оно сошло за обручальное, когда кто-нибудь взглянет на руку с тыльной стороны. Действуй как можно быстрее.
  — Дональд, я не хочу, чтобы вы это делали, — встревожилась она.
  — Знаю, — сказал я, — но дело уже сделано. Поможешь или я должен нанять оперативницу и заставить Берту рыдать над расходами?
  — Лучше возьмите оперативницу. Берта любит рыдать.
  — Хорошо, — заявил я. — Ей придется какое-то время побыть моей женой! Если оперативница вчинит агентству судебный иск за…
  — Объясните же, что за дело? — перебила Элси.
  — Очень интимное и интересное.
  — Ладно, помогу. Хотите, чтоб я выезжала сейчас же?
  — Как можно скорее. Никто не следит за офисом?
  — Насколько я знаю, нет.
  — Не видела больше сержанта Селлерса?
  — Нет, не видела. Дональд, специальный курьер доставил сюда письмо. Адресовано вам, с пометкой «Лично и важно».
  — Захвати с собой и отправляйся, — приказал я, повесил трубку и позвонил в страховую компанию «Колтер-Крейг».
  Услышав ответ телефонистки на коммутаторе, я спросил:
  — Кто ведет следствие по делу об ограблении бронированного автомобиля?
  — По-моему, — сообразила она, — вам нужно поговорить с мистером Джорджем Абнером. Минутку, соединяю.
  Через минуту мужской голос произнес:
  — Алло, говорит Джордж Би Абнер.
  — Вы занимаетесь ограблением бронемашины?
  — Я веду расследование, — осторожно уточнил он. — Кто говорит?
  — Миля, — ответил я.
  — Вы хотите сказать — мистер Миля?
  — Я сказал «миля». Вам известно, сколько в миле футов?
  — Конечно.
  — Сколько?
  — Это что, шутка?
  — Припомните, — предложил я. — Пять тысяч двести восемьдесят. Если мне доведется звонить вам в будущем, я просто назову число — пять тысяч двести восемьдесят. Теперь дальше. Если мне удастся частично или полностью вернуть пропавшие пятьдесят тысяч и преподнести их вам на серебряном блюдечке, какую я получу долю?
  — Я не обсуждаю такие дела по телефону, — заявил он. — И к вашему сведению, мистер Миля, мы не отказываемся от судебного преследования ради вознаграждения.
  — Вас никто и не просит отказываться от судебного преследования, — возразил я. — Вам угрожает потеря пятидесяти тысяч. Может быть, стоит отрезать от них кусочек?
  — Если предложение законное, — сказал он, — наша компания всегда щедро выплачивает вознаграждение, но мы, безусловно, не обсуждаем по телефону сделки подобного рода.
  — Что вы имеете в виду под щедрым вознаграждением? — уточнил я. — Пятьдесят процентов?
  — Сохрани боже, нет! — возмутился он. — Это было бы самоубийством. Можем позволить себе дойти до двадцати.
  — Двадцать пять, — сказал я.
  — Если у вас есть какое-то предложение, — увернулся он, — мы с удовольствием обговорим его с вами.
  — У меня абсолютно определенное предложение, — напирал я. — Двадцать пять процентов от возвращенной суммы.
  — Если удастся хоть что-нибудь возвратить, то после этого, — бубнил он, — я безоговорочно не советую запрашивать больше двадцати процентов. Это высший предел, допустимый политикой нашей компании. Мы обычно выплачиваем в награду около десяти процентов.
  — Может быть, вы поэтому и несете такие большие потери, — констатировал я. — Запомните имя, и прежде всего кодовое число — пять тысяч двести восемьдесят.
  Я бросил трубку, заскочил в агентство, взял напрокат машину и поехал к отелю «Бриз-Маунт».
  Пришлось прождать минут десять, прежде чем такси доставило Элси Бранд.
  Я заплатил за такси, отпустил его и сказал:
  — Пошли, Элси. Приступим.
  — К чему? — спросила она.
  — Снимем квартиру, — объявил я. — Подружимся с менеджером. Будем милыми, тихими и респектабельными. Тебе надо казаться особенно скромной и сдержанной, произвести впечатление, что с тобой легко ладить.
  — Как я должна представиться менеджеру?
  — Ты никак не должна. Я тебя сам представлю.
  — И что вы ей скажете?
  — Естественно, что ты миссис Лэм.
  — И вы, полагаю, — прокомментировала она, — намерены пообещать, что, поселившись в квартире наедине со мной, навсегда останетесь олицетворением чести и достоинства.
  — Не валяй дурочку, — посоветовал я.
  Она глянула на меня, и лицо ее начало покрываться пятнами гневного румянца.
  — Теперь дальше, — продолжил я. — Меня там не будет. Я буду далеко от дома. Сейчас же отправлюсь в поездку. А ты посидишь там несколько часов, отвечая на телефонные звонки. Если кто-нибудь спросит Ивлин Эллис, притворись, будто не поняла. Если сумеешь выдать себя за Ивлин Эллис, выдавай. Не сумеешь, беседуй по телефону в высшей степени дружелюбно и говори, что мисс Эллис, возможно, какое-то время не будет, но ты все постараешься ей передать. Всеми силами попытайся выяснить, кто звонит, только как можно любезнее, чтобы не возбуждать подозрений. Со всеми болтай по-приятельски. Если будут звонить мужчины, твой голос должен звучать особенно соблазнительно.
  — Господи, для чего нам снимать квартиру? — заволновалась она. — Силы небесные, Дональд, вы же знаете, что будет, если Берта проведает и…
  — В этом деле, — перебил я, — нельзя ждать удачного шанса. Мы должны самостоятельно обеспечить себе шанс да пошевеливаться хорошенько. Пошли.
  Мы вошли в «Бриз-Маунт» и нажали кнопку звонка на дверях с надписью: «Менеджер — Марлен Шарлотт».
  Женщине, которая вышла в ответ на звонок, было за сорок. Довольно крупная, начинающая полнеть. На лице ее, полностью лишенном каких-либо эмоций, царило умиротворение, отчего выглядела она так, словно все, что могло случиться, уже случилось.
  — Что вам угодно? — спросила менеджер, окидывая нас оценивающим взглядом.
  — Я слышал, у вас в будущем месяце освобождается квартира, — приступил я к делу.
  — У нас и сейчас имеются три свободные.
  — Можно их осмотреть?
  — Конечно, — подтвердила она и снова смерила нас взглядом, на сей раз еще внимательнее.
  Элси скромно вставила:
  — Мы оба работаем. Будем здесь только по вечерам и по выходным.
  — Детей нет? — поинтересовалась менеджер.
  Элси покачала головой и позволила уголкам губ слегка опуститься, точно готовясь заплакать.
  — Нет, — посетовала она. — Детей у нас нет.
  — Что ж, идемте со мной, — пригласила миссис Шарлотт, снимая с доски несколько ключей. — У меня есть несколько апартаментов, которые, на мой взгляд, вам понравятся.
  Первая квартира, которую она нам показала, была крошечной, как бочонок, и без телефона. Следующая оказалась побольше, но тоже без телефона.
  Элси исподтишка глянула на меня, а я помотал головой.
  — А… а еще чего-нибудь у вас нет? — спросила Элси.
  — Есть одна, только что освободившаяся, — призналась миссис Шарлотт. — Ее еще не убирали. Дело в том, что жилица уехала среди ночи и оставила мне записку.
  — Нельзя ли взглянуть на квартиру? — с некоторым сомнением промямлила Элси.
  Миссис Шарлотт повела нас к квартире, которая мне требовалась.
  Там стоял личный телефон и царил полнейший раскардаш. Съехавшая жилица даже не попыталась скрыть поспешность отъезда. Мусорная корзинка была до отказа набита всякой всячиной, которую обычно люди держат в ящиках стола исключительно для того, чтобы повыбрасывать, упаковываясь перед отъездом: клочки бумаги, пара старых туфель, чулки со спущенными петлями, сломанная платяная вешалка. Скомканная бумага валялась и в стенном шкафу.
  Миссис Шарлотт издала возмущенное восклицание.
  — Сюда должна прийти горничная и вынести весь хлам.
  Я оглянулся на Элси, приподняв бровь, и спросил:
  — Ну, дорогая, каково твое мнение? Разумеется, трудно судить, когда жилье в таком состоянии, но, по-моему, это именно то, что нам нужно.
  Элси, поколебавшись, вздохнула:
  — Да, наверное. Только, Дональд, не забывай, что нам надо въехать сюда немедленно.
  — Да, — мрачно подтвердил я, — действительно. Однако, я говорю тебе, золотко, это именно то, что мы искали. Тут просто не убрано, и…
  — Что вы имеете в виду, — вмешалась миссис Шарлотт, — говоря о необходимости въехать немедленно?
  — Мы остановились у друзей, — пояснил я, — и всякий раз, когда пробовали переселиться, они нас уговаривали остаться. Они не доверяют своего маленького ребенка нянькам и благодаря нашему присутствию впервые за несколько месяцев получили хоть небольшую свободу. А нынче утром приехали родители главы семейства. Они сообщали письмом о приезде, да оно затерялось. И мы теперь вынуждены немедленно переезжать. — Я неожиданно выхватил из кармана сложенный банкнот и продолжал: — Я вам вот что скажу. Арендную плату мы вносим сейчас, авансом, но удерживаем пять долларов за беспорядок. Горничная может вынести мусор завтра, и, если у вас найдется чистое белье, мы въезжаем. Мне, к сожалению, предстоит отправиться в Сан-Франциско, а Элси останется здесь. Я привезу наши вещи. Тогда мы можем позвонить своим друзьям и сообщить, что нашли жилье. Они страшно обеспокоены. Хотели отправить сегодня родню ночевать в отель, но я их заверил, что мы наверняка отыщем квартиру.
  Миссис Шарлотт поколебалась, но все же полюбопытствовала:
  — И долго вы тут пробудете? Желаете снять квартиру на год?
  — Я предпочел бы, если возможно, не оформлять годовую аренду, — отказался я, — поскольку есть шанс моего перевода по службе в другое место.
  — В какой области вы работаете, мистер Лэм?
  — В сверхсекретной, — объявил я. — Разумеется, если вам требуются рекомендации, я способен представить самые лучшие. Впрочем, пока я тут, вы будете получать плату авансом, наличными, прямо на месте.
  На ее лице появилась кривоватая улыбка.
  — Ну, мне, конечно, неловко, что вы снимаете квартиру в таком виде, но… если миссис Лэм не возражает…
  — Все в порядке, — вставила Элси, озираясь вокруг, — только, если честно, мне не хотелось бы заниматься генеральной уборкой до появления горничной.
  — Ну и отлично, — заключила миссис Шарлотт. — Я сейчас принесу белье. Спустимся вниз, — обратилась она ко мне, — и я выпишу вам квитанцию об оплате.
  Зазвонил телефон.
  Я нахмурился и заметил:
  — Телефон, как я вижу, не отключен.
  — Нет, он по-прежнему числится за прежней жилицей, Ивлин Эллис, — подтвердила менеджер.
  — Ну, с этим мы разберемся, — отмахнулся я, взял ее под руку и послал Элси многозначительный взгляд.
  Мы вышли за дверь и направились вниз к лифту.
  Элси бросилась к телефону.
  В офисе миссис Шарлотт вручила мне квитанцию, и я сказал ей:
  — Помчусь наверх, предупрежу жену, что еду забрать наши вещи. — И поспешил назад в квартиру. — Выяснила, кто звонил, Элси?
  — Вас явно раскусили, Дональд, — предупредила она.
  — Из чего это следует?
  — Позвонил джентльмен, спросил Ивлин Эллис. Я ответила, что ее нет, но я должна с ней связаться и, если нужно, могу передать сообщение. Он попросил передать, чтобы она позвонила мистеру Калхуну, консультанту по связям с общественностью. Я сказала, что не уверена, удастся ли ей позвонить, мол, мне она собиралась звякнуть, а никому больше звонить не сможет. Он пожелал выяснить, кто я такая, и я представилась ее соседкой. Тут он наконец сдался и велел передать ей, что мистер Лэм задает вопросы и что мистер Лэм заронил в него подозрения, в результате чего он стал разыскивать Лэма в телефонном справочнике и сумел обнаружить одного-единственного Дональда Лэма, который работает в агентстве «Кул и Лэм. Конфиденциальные расследования», а это частные детективы. Так что мистер Калхун попросил меня обязательно переговорить с Ивлин и сообщить, что у нее на хвосте сидит частный сыщик. Я пообещала постараться и уточнила, не догадывается ли он, чего вы добиваетесь. Он ответил, что нет, не догадывается, и что вы выдаете себя за писателя, но, безусловно, чего-то вынюхиваете. Говорит, вы пытались его обвести вокруг пальца, но он сразу же вас раскусил.
  — Интересно.
  — Еще бы.
  — А где письмо, которое пришло с курьером? — вспомнил я.
  Элси открыла сумочку и протянула мне конверт. Я рассмотрел его, вытащил перочинный нож, вскрыл, извлек листок писчей бумаги. Он был исписан мужской рукой и подписан «Стэндли Даунер». Письмо гласило:
  «Дорогой мистер Лэм!
  Привет, сосунок!
  Я так понял, Хейзл просит тебя вернуть ее пятьдесят кусков. К твоему сведению, с Хейзл дело гиблое. Это я их ей дал, так что я и забрал. У нее не осталось ни цента. Это пойдет ей на пользу. Если ждешь от нее платы, она будет расплачиваться не наличными.
  Ты же бизнесмен! Не позволяй ей себя околпачить, как она пробовала надуть меня.
  Полагаю, она сообщила тебе, будто ответила мне „да“ перед алтарем. Чтоб ты знал, это было на заднем сиденье автомобиля. Ей ни разу не удалось даже близко подманить меня к алтарю.
  Каждый цент, какой у нее имелся, получен от меня. Любая байка насчет наследства, которую она тебе будет всучивать, — сплошное вранье. Я пообещал ей хороший куш. Она согласилась. Мы неплохо провели время.
  Если думаешь, будто можешь делать бизнес на обещаниях, давай, валяй дурака. Единственное, что способно ее прокормить, — отдать в залог машину.
  Пока, сосунок!»
  Я протянул письмо Элси. Она прочитала и вытаращила глаза.
  — Дональд, откуда все это ему известно?
  — Возможно, у него связи в полиции, — предположил я. — Может быть, он приплачивает газетному репортеру. Возможно, у Хейзл есть дружок, которому она доверяет, а тот работает на сторону.
  — Интересные возможности, правда? — заметила Элси.
  Я кивнул:
  — Ребята шустрые.
  — С какой целью он вам написал? — спросила она.
  — Пытается отвадить от дела, уведомив, что на денежный гонорар надеяться нечего, — пояснил я.
  — Но, Дональд, раз они не женаты, разве вы не окажетесь в глупом положении? Найдете его, а он посоветует: поди-ка попляши.
  — Предполагается, — напомнил я, — что, когда я его отыщу, в игру вступит Хейзл. Помнишь, она объявила, будто у нее кое-что против него есть?
  Элси минутку подумала, а потом проговорила:
  — Дональд, знаете, что я думаю?
  — Что?
  — Что Хейзл со Стэндли в сговоре. Он помогал украсть деньги из… Дональд, они собираются втянуть вас в эту историю с грабежом и заставить таскать для них каштаны из огня.
  — Возможно, — согласился я.
  — Наверняка, Дональд! Письмо должно было быть написано вскоре после того, как Хейзл вышла из вашего кабинета!
  — Может быть, — согласился я.
  — Дональд, неужели вы не понимаете? Они действуют заодно, пытаясь каким-нибудь образом заманить вас в ловушку.
  — Если так, мы не в силах заставить их отказаться от этого.
  — Что нам делать? — спросила она.
  — Вам сидеть тут, миссис Лэм, — велел я. — Заправить постель. Не спускать глаз с телефона. Отвечать на каждый звонок. Говорить, будто ты соседка Ивлин, что Ивлин намеревается позвонить попозже, и ты можешь передать ей все, что угодно.
  — И сколько мне тут сидеть?
  — Пока я не вернусь и не освобожу тебя. Позвони в офис. Скажи, что вынуждена уйти пораньше из-за головной боли. Не позволяй телефонистке переключать тебя на Берту. По счастливой случайности этой квартире принадлежит отдельный гараж. Я сейчас туда спущусь и огляжусь. Ты пошарь в мусорной корзинке, посмотри, не найдется ли там чего, что дало бы нам ключ к разгадке. Я на это совсем не рассчитываю, но ты все-таки посмотри.
  Я направился к двери.
  Элси стояла, с сомнением уставившись на меня.
  — В чем дело? — спросил я. — Боишься?
  — О нет, — возразила она. — Просто пытаюсь переключиться с мечтаний о том, как мы с вами проведем медовый месяц, на грязную мусорную корзинку, набитую обносками другой женщины.
  — С этим нелегко примириться, — подтвердил я. — Всегда недостает воображения. Подумай-ка лучше, как я себя должен чувствовать.
  Глава 4
  Гараж запирался на висячий замок. Миссис Шарлотт неохотно выдала мне ключ, предупредив, что это последний и чтобы я его не потерял. Прежняя жиличка, уехав, забрала ключ с собой. Ключи от квартиры вернула, а от гаража оставила себе.
  Я заверил миссис Шарлотт, что закажу за свой счет дубликат, а ее ключ верну. Пошел к гаражу, сунул ключ в скважину, снял дужку замка и открыл дверь.
  Вентиляцию в помещении обеспечивало только маленькое, забранное жалюзи окошечко в боковой стене, прямо под крышей. Было совсем темно и пахло плесенью.
  Я включил свет.
  Там оказалась коллекция всякого хлама, оставшегося от нескольких прежних жильцов: старая покрышка, ручка от домкрата, изношенная втулка, пустые жестянки из-под автомобильного масла, грязные комбинезоны, заскорузлый от сырости, ветхий и изодранный кусок замши и новехонький чемодан посреди пола.
  Я тщательно осмотрел его. Стандартный, дорогой, с секретным замком.
  Я как следует пораскинул мозгами. Чемодан стоял в самом центре, где всякий вошедший в гараж не мог его не заметить. Ивлин оставила миссис Шарлотт записку с сообщением об отъезде, об оплате аренды и позволением менеджеру сдать квартиру. Ключи от квартиры вложила в записку, но ключ от гаража не вернула.
  Таким образом, вполне очевидно, что Ивлин намеревалась вручить кому-то ключ, чтобы тот пришел, забрал чемодан и передал или переслал ей. Она дала ему ключ от гаража и, чтобы не возникало никаких вопросов, поставила чемоданчик посередине, где на него нельзя не наткнуться.
  Я вышел из гаража, запер замок, вскочил в наемный автомобиль и поехал по улице, пока не добрался до первого приятного с виду магазинчика скобяных товаров.
  Приобрел в магазинчике самый лучший висячий замок. Гарантированный от взлома. К нему прилагались два ключа.
  Поспешил назад в гараж, отпер старый замок, убедился, что чемодан еще на месте, навесил на дверь новый замок, отъехал на квартал от дома и позвонил миссис Шарлотт.
  Она взяла трубку.
  — Это мистер Лэм, миссис Шарлотт, — сказал я. — Я намерен хранить в гараже кое-какие довольно ценные бумаги, и мне не нравится, что ключ остается у прежней жилички, так что я собираюсь повесить на дверь новый замок. У меня есть для вас запасные ключи.
  — Что ж, весьма предусмотрительно с вашей стороны, мистер Лэм, — одобрила она. — Я вызвала горничную. Постараюсь, чтобы квартиру убрали до вечера.
  — Прошу вас не слишком беспокоиться по этому поводу. С самым страшным моя жена справится. Мы увидимся с вами попозже.
  — Вы будете вечером дома?
  — Мне, возможно, придется поехать в Сан-Франциско, — предупредил я. — Я сейчас ожидаю звонка и поставлю вас в известность. Моя жена остается здесь.
  Я остановился возле магазина багажных принадлежностей, купил себе чемодан, точно такой же по качеству и по размерам, как оставленный в гараже, заскочил в собственную квартиру и доверху набил его одеждой.
  Потом сам себе написал письмо, адресовав его Джорджу Биггсу Гридли. Письмо гласило:
  «Дорогой мистер Гридли!
  Очень жаль, что мы не съехались в Лас-Вегасе. Я не смог с вами встретиться в Лос-Анджелесе, но надеюсь застать в Сан-Франциско в отеле „Золотые Ворота“.
  Полагаю, при встрече мы уладим вопрос о справедливом дележе собственности».
  Письмо я подписал инициалами «Л.Н.М.» и сунул его в боковой карман уложенной в чемодан спортивной куртки.
  Заперев чемодан, собрал кейс и сумку, взяв все необходимое на неделю. После чего снова поехал в «Бриз-Маунт» и вошел в лифт с кейсом и сумкой, оставив чемодан в машине.
  Элси, обшарив мусорную корзинку, выудила несколько измятых кусочков бумаги и разложила их на столе.
  — Нашла что-нибудь? — спросил я.
  — Тут на клочках какие-то номера телефонов, — сказала она. — По-моему, один из них в Сан-Франциско.
  — Прекрасно, — похвалил я и переписал номера в свою записную книжку. — Еще что-нибудь?
  — Протухшая косметика, остатки губной помады, разные женские причиндалы, — перечислила Элси, — и все.
  — Ладно, — заключил я. — Хозяйка пытается разыскать горничную, так что у тебя наведут чистоту. Звони, вызывай такси. Когда придет машина, поезжай к себе на квартиру, упакуй все, что тебе требуется на два дня, и мигом назад.
  Она собралась было что-то сказать, потом передумала и пошла к шкафу надевать пальто.
  — Дай мне ключ, — попросил я. — Выходя, можешь захлопнуть за собой дверь.
  — А что я буду делать, когда вернусь?
  — Если меня не окажется, найдешь ключ в конторке у менеджера.
  Я поспешил вниз к автомобилю, подвел его к гаражу поближе, отпер новый замок, подхватил чемодан, стоявший посередине, и отнес подальше в тень. Потом задом наполовину завел машину в гараж, открыл багажник, выхватил свой чемодан и установил в самом центре, на месте прежнего. Выехал из гаража, запер новый замок, припарковался у бровки тротуара и вернулся в квартиру.
  — О’кей, Элси. Как только придет такси, можешь ехать.
  — Мне придется заглянуть в супермаркет, набрать продуктов, — сказала она.
  — Разумеется. Купи кофе, сливок, сахару, яиц, соли, хлеба, ветчины и всего прочего. Пусть в доме будут запасы — вдруг менеджер начнет приглядываться. Попроси таксиста донести покупки до лифта. Если я буду тут, выйду и помогу дотащить. Если нет, придется самой справиться.
  — Если вас не окажется, вы со мной свяжетесь и дадите знать, где находитесь?
  Я записал здешний номер телефона и пообещал:
  — Обязательно. А теперь давай двигай за вещами.
  Позвонила менеджер, сообщив о пришедшем такси.
  — Что ж, — вздохнула Элси, натягивая пальто, — как примерная жена, последую полученным указаниям. Я даже не воображала, что все это входит в условия супружеской жизни с вами, Дональд. Постараюсь вернуться как можно быстрее.
  Элси ушла, а я сел, надеясь не услышать телефонных звонков. Понятное дело, если телефон зазвонит, придется махнуть на него рукой. Мужской голос может спугнуть дичь. А не получив ответа, могут перезвонить позже. Однако менеджеру известно, что я у себя. Согласно моим планам ей следовало знать о моем присутствии.
  Я подтащил одно кресло к окну, водрузил на другое ноги и начал выстраивать в уме цепочку событий.
  Зазвонил телефон. Пусть звонит. Казалось, прошло бесконечно много времени, прежде чем звонки смолкли.
  Я встал и принялся расхаживать по комнате, с нетерпением ожидая Элси, ругал себя, что разрешил ей уехать, но понимал, что в данных обстоятельствах не мог поступить иначе.
  Через пятнадцать-двадцать минут телефон вновь зазвонил, и на сей раз продолжал трещать, трещать и трещать. В конце концов я подошел и снял трубку.
  — Алло… Какой номер вы набираете?
  — Господи, где вы были? — воскликнула миссис Шарлотт. — Я знала, что вы у себя. Я…
  — Никак не мог подойти к телефону, — пояснил я. — В чем дело?
  — Тут какой-то мужчина желает попасть в гараж, — заторопилась она. — Его попросили забрать чемодан.
  — У него есть подтверждающее письмо? — спросил я.
  — У него есть ключ от гаража, то есть от старого замка. Ему вручила его Ивлин Эллис. Он попытался войти и обнаружил, что замок сменили. Вы уведомили меня о намерении поменять замок, но не сообщили, что уже это сделали. У меня нет ключа.
  — Сейчас спущусь, — пообещал я, — и открою. Прошу прощения.
  — Я могла бы подняться и взять ключ. Я лишь хотела удостовериться…
  — Нет, — возразил я, — я спущусь сам и открою ему. Что он хочет забрать?
  — Получается, что мисс Эллис, бывшая жиличка, оставила там чемодан и прислала его за ним. Больше ему ничего не нужно.
  — Ну ладно, — сдался я, — если так, поднимитесь в лифте, я вручу вам ваш ключ.
  Я пошел к лифту и стал ждать, когда поднимется миссис Шарлотт.
  — Простите, — извинился я. — Мне следовало, сменив замок, сразу же дать вам ключ.
  — Вот именно, — упрекнула она. — У меня и без того полно хлопот.
  — Виноват.
  Я вручил ей ключ от замка, и она поехала в лифте вниз.
  Я шмыгнул вниз по лестнице, остановившись так, чтобы видеть конторку.
  Мужчина, который стоял там и разговаривал с миссис Шарлотт, был тем самым, чью фотографию мне дала Хейзл Даунер. Казалось, он сильно нервничает.
  Миссис Шарлотт направилась вместе с ним к гаражу отпирать замок.
  Я проскользнул в вестибюль, швырнул на стол менеджера ключ от квартиры, сел в наемный автомобиль, запустил мотор и стал ждать.
  Миссис Шарлотт провела мужчину к гаражу и распахнула дверь. Он поблагодарил, шагнул в помещение, огляделся, вышел обратно на улицу, влез в большой седан и подал его задом по подъездной дорожке, почти въехав в гараж. Потом вылез, открыл багажник и погрузил туда мой чемодан, соблазнительно установленный на полу в самом центре. Багажник не закрывался, и ему пришлось прикреплять крышку веревкой, чтобы та не отскакивала. Наконец седан тронулся по дорожке, и я пристроился за ним, успев бросить взгляд на номер машины — NYB 241.
  Затем я отстал на приличное расстояние и не приближался до тех пор, пока мы не попали в плотный поток машин, где уже невозможно обнаружить преследователя.
  Он поехал к вокзалу Юнион, притормозил ровно настолько, сколько требовалось носильщику, чтобы вытащить чемодан, после чего направился на стоянку. Я припарковал свою машину, завернул за угол и увидел, как он покупает билет на «Жаворонка»118 до Сан-Франциско. Затем он вышел, подозвал носильщика, пошел в багажное отделение и сдал чемодан.
  Я вернулся обратно в пансионат, отпер своим ключом замок гаража, завел туда взятый в агентстве напрокат автомобиль, прихватил из темного угла чемодан. Вернулся на Юнион, купил билет на «Жаворонок» до Сан-Франциско, сдал чемодан в багаж. Поставил машину в гараж на вокзале и позвонил на квартиру.
  Элси ответила тоненьким и немножко испуганным голоском.
  — Что нового? — спросил я.
  — Ой, Дональд, — залепетала она, — как я рада, что вы позвонили! Мне страшно…
  — В чем дело?
  — Позвонил какой-то мужчина. Не стал спрашивать, кто я такая, и вообще ничего не спрашивал. Просто сказал: «Передай Стэндли, чтоб до завтрашнего утра принес мне те десять кусков. Иначе плохо будет». Я пыталась выяснить, кто говорит, а он повесил трубку.
  — Слушай, Элси, — сказал я. — Не бойся. С тобой все будет в полном порядке. Сиди тихо. Отвечай на звонки. Никому не выдавай себя за Ивлин Эллис. Говори только, что постараешься передать ей все, что потребуется. Если кто-то начнет допытываться, объясни, что вы с мужем въехали в квартиру после отъезда Ивлин Эллис, но у тебя есть основания ожидать ее возвращения за письмами и сообщениями. Если станут спрашивать твое имя, притворись, будто приняла это за попытку завязать знакомство, и отвечай, это, мол, не имеет значения. Никому больше не представляйся подругой Ивлин Эллис и вообще не намекай на свое знакомство с ней. Вытягивай всю информацию, какую сможешь, но если дело дойдет до разоблачения, говори просто, что ты новая жиличка. А если кто-нибудь начнет хамить, предложи побеседовать лучше с менеджером, миссис Шарлотт.
  — Дональд, вы вернетесь сюда? — спросила она.
  — Извини, — сказал я, — мне ненадолго придется уехать.
  — Насколько?
  — На всю ночь.
  — Дональд!
  — Хочешь провести со мной всю ночь?
  — Нет… Я… я не хочу оставаться одна.
  — Всем супругам приходится приспосабливаться друг к другу, — напомнил я.
  — Не медовый месяц, а черт знает что, — заключила Элси и швырнула трубку.
  Я заскочил в аптеку, приобрел легкую нейлоновую сумку, зубную щетку, бритвенные и кое-какие туалетные принадлежности, вышел на Олвера-стрит и отлично поел в мексиканском ресторанчике. После этого прошагал к вокзалу Юнион, сел в «Жаворонок», постаравшись не проходить через вагон-салон и вагон-ресторан и никому не мозолить глаза, юркнул в свое купе, закрыл дверь и лег спать.
  Завтракать я не пошел, не желая оказаться запертым в вагоне-ресторане, точно в ловушке. По прибытии поезда в Сан-Франциско всеми силами избегал привлекать к себе внимание — сам нес свою легкую ручную сумку и даже близко не подходил к багажным вагонам, откуда носильщики в красных фуражках выгружали вещи.
  Поймал такси, добрался до отеля «Золотые Ворота», зарегистрировался под своим собственным именем, после чего сообщил клерку:
  — Я ожидаю, что мне составит компанию Джордж Биггс Гридли. Он еще не прибыл, но мне хочется, чтобы его разместили поблизости. Я его зарегистрирую и заплачу за соседний номер. Можете дать мне ключ, я вручу его Гридли, когда тот явится. За первый день плачу наличными. Потом, если мы задержимся дольше чем на день, оформим кредит, — и вытащил бумажник.
  Клерк расплылся в сплошную улыбку и дал мне два смежных номера.
  Я отыскал прокатное автомобильное агентство, нанял универсал, поехал обратно на пересечение Третьей и Таунсенд, предъявил багажную квитанцию и забрал чемодан.
  Он был довольно тяжелый, и вес в нем распределялся как-то странно. Казалось, весь груз сосредоточен на дне.
  Я приехал в отель, выгрузил багаж, отвел автомобиль на стоянку, вернулся назад и велел доставить чемодан в номер, снятый на имя Джорджа Биггса Гридли. По-моему, имя вполне симпатичное.
  Затем позвонил метрдотелю и заявил:
  — Я попал в дьявольски неприятную переделку. Потерял ключ от чемодана. Мне его надо открыть.
  — У портье целая связка ключей, — сообщил тот. — Может быть, он справится. Сейчас я его пришлю.
  Я минут пять прождал портье, явившегося с кольцом, на котором, казалось, висят сотни ключей разнообразных форм и размеров.
  У него ушло менее тридцати секунд на поиски подходящего, после чего замок, щелкнув, открылся.
  Портье принял протянутые мною два доллара и с ухмылкой заметил:
  — Дело нехитрое. Для таких замков главное — форма ключа. Их не оснащают никакими особыми хитростями вроде реверсов. Вопрос только в том, чтобы подобрать что-нибудь соответствующее.
  Он удалился, и я откинул крышку.
  Чемодан был доверху набит шерстяными покрывалами. На дне, прикрытые покрывалами, чтобы не рассыпались, лежали карточки и записные книжки, сплошь исписанные каббалистическими цифрами.
  Я сел на пол, принялся изучать карточки и книжки, но не мог отыскать ни конца ни начала. Наверняка можно было сказать лишь одно — все они связаны с крупными суммами денег, только там не было ни имен, ни каких-либо слов, просто численные комбинации. В верхней колонке справа стояли цифры: 20–50 — 1С — 2С — 5С — 7С — 2Т — 1Т —.
  «С», по всей видимости, означало сотни, а «Т» — тысячи. Я решил, что хоть это могу принять за отправную точку.
  Потом карточки. На каждой сверху стояло число, ниже следовал ряд записей.
  Я выбрал первую попавшуюся. На ней было написано: 0051 364. Под этим числом шли цифры: 4–5 — 59–10 — 1 —; 8–5 — 59 — 4–1 +.
  Я исследовал несколько карточек. Числа, проставленные сверху, довольно часто заканчивались цифрами 364. Ряды цифр в нижней части карточек неизменно разделял знак минус, а в конце иногда оказывался минус, иногда плюс.
  Я вывалил из чемодана все и принялся его осматривать.
  Прошло немало времени, прежде чем удалось обнаружить двойное дно. Я не нашел бы его, если бы не перевернул чемодан и не простукал костяшками пальцев.
  Съемную плоскость удерживали на месте потайные винты. Она сдвинулась, когда я открутил эти крошечные винтики, замаскированные так тщательно, что заметить их было практически невозможно. Головки обтягивала ткань с тем же самым рисунком, что на внутренней обивке чемодана.
  Двойное дно было набито тысячедолларовыми банкнотами.
  Я пересчитал. Ровно пятьдесят две купюры по тысяче долларов. Пересчитал дважды, чтобы не ошибиться, потом вытащил пятьдесят, тщательно уложил две оставшиеся в потайное отделение, вставил съемную плоскость на место и закрутил винты.
  Затем как следует упаковал в чемодан покрывала. Вытер платком все, к чему прикасался, чтобы не оставлять внутри чемодана отпечатки пальцев, и спустился вниз в кассу.
  — Я мистер Лэм. Хочу выписаться. Мой счет оплачен.
  Кассирша подняла глаза и заметила:
  — Вы же только недавно зарегистрировались, мистер Лэм.
  — Прошу прощения. У меня изменились планы.
  Она нахмурилась:
  — Желаете получить назад деньги?
  — Боже сохрани, нет! Ведь я пользовался номером. Все правильно. Просто хочу получить счет.
  Она выписала мне счет и улыбнулась:
  — Все в порядке. Вы выписаны. Очень жаль, что недолго у нас пробыли.
  — Мне тоже. Я, впрочем, еще вернусь.
  Я направился к почтовой конторке и спросил, предъявив ключ от номера Гридли:
  — Есть что-нибудь для Джорджа Биггса Гридли?
  — Нет, ничего, мистер Гридли.
  Я помрачнел:
  — Проверьте, пожалуйста, еще разок.
  Дежурная проверила. Никаких сообщений. Это сильно меня обеспокоило. Если бы все шло как надо, телефон Гридли к этому времени должен был уже докрасна раскалиться.
  Я вернулся к чемодану, вытащил книжки и карточки, уложил в надежную картонную коробку, отослал экспресс-почтой в Лос-Анджелес на свое имя, а потом поехал в фотостудию «Приятная неожиданность».
  Заведением заправлял японец. Когда я вошел, он заторопился навстречу, кланяясь и расшаркиваясь.
  — Я хочу присмотреть хорошую подержанную фотокамеру, — объявил я. — И еще мне нужна пачка фотобумаги пять на семь.
  Он сперва вручил мне бумагу. И пока ходил за камерами, я вскрыл упаковку, вытащил листков пятнадцать фотобумаги, зашвырнул ногой под прилавок, а на их место засунул пятьдесят тысячедолларовых банкнотов.
  Остававшийся вместе со мной в магазине мужчина явно смахивал на менеджера компании. Тоже японец, постарше, он наблюдал за мной с любопытством, но его отвлекла вошедшая симпатичная женщина, которую заинтересовала витрина с новыми аппаратами, расположенная в передней части магазина.
  Я следил за ней краешком глаза, уделяя основное внимание своему продавцу, суетившемуся в надежде совершить сделку.
  Взял одну из доставленных им фотокамер и спросил:
  — Нельзя ли подобрать к ней футляр?
  Он поклонился, разулыбался и снова засеменил прочь.
  Я убедился, что пятьдесят тысяч долларов надежно уложены в коробке с фотобумагой, вновь завернул ее в черную упаковку и закрыл крышкой.
  По возвращении продавца с футляром для камеры немножко поспорил насчет цены, а потом сдался:
  — Ладно, беру. Только хочу, чтобы все это немедленно отослали.
  — Отослали?
  — Отослали.
  — Будьте добры сообщить, куда именно?
  Я вручил ему свою карточку:
  — Я хочу, чтобы все отослали на мое имя в Лос-Анджелес, и немедленно, срочной авиапочтой. Я хочу, чтобы кто-нибудь взял такси и лично отвез это в аэропорт в контору экспресс-почты. Пометьте посылку — срочно и лично.
  Достал бумажник и начал отсчитывать деньги.
  — Хорошо, хорошо, — повторял продавец, — очень хорошо, и немедленно.
  — Вы отправите в аэропорт специального курьера?
  — И немедленно, — обещал он. — Сейчас же вызываю по телефону такси.
  — Упакуйте как следует, — велел я, — в стружку, чтобы в дороге ничего не повредилось.
  — О, конечно. Да, разумеется.
  — Я хочу сказать, немедленно, прямо сейчас. Мне нужно, чтобы камера к вечеру была в Лос-Анджелесе. Ее надо отправить с предупреждением об осторожном обращении. Вам ясно?
  — Все сделаю. Очень хорошо.
  Он что-то протарахтел по-японски мужчине, занятому с женщиной в другом конце магазина.
  Тот ответил, не оборачиваясь.
  Я оглянулся на противоположный прилавок. Молодая женщина стояла ко мне спиной и разглядывала фотокамеру. Японец-ассистент, похоже, сердился, что его отрывают от заключения сделки.
  — Ладно, — сказал я. — Отправляйте. И помните, это очень важно.
  Женщина все еще рассматривала аппараты. Я попытался заглянуть ей в лицо, но она не обращала на меня никакого внимания и не потрудилась оторваться от фотокамер. Судя по виду сзади, фигурка у нее была что надо.
  Я направился к телефону-автомату, зашел в будку и позвонил на квартиру Элси.
  — Привет, красавица! Как прошла первая ночь медового месяца?
  — Дональд, — забормотала она, — я без вас больше здесь не останусь. Я ужасно напугана. Я…
  — Что стряслось?
  — Телефон ночью звонил дважды, — доложила Элси. — Только сниму трубку, еще не успею сказать «алло», как мужской голос предупреждает: «Передай Стэндли, что времени у него осталось до завтрашнего утра», — а потом оба раза разговор обрывали, прежде чем мне удавалось хоть что-нибудь вымолвить.
  — Все в порядке, Элси, — успокоил ее я. — Скажи миссис Шарлотт, что меня вызывают в Нью-Йорк и что ты должна ехать со мной. Предложи ей забрать скоропортящиеся продукты. Вызови такси. Погрузи вещи и поезжай в офис. Сошлись на неважное самочувствие. Постарайся не разговаривать с Бертой.
  — Ох, Дональд, а я надеялась, что вы вернетесь сюда… Я ни капельки не спала… Скажите, у вас все в порядке?
  — Конечно, — заверил я. — В полнейшем. Теперь слушай, Элси, в полдень кое-кто должен позвонить — Абигайль Смайт, не забудь, через «ай».
  — Помню, — подтвердила она. — И что мне делать?
  — Ну, — продолжал я, — дело тебе предстоит нелегкое. Ты ей скажешь, пусть едет в своей машине в аэропорт и будет там сегодня в три часа дня. Вели по возможности позаботиться, чтобы ее не преследовали. Сообщи, что я прилечу в три самолетом «Юнайтед эрлайнз». Напомни, чтобы уточнила, вовремя ли прибывает мой рейс. Она должна подъехать в своей машине, поставить ее на парковке, где разрешено стоять три минуты, отпереть багажник, поднять крышку, как будто ждет получения багажа. Это даст ей необходимое время. Я ровно в три двадцать пять сяду в такси. Дам таксисту адрес, только покопаюсь в записной книжке, чтобы она успела заметить, в какую машину я сел. Скажи, пускай едет следом. Куда бы такси ни направлялось, что бы ни совершало, пусть держится следом. Таиться ей нечего. Надо попросту следовать по пятам. Больше ей ничего не требуется ни знать, ни делать. Поняла?
  — Поняла, — сказала Элси.
  — Хорошая девочка, — одобрил я и повесил трубку.
  Помчался в аэропорт, вернул взятую напрокат машину, сел в самолет до Лос-Анджелеса и взлетел точно по расписанию.
  В три двадцать пять я вышел по боковой дорожке из-за угла солярия перед расположившимся наверху рестораном, оглянулся вокруг, как бы ориентируясь на месте, пошел к такси, сел и начал возиться с записной книжкой, как будто отыскивал адрес.
  Через минуту шофер изрек:
  — Я поехал, а вы можете адрес и на ходу поискать.
  — Ладно, — согласился я. — В каком направлении ехать знаю, да никак не припомню улицу и номер дома. Просто следуйте моим указаниям. Я скажу, куда двигаться.
  — О’кей, — буркнул он.
  Такси влилось в поток машин, и я откинулся на спинку сиденья. Назад не оглядывался, пока мы не выехали на бульвар, попав на сравнительно открытое пространство. Углядев впереди перекресток, велел водителю:
  — Поворачивайте направо, вон на ту улицу.
  — На следующую?
  — Нет, на эту.
  — О’кей, — повиновался шофер, перестроился в правый ряд и свернул.
  Только после поворота я посмотрел назад. Хейзл Даунер в обтекаемом спортивном автомобиле держалась сразу же позади нас.
  Я предоставил таксисту рулить вперед, пока не убедился, что никто больше за нами не следует, а потом сообщил:
  — Нет, в конце концов, это не та улица. Разворачивайтесь кругом. Придется вернуться. По-моему, нам нужна следующая.
  Он развернулся.
  И Хейзл развернулась по нашему примеру.
  — Эй, парень, — окликнул меня шофер, — ты в курсе, что за тобой хвост?
  — Откуда?
  — Не знаю. Она тащится за нами с той самой минуты, как мы выехали из аэропорта.
  — Прижмись к тротуару, — попросил я, — дай взглянуть.
  — Никаких скандалов, — предупредил таксист.
  — Разумеется, — заверил я. — Посмотрю только, в чем дело, и все.
  Такси вильнуло к тротуару и остановилось.
  Я подошел к Хейзл:
  — За вами следил кто-нибудь?
  — Насколько я знаю, нет.
  — О’кей. Ждите тут.
  Я вернулся к такси и сказал:
  — Вот совпадение! Я ее не узнал. Это, оказывается, подружка той женщины, с которой я должен встретиться. Приехала в аэропорт, сообразила, что я ее не узнаю, и совершенно взбесилась. Решила заставить меня раскошелиться на такси, а потом уже дать сигнал и подцепить на крючок. Сколько на счетчике?
  — Два и десять, — сообщил водитель.
  Я вручил ему пять долларов:
  — Все в порядке, приятель, большое спасибо.
  Он с ухмылкой взглянул на меня:
  — Собирался тебе доложить, что черта с два ты меня одурачил, и теперь доложу — зря стараешься.
  И укатил прочь.
  Я подхватил свою легкую сумку, вернулся к автомобилю Хейзл и сказал:
  — О’кей. Обождем, пока такси уедет подальше, потом снова разворачивайтесь и возвращайтесь на ту улицу.
  Я уселся позади Хейзл в приземистом автомобиле того типа, где на редкость просторно ногам, так что она имела возможность продемонстрировать массу нейлона. Ноги у нее оказались просто великолепными.
  Хейзл красноречивым жестом одернула юбку, издала нервный смешок и сказала:
  — Все без толку, Дональд. Я просто не в состоянии управлять этим чертовым автомобилем, не выставляясь напоказ.
  — Нисколько не возражаю, — бросил я.
  — Не сомневаюсь, — отрезала она. — Может, такси уже далеко отъехало?
  — Нет. Пускай заберется подальше в поток, чтоб шофер не заметил, что мы опять разворачиваемся. Пускай думает, будто мы едем за ним… просто на случай, вдруг кто-нибудь станет его расспрашивать.
  — Боже, до чего вы подозрительны!
  — Это порой окупается, — заметил я. — Ладно. Разворачивайтесь, и назад, на восток.
  Хейзл развернула машину:
  — Вы знаете, куда ведет эта дорога?
  — Кружит где-то поблизости от Инглвуда, — сказал я. — Езжайте вперед.
  Мы поехали по дороге, добрались наконец до места, где торчало несколько зданий, потом появились еще дома, потом перекресток, потом снова пошли постройки.
  — Давайте-ка проскакивайте через перекрестки, — велел я. — А я послежу за дорогами позади. — И через какое-то время спросил: — Можем поехать куда-нибудь поговорить?
  — Ко мне на квартиру, — предложила она.
  — Не говорите глупостей. За вашей квартирой следят, точно ястребы.
  — Дональд, я так не думаю.
  — Почему?
  — Потому что входила и выходила и никого вокруг не было. Я несколько раз проезжала мимо автомобильных стоянок и всякий раз полностью убеждалась, что никто не следит.
  — Как вы это делали?
  — Точно так же, как вы. Садилась в машину и разъезжала по множеству переулков, где можно приметить любое средство передвижения, которое вынырнуло бы позади.
  — И уверены, что не заметили даже тени, проезжая на сигнал светофора в тот момент, когда он должен был переключиться, или что-нибудь в этом роде?
  — Нет, Дональд. Я специально изображала подсадную утку на случай, если меня кто-то преследует.
  — Все равно, — заключил я, — мы не воспользуемся вашей квартирой. Куда еще можно направиться?
  — А как насчет вашей квартиры?
  — За ней тоже могут следить.
  — У меня есть подруга. Могу звякнуть. По-моему, она нас к себе пустит.
  — О’кей, — сказал я. — Поехали к телефону.
  Мы свернули на бульвар. Хейзл остановилась у телефонной будки, позвонила, вернулась и сообщила:
  — Все в порядке. Подруга оставляет дверь незапертой и выделяет нам полтора часа. Наверняка больше и не понадобится.
  — Возможно, — буркнул я. — Где это?
  — Недалеко. Доберемся за десять минут. Она решила, что у меня интрижка с женатым мужчиной, и умирает от любопытства.
  Я повернулся на сиденье и продолжал посматривать, не ползет ли кто за нами.
  — Так как же? — спросила Хейзл.
  — Что?
  — Да или нет?
  — Не понял.
  — У меня интрижка с женатым мужчиной?
  — Откуда мне знать?
  — Ну ладно. Спрашиваю прямо. Вы женаты, Дональд?
  — Нет. А что?
  — Ничего.
  — Да ведь вы-то замужем, — напомнил я.
  Она собралась было что-то ответить, однако сдержалась.
  Мы подъехали к дому ее подруги, припарковали автомобиль, поднялись в лифте на пятый этаж. Хейзл Даунер безошибочно прошагала к квартире и отворила дверь.
  На грациозные движения ее длинноногой фигуры было любо-дорого поглядеть.
  Квартира оказалась прелестной, по-настоящему дорогостоящей.
  Я обождал, пока Хейзл усядется.
  Она предпочла диван, я подошел и опустился рядом.
  — Хорошо, давайте теперь выяснять правду.
  — О чем?
  — О деньгах.
  — Но я рассказала вам о деньгах истинную правду.
  — Не будьте идиоткой, — предложил я. — Я хочу знать правду подлинную. Не желаю, чтобы меня водили за нос.
  — Ведь вчера мы со всем этим покончили.
  — Нет, не покончили, — возразил я. — Вчера вы пудрили мне мозги дядей и всем прочим. Сейчас мне нужна реальная подноготная.
  — Зачем, Дональд? Вы узнали, где деньги?
  — По-моему, мне удастся их вам вернуть.
  Она подалась вперед, глаза засверкали, губы приоткрылись.
  — Все?
  — Пятьдесят тысяч.
  — Дональд, — пробормотала она, — я… Дональд, вы просто великолепны! Ужасно!
  Она смотрела на меня снизу вверх, приподняв подбородок, ожидая поцелуя. Я сидел, выжидал, уставившись в окно.
  — Дональд, — выдохнула она, — вы столько для меня сделали…
  — Ну, отлично, — оборвал ее я. — И теперь вы тянете время, чтобы выдумать неплохую историю. Это явно единственный из знакомых вам способов тянуть время. Разумеется, вы с успехом воспользовались также временем, прошедшим со вчерашнего дня, чтобы пораскинуть мозгами.
  — Правда, — со смехом призналась она.
  — Что ж, давайте послушаем.
  — Стэндли дал мне эти деньги.
  — За что?
  — Я должна представить вам смету?
  — На пятьдесят тысяч долларов просто обязаны.
  — Стэндли играет, причем по-крупному. И всегда помнит, что его могут перехитрить, задержать или даже ограбить.
  — Дальше.
  — Держит какую-то сумму в банке, но желает иметь деньги в таком месте, откуда их можно вынуть в любой час дня и ночи — наличными.
  — Ну и что?
  — А то, что время от времени он выдавал мне тысячедолларовые банкноты. И говорил, что они мои. Тогда при проколе никто бы не смог заявить, будто это его деньги, а я сумела б ему пособить… если бы захотела.
  — Фу, — фыркнул я. — Запросто объявили бы, будто деньги его и что…
  — Нет, Дональд. Каждый раз, выдавая мне те банкноты, он маникюрными ножницами отрезал от уголка крошечный кусочек… и в конце концов набежало пятьдесят тысяч… а потом он от меня удрал… и, по-моему, весь куш достался его последнему увлечению.
  — Но ведь он передавал деньги вам в собственность, так что…
  Раздался громкий стук в дверь.
  — Лучше взгляните, кто там, — велел я.
  Хейзл раздосадованно махнула рукой:
  — Разносчик какой-нибудь, или кто-то зашел навестить подругу. Минутку.
  Она вскочила, одернула юбку, пошла к двери, с присущей ей грацией переступая длинными ногами, открыла и чуть не рухнула, сбитая с ног, когда в квартиру ворвался, с грохотом захлопывая за собой дверь, Фрэнк Селлерс.
  — Привет, малыш, — бросил мне сержант.
  — Вот это мне нравится! — сердито воскликнула Хейзл Даунер. — Да как вы смеете вваливаться сюда таким образом! Вы…
  — А теперь оба немедленно прекратите валять дурака, — приказал Селлерс.
  — Я не желаю, чтобы вы разговаривали со мной подобным тоном, — заявила Хейзл Даунер. — Вы…
  — Послушайте, Хейзл, — перебил я, — вы знаете какого-нибудь хорошего адвоката?
  — Да, а что? — переспросила она.
  — Позвоните ему и попросите поскорее приехать, — посоветовал я.
  — Никому из вас это не принесет ничего хорошего, — пригрозил Селлерс. — Я предупреждал тебя на сей счет, Дональд. Я тебя под орех разделаю и не собираюсь прибегать к анестезии при проведении операции.
  — Свяжитесь с адвокатом по телефону, — твердил я Хейзл Даунер, — и пошевеливайтесь.
  Селлерс уселся в кресло, положил ногу на ногу, вытащил из кармана сигару, откусил кончик, выплюнул его в пепельницу и чиркнул спичкой.
  Хейзл двинулась к телефону. Селлерс сгреб ее в объятия.
  — Она звонит адвокату, — пояснил я. — Любой гражданин имеет на это право. Попробуйте остановить ее и увидите, что получится.
  — Уберите руки, — сказала Хейзл. Селлерс поколебался и разжал руки.
  — Ладно, давай звони своему адвокату. А потом я вам обоим кое-что покажу.
  Селлерс зажег сигару. Хейзл тихо поговорила по телефону и положила трубку. Сержант вытащил изо рта сигару, оглядывая возвращавшуюся к дивану Хейзл Даунер.
  — Ну, ясноглазая, — объявил он, — теперь ты действительно вляпалась.
  — Вы выдвигаете против меня какое-то обвинение? — поинтересовалась она.
  — Пока, — кивнул Селлерс, — в сокрытии краденого и преступном сговоре. На мой взгляд, можно сделать еще один шаг и предъявить обвинение в отказе от судебного преследования ради вознаграждения, в попытке вымогательства и еще кое в чем.
  Он повернулся ко мне. Глазки его горели от едва сдерживаемого гнева.
  — А ты — двуличный ублюдок!
  — Что вы имеете в виду под «двуличным»?
  — Я предупреждал, чтобы ты оставил это дело в покое.
  — Предупреждали, — подтвердил я. — Но вы не законодательное собрание. Вы не издаете законов. Я вам дорогу не перебегал. Не обещал отойти в сторону. Я веду законный бизнес.
  — Это по-твоему!
  — Это по-моему, — провозгласил я.
  — Ладно, — сказал Селлерс. — Если вы, ребята, покончили с болтовней по телефону, я сам позвоню, просто чтобы в управлении знали о моем местонахождении.
  Он пошел к телефону, набрал номер полицейского управления и доложил:
  — Сержант Селлерс. Я нахожусь по телефону… — Он отстранился, чтобы разглядеть номер. — Хайтауэр 7-74103. В частной квартире, но кто ее арендует, пока не знаю. Со мной Хейзл Даунер и Дональд Лэм. По-моему, намереваются распатронить остатки по делу о бронемашине. Если я вам понадоблюсь, ищите здесь.
  Сержант грохнул трубкой, подошел к диванчику под окном, где сидел я, и склонился, угрожающе глядя сверху вниз.
  — Все это мне очень не нравится из-за Берты, — сообщил он. — Берта славная — жадная, но честная, и с полицией играет по-честному. А ты просто двуличный мелкий жулик. И всегда таким был. Играешь на обе стороны против центра. Покуда выходил чистеньким, благоухая, как роза. На сей раз все будет иначе.
  Я взглянул мимо него на Хейзл:
  — Дозвонились?
  — Да.
  — Едет?
  — Да.
  — Он хороший?
  — Самый лучший.
  — Ему долго сюда добираться?
  — Будет прямо сейчас.
  — Через сколько?
  — Через десять минут. Он тут поблизости, по соседству.
  — Сделайте для меня вот что, — попросил я. — Не произносите ни единого слова, пока не прибудет ваш адвокат. Не отвечайте ни на какие вопросы. Не говорите даже «да» или «нет».
  — Это ей не поможет, Лэм, — вмешался Селлерс. — Ты не знаешь того, что известно мне.
  — Ну и что ж вам известно? — полюбопытствовал я.
  Он вытащил из кармана записную книжку и провозгласил:
  — Хейзл Клюн, или Хейзл Даунер. Состояла в открытом и аморальном сожительстве со Стэндли Даунером. Стэндли имеет судимость…
  — Судимость?! — вскричала Хейзл.
  — Не разыгрывайте такое удивление, — отрезал Селлерс. — Мошенничество на доверии и пособничество. Отбывал срок в двух федеральных тюрьмах. В настоящее время выпущен на поруки, и мы можем забрать его в любой момент, когда пожелаем.
  Я пока не могу доказать, что Стэндли — сообщник Герберта Баксли, но они одновременно сидели в Левенворте, так что отлично знакомы друг с другом. Стало быть, Стэндли с Гербертом Баксли спелись и разработали план, каким образом вынуть из броневика сотню кусков. Заполучив деньги, разделили их на две части и…
  Зазвонил телефон.
  Сержант на секунду насупился, потом сказал:
  — Я отвечу, избавлю вас от хлопот. Это, может быть, мне.
  Он подошел к телефону, снял трубку, осторожно буркнул:
  — Алло, — несколько успокоился и продолжал: — Угу, говорите… давайте.
  Чей-то голос почти минуту издавал в трубке звуки. Селлерс сперва недоверчиво хмурился, затем дотянулся правой рукой до сигары и вытащил ее изо рта, словно это помогало ему лучше слышать. Затем переспросил:
  — Вы уверены? Повторите-ка еще раз.
  Пристроил сигару на телефонном аппарате, выудил из кармана записную книжку и стал делать заметки.
  — Еще разок, — попросил он. — Мне нужны имена.
  Наконец он изрек:
  — О’кей. У меня тут Лэм и Даунер. Я их привезу. Обождите, пока я приеду. Не информируйте прессу. Я хочу сам этим заняться.
  Селлерс положил трубку, потом вдруг быстрым движением руки выхватил пистолет, наставил его на меня и скомандовал:
  — Встать!
  В глазах его было нечто, чего я до сих пор никогда не видел.
  Я поднялся.
  — Кругом!
  Я повернулся кругом.
  — К стене!
  Я пошел к стене.
  — Стоять лицом к стене, в трех футах! Ноги раздвинь, нагнись, ладонями упрись в стену!
  Я выполнял распоряжения.
  — Станьте к стене вон туда, — бросил сержант Хейзл Даунер.
  — Не собираюсь делать ничего подобного, — отказалась она.
  — Ладно! — рявкнул Селлерс. — Вы женщина. Я не могу применять к вам насилие, но предупреждаю, дело серьезное. Если кто-то из вас сделает неверное движение, распрощается с жизнью.
  Он двинулся к дивану.
  Я старался разглядеть, что происходит, но, подняв руки, видел только какую-то мельтешню. Заметил, как вздернулась юбка, обнажилась нога, взбрыкнул высокий каблук, услышал металлический щелчок, женский крик, а потом голос Хейзл Даунер:
  — Ах вы… скотина! Вы посмели надеть на меня наручники!
  — Совершенная истина, черт побери, я посмел надеть на вас наручники, — подтвердил Селлерс. — Попробуйте только еще раз пнуть каблуком, и я оглоушу вас по башке дубинкой. Может, я и не могу вас обыскивать, но уверен, будь я проклят, что обломаю вам зубы.
  Он подошел ко мне, сунул ногу между моими расставленными ногами. Руки его пробежали по мне, ловко и быстро обыскивая.
  — Руки держи на стене, Лэм, — предупредил сержант. — Не дергайся, иначе больно будет.
  Ладони шарили, ощупывая каждый дюйм моей одежды.
  — Ладно, — признал он, — чистый. Теперь встань туда и вытащи все из карманов. Выкладывай вон на тот стол.
  Я сделал, что было сказано.
  — Все, — настаивал Селлерс, — деньги, ключи — все.
  Я вывалил все на стол.
  — Выверни карманы.
  Я последовал указанию. Раздался стук в дверь.
  Селлерс отскочил назад, прижался к стене, направил на дверь пистолет и произнес:
  — Входите.
  Дверь открылась. Вошедший в квартиру с любезной улыбкой мужчина лет сорока шарахнулся к вешалке, разглядев нацеленный на него пистолет Фрэнка Селлерса, меня, стоявшего с вывернутыми наружу карманами, и Хейзл Даунер, сидевшую на диване со скованными за спиной наручниками руками.
  — Что за дьявольщина! — воскликнул он.
  — Полиция, — провозгласил Фрэнк Селлерс. — Кто вы такой?
  — Мэдисон Эшби, — представился он, — адвокат.
  — Ее адвокат? — уточнил Селлерс.
  — Да.
  — Адвокат ей, безусловно, понадобится, — заметил сержант, а через секунду добавил: — И весьма.
  — Мэдди, — взмолилась Хейзл, — прошу вас, заставьте этого кретина снять с меня эти штуки, а потом выясните, в чем дело.
  Сержант легонько взмахнул пистолетом.
  — Сядьте, — сказал он Эшби. Затем кивнул мне: — Садись, Лэм. Только руки держи на виду.
  Сам Селлерс остался стоять, не опуская пистолета.
  — Могу я узнать, что происходит? — поинтересовался Эшби.
  Селлерс проигнорировал вопрос, повернувшись ко мне.
  — Ты, значит, катался в Сан-Франциско, малыш, — проговорил он. — И забрал чемодан.
  — Это что, преступление? — спросил я.
  — Убийство — преступление.
  — О чем это вы толкуете?
  — В данный момент, — продолжал он, — я веду речь о мужчине по имени Стэндли Даунер, убитом в отеле «Калтония» в Сан-Франциско. Посреди номера на полу стоял твой чемодан, открытый, а одежда и барахло, которые в нем были напиханы, валялись разбросанные по всей комнате и располосованные ко всем чертям в клочья.
  Селлерс прочел в моих глазах ошеломленное изумление.
  — Давай, — разрешил он, — продолжай представление. Ты хитрый маленький поганец и чертовски хороший артист. Здорово ты это все провернул. Ты…
  Он умолк, так как вопль Хейзл, резкий и истерический, кинжалом распорол тишину.
  Селлерс повернулся к ней.
  — Так-так, — пробурчал он. — И это хороший спектакль. И момент вы для него выбрали самый удачный, как раз чтобы выиграть время и смекнуть, что предпринять. Как раз чтобы избавить Дональда от необходимости отвечать на вопрос и предоставить ему минуту на размышление.
  А теперь вот что, сестричка. У меня и про тебя имеются новости. И ты тоже была вчера вечером в Сан-Франциско. И звонила малютке по имени Ивлин Эллис в тот же самый отель «Калтония». Она зарегистрировалась в «Калтонии» под именем Беверли Кеттл. Проживала в номере 751. Ты уведомила ее, будто тебе ни черта нету дела до Стэндли Даунера, и пускай она его себе оставляет, а ты требуешь то, что он у тебя забрал, и, ежели не получишь, возникнет куча проблем.
  Ты сказала ей пару ласковых слов, и она…
  Хейзл собралась было перебить его и что-то вставить.
  — Помалкивайте, — приказал ей Мэдисон Эшби.
  Селлерс обернулся, окинув его мрачным взглядом.
  — Я вполне могу вышвырнуть вас отсюда ко всем чертям, — пригрозил он.
  — Можете, — подтвердил Эшби, — и на случай, если решитесь на это, я намерен порекомендовать своей клиентке, как ей надо себя вести. Ничего не говорите, Хейзл. Абсолютно ни слова. Не подсказывайте ему даже, который теперь час. Ничего не признавайте, ничего не отрицайте, просто не произносите ни слова, за исключением уведомления, что не скажете ничего, пока не получите возможности посоветоваться со своим адвокатом наедине. А теперь, — заключил он, поворачиваясь с легким поклоном к Фрэнку Селлерсу, — я удаляюсь, ибо вы, кажется, недовольны моим присутствием.
  — Черта с два, — гаркнул Селлерс. — Чересчур уж ты шустрый, приятель. Спешишь выкатиться отсюда, добраться до телефона и отдать кому-то какие-то указания. Посидишь здесь как миленький.
  — У вас есть ордер на задержание? — полюбопытствовал Эшби.
  Селлерс рванулся, оттолкнул его в сторону, кинулся к двери и задвинул щеколду.
  — У меня есть кое-что получше, — сообщил он.
  — Это нарушение моих законных прав, — предупредил Эшби.
  — Я вас скоро выпущу, — посулил Селлерс. — А в данный момент задерживаю как главного свидетеля.
  — Главного свидетеля чего?
  — Того факта, что Хейзл Даунер завизжала, когда я пытался получить ответ от Дональда Лэма.
  — Она завизжала не из-за этого, — возразил Эшби. — К вашему сведению, Стэндли Даунер — ее муж. Всякая женщина имеет право взвизгнуть, впервые услышав, что ее муж погиб насильственной смертью, а она стала вдовой.
  — Ну еще бы — муж! — хмыкнул Селлерс. — Чтоб вы знали, эта крошка — Хейзл Клюн — присвоила себе фамилию Даунер после того, как связалась со Стэндли. И вдобавок, чтобы вы знали, Хейзл Клюн, или Хейзл Даунер, как она себя величает, влипла по уши в дело по ограблению бронированного автомобиля. Завела шашни с мошенником по имени Герберт Баксли. И опечалилась, когда Стэндли смылся с пятьюдесятью кусками из этого самого броневика. По-моему, она их считала общим достоянием.
  Хейзл Даунер быстро набрала в грудь воздуху и опять попыталась заговорить.
  — Помалкивайте, — приказал Мэдисон Эшби. — Вы скажете кому-либо слово только после того, как я с вами переговорю, а я пальцем не пошевельну по вашему делу, если вы его осложните до невозможности.
  — По какому такому делу? — с ухмылкой уточнил Селлерс.
  — По делу против вас, так как вы заперли ее в квартире, предъявили ложное обвинение в убийстве, нанесли личное оскорбление, применили насилие и так далее. Не знаю, чего вы еще наворотите.
  Селлерс задумчиво поглядел на него и признался:
  — Знаете, вы начинаете мне не нравиться.
  — Как пожелаете, сколько угодно, — разрешил Эшби. — Я защищаю свою клиентку.
  Сержант обратился ко мне:
  — Каким образом, черт побери, твой чемодан попал к Стэндли Даунеру?
  Эшби, перехватив мой взгляд, качнул головой.
  — Откуда мне знать? — спросил я.
  Селлерс минуту жевал сигару, потом сунул пистолет в кобуру, пошел к телефону, набрал номер и попросил:
  — Дайте мне поговорить с Бертой Кул. — Минутку обождал и продолжил: — Привет, Берта! Фрэнк Селлерс… Ваш партнер предал вас и предал меня.
  Я слышал, как в аппарате хрипит голос Берты.
  — Вы бы лучше сюда приехали, — предложил Селлерс. — Я хочу побеседовать с вами.
  Из телефона вырвался вопль Берты, и можно было расслышать вопрос:
  — Куда это?
  Селлерс продиктовал адрес.
  — А теперь слушайте, — продолжал он, — ваш парнишечка, Дональд, без конца забегает вперед. Не знаю, сколько вреда он уже натворил. Ездил в Сан-Франциско. Я не думаю, будто он там убил одного типа, но полиция в Сан-Франциско думает. Больше того, он там прихватил кое-какую добычу. За это я кого хочешь разделаю. Так что лучше бы вы сюда приехали.
  Сержант положил трубку, сел и задумчиво уставился на меня, словно пытался прочесть мои мысли.
  Я бесстрастно смотрел на него.
  — Не забавно ли, — принялся философствовать Селлерс, — если тот тип, Стэндли Даунер, умыкнул с собой пятьдесят кусков из бронированного автомобиля? Не смешно ли до колик, если он где-нибудь упаковал их в чемодан, оставил своей здешней красотке очаровательную квартирку в утешение и слинял в Сан-Франциско?
  В комнате царило молчание.
  — И не потеха ли, — не унимался сержант, — если ты оказался по-настоящему сообразительным, обнаружил, что происходит, и решил отхватить себе кусок пирога? Ты вполне мог обменяться чемоданами с этим типом. Ты ведь у нас больно шустрый.
  Хейзл перевела в мою сторону вытаращенные от изумления глаза.
  — Весь вопрос теперь в том, — подытожил Селлерс, — каким образом, черт побери, у того типа, Стэндли, мог очутиться твой чемодан, если ты не забрал его чемодана и не припрятал там, где он в настоящий момент находится?
  А сейчас я тебе кое-что растолкую, малыш. Ты отправился в Сан-Франциско. Возвратился на самолете, и вот эта крошка явилась в аэропорт в самый раз, чтоб тебя встретить. Ты ее проинструктировал поглядывать по сторонам из автомобиля насчет хвоста.
  — И доказательства у вас имеются? — спросил я.
  Селлерс перекатил сигару из одного угла рта в другой, потом дотянулся до нее левой рукой, вытащил и рассмеялся хриплым, едким смешком.
  — Эх вы, дилетанты чертовы. Никак не поспеваете в ногу со временем.
  Сержант подошел к окну, глянул вниз, подозвал меня жестом и предложил:
  — Посмотри.
  Я посмотрел туда, куда он тыкал пальцем.
  На крыше припаркованного на стоянке автомобиля красовался яркий оранжевый крест.
  — Слышал когда-нибудь про вертолеты? — спросил Селлерс. — Мы держали малютку под наблюдением. Я могу описать тебе каждый сделанный ею шаг. Мы следили за ней с воздуха, а когда нам хотелось взглянуть поближе, спускались на вертолете пониже. Почти постоянно могли видеть ее в бинокль и получать всю необходимую информацию.
  Когда она вчера направилась в город, вертолет шел за ней всю дорогу. А она все виляла зигзагами из стороны в сторону, чтоб избавиться от хвоста. А потом мотанула в аэропорт и села в самолет до Сан-Франциско. А уж там пошла звонить Ивлин Эллис.
  Отчитав Ивлин, вышла, покружила какое-то время по вестибюлю, явно выжидая, не появится ли Стэндли. Проторчала там два часа. Клерку не приглянулось, что она шатается в вестибюле. Чуял, что у нее нож припасен для кого-то в кармане. В конце концов она подошла к конторке и попробовала получить номер на ночь. Клерк ответил, мол, все забито. Она еще послонялась, после чего клерк объявил, будто женщинам без сопровождающих запрещено находиться в вестибюле после десяти вечера.
  Тут полиция Сан-Франциско нас подвела. Они дали ей улизнуть.
  В следующий раз мы перехватили ее, когда она рано утром прилетела на самолете в Лос-Анджелес. Засекли автомобиль в аэропорту. Она проделала массу смехотворных маневров, удостоверилась, что ее не преследуют, и махнула к себе на квартиру. Пробыла там почти до прибытия твоего самолета, а потом двинула в аэропорт встречать тебя.
  А теперь, мисс Клюн, или миссис Даунер, или как вы там себя именуете, я не хочу забегать вперед. Просто сообщаю вам, что Стэндли Даунер был убит в Сан-Франциско, и спрашиваю, где вы провели ночь.
  — Если б я думала… — заговорила Хейзл и тут же резко умолкла. — Никаких комментариев, — объявила она. — Я не скажу ничего, пока не получу возможность посоветоваться со своим адвокатом наедине.
  — Что ж, замечательная позиция для невинной женщины, — похвалил Селлерс. — Вам желательно, чтобы мы думали, будто вы не имеете ничего общего ни с какими убийствами и в то же время не собираетесь даже уведомить нас, где провели ночь, не посоветовавшись предварительно с адвокатом. Это будет неплохо смотреться в газетах, не так ли?
  — Занимайтесь своим делом, — порекомендовал Эшби, — а мы займемся своим. Мы не отстаиваем никаких дел на страницах газет. Мы их отстаиваем в суде.
  Селлерс молниеносно крутанулся ко мне, хотел было что-то сказать, потом ему в голову взбрела другая идея, он пошел к телефону, набрал номер и прижал трубку так близко к губам, что мы не сумели расслышать ни слова. Он говорил тихо, и до нас доносилось одно бормотание, ничего больше.
  Напоследок сержант произнес:
  — Ладно, жду. Ищите.
  Он ждал, держа трубку возле уха, пальцами правой руки барабанил по столику, где стоял телефон, в хмурой задумчивости провожая минуту за минутой.
  Тишина в комнате была такой плотной, хоть ножом режь.
  Телефон неожиданно стал издавать тихий скрежет. Селлерс, слушая, притиснул трубку еще крепче к уху и начал жевать сигару.
  Через какое-то время вытащил ее изо рта, буркнул:
  — Ладно, — и положил трубку.
  На его физиономии расплылось хитрое удовлетворенное выражение.
  Протекли еще две-три минуты.
  Сержант снова пошел к телефону, еще раз поговорил тихим голосом и попросил:
  — Ладно, перезвоните.
  Бросил трубку, посидел пару минут в кресле, пока не зазвонил телефон, после чего ответил:
  — Алло… нет, она подойти не может. Но я передам. Назовите свое имя и…
  По его кислой мине было совершенно ясно, что разговор на другом конце линии оборвали.
  Селлерс издал недовольное восклицание и с грохотом швырнул трубку на рычажки.
  Пробежали четыре минуты. Опять затрещал телефон. Селлерс схватил трубку:
  — Алло!
  На сей раз звонили сержанту. С хорошими новостями. На лице его медленно расплылась улыбка.
  — Ладно, ладно, что выяснили? — переспрашивал он. — Что-что?
  Опустил трубку и задумчиво посмотрел на меня.
  Неожиданно дверь начала содрогаться. Кто-то снаружи схватился за ручку, крутил ее, толкал дверь, затем заколотил в створку.
  — Кто там? — окликнул Селлерс.
  Из-за двери послышался голос Берты Кул:
  — Впустите меня.
  Сержант ухмыльнулся, отодвинул засов, распахнул дверь.
  — Заходите, Берта, — пригласил он. — Это Хейзл Даунер, о которой я вам рассказывал. Я говорил вам, что не желаю, чтобы вы шныряли вокруг нее. Ваш партнер впутал вас в неприятности, однако все к лучшему.
  — Что он сделал? — спросила Берта.
  — Во-первых, — начал Селлерс, — ваш милый крошка партнер замешан в убийстве.
  — Кого убили? — поинтересовалась Берта.
  — Мужчину, который прикидывался мужем Хейзл, — растолковал Селлерс. — Хейзл стала с ним жить без церковного благословения, но получила все прочие блага, включая чертовски хорошее содержание. Потом связалась с бездельником по имени Герберт Баксли. Герберт Баксли — артист выдающийся. Возможно, они составляли одну из пронырливых маленьких тройственных шаек, какие встречаются среди мафии и где все налажено ко всеобщему удовольствию — двое мужчин и женщина. С другой стороны, дела, может быть, проворачивали Баксли с Даунером.
  В данный момент я догадываюсь, что Стэндли Даунер получил свою половину награбленного в бронемашине — пятьдесят тысяч. Все стало несколько осложняться. Герберт Баксли, слегка забеспокоившись, вошел в телефонную будку и набрал номер. Мы думали, он звонил Хейзл, но выходит, что мог позвонить и Стэндли.
  Мы получили горяченькую наводку, будто бы на вершине другого треугольника восседает умненькая малютка по имени Ивлин Эллис. Я сейчас послал людей это проверить. Когда получу отчет, возможно, смогу догадаться, где Дональд перехватил чемодан Стэндли Даунера.
  — Чемодан? — повторила Берта.
  — Вот именно, — подтвердил Селлерс. — Ваш маленький башковитый партнер умудрился каким-то манером обменять свой чемодан на чемодан Стэндли Даунера.
  Берта оглянулась на меня, пронзив жестким сверкающим взглядом. Лицо ее было не столь цветущим, как обычно, но ничего особенного не выражало, только взгляд казался твердым.
  — Что там с этими чемоданами, Дональд? — спросила она.
  — Дональд вчера заезжал к себе на квартиру, Берта, — опять вылез Селлерс. — Торопился как черт. Побросал в чемодан вещи, набил его доверху и уволок с собой. Мужчина, отвечающий описанию Дональда, купил вчера вечером билет на «Жаворонок» и сдал чемодан в багаж. Теперь можете сосчитать, сколько будет дважды два.
  — Вы обвиняете его в убийстве? — спросила Берта.
  — Почему бы и нет? — отвечал Селлерс. — У Стэндли Даунера были определенные обязательства по отношению к пятидесяти тысячам, полученным за ограбление броневика. Он отбыл в Сан-Франциско. Собирался уплатить кое-какие из неотложных долгов, после чего прихватить Ивлин Эллис и загулять в свое удовольствие. Зарегистрировался в отеле «Калтония». Обосновался в апартаментах. Ивлин присутствовала в том же отеле под именем Беверли Кеттл. Даунеру пришлось снимать апартаменты, так как он ожидал посетителей. У него, безусловно, имелось некое дело, которое требовало личного общения, иначе он просто спросил бы комнату. А так даже послал телеграмму, прося забронировать апартаменты.
  Попав туда, Стэндли Даунер обнаружил, что забрал не тот чемодан. Людям, которые ждали уплаты долгов, объяснения показались довольно забавными. Они опустошили чемодан, вспороли обивку, изодрали одежду в клочки… а посреди всего этого лежал Стэндли Даунер с аккуратненькой тонкой ранкой в спине от кухонного ножа… и никаких следов оружия. Убийца унес его с собой. Так что Дональд, — продолжал Селлерс, — выходит весьма умненьким маленьким мальчиком. Он не собирался попадать в руки полиции, имея при себе какие-нибудь деньги. Однако проверка почтовых авиакомпаний показала, что Дональд приобрел в Сан-Франциско кое-что из фотографических принадлежностей. По требованию Дональда посылку отправили экспресс-почтой на самолете с инструкциями об особенно осторожном обращении. Ну, мы звякнули в Сан-Франциско, связались с фотомагазином, который отправил посылку, и что вы думаете? Парень, соответствующий описанию Дональда, наведывался туда утром, купил тридцатипятимиллиметровую фотокамеру, вручил свою карточку и велел, чтобы аппарат упаковали и переслали авиапочтой в течение часа после покупки, специально предупредив об особенно осторожном обращении.
  Теперь вам понятно, что мы собираемся предпринять, Берта? Мы поедем прямо к вам в офис, обождем, пока придет посылка, и…
  — Посылка пришла прямо перед моим уходом, — объявила Берта. — Я удивилась, что это за чертовщина, начала было вскрывать, тут вы позвонили, я все бросила и помчалась сюда.
  — Где она сейчас? — заорал Селлерс.
  — Ее упаковывают и отсылают обратно, — сообщила Берта. — Никто не будет закупать фотоаппараты на средства партнеров, пока я руковожу конторой.
  Селлерс быстро что-то прикинул в уме, повернулся к другой паре и проговорил:
  — Ладно, разыгрывайте из себя умников, если желаете. Вам все равно веры нет. Не желаете говорить, помалкивайте. Я уже обыскивал квартиру Хейзл Даунер и намереваюсь обыскать снова. И на сей раз по-настоящему обыскать.
  Как только появится подкрепление, Дональд, мы с Бертой планируем совершить небольшую прогулку. А Хейзл задерживаем в ожидании дальнейшего развития событий.
  — Ничего подобного, — заявил Эшби. — Я должен иметь письменное предписание.
  — Не суйте нос, тогда вызволите ее вдвое быстрее без всякого предписания, — посоветовал Селлерс. — Стэндли Даунера укокошили только сегодня утром. Через пару часов я сумею сказать, захотят в Сан-Франциско ее арестовывать или нет.
  — А мы куда направляемся? — спросила Берта у Селлерса.
  — К вам в офис, — ответил тот.
  — И что там?
  — Там заглянем в посылочку Дональда с фотокамерой.
  Берта повернулась ко мне.
  — На кой черт тебе понадобилась фотокамера, Дональд?
  — Чтобы фотографировать, — объяснил я.
  Селлерс фыркнул.
  — Пойдемте со мной, Берта, я вам покажу, зачем она ему понадобилась.
  В дверь постучали.
  Селлерс открыл. На пороге стояли двое мужчин.
  Сержант ухмыльнулся и разъяснил:
  — Это Эшби. Ее адвокат. Это Хейзл Клюн, или Хейзл Даунер. Раздобудьте для нее ордер на обыск и разберите тут все на кусочки, после чего отправляйтесь к ней на квартиру и там разберите все на кусочки — я хочу сказать, по-настоящему на кусочки. Пошли, Дональд. Мы вместе с тобой и с Бертой едем к вам в офис.
  Глава 5
  Фрэнк Селлерс тормознул полицейский автомобиль перед зданием офиса, припарковался в неположенном месте и обратился ко мне:
  — Фотоаппаратура… А, умник? А ведь ты проявил потрясающую сообразительность, правда?
  Берта вывалилась из машины, глядя прямо перед собой, выпятив челюсть, сверкая глазами, не произнося ни единого слова.
  Мы поднялись в лифте.
  Берта промаршировала в офис и спросила дежурную в приемной:
  — У вас упакованная посылка для обратной отправки в Сан-Франциско?
  Та кивнула.
  — Распакуйте ее, — приказала Берта.
  Доррис Фишер знала Берту достаточно хорошо, чтобы не спорить. Она выдвинула ящик стола, вытащила ножницы и разрезала упаковку посылки, адресованной фотостудии «Приятная неожиданность» в Сан-Франциско. Затем девушка сдернула упаковку с посылочного ящика. Селлерс перевел взгляд на содержимое, уложенное в мягкой стружке, выудил тридцатипятимиллиметровую камеру, хмуро ее обследовал и спросил:
  — Что это?
  — В нашем деле приходится фотографировать, — пояснил я. — Аппарат уценили, вот я и купил.
  Берта безмолвно метнула в меня гневный взгляд.
  Селлерс выглядел озадаченным, потом начал ощупывать пальцами внутренность ящика. Губы его вдруг скривились в ухмылке.
  — Так-так-так, — протянул он и вытащил из посылочного ящика коробку с фотобумагой пять на семь. — Думаешь, будто ты очень умный?
  Сержант перевернул коробку, полез в карман, выудил перочинный нож.
  — Послушайте, — заговорил я, — это фотобумага. Открывать пачку можно лишь в абсолютно темной комнате, где нет ни искры света. Иначе вы ее погубите. Если желаете, я зайду в чулан, в полную темноту, распечатаю и…
  — До чего мило с твоей стороны, — растрогался Селлерс. — Мы вскроем ее прямо тут, при полном дневном свете. И ежели там обнаружится нечто не желающее выходить на белый свет, малыш, разрешим тебе дать объяснения.
  Селлерс принялся было вскрывать опечатку, потом остановился, задумчиво посмотрел на коробку, ухмыльнулся и убрал нож.
  — Разумеется, Дональд, — изрек он, — ты никак не мог вытащить бумагу, и засунуть в пачку пятьдесят тысяч, не повредив опечатку. Ты проделал все очень умненько и таким острым ножичком, что почти ничего не заметно. А теперь, Берта, я собираюсь вам кое-что показать, разоблачив вашего двуличного партнера.
  Он снял крышку с коробки, обнажив пачку, завернутую в черную бумагу.
  — Не разворачивайте черную бумагу, сержант, — предупредил я. — Там фотобумага, и на свету пропадет каждый листик.
  Селлерс сорвал черную обертку, швырнул в мусорную корзину, сдернул еще один слой и замер, уставившись вытаращенными глазами на листы фотобумаги.
  Я старался, чтобы лицо мое ничего не выражало. На Фрэнка Селлерса с Бертой, таращившихся на бумагу, любо-дорого было смотреть.
  — Ну? — взвизгнула Берта. — И что тут такого чертовски смешного?
  Селлерс выдернул листок бумаги, посмотрел на него, исследовал блестевшую глянцем сторону, перевернул на другую. Вытащил еще три-четыре листка и изучил каждый в отдельности.
  — Будь я проклят, — пробормотал он.
  Я отошел в сторону и уселся.
  Сержант минуту поколебался, после чего ринулся к посылочному ящику, вывалил всю стружку на пол, перевернул ящик вверх дном, застучал по бокам, словно искал двойное дно или еще что-нибудь.
  Потом поднял глаза на Берту.
  — Ладно, — сдался он. — Мне следовало бы догадаться, что этот мерзавчик проделает нечто подобное.
  — Что именно?
  — Это все для отвода глаз, Берта, — разъяснил Селлерс. — Разве не видите? Кукла.
  — Что вы желаете этим сказать?
  — Он чересчур умный, чтобы таскать при себе пятьдесят тысяч, Берта, поэтому и прикинул, вдруг у нас хватит мозгов его обыскать. Намеревался переправить сюда пятьдесят кусков вместе с какой-нибудь совершенно легальной покупкой, которую там совершил. Он намного умнее, чем вы думаете. Сообразил, что я в состоянии звякнуть в офис и спросить у вас, не пришла ли из Сан-Франциско какая-нибудь посылка. Вы сообщили бы, что ее сей момент доставили, я бы вас попросил принести ее в управление или сам бы сюда пришел, чтобы вскрыть.
  Вполне в стиле этого мозговитого маленького негодяя припасти нечто вроде светочувствительной бумаги, которая погибнет при вскрытии, чтобы он получил шанс надо мной посмеяться. А потом, рассудил он, мне придется из собственного кармана выплачивать стоимость новой пачки бумаги. А потом через пару дней из Сан-Франциско придет другой, безобидный с виду пакет. К тому времени все уляжется, поостынет, он просто-напросто распакует посылку, вытащит пятьдесят тысяч и утрет всем нос.
  — Вы хотите сказать, он украл пятьдесят тысяч? — спросила Берта.
  — Не украл, — уточнил Селлерс, — а пытается раздобыть их и заключить сделку со страховой компанией.
  — Не будь вы таким дьявольски самоуверенным, — заметил я, — не совали б мне палки в колеса всякий раз, когда я принимаюсь за дело.
  Селлерс принялся жевать раскисшую сигару.
  — Хорошо, — заключила Берта. — Чего вам еще нужно?
  — Я намерен забрать с собой Дональда, — объявил сержант.
  Берта отрицательно помотала головой:
  — Нет, Фрэнк, вы не можете так поступить.
  — Почему это не могу?
  — У вас нет ордера и…
  — Проклятье! — взорвался Селлерс. — Ни в каком ордере я не нуждаюсь. Заберу его по подозрению в убийстве и еще в полудюжине всяких прочих вещей.
  — Подумайте, Фрэнк, да как следует, — тихо проговорила Берта.
  — Чего мне думать?
  — В тот же миг, как вы приведете его в управление, — предрекла Берта, — вам на хвост сядут репортеры. В газетах появится подробнейшая история о том, как вы арестовали Дональда и…
  — Не арестовал, — поправил Селлерс, — а привел в управление для дознания.
  — Он не пошел бы, если бы вы не арестовали его, — твердила Берта. — Он, черт его побери, чересчур сообразителен для этого. И вынудит вас выставиться на публичное обозрение в тот момент, когда вы фактически еще не имеете исчерпывающих доказательств. В результате вы станете козлом отпущения, а он упорхнет, благоухая, как роза.
  Селлерс несколько секунд жевал сигару, сердито зыркая на меня, бросил взгляд на Берту, хотел было что-то сказать, передумал, потянул еще несколько секунд, в конце концов медленно кивнул и вымолвил:
  — Спасибо, Берта.
  — Не за что, — прокомментировала Берта.
  Тогда сержант обратился ко мне:
  — Теперь слушай, умник. Сделай только один шаг, один-единственный, и я задам тебе жару. Швырну в тебя книжку и прихлопну насмерть.
  Повернулся на каблуках и вышел из офиса.
  — Дональд, — сказала Берта, — я хочу с тобой поговорить.
  — Секундочку, — попросил я и направился к Элси Бранд, которая стояла в дверях моей приемной, наблюдая оттуда за происходящим.
  Я тихо шепнул ей:
  — Соедини меня с фотомагазином «Приятная неожиданность». Мне нужен менеджер. Когда соединят, я, может быть, буду в кабинете у Берты. Позвони мне туда, но тот тип пускай не кладет трубку, чтобы я мог вернуться и поговорить из своего кабинета.
  — Вы знаете его имя? — спросила она.
  Я покачал головой.
  — Он японец. Просто спроси менеджера. Мне надо побеседовать с ним по телефону. Возможно, они уже закроются к тому времени. Если так, постарайся раздобыть телефон, по которому можно связаться вечером.
  Элси посмотрела на меня:
  — Дональд, у вас неприятности… настоящие?
  — Почему ты так думаешь? — спросил я.
  — Когда сержант Селлерс вскрывал пачку с бумагой, — пояснила она, — все смотрели на ящик с фотокамерой, а я наблюдала за вашим лицом. Мне в какой-то момент показалось, будто вы собираетесь упасть в обморок.
  — Никогда ни о чем не суди по моему лицу, Элси, — посоветовал я. — Я увяз довольно-таки глубоко и тебя могу утащить за собой.
  — Мне придется свидетельствовать против вас? — спросила она.
  — Придется, если они поставят тебя перед Большим жюри. Разве что мы с тобой…
  Я умолк, а она уставилась на меня.
  — Разве что мы с вами поженимся?
  — Я этого не говорил, — заметил я.
  — Это я говорю, — сказала она. — Дональд, если вам нужно жениться на мне, чтобы я не могла свидетельствовать, а потом уехать в Неваду и получить развод, я не против. Я все сделаю… все.
  — Спасибо, — поблагодарил я. — Я…
  — Черт возьми! — завопила из офиса Берта. — Ты весь день собираешься там стоять и трепаться или все же вернешься сюда?
  — Иду! — крикнул я и пошел в кабинет Берты. Она захлопнула дверь, заперла ее и швырнула ключ в ящик своего стола.
  — Зачем это? — полюбопытствовал я.
  — Ты останешься здесь, — заявила она, — пока полностью не отмоешься. Не знаю, что ты там нашептывал Элси, но если велел ей позвонить в Сан-Франциско и соединить тебя с менеджером того чертова фотомагазина, Берта намерена сидеть здесь и слышать каждое сказанное тобой слово.
  — Почему вам пришло в голову, будто я собираюсь звонить кому-нибудь в Сан-Франциско? — спросил я.
  — Не валяй дурака, — отрезала Берта. — Всякий раз, когда ты отправляешься в магазин и приобретаешь пачку фотобумаги в коробке со вскрытой опечаткой, я хочу быть в курсе этого. Ты купил ту треклятую фотокамеру для того только, чтобы сунуть в посылку коробку с фотобумагой, не возбудив ни у кого подозрений. Ну и что же стряслось? Продавец подменил содержимое?
  Я подошел к окну, встал спиной к Берте и посмотрел вниз на улицу. Чувствовал я себя просто адски.
  — Отвечай! — заорала Берта. — Не торчи там и не пытайся переупрямить меня! Господи, неужели тебе не понятно, что я вляпалась в неприятности? Мне ни разу в жизни не доводилось видеть Фрэнка Селлерса в таком состоянии, и тебе тоже. Ты…
  Зазвонил телефон.
  Берта схватила трубку и провозгласила:
  — Он поговорит отсюда.
  Из трубки послышалось приглушенное бормотанье, и Берта взвизгнула:
  — Черт побери, Элси, я сказала, отсюда поговорит. Давай переключай сюда этого типа.
  Я повернулся и сказал:
  — Я не могу говорить с ним отсюда, Берта.
  — Черта с два ты не можешь! — гаркнула Берта. — Поговоришь с ним отсюда или же ниоткуда не поговоришь. Либо бери трубку и разговаривай, либо я прикажу Элси отменить разговор.
  Я оглянулся, увидел гневно сверкающие глаза Берты, подошел к телефону и взял трубку:
  — Это менеджер фотокомпании «Приятная неожиданность»?
  С другого конца донеслась быстрая, дробная, нервная и отрывистая речь с японским акцентом:
  — Это менеджер, мистер Кисарацу.
  — С вами говорит Дональд Лэм, — представился я, — из Лос-Анджелеса. Это вы продали мне фотокамеру и бумагу?
  — Правильно, правильно, — возбужденно бубнил он в телефон. — Такахаси Кисарацу, менеджер фотокомпании «Приятная неожиданность», к вашим услугам, очень рад. Чем могу помочь, мистер Лэм?
  — Вы помните, что я приобрел камеру и коробку фотобумаги?
  — О, разумеетс-с-ся, — просвистел он. — Все уже доставлено в аэропорт. Доставлено в аэропорт специальным курьером для срочной пересылки экспресс-почтой.
  — Посылка пришла, — сообщил я, — только я не получил купленного.
  — Посылка у вас?
  — Так точно.
  — А покупки нет?
  — Совершенно верно.
  — Извините, пожалуйста. Я не понимаю.
  — Я специально купил конкретную коробку с бумагой, — растолковывал я. — Сюда же пришла не та коробка, которую я выбрал. На этой коробке повреждена опечатка. Ее открывали.
  — Открывали?
  — Открывали.
  — Ох, простите. Мне очень жаль. У меня здесь в квитанции все записано. Мы немедленно высылаем вам новую коробку бумаги. Извините, пожалуйста.
  — Мне не требуется новой коробки бумаги, — настаивал я. — Мне нужна та, которую я купил.
  — Простите, не понял…
  — А по-моему, превосходно поняли, черт побери, — заявил я. — Так вот, я хочу получить ту коробку бумаги, которую приобрел. Именно ту, ясно?
  — Буду счастлив незамедлительно переслать новую пачку, очень быстро, специальной доставкой. Виноват, извините, пожалуйста. Досадное недоразумение. Может, кто-то открыл коробку с бумагой после того, как вы совершили покупку?
  — Почему вы так думаете?
  — Потому что нашел на полу за прилавком несколько листов фотобумаги пять на семь. Прошу прощения. Извините, пожалуйста. Мы все исправим.
  — А теперь слушайте, — приказал я, — исправьте, и немедленно. Я хочу получить эту пачку бумаги, и поскорее. Если же не получу, вас ждут неприятности. Крупные неприятности. Вы меня поняли?
  — Понял, понял, все это уже весьма неприятно. Извините, пожалуйста, за бумагу. Немедленно высылаю пачку. До свидания.
  Он повесил на своем конце трубку. Я опустил свою на рычажки и встретился взглядом с Бертой.
  — Сукин сын, — процедила сквозь зубы Берта.
  — Я? — уточнил я.
  — Он, — пояснила она. А попозже добавила: — И ты тоже. — После чего продолжала: — Черт возьми, Дональд, тебе следовало бы знать, что не стоит даже пытаться перехитрить восточного человека. Они умеют читать твои мысли с такой же легкостью, как я читаю в газете биржевые сводки.
  — Превосходнейшее приобретение эта фотокамера, — заметил я. — По-моему, он получает их контрабандой.
  Берта заморгала глазами.
  — Ну еще бы не превосходнейшее, — буркнула она. — Ты купил фотокамеру не для того, чтобы фотографировать. Так зачем ты купил ее, черт побери?
  — Может быть, — рассудил я, — будет лучше, если я вам не скажу. Может быть, я попал в переплет.
  — В таком случае оба мы в переплете, — заметила Берта. — Так какие вещественные доказательства ты пытался тайком от всех переправить самому себе?
  — Никакие не доказательства, — объявил я. — Фрэнк Селлерс прав. Это были пятьдесят тысяч.
  У Берты отвисла челюсть, а глаза полезли на лоб.
  — Пятьдесят… тысяч!..
  — Пятьдесят тысяч, — подтвердил я.
  — Дональд, этого быть не может! Как ты их отыскал, черт подери!
  — Селлерс опять прав, — признал я. — Тот тип переправлял чемодан. Я произвел подмену, забрал его чемодан, а он прихватил мой. У него в чемодане оказались пятьдесят тысяч. Я прикинул, не меня ли они дожидаются, так что приобрел фотокамеру и бумагу. В коробке лежали две пачки фотобумаги. Я осторожненько вскрыл под прилавком коробку, пока менеджер по моей просьбе подбирал кое-какие аксессуары к камере, вытащил несколько листков и сунул пятьдесят тысяч в пачку. Велел немедленно отослать сюда в офис. Потребовал доставить посылку в экспресс-авиапочту со специальным курьером, чтобы она была тут к моему возвращению.
  — Боже мой, — охнула Берта, — этого вполне достаточно, чтобы сразу вселить в продавца подозрения.
  — Ничего подобного, — возразил я. — Я нарочно подольше возился с камерой, проверял и перепроверял. На бумагу же не обращал никакого внимания, коробка шла просто так, сбоку припека. Интерес проявлял исключительно к камере. А когда уходил, он велел одному из своих клерков срочно доставить ее в аэропорт.
  Берта затрясла головой:
  — Башковитый ты негодяй, Дональд, и от большого ума суешь порой голову в петлю. Какого дьявола ты не зашел в магазин к американцу? Тебе этих типов с Востока не одурачить. Они без конца кланяются, расшаркиваются, хихикают и все время поводят по сторонам раскосыми глазками, как змея жалом, подмечая такое, что на наш взгляд не имеет значения, а для них просто-напросто открытая книга.
  — Вы провинциалка, Берта, — констатировал я. — У каждой нации свои особые манеры поведения. Возможно, на взгляд японцев, мы держимся на людях чистосердечно, пожимаем друг другу руки, похлопываем по спине, демонстрируя от всей души искренность, и постоянно врем, словно черти. Описанные вами восточные обычаи всего-навсего церемониал. Вы опасаетесь уроженцев Востока, потому что они могут оказаться умнее вас.
  Берта рассерженно глянула на меня:
  — Поди к черту. Они перехитрили не меня, а тебя.
  — Ладно, — сказал я, — что толку спорить. Вы осматривали посылку в момент доставки. Упаковка была повреждена?
  — Нет, черт возьми, — заявила Берта. — Посылка была аккуратнейшим образом опечатана и упакована, и на ней красовался ярлык фотомагазина, и она была адресована на нашу фирму на твое имя. Так что я ее приняла и открыла взглянуть, что за штука. И ничего не увидела. Только вскрыла обшивку, зазвонил телефон, это оказался Фрэнк Селлерс, и я сразу помчалась туда.
  — Что ж, — заключил я, — теперь мы действительно сели в лужу.
  — В какую лужу! — взвыла Берта. — Мы выбрались из огня и попали прямо в полымя! Должно быть, за тобой кто-то следил, Дональд. Если только не чертов японец, кто-то наверняка за тобой следил и, когда ты зашел в фотомагазин, умудрился где-нибудь схорониться и подглядывать через окошко или еще как-нибудь. Потом, может, каким-то манером подобрался к посылке и…
  Берта заметила выражение моего лица.
  — В чем дело, Дональд?
  — Это женщина, — выдохнул я. — Помню, я только вошел в магазин, явилась хорошенькая малютка и принялась расспрашивать про фотокамеры. Она остановилась у другого прилавка, поближе к двери. А я был в дальнем конце, в отделе, где продаются подержанные аппараты…
  — Как она выглядела? — спросила Берта.
  Я встряхнул головой.
  — Не пудри мне мозги, — рявкнула Берта, неожиданно разозлившись. — Хорошенькая малютка, а ты не способен сказать, как она выглядела?
  — Про эту не способен, — уперся я. — Я целиком и полностью сосредоточился на укладке пятидесяти тысяч вместо бумаги, пока японец отбирал камеры, чтобы мне показать. Я попросил фотокамеру и футляр.
  — Хорошо, — подытожила через какое-то время Берта. — Мы влипли. Ну, ты подменил чемоданы. Что произошло с чемоданом Даунера после того, как ты выудил из него пятьдесят тысяч?
  — Я оплатил номер, снятый на вымышленное имя Джорджа Биггса Гридли в отеле «Золотые Ворота», — начал я. — В своем чемодане оставил наживку, чтобы Даунер обнаружил ее, когда откроет. Она подсказывала, что чемодан принадлежит Гридли, остановившемуся в отеле «Золотые Ворота».
  — Зачем ты это сделал?
  — У меня не было уверенности, что деньги в его чемодане. Подумал, он купится на приманку, решит, будто чемоданы перепутали в железнодорожной компании, и позвонит Гридли в «Золотые Ворота». Приходилось обстряпывать все наспех, так что я мог либо ответить на звонок, либо смыться.
  — А Даунер позвонил?
  — Нет.
  — Почему?
  — Потому что был мертв.
  Берта призадумалась:
  — А почему полиция не клюнула на наживку и не явилась в отель «Золотые Ворота» на поиски Гридли?
  — Потому что наживки там не оказалось.
  — Как это?
  — Ее забрал убийца.
  — Боже милостивый! — вскричала Берта. — Теперь, значит, полиция преследует тебя за убийство, киллер — за пятьдесят тысяч… а какая-то бойкая сообразительная курочка уютно посиживает себе в гнездышке на наших пятидесяти кусках!
  — Похоже на то, — признал я.
  — Зажарьте меня вместо устрицы! — простонала Берта.
  Она посидела немного молча, однако мысль о деньгах оказалась невыносимой.
  — Пятьдесят… тысяч… долларов, — выдавила она. — Господи, Дональд, у тебя в руках были деньги! Мы могли получить вознаграждение в пятнадцать тысяч! За каким чертом ты выпустил их из рук?
  — Не предвидел подобного поворота событий, — покаялся я. — Где-то случился прокол. Стэндли Даунер знал, что Хейзл у нас побывала.
  — Ох уж эта Хейзл Даунер! — посетовала Берта. — Я намерена приступить к ее обработке!
  — Предоставьте ее мне, — посоветовал я. — Она мне доверяет и…
  — Доверяет тебе! — взвизгнула Берта. — Да она обведет тебя вокруг пальца, точно младенца. Похлопает перед тобой ресницами, расплывется в улыбке, закинет ногу на ногу, продемонстрирует нейлоновые чулки, и ты свалишься на ковер и покатишься.
  Будь я проклята, есть у тебя в голове хоть какие-нибудь мозги? Разве ты недостаточно хорошо знаешь женщин и не догадываешься, что мужчина никогда к ним не подступится, покуда они не оценят его с головы до ног, не развяжут ему руки и не начнут понемножку пощипывать, чтобы как следует распалить? Эта крошка отличненько обвела тебя вокруг пальца. Ну а теперь выкладывай остальные плохие новости.
  Я упрямо затряс головой:
  — Я сам это сделаю, Берта.
  — Ты сам сделаешь? — разразилась она. — Посмотри, что ты уже наделал! Навлек неприятности на агентство, вывел Селлерса на тропу войны, тебя собираются обвинить в убийстве, что, насколько я знаю, вполне может увенчаться успехом. А тем временем разрешил увести у себя прямо из рук пятьдесят тысяч! Не скажешь правду — тебе конец, скажешь — Фрэнк Селлерс прихлопнет тебя книжкой… и ты торчишь тут и требуешь, чтобы я предоставила дело тебе… А на хвосте у тебя профессиональные киллеры, жаждущие расквитаться за подмену!
  Я намерена самостоятельно поработать тут с крошкой Хейзл. А ты, черт бы тебя подрал, отправляйся назад в Сан-Франциско и не показывай мне на глаза свою смазливую мордочку, пока не привезешь назад пятьдесят тысяч.
  — Предположим, — молвил я, — что разгадка кроется в Ивлин Эллис. Что тогда?
  — Ты узнаешь малютку, которая вошла за тобой в фотомагазин?
  — Возможно, — ответил я, — но не уверен. Сомневаюсь. Одно знаю — она шустренькая, молоденькая и хорошо одета.
  — Слушай-ка, — не отступала Берта, — она ведь там околачивалась все время, пока ты был в магазине, правда?
  — Да, но постоянно держалась ко мне спиной.
  — Она оставалась там, когда ты выходил?
  — Да.
  — Ты должен был мимо нее пройти по дороге к дверям?
  — Да.
  — Не можешь припомнить, чем от нее пахло? — допытывалась Берта. — От таких женщин должно исходить легкое благоухание и…
  Я отрицательно покачал головой:
  — Не припомню.
  — Ладно. Одну вещь я тебе посоветую, — расщедрилась Берта. — Придумай какой-нибудь способ раздобыть фотографию Ивлин Эллис.
  — У меня есть ее фотографии, — сообщил я. — В купальнике, в бальном платье, почти в голом виде и…
  — Господи всемогущий! — захлебнулась Берта. — Я когда-нибудь рассказывала тебе, как работают детективы? Хватай эти чертовы фотографии и двигай в Сан-Франциско. Беги в японскую фотолавку. Найди человека, который обслуживал ту малютку, предъяви снимки и поинтересуйся, не эта ли женщина рассматривала фотокамеры. Если та самая, телеграфируй мне, я приеду и обработаю ее наилучшим манером. При виде хорошеньких ножек ты превратишься в котенка. Пускай попробуют показать свои ножки мне, и я переброшу их через собственную коленку и закачу добрую порку. А теперь, ради господа бога, действуй, пока сержант Селлерс не образумился и не упек тебя в темную.
  — Берта, — произнес я, — либо я мыслю точно так же, как вы, либо вы мыслите точно так же, как я, но именно это я и собирался сделать.
  — Ну так давай, — загрохотала Берта. — Не стой тут и не сообщай мне, будто мы одинаково мыслим. Боже мой, довел дело до того, что я, того и гляди, потеряю лицензию, и торчишь тут, болтаешь невесть что!
  Я пошел к двери.
  Я не осмелился ей сказать, что именно эта японская фотостудия изготовила фотографии Ивлин Эллис. Я свалял дурака, в точности как утверждала Берта.
  Глава 6
  Реактивный самолет доставил меня в Сан-Франциско в девятнадцать тридцать. За обедом я выпил бесплатно пару бокалов шампанского. Взял такси до отеля «Палас» и велел немножечко поколесить вокруг.
  Если меня и преследовали, то работали так артистично, что я не сумел ничего обнаружить.
  Убедившись, что на хвосте чисто, я вошел в отель «Калтония», незаметно пробрался к номеру 751 и постучал.
  Через минуту я услышал за дверью движение, какое-то осторожное шебуршение, после чего женский голос проговорил:
  — Кто там?
  — Откройте, — сердито ответил я.
  — Кто это? — переспросила женщина, и на сей раз в ее голосе слышалась нотка тревоги.
  — Ох, господи боже мой! — выпалил я. — К этому времени вам уже следовало бы узнавать меня по голосу. Открывайте!
  Послышался звук отодвигаемого засова, и дверь отворилась.
  — Простите, инспектор, — извинилась она. — Я ваш голос сперва не узнала. Я…
  Бросила еще один ошеломленный взгляд и торопливо принялась закрывать дверь.
  Я просунул в дверь ногу, затем плечо и прорвался.
  — Вы… вы кто?
  — Меня зовут Лэм, — представился я. — Я следователь.
  — Ох, силы небесные, — вымолвила она. — Вы — тот самый, чей чемодан…
  — Совершенно верно, — подтвердил я. — И желал бы узнать, каким образом мой чемодан у него оказался.
  На ней была пижама, облегающее творение из шелка веселенькой расцветки. Верх расстегнут до третьей пуговицы, а нижняя часть пижамы была сшита так, чтобы продемонстрировать каждый изгиб тела.
  Красотка недавно плакала.
  Она оглядела меня и сказала:
  — Очень жаль, но пришли вы напрасно. Ваш чемодан забрала полиция. Ничем не могу вам помочь.
  — Где все это случилось? — спросил я.
  — На десятом этаже.
  — Когда?
  — Должно быть, сразу после его приезда. Он приехал поездом, получил забронированные апартаменты и…
  — Апартаменты? — переспросил я.
  — Именно так.
  — Почему апартаменты?
  — Такой заказ он сделал по телефону.
  — Но почему апартаменты? Почему не простой номер?
  — Лучше было б спросить у него, — заметила она. — Только на это теперь мало шансов, не так ли?
  — Безусловно, — подтвердил я.
  — Садитесь, — пригласила она и расположилась сама на диване, глядя на меня снизу вверх большими прозрачными и влажными глазами, которые старались казаться наивными, но каким-то образом сами себе противоречили. В них было выражение грешной невинности.
  — Как я понимаю, — продолжала она, — вы работаете на ту женщину.
  — На какую женщину?
  — На ту женщину — Хейзл Клюн. Она называет себя Хейзл Даунер.
  — Она вам не по вкусу?
  — Она просто… просто тварь.
  — Все мы божьи твари.
  — Золотоискательница!
  — Из чего это следует?
  — Вы сами знаете или, по крайней мере, должны знать. Впилась изо всех сил в Стэндли, потому что жаждала денег.
  — Он давал ей деньги?
  — Разумеется, он давал ей деньги. Поэтому она и отставила своего постоянного дружка и вцепилась в Стэндли. Выдаивала его досуха.
  — И что она делала с теми деньгами? — допытывался я.
  На сей раз глаза ее полыхнули огнем.
  — Вам известно, что она с ними делала, — отрезала Ивлин Эллис. — Тратила все, что могла выманить, на модные шмотки, а потом слямзила еще пятьдесят тысяч, подменив чемоданы. А когда Стэндли, бедняжечка, не сумел расплатиться, они решили, будто он их наколол, и пришили его.
  — Вот теперь, — заявил я, — вы меня начинаете заинтересовывать.
  — Спасибо, — саркастически поблагодарила она. — Мне так редко случается заинтересовывать мужчин, что я в самом деле потрясена до глубины души, услыхав от такого внушительного, дюжего и накачанного, законченного красавца, как вы, подобное признание. — И демонстративно зевнула.
  — У него в чемодане были пятьдесят тысяч? — спросил я.
  — Были.
  — И что стряслось с чемоданом?
  — Хейзл его куда-то спрятала. Изловчилась подставить ваш таким образом, чтобы он прихватил не тот, а потом, когда Стэндли прибыл сюда, открыл и обнаружил, что чемодан чужой… ну, было уже поздно. Он… его… кое-что связывало.
  — Связывало? Что вы хотите сказать?
  — Он был связан с другими людьми, и им не понравилось, как… развивались события.
  — Что вы имеете в виду под развитием событий?
  — Он был должен им деньги.
  — И не отдал?
  — Я же вам говорю. Он не смог заплатить. А они посчитали, будто он им мозги пудрит.
  — А он собирался расплачиваться? — уточнил я.
  — Ну конечно!
  — И у него были пятьдесят тысяч?
  — Как минимум. А возможно, и больше.
  — И откуда взялась такая сумма наличными?
  Она выпятила подбородок, опустила глаза и угрюмо буркнула:
  — Я не знаю.
  — Может быть, тут я могу помочь.
  — А возможно, и нет.
  — Вы хоть что-то из этого рассказали полиции?
  — Нет.
  — Почему нет?
  — Они и без того все узнают, а когда узнают, с той тварью, с Хейзл, наверняка будет покончено. Если б я все рассказала полиции и полиция начала бы копать по моей наводке, вышло бы, будто я подставляю ее из ревности. Она заявила бы, будто вся эта история — вранье ревнивой соперницы, а полиция могла бы купиться на это и дать ей шанс замести следы. А поскольку я ничего не сказала полиции и играю в молчанку, они сами ей сядут на хвост и дойдут до конца, прежде чем она успеет убраться в укромное место. Я ответила на вопросы, которые задавала полиция, вот и все. Самостоятельной инициативы не проявляла.
  — Вы знали, что он приехал сюда на «Жаворонке»? — спросил я.
  — Да.
  — Почему вы его не встречали?
  — Он не захотел.
  — Вы знали, что он привезет с собой чемодан?
  — Я знала, что он привезет с собой крупную сумму наличными, чтобы расплатиться с долгами. Я не знала, что он повезет ее в чемодане.
  — Вы знали, что он собирается остановиться в этом отеле?
  Она посмотрела на меня, легонько пошевелилась в своем облегающем шелке, как будто устраивалась поудобнее, и объявила:
  — Послушайте, мистер Лэм, вам известно, что я не девочка.
  — Вы знали, что он забронировал здесь номер?
  — Естественно.
  — И что это апартаменты?
  — Конечно.
  — Но не пошли встречать его к поезду?
  — Он считал это слишком опасным.
  — Он собирался вам позвонить по приезде?
  — Да.
  — Но так и не позвонил?
  — Нет. Я впервые узнала, что он в самом деле приехал, когда явилась полиция. Горничная обнаружила его тело.
  Она вытащила из пачки салфетку и промокнула глаза.
  — В котором часу это было?
  — Я точно не знаю… между двумя и тремя пополудни.
  — Значит, вы уже несколько часов должны были гадать, куда он подевался.
  — Я знала, что он со мной свяжется сразу, как только вокруг будет чисто, и не хотела, чтоб он возникал раньше.
  — Как я понял, полиция думает, что он был убит около десяти утра.
  — Полиция мне об этом не сообщила, — бросила она.
  — Откуда вы знаете, что у него был мой чемодан?
  — Мне сказали в полиции. Они меня расспрашивали. Хотели выведать все, что мне о вас известно.
  — И что вы им рассказали?
  — Все, что известно.
  — А именно?
  — Ничего.
  — Ивлин, так не пойдет, — предупредил я. — Вы знали о его прибытии с самой первой минуты. Поднялись в апартаменты, чтобы с ним встретиться. Вы были с ним вместе, когда он открыл чемодан и обнаружил, что чемодан чужой и что денег в нем нет.
  Парень был в жуткой горячке, иначе перевозил бы деньги в поясе. Когда у тебя на руках пятьдесят тысяч и ты здорово опасаешься, как бы тебя не застукали с ними, но тем не менее суешь их в чемодан, для этого надо быть в жуткой горячке.
  Дальше, как мне представляется, он, открыв чемодан, велел вам отправляться на вокзал Сазерн Пасифик и заявить, что вышла ошибка. Вы знали, как выглядит чемодан Стэндли, и должны были опознать его, пообещать предъявить квитанцию или что там еще требуется и велеть не отдавать его никому другому. После чего можно было пойти на небольшой подкуп, немножечко пококетничать, может, выпить по маленькой с кем-то из служащих, приложить старания и заполучить чемодан.
  Я догадываюсь, что у вас должно было быть мое описание. В любом случае вы явились туда, убедились как следует, что чемодан исчез, и пустились меня разыскивать.
  Она зевнула.
  — Ну как? — спросил я наконец, прерывая молчание, царившее в комнате.
  — Сейчас мне хотелось бы с вами расстаться, — сказала она.
  — Да неужели? — переспросил я. — А что, если мне сейчас этого не хотелось бы?
  — Я могу позвонить в службу охраны отеля, — предложила она, — или могу позвонить в полицию.
  Зевнула еще раз, прикрывая для маскировки рот наманикюренными пальчиками.
  — Я тоже могу кое-куда позвонить.
  — Прошу вас, Дональд. В любое время. Полиция будет ужасно рада.
  — И что вы теперь собираетесь делать? — спросил я.
  — Лягу в постель… в одиночестве.
  — Я хотел спросить, вы работаете или…
  Она встала, пошла к двери и отворила ее.
  Я уселся в кресло, взял лежавший на столе экземпляр журнала «Век металлоизделий» и погрузился в чтение.
  Ивлин несколько секунд постояла у двери, потом закрыла ее, вернулась и объявила:
  — Ладно, раз по-хорошему не получается, попробуем по-плохому.
  — Бравая девочка! — похвалил я. — Жду звонка в полицию.
  — Обязательно, — пообещала она, — только сперва я еще кое-что сделаю.
  Ивлин вцепилась в ворот пижамы и рванула его. Отскочили пуговицы, на шелке расползлась дыра. Затем занялась нижней частью пижамы.
  — Всегда предпочитаю иметь шанс предъявить вещественные доказательства попытки насилия, — пояснила она. — На судей это производит неотразимое впечатление.
  Я встал, прихватил с собой журнал и направился к выходу.
  — Я так и думала, что вы меня поймете, — заключила она и добавила вслед: — Кстати, пришлите мне новую пижаму, Дональд. Эта погибла по вашей вине.
  Я даже не задержался, чтобы взглянуть на нее. Услышал гортанный смех, а потом стук закрывшейся двери.
  Остановился у конторки клерка и завязал разговор:
  — Думаю, вам приятно было бы иметь одну из моих визитных карточек.
  И протянул сложенную десятидолларовую бумажку.
  — Безусловное удовольствие повстречаться с вами, мистер Десятка, — подтвердил клерк. — Заходите почаще. Чем могу помочь?
  — Сколько операторов работает у вас на коммутаторе в дневные часы? — поинтересовался я.
  — Что вы имеете в виду под дневными часами?
  — Девять утра.
  — Двое.
  — И каким образом распределяются внутренние звонки в отеле? По какой-то особенной схеме?
  — Ну да. В нормальное время, не в пиковое, мы устанавливаем границу на шестом этаже. Коммутатор устроен так, что звонки из номеров, расположенных ниже шестого, принимает девушка слева, а из номеров выше шестого — девушка справа.
  — А девушку справа, дежурящую по утрам, — подхватил я, — зовут…
  — Нам не хотелось бы никаких скандалов, — предупредил он, — то есть никакой болтовни насчет того, будто девушки-телефонистки распространяются об услышанном.
  — Разумеется, — согласился я. — Вы этого не потерпите, и я этого не потерплю. Это было бы преступлением. А теперь что касается девушки справа… Вам известно ее имя, а может быть, даже адрес?
  — Возможно, на это посмотрят косо, — засомневался он.
  — Я просто хочу с ней немножко поговорить.
  — Поймите, отель оказался в довольно-таки щекотливом положении в связи с убийством.
  — Понимаю, — заверил я. — И не намерен никоим образом причинять неприятности или распространять неприглядные слухи. — Поскольку он продолжал сверлить меня взглядом, я присовокупил: — Я вообще нем как рыба.
  Он нацарапал на клочке бумаги имя и адрес, перевернул его, пододвинул ко мне, обменялся со мной рукопожатием и попрощался.
  — Искренне рад свести с вами знакомство. Если вам еще что-нибудь здесь понадобится, не забывайте — всегда рад услужить.
  — Спасибо, — поблагодарил я. — Не забуду.
  Я вышел, подозвал такси и взглянул на врученную клерком бумажку.
  Девушку звали Бернис Гленн, а дом ее находился неподалеку.
  Я уселся в такси, откинулся на сиденье, взглянул на часы и произвел в уме некоторые арифметические подсчеты. Не стоит рассчитывать, что я намного опережаю преследователей. Каждая минута должна быть на счету, однако период между вечерней проверкой всех имеющихся в Сан-Франциско ниточек и временем открытия фотомагазина неизбежно останется пустым.
  Я оставил такси ждать с включенным счетчиком, поднялся в лифте на третий этаж и постучал в дверь квартиры Бернис Гленн.
  Молодая женщина с лошадиной физиономией, слегка приоткрывшая дверь, кажется, удивилась при виде меня.
  — Берни нету, — сказала она.
  — А вы кто?
  — Эрнестина Гамильтон, ее соседка. Мы вместе снимаем квартиру.
  — Почему вы считаете, что мне нужна Берни?
  — Ну… они… я… я просто предположила. — Она издала нервный визгливый смешок.
  — Фактически, — объявил я, — я хочу поговорить с вами обеими. Берни скоро вернется?
  — У нее свидание… вы же знаете, что это значит.
  — Вечернее?
  — Дневное.
  — С утра или после обеда?
  — С утра.
  — Можно войти и побеседовать с вами?
  — Я не одета. В квартире не убрано. Я занимаюсь уборкой после обеда.
  — Я большой мастер по мытью посуды.
  — В квартире таких размеров вы едва ли сумеете проявить мастерство. Два человека на кухне будут только толкаться. Зачем вам понадобились мы обе?
  — Это длинная история, — уклонился я.
  — Ну, заходите, садитесь. Берни вы не дождетесь, она явится поздно, а мне надо поспать как следует, но я с удовольствием с вами поговорю, если вы извините меня на минуточку.
  Она открыла дверцу шкафа, сдернула одежду с вешалки, юркнула в ванную и заперлась.
  Я оглядел кухоньку. Пахло недавней готовкой. Перемытые тарелки были составлены в раковине, но не сполоснуты и не вытерты. В кастрюле на газовой плите дымился кипяток.
  Я принялся споласкивать тарелки горячей водой, взял посудное полотенце и начал перетирать.
  Только управился, как ощутил позади чье-то присутствие и оглянулся.
  Эрнестина Гамильтон сняла очки, надела платье для коктейлей, и в воздухе поплыл головокружительный аромат.
  — Силы небесные, что это вы делаете? — изумилась она.
  — Что сделано, то сделано, — объявил я, помахивая полотенцем. — А вы что с собой сделали?
  — Я всегда переодеваюсь после обеда, — пояснила она. — Это несколько скрашивает однообразие. Я… вы застали меня врасплох. Не стоило вам мыть посуду. Господи помилуй, чего ради? И вообще, кто вы такой? Что вам нужно?
  Я аккуратно пристроил на вешалке свернутое полотенце, подошел к диванчику под окном, взял ее за руку и провозгласил:
  — Я жажду поговорить. Мне нужна информация.
  — Кто вы? Вы… ох, держу пари, офицер полиции… только ни капельки не похожи ни на одного из известных мне офицеров полиции.
  — А вам известны многие? — полюбопытствовал я.
  — Не очень, — призналась она.
  — И где же вы с ними знакомитесь?
  — Главным образом по телевизору.
  — Вы имеете в виду настоящих копов или артистов?
  Она рассмеялась:
  — Ладно, сдаюсь.
  — Весьма соблазнительно — заметил я, — довести розыгрыш до конца, разрешив вам считать меня офицером полиции, только это не соответствует истине. Я частный детектив.
  Эрнестина вытаращила глаза и охнула:
  — О-о-о… сыщик!
  Я бросил взгляд на стоявший в углу телевизор и отвесил ему легкий поклон.
  — За что это? — спросила она.
  — За соответствующее воспитание, — объяснил я. — А теперь расскажите-ка мне про Берни.
  — Что именно?
  — Что она сообщала вам про покойника?
  — Насчет убитого?
  — Да.
  — Я… м-м-м… А почему она должна была сообщать мне что-нибудь?
  — Как вам известно, абсолютно глухие в отелях не служат. Значит, им досконально известно обо всем, что творится. Поджидала его Ивлин Эллис в то утро или нет?
  — Как ваше имя? — спросила девушка.
  — Дональд.
  — А дальше?
  — Вполне хватит Дональда.
  — Никак не могу раскусить вас, Дональд.
  — И не пытайтесь, — посоветовал я. — Расскажите про Стэндли Даунера.
  — Никогда в жизни его не встречала.
  — Знаю. Расскажите мне то, что вам докладывала о нем Берни.
  — Почему вы считаете, будто она мне о чем-то докладывала?
  — Долго объяснять.
  — Нельзя ли все-таки получить объяснение?
  — Хорошо, — сдался я. — Вы интересуетесь людьми. Вас интересуют всякие вещи, но нельзя сказать, что душа у вас нараспашку. Вы не принадлежите к числу тех девушек, которые бегают на случайные свидания и позволяют мужчинам себя лапать. Когда вы одариваете мужчину своей дружбой, это кое-что значит.
  Она удивленно уставилась на меня и через минуту спросила:
  — Как… каким образом это все связано с Бернис?
  — Да просто забавная складывается ситуация, — разъяснил я. — Бернис — ваша прямая противоположность. Она предпочитает плыть по течению. Мужчины для нее мало что значат, разве что в качестве сопровождающих. Она ведет свою игру. Нынче вечером прогуливается с одним, завтра с другим.
  Эрнестина прищурилась и констатировала:
  — Вы действительно детектив. Вывели это все из того факта, что я, открыв дверь, сразу предположила, будто вы пришли повидать Бернис. Предупредила, что ее нет, прежде чем вы спросили. И все для вас стало просто как дважды два. В вашем распоряжении оказались факты — я вас не знаю, подумала, будто у Бернис свидание с вами и она попросту перепутала и назначила на один день две встречи… вам осталось лишь подсчитать, сколько будет дважды два.
  — Хорошо, — сказал я, — а откуда, по-вашему, мне все стало известно? Благодаря телепатии?
  — Вы… читаете мои мысли.
  — Я не читаю ваших мыслей, — возразил я. — Я изучаю характер. А теперь еще кое-что насчет вашего образа жизни. Вы довольно-таки одиноки. Вечерами сидите тут, почитываете книжки, но главным образом смотрите телевизор. Не пропускаете ни одной программы, среди которых у вас есть излюбленные. Вы предпочитаете копов, ограбления и частных сыщиков. Могу поспорить, вы переживаете вместе с ними от всего сердца.
  — Правда, — призналась она.
  — Хорошо, — продолжал я, — это присказка. Из дому выходите редко, но отличаетесь проницательностью и интересом к людям. Вдобавок интересуетесь телевидением, а тем временем прямо в отеле Бернис происходит убийство. Вы просто едва дождались, пока Бернис вернется домой, чтобы выпытать, что ей об этом известно.
  Девушка неожиданно запрокинула голову и рассмеялась.
  — Ладно, Дональд, ваша взяла, — сказала она. — Я выкачала Бернис и вывернула ее наизнанку.
  — И что обнаружили? — поинтересовался я.
  — Не знаю, правильно я поступлю, если вам расскажу, или нет. Есть тут кое-что в высшей степени конфиденциальное. Кое-что, чего она не должна была никому сообщать.
  — Знаю. То, что было подслушано по телефону.
  — Дональд, вы меня ставите в трудное положение.
  — Как вам больше понравится, — забросил я удочку, — сыграть в одной команде со мной, делясь информацией и расследуя дело, или попробовать осложнить мне жизнь и заставить меня осложнить жизнь вам?
  — Я… ой, Дональд… неужели вы разрешите мне расследовать вместе с вами дело?
  — Если вы обладаете какой-либо ценной информацией, — оговорился я. — Сколько времени продолжалась связь Ивлин Эллис со Стэндли Даунером?
  — Никому не известно, — отвечала она, — только все началось задолго до ее появления в отеле. У нее была квартира в Лос-Анджелесе на имя Ивлин Эллис. Месяца полтора назад она прибыла сюда и зарегистрировалась в отеле под именем Беверли Кеттл. Сняла номер на месяц и летала в Лос-Анджелес и обратно. Квартиру в Лос-Анджелесе сохраняла за собой. Жила под двумя именами, таким образом, когда там исчезала Ивлин Эллис, тут объявлялась Беверли Кеттл.
  — Кто знал об этом? — спросил я.
  — Очевидно, один Стэндли Даунер. Перед тем как ей предстояло явиться сюда, он обычно названивал ей по междугородному раза четыре-пять в день. Однако подружка Даунера, девушка по имени Хейзл, каким-то манером все выяснила. Примчалась сюда и, как я догадываюсь, закатила жутчайшую сцену. Кто-то из соседей жаловался администрации. Ругань стояла ужасно грязная.
  — А именно?
  — Ну, гадость всякая — шлюха, сука… ой, Дональд, вы наверняка хорошо себе представляете, на что способны женщины, когда скандалят. Совершенно не выбирают слов.
  — Хорошо, — сказал я, — оставим на время ругань. Что известно насчет убийства?
  — Ну, по-моему, Стэндли Даунер сразу после приезда первым делом позвонил ей, и, наверно, она к нему через какое-то время пришла, а потом… как я поняла, они обнаружили что-то неладное с чемоданом или еще с чем-то…
  — А когда они начали перезваниваться по телефону?
  — Ни один из них не подавал признаков жизни. И в апартаментах, и в ее номере стояла тишина.
  — Но он позвонил ей, приехав в отель?
  — После того, как зашел в апартаменты. Оттуда и позвонил.
  — И вы полагаете, она поднялась к нему?
  — Не полагаю, а знаю, потому что в апартаменты кто-то звонил, Берни соединяла, и отвечал голос Ивлин.
  — Кто звонил, вы не в курсе?
  — Нет, просто мужской голос. Как только он объявил, что хотел бы поговорить со Стэндли, Ивлин сразу передала тому трубку.
  — А о чем они говорили? — допытывался я.
  Она покачала головой:
  — У Берни времени не оставалось подслушивать. Шли сплошные звонки, и ей приходилось обслуживать коммутатор.
  — Не догадываетесь, кто мог звонить?
  — Нет.
  — Полиция беседовала с Берни?
  — Еще нет.
  Я вынул бумажник и вытянул из него двадцатидолларовый банкнот.
  — У вас будут определенные издержки по этому делу, Эрнестина. Мне хотелось бы получить перечень номеров, по которым Ивлин Эллис звонила в течение нескольких последних дней, и особенно хотелось бы выяснить, были ли у нее какие-либо дела с фотокомпанией «Приятная неожиданность» и любит ли она фотографировать.
  — А какое это имеет значение? Я имею в виду, для расследования убийства?
  — Может быть, очень большое. Как вы думаете, сумеете разузнать для меня все это?
  — Может быть, — пообещала она. — Дональд, откуда вы все про меня знаете, про мой характер? У меня что, на лбу написано?
  — На лбу у вас ничего не написано, — сказал я. — И именно это дало мне основание предположить, что вы личность серьезная, честная, преданная, только чуточку одинокая.
  — Дональд, вы стараетесь пощадить мое самолюбие, — объявила она.
  — Что это значит?
  — Я ужасно стеснительная, — призналась она. — Я сама это знаю, и вы такой умный, что не можете не догадаться. Вы такой умный, что описали стеснительную личность с привлекательной стороны. Не знаю почему, только я в самом деле всегда предпочитаю делить квартиру с красивыми женщинами. Должно быть, у меня какой-нибудь мазохистский комплекс или еще что-нибудь в этом роде.
  Возьмите Берни. Ее почти каждый вечер нет дома. И постоянного кавалера действительно не имеется. Она ведет игру по всему полю и водит их всех на поводке. Они от нее просто балдеют.
  Ей нравится иметь меня под рукой, потому что я занимаюсь хозяйством в ее отсутствие. А мне нравится жить с ней рядом, потому что по вечерам, когда она одевается перед свиданием, я выворачиваю ее наизнанку. Заставляю подробнейшим образом мне докладывать, где она была прошлым вечером, чем занималась, обо всех разговорах… про все финты ее дружков, как у них это все происходит и прочее.
  Я расспрашиваю и о работе, обо всем, что она делала целый день. Вынуждаю пересказывать мне все слухи, курсирующие в отеле, и… не столь терпеливая девушка давно уже съездила бы мне по уху. Но Берни — замечательная соседка. Абсолютно отзывчивая и, скажу честно, Дональд, по-моему, понимает меня, знает, что я страдаю от какого-то глубоко затаившегося в душе разочарования. Мне не дано жить той жизнью, какой хотелось бы, поэтому я и живу чужими жизнями.
  — Кем вы работаете, Эрнестина? — спросил я.
  — Бухгалтером, — отвечала она. — Я была вынуждена осваивать бухгалтерию! Разумеется, я получила и секретарскую подготовку, но люблю цифры, и цифры меня любят. Пишу твердым почерком, аккуратно складываю колонки чисел, умею наигрывать разные мелодии на счетной машине, высчитывая ряды цифр. Работаю на ней вслепую и никогда не сделала ни единой ошибки.
  И еще одно на мой счет. Другие девушки, служащие секретаршами, наряжаются, словно куколки, в красивые с виду платья, ходят к боссу писать под диктовку, и тот обращает на них внимание. Не пристает, но обязательно обращает внимание на девушек в броских нарядах. А бухгалтер сидит себе, забившись в угол, и никто даже не замечает, что на ней надето. Это я. Это мой угол в жизни.
  — Знаете что? — сказал я.
  — Что?
  — Из вас вышел бы превосходнейший детектив.
  — Правда?
  Я кивнул.
  — Почему?
  — Вы, во-первых, не слишком бросаетесь в глаза. Те самые черты характера, на которые вы сетуете и которые заставляют вас прятаться в офисе по углам, идеальны для детективной работы. Вы способны повсюду расхаживать незамеченной. Вы владеете дедуктивным методом и обладаете замечательной наблюдательностью. У вас великолепная память, вы отлично судите о человеческой личности, в том числе о своей собственной.
  Возвратившись в Лос-Анджелес, я разведаю обстановку и посмотрю, не подвернется ли что-нибудь. Когда у нас в следующий раз возникнет дело, где понадобится участие женщины-оперативницы, поглядим, может, вы пожелаете выбраться из бухгалтерского угла и по-настоящему окунуться в пучину жизни.
  — Означает ли это, что я должна буду здесь отказаться от места? — спросила она.
  Я кивнул и уточнил:
  — Для вас это очень большая жертва?
  — Не очень.
  — Сумеете подыскать другое, если ничего не выгорит?
  — Я смогу получить любую работу в любой момент. А как вас зовут на самом деле?
  Я дал ей визитную карточку. Она приняла ее так, словно та была платиновой.
  — Сколько времени вы проработали на нынешнем месте? — спросил я.
  — Семь лет.
  — Вот видите, — подчеркнул я. — Вы относитесь к тому типу людей, которые делают свое дело спокойно и эффективно. По этой причине Бернис и нравится жить с вами в одной квартире. При вас все идет как надо. Могу поспорить, в пятидесяти процентах случаев Бернис выскакивает, оставляя одежду разбросанной по всей квартире, а по возвращении видит застланную постель, сложенные и развешанные платья… И по-моему, в офисе вы делаете то же самое. По-моему, прибираете за другими девушками. По-моему, прикрываете их промашки. На мой взгляд, вы действуете так тихо и так успешно, что никто фактически не замечает вашей деятельности. Они знают только одно — когда им требуется информация, необходимые данные ложатся на стол по первому требованию, аккуратно отпечатанные и безупречно точные.
  Полагаю, когда вы уйдете и на ваше место попробуют взять кого-то другого, воцарится полнейший хаос. Люди примутся бегать и рвать на себе волосы, а босс будет твердить: «Черт возьми, что стряслось с Эрнестиной? Верните ее. Верните, чего бы вам это ни стоило!»
  Эрнестина смотрела на меня, и в глазах ее разгорался энтузиазм.
  — Дональд, — выдохнула она, — я и сама часто об этом думала, только выбрасывала из головы подобные мысли, считая себя слишком самонадеянной.
  — Ничего общего с самонадеянностью! — заявил я. — Почему бы вам не поэкспериментировать?
  — Дональд, я именно это и собираюсь сделать. Я скопила немного денег. Какое-то время сумею прожить и… завтра же подаю заявление.
  — Эй, минутку, сестричка, — возразил я. — Потише немножко. Не надо бросаться в первую же волну, которая накатила на палубу, и…
  — Нет, Дональд, я так и сделаю. Это все время вертелось у меня в подсознании. Я даже не сознавала, как сильно все время мечтала об этом, пока… Ох, Дональд!
  Она обхватила меня за шею и с силой прижала к себе. Я чувствовал через платье, как ее бьет дрожь.
  — Дональд, — бормотала она, — дорогой, милый!.. Я еще покажу, на что способна, прямо сегодня вечером! Когда Бернис вернется, выкачаю из нее всю до капельки информацию об убийстве, обо всех гостиничных сплетнях… Выдою досуха!
  Я крепко стиснул ее и похлопал по бедрам.
  — Умная девочка.
  Она глубоко вздохнула, замерла в моих объятиях, закрыв глаза, с улыбкою на устах. Я застал ее в самый подходящий момент. Она долгие месяцы двигалась к этому критическому порогу, а теперь вдруг решилась перешагнуть его и очутилась на седьмом небе.
  Эрнестина, не сумев унять радостную лихорадку, пообещала прогулять завтра службу, сославшись на головную боль, освободиться и помогать мне.
  К одиннадцати я устроился на ночь в турецких банях. Смекнул, что полиция будет разыскивать меня по отелям, но едва ли потрудится заглядывать в турецкие бани.
  И не поленился назвать свое настоящее имя и адрес.
  Глава 7
  Я неторопливо позавтракал фруктовым соком, яичницей с ветчиной, выпил кофе с горячими булочками. Мне хотелось пуститься в путь, наевшись как следует, — неизвестно, когда еще выпадет шанс перекусить.
  Фотомагазин «Приятная неожиданность» открывался в девять. Я вошел в дверь в одну минуту десятого.
  Увидел линзы очков в роговой оправе, сверкающие ряды зубов — японец, продавший мне фотокамеру, рассыпался в любезных приветствиях.
  — Извините, пожалуйста, — тарахтел он. — Я Такахаси Кисарацу. Большие неприятности. Кто-то выбросил фотобумагу на пол. Она могла оказаться из купленной вами коробки. Извините, пожалуйста. Очень сожалею.
  Он кланялся и улыбался, улыбался и кланялся.
  — К этому мы перейдем через минуту, — посулил я. — Где ваш партнер?
  Такахаси Кисарацу кивнул на уроженца Востока с деревянной физиономией, который раскладывал фотоаппараты в витрине.
  — Позовите его сюда, — попросил я.
  Кисарацу отрывисто что-то пролопотал, и другой мужчина приблизился.
  Я открыл бумажник, предъявил два небольших снимка Ивлин Эллис и спросил:
  — Вы знаете эту девушку?
  Партнер долго-долго исследовал фотографии. Я быстро поднял глаза. Такахаси Кисарацу взирал на него чрезвычайно пристально, а затем сообщил:
  — Это я снимал.
  — Ну конечно же, — подтвердил я, — это вы снимали. Здесь стоит ваше имя, а на обороте штамп с названием фотостудии. Вы знаете эту девушку.
  — Разумеется, — признал он. — Рекламные фотографии. У меня там, позади, студия, изготовление портретов. Не желаете ли посмотреть?
  — Вы знаете эту девушку, — напирал я.
  — Да, безусловно, — кивал Кисарацу. — Я ее знаю.
  — Вам известно, где она проживает?
  — У меня в архиве хранится адрес. Объясните, пожалуйста, почему вы расспрашиваете об этом снимке?
  Я обратился к партнеру:
  — Когда я покупал здесь фотокамеру, тут присутствовала молодая женщина. Это она изображена на фотографии?
  Тот примерно секунду держал голову абсолютно неподвижно. Скользнул взглядом по Такахаси Кисарацу, после чего покачал головой:
  — Нет. На снимке не та женщина.
  — А вам знакома та покупательница? Вы когда-нибудь раньше ее видели?
  — Извините, пожалуйста. Я не знаю. Она смотрела камеры, она задавала вопросы, но она ничего не купила.
  — Сколько еще она пробыла здесь после моего ухода?
  — Вы ушли, и она ушла.
  — Прямо сразу?
  — Почти сразу.
  Я посмотрел в глаза Кисарацу и сказал:
  — Теперь слушайте. Я не знаю всех хитросплетений этого дела, но не покончу с ним, пока не узнаю. Если вы намереваетесь…
  Я заметил, что глаза его уставились мне через плечо, а блуждавшая по физиономии улыбка превращается в застывшую гримасу.
  — Ладно, малыш, — проговорил голос сержанта Селлерса, — шутки кончены.
  Я обернулся и посмотрел на него.
  С Селлерсом был мужчина в штатском. Он еще ничего не сказал мне, а я уже понял, что это офицер полиции Сан-Франциско.
  — Ладно, — повторил Селлерс. — Теперь мы командуем, Дональд. Следуй за нами. Тебя с нетерпением ждут в управлении.
  — По какому обвинению? — полюбопытствовал я.
  — Сперва в воровстве, — сообщил он, — а впоследствии дойдем до убийства.
  Повернувшись к Кисарацу, Селлерс спросил:
  — Что этот парень пытался выяснить?
  Кисарацу затряс головой.
  Мужчина, пришедший с Селлерсом, отвернул лацкан пиджака, предъявил значок и велел:
  — Говорите.
  — Спрашивал про фотографии, сделанные с модели, — признался Кисарацу.
  Селлерс помрачнел.
  — А не пытался запудривать вам мозги насчет происшедшего в тот момент, когда он покупал фотокамеру?
  — О чем идет речь?
  — Насчет случая с фотобумагой?
  — А, с бумагой, — разулыбался Кисарацу. — Очень забавно. — Он позволил себе сопроводить улыбку легким смешком. — Некто вскрыл под прилавком коробку с фотобумагой. Весьма странно. Когда мистер Лэм покинул помещение, мы обнаружили на полу фотобумагу — семнадцать листов, двойных, белых, глянцевых. Тот же сорт, что покупал мистер Лэм, пока стоял у прилавка, когда я отходил за фотокамерами.
  Кисарацу несколько раз кивнул, и голова его закачалась, словно пробка на морской волне.
  — А, будь я проклят, — ругнулся Селлерс.
  Кисарацу продолжал кивать и улыбаться.
  Сержант вдруг принял решение.
  — Ладно, Билл, — обратился он к пришедшему с ним мужчине, — забирайте этого парня в управление и не выпускайте. Я собираюсь перетряхнуть тут все вверх дном. Тут что-то есть… Мозговитый мерзавчик.
  Мужчина, которого он назвал Биллом, впился мне в бицепс натренированными пальцами и сказал:
  — О’кей, Лэм, пошли.
  Пригнул плечо и подтолкнул меня к двери. Я услыхал позади прощальную реплику Кисарацу:
  — Мне очень жаль, мистер Лэм. Извините, пожалуйста.
  Глава 8
  Я прождал в управлении битых три четверти часа, прежде чем возвратился Фрэнк Селлерс и меня провели в одну из безликих, абсолютно типичных для полицейских участков комнат.
  Исцарапанный дубовый стол, несколько медных плевательниц, установленных на прорезиненных ковриках, пара-тройка простых стульев с прямыми спинками и календарь на стене составляли единственные предметы обстановки. Линолеум на полу выглядел так, словно кишел гусеницами. Каждая гусеница представляла собой выжженную полоску длиной от одного до трех дюймов, а располагались они там, где падали сигареты, неудачно брошенные курильщиками в сторону плевательниц.
  Человек, которого Фрэнк Селлерс именовал Биллом, оказался инспектором Гадсеном Хобартом. Полученное при крещении имя ему не нравилось, все это знали и в знак любезности величали его Биллом.
  Селлерс отпихнул от стола стул с прямой спинкой и указал мне на него. Я сел.
  Уселся и инспектор Хобарт.
  Фрэнк Селлерс остался стоять, глядя на меня сверху вниз, и легонько кивал головой, точно говорил: «Я всегда знал, что ты выйдешь мошенником, и, клянусь святым Георгием, не ошибся».
  — Ладно, малыш, — проговорил наконец он, — что ты можешь сказать в свое оправдание?
  — Ничего.
  — Ну, лучше тебе, черт возьми, поскорее что-нибудь выдумать, ибо мы, не сходя с места, приклеим тебе убийство, да так крепко, что не отмоешься.
  Я не стал ничего говорить.
  — Мы не знаем, каким именно образом ты со всем этим справился, но что именно совершил, нам известно, — продолжал Селлерс. — Ты обменялся чемоданами со Стэндли Даунером. Заполучил его чемодан, обнаружил двойное дно, заграбастал пятьдесят тысяч… Может, и больше, но пятьдесят — это точно.
  Ну, не буду прикидываться досконально осведомленным о происшедшем впоследствии. Знаю только, что ты заграбастал пятьдесят тысяч, горяченьких, словно со сковородки. Тебе требовалось подыскать место, где их можно спрятать, из опасения, как бы кто не накрыл тебя, прежде чем уберешься из города. И ты направился в фотомагазин. Приобрел камеру, чтобы иметь повод прикупить заодно фотобумагу. Вскрыл пачку, выбросил несколько листов на пол, сунул вместо бумаги пятьдесят тысяч и велел Кисарацу отправить все к тебе в офис в Лос-Анджелес. Посчитал, что никому даже в голову не придет, будто ты распаковывал фотобумагу.
  Ну а дальше тебя кто-то переиграл. Выявился слабоватый пункт в твоих планах. У тебя не осталось времени замести след, так что на него кто-то вышел, а выйдя, не стал тянуть резину.
  Очевидно, тот тип послал за тобой следом в фотосалон некую дамочку, а потом они умудрились распаковать на минутку посылочку, ровно настолько, сколько понадобилось, чтобы вытащить деньги, а возможно, все это проделали еще в магазине… я не снял подозрений с японца — и пока не снимаю.
  — Как я понял, — вмешался я, — все это наклеивает на меня обвинение в убийстве.
  — Помогает наклеить.
  — Вчера, — напомнил я, — вы сочли это фокусом, а происшествие в фотосалоне — враньем. Что заставило вас изменить свое мнение?
  — Я тебе расскажу, что заставило меня изменить свое мнение, — согласился Селлерс. — Мы прочесали все здешние почтовые отделения и конторы экспресс-почты, выясняя, не отправляли ли на твое имя еще какие-нибудь посылки, и как по-твоему, что обнаружили?
  — Что же вы обнаружили?
  — Обнаружили много всякой всячины, — сообщил Селлерс. — Обнаружили, что ты сам себе отослал пакет с карточками и записными книжками. И как по-твоему, что подумали? Мы подумали, не из чемодана ли Даунера эти карточки и записные книжки?
  — И доказательства у вас имеются? — полюбопытствовал я.
  — Найдутся, — пообещал сержант. — Ты нас только не торопи. Дай только время. Обнаружили мы и еще кое-что, о чем ты не осведомлен. Мы нашли мастера, которому Даунер поручил устроить двойное дно в своем чемодане. Вдохновляет тебя эта небольшая новость, малыш?
  Никто не станет устраивать в чемодане двойное дно, если не собирается прятать там что-нибудь, следовательно, мы вполне уверены, что в чемодане Даунера было что-то припрятано. А поскольку мы знаем, чего ищем, сообразили, что именно было припрятано — жареные, горяченькие пятьдесят тысяч. И поскольку мы знаем, что твой чемодан оказался у Даунера, с полной уверенностью заключаем, что чемодан Даунера оказался у тебя. Те книжки и карточки наверняка исписаны рукой Даунера. В настоящий момент над ними трудится эксперт-графолог, лучший на всем Тихоокеанском побережье. Ежели обнаружится, что почерк принадлежит Даунеру, это прямехонько свяжет тебя с Даунером и с исчезнувшим чемоданом, а потом и с пропажей пятидесяти тысяч, а в конце концов и с убийством.
  Ну, не думаю, будто ты собирался смотаться с пятьюдесятью кусками. Скорее, на мой взгляд, запланировал заключить сделку со страховой компанией и получить вознаграждение. Я тебе посоветовал держаться подальше. Я предупреждал, что намерен сам справиться с этим делом, а ты меня не послушал. Тебе обязательно надо вперед вылезти. В результате ты по уши влип в дело об убийстве.
  Лично я не считаю, будто ты убил Даунера. Не тот тип. Если честно, по-моему, у тебя кишка тонка.
  Я согласен тебе предоставить последний шанс… еще одну возможность. Начинай все выкладывать начистоту, изложи дело так, чтобы оно обрело смысл, и, если мне покажется, что ты заслуживаешь доверия, мы еще чуточку поработаем в тесном контакте, прежде чем наклеивать на тебя убийство. Я по-прежнему полагаю, что убил кто-то другой, но готов ставить десять против одного, что ты огреб пятьдесят тысяч.
  Инспектор Хобарт не произнес ни единого слова. Сидел, разглядывая меня, следя за каждым моим движением.
  — Допустим, — заговорил я, — вы на минуточку перестанете молотить меня, как боксерскую грушу, и согласитесь потолковать разумно.
  — Никто не молотит тебя, как грушу, — возразил Селлерс и после многозначительной паузы добавил: — Пока.
  Намек я проигнорировал и продолжал:
  — Вы раскрыли дело об ограблении бронированного автомобиля. Отыскали пятьдесят тысяч. Грабитель же утверждает, будто нашли сотню. Таким образом, вы сели в лужу и сидите в ней по сей день. Вам требуется доказать, что парень врет и обнаружено всего-навсего пятьдесят.
  Единственная возможность добиться этого — выяснить, кому достались другие пятьдесят тысяч, и представить их на всеобщее обозрение, после чего можно вколотить показания обратно в глотку Баксли.
  — Давай дальше, — поощрил меня Селлерс. — Всегда с удовольствием слушаю твои речи. Каждый раз покупаюсь и попадаю впросак, но все равно люблю слушать. Все равно что глотать транквилизаторы.
  — Черта с два вы впросак попадаете, — опроверг его я. — До сих пор всякий раз, как вы прислушивались ко мне, выходили из положения с честью.
  — Ты меня постоянно используешь, чтобы получить то, чего тебе хочется, — упрекнул Селлерс.
  — И постоянно преподношу то, чего хочется вам, — отпарировал я.
  — Давай дальше! — рявкнул сержант. — У меня и другие дела есть, кроме наших с тобой препирательств.
  — Если все вами изложенное соответствует истине, — продолжал я, — стало быть, Герберт Баксли со Стэндли Даунером сговорились тиснуть из броневика сотню тысяч. Верно?
  — Верно.
  — Хорошо. А откуда им было известно, где надо искать? Откуда они узнали, в каком автомобиле пряник, и как разведали, что это сто тысяч в тысячедолларовых банкнотах? У них должен был быть наводчик. Работать вслепую они не могли. Единственный способ спасти вашу шкуру, — внушал я Селлерсу, — доказать, что второй сообщник — Стэндли Даунер. Даже если бы вы сейчас выложили пятьдесят тысяч и заявили, будто нашли их у Даунера или у меня, над вами лишь расхохочутся. Подумают, что вы вытащили припрятанное и слепили хорошую байку, выбираясь из той самой лужи, когда начало припекать.
  — Ты бы лучше задумался о спасении собственной шкуры, — порекомендовал Селлерс. — А уж я о своей позабочусь.
  — Если ваши догадки правильны, — продолжал я, — деньги пробыли в руках у Баксли и Даунера достаточно долго, чтобы те поделили куш пополам. Потом Даунер услыхал, что вы забрали Баксли, заподозрил, что Баксли расколется, прихватил свои пятьдесят тысяч и поспешил смыться.
  — Ты пока еще ничего не сказал, — заметил Селлерс.
  — Теперь еще раз предположим, что ваши домыслы справедливы, — продолжал я. — И возвращаемся к факту — откуда им стало известно, что сто тысяч будут именно в том автомобиле, и откуда им стало известно, что автомобиль остановится именно в том месте, где до них можно будет добраться?
  — У тебя просто пластинку заело, — вставил Селлерс. — Ты об этом уже говорил.
  — Нет, не говорил. Вы сказали, что обнаружен тайник, устроенный в чемодане Даунера. Значит, Даунер оборудовал чемодан заранее, а не после того, как задумал заполучить то, что можно в нем спрятать, — полсотни красивеньких новеньких тысячедолларовых бумажек, которые так уютно укладываются на донышке. Он должен был распланировать все задолго до погрузки тех денег в бронированный автомобиль.
  Сержант нахмурился, потом бросил быстрый взгляд на инспектора Хобарта.
  Хобарт, не сводя с меня глаз, произнес:
  — В этом что-то есть, Селлерс.
  — Ладно, — бросил мне тот, — давай дальше, малыш. Выкладывай все содержимое своей глупой башки. Я послушаю. А как дойдешь до конца, тебе лучше бы предложить что-нибудь равноценное этим пятидесяти тысячам, иначе на долгое-долгое время выйдешь из употребления.
  — Все было отлично спланировано, — продолжал я, — и Даунер с самого старта вступил в игру. Даунер знал, что у него на хвосте должен сидеть некий частный сыщик, так как жена его, или Хейзл Клюн, если предпочитаете это имя, консультировалась с детективами. Даунер знал, что Хейзл осведомлена о тайнике в чемодане. Поэтому чемодан уже стал ненадежным. Поэтому он решил везти деньги с собой в поясе.
  Даунер отправляется в Сан-Франциско. Хочет всех убедить, будто лишился пятидесяти тысяч. Специально все перепутывает и прихватывает мой чемодан. План сработал. Весь фокус проделал Даунер. Околпачил вас и всех прочих, за исключением одной только личности.
  — Кого именно? — задумчиво насупившись, полюбопытствовал Селлерс.
  — Убийцы. Теперь, если желаете вылезти из лужи, вам остается лишь доказать, что у Баксли действительно был сообщник. Это вас оправдает.
  Сержант принялся почесывать левой рукой скулу.
  — Парень прав, Фрэнк, — сказал инспектор Хобарт. — Вы выберетесь из лужи, когда сможете доказать, что у Баксли был соучастник. А я выберусь из лужи, когда найду убийцу.
  — Он перед вами, — указал Селлерс.
  — Может, да, может, нет, — усомнился Хобарт.
  — Можете задержать его по подозрению, — предложил сержант.
  Хобарт качнул головой:
  — Как главного свидетеля, и только.
  — Я вынужден пойти на крайние меры, — настаивал Селлерс. — Арестую его по подозрению в убийстве.
  Хобарт минутку подумал.
  — Мне это не нравится, но если вам лично поможет, можно устроить.
  — В номере, где был убит Даунер, должны найтись какие-нибудь подсказки, — заявил я инспектору Хобарту.
  Селлерс ухмыльнулся:
  — Прислушайтесь-ка к нему. Он поведает вам, как расследуются убийства.
  Инспектор жестом сделал сержанту знак помолчать и спросил:
  — Какие подсказки, Лэм?
  — Парня зарезали ударом в спину, — начал я.
  — Точно.
  — Он упал лицом вниз.
  — Точно.
  — Если на Даунера сильно давили, вряд ли он стал бы подставлять спину.
  — Может, он не догадывался о присутствии в комнате посторонних, — вставил Селлерс.
  — Может быть, — согласился я.
  Инспектор Хобарт заинтересовался.
  — Продолжайте, — попросил он. — Как, по-вашему, дело было?
  — Даунер был убит, как только распаковал чемодан, — продолжал я.
  — Зачем распаковывать, раз он знал, что чемодан не его? — спросил инспектор Хобарт.
  — Об этом я вам и толкую. Из чего вы заключаете, что это не он подменил чемоданы? Почему его укокошили, как только открылось, что их кто-то подменил?
  — У вас есть ответы на эти вопросы? — поинтересовался Хобарт.
  — Вполне могут быть, — объявил я.
  — В данный момент вы находитесь в Сан-Франциско, — напомнил он. — Удастся ли вам отмыться от всего этого полностью и не слишком сильно повредить шкуру, зависит от степени сотрудничества с полицией Сан-Франциско.
  — Смотря что, — оговорился я, — понимается под сотрудничеством.
  — Когда мы тут сотрудничаем, — пояснил Хобарт, — значит, действуем вместе в разумных пределах.
  — Поглядывайте за ним, — предупредил Селлерс. — Башковитый мерзавчик, кого хочешь переиграет, дай ему только шанс.
  — Допустим, — продолжал я, — Стэндли Даунер переоборудовал чемодан. Устроил тайник. Хотел спрятать в нем пятьдесят красивеньких новеньких тысячедолларовых банкнотов. А теперь спросим, где же он собирался их взять?
  — Давай дальше, умник, — подхватил Селлерс. — Хорошо излагаешь. И времени у нас навалом. Расскажи-ка нам, где же он собирался взять пятьдесят тысячедолларовых банкнотов.
  — Он задумал их слямзить.
  — У кого?
  — У сообщника Баксли.
  — У сообщника Баксли! — вскричал Селлерс. — Что ты мелешь? Стэндли Даунер сам был сообщником Баксли!
  — Что дает вам основания для подобного утверждения?
  — Все на это указывает! Факт, что Баксли пришел в панику и позвонил Хейзл Даунер, и… узнав, что за ним слежка…
  Убежденность в голосе сержанта Селлерса, преисполненном самоуверенности в начале тирады, начала понемножку гаснуть, и в конце концов он совсем смолк.
  — Вот именно, — подчеркнул я. — Вы допустили единственную ошибку, которой никогда не должен допускать следователь. Оттолкнулись от предположения, а потом ради его подтверждения принялись искажать очевидное.
  — Ладно, — буркнул Селлерс. — А ты как думаешь?
  — Я думаю, Баксли умнее, чем вам кажется.
  — Давай дальше.
  — Баксли с сообщником оба знали, что Даунер опасен и что он в курсе их дел. Баксли, обнаружив вашу слежку, нарочно навел вас на Хейзл Даунер. Использовал ее взамен красной тряпки, помахав ею у вас перед носом, чтобы вы не додумались про его подлинного сообщника.
  — Ладно, малыш, — сдался Селлерс, стараясь казаться беспечным. — Настраиваюсь на твою волну, разрешаю коммерческое вещание. Кто сообщник?
  — Не знаю.
  Физиономия сержанта начала заливаться краской.
  — Хочешь сказать, будто хороводил меня для того только, чтобы признаться в неведении о дальнейшем?
  Я встряхнул головой:
  — У меня есть догадка.
  — А именно?
  — Давер Инман, хозяин «Полного судка». Я подготавливал почву для его обработки, да в этот момент вы вмешались и спутали мне всю игру.
  — При чем тут «Полный судок»? — спросил он.
  — С первой минуты все факты были в вашем распоряжении, — напомнил я. — Просто вы головой думать не пожелали. Допустили ошибку, купившись на красную тряпку, и…
  — Давай не робей, заводи старую пластинку, — подбодрил меня Селлерс. — Я уже прямо до тошноты успел ее наслушаться. Не обращай внимания на мои ошибки, умник. Почему ты считаешь, будто деньги у Инмана?
  — Потому что, — растолковал я, — Баксли поехал туда, купил сандвичи и положил их в бумажный пакет. Потом сел, съел, а пакет выбросил в мусорный ящик. Зачем он это сделал?
  — Затем, что заметил за собой слежку.
  Я покачал головой, возразив:
  — Он заметил за собой вашу слежку уже после того, как вы с напарником потащились за ним из забегаловки. Все, что Баксли до этого делал, было заранее оговорено.
  — Тогда зачем он сперва уложил сандвичи в пакет, а потом съел?
  — Затем, что ему требовался пакет, чтобы выбросить в мусорный ящик пятьдесят тысяч, причитающихся партнеру, который их мог бы оттуда достать. Он проделал все прямо у вас перед носом, а у вас не хватило ума раскусить. А впоследствии, когда вы его сцапали, заявил, будто вы обнаружили все сто тысяч, так как должен был дать сообщнику время забрать деньги и перепрятать в надежном месте.
  — Что за чертовщину ты мелешь? — завопил Селлерс, однако в его голосе звучала паника.
  — Взгляните-ка вот с какой стороны, — предложил я. — Если Баксли заказывал сандвичи навынос, он, не заметив вас и не придя в панику, спокойненько унес бы их с собой. Если бы он вас заметил и запаниковал, то не стал бы есть сандвичи. Откусил бы кусочек, сунул обратно в пакет и выбросил. Он, однако, сидел и ел как ни в чем не бывало. Потом швырнул пакет в мусорный ящик, вытер руки салфеткой, сел в машину и поехал по своим делам. Потом засек вас и решил на приманку подкинуть вам Даунера.
  Поставьте себя на место Баксли. Представьте, что вы набираете номер, оглядываетесь и обнаруживаете за собой слежку полиции. Помните — вы игрок опытный. И прожженный мошенник. Неужели вы бросите трубку, выскочите, прыгнете в автомобиль и попробуете удрать от полицейской машины?
  Вы не сделаете ничего подобного, а повернетесь к телефону и, когда кто-то в квартире Даунера ответит, скажете: «Все отменяется. Кажется, у меня на хвосте копы. Тебе лучше рвать когти». После чего бросите еще монетку, наберете другой номер, притворитесь, будто секундочку побеседовали, повесите трубку, потянетесь, зевнете и вразвалочку выкатитесь из будки.
  Либо полиция намеревается его забрать, либо нет. Если намеревается, ничего не поделаешь. Он нарочно разыгрывал всю эту панику, чтобы вы не вернулись к единственному месту, куда по его планам не должны были возвращаться, — к мусорному ящику возле «Полного судка».
  Тут все следы ведут в «Полный судок». Все происходило именно там. Именно там всегда останавливался броневик, чтобы водители выпили кофе.
  Разумеется, я не уверен в причастности лично Инмана, хозяина забегаловки. Может быть, в деле замешана одна из девчонок, только ставлю все свои деньги на то, что это кто-то из «Полного судка», и что пятьдесят тысяч были в бумажном пакете с гамбургерами, и что Баксли швырнул его в мусорный ящик.
  Селлерс взглянул на инспектора Хобарта.
  Инспектор Хобарт почти неприметно кивнул.
  — Предположим, я это куплю, — рискнул Селлерс. — Что дальше?
  — Меня не волнует, купите или нет, — сказал я. — Я просто рассказываю, как мне представляется дело.
  — Ладно, тогда каким образом у Хейзл Даунер в сумочке очутилась записка с твоим именем?
  — Не было у нее записки с моим именем. У нее была записка с фамилиями Кул и Лэм. Ей на самом деле хотелось выяснить, не обманывает ли ее Стэндли с малюткой по имени Ивлин Эллис, победительницей нескольких конкурсов красоты, которая принялась строить Стэндли глазки. Хейзл желала узнать, далеко ли они продвинулись. И решила кого-то нанять последить за Даунером. Обратилась к телефонному справочнику. Смотрятся наши фамилии весьма симпатично — Кул и Лэм. Она и нацарапала их на клочке бумаги. Собралась предложить нам работу и установить, не осталась ли на мели или Стэндли попросту развлекается на стороне, что особого значения не имеет.
  Селлерс вопросительно посмотрел на инспектора Хобарта.
  Хобарт рассмеялся и сказал:
  — О’кей, Фрэнк, если вам требуется мое мнение, парень выложил факты и предположения. Он хочет заставить нас отказаться от убеждения, будто где-то соврал. А по поводу забегаловки подбросил вам ценную идею.
  — Почему вы так думаете? — спросил Селлерс. — У вас есть фактические доказательства?
  — Нет, черт возьми, — пробурчал Хобарт, — только я не один год работаю на своем месте. И до того навострился, что могу сразу сказать, когда врут, а когда говорят правду. Подмечаю у парня и то и другое.
  Селлерс повернулся ко мне:
  — Я не намерен изображать из себя невинного младенца. Я намерен все это проверить. Я намерен все это обдумать. Но никакие твои песни и пляски не принесут ничего хорошего. Посидишь в камере.
  Я отрицательно покачал головой:
  — Нет, не посижу.
  — Это ты так считаешь, — уперся Селлерс. — Только попробуй отсюда выбраться, и тебя ждет немалый сюрприз.
  — Не собираюсь я ничего пробовать и никаких сюрпризов не ожидаю. Я собираюсь послать за адвокатом. Дождавшись же адвоката, собираюсь собрать пресс-конференцию и предать дело о сфабрикованном обвинении такой гласности, что кое-кому плохо станет.
  — Что ты имеешь в виду под сфабрикованным обвинением?
  — Сами смекните, — предложил я. — Положение ваше в Лос-Анджелесе незавидное. Баксли заявляет, будто вы нашли сто тысяч. Вы утверждаете, будто нашли пятьдесят. Получается неувязочка. Вы мечетесь в поисках выхода, приезжаете в Сан-Франциско и пытаетесь выведать у меня подноготную, предъявив сфабрикованное обвинение, чтобы выпутаться самому.
  — И ты можешь со мной обойтись таким образом? — возмутился Селлерс.
  — Могу, если бросите меня в камеру, — заверил я.
  — Ах, ничтожный крысенок! Дурачок хилый! Да я тебя надвое переломлю!
  — Нет, не переломите, — провозгласил я. — Вы в Сан-Франциско. У них своих проблем хватает. Они не желают ввязываться в ваши проблемы в Лос-Анджелесе. Инспектору Хобарту предстоит расследование убийства.
  — И, как я полагаю, вы думаете, будто сумеете мне помочь, — вмешался инспектор Хобарт.
  — Совершенно верно, — подтвердил я.
  — Нет, каков негодяй! — изумился Селлерс.
  — Постойте минуту, — попросил я. — Мне не хочется вам досаждать, сержант, разве только когда обстоятельства вынуждают. И я не намерен ничем помогать Хобарту, если только не получу взамен шанс вести дальше собственную игру. Ну, вам желательно было меня послушать — я поговорил. Теперь требую адвоката.
  Селлерс дотянулся, крепко шлепнул меня по щеке ладонью, потом тыльной стороной правой руки по другой, потом отвел руку:
  — Ну, малыш…
  — Прекратите, сержант! — твердо прозвучал ледяной голос Хобарта.
  В нем послышалось нечто заставившее Селлерса замереть на месте.
  — На мой взгляд, нам лучше поговорить, — продолжал Хобарт. — У меня у самого имеются кое-какие идеи.
  — Не позволяйте ему себя обыграть, — сердито предупредил Селлерс. — Мерзавец сообразительный. Признаю.
  — Раз такой уж сообразительный, значит, способен доставить нам неприятности, — заметил Хобарт, — и раз такой уж сообразительный, значит, способен нам кое-чем услужить. У меня есть идея. Пойдемте со мной. Я хочу посоветоваться.
  Повернувшись ко мне, он бросил:
  — Сидите на месте, Лэм. Не двигайтесь.
  И они вышли из комнаты.
  Я просидел в одиночестве минут пятнадцать. Затем инспектор Хобарт вошел в комнату, пододвинул к столу стул, распечатал пачку сигарет, предложил одну мне, одну вытащил для себя, закурил, уселся, глубоко затянулся и, заведя речь, выпускал изо рта дым, в результате чего слова выходили, окутанные туманной аурой.
  — Лэм, вы лжец, — объявил он.
  Я смолчал.
  — И чертовски искусный, — продолжил инспектор. — Перемешиваете чуточку лжи с чуточкой правды. Я знаю, все, вами сказанное — и ложь, и правда — это смесь логики и чепухи. Но не знаю где что.
  Я молчал.
  — Что меня по-настоящему раздражает, — рассуждал он, — так это ваше мнение о полиции как о жутком сборище идиотов. Порой, как вы знаете, самостоятельные парни могут вляпаться в крупные неприятности, проворачивая такие дела, какие вы пробуете провернуть.
  Я сидел и молчал.
  Он взглянул на меня и с усмешкой добавил:
  — А смешнее всего, что я не виню вас за это.
  На какое-то время воцарилось молчание. Потом он опять глубоко затянулся и продолжал:
  — А не виню я вас вот по какой причине. Не знаю почему, но мне кажется, будто вы постоянно держите нашу сторону, однако настолько поглощены собственной персоной, что не можете нам довериться, и постарались оставить побольше узлов на веревке, чтобы умудриться выбраться и прояснить это дело, пока вас не сшибли с ног. По-моему, у вас были пятьдесят тысяч да сплыли, и очень уж хочется их вернуть.
  Ну а теперь вот сержант Селлерс сидит в луже. Такое случается иногда с полицейскими. И ему надо как можно достойнее оттуда выбраться. Почему-то мне кажется, что вы вручили ему весьма ценную ниточку.
  Я скажу, что решил с вами сделать, Лэм. Решил выпустить вас вон в ту дверь. Решил вручить вам ключи от Сан-Франциско. Решил дать вам пошуровать вокруг по собственному разумению. Одно помните — если споткнетесь и угодите в болото, увязнете так глубоко, что мы никогда с вами больше не встретимся. Честно предупреждаю, что поручу разбираться другим. Сам же буду полеживать дома, смотреть телевизор или что-нибудь в этом роде. Ясно?
  Я кивнул.
  — А сейчас, — продолжал он, — мне предстоит раскрыть убийство. Я решил отпустить вас на свободу и дать пошуровать в надежде, что вам, может быть, удастся отыскать какие-нибудь доказательства.
  Мне не ведомо, какую игру вы затеяли, но, на мой взгляд, убийства она не касается. Лично я убежден, что вы связаны с этим делом крепче, чем следовало, и, по-моему, вертитесь до горячего пота из-за того, что жареные пятьдесят тысяч случайно попали вам в руки и кто-то вас перехитрил.
  Но скажу вам одну вещь. Мозгов у вас вполне хватит, чтобы при желании причинить Селлерсу серьезные неприятности. У нас нет достаточных оснований навешивать на вас убийство. Так что, если попробуем вас задержать и вы спустите всех собак на Фрэнка Селлерса, заявив, будто он вами пользуется для прикрытия как козлом отпущения, дело может приобрести громкую огласку, поскольку тут не родной город Селлерса и наши газеты с удовольствием швырнут грязью в Лос-Анджелес.
  Могу конфиденциально уведомить вас об отбытии Селлерса в аэропорт. Улетает обратно в Лос-Анджелес. На мой взгляд, вам бы лучше держаться подальше от аэропорта, пока самолет не поднимется в воздух. Сержант вне себя. Мне пришлось потратить немало слов, прежде чем он согласился прислушаться. Вам все ясно?
  Я кивнул.
  Инспектор Хобарт ткнул пальцем в сторону двери:
  — Убирайтесь отсюда ко всем чертям. Только помните пару вещей. Одна заключается в том, что мне предстоит расследование убийства, а другая — в том, что вы частный детектив, у которого свои проблемы, способные в высшей степени усложниться.
  Если вы раскопаете какое-либо свидетельство об убийстве, я желаю об этом знать.
  — Как мне с вами связаться? — спросил я.
  Он вытащил из кармана визитную карточку, нацарапал на ней пару телефонных номеров и швырнул мне через стол с примечанием:
  — По одному из них вы найдете меня в любой час дня и ночи.
  — Вам очень нужно раскрыть это дело?
  — Как любому другому на моем месте, — буркнул Хобарт. — Настолько, черт побери, что я связался с сержантом Селлерсом. Настолько, черт побери, что решился вас выпустить, хоть и знаю, что следовало бы вместо этого перекинуть через колено и задать хорошую порку, внушив, что в полиции сидят не такие отъявленные недоумки, как, похоже, вам кажется. Я ответил на ваш вопрос?
  — Вполне, — сказал я. Встал и направился к двери.
  — Постойте минутку, Лэм, — окликнул инспектор, когда я взялся за ручку двери. — Как вы относитесь к Селлерсу? Сильно обиделись на те две пощечины?
  Я оглянулся и подтвердил:
  — Сильно.
  — Это каким-либо образом отразится на нашем сотрудничестве?
  — Не отразится.
  — И вы даже согласны иметь дело с Селлерсом?
  — Не в том смысле, на какой он рассчитывает.
  Хобарт ухмыльнулся.
  — Идите. Проваливайте отсюда к дьяволу, — сказал он.
  Глава 9
  До квартиры Эрнестины Гамильтон я добрался около четверти одиннадцатого.
  Должно быть, она поджидала, расположившись в шести футах от двери, ибо, едва я дотронулся до звонка, дверь распахнулась и Эрнестина буквально сгребла меня в объятия, восклицая:
  — Дональд! О, как я рада… Боялась, что вы и не собирались являться.
  — Пришлось задержаться, — объяснил я.
  На глазах ее были заметны следы слез.
  — Знаю, — пробормотала она. — И твердила себе это на протяжении последнего часа, но… призадумалась и заподозрила, не обманываете ли вы меня. Знаете, вдруг я вчера вечером показалась вам жуткой дурочкой, разочаровала и…
  — Прекратите немедленно, — приказал я.
  — Что прекратить?
  — Прекратите себя принижать. Вы отныне обязаны придерживаться совершенно иного о себе мнения. Расспросили у Берни про…
  — Я ее обо всем расспросила, — заторопилась она. — Я велела ей рассказать обо всем, что творится в отеле и хоть немножко выходит за рамки обычного. Поверьте, я вывернула ее наизнанку. Дональд, вас неимоверно удивят вещи, которые происходят в таком крупном отеле.
  Разумеется, местные детективы более или менее в курсе, однако не думаю, чтобы настолько, насколько толковый, сообразительный оператор на телефонном коммутаторе… и конечно, охранники ничего по этому поводу не предпринимают, пока не почуют возможность какого-нибудь оборота ситуации, способного причинить неприятности, замарать доброе имя отеля или… знаете, принести ему нехорошую славу.
  Клянусь, Дональд, мы не спали до трех часов ночи, и Берни до того вымоталась, что утром с трудом оторвала голову от подушки. Уверяю вас, я собрала все помои. В 917-м номере проживает замужняя женщина, а муж ее по делам в отъезде. Одна девушка, проскользнувшая в другой номер, обнаружила потерю сумочки с ключом от своей собственной комнаты. Оставила в запертом номере у мужчины сумочку со своим ключом, с водительскими правами, со всеми деньгами и прочим хламом.
  — И ничего, что пошло бы на пользу делу? — спросил я.
  — Ничего. Просто вывернула Берни наизнанку. Мне понадобился бы час на полное изложение. Я кое-что записала и…
  — Давайте пойдем в отель, — предложил я. — Есть какой-нибудь шанс повидаться с Берни?
  Эрнестина покачала головой:
  — Берни всю смену будет на коммутаторе. Взяла с собой завтрак. Дональд, есть одна вещь, которая может вас заинтересовать. Невостребованный кейс.
  — И что с ним? — спросил я.
  — Ну, когда приезжают гости, прибывают в такси или в личных автомобилях, сперва вносят багаж. Это дело швейцара. Он принимает вещи и складывает в кучу у входа. Оттуда багаж берут коридорные и выстраивают большими рядами, ожидая, пока приезжающие зарегистрируются и получат номера.
  — Дальше, — поторопил ее я. — Что насчет невостребованного кейса?
  — Ну, вы знаете, Дональд, как бывает в час пик, рано утром, по прибытии самолетов. Багаж громоздится горой, настоящими кучами. Потом, когда все успокоится, в дневное время вещей совсем нет. А во второй половине дня снова накапливаются. По каким-то причинам люди не часто регистрируются в середине дня. Ну, как бы там ни было, вчера весь багаж разобрали, остался один кейс. Видно, кто-то из прибывающих позабыл про свой кейс, поднялся в номер и оставил его внизу.
  — Хорошо, — сказал я. — Это и есть невостребованный кейс. Что с ним дальше было?
  — Отправили в камеру находок, но никто о нем не заявил.
  — Пошли поглядим.
  — Как по-вашему, этот ничейный кейс важен, Дональд?
  — Все может оказаться важным, все, что хоть чуточку кажется странным.
  — Боже, — выдохнула она, — я никогда в жизни не представляла, сколько странных событий происходит в отелях подобного сорта… то есть событий, которые я посчитала бы странными… А почему вам пришлось задержаться, Дональд?
  — Меня допрашивала полиция, — сообщил я.
  — Вас?
  — Персонально.
  — Почему?
  — О, по их мнению, мне кое-что может быть известно.
  — Дональд, какой вы таинственный, какой ловкий, какой искусный в таких делах… Я… Дональд, я взволнована и дрожу точно лист.
  — Ничего, привыкнете, — заверил я.
  — Не пойму, что со мной происходит, — бормотала она. — Одна только мысль о знакомстве… с частным сыщиком… Дональд, я до того взбудоражена, что ни крошки не проглотила за завтраком. Удалось влить в себя чашку кофе, а есть нынче утром совсем ничего не хотелось. Берни, бедняжка, окончательно обессилела. Таким взглядом меня на прощанье одарила… Я буквально всю ночь не давала ей спать.
  — Ладно, — оборвал ее я, — пошли в отель.
  Мы вошли в отель, и знакомая с большинством сотрудников Эрнестина, надувшись от гордости, как индюшка, провела меня в служебные помещения, кивая коридорным и носильщикам. Потом проводила к конторке портье и объявила:
  — Он заведует камерой находок.
  Портье, взглянув на меня, оглядел Эрнестину, словно впервые в жизни оценивал ее по достоинству.
  — Джон, — обратилась к нему Эрнестина, — моему другу хочется взглянуть на тот кейс, что вам принесли. Тот, который никто не востребовал. Он…
  Портье вытащил кейс.
  — Заперт? — спросил я.
  Портье кивнул.
  — Мы ничего ведь не нарушаем, правда? — продолжал я.
  — Чего именно?
  — Хорошо бы заглянуть внутрь.
  — А он ваш?
  — Может быть.
  — Ой, я знаю, Джон может его отпереть, — встряла Эрнестина. — Он настоящий специалист по замкам, и у него полно всяких ключей, правда, Джон?
  Портье выдвинул ящик с полудюжиной унизанных ключами колец, выбрал связку с маленькими ключиками и безуспешно попробовал парочку. С третьей попытки замок щелкнул, и кейс открылся.
  Я заглянул внутрь.
  В кейсе было три отделения. В среднем лежал нож, испачканный кровью. Там же оказался замшевый пояс для денег, тоже в крови, и ничего больше.
  Портье мельком взглянул на нож и потянулся к кейсу. Я, перехватив за запястье его руку, предупредил:
  — Не троньте! Он и без того уже залапан. Не дотрагивайтесь ни до одной вещи. С ними должны поработать эксперты по отпечаткам пальцев.
  — Ой, Дональд, что это? — охнула Эрнестина.
  — Эрнестина, — провозгласил я, — возлагаю на вас всю ответственность. Смотрите, никто и ничто не должно прикасаться к кейсу. Обмотайте чем-нибудь ручку, чтобы мы не наставили лишних отпечатков и не смазали тех, что имеются. А теперь где у вас телефон?
  — Воспользуйтесь тем, что справа, — предложил портье, — а я послушаю ваш разговор.
  Я позвонил в полицейское управление и попросил инспектора Хобарта. Через несколько секунд он ответил.
  — Инспектор, говорит Лэм, — доложил я.
  — О’кей, Лэм, что у вас?
  — Вы нашли орудие убийства.
  — Я?
  — Вы.
  — Где?
  — В отеле, в кейсе.
  Хобарт минуту поколебался, потом сообщил:
  — Мне это не нравится, Дональд.
  — Почему?
  — Слишком быстро. Слишком легко. Возможно, вы ловкий сыщик, только тут как-то слишком уж ловкий.
  — Если бы вы с Селлерсом не нарушили нынче утром мое расписание, я наткнулся бы на него еще раньше, — заметил я.
  — Вы знали, что оно там.
  — Я искал, — возразил я.
  — Где вы сейчас находитесь?
  — В конторе портье в отеле.
  — Не уходите, — велел Хобарт. — Не позволяйте никому ничего трогать. Я еду.
  — О’кей, — сказал я и собрался повесить трубку.
  — Минутку, — вмешался портье, отпихнув меня от телефона. — Алло, — продолжал он. — Это портье отеля. С кем я говорю?
  Из трубки послышались квакающие звуки.
  — Хорошо, — отвечал портье. — Прослежу, чтобы никто ничего не трогал и чтобы все оставались на месте. Вы приедете прямо сейчас? Хорошо, спасибо. — Положил трубку и виновато взглянул на Эрнестину. — Я знаю тебя, Эрнестина, но этого человека не знаю, а дело важное. Полиция сейчас будет.
  Эрнестина схватила меня за руку, сжала до боли пальцами и прохрипела:
  — Дональд… о, Дональд, как я взволнована… Я, наверно, должна научиться себя контролировать, но это… это ужасно!
  Портье задумчиво посмотрел на нее и обратился ко мне с вопросом:
  — Откуда вам было известно, что там нож?
  — Ничего мне известно не было.
  — Вы пришли и спросили про кейс. — Он повернулся к Эрнестине: — Кто такой этот парень?
  — Дональд Лэм, — представился я, — агентство «Кул и Лэм» из Лос-Анджелеса.
  — Хорошо, что это за «Кул и Лэм»?
  — Сыскное агентство.
  — Частные детективы?
  — Назовите так, если желаете.
  — Откуда вам было известно, что надо искать и что спрашивать?
  — Ничего мне известно не было. Я искал. И нашел.
  — Но ведь вы спрашивали?
  — Спрашивал, — подтвердил я.
  — Вот это мне и хотелось бы выяснить.
  — Возможно, полиции тоже захочется это выяснить, — заметил я. — Вы постойте тут и послушайте.
  — Обязательно постою и послушаю, — пообещал он, — не сомневайтесь.
  Инспектор Хобарт прибыл в рекордное время. С ним приехал сотрудник лаборатории. Я предъявил им находку. Лаборант унес ее в хранилище, а Хобарт полюбопытствовал насчет Эрнестины.
  Я ему все объяснил.
  Он окинул меня взглядом и сказал:
  — Ладно, пошли.
  Усадил нас с Эрнестиной в полицейский автомобиль, и мы поехали в управление.
  Я вновь очутился в его кабинете через полтора часа после того, как покинул его.
  — Частные детективы, — уведомил меня Хобарт, — имеют право предоставлять письменные и свидетельские показания в делах о разводах и прочем в том же роде. Дела об убийстве расследует полиция.
  Я кивнул.
  — Я просто хочу удостовериться, что вам это ясно, — добавил он.
  — Что это значит? — не поняла Эрнестина.
  — Это значит, — пояснил инспектор, — что ваш дружок склонен вторгаться чертовски далеко за пределы чужой территории.
  Эрнестина вспыхнула и поспешно проговорила:
  — Он мне не дружок.
  Хобарт оглядел нас обоих.
  — Сядьте сюда, — велел он девушке и наставил на меня указательный палец. — А вы, Лэм, идите за мной.
  Отвел меня в другую комнату и приказал:
  — Выкладывайте.
  — Что?
  — Про Эрнестину.
  — Эрнестина, — начал я, — поклонница телевидения. Буквально помешана на частных сыщиках.
  — Дальше.
  — Ее соседка — Бернис Гленн, телефонистка с гостиничного коммутатора.
  Бернис с виду хорошенькая и привлекает мужчин. Бегает на свидания. Дома обедает редко. Эрнестина наводит в квартире порядок и с волнением выслушивает рассказы о приключениях Бернис, когда та возвращается вечером со свидания. Этим и ограничивается жизнь Эрнестины. Весь ее собственный опыт составляют переживания других людей. Слушая Бернис, она сама погружается в романтические авантюры. А развлекается перед экраном телевизора.
  Когда выяснилось, что я частный детектив, глаза ее засияли, как звезды.
  — А вы тут при чем? Просто пудрите ей мозги?
  — Хотите верьте, — сказал я, — хотите нет, но я строю для Эрнестины планы.
  — А именно?
  — Полагаю, смогу предложить ей работу.
  — Где?
  — В Лос-Анджелесе.
  — И что она будет делать?
  — Поработает оперативницей.
  — У нее есть какой-нибудь опыт?
  — У нее есть талант.
  — Продолжайте.
  — Посмотрите на ее лицо, — предложил я. — Она абсолютно не умеет причесываться. С такой жадностью изучает чужую жизнь, что не переставая размышляет о той, какую ведет сама. Если так пойдет дальше, она превратится в недовольную, разочарованную мышку. Ей надо лишь научиться ценить себя подороже, и тогда она выйдет замуж за какого-нибудь серьезного, честного парня, он ей станет хорошим мужем, а она будет великолепной женой и матерью, а впоследствии и чертовски отличной бабушкой.
  — Ну и что вы намерены предпринять?
  — Растормошить ее, вытащить из раковины, пусть знакомится с жизнью, работает, усваивает, как ей надо причесываться, совершенствует свои природные дарования.
  — Попытаетесь в лучших традициях Голливуда превратить скромницу в женщину-вамп, так, что ли? — хмыкнул он.
  — Не говорите глупостей, — возразил я. — Мне совершенно не хочется превращать ее в женщину-вамп. И она этого не желает. Она любит людей. Жаждет человеческого общения. Стремится почувствовать себя членом общества. У нее нет желания преображаться в страстную femme fatale. Ей хочется быть честной, трудолюбивой девушкой и иметь честного, трудолюбивого мужа. Создать семью, которая сделает честь ей и обществу. А она, между прочим, обладает необычайным даром наблюдательности и чувством долга.
  — Вы прямо с катушек слетели из-за дамочки, которая вызвала у вас симпатию, — заметил Хобарт. — Чтобы стать детективом, нужны талант и серьезная подготовка. Ох уж эти чертовы дилетанты! Вечная моя боль.
  — Мы ведь нашли орудие убийства, не так ли? — напомнил я.
  Он посмотрел на меня, усмехнулся и промычал:
  — Угу!
  Через какое-то время вытащил свои сигареты, предложил мне, закурил сам и спросил:
  — Как вам вообще удалось его отыскать, черт возьми?
  — Меня навела на него Эрнестина, — заявил я.
  — Каким образом?
  — Мне хотелось узнать обо всех необычных происшествиях в отеле, — объяснил я. — Выяснить, что там творится. Попросил ее расспросить обо всем, что хоть чуточку кажется странным, припомнить каждое случившееся там событие.
  — И надеялись обнаружить таким способом орудие убийства? — спросил он.
  — Что-нибудь в этом роде. Вы убиваете человека кухонным ножом. Но уносить его с собой не станете.
  — Почему?
  — Во-первых, это улика. Во-вторых, его неудобно держать при себе.
  — Убийца пришел с ножом, — возразил Хобарт. — И вполне мог с ним уйти.
  — Вот это меня и озадачивает, — признался я.
  — Что именно?
  — Не такой это нож, чтобы мужчина носил его в качестве оружия. Нож, предназначенный для убийства, должен быть увесистым, из твердой стали, с острым лезвием и массивной рукояткой. Или же двусторонний, типа стилета. А это нож для разделки мяса. С красивой ручкой из оникса.
  — Откуда вы знаете?
  — Успел разглядеть, когда открывали кейс.
  Хобарт прищурился:
  — Хорошо. Что вам еще известно?
  — Не думаю, — продолжал я, — будто убийца явился с ножом. По-моему, это нож из отеля. По-моему, этот тип имел доступ на кухни или в подсобки… если ему вдруг не взбрела в голову мысль, что неплохо бы обзавестись оружием, и он не купил нож в одном из магазинчиков близ отеля.
  Если бы вы не вмешивались в мои дела, я порыскал бы по окрестностям и порасспрашивал в посудных лавках.
  — Мы чертовски отлично сделали, что вмешались в ваши дела, — заявил Хобарт. — Вот в чем проблема с вами, с дилетантами. Вы недооцениваете умственные способности полиции. Я пятнадцать минут назад послал людей по скобяным и посудным магазинам. Скоро получим отчет.
  К вашему сведению, Лэм, нож весьма примечательный. Рукоятка под оникс изготовлена из сравнительно нового вида пластмассы. Этот нож из Чикаго. Мы позвонили поставщику, чтобы выяснить, сколько оптовиков торгуют такими ножами.
  Только один торговец на всем побережье сделал заказ, и товар был доставлен ему всего несколько дней назад. Лишь немногие розничные торговцы получили образцы. Их еще не пустили в розничную продажу.
  — Стало быть, нож из запасов оптовика?
  Хобарт тряхнул головой:
  — Не знаю. Мы не позволяем себе перепрыгивать от догадки к догадке. Прощупываем в данный момент розничных продавцов. Оптовик попросил их сообщить, нельзя ли вернуть образцы на склад. В таком случае кто-то признается, что одного недостает. Остальная партия явно нетронута.
  Рукоятка из нового сорта пластмассы. Дизайн новый, и лезвие из нового типа стали, практически не требующей заточки. Нож очень тонкий. Эта новая сталь недавно по-явилась на рынке и поступает из Швеции.
  — Значит, за ним легко проследить, — заметил я.
  Хобарт кивнул и добавил:
  — Если у одного из розничных продавцов не окажется экземпляра, выясним, куда он делся, и оттуда уже проследим путь орудия убийства. Нечасто нам выпадает такой шанс в делах об убийстве.
  — А мне что делать? — спросил я.
  — Ждать, — сказал он. — И абсолютно ничего не делать. Я не хочу, чтобы вы тут шатались и путались под ногами. Это работа для полицейского департамента, для всего департамента, ясно? Одинокий субъект, разгуливая вокруг и задавая вопросы, натворит больше вреда, чем пользы.
  Ну а теперь я желаю увидеть раскрытыми на столе кое-какие карты. Убийство вас не интересует. Вы здесь совсем по другому поводу. По какому?
  Я посмотрел ему в глаза и вымолвил:
  — Пятьдесят тысяч.
  — Так-то лучше, — одобрил он. — Как я и думал. Что собираетесь предпринять?
  — Вернуть их и получить вознаграждение, — сообщил я.
  — Селлерсу это не понравится. Он хочет сам раскрыть дело.
  — Ну так пусть раскрывает. Я ему не препятствую. У него за спиной весь треклятый полицейский департамент. Он способен на много большее по сравнению со мной.
  Хобарт взглянул на меня и указал:
  — Настроив против себя полицию, вы недалеко продвинетесь в своем бизнесе.
  — Разыскав пятьдесят тысяч, я никого против себя не настрою, — возразил я. — Разумеется, Селлерсу хочется самому раскрыть дело, но ему в первую очередь требуется доказать, что пятьдесят тысяч находятся у кого-то другого. Как только он это сделает, очистится от подозрений.
  Скажу вам еще кое-что. Если нам выдадут вознаграждение, мы разрешим Селлерсу приписать себе все заслуги.
  Хобарт забарабанил пальцами по столу.
  — Лэм, — сказал он, — мне хочется узнать у вас кое-что. Не пожелаете, не отвечайте, только не лгите. Мы работаем над таким делом, где ложная информация больше всего прочего способна сбить с толку.
  Я кивнул.
  — Вы держали в руках эти пятьдесят тысяч? — спросил инспектор.
  — Вы меня прикроете?
  — Смотря по обстоятельствам. Я не даю никаких обещаний.
  — Да, — признался я.
  — Что «да»?
  — Да, я держал в руках эти пятьдесят тысяч.
  — Значит, скормив Фрэнку Селлерсу историю насчет того типа, Инмана из «Полного судка», вы ему просто лапшу на уши вешали?
  — Нет, не вешал. По-моему, они были у Инмана, а потом уж попали ко мне.
  Хобарт прищурился:
  — Хорошо. Где вы их взяли?
  — Я их вытащил из чемодана Даунера.
  — Где вы взяли чемодан Даунера?
  — Прихватил на железнодорожном вокзале.
  — Где он в данный момент?
  Я ему рассказал.
  — Продолжайте, — велел он. — Что стряслось с пятьюдесятью тысячами?
  — Их забрал один из двух, — объявил я.
  — Кто?
  — Либо Такахаси Кисарацу, который работает в фотомагазине, либо Ивлин Эллис.
  — Почему вы так думаете?
  — Я купил фотокамеру, — разъяснил я, — и фотобумагу. Вытащил из пачки несколько листов бумаги. Не знаю сколько, может, пятнадцать-двадцать. В фотомагазине сказали, что обнаружили под прилавком семнадцать листов, так что остановимся на семнадцати.
  — Засунули деньги между оставшимися листами и закрыли коробку?
  Я кивнул.
  — Откуда вы знаете, что деньги не вытащили в Лос-Анджелесе?
  — Это сделали в фотомагазине, — твердил я.
  — Почему вы так думаете?
  — Потому что, когда пакет попал в руки Селлерса в Лос-Анджелесе, опечатка оказалась аккуратно подрезанной, чтобы не возбудить у меня подозрений, но это была другая пачка бумаги. Это была полная пачка. В моей недоставало бы листов семнадцать.
  — Ладно, Лэм, — заключил Хобарт. — Я считаю вас чистым. Расскажу вам о своих планах. Поработаю с тем японцем из фотомагазина.
  Я встряхнул головой.
  — Нет? — спросил он.
  — Нет.
  — Почему?
  — У меня нет уверенности, — сказал я. — Я должен удостовериться.
  — Каким образом собираетесь удостовериться?
  — Не знаю, но у меня есть идея насчет связи убийства Даунера с исчезновением моих пятидесяти тысяч.
  — Убийство мое, — напомнил Хобарт.
  — Возьмите его. Мне нужны деньги. Держите свое при себе. А я нацелился получить свое.
  — Хорошо. Как, по-вашему, дело было?
  — По-моему, — начал я, — у Баксли был соучастник в забегаловке под названием «Полный обеденный судок». По-моему, Баксли не чуял за собой слежку полиции, пока не отправился звонить по телефону и не оглянулся через плечо. По-моему, Баксли приехал в забегаловку и заказал два гамбургера, один с луком, другой без лука, чтобы их ему дали в бумажном пакете. Потом он, по-моему, сел и не спеша, с удовольствием съел оба гамбургера на виду у всех и каждого. По-моему, так было предусмотрено планом. После чего он, по-моему, взял пятьдесят тысяч, составлявшие долю партнера, сунул в бумажный пакет, швырнул пакет в мусорный ящик и уехал прочь.
  На мой взгляд, именно в этот момент Селлерс совершил первую ошибку. Я считаю, он должен был снять с мусорного ящика крышку и выудить пакет. А уж потом, на мой взгляд, отправляться за Баксли.
  — Откуда тогда у Даунера очутились пятьдесят тысяч?
  — От соучастника Баксли, — растолковал я, — и раз их не поделили, значит, Даунер их просто спер. Если бы у него оказались двадцать пять тысяч, я решил бы, что в деле завязаны трое и половину получил Баксли, а двое оставшихся поделили другую за провернутую для него работенку. А поскольку у Даунера очутились пятьдесят тысяч, он их, стало быть, тиснул.
  — У меня для вас новость, Лэм, — объявил инспектор Хобарт.
  — Какая?
  — Таким образом дело не складывается и, когда мы все выясним, обернется иначе.
  — Почему?
  — Я не знаю. Если хотите, считайте это инстинктом копа, но ничего никогда не складывается так гладко. Идеи у вас блестящие, и все-таки это только идеи.
  Ничего нету хуже подобных вам вольных стрелков. Вы, ребята, работаете на манер волков-одиночек. Ударит вам в голову мысль — и вы за ней неотступно следуете. Изобретаете гениальное решение и принимаетесь его разрабатывать. Копы не могут такого себе позволить. Им приходится двигаться шаг за шагом. Они не имеют права срезать углы. Они переползают от одного к другому.
  — О’кей, — согласился я. — Вы работаете по-своему, я — по-своему.
  — Что еще вам известно? — спросил Хобарт.
  — В чемодане, — сказал я, — были самые странные, на мой взгляд, вещи — карточки, записные книжки, какое-то барахло. Все теперь у Селлерса.
  — Расскажите-ка мне про карточки, — попросил Хобарт.
  — На них ряды цифр. — Я полез за блокнотом. — Вот, к примеру — ноль, ноль, пять, один, три, шесть, четыре.
  Хобарт дотянулся до блокнота.
  — Взгляните на следующий, — предложил я.
  Инспектор стал читать цифры:
  — Четыре, минус, пять, минус, пятьдесят девять, минус, десять, минус, один, минус.
  — Возьмите следующую строчку. Она заканчивается знаком плюс.
  Он прочитал:
  — Восемь, минус, пять, минус, пятьдесят девять, минус, четыре, минус, один и в конце плюс… Ну, попробуйте-ка одной блестящей идеей объяснить эту белиберду!
  — Я отметил, что многие строчки на карточках заканчиваются цифрами три, шесть, четыре.
  — И что думаете?
  — Особенно напряженно раздумывал насчет плюсов и минусов…
  — Ладно, Лэм, — оборвал меня он. — Даю вам еще время на размышление. Сидите тут.
  — А что с Эрнестиной? — спросил я.
  — Я собираюсь подержать даму еще немного.
  — Вы задерживаете ее?
  — Не совсем, — уклонился Хобарт. — Я хочу лишь раскрыть это чертово дело, чего мне не удастся, если толпа темпераментных примадонн будет носиться по городу и совать всюду нос. Если тот чертов японец замешан, я намерен как следует его тряхнуть.
  — Только держитесь подальше от моей ниточки, — предупредил я, — а я не стану хвататься за вашу.
  Он усмехнулся и провозгласил:
  — Вы вообще ни за что не ухватитесь, будь я проклят. Вы выходите из игры. И никаких ниточек не получите.
  Инспектор покинул комнату, закрыв за собой дверь.
  Сидел я долго. Заняться было нечем, так что я изучал копии карточек из чемодана.
  Через какое-то время дверь отворилась, вошел полицейский с парой гамбургеров, завернутых в бумажную салфетку, и пакетом молока и объявил:
  — С наилучшими пожеланиями от инспектора Хобарта.
  — Где он?
  — Работает.
  — Я хочу его видеть.
  — Точно такое желание испытывает масса других людей.
  — У меня есть кое-что, о чем он наверняка хочет знать.
  — Нет, не хочет.
  — Почему?
  — Предполагается, что ты все ему выложил с первого раза.
  — Передайте инспектору, что я кое-что вспомнил.
  Мужчина кивнул и вышел.
  Я прикончил гамбургеры, выпил молоко, сунул пустой пакет в бумажный мешок и бросил в мусорную корзинку.
  Через пятнадцать минут вошел инспектор Хобарт. Раскрасневшийся и сердитый.
  — Ну, — рявкнул он, — какую вы дьявольщину утаили?
  — Никакой. У меня появилась другая идея. Размышлял тут над этими цифрами.
  Он раздраженно отмахнулся, собрался было уйти, но удержался:
  — Хорошо. Выкладывайте побыстрее. Я слушаю.
  — Многие строчки, — начал я, — заканчиваются цифрами три, шесть, четыре. А теперь предположим, что это номера телефонов, записанные задом наперед.
  — Что это значит?
  — Три, шесть, четыре, — пояснил я, — это будет «Г», «О», три. Тогда цифры на первой карточке означают Голливуд, три — один — пять — два нуля. И оказываются номером телефона. А теперь, если вы обнаружите, что владелец этого номера четвертого мая поставил девятьсот пятьдесят девять долларов при ставке десять к одному и проиграл, а потом восьмого мая поставил ту же сумму при четырех к одному и выиграл, мы, возможно, получим какое-то объяснение.
  Хобарт помолчал минутку, вернулся к столу, пододвинул стул, потянулся за моим блокнотом и принялся изучать цифры. Через какое-то время признал:
  — Это мысль. К вашему сведению, мы получили подлинные записные книжки и подлинные карточки. Я намерен взглянуть на них в свете этой теории.
  — Что еще раскопали? — полюбопытствовал я.
  — Много чего, — уклончиво отвечал он, встал и вышел.
  Через полтора часа Хобарт снова вернулся.
  — Лэм, — сказал он, — а вы в самом деле догадливый. И кое-какие из ваших догадок чертовски хорошие. Ненавистно мне это признание, поскольку я учу своих людей не играть в угадайку. Я учу их идти шаг за шагом, не стараться блеснуть, просто действовать методично.
  Я кивнул.
  — Впрочем, к вашему сведению, — продолжал он, — владелец телефона с номером три-пятнадцать-ноль-ноль в Голливуде играл на скачках, однако не с Даунером. Он поставил четвертого мая на лошадь при десяти к одному и проиграл. А восьмого поставил при четырех к одному и выиграл. Мы проверили пару других карточек, все совпадает.
  Так что предоставляю вам шанс погадать, что все это значит.
  — Не знаю, — сказал я. — Сомневаюсь, сумею ли уложить информацию в выигрышную комбинацию, но ежели требуется очередная догадка, могу предложить.
  — А именно?
  — Украденный куш в банкнотах по тысяче долларов, — начал я, — довольно-таки необычный. Сто тысяч тысячедолларовыми бумажками.
  — Продолжайте.
  — Это должен был быть специальный заказ. Вполне вероятно, что вкладчиком банка, попросившего доставить сто тысяч долларов тысячедолларовыми банкнотами, был Стэндли Даунер, и вполне вероятно, что именно Стэндли Даунер заказал сто тысяч бумажками по тысяче долларов.
  — Зачем?
  — Затем, что собрался закрыть лавочку и смыться, — пояснил я, — и решил захватить с собой башли.
  — А потом? — допытывался Хобарт.
  — А потом, — продолжал я, — кто-то, знавший Даунера, разведал, что тот заказал сотню тысяч, и пожелал прибрать их к рукам. Но если он знал Даунера, то и Даунер его знал. Таким образом, получается некий замкнутый круг. И тот тип должен был также знать, какой броневик будет перевозить деньги.
  — Нет, я это покупать не желаю, — отказался Хобарт. — Вот это и есть в вас, в блестящих ребятах, самое худшее. Высказываете стоящую догадку, которая окупается, и высыпаете под это дело еще тысячу, которые не окупаются.
  Зря я в первый раз к вам прислушался. Теперь подмечаю, что сам пробую срезать углы. Нельзя так расследовать преступления. Так их щелкают по телевизору, где отводится полчаса на показ самого преступления, на поиски решения да полдюжины рекламных роликов — на все про все тридцать жалких минут. Посчитайте, всего-навсего тридцать.
  Провалитесь вы в преисподнюю. Вы меня развратили. Я к телевизору близко не подхожу из опасения, как бы это не отразилось на моем образе мыслей. А вы меня развращаете хуже всякого телевизора.
  Он вскочил и ушел.
  Через десять минут вернулся.
  — Не могу выбросить вас из головы. Вы подорвали мой метод работы.
  Инспектор протянул мне экземпляр журнала «Век металлоизделий», который я прихватил в апартаментах Ивлин Эллис.
  — Эрнестина сказала, что вы вчера вечером явились к ней с этим журналом. А уходя, позабыли забрать.
  — И что? — хмыкнул я.
  — Что вы делали с экземпляром журнала «Век металлоизделий»? Для чего он вам понадобился?
  — Просто хотел почитать.
  — Номер старый. Где вы его раздобыли?
  — Я раздобыл его в номере Ивлин Эллис, в отеле, — доложил я. — Читал в тот момент, когда она предпочла разъяриться и выставить меня оттуда.
  — И вы ушли?
  — Ушел.
  — А почему так поспешно?
  — Потому что она разодрала на себе одежду и собралась с воплями инсценировать покушение на изнасилование, после того как все полностью с себя сбросит, а ей оставалось совсем чуть-чуть.
  — Журнал, значит, ее?
  — Должно быть.
  — Зачем он ей?
  — Если вы его пролистаете, — предположил я, — возможно, наткнетесь на фотографию Ивлин в купальном костюме в качестве «Мисс Металлические Изделия». Ее выбрали королевой на конкурсе.
  Хобарт прищелкнул пальцами:
  — Вот тут вы и допустили промашку. Перед вами очередной пример того, что получается при отступлении от неуклонной и методичной детективной работы.
  — А что?
  — Я перелистал каждую страницу этого чертова журнала от корки до корки, — объявил он, — надеясь наткнуться на ее фото. Его там нет.
  Вот что выходит из игры в угадайку. Такие, как вы, вкупе с телевизором, испортили массу хороших копов.
  Он так взбесился, что шлепнул журналом по столу и собрался выйти из комнаты. До дверей оставалось всего два шага, когда она распахнулась и вошедший полисмен вручил ему донесение, отпечатанное на листке бумаги.
  — Я подумал, что вы пожелаете это увидеть, инспектор, — объяснил он.
  Хобарт взглянул на листок, нахмурился, бросил на сообщение еще один взгляд и спросил:
  — Это точно?
  Полисмен кивнул.
  — Хорошо, — заключил Хобарт. — Начнем все сначала. — Сложил листок, сунул в карман, постоял, задумчиво глядя на дверь, закрывшуюся за полисменом. Потом повернулся ко мне и сказал: — Хорошо. Вот загадка для вас. Вам ведь нравится подбрасывать блестящие решения. Давайте попробуйте блеснуть еще разок.
  — В чем дело? — полюбопытствовал я.
  — Фирма, которая выпускает такие ножи, не продала ни единого экземпляра ни в одном месте к западу от Денвера, за исключением единственной партии, доставленной в Сан-Франциско. Они осваивают территорию по региональному принципу.
  Колфакс и Бристол, здешние поставщики металлоизделий, облюбовавшие эти ножи на скобяной ярмарке, потребовали, чтобы первую партию доставили на Тихоокеанское побережье, и оформили заказ. Они получили груз четыре дня назад.
  Теперь каждый их розничный продавец проверен, и каждый отчитался в целости и сохранности образцов.
  — Ну, — фыркнул я, — как бы вы поступили, зарезав кого-то ножом и избавившись от оружия, если бы кто-то потом звякнул по телефону и попросил сообщить, при вас этот нож или нет… Как бы ответили?
  — Разумеется, — подтвердил Хобарт, — был со мной такой случай много лет назад. Мы собираемся послать людей прощупать каждого продавца. Только я почему-то предчувствую, что, когда всех проверят, мы снова окажемся там, откуда начали.
  И вышел из комнаты. Поскольку больше делать было нечего, я взял журнал о металлоизделиях и принялся перечитывать от начала и до конца.
  И вдруг обнаружил заметку, имевшую смысл. Проклял себя за недогадливость, бросился к двери и распахнул ее.
  Полисмен в форме сидел за дверью, откинувшись к стене на стуле с прямой спинкой, выставив на обозрение каблуки с полукруглыми медными подковками. Когда я открыл дверь, он качнулся вперед, передние ножки стула с грохотом стукнули об пол, а могучее тело взметнулось с сиденья.
  — Нет, братец, — предостерег он, — сиди там.
  — Ладно, буду сидеть, — подчинился я, — но раздобудь мне инспектора Хобарта. Я хочу его видеть.
  — Ну и дела, — промычал полисмен. — Теперь ты руководишь заведением?
  — Раздобудь мне инспектора Хобарта, — повторил я, — или оба вы пожалеете.
  Вернулся в комнату и закрыл дверь.
  Через десять минут ворвался инспектор Хобарт.
  — Вот что, — изрек он, — сообщите-ка мне лучше что-нибудь стоящее. В противном случае будете ждать в камере.
  — По-моему, вполне стоящее, — посулил я.
  — Будем надеяться. В чем заключается очередная идея, вспыхнувшая в блестящих мозгах?
  — Заметка в «Металлоизделиях», — сказал я. — Хотите, прочту?
  — О чем?
  — Всего один параграф из комментариев к новостям по поводу ярмарки в Новом Орлеане.
  — И что там сказано?
  Я схватил журнал и прочел:
  «Чикагская компания ножевых изделий „Кристофер, Краудер и Дойл“ представляет новый универсальный кухонный нож, который поступит на рынок сперва на Востоке, потом на Западе. Отличительная особенность этого ножа заключается в непреходящей твердости стали, позволяющей изготовить необычайно тонкое лезвие, как подчеркивает президент Карл Кристофер, не толще листа бумаги. Благодаря новой синтетической пластмассе изготовленная из нее рукоятка кажется выполненной из оникса.
  Ивлин Эллис, „Мисс Американские Металлические Изделия“, представляла наборы кухонной утвари сотне покупателей, приглашенных собраться у стенда компании „Кристофер, Краудер и Дойл“ между четырьмя и пятью часами и получить в подарок наборы в элегантных коробках».
  Я сложил журнал кверху открытой страницей с прочитанным текстом и протянул инспектору Хобарту.
  Он даже не посмотрел на журнал, вместо этого оглядел меня и признался:
  — Кажется, я вполне понимаю чувства Фрэнка Селлерса.
  — Что вы хотите сказать?
  — Смотрю на вас и испытываю смешанные ощущения, — пояснил Хобарт. — Не собираюсь прикидываться, будто эта ниточка не важна. Мне самому следовало бы о ней поразмыслить. Естественно, у малютки имеется столовый прибор. Она ведь, в конце концов, королева металлоизделий. Ее доставили в Новый Орлеан, где она выставлялась, как на параде, в вечерних туалетах и купальных костюмах. Все расходы оплачены, колоссальная реклама и паблисити.
  Наверняка огребла кучу добра и, раз уж раздавала кухонные наборы покупателям, останавливавшимся возле стенда компании, которая представляла новый товар, обязательно прихватила себе коробку. Нам теперь остается лишь получить ордер на обыск, явиться в отель, найти коробку с парной к ножу вилкой, полюбопытствовать, куда, к чертям, делся нож, и посмотреть, что она наплетет.
  Прекрасно. Чрезвычайно признателен. Только чертовски легко у вас все получается, в слишком цветистой бумажке вы все преподносите. Фу ты, черт, Лэм, я злюсь, дергаюсь и расстраиваюсь. Сижу в своем офисе на телефоне, принимаю и передаю диспетчеру срочные сообщения, получаю доклады, пытаюсь держать под надзором широкий фронт работ, а вы торчите тут, где нечем больше заняться, кроме как шевелить мозгами. Неудивительно, что вы обскакиваете штатных сотрудников. Но меня это просто бесит.
  — Вы на меня сердитесь? — спросил я, стараясь прикинуться абсолютно невинным.
  — Совершенно верно, черт побери, на вас, — подтвердил он. — А наполовину на себя. Мне самому следовало подумать об этом. Вот так и случаются озарения. Я вас запер здесь, в этой чертовой комнате, где остановить глаз больше не на чем, кроме четырех стен да журнала металлоизделий. Вы, естественно, взялись за журнал. А потом ухватились за ниточку и продемонстрировали среднюю сообразительность, поймав кончик и пройдя за ним сорок ярдов до цели.
  — Вот к чему ведут попытки сотрудничества, — констатировал я, стараясь вложить в свою речь максимум едкости. — Мне надо было всего лишь попридержать информацию при себе, швырнуть журнал в мусорную корзинку, а потом выйти и потянуть за ниточку.
  — Тут допущены две ошибки, — указал Хобарт. — Фактически даже три. Во-первых, вам не выйти, во-вторых, не потянуть ни за какую ниточку, в-третьих, как только наткнетесь на что-нибудь жареное вроде этого и попытаетесь попридержать, сразу вылетите далеко за линию игрового поля.
  Инспектор постоял, сердито уставившись на меня, а потом неожиданно запрокинул голову и рассмеялся.
  — Ладно, Лэм, — продолжал он. — Я способен принять вашу точку зрения. А вы — мою, ибо не ведаете тысячи и одной вещи. Я должен попробовать все свести воедино, чтобы провести расследование. В любом случае спасибо за ниточку. Мы пройдемся по ней.
  — Что с Эрнестиной? — спросил я.
  — Мы ее потрошим, чтобы выяснить, не умалчивает ли она еще о чем-нибудь ей известном.
  — Когда вы собираетесь нас выпустить?
  — Когда завершим данный этап расследования, — сообщил он. — Мы не желаем, чтобы вы, дилетанты, вертелись под ногами и распутывали его вместо нас.
  — Иными словами, — вставил я, — хотите дождаться чертовской удачи, а уж потом меня выпустите, но не раньше, чем из Лос-Анджелеса позвонит Фрэнк Селлерс и сообщит, что все в порядке и мой карантин закончен.
  Он усмехнулся.
  — В таком случае, — заявил я, — требую адвоката.
  Он покачал головой:
  — Я туговат на ухо, Лэм. А вы говорите мне прямо в тугое ухо.
  — Повернитесь, — попросил я, — чтобы я мог повторить в другое.
  Он лишь ухмыльнулся и посоветовал:
  — Посидите пока и еще поразмыслите, Лэм. Не тревожьте меня, пока не придумаете чего-нибудь хорошенького. Но если придумаете что-нибудь хорошенькое и придержите про себя, я вас в порошок сотру.
  Инспектор Хобарт прихватил с собой журнал о металлоизделиях и ушел.
  Глава 10
  Хобарт вернулся в четыре часа пополудни.
  — Ладно, Лэм, мы вас отпускаем.
  — А где Эрнестина?
  — Я отправил ее домой час назад.
  — Могли бы предоставить мне проводить ее до дому, — упрекнул я.
  Он усмехнулся:
  — Мог, да не предоставил. Поручил доставить ее домой полисмену в штатском, который ее нынче расспрашивал. Она взбудоражена до смерти. Говорит, телевизор — слюнявая белиберда по сравнению с настоящей жизнью… Как вам это нравится?
  — Вполне, — сказал я. — Какие у вас планы на мой счет?
  — А у вас на свой счет какие? — задал он встречный вопрос.
  — В зависимости от того, что мне позволено делать.
  — Я не хочу, чтобы вы лезли в расследование и копались в нем, как обезьяна в автомобильном двигателе. Будете лезть, мы вас заберем.
  — Как насчет Ивлин Эллис? Нашли остатки прибора?
  — Не говорите глупостей, — буркнул он. — Так здорово все получается только у вас, у талантливых дилетантов. Ивлин, к вашему сведению, утверждает, что раздавала наборы с новыми ножами всем аккредитованным клиентам, кто останавливался у стенда компании «Кристофер, Краудер и Дойл». А себе, говорит, ничего не взяла, ибо в тот момент не занималась домашним хозяйством, и хотела бы знать, как, по нашему мнению, молодая женщина ее комплекции может спрятать столовый прибор под купальником.
  — Она могла его сунуть куда-то и унести под мышкой, — возразил я. — У нее ведь была сумочка, нет?
  — Знаю, — сказал Хобарт. — Мы все это проверили. Не усердствуйте, Лэм. Вам нет надобности растолковывать нам, как ведется расследование убийства. Вы желаете знать, что мы обнаружили, вот я вам и докладываю, что обнаружили — ничего.
  — А нельзя ли мне поговорить с Ивлин Эллис?
  Лицо Хобарта окостенело.
  — Слушайте, Лэм, — продиктовал он, — усвойте следующее и усвойте накрепко. Вы находитесь в Сан-Франциско. Можете пойти в отель. Можете пойти посмотреть шоу. Можете подцепить девчонку. Можете приятнейшим образом провести время. Можете выпить как следует. Но если появитесь возле студии «Приятная неожиданность», если попробуете позвонить Ивлин Эллис, если сунетесь близко к отелю, в котором произошло убийство, мигом очутитесь в холодной камере. И окажете мне большую услугу, посидев там, пока мы во всем разберемся.
  — Вам когда-нибудь вообще приходило в голову, — поинтересовался я, — что я на работе? Что несу ответственность перед клиентом? Что кто-то нагрел меня на пятьдесят тысяч и…
  — Все это мне в голову приходило, — устало подтвердил Хобарт. — Все это мне в голову приходило раз пятьдесят-шестьдесят и до сих пор там сидит. Я стараюсь разгрести кашу и не желаю, чтоб ваши проворные, как у повара-итальянца, лапы ее помешивали.
  — Могу я вернуться в Лос-Анджелес?
  — Можете, только я бы не советовал. Селлерс по-прежнему пребывает в не слишком благостном расположении духа.
  — Существует еще Хейзл Клюн, или Хейзл Даунер, — напомнил я, — которая…
  — Нам о ней все известно, — перебил Хобарт. — Мы ее держим под наблюдением. Она провела здесь ночь перед убийством. Она и сейчас здесь.
  — Сейчас?
  Он кивнул.
  — Где?
  Хобарт явно собрался отрицательно покачать головой, но глаза его вдруг сощурились. Я видел, как он прокручивает в мозгу идею.
  — Почему это вас интересует? — спросил инспектор.
  — Я работаю на нее. И не способен сознательно получать от клиентки суточные, просиживая задницу в комнате для допросов полицейского управления в Сан-Франциско.
  — Что предпочитаете — ночевать в камере или в отеле? — пожелал выяснить Хобарт. — Дело в том, что я передумал выпускать вас на свободу.
  — Это хохма?
  — Вопрос.
  — Ответ может вас удивить, — предупредил я. — Я предпочитаю ночевать в отеле.
  — Думаю, это можно устроить, — уступил Хобарт, — но от вас требуется сотрудничество.
  — В чем оно заключается?
  — Мы предоставим вам номер в отеле. В этом номере есть телефон, только вы не должны им пользоваться для звонков на сторону. В отеле неплохой ресторан, так что можете сделать по телефону заказ и попросить прислать все, что душе угодно. Мы доставим туда газеты и журналы. Можете почитать. В этом номере есть телевизор. Можете посмотреть. Можете лечь спать. Но не пытайтесь оттуда выбраться, ибо нам станет об этом известно и все обернется к худшему — для вас.
  — Вы хотите сказать, что я остаюсь в заключении?
  — Не совсем. Вы останетесь под надзором полиции. Делайте, что хотите, но выходить без разрешения запрещено.
  — И долго я там пробуду?
  — Как минимум нынешнюю ночь. Утром мы вас, возможно, выпустим.
  — Партнерша забеспокоится обо мне.
  — Партнерша безумно о вас беспокоится, — подтвердил Хобарт. — Весь офис отчаянно вас разыскивает во всех местах, какие только могут взбрести в голову. Названивали даже сюда, в управление.
  — И что вы им ответили?
  — Что ни по каким основаниям не задерживали никакого Дональда Лэма. Не задерживали.
  — Но ведь вы меня задержали.
  — Но не по конкретному обвинению. Мы держим вас лишь потому, что вы не желаете с нами сотрудничать.
  — Эрнестина переживает из-за меня…
  — Эрнестина на седьмом небе, — возразил Хобарт. — Она теперь сотрудничает с полицией, а тот тип в штатском, который сидит с ней в квартире и наблюдает за ситуацией, симпатичнейший холостяк и считает ее весьма чуткой и уравновешенной девушкой. Фактически они почти поладили. Не удивлюсь, если он вас обскачет, Лэм. Вдобавок он под рукой, а вы нет.
  — Что это за отель? — уточнил я.
  — «Океанский берег», — сообщил он. — Желаете расположиться там или тут?
  — Там.
  — О’кей. Я все устрою. Это займет с полчаса.
  Инспектор вышел, а через полчаса дверь отворил мужчина в штатском и сказал:
  — Выходи, Лэм.
  Я последовал за ним к полицейской машине. Полисмен медленно и осторожно вел автомобиль к отелю «Океанский берег», стоявшему неподалеку от кромки воды, вдали от места убийства и за несколько миль от фотостудии «Приятная неожиданность».
  Полисмен проводил меня в номер. Номер был симпатичный, просторный.
  — Каковы ограничения на свободу передвижения? — поинтересовался я.
  — Нельзя выходить.
  — Как насчет бритвы, зубной щетки и…
  — Твоя сумка вон там, в углу. Отлично проведешь время у телевизора. На столе свежие газеты. Выйти можно только двумя способами — через парадное и по пожарной лестнице. Мы следим за парадным. За пожарным выходом никто не смотрит.
  — То есть как?
  — Ну, — рассудил он, — наверно, невеликое удовольствие торчать там на холоде и присматривать за пожарной лестницей, да, по правде сказать, на мой взгляд, инспектору пришлось бы по нраву, если б ты выбрался через пожарный выход.
  — Почему? — спросил я.
  — Ну, — ухмыльнулся он, — дело лучше бы выглядело.
  — Какое дело?
  — Твое.
  — Я и не знал, что такое имеется.
  — Пока не имеется, только чтобы его завести, нам всего-навсего требуется еще чуточку доказательств.
  — Ясно, — подытожил я. — Инспектору пришлось бы по нраву, если бы я пустился в бега. Так?
  — Ну, если бы ты пустился в бега, — разъяснил полисмен, — это было бы, безусловно, достаточным основанием для задержания по подозрению в убийстве. В нашем штате побег считается свидетельством вины, то есть может использоваться обвинителем в качестве доказательства.
  — Что ж, — сказал я, — чрезвычайно любезно с вашей стороны проинформировать меня об этом.
  — О, это входит в мои инструкции, — жизнерадостно сообщил полисмен. — Мы хотим иметь полную гарантию, что никаких вопросов насчет побега не будет, если ты все-таки смоешься. А теперь, понимаешь ли, я точно знаю, что поставил тебя в известность.
  — Большое спасибо, — поблагодарил я.
  — Дверь остается незапертой, — продолжал он. — Можешь закрыть ее изнутри на засов, если нервничаешь, а пожарный выход в другом конце коридора.
  — А через парадное нельзя выйти?
  — Оно под охраной, — повторил он.
  — Что же, рад ознакомиться со всеми правилами, — объявил я. — Теперь мне, по крайней мере, известны размеры ловушки.
  — Ловушки? — переспросил полисмен.
  — Вот именно, — подтвердил я. — Инспектор Хобарт пожертвовал бы глазным зубом, чтобы подтолкнуть меня к пожарной лестнице и заставить пуститься в бега. Ему это очень понравилось бы.
  — Может быть, — бросил полисмен и вышел.
  Я позвонил в бюро обслуживания, заказал двойной коктейль «Манхэттен», филе «Миньон», бифштекс с кровью, жареную картошку, кофе и яблочный пирог.
  Мне пообещали прислать наверх все, кроме коктейля. Спиртное приказано было не доставлять.
  Я включил телевизор, посмотрел последние двадцать минут детективной программы. Потом пошли новости и прогноз погоды. После этого принесли еду. Я расправился с ней, позвонил официанту, чтобы забрали посуду, и проглядел газеты.
  В них содержалось немножечко всякой всячины об убийстве в отеле в центре города — так, обычная чушь: полиция движется «по горячим следам» и надеется задержать подозреваемого «в течение следующих сорока восьми часов».
  Привычный шаблон — репортеры должны писать статьи, полиция должна заверять налогоплательщиков, что находится на своем месте.
  Уже давно стемнело, когда я услышал нерешительное постукивание в дверь.
  Прошагал через комнату и отворил дверь. На пороге стояла Хейзл Даунер.
  — Дональд! — вскричала она.
  — А кто бы вы думали? Мир тесен. Входите, устраивайтесь поудобней. Как вы меня отыскали?
  — Я следила за вами.
  — Каким образом?
  — Мы выяснили, что вас задержала полиция. Мой адвокат, Мэдисон Эшби, позвонил из Лос-Анджелеса и сказал, что собирается применить «Хабеас Корпус», если вас не отпустят. Они ему пообещали вас выпустить в течение часа и доставить в отель.
  — И что потом?
  — Я поддерживала с ним связь отсюда, из Сан-Франциско. Он мне дозвонился и все рассказал, я пошла и расположилась перед управлением. Когда полисмен в штатском повез вас оттуда, последовала за вами.
  — А потом?
  — Не стала рисковать, выждала пару часов, после чего отвела на стоянку машину, взяла такси, погрузила кое-какой багаж, явилась сюда, набралась храбрости, прошмыгнула мимо полисменов в штатском, которые дежурят на лестнице, зарегистрировалась и получила номер.
  — Зарегистрировались под своим именем?
  — Нет, конечно.
  — Есть вероятность, что вас могли узнать?
  — Не думаю. Им неизвестно, что я здесь.
  — Ну да, — хмыкнул я, — много вы знаете! Ладно, стало быть, вы тут, в отеле.
  — Вот именно.
  — Что ж, безоговорочно рад вас видеть. А то уж боялся, как бы не пришлось провести вечер в одиночестве.
  — Что мы теперь будем делать, Дональд?
  — Чем бы вы пожелали заняться? — полюбопытствовал я.
  — Мне хотелось бы выяснить, что случилось с деньгами Стэндли… с моими деньгами.
  — А как по-вашему, что с ними случилось?
  — По-моему, они у Ивлин Эллис, только все как-то стало ужасно запутываться.
  Я схватил листок бумаги и написал: «Номер прослушивается. Подыгрывайте мне».
  Показал ей листок, она гортанно расхохоталась и проговорила:
  — Хорошо, Дональд, в конце концов, вы проделали для меня немалую и нелегкую работу, и, на мой взгляд, неплохо бы нам как-нибудь поразвлечься.
  — Ладно, — согласился я, — давайте присядем, и я посмотрю, нельзя ли раздобыть выпивку… О, черт! Раздобыть выпивку невозможно. Спиртным меня снабжать не желают.
  — Почему? Неужели вас принимают за мелкую сошку?
  — В некотором роде, — пояснил я, — меня держат под охраной полиции.
  — В чем дело, Дональд? — изумилась она.
  — Дайте подумать, — попросил я. — Мне надо во всем разобраться как следует. Посидите-ка тут. Я должен попудрить нос. Сейчас вернусь.
  Она опустилась на диван. Я приложил к губам палец и сел рядом. Выхватил блокнот и нацарапал: «Подыгрывайте. Плетите любую дичь, что угодно, но ничего такого, о чем, на ваш взгляд, не должна знать полиция. Возможно, они засадили в номер три разных „жучка“. Я буду излагать факты, отвечайте с осторожностью. Конкретных вопросов не задавайте, я, может быть, не смогу на них отвечать».
  Хейзл прочла, я разорвал записку, прокрался на цыпочках в ванную, спустил клочки в унитаз, с шумом повернул дверную ручку, протопал назад и сказал:
  — Ну, я действительно рад вас видеть. Приготовился к одинокому вечеру, то есть предчувствовал, что проведу его в одиночестве. И не испытывал ни малейшего энтузиазма по этому поводу.
  — Не могли бы вы мне рассказать обо всем происшедшем, Дональд?
  — Разумеется, — откликнулся я. — Обо всем я рассказывать не собираюсь, хочу кое-что придержать про себя, но в целом произошло следующее. Я приехал сюда оглядеться и попробовать отыскать вашу исчезнувшую любовь, но, естественно, к тому времени, как реально вступил в игру, с ним покончили, и я принялся шуровать вокруг, стараясь выяснить что-нибудь насчет убийства.
  Впрочем, убийство меня занимает не слишком, поскольку я знаю, что вас интересуют пятьдесят тысяч. Скажите, Хейзл, вы очень любили Стэндли?
  — Конечно, я очень его любила, — подтвердила она. А через какое-то время добавила: — Я многих любила. Когда у кого-то имеется пятьдесят тысяч, его легко полюбить.
  — Вы уверены, что они у него имелись?
  — О да. Он был битком набит деньгами.
  — Но вы уверены, что у него имелись пятьдесят тысяч?
  — Ну, у него была целая куча денег, Дональд. Он обещал мне шестьдесят тысяч.
  — Обещал?
  — Да, собирался преподнести как обеспечение на будущее.
  — А потом что стряслось?
  — Вы же знаете, что стряслось. Принялся заговаривать о каких-то делах — надо якобы сделать то да се, пятое, десятое — и напускал все больше туману по поводу своих намерений на мой счет. А началось это все незадолго до того, как я узнала про Ивлин Эллис. Знаете, женщины это каким-то образом всегда узнают. Наверно, у нас на сей счет особая интуиция.
  — А потом? — не отставал я.
  — Ну, Дональд, если хотите услышать всю правду, то я совершила большую ошибку. Пошла не с той карты. Вместо того чтоб вмешаться вовремя и отшить другую женщину, сваляла дурочку.
  — Что же вы сделали?
  — Ох, обвинила его в измене, закатила сцену и все прочее, что с такой легкостью взбредает на ум женщинам в подобных обстоятельствах и к чему им следовало бы прибегать в самую последнюю очередь.
  — А дальше?
  — Дальше я поняла, что он готов улизнуть. Думала, обеспечит меня сполна перед разлукой, но этот скот просто смылся, ничего не оставив. Поэтому я наняла вас, чтобы вы попытались его отыскать. Если б сумели найти, я получила бы у него деньги.
  — Много?
  — Не знаю. Как я вам говорила, он сулил шестьдесят тысяч, чтоб выглядеть посолидней, только это всего-навсего цифры. Может быть, выцарапала бы тысяч пятнадцать-двадцать. Понимаете, я обратилась к вам и к вашей партнерше в поисках выхода. Боюсь, я вела себя не совсем честно, Дональд.
  — А каким образом вы заставили бы его расплачиваться?
  — Я слишком много о нем знаю.
  Я подмигнул одним глазом и провозгласил:
  — А теперь слушайте, Хейзл. Я хочу, чтоб все было расставлено по местам. Есть хоть какой-то намек на его связь с ограблением бронированного автомобиля?
  — Я не думаю, Дональд. Не считаю, что есть хоть намек на какой-нибудь шанс.
  — Говорите мне правду. Вы знали Баксли?
  — Он звонил пару раз. Не знаю, откуда у него номер моего телефона.
  — Вы никогда не назначали с ним встреч?
  — Боже сохрани, нет!
  — Вы заявили мне, будто ответили Стэндли «да» перед алтарем. Это правда?
  — Нет.
  — Вы никогда не были с ним женаты?
  — Я ответила ему «да», только не перед алтарем, а в автомобиле.
  Я написал в блокноте: «Продолжайте разговор. Говорите о чем угодно. Не умолкайте».
  Она бросила на меня вопросительный взгляд и продолжала:
  — Вы, наверно, меня считаете какой-нибудь шлюшкой, и, может быть, так оно и есть. Только, по-моему, не имеете ни малейшего представления о переживаниях девушки, которая чувствует себя лишенной единственного, по-настоящему необходимого женщине права — права на обеспеченное существование.
  А потом возник Стэндли. Он хорошо обходился со мной и был битком набит деньгами. Не знаю, где он их заколачивал, но у меня есть неплохая идея. По-моему, он с каким-то партнером держал букмекерскую контору. А со мной нянчился изо всех сил. Хотел для меня очень многое сделать… по его собственным заверениям. Денег давал вволю, и я надеялась получить впоследствии гораздо больше, но тут все это произошло. Он по-прежнему обещал мне полное финансовое обеспечение. Говорил, будто собирается перевести на мое имя шестьдесят тысяч долларов.
  — Пятьдесят или шестьдесят? — уточнил я.
  — Шестьдесят, — настаивала она.
  — Продолжайте, — сказал я.
  И пока она продолжала, написал следующее послание:
  «Возможно, подслушано все, о чем мы говорили. Возможно, записано на магнитофон. Мне надо уйти. Им это на руку — объявят побегом, который доказывает вину. Я хочу, чтобы вы притворились, будто уходите, а уйду я. Стукну дверью, но надо создать впечатление, что вышли вы. Попрощайтесь со мной, скажите еще что-нибудь в том же роде. Потом вернитесь и постарайтесь, чтоб вас было слышно. Включите телевизор, пусть работает. Переключайте почаще программы, чтобы они знали, что в номере кто-то есть. Спустите в туалете воду. Кашляйте, только, конечно, не позволяйте услышать свой голос. Сидите до полуночи, смотрите телевизор, переключайте программы. Потом, если я не вернусь, ложитесь в постель. Время от времени просыпайтесь и кашляйте. Дверь оставьте незапертой, чтобы я мог войти. Сумеете? Если да, полагаю, смогу вам помочь, но одно знаю наверняка — вы мне точно поможете».
  Она, не умолкая, прочитала записку и продолжала:
  — Дональд, по-моему, вы совершенно великолепны. Каким-то непонятным для меня образом женщина обладает способностью посмотреть на мужчину и понять, что ему можно довериться. Наверно, порой это плохо, потому что попадаешься на крючок, но я чувствую, что могу вам верить. Я все для вас сделаю, все, что угодно.
  — Вам не кажется, — вмешался я, — что существует хоть какой-нибудь шанс на сговор между Стэндли и Баксли и что это они ограбили тот…
  — Не говорите глупостей, Дональд, — перебила она. — Стэндли совсем не такой человек. Он был игроком и, если честно, по-моему, чем-то вроде мошенника. Я не знаю. У него был некий способ делать деньги, и все шло само собой, по накатанной колее. Я никогда в жизни не видала мужчину, который был бы так набит деньгами, как Стэндли Даунер.
  Он мне нравился. Я, наверно, сперва была в него влюблена и, возможно, осталась бы, если бы он не связался с Ивлин.
  И все-таки я вполне хорошо его изучила за время нашего так называемого брака. Стэндли не знал покоя. Он из тех, кому ничего никогда не приносит удовлетворения, кроме денег и перемен. Ему было необходимо как можно быстрее кидаться от одного к другому. Он не сумел бы остепениться. И ни с кем не сумел бы зажить нормальной, спокойной жизнью.
  Эта Ивлин взбесила меня до такой степени потому, что она всего-навсего золотоискательница. О, знаю… я и сама наверняка выгляжу золотоискательницей. Но могу вам признаться, Дональд, из-за этого и возникали все мои проблемы. Я даже не пробовала отыскать настоящего, первоклассного мужчину. Вечно шла, как овечка, за каким-нибудь типом… ну и вот как все обернулось… вот к чему я пришла.
  — И за многими вы ходили? — полюбопытствовал я.
  — Пожалуй, что чересчур, — призналась она. — С одной стороны, не за многими, а с другой — чересчур. Ни один из них не рассчитывал на продолжение, не собирался жениться на мне, не мечтал повести меня в белой подвенечной фате к алтарю. Ни один не задумывался о браке и не решался поставить точку. Я всегда была содержанкой, а содержанка никуда не денется.
  — Могу понять ваши чувства к Стэндли, — заметил я.
  — Знаю, что можете, Дональд. Вы все понимаете.
  Я кивнул и указал на дверь.
  — Что ж, Дональд, — подхватила она, — мне пора. Я просто должна была вас увидеть, хотела с вами поговорить и… Не знаю, Дональд. Мне хотелось, чтобы вы меня поняли.
  А теперь спущусь к себе в номер, напишу кое-какие письма, после чего высплюсь хорошенько. Утром мы с вами встретимся?
  — Почему бы и нет, — сказал я. — Как насчет завтрака?
  — Дональд, мне только хочется, чтобы вы знали, до чего я признательна вам за верность и преданность и… и хочу вас поцеловать, пожелав доброй ночи.
  Мы направились к выходу. Я открыл дверь, и Хейзл вымолвила:
  — Спокойной ночи, Дональд.
  Я с сомнением в голосе произнес:
  — Вам действительно надо идти, Хейзл?
  Она гортанно расхохоталась и ответила:
  — Разумеется, надо, Дональд. Я… легкомысленная, но не распутная. Все, что могло бы произойти между нами, останется просто случайностью. Я не люблю случайностей, я… Ох, не знаю. Увидимся за завтраком, Дональд. Доброй ночи.
  И поцеловала меня. Поцелуй оказался что надо.
  Я вышел, закрыл дверь, взял ключ, который вручила мне Хейзл, спустился к ее номеру, через какое-то время добрался до пожарного выхода и огляделся.
  Вокруг вроде бы было чисто.
  Пожарный выход оказался одной из тех железных лестниц, что опоясывают зигзагами боковые стены зданий. Нижняя часть представляет собой конструкцию на мощных пружинах, которая удерживает лестницу на такой высоте, чтобы с земли до нее нельзя было дотянуться. Но когда на перекладинах стоит человек, последняя секция опускается под его тяжестью.
  Я пошмыгал по коридору, пока не обнаружил чулан. Он был заперт, однако карманный целлулоидный календарь размером с визитную карточку послужил вполне подходящим инструментом, пролезшим в щелку и обладавшим достаточной твердостью, чтобы отодвинуть язычок замка.
  В чулане я осмотрел всякий хлам, и в конце концов нашел моток веревки.
  Вернулся к пожарному выходу, еще раз произвел разведку, выбрался наружу и спустился по лестнице до последней секции, осторожно нащупывая перекладины. Металлическая конструкция медленно опустилась под моим весом.
  Я знал, что валяю дурака. Я знал, что полиция ждет от меня одного-единственного — попытки к бегству. Но если я собирался использовать призрачный шанс снова заполучить в руки пятьдесят тысяч, выбора не было.
  Я привязал веревку к последней перекладине лестницы и спрыгнул на землю. Освободившись от тяжести, стальная пружина медленно подняла секцию вверх футов на пятнадцать от земли.
  Веревка оказалась коротковатой, однако, подпрыгнув, можно было схватиться за кончик.
  Я обогнул отель сзади по переулку, прошагал еще два квартала и вышел на улицу, которая вела к берегу. Минут через десять-пятнадцать поймал такси. Велел шоферу ехать к городу, предупредив, что покажу нужное место, когда увижу, поскольку не помню названия улицы.
  На полпути попросил притормозить у телефонной будки. И позвонил на квартиру Эрнестины.
  Ответил женский голос.
  — Эрнестина?
  — Минуточку, я ее позову.
  Либо Бернис, подумал я, либо сотрудница полиции, которой велено оставаться при Эрнестине.
  Через какое-то время голос Эрнестины с осторожностью произнес:
  — Алло…
  — Не называйте никаких имен, Эрнестина, — предупредил я. — Вы одна?
  — Нет.
  — Я знаю, что Бернис дома. А полисмены?
  — Нет, только мы с Бернис.
  — Это Дональд. Я хочу с вами встретиться.
  — Дональд! — вскричала она. — Ой, Дональд, и я страшно хочу с вами встретиться! Вы прийти можете?
  — Иду, — сказал я.
  — Ой, Дональд, мне столько всего надо вам рассказать! Ох, какой же волнующий выдался день! Изумительный, просто великолепный…
  — Довольно, — велел я. — Не знаю, прослушивается ваш телефон или нет. Если да, мы не встретимся, потому что меня швырнут в камеру в тот же момент, как я вылезу из такси. Если удастся добраться до вашей квартиры, со мной, вероятно, все будет в порядке. Приготовьтесь открыть дверь, как только услышите стук, и по возможности хотелось бы побеседовать, кроме вас, с Бернис.
  — Ох, Бернис жутко взволнована. Она…
  — Оставим все это до моего прихода, — оборвал ее я.
  Повесил трубку, вернулся к такси, сделал вид, будто никак не могу решить положительно, куда направиться.
  — Где-то должен быть многоквартирный дом, — мямлил я. — Укажу вам район, там придется немножечко поколесить, пока не найду. Как только увижу, узнаю. Побывал пару раз, да название улицы из головы вон.
  Таксист охотно пошел мне навстречу. И оказался к тому же заинтригованным. Если в районе и оставались неизвестные ему места, он сгорал от желания поскорее заполнить пробел в познаниях.
  Я направил его по одной улице, потом назад по другой, после чего неожиданно объявил:
  — Здесь. Вон тот дом.
  Таксист остановился и хорошенько огляделся. Я расплатился с ним и пошел.
  Эрнестина, наверно, сидела у двери, держась за ручку. Я едва успел предварительно стукнуть, как дверь широко распахнулась, впуская меня.
  — Ой, Дональд! — выпалила она. — Как я взволнована! Дональд, это Бернис. Вы все о ней знаете.
  Бернис оказалась потрясающей крошкой, брюнеткой с большими прозрачными глазами и пышными формами, которые, кажется, так и рвались на свободу из-под прикрывающей их одежды. Она явно знала, как надо пользоваться такими глазками, и умела показывать свой нейлон в наиболее выгодном свете.
  — Хорошо, — обратился я к Эрнестине, — что стряслось за сегодняшний день?
  — Бернис поможет нам, Дональд, — объявила она.
  Я оглядел Бернис.
  Бернис стрельнула пару раз глазками и изобразила трепетную задумчивую улыбку.
  Ясно с первого взгляда, что Бернис не сталкивается с необходимостью питаться дома, разве только сама пожелает.
  — А вы по-прежнему намереваетесь мне помочь, Эрнестина? — спросил я.
  — Чем угодно, — заверила та. — Только…
  — Только что? — уточнил я.
  — Знаете, я должна помогать и полиции тоже.
  — Почему?
  — Ну, они мне сказали, что я должна. Они ведь расследуют убийство… ну, вы же знаете.
  — Разумеется, — подтвердил я. — Понимаю.
  И оглянулся на Бернис.
  — А вы?
  Она сделала глазки, затем оправила подол юбки, нервно пробежав пальчиками по чулкам, и спросила:
  — А что я могу?
  — Мне хотелось бы выяснить кое-что насчет Ивлин Эллис, — пояснил я, — но, возможно, в отеле не пожелали бы, чтобы вы говорили об этом.
  — Я рассказала полиции все, что знала.
  — Нет, не все, — возразил я, пробуя потянуть за ниточку, предоставленную мне Эрнестиной. — Как насчет ее сексуальной жизни?
  — Я не знаю… могу лишь догадываться, что она у нее богатая.
  — Продолжайте, — настаивал я, — ради Эрнестины. Вы поможете ей, сообщив мне кое-какие известные вам детали, о которых я должен знать.
  — Ну, ей давно уже перевалило за двадцать один. Я хочу сказать, ее не назовешь абсолютно неопытной… только вы ведь на это и не рассчитывали, правда?
  — Не рассчитывал, — подтвердил я. — Я вас не спрашиваю, девственница она или нет, если вы именно это имели в виду.
  — А я думала, вы именно это имели в виду.
  — Бернис, хватит крутить мне мозги, — велел я.
  — Что вас интересует?
  — Японец-фотограф.
  — А, это вы про того парня, который отрывисто так тараторит… он просто душка.
  — Хорошо, — согласился я. — Что вы о нем знаете?
  — Ничего. Никогда его не встречала. Разумеется, знаю, что номер, по которому она звонит, принадлежит фотостудии «Приятная неожиданность». Они делают рекламные снимки и изготовили все ее фотографии.
  — Они в дружеских отношениях?
  — О да.
  — И сильно дружат?
  — Я не думаю, будто она с ним зашла чересчур далеко, если вы говорите об этом, но… Такие отношения объяснить трудно. Он просто боготворит землю у нее под ногами. Она его богиня, муза-вдохновительница. Знаете, могу поклясться, он считает ее милой, преданной, любящей девушкой, чистой, как только что выпавший снег.
  — Они часто беседуют по телефону?
  — Она ему названивает довольно часто, и я слышу на линии его голос.
  — О чем они толкуют?
  — Не знаю. Я не подслушиваю.
  — А теперь, — объявил я, — нам кое-что предстоит. Мне нужно сделать междугородный звонок. Беру все на себя, выдаю на оплату деньги, но хочу, чтобы вызов шел от вашего имени, Бернис. А потом говорить буду я.
  — Кого я должна вызвать? — спросила она.
  — Карла Давера Кристофера, президента компании «Кристофер, Краудер и Дойл» в Чикаго. Вы должны разузнать его домашний номер. Не думаю, что это связано с большими трудностями. Человек он довольно богатый и видный.
  Она рассмеялась и провозгласила:
  — Номер, который вам требуется, — Мэдисон 6-497183.
  Я постарался не выдать изумления и небрежно заметил:
  — Вы слышали разговор с ним инспектора Хобарта.
  — Об этом мне ничего не известно, — возразила она, — только ваш абонент в Ивлин втюрился со страшной силой. Знаете, она служила стенографисткой или кем-то еще в одной фирме, которая занимается импортом, а деятель из отдела по связям с общественностью подыскивал модель поулыбчивее и посимпатичнее, которая обеспечивала бы им кое-какую рекламу. Ну, вы в курсе подобных вещей. Газетному репортеру, естественно, требуется что-нибудь привлекательное на вид. Не станете же вы помещать на первой странице газеты фотографии выставочных стендов со скобяными изделиями. Вы начнете…
  — Это все не имеет значения, — перебил я. — Расскажите про Карла Кристофера.
  — Ну, я знаю, что он с ней тут снова встретился и каким-то манером протащил на конкурс.
  — Откуда вы это знаете?
  — Оттуда, что, появившись здесь по делам недели через три после съезда, он позвонил Ивлин. Она находилась в то время в Лос-Анджелесе и назначила ему тут свидание. Прибыла, остановилась в нашем отеле, зарегистрировавшись под именем Беверли Кеттл. Тогда я впервые услышала другое имя — Ивлин Эллис. Мистер Кристофер обычно звонил ей как Ивлин Эллис. Она попросила девушек-телефонисток соединять с ее номером всех, кто спрашивает Ивлин Эллис. Объяснила, что зарегистрировалась под именем Беверли Кеттл, а Ивлин Эллис — сценический псевдоним.
  — Она прожила хоть какое-то время вместе с Карлом Кристофером? — спросил я.
  — Им в отеле отвели номера на одном этаже. В замочную скважину никто не подглядывал. Мистер Кристофер — человек значительный. Президент крупной компании ножевых изделий, однако… м-м-м, развлекал кое-кого из клиентов и, как я догадываюсь, развлекался сам… в любом случае знаю, что они с Ивлин были друзьями, и знаю, что Ивлин звонила ему… ох, сотни раз, пока жила тут в отеле.
  — В офис компании? — хмурясь, уточнил я. — Почему же инспектор Хобарт не…
  — О нет, не в офис, — сказала Бернис. — Она звонила в клуб. Это и есть его домашний номер. Он живет в своем клубе. Он вдовец, и его личный телефон находится в клубе. Мисс Эллис туда и названивала.
  Я отошел к окну и сел на диван.
  — Желаете, чтобы я ему позвонила? — спросила она.
  Я подумал минутку и подтвердил:
  — Я действительно очень желаю, чтобы вы ему позвонили.
  Бернис пошла к телефону, набрала номер, и через пару минут до меня донесся с другого конца линии мужской голос, в котором звучала властная нотка.
  — Мистер Кристофер, — сказал я, — с вами говорит следователь по делу об убийстве в Сан-Франциско. Я…
  — Боже мой, — простонал он. — Ну и народ! Неужели нельзя дать человеку хоть минуту покоя? Я весь день толковал с инспекторами и с детективами. Я вам выложил все, что знаю. Я вменил себе в обязанность лично просмотреть все архивы, чтобы не было никаких…
  — Я совсем не об этом хочу с вами поговорить, — вставил я.
  — А о чем вы хотите со мной поговорить?
  — Не отправляли ли вы за последние несколько дней какую-нибудь особую партию образцов ножевых изделий по какой-нибудь личной просьбе, которая показалась бы вам не совсем обычной?
  — Нет.
  — Вам никто не звонил с просьбой срочно прислать образец ножа…
  — Нет.
  Я вспомнил инспектора Хобарта с его отвращением к срезанным углам и презрением к блестящей детективной работе и сказал:
  — Хорошо. Извините, мистер Кристофер. Прошу прощения за беспокойство. Должно быть, потянул за пустую ниточку.
  — Ну, ребята, мне просто хочется, чтобы вы меня больше не дергали, — объявил он. — Господи, и зачем только я в первый раз взял этот нож в руки! Впрочем, товар все равно отличный.
  — Хорошо идут?
  — Здесь, на Востоке, идут, как горячие пончики, — похвастался он.
  — А на побережье не продаются?
  — Нет. К нам идет куча повторных заказов с Востока, а запасы у нас ограничены. Сорт стали совершенно особенный, к такому товару нельзя относиться как к обычным ножевым изделиям. Это настоящее качество.
  — Вы говорите, у вас ограниченные запасы? — переспросил я.
  — Вот именно, — подтвердил он. — Мы не производим товар. Мы его продаем. Это импорт.
  — Откуда?
  — Из Японии. Лезвия делают в Швеции, а ручки — в Японии.
  Я стиснул трубку.
  — Где вы сказали?
  — В Японии, — повторил он. — В чем дело, у вас перебои со связью? Я отлично вас слышу.
  — Вы не могли бы назвать фирму-производителя?
  — Так сразу не могу, — признался он. — Название — язык сломаешь.
  — А как вы впервые узнали об этой продукции? — допытывался я. — Другими словами, почему ножи, изготовленные в Японии, поставляются компании ножевых изделий в Чикаго, и…
  — Потому что мы можем обеспечить им максимально хороший сбыт, — растолковал Кристофер. — Наше внимание к этой продукции впервые привлекла здешняя, чикагская импортирующая фирма, связанная с Японией.
  — Ах да, — вставил я, — вспоминаю теперь предысторию. Та самая фирма, где работала «Мисс Американские Металлические Изделия»?
  — Кажется, да. «Мицукайдо импортинг компани».
  — Крупные импортеры?
  — Совершенно верно. Крупные импортеры, представители группы японских производителей главным образом «жестких» товаров119. Они не занимаются фотоаппаратурой, биноклями и прочим хламом, а предлагают в основном ножевые изделия, всякие новшества и прибамбасы.
  — Спасибо, — поблагодарил я. — И извините меня. Мы постараемся больше вас не тревожить.
  — Да уж, попросите своих ребят и разберитесь все вместе с этим делом. Не повторите ли ваше имя, инспектор?
  Я мягко опустил трубку на рычажки.
  — Ну что, Дональд? — не выдержала Эрнестина.
  — Такова одна из препон на пути следователя, — изрек я. — Распутывать дело приходится методично, узелок за узелком.
  — Что вы хотите сказать? — не поняла та.
  — Все зациклились на поставщиках этих ножей, на компании «Кристофер, Краудер и Дойл». И никто не попробовал выяснить, кто снабжает ножами Кристофера, Краудера и Дойла и когда в страну ввезли первые образцы.
  Больше того, я туп настолько, что мне так ни разу и не пришло в голову задаться вопросом, кто станет сперва выбирать королеву съезда оптовых торговцев скобяными товарами и объявлять ее «Мисс Американские Металлические Изделия», а уж потом делать снимки в купальнике. Сначала фотографируют.
  — Ну конечно, сначала фотографируют, — удостоверила Бернис. — Я когда-то попробовала сунуться в это дело. Предстояло собрание отборочной комиссии. Все претендентки должны были сняться и приложить к заявкам фотографии в купальных костюмах.
  — Вы победили? — полюбопытствовал я.
  — Нет.
  — Почему?
  — Сглупила. Решила, что надо фотографироваться в том же купальнике, в котором должна появиться перед жюри на последнем показе. Кое-какие другие девушки оказались щедрее.
  — Вы хотите сказать, сфотографировались в бикини?
  — Я говорю именно о бикини, — подтвердила она. — Они привлекают внимание номинационной комиссии… и весьма успешно.
  — Послушайте, Бернис, — обратился я к ней, — мне надо попасть в ваш отель. И мне надо попасть туда так, чтобы никто не узнал о моем визите. Вы давно уже там работаете. Знакомы с ночным дежурным. Я хочу поговорить с ним по телефону.
  — Но почему бы вам не отправиться прямо туда и…
  — За ним следят, — напомнила Эрнестина. — Ты что, Берни, не соображаешь? Его водят, как карася на крючке. Если он собирается обшмонать хазу, должен действовать шито-крыто.
  Я покосился на нее и постарался сдержать улыбку, слушая разъяснения на жаргоне телевизионных сыщиков. Достаточно было бросить один взгляд на ее преисполненную энтузиазма физиономию со сверкающими глазами, чтобы понять — с головой уйдя в дело, она полностью позабыла про всю свою стеснительность.
  — Ночной дежурный… — пробормотала Берни. — Я с ним пару раз прогуливалась.
  — Прекрасно, — поспешил вставить я. — Значит, он выполнит любое ваше желание.
  — Не знаю. Я не выполнила его желаний.
  — Тем более, значит, он наверняка выполнит, — не отступал я. — Позвоните ему. Скажите, что он может оказать вам любезность.
  — Что вам нужно?
  — Мне нужно поговорить с ним.
  Бернис набрала номер отеля и попросила ночного дежурного. Через минуту кивнула и подсказала:
  — Его зовут Крис.
  — Привет, Крис, — сказал я. — Мне хотелось бы попросить вас об одолжении.
  — Кто говорит?
  — Приятель Бернис.
  — Ах вот как? — произнес он внезапно похолодевшим тоном.
  — Я не видел ее много лет, — поправился я. — Приехал из Лос-Анджелеса. Разыскал Бернис, потому что хотел узнать ваше имя.
  — Ах вот как, — повторил он, но на сей раз в его голосе зазвучало любопытство, а ледяная враждебность растаяла.
  — Мне хотелось бы попасть в отель, — продолжал я. — У меня есть полсотни баксов, и они мне подсказывают, будто вы мне посодействуете.
  — Полсотни баксов подсказывают чертовски красноречиво, — признал он. — Что вам нужно?
  — Мне нужно, — излагал я, — чтобы вы приехали на квартиру к Бернис и привезли с собой форму коридорного. Я собираюсь переодеться и отправиться вместе с вами в отель.
  Минутку царило молчание, потом он заметил:
  — Меня из-за этого могут ждать неприятности.
  — Нет, если никто ничего не узнает, — возразил я.
  — Ну, подобные вещи всегда каким-то образом выясняются, и…
  — Хорошо, — сдался я. — У меня деловое предложение. Я журналист и работаю над статьей об убийстве. Могу сбыть ее за пятьсот баксов. Готов покрыть кое-какие издержки, но не намерен отдавать вам весь свой заработок да вдобавок еще платить налоги правительству. Не хотите, забудем об этом.
  — Хочу, — поспешно пошел он на попятный.
  — Хорошо, — сказал я. — Принесите с собой униформу к Бернис. Сможете?
  — Без проблем, только откуда мне знать ваш размер? Я…
  — Размер нам подскажет Бернис.
  Я оглянулся на нее.
  — Бернис, вы ведь знаете коридорных в отеле. Есть там кто-нибудь одинакового со мной роста и комплекции?
  Она минуту разглядывала меня, после чего посоветовала:
  — Скажите, пусть принесет форму, которая годится на Эдди.
  — Бернис говорит, — повторил я в трубку, — форму, которая годится…
  — Я слышал, — сказал Крис. — Она рядом, да? А вы давно там?
  — Только что прибыл.
  — Ладно, — отрезал он. — Сейчас буду.
  Бернис казалась задумчивой и несколько обеспокоенной, но Эрнестина была до того взбудоражена, что никак не могла оставаться на месте. Посидела пару минут, вскочила и побежала на кухню попить воды.
  Мне выпал шанс поразмыслить немного до появления Криса.
  Увидев его, я понял причину нерешительности Бернис. Он поглядывал на нее, как покупатель крупного рогатого скота, который оценивает телушку, прикидывая, стоит ли ее откармливать. При нем Бернис сразу же превратилась в товар.
  Форма подошла, словно на меня была сшита.
  Я вручил Крису пятьдесят баксов. На улице ждал его собственный автомобиль.
  — Я хочу одолжить у вас пару кейсов, — обратился я к Эрнестине.
  Она вынесла их — свой и Бернис.
  — Мы их получим обратно? — подозрительно поинтересовалась Бернис.
  — Разумеется, Берни, — выскочила Эрнестина, прежде чем я успел слово вымолвить. — Мистер Лэм…
  Я послал ей предостерегающий взгляд.
  — …уважаемый журналист, — выкрутилась она. — Его статьи публикуются в массе журналов. В его руках твой кейс в такой же сохранности, как тут, в запертом шкафу.
  Я набил кейсы газетами и журналами, чтобы имели вес. По дороге в отель сказал Крису:
  — Теперь мне требуется служебный ключ и…
  — Э, нет, осади назад, — заупрямился он. — Мы не даем служебный ключ первому встречному.
  — Я думал, ключ входит в семьдесят долларов…
  — В семьдесят. А ты дал мне пятьдесят.
  — Черт возьми! Разве не семьдесят?
  — Пятьдесят.
  — Ну а должно быть семьдесят, — объявил я, — и сюда, безусловно, входит ключ.
  — А ты шустрый, — заметил он.
  — Когда я войду с кейсами, — продолжал я, — просто зайди за конторку, прихвати ключ и передай мне.
  — Он висит на большом железном кольце, — сообщил Крис. — Так что…
  — Меня не волнует, на чем он висит. Мне нужен ключ.
  — Это может стоить мне места.
  — Что ж, — подытожил я, — может, в конце концов, я был прав. Это тянет всего на пятьдесят долларов.
  — Ладно, давай еще двадцать, — буркнул он.
  Я сунул ему двадцатку.
  Мы приехали в отель, и я вылез с кейсами, опустив голову и сгорбив плечи, словно перетаскивал тяжелый груз.
  Крис обогнул стойку администратора, пробормотал что-то клерку, получил в ответ кивок и вернулся, неся ключ, прикрепленный цепочкой к широкому металлическому кольцу.
  Вручил мне ключ и пошел назад.
  Я направился к лифтам, поднялся на седьмой этаж, вышел из кабины и принялся стучать в двери.
  Из первой высунулся крупный мужчина в майке и в носках.
  — Вы звонили дежурному, чтобы сюда доставили эти кейсы? — спросил я.
  — Нет! — рявкнул он и с шумом захлопнул дверь.
  Я постучался еще в два номера и в обоих получил от ворот поворот.
  В третьем номере мне не ответили. Я убедился, что открывать никто не собирается, вставил ключ и отпер дверь.
  Постель была застелена, полотенца чистые, багажа не оказалось. Номер был свободен.
  Я поставил кейсы, положил ключ, удостоверился, что замок заблокирован и дверь остается незапертой, вышел в коридор и зашагал к номеру Ивлин Эллис.
  Навострил на минуточку уши, проверяя, не сидит ли она в компании. Голосов не услышал.
  Постучал в дверь.
  Открыла Ивлин. Упакованная в прозрачный наряд, создававший вокруг обнаженного тела нечто вроде ауры, она стояла в дверях, пронизанная сзади ярким светом. Я увидел — она облеклась в самое что ни на есть соблазнительное и потратила немало времени, чтобы выглядеть наиболее привлекательно. При пылающем позади свете картинка вышла что надо. Она явно ждала того, на кого желала произвести впечатление.
  — Вы! — выпалила она и принялась закрывать дверь.
  Я опустил плечо, придержал створку, оттолкнул ее руку и вошел.
  Она уставилась на меня с яростной ненавистью.
  — Стало быть, вы теперь коридорный! Что ж, мистер Лэм, убирайтесь, и убирайтесь немедленно. Если нет, я звоню…
  — Снова в полицию? — догадался я. — Это было бы интересно.
  — Будьте вы прокляты! — прошипела она.
  — Сядьте, Ивлин, — велел я. — Почему бы вам не утихомириться? Вы же знаете, что говорят китайцы о неизбежном и о необходимости расслабляться.
  — Вы не поверите, сколько раз я об этом слышала, — пробурчала она.
  Я направился к креслу и сел.
  — Давайте разберемся. Кто ваш приятель в «Мицукайдо импортинг компани»?
  — Я плевала на вас! — взорвалась Ивлин. — Гнуснейший шпик, разнюхиваете тут…
  — Не слетайте с катушек, пока не узнали, зачем я пришел, — посоветовал я. — Я пытаюсь помочь вам выпутаться, и на сей раз не стоит раздирать на себе одежды. Известно вам или нет, но вы в опасности.
  — Что вы хотите сказать?
  — Мы с женой, — начал я, — сняли освободившуюся после вашего переезда квартиру в Лос-Анджелесе. Я поставил свой чемодан в гараж. И могу доказать, что вы сознательно поменяли чемоданы, чтобы хитростью вынудить Стэндли Даунера прихватить взамен своего мой. Затем его чемодан переправили вам. Вы нашли в нем потайное отделение, вытащили оттуда пятьдесят тысяч, и Стэндли Даунер вам больше не требовался.
  Вы работали в «Мицукайдо импортинг компани» в Чикаго. Познакомились с Карлом Кристофером. Крупная шишка в скобяных товарах. Вы его заинтересовали. Начали предлагать товары. Дальше Джаспера Диггса Калхуна, ответственного за связи с общественностью, осенила идея насчет «Мисс Американские Металлические Изделия», которая источала бы улыбки и демонстрировала целомудренные формы в рекламных целях на съезде и ярмарке.
  Как я догадываюсь, мистер Кристофер был либо членом номинационной комиссии, либо сам производил отбор.
  И выбрал вас. Благодаря его влиянию вы получили работу и паблисити. И выражали свою признательность не один раз и различными способами.
  — Ладно, — бросила она. — Что из этого? Все равно у меня выигрышная фигура, разве нет?
  — Откуда мне знать? — усомнился я.
  Она оглядела меня внимательно, задумчиво, вопросительно и задала провокационный вопрос:
  — Хотите удостовериться? — Поднялась, принялась расстегивать застежки, соблазнительно промурлыкала: — Так как же, Дональд?
  — Пытаетесь сменить тему? — смекнул я.
  — Так как же? — не отступала она.
  В этот самый миг неплотно прикрытая дверь отворилась, и в номер ворвалась Берта Кул, затянутая в серый деловой костюм.
  — Не обращайте внимания, дорогуша, — прогремела она. — Оставайтесь одетой. Теперь вам предстоит иметь дело не с мужчинами. Вы будете разговаривать со мной.
  — Кто вы такая и что вы тут делаете? — опомнилась Ивлин. — Как вы посмели ворваться сюда таким образом? Как вы посмели…
  Берта протянула руку и пихнула Ивлин в грудь. Та опрокинулась на диван, рухнув с такой силой, что я видел, как дернулась голова.
  — Со мной это не пройдет, — объявила Берта. — Я не позволяю всяким шлюшкам разыгрывать передо мной спектакли. — И повернулась ко мне: — Я достаточно долго проторчала под дверью, чтобы слышать, как ты описывал ситуацию. А теперь, черт возьми, что ты ищешь?
  — В данный момент, — доложил я, — пытаюсь найти убийцу Стэндли Даунера. И уже оказался в таком положении, когда мог сильно продвинуться, но тут вторглись вы и испортили дело.
  — Ф-фуй! — фыркнула Берта. — Я вторглась как раз вовремя. Как только такая малютка принимается толковать про свои победы на конкурсах в купальных костюмах, ты немедленно начинаешь впадать в транс. Скажи мне, что тебе нужно от этой сучки, и я из нее выколочу.
  — Она, — приступил я, — работала на «Мицукайдо импортинг компани». Подружилась с Карлом Кристофером из компании «Кристофер, Краудер и Дойл», которая помимо прочего является крупным поставщиком ножевых изделий.
  Ивлин закрутила с Карлом роман. Когда производство стали для кухонных ножей сделало впечатляющий шаг вперед, Ивлин сообщила импортирующей компании, что, похоже, способна заинтересовать Кристофера, Краудера и Дойла.
  Ей это удалось.
  К съезду в Новом Орлеане пришло время выбирать «Мисс Американские Металлические Изделия», которую ожидала широкая реклама в газетах, несколько кинопроб в Голливуде, появление на телевидении и прочее. Ивлин решила, что достаточно хорошо поработала. И предъявила претензии своему другу, Карлу Кристоферу. Он попросил ее сделать несколько фотографий в купальнике и отослать в номинационную комиссию. Порекомендовал также сделать их лучше на Тихоокеанском побережье, там же обосноваться и дать соответствующий адрес, чтобы не создалось впечатления, будто он проталкивает подружку.
  Дальше ясно как дважды два. Ивлин отправилась к своим признательным друзьям-японцам, и те свели ее с Такахаси Кисарацу из фотостудии «Приятная неожиданность».
  И вот только я приготовился расспросить ее как подобает, ворвались вы и…
  — Ворвалась, и прекрасно сделала, черт побери, — заявила Берта. — Она уже начала тебя обрабатывать по высшему разряду. Только дай такой крошке провести часок наедине с впечатлительным маленьким негодяйчиком вроде тебя, и ты ни на что уже не сгодишься. Теперь я буду распоряжаться и…
  Зазвонил телефон.
  Прежде чем Берта успела протянуть руку, Ивлин схватила трубку и выдавила:
  — Алло… Я сейчас не одна… — Неожиданно голос ее зазвучал энергичнее. — Ах, конечно, инспектор Хобарт, — затараторила она. — Буду чрезвычайно рада вас видеть. Тут у меня люди, но, по-моему, они уже уходят. Как, разве вы не подниметесь? С вами еще кто-то? Что ж, замечательно… Нет-нет, вовсе нет. Буду рада вас видеть. Поднимайтесь.
  Она стояла возле телефона и улыбалась. Я решил, что Берта способна сама о себе позаботиться, а мне предстоит позаботиться о себе. Я толкнул дверь, промчался по коридору, влетел в незанятый номер, где оставил кейсы, заперся и стал ждать.
  Сидеть в ожидании было делом нелегким. Я слышал тяжелый стук сердца. Услышал, как хлопнула дверь лифта. Услышал шаги по коридору.
  Обождал, пока все стихнет, схватил оба кейса, побежал к двери с надписью: «Лестница», скатился на три пролета вниз, вызвал лифт и спустился вниз в униформе коридорного, таща через холл два кейса.
  Клерк стукнул ладонью по кнопке звонка и заорал:
  — Эй, там, у парадного! Коридорный!.. Коридорный, эй, парень!
  Я опустил кейсы на пол.
  — Проводи мистера Джексона в 813-й, — велел он. — Если только не…
  Я взглянул на мужчину по имени Джексон. Им оказался не кто иной, как мой приятель Джаспер Диггс Калхун из Лос-Анджелеса. Он стоял с чемоданами посреди холла и не узнавал меня в форме коридорного.
  — Я несу вещи клиенту, который ждет такси возле парадного, — объяснил я.
  — А, ладно, — буркнул клерк и обратился к Калхуну: — Одну минуточку, мистер Джексон. Я вызову другого коридорного. — Опять зазвонил в звонок и закричал: — К парадному!
  Я подхватил кейсы и выскочил через боковой выход. Там, к счастью, стояло такси. Я сунул кейсы водителю. Тот погрузил их и встал, ожидая появления клиента.
  — Я должен доставить кейсы в один дом на этой улице, — объявил я и влез в такси.
  Мы поехали вниз по улице, завернули за угол. Ни красных мигалок, ни сирен, ни свистков — ничего.
  Я испустил облегченный вздох.
  Попросил шофера обождать перед домом. Затащил кейсы в квартиру и посоветовал Бернис и Эрнестине лучше всего позабыть обо всем происшедшем. Переоделся в ванной, вернул Бернис форму, спустился к такси и велел шоферу везти меня за пять кварталов к отелю «Океанский берег».
  Там прошел по переулку, обследовал пожарную лестницу, поймал конец веревки, подтянул нижнюю секцию как можно ближе, подпрыгнул, ухватился за железную перекладину и взобрался. Отвязал веревку, обмотал ее вокруг пояса и полез вверх по лестнице.
  Добрался до нужного этажа, юркнул в окно и направился к номеру, снятому Хейзл.
  Стал вставлять в замок ключ и услыхал долгий настойчивый телефонный звонок.
  На это я совсем не рассчитывал. Если ответить, полиция, услыхав мужской голос, сообразит, в чем дело. Если не отвечать, они заинтересуются, куда, к дьяволу, подевалась Хейзл, и, может быть, сосчитают, сколько будет дважды два.
  Я бегом пробежал по коридору и тихонько стукнул в дверь своего номера.
  Хейзл, в одних трусиках и лифчике, отворила, хотела что-то сказать, но удержалась. Я вытащил ее в коридор, сунул ключ от ее номера, шепча:
  — Бегите быстрее! Звонит телефон. Это проверка. Скажите, что были в ванной.
  — Я же полуголая, — прошептала она. — Сняла платье…
  — Бегите, — велел я и шлепнул ее.
  Открыл дверь в свой номер, пару раз кашлянул, потом сонно зевнул.
  Поплелся в ванную, смыл с рук грязь от перекладин пожарной лестницы, и едва вышел, как дверь осторожно открылась, впуская Хейзл.
  Я насупился.
  Она в оправдание указала жестом на свое белье, пробралась к шкафу, сняла с вешалки платье и замерла в нерешительности, глядя на меня. Глаза ее были страстными и манящими.
  Внезапно тишину в комнате разорвал телефонный звонок.
  Я позволил ему прозвонить раз пять-шесть, после чего подошел, поднял трубку и сонно пробормотал:
  — Алло…
  Раздался голос инспектора Хобарта:
  — Привет, Лэм. Наверно, я вас разбудил.
  — Наверно, — рассерженно огрызнулся я, — вам требуются очередные идеи.
  — Я думал, вам интересно узнать, — сказал инспектор, — что в Лос-Анджелесе Давер Инман, владелец «Полного обеденного судка», только что сделал сержанту Фрэнку Селлерсу признание в ограблении бронированного автомобиля в сообщничестве с Гербертом Баксли.
  Обоих водителей броневика ублажала пара малышек, которые обслуживают машины, и Инман им поручил выудить из карманов шофера и охранника ключи. Не стану подробно описывать, как они с этим справились, только Инман сделал с ключей восковые слепки и изготовил дубликаты. Когда броневик остановился, а охранники пошли пить кофе, Баксли прикинулся, будто меняет покрышку, приткнув свой автомобиль прямо за бронемашиной. Он знал, что там груз в сто тысяч долларов тысячедолларовыми банкнотами, которые везут в банк по заказу Стэндли Даунера. Даунер пожелал получить деньги наличными, поскольку задумал смыться с Ивлин Эллис. Кто-то из дружков Ивлин подкупил Баксли.
  Раз дело приняло такой оборот, Фрэнк Селлерс пришел в чертовски великолепное расположение духа. Он даже к вам стал испытывать дружеские чувства. Ему удалось вернуть все, кроме шести тысяч долларов. Он отмылся от подозрений, раскрыл дело об ограблении броневика и попросил передать, что всегда был вашим другом… Порой, говорит, вы его огорчаете своей самонадеянностью, однако он, по его собственному выражению, считает вас «славным мерзавчиком». Стало быть, — продолжал инспектор Хобарт, — карантин снят, Лэм. Можете двигать, куда пожелаете, хоть ко всем чертям. По счастливой случайности, как вам, возможно, известно, ваша маленькая подружка Хейзл зарегистрировалась в том же отеле под именем Хейзл Бикли. В 417-м номере, на одном этаже с вами. Звякните ей, если желаете.
  — Она тут?
  — Совершенно верно.
  — Это вы поместили ее в мой отель?
  — Она самостоятельно там разместилась, — заявил Хобарт. — Я сунул в ловушку приманку. Приманка — это вы. Ее адвокат все названивал и настаивал на вашем освобождении, так что мы согласились и назначили конкретное время. Чтобы он получил возможность предупредить свою клиентку и та отправилась бы за вами следом. Полисмену, который вез вас в отель, безусловно, приказано было помалкивать и не замечать ее на хвосте. Господи, до чего ж вы, любители, плохо думаете о копах!
  — Постойте минуточку, — вставил я. — Если Фрэнк Селлерс нашел деньги, украденные из бронированного автомобиля, что это за чертовщина с теми пятьюдесятью тысячами, которые ко мне в руки попали?
  — Не повезло вам, Лэм, — хмыкнул он. — Сержант Селлерс нашел похищенное из броневика. Он раскрыл дело. А на мне висит дело об убийстве. Я его не раскрыл… пока.
  А вы проморгали пятьдесят тысяч. Не раскрыли дело, и, по-моему, это вам даже не светит.
  У нас у каждого свои проблемы. Как у любой божьей твари.
  — Эй, минуточку, — спохватился я. — Вы встречались на протяжении двух последних часов с Ивлин Эллис?
  — Нет. Перетряхнули ее номер и ничего не нашли. Исключили ее из списка… по крайней мере на данный момент. А теперь на тот случай, ежели вы запланировали провести со своей клиенткой Хейзл Клюн, она же Хейзл Даунер, она же Хейзл Бикли, ночное конфиденциальное совещание — обратите внимание на мою тактичность, — должен предупредить, что ваш номер прослушивается. Мы держали вас под неусыпным наблюдением с той самой минуты, как вы там очутились. У нас даже есть магнитофонная запись вашей беседы с Хейзл.
  — Черт побери! — буркнул я.
  Инспектор Хобарт фыркнул.
  — Не могу утверждать, будто восхищен вашим вкусом при выборе телевизионных программ, Лэм. Вы так лихо работаете мозгами, что я думал, настроитесь на какой-нибудь голливудский детективчик. Никак не ожидал, что вы, терпя муку смертную, высидите до конца тошнотворной романтической белиберды, но будь я проклят, если не высидели. Я…
  — Эй, минуточку, — повторил я. — Вы что, не заезжали в отель «Калтония»? Не ездили нынче вечером повидаться с Ивлин Эллис?
  — Нет, я не видел ее на протяжении двух последних часов.
  — Послушайте, инспектор, — сказал я, — прошу вас об одолжении. Мне потребуется около тридцати пяти минут, чтобы добраться до того отеля. Не подскочите ли туда вместе со мной?
  — Зачем?
  — Есть у меня кое-что, горяченькое.
  — Очередная блестящая мысль?
  — Вот именно.
  — Ну, — заявил он, — к вашему сведению, я собираюсь поехать домой и лечь спать. У меня нет желания рыскать ночью по городу из-за того только, что вам захотелось меня познакомить с одной из своих блестящих идей.
  — Инспектор, — настаивал я, — это важно. Прошу вас…
  — Забудьте об этом, — отрезал он. — Вы уже выполнили дневную норму мозговых штурмов.
  — Ладно, — сдался я. — Разрешите мне вам кое-что сообщить. Ивлин работала на «Мицукайдо импортинг компани». Еще до того, как стала «Мисс Американские Металлические Изделия». Ею увлекся Карл Кристофер, президент компании ножевых изделий «Кристофер, Краудер и Дойл». Она воспользовалась шансом, чтобы устлать пухом собственное гнездышко и заодно обеспечить солидный контракт для «Мицукайдо импортинг компани», от которой, возможно, получала комиссионные. Этот солидный контракт, если вам интересно, заключается в исключительном праве на сбыт в Соединенных Штатах тонких кухонных ножей, изготовленных из импортной шведской стали, с синтетической пластмассовой ручкой, похожей на оникс.
  Кроме менеджера японской импортирующей компании, она первая в Соединенных Штатах стала обладательницей набора кухонной утвари. Приобрела образец и всучила его Карлу Кристоферу. А теперь, если вы собираетесь…
  — Черт бы меня побрал! — проорал он и швырнул трубку.
  Я повернулся к Хейзл, стоявшей с платьем в руках, источая сладчайший соблазн.
  — Одевайтесь-ка, детка, да поскорей, — завопил я. — Дорога каждая минута. Этот сукин сын намеревается срезать угол и раньше меня добраться до номера Ивлин!
  Я застучал по рычажкам телефона, пока не ответил администратор, и приказал:
  — Раздобудьте мне такси, и поторапливайтесь.
  Глава 11
  С помощью подкупа я заставил таксиста проскакивать перекрестки. Мы затормозили перед отелем через двадцать две минуты после того, как инспектор Хобарт швырнул телефонную трубку.
  — Пошли, Хейзл, — пропыхтел я, схватив ее за руку.
  Мы ворвались в дверь отеля, вскочили в лифт и взлетели на седьмой этаж.
  Я поволок Хейзл к номеру Ивлин Эллис и толкнул дверь.
  Она оказалась незапертой.
  Мне никогда в жизни не доводилось видеть такого разгрома, как в этом номере. Ивлин Эллис, закутанная в плотный фланелевый купальный халат, рыдала. Клочья изодранного прозрачного неглиже валялись по всей комнате. Правый глаз Ивлин медленно распухал, и она была сильно напугана.
  «Большая Берта», подбоченившись, возвышалась посреди комнаты и созерцала разгром.
  Инспектор Хобарт делал заметки. Он выглядел несколько озадаченным.
  Поднял глаза, когда я вошел, и, похоже, нисколько не удивился. Казалось, он уже утратил способность чему-либо удивляться.
  Берта взглянула на меня и пожелала узнать:
  — Какого ты черта удрал? Спаси господи, неужели ты незнаком с этим старым телефонным фортелем? Звякнул кто-то, она и заявляет: «О, конечно, инспектор, поднимайтесь сюда». Боже милостивый, и ты выкатился отсюда… А это всего-навсего некий приятель, желавший наведаться. Позвонил просто удостовериться, что путь свободен. А как только она упомянула, что у нее люди, запаниковал и брякнул трубку. Я со своего места слышала, как на линии щелкнуло. Она же продолжила после этого разговор и выдавала весь бред насчет инспектора Хобарта в пустоту, только чтобы тебя напугать.
  Я посмотрел на Берту и спросил:
  — О чем это вы толкуете? Вы меня с кем-то путаете. Припоминаете нашу клиентку, Берта? Это Хейзл.
  Хобарт уставился на Берту и сказал:
  — Вы полностью заблуждаетесь, миссис Кул. Лэм всю ночь не выходил из своего номера. Мы держали его на прослушивании. Не пытайтесь сбить меня с толку!
  Берта собралась что-то сказать, но передумала. Я повернулся к ней и полюбопытствовал:
  — Какой счет?
  — Эта сучка, — принялась излагать Берта, — путалась с рекламщиком по имени Калхун. Он ей нравился, только сидел на мели. Когда возник богатенький Стэндли Даунер, наша маленькая подружка Ивлин сделала Калхуну ручкой.
  Калхун оказался ревнивым. Ему это все не понравилось. Он умудрился установить местонахождение Даунера, явился сюда и застал их с крошкой Ивлин как раз в тот момент, когда Даунер распаковал твой чемодан и обнаружил подмену.
  Стэндли попробовал было растолковать Ивлин, что для него это большой сюрприз, и что у него куча денег, и что их кто-то спер, подменив чемоданы. Ивлин почудилось, будто она уже слышала нечто подобное. И она высказала несколько комментариев, не подобающих леди.
  Тут ворвался Калхун, в тот самый миг, когда Ивлин поливала Стэндли грязной бранью, а Стэндли рассыпал проклятия, не адресованные никому конкретно.
  Калхун схватил кухонный нож из прибора, который лежал на полке, и воткнул в спину Даунеру.
  — Не будете ли добры объяснить, — попросил инспектор Хобарт, — откуда, черт побери, взялся нож? Простите, мне не следовало поминать черта в присутствии дам.
  Берта стрельнула в него сверкающими глазами и изрекла:
  — Почему бы и нет, черт возьми? Я всегда придерживалась мнения, что, если женщина всякий раз валится в обморок, заслышав, как чертыхается какой-нибудь сукин сын, она более или менее разыгрывает спектакль. Ну, так о чем вы хотели узнать? Ах да, кухонный нож… симпатичная маленькая домашняя вещица. Все это происходило в подсобке при кухне. Крошка Ивлин со Стэндли собирались устроиться поуютнее и не высовывать носа какое-то время. Запланировали небольшой очаровательный медовый месяц. Так что Ивлин внесла свой вклад в домашнее хозяйство — набор кухонной утвари.
  После того как Калхун поработал ножом, Ивлин его оттуда выставила. Велела прихватить с собой подарочную коробку с вилкой и пообещала позаботиться насчет орудия убийства. Приказала сесть в самолет и вернуться домой. Сейчас он, по-моему, поджидает, пока эта сучка обстряпает дельце. Отделавшись от Калхуна, — продолжала Берта, — маленькая «Мисс Прелестные Трусики» раздела труп и обнаружила пояс с деньгами, в котором лежали семьдесят пять тысячедолларовых банкнотов. Так что она их присвоила совершенно естественным образом. Потом перебрала содержавшиеся в чемодане вещи, отыскала записку, откуда явствовало, что в действительности чемодан принадлежит субъекту по имени Джордж Биггс Гридли, который остановился в отеле «Золотые Ворота». Она не совершила ошибку, не стала оставлять Гридли никаких сообщений, не стала даже пробовать позвонить из своего номера, а потратила на четыре доллара четвертаков, названивая в отель «Золотые Ворота» из автомата в холле и прося соединить ее с мистером Гридли.
  Нож и замшевый пояс засунула в кейс, имевшийся в номере, отнесла вниз, небрежно задвинула в кучу багажа, принадлежавшего прибывающим, и зашагала своей дорогой.
  Она замела все следы до того, как обнаружили труп. Стэндли Даунер был крупным игроком и собирался рвать когти. Однако из опасения, как бы его не оставили в дураках, не стал складывать яйца в одну корзину. Семьдесят пять тысяч положил в пояс, а пятьдесят завалил в чемодан. Тот факт, что из бронемашины тиснули банковский куш, никоим образом не отразился на Стэндли. Деньги были застрахованы. Банк выплатил ему сумму и решил помалкивать на сей счет.
  Совершенно убитая Ивлин сидела и всхлипывала.
  Хейзл с огромными, словно блюдца, глазами, стояла и слушала.
  — Что ж, мы возьмем Калхуна в Лос-Анджелесе, — заключил Хобарт. — Мы…
  — Будьте добры, — вмешался я, — обождите минуточку. — Подошел к телефону, поднял трубку и попросил клерка: — Передайте, пожалуйста, мистеру Джексону из 813 номера, что в отеле находится офицер полиции, который просит его спуститься к Ивлин Эллис в номер 751. — Положил трубку и бросил инспектору Хобарту: — Продолжайте, у нас еще хватит времени.
  Он поколебался секунду-другую, а потом бросился следом за мной в коридор.
  Мы помчались по лестнице вверх к номеру 813. И почти добрались до дверей, когда те рывком распахнулись, и из них вырвался Калхун, волоча за собой кейс, с выражением дикой паники на физиономии.
  — Привет, Калхун, — поздоровался я. — Не забыли меня? Я Лэм. Обменяйтесь рукопожатием с инспектором Хобартом.
  Хобарт бросил один взгляд на Калхуна и потянулся к поясу за наручниками. Застегнув их, повернулся и посмотрел на меня.
  — Ну, от какого черта вам известно, что этот тип зарегистрировался в отеле под именем Джексона? — спросил он.
  — Инспектор, — подсказал я, — вам следует только припомнить некоторые блестящие логические цепочки, позаимствованные из телевизионных программ. Каждому, кто следит за детективными сериалами, отлично известно, что этот тип обязательно должен был появиться в отеле, чтобы дать нам возможность раскрыть дело за тридцать минут, включая рекламные паузы.
  Инспектор Хобарт, весь белый от злости, замахнулся, чтобы ударить меня. Потом глубоко вздохнул и объявил:
  — Выражаю вам, Лэм, свою признательность. И начинаю хорошо понимать чувства Фрэнка Селлерса.
  Мы препроводили Калхуна вниз к номеру, где под охраной Берты Кул находилась Ивлин Эллис.
  Калхун бросил один взгляд на воинственную Берту Кул, на рыдающую Ивлин, понял, что игра проиграна, и начал выкладывать всю историю.
  Он знал, что Ивлин ему изменила. Знал, что Даунер собрался отправиться в Сан-Франциско, обосноваться там и зажить вместе с Ивлин семейной жизнью. Поэтому специально звонил ей на квартиру, прикинувшись гангстером, изменив голос, и оставил для Даунера грозное предупреждение, которое и привел впоследствии в исполнение.
  — Другими словами, — сказал я Калхуну, — у вас в подсознании все время сидела мысль о возможности убить Даунера и таким образом убрать его с дороги.
  — Нет, нет, нет, нет! — истерически завопил он. — Я клянусь! Я клянусь!
  — Чепуха, — отрезал Хобарт. — Не знаю, сумеем мы доказать или нет, но думаю, что сумеем. Какая тут, к черту, самозащита! Это умышленное убийство. Первой степени.
  — Он защищал меня, — всхлипнула Ивлин.
  — Это вы так считаете, — заметил Хобарт. — Нам вполне ясно, как было дело. — Он повернулся ко мне и продолжил: — Хорошо. А теперь относительно вас обоих. Немедленно выметайтесь отсюда ко всем чертям — я имею в виду, из города, — и если вы, не успев отсюда убраться, раскроете рот перед каким-либо газетчиком, я позабочусь, чтобы ноги вашей никогда больше не было в Сан-Франциско, или весь состав штатных работников полиции выдворит вас отсюда к дьяволу.
  Я обеспечу вам полицейский эскорт до аэропорта. Вы доберетесь туда за рекордное время, со всей скоростью, которую развивают машины с сиренами и мигалками.
  После чего я препровожу нашу сладкую парочку в управление, и мы доведем до конца это дело добрыми старыми полицейскими методами.
  А когда вы прибудете в Лос-Анджелес, не преподносите газетным репортерам никаких баек. Фрэнк Селлерс уже изложил историю поисков награбленного, а я расскажу ему о раскрытии дела об убийстве. А вы, Лэм, вполне можете потратить свободное время на раздумья о том, что стряслось с вашими пятьюдесятью тысячами, если, конечно, они когда-нибудь у вас были.
  — Мне нечего тратить на это свободное время, — возразил я. — Я знаю, где они в данный момент находятся.
  — Где?
  — Я был полным идиотом, что не подумал об этом раньше, — признался я.
  — Хорошо, — сказал Хобарт, — согласен купить. Где они?
  Я наставил указательный палец на Берту Кул и приказал:
  — Ладно, Берта, колитесь.
  Физиономия Берты на миг побагровела от гнева, а потом она раскололась.
  — Ты перепугал меня просто чертовски, я чуть не грохнулась в обморок. Вскрыла тот чертов посылочный ящик с камерой, поглядеть, что там такое, и отправить обратно, открыла коробку с фотобумагой, а оттуда по всей комнате полетели тысячедолларовые банкноты. Я сгребла деньги, сунула к себе в стол, в этот момент затрещал телефон, Фрэнк Селлерс сообщил мне про тебя, и я чертовски отчетливо сообразила, что ты оставил меня сидеть на куче жареных денег. Тогда я сбегала в фотомагазин, купила другую коробку бумаги, точно такую же, как твоя, срезала перочинным ножом опечатку, положила в посылку, вынесла ее в приемную и велела Доррис Фишер запаковать все и отослать назад в чертову фотостудию.
  — Жареных пятьдесят тысяч! Боже, неужто я сплю…
  Я с ухмылкой оглянулся на Хейзл Даунер и поправил Берту:
  — Они вовсе не жареные. Только чуть-чуть тепленькие.
  — Мои деньги? — уточнила Хейзл.
  — Конечно, ваши, — подтвердил я.
  — У вас уйдет чертовски много времени на доказательство этого, дорогуша, — заметила Берта.
  — Нет, не уйдет, — опроверг ее я. — У меня есть письмо, подписанное Стэндли Даунером, в котором он признает, что оставил их ей. Даунер был крупным букмекером. С одной слабостью — обожал красоток. Столкнувшись с Ивлин, решил поменять Хейзл на новую модель.
  — На ту, у кого опыт побольше, — не удержалась Хейзл от провокационного комментария.
  Ивлин даже не подняла головы. Она пребывала поверженной в прах. Хейзл издала легкий смешок, бросилась ко мне в объятия и горячо, с благодарностью прижалась губами к моим губам.
  — Дональд, — шепнула она, — у найденных вами банкнотов были срезаны уголки?
  — Если и не были в тот момент, когда я их обнаружил, — шепнул я, — к тому времени, когда Берта их обнаружила, были. Уж она-то не собиралась выпускать жирный куш из унизанных бриллиантами пальцев… А если честно, Хейзл, я чересчур торопился, чтобы обратить внимание. Впрочем, думаю, что…
  — Ради господа бога, — взмолилась Берта, — прекращай свою чертову болтовню!
  Инспектор Хобарт приказывал в телефонную трубку:
  — Пришлите сюда мне служебный автомобиль с мигалкой и сиреной и самого лучшего из имеющихся водителей. Я хочу, чтобы два человека были доставлены в аэропорт как можно быстрее, чтобы пыль под колесами не успела улечься. — Он бросил трубку, повернулся ко мне, покачал головой и вздохнул: — Ох уж мне эти чертовы дилетанты!
  
  1960 год.
  (переводчик: Е. Нетесова)
  
  Подставных игроков губит жадность
  Глава 1
  Пройдя через приемную с табличкой «Кул и Лэм. Конфиденциальное бюро расследований», я открыл дверь к себе в кабинет. По лицу секретарши Элси Бранд было видно, что у нее ко мне что-то есть.
  — Что у тебя, Элси? — спросил я. — Хорошая новость или плохая?
  — Что?
  — Что ты хотела мне сказать?
  — Как вы узнали, что я хочу вам что-то сказать?
  — По твоему лицу.
  — От вас нельзя абсолютно ничего утаить!
  Я улыбнулся. Она смущенно проговорила:
  — Если бы у вас нашлось время, Дональд… пройти со мной в коридор, я… мне хотелось бы вам кое-что показать.
  — Время есть, — ответил я. — Пойдем.
  Мы вышли из кабинета, прошли по коридору. Элси подвела к кладовым, достала ключ, открыла дверь в кладовую под номером восемь и включила свет.
  Эти темные, без окон, кладовые находились в глухом конце здания. Наша кладовка была настоящей свалкой старого ненужного хлама, который давно пора было выбросить. Сейчас же она превратилась в опрятное помещение с рядами полок, уставленных папками с газетными вырезками.
  — Черт возьми! — пораженно воскликнул я.
  Элси так и распирало от гордости.
  — Мне хотелось вас удивить, — сказала она.
  — Считай, что удивила. Теперь рассказывай.
  — Значит, так, — начала она, — вы поручили мне делать вырезки о всяких преступлениях, и мне стоило большого труда разложить их в каком-либо порядке.
  — Я не просил тебя ни о каком порядке, — возразил я, — просто просил держать под рукой, если вдруг понадобятся те, что посвежее.
  — Зато, — продолжала она, — теперь вы в любой момент можете легко найти то, что вам нужно. Вот, например, том А. Насильственная смерть. Номера от первого до сотого — убийства по мотивам ревности. От ста до двухсот — убийства, связанные с вооруженными грабежами. Всего десять разделов. Вот здесь у нас перекрестная система ссылок на орудия убийства. Убийства с применением огнестрельного оружия, убийства холодным оружием, отравления. Далее, следующий том, том Б — ограбления. Том В — кражи. Том Г…
  — Что тут, черт побери, происходит? — раздался за спиной резкий скрипучий голос Берты Кул.
  Элси Бранд умолкла.
  Я обернулся к своей партнерше. Та покраснела от злости, глаза ее метали громы и молнии.
  — Это моя справочная библиотека, — ответил я.
  — На кой черт тебе нужна справочная библиотека?
  — Чтобы наводить справки.
  Берта фыркнула:
  — Мне сказали, что вы с Элси нежничаете в коридоре. Решила поинтересоваться, чем вы здесь…
  Берта схватила одну из папок, перелистала ее и швырнула, обращаясь к Элси:
  — Так вот чем ты занималась все это время!
  Элси открыла было рот, но я встал между ней и Бертой Кул.
  — Этим она занималась в свое свободное время, — вмешался я. — И если ты забыла, напомню, что имевшиеся у нас сведения о нераскрытых преступлениях дали нам возможность сотрудничать с полицией и пару раз помогли выкарабкаться из довольно серьезных неприятностей.
  — Ты всегда нарываешься на неприятности, — огрызнулась Берта. — А потом каким-то чудом выбираешься и…
  — И счет в банке выглядит лучше, чем когда мы начинаем дело, — тоже разозлился я. — А теперь, если есть претензии, ступай к себе в кабинет, изложи их в письменном виде и передай Элси. Мы отправим их в отдел жалоб, то есть, если тебя интересует, выбросим в мусорную корзину.
  — Слушай, Дональд, — сказала Берта, — не надо так.
  — Как так?
  — Что ты сходишь с ума?
  — Схожу с ума! Да я уже вконец свихнулся.
  — Ладно, Дональд, не капризничай. Я тебя искала по конкретному делу, и у меня лопнуло терпение, когда никто не отвечал по твоему телефону.
  — Видишь, Элси показывает мне новую классификацию информации.
  — Представляешь, черт побери, положение, когда у меня клиент, я хочу познакомить его с моим партнером, а по телефону никто не отвечает? Ни секретарь, ни партнер, никто! И я бегу вас разыскивать. Клиент — злой как черт сидит в кабинете, а вы тут, в кладовке, крутите любовь.
  — Не крутим мы никакую любовь! — психанул я.
  — Вполне могли бы, — спокойно продолжала Берта, — насколько я вас знаю. Вы так глядите друг на дружку…
  — Заткнись, — оборвал я, — если у тебя в кабинете сидит нетерпеливый клиент, давай лучше займемся его делом. А если хочешь высказаться о наших личных отношениях, можешь изложить свое мнение в письменном виде и…
  — Ладно, ладно, — раздраженно остановила меня Берта. — Хватит… Элси, закрывай чертову кладовку. Дональд, пошли к клиенту. У него для нас работа. Вполне приличное дельце.
  Берта повернулась и вразвалку двинулась по коридору — сто шестьдесят пять фунтов бульдожьего упорства, неконтролируемого темперамента, ненасытной алчности и тонкой наблюдательности — довольно взрывоопасное сочетание, несколько смягчаемое преданностью делу, в особенности когда пахнет зелененькими.
  При таком ее характере наше партнерство, возможно, давно бы уже развалилось, если бы не было таким выгодным. Самым убедительным аргументом в жизни Берты был счет в банке, и каждый раз, когда наше партнерство оказывалось под угрозой, Берте удавалось обуздать свой невыносимый нрав.
  Подождав, пока я ее догоню, Берта снова заговорила:
  — Это страховая компания. Они уже некоторое время присматриваются к нам. Солидный бизнес с хорошими деньгами, Дональд, не то что твои дикие импровизации.
  — Делали деньги и на моих импровизациях, — напомнил я. — И неплохие деньги.
  — Порой чересчур много, — возразила Берта. — Это меня пугает. Слишком большой риск. Дело, которое предлагает Хоули, только начало.
  — Ладно, — сказал я. — Кто такой Хоули?
  Берта задержалась у двери приемной и, прежде чем повернуть ручку, быстро ввела меня в курс дела.
  — Ламонт Хоули, — сообщила она, — возглавляет отдел возмещения убытков в страховой компании «Консолидейтед интериншуранс». Он тебе все расскажет. Послушай, Дональд, будь с ним полюбезнее. Это именно то, что нам нужно.
  — Что мы имеем? — спросил я.
  — Сотню в день и оплату расходов, гарантия — как минимум на десять дней. Можем привлечь любых агентов.
  — Сколько агентов можно привлечь за такие деньги?
  — Одного, — уставившись на меня, ответила она. — Тебя. И клиент, черт побери, уверен, что больше не потребуется!
  Берта рванула на себя дверь и, проплыв по приемной, распахнула дверь своего кабинета.
  Нам навстречу поднялся высокий, худощавый, узколицый мужчина с пристальным, оценивающим взглядом, похожий на коммивояжера, поднявшегося по служебной лестнице. Способен сопоставлять факты, цифры и человеческие характеры и находить решения.
  — Дональд Лэм, мой партнер, — представила меня Берта Кул. — Дональд, это Ламонт Хоули из «Консолидейтед интериншуранс».
  Хоули протянул руку. Его длинные пальцы обвились вокруг моей ладони. Губы растянулись в ничего не говорящей улыбке — дань условности. Глаза были неулыбчивые.
  — Много о вас наслышан, мистер Лэм, — сказал он.
  — Хорошего, плохого или так себе?
  — Хорошего. Очень хорошего, в самом деле. О вас такие отзывы… Я ожидал увидеть… более крупного мужчину.
  — Не будем терять время, — прервала его Берта Кул, плюхаясь в скрипучее вращающееся кресло у стола. — С Дональдом все попадаются на удочку. Верно, он молод и неказист, но у малого есть мозги. Я, собственно, уже ввела Дональда в курс, возражений нет. Финансовая сторона — на мне. Он отвечает за работу вне офиса. Теперь слово за вами — изложите Дональду суть дела.
  Хоули продолжал разглядывать меня, словно все еще не решаясь принять таким, каков я есть. Но в конце концов он уселся, достал из портфеля папку, положил на колени и, не заглядывая в нее, принялся скороговоркой выкладывать факты и цифры.
  — Картер Дж. Холгейт, операции с недвижимостью, — начал он. — Безошибочное деловое чутье. Дела идут отлично, но он до смерти боится потерпеть убытки из-за какой-нибудь случайности. У нас с ним договор о неограниченном страховании. 13 августа был в городе Колинда, ехал в северном направлении. Признает, что ехал уставшим и, возможно, был невнимателен. По городу ехал следом за легковым автомобилем. Оба подъехали к пересечению Седьмой и Главной улиц. Светофор переключился на красный, передняя машина остановилась, по словам Холгейта, очень резко, но подтвердить этого другими свидетельствами он не может. Холгейт врезался в задний бампер передней машины. За рулем была Вивиан Дешлер, квартира 619, «Мирамар Апартментс», Колинда, Калифорния; возраст двадцать шесть лет, блондинка, рост пять футов четыре дюйма; по-видимому, разведенка, живущая на единовременно выплаченное при разводе пособие, которое подходит к концу. Автомобиль спортивного типа, быстроходный, но низкий и легкий. Дешлер утверждает, что в результате внезапного толчка получила травму головы и шеи. Вы, разумеется, знаете, что подобные травмы — настоящий кошмар для страховой компании. Никакого сомнения в том, что травмы могут быть крайне серьезными и что симптомы могут проявиться лишь спустя некоторое время. С другой стороны, практически нет никакой возможности проверить. Человек говорит, что у него болит голова, и как тут докажешь, что она у него не болит? Никак. Ответственность страхователя не подлежит никакому сомнению. Он устал от езды и, как он доверительно нам сообщил, надеялся обойти идущие впереди машины. Прибавил скорость, но, увидев, что не справится, вернулся на скорости в прежний ряд, не заметив красного света на пересечении. Запоздалая реакция — и он врезался в задний бампер передней машины, и, как назло, машина оказалась легкой.
  — Ладно, — заметил я, — что в этом деле требуется от нас?
  — При подобного рода травмах, — продолжал Хоули, — мы стараемся навести справки о пострадавшем. Хотим узнать, кто он, откуда, чем занимается, и особенно стараемся узнать, не противоречит ли его повседневное поведение картине серьезной травмы. Скажем, на месте свидетеля в суде появляется молодая привлекательная особа, которая сумеет пустить пыль в глаза присяжным. Улыбнувшись в их сторону, принимается описывать свои симптомы. Голос выдает страдания, страдальческая улыбка свидетельствует о том, как стойко она переносит мучения, и даже перспективу полной утраты здоровья. Рассказывает о головных болях, бессоннице, нервном расстройстве и далее в том же духе. Так вот, мы вполне резонно можем подвергнуть ее перекрестному допросу и потом заявить: «Теперь, мисс Дешлер, давайте обсудим типичный день из вашей жизни. Возьмем, к примеру, 19 сентября нынешнего года. Вы жалуетесь на бессонницу, но в то утро не забирали оставленные у порога квартиры газеты и молоко до четверти одиннадцатого. В одиннадцать десять вы вышли из дома и отправились на пляж. После полудня купались в море. Вечером ходили с кавалером на танцы, а потом поехали по прибрежному шоссе, остановились полюбоваться океаном и простояли там два с половиной часа. Затем ваш кавалер отвез вас домой, вошел вместе с вами в квартиру и пробыл там один час сорок минут». В заключение мы показываем видеокассету — как она резво бегает по пляжу в купальном костюме, поворачивает голову к своему кавалеру и заразительно смеется, подзывая его к себе, как она плещется в волнах прибоя, как демонстрирует свою фигуру. После демонстрации подобной видеокассеты и перекрестного допроса жюри присяжных понимает, что жизнь молодой особы не вызывает больших опасений, да и ее физическая активность ничем не ущемлена.
  — Минутку, — прервал его я. — Значит, вы хотите, чтобы я сел на хвост этой девице, снимал ее, когда она пойдет на пляж, узнавал, в какое время она открывает дверь, чтобы забрать газету, следил за ее дружком…
  — Нет-нет, — горячо возразил Хоули. — Такая работа требует совершенно других специалистов. У нас имеются свои способы получения информации, собственные трюк-камеры с телеобъективами. Помимо прочего, мистер Лэм, не следует забывать, каким образом я подошел к решению проблемы. Обратите внимание, что, как я сказал, во время перекрестного допроса мы говорим: «Теперь, мисс Дешлер, давайте обсудим типичный день из вашей жизни», и потом достаем отчет с перечнем событий, имевших место в тот конкретный день. Заметьте, что мы не спрашиваем ее, был ли тот день типичным в ее жизни. Вместо этого наш адвокат прямо говорит: «Обсудим типичный день из вашей жизни», и начинает перечислять все, что имело место в тот день. Он старается создать впечатление, что мы до мельчайших деталей проследили ее действия со дня возбуждения дела до начала судебного разбирательства. На самом деле у нас, вероятно, имеются сведения всего лишь об одном-двух днях, и эти дни могут быть днями необычной активности, но мы подводим к такому выводу, утверждая: «Возьмем типичный день из вашей жизни», и потом демонстрируя видеопленку и подробные записи. Мы создаем желаемое впечатление и в то же время нагоняем страх на свидетельницу, потому что она не знает, что и сколько нам известно. Иными словами, она, возможно, считает, что мы следили за ее действиями каждую минуту, ночью и днем.
  — Понятно, — сказал я.
  — Только не считайте, мистер Лэм, что мы обижаем несчастных, — улыбнулся Хоули, бросая на меня гипнотизирующий взгляд. — Мы имеем дело с рэкетом. На этом деле многие набили руку. Возьмите, например, эту Вивиан Дешлер. Она, может быть, представляет собой отдельный случай, которым нам в настоящее время приходится заниматься. Но учтите, что случай этот не единичный. За ней стоит организованная группа. У нее есть адвокат, который…
  — Кто ее адвокат? — прервал я его.
  — Мы не знаем, — ответил Хоули. — Вивиан Дешлер еще не предъявляла иска. Подала заявление о получении страховки, и мы предпочли бы решить вопрос без передачи дела в суд. Речь идет лишь о том, что у нее есть адвокат, хотя нам он пока неизвестен. Адвокат, специализирующийся на защите потерпевших в автомобильных авариях. Он состоит в коллегии адвокатов, оказывающих друг другу взаимные услуги. Иначе говоря, как только одному из адвокатов удается найти маленькую хитрость, которая позволяет добиться более выгодного решения жюри присяжных, это становится достоянием всех членов данной коллегии. К примеру, кто-нибудь из них добивается решения о солидной компенсации клиенту за перелом ноги, сообщение об этом моментально облетает всех членов коллегии, и они все начинают диктовать цену за сломанную ногу. И далее — в том же духе.
  — Выходит, клин клином вышибаете? — заметил я.
  — Ну, не совсем так, — возразил Хоули. — Нам приходится прибегать к мерам защиты. Иначе не было бы ни автомобилистов, ни страхования автомобилей. Страховые премии достигли бы таких размеров, что страхование просто стало бы не по карману.
  — Вернемся к тому, что вы хотите от меня, — предложил я.
  — Мы хотим, чтобы вы установили местонахождение Вивиан Дешлер.
  — Но мне показалось, вы сказали, что она живет…
  — Нам известно, где она проживала, но мы не знаем, где она находится в настоящее время. Она подала заявление. Во всем шла навстречу. Позволила нашему доктору сделать врачебный осмотр и согласилась на рентгеноскопию. Словом, была настроена дружелюбно и готова помогать. Сообщила, что в данный момент не хочет говорить о размере страхового вознаграждения, что до истечения срока исковой давности времени у нее более чем достаточно, что она хочет убедиться, как ей поможет лечение, и прочее в том же духе.
  — Похоже, весьма рассудительная девица, — вставил я.
  — Действительно, весьма рассудительная. Вообще-то у нее довольно непринужденная, я бы сказал, профессиональная манера вести дела. Она заявила, что согласилась бы на тридцать тысяч долларов, и на этом можно закончить… а потом вдруг исчезла со сцены. Не знаем, куда она отправилась. Нам бы очень хотелось отыскать ее. Когда случаются подобные вещи, это вызывает беспокойство. Вы понимаете, мистер Лэм, что по данному заявлению нам приходится брать на себя обязательства. Вопрос лишь в том, какую сумму придется заплатить. Так вот, мы хотим, чтобы ваше агентство разыскало Вивиан Дешлер.
  — У вас довольно приличный следственный отдел, — заметил я. — Почему бы не использовать его возможности?
  — Мы заняты другими делами и… откровенно говоря, мистер Лэм, мы уже испробовали все обычные средства, но они не сработали. Мы не знаем, где она. Не можем ее найти. А она нам нужна.
  Я возразил:
  — Послушайте, это дело вашего профиля. Вы поднаторели в поисках. Почему же вы рассчитываете на нас, если ваша страховая компания не находит концов?
  Хоули ответил откровенно:
  — Мы считаем, что вы работаете намного лучше нас.
  Берта расплылась в улыбке.
  Я сказал:
  — Не понял?
  — Прошу прощения? — в свою очередь спросил Хоули.
  Я потребовал:
  — Объясните-ка мне это попонятнее.
  — Хорошо, — начал Хоули. — Дело обстоит таким образом, что у нас имеется один ключик к Вивиан Дешлер. В Колинде у нее есть подруга, и она как раз живет в том же доме — «Мирамар Апартментс». Ее зовут Дорис Эшли. Двадцать восемь лет, брюнетка, отличная фигурка. И источники ее доходов нам неизвестны. Дорис Эшли в тесных дружеских отношениях с Дадли X. Бедфордом, лет тридцати пяти, который, как считают, живет, и, видимо, неплохо, занимаясь куплей-продажей недвижимости. Так вот, в нашей страховой компании персонал продвигается по службе в зависимости от стажа работы, а поскольку должность следователя требует большого опыта и такта, на этих постах нет молодых людей. Далее. Все обычные попытки установить контакт с Дорис Эшли не удались, и… признаюсь, у нас было совещание, на котором решено, что необходимую информацию, возможно, сумеет получить более молодой и привлекательный агент, не имеющий явных связей с нашей компанией. — Хоули, широко улыбаясь, поглядел на меня.
  — Боже! — воскликнула Берта Кул. — Вы не представляете, что Дональд делает с женщинами! Они рыдают у него на груди, выкладывают все, что у них на сердце. Если кто и может вывернуть девицу наизнанку, так это сидящий перед вами башковитый малый.
  — Не сомневаюсь, — подтвердил Хоули.
  — Не думаю, что мне это понравится, — вмешался я.
  — О, еще как понравится! — заверила Берта. — Такой случай, Дональд!
  Я пристально посмотрел на Хоули.
  — Слушайте, — сказал я, — если я за это возьмусь, то буду делать все по-своему. Вам надо найти Вивиан Дешлер, верно?
  — Верно.
  — Неважно как, лишь бы найти.
  — Мы исчерпали все обычные средства, — повторил он.
  — Понял. Цель нашей работы — найти Вивиан Дешлер, правильно?
  — Правильно.
  — Ладно. Это единственное, чем я буду заниматься. По выполнении — сотня в день и расходы. Как только надоест продолжать, могу бросить.
  — Так нас не устроит, мистер Лэм.
  — А нас не устроит иначе, — парировал я.
  Берта открыла было рот, но я взглядом дал понять, чтобы молчала.
  — Хорошо, договорились, — вздохнул Хоули.
  — Ладно, теперь рассказывайте о Дорис Эшли, — попросил я.
  Хоули впервые заглянул в свои записи:
  — Ездит на двухдверном «олдсмобиле» прошлогодней модели, номер РТД 9-13. Покупки делает в супермаркете Колинды, готовит сама, за исключением вечеров, когда ее приглашают поужинать, а такое случается почти каждый вечер.
  — Дадли Бедфорд? — уточнил я.
  Хоули кивнул.
  — Что насчет «Мирамар Апартментс», — спросил я, — есть там гараж?
  — Нет. К северу от дома есть свободная площадка, которой пользуются как автостоянкой по принципу, кто первый займет место. Перед самим домом тоже обычно бывает свободное место для парковки.
  — Дорис Эшли поздно встает?
  — Очень поздно, — ответил он. — Каждый день спит почти до полудня. За покупками отправляется примерно в половине третьего, видно, сразу после завтрака. Мы знаем о ней не так уж и много. Вокруг всего этого — какая-то атмосфера скрытности, таинственности, и это нас беспокоит. Откровенно говоря, мистер Лэм, мы готовы потратить больше, чем рассчитываем сэкономить, потому что нам такие вещи не по нутру. Не нравятся подозрительные случаи, которые не укладываются в обычные рамки. Нам предпочтительнее вести дела на основе средних показателей. Именно так мы и начисляем наши страховые премии, стараясь при этом покрыть свои убытки.
  — Понимаю, — согласился я.
  Хоули стал прощаться.
  — Я оставил миссис Кул свой личный, не внесенный в телефонную книгу номер телефона, — сказал он. — Можете рассчитывать на полное сотрудничество с нашей компанией, но, разумеется, я должен просить вас воздержаться от всяких открытых контактов с нами. Мы полагаем, что за нашей деятельностью следят, и, что бы мы ни предприняли, нас могут опередить.
  — Понятно, — обронил я. — Большое спасибо. Принимаемся за дело.
  Он раскланялся с Бертой, шагнул к двери и на миг задержался.
  — Пожалуй, следует предупредить вас, мистер Лэм, что существует определенная угроза.
  — Личная?
  — Да.
  — Какого рода?
  Хоули улыбнулся.
  — Был любопытный анонимный звонок по телефону, — пояснил он. — Будьте осторожнее. — И закрыл за собой дверь.
  Физиономия Берты Кул расплылась в улыбке.
  — Разве не здорово, Дональд? — радовалась она. — Крупная страховая компания со своим следственным отделом, а когда речь заходит о трудном случае, они обращаются за помощью к нам.
  Я промолчал.
  — И, разумеется, — продолжала Берта, — не такие уж мы кретины, чтобы поверить трепу о том, почему они готовы платить за интересующую их информацию. Что-то в этом деле вызывает их беспокойство. Видно, попробовали надуть ту бабенку, обожглись и теперь перепугались.
  — Это как пить дать, — поддержал я ее. — Ладно, съезжу посмотрю на месте.
  — Держи меня в курсе, — сказала Берта. — Дело важное. И не пугай клиента своими чудовищными счетами за расходы. Можно же урезать…
  Однако я уже хлопнул дверью, обрывая ее словесный поток.
  Глава 2
  Я отправился в пункт проката автомобилей, взял там автомобиль с откидным верхом, тут же опустил его и поехал в Колинду.
  Покрутился вокруг «Мирамар Апартментс», пока не отыскал машину Дорис Эшли. Нашел, где припарковаться, и устроился ждать.
  Примерно в половине третьего из дома выскочила яркая брюнетка и нетерпеливо, словно пытаясь своими красивыми ножками оттолкнуть с дороги тротуар, двинулась к машине. Хлопнула дверцей.
  Я поехал следом за ней к городскому супермаркету.
  Решил, что буду играть не по нотам, без заранее продуманной программы.
  Надо было завязать «случайное» знакомство, но, как назло, ничего не приходило в голову. Можно попробовать старый трюк — неловко повернуть тележку для покупок и зацепиться колесиком за ее тележку. Все зависело от ее настроения. Но даже если бы это и удалось, вспоминая потом, она нашла бы в моих авансах много сомнительного. А этого я себе не мог позволить. Как кто-то сказал, есть миллион способов подъехать к хорошенькой девушке, но ни один из них ни к черту не годится, если она не в настроении.
  Автостоянка у супермаркета была почти заполнена. Большинство свободных площадок находились в дальнем углу. Дорис, отыскивая место, медленно проехала до самого конца и поставила машину правым боком к стене. Распахнула левую дверцу и, на мгновение ослепив меня нейлоновой деталью туалета и обнаженной ножкой, выскользнула наружу.
  Не оглянувшись, захлопнула дверцу и быстрыми мелкими шажками направилась к супермаркету.
  Площадка слева была свободна. Я поставил свою машину так близко, что ей было не открыть левую дверцу. Справа мешала стена, так что в машину было не попасть.
  Рядом со мной высокий поджарый малый припарковал «Форд».
  Я вынул ключи зажигания, сунул в карман, отошел в тенистый уголок и приготовился ждать.
  Но долго ждать не пришлось.
  С бумажным пакетом, наполненным продуктами, появилась Дорис. Поспешила к месту, где оставила машину, стала протискиваться между двумя крайними машинами, поняла ситуацию, поколебавшись, перешла на правую сторону, попыталась сесть оттуда, но обнаружила, что широкая дверца не позволяет попасть внутрь.
  Недовольно огляделась. Я видел, как она хороша и как взбешена.
  Поставив пакет на землю, Дорис подошла к моему автомобилю с откинутым верхом, оглядела его, дотянулась до руля и принялась сигналить.
  Выждав несколько минут, я, не торопясь, будто кого-то искал, двинулся вдоль автостоянки, безразлично скользнул взглядом по Дорис и отвернулся.
  — Ваша машина? — раздраженно бросила она.
  — Нет, мэм, — ответил я.
  Она еще сильнее нахмурилась.
  — А в чем дело? — спросил я. — Что-нибудь не так?
  — Что-нибудь не так! — взвилась она. — Смотрите, как встал этот идиот! Дверцу не открыть, а я тороплюсь.
  — Да-а, как вам это нравится? — протянул я.
  Окинув меня весьма выразительным взглядом, Дорис выпалила:
  — Как мне это нравится? Сказала бы я, как мне это нравится и что думаю про того идиота с его машиной. Только вот боюсь, вы что-нибудь не то про меня подумаете. Можно как-нибудь подвинуть эту чертову машину? Может, подать назад?
  — Он, наверное, в супермаркете. Может, поищем его там? — предложил я.
  — Конечно, можно и поискать. Пойти и вызвать по радио, — сказала она. — Но я не хочу. Там столько народу. Я… я бы ему шины проткнула!
  — Я бы мог ее подвинуть, если бы… — нерешительно начал я.
  — Если бы что? — спросила она.
  — Страшно не хочется, чтобы застукали.
  — На чем?
  — Можно закоротить зажигание.
  Оглядев меня сверху донизу, она снова заговорила:
  — Сколько времени займет?
  — Секунд десять.
  Она пустила в ход все свои чары:
  — Что же тогда мешает?
  — Если влипну… — помедлил я. — Придется вернуться назад…
  Умоляюще глядя большими черными глазами, Дорис одарила меня обольстительной белозубой улыбкой.
  — Пожалуйста, — умоляюще протянула она. — Ну, пожалуйста!
  Я подошел к автомобилю, опасливо оглянулся через плечо, перепрыгнув через дверцу, сел за руль, достал ножик, зачистил изоляцию на двух проводках, достал из кармана кусочек проволоки, замкнул зажигание, запустил мотор, подал назад и улыбнулся.
  — Порядок, хозяйка? — спросил я.
  Она открыла дверцу своей машины, положила в салон пакет и, чуть помедлив, приподняла короткую узкую юбку и полезла внутрь, дав мне возможность увидеть уйму интересного. Завела мотор, подала машину назад.
  Я поставил взятую мной напрокат машину на прежнее место, открыл левую дверцу и вышел.
  Дорис жестом подозвала меня к себе.
  — Как вас зовут? — спросила она.
  — Дональд, — ответил я.
  Она наградила меня чарующей улыбкой.
  — А меня Дорис, — сказала она. — Вы прелесть, Дональд. Где вы этому научились?
  — Прошел суровую школу, хозяйка, — брякнул я.
  — Дорис, — поправила она.
  — Дорис, — повторил я.
  — И вы рисковали ради меня?
  — Да.
  — Вы прелесть, — еще раз сказала она и снова наградила меня улыбкой. — Что вы здесь делаете, Дональд? Явно приехали не за покупками. Кого-нибудь ждете? Жену?
  — У меня нет жены.
  — Девушка?
  — И девушки нет.
  — Что так, Дональд?
  — Не было возможности познакомиться… пока что.
  — Что же мешало?
  — Не зависящие от меня обстоятельства.
  — Дональд, может, я могу помочь? Скажите честно, кого-нибудь поджидаете?
  Притворившись, что не решаюсь сказать, я потянул время и наконец ответил:
  — Караулю одного из кассиров. Надо поговорить, но не хочу при посторонних, и… они тут все очень заняты.
  — Они еще долго будут заняты, — заметила она. — Почему бы не поговорить с ним после работы?
  — Видно, придется так и поступить.
  В глазах девицы — неприкрытое приглашение.
  — Хотите, подвезу?
  — Неплохо бы… спасибо.
  Я обошел вокруг машины, открыл дверцу и сел. Дорис, делая вид, что поправляет юбку, кончиками пальцев одернула ее на пару миллиметров.
  — Я еду в «Мирамар Апартментс», — объявила она. — Вам по пути?
  — А где эти «Мирамар Апартментс»? — спросил я.
  — Честнат, 3-14.
  — Представляю, — промямлил я. — Устраивает. Вернее, мне все равно.
  Дорис выехала с площадки, выкрутила баранку, притормозила у въезда на Главную улицу и влилась в поток автомобилей. Метнув взгляд в мою сторону, сказала:
  — Слушай, Дональд, тебе, похоже, нынче не везет. Верно?
  — Верно.
  — Где научился химичить с проводкой автомобиля?
  — А-а, просто знал, — отнекивался я.
  — Когда-нибудь прежде этим занимался?
  — Не-а, — ответил я, потупив взгляд.
  — Не надо врать, Дональд. У тебя в кармане — кусок провода. Ты болтался у автостоянки. Скажи, зачем?
  Я понурил голову.
  — Доверься мне, Дональд. Ты сидел когда-нибудь в…
  — Нет.
  — А тот кассир, с которым ты хотел поговорить, ты его раньше знал? Может, где-то вместе были?
  — Нет.
  — Дональд, ты повидал жизнь, знаешь, что у тебя были бы большие неприятности, если бы владелец машины застал тебя, когда ты манипулировал с зажиганием. Ты бы попал в серьезный переплет. Неужели не понимаешь?
  Я кивнул.
  — Хорошо. Зачем тогда рисковал?
  — Потому что вы… ты улыбнулась.
  — Неужели мои улыбки так на тебя действуют, Дональд?
  — Улыбки, фигурка, ножки, — выпалил я.
  — Дональд!
  Я оглянулся через плечо. Через две машины позади нас ехал в «Форде» тот долговязый малый.
  Я нащупал ручку дверцы.
  — Будь добра, притормози, — сказал я. — Пожалуй, выйду тут, хозяйка.
  — Меня зовут Дорис, — обиделась она.
  — Мне лучше выйти тут, Дорис.
  — Я говорила, что еду в «Мирамар Апартментс», Дональд. Я живу там.
  Впереди зажегся красный свет. Дорис изящной ножкой нажала на педаль.
  — Я там живу, — повторила она.
  — Пока, Дорис, — ответил я. — Ты — чудо.
  Я открыл дверцу, выпрыгнул и захлопнул ее за собой.
  Она начала что-то говорить, но светофор переключился на зеленый, и из машины позади негромко просигналили.
  Дорис, по-моему, с сожалением поглядела мне вслед и тронулась с места.
  Долговязый тощий водитель «Форда» безуспешно попробовал остановиться, но, подчинившись автомобильному потоку, двинулся дальше.
  Вернувшись пешком к супермаркету, я включил ключом зажигание. Возвратился в город, сдал машину в пункт проката и позвонил Берте.
  — Ты где? — спросила Берта.
  — Здесь, в городе, — ответил я. — Вернулся из Колинды.
  — Дональд, в этом деле не все гладко.
  — До тебя только начинает доходить?
  — Ладно, не строй из себя умника. Тут эта твоя секретарша, Элси Бранд, с вырезками, которые ты поручил ей собирать…
  — И что там?
  — Она просматривала личные объявления, старалась приспособить к делу… Мой бог, до чего же эта девица тебя боготворит! Правда, как тебе, черт побери, удается так охмурять женщин? Что ты собираешься делать, жениться на ней? Так бы и…
  — Так я и сделаю, если настаиваешь, — согласился я. — Тогда она, само собой, станет нашим партнером.
  — Кем? — заверещала в телефон Берта.
  — Партнером нашего агентства.
  — Катись ты к черту. Чтобы какая-то секретарша выходила замуж за мой бизнес?
  — Тогда ладно, не женюсь. Так что она нашла?
  — Эта страховая компания дает анонимное объявление.
  — О чем?
  — В объявлении предлагается сто долларов любому свидетелю, который даст показания о столкновении двух автомобилей тринадцатого августа на пересечении Седьмой и Главной улиц.
  — Откуда тебе известно, что это страховая компания?
  — Кто же еще? Кому охота выложить сто долларов свидетелю?
  Я сказал:
  — Зачем страховой компании свидетели? Она же собирается признать свою ответственность. В данном случае не требуется никаких доказательств.
  — Ладно, я сообщила тебе, как есть в газете, — заявила Берта. — Проверь все-таки в местной колиндской газете, нет ли чего там.
  — Хорошая мысль, — согласился я. — Посмотрю. У меня для тебя новость, Берта.
  — Какая?
  — За мной «хвост».
  — За тобой?
  — Точно.
  — Где ты был?
  — Съездил в Колинду и обратно.
  — Откуда знаешь, что за тобой слежка.
  — Видел в зеркало заднего обзора и вообще чувствую.
  — Дональд, что, черт побери, происходит с этим делом?
  — Не знаю, — ответил я. — Пока не знаю.
  — Думаешь, они проследили за Ламонтом Хоули до нашего агентства?
  — Не знаю, — повторил я. — А вот ему следовало бы знать.
  — За всем этим делом что-то кроется. Действуй с оглядкой.
  — Вот уж нет, — возразил я. — Помнишь, сама говорила, что это миленькое дельце в старинном духе? Приличное занятие, приятное, которое тебе так нравится.
  — Самое пренеприятное, черт побери, — заорала в трубку Берта. — Оно начинено динамитом! И тебе это известно. Почему вдруг этот малый, Хоули, остановился в дверях и предупредил тебя насчет опасности? Черт побери, что он хотел этим сказать?
  — Хотел удержать меня, чтобы не впутался в историю, которая мне не по зубам, — объяснил я.
  — Тогда почему он не предупредил нас об этом, когда излагал дело, и не открыл, в чем опасность?
  Я терпеливо дождался конца тирады, чтобы растолковать ей, что я хочу сказать:
  — Потому что, если бы он был с нами откровенен, ты бы назначила гонорар, соответствующий характеру работы — с учетом ее опасности. А так он просто-напросто обвел тебя вокруг пальца, заставив согласиться на ничтожно малый гонорар. Он охотно заплатил бы в десять раз больше и…
  Нечленораздельный рев на другом конце линии не означал ничего иного, как…
  Пока провода не расплавились от бурно выражаемого моей партнершей негодования, я осторожно положил трубку на рычаг.
  Сев в служебный драндулет, не спеша, поглядывая в зеркало заднего обзора, я поехал домой. «Хвоста» за мной не было.
  Я взял за правило сразу же забирать утренние газеты, если они приходили накануне вечером. Просмотрел частные объявления. Точно. Вот оно, объявление. Но на этот раз цену за свидетельские услуги повысили. В объявлении говорилось: «Вознаграждение в 250 долл. свидетелю столкновения автомашин на пересечении Седьмой и Главной улиц в Колинде 13 августа в 3.30 пополудни. Почтовый ящик 694-У».
  Я вырезал объявление, наклеил на лист бумаги и внизу приписал: «Звоните Мэйвью 6-9423. Спросить Дональда».
  Я надписал конверт, указав номер почтового ящика из объявления, и оставил почтальону.
  Мэйвью 6-9423 был номер домашнего телефона Элси Бранд.
  Позвонил ей.
  — Привет, Элси. Как дела?
  — Прекрасно, Дональд. Вы где?
  — В городе.
  — Хотите что-то передать?
  — Да, Элси. Если кто-нибудь позвонит тебе и спросит Дональда, не слишком распространяйся. Скажи, что я где-то неподалеку. Спроси, что передать. Если станут настаивать, упомяни мимоходом, что я твой брат.
  — Дональд, имеется в виду, что вы живете по моему адресу?
  — Допустим.
  — Не покажется ли нелепым, что мы с братом живем в однокомнатной квартире?
  — Ладно, скажи, что я твой муж.
  — Это было бы еще более неловко.
  — Ну, — сказал я, — что тебя больше устраивает — нелепо или неловко?
  — А что бы предпочли вы, Дональд?
  — Пускай будет нелепо, — ответил я. — Принимая во внимание твои чувства. Скажи, что я — твой брат.
  — Как скажете.
  Пожелав ей доброй ночи, я повесил трубку.
  Утром отправился в пункт проката и взял «Шевроле». Поехал в Колинду.
  Насколько мне удалось определить, никто не проявлял к моим передвижениям ни малейшего интереса. Если не считать обычного автомобильного потока, на дороге все было чисто. Я то притормаживал, то прибавлял скорость. Не обнаружил за собой никакого преследования.
  В Колинде купил газету.
  В колонке объявлений — ни слова о свидетеле дорожного происшествия 13 августа.
  Я зашел в дорожный отдел полицейского участка, просмотрел записи.
  На следующий день после столкновения Картер Джексон Холгейт в установленном порядке сделал заявление, в котором сообщал о том, что на пересечении Седьмой и Главной улиц в три тридцать пополудни совершил наезд на автомашину; что другая машина под номерным знаком ТВН 626 принадлежит Вивиан Дешлер, проживающей в «Мирамар Апартментс»; что у автомашины Холгейта поврежден передний бампер, стоимость ремонта оценивается в 150 долларов; что повреждение задней части другой машины «незначительное».
  Я направился к «Мирамар Апартментс». Машина Дорис Эшли была на автостоянке.
  Вскоре после двух девушка вышла из дома и своей семенящей походкой торопливо зашагала к автостоянке.
  Улучив момент, когда она отвернулась, я завел мотор и поехал к супермаркету. Там я припарковал машину и вошел внутрь.
  Войдя в супермаркет, Дорис взяла тележку, положила в нее несколько пакетов и двинулась к кассе.
  Я подошел к кассиру и, понизив голос, спросил:
  — Слушай, приятель, нельзя ли в кредит?
  — Только наличными, — покачал он головой.
  — На короткий срок. Я бы хотел…
  Он снова покачал головой:
  — Извините, мы никому не отпускаем в кредит. Даже самому президенту Соединенных Штатов. Только наличными. Если желаете рассчитаться чеком, другое дело. Обратитесь к управляющему. Но — никакого кредита.
  — Даже на сумму не больше пяти долларов? — настаивал я.
  Он яростно замотал головой.
  Подняв глаза, я увидел, что Дорис Эшли уставилась на меня, стараясь понять, что происходит. Она не могла слышать наш разговор, но видела, что кассир отрицательно качает головой, а я поворачиваюсь уходить.
  — Дональд! — окликнула она.
  — Привет! — ответил я с удрученным видом.
  — Дональд, подожди меня. Подожди, надо поговорить.
  Она поспешила к стойке кассира.
  — Посчитайте, пожалуйста. — Бросив перед кассиром двадцать долларов, она пошла к турникету и взяла меня под руку. — Дональд, почему ты вчера сбежал?
  — Я… испугался, что не совладаю с собой.
  — Как это понимать?
  — Я сказал то, что совсем не собирался говорить.
  — Ты о чем, о твоем прошлом? Ты мне ничего и не говорил.
  — Не-а… о твоих ножках.
  — А что в этом такого, Дональд? — рассмеялась она.
  — Они красивые.
  — Дурачок! — упрекнула она. — Неужели я не знаю, что ножки у меня — ничего? И они у меня не только для того, чтобы ходить, — когда надо, помогают произвести впечатление… а ты мне действительно понравился, Дональд. Ты был любезен, помог вывести машину.
  — Так ты не сердишься, что я…
  — Я бы рассердилась, если бы ты вел себя иначе.
  — Пожалуйста, мэм, — обратился к ней кассир. — Три доллара и двенадцать центов. Вот сдача с двадцати.
  Дорис шагнула за бумажным пакетом.
  Помедлив ровно столько, сколько нужно, я сказал:
  — Разрешите? — и подняв ее пакет, поднес к машине.
  — Поставь сзади, Дональд.
  Я положил пакет на заднее сиденье и распахнул перед ней дверцу.
  — Что ты собираешься делать, Дональд?
  — Возвращаюсь в Сан-Франциско.
  — Повидал человека, с которым хотел встретиться?
  — Да.
  — Добился, чего ожидал?
  — Нет.
  — Садись, — сказала она.
  — Я…
  — Садись. Подвезу хоть на край города… только на этот раз не выскакивай.
  Я залез в машину.
  Короткая юбочка Дорис приподнялась чуть выше края чулок. Но сейчас моя соседка не собиралась ее поправлять.
  Она вывела машину с площадки стоянки, и — уже на выезде — перед моими глазами мелькнула долговязая фигура парня, сидевшего вчера за рулем «Форда». На сей раз он восседал в видавшем виды «Плимуте».
  Мы вписались в автомобильный поток. «Плимут» следовал через четыре машины от нас.
  — Дональд, тебе одиноко, правда?
  — Может быть.
  — И тебе не хватает э-э… женского общества?
  — Возможно.
  — Ты едешь в Сан-Франциско, Дональд, и там снова попадешься. Ты хотел чего-то здесь? Чего ты хотел — найти работу в супермаркете?
  — Возможно.
  — И из-за того, что не получил, решил вернуться к прошлому… Едешь в Сан-Франциско — зачем?
  — Там есть люди.
  — Мужчина или женщина?
  — Женщина.
  — Молодая?
  — Не очень.
  — Симпатичная?
  — Да.
  — Знал ее до того?
  — До чего?
  — До того, как попал в беду.
  — Возможно.
  — Дональд, ты же знаешь, чем кончится. Тебе нужны деньги, вернешься к старым дружкам и не успеешь оглянуться, как снова попадешь туда.
  — Куда?
  — В Сан-Квентин. — Она окинула меня долгим пристальным взглядом.
  Я молча понурил голову.
  — Дональд, знаешь что?
  — Что?
  — Зайдем ко мне домой.
  — Что? — встрепенулся я.
  — Мне нужно с тобой поговорить, — заявила она. — Расспросить кое о чем. Кто знает, может быть, сумею помочь. Есть хочешь?
  — Не очень.
  — Но ты же голоден.
  — Поесть не отказался бы.
  — Слушай, у меня в холодильнике чудесная вырезка. Я приготовлю, а ты посидишь и немного расслабишься. Ты, по-моему, на взводе, и это меня беспокоит. Не такой уж ты конченый, чтобы опять возвращаться к старому.
  — Ты ужасно много принимаешь на веру, — возразил я.
  — Иногда нужно принимать на веру, особенно друг друга.
  Я помолчал, глядя, как она ведет машину.
  — А сегодня они нравятся, Дональд?
  — Что?
  — Мои ноги.
  — Потрясающие ножки.
  Дорис улыбнулась.
  Мы молча ехали до самого дома. Она отыскала свободную площадку.
  Краем глаза я увидел, как долговязый прижал свой «Плимут» к обочине дороги, в полуквартале от нас.
  Я вышел из машины, обошел кругом и распахнул дверцу перед девушкой.
  Освободив колени из-под рулевого колеса, она соскользнула на землю.
  — Возьми пакет с продуктами, Дональд.
  — Слушаюсь, мэм.
  — Дорис, — поправила она.
  — Слушаюсь, Дорис.
  Я взял пакет и захлопнул дверцу. Мы вошли в дом и поднялись на лифте.
  Дорис направилась к квартире, вставила в дверь ключ и, войдя внутрь, сказала:
  — Будь как дома, Дональд. Хочешь выпить?
  — Пожалуй, нет.
  — Немного рановато, — согласилась она. — Сейчас приготовлю тебе хороший бифштекс.
  — Нет, — стал возражать я, — не надо. Я…
  — Молчи, — приказала она. — Устраивайся поудобнее вот в этом кресле, а я примусь за бифштекс и буду с тобой разговаривать.
  Я уселся в указанное мне удобное кресло.
  Дорис расторопно передвигалась по квартире.
  — Овощей много не получишь, — рассуждала она, — зато будет чертовски вкусный кусок мяса, хлеб с маслом, картофельные чипсы и кофе… Как больше нравится — с кровью, прожаренный?..
  — С кровью.
  — Хорошо, — одобрила она.
  — А ты? — спросил я.
  — Я только что позавтракала, не так давно… кроме того, слежу за фигурой.
  — Я тоже, — сообщил я и прикусил язык.
  Она рассмеялась, шутливо подбадривая меня:
  — Валяй следи, Дональд. Я не возражаю.
  Сунула в розетку вилку кофеварки, бросила мясо на решетку и, подойдя ко мне, села на подлокотник кресла.
  — Ищешь себе дело, Дональд?
  — Ищу.
  — Может, сделаешь кое-что для меня?
  — Что именно?
  — Есть работа.
  — С удовольствием.
  — Правда, как бы сказать… несколько опасная.
  — Ради тебя готов рискнуть.
  — Дональд, да не отодвигайся от меня. Я не кусаюсь.
  — Боюсь.
  — Чего боишься?
  — Боюсь, чего могу наделать.
  — Чего ты можешь наделать?
  — Не знаю.
  — Дональд, тебе одиноко. Ты так долго был лишен женщин, что забыл, как с ними обращаться. Обними меня за талию. Ну… вот так.
  Она взяла мою руку. Я обнял ее за талию. Глядя сверху на меня, Дорис улыбнулась. Я обнял покрепче. Она соскользнула с подлокотника кресла и, усевшись мне на колени, обвила рукой шею. Прижалась губами к моим. Медленно раскрыв губы, обмякла в моих объятиях.
  Через минуту снова заговорила:
  — Дональд, ты — прелесть. Теперь будь паинькой. Я — мигом. Надо посмотреть бифштекс.
  Выскользнув из моих рук, пошла на кухню, взяла вилку с длинной ручкой, перевернула бифштекс на решетке, положила вилку на место и с затуманенным взглядом и томно раскрытыми губами вернулась ко мне.
  В дверях зазвенел звонок.
  На мгновение в глазах ее мелькнули неуверенность и испуг.
  — Нет, о боже, нет, — прошептала она.
  Звонок повторился.
  Дорис подбежала ко мне. Схватила за руку, поднимая с кресла.
  — Скорее, Дональд, — шепнула она. — Спрячься в стенной шкаф. Побудь там. Всего несколько минут. Да скорее же!
  Я изобразил тревогу.
  — Муж? — спросил я.
  — Нет-нет. Я не замужем, дурачок. Это… быстрей сюда.
  Она подтолкнула меня к створке шкафа. Открыла ее. Шкаф был длинный, во всю стену. С одной стороны висела женская одежда, с другой — раскладушка.
  Я спрятался среди одежды, и она прикрыла створку шкафа. Я услышал, как открылась дверь, и мужской голос спросил:
  — Что поделываешь?
  — Варю кофе, — смеясь, ответила Дорис.
  Я расслышал, как он вошел и захлопнул за собой дверь. Шаги по комнате, потом мужской голос:
  — Гляди-ка, кресло-то теплое.
  — Конечно, теплое, — снова засмеялась она. — Сидела в нем. Я-то теплая, тебе ли не знать?
  — Знаю, — обронил он.
  Снова минутное молчание. Потом ленивый мужской голос:
  — Как поживаешь, Дорис?
  — Ездила вот за покупками.
  — Что новенького?
  — Пока ничего.
  — Похоже, ждать осталось недолго.
  — Ага.
  Я слышал, как она ходит по кухне, до меня донесся аромат кофе. Стук чашки о блюдечко.
  — Заметила, повысили вознаграждение?
  — Какое вознаграждение?
  — Вознаграждение свидетелю. Вчера — сто долларов. В сегодняшней газете — двести пятьдесят.
  — О! — удивилась она.
  Повисло долгое молчание. Наконец мужчина спросил:
  — Так ты ничего не слыхала?
  — Конечно, нет, Дадд. Сразу бы сказала, если бы что новенькое было.
  Снова молчание. Потом мужской голос:
  — Опасаюсь этой проклятой страховой компании. Если они начнут совать нос куда не следует, испортят нам всю музыку.
  — Думаешь, они продолжат расследование?
  — Если что-то заподозрят, будут копаться до скончания века, — ответил он. — А времени у нас — в обрез. Корову надо доить, пока дает молоко. Что толку доить, когда оно кончится… Что у тебя, черт возьми, горит?
  — Горит?
  — Да. Похоже, воняет горелым мясом.
  — О боже мой! — воскликнула Дорис.
  Я услышал ее быстрые шаги, потом мужской голос прорычал:
  — Какого дьявола! Что все это значит?
  Запах подгоревшего мяса проник даже в шкаф.
  — Какого черта ты там делаешь? — требовал мужской голос.
  — Совсем забыла, — начала оправдываться она. — Готовила бифштекс. Оставила на решетке и забыла, когда ты вошел.
  — Для кого готовила?
  — Есть захотела.
  — Кого ты пробуешь одурачить?
  — Никого. Готовила, и все. Могу я, черт побери, в собственной квартире поджарить себе бифштекс?
  Послышались шаги. Тяжелые, властные, грозные. Затем мужской голос произнес:
  — Ладно, лапочка. Сейчас посмотрим. Погляжу сам, что тут у тебя происходит.
  Раздался звук открывшейся и закрывшейся двери. Послышался голос Дорис:
  — Не надо, Дадд, не надо!
  Стук тела, ударившегося о стену, вероятно, он ее оттолкнул.
  Шаги приблизились к шкафу, где я прятался.
  Я распахнул створки шкафа и вышел наружу.
  Направлявшийся к шкафу крупный мужчина остановился как вкопанный.
  — Не меня ли ищете? — спросил я.
  — Ты чертовски прав, тебя, — сказал он, надвигаясь всем корпусом.
  Я не двигаясь смотрел на него.
  — Дадд, не надо, — попросила Дорис. — Дадд, дай мне объяснить.
  С искаженным злобой лицом он уставился на меня. Я увидел поднятую руку, но не стал уклоняться. Все равно достанет следующим ударом. Принял удар.
  Почувствовал, что валюсь на спину. Потолок пошел кругом, что-то стукнуло в затылок, и все померкло.
  Когда я пришел в себя, в квартире все еще стоял запах горелого мяса. Дорис что-то быстро и испуганно тараторила. Слова доносились будто издалека. Я их различал, но смысл не доходил до моего сознания.
  — Неужели не понимаешь, Дадд? Это как раз тот человек, какого мы ищем. Можно пустить его в дело. Я его нашла и хотела познакомиться поближе. Хотела убедиться, что подойдет, а потом передать тебе. А ты полез напролом и все испортил.
  — Кто он? — резко выкрикнул Дадд. В его голосе все еще было недоверие.
  — Откуда я знаю? Зовут Дональд, вот и все. Только что из Сан-Квентина. Приехал сюда поискать работу в супермаркете. Один из кассиров сидел вместе с ним, и Дональд надеялся, что тот поможет, но парень не захотел иметь с ним дела. Я видела, как он отшил Дональда. Тут появилась я и…
  — Откуда знаешь, что он сидел в Сан-Квентине?
  — Сидел, — заверила она. — Будь спокоен. Он отрицает, но, говорю тебе, никакого сомнения. Сидел, и на воле недавно. Соскучился по приличной компании.
  — И такую компанию собиралась ты ему составить?
  — Ладно. Если хочешь знать, я хотела помочь ему избавиться от одиночества.
  — Уверен, это ты умеешь.
  — Я намеревалась узнать о нем побольше и, если бы дела пошли хорошо, рассказала бы тебе.
  — Почему думаешь, что он сидел в Сан-Квентине?
  — По тому, как познакомились.
  — Каким образом?
  — Мою машину прижала на стоянке другая машина. Он закоротил зажигание и отвел ее с дороги. Думаю, он профессиональный угонщик. Держит в кармане кусок проволоки, чтобы напрямую включать зажигание.
  Наступило долгое молчание. Потом мужчина сказал:
  — Проклятье, никогда не лезь сама! Говорил тебе, что мозгами в нашем деле шевелю я. Ладно, иди намочи в холодной воде махровое полотенце. Попробуем привести парня в чувство.
  Их голоса по-прежнему слышались как будто издалека. У меня было ощущение, словно они обсуждают предмет, не имеющий ко мне никакого отношения.
  Послышался звук мужских шагов, на лоб капнула вода, потом на лицо легло ледяное полотенце. Кто-то расстегнул молнию на моих брюках, сдернул их вниз, поднял рубашку и положил мне на живот мокрое холодное полотенце.
  Мышцы живота невольно напряглись. Судорожно вздохнув, я открыл глаза.
  Надо мной, с любопытством разглядывая меня, наклонился здоровый малый.
  — О’кей, — сказал он. — Порядок. Вставай.
  Я предпринял пару безуспешных попыток подняться на ноги, и тогда он, нагнувшись, ухватил меня под мышки, посадил и, обхватив огромной ручищей, рывком поставил на ноги. Оглядев меня, он вдруг расхохотался.
  — В чем дело? — спросил я.
  — Сунь рубаху в штаны и застегни «молнию».
  Он поднял полотенце, с которого капало на пол, и швырнул его через всю гостиную к двери ванной. Оно тяжело шлепнулось о натертый пол. Дорис поспешно подняла его, скрылась за дверью ванной комнаты и тут же вернулась, испуганно глядя на меня.
  — Ты… ничего, Дональд?
  — Не знаю, — делая усилие улыбнуться, ответил я.
  — Не держи зла, — сказал мужчина. — Я — Дадли Бедфорд. А как тебя?
  — Дональд.
  — А фамилия?
  — Лэм.
  — Еще раз.
  — Лэм.
  — Л-э-м-б? — переспросил он.
  — Лэм. — Я повторил по буквам: — Л-э-м120.
  Бедфорд на миг задумался, потом рассмеялся, откинув голову.
  — Теперь дошло! — прорычал он. — Выходит, в бегах?
  — Нет, — возмутился я. — Просто такая фамилия.
  — Водительское удостоверение есть?
  — Еще нет.
  — Сколько времени на воле?
  Я промолчал.
  — Ну, — подтолкнул он меня, — как давно на воле?
  Я отвел глаза.
  — Я не сидел.
  — О’кей, о’кей, будь по-твоему. Тогда какого черта ты околачиваешься здесь?
  — Не знаю, — сказал я. — Девушка предложила угостить бифштексом.
  — Садись там, — приказал Бедфорд. — Будет разговор.
  — Что тут говорить? Я не знал, что она замужем.
  — Она не замужем, — возразил Бедфорд. — Ее хватит и на тебя, и на меня, и еще на полдюжины таких. Ни я ей не хозяин, ни она мне. Мы просто вместе работаем. Теперь вопрос: хочешь работать с нами?
  — Нет, — ответил я.
  — Что значит нет?
  — Нет — значит нет.
  — Ты же еще не знаешь, что тебе предлагают.
  — Конечно, знаю.
  — Откуда?
  — Ты сказал.
  — Что я сказал?
  — Ты спросил, хочу ли я работать с вами двумя, и я сказал — нет.
  — Понял, — протянул он. — Умник. Так, значит?
  — Значит, так, — подтвердил я. — Я знаю, чего не хочу.
  — Ладно, тогда чего ты хочешь?
  — Хочу найти порядочную работу.
  — Откуда ты знаешь, что мы предлагаем тебе непорядочную работу?
  — Не с того бока подошел.
  Он усмехнулся:
  — Ладно. Подойдем с другого бока.
  — Попробуй, — подзадорил я его.
  — Знаешь, кто я?
  — Нет. Ты сказал, что тебя зовут Бедфорд. Это все, что я знаю.
  — Знаешь, как я сюда попал?
  — Позвонил в дверь.
  — Умник, — сказал он. — Большой умник! Черт возьми, ужасный умник! Можешь и схлопотать еще разок.
  — Возможно.
  — Для твоего сведения, — начал он, — я, как ни странно, хозяин машины, в которой ты вчера химичил. Я видел, как ты из нее вылезал и садился в машину вот к ней, к Дорис. Так уж получилось, что мы знакомы с Дорис. Вот я и явился выяснить, какого дьявола она позволяет всяким типам возиться в моей машине. Теперь, Дональд Лэм, твоя очередь. Поговорим?
  — Что бы ты хотел узнать?
  — Можешь говорить что угодно, — ответил Бедфорд. — Но на твоем месте и в твоем положении я бы завел речь о том, что не следовало бы мне сообщать в полицию, что ты орудовал в моей машине, что зачистил изоляцию, чтобы обойти замок зажигания. На всякий случай, если тебе неизвестно, хотя я думаю, что известно, объясняю: быть пойманным во время манипуляций в чужой машине — значит схлопотать статью. Про это я бы и потолковал.
  Я искоса взглянул на Дорис. Она подмигнула мне.
  — Ладно, — начал я. — Что я намеревался делать? Твоя машина мешала этой даме открыть дверцу ее машины и положить туда продукты.
  — Отлично. Но достаточно было пройти в супермаркет и вызвать меня. Я бы сам подвинул машину.
  — Не было времени.
  — Выходит, вы чертовски торопились.
  — Она торопилась.
  — Не думаю, что такое объяснение меня устраивает.
  — Это единственное объяснение.
  После недолгих размышлений Бедфорд сказал:
  — Знаешь, а, пожалуй, ты бы мне пригодился. Провернул бы для меня одно дельце, и мы были бы квиты. Ну как?
  — Что за дельце?
  — Требующее немного смелости, немного такта и немного осторожности. И после успешного завершения — никаких обязательств плюс сотня долларов в кармане. Устроит?
  — Сотня долларов еще как устроит, — откликнулся я, — но вряд ли устроит работа.
  — Почему?
  — Похоже… — Я помялся.
  — Похоже, что? — спросил он.
  — Похоже, за это сам ты боишься взяться.
  Бедфорд от души расхохотался.
  — Не валяй дурака! — одернул он меня. — Я не боюсь никакой работы, просто для этой я не подхожу.
  — Что за работа? — спросил я.
  — Ну вот, наконец-то! Вроде дело подвигается.
  Бедфорд полез в карман, вынул бумажник, достал сложенную газетную страницу и протянул мне.
  Я увидел обведенное красным карандашом объявление. Объявление, в котором предлагалось двести пятьдесят долларов любому, кто был свидетелем дорожного происшествия на пересечении Седьмой и Главной улиц 13 августа в три тридцать пополудни.
  — Ну и что? — спросил я.
  Он сказал:
  — Ты был свидетелем этого происшествия.
  — Я?
  — Совершенно верно.
  Я покачал головой:
  — И близко-то там не был. Я…
  — Послушай, — оборвал он меня, — ты слишком много болтаешь, а следует слушать меня. Сиди тихо и слушай. Усек?
  — Усек.
  — Так-то лучше, — продолжал он. — Ты был тут, в Колинде. Шел по улице. Увидел аварию. Машина, большой «Бьюик», которую вел мужчина, видно, не слишком внимательно следивший за дорогой, налетела на идущий впереди автомобиль. Легкий спортивный автомобиль, такой низенький и длинный, из тех, какие сейчас в моде. С красоткой за рулем. Марку машины точно не знаешь. От удара голова у красотки сильно дернулась назад. Вот и все, что ты видел. Красотка была в машине одна. Блондинка, лет двадцати шести. Ты ее хорошо разглядел, когда она вышла из машины. Девушка приятной наружности, нормально сложена, прилично одета, словом, цыпочка что надо! Они с мужчиной подошли друг к другу и предъявили водительские удостоверения. Ты пошел дальше. Ничего особо интересного. Авария, должно быть, несерьезная, да и сами они, видать, так считали, потому что, когда ты дошел до следующего перекрестка, обе машины проехали мимо. У «Бьюика» был поврежден радиатор, из него капала вода. Вторая машина, кажется, не пострадала, если не считать вмятины сзади. Девушка, кажется, тоже не пострадала.
  — Что значит «кажется»?
  — Она выглядела и держалась вполне нормально.
  — Я шел или ехал?
  — Шел.
  — Что я делал в Колинде?
  — Что делал в Колинде? — переспросил он. — Я… я не знаю. Надо подумать.
  — Давай думай.
  Бедфорд обратился к девушке:
  — Бумага есть?
  Дорис открыла ящик стола и передала ему лист почтовой бумаги.
  — Клей.
  — Только универсальный.
  — Ладно. Давай универсальный.
  Она принесла клей.
  Бедфорд вырезал объявление, наклеил на лист бумаги и сказал:
  — Теперь нужен адрес.
  — Он может остановиться в отеле «Перкинс», — подсказала Дорис.
  — Хорошо, — согласился он. — Отель «Перкинс».
  — Нужны деньги на расходы, — заметил я.
  — Это не проблема… — небрежно кивнул он. — О’кей, теперь пиши, что скажу.
  Я взял протянутую мне ручку.
  — Садись здесь, за стол.
  Я сел.
  — Теперь пиши: «Меня зовут Дональд Лэм. Я видел упомянутое происшествие. Можете найти меня в отеле „Перкинс“». Подпиши: «Дональд Лэм».
  — Минуту, — возразил я. — А не влипну я в какую-нибудь неприятность?
  — Нет, если будешь действовать в точности, как я говорю.
  — И что будет потом?
  — Кто-то вступит с тобой в контакт.
  — А дальше?
  — Ты выдашь ему историю с дорожным происшествием.
  — Вот тут-то я и попадусь, — сказал я.
  — Если попадешься, все кости переломаю, — пригрозил Бедфорд.
  — Допустим, моя история не соответствует фактам?
  — Тогда факты будут соответствовать твоей истории, — ухмыльнулся он. — Запомни все, что я тебе рассказал. Ты видел мужчину в большом «Бьюике». Он выглядел немного усталым. Не следил за дорогой. Ехал в крайнем ряду. Хотел обойти машины, увидел, что не получается, и вернулся в прежний ряд, но ехал быстрее передних машин. На перекрестке Седьмой и Главной улиц — светофор. Он переключился на красный. Впереди идущие машины затормозили и встали. У того мужчины оказалась запоздалая реакция, и он врезался в переднюю машину. А теперь, что тебе особенно бросилось в глаза? Ты видел, как девушка от удара дернула головой. Очень, очень сильно дернула. Ты на какое-то время остановился и увидел, как транспорт медленно объезжает обе машины, как из одной вышел мужчина, из другой — девушка, как они обменялись адресами из водительских удостоверений, как мужчина прошел вперед, оценивая повреждение — из радиатора капала вода. Потом они с девушкой вернулись в свои машины. Ты пошел дальше.
  — Где я стоял? — спросил я. — Они захотят знать точное место.
  — Давай подписывай. Покажу тебе точное место.
  — А как письмо отправить? — поинтересовался я.
  — Я сам позабочусь, — ответил он. — Ну, давай же! Сейчас пойдем на улицу и я покажу тебе точное место, где ты стоял и где случилось то происшествие. Потом отправимся в отель «Перкинс». Закажу тебе номер с ванной… Из одежды что-нибудь имеется?
  — Нет.
  — Ладно, получишь бритву, зубную щетку и что-нибудь из чистого белья. Будешь находиться в номере.
  — Как долго?
  — Пока не скажу, что можешь съезжать.
  — А сходить поесть и…
  — Да, черт побери, конечно, — сказал он. — Можешь сходить поесть. Можешь побродить по городу. Можешь зайти к Дорис, если хочешь. Но держи связь с отелем. Каждый час или около того появляйся там и интересуйся, не было ли звонков.
  — А когда позвонят, что?
  — Ты видел происшествие.
  — Кому я должен это сообщить?
  — Любому, кто спросит.
  — И что я с этого имею?
  — Во-первых, забудем, что ты шуровал в моей машине, — начал перечислять Бедфорд. — Во-вторых, ты получаешь оплаченный номер в отеле и вот тебе на расходы. — Вынув из кармана пачку банкнотов, он вручил мне две — двадцатку и десятку. — Когда кончишь дело, — добавил он, — получишь сотню зеленых.
  — А как насчет двухсот пятидесяти долларов, упомянутых в объявлении?
  — Эти не получишь.
  — А кто получит?
  — Не ты. А теперь хватит трепаться. Разводить церемонии нет времени. Или соглашаешься, или я снимаю трубку, звоню фараонам, говорю, что поймал малого, который вчера шуровал в моей машине, и даю показание, что ты зачистил изоляцию и закоротил зажигание.
  — Подпишу, — сдался я.
  — Так-то лучше, — обрадовался он. — Ставь подпись вот здесь.
  Я подписался.
  Он сложил бумагу и положил в карман.
  — Пошли. Покажу, где ты стоял во время аварии.
  Глава 3
  Бедфорд провел меня до Главной улицы, потом мы дошли до квартала между Седьмой и Восьмой.
  — Авария произошла вон там, у перекрестка, — показал он.
  Я остановился, чтобы посмотреть на перекресток.
  — Нет-нет, — предупредил Бедфорд, — гляди на ходу. Не останавливайся. Дойдем до угла, перейдем улицу, потом свернем налево и пойдем в направлении Шестой улицы. Остановимся у витрины, повернем обратно и вернемся на угол Седьмой и Главной, снова перейдем улицу и двинемся к отелю «Перкинс». Так что у тебя будет возможность разглядеть все. Теперь запомни — перед машиной, которую стукнули, было еще две или три. Ты не помнишь точно, но уверен, что та, которую стукнули, не стояла под светофором. Ты заметил машину, которую вел Холгейт, хотя, конечно, тогда ты его не знал, но он явно проявлял нетерпение, вывернул влево, пытаясь обойти передние машины. Но почему-то передумал. Видно, Холгейт понял, что не удастся — ты точно не знаешь, — и вернулся в крайний ряд, но ехал довольно быстро. На перекрестке зажегся красный, весь ряд остановился и…
  — Насколько помню, — перебил я его, — сначала был желтый. Самая передняя машина успевала проскочить, но водитель предпочел затормозить.
  Бедфорд, словно дрессировщик умную собаку, одобрительно потрепал меня по плечу.
  — Дональд, — сказал он, — а ты малый ничего. Молодчина! Давай рассказывай дальше.
  — Ну, — продолжал я, — всем пришлось тормознуть, но «Бьюик», который вел, как я теперь знаю, парень, которого зовут Холгейт, двигался и не остановился, пока до передней машины не осталось всего три-четыре фута, и тогда, видимо, впервые, он заметил, что передние машины встали. Он так ударил по тормозам, что я услыхал, как коротко визгнула резина, а уж потом послышался удар.
  — И что дальше?
  — Остальные машины уехали, а эти две остались. Девица из спортивного автомобиля, которую стукнули, вышла наружу, потирая шею. Выглядела она несколько очумевшей. Сначала шагнула вперед, потом повернулась и пошла назад, к шедшему навстречу Холгейту. Они с минуту постояли, предъявили друг другу водительские удостоверения, обменялись адресами, потом девица села в автомобиль и укатила. Холгейт осмотрел переднюю часть своей машины — из радиатора текла вода, покачал головой, сел за руль и, кажется, очень удивился, что она вообще завелась, и тоже уехал. Думаю, все продолжалось не дольше минуты — светофор переключился всего раз или два.
  Мы дошли до угла и стали ждать зеленый свет.
  — Прекрасно, — одобрил Дадд. — Теперь вот что — если столкнувшиеся машины были третьей и четвертой от перекрестка, то машина, которую стукнули, стояла…
  — Насколько помню, как раз напротив входа в кинотеатр, — показал я.
  — А другая?
  — Ну а другая, естественно, футах в пятнадцати сзади, как раз на длину машины.
  — Ты слышал звук удара?
  — Я слышал стук, но на улице было шумно, и для такой аварии стук был необычно тихим. Думаю, из-за того, что удар был не лобовой — одна машина ткнулась в задний бампер другой.
  — Привлекло внимание?
  — Несколько человек оглянулись, но не остановились.
  — А ты?
  — Ну, я постоял, пока не увидел, что мужчина уезжает.
  — Зачем?
  — Зачем он уезжает?
  — Нет, зачем ты стоял там?
  — Не знаю. Наверное, просто из любопытства. Да и девица довольно хорошенькая. Подумал еще, все ли у нее в порядке? Уж очень сильно она дернула головой, когда стукнулась машина. Наверное, ехала расслабившись.
  Мы перешли на противоположную сторону улицы. Дадли Бедфорд сказал:
  — Вот что, Лэм, дальше пойдем поврозь. Двинемся в обратном направлении. Дойдем до кинотеатра, остановимся. Посмотрим, что за фильм идет.
  Мы пересекли перекресток и пошли обратно по Главной улице. Остановились у входа в кинотеатр, посмотрели афиши. Бедфорд тихо спросил:
  — Все запомнил?
  — Можешь не сомневаться, — заверил я его. — Происшествие я видел. Тринадцатого августа, часа в три-четыре.
  Он похлопал меня по спине.
  — Дональд, — с чувством произнес он, — ты славный парень! Теперь пошли в «Перкинс», тут всего полтора квартала. Пожалуй, отель из лучших в нашем городе… Через час может быть звонок, так что будь на месте.
  — А потом? — спросил я.
  — После звонка, — ответил он, — ты захочешь съездить поговорить к тому человеку.
  — Откуда позвонят? Из какой-нибудь страховой компании? — невинно спросил я. — Или адвокат, или…
  — Нет, — отрезал Бедфорд, но передумал. — А ладно, все равно потом узнаешь. Тебе позвонит человек по имени Картер Дж. Холгейт. Он занимается скупкой земельных участков под застройку. У него есть партнер, Крис Мэкстон. Эти парни, Холгейт и Мэкстон, работают с большим размахом.
  — Как же, — сказал я, — много раз встречал название фирмы. Это…
  — Верно. Застройка земельных участков, — подтвердил Бедфорд. — Вон один из их грузовиков. Перевозят собственный лес, закупают целыми вагонами.
  Я поглядел вслед прогромыхавшему мимо грузовику с надписью «Холгейт и Мэкстон» на борту.
  — Строят что-то поблизости?
  — В данный момент застраивают участок в трех милях от Колинды, — ответил Бедфорд, беря меня под руку и ускоряя шаг. — Лучше не надо, чтобы нас видели в этих краях вместе, — пояснил он.
  Еле поспевая за ним, я шел следом.
  — Извини, что врезал тебе, — вспомнил он вдруг. — Не удержался.
  — Ладно уж.
  — Надеюсь, не слишком сильно.
  — Не слишком, — сказал я. — Думаю, я вырубился не больше чем минут на пятнадцать-двадцать.
  — Черт, не больше чем на полторы-две минуты, — успокоил меня Бедфорд. — Поверь мне, я очень сожалею.
  — Да ладно.
  — Не держи зла. За мной не пропадет.
  — Ладно тебе.
  — А теперь насчет Дорис. Я разозлился, но это ничего не значит. Я не собираюсь огораживать ее забором. Напротив, хочу, чтобы вы с Дорис подружились. Тебе не к кому приткнуться и… словом, действуй, как только кончишь с этим делом. Можешь бывать у нее когда угодно. Меня, возможно, несколько дней не будет в городе.
  — Сколько мне оставаться в отеле «Перкинс»?
  — Пока не позвонит Холгейт.
  — А потом?
  — Потом съездишь к нему. Поговоришь. Расскажешь о происшествии.
  — Это он предложил вознаграждение свидетелю?
  — Слушай, Дональд, много спрашиваешь. Ты здесь не для вопросов. От тебя требуются факты.
  — О’кей, — сказал я.
  — Можешь переночевать в отеле и остаться еще на день… Ну-у почему бы тебе не сбегать повидаться с Дорис? Ты ей нравишься, и она милая крошка. Она скажет, что у меня будет для тебя потом. Главное, я хочу, чтобы ты не терял со мной связь, не то чтобы у меня куча монет, но постараюсь подыскать тебе что-нибудь по силам.
  — Отлично, — обрадовался я.
  Мы дошли до отеля «Перкинс».
  Бедфорд вручил мне сотню долларов.
  — Ладно, Лэм, — сказал он. — Теперь все зависит от тебя. Это дополнительно на расходы. По окончании получишь еще сотню. Ты мне нравишься. — Похлопав еще раз меня по спине, он зашагал прочь.
  Портье окинул меня оценивающим взглядом.
  — Добрый день. Моя фамилия Лэм, — представился я. — Приехал сюда по делу, но задерживаюсь дольше, чем предполагал. Более того, в ближайшее время вряд ли увижу своего партнера. Требуется хороший номер с ванной. Нужно, чтобы до меня легко могли дозвониться. Багажа с собой нет. — Я достал из кармана несколько купюр.
  — Хорошо, мистер Лэм, — ответил он после короткого раздумья. — Будьте добры, запишитесь в книге регистрации.
  У нашего агентства в Сан-Франциско был партнер, изредка мы оказывали друг другу услуги. Я записал в книгу свою фамилию и адрес его офиса в Сан-Франциско. Проследовал за коридорным в номер, дал на чай, сбросил ботинки и блаженно растянулся на кровати.
  Не прошло и часа, как зазвонил телефон.
  Я взял трубку.
  — Мистер Лэм? — спросил мужской голос.
  — Совершенно верно.
  — С вами говорит Картер Холгейт, фирма «Холгейт и Мэкстон».
  — О, слушаю вас, мистер Холгейт.
  — Насколько я понимаю, вы были свидетелем происшествия на пересечении Седьмой и Главной улиц во второй половине дня 13 августа.
  — Верно, мистер Холгейт, был. Не знаю, как вам стало известно о…
  — Мне бы хотелось с вами поговорить.
  — Ладно, я буду здесь…
  — Послушайте, мистер Лэм, в данный момент я не могу отлучиться, но мог бы прислать за вами машину. Вы подъедете на несколько минут ко мне, а потом вас отвезут обратно в отель. Что скажете?
  — Вполне устроит, — ответил я.
  — Хорошо. Машина будет через двадцать минут, возможно, через пятнадцать.
  — Буду ждать в холле, — сказал я. — Можете описать мне водителя?
  — Это будет не мужчина, а женщина, моя секретарша, — ответил Холгейт. — Ее зовут Лоррен Роббинс. Рыженькая, ей… нет, о возрасте лучше не говорить, потому что она сидит напротив меня.
  Взглянув на часы, я сказал:
  — Ровно через пятнадцать минут буду ждать в дверях отеля, у выхода на Главную улицу.
  — Прекрасно, — ответил он. — Запомните, как ее зовут. Лоррен Роббинс.
  — Не забуду.
  Я привел себя в порядок и, выждав десять минут, спустился на лифте в холл, кивнул портье и, выйдя на улицу, быстро зашагал прочь. У портье наверняка создалось впечатление, что я куда-то торопливо ушел, а я не спеша вернулся к отелю и встал в стороне от вращающейся двери, чтобы меня не видел портье.
  Она подъехала через две минуты в большом сверкающем «Кадиллаке», с которым легко управлялась, как с детской коляской.
  Небрежным движением руки, не сбавляя скорость, бросила машину к обочине дороги. Притормозив, передвинулась на другую сторону водительского сиденья и, увидев меня, открыла дверцу.
  Девочка — закачаешься.
  Задержавшись на краешке сиденья, приготовилась выйти. Юбочка чуть вздернута. Живое, смышленое личико. Встретив мой взгляд, улыбнулась и вернулась на место. Я направился к ее автомобилю.
  — Ну и видик у меня! — воскликнула она. — Эти модные юбки плохо ведут себя в современных низких машинах… Хотя погодите минутку. Сначала разберемся. Вы Дональд Лэм?
  — Дональд Лэм.
  — Я — Лоррен Роббинс. Если готовы, поехали.
  — Готов, — сказал я, забираясь в автомобиль и захлопывая дверцу.
  Быстро взглянув в зеркало заднего обзора, девушка включила сигнал левого поворота, посмотрела еще раз для верности назад и стремительно влилась в поток машин.
  Лавируя в плотном потоке транспорта, благополучно проскочила пересечение с Седьмой улицей.
  — Живете здесь? — спросила она.
  — Не постоянно, — ответил я. — Бываю наездами.
  — Значит, видели аварию?
  — Видел.
  Она предупредила:
  — Мистер Холгейт просил меня застенографировать все, что вы расскажете.
  — Прямо сейчас? — удивился я.
  — Боже упаси, нет. Сейчас я веду машину. Потом, когда будете разговаривать вдвоем.
  — Не возражаю.
  — Чем занимаетесь, мистер Лэм?
  — Всем, что придет на ум, — ответил я.
  — Я не об этом, — рассмеялась она. — Я имею в виду вашу профессию.
  — В данный момент я, как бы сказать, на распутье.
  — А-а.
  Моя собеседница включила сигнал правого поворота, плавно свернула на Первую улицу и нажала на газ.
  Она так ловко управляла машиной, что, казалось, будто совсем не нуждалась в тормозах — просто предвидела просветы между машинами, прежде чем они возникали. Когда просветы появлялись, она проскальзывала в них, лишь чуть сбавляя скорость. Это был высший класс.
  — Вы секретарь мистера Холгейта?
  — Его и мистера Мэкстона. Они партнеры. Недвижимость, застройка участков.
  — Наверное, большая переписка? — поинтересовался я.
  — Переписка, — подтвердила она, — звонки, контракты, опционы, квитанции, начисление процентов, расчеты платежей при продаже в рассрочку, разные поручения, изредка реклама.
  — Большая тут застройка? — спросил я.
  — Порядочная, — ответила она. — В данный момент все заняты почти полностью, и это обычное явление. Сегодня работаешь на полную катушку, завтра наполовину больше, а на следующий день тянешь за двоих. Мне нравится.
  — Похоже, у вас хорошо получается.
  Метнув на меня быстрый взгляд, она разоткровенничалась:
  — Стараюсь все делать хорошо. По-моему, все зависит от тебя самой… и от хозяев. Этот мир стоит на конкуренции. Если не умеешь — далеко не пойдешь. Взялась за дело — добивайся в нем совершенства. Таков мой девиз.
  — Недурная философия, — одобрил я.
  — Спасибо, — сказала она. — Мне нравится.
  Крутанув баранку влево, потом вправо, девушка въехала на полукруглую подъездную дорожку и остановилась перед типичным административным зданием. Тут и был их офис.
  — Приехали.
  Огромная вывеска гласила: «Холгейт и Мэкстон. Застройка участков». Ниже было написано крупными красными буквами с зеленой окантовкой: «Жилой квартал Бризмор-Террас».
  Выйдя из автомобиля, я на мгновение задержался, делая вид, что любуюсь окрестностями. На самом деле я хотел проверить, нет ли того малого, что намедни сидел у меня на хвосте.
  Никого не было.
  На площадке под знаком «Стоянка автотранспорта» припарковано полдюжины машин. В двух-трех местах агенты фирмы показывают потенциальным покупателям планы участков. Метрах в двухстах, выше на склоне холма, виднелись три-четыре группы людей, разглядывающих сверху земельные участки.
  Здание фирмы было сооружено из причудливых островерхих разборных конструкций, скорее всего, доставленных на стройку по частям и собранных на месте.
  Лоррен Роббинс вышла из левой дверцы и, обойдя автомобиль, приблизилась ко мне.
  — Как по-вашему?
  — Совсем неплохо, — заметил я. — Отличное местечко.
  — Самая лучшая загородная площадка под застройку во всей округе, — с гордостью заявила она. — Обидно, что кому-то долго не хотелось с ней расставаться, когда здесь такой спрос на жилье. Вы не поверите — владелец земли, из тех, кто только и умеет орудовать вилами да лопатой, пятьдесят лет держал землю под пастбищем.
  — Хотите сказать, что никто не предлагал ему…
  — Конечно предлагали, — ответила она, — но он и слышать не желал. Мне, говорил он, досталась земля с молочной фермой и, черт подери, молочной фермой останется! Будь я проклят, хозяин я, в конце концов, или нет? — Лоррен весьма комично передразнила упрямого старика.
  — Наверное, — предположил я, — он умер.
  — Да, умер, и, когда наследники при начислении налога на наследство узнали, сколько стоит их земля, они сломя голову кинулись искать нашу фирму «Холгейт и Мэкстон». Вообще-то они связывались с тремя разными фирмами. Но наши условия оказались самыми выгодными. Пошли в офис?
  — Здесь так красиво, что…
  — Мистер Холгейт вас ждет. Специально зарезервировал время.
  Я улыбнулся и сказал:
  — Тогда пошли.
  Она провела меня в приемную, увешанную снимками и картами-схемами. В помещении стояло полдюжины письменных столов, за тремя агенты завершали сделки, выдавали расписки, принимали чеки.
  Справа на двери в кабинет была прикреплена табличка: «Кристофер Мэкстон». На двери слева: «Картер Дж. Холгейт».
  В глубине приемной находились три столика с пишущими машинками, несколько телефонов и шкафчиков с картотеками. На машинке стучала хорошенькая брюнетка.
  — Моя помощница, — бросила через плечо Лоррен, направляясь к кабинету Холгейта.
  Помощница, глядя на нас большими выразительными черными глазами, улыбнулась ярко накрашенным ртом, обнажив ослепительно белые зубы. Встала и подошла к нам.
  Длинные ноги, высокая статная фигура — она вполне могла бы получить первый приз на каком-нибудь конкурсе красоты.
  — Это… — начала было она.
  — К мистеру Холгейту, — оборвала ее Лоррен. — Нас ждут.
  Без стука открыла дверь. Брюнетка продолжала улыбаться мне вслед, но сияние глаз уже угасло.
  Кабинет Холгейта представлял собой просторное, роскошно отделанное помещение с длинным столом, на столешнице которого размещался изготовленный из папье-маше макет разбитой на участки холмистой местности с ниточками дорог и зеленью газонов. Тут и там были разбросаны игрушечные деревца. На участках стояли модели домиков, которые можно переставлять с места на место. Красные черепичные крыши сияли под имитирующим солнце, подвешенным под потолком мощным прожектором.
  Огромный письменный стол Холгейта был завален всякими безделушками и небрежно разбросанными документами.
  Сам Холгейт — крупный мужчина лет под пятьдесят, с ослепительной улыбкой и внимательным взглядом серых глаз, с несколько медлительной речью и непринужденными манерами преуспевающего делового человека, — встав из-за стола, протянул мне руку.
  И манерами, и одеждой он был похож на техасца. Ковбойские штаны и сапоги. Ростом около шести футов и двух дюймов. Готов по малейшему поводу расплыться в широкой улыбке.
  — Приветствую вас, мистер Лэм, как поживаете? Очень любезно с вашей стороны приехать к нам. Присаживайтесь, пожалуйста.
  Коротко подстриженные седые усы придавали рту энергичные очертания.
  Пожимая ему руку, я ответил, что рад возможности с ним познакомиться, что у него замечательные участки под застройку и что, похоже, они будут пользоваться большим успехом.
  — Ничуть не сомневаюсь, — подтвердил Холгейт. — В этих местах у нас одни из самых лучших участков. Но мы предлагаем нечто большее, мистер Лэм. Мы даем возможность людям делать деньги. Мы выгодно купили эту землю и выгодно продаем. Делимся потенциальными прибылями со своими клиентами. Не скрываю — люблю работать оперативно. Не люблю, когда продажа готовых участков тянется до бесконечности — неделю, две, порой месяц. Это не по мне. Я покупаю недвижимость, а потом делюсь частью потенциальной прибыли с покупателями, чтобы самому побыстрее перейти на новое место. Все нераспроданные участки продаю сразу одной финансовой компании, а сам перебираюсь куда-нибудь еще. В этом случае прибыль бывает ниже, но оборот капитала много выше. Я… Проклятье, мистер Лэм! Похоже, я собираюсь продать вам участок. Нет… хотя если бы вы действительно решили вложить деньги в один из них, это был бы самый быстрый и надежный способ удвоить, утроить, а то и учетверить ваш капитал. Ну вот, я опять уселся на своего любимого конька, а мне надо поговорить с вами о том происшествии.
  — О, разумеется, — согласился я.
  — Не могли бы вы рассказать мне, что вы видели, мистер Лэм?
  Я начал:
  — Значит, так, это было приблизительно в половине четвертого пополудни 13 августа.
  Холгейт кивнул Лоррен Роббинс. Она села, взяла со стола блокнот для стенограмм, и ручка запорхала по странице.
  — Надеюсь, вы не возражаете, — сказал Холгейт, — мой секретарь для надежности кое-что записывает. Столько дел, что я стараюсь все записывать, иначе забываю… Память уже не та, что раньше. А как у вас с памятью?
  — Кажется, в порядке, — ответил я.
  — Как и положено, — заметил он. — Вы молоды. Так на чем мы остановились?
  — На половине четвертого пополудни 13 августа, — подсказала Лоррен.
  — Ах да. Прошу, продолжайте, мистер Лэм.
  Я продолжил:
  — Я шел по западной стороне Главной улицы, приближаясь к пересечению Седьмой и Главной улиц. На восточной стороне в северном направлении двигалась вереница машин. Кажется, четыре или пять… Скорее всего, четыре. Так вот, я заметил перекресток, потому что собирался перейти направо, на восточную сторону Главной улицы, и стал следить за светофором. Светофор переключился с зеленого на желтый. Ближайшая к перекрестку машина вполне могла бы проехать, но водитель резко затормозил. Шедшая сзади машина чуть с ним не столкнулась. В следующей машине сидела молодая женщина — довольно привлекательная… Погодите. Думаю, это была следующая машина. Возможно, от нее до перекрестка было три машины, но, как мне представляется теперь, их было всего две. — Я закрыл глаза, как бы пытаясь воссоздать картину происшедшего.
  — Так-так, продолжайте, — попросил Холгейт.
  — Это был легкий автомобиль. Не знаю, отечественной марки или иностранной. Спортивного типа, с опущенным верхом. Я запомнил потому, что видел девушку, когда ее ударило, то есть, когда столкнулись обе машины. Я заметил, как у нее дернулась назад шея… то есть голова.
  — Так-так, продолжайте, — повторил Холгейт.
  — Та, что позади, была большая машина, — продолжал я. — Ну, скажем, не самая большая, однако вполне приличных размеров, помнится, был «Бьюик», большой, и… в общем, мужчина вовремя не затормозил. Он ехал в левом ряду, видно, хотел пойти на обгон, потому что когда я увидел его впервые, он сворачивал вправо, чтобы попасть в ряд и…
  — Так, так, так, — закивал Холгейт. — Дальше, разглядели ли вы его достаточно хорошо, чтобы потом без труда узнать?
  Я покачал головой:
  — Тогда нет.
  Он слегка помрачнел.
  — Во время инцидента, — добавил я, — он вышел из машины.
  — И вы тогда его узнали?
  — В то время я не знал, кто он, но теперь знаю. Этим человеком были вы.
  Он расплылся в улыбке:
  — И кто, вы говорите, был виноват?
  — Господи, да здесь не может быть никакого сомнения! — воскликнул я. — Я сожалею, мистер Холгейт, и мне очень не хотелось бы свидетельствовать против вас, но вина полностью лежит на вас. Вы врезались в задний бампер автомобиля. Утверждаю, врезались вы. Нажали на тормоза, когда оставалось всего три-четыре фута. Это немного смягчило удар… даже удивительно, как мало было шума. Но тем не менее вы стукнули ту легкую машину достаточно сильно, чтобы… м-м-м, словом, я видел, как у девушки дернулась голова.
  — Так-так, и что было дальше?
  — Она вышла из машины, вы вышли из машины, очевидно, показали друг другу водительские удостоверения, записали данные.
  — Как держалась молодая женщина, выйдя из машины?
  — Похоже, была ошеломлена, — сказал я. — Держалась рукой за шею. Даже потом, когда вы показали свое водительское удостоверение, а она записывала, видимо, ваш адрес, она продолжала потирать шею левой рукой.
  — Что потом?
  — Потом она села в машину и уехала.
  — Вы помните, где точно произошла авария?
  — Конечно. На восточной стороне Главной улицы, не доезжая пересечения с Седьмой улицей. Как раз напротив входа в кинотеатр.
  Холгейт сказал:
  — Мистер Лэм, у меня к вам просьба.
  — Какая?
  — Хочу, чтобы вы дали письменные показания под присягой.
  — Что ж, не возражаю, — сразу согласился я.
  Не скрывая радости, Холгейт обратился к секретарше:
  — Набросай-ка поскорее, Лоррен. Поточнее, сделай слово в слово.
  Девушка, кивнув, встала и направилась к двери.
  Когда захлопнулась дверь, я заметил:
  — Удивительная женщина.
  — Одна из самых знающих и энергичных секретарей, какие у меня были, — ответил Холгейт. — Именно такие мне нужны.
  — К тому же одна из самых красивых, — отметил я. — Да и ее помощница совсем недурна.
  — Витрина, мистер Лэм, — ухмыльнулся Холгейт. — Приходится держать красавиц. Доводилось ли вам когда-нибудь покупать дом?
  — Насколько помню, нет.
  — Что ж, всему приходит свое время, Дональд. Хотите хорошо вложить деньги — покупайте участок здесь. Как вы понимаете, я не могу предложить вам деньги за ваши свидетельские показания. В этом случае они потеряют силу. Но я мог бы кое-что подсказать и… Что я говорю? Никак не могу отделаться от привычки расхваливать свой товар. Так о чем мы говорили, Дональд?
  — О секретаршах.
  — Ах да, — вспомнил он. — Знаете, вы не видели еще одну. Потрясающая блондинка!
  — Значит, у вас их три?
  — У Лоррен — две помощницы. Одна сегодня выходная… Но вот что я собирался сказать, Дональд, если вы договорились с агентом о покупке дома и пришли оформлять бумаги у секретарей, а вас встречает брюзжащая уродина, у вас пропадет всякое желание иметь с ними дело. Я ценю красоту. Двое из моих девушек выиграли конкурсы красоты. Они уже сами по себе довольно привлекательны, а я к тому же прошу их быть благожелательнее, приветливее. Идти клиенту навстречу. Это мой девиз. На этом мы строим всю свою работу. С того момента, как клиент впервые появляется у нас, мы стараемся поддержать в нем ощущение собственной значительности, настроить его должным образом… Посмотрите, например, как наши девушки выходят из машины. Не знаю, видели ли вы когда-нибудь хоть один из тех фильмов, что демонстрируют молодым женщинам, как надо благопристойно выходить из машины: изящно, как подобает леди — к черту эту чепуху! У нас они, выходя из машины, должны делать как раз наоборот. Мы показываем им на пленке, как надо выходить, — это когда они имеют дело с мужчинами. Если имеют дело с женщинами, ситуация, разумеется, другая.
  — А если семейная пара? — спросил я.
  — В этом случае им приходится работать собственными мозгами, догадываться, кто в семье главный, кто будет ставить свою подпись на нужной строчке. Знаете, Дональд, до чего же забавна психология мужчин. Бывая на пляже, они видят женские ножки целиком, и ножек масса. Но они смотрят, и только. Но стоит им лишь увидеть выходящую из машины девицу, если это выглядит непроизвольно, увидеть мельком, знаете ли, всего на миг, — и не в купальнике, а только краешек приоткрытой плоти — и мужчина сходит с ума. Он думает, что видел нечто! А возьмите женщин. Вдумайтесь в их психологию. Когда на них чулки и юбка и вы вдруг заглядываете за кромку чулка, они считают это большой наглостью с вашей стороны, а уж если дело доходит до трусиков, — ужас, упаси боже! Это их святая святых. Однако стоит назвать юбочку спортивной и сшить трусики из той же ткани, что и юбочка, — и что тогда? Они свободно сбрасывают юбку и расхаживают в трусиках лишь потому, что они сшиты из той же ткани, что и юбка. Для меня это непостижимо! Женская психология такова, что… Но, черт побери, Дональд! Я ее использую. Я использую все. Любую психологию, чтобы только продать. А-а, готово…
  Разговор оборвался. Лоррен Роббинс вручила мне два экземпляра документа и передала копию Холгейту.
  Машинопись была идеальной — аккуратные ровные литеры новейшей электрической пишущей машинки. Прямо как из типографии. Ни подчисток, ни вычеркиваний, ни малейшей небрежности. И изложено слово в слово, как я говорил.
  — Есть ли замечания? — спросил Холгейт.
  — Абсолютно никаких, — сказал я.
  Он передал мне авторучку.
  Я поставил подпись.
  — Не возражаете против присяги? — спросил он. — Чтобы было как полагается.
  — Абсолютно не возражаю.
  Он взглянул на Лоррен Роббинс. Лоррен произнесла:
  — Поднимите правую руку, мистер Лэм.
  Я поднял правую руку.
  — Вы торжественно клянетесь, что записанное в только что подписанных вами свидетельских показаниях соответствует истине? Да поможет вам Бог!
  — Клянусь.
  В левой руке она держала наготове нотариальную печать, одну из тех карманных никелированных штуковин, которую, выезжая на вызов, можно сунуть в кошелек.
  Подвинув к себе документ, Лоррен в том месте, где было напечатано: «Подписано под присягой в моем присутствии октября пятого дня», поставила свою подпись — на месте государственного нотариуса, оттиснула печать и вручила документ Холгейту.
  Взглянув на бумагу, Холгейт кивнул, встал из-за стола и протянул мне руку для пожатия, давая понять, что разговор окончен.
  — Большое вам спасибо, мистер Лэм. Как замечательно, что граждане готовы добровольно сообщать о дорожных происшествиях, свидетелями которых они были. Лоррен отвезет вас обратно в отель, если только вы не хотите посмотреть наши участки. В таком случае она готова пройти с вами и…
  — Как-нибудь в другой раз, — прервал я его. — Как вам сказать… в данный момент я не расположен делать инвестиции. Нет свободных капиталов.
  Он сочувственно пощелкал языком:
  — Плохо. Правда, так всегда бывает. Сколько раз появляется возможность сделать вложения в абсолютно надежное дело, а свободных денег под рукой не оказывается. Мы бы взяли совсем небольшой аванс, мистер Лэм, и…
  Я решительно затряс головой.
  — О’кей, о’кей. Не настаиваю. Просто я хотел из чувства признательности предложить вам прибыльную сделку и, конечно, на законных основаниях. Лоррен, отвези его, пожалуйста, в отель… Да, одну минутку, Дональд. Кажется, на свидетельских показаниях нет вашего адреса.
  — Он имеется в книге регистрации отеля, — сказал я.
  — Все-таки дайте его мне, я запишу прямо на этих показаниях. Где вас можно найти?
  Я дал ему адрес в Сан-Франциско.
  Холгейт вышел из-за стола, положил мне на левое плечо большую сильную руку и, сжав мою правую руку, горячо затряс ее.
  — Спасибо, Дональд. Огромное спасибо. Если заинтересуетесь недвижимостью, я в любое время к вашим услугам. Знаете, что я сделаю? Я не буду подсказывать вам, какой участок лучше, а просто придержу самый лучший, так что если надумаете обзавестись собственным домом… скажем, в ближайший месяц, просто дайте мне знать.
  — Давайте внесем ясность, мистер Холгейт, — напомнил я ему. — Авария произошла по вашей вине.
  — Я это знаю. Вина — на мне, — согласился он. — Виноват я. Надеюсь, бедная девушка не сильно пострадала.
  — Я тоже надеюсь. Красивая девушка.
  — У вас глаз наметанный, не так ли, Дональд?
  Глядя на Лоррен, я подтвердил:
  — Не спорю.
  Холгейт рассмеялся и велел:
  — Лоррен, отвези его в отель.
  Она с улыбкой спросила:
  — Готовы, мистер Лэм?
  — Готов, — ответил я.
  Мы подошли к автомобилю. Я направился к левой дверце, чтобы открыть перед ней, но Лоррен, распахнув правую дверцу, прыгнула на сиденье и проскользнула на водительское место.
  Я уселся рядом, захлопнул дверцу. Она стройной ножкой выжала газ, и мы выехали на полукружье подъездной дорожки.
  — Как вам понравился мистер Холгейт?
  — Очень.
  — Замечательный человек. С ним так хорошо работать.
  — А как мистер Мэкстон? — спросил я.
  Полусекундное молчание можно было объяснить тем, что она подъезжала к перекрестку. А может быть, еще чем?
  — Он тоже.
  — Вы, должно быть, довольны работой.
  — Очень довольна.
  — Вам она действительно нравится?
  — Не то слово.
  — Нравится все время быть в действии?
  — Действовать, значит, жить, — горячо откликнулась она. — Безделье — смерть. Губит рутина. Я люблю разнообразие жизни. Чтобы каждый день, каждую минуту возникало что-нибудь новое, чтобы я могла показать себя как личность, проявить инициативу, использовать свой ум.
  — Думаю, у тебя получается, — заметил я.
  — Спасибо, Дональд. Тебе кто-нибудь говорил, что ты чертовски славный парень?
  — Холгейт говорил, — ответил я. — Но думаю, что ему страшно хотелось продать мне земельный участок.
  Лоррен от души расхохоталась:
  — Дональд, ты говоришь ужасные вещи! Долго ли еще будешь в городе?
  — Не знаю.
  — Кого-нибудь здесь знаешь?
  — Мало кого.
  — Мужчин, женщин?
  — И тех, и других.
  — Ладно, — подбодрила она меня, — не скучай!
  — Не буду, — сказал я.
  — Рада, что не будешь, — поглядев на меня, улыбнулась Лоррен. — Но если что… можешь всегда позвонить мне. Мой номер телефона есть в справочнике.
  — Будешь предлагать мне участок?
  — Возможно, — засмеялась она.
  Пару минут она молчала, потом, подъезжая к отелю, с улыбкой добавила:
  — А вообще-то, Дональд, я много чего могла бы предложить.
  Лоррен порывисто протянула мне руку, одарила быстрой улыбкой и, глядя перед собой, стала ждать, когда захлопнется дверца автомобиля.
  Убедившись, что дверца закрыта, она мельком взглянула в боковое зеркальце и стремительно врезалась в поток машин.
  Глава 4
  Портье сообщил, что мне никто не звонил. Сказав, что я немного пройдусь по городу, я вышел из отеля и направился к находившейся в двух кварталах стоянке такси.
  Доехал до супермаркета. Там я забрал оставленный мной автомобиль, вернулся на нем в отель, припарковался, а потом до темноты слонялся по улицам.
  По всей видимости, никто не проявлял ко мне ни малейшего интереса. Ни разу не появился и тот долговязый. Всем было на меня наплевать. И никаких сообщений.
  Незадолго до того как стемнело, я позвонил Дорис Эшли.
  Телефон не отвечал.
  Из телефонной кабины я позвонил домой Элси Бранд:
  — Привет, Элси. Как делишки?
  — Дональд…
  — Что не так?
  — Названивает какой-то человек и разговаривает… как вам сказать, угрожающе.
  — Угрожать — дело несложное, — заметил я. — Что ему надо?
  — Да насчет аварии, которую вы видели. И, похоже, он очень… словом, чем-то обеспокоен.
  — Да ну? И часто звонит?
  — За последний час трижды. Господи, я не знала, что говорить. Сказала, что не знаю, чтобы кто-нибудь давал мой номер телефона, но что у меня гостит брат, который должен вот-вот прийти.
  — Скоро буду, — сказал я. — Не дергайся.
  — Дональд, это что-нибудь… опасное?
  — Откуда я знаю?
  — Я ужасно боюсь.
  — Не надо. Еду.
  — Когда вы будете?
  — В течение часа.
  — О, Дональд, я так… Будьте осторожнее, ладно?
  — Странно, — заметил я. — Обычно ты просишь меня вести себя прилично. А теперь говоришь — осторожнее.
  В трубке раздался нервный смешок:
  — Приготовить что-нибудь на ужин?
  — Неплохая мысль, — поддержал я. — Это создаст домашний уют.
  — Чего бы вы хотели?
  — Шампанского и бифштекс из вырезки.
  — Я — скромная служащая.
  — Это, — заявил я, — в счет служебных расходов.
  — Будет сделано: шампанское и бифштекс из вырезки, — отрапортовала она. — Как предпочитаете — куском?
  — Куском.
  — С кровью?
  — С кровью.
  — С картофелем?
  — Печеным. Но не слишком хлопочи. Никаких салатов и десертов. Только бифштекс, печеный картофель, шампанское и, может быть, баночка зеленого горошка. Мясо поджарю сам, когда приеду. Когда эта птичка снова защебечет, постарайся узнать, как его зовут. Скажешь, что я задерживаюсь, но обещал быть дома через час и что мы собираемся поужинать. Пускай приезжает часа через полтора, тогда и поговорим.
  — Вы уверены, что успеете приехать до него, Дональд?
  — Буду, — заверил я. — Покупай мясо и шампанское. Обязательно сохрани чеки — отдам Берте в качестве оправдательного документа.
  — Вот уж она будет рвать и метать! — обрадовалась Элси.
  — Ей только на пользу, — хмыкнул я. — Жди. Еду. — И я повесил трубку.
  Транспортный поток был чуть меньше, чем я ожидал, поэтому я добрался за сорок пять минут.
  У Элси шампанское уже стояло на льду, две отменных отбивных оставалось только бросить на решетку. В духовке пеклась картошка. Была открыта банка зеленого горошка, нарезан и намазан маслом французский хлеб — оставалось его только поджарить. Не забыли и про баночку протертого чеснока.
  — Ну прямо как дома! — похвалил я.
  Она хотела что-то сказать, осеклась и залилась краской, видно, из-за того, что чуть было не ляпнула.
  — Чеки есть? — спросил я.
  Элси протянула их мне.
  — Звонил наш знакомый?
  — Как только я положила трубку после разговора с вами.
  — Сказала ему, чтобы приезжал?
  — Сказала.
  — Что он?
  — Сказал, что будет. Просил передать вам, то есть брату, чтобы без дураков и говорил только правду.
  — Что ты ответила?
  — Сказала, что брат всегда говорит правду и что так заведено у нас в семье.
  — Молодчина! — похвалил я ее. — Ну, давай, посидим как брат с сестричкой.
  Я снял пиджак, расстегнул манжеты, засучил рукава, ослабил галстук, расстегнул воротник и огляделся вокруг, думая, что бы еще предпринять. В это время раздался звонок.
  — Ступай к двери, — обратился я к Элси. — Скажи, что брат только что пришел, и спроси этого малого, как его зовут. Когда будешь представлять меня, постарайся не называть фамилию. Просто скажешь: «Это Дональд». Поняла?
  — Поняла.
  — Ну, давай.
  Она направилась к двери.
  На пороге стоял кряжистый, воинственно настроенный тип. Кустистые брови насуплены, над ушами росли густые волосы, зато не было почти ни волоска на макушке. Одет в дорогой костюм, но ботинки явно нуждались в щетке.
  — Здорово! — проревел он. — Брат дома… А-а, вон он. — И полез в дверь.
  Элси осталась стоять в дверях.
  — Будьте любезны, ваше имя?
  — Гарри Джуитт, — ответил он, протискиваясь мимо нее в квартиру. — Ты — брат? — обратился он ко мне.
  — Я — брат, — ответил я, держа в руках вилку с длинной ручкой, которой собирался накалывать мясо, — и у нас не принято врываться в дом без приглашения.
  — Извини, кажется, немного не удержался. Я… для меня это очень важно.
  — А мне важны хорошие манеры, — оборвал я его. — И моя сестра — порядочная девушка.
  — Кто сказал, что не так?
  — Вы — своим поведением.
  — Ладно, успокойся, юноша, — сказал он примирительно. — Мне надо с тобой поговорить.
  — Я вам — не юноша, — отрезал я. — Меня зовут Дональд. А теперь катитесь за дверь и ждите, когда вас пригласят. Иначе не будет никакого разговора.
  — Я так и думал, — хмыкнул он.
  — Что вы думали?
  — Что ты разыграешь спектакль, а говорить не захочешь.
  — Мне казалось, что я говорю, — ответил я. — И говорю вполне определенно. Убирайтесь на лестничную площадку. — С вилкой в руке я двинулся на него.
  Он грозно распрямил плечи, но потом, кажется, передумал. Вышел на площадку и снова позвонил в дверь.
  Элси, словно примерзшая к месту, вопросительно посмотрела на меня. Потом открыла.
  Джуитт промолвил:
  — О, добрый вечер, мэм. Меня зовут Гарри Джуитт. Извините, что беспокою в такой поздний час, но вопрос чрезвычайно важен. Я полагаю, что ваш брат был очевидцем автомобильной аварии, имевшей место два месяца назад, и мне очень хотелось бы с ним поговорить.
  Элси продолжила игру:
  — А-а, здравствуйте, мистер Джуитт. Меня зовут Элси Бранд. Входите, пожалуйста. Мой брат сейчас дома. Только что пришел.
  — Благодарю вас. Весьма признателен, — сказал Джуитт, переступая порог.
  — Как теперь? — обратился он ко мне.
  — Теперь лучше, — заметил я. — Вы явились несколько рановато. Я еще не поел.
  — Присаживайтесь, пожалуйста, — пригласила Элси.
  — Благодарю вас, — ответил он.
  Его глаза из-под кустистых бровей сверлили меня насквозь.
  — Будьте любезны, расскажите, что вы видели, — попросил он.
  Я обронил:
  — Кажется, что-то говорилось о вознаграждении.
  — Двести пятьдесят зеленых, — подтвердил он.
  — Не в моих привычках отдавать просто так что-то, за что назначена цена.
  — А я и не расположен платить за вещь, если от нее нет толку. Вы убеждаете меня, что видели происшествие, — получаете двести пятьдесят зеленых.
  — Справедливо, — согласился я.
  — Ладно, начинайте.
  Я начал:
  — Это было приблизительно в половине четвертого пополудни. Я был в Колинде, шел по Главной улице, кажется, ее так и называют — Главная улица. Шел в северном направлении по левой стороне между Восьмой и Седьмой улицами. Вообще-то я уже приближался к пересечению с Седьмой улицей и смотрел на светофор, потому что собирался перейти на правую сторону Главной улицы и хотел подгадать под зеленый свет.
  — Давайте дальше, — подгонял он меня.
  — К светофору двигался ряд машин, думаю, машины четыре. Светофор переключился с зеленого на желтый. Ехавшая впереди ряда машина могла без труда проскочить до красного, но водитель, видно, оробел и нажал на тормоза очень резко. Машина почти мгновенно остановилась. Шедшая следом машина встала, чуть не ударившись о переднюю. Третьим шел легкий спортивный автомобиль с опущенным верхом. Его вела довольно хорошенькая девица. Следом шла машина очень быстро. Водитель, видно, выезжал в левый ряд, чтобы пойти на обгон, потому что…
  — Почему вы так думаете?
  — Когда я его увидел, он снова выворачивал в правый ряд и ехал на приличной скорости.
  — И что произошло?
  — Как раз собираюсь рассказать. Мужчина в задней машине, большом «Бьюике», наехал на девушку в спортивном автомобиле. Стукнул довольно крепко. В момент удара ее автомобиль стоял — остановился за пару секунд до столкновения.
  — Девушка каким-нибудь образом пострадала?
  — Внешне нет. Если не считать, что, похоже, у нее болела шея. Во всяком случае, она одной рукой держалась за шею.
  — Еще бы, черт возьми!
  — Ее как следует тряхнуло, — заметил я. — Удар был неожиданным. Я видел, как она дернула головой.
  — Она остановилась?
  — Она уже стояла, когда произошел удар.
  — Ладно. Что дальше?
  — Ну, оба вышли и с минуту поговорили. Потом девушка уехала. Мужчина прошел вперед, посмотрел на капот, пожал плечами, тоже сел в машину и уехал. Кажется, пробило радиатор, потому что на дороге осталась мокрая полоска. Вот и все, что я видел. Пока я смотрел, светофор, кажется, переключался раз или два.
  — Не записали номера машин?
  — Нет, не записал.
  — Узнаете кого-либо из двоих, если увидите снова?
  — Конечно. Я их хорошо разглядел.
  — Опишите мужчину.
  — Значит, так, здоровый рослый малый. Похоже, техасец. На нем был коричневый костюм и рубашка спортивного покроя.
  — Возраст?
  — Лет сорок, возможно, сорок два-сорок три.
  — Высокий?
  — Верных шесть футов и два дюйма. Кажется, добродушный малый. Я видел, как он улыбался, хотя передок машины здорово помяло. Коротко подстриженные усы.
  — В какое время это произошло?
  — В половине четвертого, плюс-минус несколько минут.
  — А число?
  — 13 августа.
  Джуитт сказал:
  — Я покажу вам фотографию. Это может иметь какое-то значение, но не обязательно. Я, конечно, понимаю, что узнать человека по фотографии дело трудное, но давайте попробуем.
  Вытащив из кармана бумажник, он достал фотографию Картера Холгейта. Довольно приличный снимок — Холгейт и Джуитт, стоящие рядом у входа в фирму под вывеской: «Холгейт и Мэкстон. Жилой квартал Бризмор-Террас».
  — Узнаете кого-нибудь? — спросил он.
  — Конечно, — ответил я. — Справа стоите вы.
  — А тот, что слева?
  — А тот, — убежденно произнес я, — человек, который вел машину, врезавшуюся в автомобиль той девушки.
  — Уверены?
  — Уверен.
  Джуитт неохотно убрал фотографию в бумажник.
  — Как вас найти? — спросил он.
  — Через Элси. Я всегда держу с ней связь.
  — Собираетесь здесь жить?
  — Не думаю, — ответил я. — Побуду у нее пару дней. Я здесь проездом.
  — Куда?
  — Пока не знаю.
  Помедлив, Джуитт достал из бумажника две сотенные и одну полсотенную купюру и протянул мне.
  — Что от меня требуется взамен? — спросил я.
  — Ни черта, — ответил он. — Абсолютно ни черта.
  — Можно узнать, кто рядом с вами на фотографии?
  — Зачем?
  — Сказать ему, что я видел происшествие.
  — По чьей вине была авария?
  — По его вине.
  — Неужели вы думаете, что ему захочется иметь свидетеля, который под присягой покажет, что вина за аварию — на нем?
  Указав пальцем на двести пятьдесят долларов, я заметил:
  — Кому-то все-таки очень нужен свидетель.
  — Вы ответили на объявление, — терпеливо объяснил Джуитт. — Получили две с половиной сотни. А теперь забудьте про все.
  — Что значит забыть про все?
  — А то и значит, — повторил он. — Забудьте про все. — С легкостью тренированного спортсмена он встал с кресла, шагнул к двери, неожиданно обернулся и, оглядев Элси Бранд с ног до головы, произнес: — Благодарю. Извините за беспокойство и за грубость. Я действительно очень сожалею. — И, хлопнув дверью, вышел.
  Элси посмотрела на меня. Я видел, что у нее от страха подкашиваются ноги.
  — Дональд, кто это был?
  — Не знаю, — сказал я. — Единственное, в чем я уверен, так это в том, кого здесь не было.
  — Хорошо, кого здесь не было?
  — Здесь не было Гарри Джуитта, — заявил я.
  — Почему вы так думаете?
  — У него на запонке инициал «М». На галстуке тоже вышита буква «М». На снимке они оба стоят под вывеской «Холгейт и Мэкстон». Стоящий рядом с ним крупный мужчина — Холгейт. Думаю, что, возможно, это был Кристофер Мэкстон.
  — О-о! — издала она удивленное восклицание.
  Я протянул ей двести пятьдесят долларов:
  — Это тебе на чулки, Элси.
  — Что вы, Дональд… Что вы…
  — Это побочный приработок, — сказал я. — Купи себе чулки.
  — Но, Дональд, деньги нужно вернуть.
  — Как это?
  — Оприходовать.
  — Чего ради?
  — В счет выплаченных вам денег… ну, знаете, на покрытие служебных расходов.
  Я покачал головой:
  — Это случайные деньги, Элси. Купи себе шикарные нейлоновые паутинки, явись в них на работу. И не жмись.
  Элси снова покраснела.
  — Дональд! — укоризненно воскликнула она.
  Я продолжал держать бумажки в протянутой руке. Чуть помедлив, она взяла.
  Глава 5
  Когда я вернулся в Колинду, было без четверти десять. В квартале от отеля я нашел место для парковки. Пройдясь по улице, дошел до отеля. Войдя, кивнул ночному портье.
  — Вы — мистер Лэм? — спросил он.
  — Совершенно верно.
  — Вам пару раз звонили. Я положил записку с сообщением в вашу ячейку с ключами. Желаете взять?
  — Конечно.
  Портье отдал мне два сообщения. Одно было получено в восемь часов, в нем говорилось:
  «Мистер Лэм, позвоните мне, пожалуйста, как только придете.
  Другое, с пометкой «9.30», было следующего содержания:
  «Когда бы вы ни пришли, совершенно необходимо встретиться. Буду ждать в офисе. Очень важно. Мой номер: Колинда 6-3292. Обязательно позвоните.
  Портье сказал:
  — Он был очень обеспокоен, мистер Лэм. Я обещал, что обязательно вам передам. Последний раз он позвонил всего несколько минут назад.
  — Как вы меня узнали? — спросил я.
  — Мне описал вас дневной портье. Он говорил, что вы очень просили сразу же передавать адресованные вам сообщения.
  — О’кей, спасибо, — поблагодарил я.
  Поднявшись к себе, я набрал оставленный Холгейтом номер. Телефон не отвечал. Я позвонил Дорис Эшли. Телефон молчал. Спустившись в холл, я сказал портье:
  — Пожалуй, схожу выпить чашечку кофе. Если будут звонить еще, ответьте, что буду… скажем, через полчаса.
  Я дошел до машины и поехал в Бризмор-Террас. Через восемь минут был уже там. В правом крыле, где располагался кабинет Криса Мэкстона, было темно. В приемной и в левом крыле, где был кабинет Холгейта, горел свет. Я припарковал машину, поднялся по ступенькам, вошел в приемную и позвал:
  — Эй! Есть здесь кто-нибудь?
  Мертвая тишина. И в этой тишине было что-то зловещее. В помещении со всеми стандартными атрибутами современного бизнеса — письменными столами, электрическими пишущими машинками, флюоресцентными лампами под потолком, металлическими картотечными шкафами — было непривычно тихо и безлюдно. На всех машинках — пластиковые чехлы, за исключением одной — расчехленной и с горящей сигнальной лампочкой.
  Я прошел в отгороженный конец приемной и осмотрел машинку. Электрический мотор тихо гудел. Пощупал рукой — машинка теплая, значит, включена уже какое-то время.
  Подойдя к двери кабинета Холгейта, я постучал.
  Никакого ответа.
  Подождал, открыл дверь.
  Внутри — полный разгром. На полу валялся разбитый вдребезги стул, изготовленный из папье-маше макет сброшен со стола, красивые домики разбросаны по всей комнате, некоторые поломаны, их, видимо, растоптали ногами. Выходящее на улицу окно распахнуто, портьеры шевелил легкий ночной ветерок.
  Из письменного стола были выдернуты все ящики, железный шкаф с папками, очевидно, опрокинулся, когда выдвигали последний ящик. Кто-то что-то в спешке искал.
  На полу валялась дамская сумочка с оборванным ремешком и погнутой застежкой. Раздавленная пудреница. Рядом — кусочки компактной пудры и осколки зеркальца.
  Я поднял кусочек пудры, понюхал, потрогал пальцами. Пудра была бледно-розового цвета, с запахом гвоздики.
  На полу я обнаружил наполовину скрытую под макетом из папье-маше дамскую туфельку. Подсунув пальцы под край зеленого макета, я приподнял его и, достав туфельку, стал внимательно ее разглядывать.
  Крокодиловая кожа, марка обувного магазина в Солт-Лейк-Сити. Изысканная кожаная штуковина так и кричала о высокой моде. Туфелька стоила немалых денег и предназначалась для изящной ножки.
  Я принялся разглядывать разбросанные вокруг шкафа бумаги.
  Большинство вывалившихся на пол бумаг были в мягких папках, но многие были выдраны из папок и разбросаны по полу кем-то, искавшим определенный документ, или же они случайно выпали из конвертов. Эти были опции, контракты и квитанции. Почти все — на бланках.
  Но один лист особенно бросился мне в глаза. Тонкая бумага для копий с текстом, напечатанным под фиолетовую копирку.
  Кому-кому, а мне эта бумага была хорошо известна. Многие детективные агентства печатали на такой отчеты клиентам.
  Я вытащил из кучи бумаг тонкий лист и обнаружил, что к нему подколоты еще два.
  Это был отчет, и он гласил:
  «По получении указаний держать объект под наблюдением: было сочтено целесообразным следить за ее автомобилем, дабы наблюдать за ней, когда она покидает дом, так как не имелось другого реального способа установить наблюдение непосредственно за квартирой, кроме как поставить агента на лестничной площадке, что нарушило бы пожелания клиента о скрытом наблюдении.
  Посему, когда стало очевидным, что за ее автомобилем следит еще одно лицо, об этом по междугородному телефону уведомили клиента, и было получено указание приставить агента к данному лицу с целью установления личности.
  В 2.25 объект — Дорис Эшли — покинула свою квартиру и, сев в автомобиль, отправилась, как обычно в это время, в супермаркет.
  Человек, державший под наблюдением ее автомобиль, прибыв к супермаркету, поставил свою машину настолько близко к автомобилю объекта, что девушке с покупками было в нее не войти. Позднее данное лицо, сделав вид, что машина не его, закоротил в ней зажигание, видимо, искал предлог для знакомства с объектом, что ему удалось, поскольку объект пригласила его поехать с ней.
  Доехав до пункта близ Одиннадцатой и Главной улиц, он неожиданно покинул автомобиль объекта, и нашему агенту не удалось возобновить наблюдение за ним до следующего дня, когда он снова был обнаружен.
  Было выяснено, что машина, в которой он закоротил проводку, была взята в городе, в пункте проката „Континента“, но в тот момент установить личность клиента, взявшего машину напрокат, сразу не удалось.
  На следующий день данное лицо было снова прослежено до супермаркета. В супермаркете как раз в то время, когда объект собиралась рассчитываться, он обратился к одному из кассиров. Объект его узнала и, по всей видимости, обрадовалась. Явно по ее приглашению он сел в ее автомобиль и на этот раз поехал к ней домой. Наблюдаемый ехал на той же машине, взятой напрокат в пункте проката „Континента“. Под предлогом, что машина попала в аварию, нашему городскому отделению агентства удалось установить личность клиента.
  Этим лицом является Дональд Лэм — совладелец „Кул и Лэм. Конфиденциальное бюро расследований“.
  Детективы оттуда в своих действиях часто отклоняются от общепринятых норм. О бюро мало что известно, поскольку оно не имеет постоянной клиентуры и выполняет одиночные поручения неординарного свойства.
  По имеющимся сведениям, Лэм изобретателен и находчив, крайне дерзок в своих действиях и порой ради достижения реальных или воображаемых результатов для своих клиентов явно пренебрегает профессиональной этикой.
  В соответствии с поручением мы немедленно информировали клиента о полученных сведениях по междугородному телефону.
  В это время Дональд Лэм находился в квартире объекта.
  По получении информации относительно упомянутого лица клиент дал указание немедленно прекратить все операции по негласному наблюдению, закрыть дело, представить окончательный счет за услуги и больше не предпринимать никаких действий.
  В соответствии с этими указаниями агент был отозван в городскую контору и дело прекращено.
  Детективное агентство „Эйс Хай“, лос-анджелесское отделение.
  Посылается по указанию Дж. С.Л., владельца агентства».
  Я просмотрел отчет, сложил и сунул в карман. Поискал папку или конверт, откуда он мог вывалиться, но безрезультатно.
  Заметил полуоткрытую дверь в туалет. Распахнул ее и уже собирался войти внутрь, когда услышал в приемной чьи-то шаги.
  Подбежав к окну, я выглянул наружу. Позади моей машины стояла еще одна. Я не мог отчетливо разглядеть ее, но было видно, что это большой блестящий автомобиль.
  Раздвинув портьеры на открытом окне, я бесшумно перевалился через подоконник и спрыгнул на землю. Крадучись, направился к своему автомобилю, но, передумав, побежал. Вскочил в машину, завел мотор и, стараясь не сильно шуметь, тронулся с места.
  Кто-то закричал мне вслед.
  В открытом окне, из которого я только что выпрыгнул, мелькнул человеческий силуэт.
  — Эй, ты! — орал неизвестный. — Вернись! Стой, говорю!
  Я нажал на газ.
  На ходу я увидел, как человек выбирается из окна и бежит по газону к своей машине. В конце подъездной дорожки я развернулся и, выехав на шоссе, увеличил скорость.
  Проехав с полмили, я увидел в зеркале заднего обзора свет фар.
  Тут уж я постарался выжать из машины все, что мог.
  Впереди показался сигнал «стоп». Проскочив его на максимальной скорости, на какую только была способна моя машина, я круто повернул, пронзительно завизжали колеса, и я снова помчался по прямой. Фары опять высветили сигнал «стоп». На этот раз я достиг пересечения с главной магистралью и увидел сбоку свет приближающихся фар, но, не снимая руки с кнопки сирены, проскочил белую полосу и понесся дальше.
  На какую-то долю секунды слева мне в глаза ударил слепящий свет фар, до которых было не больше десятка метров.
  Пронесло! Впереди было чисто.
  Выигранного времени хватило, чтобы развернуться на сто восемьдесят градусов, сбросить скорость и степенно двинуться в обратном направлении.
  Я как раз подъехал к пересечению с Главной улицей, когда навстречу, тоже не обращая внимания на сигнал, промчалась преследовавшая меня машина.
  Водителю было не до того, чтобы разглядывать встречные машины. Думаю, если он что и разглядел, так только встречный свет моих фар.
  Я не спеша повернул на главную магистраль и слился с потоком машин.
  Направился в сторону Лос-Анджелеса. Доехав до первой бензоколонки, где был телефон, я позвонил домой Берте.
  Услышал ее раздраженный голос.
  — Что у тебя на этот раз? — спросила она. — И какого черта ты ничего не сообщаешь о своих делах? Наш клиент интересуется, обнаружил ли ты что-нибудь, и мне, как всегда, приходится молоть чепуху, что дело продвигается и что ты в данный момент слишком занят, чтобы писать отчеты.
  — Ладно, — сказал я, — это не чепуха, дело действительно продвигается, и я действительно слишком занят, чтобы писать отчеты. И мне надо с тобой срочно переговорить.
  — О чем?
  — О делах.
  — Да я в постели.
  — Тогда вставай, — посоветовал я. — Во всяком случае, не следует так рано ложиться в постель.
  — Катись к чертовой бабушке, Дональд Лэм! — заверещала она в телефон. — Ты же знаешь, что я ложусь пораньше и читаю, чтобы уснуть.
  — Тогда читай, чтобы не заснуть, — ответил я. — Буду через полчаса.
  Глава 6
  Дверь открылась сразу после моего звонка. Берта Кул встретила меня в пижаме, волосы накручены на бигуди. Она была взбешена.
  — Скажешь наконец в чем дело? — потребовала она, как только я вошел и уселся в кресло. — Неужели, черт побери, не мог заскочить в офис и отстукать на машинке отчет, чтобы я могла утром показать клиенту? Да и твоя окаянная секретарша, что не сводит с тебя телячьих глаз, была бы только рада, если бы ты вытащил ее из постели и все продиктовал. Или у тебя, может быть, нет…
  Я оборвал партнершу:
  — Берта, новость слишком горяча.
  — В чем дело?
  — Меня накололи.
  — Кто?
  — Детективное агентство «Эйс Хай».
  — Какого черта они суют нос в наше дело?
  — В том-то и дело, что они в наше дело не лезут. Ведут собственное. Их агентов наняли следить за Дорис Эшли и проверять все ее действия. Поэтому, когда я появился в кадре и стал наблюдать за ее машиной, агент «Эйс Хай» засек меня и сообщил по междугородной своему клиенту.
  — Кто-нибудь из здешних? — подозрительно прищурилась Берта.
  — Я сказал, по междугородной, Берта. Из Колинды теперь прямой набор. На, посмотри. — Я передал Берте отчет «Эйс Хай».
  — Убей меня бог! — кончив читать, воскликнула Берта. — По-твоему, Дональд, этот Ламонт Хоули договорился с еще одним агентством? Дональд, но как ты это достал?
  Я рассказал ей о происшедшем.
  — В таком случае Хоули, должно быть, с нами хитрит. — Берта Кул захлопала своими алчными глазками. — В этом все дело, Дональд, — решительно заявила она. — Так оно и есть. Этот сукин сын подрядил два детективных агентства — «Эйс Хай» и наше — и заставил играть друг против друга. Люди «Эйс Хай» работали несколько дней и ничего не добились, а тут кто-то сказал парням из «Консолидейтед интериншуранс» о тебе, какой ты ловкач в обращении с женщинами. Тогда становится понятно, почему они отказались от услуг «Эйс Хай», как только узнали, что ты установил знакомство с Дорис Эшли.
  — Как бы там ни было, — сказал я, — в этом деле требуется полная ясность. Я не люблю, когда меня обводят вокруг пальца, и мне не нравится, когда клиент выкладывает лишь часть фактов. Вызывай Ламонта Хоули к нам в офис, и пускай выкладывает все начистоту.
  — Вот это по-нашему, Дональд! — воскликнула она. И вдруг часто заморгала глазами. — Минутку, Дональд. Если не считать этого отчета парней из «Эйс Хай», у нас нет ничего в подтверждение наших претензий, и, конечно же, Хоули захочет знать, как мы его достали и…
  — Не говори ему, — посоветовал я. — Пускай поломает голову.
  Берта молча обдумала мой совет и расплылась в улыбке:
  — Хочу увидеть рожу этого сукина сына, Дональд. Он пытается стравить два детективных агентства. Поручает парням из «Эйс Хай» установить контакт. У них ничего не получается. Вступаем в дело мы, не успев глазом моргнуть, налаживаем контакт, а он узнает, что нам известно все о другом детективном агентстве и полученных от него указаниях. Вот уж покрутится!
  — Ладно, — прервал я излияния Берты. — Теперь вопрос, откуда взялся отчет?
  — Ты же говорил, что нашел его в кабинете Холгейта.
  — Хорошо, а как он попал к Холгейту?
  — Он… Убей меня бог! — в очередной раз воскликнул Берта и погрузилась в молчание.
  — Он получил его от какой-то женщины, которая явилась к нему. Вскоре после этого в кабинет вошел кто-то еще, и началась общая потасовка. Холгейт с женщиной явно повязан общим делом. Помимо прочего, женщина была на стороне мужчины, ворвавшегося в кабинет и затеявшего потасовку.
  — Откуда ты знаешь?
  Я рассказал ей о туфельке.
  — Она должна была вернуться и подобрать ее, — заметила Берта. — Невозможно ходить в одной туфле на высоком каблуке.
  — Возможно, другую туфлю она сбросила, — возразил я, — и пошла в одних чулках.
  — Могла, — согласилась Берта, — если почему-либо сочла опасным возвращаться за туфлей. Хорошо, так что там произошло? Ты говоришь, потасовка. Кто одержал верх?
  — Незваный гость.
  — Как ты узнал?
  — Потому что он разнес вдребезги все в кабинете, разыскивая что-то.
  — Этот отчет?
  — Ни черта, — возразил я. — Отчет остался в кабинете и весьма вероятно, черт возьми, что его как раз и принес туда кто-то из тех, кто там появился, — она или он.
  — Почему ты так думаешь?
  Я изложил свои соображения:
  — Пришелец явился в кабинет. Завел разговор с хозяином. Потом достал из кармана отчет и отдал Холгейту. Возможно, это и послужило началом потасовки. Кабинет здорово пострадал. В потасовке принимала участие и девица, огрела кого-то сумочкой по голове, да так, что поломалась застежка, и все содержимое рассыпалось по полу. Уходя, она сумочку бросила, так как та погнулась и не закрывалась. Правда, что-то нужное она забрала с собой, вероятно, завернув в полотенце.
  — При чем тут полотенце?
  — При кабинете есть туалет, там на вешалке нет полотенец, но одно валяется на полу.
  — Хорошо, — продолжала Берта, — с нами никак это не могут связать?
  — Не знаю, — ответил я. — Именно это меня и беспокоит.
  — Почему беспокоит?
  — Потому что пока я был там, подъехала машина. Это мог быть ночной вахтер. Могла быть полиция. Не знаю, кто это был. Я выпрыгнул в окно и дал деру. Он последовал за мной. Мне удалось оторваться и, развернувшись в обратном направлении, сбить его со следа.
  — Ладно, ты от него ушел.
  — А если он записал номер машины? Я оставил арендованный автомобиль и был на машине агентства, зарегистрированной на нас.
  — Какого черта ты это сделал? — спросила Берта. — Не хватало еще, чтобы этот малый записал номер…
  — Экономил на служебных расходах, — ответил я.
  Берта зло уставилась на меня.
  Я ухмыльнулся.
  Помолчав, Берта предложила:
  — Не стоит ли сообщить в полицию?
  — О чем именно?
  — Что вломились в кабинет к человеку и…
  — Откуда нам известно, что вломились? — перебил я ее. — Дверь кабинета была открыта. Фирма общедоступная. Возможно, Холгейт сам их пригласил.
  — Ну тогда, что в том кабинете разгром, украли бумаги и…
  — Откуда мы знаем, что украли бумаги? — спросил я. — Кто-то рылся в шкафу с папками и делал это довольно небрежно. Не выдвигал и задвигал ящики, а выдергивал один за другим, пока не переместился центр тяжести и шкаф рухнул на пол. Бумаги рассыпались, а тот, кто рылся в шкафу, поднял шкаф, поставил на место, вот и все. Откуда мы знаем, что он что-то взял?
  Берта задумалась.
  — Иными словами, — продолжал я, — мы не знаем ни о каком преступлении, и нет никакого смысла сообщать о преступлении, если его не было.
  — Головастый стервец, — восхищенно заметила Берта. — Я бы никогда не отважилась ступить на такой тонкий лед, но если ты считаешь, что тебе это сойдет с рук, валяй!
  — Весь вопрос в том, — сказал я, — и мне надо это знать, что случилось с Холгейтом?
  — Что ты имеешь в виду?
  — Ждал ли он, когда уйдут незваные пришельцы, кто бы они ни были, и…
  — Не называй их так, — поправила меня Берта. — Пусть это будут посетители. Мне показалась интересной твоя мысль о том, что это общедоступная фирма и что Холгейт, возможно, сам их пригласил, чтобы продать участок.
  — Ладно, — согласился я. — Когда посетители удалились, отправился ли он следом или…
  — Конечно же, уехал, — решила Берта. — Его машины там не было. Ты же говорил, что когда подъехал, стоянка была пустая.
  Я согласно кивнул.
  — Не пошел же он оттуда пешком, — продолжала убеждать меня Берта. — У него была машина. Посетители уехали на своей машине, потом Холгейт уехал на своей.
  — Мне звонили до отъезда или после? — задал я вопрос.
  — Вероятно, после, — ответила Берта.
  — Будем надеяться, — вздохнул я.
  — Ты так не думаешь?
  — Не знаю, Берта. Поскольку им известно, кто я такой, дело может стать довольно щекотливым. Полагаю, нужно позвонить Ламонту Хоули. У тебя есть номер, по которому его можно застать вечером?
  — А, черт, нет! — чертыхнулась Берта. — Такого телефона он не давал, только личный. Но не думаю… Черт побери, Дональд, почему с тобой вечно так получается? Всякий раз, как ты берешься за дело, оно ни с того ни с сего выливается в чрезвычайное происшествие, в конце которого потом оказывается труп.
  — Будем надеяться, потом, — пробормотал я.
  — Что ты хочешь этим сказать?
  — Если труп имеется уже теперь, — пояснил я, — то дело может принять плохой оборот.
  Берта недоуменно заморгала:
  — О чем ты, черт побери, говоришь?
  — Я говорю о том, что произойдет, если появится труп.
  — Кого ты имеешь в виду?
  — Холгейта.
  — Не говори глупостей.
  — Что здесь глупого?
  Берта возмущенно захлопала ресницами.
  — Убей меня бог! — выдохнула она.
  После минутного молчания Берта наконец произнесла:
  — Погоди, ты только что говорил, что кто-то мог видеть номер твоей машины. А как насчет отпечатков пальцев? Ты же удирал оттуда в большой спешке. Должно быть, оставил…
  — Наследил по всей комнате, — подтвердил я. — Но не теряй головы. Это я улажу.
  — Как? Не можешь же ты вернуться и стереть отпечатки пальцев. Ты вряд ли помнишь, к чему прикасался.
  — Разумеется, не помню, — согласился я. — Я просто вернусь и оставлю там новые.
  — Это еще зачем?
  — Это старый-престарый трюк, — объяснил я. — Если не можешь избавиться от своих пальцевых отпечатков на месте преступления, найди предлог вернуться вместе со свидетелем. Прикасайся ко всему, что попадет под руку. Когда полиция обнаружит пальчики, она никогда не узнает, когда они были оставлены. Единственный штрих, указывающий на время, — это пудреница. Я брал ее в руки, а потом касался разных предметов. Когда буду там, надо не забыть повторить эту процедуру.
  — И когда ты собираешься это сделать?
  — Прямо сейчас, — сказал я. — Теперь слушай, Берта. Постарайся разыскать Ламонта Хоули. Не может быть, чтобы у этого малого не было телефона. В страховой компании есть что-то вроде следственного отдела, в котором непременно должен быть ночной телефон. Поймаешь Хоули и передашь ему, что к чему. Отчет агентства «Эйс Хай» можешь оставить у себя. Я не хочу брать его. Есть еще одна ниточка. Обрати внимание, что от второй страницы оторван кусок и к отчету прикреплен счет за междугородный телефонный разговор на сумму в один доллар девяносто центов. Кстати, дамская туфля куплена в Солт-Лейк-Сити. Так что мне кажется, ты скоро обнаружишь, что звонили в Солт-Лейк-Сити и что клиент проживает там. Как только клиентка «Эйс Хай» узнала, что я детектив, она села в первый попавшийся самолет и улетела…
  — Она? — переспросила Берта.
  — А туфля? — напомнил я.
  — О-о, — недоверчиво откликнулась она. — Слишком многое тебе кажется очевидным, Дональд. А я все еще грешу на Ламонта Хоули.
  — А я начинаю склоняться к тому, что это может быть женщина из Солт-Лейк-Сити, — возразил я. — Во всяком случае, Хоули следует знать о происходящем.
  Берту понесло:
  — Проклятье, я только что начала устраиваться отдохнуть! Сбросила с себя чертову сбрую, а теперь обратно в нее влезать! Почему, черт побери, ты не можешь вести дела, как все нормальные люди? Нет абсолютно никаких причин, которые помешали бы нам создать приличное респектабельное агентство с подобающей клиентурой и…
  — На сей раз ты и получила приличного клиента, — съязвил я. — Кто, как не ты, поладив с ним, распространялась в этом духе?
  — Пусть будет по-твоему, но сегодня я не так уверена, как пару дней назад, — пошла на попятную Берта. — Если он договаривается с одним детективным агентством, а потом с другим — убей меня бог, я этого наглеца призову к порядку!
  — Хорошо, — согласился я. — Он в твоем распоряжении. Давай, приводи. — Я подошел к телефону, набрал номер справочной и попросил: — Будьте добры, мне нужен номер телефона Лоррен Роббинс в Колинде.
  Справочная ответила: «Минутку» и чуть погодя сообщила номер:
  — 324, 92–43. Можете набирать со своего аппарата.
  — Спасибо, — поблагодарил я.
  Я набрал номер и моментально услышал спокойный деловитый голос Лоррен Роббинс:
  — Да?
  — Лоррен, — произнес я, — это Дональд Лэм.
  — О, это ты, Дональд.
  Я сказал:
  — Мне нужно повидаться с тобой сегодня по очень важному вопросу.
  — О, если серьезно, Дональд, — ответила она, — когда я днем намекала на что-то, это была шутка.
  — На что ты намекала? — невинно переспросил я.
  — Когда говорила, что могла бы много чего тебе предложить… Послушай, Дональд, уже поздно, я ложусь спать и… не люблю мужчин, которые среди ночи набираются наглости и…
  — Я — по делу, — заверил я ее. — По очень важному и для тебя, и твоих хозяев.
  — Не терпит до открытия фирмы?
  — Не терпит.
  — Что тебе нужно?
  — Поговорить с тобой.
  — Ладно, — сдалась она, — постараюсь поверить тебе. Но запомни, Дональд, без глупостей! Если это лишь предлог, ты напрасно теряешь время. Терпеть не могу, когда мне звонят в поздний час, говорят о неотложном деле, а потом начинают приставать. Для таких штучек ты опоздал часа на четыре: ни тебе — коктейлей, ни тебе — ужина… Если ты ко мне с этим, говори прямо и…
  — Я по делу, Лоррен, — терпеливо повторил я. — Иначе вообще бы не стал беспокоить.
  — Тоже не слишком лестно слышать.
  — Я имею в виду так поздно. Позвонил бы пораньше.
  — Так что же не позвонил?
  — Был занят.
  — Ты делаешь поразительные успехи, Дональд. Я уже собралась ложиться. Но я тебя подожду. Адрес есть?
  — Нет.
  — «Мирамар Апартментс», 2-12.
  — Буду.
  — Когда?
  — Это займет чуть больше получаса. Я звоню из города.
  — Жду.
  Я повесил трубку, чувствуя на себе испытующий взгляд Берты.
  — Кто это?
  — Лоррен Роббинс. Секретарша Холгейта и Мэкстона, торговцев недвижимостью.
  Она покачала головой:
  — Ты действительно, черт побери, везде успеваешь.
  — За это мне и платят, — скромно подтвердил я.
  — Я про женщин, — сухо заметила Берта.
  Отвечать не было смысла, посему я вышел из ее квартиры, закрыв за собой дверь.
  Глава 7
  Дверь открылась почти мгновенно. Одетая в скромный костюм, Лоррен Роббинс была сама деловитость.
  — Привет, Дональд. Заходи. В чем дело?
  — Эти дома, «Мирамар Апартментс». В них что, проживает вся Колинда?
  — Нет, а что?
  — Тут живут мои знакомые.
  — Кто?
  — О, не так уж важно! — улыбнулся я. — Просто любопытно, что почти все живут по этому адресу.
  — Здесь самые шикарные квартиры для служащих девушек, — объяснила она. — Новый современный дом, прекрасный сервис. Зимой тепло, а летом работает кондиционер. И квартплата не самая высокая. Попасть сюда совсем не легко. Огромная очередь желающих. Так что тебя беспокоит, Дональд? Присаживайся.
  Я сел. Она подошла к креслу напротив и села, плотно сжав колени и оправив юбку.
  — Я должен сегодня встретиться с мистером Холгейтом, — начал я, — и хочу, чтобы ты при этом присутствовала.
  — Ты хочешь, чтобы я присутствовала! — негодующе воскликнула она. — Если мистеру Холгейту нужно, он…
  — Не горячись, — остановил ее я. — Вопрос очень важный.
  — Для кого? Для тебя или для нас?
  — Для всех нас.
  — О чем речь?
  — О том дорожном происшествии, — сказал я. — Как по-твоему, возможно ли, чтобы мистер Холгейт солгал?
  — Во-первых, — заявила Лоррен, — мистер Холгейт никогда не лжет. А во-вторых, ему абсолютно незачем лгать сейчас. Он ведь признал свою ответственность за аварию, и его рассказ о происшествии совпадает с твоим.
  — Тогда вот что, — добавил я. — У меня есть основания полагать, что этим делом занимается детективное агентство.
  — Конечно же, дурачок, — рассмеялась она. — В дело втянута страховая компания, и они там пытаются выяснить характер и степень тяжести травм, которые получила попавшая в аварию девушка. А-а, значит, это она была у тебя на уме! У нее тот же адрес, что и у меня, — «Мирамар-Апартментс». Вернее, был. Полагаю, что она здесь больше не живет.
  — Мне кажется, — продолжал я, — что вокруг этого дела происходит что-то очень странное, и я несколько обеспокоен.
  — Что заставляет тебя так думать и почему ты пришел с этим ко мне?
  Я полез в карман, достал новую вырезку из газеты и показал ей:
  — Думаю, это дело рук вашей компании.
  — Какое дело?
  — Предложение уплатить двести пятьдесят долларов лицам, которые были свидетелями происшествия.
  Не успел я встать с кресла, как она, перебежав комнату, выхватила вырезку у меня из рук. Прочла, потом перевела взгляд на меня:
  — Дональд, объявление давали не мы. Нам ничего о нем не известно.
  — Моя машина здесь, — предложил я. — Поехали поговорим с Холгейтом.
  — Я постараюсь его разыскать. У меня есть пара номеров, по которым его можно найти ночью.
  — Он на территории застройки, — сказал я.
  — Откуда ты знаешь?
  — Я проезжал мимо по пути сюда. Там везде горит свет. Я хотел было заскочить и попросить его подождать нас. Но подумал, что заехать за тобой займет всего десять-пятнадцать минут, и…
  — Возможно, он уже уехал. Надо было предупредить, чтобы подождал. Погоди, я сейчас позвоню и…
  — Нет, — отрезал я, глядя на наручные часы. — Некогда. Поехали прямо туда. Он там. Я уверен.
  На какое-то мгновение в глазах Лоррен снова мелькнуло подозрение.
  — Дональд, — сказала она, — ты ведешь какую-то игру. Я не знаю, куда ты клонишь. Если это предлог затащить меня туда и если там будет темно, ты надеешься потискать меня где-нибудь на кушетке, то сильно ошибаешься. Когда ко мне пристает мужчина, я предпочитаю, чтобы это было в открытую. Не люблю всяких там хитростей.
  — О’кей, поехали.
  Девушка выключила свет:
  — Я готова.
  Ехали молча. Я видел, что она внимательно изучает мое лицо. Наконец, пожав плечами, она произнесла:
  — Кое-какая разница все же есть.
  — Что за разница?
  — Когда туда я тебя везла, — объяснила она, — ты поглядывал на меня, размышляя, на что я способна.
  — Ну? — спросил я.
  — Теперь, — продолжала она, — ты везешь меня, а я разглядываю тебя и стараюсь угадать, чего от тебя можно ожидать.
  — От меня много чего можно ожидать.
  — Будь это не так, я удивилась бы, черт возьми! Но и будь уверен, что, если твои сказки не оправдаются, тебе будет ой как жарко. Если рассчитываешь вытрясти из Холгейта две с половиной сотни, тебя ждет пренеприятный сюрприз. Он ничего не знает об объявлении и не даст тебе ни цента.
  — А мне ни цента и не нужно, — ответил я.
  Лоррен задумчиво покачала головой:
  — Хотелось бы знать, чего ты все-таки хочешь. Хитришь… Когда я увидела тебя, ты мне почти понравился, и… черт возьми, все еще нравишься.
  — Спасибо.
  — Не за что, — ответила она. — Все зависит от совместимости. Если откровенно, то мужчины мне или сразу нравятся, или сразу не нравятся. Я всегда была такой. Попадая в сферу мужского притяжения, я могу сразу сказать, нравится мне мужчина или не нравится. Ты мне понравился и все еще нравишься, но если ты разбежишься, я, черт возьми, должна быть абсолютно уверена, прежде чем сказать: «Прыгай».
  — Совершенно справедливо.
  Мы снова замолчали.
  Я свернул с дороги, и она увидела свет в помещении фирмы.
  — Да, — протянула Лоррен, откидываясь на спинку сиденья, — вот это сюрприз!
  — Не ожидала?
  — Откровенно говоря, не ожидала. Думала, что привезешь меня сюда и предложишь зайти, чтобы поискать мистера Холгейта со служебного телефона.
  — Я же говорил, что здесь горит свет. Было видно с дороги.
  — Эй, минутку, — остановила меня она. — Здесь нет никаких машин.
  — Ну и что, свет горит. Значит, кто-то есть.
  — Не пойму, — возразила она. — Кто бы тут ни был, если он еще тут, должна быть и машина.
  — Но он бы не уехал, не выключив свет, не так ли?
  — Не уехал бы.
  — Значит, он здесь.
  Я развернул машину и припарковал перед дверью, стараясь попасть точно на то место, где останавливался раньше.
  Лоррен открыла дверь, вошла внутрь, бегло оглядела помещение и вдруг замерла как вкопанная.
  — Кто пользовался моей машинкой? — спросила она.
  — Что-то не так?
  — Вон та электрическая машинка, — показала она. — Чехол снят, мотор работает.
  Она подошла к машинке и приложила ладонь. Я следом приложил свою ладонь и сказал:
  — Работает уже какое-то время. Теплая. Может быть, ты забыла выключить, когда уходила?
  — Не говори глупостей! — ответила она. — Кто-то здесь был и пользовался моей машинкой.
  Лоррен повернулась и подошла к двери кабинета Холгейта. Взялась за ручку, задержалась, потом, небрежно постучав, открыла дверь и вошла внутрь.
  Я оказался за ее спиной.
  — Боже мой! — воскликнула она.
  Мы остановились, разглядывая разгром. Я махнул рукой:
  — Вон там, видишь, сломанная пудреница и… что там еще? Кусочки компактной пудры? — С этими словами я поднял кусочек пудры.
  — Верно. Вывалилась из пудреницы. — Взяв протянутый ей кусочек пудры, Лоррен понюхала, внимательно осмотрела его и сказала: — Похоже, блондинка.
  Я подошел к туфле:
  — А вот женская туфля. Что бы это означало? — Поднял ее и передал Лоррен.
  — Похоже, какая-то особа пыталась найти оружие для нанесения удара, — предположила она. — Сняла туфельку и использовала каблук.
  Я вопросительно посмотрел на нее:
  — Не пытался ли он овладеть ею силой?
  — Только не Холгейт.
  — А как насчет его партнера, Криса Мэкстона?
  — Что ты знаешь о Мэкстоне?
  — А ты?
  — Не знаю, как он обращается с девушками, если ты клонишь к этому.
  — В общем, здесь явно была большая потасовка, — заметил я. — Кто-то, должно быть, влез в окно.
  — Почему в окно?
  — Оно открыто.
  — Почему бы тогда не выйти через окно?
  — Тоже мысль, — согласился я. — Давай посмотрим.
  Я сел на подоконник, повернулся и спрыгнул на землю. Немного постоял. Она тем временем разглядывала разбросанные по полу папки. Затем я влез обратно в окно, заметив:
  — Из окна вполне можно вылезти, только зачем?
  — Не об этом речь, — сказала Лоррен. — Я хочу знать, что здесь произошло и что случилось с мистером Холгейтом.
  — И с женщиной, — добавил я.
  — Ну если верх был не за ней, — стала рассуждать Лоррен, — нетрудно догадаться, что произошло. Во всяком случае, ее здесь нет.
  — Пропали какие-нибудь бумаги? — спросил я.
  — Именно это я и пытаюсь выяснить, — буркнула она. — В особенности интересуюсь одним документом.
  — Что за документ? — небрежно спросил я, заглядывая в туалет.
  Некоторое время она молча перебирала папки, пока не нашла конверт из манильской бумаги, из тех, в которых клапан закрывается с помощью шнурка. Открыв клапан, Лоррен заглянула внутрь и протянула конверт мне.
  — Гляди, — сказала она.
  — Но там ничего нет.
  — Погляди, что написано на конверте.
  На конверте аккуратным женским почерком было написано: «Показания Дональда Лэма, свидетеля дорожного происшествия мистера Холгейта».
  — Вот что пропало, — сказала она.
  Лоррен потянулась к телефону.
  — Погоди, — остановил ее я.
  — С чем погодить?
  — Что ты собираешься делать?
  — Поставить в известность службу шерифа.
  — Зачем?
  — Как зачем? — возмутилась она. — Господи, да погляди на этот разгром.
  — Хорошо, — сказал я. — Что-нибудь взяли?
  — Я уже сказала тебе. Твои свидетельские показания.
  — Дам еще раз.
  — К чему ты клонишь?
  Я пояснил:
  — Ничего ценного не пропало, по крайней мере, насколько тебе известно. В кабинете разгром, поломан стул, придется приводить в порядок бумаги. Ты ставишь в известность службу шерифа, и они тут как тут — примутся повсюду снимать отпечатки пальцев. Оповестят газеты, и случившееся станет достоянием всего света. Ты работаешь в фирме Холгейта и Мэкстона. Как, по-твоему, нужна им такая огласка?
  — Не знаю.
  — Тогда прежде чем поднимать шум, давай подождем немного.
  Подумав, Лоррен медленно произнесла:
  — Дональд, возможно, ты даешь мне чертовски дельный совет. Какие еще предложения?
  Я продолжал:
  — Давай попробуем разобраться, кому так сильно понадобились мои свидетельские показания, чтобы ворваться сюда и учинить разгром? И кто, по-твоему, участвовал в потасовке?
  — Не имею представления.
  — Давай рассуждать. Это кабинет Холгейта, — начал я. — Здесь была потасовка.
  — Это бесспорно, — согласилась она.
  — Потасовка означает, — продолжал я, — что у двоих людей разные интересы и, чтобы отстоять свои, они прибегают к силе.
  — Продолжай, — попросила она.
  — Вполне очевидно, что одним из участников потасовки был Холгейт. Здесь его кабинет. Он или был здесь, когда сюда ворвались, или же сначала явились они, а потом вошел он. Холгейт не счел необходимым поставить в известность власти. Поэтому и у нас нет никаких причин.
  — С этим ясно.
  — Я пытаюсь понять, из-за чего был весь этот сыр-бор и что такого было в моих свидетельских показаниях, чтобы вламываться сюда и разыскивать их.
  — Дональд, — сказала Лоррен, — я хочу тебе сообщить одну вещь, о которой я еще никому не говорила. Но у меня к тебе вопрос и я рассчитываю на честный ответ.
  — Валяй! — подбодрил я ее. — Рассказывай и спрашивай.
  — Нет, — возразила она. — Сначала я задам вопрос, а уж потом расскажу.
  — Хорошо, пускай будет по-твоему.
  — Дональд, ты абсолютно уверен во всем, что касается дорожного происшествия?
  — Пожалуй, да, — сказал я. — 13 августа.
  — Во сколько?
  — Примерно в половине четвертого пополудни, несколько минут плюс или минус.
  — Уверен в отношении времени?
  Я следил за ее лицом.
  — Ну, видишь ли… я мог немного ошибиться. Ну сама понимаешь, как это бывает, когда даешь показания, да еще под присягой. Не решаешься говорить, что произошло примерно это, или то, или что-нибудь еще. Боишься ошибиться. Если будешь так говорить, какой-нибудь адвокатишка на перекрестном допросе не оставит от тебя живого места.
  Она кивнула.
  — Итак, — спросил я, — что-то не так со временем?
  — Здесь где-то ошибка, — высказалась она.
  — Почему?
  — Дело в том, что я хорошо помню 13 августа, потому что это мой день рождения. После полудня мы устроили в офисе маленькое празднество, выпили коктейли. Верно, большую часть времени мистер Холгейт отсутствовал, но вскоре после четырех он появился и на несколько минут присоединился к нам, выпил пару коктейлей и снова куда-то заторопился. Должно быть, у него была назначена встреча. Он все время поглядывал на часы. Так вот, я видела его машину примерно в половине пятого, когда он уезжал. Машина была абсолютно невредима.
  — Хочешь сказать, что авария липовая? Что машину не разбивали и…
  — Нет-нет, — запротестовала она. — Все дело во времени. И я не совсем уверена, что… Дональд, ты видел происшествие, и я хочу знать, не мог ли ты ошибиться?
  — Мог и ошибиться, — согласился я.
  — Спасибо. Это все, что я хочу знать.
  — Надо бы закрыть окно и погасить свет, — предложил я.
  — И запереть двери.
  Я кивнул.
  — Пожалуй, все, — подытожила Лоррен.
  Мы обошли кабинет, глядя на разбросанные вещи.
  — Все вверх дном!
  — Сегодня уже бесполезно наводить порядок, — сказал я. — К тому же на случай, если мистер Холгейт все же захочет уведомить власти, лучше оставить все как есть.
  — Правильно.
  — Как насчет другого кабинета? — спросил я. — Там темно.
  — Это кабинет мистера Мэкстона.
  — Надо бы и туда заглянуть, а?
  — Думаю, что стоит.
  — Ключ есть?
  — Ключ в сейфе в приемной.
  — Шифр знаешь?
  — Конечно.
  — Давай на всякий случай заглянем. Сейф, кажется, не трогали.
  В приемной Лоррен, озабоченно нахмурившись, снова принялась разглядывать свою пишущую машинку.
  — Никак не пойму, что случилось? — проговорила она. — Не понимаю, кому понадобилась моя машинка?
  — Мистер Холгейт умеет печатать?
  — Двумя пальцами.
  — Тогда здесь, должно быть, побывал кто-то, кто умеет печатать, или же сам Холгейт пытался напечатать какой-то документ.
  — Не представляю, кто еще.
  — Дамская туфелька, — напомнил я.
  Лоррен кивнула.
  — Тут есть что обмозговать, — сказал я. — У Холгейта находилась женщина. Возможно, он продавал ей участок. Допустим, она умеет печатать. Во всяком случае, сделка состоялась, и она захотела зафиксировать что-то на бумаге. Холгейт спросил, умеет ли она печатать, та ответила, что умеет, и он указал на твою машинку.
  Лоррен задумчиво прикусила губу:
  — Это имеет смысл, Дональд. Продолжай. У тебя хорошо получается.
  — Итак, — снова заговорил я, — он указал на твою машинку, она сняла чехол, воткнула шнур в розетку, заложила лист бумаги и начала печатать.
  — Что дальше?
  — Дальше — она кончила печатать, принесла документ на подпись Холгейту, и в этот момент кто-то ворвался в кабинет и затеял ссору с Холгейтом. Дело дошло до драки, девушка сняла с ноги туфлю, чтобы стукнуть пришельца по голове.
  Лоррен, нахмурившись, покачала головой.
  — В чем неувязка?
  — Кто одержал верх? — спросила она.
  — Вполне очевидно, тот, другой, — ответил я.
  — Ладно. Тогда что стало с мистером Холгейтом и девушкой, кем бы она ни была?
  — Это, — задумался я, — нам предстоит выяснить. Посторонний завладел документом, который ему был нужен. Холгейт остался с девушкой. Прежде чем ставить в известность власти, он решил куда-то съездить и что-то предпринять. Девушка уехала с ним.
  — Хорошо, — согласилась она, — пойдем чуть дальше. В этом случае потасовка могла начаться из-за твоих свидетельских показаний.
  — Возможно, она имела какое-то отношение к моим показаниям. Но не думаю, чтобы тот, кто рылся в бумагах, искал именно это.
  — Однако это один из документов, которые отсутствуют.
  Я сказал:
  — Давай попробуем и с этой стороны… Входит девушка. Холгейту требуется что-то в связи с моими свидетельскими показаниями. Может, он хочет снять копию. Может, что-то еще. Идет к шкафу, достает из конверта мои показания, девушка уходит в приемную печатать и…
  Лоррен щелкнула пальцами.
  — Попал в точку? — спросил я.
  — Еще как. Именно так оно и было. Они занимались твоими показаниями.
  — В таком случае мои показания — важная штука, — отметил я. — Они исчезли из кабинета. Их могли взять с собой Холгейт и девушка. Тогда тот, который ворвался, искал что-то еще.
  Она добавила:
  — Если он мог так долго рыться, значит, ему никто не мешал. И он одержал верх.
  — Конечно, — согласился я. — По нашей версии не может быть иначе.
  — Ладно, давай заглянем в кабинет Мэкстона, и, если там все в порядке, закрываем помещение и отправляемся искать мистера Холгейта. Дональд, ты можешь еще немного побыть со мной?
  — Немного могу.
  — Зачем ты хотел встретиться с ним? — спросила она.
  — Если откровенно, меня беспокоил вопрос со временем. Словом, я был не уверен, не совсем уверен, что это случилось в половине четвертого. Я стал думать, что это могло быть позже. Хотел спросить его, чтобы быть полностью уверенным.
  — Время было не то, — подтвердила она. — Но авария имела место — я видела его машину.
  — Когда?
  — Когда ее ремонтировали в гараже. Она была там… о-о, думаю, целую неделю. Поставили новый радиатор, заменили впереди какие-то части.
  — Когда он сказал тебе про аварию? 14 августа?
  — Он упомянул о ней мимоходом и… ну, похоже, не придавал этому особого значения. Он написал о происшествии в страховую компанию. Я посоветовала ему поставить в известность полицию. Это было во второй половине дня 14 августа.
  Я сказал:
  — Мне страшно неприятно, что про меня могут плохо подумать. Я назвал половину четвертого, потому что Дадли Бедфорд говорил мне, что, согласно полицейским протоколам, авария случилась в три тридцать.
  — Кстати, кто такой Дадли Бедфорд? — спросила Лоррен.
  — Знаю лишь, что он приятель одной моей знакомой.
  — А с ней ты давно знаком?
  — Встречались пару раз.
  — Рассчитываешь встречаться и дальше?
  — Возможно.
  — Как часто?
  — Как тебе сказать…
  — Не зовут ли эту девушку Дорис Эшли?
  — Верно.
  — И Бедфорд ее дружок?
  — По-моему, так. Почему ты спрашиваешь?
  — Потому что, — ответила она, — этот Бедфорд встречался с мистером Холгейтом и мистер Холгейт ничего не говорил мне про их разговор, а обычно говорит. Это один из его методов руководства фирмой. Он характеризует разных людей, которые у него бывают, делится впечатлениями, рассказывает об их делах и всякое такое, чтобы я знала, как с ними обращаться, когда они звонят в его отсутствие: перед кем разбиваться в лепешку, разыскивая его для клиента, а от кого просто-напросто отмахнуться. А вот о Бедфорде мистер Холгейт не говорил мне ни слова, а я, разумеется, не спрашивала.
  — Ладно, — предложил я, — давай-ка заглянем в кабинет Мэкстона, а потом поедем искать Холгейта. Закроем помещение, выключим свет, а там посмотрим, что еще можно сделать.
  Лоррен отперла сейф, достала ключ. Мы открыли кабинет Мэкстона и включили свет.
  В кабинете был полный порядок.
  — Ничего не тронуто, — отметила Лоррен.
  Она в задумчивости постояла, погасила свет, притворила дверь. Щелкнул замок. Лоррен вернулась к сейфу, положила ключ на место, закрыла створку сейфа, смешала цифровую комбинацию, подошла к пишущей машинке, выдернула шнур и натянула на нее пластиковый чехол. Затем зашла в кабинет Холгейта, захлопнула и заперла окна, выключила свет. Мы вышли на улицу, сели в машину, и она объяснила, как ехать к Холгейту домой.
  На звонок никто не ответил. В доме было темно. Мы побывали в ночных клубах, где он часто играл в карты. Безуспешно.
  — Должен же он где-нибудь быть? — расстроился я.
  Она успокоила меня:
  — Ладно, Дональд. «Где-нибудь» есть, но мы не знаем, где оно. Уже поздно, и я хочу спать. Утром продолжим поиски.
  Я посмотрел в ее притворно-невинные глаза. Было, черт побери, ясно, что она не собирается ложиться спать, а хочет отделаться от меня и попытаться без свидетелей отыскать Холгейта. Ей не хотелось раскрывать чужаку его убежище. Она была преданной секретаршей.
  Я проглотил всю эту чепуху, отвез ее домой, пожелал спокойной ночи и уехал.
  Объехав квартал, вернулся, припарковал машину. Не прошло и двух минут, как с автостоянки на большой скорости выскочила машина.
  Я поехал следом и на ближайшем освещенном перекрестке разглядел, что за рулем Лоррен. Она была одна.
  Дальше я не поехал. Вернулся в отель «Перкинс». Мне передали записку — Дорис ждала моего звонка, когда бы я ни вернулся.
  Я попросил меня соединить, и вскоре услышал голос Дорис. Осторожное нейтральное «хэлло!».
  — Как делишки? — спросил я.
  — Дональд! — узнав голос, воскликнула она. — Я думала, ты должен оставаться в отеле, на случай если понадобится что передать.
  — Как видишь, отвлекли другие дела. Потом расскажу. Что-нибудь случилось?
  — Дональд, я надеялась, что ты вечером, пока было не слишком поздно, дашь о себе знать.
  — Не слишком поздно для чего?
  — Для приличий.
  — Обязательно надо соблюдать приличия?
  — Мне надо — в этом доме.
  — Почему бы не переехать?
  Она рассмеялась и сказала:
  — Серьезно, Дональд. Я надеялась, что мы будем видеться почаще.
  — Давай.
  — Когда же?
  — Сейчас.
  — Уже поздно, Дональд. У нас закрывают парадную дверь.
  — Как насчет завтра?
  — Было бы здорово. Когда?
  — Чем раньше, тем лучше. Кстати, я тебе вечером звонил. Ты не отвечала.
  — Ты мне звонил?
  — Да.
  — Один раз?
  — Да.
  — Когда?
  — Точно не помню. Во всяком случае, как ты выражаешься, в приличное время.
  — О, Дональд! Должно быть, я выбегала на угол за сигаретами! Ох, как жалко! Я… так ждала, что ты позвонишь. Девушке не следует так говорить. Это покажется… А-а, Дональд, к черту условности!
  — Ага. Так я подъеду?
  — Нет, не теперь, Дональд. Меня выставят отсюда.
  — Ладно, мы договорились. Завтра. Пораньше.
  Чуть помедлив, она сказала:
  — Завтра мне надо встретить кое-кого в аэропорту. Не хочешь поехать со мной?
  — Твои друзья, — заметил я, — иногда бывают слишком буйными. Челюсть до сих пор болит.
  — Я тогда очень разозлилась и, поверь мне, устроила ему нагоняй. Нет, прилетает не друг, а моя подруга. Вообще-то мне не стоило бы тебя с ней знакомить. Потрясающая красавица, блондинка, идеальная фигурка. Она некоторое время пробыла на Востоке, а теперь возвращается утренним рейсом и просит ее встретить.
  — Мы с ней знакомы? — спросил я.
  — Надеюсь, нет. Правда, ты, возможно, слышал о ней. Это Вивиан Дешлер… Ну, знаешь, та девушка, что пострадала в автомобильной аварии.
  — А-а, да, — осторожно протянул я, — в аварии, которую я видел 13 августа.
  — Правильно.
  Я снова заговорил:
  — Знаешь, Дорис, я тут все раздумывал… Ну, про аварию. Твой приятель, наверное, назвал мне не то время. По-моему, авария произошла часа на полтора позже…
  — Дональд, не давай никому одурачить себя! Авария произошла в половине четвертого.
  — Откуда ты знаешь?
  — Мы с одной моей приятельницей видели Вивиан в четыре часа. На ее машине сзади была вмятина. Вивиан подъехала сюда сразу после того дорожного происшествия.
  — Ты уверена в отношении времени?
  — Никакого сомнения.
  — О’кей, Дорис, — сказал я. — Можно приехать к тебе, ну, часиков в восемь? Позавтракали бы вместе и поехали в аэропорт.
  — В восемь?
  — Ага. Или рановато?
  — Черт возьми, конечно, рано. Она прилетает без четверти одиннадцать. Приезжай ко мне в половине девятого, Дональд. Сварю кофе, посидим, поболтаем. Потом поедем в аэропорт, узнаем, вовремя ли самолет, позавтракаем там и встретим ее.
  — Так ты приглашаешь всего лишь позавтракать? — разочарованно протянул я. — Уверена, что сегодня уже поздно?
  — Да, Дональд. Как-нибудь в другой раз.
  — В другой раз — уж без дураков! — потребовал я, вешая трубку.
  Затем позвонил Берте:
  — Берта, это Дональд. Что нового?
  — Ты где?
  — В Колинде, в отеле «Перкинс».
  — Я достала номер телефона Ламонта Хоули, — выпалила она, — и устроила ему хорошую взбучку. Малый страшно поражен. Не имеет ни малейшего представления о том, что в это дело влезло другое детективное агентство. Он клянется, что и не думал никого сталкивать, что, наоборот, намерен именно с нами расширять деловые связи. Кажется, он ужасно обеспокоен и просил передать тебе, чтобы ты был поосторожнее. Говорит, в этом деле много непонятного.
  — Не то слово, — заметил я.
  — Он говорит, что обратился к нам, когда почувствовал, по его словам, что за всем этим что-то кроется.
  — И что ты ему сказала? — спросил я.
  — Много чего сказала, — мрачно произнесла Берта. — Сказала, что если он знал, что за всем этим что-то кроется, то вел с нами нечестную игру, когда мы обсуждали гонорар, и что ему придется поднять ставку.
  — И что он на это ответил?
  — И глазом не моргнул. Сразу пообещал добавить еще тысячу, раз был не полностью откровенен.
  — Вот так просто, безо всяких, поднял ставку на тысячу?
  — Что ты, черт побери, имеешь в виду, говоря «вот так просто»? — разозлилась Берта. — Слышал бы ты, какую головомойку я устроила этому сукину сыну. Думаешь, не старалась?
  — Он спрашивал, как мы узнали, что этим делом занимается еще одно детективное агентство?
  — Я сказала, что мы видели отчет.
  — И он, естественно, захотел узнать, как нам это удалось?
  — Разумеется.
  — Как ты выкрутилась?
  — Поднажала, мол, не его дело, мы никому не раскрываем своих методов, нас наняли с определенной целью, мы сообщаем клиенту информацию, а как мы занимаемся ее сбором — его не касается.
  — Ладно, — сказал я, — считается, что я ночую здесь, в Колинде, но — между нами — я еду к себе домой. Хочу как следует отоспаться.
  — Думаешь, в отеле не удастся?
  — Боюсь, могут помешать, — объяснил я, — а мне нужно выиграть время, пока не возникла такая опасность. Я чувствую, что не мешало бы хорошенько выспаться, может, потом целую вечность не придется.
  — Хорошо, — согласилась Берта. — Я тоже ложусь. Ждала твоего звонка. Ты долго не звонил. Чем ты, черт побери, занимался?
  — Выполнял поручение.
  — Держу пари, с какой-нибудь крошкой, — ехидно поддела меня Берта.
  — Слушай, Берта! — возмутился я. — Что ты мелешь? — И повесил трубку, не дав ей бросить еще один камешек в мой огород.
  Я вышел из отеля и поехал домой. Поставил машину в гараж, закрыл дверь и улегся в постель.
  Одно дело говорить, что надо отоспаться. И совсем другое — как это сделать.
  Уснуть удалось только после трех ночи. Проклятое дело никак не укладывалось в разумные рамки, как бы я ни крутил, ни вертел. Итак, Холгейт совещался с какой-то женщиной, когда к ним кто-то вторгся. Этих «кто-то», очевидно, было двое. Холгейт — крупный сильный мужчина. Вдвоем с женщиной он мог утихомирить любого, если бы тот был один… Правда, надо сделать скидку — у пришельца мог быть пистолет. Но тогда не было бы такого разгрома в его кабинете. Кого-нибудь убили бы или ранили.
  Я долго ворочался с боку на бок, безуспешно пытаясь заснуть.
  Проснулся на рассвете, в шесть, чувствуя себя еще более разбитым, и — будь оно неладно, проклятое дело! — в полном отчаянии.
  Глава 8
  Я принял душ, побрился, выпил три чашки крепкого черного кофе, сел в драндулет агентства и поехал в отель «Перкинс».
  В ячейке для ключей лежала записка с просьбой позвонить в «Мирамар Апартментс» Лоррен Роббинс.
  Поколебавшись немного, стоит ли звонить ей в такой ранний час, я все же решил, что, раз она служащая, наверняка уже встала.
  Лоррен ответила почти мгновенно:
  — Дональд?
  — Я.
  — Послушай, Дональд, я волнуюсь за мистера Холгейта.
  — Волноваться пока рано, Лоррен. У него на утро назначены встречи?
  — Назначены, и с важными клиентами.
  — Хорошо, тогда, — посоветовал я, — дождись этих встреч. Он еще, чего доброго, отсыпается после бурной ночи.
  — Нет, — возразила она. — Его нигде нет.
  — Что значит «нигде нет» и откуда ты знаешь, что его нет дома? Может, просто не берет трубку.
  — Дональд, я была у него в квартире. Постель не разобрана.
  — Как ты туда попала?
  — Управляющий меня знает. Я сказала, что привезла важные документы и попросила открыть квартиру.
  — А если бы ты застала Холгейта с хорошенькой крошкой? Что тогда?
  — Не знаю, — ответила она, — но я почему-то чувствовала, что не застану там никакой хорошенькой крошки. И я увидела то, что ожидала.
  — И что ты увидела?
  — Я уже говорила — неразобранную постель. Пустую квартиру… Конечно, я не настолько глупа, чтобы лезть в чужую спальню в присутствии управляющего. Просто дверь была приоткрыта. У мистера Холгейта прекрасная трехкомнатная квартира…
  — Как, по-твоему, ничего не тронуто? Никаких признаков, что квартиру обыскивали?
  — Нет. В квартире полный порядок.
  — Ладно, — продолжал я, — мы распрощались, и ты сразу пошла спать?
  — А что?
  — Я хочу знать.
  — Зачем тебе?
  — Чтобы дать тебе совет. Ты спрашивала, надо ли оповестить полицию о происшедшем? По-моему, твой босс попадет в весьма неловкое положение, если полиция будет уведомлена, а потом вдруг окажется, что он просто приятно проводил время…
  — Хорошо, Дональд. Буду с тобой откровенна. Есть одно место, где он, как я думала, мог быть. Одна квартира…
  — И ты вытащила даму из…
  — Не говори глупостей! Я поискала его машину. Если бы он был там, машина стояла бы у того дома. Я съездила туда, чтобы тщательно все осмотреть кругом. Машины там точно не было.
  — Ну и что?
  — Ночью я несколько раз звонила ему домой и — никакого ответа. Я очень волнуюсь.
  — Подожди назначенных встреч, — повторил я. — Если он не явится, а встречи важные, тогда будешь знать, что пора уведомить полицию.
  — Хорошо, — неохотно согласилась она. — Первая встреча — в десять часов утра. Не хотелось бы ждать, но… пожалуй, это самое разумное. Дональд, ты будешь сегодня где-нибудь поблизости?
  — Буду возникать время от времени, давать о себе знать. Ты будешь в офисе?
  — После девяти.
  — Или забегу, или звякну, — пообещал я.
  Повесив трубку, я подождал до двадцати минут девятого и поехал в «Мирамар Апартментс». Без труда припарковался и ровно в половине девятого постучал в дверь Дорис Эшли.
  На ней был прозрачный утренний пеньюар, сквозь мягкие складки которого просвечивали очертания ее тела.
  — Дональд! — воскликнула она. — Так рано!
  — Половина девятого, — недоуменно возразил я.
  — Я тебя и просила быть в половине девятого, а сейчас только восемь и…
  — Сейчас и есть половина девятого, — уточнил я.
  — Как? — воскликнула она. — Будильник только что прозвонил. А я ставила его на без четверти восемь.
  Я взглянул на стоявший у кровати будильник. Он показывал две минуты девятого.
  — На какое время ты ставила его вечером?
  — Звонок? На без четверти восемь.
  — Нет. Когда ты заводила будильник, ставила время, сверяла его с другими часами?
  — Сверяла по телевизору. Смотрела передачу и…
  — Ты поставила на полчаса раньше.
  — Не может быть! Покажи-ка твои часы.
  Дорис подошла почти вплотную. Я поднял руку, показывая наручные часы.
  Она взяла мою руку и притянула к себе, так что моя рука почти касалась ее пеньюара.
  — Ну и ну, скажите на милость! — Помедлив, она добавила: — Дональд, мне надо что-нибудь на себя набросить. В кухне греется кофейник. Присмотри, а… Я быстро. Не стесняйся — я спрячусь за створки стенного шкафа.
  Сбрасывая на ходу пеньюар, она метнулась к шкафу.
  Прежде чем она скрылась за шкафом, я с волнением узрел трусики и лифчик. Дорис вскоре появилась в нарядном платье и изящных туфельках.
  Я восхищенно присвистнул.
  — Дональд! — прикрикнула она на меня. — Не отвлекайся!
  — Трудновато… Туфельки и впрямь что надо. Это что, крокодиловая кожа?
  — Да. Обожаю крокодиловую кожу. Просто с ума схожу по крокодиловой коже и чулкам бежевых оттенков. — Дорис приподняла юбку и, улыбаясь, поглядела на меня. — Нравится?
  — Нравится.
  Она сказала:
  — Я голодна, как волчица. Хотела выпить только чашечку кофе, но теперь думаю, не съесть ли немного бекона с тостами. Как, по-твоему, время есть?
  — О, у нас уйма времени, — поддержал я ее. — Вполне укладываемся, так что можно позавтракать и здесь, если хочешь.
  — Нет, предпочитаю завтракать в аэропорту. Пока будем ждать самолет. А сейчас можно немножко перекусить. — И она поспешила на кухню.
  Я подошел к стенному шкафу, за которым она одевалась. Там были развешаны платья и другие наряды, а в выдвинутом ящике виднелись предметы интимного женского туалета.
  В глубине шкафа я отыскал полку с обувью и, торопливо нащупав туфлю из крокодиловой кожи, посмотрел марку фирмы. — «Ага — Чикаго, штат Иллинойс». Взял вторую пару. Эта была из Солт-Лейк-Сити. Тот самый обувной магазин. Его маркировка была на туфельке, которую я нашел в кабинете Холгейта.
  — Дональд, ты где? — послышался ее голос из кухни.
  — Иду, — ответил я.
  — Не займешься ли тостами, пока я жарю бекон? У меня электросковородка, бекон получается — что надо! Возьми тостер. Хлеб вон там.
  Я достал из хлебницы хлеб, нарезал, вложил в тостер несколько ломтиков и нажал кнопку.
  Электросковорода не подвела, и в уютной кухне аппетитно запахло поджаренной свининой и ароматным кофе.
  — Дональд… — капризно протянула Дорис. — Извини меня за Дадли!
  — Да ладно уж.
  — Он… он воспользовался твоим положением. Я бы так не поступила. Ну, я знаю, он вынудил тебя, и тебе пришлось говорить, что ты будто бы видел то происшествие.
  — Дорис, а у меня для тебя новость, — сказал я.
  — Какая?
  — Я действительно видел то дорожное происшествие.
  Тарелка чуть не выпала у нее из рук.
  — Что?! — воскликнула она.
  — Я видел то происшествие, будь оно неладно! — повторил я. — Это одно из странных потрясающих совпадений, которые случаются раз в миллион лет. Разумеется, в тот момент я не имел ни малейшего представления, что происшествие заинтересует кого-нибудь, но… так уж получилось. Я его видел — и все тут!
  Дорис, приходя в себя от изумления, молчала, потом, раскладывая по тарелкам бекон, хрипло рассмеялась.
  — Дональд! — наконец заговорила она. — Ты — чудак! Со мной все в порядке, не надо меня дурачить. Ты же знаешь, что в ту аварию попала Вивиан… Может, у нее будут к тебе вопросы.
  — И поэтому ты хотела, чтобы я встречал ее в аэропорту?
  — Ради бога, нет! Я хотела видеть тебя, вот и все. Я… Дональд! Почему ты вчера звонил мне только один раз?
  — Звонил не раз, но тебя не было дома.
  — Я же говорила, что выбегала за сигаретами.
  — Я звонил тебе несколько раз, но телефон упорно молчал.
  — Дональд, ты, наверное, неправильно набирал номер. Я весь вечер просидела, как наказанная, вот здесь, у телефона… Даже нашла предлог, чтобы отделаться от Дадли.
  — Его у тебя не было?
  — Нет.
  — И вы не виделись?
  — Нет. Скажу больше, Дональд. Теперь я вряд ли буду встречаться с ним часто. Я увлеклась, но… такое случается, в общем, мне он совсем не нравится. Дадли… Ну, как тебе объяснить? Он — собственник, своего так просто не отдаст… И страшно жестокий… Да ты и сам почувствовал.
  Я посмотрел на ее туфельки.
  — У тебя и вправду красивые ножки.
  Она засмеялась и игриво качнула ногой:
  — А повыше ножек?
  — Туфельки здесь покупала?
  — Нет. Подруга подарила. А что?
  — Подруга из Солт-Лейк-Сити?
  — Она жила там некоторое время, — удивленно ответила она. — А что, Дональд?
  — Туфельки нравятся.
  — Дональд, а ты не из тех чокнутых кретинов, которые дуреют от интимных вещичек? Трусиков, там, и прочего? В тюрьме, говорят, у мужчин появляются странные желания. Расскажи-ка мне, Дональд.
  — О чем?
  — Ну, как ты себя чувствуешь без женщины?
  — Сущий ад.
  — Звереешь, когда выходишь?
  — Ага.
  — Ты себя так не ведешь.
  — Забыл, как это делается.
  — Надо попрактиковаться. Поторопимся, а то скоро встречать самолет. Дональд, бери бекон, клади на тост, накрой другим и получишь отличный сандвич. Шикарно, правда? Но в аэропорту позавтракаем еще раз. Пока просто перекусим, как бы разминка перед завтраком. А ты любишь холодные закуски, Дональд?
  — Очень.
  — Иногда, — мечтательно протянула она, — мне кажется, что разминка интереснее… — Она замолчала, подыскивая слова.
  — …главного действия, — подсказал я.
  — Ты и впрямь быстро соображаешь, — рассмеялась она. — Тебе с молоком и сахаром?
  — Не теперь, — ответил я. — Потом, когда будем завтракать в аэропорту. Сейчас — черный.
  — Ты замечательно выглядишь, Дональд. Хорошо спал?
  — Как убитый, — заверил я. — А ты?
  — Прекрасно выспалась.
  — То-то ты — как свеженькая ромашка.
  — Правда?
  — Ей-богу!
  — Дональд, я так рада знакомству. Мне хочется быть нужной тебе… Знаешь, я чувствую, что тебе не повезло в жизни, и ты, как бы это сказать… ну, робеешь…
  — Что значит «робею»?
  — Недавно я взяла тебя за руку, чтобы взглянуть на твои часы… ну, в таких случаях мужчины начали бы меня тискать, а ты…
  — Это не по мне, — признался я.
  — Ты намекаешь, что не лезешь сразу к женщине?
  — Нет, никогда не подъезжаю к женщине, глядя на часы и думая, что пора ехать в аэропорт. Я люблю, когда полумрак, тихая убаюкивающая музыка, покой, уединение и…
  — Дональд, довольно!
  Я посмотрел на часы:
  — Хорошо, посуду будем мыть?
  — Непременно, — сказала она. — Не люблю оставлять полную раковину грязной посуды. У меня в квартире всегда все блестит. Правда, я лишь ополаскиваю в горячей воде с капелькой жидкого мыла. Слава богу, в доме всегда есть горячая вода, почти кипяток.
  Дорис наполнила раковину горячей водой, капнула моющего средства, взяла посудную щетку и стала мыть тарелки, ополаскивая их холодной водой и протягивая мне:
  — Тебе вытирать.
  Я вытирал.
  В двенадцать минут десятого мы были готовы ехать.
  Дорис бегло оглядела квартиру.
  — Вивиан тебе понравится, — вдруг сказала она. — Но, ради бога, не втрескайся в нее. Я не хочу делить тебя ни с кем. Пока что.
  — Вивиан красивая?
  — Закачаешься! Блондинка, все при ней.
  — Поедем вместе? — спросил я.
  — Ага.
  — Хорошо, моя машина перед домом. Поехали.
  Дорис посмотрела на будильник и рассмеялась:
  — Ты думаешь, я дурочка? — Она вернулась и подвинула стрелки будильника на полчаса вперед. — Правильно, Дональд?
  — Правильно.
  — Ладно, поехали.
  Я распахнул перед ней входную дверь, и она, подняв голову и одарив меня обольстительной улыбкой, вышла на лестничную площадку.
  Мы спустились на лифте, сели в машину моего агентства, доехали до аэропорта и пошли взглянуть на расписание рейсов. Самолет Вивиан прибывал вовремя.
  Поднявшись в ресторан, мы заказали колбасу, яичницу-болтунью и кофе.
  Потом я отыскал выход на посадку, к которому прибывал самолет Вивиан, и мы вышли ее встречать.
  Самолет прибыл по расписанию и подрулил к стоянке.
  Потянулись пассажиры. Я сразу узнал Вивиан, еще до того как Дорис открыла рот, чтобы нас познакомить.
  Это была яркая блондинка в коротком светло-малиновом шелковом платье прямого покроя с глубоким вырезом и в распахнутом жакете. На другой, менее идеальной фигуре платье казалось бы несколько мешковатым. Но на ней оно смотрелось — что надо!
  — А вот и Вивиан! — воскликнула Дорис, подпрыгнув от нетерпения.
  Вивиан показалась в дверях, и Дорис, взвизгнув от восторга, бросилась ей навстречу и заключила в свои объятия.
  — Вивиан! Ты выглядишь сногсшибательно!
  Вивиан изобразила томную улыбку:
  — Привет, милочка.
  — Вивиан, я… это со мной. — Дорис обернулась ко мне. — Дональд, это Вивиан. Вивиан, познакомься с моим приятелем Дональдом Лэмом.
  — Самым свеженьким?
  — Самым-самым последним.
  Окинув меня быстрым взглядом, Вивиан неторопливо протянула руку.
  — Здравствуйте, Дональд, — произнесла она грудным бархатистым голосом.
  Она нарочито медленно протянула руку для пожатия, что придало жесту некую интимность. Было очень похоже на то, как опытная стриптизерша стягивает перчатку, оголяя руку и превращая простое движение во взрывное действо, когда обнаженная от кисти до локтя рука вдруг начинает вызывающе дерзкий спектакль нагой плоти.
  — Дональд подвез меня в аэропорт, — пояснила Дорис. — Боже, Вивиан, у тебя, должно быть, совсем перепуталось время.
  — Три часа разницы, — подтвердила она. — Пришлось плестись этим рейсом — с остановками в Чикаго, Денвере и Солт-Лейк-Сити. Сейчас в Нью-Йорке два часа пополудни. Могу сказать, дорогая, что я вылетала глубокой ночью.
  — Наверное, было чертовски трудно вставать?
  — Вовсе нет, — улыбнулась Вивиан. — Я просто не ложилась.
  Она открыла сумочку, достала билет, отколола талоны на багаж и протянула было мне, но предупредила:
  — Дональд, может, вы бы подъехали на машине? А я бы наняла носильщика. Подогнали бы прямо к багажной зоне. Там не станут придираться, если открыть багажник машины. С открытым багажником можно простоять минут двадцать, если делать вид, что кого-то ждешь. — Она подняла на меня ясные голубые глаза. — А вы умеете делать вид, что ждете?
  — Не знаю, — сказал я. — Когда кого-нибудь ждал, никогда не следил за собой.
  — Он говорит страшно остроумные вещи, — похвасталась Дорис.
  — А вы сделайте вид, что ждете меня, Дональд, — не отводя глаз, продолжала начатую игру Вивиан.
  — Может не получиться.
  — Может.
  — Дональд, ступай за машиной! — прервала нас Дорис.
  — Не очень-то торопитесь, Дональд, — посоветовала Вивиан. — Пока разгрузят багаж, уйдет минут десять-пятнадцать, еще потребуется минута-другая, чтобы его получить и взять носильщика.
  — А я в твое отсутствие расскажу ей все про тебя, Дональд, — пошутила Дорис Эшли. — Конечно, не все, но почти все. Посоветую ей не заниматься браконьерством в моем заповеднике. — И, мило улыбнувшись подруге, добавила: — Можешь заходить на территорию, но дичь не отстреливать.
  — А где граница заповедника? — отшутилась Вивиан.
  Я двинулся к машине.
  До автостоянки было далеко, да и моя машина стояла в дальнем конце, так что ходьба заняла несколько минут плюс подъезд к багажной зоне.
  Девушки обернулись быстрее, чем ожидала Вивиан. Они и носильщик уже ожидали меня. На тележке были аккуратно уложены четыре чемодана и сумка.
  Я передал носильщику ключ от багажника и открыл девушкам дверцу машины.
  — Усядемся все втроем впереди, — сказала Вивиан, занимая середину переднего сиденья.
  В этот момент носильщик издал жуткий вопль.
  Я оглянулся.
  Носильщик стоял как вкопанный, глаза — что блюдца. Снова издав вопль, он повернулся и что есть мочи бросился прочь.
  — Что там за шум! — крикнула Дорис. — Дональд, что ты с ним сделал?
  Я направился к багажнику. Там виднелось что-то темное. Похожее на штанину. Я поспешил подойти поближе и заглянул внутрь. В багажнике лежало свернутое калачиком тело Картера Дж. Холгейта. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — он мертв.
  В ушах зазвенел визг Дорис Эшли, затем раздался полицейский свисток. Собралась толпа. Визжали женщины. Полицейский взял меня за руку:
  — Твоя машина, приятель?
  — Моя, — ответил я.
  — Разойдись! — приказал полицейский. — Чтобы ничьего духу тут не было. — И засвистел в свисток.
  Прибежал служащий в аэропортовской форме. Потом я услышал вой полицейской сирены и увидел мчавшуюся к нам машину с радиоантенной. Пробиваясь сквозь толпу, машина замедлила ход.
  Из нее выскочили два полицейских в форме, и не успел я глазом моргнуть, как меня затолкали в машину. Спустя две минуты я очутился в каком-то помещении в здании аэропорта. Офицеры начали допрос, человек в штатском записывал.
  — Имя и фамилия? — спросил один из офицеров.
  Я назвался.
  — Предъявите водительское удостоверение.
  Я предъявил.
  — Машина ваша?
  — Это машина агентства.
  — Что вы здесь делали?
  — Встречал прилетевшую самолетом девушку.
  — Как ее зовут?
  Я ответил.
  — Номер рейса?
  Я сообщил.
  — Что за человек в вашем багажнике?
  — Насколько я успел рассмотреть, — сказал я, — это Картер Дж. Холгейт. Но я не могу утверждать с уверенностью.
  — Кто такой Картер Холгейт?
  — Торговец недвижимостью, участки под застройку.
  — Вы с ним знакомы?
  — Разумеется, знаком. Иначе бы я не узнал, кто это.
  — Когда вы его видели в последний раз?
  — Вчера, ближе к вечеру.
  — Каким образом тело попало в багажник вашей машины?
  — Хотелось бы знать.
  — Имеете что добавить?
  — Много чего, — огрызнулся я. — Я разговаривал с Лоррен Роббинс. Она…
  — Кто она? — оборвал меня офицер.
  — Секретарь Картера Холгейта.
  — Где проживает?
  — Колинда, «Мирамар Апартментс».
  — Ладно. О чем с ней разговаривали?
  — О Холгейте. Она беспокоилась.
  — Видно, были основания. Что она говорила?
  — Его всю ночь не было дома, и она тревожилась.
  — Она с ним живет?
  — Нет. Но она знала, что он исчез.
  — Откуда она знала, что он исчез?
  — Мы пытались разыскать его вчера вечером.
  — Вы говорите «мы»?
  — Совершенно верно.
  — Значит, вы были с ней?
  — Некоторое время.
  — И что же вы пытались делать?
  — Мы пытались разыскать Картера Холгейта.
  — Зачем?
  — Потому что кто-то вломился в его кабинет.
  — Когда это было?
  — Когда было? Не знаю. Как-то не обратил внимания. Не смотрел на часы, знаю только, что было поздно. Вероятно, около полуночи.
  — Откуда вы узнали, что в его кабинет кто-то вламывался?
  — Видели, мы там были.
  — Что вы там искали?
  — Холгейта.
  — Зачем?
  — Мне было нужно с ним поговорить.
  — О чем?
  — Об одном дорожном происшествии.
  — О каком конкретно?
  — Не уверен, стоит ли мне в связи с ним давать в данный момент показания.
  — Послушай, приятель, — пригрозил мне полицейский, — ты влип в нехорошее дело. Как частный детектив ты прекрасно понимаешь, где ты находишься. Так что лучше выкладывай все начистоту.
  — Что я и делаю.
  — Нет, если умалчиваешь о дорожном происшествии.
  — А что с девушками, которые были со мной в машине? — спросил я.
  — Здесь, в аэропорту?
  — Да.
  — Их допрашивают.
  — Одна из них, блондинка, попала в то дорожное происшествие, — сказал я.
  — Как ее зовут?
  — Вивиан Дешлер.
  — А другую?
  — Дорис Эшли.
  — Когда ты с ней встретился?
  — Сегодня утром.
  — Во сколько?
  — В половине девятого.
  — Где?
  — У нее дома.
  — С какой целью?
  — Чтобы ехать сюда встречать мисс Дешлер.
  — Что еще насчет вторжения в кабинет Холгейта?
  — Там был порядочный разгром. Похоже, в кабинете была потасовка.
  — Властям сообщено?
  — Думаю, что нет.
  — Почему?
  — Его секретарь сочла, что надо подождать.
  — Подождать чего?
  — Что произойдет утром.
  — Оно и произошло. И еще как! — усмехнулся полицейский. — Нам надо кое-чем заняться и кое-что проверить. А ты садись за стол и пиши все, что мне рассказал. Все, что тебе известно про это дело.
  — Послушай, ты знаешь сержанта Фрэнка Селлерса? — спросил я.
  — Конечно, знаю.
  — Я его тоже знаю, — сказал я. — Свяжись с Селлерсом. Я с ним поговорю. А пока ничего писать не собираюсь.
  — Чего не собираешься?
  — Писать.
  — Ты понимаешь, что говоришь, приятель? Напрашиваешься на неприятности?
  — Хорошо, пускай будет так. Но пока не поговорю с Селлерсом, ничего писать не буду.
  Полицейский отошел к телефону и некоторое время с кем-то негромко разговаривал. Мне ничего не было слышно. Потом меня оставили одного. Должно быть, минут на двадцать. Затем оба полицейских вернулись вместе с Дорис Эшли и Вивиан Дешлер.
  Полицейский сразу приступил к делу.
  — Девушки сядут вон там, — указал он.
  Дорис подбодрила меня улыбкой. Вивиан Дешлер бросила на меня долгий пристальный взгляд.
  — Итак, Лэм, — начал полицейский, — 13 августа в Колинде ты видел дорожное происшествие.
  — И что с того?
  — Расскажи, как было.
  — Ну, обычное дело — кто-то вмазал в задний бампер передней машине.
  — Кто был этот «кто-то»?
  — Картер Холгейт.
  — Кто находился в передней машине?
  — Мисс Дешлер. Это она.
  — Уверен?
  — Конечно. В то время я не был знаком. Просто видел ее. А теперь знаю, что это она, точно.
  — Хорошо, опиши происшествие.
  — Что тут описывать?
  — Давай поподробнее. Как все произошло?
  — Ну, — протянул я, — двигался ряд машин.
  — Длинный ряд?
  — Кажется, перед автомобилем мисс Дешлер было две и позади — машина Холгейта.
  — Итак, получается всего четыре?
  — Верно.
  — Хорошо, что дальше?
  — Ну, они приближались к перекрестку.
  — К какому перекрестку?
  — Седьмой и Главной в Колинде.
  — Где находился ты?
  — Шел по западной стороне Главной улицы.
  — Далеко от перекрестка?
  — Футах в семидесяти пяти — ста.
  — Так что произошло?
  — По-моему, Холгейт пытался обогнать передние машины. Когда увидел, что не получается, решил вернуться в прежний ряд, но превысил скорость.
  — А почему не получилось?
  — Ну, предполагаю, что он выехал в левый ряд, надеясь успеть, пока горит зеленый, и…
  — И увидел, что не успевает?
  — Вероятно. Но не могу с точностью сказать, что у него было в голове. Могу лишь судить по маневрам машины.
  — Выходит, причина в том, что стал переключаться светофор?
  — Возможно.
  — Тогда получается, что он следил за светофором?
  — Трудно сказать.
  — Второй причиной могло быть только то, что впереди него в левом ряду оказались другие машины?
  — Я не помню, чтобы в левом ряду были еще машины.
  — И что случилось, когда переключился светофор?
  — Приближавшаяся к перекрестку машина могла проскочить на желтый, но водитель внезапно остановился. Поэтому задняя тоже очень резко тормознула, почти врезавшись в переднюю. Мисс Дешлер ехала в легком спортивном автомобиле. Она тоже остановилась, а Холгейт, видно, до последнего момента ничего не замечал. Он нажал на тормоз, когда был от нее всего в трех футах, но это лишь чуть сбавило скорость. Он стукнул автомобиль мисс Дешлер довольно крепко. Я видел, как у мисс Дешлер дернулась голова.
  Полицейский посмотрел на Вивиан.
  Окинув меня с ног до головы долгим внимательным взглядом, она спокойно произнесла:
  — Он лжет.
  — Какие основания так утверждать? — спросил полицейский.
  — Все произошло совершенно иначе.
  — Как?
  — К перекрестку приближалось два ряда машин, — начала она. — Я ехала в левом ряду. Мистер Холгейт ехал в правом. В правом ряду было четыре или пять машин, а в левом впереди меня только одна. Мистер Холгейт попытался перестроиться, чтобы попасть в левый ряд и обогнать машины в правом ряду. Ехал он довольно быстро. Вырулил влево, вплотную ко мне. Светофор переключился, и мистер Холгейт ударил мою машину.
  — Сколько машин было перед вашей, когда вы подъехали к перекрестку? — спросил полицейский.
  — Ни одной, — ответила она. — В левом ряду была я одна. Справа ехало пять или шесть машин. Именно поэтому мистер Холгейт торопился обойти правый ряд. Он, должно быть, прибавлял и прибавлял скорость, пока не стукнул меня. Я видела в зеркало заднего обзора, как он меня нагонял.
  — Значит, так, Лэм, — заключил полицейский. — Ты не видел происшествия. Тогда почему утверждаешь, что видел?
  Тут вмешалась Дорис Эшли.
  — Я скажу почему, — заявила она. — Это Дадли Бедфорд заставил его сделать заявление.
  — Что значит заставил?
  — Они убьют меня, если я расскажу.
  — Никто вас не убьет, вы ведь рассказываете нам, — заверил полицейский. — Так что же произошло?
  Она снова заговорила:
  — Дональд Лэм — прелесть что за человек! Он сидел в Сан-Квентине. Вышел на волю и искал честной работы. А Дадли Бедфорд по каким-то соображениям заставил его дать свидетельские показания под присягой, будто он видел то происшествие.
  Полицейский пристально взглянул на нее.
  — Теперь я вам скажу кое-что, — произнес он с нажимом. — Дональд Лэм — частный детектив. Совладелец агентства «Кул и Лэм». Он всех вас дурачит. В Сан-Квентине он никогда не сидел… пока что. Пытается играть на вашем сострадании, мисс Эшли. А что касается вас, мисс Дешлер, не знаю, но…
  Тут открылась дверь и в комнату вошел Фрэнк Селлерс.
  — Привет, Фрэнк! — сказал я.
  — Привет, Кроха! — ответил Селлерс. — Чем ты, черт возьми, занимаешься на этот раз?
  — Стараюсь заработать на жизнь, — скромно промолвил я.
  — Мог бы обойтись без убийства, — ехидно заметил он. Повернувшись к полицейскому, спросил: — Что здесь происходит?
  — Только что поймали его на лжи, сержант, — ответил тот.
  — Пустяки! — отмахнулся Селлерс. — Можно поймать его хоть дюжину раз, но все равно этот стервец выскользнет сухим из воды. А станешь зевать — свалит все на тебя.
  — Всякий раз, как я сваливал что-то на тебя, — прервал я его, — у тебя на руках оказывалось именно то, что ты искал.
  — Не будем вдаваться в подробности, — на этот раз оборвал меня Селлерс и кивнул в сторону полицейского. — Девицы здесь больше не нужны. Давай-ка минутку поговорим, введешь меня в курс. Потом вернемся и допросим этого малого.
  Меня оставили одного.
  Прошло добрых двадцать минут, прежде чем вернулся один Селлерс. Жуя слюнявый окурок погасшей сигары, он задумчиво поглядел на меня.
  — Ты действительно творишь ужасные вещи, Лэм! — произнес он наконец.
  — Ужасные вещи творят со мной, — парировал я.
  — Ты видел то дорожное происшествие?
  — Нет.
  — Тогда почему говорил, что видел?
  — Потому что тот малый, Бедфорд, заставлял меня дать показания.
  — Как он тебя заставлял?
  — Ну, во-первых, отдубасил.
  — А во-вторых?
  — Ну, он почему-то считал, что я побывал в Сан-Квентине, а я не стал его разубеждать.
  — Почему?
  — Хотел посмотреть, какой у него интерес в этом деле.
  — Ладно, там есть еще один малый, которого зовут Крис Мэкстон. Партнер Картера Холгейта. Ты и ему заявил, что видел происшествие, и получил за это двести пятьдесят долларов.
  — Верно.
  — Зачем тебе это было нужно?
  — Хотел узнать, почему за свидетельские показания дают двести пятьдесят зеленых и кто платит.
  Селлерс сочувственно покачал головой:
  — Удивляюсь тебе, Дональд. Ты — такой ушлый малый — вдруг берешь двести пятьдесят зеленых? Это же тянет на статью о мошенничестве.
  — Но не тянет на статью об убийстве?
  — Нет, не тянет, — согласился Селлерс. — Но есть и другие вещи.
  — Какие, например?
  — Например, незаконное вторжение в кабинет Холгейта, побег из окна к автомобилю, в багажник которого уже был втиснут труп Холгейта, и, наконец, дать деру.
  — Кто это говорит?
  — Твои пальчики.
  — О чем ты?
  — Об отпечатках пальцев, которые ты оставил в офисе Холгейта, — пояснил Селлерс. — Эта Лоррен Роббинс послужила тебе идеальным прикрытием. Она показала, что вы поехали туда вместе и там впервые увидели, что случилось. Но твои пальчики говорят, что ты ей лгал.
  — Так, значит, мои пальчики?
  Селлерс, ухмыляясь, продолжил:
  — Это был хитрый трюк, Дональд. Заявиться второй раз, сделав вид, что видишь все впервые. Ты изо всех сил старался помочь Лоррен, наследив повсюду своими пальчиками, чтобы среди них затерялись твои пальцевые отпечатки, оставленные в первый раз. Но ты упустил из виду одну вещь.
  — Какую?
  — Дамскую туфельку.
  — И что с ней?
  — Когда макет из папье-маше свалился со стола, он упал на туфельку. Край макета, из-под которого она торчала, оставил на коже отметину.
  — Не видел ничего такого, — возразил я.
  — И, — объяснял дальше Селлерс, — ты приподнял макет и достал туфельку, чтобы полюбоваться ею.
  Я помотал головою.
  — И, доставая туфельку, — усмехнулся Селлерс, — ты оставил на нижней стороне макета отпечаток среднего пальца, испачканного пудрой из сломанной пудреницы.
  Я не произнес ни слова.
  — Ну? — спросил Селлерс.
  — Ты сам садишься в лужу, сержант. Я мог оставить отпечаток пальца внизу макета, когда угодно.
  — Нет, не мог, — злорадно заметил он. — Когда из-под макета достали туфлю, макет плотно лег на пол, и палец туда было уже не подсунуть. Макет можно было бы приподнять, только сунув под него отвертку, стамеску или что-нибудь вроде этого. Та штуковина весит свыше ста фунтов. Нам всем было не поднять. Тебе одному — тем более.
  — Понял, — сказал я. — Выходит, черт возьми, я кругом виноват? Так?
  — Пока не знаем. Расследуем.
  — Хреновый из тебя следователь! — в сердцах брякнул я. — Находишь отпечаток моего пальца с обратной стороны макета, весящего сотню фунтов, и сразу делаешь вывод, что я ворвался в кабинет Холгейта, оглушил его, перетащил через окно, волоком протащил по газону, сунул в багажник машины и потом еще за чем-то вернулся. За чем, еще за одним трупом?
  — Может, за подписанными тобой показаниями? После того как узнал, что они ни к черту не годятся, — предположил Селлерс.
  — Уж если я не смог поднять край макета, тогда как бы я поднял на руки двухсотдвадцатипятифунтовую тушу Холгейта, выпрыгнул из окна, притащил его к машине и засунул в багажник?
  — Пока не знаем, — упрямо повторил Селлерс. — Но намерены выяснить.
  — Не мешало бы выяснить, — заметил я. — Если я смог вытащить через окно мужчину весом в двести двадцать пять — двести пятьдесят фунтов и сунуть его в багажник, то выходит, что мог и приподнять край макета, который весит всего какую-то сотню фунтов.
  — Знаешь сам, у тебя мог быть сообщник, — парировал Селлерс. — Тогда на тебя пришлась бы только половина ноши.
  — Прекрасненько, — сказал я. — И кто же мой сообщник?
  — Ищем, — задумчиво жуя сигару, серьезно ответил Селлерс.
  — Ладно, тогда каково мое положение? Задержан по обвинению в убийстве?
  — Пока нет.
  — Я арестован?
  — Пока нет.
  — Тогда что же?
  — Приглашен для допроса.
  Я несогласно затряс головой:
  — Так не пойдет. Или предъявляйте обвинение, или отпускайте.
  — Имеем право допросить.
  — Ты уже допросил. Мне нужно позвонить.
  — Валяй, звони! — разрешил он.
  Я подошел к телефону, соединился со своим агентством и попросил телефонистку срочно дать мне Берту.
  Услышав голос Берты: «Ну, что у тебя на этот раз?», я выпалил:
  — Меня допрашивают в связи с убийством Картера Холгейта. Я — в аэропорту. Тело Холгейта нашли в багажнике нашего автомобиля. А у меня стоит дело. Я хочу, чтобы…
  Тут меня прервал визг Берты:
  — Тело Холгейта?
  — Совершенно верно, — терпеливо повторил я, — его труп. Труп обнаружили в багажнике автомобиля нашего агентства.
  — Автомобиля агентства! — взвыла она.
  — Совершенно верно, — подтвердил я. — Теперь так. Здесь Селлерс. Он меня допрашивает, а мне надо работать. Я рассказал ему все, что знаю. Требую, чтобы он либо предъявил мне обвинение, либо отпустил. В данный момент он не желает ни того, ни другого. Я прошу тебя найти самого лучшего адвоката и возбудить дело о нарушении закона о неприкосновенности личности.
  — Дай-ка я поговорю с Фрэнком Селлерсом, — велела Берта.
  Я протянул трубку Селлерсу:
  — Фрэнк, она хочет с тобой поговорить.
  — Скажи ей, что нет необходимости, — ухмыльнулся Селлерс. — Мне жалко моих барабанных перепонок. Скажи, что отпускаем.
  — Селлерс говорит, что нет необходимости, — повторил я в трубку. — Говорит, что отпускает меня.
  — И что это значит?
  — Это значит, что я еду в агентство, — ответил я.
  — Дональд, ты не поедешь на своей машине, — предупредил Селлерс. — Она изымается как вещественное доказательство для обследования пятен крови и прочего.
  Я сообщил по телефону Берте:
  — Селлерс изымает машину. Беру такси.
  — Такси, черт возьми! Найми лимузин, будь он проклят! Сэкономишь четыре доллара.
  — Речь идет об убийстве, — возразил я. — На счету каждая минута.
  — Плевать мне на минуты! — отрезала Берта. — Доллары тоже любят счет.
  — И еще одно, — добавил я. — Вызови в агентство нашего клиента. Он будет нужен.
  — Пускай добавит стул для меня, — вмешался Селлерс.
  — Это еще зачем?
  — Добавьте стул. Я буду при тебе. Если уж вы собираетесь нанять адвоката-ловкача и возбудить дело по закону «Хабеас корпус», то и мы не допустим, чтобы нас водили за нос. Мы не предъявим тебе обвинения в убийстве, пока не докопаемся до сути дела. Но я, Дональд, намерен быть неразлучен с тобой, словно брат.
  — Скажи это Берте, — предложил я.
  — Сам скажи, — ответил он.
  Я сказал:
  — Селлерс собирается приехать со мной. Они пока не готовы предъявить мне обвинение в убийстве, но Селлерс не собирается отпускать меня от себя. По крайней мере, он так говорит.
  — А нельзя ли его унять? — спросила Берта.
  — Полагаю, не получится, — вздохнул я. — Это же полицейские. Либо приставят ко мне кого-нибудь, либо арестуют по подозрению в убийстве. На этом основании вполне могут продержать какое-то время.
  Берта раздумывала минуту-другую, а затем изрекла:
  — Если этот сукин сын собирается ехать с тобой, пускай оплатит свою половину за такси.
  — Мы сделаем лучше, — ответил я. — У него, по-моему, есть полицейская машина. Так что приглашай клиента. У меня к нему разговор.
  — И я послушаю, — ухмыльнулся Селлерс. — Все к лучшему.
  — Когда вас ждать? — спросила Берта.
  — Выезжаем, готовься! — сказал я, вешая трубку.
  Селлерс все еще ухмылялся:
  — Я говорил, что именно так и будет.
  — Что будет?
  — Что ты будешь грозить законом «Хабеас корпус», — растолковал мне Селлерс, — выкручивать нам руки, дабы мы немного отпустили поводок, и в конечном счете выведешь нас на всех, кого мы ищем.
  Глава 9
  Мы собрались в кабинете Берты: довольный своей находчивостью Фрэнк Селлерс со свежей сигарой в зубах; Берта Кул, сверлящая окружающих подозрительным взглядом; наконец, Ламонт Хоули, внешне невозмутимый, вальяжный, сдержанный, но явно старающийся держаться подальше от всех неприятностей.
  — Ладно, Кроха, — начал Селлерс. — Ты собирал собрание, тебе и председательствовать. — Он ухмыльнулся в сторону Берты Кул.
  Берта Кул в ответ гневно сверкнула глазами.
  — Что это у тебя за шутки, Фрэнк Селлерс? Хочешь пришить убийство Дональду Лэму? — ринулась она в атаку.
  — Да он сам старается навесить его на себя, — ответил Селлерс. — И чем больше барахтается, тем глубже увязает. Скоро совсем увязнет по самую шейку.
  — Слыхала это от тебя и раньше, — продолжала Берта. — И всякий раз, когда рассеивался дым, Дональд оказывался прав, а ты пользовался чужой славой. И вот еще что — твоя поганая сигара воняет. Выброси.
  — Мне нравится ее вкус, Берта, — парировал Селлерс.
  — Ну а мне не нравится ее запах.
  — Если угодно, уберу.
  — Давай убирай! — разбушевалась Берта.
  Селлерс встал и направился к двери.
  — Эй, минуту. Куда ты собираешься ее выбрасывать? Там нет места для твоей сигары…
  — Кто сказал выбрасывать? — невинно заметил Селлерс. — Ты просила убрать ее отсюда, что я и собираюсь сделать.
  — И убраться вместе с ней?
  — Само собой.
  — Садись на свой стул, — приказала Берта. — Можешь минуту потерпеть и не дурачиться, черт бы тебя побрал! Давай, Дональд, выкладывай, что там у тебя?
  Я обернулся к Ламонту Хоули:
  — Так вы не договаривались с детективным агентством «Эйс Хай»?
  — Нет. Я уже говорил миссис Кул.
  — Почему вы наняли меня?
  — Не вижу причин повторять все заново, Лэм, особенно в присутствии свидетеля. Боюсь, все, что я скажу, станет достоянием прессы. Но должен заявить вам — вам двоим, — что моей компании очень не нравится огласка, которая неизбежно последует за вашим задержанием в связи с расследованием дорожного происшествия. Вы, возможно, понимаете или поймете позднее, если чуть вдумаетесь, что мы стараемся избежать огласки в подобных делах и…
  — Все это пустая болтовня, — прервал его я. — Почему вы поручили нам заняться этим делом, вместо того чтобы использовать собственный следственный отдел?
  — Я объяснял уже сотню раз, — раздраженно ответил Хоули.
  — Попробуйте объяснить в сто первый, — сказал я. — Сержанту Селлерсу, вероятно, будет интересно.
  Хоули обреченно вздохнул:
  — Сержант, не знаю, что думаете вы, но мне кажется, что мистер Лэм умышленно тянет время.
  — Пускай! — махнул рукой Селлерс. — Время есть. А уж у него-то его будет хоть отбавляй. Может, даже схлопочет пожизненное, если очень повезет.
  — Мы ждем, — напомнил я Хоули.
  — Мы полагали, что постороннее агентство в состоянии получить больше сведений.
  — Простите, не понял?
  — Вы меня прекрасно слышали.
  — Слышать-то я слышал, — согласился я, — но это чушь. Вам по каким-то соображениям потребовалось постороннее агентство. Не из-за того ли, что вы опасаетесь обвинения в клевете?
  — Что вы говорите? — зло прищурился Хоули.
  Он хотел было добавить что-то еще, но передумал.
  Селлерс, следивший за Хоули проницательным глазом фараона, перевидавшего не одного допрашиваемого, сказал:
  — Вижу, вы не любите дурной славы, Хоули. По-моему, вопрос справедливый. Думаю, лучше ответить на него здесь, чем в кабинете окружного прокурора, где у дверей крутятся жадные до новостей газетчики, заинтригованные тем, что вашу компанию втянули во всю эту историю.
  Хоули побагровел:
  — Именно это больше всего и беспокоит меня в данном деле.
  — Скорее всего, — заметил я, обращаясь к Селлерсу, — дело приобрело слишком щекотливый характер. Они были вынуждены предъявить обвинение Холгейту, но боялись брать на себя ответственность. Им пришлось выложить немалую сумму, чтобы подставить под удар постороннее агентство.
  Селлерс повернулся к Хоули и, вынув изо рта сигару, ткнул ею в его сторону:
  — Есть доля истины, Хоули?
  Мучительно о чем-то размышлявший Хоули внезапно изменил тактику:
  — В том, как он повернул дело, нет ни доли истины, сержант. Однако хочу заметить следующее. Отдельные факты, связанные с тем, как ведет дело Вивиан Дешлер, убеждают нас в том, что мы, возможно, имеем дело с профессиональным сговором.
  — Что вы имеете в виду под «профессиональным сговором»?
  — Скажем, очень подробное описание симптомов. Доскональное перечисление болей, страданий, нервного состояния и всего прочего в заявлении о выплате страховой компенсации привело нас к мысли, что мы, очевидно, имеем дело с симулянткой.
  — Только на основании ее заявления?
  — Нет, не только. Но и на основании формы, в какой оно было предъявлено. Наш эксперт допустил некоторую бестактность и в присутствии свидетелей сказал кое-что такое, что нас обеспокоило. Его слова могли подтолкнуть к определенным действиям, в случае если бы мы не смогли поддержать его утверждение, а в тот момент мы не располагали для этого достаточной информацией и не рассчитывали получить ее имеющимися в нашем распоряжении средствами.
  — Он ответил на твой вопрос, Кроха? — обратился ко мне Селлерс.
  — Напротив, увел в сторону, — отчеканил я.
  — Ладно, — продолжал Селлерс, — пошли дальше. Какое твое следующее предположение?
  — Следующее предположение сводится к тому, что дорожного происшествия вообще не было.
  — Что значит, вообще не было? — возмутился Ламонт Хоули. — Никакого сомнения, что авария была. Мы проверяли в гараже, где ремонтировалась машина Хоули, и в гараже, где ремонтировалась машина Дешлер. У них даже сохранилась часть заднего бампера машины Дешлер со следами краски машины Холгейта. Придумайте что-нибудь поумнее, Лэм.
  — Продолжай выкручиваться, Лэм, — ухмыльнулся Селлерс. — Мне нравится. Ты напоминаешь мне форель, которую я вытащил прошлым летом. Здоровая была рыбина. Запуталась в сетке и сопротивлялась, как дьявол. Вертелась, прыгала, хлестала хвостом, но никуда не делась. Так и осталась в сетке. — От таких приятных воспоминаний Селлерс довольно прищелкнул языком.
  — Неужели не понимаете? — горячился я. — Никакой аварии не было. Картер Холгейт напился. Начал с коктейлей на дне рождения своей секретарши. Это было только начало. Потом он поехал куда-то поужинать и там еще поднабрался. Возвращаясь, кого-то сбил и, испугавшись, бежал. Соображал, что пьян. Словом, дал деру. Но машина все-таки побита, и надо что-то предпринимать. Он обращается к своей приятельнице Вивиан Дешлер. Скорее всего, или сама Вивиан Дешлер, или кто-то из ее хороших знакомых уже попадали в аварию, отделавшись легким сотрясением головного мозга. Ей было известно, что диагноз легкого сотрясения головного мозга ни один врач не сможет проверить. Итак, как только Холгейт более или менее очухался, чтобы быть в состоянии соображать, он подался к ней. Возможно, где-то около полуночи. И завел примерно такой разговор: «Послушай, Вивиан, я влип, у меня неприятности. Давай я стукну в задний бампер твоего автомобиля. Потом придумаем время и место дорожного происшествия, желательно во второй половине дня, но до того как я приложился к первому коктейлю. Ты пожалуешься на сотрясение головного мозга и предъявишь мне иск. Я сделаю вид, что не знаю тебя, совершенно с тобой не знаком, и, стыдясь, признаю ответственность. Страховой компании придется возместить ущерб. Таким образом я выкручусь из затруднительного положения, а у тебя будет безупречный повод обратиться в страховую компанию за вознаграждением в связи с расстройством здоровья и…»
  Ламонт Хоули восхищенно щелкнул пальцами.
  — Подходит? — спросил Селлерс.
  — Еще как, будь оно неладно! — воскликнул Хоули. — Теперь начинает вырисовываться вся картина. Парень, черт меня побери, прав!
  — Не ругаться, — ухмыльнулся Селлерс. — Здесь дамы.
  — Ты, черт возьми, прав — здесь дамы, — вмешалась Берта. — И давайте-ка потише. Хоули, что известно из всего этого вам?
  — Ничего определенного, но детали начинают сходиться, — ответил Хоули. — Мы обычным путем попытались найти свидетелей аварии, но ни одного не нашли. Правда, признание Холгейта было весьма откровенным, и мы не придали большого значения этой стороне дела. Мы были озабочены тем, в какой форме была предъявлена претензия со стороны Вивиан Дешлер. Заявление было составлено очень искусным адвокатом, отлично разбирающимся во всех тонкостях дела, или же кем-то, кто… Словом, теперь все абсолютно ясно!
  Я сказал Берте Кул:
  — Попроси сюда Элси.
  Берта позвонила в мой кабинет. Пришла Элси Бранд.
  — Элси, как насчет твоих папок с нераскрытыми делами? — спросил я. — Есть там что-нибудь о дорожных происшествиях с бегством с места преступления за последние два-три месяца?
  — Много, — заверила она. — Том Г, раздел 200. Хотите посмотреть?
  — Хочу.
  Она с тревогой взглянула на меня, потом направилась к двери и, кинув мне через плечо ободряющий взгляд, удалилась.
  — Что у тебя здесь за чертовщина — картотека преступлений? — удивленно спросил Селлерс.
  — Что-то вроде того.
  — И он тратит на нее уйму времени, — добавила Берта. — То есть не он, а эта его глазастая секретарша.
  — Не понимаю, зачем? — спросил Селлерс. — Разве что собираешься конкурировать с департаментом полиции?
  Я не удостоил его ответом.
  Пожевав сигару, Селлерс продолжал:
  — Конечно, тут может быть новая приманка. Всякий раз, как только мы ловим тебя на одном деле, ты пытаешься подсунуть нам другое, к которому полиция проявляет интерес и хочет разрешить. Мы всегда даем тебе достаточно свободы, рассчитывая получить, что нам нужно. Если хорошенько подумать, ты уже прибегал к подобным трюкам последние разы. Знаешь, Лэм, — прищурился сержант, — тем ты и опасен. Ты не бог весть какой видный, неказистый даже, поэтому чертовски просто тебя недооценить.
  С папкой под мышкой вернулась запыхавшаяся Элси Бранд.
  — Вот, мистер Лэм, — возбужденно произнесла она, наклоняясь ко мне, так что я почувствовал у щеки ее дыхание.
  Она положила папку мне на колени, левой рукой ободряюще пожав мою руку.
  — Где-то около 13 августа, — объяснил я. — Они у тебя разложены по числам?
  Она взяла у меня папку. Ее пальчики проворно листали страницы.
  — Вот, — выдохнула она возбужденно.
  — Бегство с места происшествия 13 августа?
  — Да-да. Вот здесь!
  Просмотрев газетную вырезку, я передал ее сержанту Селлерсу:
  — Пожалуйста, сержант. На шоссе между Колиндой и Лос-Анджелесом петляющая во все стороны машина бьет в бок одну машину, теряет управление у автобусной остановки, сбивает насмерть двух человек и не останавливаясь скрывается с места происшествия. Все попытки напасть на ее след не увенчались успехом.
  — Элси, я хочу задать тебе пару вопросов. Ты — секретарь этого малого?
  — Да, сэр.
  — Эта сценка отрепетирована?
  — Не понимаю.
  — У вас все по-честному? Он не хитрит? Он обсуждал с тобой то дорожное происшествие прежде?
  — Что вы, сэр! Я сама поначалу не заметила эту вырезку. Я же их просто подбираю.
  Селлерс повернулся ко мне:
  — Лэм, ты что, располагаешь какими-нибудь фактами, которые вписываются в эту картину, или же просто блефуешь?
  — Один факт у меня имеется, — ответил я. — Происшествие якобы случилось в половине четвертого, но у меня есть свидетель, готовый дать показания под присягой, что еще в половине пятого автомобиль Холгейта был цел и невредим. Трагедия же на автобусной остановке произошла в двадцать минут седьмого.
  — Это не по моему ведомству, — сказал Селлерс, — но держу пари, что парни из дорожной полиции чертовски заинтересованы в раскрытии дела. Никто не любит, когда такие водители остаются безнаказанными. Лишнее потворство пьяницам.
  — Минутку, — неожиданно вмешался в разговор Хоули. — Лэм! Холгейт является нашим клиентом. Он застрахован нашей компанией. Вы бросаете нас из огня да в полымя.
  — Я не подтасовываю факты, — заявил я. — Мое дело их раскрывать.
  — Но такое раскрытие нам не нравится, — запротестовал Хоули.
  Окинув служащего страховой компании строгим взглядом, Селлерс заметил:
  — Надеюсь, вы не станете покрывать уголовное преступление, не так ли?
  — Что вы! Разумеется, нет.
  — Ладно. Если Лэм не ошибается, с этим делом следует разобраться и в ваших интересах оказывать нам всяческое содействие.
  — Согласен с вами, сержант. Я лишь высказался по поводу очевидной стороны этого дела.
  — Ладно, не стоит говорить о том, что и так ясно, — заметил Селлерс.
  Поглядев на меня, сержант принялся жевать сигару.
  — Итак? — спросил я.
  — Никак тебя не пойму, — произнес он. — Как только открываешь рот — заслушавшись тебя, замолкают птицы и… Черт побери, никак не разберусь!
  Селлерс перечитал газетную вырезку, подошел к телефону Берты, поднял трубку и, набрав номер, сказал:
  — Говорит сержант Селлерс. Дайте капитана Эндовера из дорожной. — Минуту спустя произнес: — Билл, это Фрэнк Селлерс. У меня есть ниточка, тут кое-что проясняется в отношении того дорожного происшествия, которое произошло 13 августа около шести двадцати между Колиндой и Лос-Анджелесом. Двое сбиты насмерть на автобусной остановке пьяным водителем. Так вот, нет ли у тебя чего такого, что бы могло нам помочь?
  Выслушав ответ, Селлерс продолжал:
  — Только пойми меня правильно. Я говорю, что занимаюсь делом, которое, возможно, подскажет нам ответ… Знаешь, я немного погодя собираюсь туда съездить. Прихвачу с собой еще кое-кого. Подготовь-ка там, что надо.
  Селлерс положил трубку и, качая головой, поглядел на меня.
  — Всякий раз, когда думаю, что наконец-то мы загнали тебя в угол, ты опять выходишь сухим из воды и ставишь меня в дурацкое положение. Будь я проклят, Лэм, если и на этот раз ты выставишь меня на смех… схлопочешь по первое число, так что не скоро забудешь.
  Он посмотрел на часы и повернулся к Берте.
  — Я просил полицейского доставить сюда Криса Мэкстона, партнера Холгейта. Я собираюсь уезжать, ждать не буду, но когда он появится, прошу тебя…
  Зазвонил телефон.
  Берта подняла трубку, сказала: «хэлло», выслушала ответ и обернулась к Селлерсу:
  — Они уже здесь.
  — Пускай идут прямо сюда, — распорядился Селлерс. — Прежде чем двинемся дальше, накоротке закончим и с этой стороной дела.
  — Направьте их сюда, — ответила Берта и положила трубку.
  Открылась дверь. Со словами «проходите, Мэкстон» на пороге появился один из полицейских, которые были в аэропорту.
  В кабинет вошел плотный коренастый мужчина, с которым я встречался в квартире Элси Бранд, тот самый, от кого я получил двести пятьдесят долларов.
  Увидев меня, с криком «ах ты, мошенник!» он ринулся ко мне.
  Селлерс привычно выставил вперед ногу. Тот споткнулся.
  — Осади назад, приятель! — приказал Селлерс. — Значит, ты его не любишь? В чем дело?
  — Не люблю?! — взревел Мэкстон. — Жалкий мошенник! Выманил у меня две с половиной сотни зеленых…
  — Расскажи-ка поподробнее.
  — Тут нечего долго рассказывать, — ответил Мэкстон. — Мой партнер…
  — Имя, фамилия?
  — Картер Джексон Холгейт.
  — Продолжайте.
  — Мой партнер попал в дорожное происшествие, и я хотел найти свидетеля. Дал объявление в газете…
  — Под своим именем? — спросил Селлерс.
  — Нет, на номер почтового ящика.
  — Ладно, продолжайте.
  — Я поместил объявление в газете с предложением вознаграждения в сумме двухсот пятидесяти долларов свидетелю происшествия. А этот жалкий мошенник прислал мне письмо, где утверждал, что был свидетелем происшествия, и сообщил номер телефона, по которому его можно найти. Представил дело так, будто он — брат той женщины, которую зовут Элси Бранд, у которой здесь, в городе, квартира. Утверждал, что остановился у нее. Он изложил достаточно убедительную историю, и я отдал ему две с половиной сотни зеленых. Впоследствии я обнаружил, что все происходило совершенно иначе. Он лжец! Он ничего не видел!
  Селлерс взглянул в мою сторону.
  — Зачем вам был нужен свидетель происшествия? — спросил я.
  — Известно, зачем. Всегда требуются свидетели происшествия.
  — Ваш партнер застрахован?
  — Разумеется. Застраховано партнерство. Мы не сели бы за руль без полного страхования автомобиля и на предмет причиненного ущерба.
  — И ваш партнер признал, что то происшествие случилось по его вине?
  — Да, и что из этого?
  — Тогда зачем вам понадобился свидетель?
  — Я не обязан отвечать на ваши вопросы.
  — Помимо прочего, — продолжал я, — после того как первое объявление с обещанием вознаграждения в сто долларов не сработало, вы поместили в газете следующее объявление о награде в двести пятьдесят долларов, лишь бы заполучить желаемого свидетеля.
  Мэкстон повернулся к Селлерсу:
  — Вы из полиции?
  — Совершенно верно.
  — По-видимому, вы здесь старший, — констатировал Мэкстон. — Я не желаю, чтобы этот мошенник подвергал меня перекрестному допросу.
  — Тогда я сам задам тот же вопрос, — поддержал меня Селлерс. — Почему вы повысили вознаграждение?
  — Потому что хотел найти свидетеля.
  — Зачем?
  — Чтобы не оставалось никаких сомнений относительно того происшествия.
  — Вам было известно, что страховая компания договорилась с детективным агентством?
  — Нет, черт побери! А сам я всего лишь хотел разобраться в том деле.
  — Вашему партнеру известно, что вы давали объявления в газету?
  — Конечно, он… Ну, не знаю, известно ли. Мы с ним хорошо сработались. Картер знает, что я ему всегда помогу, чего бы мне это ни стоило.
  — Вам известно, где сейчас Холгейт? — спросил Селлерс.
  — Нет. Его не было в офисе, а полиция обыскала все кругом. Прошлой ночью нас ограбили, но я не думаю, что он имеет к этому какое-то отношение… Или не так? — Мэкстон стремительно повернулся ко мне.
  Селлерс ткнул большим пальцем в сторону полицейского:
  — Выведите его. Пока больше ничего не буду говорить.
  — Послушайте, в чем дело? — возмутился Мэкстон. — Я… явился сюда, чтобы привлечь этого жулика за мошенничество. А вы держите себя так, как будто хотите меня в чем-то уличить.
  Селлерс снова ткнул пальцем в сторону полицейского.
  — Сюда, — велел полицейский, беря Мэкстона за руку.
  Мэкстон стал упираться. Полицейский проявил настойчивость, и Мэкстону пришлось выйти.
  Селлерс продолжал жевать сигару.
  — Ужасная, черт побери, история, — раздраженно пробормотал Хоули.
  — Вставай, Кроха, — сказал Селлерс. — Поедем прогуляемся, вдруг повезет.
  Глава 10
  Капитан Уильям Эндовер из дорожной полиции отправился вместе с нами к вдове Элоизе Трой. По его словам, она была единственным свидетелем, чьи показания в связи с тем дорожным происшествием чего-нибудь стоят.
  — Билл, можно допрошу я? — попросил Селлерс. — Я работаю по более крупному делу, чем дорожное происшествие. У меня на руках дело об убийстве.
  — Валяй! — согласился капитан Эндовер. — Я разрабатываю тут один свежий след, но пока еще не готов распространяться по этому поводу. Так что валяй.
  Сержант Селлерс позвонил в дверь.
  Миссис Элоиза Трой оказалась общительной и довольно полной женщиной лет пятидесяти двух-пятидесяти трех. В очках. По всей видимости, уравновешенная, рассудительная.
  Предъявив удостоверение, капитан Эндовер представил нас.
  — Нам хотелось бы поговорить о случившемся в августе дорожном происшествии, — сказал Селлерс.
  — Господи, да я уже рассказала абсолютно все. И не раз.
  — Не могли бы вы снова повторить? — попросил Селлерс. — Видите ли, я хочу все услышать из первых уст. Я разрабатываю версию, которая, возможно, даст результат.
  — Мне очень хочется на это надеяться, — поддержала она его. — Это было самое бесчеловечное, самое зверское преступление на моей памяти. Я долгое время не могла спать — мучили кошмары.
  — Тогда, будьте добры, расскажите.
  — Хорошо, я расскажу, — согласилась она. — Заходите и присаживайтесь.
  Квартира была удобная, уютная. Из кухни доносились аппетитные запахи.
  Вдова прикрыла дверь на кухню, пояснив:
  — Готовлю курицу на рашпере. Пахнет восхитительно, но очень сильно. — И без всякого перехода: — Я не ожидала такого общества.
  — Не беспокойтесь, мы на минутку, — заверил ее Селлерс.
  — Да я вовсе не против. Просто подумала, что в квартире не очень-то приятно пахнет.
  Мы расселись, и миссис Трой начала свой рассказ:
  — Это, по-моему, случилось примерно в половине седьмого вечера, час пик как раз шел на спад. Я ехала в сторону Лос-Анджелеса, та машина — следом за мной. Я взяла себе за правило время от времени смотреть в зеркало заднего обзора, просто чтобы быть в курсе, что у меня за спиной. Когда дорога загружена, очень важно видеть, кто едет позади, особенно когда надо остановиться и видеть, хорошо ли владеет водитель машиной, а то, того и гляди, врежется в бампер. Видит бог, так оно и случилось…
  Селлерс сочувственно кивнул.
  — Так вот, ту машину я увидела издали и сразу поняла, что водитель пьян. Можете не сомневаться — он был пьян.
  — Могли бы вы описать машину?
  — Вот этого я как раз и не могу, — ответила она. — Могу только сказать, что это была большая машина темного цвета, современной модели, блестящая… ну, знаете, не какой-нибудь там видавший виды драндулет, а новая, довольно большая машина.
  — Водитель петлял? — спросил Селлерс.
  — Я бы сказала — да. Обгоняя одну машину, он чуть ее не задел, затем подрезал другую, оттеснив ее на обочину. Тут я подумала: «Господи, да он же пьян и может бог знает что натворить! Надо притормозить и прижаться к обочине». Я так и сделала. Притормозила, прижалась к обочине. И тут он промчался совсем рядом со мной, так что мне показалось, что он вот-вот врежется в меня. Но он крутанул влево, потом вправо и зацепил задом передок моей машины. И тут он, кажется, потерял управление. Машина снова метнулась влево, затем вправо и врезалась прямо в группу людей, поджидавших автобус.
  — Не заметили ли вы номер машины или какие-нибудь приметы? — спросил Селлерс.
  — Господи, нет. Я едва справилась со своей машиной. Он сбил ее на обочину, и, когда я выруливала, ведущее колесо задело бордюр, и мне пришлось остановиться… кажется, я была немного потрясена.
  — Вот про это говорить не следует, — вмешался капитан Эндовер. — В случае, если придется давать показания, миссис Трой, не говорите ничего в таком духе, потому что какой-нибудь адвокатишка мигом ухватится за это и представит дело так, что вы якобы были в истерике и не понимали, что происходит.
  — Со мной не было истерики, — отрезала она. — Я была немного потрясена, взволнована и… только со мной не было никакой истерики — в том смысле, как ее понимают.
  — Значит, вы ничего не знаете о машине, кроме того, что она была большая и темная?
  — Это все.
  — И он задел вашу машину?
  — Да.
  Капитан Эндовер сообщил:
  — Мы взяли краску, оставшуюся на крыле ее машины, в лаборатории исследовали краску под микроскопом и при помощи спектрографа. Краска — с последней модели «Бьюика».
  — Так это же машина Холгейта, — вмешался я. — То есть у него была последняя модель «Бьюика».
  Селлерс нахмурился:
  — Не удалось ли вам запомнить что-нибудь такое… о машине, что могло бы вам подсказать, что это именно она? Подумайте хорошенько. Было ли в машине что-нибудь такое… что отличало бы ее от других?
  — Нет, — ответила она. — Ничего такого не помню. Водителя я хорошо разглядела.
  Селлерс напрягся:
  — Хорошо разглядели?
  — Да.
  — Что вы можете о нем сказать?
  — Ну, он выглядел как… словом, крупный мужчина в широкополой шляпе, с усами, знаете ли, такие коротко подстриженные. Помню, еще одет он был в такой грубошерстный костюм. Ну, знаете, какие носят офицеры, ковбои, лесничие или если кто выезжает за город на природу…
  Селлерс и Эндовер переглянулись.
  — Как, по-вашему, вы бы узнали его по фотографии? — спросил Селлерс.
  — По правде говоря, не знаю. По снимкам узнавать ужасно трудно. Если в профиль, то, может быть…
  — Предположим, вы увидели его. Узнали бы?
  — Думаю, узнала бы. Его внешность отчетливо запечатлелась в моей памяти.
  — Возможно, это вызовет у вас потрясение, миссис Трой, — продолжал Селлерс, — но тот мужчина, на которого мы бы просили вас взглянуть… Тот мужчина… откровенно говоря, он в морге. Понимаем, это будет для вас потрясением, но в интересах правосудия нам бы очень хотелось, чтобы вы на него взглянули.
  — Я не боюсь покойников, — ответила она. — Посмотрю.
  Селлерс достал из кармана фотографию и сказал:
  — Но сначала я хочу показать вам снимок того человека в профиль. Надеюсь, что снимок повлияет на ваше суждение. Если опознаете — хорошо. Если не сможете — не надо ехать на опознание, потому что, увидев фотографию, вы могли бы спутать и подумать, что это именно тот самый человек.
  — Понимаю.
  Селлерс передал ей фотографию.
  Разглядывая снимок, миссис Трой неуверенно произнесла:
  — Пожалуй… пожалуй, это он… Думаю, что это тот самый человек. Похоже на него.
  Взяв у нее фотографию и убрав в карман, Селлерс решил:
  — Полагаю, вам следует поехать с нами в морг, миссис Трой, если не возражаете. Тут недалеко. Съездите, а потом наш сотрудник доставит вас домой.
  — Не возражаю. Когда ехать?
  — Прямо сейчас — то есть, как только будете готовы.
  — Ой, господи, у меня же курица на рашпере…
  — Не могли бы вы попросить приглядеть за курицей кого-нибудь из соседок? — спросил Селлерс.
  — А-а, — махнула она рукой, — не важно. Выключу. На вкус не повлияет. Выключу, а когда вернусь, включу. Мы же недолго?
  — Нет, не очень, — заверил Селлерс.
  — Задержу вас на минутку, — сказала она и поспешила на кухню.
  Селлерс и Эндовер переглянулись.
  — Было бы чертовски здорово, если бы удалось закрыть это дело, — произнес Эндовер.
  Селлерс поглядел на меня.
  — Везет сукину сыну! Если и из этого дела выкарабкаешься, считай, черт возьми, что в рубашке родился.
  — Я и не думаю ниоткуда выкарабкиваться, — заартачился я. — Просто даю тебе шанс отличиться, только и всего.
  — Он дает мне шанс отличиться! — воскликнул Селлерс, изумленно покачав головой. — Лучше и не скажешь. В этих словах весь ты. Подумать только, он дает всем нам шанс отличиться!
  Мы поехали в морг. Полицейские сели впереди. Мы с миссис Трой — сзади.
  — А что у вас за интерес в этом деле, мистер Лэм? — спросила она.
  — Лэм — детектив, — бросил через плечо Селлерс, — и хотя он по достоинству оценивает все ваши дела, сам предпочитает не распространяться о том, что у него на уме.
  — Понимаю, понимаю, — осеклась миссис Трой. — Я спросила просто из вежливости.
  — Знаете, как бывает в таких делах, — внушительно пояснил Селлерс. — Приходится больше помалкивать.
  — О, конечно же, понимаю. Мне это объяснять нет необходимости.
  Больше вопросов она не задавала.
  Когда подъехали к моргу, Селлерс решил:
  — Ты остаешься в машине, Кроха. Обойдемся без твоих фокусов.
  Они пробыли внутри минут пятнадцать. Когда вышли, Селлерс задумчиво покачивал головой.
  — О’кей, — спросил я, — ну и как?
  — Сам знаешь, как, — ответил Селлерс. — Опознала. Не на все сто процентов, но опознала. Посмотрела со стороны на усы и сказала, что узнала его по усам… а тебе, конечно, не надо объяснять, что заявит в суде какой-нибудь адвокатишка. Станет утверждать, что она опознала не человека, а усы. Но опознание, что ни говори, состоялось. Она настаивала, что малый был пьян, у него глаза, по ее словам, осоловели, веки набрякли, и что он весь как бы обвис на баранке, и что она хорошо разглядела его лицо и запомнила усы. Правда, Кроха, между нами, усы, будь они неладны, виноваты в ошибках при опознании больше, чем что-либо еще на свете. Но тем не менее она его опознала и вполне, черт побери, определенно.
  — Повезем ее обратно? — спросил я.
  — Не мы. Отправим ее с полицейским. И, клянусь дьяволом, если затеешь с ней разговор или попытаешься повлиять на ее свидетельские показания, упеку тебя в такую яму, откуда не увидишь ни дня, ни ночи, и на все тридцать суток посажу на хлеб и воду. Мне осточертело, что ты постоянно суешь нос в мои дела и вертишь мною, как хочешь, так что у меня давно чешутся руки посадить тебя под замок. Мы, как кретины, выбиваемся из сил, распутывая дело, и тут являешься ты с каким-нибудь очередным фокусом и достаешь из шляпы кролика.
  — Надо полагать, — заметил я, — теперь мы едем навестить Вивиан Дешлер.
  — Ну прямо гений! — насмешливо воскликнул Селлерс. — Кто бы еще мог до этого додуматься? Просто гениально, Лэм! Обе стороны показывают, что было происшествие. Ты вылезаешь с блестящей идеей, что никакого происшествия не было, что это лишь прикрытие для другого происшествия, с места которого водитель скрылся, и мы находим свидетеля, подтверждающего твою правоту. Потом ты высказываешь догадку или приходишь к заключению, что мы едем поговорить с другой участницей происшествия. Сколько ума!
  — Зря выпендриваешься. Как сказала бы миссис Трой, я разговариваю с тобой просто из вежливости.
  — Не стоит утруждать себя, — откликнулся Селлерс, продолжая мусолить сигару.
  — Вижу, это не в твоих привычках, — заметил я.
  — Что не в моих привычках?
  — Вежливость.
  — Ты прав, черт возьми! Мне она ни к чему. Подожди здесь, Кроха. Поедем побеседовать к Вивиан Дешлер, пока какой-нибудь сукин сын не подсказал ей, что говорить и делать. Наверняка тогда дамочка проглотит язык или побежит к адвокату.
  Глава 11
  В ответ на наш звонок Вивиан Дешлер приоткрыла дверь и, увидев Фрэнка Селлерса, удивленно воскликнула:
  — Ой, здравствуйте, сержант! Боже мой, я одеваюсь, а тут… Ой, и Дональд здесь! Ну как, все утряслось?
  — Мы на минуту, надо поговорить, — сказал Селлерс.
  — Ой, извините. Понимаете, я не одета. Я… я одеваюсь.
  — Халат-то у тебя есть? — спросил Селлерс.
  — Он на мне.
  — Тогда в чем дело? Открывай. Мы быстро.
  — Я не совсем прилично одета.
  — А мы приехали не на конкурс красоты, — пошутил Селлерс. — Хотим разобраться с одним убийством.
  Вивиан капризно надула губки.
  — Когда у меня бывают интересные мужчины, я хочу выглядеть в лучшем виде… а-а, ладно уж, входите, — решилась она, распахивая дверь.
  Мы вошли. Селлерс ткнул погасшей сигарой в сторону стула.
  — Садись. Мы мигом.
  Вивиан присела. Подол халатика стал медленно съезжать, обнажая ногу.
  — Теперь видите, что я говорила? — сказала она, игриво поправляя халат.
  — Что? — переспросил Селлерс.
  — Что я не одета.
  — Не понял? — повторил Селлерс.
  Она открыла было рот, но потом, поглядев на меня, лишь молча улыбнулась.
  — Дональд понял, — вдруг добавила она.
  — Ладно, — оборвал ее Селлерс, — обойдемся без предисловий. Я пришел узнать о том дорожном происшествии.
  — Боже мой, как не надоест! Сколько можно?
  — В котором часу? — перебил ее Селлерс.
  — В отношении времени я не совсем уверена, — начала Вивиан, опустив глаза и считая на пальцах. — Во второй половине дня, возможно… нет, не помню. Я пыталась припомнить, что было в тот день, и никак не могла. Знаете, сержант, меня довольно здорово тряхнуло, и в тот момент я еще не понимала, что серьезно пострадала. Я поехала домой, и, кажется, по пути у меня на какое-то время было частичное выпадение памяти. Следующее, что я помню, как я попала в квартиру, и снова — абсолютно ничего не помню… К тому времени я, конечно, поняла, что получила травму, но определенно не думала, что это что-нибудь серьезное. Считала, что просто возбуждена и… В общем-то, я читала про обмороки, стрессы, эмоциональные потрясения и подумала, что именно это и произошло со мной.
  — Хорошо, — спросил Селлерс, — ответь начистоту, а было ли вообще дорожное происшествие?
  — Было ли дорожное происшествие? — машинально повторила она. — Что вы хотите этим сказать? Конечно же, было.
  — Именно это я и хочу знать, — заявил Селлерс. — Врезался ли Холгейт в твою машину или же все это было маскировкой?
  — Что значит маскировкой?
  — Имеются свидетельства, — начал Селлерс, — что Холгейт влип в дорожную аварию и скрылся с места происшествия, помяв при этом передок машины, что вы с Холгейтом состряпали версию, будто он стукнул твою машину, и тем самым ты помогла ему выкарабкаться и в свою очередь смогла предъявить страховой компании требование о…
  — О чем, в конце концов, речь? Все произошло, как я говорила. И я не стала бы обманывать никакую страховую компанию. Я в жизни не встречала мистера Холгейта, пока он не врезался в задний бампер моего автомобиля, и мы не обменялись данными из водительских удостоверений.
  Селлерс задумчиво поглядел на меня:
  — У тебя есть вопросы, Кроха?
  Я спросил:
  — Мисс Дешлер, кто составлял заявление, которое вы предъявили страховой компании?
  Она окинула меня с ног до головы долгим взглядом и переменила тон.
  — Это, — парировала она, — не имеет никакого отношения ни к дорожному происшествию, ни к чему-либо еще. Не ваше дело, мистер Лэм!
  — Позвольте задать еще один вопрос, — сказал я. — Доводилось ли вам раньше попадать в аварии?
  Вивиан разгневанно обернулась к Фрэнку Селлерсу:
  — Я вовсе не обязана сидеть здесь и терпеть подобного рода допросы. В конце концов вы распутываете дело об убийстве. Пускай я побывала в тысяче дорожных происшествий, какое это имеет значение?
  — Он просто спрашивал, — успокоил ее Селлерс.
  — Ну а я просто отвечаю, — отрубила она. — Какое ему дело? А теперь, джентльмены, я не собираюсь сидеть тут с вами полуголой и обмениваться с вами любезностями. Мне пора переодеваться к вечеру. У меня был трудный день, а я хочу выглядеть не худшим образом.
  — Мы тебя ни в чем не обвиняем. Но если играть в прятки при расследовании дела об убийстве, можно здорово влипнуть, — предупредил Селлерс. — Хочу спросить, обращалась ли ты с какой-нибудь целью в детективное агентство?
  — Нет, бог с вами.
  — Скажем, чтобы проследить за Ламонтом Хоули, представителем компании «Консолидейтед интериншуранс»?
  — Сказала же, нет! Нет, нет и нет! Десять тысяч раз нет! Не обращалась я ни в какое детективное агентство — и точка. А теперь, друзья, будьте любезны, убирайтесь отсюда!
  Зазвонил телефон.
  Она направилась к аппарату, не заботясь о распахнувшемся пеньюаре, под которым были лишь бюстгальтер и трусики.
  Селлерс оглядел ее, посмотрел на меня и спросил:
  — Хочешь порасспрашивать еще?
  — Конечно, — ответил я. — Мы лишь чуть поскребли по поверхности. Думаешь, сразу расколется и заявит, что, дескать, признаюсь, что задумала обмануть страховую компанию и что это привело к убийству? Неужели тебе так просто удается добывать признания?
  — Во всей этой истории, по-моему, очень мало правды. Не нравится мне это. Все держится на зыбком песке.
  — Сержант Селлерс, это звонят вам! — крикнула Вивиан. — Какой-то капитан Эндовер из дорожной полиции. Утверждает, что ему нужно немедленно переговорить с вами по очень важному делу.
  Селлерс подошел к телефону, взял трубку, перебросил сигару в другой угол рта.
  — Да. Селлерс у телефона… Черт возьми! — Помолчав с минуту, добавил: — Что за чертовщина!
  На том конце линии продолжали говорить.
  Вивиан Дешлер принялась разглядывать меня, улыбнулась и вдруг сказала:
  — Дональд, надеюсь, у тебя все будет в порядке.
  Она вертелась на стуле, пеньюар каждый раз соскальзывал, обнажая ногу. Она с напускной скромностью поправляла его.
  — Я тебе сочувствую. Если чем могу помочь… на суде…
  Сержант Селлерс швырнул трубку:
  — О’кей, Кроха, пошли.
  — Я бы хотел закончить…
  — Пошли! — Повернувшись к Вивиан Дешлер, Селлерс откланялся: — Я ужасно извиняюсь, мисс Дешлер, за непрошеное вторжение. Но дело безотлагательное и требует тщательной проверки… а времени в обрез, сами понимаете…
  — Все нормально, сержант! — успокоила его она. — Я была рада вас видеть. Если зайдете как-нибудь в другой раз и не застанете меня врасплох, постараюсь угостить.
  — У меня еще пара вопросов и… — продолжал я упорствовать.
  Сержант Селлерс схватил меня за руку и буквально вытолкал из квартиры.
  Вивиан, улыбнувшись на прощание, закрыла за нами дверь.
  — Черт бы побрал тебя и твои версии, — проворчал он.
  — В чем дело? — поинтересовался я.
  — Говорил я тебе про усы? — все больше распаляясь, спросил Селлерс. — Черт побери, если бы у меня были усы, я бы, прежде чем сесть в автомобиль, сбрил их к чертовой матери! Откромсал бы перочинным ножиком! Не стал бы ждать, пока сбреют в парикмахерской.
  — Какая муха тебя укусила?
  — Ошибка в опознании.
  — Чья?
  — Той женщины, Трой.
  — Как так?
  — Эндовер говорил, что негласно разрабатывает еще одну версию. Помнишь? Он сказал, что не хотел до поры до времени вылезать с ней, чтобы не испортить дело, но после того как миссис Трой опознала виновника происшествия, он решил пойти ва-банк, чем бы это ни кончилось. И что ты думаешь?
  — Ничего я не думаю, — обиженно изрек я. — Умник!
  — Так вот, — сообщил Селлерс, — для твоего сведения, Кроха, машину, которая сбила насмерть двоих, вел вовсе не Картер Холгейт. За рулем большого «Бьюика» последней модели был некто по имени Суонтон, как следует поднабравшийся на вечеринке. Его автомобиль не очень сильно пострадал, и он решил, что все будет шито-крыто, если ему удастся залечь на дно. Но когда мы провели опознание тела Холгейта, Эндовер вспомнил про него и подумал, что с этим малым следует все же побеседовать и выложить карты на стол.
  — И что?
  — А вот что, — продолжал Селлерс. — Малый раскололся. Его давно грызла совесть, и не успел Эндовер открыть рот, как он сломался и сделал добровольное признание, а потом стал заламывать руки, каяться, говорить, что пожалел свою семью, что не представляет, как такое могло случиться, что это совсем на него не похоже, что он не осознавал, насколько был пьян, что не подумал, что… и остальное в том же духе.
  — Есть ли какое сходство с Холгейтом? — спросил я.
  — Эндовер говорит, что сходство просто поразительное. Оба — крупные усатые мужчины, и этот малый тоже носит техасские шляпы и грубошерстные костюмы. Так что твоя непробиваемая версия, ради которой мне пришлось столько побегать, полетела ко всем чертям. Знаешь, Дональд, если бы ты со своей сопливой гениальностью не совал свой нос в чужие дела и дал бы нам, простым полицейским, возможность рутинно работать по принятым правилам расследования, ты бы избежал многих неприятностей. А я, может быть, со временем научился бы подавлять раздражение, которое охватывает меня всякий раз, когда ты высовываешься со своими версиями. А теперь мы возвращаемся в полицейское управление.
  — Можно еще одно предложение?
  — Нет! — Он был непреклонен. — Знать больше не хочу ни тебя, ни твоих версий. Ты — главный подозреваемый в деле об убийстве. Мы возвращаемся в управление, и, если заместитель окружного прокурора даст добро, ты начинаешь вариться в уголовном котле и никакой треп тебе не поможет.
  — Не знаю, что у тебя за сговор с парнями из «Эйс Хай», — сказал я, — но мне хотелось бы это раскопать. Они что, посылают тебе на каждое Рождество по ящику сигар?
  — О чем ты, черт побери, болтаешь?
  — Детективное агентство «Эйс Хай» замешано в этом деле, — твердо заявил я. — И ты явно даешь им возможность сорваться с крючка. Если бы это было «Кул и Лэм», ты бы уже выволок нас на ковер и…
  — Да брось ты! — возразил Селлерс. — У тебя просто мания преследования.
  — Возможно. Однако ясно как день, что «Эйс Хай» собирало сведения о Холгейте и о том происшествии. Одному богу ведомо, что они разузнали, но уж они-то как пить дать не намерены снимать трубку и сообщать тебе их. Если тебе это нравится, валяй, якшайся с ними! Но если в другой раз захочешь получить информацию от нас…
  Селлерс сердито прикусил сигару и прервал меня:
  — Послушай, Кроха, не приходило ли тебе на ум, что другого раза может не быть? В ближайшие сорок восемь часов тебе могут предъявить обвинение в убийстве, и тебе придется приложить чертовски много усилий, чтобы выкрутиться. — Задумавшись на миг, Селлерс ухмыльнулся. — А вообще-то, если хочешь знать, неплохая мысль.
  — Я не против. Только запомни, я говорил тебе насчет «Эйс Хай» и сбора сведений о Холгейте и о том дорожном происшествии, а ты палец о палец не ударил.
  — Погоди. В чем шутка?
  — Я тебя предупредил, — пригрозил я ему. — Когда придется строить защиту, то использую этот факт на все сто. В суде уж я выложу все.
  — Скажем так, — прикинул Селлерс, — ты хочешь выжать все из того, что я не… Ну ладно. Бензин мне оплачивают. Если хочешь проехаться в «Эйс Хай», мы проедемся в «Эйс Хай». И тогда тебе не о чем будет кудахтать.
  Я откинулся на сиденье и сказал:
  — Просто хочу посмотреть, как ты нежничаешь с другими агентствами.
  — Посмотришь, — угрюмо проворчал он.
  Глава 12
  Не скажу, чтобы владелец детективного агентства «Эйс Хай» Морли Пэттон встретил нас с распростертыми объятиями.
  — Я к тебе по служебному делу, — заявил Селлерс.
  — И посему привел с собой одного из моих конкурентов? — язвительно спросил Пэттон.
  — Давай не будем! — предупредил Селлерс. — Делом занимаюсь я, а Лэм нужен мне потому, что кое-что о нем знает.
  — И, вероятно, хотел бы узнать много чего еще, — продолжал язвить Пэттон.
  Селлерс перешел к делу:
  — Ладно. Как получилось, что твой человек сидел на «хвосте» у Лэма?
  — Не думаю, что мы станем это обсуждать. И я никогда не признаю, что посылал за ним «хвост».
  — Скажем так, Пэттон, — предложил я. — Вы следили за Дорис Эшли, проживающей в «Мирамар Апартментс» в Колинде, и, когда в кадре появился я, вы приставили ко мне «хвост».
  — Кому другому, а тебе я отвечать не собираюсь. Можешь не сомневаться, — отрубил Пэттон.
  — Хорошо, — заявил, багровея, Селлерс, — тогда тебе придется отвечать мне. Итак, был «хвост» за Дорис Эшли? Да или нет?
  — Зависит, что ты имеешь в виду под…
  — Ты знаешь, что я имею в виду, — оборвал его Селлерс. — Отвечай: да или нет? И побыстрее, черт возьми!
  — Да, — поспешил ответить Пэттон.
  — Вы держали под наблюдением ее машину у дома, не так ли? — спросил я.
  — Не желаю тебе отвечать, — упорствовал Пэттон.
  — Значит, не желаешь? — сказал Селлерс. — Тогда считай, что это мой вопрос и изволь отвечать.
  — Да, держали, — ответил Пэттон.
  — Ладно. А кто был вашим клиентом?
  — Мы не обязаны сообщать.
  — Думаю, ты ошибаешься.
  — Нет.
  — Для твоего сведения, — предупредил Селлерс, — все это теперь завязано на убийстве.
  — На убийстве! — в ужасе воскликнул Пэттон.
  — Ты меня слышал.
  — Кого убили?
  — Картера Холгейта. Что знаешь о нем?
  — Он… в общих чертах… Он проходил у нас по одному делу. — Пэттон теперь тщательно подбирал слова. Было видно, что он напуган.
  — Итак, — продолжал Селлерс, — у меня есть основания считать, что установление личности вашего клиента может иметь значение для следствия. Поэтому я хочу знать, кто ваш наниматель?
  — Минуту, — попросил Пэттон, — дайте посмотреть материалы.
  Он подошел к шкафу с папками, достал одну, открыл, перелистал, вернул папку на место и остался стоять, нахмурившись.
  — Мы ждем, — напомнил Селлерс. — И для твоего сведения, полиции нравится, когда частные детективные агентства проявляют чуть больше желания сотрудничать в делах об убийстве.
  — Много ли делают для вас «Кул и Лэм»? — спросил Пэттон.
  — Все, о чем прошу, — ответил Селлерс и, ухмыляясь, добавил: — И даже больше.
  — Хорошо. Я скажу вам, — начал Пэттон. — У нас был «телефонный клиент», то есть дела велись по номеру телефона в Солт-Лейк-Сити. Деньги за наши услуги пересылались нам наличными. Нашему агентству было поручено о всех событиях немедленно сообщать по телефону. Любому, кто ответит.
  — И вы не поинтересовались, кто стоит за номером? — спросил Селлерс.
  — Разумеется, поинтересовались, — сказал Пэттон. — Не такие уж мы наивные. Это был номер гостиничных апартаментов, снятых неким Оскаром Боуманом. Про этого Боумана никто ничего не знает. Он уплатил за отель на месяц вперед. И это все. Когда мы звонили насчет инструкций, отвечал то мужской, то женский голос. Дорис Эшли была под нашим наблюдением около недели. Точнее, мы держали под наблюдением ее квартиру, а еще точнее — ее машину, стоявшую у дома. Когда она уезжала или приезжала, мы засекали время. Когда в поле зрения появился Лэм, мы сообщили, а когда он установил с девушкой контакт и поднялся с ней в ее квартиру, мы тоже сообщили. Нам было приказано все бросить, послать по почте отчет и немедленно прекратить операцию.
  — Отчет отправили в апартаменты отеля в Солт-Лейк-Сити? — спросил Селлерс.
  — Нет. Послали в Колинду. На почту, до востребования, Оскару Боуману.
  — Черт побери! — выругался Селлерс. — А что насчет гонорара?
  — Мы получили аванс наличными почтовым переводом. Имеется остаток в пользу клиента. Нам было велено забыть о нем и закрыть дело.
  — Иными словами, — подытожил Селлерс, — когда всплыл Лэм, они ударились в панику и убрались?
  — Не знаю, — ответил Пэттон. — Все, что знаю, я тебе выложил.
  — Кто приказал закрыть дело, когда ты звонил? С кем ты говорил — с мужчиной или женщиной?
  — Отчетливо помню, что разговаривал с женщиной.
  — В таких делах, сержант, они, скорее всего, подстраховались, — вылез я.
  — Что ты имеешь в виду?
  — Он мог попросить ее подождать минутку и тем временем включить магнитофон. У них где-то имеется запись разговора.
  Селлерс взглянул на Пэттона.
  — Чтоб тебя черти забрали, — процедил сквозь зубы Пэттон, глядя на меня.
  — Когда-нибудь так оно и будет, — заметил Селлерс. — А пока меня интересует, есть ли у тебя запись разговора.
  — Есть.
  — Давай послушаем.
  — Если настаиваешь, то можешь послушать. А Лэму не дам. Мы не обязаны раскрывать своих агентов конкурирующему агентству, особенно когда этот малый фигурирует в деле и…
  — Ты прав, — согласился Селлерс. — Я настаиваю. И хочу сам докопаться, что к чему. Дональд, ступай погуляй. Когда понадобишься, я знаю, где тебя найти. Но не вздумай меня надуть! И не пробуй удрать из города.
  — Значит, он подозреваемый? — оживился Пэттон.
  — Значит, подозреваемый, — подтвердил Селлерс. — И еще до того, как я разберусь с твоими архивами и досье, не исключено, что Кроха еще больше вляпается в дело об убийстве.
  Пэттон стал сама любезность.
  — Проходи, пожалуйста, сюда, сержант, — пропел он. — Сейчас достанем запись разговора. Для твоего сведения — разговор записан полностью, от слова до слова. То есть наше сообщение о том, что в кадре возник Дональд Лэм, и приказ немедленно прекратить наблюдение, закрыть дело, направить итоговый отчет в Колинду, на почту, до востребования Оскару Боуману, и оставить себе весь остаток гонорара… Все записано на пленку.
  Селлерс вынул сигару изо рта.
  — Исчезни, Кроха! — приказал он. — Я свяжусь с тобой, когда понадобишься… и, может быть, черт побери, быстрее, чем думаешь. Так что если есть какие дела, поскорее закругляйся.
  Я доехал на такси до нашего агентства «Кул и Лэм», поднялся на лифте, толкнул большую стеклянную дверь, вошел в приемную, кивнул сидевшей за коммутатором девушке и попросил:
  — Подожди минутку говорить Берте, что я здесь. Мне нужно…
  — Но она, мистер Лэм, просила сказать немедленно, как только вы появитесь.
  — Ладно. Скажи, что иду.
  Я прошел в дверь с табличкой «Б. Кул. Посторонним не входить». Берта висела на телефоне.
  — Итак, Дональд? — спросила она. — Что случилось?
  — Все полетело к чертям.
  — Что стало с этой твоей версией?
  — Можно выбросить в окошко. Спустить в унитаз, — пошутил я. — Была хороша до поры до времени.
  — Не годится?
  — Ни к черту не годится.
  — И как же теперь?
  — Хуже некуда.
  — А что Селлерс?
  — Слушает во все уши тех, в детективном агентстве «Эйс Хай».
  — Или смотрит во все глаза?
  — И то, и другое. Слушает записи телефонных разговоров. Кто бы ни был наниматель, он ударился в панику, как только оказалось, что делом интересуется другое детективное агентство, и приказал прекратить расследование и закрыть дело.
  — Почему?
  — Именно в этом я и должен разобраться.
  — Будь ты проклят, слишком во многое влезаешь! — разозлилась Берта. — Выдвигаешь версию, подсовываешь Селлерсу. Версия летит к чертям, и ты вместе с нею. Если бы помалкивал или сказал, что разбираться в этом деле — забота полиции, все бы обернулось для тебя не так уж и плохо. Откуда, черт побери, они взяли, что ты вытащил из окна труп Холгейта и сунул его в багажник нашего автомобиля?
  — Они полагают, что у меня был сообщник, — ответил я. — Такое случается.
  — Скажи на милость! — фыркнула Берта. — Сообщник должен быть здоровее быка и… Да и кто, черт побери, может быть замешан в этом вместе с тобой?
  Я поглядел ей прямо в глаза:
  — Ты.
  — Я? — взвизгнула Берта.
  — Ты, — повторил я.
  — Что ты, черт побери, мелешь?
  Я ответил:
  — Я говорю о том, что думает полиция. Они состряпают дело против меня и станут искать наиболее подходящего соучастника, того, кто достаточно заинтересован, чтобы идти со мной до конца. И, конечно, решат, что это ты.
  — Гори оно все синим пламенем!
  — Они додумаются, — заверил я ее.
  — Откуда ты знаешь, что эта миссис Трой не лжет? Она, может быть…
  — Она действительно сказала неправду, — подтвердил я. — Отыскался тот преступник, который убил двоих на автобусной остановке. И вовсе не Холгейт. Миссис Трой ошиблась при опознании. Она опознала не человека, а его усы и одежду.
  Берта нервно забарабанила по столу. На пухлых пальцах заискрились камешки.
  — Надо же! Проклятое дело!
  — Сама выбирала, — ухмыльнулся я, — забыла? Захотелось миленького, спокойного, респектабельного дельца. Говорила, что надоели авантюры, из которых я будто бы чудом вылезаю.
  — Где сейчас Селлерс? — спросила она.
  — В «Эйс Хай».
  — Убирайся к себе в кабинет, — распорядилась она, — и дай мне поговорить с Селлерсом. Если он заявится сюда со своими версиями о соучастниках, я оторву ему уши, можешь не сомневаться.
  — Не забудь, — предупредил я, — что все сказанное тобой может быть использовано против тебя.
  Выходя, я оглянулся. Она сидела с раскрытым ртом, потеряв от ярости дар речи.
  В моем кабинете меня ждала Элси Бранд.
  — Как, сошлось, Дональд? — нетерпеливо выпалила она.
  Я покачал головой:
  — Не сошлось, а ведь, будь я проклят, должно было сойтись. Все вроде бы так здорово совпало, и вот тебе…
  — Почему же не получилось? Я думала…
  — Не получилось потому, что малого по имени Суонтон замучила совесть и, как только полиция ткнула в него пальцем, он во всем сознался.
  — Вы имеете в виду убийство?
  — Нет-нет. Бегство с места происшествия. Можешь у себя вычеркнуть. Это преступление раскрыто.
  — О, Дональд, — сказала она, — какая жалость!
  Она чуть не плача смотрела на меня.
  — Вот что, Элси, — заявил я. — Теперь бесполезно распускать нюни. Надо как следует шевелить мозгами.
  — Могу ли я быть полезна? — В ее голосе проскользнуло горячее, отчаянное желание помочь.
  — Без понятия, — ответил я.
  — Знаете, Дональд, вы интересовались нераскрытыми наездами, случившимися вечером 13 августа, и сразу ухватились за то происшествие на автобусной остановке. Но вообще-то было два случая и…
  Я мгновение недоуменно смотрел на нее. Потом подхватил ее со стула и закружился с ней по кабинету.
  — Дональд! — воскликнула она. — Что вы делаете?
  — Дорогая ты моя! — произнес я. — Я тебя люблю. Я…
  — О, Дональд!
  — Почему, черт возьми, ты не схватила стул и не двинула меня по черепу, раз видела, какой я болван?
  — Почему болван?
  — Да потому что ухватился за первое попавшееся и не спросил, не было ли еще наездов. Скорее, Элси, где вырезка?
  — В этой заметке происшествие представлено скорее как забавный случай, — прокомментировала она. — Подробностей мало. Но вполне очевидно, что преступник сбежал с места происшествия и…
  — Да где же она? — нетерпеливо прервал ее я. — Давай побыстрее.
  — Кроме всего прочего, она касается шефа полиции Колинды. Кто-то двинул в бок его машину, она оказалась в кювете, и удрал.
  — Шефа полиции Колинды? — переспросил я. — Ничего себе. Как его зовут?
  — Сейчас посмотрим, — сказала Элси. — Какое-то забавное для полицейского чиновника имя. Больше подходит кинозвезде… Минутку. Вот оно — Монтегю А. Дейл. Понимаете, Дональд, это не его личная машина, а полицейский автомобиль, который ему положен по чину, и… кажется, все произошло так внезапно, что шеф Дейл едва сумел выровнять свою машину, иначе бы она перевернулась. Он не успел разглядеть ту, что столкнула его в кювет, только запомнил, что это была большая машина, по его мнению, «Бьюик». Номер машины он не разглядел, и по этому поводу городской муниципалитет проезжался в его адрес…
  — Дорогая! — взмолился я. — Более чем достаточно. Это случилось 13 августа?
  — Тринадцатого, — подтвердила она.
  — И в какое время?
  — В половине шестого.
  Я привлек ее к себе и расцеловал.
  — Элси, ты — прелесть! Ты — моя спасительница. Самое милое создание на свете. Ты сахар, сахарин, мед и сладкая патока вместе взятые. Если кто будет меня спрашивать, посылай к черту. — И я пулей выскочил из офиса.
  Глава 13
  Я застал Монтегю Дейла, когда он уже собирался уходить домой. К тому же он был в неважном настроении.
  — Покороче, Лэм, — предупредил он, когда я вручил ему свою визитку. — Я опаздываю. Засиделся над делом Холгейта, а дома жена уже развлекает приглашенных на ужин гостей. Известно, что бывает, когда муж опаздывает на такие вечеринки. От службы шерифа и лос-анджелесской полиции я знаю, что вы здорово замешаны в этом самом деле Холгейта, поэтому обязан предупредить, что все сказанное вами может быть использовано против вас. Лично у меня к вам нет никакой неприязни. Слава богу, дело Холгейта — не в моей юрисдикции, убийство совершено за границей Колинды. Дело — в руках шерифа и полиции Большого Лос-Анджелеса. В силу обстоятельств, при которых было обнаружено тело… сдается, никто не знает, где убили беднягу. Итак, с чем пришли?
  — Это не имеет никакого отношения к делу Холгейта, — начал я. — По крайней мере, прямого.
  — Хорошо, тогда в чем дело?
  — Некоторое время назад вашу машину стукнули, столкнули в кювет и…
  Он внезапно побагровел:
  — Слушайте, Лэм, мне это уже вот так надоело, и нет никакой необходимости меня…
  — По-моему, я в состоянии помочь вам раскрыть это происшествие.
  — Думаете, вы сможете найти того, кто это сделал? — Изумленно уставился он на меня.
  — Думаю, вы сами сможете его найти, — ответил я. — А я дам вам ключ к разгадке.
  Лицо Дейла внезапно прояснилось. Он подошел к столу, снял трубку аппарата, набрал номер и заговорил:
  — Слушай, дорогая… Только что возникло срочное дело… Да-да, знаю… Вы там продолжайте. Я, возможно, немного задержусь… Ладно, радость моя, так уж получилось. — Он положил трубку и жестом указал на кресло. — Садитесь, Лэм. Устраивайтесь поудобнее. А теперь рассказывайте.
  — Я намерен выложить вам все карты, шеф.
  — Самое лучшее. Выкладывайте.
  — У меня есть версия того, что произошло 13 августа. Я пытался поделиться ею с лос-анджелесской полицией. Мы с сержантом Селлерсом работали над ней и уже думали, что попали на жилу. Потом версия лопнула, и он меня бросил. И полностью отказался от версии.
  — Что ж, если лопнула, какой с сержанта спрос?
  — Не оправдалась только часть версии. Мы просто свернули не на ту дорогу, подошли не с той стороны.
  — А с какой же стороны надо подходить?
  — С вашей.
  — Ладно, хватит ходить вокруг да около. Выкладывайте все — как есть.
  — Хорошо, — начал я. — Холгейт попал в дорожную аварию 13 августа. Он сообщил в страховую компанию, что врезался в задний бампер автомобиля, который вела Вивиан Дешлер, проживающая в «Мирамар Апартментс», и что авария случилась по его вине. Передняя часть его машины была помята, не настолько, чтобы нельзя было ехать, но все же помята. Автомобиль же Вивиан Дешлер получил лишь незначительные повреждения.
  Шеф полиции Дейл насторожился.
  — Продолжайте, — сказал он.
  И я продолжал:
  — Вивиан Дешлер пожаловалась на расстройство здоровья, якобы в результате столкновения машин, и подала заявление в страховую компанию. Судя по тому, как составлено заявление, страховая компания считает, что здесь чувствуется рука опытного профессионала.
  — Ловкого юриста?
  — Возможно.
  — Продолжайте, Лэм.
  — Так вот, странно, что нет ни одного свидетеля происшествия и что передняя часть машины Холгейта изрядно помята, тогда как задний бампер автомобиля Вивиан Дешлер, легкого спортивного, который, казалось бы, должен был пострадать значительно сильнее, получил лишь незначительные повреждения. Стали открываться и другие довольно странные вещи. С одной стороны, я обнаружил, что в половине пятого 13 августа машина Холгейта была в хорошем состоянии, тогда как утверждалось, что авария имела место в половине четвертого. С другой стороны, нет сомнения, что автомобиль Вивиан Дешлер был поврежден в половине четвертого. Дорис Эшли, ее подруга, видела ее автомобиль в это время, и он был помят — не сильно, но заметно.
  — Дальше, — торопил меня Дейл.
  — До следующего дня, — рассказывал я, — в данном районе Колинды никто ничего не сообщал об этом происшествии. Так вот, с учетом всего случившегося… мне пришло в голову, что, возможно, Холгейт в тот вечер попал в аварию и скрылся с места происшествия и что он долго обмозговывал, как выйти из затруднительного положения. Потом доверился своей приятельнице Вивиан Дешлер, и та предложила: «Знаешь, сегодня днем стукнули мой автомобиль. Почему бы не заявить о дорожном происшествии и не сообщить, что твоя машина пострадала, когда ты ударил мой автомобиль? Тогда можно спокойно отдать обе в ремонт. Сообщишь в страховую компанию. Они пришлют агента-оценщика, он посмотрит твою машину, потом страховой агент явится ко мне, и я расскажу ему, как было дело. Это послужит объяснением повреждений на твоей машине, и ты выйдешь чистым из истории, в которую влип».
  Лицо шефа полиции стало расплываться в улыбке.
  — А есть у вас чем подкрепить вашу версию? — спросил он.
  — Думаю, вполне достаточно, — ответил я. — Если машина Холгейта не была повреждена в половине пятого, а автомобиль Вивиан Дешлер уже был поврежден в половине четвертого, то сам этот факт является чертовски убедительным доказательством, что данное происшествие есть не что иное, как липа.
  — Могли Холгейта убить по этой причине?
  — Не знаю, — признался я. — По-моему, Холгейт не ожидал, что его приятельница Вивиан Дешлер запросит у страховой компании чудовищную компенсацию в связи с расстройством здоровья по причине аварии. Думаю, что как только это произошло, Холгейт понял, что его втянули в уголовно наказуемое дело, в мошенничество, и что он может сесть в тюрьму. Словом, он попал из огня да в полымя. Наверняка Холгейт струсил и захотел выйти из игры. На мой взгляд, когда до Холгейта дошло, что страховая компания не удовлетворена его объяснениями по поводу того дорожного происшествия, он страшно перепугался, и, поскольку цепь всегда лопается там, где слабое звено, те, кто был замешан вместе с ним…
  — Хотите сказать, что Вивиан Дешлер убила его, чтобы не разболтал?
  — Не знаю, кто его убил, — ответил я. — Убийство, возможно, не имеет никакого отношения к вашему происшествию. А может и оказаться связанным в один клубок. Что до меня, то я стараюсь увязать все концы, а вы заинтересованы в обнаружении виновника вашей аварии.
  — Заинтересован! — воскликнул он. — Не то слово. Это происшествие, если я его не раскрою, может стоить мне места.
  — Не расскажете, как было дело? — попросил я.
  — Расскажу, черт возьми! — согласился он. — Я возвращался домой, когда увидел позади машину. Мне не понравилось, как она шла. Мне не пришло в голову, что водитель пьян, я просто зафиксировал неосторожную езду. Я подался к обочине и, когда машина приблизилась, махнул из окна рукой, приказывая остановиться. Собирался взглянуть на удостоверение того парня, припугнуть и, может, даже выписать штраф. Он не подчинился требованию, а рванул прямо на меня, ударил в левое заднее крыло и столкнул в кювет. И умчался прочь. Меня отшвырнуло так, что я подумал — вот-вот перевернусь. Несколько секунд я боролся с рулем. От удара спустило левое заднее колесо, поэтому я не мог сразу начать погоню, и оттого не в состоянии дать описание машины того парня. Так уж получилось. В этих обстоятельствах никто не смог бы сообщить что-либо определенное. Но я — шеф полиции и всегда требую от подчиненных не терять хладнокровия и запоминать все подозрительные машины… Думаю, нет необходимости вдаваться в подробности. Вот такое положеньице.
  — Ладно, — заключил я. — Вам очень нужно раскрыть это дело. У вас имеются вещественные доказательства?
  — Вы чертовски правы, у меня есть доказательства, — подтвердил он.
  — Много?
  — Порядочно. Когда его машина столкнулась с моей, у него разбилась правая фара. У нас есть осколок стекла. Осыпалась краска, есть кусок решетки — все с «Бьюика». Если бы нам удалось найти машину, будь она проклята, вполне бы хватило, чтобы возбудить дело. Но мы так и не смогли ее отыскать.
  — Проверили мастерские автосервиса?
  — Еще как проверили! Я, черт побери, потребовал во всех автосервисах представить полиции подробные отчеты о ремонтах, особенно «Бьюиков» той модели.
  — Ладно, — продолжал я. — Потом, само собой, проводилось расследование.
  — Совершенно верно.
  — Давайте посмотрим, — предложил я, — имеется ли у вас отчет о ремонте автомобиля Холгейта?
  С минуту он разглядывал мое лицо, потом заулыбался.
  — Лэм, — сказал он, — возможно… понимаете, всего лишь возможно, что вы — мой спаситель. Не знаю, клюнул бы я на это, если бы дело не касалось лично меня. Версия явно притянута за уши, и я совсем ни в чем не уверен. Может, вы просто хотите отхватить свой кусок пирога и выкрутиться с тем делом об убийстве. Прежде чем дать вам отчет, я хочу задать один вопрос. И получить честный ответ. Власти считают, что вы побывали в офисе Холгейта и вторично появились там с его секретаршей, когда якобы обнаружили произведенный в кабинете разгром. Так вот, в порядке испытания хочу задать вам единственный вопрос: побывали вы там прежде или нет?
  Глядя ему прямо в глаза, я ответил:
  — Да, я там был.
  — И потом вернулись, чтобы скрыть этот факт?
  — Совершенно верно.
  — Почему?
  — Мне хотелось, чтобы что-нибудь выплыло наружу. Я понимал, что, давая письменные показания о том, что был свидетелем происшествия, тем самым подталкиваю события. Видите ли, кто-то же поместил объявления в газете, обещая свидетелю сначала сто, потом двести пятьдесят долларов.
  — Холгейт, доведенный до крайности, решил заручиться лжесвидетелем? — предположил шеф полиции.
  — Сначала я тоже так думал, — ответил я, — но после того, как подписал свидетельские показания, решил, что Холгейта пытается прикрыть кто-то другой.
  — Кому бы его прикрывать? — спросил Дейл.
  — Есть два человека, — пояснил я. — Один из них — его партнер, второй — его приятельница Вивиан Дешлер.
  — Говорите, его партнер? Имеете в виду Криса Мэкстона?
  — Правильно.
  — И думаете, он мог на это пойти?
  — Тому есть доказательства. Не кто иной, как он, уплатил мне двести пятьдесят долларов, когда я убедил его, что был свидетелем происшествия.
  Дейл задумался.
  — Вы довольно непредсказуемы и дерзки в своих действиях, Лэм, — заметил он. — Ради клиента суете собственную голову в петлю, и не в одну.
  — Если моя версия оправдается, голова освободится из петли, — сказал я.
  — А если нет?
  — Сломаю себе шею, — ответил я.
  — Как пить дать, — подтвердил он, поднимаясь из-за стола.
  Подойдя к картотечным ящикам, он достал конверт из манильской бумаги и, положив на стол, стал доставать из него бумаги.
  — Вот он, черт возьми. Отчет о дорожной аварии Холгейта. А наш отдел дорожной полиции даже не заглянул в него.
  — Почему же?
  — Машина ремонтировалась в гараже в Лос-Анджелесе. Опрос производился по телефону. Из гаража сообщили, что повреждения машины подтверждены официальными разъяснениями, что стоимость ремонта оценена представителями страховой компании «Консолидейтед интериншуранс», что все подробности аварии проверены и страховая компания согласилась на возмещение убытков и дала указание производить ремонт.
  — Имеются подробности относительно характера повреждений?
  — Да, все подробно описано, — подтвердил шеф полиции. — Помят весь передок «Бьюика». Разбиты обе фары. Отсутствует решетка.
  — Если вы хотите, чтобы не узнали дыру на одежде, требуется взять ножницы и сделать ее побольше. Холгейту было достаточно взять молоток и добавить повреждений.
  — Лэм, — сказал Дейл, — я тобой, черт возьми, восхищаюсь. Я не собираюсь брать на веру твою дикую версию, но, клянусь дьяволом, обязательно ее проверю, и, боже милосердный, как бы мне хотелось, чтобы ты оказался прав!
  — Следы вовсю заметают. Когда начнете расследовать?
  — Когда начну расследовать? Да прямо сейчас.
  Он набрал номер:
  — Послушай, детка, я не приеду. Нет, очень важно. Не могу по телефону и… Ужасно сожалею, но извинись перед гостями. Они понимают, что я на службе двадцать четыре часа в сутки, и это как раз один из случаев, когда… Ты молодчина, знаю, что выручишь… Постарайся, чтобы все было лучшим образом. — Положив трубку, он спросил: — С кого начнем?
  — С Криса Мэкстона, — решил я. — Это он давал объявление в газете с предложением вознаграждения в двести пятьдесят долларов.
  — Ну и что тут такого? Старался помочь выкарабкаться Холгейту.
  — Зачем надо было выручать Холгейта?
  — Потому что Холгейт был его партнером.
  — Что значит помочь? — спросил я. — Холгейт признал свою вину, сделав заявление страховой компании. Страховая компания признала ответственность по отношению к Вивиан Дешлер. Любой свидетель того происшествия мог лишь показать, что оно случилось по вине Холгейта. Тогда какого черта надо было помогать Холгейту добывать свидетеля? Единственное объяснение, согласно которому партнер взялся помогать Холгейту со свидетелем, заключается в том, что Мэкстону было известно, что то дорожное происшествие было липовым, и он был готов раскошелиться, лишь бы заполучить лжесвидетеля…
  — Поехали, — прервал меня Дейл.
  — Вы знаете, где найти Криса Мэкстона?
  — Конечно, знаю. У него здесь в городе квартира.
  — Он женат?
  — Богатый повеса. Любитель гульнуть, содержит нескольких красоток.
  — Включая Вивиан Дешлер?
  — Не знаю, черт возьми! — ответил Дейл. — Никогда не интересовался, но теперь постараюсь узнать. Ладно, Лэм, поехали.
  Мы сели в полицейскую машину шефа.
  Квартала три он ехал не спеша. Я видел, что он обдумывает мою версию. Похоже, чем дольше он думал, тем больше она ему нравилась.
  Проехав три квартала, шеф полиции включил красный сигнал. Через пять кварталов включил сирену. Теперь шеф полиции Дейл торопился.
  Мы подъехали к шикарному особняку. Шеф полиции поставил машину, загородив пожарный гидрант, и сказал:
  — Пошли, Лэм.
  Мы поднялись на лифте. Шеф полиции нажал перламутровую кнопку.
  Внутри переливчато зазвенел звонок.
  В дверях показался Крис Мэкстон. В первое мгновение он увидел только шефа полиции.
  — О, привет, шеф!
  — Надо поговорить, — произнес Дейл.
  Мэкстон смутился:
  — Я… я не один… я…
  — У меня к тебе разговор.
  — Послушай, — взмолился Мэкстон, — дай мне десять секунд, чтобы ее…
  Дейл шагнул через порог.
  — Ступай в спальню, детка! — крикнул через плечо Мэкстон. — Все в порядке, шеф, — продолжил он. — А это еще кто, черт побери?
  — Дональд Лэм, — представил меня Дейл. — Вы знакомы?
  — Спрашиваешь! Грязный мошенник! Почему не сказал, что ты по делу Дональда Лэма? Я готов на что угодно, только бы упечь этого негодяя…
  — Полегче! — осадил его Дейл, протискиваясь мимо хозяина в гостиную. — Будешь лишь отвечать на вопросы.
  — Тогда я делаю заявление. Требую арестовать Дональда Лэма за получение денег путем мошенничества и…
  — Не трудись, Крис! — бросил шеф полиции. — Отвечай на вопросы, и все. Что, черт побери, здесь происходит?
  — Ничего, — заверил Крис. — Всего лишь тихая дружеская встреча.
  Шеф полиции осмотрелся. Бутылка виски, кубики льда, бутылки с содовой и тоником, два пустых бокала, на полу пара дамских туфель, на спинке стула бюстгальтер, в углу скомканная юбка.
  Мэкстон произнес:
  — Я только что выключил проигрыватель. Когда услышал звонок.
  — Нет, не так, — возразил Дейл, подходя к окну и выглядывая на улицу. — Ты его выключил, когда услышал полицейскую сирену. Что у тебя, черт возьми, здесь за заведение?
  — Спокойнее, шеф, спокойнее, — заговорил Мэкстон.
  До меня дошло, что шеф полиции нарочно нагнетает обстановку, чтобы создать надлежащее настроение и заставить собеседника оправдываться, а потом выложить все, что он знает. Отличная работа!
  Шеф полиции прошел в угол, поднял юбку и стал разглядывать. Посмотрел на бюстгальтер, повернулся к кушетке, подошел к ней, взял в руки только что развернутую квадратную коробочку. Оберточная бумага валялась рядом на полу.
  Шеф полиции сунул руку в коробку и вытащил оттуда шелковые трусики. Вся ткань пестрела буквами.
  — А это еще, черт побери, что?
  — Да вот, заказывал, — ответил Мэкстон. — В одном мужском журнале рекламировали как лучший подарок любимой девушке.
  — Понятно, — заметил Дейл, — и ты только что уговаривал молодую особу примерить?
  Мэкстон глупо улыбнулся.
  Шеф полиции Дейл обвел его грозным взглядом и внезапно спросил:
  — Какого черта ты давал объявление о свидетелях того дорожного происшествия?
  — Я… я хотел… ну, хотел помочь своему партнеру выкарабкаться…
  — Смени пластинку, — посоветовал Дейл, — или привлеку обоих за непристойное поведение.
  — Да ты знаешь, шеф, — затараторил Крис, — партнер угодил в дорожное происшествие и… погоди, шеф, не втягивай в это дело женщину… квартира моя… я плачу аренду и…
  — Хватит, — оборвал его Дейл, — ближе к делу. Зачем тебе понадобился свидетель?
  — Хорошо, скажу, — тяжело вздохнул Мэкстон. — Я подумал, что происшествие липовое.
  Шеф полиции Дейл сел. Выражение лица смягчилось.
  — Вот теперь ты заговорил правильно, — констатировал он. — Почему подумал, что липовое?
  — Будь я проклят, мне было достоверно известно, что происшествие липовое. В тот день в половине пятого машина Холгейта была в полном порядке. Если что и случилось, то позднее. Мой партнер много пил. Он явно вляпался в какое-то происшествие и из кожи лез, чтобы замазать то дело.
  — А что ты?
  — Я хотел докопаться до истины.
  — Пытаясь подкупить свидетеля, чтобы тот показал, что видел то дорожное происшествие? — недоверчиво спросил Дейл.
  — Ты не понял, шеф, в чем фокус, — возразил Мэкстон. — Я хотел доказать, что никаких свидетелей не было и нет. Тем самым я бы доказал, что дорожного происшествия, о котором говорил Холгейт, не существовало. Я собирался предложить по максимуму — до пяти тысяч долларов любому, кто может доказать, что видел происшествие, но не желал высовываться. Я хотел удостовериться во всем наверняка, и уж потом я бы подложил Холгейту большущую свинью! Я решил начать с сотни, а дальше, при отсутствии свидетелей, повышать до двухсот пятидесяти, затем до пятисот, затем назначил бы тысячу, далее — две тысячи. К тому времени я был бы полностью уверен, что объявления привлекли внимание страховой компании, которая начала бы проявлять подозрительность, да и для всех происшествие стало бы подозрительным.
  — Это уже лучше, — одобрительно заметил Дейл. — Зачем тебе надо было вызвать у всех подозрение?
  — Холгейт меня надувал и пытался выкупить за бесценок мою долю в деле. Я просто хотел поймать с поличным самоуверенного сукина сына, чтобы он больше не мог мною помыкать. Так что — вот вам вся правда.
  — Откуда ты знаешь, что его машина в половине пятого была в порядке? — спросил Дейл.
  — Я бы не хотел вдаваться в подробности.
  — А я бы хотел.
  — Хорошо, сказала его секретарь.
  — А откуда она знала?
  — Это был ее день рождения. В офисе было маленькое празднество и…
  — Коктейли? — спросил Дейл.
  — Коктейли.
  — Ладно. И что дальше?
  — Дальше в дело влез этот проклятый мошенник, Дональд Лэм, и так убедительно мне наврал, будто видел аварию, что я пришел к заключению, что ошибался, и дал отбой. Словом, сдался, решил, что потерпел поражение, и в придачу выложил этому сукину сыну двести пятьдесят долларов наличными.
  Дейл какое-то время сидел молча, обдумывая сказанное, и вдруг, сдерживая смех, фыркнул.
  Встал, давая мне понять, что пора уходить.
  — Продолжай свою дружескую встречу, — обратился он к Мэкстону. — Извини, что помешал. Надеюсь, трусики будут в самый раз.
  Глава 14
  Мы вернулись в полицейскую машину. Шеф включил зажигание. Прикрыв глаза, задумался.
  Включил рацию и вызвал диспетчера.
  — Говорит Дейл, номер первый. Я на выезде, в связи с происшествием. Есть новости по делу Холгейта? Прием.
  Диспетчер сообщил:
  — Несколько минут назад получена сводка лос-анджелесской полиции. Объявлен в розыск Дональд Лэм. Улики против него собраны, и ему готовы предъявить обвинение в убийстве Картера Холгейта. Прием.
  — Благодарю, — ответил шеф полиции Дейл. — Держите связь. — Улыбнувшись мне, он выключил рацию. — Твой приятель из лос-анджелесской полиции не очень-то тебе верит, не так ли?
  — Да, не очень, — согласился я. — Можно позвонить?
  — Что за вопрос, конечно. Все, что пожелаешь, Лэм. — Он снова улыбнулся. — Все, что угодно. Только скажи. — И весело рассмеялся.
  — Шеф, были у Холгейта причины бояться вас? — спросил я напрямик.
  — Ты прав, были. И еще какие! — подтвердил Дейл. — Это долгая история. Как бизнесмен, Холгейт был весьма напористым. Неплохой малый, но уж очень нахальный. У одной моей знакомой был в горах участок земли. Холгейт предложил обменять его на пару участков на его земле, находящейся под застройкой. Она охотно ухватилась за предложение. Через два месяца обнаружилось, что в горах прокладывают новое шоссе, которое будет проходить как раз через участок этой женщины. Не знаю, сколько Холгейт на ней заработал, но не сомневаюсь, что довольно прилично.
  — Она что-нибудь предприняла в связи с этим? — спросил я.
  — Она нет, — сказал Дейл. — Но я с ним поговорил.
  — И как он?
  — Поднял меня на смех.
  — Значит, — заметил я, — если бы у вас была возможность засадить Холгейта за решетку за вождение машины в состоянии алкогольного опьянения, за столкновение с автомобилем и побег с места происшествия… Я начинаю видеть свет…
  — Я тоже начинаю видеть свет, — повторил Дейл. — Для твоего сведения, Лэм, сегодня в половине десятого состоится заседание муниципального совета, и одним из вопросов повестки дня будет назначение нового начальника полиции. Ты свалился на меня, словно манна небесная. Я даже жене не говорил, потому что не хотел волновать. Собирался поехать домой, выпить, поужинать, договорился, что меня вызовут по телефону и тогда уж я поеду на заседание совета. Но меня не пригласили. Сейчас у них совещание по исполнительным органам, и надо думать, что там — без огласки — уже подобрали мне преемника… Вон там надежная телефонная кабина. Иди звони. Монеты есть?
  — У меня кредитная карточка, — ответил я.
  — О’кей, я подожду здесь.
  Улыбаясь во весь рот, ни дать ни взять — чеширский кот, шеф полиции поудобнее устроился на сиденье и раскурил сигару. Я позвонил в свое агентство. Ответила Берта Кул.
  — Где тебя черти носят? Знаешь, что случилось? Этот сукин сын Фрэнк Селлерс купился на подсказки того парня из «Эйс Хай», что ты, дескать, просто ловко выкручиваешься. Одному богу ведомо, какие улики они там состряпали. Но Селлерс позвонил мне и сказал, чтобы ты немедленно сдался властям.
  — Что ты ему сказала?
  — Сказала правду. Что ты уехал, не знаю куда. Он пригрозил, что дает мне пятнадцать минут, и, если за это время я тебя не найду, он объявляет тебя в розыск, и что ему надоело ходить в дураках.
  — Что еще? — спросил я.
  — Это все… Нет, минутку. Элси хочет что-то тебе сообщить. Да где же она, черт побери? Сказала, у нее есть кое-что, что может тебя заинтересовать. Кажется, она уже ушла.
  — Ничего. Слушай внимательно, что я скажу. Бери свою машину и дуй как можно скорее к «Мирамар Апартментс» в Колинде. Отыщи Элси. Если не сможешь, оставь записку у нее дома. Скажи ей, чтобы взяла папку с газетными вырезками о дорожных авариях и бегствах с места происшествия и мигом мчалась туда. Встречаю обеих там.
  — Когда?
  — Как можно скорее.
  — Поесть-то сначала можно? — спросила Берта.
  — Нет, черт возьми! — рявкнул я. — Давай сюда, и поскорее. И Элси тоже.
  Я повесил трубку и стал разыгрывать спектакль. Делал вид, что опускаю монету, набирал номер. Занимался этим целых десять минут, притворяясь, будто разговариваю.
  Шеф полиции Дейл продолжал улыбаться, развалившись в машине. Когда он стал проявлять нетерпение, я вышел из кабины.
  — Долгонько, — заметил он.
  — Звонил в несколько мест.
  — Все сделал?
  — Все, шеф.
  — Теперь так, Дональд. Я не хочу, чтобы меня вызвали на ковер за сговор, направленный на сокрытие уголовного преступника. Тебя разыскивают по обвинению в убийстве. Давай руки.
  Я протянул руки. Шеф полиции защелкнул наручники.
  — Ты арестован, — объявил он. — Ты — мой арестант. Хочу, чтобы ты знал, что пока ты будешь гостить у меня в тюрьме в Колинде, чего бы, черт возьми, тебе ни захотелось, только скажи. Тебя будут отлично кормить, проявлять к тебе всяческое внимание, в твоей камере будет телефон, звони и получай свидание с кем пожелаешь. Будет все, что душе угодно, за исключением общения со слабым полом. Этого я не могу позволить.
  — Спасибо, — сказал я.
  — Не стоит благодарности, — ответил он.
  — Вы меня отвезете в тюрьму, прежде чем…
  — Увидим Вивиан Дешлер? — закончил он за меня. — Нет, черт возьми! Не держи меня за дурака и сам не будь дураком. Браслеты на тебе — только для видимости. Теперь ты мой арестант… и еще на случай, если вдруг тебе хватит ума попытаться бежать — ты можешь быть невиновен в убийстве, но поскольку ты арестован офицером полиции, побег считается уголовным преступлением… так вот, Дональд, я таких штучек не люблю, а уж если что мне не понравится, я становлюсь очень нехорошим.
  — Понял, — кивнул я. — Сижу и не рыпаюсь.
  — Наручники не жмут?
  — Нет, очень удобные.
  — О’кей, поехали.
  Мы направились к «Мирамар Апартментс». Шеф полиции взял меня с собой, как положено, в наручниках. Поднялись на лифте к квартире Вивиан Дешлер. Шеф полиции нажал перламутровую кнопку и не отпускал палец, пока Вивиан Дешлер не открыла дверь. Дейл распахнул пиджак:
  — Полиция, мисс Дешлер. Я — Дейл, шеф полиции Колинды.
  — О-о, — удивилась она. — Чем могу быть полезна, шеф?
  — Надо поговорить.
  — Проходите, садитесь, шеф Дейл. Рада познакомиться. Чуть позже у меня встреча, но…
  Шеф полиции вошел в квартиру. Я — за ним. Увидев меня, она задержалась.
  — Минутку. Я не знала, что вы с гостем.
  — Это не гость, — заявил шеф Дейл. — Он мой арестованный. Арестован за убийство Картера Холгейта.
  — Боже милостивый! — воскликнула Вивиан. — Арестован! Ну и ну! Я знала, что он под следствием и…
  — Он под арестом, — поправил ее Дейл.
  — Дональд, — обратилась она ко мне, — извини! Я не имела в виду ничего обидного. Я… Ну, ты понимаешь.
  — Ладно, все в порядке, — успокоил я ее и сел, опершись локтями о колени и выставив напоказ свои блестевшие в свете торшера оковы.
  — Я расследую дорожную аварию, в которую вы попали, — начал шеф полиции Дейл. — Ту самую, в которой, как утверждают, Картер Холгейт стукнул по заднему бамперу вашей машины и…
  Внезапно выпрямившись, Вивиан решительно заявила:
  — Я не желаю, чтобы меня снова допрашивали в связи с этим дорожным происшествием, шеф Дейл. Мне это до чертиков надоело! Я обратилась за возмещением ущерба в страховую компанию, у меня есть адвокат, и я решила предъявить иск. Мой адвокат посоветовал мне не обсуждать эту тему ни с кем.
  — Понимаю, — терпеливо заметил Дейл. — Это, так сказать, с точки зрения гражданского права. А я рассматриваю данное дело с точки зрения уголовного права.
  — Что вы хотите этим сказать?
  Дейл ответил:
  — У меня имеются довольно веские доказательства, что вечером 13 августа мою машину стукнул Картер Холгейт. Он вел машину в состоянии алкогольного опьянения.
  — Господи боже! — воскликнула она.
  — Это случилось чуть позднее половины шестого вечера, — добавил шеф полиции Дейл.
  — Подумать только!
  — Вот именно, — сказал Дейл. — Это то, что мне известно, но хотелось бы знать больше. Вообще-то, намного больше.
  Вивиан лихорадочно обдумывала сложившуюся ситуацию.
  — Должно быть, в тот день ему здорово не везло, — произнесла наконец она.
  — Так вот, — продолжал Дейл, — я хочу знать все об аварии, в которую вы попали. Хочу знать, когда он столкнулся с вашим автомобилем.
  — Откровенно говоря, шеф, я точно не помню, в котором часу. День помню, а вот…
  — Уже стемнело?
  — Нет-нет. Но было во второй половине дня. В… нет, никак не могу вспомнить точное время.
  — Ее подруга, Дорис Эшли, — вмешался я, — видела автомобиль мисс Дешлер примерно в половине четвертого — без четверти четыре. К тому времени машина была повреждена. Так что, шеф, авария, должно быть, произошла до того.
  Вивиан бросила на меня испепеляющий взгляд.
  — Это так? — спросил шеф полиции.
  — Я не знаю. Но раз Дорис говорит… она правдивая и довольно наблюдательная девушка.
  — Я буду с вами абсолютно честен, мисс Дешлер, — подчеркнул Дейл. — Если Холгейт стукнул мою машину, столкнул ее в кювет и не остановился, это считается преступлением. Побег с места происшествия. Это вам понятно?
  — Конечно.
  — И если, — продолжал Дейл, — кто-нибудь вступил с ним в сговор с целью сокрытия преступления, желая помочь ему избежать наказания, то данное лицо считается соучастником и будет обвинено не только как соучастник, но и как участник преступного сговора. Это вам тоже понятно?
  Вивиан облизала пересохшие губы.
  — Да, — ответила она, помедлив.
  — Принимая все это во внимание, — с нажимом сказал Дейл, — не хотите ли о чем-нибудь заявить, мисс Дешлер?
  — Мне… мне известно, что… Дайте минутку подумать… Извините меня, пожалуйста. Последнее время я неважно себя чувствую. Мне нужно в туалет. Сейчас вернусь.
  Она поднялась и вышла, плотно притворив дверь. Подмигнув мне, Дейл встал и подошел на цыпочках к закрытой двери. Достал из кармана миниатюрное микрофонное устройство, прикрепил к дверной раме, надел наушники, нажал кнопку и стал слушать.
  По лицу расплылась улыбка. Снова подмигнув мне, он продолжал слушать. Прошло, должно быть, две или три минуты. Внезапно он выдернул наушники, снял с двери устройство, сунул в карман и на цыпочках вернулся на место. Дверь из спальни открылась.
  — Извините, но что-то с животом… Надеюсь, простите мою неучтивость…
  — Ну-ну, не стоит волноваться, — ответил Дейл.
  — Так что вы хотели, шеф?
  — Насчет дорожной аварии.
  — Ах да. Вот что — я подала заявление в страховую компанию. Сделала заявление полиции. Сделала заявление следователям. Я… столько рассказывала про это происшествие, что мне ужасно надоело. Скажу вам, шеф Дейл, что я намерена сейчас сделать. В этой аварии я сильно пострадала. У меня диагноз — сотрясение головного мозга. Травма может оказаться очень серьезной, но мне все до того осточертело, что я решила отказаться от иска. Собираюсь забрать обратно свое заявление из страховой компании и благополучно забыть это дело. Постараюсь уехать и отдохнуть. Мой врач считает, что для поправки здоровья мне нужен хороший отдых и абсолютный покой.
  Вивиан посмотрела на меня. Я повернул руку таким образом, чтобы на наручниках заиграл свет. Она, словно зачарованная, не сводила с них глаз.
  — Что ж, все так, — согласился Дейл. — Надеюсь, вы поправите свое здоровье. Но мне следует сказать вам, мисс Дешлер, что раскрытие этого дела для меня очень много значит, потому что, видите ли, скрывшийся с места происшествия водитель столкнул в кювет мою машину. И у меня есть основания считать, что этим водителем был Картер Холгейт и что он воспользовался абсолютно вымышленным происшествием с вашим автомобилем, чтобы скрыть…
  — Что значит «вымышленное происшествие»? — подчеркнуто сухо спросила она. — Он вполне мог попасть в обе аварии. Если он был пьян…
  — Это значит только то, что я сказал, — оборвал ее Дейл. — Что происшествие полностью вымышлено.
  — Как вам это нравится! — воскликнула она. — Выходит, вы обвиняете меня во лжи?
  — Откровенно говоря, — ответил Дейл, — я обвиняю вас во лжи, мисс Дешлер. Обвиняю в том, что вы подстроили происшествие с вашим автомобилем и сговорились с Холгейтом представить дело таким образом, будто он столкнулся с вами. С целью спасти Холгейта от тюрьмы. И если вас интересует, я воспользовался подслушивающим устройством, когда вы якобы сидели в туалете с расстройством живота. Вы кому-то позвонили и спросили совета, как поступить. Так кто это был?
  — Это был мой адвокат, — ответила Вивиан, — и вы не имели никакого права подслушивать мой разговор с адвокатом. Попрошу вас покинуть мою квартиру.
  — Если настаиваете, я уйду, — не стал спорить Дейл. — Но это будет означать объявление войны. Даю вам шанс сделать чистосердечное признание.
  — Какое чистосердечное признание?
  — Рассказать мне правду.
  — Что значит… даете мне шанс?
  — Если расскажете, как было дело, — пояснил Дейл, — я даю вам возможность оправдаться, если нет — предъявляю обвинения на полную катушку.
  Она помолчала, прикусив губу, затем покачала головой:
  — Мне нечего рассказывать.
  — Думаю, что есть.
  Помедлив, Вивиан вдруг сказала:
  — Хорошо. Если хотите правды, скажу вам правду.
  — Так-то лучше.
  — Все сходится на человеке, что сидит перед вами, — Дональде Лэме.
  — Каким образом он оказывается замешанным в этой истории?
  — А вот таким. Он старается оградить нанявшую его страховую компанию. Он подкупил Лоррен Роббинс, секретаршу мистера Холгейта, чтобы та заявила, будто видела машину Холгейта после четырех, и та была в исправности. Дональд оставлял свои грязные следы на протяжении всего дела. Прибегал к угрозам, давал взятки, допустил под присягой лжесвидетельство. Поклялся, что был свидетелем того дорожного происшествия, а сам никогда им не был… Все случилось в точности, как я рассказала. И уж если вы хотите во всю силу подключиться в это дело и нагнать кое на кого страху, возьмите в оборот Лоррен Роббинс и увидите, что они с Дональдом Лэмом с самого начала были в сговоре. Если хотите знать, Дональд Лэм побывал в фирме Холгейта еще до того, как связался с ней и заманил ее туда под предлогом, что нужно найти Картера Холгейта. По-моему, у него есть сообщник. Не знаю, кто он, но об этом свидетельствуют факты, и я не позволю запугивать себя убийце, который пытается отмыться за мой счет. А теперь, шеф Дейл, прошу прощения, но это последнее, что я намерена сказать. Я не собиралась заходить так далеко, потому что не хочу обвинять в убийстве кого-либо еще. Мой принцип — живи и давай жить другим. Но со мной поступили слишком подло. Пока я не проконсультируюсь со своим адвокатом, я не скажу больше ни слова ни вам, ни кому-то другому. Тем более в его отсутствие. — Она поднялась со стула. — Извините за резкость, шеф Дейл, но разговор окончен.
  — Не заводитесь, мисс Дешлер! — осадил ее Дейл. — Я лишь…
  — Извините, но вы поставили под сомнение сказанное мною, и теперь я даже рада, что мистер Лэм затеял всю эту шумиху. Тот самый мистер Лэм, который получал мошенническим путем деньги, лжесвидетельствовал, прибегал к самым грязным, самым подлым уловкам, чтобы опозорить меня в угоду страховой компании, которая ограждает его от неприятностей. Удивляюсь, как такой опытный офицер мог попасться на его удочку. Вам бы следовало задуматься над тем, что движет им в этом деле и что он замышляет. Это же убийца, пытающийся замести следы! А вы попались на один из самых старых трюков, известных следственной практике с давних времен. А теперь прошу прощения, я… мне снова надо в туалет. — Она выбежала из гостиной и заперлась в туалете.
  Дейл взглянул на меня. Я видел по глазам, что в его душу закрадывается сомнение.
  — Неужели вы дадите ей так просто выкарабкаться?
  — Будь я проклят, что еще прикажешь с ней делать? — рассердился Дейл. — Она сказала, что идет в туалет. И на этот раз ей хватило ума действительно засесть там и запереться. Не ломать же мне дверь и не вытаскивать ее оттуда? У меня нет ордера на обыск. У меня вообще нет никаких оснований для подозрений, кроме твоих речей! — Снова посмотрев на меня, он приказал: — Пошли, Лэм! Едем в управление. Надо уведомить Лос-Анджелес, что ты у меня под арестом. — Он распахнул дверь. — Давай.
  Я последовал за ним на лестничную площадку.
  — Если хорошенько подумать, — произнес он, — твоя версия дурно пахнет.
  — Почему?
  — Какой интерес для Вивиан Дешлер фабриковать происшествие с Картером Холгейтом?
  — Сотрясение головного мозга, — объяснил я. — Загляните в ее прошлое и, я не сомневаюсь, найдете, что она не раз побывала в автомобильных авариях, требовала компенсацию за аналогичное расстройство здоровья и огребла кругленькую сумму в какой-нибудь страховой компании или даже в нескольких.
  — Возможно, — согласился Дейл, судя по голосу, без особого энтузиазма. — Он направился к лифту. — Мне надо как следует обдумать твою версию, Лэм. Кроме того, я собираюсь поговорить с Лоррен Роббинс.
  — Она здесь, в этом доме, — сказал я. — Можете, не сходя с места, продолжить расследование.
  — Она здесь живет?
  — Совершенно верно.
  — О’кей, — решил Дейл. — Поговорим с ней. Но теперь-то могу тебе сказать, Дональд, я очень сожалею, что поставил телегу впереди лошади. Надо было сначала ей задать пару вопросов, а уж потом брать в оборот Вивиан Дешлер. Если эта девица обзаведется адвокатом, она может наделать много шуму. Я обвинил ее в подлоге с происшествием лишь на основании твоей версии, а твоя версия опирается, по твоим же словам, лишь на сообщение Лоррен Роббинс. Боюсь, на этот раз личная заинтересованность несколько повлияла на мои здравые суждения.
  — Ладно, — сказал я, — пойдем и поговорим с Лоррен Роббинс.
  — Ты, Лэм, спустишься вниз и будешь сидеть в моей машине. Прикованный наручником к баранке. Хватит с меня твоих шуточек. К твоему сведению, за последние пятнадцать минут твои акции резко упали.
  Мы спустились вниз, он приковал меня к рулевому колесу полицейской машины и вернулся в дом.
  Потянулись долгие минуты. Десять минут, потом пятнадцать.
  Подъехала машина. Поискав, где встать, водитель наконец остановился.
  Я повернулся, насколько позволяли наручники. Из машины вышли Берта Кул и Элси Бранд. У Элси в руках была папка.
  — Берта! — крикнул я.
  Она не слышала.
  — Элси! — заорал я.
  Элси подняла голову и оглянулась.
  — Я тут, Элси!
  Увидев меня, Элси подбежала к полицейской машине:
  — Ой, Дональд… что это? Что случилось?
  Приковыляла Берта и, взглянув на наручники, пробормотала:
  — Значит, поймали.
  — Поймали, — подтвердил я. — Элси, зачем ты хотела меня видеть? Что за новость?
  — Кое-что в одной из папок, Дональд… Очень надеюсь, что поможет!
  — Хорошо, что там?
  — Ограбление банка в Северном Голливуде, вынесли сорок тысяч долларов. Автомобиль, на котором скрылись грабители, был легкого спортивного типа, но никто как следует не разглядел. Один свидетель утверждает, что задняя часть была повреждена. Что-то вроде большой вмятины. Она…
  — Когда это было, Элси, когда? — прервал я ее.
  — 13 августа, как раз перед закрытием.
  Я повернулся к Берте:
  — Дуй что есть мочи в этот дом, в квартиру 619. Там живет Вивиан Дешлер. Либо она сама, либо ее спортивный автомобиль причастен к ограблению банка. В этом весь секрет. Теперь понятно, почему она была заодно с Холгейтом. Запомни, обязательно существует какая-то связь. Кто-то, знавший про аварию с машиной Холгейта, должен был знать и про повреждение ее автомобиля и что она нуждалась в срочном прикрытии этого факта. Иначе ее или ее автомобиль могли связать с ограблением банка.
  Подмигнув мне, Берта повернулась и затрусила к дому.
  — Элси тебе не нужна? — крикнул я.
  — На кой черт! — бросила она. — Не нуждаюсь ни в помощниках, ни в свидетелях.
  — Бедняжка, — произнесла в мой адрес Элси и села рядом со мной в кабину.
  Спустя пять минут в дверях подъезда появился шеф полиции Дейл и, задумавшись, зашагал к своей машине.
  — Эй! — внезапно остановился он, хватаясь рукой за бедро. — Что все это значит?
  — Шеф! Это — мой секретарь Элси Бранд, — объяснил я. — Она собирает интересные газетные вырезки о нераскрытых преступлениях.
  — Ладно. Ну и в чем дело? Минутку, мисс Бранд, этот человек у меня под арестом. Ничего ему не передавайте и не пытайтесь снять наручники.
  — По-моему, вы ужасный, отвратительный человек! — заявила Элси. — Подумать только, подозревать…
  — Не стоит волноваться, Элси, — успокоил ее я. — Покажи шефу полиции Дейлу ту вырезку, о которой шла речь.
  Элси выбралась из машины, открыла папку и показала Дейлу газетную вырезку.
  Дейл наклонился и начал читать. Прочел раз, поднял глаза, задумчиво прищурился, прочел снова.
  Потом произнес:
  — Будь я проклят!
  Наступило долгое молчание.
  — Чем кончилось дело с Лоррен Роббинс? — спросил я.
  — Лэм, — ответил он, — девушка абсолютно чиста. Славная крошка! Но никакого сомнения, что за тем происшествием что-то кроется, потому что 13 августа в половине пятого машина Холгейта была еще в полном порядке.
  — А автомобиль Вивиан Дешлер, — вставил я, — 13 августа в половине четвертого был помят сзади.
  — Черт возьми, а если все это действительно увязывается вместе? Если Холгейт и есть тот малый, который удрал, и если автомобиль Дешлер — тот, на котором скрылись после ограбления банка… Клянусь богом, это даже трудно представить!
  — Было бы здорово, — поддакнул я, — распутать весь этот клубок и в половине десятого явиться на заседание муниципального совета. Каково, шеф? Вы сообщите им, что установили личность скрывшегося с места происшествия водителя и раскрыли ограбление банка…
  — Ладно тебе! — махнул он рукой. — Клюнул на твои речи один раз, клюну и другой. Я иду туда.
  — Советую взять меня с собой, — сказал я.
  Он затряс головой.
  — Может потребоваться свидетель.
  Он задумался.
  — Двое свидетелей, — поправила Элси.
  — Стенографией владеете? — спросил Дейл.
  Она кивнула.
  — Хорошо, пошли.
  Дейл отстегнул наручник от рулевого колеса, минуту поколебался и защелкнул его на моем втором запястье.
  — Не забудь, — предупредил он, — ты — все еще под арестом. Я расследую эту твою историю, но не заглатываю ее. Пока что. Приглядываюсь, и все.
  Мы направились к парадному подъезду. Я старался как можно дольше тянуть время, но в конце концов мы подошли к лифту и поднялись на шестой этаж.
  Выйдя из лифта, мы услышали звуки тяжелых ударов. Пронзительный женский крик.
  — Что это? — спросил шеф полиции Дейл.
  Я в последний раз попытался потянуть время.
  — Кажется, из той квартиры? — сказал я, указывая пальцем на дверь.
  — А по-моему, из соседней, — предположил Дейл.
  — Нет, уверен, что из той, — переглянувшись с Элси Бранд, продолжал настаивать я.
  — Да, вот из этой, — показала Элси.
  Чуть помедлив, Дейл направился к указанной квартире и постучал кулаком в дверь. Никто не ответил. Он постучал снова. Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула женщина в наспех, видно, на голое тело, накинутом халате.
  — В чем дело? — раздраженно рявкнула она.
  — Полиция, — ответил Дейл. — Выясняем нарушение спокойствия.
  — Здесь нет никаких нарушений.
  — Не вы кричали?
  — Вот еще. Конечно, не я.
  — Прошу вас… — открыл рот Дейл, но перед его носом хлопнули дверью. Глядя на меня, Дейл произнес: — Я начинаю понимать, Лэм, почему лос-анджелесские полицейские питают к тебе такую «любовь». Ты прекрасно знал, что шумели не в этой квартире. Чего ради ты тянешь эту канитель?
  — Должно быть, ошибся, — стал оправдываться я.
  — А может, просто морочишь меня? — бросил Дейл, решительно шагнув к квартире 619.
  Нажал перламутровую кнопку. Никакого результата. Уверенно, повелительно, как и надлежит полицейскому, постучал в дверь костяшками пальцев.
  — Откройте! — потребовал Дейл.
  Минутная тишина, потом дверь распахнулась настежь.
  — Да входите же! — встретила нас раскрасневшаяся Берта. — Ну, что рты разинули?
  В углу истерично рыдала Вивиан Дешлер. Юбка сорвана. На ней были лишь бюстгальтер и трусики, те самые, разукрашенные затейливыми надписями.
  — Кто такая? — спросил Берту Кул Дейл.
  — Я — Берта Кул, партнер Дональда Лэма, — представилась она. — А сия развратная особа сейчас сделает вам чистосердечное признание. Она вместе с неким Дадли Бедфордом принимала участие в ограблении банка в Северном Голливуде. Они прихватили около сорока тысяч долларов наличными, и деньги спрятаны где-то тут, в ее квартире. Где деньги, милочка?
  — Не трогай меня! — заныла Вивиан Дешлер, защищая лицо руками.
  — Так где они, милочка? — продолжала наседать Берта Кул.
  — В стенном шкафу в чемодане! — зло выкрикнула Вивиан. — Не трогай меня! Не смей!
  — Загляните в чемодан, — буднично велела Берта Кул. Потом подошла к шкафу и, достав пальто, бросила его Вивиан Дешлер. — Прикройся, бесстыжая!
  Дейл обвел взглядом присутствующих.
  — Кто же все-таки убил Холгейта? — произнес он вслух.
  — И вы еще спрашиваете, — сказал я. — Эти трусики вы уже видели, не так ли? Она могла выведать у Мэкстона что угодно — и про коктейли и про все остальное.
  — Можете ее покараулить? — спросил Берту Кул Дейл.
  — Не сомневайтесь, от меня никуда не убежит, — заверила она. — Пусть только попробует — не поздоровится.
  — Поручаю ее вам, — отдал распоряжение Дейл. — А я загляну в чемодан.
  Через пару минут он появился с раскрытым чемоданом, в котором были аккуратно уложены пачки купюр. В этот момент в наружной двери щелкнул замок. Вивиан Дешлер раскрыла рот, собираясь издать предупреждающий крик. Берта Кул ударила ее в живот. Та, задохнувшись, сложилась вдвое. Входная дверь захлопнулась, и в комнату, весело улыбаясь, влетел Дадли Бедфорд. Увидев, что происходит, мгновенно потянулся за пистолетом. Но Дейл его опередил.
  — Вы арестованы! — рявкнул он. — Руки вверх!
  Бедфорд медленно поднял обе руки.
  — Лицом к стене! — приказал Дейл. — Руки назад!
  Бедфорд беспрекословно подчинился приказаниям. Дейл подошел ко мне, расстегнул наручники и защелкнул их на запястьях Бедфорда. Взглянул на меня, ухмыльнулся и, посмотрев на часы, обратился к Берте:
  — Вам поручается арестованная. Оденьте ее и доставьте в полицейский участок. Срочно! Не позднее девяти тридцати мне требуется получить от задержанных лиц полное признание.
  — Возьми в шкафу что-нибудь и накинь на себя, милочка! — пропела Берта. — Штанишки-то лучше снять. Там, куда ты едешь, всем абсолютно наплевать на то, что на них написано.
  Глава 15
  В четверть одиннадцатого шеф полиции Дейл вышел с заседания совета и направился к телефону. Подняв трубку, сказал:
  — Дайте полицейское управление Лос-Анджелеса. Мне нужен сержант Фрэнк Селлерс. — Увидев меня, подмигнул.
  Соединение заняло минуты две. Потом Дейл произнес:
  — Хэлло, Селлерс? Говорит Монтегю Дейл, шеф полиции Колинды. Дональд Лэм у меня. Насколько я понимаю, он объявлен в розыск. — Некоторое время Дейл, ухмыляясь, слушал. Потом заговорил: — Ладно, сержант, прекрати лезть на рожон. Да будет тебе известно, что никакого происшествия с участием Холгейта не было и в помине. Оно от начала до конца было вымышлено. Холгейт в пьяном виде 13 августа вечером стукнул полицейскую машину. Ему позарез нужно было выпутаться из той истории. Некто Бедфорд, приятель Холгейта, узнав о случившемся, посоветовал Холгейту для прикрытия повреждений машины состряпать версию о столкновении со спортивным автомобилем его приятельницы Вивиан Дешлер. Вивиан — также подружка Мэкстона, партнера Холгейта.
  Холгейту, не представлявшему, во что он влез, предложение, похоже, понравилось. А Вивиан Дешлер, уже пару раз сорвавшая со страховых компаний крупные вознаграждения за травмы на дорогах, попыталась и на этот раз вытрясти из страховой компании тридцать тысяч зеленых.
  Ее автомобиль был поцарапан несколько раньше, когда она, подавая назад, наехала на фонарный столб в Северном Голливуде. В это время она ехала со своим приятелем Дадли Бедфордом грабить банк. Они обчистили банк примерно на сорок тысяч.
  При содействии Дональда Лэма, который дал мне кое-какие ниточки, позволившие распутать это дело, я уже изъял похищенные деньги и все виновные полностью сознались.
  Не думаю, чтобы Холгейт знал, что его впутали в ограбление банка. Но ему стало известно, что девица предъявила страховой компании иск о компенсации за полученную в дорожном происшествии травму, и это его чертовски напугало. Потом заявился Лэм с его свидетельскими показаниями, и Холгейт, конечно, сообразил, что Лэм лжет, что Лэм — подставное лицо Бедфорда и что его показания подводят Холгейта под статью о подстрекательстве к лжесвидетельству.
  И тогда Холгейт решил во всем сознаться. Он поехал в свой офис, сел за пишущую машинку, предварительно позвонив Лэму, и принялся печатать письменное признание.
  Происходящее стало известно Дадли Бедфорду. Как только детективное агентство установило, что Дональд Лэм никакой не уголовник, только что вышедший на волю из Сан-Квентина, эта парочка поняла, что дело не выгорело. Бедфорд немедленно вызвал Вивиан Дешлер из Солт-Лейк-Сити. Вдвоем они направились в офис Холгейта и застали его печатающим признание в полицию.
  Завязалась дикая драка, и Холгейта избили до потери сознания. Прочитав признание, эти двое забрали его с собой, а Холгейта проволокли к машине. Потом вернулись. Отыскали свидетельские показания Лэма. Порылись в бумагах, чтобы удостовериться, не оставил ли Холгейт еще каких-либо письменных заявлений, и укатили. Девица вела машину Холгейта. Потерявший сознание Холгейт был в машине Бедфорда. Позднее он связал Холгейта, туго стянув руки и ноги, и оставил его с девицей. А Бедфорд один вернулся в офис за отчетом детективного агентства, который, как они обнаружили, выпал из лопнувшей сумочки Вивиан.
  Бедфорд застал там Дональда Лэма. Лэм выскочил в окно и сумел скрыться.
  Парочка поняла, что они влипли. Оставалось одно — убить Холгейта, подбросить тело в машину Дональда Лэма и подставить его в качестве убийцы.
  Думаю, не твоя вина, что ты попал на их удочку, сержант! Сработано было чисто. Но с помощью Лэма, а он здорово мне помог, удалось раскрутить все дело.
  Вивиан Дешлер, разумеется, постаралась выйти сухой из воды, обеспечив себе алиби. Она вернулась самолетом в Солт-Лейк-Сити, пересела там на самолет трансконтинентальной авиалинии и, представив дело так, будто она прилетела из Нью-Йорка, состряпала себе его.
  У меня имеются оба признания.
  Дорис Эшли, видевшая поврежденный автомобиль Вивиан Дешлер в половине четвертого, сразу после ограбления банка, была свидетельницей, которая вызывала у них беспокойство. И они договорились с детективным агентством, чтобы те установили слежку за ней и постарались узнать, не подозревает ли она насчет ограбления и не выдаст ли их полиции. Дадли Бедфорд даже завязал с ней интимные отношения, чтобы все разнюхать.
  Послушай, Дональд Лэм находится у меня, и, если ты настаиваешь на его задержании, я его задержу, но…
  Минуты две или три шеф полиции Дейл слушал, что ему отвечали на другом конце линии.
  Когда в трубке перестали раздаваться квакающие звуки, Дейл, рассмеявшись, сказал:
  — Ну, конечно. Тебе просто здорово не повезло, сержант! Так уж случилось, что мне повезло больше. Тут у меня были неприятности с муниципальным советом… Нет, ничего страшного. Все уладилось. Меня оставляют с большим повышением оклада, обещали добавить участку пять офицерских единиц, дать две патрульные машины и почти все остальное, что я просил. Мне причитаются еще и десять тысяч долларов обещанного банком вознаграждения за поимку грабителя. Так что у меня все в полном порядке. Хочешь что-нибудь передать Дональду? — Дейл, расплывшись в улыбке, продолжал слушать. — О’кей, — наконец сказал он и положил трубку.
  Повернувшись ко мне, протянул руку для пожатия и долго тряс мою.
  — Передал мне что-нибудь сержант? — спросил я.
  — Два слова, — ответил Дейл. — Убирайся к черту.
  
  1961 год.
  (переводчик: В. Михайлов)
  
  Холостяки умирают одинокими
  Глава 1
  Выйдя из лифта, я пересек коридор и распахнул дверь, украшенную табличкой «Кул и Лэм — частные расследования». За исключением девушки за письменным столом, в приемной никого не было. Я кивнул ей и пошел к двери, на которой значилось просто «Дональд Лэм». Ну и совпадение! Как раз в этот момент Элси Бранд, моя персональная секретарша, пала на колени, вылавливая унесенную сквозняком газетную вырезку, а кондиционер все старался да старался, швырял бумажку из стороны в сторону, а под конец загнал в угол под стол, и вот Элси уже подбиралась к ней на четвереньках.
  — Дональд! — воскликнула она и попыталась одновременно встать на ноги и натянуть подол юбки на колени.
  — Позволь мне!
  Я поднял вырезку и протянул Элси.
  — Спасибо.
  Она потянула к себе клок газеты, как вдруг мое внимание привлек кричащий заголовок, и я отдернул руку. Речь шла о женщине, ограбленной и изнасилованной в собственной квартире. Подобные инциденты произошли за последние три месяца трижды. На сей раз женщину задушили ее же шелковым чулком.
  — Опять что-то в том же роде?
  — Еще две вырезки схожего содержания… Дональд, зачем ты заставляешь меня этим заниматься?
  — Заниматься чем?
  — Альбомами с газетными вырезками о нераскрытых преступлениях.
  — Таким образом я оберегаю тебя от соблазнов. Разве ты не знаешь, что дьявол ищет незанятые руки, чтоб занять их своими делишками?
  — Лучше подыщи приличное занятие для своих рук, — сказала она. — Кстати, Берта Кул, твой неуемный партнер, с нетерпением ожидает Дональда Лэма.
  — В каком настроении?
  — В наипрекраснейшем. Такого не наблюдалось много месяцев. Она буквально сияет.
  — Небось получила от кого-нибудь гонорар в пять долларов.
  Я зашел в свой кабинет, просмотрел почту, вернулся к письменному столу, над которым склонилась Элси, расклеивая свои вырезки. Глянул поверх ее плеча. Она инстинктивно прикрыла рукой вырез платья.
  — Ложная тревога, — успокоил я ее. — Вовсе и не смотрю. Вернее, смотрю на вырезки.
  — Ты меня нервируешь своими заходами с тыла и взглядами сверху.
  — А ты меня нервируешь все время. Что за странная идея, например, возиться с вырезкой о Томе-соглядатае в мотеле? Я не ошибаюсь. Том-соглядатай — так, кажется, называют сексуальных маньяков, подглядывающих в окна за голыми женщинами? Тебе велено обращать внимание на серьезные дела, способные заинтересовать полицию.
  — Понятно. Но я не могла пренебречь заметкой. У нее развивающийся сюжет. Второй случай с Томом-соглядатаем за последние три дня. Оба — в одном мотеле. Есть такой на побережье «Плавай и загорай».
  Я пробежал глазами вырезку. Агнес Дейтон из Санта-Аны остановилась в мотеле на ночь. Выйдя из душа, она узрела физиономию, припечатавшуюся к окну. Пережитый испуг лишил ее способности снабдить полицию точным описанием злоумышленника. Зато у полиции была приличная информация из другого источника. Аналогичное приключение выпало на долю Элен Кортис Харт, сотрудницы салона красоты из Финикса. Предположительно, она столкнулась с тем же Томом-соглядатаем тремя днями раньше.
  — Зауряднейшая история, но, пожалуй, сохрани вырезку, — сказал я Элси и вышел в холл.
  Указав большим пальцем на Бертину дверь, вопросительно поднял брови. Секретарша покачала головой, показывая, что у Берты никого. Я открыл дверь и вошел.
  Берта Кул — паровой каток весом в сто шестьдесят фунтов. Ей давно уже под пятьдесят, а может, больше шестидесяти. У нее сверкающие глазки, острый язычок, она любит и умеет богохульствовать и весьма воинственна.
  — Дональд, — произнесла она, едва я закрыл за собою дверь, — что за дурацкая выдумка с этими вырезками из газет? Элси сидит и только кромсает периодику…
  — Зато при деле, когда нет ничего другого.
  — Но клей и альбомы стоят денег! — рявкнула Берта. — Почему бы не хранить вырезки в старых конвертах? Куда дешевле… И вообще, на кой черт нужны эти вырезки?!
  — Для обходных маневров.
  — То есть?
  — Когда полиция идет по какому-нибудь следу за нами по пятам, можно подбросить им отвлекающую версию и снизить напряженность.
  — Тьфу! Ну, этот фокус пару раз у тебя получился и теперь стал навязчивой идеей. Во-первых, полиция не так легко клюнет на ту же удочку, они-то твои замашки уже знают. А во-вторых, мы не собираемся в дальнейшем работать на паях с полицией.
  — Откуда вам сие известно?
  — Известно, и все тут. Мы будем развивать наш бизнес на здоровой, прочной, безопасной основе. Именно такому бизнесу посвящала я себя, но в мою жизнь нахально вперся ты, а с тобою вместе появились балансирование на краю пропасти, рисковые ситуации, поединки с полицией и вообще привычка обращать мелкие, рутинные события во всемирно-исторические драмы. В те времена я могла спать по ночам, — продолжала Берта элегически. — У меня не было проблем с давлением или язвой.
  — Зато были проблемы в банке.
  — Все равно, — возразила она, — я намерена вернуть наш бизнес на старые рельсы. Мне не нужны среди клиентов бродяжки.
  — Как понимать — бродяжки среди клиентов?
  — Да ты все прекрасно понимаешь: эти длинноногие загадочные женщины, которые порхают вокруг тебя, как ночные бабочки вокруг фонаря на веранде. Ткни пальцем в любую — бродяжка! Вляпалась в жуткую историю и кинулась по твою душу со сладкими речами и невинной физиономией… Ко мне не идут, я ведь за милю чую, что они такое. То ли дело ты: сразу клюешь на их липовую чистоту, на их грезы да слезы.
  — Ладно… Что толку спорить в такую рань! Зачем вы хотели видеть меня?
  Лицо Берты расплылось в улыбке:
  — Дональд, мы добились своего!
  — Чего?
  — К нам потянулись клиенты, о которых я всегда мечтала: крупные, основательные, солидные бизнесмены; и проблемы у них солидные, не чета твоей публике.
  — А если поподробней?
  — Его имя — Монтроуз Л. Карсон. Президент Карсоновского фонда, и не придирайся, пожалуйста, к имени.
  — Как тут не придраться! С таким именем впору держать букмекерскую контору.
  — Не говори глупости. Он сама респектабельность.
  — Чем он занимается?
  — Надзирает за недвижимостью.
  — Инженер-смотритель?
  — Надзирает не в этом смысле. Он подыскивает потенциальные деловые точки, подсчитывает, сколько машин проезжает мимо за день, сколько людей проходит. Изучает соседние объекты, работающие рядом магазины и офисы. А потом решает, какой бизнес будет процветать на данном перекрестке и какую прибыль можно здесь выжать из недвижимости. Сделав свои прикидки, он направляется к владельцу земельного участка и заключает долгосрочное соглашение, причем берет на себя обязательство построить здание, права на которое перейдут к землевладельцу после оговоренного срока.
  — Я внимательно слушаю.
  — Ну вот, затем он находит заинтересованное в таком доходе лицо и берет в субподрядчики. Выплаты по займу достаточно велики, ежемесячные взносы за здание формируются за счет ренты. Так что все довольны.
  — При условии, что бизнес приносит прибыль.
  — Приносит, приносит. Именно так мистер Карсон зашибает большие деньги. Именно отсюда его успех. Он так ловко подбирает деловые точки, что субподрядчик обязательно извлекает из своего нового магазина хорошую прибыль.
  — Итак, как я понял, этот Монтроуз Л. Карсон весьма предприимчив… Кстати, как расшифровывается буква «Л»?
  — Ливайнинг. Ли-вай-нинг. А предприимчивости ему и впрямь не занимать. Как раз таких людей мы должны держаться. Сума да тюрьма — такого нам больше не надо.
  — При чем тут тюрьма да сума?
  — А вокруг чего вертелось твое последнее расследование?
  — Тьфу! Это все идеи сержанта Фрэнка Селлерса, а вы на них купились!
  — Как бы там ни было, мы созданы для того, чтобы вести дела на масштабном, индустриальном уровне. Кстати, у Карсона есть одна мощная штука в пяти милях от Палм-Спрингс, на дороге в Индио.
  — Ладно. Чего же хочет Монтроуз Л. Карсон?
  — Его операции требуют секретности.
  — Ну и что?
  — Она нарушается.
  — Каким образом?
  — Он не знает. И хочет, чтоб разузнали мы.
  — Но что там происходит?
  — У него есть конкурент, некто Герберт Джейсон Даулинг, руководитель одноименной компании.
  — Продолжайте.
  — В последнее время Карсон затратил уйму времени и денег на разведку, прицениваясь к возможностям потенциального арендатора, и вдруг цифры каким-то образом очутились в распоряжении Даулинга, и тот в результате уложил Карсона на обе лопатки. Даулинг просто предложил чуть больше, чем намеревался предложить Карсон, и заполучил аренду, да и вообще увел из-под Карсонова носа все дело.
  — Вполне вероятно, что Даулинг располагает более совершенными методами оценки, чем Карсон.
  — В том-то и фокус, что не располагает, — возразила Берта. — Чтобы произвести такую оценку, необходимо разрешение полиции, потому что по мостовой прокладывают тонкий шланг, который посредством пневматики фиксирует на счетчике каждый проезжающий автомобиль. А наблюдатели подсчитывают пешеходов. Если две компании одновременно изучают перекресток, они могут напороться друг на друга. Мы с мистером Карсоном тщательно взвесили все обстоятельства: он утверждает, что Даулинг несомненно пользуется его материалами. Нас он просит найти дырку, через которую утекает информация.
  — Итак? — спросил я.
  Берта просияла, воздев руки в экспансивном жесте, которому проаккомпанировало сверкание бриллиантов.
  — Все уже продумано.
  — А именно? — уточнил я, отлично понимая, что Берта черновой работой заниматься не будет и оперативника для этой цели на стороне не наймет.
  — Тебе отводится роль лакмусовой бумаги. У тебя есть участок на перекрестке улиц Айви и Деодарс.
  — Угу. Мне его поднесли в дар. Как лимон. Или как белого слона, — подхватил я. — В счет гонорара, если помните. Вы его в таком виде не приняли, и я отдал вам вашу долю деньгами…
  — Знаю, знаю, — нетерпеливо проговорила Берта. — Суть в том, что Карсон состряпает разрешение на обследование и обсчет этого участка. Цифры там будут сильно преувеличены: и по машинам, и по пешеходам. Перекресток наметят под бензозаправку… Учти, в конторе Карсона только четверо из работников могут снабжать информацией Даулинга. Под строжайшим секретом Карсон расскажет каждому из этих людей о твоем участке. Одному — что он сдается за двести пятьдесят долларов в месяц, другому — что за триста пятьдесят, третьему — за четыреста пятьдесят, четвертому — за пятьсот пятьдесят. Если подозрения Карсона верны, Даулинг подошлет к тебе кого-нибудь. По предложенной сумме мы сможем определить, кто работает на Даулинга.
  — Вы хотите сказать, ко мне придут сюда, в детективное агентство?
  — Не говори глупости! Ты не будешь иметь ни малейшего отношения к детективному агентству. Просто молодой человек, заработавший достаточно денег, чтоб дальше не работать; а участок у тебя — один из многих. Ты поселишься в холостяцкой квартире, где якобы живешь безмятежной, праздной жизнью: посещаешь разные спортивные матчи и бега, вращаешься в обществе красивых женщин и абсолютно равнодушен к деньгам, их тебе хватает.
  — А как с квартирой?
  — О ней позаботились, — сказала Берта, достав из стола ключ. — Холостяцкое гнездышко в жилом доме, который принадлежит Карсону. Въедешь под своим именем, а вот застать тебя будет нелегко.
  — Чем я там стану заниматься?
  — Чем положено заниматься на досуге джентльмену. Я уже сказала… Черт побери, от такой перспективы можно сойти с ума: я батрачу в конторе, а ты прохлаждаешься за чужой счет на футбольных матчах, конских скачках, в коктейль-барах и первоклассных ресторанах.
  — Один?
  — По большей части да. Таким образом сократятся расходы.
  — Даулингу это покажется подозрительным, он не станет иметь дело со мной. Лучше пусть кто-нибудь ко мне присоединится.
  — Намотай себе на ус, — сказала Берта, — не вздумай раздувать счета на этой операции. Карсон и так делает все возможное. За день твоей работы мы получим пятьдесят долларов плюс гонорар за идею.
  — Прекрасная идея, — заметил я, — особенно если сработает.
  — Еще как сработает, — пообещала Берта.
  — И долго ждать птенцов из этих яиц?
  — В течение недели. Карсон намерен оплатить недельные расходы.
  — Расходы немалые. Судите сами: матчи, скачки, выезды с дамами в…
  — Пошел ты к черту! — заорала Берта. — Подумаешь, миллионер выискался. Да ты просто мелкий деляга, кому позарез нужны эти деньги — от двухсот пятидесяти до пятисот пятидесяти. Не мечтай о своей любимой роли: очарованный принц в толпе бродячих красоток, которые…
  — А ведь придется платить и женщинам, — встрял я.
  — Что?! — завопила Берта. — Платить женщине за то, что ее угощают обедом? О чем, черт побери, ты толкуешь?
  — При сделке платят…
  — Возьми эту свою секретаршу с телячьими глазами. Она их с тебя не сводит. Эти ее облегающие свитера! И эти блузки с низким вырезом! О боже! Иди-ка ты отсюда подальше. И не раздувай счета. Нам предложили крупное дело. Такими нам и следует заниматься. Давай бери с собою Элси. Скажи, что она на работе, и пусть заказывает блюда подешевле да ограничится парой рюмок за вечер!
  — Когда начинать? — спросил я.
  — Чем скорей, тем лучше. Игру с утечкой информации Карсон начнет сегодня.
  — А он уверен, что наблюдатели с перекрестков не имеют отношения к утечке?
  — Они не знают всех данных. Только четверо сотрудников имеют доступ к оценочным материалам и знают об их назначении.
  — Ладно, я поговорю с Элси. Выясню, согласна ли она принимать ухаживания на таких условиях.
  — Она клюнет с такой готовностью, что выпрыгнет из своего платья. О господи, хотела бы я видеть, как это случится… Думаю, теперь ни к какой другой работе ее не приохотишь. И прежде чем дело завершится, она вопьется в тебя когтями и потащит к алтарю… Если она добьется своего, единственным свадебным подарком, какого ты от меня дождешься, будет открытка с… Ладно, убирайся прочь и приступай к работе.
  Глава 2
  Просмотрев меню, Элси Бранд вздохнула:
  — Придется, наверное, заказать бифштекс за три двадцать пять.
  — А почему не филе-миньон за пять? — возразил я.
  — Берта упадет в обморок.
  — Ты должна есть досыта.
  — Берта, возможно, другого мнения.
  — Ты должна поддерживать свою сопротивляемость на уровне.
  — Сопротивляемость чему?
  — Кто знает заранее? Может быть, болезнетворным микробам.
  — Разве ты болезнетворный микроб, Дональд?
  — Какое там! Я вирус. Большая устойчивость против антибиотиков.
  Надо мною нависла официантка, и я распорядился:
  — Два филе-миньона. Один «Манхэттен», один сухой мартини, коктейли с креветками и салат под соусом.
  Она ушла.
  Элси взглянула на меня и покачала головой.
  — Не волнуйся, — сказал я. — Берта все примет как должное. В расходной ведомости будет указано: обед — два гамбургера по доллару и двадцать пять центов, остальное включу в счета за такси.
  — Берта потребует квитанции и объяснения, почему ты брал такси, если агентство располагает собственной машиной.
  — А я отвечу: из опасения, что номер засекут, заметил слежку.
  — Дональд, ты на самом деле всегда так поступаешь?
  — Как — так?
  — Проделываешь все эти трюки, о которых говоришь? Никогда не понять, шутишь ты или говоришь правду.
  — Добрый знак!
  — Можешь объяснить, каким делом мы занимаемся в данный момент?
  — Нет. Оно сугубо конфиденциальное. Твоя задача — играть роль моей девушки.
  — И давно по этому сюжету мы знакомы?
  — Достаточно.
  — Достаточно для чего?
  — Для того, чтоб ты называлась моей любовью.
  — Платонической, страстной, с видами на будущее?
  — Неужели перед путешествием ты обязательно изучаешь карту?
  — Я хочу знать, где расставлены светофоры.
  Появилась официантка с напитками.
  — Ну так выпьем же за сопротивляемость. Ибо никаких светофоров нет.
  Она подняла было стакан, потом, поколебавшись, произнесла:
  — За виды на будущее, каким бы оно ни оказалось.
  За обедом мы просидели долго. Я сказал, что она должна сопровождать меня до моей холостяцкой квартиры: такова воля Берты.
  — И что же дальше? — поинтересовалась Элси.
  — Дальше я интересуюсь почтой, переминаюсь с ноги на ногу около лифта, настаиваю, чтоб ты поднялась ко мне, а ты просишь, чтоб я проводил тебя домой.
  — Зачем эта сцена?
  — Она докажет всему вестибюлю, что я нормальный.
  — В смысле — влюблен?
  — Я облек эту мысль в дипломатическую форму.
  — А что, если я не стану проситься домой, позволю уговорить себя посмотреть гравюры?
  — Там нет никаких гравюр. И вообще, мало ли что может произойти. — Она явно продолжала тешиться своими коварными замыслами. — Более того, — продолжал я, — Берта заранее предусмотрела такую ситуацию. Мне не следует тебя провожать. Ей кажется, в вестибюле могут быть соглядатаи. А потому я должен сохранить хладнокровие, заказать такси и отправить тебя восвояси.
  — И ты меня не проводишь?
  — Нет.
  — Не очень-то вежливо.
  — Вежливости Берта от меня не требует. Одну только деловую активность.
  — Ты пляшешь под ее дудочку?
  — Слегка подыгрываю.
  В машине Элси о чем-то размышляла.
  И вот — вестибюль. Я подошел к стойке, спросил почту, затем разыграл сцену у лифта. Элси уже приготовилась подняться со мной. В глазах ее вспыхнули озорные огоньки, и она, кажется, в упор не видела длинноногую блондинку, которая бросала на нас ледяные оценивающие взгляды.
  — Ладно, пойдем, — сказал я Элси. — Не ломайся. Просто хочется угостить тебя.
  Клерк демонстративно занимался чем-то, вроде нас совсем не слушает, а уши оттопырились аж на целый фут.
  — Ну, — колебалась Элси, — конечно, надо бы домой, но, Дональд…
  — Посмотри на блондинку, — шепнул я.
  — Уже посмотрела, — понизила голос и Элси, — поэтому и хочу подняться с тобой.
  Я демонстративно вздохнул и громко заявил:
  — Что ж, если ты настаиваешь, — придется взять такси.
  — Ты не хочешь проводить меня?
  — Нет. У меня срочные дела.
  Элси была готова пуститься во все тяжкие. И я, взяв под локоток, повел ее к двери, усадил в машину, зарядил шофера адресом и денежками, поцеловал Элси в щечку и возвратился в вестибюль.
  Блондинка явно дожидалась меня.
  — Мистер Лэм?
  Я отвесил вежливый поклон.
  — Так-таки не приняла угощение?
  Глаза провоцируют, но на устах — вполне приличествующая обстановке улыбка.
  — Нет, — отвечаю.
  — Что ж, а я приму. У меня есть тема для дискуссии, более уместной наверху, нежели здесь. Виски найдется?
  Я кивнул.
  — И содовая?
  Снова кивок.
  Мы вдвоем направились к лифту. Клерк кинул нам вдогонку любопытный взгляд и тотчас вернулся к своим делам. Мы вышли из лифта, я устремился с ключом к своей двери. Блондинка вдруг сказала:
  — Больно длинные у него уши.
  — У кого?
  — У клерка.
  — Просто любопытен.
  — И как любопытен! Стоило спросить вас, он меня сразу смерил с головы до ног.
  — Он в любом случае сделал бы то же.
  Она засмеялась, пересекла комнату и присела на край кушетки. А я прошел на кухню, приготовил ей виски с содовой, для себя джин с тоником и вернулся к ней. Блондинка закинула ногу на ногу, демонстрируя их длину и высокое качество чулок.
  — Полагаю, — промурлыкала она, — я раздразнила ваше любопытство?
  — А я раздразнил ваше?
  — По-моему, именно так люди знакомятся, чтоб потом завоевывать позиции.
  — Хотелось бы знать, какую позицию завоевываете вы?
  Она снова засмеялась и заметила:
  — Как раз об этом я хотела спросить вас.
  — Но я вас опередил.
  — Ол-райт. Я к вам с деловым предложением.
  — А точнее?
  — Вам принадлежит участок на углу Айви и Деодарс?
  — У вас какие-то виды на сей счет?
  — Да, есть кое-какие. А вы никакие планы не вынашиваете?
  — По поводу участка?
  — По поводу участка.
  — Вынашивать-то вынашиваю, но расспросов не выношу.
  — Может, вынесете на обсуждение?
  — Не люблю ничего выносить, особенно сор из избы.
  — Не сдадите ли вы участок в аренду?
  — Честно говоря, не знаю, — гласил мой ответ. — Хотелось бы кое-что построить, но…
  — Влетит в копеечку.
  — А не связаны ли вы со специалистами по недвижимости?
  — В некотором роде связана. Я налаживаю связи между людьми.
  — С кем вы намерены связать меня?
  — Скажу прямо сейчас, нужные бумаги при мне.
  — Готов выслушать, — мгновенно откликнулся я.
  — Четыреста шестьдесят пять долларов в месяц за долгосрочную аренду участка под строительство здания. Оно перейдет к вам по истечении договора.
  — Четыреста шестьдесят пять? — повторил я. — Какое совпадение! Мне предложили… Словом, буквально на днях я получил другое предложение…
  — Знаю, — сообщила блондинка, — четыреста пятьдесят. У нас на пятнадцать долларов в месяц больше. Это сто восемьдесят долларов в год. На сто восемьдесят долларов можно приобрести много замечательных вещей.
  — Каких, к примеру?
  — Допустим, цветы, — предположила она. — Цветы для молодой особы, уехавшей на такси. И такси тоже можно оплатить из этих денег, разумеется, если она каждый вечер будет возвращаться домой.
  — А если не каждый?
  — Тогда сто восемьдесят долларов найдут себе другое применение.
  — Придется обдумать, — сказал я.
  — Долго?
  — Пока не созреет решение.
  — У моих знакомых есть и другие участки на горизонте. Они хотели бы знать…
  — Как скоро?
  — Завтра.
  — Согласитесь, все слишком скоропалительно.
  Она согласилась:
  — Еще бы. Потому-то я здесь. Вы обдумываете перспективу поставить на перекрестке бензоколонку. Да, да, моим людям нужен перекресток. Не сам по себе. Им важнее другое — максимум кранов под их бензин. Конкуренция сильна, значит, противников надо блокировать.
  — И вас наняли изловить меня здесь, в ночной тиши?
  — Меня попросили наладить с вами контакт. Я обратилась к клерку. Оказалось, вас нет дома. Договорилась: когда вернетесь, мне на вас укажут. С вами была дама, естественно, я держалась в сторонке. Если бы ваша настойчивость увенчалась успехом, пришлось бы мне дожидаться утра. Пусть вас не шокирует моя грубая откровенность, даже цинизм — я именно такая и другой не хочу выглядеть. — Она сменила позу, по-новому скрестив ноги, и улыбаясь добавила: — И не стоит заблуждаться, Дональд. Я не святая дева и не уличная девка. Я занимаюсь бизнесом и нахожусь здесь тоже ради бизнеса.
  — А я даже имени вашего не знаю.
  — Бернис Клинтон. Занимаюсь свободным бизнесом, ни от кого не завишу и намерена сберечь свою независимость… Теперь о перекрестке. У вас готовы взять его в аренду, но предложение в силе до двенадцати часов завтрашнего дня. Думаю, вам удастся выбить еще сорок восемь часов для обсуждения деталей. По-моему, первое предложение тоже ограничивает вас завтрашним полуднем. Верно?
  — Откуда вам известно?
  — Я сотрудничаю с конкурирующими организациями, и мы стараемся, конечно, следить за деятельностью наших соперников. Финансовая сторона происходящего мне неизвестна. Я ничего не знаю о компании, которая связалась с вами первой. Но знаю, что она конкурент нашей. Мы не хотим, чтоб та компания захватила ваш участок. Не в наших интересах, чтоб они продали хоть на галлон больше бензина, чем мы… Итак, я выложила карты на стол.
  — Итак, вы предлагаете…
  — Четыреста шестьдесят пять долларов.
  — А если четыреста семьдесят пять?
  Она покачала головой, изучая мою мимику, потом торопливо бросила:
  — Не думаю. Могу узнать и сообщить вам, но вообще-то вряд ли. Мне даны полномочия завершить сделку на четырехстах шестидесяти пяти долларах прямо сейчас.
  — Чтоб оформить аренду, нам потребуются адвокаты.
  — Конечно, — согласилась она. — Но пока достаточно вашего письменного согласия, а с формальностями можно покончить завтра поутру.
  — По-моему, понадобится море бензина, чтоб арендатор осилил ренту, воздвиг здание и…
  — Предоставьте нам эти заботы.
  Она допила свою порцию, встала, разгладила юбку и, вызывающе улыбаясь, сказала:
  — Ну так что, сейчас — баиньки, а уж потом опять сюда — оформлять сделку?
  — Никак не могу расстаться с этой идеей, ну, знаете…
  — Какой идеей? — подхватилась она, а глаза тревожные…
  — Четыреста семьдесят пять.
  — Ах это!
  — Это! — откликнулся я как эхо.
  — При наличии твердой цены четыреста шестьдесят пять я выясню, каковы мои возможности.
  — Не готов к твердым ценам. Предпочитаю подождать.
  — Нам не хотелось бы, чтоб вы выложили наше предложение конкурирующей фирме и натравили нас друг на друга. Мы не любим работать в таком режиме. Я призываю вас решиться немедля.
  — По принципу — либо соглашаемся, либо разбегаемся?
  — Зачем же так резко?
  — В любом случае сейчас я не приму решения. Не можем мы обсудить вопрос завтра утром, часов в десять?
  Она улыбнулась и отрицательно покачала головой:
  — Договоримся так. Я позвоню вам, Дональд… Когда вы просыпаетесь?
  — Около половины восьмого.
  — Чем будете заняты до восьми?
  — Бритьем и завтраком.
  — И телефонными переговорами?
  — Не исключено.
  — Мне это не по вкусу, — заявила она, — вернее, нашим людям. Так что ограничу свое предложение четырьмястами шестьюдесятью пятью.
  — И в десять позвоните, чтобы узнать ответ.
  — Я позвоню где-нибудь между полуднем и вечером. Тогда вы и сообщите мне об итогах. А теперь — спокойной ночи.
  Глава 3
  Едва я открыл дверь, Элси подняла голову:
  — Блондинка дождалась тебя?
  — Куда ей деваться, дождалась.
  — По поводу гравюр?
  — Нету, нету у меня гравюр, говорил же.
  — Но проверить не дал.
  — Сама сказала, что не будешь подниматься ко мне.
  — Да ты же меня носом ткнул, как кутенка в лужу.
  — Был поглощен мыслями о блондинке.
  — На сей счет даже и не сомневалась.
  — Какая на сегодня криминальная ситуация? — спросил я, поспешно меняя тему разговора.
  — Сейчас занимаюсь делом женщины, которая ошибочно идентифицировала насильника-садиста. Ужас!
  — Ты о происшествии?
  — Нет, об идентификации. Жертва без колебаний опознала одного мужчину. И он получил бы что полагается по закону. Да вот посчастливилось, полиция при расследовании другого преступления поймала настоящего злоумышленника. Он во всем признался. Посмотри-ка на фотографии. Между этими людьми нет ни малейшего сходства.
  — Бывает! Когда-нибудь законники проснутся, протрут глаза и увидят, что лучшие аргументы — вещественные улики, а худшие — свидетельские показания, особенно полученные таким образом.
  — Каким?
  — Жертва еще лежала на больничной койке, когда полиция показала ей фотографию подозреваемого мужчины. Они рассказали ей, как он утверждал, что у него есть алиби, как оно не прошло проверку и как они уверены, что пойман тот самый человек. И она согласилась. Через пару часов они втолкнули мужика к ней в палату. Женщина закричала, закрыла лицо руками, разрыдалась: «Это он! Это он!»
  — А как им следовало поступить? — спросила Элси.
  — Показать одновременно подозреваемого и нескольких мужчин. Иначе идентификация гроша ломаного не стоит. Да и тогда надо удостовериться, что они не жульничают.
  — Кто?
  — Полиция.
  — Сплошная рутина, — заявила Элси. — Ведь тебя не интересуют…
  — Меня интересует все, что относится, так сказать, к серийному криминалу. Одиночные преступления не интересны. Иное дело — повторяющиеся. Преимущественно те, чьего автора полиция не смогла установить.
  — А если устанавливает?
  — Тогда возьми свой альбом и сделай пометку на полях, что преступник пойман и предстал перед судом. Если он удостоился приговора, этот факт тоже зафиксируй.
  — Так можно всю контору забить вашими гроссбухами.
  — И надеюсь, они пригодятся, — парировал я ее выпад. — Если полиции что-нибудь втемяшится в голову, она как в шорах.
  — И как ты привьешь ей широту мышления?
  — Никак, в том-то и дело. Единственная приемлемая тактика — пустить свой паровоз по их рельсам и дождаться столкновения.
  Элси вдруг изрекла:
  — Какие-то у тебя, Дональд, завихрения.
  — Замолчи, — сказал я. — Ты сейчас похожа на Берту Кул.
  — Изжарь меня как устрицу, — произнесла Элси голосом Берты.
  Улыбнувшись ей, я прошествовал в свой кабинет… А через десять минут я предстал перед Бертой с отчетом.
  — Мне предложили четыреста шестьдесят пять, — начал я.
  Глаза Берты сверкнули:
  — Дело сделано. Прореха найдена.
  — Кто же это?
  Берта заглянула в карточку, испещренную именами и цифрами.
  — Айрин Аддис, сравнительно недавнее приобретение фирмы, персональный секретарь Карсона и младшего партнера Дункана Е. Арлингтона.
  — Как мы поступим?
  — Я позвоню мистеру Карсону и расскажу, благодаря кому утекает информация.
  — И получите компенсацию за… за сколько дней?
  — За два.
  — Слишком легко и просто…
  — Что легко?
  — Разгадать такую загадку.
  — Все загадки легки, ежели задействовать сообразительную голову.
  — Кто еще знал о сделке?
  — Никто. Подозревали четверых.
  — Не нравится мне это дело, — заявил я.
  — Почему?
  — Чересчур легкое.
  — Ты повторяешься.
  — Значит, вы собираетесь обрушить кару на Айрин Аддис?
  — Я собираюсь изложить факты клиенту.
  — С экономической точки зрения вы просто выбросите эту Аддис на свалку. Ее уволят за разглашение секретных сведений, и никто больше не примет ее на службу. Всякий, кто поинтересуется мнением Карсона…
  — Не строй из себя покровителя страдальцев. Она сама виновата.
  — Ладно, — сдался я. — Как быть с квартирой?
  — Можешь пользоваться в течение месяца. Если пожелаешь, даже для своего флирта, лишь бы не мешало работе. Квартира оговорена в соглашении с Карсоном. Дом принадлежит ему, хотя юридически собственностью заправляет подставная компания. Квартирная плата внесена за тридцать дней.
  — А как с ролью пресыщенного аристократа на отдыхе?
  Лицо Берты перекосилось.
  — Если ты собираешься и дальше выводить в свет свою лупоглазую секретаршу за счет агентства, отвечу коротко: для таких расходов счет закрыт. С этой самой минуты!
  — Так было приятно, когда он существовал. Кое-какие агентства растянули бы эту привилегию на больший срок.
  — На какой еще срок?
  — Пока не убедились бы, что их информация достоверна.
  — Что ж, я убеждена! — рявкнула Берта. — Так что закрывай свой счет именно сегодняшним числом, чтоб я могла сразу представить его мистеру Карсону. Мы еще посмотрим, какую сумму ты накрутил прошлой ночью со своими бредовыми фантазиями о расходах.
  — Я предупреждал Элси насчет шампанского, — промолвил я обидчиво.
  — О чем, о чем? О шампанском?! — прошипела Берта.
  Я вышел, захлопнув за собою дверь.
  Глава 4
  Элси Бранд встретила меня с ножницами в одной руке и изрезанной газетой в другой. Прямо меч и щит!
  — Как там Берта, оставила нас в деле?
  — Сегодня ужинаешь за собственный счет. Берта вне себя.
  Элси состроила гримаску:
  — Мог бы быть с ней понежнее.
  — Берта на нежности не вдохновляет. Нет ли новостей о Томе-соглядатае?
  — Никаких. Многого ты от него ждешь! Не может ведь он каждую ночь выходить на работу!
  — На его месте я бы выходил.
  — О, ты, пожалуй, смог бы. Если судить по тому, как ты заглядываешь мне за вырез.
  — Вырез есть вырез… Ну-ка, зачитай мне его словесный портрет в первом репортаже.
  Она полистала альбом.
  — Вот как его описывает Элен Корлис Харт, первая жертва нападения.
  — Которая работает в салоне красоты в Финиксе?
  — Точно.
  — Читай!
  Элси погрузилась в газетную вырезку:
  — «Немолодой мужчина лет сорока восьми, кажется, хорошо одетый, с крупными чертами лица, густыми бровями». Думаю, для тебя здесь не так уж много материала, Дональд.
  Я ухмыльнулся:
  — А за тобой вчера никто не увязался? Никто тебя не преследовал?
  — Ни души не заметила. Хотя все время смотрела через заднее стекло. Дональд, боюсь, хороший оперативник из меня не получится. Когда мы работаем по делу, у меня мурашки по спине бегают.
  — В других случаях обходишься без мурашек.
  — Будет тебе, — заулыбалась Элси. — Отправляйся в свой кабинет и берись за почту, у тебя куча писем на столе.
  — Стоит ли отвечать на письма? Человек, получивший письмо в ответ на письмо, которое он отправил, отвечает на письмо, которое ты написал. Порочный круг. А он может довести Берту до обморока. Представляешь, как возрастут почтовые расходы!
  Я направился в свой кабинет и погрузился в чтение. Ничего экстраординарного там не обнаружилось, просто одно-два заурядных дела, с которыми надо было поскорей покончить. В общем, я попросил Элси вооружиться стенографическим блокнотом, и мы приступили к работе.
  Я уже дошел до середины второго письма, как вдруг дверь распахнулась и Берта Кул встала на пороге, косясь на коленки Элси с холодным неодобрением. Я испытующе воздел бровь.
  — Монтроуз Карсон, — провозгласила Берта. — Он сидит у меня и преисполнен желания поговорить с тобой. Я пыталась убедить, что наши услуги ему больше не нужны, но он настаивает на обратном.
  Я подмигнул Элси и сказал:
  — Может быть, мне удастся так подать ситуацию, что служебные расходы будут продлены на сегодняшний вечер и ты, Элси, удостоишься ужина в ресторане, но, прошу, не заказывай на этот раз импортного шампанского. Ограничь себя добрым домашним…
  — Импортное шампанское! — взвилась Берта. — Чем, черт побери, вы занимались прошлой ночью?
  — Заманивали жертву в ловушку, — ответил я.
  — О боже! Мне надо было нанять для работы женщину. Сколько денег я сэкономила бы! Из-за твоих трали-вали с секретаршей…
  Элси вмешалась:
  — Он шутит, миссис Кул. Я не пила вчера шампанского. Ни капли.
  Берта испепеляющим взглядом посмотрела на меня:
  — Ах ты, с твоим пресловутым чувством юмора! В один прекрасный день кто-нибудь так даст тебе по губам…
  — Уже! — откликнулся я.
  — Одного урока, видно, недостаточно. Пошли ко мне, побеседуешь с Карсоном. И заклинаю, помни, я взяла курс именно на такой бизнес. Твоя тяга к криминалу доведет меня до язвы.
  — К какому криминалу?
  — Который возникает, едва ты ввяжешься в дело. Ты притягиваешь к себе преступления, как магнит — железные опилки. Ты башковит, хотя и пройдоха, и только твои мозги спасают тебя от решетки. Но когда-нибудь ты оступишься, и останется от тебя только пара цифр — персональный тюремный номер. Тогда у тебя не будет времени любоваться нейлоновыми нарядами.
  Берта кинула на Элси красноречивый взгляд, та устыдилась своих скрещенных ног и сжала коленки.
  Берта развернулась и выплыла прочь.
  — Мне кажется, я ей не нравлюсь, — вздохнула Элси.
  — Сотрудничество подразумевает высочайшее взаимное уважение.
  — Это в прошлом, — возразила Элси, не отводя глаз от двери, за которой исчезла Берта.
  — Впрочем, достаточно и усредненных величин, — продолжил я. — Сердечных чувств Берта к тебе не испытывает. Зато я уравновешиваю ситуацию своим непреходящим пылом, который…
  Элси пригрозила мне блокнотом — вот-вот бросит, и я последовал за Бертой через приемную в ее кабинет.
  Монтроузу Карсону было немного за пятьдесят. Слегка сутул, нос длинноват, подбородок выступает вперед, глаза пронзительные — более пронзительных я в жизни не встречал. У него привычка (или отработанный прием?) слегка наклонять голову, отчего глаза под кустистыми бровями сверкают еще ярче. Могу представить, как трепещут подчиненные под этим взором.
  — Мой партнер Дональд Лэм, — произнесла Берта.
  Карсон подал мне холодную костлявую руку — прямо как из холодильника. Пожатие, однако, оказалось крепким. Глаза буквально впились в мои.
  — Мистер Лэм, мне доставляет удовольствие…
  — Рад познакомиться с вами, мистер Карсон, — встрял я и уселся.
  — Я сообщила мистеру Карсону, как обстоит дело, — заговорила Берта. — Но он чем-то неудовлетворен.
  — Просто не могу поверить, что Айрин Аддис способна предать меня.
  — Почему, собственно, если вы не возражаете против вопроса? — отреагировал я.
  — Она производит хорошее впечатление. Весьма милая девушка, спокойная, деловитая и вместе с тем живая… Короче, настоящая леди и… опять-таки очень человечная.
  — Сколько ей лет? — спросил я.
  — В ее метрику я не заглядывал.
  — Но видите ее каждый день. Наверное, имеете приблизительное представление.
  — Ну, лет двадцать шесть или двадцать семь.
  — Берта вам объяснила, почему возникла гипотеза, что ниточка ведет к Айрин Аддис?
  — Да. План операции был оговорен заранее. Всего четыре человека могли быть повинны в утечке информации, Айрин Аддис одна из них. Каждому подозреваемому я назвал свою величину месячной ренты, которую я будто бы предложил.
  — А что с документацией? — спросил я. — Не мог кто-нибудь из ваших клерков обнаружить, что в бумагах разные цифры?
  — Об этом я позаботился. Дункан Арлингтон, мой партнер и вице-президент, отвечающий за оперативную деятельность, запер бумаги в своем столе. Если бы кто-то пожелал ознакомиться с данными об уличном движении, он нашел бы в шкафу записку, что документы проверяет Арлингтон.
  — Значит, Арлингтон мог обо всем догадаться, — предположил я.
  — А он и так знал обо всем, — сказал Карсон. — Я и шагу бы не сделал без его участия. По правде говоря, мы вместе обсудили утечку информации, как только она произошла.
  — Почему Герберт Даулинг не займется собственными территориями? Не все же виться коршуном над вашими.
  — О, это длинная история, — сказал Карсон. — Даулинг возглавляет корпорацию, но отнюдь не распоряжается ею. У них отдавалось предпочтение принципу равного партнерства. Двое из них умерли, но дело уже было подчинено корпоративным интересам. Даулинг рвался к руководству организацией, но его чуть не сняли с должности. Поэтому он старается свести оперативные расходы к минимуму, сохранив при этом физиономию. Надвигается собрание акционеров, и Даулинг хочет добиться продления контракта на пять лет.
  — Сдается, вы не так уж мало о нем знаете.
  Карсон устремил на меня свой холодный взгляд из-под мохнатых бровей и изрек:
  — Я счел своим прямым долгом разузнать о нем как можно больше.
  — Ладно, — сказал я, — что потребуется от нас в дальнейшем?
  — Прежде всего я хотел бы достичь абсолютной определенности…
  — По какому поводу?
  — Каким образом информация поступает к Даулингу… Начну с того, что Айрин Аддис можно предъявить иск. У вас есть все основания забыть об остальных и сосредоточиться на ней. Изучите, пожалуйста, ее биографию, если понадобится, установите наблюдение. Узнайте, не встречается ли она с Даулингом или с его уполномоченными. Хотелось бы, однако, чтоб она не заметила ни соглядатаев, ни интереса к ней… Вам все понятно, мистер Лэм?
  Я кивнул.
  — Теперь перейдем к следующему вопросу. Как звали женщину, явившуюся к вам с предложением от Даулинга?
  — Она представилась как Бернис Клинтон, — ответил я. — Добавлю, она не говорила, что связана с Даулингом.
  — Еще чего не хватало… Но ее имя ни о чем мне не говорит. Сможете описать ее?
  — Голубые смеющиеся глаза и светлые волосы. На мой взгляд, приблизительно двадцать восемь лет. Длинные ноги и походка манекенщицы…
  — Мое любопытство не простирается до анатомии. Я просто хочу попытаться ее опознать, — перебил Карсон.
  — Чуть выше среднего роста, — продолжил я. — Впрочем, немного. Хорошая фигура, полные губы.
  Карсон сосредоточенно хмурился. В течение семи-восьми секунд он хранил молчание, потом покачал головой:
  — Я мысленно перебрал вереницу людей, имевших реальные или потенциальные контакты с Гербертом Даулингом. Эта юная дама не вписывается в картину, вернее, ее портрет.
  — Запомните, — предупредил я, — это вы считаете, что предложение исходило от Даулинга. Ничего подобного я не говорил. Бернис Клинтон упоминала только неких клиентов, от лица которых она выступает.
  — Это должен быть Даулинг, — заявил Карсон.
  — Ваши умозаключения могут не совпасть с нашими. За подобные выводы ответственность на себя берете вы, а не мы. По крайней мере до тех пор, пока не узнаем побольше о Бернис Клинтон.
  — Согласен. Разузнайте о ней побольше.
  — Это будет стоить денег, — намекнул я.
  — Разумеется, — сказал он раздраженно. — Миссис Кул в курсе вопроса. Вы не можете себе представить, насколько это для меня важно. Если утечка начинается с моей конторы, я должен все знать.
  — Допустим, — сказал я, — что Айрин Аддис невиновна и улики против нее подделаны?
  — Не представляю, каким образом. Другие объяснения немыслимы, хотя…
  — Если вы убеждены, что проштрафилась именно Айрин Аддис, нет нужды в дальнейшем расследовании.
  Он криво усмехнулся:
  — Вы загнали меня в угол, мистер Лэм… Что ж, действуйте. Продолжайте идти по следу. Переверните каждый камень! Мне нужен полный объем информации. Кто бы ни был замешан в этой истории, мне нужна правда.
  Он пожал руку мне, низко склонился над рукою Берты и произнес:
  — Ваш профессионализм впечатляет, миссис Кул.
  С тем и ушел.
  Берта просияла, но потом нахмурилась и повернулась ко мне:
  — Зачем понадобилось втягивать в эту историю Дугласа Арлингтона?
  — Я его не втягивал.
  — Черта с два! Всячески намекал, будто эту дамочку, Аддис, подводят под монастырь, когда у Арлингтона имеется вся информация.
  — Дался вам этот Арлингтон!
  — Больно он нам нужен. Нам нужна Айрин Аддис. Типичная двурушница, хитрюга и шпионка.
  — Вы разбрасываетесь пустыми обвинениями только потому, что придумали эту ловушку с обманными цифрами, и тут словно по вызову является Бернис Клинтон и называет цифру Айрин.
  — А что еще требуется?! По-моему, вполне достаточно, чтобы развеять любые сомнения. Кабы ты придумал такой план, горой бы стоял за его непогрешимость.
  — Планов подобного сорта стараюсь не придумывать.
  — Что правда, то правда! — согласилась Берта. — Ты действовал бы в открытую. Изучал бы Айрин Аддис, и, полагаю, у нее хватило бы ума демонстрировать тебе свои ножки не хуже Элси Бранд. А ты сидел бы, льстиво улыбаясь, и принимал любые сказки за чистую монету.
  — Стоит ли отказываться от достойного зрелища?
  — Убирайся к чертовой матери и разузнай побольше об Айрин Аддис. Такие нам даны указания. Ищи и обрящешь.
  — Стало быть, на мне пока маска плейбоя и квартира?
  — Специальных инструкций на сей счет не поступало, а квартирная плата внесена за месяц.
  — Но ведь Монтроуз Карсон велел мне задержаться на Бернис Клинтон.
  — Смотри, как бы не вышло передержки, — съязвила Берта.
  Я возвратился к себе, улыбнулся Элси и сообщил:
  — По-моему, на вечер ты вне игры. Мне поручено заняться длинноногой блондинкой, помнишь, в вестибюле. Какие такие пружинки приводят в движение эти, так сказать, часики?
  — Прислушиваясь к тиканью, имей в виду, в любой момент часы могут зазвенеть.
  — Звонок можно прервать.
  — Чтобы не просыпаться?
  — Чтоб соседей не беспокоить.
  — Она к тому моменту вконец выдохнется, — ядовито сказала Элси.
  — Я тоже, — парировал я.
  Глава 5
  Черновая работа занимает львиную долю сыщицкого времени. У меня ушло на нее три четверти дня.
  Я позвонил Карсону и попросил его просмотреть личное дело Айрин Аддис — какие рекомендации она представила, устраиваясь к нему на службу.
  Оказывается, она прежде работала в четырех организациях. Связавшись поочередно с каждой, я получил необходимые сведения. Всюду о ней отзывались прекрасно. Оставался, правда, один пробел. Три года тому назад на протяжении восемнадцати месяцев она нигде не числилась.
  Я обратился в службу социального страхования. Правда, некоторые из их материалов закрыты для посторонних, но важно лишь, чтоб они были.
  К трем тридцати пополудни я располагал интересующими меня данными. Эти восемнадцать месяцев Айрин Аддис работала у Герберта Джейсона Даулинга.
  Вот загадка, почему она скрыла свою работу у Даулинга? Может, ее уволили за какую-нибудь провинность?
  Видимо, служба кадров Карсона работала спустя рукава.
  К четырем я вернулся в свою контору.
  Элси Бранд сообщила:
  — Тебе телеграмма.
  Распечатав ее, я прочитал: «Д. оперирует таинственными чеками предъявителя размерах ста пятидесяти долларов концу каждого месяца интересно узнать что происходит этими чеками до окончательного рапорта К. Не будь размазней». Подпись стояла такая: «Друг твоего друга».
  Перечитав телеграмму раз, другой, я сунул ее в карман.
  — Как насчет встречи? — закинула удочку Элси.
  — Никаких встреч. Свой ужин оплатишь сама.
  Я отправился на телеграф и выяснил, что телеграмму отправили из их филиала в Голливуде.
  Убрав телеграмму в папку для незавершенных дел, я пообедал и устроился напротив телевизора. Разумеется, в моей новой квартире.
  В девять тридцать зазвонил телефон. Клерк сообщил:
  — Мисс Клинтон спрашивает, не будете ли вы так любезны уделить ей несколько минут по деловому вопросу.
  — Если она не возражает, попросите ее подняться ко мне.
  Я вышел к лифту, чтоб встретить даму.
  — Что со вчерашней милашкой? — спросила она вместо приветствия.
  — Ничего, — ответил я.
  Она засмеялась:
  — Я не в том смысле.
  — Каков вопрос, таков ответ.
  — Ну, я имела в виду, что не рассчитывала застать вас здесь.
  — Позвонили бы.
  — Мне ненамного труднее зайти.
  — Живете поблизости?
  — Нуждаюсь в физической нагрузке. Слежу за фигурой.
  — Это и у меня входит в привычку.
  — Что, физическая нагрузка?
  — Нет, следить за вашей фигурой.
  Она засмеялась.
  — Теперь, Дональд, шутки в сторону. Пригласи меня в квартиру, предложи виски, не очень крепкий.
  — А что-нибудь крепкое тебя интересует?
  — Не заставляй меня говорить то, чего я не должна говорить.
  — А делать, чего не должна?
  — Разве не все это делают? — спросила она и снова засмеялась.
  — Я делаю, — заверил я.
  — В темноте все кошки серые. Итак, Дональд, что слышно об участке?
  — А что о нем должно быть слышно?
  — С другими ты не сговорился?
  — Нет.
  — Сдашь его мне?
  — Вряд ли.
  — Что ж, — сказала она, — придется тебя убедить.
  — Каким способом?
  — Напоить, пригласить на танец.
  — Любишь танцевать?
  — С потенциальными покупателями.
  — Хорошо бы повысить цену.
  — Еще лучше — снизить запросы. Участок никак тебя не греет, пока пустует.
  Оглядев ее, я сказал:
  — Зато голова моя полна. Планами.
  Она рассмеялась и предложила:
  — Сходи-ка за виски. Ты, кажется, неплохо держишься на ногах. Потанцуем!
  — Хочу сосредоточиться.
  — Танец этому может поспособствовать.
  — И отвлечь меня от размышлений о ценах.
  — А зачем же, по-твоему, я искушаю тебя?
  Она встала с кушетки, подошла к книжному шкафу, повозилась минуту и нашла кнопку, включающую проигрыватель.
  — Так я и думала, — усмехнулась она. — Слишком большим казался мне этот книжный шкаф на фоне твоей личности.
  Порыскав среди пластинок, она выбрала одну. Изящной ножкой сдвинула ковер, сделала посреди комнаты пируэт, а когда зазвучала музыка, простерла ко мне руки. Мы танцевали, и была она как прозрачная паутина в июньский пылающий полдень. Когда отзвучал вальс, она сказала:
  — У тебя так замечательно получается, Дональд. Мне почему-то казалось, ты предпочитаешь быстрые танцы. А я люблю вальс.
  — И виски, — добавил я. — Сейчас принесу.
  — О, сейчас уже не к спеху. Там еще один вальс.
  Она напела мелодию, как бы суфлируя пластинке, и вот игла побежала по своей дорожке, мы вновь закружились в вальсе. Вдруг она остановилась, выключила проигрыватель и поцеловала меня. Этот страстный поцелуй метил прямо в мое сердце.
  — А теперь, — заявила она, — теперь я готова выпить виски.
  Я разлил напиток по бокалам, и мы принялись смаковать его. Она сидела, скрестив ноги, продолжая выстукивать носком ритм вальса.
  — Дональд, я тебе нравлюсь?
  — Угу!
  — Почему бы тебе не стать подобрее к моим клиентам и не сдать им участок? Сейчас, когда я тебя ублажила по всей форме…
  — Я ведь на что рассчитывал: больше буду жаться — больше от тебя получу.
  Она поджала губы:
  — Тут ты просчитался. Что причиталось, то и досталось.
  — Я не о блаженстве, а об оплате.
  — Тогда другое дело, — спохватилась она.
  — Насколько другое?
  — На какой цене ты настаиваешь?
  — На участок есть и другие охотники. Естественно, я хочу получить максимум.
  Она нахмурилась.
  — Эти другие, они еще не… — Она резко оборвала себя, как будто отрубила недосказанное и стерла из своей памяти произнесенное.
  — Откуда ты знаешь, что они еще не…
  — А разве уже?..
  — Ну, можно сказать, приманку куснули.
  — Подумаешь, — пренебрежительно сказала она. — Решай, что лучше — синица в руках или журавль в небе.
  — Ты синица в руках? — спросил я.
  Она с вызовом посмотрела мне в глаза:
  — А ты как думаешь?
  — Я думаю, что я слишком сильно поддаюсь твоему влиянию, слишком остро реагирую на твою близость, того и гляди поскользнусь. И упаду.
  — Теперь дела пошли на лад, — констатировала Бернис. — Мне уж начало казаться, что у тебя иммунитет против женских чар.
  — Я отчаянно борюсь с самим собой.
  — Еще бы… Итак, да?
  — Неопределенность, она придает ситуации пикантный привкус. Стоит мне ответить «да», и через пять минут ты исчезнешь навеки, только я тебя и видел. С другой стороны, если я останусь на прежних позициях, можно рассчитывать на продолжение твоей деловой активности.
  — Только до тех пор, пока мой наниматель не подыщет участок на другом углу, и тогда ищи ветра, больше ты меня не увидишь.
  — Никогда, никогда, никогда?
  — Никогда, никогда, никогда! — Бернис улыбнулась.
  — Мне надо позвонить.
  — Что тебе мешает?
  — Ты.
  — Почему?
  — Не хочу, чтоб ты слушала.
  — Что ж, удалюсь попудрить нос.
  — Лучше я спущусь к телефонной кабине в холле. А ты устраивайся как дома, подлей себе виски.
  — Я обшарю твои вещи, Дональд.
  — Действуй! — благословил я ее.
  Я спустился в вестибюль, высмотрел такси на стоянке, подошел и дал водителю двадцатку.
  — За что? — растерянно спросил он.
  — Включи счетчик. Поставь машину поближе к дому. Подойди к столу дежурного клерка. Минут через пять-десять у выхода появится длинноногая блондинка. Я хочу знать, куда она поедет.
  — Дело чистое? — спросил таксист.
  — Абсолютно.
  — Что делать, если она заподозрит слежку?
  — Поворачивай обратно — и сюда. Не то она проездит всю ночь, пока счетчик не сломается.
  — По-моему, его вообще не стоит включать, — сказал он.
  — Решай по обстановке. У меня свои хлопоты, у тебя — свои.
  — Ладно, приятель, лишь бы ты мои хлопоты понимал. Кому доложить результат?
  — Меня зовут Дональд Лэм. Дозвонишься до дежурного и попросишь соединить со мной, причем старайся темнить, чтоб он не просек, что к чему. Когда девица вызовет лифт, я позвоню клерку и передам, мол, в услугах ожидающего в вестибюле таксиста более не нуждаюсь. Вернешься к машине и жди блондинку.
  — Допустим, она захочет нанять меня.
  — Думаю, у нее своя машина. А если тебя наймет, тем лучше, меньше забот.
  — Сказать ей, что поездка оплачена?
  — Разумеется, нет! Получи с нее по счетчику.
  — Что ж, годится.
  Он спрятал в карман мою двадцатку, а я вернулся в квартиру.
  Кстати, когда я шел через вестибюль, клерк не спускал с меня оценивающего взгляда.
  Бернис Клинтон встретила меня чрезвычайным сообщением:
  — Я выполнила свое обещание! Прошлась по твоим вещам. Ты здесь не так уж давно живешь, правда? Впечатление такое, будто ты еще сидишь на чемоданах.
  — Это плохо?
  — Для холостяка вполне естественно. А где другое твое гнездышко?
  — Думаешь, оно у меня имеется?
  Она рассмеялась:
  — Держу пари, у тебя две-три квартиры и в каждой по женщине.
  — При таких расходах я сдал бы свой участок первому встречному за любую цену да еще кувыркался бы от радости.
  — Есть в тебе нечто очень и очень странное. А что — никак не раскушу.
  — Да и я тебя никак не раскушу.
  Легкой походкой она приблизилась, обвила руками мою талию, тесно прижалась, глядя мне прямо в глаза, и спросила:
  — Ну так как, Дональд, да или нет?
  — Допустим, может быть.
  Настроение у нее тут же изменилось. Она опустила руки, сделала шаг назад, осмотрела меня с ног до головы и холодно поинтересовалась:
  — Когда будет готов ответ, Дональд?
  — Как только ты достигнешь своего максимума.
  — Я его достигла.
  — Включая премию?
  — Премии не предусмотрены условиями сделки. Премия — признак дружеского расположения.
  — Как бы нам подружиться?
  — Да так же, как ты заводишь дружбу с другими девушками. Скажи, где твоя вторая квартира?
  — Я не прячу женщин. И у меня нет женщин на содержании… Ты на это намекаешь?
  — А та прелестная крошка, что была с тобой вчера?
  — Я ее не прячу. И не содержу.
  — Скажу тебе о ней одну вещь, Дональд. Она влюблена в тебя.
  — Если б ты знала ее лучше, — сказал я, смеясь, — ты бы поняла, сколь абсурдны подобные предположения.
  — Я и так знаю ее достаточно хорошо, — заявила Бернис. Потом, резко отвернувшись, добавила: — Я ухожу. Позвоню завтра.
  — Куда?
  — Сюда. Разве у тебя есть другое пристанище?
  — Я могу выходить, заходить…
  — Если выйдешь, попроси клерка передать мне: да или нет.
  — Ты не изменишь условия? — спросил я.
  — Нет.
  — Я намерен дать согласие.
  — Сие ровно ничего не значит, — возразила она. — Намерения — всего лишь импульс. Импульсы приходят и уходят. Я позвоню завтра.
  — Может, скажешь, где я могу тебя найти?
  — Потом.
  — Когда завершим сделку?
  — Возможно, — проговорила она лукаво. — Я намерена так поступить. Импульс зреет.
  Я проводил Бернис до двери и позвонил клерку, чтоб предупредить таксиста, пока она спускается в лифте. Секунду-другую никто не брал трубку. Я ждал как на иголках. Наконец услышал: «Алло!»
  — Будьте любезны, передайте шоферу, который ждет меня: его услуги вряд ли понадобятся. Кстати, лифт внизу?
  — Нет пока. Но, кажется, спускается.
  — Благодарю. Так отпустите, пожалуйста, таксиста. Желательно, чтоб вас не слышали посторонние. И еще просьба: не называйте имен.
  — Будет сделано, — отрапортовал он и повесил трубку.
  Я приготовился ждать минут двадцать. Ровно через двадцать минут раздался телефонный звонок. Я схватил трубку.
  — Это твой таксист говорит. Упорхнула пташка, обвела вокруг пальца.
  — Не томи!
  — Из лифта она вышла, как раз когда я выходил из вестибюля. Спросила, свободен ли я. Я ответил, что сейчас свободен, приехал по вызову, но получилась какая-то ошибка. Видно, мне дали неточный адрес. Села она в машину с этаким гонором и велела везти ее к вокзалу «Юнион». Ну, сам знаешь, как на этих вокзалах! Привозите пассажиров на одну стоянку, делаете круг и забираете пассажиров с другой… Привез я ее, она расплатилась. И тут мне показалось, что меня водят за нос. Припарковался — и за ней.
  — И что же?
  — Напрямую прошла туда, где садятся в такси. Наняла машину и уехала. Я не успел даже заметить номер, а тем более добраться до своей.
  — От двадцатки сколько-нибудь осталось?
  — И немало.
  — Возьми себе. Ответь только на вопрос. Когда клерк говорил с тобой, она уже спустилась в вестибюль?
  — Нет. Я находился у самых дверей, когда она вышла из лифта.
  — Не заметил, говорила с клерком?
  — Нет. Выпорхнула за дверь, посмотрела по сторонам, увидела мою машину и села.
  — Ничего не понимаю, — признался я.
  — Я тоже, — поддержал он. — Но что случилось, то случилось.
  — Да уж, — вздохнул я, — ничего не поделаешь.
  — Вот разве что попробовать найти того таксиста, — предложил он, — того, что увез ее с вокзала. Она ведь красотка, шофер наверняка вспомнит: ни багажа, ни сумочки, а вышла из вокзала.
  — Пустая трата времени… Ну, установим, что она доехала до отеля где-нибудь в северной части города. А потом могла пересечь вестибюль, выйти через черный ход и поймать другое такси.
  — Видать, твоя подружка заметает следы, — заметил таксист.
  — Изо всех сил! — согласился я. — Так что сдача твоя, и спи спокойно.
  Глава 6
  Приняв за доказанный факт, что полученная мной телеграмма была отбита в западном отделении телеграфа, я поехал туда на служебной колымаге часам к одиннадцати на следующий день. Над телетайпом на заднем плане возвышался мужчина. За стойкой приветливо улыбалась молодая женщина.
  — Чем могу быть полезна? — обратилась она ко мне.
  Я показал ей телеграмму. Благосклонная улыбка мигом исчезла с ее лица и сменилась вдруг миной картежника, прячущего свои карты.
  — Ну и что? — спросила она.
  — Я получил эту телеграмму.
  — Вы Дональд Лэм?
  — Совершенно верно.
  — Фирма «Кул и Лэм»?
  — Да.
  — У вас есть какое-нибудь удостоверение?
  Я показал водительские права.
  — Что вас не устраивает в этой телеграмме?
  — Отправитель. Мне нужен его адрес.
  — Мы сохраняем адреса лиц, подписывающихся таким образом. На случай, чтобы вручить ответ, если он будет.
  — Дайте мне имя и адрес, — настаивал я.
  — Ничего вам это не даст.
  — Почему?
  — Подшив копию телеграммы, я проверила отправные сведения. Оказалось, что такого адреса нет. И имени в городских справочниках тоже нет.
  — До чего ж вы уклончивы и осторожны, — сказал я.
  — Мы подчиняемся правилам, мистер Лэм.
  — А нельзя ли согласовать ваши правила с моими проблемами?
  Она призадумалась, кинула на меня быстрый взгляд, затем отвела глаза.
  — Неужто вы всегда живете по правилам? — упорствовал я.
  Она посмотрела через плечо на человека за телетайпом, снова перевела взгляд на меня.
  — Нет.
  — Уже лучше, — одобрил я. — Объясните, почему вы обратили внимание на имя и адрес? Что, телеграмма показалась вам подозрительной?
  — Сначала никаких подозрений не было. Простое любопытство.
  — По какому поводу?
  Она на минуту задумалась, вновь оглянулась назад.
  — Я уже видела молодую женщину, которая отправила телеграмму. Она меня не запомнила, хотя несколько раз мы обедали в одном и том же месте.
  — Где?
  — В кафетерии, в четырех кварталах отсюда, вниз по улице.
  — Знаете, как ее зовут?
  — Нет.
  — А описать можете?
  Опять она бросила взгляд через плечо и сказала:
  — Сомневаюсь, должна ли я вам об этом говорить, мистер Лэм. И потом… людям, наверное, покажется странным, что я так долго с вами беседую.
  — Люди здесь представлены в единственном числе.
  — Вполне достаточно, — ответила она. — Он ведь управляющий.
  — Когда вы обедаете?
  — В двенадцать тридцать.
  — Я подожду вас на улице. Пообедаем вместе в кафетерии. Быть может, там вы ее мне покажете. Или, по меньшей мере, опишете. — И, улыбаясь, я повернулся, собираясь уйти.
  — Может, вы все-таки дождетесь моего «да» или «нет»?
  — Если последует «да», ждать незачем. Если «нет», незачем слушать. — Закрывая за собою дверь, я обернулся. Она улыбалась.
  — Ждите меня в полуквартале отсюда.
  У меня оставалось немного времени. Возвращаться в агентство не хотелось. Я прошел до кафетерия, внимательно изучил обстановку и проследовал в телефонную кабину: зачем бегать, если решить служебную проблему можно не сходя с места? Потом я вернулся за машиной, припарковал ее неподалеку от телеграфа и стал ждать.
  Она вышла ровно в двенадцать тридцать.
  Я выпрыгнул из машины и распахнул дверцу.
  Она уселась, натянула юбку на колени и глянула на меня: скоро, мол, поедем? Я хлопнул дверцей, обогнул машину, уселся на водительское место и сказал:
  — Вам мое имя известно, а мне ваше — нет.
  — Мэй, — откликнулась она.
  — Просто Мэй?
  — Друзья зовут меня Мэйби — Может Быть.
  Я вопросительно поднял бровь.
  — «Быть» — буква «Б» — инициал моего второго имени: Бернардина.
  — А фамилия?
  — Неужели вам недостаточно? — спросила она, критически меня оглядывая.
  — Почему вы так осторожничали, когда я задавал вам вопросы? Управляющий что-нибудь имеет против вас?
  Она рассмеялась:
  — Так уж сложилось. Как в басне — капуста и коза.
  — А точнее?
  — Он женат, трое детей, а влюбился в меня.
  — Пристает?
  — Да нет. Если б приставал, я знала бы, как себя держать. Мы достигли бы взаимопонимания, небеса очистились бы от туч, и дела пошли бы на лад. Но прямого разговора не получается.
  — Так что же происходит?
  — Абсолютно ничего.
  — Не понимаю.
  — Я даже не знаю, понимает он, что влюбился, или нет. Подсознательно он отдает себе в этом отчет, а сознание отказывается смириться с фактами. И вот, вместо того чтоб признаться прямо, и будь что будет, он не мычит, не телится. Но стоит ему заметить, что я проявляю самую элементарную вежливость к какому-нибудь молодому человеку приятной наружности, он тотчас раздражается и начинает чудить. Боже, вы бы диву дались, какую проповедь он закатил из-за вас.
  — И как же вы оправдались?
  — Да так же, как всегда. Придумала историю, которая его устраивает, хотя с каждым разом делать это все невыносимей.
  — Что ж вы ему сказали?
  — Сказала, что вы ждете телеграмму. Ее должны были прислать, но ничего нет, вот вы и расспрашиваете, как обрабатывают поступающую корреспонденцию, если конкретный адрес не указан, и прочее в том же духе.
  Я насмешливо посмотрел на нее.
  — Я одареннейшая, изощреннейшая лгунья, — призналась она невозмутимо. — Так что не смотрите так укоризненно, Дональд Лэм. Бывает лучше солгать, чем сказать правду. В таких делах я эксперт… Недалеко от кафетерия есть автостоянка. Можете оставить машину там. Вам дадут квитанцию… Ну вот, поворачивайте направо!
  Въехав на стоянку, я сказал:
  — Понимаете, Мэйби, есть вполне реальный шанс, что наша молодая дама узнает меня, едва увидит. Естественно, мне не хотелось бы, чтоб меня заметили. Найдется там укромное местечко? Я заходил туда. По-моему, в бельэтаже стоят подходящие столики, они не так на виду, как нижние.
  — Верно, — подтвердила она. — Там встречаются серьезные люди для приватных бесед.
  — Что и требуется, — заключил я.
  — Что и требуется! — согласилась она. — Можно подняться прямо на бельэтаж и, кстати, взять еду в верхнем буфете. Выбор у них поскуднее, чем внизу, но в основном блюда те же.
  Мы вошли в кафетерий, поднялись наверх и устремились с подносами за едой, как вдруг девушка обернулась ко мне с вопросом:
  — Будете со мной откровенны, Дональд?
  — Конечно.
  — За мой обед расплачиваетесь вы?
  — Разве вы здесь не по моему приглашению?
  — Я имею в виду, это служебные расходы?
  — Да, служебные.
  — Тогда приготовьтесь к удару, — объявила она. — Я претендую на двойную порцию ростбифа. Утром я пью черный кофе, и все. Так что к полудню голодна, как волчица. Но моими аппетитами командует кошелек. Если вы и впрямь на служебном довольствии, я сегодня наемся до отвала.
  — До отвала так до отвала.
  Она повела себя соответственно.
  Сели мы за один из столиков, подальше от света, но с прекрасным обзором. Мэйби поглощала еду с молодым здоровым рвением, демонстрируя превосходный аппетит и глубокое удовлетворение.
  — Вам мало платят? Вы не позволяете себе есть, сколько захочется?
  — Теперь, Дональд, вы суете свой нос в мои личные секреты, — заметила она, улыбаясь. — Но я отвечу. Мне платят достаточно, но для денег всегда находится применение, и не одно. Так что бюджет приходится тщательно планировать.
  — Нравится вам эта работа?
  — Очень! Я люблю разглядывать людей и угадывать, что они напишут в своих телеграммах. И у меня есть возможность проверить свои наблюдения.
  — В цель попадаете?
  — Еще как попадаю. Я хорошо угадываю характеры. Вот пример. Там, внизу, у кассы стоит женщина с подносом. Так вот, скорее всего, она замужем и обременена заботами. Мужчина, третий в очереди, украдкой следит за ней. Мне сдается, они потихоньку встречаются. Понаблюдайте! Они как бы случайно окажутся за одним столом, и, между прочим, это будет стол на двоих.
  — Коли так, почему они не поднялись наверх? — спросил я.
  — Не знаю… Может, чтобы картина не выглядела излишне интимной… Ага, вот она идет с подносом. Смотрите, смотрите. Сейчас она остановится у столика на двоих, причем второй стул останется свободным.
  — До сих пор вы были правы, и неудивительно, — заметил я. — Любая одинокая самостоятельная женщина поступила бы точно так же и…
  — А теперь глядите на мужчину, он как раз приближается к контролеру…
  Мужчина получил чек и бесцельно прошелся по залу, высматривая себе место. Он миновал стол, за которым устроилась женщина, как бы не заметив свободный стул, потом обратил на него внимание, развернулся, вежливо поклонился и с деланым безразличием спросил, не занято ли место.
  Замкнутая, неприступная, вежливая в пределах необходимости, она, по-видимому, ответила, что место свободно. Он поблагодарил и принялся разгружать поднос.
  — Убедились? — ликовала Мэйби.
  — Что ж, — ответил я, — одно из двух. Либо вы ясновидящая, либо разыгрываете спектакль, который я пока не могу разгадать. Я повидал кое-что на своем веку. Следить за людьми — моя профессия. Но я ни за что не заподозрил бы, что у этих двоих свидание.
  — Такие штуки я проделываю регулярно — и вполне запросто, Дональд, — сказала она.
  — Черта с два! — возразил я. — А ну-ка, спускайтесь с небес на землю и выкладывайте начистоту. Я не простачок, на мякине не проведешь.
  Казалось, она вот-вот заплачет.
  — Неужели, Дональд, вы мне не верите?!
  — Разумеется, нет! Это все трюк!
  Она сидела, уставившись в свою тарелку.
  — Вы мне так понравились… Я думала, у нас… А теперь…
  Я ждал продолжения. Она посмотрела на меня с выражением праведного негодования на лице:
  — А теперь не знаю… не знаю даже, нужно ли вам помогать.
  Она вернулась к еде с обиженной физиономией. А я отложил вилку и наблюдал за нею. Вдруг она сказала:
  — Дональд, перестаньте.
  — Перестать — что?
  — Перестаньте на меня так смотреть.
  — А вы бросьте свои фокусы, — ответил я.
  Я перевел взгляд на столик, где сидела та парочка. По поводу брачной подоплеки она, пожалуй, была права. Мужчине где-то между сорока пятью — пятьюдесятью, лысеть он пока не начал. На лице его лежала печать затаенной печали, печали человека, потратившего долгие годы в поисках достойного объекта, которого на поверку в природе и не существует. Казалось, он даже сутулится от усталости. И все же он был еще строен, явно сберег талию, равно как и волосы, а костюм носил изысканный. Этот тип вполне мог оказаться толстосумом, и притом влиятельным.
  С моего места трудней было рассмотреть женщину. Изредка я видел ее профиль, но преимущественно затылок. По первому впечатлению, насколько я мог судить, ее тактическим оружием была стрельба глазами. Она отводила их в сторону, потом быстро взглядывала снизу вверх на собеседника, улыбалась и потупляла очи. Ей могло быть и двадцать шесть, и тридцать один.
  Глядя на женщину, я жалел, что так мало уделил ей внимания, когда Мэйби ткнула пальцем в ее сторону.
  В памяти осталось смутное впечатление от стройной фигуры, легкой и стремительной походки.
  И вдруг я заметил Бернис Клинтон. Она сидела в одиночестве за угловым столиком и тоже пялилась на нашу парочку. Взгляды, которые она вонзала в спину женщины, были как кинжалы. Они проникали под одежду и придирчиво инвентаризировали мельчайшие подробности. Я не уловил момент, когда Бернис вошла, и предположил, что она оказалась в кафетерии прежде нас. Я посмотрел на Мэйби:
  — Ладно, сестрица, пора исповедаться.
  — О чем вы, Дональд?
  — Черт возьми, да вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Эту парочку вы встречали раньше.
  Она опустила глаза.
  — А теперь скажите, кто они?
  — Я… я не знаю, Дональд. Да, признаюсь, я видела их раньше. Мне так хотелось произвести на вас впечатление.
  — Это она и отправила мне телеграмму?
  — Нет, та женщина была привлекательнее, в ней было больше… Дональд, вот она!
  Мэйби смотрела на Бернис Клинтон.
  — Вы говорите о той, что сидит в одиночестве и…
  — Да, да, это она! Она наблюдает за парочкой…
  — Выходит, сеанс ясновидения — запланированный аттракцион?
  — Да. Но как бы то ни было, у меня отличная память на лица. Мне достаточно увидеть человека один раз, и уже никогда не забуду. Время от времени я встречаю на улице людей, которые недели или месяцы назад заходили к нам отправить телеграмму. Этих двоих я видела не раз и не два. И каждый раз они проделывают свой фокус. Позволяют посторонним втереться между ними в очередь. Потом женщина выбирает столик, а мужчина проходит мимо, как будто они незнакомы. Потом он садится за столик, заговаривает с ней и…
  — А что же дальше, за стенами кафетерия? Они выходят вместе?
  — Нет. Первой выходит женщина. Через некоторое время уходит мужчина. Но они продолжают прикидываться посторонними, которые случайно завязали мимолетный разговор.
  — Ее манера строить глазки во время разговора не выглядит ни случайной, ни мимолетной, — заметил я.
  — Согласна… Вероятно, это одна из причин, почему я обратила на них внимание. Я заметила, как она строит ему глазки, а потом встала как ни в чем не бывало и ушла, оставив мужчину за столиком. Я удивилась. А через неделю-другую я опять их увидела, пару дней назад — опять, вот уж четвертый раз они мне здесь попадаются.
  Несколько секунд я изучал Мэйби, потом сказал:
  — Теперь о том, как вы задумали произвести на меня впечатление…
  — Ну, Дональд… Зачем, по-вашему, я согласилась пообедать вместе?
  — Затем, что была голодна.
  — Нет, потому, что я видела вас раньше и вы произвели на меня впечатление.
  — Когда это вы меня встречали?
  — В «Шашлыках у Мастерса» на Седьмой улице. Вы обедали с весьма внушительной женщиной, она пыталась командовать и все время выходила из себя. Она слишком стара, чтоб быть вашей… Дональд, что вы в ней нашли?!
  — Вы имели счастье лицезреть Берту Кул, моего делового сподвижника.
  — Ах вот оно что!
  — Именно так!
  — Она вас любит!
  — Что вы! Ненавидит.
  — Она вас не ненавидит, Дональд. Вы ей импонируете, она вас уважает и в глубине души даже побаивается.
  — Быть может, — согласился я равнодушно.
  Мэйби придирчиво разглядывала меня.
  — Раз я вам помогла, не поможете ли и вы мне?
  — Чем?
  — Подыскать новую работу.
  — Что плохого в нынешней?
  — Управляющий.
  — Почему просто не попросить о переводе?
  — Боюсь.
  — Чего?
  — Ну, это причинит ему ужасную боль… Ну, не знаю. Боюсь, он будет препятствовать моему переходу. Он… Я его боюсь.
  — Он на самом деле влюблен в вас?
  — Влюблен. На какой-то безумный пуританский лад.
  — Хорошо, — сказал я. — Буду иметь вас в виду. Но назад в контору не повезу. Меня ждут кое-какие делишки.
  — Пройдусь пешком. Разъезжая с вами так близко от работы, я сильно рискую. Если бы он увидал нас вместе… Ну, это обидело бы его. А мне не хотелось бы его обижать.
  — Послушайте, Мэйби, — сказал я. — Исключим раз и навсегда сценические эффекты. Неужто всю свою жизнь вы будете подстраивать под возможные обиды управляющего?
  — Нет. Как раз по этой причине я и хочу куда-нибудь перейти.
  — Назовите свою фамилию.
  — Хайнс.
  — И объясните, почему вы так жеманничали, когда я задавал вопросы?
  — Хотела заинтриговать вас, Дональд. Хотела познакомиться… Волновалась из-за той дамы, с которой вас видела. Не была уверена, что стоит…
  — А сейчас уверена?
  — Вы нравитесь мне, Дональд. Едва вы заговорили, голова у меня пошла кругом. Небось и сами заметили. А управляющий — так уж точно. Не зря ведь разъярился. — Она посмотрела на часы: — Мне надо вернуться на работу минута в минуту.
  — Времени еще вполне достаточно, чтоб ответить на кое-какие вопросы. Я так и не уяснил себе, честную ли вы ведете игру.
  — Честную, Дональд. Клянусь, честную. О чем вы хотите спросить?
  — Вопросы простые. Не захочется отвечать — не надо. Но если будете — только правду.
  — Буду говорить правду, Дональд. Клянусь.
  Глядя ей прямо в глаза, я внезапно спросил:
  — Ваш управляющий, о котором столько разговоров, он приставал к вам?
  Ресницы ее дрогнули, глаза ушли в сторону, потом опять поглядели прямо в мои.
  — Да.
  — Вплоть до нижних этажей?
  — Да.
  — Потому его и боитесь?
  — Да.
  — Совсем другой разговор, — заключил я.
  — О, Дональд, зачем надо принуждать меня к таким признаниям? Так нечестно. Вам не следовало выуживать… Если его жена узнает…
  — Раз мы договорились стать друзьями, вы должны соблюдать правила игры.
  — Дональд, я… Что-то в вас есть такое… Вы меня пугаете.
  — Прекрасно!
  — Что тут прекрасного?
  — Будете говорить правду.
  — Я была абсолютно правдива. Боже мой, вы подкрались прямо как змея…
  Дама, соседствовавшая с приметным господином, завершила трапезу, поднялась, не удостоив его взглядом, и направилась к кассе.
  — А сейчас, Мэйби, я вас покину, — сказал я, отодвигая свой стул, погладил ее по плечу и скатился по лестнице вниз.
  Касса находилась вне поля зрения Бернис. До этого рубежа я добежал, когда интересующая меня дама брала сдачу.
  Оплатив свой чек, я очутился на улице как раз вовремя, чтобы заметить, что она повернула налево и пересекла мостовую.
  Я следовал за нею в тридцати — сорока футах, не заботясь, знает она об этом или нет.
  Походка у нее была что надо. С плавным покачиванием и без суетливого вихляния. Словно улица была не улицей, а плавательным бассейном, и она ритмично рассекала телом воду.
  Вскоре нас обогнала машина. Это был «олдсмобил», а за рулем — мужчина, сидевший рядом с дамой в кафетерии.
  Он не подал виду, что видит ее, и она не посмотрела ему вслед. В моем сознании автоматически отпечатался номер: ИВИ-114.
  Дама прошла еще два квартала до автобусной остановки. Мы сели в автобус вместе. И так же вместе вышли в Верхнем городе, близ какого-то офиса.
  На данном этапе игра в кошки-мышки не имела смысла. Она могла меня запомнить. И все-таки, когда она вошла в лифт, я тоже вошел.
  Она оглядела меня, я ответил тем же. Она сказала лифтеру: «Седьмой», а когда я, точно эхо, повторил: «Седьмой», скромно отвела глаза, как и подобает женщине, которую незнакомый мужчина в лифте окидывает хищным взглядом.
  На седьмом этаже она вышла и устремилась вдоль бесконечного коридора. Я — за ней. Она не могла не слышать моих шагов за спиной, не могла не понимать, что я ее преследую. Но даже не обернулась.
  На двухстворчатой двери значилось: «Герберт Джейсон Даулинг». А чуть ниже — «Компания Даулинга» с перечислением ее функций и услуг.
  Туда и вошла дама.
  Я тоже. Она улыбнулась секретарше, прошла за низкий барьер, перегораживающий комнату. Я принялся разглядывать табличку со справками. Секретарша приветствовала меня.
  — Мистер Даулинг у себя? — спросил я.
  — Пока нет, — ответила она. — Может быть, вы назовете свое имя?
  Моя подшефная вознамерилась было покинуть приемную, уже взялась за ручку двери и вдруг притормозила. Видимо, рассчитывала услышать мое имя. Я заговорил погромче:
  — Дональд Лэм.
  Моя подшефная нажала на ручку и распахнула дверь. Либо мое имя ни о чем ей не говорило, либо она была превосходной актрисой. Обратив лицо к секретарше, краешком глаза я продолжал наблюдать за дамой.
  — По какому вопросу? — спросила секретарша.
  — По сугубо личному, — ответил я. — По секретному, конфиденциальному. Зайду еще раз.
  Я доехал на автобусе до стоянки, где оставил машину. Вспомнил, что не поставил в кафетерии штамп на квитанцию за парковку, и представил себе, как Берта из-за этого не сомкнет ночью глаз, уплатил тридцать пять центов за машину, сел в нее и поехал на свою новую квартиру.
  Клерк встретил меня сообщением:
  — Вам звонила молодая женщина, спрашивала, передали вы что-нибудь мисс Б.К.
  — Откуда вы знаете, что молодая? — полюбопытствовал я.
  — По голосу, — ответил он, слегка покраснев. — Обещала позвонить в пять.
  — Когда позвонит, скажите, что ответ ей оставлен.
  — Слушаю, мистер Лэм, — сказал он, занеся ручку над блокнотом. — Какой ответ?
  — Передайте, что я готов заключить сделку, но еще не знаю с кем.
  Делать в этом доме мне больше было нечего. А потому я ушел, оставив клерка в полном недоумении: ручка над блокнотом, разинутый рот, широко открытые глаза.
  Глава 7
  Я погнал машину в сторону конторы Даулинга. Нашел стоянку в полуквартале.
  — Я собираюсь открыть поблизости офис. Найдется ли в этом районе стационарный гараж?
  — Мы могли бы дать пристанище вашей машине, но сейчас большой наплыв транзитников, поэтому гараж обойдется недешево, — ответил служитель.
  — А где вы держите транспорт постоянных клиентов?
  — Вон там, возле стены, есть отличное местечко. Выезд в любую сторону. Оставьте машину, мы ее сами припаркуем.
  Прогуливаясь с задумчивым видом, я делал вид, что изучаю стоянку. «Олдсмобил» под номером ИВИ-114 стоял в пятом боксе.
  — В этой секции, по-моему, свободных мест нет.
  — Ладно, — сказал я служителю. — Если удастся открыть офис, я к вам приду.
  Я проследовал за ним к выходу. Он выдал мне квитанцию и припарковал машину. Через десять минут я вернулся.
  — Забыл одну вещь, — сказал я, показывая ему квитанцию.
  Он хотел что-то возразить, когда я двинулся вперед, но через секунду заулыбался:
  — О да, вы договаривались о долгосрочной стоянке.
  — Совершенно верно, — ответил я.
  Он сверился со своими бумажками и сказал:
  — Вы в третьем ряду, ближе к концу. Найдете?
  — Разумеется.
  Я прошел к своей машине и достал жучка, лучшую из этих новеньких игрушек для электронной слежки. У меня всегда есть с собой что-нибудь этакое.
  Приладил новые батарейки, чтоб хватило надолго, и на обратном пути задержался у стационарных блоков.
  Улучив минуту, когда служитель занялся очередным клиентом, я прикрепил жучка к заднему бамперу, прямо под номером ИВИ-114, и покинул стоянку.
  Служитель помахал мне вслед рукой.
  В числе наипротивнейших занятий детектива есть и такое: болтаться по улице, стараясь, чтоб никто не заметил, как ты глаз не спускаешь с некоей двери.
  Первые пятнадцать-двадцать минут еще можно с интересом созерцать витрины, потом — прохожих. Однако через какое-то время наступает пресыщение, которое еще больше усугубляет тяготы нашей малоприятной службы. Тебе хочется присесть. Мышцы ног и спины начинают отниматься. Ты обнаруживаешь вдруг, что пятки сбиты и болят, а городские мостовые чересчур тверды.
  Я прождал добрых два часа, прежде чем мой потенциальный подследственный вышел из здания. Вышел он один. У стоянки я немного отстал.
  Служитель и на этот раз узнал меня:
  — Ну как дела с вашим офисом?
  — Пока не принял решения. У меня несколько предложений. Одно — здесь, другое — у черта на рогах, там парковка на улице.
  — Уличные стоянки — сплошное беспокойство.
  Я попытался побыстрее всучить ему деньги.
  — Как раз сейчас я очень спешу. Где машина — я знаю. Разрешите мне вывести ее самому?
  — Сейчас попрошу кого-нибудь из ребят. У нас только постоянные клиенты забирают машины сами.
  — Тогда, пожалуйста, быстрее.
  — Ладно, вы ведь скоро станете постоянным. Обосновывайтесь в этом здании. Вряд ли вам сгодятся задворки. Бизнесом надо заниматься там, где есть бизнес, а не там, где бизнесом даже не пахнет.
  Одарив его улыбкой и парой долларов, я поспешил к машине, прыгнул внутрь, завел мотор и выехал на улицу как раз в тот момент, когда преследуемая машина свернула налево.
  Пытаясь повторить маневр, я малость замешкался, а когда повернул — пташка уже упорхнула.
  Тогда я включил электронику. И тотчас поступил сигнал, громкий и внятный.
  Я поднапрягся и кварталов через десять догнал «олдсмобил». Теперь я держался в полуквартале от объекта, позволяя другим машинам заполнять эту дистанцию и благодарно прислушиваясь к устойчивому «би-ип».
  Через пятнадцать минут езды по запруженной транспортом улице он свернул налево. Его теперь не было видно, но электроника выдавала ровные долгие «бип», когда он находился впереди, короткие — если забирал влево, прерывистые — когда оказывался справа. Если «олдсмобил» отставал, сигнал превращался в сплошное жужжание.
  Я ушел влево слишком поспешно, и сигнал показал, что «клиент» по-прежнему впереди, но правее. Потом через какое-то время раздалось жужжание. По-видимому, припарковался. Пришлось описать большой круг, пока не отыскал его машину у тротуара, поблизости от многоквартирного дома.
  Я проехал еще полквартала, выбрал местечко поудобней, остановился и принялся ждать.
  Мой «клиент» пробыл в доме часа два. Затем поехал в сторону побережья.
  К этому времени уже совсем стемнело. На оживленных улицах я ехал за ним вплотную, а когда машин было мало, приходилось отставать, и значительно, чтобы не выдать себя. Я бы успел не один раз потерять его, если б не электроника… Постоянный громкий и отчетливый сигнал вдруг опять сменился жужжанием. Обогнув квартал, я обнаружил машину на стоянке возле первоклассного ресторана.
  Я остался сидеть в своей машине и наблюдал за входом. Мало-помалу мною овладевал голод. Я сидел и смотрел, а мои ноздри трепетно ласкали запахи поджаренных бифштексов и черного кофе. Танталовы муки!
  Мужчина появился через час. Выехав на побережье, мы повернули направо и через полмили подкатили к мотелю «Плавай и загорай».
  Отделан он был предельно современно и выставлял напоказ бесчисленное множество электрических огней и ухищрений. И меня осенило — именно здесь сосредоточилась деятельность Тома-соглядатая.
  Я выждал, пока мой партнер покинет домик администратора с ключом от коттеджа в руках, а уж тогда зашел туда сам. Бланк, который минуту назад заполнил мой подопечный, еще лежал на стойке, так что нетрудно было узнать, что в номере 12 поселился Оскар Л. Палмер с супругой, проживающий в Сан-Франциско. Он указал номер своей машины, поменяв местами последние две цифры, — уловка старая, но верная. В девяноста девяти случаях из ста служащий мотеля не станет сверять запись с номером на машине, а если и станет, скорее всего, не обратит внимания на путаницу в цифрах, но если даже обратит, это можно запросто объяснить как непроизвольную ошибку.
  Я быстро придумал себе псевдоним: Роберт С. Ричардс, что же касается служебной колымаги, то в ее псевдониме буквы соответствовали действительности, равно как первая и последняя цифры, зато промежуточные были выдуманы.
  Писать в бланке я мог что угодно. Пост администратора занимала дама, которой все было до лампочки. Правила регистрации она вроде бы и соблюдала, но, конечно же, не собиралась раздражать клиентов, проверяя номера машин.
  — Надо понимать, вы один, мистер Ричардс?
  — Совершенно верно.
  — Ваша жена не собирается приехать позднее?
  — Вряд ли.
  — Если есть вероятность, что она вдруг появится, лучше сразу напишите «с женой». Формальность, разумеется, но приходится ее соблюдать.
  — А какая, собственно, разница?
  — Для вас никакой, — согласилась она с улыбкой, — вы заплатите десять долларов в любом случае… Лед можете взять из контейнера в дальнем конце мотеля или возле конторы. Функционируют три автомата с прохладительными напитками. Если к вам кто-нибудь присоединится, держитесь в рамках приличий. У нас репутация тихого, приятного гнездышка.
  — Спасибо, — сказал я.
  Я еще раз искоса взглянул на карточку предыдущего клиента, получил ключ от номера 13 и отправился по довольно протяженному маршруту парковать свой автомобиль.
  Сооружение выглядело в меру солидным, не чета многим другим мотелям, чьи коттеджи напоминают скорее коробку из-под торта, нежели дома для жилья, потому что под штукатуркой скрываются такие тонкие перегородки, что слышно каждое движение соседей.
  С помощью небольшого усилителя, приставленного к нужной стенке, я слышал, как расхаживает по номеру моя дичь, потом он дважды закашлялся, сработал слив в туалете, полилась вода из крана.
  Очевидно, компаньонша присоединится к нему позже, ей известно, куда ехать.
  Я испытывал жесточайший голод. Желудок буквально взывал о немедленной помощи. Одно дело обходиться без пищи, когда ты поглощен работой. Но когда пребываешь в полной зависимости от другого и твердо знаешь, что нет никакой возможности перекусить, пока он не уляжется спать, голод превращается в настоящую пытку.
  В четверти мили от мотеля я еще по дороге сюда заметил забегаловку под открытым небом. Батарейки жучка, прилепленного к машине Даулинга, еще свежие и выдавали достаточно сильный сигнал. А меня прямо-таки тошнило от голода.
  Я сел в машину, добрался до придорожной закусочной, заказал пару гамбургеров со всем, что к ним положено, чашку кофе и скоростное обслуживание.
  Народу здесь собралось не слишком много — поздний час как-никак. Девушка, обслуживавшая меня, была облачена в наитеснейшие изо всех виденных мною брюки и свитер, которые демонстрировали все, что у нее имелось, а имелось много чего.
  И ей хотелось общаться.
  — Ты на самом деле спешишь, красавчик?
  — Спешу, моя прелесть.
  — Вечер еще только начинается.
  — Может не остаться женщин.
  Она надула губки:
  — Я работаю до одиннадцати. А потом начинается мой вечер.
  — Что ж, в десять пятьдесят пять я буду здесь.
  — Ага, будешь! — возразила она. — Все вы так говорите. Послушай-ка, что это жужжит у тебя в машине?
  — Автоматический сигнал, гори он ясным пламенем. Я забыл вырубить зажигание.
  Пришлось отключить свою хитрую электронику.
  Официантка отправилась за гамбургерами, а я снова включил технику для любознательных. Услышал ровный, успокаивающий сигнал, но тут на горизонте показались мои гамбургеры, и я вновь выключил устройство.
  Девушке явно хотелось повертеться вокруг меня и почесать языком.
  — Тебе не кажется эгоистичным ужинать одному, пока подружка не приехала?
  — Нисколечко, — отвечал я. — Даже одолжение ей оказываю. Она сидит на диете — ананас да салат с деревенским сыром. Закажи я при ней что-нибудь другое, сочтет себя оскорбленной и униженной.
  — Диета — это ужасно! — подхватила девушка. — Сколько же в ней лишнего веса?
  — Ни грамма, — заверил я. — Просто она следит за фигурой.
  Официантка посмотрела на меня с вызовом.
  — За хорошей фигурой надо хорошо следить. — И удалилась, вызывающе качая бедрами.
  Я опять с некоторой опаской включил электронику: вдруг сигнал пропал? Но нет, он звучал по-прежнему ясно и громко.
  Счет я оплатил цент в цент плюс доллар чаевых.
  — Послушай, красавец, ты это всерьез, что придешь в десять пятьдесят пять?
  — Вполне серьезно.
  — Понимаешь, нам не рекомендуется назначать свидания посетителям, но…
  — Но ведь речь идет не о сегодняшнем вечере. В десять пятьдесят пять на следующей неделе…
  Глаза ее гневно сверкнули, но спустя мгновение она рассмеялась:
  — Ах, ловкач! За это я с тобой рассчитаюсь.
  Она приняла от меня деньги и вдруг просияла:
  — Спасибо за чаевые, красавчик.
  — Благодарю за обслуживание, моя прелесть.
  — С тобой не соскучишься. Как тебя зовут?
  — Дональд.
  — А меня Дебби. Значит, увидимся через неделю в десять пятьдесят пять. Не забудь!
  — Ни за что! — откликнулся я и тотчас отчалил.
  На самом въезде в мотель я едва не столкнулся со встречным автомобилем. Свет моих фар на ничтожное мгновение выхватил из темноты женское лицо. Чтоб наши машины разъехались мирно, мне пришлось налечь на тормоза. Женщина покидала мотель так поспешно, что шины при соприкосновении с мостовой буквально взвыли.
  Мне удалось увидеть только лицо в ослепительном свете, как при вспышке молнии. Это длилось каких-то полсекунды, но черты лица четко запечатлелись в моем сознании. Лицо женщины, перенесшей сильный эмоциональный шок.
  Не было никаких оснований связывать эту женщину с мужчиной, которого я преследовал, но маска застывшего ужаса на ее лице и манера вести машину разбудили во мне азарт и подвигли на риск.
  Я подал свой автомобиль назад, крутанул руль и помчался за ней. У нее был «шевроле»-двухлетка. Пришлось жать изо всех сил. Она проскочила один светофор, но второй остановил ее. Это дало мне возможность приблизиться вплотную и запомнить номер: РТД-671.
  Пора было кончать игру — на дальнейшие вольности я не решился. Опять развернулся и поехал к мотелю.
  Оставил машину у номера 13, достал ключ, вошел внутрь, запер дверь, вынул из «дипломата» подслушивающее устройство, приставил микрофон к стене и стал дожидаться хоть какого-то звука из соседнего номера. Абсолютная тишина.
  Перевел рычажок на максимальный режим.
  По-прежнему ни звука.
  Я перешел к противоположной стене, общей с номером 14. Устройство заработало на славу. Парочка в номере 14 шепталась в постели. До меня доносилось каждое слово и даже дыхание в паузах между шепотом.
  Я вернулся к стене номера 12.
  Ни звука, ни вздоха.
  Машина моего подшефного стояла перед коттеджем. На считаные минуты позволил желудку командовать моей головой, и вот осталось только рвать на ней волосы и посыпать ее пеплом. Я оставил под контролем автомобиль — что ж, он на месте. Не было человека.
  Осталась, впрочем, еще одна возможность.
  Я взял кувшин, будто бы отправился за льдом, и по дороге выяснил, что здание можно обойти с тыла, если воспользоваться тесным проходом.
  Мотель представлял собой идеальный объект для Тома-соглядатая. Во всех номерах комнаты были прямоугольными, но ванная и туалет, расположенные сзади, придавали помещению форму кочерги или латинской «L». Тесный пятачок за ванной служил столовой, там стояли столик и табуретки. А еще в этом закутке было окно, и шторы можно было опустить, не иначе как перегнувшись через стол.
  Поскольку окна выходили в черную пустоту, за которой ничего не было, шторами никто не пользовался. В этом я убедился, пока крался к номеру 12.
  На нужном мне окне штора оказалась приспущена, но не до конца. Между ее краем и подоконником осталась щель, как раз для ищущего взгляда.
  Мне удалось разглядеть на полу ногу в трикотажном носке, и больше ничего. Я поспешно огляделся. Попасться в роли Тома-соглядатая на территории того же мотеля было бы в высшей степени конфузно. На меня повесят все накопившиеся жалобы, все обвинения, все иски. Однако меня занимала эта нога. И я вновь пристроился к окну.
  Нога пребывала на прежнем месте и, добавлю, в прежнем положении. Но на сей раз я заметил еще кое-что. А именно — тоненькую красную струйку на полу. Она удлинялась прямо на глазах.
  И тогда я обнаружил еще одну деталь. В оконном стекле было пулевое отверстие, штора осталась целой. Значит, кто-то выстрелил через окно и только потом опустил штору изнутри.
  Я двинулся обратно, но по пути пришлось миновать номер 14.
  Как раз в этот момент женщина в номере 14 вышла из душа — ожившая куколка с фигурой, которая воодушевила бы любого художника.
  Я автоматически присел. Но отвести взгляд от этого зрелища было невозможно так же, как заставить стрелку компаса не смотреть на север.
  Луч света ударил в глаза. Почувствовав, видимо, мой взгляд, она подняла голову, но не стала кричать или стыдливо драпироваться, прикрывая наготу. Просто направилась с холодной деловитостью туда, где, по стандартам мотеля, находился телефон.
  В спортивном ритме я добежал до своего номера, схватил «дипломат» с микрофоном, захлопнул дверь, прыгнул в свою машину, включил мотор и сделал крутой разворот.
  Я проехал полквартала, когда полицейские с сиреной пронеслись мимо меня к мотелю. Так близко они оказались.
  И только тут до моего сознания дошло жужжание, постепенно слабевшее и угасающее. И только теперь я отчетливо представил, в какой угодил переплет.
  Полиция обязательно обыщет «олдсмобил» и обнаружит на заднем бампере моего жучка.
  Глава 8
  Оккупировав телефон, я занялся автомобильными номерами.
  «Олдсмобил» ИВИ-114 принадлежал Герберту Даулингу.
  Небольшой сюрприз для меня.
  «Шевроле» РТД-671 принадлежит Айрин Аддис, проживающей по адресу: квартира 643, Дин-Драйв, 3064. В нашем деле с фактами спорить нельзя. Я и не пытался.
  Набор цифр на Дин-Драйв означал респектабельный многоквартирный дом. Дверь была незаперта. Дежурный в вестибюле не обнаружился. Я добрался до квартиры 643 и нажал на перламутровую кнопку, от чего внутри раздался громкий трезвон.
  После повторной трели дверь распахнулась. Молодая дама с ледяным выражением лица — та самая, из встречного автомобиля, — сказала:
  — Добрый вечер… По-видимому, вы ошиблись дверью.
  Я покачал головой:
  — Нет, я попал, куда шел. Мне надо поговорить с вами.
  Ледяная маска на лице — конечно, тоже факт, и все же она была хорошенькая: безукоризненно правильные черты, внимательные синие глаза, каштановые волосы, изящные линии на более низких уровнях могли быть и повыразительнее, но и так она не казалась плоской и не смахивала на спортивный шест. Стопроцентная женщина.
  — Мне очень жаль, но я вас не знаю, — сказала она.
  — Вы чуть не перевернули мою машину у мотеля «Плавай и загорай». Вы оттуда выбирались, и весьма поспешно, а я ехал навстречу.
  — Никогда в жизни не ездила в этот мотель! — выкрикнула она.
  — Вы считаете необходимым обсуждать сей вопрос на пороге? Может, лучше внутри?
  — Ни внутри, ни снаружи… О, вы, наверное, водитель, с которым…
  Она оборвала себя на полуслове, с горечью осознав, что слово не воробей. Ее замешательство рассмешило меня.
  — Входите, — пригласила она, распахнув дверь.
  Я вошел в квартиру.
  — У нас не так много времени. Расскажите о ваших отношениях с Даулингом, — потребовал я.
  — Как вы смеете?!
  — Поберегите дыхание, — перебил я ее. — У вас нет времени разыгрывать спектакль.
  — Кто… вы такой?
  — Возможно, я смогу вам помочь. Но мне нужны факты, и побыстрее.
  — На каком основании я должна вам их давать?
  — Почему бы и нет? Полиция будет здесь с минуты на минуту. Так что вам не помешает небольшая репетиция. Под моим руководством.
  — А кто вы такой?!
  — Можете звать меня Дональдом. Я детектив.
  — Значит… вы сотрудничаете с полицией?
  — Нет, я частный сыщик.
  — Мне нечего вам сказать.
  — Что ж, полиция пойдет мне на любые уступки ради информации, которую я могу предоставить.
  Я направился к телефону.
  Она внимательно наблюдала за мной и вдруг воскликнула:
  — Не надо, Дональд. Пожалуйста, не надо. Я расскажу… Я не вынесу полицейского допроса и газетной шумихи… Я скорее покончу с собой.
  — Я дам вам соломинку, за которую стоит ухватиться. Только, Айрин, при условии полной откровенности. Не пытайтесь утаить хоть какую-нибудь мелочь, это обернется самой большой ошибкой в вашей жизни.
  — Я и сама хочу с кем-нибудь поделиться…
  — Прежде всего о Даулинге, — напомнил я.
  — Так его звали Даулинг? Я не знала.
  — Перестаньте лгать!
  — Я не лгу… Ведь я не представляла…
  Я взял телефонную трубку, набрал цифру «9». Оттуда, где стояла женщина, могло показаться, что я вызываю коммутатор. Я произнес в трубку:
  — Дежурная? Будьте любезны, соедините с полицейским управлением. Говорит Дональд Лэм, детектив. У меня сообщение об убийстве и свидетельнице, которая…
  В панике она вихрем налетела на меня, вырвала из рук трубку, нажала на рычаг.
  — Нет, — вопила она, — нет, нет, вы не смеете… — И разрыдалась.
  — Господи, я же предупреждал, что от театральных упражнений не будет никакой пользы, пустая трата драгоценного времени.
  — Что вы хотите из меня вытянуть?
  — Сколько времени вы провели в мотеле, что вам известно о смерти Даулинга, давно ли вы с ним связаны?..
  — Никак я с ним не связана…
  — Понятно, понятно. Опять увертки. Вы как страус. Думаете, стоит закрыть глаза, и всей истории как не бывало. Речь идет об убийстве. От него нельзя отмахнуться просто потому, что вам так захотелось. Я готов отрепетировать с вами ответы для полиции. Поспешите воспользоваться столь редкой возможностью!
  — Я готова ответить на ваши вопросы.
  — В таком случае потрудитесь говорить правду. Иначе к полуночи наверняка окажетесь в тюремной камере и вкусите весь набор сенсационной славы: газетные репортеры будут дотошно фиксировать каждое ваше слово, фотографы будут умолять вас выглядеть чуть посексуальней. Дело назревает громкое. Представьте себе заголовки: МИЛЛИОНЕР УБИТ В ЛЮБОВНОМ ГНЕЗДЫШКЕ ОТВЕРГНУТОЙ ЛЮБОВНИЦЕЙ.
  — Я не была его любовницей, и он меня не отвергал…
  — Как же, как же… Вы приехали к нему, чтобы обсудить перспективы принадлежащих вам угольных копей.
  — Повторяю, я не была его любовницей. Я приехала к нему… ну с деловым предложением.
  — Разумеется, — поддержал я в том же духе. — Вам принадлежат два пакета акций компании Даулинга, и он хотел заручиться вашей поддержкой на перевыборах. Вы знали, что на ближайшем собрании акционеров произойдет схватка за право контролировать всю деятельность компании. В этой связи он предложил вам приехать в мотель под именем миссис Оскар Л. Палмер. Таким образом, вы могли провести ночь в деловых беседах, не опасаясь, что вам помешают.
  — Негодяй! Подлый, коварный тип…
  — Продолжайте, — попросил я, пока она переводила дыхание, — и помните, мы репетируем беседу с полицией. Такого рода ответы открывают перед вами одну-единственную дорогу — в тюремную камеру. Впрочем, если тяга к сцене у вас столь сильна…
  — Откуда вы знаете, что у нас была назначена встреча в мотеле?
  — Потому что вы сообщали Даулингу конфиденциальную информацию карсоновской фирмы. Он наживался на ней и…
  — Абсурд!
  — Почему абсурд? Когда начнут проверять бумаги Даулинга, установят, как именно развивались события. В его кабинете обязательно найдут сведения о расходах Карсона, текущих и будущих, без труда выяснят, что это в высшей степени секретная информация. Такую информацию мог поставлять только сотрудник Карсона, человек, посвященный во все внутренние дела фирмы… Затем полиция установит, что вы играли роль миссис Палмер, причем Даулинг зарегистрировался в мотеле под именем Оскара Л. Палмера… Тогда они заинтересуются вашим прошлым, узнают, когда вы впервые встретились с Гербертом Даулингом и…
  — Нет! — воскликнула она. — Нет, нет и нет!
  — Я причинил вам боль?
  — О! Неужели они пойдут на это?!
  — На что?
  — Ну, начнут копаться в моем прошлом, выяснять, как я познакомилась с Даулингом?
  — Бесспорно, — подтвердил я.
  — Понимаете, мистер Лэм…
  — Лучше зовите меня Дональдом. В ближайшие полчаса, прежде чем сюда заявится полиция, нам предстоит весьма тесное общение, если, конечно, нам подарят столько времени.
  — Дональд так Дональд… Так вот, я не была любовницей Даулинга. То есть была, но очень давно. На этот раз я не ехала к нему как жена или любовница.
  Я демонстративно зевнул.
  — Мистер Даулинг, — продолжила она с достоинством, — отец моего ребенка.
  Я оборвал свой затяжной зевок прямо посередине и переспросил:
  — Что-о-о?
  — Именно так. У меня трехлетний мальчик, которого я доверила хорошим людям.
  — И Даулинг его отец?
  — Да.
  — Он признавал этот факт?
  — Не знаю, какой смысл вы вкладываете в слово «признавал». Он никогда не отрицал этого факта, даже не пытался. По меньшей мере, при мне.
  — Кто оплачивает расходы на ребенка?
  — Даулинг. Он следит, чтобы деньги на мой счет поступали первого числа каждого месяца.
  — Это очень важно! — сказал я. — Как деньги переводились на ваш счет?
  — В виде вкладов.
  — Ежу понятно. А вот кто подписывал чеки?
  — На чеках стояли разные подписи. Но они были подтверждены как положено, и все такое. Поскольку лица, вносившие суммы, не претендовали на получение денег с моего счета, банк принимал чеки беспрепятственно. Возможно, там испытывали по сему поводу любопытство, но никак это не показывали.
  — И вы брали эти деньги на содержание мальчика?
  — Да.
  — От своего имени?
  — Конечно, — подтвердила она. — Я сказала сыну, что его отец погиб в автомобильной катастрофе. Мне пришлось сочинить целую историю.
  — Боже мой! Вы оставили столько следов, что на вас выйдет первый попавшийся любитель без малейшей квалификации следователя.
  — Откуда мне было знать, что элементарные вещи станут следами!
  — Ладно, перейдем к сути.
  — Кое-что придется объяснить.
  — Не стоит тратить время, — потребовал я, — давайте только факты. Объяснения подождут.
  — Без объяснений картина получится очень уж мрачная.
  — Ваш ребенок родился вне брака, и вы не хотите, чтоб вокруг этого обстоятельства велись досужие пересуды. Верно?
  — Совершенно верно, — вспыхнула она. — Многим ли на этой земле удается праведная жизнь? Многие ли подчиняются правилам, придуманным моралистами? Эти правила перестают работать при первом же соприкосновении с действительностью.
  — Ближе к делу, — остановил я ее.
  — Я работала у мистера Даулинга. Его тянуло ко мне. А меня к нему. Я очень ему сочувствовала.
  — По какому поводу?
  — У его жены было больное сердце. Ей противопоказаны эмоциональные переживания, даже самые легкие. Называть ее женой — сильное преувеличение. И женщиной тоже. Просто пациентка. Калека. Даулингу приходилось возиться с ней, как с ребенком. Ей нельзя было возражать, ее нельзя было волновать, нельзя было жить нормальной человеческой жизнью, как живут муж с женой.
  — И этот пробел он восполнил с вашей помощью?
  — Не надо так, Дональд. На самом деле это было прекрасно… Пока не кончилось.
  — Почему кончилось?
  — Из-за моей беременности.
  — Какую она сыграла роль?
  — Он испугался, что жена узнает о нашей связи, и это ее убьет. Ее жизнь висела на волоске, и он проявлял столько заботливости, столько преданности, столько благородства. Он готов был пожертвовать всем, чтобы спасти ее.
  — И пожертвовал вами.
  — Если вам угодно, можете выбрать такую формулировку. Но я не допустила бы ничего другого. Он не мог развестись. Это прикончило бы ее. Он это понимал, и я тоже.
  — Что же произошло?
  — Я ушла.
  — Он предоставил вам необходимые средства?
  — Предоставил, и я исчезла примерно на год. Когда я вернулась… Что ж, я была далеко, а он, такой несчастный и одинокий…
  — И ваше место заняла другая?
  — У него появились новые интересы.
  — Его жена умерла?
  — Умерла за две недели до моего возвращения.
  — Что дальше?
  — Я не стала умолять, не стала ныть, не пыталась прибрать его к рукам угрозами. Подыскала новую работу и видела его совсем редко, только когда что-нибудь осложняло жизнь Герберта.
  — Вы назвали сына Гербертом?
  — Так пожелал отец.
  — Как насчет сходства?
  — Мальчик — точная копия своего отца, и с каждым днем все больше.
  — Даулинг видел его когда-нибудь?
  — В том-то и дело. Сын считает мистера Даулинга своим дядей. Тот приезжал пару раз, а сходство настолько поразительное… Согласитесь, мистер Даулинг всегда на виду, и если бы разгорелся скандал… Это могло бы погубить ребенка.
  — Полагаю, Даулинг обещал жениться на вас, если жена умрет?
  — В то время он так и собирался поступить.
  — А потом передумал?
  — Передумал.
  — И в последнее время о женитьбе даже не заикался?
  — Совсем наоборот, — возразила она. — Несколько раз предлагал выйти за него замуж, но я отказывалась.
  — Почему же?
  — Считала, что им руководит чувство долга, а не любовь.
  — У вас есть сын. В таких случаях больше заботятся о ребенке.
  — Знаю. Дальше так не могло продолжаться… В частности, об этом я и хотела с ним поговорить.
  — И согласились на эту встречу?
  — Да.
  — Он собирался возобновить роман?
  — Разумеется, нет. Между нами теперь нет ничего такого.
  — Но он зарегистрировался в мотеле якобы с супругой.
  — Понятное дело. Разве можно заявиться в мотель такого класса для встречи с женщиной и не соблюсти хотя бы видимость приличий. Тем более теперь, когда недовольные акционеры намерены отобрать у мистера Даулинга контроль над корпорацией.
  — Тогда почему вы не встретились где-нибудь в городе и не приехали в мотель вместе?
  — Он так и хотел, но мне пришлось задержаться. Я позвонила в ресторан, где он ждал, и сказала, пусть едет в мотель, а я приеду позже.
  — Вы приехали, и что же?
  — Он был мертв.
  — Вы уверены?
  — Уверена. О, Дональд, это было ужасно!
  — Говорите же!
  — Благодарю свою счастливую звезду, что не зашла в контору, как собиралась: я, мол, миссис Палмер, не зарегистрировался ли здесь мой муж, мы решили здесь встретиться…
  — Так, к администратору вы не обратились.
  — Нет. Увидела машину мистера Даулинга возле номера 12, поставила свою рядом и открыла дверь.
  — Без стука?
  — Разумеется. Ведь я приехала в качестве жены. Значит, должна была распахнуть дверь и войти как хозяйка.
  — Дверь была не заперта?
  — Нет, как мы и договаривались.
  — Итак, вы вошли в номер. Что дальше?
  — Он лежал на полу. Его застрелили.
  — Откуда вы знаете?
  — Там была… О, Дональд, я больше не могу… — Она разрыдалась.
  — Поберегите слезы, сестрица, — сказал я. — Уж такие-то вещи я должен выяснить.
  — Там была… там была лужа крови и… и пулевое отверстие в заднем окне. Я подбежала, нагнулась над ним, коснулась руки и тотчас поняла: он мертв. Да и лицо у него было, как у покойника, — ошибиться невозможно.
  — Свет в номере горел?
  — Да.
  — Ничего больше не заметили? Что-нибудь, что указывало бы на предыдущих визитеров?
  — Ничего не заметила. Я испытала страшный шок, острейшее чувство потери… Как только я дотронулась до него, меня охватила паника. Я подумала о ребенке. Разве я имею право втягивать его в скандальную историю?! Я хочу, чтобы он рос хорошим, послушным мальчиком, чтобы у него были друзья и его принимали в приличных домах. Одно дело, когда парень потерял отца из-за автомобильной катастрофы… А если вдруг обнаружится, что он внебрачное дитя, что отца его убили… О, эта отметина останется на всю жизнь. Друзья отвернутся. Он станет жертвой одиночества, насмешек, презрения. О, дети умеют быть жестокими.
  — Вернемся пока к мотелю. Как вы поступили дальше?
  — Я не могла оставить его как есть. Я опустила штору. Чтобы все, кому не лень, не пялили на него глаза.
  Я задумчиво разглядывал ее.
  — И чтобы никто не увидел, как вы обыскиваете труп.
  — Я не обыскивала труп.
  — И можете это доказать?
  — Нет… Разве что дать честное слово.
  — Что дальше?
  — Я… я убежала в диком смятении. Развернула автомобиль и помчалась к воротам.
  — Вас кто-нибудь видел?
  — Когда я покидала мотель, навстречу выехала какая-то машина. На мгновение свет ее фар ослепил меня. Наверное, это были вы.
  — Да, — подтвердил я.
  — А вас чем привлек мотель?
  — Я следил за Даулингом.
  — О, — произнесла она слабеющим голосом, — значит, вас кто-то нанял следить за Даулингом?
  — Не совсем так. Меня подрядили проделать кое-какие операции, и я счел необходимым установить слежку за Даулингом.
  — И как долго вы за ним следили?
  — Один вечер — нынешний.
  — Тогда вам должно быть понятно, что он чрезвычайно… Ну, что он несчастен. Он зависит от женщины, которая буквально держит его на крючке. Он связался с ней, пока не было меня, и сейчас… сейчас он на крючке.
  — Откуда у нее такая власть над ним?
  — О, она демон. Соблазнительный, беспощадный, злобный. У нее сохранились копии гостиничных квитанций и его письма, магнитофонные записи — сделанные тайком, разумеется… Несколько раз он брал ее в Мексику, иногда они пересекали границу нелегально.
  — Шантаж, — заключил я.
  — Утонченнейшая его разновидность. Видите ли, он находится… находился в таком положении, что просто не мог поставить под удар свою репутацию в глазах компании. Известно ли вам, что его втянули в борьбу за контроль над компанией? Конкуренты все время пытаются подорвать доверие к нему акционеров и перехватить власть.
  — А в чем заключаются интересы конкурентов и кто они, эти конкуренты?
  — Он очень старательно избегал разговоров на эту тему, но мне кажется…
  — Ну-ка, ну-ка! — подстегнул я ее.
  — Я иногда спрашиваю себя, не Карсон ли это?
  — Карсон способен на такое?
  — Бизнес есть бизнес, — сказала она.
  — Но вы не уверены, что это Карсон?
  — Нет.
  — Видимо, вы не раз встречались с Даулингом и обсуждали некоторые его личные проблемы в подробностях.
  — Он любил откровенничать со мной. Не сомневаюсь, необходимость расстаться со мной была трагедией его жизни. Он сказал однажды, что после моего отъезда неделями не мог смотреть на женщин, ну а потом… Он же настоящий мужчина… и, конечно, неизбежное случилось. Эта женщина оказалась весьма сообразительной. Он был так одинок. Она мигом оценила ситуацию и запустила в него свои когти… О таком человеке трудно рассказывать. Он постоянно испытывал эмоциональное беспокойство. Мы всегда были очень близки друг другу, и многие его беды происходили из-за того, что он попытался найти этой близости замену.
  — Что ж, — подытожил я, — он обрел эмоциональный покой. Эта женщина не дала ему уйти от ее когтей.
  Она кивнула.
  — Кто она?
  — Уместны ли здесь имена? Я не вправе злоупотреблять его доверием.
  — Не будьте ребенком, — возразил я, — человека ведь нет в живых.
  Моя сентенция буквально сразила ее наповал. Рассказывая о Даулинге, она так была поглощена излагаемыми фактами и их отношениями, что, казалось, забыла о самом непреложном факте: его больше нет в живых.
  У нее перехватило дыхание, на глазах выступили слезы.
  — Успокойтесь, — попросил я, — для слез нет времени… Кто эта женщина, которая запустила в Даулинга когти?
  — Ее зовут Бернис Клинтон.
  Я с минуту дегустировал информацию.
  — Не знаете, где она живет?
  — Нет. Он никогда об этом не говорил, но я знаю, он ее содержал. Он снимал для нее квартиру. А запросы и вкусы у нее отчаянные.
  — Потом он перестал оплачивать квартиру?
  — Продолжает и поныне, хотя страстно мечтает освободиться.
  — Почему?
  — А почему всякий мужчина сперва лезет в ярмо, а потом во сне видит, как бы ярмо сбросить? Даулинг видел в ней мое отражение, и она это заблуждение всячески поддерживала, совсем вскружила ему голову. Правда, потом…
  — Почему он не женился на ней в пылу увлечения, когда овдовел?
  — Потому что начал узнавать ее истинный характер.
  — И захотел возобновить прежние отношения с вами?
  — Он тянулся ко мне, — согласилась она. — Но я не могла вернуться на его условиях. Я уважала его как отца моего ребенка, а узнав, что он спутался с этой женщиной… Не знаю, как объяснить, Дональд, что-то во мне умерло. Я видела в нем только друга. Я сочувствовала ему, понимала, пожалуй, больше, чем любая другая женщина в его жизни. Он мне нравился. Но вновь запылать страстью… Нет, на такие чувства меня теперь не хватит. Ведь один раз я уже прошла этот круг до конца… Если бы он захотел жениться на мне, как только я вернулась, я пошла бы под венец в ту же минуту. Увы, он опять был несвободен. История начиналась сначала. Я не хотела опять свиданий украдкой, постоянной лжи, тайной связи, а потом… быть может, новой беременности… Трудно объяснить, как я воспринимала его теперь, не менее трудно — как воспринимал меня он.
  — Был он агрессивен, пытался вновь завязать близкие отношения?
  — А как же, конечно.
  — Не вполне понимаю ваше «конечно».
  — Он очень чувственный мужчина, и какой! Я ему нравилась, у нас интимные воспоминания, и было бы противоестественно, если бы он повел себя иначе.
  — Но вы не уступили.
  — Нет. Дружба, сочувствие, понимание — пожалуйста, но… тайными утехами я сыта по горло. Я не могла идти на такой риск — произвести на свет еще одного ребенка с отметкой безотцовщины.
  — Иными словами, вы предложили ему освободиться от Бернис и повести вас к алтарю?
  — В общих чертах что-то в этом роде.
  — Лучшего кандидата на лавры убийцы не придумаешь…
  — Полагаете, они предъявят…
  — Предъявят. Вне всяких сомнений.
  Я помолчал, взвешивая сложившиеся обстоятельства и приглядываясь к ней.
  Какое-то время она под моим взглядом сохраняла внешнюю бесстрастность. Потом вдруг сказала:
  — Хватит, Дональд. Случалось, мужчины меня мысленно раздевали. И вот новости: вы меня мысленно препарируете. Хватит.
  — Люблю изучать, какие колесики вертят стрелки на циферблате. Я пытаюсь сложить головоломку: ваш сын — это ваш сын?
  — Никакой головоломки тут нет. Он мой сын. Теперь я живу для него.
  — Точно так я себе и представляю ситуацию. Иначе у вас завязался бы другой роман, как только закончился с Даулингом. Вы стали матерью, поглощены своим материнством.
  — Собственно, почему мы должны это обсуждать в данный момент?
  — Потому что сейчас я дам вам совет, и вы ему последуете.
  — Какой же?
  — Вы угодили в тупик. Пойти в полицию и рассказать все как есть — значит увязнуть в этой истории по уши и заполнить своей особой первые полосы всех газет, поставить сына под прожектора всеобщего любопытства.
  В глазах ее отразился панический страх.
  — Нет, Дональд, нет, — взмолилась она.
  — Но если вы не обратитесь в полицию, — продолжал я, — сыграете им на руку. Они дознаются, кто должен был поселиться в мотеле «Плавай и загорай» под именем миссис Оскар Л. Палмер.
  Она кивнула.
  — Если вы скроетесь, это расценят как бегство, а бегство — почти доказательство вины.
  — Дональд, зачем вы сводите меня с ума?!
  — Хочу убедить вас в полезности моих советов.
  — Ну так, может, дадите такой, который сработает? Да, вы тщательно проанализировали ситуацию и доказали, что я в тупике. И мне лучше пребывать в параличе, пока луч полицейского фонарика не выхватит меня из тьмы на публичное обозрение. Тогда… тогда судьба моего сына непоправимо испорчена.
  — Не обманывайте себя, Айрин, — сказал я. — Рано или поздно имя вашего сына всплывет. Существенно, однако, всплывет ли оно как имя незаконнорожденного сына подозреваемой в убийстве особы… Рекомендую вам следующую линию поведения. Да, вы были в мотеле. Да, вы должны были встретиться с Даулингом. Вас волновали проблемы, связанные с благополучием вашего сына. Даулинг оказался мертв, предположительно убит. Вы бросились искать телефонную будку, чтоб вызвать полицию. Но полиция появилась раньше, чем вы успели позвонить. И вы подумали, что им уже известно об убийстве.
  — Откуда мне могло быть известно, что им известно?
  — Полицейская машина проехала к мотелю мимо вас.
  — Но я не видела…
  — Полицейская машина проехала к мотелю мимо вас, — повторил я твердо.
  Некоторое время она колебалась. Потом сдалась:
  — Да, Дональд.
  — В сложившихся обстоятельствах ваш сын подвергается опасности. Где он?
  — Я никогда и никому не называла этот адрес.
  — Прекрасно, — похвалил я. — Стойте покрепче на своих рубежах, и завтра любой желающий сможет узнать адрес вашего сына, если не поскупится заплатить за утреннюю газету.
  — Он в «Доме Осгуда». Вернее, сейчас владелица дома миссис Осгуд. Она наследовала его после смерти мужа.
  — Где это?
  — В горах. Одиннадцать миль от Баннинга.
  — Где поблизости может поселиться приезжий?
  — В каком-нибудь мотеле в Баннинге. Ближе ничего нет.
  — Под каким именем записан там ваш сын?
  — Герберт Аддис.
  — Он живет под вашим именем?!
  — Да.
  — Ага, вы обезумели от страха за жизнь сына! Отправляйтесь в Баннинг прямо сейчас. Убит его отец. Вам кажется, что злоумышленник метит теперь в сына.
  — Зачем? — поразилась она.
  — Черт побери! Не спорьте со мной! Вы ведь не знаете, по какой причине убит Даулинг. Не исключена возможность, что убийца в приступе ревности охотится теперь и за вашим сыном. Как раз в этот самый час преступник может спешить в Баннинг…
  — Дональд, прекратите! Слышите? Немедленно прекратите!..
  — Делайте, что я говорю! Вы взвинчены. Вы на грани истерики. Вы тревожитесь за своего сына. Естественно, вы едете к нему. Немедленно садитесь в машину и отправляйтесь. Зарегистрируйтесь в мотеле под собственным именем. Укажите номер машины, уж позаботьтесь об этом. Словом, вы хотите быть как можно ближе к своему ребенку. Полиция, узнав о вас все подробности, лихо вас найдет. Впрочем, вряд ли в ближайшие двадцать четыре часа, разве кто-нибудь им донесет. Да и тогда они не сразу кинутся в погоню… И это совсем не побег. Это естественное стремление матери — быть рядом с сыном, защитить от опасности… Если придется давать объяснения в суде, что ж, в жюри есть женщины. Даже если полиция будет утверждать, что вы ударились в бега, женщины украдкой утрут слезу и поймут вас.
  Подумав, Айрин Аддис сказала:
  — Я вас слушала и вдруг поняла: надо ехать. Не важно, по какой причине… Возможно, вы правы и ему угрожает опасность…
  Я последовал к двери и, взявшись за ручку, произнес:
  — Не забудьте, именно я предупредил вас, что мальчику угрожает опасность.
  Она быстрыми шагами пересекла комнату, положила свою руку на мою, уже готовую распахнуть дверь, придвинулась ко мне:
  — Зачем вы это сказали, Дональд?
  — Чтоб не забыли: именно я вас предупредил.
  — Зачем мне помнить об этом?
  — В случае необходимости у вас будет объяснение, почему вы поспешили к сыну.
  Она долго вникала в смысл моих слов и вдруг оказалась совсем близко, глядя мне прямо в глаза:
  — Я не могу выразить свои чувства, Дональд, в нашем языке таких слов нет.
  Затем она отступила назад, а я распахнул дверь и вышел.
  Глава 9
  Ночным самолетом я вылетел в Сан-Франциско. В отеле оформился под своим именем, попросил разбудить меня в семь тридцать и лег спать. Утром я побрился, позавтракал и к девяти часам был в местном отделении Компании электронного сыскного оборудования.
  Контора только что открылась. Я приобрел электронный комплект для слежки: одна часть — для машины преследователя, вторая, маленькое радиопередающее устройство, — для преследуемой машины.
  Я взял такси и отправился в оклендский аэропорт. Когда мы проезжали Бей Бридж, выбросил через окошко приемное устройство в залив, а себе оставил передатчик — приставку для бампера.
  В оклендском аэропорту я ее малость обшарпал, испачкал, упрятал в свой кейс. И вылетел в Лос-Анджелес.
  Там я направился на стоянку, получил нашу с Бертой служебную машину, уложил свое сан-францисское приобретение рядом с принимающим устройством, оставшимся у меня после погони за Даулингом, и отправился в агентство.
  Ровно в час Элси отложила ножницы в одну сторону, газеты в другую и подняла голову. В дверях стоял я.
  — Дональд! — воскликнула она.
  — Собственной персоной, — подтвердил я.
  — Дональд, ты ничего не сообщал! Мы не знали, где ты… Неужели ты…
  — Я работал по делу.
  — Берта искала тебя целое утро. Она на грани нервного срыва, чуть не орет. У нее в кабинете ваш клиент.
  — Карсон?
  Элси кивнула и добавила:
  — Она просила доложить, как только ты появишься.
  — Ол-райт, я появился. Свяжи меня с ней… Или нет, я сам доложу о своем прибытии.
  — Лучше все-таки позвонить ей и предупредить, что ты здесь.
  — Что ж, действуй.
  Элси подняла трубку, соединилась с Бертой и, выждав несколько мгновений, сказала:
  — Мистер Лэм сию секунду вошел. Я предупредила, что его ждут.
  Она отвела руку с трубкой на пару футов в сторону, чтобы уберечь свои барабанные перепонки от Бертиных громов и молний, затем добавила:
  — Он уже идет, миссис Кул, — и повесила трубку.
  — Не огорчайся, малышка, — сказал я, погладив ее по плечу, и направился в кабинет Берты.
  Берта Кул сидела за столом в скрипучем вертящемся кресле. Губы негодующе поджаты, взгляд тверже алмаза.
  Монтроуз Л. Карсон сидел в кресле для клиентов, и лишь знаменательный факт его присутствия удерживал Берту от взрыва.
  — Где ты, черт побери… — начала она, но сдержалась и после глубокого вдоха продолжила уже спокойнее: — Я искала тебя все утро, Дональд.
  — Работал по делу, — объявил я небрежно. — Как поживаете, мистер Карсон?
  Карсон поклонился в ответ. Берта, видимо, изумленная моими независимыми манерами, спросила:
  — Боже мой, неужели ты не слышал, Дональд?
  — О чем?
  — О Даулинге.
  — А что с ним?
  — Его убили!
  — Как?!
  — Именно так! И вот еще что, тебя ищет сержант Фрэнк Селлерс. Он трижды звонил. Требует, чтоб его известили, едва ты появишься, в ту же минуту.
  — Что ж, — откликнулся я. — В нашем распоряжении есть примерно десять секунд.
  Берта зловеще зыркнула на меня, схватилась за телефон и сказала телефонистке:
  — Соедините меня с сержантом Селлерсом.
  Берта еще не успела положить трубку, как сержант Селлерс собственной персоной возник на пороге.
  — Кажется, я просил вас…
  Берта, отодвигая телефон, громыхнула:
  — Я и звоню вам, черт побери! Как раз в этот момент!
  — Как раз такие вещи, — сообщил Селлерс, — я называю совпадениями — поразительными совпадениями.
  — Зажарьте меня, как устрицу! — заявила Берта. — Я не вру, зарубите себе на носу. Сходите и узнайте на коммутаторе, по какому номеру я звонила. Я вам не вру, Фрэнк Селлерс. Мне это ни к чему.
  Селлерс сдвинул форменную фуражку на затылок, перекинул наполовину изжеванную сигару из одного угла рта в другой.
  — Мне надо с вами поговорить, — потребовал он.
  — У нас клиент, — отрезала Берта.
  — Ваш клиент может подождать в приемной, — настаивал Селлерс. — Полиция ждать не может.
  — Я налогоплательщик, — встрял Карсон.
  Селлерс задумчиво взглянул на него:
  — Назовите свое имя.
  — Монтроуз Ливайнинг Карсон, — представился Карсон воинственным тоном. — Вручить вам визитную карточку?
  Селлерс подошел к нему, протянул свою громадную лапу, взял карточку, посмотрел на нее и сунул в карман.
  — Глубоко убежден, — сказал я, — что мистера Карсона не затруднит просьба переместиться в приемную, пока…
  — Бред! — оборвала меня Берта. — Он клиент! Фрэнк Селлерс, если у вас есть что сказать, говорите прямо и убирайтесь.
  Селлерс снова переместил сигару, задумчиво посмотрел на меня, потом снова на Берту:
  — Хорошо, скажу прямо. Прошлой ночью погиб Герберт Джейсон Даулинг. Его убили. Пристрелили из пистолета двадцать второго калибра. Это вам говорит о чем-нибудь, господа?
  Карсон открыл было рот, но я опередил:
  — Мы читаем газеты, Селлерс.
  — Об этом еще нет в газетах, по крайней мере, пока.
  Я продолжал с непоколебимой уверенностью:
  — Зато есть радио.
  — Ты имел в виду не то.
  — Как раз то.
  — Ладно, — согласился Селлерс, — послушайте, что я скажу. За Даулингом следил один частный сыщик. Именно в ночь убийства. Нам бы хотелось поговорить с этим сыщиком.
  Я перевел взгляд на Берту:
  — Даулинг… Даулинг… — повторял я, как бы пытаясь припомнить, кто это.
  Карсон опять открыл рот, и опять я помешал ему:
  — Откуда вы знаете, сержант, что за Даулингом следил частный сыщик?
  — Ладно, и это скажу. Кто-то установил на его автомобиле приставку от электронного устройства для слежки. Компания, продающая их в нашем городе, дала мне справку о покупателях за последнее время. В городе продано с дюжину комплектов. Один попал к вам. Мои люди проверяют других покупателей. А у тебя, коротышка, я лично возьму интервью.
  — За что такая честь?
  — Я всерьез подозреваю тебя. Ты всегда ловчишь, честно не играешь… Но сейчас мы не будем спорить. Я хочу знать, где находится ваша электроника, причем обе половинки. Понятно, коротышка? Обе половинки!
  — В машине, — ответил я, не раздумывая.
  — А где машина?
  — Внизу, на стоянке.
  — Ладно, — сказал Селлерс. — Мы пройдем на стоянку и проверим. У полиции много дел, у вас тоже. Давайте спустимся к машине вместе. Вы мне покажете обе половинки той штуки, которую вы приобрели четыре месяца назад. Окажутся на месте — я займусь своими делами, а вы своими.
  — Надеюсь, вы извините меня, — обратился я к Берте.
  Берта попыталась что-то сказать, но я не дал:
  — Больше вам ничего не нужно, сержант? Просто посмотреть на устройство?
  — Это все, что мне нужно, — подтвердил Селлерс, а потом добавил, спохватившись: — Пока все.
  — Пошли, — предложил я и обернулся к Карсону: — Простите меня, мистер Карсон.
  Он откашлялся, словно намеревался выступить с заявлением.
  Я повернулся к нему спиной и проскользнул мимо Селлерса к двери.
  — Эй, — окликнул Селлерс. — Как ты себя ведешь?!
  — Как я себя веду?
  — Ты должен быть вежливым и пропустить меня вперед. Не воображай, будто тебе удастся пробраться туда и схимичить…
  — Как я могу схимичить?
  — Кабы я знал! — посетовал Селлерс. — За тобой глаз да глаз нужен. — И он прошествовал из кабинета прочь, лягнув на прощанье дверь.
  Мы спустились вниз на лифте, прошли на стоянку. Я открыл дверцу автомобиля и сообщил:
  — Мы держим эту штуку в специальном отсеке под сиденьем. — Я вытащил оттуда ветошь, развернул сверток и продемонстрировал обе части устройства.
  — Ладно, коротышка, — крякнул Селлерс. — Клади свои тряпки обратно. Я должен был проверить. Вот и все.
  — Кто такой Даулинг? — спросил я.
  — Один толстосум. У него в мотеле было назначено свидание с дамочкой, — поделился Селлерс. — А к его машине присосался жучок. Хотел бы я выяснить, кто подсадил на бампер это насекомое.
  — Сумеете?
  — Еще бы не суметь! — сказал Селлерс. — В городе их продали не так уж много. За несколько часов мы проверим каждый экземпляр и найдем владельца неполного комплекта.
  — Значит, вы не намерены взять у меня показания о Даулинге?
  Он рассмеялся и извлек изо рта мокрую сигару.
  — Нет, коротышка, я не буду тебя допрашивать на сей раз. Ты любишь прикидываться дурачком, задавать вопросы. Но на вопросы дают ответы. Получая ответы, ты разживаешься информацией. Получив информацию, ты сумеешь зачислить ее в свой актив. Ты извлекаешь выгоду из любого факта, угодившего тебе в руки. Если бы я тебе рассказал все, что знаю, это чертовски много. Так что возвращайся-ка в свою контору, будь пай-мальчиком и не суй свой нос куда не следует. А не то папа тебя отшлепает, а шлепки причиняют нешуточную боль.
  Селлерс развернулся и зашагал прочь, а я поднялся в контору.
  Карсон произнес, укоризненно глядя на меня:
  — Я дважды пытался объяснить офицеру, почему вы интересовались Даулингом.
  Я воззрился на Карсона в полном недоумении:
  — На чем основаны ваши умозаключения?
  — Но разве вы Даулингом не интересовались?
  — Послушайте, Карсон, не будем валить в одну кучу совершенно разные вещи. Вы подрядили нас найти канал, по которому из вашей конторы уходит информация. Вы считаете, что получает информацию Даулинг. Но нам слежку за ним не поручали. Или мы ошиблись?
  — Ну… — заколебался он.
  — Если бы перед нами стояла задача вести расследование против Даулинга, финансовая сторона нашего контракта выглядела бы совсем иначе.
  — По-моему, полицию мы все-таки должны были поставить в известность, — пробормотал Карсон.
  — Черт побери, Дональд, — вмешалась Берта, — ты обязан был предоставить Фрэнку Селлерсу все факты.
  — Какие именно все? — спросил я простодушно.
  — Сам знаешь!
  — Разумеется, знаю. А поэтому позвольте теперь сказать кое-что вам. Вы оба жаждете предоставить информацию Селлерсу. А ведь на эту информацию у Селлерса нет никаких прав. Он не может требовать, чтоб ему раскрыли имя клиента, если нет доказательств, что эта личность имеет отношение к расследуемому делу… Возьмем ваш случай, Карсон. Вы глава корпорации, и у вас есть определенные обязательства перед акционерами. Как только вы сообщили бы Селлерсу, что наняли нас следить за Даулингом, он тотчас же дал бы вашему заявлению абсолютно ложное толкование. Более того, он довел бы свои гипотезы до сведения прессы. А как вам понравилось бы, если бы ваши акционеры прочли в газетах, что вы подрядили частное детективное агентство вести слежку за конкурентом и что конкурент вскоре был убит?
  — О господи! — воскликнул Карсон, и самодовольство на его лице в одно мгновение сменилось страхом.
  — Теперь вам ясно, — заключил я, — какие последствия могла бы иметь излишняя болтливость в присутствии Селлерса?
  — Я не имею привычки болтать! — в негодовании проговорила Берта.
  Карсон некоторое время пребывал в задумчивости, потом поднялся со своего кресла, пересек комнату, заключил мою руку в свою костлявую лапищу и потряс ее, как будто покачал рычаг — вверх-вниз.
  — Лэм, я вечный ваш должник, — заявил он.
  — Теперь, — сказал я, — поскольку Даулинга нет в живых, у вас отпала необходимость перекрывать утечку информации. А посему, ежели кому-то придет в голову спросить, нанимали ли вы фирму Кул и Лэма, можете без зазрения совести ответить «нет» и, чуть подумав, добавить, что в прошлом мы выполняли кое-какие поручения, возможно, будем выполнять и в будущем, но в настоящее время никоим образом не представляем ваши интересы.
  Берта Кул сердито произнесла:
  — Ты чего же добиваешься? Чтоб от наших услуг отказались?
  Карсон, повернувшись к ней, успокоил:
  — От ваших услуг никто не отказывается, миссис Кул. Если можно так выразиться, ваша работа самоисчерпана. Как раз на данное обстоятельство я и намеревался вам указать, чем, главным образом, и был вызван мой нынешний визит.
  — Но теперь появилось нечто другое! — заявила Берта. — Не надейтесь, что от Фрэнка Селлерса вам удастся многое скрыть. Вот, например, он уже знает, что пропала часть электронного устройства.
  — Разве она пропала? — спросил я.
  — Черт побери! — заорала Берта. — Спустись с небес на землю. Прекрати свое баловство. Что он тебе сказал?!
  — Велел вернуться в контору и не совать нос в чужие дела. Сказал, что не будет больше расспрашивать меня о Даулинге и не хочет, чтоб я его расспрашивал. Сказал, что каждый раз я выуживаю из него информацию и получаю от него больше, чем даю сам, и пусть я качусь ко всем чертям!
  Берта в изумлении разинула рот:
  — Ты хочешь сказать, комплект цел?
  — Будь иначе, неужели я бы остался здесь, а не сидел в полицейском управлении?
  — Изжарьте меня, как устрицу! — только и произнесла Берта.
  Карсон мысленно прокрутил все происходящее.
  — Не сомневаюсь, миссис Кул, что мистер Лэм совершенно прав, — сказал он рассудительно.
  — Вы плохо знаете Фрэнка Селлерса, — мрачно возразила Берта.
  Карсон, сплетя пальцы обеих рук, уставил на Берту твердый взгляд из-под кустистых бровей:
  — А Фрэнк Селлерс не знает меня.
  Я потянулся, зевнул и направился к двери, бросив на прощанье:
  — Вы уж извините, пожалуйста, у меня есть горящие дела.
  — Послушай-ка, — окликнула Берта, — я хочу позвонить Фрэнку Селлерсу и сказать ему по секрету, что… что…
  — Валяйте, — согласился я, наблюдая за тем, как выражение холодного гнева неуклонно завладевает лицом Карсона.
  — Я ему скажу, — продолжала Берта, — что у нас был клиент, интересовавшийся некоторыми затеями Даулинга.
  — Я предложил бы вам не делать ничего подобного, — сказал Карсон.
  — Мы не можем работать, если полиция настроена против нас, — взмолилась Берта. — Если мы не будем беречь свою репутацию, того и гляди потеряем лицензию. Фрэнк Селлерс расследует дело об убийстве. Он знает, что некое детективное агентство интересовалось Даулингом…
  — Откуда он это знает? — оборвал ее Карсон.
  — Жучок на бампере…
  — Пусть ищет агентство, у которого осталась вторая половина комплекта, — отрезал Карсон.
  — Совершенно справедливо, — кивнул я.
  Берта поджала губы:
  — Подавитесь вы оба!
  — Прошу прощения, миссис Кул, — заявил Карсон. — Я не привык сотрудничать с дамами, прибегающими к таким выражениям.
  Но Берта уже озверела:
  — Вы явились к нам за информацией. Мы ее вам обеспечили. Так оставьте в покое меня и мои выражения и не учите, как я должна делать свое дело. Я позвоню, обязательно позвоню Фрэнку Селлерсу и обрисую всю картину.
  — Тем самым вы разгласите профессиональную тайну, — сказал Карсон.
  — Речь идет об убийстве… Селлерс может круто себя повести, — твердила Берта.
  Карсон буквально просверлил ее ледяными булавками своих глаз:
  — Если вы сообщите полиции хоть что-нибудь, я подам на вас в суд за нарушение профессиональной этики.
  Он торжественно поклонился и покинул контору с наигранным величием банковского лидера, покидающего собрание корпорации.
  — Сукин сын! — сказала Берта.
  — Я?
  — Он! — И после минутного раздумья добавила: — Ты тоже. Ты подсказал Карсону, как выкрутиться из затруднительного положения. Не знаю, каким образом ты запудрил мозги Фрэнку Селлерсу, какую электронику ты ему демонстрировал, но готова побиться об заклад, что на заднице Даулинговой машины сидел наш жучок. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери.
  Покинув ее кабинет, я прошел на свою половину и сообщил Элси Бранд:
  — Элси, тебе придется прикрыть меня. Запомни: мне позвонили по важному вопросу; обольстительный голос, голос молодой дамы заявил, что располагает ценной информацией по делу, которое мы расследуем, и что я найду ее там же, где видел прошлым вечером.
  — Этот номер не пройдет, — покачала головой Элси.
  — Почему?
  — Они справятся у дежурной на коммутаторе, был ли звонок…
  — Дежурная на коммутаторе не может ничего знать, — сказал я. — Женщина просто попросила соединить ее с моим кабинетом. Ты ответила, она объяснила, по какому поводу звонит, и я взял трубку.
  Элси покачала головой:
  — Но ведь этот звонок не зафиксирован.
  — Будет, будет зафиксирован, — заверил я. — Ты спустишься в холл, позвонишь через коммутатор и спросишь меня. Дежурная запомнит, что меня вызывали, но не запомнит, что тебя не оказалось на месте, особенно если ты прошмыгнешь в боковую дверь.
  — Она узнает мой голос.
  — А ты его изменишь и говорить будешь очень быстро. Брось заниматься ерундой и берись за дело, мелочи предоставь мне.
  Еще с минуту Элси колебалась, потом выскользнула через боковую дверь. Вскоре зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал голос Элси:
  — Мистер Лэм, у меня есть для вас свежая информация, нам надо поскорей увидеться, желательно там же, где и вчера.
  — Насколько свежа информация?
  — Самые последние сведения.
  — Прекрасно! — похвалил я. — Надеюсь, тебе довелось услышать анекдоты из последних?
  — Дональд, перестань. Дежурная на коммутаторе может в любой момент подключиться.
  — Тогда мы уволим ее за подслушивание.
  — Никаких хороших анекдотов в нашей конторе я не слышала.
  — Ладно, мы говорили достаточно долго. Можешь повесить трубку и вернуться в контору. Запомни: если кто-нибудь будет меня искать, я помчался за свежими фактами.
  — Ты опять нарываешься на неприятности?
  — Да нет же, черт возьми. Наоборот, я выбираюсь из неприятностей. — Повесил трубку, схватил шляпу и опрометью кинулся из конторы.
  Глава 10
  Я нисколько не сомневался, что в ближайшие несколько часов стану самой горячей точкой в нашем городе. Полиция начнет искать меня — вероятно, по высшему разряду.
  Изменив голос, насколько было под силу, я позвонил в контору и спросил мистера Лэма. Дежурная на коммутаторе ответила:
  — Соединяю вас с его секретарем.
  Через мгновение я услышал голос Элси.
  — Привет, Элси, — сказал я своим обычным голосом.
  — Дональд! — От волнения она задохнулась. — Берта готова тебя растерзать. Сюда приходил Фрэнк Селлерс, по-моему, назревают большие неприятности.
  — А назреют еще большие… Послушай-ка, Элси, помнишь вырезку о Томе-соглядатае, которую ты вклеила в свой кондуит пару дней назад?
  — Я не успеваю за всем уследить, Дональд, — ответила она. — Мне…
  — Да не оправдывайся. Возьми свой гроссбух и посмотри, как звали женщину. И, пожалуйста, чтоб никто не знал. Если появится Берта или, не дай бог, Фрэнк Селлерс, мигом клади трубку и делай вид, что расклеиваешь вырезки.
  — Ладно, подожди минутку, я сейчас.
  Секунд через пятнадцать она снова была у телефона:
  — Вот оно, Дональд! Женщину зовут Агнес Дейтон, двадцать шесть лет, живет в доме «Коринфиан-Армс», Санта-Ана, в мотеле зарегистрировалась на одну ночь.
  — С нее и начнем, — заключил я.
  — Прошу тебя, будь осторожен.
  — Теперь поздновато для осторожности. Я вот-вот утону, уже погрузился по самые уши. Единственное, что остается делать, — постараться всплыть.
  Я взял напрокат машину, доехал до Санта-Аны и нашел дом «Коринфиан-Армс». В списке жильцов стояло имя Агнес Дейтон, квартира 367.
  Я позвонил в дверь, она мгновенно открылась. Хорошо поставленный голос произнес: «Да?» — и вдруг осекся. На меня изумленными глазами смотрела Бернис Клинтон.
  — Дональд! Как ты нашел меня?!
  — А что? — спросил я. — Разве не здесь тебя надо искать?
  — Как сказать… Это не постоянная моя… — Она, смешавшись, замолчала.
  — Догадываюсь, — сказал я. — Это укрытие.
  — Что… чего ты хочешь?
  — В данный момент войти и просто поговорить с тобой.
  Она поколебалась, потом открыла дверь пошире:
  — Ладно, входи.
  На всем лежала печать элитарности. Хорошо обставленная гостиная, вращающаяся дверь в кухню, еще одна дверь, видимо, в спальню, изолированный балкон, а между ним и гостиной — витраж.
  — Я все размышлял над твоим предложением насчет аренды, — начал я.
  Она предложила мне кресло, отвернулась, потом снова повернулась лицом ко мне. Прикусила губу. Глаза выдавали беспокойство на грани паники.
  — Дональд, ты, наверное, выследил меня? Хотя готова держать пари: ты не мог этого сделать. Я приняла все необходимые предосторожности.
  — А зачем?
  — Я… Ладно, говори, чего ты хочешь?
  — Да просто поставить тебя в известность, что принимаю твои условия.
  — Прошу прощения, Дональд, я виновата перед тобой.
  — В чем дело?
  — Предложение аннулировано. Мой патрон…
  — Но ведь сделки с недвижимостью — твой бизнес?
  — Не совсем…
  — Чем же ты занимаешься на самом деле?
  — Дональд, пожалуйста… Пожалуйста, прекрати эту пытку, скажи, чего ты добиваешься…
  Я изобразил на лице полнейшее недоумение:
  — Чего добиваюсь? Конечно же, обсуждения условий аренды.
  Нахмурившись, она проанализировала мое заявление, после чего заговорила:
  — Послушай, Дональд, я искренне сожалею, что так получилось, что я завлекла тебя в эту историю… Один тип совсем заморочил мне голову. Он сулил мне фантастические барыши за аренду твоего участка, а теперь я пришла к выводу, что все это липа. Мне чертовски жаль, что я пудрила тебе мозги. Я… Дональд, я готова на все, чтоб искупить свою ошибку. Я ужасно виновата перед тобой.
  Говорила она торопливо, как человек, стремящийся скрыть правду за потоком слов.
  — Не бери в голову, Бернис, — утешил я ее. — Кстати, зачем тебе понадобился псевдоним?
  — Потому что… О, Дональд, ты совсем сбил меня с толку… Хорошо, я расскажу все начистоту. Меня подослали к тебе, чтобы заполучить участок в аренду. Называть свое настоящее имя и настоящий адрес мне не хотелось. Меня на самом деле зовут Бернис. А человек, который претендовал на твою землю… Ну, не важно, он теперь отстранился…
  — Теперь аренды не будет ни за какую цену?
  — Мне очень жаль, Дональд, но теперь я не могу ничего предложить, — вздохнула она. — Будь пай-мальчиком и забудь обо всем. Договорились?
  Она подошла ко мне вплотную, задумчиво разглядывая меня, как будто что-то взвешивала.
  — Дональд, пожалуйста, будь умницей, забудь об этой истории… А теперь собирайся… Я должна уехать.
  Я окинул взглядом ее нарядную пижаму и вопросительно поднял бровь.
  — Я сейчас переоденусь… У меня назначено… Я еду в косметический салон.
  — Неужели тебе больше совсем не нужен участок?
  — Как ты не поймешь, Дональд. Человек, от имени которого я выступала, он вышел из игры. Его не устроит никакая цена. Он получил нечто иное.
  — Значит, ты действовала по поручению какого-то мужчины?
  — Не от себя же. У меня нет таких денег.
  Я обвел рукою апартаменты:
  — Трудно поверить, что ты прозябаешь в нужде.
  Она хотела что-то ответить, но сдержалась.
  — Прошу тебя, Дональд, — она подала мне руку, заставила встать на ноги, на миг заглянула мне в глаза, потом вдруг бросилась в мои объятия: — Дональд, ты такой милый, ты ведь понимаешь?
  — Полагаю, да…
  — Дональд, ты чудо, ты моя радость. Потом я объясню, как высоко ценю тебя, но сейчас ты должен уйти.
  Она увлекала меня к двери. Вот она открыла дверь.
  — Наверное, мы еще увидимся когда-нибудь, Дональд… По делу, которое… не заставит меня идти на попятный.
  — По поводу участка на перекрестке?
  — По любому поводу, — вежливо согласилась она, выпроваживая между тем меня в коридор. И вдруг быстро захлопнула дверь. Щелкнул замок.
  Я постоял, прислушиваясь. Из-за двери донеслись неясные звуки: быстрые шаги, жужжание телефонного диска.
  Я продолжал стоять: может быть, удастся расслышать, что она скажет. По-видимому, ей не ответили, потому что она положила трубку и набрала номер еще раз. Кажется, опять без ответа. Спустившись на лифте вниз, я сел в автомобиль и поехал в город.
  Глава 11
  Колли Норфолк держал театральное агентство и оказывал любые услуги любому желающему. Допустим, вам нужен сценический талант для интимной вечеринки. Колли готов обеспечить вас этим товаром. Или, паче чаяния, у вас возникла потребность открыть нелегальный ночной кабак и нужны девочки для стриптиза. Колли и тут вам поможет. Разумеется, на его товар трудно было бы поставить марку высшего сорта, зато и на высшие ставки он не претендовал.
  Я знал Колли довольно давно, и ровно столько же он знал меня. Правда, знакомство было, что называется, шапочным. Я застал его в конторе, этакой пещере. Стол украшали четыре телефона, причем я знал точно, три из них были чистой бутафорией. Работал лишь один, хотя, нажимая ногой на разные кнопки, можно было вызвать трезвон и у других.
  На стенах висели фотографии с автографами — сплошь соблазнительные малютки с выдающимися бюстами. Попадалась полуобнаженная и совсем обнаженная натура.
  — Что у тебя на сей раз, Дональд? — спросил Колли.
  — Ищу голодную стриптизершу.
  — Они все голодные.
  — Мне нужна такая, которая пойдет работать.
  — Объясни поточнее.
  — Такая, которая не скоро рассыплется от старости. Чтобы молодость сочеталась с хорошей фигуркой и моральными достоинствами, и карьеру только начинала, а не заканчивала.
  — На кой она тебе нужна?
  — Хочу сделать ей рекламу.
  — И что получить взамен?
  — Кой-какие услуги.
  Прозвенел один из бутафорских телефонов.
  — Минуточку, — сказал мне Колли и снял трубку: — Алло… Да, это Колли… Итак, вы намерены согласиться… Пятьсот долларов в неделю?.. К черту!.. Я же сказал, меньше чем на семьсот пятьдесят не соглашусь… Эта крошка не из пятисотдолларовых, и я не пошлю ее туда… — Он резко повернулся: — Совсем забыл, ты ищешь то же добро… — Швырнул трубку на рычаг, ухмыльнулся и спросил: — Хочешь переговорить с ней?
  — Хочу.
  Колли, как колоду карт, перетасовал свою картотеку.
  — У меня есть на примете одна особа. Тертая и к тому же достаточно молодая.
  — Сколько ей?
  — Двадцать два.
  — Сколько, сколько?
  — Ладно, может, двадцать шесть, — хмыкнул он, — но вполне сойдет за двадцатидвухлетнюю.
  — Что у нее за плечами?
  — Смотря как понимать «за плечами»… Ну, она выступала преимущественно со стриптизом в маленьких заведениях. Там она много о себе возомнила.
  — А на деле стоит чего-нибудь?
  — Думаю, да. Никогда не видел ее в работе, но сложена подходяще.
  — Как ее зовут?
  — Даффидилл Лоусон.
  — Брось заправлять!
  — Других имен не знаю. Запиши адрес и переговори с ней. Имей в виду, если у вас что сладится, мне причитается доля.
  — Получишь десять процентов от договорной суммы, при условии, что контракт будет оформлен через тебя.
  — Она связана со мной деловыми узами, но беда в том, что хочет их порвать. С каждым днем становится все беспокойней. Настаивает, чтоб я ее куда-нибудь пристроил. Требует, чтоб я что-нибудь предпринял. Звонит мне по нескольку раз на дню. По-моему, она и впрямь изголодалась.
  — Давай адрес.
  Он протянул мне листок.
  — Запомни, — сказал он, — это я вошел с тобой в контакт, мне принадлежит инициатива и вся затея. Это вовсе не твой замысел.
  — Разве я выгляжу тупицей? Неужто я тебя продам после всего, что ты для меня сделал?
  — Конечно, мне следует знать, как ты хорош, — сказал он. — Да ведь здешние леса кишмя кишат проходимцами. Ладно, удачи тебе! Пусть она позвонит мне, если в чем-нибудь засомневается.
  Пользоваться машиной агентства я так и не решился. В розыскном бюллетене уже могло появиться ее описание. Вполне возможен и такой малоприятный поворот: Фрэнк Селлерс, напрягши свои мыслительные способности, додумался аж до Сан-Франциско и созвонился с Компанией сыскного электронного оборудования. Тогда он уже возобновил охоту, причем с оружием наикрупнейшего калибра.
  По адресу, указанному Колли, я поехал на такси. Дом был обветшалый, и бравая вывеска «АПАРТАМЕНТЫ» на фасаде не могла изменить тот факт, что в действительности здесь размещались второразрядные меблирашки.
  Поднявшись наверх пешком, я постучал в квартиру Даффидилл Лоусон. Женский голос спросил:
  — Кто там?
  — От Колли Норфолка, — ответил я. — Хотел бы потолковать.
  Дверь приоткрылась. Темные внимательные глаза придирчиво рассмотрели меня, затем дверь распахнулась настежь.
  — Как тебя зовут? — спросила она.
  — Дональд.
  — А дальше?
  — Дальше ничего.
  — Не слишком дипломатичное начало.
  — Когда ты малость повзрослеешь, то поймешь, что имеет значение не начало, а конец. Хорошо отрепетированное начало — не велика редкость.
  В комнате стоял всего один стул. Его она предложила мне, а сама, скрестив ноги, пристроилась на уголке кровати с тощим матрасом.
  — Что тебе нужно?
  — Колли дал мне понять, что ты нуждаешься в рекламе.
  — Ага, он наконец проснулся! — воскликнула она.
  — Да он и не спал, просто работенка дьявольски трудная.
  — Рассказывайте своей бабушке… Но ближе к делу.
  — Дело стоящее, но и потрудиться надо будет на славу.
  — Над чем именно?
  — Ты сегодня читала газеты? — ответил я вопросом на вопрос.
  — Не говори глупости. Газеты стоят денег. А я еще пока не завтракала. И если мой агент не придумает чего-нибудь, я вообще останусь без крошки хлеба.
  — Ну вот, он придумал меня.
  — Предположим, а что толку?
  — Начнем с того, что я — это пища. Здесь доставляют еду на дом?
  — Откуда мне знать? — пожала она плечами. — На углу работает бутербродная.
  — А нет ли поблизости ресторана с отдельными кабинами?
  — Красиво звучит. Видать, и задумка у тебя красивая!
  — Ничего!
  — Ох, парень! Чашка кофе и пара толстых гамбургеров пришлись бы в самый раз!
  — А как насчет толстого бифштекса с зажаренной по-французски картошкой?
  — Шутишь!
  — Чтоб я провалился!
  Она мигом вскочила, извлекла из шкафа нейлоновые чулки, присела на кровать, натянула их на ноги, поддернула юбку, расправила чулки, еще раз одобрительно посмотрела на ноги и изрекла:
  — У меня осталось не так уж много чулок. Я их берегу. Ножки — вот на что я рассчитываю в будущем.
  — Ножки — блеск!
  — Правда хороши?
  — Великолепны.
  — Присмотрись получше.
  Юбка взвилась колоколом.
  Я присмотрелся.
  — Что скажешь?
  — По-моему, высший класс. Они выведут тебя в люди.
  — Многие так говорят, но… Я голодна и сижу на мели.
  — Но в большом городе, и уже грядет утоление голода, — уточнил я.
  Мы вышли на улицу, миновали бутербродную, источавшую восхитительные запахи, и обнаружили ресторан. Она получила обещанный бифштекс с жареной на французский лад картошкой и кофе. Склонить к десерту я ее не смог.
  — Я должна следить за фигурой, — пояснила она.
  — Я тоже.
  — Ты еще ее не видел.
  — Но догадываюсь, судя по уже виденному.
  — Остальное ничуть не хуже. Есть на чем строить будущее, была б только возможность показаться людям.
  — Давай вернемся к тебе домой и обсудим детали, — предложил я.
  Она допила свой кофе, вздохнула с глубоким удовлетворением, и мы вернулись к ней.
  — Что мне предстоит сделать? — спросила она.
  — Выступить в стриптизе, — ответил я.
  — Превосходно. Это мое амплуа, — заявила она и, напевая, принялась прохаживаться по комнате: бедра вызывающе покачиваются, рука теребит застежку на юбке, глаза зовут бог весть к чему.
  — Но стриптиз специфический, — уточнил я.
  — А конкретнее? — Она продолжала демонстрировать танец бедер.
  — Если бы ты читала газеты, то знала бы, что в мотеле «Плавай и загорай» на побережье завелся Том-соглядатай.
  — Мерзавец! Боже мой, ну зачем мужчинам нужно подглядывать в щелочку, ведь никакой пользы. Неужели они думают, что девушка, раздеваясь у себя в спальне, обрадуется любому незнакомцу за окном и воскликнет: «О, как хорошо, что ты пришел! Сделай одолжение, зайди».
  — Мужчинам нравится обнаженная натура, — сказал я. — На том вы и зарабатываете.
  — Да уж, великий заработок! — съязвила она.
  — Теперь твоя карьера пойдет на лад.
  — Шутишь?! Что же я должна делать?
  — Приблизительно следующее. Из мотеля «Плавай и загорай» одна за другой поступают жалобы на Тома-соглядатая. Полиция не обращала на них должного внимания. А прошлой ночью там произошло убийство.
  — Убийство?!
  Я кивнул.
  — На фиг!
  — В каком смысле?
  — В смысле нечего мне там делать. Забирай свою идею обратно. Спасибо за бифштекс с картошкой. Ты отличный парень. Общаться с тобой — одно удовольствие. Когда появится очередная идея, приезжай. Можешь и без идеи, лишь бы с деньгами на еду.
  — Ребята, у которых водятся деньги, по-моему, всегда при идеях, — сказал я.
  — У ребят могут быть идеи, но не быть денег, — ухмыльнувшись, возразила она.
  — Успокойся и выслушай меня, — попросил я. — Это убийство для полиции последняя капля, чаша терпения переполнилась.
  — Моя тоже.
  — Полиция начнет искать Тома-соглядатая.
  — Вполне естественно.
  — И не будет знать, где искать.
  — Что же, я должна показать, где он?
  — Верно, показать, где он.
  — Очень мило. А мне откуда знать?
  — Ты будешь приманкой.
  Она хотела было возразить и вдруг осеклась:
  — Приманкой?
  — Будешь раздеваться у окна, — уточнил я.
  Некоторое время она обдумывала услышанное, потом лицо медленно озарилось улыбкой.
  — Продолжай, Дональд. Что дальше?
  — Все. Нынче в полдень ты поселишься в мотеле. Забудешь опустить штору на заднем окне. Кстати, это важнейшая деталь, из-за нее все неприятности в мотеле. Итак, оказавшись в номере, ты приступишь к стриптизу. Без малейшей спешки. Снимаешь одну вещичку, потом отвлекаешься, возишься с прической или еще с чем-нибудь, потом продолжаешь раздеваться.
  — А когда разденусь догола, полиция арестует меня за оскорбление нравственности?
  — О чем ты говоришь! — запротестовал я. — Ты просто забыла задернуть занавеску. Полиции до этого нет никакого дела.
  — Предположим, ничего не произойдет. Не могу же я раздеваться всю ночь. И как продолжать раздеваться, если ты уже раздета?
  — После того как ты снимешь все, что захочешь, — начал я, — можешь…
  — Не захотела, а решилась, — прервала она.
  — Согласен на любые формулировки. Значит, после того как ты сняла все, что посмела, — продолжал я, — отправляйся в душ. Потом оденься, выйди и начинай снова, вещь за вещью. И так по кругу, пока не явится покупатель.
  — Как мы узнаем, что он появился?
  — В полуквартале расположен отель, где я собираюсь снять комнату. Ее окна обращены как раз на тыльную сторону мотеля «Плавай и загорай». Я буду наблюдать за твоим номером в бинокль. Если появится соглядатай, я зажгу у себя в комнате красную лампу. Время от времени подходи к окну и поглядывай в мою сторону. Увидишь красный свет, знай — появился наш клиент.
  — И что тогда?
  — Тогда звони в полицию и скажи, что прибыл Том-соглядатай.
  — А он разволнуется и сбежит.
  — Ну, есть же разница между обычной женщиной и профессионалкой из стриптиза. Обнаружив мужчину, любительница визжит и хватается за шмотки. Ты этого не сделаешь. Твои движения останутся неторопливыми. Ты потихоньку отступишь, разжигая соглядатая еще больше. Телефон из окна не виден. Он будет отираться поблизости. А ты вызовешь полицию, и его заберут.
  — И что потом?
  — Потом они постучатся к тебе и скажут: «О, леди, вам не следовало раздеваться при поднятых шторах».
  — А что им скажу я?
  — А ты скажешь, мол, решила помочь полиции поймать убийцу. Скажешь, что твой приятель Колли Норфолк решил таким образом устроить тебе рекламу. Он подумал, что если ты своими чарами задержишь убийцу до приезда полиции, то окажешь неоспоримую услугу страждущему обществу, а себе сделаешь шикарное паблисити. Колли позвонит в газеты и сообщит: «Профессиональная исполнительница стриптиза застукала Тома-соглядатая».
  Она подумала немного и расцвела улыбкой.
  — Нравится мой план?
  — Я в восхищении. Может, порепетируем? — предложила она.
  — Не стоит. Ты отлично справишься с этим делом.
  — Полюбуешься моей техникой.
  — Полюбуюсь ночью, в бинокль. И вот тебе двадцать долларов на расходы.
  Я положил двадцать долларов на хлипкий туалетный столик и направился к двери.
  Она послала мне вдогонку воздушный поцелуй.
  Я спустился вниз, взял такси и поехал на побережье, в отель. Диспозицию он занимал превосходную, зато цены перекрывали обычные на двести процентов.
  Я произвел рекогносцировку. Свободных комнат было навалом. Клерк предложил мне комнату с видом на океан. Я сказал, что такой не осилю и предпочту жилье на противоположной стороне. Осмотрел несколько комнат и выбрал наконец ту, вид из которой меня целиком устраивал.
  Я позвонил в меблирашки и предупредил Даффидилл Лоусон, чтоб она приготовилась к поездке.
  Я вернулся в город на взятой напрокат машине, подхватил будущую королеву стриптиза и доставил в мотель «Плавай и загорай». На мне были огромные очки с темными стеклами.
  — Нам больше всего подходит девятый номер, — сообщил я Даффидилл, — но для виду осмотри несколько комнат, будь попридирчивей.
  С заданием Даффидилл справилась отлично. Она отвергла три комнаты, и администратору уже наскучило ходить за ней по номерам и тратить время впустую, когда она остановилась на 9-м.
  Номер 12 был заперт, шторы опущены. Видимо, полиция закончила осмотр и умыла руки, оставив зловещие кровавые пятна на совести владельцев; так или иначе, администратор эту комнату не предлагал.
  — В регистрационной книге распишется ваш муж? — спросил он.
  — Секретарская работа в семье лежит на моих плечах, — ответила с улыбочкой Даффидилл. — Зато он оплачивает счета.
  Она протянула ко мне руку, прищелкнув пальцами.
  Я вложил в руку ассигнацию. Мы взяли ключ, я отволок в номер чемоданы. Набитые преимущественно старыми телефонными справочниками, они выглядели внушительно.
  Даффидилл прошла к заднему окну, выглянула и заключила:
  — Неудивительно, что у них тут завелся Том-соглядатай.
  Я кивнул.
  — Что будем делать дальше? — спросила она и тотчас начала расхаживать по комнате, напевая и покачивая бедрами, рука медленно поползла к застежке на юбке.
  — Ты не против перекусить еще разок?
  — Желудок — за, но фигура — против.
  — Нам надо пообщаться, чтоб администратор ничего не заподозрил.
  — В каком смысле «пообщаться»?
  — Ну, провести здесь какое-то время вместе, вдвоем.
  — Ладно, — согласилась она. — После драки кулаками не машут. Приставать будешь?
  — И не собирался.
  — Как это?
  — Мне надо хорошенько подумать.
  — Мой желудок аж мурлычет от удовольствия. Подремлю-ка я, раз у меня настоящая сиеста. Не возражаешь?
  — Не возражаю.
  Она сверкнула «молнией», освободилась от одежд с мастерством профессиональной соблазнительницы, движениями, как бы ласкающими каждую линию тела.
  — Многообещающее начало, но пока не искушай меня без нужды.
  — Пока ты еще ничего и не видел, — заявила она. — Подожди до ночи.
  Она повесила платье на вешалку, сбросила туфли, медленно совлекла с ног чулки, подошла к кровати и прилегла.
  — Укрой меня, Дональд.
  Я накрыл ее одеялом. Через несколько минут она уже крепко спала безмятежным сном ребенка. Черты лица смягчились, и она сразу помолодела лет на пять. Что касается изгибов и прочего рельефа, то они все же наличествовали в должном количестве и в надлежащих местах.
  Чуть погодя я сбросил с себя пальто и ботинки, попытался устроиться в кресле. Неудобно. К черту! Я пристроился на кровати с другой стороны.
  И тут же уснул, слишком много мотался в этот день, и усталость взяла свое.
  Когда проснулся, уже совсем стемнело. Опершись на локоть, она разглядывала меня в мигающем свете уличной рекламы, и я заметил улыбку.
  — Знаешь, Дональд, слишком ты хорош, чтоб тебе доверять.
  И она поцеловала меня. Потом немного отстранилась, прошлась пальцами по моей шевелюре.
  — Только бы все получилось! — вздохнула она. — Как я хочу, чтобы все получилось.
  — Все получится, — успокоил я ее.
  И она снова меня поцеловала.
  Глава 12
  Через некоторое время я покинул мотель, перебрался в свою гостиничную комнату, установил кресло поудобней, выключил свет, положил фонарик с красным стеклом на стол справа от себя и направил бинокль на освещенное окно номера 9.
  Прошло минут пятнадцать, прежде чем Даффидилл Лоусон в соответствии с инструкциями принялась за работу.
  Девушка была великолепна.
  Она разоблачалась неторопливо, затрачивая на каждую деталь туалета минут по пятнадцать. Она стояла перед зеркалом, созерцая себя с видом чувственного удовольствия, как бы сознавая, что совершенство плоти — единственная причина и цель ее прихода в этот мир.
  Вслед за верхней одеждой она принялась за чулки: поставила ногу на кресло, старательно, аккуратным валиком скатала один чулок, затем — второй, прошлась по комнате. Картина, способная загипнотизировать хоть кого!
  Кто-кто, а я-то знал ведь деловую подоплеку зрелища и его сугубо профессиональный механизм, знал, что она позирует, но глаза все равно так и льнули к биноклю. Она вдруг подошла к окну и послала воздушный поцелуй. Ага, она ощущает мое незримое присутствие, и поцелуй предназначен мне. Я рассвирепел. Профессиональное действо дало трещину. Я собрался было позвонить ей, чтобы напомнить: ее задача — поставить капкан, а не флиртовать. Стало очевидно, что ей вот-вот предстоит пойти по второму кругу, первый акт близился к концу.
  И тут-то я увидел его: силуэт мелькнул на фоне окна и — никого. Вот опять темное пятно на светящемся фоне.
  Я дождался, пока Даффидилл обратит лицо к окну, и подал знак красным фонариком.
  Продолжая двигаться легко и непринужденно, она исчезла из кадра — ровно на столько, сколько нужно, чтоб позвонить в полицию. И вот она вновь вертится перед зеркалом.
  Бог знает, как ей удавалось поддерживать острую напряженность спектакля. Я со своим биноклем чуть не забыл о Томе-соглядатае, таким захватывающим было представление.
  Мужчина у окна весь обратился в зрение. Он буквально окаменел — неподвижный силуэт на светлом фоне окна.
  Даффидилл Лоусон по-прежнему стояла у зеркала, проводя полную инвентаризацию своих красот.
  Внезапно картину дополнили новые детали. В освещенном прямоугольнике вырисовались еще два мужских силуэта. Том-соглядатай, вспугнутый шорохом за спиной, развернулся, вскрикнул и кинулся прочь.
  Даффидилл Лоусон подошла к окну, послала еще один воздушный поцелуй в сторону моего наблюдательного пункта и опустила штору.
  Итак, я поставил капкан, и он сработал, кто-то попался. Кто — об этом можно узнать из завтрашних газет, если только до той поры мне удастся избежать ареста.
  Я сидел в темноте, перебирая накопившиеся факты. Бернис Клинтон под псевдонимом Агнес Дейтон и ее квартира в «Коринфиан-Армс» в Санта-Ане, таинственный Том-соглядатай на задворках мотеля, убийство Герберта Даулинга, Айрин Аддис со своим малолетним отпрыском в детском доме близ Баннинга… Не следует ли отыскать ее, узнать, все ли в порядке?
  И вдруг раздался стук в дверь.
  Я замер. Видимо, ненадежное мне попалось укрытие. Но тянуть резину было бесполезно.
  Я прошел к двери и гостеприимно распахнул ее в предчувствии, что тотчас меня схватит за грудки Фрэнк Селлерс, вытащит в холл, шмякнет спиной о стену и спросит, с кем, черт побери, я осмелился шутить.
  На пороге стояла улыбающаяся Даффидилл Лоусон.
  — Ну как у меня получилось? — спросила она.
  Глава 13
  — Что ж, ловушка сработала, — рассуждала Даффидилл, — но скажи, Дональд, теперь будет у меня реклама?
  — Будет, — заверил я. — А пока лучше расскажи, что там происходило.
  — Что происходило? — воскликнула она огорченно. — Разве ты не наблюдал за мной в бинокль, бес тебе в ребро?! Это один из лучших моих стриптизов.
  — Стриптиз я видел, но что было потом?
  Она приникла ко мне, правой рукой обвив мою шею, левой теребя шевелюру. Лицо сияло триумфом победительницы ярче, чем от страсти. Именно такими глазами и должна смотреть заштатная актриса, дождавшаяся появления своего имени на первой полосе.
  — О, Дональд! — вымолвила она в упоении и поцеловала меня.
  Тот еще был поцелуй.
  — Дональд! — повторяла она, пока я возился с дверью. — Ты гений, ты…
  — Рекламная сторона дела — это Колли Норфолк.
  — Чушь, — возразила она. — У Колли не хватило бы извилин, мне-то не пудри мозги. Я знаю, кто все придумал. А теперь скажи, Дональд, как я смотрелась?
  Она пересекла темную комнату и застыла у окна, глядя на строения мотеля. Потом схватила бинокль и направила его на свою освещенную комнату.
  — Держу пари, ты видел все, — сказала она и рассмеялась. Этот горловой смех звучал очень маняще. — Как я смотрелась, Дональд?
  — Ты была восхитительна.
  — Профессиональная работа, Дональд. Любая женщина может сбросить с себя одежду — так или иначе. Но раздеться, доведя публику до белого каления, это, скажу тебе, чего-то да стоит.
  — Ты сработала блестяще.
  — Проняло?
  — Еще как!
  — Держу пари, тебе с этим биноклем казалось, только протяни руку — и дотронешься до меня.
  — Одна беда — оконное стекло здесь и оконное стекло там, в мотеле.
  Она снова рассмеялась:
  — Но сейчас-то нет никакого стекла.
  — Если рассчитываешь на утренние газеты, — сказал я, — побыстрей рассказывай, что там произошло. Тогда я позвоню Колли, а он настропалит репортеров. Полицейские задавали тебе вопросы?
  — Очень немного. Им так хотелось заполучить этого Тома-соглядатая, что ни на что другое они не обращали внимания. Он им взаправду был нужен.
  — Кем же он оказался?
  — Странная такая личность по имени Росситер Бэнкс.
  — Второе имя у него есть?
  — Дадли. У него были при себе водительские права. Полиция взялась за него основательно. Они приволокли его ко мне на опознание, после того как я оделась.
  — И ты опознала его?
  — Конечно.
  — Ты успела разглядеть его лицо?
  — Успела, а что тут удивительного? — рассмеялась она. — Он за это же время успел разглядеть гораздо больше. Он так таращил глаза! И потерял всякую осторожность, вылез на самый свет. Челюсть у него отвалилась аж на целый фут. За какую-то минуту он загипнотизировался до полного обалдения.
  — Бэнкс… — повторил я. — Ты что-нибудь о нем узнала?
  — Я о нем проведала все. Прежде чем увести, полицейские его допросили, и он выложил им свою историю… насчет тебя, Дональд.
  — Насчет меня? Я же сказал, именно Колли…
  — Не о том речь. Он крутился под окнами мотеля из-за тебя.
  — Ого? — удивился я.
  — Ага! Он управляющий местным телеграфом. Не такая уж большая контора, но стратегически важная, потому что расположена в районе, где живет полицейский чин по имени Селлерс.
  Я внезапно сел. Как сигнал опасности по позвоночнику потянуло холодком. Тепло от ее поцелуя вмиг испарилось, словно в жилы влили ледяную воду, а бешено колотившийся пульс пришел вдруг в норму.
  — Что дальше? — потребовал я продолжения.
  — Кажется, этот Селлерс дал телеграмму в Сан-Франциско, в какую-то компанию по электронике, переслав твой портрет и сообщив имя. Он хотел узнать, не приобретал ли ты за последние сорок восемь часов подслушивающее устройство для автомобилей. И получил ответ — приобрел.
  — И что сказал по этому поводу Бэнкс?
  — Ну, Бэнкс сказал, что ты затеваешь интрижку с одной телеграфисткой из его подчиненных, и ему показалось, ты назначил ей свидание в мотеле «Плавай и загорай». Дело в том, что Селлерс отправил куда-то еще телеграмму, а в ней сказано: некто Роберт С. Ричардс оформился в мотеле на ночь, когда случилось убийство, а по описанию он смахивает на тебя… Кажется, Ричардс явился в мотель один, без жены или женщины, способной сойти за жену, администраторша этому удивилась и в точности запомнила странного постояльца. В результате, когда полицейские поинтересовались, не произошло ли в ночь убийства чего необычного, она припомнила, что ты был без жены. Селлерс знал, что в мотеле останавливался ты.
  — Продолжай, — попросил я.
  — Ну, Бэнкс видел эти телеграммы и вообразил, будто ты собираешься провести в мотеле ночь с его сотрудницей. Ее имя… подожди минутку, Дональд… честное слово, я вечно забываю имена…
  — Хайнс, — подсказал я.
  — Вот-вот, Хайнс, — подтвердила она, — а зовут Мэй. Короче, он отправился в мотель поразнюхать и сразу же напоролся на мой стриптиз в окне — он, правда, не догадался, что это стриптиз. Ему показалось, просто хорошенькая женщина раздевается перед сном, а больше он ни о чем сообщить не может. Такова его версия.
  — И полиция купилась на эту легенду?
  — Честно говоря, не знаю. Они вытянули из него показания и быстро увезли.
  — Тебе они не задавали вопросов?
  — Нет. Посоветовали опустить штору и похвалили, что у меня хватило нервов продолжить раздевание после звонка в полицию. Здорово, говорят, получилось, как, мол, пришло мне такое в голову, ну а я в ответ, что не было другого способа удержать его до приезда полиции.
  — А Селлерс там был?
  — Был ли он там! — воскликнула она. — Еще как был! Он, кстати, звонил кому-то… Твоей партнерше… похоже на название сигарет… Кул. Точно! К-у-л.
  — Совершенно верно. Так что же?
  — Селлерс позвонил ей и закатил настоящую сцену ревности. Сказал, что ради нее выгораживал тебя тысячу раз, пока позволяла совесть. А теперь все кончено. Ты сыщик, Дональд?
  — Ага.
  — Сразу почуяла, что все не просто так, — заявила она. — Но ты меня накормил, обогрел и поднял мой моральный облик на небывалую высоту. Я совсем доходила, когда ты появился на сцене. Честно, Дональд, я даже о снотворных таблетках уже подумывала, только их у меня не оказалось. Вот до чего дошло. А сейчас я в норме, аж мурлычу.
  Она начала напевать, рука опять потянулась к молнии, бедра задвигались в такт мелодии.
  — Посмотри на меня, — молвила она. — Как только начинается номер, я делаюсь сама не своя. Под этот мотивчик я выступала.
  Я снял телефонную трубку и назвал дежурной на коммутаторе номер Колли Норфолка.
  Реклама — это слово для ушей будущей королевы стриптиза звучало как пение сирены. Оставив в покое свою одежду, она целиком обратилась в слух.
  Когда Колли снял трубку, я сообщил:
  — Ну, Колли, твоя идея сработала.
  — Черт возьми, о чем ты?
  — Не прикидывайся кретином. Я говорю об идее отправить королеву стриптиза в мотель, чтоб поймать Тома-соглядатая, которого полиция ищет в связи с убийством.
  — Ого! — воскликнул Колли. — Неужто капкан сработал?
  — Сработал.
  — Где этот тип сейчас?
  — Предположительно, в полицейском управлении, но они, наверное, будут некоторое время молчать об этом.
  — А девушка где?
  — При мне.
  — А где ты?
  Я назвал ему отель и номер комнаты.
  — Побыстрей собери репортеров и сразу мотай сюда, — продолжал я.
  — Не будь ребенком, Лэм. Даже если я засыплю их снимками исполнительницы на кульминационном этапе стриптиза, наверняка никто из них не ринется на побережье ради…
  — Пора тебе самому подрасти, Колли, — возразил я. — Речь идет об убийстве! Сексуальный маньяк — ключевая фигура в горяченьком деле. Полиция будет держать его в тени, пока не выпотрошит до самого дна. Так что для газет ты станешь благодетелем, источником сенсационного материала о кровавом криминале. Представь заголовки крупным шрифтом поперек первой полосы: ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ИСПОЛНИТЕЛЬНИЦА СТРИПТИЗА РАЗДЕВАЕТСЯ У ОКНА, А ПОЛИЦИЯ В ЭТО ВРЕМЯ ЛОВИТ МАНЬЯКА, ПОДОЗРЕВАЕМОГО В…
  — Боже, я как-то не подумал об этом…
  — Подумай, пока не поздно, — посоветовал я.
  — Повтори, пожалуйста, где вы находитесь.
  Я повторил.
  — Боже, какие возможности! Она взлетит на высочайшую орбиту! Этот рекламный трюк лучший за всю мою карьеру…
  — Им понадобятся снимки из мотеля, — продолжал растолковывать я. — Фотографии места, где стоял человек, и фотографии зрелища, которое он увидел за окном. Пригодится и хорошо отработанная версия, мол, исполнительницу стриптиза оставляет равнодушной любопытство зрителей, она занята своим делом, но прекрасно понимает, что чувствует обычная женщина, когда похотливый взгляд чужого мужчины вторгается в ее уединение… Отважная маленькая женщина решается заманить преступника, ставшего…
  — Черт побери! — завопил Колли. — Перестань думать за меня.
  — Спасибо, что предупредил, — парировал я.
  — Не ломай комедию! Такая сенсация подворачивается раз в жизни. Я уже вижу, как ее подать. На фото — стриптиз перед камином, бра, трусики, секс и головокружительная уголовщина. Бросай трубку, я начинаю обзванивать газеты!
  Я послушался и обернулся к Даффидилл:
  — Все идет на лад. Скоро соберется целое общество.
  — Как скоро?
  — Пока он их обзвонит, пока убедит, что это не какая-нибудь афера, а настоящая сенсация, пройдет, наверное… ну час, может, полтора, и уж тогда они явятся.
  Она принялась за свой напевчик, а рука потянулась к молнии.
  — Так вот, — продолжал я, — они должны застать тебя здесь одну. Я уеду.
  — Дональд! — взмолилась она.
  — Смываюсь без промедлений.
  — Наверное, тебя не очень заинтересовало то, что ты увидел.
  — Почему же, заинтересовало. Просто я занят.
  — Я так тебе благодарна, Дональд… Ты мне понравился в первую же минуту. Смотри-ка, меня потянуло на сантименты. Небось от еды да и от волнения. Я… Послушай, я горю адским пламенем.
  — А я-то думал, исполнительницы стриптиза вырабатывают в себе полное безразличие к зрительному залу.
  Она захихикала:
  — Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я забыла о зрительном зале? Все время, пока крутилась перед окном, я думала о тебе. Я боялась разочаровать тебя и…
  — Спасибо, — перебил я.
  — За что?
  — За бинокль. Я чуть было не забыл его. Надо прихватить эту штуку с собой. Теперь вот что, мой ангел. Учти, нашу затею от начала до конца придумал Колли Норфолк. Кто бы ни расспрашивал тебя о Дональде Лэме, отвечай: встречала такого, но замысел все равно принадлежит Колли Норфолку. Пойми правильно. Он профессионал, знает, за какие ниточки кого дергать. Ему под силу отоварить векселя, которые ты заработаешь на этой сенсации. Зачем ранить его нежную душу? Выкажи ему свою благодарность.
  — Я же не дурочка. Он поймет, что я ему благодарна. Ведь и на самом деле… Когда у меня в руке бутерброд, я разгляжу, с какой стороны масло. Это если говорить о бизнесе… Но к тебе я отношусь…
  — Ты проявишь свою благодарность лучше всего, если не будешь упоминать моего имени. Позже, когда вопросы начнет задавать полиция, тогда другое дело. Тебе придется представить им полный отчет. Но постарайся и из этого извлечь дополнительную рекламу.
  — Как, по-твоему, они будут фотографировать, как я раздеваюсь?
  — Фотографировать они будут. И уж от тебя зависит, какие сюжеты предложить. Спешка будет страшная, редакторы ведь вмиг смекнут, что им того и гляди вставят фитиль, а материал — гвоздевой, и обязательно придержат на первой полосе место для иллюстраций.
  — Я просто места себе не нахожу.
  — Прекрасно, — откликнулся я, — постарайся сберечь свой пыл. Предстоящий спектакль только выиграет от этого. Словом, жди репортеров.
  Она отошла к окну, взор ее вновь устремился к мотелю. Вновь зазвучал знакомый мотивчик. Бедра заиграли в искусительном ритме профессионального стриптиза. Почти механически она потянулась к молнии на спине, и без того приспущенной, дернула ее книзу.
  Я взял бинокль, беззвучно выскользнул за дверь, тихо ее притворил и поспешил вниз.
  Глава 14
  Около полуночи все на том же арендованном автомобиле я добрался до Баннинга.
  Привлекать внимание полиции совсем не хотелось, но других способов добиться желаемого у меня не было. Рискуя вызвать подозрения, я въехал на территорию первого же попавшегося мотеля и совершил полный круг, разглядывая машины, а главное — их номера. Ту же операцию повторил у следующего мотеля. Лишь в третьем я набрел на свою золотую жилу. «Шевроле» под номером РТД-671 был припаркован перед домиком под номером 10.
  В мотеле оставалось одно свободное место, мне удалось заполучить его. Администратор зажег электрическое табло, извещавшее, что вакансий больше нет, и лег спать, а я отправился к десятому номеру и негромко постучался.
  Мне снова повезло. Видимо, Айрин еще бодрствовала. Я услышал скрип кровати, шаги босых ног, а потом голос, полный тревоги.
  — Это Дональд, — сказал я.
  Дверь приоткрылась.
  — Дональд, — произнесла Айрин, колеблясь, — я не одета…
  — Халат у вас есть?
  — Нет у меня халата…
  — Накиньте одеяло, — посоветовал я шепотом. — Мне надо срочно переговорить с вами.
  — Минуточку…
  Через мгновение она вернулась, кутаясь в одеяло.
  — Не включайте свет, — предупредил я все так же шепотом. Потом вошел в дом и плотно притворил за собою дверь.
  — Здесь очень тонкие стены, соседи узнают, что у меня… что я принимала посетителя…
  — Ну и прекрасно. Люди наверняка диву даются, с чего это вы сюда одна заявились. Стоит ли обманывать их ожидания? Вы видели газеты?
  — Да.
  — Завтра появится кое-что новенькое. Вы узнаете, что полиция ищет меня.
  — Вас?
  — Совершенно верно. Говорите потише.
  — Почему вас ищут?
  — У меня был выбор. Либо явиться в полицию и рассказать о вас, либо исчезнуть, и пускай они достают меня в поте лица своего.
  — Как они разнюхали про вас?
  — Прочтете в газетах, нет времени говорить об этом. Из газет я узнал, что у Даулинга не осталось близких родственников.
  — Да, я читала.
  — Подробнее можете раскрыть эту тему?
  — Он мне тоже говорил, что очень одинок, что у него нет никакой прямой родни.
  — Мало ли! — возразил я. — Бывают еще всякие двоюродные братья, племянники и прочие.
  — Куда вы клоните, Дональд? Будить человека среди ночи и затевать беседу бог весть о чем…
  Она сидела на краю кровати, и свет, льющийся с улицы через окно, придавал еще больше резкости чертам ее обеспокоенного лица.
  — Вы все-таки должны отдать себе отчет в следующем, — заявил я. — Ваш сын — сын и Герберта Даулинга. Пусть незаконный, но в любом случае единокровный. Ближайший его родственник.
  У нее перехватило дыхание.
  — Дональд, вы хотите сказать… это что-то значит?
  — Это может значить весьма много — в зависимости от аргументации… Это может много значить для вас, для вашего сына и чрезвычайно много для дальней родни, которая зубами и ногтями ухватится за поручни уходящего поезда.
  — Вы хотите сказать, они втянут меня в эту историю и сына тоже?
  — Черт побери, — вскричал я, — когда вы наконец повзрослеете?! Они втянут вас в эту историю и разорвут в клочья. Они постараются сфабриковать против вас непотопляемое дело об убийстве. Они припишут вам шантаж и объявят, что вы преследовали Даулинга под предлогом, будто он отец вашего ребенка. Короче говоря, Айрин, игра превращается в драку.
  — Есть ли выход? Что мне делать?
  — Выходов тьма, — сказал я.
  — Вы согласны помочь, Дональд?
  — Я уже помогаю, идя на риск. Пока не угодил в лапы полиции, смогу влиять на события. Вот когда они меня схватят, я уже ничего сделать не смогу… А теперь мне нужна ваша помощь.
  — Какая?
  — Вы не выпускали Даулинга из виду, знали, чем он занят. Встречаясь с вами, он наверняка откровенничал… Вы понимали его, и он это понимал. Вы вникали в его проблемы, сопереживали. Вероятно, вы были по-прежнему влюблены в него, хотя и не хотели воскрешать прежние отношения. Став матерью, вы чувствовали ответственность за сына, хотели дать ему достойное воспитание… Стало быть, вы знаете о Даулинге многое из того, чего другие, быть может, не знают. Время от времени он встречался с женщиной, которая служит, предположительно, в его конторе. Мне надо знать, кто она.
  — Опишите ее, пожалуйста.
  — Лет двадцати шести, во всяком случае, не больше тридцати одного. У нее большие темные глаза, длинные ресницы, необычная походка, очень соблазнительная, но без вульгарного вихляния…
  — Дорис Джилмен, — прервала она меня.
  — Допустим. Кто она?
  — Я знала, что Герберт… что он ею интересуется, но не может порвать с Бернис Клинтон. У нее крепкая хватка… Я никак не могу заставить себя говорить о нем в прошедшем времени. Дональд, вы должны понять…
  — Не беспокойтесь, — уговаривал я Айрин. — Я все понимаю. Но сейчас у нас совершенно нет времени на сантименты. Мне нужны факты, и чем быстрее, тем лучше. Расскажите о Дорис Джилмен.
  — Она женщина-загадка. Мне трудно говорить о ней или о ее окружении, она умеет держать язык за зубами… Знаю, что Герберт по-дружески ею интересовался, по-моему, она была его советчицей. Но чтобы там возник какой-нибудь интим… этого я утверждать не могла бы.
  — Я тоже не утверждаю, может, интима и не было… Но вот вопрос, где найти эту женщину?
  — Не знаю. Кажется, я слышала, будто она… Нет, простите, Дональд, вряд ли я смогу вам помочь.
  — Допустим, — согласился я. — Тогда другой вопрос. У Бернис Клинтон есть квартира в Санта-Ане, живет там под именем Агнес Дейтон. Квартира шикарная. И я полагаю, без денег Даулинга не обошлось.
  — В Санта-Ане? Да нет же, — возразила она. — Даулинг снимал для нее квартиру в Лос-Анджелесе…
  — По какому адресу?
  — Улицы я не знаю. А дом — «Реджина-Армс».
  — Ладно, тогда еще один вопрос. Бернис Клинтон оформилась в мотеле «Плавай и загорай» под тем же псевдонимом Агнес Дейтон. Вопрос в следующем: с какой целью она зарегистрировалась в мотеле «Плавай и загорай»?
  — Не знаю, — покачала головой Айрин.
  — Вы встречались с Даулингом там?
  — Да.
  — И не раз?
  — Дело в том, что именно там было место наших встреч.
  — Значит, если ему хотелось повидать Бернис, он мог…
  — О боже, ни в коем случае, — возразила она. — Зачем ему нужно было встречаться с нею там? Он содержал для нее квартиру в Лос-Анджелесе. А потом, с точки зрения Герберта, этот роман клонился к закату. Он с каждым днем все лучше понимал, чего она стоит, эта расчетливая золотоискательница… Не думаю, чтобы он ее хоть немного любил. Просто она его околдовала. Поверьте, эта девица пускает в ход все, чтобы заполучить то, чего хочет. Ей это неплохо удается. Герберт был одинокий, растерянный, а тут является она, начинает крутиться у него перед носом и вешаться на шею. Только проделывала она все так хитро, что Герберту казалось, будто он сам кинулся на нее. Все та же старая история.
  Я окинул ее испытующим взглядом.
  — Не смотрите на меня так, Дональд, — попросила она. — У нас все было не так. Я… я любила его, и он меня любил. Наши вечера в мотеле «Плавай и загорай», они… Он относился к ним совсем не так, как к встречам с другими девушками, которые были просто… ну, вы понимаете.
  — Ладно, Айрин, — сказал я. — Мне просто хотелось предупредить вас. История получит огласку. Сожалею, но здесь ничего уж не поделаешь.
  — Что мне говорить, если меня станут допрашивать?
  — Ничегошеньки, пока не обзаведетесь адвокатом. Приличный адвокат вам посоветует держать язык за зубами, пока я не откопаю новые факты. Ну, я пошел.
  — Дональд, вам… угрожает опасность?
  — Нет, если я не окажу сопротивления при аресте. А я не так глуп. Но они хорошо надо мной поработают, если, конечно, поймают.
  — Вас будут бить, вы это имеете в виду?
  — Фрэнк Селлерс, — пояснил я, — имеет обыкновение грубить, когда выходит из себя. И я подозреваю, что с ним это уже случилось.
  — Бедный мальчик, — сказала она, — вы идете на это ради меня…
  Одеяло упало на пол. Ее руки обвили меня, глаза встретились с моими.
  — Поймите меня правильно, Дональд. Просто мне кажется, что вы понимаете меня… что мы понимаем друг друга. Спасибо за поддержку. — Она поцеловала меня и отворила дверь.
  Я полуобнял ее, чтобы успокоить.
  — Не трепыхайтесь. Попробуйте уснуть, — сказал я ей. — Выше нос!
  Я доехал до Палм-Спрингс, нашел телефонную кабину и позвонил по междугороднему Берте Кул.
  — Алло, алло… Что за черт! Кто говорит? Кому неймется посреди ночи?
  — Дональду.
  — Ты! — завопила Берта, моментально приведенная гневом в состояние бодрствования. — Ах ты, мелкий ублюдок! Ты добился своего, тебе пришел конец. Фрэнк Селлерс позаботится, чтобы тебя лишили лицензии детектива на всю оставшуюся жизнь. Да ты…
  — Заткнитесь и выслушайте, — оборвал я Берту.
  — Заткнуться и слушать! Ах ты, недоносок! Ах ты, четырехосный двурушник! Знаешь, что тебя ждет?
  — Что меня ждет? — спросил я.
  — Тебя осудят за убийство первой степени, — заявила Берта. — Ты стал задирать нос, разозлил Селлерса, и что бы я ни пыталась предпринять, никакой пользы это не принесет. Селлерс обвиняет тебя в убийстве.
  — Очень приятно, — сказал я. — Он обнаружил орудие убийства?
  — Не знаю, что он там нашел, — ответствовала Берта, — но знаю, что этого хватит на газовую камеру. Сообщу тебе еще кое-что. Эта Агнес Дейтон, за которой подглядывали в мотеле, опознала тебя на фотографии — будто ты и есть тот самый мужчина в окне.
  — Черта с два она меня опознала! — воскликнул я, не в силах скрыть удивления.
  — Именно так, — подтвердила Берта. — Фрэнк Селлерс показал ей твое фото, и она мигом тебя опознала. А потом там еще была Марсия Элвуд, женщина, вышедшая из душа, по-видимому, через пару минут после убийства. Она в точности описала тебя, а когда предъявили твою фотографию, заявила Селлерсу, что это ты и есть. Спета твоя песенка. Но вот что не дает мне покоя! Какого черта ты застрелил этого мужика? Не представляю, что ты против него имел. Я сказала Фрэнку Селлерсу, что, насколько мне известно, ты никогда с ним не встречался, но следил за ним.
  На секунду я призадумался над этой информацией.
  — Ты слушаешь? — окликнула Берта.
  — Я здесь.
  — Где, черт побери, здесь?
  — В Палм-Спрингс.
  — Что ты там делаешь?
  — Выясняю, кто убил Роберта Даулинга.
  — Селлерс уже выяснил, — съязвила она. — Ты герой его сюжета.
  — Он не сможет долго держать меня в этой роли. Агнес Дейтон описала мне человека, который заглядывал в окно, совсем иначе.
  — Словесный портрет ничего не стоит против персональной идентификации, — возразила Берта. — Она с абсолютной уверенностью опознала твою фотографию. И Марсия Элвуд тоже стоит на своем.
  — Хороши методы у полиции, — сказал я. — Они вручают фотографию свидетелю, а потом исподволь внушают ему мысль, что на снимке запечатлен преступник. Когда свидетелю показывают этого человека в группе других…
  — Стоп, приехали! — прервала меня Берта. — Твое ла-ла-ла на эту тему я слышала тысячу раз.
  — Но прием срабатывает! — возразил я. — Сила внушения…
  — Ах, сила внушения, так тебя разэдак! — возопила Берта. — Гори ты синим пламенем — сам на себя накликал! И прими мой совет. Позвони прямо сейчас Фрэнку Селлерсу и попроси у него прощения. Признайся, что зря скрыл от него правду и пытался обставить в деле об убийстве. Скажи, что ты невиновен, чист и готов сдаться… Тогда, может быть, я смогу повлиять, чтоб он не настаивал на убийстве первой степени, а переквалифицировал на вторую… Господи, Дональд, неужели тебе не хватает голых женщин в обычном порядке, без шатаний по задворкам…
  — По некоторым пунктам, Берта, вы сильно отстали от событий, — констатировал я. — Они уже поймали Тома-соглядатая. Это некто Росситер Д. Бэнкс, управляющий телеграфом. Его поймали нынче вечером.
  Берта погрузилась в раздумья и потом заявила:
  — Селлерс пока не звонил, в последнее время перестал мне доверять. Дональд, ты ужасно скользкая личность. По-моему, ты устроил этому человеку какую-то западню. Словом, берись за телефон и доложи Фрэнку Селлерсу, что сдаешься лично в его руки.
  — Я подумаю. А пока я не считаю целесообразным тратить деньги агентства на дальнейшие телефонные переговоры…
  — Деньги агентства! — вскричала Берта. — Ах ты, недоносок, какое отношение имеет эта история к агентству? Какое отношение к агентству имеют твои личные проблемы? Сам увяз, сам и выбирайся. Не воображай, будто я намерена платить за твои телефонные разговоры. Не воображай, будто агентство… Черти б тебя драли!..
  Я тихо положил трубку на рычаг и вышел из телефонной кабины.
  Компания «Бонанза эрлайнз» предлагала ранний рейс на Финикс.
  Одна из заметок о Томе-соглядатае сообщила имя первой жертвы сексуального маньяка в мотеле «Плавай и загорай» — некая Элен Кортис Харт из Финикса, якобы владелица салона красоты. Она дала полиции якобы великолепное описание преступника: человек в годах, длинноносый, бровастый, самодовольный — по виду мало подходящая личность на роль изнемогающего созерцателя…
  Я понимал, что через час-другой Фрэнк Селлерс покажет ей мое фото и внушит, что я — и есть он. Селлерс сообщит ей, что и Агнес Дейтон, мол, меня опознала, и Марсия Элвуд тоже видела меня, и он сам-де уверен, ее преследователь именно я. Он попросит ее изучить мою фотографию как можно внимательнее. Напомнит, что она, в конце концов, была напугана, взволнована и видела мужчину мельком… Вечный старый трюк: подготовка свидетелей к опознанию… У меня оставалась одна-единственная надежда — предстать перед Элен Харт прежде, чем Селлерс доберется до нее с фотографиями.
  Я заглянул в телефонный справочник. Там значилось два номера: служебный и домашний.
  Я позвонил.
  Прошли минуты, и я услышал голос, довольно-таки сонный.
  — Миссис Харт? — спросил я. — Или мисс, не знаю, как правильнее. Я детектив, сейчас нахожусь в Палм-Спрингс. И вот… Но как обращаться к вам — миссис Харт?
  — Имя, под которым я работаю, — мисс Элен Кортис Харт. Но чего вам, собственно, надо? Зачем вы звоните среди ночи?
  — Очень важное дело. Неделю назад в мотеле вы столкнулись с сексуальным маньяком. О происшествии вы сообщили в полицию. Кажется, мне под силу поймать этого негодяя, если вы согласитесь дополнить свое описание.
  — Не могу я рассказать вам больше, чем рассказала в полиции, — возразила она. — А кроме того, боже мой, неужели мой сон, нарушенный посреди…
  — Это очень важно, мисс Харт, — настаивал я. — Мне очень неприятно вас беспокоить, но, может, вы согласитесь позавтракать со мной?
  — Откуда, вы сказали, звоните?
  — Из Палм-Спрингс. Я вылечу тотчас, и если вы согласитесь со мной позавтракать…
  — Мой салон красоты требует постоянного внимания. Семь девушек в штате… Я не могу тратить время впустую.
  — Именно об этом я и подумал, предлагая вместе позавтракать, — пояснил я. — Итак, в восемь?
  — Господи, что вы! Семь тридцать.
  — Буду минута в минуту.
  — Вы из полиции?
  — Я частный сыщик. Но работаю по этому делу.
  — По-видимому, на самом деле работаете… Мне бы впору разозлиться из-за звонка, но вы так серьезны и вроде бы искренни…
  — Я вправду искренен и серьезен. Значит, до семи тридцати.
  — Ровно в семь тридцать. Ждать я не буду. Позавтракаем у меня, если, конечно, вас устроит кофе с тостами.
  — Приеду, — заверил я и попрощался.
  Конечно, было бы неплохо иметь при себе магнитофон, чтоб записать ее показания о Томе-соглядатае. Но прежде всего надо опередить Фрэнка Селлерса. Если она без малейших сомнений будет завтракать со мною, ей совсем не с руки опознавать меня как преступника на фотографии.
  Разумеется, Селлерс не нуждался позарез в этой идентификации. Зато мне позарез требовалось доказать, что описания злоумышленника в корне не совпадают.
  Одного я никак не мог постичь. Почему Бернис Клинтон, с этой своей квартирой в Санта-Ане и с подозрительным псевдонимом, решилась вдруг опознать мой портрет, умолчав при этом, что знает меня под моим собственным именем — Дональд Лэм. Видимо, увязла по уши и готова на самый отчаянный риск.
  Мне захотелось навестить филиал Монтроуза Карсона в Палм-Спрингс. И хотя полпервого ночи — не самое лучшее время для ознакомления с чужим недвижимым имуществом, я решился на экскурсию.
  В лучах скептически поглядывающей сверху луны владения фирмы «Солнце, воздух и вода» выглядели безрадостно. Полотняная обшивка на справочном бюро уныло обвисла. Треугольные флажки, размечающие участки, вместо того чтобы весело реять под бризом, жалко и безжизненно застыли в безветренном ночном воздухе.
  Лунный серп насмешливо скалился сверху вниз. Далекий блеск звезд подчеркивал их потусторонность. Серебрились пески, лишь кое-где запятнанные черными тенями, и все вокруг тонуло в задумчивом молчании пустыни.
  А там, за полосой песков, громоздились друг на друга склоны Сан-Джасинто, вздымаясь на двухмильную высоту, — гранитная громадина, исполосованная снежными языками и окаймленная рослыми елями.
  Огни города раскинулись далеко к западу и северу от меня. Время от времени с шоссе долетали шорох шин или визг тормозов.
  Я крадучись двинулся по карсоновским владениям. По-видимому, сам владелец на дела не жаловался. Первый ряд участков был щедро украшен красными табличками: «Продано». Дальше извещения о продаже стали встречаться пореже. Но, учитывая, что возраст предприятия едва достиг тридцати дней, оспаривать успехи фирмы было невозможно.
  Я нагнулся и поднял брошюру, наверное, оброненную потенциальным покупателем.
  Даже при свете сегодняшней ущербной луны издание впечатляло: классная полиграфия, плотная глянцевая бумага, дюжины страниц, заполненных статистикой и фотографиями.
  Я сунул брошюру в карман пальто, прошелся еще немного, потом вернулся к своей, то бишь арендованной, машине и покатил в аэропорт.
  И тут я сообразил, что регулярный утренний рейс не очень-то мне подходит: не исключено, что Фрэнк Селлерс посадит на него своих людей.
  Поинтересовался чартерным рейсом. Пожалуйста — служащий аэропорта начал ради меня крутить телефонный диск.
  Пилот, которого я буквально вытащил из постели, сохранял тем не менее присутствие духа и доброе настроение. Он назвал мне цену, согласившись на оплату только «туда», без «обратно», и обещал приехать через тридцать минут.
  Я устроился в зале ожидания и раскрыл брошюру. Она изобиловала фотографиями главной улицы Палм-Спрингс. Снимки изысканных магазинов, рассчитанных на богатых туристов. Тенистые рощи Индио. Статистические таблицы температур — зимних и летних. Количество солнечных дней в году. А в самом конце — портрет основателя всей затеи, великодушная физиономия Монтроуза Ливайнинга Карсона с глазами, требующими от зрителя повиновения и послушания.
  Фотография таинственным образом придавала всему предприятию ореол стабильности и респектабельности.
  Я совсем уж было затолкал брошюру в мусорный ящик, но вдруг, движимый смутным импульсом, достал из кармана ножик, раскрыл его и тщательно вырезал портрет Монтроуза Карсона.
  В голове у меня забрезжил план, способный превратить все мои прежние насмешки над Фрэнком Селлерсом в невинные шутки.
  Он подтасовывает карты в игре против меня. Отлично. Я покажу ему, как надо подтасовывать карты.
  Появился мой летчик, вывел свой самолет из ангара, подготовил к путешествию. По счастью, у него в самолете отыскался блокнот.
  В пути я без устали набрасывал портреты Монтроуза Ливайнинга Карсона в разных вариантах. К прибытию в Финикс я научился моментально воспроизводить на бумаге облик этого индивидуума, и очень похоже.
  Я расплатился с пилотом, зашел в туалет, порвал все свои этюды, а также фотографию Карсона в клочья и спустил всю макулатуру в унитаз.
  Такси довезло меня прямо до жилища Элен Кортис Харт.
  Я посмотрел на часы. Как раз вовремя. Ценой за частный аэроплан я выиграл ровно тридцать минут у обычного рейса. Представив себе, как отнесется к этой цене Берта, я испытал легкую эйфорию.
  Глава 15
  Элен Кортис Харт ошеломила меня изысканным нарядом. Ни один мужчина не смог бы определить ее возраст. Женщина, возможно, сделала бы это, но промахнулась.
  Уравновешенная, умудренная жизнью дама излучала очарование. Ее привлекательность была привлекательностью зрелой женщины, а не каким-нибудь там подростковым очарованием.
  Элен Харт напоминала зрелый плод, неторопливо набирающий соки на своем дереве, и еще много воды утечет, пока он начнет перезревать.
  Она окинула меня оценивающим взглядом, улыбнулась и протянула руку.
  — Я — Лэм.
  — Приветствую вас, мистер Лэм, — сказала она. — Вы совсем не такой, какого я представляла.
  — А кого вы себе представили?
  — Огромного мужчину с толстой шеей, широкоплечего и наглого, который тут же начнет приставать на том лишь основании: «А что, собственно, вы можете возразить?» — и отпустит пару посредственных шуток о приятном зрелище, доставшемся Тому-соглядатаю.
  — Значит, я обманул ваши ожидания?
  — К счастью, да.
  — Что ж, вы думаете, я даже не примерился?
  — Ну, допустим, примерились. Но ухаживать вы умеете и без этой нахальной гримасы: «А что, собственно, вы можете возразить?» Ваши пасы наверняка более тонкие и интригующие, а потому — вполне простительные, если не приемлемее. Какой кофе вы предпочитаете? Черный? Со сливками и сахаром?
  — Со сливками и сахаром, пожалуйста.
  — Не понимаю, как удается людям потворствовать всем своим желаниям и сохранять талию, — вздохнула она. — Посмотрите на меня. — Она вдруг расхохоталась: — Ну, не так пристально! Как вас зовут знакомые?
  — Дональдом.
  — Ол-райт, Дональд. Времени у нас не так уж много. Давайте перейдем прямо к делу.
  Она провела меня на кухоньку, мы сели за стол друг против друга.
  — Вот тостер, а вот хлеб. Масла нет ни капли, яиц тоже. Сухой тост — пожалуйста. Готовить для вас я не собираюсь.
  — Достаточно кофе, — сказал я и сразу перешел к вопросам: — Насколько хорошо вы разглядели лицо мужчины за окном?
  — Чертовски хорошо. Оно буквально отпечаталось у меня в памяти.
  — Сможете узнать, если снова встретите?
  — Конечно.
  — Вы помните, как описали его полиции?
  — Да. И потом, повторяю, я хорошо помню, как он выглядел.
  — Что ж, у меня задатки художника. Давайте начнем с волос.
  — Но на нем была шляпа.
  — Тогда глаза. Он был в очках?
  — Без очков.
  — А цвет глаз?
  — Светлые, но всего заметнее были у него брови. Мне трудно объяснить, что в них особенного, но на них нельзя не обратить внимание.
  — Нос?
  — Длинный, прямой.
  — Попробую сделать набросок. Я ознакомился в полиции с вашими показаниями. Любопытно, удастся ли изобразить лицо.
  Я нарисовал слегка деформированную версию Монтроуза Карсона.
  — Слишком широко расставлены глаза, — сказала она.
  Я сделал еще один рисунок.
  — Слишком изогнутые брови. У того человека они прямые. И что-то не так со ртом. У вас уголки рта загнуты вверх, а у моего знакомца прямая линия рта.
  — Как насчет скул?
  — Высокие… Вот-вот, вы верно ухватили… Дональд, у вас получается! Почти вылитый он! Прекрасный набросок. С карандашом в руках вы гений, Дональд.
  — Я всего лишь следовал вашим указаниям, — заметил я скромно.
  — Здорово! Так здорово, что я начинаю бояться.
  — Чего бояться?
  — Ну, вы взяли с моих слов какие-то штрихи и соединили их в завершенном портрете, и он так похож, что я готова его опознать. И все-таки… Чем больше я на него смотрю, тем больше подозреваю себя в самовнушении. Я узнаю одну черту, узнаю другую, потом вижу их во взаимодействии… Словом, получается, что я сама себя гипнотизирую.
  — Если вы правильно охарактеризовали каждую черту в отдельности и на рисунке они воспроизведены точно, беспокоиться не о чем.
  — Понимаю, и тем не менее.
  Я перебил ее:
  — Вы уверены в точности своего описания? Не может ли оказаться… Ну, например, что там был я?
  Она расхохоталась:
  — Не прикидывайтесь индюком, Дональд! Я думаю, если у вас возникнет желание посмотреть на раздевающуюся женщину, вам не придется для этого торчать под окном.
  — Не выглядел тот мужчина больным или несчастным?
  — Вроде нет. Трудно объяснить, Дональд. Мои ощущения сможет понять только женщина.
  — Увы, я не женщина.
  — Ничуть не сомневаюсь… Видите ли, когда вы уверены в своем уединении и вдруг видите мужское лицо, глазеющее из темноты…
  — Вы закричали?
  — Закричала, попыталась прикрыться чем-нибудь, а потом кинулась к телефону звонить в полицию.
  — А мужчина что?
  — Я видела, как он побежал, но через несколько шагов его поглотила темнота.
  — Что вы делали потом?
  — Прежде всего опустила штору… Знаете, Дональд, номера в мотеле спланированы весьма своеобразно. Это окно в задней стене расположено там, где его и не ждешь. Выходишь из ванной, и вдруг оказывается, что ты прямо перед окном, о котором даже не подозревала.
  — Как, по-вашему, долго тот мужчина там околачивался?
  — Понятия не имею. Я ни на что не обращала внимания. Долго была за рулем и прямо-таки мечтала о горячем душе и об ужине.
  — Какого он роста, если, например, сравнить со мной?
  — Ну, судя по тому, что видно было в окне, он старше вас и крупнее, то есть выше и шире в плечах. Он…
  Задребезжал звонок.
  Она нахмурилась:
  — Кого принесло в такой час? — Посмотрев на часики, она заметила: — Пора открывать салон. Минуточку, Дональд…
  Я замер на своем месте, прислушиваясь к звукам в коридоре. Она открыла дверь, и раздался голос Фрэнка Селлерса:
  — Извините, мадам. Не хотелось тревожить вас с утра, но… Я — Фрэнк Селлерс из полиции Лос-Анджелеса, а это сержант Рэнсом из местной полиции. Нам надо с вами поговорить.
  — В данный момент я ужасно занята, — запротестовала она.
  — Достаточно нескольких минут, — сказал Селлерс и вошел.
  Другой голос, наверное, сержанта Рэнсома, произнес:
  — Я знаю, как вы заняты, мисс Харт, но мы расследуем серьезное преступление.
  — Боже, что я могу об этом знать? Неужели опять история с Томом-соглядатаем?..
  — Совершенно верно, — откликнулся Фрэнк Селлерс. — Думаю, мы установили его личность. Его опознали другие пострадавшие. Если и вы это подтвердите, мы сможем закрыть дело. Этот парень весьма скользкий тип, жуткий проходимец… Вот его портрет…
  На минуту воцарилась тишина, нарушаемая какими-то шорохами.
  — О боже! — вскричала Элен Харт. — Да ведь это не Том-соглядатай! Это сыщик…
  — Который? — холодно переспросил Рэнсом, едва она прикусила язык.
  — Он… он в кухне, — пролепетала Элен Харт.
  Они буквально ворвались в кухню. Селлерс перегнулся через стол, сгреб пятерней ворот моей рубашки, поднял меня с табурета и зарычал:
  — Ах ты, коротышка, сукин сын, надеялся замести следы!
  — Не трогайте его, — закричала Элен Харт.
  — Он оказал сопротивление при аресте, — заявил Селлерс и нанес мне такой удар в нижнюю челюсть, что я стукнулся головой о стену. Комната завертелась каруселью, и меня засосало черное небытие.
  Когда сознание вернулось, на руках у меня были наручники.
  Элен Харт в ярости выдавала по тысяче слов в минуту:
  — Не понимаю, чего вы добиваетесь. Мне приходилось слышать о грубости полицейских, теперь я убедилась на собственном опыте. Вы ударили беззащитного человека… Единственное, чего он хотел, — найти настоящего Тома-соглядатая. По моему описанию он нарисовал абсолютно точный портрет, и я его идентифицировала.
  — Где ж он? — спросил Рэнсом.
  — Вот несколько набросков, — она продемонстрировала рисунки, — а вот окончательный портрет.
  — Тьфу, — фыркнул сержант Селлерс. — Этот парень пускал вам пыль в глаза. Он и есть Том-соглядатай. Его уличили. И мотивы у него есть. Он замешан в убийстве.
  — Ни в чем он не замешан, — заявила Элен Харт. — Я буду протестовать…
  — Послушайте, мисс Харт, — сказал Рэнсом успокаивающе, — вы недооцениваете опасность нашей работы. Этот человек собирался напасть на Селлерса.
  — Собирался напасть на Селлерса! Ну вы даете! — бушевала она. — Да как он напал бы на этого громилу? Ударь он офицера кулаком, руку бы сломал. И не выдумывайте ничего, я сама все видела. Я плачу налоги и имею право осуждать неправых.
  — Ладно, — уступил сержант Рэнсом, — сожалею, что так вышло. Селлерс малость поторопился. Он не спал целую ночь из-за этого дела.
  — Да уж, задал мне Лэм работенку, — сказал Селлерс. — Он припрятывал улики, он темнил, выворачивал факты наизнанку. И не надо, леди, рассказывать, будто он невинный агнец. Разве он и вам не пудрил мозги, подсовывая свои идейки? Он смазливый парень и знает, как подойти к даме.
  — Он ни к кому не подходил, — отрезала Элен Харт. — Что мне самой нужно было, то я и получила. И от своих слов не откажусь.
  Рэнсом заметил, как дрогнули мои ресницы, и сдержанно сообщил:
  — Нашего полку прибыло, сержант.
  Селлерс посмотрел на меня. На мгновение в его глазах отразился слепой, бессмысленный гнев. Он явно хотел снова ударить. Рэнсом прочел его мысли и опередил напарника:
  — Не будем мешать мисс Харт заниматься своими делами. Заберем этого субъекта в управление и продолжим там.
  — Мой адвокат проследит за этой историей, — предупредила Элен Харт. — Я считаю своей прямой обязанностью проверить, что означает ваше «дальнейшее разбирательство», может быть — заурядный мордобой. Троньте его хоть пальцем, и у нас в Финиксе начнется такая разборка — пух и перья полетят.
  — У вас нет причин для беспокойства, — заверил Рэнсом.
  Селлерс потянул меня за наручники:
  — Пошли, коротышка. Тебя ждут дальние странствия.
  Пока Селлерс выталкивал меня из квартиры, Элен Харт взялась за телефон.
  — Держитесь, Дональд, — напутствовала она. — Я звоню своему адвокату, а он чертовски хороший адвокат.
  Глава 16
  Комната в полицейском управлении оказалась самой типичной. Обшарпанная дубовая мебель, линолеум, весь испещренный пятнами, каждое — след от небрежно брошенной сигареты. Стулья с прямыми спинками, жесткие, неудобные, но зато солидные. Мебель сделана была во времена, когда от вещей ждали долгой службы, и они оправдали ожидания.
  Понятия о стиле и комфорте в этой комнате обессмысливались. Ее оборудовали, руководствуясь соображениями практичности и целесообразности, и она годами отбывала свою трудовую повинность, не меняясь.
  Фрэнк Селлерс каблуком захлопнул дверь. Замок щелкнул. Селлерс обернулся ко мне:
  — Теперь, двуличный сукин сын, мы разберемся во всем до конца, и разберемся чертовски скоро.
  Рэнсом проявил куда меньше служебного рвения и больше осторожности.
  — Смотри, Фрэнк, — предостерег он, — Элен Харт — настоящий динамит. Я знаю ее адвоката. Это сущий ад на колесах.
  Селлерс, нахмурившись, перевел взгляд на Рэнсома.
  — Пока ее адвокат сюда заявится, — сказал он, — этот тип расколется надвое.
  Тогда и я подал голос:
  — Никого ты не расколешь, Фрэнк, сколько ни коли. Ты в Аризоне. Это не твоя вотчина. Здесь ты и пальцем не можешь меня тронуть. И арестовывать не имеешь права. Ты избил меня, и я добьюсь, что тебя за это посадят. У меня есть свидетели… Более того, ты не сможешь даже увезти меня из Аризоны без разрешения властей. А я потребую судебного разбирательства.
  — Понял, что я имел в виду? — спросил Фрэнка Рэнсом.
  Селлерс вразвалку подошел ко мне.
  — Два вершка от горшка, а туда же! Я покажу тебе, есть у меня власть или…
  Раздался стук в дверь. Сержант Рэнсом приоткрыл ее.
  Мужской голос объявил:
  — Вас просят к телефону, сержант. По-моему, дело важное.
  — А кто спрашивает?
  — Мокси Мелон.
  — Передай — я перезвоню, — попросил сержант Рэнсом. — Я занят.
  — О’кей, сержант.
  Дверь закрылась.
  Рэнсом мотнул головой и сказал Селлерсу:
  — Так я и полагал. Мокси Мелон — тот самый адвокат. Кроме всего прочего, он в дружбе с губернатором.
  — При чем здесь губернатор?! — возмущенно спросил Селлерс.
  — Ты слышал, что сказал Лэм? — поинтересовался Рэнсом. — Ты находишься в Аризоне. Тебе придется добиваться решения о высылке.
  Лицо Селлерса потемнело.
  — Когда я разберусь с этим типом, его самого потянет обратно в Лос-Анджелес, и еще как потянет!
  — Разбираться — разбирайся. Только не в этом штате, не в этом городе, не здесь и без меня, — заявил Рэнсом. — Я тут живу, а ты нет.
  — Подожди-ка, — сказал Селлерс. — От разговоров при этом типе делу один вред.
  — Что ж, давай выйдем, — согласился Рэнсом, — только текст останется прежним.
  — Снимите с меня наручники, — потребовал я. — У меня уже запястья болят.
  — Не страшно, — ответил Селлерс, открывая дверь, и вышел.
  Рэнсом совсем не злобно взглянул на меня и сказал:
  — Мы ненадолго. — И тоже вышел.
  Ждать пришлось с полчаса. Селлерс и Рэнсом вернулись в обществе незнакомого мужчины. Он был невысок, коренаст, обладал внешностью компетентного человека, а также немалым весом, с которым, однако, легко управлялся.
  — Привет, Лэм, — сказал он. — Я — Мокси Мелон, адвокат. Ваша приятельница Элен Кортис Харт наняла меня защищать вас. Вас задержали на основании лос-анджелесского ордера. Вас обвиняют в убийстве. Держитесь. Ничего не говорите, даже который час. Секретарь губернатора по уголовным делам назначил неофициальное слушание на завтра, на десять утра… Речь идет об убийстве, поэтому я не смогу пока освободить вас под залог. Вам придется посидеть до завтрашнего утра в камере. Не бойтесь. Не важно, что они говорят. Они ничегошеньки не сделают… Губернатор не намерен выдавать вас, если обвинение голословно.
  — У нас такое обвинение, — заявил Селлерс, — вы просто диву дадитесь.
  — Полный вперед, — ответил Мелон. — Только не распускайте руки и не прикасайтесь к парню.
  — Кто об этом говорит? — воинственно отреагировал Селлерс.
  — Я говорю, — принял вызов Мелон. — Если здесь у вас есть состоятельные друзья, обратитесь к ним, потому что через тридцать минут на вас будет выписан ордер по обвинению в физическом насилии. Вам придется внести залог, чтобы остаться на свободе. Когда я окончательно уясню себе характер нанесенных Лэму травм, мы предъявим вам гражданский иск на десять тысяч долларов. Ударьте его еще разок, и заплатите двадцать тысяч плюс пятьдесят тысяч за нанесенный ущерб.
  Лицо Селлерса побагровело.
  — Ах вы… Да я…
  — Успокойся, держи себя в руках, — вмешался Рэнсом.
  — Давайте, давайте, — подзадоривал Мелон.
  — Успокойся, — повторил Рэнсом. — Этот парень был в колледже чемпионом по боксу.
  Две-три секунды Селлерс и Мелон в упор смотрели друг на друга. Потом Селлерс небрежно бросил:
  — Приезжайте в Лос-Анджелес, когда будет настроение.
  — Я там бывал, — ответил Мелон, — и город мне не по душе. Кстати, у вас что, уже в привычку вошло избивать заключенных?
  — Нет, у нас не вошло в привычку избивать заключенных, — возразил Селлерс. — И у нас есть спортивный зал.
  Мелон усмехнулся:
  — Здесь тоже неплохой спортивный зал. Может, спустимся?
  — Потише, Селлерс, — предостерег Рэнсом.
  Селлерс с высокомерным видом покинул комнату. Рэнсом последовал за ним. А я обратился к Мелону:
  — Добудьте рекламную брошюру фирмы «Солнце, воздух и вода» в Палм-Спрингс…
  Дверь отворилась, и заглянул Рэнсом:
  — Пожалуйста, сюда, мистер Мелон.
  Они вышли. Через десять минут Рэнсом снова вернулся. Он снял с меня наручники и сказал:
  — Пойдем со мной, Лэм.
  Меня отвели в тюрьму и зарегистрировали. Я просидел в камере всю вторую половину дня, ночью урывками спал, а в семь утра тюремщик одолжил мне бритву. В девять тридцать меня усадили в машину. В десять я уже находился в большой комнате с высоким потолком — нечто вроде зала для судебных слушаний.
  Через несколько минут в комнату торопливо вошел мужчина лет тридцати с кейсом в руках. Он забрался в кресло за высоким столом. Дверь отворилась, и друг за другом вошли сержант Селлерс, Бернис Клинтон, Мокси Мелон и последней — Элен Харт. Взглянув на меня, она ободряюще улыбнулась.
  — Итак, начинаем, — объявил мужчина за столом.
  Он повернулся ко мне и представился:
  — Я — Харви С. Филмор, секретарь губернатора по кассационным делам и вопросам перемещения. Мне сообщили, что обвинение против вас ложно. Обычно мы не рассматриваем свидетельские показания, но на сей раз отступим от правил. Предупреждаю, слушание неофициальное. Вам слово, сержант Селлерс.
  Селлерс поднялся:
  — На побережье, в мотеле «Плавай и загорай» был убит Герберт Джейсон Даулинг. По ряду признаков преступление совершил субъект, подглядывавший за женщинами в окна. Судя по всему, Даулинг поймал его с поличным, а тот попытался скрыться.
  — Как насчет доказательств? — поинтересовался Филмор.
  — Имеются, — ответил Селлерс. — У меня есть свидетельница, которая опознала Дональда Лэма и подтвердила, что он бродил по территории мотеля и заглядывал в окна. На машине Даулинга, стоявшей у мотеля, было установлено электронное подслушивающее устройство. Следы привели нас к Лэму. Он купил в Сан-Франциско еще одно устройство, чтобы заменить ту часть, которая осталась на машине Даулинга. Кроме того, у нас есть свидетельница в Калифорнии. Она не смогла приехать сюда, но дала письменные показания под присягой. Она заметила Дональда Лэма, когда он пялился на нее в окно того же самого мотеля, по-видимому, через несколько минут после убийства Даулинга. Она опознала фотографию… Даулинга убили из автоматического пистолета двадцать второго калибра. Мы нашли этот пистолет в квартире Лэма. Добавлю, он имеет лицензию частного детектива, работает в агентстве «Кул и Лэм»… Интересует вас что-нибудь еще?
  — Не стоит так петушиться, сержант, — заметил Филмор. — Фактов вполне достаточно для постановления о высылке.
  Мокси Мелон встал и заявил:
  — Я представляю обвиняемого, господин секретарь. У меня есть вопросы к свидетелю.
  — Сперва закончим с сержантом Селлерсом, — сказал Филмор. — Согласны ли вы, сержант, подтвердить свои показания под присягой?
  Фрэнк Селлерс поднял правую руку и произнес клятву.
  — Я готов повторить свои показания, — объявил он.
  — У вас есть вопросы? — обратился ко мне Филмор.
  — Спросите его, где именно обнаружили револьвер, — попросил я.
  — Мы нашли его за проигрывателем на книжной полке, за фальшивыми переплетами.
  — Револьвер послужил орудием убийства? — спросил я.
  — Да, — подтвердил Селлерс.
  — Вы находитесь под присягой, сержант, — напомнил Филмор.
  — Знаю. Пистолет исследовали эксперты по баллистике. Это орудие убийства.
  — Полагаю, вопрос исчерпан, — обратился Филмор к Мелону.
  — Мне хотелось бы пригласить свидетеля, — заявил Мелон.
  — Поскольку найдено орудие убийства, нам, в общем-то, не нужны ее показания, — засомневался Филмор.
  — Предположим, она уже дала показания. У меня к ней несколько вопросов, — настаивал я.
  Мелон спросил меня вполголоса:
  — Справитесь, Лэм?
  — Справлюсь.
  — Итак, — громко произнес Мелон, — мы принимаем за факт, что свидетельница дала показания Селлерсу. Ей остается принести присягу и подтвердить сказанное. Мой клиент хочет задать несколько вопросов.
  — Вы или ваш клиент? — уточнил Филмор.
  — Мой клиент.
  — Обычно адвокат выступает от имени обвиняемого, — засомневался Филмор.
  — Слушание ведь неофициальное, а дело для меня новое, — пояснил Мелон.
  — Согласен, — сказал Филмор. — Постараемся разобраться до конца. Где Бернис Клинтон?
  Бернис Клинтон встала, подняла правую руку и принесла присягу.
  — Вы слышали, как пересказал ваши показания сержант Селлерс?
  — Слышала.
  — Можно считать это вашим официальным свидетельством?
  — Да, это мое официальное свидетельство.
  — Пройдите вперед. Обвиняемый задаст вам несколько вопросов. — Филмор с симпатией оглядел аккуратную фигурку Бернис Клинтон.
  Она прошла к свидетельскому месту и села.
  — Вы опознали меня как мужчину, заглядывавшего в окно, когда вы раздевались?
  — Да, — твердо произнесла она.
  — Вы встречали меня после этого?
  — Я видела вас в Лос-Анджелесе, а потом в Санта-Ане, у себя дома, в «Коринфиан-Армс».
  — Под каким именем вы снимаете там квартиру?
  — Минуту! — сказал Фрэнк Селлерс. — Его надо остановить. Сейчас он вываляет ее в грязи. Цель слушания — установить, есть ли у штата Аризона основания выслать его. Он может продолжить свою пачкотню в суде.
  — Думаю, замечание справедливое, — обратился ко мне Филмор. — Задавайте вопросы по существу показаний свидетельницы.
  — Вы вели со мною переговоры об аренде участка?
  — Вела.
  — И с этой целью несколько раз встречались со мной?
  — Встречалась.
  — Это было после приключения в мотеле «Плавай и загорай» и до моего визита в Санта-Ану?
  — Да.
  — Но тогда вы не опознали меня как Тома-соглядатая?
  — Нет. Я хотела арендовать у вас участок и просто не воспринимала в другой связи. Мне казалось, что когда-то вас видела раньше, но где — вспомнить не могла. Вы для меня не ассоциировались с происшествием в мотеле.
  — И ассоциация не возникала, пока сержант Селлерс не сообщил вам, что я и есть Том-соглядатай?
  — Он спросил меня об этом.
  — И вы ответили утвердительно?
  — В тот момент я вспомнила, где видела вас раньше.
  — Чьи интересы вы представляли, когда добивались аренды?
  — Герберта Джейсона Даулинга.
  — Вряд ли имеет смысл вникать во все подробности, — вмешался Филмор. — Губернатор, я думаю, сочтет высылку Лэма допустимой.
  — Свидетель с нашей стороны требует слова, — заявил Мелон.
  — Кто именно?
  — Элен Кортис Харт, жительница нашего города. Она тоже одна из потерпевших от сексуального маньяка.
  — Это не имеет значения, — возразил Филмор. — Соглядатаев могло быть с полдюжины.
  — Я делал наброски мужчины, которого мисс Харт заметила возле окна, — сообщил я, — рисунки по ее описаниям. Один здорово удался. Она сказала, что сходство передано прекрасно. Хотелось бы выяснить, что с рисунками.
  — Они у меня, — сказала Элен Харт.
  — Могу я получить их?
  — Что они дадут? — спросил Филмор. — Если вас там заметила Бернис Клинтон, то в рамках нашего слушания ничего более не требуется.
  Я настаивал:
  — Если секретарь разрешит, я хотел бы задать еще пару вопросов Бернис Клинтон.
  — Мы не можем посвятить вашей проблеме целое утро. Моя единственная задача — определить, есть ли у губернатора основания согласиться на вашу высылку. Полученных сведений вполне достаточно.
  — Хорошо вас понимаю, — настаивал я, — и потому прошу разрешить всего два вопроса.
  — Что ж, задавайте, — уступил секретарь.
  — Мисс Клинтон, вести переговоры об аренде вы явились ко мне в квартиру. Вы прошли к книжным полкам и отодвинули декоративное панно из переплетов, чтобы включить проигрыватель. Откуда вы узнали о нем?
  — О боже! — воскликнула она. — Да я видела тысячу проигрывателей, спрятанных за бутафорскими библиотеками.
  — Отвечайте на вопрос: откуда вы знали об этом? Вы бывали в той квартире раньше? Помните: вы давали присягу, и ответ можно проверить.
  Она заколебалась, потом произнесла:
  — Я бывала в этой квартире.
  — Жили в ней?
  — Да.
  — До того, как я туда въехал?
  — Ну и что? Я выехала, вы вселились…
  Я обратился к Элен Харт:
  — Дайте последний рисунок, о котором вы сказали, что это точный портрет ночного бродяги.
  Она передала мне рисунок. Я задал еще один вопрос:
  — На рисунке изображен мужчина, заглядывавший к вам в окно, верно?
  — Да, этот человек подглядывал в мое окно, когда я вышла из душа, — категорично ответила она.
  Я показал портрет Бернис Клинтон:
  — Узнаете этого человека, да или нет?
  Она посмотрела на рисунок, потом на меня, перевела взгляд на Элен Харт, сделала глубокий вдох и наконец сказала:
  — В этом лице есть что-то знакомое… Но я не могу опознать человека по рисунку.
  Я обратился к Мокси Мелону:
  — Удалось вам достать рекламную брошюру?
  — Да, — ответил он и вручил ее мне.
  Я раскрыл буклет и предъявил Бернис Клинтон портрет Монтроуза Ливайнинга Карсона.
  — Знаете этого человека?
  Она глянула на фотографию и, поколебавшись немного, призналась:
  — Знаю.
  — Не он ли оплачивает квартиру в Санта-Ане, которую вы занимаете под именем Агнес Дейтон?
  — Ну, пожалуйста! — взмолился Филмор. — Мы ведь договорились не заниматься вопросами личной морали.
  — Это вопрос отнюдь не личной морали. Взгляните на фотографию и на рисованный портрет, опознанный мисс Харт. Бернис Клинтон работала вовсе не на Герберта Джейсона Даулинга. Всю аферу подстроил Монтроуз Л. Карсон, чтобы внушить мне, будто я имею дело с Даулингом… И позвольте напомнить ей, что речь идет об убийстве. Она лжесвидетельствовала здесь, а в Калифорнии ее ждет газовая камера за соучастие, если не изменит свои показания прямо сейчас.
  Бернис Клинтон тут же откликнулась:
  — Что ж, я не собираюсь служить козлом отпущения. Никакого маньяка вообще не было.
  — Полагаю, вам следует объясниться, — потребовал Филмор.
  — Я все расскажу, — сказала Бернис. — Мистер Карсон велел мне отправиться в мотель «Плавай и загорай». В условленное время я должна была позвонить в полицию и пожаловаться на маньяка, заглядывающего в окна.
  — Значит, на самом деле вы не видели Тома-соглядатая? — спросил я.
  — Нет. Я сбросила верхнюю одежду, накинула халат и позвонила в полицию. Когда она приехала, я рассказала им о бродяге, но описала его неопределенно. Это мистер Карсон посоветовал мне дать общее описание, чтобы позднее его можно было приспособить к обстоятельствам и тому, кого понадобится обвинить.
  — Какой же смысл в этой затее? — спросил я.
  — Мистер Карсон хотел заполучить контроль над корпорацией Даулинга. У него были сведения, что Даулинг тайком встречается с молодой женщиной по имени Айрин Аддис в мотеле «Плавай и загорай»… Мистер Карсон хотел проверить эту информацию, прежде чем начать действовать… Ему стало известно, в какую именно ночь состоится свидание. Он отправился в мотель. Когда он заглянул в окно номера, где якобы жил Даулинг, его увидела Элен Харт. Мистер Карсон испугался, что она даст полиции его портрет и возникнут неприятности. Потому он и отправил меня в мотель, чтоб я известила полицию об очередной выходке маньяка. У самого Карсона на это время имелось железное алиби.
  Воцарилось молчание. Публика осмысливала новую информацию.
  — Но Карсон принял Айрин Аддис к себе на работу, — сказал я.
  — Разумеется. Чтоб иметь предлог обратиться к частным детективам и установить за ней слежку, а потом предать гласности тайный роман Даулинга. Вот зачем он нанял вас, но где вам, недотепам, понять, что к чему. И я послала вам телеграмму. Намекнула…
  — Откуда вам все известно? — спросил Филмор.
  — Карсон рассказал.
  — А почему именно вам?
  Она глянула прямо ему в глаза:
  — Потому что я была любовницей Даулинга, а Карсон пытался меня против него настроить и использовать, наговаривая на Герберта всяческие небылицы. Теперь-то я знаю, что Герберт поступал со мной по справедливости. Я уже порвала с этим крючкотвором, Монтроузом Карсоном. Не желаю больше иметь дело с такой публикой. Теперь я стану леди. Герберт Даулинг обещал обо мне позаботиться, а он был человеком слова.
  — Как же получилось, что вы опознали маньяка в Дональде Лэме?
  — Я действовала по указаниям мистера Карсона. Сейчас мне ясно, что он просто меня использовал и врал.
  Филмор откинулся в кресле и посмотрел на Селлерса.
  Селлерс же совершенно обалдел, пытаясь на ходу приспособиться к новому повороту сюжета.
  — Значит, мистер Карсон сам предложил вам вступить со мной в переговоры об аренде земельного участка? И никаких заданий по этому поводу от Герберта Даулинга вы не получали?
  Она заколебалась, но все же заговорила:
  — По этому поводу нет. Я готова отдать что угодно, лишь бы искупить свою вину перед благородным, очень достойным джентльменом.
  — Вы были любовницей Даулинга? — спросил Филмор.
  — Сколько можно повторять? Я была его любовницей.
  — А кем вы приходились Карсону?
  — Разве что инструментом, слепым, послушным инструментом. Он играл на моей ревности. Он внушал мне, что у Даулинга есть другая женщина.
  — И Карсон платил за квартиру в Санта-Ане? — уточнил я.
  — Карсон платил за квартиру в Санта-Ане, — вспыхнула она. — Ему нужно было место, где мы могли бы встречаться без свидетелей. Квартира предназначалась для деловых, а не любовных встреч… Теперь я понимаю, какой слепой, доверчивой и наивной дурой я была.
  — Говорил вам Карсон хоть что-нибудь об убийстве Даулинга? — спросил я.
  — Конечно, нет. Иногда он мне давал поручения, я их выполняла, и все!
  Филмор обернулся к Селлерсу:
  — Что вы намерены делать сейчас?
  Селлерс посмотрел на меня:
  — Думаю, Лэм должен еще кое-что объяснить.
  Я покачал головой:
  — Я отказываюсь от права на убежище. Я возвращаюсь в Калифорнию с сержантом Селлерсом.
  — Вы делаете — что? — переспросил Филмор, не веря собственным ушам.
  — Отказываюсь от права на убежище, — повторил я, — возвращаюсь в Калифорнию с сержантом Селлерсом в качестве арестанта. Добровольно. Селлерс — человек справедливый. Он терпеть не может жуликов. Он ненавидит предателей. Временами он не любит меня. Но он честный партнер.
  Филмор нахмурился.
  Мокси Мелон хотел было заговорить, но осекся — Элен Харт дернула его за полу пиджака и усадила на место.
  — Слушание завершено, — объявил Филмор. — Если Лэм отклоняет просьбу об убежище, мне нечего больше делать. Объявляется перерыв. — И Филмор покинул зал.
  Мокси Мелон подошел ко мне:
  — Лэм, вы понимаете, что делаете?
  — Понимаю.
  — Ну, умник, — сказал Селлерс, — спасибо за рекламу. Кто знает, может, ты прав и знаешь ответ на все вопросы, валяй выкладывай. Я тоже хочу знать ответ. И я не хочу, чтоб меня использовали. Сечешь, Лэм? Я не хочу, чтоб мной прикрывались.
  — Никто тебя не использует, — заверил я. — Что будем делать теперь?
  — Хватаем билеты на первый попавшийся рейс, пока в твоей лисьей голове не созрела очередная увертка.
  — Через полчаса есть самолет на Лос-Анджелес через Палм-Спрингс. Я вас подброшу, — предложил сержант Рэнсом.
  К нам подошла Элен Харт.
  — Дональд, — сказала она, — наверное, вы все продумали, но… если вам что-нибудь понадобится, мы с мистером Мелоном готовы помочь.
  — Спасибо, — поблагодарил я. — Вряд ли возникнет такая необходимость. Селлерс честен, хотя временами малость упрям.
  — Временами я прямо-таки чертовски упрям, — поправил Селлерс.
  — А по мне, вы просто скотина! — вспыхнула Элен. — Какое право вы имели бить мальчика кулаком по лицу?!
  — Успокойтесь, леди, — попросил ее Селлерс. — Я вспыльчив, потерял тогда голову. Пошли, Лэм.
  Я протянул руку Элен Харт:
  — Спасибо вам.
  Она взяла ее в свои ладони:
  — Сообщите, как пойдут дела, Дональд.
  — Обязательно. И спасибо за помощь.
  — Если мы хотим успеть на самолет, пора пошевеливаться, — сказал Рэнсом.
  — Мы пошевеливаемся, — ответил Селлерс. — Пошли, Лэм.
  Глава 17
  Не успели мы застегнуть привязные ремни, как Селлерс предупредил:
  — Учти, Лэм, я на веру твои теории не принимаю.
  — Ну и не надо.
  Самолет медленно вырулил на взлетную полосу. Взревели моторы.
  — Так что же произошло согласно твоей теории? — не утерпел Селлерс.
  — Зачем навязывать то, что не хотят принимать?
  Пилот рванул машину вперед, она понеслась по бетонной полосе, потом круто взмыла в небо. Табло, призывавшее застегнуть ремни, погасло.
  — Стоит ли быть таким чувствительным, — примирительно сказал Селлерс. — Конечно, зря я тебе врезал. Виноват.
  — Заметано, — откликнулся я. — Вы виноваты. Везите меня в Лос-Анджелес. Самолет встретят репортеры. Можете сообщить, что поймали убийцу. Элен Харт опознает в Карсоне Тома-соглядатая, Бернис Клинтон признается в лжесвидетельстве, и кое-кому придется покраснеть. Думаю, не мне.
  Самолет набирал высоту, Селлерс размышлял.
  — Ну, рассказывай, — проговорил он наконец.
  — Нет вдохновения.
  — Послушай, Лэм, я же извинился.
  — А боль еще не прошла.
  — Черт побери, чего же ты хочешь? — вспыхнул он. — Чтобы я расцеловал твой подбородок, погладил маменькиного сынка по головке?
  — Нет, — ответил я. — Единственная приемлемая сатисфакция — это увидеть, как репортеры выволокут тебя на ковер. Там будут фотографы, прожектора и магниевые вспышки. Ты выступишь с заявлением. А когда закончишь, сделаю заявление я.
  — Черта с два! Ты ничего не скажешь.
  — Тем лучше. Газетчики учуют, что от них скрывают сенсацию. Им это придется по душе. Кое-кто напишет, что Селлерса привлекли к ответственности в Финиксе за грубость и выпустили из-под стражи под залог в двадцать тысяч долларов, а сейчас он мешает заключенному выступить с заявлением… Словом, поступай, как тебе заблагорассудится.
  Я поудобней устроился в кресле, зевнул и закрыл глаза.
  — Ах, сукин сын, — возмутился Селлерс, — еще спящим прикидываешься… Да я тебе…
  — Дотронься хоть пальцем, и Мокси Мелон отберет твои нашивки.
  — Послушай, Дональд, так мы ни к чему не придем.
  — До Лос-Анджелеса долетим, и ладно. Больше мне ничего не надо. Я найму адвоката и буду вести переговоры только через него. Пока суд да дело, агентство «Кул и Лэм» раскроет убийство. А ты в это время будешь объясняться перед репортерами и утратишь авторитет. — И я опять закрыл глаза.
  — Я не обязан везти тебя в Лос-Анджелес, — заявил Селлерс.
  — Я отказался от права на убежище и нахожусь под арестом, — напомнил я.
  — Ты, кажется, оставил арендованную машину в Палм-Спрингс? — поинтересовался Селлерс.
  — Конечно, потом попрошу Берту забрать ее.
  Я подавил наигранный зевок, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Я прямо-таки кожей чувствовал, как ворочаются мысли в голове Селлерса. Один раз я приоткрыл веки и глянул исподтишка на Селлерса. Тот хмурился, безмолвно шевеля губами.
  Вскоре объявили, что самолет приближается к Палм-Спрингс. Селлерс неделикатно ткнул меня локтем в бок:
  — Довольно дрыхнуть, просыпайся.
  — В чем дело? — вскинулся я, как бы выныривая из дремоты.
  — Тебе не придется распускать свой павлиний хвост перед лос-анджелесскими репортерами. Мы выходим в Палм-Спрингс.
  — Что толку? — спросил я. — Когда в Лос-Анджелесе тебя репортеры не обнаружат, они моментально выяснят, где ты исчез. Тут-то и начнется настоящая охота.
  — Пускай охотятся, — решительно сказал Селлерс. — Пошли.
  И мы покинули самолет.
  С моей помощью Селлерс отыскал на стоянке автомобиль, ключи — под резиновым ковриком, проверил зажигание.
  — Куда теперь? — поинтересовался я.
  — В управление, но по моему маршруту.
  — Эта колымага обходится мне в десять центов за милю.
  — Экая беда, — зацокал языком Селлерс. — Ты не желаешь сотрудничать со мной, я — взаимно.
  — Послушай, — запротестовал я, — у меня есть определенные права. Я требую доставить меня в ближайший магистрат.
  — На это ухо я глух. Я тебя не слышу.
  — Пусть будет по-твоему. У Мокси Мелона найдутся ушные капли.
  — А что скажешь, если я тебя отпущу на все четыре стороны?
  — Не имеешь права. Ты представляешь власть и находишься при исполнении. Ты меня охраняешь.
  — Могу устроить тебе побег.
  — А я не хочу бежать.
  — Ладно, чего же ты в конце концов хочешь?
  — Хочу, чтоб меня освободили официально. Хочу, чтоб восстановили мое доброе имя. Вместе с Бертой Кул мы закончим это дело об убийстве, причем на сей раз никому из полиции не позволим присвоить наши лавры.
  Селлерс стиснул зубы, заиграв желваками. Он выудил из кармана сигару и, не зажигая, принялся ее жевать.
  Мы поехали через горный перевал. Селлерс, видимо, решил, что на этом маршруте не столь велика опасность угодить в лапы репортерам.
  — Вам ничего не придется заканчивать, — сказал он, — все уже разгадано. Я знаю, кто убил Даулинга.
  — Знаешь? — переспросил я. — Хотелось бы услышать, как ты это докажешь?
  — Бернис Клинтон расколется.
  — Бернис сообщница, — возразил я. — Вы не сможете осудить Карсона по ее неподтвержденному свидетельству.
  — Есть еще пистолет.
  — Да, конечно, — согласился я. — Сперва он служил уликой против меня. Теперь станет уликой против Карсона. А есть у тебя уверенность, что оружие не подбросила Бернис Клинтон?
  Эта гипотеза буквально ошарашила Селлерса.
  — Черт побери! — только и сказал он.
  — Я ничего не утверждаю. Но дело расследуем мы — Берта и я.
  — Вы не сможете добыть улик сверх того, что имеет полиция.
  — Совершенно справедливо, — подтвердил я. — Но полиция будет искать не там, где надо. А я буду искать там, где надо. И приду туда первым.
  — Послушай, Лэм, выручи меня! Ты прекрасно знаешь, вам раскрытие убийства не принесет ни шиша. Вам за это не заплатят. Ты всего-навсего частный сыщик. Более того, Берта не согласится действовать с тобой на пару. Она поможет мне.
  — Не поможет, когда узнает, что ты съездил мне по зубам.
  — Забудь об этом!
  — Не могу. Мне все еще больно.
  — А могло быть намного больнее. И вот что я тебе скажу. Никакого убийства ты не раскроешь! Если не заговоришь по-хорошему, я просто буду гонять этот драндулет по десять центов за милю, пока это чертово дело не разрешится само собой. К тому времени дорожные расходы вырастут до таких размеров, что Берта начнет рвать на себе волосы.
  — Отлично. Я возмещу эти расходы, когда Мокси Мелон выпотрошит вас в Фениксе.
  — С меня взятки гладки, — сообщил Селлерс. — Я всего-навсего полицейский, кроме жалованья, ничего не имею.
  — У тебя есть автомобиль, его стоимости хватит.
  — Черт возьми! — подпрыгнул Селлерс. — Перестань мелочиться. Забудем личные обиды.
  — Ты со своим кулаком не мелочился.
  — Ладно, ладно, будет. А теперь выкладывай!
  — Если я наведу тебя на след, воспользуешься им?
  — Какой след?
  — Мы остановимся у первого же телефона. Попросим Берту Кул встретить нас в Санта-Ане. Затем отправимся в «Коринфиан-Армс» и обыщем квартиру, которую Бернис Клинтон снимала под именем Агнес Дейтон. И если существуют обвинительные материалы, письма или еще что-нибудь в этом роде, скорее всего, они находятся именно там.
  — Там ничего не будет, — уверенно заявил Селлерс.
  — Тогда действуй по-своему, если хочешь остаться в дураках.
  Через милю нам попалась заправочная станция. Мили Селлерсу хватило на раздумья. Он резко свернул и показал служителю свой жетон.
  — Нужен телефон. По государственному делу.
  Через десять минут Селлерс вернулся в машину.
  — Берта нас встретит, — сообщил он. — Но у нас нет ордера на обыск.
  — Того, что Бернис Клинтон рассказала в Финиксе, достаточно. Если мы не будем терять время впустую, может, успеем.
  — Времени навалом, — заверил Селлерс.
  — С такой малышкой? Не зарекайся!
  Селлерс отпустил тормоза.
  — Я клюнул, — поделился он. — Сколько раз клялся не клевать на твои приманки, и опять. Что ж, путешествие продолжается.
  Глава 18
  Берта Кул дожидалась нас у дома «Коринфиан-Армс» в Санта-Ане.
  Когда мы подъехали, она покинула свою машину и царственной походкой направилась к нам. Не глядя на Селлерса, она набросилась на меня с вопросами:
  — Черт возьми, чем ты занимаешься? Где тебя носит?..
  — Помолчите, Берта, — вступился Селлерс. — Он еще может оказаться на коне.
  — Что?! — вскричала Берта.
  — Не стану повторяться. Дело посложней, чем казалось вначале, — сказал Селлерс.
  — Вы ж говорили, что он попался, — удивилась Берта.
  — Я так считал, пока не знал некоторые факты.
  Берта зловеще взглянула на меня и демонстративно повернулась к Селлерсу:
  — А здесь-то чем мы будем заниматься?
  — Заглянем в одну квартиру.
  Берта прошипела в мою сторону:
  — Ох уж эти твои неортодоксальные методы. Я принимаюсь за простенькое дело об утечке коммерческой информации — начни и закрой! — так нет же, ты обязательно вляпаешься в убийство!
  Она проследовала за Селлерсом к подъезду. Я замыкал шествие.
  Селлерс нашел администратора и объяснил, что хочет осмотреть квартиру Агнес Дейтон.
  Администратор позвонил юристу, после переговоров развел руками: ничего, мол, не поделаешь, нужен ордер.
  От Селлерса буквально пар валил. Он дозвонился до местного полицейского начальства. То связалось с городским прокурором и прокурором округа. Пока длилось согласование, к дому подкатило такси, и на тротуар из него выпрыгнула Бернис Клинтон.
  Оглядев сборище, она спросила:
  — В чем, собственно, дело?
  — Мы хотим заглянуть к вам, — ответил Селлерс.
  — Ордер у вас есть?
  — Вот и я о том же, — заметил администратор.
  — Спасибо, — бросила Бернис администратору, проскочила мимо нас к лифту и уехала.
  Селлерс сдерживался с трудом. Он развернулся и вышел на улицу. У машины остановился и посмотрел на меня с укоризной — или угрозой.
  — Ну вот, втравил меня в историю. Теперь все здешние газеты начнут перемывать мне кости.
  — Почему ты не принимаешься за обыск?
  — Чертовски глупая ситуация, когда представитель закона не может обыскать квартиру, — вмешалась Берта.
  — Запросто может, — возразил я.
  — Разумеется, могу, — сказал Селлерс, — если только захочу подставить свою шею.
  Я обратился к Берте, полностью игнорируя Селлерса:
  — Эта особа в Финиксе позволила себе лжесвидетельствовать. Наверное, ее выпустили под залог. Залог внес, видимо, тот, кому выгодно было вывести ее из опасной зоны. Она солгала и призналась во лжи, когда слушалось дело об убийстве. Она призналась, что была соучастницей преступления. Селлерсу остается только арестовать ее по подозрению в убийстве. Чтобы арестовать, ему надо попасть в квартиру. А попав туда, естественно, он квартиру осмотрит, верно?
  Селлерс воодушевился:
  — Клянусь, я и вправду могу это сделать, арестовать ее как подозреваемую в убийстве.
  — Освободив для начала меня. Нельзя держать под стражей сразу двух подозреваемых.
  Селлерс снова погрузился в задумчивость.
  — А еще, — продолжал я внушать, обращаясь к Берте, — будь Селлерс ловкачом, он сделал бы вид, что признал свое поражение, объехал вокруг квартала и выбрал местечко, откуда удобно наблюдать за квартирой… Теперь вот еще что. Бернис Клинтон влипла в историю в Финиксе. Она выкарабкалась из нее. Это стоило денег. Она добралась до Санта-Аны на самолете. Это тоже стоит денег. Через пятнадцать-двадцать минут она выйдет на улицу и направится вон к тому почтовому ящику отправить письмо. Заодно осмотрится, чист ли горизонт. Если ей покажется, что чист, через пять минут к подъезду подкатит такси. Наша красотка выпорхнет на всех парусах из квартиры и отправится туда, где засел Монтроуз Л. Карсон.
  — При чем тут Карсон? — спросила Берта.
  — Кроме него, ее некому субсидировать.
  Берта растерянно заморгала глазами:
  — Поджарьте меня, как устрицу!
  Я зевнул:
  — Впрочем, Селлерс осторожничает. Не хочет рисковать. Наверное, увезет меня в Лос-Анджелес. А уж там-то я вдосталь наговорюсь с репортерами. Уж они повеселятся! Узнают к тому времени о слушании в Финиксе, а я добавлю подробности о квартире в Санта-Ане.
  Селлерс забрался в мой (то есть арендованный) автомобиль и сказал:
  — Сели б лучше и вы в машину, Берта.
  — Куда мы едем?
  — В Лос-Анджелес.
  — Тогда я пересяду в свою машину.
  — Оставьте ее здесь, — сказал Селлерс.
  Берта забралась на заднее сиденье.
  Селлерс обогнул пару кварталов, вернулся и припарковал машину в стороне, откуда легко было наблюдать за почтовым ящиком.
  Не прошло и пяти минут, как Бернис вышла из дома, демонстративно помахивая конвертом, его мы видели аж за полтора квартала.
  Она опустила конверт в ящик, украдкой осмотрелась и вернулась в дом. Селлерс стрелой вылетел из автомобиля, едва она скрылась из виду. Он ворвался в аптеку, бросился к телефону-автомату и закрутил диск. Берта Кул принялась за свое:
  — Ну и кутерьму ты затеял! Агентству из этого кошмара никогда не выбраться. Ты лишишься лицензии и мою поставишь под угрозу. Выступил против Фрэнка Селлерса…
  — Заткнитесь! — потребовал я.
  — Как ты смеешь мне приказывать, — возопила Берта. — Затыкать меня… Ах ты… ты…
  Бертино заикание разрешилось поистине апоплексической паузой. К «Коринфиан-Армс» подъехало такси. Бернис Клинтон, по-видимому, подкарауливала машину за дверью, потому что выскочила наружу с чемоданом в одной руке и кейсом в другой, едва такси остановилось. Шофер закинул багаж в машину, помог пассажирке усесться и захлопнул дверцу. Потом сел за руль и запустил двигатель.
  Бернис несколько раз оглянулась, видно, опасаясь преследования.
  — Что за черт! — опомнилась Берта. — Этот олух звонит невесть сколько, а она сматывает удочки! — Берта принялась размахивать руками, пытаясь привлечь внимание Селлерса. А тот все стоял спиной к нам. Наконец повернулся и посмотрел в нашу сторону.
  Берта отчаянно зажестикулировала, тыча пальцем в конец улицы.
  Возможно, Селлерс этого не заметил. Он снова взялся за телефон.
  Через некоторое время вразвалку вышел на улицу, лениво влез в автомобиль. Берта прямо-таки зашлась:
  — О великий боже! Каким же размазней вы оказались! Дональд ведь точнехонько предсказал, что произойдет, а вы висите на телефоне и облегчаете ей побег. Неужто не видели моих сигналов?
  — Еще как видел, — сказал Селлерс.
  — Что ж, — заключила Берта, — если вам это доставит радость, птичка из клетки упорхнула.
  — Если вам это доставит радость, — сообщил Селлерс, — птичка полетела прямо в клетку.
  — О чем вы? — спросила Берта.
  — Объясню позже.
  Лицо Берты побагровело.
  — Не расстраивайтесь, Берта, — успокоил я своего партнера. — Селлерс просто позвонил в местную полицию, а они в диспетчерскую таксопарка. Дело в том, что здешние такси оборудованы радио, и как только клиентка назовет адрес, шофер сообщит, куда она держит путь.
  — Зажарьте меня, как устрицу! — только и сказала Берта.
  Селлерс бросил на меня взгляд:
  — Ишь, умник!
  Я зевнул.
  Селлерс выудил свежую сигару и принялся жевать. Через некоторое время вылез из машины, снова прошел к телефону, быстро вернулся и завел мотор.
  — Далеко? — спросил я.
  — Угадай, раз такой умный, — ответил Селлерс.
  — Попытаюсь. В ближайший аэропорт, где можно нанять частный самолет.
  — Ну, ответ сам собой напрашивался.
  — Так куда же?
  — Узнаешь, — пообещал Селлерс.
  Я откинулся на спинку сиденья, а Селлерс взял направление на Ньюпорт.
  — Он свихнулся? — поинтересовалась у меня Берта.
  — Не совсем. Карсон ждет ее в Ньюпорте на частной яхте. Они объявят, что плывут в Каталину, а сами смоются в Энсеньяду — маленькая веселая компания, слишком заурядная, чтоб вызвать интерес. А там они поженятся, и тогда по закону ни один из них не сможет давать показания против другого. Бернис сумела-таки его захомутать.
  — Пора мне забрать свою машину, — сказала Берта. — Меня оштрафуют за превышение лимита времени.
  — Вы останетесь с нами, — возразил Селлерс.
  — К вашему сведению, — утешил я Берту, — эту машину я тоже взял напрокат, Селлерс просто захватил ее. Нам она обходится в десять центов за милю.
  Берта подскочила с такой яростью, что чуть не повредила пружины заднего сиденья.
  — Что?! — завопила она.
  — Десять центов за милю, — повторил я.
  — Ах вы… По какому чертову праву вы конфисковали машину Дональда? Да кто вы такой? — орала Берта на Селлерса.
  Селлерс, поглощенный дорожными знаками, перебросил сигару из одного угла рта в другой — и ноль внимания.
  Берта продолжала бушевать с полмили, а потом погрузилась в молчание, горькое, гнетущее, с зубовным скрежетом и душевным надрывом.
  А Селлерс вел машину вроде бы без всякой спешки. Мы потихоньку добрались до Ньюпорта, а там и до шикарного яхт-клуба. Селлерс блеснул своим жетоном, помахал документами, и машину пропустили на стоянку. Его ожидал офицер полиции.
  — Сюда, — только и сказал он.
  — Следуйте за мной и помалкивайте, — приказал Селлерс нам с Бертой.
  Мы прошли к частному причалу, где качалась большая океанская двухвинтовая яхта. Сходни охранял еще один офицер полиции.
  Он пропустил нас без разговоров. Мы спустились в каюту.
  Монтроуз Л. Карсон, Бернис Клинтон и несколько полицейских сидели вокруг стола.
  На лице Карсона застыла маска ярости.
  — Не сомневаюсь, это ваших рук дело, — сказал он, увидев меня.
  Я поклонился.
  Селлерс выступил вперед:
  — Отвечаю за все я, Карсон.
  — Я отберу у вас лицензию, — пообещал мне Карсон. — Вы меня предали.
  — Заткнитесь, — оборвал его Селлерс. — Вы поручили этим людям заняться утечкой информации из вашей конторы. А утечки никакой не было. Была мистификация. Вы хотели, чтоб каштаны из огня таскали за вас другие. Правда, вы не предлагали им раскрыть убийство или совершить его.
  — Откуда мне знать, что они делали, — сказал Карсон. — От Лэма можно ждать чего угодно.
  Селлерс обратился к офицеру:
  — Вы обыскали его?
  Офицер кивнул:
  — Обыскал, но ничего не нашел.
  — А как насчет девки?
  — Я не девка, — заявила Бернис Клинтон. — И меня не обыскивали. И не будут обыскивать. Я не дамся. Попробуйте только дотронуться до моего багажа. Я приличная женщина. Я не позволю сборищу мужиков щупать меня, прикрывая дармовое удовольствие служебным долгом. Я требую…
  Селлерс ткнул пальцем в Берту.
  — Уполномочьте ее, — посоветовал он офицеру.
  Офицер ухмыльнулся и спросил:
  — Как ее зовут?
  — Берта Кул.
  — Берта Кул, — произнес офицер, — именем закона я уполномочиваю вас оказать помощь полиции. Я обязываю вас обыскать арестованную.
  Бернис Клинтон побледнела, вскочила на ноги и крикнула:
  — Вы не смеете!
  — Где бы нам уединиться? — безмятежно спросила Берта.
  — Рядом свободная каюта, — офицер кивнул на дверь.
  — Пошли, дорогуша, — обратилась Берта к Бернис.
  — Катись к чертовой матери, — процедила та.
  Берта обхватила ее за талию и вынесла за дверь, словно мешок.
  Карсона вывели на пирс.
  Селлерс сел и с облегчением расплылся в улыбке. Офицер усмехнулся в ответ. Селлерс ткнул в меня пальцем и пригласил:
  — Присаживайся, Поллитровочка!
  За дверью послышались шум, топот, потом пронзительная ругань. Яхта вздрогнула, будто ударилась о причал.
  Через десять минут вернулась Берта с Бернис Клинтон на буксире.
  У Бернис был такой вид, точно ее пропустили через мясорубку: всклокоченные волосы, рваная юбка, в блузке — дыра.
  — Я обыскала ее, — сообщила Берта.
  — Нашли что-нибудь?
  Берта швырнула на стол бумажку.
  — Под лифчиком, — кратко доложила она.
  Полицейские сгрудились вокруг стола. У меня не было возможности последовать их примеру. Но вскоре Селлерс подвел итог:
  — Теперь все ясно. Известен мотив — завещание Герберта Джейсона Даулинга. Он все отдал Бернис Клинтон.
  — Когда оно было подписано? — спросил я.
  — Два года назад, — ответил Селлерс.
  — В этом случае оно не стоит даже той бумаги, на которой написано. У Даулинга остались сын и жена по гражданскому браку. Они зарегистрировались в штате, где гражданский брак признается юридически полноценным. У нее от Даулинга родился ребенок. Следовательно, он не может оставить наследство кому бы то ни было, не оформив это специальным документом.
  — Дешевка! Шпингалет! — закричала Бернис Клинтон. — Думаешь, ты умнее всех? Взгляни на завещание, его подготовил хороший адвокат, такой знает все ходы и выходы. Там указано: пусть хоть кто объявит себя наследником, хоть супруга, хоть любой другой родственник — им причитается один доллар.
  — Но уж вы-то тем более не можете претендовать на наследство, — возразил я. — Вам предъявят обвинение в убийстве. Убийца не наследует имущество убитого.
  — Это завещание как раз то, что нам нужно, — сказал Селлерс. — Плюс попытка к бегству.
  — Вам не удастся состряпать дело! — выкрикнула Бернис Клинтон. — Я по горло сыта вами, дешевки с жестянками, сукины дети!..
  Берта взмахнула рукой и ухватила Бернис за рваную блузку:
  — Заткнись. Не смей поносить моих собратьев.
  Уж кем-кем, а Бертой Бернис точно была сыта. И потому сразу умолкла. Полицейские заулыбались.
  Селлерс подошел ко мне.
  — Ты свободен, как ветер в поле, — объявил он. — Ты — свободный гражданин, ни у кого нет к тебе никаких претензий. Отправляйся на все четыре стороны.
  — Вы не можете меня отпустить. Вам дано указание держать меня под арестом.
  — А по междугородному телефону я получил указание освободить тебя, если мы накроем эту парочку. О чем, черт возьми, ты думаешь, я разговаривал по телефону второй раз, когда уже разузнал про такси? — Селлерс ухмыльнулся. — Нам нужна хорошая помощница, чтоб управиться с арестованной. Иначе эта девка объявит, что по дороге в тюрьму мы напали на нее с грязными намерениями. Берта ведь уже получила официальный статус.
  — И жалованье получу? — обрадовалась Берта.
  — Получите, если предъявите счет округу, — ответил Селлерс.
  — Не беспокойтесь, предъявлю, — пообещала та.
  Бернис Клинтон хотела было что-то сказать, но, кинув взгляд на Берту, осознала тщетность своих усилий.
  — Нам еще предстоит обыскать яхты, — сказал Селлерс. — А вы пока осмотрите, пожалуйста, багаж арестованной, миссис Кул. — Он обернулся ко мне и указал большим пальцем на дверь: — А ты, Поллитровочка, проваливай.
  Я так и сделал.
  Глава 19
  Офис Герберта Джейсона Даулинга был закрыт по причине его смерти. Дорис Джилмен, женщину, которая обедала вместе с ним в кафетерии, я застал дома.
  — Это вы меня преследовали, — заявила она, едва я представился.
  — Совершенно верно. Я шел за вами от самого кафетерия, где вы украдкой встретились с Даулингом.
  Наши взгляды скрестились. Несколько мгновений она молча изучала меня, потом спросила:
  — Что, собственно, вам угодно?
  — Хочу знать, почему ваша встреча была обставлена такими предосторожностями?
  — Из-за Бернис Клинтон.
  — Вы знали, что в кафетерии она наблюдала за вами?
  — Как?! — воскликнула Дорис Джилмен. — Она была там? — Я кивнул. — Тогда все становится понятным.
  — Что именно?
  — Убийство. Бернис… она опасна.
  — Тогда она еще не выпустила когтей, — заметил я. — Но вот вопрос, зачем вы проводили время с Даулингом — ради брака, денег или…
  — Я не проводила с ним время, — возразила Дорис. — Ситуация была совершенно иной.
  — Я уже устал слушать такие заявления.
  — Как женщина я интересовала Даулинга ничуть не больше, чем мешок картошки.
  — По-моему, дело обстояло несколько иначе. Вы строили ему глазки и…
  — Естественно, строила глазки. Он хотел того, чего я никак не могла дать. Вот я и уклонялась от его натиска всеми возможными способами.
  — Чего же он домогался, любви?
  — Глупости! Стоило ему поманить пальцем, я бы тотчас ему поднесла себя на серебряном подносе. Он хотел вернуть Айрин Аддис.
  — Ого-го!
  — И пришел ко мне за помощью, чтоб я помогла.
  — А помочь вы не могли.
  — Да, не могла и всячески старалась отвлечь его и развлечь.
  — А с Айрин разговаривали?
  — Нет, не разговаривала. Ее настроение не было для меня тайной. Я тянула время: авось он успокоится или она передумает. Кто ведает, что произошло бы дальше, если бы… Он ужасно боялся Бернис… Она пригрозила, что скорей убьет его, чем отпустит.
  — У нее не было на него никаких законных прав. Что мешало Даулингу послать ее подальше?
  — О, она мастерица качать права, даже не имея их. В пору его влюбленности она натаскала кучу перьев для гнездышка.
  — Письма? — поинтересовался я.
  — Письма, магнитофонные записи, фотографии… Она многое запасла.
  — Чего ж она добивалась?
  — Законного брака.
  — Может, согласилась бы на имущественное соглашение?
  — Сперва, пожалуй, да. Под конец — нет. Он откладывал решение слишком долго. Когда от Бернис легко было откупиться, он тянул. А потом ее запросы фантастически возросли. Ей захотелось стать миссис Даулинг. Она возжаждала общественного положения, признания — просто помешалась.
  — Она намазывала масло на хлеб с двух сторон, — прокомментировал я. — Точней, на два ломтя одновременно.
  — О чем вы?
  — Монтроуз Л. Карсон хотел взорвать компанию Даулинга изнутри. И был близок к успеху. Не хватало небольшого смачного скандальчика для завершения операции, и Карсон готовился организовать таковой.
  — Карсон! — вскричала она. — Так вот почему он взял Айрин к себе на работу!
  — Конечно. Он подстроил для нее ловушку. Вся затея была ловушкой. Бернис сменила лошадей и стала стричь на этом купоны. Не знаю, обещал Карсон на ней жениться или нет, но кое-какие обязательства наверняка на себя принял. Он обеспечил ей классную квартиру в Санта-Ане. На имя Агнес Дейтон.
  Дорис изумленно смотрела на меня широко открытыми глазами.
  — А кроме того, — продолжал я, — Бернис Клинтон заполучила завещание, подписанное Даулингом…
  — Ах это! Оно ровно ничего не значит.
  — Откуда вы знаете? — спросил я.
  — Потому что Даулинг позже собственноручно написал новое завещание, по которому наследовать все должны Айрин Аддис и ее сын. Он говорил мне об этом. Он собирался отдать завещание Айрин, объяснив ситуацию.
  — Погодите-ка, — остановил я Дорис. — Он сказал вам, что намерен отдать завещание Айрин?
  — Да. И он спрашивал меня, не повлияет ли этот жест на ее отношение к нему. Мне стало ясно, что он всецело поглощен Айрин и другой женщины для него нет и не будет в целом мире.
  — Он собирался отдать завещание Айрин?
  — Да. Я ведь об этом и твержу.
  — Значит, он прихватил завещание в мотель «Плавай и загорай». Но ничего такого при осмотре трупа не обнаружили.
  — В кафетерии он открыл мне свои карты. Сказал, что вечером встречается с Айрин, правда, не сказал где. И спросил, как поступить с завещанием… А что, если преступник нашел завещание и уничтожил? Что теперь будет?
  — Все зависит от того, сумеем ли мы доказать, что завещание существовало, что Даулинг не изменил свое намерение и не уничтожил документ перед поездкой в мотель. Непростая задача… Теперь о сыне Айрин. Надо еще доказать, что Даулинг признавал его своим. Может, вы с ним переписывались и он затронул эту тему письменно?
  — У меня есть письмо о завещании.
  — Как это?
  — Понимаете, Даулинг сначала завещал все одной Айрин, а потом переиграл: половину ей, половину — сыну.
  — И где же первое завещание?
  Она наморщила лоб, вспоминая.
  — Кажется, оно у меня.
  — У вас?! Тогда ищите, — велел я.
  Она прошла к столу, открыла ящик, порылась в бумагах и наконец объявила:
  — Вот оно!
  Документ гласил:
  «Получив квалифицированную консультацию и уверившись, что завещание, целиком написанное от руки, с подписью и датой, является юридически правомочным, настоящим я выражаю мою последнюю волю, оставляя все, что имею, Айрин Аддис. Я сознательно не делаю специальных распоряжений касательно моего сына, Герберта Даулинга, ибо уверен, что его мать позаботится о нем. Я отменяю все свои завещания, составленные ранее. Я одинок. Лишившись Айрин, я искал женщину, способную ее заменить. Увы, тщетно. Теперь я знаю, что такой женщины нет. Во всем мире существует одна-единственная Айрин. Я думал обрести свободу в веселом холостяцком житье. Слишком поздно я осознал, что холостякам суждено одиночество.
  Завещание было подписано, судя по дате, десять дней назад. Я сложил документ и положил в карман.
  — Вы подтвердите под присягой, что это рука Даулинга?
  — Конечно. Но завещание недействительно, раз есть еще и более позднее.
  — Бернис пронюхала о втором завещании и о том, что Даулинг хочет передать его Айрин. Она последовала за ним в мотель. Выстрелила в него через окно, забралась в номер и выкрала завещание. Считала, что завещание в ее пользу останется в силе, что потом заставит Карсона жениться на ней. Чем плохо? Независимое состояние на твое имя, независимое положение и общественный престиж… Я был уверен, мы сможем доказать, что убийца — Бернис, и тем самым аннулируем завещание на ее имя. Но было мало надежд получить хоть какие-нибудь средства для Айрин и доказать, что ее ребенок от Даулинга. А теперь — нет проблем!
  — О, я так рада!
  — Неужели? Вы ведь тоже охотились за Даулингом, — удивился я.
  — Я признала свое поражение, когда мы в последний раз виделись в кафетерии. Тогда я поняла, что ничего от него не добьюсь. Никакой другой женщине не утолить голод, терзавший его. Получать физическое удовлетворение — сколько угодно. А душой он принадлежал Айрин Аддис… Я открываю вам свои карты, Дональд Лэм. Вы вправе счесть меня коварной интриганкой. Не исключено, что такая я и есть. Как и все женщины, когда речь заходит о замужестве, благополучии, респектабельности.
  Я достал блокнот и принялся писать.
  — Что это вы пишете? — спросила она.
  — Расписку, что взял завещание.
  Вручив ей листок, я ушел.
  А у нас в офисе навстречу мне бросилась Элси Бранд:
  — Где ты был? Ходили жуткие слухи, будто над тобой нависла опасность…
  — Нависала.
  — И грозит по-прежнему!
  — Нет.
  — О, Дональд, я так рада!
  Она обвила меня обеими руками. Губы ее непроизвольно потянулись к моим.
  — О, Дональд, я так ужасно перепугалась! Берта была на грани помешательства.
  — Спасибо за заботу, малыш, — сказал я, — и за поцелуй.
  — Это тебе спасибо, — откликнулась она лукаво. — А можно поинтересоваться, что за дама подписывается инициалами М.Б.Х.?
  — Это, наверное, мисс Хайнс с телеграфа.
  — А как ее зовут?
  — Мэйби, — ответил я. — Может Быть.
  — Может Быть?
  — Может Быть.
  — Ну, судя по записке, она не колеблется, никаких «может быть».
  — А еще какие новости?
  — От танцовщицы Даффидилл Лоусон.
  — Что с ней?
  — Позвонила. И страстным голосом просила передать, что она тебе чрезвычайно признательна.
  — За что еще?
  — За твой вклад в ее рекламу. Ее ангажировали на выступления в стриптизе в Лас-Вегасе, на две недели, по десять штук за каждую. Она утверждает, что ее сделал ты… Дональд, это правда?
  — Что правда?
  — Ты ее сделал?
  Я улыбнулся и спросил:
  — Как твои газетные вырезки, сестренка? Берта Кул вот-вот явится. Мне надо заблаговременно связаться с адвокатом и поторопить Айрин Аддис подготовить ходатайство о введении в силу последней воли Герберта Джейсона Даулинга. Состояние составит приблизительно два миллиона долларов к тому времени, как мы окончательно разоблачим интриги Карсона против Даулинга. Наш гонорар таким образом достигнет примерно сотни тысяч.
  Элси уставилась на меня широко открытыми в изумлении глазами.
  — Дональд, — воскликнула она, — ты просто чудо! — И опять обвила обеими руками.
  В этот момент Берта Кул открыла дверь. Одним взглядом оценив сцену, она произнесла:
  — Изжарьте меня, как устрицу! — и дала задний ход, осторожно прикрыв за собою дверь.
  Пораженная Элси только и смогла вымолвить:
  — Ну, теперь изжарьте, как устрицу, меня!
  
  1961 год. (переводчик: А. Трофимова)
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"